По-настоящему
По-настоящему
Анна Белинская
Заключить сделку с самым наглым мажором нашего универа? Легко, когда фиктивные отношения выгодны нам обоим. Но безумно сложно, когда внезапно начинает казаться, что между нами всё…по-настоящему.
Эмоционально, чувственно, трепетно.
Анна Белинская
По-настоящему
Глава 1.
Герман
– Бондаренко, на выход!
Лязг металлической двери, бьющий по мозгам. Недовольный бубнеж моих соседей.
– Бондаренко!
Передергиваю плечами.
Ну че ты так орешь? Башка гудит…
– Я не понял, тебе особое приглашение нужно? Или понравилось тут у нас? – усмехается дежурный.
–Ага. Уютно, – сиплю, вставая с деревянной скамьи.
Наклоняю гудящую башку влево-вправо. Растираю ладонью затекшую шею.
– Могу продлить тебе пребывание. Хочешь? – снова усмехается гражданин начальник и широко открывает для меня решетчатую дверь. Я провел здесь половину сегодняшней ночи, не сомкнув глаз и морщась от потолочного светильника.
– В другой раз… – хлопаю себя по карманам джинсов, отыскивая очки, но вспоминаю, что менты все отобрали.
Тело ноет. Меня словно прокрутили через мясорубку.
– Ловлю на слове! – ржет дежурный. – Давай за мной.
Идем по тусклому вонючему коридору. Смотрю прямо перед собой. Конкретно в этом участке я впервые, но за последние полгода я – частый гость подобных мест, и изнутри они все похожи.
– Здоров, Тем, а ты че к нам зачастил? – голос моего конвоира эхом отражается от казенных стен.
Он останавливается, я торможу следом. Смотрю вперед, на мужика, с которым дежурный здоровается за руку, узнавая в нем того самого гайца, из-за которого провел ночь в этой помойке. Он узнает меня тоже, когда, выглянув из-за плеча дежурного, скользит по мне сощуренным взглядом. Нервно сглатывает.
Салют! Давно не виделись!
Улыбаюсь ему в ответ, приветствуя двумя поднятыми вверх пальцами.
– Че лыбишься? Утро у тебя доброе? – гаишник игнорирует своего собеседника, отдавая мне свое эксклюзивное внимание.
Подмигиваю ему.
– Тем… – стопорит его дежурный, когда тот делает шаг в мою сторону.
– Ты глухой или тупой?
– Ну че ты бесишься? – лениво складываю руки на груди и подаюсь корпусом вперед, глядя на три звездочки на его погонах. – У-у-у… А че ты до сих пор старлей? Ты поэтому такой злой, да?
– Слушай сюда, ублюдок малолетний… – гаец в два шага оказывается напротив моего лица и хватает меня за футболку, притягивая к своим расширенным ноздрям, – дерзить ты научился, в остальном ты – полное дерьмо. Легко быть крутым за родительские бабки.
Дежурный бросается к нам:
– Тем, хорош. Отпусти его, – рвано озирается по сторонам.
– Спокойно, спокойно, порвешь… – давлю наглую лыбу, смотря гайцу прямо в глаза, и развожу руки в стороны ладонями вперед в тот момент, когда позади нас раздается мужской голос:
– Что происходит?
– Здоров, батя! – повернувшись к отцу, растягиваю губы в насмешливо-ехидной улыбке.
Отец смотрит на ментовские руки, вцепившиеся мне в футболку, отчего старлей резко их сбрасывает и отходит от меня на метр. Подмигиваю ему, замечая, какой перекошенной стала его побагровевшая морда. Это он меня сюда определил. Но прежде несколько раз прилично приложил лицом о капот моей тачки, скрутив руки за спиной. Шустрый чувак оказался, принципиальный зараза. Нагнал на своей развалюхе.
– Доброе утро, – здоровается Борис Германович, не глядя на меня. – Я отец… этого… – кивает в мою сторону, на что усмехаюсь, качнув головой, – …нарушителя, – добавляет.
Этого…
– Где нам можно… поговорить? – отец произносит это так, что ни у одного мента не возникает желания оповестить его о том, что мы находимся не в его офисе или в торговом центре, а в отделении полиции. Но за меня уже заплатили. Заплатили столько, чтобы Борис Германович Бондаренко мог позволить вести себя так, а я мог позволить себе приложить к виску два пальца и отсалютовать старлею, у которого дым валит из носа.
– Я вас провожу, – отзывается дежурный, за что получает от бати скупой благодарственный кивок.
Бесячей походкой прохожу мимо гайца, который провожает меня смертоносным прищуром. Была бы его воля, он бы меня закапал. Прямо здесь, у входа в участок.
Нам с отцом выделяют пустой кабинет, и я примерно представляю, для чего это все.
Нравоучительная лекция младшему неуправляемому сыну господина Бондаренко, позору семьи, выродку, на котором природа отдыхает.
Ну окей.
Пристраиваю свой копчик на стуле, ерзая и пытаясь найти более-менее удобное положение.
– Чет ты припозднился, – зевнув, лениво отвешиваю претензию, когда отец садится за стол. Соединяет пальцы в замок и смотрит на меня испытывающе.
Показательно растекаюсь по стулу. Поза максимально расслабленная и нахальная. Отцу не привыкать, это представление для него, он в теме.
– Подумал…может, ночь в обезьяннике пойдет тебе на пользу… – усмехается Борис Германович.
О, как!
Лады, принимается.
Молчу.
Башка гудит беспощадно, спать, блин, хочется.
–… но, видимо, не пошла…– с сожалением заключает батя и замолкает.
Его молчание слишком оглушающее. Представляю, что творится у него в голове, от его мыслей у меня уши закладывает.
Даю ему время. Пары минут достаточно, чтобы начать:
– Наслышан, какое представление ты ночью устроил. На местном канале оценили.
Уже? Оперативно работают!
– А ты? Оценил? – расплываюсь в довольной улыбке, вспоминая, как ночью всполохнул скучные улицы.
– Превышение скорости… – констатирует батя, забив на мой вопрос.
Под двести втопил, ага.
– Там по мелочи, – уклончиво отвечаю.
– Не остановился на требование сотрудника ДПС, – продолжает отец.
Было, да.
Мне рожа этого старлея издалека не понравилась. Стоял полусонный, скучал. Ну подразнился я с ним. Зато кровь мужику разогнал! Ему, вообще, похудеть не мешает.
– Да чет очканул я, бать! Стоит мужик, палкой размахивает. Черт его знает, че у него на уме, – пожимаю плечами, включив дурака.
Покачав головой, отец грузно вздыхает.
– В крови промили…
– Ээ-э! – возмущённо подскакиваю на месте. – Че за гонево?
Я в трубку дышал, там все порядком было.
Зараза ты, старлей. На капитанские погоны зарабатываешь, леваки мне навешивая?
– Трезвый я был! Поиграл с гайцами в шашечки, в чем проблема?
– Герман! – тяжеля рука Бориса Германовича грохает о поверхность стола. Морщусь. – В шашечки поиграл? Шахматист, – матерится. – Сколько можно? Я устал тебя вытаскивать…
– Так не вытаскивай. Тебя никто не просит! – Взрываюсь я следом.
– Я тебя не узнаю сын.
– А я тебя не знаю, отец. – Вскакиваю со стула так, что тот с грохотом валится.
Срываюсь к двери, у которой торможу, слыша в спину:
– Двадцать восьмого числа…
– Твой день рождения… – перебиваю отца. – Я отправлю тебе открытку.
– Радует, что ты помнишь, – усмехается в ответ он. – Но я не об этом. В этот день я буду давать большое интервью. В нашем доме. Прилетит Богдан. Я хочу, чтобы оба моих сына присутствовали…
– Хочешь казаться образцово-показательным отцом? – перебиваю его. – Прямо вижу, как пестрят новостные заголовки «Счастливое семейство Бондаренко собралось за одним дружным столом»!
– Не передёргивай, Герман, – отец поднимается из-за стола и делает шаг ко мне. Встает раздражающе близко. – Ты знаешь, что это не так. Но предстоящее интервью для меня действительно важно.
– Не сомневаюсь. Может, тогда мне и не стоит на нем появляться?
– Герман…ты мой сын… – отец тяжело выдыхает, проводя рукой по слегка седоватым волосам. – Просто постарайся не вляпаться в очередное дерьмо до интервью.
Без представлений я не умею. Я слишком ненавижу их обоих, чтобы заботиться об их нервных клетках.
– Переживаешь? За свою репутацию? – язвлю сквозь зубы, вызывающе глядя отцу в глаза.
Кадык в его глотке дергается. Он нервно поправляет белоснежный воротник брендовой рубашки.
– Когда мы потерялись? – голос Бондаренко старшего становится похожим на отчаяние. Я мог бы даже проникнуться, но…
– Ты знаешь.
– Тебе не кажется, что нам давно пора поговорить?
– Серьёзно? Здесь? – обвожу рукой скупой ментовский интерьер.
– Может, и здесь. Мы видимся только при таких обстоятельствах. Когда ты был дома последний раз?
– Дома? – удивленно приподнимаю брови. – А где мой дом?
– Герман… – качает головой батя.
– Ну че? Где мой дом? Там, где живет эта стерва?
– Герман, следи за языком!
– А то что? Бабло перестанешь отчислять?
– Может, и перестану! – рявкает отец, покрываясь красными пятнами. – Может, давно пора это сделать?!
– Ну так сделай, пап, сделай. В чем проблема?
– Нет проблем? – заводится. – Нет проблем?! Ну я посмотрю, как у тебя их не будет, когда останешься с голым задом. В твоем возрасте я растил твоего брата, обеспечивал семью. А твоя бы давно от голода сдохла.
Мне достаточно шага, чтобы схватить отца за рубашку и, сжав ткань в кулаке, притянуть его лицо к своему. Желчь, которая плещется в пустом желудке, просится наружу, именно ею плююсь, когда хриплю:
– Мама и сытая с тобой померла.
Звонкая хлесткая пощечина заставляет голову дернуться.
Отец распахнутыми глазами смотрит на мою скулу, к которой припечатался ладонью секунду назад.
Он ни разу меня не бил. Ни разу даже пальцем не тронул…Его взгляд полон ужаса вперемешку с раскаянием, но плевать. Мы срались миллион раз, но сегодня что-то новое. Если так он видит точку в наших отношениях, то я не все сказал…
– Пошел ты.
– Герман!
– Отвали!
Потянув на себя ручку, вылетаю за дверь, не переживая, что на пути меня ждет преграда. За меня заплатили, и этот факт перекорёживает недовольную рожу старлея, который провожает меня прокручивающим кишки прищуром, стоя у выхода. Пошел и ты, придурок!
Выметаюсь из отделения и жадно хватаю пыльный знойный воздух, который после вонючего курятника кажется практически целебным.
Водитель отца топчется у тачки. Заметив меня, открывает заднюю пассажирскую дверь, к которой, не раздумывая, отправляюсь.
У меня нет других вариантов. Ключи от тачки изъяли, телефон и бумажник тоже.
Приветственно кивнув Володе, забираюсь на сидение и смотрю в окно, за которым спустя пару минут появляется мрачная отцовская фигура.
Он садится ко мне, и машина трогается, покидая территорию отделения.
Молча кладет рядом с моим бедром телефон и очки.
– Ключи от тачки и бумажник… – уточняю, заталкивая трубку в карман джинсов.
– Пусть пока полежат у меня, – отзывается отец.
Его тон, тихий и сомневающийся, заставляет резко на него посмотреть. Бондаренко старший опускает взгляд на свои пальцы, которые сжимает-разжимает. Нервничает.
Смотрю на него настойчиво-вопросительно.
Серьезно? Мы перешли на новую ступень наших взаимоотношений?
– Окей, понял, – усмехаюсь. – Дядь, Вов, машину здесь тормозни, – хлопаю по плечу водителя.
– Герман, сиди… – чеканит сквозь зубы батя.
– Дядь Вов…– ловлю в зеркале заднего вида его меченный взгляд, которым останавливается на отце, прежде чем тот позволительно кивает.
Тачка паркуется в кармане вдоль проезжей части и, ничего не сказав, я выпрыгиваю из машины, чувствуя на своем затылке прицел отцовских глаз.
Глава 2.
Герман
– Нафига я повелся, а? – зеваю и набрасываю на глаза авиаторы.
Майское солнце слепит.
И рядом сидящий Дэн тоже.
Мой лучший друг выглядит как новый найковский кроссовок. Несмотря на то, что полночи провел в самолете, Соколовский держится огурцом.
В девять утра его бодрая задница торчала на пороге моей хаты, а спустя полчаса моя задница была доставлена сюда, в универ, в котором учимся второй год.
– Я обещал матушке, что получу допуск к сессии, – лыбится его довольная рожа. Забросив руки за голову и вытянув ноги вперед, Дэн задирает башку и ловит прищуром солнце.
– Ты уверен, что таким образом его получишь? – усмехаюсь я.
До занятий мы дошли. Зачалились здесь, у фонтана главного корпуса, развалившись на скамейке и провожая взглядами полуголые стройные ножки девчонок.
– Отвали… – ржет Сокол, пихая меня кулаком в бок, отчего меня слегка кренит.
Денис Соколовский – мастер спорта по кикбоксингу. Два дня назад он выиграл очередное соревнование, я уже задобался следить за его достижениями. Сегодня утром он прилетел из Минска, где надрал задницы своим соперникам.
– Какой семинар, Герыч? Тут такие ножки, у-у-у… – гудит Соколовский и трясет меня за плечо, – зацени!
Отрываю башку от спинки скамьи, приспускаю очки на кончик носа, наблюдая за дефилирующими тонкими голыми ногами. Девчонка улыбается, принимая сомнительный комплимент Дэна.
Проводив девчонку облизывающим взглядом, Сокол переключается на меня и к той теме, которую обсуждали последний час:
– Поверить не могу, что пахан у тебя тачку отжал. Че будешь делать?
– На тебе кататься, – подмигиваю Дэну, на что друг понимающе цокает.
Отсутствие под жопой колес – последнее, о чем я беспокоюсь. Все мои банковские карты заблокированы, и это в который раз подтверждает, что отец бросил мне вызов. Я его принимаю. Это даже прикольно, ведь в моих карманах бабла – на пару пачек приличных презервативов, но так даже интереснее.
– Слушай, может, эта бикса его настроила? Че думаешь?
Он про Анжелу, новую женушку моего отца.
– Без понятия, – мощный выброс желчи оседает в глотке отвратительной горечью.
Ненавижу эту стерву. Ненавижу их обоих. Отца больше, ведь во всем происходящем в нашей семье виноват он.
Сокол замолкает, мою лаконичность он расценивает правильно. Говорить о них я не настроен.
– Че, до банкомата скатаемся? – через пару секунд фонит не умеющий долго молчать Соколовский.
– Нафиг? – уточняю я.
– Снимем тебе лавэ. Хавать же че-то надо.
– Ты милый, – усмехаюсь, – но не-е, – отрицательно качаю головой.
– Ой, мля, че ты геройствуешь? – бесится Дэн. – Потом отдашь.
Подмигиваю другу и лениво улыбаюсь. Не-а. С голоду не сдохну, пусть Анжела с батей не надеются.
– О-о… – Дэн наклоняется близко к моему лицу и кружит по нему внимательным прищуром, – узнаю этот эпичный прищур. Че придумал? Устроишь бате незабываемое шоу?
Ага! Со спецэффектами!
– Возможно…– уклончиво отзываюсь, вытягивая руки над башкой и зевая. Плана пока нет, но есть огромное желание развлечься. – Будь уверен, ты узнаешь о нем первым, – обещаю, залипая на круглой заднице девчонки, заходящей в главный корпус вуза. Секунда – и наружу ее выталкивает другая, вылетающая из дверей ураганом.
– Эй, обалдела?! – кричит ей «круглая задница», до которой девчонке нет никакого дела. Она прет как танк, пока ее локоть не перехватывает пацан, разворачивая лицом к себе.
– Отвали! Еще раз меня тронешь, я сломаю тебе нос, понял? – орет она ему.
Где-то я ее видел… Или нет… Но девчонка кажется смутно знакомой. Я не пытаюсь вспомнить, когда провожаю ее спину взглядом, пока она несется вверх по аллеи, оставив пацана пялится ей в след и хлопать глазами.
Через пятнадцать минут мы с Дэном разбегаемся по корпусам. Я учусь на айти, Сокол – на «Сервис/туризме». Если его спросить, какого черта он делает на этой специальности, друг ответит, что на туризме учатся самые красивые девочки.
Меня хватает на две пары, на одной из которых я героически сражаюсь со сном. На второй – засыпаю, после чего решаю благородно отчалить, чтобы не насиловать ни себя, ни преподов своим «неуважением».
На улице осматриваюсь, подбирая место, где можно покемарить и подождать Дэна. Ощущение, будто никто не учится, ошиваясь целыми компаниями в тени тополей, все лавки забиты. Конец семестра, народ на расслабоне, погода этому только способствует.
Мой взгляд падает на скамейку, на которой, сгорбившись, чалится девчонка, уткнувшись в телефон носом.
Ладно, не помешает.
Поглощенная экраном, она не замечает моего присутствия, когда падаю на противоположный конец скамьи.
Скрещиваю руки на груди, откидываю назад голову, прикрывая глаза и готовясь дремать.
– Здравствуйте, – голос справа касается моего слуха. Приоткрываю один глаз и поворачиваю голову на звук. – Я по объявлению. Вы еще сдаете квартиру? Да…Одна…Мне…ну-уу… на пару месяцев… А-аа-а…Извините. Спасибо, – рука с телефоном обреченно падает на неприкрытые юбкой колени.
Девчонка поднимает голову и смотрит прямо перед собой, демонстрируя мне профиль, в котором узнаю ту самую шипучку, которая грозилась сломать пацану нос. Сейчас она не выглядит настолько воинственно настроенной. Скорее подавленной или чем-то глубоко озадаченной.
Она по-прежнему меня не замечает даже тогда, когда методично-настойчиво набирает номера телефонов, где ей снова и снова отказывают. Примерно на шестом звонке окончательно падает духом.
Девчонка ищет жилье, не нужно иметь аналитический склад ума.
Мой сон сдуло ветром.
Ловлю себя на мысли, что с интересом жду ее следующего звонка и почему-то получаю извращенное удовольствие от того, что на том конце провода ей постоянно отказывают.
Не знаю, сколько еще номеров у нее в загашнике, но, надеюсь, их достаточно, чтобы она потусовалась в моей компании еще какое-то время.
Рассматриваю ее.
Всё же она мне знакома.
Не могу вспомнить, где я мог ее видеть, хотя вряд ли бы запомнил. Она не особо примечательна. Русые волосы собраны в небрежный хвост. Над ним не заморачивались, не пытались сделать из него прическу. Так же, как выбор ее прикида – черная юбка чуть выше коленей и заправленная в нее бежевая футболка. На ногах самые простые кеды. Не богато.
Перекатываюсь на бок и подкладываю под правую щеку кулак, чтобы удобнее было смотреть, но девчонка внезапно бросает телефон в рюкзак и порывается встать. Уйти в тот момент, когда я удобно пристроился.
– Ищешь квартиру? – спрашиваю, не успев придумать ничего лучше.
Мой голос ее пугает, и она резко поворачивается. На лице брови хмурятся, сдвинуты к друг другу. Смотрит на меня пару секунд, а потом отворачивается и принимается застегивать тряпичный рюкзак.
Нормально. Такая себе прогулочка по моему самолюбию. Я привык к вниманию противоположного пола, его слишком много, даже бесит. А эта посмотрела так… как моя воспиталка в детском саду, когда я мелким нассал мимо горшка.
– Приве-ет! – решаю напомнить про себя интонацией, которой обычно завязываю знакомство.
– Привет, – нехотя отзывается в ответ, не поворачивая головы, дергает заевшую молнию.
– У меня есть квартира. Могу предложить, – так, между делом оповещаю.
Девчонка снова поворачивается и пытливо кружит по моему лицу настороженным взглядом. Понятно, что это выглядит как минимум подозрительно, но искать хату по объявлению тоже такое себе.
Ее прищур сползает ниже, оценивающе пробегается по мне с ног до головы, заставляя меня подобраться и напрячь мозги, чтобы вспомнить – чистые ли на мне надеты носки.
– Мне на пару месяцев… – сощурив глаза, вкрадчиво произносит. Словно сама не верит в то, что говорит.
– Без проблем, – пожимаю плечами.
– И…какая цена за съем?
Делаю паузу. Бегло осматриваю девчонку, отчего она напрягается и сводит колени вместе, натягивая на них подол юбки.
– У меня к тебе предложение.
– Какое? – настораживается она.
– Выходи за меня замуж!?
За мгновение на ее лице проносятся сотни противоречивых эмоций, последняя из которых отзывается звуком ее падающей челюсти.
Ну я тоже в шоке, да. Жизнь непредсказуема.
– Бондаренко, ты что, пьян? – девчонка понижает голос и ощупывает подозрительным взглядом мое лицо, выискивая в нем признаки слабоумия.
Я же говорил, что мы знакомы. По крайней мере меня она точно знает. Это уже половина успеха.
– Ага, захмелел от большой любви. Слушай, э-ээ… как тебя, кстати, зовут? – я двигаюсь к ней по скамейке ближе, но девчонка, подхватив свой рюкзак, стремительно подскакивает и шарахается от меня, как от чумы.
– Иди проспись. Жених… – брезгливо поморщившись, резво газует, но я успеваю перехватить ее за локоть и разворачиваю к себе:
– Да погоди ты. Дело есть.
– А у меня есть газовый баллончик, – шипит, задрав ко мне лицо. – Если я его применю, как минимум пару дней ты будешь отпугивать красной рожей своих подружек. Оно тебе надо?
– Успокойся, – цежу сквозь зубы и растягиваю губы в обаятельной улыбке двум проходящим мимо женщинам, задерживающим на нас свое любопытное внимание. – Доброго дня! Погода радует, не правда ли? – почтенно кланяюсь дамам. – Вот, предложение делаю своей девушке!
Женщины умиляются, растроганно прикладывая руки к груди, а я получаю ощутимый пинок по ребрам.
– Что ты несешь? – лютует шипучка.
Дождавшись, когда наши свидетели скроются за поворотом, притягиваю разъяренную девчонку к себе:
– Ты можешь выслушать меня и не орать? – рявкаю так, что сам морщусь.
Это срабатывает. Девчонка затихает. Впивается в меня огромными асфальтовыми глазами. Ее лицо очень близко. Настолько, что я могу разглядеть ее…брови…Они как…настоящие, что ли? И ресницы…тоже настоящие.
– Сам не ори! – первой отмирает она. – И отпусти меня! – строго требует.
Только сейчас замечаю, как мертвой хваткой одной руки вцепился девчонке в локоть, другой – в бедро, которое сжимаю как родное.
– Не убежишь? – вопросительно щурюсь.
Думает.
Потом качает головой.
Нехотя отпускаю. Моя ладонь, которая стискивает бедро под задранной юбкой, не подчиняется.
Девчонка одергивает подол и усаживается на скамью. Поднимает лицо ко мне, складывает на груди руки.
Лады.
И че говорить?
Пудрить девчонкам мозги – не сложнее, чем сходить помочиться. И сейчас я вру так, что не чувствую от этого огорчения.
– Предлагаю сделку. Фиктивный брак. Слышала про такое? Я тебе – жилплощадь, ты мне – штамп в паспорте. Тебе нужна квартира, а мне… – задумываюсь, – короче, летом я еду в Африку. Спасать голодающих. В Корпус Мира набирают только женатых. Ну знаешь, чтобы с местными не чпокались и не разносили инфекцию, – придумываю на ходу.
Смотрю на девчонку. На ее лице полный штиль. Мне даже кажется, что она спит. Открытыми глазами. Или так поражена моей героической историей. И только тогда, когда я собираюсь деликатно намекнуть ей о том, что следовало бы хоть как-то прореагировать, эта непрошибаемая отвисает:
– Великолепно. Это самая потрясающая чушь, которую я когда-либо слышала. Ты реально считаешь, что я поверю в эту пургу? Ты потратил десять минут моей жизни, чтобы наплести с три короба и заставить в это поверить? – она вскакивает со скамейки, прихватывая рюкзак. – Ваши с Соколовским приколы отвратительны, как и вы сами.
– Че это отвратительны? Да я тебе ни грамма не соврал!
– Клоун, – выплюнув мне в лицо, убегает с такой скоростью, что оставляет после себя пыль, поднятую в воздухе.
– Ты чем так Дашку напугал? – материализуется Соколовский и смотрит вслед пяткам девчонки.
Откуда он взялся, я не уловил, зато цепляюсь за имя.
Дашка…
– Ты ее знаешь? – смотрю на друга, который усаживает свою тушу на скамейку.
– Ага, одногруппница моя.
Все, понял. Значит, видел ее на парах у Дэна.
Падаю рядом.
– Че расскажешь о ней?
– О Дашке? Тебе какой интерес? – Сокол выразительно изгибает бровь.
Откидываюсь на спинку скамьи, ноги скрещиваю в лодыжках и смотрю вперед.
– Я ее замуж позвал, – стараюсь боковым зрением поймать прифигевший фейс Дэна.
– Гонишь?! – восторгается он.
– Прикинь? Предложил замуж, она сбежала, – сообщаю другу, а следом рассказываю всю ту легенду, которую наплел девчонке.
– Нет, ну я знал, что ты без башки, но чтобы настолько… – Дэн восхищенно качает головой. – Ток я не понял… а на фига? Ну женишься ты и че? Кому и что ты собираешься доказывать?
И я рассказываю.
О том, как, увидев девчонку, идея в моей голове сгенерировалась сама по себе. Но сейчас уже не уверен, настолько ли я готов так заморачиваться, чтобы «повеселить» отца.
– Капец ты отмороженный. Но восхищен, восхищен! – аплодирует Сокол, выслушав мой рассказ. – Ладно, с этим понятно. Только не догоняю, на что ты рассчитывал с Дашкой? Почему она? Девчонок, желающих залезть к тебе в трусы, как семечек. Да любой из них за счастье с тобой замутить. Но Дашка? С такой не прокатит… – ухмыляется друг.
Не понял.
– Не понял…Это с какой?
– Ну она-аа…– тянет друг, подбирая слова, – вообще не из твоей очереди. Ты ей хоть денег дай – один фиг. Она тебя вместе с Ахметовой через Китай будет обходить. Такие, как эти двое, замуж выходят по чистой и взаимной любви. Лучше Бахметьевой предложи, у той на тебя давно флюгер повернут.
– Кто такая Ахметова?
– Подружка ее. Такая же малахольная, – закатывает глаза.
– Ясно, – вытянувшись, зеваю. – Да пофиг. Мне уже не интересно.
– А вообще…это прикольно! – Дэн хитро прищуривается. – Я не против посмотреть на женатого Герыча. С ума сойти! – угорает Соколовский, за что получает от меня шутливый подзатыльник.
– Ладно, харэ ржать. Поехали похаваем, что ли? – предлагаю.
Дуркуясь и навешивая друг другу дружеских поджопников, катимся в сторону припаркованной за шлагбаумом омерзительно-мажорской тачки Дэна.
Глава 3.
Даша
Сгребая остатки после ужина со своей тарелки в мусорное ведро, исподлобья наблюдаю за братом, который с нескрываемой ненавистью топит в кружке чайный пакетик.
Сочувствую.
Не брату, а заварочному треугольничку, неудачно попавшему в руки к этому…ослу.
Брат не в настроении.
Хотя, о чем я. Я уже и не помню, когда оно у него имелось. Кажется, тогда мне было лет семь, но мне могло и показаться так же, как и то, что когда-то мы с Артемом жили в одной семье и прекрасно ладили.
Опускаю свою тарелку в раковину, поднимаю со стола миску брата, с которой счищать нечего. Ее и мыть не нужно. Она вылизана до скрипа.
Это у него с армии.
Может, тогда у него начала ехать крыша?
Не знаю.
Когда Артем вернулся из армии, он давал померить мне свою дембельскую форму. Сейчас он раздает только лещей. Не в буквальном смысле, а словесных.
Значит, это началось позже. Может, тогда, когда брат переехал из нашей родной станицы сюда, в город N*, и устроился работать в отделении ДПС.
У него работа собачья, но не обязательно лаять на меня! Он как с цепи сорвался.
Два года назад я с таким энтузиазмом переезжала к нему, что фонтанировала счастьем на километры.
Я ждала этого дня, как дембеля мой брат.
Я мечтала переехать из маленькой станицы и жить в большом городе, учиться в ВУЗе. Все это исполнилось, но меркнет, когда как в течение двух лет Артем меня терроризирует.
– В субботу отвезу тебя к родителям, – ни с того ни с сего констатирует агрессор.
Это не вопрос и не просьба. Это чертов приказ!
Не знаю, когда он решил, что несет за меня полную ответственность. Артем обращается со мной как со своими правонарушителями. Будто я каждый день что-то нарушаю.
– В эти выходные у меня две фотосессии, – сообщаю ему свои планы, о которых он постоянно забывает поинтересоваться.
Замечаю, как, сделав глоток черного крепкого чая вприкуску с куском сахара, скулы Артема заводят свой чокнутой танец.
– Отменишь, – цедит сквозь зубы.
Начинаю внутри агонизировать, но, чтобы не сорвать чеку вспышки ярости брата, говорю тихо:
– Я не могу. Мне задаток уже перевели.
– Вернешь, – твердо требует Артем.
Зажмуриваюсь. Задерживаю дыхание, чувствуя, как внутри рвется пружина, которая держит под напряжением все мои внутренности целых два года.
– Я не могу, Артем. Это безответственно. Я подведу людей…– повторяю чуть громче, но не настолько решительно, чтобы это мне помогло.
– Насрать. В субботу ты едешь к родителям, – заявляет безапелляционно.
И все. И хоть ты лбом о стол треснись.
Я взрываюсь как петарда:
– Как же ты меня достал! Перестань обращаться со мной как с собственностью. У меня своя жизнь. Хватит указывать, как ее жить! Разберись со своей! А лучше уже начни подыскивать себе кошку! Потому что ни одна нормальная женщина тебя не выдержит. Хотя и кошка от тебя сбежит. Ты злой как собака!
Выплюнув все то, что накипело, убегаю в свою комнату и от души захлопываю за собой дверь.
Достал!
Ненавижу!
Он считает, что я маленькая несмышлёная девчонка…. А мне девятнадцать!
Его нездоровый контроль просто невозможен.
Я никуда не могу пойти с лучшей подругой Зарой, я постоянно должна отчитываться перед ним. Отпрашиваться!
Я не была ни на одном институтском мероприятии, если не считать конференции. На меня одногруппники смотрят как на ненормальную. Дикую!
Мое увлечение фотографией брат называет дурью. Сам он придурок! Если бы не мой Сони, камера, которую родители и этот дурак подарили мне на восемнадцатилетие, я бы сошла с ума! Единственная отдушина и способ легально сбежать из дома! Посмотреть на счастливые лица моих клиентов и получить от них приятные эмоции, когда сбрасываю им фотографии. А еще… я накопила за фотосессии немного денег. Это мой посильный заработок. Я не профессиональный фотограф, я любитель.
Детские праздники, прогулочные семейные фотосессии, уличные мероприятия и…оттенки моря – вот перечень моей работы, за которую, по общепринятым меркам, я беру копейки. Но они чертовски выручают, ведь просить у родителей деньги на личные средства гигиены или нижнее белье мне не позволяет совесть. А уж обращаться к брату само собой дело провальное.
Мне нужны деньги!
Я хочу снять квартиру и съехать от этого самодура. На несколько месяцев, до того, как комнаты в общаге освободятся выпускниками.
Но с этим проблема. На такой короткий срок найти съемное жилье очень сложно, а посуточно я не потяну. Впереди летние месяцы, квартиры еще с зимы забронированы туристами, которых в городе уже бессчётное количество. Их даже кусачие ценники не отпугивают. А меня пугают. Те суммы, которые арендодатели просят за квадратные метры даже вдали от моря.
