Главная страница | Криминальные боевики | Лето горячих дел

Лето горячих дел
Валерий Георгиевич Шарапов
Тревожная весна 45-го. Послевоенный детектив
Весна 1945 года. Демобилизовавшись из армии, боевые товарищи майор Валерий Волошин и капитан Алексей Комов устраиваются на работу в МУР. Обстановка в городе тревожная: с фронта возвращаются люди, которые научились убивать, на руках много трофейного оружия… Оперативникам удается ликвидировать банду, которая долгое время грабила сберкассы и машины инкассаторов, устраивала теракты и саботажи. Выясняется, что главарь отморозков, бывший гауптман СС, затаился в Литве и оттуда руководит подельниками по всей стране. Начиная охоту на гауптмана, сыщики еще не знали, что у этой преступной цепочки есть и другие, более крупные звенья…
Уникальная возможность вернуться в один из самых ярких периодов советской истории – в послевоенное время. Реальные люди, настоящие криминальные дела, захватывающие повороты сюжета.
Персонажи, похожие на культовые образы фильма «Место встречи изменить нельзя». Дух времени, трепетно хранящийся во многих семьях. Необычно и реалистично показанная «кухня» повседневной работы советской милиции.

Валерий Георгиевич Шарапов
Лето горячих дел

© Шарапов В., 2022
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2022
Хочу выразить большую благодарность Тимуру Абакарову
Отдел по борьбе с бандитизмом был создан приказом НКВД № 001414 от 30 сентября 1941 г. на базе отдела по борьбе с бандитизмом Главного управления милиции НКВД СССР. Приказом НКВД № 001447 от 1 декабря 1944 г. отдел был преобразован в Главное управление по борьбе с бандитизмом.
«В агентурно-оперативной работе ГУББ по преследованию антисоветского подполья главное внимание обратить на установление местонахождения руководящих центров антисоветского подполья, изъятие и ликвидацию главарей бандгрупп и руководителей антисоветских подпольных организаций и групп, организацию агентурно-оперативных мероприятий, обеспечивающих выявление линий связи, конспиративных квартир, явочных пунктов, практикуя внедрение в состав центров антисоветского подполья нашей проверенной агентуры». 22 марта 1945 г. Л. П. Берия и В. Н. Меркулов подписали совместный приказ НКВД СССР и НКГБ СССР № 00224/00156.

Часть первая
Москва – Одесса
Уже не одно столетие делаются попытки исправить мир при помощи взрывчатых веществ.
    Л. Кумор

Химзавод
Капитан ГУББ Алексей Комов притормозил свой «Zundapp» на небольшой возвышенности и осмотрелся. Над складом химзавода клубилось дымовое облако, сквозь которое проглядывались языки пламени. Капитан достал бинокль и оценил окружающую обстановку: здание завода вместе со вспомогательными постройками огнем не зацепило – оно находилось на приличном расстоянии от горящего склада. Спасибо проектировщикам.
В паре сотен метров, за бетонным забором, переминалась с ноги на ногу группа мужчин. Двое из них были одеты в полевую военную форму, остальные в гражданку, но все в юфтевых сапогах и вооружены пистолетами. Судя по активной жестикуляции, шло бурное обсуждение происшествия.
«Надо к ним, чтобы прояснили возникшую ситуацию, – подумал Комов. – На обычный пожар Волошин меня бы не послал – я не пожарный. Стало быть, пожар необычный. Чтобы до них добраться, по территории завода нужно давать кругаля в пару километров и, проехав заводские ворота, по сути, ехать в обратную сторону. Лучше напрямую, всего-то сотня метров – вон дырка в заборе, одна плита наклонилась – человек пролезет».
Комов свел мотоцикл с щебеночной дороги и сквозь редкий кустарник аккуратно спустился со склона. Оставив мотоцикл рядом с забором, он пролез между бетонными плитами, присоединился к группе людей и стал слушать, что они так бурно обсуждают. Было шесть часов утра по московскому времени.
Начальник отдела ГУББ майор Волошин разбудил его телефонным звонком ни свет ни заря.
– На химзаводе в Подмосковье пожар. – Волошин уточнил адрес. – А до этого что-то взорвалось. Не нравится мне все это. Разберись. Там сейчас начнется суматоха, наедут все, кому не лень. Постарайся попасть туда раньше них. Машину я сейчас вышлю.
– Я на мотоцикле – быстрее получится, – предложил Комов.
– Давай так, – согласился Волошин.
Когда на него обратили внимание, Комов предъявил удостоверение, представился и начал задавать вопросы.
– Что случилось? Если можно, поподробнее.
– Вот он лучше расскажет, – усатый мужчина в брезентовой куртке с капюшоном указал на своего соседа в зеленом халате. – Это наш заведующий лабораторией Нещадов.
Названный Нещадовым ввел Комова в суть дела.
– Это селитра, а селитра не горит сама по себе, но является источником концентрированного кислорода, который вызывает горение. При воздействии высоких температур нитрат аммония начинает быстро распадаться, образуя оксиды азота и водяной пар, что и вызывает горение и взрыв.
– А был взрыв? – уточнил Комов.
– Ну да, – подтвердил Нещадов и недовольно поморщился. – Сначала загорелось, а потом взорвалось. Но вот в чем закавыка. Селитру спичкой или бумажкой не подожжешь, а гореть на этом складе больше нечему.
– Хорошо, что вчера почти все вывезли, – встрял в разговор усатый, оказавшийся завскладом. – А то бы разнесло все окрестности вместе с заводом.
– Похоже на инициацию пожара извне – кто-то поджег, а это надо еще суметь, тут знания и практика необходимы, – предположил Нещадов.
– Естественно, подожгли супостаты, – сказал начальник охраны, парень в военной форме. – Охранник увидел троих, убегавших от склада к забору. Он открыл огонь из пистолета. Вася фронтовик, хорошо умел стрелять, может быть, в кого и попал, успел доложить по внутренней связи. А потом рвануло, ну и… нет Васи. Зато дыра в заборе осталась. Пора наказывать за разгильдяйство, а то сюда как на прогулку ходить будут.
«Похоже на диверсию; вернее, точно диверсия, а не какой-то там бандитский налет, – подумал Комов. – Может быть, в кого и попал… А куда попал и где подстреленный? Если живой, то успею допросить».
Комов, не говоря ни слова, рванул в направлении, куда убежали диверсанты. Он огибал территорию по широкой дуге, но все-таки напротив склада ему пыхнуло жаром в лицо.
«Пожарных, наверное, уже вызвали. Потушат».
В заборе действительно обнаружилась еще одна дыра.
«Сколько их здесь? Решето какое-то, а не забор».
Сразу за забором стоял лесок из хилых сосен, а чуть дальше, за деревьями, гуднул паровоз.
«Железная дорога. Скорее всего, по ней и смылись поджигатели».
Капитан побежал между деревьями, постреливая глазами по сторонам, и вскоре обнаружил тело, лежащее ничком под кустом. Человек был еще жив, ноги его слегка дергались, а на спине отчетливо алело пулевое отверстие.
«Агония», – моментально поставил диагноз Комов. Прошедший почти всю войну, офицер разведки, он быстро оценивал состояние раненых.
Перевернув тело, он всмотрелся в лицо совсем молодого человека, одетого в драный светло-зеленый комбинезон. Парень еще пытался дышать, судорожно сглатывая воздух.
«Не жилец, допросу не подлежит. Что он скажет, когда дышать не может. Медицину, конечно, привлечем для порядка, но бесполезно. Реанимационное оборудование они с собой не привезут, а зеленкой здесь не отделаешься», – подумал капитан.
Парень в последний раз дернулся, изогнулся дугой и затих, глядя остекленевшими глазами в небо.
Комов быстро обыскал тело и, кроме всякой мелочи, обнаружил финский нож с наборной рукояткой и до бритвенной остроты отточенным лезвием.
«Самоделка, но качественная, – оценил Комов. – В зоне такие делают».
Он трусцой побежал обратно. Лицо юноши с приоткрытым ртом и остекленевшими глазами никак не оставляло его. Картинка стояла перед глазами, а в голове роились мысли.
«Дети войны. Ведь их сознание ежедневно загружали победными репортажами о героях и подвигах. Убей немца! Они тоже жаждали стать героями, но не успели, опоздали, играли в войнушку и ждали своего часа, но война закончилась, а на душе свербело, хотелось стрелять и взрывать мосты, и они становились членами банд, увлеченные уже воровской романтикой».
Вернувшись к сотрудникам завода, Комов обнаружил пожарную машину, фургон скорой помощи и эмку, вероятно, от НКВД. Так и оказалось. Подойдя к врачу, топтавшемуся возле фургона и не знающему, куда себя приложить, он рассказал про обнаруженного им раненого, уточнив его терминальное состояние [1 - Терминальное состояние – отсутствие дыхания и прекращение сердечной деятельности, или обе эти функции настолько угнетены, что практически не обеспечивают потребностей организма в кислороде.]. Трое с носилками тут же бросились в указанном направлении. Пожарные начали разматывать шланг, глухо матерясь себе по нос.
Возле группы сотрудников стояли двое с эмблемами НКВД: майор и сержант с автоматом. Комов кратко доложил обстановку.
– Это не обычный бандитский налет, это диверсия, – констатировал майор. – Мы начнем работать, но, скорее всего, дело передадут вам.
– Скорее всего, – согласился Комов.
Волошин оказался прав.
Выбравшись за пределы ограждения, капитан повел мотоцикл вверх по склону по направлению к дороге.
Когда Комов вошел в кабинет, Волошин сидел в задумчивости, поигрывая пером. Потом, макнув его в чернильницу, подписал какую-то бумагу, промокнул чернила, сунул бумагу в папку, перо в чернильницу и воззрился на стоящего столбом капитана.
– Ну что стоишь как не родной? Садись, рассказывай.
Комов присел на банкетку, стоящую сбоку от стола. Откуда взялась эта нестандартная мебель, он понятия не имел. Капитан доложил о ситуации на химзаводе. Волошин внимательно слушал, иногда задавая интересующие его вопросы. Потом заключил:
– Стало быть, диверсия. – Он прищелкнул пальцами и одновременно причмокнул.
– Однозначно, – согласился Комов. – И работали профессионалы, по крайней мере один. Взорвать аммиачную селитру не так-то просто. Местный пояснил ситуацию.
– Вот только кто поджог… В нынешнем послевоенном бардаке активизировалось антисоветское подполье. Там в основном орудуют дезертиры, но и обычные банды на подхвате. СМЕРШ создан для войны, а война закончилась. Зато зашевелились иностранные разведки, привлекая тех же дезертиров и вербуя бандитов. Поэтому деньги из ограбленных банков и сберкасс часто идут не налетчикам, хотя они тоже в доле, а на проведение диверсий. На химзаводе очевидный случай. Что на складе с селитрой могут бандюки украсть? Поэтому на зарплате сидят бог знает у какого заказчика.
Майор криво усмехнулся.
– Надо установить личность трупа. Молодой, говоришь? Значит, начали привлекать молодежь в качестве прикрытия и отвлечения внимания, пока старшие делом занимается. А то и самих в самое пекло пихают.
Волошин достал папиросу и закурил. Комову не предложил, зная, что капитан некурящий.
– Пускай пока УГРО химзавод проверяет, накопает что-либо – нам передаст вместе с делом. А ты пока займешься сберкассой – в Хамовниках сберкассу ограбили. Там тоже все не так просто – профессионально сработали, как и ранее с инкассаторами. С этими инкассаторами целый спектакль разыграли: изобразили ремонт дороги, технику подогнали, указали объезд, а там машина попала в замаскированную яму. Четыре трупа. Ладно, возьми своих и разберись со сберкассой. Больно у них там ловко все получилось.
Комов знал, что майор Волошин анализирует и прогнозирует события с большой степенью точности, и в этом вопросе ему полностью доверял. А познакомились они совершенно случайно. В Берлине девятого мая.

