Дворянские записки
Дворянские записки
Александр Константинович Тулубьев
Биографические записки о времени и о жизни в изменяющемся мире семьи дворян Тулубьевых – Ивана Ивановича, Льва Ивановича, Константина Львовича и Александра Константиновича на протяжении четырех поколений от начала 20 века до наших дней сквозь историческую призму России от императорской до современной России 21 века.
О судьбах поколений, о призвании, о долге и о том, к чему пришло общество.
Александр Тулубьев
Дворянские записки
Богородицкий хутор
Из под тёмного абажура настольной лампы на письменный стол падал яркий свет, образуя на зелёном сукне небольшой освещённый круг, такой же круг освещал часть потолка небольшого рабочего кабинета. Кроме светлых пятен на столе и на потолке в остальной части кабинета был густой полумрак, несмотря на штукатуренные и побелённые стены, так как абажур лампы был тёмно-зелёного цвета, скудно пропускающий свет. Письменный стол, венское кресло, такой же небольшой диван и несколько стульев составляли всю мебель описываемой комнаты.
Единственное окно, выходящее в сад, было расписано причудливыми узорами декабрьского мороза.
Засунув руки в карманы, взад и вперёд, из конца в конец этой комнаты мерно и уверенно шагал мужчина. На вид ему было не больше 24 лет. Блондин, с небольшими усами, с правильными чертами лица, выше среднего роста, он был скорее худ, так как возраст его и та работа, какую он вёл, не располагала к ожирению. Надет на нём был синий костюм, а на ногах любимая его для деревни обувь – тонкие, плотно облегающие ногу шавровые сапоги.
Голубев была его фамилия. Всего два года как он окончил он специальное агрономическое училище в Москве, известное тем, что оно выпускало хорошо подготовленных для практической жизни квалифицированных агрономов.
По окончании училища, Голубев был отправлен для стажировки в крупное имение графов Б., находящееся в одной из центральных губерний России, куда он и прибыл к 15 августа 1808 г. Имение графов находится в той же губернии, где жили родители Голубева, а сам он родился и воспитывался до 10-тилетнего возраста, когда и был отвезён в Москву, где в последствии и закончил своё образование.
Прибыв в имение графов Б., совсем неожиданно для себя, он получил предложение от директора сахарного завода: поступить на завод на время производства сахара – сентябрь-октябрь месяцы в качестве дежурного по заводу в ночной смене, так как лицо, занимающее это место, неожиданно оставило тут службу.
Должность дежурного по заводу была очень ответственная, и Голубев, не решаясь дать сразу своё согласие, отложил решение вопроса до следующего дня, надеясь предварительно посоветоваться с работающим давно на заводе дежурным в дневной смене техником Ширшовым. Последний оказался очень симпатичным и общительным человеком. Узнав, что Голубев достаточно хорошо знаком теорией промышленного производства сахара, обещал до начала производства подробно ознакомить его со всеми особенностями завода, а в дальнейшем, если окажется нужным, помогать и своими советами, а согласие на предложение директора посоветовал дать немедленно. Голубев, будучи полон сил и энергии, не остановился перед риском не справиться с большой для него, как начинающего, сложной работой, и дал своё согласие на замещение должности по ночной смене. Его страшила не столько техника самого производства, как необходимость встретиться с массой рабочих различной квалификации, где ему нужно сразу суметь поставить себя достаточно авторитетно, так как ответственность за работу завода и всё, что случится на нём, лежит на заведующем сменой.
Подробно изучив при любезном содействии техника Ширшова все механизмы завода, взаимодействие их, а также, все особенности и способы устранения возможных аварий на заводе, Голубев почувствовал под собою твёрдую почву, и смело встретил предложение директора: с 7 часов утра 1-го сентября пустить работу завода. Правда, такое предложение для новичка было неожиданно, особенно, если учесть, что директор завода Жуковский отличался большой строгостью и малой общительностью даже с ближайшими своими помощниками.
Наконец наступил час, когда должно было отдаться первое распоряжение открыть люки закромов с буракоми, направив равномерный поток их сильной водяной струёй по специальному цементному жёлобу в мойку, и оттуда элеватором в резку для ???. Не прошло и часа, как большое здание завода наполнилось характерными звуками присущими механизмам, приводящими в движение в движение паровою силой. Как ни старался быть спокоен Голубев, но необычайная для него обстановка, чувство собственной ответственности и болезненное самолюбие невольно создавали нервное состояние, которое особенно, поддерживалось директором завода. Не вмешиваясь в распоряжения, тихо насвистывая какой-то мотив, мерно ходил по площадке центрального помещения, откуда были видны большинство особо ответственных механизмов, зорко наблюдая за всеми распоряжениями, отдаваемыми Голубевым. К началу дневной смены, которая начиналась в 12 часов дня, большая часть завода вела уже присущую ей работу.
Техник Ширшов, придя к 12 часам дня на свою смену, поздравил Голубева с успешным пуском завода, а Голубев со своей стороны поблагодарил его за практическую подготовку его к самостоятельной ответственной работе, которую он начал, как казалось ему, с большим для себя успехом.
Только выйдя с завода, и отправившись на отведённую ему при заводе квартиру, Голубев почувствовал насколько были перенапряжены его нервы за несколько часов пребывания на заводе. Однако, мысль о том, что в 12 часов ему надо вступать в первое ночное дежурство, где не придётся спать до следующих 12 часов дня, находясь в беспрерывном напряжённом состоянии, наблюдая за работой всех аппаратов, своевременной подвозкой свёклы в закрома и рядом других, новых для него новых работ, взял себя в руки, напился чая, съел несколько яиц всмятку и лёг спать до 8 часов вечера, когда к нему должны были принести обед от одного из служащих завода, жена которого брала нахлебников.
Первая полная смена для Голубева прошла в не менее нервном напряжении, чем пуск самого завода. На дежурном его смены лежит наблюдение не только за движением соков по аппаратам и манипуляция с ними в различных фазах его прохождения через них, но также за подвозкой свеклы в закрома из буртов, которая ведётся и в ночное время, но и анализ проб свеклы, поступающей в переработку, жома и соков, выходящих из аппаратов.
Отсутствие навыков и знакомства с ответственными работниками у аппаратов вызывали излишнюю торопливость, а это ещё более усиливало нервозность Голубева. Каждую минуту он ждал прихода на завод директора, что усиливало ещё больше его нервное напряжение. Так прошла ночь, в беготне с одного этажа на другой, от одного аппарата к другому, из машинного отделения в котельную, затем в лабораторию, и т.д. И только в 12 часов дня, после того, как прогудел заводской гудок, извещающий о конце ночной смены, и пришёл Ширшов, чтобы принять завод, Голубев вспомнил, что он за всю 12-тичасовую смену не пил чая и не закусывал, хотя сытный завтрак предусмотрительно был взят с собою. Больше всего удивило Голубева, да и Ширшова тоже, что за всю ночную смену директор Жуковский ни разу не заглянул на завод, только прошёл через неё за несколько минут до конца смены. Подойдя к Голубеву, он сказал: «Ну, кажется, Вы справились, это хорошо». Не сказав больше ни слова, он прошёл в лабораторию, просмотрел анализ соков и опять ушёл к себе на квартиру, которая была недалеко от завода в специальном для директора доме, окружённом столетними липами парка.