Я прогуляла сегодня пару, чтобы подыскать себе жилье, но удача явно не на моей стороне. А я хочу жить! Мне девятнадцать! Я хочу набивать шишки и наслаждаться ими, пока у меня есть молодость. Хочу глупить! Хочу влюбляться! А когда еще этим заниматься? Не хочу быть как брат: злой и одинокой. Не хочу потратить свою молодость зря!
– Дарья! – доносится за закрытой дверью моей комнаты. Я слышу, как брат топчется снаружи, но не переживаю о том, что замка на этой двери нет.
Я молчу, а это означает, что без приглашения Артем не войдет. Несмотря на его придурковатость, он различает нашу гендерную принадлежность.
Мы живем в двушке. Брат мне выделил спальню, себе оставил гостиную. Личные территории, на которые мы стараемся не посягать. Пересечений с Артемом на кухне мне достаточно, чтобы с каждым новым днем все больше и больше желать от него съехать.
Эта квартира тоже съемная. Нужно продать половину своих органов, чтобы купить здесь, на взморье, квартиру. Поэтому я не считаю Артема неудачником. Всего лишь дураком, ведь если бы не его принципиальность и скверный характер, он бы давно выбрался из старлеев. И никто не виноват в том, что он сам отбирает у себя шанс быть успешным в этой жизни.
Не дождавшись моего ответа, брат уходит. Я выдыхаю, но обида и чувство вселенской несправедливости душат.
Сажусь на край кровати и наблюдаю за Мавроди, который, будто почувствовав мое состояние, замирает в своем колесе. Он единственный понимает меня в этом доме, и это спасает от того, чтобы не повеситься на бельевой веревке, на которой Артем сушит свою форму. Но я никогда не пожалуюсь родителям на брата. А смысл? Ему двадцать восемь, вряд ли они поставят его в угол или отлупят.
Грустно улыбаюсь Мавроди. Черные глазки-пуговки замерли на мне и не двигаются. В них темная бездна, но даже в ней я вижу сочувствие, и оттого мне хочется зареветь, но не получается. Мой бело-рыжий хомяк живет в клетке, но выглядит свободнее и счастливее меня. Полдня он наяривает в колесе, а вторую часть суток посвящает складыванию тыквенных семечек пирамидкой в углу своего домика. Я назвала его Мавроди, думаю, он не в обиде.
Укладываюсь на спину в тот момент, когда на столе начинает гудеть вибрация телефона. Хватаю трубку, с радостью подмечая на экране улыбающееся лицо Ахметовой.
– Да?! – быстро отвечаю подруге.
– В субботу на даче Астахова намечается грандиозная вечеринка. Только не говори, что мы на нее не пойдем, – начинает тараторить она, не потрудившись поздороваться. Зара такая. Когда ей нужно рассказать что-то срочное, для нее ничего иного не существует вокруг, кроме того, чтобы как можно скорее донести фонтанирующую из нее информацию.
– Привет… – удрученно вздыхаю я, зная свой ответ заблаговременно.
– О нет, только не эти интонации…– предупреждает меня, шмыгая носом. Следом в трубке слышатся звуки смачного высмаркивания.
– Но я правда не смогу. Ты же знаешь, – кошусь на дверь, боясь, что брат примчится на нюх и начнет подслушивать под дверью.
– Мы не можем пропустить такую пати. Ну поговори с ним! – кашляя, канючит Ахметова.
– Мы поругались… – объявляю.
– Опять?
– Снова. Артем хочет отправить меня в станицу. Не знаю, для чего ему нужно, чтобы меня не было дома, но явно не для того, чтобы привести девушку.
Зара весело прыскает.
Не в курсе, есть ли вообще у Темы кто-нибудь. Даже если и есть, не представляю, как она могла бы выглядеть. Разве что с кнутом и электрошокером для отпугивания бешеных собак.
– Давай ты сбежишь? – предлагает Ахметова.
– Это как? Вылезу в окно? С пятого этажа?
Зара снова хохочет, чем вызывает у себя приступ точащего кашля.
– Или скажу Артему, что собираюсь за хлебом, и оденусь в спортивный костюм, под которым на мне будет надето платье, а босоножки скину с пятого этажа, – накидываю обреченных на неудачу версий, смеша тем самым подругу.
– Ага! А я поймаю! – поддерживает она мой бред.
– Поймаешь! Каблуком себе по лбу! – веселюсь вместе с ней я, несмотря на разрастающуюся внутри меня спираль отчаяния.
Я не могу ничего себе позволить. Пока я живу с этим тираном, так и буду у него на привязи.
Ахметова сморкается и кашляет в трубку.
– А по какому поводу вечеринка? – интересуюсь все же я.
– Разве Рафу нужен особый повод? – фыркает Зара тоном, который возникает только тогда, когда она говорит о своем сводном брате, Рафаэле Астахове.
О вечеринках на их семейной даче в горах ходят легенды. Девчонки- старшекурсницы рассказывали, что на них творится тако-о-ое! А какое – не договаривали. Мы с подругой там ни разу не были, я-то по понятным причинам, а Зара со своим сводным братом на ножах.
– Меня отпускают под его присмотром, – хмыкает. – Я два дня ныла его отцу, чтобы он меня взял! Это сработало! – торжественно заявляет Зара.
– И он, конечно же, этому безмерно рад! – смеюсь я.
– О! Ты даже не представляешь насколько! Именно поэтому мы обязаны туда пойти! Мне нужен на него компромат! Аа-апчхи! – звонко чихает.
– Будь здорова! Ну и куда ты собралась? Шмыгаешь вся… – ворчу.
Каким-то образом Ахметова умудрилась заболеть. На улице погода шепчет, а она с температурой свалилась.
– К субботе обещаю быть в строю! Но при условии, что мы обязательно попадем на эту мега-масштабную вечеринку! Ну Да-аш, ну придумай что-нибудь! О! А давай ты скажешь Артему, что останешься у меня с ночевкой, и мы будем готовиться к коллоквиуму на понедельник?
– Не знаю… – тяжко вздыхаю я. – В субботу у меня две съемки после обеда. Артем и так будет рвать и метать, – сокрушенно отвечаю я. – Не обещаю, Зар.
С подругой мы прощаемся спустя десять минут, а после я сажусь за домашнюю работу, чувствуя себя ограниченной. Во всем! И это так бесит!
Глава 4.
Даша
В рабочем Форде, на котором Артем подвозит меня до универа, давит тишина, периодически разбавляемая чертыханиями брата в ответ на маневры участников дорожного движения. Тем не менее это лучше, чем если бы мы поехали на его пятнашке, ведь в ней нет кондера. С утра палит так, что видно, как дрожат струи знойного воздуха над раскаленным асфальтом.
Я ненавижу ездить с Артемом. Не знаю, как он работает инспектором ДПС, лично я бы лишила его прав за подобную манеру вождения.
Мы со вчерашнего вечера не разговариваем. Он попытался сегодня утром завести разговор, но я сделала вид, что оглохла.
Артем не в духе, это привычно.
Не знаю, что должно произойти, чтобы увидеть на его лице, кроме отросшей щетины, что-то новое. К примеру, улыбку.
Артем паркуется прямо под запрещающим знаком, ПДД ему не писаны.
Отцепив ремень безопасности, хватаюсь за дверную ручку, чтобы покинуть этот склеп, но получаю в затылок приказ:
– После занятий сразу домой.
Оборачиваюсь и свожу брови вместе.
– После занятий у меня фотосессия, – сообщаю.
– Дарья… – предупреждающе цедит Артём, укладываясь левым предплечьем на руль. – На Центральном стадионе сегодня полуфинал, ты представляешь, что такое толпа футбольных фанатов, беспорядочно движущаяся по улицам?
Представляю. Как будто впервые. После Олимпиады большинство важных матчей проводятся в нашем городе. Ну и что?
– И что? – озвучиваю вопрос. – Разве вас сгоняют не для того, чтобы контролировать эту толпу? У. Меня. Сегодня. Съемка. – Повторяю максимально чеканно.
Скулы на лице брата напрягаются. Вена чуть выше виска надувается – это тот признак, когда мне стоит начать сбавлять обороты, но я устала сдаваться. Просто устала.
Не ожидаю, как лицо Артема оказывается непозволительно близко к моему.
– Футбольные фанаты – это не те милые ребята, которые приходят поддержать любимую команду. Это кучка отморозков, которым глубоко плевать, выиграет ли по итогу их клуб или просрет. Они приходят крушить, потолкаться. Устроить драку и беспредел.
– Да у тебя все отморозки! Все плохие! Всюду опасность! Как можно так жить? Ты сам не устаешь от себя? – выкрикиваю в сердцах. – У меня работа, Артем! Нравится тебе это или нет, но после занятий я пойду по своим делам!
Мне хочется зарубить эту истину ему на носу, достучаться до него! Но…
– Че тебе не хватает? Ты голодаешь? Нуждаешься в чем-то? Сейчас твоя работа —учиться! Вот и учись! Не хрен мотаться неизвестно к кому и непонятно где, – брызжет слюной брат.
– Господи, Артем, ты серьезно?! Я работаю фотографом, а не в эскорте! И нуждаюсь в свободе! В самостоятельности, в которой ты меня ограничиваешь! Ты просто достал меня своей нездоровой заботой.
– Я каждый день торможу долбо…идиотов. Они либо под чем-то, либо вообще без всего. Без мозгов! Зато свободны, – матерится Артем и лупит ладонью по рулю, отчего вздрагиваю. Это такой мощный толчок, что мне хватает двух секунд, чтобы пробкой вылететь из машины, с силой шарахнув дверью.
Артем требовательно сигналит мне вслед, но, закинув на плечо рюкзак, в котором таскаю помимо тетрадей камеру и к ней причиндалы, перебегаю дорогу и не оглядываюсь.
Бесит!
Сил больше нет.
Какая-то чокнутая параноидальная боязнь, что все вокруг злодеи. Всюду подстерегает опасность и каждый норовит обидеть его младшенькую сестренку. Клинический дурак!
Барахтаясь в мыслях, не замечаю, как добираюсь до учебного корпуса, но на подходе к крыльцу замедляю шаг, а потом останавливаюсь. Его фигура, как школьный звонок, я реагирую на нее сорвавшимся пульсом. Он меня, к счастью, не видит, но определенно выслеживает.
Еще один ненормальный.
Разворачиваюсь и стремглав уношусь к боковому входу, давая себе фантомный подзатыльник. Надо было сразу идти этим ходом! Просто брат все мои мысли спутал.
В корпус захожу одновременно с двумя девочками. Внутри вся тарахчу: от оголтелого сердцебиения, от сбившегося дыхания и пульсирующих болевых спазмов в затылке. Я натянута и будто завернута в пленку, но оказываюсь совершенно не готовой к тому, что мой локоть перехватывают острые пальцы и насильно утягивают под лестницу.
Сердце колошматит в горле, я пытаюсь сглотнуть комок ледяного страха, когда смотрю на насмешливо-гадливую физиономию Юсупова, прижавшего меня спиной к стене.
– Че бегаешь от меня? – скрипят его отвратительные губы на уровне моих глаз, которые не поднимаю выше, чтобы не видеть его глаз. Обычно в них черно-черно и пугающе дико.
Он меня все же заметил?
– Юсупов, я тебе все сказала. Ты проблем хочешь? – выжимаю из себя.
Он достает меня весь второй курс. Придумал себе любовь, прицепился как репей к заднему месту. Когда со мной рядом Зара, он хотя бы не так активничает, а без нее совсем обнаглел.
Он предлагал мне встречаться, я отказала. Видимо, мой ответ его не устроил, раз целый год он портит мне жизнь. Дома – брат, в универе – Тимур Юсупов. Он на курс старше, но по мозгам на несколько эпох ниже. У его семьи сеть прибрежных отелей и прочные влиятельные связи, именно этот факт сдерживает меня от того, чтобы не пожаловаться Артему. Он его убьет, это точно. Брат, конечно, еще тот паршивец, но я бы не хотела, чтобы его посадили. У мамы сердце барахлит.
– А ты мне можешь их устроить? – ядовито-насмешливо Тимур выгибает смоляную широкую бровь и наваливается теснее, не оставляя между нашими телами просвета.
В нос бьет запах его одеколона, чего-то пряного и восточного, похожего на специи.
Меня тошнит. И от этого запаха, и от растянутых полных губ напротив моих глаз.
– Тебе их может устроить мой… жених, понял? – ляпаю первое, что приходит на ум.
– Воу! Правда? Целый жених! И даже живой? – неприкрытый сарказм сочится из его мерзкого рта.
– Он сломает тебе нос, – предупреждаю.
– Ты вчера об этом говорила.
– А ты, видимо, не понял. Так вот я повторяю. Если ты не отстанешь от меня, я расскажу своему жениху, и он размажет тебя по этой стенке, – хлопаю раскрытой ладонью по крашеной стене слева.
– И когда же он успел появиться? За ночь? – веселится Тимур.
Вздрагиваю от трезвонящего, раздирающего барабанные перепонки звонка на пару.
Ловлю момент, когда Юсупов подвисает, и, оттолкнув его от себя, срываюсь с места. Несусь, перепрыгивая ступени через одну, взлетаю на второй этаж.
Пульс судорожно скачет. Мысли тоже.
Увидев свою галдящую группу у двери в аудиторию, выдыхаю, но не успокаиваюсь, потому что… кажется, я по уши в дерьме.
Глава 5.
Даша
Всю лекцию я сижу как на углях. Подскакиваю и кручу головой.
Преподаватель смотрит на меня недобро, но я боюсь пропустить момент, когда Денис Соколовский, сидящий за последней партой и явно скучающий, вдруг неожиданно испарится. Не знаю как, в форточку или просто провалится сквозь землю, просто я не могу ни о чем разумном думать.
Меня слегка потряхивает. Я искусала колпачок от ручки, изгрызла ноготь и прикусила до крови губу.
У меня отчаяние.
И ощущение безвыходности, из которой выход один. Он совершенно глупый, вполне возможно, даже безнадежный, но и я сейчас далека от здравого смысла.
Мой порыв – импульсивный, на рефлексах, когда, услышав звонок с пары, подскакиваю, как ужаленная, и несусь к Соколовскому, перехватывая того в тот момент, когда сует за ухо ручку. Я в своем уме, раз успеваю подумать о том, для чего он ее вообще брал, ведь на его парте ничего нет такого, куда можно было бы ее применить. Если только чесать бестолковый затылок.
– Денис, привет! – выпаливаю на выдохе.
– Салют! – парень улыбается, поднимая вверх два пальца.
Кажется, он спокоен, но я вообще никогда не видела его в дурном расположении духа. Если он и удивлен моему внезапному обращению к нему, чего за два года ни разу не было, то умело это маскирует.
Мы рассматриваем друг друга, будто видим впервые. Не знаю, о чем в этот момент думает он, я же просто собираю в себе силы и крупицы смелости, прежде чем неуверенно произнести:
– Мне нужен твой друг. Можешь дать его…эм-м… номер или… организовать нам встречу?
Брови Соколовского взмывают вверх. Все же мне удалось его удивить, когда заинтересованно спрашивает:
– С кем именно?
Быстро выдохнув, произношу:
– Тот, с которым вы не расстаетесь ни на секунду. Не тупи, Соколовский!
– Эй, за языком следи! – нахохливается местная спортивная звезда, но в его голосе ни капли злобы, ни ярости. Может, этому их учат на тренировках? Самообладанию? Мне бы не помешало. Чем он там занимается? Боксом, каратэ? Впрочем, не важно. – Ты про Герыча, что ли?
Герыч… Какой ужас.
– Да, мне нужен Бондаренко, – подтверждаю.
– А зачем? – пытливо и недоверчиво наклоняет голову в бок, рассматривая меня.
Его взгляд искрится. Блестит. Если наш диалог кажется ему забавным, пусть веселится, мне не жалко. У меня же отчаяние.
– Замуж за него хочу, – оповещаю я и перестаю дышать.
Кошмар кошмарный. Сама не верю в то, что сказала. Убеждена, когда перебешусь, успокоюсь и расставлю все по полочкам, буду ругать себя за этот поступок. Сейчас же с нескрываемым видом я жду ответную реакцию Дениса, на лице которого возникает замешательство. Легкий шок. Это неудивительно.
Если сейчас он меня пошлет, я пойду.
Но, когда губы парня разъезжаются в широкой улыбке, надежда не быть посланной набирает обороты.
– Слушай, Шольц, а ты мне нравишься! – заключает Денис спустя несколько секунд.
Это хорошо или плохо?
– Мне может это как-нибудь помочь? – с надеждой уточняю.
Соколовский начинает смеяться. Закинув голову назад, смеется красиво. Можно было бы полюбоваться, но мой запал уже начал терять градус, поэтому тороплю:
– Ну так что?
– Ща все будет, – Денис лезет в карман потертых модных джинсов и достает свой айфон. – Обалдеть просто. Чума, млин… – комментирует, смахивая указательным пальцем блокировку экрана.
Поверить не могу, когда смотрю на одиннадцать цифр номера в своей телефонной книжке.
Они жгут мне глаза. Я уже выучила их порядок, но, стоя у подоконника напротив аудитории, из которой высыпались все мои одногруппники, пялюсь на них снова и снова.
Явно Бондаренко вчера говорил ерунду. Про фиктивный брак и Африку. Он прикалывался, о шуточках их с Денисом дуэта ходят легенды. Но у меня-то все серьезно!
Ладно.
Другого выхода у меня все равно больше нет.
Прикусив нижнюю губу, думаю над тем, что написать Бондаренко. Звонить не хочу. Нужно будет что-то говорить, объясняться, а у меня голос «краснеет».
Зависнув над открытым окном мессенджера, прикидываю с чего начать.
Представиться?
Да он даже имени моего не знает. Что оно ему даст?
Мало ли, сколько у него Даш. По нему половина института с ума сходит. Девчонки нашей группы без ума от него. Ну потому что они действительно без ума. Что в нем может нравиться? Придурь и узколобость? Бондаренко – натуральный мажор. Недалекий болван, ошивающийся на наших парах вместо своих и раскидывающийся тупыми шутками.
Ладно.
Пишу: я согласна
Отправляю, зажмуриваюсь.
Пихаю телефон в наружный карман сумки и опрометью лечу на следующую пару, давая себе время вернуть чистый рассудок, а Бондаренко – проигнорировать сообщение с неизвестного номера.
Глава 6.
Герман
Разлепив один глаз, шарю рукой по постели.
Нащупываю пустоту.
Один.
Круто, что мозгов хватило на то, чтобы не притащить домой какую-нибудь подругу. Я ведь мог. Вчера надрался, причин этому хватало: траблы с отцом, возвращение Дэна.
Подушка под башкой отвратительно мокрая, пахнет потом.
Солнце жарит в окно, я не в курсе сколько времени, но по ощущениям ближе к обеду.
Череп раскалывается.
Барабанная дробь в висках, помойная яма во рту. Пить за двоих – та еще пытка, но друг на спорте, у него скоро очередное соревнование, поэтому за него отдуваться пришлось мне.
Перетекаю на бок, потом по одной сбрасываю ноги на пол.
Ловлю вертолеты.
Утыкаюсь локтями в колени, голову опускаю в ладони и жду мягкой посадки.
Пара минут. Кажется, приземлились.
Шаркаю босыми стопами по полу, двигаясь по кухне-гостиной и попутно запуская кофемашину, врубаю Цоя на медиа-системе.
Металлический низкий тембр пилит башку на части, но, может, так быстрее оклемаюсь. Соседи переживут, они у меня дрессированные.
Шлепаю в ванную.
Душ принимаю долго, с упорством меняя температуру воды, но эффект отличный: я похож на человека с похмелья, а не на кусок просроченного дерьма.
Когда захожу в зону кухни, кофемашина характерно трещит и мигает красным. На мне после душа – в чем мать родила, вряд ли этот факт ее настолько смущает, скорее жалуется на то, что в резервуаре закончились зерна.
Я уже год живу один, этого времени мне хватило, чтобы не беспокоиться о неприкрытом голом заде и позволить себе полную вентиляцию.
В ящике нахожу пакет премиум-арабики, в котором кофе на дне. Высыпаю последнее. Жму на старт. По комнате тут же расползается благородный насыщенный запах. Вдыхаю его глубоко, ловя себя на мысли, что скоро затяну пояс потуже. Я не принцесса, плакать не буду, если придется перейти на жженную гадость.
У меня есть некоторые накопления. НЗ на виртуальном кошельке, который ни разу не снимал. На первое время хватит, чтобы не сдохнуть от голода, дальше – буду двигаться.
Ищу телефон. Хотя бы один из двух. Оба нахожу на банкетке в прихожей.
Проверяю содержимое первого – куча спама, уведов и групп, в которых тысячи непрочитанных сообщений. Ничего интересного. На экране второй мобилы взгляд останавливается. Там висит входящее с неизвестного номера. Я бы не парился, если бы не знал, что цифрами этой трубки владеют только Дэн и пара моих заказчиков.
«Я согласна», – гласит месседж.
Наши с Соколом номера раздобыть не сложно. Уверен, они есть у каждой девчонки, мечтающей с нами замутить. Сообщения от подруг сыплются как песок, я даже не открываю и четверти из них. Там куча муры, по типу признаний в любви и обнажённых частей женских тел. Года четыре назад я впечатлялся, сегодня охота зевнуть и почесать переднее место.
Зеваю, чешу.
Второй номер личный. Личный настолько, что в телефонной книжке отсутствуют цифры отца и брата. Там всего три контакта, и я надеюсь, что не совсем выжил из ума, чтобы дать свой контакт кому-то левому.
Пытаюсь вспомнить, с кем знакомился в клубе и кому мог дать свой номер. Кажется, с Соколом мы были вдвоем, но я уже ни в чем не уверен.
На экране кто-то с чем-то согласен… Надеюсь, не быть моим поручителем в банке и мозгов мне хватило, чтобы не оформить кредит.
Палец зависает над опцией «удалить».
Мля…
Провожу пятерней по еще влажным волосам. Все же мозгов не хватает, и я пишу:
Ты кто?
Не успеваю сглотнуть, как ответ приходит мгновенно:
Даша
Даша… это многое объясняет.
Я – дебил и дал номер?
Откуда у тебя этот номер, Даша? – спрашиваю.
Печатает.
Мне дал твой друг Денис
На хрена?
Лады.
Пишу: И что ты хочешь, Даша?
Тишина.
Минута. Две.
Входящая трель: Замуж!
Как баран смотрю в экран. До тех пор, пока не падает следом новое входящее:
Не пугайся! Это Даша, одногруппница Дениса Соколовского, мы вчера у корпуса айтишников виделись. Ты мне квартиру предлагал и про Африку рассказывал. А потом замуж позвал!!!
Перечитываю несколько раз послание. Я бы мог подумать, что Сокол прикалывается и шлет мне эту дичь с неизвестного номера, но дерьмо в том, что я действительно начинаю вспоминать и эту Дашу, и весь тот бред, который наплел.
Труба в моей ладони снова вибрирует, а я еще прошлый приход не пережил:
у меня есть к тебе предложение! Жду тебя сегодня в 5 вечера на Кафедре. Обговорим условия. До встречи
Контрастный душ – ничто. Я трезвею так быстро, как никогда в своей жизни.
Глава 7.
Герман
– Ты уверен, что она нормальная? – интересуюсь у Сокола, который, подмигнув проходящим мимо нашего столика девчонкам, спрашивает в ответ:
– Дашка?
– Нет, блин, твоя башка. Мы кого сейчас обсуждаем? – раздраженно смотрю на время, показывающее начало шестого.
Кручу телефон в пальцах, офигевая от того, что мы с Соколом реально притащили свои задницы на «Кафедру» – студенческое кафе нашего вуза.
– Ну…вроде, – пожимает плечами. – Я с ней так близко не знаком. Отличница. Суетливая, – дает «развернутую» характеристику друг.
То, что суетливая, я понял. От нее ураганом несло даже по сообщениям. Быть отличницей тоже в ее репертуаре, а вот написать мне и назначить встречу… Судя по рассказу Дениса и нашему кратковременному общению, чтобы это сделать, ей пришлось пересилить себя.
Я тоже пересилил себя, когда оказался здесь. Не в моем репертуаре оставлять последнее слово не за собой, а эта Даша именно такое провернула.
У меня нет к ней никакого интереса, пусть не придумывает себе ничего. Никакого личного интереса. Если вчера что-то и промелькнуло там, на скамейке, то оно никаким образом не связано с ней. Лишь с тем «пилотным» проектом, который планировал для отца и который отмел сразу после побега девчонки. Выбросил из головы как мусор.
Я здесь из-за Дэна, у которого подгорает праздное любопытство, не более.
– Исчерпывающая информация, – недовольно фыркаю я.
– Пошел ты…– бормочет Сокол. – Ты хотя бы про одну свою одногруппницу можешь че-нибудь рассказать?
– Нет, – я растягиваю губы в ленивой улыбке. – Но лишь потому, что в моей группе одни мужики.
Дэн цокает языком.
Снова бросаю взгляд на фит-трекер, дисплей загорается пятнадцатью минутами шестого.
Я хренею, она еще и опаздывает.
– Может, свалим? – предлагаю другу.
– Хоро-оош… – недовольно протягивает тот в ответ. – Я че, просто так от тебя люлей отхватил?
Ржу.
Не просто так, получил по делу. Ибо не фиг личными номерами разбрасываться.
– Ты первый все это закрутил. Че теперь заднюю даешь? – возмущается Дэн. – Блин, я предвкушаю! Где она? – вытягивает шею и смотрит на входную дверь. – Давай подождем, послушаем, что скажет.
Вообще по-барабану, что скажет.
Убедив себя, даю этой Даше пять минут, после отчаливаю, но она справляется раньше, когда спустя минуту слышу перебор металлических трубочек, висящих над входной дверью и оповещающих о новом посетителе.
Одновременно с Дэном вскидываем головы.
Девчонка врывается в кафе с потоком знойного ветра и вычленяет наши фигуры в два счета, после чего опускает взгляд в пол.
Медлит на входе, будто сомневается, но делает шаг к нашему столику. Опасливо и неуверенно, словно договариваясь сама с собой, именно так я расцениваю ее движения.
Пока идет, не свожу с нее глаз. Свои глаза она не поднимает от пола, губы поджаты. Белая, однотонная, немного помятая футболка заправлена в светло-голубые джинсы, волосы собраны в небрежный хвост, который раскачивается, как маятник, при очередном шаге из стороны в сторону. На одно плечо закинут рюкзак, видимо, с кирпичами, через второе перекинут ремень, на конце которого у бедра болтается чехол с чем-то.
Камера?
Девчонка поднимает лицо, на котором круглые глаза бегают по присутствующим, не касаясь нас с Дэном. Только когда останавливается у столика, позволяет себе бегло нас осмотреть, тихо приветствуя:
– Всем привет.
В своих сообщениях она была гораздо увереннее.
– Падай! – любезничает Дэн, хлопая по свободному месту на диванчике рядом с собой. Он умеет быть милым. В кармане моего друга – чертов нимб. Когда нужно, он умеет им пользоваться. В моих карманах – презервативы. Как пользоваться ими, я осведомлен тоже.
Коротко кивнув в ответ, откидываюсь на спинку дивана и наблюдаю за тем, как девчонка протискивается на предоставленное место.
Усевшись и свалив рядом с собой барахло, укладывает локти на стол и впервые за все это время пересекается со мной взглядами, свой из которых с момента, как она вошла, не отводил.
– Я думала, ты будешь один, – она сообщает мне, но с подозрением косится на Дэна.
– Мужская солидарность, дружеская поддержка и все такое, – весело поясняет Сокол, на что девчонка насмешливо хмыкает.
За столом образуется тишина. Втроем поочередно наблюдаем друг за другом. Я не тороплюсь говорить, жду, ведь сюда позвали меня. Дэн выглядит восхищенно-любопытствующим. Эта Даша – взволнованной. Рассматриваю ее: сумбур на лице подсказывает, что от нашей компании она не в восторге. Ее компания – это мальчики-одуванчики, уверен, она тоже в их вкусе, хоть и не старается понравиться. Не. Старается. Понравиться.
Она не худая, о ее скулы не порежешься, на лице – естественный румянец в качестве макияжа.
Мы молчим.
Со стороны, отвечаю, наша троица напоминает играющих в мафию, каждый из которых обдумывает кого можно слить.
– Так…– быстро выдохнув, первая прерывает нашу молчанку девчонка, – в общем…– она поворачивается и суетливо лезет в свой баул, из которого вытаскивает что-то прямоугольное в пакете, перемотанном девчачьей резинкой для волос, и плюхает это на стол. – Вот! Это все, что я могу предложить.
– Че там? – Сокол вытягивает шею и заинтересованно смотрит на сверток.
У меня тоже поджимает, но я стоически выжидаю до того, как сама говорит:
– Деньги.
– Ты притащила деньги? – удивляется Дэн не меньше, чем я, но если на лице друга весь спектр эмоций как на ладони, то мой покерфейс заслуживает Оскара.
– Денис, твой друг так и будет молчать? – бормочет девчонка, обращаясь к Соколовскому, но косясь на меня. – Так бы сразу и сказал, что все вопросы строго через тебя.
Она кусачая. Нравится ли мне?
Допустим, необычно, но не более того.
– Я молчу, потому что жду от тебя внятного объяснения, – подаюсь корпусом вперед, принуждая девчонку отклониться назад и округлить глаза. – Ты назначила встречу, и сама же на нее опоздала. Мы торчим здесь уже полчаса, а я так и не понял, ради чего трачу свое личное время, – демонстративно пялюсь на часы. Мне спешить некуда, мои планы корректируются без особых трудностей, но девчонке об этом знать не обязательно.
Она кусает губы и жмется. Двух секунд ей хватает, чтобы оповестить:
– Мне нужна помощь. Мне больше не у кого ее попросить.
Мои брови ползут вверх, но девчонка не торопится продолжать, тогда я подгоняю:
– Точнее.
– Точнее…– Даша делает глубокий долгий вдох, а после на одном выдохе тараторит так, что едва поспеваю улавливать смысл, – ты…ты сказал, что у тебя есть жилье. Надеюсь, этого хватит… – двигает ко мне сверток. – Просто…мне очень-очень нужна квартира. Я знаю, что ты прикалывался, но… помоги хотя бы найти того, кто смог бы…
– Стопэ! – торможу этот бесперебойный поток слов, выставляя ладони вперед. – По-твоему я похож на трепло?
– Да! Ой, нет! Я… я не это хотела сказать! – девчонка накрывает двумя ладонями рот и выпячивает испуганно глаза под угарный ржач Дэна, который, давясь смехом, хлопает меня по плечу, сообщая:
– Герыч, ты – трепло.
– Заткнись, – бросаю в друга взгляд, после которого тот затыкается, но ржать не перестает.
Они бесят меня оба. Раздражают своим дуэтом, именно так, вероятно, девчонка расценивает ситуацию, раз находит в Соколе поддержку, когда говорит мне типа с наездом:
– Ой, Бондаренко, вот не надо строить из себя святого. Не ты ли вчера мне лапшу на уши вешал про голодающих в Африке? А квартира мне действительно нужна, и, в отличие от тебя, я не вру.
С каждым словом эта Даша выглядит увереннее и увереннее, а моя челюсть, фигурально, ниже и ниже.
Сокол в нокауте. Должно быть, впервые за свою спортивную карьеру.
– Фантастика! – угорает он, глядя на нас. – Герыч, бери, бро! Ты сейчас как раз на нуле! А сколько там? – его пронырливая лапа тянется к пакету, но не достигает цели, выхватывая от девчонки шлепок:
– Эй! – сердито насупливается. – Там…– она крутит головой по сторонам и переходит на доверительный шепот, – сорок девять тысяч, – а после горделиво расправляет плечи.
– Мля, Гер, пару раз пожрать в рестике и на пачку презиков тебе хватит, – ржет Сокол, из глаз которого уже брызжут слезы. – Ребята, вы – просто космос!