Берлин
Танки стояли в шахматном порядке на тротуарах полуразрушенной берлинской улицы. Экипажи выбрались наружу и занимались кто чем: обсуждали текущие проблемы, сидя на броне и снарядных ящиках, без аппетита поглощали сухпаек, а некоторые лазили по окрестным руинам в поисках трофеев. На тротуаре, на брезентовой подстилке, привалившись спиной к стене, сидел радист в наушниках. Из вещмешка торчала антенна от рации, заброшенная в разбитое окно второго этажа. Судя по его выражению лица и периодическому прищелкиванию пальцами, передавали нечто интересное. Вроде бы все тихо-спокойно и даже непринужденно – так это выглядело на первый взгляд. Но только на первый. В поведении бойцов чувствовалась какая-то напряженность, недосказанность, ожидание неминуемых событий.
«Берлин взяли, а дальше что?»
К командиру разведроты Алексею Комову подскочил старшина Жигов с рулоном из холстины.
– Товарищ капитан, вот картина какая-то, в руинах нашел. Странная картина. Я живописью не увлекаюсь – может быть, вам сгодится.
Комов развернул холст.
«Чудища какие-то, – подумал он, посмотрел на автограф в углу картины. – Эрнст, не знаю такого, но любопытно. Может, и сгодится».
– Положи в мой вещмешок.
Комов вернул картину бойцу.
Неожиданно радист вскочил, сорвал с себя наушники и заорал благим матом.
– Победа! Капитуляцию подписали!
Никому и ничего объяснять не требовалось – все дружно закричали, размахивая руками. На площади, находящейся по соседству, раздался рев толпы, сопровождаемый стрельбой. Комов затряс кулаками и прослезился. Он воевал с осени 1942-го, и вот оно, свершилось. К нему вновь подбежал Жигов.
– Товарищ капитан, айда на площадь. Там концерт будут давать, сцену соорудили. Наши все собрались. Говорят, артистов привезли.
На последний разведпоиск Комов взял отделение. Остальные отдыхали в полевом лагере.
– На своем броневичке мы туда не прорвемся. Улица забита техникой. А пешком… – он задумался.
– Зачем пешком, – возразил Жигов. – На танке. Я договорился с танкистом.
– А танк что, по воздуху полетит? – Комов криво усмехнулся.
– Танкист сказал, что проедет, мол, знаю хитрую дорогу. А как насчет ста граммов для настроения?
– Положительно. Наливай.
Комов находился в подвешенном состоянии, его психика еще не перестроилась на мирное время. Как это не воевать? А что же тогда делать?
Жигов откуда-то притащил бутылку водки. Выпили, забрались на танк и поехали. И действительно проехали. С солдатами на броне танк свернул в ближайший проулок, свернул еще раз налево и, продавив кованую ограду, выехал на площадь, запруженную солдатами, включая англичан и американцев. Кто-то подъехал на грузовике со шнапсом в ящиках, который сразу же разошелся по рукам. Веселье зашкаливало.
К деревянному помосту подогнали задом тентованный грузовик, где находились артисты в ожидании своей очереди выступать. Рядом с импровизированной сценой угнездился маленький духовой оркестр. На сцене водили хоровод девушки в русских национальных нарядах.
Рядом с собой Комов обнаружил капитана в парадном мундире, что диссонировало с окружающим пейзажем. Комова это развеселило. Он тронул офицера за погон и широко улыбнулся.
– На парад собрался?
– Я из комендатуры, капитан Волошин Валерий, – спокойно отреагировал тот на подначку и улыбнулся в ответ.
Комов не понял, при чем тут парадный мундир, но вопросов задавать не стал.
– Капитан Комов Алексей из разведки. С победой!
– С победой.
Они пожали друг другу руки.
Когда концерт с артистами всех жанров закончился, духовой оркестр продолжил играть. На помосте начались танцы. Комов, выцепив из толпы стройную девицу с медицинскими эмблемами и в укороченной юбке, пригласил ее на танец. Девушка, выразив некоторое смущение, согласилась. Они танцевали с закрытыми глазами, прильнув друг к другу. Неожиданно Алексей почувствовал, что партнерша расслабилась и как-то осела. Он отстранил ее от себя и обнаружил у нее на спине окровавленную дырку от пули. Комов взял девушку на руки и отнес в грузовик. Никто ничего не понял, оркестр не прекращал играть, танцы продолжались.
– Медики есть? – спросил он артистов, сидящих в фургоне, и, не дождавшись ответа, выскочил наружу и тут же наткнулся на Волошина.
– Еще одного срезали, – спокойно сказал тот как про нечто обыденное. – Твою подругу, как я понял, тоже. Вон оттуда стреляли. – Он указал на здание у края площади. – Второй этаж, третье окно слева. Я как раз в ту сторону смотрел. Снайпер там засел.
Комов сразу все понял – не привыкать.
– Жигов, ко мне! – крикнул он стоящему неподалеку сержанту. Тот подбежал. – Снайпера надо снять.
– Понял. Кого еще привлечь?
– Сами разберемся.
– Я с вами, – сказал Волошин. – Пистолет при мне. Я раньше в УГРО работал, в МУРе.
– Годится, – кивнул Комов.
Группа перешла на край площади, а потом двинулась вдоль стен домов в направлении указанного Волошиным места.
«Хорошо устроился снайперишка – за оркестром не слышны звуки выстрелов, – подумал Комов. – Но надо спешить, а то сбежит ненароком».
Комов предложил Волошину фиксировать фасад, чтобы из окон не прыгали.
Это был не жилой дом, а какое-то учреждение. Они поднялись на второй этаж. В обе стороны тянулись коридоры, утыканные дверями кабинетов. Комов быстро вычислил нужную дверь. «Где-то здесь».
Дверь была приоткрыта, из кабинета послышались голоса.
– Эльза, нам пора сматываться. Нас наверняка засекли, – сказал мужской голос.
– Еще разочек стрельну, – ответил женский.
Разговаривали по-немецки.
Но еще раз выстрелить не дали. Комов подал знак Жигову, тот кивнул, согнувшись, нырнул в дверь и тут же подался в сторону. В створ двери влетела очередь из автомата, и следом раздались два пистолетных выстрела. «Жига не промахнется», – прикинул Комов и запрыгнул в комнату. На диване, придвинутом к окну, сидела девица в легком платье и целилась из снайперской винтовки в сторону площади. Алексей, не раздумывая, прострелил ей оба предплечья. Снайперша вскрикнула и отвалилась на диван, выронив винтовку.
– Этот тоже готов, – сказал Жигов, поднявшись. Жига редко промахивался.
В углу кабинета сидел парень с откинутой головой и с дыркой во лбу. Вторая пуля попала в область сердца. Одет он был в добротный костюм, при галстуке и при запонках. На груди у него лежал автомат.
– Давай эту потрошить. – Алексей кивнул в сторону девицы, корчившейся на диване. – Махни Волошину – пускай заходит.
Вскоре появился Волошин и быстро оценил обстановку.
– Гитлерюгенд [2 - Гитлерюгенд (нем. Hitlerjugend) – собирательное название детских и юношеских организаций в Германии, действовавших под руководством Национал-социалистической немецкой рабочей партии (НСДАП).]?
– Скорее, фольксштурм [3 - Фольксштурм (нем. Volkssturm) – отряды народного ополчения нацистской Германии, созданные в последние месяцы Второй мировой войны для вооруженной помощи и поддержки регулярным частям вермахта в отражении натиска войск государств антигитлеровской коалиции на ее территорию.]. Староваты они для югенда, – пояснил Комов.
Капитан приступил к допросу. За время войны он прилично выучил немецкий язык: и понимал, и разговаривал.
– Wer hat geschickt [4 - Кто послал? (нем.)]?
Девица молчала, вытаращив глаза и слегка поскуливая.
– Героиню из себя строишь? – продолжил Комов по-немецки. – Я вот сейчас прострелю тебе обе коленки, да по нескольку раз. Всю жизнь будешь на костылях ходить. И кому ты будешь нужна? Особенно замуж. Кто послал, отвечай быстро!
– Герр Дитрих, – пролепетала девица.
– Звание герра Дитриха?
– Штурмфюрер СС.
– Ты из фольксштурма?
Девица быстро закивала.
– Где находится герр Дитрих? Где ваша база?
В ответ молчание.
Комов приставил дуло пистолета к коленке снайперши.
– Где ваша база? Отвечай. Считаю до двух и стреляю. Раз…
Девица скороговоркой назвала адрес.
– Ну, вот и отлично! Жигов, прибери оружие. Пошли. Будем базу брать, пока не разбежались, как крысы. – Комов тронул за плечо застывшего Волошина.
– Пошли.
Выходя из комнаты, он обернулся и кивнул. Жигов кивнул в ответ, что понял.
Когда они спускались по лестнице, раздалась автоматная очередь.
– Ее бы в комендатуру, а потом к контрикам… – посетовал Волошин.
– Ей больше нечего сказать, а одну оставлять нельзя – сбежала бы и взялась за прежнее. Нацисты упертые. Герра Дитриха отведешь к контрикам. Кстати, ты знаешь, где этот дом с полуподвалом? Или ты не с нами?
Комов вопросительно посмотрел на Волошина.
– С вами, – не задумываясь, ответил тот. – А дом этот не очень далеко, через три квартала.
Жигов быстро собрал бойцов, вооруженных автоматами ППШ, и они легким бегом устремились по указанному адресу.
Дверь в полуподвал была заперта, но ее вышиб огромный мужчина по прозвищу Мамонт. Группа захвата ворвалась внутрь. В небольшом зале с низким потолком за столом сидели трое. Один из них был одет в форму СС. На этот раз обошлось без стрельбы. Никто даже не дернулся за оружием, а сразу же подняли руки вверх. Сильно жить хотелось.
– Вот этих и заберешь в комендатуру. – Комов подмигнул Волошину. – Жигов, обеспечь конвоирование.
Все участники этой операции были награждены орденами и медалями, включая капитана Волошина.
Вернувшись в Москву, Комов вошел в квартиру, где он проживал вместе с матерью (отец погиб в ополчении), и остолбенел от обилия пыли и неприятных запахов. Мать еще не вернулась из Средней Азии, куда была эвакуирована в начале войны. За все время от нее пришло всего три письма.
«Жива ли она?» – мелькнула мысль.
Произведя генеральную уборку и помывшись в ванной, Комов, закутавшись в простыню и усевшись на диван, начал думать о своих неясных перспективах. Привыкнув к рваному ритму военной жизни, он не мог понять, а чем ему дальше заниматься. Демобилизоваться, восстановиться на исторический факультет? Возможно, но успеется. Лето лишь началось. Надо расслабиться, стараться привыкнуть к покою. А на какие шиши расслабляться?
Комов вспомнил про странную картину, подаренную ему Жиговым. Может быть, она каких-нибудь денег стоит? Надо попробовать продать.
Он отправился к школьному учителю истории, который увлекался антиквариатом. У того при взгляде на картину аж очки сползи с носа.
– Это же Эрнст, выдающийся сюрреалист. Откуда она у тебя?
Комов пожал плечами.
– Трофей. Из Берлина. Попался по дороге.
– Хочешь продать? – спросил учитель.
– Угу, – подтвердил Комов.
– У меня таких денег нет. – Учитель протестующе замахал ладонью. – Но попробую посодействовать. Есть пара вариантов.
– А сколько может стоить такая картина? – поинтересовался Комов.
Когда учитель назвал цену, у Комова защекотало под ложечкой. Названная сумма показалась ему огромной.
Продав картину, Алексей загулял: ходил по ресторанам, встречался со случайными женщинами, в конце концов ввязался в пьяную ресторанную драку и загремел в отделение милиции. Выяснив его личность, дежурный уважительно посмотрел на Комова и сказал, мол, как проспишься, отпустим, а то еще где-нибудь начудишь.
Странно и неожиданно пересекаются человеческие судьбы. Волошин прибыл в это отделение, чтобы лично допросить одного подозреваемого, и в стенной нише за решеткой обнаружил Комова, уставившегося на него похмельными глазами.
– Здорово, комендант, – пьяным голосом проговорил Комов и ухмыльнулся. – Нам надо выпить за встречу.
Волошин некоторое время молча смотрел на Алексея, а потом сказал:
– Сейчас я тебя отсюда вытащу, а потом поговорим. Когда проспишься.
Капитан Волошин ушел на фронт из МУРа, поругавшись с начальством по одному невнятному уголовному делу. Когда он вернулся, его по серьезной рекомендации направили в ГУББ и назначили начальником одного из отделов. Волошин не привечал надзаконные методы данной структуры, на которые смотрели сквозь пальцы, но, будучи прагматиком, понимал, что без них не обойтись. Увидев Комова, он моментально принял решение.
«Вот кому нужно возглавить оперативное отделение». Он вспомнил Берлин. «Этот никакими методами не погнушается. А тут при деле будет, а то, чувствуется, разболтался совсем, понесло его по закоулкам».
Вернувшись с фронта, Алексей Комов никак не мог приспособиться к мирной жизни. Он чувствовал себя неким существом, которое вытащили из струйной реки и бросили в вязкое болото. Хочется нырнуть, а не получается и приходится ползать по поверхности, страдая от незнакомых ощущений. Привыкший жить в напряженном режиме, непрерывно фиксируя окружающую обстановку в ожидании неожиданностей, иногда смертельных, он маялся от безделья. Ну, привел в порядок квартиру, начал, лежа на диване, читать художественную литературу, но не лезло, не затягивали острые сюжеты. Он три года лично участвовал в подобных сюжетах, хотел этих острых сюжетов, но только не на бумаге, а в реальности. Поэтому он влез в ресторанную драку с превеликим удовольствием. А когда начал работать в ГУББ, жизнь вошла в привычную колею.