После первой смены, проведённой на заводе, у Голубева началась размеренная однообразная рабочая жизнь. Возвращаясь со смены половина первого – чай и завтрак, затем до 8-ми часов вечера сон, в восемь обед, в 11 часов вечера ужин и чай, в 11 с половиной часов опять на завод. Уж после третьей смены Голубев чувствовал себя на заводе настолько освоившимся окружающей рабочей обстановкой, что начал испытывать особое удовлетворение от работы, которую ему пришлось вести.
Ещё месяц тому назад, собираясь ехать на практику, его думы о предстоящей работе не шли дальше выполнения отдельных поручений управляющего того хозяйства, в которое он будет направлен. Действительность превзошла все его ожидания. К концу ноября переработка свеклы на заводе закончилась, сахар лежал на складах под замками ???10. Завод дал хороший выход сахара. Директор был доволен, он получал премию. Голубеву кроме 75 рублёвого жалования в месяц по окончании производства выдали месячный оклад премии и поблагодарили за хорошую работу. Таковы были результаты первых шагов в самостоятельной и практической жизни.
Всё же за рабочий сезон не обошлось без аварий и несчастных случаев. В ночной смене прорвалась труба, подающая на завод воду с водокачки, расположенной в ? км от завода на проточном пруду. Прорыв обнаружили в парке в ? км от завода. Заводу грозили большие бедствия от прекращения подачи воды в котлы и вакуум-аппараты. Но принятыми своевременно мерами подачу воды через 2 часа удалось наладить, а наличную на заводе в баках воду использовать для поддержания сниженного давления в котлах. Другой раз, смазчик трансмиссий, вопреки правилам и категорического запрещения Голубева, у него на глазах поднялся на лестницу и стал смазывать подшипник крупной трансмиссии, вал которой проходил в 12-ти вершках от каменной стены. Надетый на нём новый из грубого холста фартук намотался на трансмиссию, и находящиеся близко рабочие не успели опомниться, несчастного смазчика начало вертеть кругом вала с такой силой, что мозги с кровью крупными пятнами залепили стену. Машина была в другом зале, и её не удалось своевременно остановить. Но, если бы, даже её остановить, достаточно было бы инерции шкивов трансмиссии и вала, чтобы рабочий погиб.
Был и ещё один несчастный случай в дневной смене, окончившийся так же трагически. Рабочий при сатурационном котле (варка свекольного сока в открытом котле) при бурном кипении содержимого его, своевременно не бросил в жидкость технического сала, чтобы приостановить выбрасывание жидкости из котла, довёл кипение до предела, жидкость выкинуло из котла, и обдало рабочего от шеи до пяток. Рабочий работал без рубашки в одних штанах. Мясо со всей обваренной части тела – с груди, живота и бока моментально сползло и обнажились кости. Рабочий упал, но он был жив. Помощь была бесполезной, так как кишки не только выпали, но и сварились. Пока побежали за фельдшером, произошло что-то непонятное. Все рабочие, находящиеся поблизости, обваренные места несчастного начали поливать горячей мочёй, уверяя что это единственное и лучшее средство от подобных ожогов. Ни запрещение это делать, ни уговоры, ничто не могло остановить эту ужасную процедуру. Прекратилась эта вакханалия лишь после того, как пришёл фельдшер и больного унесли на носилках в больницу. На дороге в больницу он умер.
Закончив работу на производстве, Голубев получил предложение от главной конторы хозяйства отправиться на Богородицкий хутор в качестве практиканта в распоряжение управляющего Алексеева.
Перед поездкой на хутор представилось интересным ознакомиться с центральной усадьбой владельцев хозяйства. Усадьба непосредственно прилегала к территории завода. Это было чрезвычайно живописное место. Красивый старинный парк со столетними липами в несколько десятков гектар располагался по крутому берегу большого проточного пруда, на котором при сильном ветре поднимаются небольшие волны. Непосредственно к парку примыкало парниковое и тепличное хозяйство усадьбы, а также питомник элитных семян свёклы. Непосредственно в центре парка возвышалось большое здание в три этажа. Это здание называлось дворцом. С ним связана история. Построено оно было в царствование Екатерины Великой.
По маршруту поезда из Петрограда в Тавриду она должна была проезжать через эту местность. Для встречи её и намечаемой здесь ночёвки владельцами крепостного поместья в чрезвычайный срок было воздвигнуто это здание, насажен липовый парк, и сделана плотина, образовавшая описанный выше пруд. Внешняя архитектура простого трёхэтажного дома. Внутреннее же убранство бросается в глаза красивыми паркетными полами, особенно в двухцветной тронной зале, раскошной стильной, очень удобной для сидения мебелью, покрытой светлой шёлковой материей, и живописной расцветкой стен и потолка. Во дворце не живут, а владельцы его тщательно охраняют и отапливают, оберегая от сырости. Во дворце хранилась дорогая столовая посуда из серебра, которая, как уверяют хозяева дворца, употреблялась во время пиров Екатерины, задержавшейся в этом дворце на несколько дней.
Главным фасадом дворец обращён на пруд, непосредственно за которым расположен уездный город Богородицк со своими одноэтажными домами и пятью тысячами жителей. Через небольшую вымощенную площадка от дворца стоит довольно большой кирпичный дом с высоким нижним этажом и антресолями. Это дом – резиденция семьи владелицы хозяйства сахарного завода и угольный копей.
Старуха графиня вдова, очень чопорная великосветская женщина, терпящая Россию постольку, поскольку она её кормит. Постоянное место её пребывания было окрестности Венеции, где она имели собственную виллу и проживала все доходы от имения, завода и копий, ограничивая до крайности расходы своей многочисленной семьи, состоящей из 7 человек.
Старший сын графини, Алексей, жил постоянно в Москве и занимал какую-то должность при гардеропе Большого театра. Был женат. В семье его немного недолюбливали за его взбалмошный характер. В описанную усадьбу он не приезжал, а если и приезжал, то требовал к себе особого поклонения. Рассказывали, что по приезде в имение он садился верхом на заводскую лошадь, брал охотничий рог и ехал по хуторам, всю дорогу неистово трубя. Он требовал, чтобы администрация хуторов во главе с управляющим, услыша трубный звук, бросала всю работу и скакала на лошадях к нему навстречу докладывать о положении хозяйства. При отступлении от установленного им правила и не своевременной встрече он разражался бранью и угрозами разных козней. Жалобы управляющих хуторами графини на сумасшедшие выходки Алексея положили конец его посещениям усадьбы, так как графиня запретила ему въезд в имение.
