Эффект Манделы
Avelin Duval
Залезть в машину к незнакомцу, убегая от преступного синдиката – рискованная затея. Но у Беатрис нет выбора.
Нет выбора… она внушила себе это, когда узнала, что он страдает провалами в памяти. Нет выбора – повторяла, записывая в его блокнот несуществующие воспоминания:
«Марго моя любовь… моя единственная радость… мы едем к морю, праздновать годовщину… она любит мятное мороженое и абсолютно безвкусную музыку…» – звучит красиво и настолько реально, что она сама готова поверить, что всё это правда. Что она не Беатрис Милайс – ходячий труп с мишенью на спине, а Марго, любимая невеста и самый нужный человек на всем белом свете.
Avelin Duval
Эффект Манделы
Глава 1
Беатрис.
Когда хочешь выжить, ты не гнушаешься пойти по самой кривой и грязной дорожке. Твоя жизнь в приоритете, остальное неважно.
Неважно.
Неважно.
Я повторяю про себя это слово, как мантру. Неважно, что я стою посреди парковки в одном мокром полотенце. Неважно, что холодный осенний вечер кусает голую кожу милиардами мурашек. Важно лишь то, что если я не найду где укрыться, то меня поймают, а если меня поймают, то кожу будет кусать уже не промозглый ветер, а острое лезвие. На снисхождение в виде пули в голове рассчитывать не приходится. Не после моей последней выходки.
Взляд отчаянно цепляется за ряд машин. Какая из них может быть не заперта? Это мотель на отшибе маленького городка, насколько мне известно трезвых людей здесь не бывает. Возможно виной тому захудалый бар, находящийся через дорогу. В любом случае, думать, а тем более выбирать у меня времени нет – пожарная лестица, с которой я скатилась минутами ранее не расчитав скорости, загрохотала от тяжелых шагов.
Я ломанулась к ближайшей машине, аккуратно дернула ручку двери, молясь про себя и святым и тем кто остался под их тенью, чтобы та поддалась мне. И впервые за долгие годы они, кажется, меня услышали. Дверца с тихим скрипом отварилась и следом с таким же тихим заунывным звуком закрылась за мной. Я спряталась на половицах заднего сидения, прижав голые колени к дрожащей груди. Это не страх – пыталась убедить себя я. Мне просто холодно.
В копчик упирались пустые банки из под пива и энергетиков. Я старалась не двигаться, чтобы они не издавали лишнего шума, а шаги тем временем приближались к моему укрытию. Парковка плохо освещалась, единственный фонарный столб стоял поодаль и почти не касался своим тусклым светом той части, где находилась я. Если кто-то заглянет в пыльное стекло автомобиля, то ничего толком и не увидит, но если этот кто-то откроет дверь, то бежать уже будет некуда.
В прошлый раз мне рассекли лоб. В этот раз скорее всего вскроют голову.
Я сидела в полной тишине, перебирая все способы возможной кончины: расчленят, вырвут язык, сожгут прямо в машине, среди барахла и пустых жестянок. На секунду мне померещился запах дыма, дышать стало тяжело, но я боялась громким вздохом выдать своё местоположение. Пришлось прижать сжатый кулак к обескровленным губам, прикусив бледные костяшки пальцев.
– Эта сука должна быть здесь, – голос говорившего сорвался на прокуренный хрип.
Слишком близко.
Душа зыбко задражала, перебираясь от сердца к босым пяткам.
– В комнате нет никаких вещей, возможно, она сбежала до нашего прихода.
– Консьерж не видел, чтобы она покидала мотель.
Их было двое. Слишком близко. Один из них наклонился к окну и его тень упала на сидение пердо мной. Почудились пятна крови на жакардовой обивке, но то, наверное, были пятна от газировки или неудачно пролитого соуса, не больше. В стрессовой ситуации мозг умел красочно дописывать несуществующие картины.
– Считай до десяти, когда думаешь, что всё катится к чертям. – мягкий, бархатный голос сестры ударил в виски, будто она тут, рядом. Сидит на другой половице, прячась вместе со мной от забвения Смерти.
Раз.
Два.
Три.