Что брызжет у меня, уверен, Дэну понятно по моей перекошенной роже, но девчонка расценивает по-своему, спрашивая:
– Этого что, мало? – посылает в меня острый, убийственный взгляд.
Трусы, которые сейчас на мне, стоят примерно столько же, а на рынке недвижимости цена за съем такой хаты, как моя, будет составлять в два с половиной раза больше того, что она предлагает, но дело не в этом.
– У меня есть квартира, – откидываюсь на спинку дивана и складываю руки на груди. – И я могу тебе ее сдать. Но… – растягиваю губы в улыбке и замолкаю.
Осматриваю два заинтересованных, вытянутых баранкой лица.
Дашкины глаза блестят. Она подбирается и будто бы готовится от радости выпрыгнуть из штанов, но героически ждет, пока я продолжу:
– У меня есть условие. Фиктивный брак. Я тебе уже говорил, но ты мне не поверила. Мы могли бы друг другу помочь. Просто подумай, нам обоим это будет выгодно. Тебе нужна хата, и она у тебя будет. Заметь, за бесплатно. Я с тебя ни копейки не возьму, – киваю на денежный сверток. – Пару месяцев потусуемся, потом разбежимся.
То, что она не вскакивает и не торопится уносить ноги, уже неплохо. Девчонка испытывающе смотрит мне в лицо, словно силится найти в нем подставу. Она если и есть, эта подстава, то капаться, чтобы ее отыскать, придется глубоко, но надо ли оно тебе, девочка? Там все не так изи, как твои проблемы с жильем. Поэтому, давай ты просто поможешь мне, я помогу тебе, и будет всем по фэншую.
– Зачем тебе это? – спрашивает недоверчиво.
Усмехаюсь. Смотрю на притихшего Дэна, потом перевожу взгляд на Дашу. Сегодня я не собираюсь ничего придумывать, но и знать об истинных мотивах ей тоже не нужно, поэтому говорю:
– Ну, скажем так, у меня в этом свой интерес. Семейный. Я решаю свои проблемы, ты – свои.
Дашка жмется, губы жует, размышляет. Ее щеки горят, а выбившиеся из хвоста волосы топорщатся у висков как антенны. Мы смотрим друг другу в глаза, свои она спустя несколько секунд опускает, тихо, неуверенно говоря:
– Если я соглашусь… как это все будет…?
– Я тебе напишу.
– С того номера, который у меня есть?
– С него, – киваю.
Мнется.
Сделав глубокий протяжный вдох, сообщает:
– Хорошо. Я подумаю.
Глава 8.
Герман
– Да выруби ты этот будильник! – вопит женский писклявый голос мне в ухо.
Дз-ззз…
Шарю рукой по тумбочке.
Дз-ззз…
– Дай поспать!
Морщусь.
Нащупываю трубу. С трудом разлепив глаза, смотрю на экран, на котором время, без четверти девять утра, мстительно мне подмигивает. Какого черта? Какого черта такая рань?
Требовательный звонок снова разрывает тишину квартиры, но на мобиле входящего нет.
– А-а-аа…! – угрожающее шипение сопровождается возней за моей спиной.
Оборачиваюсь.
– Ты кто? – смотрю на торчащие, вьющиеся рыжие волосы из-под подушки, которую девчонка отбрасывает, а следом приподнимается на локтях, вдавливая меня в матрас своими густо подведенными круглыми глазами.
– Герман, ты что? Я Мила, – оскорбленно сообщает.
Мила…
Точно.
Вчера замутили. Помню.
Дз-ззз…
– Кто это? – подруга резко подрывается и смотрит на меня испуганно.
Я напрягаюсь тоже, потому что к звукам дверного звонка подключается требовательной стук в дверь, и он не из тех, когда приходят пожелать доброго утра.
– Родители, – бросаю рыжеволосой, вставая с постели и подхватывая с пола шорты. Натягиваю на «утренний привет».
– Родители? – настораживается и прикрывает голую грудь простыней.
А она ниче так… Но бывало и лучше.
– А разве по мне не видно, что я живу с родителями? – выгибаю насмешливо бровь.
Этот вопрос для ее рыжей головы слишком трудный, и девчонка задумывается, смешно шевеля губами и запуская в мозгу мыслительный процесс. Пусть развлекается крошка.
Настойчивая долбежка в дверь продолжается, и я направляюсь на стук с целью убивать. Кто бы там ни был.
– Спишь, что ли? Гера, ты офигел? – вталкивает меня в хату чертов Сокол, когда распахиваю дверь.
Сбрасывает блевотные топсайдеры и, не дожидаясь приглашения, чешет на кухню, по пути на меня наезжая:
– Время видел?
Шлепаю за ним, не вдупляя.
–У тебя пять минут…– щемится к холодильнику. – Есть че пожрать? – рыскает по полкам, забитым молоком, бутылку которого нагло прихватывает и демонстрирует мне. – Ограбил молочный завод?
– Рад тебя видеть, – огрызаюсь. – Соколовский, а ты ниче не попутал?
– Привет, мальчики!
Одновременно с Дэном выворачиваем головы.
Рыжая, замотанная в простыню, машет нам, лучезарно приветствуя.
– О-оо-о… Гера, ты меня расстраиваешь, – качает головой друг и оттесняет меня плечом в сторону.
Подхватывает ничего непонимающую подругу под локоть:
– Леди, адьес! Все было круто, где твои вещи?
– Герман!? – девчонка мечется глазами, ища мои. Я поджимаю губы, подпирая дверной косяк. – Что происходит? Герман! Ты мне позвонишь?
– Он – нет. А я – да! – впихивает крошке в руки шмотье и выставляет за дверь, подмигнув на дорожку.
Захлопывает и поворачивается ко мне, шипя:
– Ты че, припух? У тебя свадьба через полчаса, Гера! Ты чуть не проспал свою первую в жизни женитьбу, – высокопарно вещает.
Мля-я. Бьюсь затылком о косяк. Точняк.
– Посильнее, ага. Может, поможет, – стебет меня Сокол.
Не без причин, я реально запамятовал.
– Я в душ, – оповещаю.
– У тебя две минуты.
– Иди в задницу, – шлепаю в ванную.
Мне хватает одной. И еще полминуты, чтобы одеться. Когда выхожу в прихожую, отвратительно довольный и выспавшийся Сокол жмется у двери. Он выглядит бодро. Свежо и натерто. Как самовар, ослепляя лоском. Белоснежная футболка-поло, брючки-стрелочки, все дела. Чертов гольфист.
– Ты пойдешь в этом? – одаривает меня брезгливым прищуром, когда вталкиваю ногу в кроссовок.
– Какие-то претензии? – обуваю второй и смотрю на Дэна так, что его претензии, если они и были, моментально теряют запал.
Сокол хмыкает, после чего лезет в карман брюк и вытаскивает синюю ленту, сообщая:
– Зацени? Купил по пути, – расправляет и перебрасывает ту через плечо. – Ништяк?
Читаю надпись – Свидетель.
– Зашибись, – бубню, выпихивая Дэна за дверь, и следом вываливаюсь сам.
***
– Мужики, поздравляем! Держитесь…там! – орет в распахнутое окно чувак, когда ровняемся тачками на светофоре.
Из салона доносятся угарный гогот и свист, которые сопровождаются великодушным:
– Горько, девочки!
Показываю кентам «класс» и благодарно скалюсь, после поворачиваюсь к Дэну, с лица которого не сходит идиотская улыбка.
– Останови тачку и сними эту хрень! – цежу сквозь зубы ему. – Сокол, ты же понимаешь, что я не шучу, – предупреждаю.
Этот придурок украсил свою ярко-красную мажорскую бричку искусственными цветами, а на капот прилепил наклейку с надписью «Молодожены».
Мля, теперь каждый встречный считает, что молодожены – это, блин, мы. Идиот.
– Да забей, бро, – веселится ушлепок. – Прикольно же!
Его настроение – постоянный праздник, который редко когда разделяю. Мое настроение как кардиограмма сердечника, и сейчас оно ниже плинтуса.
Я хочу спать, жрать и пить. Последнее больше, но спасает бутылка воды, благородно подогнанная другом, которую практически опустошил. Вчерашний вечер удался – сушняк этому подтверждение. Гуляли днюху знакомого чувака, с его рыжей сестрой я и вернулся домой под утро.
Сокол паркуется в разрешенном месте дороги, он такой правильный, что тошнит. Пока снимает наклейку, листаю местную новостную ленту, в которой собираюсь найти себя. Вчера в баре меня пару раз выцепили «падальщики. Я был уверен, что фотки, как неуправляемый младший Бондаренко прожигает отцовские бабки, будут пестреть с ночи, но пока чисто.
– Держи. Только не плачь, принцесса, – Сокол бросает мне на колени порванный плакат, когда забирается в салон. Показываю ему фак и отбрасываю наклейку на заднее кресло.
Дороги в нашем городе узкие и извилистые, Дэн умело входит в каждый резкий поворот, синхронизируясь с тачкой в целое, но я по привычке вытягиваю правую ногу вперед и на автомате жму на педаль на особо опасных участках. Чертыхаюсь, признаваясь себе, что скучаю по своему зверью, под капотом которого пятьсот с лишним лошадок.
Втыкаюсь локтем в раму открытого окна, откидываюсь на подголовник.
Закрываю глаза.
Ловлю лицом утреннюю морскую свежесть, оседающую солью на коже. Из колонок медиа-системы фонит какая-то попсовая блевота, музыкальные предпочтения у нас с другом разные, но в его тачке – его правила, я не вмешиваюсь.
– Нервничаешь, принцесса? – насмешливый голос Дэна влетает в левое ухо.
– Отвали, – кидаю в ответ.
С фига ли нервничать? Если он о мероприятии, которое сам же и устроил, мне до звезды. У Сокола старший брат – большой человек в Минюсте по Краснодарскому краю. Их отношения – образец братских уз. Не в курсе, что наплел брату Дэнчик, но вчера утром в моем телефоне висела информация – где, когда и во сколько, которую я сразу перекинул невесте. Сегодня пятница, свадебный день, без понятия, как удалось впихнуть нас в бесконечный поток брачующихся в Центральном городском Загсе. Подозреваю, родственник Дэна всемогущий, и это вызывает восхищение.
Наши отношения с моим родным старшим братом – как прогулка по минному полю. Не знаешь, где и когда рванет. С отцом – вообще, как по кладбищу, я давно похоронил наше с ним родство, хоть он и сопротивляется, пытаясь вдохнуть в него жизнь.
– Черт, опаздываем, – слышу бубнеж Сокола на периферии, меня рубит, и я позволяю себе отключиться.
Глава 9.
Даша
– Поверить не могу! Просто очуметь! Я в шоке…
– Перестань! – шикаю на подругу. – Хватит меня накручивать, иначе я сейчас развернусь и уйду.
– Как сбежавшая невеста! – хихикает в ответ она. – Кхх-кхх…
– Перестань кашлять! – бросаю на Зару гневный взгляд. – Я и так держусь на последнем волоске, – оповещаю ее.
– Это не контролируемо, и я еще не до конца поправилась! – сообщает Ахметова и снова выжимает из себя натужный кхек, после чего деловито продолжает, – помнишь, как фильме делала Джулия Робертс? Глубокий вдоо-ох… – смешно надувает щеки, – медленный вы-ы-ы-дох, – выпускает воздух. – Повторяй за мной!
Начинаю дышать с ней в такт. Ладони влажные и холодные. Трясу ими в воздухе, пытаясь сбросить напряжение, которое со вчерашнего дня не торопится меня отпускать. С того момента, как на мой телефон упало сообщение от Бондаренко с адресом Загса, датой и временем регистрации. Не знаю, как ему удалось это провернуть, об этом мой «жених» мне не докладывал.
– Легче? – участливо интересуется подруга.
– Нет. Ну и где они? – шаркаю глазами по лицам, которых у входа в Центральный городской ЗАГС в пятницу утром как семечек в подсолнухе.
Где-то я слышала, что в мае ЗАГСы пустуют. Вроде как существует поверие, что жениться в мае значит всю жизнь маяться. Видимо, десяток пар не заморачивается с этим. Я-то уж точно. Мне не страшно. Несколько месяцев определенно протяну.
Мой взгляд застывает на девушке. Невесте. Невероятной красоты. Она такая… как тонкое белоснежное кружево! Воздушная и нежная, искрящая и счастливая в этом…невесомом свадебном платье.
Поджимаю пальчики на ногах. Я надела белый сарафан. Чуть выше колена, на широких лямках и очень простое. Очень. Я собиралась надеть футболку и джинсы, но… не смогла. И не потому, что я что-то там себе навыдумывала и предалась каким-то фантазиям. Просто я иду в Загс. Место особого таинства. Место, где официально регистрируют любовь. Подло это место не уважать.
Тоскливо скольжу глазами по белым стенам двухэтажного здания. Когда-нибудь я обязательно зайду в него в таком же роскошном пышном платье, как у той невесты. Да! В пышном! Как принцесса! И выйду замуж! Выйду замуж и уже никогда оттуда не вернусь!
– А если они не придут, и все это окажется их тупым разводом? – в который раз спрашивает Ахметова. С тех пор, как я рассказала подруге об авантюре, в которую собираюсь окунуться, она задала мне этот вопрос миллион раз. Себе же я задавала его не меньше, но…:
– Я пригрозила Бондаренко, что, если наша сделка окажется приколом или розыгрышем, он будет иметь дело с моим братом-полицейским.
– А ты уточнила, что твой брат – гаишник? – хохочет Ахметова. На ней тоже сарафан. Нежно-голубой, катастрофически подходящий ее жгучим темным волосам и смуглой коже. Мы обе выглядим как школьницы, которые пришли поглазеть на счастливых молодоженов.
– Инспектор ГИБДД, – поправляю подругу на манер Артема, когда я нарочно обзываю его гаишником. Он жутко бесится, но кого это волнует? – Нет, но Бондаренко об этом знать не обязательно. Пусть думает, что мой брат какой-нибудь крутой коп.
– Считаешь, что Бондаренко можно напугать крутым копом? – Ахметова скептически выгибает бровь.
Ничего я не думаю! Я не знаю! Но я же должна была себя хоть как-то обезопасить! Сомнительно, но хоть что-то…
– Ой, Дашка-а… – Зара поджимает губы и берет меня под локоть, прижимаясь своим боком к моему. – Что будет, когда Артем узнает? Мне за тебя страшно.
– Мне тоже, – тяжело вздыхаю. – Но…это единственный шанс от него сбежать. И ко всему прочему, ты же хочешь, чтобы мы попали на вечеринку к Рафу? – ободряюще подмигиваю Ахметовой, а у самой поджилки трясутся.
Если честно, еще вчера утром, когда я смотрела на входящее сообщение от Бондаренко, я была убеждена, что все это бред, и отбросила идею с фиктивным браком куда-подальше. Даже ради квартиры. Ведь можно было поискать еще, но потом мы снова поругались с Артемом. Поругались так, что я готова была выйти замуж хоть за самого дьявола и сбежать из дома прямо в тапочках. Так что вариант с замужеством, да еще и с жильем, может, в моем положении и не самый худший, тем более во время сделки на «Кафедре» мы обговорили условия: пару месяцев лжи и расходимся. Никто посторонний о нашем сговоре знать не должен. Я не порчу Бондаренко репутацию отвязного бабника, он не позорит меня своим разгильдяйством. Апеллируем браком только в случае крайней и жизненно важной необходимости, по согласованию и заблаговременно. При остальных обстоятельствах ведем себя как раньше – то есть не знаем друг друга.
– Да уж… – хмыкает Ахметова, – высоковата цена для того, чтобы пойти на вечеринку.
Зара терпеть не может ни Соколовского, ни его друга. Когда она узнала, с кем я связалась, долго меня отчитывала, но я и сама все понимаю. Однако, перспектива быть свободной слишком сладка на вкус, чтобы можно было ею разбрасываться.
– Ладно, – Ахметова делает быстрый выдох. – Выше нос, невеста! – хихикает. – Поверить не могу, моя лучшая подруга выходит замуж! Жаль, что за такого придурка.
– Просто не напоминай мне об этом, – прошу. – Считай, что все игра. Не по-настоящему.
– О, Боже, – подруга резко впивается мне в локоть мертвой хваткой.
– Что? – непонимающе хмурюсь и смотрю на увеличенные в диаметре глаза Зары и побледневшее лицо.
– О, Боже… – повторяет она, глядя мне за плечо.
Я пытаюсь повернуться, чтобы посмотреть, что такого ужасного она могла увидеть за моей спиной, но подруга настойчиво не позволяет:
– Не смотри туда.
– Почему?
– Просто не смотри.
– Да что там такое? – раздражаюсь я.
– Давай уйдем? Сбежим! У тебя есть еще время!
– Зара! – требовательно смотрю на нее. – Что там?
– Там…там… – заикается, – твой жених…
Глава 10.
Даша
На выкрашенной в персиковый оттенок стене висит портрет президента, слева от него информационный стенд. На подоконнике – изобилие цветов в глиняных горшках. Деревянный шкаф, стеллаж с одинаковыми черными папками, на корешках которых от руки выведены цифры. Полагаю, это годы, а не количество заключенных и расторгнутых браков.
Перевожу взгляд на рабочий стол, который завален кучей документов.
Я не рассчитывала, что в здании ЗАГСа меня будет ждать королевский зал, я вообще не знаю, как здесь все устроено. За свою жизнь я ни разу не была на церемонии заключения брака, отсутствие подобного опыта не мешало мне представлять, как это должно быть красиво. В торжественном церемониальном зале, с камерным оркестром в его углу, красной ковровой дорожкой и огромными винтажными окнами, увешанными помпезными гардинами. В центре этого роскошного зала – широкий стол, за которым ухоженная женщина в праздничном наряде с не менее широкой улыбкой произносит торжественную речь.
Женские пальцы с облезлым маникюром шлепают по клавиатуре. Передо мной сидит женщина в повседневном легком платье на круглых пуговицах, и она нисколько не похожа на ту, которую я себе представляла. Она не улыбается. Она выглядит так, будто ненавидит это место и каждого присутствующего в нем. Когда случайно пересекаюсь с ней взглядами, читаю в ее взгляде пренебрежение и…осуждение.
Мне не нужно ни ее одобрение, ни порицание, я и сама не в восторге. Я не выгляжу счастливой невестой, наша пара вообще слабо напоминает молодоженов и то, что в этом кабинете сейчас происходит полнейшая дикость, женщина понимает тоже.
Хмыкнув, она бросает взгляд правее от меня, а потом тяжело вздыхает, поджав губы. Реакция этой женщины уже третья по счету, когда она скашивает взгляд в сторону. Там сидит Бондаренко. По правую от меня руку, растекшись по стулу бесформенной консистенцией.
Опускаю глаза на свои руки, пальцы нервно мнут подол сарафана, но я не смотрю в его сторону. Просто не смотрю, хоть и вижу боковым зрением его длинную вытянутую ногу. Она голая. Его ноги голые! Длина спортивных шорт едва прикрывает середину бедра. Черные брендовые шорты и белая майка с глубокими проймами и вырезом спереди. На ногах высокие белые носки и мощные фирменные кроссовки. Светлый ежик волос спрятан под белой кепкой, на козырьке которой покоятся солнцезащитные очки. Оптимальный вариант для нашего города с учетом тридцатиградусной жары, и в целом он выглядит так, будто вышел из дома на утреннюю пробежку и не вернулся.
Сказать, что мне неловко – ничего не сказать. В этой неловкости я искупалась с головой с тех пор, как увидела вываливающегося из машины Бондаренко. Зара до сих пор пребывает в коматозе, сидя на крайнем в ряду стуле у стены. Она будто проглотила язык, глаза, не моргая, смотрят в одну точку и то, что она жива, подсказывают ее пальцы, терзающие корону. Бумажную красочную корону, которую Соколовский напялил на нее у входа в ЗАГС. Корону свидетельницы.
Рядом с ней улыбается наш одногруппник. В этом кабинете ему одному все нравится. И, если у его друга совершенно скучающий и равнодушный видок, то Денис выглядит вовлеченным.
Улавливаю движение справа. Скосив правый глаз, наблюдаю, как Бондаренко меняет позу. Вытягивает вперед, прямо под стол, вторую ногу и складывает руки на груди, отчего его левое плечо бугрится.
Его и щупать не надо, уверена, эти мышцы твердые и стальные. Я успела разглядеть, пока парни шли к нам, ведь Герман эти мышцы не прятал. Сложно не разглядеть, когда семьдесят процентов его тела – неприкрытая кожа, под которой различается фактура. Крепкая, рельефная и…самоуверенная. Разумеется, он в курсе, что его тело идеально. Я в этом нуб, а он – съел собаку. Понятия не имею, как он добился такого результата, возможно, ему повезло с генами, потому что Бондаренко сложно представить не вылезающим из спортзала.
Столько мужских открытых частей тела я видела только на городском пляже. Но ни на одной из них я не зависала. Это ни о чем не говорит! Это лишь подтверждает, что Бондаренко – наглый бунтарь, который не слышал о нормах приличия и поведения.
От всего происходящего у меня взрывается голова. Я однозначно совершаю ошибку и позже пожалею, уверена.
Я уже жалею и готова сорваться к двери одновременно с голосом женщины, который меня тормозит:
– Дарья Игоревна Шольц… – она смотрит в экран, а не на меня, – ваш паспорт, – вытягивает руку, прося документ.
– Шольц? – неожиданно просыпается мой «жених». – Ты Шольц? – он поворачивается ко мне и смотрит на меня по-новому. Будто вообще впервые видит. Осматривает с ног до головы, отчего скукоживаюсь в комок. Его взгляд с наглецой и усмешкой. – Я могу взять фамилию будущей супруги? – отворачивается, обращаясь к женщине-регистратору. – Герман Шольц… – задумывается, словно смакует. – А неплохо! Ден, скажи? – кивает Соколовскому, который показывает ему «класс» и поощряюще улыбается.
Зара кашляет, не виню ее в этом.
Мне хочется провалиться сквозь землю, настолько мне стыдно. За поведение этих двух, а больше за себя. Перед собой и женщиной, которая, вероятно, считает меня идиоткой, решившей связаться с самим сатаной.
Удрученно вздохнув, регистраторша забирает у меня паспорт. Я смотрю на нее умоляюще. Вразумить меня и направить на истинный путь, но она хладнокровно шлепает печать в моем документе, и я получаю удар в грудь.
Все. Это конец. Эта печать – свидетельство того, что моя ошибка приобрела официальный статус.
Почему она не спросила – согласна ли я? Где вся эта формальность?
Пока я пытаюсь выйти из комы, женщина проводит подобную процедуру с паспортом Германа, который провожает ее действия легким интересом и не более того.
– Распишитесь здесь, – холодно оповещает регистраторша и показывает длинным ногтем место, куда ставлю корявую закорючку, слабо напоминающую мою подпись.
Мои руки трясутся. Внутри я вибрирую тоже, когда смотрю на аккуратную размашистую завитушку, которую Бондаренко выверенно рисует.
Вот и все.
– Фамилию супруга брать будете? – шокирует меня женщина. Поднимаю лицо и смотрю на насмешливое ее. Эта шпилька в мой адрес такая острая, что стискиваю кулаки и сжимаю колени, отрицательно качнув головой.
Мой брак – одна сплошная насмешка: судьбы, этой женщины и Дениса, который после того, как нам с Бондаренко вручают паспорта и свидетельство о заключении брака, орет на весь кабинет:
– А теперь жених может поцеловать невесту! Горько, дети мои!
Глава 11.
Даша
– Придурок! – бросает Зара в ответ на выпад Соколовского. С тех пор, как мы вошли в ЗАГС, это первое слово, которое она произнесла, и в общем я с ней согласна.
Подруга зло пихает в руки Дениса измученную корону и переводит внимание на меня. Ее выражение лица сочувствующее, возможно, именно этого требует выражение моего лица – сочувствия, но внутри себя я его не прошу, ведь сама принимала решение.
Ловлю взгляд Зары, но тут же опускаю свой, когда голова Бондаренко поворачивается ко мне.
Я снова разглядываю свои пальцы, которые теребят вместо подола сарафана паспорт, и их жжет. На четырнадцатой странице впечатан штамп, и его не сотрешь. Каким бы ненастоящим являлся наш брак, отметка о нем настоящая. Подумать над этим у меня не получается, потому что чувствую на себе внимание Бондаренко.
Он смотрит на меня, и этот взгляд я ощущаю остро и россыпью мурашек на коже рук.
Когда на меня смотрит Юсупов, мне хочется спрятаться. От грязных пятен, которые он на мне оставляет своими глазами. Сейчас мне тоже хочется спрятаться, но лишь от того, что не знаю, как относиться к реакции своего тела на взгляд Бондаренко. Реакция моего тела отзывается вспышкой промелькнувшего сожаления, когда Герман спустя две секунды отворачивается. Вероятно, не найдя во мне ничего выдающегося. Гоню от себя эту реакцию. Мне не нужно внимание Бондаренко, пусть не напрягается!
– Сейчас по времени следующая пара, – твердо оповещает женщина, намекая, что пора сворачивать этот абсурд. Я и сама хочу побыстрее покинуть помещение, ведь находиться здесь становится невыносимо.
Ахметова подскакивает первая, будто только и ждала разрешения, следом за ней поднимаюсь я, исподлобья наблюдая, как длинные ноги со светлыми короткими волосками подтягиваются, лениво принимая горизонтальную опору.
– Молодой человек… – не выдерживает женщина и делает замечание потягивающемуся Герману, —…вы не на стадионе.
Не собираюсь больше здесь оставаться! Краска стыда топит лицо, и не дожидаясь того, что ответит Бондаренко (а он ответит, не сомневаюсь), вылетаю за дверь, за которой действительно топчется молодая пара. В отличии от нас они выглядят «женихом и невестой», и это в которой раз подливает масла в огонь, говоря, что я дура.
Зара ровняется со мной у массивной входной двери, которую вдвоем толкаем вперед. Дневной свет ударяет по глазам, и я щурюсь, но не заметить океан нарядных людей невозможно. Народ толпится у входа, ожидая новобрачных, и я пробираюсь сквозь толкотню в левое крыло крыльца, где относительно свободно.
Зара идет по следам, ее присутствие ощущаю затылком.
Когда нахожу квадратный метр пустого пространства, останавливаюсь и делаю долгий выдох.
Я не собиралась происходящее принимать близко к сердцу, но разве его заставишь? Разве можно приказать ему не клокотать в груди, когда оно неподвластно?
– Ну ты как? – тихо у меня за спиной спрашивает Ахметова. Она перестала кашлять, ловлю себя на этой мысли. Ну хоть для кого-то сегодняшний цирк стал исцелением, потому что для меня он сравним с бетонной плитой, упавшей на плечи.
Поворачиваюсь к подруге. Выдавив из себя полуулыбку, успокаиваю:
– Все нормально, – вру я и тут же напрягаюсь, когда вижу приближающихся к нам Бондаренко и Соколовского.
Денис идет впереди, широко улыбаясь, Герман плетется сзади. Верхушка его кепки возвышается над головой друга. Несмотря на спортивное телосложение моего одногруппника, он ниже Бондаренко по росту. Мои брат и папа тоже ниже Германа, в моем окружении вообще нет таких «высот», чтобы приходилось запрокидывать голову. Именно это я и делаю – запрокидываю голову, когда, обогнав Дениса, Герман встает напротив меня, протягивая зажатое в пальцах свидетельство о браке, говоря:
– Пусть будет у тебя.
Я не тороплюсь забирать документ, я слишком дезориентирована его близостью, потому что снова вижу небольшую ямочку на мужском подбородке. Я видела ее уже в университете, когда Бондаренко «делал мне предложение», и она сумасшедше ему идет.
Герман исследует мое лицо тоже. Сначала безмятежно, даже равнодушно, но потом щурит глаза, будто спрашивая, почему я так долго на него пялюсь. Это отрезвляет. Выдергиваю из его пальцев свидетельство, ощущая раздражение и легкий «бриз» его усмешки.
– Молодые люди, с голубями не желаете фото?
Одновременно поворачиваем головы на хриплый старческий голос. Рядом с Денисом стоит седовласый дедушка, на дряблом запястье которого сидит белоснежный голубь с резным хвостом. Второй рукой он опирается на тележку, на которой слегка накренена ржавая самодельная клетка. В ней десяток голубей разной масти.
– О, а давай, дед! Че по чем? – активничает Соколовский. – Запилим вам сейчас свадебную фоточку для домашнего архива, – он лезет в карман, доставая оттуда айфон, и наводит на нас с Германом камеру.
– А сколько не жалко, сынок, – отзывается в ответ старичок.
– Переводом можно? – веселится одногруппник.
Глубоко вздохнув, прикрываю глаза. Под веками будто прячусь вся полностью, уставшая от глупых насмешек и необоснованного веселья Дениса.
– Перестань паясничать, – слышу голос Зары справа от себя. – Это не смешно, Соколовский.
Я собираюсь с ней согласиться, но как только открываю глаза, ударяюсь ими о пронзительный взгляд карих глаз Бондаренко.
Он смотрит на меня.
Без ухмылки и привычной ленцы, он смотрит внимательно. Неспешно ощупывает кожу лица, отчего мои щеки взрываются красным. Если до этой секунды ему было скучно, то сейчас…сейчас – мне не понятно. Его челюсть напряжена, линии лица стали резче. Не поворачивая головы, цедит сквозь зубы:
– Дэн, фигней не занимайся.
– Да брось, бро… – усмехается его друг.
– Сокол! – гремит предупреждающе. Твердо. Безапелляционно. А потом поворачивается к Соколовскому, и глаза его мечут молнии.
Они смотрят друг на друга пару секунд, после чего Денис поднимает вверх руки, качая головой:
– Мать твою, Гера… Окей, понял, не дурак, – возвращает телефон обратно в карман брюк, после поворачивается к пожилому мужчине, – сорян, дед. Принцесса не в духе.
Я ничего не понимаю. От былого веселья Соколовского не остается и следа. Я глупо молчу и прыгаю по лицам: Зары, Дениса и Бондаренко, который, ничего не сказав, разворачивается и через плечо мне бросает:
– Созвонимся.
Он удаляется так быстро, будто бежит от огня. От его ленивой, расслабленной походки ничего не осталось. Я смотрю ему вслед, смотрю на догоняющую его фигуру Дениса, и пытаюсь понять – что сейчас было.
– Может…стоит подать на развод? – неуверенно произносит Ахметова, вставая рядом и провожая взглядом удаляющиеся мужские спины.
Глава
12.
Герман
Набираю: I'm ready to take the order (1)
Enter. Отправлено.
На экране в развернутом окне тут же загорается зеленая лампочка, оповещающая о новом объявлении. Сейчас в общем списке мое объявление первое, и несколько тысяч просмотров за пару секунд тешат мое самолюбие. Хотя бы таким образом, ведь я никогда не просил дать мне заказ.
Это я выбирал. Из того, что предлагали заказчики, от заявок которых моя электронная почта периодически подвисает.
У меня есть два постоянных клиента. Два проверенных заказчика, которым время от времени рисую коды. От скуки. Или когда хочется загрузить башку.
Сегодня, пересилив себя, я закинул свою кандидатуру в единую базу разработчиков приложений. Мне нужны бабки.
Не успеваю откинуться на спинку рабочего кресла, как слышу характерный булькающий звук входящего. На экране мака в графе «сообщения» 83 уведомления.
Уже 95.
Усмехаюсь.
102.
Сто два заказчика в течение полуминуты. Это неплохо, в принципе, я не сомневался. Ноукодеров, работающих с любыми размерами экранов и устройств, не так много. Их вообще мало. Реально успешных и петрящих чуваков на ноукод-платформах по пальцам пересчитать можно.
Я среди них, и показываю поднятый вверх свой средний палец всем остальным, собираясь стать лучшим. Не конкурентоспособным. Лучшим! Чертовым монополистом в сфере ноукода.