Сберкасса
Помещение сберкассы располагалось на первом этаже трехэтажного кирпичного дома старой постройки в относительно малонаселенном районе – рядом находилась промзона с какими-то складами. Комов взял с собой двух сотрудников: Фомина и Крона. Какую Крон имел национальность, Алексей не знал, да и знать не хотел. То ли немец, то ли швед, то ли еврей. Зато знал, что родился лейтенант Крон в Москве, в интеллигентной семье, а в его роте числился сапером, хотя еще много чего умел. Особенно без всякого грима изображать из себя кого угодно и внушать доверие кому угодно.
На месте преступления вовсю орудовала бригада из МУРа. Комов представился и спросил, кто старший. Ему ответили, что старший здесь капитан Мамонов, и он внутри допрашивает свидетеля.
– А были свидетели? – поинтересовался Комов.
– Была, вернее, есть, – сказали ему в ответ. – Уборщица осталась ночевать. У нее в чулане со всякими хозяйственными принадлежностями лежачок имеется. Она часто здесь ночует, говорит, что соседи по коммуналке у нее слишком буйные – выспаться не дают. А тут ночью спокойно.
Мамонова, одетого в чесучовый костюм, Комов обнаружил в кабинете начальника сберкассы.
– Привет губарям, – сказал он вместо «здрасьте». По работе они раньше пересекались и общались по-простому. – Вот, гражданка видела, как охранника зарезали и как сейфы вскрывали. – Мамонов указал на полноватую женщину средних лет. – А еще что ты видела, Анна?
– Мало что, – ответила женщина. – Темновато было. Они с фонарями ходили, и я кое-что увидела. Один был с усами, точно с усами.
– Это он охранника ножом ткнул? – спросил Мамонов.
– Нет, другой. Этот сейфы вскрывал, да так ловко. У него в руках такая штуковина была, что-то вроде коловорота. Он ее крутил как мясорубку.
– Все, Анна Васильевна, свободны. Координаты мы ваши зафиксировали. Если будет нужно, то вызовем.
Мамонов изобразил улыбку. Свидетельница попрощалась и удалилась.
– Давай рассказывай – может быть, и нас сюда подключат, – сказал Комов.
– Уже подключили. Договорились о совместном расследовании. А что насчет всего этого… – Мамонов на несколько секунд задумался. – Вроде бы обычное ограбление, но с некоторыми нюансами. Сделано все профессионально и быстро: отключили электричество, подогнали грузовик, мужик из соседнего дома видел, зацепили оконную решетку и выдернули ее. Потом через окно забрались в помещение, убили охранника и, скорее всего, его наган прихватили, – у него в кармане нашли патроны россыпью. Сейфы вскрывал хороший специалист, какой-нибудь медвежатник со стажем, поэтому вскрыл быстро. Ну, и деньги тю-тю.
– А электричество как отключили? Пробки вывинтили? – Комов усмехнулся.
– Издеваешься, капитан, – отмахнулся Мамонов. – Пробки и провода все целы. Дальше не разбирались. Пока света нет. Надо электриков вызывать.
– Сейчас сами разберемся.
Комов подошел к окну.
– Крон, зайди. Он у нас специалист по подобным штучкам – мастер на все руки. – Через минуту появился Крон. – Кеша, разберись с электричеством.
Кеша разобрался. Минут через двадцать.
– В трансформаторной будке нужный проводок обрезали – человек знал, что обрезать, не новичок в этом деле. Остальное в норме.
– Ну, вот видишь, – сказал Мамонов. – Все продумано до мелочей.
– Да уж. Ну, я пошел докладывать. Помощь нужна? – спросил Алексей.
– Пока нет, – отмахнулся Мамонов. – Кстати, знаешь, чем охранника ткнули, да так в теле и оставили? Видно, сильно спешили. Вот смотри. Качественное перо.
Мамонов вынул из ящика стола бумажный пакет и высыпал его содержимое на столешницу. У Комова загорелись глаза. Среди рассыпанных вещей лежал финский нож с наборной рукояткой.
Очень любопытно. Прямо как тот, с химзавода.
– Слушай, капитан, Дай мне этот ножичек на время. Знаешь историю на химзаводе? Там я такую же финку с трупа снял. Надо сравнить. Могу расписку написать.
Комов вопросительно посмотрел на Мамонова.
– Думаешь, одна и та же банда сработала? – спросил тот.
– Предполагаю, – ответил Комов.
– Бери. Отпечатки пальцев уже сняли. А расписку не надо. Я же опер, а не следак.
Уже сидя в машине, Комов подумал: «А у Волошина прямо собачье чутье на всякие грядущие гадости. Это я еще в Берлине заметил».
Комов зашел к начальнику и выложил на стол два ножа.
– Вот эта финка с химзавода, а эта из сберкассы. – Комов посмотрел на сидящего напротив Волошина. – Прямо сестры-близнецы. И я попробую раскрутить эту тему поподробнее. Кто и кого снабжает этими штуками.
– Есть наметки? – Волошин насторожился.
– Есть, – подтвердил Комов. – Дело об ограблении сберкассы нам передадут?
– Пускай МУР им занимается. Пока что. Мы все что надо узнали. Птицу видно по полету, а банду по почерку. Работай по своему плану.
Комов вспомнил, где еще видел такой ножичек. Третий по счету.
Алексей родился в хулиганском районе столицы Марьина Роща. Жил он с родителями в двухэтажном бараке, с длинным коридором и комнатами на обе стороны, кухня и клозет в единственном числе на всех жителей этажа, прочие удобства отсутствовали, а если захочется помыться, то в тазике или в бане за полтора километра от дома. Когда начали обильно сажать врагов народа, и возникла нехватка специалистов, то отца Алексея с инженерной должности перевели в начальство и семья переехала в двухкомнатную благоустроенную квартиру. Кроме уличных драк, походов по огородам дети играли в азартные игры на деньги, в частности в «пристенок». Алексей весьма преуспел в этой области, – по крайней мере, на мороженое хватало.
Вернувшись с фронта, Комов навестил родные края, переодевшись в гражданку: брюки клеш, кожаная курточка и кепка блином. Пообщавшись с друзьями детства, он в сильно нетрезвом состоянии отправился на трамвайную остановку, а по дороге увидел, как несколько пацанов играют в «пристенок». И у него взыграло, захотелось ощутить далекие детские радости, окунуться в счастливое прошлое.
Комов подошел к пацанам и предложил:
– Сыграем?
Мальчишки, посмотрев на пьяноватого мужичка, решили, что на нем можно хорошо поживиться. И не ошиблись. Алексей вынул денежную купюру и положил ее на обрубок дерева, валявшийся рядом со стеной.
– У нас такого куша нет, – сказал старший из пацанов.
Комов забрал купюру и высыпал кучу мелочи. Пацаны прикинули.
– Столько найдем.
Расстояние между монетами мерили согнутым электрическим проводом типа «лапша». Комов оценил нововведение, – мало ли у кого какие кисти и как растягиваются пальцы.
Он очень быстро проиграл, криво усмехнулся и потрепал победителя по волосам.
– Молодец. На мороженное заработал.
– Дядя, а хотите яблоко? – спросил пацан и, не дожидаясь ответа, разрезал пополам яблоко финкой с наборной рукояткой и передал половинку Комову.
– Спасибо, – сказал Комов. – Дай ножичек посмотреть. Очень любопытно. – Он вернул финку пацану. – Где достал?
– Да так… есть тут один, – уклончиво ответил мальчик.
– Понятно. Как тебя зовут?
– Коля.
– Ладно, покедова, Коля.
Комов, пошатываясь, отправился на трамвайную остановку, грызя по дороге яблоко.
Черная машина подъехала прямо впритык к группе пацанов, играющих в «пристенок». Коля находился среди них. Комов открыл заднее стекло и сказал.
– Коля, иди сюда, поговорить надо.
Мальчик его узнал, но не испугался, а, вытаращив глаза от любопытства, умостился на заднем сиденье, рядом с Комовым. Тот вынул из планшета финку.
– Покажи свою. – Ножи выглядели абсолютно идентичными. – В прошлый раз ты мне не сказал точно, кто раздает такие ножички, а мне нужно знать точно.
Коля понял, что ему от ответа не отвертеться. Офицер, целый капитан, приехал к нему персонально. Как такому откажешь?
– Это Прыня. У него их много.
– Он что, бесплатно такие ножички раздает?
– За услуги, – пояснил пацан. – Кто же бесплатно даст?
– Какие услуги?
– Ну там… Последить за кем-нибудь или отнести что-нибудь по адресу.
– Понятно. – Комов на несколько секунд задумался. – А как зовут этого Прыню и где он обитает?
– Как зовут, не знаю – Прыня и Прыня, а живет вон там. – Коля махнул рукой в сторону соседней улицы. – Там частный дом с флюгером-петухом на крыше.
– Ну, ладно, иди. Спасибо.
Мальчишка ушел, а Комов задумался:
«Надо срочно установить этого Прыню и запросить на него данные в МУРе. Наверняка, где-нибудь по хулиганским делам засветился. А может, это он в сберкассе охранника приголубил? Вполне возможно. Надо его брать, и побыстрее, пока не смылся. Пацаны могут его предупредить».
Комов сделал запрос в МУР с пометкой «срочно». Ответ пришел в тот же день.
Артюхов Михаил Сергеевич, кличка Прыня. Адрес проживания… Родители погибли в начале войны. Жил с бабушкой. Когда бабушка умерла, остался жить в том же доме с двумя неустановленными гражданами. В возрасте 14 лет выбил глаз девочке ручкой с пером. Врачи установили, что пациент подвержен неконтролируемой агрессии. Несколько раз привлекался за уличные драки с тяжелыми последствиями. Не исключено его сотрудничество с местными бандами.
«Надо брать и крутить до упора», – решил Комов.
Волошин дал добро на операцию без особых раздумий.
– Только не переусердствуй там. Знаю я тебя.
– Так это зависит от клиента. Если расколется сразу, так пальцем его не тронем, разве что чуть-чуть, а иначе… Ты знаешь нашего спеца в этой области. Начнет вырезать всякие органы, включая селезенку, так запоет как птичка, несмотря на всю упертость.

