Главная страница | Попаданцы | Сороковник. Книга 3

Сороковник. Книга 3
Вероника Горбачева
Ива не хотела ни возвращаться в Гайю, ни выходить замуж за некроманта. Но только он поможет отыскать в соседнем мире пропавших детей.
«Супругам поневоле» приходится недолго терпеть друг друга: Маркос отправляется на войну. Ведь Игрок решает стереть с лица земли надоевший ему город. И уже не квест, а общая беда собирает воедино магов, воинов, провидцев и оборотников. Пора решать, кто в этом мире хозяин.
В огне сражений никому нет дела до Обережницы, случайно вставшей на пути Игрока-демиурга.

Вероника Горбачева
Сороковник. Книга 3

Глава 1
«Собирайся!» – сказал он.
«Я не такой уж слабый маг!» – сказал он.
«…и если эта сволочь осмелится протянуть лапы к нашим детям…»
Собираться. Именно. Если не хочу и дальше плыть по течению.
Кстати, а что собирать? Мне, вообще-то, не привыкать: трижды уже вышибало с насиженного места безо всякой подготовки, в чём есть – и ничего, даже проще налегке-то. Впрочем, не помешает и впрямь кое-что прихватить.
Перво-наперво – рюкзак Николаса. Такой хозяйственный некромант с собой в дорогу собирается по принципу: брать только то, без чего не обойтись! Значит, это всё нужно. Затем: самой переодеться в дорогу, взять с собой смену белья, запасную футболку и носки, куртку – ночи уже прохладные…
– Много не бери, – предупреждает суженый. – Только самое необходимое на первое время. У тебя всё будет. И опять ты в штанах? Как дорожный вариант сойдёт, а дома будешь… будь добра, начни носить платья.
Не успеваю фыркнуть, как он добавляет:
– Ты же красивая женщина, в конце концов.
Не вступаю в пререкания, отметив лишь:
– Сейчас мне так удобнее. Да и привыкла.
Из глубин шкафа выуживаю свой рюкзачок, ещё «пещерный». Вот уж не думала, что он мне ещё пригодится! Новоявленный супруг не отстаёт:
– К чему привыкла – к работе? Мыть полы в этой крошечной квартирке и стирать пыль с мебели? Я научу тебя бытовой магии; не захочешь – заведём прислугу. И вот ещё что: почему у дочек полный гардероб, а в твоём шкафу единственное платье?
– Не люблю я их, – отвечаю с досадой. Что-то я забыла… что-то важное. Иду в детскую и шарю по книжным полкам.
– Почему? – спрашивает Мага напористо, выхаживая за мной по пятам.
У меня в руках семейный альбом, и вот, честное слово, очень хочется двинуть им этого упрямца прямо в лоб. Но сдерживаюсь.
– Наверное, потому, что не хочу быть женщиной. С меня достаточно быть матерью. Женщин слишком часто используют и бросают, это, знаешь ли, не радует. И ты ещё упрекаешь меня в том, что я привыкла всё решать сама?
Стоп, довольно. Не провоцируй, Ваня, у него и так желваки на скулах ходуном ходят.
– Прости, – говорю без тени раскаяния. Собираюсь проскользнуть мимо, но он неожиданно отбирает альбом. Взвешивает на руке.
– Уверена, что нужно тащить с собой эту тяжесть?
– А ты загляни в него и реши сам, – огрызаюсь. – У вас в замках у каждого своя портретная галерея, а у меня – своя. Мы, хоть и не аристократы…
Да, она и впрямь увесиста, наша родовая книга. Но оставить её здесь – как от себя кусок отрезать. Что у меня останется в месте, которое Мага считает домом, и которое никогда не станет для меня родным?
Я не цепляюсь за прошлое, просто хочу сохранить себя.
…Альбом не из современных, что с пластиковыми страницами и прозрачными шуршащими кармашками, вечно рвущимися. У нашего плотные картонные листы с прорезями для фотокарточек разного формата, бархатный переплёт с золотой тиснёной надписью. «Моя семья». Читать умеешь, Мага? Так прочти, загляни вовнутрь. Сколько мгновений застыло здесь на кусочках бумаги, глянцевых и матовых чёрно-белых, ретушированных, цветных, с ровными краями и фигурной обрезкой, на парадных фотографиях и на кадрах, схваченных экспромтом, на первых… и для кого-то последних. В самом хвосте встречаются и полароидные снимки, уже выцветающие, а вот мои детсадовские по-прежнему ярки.
Мага небрежно раскрывает наугад страницу. Приподнимает брови – совсем как Николас! – и озадаченно вглядывается. Да, для него ведь это в новинку, его мир не знает фотографии.
– Это мой папа забирает нас с девочками из роддома, – поясняю. И вдруг невольно улыбаюсь. – Не на что там пока смотреть, всего два кулька в одеялах. Дальше пролистай.
– Нет, погоди, – хмурится он. – А это ты, что ли? Почему такая худая? Ты же никогда такой не была!
– Всё-то тебе надо знать. – Хочу забрать альбом, но Мага удерживает. – Никогда не была… Ты меня видел-то всего неделю, а сразу – «никогда»!
– Почему? – повторяет настойчиво. – Болела?
– Токсикоз был сильный, всю беременность, – нехотя отвечаю. – Считай, девять месяцев есть не могла. Как родила – всё прошло.
Он присаживается на край Сонькиной кровати. Листает дальше, молча отстраняет мою руку, когда я пытаюсь снова забрать реликвию, решив, что хватит ему пялиться на чужую родню. С досадой плюхаюсь рядом, а то получается, что стою перед ним, как наказанная. Теперь он полночи смотреть будет, а меня выставит виноватой, если опоздаем к порталу.
Мой… вроде бы муж внимательно просматривает снимки до конца, затем возвращается на первые страницы. Начал-то он с середины теперь хочет добрать, что не видел.
– Это кто? – сурово спрашивает.
– Прадед.
– Воин?
Молодой совсем ещё, лет двадцати, отец моего деда запечатлен верхом на коне, с шашкой наголо, в парадной форме Донской казачьей конноартиллерийской батареи: штаны с лампасами, погоны, мохнатая шапка, лихо сдвинутая набекрень… Серьёзен, статен, усат, взгляд орлиный. Хоть и давнишнее фото, сепия пожухла, а смотрится предок молодцом.
– Пожалуй, что воин. Из казаков.
– А это?
– Дед. Со стороны отца.
– Тоже воевал?
– Да, но полгода всего. Руку на войне потерял. Вернулся – в колхозе председательствовал. В общем, на земле работал.
– Понятно. Это тоже дед?
– Да. Мамин папа. Этот всю войну прошёл, была у нас…
– Знаю, Гала рассказывала. После войны кем был?
– Учителем. Директором школы.
– Это?
– Родители женятся… Ты меня допрашиваешь, что ли?
– Хочу знать родословную. Почему бы и нет? Мне нравится, что в вашей семье всех помнят, это хорошая традиция. А кем были родители?
Он продолжает расспросы, пока не доходит заново до последней страницы. Закрывает альбом. Оглаживает переплёт. И, кажется, делает это с уважением.
– Итак, у тебя в роду воины, земледельцы, учёные, священнослужители, причём и с материнской, и с отцовской линии…
– Это, с твоей точки зрения, хорошо или плохо?
– Хорошо. – Возвращает, наконец, альбом, причём нехотя, как будто не мою собственную вещь, а дорогой его сердцу раритет. – Хорошие корни. Крепкие традиции. Безусловно, это нужно взять.
А то я без тебя не сообразила бы! Укладываю альбом в рюкзачок и, спохватившись, спрашиваю:
– Сколько у меня на сборы? Мы ведь никуда не опоздаем?
Прикрыв глаза, он к чему-то прислушивается. Качает головой.
– Проход ещё закрыт, нужно подождать. Ты в котором часу к нам попала?
К нам? Ах, да, в его мир. Это ещё надо припомнить… С Норой мы вышли из дому около восьми вечера. С час кружили по городу, пока не попали на улицу Победы, потом ещё минут двадцать-тридцать бродили…
– Около половины десятого вечера.
Мага скептически поднимает бровь – до чего же, мол, вы, женщины, бестолковы в своих формулировках, не можете точно сказать… Но, как и я, мыслей не озвучивает. Говорит только:
– По моим расчётам твой портал должен открыться на приём к девяти вечера. Может, чуть позже.
– Мой портал? А причём здесь я? Или… – Меня озаряет: – Ты хочешь сказать, что прошёл сюда через тот самый портал?
Правильно я предполагала, что можно им ещё воспользоваться! Вот только как это сделать? И не поторопилась ли я с обручением?
– Тот самый, – обрубает Мага. И неожиданно смягчается. Заметил видимо, что мне до смерти хочется его расспросить, а боязно. – Ива, я обнаружил интересное явление. Ни один проход между мирами не закрывается до конца, всегда остаётся какой-то след, контур. Портал можно закрыть, заблокировать, замуровать, но шрам в межмирном пространстве останется, как рубец на коже. Поняла?
А-а, вот оно что! Это как в ткани дырочки от иглы остаются: распорешь неудачные крестики – и ткань зияет прорешками.
– Я нашёл твой портал и вскрыл, потом нашёл и тебя. С твоей Норой это не составило труда, собака всегда найдёт дорогу домой.
Почуяв, что разговор о ней, лабрадорша преданно кладёт голову Маге на колени. А ведь ещё недавно она его терпеть не могла; чем он её очаровал?
– Любой портал можно найти? И тот, которым наши ушли?
Мага с досадой качает головой.
– Стал бы я выжидать столько времени… Нет, Ива, их забрал не Игрок; их унёс Рик. У кидриков другая техника, и мне она пока не по зубам, да и затратная очень. Классический проход забирает гораздо меньше энергии. Главное – обнаружить его и снять блокировку, а нужная адаптация к новому миру заложена в портальном пространстве изначально. Это техника Демиургов, и я, между прочим, научился ею пользоваться.
А ведь он страшно собой гордится, даже глаза блестят. Видать, для него это открытие – серьёзная веха. Постойте-ка, а не обставил ли он в своих достижениях папочку? Ведь я ожидала увидеть в своих стенах скорее дона Теймура, чем суженого…
И обручальное кольцо у него было наготове. Значит, он сюда пришёл с конкретной целью: жениться. А я… опять лопухнулась. Ладно, Ваня, нечего в пустой след плакаться, портал без муженька ты всё равно не откроешь. Кстати, он, похоже, не закончил.
– … у них суточные ритмы, понимаешь? Между мирами периодически идёт циркуляция энергопотоков, как приливы и отливы: полсуток портал работает на вход, ещё столько же – на выход. Поэтому мы сейчас и ждём попутного течения: нас вынесет в Гайю самим энергопотоком.
Неожиданно сама идея начинает мне нравиться.
– Получается, мы проедемся на хвосте у самого Игрока! Мага, да это здорово! Хоть чем-то этому гадёнышу досадить!
Он смотрит на меня с нескрываемым удовольствием, хоть и воздерживается от комментариев. Лестно, что его достижения оценены, хоть и не бог весть кем.
– Однако, Ива, – только и говорит, – может нам пройтись? Надоело сидеть на одном месте. Давай прогуляемся, потом сразу завернём к порталу, сюда возвращаться не будем.
Что ж, мне тоже невмоготу. Всё уже решено, вещички собраны, вот только перекрою воду и газ… Электричество трогать не буду, пусть холодильник работает. Перекрыв краны на кухне, пробегаюсь взглядом по шкафчикам, заглядываю в хлебницу. Да тут ещё полбатона, и подовый, мягкие, свежие. Возьму, а то мой… ненаглядный даже не задумался, что в дороге пить-есть нужно. Там, мол, всё будет… Типично мужская самонадеянность. И бутылку минералки из холодильника добавлю, запас карман… рюкзак не трёт.
Обхожу комнаты, проверяю свет, выдёргиваю электровилки из розеток. Закрываю форточки. С тоской смотрю на балконные цветы и в озарении строчу записку соседке – уходя, брошу вместе с запасными ключами в почтовый ящик. Вроде бы всё. Теперь присесть на дорожку, подумать, не забыла ли что. Мага тем временем заглядывает в детскую, стопорится на пороге, и вдруг удивлённо хмыкает, протягивая к чему-то руку.
– Я могу это взять?
Чучундрик и чувырлик на его ладони кажутся крошечными.
Пожимаю плечами.
– Бери. Да тебе дети таких, сколько хочешь, наваяют, зачем с собой-то таскать?
Он вдруг улыбается краешком рта и осторожно сует кукол в карман. А я вдруг вспоминаю об очень важном деле, без которого покинуть этот город просто не могу. Я ещё не со всеми попрощалась.
– Тебе всё равно, куда сейчас податься? – спрашиваю нерешительно. – А то мне нужно зайти… в одно место. Здесь не очень далеко, за час с небольшим туда и назад обернёмся.
– Мне всё равно, – отвечает. – Это тебе действительно нужно? Зайдём.
Он перекидывает через плечо рюкзак брата, а мой просто подхватывает как сумку.
– Поведёшь пока собаку.
Сдерживаю вздох. Опять мною распоряжаются. Рюкзак-то мой ему зачем? На всякий случай, привязать к себе драгоценным альбомом? Или… действительно заботится? Критически оглядываю его с головы до ног, и застываю в нерешительности, не зная, как спросить его об одном интересном моменте. Настолько привыкла в его мире к разновременным костюмам, а сейчас вдруг представила, как выйду отсюда под руку с благородным сеньором семнадцатого века…
Бабушкам на дворовой скамейке обеспечен долгий и продолжительный обморок. И много-много работы после. Они ещё не обсудили «сестрицу» Анну, а тут – такая благодатная почва для пересудов!
– Ну? – Суженый нетерпеливо постукивает ногой.
– Мага, а ты вообще как сюда шёл? – осторожно интересуюсь. – На тебя не оглядывались? Это я про то, что ты всё-таки выделяешься в толпе. У нас такое не носят.
Да. Ботфорты со шпорами, чёрный камзол с бриллиантовыми пуговицами и серебряным шитьём, шляпа и плащ, словно снятые с Ван Хельсинга, неизменный кинжал… Да ещё ногти его знаменитые: боевые когти боевого некроманта. На него же должны были хотя бы оборачиваться на улицах, а при его болезненном самолюбии и взрывоопасности это чревато последствиями.
– Есть несложное заклятье. Просто отвёл глаза прохожим. Я и сейчас им воспользуюсь, не морочь себе голову. Всё?
Довольная Нора суёт мне в руки поводок: гулять? мы идём гулять? мама, ты так давно со мной не выходила! У меня сжимается сердце. Да, золотко, гулять. Почти как в тот роковой вечер. Разница в том, что теперь я точно знаю: вернусь не скоро.
Пока мы спускаемся с третьего этажа на первый, минуя панели в граффити от местных дарований, пока проходим несколько тесных и зелёных двориков, квартал четырёхэтажных и двухэтажных хрущёвок, пока не выходим на «историческую» центральную улицу, с лица Маги не сходит брезгливая гримаса. Как будто настолько унизительно – проходить по этакому убожеству, ему, потомку наверняка какого-нибудь рода с шестисотлетней историей, ему, проживающему в фамильной резиденции на берегу тёплого моря, ему, боевому некроманту! Догадываюсь. Терпи, супруг. Нам с девочками было здесь совсем неплохо.
А вот центральная улица ему неожиданно нравится. Наверное, потому, что не обезличена серыми многоэтажками: дома и домики здесь сохранились ещё вековой постройки. Есть из бруса на каменном фундаменте, есть и кирпичные одноэтажные, есть и двухэтажные, с колоннами: бывшие купеческие и дворянские особнячки. Новострои особо не выделяются, маскируясь под окружение. И я невольно вспоминаю город Николаса. Да, у нас тоже выдерживается историческая достоверность, пусть и не так рьяно, потому что нет богатых спонсоров. Но стараемся, как можем.
Вот и наша гордость: липовая аллея, со столетними, в три обхвата, деревами, что смыкаются кронами в арки-тоннели, под которыми в самые жаркие дни царят густая тень и прохлада. Соседний с нами Липецк, кстати, именуется от этого дерева, только там, в крупном городе, их давно теснят тополя-аллергены.
– Так куда мы идём? – нарушает молчание Мага. Сторонится, пропуская прохожего, который едва не налетает на него – заклятье действительно отводит глаза. Поколебавшись, признаюсь:
– На кладбище. Хочу со своими, поговорить, попрощаться. Неизвестно же, когда вернусь. А я у них давно не была.
Он застывает, будто с размаху налетел на невидимую стену. Смотрит на меня как на восьмое чудо света.
– Поговорить? Попрощаться? Давно не была?
С большим опозданием до меня доходит, как именно некромант может воспринять мои слова. "Поговорить со своими." Ничего себе это я ляпнула!
– Прости, ты не то подумал, Мага. У нас так принято… ну как тебе объяснить… – Вижу, что не понимает, даже ощетинился. – Мы навещаем могилы родных, наводим там порядок, вспоминаем их. Беседуем, как с живыми, придумываем ответы. Иногда помогает, особенно когда тяжело; придёшь, посидишь, выговоришься – и всё легче. А у вас такого нет?
Он качает головой.
– Нет. У нас не любят походить на некромантов… Что, в самом деле, так? Однако идём дальше. Рассказывай.
Опять я невольно на что-то подрядилась… Ну да ладно, не молчать же всю дорогу. Только это довольно хлопотно: вести беседу и при этом отслеживать, чтобы прохожие не налетали. Отвод глаз – хорошая штука, но имеет и оборотную сторону… Зато посвящаю новоявленного супруга в таинство сакральных дат – девяти, двадцати и сорока дней; рассказываю о поминках, о том, как провожают покойников в разных местах – везде есть свои ритуалы. И больше всего его впечатляют наши «проводы души» в годовщину, когда, если возможно, не только читают по покойнику всю ночь, но и «провожают» душу, трижды обходя вместе с ней жильё. Прощаются – и отпускают навсегда.
– Интересно. Очень интересно, – задумчиво говорит он с той же интонацией, что и дон Теймур. – А другие религии есть? И как там обстоит дело? И как давно в вашем мире такое уважительное отношение к смерти?
Пошарив по закоулкам памяти – а она у меня хорошая – вываливаю целый ворох из скифских курганов, славянских тризн, египетских пирамид и римских мавзолеев. Подумав, добавляю современности – из того, что знаю о похоронных обрядах мусульман, иудеев, буддистов. Хочешь подробностей? Вот тебе огненные погребения индийцев и священные воды Ганга, расклёвывание дикими птицами тибетцев и похоронные ладьи викингов и варягов. Меня заносит в прошлое, но, похоже, некроманту каким-то образом удаётся собрать из этой мешанины цельную картину. И она ему нравится.
Липовая аллея ведёт нас вдоль всей Советской улицы. Неторопливым прогулочным шагом мы проходим её за полчаса, а затем спускаемся под гору и переходим через небольшой мосток над мелкой речушкой. Вот оно, старое кладбище. Даже не видя старинной ограды из красного кирпича, покосившейся, кое-где припёртой контрфорсами, и макушки небольшой церковки, выглядывающей из-за разросшихся берёз, приближение к погосту можно угадать по истошному карканью. Вороны и грачи здесь непуганые и шалеют от собственной вольности. Деревьев множество, за ними редко кто следит, и все они утыканы комками птичьих гнёзд. Особенно это заметно по осени и весной, когда оголяются кроны.
Собакина я оставляю у ограды: привязываю к невысокому деревцу и строго приказываю ждать. Мага прикасается к собачьему носу и псина, зевнув, не спеша укладывается на травку и мирно засыпает. Сверху опускается небольшой радужный купол. Теперь собачкой никто не заинтересуется кроме. Ну и хорошо, так оно спокойней.
Пройдя через распахнутые чугунные ворота, мой спутник вновь страдальчески морщится. Ну да, порядка здесь, конечно, никакого, одно название, что городское кладбище, а на самом деле почти не отличается от сельского. Через весь немалый участок проходит единственная вымощенная булыжником центральная дорожка, вдоль которой наведён относительный порядок. А отойди в сторону – и придётся спотыкаться, а то и перешагивать через оградки, заброшенные холмики, а иногда нет-нет, да и наступишь на обломок обтёсанного камня, на котором под зелёным мхом угадывается выпуклый крест… Но «мои» – неподалёку, в полпути до церкви, которая становится видна после того, как обогнёшь старый тополь. Как его сюда занесло – бог весть, обычно здесь сажают берёзки, туи и сирень. Вернее, сажали, а сейчас, когда участок практически закрыт – только вырубают, потому что зелень разрастается со страшной силой. Но вот как-то проник, укоренился, вымахал с баобаб, успел умереть и засохнуть. Ветви с метр толщиной у основания угрожающе нависают над дорожкой; одно хорошо – они высоко, макушкой не заденешь. Но каждый раз мне страшно проходить под этим гигантским скелетом: а ну как одна из ветвей, наконец, надломится и рухнет на голову? А коммунальные службы словно не видят и не знают.
– Пришли.
По левую сторону от дорожки «наш» участок. Бесшумно поворачивается на смазанных петлях, пропуская, калитка. Тут все мои – папа, мама, братья с семьями. Все. Шесть больших надгробий и три маленьких.
Мага почтительно наклоняет голову, словно здоровается. С минуту молчит. А я словно смотрю его глазами: лаконичные полированные грани чёрного мрамора, лики, напылённые на плиты… Я выбирала самые лучшие фотографии, где все молодые и здоровые, и плевать мне было на шипение соседок, которые дружно осудили меня и перемыли косточки за то, что родители у меня были здесь тридцатипятилетними. Я хотела их помнить именно такими. На детских могилках у нас всегда по машинке или самолёту, или другой мальчишеской игрушке. В гробничках у взрослых высажены цветы: не люблю искусственные, а сходить сюда раз в месяц присмотреть за посадками дело нехитрое.
По соседству справа от наших – парень-афганец; на стыке надгробья и памятной плиты дотлевает сигарета. Видно, совсем недавно навестили друзья, прикурили, да и оставили вместе с наполненной стопочкой, накрытой куском чёрного хлеба. Холмик слева совсем заброшенный, но на нём мозаикой рассыпаны недоклёванные птицами кусочки печенья и разложены несколько карамелек и мармеладин. Говорят, если ты в дороге, но хочешь помянуть близких – оставь помин на безымянной могиле, до Бога всё дойдёт.
– Я похожу здесь немного, – говорит Мага. – Буду недалеко. Тебе, наверное, хочется побыть одной.
И за эту толику такта я ему благодарна.
Присаживаюсь на скамеечку и молчу. Как это иногда бывает – не идут слова, не рождаются… Посетовав, что не захватила перчатки, нахожу поблизости лопух, и, обернув ладони, принимаюсь за прополку, потому что осот и пырей никто в природе не отменял, эти монстры никаким опрыскиваниям не поддаются.
Здесь у нас высажены декоративный мох и барбарис, и петуньи, тот вид, что цветёт до первого снега; а по периметру оградки – сиреневые сентябрины. Полюбовавшись на плоды трудов своих, отношу кучу сорняков в мусорный контейнер на выходе и мою руки ледяной водой под колонкой. И сама не замечаю, что в какой-то момент улетучилось беспокойство, затихли страсти в душе. За немудрящей работой я отвлеклась и на время позабыла про свои горести. Не то, что совсем махнула на них рукой, нет, просто отодвинула. Сейчас я просто сижу, слушаю шум листвы, воронье карканье… Неподалёку подаёт голос колокол – закончилась вечерняя служба. Поплотнее запахнув куртку, потому что в тени уже тянет холодком, и, прикрыв глаза, наконец ощущаю присутствие тех, к кому пришла. Их ласку. Любовь. Поддержку.
– Наговорилась, красавица?
К моему удивлению, голос не Магин. Вздрогнув, открываю глаза.
Седой как лунь старик, высокий, широкоплечий – видать, был когда-то и красив, и могуч, но сейчас подсох, и силы уже не те… Удивительно синие, не выцветшие очи смотрят ласково.
– Наговорилась, дедушка, – отвечаю. – А вы что так поздно? Может, вас проводить? Или помочь чем?
Это наш местный блаженный, юродивый. Вот незадача, совсем из головы вылетело, как зовут. Давно уж тут обитает, при церкви Рождества Богородицы. Пришел невесть откуда, постоял немного на паперти – молча, даже руки не протягивая, просто стоял и смотрел сквозь людей, будто что другое на их месте видел… Батюшка проводил его на житие в сторожку, монашки обули-одели, участковые поспрашивали, разослали запросов в разные инстанции и ничего не выявили. Ну и… пусть живёт с миром, решили. Так он и остался. По утрам и вечерам обходил дозором окрестности, подкармливал бродячих собак и кошек, помогал старушкам на огородах – любил в земле возиться, чем и зарабатывал. Говорил мало, и ничего вроде бы не пророчествовал, чудес не творил, а прослыл отчего-то юродивым. Может из-за того, что Евангелие иногда цитировал, да ведь как к месту. А в ответ на частые вопросы: как, мол, можешь ты так жить, дедушка? отвечал только: «Посмотрите на лилии полевые…» И улыбался. Да настолько хорошо, что – прямо как сейчас – становилось удивительно легко и спокойно на сердце.
– Благодарствуй, милая. Куда ж меня провожать? Я дома, – отвечает он с улыбкой. – Я везде дома.
К нам неслышно подходит Мага. И я невольно пугаюсь: а вдруг он сейчас нагрубит старику, обидит? Юродивый смотрит на него с неизменной светлой улыбкой и внезапно протягивает пустую ладонь. Как будто что-то просит.
Опешив, суженый лезет в карман. Достаёт монету. Кладёт в протянутую руку.
– Злато, – разочарованно бормочет дед. – Поскупился, пришлый. Разве это – самое дорогое?
– А что же, отец? – мягко спрашивает Мага.
Старик, повертев монетку в руках, проходит мимо прямо к одной из гробниц. К отцовской. Земля там рыхлая, хорошая, недаром мы с девочками весной да осенью проходимся с совками. Дед набирает её полные ладони. А монету кладёт в ямку.
– Платок-от найдётся, детушка?
Поспешно нахожу носовой платок, разворачиваю и подставляю блаженному. Зачем? Да просто потому, что таким людям не надо перечить. Он высыпает землицу, завязывает кусок ткани хитроумным узелком и подаёт Маге.
– Вот что главное, сынок. Вот что ценнее всего. Земля-матушка. Будешь торговаться – меня вспомни.
Не сводя со старика глаз, Мага заворожённо принимает узелок – и не знает, что с ним делать. Дед поворачивается ко мне и слегка касается двумя перстами моего лба, словно благословляет. Я от неожиданности смаргиваю. Кажется мне, что не только синим отливают его глаза, но и золотом. Слышится мне непонятный шорох, едва уловимый.
– Ах, батюшка мой, – раздаётся поблизости жалобный тоненький голосок, и от храма к нам поспешает маленькая пухленькая старушка в чёрном. – Да где ж ты заплутал, мы ж тебя обыскались! Пойдём, там тебя отец Игнат разыскивает, говорит – на завтра работка для тебя есть, пойдём, родимый…
Вся она кругленькая, ладная, шустрая, не бежит, а перекатывается, и даже слова сыплются из неё горошком.
– Пойдём, Егорушка, пойдём, батюшка мой, пойдём, родимый. Простите, люди добрые, уведу его, болезного!
Подхватывает юродивого под локоть и влечёт за собой, а он, снисходительно усмехнувшись, словно ребёнку, идёт следом, позабыв о нас.
Мага опускает узелок с землёй в карман. Потирает лоб.
– Ты можешь объяснить, кто это был? Что он тут делает?
Впервые я вижу его не то чтобы растерянным, а выбитым из колеи. Что он увидел в нашем Егорушке, который вот уже десять лет со мной здоровается, каждый раз забывает, как меня зовут? Кого он в нём увидел? И на всякий случай… просто на всякий случай оборачиваюсь и смотрю вслед удаляющейся парочке. Своим особым взглядом смотрю, настроенным на сканирование аур.
Он не торопясь следует за монашкой, которая всё квохчет, всё пустословит ласково. И высок он, и крепок, хоть и жилист, казалось бы – ступать должен твёрдо, уверенно. Но походка у него лёгкая, как у танцора, и этим он мне кого-то напоминает. Но не до воспоминаний. От того, что вижу, мысли напрочь вылетают из моей бедовой головы.
За спиной у Егорушки в такт шагам колышутся снежно-белые крылья. Искристые, пушистые. И разлетаются от них огненные брызги, а где осядут – там встряхивается и поднимается высушенная дневным жаром трава, оползает налёт с потемневших оград, листва на деревьях густеет. Я смаргиваю – и вижу прежнего старца – высокого, худого благообразного, позволяющего вести себя, как маленького, за ручку.