Открываю первые пять предложений. Все они – заказы мобильных приложений: в основном маркетплейсы, лендинг и бэкенд. Последнее интересно. Бэкенд-разработка без кода – сложно, но отлично оплачиваемо, и мне это как раз сейчас нужно.
Откликаюсь.
Ногами отталкиваюсь от ножки рабочего стола и в кресле отъезжаю на метр.
Перевожу внимание на окно, за которым сумерки плавно опускаются на город.
Вид бомбический. Из окна моей комнаты в любое время суток вид охеренный. Вид на море, эта квартира выбиралась с таким условием.
Мы с мамой выбирали ее вдвоем. Еще на этапе застройки этого жилого комплекса оба видели в нем перспективу.
«Все закаты будут твои, сынок», – мама всегда так говорила, когда приезжали с ней проверить ремонтную бригаду, колдующую над хатой. Стоя на балконе, уже невозможно худая, изнеможденная и бледная, в ее голубых глазах отражалось море, делая их цвет аквамариновым. До последнего вдоха ее глаза оставались такими… До последнего вдоха…
Мои глаза карие, в отца. Но даже этот подарок от него я не оценил.
Встаю и шаркаю на балкон. Облокачиваюсь на перила. Смотрю вдаль.
Картинка захватывает дух, почему я похерил это состояние? Когда стал видеть в палитре заката повседневность, а в красках и запахе моря – обыденность?
Мы, живущие у моря, не видим его. Не замечаем. Оно – часть нашей жизни, как воздух, как солнце или ветер, воспринимаем море привычно, и крутим пальцем у виска, когда слышим восторженные визги туристов, плескающихся в нем.
Загребаю в легкие воздух. Он соленый, немного с горчинкой.
На линии горизонта маячит парусник, врезающийся в закатное солнце. От него осталось четверть диска, и через пару минут солнце исчезнет совсем.
Эту квартиру мама подарила мне четыре года назад. Я благодарен ей, ведь полтора года назад мне было куда съехать.
Сжимаю перила до посинения пальцев. Живот напрягается, оказывая фантомное сопротивление давящему в него кулаку. На шее такой же кулак сдавливает горло, и я пытаюсь сглотнуть этот ком из воспоминаний. Сегодня этих воспоминаний много. Может, потому что скоро у мамы день рождения. Ей было бы сорок девять. Всего сорок девять…
Закрываю глаза и приподнимаю лицо. Ловлю им освежающий бриз. Подставляюсь. Пусть сдует чертовы мысли, негатива в них стало столько, что в башке не вмещаются.
Под опущенными веками глаза расслабляются. Где-то в столе валяется футляр с очками, я их не ношу. Ночная работа за монитором еще никого на делала здоровее, но я плюю и на это. Мне как-то стало плевать на здоровый образ жизни, а у жизни я стал на особом счету. В черном списке по-любому.
Вибрация в переднем кармане домашних шорт уверяет, что для одного человека в этом мире я тоже на особом счету, ведь звонить на этот номер может только чертов Сокол.
Не только Сокол…
Одиннадцать цифр несохраненного номера, оказывается, мне гораздо легче запомнить последовательность чисел, чем придумать, как записать в телефон девчонку.
Это Даша.
Случайное имя, которое я впустил в свой паспорт. Вихрь, который втянул в игру с отцом. Доверчивая отличница в скромном белом сарафане, прячущая от меня глаза, когда на нее смотрел. И жена, от которой бежал, когда прочитал в ее взгляде отчаяние.
Я разучился сочувствовать, сопереживать. А на хрена это делать, когда всем друг на друга плевать? Я так думал, а там, на крыльце у ЗАГСа, ведь мог и вломить Дэну. Реально мог двинуть другу, если бы тот не прекратил кочевряжиться, потому что, твою мать, я чувствовал…кожей, подсознательно или на каком-то космическом уровне всю девчонкину обреченность, безвыходность, и это взбесило.
Взбунтовало. Потому что не должен привязываться эмоциями. Эмоции – пагубные помощники в деле, они ведут в никуда.
Мы договорились звонить друг другу в крайнем случае, и у меня нет оснований думать, что Даша звонит просто так. Чтобы поболтать или пожелать мне доброго вечера. И если она не смогла потерпеть до завтрашнего утра, уверен, сейчас у нее как раз тот самый крайний случай.
– Да, – говорю, смахнув зеленую трубку.
– Бондаренко? – шепот заставляет напрячь слух. Голос настолько тихий, что ее частое, тяжелое дыхание слышится отчетливее слов.
– Да, – подтверждаю. Прислушиваюсь к звукам из динамика. Там глухо как в бочке.
– Бондаренко, я подам на развод, если ты не выполнишь свою часть уговора, – грозно шипит в трубку. – Где моя квартира?
– Тебе прямо сейчас она нужна?
– Нет! Можно через год. Я же от нечего делать ее искала! Или ты меня решил кинуть?
Мои брови ползут вверх. Такое ощущение, что Даша по телефону и Даша по жизни – два разных человека.
По телефону я ее боюсь. В жизни – у нее слишком мягкие черты лица и маленькая розовая родинка над левой бровью… Блин, под резинкой трусов тяжелеет.
Провожу ладонью по колючей щеке, настороженно воспринимая это явление.
– Адрес какой? – спрашиваю.
– Какой адрес? Чей?
Закатываю глаза.
– Твой. Где ты находишься?
– А… тебе зачем? – уточняет с опаской в голосе.
– Приеду за тобой сейчас.
– За мной? А зачем?
Я не самый сдержанный человек, но силюсь не сорваться как могу.
– На квартиру тебя отвезу. Не тормози! Адрес давай.
Она думает несколько секунд. Об этом сообщает тишина, повисшая в трубке.
Я хоть и не въезжаю, но не спрашиваю с чем связан этот секундный затык, ведь ей так срочно нужна была хата.
– Я думала, мы просто встретимся, и ты мне передашь ключи… – неуверенно сообщает.
– Адрес. Говори, – уверенно требую я.
Спустя десять минут я мчу на такси в место, которое по нашим городским меркам у черта на куличках.
(1)
– готов взять заказ
Глава 13.
Даша
Я не знаю, сколько у меня есть времени, поэтому, когда за братом закрывается входная дверь, начинаю носиться по своей комнате как оглашенная.
Большую часть личных вещей я уже собрала. Они запиханы в рюкзак, который спрятала под кроватью. Вещей в нем немного, в основном малогабаритные летние и нижнее белье. В конце концов, я всегда смогу вернуться и взять необходимое. Я надеюсь на это. Если останусь живой после того, как Артем узнает о моем побеге.
Мой побег шит тонкими нитками, уверенности в нем у меня никакой.
Я подслушала телефонный разговор брата и узнала, что ему срочно нужно с кем-то встретиться. Это мой шанс! Возможно, даже единственный, потому что этот деспот нацелен отвезти меня завтра утром в станицу.
Полчаса назад мы кошмарно поругались. Брат орал так, что Мавроди до сих пор сидит в шоке на пирамиде из семечек.
Я сказала Артему, что никуда не поеду. Он велел на это не рассчитывать, и я склонна ему верить.
Останавливаюсь на середине комнаты. Быстро и тяжело дышу, осматриваясь по сторонам. Ноутбук в чехле, камера с примочками, рюкзак, пакет с обувью, пакет с пряжей, кормом и комплектом постельного белья на сегодняшнюю ночь, два полотенца – собрала все по-минимуму.
Верчу головой до головокружения, боясь все же что-нибудь упустить, и натыкаюсь на брошенный на постели телефон. Подхватывают его, чтобы посмотреть время. Десять минут назад я позвонила Бондаренко.
Сама.
Я не была в аффекте, всего лишь наступила гордости на горло. Я не гордая, когда речь идет о безопасности. А мои нервы и личные границы давно в «зоне риска».
Герман сказал – созвонимся. Он не уточнил, когда и во сколько, и это не мои проблемы, если я потревожила его планы. Я свою часть уговора выполнила. Пусть выполняет свою.
Мой звонок его не устроил, я поняла это по рявкающим интонациям в его голосе. Ничего не знаю, я не просила меня забирать, но он сказал это так, что не нашла аргументов с ним спорить. К тому же, если он поможет мне с вещами, то плюс ему в карму.
Прикусываю нижнюю губу. Сердце нетерпеливо скачет, я и сама взвинчена и мысленно поторапливаю Бондаренко. Не в курсе, откуда он едет, в любом случае наш город не такой большой, чтобы добираться полдня.
Выбегаю из комнаты и мчу в кухню, из которой выход на балкон. Схватившись за перила, наполовину высовываюсь и смотрю вниз на вход в подъезд, потом по сторонам, убеждаясь в отсутствии брата. Одновременно с этим во двор въезжает такси, и я прослеживаю за его медленным движением, которое прекращается напротив моего подъезда. Настораживаюсь и с ужасом жду, что из него выползет Артем, и моему побегу наступит конец, но машина стоит на месте и из нее никто не выходит. Вероятно, кого-то ждет.
Телефон в моей руке коротко вибрирует. Это сообщение. Смотрю на экран, имя на котором выглядит непривычно – Герман Бондаренко. Кто бы мог подумать. Я-то уж точно не могла подумать, что буду иметь с ним связь. Телефонную.
Открываю месседж.
Выходи
Куда выходить-то?
Снова перекидываюсь через перила и верчу головой по сторонам, выискивая что-то подходящее Бондаренко. Скажем, личный джет или королевский кортеж. На чем там разъезжают богатые детки? Но ничего подобного, кроме машины такси, не наблюдаю.
Куда выходить? – пишу.
В окно, блин. Не тупи. Жду внизу – отвечает.
В смысле? Смотрю на машину такси, потом на сообщение.
Бондаренко и такси, серьезно? Это как селедка и молоко, поэтому уточняю:
Ты в такси?
На экране начинают бегать точки.
Печатает. Потом прекращает. Через несколько секунд точки опять пляшут, и я завороженно за ними наблюдаю. Что он там пишет? Рассказ?
Стирает. Пишет. Стирает. Пишет… Пишет до тех пор, пока не приходит:
Да
А он немногословен.
Что ж, отвечаю:
Ты бы мог подняться и помочь мне с вещами?
Я наглею? Ничего подобного! У него в паспорте штамп, это все объясняет.
Он думает над моим вопросом некоторое время, и я уже собираюсь бежать обратно в комнату, не надеясь на совесть Бондаренко, как задняя дверь машины открывается.
Я смотрю на его резкие движения и светлый ежик волос, на который сверху плюнуть желания не возникает, но возникает другое:
– Бондаренко! – кричу я.
Голова парня тут же запрокидывается, и ему требуется секунда, чтобы вычленить меня на третьем этаже.
Машу ему рукой. Не знаю зачем, инстинктивно.
Брови Германа изгибаются, и всего на мгновение на его лице отражается веселье, но потом оно снова приобретает скучающее выражение, с которым требовательно говорит:
– Квартира.
Какая важная птица! Ну и ладно! Пусть вредничает, мне безразлично, хотя и не обязательно быть такой букой.
– Восемнадцать, – отвечаю, глядя на то, как фигура парня скрывается под козырьком подъезда, после чего в прихожей вопит домофон.
Я несусь к нему, по пути одергивая края джинсовых шорт.
Нажимаю кнопку и вслушиваюсь в трубку до тех пор, пока не слышу удар захлопывания подъездной двери.
Смотрю на себя в зеркало. Убираю за уши тонкие прядки волос, выбившиеся из хвоста. Затягиваю резинку потуже.
Принт рожка с тремя разноцветными шариками мороженого на белой футболке привлекает внимание. Пожалуй, это все, что во мне привлекает внимание. Заправляю край футболки в шорты.
Потом снова выдергиваю. Подол теперь мятый и, простонав, я пытаюсь вернуть его обратно под пояс шорт, но дверной звонок пугает до чертиков. Плюю на футболку и оставляю как есть. Вряд ли у Бондаренко имеется интерес до моего внешнего вида.
Прежде чем открыть дверь, отираю о джинсовую ткань вмиг вспотевшие ладошки. Я нервничаю. Просто никогда не встречала парня. Парня, пришедшего ко мне, а не друзей брата. Как только Артем переехал сюда, в город, и те перестали к нему заходить.
Проворачиваю замок, на который меня запер брат, и открываю дверь.
Фигура Бондаренко смотрится на нашей площадке неуместно. Он как нудист на городском пляже. Или как крутая иномарка на рынке отечественного автопрома.
В прихожей, куда приглашаю войти Германа, отойдя на пару шагов, парень смотрится еще хуже. Как слон в посудной лавке. Мне хочется улыбнуться, ведь выражение его лица говорит о том, что он такого же мнения.
Не знаю, в каких хоромах живет он, но у нас с братом чисто. И мне беспокоиться не о чем.
Герман снова в шортах. Но все же перемены в нем налицо: черная свободная футболка, белые шорты и черные кроссовки.
Его любимые цвета: черный и белый? Не думала, что Бондаренко настолько консервативен и сдержан.
– Что? – спрашиваю я, когда, опустив взгляд с моего лица ниже, он усмехается.
– Ничего, – ухмыльнувшись, отвечает и начинает вертеть головой по сторонам, пока ловлю в зеркале свое отражение, понимая, чему он усмехался – мороженко. И что?
– Эта квартира съемная? Ты одна здесь живешь? – неожиданно высыпает на меня вопросы.
Как он понял, что квартира съемная?
– Съемная, – подтверждаю. – Живу с братом.
– А почему съезжаешь? – закончив исследовать жилище, снова смотрит на меня, то и дело скашивая взгляд на разноцветный рожок.
Да, я в отличие от него, не настолько консервативна и люблю яркое.
– Так надо, – отвечаю уклончиво. Не думает ли он, что сейчас я поведаю ему все свои тайны? У меня на это нет времени, да и ему это вряд ли будет интересно. – Сейчас принесу вещи, – категорично сообщаю и ухожу в свою комнату.
Пройти в гости не приглашаю. Он не чай сюда пришел распивать.
Еще раз бегло осматриваю комнату.
Я волнуюсь.
Я собираюсь бунтовать, и от этой мысли скручивает живот.
Подхватываю клетку и небольшой стеклянный аквариум, выхожу в прихожую, заставая Бондаренко привалившимся плечом к стене.
– Возьмешь? – протягиваю ему затаившегося хомяка и притворившихся мертвыми петушков Дольче и Габбана.
На автомате ли или по доброте душевной, Бондаренко двумя пальцами забирает у меня клетку и морщится, когда на раскрытую ладонь опускаю аквариум. Не дожидаясь, пока он отомрёт, убегаю обратно в свою комнату. Подбираю с пола рюкзак, закидываю его на одно плечо, на другое – камеру, распределяю в две руки пакеты с вещами и ноутбук. Готова!
– Подожди… – тормозит меня Бондаренко, когда появляюсь в прихожей. – Я не понял, ты этих с собой берешь? – кивает на хомяка и рыбок.
Этих… каков негодяй!
– Нуу-у…да, – морщу лоб, не понимая, а что не так-то?
– Шольц, мы так не договаривались, – он ставит клетку на комод, следом опускает аквариум.
– Мы вообще ни о чем не договаривались, – решаю напомнить.
– Извини… – качает головой, – одно дело ты, а вот эти… – брезгливо тычет пальцем в Мавроди. – Он же воняет, – скорчивает недовольную гримасу.
– Он чистоплотный! – оскорблённо выкрикиваю я, глядя на то, как хомяк от горькой обиды падает на спину и складывает передние лапки на пузе.
– Да мне пофиг, какой он, – возмущается Герман. – Я сказал – нет.
– Но…
Но я не успеваю ни возразить, ни защитить своих питомцев, когда одновременно с Бондаренко замираем, прислушиваясь к скрежету ключа в замочной скважине за дверью.
Глава 14.
Герман
– Что он тебе сделал? Он тебя трогал? Я тебя закопаю, если ты хоть пальцем ее коснулся…
– Воу-воу, полегче… Ммм-мм… – стону, когда моя щека припечатывается к поверхности комода.
Захват у него серьезный, я помню.
Ну привет, старый знакомый.
– Вот и свиделись, – шипит за спиной старлей, который совсем недавно точно так же приложил меня мордой о капот ментовской тачки. – Ты че тут забыл, ушлепок?
– Здорова. В гости приехал, соскучился, – сиплю, выхватывая тычок по ребрам. – Мм-мм…
– Отпусти его! Отпусти! – визжит Дашка, бросив сумки на пол. – Совсем крыша поехала? Артем!
О-оо, ну нет! Твою мать! Морщусь, чувствуя хруст носовой перегородки, отдающий тупой болью в висок и ухо, а следом на верхней губе оседает кровь. Слизываю ее языком.
Зараза ты, старлей.
– Повторяю для тупых: какого хрена ты тут трешься?
– У него кровь! Ты совсем больной? Отпусти, я сказала! – девчонка дергает за локоть придурка, пытаясь того оттащить от меня, но туша старлея вжалась в мое тело будто намертво. Он вдавливает свое колено мне в подколенную яму, и я уже готов свободной ногой садануть ему между ног, но одним глазом замечаю, как Дашка запрыгивает на гайца и начинает молотить того по спине.
Неподвижно остаюсь на месте, не делаю резких движений. Прихожая настолько тесная, что боюсь задеть девчонку, болтающуюся на старлее как тряпичный рюкзак.
– Ненавижу тебя, ненавижу! Отпусти его! Артем! – Даша лупит мужика куда придется и, судя по тому, что она называет его по имени, они плотно знакомы.
– Капец тебе, понял?! Сейчас я тебе устрою гостеприимный прием! И заметь, щенок, это ты на моей личной территории, – шипит мне на ухо.
– Ненормальный! С ума сошел? – не сдается малая.
– Дарья! В свою комнату пошла! Быстро! – орет старлей и пытается стряхнуть с себя девчонку.
– Он мой муж! Не трогай его! Я сейчас вызову полицию! Я не шучу.
Захват моих сцепленных за спиной рук ослабевает. Спустя секунду мои руки свободно падают вдоль корпуса, а тело освобождается от тяжести ментовского тела.
Выпрямляюсь и резко оборачиваюсь.
Гаец замирает, разводя руки в стороны, давая Дашке медленно сползти с его спины.
Оба тяжело дыша, смотрят друг на друга секундную вечность, после чего старлей медленно поворачивается ко мне.
Несмотря на то, что половина моего лица онемела, а под носом кровяное болото, я оскаленно ему улыбаюсь.
– Герман, – представляюсь и протягиваю ладонь, – рад знакомству.
Мускул на его очекушенной роже судорожно дергается, глаза наливаются кровью, когда смотрит на мою вытянутую руку, а после на ухмыляющееся лицо.
– Ах, ты ж мразь. Через сестру мою решил отыграться?! – он бросается ко мне, но в этот раз я успеваю его блокировать, хоть и слово, за которое непроизвольно цепляюсь, вышибает из меня воздух.
Сестра? Он сказал – сестра?
О, твою мать!
Что за чудеса долбанного везения?!
Дашка и этот отбитый – родственники?
Не успеваю оценить весь масштаб бедствия, как Дашкины кулачки снова прилетают по плечу. Только уже мне.
– Эй, да за что? – возмущаюсь, глядя на растрепанную девчонку. Ее глаза мечут стрелы, которыми протыкает меня насквозь.
– Что вы здесь устроили? Вы что, знакомы? – кивает она на брата, которого едва сдерживаю захватом сгиба локтя, сдавливая тому кадык. – Господи, Герман, отпусти его, пожалуйста, – Дашка накрывает голову ладонями и смотрит поочерёдно то на меня, то на своего брата. У нее растерянный непонимающий вид. Да я, млин, тоже нефига не врубаюсь.
Как же так вышло, что со всего города я выбрал девчонку, у которой брат с поехавшей крышей?
– Руки от меня убери! – брыкается гаец, брызжа слюной. Пытается отодрать мой локоть, но я свободной рукой блокирую эту попытку.
– Спокойно, родственник. Ну че ты такой дерганный? – говорю ему в ухо. – Расслабься. Давай сядем, пообщаемся нормально. Мы же теперь семья как-никак.
– Дарья, ты с кем, идиотка, связалась? Он отморозок! Ты что, творишь, дура?
А вот это ты, старший лейтенант, зря.
Я резко разворачиваю его к себе лицом и под Дашкин оглушающий визг впечатываю в стену. У меня ноль информации о причинах, по которым девчонка сваливает из дома, но я бы тоже не смог жить с этим носорогом.
Хорошенько тряхнув новоиспеченного родственничка за ворот футболки, членораздельно и предельно доходчиво цежу:
– Мы с твоей сестрой поженились. Нравится ли тебе такое родство или нет, но придется смириться, – хлопаю его по плечу. – Сейчас я забираю свою жену домой, а тебе советую со мной подружиться, – растягиваю губы в ухмылке. – Для тебя дружить со мной безопаснее, чем не дружить с семьей Бондаренко.
Память у старлея отличная, он узнал меня сразу, как только увидел на пороге квартиры. Поэтому, уверен, моего отца он тоже запомнил, а если все же запамятовал, то ему стоит погуглить на досуге фамилию Бондаренко, которая по значимости не самая последняя в нашем регионе.
– Я тебя сейчас отпущу, и ты будешь хорошо себя вести. Правда, брат? – насмешливо выгибаю бровь и давлю запястьем гайцу в ключицу.
Он болезненно морщится, но ни единого звука не издает. Его молчание я расцениваю как позитивный ответ, поэтому медленно, но настороженно отпускаю.
Он не двигается. Только желваки на скулах вибрируют, ходуном ходят.
Подбираю с пола брошенный Дашкин рюкзак и закидываю себе на плечо, не отпуская из внимания родственника.
Одной рукой прижимаю к себе аквариум, второй подхватываю клетку.
Я все еще на мандраже и на палеве. В любую секунду готов сорваться, если старлей вдруг решит не прислушаться к моему совету. Но он молча следит за моими движениями даже тогда, когда говорю Даше:
– Пошли.
Глава 15.
Герман
Она смотрит на меня исподлобья. Опасливо бросает обеспокоенные взгляды, а потом прячет глаза. Думает, что я этого не вижу, но я вижу, потому что тоже на нее смотрю, но в отличие от нее не прячусь.
Водитель такси косится на меня в зеркало заднего вида.
У обоих я вызываю опасение, ведь у меня под носом кровяная лужа, которую периодически смахиваю пальцами свободной руки и отираю о белые шорты.
Десять минут в дороге мы едем исключительно молча. Но это обоюдное молчание такое осязаемое, что, сидя от меня на пионерском расстоянии, я чувствую, как Даша напряжена. От нее волнами исходит это напряжение.
От меня тоже нехило искрило. И первые несколько минут после того, как мы покинули Дашкину квартиру, я тупо старался прийти в себя и угомонить бешеную энергию, которая распирала от встречи с чокнутым старлеем.
Ну спасибо тебе, дорогая женушка, за такого родственника!
Охренеть!
Подстава, конечно, капитальная. Вообще, о таких проблемных с головой родственниках предупреждать заранее надо.
Смотрю на нее. Пытаюсь найти в ее профиле хоть что-то доказывающее их родство, но они ни черта не похожи, что радует. Жить с ней под одной крышей несколько месяцев и каждый день видеть в ней придурка-гайца – развлечение не самое приятное.
– У тебя кровь…– еле слышно бурчит себе под нос Даша.
– Переживаешь за меня? – усмехаюсь, наблюдая за тем, как ее правая щека вспыхивает румянцем. Это прикольно. Давно не видел такого. Обычно у девчонок на лице слой макияжа, разглядеть что-либо под ним можно только под микроскопом, а у этой как на ладони. Бери и смотри.
Беру и смотрю.
– Это не смешно, – глухо бормочет и отворачивается к окну.
Блин, это очень забавляет! Забавляет, с какой тщательностью она пытается скрыть заботу и эмоции, потому что я вдруг вспоминаю, как она набросилась на своего брата и лупила его по спине.
Улыбаюсь, млин. Смотрю на девчонку и не могу сдержать улыбку. Она меня защищала! Твою мать! Мелкая хрупкая девчонка так самоотверженно защищала меня!
И не потому, что она рассчитывала произвести на меня впечатление, но я, черт…я впечатлен. Она просто вот такая. Она и сейчас переживает. И не только за меня. Уверен, она нервничает и за придурка-брата, перемалывает в голове мысли, в которых сомневается, считая, что поступила неправильно, когда уехала со мной.
Я бы на ее месте не сомневался. Я бы на ее месте уже давно бы свалил. С таким душевнобольным жить-то опасно, мне даже ее животину стало жалко оставлять с ним.
Клетка с хомяком стоит на сидении между нами. Мы больше десяти минут в пути, но в салоне им не воняет. Если он настолько чистоплотный, как говорила его хозяйка, пусть живет, но не отсвечивает.
На голых, крепко стиснутых коленках Даши – аквариум. Она бережно прижимает его к животу и большими пальцами водит по прозрачному стеклу. Нервничает.
Нагло скольжу взглядом по девчонке то вверх, то вниз. Рассматриваю, и она, будто чувствуя, плечом вжимается в заднюю дверь.
Когда подъезжаем к моему дому, минуя шлагбаум, на улице темень и легкая вечерняя свежесть.
Дашка все время плетется сзади, пока пересекаем подъездный холл в сторону лифтов.Здесь всегда тихо. В любое время суток наш подъезд – пример для подражания. Не в курсе, кто мои соседи, кажется, их тут вообще нет, потому что пересекаюсь с ними очень редко и то на парковке. Когда еще имел под задницей колеса.
Как только заходим в лифт, Даша встает напротив меня на противоположном конце лифтовой кабинки. Смотрит по сторонам, прижимает к груди аквариум, но не смотрит на меня. А я смотрю. На нее.
– Ты не говорила, что у тебя брат гаишник, – нарушаю молчание.
Даша резко вскидывает голову, наконец, ловит мой взгляд и виновато краснеет.
– Я стараюсь не акцентировать внимание на этом неприятном факте моей биографии, – сообщает она, вызывая у меня улыбку. Понимаю ее, я бы тоже хотел забыть о существовании в своей жизни такого родственника. – Откуда вы знаете друг друга? – бросает встречный вопрос.
Даю себе пару секунд на раздумье. Что ей сказать?
– Да так, как-то не сошлись в понятиях. Давно это было, – отвечаю уклончиво в тот момент, когда лифт останавливается на моем этаже.
Выхожу первым и подхожу к двери. Поправив на плече Дашкин рюкзак, открываю замок и толкаю дверь вперед. Делаю шаг в сторону, пропуская внутрь гостью.
Быстро на меня взглянув, она трусливо входит. Сразу у входа опускает на пол свои причиндалы, оставляя аквариум на ладони.
– Пройди, – подталкиваю вперед, заставляя сделать несколько опасливых шагов в глубину прихожей.
Наступив на задники кроссовок, снимаю их и иду в гостиную, которая объединена с кухней, по пути врубая свет. Ставлю клетку с притихшим хомяком на глянцевую столешницу. Под нее опускаю пакеты.
Даша бесшумно входит в комнату. Задрав голову, разглядывает лампочки на потолке. У нее слегка приоткрыт рот, а глаза широко распахнуты. Прижимает к себе аквариум так, будто его у нее сейчас отнимут. Чудная.
– Это гитара Клингхоффера*, – подсказываю, когда девчонка задерживает внимание на висящей на стене электрогитаре.
Она поворачивается ко мне и непонимающе хмурит брови.
– Гитарист Red Hot Chili Peppers** – уточняю, решая, что и эта информация ей ничего не даст, вряд ли она любитель олдскула и знает легенду рока.
– Ты серьезно? – вспыхивают глаза девчонки. – Californication***?
Теперь мои брови от удивления ползут вверх.
Киваю.
– На ней он исполнял знаменитую Калифорноманию.
Дашкины глаза нереально округляются. Со мной примерно похожее происходило, когда в десять лет отец привез из Штатов эксклюзивную гитару самого Джоша, которую урвал на аукционе. Тогда я чуть не обоссался от счастья.
– Ничего себе! – восхищается Даша.
– Ей больше сорока лет.
– Ого!
Она с интересом ждет от меня продолжения рассказа, а я затыкаюсь, поймав себя на мысли, что впервые рассказываю девушке в моей квартире об этой гитаре. И впервые эта девушка меня слушает, а не лезет мне в штаны. Обычно подруги сразу затаскивали меня в постель, им была интересна штука в моих трусах, но даже на утро ни одна из них не обращала внимания на легендарный инструмент, от которого даже на расстоянии веет грандиозностью.
Обрываю наш с девчонкой зрительный контакт, ибо не стоит на этих рассуждениях зацикливаться.
– Пошли, я покажу тебе твою комнату, – резко произношу и чувствую, как начинаю раздражаться. То ли на себя, то ли на нее – всю такую правильную и будто настоящую.
– Как…комнату? – Дашка замирает и смотрит на меня с глубоким непониманием.
– Твою комнату, – повторяю.
– Подожди-пожди, – она крутит головой. – Я не поняла. Мы что, здесь будем жить вместе?
– Предлагаешь мне съехать? – усмехаюсь, поражаясь ее наглости. – Это, вообще-то, моя хата, и я здесь живу.
– Но…ты же говорил, что у тебя есть квартира…
– А чем тебе здесь не квартира? – обвожу комнату рукой.
– Я думала, у тебя есть свободная… – расстроенно лопочет.
– Ну правильно. Свободная комната. Одна моя, в другой будешь жить ты. Как договорились.
– Но мы так не договаривались! – дергается девчонка, отчего вода в аквариуме приходит в движение.
– Поставь аквариум, – показываю на него пальцем.
– Ты меня обманул! – ее глаза опасно сужаются. Дашка делает шаг ко мне. – Я не буду с тобой жить.
– Ты сейчас его уронишь, – предупреждаю и делаю шаг назад.
– Ты лживый мерзавец! – делает два шага вперед. – Подлый обманщик! – еще один шаг, и я вжимаюсь в край столешницы кухонного гарнитура. – Господи! Замри! – Дашка выкидывает руку вперед, и я от неожиданности каменею.
Она срывается с места, быстро ставит на стол аквариум и подлетает ко мне.
– У тебя кровь… Есть полотенце? – Дашка тяжело дышит рядом со мной, пока я ни хрена не понимаю.
– Ох черт…– суетится она, делает вокруг себя круг и подхватывает со спинки высокого барного стула мое полотенце, которое повесил туда еще утром.
Подрывается к раковине в тот момент, когда замечаю на полу первые капли крови.
Мать твою.
Закидываю башку назад.
– Нет! Нельзя! Нужно вперед, – орет на меня мелкая. – Быстро сядь на стул и голову вниз.
На автомате выполняю команду.
Опускаю голову и смотрю на кровь под ногами. А потом на девчонку, которая просачивается между коленями и разводит мои бедра в стороны. Усаживается на полу и сует мне в нос холодное полотенце.
Что же ты творишь-то?
– Зажми, – требовательно просит и поднимает ко мне лицо. Розовощекое. А глаза серые. Цвета неба перед дождем. И эта розовая родинка над левой бровью… снова теснит мне шорты в паху.
– Что? – тихо спрашивает, а я залипаю на том, как шевелятся ее губы.
– У тебя…ресница выпала, – говорю с дуру.
– Где?
Черт.
Черт, черт, черт…
Резко вскакиваю на ноги и отбрасываю в сторону полотенце.
Вылетаю в прихожую, сую ноги в кроссовки и выметываюсь из квартиры так быстро, что плюю на свой вешний вид.
На дворе ночь. Никто не заметит. А у меня кипяток…везде. Мне проветриться надо.
*Джош Клингхоффер – гитарист группы Red Hot Chili Peppers (https://ru.wikipedia.org/wiki/Red_Hot_Chili_Peppers)
**RedHotChiliPeppers – американская рок-группа
***Californication –
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71053726?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Анна Белинская
Заключить сделку с самым наглым мажором нашего универа? Легко, когда фиктивные отношения выгодны нам обоим. Но безумно сложно, когда внезапно начинает казаться, что между нами всё…по-настоящему.