Захват
На разведку Комов отправил лейтенанта Жигова, опытного разведчика из его роты, которого он принял в свое подразделение. Все его сержанты в ГУББ стали лейтенантами. Жига убедился, что в искомом доме в настоящий момент проживает трое парней, а именно – Артюхов и, вероятно, двое его сообщников. Лейтенант прошелся по окрестностям, наметил варианты подхода-отхода и вечером того же дня доложил о результатах начальнику. Больше всего он акцентировал внимание на овражке, находящемся рядом с параллельной улицей, заросшем кустами и выходящем прямиком на трассу.
«Дом небольшой, но крепкий, кирпичный. Сзади участок с плодовыми деревьями и бревенчатой баней. Если бы мне нужно было смыться, то я прошел бы по огородам и через этот овражек, добрался до трассы, а там ищи-свищи», – сказал Жигов.
На операцию по захвату вместе с Комовым отправились восемь человек. Фургон оставили за квартал от нужного дома, а потом рассредоточились и пошли пешком, ориентируясь на заранее оговоренные места для организации засад. В дом пошли трое во главе с Комовым. Еще не успела закрыться калитка, как в задней части дома распахнулось окно, из него выпрыгнули двое и побежали по направлению к оврагу.
«Прав оказался Жигов, но там Фомин. Этот не упустит».
Один из бежавших приостановился возле бани и произвел два выстрела из пистолета. Один из офицеров схватился за плечо и осел на землю. Стрелок попытался свернуть за угол, но не успел, – Жигов, прикрывавший группу с фланга, мгновенно определил источник стрельбы и несколько раз пальнул в этом направлении.
«Жига не промахнется», – подумал Комов и не ошибся – возле бани подергивалось агонизирующее тело.
– Тут мы одного взяли, – послышался голос из распахнутого окна дома. – Забился под диван, как таракан. Сидит и только глаза пучит.
Прыня, обнажив ствол, миновал параллельную улицу, пробежал через проезд между соседними домами и устремился к оврагу. С кем связались, пацаны! В разведроте Комова Фомина называли языковедом. Мастер по захвату языков. Скольких он немцев пленил, один бог знает. Сам он не считал. Неожиданно для Прыни его запястье с пистолетом обхватила чья-то рука. Прыня машинально нажал на спусковой крючок, раздался выстрел, но пуля ушла в землю. Одновременно с этим он получил жесткий удар по загривку и потерял сознание. Отменный рукопашник Фомин умел бить, чтобы только оглушить противника, но не отправить на тот свет, что было проще. Но команда была брать живым, что он и сделал.
Двое сотрудников прихватили тело и потащили его к дому с петушком.
Прыню опознал сообщник, отловленный внутри дома.
– У нас раненый, – сообщил Жигов.
Комов подошел к раненому офицеру, сидящему на земле, привалившись к яблоне. Сбоку на гимнастерке расплылось кровавое пятно. Офицер был в сознании.
– Как ты? – спросил Комов.
– Не смертельно, – ответил раненый, морщась от боли. – Плечо болит.
– Подгоните фургон к дому, – скомандовал Комов, – будем грузиться. Жигов, побудешь здесь пока что, присмотришь за пейзажем. За тобой заедут. И обязательно прошманай в доме.
Допрос Артюхова поручили следователю Слепцову. Комов хотел допросить сам, но Волошин сказал, что капитан пригоден только для экстренного потрошения, однако на допросе может присутствовать, если хочет. В качестве злого следователя. Слепцов числился мастером подобных процедур. Кого он только не допрашивал: убийц, маньяков, террористов и прочих преступников. Улыбчивый, глаза с прищуром, голос ровный с доверительными интонациями, – он, казалось, заползал в души подследственных, как змея заползает в темный подвал, и вытягивал из них признания с нужной ему информацией.
Закованный в наручники Прыня сидел на металлической, привинченной к полу табуретке и с унылой обреченностью исподлобья смотрел на следователя. Он раньше попадал в милицию, но тут что-то не то, что-то посерьезней.
– Вот наш сотрудник нашел у тебя в доме целую связку финских ножей, перетянутых резинкой от трусов. Качественные ножички, особенно если их втыкать в печень или в сердце. Ну, это ладно, это я так… Вот где ты их столько набрал?
Слепцов поправил бухгалтерские очки и весело улыбнулся. Он специально притуплял внимание подозреваемого, обвиняя его в мелких нарушениях, прежде чем предъявить главное обвинение.
– У немца одного, пленного, на жратву выменивал, – пояснил Прыня.
– А потом ими торговал. Или не только торговал? Ну, допустим, торговал. Оно понятно, голодное время… Но это же уголовная статья, торговля холодным оружием.
– Я не знал, что это запрещено, – прикинулся дурачком Артюхов.
– Да неужели! – Слепцов удивленно вздернул брови. – Тебе бы клоуном работать в цирке… Незнание закона не освобождает от ответственности. А пацанам зачем эти ножички раздавал? Вот такие…
Следователь вынул из ящика стола финку с наборной рукояткой. Прыня молчал и только хлопал глазами.
– Да ты не молчи, – Слепцов в очередной раз улыбнулся. – Все это неопровержимо доказано. Облегчи душу – тебе же лучше будет.
– Они мои кое-какие поручения выполняли, ну там, в магазин сбегать, отнести подарок кому-нибудь… – признался Прыня.
– Допустим. А не проще ли было им дать деньги на мороженое? Или ты их на постоянную работу пристроил, а на мороженое выдавал в качестве премии?
Артюхов молчал.
– Ладно, в признательных показаниях ты перечислишь всех пацанов, кому ножи выдал. Тут есть еще один вопросик… Охранника в сберкассе тоже ты прирезал?
Глаза у Слепцова внезапно налились стальным блеском. Это был удар ниже пояса.
– Это не я, это не я! – охрипшим голосом заверещал Прыня.
– А кто, если не ты? Только на рукоятке твои пальчики отпечатаны.
Слепцов откровенно лгал – на рукоятке ножа вообще не нашли отпечатков.
Артюхов молчал.
Внезапно Комов вскочил и врезал Прыне ногой в голову. Тот слетел с табуретки, а Комов надавил лежащему сапогом на лицо.
– Колись, сука! Мы здесь не в угадайку играем.
– Ну зачем же так резко, товарищ капитан, – следователь всплеснул руками. – Он и так все расскажет. Давай вставай, Артюхов, и рассказывай, как ты охранника заколол. Не серди товарища капитана – он очень нервный. Вставай, присаживайся и рассказывай.
– Это правда не я! – закричал Прыня.
– А кто? Ты ведь тоже там был, – утвердительно проговорил Слепцов.
Артюхов молчал.
Комов вскочил и затряс Прыню за грудки.
– Колись! Иначе мы тебя распнем, как Иисуса, и будем яйца отрезать, а будешь молчать, так и остальное отрежем. Запоешь птахой, а потом неожиданно умрешь от остановки сердца. Колись!
Комов кричал очень убедительно. Артюхов затрясся в истерике.
– Они меня убьют, они меня везде достанут!
– В Сухаревке не достанут, – спокойным голосом пояснил Слепцов.
– Это Шрам, я сам видел. – Прыня, слегка успокоился, осознав, что теперь ему яйца отрезать не будут. – Их там много. Но остальных я не знаю, я только со Шрамом контакт держал.
– А сам что там делал?
– Следил за окружающей обстановкой вместе с пацанами, – пояснил Артюхов и шмыгнул носом. Руки были заняты наручниками.
Комов посмотрел на Слепцова.
– Гена, я пошел, мне все ясно. А ты продолжай. Тебе кого-нибудь прислать?
– Не надо, – отмахнулся следователь. – Дальше сам разберусь.
По дороге в кабинет Волошина Алексей подумал:
«Это не Артюхов охранника сделал. Щенота сопливая. Но ножик от него. Надо теперь Шрама выслеживать».
Когда Комов зашел в кабинет к Волошину, тот с кем-то говорил по телефону, менторским тоном выясняя некие детали.
– Что-нибудь серьезное? – задал вопрос Комов.
– Еще один теракт, вернее, попытка теракта. Пороховой завод пытались взорвать. Но там охрана посерьезней, чем на химкомбинате, – перебили всех, живых не осталось, – сказал майор, положив трубку. – Чуешь? Одного поля ягода. Докладывай, как прошел допрос.
Комов доложил.
– Понятно. Стало быть, некий Шрам. У нас такой не проходил. – Волошин задумался. – Надо в МУР позвонить. Может быть, он там засветился. У меня товарищ в оперативном управлении работает. Ему позвоню, чтобы побыстрее было.
За время войны в МУРе сменилось начальство и к Волошину стали относиться лояльно, тем более что там осталось много его бывших коллег.
Из Мура ответили сразу.
– Это Волошин из ГУББ. Мне бы капитана Севостьянова.
– Это ты, Лерик? – через минуту раздался в трубке голос.
– Я. Слушай. У вас не проходил такой клиент по кличке Шрам?
В ответ раздался смешок.
– Он у нас сейчас в КПЗ сидит за прошлые дела, Дедюков Александр Васильевич. Вчера взяли. А зачем он тебе?
– Кроме прошлых дел, появились нынешние дела. Вам пригодятся до кучи. Можно его допросить?
– Можно, если очень нужно.
– Я к вам капитана Комова пришлю.
– Знаем такого. Экстремист. Ладно, присылай.
В кабинет вошел мужчина средних лет, одетый в помятые синие брюки и брезентовую куртку. Его сопровождал охранник, широкоплечий детина с квадратной челюстью. Комов сказал охраннику, чтобы постоял за дверью, а Шраму предложил присесть. Они изучающе уставились друг на друга. На шее у арестованного имелся шрам со следами давнишней медицинской штопки.
– Я капитан Комов, из ГУББ. Кто это тебя так, по шее? – задал Алексей неожиданный вопрос.
Шрам слегка смутился от подобного начала допроса. Возникла пауза.
– Это меня еще по малолетке перышком приголубили, – наконец пояснил он и пожал плечами. – Я бы не промахнулся.
– Это понятно. В сберкассе ты и не промахнулся. И ножик приметный.
– В какой сберкассе, какой ножик? – На лице у Шрама появилось выражение ничего не понимающего человека.
– Слушай, Дедюков! – Комов хлопнул ладонью по столу. – Я не следак, я опер, и с твоими делами есть кому без меня разбираться. Не будем играть в догонялки. Тем более, с убийством охранника в сберкассе все ясно, все доказано.
Шрам хотел что-то возразить, но Комов его прервал:
– Твое мнение меня не интересует, ты послушай, что я тебе скажу. Тебя осудят, и загремишь ты лет на десять. Но у тебя три ходки, и зона тебя не особо пугает, вернее, совсем не пугает, – ты же авторитетный вор. Но тут несколько иные обстоятельства. Кто тебя подпряг на сберкассу?
– Какую сберкассу?
Комов хмыкнул.
– Ты думаешь, что на зону уйдешь, по легкой статье? Я не знаю конкретно твоего заказчика, но знаю, из какого гнезда он вылез. Он представитель иностранной разведки. А это совсем другая статья, расстрельная. Под твоим руководством совершен террористический акт на территории СССР по заказу наших врагов. Никакими деньгами и связями не отмажешься. А если и отмажешься, что вряд ли, то в зоне тебе все равно жизни не будет. Там ребята лихие, но предателей не любят, и ты это знаешь. Твоих признаний мне не надо – просто скажи, кто заказчик. В зоне он тебя не достанет, а в МУРе мы про него не скажем. – Комов импровизировал напропалую. А, может, вовсе и не импровизировал?
– Почему я должен твоему базару верить? – Шрам резко побледнел.
– Можешь не верить. Но мы тебя заберем к себе и применим специальные методы допроса. Это у нас допустимо. Тебе такие и не снились, и не дай бог приснятся. Все расскажешь и определишь свою судьбу на тот свет. Ты же не дурак, и жизненный опыт у тебя богатый. Сдай заказчика – и гуляй на кичу. В зоне он тебя не достанет.
Шрам надолго задумался.
– Хорошо, – наконец сказал он. – Я согласен. Он не представился, просто дал денег и подробно объяснил, что и как нужно делать. И в долю обещал взять. В разговоре кореш назвал его то ли Хряк, то ли Табак, и еще он из Одессы. Случайно проговорился и базарит по-ихнему.
– Где ты с ним встречался?
– В ГУМе возле фонтана. Там полно народа и всем все безразлично.
– Ладно, поверим пока что.
…После подробного доклада Волошин предложил:
– Может быть, его к себе заберем на время? Пускай у нас посидит, подумает.
– Смысла нет. Он пешка – может быть, и многоразовая, но пешка. Все, что знал, сказал, – у него другого выхода не было. Надо этого Табака найти.
– Я слышал, что у тебя товарищ в Одессе есть, в угрозыске работает. Сам рассказывал. Не хочешь туда смотаться? Пока официальные каналы задействовать не стоит, разве что прижмет сильно, а может, и без них обойдемся. Мало ли как у них все завязано-перевязано.
Волошин вопросительно посмотрел на Комова – приказывать не стоит, пускай сам думает.
– Есть там у меня товарищ из одесских катакомб. – Комов усмехнулся. – И какой товарищ… Я его от смерти спас. А смотаться могу. Одесса-мама, пивная на Дерибасовской. Только командировочных выдели побольше – черт знает, как там дело пойдет.
– Выделю. С собой кого-нибудь берешь?
– Фомина. Пока что.

