Мое кудрявое нечто
Мое кудрявое нечто
Дана Райт
Мы оба генеральские дети. Только я жила в детском доме, а он наслаждался всеми благами, предоставленными высокопоставленным отцом. Я обожаю русскую классику и не всегда могу влезть в модную одежду. А он и дня не может прожить без тренировки и не в состоянии оставаться на месте дольше пяти минут. А еще словесный поток из его рта не поддается никакой логике, и я не представляю, о чем думал его отец, решив поженить нас…
Дана Райт
Мое кудрявое нечто
Глава 1
***
Собаки набросились, как только я зашла в открытые Алексеем Витальевичем ворота. Чумные, поджидали, видимо. Визжу, отпрыгивая. Натыкаюсь на мужчину спиной. Снова визжу, теперь уже от неожиданного прикосновения рук генерала к моим плечам. Он крепко держит меня, продвигая вперед «Олег! Леха! Сидеть!». Собаки с человеческими именами тут же отступают на пару шагов, садятся, и принимаются рассматривать меня веселыми, кирпичного цвета глазками. Виляют длинными пушистыми хвостами. Языки выставили.
– Ты их не бойся, они дрессированные, – говорит генерал, останавливая меня напротив живности. – Вот этот Олег, а вот этот Леха. Так, защитники, знакомьтесь, это наша Рита, она будет тут жить. Так что, вот вам, – показывает овчаркам крепкий кулак, освобождая меня от поддержки, – если еще раз напугаете. Все меня поняли?
Собаки кивают. Неужели вправду поняли? Говорят же про овчарок, что они самые умные представители своего вида.
– Видишь, Ритунь, поняли, – улыбается генерал. – Теперь тебе бояться нечего. Они тебя от всех защищать будут. Даже от кота бешеного. Есть тут у нас один, черно-белый. Вот его лучше не трогай, пока не привыкнет. Еще кошка есть. Миша притащил. Скучно ему было.
Улыбаюсь. У меня то никогда не было домашних животных. Только всякие дворовые коты иногда забредали на территорию детского дома в поисках провизии. А еще хомяк в живом уголке, он помер несколько лет назад от скуки. Говорят, они должны жить в паре, как, впрочем, и остальные живые существа. Всем детским домом устроили ему пышные похороны – закопали за потрескавшейся от дождя верандой, а на могилку положили доску, отодранную от той же веранды. Пометили, так сказать, место погребения.
– Ну, пошли, немного с вещами разберешься, а потом я тебе тут все покажу.
Алексей Витальевич проходит по тропинке, ведущей к большому деревянному дому. Моя спортивная сумка смотрится на его плече словно дамская сумочка. Этот мужчина огромен. Прохожу за ним, озираясь по сторонам. Территория дачи, и правда, потрясает размерами. Тут можно устроить футбольное поле, и еще хватит места для картофельного. Я бы цветы посадила, а то уж слишком пустынно. Не облагорожено.
Вхожу в застекленные теплые сенки. Снимаю ветровку и поношенные кроссовки. Дальше прохожу через тяжелую резную дверь в небольшое помещение, разветвленное коридором, и затем в холл. На входе в нос ударяет приятный запах древесины. Вдыхаю поглубже. Всегда мечтала жить в деревянном доме. Может, мечты исполняются? Тут же думаю о причине своего нахождения на даче благодетеля и дергаюсь от неловкости.
В углу большого помещения стоят чучела двух лисиц. Охота не мое. Отвожу глаза от трупов животных, молча останавливаюсь, охватывая помещение взглядом. Огибая стену, возносится на второй этаж мощная брусковая лестница, пропитанная темной краской, такой же, как стены и пол. Под лестницей полки, уставленные книгами и картинами, в основном изображающими пейзажи. На полу красивый темно-красный ковер с мелким мягким ворсом и причудливым узором. Одна стена занавешена темными, не пропускающими дневной свет, шторами. Хочется раскрыть их, а то уж больно необжитое помещение. Теплоты не хватает, солнца. Мебели мало, зато взгляд приковывает большой серый камин, выложенный камнями. Как, наверное, романтично, сидеть зимним вечером на мягком ковре с чашкой лимонного чая, любимым романом, слушать тишину, прерываемую треском поленьев, и согреваться от тепла огня.