Мне понадобилось повторить счет несколько десятков раз, прежде чем измученный рассудок решил внезапно отключиться под воздействием стресса. Сколько я не спала? Два дня? Три? Кажется перебивалась тремя часами в сутки, если не меньше.
«Проснись… проснись… проснись… немедленно открой глаза, Трис!!!» – еще один знакомый голос. Надломленный от подступающих слез. Голос, который всегда приходит только в кошмарах.
Хлопнули дверцы соседнего автомобиля. Я вздрогнула, распахнув свинцовые веки.
Темно. Всё еще темно. Сколько прошло времени?
Я подняла запястье, опоясывающееся тонким кожаным ремешком с механическими часами. Единственное с чем бы я не рассталась, даже под угрозой смерти. Стрелки дрогнули и сдвинулись с места. Время 02:47. Из мотеля я сбежала где-то в полночь. И раз я до сих пор жива, значит мои преследователи не додумались раскурочить машины на парковке.
Облегчение прокатилось по телу волной дискомфорта – все конечности жутко затекли. Полотенце сползло и валялось рядом серой массой, но нагота меня мало волновала. Я подползла к окну, чтобы убедиться, что рядом никого нет.
Издалека доносился неестественный громкий хохот двух женщин, которые, видимо, приехали в стареньком фургончике вместе с тучным мужчиной. Его лысина блестела даже с такого расстояния.
В любом случае, ни эти женщины, ни этот мужчина и тем более ни его лысина не представляли для меня никакой опасности.
Они были Неважны.
Мне захотелось рассмеяться, но с губ сорвался лишь усталый вздох. Я позволила себ пересесть на сидение и вытянуть вдоль него затекшие ноги. Неприятное покалывание поднялось вдоль позвоночника. Мои вещи остались в баке с грязным бельем в коридоре мотеля. Я успела закинуть их туда, прежде чем вылезти в окно на пожарную лестницу.
Если бы эти кретины не перепутали комнаты и не навели шуму, то, возможно, я бы всё еще сидела в душевой.
Мёртвая.
Белый кафель и красная кровь. Красное на белом. Красное на белом. Красное на белом.
Я зажмурилась в попытке отогнать непрошеные воспоминания. Прошел почти год, надо жить дальше. Легче сказать, чем сделать, тем более когда эта самая жизнь висит на волоске.
Красное на белом.
Мои колени стерты в кровь. Пропустила последнюю ступеньку, приземлилась прямо на щебень асфальта. Но тогда у меня не было времени думать о боли, которая настигла меня сейчас. На алебастровой коже кровавые ссадины казались уместными, будто неумелый художник мазнул краской по девственно-чистому холсту.
Красное на белом.
Я выдохнула. Надо найти чем отвлечься и чем прикрыть наготу. Вряд ли хозяин авто обрадуется, обнаружив на заднем сидении голую, потрепанную незнакомку.
Вряд ли обрадуюсь я, если кто-то застанет меня в таком виде.
Пошарив немного рукой в темноте салона, я наткнулась на дорожную сумку. Мало того, что оставил машину открытой, так она еще забита под завязку личными вещами и мусором.
Возможно, здесь просто не было ничего ценного.
Из вороха сбитой в кучу одежды я выудила безразмерную рубашку, на ней и решила остановить поиски, пока не наткнулась на грязное белье. Застегнулась на все пуговицы и перелезла на водительское сидение, где обнаружила разорванный блокнот и разбитые бутылки, от которых тянулся едкий запах спиртного. Теперь всё ясно, владелец просто был в невменяемом состоянии, чтобы подумать о безопасности своего имущества.
– Беатрис, любопытство губит людей, – полушепотом повторила фразу матери и на секунду мне показалось, что в водительском зеркале мелькнули ее глаза. Нет, то были мои. Маленькая деталь во внешности, которую я от нее унаследовала. Два мутных зеленых стеклышка с янтарным ободком вокруг зрачков. Мягкие карамельные кудри достались моим сестрам, в то время как мои волосы отдавали медным оттенком. Мои и Ванессы. Ее волосы почти что пылали огнем.
Во время своего побега я успела обкорнать по плечи когда-то длинные локоны и выкрасить их в насыщенно-черный цвет, и теперь меня мало что объединяло со старым образом. Я даже проколола губу, чтобы слегка изменить аккуратный контур, напоминавший мне Лукрецию, среднюю из сестер.