И больше, несмотря на все мои старания, ничего разглядеть не могу. Не возвращается картинка.
– Белый, – задумчиво говорит Мага. – Да нет, не может быть, откуда ему тут взяться? И как он умудрился себя так скрутить? Ива, ты давно его знаешь?
– Десять лет, – отвечаю безмятежно. – А что?
Кажется, негодованию моего суженого не будет предела. Он испепеляет меня взглядом.
– Что? Ты так спокойно говоришь о присутствии рядом сущности высшего порядка? В кого он вырядился? Кого он слушает? Как он себя ведёт? Это ж какой-то… убогий, честное слово!
Я улыбаюсь. Как Егорушка засветил меня своей улыбкой, так до сих пор не могу снять её с себя.
– Убогий, Мага, – это не унизительно. Это значит – у Бога. А у нас такие сущности высшего порядка, как ты их называешь, порой вместе с людьми живут. Только мы зовём их иначе.
Святыми.
Трогаю его за локоть, совсем как недавнишняя старушка Егорушку. Я больше не боюсь. Ничего и никого. Спасибо, дорогие мои.
– Нам пора.
Он сердито дёргает рукой, сбрасывая мою. Губа закушена. Взгляд по-прежнему сумрачен. Молча подхватывает со скамейки мой рюкзак и, кажется, что сейчас сунет мне его в руки, как рассерженный мальчишка, и буркнет: неси сама! Вместо этого он просто разворачивается к выходу с кладбища.
Вздохнув, последний раз оглядываюсь на дорогое мне место… и снова несусь вприпрыжку. Да что же это такое! Мало я бегала за его старшим братом, теперь и младшенький норовит меня за собой как на буксире волочить!
А младший-то явно недоволен. Ноздри раздуваются от сдерживаемого гнева, сам что-то яростно шепчет, глаза горят… Видать, накручивает себя, не может остановиться. Бросает на меня взгляд исподлобья, и я чуть не отпрыгиваю, успев лишь подумать: а не рано ли я перестала осторожничать? Неожиданно Мага хватает меня за руку и резко притягивает к себе. Даже через камзол меня опаляет жар его тела.
Дальнейшие события происходят гораздо быстрее, чем рассказ о них.
Мага останавливается, быстро и зорко оглядывается вокруг, даже на каблуках разворачивается назад, чтобы и там что-то проверить. При этом и меня крутит на месте, не выпуская. Затем, развернувшись в прежнем направлении, стремительно выбрасывает вперёд правую руку – таким движением, будто у него в этой руке пистолет и он сейчас пальнёт. Иллюзию поддерживает то, что три пальца у него вытянуты, а большой и мизинец сжаты. Словно кисть – это уже оружие. Он с силой ею встряхивает – и с кончиков пальцев срываются молнии. Одновременно с этим над нами раскрывается защитный купол, о который в ту же секунду хлестко ударяет град.
Странный какой-то град, крупный. Серо-коричневый. И впивается в защиту, словно…
Щепки. Господи, это щепки.
Задираю голову, чтобы заглянуть Маге в лицо и потребовать объяснений. Он надувает щёки – и резко, с шумом выдыхает: П-па! И следующий вдох делает уже спокойно. Умиротворённо, я бы сказала.
Это… что же? Некромант, как говорится, отвёл душу? Выпустил пар?
Он потирает заросший подбородок и переводит взгляд на меня. Неожиданно подмигивает. Щёлкает пальцами – и радужная сфера начинает вращаться, словно юла, сбрасывает с себя древесные останки, а затем с лёгким хлопком разлетается в клочья. И я не верю своим глазам.
Тополь-скелет, держащий в страхе округу, пропал. Всё, что от него осталось – расщепленный измочаленный пень и щепки, щепки, щепки, ровным слоем устлавшие пространство в радиусе метров этак тридцати. На этом месте всё – дорожка, местины, где должна быть трава, горизонтальные поверхности надгробий и памятников – всё цвета сухой древесины.
Вау, как сказали бы мои девочки.
Теперь, когда я больше не боюсь… почти не боюсь Магу – я по достоинству могу оценить его профессионализм. Он почувствовал, что вот-вот сорвётся – по непонятной мне причине – и нашёл объект для срыва. Осмотрелся на местности, нет ли рядом ещё кого, дабы избежать жертв, и жахнул по тополю. Не забыв прикрыться, кстати, иначе нехорошее мы представляли бы собой зрелище.
Вау.
– Ну, Мага… – только и могу сказать я.
Он внимательно рассматривает пальцы. Цокает языком. Накладные ногти остались только на мизинце и на большом пальце.
– Ну, ничего,– говорит, а у самого такое удовлетворение по физиономии разлито, как будто злейшего врага только что по ноздри в землю вбил и поплясал сверху. – Дома наращу. Ива, – это уже мне, – если заметишь, что я слишком уж выхожу из себя – ну, как сейчас, – шепни мне два слова: «Сухое дерево». Будь уверена, я найду подходящий объект.
– А… Оум…– глубокомысленно изрекаю я. – Ладно. Идём, что ли?
– И это всё? – спрашивает он грозно.
– А что ещё? – ляпаю и спохватываюсь. – Грандиозно, Мага! Видели бы тебя сейчас дети! Вот только при них таких фокусов не вытворяй, они ж будут пытаться повторить!
– Женщина! – фыркает снисходительно. Уже по-хозяйски берёт меня под руку и энергично увлекает к воротам. Щепки так и хрустят под каблуками его сапог.
…На улицу Победы мы выходим уже в сумерках. И только заворачиваем в квартал, в конце которого знакомый прокурорский дом, – откуда ни возьмись в спину ударяет порыв ветра.
Пройдя шагов десять, с недоумением посматриваю на Магу. Похоже, он ничего не замечает. А мне все более кажется, что ветер какой-то странный, обволакивающий и влекущий за собой. Я чувствую себя щепочкой – нет, для щепки крупновата – дощечкой, веткой, до этого спокойно качающейся на волнах и вдруг подхваченной течением. Может, это и есть тот самый энергопоток, о котором говорил Мага?
А я ведь должна его видеть, только в другом диапазоне зрения. Так и есть. Но то, что мне открывается – не привычные, как в Мире Двойной звезды, призрачные протуберанцы: нет, по-видимому, энергетика межмирья достаточно сильна и потому концентрируется в целые россыпи светлячков-искр, что тянутся нескончаемым шлейфом в одном направлении. Причём светлячки пролетают беспрепятственно и через моего спутника, и через Нору… и через меня, кстати. В какой-то момент даже не по себе становится: кажется, что огоньки настоящие, весомые, а я всего лишь бестелесный призрак. Но все нездоровые мысли вылетают из головы, стоит мне увидеть неподалёку, напротив прокурорского дома Портал.
Интересно, думаю с запоздалым раздражением, смогла бы я сама его обнаружить? Ведь не будь встречи с Егорушкой, я бы и не догадалась тут, в своём мире подключить иное зрение. Настолько срабатывает стереотип, что у нас на Земле не может быть ничего необычного, что я почти забываю о своих новых умениях.
Мы подходим к овальному проёму, ширины и высоты которого достаточно, чтобы пропустить взрослого человека. Пульсирует мой личный портал, конечно, традиционным лазорево-синим, как все его двойники в компьютерных игрушках, и здесь я вижу ещё одно доказательство в отсутствии воображения Игрока: похоже, он предпочитает копировать, чем изобретать что-то своё. С другой стороны, для чего-то рутинного можно воспользоваться готовым решением, а уж для чего-то незаурядного – например, Финала – придумать что-то своё, с изюминкой. Не успеваю додумать, потому что Мага неожиданно притягивает меня к себе и обнимает.
–Эй, эй!
– Тихо, – успокаивающе шепчет он. – Прохожие. Охота тебе, чтобы за нами кто-то ещё увязался? А на парочки стараются не смотреть, глаза отводят…
– Придумал парочку! – сердито шепчу. Он с интересом наклоняется ближе, и со стороны мы, должно быть, действительно напоминаем флиртующих. – Тебе сколько лет? Ладно бы, мальчик с девочкой стояли, целовались-обжима… Прекрати сейчас же!
Он ловко уворачивается от моего тычка в грудь.
– Я помню твои замашки, – говорит со смешком. – Ива, это просто маскировка. Не хочешь – не целуйся, но стой рядом и терпи.
– …Да уже и нет никого, – говорю я сердито спустя минуту. – Не выдумывай. А где твоё заклятье для отвода глаз, кстати?
– Не хочу распыляться, – отвечает Мага. – Снял. Сила сейчас понадобится.
Сощурившись, простреливает улицу взглядом и не спеша вытаскивает из ножен кинжал. Синие язычки, отражаясь, пляшут на волнистом лезвии.
– Крис? – не удержавшись, спрашиваю.
– Крис. Откуда знаешь?
– Да приходилось видеть. В игре. – И злорадно добавляю: – Хотя твои дочки не особо любят оружие. Если они и заводили перса-некроманта, то не боевого, а исключительно магического.
Мага не слышит сарказма. Кивает одобрительно.
– Проклятья использовали? Ничего удивительного, это у них должно быть врождённое. Что легче даётся, к тому и тянутся.
Тема перестаёт мне нравиться. Однако Мага не думает продолжать.
– Всё, – говорит, – я работаю, вы с Норой караулите. Если кто появится – отгоняйте, отвлекайте, но чтоб меня это не касалось.
Он поводит ладонью вдоль правой дуги овального проёма. Прощупывает не торопясь, прислушиваясь, словно с миноискателем работает. На уровне, где нашему зрению привычны замок или замочная скважина, нащупывает какую-то точку и аккуратно, словно ключ, вставляет кинжал до упора, до рукояти. Несколько раз поворачивает, извлекает его – то наполовину, то на треть, то на четверть, и при этом я вижу, как меняется форма лезвия, как выпрямляется с одной стороны и наращивает зубцы с другой, с каждым разом всё более принимая форму бородки ключа.
Да что же это я! Меня тут поставили сторожить, а я на чужую работу глазею? Вот провороню постороннего – дражайший суженый год потом будет выговаривать, не меньше! И в своём невольном старании не нарваться на неприятности упускаю момент, когда портал открывается. Просто в какой-то миг на месте полыхающей, словно газовая горелка, мембраны оказывается пустой проём, окантованный едва заметной голубоватой кроной. И прямо туда, как бабочки на свет, уже летят, торопятся «светлячки» энергопотока и недовольно барабанят мне в спину: проходи, не мешай! Или в сторону подайся… Почему-то я перестаю быть для них проницаемой.
Сморгнув, возвращаюсь к обычному зрению. Ни портала, ни крошек-огоньков. Там, в нескольких шагах, просвечивает мир иной, настолько похожий в своей обыденности на наш, что забреди сюда в глубокой задумчивости рассеянная дама с собачкой – перешагнёт незримый порог и не заметит. Как я не заметила. А спохватится – будет поздно.
Мага прячет кинжал в ножны. На лбу проступают капельки пота. Но видно, что доволен.
– Ива, – вновь берёт меня под руку тем самым хозяйским жестом, который так меня бесит. – Обещай мне кое-что.
Настороженно смотрю на него. Какую каверзу он задумал?
– У тебя может появиться соблазн уйти. К русичам, например. Или просто от меня. Не делай этого, потому что я всё равно тебя найду.
– Кольцо что ли настроил? – угрюмо спрашиваю.
Он недоуменно приподнимает бровь.
– А-а, это… Нет, кольцо на тебе обычное, обручальное; я ничего на него не навешивал. Если понадобится, я найду тебя и по ауре, достаточно быстро, но тогда нам гораздо труднее будет строить отношения. Не усложняй, ты же не ребёнок – от меня бегать. Просто держи слово, и тебе не в чем будет меня упрекнуть. В противном случае… – похоже, он спохватывается. Повторяет только: – Нам будет сложнее.
Честно? У меня и в мыслях не было удирать, в конце концов, он прав, мы не дети А вот как-нибудь разведать на месте, не слышно ли чего о Васюте, забежать к Яну, найти Лору с Аркадием… Впрочем, думаю, всё решаемо. Если… э-э… муж просит обещать… Неужели доверяет? Что ж, посмотрим.
– Сбегать не буду, – отвечаю коротко. – Все передвижки – с твоего ведома. Придётся тебе поверить мне на слово.
Мага, помедлив, передаёт мне рюкзачок.
– Надевай. Два дня назад, когда я уходил, в городе было неспокойно; мне лучше держать руки свободными.
– Степняки?
– Много чего, – скупо отвечает он. Ко времени или не ко времени, вспоминаю, как пришлось нам с амазонками отстреливаться; как Васюта в последнюю нашу встречу советовал мне пока не навязываться в походы с Лориными девчатами; как доблестный сэр Майкл в один из визитов пожаловал в броне и при шпаге. А ведь меня здесь не было больше десяти дней, многое за это время могло произойти! Нехорошо всё это. И очень мне не нравится.
Мага пристраивает рюкзак Николаса за спину – раньше он небрежно болтался у него на сгибе локтя. Словно музыкант перед концертом, сжимает-разжимает кисти, разминает пальцы. А ведь действительно чего-то опасается. Подтягиваю лабрадошу ближе.
Он пропускает меня вперёд. Но стоит сделать всего пару шагов, как нас подхватывает светлячковый вихрь и вносит в образовавшийся проход, да так душевно, что мы при этом едва успеваем перебирать ногами, чтобы не свалиться на ходу. Внезапно энергетический поток иссякает. Шерсть на Норе искрит, встала на хребте дыбом; она пытается крутануться вокруг себя, но я её сдерживаю. Обернувшись, вижу, как суженый проводит ладонью вдоль рамки портала.
Всё, Ванечка. Твой личный Рубикон пройден.
И снова на меня накидывается ветер – на этот раз со всех сторон! Я даже лицо прикрываю и голову – меня треплет и бьёт и даже, кажется, продувает насквозь!
– Ты что? – слышу голос Маги. И вдруг он переходит на командный тон: – Прекрати уворачиваться, это не опасно! Руки в стороны!
И сам отнимает мои руки от лица и разводит.
– Спину прямо! Не бойся… Прямо спину, я сказал! Смотри на меня! Стой так, крестом!
Кажется, меня начинает распирать изнутри. Я не могу выдохнуть – воздух застревает в лёгких. Сейчас задохнусь…
– Сейчас всё пройдёт, – будто читает мои мысли Мага. Помогает опереться спиной к стене какого-то дома. – Не паникуй, осталось немного.
Ладонью резко надавливает мне на грудину. Это больно, но я, наконец, проталкиваю из себя воздух – и, выдохнув, с невольным всхлипом вдыхаю. Мага снова помогает выдохнуть. И ещё раз. И…
Отдышавшись, я цепляюсь за его руку и пытаюсь отвести. В ушах противно тренькает.
– Об этом я как-то не подумал, – говорит мой спутник озабоченно. – Тихо, Нора, тихо, всё с твоей хозяйкой в порядке… Ива, не сползай, держи себя в руках. Всё, ты уже подключилась. Постой так немного, приди в себя. А неплохо с тобой Ник поработал!
– Что? – совершенно одурев, спрашиваю. – Как поработал? Что вообще происходит? Когда я сюда попала в первый раз – вообще ничего не заметила…
Мага, вздохнув, поддерживает меня за талию.
– Давай-ка пойдём, нечего здесь торчать. Дома отлежишься… В первый раз, Ива, ты пришла сюда пустышкой, а сейчас у тебя хорошо развита аура, вот она и подключилась к местному энергополю. Обычно это с новичками происходит постепенно, но сейчас ты попала из немагического мира в магический, вот он на тебя и накинулся.
На меня накатывает страх.
Я даже останавливаюсь.
– Выходит, и с девочками так же? Да? И с Николасом?
Суженый мой бледнеет, в глазах мелькает беспокойство. Потом качает головой.
– Почему? – требовательно спрашиваю – Только не смей ничего придумывать!
– Ива, да успокойся, – он с раздражением высвобождается. – Пойдём же. Вспомни, ты же сама нацепила на детей свои цацки, в них полно магии. При переносе они работают как амортизаторы. И потом, не забывай: у них аура ещё детская, свёрнутая, не то, что у тебя.
– А Николас? А ты? Почему с тобой такого не было?
– Мы здесь родились, поэтому при возвращении попадаем в родную среду и адаптируемся сразу. Вот покидать его – это скверно. Поняла? Успокоилась? Тогда помолчи, не отвлекай.
Да. Пусть немного погрубит. А то когда он чересчур долго вежлив, я ожидаю какого-то подвоха.
Нора перехватывает зубами поводок и, как встарь, мы ведём друг друга. Это привычное действо помогает окончательно прийти в себя. И заодно понять, что Мага не грубит и не хамит: он действительно весь внимание: настороженный, прислушивается, присматривается. Улочка, по которой мы идём, словно вымерла. Нет, она и в первый раз была такой, когда я только-только сюда попала, но тогда хоть окна кое-где горели, а сейчас и того нет. Даже собак не слышно, которые в частных домах всегда обитают.
Ещё немного – и мы подойдём к той подворотне, откуда на Гелю выскочил тирекс.
Сумерки сгущаются. Жутковато, и я, как и Мага, смотрю во все глаза. И замечаю в одном из заборов совсем свежий бывший пролом, заделанный белым кирпичом; оштукатурить его ещё не успели, он выделяется светлым пятном и не заметить его мудрено. В одном из дворов половина клумбы перепахана; разорённый край подчищен, однако цветная плитка, которой вымощен дворик, взрыта, и зияют несколько глубоких борозд, как после когтей… уж даже и не знаю, чьих лапищ. Угол следующего дома заметно подкопчён, карнизы окон демонстрируют пустые ящички для цветов и черепица на крыше в беспорядке… Поколебавшись, включаю другое зрение – и зажмуриваюсь. Приходится как-то убавить восприятие, лишком уж слепит защитная радужная аура, вплетённая в ограды. Балда, говорю себе беззлобно, привыкай: если этот мир так насыщен магией, то и проявляться она для тебя будет гораздо сильнее. Вот, смотри, Ваня, и вспоминай: об этом тебе ещё Гала рассказывала, что вокруг обывательских домов навешана магическая защита. Чтобы при охоте монстров на попаданцев – или наоборот – мирные жители не страдали. На крайний случай, говорила ведунья, если защита сломается – народ отсидится в подвалах. Вот она эта защита, хорошие мощные надёжные чары в каждом заборе, в каждой калитке – и так почти везде. Кроме тех дворов, в которых я видела разор. Там по какой-то причине защиты нет: или её проломили, или сама по какой-то причине пропала…
Может, это оттого, что Гала умерла? Ведь со смертью мага улетучиваются и чары, им наложенные. Но тогда как они до сего времени продержались на остальных домах?
Или их уже кто-то подновил?
Мага останавливается, словно вкопанный, и стремительным движением задвигает меня за спину. И коротко и свирепо приказывает:
– Молчать! Не двигаться!
Из подворотни неотвратимо летит на нас громадный серый комок с ощеренной пастью. Мага делает короткое движение – этот жест я сегодня уже видела – но с его пальца срывается не молния, а тонкое костяное копьё, которое пронзает серое нечто, зависшее в очередном громадном прыжке. Сила инерции такова, что, будучи уже мёртвым, чудище приземляется в пяти метрах от нас и ещё какое-то время его волочёт по брусчатке к нам. Мага останавливает тушу, подставив вытянутую ногу.
Мы с Норой в тот момент представляем собой, должно быть, застывшую скульптурную композицию. И молчим, не шелохнёмся – не по приказу, а просто в силу полного оцепенения.
Он тычет носком сапога поверженного зверя. Вокруг стремительно распространяется запах пёсьей шерсти – и Нора, опомнившись, рычит, а я, придя в себя, слабо на неё цыкаю. Небрежно отмахнувшись, наш спутник сперва устанавливает над нами защитный купол, а уж потом приступает к осмотру.
Костяное копьё, завибрировав, начинает приподниматься над землёй, увлекая за собой тело жертвы. Я припоминаю своего раптора. Мамочка дорогая, да зверь-то только чуть меньше будет! Поросший длинной густой шерстью, как этот… из «Звёздных войн», что на большую обезьяну похож… Напавший смахивает и на обезьяну, и на волка одновременно. Пасть оснащена клыками в мой палец толщиной, когти на лапах – как кривые кинжалы, в открытых до сих пор красных глазах ненависть…
– Ива, ты в порядке? – Голос Маги сух и деловит.
– Д-да.
Не услышит он от меня ни жалоб, ни истерик. Я уже не та растерянная дама с собачкой.
– Кто это? – спрашиваю.
– Оборотень.
Он делает жест двумя сомкнутыми вытянутыми пальцами, как будто что-то закручивает. Копьё, что поддерживает монстра в висячем положении, медленно поворачивается вокруг своей оси, дабы хозяин мог детально рассмотреть жертву и сделать какие-то там выводы. Когти задних конечностей царапают мостовую, и с них, пропитав по дороге шерсть и усилив и без того удушливый запах, стекает каплями чёрная кровь.
– Не пугайся того что сейчас увидишь, Ива. Он пойдёт с нами.
Я открываю рот… Закрываю. Спросить? Возразить? А он точно знает, что делает?
– Нам может понадобиться охрана, – добавляет Мага. – Не бойся, он пойдёт с моей стороны и будет полностью под контролем. Неизвестно, кто нам ещё по дороге встретится и сколько их будет: зомби-оборотень в качестве дополнительного бойца не помешает. Проводит нас до дома, а там я его спалю.
Копьё снова вибрирует и начинает отсвечивать серебром. С туши перестаёт капать. По неживому телу пробегает судорога. Вздрагивают и напружиниваются, оставаясь в полусогнутом состоянии, задние лапы, вновь принявшие вес мощного звериного тела. То что было оборотнем, делает несколько всё более уверенных шагов, словно разминаясь. Под взглядом новоиспечённого хозяина садится, вскакивает, подпрыгивает, выворачивает булыжник из мостовой и крошит его в мелкий щебень. Мага щёлкает пальцами, свеженький зомби пристраивается в трёх шагах от него и истово смотрит вперёд. Бдит.
Очень хочется вцепиться в Магино плечо и не отпускать – пока не дойдём до того самого пресловутого дома. Но я сдерживаюсь. О, да, теперь понятно, почему у некроманта должны быть свободные руки.
Притягиваю Нору к себе ещё ближе. Мага, покосившись, сужает защитное поле – оставляет колпак только надо мной и собачкой. Хочу спросить – а ты? – но вопрос замирает на устах. Ему-то эта сфера только мешает.
Никогда не думала, что ещё вернусь в этот город. И уж тем более – в такой компании и в такое время.

Глава 2
Всё повторяется, повторяется, будто с момента рокового выхода из дома тогда, дней двадцать тому назад, я так и брожу в пространстве по кругу, упорно возвращаясь на одну и ту же улицу. Вновь я в опостылевшем Тардисбурге, пасторальные домики молчат слепо и глухо и стучаться-трезвонить в них без толку. И, как в тот вечер, недавно на меня из подворотни выпрыгнуло чудовище. Ну да, вервольф поменьше тирекса. Но ведь ни одна сволочь не завопила: «Караул! Убивают!» Хоть бы кто нос высунул, хотя бы из того болезненного любопытства, что заставляет некоторых моих земляков вместо палки или кирпича схватить мобилу, вместо того, чтобы рвануться на помощь – искать ракурс получше. Впрочем, чтобы заполучить ценное видео, нужна какая-никакая смелость, а здесь такого не наблюдается.
Ладно, это дело не моё, а их совести. Вернёмся лучше к монстрам. Очень уж нервирует меня тот самый, что сейчас немножко мёртвый, послушный и плетётся почти рядом. Что он здесь забыл? Именно здесь?
– Мага?
Осторожно трогаю за рукав своего некроманта, привлекая внимание. Он даже головы не поворачивает, удерживая в поле зрения улицу. Подозреваю, что каким-то образом контролирует и тылы, чтобы никто не подобрался незаметно.
– Н-ну? Спрашивай.
– На кого он собирался напасть? Думаешь, Игрок нас уже отследил?
– Не факт. – Он по-прежнему на меня не смотрит, но я не в обиде, сейчас мой спутник заботится не только о себе, но и обо мне, пусть и силком взятой под крылышко. – Видала, что с охранными плетениями творится? Похоже, эта дикая тварь здесь далеко не первая и не единственная. Самое скверное, что они все не квестовые, Ива, они настоящие. Вот и меня тоже интересует: для чего и для кого они здесь.
– Ты видел, откуда он выскочил? Из той же самой подворотни появился мой ящер из первого квеста!
Суженого так и передёргивает.
– Это был раптор, – сухо поправляет он. – Что, действительно то самое место?
– Вот как раз напротив этого дома, – показываю на коттедж неподалёку, хоть и вижу в наступившей темноте не слишком хорошо. Фонари отчего-то не горят. – Я его запомнила, потому, что мы с Галой сюда возвращались. Мы ещё по дороге в Каэр Кэррол сюда завернули с Гелей, помнишь?
Мага, задумавшись, пощипывает мочку уха. Николас себя за вихры треплет, помогая думать, этот – за уши…
– Возможно. Тогда это весьма похоже на предупреждение. Персональное – тебе, либо нам обоим. Или на прощупывание наших возможностей.
Пресловутая подворотня, затаившаяся было, вдруг оживает. Издали бухают копыта; приближаются цокот и возбуждённые людские голоса. Мага останавливается, неторопливо снимает рюкзак, передаёт мне. Поводит плечами, разминаясь. Прочно утверждается на земле, словно врастая в мостовую намертво. Зомби за его левым плечом в точности копирует позу хозяина.
Навстречу нам вымётываются несколько всадников.
– Вот он! – кричит кто-то из них. И вдруг вся компания осаживает коней настолько резко, что у тех из-под копыт летят искры, а мне даже слышится воображаемый визг тормозов. Всадников пятеро, причём трое – в ярких восточных одеяниях, с тюрбанами на головах, ещё один в каком-то нелепом балахоне, причём слетевший от быстрой скачки капюшон мешком болтается за спиной; и последний – в лёгких латах. Подробнее рассмотреть не успеваю, потому что нас берут в полукольцо, держась, однако, на расстоянии. Не удивительно: вервольф он и в Африке вервольф, хоть и зомби, и с копьём в груди. Внезапно латник подаётся вперёд. Спрыгивает на землю, снимает шлем.
И тут же с восторженным гавом на него налетает Нора. Я даже вздыхаю от облегчения, узнав друида-оборотника.
– Это хорошо, что вы здесь, – говорит Аркадий напористо. – У нас каждый маг на счету.
Опустившись на колено, обнимает собакина. Затем бесстрашно подходит к нам, рассматривая оборотня в упор. Нора в восторге скачет рядом, игнорируя зомби.
– Твоя зверушка, Мага?
– Пришлось приручить, – получает лаконичный ответ. Они обмениваются крепким рукопожатием. Дождавшись, когда лопнет пузырь защиты, оборотник обнимает меня от души, но осторожно, лишь слегка прижав к холодному панцирю.
Тем временем на улице становится светлее. Всадничек в чудном балахоне по очереди направляет на фонари посох, те загораются. Как-то виновато покосившись на спутников, посоховладелец несмело объезжает нашу компанию, ещё робче приветствует, приложив худенькую ладонь к груди, и удаляется, решив, очевидно, восстановить освещение в квартале таким вот рутинным способом, вручную. Аркадий с нескрываемой досадой смотрит ему вслед.
– Видали? – говорит нам. – Ковен прислал вместо Галы. Зелень желторотая, ни-че-го не умеет. Приходится натаскивать всем миром, вместо того, чтобы делом заниматься.
Двое из восточных мужчин спешиваются, третий по-прежнему возвышается в седле. В силу ли возраста – достаточно солидного даже для мага, а они тут очень моложавы – в силу ли социального статуса, но он ограничивается доброжелательным наклоном головы. Его напарники, да и сам Мага, воспринимают это как само собой разумеющееся.
– Приветствую, уважаемый Омар ибн Рахим, Глава клана Огня. – Мой некромант учтиво кланяется. – Чем я могу помочь коллегам, явно не по своей воле, а в силу обстоятельств оказавшимся на территории, столь отдалённой от их сектора?
– Приветствуем и тебя, Маркос дель Торрес да Гама, младший наследник Главы Ордена Некромантов.