Кабак
Комов ехал в скором поезде Москва – Одесса и смотрел в окно рассеянным взглядом на проносящиеся мимо пейзажи. Одет он был в добротный серый костюм и розовую рубашку, а галстук положил в карман пиджака. На всякий случай. Эдакий чиновник средней руки или мелкий партийный функционер. У него имелась и форма, спрятанная в дорожной сумке. Вместе с ним в купе ехала семья: молодая парочка и годовалый ребенок, который вел себя, вопреки ожиданиям, совершенно спокойно, как будто его тут и не было. Комов вынул две бутылки пива и предложил соседям присоединиться. Парень согласился было, но, поймав осуждающий взгляд супруги, отрицательно замотал головой.
Лейтенант Фомин находился в соседнем купе в соответствии с заранее обговоренным сценарием. Он должен был стать как бы тенью Комова, неучтенным фактором, готовым вмешаться в случае непредвиденных обстоятельств. В отличие от командира, ему в попутчики попалась развеселая компания строителей. Фомин сразу же в нее влился. Они пили портвейн и играли в дурака на щелбаны. Не жизнь, а малиновый сироп.
Парочка обсуждала свои семейные проблемы, не обращая внимания на Комова, что его вполне устраивало. Прихлебывая пиво, он думал о перспективах. Со старшим оперуполномоченным одесского уголовного розыска Константином Кабаком Алексей познакомился случайно, если их встречу можно назвать знакомством. Кабак во время войны вовсе не работал в УГРО, а партизанил в одесских катакомбах, а Комов спас ему жизнь.
Одесса была занята немецко-румынскими вой-сками в октябре 1941 года после яростной 73-дневной обороны. Долго сдерживать врага удавалось во многом благодаря трем мощным оборонительным рубежам. И вот спустя почти три года эти же рубежи предстояло брать уже советским войскам. Продвижение армии затрудняли многочисленные залитые водой балки, овраги, лиманы. К тому же в те весенние дни стояла отвратительная погода, были грязь и бездорожье, буксовали даже тракторы и тягачи, артиллеристы тащили пушки на себе. Вражескую оборону прорвали, и начались городские бои.
«Винегрет какой-то, а не фронт», – подумал Комов, продвигаясь со своим отрядом по городу, регулярно натыкаясь на вражеские очаги сопротивления во вроде бы освобожденных районах. Ему поручили вытащить некоего ценного сотрудника из катакомб. Тот вышел на связь, примерное место его нахождения запеленговали где-то в районе Молдаванки, а дальше… А дальше все находилось в руках Комова с бойцами. Кем являлся этот ценный кадр по фамилии Шелестов, Алексей не знал и знать не хотел. Его надо было доставить живым в контрразведку во что бы то ни стало. Приказ якобы исходил от самого Малиновского.
Начальство выделило броневик, и команда поехала на броне, водя стволами по сторонам. Врагов не наблюдалось. Начал накрапывать дождь. Вход в катакомбы был замаскирован огромной мусорной кучей и правильными формами походил на рукотворную пещеру. Дождь усиливался и грозился перейти в ливень. Крупные капли стучали по голове, как по барабану. Бойцы устремились в катакомбы, но Комов тормознул личный состав и на всякий случай отправил вперед сапера, чтобы избежать минных сюрпризов. Вскоре тот вернулся и сказал, что все чисто. Мины разминировали своими телами румыны. И недавно. Там два трупа валяются в румынской форме. Еще теплые.
– Очень любопытно, – сказал Комов. – Ну, тогда пошли.
Отряд двинулся вдоль каменного лабиринта. На стенах регулярно появлялись патриотические надписи. Вскоре наткнулись на нишу, вырубленную в каменной стене. Внутри валялись несколько бутылок из-под пива и разорванный противогаз. Внезапно впереди, где-то в паре сотен метров, раздалась стрельба.
– Всем двигаться вдоль левой стены, интервал пять метров, – скомандовал Комов, сообразив, что выстрелы звучат левее, – стало быть, там намечается поворот.
Выглянув из-за угла, он обнаружил несколько румынских солдат, интенсивно палящих вглубь прохода. Один из них строчил из пулемета. Рядом лежали несколько мертвых тел. С той стороны вяло отвечали короткими очередями.
«Видимо, давно они здесь воюют, уперлись лбами», – подумал Комов и подал знак «в ножи».
Бойцы внезапно выскочили из-за угла, завязалась короткая схватка, но вскоре все закончилось – румын закололи как свиней.
– Не стрелять, свои! – истошным голосом заорал сержант Жигов вглубь тоннеля и отчаянно замахал руками.
Стрельба прекратилась.
– Сходи посмотри, кто там, – приказал Комов Жигову.
Тот вернулся минут через пять.
– Партизаны. На ногах пять человек, остальные раненые и мертвые.
Подойдя к группе людей, одетых кто во что горазд, Комов спросил.
– Кто старший?
– Ну, я, – независимым голосом ответил бородатый мужик лет пятидесяти. – Федор Приходько.
– Гражданские?
– Угу, гражданские. Два года здесь сидим и фашистам пакостим.
– А румыны по ваши души пришли?
– Они по свои души пришли, – ответил мужик со злорадной усмешкой. – Раньше мы тут прятались, а теперь они решили схорониться. На что рассчитывают – непонятно… Они здесь ни воды, ни жратвы не найдут.
– Чтобы в плен сдаться в спокойной обстановке, – пояснил Комов. – Сейчас кто с ними разбираться будет – проще перестрелять. Шелестов среди вас есть? Живой?
– Живой, – ответил Приходько. – Только ранен в обе ноги. Вон он, товарищ старший лейтенант.
– Это я, – сказал парень, лежащий на куске брезента вдоль стены.
– Шелестова перевязать, на ремни, и в броневик. Забрать всех раненых, и на выход, – скомандовал Комов. – С мертвецами потом разберутся без нас.
Он посмотрел на парня, привалившегося спиной к стене. Лицо и грудь его были залиты кровью.
– Этот готов, – сказа Приходько. – Кабак его фамилия. Хороший был боец.
Комов совсем было собрался уходить, но вдруг заметил, что партизан возле стены чуть пошевелил пальцами. Алексей бросился к нему и пощупал сонную артерию.
– Этот пока живой. Его тоже заберите. Может быть, ему повезет. Выживет.
Обратный путь отряд проделал без приключений. Подъехали к госпиталю. Вскоре появились санитары. Когда парня по фамилии Кабак положили на носилки, он внезапно очнулся и посмотрел на стоящего рядом Комова.
– Ты кто?
– Комов Алексей. Живу в Москве, сейчас воюю. Все, давай выздоравливай.
Раненый вновь потерял сознание. Его унесли.
– Терминальное состояние, между жизнью и смертью, – пояснил санитар, глядя на тело, лежащее на носилках. – Может быть, ему повезет.
После окончания войны Кабак каким-то образом нашел Комова. К нему на квартиру неожиданно заявился молодой человек с лейтенантскими погонами и в нашивках НКВД. Алексей его не узнал.
– Я Константин Кабак из Одессы. Ты меня из катакомб почти мертвого вытащил. Мне ребята рассказали. Еле тебя нашел.
Они пили. Потом лейтенант уехал, сказав напоследок, что Комов может рассчитывать на его помощь при любых раскладах.