Я поджала губы. Стерла образ родных перед глазами, нервно схватившись за блокнот, как за спасительный круг:
– Меня зовут Дэвид Аберкромби, мне 31 год и я страдаю провалами в памяти. Каждый прожитый день стирается начисто, – я читала вслух, приняв какую-то немыслимую позу на сидении. Тишина угнетала. Пришлось прищуриться до рези в глазах, чтобы разобрать текст. Дальше шла полная каша, видимо, уже изрядно пьяного Дэвида. – Путь до дома в горах… тишина… безлюдье… Дэвид Аберкромби… Дэвид Аберкромби… Дэвид Аберкромби.
Бессмыслица.
Его имя повторялось десятки, сотни раз. Я будто вчитывалась в записки безумца. Блокнот пах свежей проклейкой, спиртным и табаком. Мне стоило уйти прямо сейчас. Только чокнутых не хватало в моей веселой жизни.
Но что-то прибило меня к месту. Не давало ни вдохнуть, ни двинуться.
«Домик в горах… безлюдье…» – старомодное слово, но такое цепляющее.
Желанное.
Голова работала слишком быстро – тело не успевало за потоком мыслей. Я кинула блокнот обратно к осколкам и принялась искать телефон или фонарик в бордачке и на панели. Он по любому что-то да оставил. И да, бинго! Заблокированный телефон валялся на панели. Неважно, что находилось внутри, мне просто необходимо было подсветить себе пространство.
Тусклый свет разлился по салону.
Прекрасно.
Точнее ужасно, учитывая в каком состоянии находился автомобиль изнутри. Затушенные окурки на половицах, россыпь пепла, пустые банки и бутылки, компакт-диски, – серьезно, кто сейчас пользуется этим старьем? – и, что больше всего меня поразило – виниловые пластинки, единственные аккуратно уложенные в коробке за передним пассажирским сидением.
Проигрыватель я не нашла, так же, как и других записей. Ни блокнотов, ни папок с исписанными бумагами. Ничего.
Я перелезала бесчисленное количество раз с переднего на задние сидения и обратно, создавая еще больше хаоса вокруг себя. Пару раз порезалась, пару раз ударилась, но всё впустую.
На часах 3:30 ровно. У меня осталось мало времени, чтобы решиться на самый отчаянный и необдуманный шаг.
Вдох-выдох. Информации в разорванном блокноте катастрофически мало. Он явно новый, значит где-то должны быть старые записи.
Думай, Беатрис, думай.
Я снова на водительском кресле, небольшом островке чистоты, снова разговариваю сама собой. Механизм в голове крутил шестеренки с большой скоростью, грозясь сломать меня в любую минуту. Я опустила взор, готовая сдаться.
– Дэвид Аберкромби, – бездумно повторяла. Снова и снова, будто вернувшись к чтению его дневника. Взгляд зацепился за сверкающий осколок у педали газа. Не знаю зачем, но я извернулась змеей, наклонившись, чтобы поднять его.
Где водители чаще всего прячут вещи? В обивке сидений? Потрошить их у меня нет ни сил, ни времени.
Где…
Под сидением? Рука нырнула в узкое пространство. Пусто. Но я решила попытать удачу еще раз и, прижав ладонь вплотную к крышке, провела ею по всему периметру, пока не уткнулась в какой-то странный бугор. Вцепилась в него и дернула, что есть силы, забыв про аккуратность. Послышался звук рвущегося скотча. Неужели кто-то свыше сжалился надо мной?
Знала бы, что от них порой перепадает милость, может бы охотнее ходила в церковь.
Я подсветила чужим телефоном свою находку. Кожаный переплет потрескался от времени и количества листов, которые он, судя по всему, долгие годы сохранял в себе, дожидаясь, когда про него вспомнят. Листы пожелтели, но сохранили текст. Дрожащими пальцами я перелистнула к самому началу. Не надо сравнивать почерк, чтобы знать, что текст писал один и тот же человек.
На колени из блокнота выпал маленький квадратик глянцевой бумаги. Фотография.