Ой! Замечталась. Товарищ генерал уже кричит со второго этажа. Бегу.
– Это твоя комната, – он ждет меня у открытой двери, такой же резной и тяжелой, как предыдущие. – Осваивайся.
Проходит в комнату, ставя сумку с моими вещами на кресло с меховой накидкой. Вхожу. Мое новое жилище! Своя комната! У меня такой не было с десяти лет. Вообще ничего своего не было. В детском доме все общее. Нельзя ничего утаивать. Суровое правило – делись, или погибай.
– Я тут прикупил тебе на первое время, белье постельное, полотенца, шампунь какой-то. Потом вместе съездим, и купим то, что надо тебе. А то я не разбираюсь в этом. Мне без разницы, чем мыться и на чем спать, сама понимаешь, человек военный, – улыбается Алексей Витальевич. – Ну, ты давай, попривыкни немного, – откашливается в кулак, – только недолго. Я тебя на кухне жду. Проголодалась, наверное, – останавливается на мгновение в дверях. – И, Рита, я рад, что ты наконец тут. Теперь все будет хорошо.
А у меня и так все было хорошо. Грустить мне не из-за чего. Жизнь, она, знаете, разная бывает. Но всегда хорошая.
Слышу еще пару откашливаний, когда за ним закрывается дверь, а затем тяжелые шаги, спускающиеся по лестнице.
Кидаю взгляд на стопку из белья и полотенец, лежащих на угловом письменном столе. Вся стопка одного – белого цвета. Свое постельное белье! Как давно это было! Я спала в детстве на собственных простынях. Это маленькое счастье, которого не понимаешь, пока не начинаешь спать на белье с полустертыми инвентарными номерами «Детский дом №153 г. Москва». Открываю увесистые коричневые шторы. В моей комнате панорамное окно! Да! Вся стена остеклена! А сквозь нее можно любоваться огромным зеленым полем, разбавленным цветочными островками. Жаль, что цвета уже увядают. А дальше лес! Это место моя мечта. Открываю окошко, впуская свежий воздух в помещение. Нет, не в помещение. В мою комнату!
Большая резная кровать на низких ножках, придвинута высоким изголовьем к стене, и тоже покрыта меховой накидкой, как и кресло. Встроенный шкаф-купе, с такими же, как кровать, резными дверцами, пуст. Хочется поскорее разложить небогатые пожитки на полочки, где к ним никто не сможет прикоснуться. Теперь мои вещи надежно защищены этим простым словосочетанием «моя комната». Даже слезы пробиваются от этих слов.
Под потолком протянута длинная полка. Туда поставлю фотографию с папой, и любимые книги. Всегда мечтала о такой вот полочке, чтобы посмотреть, и душа радовалась. Буду с каждой зарплаты покупать книгу и рамку. Вот что бы ни случилось – буду покупать. Лучше откажу себе в чем-нибудь другом, но книгу и рамку куплю. Дело за малым – устроиться на работу, с этим проблем возникнуть не должно. До учебы еще целая неделя, обязательно устроюсь.
Падаю на кровать, проваливаясь спиной в мягкий матрас, раскидываю руки в стороны. Посередине потолка свисает кованная железная люстра в виде большого круга, а по периметру расставлены лампочки-свечи. Как в замках. В нескольких местах, на стенах развешены канделябры в таком же стиле. Валяюсь минут пять, и поднимаюсь. Только теперь чувствую под ногами приятный ворс ковра. Снимаю носки, хочу погулять по нему босой.
– Маргарита! – громовой голос заставляет подскочить на месте. – Я приготовил обед!