Одесса
Комов позвонил в Одесский УГРО прямо с вокзала, назвав лишь фамилию, и попросил пригласить к телефону старшего лейтенанта Кабака. Ему ответили, что старший лейтенант Кабак находится на задании, и предложили перезвонить завтра. Он обменялся взглядами с Фоминым и пошел к выходу. Город Алексей изучил еще во время разведрейдов в 1944 году, поэтому, дойдя до автобусной остановки, спросил, как доехать до гостиницы «Отрада», и вскоре наблюдал в окно пролетающие мимо одесские пейзажи: щербатая мостовая, кое-где виднелись побитые артиллерией дома, кучи разномастного мусора во дворах… Но дорогу и тротуары вычистили. Город еще не успели толком восстановить, наладить нормальную, размеренную жизнь, поэтому в поле зрения постоянно попадали ползающие как жуки ремонтники, подъемные краны и бульдозеры.
Старинное здание гостиницы на удивление сохранилось. На регистрационной стойке стояла табличка «Мест нет». Комов показал портье удостоверение ГУББ и непререкаемым тоном потребовал два одноместных номера. Тот, оценив клиента, сказал, что свободны только двухместные номера.
«Если бы был полковником, то нашли бы», – подумал Комов.
– Мне требуется два одноместных. Или, чтобы решить вопрос, вам нужно, чтобы позвонили из горкома партии вашему начальству? Так сейчас организуем.
Такая перспектива портье явно не устраивала, и он, тяжко вздохнув, согласился. Видимо, одноместные номера были в дефиците.
– Второй номер выделите моему товарищу. Фомин его фамилия. Он скоро подойдет.
Комов взял ключи от номера и по широкой лестнице отправился на второй этаж.
«Кабака найду завтра, – решил он, – а сегодня день приезда».
С Фоминым они договорились встретиться в скверике недалеко от памятника Дюку Ришелье. Фомин не понимал смысла подобной конспирации, но подчинился, – мол, начальству виднее. Комов по пути купил газету «Правда» и, усевшись на скамейке, углубился в чтение. Стоял сентябрь, погода была отменная: легкий ветерок со стороны моря, безоблачное небо и ласковое солнце. Погода не предвещала скорого наступления осени. Хотелось расслабиться и ни о чем не думать. Но Комов в силу укоренившейся фронтовой привычки никогда не расслаблялся, в любой момент ожидая резких изменений в обстановке.
Читая передовую статью, он регулярно постреливал глазами по сторонам, поэтому сразу засек трех мужчин, идущих по направлению к нему вдоль аллеи.
«Идут и идут», – подумал Комов, но когда троица приблизилась, то она ему сразу же не понравилась. Впереди шел мужчина средних лет, одетый чуть ли не в парадную тройку, а другие как будто собрались на пляж – мятые кремовые штаны и рубашки навыпуск. Пижон разыгрывал безразличие, но регулярно поглядывал в сторону Комова. И взгляд у него был как у хищника, почуявшего добычу.
«Что-то они ко мне имеют», – подумал Комов и внутренне напрягся.
Неожиданно двое из троицы с двух сторон подсели к нему на скамейку, а пижон остановился прямо перед ним и улыбнулся.
– Товарищ первый раз посетил наш город?
– С сорок четвертого не посещал, когда немцев вышибали. – Комов улыбнулся в ответ.
– У товарища есть деньги, чтобы так себя вести? Живет в гостинице, по ресторанам ходит. Надо бы поделиться, Христос завещал делиться в трудные времена. И часики отстегни в подарок. – Пижон отбросил всякий политес. – Ну, что вылупился? Доставай лопатник и не расчесывай мне нервы.
Сидящий слева достал выкидуху, блеснуло лезвие. Алексею следовало бы отдать, что требуют эти бандиты, и дальше жить спокойно, не велика потеря. Но это противоречило его натуре. И вовсе не потому, что он служил в органах, а изначально – всегда таким был. Комов начал прикидывать пути отхода, но помощь пришла извне – к ним приближался Фомин. Он сразу все понял, увидев в руках одного из сидящих нож, и не торопясь свернул в посадки. Типа по малой нужде или еще для чего. Буквально через пару секунд соседи Комова получили жесткие удары по загривкам, а Комов в свою очередь пнул в промежность стоящего перед ним пижона. Тот согнулся пополам, а подскочивший Фомин добил его ударом в висок.
– Ты его не того? – спросил Комов.
– Очухается минут через десять-двадцать, – пояснил Фомин. – Веселое начало командировки.
– Веселее некуда, но это к нашим делам не относится. Мелкие попутные приключения, – сказал Комов. – Тут недалеко пивная есть. Пошли туда и поговорим, коль здесь не дали.
В пивной они взяли по кружке пива и разместились за столиком с алюминиевыми ножками.
– Слушай, Алексей. – Фомин в упор посмотрел на начальника. – Зачем весь этот балаган – делать вид, что мы не знакомы?
– Уже пригодилось, – пояснил Комов. – Было б нас двое, так десять человек по мою душу бы приперлись. Одет солидно, живет в гостинице, какой-нибудь снабженец с полными карманами денег или подпольный делец. А мы друг друга негласно прикрываем. В крайнем случае сообщишь нашим, чтобы подкрепление прислали. Или я сообщу. Волошин сказал перед отъездом, неизвестно, как там все завязано-перевязано. Неспроста сказал. Он знает, что говорит.
– Весело живут в славном городе Одессе, грабят посреди бела дня чуть ли не в центре. И ничего не боятся.
Фомин криво усмехнулся, а Комов пустился в разъяснения:
– Послевоенный хаос, управление городом не успели толком наладить, а город портовый, товара всякого много привозят, что привлекает иногородних воров, подпольных перекупщиков, да и кого сюда только не понаехало: дезертиры, демобилизованные, никак не приспособленные к мирной жизни, без специальности, оказавшиеся без работы, особенно если ушли на фронт сразу со школьной скамьи. А кушать-то хочется, и сидеть без дела не привыкли. Да и чиновники, пользуясь бардаком, стремятся урвать свой кусок, да из наших структур тоже всякие попадаются, кого Иосиф Виссарионович не додавил.
В свою команду с подачи Волошина Комов бойцов набирал сам. Только из фронтовиков: часть из своей разведроты, часть из аналогичных подразделений. Они продолжали жить по законам военного времени – врага надо убить или узнать информацию и убить. В силу специфики профессии в плен никого не брали, если не было прямого приказа. К соблюдению законов в мирное время они относились весьма скептически. Никакого гуманизма и альтруизма, и Волошин, предпочитающий действовать по закону, их персонально воспитывал и периодически отмазывал от особистов. В отличие от многих они считали, что Сталин не уничтожил до конца врагов народа и что именно они являются продолжателями его дела. Но, с другой стороны, майор Волошин понимал, что только такие головорезы в критических ситуациях смогут действовать быстро и эффективно. Подкупить или перевербовать таких было практически невозможно.
Лейтенант Фомин был одним из них, командир взвода из роты Комова.
– И что дальше? – спросил он, в упор глядя на командира.
– Нам нужно установить этого Табака. Завтра я встречаюсь с Кабаком. Если он не поможет, то будем искать иные подходы. А ты пока потыкайся по темным углам. Ты это умеешь, да и одет в соответствии… Встречаемся каждый день в семь вечера в этой пивной. Если встреча два раза не состоялась, то связываешься с нашими, если не знаешь причины моего отсутствия и сам не можешь решить вопрос. Я поступлю аналогично.
Утром Комов позвонил Кабаку. Тот сказал, что освободится через два часа, и спросил, где его найти.
– На набережной напротив гостиницы «Отрада».
Алексей в ресторан идти не захотел, наскоро съел два бутерброда, запил яблочным соком и вышел к морю. В небе плавали легкие облака, пенился прибой, а над морем с криками метались чайки. От берега отчалил катер и понесся к большому военному кораблю, маячившему на рейде. На шкафуте [5 - Шкафут – средняя часть верхней палубы на кораблях.] стояли несколько офицеров в белых кителях и фуражках чуть ли не по стойке смирно.
«Красиво! – подумал Комов. – Флотские любят шиковать».
Он прошелся туда-сюда по набережной и умостился на скамейке под толстым каштаном.
Вскоре подошел Кабак. Он ничуть не изменился.
– Вы имеете мне что-нибудь сказать? Это по-одесски. В Одессе скоро начнут говорить на отдельном языке. – Кабак улыбнулся.
Они обменялись рукопожатиями, и уселись рядом.
– Перейдем сразу к делу, – начал разговор Комов. – У нас в области появился некий персонаж, который нанимает бандитов на совершение противоправных действий, в том числе террористических актов, руководит ими и снабжает необходимыми ресурсами. Его кличка то ли Табак, то ли Хряк. Вот скажи мне, будет ли банда осуществлять налеты просто так, из спортивного интереса? Или вообще не грабить, а целенаправленно наносить урон советскому хозяйству? Может быть, за какой-то гешефт, но это уже не грабеж, а нечто иное. Это называется диверсией по заказу некоего Табака, но думаю, что он тоже не последнее звено в преступной цепочке.
Комов рассказал про несколько случаев, произошедших в последнее время в Москве и Подмосковье, включая взрыв на химическом заводе.
– Мы установили, что одним из таких заказчиков является некий Табак или Хряк из Одессы. Ты знаешь что-нибудь про этого типа?
– Конечно, знаю. Есть такой Табак, – встрепенулся Кабак. – И даже я участвовал в его задержании, но не получилось. На нем висят несколько удачных ограблений сберкасс и неудачная попытка подрыва склада со снарядами в Одесском порту. Пару месяцев назад мы его потеряли, исчез в неизвестном направлении.
– Вот видишь. Поиметь пистолеты, автоматы, патроны к ним… Понятно. А на черта ему снаряды взрывать? Ты можешь мне предоставить детальную информацию про этого Табака? – спросил Комов.
– Сложно, но можно. Не я руководил этим делом. Придется обращаться к тому, кто руководил. Начнутся вопросы, кому да зачем, или просто пошлют лесом. Как говорят в Одессе: «Щаз я сделаю вам скандал, и вам будет весело…» – пояснил Кабак.
Комов его не дослушал.
– Я не хотел бы пока связываться с вашей конторой официально – мне нужна просто информация, желательно детальная. Есть какие-нибудь альтернативные источники?
Кабак на несколько минут задумался, посасывая незажженную папиросу, потом сказал:
– Если бы рулил я, то… Ты не откажешься посетить одесский бордель?
– Чего!
Комов аж подпрыгнул от неожиданного предложения, а старлей, ничуть не смущаясь, продолжил:
– Ну, это не совсем бордель, а коммерческий ресторан, а местные девочки предоставляют отдельным, особо уважаемым посетителям половые утехи. Тем, кто в курсе. Там разные бывают клиенты, из всех слоев общества, но все не страдают от недостатка денег. Заправляет там всем Лаура, гарна девица. Я ее как-то отмазал от тюрьмы, а она женщина благодарная, поможет, если сможет, а она много чего знает.
– Ее действительно зовут Лаура? – поинтересовался Комов.
– Ее зовут Настя. Об том мало кто знает, но я знаю. Для остальных она Лаура. Ну, так как? Идем? – Кабак вопросительно посмотрел на Комова.
– Да хоть в преисподнюю, лишь бы толк был, – не задумываясь, ответил тот.

Лаура
В отличие от невзрачного двухэтажного здания снаружи, внутри ресторан «Амелия» выглядел солидно и благолепно: деревянные столики с витыми ножками, мягкие стулья, стены обиты штофом, на окнах толстые портьеры, с потолка свисала громадная хрустальная люстра. На стенах висели копии картин с полуголыми натурщицами, написанные старыми мастерами. Комов не так себе представлял подобные заведения, в которых он никогда не был. А то, что официантки призывно постреливают глазками, – так все девицы постреливают, увидев подходящего мужчину.
Столики предназначались исключительно на двоих – проводить здесь какие-либо торжества не предполагалось. Зал был заполнен наполовину, в основном были мужчины, но встречались и женщины. В углу на небольшом возвышении играл оркестрик: пианино, саксофон и контрабас. Недалеко от него, на свободном пятачке, томная пара танцевала танго. Официантки, смазливые девицы, были одеты в легкие короткие платья с непомерным декольте и в озорные фартучки с кружевами. На голове они носили чепчики в форме снежинки. Периодически одна из официанток куда-то удалялась с клиентом, но вместо нее в зале тут же появлялась другая. Кабак перед походом в заведение переоделся в узкие брючки неопределенного цвета и мохнатый свитер. Выглядел он не очень интеллигентно, но швейцар их пропустил, не задавая вопросов, – видимо, старлея тут хорошо знали.
Офицеры заняли один из столиков. К ним, поигрывая бедрами, подплыла одна из девиц. Улыбка ее была безгранична.
– Вы имеете что-то заказать? Мы исполним любые ваши желания.
Есть особо не хотелось, поэтому они заказали бутылку сухого вина, сливы и виноград. Официантка, не переставая улыбаться, отправилась выполнять заказ.
– А где у них тут нумера? – спросил Комов.
– Вон там. – Кабак указал на дверь в углу ресторана. – А дальше на второй этаж. Официантки работают проститутками по совместительству. Хочешь девочку на десерт?
– Хочу, – честно признался Комов, – но не сейчас. Может быть, попозже. А в вашей конторе об этом заведении знают?
– Конечно, знают, – сказал Кабак. – Но они находятся под высоким покровительством. Неважно, под чьим, – это к делу не относится.
– А зачем ты вообще меня сюда привел? – буркнул Комов.
– Для получения знаний.
Кабак усмехнулся. Официантка принесла заказ на подносе, откупорила бутылку. Комов разлил вино по бокалам.
– А что не нравится? Не спеши, Лаура сама появится.
И действительно, через некоторое время в зал вошла женщина лет тридцати, за что-то отчитала сотрудницу и, усевшись за угловой столик, начала постреливать глазами по сторонам. В отличие от фривольно одетых официанток, на ней была расклешенная синяя юбка, блузка салатного цвета и жакет. Несмотря на строгость в одежде, выглядела женщина весьма соблазнительно: крутые бедра, осиная талия, красивое с утонченными чертами лицо и черные волосы, собранные на затылке в замысловатую прическу. Комов поймал ее взгляд, и они некоторое время не отрываясь смотрели друг на друга. Глаза в глаза. Скрестились неудовлетворенными страстями. Это Комов сразу понял.
– А эта Лаура как все девочки? – спросил он и перевел взгляд на соседа.
– Ну что ты! – Кабак хмыкнул. – Она дает только по любви. Правда, шибко влюбчивая. Сейчас я с ней поговорю.
Старлей пересел за столик к Лауре и после короткого разговора вернулся к Алексею.
– Иди к ней, побеседуй.
Комов немедленно последовал совету товарища. Они вновь сцепились взглядами с хозяйкой заведения.
– Здесь как-то неудобно разговаривать. Шумновато. Давай перейдем в мой апартамент, – предложила Лаура, не отводя от Алексея гипнотических глаз.
Комов внезапно почувствовал некий далекий, сладкий зов, машинально потряс головой и согласился. Эта женщина ему очень нравилась.
Апартаменты Лауры включали в себя гостиную, спальню и кухню с туалетом. В гостиной имелся камин, стол и два кресла, а в спальне кроме широченной кровати находился низкий столик и платяной шкаф. Комов внутренне засмеялся, подумав, зачем этой сударыне нужна кухня, когда ей и так все принесут по щелчку, но, заглянув туда, он увидел керогаз, который явно использовался. «Чай кипятит», – решил он. Пока Алексей разглядывал картины в гостиной, женщина отлучилась в спальню, но вскоре вернулась с бутылкой сухого вина, одетая в тонкий пеньюар и с распущенными волосами.
«Приглашение к танцу», – подумал Комов. И еще он понял, что его неумолимо тянет к этой женщине, до судорог внизу живота. Он вообще забыл, зачем сюда пришел.
– Ну, что ты на меня так смотришь? Как на картину. А я живая, – сказала Лаура завораживающим голосом.
Комов, не раздумывая, прижал ее к себе и начал целовать взасос. Женщина с удовольствием отвечала. Он подхватил ее на руки, отнес в спальню, положил на кровать и, впопыхах раздевшись, слился с вожделенным телом. Лаура оказалась опытной и страстной в любви. Провозившись полночи, они заснули. В гостиной сиротливо стояла непочатая бутылка вина.
Кабак просидел полчаса в одиночестве, выпил бокал вина и отправился домой. Он сразу все понял. Старлей как-то попытался подбить клинья к Лауре, но она его вежливо отвергла.
«Вот фурия, – подумал он, выходя из ресторана. – Мне отказала, а москвича сразу же к себе потянула».
Сквозь полусон Комов услышал какое-то шуршание. Он вернулся в реальность и приоткрыл глаза. Лаура выкладывала на стол все, что было в карманах его пиджака, включая служебное удостоверение. На удивление, она даже не поинтересовалась, что это за бордовая книжечка такая. Алексей напрягся.
«Что ей надо? Если она чей-то агент (а она наверняка чей-то агент, иначе бы в таком месте долго не продержалась), то при чем здесь я? Я еще нигде не успел засветиться! Или успел?»
– Ты чего шаришься по моим карманам, Настя? – подал голос Комов.
Женщина оторопела.
– Откуда ты знаешь мое настоящее имя?
– Я задал другой вопрос? – надавил Комов.
– А, это? – Лаура, которая Настя, пренебрежительно отмахнулась. – Кабак меня просветил, кто ты есть, а иначе я бы с тобой и разговаривать не стала. А остальное все равно стала бы… Ты мне сильно понравился как мужчина. Вещи ты разбросал по всей комнате, и я отдам их девушкам в чистку. Ну, не с твоим же удостоверением отдавать. А ты что подумал? Мыслишь, как сонный пень.
– Работа такая. – Комов несколько смутился. – Про Настю меня тоже Кабак просветил. А Лаура – это что, оперативный псевдоним? В честь кого, в честь Лауры Кордовской или Лауры Константинопольской [6 - Лаура Кордовская, Лаура Константинопольская – святые мученицы.]?
Комов не зря учился на историческом факультете.
– Прихоть взбалмошной женщины, и не более того, – пояснила Настя. – Иди, умывайся. А я твои шмотки в чистку отдам и чай приготовлю. Одежда тебе пока не нужна – в трусах ты мне больше нравишься.
– Ну и что ты от меня хотел услышать? – спросила Настя, когда они уселись за стол и пили чай с сушками.
– Ты слышала про такого типа по кличке Табак? – Комов напрягся.
– Естественно, – не раздумывая, ответила Настя. – Он к нашим девочкам частенько заглядывал, но пару месяцев назад куда-то пропал.
– А подлинное имя этого Табака ты знаешь? – Комов вновь напрягся.
– Еще бы не знать. Евсюков Евгений Васильевич. Его папашка, Евсюков Василий Олегович, тоже сюда захаживает. Семейная традиция. На этой неделе был. Целый второй секретарь горкома партии – все мужчины одинаковы независимо от должности. – На ее губах появилась ехидная улыбка.
– А кто хозяин этого заведения? – продолжил Комов.
– Это тебе не обязательно знать, – отрезала Настя. – Он в ваши игры не играет – его интересуют только деньги.
– А кто вас прикрывает?
– Тот, кто в доле, тот и прикрывает.
Женщина не собиралась распрягаться на информацию.
– А этот Евсюков в доле? Про остальных я не спрашиваю.
– Зачем это тебе? – поинтересовалась Настя. В ее глазах появился стальной блеск.
«Эх, непростая эта баба, – подумал Комов. – Лишнего не скажет, тем более во вред себе».
– Тебе расскажу. Младший Евсюков – бандит и террорист, кучу трупов навалял. Не исключено, что работает на иностранную разведку. Есть кое-какие признаки. Мы его должны нейтрализовать. Для этого нужно узнать его местонахождение. Отец наверняка знает, но не скажет. Просто так его папашу не арестуешь, приходится искать темы для шантажа.
Настя надолго задумалась.
– Кормится у нас, – наконец выдавила из себя она. – Только, Леша… Кто ты по должности, я не знаю. Переспали по любви и разошлись. Мы ведь по любви переспали? Никаких разговоров между нами не было. На меня ссылаться не надо.
– Согласен. Если нужны будут какие-то доказательства, то мы найдем другой подход, – пообещал Комов, а Настя сделала вид, что поверила.
В дверь постучали. Вошла девушка с вычищенным и отглаженным костюмом Комова. Алексей оделся.
– Мы еще встретимся? – спросила Настя и на прощанье поцеловала Комова.
– Буду стараться, – честно ответил Алексей, посмотрев ей в глаза.
А что он еще мог сказать?