Следующий сын, Владимир, отличался в семье большой начитанностью и богословским миропониманием. Он был выбран Председателем уездного земства, вёл большую и широкую дружбу со священниками. Создал в одном из больших сёл Никитском школу для подготовки учительниц для церковно-приходский школ. Контингент учащихся для его Никитской школы набираться исключительно из грамотных крестьянских девушек. Преподавателями в школе был он сам и группа приглашённых им священников. Графиня, будучи шокирована тем, что сын её, Владимир учительствует в какой-то крестьянской школе, желая отвлечь его от этой, как она говорила забавы, предложила ему быть главным управляющим всеми её владениями и поселиться на удалённом Александровском хуторе, и вести непосредственно хозяйство этого хутора. Однако, эти предупредительные меры не помешали графу Владимиру продолжать занятия в школе. Наоборот, школе он начал уделять ещё большее внимание , так как почувствовал любовное влечение к одной из девушек села Никитского, которая была ученица этой школы. Девушка эта Маша Гричухина не могла не обратить внимание на себя графа Владимира, так как резко выделялась из среды подруг по школе своей миловидностью, исключительной памятью, пытливым умом и даже до некоторой степени грацией, несмотря на то, что была членом простой крестьянской семьи.
Первоначальные увлечения графа Владимира Машей, как интересным самородком постепенно перешли в пылкую любовь. Занятия графа в школе участились, участились и интимные беседы с Машей. Всё это не могло не обратить внимания окружающих графа Владимира лиц, так как общественное положение его в уезде было значительно. Весть об его увлечении дошла до слуха графини матери, которая мирно проживала в своей вилле в Италии. Мысль о том, что на старости лет она графиня, жена бывшего министра, принимаемая в своё время при дворе, породнится с простой крестьянкой, которую, если не любить, то должна будет терпеть, привела в бешенство. На имя графа Владимира и членов семьи её дочерей была отправлены срочные телеграммы, которыми, сбитая с толку старуха графиня рассчитывала спасти своё положение. Не получив утешительный ответов на свои телеграммы, старуха решила сама поехать в имение в Россию.
Много лет графиня не была у себя в имении, ограничиваясь регулярным получением в год 40.000 рублей для личной жизни в Италии. Весть о приезде старой графини с быстротой молнии облетела все уголки имения. Зная властный характер старухи, эта весть обеспокоила не только управляющих хуторами и главной конторой, но и сыновей и дочерей её, которые на летние месяцы приехали из Москвы в имение на дачу. Наскоро была приведена в порядок карета, и подобрана четвёрка лошадей для встречи графини на станции, расположенной в двух километрах от усадьбы.
Встреченная с большой помпой, старуха графиня, не желая задерживаться долго в нелюбимой ею России, потребовала от главной конторы подготовить очередную сумму денег для личных нужд, и приступила к улаживанию дела сына Владимира.
Несмотря на то, что графу Владимиру было уже 20 лет, занимал он видную общественную должность по выбору Председателя Земской Управы, она ему категорически запретила посещать его Никитскую школу, объявили ему, если он не бросит свою Машу, на которой он хочет жениться, то она лишит его наследства и запретит переступать границу её имения. Поверхностно ознакомившись с положением в хозяйстве, о деле, которого она не имела ни малейшего понятия, и тяготясь пребыванием в кругу своей великовозрастной семьи, которая по существу для неё была чужда, так как уже много лет жила она отдельно от семьи, графиня торжественно отбыла вновь за границу.
Требование матери старухи, предъявленные графу Владимиру, ироническое отношение братьев и сестёр к увлечению графа крестьянкой не только не оскорбляли чувств его к Маше, и, наоборот, были толчком к решительному шагу. Боясь давления на Машу её родителей, запуганных полицией, и не имея сил потерять свою возлюбленную, граф Владимир решил тайком жениться не только от матери, но и от братьев и сестёр. Имея большое знакомство священниками, ему легко удалось найти в захолустье, в 50 км от усадьбы, такую церковь, в которой он мог беспрепятственно и без предварительного оглашения обвенчаться с Машей. Отправив по пути к намеченной церкви 2 подставных тройки с верными людьми, взятые на одном из хуторов, обеспечив себя на первое время достаточными средствами, в установленный его священником день граф Владимир по уговору с Машей, под прикрытием темноты, не замеченные родными той и другой стороны благополучно обвенчались. Из-под венца граф Владимир и жена его графиня Маша уехали в Москву в свадебную поездку.
Не прошло и суток, как весть о женитьбе графа уже стала достоянием не только его братьев и сестёр, но и всех знающих его. Весть об этом же дошла и до виллы старухи графини в Италии. Старуха была поражена, она не допускала мысли, что сын её ослушается, и она сделается родственницей простой крестьянки. Первое, за что она ухватилась, это кара за неповиновение её приказа сыну забыть Машу и помнить, что он граф. В главной конторе графиня запретила выдавать графу Владимиру средства на жизнь, аннулировала выданную ею доверенность на управление всем её имением, и категорически запретила приезд его в имение.
Такое изгнание своего сына продолжалось уже 2 месяца. Необходимость графу Владимиру вернуться к исполнению его обязанностей по должности Председателя Земской Управы, заставило его вернуться в свой уездный город и поселиться с молодой графиней на частной квартире менее чем в полукилометре от его родовой усадьбы.
Но время всё излечивает, так и удар, нанесённый старухе, её графским традициям, очевидно под влиянием венецианского климата ослаб настолько, что она сменила гнев на милость. Графу Владимиру было разрешено поселиться с его молодой женой на Александринском хуторе и быть его управляющим, а через некоторое время была и восстановлена доверенность на полное управление всеми владениями графини.
Кроме Алексея и Владимира у графини были ещё три сына: близнецы Пётр и Павел, и младший сын – студент Лев. Все дети графини Б. отличались крупным ростом, хорошим телосложением и довольно правильным чертами лица. Пётр и Павел, как их называли в семье Петя–Паля, были удивительно похожи друг на друга и лицом и фигурой. Оба были тёмные блондины, носили рыжие усы и бороду. Говорили, одинаково растягивая слова. При первом знакомстве с ними их было трудно различить. Образование получили домашнее. Лето жили на даче в усадьбе, а зиму в Москве. Не служили, а на пропитание получали установленную для них сумму денег. Пётр увлекался музыкой и довольно порядочно играл на рояле. Хозяйство не любили и участие в нём не принимали. Вспыхнувшая война буров с англичанами их заинтересовала и желая убить время от безделья, оба брата близнецы решили поехать добровольцами к бурам и стать в их ряды против англичан. Пройдя все формальности в комитете, набирающем добровольцев, братья выехали в Африку. При морском переезде, граф Павел делал попытки подниматься на мачту по верёвочным лестницам во время лёгкой морской качки, сорвался и, упавши, вывихнул себе ногу. Таким образом, поездка его к бурам закончилась в первом порту, куда зашёл пароход. Пролежав там в лечебнице больше месяца, он благополучно вернулся в Москву, откуда и наблюдал по газетам о сражении буров с англичанами.