Старик снисходит до лёгкого ответного поклона, насколько это можно сделать в седле. Почтенные года не мешают ему сохранять кавалеристскую выправку, да и ятаган на поясе, похоже, не бутафории ради висит: простые кожаные ножны потёрты, все в насечках, как будто в шрамах, и словно говорят: повидали мы на своём веку, уважаемые, будьте уверены!
Он продолжает:
– Прежде, чем начинать серьёзный разговор, позволь поинтересоваться о цели твоего пребывания здесь, дабы мы своими докучливыми просьбами не отвлекали тебя от возможных срочных дел. Хотя, как справедливо соизволил выразиться достопочтенный Аркадий, нам весьма ко времени окажется дополнительная толика магических сил. Итак, о, сын моего друга?..
Эк он загнул, восхищаюсь я. Вроде бы жеманничает, и навязываться не хочет, а с другой стороны – откажешь ли ты теперь, отпрыск старинного друга Теймура?
– И успокой свою новую игрушку, сын мой, – кротко добавляет ибн Рахим, – ибо я с трудом сдерживаю своего жеребца, а моим сединам не пристало соприкасаться с мостовой, если ему придёт в голову брыкаться.
– Рассказы о вашем умении держаться в седле опережают вашу славу боевого мага, – учтиво ответствует некромант, но, тем не менее, жестом заставляет вервольфа распластаться на земле в позе побитой собаки. Аркадий немедленно присаживается рядом на корточки, спрашивает:
– Можно посмотреть?
– Смотри. Он обездвижен, – отвечает Мага.
Аркаша немедленно вцепляется в кудлатую башку, приподнимает, заглядывает в пасть, прощупывает зубы… Поспешно перевожу взгляд с этого неприятного зрелища на беседующих.
– Я сопровождаю эту уважаемую женщину, почтенный ибн Рахим, и у меня есть перед ней ряд обязательств. Поэтому в данный момент я не могу оставить её, не убедившись, что она в безопасности.
– Так ты в квесте, сын мой? – В голосе старца изумление и плохо скрываемое любопытство. – По возрасту ли это тебе? Оставь эти забавы юношам, хотя бы на время, и присоединяйся к нашему войску. Ибо совсем скоро нам предстоит нешуточный бой, и отнюдь не квестовый; не будет в нём ни бонусов, ни наград, щедро раздаваемых ранее Игроком, но многие из нас отойдут в миры иные, каждый к своим кущам, как уже отошли некоторые.
– Всё так серьёзно? – игнорируя восточную велеречивость, в лоб спрашивает Мага. – Когда я уезжал, было относительно спокойно.
– Против нас собирается невиданное войско, Маркос. Привычные степняки в сравнении с новой ордой – это так, для разминки, орешки для крепких зубок молоденьких девушек. Ныне среди пришлых тварей горами возвышаются орки и тролли; в воздух снова поднялись гарпии, забыв прежние договорённости. Откуда-то явились циклопы и терракотовые воины. К чести твоего клана нужно отметить, сын мой: ни одного некроманта во вражеском стане не замечено. Нам противостоят только творения Демиурга. Но, похоже, это создания высшего уровня.
– Финальные боссы? – уточняет Мага.
Старик задумчиво жует губами.
– Пожалуй, что так, сын мой. Каково же твоё решение? Можем ли мы в скором времени рассчитывать на твоё участие? Разумеется, после выполнения тобой первоочередных обязательств перед твоей спутницей!
– Я воин, уважаемый ибн Рахим, и мне не нужно много времени, дабы решить, помогать своим товарищам или нет. Однако эта женщина мать моих детей, и позаботиться о ней мой первейший долг. Я отведу её в надёжно защищённое место и присоединюсь к вам.
Это он обо мне, что ли? Настолько нереальным кажется этот диалог, что я давно уже воспринимаю его отстранённо, как нечто киношное, фэнтезийное, и теперь с большим опозданием понимаю, о ком именно Маркос дель Торрес да Гама должен позаботиться. И готова провалиться сквозь землю, когда взгляды всех присутствующих скрещиваются на мне. Поспешно сворачиваю ауру – кто их знает, этих восточных магов, лучше замаскироваться под дурочку.
Мне кажется, что под взором Омара… как-его-там… с меня медленно оползает кожа.
– Обережница, – с расстановкой говорит он, словно пробуя на вкус это слово. – Маркос, ты можешь оказать нашему ордену неоценимую услугу, предложив нам эту женщину. Мы щедро за неё заплатим.
– Я не торгую ни обережницами, ни жёнами, – резко отвечает Мага. – Прошу меня извинить, почтеннейший.
– Однако она твоя жена совсем недавно, – возражает ибн Рахим. – Ты даже не успел реализовать свои супружеские права, поэтому не думаю, чтобы ты был к ней столь сильно привязан.
Задохнувшись от возмущения, я награждаю развязного старца испепеляющим взглядом. Да кто он такой, чтобы… К сожалению, реагирует на это только конь: неожиданно взвивается на дыбы, и почтеннейшему ибн Рахиму приходится приложить все старания, дабы не разметать свои седины по мостовой и не опозориться. Аркадий, повисает у скакуна на уздечке и быстро шепчет ему что-то в ухо.
– Ива, не отсвечивай, – сквозь зубы цедит Мага. – Ты всё испортишь!
Не…что? Спохватившись, прячу протуберанцы ауры, так некстати пробившиеся. Никак не могу привыкнуть, что у меня сейчас уровень выше и магии вокруг больше, и нужно уметь подо всё это приспосабливаться.
– Как видите, уважаемый ибн Рахим, дар в соей спутнице проявляется спонтанно и непредсказуемо, – вежливо поясняет Мага, словно не замечая восточных мужских плясок, потому что вокруг старика уже суетятся его молчаливые сопровождающие. – К тому же у неё строптивый характер и обучается она плохо. Она будет для вас бесполезна.
– Ага! – Аркадий, утихомирив напуганного жеребца, оттирает пот со лба. – Подтверждаю, Рахимыч. Насчёт характера не скажу, общался мало, но по обучаемости… Мы с Ло познакомились с Ванессой недели две тому назад, когда она только появилась здесь, а многому за это время научишься? Только, чтобы в квесте не пропасть. Да и обучать-то некому, сам знаешь, Обережники – штучный товар, Наставников среди них нет.
Старик раздражённо отпихивает одного из помощников. Впивается в очередной раз в меня взглядом, я смотрю, набычившись и снова заводясь. Неожиданно чело ибн Рахима разглаживается.
– Ты меня убедил, сын мой, – говорит смиренно. По-прежнему обращается к Маге, меня словно игнорируя. – Однако я вижу странное несоответствие в твоих словах. Ты женился, судя по всему, совсем недавно, и в то же время называешь её матерью своих детей?
– Это долгая история, уважаемый Омар ибн Рахим. Я рад буду её рассказать, но в иное время и в ином месте, – отвечает с плохо скрываемым облегчением Мага.
Кажется, неприятный инцидент улажен. Какая досада, что я невольная его виновница! Но я ведь не Елена Прекрасная, чего уж копья ломать?
– Сообщите, где вы собираете войско, и вскоре я присоединюсь к вам, – завершает мой некромант.
– Так вместе доберёмся, – встревает Аркадий. – Провожу вас сейчас до дома, а на рассвете выедем в поле. Заодно, Рахимыч, – странно, что он обращается к почтенному старцу так запросто, но тот словно пропускает это мимо ушей, – Мага с этим Йореком может поработать маленько. Глядишь, у того ума и прибавится.
– Прибавить можно только к тому, что имеется, – неожиданно взрывается старик. – В первый раз вижу такого недоумка! Ковен утверждает, что ведунов-охранников практически не осталось и что этот один из лучших. Воображаю, каковы тогда худшие!
Быстро успокоившись, он прижимает руку к сердцу, прощаясь:
– Так значит, мы ждём тебя завтра, Маркос, и тебя, доблестный оборотник.
На мою долю его драгоценного внимания не достаётся, чему я несказанно рада.
Троица срывается с места и уносится в ночь. Аркадий переводит дух.
– Ваня? – впервые за всё это время он обращается ко мне. – У тебя всё в порядке?
– У неё всё в порядке, – зло отвечает Мага вместо меня. – И не вмешивайся в чужие дела!
– Мага, я же не тебе задал вопрос. – Аркадий словно не замечает его раздражения. – Я спрашиваю женщину… твою женщину между прочим, как ты утверждаешь. Или ты собираешься накинуть на неё паранджу и замуровать в Восточном секторе?
И не обращая внимания на громы и молнии, мечущиеся в огненных очах моего суженого, повторяет:
– Ваня, у тебя всё в порядке? Ты действительно, – он выдерживает паузу, – с ним?
– Да, Аркаша, – только и отвечаю.
Он задумчиво вглядывается мне в лицо.
– Стало быть, всё-таки поговорили. Выяснили… Ладно, расскажешь, когда сочтёшь нужным.
Вспоминаю наш ночной разговор, настоятельный Аркашин совет – не откладывать дело в долгий ящик, а потолковать с Магой начистоту, выпытать, с чего тот на меня взъелся. И обращаю внимание, что некромант неподалёку хоть и пинает поверженного вервольфа, но так и превратился в слух.
– Аркаша, – говорю медленно и раздельно. – По-другому не получается. Мы всё с ним прояснили. Мы действительно были когда-то знакомы, и мои дети – от него.
Оборотник чешет в затылке.
– Ничего себе… Лору бы сюда, любит она такие истории. Ну, решили так решили, это ваш выбор, ребята. Да, я ж вас проводить подрядился! Мага, поднимай свою зверушку, пусть делом занимается, я ж так понимаю, что ты её для охраны подрядил?
Свистом подзывает своего коня.
– Давай, Ваня, подсажу, топать ещё далеко. И сумки эти сюда тащи.
– А с этим что? – Мага кивает в ту сторону, куда удалился злосчастный ведун-недоучка. – Не пропадёт?
– Да что ему сделается? На себя защиту он всегда поставить сможет, об остальном мы с ним ещё потолкуем, если успеем. Мага, кончай злиться. Я Ваньке друг, и моё дело в первую очередь – понять, что ты ей не навредишь. Ты сам на моём месте так бы поступил.
Так мы дальше и топаем. Я, как принцесса – верхом, хоть уже немного отвыкла от седла, рядом со мной некромант и оборотник, между ними верная лабрадоша. Сзади цокает когтями по булыжной мостовой мёртвый вервольф.
Вальехи на нас не хватает. Уж он-то запечатлел бы…
***
…От обстановки Магиного дома я впадаю в прострацию.
Я очень хорошо помню, каким франтом смотрелся мой бывший; как щеголял камзолами с серебряным шитьём, с каким удовольствием вращался в обществе прекрасных леди Кэррол, да и меня пытался натаскивать на правила хорошего тона; как переборчиво выбирал наряды для Гели, гоняя до изнеможения манекенщиц в салоне у Мишеля… Соответственно, его жилище заранее виделось обителью сноба и сибарита, берлогой светского льва, хоромами вроде тех, коими совсем недавно пытался восхитить меня его старший братец. Но при одном взгляде снаружи на суровый, практически ничем не облагороженный фасад, встроенный в одну линию с соседними домами, в мою душу заронились сомнения: а насколько правильными были мои установки? Дом, кстати, оказался невелик: хоть и двухэтажный, но всего по три окна в каждом этаже и с традиционной небольшой мансардой, таковы уж архитектурные традиции Европейского сектора – а именно сюда мы и добрались в своих ночных скитаниях.
Уже на Главной площади Аркадий заметил, что необходимости в зомбо-экскорте больше нет: Европейский и Восточные сектора охвачены магической защитой плотно, прорывов нечисти не наблюдалось и не предвидится. На что дон некромант только пожал плечами и вервольфа не тронул, буркнув что-то вроде: бережёного бог бережёт. От Главной площади до нужного дома оказалось пять минут ходьбы по радиальной улице. Не удивительно, что в день, когда я рискнула пройтись по магазинам в поисках одежды для Гели, быстро напоролась на Магу. Да живёт он здесь.
Итак, никаких цветочно-балконных излишеств этот дом не признаёт. Никаких вычурных дверных ручек и резных ставен с сердечками, отделки и облицовки, розеток и кариатид: вместо того строгий аскетический фасад, выделяющийся средь себе подобных, как монах в тёмной рясе на балу-маскараде, небольшое крыльцо в две ступеньки, полукруглый навес от дождя. Мощная и тяжёлая дверь морёного дуба. Два коновязных кольца, вмурованных в стену рядом; к одному из них Аркадий привязывает коня.
Мага вытаскивает крис и поворачивается ко мне
– Дай руку. Не бойся, только слегка уколю. Нужна кровь, чтобы настроить твой допуск, у меня тут своя опознавательная система.
– Всё нормально, Ваня, – успокаивающе говорит Аркаша. – Он всех так настраивает, кто к нему часто заходит. Представляешь, у этого бирюка ещё и друзья имеются, кто бы мог подумать…
Мага лишь фыркает в ответ. А мне приходится терпеливо снести укол в палец – правда, быстрый и не слишком болезненный. Мага прикладывает к дверной поверхности мою ладонь, прижимает сверху своей и что-то быстро шепчет. Внутри двери щёлкает замок.
– Теперь проходи.
– Там темно, – обескуражено говорю, с порога заглядывая вовнутрь. Темноты не боюсь, но как бы не оказалось нежданных ступенек под ногами: полетишь кубарем и костей потом не соберёшь.
– Проходи, свет будет.
Действительно, стоит мне сделать первый осторожный шаг, как под потолком в тяжёлом ободе люстры вспыхивают свечи. И пока я на них заглядываюсь, вдруг слышу сзади шипение и странный хлопок. Спину опаляет жаром, а в нос ударяет вонь от горелой шерсти. Нора шарахается в испуге.
Поспешно оглядываюсь. На месте, где только что столбом торчал вервольф-зомби, сиротливая кучка пепла; седая шапка ещё дымится.
– Ну и зря, – говорит Аркадий с осуждением. – Взял бы с собой в лагерь, пригодился бы.
– Силу на него ещё тратить, – бурчит Мага. – Его же всю ночь поддерживать и в дороге тоже… Я тебе на месте сколько угодно настругаю, хоть из степняков, хоть из троллей, был бы труп. Ива, ну что застыла? Нам тоже нужно пройти!
Почему-то, когда Мага сказал о зомби «Спалю!» – я восприняла это в переносном смысле. Зря.
Делаю несколько шагов и ошеломлённо оглядываюсь.
Весь первый этаж представляет собой огромную кухню. Не такую, как у Васюты – где каждая вещь, каждый предмет интерьера функциональны и в то же время несут на себе отпечаток хозяйской широты души и хлебосольности; не такую, как в особняке у Николаса – напичканную всевозможной техникой, холодильными камерами, сверкающую хайтековскими плоскостями. При взгляде на то, что меня окружает, я почему-то сразу вспоминаю иллюстрации из детской книги «Средневековый замок и его обитатели», к главе «Кухня замка». Вот такая она и есть: с большим очагом и вечно коптящимся над ним окороком, с простым столом грубой работы и такими же скамейками, на которых при желании спать можно, с добротной чугунной и медной посудой, со связками лука и чеснока, с набором вертелов, рашперов и решёток. Очагов два: один для готовки, другой – гораздо шире, в половину боковой стены – по-видимому, для отопления. Это уже больше похоже на камин, в нём запросто помещаются несколько обугленных брёвен, на которых уже пляшут первые огоньки пламени. Должно быть, здесь система заклинаний работает по принципам «Умного дома»: хозяева пришли – им сразу и свет, и тепло. А что ещё тут само включается? Думаю, увидим.
Метрах в трёх от большого камина – два узких дивана. И пара стульев в простенках между окнами. Вот и вся обстановка.
Моей питомице здесь нравится. С жадным любопытством она обнюхивает углы, ножки мебели, суётся к малому очагу, но оттуда выстреливает уголёк; отпрянув, Нора обиженно чихает и спасается на одном из диванов.
Судя по стерильной чистоте рабочего стола и пустым полкам, хозяин не утруждает себя готовкой. Эта кухня – не для стряпни. В ней, похоже, просто живут, забегая время от времени между квестами или походами – так, на день-другой, отдохнуть.
Аркадий здесь явно не впервые, потому что сейчас он уверенно курсирует прямо к диванам, на ходу проводя большими пальцами по боковым швам панциря. Доспех благополучно распадается на две половинки – и я невольно таращу глаза, потому что из тех же иллюстраций о средневековом укладе помню по разделу «Рыцарские латы», что все эти металлические части закрепляются в единое целое множеством ремешков, и без помощника в этом деле никак не обойтись. По-видимому, в местные латы навешиваются чары, с помощью которых разоблачиться самостоятельно не составляет особого труда. Оборотник стаскивает через голову толстый свитер, оставшись в рубахе и кожаных штанах. Сунув скомканный свитер в изголовье дивана вместо подушки, блаженно вытягивается – и моментально засыпает. Мага смотрит на него с одобрением.
– Хороший солдат любую минуту выкраивает для сна. Потому что не знает, когда ещё придётся… Ива, спальня наверху. Можешь идти и осваиваться. Я сплю здесь.
И в подтверждение своих слов кидает рюкзак Николаса на диван. Нора, пригревшаяся к тому моменту, лениво косит карим глазом, но вставать не собирается. Мага легонько хлопает по собачьему боку, тугому, как барабан, и заставляет её подняться. Нехотя псина бредёт ко мне.
– А… – начинаю я растеряно.
– Я обещал, что спальни у нас будут разные? Здесь у меня только одна. Выделяю тебе второй этаж. Иди. Если мне что будет нужно – постучусь.
Ну… ладно. Это ж он опять про договор вспомнил, понимаю я с некоторым облегчением. По крайней мере, не собирается нарушать один щекотливый пункт; а я-то думала, он его для красного словца приплёл, чтобы меня на замужество поскорее подвигнуть.
Наверх закручивается винтовая лестница с поющими ступенями, само существование которых избавляет от необходимости стучаться. Да и нет тут двери, кстати, и промежуточных площадок и тамбуров нет, просто сразу выходишь в комнату. Потому что весь второй этаж – это и есть одна большая студия, и кровать, между прочим, располагается в двух шагах от лестницы, я даже обескуражена. А потом вдруг представляю, что если, к примеру, кто-то постучится в парадную дверь, то хозяину вскочить, впрыгнуть в штаны и сбежать вниз займёт гораздо меньше времени, нежели нестись с другого конца этой громадной спальни. Он живёт один, без прислуги, и всё здесь заточено под единственного жильца: обстановка, мебель, бытовая магия.
Три высоких окна, выходящих на улицу, абсолютно голы, без занавесей, без портьер. Там же меж оконных проёмов располагаются стенды с рапирами, эспадронами и кинжалами и недвусмысленно намекают, для чего именно используется хозяином столь обширная площадь – размером этак метров восемьдесят: для небольших тренировочных боёв, размяться с кем-то в спарринге. А уж одному, с собственной тенью, тем более места хватит. Справа и слева от лестницы, там, где скаты крыши съедают высоту потолков, обнаруживаю небольшую гардеробную и крошечную ванную комнату.
В этом фехтовальном зале, служащем по совместительству спальней, нет даже стульев. Присаживаюсь на край кровати, Нора плюхается под ноги. Пресловутыми балдахинами, вынужденной роскошью средневековья, тут и не пахнет. Просто ложе, достаточно широкое, обрамлено в изножье и изголовье изящной ковкой и небрежно застлано плотным гобеленовым покрывалом. Ступнёй провожу по мохнатому коврику. Даже гадать не собираюсь, чья это шкура и как долго её владелец ходил на задних лапах.
И это вот – всё?
Шикарные апартаменты старшего брата, который даже толком не знает, в какой комнате что у него находится – и чуть ли не монашеский быт младшего, хотя последний вряд ли стеснён в средствах. Какие же они разные, в который раз думаю я. Какие же… Как мои девочки – одинаковы только внешне, а характеры у каждой свой, и не подумаешь, что от одной матери.
Здесь, как и внизу, свечи на люстре загорелись сразу же при моём появлении. А вот интересно, как же их гасить? Приказать, чтобы потухли, или сами уловят, когда я в постель лягу? Или Мага при свете спит? Заглянув ещё раз, но уже с серьёзными намерениями, в ванную комнату, обнаруживаю в системе горячую воду и умываюсь с дороги. На большее не тянет, не то настроение – в ванне нежиться. Снова посидев на кровати, немного поразмыслив, на цыпочках, чтобы не скрипеть ступеньками, спускаюсь вниз. Рюкзачок прихватываю с собой.
Если бы не знала, что Аркаша остался у нас, то и не обнаружила бы его, пока не наткнулась. Оборотник спит совершенно бесшумно, никаких демаскирующих храпов. Мага сидит на полу, прислонившись к боковине соседнего дивана, босиком, в каких-то штанах домашнего вида и в рубахе. Уставился на огонь, брови сведены, сосредоточен. Догадываюсь, о чём он думает: вот я привёл сюда практически незнакомую женщину, с которой у меня, кроме детей, ничего общего. И что теперь с ней делать?
– Ты почему не спишь? – спрашивает, едва взглянув. Даже вполголоса у него получается говорить со мной строго.
– Не хочу, – отвечаю так же. – По твоей милости больше суток проспала, все бока отлежала. Я вот подумала: может, ты есть хочешь? На Николаса всегда жор нападал после любых занятий магией, а у тебя сегодня расход энергии большой. У меня с собой, правда, только хлеб, но его можно на огне поджарить, получится неплохо.
Он смотрит на меня сумрачно.
– Я идиот.
И становится ясно, что не мной он недоволен. Поднимается на ноги.
– Обещал, что здесь у тебя всё будет, а сам даже не догадался покормить. Плохой из меня хозяин. А хлеб – это замечательно, Ива. Только этого будет мало, у нас же ещё один едок. Пойдём, поищем ещё что-нибудь.
Мы переходим к малому очагу. Мага снимает с крюка над огнём копчёно-вяленый окорок, заваливает его на стол и острым, как бритва, тесаком принимается нарезать.
– Тарелки там, – указывает на буфет неподалёку. – Да, рассчитывай и на Аркадия! Едва едой запахнет, сразу проснётся.
Он режет бекон виртуозно, тонюсенькими, едва не прозрачными ломтиками, которые ловко сворачивает в рулеты. И так, свёрнутыми, перемежая кусками хлеба, укладывает на решётку. Мановением руки приглушив пламя, устанавливает её на специальные боковые выступы в очаге.
Я смотрю на его обычные действия… для мужчины, конечно, не слишком свойственные, но есть же мужчины, которым нравится готовить, да? И у меня в душе всё переворачивается.
Как он может быть таким? Иногда – грубым, безжалостным, взрывным, циничным, едким – да ещё множество эпитетов можно добавить – и так спокойно и уверенно резать хлеб? С уважением говорить с Егорушкой? Заботиться о Геле? Обо мне заботиться, в конце концов? Он пытается на меня давить, не скрываясь – и в то же время огораживает защитой от издержек магии и помогает не захлебнуться в энергетическом потоке. И, какими бы ни были его намерения, когда он однажды впрыгнул ко мне в окно – сердечный приступ он снял виртуозно. Хотя кто ему мешал просто уйти, полюбовавшись на мою агонию? А ведь я могла и не выжить…
Засучив рукава, он длинными щипцами переворачивает поджаренные с одной стороны ломтики. На зарумянившемся мясе шипит и пузырится вкусно пахнущий жирок, время от времени срываясь крупными каплями на уголья, и только сейчас я понимаю, насколько проголодалась. Но ради такого зрелища – уютного, домашнего и безобидного Маги – можно немного и потерпеть. Он вдруг кажется невероятно привлекательным; в простой рубашке в тонкую полоску, в вырезе которой темнеет и курчавится поросль волос, с такими красивыми руками, пусть не скульптурной лепки, как у Николаса, но достаточно сильными, с трёхдневной щетиной, грозящей вот-вот переродиться в жгуче-чёрную бородку.
– Что смотришь? – спрашивает он спокойно. – Ты словно в первый раз меня увидела.
– Да у меня только сейчас и появилось время толком тебя разглядеть, – честно признаюсь. – Мага, ты сейчас в настроении? Могу я тебя спросить кое о чём?
– Спрашивай, – великодушно разрешает он. – Тарелку только подай. Пора снимать.
На всякий случай я выжидаю, пока он разложит по тарелкам наш немудрящий ужин. Заметив мои колебания, Мага усмехается.
– Спрашивай, – повторяет. – Острых предметов у меня в руках нет, а едой кидаться привычки не имею. Не бойся.
– Почему ты такой спокойный? – выпаливаю. – Когда ты то и дело на меня наезжал, я к этому привыкла и теперь каждую минуту жду подвоха. Мага, может, я сейчас лишнее говорю, но я боюсь, что ты молчишь-молчишь, а потом сорвёшься – и мне тогда мало не покажется!
Из глубин буфета мой суженый выуживает бутыль, которая незамедлительно отзывается громким бульком; ищет что-то в ящике стола, очевидно штопор. И всё это время поглядывает на меня с затаённой насмешкой.
– Ива, это оказалось не трудно, – говорит, наконец. Вонзает штопор в пробку. – Всего лишь сказать себе: ты в очередном квесте. Знаешь, мне ведь приходилось и охотиться, и сидеть в засадах часами, затаившись. Я же профессионал, люблю работать чисто.
Пробка с лёгким хлопком выскакивает из горлышка и Мага отставляет вино в сторону, подышать.
– Так и с тобой. Нет, ты не обижайся только. Мне действительно поначалу было невыносимо даже видеть тебя. Устоявшиеся взгляды – это такой груз, который, если наращивался пятнадцать лет, за пять минут не скинешь. Но я просто сказал: парень, ты – профи, и поменять отношение к этой женщине, завоевать доверие – твоя задача на ближайшее время. Работай, Маркос… Ты меня поняла?
– Как-то не укладывается в голове. Хочешь сказать, что просто дал себе задание перестать меня ненавидеть?
Он какое-то время молчит. Крутит в пальцах пробку. И выдаёт то, чего я никак не ожидаю.
– Смерть хорошо прочищает мозги, Ива. На многое начинаешь смотреть по-другому.
– Так ты меня не ненавидишь? – тупо спрашиваю, вспоминая его жаркий предсмертный поцелуй. – Ты тогда сказал…
Он сдвигает брови.
– Что ты заладила? Глупость я тогда ляпнул, и не единственную. С каждым может случиться. Из вредности, такой уж я. Устраивает тебя этот ответ?
– Её устраивает, – подаёт со своего места голос Аркадий. Потягивается, как большой кот, с хрустом в суставах, с удовольствием. – Вань, хватит его пытать, а то он скоро в самом деле заведётся. Давайте, что ли, перекусим, не зря же вы так старались.
Мага разливает тёмное, почти чёрное вино по тяжёлым хрустальным бокалам. Я достаю из ящика стола тяжёлые двузубые вилки и ножи со специально зазубренными лезвиями. Всё здесь прочно, обстоятельно, надёжно.
И я упорно гоню мысли, каким бы человеком стал мой суженый, не случись у него много лет назад… я.
***
– Аркаша, а что собственно, у вас происходит? – спрашиваю. – Есть во всём этом какая-то нелогичность. Вроде бы жизнь была… Нет, с точки зрения попаданца обычной её не назовёшь, но для вас-то всё устоявшееся, размеренное, идёт своим чередом. Прибыл новенький – встреть, обучи, отправь на все четыре стороны, дальше Игрок сам додумывает. А если закрыть глаза на квесты и Сороковники – нормальный мир. А вот… – Запнувшись, не решаюсь заговорить о Николасе, чтобы избежать лишних вопросов. – Один человек мне рассказывал, что вся эта большая Игра была не всегда, она закрутилась лет двадцать назад.
– Двадцать один год, – уточняет Мага от камина, где раскуривает сигару. Подозреваю, что он запросто может зажечь её магией, но ему нравится щипцами ворошить угольки, выбирать подходящий, священнодействовать. Одним словом – устраивать из привычной операции церемонию. Как, впрочем, и его папочке. – Двадцать один. Тебе это ни о чём не говорит? У нас это возраст совершеннолетия.
– И что?
– Так, ничего особенного. Есть версия…
Мага вытягивается на диване в полный рост и, откинувшись головой на валик, полностью отдаётся созерцанию сизо-голубых струй, запускаемых в потолок. Аркадий, убедившись, что продолжения не будет, поворачивается ко мне.
– Помнишь нашу небольшую заварушку у реки? Ну, когда меня подстрелили, а ты вылечила? Мы сперва решили, что эти степняки были собраны под чей-то квест, очень уж похоже, когда для команды добровольцев выставляют сходную по параметрам группу из нечисти. Однако сколько на них тех козлов нужно? А их, степняков, вдоль границы собралось не меньше тысячи. Сидят тишком: в город не суются, деревеньки вокруг не трогают. Сами на рожон не лезут, если только на заставу случайно напорются. Ждут.