Эмоционально, чувственно, трепетно.
Анна Белинская
По-настоящему
Глава 1.
Герман
– Бондаренко, на выход!
Лязг металлической двери, бьющий по мозгам. Недовольный бубнеж моих соседей.
– Бондаренко!
Передергиваю плечами.
Ну че ты так орешь? Башка гудит…
– Я не понял, тебе особое приглашение нужно? Или понравилось тут у нас? – усмехается дежурный.
–Ага. Уютно, – сиплю, вставая с деревянной скамьи.
Наклоняю гудящую башку влево-вправо. Растираю ладонью затекшую шею.
– Могу продлить тебе пребывание. Хочешь? – снова усмехается гражданин начальник и широко открывает для меня решетчатую дверь. Я провел здесь половину сегодняшней ночи, не сомкнув глаз и морщась от потолочного светильника.
– В другой раз… – хлопаю себя по карманам джинсов, отыскивая очки, но вспоминаю, что менты все отобрали.
Тело ноет. Меня словно прокрутили через мясорубку.
– Ловлю на слове! – ржет дежурный. – Давай за мной.
Идем по тусклому вонючему коридору. Смотрю прямо перед собой. Конкретно в этом участке я впервые, но за последние полгода я – частый гость подобных мест, и изнутри они все похожи.
– Здоров, Тем, а ты че к нам зачастил? – голос моего конвоира эхом отражается от казенных стен.
Он останавливается, я торможу следом. Смотрю вперед, на мужика, с которым дежурный здоровается за руку, узнавая в нем того самого гайца, из-за которого провел ночь в этой помойке. Он узнает меня тоже, когда, выглянув из-за плеча дежурного, скользит по мне сощуренным взглядом. Нервно сглатывает.
Салют! Давно не виделись!
Улыбаюсь ему в ответ, приветствуя двумя поднятыми вверх пальцами.
– Че лыбишься? Утро у тебя доброе? – гаишник игнорирует своего собеседника, отдавая мне свое эксклюзивное внимание.
Подмигиваю ему.
– Тем… – стопорит его дежурный, когда тот делает шаг в мою сторону.
– Ты глухой или тупой?
– Ну че ты бесишься? – лениво складываю руки на груди и подаюсь корпусом вперед, глядя на три звездочки на его погонах. – У-у-у… А че ты до сих пор старлей? Ты поэтому такой злой, да?
– Слушай сюда, ублюдок малолетний… – гаец в два шага оказывается напротив моего лица и хватает меня за футболку, притягивая к своим расширенным ноздрям, – дерзить ты научился, в остальном ты – полное дерьмо. Легко быть крутым за родительские бабки.
Дежурный бросается к нам:
– Тем, хорош. Отпусти его, – рвано озирается по сторонам.
– Спокойно, спокойно, порвешь… – давлю наглую лыбу, смотря гайцу прямо в глаза, и развожу руки в стороны ладонями вперед в тот момент, когда позади нас раздается мужской голос:
– Что происходит?
– Здоров, батя! – повернувшись к отцу, растягиваю губы в насмешливо-ехидной улыбке.
Отец смотрит на ментовские руки, вцепившиеся мне в футболку, отчего старлей резко их сбрасывает и отходит от меня на метр. Подмигиваю ему, замечая, какой перекошенной стала его побагровевшая морда. Это он меня сюда определил. Но прежде несколько раз прилично приложил лицом о капот моей тачки, скрутив руки за спиной. Шустрый чувак оказался, принципиальный зараза. Нагнал на своей развалюхе.
– Доброе утро, – здоровается Борис Германович, не глядя на меня. – Я отец… этого… – кивает в мою сторону, на что усмехаюсь, качнув головой, – …нарушителя, – добавляет.
Этого…
– Где нам можно… поговорить? – отец произносит это так, что ни у одного мента не возникает желания оповестить его о том, что мы находимся не в его офисе или в торговом центре, а в отделении полиции. Но за меня уже заплатили. Заплатили столько, чтобы Борис Германович Бондаренко мог позволить вести себя так, а я мог позволить себе приложить к виску два пальца и отсалютовать старлею, у которого дым валит из носа.
– Я вас провожу, – отзывается дежурный, за что получает от бати скупой благодарственный кивок.
Бесячей походкой прохожу мимо гайца, который провожает меня смертоносным прищуром. Была бы его воля, он бы меня закапал. Прямо здесь, у входа в участок.
Нам с отцом выделяют пустой кабинет, и я примерно представляю, для чего это все.
Нравоучительная лекция младшему неуправляемому сыну господина Бондаренко, позору семьи, выродку, на котором природа отдыхает.
Ну окей.
Пристраиваю свой копчик на стуле, ерзая и пытаясь найти более-менее удобное положение.
– Чет ты припозднился, – зевнув, лениво отвешиваю претензию, когда отец садится за стол. Соединяет пальцы в замок и смотрит на меня испытывающе.
Показательно растекаюсь по стулу. Поза максимально расслабленная и нахальная. Отцу не привыкать, это представление для него, он в теме.
– Подумал…может, ночь в обезьяннике пойдет тебе на пользу… – усмехается Борис Германович.
О, как!
Лады, принимается.
Молчу.
Башка гудит беспощадно, спать, блин, хочется.
–… но, видимо, не пошла…– с сожалением заключает батя и замолкает.
Его молчание слишком оглушающее. Представляю, что творится у него в голове, от его мыслей у меня уши закладывает.
Даю ему время. Пары минут достаточно, чтобы начать:
– Наслышан, какое представление ты ночью устроил. На местном канале оценили.
Уже? Оперативно работают!
– А ты? Оценил? – расплываюсь в довольной улыбке, вспоминая, как ночью всполохнул скучные улицы.
– Превышение скорости… – констатирует батя, забив на мой вопрос.
Под двести втопил, ага.
– Там по мелочи, – уклончиво отвечаю.
– Не остановился на требование сотрудника ДПС, – продолжает отец.
Было, да.
Мне рожа этого старлея издалека не понравилась. Стоял полусонный, скучал. Ну подразнился я с ним. Зато кровь мужику разогнал! Ему, вообще, похудеть не мешает.
– Да чет очканул я, бать! Стоит мужик, палкой размахивает. Черт его знает, че у него на уме, – пожимаю плечами, включив дурака.
Покачав головой, отец грузно вздыхает.
– В крови промили…
– Ээ-э! – возмущённо подскакиваю на месте. – Че за гонево?
Я в трубку дышал, там все порядком было.
Зараза ты, старлей. На капитанские погоны зарабатываешь, леваки мне навешивая?
– Трезвый я был! Поиграл с гайцами в шашечки, в чем проблема?
– Герман! – тяжеля рука Бориса Германовича грохает о поверхность стола. Морщусь. – В шашечки поиграл? Шахматист, – матерится. – Сколько можно? Я устал тебя вытаскивать…
– Так не вытаскивай. Тебя никто не просит! – Взрываюсь я следом.
– Я тебя не узнаю сын.
– А я тебя не знаю, отец. – Вскакиваю со стула так, что тот с грохотом валится.
Срываюсь к двери, у которой торможу, слыша в спину:
– Двадцать восьмого числа…
– Твой день рождения… – перебиваю отца. – Я отправлю тебе открытку.
– Радует, что ты помнишь, – усмехается в ответ он. – Но я не об этом. В этот день я буду давать большое интервью. В нашем доме. Прилетит Богдан. Я хочу, чтобы оба моих сына присутствовали…
– Хочешь казаться образцово-показательным отцом? – перебиваю его. – Прямо вижу, как пестрят новостные заголовки «Счастливое семейство Бондаренко собралось за одним дружным столом»!
– Не передёргивай, Герман, – отец поднимается из-за стола и делает шаг ко мне. Встает раздражающе близко. – Ты знаешь, что это не так. Но предстоящее интервью для меня действительно важно.
– Не сомневаюсь. Может, тогда мне и не стоит на нем появляться?
– Герман…ты мой сын… – отец тяжело выдыхает, проводя рукой по слегка седоватым волосам. – Просто постарайся не вляпаться в очередное дерьмо до интервью.
Без представлений я не умею. Я слишком ненавижу их обоих, чтобы заботиться об их нервных клетках.
– Переживаешь? За свою репутацию? – язвлю сквозь зубы, вызывающе глядя отцу в глаза.
Кадык в его глотке дергается. Он нервно поправляет белоснежный воротник брендовой рубашки.
– Когда мы потерялись? – голос Бондаренко старшего становится похожим на отчаяние. Я мог бы даже проникнуться, но…
– Ты знаешь.
– Тебе не кажется, что нам давно пора поговорить?
– Серьёзно? Здесь? – обвожу рукой скупой ментовский интерьер.
– Может, и здесь. Мы видимся только при таких обстоятельствах. Когда ты был дома последний раз?
– Дома? – удивленно приподнимаю брови. – А где мой дом?
– Герман… – качает головой батя.
– Ну че? Где мой дом? Там, где живет эта стерва?
– Герман, следи за языком!
– А то что? Бабло перестанешь отчислять?
– Может, и перестану! – рявкает отец, покрываясь красными пятнами. – Может, давно пора это сделать?!
– Ну так сделай, пап, сделай. В чем проблема?
– Нет проблем? – заводится. – Нет проблем?! Ну я посмотрю, как у тебя их не будет, когда останешься с голым задом. В твоем возрасте я растил твоего брата, обеспечивал семью. А твоя бы давно от голода сдохла.
Мне достаточно шага, чтобы схватить отца за рубашку и, сжав ткань в кулаке, притянуть его лицо к своему. Желчь, которая плещется в пустом желудке, просится наружу, именно ею плююсь, когда хриплю:
– Мама и сытая с тобой померла.
Звонкая хлесткая пощечина заставляет голову дернуться.
Отец распахнутыми глазами смотрит на мою скулу, к которой припечатался ладонью секунду назад.
Он ни разу меня не бил. Ни разу даже пальцем не тронул…Его взгляд полон ужаса вперемешку с раскаянием, но плевать. Мы срались миллион раз, но сегодня что-то новое. Если так он видит точку в наших отношениях, то я не все сказал…
– Пошел ты.
– Герман!
– Отвали!
Потянув на себя ручку, вылетаю за дверь, не переживая, что на пути меня ждет преграда. За меня заплатили, и этот факт перекорёживает недовольную рожу старлея, который провожает меня прокручивающим кишки прищуром, стоя у выхода. Пошел и ты, придурок!
Выметаюсь из отделения и жадно хватаю пыльный знойный воздух, который после вонючего курятника кажется практически целебным.
Водитель отца топчется у тачки. Заметив меня, открывает заднюю пассажирскую дверь, к которой, не раздумывая, отправляюсь.
У меня нет других вариантов. Ключи от тачки изъяли, телефон и бумажник тоже.
Приветственно кивнув Володе, забираюсь на сидение и смотрю в окно, за которым спустя пару минут появляется мрачная отцовская фигура.
Он садится ко мне, и машина трогается, покидая территорию отделения.
Молча кладет рядом с моим бедром телефон и очки.
– Ключи от тачки и бумажник… – уточняю, заталкивая трубку в карман джинсов.
– Пусть пока полежат у меня, – отзывается отец.
Его тон, тихий и сомневающийся, заставляет резко на него посмотреть. Бондаренко старший опускает взгляд на свои пальцы, которые сжимает-разжимает. Нервничает.
Смотрю на него настойчиво-вопросительно.
Серьезно? Мы перешли на новую ступень наших взаимоотношений?
– Окей, понял, – усмехаюсь. – Дядь, Вов, машину здесь тормозни, – хлопаю по плечу водителя.
– Герман, сиди… – чеканит сквозь зубы батя.
– Дядь Вов…– ловлю в зеркале заднего вида его меченный взгляд, которым останавливается на отце, прежде чем тот позволительно кивает.
Тачка паркуется в кармане вдоль проезжей части и, ничего не сказав, я выпрыгиваю из машины, чувствуя на своем затылке прицел отцовских глаз.
Глава 2.
Герман
– Нафига я повелся, а? – зеваю и набрасываю на глаза авиаторы.
Майское солнце слепит.
И рядом сидящий Дэн тоже.
Мой лучший друг выглядит как новый найковский кроссовок. Несмотря на то, что полночи провел в самолете, Соколовский держится огурцом.
В девять утра его бодрая задница торчала на пороге моей хаты, а спустя полчаса моя задница была доставлена сюда, в универ, в котором учимся второй год.
– Я обещал матушке, что получу допуск к сессии, – лыбится его довольная рожа. Забросив руки за голову и вытянув ноги вперед, Дэн задирает башку и ловит прищуром солнце.
– Ты уверен, что таким образом его получишь? – усмехаюсь я.
До занятий мы дошли. Зачалились здесь, у фонтана главного корпуса, развалившись на скамейке и провожая взглядами полуголые стройные ножки девчонок.
– Отвали… – ржет Сокол, пихая меня кулаком в бок, отчего меня слегка кренит.
Денис Соколовский – мастер спорта по кикбоксингу. Два дня назад он выиграл очередное соревнование, я уже задобался следить за его достижениями. Сегодня утром он прилетел из Минска, где надрал задницы своим соперникам.
– Какой семинар, Герыч? Тут такие ножки, у-у-у… – гудит Соколовский и трясет меня за плечо, – зацени!
Отрываю башку от спинки скамьи, приспускаю очки на кончик носа, наблюдая за дефилирующими тонкими голыми ногами. Девчонка улыбается, принимая сомнительный комплимент Дэна.
Проводив девчонку облизывающим взглядом, Сокол переключается на меня и к той теме, которую обсуждали последний час:
– Поверить не могу, что пахан у тебя тачку отжал. Че будешь делать?
– На тебе кататься, – подмигиваю Дэну, на что друг понимающе цокает.
Отсутствие под жопой колес – последнее, о чем я беспокоюсь. Все мои банковские карты заблокированы, и это в который раз подтверждает, что отец бросил мне вызов. Я его принимаю. Это даже прикольно, ведь в моих карманах бабла – на пару пачек приличных презервативов, но так даже интереснее.
– Слушай, может, эта бикса его настроила? Че думаешь?
Он про Анжелу, новую женушку моего отца.
– Без понятия, – мощный выброс желчи оседает в глотке отвратительной горечью.
Ненавижу эту стерву. Ненавижу их обоих. Отца больше, ведь во всем происходящем в нашей семье виноват он.
Сокол замолкает, мою лаконичность он расценивает правильно. Говорить о них я не настроен.
– Че, до банкомата скатаемся? – через пару секунд фонит не умеющий долго молчать Соколовский.
– Нафиг? – уточняю я.
– Снимем тебе лавэ. Хавать же че-то надо.
– Ты милый, – усмехаюсь, – но не-е, – отрицательно качаю головой.
– Ой, мля, че ты геройствуешь? – бесится Дэн. – Потом отдашь.
Подмигиваю другу и лениво улыбаюсь. Не-а. С голоду не сдохну, пусть Анжела с батей не надеются.
– О-о… – Дэн наклоняется близко к моему лицу и кружит по нему внимательным прищуром, – узнаю этот эпичный прищур. Че придумал? Устроишь бате незабываемое шоу?
Ага! Со спецэффектами!
– Возможно…– уклончиво отзываюсь, вытягивая руки над башкой и зевая. Плана пока нет, но есть огромное желание развлечься. – Будь уверен, ты узнаешь о нем первым, – обещаю, залипая на круглой заднице девчонки, заходящей в главный корпус вуза. Секунда – и наружу ее выталкивает другая, вылетающая из дверей ураганом.
– Эй, обалдела?! – кричит ей «круглая задница», до которой девчонке нет никакого дела. Она прет как танк, пока ее локоть не перехватывает пацан, разворачивая лицом к себе.
– Отвали! Еще раз меня тронешь, я сломаю тебе нос, понял? – орет она ему.
Где-то я ее видел… Или нет… Но девчонка кажется смутно знакомой. Я не пытаюсь вспомнить, когда провожаю ее спину взглядом, пока она несется вверх по аллеи, оставив пацана пялится ей в след и хлопать глазами.
Через пятнадцать минут мы с Дэном разбегаемся по корпусам. Я учусь на айти, Сокол – на «Сервис/туризме». Если его спросить, какого черта он делает на этой специальности, друг ответит, что на туризме учатся самые красивые девочки.
Меня хватает на две пары, на одной из которых я героически сражаюсь со сном. На второй – засыпаю, после чего решаю благородно отчалить, чтобы не насиловать ни себя, ни преподов своим «неуважением».
На улице осматриваюсь, подбирая место, где можно покемарить и подождать Дэна. Ощущение, будто никто не учится, ошиваясь целыми компаниями в тени тополей, все лавки забиты. Конец семестра, народ на расслабоне, погода этому только способствует.
Мой взгляд падает на скамейку, на которой, сгорбившись, чалится девчонка, уткнувшись в телефон носом.
Ладно, не помешает.
Поглощенная экраном, она не замечает моего присутствия, когда падаю на противоположный конец скамьи.
Скрещиваю руки на груди, откидываю назад голову, прикрывая глаза и готовясь дремать.
– Здравствуйте, – голос справа касается моего слуха. Приоткрываю один глаз и поворачиваю голову на звук. – Я по объявлению. Вы еще сдаете квартиру? Да…Одна…Мне…ну-уу… на пару месяцев… А-аа-а…Извините. Спасибо, – рука с телефоном обреченно падает на неприкрытые юбкой колени.
Девчонка поднимает голову и смотрит прямо перед собой, демонстрируя мне профиль, в котором узнаю ту самую шипучку, которая грозилась сломать пацану нос. Сейчас она не выглядит настолько воинственно настроенной. Скорее подавленной или чем-то глубоко озадаченной.
Она по-прежнему меня не замечает даже тогда, когда методично-настойчиво набирает номера телефонов, где ей снова и снова отказывают. Примерно на шестом звонке окончательно падает духом.
Девчонка ищет жилье, не нужно иметь аналитический склад ума.
Мой сон сдуло ветром.
Ловлю себя на мысли, что с интересом жду ее следующего звонка и почему-то получаю извращенное удовольствие от того, что на том конце провода ей постоянно отказывают.
Не знаю, сколько еще номеров у нее в загашнике, но, надеюсь, их достаточно, чтобы она потусовалась в моей компании еще какое-то время.
Рассматриваю ее.
Всё же она мне знакома.
Не могу вспомнить, где я мог ее видеть, хотя вряд ли бы запомнил. Она не особо примечательна. Русые волосы собраны в небрежный хвост. Над ним не заморачивались, не пытались сделать из него прическу. Так же, как выбор ее прикида – черная юбка чуть выше коленей и заправленная в нее бежевая футболка. На ногах самые простые кеды. Не богато.
Перекатываюсь на бок и подкладываю под правую щеку кулак, чтобы удобнее было смотреть, но девчонка внезапно бросает телефон в рюкзак и порывается встать. Уйти в тот момент, когда я удобно пристроился.
– Ищешь квартиру? – спрашиваю, не успев придумать ничего лучше.
Мой голос ее пугает, и она резко поворачивается. На лице брови хмурятся, сдвинуты к друг другу. Смотрит на меня пару секунд, а потом отворачивается и принимается застегивать тряпичный рюкзак.
Нормально. Такая себе прогулочка по моему самолюбию. Я привык к вниманию противоположного пола, его слишком много, даже бесит. А эта посмотрела так… как моя воспиталка в детском саду, когда я мелким нассал мимо горшка.
– Приве-ет! – решаю напомнить про себя интонацией, которой обычно завязываю знакомство.
– Привет, – нехотя отзывается в ответ, не поворачивая головы, дергает заевшую молнию.
– У меня есть квартира. Могу предложить, – так, между делом оповещаю.
Девчонка снова поворачивается и пытливо кружит по моему лицу настороженным взглядом. Понятно, что это выглядит как минимум подозрительно, но искать хату по объявлению тоже такое себе.
Ее прищур сползает ниже, оценивающе пробегается по мне с ног до головы, заставляя меня подобраться и напрячь мозги, чтобы вспомнить – чистые ли на мне надеты носки.
– Мне на пару месяцев… – сощурив глаза, вкрадчиво произносит. Словно сама не верит в то, что говорит.
– Без проблем, – пожимаю плечами.
– И…какая цена за съем?
Делаю паузу. Бегло осматриваю девчонку, отчего она напрягается и сводит колени вместе, натягивая на них подол юбки.
– У меня к тебе предложение.
– Какое? – настораживается она.
– Выходи за меня замуж!?
За мгновение на ее лице проносятся сотни противоречивых эмоций, последняя из которых отзывается звуком ее падающей челюсти.
Ну я тоже в шоке, да. Жизнь непредсказуема.
– Бондаренко, ты что, пьян? – девчонка понижает голос и ощупывает подозрительным взглядом мое лицо, выискивая в нем признаки слабоумия.
Я же говорил, что мы знакомы. По крайней мере меня она точно знает. Это уже половина успеха.
– Ага, захмелел от большой любви. Слушай, э-ээ… как тебя, кстати, зовут? – я двигаюсь к ней по скамейке ближе, но девчонка, подхватив свой рюкзак, стремительно подскакивает и шарахается от меня, как от чумы.
– Иди проспись. Жених… – брезгливо поморщившись, резво газует, но я успеваю перехватить ее за локоть и разворачиваю к себе:
– Да погоди ты. Дело есть.
– А у меня есть газовый баллончик, – шипит, задрав ко мне лицо. – Если я его применю, как минимум пару дней ты будешь отпугивать красной рожей своих подружек. Оно тебе надо?
– Успокойся, – цежу сквозь зубы и растягиваю губы в обаятельной улыбке двум проходящим мимо женщинам, задерживающим на нас свое любопытное внимание. – Доброго дня! Погода радует, не правда ли? – почтенно кланяюсь дамам. – Вот, предложение делаю своей девушке!
Женщины умиляются, растроганно прикладывая руки к груди, а я получаю ощутимый пинок по ребрам.
– Что ты несешь? – лютует шипучка.
Дождавшись, когда наши свидетели скроются за поворотом, притягиваю разъяренную девчонку к себе:
– Ты можешь выслушать меня и не орать? – рявкаю так, что сам морщусь.
Это срабатывает. Девчонка затихает. Впивается в меня огромными асфальтовыми глазами. Ее лицо очень близко. Настолько, что я могу разглядеть ее…брови…Они как…настоящие, что ли? И ресницы…тоже настоящие.
– Сам не ори! – первой отмирает она. – И отпусти меня! – строго требует.
Только сейчас замечаю, как мертвой хваткой одной руки вцепился девчонке в локоть, другой – в бедро, которое сжимаю как родное.
– Не убежишь? – вопросительно щурюсь.
Думает.
Потом качает головой.
Нехотя отпускаю. Моя ладонь, которая стискивает бедро под задранной юбкой, не подчиняется.
Девчонка одергивает подол и усаживается на скамью. Поднимает лицо ко мне, складывает на груди руки.
Лады.
И че говорить?
Пудрить девчонкам мозги – не сложнее, чем сходить помочиться. И сейчас я вру так, что не чувствую от этого огорчения.
– Предлагаю сделку. Фиктивный брак. Слышала про такое? Я тебе – жилплощадь, ты мне – штамп в паспорте. Тебе нужна квартира, а мне… – задумываюсь, – короче, летом я еду в Африку. Спасать голодающих. В Корпус Мира набирают только женатых. Ну знаешь, чтобы с местными не чпокались и не разносили инфекцию, – придумываю на ходу.
Смотрю на девчонку. На ее лице полный штиль. Мне даже кажется, что она спит. Открытыми глазами. Или так поражена моей героической историей. И только тогда, когда я собираюсь деликатно намекнуть ей о том, что следовало бы хоть как-то прореагировать, эта непрошибаемая отвисает:
– Великолепно. Это самая потрясающая чушь, которую я когда-либо слышала. Ты реально считаешь, что я поверю в эту пургу? Ты потратил десять минут моей жизни, чтобы наплести с три короба и заставить в это поверить? – она вскакивает со скамейки, прихватывая рюкзак. – Ваши с Соколовским приколы отвратительны, как и вы сами.
– Че это отвратительны? Да я тебе ни грамма не соврал!
– Клоун, – выплюнув мне в лицо, убегает с такой скоростью, что оставляет после себя пыль, поднятую в воздухе.
– Ты чем так Дашку напугал? – материализуется Соколовский и смотрит вслед пяткам девчонки.
Откуда он взялся, я не уловил, зато цепляюсь за имя.
Дашка…
– Ты ее знаешь? – смотрю на друга, который усаживает свою тушу на скамейку.
– Ага, одногруппница моя.
Все, понял. Значит, видел ее на парах у Дэна.
Падаю рядом.
– Че расскажешь о ней?
– О Дашке? Тебе какой интерес? – Сокол выразительно изгибает бровь.
Откидываюсь на спинку скамьи, ноги скрещиваю в лодыжках и смотрю вперед.
– Я ее замуж позвал, – стараюсь боковым зрением поймать прифигевший фейс Дэна.
– Гонишь?! – восторгается он.
– Прикинь? Предложил замуж, она сбежала, – сообщаю другу, а следом рассказываю всю ту легенду, которую наплел девчонке.
– Нет, ну я знал, что ты без башки, но чтобы настолько… – Дэн восхищенно качает головой. – Ток я не понял… а на фига? Ну женишься ты и че? Кому и что ты собираешься доказывать?
И я рассказываю.
О том, как, увидев девчонку, идея в моей голове сгенерировалась сама по себе. Но сейчас уже не уверен, настолько ли я готов так заморачиваться, чтобы «повеселить» отца.
– Капец ты отмороженный. Но восхищен, восхищен! – аплодирует Сокол, выслушав мой рассказ. – Ладно, с этим понятно. Только не догоняю, на что ты рассчитывал с Дашкой? Почему она? Девчонок, желающих залезть к тебе в трусы, как семечек. Да любой из них за счастье с тобой замутить. Но Дашка? С такой не прокатит… – ухмыляется друг.
Не понял.
– Не понял…Это с какой?
– Ну она-аа…– тянет друг, подбирая слова, – вообще не из твоей очереди. Ты ей хоть денег дай – один фиг. Она тебя вместе с Ахметовой через Китай будет обходить. Такие, как эти двое, замуж выходят по чистой и взаимной любви. Лучше Бахметьевой предложи, у той на тебя давно флюгер повернут.
– Кто такая Ахметова?
– Подружка ее. Такая же малахольная, – закатывает глаза.
– Ясно, – вытянувшись, зеваю. – Да пофиг. Мне уже не интересно.
– А вообще…это прикольно! – Дэн хитро прищуривается. – Я не против посмотреть на женатого Герыча. С ума сойти! – угорает Соколовский, за что получает от меня шутливый подзатыльник.
– Ладно, харэ ржать. Поехали похаваем, что ли? – предлагаю.
Дуркуясь и навешивая друг другу дружеских поджопников, катимся в сторону припаркованной за шлагбаумом омерзительно-мажорской тачки Дэна.
Глава 3.
Даша
Сгребая остатки после ужина со своей тарелки в мусорное ведро, исподлобья наблюдаю за братом, который с нескрываемой ненавистью топит в кружке чайный пакетик.
Сочувствую.
Не брату, а заварочному треугольничку, неудачно попавшему в руки к этому…ослу.
Брат не в настроении.
Хотя, о чем я. Я уже и не помню, когда оно у него имелось. Кажется, тогда мне было лет семь, но мне могло и показаться так же, как и то, что когда-то мы с Артемом жили в одной семье и прекрасно ладили.
Опускаю свою тарелку в раковину, поднимаю со стола миску брата, с которой счищать нечего. Ее и мыть не нужно. Она вылизана до скрипа.
Это у него с армии.
Может, тогда у него начала ехать крыша?
Не знаю.
Когда Артем вернулся из армии, он давал померить мне свою дембельскую форму. Сейчас он раздает только лещей. Не в буквальном смысле, а словесных.
Значит, это началось позже. Может, тогда, когда брат переехал из нашей родной станицы сюда, в город N*, и устроился работать в отделении ДПС.
У него работа собачья, но не обязательно лаять на меня! Он как с цепи сорвался.
Два года назад я с таким энтузиазмом переезжала к нему, что фонтанировала счастьем на километры.
Я ждала этого дня, как дембеля мой брат.
Я мечтала переехать из маленькой станицы и жить в большом городе, учиться в ВУЗе. Все это исполнилось, но меркнет, когда как в течение двух лет Артем меня терроризирует.
– В субботу отвезу тебя к родителям, – ни с того ни с сего констатирует агрессор.
Это не вопрос и не просьба. Это чертов приказ!
Не знаю, когда он решил, что несет за меня полную ответственность. Артем обращается со мной как со своими правонарушителями. Будто я каждый день что-то нарушаю.
– В эти выходные у меня две фотосессии, – сообщаю ему свои планы, о которых он постоянно забывает поинтересоваться.
Замечаю, как, сделав глоток черного крепкого чая вприкуску с куском сахара, скулы Артема заводят свой чокнутой танец.
– Отменишь, – цедит сквозь зубы.
Начинаю внутри агонизировать, но, чтобы не сорвать чеку вспышки ярости брата, говорю тихо:
– Я не могу. Мне задаток уже перевели.
– Вернешь, – твердо требует Артем.
Зажмуриваюсь. Задерживаю дыхание, чувствуя, как внутри рвется пружина, которая держит под напряжением все мои внутренности целых два года.
– Я не могу, Артем. Это безответственно. Я подведу людей…– повторяю чуть громче, но не настолько решительно, чтобы это мне помогло.
– Насрать. В субботу ты едешь к родителям, – заявляет безапелляционно.
И все. И хоть ты лбом о стол треснись.
Я взрываюсь как петарда:
– Как же ты меня достал! Перестань обращаться со мной как с собственностью. У меня своя жизнь. Хватит указывать, как ее жить! Разберись со своей! А лучше уже начни подыскивать себе кошку! Потому что ни одна нормальная женщина тебя не выдержит. Хотя и кошка от тебя сбежит. Ты злой как собака!
Выплюнув все то, что накипело, убегаю в свою комнату и от души захлопываю за собой дверь.
Достал!
Ненавижу!
Он считает, что я маленькая несмышлёная девчонка…. А мне девятнадцать!
Его нездоровый контроль просто невозможен.
Я никуда не могу пойти с лучшей подругой Зарой, я постоянно должна отчитываться перед ним. Отпрашиваться!
Я не была ни на одном институтском мероприятии, если не считать конференции. На меня одногруппники смотрят как на ненормальную. Дикую!
Мое увлечение фотографией брат называет дурью. Сам он придурок! Если бы не мой Сони, камера, которую родители и этот дурак подарили мне на восемнадцатилетие, я бы сошла с ума! Единственная отдушина и способ легально сбежать из дома! Посмотреть на счастливые лица моих клиентов и получить от них приятные эмоции, когда сбрасываю им фотографии. А еще… я накопила за фотосессии немного денег. Это мой посильный заработок. Я не профессиональный фотограф, я любитель.
Детские праздники, прогулочные семейные фотосессии, уличные мероприятия и…оттенки моря – вот перечень моей работы, за которую, по общепринятым меркам, я беру копейки. Но они чертовски выручают, ведь просить у родителей деньги на личные средства гигиены или нижнее белье мне не позволяет совесть. А уж обращаться к брату само собой дело провальное.
Мне нужны деньги!
Я хочу снять квартиру и съехать от этого самодура. На несколько месяцев, до того, как комнаты в общаге освободятся выпускниками.
Но с этим проблема. На такой короткий срок найти съемное жилье очень сложно, а посуточно я не потяну. Впереди летние месяцы, квартиры еще с зимы забронированы туристами, которых в городе уже бессчётное количество. Их даже кусачие ценники не отпугивают. А меня пугают. Те суммы, которые арендодатели просят за квадратные метры даже вдали от моря.