Скучая от безделья, граф Павел, в кругу таких же как он «тружеников» втянулся в игру в карты и весёлое времяпрепровождение с прекрасным полом, умеющим завлекать и за это получать. Сначала дружеские займы, а затем и векселя не на шутку обеспокоили сестёр его, с которыми он жил. Осведомлённая о этом старуха мать, отдала распоряжение графу Владимиру, как главному управляющему всем её имуществом, прекратить высылку денег Павлу в Москву, предоставить ему место управляющего на одном маленьком хуторе и выплачивать небольшое жалование, пока он будет жить на хуторе. Не имея за собою никакого рабочего или научного стажа, графу Павлу пришлось подчиниться приказу матери и переехать на отдалённый от города Болохатынский хуторок. Совершенно не интересуясь хозяйством, над которым он был поставлен и, избегая одиночества, он не останавливался перед тем, чтобы разгар полевых работ уходить на охоту в сопровождении ближайших своих помощников. Вечера он проводил в кутежах с наиболее смазливыми и податливыми девушками, приходившими из соседних деревень на подённую работу. В результате такого управления хозяйством, посевы заросли сорняками, значительная часть урожая осталась не убранной, а молочные продукты на скотном дворе расхищались. Чтобы спасти хозяйство от окончательного разорения, граф Владимир предложил своему брату покинуть хутор и переехать в главную усадьбу. Уговорив Владимира дать ему на прожитие некоторые средства, граф Павел уехал вновь в Москву, где ему неожиданно повезло. Он женился на вдове помещице, имевшей небольшой наличный капитал. После свадьбы молодые переехали из Москвы в провинцию. Вдова получила титул графини, а граф Павел освободился от контроля старухи матери.
Граф же Пётр по окончании бурской войны вернулся в усадьбу. Рассказывая о своей поездке, он уверял, что дрался в первых рядах бурами против англичан. Слушатели, знавшие графа Петра как изнеженного и избалованного человека, относились к его рассказу, как простому бахвальству, что ни мало его не смущало. По дошедшим впоследствии слухам, граф Пётр в начале империалистической войны работал в одном из земский отрядов по снабжении армии, заболел тифом и умер.
Пятого и младшего сына графини звали Лёв. Он был студентом московского университета. Во время ???32-33(шательства), так как демонстрация произошла стихийно, без подготовки и жандармерия не успела своевременно принять предупредительные меры. Возбуждение и энтузиазм студентов охватил и графа Павла. Ему во что бы то ни стало захотелось, чтобы брат его студент то же принял участие в демонстрации. Вернувшись быстро домой и, узнав что Лёва не знает о происходящих событиях, стал убеждать его пойти с ним к университету и посмотреть, что там делается. Как не отказывался граф студент, в конце концов, всё же уступил просьбам Павла. Не успели они дойти до университета, как увидели, что вся площадь окружена конными жандармами и полицией. Прилегающие улицы также были оцеплены полицией. Братья Павел и Лёв оказались в кольце жандармов, которые , тесня толпы студентов, загоняли их в манеж. В образовавшейся свалке жандармы, считая всех в штатском костюме за случайных прохожих, без церемоний выталкивали их вон из окружения, напутствуя ударами нагаек. Этой участи подвергся и граф Павел. Лёв, затёртый в толпу демонстрантов со всей массой студентов, попал в манеж. После нескольких часов ареста и допроса был выпущен, и через несколько дней отправлен на 5 лет в отдалённые места Архангельской губернии.
Известие об этом старухой матери было принято очень болезненно. Её сын – граф, и вдруг замешан в крамоле. Немедленно были посланы письма в Петроград к её знакомым придворным с просьбой отменить высылку. Сам граф Лёв подал прошение на Высочайшее. Прошение его принято не было. Ссылку не отменили, но разрешили оставить его в Архангельске, не отправляя в захолустье, как сделали с остальными высланными в ту же губернию. С высылкой Льва и матери и всей семье пришлось смириться. Но страх за сына и брата перешли все границы.
У всех членов семьи графов Б. было представление об Архангельске, как городе, затерянном в вечных снегах, постоянными морозами, с бродящими по окраинам белым медведям, а, главное, все думали, что в Архангельске нечего есть, и там едят только то, что сами добывают. Спасая брата Льва от голодовки, так как он сам добывать ничего не сумеет, вдогонку за ним посланы в специальном товарном вагоне набор всевозможных продуктов, достаточных для питания нескольких лет не одного человека. Одного сахара было отправлено пять мешков, конфеты, варенье, консервы, всевозможные крупы и прочая снедь, которую можно купить в любом магазине г. Архангельска. Чтобы не было скучно в ссылке была отправлена целая библиотека в несколько сот томов беллетристических изданий. Не забыли отправить по ящику папирос и спичек, а также складную кровать с матрацем и другие хозяйственные принадлежности. Для ухода за графом в ссылке был направлен специальный человек, могущий быть и поваром и лакеем.
Говорят, в Архангельске даже в жандармском управлении смеялись над прибывшим крамольником. Хлопоты о возвращении крамольного графа в лоно семьи и после отъезда его в Архангельск продолжались. Через шесть месяцев крамольному графу разрешили вернуться в Москву и продолжать занятия в университете.
Как уже упоминалось, кроме перечисленных пяти сыновей у старухи графини были ещё две дочери – старшая Софья и вторая Юлия.
Софья – престарелая девица лет 27-28, высокого роста, полная с сильно развитым бюстом и бёдрами. Черты лица крупные, полнота лица способствовал мясистый двойной подбородок, опускающийся ниже, чем это обычно бывает. Чёрные волосы она жидко зачёсывала спереди, собирая их сзади узлом. Благодаря близорукости постоянно носила очки в золотой оправе. Графиня Софья, однако, несмотря на свою близорукость, была подвижная и энергичная женщина. Усадебное хозяйство главной конторы во время летнего пребывания в нём она держала в своих руках.
Тепличное и парниковое хозяйство, поддерживающее графский стол, и цветники было поставлено на широкую ногу и стоило больших денег. Для нужд графской семьи молочные продукты ежедневно доставлялись с маслодельного завода, перерабатывающего для продажи молоко, поступающее со всех хуторов имения. При усадьбе была специальная конюшня с 15 выездными лошадьми, обслуживающими нужды графской семьи. В числе выездных лошадей содержались пять заводских маток: две арабской породы и три английской. Для обслуживания заводских маток усадебной конюшни, а частично и приводимых с хуторов, графом Владимиром был приобретён за большую цену чистокровный английский скакун.
Общее руководство племенной конюшней Софья взяла на себя. Случка, как приводимых с хуторов к жеребцу маток, так и находящихся в усадебной конюшне, производилась при обязательном присутствии графини Софьи. В резиновом пальто, со стеком в руках, всей этой не женской процедурой, руководила лично, ничуть не смущаясь присутствием не только посторонних местных мужчин, но и гостившим в усадьбе приезжих из Москвы их знакомых и родственников. Как ни странно, было такое поведение графини, в конце концов находили все правильным и смотрели как на должное, только младшая сестра Юлия никак не могла помириться со странностями Софьи и на этой почве у них были столкновения. Софья была главная затейщица во всех деревенских экскурсиях. То в лес, на облавную охоту, всё это сопровождалось целым обозом с поваром и лакеем.
Во время зимних приездов в усадьбу любимым её удовольствием было катанье в обширных ковровых санях на тройке. Стоя в передке саней, в романовском полушубке, в шапке ушанке и меховых варежках, она энергично правила тройкой, как самый заправский ямщик, с присвистом и окриком на лошадей.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71115700?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Александр Константинович Тулубьев
Биографические записки о времени и о жизни в изменяющемся мире семьи дворян Тулубьевых – Ивана Ивановича, Льва Ивановича, Константина Львовича и Александра Константиновича на протяжении четырех поколений от начала 20 века до наших дней сквозь историческую призму России от императорской до современной России 21 века.