– Кого?
– Вот вчера мы и увидели – кого. Ипатий с утра гонца прислал, с сообщением, что у козлоногих пополнение, да такое – что теперь не поймёшь, кто кого дополняет. Похоже, что степная орда на подхвате у тех, кто прибыл.
Плещет в стакан на донышко, но не пьёт, а только вдыхает терпкий аромат.
– Орки. Тролли… Ваня, один такой горный тролль – как два Васюты, что в ширину, что в рост, честное слово, я видел. Их там штук двенадцать, не меньше, и надо ещё подумать, как их завалить. Тут же совсем иная тактика нужна: стрела их не берёт – шкуры словно каменные, а на длину копья ещё подойти надо, разве они тебя подпустят? Такой на одну ладонь посадит, другой прихлопнет – мокрое место останется. Правда, тут недавно кое-кто хорошую идею подал, но чтобы её внедрить, надо грохнуть хотя бы одного тролля. Вот завтра и попробуем. Самые крупные из новоприбывших – циклопы, но те дураки, да ещё и одноглазые. Хотя весом и массой берут, это да. Гарпии какие-то новые, злые, в переговоры не вступают; дикие вепри, кентавры, ламии…
– А это кто? – не выдерживаю. Про остальных-то я знаю.
– Это вообще какой-то выверт. Изначально – женщины-змеи, на Горгон похожи, только с нормальными головами, а в боевом трансе превращаются в кентавресс. Зубы, копыта, яд – всё в ход идёт, жуть просто, даже для меня, стрелянного воробья. Вы, бабы, если ввяжетесь в драку – свирепеете хуже берсерков, а эти ламии хуже баб. Не остановишь.
– Зачем, Аркаша? Для кого их сюда согнали?
Он задумчиво взбалтывает вино; по стенкам стакана ползут густые вязки потёки. Поднимает на меня глаза.
– Для нас, Ваня.
– Но что вы сделали такого? Или это очередной эксперимент Игрока?
Тут из своего угла снова напоминает о себе Мага.
– Это не эксперимент, – он пыхает сигарой. – Двадцать один год – очередной цикл развития бессмертного, по завершении которого того просто-таки тянет к переменам. В окружении, в жизни… Похоже, Демиургу стал неинтересен, да просто надоел город, который слишком хорошо приспособился к его причудам. Выращивает, понимаешь ли, новых, ни на кого не похожих, персов, отбивается от его творений, а главное…
Мага рывком приподнимается.
– Главное – Тардисбург и иже с ним стали слишком самостоятельны. Одни дружины чего стоят, что рыцарская, что русичей.
Мой бывший – впрочем, уже теперешний – начинает выхаживать по комнате. Думать ему это помогает, что ли?
– Игрок собирает не какую-то шваль. Степняки – это так, чтобы массой нас задавить, а вот крупные монстры не просто Актовые, они Финальные. Он выманивает на бой самых умелых, чтобы расправиться со всеми одним ударом, обезглавить город и напомнить, кто здесь хозяин. Уничтожит – и где-нибудь на новом месте начнёт всё сызнова, с послушными исполнительными юнитами.
Аркадий медленно опускает стакан на стол.
– Сегодня прилетели драконы, – глухо сообщает. – Таких я ещё не видел. Как он их выманил с гор?
– Драконы? Вот как… Огневая мощь, да ещё с воздуха… Значит, завтра Финал, дорогие мои. Один на всех, – буднично сообщает Мага. – Если не ошибаюсь, с нашей стороны тоже выдвинуты сильнейшие? Васюта с дружиной там уже который день, а кто ещё прибыл?
– Аскольд. Рустам. Ниль’хи. Анса’Ну-Рия. Гоблин. Будут маги с Рахимычем. Будем мы с Лорой.
– Если их разобьют, – тяжело говорит Мага, – город сравняют с землёй. Зря я сюда привёз Иву.
– Зря, – соглашается Аркадий. – Да ведь дело сделано. И не поверю я, чтобы некромант да на собственный дом лучшие охранные чары не наложил. Отсидится Ваня здесь, ничего с ней не сделается.
Я пытаюсь возразить, но оба мужика зыркают на меня столь выразительно, что слова застревают в горле.
А там ещё и Васюта…
А мне – отсидеться… Впрочем, что ещё остаётся? Какой из меня толк на войне, положа руку на сердце? Под ногами путаться, мешать? Много ли я там настреляю, приученная к неподвижным неживым мишеням?
– С нами Орден паладинов, – возвращается к теме Аркадий. – Нет только ваших. У вас этот дурацкий нейтралитет.
– Знаю.
– Мага, ты же воин. – Видно, что Аркадий подбирает слова чрезвычайно осторожно. – И хороший воин, бывал не только в квестах. Я же тебя по Чёрному перевалу помню. Среди вас немало хороших бойцов. Почему вы отсиживаетесь?
– Слишком ценим жизнь. Смешно? На самом деле так оно и есть. Умирать страшно. А нам ради посвящения приходится делать это добровольно, и лишний раз повторять не хочется.
Он отбрасывает в камин сигару, выкуренную наполовину. Подходит к окну, смотрит в ночную темень.
Оборотник яростно сверкает глазами.
– Но ты-то идешь!
– Иду. Один за всех. Знаешь, сколько в Мире осталось некромантов? Триста сорок два человека, Аркадий. Это – включая женщин, детей и стариков. Триста сорок два, на всей Гайе. Мы вынуждены собой дорожить.
«…моя дорогая донна… очень дорогая…»
Вот почему у них так ценятся дети – и их матери.
Мужчины ещё о чём-то говорят, но я не вслушиваюсь. Мысли мои вновь возвращаются к прежнему. Васюта никуда и не уезжал, думаю с горечью. Но и не вернулся. Он выбрал не просто Сороковник, а войну, возможно, справедливо рассудив, что квест может сработать и там, на поле боя. Или, скорее всего, перед лицом реальной угрозы для целого города вынужден был, скрепя сердце, отодвинуть в сторону Игру и заняться тем, что предназначено самой судьбою: защитой. Чтобы каждая мать, а не только я, могла вернуться к своим детям и жить с ними долго и счастливо.
– Можно мне с вами? – робко спрашиваю, забыв о предыдущих благих рассуждениях.
Некромант, развернувшись от окна, смотрит пристально. Отблески каминного пламени играют на чеканном лице, отражаются в глазах. Он пока молчит, но на лице его прописано: ты обещала, Ива!
Вместо него отвечает Аркадий.
– Нечего тебе там делать. Выкинь эту дурь из головы; ты сидишь здесь.
– Аркаша…
– Зелень ты ещё. Необстрелянная.
– Но я умею…
– Пробный бой ничего не значит, ты ни разу не была в самой гуще. Потеряешься, растеряешься – ближайший воин тебя мечом срежет или просто конём затопчет. Ты это брось, видел я таких умниц: цепенеют от страха – и капец. И не думай, Васюте про тебя даже словом не обмолвлюсь, чтоб перед боем не брал в голову лишнего, вот закончится всё, – он косит на Магу, – тогда и будете разбираться.
– Если закончится в нашу пользу, – мрачно говорит Мага. Он снова изучает ночную улицу.
Прав оборотник, прав, но как же мне тут высиживать, когда, быть может, завтра уже будет поздно… До меня доносится еле уловимый аромат хризантемы, холодная ладонь стискивает плечо. Как он смог подойти так бесшумно?
– Будь благоразумна, Ива. И не забывай о своём обещании.
– Но это совсем другое, – слова даются мне с трудом. – Он может погибнуть. Ты же сам говоришь – сильнейшие против сильнейших.
– Мы с Аркадием тоже можем погибнуть; разве тебя это не волнует?
Щеки мне так и опаляет стыдом. А он продолжает:
– Вот что я тебе скажу: Аркадий прав. Если останется, кому разбираться – сделаем это после боя, я ни от кого не прячусь по углам. Но пока будь добра, не высовывайся. Там ты будешь только мешать.
– Мага-а! – я сдерживаю рыдание. – Но не могу же я тут просто отсиживаться, пока вы там умирать будете, пойми! Чем-то женщины всё-таки занимаются на войне! Хоть раненых буду перевязывать!
– Для того полно паладинов, – припечатывает Аркадий. – И целителей при дружинах, опытных, обстрелянных, у которых всё отработано. Ты – лишнее звено. Не ной, Ваня. Кроме Лориных девиц там ни одной бабы нет, вот и тебя быть не должно. Всё.
С треском отодвигаю скамейку и ухожу от них наверх. Меряю шагами спальню, бешусь не хуже Маги. Решили они… Нора, первее меня освоившая кровать, недоумённо за мной наблюдает.
Не запрут же меня, в конце концов!
И что? Дождаться, когда они уедут, и сбежать, как пацаны в Великую Отечественную, «на фронт»? Да я не знаю даже, в какую сторону податься. И на чём, на своих двоих? И неизвестно, какая нечисть на дороге может пошаливать.
Ванька-а, с тоской шепчет внутренний голос. Ванька-а… Что делать-то будем?
Я останавливаюсь в изумлении. Это ты у меня спрашиваешь, голос? Ты же всегда сам мне советы давал! Ну да, отзывается он уныло. А здесь – даже и не знаю, что сказать.
Набегавшись до нытья в коленках, возвращаюсь на кухню. Хмурые лица мужчин светлеют, несмотря на то, что вид у меня подозреваю, далеко не ласковый. Молча сажусь за стол. Протягиваю Аркаше пустой стакан, долго, как и он, вдыхаю аромат красного винограда и чёрной смородины – и успокаиваюсь. Но пить не пью, чтобы голова оставалась ясной.
Придётся сидеть и ждать.
И вдруг щёки мои снова опаляет. Да, Ива, ты останешься. Потому что, страшно тебе или нет, но придётся высунуть нос за дверь и пойти расспрашивать, не появлялась ли тут не так давно странная компания: мужчина и женщина, а с ними – девочки-близняшки? Ведь их могло занести куда угодно! Я найду, кого спросить. Я… Йорека этого отыщу, вряд ли его, недоучку, призовут на войну. А он всё же ведун, и наверняка у него есть хрустальный шар, и пусть бедный Йорек как хочет, так туда и заглядывает, а я не отстану, пока не выбью информацию…
Я это сделаю.
Поднимаю руку, как на уроке в школе, чтобы привлечь к себе внимание.
– А как так получается, – спрашиваю, – что разборки… простите, бой будет не здесь? Почему вдоль границы? Уж проще было бы сразу штурмовать город!
Мага хмыкает. Они с Аркадием переглядываются и, по видимому, решают, что ничего крамольного в том, что я спрашиваю, нет, и вряд ли эти сведения помогут мне сбежать или как-то обвести их вокруг пальца. Мне же нужно знать: смогу ли я завтра вообще на улицу выглянуть? Не прорвутся ли монстрюки и сюда?
– В самом городе и по периметру поставлена магическая защита, – сообщает Мага. – Долговременная, качественная. Отдельные барьеры соединены в общую сеть, по несколько ячеек на квартал. Как паутина. В прошлую войну во время прорыва ведуны нарочно сняли огненные барьеры. Дали чужим войти, растечься по улицам – и снова поставили. Добить нападающих, разделённых огненной сетью на отдельные группы, было делом техники. Так что вряд ли Игрок сунется сюда во второй раз, он свои ошибки помнит. Потому и выбрал границу: поле, всё как на ладони, и с воздуха можно атаковать, а нам в этом плане ответить нечем.
– Есть чем, – оживляется Аркаша. – А если мы дадим тебе дракона? Ты говорил, тебе нужен хоть чей-то труп? Будет. Сможешь тогда нас сверху поддержать?
Мага прикидывает что-то в уме, морщит лоб.
– Поддержать не проблема. Нужна группа прикрытия. Дикие драконы и живые-то сами по себе туповаты, а чтобы управлять мёртвым – надо полностью на нём сосредоточиться. Как бойца вы меня на это время потеряете. Да ещё рядом со мной нужно поставить двоих щитоносцев, чтобы мне на броню не отвлекаться.
– Поставим троих. И выпросим девах у Лоры, пусть гарпий от тебя отпугивают. А гарпию, кстати, потянешь?
– Да пусть собьют нескольких. Дракон не вечен, его свои же расколошматят, так что заготовки под рукой будут нелишними… Ива?
Я вздрагиваю. За их изощрёнными обсуждениями меня вроде бы и не замечали, но вот, оказывается, я им понадобилась.
Обогнув стол, Мага присаживается рядом.
– Поможешь мне? Когда я просматривал твои воспоминания, как-то не придал значение вашей с Николасом методике, счёл, что по мелочи энергию таскать несерьёзно. Но завтра мне может понадобиться всё, до чего дотянусь. Покажи, как ты это делаешь?
Да, это верно. Ему понадобится всё. Прищурившись на огонь в камине, отлавливаю энергетический протуберанец с языка пламени, затем второй… Стоп. Это я для себя лично таскаю. А вот как бы…
– Где те куколки, Мага? – спрашиваю.– Ну, те самые, что ты из детской взял?
У него очень выразительное лицо, надо признаться. Сперва на нём читается недоумение, затем этакая снисходительность, а потом, наверное, он вспоминает о кукле-Доле. Пожалуй, не надо игнорировать эту обережную блажь, может пригодиться… Он идёт за камзолом, висящим на спинке стула у стены.
Вот они, Чучундрик и Чувырлик. Забавные милые игрушки, от нечего делать сотворённые нашими девочками, на скорую руку, но от души. И ауры на них в равных долях моя и наших дочек, а, значит, немного и Магина. Должны откликнуться.
– Бери в каждую руку, – командую Маге.
Я – хороший проводник. Накрываю ладонью ладонь суженого поверх чучундрика, вновь подцепляю протуберанец от огня – и направляю в куколку. В чувырлика закачиваю энергетику земли, она тут совсем рядом, под дощатым полом и бревенчатыми перекрытиями. Это под камнем и бетоном земля слабеет, а здесь её силы хватает на то, чтобы на чувырлике дыбом поднялись нитяные волосики.
Отнимаю руки. Странное ощущение – левая сторона тела горит, правая – стынет подвальной сыростью. И бегают, бегают по мне и внутри меня огненные и фиолетовые светляки, никак не угомонятся. Не мешкая, сбрасываю излишек энергетики в кольцо, сама, без напоминания, без подсказки, на автомате, и попутно радуюсь выработанной полезной привычке.
– Зашибись, – растерянно говорит за моей спиной Аркаша. – Ну, Вань, ты даёшь! А что ему теперь с этими малявками делать?
– Всего-навсего держать при себе.
Делаю глубокий вздох, в голове проясняется. И с передозом я сама справилась, молодец.
– Мага, просто распредели их по карманам. И можешь про них забыть, они сами будут тянуть на тебя силу. По чуть-чуть, но постоянно.
Он смотрит недоверчиво. Рассовывает куколок по карманам – и прислушивается к себе. А я и без того вижу, как те же самые цветные огоньки, что недавно сновали по мне, сейчас подтягиваются и к нему ручейками – один прямиком из камина, другой сквозь половицы.
– Д-да, – говорит Мага. – С таким я ещё не сталкивался. Надеюсь, они продержатся достаточно долго… Надо пока заняться ногтями.
И, как-то неловко меня обняв, уходит деревянным шагом на второй этаж. Аркаша провожает его взглядом.
– Вань, считай, что это он тебе «спасибо» сказал. Проняла ты его.
– Очень надо, – бормочу. – Просто стыдно стало, что я о вас не подумала… Аркаша, как же мне страшно вас отпускать! Может, и тебе таких сделать?
Он хлопает меня по плечу.
– Ванька, не трусь! Вернёмся мы, никуда не денемся. Ты на этого чернявого не смотри, он вечный пессимист и всегда готовится к худшему. Я тебе так скажу: ничего нового этот фрукт, – он тычет пальцем в потолок, – ещё не придумал. Ну, драконов нагнал, так кто-то ж до нас рубил их в капусту, и не единожды! Ну, тролли… Завалим. Не впервой. Тем более, с такими-то парнями, как мы…
Я вяло улыбаюсь.
– Молодцом, – говорит Аркадий. – А таких вот куколок мне не нужно. Когда я в личинах, у меня иная энергетика, стихии не работают. Ладно, Вань, я коня-то пойду отпущу, пусть вместо него другого пришлют, свежего. Да будем спать. Часа два нам хватит.
– Так быстро? Поедете в ночь?
– Зато к рассвету будем на месте. На той стороне могут не дожидаться белого дня; чуть развиднеет – и начнут. Лучше уж мы первые подсуетимся.
Он выходит из дому. Слышно, как что-то вполголоса наговаривает коню, правда, слов не разобрать: какой-то чудной певучий язык. Сижу за столом, уронив голову на руки, и тоскливо мне – невыносимо. Хоть волком вой.
– Это продлится недолго, – слышу Магин голос и поднимаю голову. – На самом деле, Ива, к сражению готовишься дольше, чем оно проходит. Хочешь…
Он колеблется, но всё же договаривает:
– …Я помогу тебе уснуть? Проснёшься завтра к вечеру и сразу всё узнаешь. Ожидание изматывает иной раз больше, чем бой.
Я только головой качаю. Мага внимательно смотрит на меня.
– Давай уточним. Ты остаёшься?
– Да.
– И мне не нужно блокировать дверь? И брать с тебя слово, что ты из дому ни ногой?
– Ни ногой не обещаю, – говорю честно. – Надо будет с Норой выйти хоть на пять минут.
– Лестница под дверью ведёт во двор. Он небольшой, закрытый, но уж как-нибудь справитесь. И вот ещё что…
Осторожно берёт меня за руку. Поглаживает пальцы. Касается обручального кольца – и то на миг вспыхивает.
– Навесил маячок. Ива, тебе придётся с этим смириться. Это не слежка, это способ быстрее тебя найти, если ты потеряешься.
– Я же сказала, что буду здесь!
– Но я могу и не вернуться, – отвечает он просто. – Васюта тоже. Всякое бывает. Что ты будешь делать одна? У Игрока может оказаться неизвестный нам козырь в рукаве – и тогда город погибнет. Мой дом устоит перед любым катаклизмом, слышишь? Любым! Поэтому я и прошу: оставайся здесь. По этому кольцу тебя быстро найдут отец с Ником. Ты поняла?
– Но ведь ты не можешь умереть насовсем? Ты же оживёшь в любом случае, так ведь?
Он усмехается.
– Только с неповреждённым телом. На войне, где полно стихийников, это большая редкость.
До меня не сразу доходит смысл сказанного. Тут уже я хватаю его за руку.
– Нет уж, будь добр, вернись! – говорю зло. – Мало, что ли, мы с девочками своих хоронили? Чтоб был здесь живой и невредимый, слышишь!
В его глазах мерцают огоньки.
– Звезда моя, – и мне чудится в его голосе нежность, но это, конечно, полная чушь. – Так, как ты, меня никто ещё не провожал!
И добавляет серьёзно:
– Я постараюсь.
…Через два с лишним часа я прощаюсь с ними у порога. Жеребец в серебряной сбруе уже здесь: прискакал с загородной конюшни сам, осёдланный. Уж не знаю, магия тут замешана или дежурные конюхи, но жгуче-чёрный, под стать хозяину, конь прекрасно добрался до знакомой двери и теперь нетерпеливо переступает с копыта на копыто. В лунном свете красиво бликуют накладки на упряжи, посверкивают подковы. Через минуту подцокивает и второй конь, рыжий – это для Аркадия.
У Маги традиционных два кинжала за поясом, обновлённый комплект боевых когтей и, вдобавок, тяжёлый арбалет. Длинный кожаный плащ со множеством нашитых серебряных пластин, что служат, подозреваю, не только для защиты, но и в качестве резервных аккумуляторов энергии – и никаких доспехов: ему нужна свобода движений. Аркадий в давешнем панцире, со снятой с хозяйского стенда тяжёлой шпагой. Красавцы-мужчины. Воины.
Аркаша обнимает меня и вдруг, извернувшись, быстро целует в губы. Придержав его и несильно дёрнув за ухо, я прошу:
– Хоть Лоре обо мне расскажи.
И добавляю с упрёком:
– Её-то ты не запер!
– Да брось ты! Проще тайфун запереть, чем Ло. Хорошо хоть ты у нас посмирнее будешь. Держись, Ваня!
– Ну, – Мага кладёт руки мне на плечи, – ты всё поняла. Дом не покидай. Кольцо не снимай. Никому не открывай. Да, вот ещё что: появится здесь хоть кто-то из Магов Огня – гони прочь. Если ибн Рахим пожалует лично – тем более
– Стоп, – говорю озадачено. – А с какого перепуга ему тут появляться? Ты вообще зачем про него вспомнил?
– Затем, что слишком показательно ты ему стала якобы безразлична. Нутром чую: для чего-то ему нужна Обережница. А сейчас самый момент к тебе подкатить, пока меня нет рядом. Он хоть и обещал быть вместе со всеми, но своих людей подослать может. Ива, будь умницей, не высовывайся, ещё раз прошу. Случись что – я ведь не успею на помощь.
– Поняла, – кротко отвечаю.
Он досадливо морщится.
– И эта твоя покладистость тоже чересчур подозрительна, да деваться мне некуда. Вот что: загляни в гардеробную, я там кое-что для тебя оставил. Может, и не пригодится, а всё мне спокойнее. Ну, прощай… жена.
И, наклонившись ко мне, осторожно касается губами моих губ. Целомудренно, совсем не так, как раньше. Потом, отстранившись, окидывает меня взглядом с головы до ног – словно старается запомнить получше – и садится на коня.
– Всё. Уходи, – говорит сурово. Дожидается, когда за мной закроется дверь, и я подбегу к окну, машет мне – и они с Аркадием уезжают в ночь.
На войну. На Финальную битву.

Глава 3
Отголосок конского топота постепенно затихает в незримой дали чужой улицы. Тьма за окном густа, до первых признаков рассвета ещё далеко. Одна в пустом доме. Чужом доме. С полным беспросветом и неизвестностью впереди.
Я-прежняя, пожалуй, уже тихо куксилась бы в уголке. Не обязательно рыдая, но капитально загнав себя под плинтус. Это я хорошо умею.
Я-сегодняшняя, вздохнув, отворачиваюсь от окна – за которым, впрочем, толком пока ничего и не разглядишь, угомоняю кошек, скребущих на душе, и говорю сама себе, что надо бы хоть немного поспать. Как хороший солдат. Потому что я, собственно, не так уж и одна – со мной Нора. И лаем поддержит, и просто ткнётся носом в ладонь, посопит – уже легче. И дом этот замечательный… хоть и незнакомый, но не чужой; отчего-то мне здесь хорошо, будто не впервые сегодня сюда пришла, а вернулась.
А ещё, несмотря на новые тревоги, часть прежних я всё же скинула. Не надо больше думать ни о квестах, ни о Сороковнике. Есть дела поважнее.
Присаживаюсь боком на тяжёлый стул рядом с окном. Гладкая поверхность спинки предусмотрительно подтыкается под локоть, словно живая. Откуда-то ободряюще тикают невидимые часы. Безмятежно похрапывает Нора. В малом очаге потрескивают угольки, кажется, вот-вот запахнет печёной картошкой. Ещё ничего не случилось, Ива, говорят привычные звуки; не хорони никого раньше времени.
И меня немного отпускает.
Вспомнив о намерении поспать, иду к дивану, туда, где ещё недавно спал Мага, где обшивка сохранила его запах и лёгкий аромат душистого табака. Тяну под голову подушку, вслед за ней откуда-то сама лезет под руку другая – как раз, чтобы с ней обняться, так, как я люблю. Со спинки мне на ноги сваливается клетчатый плед. Машинально накрываюсь. И никак не укладывается в голове, что всего в нескольких километрах уже собираются на смерть лучшие воины… а я тут, в тепле и покое. Надолго ли? Может, и впрямь, надо было согласиться и дать себя усыпить до вечера, чтобы не мучиться неизвестностью? Нет ничего хуже, чем ждать и догонять.
Остаётся ждать. Я же не знаю, где живёт нужный мне ведун; придётся ходить, расспрашивать… Не ночью же! В первую очередь загляну к русичам, вдруг застану Янека. Если, конечно, и он на войну не подался. Такой справный парень, да ещё натасканный Васютой в боевых навыках, дома не усидит, тем более что и удерживать-то его некому. В дружину вряд ли возьмут, а вот с ополчением может запросто увязаться. Эх…
В их квартале, помимо дружинников, полно здоровых молодых мужиков, и отсиживаться они не станут. Наверняка все, кто мало-мальски владеет оружием, уже там, в лагере. И кто же остался дома? Женщины да ребятишки?
Обеспокоенно ёрзаю. А ведь если «бедный Йорек» прислан сюда вместо Галы – он теперь и этот квартал курирует. С его защитными барьерами. Справится ли? Эх…
Вздыхая, подтыкаю кулаком подушку, и та как по заказу принимает нужную мне форму. Этот… ибн Рахим говорил, что все маги, будут на поле боя; значит, скорее всего, ведунчик так и останется брошенный. Или рванёт с коллегами? Ой, нет, говорю себе, припоминая виноватый взгляд и худые лапки, кое-как удерживающие на весу тяжёлый посох; кто ж его с собой возьмёт? Такой балласт никому не нужен.
Языки пламени в очаге ритмично пляшут, словно подмигивают, и оседают всё ниже, ниже, покрываясь седой шапкой пепла. Наволновавшись, перепсиховав, устав за этот тяжёлый долгий день и полночи, я, наконец, засыпаю, строго-настрого наказав себе подняться в шесть-ноль-ноль.
…И просыпаюсь от боя часов. Сперва, по детской привычке считая удары, просто прислушиваюсь, затем недоумеваю, затем даже подскакиваю на диване. Двадцати часов утра не бывает! И двадцати одного, и двадцати двух…
– Да хватит, хватит! – сообразив, кричу в пространство. – Встала уже!
Становится тихо. Разметав пепельную кучку, в камине проклёвываются язычки огня, небольшие, дежурные: в комнате тепло, да и света достаточно, так что особой необходимости в них нет. Спустив ноги с дивана, всё же протягиваю к камину руки – и пламя щедро делится со мной своей энергетикой. Сижу, жмурясь от удовольствия, как кошка, чувствую, как бодрящий жар расходится от ладоней по телу. Уроки Николаса не проходят даром: я уже подсознательно тянусь к источникам, дабы зарядиться на всякий случай. Посидев, поблаженствовав, взбодрившись, мысленно благодарю очаг за помощь и отправляюсь на поиски: очень уж хочется выяснить, кто у нас на сегодня назначен будильником.
Из дальнего тёмного угла под лестницей сконфуженно поглядывает сквозь застеклённую дверцу циферблат. Ого, да эти напольные часы выше меня ростом! Приди мне в голову блажь поиграть в прятки – и я запросто уместилась бы в этом огромном ореховом футляре. Тусклой позолотой отсвечивает маятник, приветственно покачиваются на цепях тяжёлые с виду гирьки в форме сосновых шишек. Стрелки на циферблате показывают шесть минуту седьмого. Будильник, точно… Я невольно улыбаюсь.
Ты уже подстроился под меня, господин дом? А если бы не было часов – что бы тогда придумал?
Бронзовый крючок на дубовой дверце охотно откидывается от одного намёка на прикосновение. Подтягиваю обе гирьки за цепочки наверх, до упора, как в детстве на бабушкиных ходиках. Шишечки забавно стукаются друг о друга несколько раз, словно благодаря за внимание.
А вот и мой собакин трусит по винтовой лестнице с поводком в зубах, погромыхивая карабином об ступеньки, и прямым ходом устремляется к двери во дворик, о которой упоминал Мага. Она, оказывается, в двух шагах от меня, просто до этого мне было недосуг заглянуть под лестницу. Конечно, Норушка, сейчас мы с тобой по-быстрому погуляем. Кто же тебя выводил всё это время, пока хозяйку носило невесть где? Но, сдаётся, ты вдоволь набегалась по зелёным полянам Каэр Кэррола, вон как бока подтянулись, и лапы окрепли, хоть прямо сейчас на выставку!
Только бы Игрок не добрался до замка, ведь если паладины тоже отправились на войну – наверняка и сэр Майкл с ними, и получается, что Каэр Кэррол совсем без защиты?