Я прогуляла сегодня пару, чтобы подыскать себе жилье, но удача явно не на моей стороне. А я хочу жить! Мне девятнадцать! Я хочу набивать шишки и наслаждаться ими, пока у меня есть молодость. Хочу глупить! Хочу влюбляться! А когда еще этим заниматься? Не хочу быть как брат: злой и одинокой. Не хочу потратить свою молодость зря!
– Дарья! – доносится за закрытой дверью моей комнаты. Я слышу, как брат топчется снаружи, но не переживаю о том, что замка на этой двери нет.
Я молчу, а это означает, что без приглашения Артем не войдет. Несмотря на его придурковатость, он различает нашу гендерную принадлежность.
Мы живем в двушке. Брат мне выделил спальню, себе оставил гостиную. Личные территории, на которые мы стараемся не посягать. Пересечений с Артемом на кухне мне достаточно, чтобы с каждым новым днем все больше и больше желать от него съехать.
Эта квартира тоже съемная. Нужно продать половину своих органов, чтобы купить здесь, на взморье, квартиру. Поэтому я не считаю Артема неудачником. Всего лишь дураком, ведь если бы не его принципиальность и скверный характер, он бы давно выбрался из старлеев. И никто не виноват в том, что он сам отбирает у себя шанс быть успешным в этой жизни.
Не дождавшись моего ответа, брат уходит. Я выдыхаю, но обида и чувство вселенской несправедливости душат.
Сажусь на край кровати и наблюдаю за Мавроди, который, будто почувствовав мое состояние, замирает в своем колесе. Он единственный понимает меня в этом доме, и это спасает от того, чтобы не повеситься на бельевой веревке, на которой Артем сушит свою форму. Но я никогда не пожалуюсь родителям на брата. А смысл? Ему двадцать восемь, вряд ли они поставят его в угол или отлупят.
Грустно улыбаюсь Мавроди. Черные глазки-пуговки замерли на мне и не двигаются. В них темная бездна, но даже в ней я вижу сочувствие, и оттого мне хочется зареветь, но не получается. Мой бело-рыжий хомяк живет в клетке, но выглядит свободнее и счастливее меня. Полдня он наяривает в колесе, а вторую часть суток посвящает складыванию тыквенных семечек пирамидкой в углу своего домика. Я назвала его Мавроди, думаю, он не в обиде.
Укладываюсь на спину в тот момент, когда на столе начинает гудеть вибрация телефона. Хватаю трубку, с радостью подмечая на экране улыбающееся лицо Ахметовой.
– Да?! – быстро отвечаю подруге.
– В субботу на даче Астахова намечается грандиозная вечеринка. Только не говори, что мы на нее не пойдем, – начинает тараторить она, не потрудившись поздороваться. Зара такая. Когда ей нужно рассказать что-то срочное, для нее ничего иного не существует вокруг, кроме того, чтобы как можно скорее донести фонтанирующую из нее информацию.
– Привет… – удрученно вздыхаю я, зная свой ответ заблаговременно.
– О нет, только не эти интонации…– предупреждает меня, шмыгая носом. Следом в трубке слышатся звуки смачного высмаркивания.
– Но я правда не смогу. Ты же знаешь, – кошусь на дверь, боясь, что брат примчится на нюх и начнет подслушивать под дверью.
– Мы не можем пропустить такую пати. Ну поговори с ним! – кашляя, канючит Ахметова.
– Мы поругались… – объявляю.
– Опять?
– Снова. Артем хочет отправить меня в станицу. Не знаю, для чего ему нужно, чтобы меня не было дома, но явно не для того, чтобы привести девушку.
Зара весело прыскает.
Не в курсе, есть ли вообще у Темы кто-нибудь. Даже если и есть, не представляю, как она могла бы выглядеть. Разве что с кнутом и электрошокером для отпугивания бешеных собак.
– Давай ты сбежишь? – предлагает Ахметова.
– Это как? Вылезу в окно? С пятого этажа?
Зара снова хохочет, чем вызывает у себя приступ точащего кашля.
– Или скажу Артему, что собираюсь за хлебом, и оденусь в спортивный костюм, под которым на мне будет надето платье, а босоножки скину с пятого этажа, – накидываю обреченных на неудачу версий, смеша тем самым подругу.
– Ага! А я поймаю! – поддерживает она мой бред.
– Поймаешь! Каблуком себе по лбу! – веселюсь вместе с ней я, несмотря на разрастающуюся внутри меня спираль отчаяния.
Я не могу ничего себе позволить. Пока я живу с этим тираном, так и буду у него на привязи.
Ахметова сморкается и кашляет в трубку.
– А по какому поводу вечеринка? – интересуюсь все же я.
– Разве Рафу нужен особый повод? – фыркает Зара тоном, который возникает только тогда, когда она говорит о своем сводном брате, Рафаэле Астахове.
О вечеринках на их семейной даче в горах ходят легенды. Девчонки- старшекурсницы рассказывали, что на них творится тако-о-ое! А какое – не договаривали. Мы с подругой там ни разу не были, я-то по понятным причинам, а Зара со своим сводным братом на ножах.
– Меня отпускают под его присмотром, – хмыкает. – Я два дня ныла его отцу, чтобы он меня взял! Это сработало! – торжественно заявляет Зара.
– И он, конечно же, этому безмерно рад! – смеюсь я.
– О! Ты даже не представляешь насколько! Именно поэтому мы обязаны туда пойти! Мне нужен на него компромат! Аа-апчхи! – звонко чихает.
– Будь здорова! Ну и куда ты собралась? Шмыгаешь вся… – ворчу.
Каким-то образом Ахметова умудрилась заболеть. На улице погода шепчет, а она с температурой свалилась.
– К субботе обещаю быть в строю! Но при условии, что мы обязательно попадем на эту мега-масштабную вечеринку! Ну Да-аш, ну придумай что-нибудь! О! А давай ты скажешь Артему, что останешься у меня с ночевкой, и мы будем готовиться к коллоквиуму на понедельник?
– Не знаю… – тяжко вздыхаю я. – В субботу у меня две съемки после обеда. Артем и так будет рвать и метать, – сокрушенно отвечаю я. – Не обещаю, Зар.
С подругой мы прощаемся спустя десять минут, а после я сажусь за домашнюю работу, чувствуя себя ограниченной. Во всем! И это так бесит!
Глава 4.
Даша
В рабочем Форде, на котором Артем подвозит меня до универа, давит тишина, периодически разбавляемая чертыханиями брата в ответ на маневры участников дорожного движения. Тем не менее это лучше, чем если бы мы поехали на его пятнашке, ведь в ней нет кондера. С утра палит так, что видно, как дрожат струи знойного воздуха над раскаленным асфальтом.
Я ненавижу ездить с Артемом. Не знаю, как он работает инспектором ДПС, лично я бы лишила его прав за подобную манеру вождения.
Мы со вчерашнего вечера не разговариваем. Он попытался сегодня утром завести разговор, но я сделала вид, что оглохла.
Артем не в духе, это привычно.
Не знаю, что должно произойти, чтобы увидеть на его лице, кроме отросшей щетины, что-то новое. К примеру, улыбку.
Артем паркуется прямо под запрещающим знаком, ПДД ему не писаны.
Отцепив ремень безопасности, хватаюсь за дверную ручку, чтобы покинуть этот склеп, но получаю в затылок приказ:
– После занятий сразу домой.
Оборачиваюсь и свожу брови вместе.
– После занятий у меня фотосессия, – сообщаю.
– Дарья… – предупреждающе цедит Артём, укладываясь левым предплечьем на руль. – На Центральном стадионе сегодня полуфинал, ты представляешь, что такое толпа футбольных фанатов, беспорядочно движущаяся по улицам?
Представляю. Как будто впервые. После Олимпиады большинство важных матчей проводятся в нашем городе. Ну и что?
– И что? – озвучиваю вопрос. – Разве вас сгоняют не для того, чтобы контролировать эту толпу? У. Меня. Сегодня. Съемка. – Повторяю максимально чеканно.
Скулы на лице брата напрягаются. Вена чуть выше виска надувается – это тот признак, когда мне стоит начать сбавлять обороты, но я устала сдаваться. Просто устала.
Не ожидаю, как лицо Артема оказывается непозволительно близко к моему.
– Футбольные фанаты – это не те милые ребята, которые приходят поддержать любимую команду. Это кучка отморозков, которым глубоко плевать, выиграет ли по итогу их клуб или просрет. Они приходят крушить, потолкаться. Устроить драку и беспредел.
– Да у тебя все отморозки! Все плохие! Всюду опасность! Как можно так жить? Ты сам не устаешь от себя? – выкрикиваю в сердцах. – У меня работа, Артем! Нравится тебе это или нет, но после занятий я пойду по своим делам!
Мне хочется зарубить эту истину ему на носу, достучаться до него! Но…
– Че тебе не хватает? Ты голодаешь? Нуждаешься в чем-то? Сейчас твоя работа —учиться! Вот и учись! Не хрен мотаться неизвестно к кому и непонятно где, – брызжет слюной брат.
– Господи, Артем, ты серьезно?! Я работаю фотографом, а не в эскорте! И нуждаюсь в свободе! В самостоятельности, в которой ты меня ограничиваешь! Ты просто достал меня своей нездоровой заботой.
– Я каждый день торможу долбо…идиотов. Они либо под чем-то, либо вообще без всего. Без мозгов! Зато свободны, – матерится Артем и лупит ладонью по рулю, отчего вздрагиваю. Это такой мощный толчок, что мне хватает двух секунд, чтобы пробкой вылететь из машины, с силой шарахнув дверью.
Артем требовательно сигналит мне вслед, но, закинув на плечо рюкзак, в котором таскаю помимо тетрадей камеру и к ней причиндалы, перебегаю дорогу и не оглядываюсь.
Бесит!
Сил больше нет.
Какая-то чокнутая параноидальная боязнь, что все вокруг злодеи. Всюду подстерегает опасность и каждый норовит обидеть его младшенькую сестренку. Клинический дурак!
Барахтаясь в мыслях, не замечаю, как добираюсь до учебного корпуса, но на подходе к крыльцу замедляю шаг, а потом останавливаюсь. Его фигура, как школьный звонок, я реагирую на нее сорвавшимся пульсом. Он меня, к счастью, не видит, но определенно выслеживает.
Еще один ненормальный.
Разворачиваюсь и стремглав уношусь к боковому входу, давая себе фантомный подзатыльник. Надо было сразу идти этим ходом! Просто брат все мои мысли спутал.
В корпус захожу одновременно с двумя девочками. Внутри вся тарахчу: от оголтелого сердцебиения, от сбившегося дыхания и пульсирующих болевых спазмов в затылке. Я натянута и будто завернута в пленку, но оказываюсь совершенно не готовой к тому, что мой локоть перехватывают острые пальцы и насильно утягивают под лестницу.
Сердце колошматит в горле, я пытаюсь сглотнуть комок ледяного страха, когда смотрю на насмешливо-гадливую физиономию Юсупова, прижавшего меня спиной к стене.
– Че бегаешь от меня? – скрипят его отвратительные губы на уровне моих глаз, которые не поднимаю выше, чтобы не видеть его глаз. Обычно в них черно-черно и пугающе дико.
Он меня все же заметил?
– Юсупов, я тебе все сказала. Ты проблем хочешь? – выжимаю из себя.
Он достает меня весь второй курс. Придумал себе любовь, прицепился как репей к заднему месту. Когда со мной рядом Зара, он хотя бы не так активничает, а без нее совсем обнаглел.
Он предлагал мне встречаться, я отказала. Видимо, мой ответ его не устроил, раз целый год он портит мне жизнь. Дома – брат, в универе – Тимур Юсупов. Он на курс старше, но по мозгам на несколько эпох ниже. У его семьи сеть прибрежных отелей и прочные влиятельные связи, именно этот факт сдерживает меня от того, чтобы не пожаловаться Артему. Он его убьет, это точно. Брат, конечно, еще тот паршивец, но я бы не хотела, чтобы его посадили. У мамы сердце барахлит.
– А ты мне можешь их устроить? – ядовито-насмешливо Тимур выгибает смоляную широкую бровь и наваливается теснее, не оставляя между нашими телами просвета.
В нос бьет запах его одеколона, чего-то пряного и восточного, похожего на специи.
Меня тошнит. И от этого запаха, и от растянутых полных губ напротив моих глаз.
– Тебе их может устроить мой… жених, понял? – ляпаю первое, что приходит на ум.
– Воу! Правда? Целый жених! И даже живой? – неприкрытый сарказм сочится из его мерзкого рта.
– Он сломает тебе нос, – предупреждаю.
– Ты вчера об этом говорила.
– А ты, видимо, не понял. Так вот я повторяю. Если ты не отстанешь от меня, я расскажу своему жениху, и он размажет тебя по этой стенке, – хлопаю раскрытой ладонью по крашеной стене слева.
– И когда же он успел появиться? За ночь? – веселится Тимур.
Вздрагиваю от трезвонящего, раздирающего барабанные перепонки звонка на пару.
Ловлю момент, когда Юсупов подвисает, и, оттолкнув его от себя, срываюсь с места. Несусь, перепрыгивая ступени через одну, взлетаю на второй этаж.
Пульс судорожно скачет. Мысли тоже.
Увидев свою галдящую группу у двери в аудиторию, выдыхаю, но не успокаиваюсь, потому что… кажется, я по уши в дерьме.
Глава 5.
Даша
Всю лекцию я сижу как на углях. Подскакиваю и кручу головой.
Преподаватель смотрит на меня недобро, но я боюсь пропустить момент, когда Денис Соколовский, сидящий за последней партой и явно скучающий, вдруг неожиданно испарится. Не знаю как, в форточку или просто провалится сквозь землю, просто я не могу ни о чем разумном думать.
Меня слегка потряхивает. Я искусала колпачок от ручки, изгрызла ноготь и прикусила до крови губу.
У меня отчаяние.
И ощущение безвыходности, из которой выход один. Он совершенно глупый, вполне возможно, даже безнадежный, но и я сейчас далека от здравого смысла.
Мой порыв – импульсивный, на рефлексах, когда, услышав звонок с пары, подскакиваю, как ужаленная, и несусь к Соколовскому, перехватывая того в тот момент, когда сует за ухо ручку. Я в своем уме, раз успеваю подумать о том, для чего он ее вообще брал, ведь на его парте ничего нет такого, куда можно было бы ее применить. Если только чесать бестолковый затылок.
– Денис, привет! – выпаливаю на выдохе.
– Салют! – парень улыбается, поднимая вверх два пальца.
Кажется, он спокоен, но я вообще никогда не видела его в дурном расположении духа. Если он и удивлен моему внезапному обращению к нему, чего за два года ни разу не было, то умело это маскирует.
Мы рассматриваем друг друга, будто видим впервые. Не знаю, о чем в этот момент думает он, я же просто собираю в себе силы и крупицы смелости, прежде чем неуверенно произнести:
– Мне нужен твой друг. Можешь дать его…эм-м… номер или… организовать нам встречу?
Брови Соколовского взмывают вверх. Все же мне удалось его удивить, когда заинтересованно спрашивает:
– С кем именно?
Быстро выдохнув, произношу:
– Тот, с которым вы не расстаетесь ни на секунду. Не тупи, Соколовский!
– Эй, за языком следи! – нахохливается местная спортивная звезда, но в его голосе ни капли злобы, ни ярости. Может, этому их учат на тренировках? Самообладанию? Мне бы не помешало. Чем он там занимается? Боксом, каратэ? Впрочем, не важно. – Ты про Герыча, что ли?
Герыч… Какой ужас.
– Да, мне нужен Бондаренко, – подтверждаю.
– А зачем? – пытливо и недоверчиво наклоняет голову в бок, рассматривая меня.
Его взгляд искрится. Блестит. Если наш диалог кажется ему забавным, пусть веселится, мне не жалко. У меня же отчаяние.
– Замуж за него хочу, – оповещаю я и перестаю дышать.
Кошмар кошмарный. Сама не верю в то, что сказала. Убеждена, когда перебешусь, успокоюсь и расставлю все по полочкам, буду ругать себя за этот поступок. Сейчас же с нескрываемым видом я жду ответную реакцию Дениса, на лице которого возникает замешательство. Легкий шок. Это неудивительно.
Если сейчас он меня пошлет, я пойду.
Но, когда губы парня разъезжаются в широкой улыбке, надежда не быть посланной набирает обороты.
– Слушай, Шольц, а ты мне нравишься! – заключает Денис спустя несколько секунд.
Это хорошо или плохо?
– Мне может это как-нибудь помочь? – с надеждой уточняю.
Соколовский начинает смеяться. Закинув голову назад, смеется красиво. Можно было бы полюбоваться, но мой запал уже начал терять градус, поэтому тороплю:
– Ну так что?
– Ща все будет, – Денис лезет в карман потертых модных джинсов и достает свой айфон. – Обалдеть просто. Чума, млин… – комментирует, смахивая указательным пальцем блокировку экрана.
Поверить не могу, когда смотрю на одиннадцать цифр номера в своей телефонной книжке.
Они жгут мне глаза. Я уже выучила их порядок, но, стоя у подоконника напротив аудитории, из которой высыпались все мои одногруппники, пялюсь на них снова и снова.
Явно Бондаренко вчера говорил ерунду. Про фиктивный брак и Африку. Он прикалывался, о шуточках их с Денисом дуэта ходят легенды. Но у меня-то все серьезно!
Ладно.
Другого выхода у меня все равно больше нет.
Прикусив нижнюю губу, думаю над тем, что написать Бондаренко. Звонить не хочу. Нужно будет что-то говорить, объясняться, а у меня голос «краснеет».
Зависнув над открытым окном мессенджера, прикидываю с чего начать.
Представиться?
Да он даже имени моего не знает. Что оно ему даст?
Мало ли, сколько у него Даш. По нему половина института с ума сходит. Девчонки нашей группы без ума от него. Ну потому что они действительно без ума. Что в нем может нравиться? Придурь и узколобость? Бондаренко – натуральный мажор. Недалекий болван, ошивающийся на наших парах вместо своих и раскидывающийся тупыми шутками.
Ладно.
Пишу: я согласна
Отправляю, зажмуриваюсь.
Пихаю телефон в наружный карман сумки и опрометью лечу на следующую пару, давая себе время вернуть чистый рассудок, а Бондаренко – проигнорировать сообщение с неизвестного номера.
Глава 6.
Герман
Разлепив один глаз, шарю рукой по постели.
Нащупываю пустоту.
Один.
Круто, что мозгов хватило на то, чтобы не притащить домой какую-нибудь подругу. Я ведь мог. Вчера надрался, причин этому хватало: траблы с отцом, возвращение Дэна.
Подушка под башкой отвратительно мокрая, пахнет потом.
Солнце жарит в окно, я не в курсе сколько времени, но по ощущениям ближе к обеду.
Череп раскалывается.
Барабанная дробь в висках, помойная яма во рту. Пить за двоих – та еще пытка, но друг на спорте, у него скоро очередное соревнование, поэтому за него отдуваться пришлось мне.
Перетекаю на бок, потом по одной сбрасываю ноги на пол.
Ловлю вертолеты.
Утыкаюсь локтями в колени, голову опускаю в ладони и жду мягкой посадки.
Пара минут. Кажется, приземлились.
Шаркаю босыми стопами по полу, двигаясь по кухне-гостиной и попутно запуская кофемашину, врубаю Цоя на медиа-системе.
Металлический низкий тембр пилит башку на части, но, может, так быстрее оклемаюсь. Соседи переживут, они у меня дрессированные.
Шлепаю в ванную.
Душ принимаю долго, с упорством меняя температуру воды, но эффект отличный: я похож на человека с похмелья, а не на кусок просроченного дерьма.
Когда захожу в зону кухни, кофемашина характерно трещит и мигает красным. На мне после душа – в чем мать родила, вряд ли этот факт ее настолько смущает, скорее жалуется на то, что в резервуаре закончились зерна.
Я уже год живу один, этого времени мне хватило, чтобы не беспокоиться о неприкрытом голом заде и позволить себе полную вентиляцию.
В ящике нахожу пакет премиум-арабики, в котором кофе на дне. Высыпаю последнее. Жму на старт. По комнате тут же расползается благородный насыщенный запах. Вдыхаю его глубоко, ловя себя на мысли, что скоро затяну пояс потуже. Я не принцесса, плакать не буду, если придется перейти на жженную гадость.
У меня есть некоторые накопления. НЗ на виртуальном кошельке, который ни разу не снимал. На первое время хватит, чтобы не сдохнуть от голода, дальше – буду двигаться.
Ищу телефон. Хотя бы один из двух. Оба нахожу на банкетке в прихожей.
Проверяю содержимое первого – куча спама, уведов и групп, в которых тысячи непрочитанных сообщений. Ничего интересного. На экране второй мобилы взгляд останавливается. Там висит входящее с неизвестного номера. Я бы не парился, если бы не знал, что цифрами этой трубки владеют только Дэн и пара моих заказчиков.
«Я согласна», – гласит месседж.
Наши с Соколом номера раздобыть не сложно. Уверен, они есть у каждой девчонки, мечтающей с нами замутить. Сообщения от подруг сыплются как песок, я даже не открываю и четверти из них. Там куча муры, по типу признаний в любви и обнажённых частей женских тел. Года четыре назад я впечатлялся, сегодня охота зевнуть и почесать переднее место.
Зеваю, чешу.
Второй номер личный. Личный настолько, что в телефонной книжке отсутствуют цифры отца и брата. Там всего три контакта, и я надеюсь, что не совсем выжил из ума, чтобы дать свой контакт кому-то левому.
Пытаюсь вспомнить, с кем знакомился в клубе и кому мог дать свой номер. Кажется, с Соколом мы были вдвоем, но я уже ни в чем не уверен.
На экране кто-то с чем-то согласен… Надеюсь, не быть моим поручителем в банке и мозгов мне хватило, чтобы не оформить кредит.
Палец зависает над опцией «удалить».
Мля…
Провожу пятерней по еще влажным волосам. Все же мозгов не хватает, и я пишу:
Ты кто?
Не успеваю сглотнуть, как ответ приходит мгновенно:
Даша
Даша… это многое объясняет.
Я – дебил и дал номер?
Откуда у тебя этот номер, Даша? – спрашиваю.
Печатает.
Мне дал твой друг Денис
На хрена?
Лады.
Пишу: И что ты хочешь, Даша?
Тишина.
Минута. Две.
Входящая трель: Замуж!
Как баран смотрю в экран. До тех пор, пока не падает следом новое входящее:
Не пугайся! Это Даша, одногруппница Дениса Соколовского, мы вчера у корпуса айтишников виделись. Ты мне квартиру предлагал и про Африку рассказывал. А потом замуж позвал!!!
Перечитываю несколько раз послание. Я бы мог подумать, что Сокол прикалывается и шлет мне эту дичь с неизвестного номера, но дерьмо в том, что я действительно начинаю вспоминать и эту Дашу, и весь тот бред, который наплел.
Труба в моей ладони снова вибрирует, а я еще прошлый приход не пережил:
у меня есть к тебе предложение! Жду тебя сегодня в 5 вечера на Кафедре. Обговорим условия. До встречи
Контрастный душ – ничто. Я трезвею так быстро, как никогда в своей жизни.
Глава 7.
Герман
– Ты уверен, что она нормальная? – интересуюсь у Сокола, который, подмигнув проходящим мимо нашего столика девчонкам, спрашивает в ответ:
– Дашка?
– Нет, блин, твоя башка. Мы кого сейчас обсуждаем? – раздраженно смотрю на время, показывающее начало шестого.
Кручу телефон в пальцах, офигевая от того, что мы с Соколом реально притащили свои задницы на «Кафедру» – студенческое кафе нашего вуза.
– Ну…вроде, – пожимает плечами. – Я с ней так близко не знаком. Отличница. Суетливая, – дает «развернутую» характеристику друг.
То, что суетливая, я понял. От нее ураганом несло даже по сообщениям. Быть отличницей тоже в ее репертуаре, а вот написать мне и назначить встречу… Судя по рассказу Дениса и нашему кратковременному общению, чтобы это сделать, ей пришлось пересилить себя.
Я тоже пересилил себя, когда оказался здесь. Не в моем репертуаре оставлять последнее слово не за собой, а эта Даша именно такое провернула.
У меня нет к ней никакого интереса, пусть не придумывает себе ничего. Никакого личного интереса. Если вчера что-то и промелькнуло там, на скамейке, то оно никаким образом не связано с ней. Лишь с тем «пилотным» проектом, который планировал для отца и который отмел сразу после побега девчонки. Выбросил из головы как мусор.
Я здесь из-за Дэна, у которого подгорает праздное любопытство, не более.
– Исчерпывающая информация, – недовольно фыркаю я.
– Пошел ты…– бормочет Сокол. – Ты хотя бы про одну свою одногруппницу можешь че-нибудь рассказать?
– Нет, – я растягиваю губы в ленивой улыбке. – Но лишь потому, что в моей группе одни мужики.
Дэн цокает языком.
Снова бросаю взгляд на фит-трекер, дисплей загорается пятнадцатью минутами шестого.
Я хренею, она еще и опаздывает.
– Может, свалим? – предлагаю другу.
– Хоро-оош… – недовольно протягивает тот в ответ. – Я че, просто так от тебя люлей отхватил?
Ржу.
Не просто так, получил по делу. Ибо не фиг личными номерами разбрасываться.
– Ты первый все это закрутил. Че теперь заднюю даешь? – возмущается Дэн. – Блин, я предвкушаю! Где она? – вытягивает шею и смотрит на входную дверь. – Давай подождем, послушаем, что скажет.
Вообще по-барабану, что скажет.
Убедив себя, даю этой Даше пять минут, после отчаливаю, но она справляется раньше, когда спустя минуту слышу перебор металлических трубочек, висящих над входной дверью и оповещающих о новом посетителе.
Одновременно с Дэном вскидываем головы.
Девчонка врывается в кафе с потоком знойного ветра и вычленяет наши фигуры в два счета, после чего опускает взгляд в пол.
Медлит на входе, будто сомневается, но делает шаг к нашему столику. Опасливо и неуверенно, словно договариваясь сама с собой, именно так я расцениваю ее движения.
Пока идет, не свожу с нее глаз. Свои глаза она не поднимает от пола, губы поджаты. Белая, однотонная, немного помятая футболка заправлена в светло-голубые джинсы, волосы собраны в небрежный хвост, который раскачивается, как маятник, при очередном шаге из стороны в сторону. На одно плечо закинут рюкзак, видимо, с кирпичами, через второе перекинут ремень, на конце которого у бедра болтается чехол с чем-то.
Камера?
Девчонка поднимает лицо, на котором круглые глаза бегают по присутствующим, не касаясь нас с Дэном. Только когда останавливается у столика, позволяет себе бегло нас осмотреть, тихо приветствуя:
– Всем привет.
В своих сообщениях она была гораздо увереннее.
– Падай! – любезничает Дэн, хлопая по свободному месту на диванчике рядом с собой. Он умеет быть милым. В кармане моего друга – чертов нимб. Когда нужно, он умеет им пользоваться. В моих карманах – презервативы. Как пользоваться ими, я осведомлен тоже.
Коротко кивнув в ответ, откидываюсь на спинку дивана и наблюдаю за тем, как девчонка протискивается на предоставленное место.
Усевшись и свалив рядом с собой барахло, укладывает локти на стол и впервые за все это время пересекается со мной взглядами, свой из которых с момента, как она вошла, не отводил.
– Я думала, ты будешь один, – она сообщает мне, но с подозрением косится на Дэна.
– Мужская солидарность, дружеская поддержка и все такое, – весело поясняет Сокол, на что девчонка насмешливо хмыкает.
За столом образуется тишина. Втроем поочередно наблюдаем друг за другом. Я не тороплюсь говорить, жду, ведь сюда позвали меня. Дэн выглядит восхищенно-любопытствующим. Эта Даша – взволнованной. Рассматриваю ее: сумбур на лице подсказывает, что от нашей компании она не в восторге. Ее компания – это мальчики-одуванчики, уверен, она тоже в их вкусе, хоть и не старается понравиться. Не. Старается. Понравиться.
Она не худая, о ее скулы не порежешься, на лице – естественный румянец в качестве макияжа.
Мы молчим.
Со стороны, отвечаю, наша троица напоминает играющих в мафию, каждый из которых обдумывает кого можно слить.
– Так…– быстро выдохнув, первая прерывает нашу молчанку девчонка, – в общем…– она поворачивается и суетливо лезет в свой баул, из которого вытаскивает что-то прямоугольное в пакете, перемотанном девчачьей резинкой для волос, и плюхает это на стол. – Вот! Это все, что я могу предложить.
– Че там? – Сокол вытягивает шею и заинтересованно смотрит на сверток.
У меня тоже поджимает, но я стоически выжидаю до того, как сама говорит:
– Деньги.
– Ты притащила деньги? – удивляется Дэн не меньше, чем я, но если на лице друга весь спектр эмоций как на ладони, то мой покерфейс заслуживает Оскара.
– Денис, твой друг так и будет молчать? – бормочет девчонка, обращаясь к Соколовскому, но косясь на меня. – Так бы сразу и сказал, что все вопросы строго через тебя.
Она кусачая. Нравится ли мне?
Допустим, необычно, но не более того.
– Я молчу, потому что жду от тебя внятного объяснения, – подаюсь корпусом вперед, принуждая девчонку отклониться назад и округлить глаза. – Ты назначила встречу, и сама же на нее опоздала. Мы торчим здесь уже полчаса, а я так и не понял, ради чего трачу свое личное время, – демонстративно пялюсь на часы. Мне спешить некуда, мои планы корректируются без особых трудностей, но девчонке об этом знать не обязательно.
Она кусает губы и жмется. Двух секунд ей хватает, чтобы оповестить:
– Мне нужна помощь. Мне больше не у кого ее попросить.
Мои брови ползут вверх, но девчонка не торопится продолжать, тогда я подгоняю:
– Точнее.
– Точнее…– Даша делает глубокий долгий вдох, а после на одном выдохе тараторит так, что едва поспеваю улавливать смысл, – ты…ты сказал, что у тебя есть жилье. Надеюсь, этого хватит… – двигает ко мне сверток. – Просто…мне очень-очень нужна квартира. Я знаю, что ты прикалывался, но… помоги хотя бы найти того, кто смог бы…
– Стопэ! – торможу этот бесперебойный поток слов, выставляя ладони вперед. – По-твоему я похож на трепло?
– Да! Ой, нет! Я… я не это хотела сказать! – девчонка накрывает двумя ладонями рот и выпячивает испуганно глаза под угарный ржач Дэна, который, давясь смехом, хлопает меня по плечу, сообщая:
– Герыч, ты – трепло.
– Заткнись, – бросаю в друга взгляд, после которого тот затыкается, но ржать не перестает.
Они бесят меня оба. Раздражают своим дуэтом, именно так, вероятно, девчонка расценивает ситуацию, раз находит в Соколе поддержку, когда говорит мне типа с наездом:
– Ой, Бондаренко, вот не надо строить из себя святого. Не ты ли вчера мне лапшу на уши вешал про голодающих в Африке? А квартира мне действительно нужна, и, в отличие от тебя, я не вру.
С каждым словом эта Даша выглядит увереннее и увереннее, а моя челюсть, фигурально, ниже и ниже.
Сокол в нокауте. Должно быть, впервые за свою спортивную карьеру.
– Фантастика! – угорает он, глядя на нас. – Герыч, бери, бро! Ты сейчас как раз на нуле! А сколько там? – его пронырливая лапа тянется к пакету, но не достигает цели, выхватывая от девчонки шлепок:
– Эй! – сердито насупливается. – Там…– она крутит головой по сторонам и переходит на доверительный шепот, – сорок девять тысяч, – а после горделиво расправляет плечи.
– Мля, Гер, пару раз пожрать в рестике и на пачку презиков тебе хватит, – ржет Сокол, из глаз которого уже брызжут слезы. – Ребята, вы – просто космос!
Что брызжет у меня, уверен, Дэну понятно по моей перекошенной роже, но девчонка расценивает по-своему, спрашивая:
– Этого что, мало? – посылает в меня острый, убийственный взгляд.