О судьбах поколений, о призвании, о долге и о том, к чему пришло общество.
Александр Тулубьев
Дворянские записки
Богородицкий хутор
Из под тёмного абажура настольной лампы на письменный стол падал яркий свет, образуя на зелёном сукне небольшой освещённый круг, такой же круг освещал часть потолка небольшого рабочего кабинета. Кроме светлых пятен на столе и на потолке в остальной части кабинета был густой полумрак, несмотря на штукатуренные и побелённые стены, так как абажур лампы был тёмно-зелёного цвета, скудно пропускающий свет. Письменный стол, венское кресло, такой же небольшой диван и несколько стульев составляли всю мебель описываемой комнаты.
Единственное окно, выходящее в сад, было расписано причудливыми узорами декабрьского мороза.
Засунув руки в карманы, взад и вперёд, из конца в конец этой комнаты мерно и уверенно шагал мужчина. На вид ему было не больше 24 лет. Блондин, с небольшими усами, с правильными чертами лица, выше среднего роста, он был скорее худ, так как возраст его и та работа, какую он вёл, не располагала к ожирению. Надет на нём был синий костюм, а на ногах любимая его для деревни обувь – тонкие, плотно облегающие ногу шавровые сапоги.
Голубев была его фамилия. Всего два года как он окончил он специальное агрономическое училище в Москве, известное тем, что оно выпускало хорошо подготовленных для практической жизни квалифицированных агрономов.
По окончании училища, Голубев был отправлен для стажировки в крупное имение графов Б., находящееся в одной из центральных губерний России, куда он и прибыл к 15 августа 1808 г. Имение графов находится в той же губернии, где жили родители Голубева, а сам он родился и воспитывался до 10-тилетнего возраста, когда и был отвезён в Москву, где в последствии и закончил своё образование.
Прибыв в имение графов Б., совсем неожиданно для себя, он получил предложение от директора сахарного завода: поступить на завод на время производства сахара – сентябрь-октябрь месяцы в качестве дежурного по заводу в ночной смене, так как лицо, занимающее это место, неожиданно оставило тут службу.
Должность дежурного по заводу была очень ответственная, и Голубев, не решаясь дать сразу своё согласие, отложил решение вопроса до следующего дня, надеясь предварительно посоветоваться с работающим давно на заводе дежурным в дневной смене техником Ширшовым. Последний оказался очень симпатичным и общительным человеком. Узнав, что Голубев достаточно хорошо знаком теорией промышленного производства сахара, обещал до начала производства подробно ознакомить его со всеми особенностями завода, а в дальнейшем, если окажется нужным, помогать и своими советами, а согласие на предложение директора посоветовал дать немедленно. Голубев, будучи полон сил и энергии, не остановился перед риском не справиться с большой для него, как начинающего, сложной работой, и дал своё согласие на замещение должности по ночной смене. Его страшила не столько техника самого производства, как необходимость встретиться с массой рабочих различной квалификации, где ему нужно сразу суметь поставить себя достаточно авторитетно, так как ответственность за работу завода и всё, что случится на нём, лежит на заведующем сменой.
Подробно изучив при любезном содействии техника Ширшова все механизмы завода, взаимодействие их, а также, все особенности и способы устранения возможных аварий на заводе, Голубев почувствовал под собою твёрдую почву, и смело встретил предложение директора: с 7 часов утра 1-го сентября пустить работу завода. Правда, такое предложение для новичка было неожиданно, особенно, если учесть, что директор завода Жуковский отличался большой строгостью и малой общительностью даже с ближайшими своими помощниками.
Наконец наступил час, когда должно было отдаться первое распоряжение открыть люки закромов с буракоми, направив равномерный поток их сильной водяной струёй по специальному цементному жёлобу в мойку, и оттуда элеватором в резку для ???. Не прошло и часа, как большое здание завода наполнилось характерными звуками присущими механизмам, приводящими в движение в движение паровою силой. Как ни старался быть спокоен Голубев, но необычайная для него обстановка, чувство собственной ответственности и болезненное самолюбие невольно создавали нервное состояние, которое особенно, поддерживалось директором завода. Не вмешиваясь в распоряжения, тихо насвистывая какой-то мотив, мерно ходил по площадке центрального помещения, откуда были видны большинство особо ответственных механизмов, зорко наблюдая за всеми распоряжениями, отдаваемыми Голубевым. К началу дневной смены, которая начиналась в 12 часов дня, большая часть завода вела уже присущую ей работу.
Техник Ширшов, придя к 12 часам дня на свою смену, поздравил Голубева с успешным пуском завода, а Голубев со своей стороны поблагодарил его за практическую подготовку его к самостоятельной ответственной работе, которую он начал, как казалось ему, с большим для себя успехом.
Только выйдя с завода, и отправившись на отведённую ему при заводе квартиру, Голубев почувствовал насколько были перенапряжены его нервы за несколько часов пребывания на заводе. Однако, мысль о том, что в 12 часов ему надо вступать в первое ночное дежурство, где не придётся спать до следующих 12 часов дня, находясь в беспрерывном напряжённом состоянии, наблюдая за работой всех аппаратов, своевременной подвозкой свёклы в закрома и рядом других, новых для него новых работ, взял себя в руки, напился чая, съел несколько яиц всмятку и лёг спать до 8 часов вечера, когда к нему должны были принести обед от одного из служащих завода, жена которого брала нахлебников.
Первая полная смена для Голубева прошла в не менее нервном напряжении, чем пуск самого завода. На дежурном его смены лежит наблюдение не только за движением соков по аппаратам и манипуляция с ними в различных фазах его прохождения через них, но также за подвозкой свеклы в закрома из буртов, которая ведётся и в ночное время, но и анализ проб свеклы, поступающей в переработку, жома и соков, выходящих из аппаратов.
Отсутствие навыков и знакомства с ответственными работниками у аппаратов вызывали излишнюю торопливость, а это ещё более усиливало нервозность Голубева. Каждую минуту он ждал прихода на завод директора, что усиливало ещё больше его нервное напряжение. Так прошла ночь, в беготне с одного этажа на другой, от одного аппарата к другому, из машинного отделения в котельную, затем в лабораторию, и т.д. И только в 12 часов дня, после того, как прогудел заводской гудок, извещающий о конце ночной смены, и пришёл Ширшов, чтобы принять завод, Голубев вспомнил, что он за всю 12-тичасовую смену не пил чая и не закусывал, хотя сытный завтрак предусмотрительно был взят с собою. Больше всего удивило Голубева, да и Ширшова тоже, что за всю ночную смену директор Жуковский ни разу не заглянул на завод, только прошёл через неё за несколько минут до конца смены. Подойдя к Голубеву, он сказал: «Ну, кажется, Вы справились, это хорошо». Не сказав больше ни слова, он прошёл в лабораторию, просмотрел анализ соков и опять ушёл к себе на квартиру, которая была недалеко от завода в специальном для директора доме, окружённом столетними липами парка.