Евсюков
Вечером Комов зашел в номер Фомина. Они решили, что если действовать с оглядкой, то не засветятся. Зато снижалась вероятность появления неучтенных факторов. Фомин поведал о своих похождениях по злачным местам.
– За блатного я себя выдать не рискнул – мигом бы раскололи, – сообщил он. – Прикинулся подпольным дельцом. Угостил пивом и водкой несколько развеселых компаний. Начались пустые базары. Я вскользь упомянул Табака, мол, у меня с ним дела были. Восприняли настороженно. Но водка сделала свое дело – один кент разболтался, сказал, что раньше состоял членом его банды, но пил шибко и его оттуда вытурили. Сказали, чтобы рот зря не разевал, а то сильно накажут. Но Табак куда-то пропал, и теперь он не боится. Если, мол, еще нальешь, то скажу, где их базовая хата, если, конечно, интересуешься. Я сказал, что интересуюсь, что-то наплел ему про поставки патронов, налил, что просил, а он рассказал. Адрес есть. У тебя как?
Комов рассказал про свои успехи в борделе, но об особых отношениях с Лаурой умолчал, поскольку это к делу не относилось.
Фомин возрадовался.
– Получается, что мы задание выполнили – установили мерзавца.
– Так-то оно так… – Комов задумался. – Но не мешало бы потрясти его папашу. Получить дополнительные данные. Наверняка он с сыночком не потерял связь, хотя вряд ли сам в его делах участвует. И куда молодого дурака понесло… При таком папаше жил бы – не тужил. Ну вот. Если упрется, то спросить этого Евсюкова, куда делась его партийная совесть, если он покрывает террористов, по борделям ходит да еще с ними в доле. В уголовном кодексе родственные связи не являются смягчающим обстоятельством.
– Опасно, – с сомнением сказал Фомин. – Чревато непредсказуемыми последствиями. Если раскрутить дело, то он надолго сядет, поэтому может пойти ва-банк, во все тяжкие. И кто знает, кто еще из местного начальства с ним по темным делишкам повязан. В Москве толком порядок не навели, а здесь… Бардак процветает. – Он безнадежно махнул рукой. – Можем в Одессе-маме навечно остаться.
– Попробую, где наша не пропадала, – сказал Комов, приняв окончательное решение. – Ты у нас остаешься в тени. Если что, то Волошину позвонишь – как-нибудь выкрутимся.
На этом и порешили.
Комов, переодевшись в военную форму, отправился в Одесский горком партии. Он пересек площадь и, миновав мегалитические колонны, вошел внутрь здания. Его остановил охранник, но, увидев удостоверение московского ГУББ, лишних вопросов задавать не стал, а направил посетителя к референту, назвав номер кабинета, находившегося на втором этаже.
Очереди у кабинета не наблюдалось. Комов вошел в дверь, вынул из кармана удостоверение и представился. Мужчина лет тридцати в сером, хорошо отглаженном костюме и при галстуке понимающе кивнул и предложил присесть. Как раз под портретом Сталина.
– Какова цель вашего посещения горкома партии? – задал он естественный вопрос.
Комов молча вынул командировочное предписание, где в графе «цель командировки» было прописано: «Выяснение ряда обстоятельств по уголовным делам». Подобные мутные формулировки были в порядке вещей. Поэтому референт не стал выяснять, какие именно обстоятельства привели сотрудника московского ГУББ в Одессу и горком партии, а спросил:
– И что вы от нас хотите?
– Хочу поговорить со вторым секретарем горкома.
Комов убрал документы в карман и вопросительно уставился на чиновника, ожидая ответа.
– Пройдемте со мной.
Референт встал и жестом предложил капитану следовать за ним. В приемной он пошептался с секретаршей, та проскользнула в кабинет секретаря, а через пару минут вышла и сказала, глядя на Комова:
– Вы следующий.
Очередь протестующее зашепталась. Какой-то мужчина вскочил, желая что-то возразить, но секретарша, надменная девица, остановила его, выставив вперед ладонь, – мол, сядь и заткнись.
Алексей вошел в кабинет и представился:
– Капитан московского ГУББ Комов.
Он сел напротив секретаря и достал документы. Секретарь, полноватый мужчина средних лет в дорогих роговых очках, внимательно прочитал предложенные бумаги.
– Слушаю вас.
Комов, соорудив серьезную мину и поймав взгляд секретаря, понесся с места в карьер.
– Я не проситель по поводу расширения жилплощади для многодетных семей, поэтому давайте без политесов и обиняков. Вы знаете такого персонажа по кличке Табак?
Лицо у секретаря дернулось, глаза забегали.
– Не припомню. А почему вы обратились именно в горком партии, а не в соответствующее ведомство?
«Врать-то не умеет», – подумал Комов.
– Потому что, Василий Олегович, это ваш сын Евсюков Евгений Васильевич. Вы в курсе, чем он занимается в последнее время?
– Н-н-нет, – выдавил из себя секретарь.
«Опять врет».
Евсюков нервно застучал пальцами по столу.
– Он руководил группой, совершившей диверсию, взорвав склад с аммиачной селитрой на химзаводе в Подмосковье и ограбив сберкассу в Москве. Имеются доказательства и свидетели, – сказал Комов. – До этого с его подачи была совершена попытка взрыва боеприпасов в Одесском порту, но теракт предотвратила военная разведка. А ваш сынок сбежал в Москву и продолжил противоправные действия там. А вы, стало быть, не в курсе? Мы его поймаем, и он сдаст вас с потрохами, – у нас умеют языки развязывать. А это статья 58—8 [7 - Статья 58—8. Совершение террористических актов, направленных против представителей Советской власти или деятелей революционных рабочих и крестьянских организаций, и участие в выполнении таких актов…] или даже 58—1а [8 - Статья 58—1а. Измена родине.]. Поинтересуйтесь.
Комов повторил фразу, сказанную Фомину:
– В уголовном кодексе родственные связи не являются смягчающим обстоятельством. Я уж молчу про ваши похождения по борделям и получение от них прибыли.
Алексей предпринял лобовую атаку. У Евсюкова затряслись губы.
– Что вы от меня хотите?
– Помощь в задержании диверсанта. Это будет наверняка оценено: пламенный коммунист выдал органам своего сына-преступника во имя завещаний великого Ленина и задач, поставленных Иосифом Виссарионовичем Сталиным. – Комов внутренне хохотал. – Только не надо врать, что вы с ним никак не связаны. Как его найти в Москве?
– Я ему давно говорил, что он связался не с той компанией. Но он не слушал, взрослый уже, – залепетал Евсюков, прекрасно понимая, чем все может для него закончиться, если дойдет до верхов, – и не таких сажали и расстреливали. – Я знаю только его московский телефон.
Он продиктовал номер.
– Вот и ладно, – сказал Комов, решив завершить аудиенцию. – Если все пройдет нормально, то за ваше озорство с проститутками и левыми деньгами вам ничего не предъявят, по крайней мере от нас никаких движений не будет. Это не наше дело. Иначе…
Комов поднялся со стула и молча покинул кабинет.
Выйдя из здания горкома, он увидел болтавшегося неподалеку Фомина и кивнул.
Перейдя площадь, Комов углубился в одну из улиц. Неожиданно к нему подскочили три милиционера со стволами наперевес.
– Вы арестованы по подозрению в антисоветской деятельности. Сдайте оружие.
Комова обыскали, заковали в наручники и погрузили в черный воронок.
Фомин, наблюдавший эту картину, понял, что на данный момент ничем помочь не сможет. Надо было срочно звонить Волошину.
«На их беспредел ответим нашим беспределом».