Трусы, которые сейчас на мне, стоят примерно столько же, а на рынке недвижимости цена за съем такой хаты, как моя, будет составлять в два с половиной раза больше того, что она предлагает, но дело не в этом.
– У меня есть квартира, – откидываюсь на спинку дивана и складываю руки на груди. – И я могу тебе ее сдать. Но… – растягиваю губы в улыбке и замолкаю.
Осматриваю два заинтересованных, вытянутых баранкой лица.
Дашкины глаза блестят. Она подбирается и будто бы готовится от радости выпрыгнуть из штанов, но героически ждет, пока я продолжу:
– У меня есть условие. Фиктивный брак. Я тебе уже говорил, но ты мне не поверила. Мы могли бы друг другу помочь. Просто подумай, нам обоим это будет выгодно. Тебе нужна хата, и она у тебя будет. Заметь, за бесплатно. Я с тебя ни копейки не возьму, – киваю на денежный сверток. – Пару месяцев потусуемся, потом разбежимся.
То, что она не вскакивает и не торопится уносить ноги, уже неплохо. Девчонка испытывающе смотрит мне в лицо, словно силится найти в нем подставу. Она если и есть, эта подстава, то капаться, чтобы ее отыскать, придется глубоко, но надо ли оно тебе, девочка? Там все не так изи, как твои проблемы с жильем. Поэтому, давай ты просто поможешь мне, я помогу тебе, и будет всем по фэншую.
– Зачем тебе это? – спрашивает недоверчиво.
Усмехаюсь. Смотрю на притихшего Дэна, потом перевожу взгляд на Дашу. Сегодня я не собираюсь ничего придумывать, но и знать об истинных мотивах ей тоже не нужно, поэтому говорю:
– Ну, скажем так, у меня в этом свой интерес. Семейный. Я решаю свои проблемы, ты – свои.
Дашка жмется, губы жует, размышляет. Ее щеки горят, а выбившиеся из хвоста волосы топорщатся у висков как антенны. Мы смотрим друг другу в глаза, свои она спустя несколько секунд опускает, тихо, неуверенно говоря:
– Если я соглашусь… как это все будет…?
– Я тебе напишу.
– С того номера, который у меня есть?
– С него, – киваю.
Мнется.
Сделав глубокий протяжный вдох, сообщает:
– Хорошо. Я подумаю.
Глава 8.
Герман
– Да выруби ты этот будильник! – вопит женский писклявый голос мне в ухо.
Дз-ззз…
Шарю рукой по тумбочке.
Дз-ззз…
– Дай поспать!
Морщусь.
Нащупываю трубу. С трудом разлепив глаза, смотрю на экран, на котором время, без четверти девять утра, мстительно мне подмигивает. Какого черта? Какого черта такая рань?
Требовательный звонок снова разрывает тишину квартиры, но на мобиле входящего нет.
– А-а-аа…! – угрожающее шипение сопровождается возней за моей спиной.
Оборачиваюсь.
– Ты кто? – смотрю на торчащие, вьющиеся рыжие волосы из-под подушки, которую девчонка отбрасывает, а следом приподнимается на локтях, вдавливая меня в матрас своими густо подведенными круглыми глазами.
– Герман, ты что? Я Мила, – оскорбленно сообщает.
Мила…
Точно.
Вчера замутили. Помню.
Дз-ззз…
– Кто это? – подруга резко подрывается и смотрит на меня испуганно.
Я напрягаюсь тоже, потому что к звукам дверного звонка подключается требовательной стук в дверь, и он не из тех, когда приходят пожелать доброго утра.
– Родители, – бросаю рыжеволосой, вставая с постели и подхватывая с пола шорты. Натягиваю на «утренний привет».
– Родители? – настораживается и прикрывает голую грудь простыней.
А она ниче так… Но бывало и лучше.
– А разве по мне не видно, что я живу с родителями? – выгибаю насмешливо бровь.
Этот вопрос для ее рыжей головы слишком трудный, и девчонка задумывается, смешно шевеля губами и запуская в мозгу мыслительный процесс. Пусть развлекается крошка.
Настойчивая долбежка в дверь продолжается, и я направляюсь на стук с целью убивать. Кто бы там ни был.
– Спишь, что ли? Гера, ты офигел? – вталкивает меня в хату чертов Сокол, когда распахиваю дверь.
Сбрасывает блевотные топсайдеры и, не дожидаясь приглашения, чешет на кухню, по пути на меня наезжая:
– Время видел?
Шлепаю за ним, не вдупляя.
–У тебя пять минут…– щемится к холодильнику. – Есть че пожрать? – рыскает по полкам, забитым молоком, бутылку которого нагло прихватывает и демонстрирует мне. – Ограбил молочный завод?
– Рад тебя видеть, – огрызаюсь. – Соколовский, а ты ниче не попутал?
– Привет, мальчики!
Одновременно с Дэном выворачиваем головы.
Рыжая, замотанная в простыню, машет нам, лучезарно приветствуя.
– О-оо-о… Гера, ты меня расстраиваешь, – качает головой друг и оттесняет меня плечом в сторону.
Подхватывает ничего непонимающую подругу под локоть:
– Леди, адьес! Все было круто, где твои вещи?
– Герман!? – девчонка мечется глазами, ища мои. Я поджимаю губы, подпирая дверной косяк. – Что происходит? Герман! Ты мне позвонишь?
– Он – нет. А я – да! – впихивает крошке в руки шмотье и выставляет за дверь, подмигнув на дорожку.
Захлопывает и поворачивается ко мне, шипя:
– Ты че, припух? У тебя свадьба через полчаса, Гера! Ты чуть не проспал свою первую в жизни женитьбу, – высокопарно вещает.
Мля-я. Бьюсь затылком о косяк. Точняк.
– Посильнее, ага. Может, поможет, – стебет меня Сокол.
Не без причин, я реально запамятовал.
– Я в душ, – оповещаю.
– У тебя две минуты.
– Иди в задницу, – шлепаю в ванную.
Мне хватает одной. И еще полминуты, чтобы одеться. Когда выхожу в прихожую, отвратительно довольный и выспавшийся Сокол жмется у двери. Он выглядит бодро. Свежо и натерто. Как самовар, ослепляя лоском. Белоснежная футболка-поло, брючки-стрелочки, все дела. Чертов гольфист.
– Ты пойдешь в этом? – одаривает меня брезгливым прищуром, когда вталкиваю ногу в кроссовок.
– Какие-то претензии? – обуваю второй и смотрю на Дэна так, что его претензии, если они и были, моментально теряют запал.
Сокол хмыкает, после чего лезет в карман брюк и вытаскивает синюю ленту, сообщая:
– Зацени? Купил по пути, – расправляет и перебрасывает ту через плечо. – Ништяк?
Читаю надпись – Свидетель.
– Зашибись, – бубню, выпихивая Дэна за дверь, и следом вываливаюсь сам.
***
– Мужики, поздравляем! Держитесь…там! – орет в распахнутое окно чувак, когда ровняемся тачками на светофоре.
Из салона доносятся угарный гогот и свист, которые сопровождаются великодушным:
– Горько, девочки!
Показываю кентам «класс» и благодарно скалюсь, после поворачиваюсь к Дэну, с лица которого не сходит идиотская улыбка.
– Останови тачку и сними эту хрень! – цежу сквозь зубы ему. – Сокол, ты же понимаешь, что я не шучу, – предупреждаю.
Этот придурок украсил свою ярко-красную мажорскую бричку искусственными цветами, а на капот прилепил наклейку с надписью «Молодожены».
Мля, теперь каждый встречный считает, что молодожены – это, блин, мы. Идиот.
– Да забей, бро, – веселится ушлепок. – Прикольно же!
Его настроение – постоянный праздник, который редко когда разделяю. Мое настроение как кардиограмма сердечника, и сейчас оно ниже плинтуса.
Я хочу спать, жрать и пить. Последнее больше, но спасает бутылка воды, благородно подогнанная другом, которую практически опустошил. Вчерашний вечер удался – сушняк этому подтверждение. Гуляли днюху знакомого чувака, с его рыжей сестрой я и вернулся домой под утро.
Сокол паркуется в разрешенном месте дороги, он такой правильный, что тошнит. Пока снимает наклейку, листаю местную новостную ленту, в которой собираюсь найти себя. Вчера в баре меня пару раз выцепили «падальщики. Я был уверен, что фотки, как неуправляемый младший Бондаренко прожигает отцовские бабки, будут пестреть с ночи, но пока чисто.
– Держи. Только не плачь, принцесса, – Сокол бросает мне на колени порванный плакат, когда забирается в салон. Показываю ему фак и отбрасываю наклейку на заднее кресло.
Дороги в нашем городе узкие и извилистые, Дэн умело входит в каждый резкий поворот, синхронизируясь с тачкой в целое, но я по привычке вытягиваю правую ногу вперед и на автомате жму на педаль на особо опасных участках. Чертыхаюсь, признаваясь себе, что скучаю по своему зверью, под капотом которого пятьсот с лишним лошадок.
Втыкаюсь локтем в раму открытого окна, откидываюсь на подголовник.
Закрываю глаза.
Ловлю лицом утреннюю морскую свежесть, оседающую солью на коже. Из колонок медиа-системы фонит какая-то попсовая блевота, музыкальные предпочтения у нас с другом разные, но в его тачке – его правила, я не вмешиваюсь.
– Нервничаешь, принцесса? – насмешливый голос Дэна влетает в левое ухо.
– Отвали, – кидаю в ответ.
С фига ли нервничать? Если он о мероприятии, которое сам же и устроил, мне до звезды. У Сокола старший брат – большой человек в Минюсте по Краснодарскому краю. Их отношения – образец братских уз. Не в курсе, что наплел брату Дэнчик, но вчера утром в моем телефоне висела информация – где, когда и во сколько, которую я сразу перекинул невесте. Сегодня пятница, свадебный день, без понятия, как удалось впихнуть нас в бесконечный поток брачующихся в Центральном городском Загсе. Подозреваю, родственник Дэна всемогущий, и это вызывает восхищение.
Наши отношения с моим родным старшим братом – как прогулка по минному полю. Не знаешь, где и когда рванет. С отцом – вообще, как по кладбищу, я давно похоронил наше с ним родство, хоть он и сопротивляется, пытаясь вдохнуть в него жизнь.
– Черт, опаздываем, – слышу бубнеж Сокола на периферии, меня рубит, и я позволяю себе отключиться.
Глава 9.
Даша
– Поверить не могу! Просто очуметь! Я в шоке…
– Перестань! – шикаю на подругу. – Хватит меня накручивать, иначе я сейчас развернусь и уйду.
– Как сбежавшая невеста! – хихикает в ответ она. – Кхх-кхх…
– Перестань кашлять! – бросаю на Зару гневный взгляд. – Я и так держусь на последнем волоске, – оповещаю ее.
– Это не контролируемо, и я еще не до конца поправилась! – сообщает Ахметова и снова выжимает из себя натужный кхек, после чего деловито продолжает, – помнишь, как фильме делала Джулия Робертс? Глубокий вдоо-ох… – смешно надувает щеки, – медленный вы-ы-ы-дох, – выпускает воздух. – Повторяй за мной!
Начинаю дышать с ней в такт. Ладони влажные и холодные. Трясу ими в воздухе, пытаясь сбросить напряжение, которое со вчерашнего дня не торопится меня отпускать. С того момента, как на мой телефон упало сообщение от Бондаренко с адресом Загса, датой и временем регистрации. Не знаю, как ему удалось это провернуть, об этом мой «жених» мне не докладывал.
– Легче? – участливо интересуется подруга.
– Нет. Ну и где они? – шаркаю глазами по лицам, которых у входа в Центральный городской ЗАГС в пятницу утром как семечек в подсолнухе.
Где-то я слышала, что в мае ЗАГСы пустуют. Вроде как существует поверие, что жениться в мае значит всю жизнь маяться. Видимо, десяток пар не заморачивается с этим. Я-то уж точно. Мне не страшно. Несколько месяцев определенно протяну.
Мой взгляд застывает на девушке. Невесте. Невероятной красоты. Она такая… как тонкое белоснежное кружево! Воздушная и нежная, искрящая и счастливая в этом…невесомом свадебном платье.
Поджимаю пальчики на ногах. Я надела белый сарафан. Чуть выше колена, на широких лямках и очень простое. Очень. Я собиралась надеть футболку и джинсы, но… не смогла. И не потому, что я что-то там себе навыдумывала и предалась каким-то фантазиям. Просто я иду в Загс. Место особого таинства. Место, где официально регистрируют любовь. Подло это место не уважать.
Тоскливо скольжу глазами по белым стенам двухэтажного здания. Когда-нибудь я обязательно зайду в него в таком же роскошном пышном платье, как у той невесты. Да! В пышном! Как принцесса! И выйду замуж! Выйду замуж и уже никогда оттуда не вернусь!
– А если они не придут, и все это окажется их тупым разводом? – в который раз спрашивает Ахметова. С тех пор, как я рассказала подруге об авантюре, в которую собираюсь окунуться, она задала мне этот вопрос миллион раз. Себе же я задавала его не меньше, но…:
– Я пригрозила Бондаренко, что, если наша сделка окажется приколом или розыгрышем, он будет иметь дело с моим братом-полицейским.
– А ты уточнила, что твой брат – гаишник? – хохочет Ахметова. На ней тоже сарафан. Нежно-голубой, катастрофически подходящий ее жгучим темным волосам и смуглой коже. Мы обе выглядим как школьницы, которые пришли поглазеть на счастливых молодоженов.
– Инспектор ГИБДД, – поправляю подругу на манер Артема, когда я нарочно обзываю его гаишником. Он жутко бесится, но кого это волнует? – Нет, но Бондаренко об этом знать не обязательно. Пусть думает, что мой брат какой-нибудь крутой коп.
– Считаешь, что Бондаренко можно напугать крутым копом? – Ахметова скептически выгибает бровь.
Ничего я не думаю! Я не знаю! Но я же должна была себя хоть как-то обезопасить! Сомнительно, но хоть что-то…
– Ой, Дашка-а… – Зара поджимает губы и берет меня под локоть, прижимаясь своим боком к моему. – Что будет, когда Артем узнает? Мне за тебя страшно.
– Мне тоже, – тяжело вздыхаю. – Но…это единственный шанс от него сбежать. И ко всему прочему, ты же хочешь, чтобы мы попали на вечеринку к Рафу? – ободряюще подмигиваю Ахметовой, а у самой поджилки трясутся.
Если честно, еще вчера утром, когда я смотрела на входящее сообщение от Бондаренко, я была убеждена, что все это бред, и отбросила идею с фиктивным браком куда-подальше. Даже ради квартиры. Ведь можно было поискать еще, но потом мы снова поругались с Артемом. Поругались так, что я готова была выйти замуж хоть за самого дьявола и сбежать из дома прямо в тапочках. Так что вариант с замужеством, да еще и с жильем, может, в моем положении и не самый худший, тем более во время сделки на «Кафедре» мы обговорили условия: пару месяцев лжи и расходимся. Никто посторонний о нашем сговоре знать не должен. Я не порчу Бондаренко репутацию отвязного бабника, он не позорит меня своим разгильдяйством. Апеллируем браком только в случае крайней и жизненно важной необходимости, по согласованию и заблаговременно. При остальных обстоятельствах ведем себя как раньше – то есть не знаем друг друга.
– Да уж… – хмыкает Ахметова, – высоковата цена для того, чтобы пойти на вечеринку.
Зара терпеть не может ни Соколовского, ни его друга. Когда она узнала, с кем я связалась, долго меня отчитывала, но я и сама все понимаю. Однако, перспектива быть свободной слишком сладка на вкус, чтобы можно было ею разбрасываться.
– Ладно, – Ахметова делает быстрый выдох. – Выше нос, невеста! – хихикает. – Поверить не могу, моя лучшая подруга выходит замуж! Жаль, что за такого придурка.
– Просто не напоминай мне об этом, – прошу. – Считай, что все игра. Не по-настоящему.
– О, Боже, – подруга резко впивается мне в локоть мертвой хваткой.
– Что? – непонимающе хмурюсь и смотрю на увеличенные в диаметре глаза Зары и побледневшее лицо.
– О, Боже… – повторяет она, глядя мне за плечо.
Я пытаюсь повернуться, чтобы посмотреть, что такого ужасного она могла увидеть за моей спиной, но подруга настойчиво не позволяет:
– Не смотри туда.
– Почему?
– Просто не смотри.
– Да что там такое? – раздражаюсь я.
– Давай уйдем? Сбежим! У тебя есть еще время!
– Зара! – требовательно смотрю на нее. – Что там?
– Там…там… – заикается, – твой жених…
Глава 10.
Даша
На выкрашенной в персиковый оттенок стене висит портрет президента, слева от него информационный стенд. На подоконнике – изобилие цветов в глиняных горшках. Деревянный шкаф, стеллаж с одинаковыми черными папками, на корешках которых от руки выведены цифры. Полагаю, это годы, а не количество заключенных и расторгнутых браков.
Перевожу взгляд на рабочий стол, который завален кучей документов.
Я не рассчитывала, что в здании ЗАГСа меня будет ждать королевский зал, я вообще не знаю, как здесь все устроено. За свою жизнь я ни разу не была на церемонии заключения брака, отсутствие подобного опыта не мешало мне представлять, как это должно быть красиво. В торжественном церемониальном зале, с камерным оркестром в его углу, красной ковровой дорожкой и огромными винтажными окнами, увешанными помпезными гардинами. В центре этого роскошного зала – широкий стол, за которым ухоженная женщина в праздничном наряде с не менее широкой улыбкой произносит торжественную речь.
Женские пальцы с облезлым маникюром шлепают по клавиатуре. Передо мной сидит женщина в повседневном легком платье на круглых пуговицах, и она нисколько не похожа на ту, которую я себе представляла. Она не улыбается. Она выглядит так, будто ненавидит это место и каждого присутствующего в нем. Когда случайно пересекаюсь с ней взглядами, читаю в ее взгляде пренебрежение и…осуждение.
Мне не нужно ни ее одобрение, ни порицание, я и сама не в восторге. Я не выгляжу счастливой невестой, наша пара вообще слабо напоминает молодоженов и то, что в этом кабинете сейчас происходит полнейшая дикость, женщина понимает тоже.
Хмыкнув, она бросает взгляд правее от меня, а потом тяжело вздыхает, поджав губы. Реакция этой женщины уже третья по счету, когда она скашивает взгляд в сторону. Там сидит Бондаренко. По правую от меня руку, растекшись по стулу бесформенной консистенцией.
Опускаю глаза на свои руки, пальцы нервно мнут подол сарафана, но я не смотрю в его сторону. Просто не смотрю, хоть и вижу боковым зрением его длинную вытянутую ногу. Она голая. Его ноги голые! Длина спортивных шорт едва прикрывает середину бедра. Черные брендовые шорты и белая майка с глубокими проймами и вырезом спереди. На ногах высокие белые носки и мощные фирменные кроссовки. Светлый ежик волос спрятан под белой кепкой, на козырьке которой покоятся солнцезащитные очки. Оптимальный вариант для нашего города с учетом тридцатиградусной жары, и в целом он выглядит так, будто вышел из дома на утреннюю пробежку и не вернулся.
Сказать, что мне неловко – ничего не сказать. В этой неловкости я искупалась с головой с тех пор, как увидела вываливающегося из машины Бондаренко. Зара до сих пор пребывает в коматозе, сидя на крайнем в ряду стуле у стены. Она будто проглотила язык, глаза, не моргая, смотрят в одну точку и то, что она жива, подсказывают ее пальцы, терзающие корону. Бумажную красочную корону, которую Соколовский напялил на нее у входа в ЗАГС. Корону свидетельницы.
Рядом с ней улыбается наш одногруппник. В этом кабинете ему одному все нравится. И, если у его друга совершенно скучающий и равнодушный видок, то Денис выглядит вовлеченным.
Улавливаю движение справа. Скосив правый глаз, наблюдаю, как Бондаренко меняет позу. Вытягивает вперед, прямо под стол, вторую ногу и складывает руки на груди, отчего его левое плечо бугрится.
Его и щупать не надо, уверена, эти мышцы твердые и стальные. Я успела разглядеть, пока парни шли к нам, ведь Герман эти мышцы не прятал. Сложно не разглядеть, когда семьдесят процентов его тела – неприкрытая кожа, под которой различается фактура. Крепкая, рельефная и…самоуверенная. Разумеется, он в курсе, что его тело идеально. Я в этом нуб, а он – съел собаку. Понятия не имею, как он добился такого результата, возможно, ему повезло с генами, потому что Бондаренко сложно представить не вылезающим из спортзала.
Столько мужских открытых частей тела я видела только на городском пляже. Но ни на одной из них я не зависала. Это ни о чем не говорит! Это лишь подтверждает, что Бондаренко – наглый бунтарь, который не слышал о нормах приличия и поведения.
От всего происходящего у меня взрывается голова. Я однозначно совершаю ошибку и позже пожалею, уверена.
Я уже жалею и готова сорваться к двери одновременно с голосом женщины, который меня тормозит:
– Дарья Игоревна Шольц… – она смотрит в экран, а не на меня, – ваш паспорт, – вытягивает руку, прося документ.
– Шольц? – неожиданно просыпается мой «жених». – Ты Шольц? – он поворачивается ко мне и смотрит на меня по-новому. Будто вообще впервые видит. Осматривает с ног до головы, отчего скукоживаюсь в комок. Его взгляд с наглецой и усмешкой. – Я могу взять фамилию будущей супруги? – отворачивается, обращаясь к женщине-регистратору. – Герман Шольц… – задумывается, словно смакует. – А неплохо! Ден, скажи? – кивает Соколовскому, который показывает ему «класс» и поощряюще улыбается.
Зара кашляет, не виню ее в этом.
Мне хочется провалиться сквозь землю, настолько мне стыдно. За поведение этих двух, а больше за себя. Перед собой и женщиной, которая, вероятно, считает меня идиоткой, решившей связаться с самим сатаной.
Удрученно вздохнув, регистраторша забирает у меня паспорт. Я смотрю на нее умоляюще. Вразумить меня и направить на истинный путь, но она хладнокровно шлепает печать в моем документе, и я получаю удар в грудь.
Все. Это конец. Эта печать – свидетельство того, что моя ошибка приобрела официальный статус.
Почему она не спросила – согласна ли я? Где вся эта формальность?
Пока я пытаюсь выйти из комы, женщина проводит подобную процедуру с паспортом Германа, который провожает ее действия легким интересом и не более того.
– Распишитесь здесь, – холодно оповещает регистраторша и показывает длинным ногтем место, куда ставлю корявую закорючку, слабо напоминающую мою подпись.
Мои руки трясутся. Внутри я вибрирую тоже, когда смотрю на аккуратную размашистую завитушку, которую Бондаренко выверенно рисует.
Вот и все.
– Фамилию супруга брать будете? – шокирует меня женщина. Поднимаю лицо и смотрю на насмешливое ее. Эта шпилька в мой адрес такая острая, что стискиваю кулаки и сжимаю колени, отрицательно качнув головой.
Мой брак – одна сплошная насмешка: судьбы, этой женщины и Дениса, который после того, как нам с Бондаренко вручают паспорта и свидетельство о заключении брака, орет на весь кабинет:
– А теперь жених может поцеловать невесту! Горько, дети мои!
Глава 11.
Даша
– Придурок! – бросает Зара в ответ на выпад Соколовского. С тех пор, как мы вошли в ЗАГС, это первое слово, которое она произнесла, и в общем я с ней согласна.
Подруга зло пихает в руки Дениса измученную корону и переводит внимание на меня. Ее выражение лица сочувствующее, возможно, именно этого требует выражение моего лица – сочувствия, но внутри себя я его не прошу, ведь сама принимала решение.
Ловлю взгляд Зары, но тут же опускаю свой, когда голова Бондаренко поворачивается ко мне.
Я снова разглядываю свои пальцы, которые теребят вместо подола сарафана паспорт, и их жжет. На четырнадцатой странице впечатан штамп, и его не сотрешь. Каким бы ненастоящим являлся наш брак, отметка о нем настоящая. Подумать над этим у меня не получается, потому что чувствую на себе внимание Бондаренко.
Он смотрит на меня, и этот взгляд я ощущаю остро и россыпью мурашек на коже рук.
Когда на меня смотрит Юсупов, мне хочется спрятаться. От грязных пятен, которые он на мне оставляет своими глазами. Сейчас мне тоже хочется спрятаться, но лишь от того, что не знаю, как относиться к реакции своего тела на взгляд Бондаренко. Реакция моего тела отзывается вспышкой промелькнувшего сожаления, когда Герман спустя две секунды отворачивается. Вероятно, не найдя во мне ничего выдающегося. Гоню от себя эту реакцию. Мне не нужно внимание Бондаренко, пусть не напрягается!
– Сейчас по времени следующая пара, – твердо оповещает женщина, намекая, что пора сворачивать этот абсурд. Я и сама хочу побыстрее покинуть помещение, ведь находиться здесь становится невыносимо.
Ахметова подскакивает первая, будто только и ждала разрешения, следом за ней поднимаюсь я, исподлобья наблюдая, как длинные ноги со светлыми короткими волосками подтягиваются, лениво принимая горизонтальную опору.
– Молодой человек… – не выдерживает женщина и делает замечание потягивающемуся Герману, —…вы не на стадионе.
Не собираюсь больше здесь оставаться! Краска стыда топит лицо, и не дожидаясь того, что ответит Бондаренко (а он ответит, не сомневаюсь), вылетаю за дверь, за которой действительно топчется молодая пара. В отличии от нас они выглядят «женихом и невестой», и это в которой раз подливает масла в огонь, говоря, что я дура.
Зара ровняется со мной у массивной входной двери, которую вдвоем толкаем вперед. Дневной свет ударяет по глазам, и я щурюсь, но не заметить океан нарядных людей невозможно. Народ толпится у входа, ожидая новобрачных, и я пробираюсь сквозь толкотню в левое крыло крыльца, где относительно свободно.
Зара идет по следам, ее присутствие ощущаю затылком.
Когда нахожу квадратный метр пустого пространства, останавливаюсь и делаю долгий выдох.
Я не собиралась происходящее принимать близко к сердцу, но разве его заставишь? Разве можно приказать ему не клокотать в груди, когда оно неподвластно?
– Ну ты как? – тихо у меня за спиной спрашивает Ахметова. Она перестала кашлять, ловлю себя на этой мысли. Ну хоть для кого-то сегодняшний цирк стал исцелением, потому что для меня он сравним с бетонной плитой, упавшей на плечи.
Поворачиваюсь к подруге. Выдавив из себя полуулыбку, успокаиваю:
– Все нормально, – вру я и тут же напрягаюсь, когда вижу приближающихся к нам Бондаренко и Соколовского.
Денис идет впереди, широко улыбаясь, Герман плетется сзади. Верхушка его кепки возвышается над головой друга. Несмотря на спортивное телосложение моего одногруппника, он ниже Бондаренко по росту. Мои брат и папа тоже ниже Германа, в моем окружении вообще нет таких «высот», чтобы приходилось запрокидывать голову. Именно это я и делаю – запрокидываю голову, когда, обогнав Дениса, Герман встает напротив меня, протягивая зажатое в пальцах свидетельство о браке, говоря:
– Пусть будет у тебя.
Я не тороплюсь забирать документ, я слишком дезориентирована его близостью, потому что снова вижу небольшую ямочку на мужском подбородке. Я видела ее уже в университете, когда Бондаренко «делал мне предложение», и она сумасшедше ему идет.
Герман исследует мое лицо тоже. Сначала безмятежно, даже равнодушно, но потом щурит глаза, будто спрашивая, почему я так долго на него пялюсь. Это отрезвляет. Выдергиваю из его пальцев свидетельство, ощущая раздражение и легкий «бриз» его усмешки.
– Молодые люди, с голубями не желаете фото?
Одновременно поворачиваем головы на хриплый старческий голос. Рядом с Денисом стоит седовласый дедушка, на дряблом запястье которого сидит белоснежный голубь с резным хвостом. Второй рукой он опирается на тележку, на которой слегка накренена ржавая самодельная клетка. В ней десяток голубей разной масти.
– О, а давай, дед! Че по чем? – активничает Соколовский. – Запилим вам сейчас свадебную фоточку для домашнего архива, – он лезет в карман, доставая оттуда айфон, и наводит на нас с Германом камеру.
– А сколько не жалко, сынок, – отзывается в ответ старичок.
– Переводом можно? – веселится одногруппник.
Глубоко вздохнув, прикрываю глаза. Под веками будто прячусь вся полностью, уставшая от глупых насмешек и необоснованного веселья Дениса.
– Перестань паясничать, – слышу голос Зары справа от себя. – Это не смешно, Соколовский.
Я собираюсь с ней согласиться, но как только открываю глаза, ударяюсь ими о пронзительный взгляд карих глаз Бондаренко.
Он смотрит на меня.
Без ухмылки и привычной ленцы, он смотрит внимательно. Неспешно ощупывает кожу лица, отчего мои щеки взрываются красным. Если до этой секунды ему было скучно, то сейчас…сейчас – мне не понятно. Его челюсть напряжена, линии лица стали резче. Не поворачивая головы, цедит сквозь зубы:
– Дэн, фигней не занимайся.
– Да брось, бро… – усмехается его друг.
– Сокол! – гремит предупреждающе. Твердо. Безапелляционно. А потом поворачивается к Соколовскому, и глаза его мечут молнии.
Они смотрят друг на друга пару секунд, после чего Денис поднимает вверх руки, качая головой:
– Мать твою, Гера… Окей, понял, не дурак, – возвращает телефон обратно в карман брюк, после поворачивается к пожилому мужчине, – сорян, дед. Принцесса не в духе.
Я ничего не понимаю. От былого веселья Соколовского не остается и следа. Я глупо молчу и прыгаю по лицам: Зары, Дениса и Бондаренко, который, ничего не сказав, разворачивается и через плечо мне бросает:
– Созвонимся.
Он удаляется так быстро, будто бежит от огня. От его ленивой, расслабленной походки ничего не осталось. Я смотрю ему вслед, смотрю на догоняющую его фигуру Дениса, и пытаюсь понять – что сейчас было.
– Может…стоит подать на развод? – неуверенно произносит Ахметова, вставая рядом и провожая взглядом удаляющиеся мужские спины.
Глава
12.
Герман
Набираю: I'm ready to take the order (1)
Enter. Отправлено.
На экране в развернутом окне тут же загорается зеленая лампочка, оповещающая о новом объявлении. Сейчас в общем списке мое объявление первое, и несколько тысяч просмотров за пару секунд тешат мое самолюбие. Хотя бы таким образом, ведь я никогда не просил дать мне заказ.
Это я выбирал. Из того, что предлагали заказчики, от заявок которых моя электронная почта периодически подвисает.
У меня есть два постоянных клиента. Два проверенных заказчика, которым время от времени рисую коды. От скуки. Или когда хочется загрузить башку.
Сегодня, пересилив себя, я закинул свою кандидатуру в единую базу разработчиков приложений. Мне нужны бабки.
Не успеваю откинуться на спинку рабочего кресла, как слышу характерный булькающий звук входящего. На экране мака в графе «сообщения» 83 уведомления.
Уже 95.
Усмехаюсь.
102.
Сто два заказчика в течение полуминуты. Это неплохо, в принципе, я не сомневался. Ноукодеров, работающих с любыми размерами экранов и устройств, не так много. Их вообще мало. Реально успешных и петрящих чуваков на ноукод-платформах по пальцам пересчитать можно.
Я среди них, и показываю поднятый вверх свой средний палец всем остальным, собираясь стать лучшим. Не конкурентоспособным. Лучшим! Чертовым монополистом в сфере ноукода.
Открываю первые пять предложений. Все они – заказы мобильных приложений: в основном маркетплейсы, лендинг и бэкенд. Последнее интересно. Бэкенд-разработка без кода – сложно, но отлично оплачиваемо, и мне это как раз сейчас нужно.
Откликаюсь.