После первой смены, проведённой на заводе, у Голубева началась размеренная однообразная рабочая жизнь. Возвращаясь со смены половина первого – чай и завтрак, затем до 8-ми часов вечера сон, в восемь обед, в 11 часов вечера ужин и чай, в 11 с половиной часов опять на завод. Уж после третьей смены Голубев чувствовал себя на заводе настолько освоившимся окружающей рабочей обстановкой, что начал испытывать особое удовлетворение от работы, которую ему пришлось вести.
Ещё месяц тому назад, собираясь ехать на практику, его думы о предстоящей работе не шли дальше выполнения отдельных поручений управляющего того хозяйства, в которое он будет направлен. Действительность превзошла все его ожидания. К концу ноября переработка свеклы на заводе закончилась, сахар лежал на складах под замками ???10. Завод дал хороший выход сахара. Директор был доволен, он получал премию. Голубеву кроме 75 рублёвого жалования в месяц по окончании производства выдали месячный оклад премии и поблагодарили за хорошую работу. Таковы были результаты первых шагов в самостоятельной и практической жизни.
Всё же за рабочий сезон не обошлось без аварий и несчастных случаев. В ночной смене прорвалась труба, подающая на завод воду с водокачки, расположенной в ? км от завода на проточном пруду. Прорыв обнаружили в парке в ? км от завода. Заводу грозили большие бедствия от прекращения подачи воды в котлы и вакуум-аппараты. Но принятыми своевременно мерами подачу воды через 2 часа удалось наладить, а наличную на заводе в баках воду использовать для поддержания сниженного давления в котлах. Другой раз, смазчик трансмиссий, вопреки правилам и категорического запрещения Голубева, у него на глазах поднялся на лестницу и стал смазывать подшипник крупной трансмиссии, вал которой проходил в 12-ти вершках от каменной стены. Надетый на нём новый из грубого холста фартук намотался на трансмиссию, и находящиеся близко рабочие не успели опомниться, несчастного смазчика начало вертеть кругом вала с такой силой, что мозги с кровью крупными пятнами залепили стену. Машина была в другом зале, и её не удалось своевременно остановить. Но, если бы, даже её остановить, достаточно было бы инерции шкивов трансмиссии и вала, чтобы рабочий погиб.
Был и ещё один несчастный случай в дневной смене, окончившийся так же трагически. Рабочий при сатурационном котле (варка свекольного сока в открытом котле) при бурном кипении содержимого его, своевременно не бросил в жидкость технического сала, чтобы приостановить выбрасывание жидкости из котла, довёл кипение до предела, жидкость выкинуло из котла, и обдало рабочего от шеи до пяток. Рабочий работал без рубашки в одних штанах. Мясо со всей обваренной части тела – с груди, живота и бока моментально сползло и обнажились кости. Рабочий упал, но он был жив. Помощь была бесполезной, так как кишки не только выпали, но и сварились. Пока побежали за фельдшером, произошло что-то непонятное. Все рабочие, находящиеся поблизости, обваренные места несчастного начали поливать горячей мочёй, уверяя что это единственное и лучшее средство от подобных ожогов. Ни запрещение это делать, ни уговоры, ничто не могло остановить эту ужасную процедуру. Прекратилась эта вакханалия лишь после того, как пришёл фельдшер и больного унесли на носилках в больницу. На дороге в больницу он умер.
Закончив работу на производстве, Голубев получил предложение от главной конторы хозяйства отправиться на Богородицкий хутор в качестве практиканта в распоряжение управляющего Алексеева.
Перед поездкой на хутор представилось интересным ознакомиться с центральной усадьбой владельцев хозяйства. Усадьба непосредственно прилегала к территории завода. Это было чрезвычайно живописное место. Красивый старинный парк со столетними липами в несколько десятков гектар располагался по крутому берегу большого проточного пруда, на котором при сильном ветре поднимаются небольшие волны. Непосредственно к парку примыкало парниковое и тепличное хозяйство усадьбы, а также питомник элитных семян свёклы. Непосредственно в центре парка возвышалось большое здание в три этажа. Это здание называлось дворцом. С ним связана история. Построено оно было в царствование Екатерины Великой.
По маршруту поезда из Петрограда в Тавриду она должна была проезжать через эту местность. Для встречи её и намечаемой здесь ночёвки владельцами крепостного поместья в чрезвычайный срок было воздвигнуто это здание, насажен липовый парк, и сделана плотина, образовавшая описанный выше пруд. Внешняя архитектура простого трёхэтажного дома. Внутреннее же убранство бросается в глаза красивыми паркетными полами, особенно в двухцветной тронной зале, раскошной стильной, очень удобной для сидения мебелью, покрытой светлой шёлковой материей, и живописной расцветкой стен и потолка. Во дворце не живут, а владельцы его тщательно охраняют и отапливают, оберегая от сырости. Во дворце хранилась дорогая столовая посуда из серебра, которая, как уверяют хозяева дворца, употреблялась во время пиров Екатерины, задержавшейся в этом дворце на несколько дней.
Главным фасадом дворец обращён на пруд, непосредственно за которым расположен уездный город Богородицк со своими одноэтажными домами и пятью тысячами жителей. Через небольшую вымощенную площадка от дворца стоит довольно большой кирпичный дом с высоким нижним этажом и антресолями. Это дом – резиденция семьи владелицы хозяйства сахарного завода и угольный копей.
Старуха графиня вдова, очень чопорная великосветская женщина, терпящая Россию постольку, поскольку она её кормит. Постоянное место её пребывания было окрестности Венеции, где она имели собственную виллу и проживала все доходы от имения, завода и копий, ограничивая до крайности расходы своей многочисленной семьи, состоящей из 7 человек.
Старший сын графини, Алексей, жил постоянно в Москве и занимал какую-то должность при гардеропе Большого театра. Был женат. В семье его немного недолюбливали за его взбалмошный характер. В описанную усадьбу он не приезжал, а если и приезжал, то требовал к себе особого поклонения. Рассказывали, что по приезде в имение он садился верхом на заводскую лошадь, брал охотничий рог и ехал по хуторам, всю дорогу неистово трубя. Он требовал, чтобы администрация хуторов во главе с управляющим, услыша трубный звук, бросала всю работу и скакала на лошадях к нему навстречу докладывать о положении хозяйства. При отступлении от установленного им правила и не своевременной встрече он разражался бранью и угрозами разных козней. Жалобы управляющих хуторами графини на сумасшедшие выходки Алексея положили конец его посещениям усадьбы, так как графиня запретила ему въезд в имение.
Следующий сын, Владимир, отличался в семье большой начитанностью и богословским миропониманием. Он был выбран Председателем уездного земства, вёл большую и широкую дружбу со священниками. Создал в одном из больших сёл Никитском школу для подготовки учительниц для церковно-приходский школ. Контингент учащихся для его Никитской школы набираться исключительно из грамотных крестьянских девушек. Преподавателями в школе был он сам и группа приглашённых им священников. Графиня, будучи шокирована тем, что сын её, Владимир учительствует в какой-то крестьянской школе, желая отвлечь его от этой, как она говорила забавы, предложила ему быть главным управляющим всеми её владениями и поселиться на удалённом Александровском хуторе, и вести непосредственно хозяйство этого хутора. Однако, эти предупредительные меры не помешали графу Владимиру продолжать занятия в школе. Наоборот, школе он начал уделять ещё большее внимание , так как почувствовал любовное влечение к одной из девушек села Никитского, которая была ученица этой школы. Девушка эта Маша Гричухина не могла не обратить внимание на себя графа Владимира, так как резко выделялась из среды подруг по школе своей миловидностью, исключительной памятью, пытливым умом и даже до некоторой степени грацией, несмотря на то, что была членом простой крестьянской семьи.