Впрочем, сдаётся мне, что леди Аурелия может быть не только Золотой, но и Железной Леди. Из тех Прекрасных дам, что, проводив супруга на войну, успешно обороняют свой замок, землю и людей. Да ещё заготовят в качестве подарка мужу к возвращению трофеи. И хорошо, если в виде оружия, ценных пленников и просто сокровищ. Иногда к этому списку прибавляются и головы врагов…
Выскользнув с Норой в дверь под лестницей, попадаем прямёхонько в крошечный сад, зажатый справа и слева высокими оградами, а с третьей стороны – тылом такого же, как и Магин, дома от соседней улицы. Получается зелёный дворик, уютный, с двумя небольшими скамеечками, вазонами по углам, со стайкой воробьев, в которую собакин немедленно вклинивается, распугивая. В общем, очень похоже на наши дворы, не хватает только бабулек и детской площадки. Тихо, безветренно. Здесь-то тихо, невольно думаю, приглядывая за Норой, вот а каково сейчас там, за городом?
Всё, что я помню из школьного курса об истории современных сражений – что многие из них начинались с «мощной артиллерийской подготовки», на большее моей девичьей памяти не хватало. Здешние войны обходятся без этого, артиллерии у них нет, зато, как сообщил вчера Аркадий, прилетели драконы. От артобстрела можно укрыться в окопе, хоть и случается такая страшная штука, как прямое попадание, а вот попробуй, увернись от летучей твари, которая поливает огнём, и не бездумно, не всё подряд, а прицельно гоняется за тобой, драгоценным. Неужели драконы – умнейшие существа, древнейшая раса, если верить многим авторам, – тоже пошли под руку Игрока, согласившись на бессмысленную бойню? Чем он их взял?
Судорожно втягиваю носом воздух, до ломоты в глазах всматриваюсь в небо, но клубов дыма не видно, да и гари не чувствуется. Либо драконы пока не задействованы, либо ветер не с той стороны.
Десятиминутной прогулки нам с Норой хватает. Да простят меня цивилизованные жители, что выгуливаю на их газонах псину, но будем считать, что мы на военном положении и нам простительно. Возвращаемся в дом, и не успеваю я закинуть поводок на рогатую вешалку, как Нора, взрыкнув, в три прыжка пересекает кухню, и оглушительно лает на парадную дверь. За ней кто-то ойкает, затем робко стучится. Я цыкаю на собачку и с опаской подхожу к окну.
А вот и он, бедный Йорек, лёгок на помине, с ножки на ножку переминается. Окидываю взглядом улицу, насколько хватает обзора, но вроде бы никого больше не замечаю. Открыть?
Уезжая, Мага прямо высказался, чтобы я никуда не высовывалась и никому не открывала. Но я же собиралась отправиться на поиски этого самого ведуна, а он – пожалуйте, сам нарисовался! Будем считать, что на ловца и зверь бежит. А не запер ли меня дорогой наречённый, кстати? С него станется – прощальным взмахом руки приклеить заклинание на вход, ведь наверняка он не просто так настоял, чтобы я ушла в дом, а потом уже сам уехал. Или у меня паранойя?
Повернув ручку, осторожно тяну дверь на себя и перевожу дух. Надо же… А мог бы и запереть. На какой-то миг даже становится неловко за предстоящий уход. Открываю – не нараспах, а только, чтобы увидеть гостя, придерживаю за ошейник Нору, которой надо непременно высунуться наружу и обнюхать пришельца.
– З-здравс… Д-доброе у-утро, госпожа И-ива…
Так. Ко всем своим несчастьям он ещё и заика.
– Доброе, господин Йорек – отвечаю нейтрально. – Чем обязана визитом в столь ранний час?
Похоже, подобным обращением я ввергаю его в ступор. Он несколько раз открывает и закрывает рот, пытаясь что-то сказать – и не может. Глаза у него покрасневшие, как после бессонной ночи, сам помятый, пожухлый… даже балахон из крепкого небелёного льна висит на худых плечах мешком и кажется, что вот-вот расползётся в клочья. Ведун в очередной раз набирает воздуху, чтобы выдавить из себя застрявший слог, и тут я, не выдержав, хватаю его за руку и втаскиваю в дом. Мне стыдно. Ужасно стыдно.
– Тихо, Нора, – командую собаке. – И ты помолчи, парень, не старайся зря. Иди-ка сюда, садись.
Чуть ли не силком пихаю его за стол. Нахожу остывший чайник, поспешно наполняю стакан водой и сую в руки ведуну. И по тому, как он торопливо, махом, осушает этот стакан, роняя капли на подбородок, как подрагивают тонкие пальцы с заусенцами, вдруг понимаю, насколько ему хреново. Господи, да он мальчик совсем, ему и восемнадцати, должно быть, нет! Как же его занесло на такую должность?
Нора, довольная, что можно пообщаться с новеньким, уже сидит рядом, высунув язык, и кладёт когтистую лапу пришельцу на колено. Вздрогнув, тот растеряно её пожимает. Роняет посох, зажатый подмышкой, алеет, как маков цвет и наклоняется поднять.
– Есть будешь? – спрашиваю. Он таращит на меня глаза в изумлении, наконец, кивает. – Ты успокойся. Посиди, подожди немного.
Приходится подпрыгнуть, чтобы стащить с крюка вчерашний окорок. Маге с его-то ростом и длинными руками хорошо, а вот мне – изволь изощряться. Жарить не буду, не до изысков: похоже, парень не просто оголодал, а истощён. Потратился за ночь, энергии перевёл немало, а восполнять толком ещё не умеет. И поесть ему некогда, а может и негде. В моём рюкзаке ещё остались полбатона, поэтому я нарезаю тесаком бутерброды, на которых куски ветчины свешиваются с хлебных краёв, выставляю бутылку с водой – и ведун жадно к ней присасывается, игнорируя стакан. Досталось тебе, паря…
Придвигаю гору бутербродов. Это еда – человеку. Повозившись, срезаю вместе со шматком мяса приличный хрящ. Это Норе, и позавтракать, и чтобы не цыганила, а то у гостя не хватит духу отказать. Подвешиваю чайник на крюк в своде очага, и, вспомнив, как это делал Мага, воспроизвожу жест, будто вытягиваю пламя наверх, и вот уже язычки огня послушно облизывают медное днище чайника. Так, тут дело на мази.
– Вот что, – поворачиваюсь к Йореку. – Ты ешь, не стесняйся, надо будет – ещё настрогаем. Я скоро приду. Да не ухожу никуда, – говорю в досаде, поскольку замечаю в круглых зелёных глазах испуг, – наверх поднимусь, кое-что взять. Сиди, отдыхай.
…А глаза у него с пушистыми длинными ресницами, прямо как у девчонки, и рыжими, кстати. Брови густые, сросшиеся, тоже рыжие; а давно нестриженные вихры, что отродясь расчёски не знали, те аж в красноту переходят. И веснушек на вздёрнутом носу, на щеках, на заострившемся подбородке – как на воробьином яйце. Худой, нескладный, но подкормить бы, причесать, дать отоспаться – и будет похож на человека. И даже очень. Люблю рыжих.
Нора, покосившись на гостя с подозрением, подхватывает мосол и спешит за мной, в спальню. Там пристраивается на коврике и, пока смачно грызёт, я заглядываю в гардеробную. Что там мог оставить для меня суженый?
Эта пара открытых шкафов не интересна, здесь полно камзолов, плащей, ещё какой-то верхней одежды. Наверняка, то, о чём Мага упоминал, должно быть если не на виду, то поблизости, думаю – где-то на боковых полках. Но и не на уровне глаз, иначе я бы обратила внимание, когда заглядывала сюда впервые. Тщательно изучаю полки слева. Обувь не нужна, перчатки, пояса, шляпы тоже. Ах, ты ж… С самой верхней полки показывается краешек удивительно знакомого предмета.
Высокому некроманту, конечно, не составило труда запихнуть его наверх. Мне же – приходится встать на нижнюю полку, затем подтянуться, держась за верхнюю, в надежде, что стеллаж не рухнет вместе со мной. Достала!
Ну, Мага, вот не ожидала!
Ласково поглаживаю футляр с монограммой «V-I» на замке. Достаю части лука, чистые, отполированные и даже навощенные каким-то составом. Прикрепляю плечи к рукоятке, натягиваю тетиву, и, не удержавшись, пробую, та отзывается низкой нотой, словно струна бас-гитары. В колчане два десятка стрел, что просто замечательно, потому, что с таким богатством не страшно высунуться на улицу даже в комендантский час, буде такой здесь объявят. Конечно, нет уже ни именного браслета, ни кольца, но ничего, обойдёмся. А вот должна быть где-то запасная тетива, хорошо помню, в особом гнезде. Есть… Стоп, а это что?
Какой-то кинжал в ножнах из тиснёной кожи. Это не моё. Впрочем, нет, как раз моё!
Да, страсть Маги к кинжалам просто неистребима. Простой кухонный ножик, полученный мною от словоохотливого и радушного пастушка Жорки, заточен до микронной толщины острия, отполирован и снабжён соответствующим чехлом. Обычная деревянная рукоятка подработана, намечены выемки для пальцев, как раз под небольшую женскую руку. Сало таким уже не станешь резать, настолько он облагорожен.
А ведь он не просто прихватил мои вещички от Михеля, думаю растроганно. Провёл ревизию, подогнал под меня так, как счёл нужным. Вряд ли он думал, что оружие мне ещё пригодится, скорее всего, сработала привычка – содержать подобные предметы в порядке. Порывшись в Магиных ремнях, выбираю тот, что пролезает в кулиски джинсов, цепляю кинжал… – нож, конечно, но в ножнах он и впрямь выглядит куда как благородно. Кажется, готова к выходу. Ни фига не умею пользоваться этим ножом как оружием, а всё же с ним спокойнее. Кто знает, с кем или с чем столкнёшься на улицах города, который вот-вот окажется во фронтовой полосе.
Не забыв посетить «на дорожку» одно местечко, кидаю случайный взгляд на небольшое зеркало в ванной комнате. Да, Ваня, ты здорово изменилась. И если бы сегодня к тебе вздумали обратиться так, как в первый вечер здесь – «госпожа Амазонка!» – поправлять бы не стала. У тебя сейчас даже взгляд другой, как у Лориных девчат – бесшабашный, лихой – и цепкий одновременно. И погладиться ты дашь далеко не каждому.
***
…Ну, вот, здрассте-пожалуйста. Я тут, понимаешь ли, вооружена до зубов, в полной экипировке и готовности к бою, а этот рыжий лопух уснул. Где сидел, там и выключился: облокотившись на стол, уронив на руки голову. Посох, как простая палка, сиротливо прислонен к скамейке. Хоть и жалко парня, но рассиживаться я ему не дам, ведь для чего-то он сюда прибежал, умученный? Впрочем, ежу понятно, за помощью. И как только узнал про меня? От кого? Откуда знает, где меня искать?
Вздохнув, снимаю с огня чайник, шарю по полкам в буфете. Вот и мельница для кофе, с выдвижным ящичком для готового порошка. Ага! Ежели есть, чем молоть, значит, где-то рядом хранятся и нужные ингредиенты. И точно, вскорости натыкаюсь на жестянку с обжаренными зёрнами. Эй, парень, считай, что тебе повезло, и поспишь немного, и кофею напьёшься, как барин. Отыскался и сахар, так что гуляем.
Пока крепчайший кофе настаивается, подкрадываюсь к окну сбоку, чтобы и улицу осмотреть, и самой не засветиться. По стеклу пробегает знакомая тёмная дымка: дом лишний раз старается напомнить, что всё здесь к моим услугам, и ежели хозяйка не хочет, чтобы её засекли – будет исполнено! Поэтому озираю окрестности, уже не таясь. Улица пуста. Но всё же, бедный Йорек, сдаётся, что используют тебя втёмную, ибо сам ты дорогу сюда не нашёл бы. Однако ты мне нужен, мальчик, а потому я тебя выслушаю и помогу по мере сил, честно, без дураков, только оглядываясь временами: не мелькнут ли из-за угла благородные седины некоего почтеннейшего старца…
Впрочем, вряд ли Рахимыч, как называет его оборотник, будет охотиться за мной сам, ему это несолидно. Скорее всего, наладит помощников. Придётся держать ухо востро.
Паранойя, скажете вы? Перестраховка? Может, и так. Но бережёного бог бережёт.
Возвращаюсь к столу, с посохом в руках подсаживаюсь напротив спящего ведунчика. В кои-то веки выпал случай воочию взглянуть на настоящий магический предмет, грех упускать такую возможность – поглазеть, полюбоваться! Пусть парнишка ещё минут пять подремлет, ему они далеко не лишние.
Артефакт не похож на те, что изображаются на иллюстрациях к фэнтези: ни богатого вычурного навершия в виде какой-нибудь мёртвой головы или конструкции с клубком молний внутри, ни основания, заострённого в виде копейного острия. Простой пастуший посох, чуть утолщённый книзу, сужающийся к загнутой верхней части. Вот только сделан он интересно – не из цельного куска дерева, а из… Поворачиваю изучаемый объект тупым концом к себе. Из трёх толстых лозин либо тонких стволов совсем молоденьких деревьев. Не как коса, сплетённых, а закрученных тугой отполированной спиралью. На верхней части навершия-дуги одна из лозин загнута в крупное кольцо, а хвосты двух других образуют стилизованную вытянутую птичью голову с клювом и гребень. И вырезан на этой голове и зачернён хитрый птичий глаз.
Петух. Солнечный вестник. Вот почему, Йорек, с тобой возились маги огня. Ты им в какой-то степени родственник по стихии.
Очень интересно, как любит говаривать дон Теймур. Значит, ведун по второй специализации маг-стихийник? Рассуждая логически, если в посохе три составляющих, в нём могут быть заложены возможности для манипуляций с тремя стихиями, а владение несколькими стихиями одновременно – это, уж вы меня извините, весьма высокий уровень для мага, далеко не дилетантский. Однако в руках мальчишки этот артефакт пока чуть действеннее палки. Не справляется с ним вьюнош, хоть тресни. Нет контакта. Иначе не сомлел бы тут, утомлённый бессонной ночью.
Да, думаю, что дело в этом. Нет контакта.
С уважением прислонив посох к столешнице, перегибаюсь через стол и тереблю рыжие кудри.
– Эй! Йорек, просыпайся! … добрый молодец, – прибавляю неожиданно для самой себя. – Дело пытаешь, али от дела лытаешь?
И что это меня на фольклор потянуло? Да просто, когда приподнял этот мальчик голову и глянул простодушными чистейшими глазами, очень уж напомнил Иванушку-дурачка, что за чудом ходил. И откуда ковен набирает таких младенцев?
– Д-де-дело пытаю,– отвечает он серьёзно, а сам глаза протирает… Говорю же, младенец! – Вы мне п-поможете, го-оспожа Ива?
– Ну, вроде накормить я тебя накормила, напоила, спать уложила… Баньки только не хватает, а так – будем считать, что формальности в порядке, – серьёзно говорю.
Кофе хватает как раз на две больших кружки. Пододвигаю ему одну, из другой отхлёбываю сама. Мимоходом отмечаю, что на роль Бабы Яги, вроде, ещё не гожусь – по возрасту, и это значительно повышает градус настроения; на Василису свет Прекрасную не потяну, так что побуду для него Василисой Премудрой. Тоже неплохо.
– Ну и что тебе, голубь, нужно? – интересуюсь в лоб. – С посохом твоим тебя помирить?
Он, подавившись, кашляет. Помотав головой, выдавливает из себя:
– Не-е. С ним уже ни-ичего не п-поделаешь. Се-еть у меня не вя-вяжется, го-госпожа Ива…
– Просто Ива, – прерываю. – Называй так, чтобы быстрее. И перестань краснеть, у меня два сотрудника таких, как ты, малость косноязычны, и ничего, нормально мы с ними общаемся. Не комплексуй. Что за сеть?
– Та-ак Сеть же… – он разводит руками. – За-а-щитная. Во… в одном месте латаю – в другом ды-ы-рявится… Не у-успеваю я. Мо-ожет, вы со мной под-д-дежурите, по-осмотрите, что не т-так…
Я? Ага, с ним, значит, возились и огневик самый главный, и Аркаша, маг не из последних, а я, значит, посмотрю – и сразу всё разрулю? Умнее всех нашлась?
– Голубчик, – говорю как можно мягче. – Ты ведь сюда ко мне, как к Обережнице пришёл?
Он истово кивает.
– Так скажу тебе честно: Обережница я без году неделя. Ты не смотри, что перед тобой взрослая тётка, просто я сюда попала уже такой, и сейчас сама начинающая. Зелень, как у вас говорят. Кое-что, конечно, могу, – в его глазах, угасших было, вспыхивает надежда, – но ведь я и сама толком не знаю, на что способна. Ты сколько на ведуна учился?
– Пять лет.
– Вот видишь… А моему обережничеству дней двадцать, не больше. Да пойду я с тобой, пойду, не горься, но только на результат особо не рассчитывай. Посмотрим на месте, что и как, хотя может и так случиться, что я просто пройдусь – и уйду ни с чем.
– У меня н-нет выхода, – говорит он, опуская глаза. – Х-хоть так…
И я понимаю: выбирать ему не приходится.
– Что, магов в городе больше не осталось? Все на войне?
Он кивает.
– А меня как нашёл?
– Го-о-сподин О-омар посоветовал пе-еред отъездом. Ска-азал…
Я машу ему рукой, обрывая, чтоб не мучился. Тут всё ясно. Как я и предполагала, господин Омар воспользовался случаем. Наверняка парня «вели».
– А что у тебя за посох? Почему не слушается?
– Посох дедов, – отвечает Йорек настороженно, – его не трогайте. Я им и не пользуюсь почти, он вот-вот ра-ассыплется, и ни причём он тут.
Задела я его этим вопросом. Разволновался парень. Но не туда смотрит, не туда… Магу-стихийнику без посоха нельзя, это ж для них как для моего суженого кольца-шмольца и боевые ногти. Не спрашивайте, откуда я это знаю: начиталась, наигралась в своё время, просвещена теперь по самую маковку. Включаю аурное зрение и снова рассматриваю магическое орудие. Так и есть, одна из составляющих лозин словно тлеет, слабенько, вяло, будто нехотя. Другая будто инеем покрыта. Внутри третьей, бесцветной, словно масляные пятна в стеклянном светильнике, медленно курсируют крошечные завихрения.
Огонь, вода, воздух. Всё в одном флаконе. И кто у нас был дедушка?
Впрочем, назови мальчик имя – оно мне ничего не скажет, но и без того ясно, что предмет сей уникальный. Вот только энергопотоки в нём странно циркулируют – дёргаются, искривляются, словно мешают друг другу.
Ловлю недружелюбный взгляд Йорека. Не бойся, мальчик, не съест Обережница твой драгоценный посох. А у тебя в ауре, между прочим, те же самые цвета проскакивают; почему же нет резонанса?
– Отдайте, госпожа Ива, – тихо просит он.
– Держи, – протягиваю его сокровище. – А что ты так испугался? Я ж ничего с ним не сделаю! Или кто-то уже сделал? Ну-ка признавайся?
– Ни-икому не даю. Деда он слушал, ме-еня не хочет. Ну и п-пусть. Всё равно м-мой будет.
– А ты стихии в нём видишь? – уточняю на всякий случай.
– Ви-ижу. Га-асят они д-друг дружку. П-пробовал разъединить – не вы-ыходит.
Понятно. Значит, в работе мальчик обходится исключительно своими силами, а восполнить их не успевает. Может, подсоединить его к какому-то источнику?
Я бы рада, да только не нахожу поблизости подходящего носителя. С настройкой-то куколок для Маги получилось удачно: изначально на чучах была детская аурка – наполовину моя, наполовину Магина, наследственная, потому и пошло у меня дело. Я бы и посох попробовала так настроить, да он для меня чужой. А ведь наследственная вещь, родовая. Его вещь, Йорека Рыжего.
Погоди-ка. А что мне вообще напоминает это имя? Ну, за вычетом Шекспировских аналогий?
Йорек Рыжий… Точно Эрик Рыжеборо… Краснобородый. Что-то из скандинавского эпоса. Пошарить по происхождению мальчика – и затем по соответствующей мифологии? Глядишь, что вспомню и сумею применить.
– Го-оспожа Ива, – робко окликает рыжий откуда-то из-за моей спины. – Вы об-бещали, так мо-ожет, пойдём уже?
Поворачиваюсь к нему. Смотри-ка, оказывается, забывшись, я начала расхаживать из угла в угол; явно, перенимаю чужие привычки, хотя так действительно легче думается.
– Давай-ка проведём небольшую подготовку. Скажи-ка мне, дружок, – и при этих словах молоденький ведун заливается румянцем, – Йорек – это твоё настоящее имя? Или при рождении тебя по-другому назвали?
Спрашиваю, потому что у наших славян часто бывало по два имени – одно домашнее, лишь отцу-матери известное, другое – «уличное». Если надумает кто сглазить или наворожить, назовёт богам или нечисти неправильное имя – а ворожба или сглаз не сработают, нет человека такого человека на самом деле. У многих народов это применялось.
– Называли, – Йорек отводит глаза. – А за-ачем это?
Не даётся. Зайдём с другой стороны.
– А дед твой, от которого посох тебе достался, сам откуда? Ты свой дар от него унаследовал? Почему в ведуны пошёл?
– Дед ве-едун и вещун был. В-вместе со всеми мы сю-уда попали, когда Игр-рок всех ру-усичей к себе за-абрал. Де-ед меня потом сам в школу отп-правил, не хотел я, а он ск-казал: Га-ала долго не протянет, бу-удешь ты вм-место…
Такая длинная речь окончательно его выматывает.
Русич, значит… Тогда у нас есть шанс, братья-славяне. Должны мы как-то с посошком договориться, среди иномирных ведь тоже родственники могут объявиться. По духу.
– Го-оспожа Ива, – с тоской повторяет парень. – Может, пойдём?
– Подожди немного. Объясни, что такое Сеть, но только проще, чтобы я, не маг, сразу поняла.
– Эт-то магические барьеры. Да-авно проставлены, привязаны к земле, де-ержутся крепко, но их п-подпитывать надо э-энергией. А у меня н-не получается всё сразу ох-хватить. Ра-азрыв вижу, латаю, а через час сн-нова рвётся. Це-елыми д-днями мотаюсь.
– А что Рахимыч говорит?
– Р-ругается. Не та в тебе, г-говорит, сила, худая, проходит через ба-арьеры, как через сито, не д-д-держится. И посох р-ругает. Ни-икудышный, говорит. А дед им бурю останавливал и пожары гасил, я сам видел!
Смотрю на парнишку внимательнее. Психует. И когда волнуется, заикание его проходит, а аура разрастается коконом поболее моего. Вот успокоился – она ужалась до размеров как у человека обычного, гомо сапиенс. Что-то непонятна мне эта заморочка: энергетики-то своей у него, оказывается, вдоволь, но какая-то она нестабильная, не поддерживает объём, словно внутрь самой себя проваливается.
– Ладно, Йорек, – говорю примирительно. – Дай мне подумать; минут пятнадцать-двадцать нам погоды не сделают. И посох свой великолепный давай. Будем что-то с вами обоими делать. – Парень хмурится, но я продолжаю. – Что толку Сеть латать, если всё повторится? От одного моего присутствия сил в тебе не прибавится, так и будешь бегать от разрыва к разрыву, если родовой артефакт не настроим. Дед тебе хорошее наследство оставил, самое время им воспользоваться. Вот с этим и поработаем.
Ага. Знать бы только, как работать… Увещеваю, а сама и представить не могу, за что браться? За посох, конечно. Вот они, жилы огневая, водяная и воздушная, а толку от них никакого.
Почему же они конфликтуют? Огонь с водой – понятное дело, вместе они с трудом уживаются, а воздух тут причём? Он – среда нейтральная. Хм. А, может, он здесь как раз не рабочая стихия, а изолирующая? Оживи эту лозину, воздушную – и она разделит собой две остальных, чтобы ни огонь воду не испарял, ни вода не заливала пламя. И как нам это проверить?
Кажется, вода в чайнике снова остыла. Это кстати.
– Пойдём, Йорек. Здесь недалеко.
С чайником в одной руке и посохом в другой выхожу во дворик. Деревья здесь редкие, кустарник насажен лишь по периметру ограды, поэтому середина сквера залита солнцем. Выхожу на самый центр. Сую посох хозяину, чайник ставлю неподалёку и, присев на корточки, начинаю Жоркиным ножом рыхлить землю.
Мать-земля сырая – всем родительница. И если магическая вещь впала в спячку, где её оживить-то, кроме как не в земле? Она и цветок малый рожает, и волну в море, и огонь в недрах хранит. В ней – всё. Она и разбудит наш посох.
– Вот сейчас мы его и посадим, – приговариваю.
Руками выгребаю почву, получаю неглубокую, на длину лезвия, ямку, которую щедро поливаю из чайника.
– Вот тебе и вода.
Протягиваю руку за посохом, но вовремя отдёргиваю. Потому, что вижу в тот момент Галу, которая старается не коснуться Королевского Рубина, и вдруг понимаю: кто вещь активирует, тот и должен её держать, а чужой – не моги, а то силу предмет потеряет.
– Дальше всё сам!– говорю строго. – Ну, что смотришь? Сажай! Тычь его в землю, словно деревце, и как следует, от души, чтобы он от неё силы черпанул!
– А…– начинает он растеряно, и вдруг в глазах что-то мелькает.
Словно какое-то воспоминание.
Йорек расправляет плечи Куда-то сразу девается сутулость и даже веснушки вспыхивают от напряжения. Он явно кого-то копирует. И возвещает, театрально понижая голос:
– Явись, Ярило!
Изо всех сил ударяет посохом в мокрую лунку, и я едва успеваю отпрянуть от брызг. Поспешно присыпаю древко оставшейся землёй, уминаю почву, будто в самом деле черенок высаживаю. Ага, по водяной жиле забегали огоньки… От сидения на корточках прихватывает поясницу, поэтому я не тороплюсь подниматься, чтобы не вступило в спину, а смотрю снизу вверх. Очень меня интересует этот Ярило, как же он себя проявит? И вижу, как, преломившись в жестяной обшивке дымовой трубы дома напротив, несётся к нам концентрированный солнечный луч и попадает точнёхонько в кольцо изогнутого навершия… Кольцо, круг, знак Солнца-Ярилы. Луч налетает на невидимое зеркало, слепит глаза, превратившись в крошечный диск, и вдруг рассыпается снопом искр, жадно поглощаемых огненной жилой. Вот и Огонь.
Придерживаясь за поясницу, встаю, и вот уже мы с Йореком не сводим глаз с ожившего посоха. Потому что воздушная жила, оказывается, работает отлично. Её и трогать не надо. Или она изначально была в порядке, или воздуху везде хватает, а я, кажется, что-то напутала…
– Он был го-голодный, – бормочет Йорек. – Д-дурень я, ведь д-дед его к-каждую весну в саду п-прикапыва-ал, а я забыл…
А что, здорово получилось. Никогда бы не подумала, что магическую вещь нужно… подкармливать. Ох, и не прост у тебя был дедушка, парень…
То, что происходит дальше, мне не нравится. Йорек, зашипев, отдергивает руку, и на ладони у него пузырится приличный ожог. Залюбовался парень, вот и схлопотал. Плохо. Очень плохо. Голодающего накормили, а он всё равно волком смотрит.
В соседнем доме открывается окно, слышится возмущённый окрик и звук захлопываемой створки. Нужно торопиться, пока нас отсюда не разогнали, пока вода и солнце сплетены и поддерживаются землёй.
Контакт у нас уже есть, но неполный, озаряет меня. Мага-то к своему дому чем меня привязывал? Правильно, кровью!
Эх, прости, дезинфекция, нет для тебя условий! Вдохнув, обтираю лезвие о джинсы, затем об рубаху и решительно хватаю Йорека за руку.
– Терпи. Всего один укол для кровной привязки.
И, дождавшись первых капель ведунской крови, пришлёпываю его ладонь к навершию посоха, а сверху зажимаю своими. Йорек морщится от боли.
– Спокойно, – подбадриваю, оглаживая и мальчишеские пальцы, и сухую полированную поверхность навершия, – я ж проводник, ребята, сейчас я вас просто друг на друга настрою, терпите.
И невольно кривлюсьL меня ведь тоже и жжёт, и примораживает одновременно. Уговариваю посох, будто живой:
– Голубчик, что же ты своих-то не узнаёшь, в самом деле! Сколько лет верой и правдой деду служил, а внука бросаешь! Йорек! – Я уже не сдерживаюсь, почти кричу, но отпустить не могу – какая-то сила мешает разжать пальцы. – Назовись, пусть он тебя признает! Настоящим именем назовись!