Впихиваю ноги обратно в носки и бегу вниз. Кухню нахожу по запаху омлета.
– Сын вернется вечером. Я ему сказал, чтобы приехал. Он пару дней назад вернулся из очередной командировки, и пока видается с друзьями.
– Алексей Витальевич, я не думаю, что нам с ним надо…
Мнусь, жуя омлет, приправленный колбасой, луком и помидорами.
– Вы поженитесь, Рита, я так решил, – безапелляционным тоном осекает меня генерал. – Я обещал твоему отцу позаботиться о тебе, и сделаю это. Но я не вечен. Да и Мише пора остепениться.
– А вы не думали о том, что ему это не надо. Может, он не хочет жениться, – бубню я.
– Конечно, не хочет!
Мужчина хитро улыбается, прищурив один глаз.
– Но женится. И ты выйдешь замуж. Продолжите нашу династию.
– Вы и так уже многое для меня сделали, Алексей Витальевич, я не хочу замуж за Мишу. Мы ведь даже не знакомы с ним, и…
– Вы знакомы, просто не помните. Ты то точно, тебе тогда всего ничего было. Это все не важно, понимаешь. Важно то, что если меня вдруг не станет, ты будешь под присмотром. Я не могу уйти зная, что оставил тебя без поддержки.
– Так вы еще молодой.
– Дело не в возрасте. Все, эту тему я прикрываю. Давай лучше обсудим, что тебе необходимо купить для учебы. Прежде всего подумай, какую машину хочешь.
Что? Машину? Кусок от неожиданности попадает не в то горло и я закашливаюсь. Машина! Придумал тоже. Откуда машина у меня появится?
Мужчина подходит и пару раз стучит кулаком по моей спине. Не пожалел сил генерал – так стукнул, что у меня осанка выправилась. Кашель проходит, и я выпиваю стакан воды залпом, пытаясь прийти в себя.
– А что? Ты же не будешь пешком до Москвы ходить, как Ломоносов? Нужна машина. Я не смогу возить тебя каждый день, у меня служба. Общественный транспорт тут не ходит. До главной дороги два километра. Так что подумай. Ты же получила права, как я просил?
– Д-да, – заикаюсь, киваю, – получ-чила. Но я же еще не ездила никогда одна. Только с инструктором.
– Это ничего, сначала я с тобой поезжу. Или водителя выделю, пока не почувствуешь уверенность в руле. А потом одна поездишь пару раз и привыкнешь.
– Но ведь…
– Маргарита, – суровый голос прерывает меня, – я должен был забрать тебя еще восемь лет назад. И я каждый день корил себя за то, что не сделал этого. Дай мне загладить свою вину перед твоим отцом и сделать твою жизнь настолько простой, насколько это возможно. Я прошу больше не возвращаться к этому разговору.
Вот такой омлет! Молчу.
Я, как и любая девочка, мечтаю выйти замуж. Встретить хорошего человека, который полюбит меня, готовить ему завтраки и встречать его вечером с накрытым ужином.
Но ведь это должно произойти само собой, как в книгах. Вот идут два человека по улице, скрывая головы под зонтиками от мелкого моросящего дождика, случайно натыкаются друг на друга, их взгляды встречаются, парень улыбается, а у девушки екает сердечко. Они решают согреться за чашечкой чая в ближайшем кафе, и после интересной обоим беседы, парень приглашает девушку в кино на вечерний сеанс. А потом легкие прикосновения, первый поцелуй, колечко на безымянном пальце и первая ночь в маленькой супружеской квартирке. Дальше детки, семейные заботы, длинные вечера перед телевизором. Потом огородик, куда можно уехать на выходные. Раз в год черное море…
А не так. Рита, это Миша, Миша, это Рита. Завтра поженитесь. Послезавтра познакомитесь.
Ну, Алексей Витальевич, не сказал, конечно, что завтра. Он вообще не сказал, когда. Но это и не важно. Потому что так быть не должно.