Я поднесла ее ближе к лицу. В желтом свете смартфона на меня смотрел совсем молодой парень в военной парадной форме. Широкая ослепительная улыбка, очаровательные ямочки на щеках и бездонные кристально-чистые океаны вместо глаз. Я перевернула фотографию, но не было там ни пометки, ни даты, ни имени.
Может это и не Дэвид. Может его брат или друг. Я вернула фото обратно в блокнот, пролистала его на случай, если между страниц завалялось еще одна, но нет. Это была первая и, видимо, последняя фотография.
– Меня зовут Дэвид Аберкромби, мне 26 лет, – моя рука, сжимающая край листа, дрогнула. Сейчас ему 31. Почему-то мне сделалось дурно только от мысли, что человек уже пятый год проживает в неведении каждый божий день. Стоило ли мне завидовать или сочувствовать? – Морпех, – слово зачеркнуто двумя резкими штрихами, – Бывший морпех. Ранен при исполнении, наблюдаются временные провалы в памяти. Врачи говорят, что это скоро пройдет, но чтобы не теряться в пространстве и времени, лучше вести записи. У меня большая семья, два младших брата, отец, мать и древняя реликвия (прости, бабуль, я люблю тебя).
Работаю тренером в вечерней школе единоборств. Люблю фисташковое мороженое, хорошо прожаренное мясо и черный цвет. Обожаю Люсиль. Мы должны пожениться в конец этого года, – я поднялась взглядом вверх, заметив в правом углу дату: 02.05.2019. Судя по всему, свадьба не состоялась. Либо же, в конце концов всё дошло до развода. Ведь не станет человек, находящийся в счастливом браке, доводить автомобиль до такого плачевного состояния, спать в придорожных мотелях и напиваться до полной кондиции.
Я захлопнула блокнот, втиснув между страниц телефон. План составился сам по себе. И первый пункт гласил: «забрать свои вещи», что я и сделала, проскользнув внутрь на носочках по пожарной лестнице. Рискованно, но деваться некуда. Мотель спал. Тут буквально воцарилось безмолвие, от которого закладывали уши, а звуки из бара не долетали, словно земля вокруг находилась под неким куполом. Я боялась наступить на скрипучие половицы, издать лишний шум, чтобы не потревожить это гиблое место.
Сумка с вещами лежала там, где я ее и оставила. Я засунула внутрь свои находки и, заметив рядом тележку уборщицы, схватила пару тряпок, мусорный мешок и моющие средства, а после, всё так же крадучись, вернулась к машине. Второй пункт: «подготовить всё к спектаклю».
Время почти четыре утра.
Превозмогая усталость, я как можно незаметнее и быстрее принялась складывать хлам из салона пикапа в черный мешок, при этом чувствуя себя самой мерзкой преступницей.
Я собиралась украсть чужую жизнь. Присвоить человека, которого даже не знала.
Мне понадобилось полчаса, чтобы вычистить от грязи автомобиль. Не тронутыми остались лишь пластинки и компакт-диски с музыкой. Я терла, скребла и вымывала салон так тщательно, будто пыталась избавиться от улик. От подтверждения своего обмана. Пальцы покраснели, но я не думала о дискомфорте. Мне надо было успеть.
Весь мусор я с горем пополам дотащила до контейнеров в конце парковки. Мне повезло, что за всё это время не показалось ни единой души.
– Боже, я снова начну носить крестик, обещаю, – усмехнулась запихивая блокнот в кожаном переплете на самое дно своего рюкзака, и, предварительно выключив телефон Дэвида, засунула его под заднее сидение. Я успела прочитать еще немного. Он родом из Бостона, братьев зовут Колин и Мэттью, отец Габриэль, а мать Линнет. Терпеть не может морепродукты, поскольку у него на них аллергия, и, по той же причине, кошек. В детстве был привязан к своему питомцу Дигги. Глупый пес с полной дезориентацией.
Блокнот найденный среди пустых бутылок я обновила: вырвала аккуратно грязные листы и заполнила чистые новыми записями. И как бы невзначай закинула на панель, будто так и должно быть, будто он сам по неосторожности там его и оставил.