– Рорик! – выдыхает он. – Рорик, внук Родерика!
О как! Родерик – Рорик – Рюрик!
Ведун потрясённо смотрит на свои целёхонькие ладони. Рукавом оттирает пот с лица. Вновь трогает посох – сперва осторожно, затем всё более уверенно и вытягивает его из ямки. Земля живыми шариками, словно ртуть, скатывается с основания. Стихии пульсируют в лозинах, как кровь в жилах.
– Гос-по-жа Ива, – раздельно говорит Йорек. Нет, Рорик. – Спасибо.
И низко, в пояс мне кланяется, коснувшись рыжими кудрями невысокой травы.
***
Неприятности начинаются с первой же попытки выйти из дому. Дверь не открывается. Чешу за ухом и повторяю попытку, но дверная ручка и не думает поворачиваться, словно примороженная. Осторожно дёргаю ещё и ещё – не получается. Да не мог же замок сломаться, я же совсем недавно открывала! Если только…
Если только умный дом по какой-то причине не желает меня отпускать.
Осенённая догадкой, выглядываю в окно – и рефлекторно отшатываюсь. Хоть и вижу защитную дымку, а спрятаться всё равно хочется. К стене дома на той стороне улицы прислонился, выискивая что-то в небе взглядом, смуглый молодой человек привлекательной наружности, с аккуратной чёрной бородкой, чёрных шароварах, подпоясанных малиновым кушаком. Малиновый узорчатый жилет даёт полюбоваться мускулистыми ручищами, из-под небольшого тюрбана проглядывает золотой ободок серьги. Если бы не металлические накладки на жилете и не кривая сабля за поясом, можно было бы принять восточного красавчика за безуспешного воздыхателя, торчащего под окном неуступчивой пери.
Весьма неуступчивой, я бы сказала. Девушка какая-то переборчивая, сама не знает, что ей нужно. Именно так и подумаешь, обнаружив шагах в двадцати от первого мачо его усатую копию, так же старательно изучающую трещину на тротуаре. Конечно, у них тут назначено невинное свидание, не меня же они караулят, в мою сторону ни разу не зыркнули. Из-за моего плеча осторожно выглядывает Рорик. Охает, делает шаг назад.
– Не бойся, они нас не увидят. Рахимыча люди? – не оборачиваясь, спрашиваю. Он подходит ближе, всматривается, кивает. – Это маги?
– Нет. П-просто охрана. – И сдавленно добавляет: – Это не я их привёл, г-госпожа И-ива, я один шёл, т-точно знаю!
Ребята, пожалуй, из одной команды с теми, что вчера сдерживали Омарова жеребца, напуганного глупой Обережницей. Засветилась я на свою беду. Одно радует: с психикой у меня всё в порядке и дурные предчувствия – не паранойя, а вполне обоснованные.
– Вот что, Рорик, уходи-ка ты с чёрного хода. Хоть через забор лезь, хоть напротив постучись, через соседей выйди. Посох у тебя теперь настроен, самое время опробовать, авось справишься теперь с Сетью. Иди, я тебя и без того задержала.
– Я бе-ез вас не пойду, – говорит он почти без запинки. – Го-оспожа Ива, в-вы верите, что я не хо-отел их приводить за-а собой?
– Верю. Верю, не сомневайся, но всё равно уходи: со мной сейчас опасно. Зачем-то местному Главе Клана Огня я очень понадобилась, да так сильно, что он даже людей своих подослал…
… в нужное место, продолжаю мысленно, а главное – в нужное время. Навели тебя, мальчик, чтобы меня из дому выманить, и, что интересно, даже не скрываются. Не удивлюсь, если разрывы в Сети – чужих магических штучек дело, чтобы тебя истощить вусмерть и послать за помощью конкретно к Обережнице.
Ведун упрямо двигает плечом. Перекладывает посох из руки в руку, прямо-таки как боевой. Повторяет упрямо:
– Го-оспожа Ива, я без вас не пойду. А ну, как не сразу у меня получится? Ежели вы – проводник, может, пока рядом побудете? Вдруг снова придётся вам руки на посох возложить. А я нас обоих отсюда выведу, не сомневайтесь, че-через д-двор как раз и уйдём.
С интересом поворачиваюсь к нему. Подыгрывает людям Рахимыча или действительно на себя не надеется? Зелёные глаза смотрят доверчиво и открыто. Ну, парень… Поверю.
– Ладно. И как же ты думаешь нас вывести?
Он с облегчением улыбается.
–Т-так через другой дом. Мы с ребятами в шк-коле часто в са-амоволку бегали, я любую дверь вам открою. Н-не такой уж я и не-неуч.
Забрасываю лук на плечо, пристраиваю колчан на пояс. Нора? Она сладко спит, погрызши кость, ну и пусть спит, а то гавкнет не вовремя, сдаст с потрохами, зачем нам это?
– Пошли, Рорик. Я на тебя надеюсь.
Нет, я не дура. Я не просто так ведуну этому пришлому верю – я дому верю. Рорика он впустил сразу, не унюхав опасности, а этих караульщиков срисовал и сразу заблокировал дверь. Вот, кстати, и последний тест для мальчика: выпустит нас с ним домик чёрный ход или нет?
Поглаживаю каминную полку и негромко говорю в пространство:
– Спасибо, дорогуша. Слышишь?
Два язычка пламени на миг приподнимаются над тлеющими поленьями и образуют в воздухе сердечко. И опадают.
Так бы и не уходила. До того он мне нравится, этот Магин дом, так бы и сидела в нём целые дни на диване с книжкой или перед окошком за пяльцами, разговоры с ним вела бы. Он, наверное, наскучался, всё один да один…
Не отвлекайся, Ива. Как там Николас говорил, когда я пыталась увильнуть от неприятных занятий? Работаем.
Дверь во двор открывается без малейшего сопротивления, только ручка в моей ладони слегка трепыхается – словно прощаясь. Рорик, обгоняя меня, оглядывается – вроде бы пусто и тихо вокруг – и спешит в дом напротив. Ему достаточно прошептать несколько слов дверному замку и тот послушно отщёлкивается. Прямо с порога мы попадаем в кухню – пустую, к моему облегчению, потому что представить не могу, как бы я оправдывалась перед хозяевами. Вломиться в чужое жильё, даже не постучав…
И вдруг у себя за спиной слышу далёкий собачий лай, приглушённый стенами. Это Нора надрывается. Ведун прикладывает палец к губам, успокаивающе машет рукой и устремляется через кухню к выходу, а я, поспешая за ним, ещё успеваю различить собственный голос, внушающий что-то Норе. Ай, молодец, думаю с нежностью. Ай да конспиратор! Мне бы, в самом деле, такой домик, особенно когда детишек маленьких не с кем было оставить. Не знаю, как у него получается имитировать мои интонации, но хоть на полчаса-час, да удержит при себе огневиков, а мы за это время удерём достаточно далеко.
Едва выйдя на улицу, ныряем в ближайшую подворотню и пересекаем ещё один двор и ещё, и только тогда поворачиваем к центру. Здесь все дороги выводят к центральной площади, я уже говорила? С одной стороны, не заблудишься, с другой – поджидать ведь могут и там, наши преследователи не дураки, поэтому нужно быть настороже.
Улица пустынна, эхо шагов отскакивает от стен. Дома, и здесь слепленные в одну линию, угрюмы, ставни закрыты, а там, где их нет, наглухо зашторены окна. Магазинные витрины, что ещё не так давно радовали глаз изобилием безделушек и полезных мелочей, пустуют. Никого и ничего вокруг, только мы с ведуном и тени, что пляшут и ломаются, прыгая с тротуаров на стены.
– Слушай, Рорик, – шепчу, потому что громко говорить боязно, – а здесь Сеть тоже есть? Что-то я её не вижу.
– Я т-тоже не вижу, – говорит он озабоченно. – Д-давно уже пытаюсь прощупать – а нету. Вот только, что от неё осталось, см-мотрите.
Остановившись, указывает основанием посоха на бордюрный камень. Слабо тлеющая по кромке тротуара линия жиденьким пунктиром тянется вдоль улицы и никак не тянет на ограждение, разве что обозначает контур.
– А что же делать? Выходит, этот сектор уже незащищён, проходи и бери всех голыми руками? Там, у русичей, то же самое?
Рорик, наклонившись, озабоченно вглядывается в то, что осталось от барьера.
– Не-ет, у меня просто встречаются дыры, я их перед уходом за-алатал. Здесь всё почти снесено, госпожа И-ива. Об-бесточено. Ве-есь квартал оголён, не м-меньше.
– Диверсия?
– По-охоже.
И не успеваю я ужаснуться, как он, выпрямившись, с резким выдохом ударяет посохом оземь. Божечка мой, никогда не видела ничего подобного! Огневая стена, что вырастает в доли секунды из чуть намеченного контура, заставляет меня отшатнуться. Поспешно гашу аурное зрение, потому что слепну. Да он ещё силы своей не осознаёт, этот парень, не привык работать с таким усилителем, как посох! Шарахнул со всей дури в одном месте, а отозвалось-то… на полСети, не меньше!
– Ни-ичего себе, – только и могу сказать, и от растерянности тоже начинаю заикаться. – Да ты силён, Рорик! Вы-ыходит, правильно о тебе из Ковена отзывались, что ты лучший? Верю!
– Я … в теоретической магии лучший, – признаётся он и как-то смущённо косит на дело рук своих. – С практикой-то у меня не очень. Посоха долго не было.
Похоже, мы поменялись местами. Он говорит гладенько и чисто, а я от волнения затыкаюсь.
Ещё раз по-особому смотрю на стену огня. Да, получается сплошной барьер из густого, нас не обжигающего пламени высотой метра в два, не меньше. Он ровнёхонько по намеченному пунктиру уходит вглубь улицы, а сюда приходит со стороны центра. Что-то мне это напоминает…
Стоп! Не о том думаешь! – отрезвляет внутренний голос. Малец только что недвусмысленно просигналил на весь мир: мы здесь! Понятно, что цель-то у него была другая, но стоило ли бежать, старательно заметая следы ради того, чтобы сразу же засветиться? Хорошо, если те шпионы, что у дома, действительно не маги и не просекут волшебство на расстоянии. А ну как запеленгуют? А ну как не только они?
– Рорик, хватит любоваться! Пора делать ноги! Не ровен час, в городе остались маги!
– И что? – смотрит непонимающе, а сам сияет: посмотри же, мол, у меня получилось! Ах, дурачок-теоретик!
– Что-что… Вот возьмут и примут эту твою иллюминацию за прорыв да ка-ак усилят, как поджарят нас на месте! Вякнуть не успеем! Бежим, говорю!
Но он упирается, как осёл Ходжи Насреддина. Хлопает рыжими ресницами. Наконец, до него что-то доходит.
– Тогда к центру, – деловито говорит. Шустро укорачивает балахон, поддёрнув его в талии под верёвочную опояску, поясняет, краснея: – Это чтоб не путаться… С площади все сектора можно проверить!
И пускается вскачь по улице
«Зачем нам ещё и другие?» – чуть не брякаю я, но вовремя спохватываюсь. Работа у него такая – за барьеры отвечать, и он её везде будет находить, где бы ни оказался. Отличник-теоретик, взялся на мою голову…
«Стой!»
Голос, вклинившийся в мои мысли, оглушает. От неожиданности я спотыкаюсь.
«Не смей туда соваться, слышишь? Отвали! Не вздумай ему помогать!»
Рорик, вовремя оглянувшись, успевает меня подхватить под локоть и теперь тащит за собой. Никогда бы не подумала, что в таком щупленьком на вид юном тельце столько силы, ведь чешет так, что я за ним едва поспеваю. Бегу, а сама в панике думаю: что это за голоса? Глюки?
«Я сказал – стоять!» – рычит голос. Мужской, охрипший, то ли застуженный, то ли оравший до этого несколько часов подряд. «Уйди, дура, не вмешивайся, прошу по-хорошему!»
Ни с того ни с сего поперёк дороги заваливается фонарный столб. Мы с Рориком перепрыгиваем через него и бежим, не замедляя хода.
– Зачем нам в центр? – кричу ведуну, задыхаясь. – А вдруг там ловушка? Вдруг нас поджидают?
– Нет там никого, я чувствую. – У Рорика даже дыхание не сбивается. – Там центр Сети, оттуда она по секторам расходится на четыре автономных участка. Один мы запустили, а ну как остальные обесточены? Это ж весь город без защиты останется!
Перед ним в тротуар ударяет слепящий зигзаг, но парнишка словно не замечает, зато посох в его руке странно дёргается и следующие две молнии отклоняются с нашего пути и попадают в жадную пасть барьера. Короткая вспышка – молнии нет. Вспышка – ещё одной нет.
«Зараза, – бессильно шепчет голос. – Всё равно достану. Не его, так тебя».
Очередная молния, на этот раз шаровая, возникает в полуметре от моей головы, но я не успеваю притормозить, как она подпрыгивает на месте и гаснет с шипением, словно спичка, брошенная в снег. Справа и слева возникают ещё, но с таким же позорным результатом. Неизвестный стрелок продолжает бомбардировку, а я с каждым новым загашенным сгустком электричества чувствую лёгкий укол в центре лба. Но некогда мне, некогда проверять, что там у меня такое, до площади рукой подать и нужно посматривать, как бы не напороться на засаду. Этот же мальчик ничего не знает об осторожности. На бегу скидываю с плеча лук, тащу стрелу из колчана.
Мы врываемся на площадь, вроде абсолютно пустынную, хорошо просматриваемую. В пределах видимости никого – как самой на площади, так и на расходящихся веером во все стороны улицах. Окна и здесь слепы. Ратуша безмолвствует. Даже голубей не видно.
«Последний раз говорю: уходи. – Голос звучит жёстко. – Ты не понимаешь, во что ввязалась. Я просто сотру этот город с лица земли, он мне надоел. Что ты вечно путаешься под ногами и мешаешь? Иди, отсидись в домишке муженька, уцелеешь. А хочешь, я его кокну, твоего Магу? Сейчас натравлю на него сразу несколько орков – и не отобьётся, у него уже силы на исходе. Заодно и родню его подчищу, достали они меня. Останешься со своим Васютой, с дочками, будешь где-нибудь подальше отсюда жить себе да поживать… Ну же! Уходи!»
Прижав лук локтём, зажимаю уши и трясу головой.
«С-сучка», – тихо и как-то безнадёжно отмечает голос. И пропадает. И скатертью дорога. А я, отдышавшись, с болью смотрю на когда-то красивейшее в городе место. Совсем недавно здесь кипела жизнь, улыбались друг другу незнакомые люди, дети бросали голубям крошки белого хлеба, встречались парочки. А совсем рядом сектор русичей, там такие знакомые подворья, дома, надёжные, как люди и люди, надёжные как скалы. Я успела узнать немногих, но по ним сужу об остальных. Рорик тоже отсюда. И всё это… И всех – с лица земли?
– А не пошёл бы ты, искуситель, – говорю вслух. И накладываю на всякий случай стрелу на тетиву. – Демиург хренов…
Здесь, в центре, Сеть видится мне паутиной: от кольцевого барьера, что опоясывает площадь, расходятся по радиусам толстые объёмные канаты, проросшие огненными гребнями. Впрочем, это касается только той улицы, откуда мы вынырнули и двух соседних: эти барьеры, поправленные ведуном, смотрятся образцово. Восточный сектор и оставшаяся часть Европейского тусклы и лишь слегка размечены обесточенным пунктиром. Барьер в Секторе русичей, к моему удивлению, шатко-валко, но держится: пусть и не в полную силу, пусть низенький, просвечивающийся, но он есть. Недаром Рорик столько в него вложил, даже без посоха.
Ведун обходит повреждённые участки, восстанавливая сегмент за сегментом. Неужели это он, оробевший, беспомощный стучался в мою дверь всего час назад? Поглядите-ка, он так уверенно выбирает участок на брусчатке, чтобы в очередной раз ударить посохом, что-то нараспев говорит, подправляет заклинание жестами… Даже заикаться перестал. Может, у него был в энергообмене какой-то перекос, который и на речи сказывался, а теперь выправился?
Следую за ним в некотором отдалении, поглядывая по сторонам: кому-то нужно сохранять бдительность! Один за другим вспыхивают и возрождаются барьеры, а у меня где-то внутри начинает звенеть тревожный колокольчик. Так просто нам это с рук не сойдёт. Нужна нешуточная сила, чтобы загасить барьер, да не один, да, практически по всей Сети! И, говоря откровенно, мне очень не хочется встретиться сейчас с тем, кто увидит свою работу испорченной и сильно на нас за это обидится.
– Рорик, долго ещё?
– Почти закончил, – отзывается он. – Госпожа Ива, нож не дадите? Без него никак.
Устал… Да он мокрый как мышь после такой работёнки, даже красно-рыжие лохмы в сосульки слиплись. Но в глазах такая гордость от хорошо выполненной, наконец, работы, что язык не поворачивается предложить ему отдохнуть.
Протягиваю бывший пастушеский нож.
– Хочу кое-что попробовать, – говорит ведун. И режет себе запястье. Может, так оно и надо по его задумке, но я поспешно отворачиваюсь. Когда смотрю снова – он уже шепчет что-то над лезвием, омоченным в крови, а затем, подойдя к ближайшему участку барьера, с лёгкостью вонзает нож прямо в булыжник мостовой. Согнувшись, вытягивает за рукоятку наполовину и начинает, пятясь, вести линию. Нож вспарывает камни, словно сухую листву. Затаив дыхание, я смотрю, как парнишка постепенно обходит площадь, замыкая защитный круг. Идти ему предстоит долго, да и пятиться так не слишком удобно, и посох подмышкой отягощает, поэтому Рорик время от времени приостанавливается, но не перестаёт что-то шептать. А я, подумав, снова беру лук наизготовку. И вовремя.
Потому что брусчатка в самом центре площади, гулко вздохнув, как живая, начинает вспухать. Из-под растущего каменного хребта бегут во все стоны трещины, сбегает осыпь плит, мелких камней. И упорно, как младенец из чрева матери, начинает пробиваться наружу знакомая пронзительно-синяя арка портала.

Глава 4
…А то, что у нас на глазах зарождается новый портал – вне всякого сомненья. Я узнаю его сразу, несмотря на то, что дуга приподнялась над землёй не более чем на метр. Через такой же, мерцающий аквамарином, мы с Магой прошли в этот мир не далее, как минувшим вечером. Но если тот и нынешний скроены по единому образцу и, что самое главное, одним творцом – пора готовиться к худшему и паниковать.
– Рорик! – Стараюсь сохранять спокойствие. – Поторопись. Кажется, у нас скоро будут гости.
Покосившись на сияющую дугу, растущую как на дрожжах, он только кивает. И возвращается к охранной линии, словно прорезывание портала в нескольких шагах от него такой пустяк, что не заслуживает внимания. Он просто не может отвлечься: ритуал нельзя прерывать, иначе сведутся на нет все старания. А ведь он едва дошёл до половины намечаемого круга, и при теперешней скорости ему понадобится не меньше четырёх-пяти минут. Даже если мир начнёт рушиться – пять минут. Смогу ли я их обеспечить?
Смотря, кто выскочит из портала.
А что потом? В чём назначение круга? Допустим, основательно усилить барьеры, поскольку заклинание на крови – вещь сильнейшая. Но наша маленькая проблема останется: тот, кто сейчас воздвигает портал, вот-вот к нам прорвётся, и хорошо, если при этом окажется один, потому что стрел у меня не так уж и много; хоть я теперь хвалёный стрелок, но рано или поздно нам с Рориком придётся уходить. Да что там – бежать, если выпустят, да ещё и этого ведуна малахольного как-то тащить, потому что круг высосет из него последние силы. Парень скоро будет пуст, я же вижу, что он держится только за счёт посоха.
Арка подрастает ещё на метр. Рориков круг перевалил за половину.
Куда же откроется выход? Туманное двустороннее зеркало может выплюнуть непрошенных гостей на любую из двух своих сторон, поэтому главное – уловить, куда именно, дабы вовремя прикрыть напарника: он должен замкнуть круг. Судя по пропорциям, портал сформирован пока на треть от цельного объёма, значит, у меня ещё есть толика времени. Прикидываю будущую высоту прохода, и мне становится нехорошо. Кто оттуда появится? Орк? Горный тролль? Дракон?
Чёрт, кажется, я поняла. Здесь, на площади, центр защитной Сети-паутины. Здесь в единой точке сходятся… вернее, берут начало радиусы защитных барьеров. Закольцевать, напитать круг, который они пересекут, силой по максимуму – и огненные стены активируются на всём своём протяжении. Потухшие по какой-то причине каналы, о которых мы не знаем, но которые наверняка есть – пробьются, наполнятся и заработают. И не надо будет одному ведуну метаться в поисках порывов Сети по всему Тардисбургу. Ай, молодец парень.
… Да в какую же сторону откроется этот гадский портал?
Чёрт, совсем забыла! Поспешно отворачиваю закатанный до локтя левый рукав джинсовки. Ведь у меня при себе ни нарукавника, ни защитного браслета, ни перчатки, а без них после первого же выстрела незащищённую руку располосует тетивой. Джинса, конечно, не металл и не плотная кожа, но хоть как-то смягчит отхлёст.
Рорик спотыкается и замедляет ход. Ему осталась треть пути. Если Некто-из-портала выскочит прямо на него – прибьёт с маху, не задумываясь. Лучше мне быть к парню поближе, хоть разок, да успею пальнуть. Рвусь к нему, и, чтобы выиграть время, не по окружности, а напрямик, пересекая площадь буквально в метре от растущего диска, с которого вдруг срывается и больно щиплет в бок ветвистая молния, словно портал огрызается, не войдя ещё в полную силу. Занимаю позицию, чтобы быть на линии между порталом и ведуном. Тому остаётся уже четверть пути, а порталу – восьмушка диаметра, не больше.
Ведун от напряжения белый, уже кое-как полуползёт на коленях, но нож из рук не выпускает. Рот приоткрыт, в глазах… нет, не слёзы, а баранья упёртость: мол, сдохну, но дойду! Доползу! Замкну!
И я решаюсь на некое действо, хоть многим оно показалось бы не ко времени. В конце концов, мне же помогли однажды именно таким образом, и помогли быстро, почему бы не рискнуть? Остаётся сделать четыре торопливых шага к Рорику, опуститься рядом, пристроив лук на мостовую, притянуть обеими руками рыжую голову и, пока он не успел сообразить, что к чему – поцеловать. И с тем поцелуем отдать всю силу обережницы, которую можно вложить в один выдох.
Его губы солоны от пота, но удивительно нежные, как у младенца. А взгляд… временно стекленеет. Некогда мне проверять, сработало или нет: я поспешно его отталкиваю, хватаю оружие и с места прыгаю в привычную стойку. Вовремя.
Портал, наконец, сформировывается в полный рост, метров на десять, и радужная перепонка лопается, прорезая выход – в мою, мою сторону! Приставным шагом отодвигаюсь левее, потому что краем глаза ловлю шевеление сбоку: Рорик снова в строю и движется, надо сказать, заметно энергичнее. Но отвлекаться на него больше не могу. И первыми тремя стрелами срезаю трёх выскочивших из лазурного сияния ламий, полулошадей-полудев. Однако портал, гад, достаточно широк, чтобы пропустить ещё и не таких тварей, вооружённых до зубов.
Это очень хорошо, что их много, думаю хладнокровно (бояться-то некогда). Потому что об увесистые, бьющиеся в агонии тушки со всей дури налетели и запнулись следующие. Похоже, построение у них тройками, а шагают они через радужную перепонку вслепую. Тетива щёлкает несколько раз, всё сильнее обжигая руку. Больно-о… Это ещё вскользь, Ваня, потерпи, потом залечишь.
Теперь на выходе из портала куча-мала из шести тварей. Кое-кто ещё трепыхается и делает попытки подняться. Одна, ощерившись, прицельно плюёт в меня ядом, но не достаёт – далековато. Я не то чтобы промахнулась, а просто куда-то не туда попала. Где у них уязвимые точки? Головы и шеи чешуйчатые, торсы, хоть и человечьи, но в броне, поэтому посылаю стрелы кому в лошадиную грудь, кому в незащищённый бок, если удаётся. Следующая тройка, наткнувшись на павших подруг, злобно шипит, на глазах перетекая из кентавресской в змеиную форму и восстаёт на хвосты, чем живо вдруг напоминает мне степных кобр. Однако нет рядом Рика, рассчитывать нужно только на себя. Теперь я посылаю смерть в незащищённые глаза рептилий, чтобы уж наверняка, сейчас не до гуманизма или сантиментов – у меня товарищ за спиной, я за него отвечаю. Перед кем? Перед собой, Обережницей. И трачу ещё три стрелы. Потому что эти дуры, вновь взявшиеся невесть откуда, упорно прут по трупам своих же, не соображая, почему те застряли. Говорю же – дуры.
Двенадцать стрел потрачены. В воздухе тянет остро-солёным, терпким… Кровью. Отвлекаться недосуг, я накладываю очередную стрелу и жду.
Голубой обод портала содрогается от раздражённого рыка по ту сторону. Гигантская мохнатая нога в бесформенном кожаном сапоге перешагивает и через нижний обод проёма и через трупы ламий, походя с хрустом расплющив одну и оставив после себя жуткую красную лужу. Вослед за нижней частью ноги и коленом вырастает заросшее редкой бурой шерстью бедро толщиной со старый кладбищенский тополь. Когда появляется сам корпус, я машинально задираю голову, чтобы разглядеть одноглазую уродливую башку. В ручищах циклоп сжимает окованную железом шипастую дубину – оно и понятно, ни один оружейник не скуёт для такой образины меч по руке.
Вопреки игровым вариантам, он не в набедренной повязке, а в панцирном доспехе. Руки наружу, шея голая, но плотную, серую как у слона кожу не пробьёшь, стрела, которую я запускаю на автомате, чиркает и рикошетом отлетает от толстенной жилистой выи. Значит, и его бить в глаз. Это уж точно уязвимое место.
Прицелиться не успеваю. Волосатому громиле не нравится, что его царапнули; он запрокидывает уродливую голову, вздымает руки-клешни, будто и не замечая тяжести палицы, и издаёт оглушающий рёв. Набычившись, ищет меня единственным оком, злобно кривя бесформенный рот с торчащими в разные стороны жёлтыми зубами, принюхивается, втягивает воздух вывернутыми ноздрями. А у меня стрела отчего-то всё ускользает из-под пальцев и, зациклившись, я никак не догадаюсь взять любую другую из колчана, упорно пытаюсь нащупать и вытащить именно эту… Наконец, сбрасываю временное отупение, и в это время гигант меня замечает.
Взрыкивает ещё раз – и словно в замедленной съёмке вижу, как поднимается, сгибаясь в грязном колене, ножища, как обрушивается на брусчатку ступня с мой диван величиной, чувствую, как содрогается и корчится в ответ земля, бьёт в подошвы с такой силой, что невольно подгибаются ноги. От монстра, вспахивая булыжники, мчится ко мне сейсмическая волна, рождая крупную рябь, как на воде, а поверх – поток визжащих вихрей, что искажают и скручивают в штопоры пространство, парализуют, оглушают. Я не в силах не то, что бежать – пальцем пошевелить.
Навстречу Волне Искажения, упруго оттолкнув меня в сторону, летит чистый морозный вихрь. И сшибается со скопищем маленьких злобных смерчей. Хватаю воздух ртом, трясу головой, пытаясь справиться с оглушением, когда меня хватают за плечи и тащат назад.
– Сюда! Скорее!
Рорик волочёт меня к самому крыльцу ратуши и там бесцеремонно прислоняет к стене, поскольку я всё ещё нетвёрдо держусь на ногах, а сам, взвесив посох на руке, энергично им встряхивает. Только на этот раз не бьёт оземь, а словно перезаряжает на ходу помповик, как Сара Коннор в финальной схватке с Терминатором. Направляет навершие на циклопа, который, хоть и помят слегка, но уже топает в нашу сторону. От его чугунных шагов площадь содрогается.
– А ну-ка… Огонь! – тихо и со вкусом командует Рорик. И в тот же момент между великаном и нами вырастает стена огня, полыхающая жаром. Несколько секунд уходит на то, чтобы понять: пламя извергается не посохом, тот лишь оживил обережный круг. Он успел его замкнуть, этот отчаянный парень, он это сделал! О, теперь я понимаю, как рождаются Герои!