Первоначальные увлечения графа Владимира Машей, как интересным самородком постепенно перешли в пылкую любовь. Занятия графа в школе участились, участились и интимные беседы с Машей. Всё это не могло не обратить внимания окружающих графа Владимира лиц, так как общественное положение его в уезде было значительно. Весть об его увлечении дошла до слуха графини матери, которая мирно проживала в своей вилле в Италии. Мысль о том, что на старости лет она графиня, жена бывшего министра, принимаемая в своё время при дворе, породнится с простой крестьянкой, которую, если не любить, то должна будет терпеть, привела в бешенство. На имя графа Владимира и членов семьи её дочерей была отправлены срочные телеграммы, которыми, сбитая с толку старуха графиня рассчитывала спасти своё положение. Не получив утешительный ответов на свои телеграммы, старуха решила сама поехать в имение в Россию.
Много лет графиня не была у себя в имении, ограничиваясь регулярным получением в год 40.000 рублей для личной жизни в Италии. Весть о приезде старой графини с быстротой молнии облетела все уголки имения. Зная властный характер старухи, эта весть обеспокоила не только управляющих хуторами и главной конторой, но и сыновей и дочерей её, которые на летние месяцы приехали из Москвы в имение на дачу. Наскоро была приведена в порядок карета, и подобрана четвёрка лошадей для встречи графини на станции, расположенной в двух километрах от усадьбы.
Встреченная с большой помпой, старуха графиня, не желая задерживаться долго в нелюбимой ею России, потребовала от главной конторы подготовить очередную сумму денег для личных нужд, и приступила к улаживанию дела сына Владимира.
Несмотря на то, что графу Владимиру было уже 20 лет, занимал он видную общественную должность по выбору Председателя Земской Управы, она ему категорически запретила посещать его Никитскую школу, объявили ему, если он не бросит свою Машу, на которой он хочет жениться, то она лишит его наследства и запретит переступать границу её имения. Поверхностно ознакомившись с положением в хозяйстве, о деле, которого она не имела ни малейшего понятия, и тяготясь пребыванием в кругу своей великовозрастной семьи, которая по существу для неё была чужда, так как уже много лет жила она отдельно от семьи, графиня торжественно отбыла вновь за границу.
Требование матери старухи, предъявленные графу Владимиру, ироническое отношение братьев и сестёр к увлечению графа крестьянкой не только не оскорбляли чувств его к Маше, и, наоборот, были толчком к решительному шагу. Боясь давления на Машу её родителей, запуганных полицией, и не имея сил потерять свою возлюбленную, граф Владимир решил тайком жениться не только от матери, но и от братьев и сестёр. Имея большое знакомство священниками, ему легко удалось найти в захолустье, в 50 км от усадьбы, такую церковь, в которой он мог беспрепятственно и без предварительного оглашения обвенчаться с Машей. Отправив по пути к намеченной церкви 2 подставных тройки с верными людьми, взятые на одном из хуторов, обеспечив себя на первое время достаточными средствами, в установленный его священником день граф Владимир по уговору с Машей, под прикрытием темноты, не замеченные родными той и другой стороны благополучно обвенчались. Из-под венца граф Владимир и жена его графиня Маша уехали в Москву в свадебную поездку.
Не прошло и суток, как весть о женитьбе графа уже стала достоянием не только его братьев и сестёр, но и всех знающих его. Весть об этом же дошла и до виллы старухи графини в Италии. Старуха была поражена, она не допускала мысли, что сын её ослушается, и она сделается родственницей простой крестьянки. Первое, за что она ухватилась, это кара за неповиновение её приказа сыну забыть Машу и помнить, что он граф. В главной конторе графиня запретила выдавать графу Владимиру средства на жизнь, аннулировала выданную ею доверенность на управление всем её имением, и категорически запретила приезд его в имение.
Такое изгнание своего сына продолжалось уже 2 месяца. Необходимость графу Владимиру вернуться к исполнению его обязанностей по должности Председателя Земской Управы, заставило его вернуться в свой уездный город и поселиться с молодой графиней на частной квартире менее чем в полукилометре от его родовой усадьбы.
Но время всё излечивает, так и удар, нанесённый старухе, её графским традициям, очевидно под влиянием венецианского климата ослаб настолько, что она сменила гнев на милость. Графу Владимиру было разрешено поселиться с его молодой женой на Александринском хуторе и быть его управляющим, а через некоторое время была и восстановлена доверенность на полное управление всеми владениями графини.
Кроме Алексея и Владимира у графини были ещё три сына: близнецы Пётр и Павел, и младший сын – студент Лев. Все дети графини Б. отличались крупным ростом, хорошим телосложением и довольно правильным чертами лица. Пётр и Павел, как их называли в семье Петя–Паля, были удивительно похожи друг на друга и лицом и фигурой. Оба были тёмные блондины, носили рыжие усы и бороду. Говорили, одинаково растягивая слова. При первом знакомстве с ними их было трудно различить. Образование получили домашнее. Лето жили на даче в усадьбе, а зиму в Москве. Не служили, а на пропитание получали установленную для них сумму денег. Пётр увлекался музыкой и довольно порядочно играл на рояле. Хозяйство не любили и участие в нём не принимали. Вспыхнувшая война буров с англичанами их заинтересовала и желая убить время от безделья, оба брата близнецы решили поехать добровольцами к бурам и стать в их ряды против англичан. Пройдя все формальности в комитете, набирающем добровольцев, братья выехали в Африку. При морском переезде, граф Павел делал попытки подниматься на мачту по верёвочным лестницам во время лёгкой морской качки, сорвался и, упавши, вывихнул себе ногу. Таким образом, поездка его к бурам закончилась в первом порту, куда зашёл пароход. Пролежав там в лечебнице больше месяца, он благополучно вернулся в Москву, откуда и наблюдал по газетам о сражении буров с англичанами.
Скучая от безделья, граф Павел, в кругу таких же как он «тружеников» втянулся в игру в карты и весёлое времяпрепровождение с прекрасным полом, умеющим завлекать и за это получать. Сначала дружеские займы, а затем и векселя не на шутку обеспокоили сестёр его, с которыми он жил. Осведомлённая о этом старуха мать, отдала распоряжение графу Владимиру, как главному управляющему всем её имуществом, прекратить высылку денег Павлу в Москву, предоставить ему место управляющего на одном маленьком хуторе и выплачивать небольшое жалование, пока он будет жить на хуторе. Не имея за собою никакого рабочего или научного стажа, графу Павлу пришлось подчиниться приказу матери и переехать на отдалённый от города Болохатынский хуторок. Совершенно не интересуясь хозяйством, над которым он был поставлен и, избегая одиночества, он не останавливался перед тем, чтобы разгар полевых работ уходить на охоту в сопровождении ближайших своих помощников. Вечера он проводил в кутежах с наиболее смазливыми и податливыми девушками, приходившими из соседних деревень на подённую работу. В результате такого управления хозяйством, посевы заросли сорняками, значительная часть урожая осталась не убранной, а молочные продукты на скотном дворе расхищались. Чтобы спасти хозяйство от окончательного разорения, граф Владимир предложил своему брату покинуть хутор и переехать в главную усадьбу. Уговорив Владимира дать ему на прожитие некоторые средства, граф Павел уехал вновь в Москву, где ему неожиданно повезло. Он женился на вдове помещице, имевшей небольшой наличный капитал. После свадьбы молодые переехали из Москвы в провинцию. Вдова получила титул графини, а граф Павел освободился от контроля старухи матери.