– Любит фисташковое мороженое, черный цвет, – отмывая коврики от пепла, я прокручивала в голове и на кончике языка всё, что сумела выяснить. Когда закончила, выбросила остатки моющего в тот же контейнер и, сверившись со временем на часах – 5:40, – поспешила на поиски мужчины.
План не идеален, даже скорее провален, если смотреть правде в глаза, но я этого никогда не делала и начинать не собиралась.
Идти напрямую к консьержу самая гиблая из гиблых идей. Ему могли оставить номер для связи на случай, если я вернусь. Рисковать не стоило, поэтому я осторожно выглянула из-за угла, проверяя на месте ли он. Нет, пространство за стеклянной перегородкой пустовало. Неудивительно, когда я заселялась его тоже не было на месте, пришлось регистрироваться с помощью уборщицы, которая здесь, судя по ее максимально суровому лицу, занимала высшую ступень иерархии. Но ее тоже не было, поэтому я дернула ручку двери, не боясь быть пойманной.
Журнал посещений в раскрытом виде лежал на столе. Я думала о том, что Дэвид мог заселиться не под своим именем, как это сделала я, но ткнув пару раз пальцем по списку нашла его исковерканное «Давид Аберкиб». Без сомнений это он. Комната 212.
Ничего удивительного, что дверь оказалась незаперта. Кажется, этот человек вместе с памятью потерял и чувство страха.
Я скользнула тенью во мрак комнаты. Всё еще практически голая, босая, абсолютно беззащитная. Впрочем, если так подумать, мы с этим человеком вполне подходили друг другу. Отбитые.
В комнате пахло перегаром. Хотелось зажать нос, но вместо этого я шаг за шагом подобралась к окну, распахнув его настежь. Внутрь тотчас ворвался холодный воздух, который успел меня облюбовать, пока я чистила внутренности пикапа. А я ведь и не заметила, как замерзла.
Надеясь, что моя прихоть его не разбудила, я развернулась в сторону кровати. Скрипнул матрас и моё сердце замерло от этого звука.
Мужчина перевернулся. Он с тяжелым вздохом раскинул руки, одна свесилась с кровати вниз. Из одежды на нем только джинсы с расстегнутым ремнем. Видимо, не успел с себя стащить, прежде чем отключился. Остальные вещи были раскиданы по помещению и я тихонько принялась их обыскивать, но ничего не нашла. Все карманы пустовали.
У него ведь должна быть какая пометка, чтобы очнувшись он знал, где искать свои записи и машину? Будучи в самом пьяном бреду человек страдающий от провалов в памяти должен уметь беспокоиться за себя. Я поджала губы, окоченевшими пальцами расстегнула рубашку, пуговицу за пуговицей, прокручивая в голове свою затею.
Отступать поздно, поэтому я заползла под одеяло, прямиком к невероятно теплому Дэвиду Аберкромби. Только оказавшись к нему так близко, мне удалось его с горем пополам рассмотреть. Крупный, состоящий весь из упругих мышц и загорелой кожи. В темноте едва проглядывали полоски шрамов, я сдержала себя, чтобы не провести по ним пальцами. Вместо этого, задержав дыхание, нырнула рукой в карман джинс. Сначала в один – пусто, потом в другой. Там я и нашла ключи от автомобиля и смятые записки. И да, я была права: «старый блокнот под сидением, новый в бардачке. Бардачок в машине. Машина на парковке» и рядом номер пикапа.
Незамедлительно я засунула листочки под матрас со своей стороны, а Дэвид в это время дернулся и застонал, вынудив меня замереть испуганной кошкой.
Прошла секунда, две – тишина. Он всё еще спал, а я, больше не желая испытывать судьбу, свернулась рядом колачиком, подметив разительную разницу в наших габаритах.
Такой, если пожелает, свернет мне шею не прикладывая особых усилий. По сути, я лежу с бомбой замедленного действия, не зная точно когда та рванет. Безумцы непредсказуемы, но и я далеко не в своем уме, раз решилась на такое.
«Дэвид Аберкромби, 31 год, родился и жил в Бостоне…» – вместо овец, прыгающих через забор, биография чужой жизни. Вместо уютного дома с большой кроватью – дешевый мотель с жестким матрасом. Вместо объятий возлюбленного – тяжелая рука, прибившая меня к месту.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71053408?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.