Поперхнувшись горячим воздухом, герой просит жалобно:
– Давай отойдём, что ли…
По стеночке пробираемся к повороту на ближайшую улицу и остаток зрелища досматриваем оттуда. Подозрительно близко пахнет палёным, что-то сухо потрескивает над ухом. Торопливо хватаюсь за голову: так и есть, с левой стороны волосы укоротились и словно спеклись. Но это ещё терпимо, прихожу к выводу, косясь на компаньона: у того шевелюра тоже подпалена, но самую малость, значит, и с моей всё не так плохо. В одном месте, как-никак, побывали. А вот лук нагрелся сильно, но это ещё полбеды…
Бдзиннь! Чего я и опасалась. Тетива лопнула, больно хлестнув по руке в последний раз. Побочным эффектам от огневой магии в играх явно не уделяется должного внимания.
Машинально лезу в карман за запасной. Вот досада… Я ж левша наполовину, сунула моток в левый карман, а этим же боком стояла к барьерному огню. Вот и имею, что имею: бесформенный клубок спутанных спёкшихся жил. С полминуты обречённо смотрю на него. Это не по правилам. У меня же лутовое оружие, именное, оно должно быть наипрочнейшим, бессмертным, можно сказать, и вдруг такое!
Ничего удивительного. Никаких побочных эффектов здесь нет, вдруг доходит до меня. Игрок бонус дал – Игрок и отобрал. За то, чтобы не лезла, куда не надо. Ещё немного – и я начну истерически смеяться.
– Как ты думаешь, – говорит меж тем Рорик, пытаясь что-то высмотреть за трёхметровыми языками пламени, – ещё кто-нибудь полезет?
И вдруг он, зардевшись, быстро целует-клюёт меня в щёчку. В смущении отступает.
– А-ага. Пожалуйста, – невпопад говорю, оторопев. – Надо понимать – ты мне так «спасибо» сказал?
И снова мы глядим туда, откуда пришли. В небо уходят клубы чёрного дыма, несёт чадом и гарью, но что отвратительнее всего – палёным мясом. Не знаю, как справляется со своим желудком ведун, а моим внутренностям скверно, я едва сдерживаю приступ тошноты.
– Сейчас утихнет и надо будет вернуться, посмотреть, – говорит Рорик, сглотнув. Похоже, и ему несладко. – Ты, главное, подальше от барьера держись, вдруг снова зажечь придётся.
Дождавшись, когда огонь спадёт, возвращаемся на площадь, перепрыгнув круг. Булыжник под ногами печёт даже сквозь подошвы. Борозда от ножа заметно расширилась и теперь выглядит, как след от колеса легковушки, присыпанный рдеющими угольями. Всё вокруг в жирной копоти: стены и окна домов, черепичные крыши, мостовая. Фонарные столбы торчат обугленными спичками, стеклянные шары на них полопались от жара. Трупов нет, ни одного. На миг представляю себе, что это они летают сейчас вокруг, оседая хлопьями пепла… и снова еле справляюсь с тошнотой. А как ты хотела? Лучше подумай, каково приходится тем, кто сейчас в настоящей битве. Сколько там подобных тварей? А сколько магии и файерболов носится в поисках жертв? Это только в игре снаряды и пульсары бьют точнёхонько по врагам, своих не задевая, а тут, если подставился – пеняй на себя, получишь по полной.
Нам с Рориком досталась жалкая горстка врагов. Кто это был? Разведка? Или чьё-то сопровождение? Или зачищали дорогу тем, кто следом подойдёт?
Кто там ещё следом?
Ответ не заставляет ждать. Из разверстой пасти портала стремительно вылетает нечто узкое и длинное и вонзается прямо в тлеющую полосу барьера перед нами. Крошечные языки пламени, снующие по всему обережному кругу, одновременно опадают и гаснут, словно их выключили. А перед нашими глазами вибрирует от удара охвостье тяжёлого копья.
– Не может быть, – не веря глазам, бормочет Рорик. – Дедова посоха работу погасить никто не должен! Если только…
Сросшуюся было портальную перепонку вспарывает хищная, сжатая с боков, тупорылая зубастая морда. От носа куда-то к основанию длинной шеи тянутся ремни. Тварь свирепо крутит чешуйчатой бугристой башкой с прижатыми к затылку рогами и упирается в нас взглядом. Ядовито-жёлтые глаза наливаются злобой. Чудовище делает мощный рывок в нашу сторону, продирается через проход, высвобождая перепончатые, как у летучей мыши, крылья и, пригнувшись, выпускает в нашу сторону длинную струю пламени. Не сговариваясь, мы с Рориком прыгаем в разные стороны и отделываемся обожжёнными боками. Ведун, опомнившись, поспешно встряхивает посох и встречает очередную атаку направленным водным потоком. Сразу становится душно, влажно, как в бане, из клубов дыма доносится фырканье дракона; слышно, как он откашливается и хлопает крыльями, разгоняя клубы раскалённого пара.
– Рорик, – хватаю напарника за руку, – мы против него не потянем. Бежим!
Кольцо огня, казалось бы, потухшее, возрождается сзади нас с новой силой, отрезая дорогу. Слышится язвительный смех, словно специально усиленный, перекатами уходящий по крышам. Не выдержав, зажимаю уши.
Пар концентрируется и крупными каплями оседает на землю, приглушив пламя совсем немного, но хотя бы искры не прижигают. Тем не менее, чтобы не спечься, мы вынуждены даже сделать пару шагов навстречу зверю, который довольно бьёт по земле шипастым хвостом. В глазах у него чистая незамутнённая радость от вида загнанных мышек.
– Всё, ведун, кончилась твоя сила, – слышится холодный голос. Отвлекшись на дракона, мы, оказывается, не разглядели седока…
Ремни, закреплённые на морде ящера – не что иное, как упряжь, хвосты которой в крепкой руке всадника. Боже ж мой, такой мускулатурой не может похвастаться даже Васюта! Неимоверной ширины плечи кажутся раздутыми, гипертрофированные бицепсы столь отчётливо демонстрируют своё достоинство, что по ним, а так же по боковым и косым мышцам живота, по пресловутым кубикам пресса, словно прорисованным тушью, можно изучать анатомию. Лица всадника не различить под костяным закрытым шлемом, виден только мужественно выдвинутый подбородок и полные чувственные губы.
Увесистый посох, с виду неподъёмный, снабжённый богато украшенным навершием наконечником, обитым металлом, смотрится в его ручищах ореховым прутиком.
– Н-ну, – сексапильные губы кривятся в усмешечке, – прочухались? Ты, мелкий, можешь сваливать, от тебя вреда уже никакого, так что убирайся. А вот с Обережницей мы поговорим.
Жар за спиной спадает. Невольно обернувшись, мы с Рориком видим прогал в огненном кольце.
– Н-никуда я не пойду, – тихо говорит парень. – Женщину не брошу. Сам убирайся.
И крепче сжимает посох.
– Как знаешь, – насмешливо отзывается всадник.
Его рептилия меж тем нетерпеливо бьёт хвостом, пыхтя, как паровоз, из ноздрей вылетают струйки пара.
– В общем, не буду я на вас больше время своё драгоценное тратить. Я тебя предупреждал, дрянь, чтобы ты под ногами не путалась? Так получи!
Он театрально вздымает свой посох к небу и в центре навершия загорается солнце, окученное сетью молний. Приблизительно догадавшись, что сейчас будет, бросаюсь к Рорику и сгребаю его в охапку. Тот и рыпнуться не успевает, а в нас уже летит целый сноп молний, готовых то ли пронзить, то ли поджарить заживо. Не знаю и знать не хочу, что они сделают. Мне надо успеть развернуть ауру и расправить своё Зеркало. И я успеваю. Последнее, что вижу – это кокон крупных антрацитовых чешуек, смыкающийся в плотную защитную сферу над нами.
– Тихо, – шиплю на ведуна, не выпуская из объятий. – Ещё не всё!
Зеркало содрогается от мощного удара. И ещё. И ещё. Не знаю, чем атакует рассвирепевший Игрок – я давно узнала его по голосу – но добром он от нас не отстанет. А у меня ведь ресурс ограничен, ещё немного и… Я уже замечаю, что при очередном сотрясении в стройных рядах чешуек образуются единичные бреши.
– Ага-а! – доносится до нас торжествующий вопль. – Ну, всё, хана вам, смертные!
Мы с Рориком невольно прижимаемся друг к другу крепче, и я чувствую, как он пытается влить хоть немного остаточной энергии из своего посоха в мою сферу. В отчаянии он глядит на Зеркало, потом на меня… и неожиданно тычет навершием прямо мне в лоб.
Мир вокруг взрывается белым. Где-то неподалёку слышится звериный вой, смешанный с криком боли и звуком падения на мостовую чего-то тяжёлого. Рорик трясёт меня за плечи.
– Эй! Ива! Да очнись скорее!
Жмурюсь и одновременно пытаюсь разлепить глаза. У меня всё болит, обожжена спина и левая сторона тела, ноет исполосованная тетивой рука – и в довершении ко всему нестерпимо чешется лоб. Но надо приходить в себя.
– У тебя тут… – невпопад и как-то растеряно говорит Рорик и осторожно указательным пальцем чуть касается моего лба, – пятно было белое, и луч он него шёл, и в твою защиту упирался, вот я тебе и… засветил. Поддержать. Не подумай плохого. Сработало ведь!
– Что? – Я не понимаю. – Какой луч?
– Белый, – повторяет он, не сводя с меня преданных глаз.
Невдалеке слышится стон. Дракон, распластав крылья, лежит, завалившись на бок, с виду – в полной отключке. Из-под него, постанывая, поскуливая, выбирается Игрок, резко сдавший в размерах. Сейчас это всего-навсего высокий угловатый вьюнош, правда, достаточно широкоплечий, но растерявший прежнюю богатую мускулатуру. Маска с него свалилась, и в тот момент, когда он поворачивается к нам, страдальчески и капризно морщась…
… я узнаю его. И от неожиданности замираю, но совсем ненадолго.
– Ах ты, сукин сын, – шиплю точь-в точь как ламия, потому что от злости аж горло перехватывает. – Ты, значит, ещё тогда всё это задумал? Да ты знаешь, что я сейчас с тобой сделаю? Да я тебя в клочья разнесу!
С меня уже сыплются зелёные искры. И в ушах стоит тот самый гудёж тысячи пчёл, который я слышала однажды, когда мы с Магой обоюдно друг друга припечатали. Теперь я знаю, что это. Это проклятье набирает силу.
Лицо Игрока искажается. Поспешно оглянувшись, он хватается за посох и чуть не роняет его себе на ногу – силушку-то, видать, растерял! Уперев древко в мостовую, пытается направить его на меня и слепить какое-то заклинание… Я злорадствую. Что, голубчик, не выходит? А соображать надо, когда Зеркало атакуешь, что весь твой удар рикошетом к тебе и вернётся!
– Гарм! – У Игрока ничего не выходит и он в страхе пятится. – Гарм!
Тычет посохом в свою зверушку.
Я настораживаюсь.
Он с размаху бьёт наконечником по сгибу кожистого крыла и, должно быть, попадает в болевую точку, потому что дракон, коротко взвыв, приподнимается и оседает на задние лапы.
– Гарм!
Ещё один тычок, уже в брюхо.
– Взять её! Сжечь!
И снова колет.
Рептилия, очнувшись окончательно, переводит на меня осмысленный взгляд и замедленно расправляет крылья. Теперь уже пячусь я. Ну всё, капец, живое пламя – не магия, его Зеркало не отбросит. И удрать не успеем… Рорик хватает меня за рукав и мы с ним уже перепрыгиваем через канавку обережного круга, когда мир темнеет, словно большая непроницаемая туча наползла на солнце.
– Не-ет! – внезапно визжит Игрок. И мы невольно оборачиваемся.
С неба на Гарма камнем падает огромная чёрная масса, и сразу же вслед за тем ударяют по ушам визг, отвратительный хруст костей, бульканье крови, предсмертные хрипы, удары о брусчатку длинного извивающегося в конвульсиях хвоста. Из пропоротой грудной клетки дракона выскакивают белые обломки рёбер. Огромный, вдвое крупнее ящер, придавив зверушку Игрока к камням, приподнимается – и одним махом перекусывает жертве шею.
Опять кровь, отмечаю в полнейшей прострации, глядя, как натекает под обмякшей тушей тёмная лужа. Тут и без того набрызгано, сколько же можно… Не могу я больше. Не хочу.
Чёрный как уголь ящер неторопливо сползает с мертвого тела и поворачивает к Игроку голову, играя солнцем в отполированной чешуе. Демонстративно, точно так же, как и его сплоховавший противник всего минуту тому назад, расправляет могучие крылья, покрытые колдовским, чересчур правильным, словно рукотворным узором. Когти пятипалой передней лапы многозначительно постукивают о мостовую. Жест настолько человеческий, что и угадывать не надо: что, мол, с тобой, мелочью, прикажешь дальше делать?
Игрок отступает.
– Ты-ы не посмеешь, – неуверенно говорит он. – Слышишь? Ты не сможешь мне навредить!
И, не рискуя далее, кидается в зев портала. Огненная струя, метнувшая вслед, успевает разве что подпалить ему зад. Переход схлопывается.
Ящер в досаде щёлкает зубами и переключается на нас. И… и меня знакомо примораживает к месту.
Рорик пытается воздеть посох, но получает по рукам сильным гибким драконьим усом и шипит от боли.
Огромная голова придвигается вплотную. Для того чтобы заглянуть мне в глаза, ему приходится наклониться и сильно согнуть шею, тем не менее, несмотря на неудобство, он не торопится.
На расстоянии полуметра от меня пасть, усеянная ровными крепкими клыками, каждый из которых в два раза длиннее и толще моего пальца. Мелькает раздвоенный язык. Янтарно-медовые глаза насмешливо щурятся. Голова чуть наклоняется, меня словно обнюхивают… От звука, похожего на щёлканье хлыста, невольно вздрагиваю: это дёрнувшийся ко мне на выручку ведун снова осаживается усом.
В этот жуткий момент мне приходит в голову совершенно неподходящая мысль о том, что ящер… – нет, Ящер! – просто непозволительно красив. Благородная голова идеальна, никаких бугров, ямок и шишек, не то, что у простака Гарма; изящно вырезанные ноздри, из которых долетает жаркое дыхание; раскосо поставленные глазницы. Лоб и щёки покрыты костяной бронёй. Он не просто хорош – он изящен в своей мощи, и даже костяной воротник смотрится украшением, а не грозной окантовкой из дополнительных шипов.
И кто сказал, что из драконьей глотки должно смердеть и нести падалью? Его дыхание освежено ароматом мяты и дорогих сигар.
Раздвоенный язык не спеша прикасается к моей щеке. Медленно, словно дегустируя, скользит вниз, к шее, к круглой горловине футболки… этаким интимным, я бы сказала, жестом. Мне даже слышится мысленный смешок. Я широко открываю глаза от внезапной догадки.
Ящер шумно выдыхает, снова обдавая запахом мяты и каких-то трав. Распрямляется. Видимо, дискомфортно ему так долго сидеть, согнувшись в три погибели. Протянув лапу, небрежно щёлкает когтем по оставленному Игроком копью и отбрасывает в сторону; оно приземляется с сухим стуком, как простая палка, после чего огни освобождённого круга медленно занимаются. Ящер внимательнейшим образом изучает обережную линию, переводит взгляд на Рорика, на его посох… и, развернувшись боком, подставляет ему крыло.
Жест достаточно красноречив: забирайся. Садись.
– Иди, – одними губами говорю напарнику. – Ты там будешь нужнее… там, куда он тебя отнесёт.
Он топчется в нерешительности.
– Иди, – повторяю. – Там каждый человек… каждый маг дорог. Тебя признали. Защита твоя работает, прорывов больше не будет. За меня не бойся.
– Он кто? – одними губами спрашивает ведун.
– Родственник, – усмехнувшись, отвечаю.
Он порывисто меня обнимает – Ящер при этом недовольно постукивает хвостом – и лезет на кожистое крыло, которое, согнувшись, само подталкивает его дальше на спину; там он и устраивается между двумя хребтовыми зубцами. Его посох сияет, напитываясь солнечным светом. Пока долетит – зарядится, думаю. Особенно, если солнце в тучу не уйдёт.
– Спасибо! – спохватившись, кричу вслед.
Ящер, насмешливо пыхнув огнём, кивает на соседнюю улочку и дожидается, когда я отбегу, но даже на таком расстоянии меня достаёт воздушной волной от его почти вертикального взлёта. Заложив крутой вираж, чёрный, как уголь, дракон с Рориком на спине улетает.
Вот и ещё один ушёл на войну.
Дождусь ли я хоть кого-то? Игрок, конечно, подрастерял силы, напугался, ослаб, но и разозлён порядком; и как бы, вернувшись на поле боя, не наворотил он дел. Ведь прочухается и как возьмётся искать виноватых! А ведь это я его довела до такого цугундера! И если до меня ему пока не дотянутся – он хорошо знает, кто мне дорог. Вот за кого надо бояться.
Я смотрю вслед улетающему Ящеру и думаю: домой. Теперь остаётся только ждать.
И в этот момент шею мне захлёстывает петля.
***
Невольный крик застревает в горле вместе с воздухом. Меня резко дёргают назад, откидывая голову и одновременно упираясь в спину чем-то твёрдым, не давая упасть. Неправда, что при удушении отключаешься сразу, в лёгких ведь остаётся немного воздуха, за счёт этого я ещё дёргаюсь… Задыхаясь, пытаюсь подсунуть пальцы под широкую петлю. Страх придаёт силы: крутанувшись на пятках, я оказываюсь лицом к лицу к нападающему, давление петли ослабевает и мне удаётся вдохнуть. Одновременно я вижу кулак, летящий в лицо, а дальше следует такая вспышка боли, что перехваченное горло в сравнении с ней просто ничто.
Боль вгрызается под бровь и увязает в голове, искры разлетаются и гаснут, остаются мрак и заложенные уши. Я теряю ориентацию. Не могу понять, что со мной, где я, день сейчас или ночь, потому что перед глазами непрестанно клубящееся серое марево. Над головой глухо бухают, как часы, мужские голоса, распадаясь на отдельны звуки, меня потряхивает, в висках тяжело стучит кровь, словно я умудрилась заснуть вниз головой. Совсем рядом – конский топот. Нос и подбородок упираются во что-то жёсткое, пропахшее лошадиным потом. Марево колышется, и рвётся, как туман, в клочья.
Копыта стучат мягче, сквозь ресницы я вижу проплывающую где-то внизу подо мной колею грунтовой дороги, комочки сухой глины, летящие из-под лошадиных ног, чахлую траву на обочине… Я лежу поперёк седла? Что-то мешает поднять голову. Чуть позже понимаю: это же мои собственные руки, заведённые за затылок и связанные. Пытаюсь ворохнуться, но кто-то, подъехав совсем близко, молча перехватывает мне горло жёсткой мозолистой ладонью. Опять? Нет, не душат, на этот раз просто пережимают сонную артерию. Окончательно выпадаю из реальности.
При очередном возвращении снова первым включается слух. Доносится лязганье железа, скрип петель. Меня стаскивают и куда-то переносят бесцеремонно, чуть ли не сложив пополам, и опять голова, руки и ноги болтаются. Так и вишу тряпкой, похоже, на чьём-то плече, не в силах пошевелиться. Снова мужские голоса. Лечу вниз, как кулёк, ударяюсь затылком и спиной. Короткий приказной возглас, резкая боль, пронзающая руку, чей-то вскрик. И опять пальцы на шее… Да что же это такое? – мысленно воплю остатками разума. Не хочу! Что происходит? Кто это надо мной измывается, в конце концов?..
***
Наконец-то! Хоть какой-то свет.
Мир вокруг формирует контуры предметов, заполняя их красками и объёмом. И почему-то я оказываюсь в Магином доме.
Да, как раз на винтовой лестнице, будто только что спускалась со второго этажа. Почему я здесь? Я чего-то не помню? Странная лёгкость во всём теле, движения замедлены, словно сквозь воду идёшь… И отчего это Нора, гремя карабином поводка по ступенькам, трусит, меня не замечая, и хвост её просачивается, виляя на ходу, прямо сквозь моё колено?
От догадки становится дурно. Я умерла и превратилась в призрак? О нет!
– Подожди, псина, – слышу усталый голос Маги. – Рой, не мог бы ты с ней прогуляться?
– Конечно, – торопливо отвечает Рорик.
Его шаги вместе с цоканьем собачьих коготков удаляются, потом захлопывается дверь чёрного хода. Догадываюсь, наконец, что виток лестницы загораживает мне кухню, поэтому-то никого и не вижу. Оказывается, я ещё здорово торможу умом, хоть и привидение. Машинально берусь за перила и чувствую – что-то не так. Опускаю глаза…
Лучше бы я этого не делала. Отдёргиваю руку, в ужасе уставившись на кисть. У меня недостаёт двух пальцев – безымянного и мизинца.
– О нет-нет-нет, – причитываю, не сводя глаз с двух крошечных культей с торчащими белыми хрящиками и подтёками высохшей крови на коже. – Нет-нет, только не это!
Без сил опускаюсь на ступеньки и всхлипываю, поддерживая искалеченную руку, как младенца. Кто сотворил со мной такое? И за что? Хлюпаю носом минуты две, пока, наконец, не обращаю внимания на одно обстоятельство. Пока я плачу, рядом, на кухне несколько знакомых голосов ведут свой разговор, на меня совсем не реагируя, хотя могли бы и услышать… Значит, я всё-таки призрак.
Уныло лезу в карман в поисках носового платка и взвываю от боли. Забыла! Задела свою открытую рану! Наплевав на приличия, вытираю слёзы подолом длинной футболки. Снова рассматриваю кисть, угрюмо и даже с каким-то отвращением. Нет, что за сволочь это сделала? Знала бы, кто – убила…
А вот в фильмах и книгах, где говорится о жизни после смерти, обитатели потустороннего мира расписаны целёхонькими и свежими, как огурчики. И раны затянуты, и несть печалей и воздыхания, и руки-ноги на месте. Почему со мной не так? Потому что я непутёвая?
Выудив, наконец, левой рукой платок, высмаркиваюсь и делаю глубокий вздох. Начинает жечь шею, саднить в горле, заодно простреливает обожжённый бок. Может я всё-таки живая, если чувствую боль? Тогда почему меня никто не видит? Машинально сунувшись правой рукой к перилам, отдёргиваю, опираюсь с левой стороны. Пойдём уж, посмотрим, кто здесь, послушаем, а там по ходу дела определимся, кто я есть и что тут делаю.
Спускаюсь, прохожу виток. А на последних ступеньках так и застываю в изумлении, потому, что никак не рассчитывала застать здесь такое общество.
За столом, утомлённо откинувшись на спинку неизвестно откуда взявшегося председательского кресла, дымит сигарой ни кто иной, как Глава Клана некромантов, Архимаг и прочая и прочая, а по совместительству мой свёкор, благородный дон Теймур дель Торрес да Гама, в неизменном чёрном камзоле с серебром. По правую руку от него в потёртом кожаном доспехе попыхивает трубочкой сэр Джонатан Кэррол, странствующий паладин и Одиссей, старый приятель дона. Его наследник и мой наставник, Майкл Джонатан Кэррол-младший, в глубокой задумчивости меряет шагами кухню, он, как и отец, затянут в кожу и поэтому при ходьбе слегка поскрипывает. Чист, свеж и безукоризнен и как всегда, безмятежно спокоен, только нет-нет, да начинает теребить перевязь от тяжёлой шпаги.
Прямо на ковре перед камином, опершись спинами о диван, пристроились оба брата дель Торрес да Гама: Маркос и Николас. Впервые я вижу их вместе. Правда, не слишком хорошо различаю – они от меня в отдалении, да и в комнате полумрак. Что, уже вечер?
…Николас! – вдруг доходит до меня. Нет, я точно всё ещё торможу. Николас здесь! А где, в таком случае, дети? И Анна?
– Итак, Тимур, – нарушает тишину старший паладин, – ты нас собрал – мы здесь. Мы тебя слушаем.
Братья дель Торрес нехотя синхронно поднимаются и перекочевывают за стол: Ник, по старшинству, ближе к отцу. Вот теперь братья стали не слишком похожи, и от этой разницы мне больно. У Маги чёрная повязка через глаз, кудри сострижены накоротко, клоками, чувствуется – наспех, кожа на щеке и подбородке подозрительно розовая, как у младенца. Должно быть, восстановлена после ранения или ожога. Отрастающей бородки он тоже лишился. Хмур и мрачен, что, впрочем, для него обычно; но вот чтобы таким же был и Николас, вечно цветущий! Но у того хотя бы шевелюра сохранилась. Он не то чтобы прихрамывает, но пока подходил к столу, ступал на левую ногу осторожно.
Досталось ребятам. Чувствуется, подлечили их, подлатали, но – досталось. Тихо вздохнув, присаживаюсь на нижнюю широкую ступеньку, так и не решившись подойти. Похоже, занесло меня сюда именно послушать этот важный разговор.
Дон Теймур расстаётся с сигарой и извлекает из внутреннего кармана небольшой футлярчик, обтянутый нежно-зелёной кожей.
– Мне сегодня кое-что прислали, – сообщает он ровным тоном. – Не далее как час назад, при въезде в город. Собственно, это и есть причина общего сбора. Доставивший посылку был уполномочен сделать мне устное предложение, на которое я ответил отказом. Однако, господа, нам с вами крайне необходимо принять совместное решение о дальнейших действиях, поскольку возникшая ситуация достаточно сложна и затрагивает интересы всех присутствующих.
– Отец, – сдержанно говорит Мага. – Я думал, мы собрались для того, чтобы решить, как найти Иву.
Окинув его испытующим взглядом и не удостоив ответом, дон передаёт футлярчик сэру Джонатану. У Маги на щеках играют желваки. Я настораживаюсь – и в то же время ликую, несмотря на серьёзность обстановки: хоть кто-то обо мне волнуется! Сэр Джон открывает футляр, через его плечо склоняется Кэррол-младший – и оба слегка бледнеют. И смотрят почему-то не на главу, а тоже на Магу. Тот нетерпеливо дёргает плечом.
– Что там?
Сэр Майкл чересчур стремительно выпрямляется. Ноздри слегка трепещут, словно от сдерживаемого гнева.
– Николас, – игнорируя младшего племянника, обращается сэр Джон к старшему, – будь готов придержать своего брата, если он начнёт вытворять глупости. Маркос, друг мой, могу я надеяться на твоё благоразумие?
– Давайте сюда, дядюшка.
Мага требовательно протягивает руку. После некоторого колебания сэр отдаёт ему открытую коробочку. Николас, вытянув шею, присматривается – и плотным хватом за плечи удерживает брата на месте. Мага оттягивает ворот плотного свитера, словно тот мешает ему дышать.
– Омар? – только и спрашивает. И вдруг шарахает кулаком по столешнице. – Говорил же ей, просил, как человека – сиди дома! Куда она попёрлась?
– Мы это уже обсуждали, – сухо напоминает дон. – Вопрос закрыт.
Помедлив, добавляет:
– Маркос, сын мой…
Видимо, подобное обращение к младшему наследнику столь необычно для Главы, что вся компания взирает на председателя их собрания с изумлением. Даже Мага смиряет гнев и, аккуратно прикрыв коробочку, опускает её на столешницу.
– Теперь понимаешь, почему замолчало кольцо? Его срезали вместе с пальцем, чтобы оно не навело нас на след. Омар идиот. Он не знает нашей специфики. Кость тянется к кости, и теперь по этим пальчикам будет достаточно просто разыскать их владелицу. Джонатан, – обращается он к старшему паладину, – сколько дней ты сможешь продержать их в достаточно хорошем состоянии?
– Сколько нужно, – коротко говорит сэр Джон. Подумав, добавляет: – Но это, пожалуй, задача для Майкла. Регенерация – одна из лучших его аур и действует при нём постоянно.
Дон Теймур кивает. Передаёт футляр моему наставнику и тот, предварительно подержав его между ладоней и пошевелив губами, прячет на груди. И впервые я вижу, какими жёсткими могут быть голубые глаза паладина.
Ник до побеления в костяшках пальцев сжимает брату плечо. Спрашивает у отца:
– Что ты ответил посланнику?
– Что переговоров не будет, – всё так же сухо отзывается дон Теймур. Мага вскидывается и смотрит на него в упор, но молчит. Дон с достоинством встречает взгляд сына. – Омар не таков, чтобы отдавать. Он получит своё и от нас, и, если я правильно понял его замыслы, от Обережницы – и убьёт её. Поэтому пусть посылает к нам своих людей с новыми предложениями, пусть думает, что мы готовы торговаться, а мы тем временем будем вести поиски. Вот ты за это и возьмёшься, Маркос, вместе с Майклом. Он наставник, ты – наречённый супруг, у вас обоих сильная эмоциональная привязка; работа с костью твой конёк, так что вам и карты в руки. Пеленгуйте, ловите возможные сигналы, а мы будем собирать людей и информацию.