Ногами отталкиваюсь от ножки рабочего стола и в кресле отъезжаю на метр.
Перевожу внимание на окно, за которым сумерки плавно опускаются на город.
Вид бомбический. Из окна моей комнаты в любое время суток вид охеренный. Вид на море, эта квартира выбиралась с таким условием.
Мы с мамой выбирали ее вдвоем. Еще на этапе застройки этого жилого комплекса оба видели в нем перспективу.
«Все закаты будут твои, сынок», – мама всегда так говорила, когда приезжали с ней проверить ремонтную бригаду, колдующую над хатой. Стоя на балконе, уже невозможно худая, изнеможденная и бледная, в ее голубых глазах отражалось море, делая их цвет аквамариновым. До последнего вдоха ее глаза оставались такими… До последнего вдоха…
Мои глаза карие, в отца. Но даже этот подарок от него я не оценил.
Встаю и шаркаю на балкон. Облокачиваюсь на перила. Смотрю вдаль.
Картинка захватывает дух, почему я похерил это состояние? Когда стал видеть в палитре заката повседневность, а в красках и запахе моря – обыденность?
Мы, живущие у моря, не видим его. Не замечаем. Оно – часть нашей жизни, как воздух, как солнце или ветер, воспринимаем море привычно, и крутим пальцем у виска, когда слышим восторженные визги туристов, плескающихся в нем.
Загребаю в легкие воздух. Он соленый, немного с горчинкой.
На линии горизонта маячит парусник, врезающийся в закатное солнце. От него осталось четверть диска, и через пару минут солнце исчезнет совсем.
Эту квартиру мама подарила мне четыре года назад. Я благодарен ей, ведь полтора года назад мне было куда съехать.
Сжимаю перила до посинения пальцев. Живот напрягается, оказывая фантомное сопротивление давящему в него кулаку. На шее такой же кулак сдавливает горло, и я пытаюсь сглотнуть этот ком из воспоминаний. Сегодня этих воспоминаний много. Может, потому что скоро у мамы день рождения. Ей было бы сорок девять. Всего сорок девять…
Закрываю глаза и приподнимаю лицо. Ловлю им освежающий бриз. Подставляюсь. Пусть сдует чертовы мысли, негатива в них стало столько, что в башке не вмещаются.
Под опущенными веками глаза расслабляются. Где-то в столе валяется футляр с очками, я их не ношу. Ночная работа за монитором еще никого на делала здоровее, но я плюю и на это. Мне как-то стало плевать на здоровый образ жизни, а у жизни я стал на особом счету. В черном списке по-любому.
Вибрация в переднем кармане домашних шорт уверяет, что для одного человека в этом мире я тоже на особом счету, ведь звонить на этот номер может только чертов Сокол.
Не только Сокол…
Одиннадцать цифр несохраненного номера, оказывается, мне гораздо легче запомнить последовательность чисел, чем придумать, как записать в телефон девчонку.
Это Даша.
Случайное имя, которое я впустил в свой паспорт. Вихрь, который втянул в игру с отцом. Доверчивая отличница в скромном белом сарафане, прячущая от меня глаза, когда на нее смотрел. И жена, от которой бежал, когда прочитал в ее взгляде отчаяние.
Я разучился сочувствовать, сопереживать. А на хрена это делать, когда всем друг на друга плевать? Я так думал, а там, на крыльце у ЗАГСа, ведь мог и вломить Дэну. Реально мог двинуть другу, если бы тот не прекратил кочевряжиться, потому что, твою мать, я чувствовал…кожей, подсознательно или на каком-то космическом уровне всю девчонкину обреченность, безвыходность, и это взбесило.
Взбунтовало. Потому что не должен привязываться эмоциями. Эмоции – пагубные помощники в деле, они ведут в никуда.
Мы договорились звонить друг другу в крайнем случае, и у меня нет оснований думать, что Даша звонит просто так. Чтобы поболтать или пожелать мне доброго вечера. И если она не смогла потерпеть до завтрашнего утра, уверен, сейчас у нее как раз тот самый крайний случай.
– Да, – говорю, смахнув зеленую трубку.
– Бондаренко? – шепот заставляет напрячь слух. Голос настолько тихий, что ее частое, тяжелое дыхание слышится отчетливее слов.
– Да, – подтверждаю. Прислушиваюсь к звукам из динамика. Там глухо как в бочке.
– Бондаренко, я подам на развод, если ты не выполнишь свою часть уговора, – грозно шипит в трубку. – Где моя квартира?
– Тебе прямо сейчас она нужна?
– Нет! Можно через год. Я же от нечего делать ее искала! Или ты меня решил кинуть?
Мои брови ползут вверх. Такое ощущение, что Даша по телефону и Даша по жизни – два разных человека.
По телефону я ее боюсь. В жизни – у нее слишком мягкие черты лица и маленькая розовая родинка над левой бровью… Блин, под резинкой трусов тяжелеет.
Провожу ладонью по колючей щеке, настороженно воспринимая это явление.
– Адрес какой? – спрашиваю.
– Какой адрес? Чей?
Закатываю глаза.
– Твой. Где ты находишься?
– А… тебе зачем? – уточняет с опаской в голосе.
– Приеду за тобой сейчас.
– За мной? А зачем?
Я не самый сдержанный человек, но силюсь не сорваться как могу.
– На квартиру тебя отвезу. Не тормози! Адрес давай.
Она думает несколько секунд. Об этом сообщает тишина, повисшая в трубке.
Я хоть и не въезжаю, но не спрашиваю с чем связан этот секундный затык, ведь ей так срочно нужна была хата.
– Я думала, мы просто встретимся, и ты мне передашь ключи… – неуверенно сообщает.
– Адрес. Говори, – уверенно требую я.
Спустя десять минут я мчу на такси в место, которое по нашим городским меркам у черта на куличках.
(1)
– готов взять заказ
Глава 13.
Даша
Я не знаю, сколько у меня есть времени, поэтому, когда за братом закрывается входная дверь, начинаю носиться по своей комнате как оглашенная.
Большую часть личных вещей я уже собрала. Они запиханы в рюкзак, который спрятала под кроватью. Вещей в нем немного, в основном малогабаритные летние и нижнее белье. В конце концов, я всегда смогу вернуться и взять необходимое. Я надеюсь на это. Если останусь живой после того, как Артем узнает о моем побеге.
Мой побег шит тонкими нитками, уверенности в нем у меня никакой.
Я подслушала телефонный разговор брата и узнала, что ему срочно нужно с кем-то встретиться. Это мой шанс! Возможно, даже единственный, потому что этот деспот нацелен отвезти меня завтра утром в станицу.
Полчаса назад мы кошмарно поругались. Брат орал так, что Мавроди до сих пор сидит в шоке на пирамиде из семечек.
Я сказала Артему, что никуда не поеду. Он велел на это не рассчитывать, и я склонна ему верить.
Останавливаюсь на середине комнаты. Быстро и тяжело дышу, осматриваясь по сторонам. Ноутбук в чехле, камера с примочками, рюкзак, пакет с обувью, пакет с пряжей, кормом и комплектом постельного белья на сегодняшнюю ночь, два полотенца – собрала все по-минимуму.
Верчу головой до головокружения, боясь все же что-нибудь упустить, и натыкаюсь на брошенный на постели телефон. Подхватывают его, чтобы посмотреть время. Десять минут назад я позвонила Бондаренко.
Сама.
Я не была в аффекте, всего лишь наступила гордости на горло. Я не гордая, когда речь идет о безопасности. А мои нервы и личные границы давно в «зоне риска».
Герман сказал – созвонимся. Он не уточнил, когда и во сколько, и это не мои проблемы, если я потревожила его планы. Я свою часть уговора выполнила. Пусть выполняет свою.
Мой звонок его не устроил, я поняла это по рявкающим интонациям в его голосе. Ничего не знаю, я не просила меня забирать, но он сказал это так, что не нашла аргументов с ним спорить. К тому же, если он поможет мне с вещами, то плюс ему в карму.
Прикусываю нижнюю губу. Сердце нетерпеливо скачет, я и сама взвинчена и мысленно поторапливаю Бондаренко. Не в курсе, откуда он едет, в любом случае наш город не такой большой, чтобы добираться полдня.
Выбегаю из комнаты и мчу в кухню, из которой выход на балкон. Схватившись за перила, наполовину высовываюсь и смотрю вниз на вход в подъезд, потом по сторонам, убеждаясь в отсутствии брата. Одновременно с этим во двор въезжает такси, и я прослеживаю за его медленным движением, которое прекращается напротив моего подъезда. Настораживаюсь и с ужасом жду, что из него выползет Артем, и моему побегу наступит конец, но машина стоит на месте и из нее никто не выходит. Вероятно, кого-то ждет.
Телефон в моей руке коротко вибрирует. Это сообщение. Смотрю на экран, имя на котором выглядит непривычно – Герман Бондаренко. Кто бы мог подумать. Я-то уж точно не могла подумать, что буду иметь с ним связь. Телефонную.
Открываю месседж.
Выходи
Куда выходить-то?
Снова перекидываюсь через перила и верчу головой по сторонам, выискивая что-то подходящее Бондаренко. Скажем, личный джет или королевский кортеж. На чем там разъезжают богатые детки? Но ничего подобного, кроме машины такси, не наблюдаю.
Куда выходить? – пишу.
В окно, блин. Не тупи. Жду внизу – отвечает.
В смысле? Смотрю на машину такси, потом на сообщение.
Бондаренко и такси, серьезно? Это как селедка и молоко, поэтому уточняю:
Ты в такси?
На экране начинают бегать точки.
Печатает. Потом прекращает. Через несколько секунд точки опять пляшут, и я завороженно за ними наблюдаю. Что он там пишет? Рассказ?
Стирает. Пишет. Стирает. Пишет… Пишет до тех пор, пока не приходит:
Да
А он немногословен.
Что ж, отвечаю:
Ты бы мог подняться и помочь мне с вещами?
Я наглею? Ничего подобного! У него в паспорте штамп, это все объясняет.
Он думает над моим вопросом некоторое время, и я уже собираюсь бежать обратно в комнату, не надеясь на совесть Бондаренко, как задняя дверь машины открывается.
Я смотрю на его резкие движения и светлый ежик волос, на который сверху плюнуть желания не возникает, но возникает другое:
– Бондаренко! – кричу я.
Голова парня тут же запрокидывается, и ему требуется секунда, чтобы вычленить меня на третьем этаже.
Машу ему рукой. Не знаю зачем, инстинктивно.
Брови Германа изгибаются, и всего на мгновение на его лице отражается веселье, но потом оно снова приобретает скучающее выражение, с которым требовательно говорит:
– Квартира.
Какая важная птица! Ну и ладно! Пусть вредничает, мне безразлично, хотя и не обязательно быть такой букой.
– Восемнадцать, – отвечаю, глядя на то, как фигура парня скрывается под козырьком подъезда, после чего в прихожей вопит домофон.
Я несусь к нему, по пути одергивая края джинсовых шорт.
Нажимаю кнопку и вслушиваюсь в трубку до тех пор, пока не слышу удар захлопывания подъездной двери.
Смотрю на себя в зеркало. Убираю за уши тонкие прядки волос, выбившиеся из хвоста. Затягиваю резинку потуже.
Принт рожка с тремя разноцветными шариками мороженого на белой футболке привлекает внимание. Пожалуй, это все, что во мне привлекает внимание. Заправляю край футболки в шорты.
Потом снова выдергиваю. Подол теперь мятый и, простонав, я пытаюсь вернуть его обратно под пояс шорт, но дверной звонок пугает до чертиков. Плюю на футболку и оставляю как есть. Вряд ли у Бондаренко имеется интерес до моего внешнего вида.
Прежде чем открыть дверь, отираю о джинсовую ткань вмиг вспотевшие ладошки. Я нервничаю. Просто никогда не встречала парня. Парня, пришедшего ко мне, а не друзей брата. Как только Артем переехал сюда, в город, и те перестали к нему заходить.
Проворачиваю замок, на который меня запер брат, и открываю дверь.
Фигура Бондаренко смотрится на нашей площадке неуместно. Он как нудист на городском пляже. Или как крутая иномарка на рынке отечественного автопрома.
В прихожей, куда приглашаю войти Германа, отойдя на пару шагов, парень смотрится еще хуже. Как слон в посудной лавке. Мне хочется улыбнуться, ведь выражение его лица говорит о том, что он такого же мнения.
Не знаю, в каких хоромах живет он, но у нас с братом чисто. И мне беспокоиться не о чем.
Герман снова в шортах. Но все же перемены в нем налицо: черная свободная футболка, белые шорты и черные кроссовки.
Его любимые цвета: черный и белый? Не думала, что Бондаренко настолько консервативен и сдержан.
– Что? – спрашиваю я, когда, опустив взгляд с моего лица ниже, он усмехается.
– Ничего, – ухмыльнувшись, отвечает и начинает вертеть головой по сторонам, пока ловлю в зеркале свое отражение, понимая, чему он усмехался – мороженко. И что?
– Эта квартира съемная? Ты одна здесь живешь? – неожиданно высыпает на меня вопросы.
Как он понял, что квартира съемная?
– Съемная, – подтверждаю. – Живу с братом.
– А почему съезжаешь? – закончив исследовать жилище, снова смотрит на меня, то и дело скашивая взгляд на разноцветный рожок.
Да, я в отличие от него, не настолько консервативна и люблю яркое.
– Так надо, – отвечаю уклончиво. Не думает ли он, что сейчас я поведаю ему все свои тайны? У меня на это нет времени, да и ему это вряд ли будет интересно. – Сейчас принесу вещи, – категорично сообщаю и ухожу в свою комнату.
Пройти в гости не приглашаю. Он не чай сюда пришел распивать.
Еще раз бегло осматриваю комнату.
Я волнуюсь.
Я собираюсь бунтовать, и от этой мысли скручивает живот.
Подхватываю клетку и небольшой стеклянный аквариум, выхожу в прихожую, заставая Бондаренко привалившимся плечом к стене.
– Возьмешь? – протягиваю ему затаившегося хомяка и притворившихся мертвыми петушков Дольче и Габбана.
На автомате ли или по доброте душевной, Бондаренко двумя пальцами забирает у меня клетку и морщится, когда на раскрытую ладонь опускаю аквариум. Не дожидаясь, пока он отомрёт, убегаю обратно в свою комнату. Подбираю с пола рюкзак, закидываю его на одно плечо, на другое – камеру, распределяю в две руки пакеты с вещами и ноутбук. Готова!
– Подожди… – тормозит меня Бондаренко, когда появляюсь в прихожей. – Я не понял, ты этих с собой берешь? – кивает на хомяка и рыбок.
Этих… каков негодяй!
– Нуу-у…да, – морщу лоб, не понимая, а что не так-то?
– Шольц, мы так не договаривались, – он ставит клетку на комод, следом опускает аквариум.
– Мы вообще ни о чем не договаривались, – решаю напомнить.
– Извини… – качает головой, – одно дело ты, а вот эти… – брезгливо тычет пальцем в Мавроди. – Он же воняет, – скорчивает недовольную гримасу.
– Он чистоплотный! – оскорблённо выкрикиваю я, глядя на то, как хомяк от горькой обиды падает на спину и складывает передние лапки на пузе.
– Да мне пофиг, какой он, – возмущается Герман. – Я сказал – нет.
– Но…
Но я не успеваю ни возразить, ни защитить своих питомцев, когда одновременно с Бондаренко замираем, прислушиваясь к скрежету ключа в замочной скважине за дверью.
Глава 14.
Герман
– Что он тебе сделал? Он тебя трогал? Я тебя закопаю, если ты хоть пальцем ее коснулся…
– Воу-воу, полегче… Ммм-мм… – стону, когда моя щека припечатывается к поверхности комода.
Захват у него серьезный, я помню.
Ну привет, старый знакомый.
– Вот и свиделись, – шипит за спиной старлей, который совсем недавно точно так же приложил меня мордой о капот ментовской тачки. – Ты че тут забыл, ушлепок?
– Здорова. В гости приехал, соскучился, – сиплю, выхватывая тычок по ребрам. – Мм-мм…
– Отпусти его! Отпусти! – визжит Дашка, бросив сумки на пол. – Совсем крыша поехала? Артем!
О-оо, ну нет! Твою мать! Морщусь, чувствуя хруст носовой перегородки, отдающий тупой болью в висок и ухо, а следом на верхней губе оседает кровь. Слизываю ее языком.
Зараза ты, старлей.
– Повторяю для тупых: какого хрена ты тут трешься?
– У него кровь! Ты совсем больной? Отпусти, я сказала! – девчонка дергает за локоть придурка, пытаясь того оттащить от меня, но туша старлея вжалась в мое тело будто намертво. Он вдавливает свое колено мне в подколенную яму, и я уже готов свободной ногой садануть ему между ног, но одним глазом замечаю, как Дашка запрыгивает на гайца и начинает молотить того по спине.
Неподвижно остаюсь на месте, не делаю резких движений. Прихожая настолько тесная, что боюсь задеть девчонку, болтающуюся на старлее как тряпичный рюкзак.
– Ненавижу тебя, ненавижу! Отпусти его! Артем! – Даша лупит мужика куда придется и, судя по тому, что она называет его по имени, они плотно знакомы.
– Капец тебе, понял?! Сейчас я тебе устрою гостеприимный прием! И заметь, щенок, это ты на моей личной территории, – шипит мне на ухо.
– Ненормальный! С ума сошел? – не сдается малая.
– Дарья! В свою комнату пошла! Быстро! – орет старлей и пытается стряхнуть с себя девчонку.
– Он мой муж! Не трогай его! Я сейчас вызову полицию! Я не шучу.
Захват моих сцепленных за спиной рук ослабевает. Спустя секунду мои руки свободно падают вдоль корпуса, а тело освобождается от тяжести ментовского тела.
Выпрямляюсь и резко оборачиваюсь.
Гаец замирает, разводя руки в стороны, давая Дашке медленно сползти с его спины.
Оба тяжело дыша, смотрят друг на друга секундную вечность, после чего старлей медленно поворачивается ко мне.
Несмотря на то, что половина моего лица онемела, а под носом кровяное болото, я оскаленно ему улыбаюсь.
– Герман, – представляюсь и протягиваю ладонь, – рад знакомству.
Мускул на его очекушенной роже судорожно дергается, глаза наливаются кровью, когда смотрит на мою вытянутую руку, а после на ухмыляющееся лицо.
– Ах, ты ж мразь. Через сестру мою решил отыграться?! – он бросается ко мне, но в этот раз я успеваю его блокировать, хоть и слово, за которое непроизвольно цепляюсь, вышибает из меня воздух.
Сестра? Он сказал – сестра?
О, твою мать!
Что за чудеса долбанного везения?!
Дашка и этот отбитый – родственники?
Не успеваю оценить весь масштаб бедствия, как Дашкины кулачки снова прилетают по плечу. Только уже мне.
– Эй, да за что? – возмущаюсь, глядя на растрепанную девчонку. Ее глаза мечут стрелы, которыми протыкает меня насквозь.
– Что вы здесь устроили? Вы что, знакомы? – кивает она на брата, которого едва сдерживаю захватом сгиба локтя, сдавливая тому кадык. – Господи, Герман, отпусти его, пожалуйста, – Дашка накрывает голову ладонями и смотрит поочерёдно то на меня, то на своего брата. У нее растерянный непонимающий вид. Да я, млин, тоже нефига не врубаюсь.
Как же так вышло, что со всего города я выбрал девчонку, у которой брат с поехавшей крышей?
– Руки от меня убери! – брыкается гаец, брызжа слюной. Пытается отодрать мой локоть, но я свободной рукой блокирую эту попытку.
– Спокойно, родственник. Ну че ты такой дерганный? – говорю ему в ухо. – Расслабься. Давай сядем, пообщаемся нормально. Мы же теперь семья как-никак.
– Дарья, ты с кем, идиотка, связалась? Он отморозок! Ты что, творишь, дура?
А вот это ты, старший лейтенант, зря.
Я резко разворачиваю его к себе лицом и под Дашкин оглушающий визг впечатываю в стену. У меня ноль информации о причинах, по которым девчонка сваливает из дома, но я бы тоже не смог жить с этим носорогом.
Хорошенько тряхнув новоиспеченного родственничка за ворот футболки, членораздельно и предельно доходчиво цежу:
– Мы с твоей сестрой поженились. Нравится ли тебе такое родство или нет, но придется смириться, – хлопаю его по плечу. – Сейчас я забираю свою жену домой, а тебе советую со мной подружиться, – растягиваю губы в ухмылке. – Для тебя дружить со мной безопаснее, чем не дружить с семьей Бондаренко.
Память у старлея отличная, он узнал меня сразу, как только увидел на пороге квартиры. Поэтому, уверен, моего отца он тоже запомнил, а если все же запамятовал, то ему стоит погуглить на досуге фамилию Бондаренко, которая по значимости не самая последняя в нашем регионе.
– Я тебя сейчас отпущу, и ты будешь хорошо себя вести. Правда, брат? – насмешливо выгибаю бровь и давлю запястьем гайцу в ключицу.
Он болезненно морщится, но ни единого звука не издает. Его молчание я расцениваю как позитивный ответ, поэтому медленно, но настороженно отпускаю.
Он не двигается. Только желваки на скулах вибрируют, ходуном ходят.
Подбираю с пола брошенный Дашкин рюкзак и закидываю себе на плечо, не отпуская из внимания родственника.
Одной рукой прижимаю к себе аквариум, второй подхватываю клетку.
Я все еще на мандраже и на палеве. В любую секунду готов сорваться, если старлей вдруг решит не прислушаться к моему совету. Но он молча следит за моими движениями даже тогда, когда говорю Даше:
– Пошли.
Глава 15.
Герман
Она смотрит на меня исподлобья. Опасливо бросает обеспокоенные взгляды, а потом прячет глаза. Думает, что я этого не вижу, но я вижу, потому что тоже на нее смотрю, но в отличие от нее не прячусь.
Водитель такси косится на меня в зеркало заднего вида.
У обоих я вызываю опасение, ведь у меня под носом кровяная лужа, которую периодически смахиваю пальцами свободной руки и отираю о белые шорты.
Десять минут в дороге мы едем исключительно молча. Но это обоюдное молчание такое осязаемое, что, сидя от меня на пионерском расстоянии, я чувствую, как Даша напряжена. От нее волнами исходит это напряжение.
От меня тоже нехило искрило. И первые несколько минут после того, как мы покинули Дашкину квартиру, я тупо старался прийти в себя и угомонить бешеную энергию, которая распирала от встречи с чокнутым старлеем.
Ну спасибо тебе, дорогая женушка, за такого родственника!
Охренеть!
Подстава, конечно, капитальная. Вообще, о таких проблемных с головой родственниках предупреждать заранее надо.
Смотрю на нее. Пытаюсь найти в ее профиле хоть что-то доказывающее их родство, но они ни черта не похожи, что радует. Жить с ней под одной крышей несколько месяцев и каждый день видеть в ней придурка-гайца – развлечение не самое приятное.
– У тебя кровь…– еле слышно бурчит себе под нос Даша.
– Переживаешь за меня? – усмехаюсь, наблюдая за тем, как ее правая щека вспыхивает румянцем. Это прикольно. Давно не видел такого. Обычно у девчонок на лице слой макияжа, разглядеть что-либо под ним можно только под микроскопом, а у этой как на ладони. Бери и смотри.
Беру и смотрю.
– Это не смешно, – глухо бормочет и отворачивается к окну.
Блин, это очень забавляет! Забавляет, с какой тщательностью она пытается скрыть заботу и эмоции, потому что я вдруг вспоминаю, как она набросилась на своего брата и лупила его по спине.
Улыбаюсь, млин. Смотрю на девчонку и не могу сдержать улыбку. Она меня защищала! Твою мать! Мелкая хрупкая девчонка так самоотверженно защищала меня!
И не потому, что она рассчитывала произвести на меня впечатление, но я, черт…я впечатлен. Она просто вот такая. Она и сейчас переживает. И не только за меня. Уверен, она нервничает и за придурка-брата, перемалывает в голове мысли, в которых сомневается, считая, что поступила неправильно, когда уехала со мной.
Я бы на ее месте не сомневался. Я бы на ее месте уже давно бы свалил. С таким душевнобольным жить-то опасно, мне даже ее животину стало жалко оставлять с ним.
Клетка с хомяком стоит на сидении между нами. Мы больше десяти минут в пути, но в салоне им не воняет. Если он настолько чистоплотный, как говорила его хозяйка, пусть живет, но не отсвечивает.
На голых, крепко стиснутых коленках Даши – аквариум. Она бережно прижимает его к животу и большими пальцами водит по прозрачному стеклу. Нервничает.
Нагло скольжу взглядом по девчонке то вверх, то вниз. Рассматриваю, и она, будто чувствуя, плечом вжимается в заднюю дверь.
Когда подъезжаем к моему дому, минуя шлагбаум, на улице темень и легкая вечерняя свежесть.
Дашка все время плетется сзади, пока пересекаем подъездный холл в сторону лифтов.Здесь всегда тихо. В любое время суток наш подъезд – пример для подражания. Не в курсе, кто мои соседи, кажется, их тут вообще нет, потому что пересекаюсь с ними очень редко и то на парковке. Когда еще имел под задницей колеса.
Как только заходим в лифт, Даша встает напротив меня на противоположном конце лифтовой кабинки. Смотрит по сторонам, прижимает к груди аквариум, но не смотрит на меня. А я смотрю. На нее.
– Ты не говорила, что у тебя брат гаишник, – нарушаю молчание.
Даша резко вскидывает голову, наконец, ловит мой взгляд и виновато краснеет.
– Я стараюсь не акцентировать внимание на этом неприятном факте моей биографии, – сообщает она, вызывая у меня улыбку. Понимаю ее, я бы тоже хотел забыть о существовании в своей жизни такого родственника. – Откуда вы знаете друг друга? – бросает встречный вопрос.
Даю себе пару секунд на раздумье. Что ей сказать?
– Да так, как-то не сошлись в понятиях. Давно это было, – отвечаю уклончиво в тот момент, когда лифт останавливается на моем этаже.
Выхожу первым и подхожу к двери. Поправив на плече Дашкин рюкзак, открываю замок и толкаю дверь вперед. Делаю шаг в сторону, пропуская внутрь гостью.
Быстро на меня взглянув, она трусливо входит. Сразу у входа опускает на пол свои причиндалы, оставляя аквариум на ладони.
– Пройди, – подталкиваю вперед, заставляя сделать несколько опасливых шагов в глубину прихожей.
Наступив на задники кроссовок, снимаю их и иду в гостиную, которая объединена с кухней, по пути врубая свет. Ставлю клетку с притихшим хомяком на глянцевую столешницу. Под нее опускаю пакеты.
Даша бесшумно входит в комнату. Задрав голову, разглядывает лампочки на потолке. У нее слегка приоткрыт рот, а глаза широко распахнуты. Прижимает к себе аквариум так, будто его у нее сейчас отнимут. Чудная.
– Это гитара Клингхоффера*, – подсказываю, когда девчонка задерживает внимание на висящей на стене электрогитаре.
Она поворачивается ко мне и непонимающе хмурит брови.
– Гитарист Red Hot Chili Peppers** – уточняю, решая, что и эта информация ей ничего не даст, вряд ли она любитель олдскула и знает легенду рока.
– Ты серьезно? – вспыхивают глаза девчонки. – Californication***?
Теперь мои брови от удивления ползут вверх.
Киваю.
– На ней он исполнял знаменитую Калифорноманию.
Дашкины глаза нереально округляются. Со мной примерно похожее происходило, когда в десять лет отец привез из Штатов эксклюзивную гитару самого Джоша, которую урвал на аукционе. Тогда я чуть не обоссался от счастья.
– Ничего себе! – восхищается Даша.
– Ей больше сорока лет.
– Ого!
Она с интересом ждет от меня продолжения рассказа, а я затыкаюсь, поймав себя на мысли, что впервые рассказываю девушке в моей квартире об этой гитаре. И впервые эта девушка меня слушает, а не лезет мне в штаны. Обычно подруги сразу затаскивали меня в постель, им была интересна штука в моих трусах, но даже на утро ни одна из них не обращала внимания на легендарный инструмент, от которого даже на расстоянии веет грандиозностью.
Обрываю наш с девчонкой зрительный контакт, ибо не стоит на этих рассуждениях зацикливаться.
– Пошли, я покажу тебе твою комнату, – резко произношу и чувствую, как начинаю раздражаться. То ли на себя, то ли на нее – всю такую правильную и будто настоящую.
– Как…комнату? – Дашка замирает и смотрит на меня с глубоким непониманием.
– Твою комнату, – повторяю.
– Подожди-пожди, – она крутит головой. – Я не поняла. Мы что, здесь будем жить вместе?
– Предлагаешь мне съехать? – усмехаюсь, поражаясь ее наглости. – Это, вообще-то, моя хата, и я здесь живу.
– Но…ты же говорил, что у тебя есть квартира…
– А чем тебе здесь не квартира? – обвожу комнату рукой.
– Я думала, у тебя есть свободная… – расстроенно лопочет.
– Ну правильно. Свободная комната. Одна моя, в другой будешь жить ты. Как договорились.
– Но мы так не договаривались! – дергается девчонка, отчего вода в аквариуме приходит в движение.
– Поставь аквариум, – показываю на него пальцем.
– Ты меня обманул! – ее глаза опасно сужаются. Дашка делает шаг ко мне. – Я не буду с тобой жить.
– Ты сейчас его уронишь, – предупреждаю и делаю шаг назад.
– Ты лживый мерзавец! – делает два шага вперед. – Подлый обманщик! – еще один шаг, и я вжимаюсь в край столешницы кухонного гарнитура. – Господи! Замри! – Дашка выкидывает руку вперед, и я от неожиданности каменею.
Она срывается с места, быстро ставит на стол аквариум и подлетает ко мне.
– У тебя кровь… Есть полотенце? – Дашка тяжело дышит рядом со мной, пока я ни хрена не понимаю.
– Ох черт…– суетится она, делает вокруг себя круг и подхватывает со спинки высокого барного стула мое полотенце, которое повесил туда еще утром.
Подрывается к раковине в тот момент, когда замечаю на полу первые капли крови.
Мать твою.
Закидываю башку назад.
– Нет! Нельзя! Нужно вперед, – орет на меня мелкая. – Быстро сядь на стул и голову вниз.
На автомате выполняю команду.
Опускаю голову и смотрю на кровь под ногами. А потом на девчонку, которая просачивается между коленями и разводит мои бедра в стороны. Усаживается на полу и сует мне в нос холодное полотенце.
Что же ты творишь-то?
– Зажми, – требовательно просит и поднимает ко мне лицо. Розовощекое. А глаза серые. Цвета неба перед дождем. И эта розовая родинка над левой бровью… снова теснит мне шорты в паху.
– Что? – тихо спрашивает, а я залипаю на том, как шевелятся ее губы.
– У тебя…ресница выпала, – говорю с дуру.
– Где?
Черт.
Черт, черт, черт…
Резко вскакиваю на ноги и отбрасываю в сторону полотенце.
Вылетаю в прихожую, сую ноги в кроссовки и выметываюсь из квартиры так быстро, что плюю на свой вешний вид.
На дворе ночь. Никто не заметит. А у меня кипяток…везде. Мне проветриться надо.
*Джош Клингхоффер – гитарист группы Red Hot Chili Peppers (https://ru.wikipedia.org/wiki/Red_Hot_Chili_Peppers)
**RedHotChiliPeppers – американская рок-группа
***Californication –
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71053726?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Анна Белинская
Тип: электронная книга
Жанр: Современные любовные романы
Язык: на русском языке
Издательство: Автор
Дата публикации: 09.09.2024
Отзывы: Пока нет Добавить отзыв
О книге: Заключить сделку с самым наглым мажором нашего универа? Легко, когда фиктивные отношения выгодны нам обоим. Но безумно сложно, когда внезапно начинает казаться, что между нами всё…по-настоящему.