Граф же Пётр по окончании бурской войны вернулся в усадьбу. Рассказывая о своей поездке, он уверял, что дрался в первых рядах бурами против англичан. Слушатели, знавшие графа Петра как изнеженного и избалованного человека, относились к его рассказу, как простому бахвальству, что ни мало его не смущало. По дошедшим впоследствии слухам, граф Пётр в начале империалистической войны работал в одном из земский отрядов по снабжении армии, заболел тифом и умер.
Пятого и младшего сына графини звали Лёв. Он был студентом московского университета. Во время ???32-33(шательства), так как демонстрация произошла стихийно, без подготовки и жандармерия не успела своевременно принять предупредительные меры. Возбуждение и энтузиазм студентов охватил и графа Павла. Ему во что бы то ни стало захотелось, чтобы брат его студент то же принял участие в демонстрации. Вернувшись быстро домой и, узнав что Лёва не знает о происходящих событиях, стал убеждать его пойти с ним к университету и посмотреть, что там делается. Как не отказывался граф студент, в конце концов, всё же уступил просьбам Павла. Не успели они дойти до университета, как увидели, что вся площадь окружена конными жандармами и полицией. Прилегающие улицы также были оцеплены полицией. Братья Павел и Лёв оказались в кольце жандармов, которые , тесня толпы студентов, загоняли их в манеж. В образовавшейся свалке жандармы, считая всех в штатском костюме за случайных прохожих, без церемоний выталкивали их вон из окружения, напутствуя ударами нагаек. Этой участи подвергся и граф Павел. Лёв, затёртый в толпу демонстрантов со всей массой студентов, попал в манеж. После нескольких часов ареста и допроса был выпущен, и через несколько дней отправлен на 5 лет в отдалённые места Архангельской губернии.
Известие об этом старухой матери было принято очень болезненно. Её сын – граф, и вдруг замешан в крамоле. Немедленно были посланы письма в Петроград к её знакомым придворным с просьбой отменить высылку. Сам граф Лёв подал прошение на Высочайшее. Прошение его принято не было. Ссылку не отменили, но разрешили оставить его в Архангельске, не отправляя в захолустье, как сделали с остальными высланными в ту же губернию. С высылкой Льва и матери и всей семье пришлось смириться. Но страх за сына и брата перешли все границы.
У всех членов семьи графов Б. было представление об Архангельске, как городе, затерянном в вечных снегах, постоянными морозами, с бродящими по окраинам белым медведям, а, главное, все думали, что в Архангельске нечего есть, и там едят только то, что сами добывают. Спасая брата Льва от голодовки, так как он сам добывать ничего не сумеет, вдогонку за ним посланы в специальном товарном вагоне набор всевозможных продуктов, достаточных для питания нескольких лет не одного человека. Одного сахара было отправлено пять мешков, конфеты, варенье, консервы, всевозможные крупы и прочая снедь, которую можно купить в любом магазине г. Архангельска. Чтобы не было скучно в ссылке была отправлена целая библиотека в несколько сот томов беллетристических изданий. Не забыли отправить по ящику папирос и спичек, а также складную кровать с матрацем и другие хозяйственные принадлежности. Для ухода за графом в ссылке был направлен специальный человек, могущий быть и поваром и лакеем.
Говорят, в Архангельске даже в жандармском управлении смеялись над прибывшим крамольником. Хлопоты о возвращении крамольного графа в лоно семьи и после отъезда его в Архангельск продолжались. Через шесть месяцев крамольному графу разрешили вернуться в Москву и продолжать занятия в университете.
Как уже упоминалось, кроме перечисленных пяти сыновей у старухи графини были ещё две дочери – старшая Софья и вторая Юлия.
Софья – престарелая девица лет 27-28, высокого роста, полная с сильно развитым бюстом и бёдрами. Черты лица крупные, полнота лица способствовал мясистый двойной подбородок, опускающийся ниже, чем это обычно бывает. Чёрные волосы она жидко зачёсывала спереди, собирая их сзади узлом. Благодаря близорукости постоянно носила очки в золотой оправе. Графиня Софья, однако, несмотря на свою близорукость, была подвижная и энергичная женщина. Усадебное хозяйство главной конторы во время летнего пребывания в нём она держала в своих руках.
Тепличное и парниковое хозяйство, поддерживающее графский стол, и цветники было поставлено на широкую ногу и стоило больших денег. Для нужд графской семьи молочные продукты ежедневно доставлялись с маслодельного завода, перерабатывающего для продажи молоко, поступающее со всех хуторов имения. При усадьбе была специальная конюшня с 15 выездными лошадьми, обслуживающими нужды графской семьи. В числе выездных лошадей содержались пять заводских маток: две арабской породы и три английской. Для обслуживания заводских маток усадебной конюшни, а частично и приводимых с хуторов, графом Владимиром был приобретён за большую цену чистокровный английский скакун.
Общее руководство племенной конюшней Софья взяла на себя. Случка, как приводимых с хуторов к жеребцу маток, так и находящихся в усадебной конюшне, производилась при обязательном присутствии графини Софьи. В резиновом пальто, со стеком в руках, всей этой не женской процедурой, руководила лично, ничуть не смущаясь присутствием не только посторонних местных мужчин, но и гостившим в усадьбе приезжих из Москвы их знакомых и родственников. Как ни странно, было такое поведение графини, в конце концов находили все правильным и смотрели как на должное, только младшая сестра Юлия никак не могла помириться со странностями Софьи и на этой почве у них были столкновения. Софья была главная затейщица во всех деревенских экскурсиях. То в лес, на облавную охоту, всё это сопровождалось целым обозом с поваром и лакеем.
Во время зимних приездов в усадьбу любимым её удовольствием было катанье в обширных ковровых санях на тройке. Стоя в передке саней, в романовском полушубке, в шапке ушанке и меховых варежках, она энергично правила тройкой, как самый заправский ямщик, с присвистом и окриком на лошадей.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71115700?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Александр Тулубьев
Тип: электронная книга
Жанр: Историческая литература
Язык: на русском языке
Издательство: Автор
Дата публикации: 19.09.2024
Отзывы: Пока нет Добавить отзыв
О книге: Биографические записки о времени и о жизни в изменяющемся мире семьи дворян Тулубьевых – Ивана Ивановича, Льва Ивановича, Константина Львовича и Александра Константиновича на протяжении четырех поколений от начала 20 века до наших дней сквозь историческую призму России от императорской до современной России 21 века.