– Ты отпустил посланника, не расспросив? – неверяще уточняет Мага.
Сверкнув очами, дон на миг опускает веки, погасив в глазах огонь голодного Ящера.
– Я немного погорячился и убил его. Пришлось исследовать только голову. Но Омар сообразил заблокировать курьеру память, оставив только необходимое, поэтому взять след не удалось.
– Ты – погорячился? – словно не веря своим ушам, переспрашивает сэр Джонатан. – Ты?
Дон хмурится.
– Да, представь себе, иногда это случается даже со мной. Сегодня, знаешь ли, день был не из лёгких. Теперь уже поздно сожалеть, но всё, что мог, я сделал. Отправил парламентёра назад к хозяину, заставив вызубрить всего три слова: «Переговоров не будет!»
Дон сердито хлопает ладонью по столу.
– А как же он без головы? – встревает Николас.
– Как… – Глава усмехается. – Взял подмышку и понёс. Омар жаден, он непременно захочет получить с нас выкуп, а потому пошлёт другого парламентёра. Я послал вслед за первым Абрахама, но тот смог проследить лишь до ближайшего квартала, а там сработал одноразовый портал. Сектор возможного выхода просчитать реально, но разброс на местности будет слишком велик, да и погрешность… Во всяком случае, у нас есть с чего начать. Поэтому, господа, включаемся в поисковый режим.
Мага поднимается из-за стола.
– Схожу за картой.
Жмусь к перилам, но он проходит мимо, не заметив. Николас порывается пойти вслед за братом, но, передумав, остаётся на месте. А я, не утерпев, подхватываюсь наверх.
– Ох, Ива, – встречает меня возглас, и я готова заплясать от радости: неужели Мага меня видит? Но суженый мой, упершись лбом в оконное стекло, говорит с самим собой. – Что ж ты вечно влипаешь неизвестно во что? Ну почему я тебя не запер?
Яростно чешет бровь над повреждённым глазом. Идёт к одному из стендов с оружием, поворачивает как створку на петлях, из открывшейся ниши вытаскивает объёмистый бумажный рулон и уходит. С грустью смотрю вслед.
Они ещё долго обговаривают детали: порядок осмотра каких-то квадратов, возможность привлечь добровольцев со стороны, тактику общения с новыми посланниками от Омара… Я же в тоске сижу на своём посту и думаю: хоть бы деться куда-то или проснуться уже… Что толку здесь торчать?
Обсуждение ведётся в спокойных и сдержанных тонах, до тех пор, пока мой суженый внезапно не ломает с треском линейку, с помощью которой что-то определял на карте. Буркнув что-то, он сгребает щепки и уходит к очагу. Швыряет обломки в огонь и сверлит их взглядом единственного глаза, сунув руки в карманы. Мужчины замолкают.
Сэр Джонатан, подойдя, участливо кладёт руку на плечо моему мужу. Да, кажется, я привыкаю так его назвать. Надеюсь, мужу, не вдовцу. Надеюсь, это всё-таки сон или видение, а не мытарства моей неприкаянной души.
– Не могу забыть, – глухо говорит Мага. – Так и стоят перед глазами…
– Маркос, мальчик мой, это всего лишь пальцы. Мы регенерируем новые, а возможно, прирастим и эти, лишь бы найти её живой. Живой, всё прочее несущественно, ты понял? Но будь готов ко всему: такие, как Омар, не церемонятся с женщинами.
– Знаю. – Мага поворачивается к сидящим. – Отец, чего он всё-таки хочет? Что ему нужно кроме Ивы?
– Передела власти, – отвечает Глава. – Собственных сфер влияния. Похоже, он сделал ставку на поддержку Игрока – и прокололся. Почему, как ты думаешь, в самом разгаре боя одновременно из нескольких точек были проставлены несколько порталов в город, и как раз в те места, где совсем недавно была обесточена сеть? В сражении вместе с нами участвовало не более восьми Магистров Огня, остальные отсиживались здесь, и не по домам, а рассредоточились по всему городу по определённой схеме.
– Готовили прорыв?
– Не просто готовили. Обеспечили. Только вот под ногами у них кто-то запутался. – Дон тянется за новой сигарой и добавляет едко: – Одна бестолковая Обережница, которой велели сидеть дома и которая вечно влипает в неприятности.
Хлопает входная дверь. Покосившись в сторону вошедших, Глава довершает:
– И не менее бестолковый ведун, вчерашний выпускник магической школы.
Рорик робко подсаживается к столу, смотрит виновато, довольная же Нора лезет со всеми здороваться.
Дон Теймур пожимает плечами.
– Угораздило же эту зелень вмешаться… Мало того, что они выправили Сеть; они ещё и Игрока запечатали в его теле!
Он с нескрываемым удовольствием смотрит на ведуна, тот стремительно заливается краской.
– Запечатали? – обычно степенный сэр Джонатан так и подскакивает на скамейке. – Тимур, ты ничего не говорил об этом! Выходит, теперь…
– Теперь, господа, мы можем начать свою Большую Игру и показать, наконец, кто в этом мире хозяин. Маркос, сын мой, и ты думаешь, что мы позволим пропасть женщине, которая предоставила нам такую возможность?
Озадаченно смотрю на дель Торреса-самого-старшего. Это он обо мне, что ли? Какую это возможность я им предоставила?
Тянусь к перилам, чтобы подняться – за время сидения порядком затекли ноги. Но вместо гладкого дерева встречаю влажную шероховатую холодную стену. С удивлением наблюдаю, как она растёт вширь, заполняя всё видимое пространство, и почти сразу меня охватывает густой подвальный холод, пробирающий до мурашек, до гусиной кожи, до костей. Потому что вместо уютной тёплой кухни-столовой с двумя пылающими очагами я оказываюсь на топчане в каком-то каменном мешке, иначе не назовешь, с сиротливым крошечным оконцем прямо под потолком.
***
Озираюсь по сторонам, но всё вокруг тает во мраке, только играют на каменных откосах отблески пламени – должно быть, во дворе разведён костёр. Да какое там окно – щель в два-три кирпича; крыса пролезет, а я нет, да и не допрыгну, от пола метра три будет. Но насчёт подвала я не ошиблась, потому что снаружи в оконный проём переползли одуванчики и клочья пырея, значит, проём вровень с землёй. Порыв ветра кидает снаружи горсть песка. Попала…
Ох, я попала.
Тотчас становится нестерпимо жалко себя, любимую и несчастную. Болит всё… да и не переставало болеть. К шрамам на руке, к ожогам прибавилась ещё и порядочная припухлость над левым глазом, куда меня так хорошо гвозданули, чтобы вырубить. На правую руку мне даже не хочется смотреть, но я всё-таки скашиваю глаза. Ничего не изменилось, не отросло. Сволочи, думаю в бессильной злобе, тряпку пожалели – руку мне замотать! И как я кровью не истекла! То-то у меня голова «плывёт» – кровопотеря, должно быть, сказывается. Поёживаюсь, потираю плечи, чтобы согреться – куртку с меня стащили, по-видимому, чтобы помёрзла, как следует. Доски, на которых сижу, голые, нет даже намёка на подушку и на классическую охапку гнилой соломы, о которой любят упоминать в романах. Двинув ногой – хорошо хоть не разули! – слышу звяканье. Лодыжку охватывает железный браслет, от которого к заржавленной скобе в стене тянется цепь.
И вдруг, несмотря на весь трагизм положения, меня пробивает на хихиканье. Нервное ли это, начало ли истерики – но мне становится смешно. Мизансцена под названием «Несчастная бесправная узница» выдержана на совесть. По идее, сейчас я должна удариться в панику, завопить, зарыдать, кинуться к двери, в общем – выдать весь набор, ожидаемый от глупой бабы, изнеженной домашним воспитанием и получившей впервые в жизни по физиономии. Малость поднажать – и меня можно брать тёпленькой и заставлять делать, что угодно, лишь бы не били.
Вытираю проступившие от смеха слёзы. Не выйдет, Омар ибн Рашид.
Будь я одна, может, так и случилось бы, не буду хорохориться. Но хвала наследию Рика, от которого, должно быть, и осталась у меня способность к видениям: я точно знаю, что не забыта. Сейчас я готова расцеловать даже дона Теймура, явись он тут в полном блеске славы. Хотя, может, и не успеет, он сам говорил: сектор большой, погрешность при поисках значительна. Рахимыч мог утащить меня вообще за край мира, даже в другую локацию, ведь неизвестно, сколько времени я провела в отключке…
Минуту. Дон сказал, что парламентёр со зловещей посылкой перехватил его «час назад, при въезде в город». Значит, прикидываем: придушили меня… Ну, пусть около десяти утра, доставили сюда, чиркнули по пальцам… Ёжусь, понимая, чей вскрик тогда услышала. Приблизительно столько же времени затем ушло на то, чтобы посыльный разыскал старшего дель Торреса.
Это не другая локация, здесь не так уж далеко от Тардисбурга, в четырёх-пяти часах езды верхом. В моём случае – неспешной езды, потому, что везли меня, хоть и бесцеремонно, но не быстро. Разброс для поиска действительно большой, будем реалистами, мои спасатели могут не успеть. Я не знаю, что от меня нужно Омару. Я не знаю, какую тактику он выберет – жёсткого немедленного прессинга или взятия на измор. Сколько у меня времени?
И всё же… Честь и хвала моим мужчинам. С гордостью повторю: моим мужчинам. Не у каждой женщины наберутся такие защитники. Но только не следует мне сидеть, сложа лапки, в ожидании принцев на белых конях, это может оказаться непозволительной роскошью. Судьба, говорят, помогает тому, кто сам что-то делает.
В который раз пытаюсь оглядеться, но при скудном освещении почти ничего не вижу. А стоит заглядеться на мизерное оконце в скупых отблесках невидимого костра, ещё хуже: отведёшь глаза – и на чёрном фоне пляшет светлый прямоугольник, и нужно снова привыкать к темноте. Да уж, вот чем следует запастись, так это терпением.
Снаружи тихо. Прислушавшись, различаю знакомый звук – потрескиванье поленьев; значит, действительно костёр разведён. Должно быть, дрова хорошие, сухие, дым уходит сразу вверх, потому что до меня не доносится. И здесь, внутри, тоже тихо, и, слава богу, а то я бы с ума сошла, услышав по углам мышиное или, не ровен час, крысиное шебуршанье; только цепь звякает, когда я спускаю ноги с топчана. Осторожно иду вдоль шершавой стены. Руки нащупывают кладку, крошащие от сырости швы между крупными обтёсанными камнями.
Поднеся ладонь ближе к глазам, вижу влажные меловые следы. Известняк, скорее всего. Стена светлая, характерного оттенка, с желтизной – это я уже могу различить, поскольку свыкаюсь с темнотой, и запах от стен идёт своеобразный – мокрого щебня. В нашей местности известняка навалом: крутые берега Дона щедро усеяны проступающими из осыпей глыбами. Хорошо, что здесь именно этот камень, он пористый, впитывает лишнюю влагу, а окажись вместо него гранит или другая плотная порода – я бы давно оскальзывалась бы на плесени…
Угол. Поворот. Прутья решётки. Ага, это дверь. Через полметра ещё угол. Широко расставляю руки, касаюсь кончиками пальцев одной стены, и чуть сдвинувшись – другой. Ежели при моих ста шестидесяти сантиметрах размах рук тот же, то камера – около метра семидесяти. Прижимаюсь к решётке, улавливаю еле заметный сквознячок со стороны напротив – там, должно быть, тоже окошко типа того, что в моей камере, но я его пока не вижу. Потянувшись через прутья, шарю в разные стороны, но ни до чего не дотягиваюсь. И тихо, и глухо.
В результате дальнейших исследований выясняю, что жилплощадь, доставшаяся мне в личное пользование, невелика – метра два на метр семьдесят; что Рахимыч – жмот, поскольку для столь дорогой сердцу Обережницы мог бы и расщедриться хотя бы на подушку или соломку; что цепь, немалая по весу, начинает раздражать своим бряцаньем, и что я почти покрыта инеем. Не иначе как небольшое промораживание входит в воспитательную программу узниц. Думаю, что от меня уже с нетерпением ждут воплей и стонов типа: «Где я?», «Здесь есть кто-нибудь?» вплоть до апофеоза: “Я на всё согласна, только выпустите!»
Обломайся, Омарчик. Я тебе не жук на верёвочке, чтобы куда захотел, туда и дёрнул.
Опускаюсь на жёсткое ложе и усиленно думаю, стараясь не обращать внимания на трясучку от холода, а может и от воспалённой раны. Голос, ты где? Твой выход. Устраиваем домашний Совет.
…Я так понимаю, дорогуша, откашлявшись, подаёт моё Второе Я, что настал час Икс.
Это как? Скептически поднимаю бровь. Икс – в смысле, что полная зад… непонятка?
Икс – это час, ради которого с тобой и носились и цацкались твой любимый Васюта, сэр Майкл, Николас, Аркадий, Гала – все, кто принял участие в твоей судьбе, кто вбивал в твою непутёвую головушку всё, что сам знал, делился, чем мог. Кто-то опытом, кто-то кровью, кто-то упорством, жизнелюбием и чувством собственного достоинства… Что, как не их выучка и выручка позволяют сейчас держаться и верить в себя? Даже Рорик – разве не научил тебя кое-чему, из последних сил добивая защитный круг? Вспомни его глаза, упрямо закушенную губу…
Вот и покажи, что ты можешь. Работай, Ива.
Встряхнувшись и сжав зубы, чтобы не клацали от холода, составляю план действий. Перво-наперво – устранить самые сильные раздражители, чтобы не отвлекали, не мешали думать. Затем – просчитать тактику. Морально подготовиться. Пока меня не трогают – признаков жизни не подавать, пусть считают, что я всё ещё в отключке. А дальше… придётся импровизировать.
Конечно, мне страшно. Я же и до этого не в идеальном мире жила, знаю, что делают разные отморозки с похищенными и заложниками, – низкий поклон средствам массовой информации и интернету за леденящие душу подробности. Я хорошо понимаю, что давить на жалость, стараться понравиться, лизать пятки в моей ситуации бесполезно. Единственный козырь, который нужно обыгрывать – это какая-то необходимость во мне. Видать, очень я интересую Главу Клана Огня, если даже на связях с доном, на их старинной дружбе он поставил крест.
А вот как правильно со мной обращаться, он даже не задумывался. Действует по своей методе, по которой, вероятно, собственных женщин обламывал. Для него они все на один манер скроены, должно быть, поэтому он привык начинать с запугивания. Побеседовал бы со мной по-хорошему, глядишь, до чего-нибудь и договорились бы, зачем сразу душить и пальцы резать? Или он думает, что после этого я воспылаю к нему любовью?
Я вспоминаю дона Теймура и его ответ посланнику. Переговоров не будет, Омар. Всё закончится на втором посланнике. Поэтому и я должна придерживаться тактики дорогого дона – тянуть время.
У меня сводит челюсти от напряжения. Кстати, вот он, самый насущный вопрос – холод. Что можно предпринять? Костёр не разведёшь, нечем, да и жечь нечего. И даже если я до хрипоты наорусь через решётку – зуб даю, до утра никто и пальцем не пошевелит и не затопит гостеприимный очажок. А что бы, например, посоветовал мне сейчас Николас?
Родственница, сказал бы, придумай что-нибудь сама, ты же у меня такая умная… Не выдержав, фыркаю. Давай-ка прокрутим в памяти его уроки.
…Упорно не идёт из головы наша прогулка по парку. Допустим, пример с двойником дона Теймура мне пока не пригодится, для его использования нужен прямой, так сказать, контакт с объектом. Хотя бы визуальный. А ведь что-то было ещё интересное, промелькнувшее тогда же, в разговоре? Думай, Ива.
Стаканчик с лимонадом, закипевшим у меня в руках – вот что надо было вспомнить. А ведь кровь та же вода, с ней всегда можно договориться.
…Одна моя знакомая держит кошек-сфинксов. По-разному можно относиться к этой породе, но что меня всегда восхищало – так это её удивительная приспособляемость. Несмотря на полное отсутствие меха, киски не мёрзнут – у них температура тела не тридцать шесть и шесть, как у человека, а тридцать девять градусов. У собачек китайской хохлатой породы то же самое.
Заинтересованно прислушиваюсь в себе. Тут главное – не переусердствовать, а то мозги закипят, в буквальном смысле, кстати. Нам нужно только чуть подогреть кровь, а не вскипятить. А вот чтобы довести себя до нужного состояния, взвинтить, пытаюсь вспомнить, чем же это Николас меня так поддел, что я завелась. Подловив, кстати, на том моменте, когда я тянула силу с молодой магнолии. Вот ещё одна нужная деталь: сила, энергетика. Есть здесь поблизости хоть малый её источник?
Да сколько угодно, фыркает воображаемый Ник. О чём только думал этот Глава Огня, засовывая Обережницу в подвал, выложенный камнем? Вспомни, ты можешь тянуть энергетику изо всех стихий, а их вокруг в переизбытке. Земля – вот она, под ногами: хорошо утоптанный пол, не изолированный никаким покрытием. Известняк сочится энергией древних скал, из которых его добыли, влагой дождей, огнём иссушающего когда-то солнца, силой ветров, тысячелетиями полирующих поверхность. И это всё сейчас твоё!
Работаем, Ива.
О чём он думал, Рахимыч, приказав посадить меня на цепь? Мне как раз есть куда сбрасывать излишек энергии, чтобы не было передоза! Правда, тянуть из земли и стен приходится в ускоренном режиме, и уже из-за одного этого меня шибает в пот. Когда от избытка силы цепь начинает искриться, принимаюсь активно жалеть свою бедную покалеченную ручку, растравляя себя видом несчастных культяпочек… В общем, довожу себя до слёз, но где-то там, отстранённо ловлю момент, когда почти незаметным усилием ускоряю бег молекул в собственной крови. А что я там ещё делаю, какие механизмы задействую – без понятия. Человеческий организм очень умный и умеет сам настраиваться под правильно поставленную задачу. Не знаю, сколько показал бы градусник, но явно выше традиционных тридцати шести и шести, поскольку мне становится ощутимо жарко. Настолько, что я даже сбрасываю кроссовки и с удовольствием шевелю пальцами ног. После чего занимаюсь своим многострадальным телом, вспомнив уроки по заживлению.
Раны на месте отсутствующих пальчиков стараюсь продезинфицировать – и вовремя, потому что уже скапливается под кожей нехорошая чернота. Помогаю рассосаться шишке над бровью, унимаю боль в шее – от борозды, оставленной петлёй. Больше всего по времени и затратам отнимает обожжённый бок, но я и с этим справляюсь. Впрочем, на всех болевых точках стараюсь ограничиться необходимым: снимаю боль и воспаления, и достаточно. Силу придётся экономить – мало ли, вдруг понадобится сразу и много. Мне ещё ночь куковать в этом холодильнике. Жаль, конечно, что голову преклонить не на что – не привыкла я без подушек, но ведь не в грязи лежу, и то хорошо. И крыс мне сюда не напустили, чему я несказанно удивляюсь, но, должно быть, Рахимыч брезглив и не желает у себя под боком этакую пакость разводить, против неё любая магия бессильна.
В общем, хочешь жить нормально даже в тюрьме – устраивайся по-хозяйски. У меня получилось. Остаётся дождаться утра.

Глава 5
Это было давно – лет семнадцать назад,
Вёз я девушку трактом почтовым… –
душевно вывожу я.
Круглолица, бела, словно тополь – стройна
И покрыта платочком пуховым.
А если не петь, то можно трёхнуться от ожидания. Меня и без того порядком измучила ночь, почти бессонная. Часа два после оздоровительного сеанса я тупо пялилась то в невидимую стену, то в окно под потолком, доглядевши до того, что глаза стали заводиться под лоб и косяками пошли какие-то глюки вроде циклопьих морд, шипящих ламий – и опять меня тошнило от запаха горелого мяса. Пока, наконец, я не выдержала, вскочила и, намотав цепь на кулак, принялась расхаживать по камере. В сущности, натыкаться не на что, заблудиться негде, хоть и в темноте, а отвлечься можно.
Попросила она, чтобы песню ей спел.
Я запел и она подхватила.
А вокруг – тишина, только я да она
И луна так лукаво светила…
А потом ещё долго крутилась на голых досках. Немного поспать было необходимо, но мешал страх, что вот отключусь – а придут и застанут врасплох. Мне уже стало ясно, что ибн Рахим избрал тактику выматывающего ожидания, в ином случае разборки со мной были бы в полном разгаре. Меня же изолировали не только от людей, но практически и от звуков, потому, что ни голосов я не до сих пор не слышала, ни чьих-то шагов. Полное впечатление, что сунули в каменный мешок и забыли.
А ведь могли в любой момент затребовать, ошарашить чем-нибудь, начать измываться… Как-то не верилось в гуманизм огневиков, до сих пор тянуло шею после удавки. Поэтому сказать, что я нервничала – ничего не сказать. Но застукав себя за очередным энергичным расшатыванием решётки, спохватилась и сама себя одёрнула. Нельзя так. Нельзя. Измотаю себя раньше времени. Была бы у меня такая обережная куколка, которая караулила бы хозяйку – она бы разбудила, реши кто вломиться. А что? Нашлись бы нитки – скрутила бы себе такую помощницу, уже запросто.
…Вот балда, совсем головой не думаю! Зачем мне нитки, когда есть собственные волосы? С ними работать ещё лучше, они часть меня самой, даже если выпали или срезаны. Сколько ворожбы, сколько заговоров завязано на волосах! Недаром в старину, если и стриглись, то кидали волосы либо в огонь, либо в воду, чтобы не попались случайно злым людям в руки.
Поэтому я надёргала собственных волосков, подержала их в кулаке, дополнительно настроив на нужную задачу, стянула с потолочного кострового отсвета язычок силы – как настройку на огневиков – и выложила на пороге. И даже проверила ауру. Сторожевой жгутик получился хоть и тонюсенький, но зелёным, обережным, высвечивал исправно, и теперь шагнуть в мою камеру незамеченным было невозможно. Только после этого я спокойно завалилась спать, и даже отсутствие подушки мне не помешало. Но бока на жёстком топчане я всё-таки отлежала.
В окно лениво сочился рассвет напополам с утренней свежестью, на шапках одуванчиков искрилась роса. Я по-прежнему не мёрзла, из чего можно было сделать вывод: самообогрев сработан на совесть, раз действует до сих пор. Значит, энергия за ночь потратилась и нужно теперь её восполнить. В качестве зарядки мысленно припала к розовому солнечному пятну под потолком и тянула из него силу до тех пор, пока цепь снова не заискрилась. Что же, хвала Нику, он крепко вбил в меня привычку подзаряжаться. Да и я молодец.
Не сказать, чтобы с рассветом в тюрьме стало намного красивее, но всё же я повеселела. Потому что вряд ли мои спасатели затеяли поиски в ночь; а вот сейчас самая пора взяться за дело. Значит, чем дольше длится световой день, тем дольше меня ищут, тем ближе ко мне мои спасатели. А о том, сколько им реально времени понадобится, я запретила себе думать. Ах, если бы можно было подать хоть какой-то сигнал!
Откуда-то со двора послышались женские голоса, что-то причитывающие, на них цыкнул мужской. Ага, есть живые! Только их стараются ко мне близко не подпускать. Скорее всего, так.
Чтобы размять ноги, я время от времени прохаживалась от стенки к стенке, приноровившись к звяканью цепи и даже отбивая ею незамысловатый ритм. Всё веселее. Хотелось есть, потому что последний раз мне довелось пожевать более суток назад. Хотелось пить. Да и причесаться, и помыться толком, потому, что вся я пропахла лошадиным потом, хоть уже и принюхалась. Мысли бродили в голове разные, с разбродом и шатанием. Как долго меня тут будут мариновать? Кормить-поить явно не собираются, это понятно, но не применят ли ещё какие-то меры воздействия? Воспользовавшись тем, что заметно развиднелось, заглянула в соседнюю камеру через такую же решётчатую дверь, и содрогнулась от увиденного. Камера пыток у них там, что ли?
Обзор невелик, но я разглядела и два столба со свисающими верёвками, закреплёнными в железных кольцах, и верстак с инструментами – клещами большими и малыми, щипцами, воронкой, кнутами с плетёными, аккуратно свёрнутыми в кольца хвостами, плетьми. Вот тебе и дополнительные меры воздействия: ходи, мол, да поглядывай, и благодари нас за то, что ты здесь, в своей камере, а не там, напротив.
Мне становится нехорошо. А уж когда ветер снаружи доносит запах жареного на угольях мяса – то и вообще дурно и внезапно выворачивает желчью, как тогда, в самую первую ночь в этом мире, когда умудрилась нанюхаться крови раптора. Ох, зачем же я такая нюхачка? Нос мой – враг мой. И не заткнёшь это окошко ничем, приходится терпеть, одно хорошо – аппетит отшибло напрочь, теперь стоит мне проголодаться – достаточно вспомнить этот запах и последствия.
…Со времени несостоявшегося завтрака, когда меня пытались раздразнить всяческими ароматами и шкварчанием жаркого на угольях, бульканьем, звоном посуды и показательным чавканьем, прошло уже часа два. С той поры меня снова окружает тишина, нарушаемая только моими собственными шагами да уже привычным бряцаньем. Чтобы убить время, я трачу его на раздумья. Анализирую вчерашний день, вспоминаю детали наших с Рориком похождений, сопоставляю с тем, что услышала на военном совете в Магином доме, и многое, наконец, становится понятно: и ни с того, ни с сего обесточенная Сеть, и то, что меня так быстро зацапали. Если большинство огневиков были рассредоточены по городу, скорее всего, нас с Рориком засекли сразу же после первой вспышки магии на восстановленном им участке. Однако то ли ищейкам Рахимыча пришлось повозиться, отслеживая нас, то ли они уже знали о предстоящей вылазке Игрока и решили, что мы сами к нему на зуб попадём, а им только и останется – дождаться результата. Короче, мы с Рориком спутали все их планы. Не попались. Но результатов они таки дождались. Невольно потираю шею. Второй раз за время моего пребывания в этом мире ей, бедняжке, достаётся…
Дон Теймур говорил, что ибн Рахим жаждет власти, передела карт, влияний. Неужели он действительно сговорился с Игроком, и обесточивание города, фактически сдача его в руки победителя – его работа? Но если Тардисбург был бы уничтожен – чем и кем править?
Да что ты, в самом деле, Ваня, с досадой говорит внутренний голос. В руках Игрока-Демиурга весь мир! Мир! Планета! И городов, селений, стран на ней куда больше, чем игровых локаций, ты не путай игру с реальностью, а то привычно думаешь, что если Игрок тут главный, то он и всесильный…
Минутку. В этом что-то есть.
Он привлёк в помощники силу со стороны, завербовал сторонника. А зачем, собственно? Боялся сам не справиться? Демиург-то?
Когда Николас рассказывал мне о Гайе, то обмолвился, что у них всего и было раньше, что два вида магии: некромантия и паладинство. Значит, Клан Огня либо сформирован позже из попаданцев, либо… Но у кого этим попавшим учиться, если лет двадцать назад здесь вообще не было огневой магии? Наставников-то тоже не было!
Возможно, Игрок стырил их клан из другого мира, как и русичей? Ну… Если, к примеру, была задумка притащить сюда иномирную магию, прикормить и взрастить огневиков, чтобы ели у него с рук, а затем стравить со здешними Кланами и посмотреть, кто кого… Вполне в духе этого засранца.
Вот что имел в виду благородный дон Теймур, когда говорил: теперь мы покажем, кто в этом мире хозяин. Не нужен ему чуждый враждебный клан. И Демиург такой не нужен. И на него найдётся управа, пока он заперт в человеческом теле… кажется, так он выразился
В очередной раз вскакиваю и начинаю расхаживать. А ведь Игрок обязан подчиняться собственным правилам и если уж он спускается к смертным в их же образе, должен на это время ограничить свои возможности. Если он собирается геройствовать – то самых сильных противников должен превосходить не намного, потому что лёгкая победа не интересна, она должна быть красивой и заслуженной. Значит, его способности частью заглушены, частью ослаблены, и если я его запечатала…
А как, кстати, я умудрилась это сделать?
Снова усаживаюсь на топчан. Водицы бы глоток, горло пересохло…

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71117455?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.