Подготовка
Фомин с тоской смотрел на удаляющийся воронок, понимая, что ничего предпринять не сможет. Но пустить это дело на самотек никак нельзя. Работать по официальным каналам? Тут нужны прямые, а не косвенные улики, начнется бюрократическая возня, перетягивание каната… В конце концов, они чего-нибудь добьются, по крайней мере освобождения Комова. А доживет ли Леша до этого момента? Если уж они начали по беспределу… Нужна спецоперация. Волошин поймет. Фомин догадывался о содержании беседы с Евсюковым – это и послужило причиной ареста.
Михаил добрался до центрального телеграфа и дозвонился Волошину.
Телефонный разговор
Волошин: Слушает Волошин.
Фомин: Это Фомин. У нас проблемы. Комова арестовали.
Волошин: Подрался, что ли?
Фомин: Лишние вопросы задавал. А там целый преступный клубок в органах.
Волошин: Наслышан. Что от меня нужно?
Фомин: Четырех бойцов из наших. Лучше с гражданскими документами.
Волошин: Смотрите не наследите.
Фомин: Без разницы. Они за пределы Одессы не высунутся, потому что по уши в дерьме. Надо только вовремя смыться.
Волошин: Встречай их завтра со скорого поезда Москва – Одесса. Доложишь о результатах операции.
Фомин сел на скамейку в ближайшем дворе и задумался.
«Волошин все понял, раз лишних вопросов не задавал. Надо подготовиться: жилье, транспорт и пути отхода. Да и куда его закрыли?! Черт! Вот задачка. Как узнать? Узнать, узнать… У Кабака. Он наверняка сможет выяснить. А если сдаст? Вряд ли – не похож на стукача, иначе бы давно сдал».
Мысли метались в его голове, как злобные псы, ищущие выход из тупика. Он просидел еще с полчаса, потом встал и быстрым шагом направился к автобусной остановке.
Старлея Фомин выловил на выходе из здания НКВД и пошел рядом.
– Тебе чего? – буркнул Кабак, покосившись на непонятного попутчика.
– Я из команды Комова. Просто не светился. Зови меня Миша. Я с тобой знаком, а ты со мной нет. Я тебя полумертвого из катакомб на ремнях тащил.
Кабак вздрогнул.
– Какие проблемы? Какая нужна помощь?
– Помощь не нужна – сами справимся. Нужны кое-какие сведения. Алексея арестовали. Мне нужно узнать, где его закрыли. И еще… У вашего начальника управления есть дача?
Старлей недоуменно посмотрел на собеседника, кивнул и вернулся в контору. Вышел он минут через пять.
– В милицейском КПЗ Алексей. Дача у полковника есть. На Ланжероне недалеко от моря. – Он назвал адрес и добавил спустя несколько секунд: – Два бойца вооруженной охраны, и на ночь во двор выпускают псов. Кавказские овчарки, здоровенные и злобные.
Они распрощались.
«Догадливый, – подумал Фомин. – Он сразу осознал, что брать штурмом КПЗ – безнадежная затея, а вот через высокое начальство вполне можно сработать. Если с ним, с этим начальством, душевно поговорить».
Он вспомнил, как они захватили немецкого генерала вместе с машиной и документами. Генерал много чего интересного потом рассказал.
Проходя вдоль улицы, Фомин в просвете между домов увидел хлебный фургон, который разгружался во дворе позади магазина.
«А что, нормальный транспорт».
Он подошел к водителю, который курил возле машины.
– Здорово, братишка. У меня к тебе дело есть.
– Какое еще дело? – шофер от неожиданности чуть не поперхнулся дымом.
– Надо пару дней братву повозить.
Фомин назвал сумму вознаграждения, которая составляла годовую зарплату водителя. Волошин не поскупился на командировочные, не сомневаясь, что лишнее отдадут. Он знал, что Комов деньгами попусту разбрасываться не будет.
Шофер вздернул брови от удивления, но быстро пришел в себя.
– А не обманете?
– Мы выдадим аванс, – заверил его Фомин.
Водитель немного подумал и согласился:
– Можно. У меня будто бы сломается машина, и я буду якобы ремонтировать ее. А на самом деле… Ну, ты понимаешь.
Фомин передал ему несколько крупных купюр.
– Завтра к десяти ноль-ноль подъедешь к железнодорожному вокзалу и встанешь, чтобы тебя видно было.
– Договорились.
Водитель сунул деньги в карман и, соглашаясь, кивнул.
– Тебя как зовут? – поинтересовался Фомин.
– Федя.
– До Лонжерона меня подбросишь, Федя?
– Подброшу. Сейчас разгрузят, и поедем.
Фомин тормознул машину в паре сотен метров от дачи полковника НКВД.
– Подожди минут десять.
Он прошелся туда-сюда мимо кирпичного двухэтажного особнячка.
«Полковник НКВД Зверев… Подходящая фамилия. Сетчатая ограда, железные ворота, электрический звонок. Но он вряд ли пригодится. Две собаки во дворе. Здоровенные. Снайпера на чердак он вряд ли посадил – не военное время. На территории никого не видно – внутри дома охранники сидят. Освещение – только два фонаря над крыльцом. А кого ему бояться?».
Фомин вернулся к машине. Он прекрасно осознавал, что при любом раскладе им наземным транспортом из города сложно выбраться, тем более по железной дороге. А вот по морю…
На вопрос, есть ли тут поблизости водный транспорт, водитель ответил:
– Есть тут рядом пирс, причал. Там рыбацкие катера чалятся.
«Вот и хорошо. Шаланды, полные кефали», – подумал Фомин.
– Давай туда.
Проехали километр по ухабистой дороге к причалу, где стояли два катера. На корме одного из них стоял мужик, одетый в брезентовую куртку и кожаные штаны, заправленные в сапоги. Он стоял, опершись на планшир, и внимательно разглядывал подъехавшую хлебовозку.
– Мы хлеб не заказывали, – сказал он подошедшему Фомину и весело хохотнул: – Привез бы что-нибудь повкуснее, типа водки.
– Я не за этим. – Фомин не был настроен на шутки.
– А зачем? Рыбки захотелось?
Мужик с нетерпением ждал ответа. Его одолевало любопытство – какого лешего сюда приперлась эта хлебная машина?
– Ты старший? – спросил Фомин.
– Ну, я капитан этой посудины.
– До Евпатории подбросишь?
Мужик рассмеялся.
– Ты прямо как такси заказываешь. Вот взять и подбросить тебя прямо сейчас, минуя светофоры.
Он сначала посчитал неожиданную просьбу за шутку. Но внезапно понял, что это вовсе не шутка, вглядевшись в окаменевшее лицо неожиданного просителя и поймав его пронзительный взгляд. Он побывал на фронте и знал, что люди с такими лицами редко шутят. Впрочем, это его ничуть не смутило. Катер предполагал двойное применение: он имел вместительный трюм и пару пассажирских кают.
– Все зависит от суммы вознаграждения, – сказал капитан, задрав голову и выпятив подбородок.
– Сколько?
Капитан назвал сумму.
– Договорились, – не торгуясь, согласился Фомин.
Капитан удовлетворенно хмыкнул.
– Когда отходим? – он резко перешел на деловой тон.
– В течение трех суток. За простой отдельная плата. Аванс надо? – сказал Фомин.
– Не надо, – отмахнулся капитан. – Нам все равно здесь трое суток торчать. Придете вы, не придете… Кто вас знает.
– Ну и ладно.
Фомин сел в грузовик и уехал.

Спецоперация
Из купейного вагона скорого поезда Москва – Одесса вышла разудалая компания из четырех парней, одетых в спортивные штаны и разно-цветные футболки. Туристы, дорвавшиеся до вожделенного черноморского побережья. На плечах у них висели сумки, туго набитые курортным барахлом. Они шумно смеялись и хлопали друг друга по спине. Впереди их ждали песчаные пляжи, рестораны и девочки в тугих декольтированных платьях, которые они с трудом стягивают с себя, извиваясь змеей. «Эх, Одесса, жемчужина у моря!»
В конце перрона их встретил Фомин. Они его бурно поприветствовали как старого знакомого и всей гурьбой, перейдя вокзальную площадь, подошли к хлебному фургону, стоящему в начале одной из улиц. Показное веселье сдуло с них как ветром.
Фомин открыл заднюю дверцу и сделал приглашающий жест. Команда быстро забралась внутрь фургона, он сел рядом с шофером, назвал адрес, и машина поехала. Никто не обратил на них внимания, – кто на чем хочет, на том и ездит. Машина остановилась в сотне метров от дома Табака. Именно там Фомин решил временно разместить свою команду. Предельно нагло, но эффективно. Хозяин с бандой в Москве, а здесь лишь сторож в единственном числе.
Группа остановилась перед большим кирпичным домом за полуметровым заборчиком. На стук в калитку никто не отреагировал.
– Стволы доставать? – спросил один из парней.
– Обойдемся, – ответил Фомин и махнул рукой.
Группа быстро перекидала во двор сумки и, перемахнув через забор, оказалась там же.
Фомин взошел на крыльцо с перилами, подпертыми фигурными балясинами, и нажал кнопку звонка. На этот раз реакция последовала.
– Кто там? – раздался хриплый голос из-за двери.
– Я из Москвы, от Табака, побазарить надо.
Дверь открылась. На пороге стоял бородатый мужик в телогрейке и с монтировкой в руке.
– Ты никак меня приголубить решил? – Фомин недобро усмехнулся. У него за спиной возникли четверо здоровых парней. Для сторожа их появление явилось серьезным аргументом. – Давай впускай, чего пялишься.
Они расселись в хорошо обставленной гостиной. Из потолка торчала витиеватая люстра.
– Чего надо? – сторож недоверчиво уставился на Фомина.
– Надо братву разместить на пару дней. – На столе появились несколько крупных купюр. – Вот, Табак передал на бухло, жратву и тебе на красивую жизнь.
При виде денег недоверие в глазах сторожа моментально растаяло.
– Хорошо, хорошо, базара нет. Меня Миколой кличут.
«Видимо, недавно откинулся из зоны, толком не оклемался, и его для начала приспособили хату сторожить», – прикинул Фомин.
– На нет и суда нет. Давай, Микола, дуй в магазин за бухлом и жратвой. Бухла много не надо – пару пузырей. И не чуди – чревато последствиями.
Сторож двинулся к выходу, Фомин последовал за ним. Выйдя на улицу, они разошлись в разные стороны: сторож в магазин, а Фомин к машине.
Водитель, открыв капот, копался в моторе. Почувствовав легкий толчок в плечо, он резко обернулся.
– Не пугайся, свои, – успокоил его Фомин. – Слушай, Федя, посиди с ребятами в доме, выпей, закуси, в картишки сгоняй, а вечером поедем. Чего тебе здесь торчать.
Он страховал себя от случайностей, а водитель сразу же согласился.
«Хорошие ребята, заботятся, не держат за какого-то прислужника, в отличие от нашего начальника», – подумал водитель.
К даче полковника, начальника Одесского управления НКВД, добрались в сумерках. Бойцы, одетые в темные комбинезоны и вооруженные пистолетами, выбрались из машины и растворились в темноте. С Фоминым остался один из них с позывным Доктор. Он до войны окончил медицинское училище, а на фронте оказывал первую медицинскую помощь бойцам разведроты Комова во время разведывательных операций, хотя и сам в них активно участвовал.
– С собаками разберись, – приказал Фомин.
– Слушаюсь.
Доктор скрылся в густеющих сумерках. Вернулся он через несколько минут.
– Я в мясо заправил лошадиную дозу транквилизатора. Собачки или впадут в состояние расслабленной эйфории, или, скорее всего, просто уснут.
Операция была детально спланирована, каждый играл свою роль. Двое бойцов зашли в заднюю, неосвещенную часть участка, перемахнули через забор и затаились по углам дома рядом с крыльцом. Неожиданно перед воротами некто в сильной нетрезвости заорал песню: «Артиллеристы, Сталин дал приказ!»
Язык у него заплетался, но он упорно продолжал солировать, а потом заорал:
– Эй, в доме, кто там есть! Выходи, бухнем за здоровье товарища Сталина. Или ты отказываешься выпить за здоровье товарища Сталина? – От удара ногой ворота содрогнулись. – Чего засухарился, в портки наложил? Эй, засранец!

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71184379?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

notes
Примечания

1
Терминальное состояние – отсутствие дыхания и прекращение сердечной деятельности, или обе эти функции настолько угнетены, что практически не обеспечивают потребностей организма в кислороде.

2
Гитлерюгенд (нем. Hitlerjugend) – собирательное название детских и юношеских организаций в Германии, действовавших под руководством Национал-социалистической немецкой рабочей партии (НСДАП).

3
Фольксштурм (нем. Volkssturm) – отряды народного ополчения нацистской Германии, созданные в последние месяцы Второй мировой войны для вооруженной помощи и поддержки регулярным частям вермахта в отражении натиска войск государств антигитлеровской коалиции на ее территорию.

4
Кто послал? (нем.)

5
Шкафут – средняя часть верхней палубы на кораблях.

6
Лаура Кордовская, Лаура Константинопольская – святые мученицы.

7
Статья 58—8. Совершение террористических актов, направленных против представителей Советской власти или деятелей революционных рабочих и крестьянских организаций, и участие в выполнении таких актов…

8
Статья 58—1а. Измена родине.