Я этого Мишу не видела ни разу и ничего о нем не знаю. У него своя жизнь, и в ней, в любом случае есть девушка, на которой он хотел бы жениться. И это не я.
После обеда мою посуду, обхожу дом и пристройки. Укрепляю знакомство с овчарками, положив каждой по большой косточке с щедро нависшим на них мясом. Пусть радуются. Пытаюсь подмазаться к коту Юре, призывая его кошачьим кормом. Но тот не удостаивает меня своим вниманием. Зато на зов прибегает хорошенькая трехшерстная кошка, по имени Кристина, как подсказал Алексей Витальевич.
Разбираю немногочисленные пожитки. Короткая демисезонная курточка отправляется на вешалку, как и трехлетний зимний пуховик. Ничего, еще пару зим прослужит. Хороший пуховичок. Серые, в клеточку брюки и джинсы на полку. Вязаный свитер, поистрепавшийся от времени, но все же дорогой моему сердцу, как отвоеванный у проныры Жанки, тоже на полку, как и две футболки с незатейливыми надписями на груди. Трусики в шкафчик, носочки в другой. Зубную щетку и пасту, крем для лица и гель для умывания – на полку в ванную. У меня своя ванная! Никто! Никто не будет ей пользоваться! Можно принимать душ без резиновых тапочек! Я могу, как в детстве, набрать целую ванну воды, и лежать в ней столько, сколько мне вздумается.
Вот этим и займусь сейчас.
После ванной засыпаю, не снимая нового полотенца с головы. Все равно волосы сушить нечем. Да и привычка у меня – спать, потеплее укутавшись. В детдоме часто отключали отопление.
Меня будят перешептывающиеся голоса.
– Ты прикалываешься? – шепчет незнакомый. – Ты ее откуда вытащил? Не мог хотя бы размером поменьше телку найти?
– А ну пошел вон из ее комнаты! – это голос генерала, приглушенный.
Слышу звуки борьбы. А нет, удар был одиночным.
– Дай хоть посмотрю на невестушку, раз притащил.
Глаза не открываю. Не подаю виду, что уже не сплю, хотя ко мне явно кто-то приближается, нависая тенью над кроватью.
– Слушай, не знаю, что произошло в твоей генеральской голове, или, может, это старость, но я на этом не женюсь.
Мужской голос надо мной усмехается, с пренебрежением выделяя слово "этом". Обидно. До слез обидно. Но надо сдержаться.
– А ну пошел вон отсюда, малокосос!
Еще одна тень приближается на мгновенье, и вытаскивает первую за волосы, я вижу это, приоткрыв один глаз. Две огромные мужские фигуры направляются к выходу, выходят, аккуратно прикрывая тяжелую дверь. Перешептывания за ней мне не слышны.
Открываю сырые глаза. Нет! Плакать я не буду. Какая мне разница, нравлюсь ли я генеральскому сынку, а это был именно он, если я тоже замуж за него не собираюсь. Вообще, идея генерала изначально обречена, и не должна была появляться на свет.
Я просто поживу тут немного, а когда вопрос с работой устаканится, перееду в съемную квартиру, так как общежитие мне, как москвичке, не положено. Смешно. Москвичка!
В квартире отца, где я родилась и жила до десяти лет, живет его вторая жена. Я осталась жить с ней, когда пришло известие о смерти папы и присвоении ему звания героя России. Он погиб на одном из заданий, о котором я знаю только то, что написано в интернете – Алексей Витальевич ничего не рассказывает мне об этом. Она била меня по щекам, когда я плакала и просилась к папе. Кормила раз в день, потому что я толстая и мне нужно похудеть. А потом к ней начали приходить разные мужчины. В один из таких приходов, она закрыла меня на балконе, и забыла обо мне. Была уже осень, середина ноября. Я заболела воспалением легких. Меня на скорой увезли в больницу, а оттуда забрал Алексей Витальевич. Я смутно помнила тогда друга папы, он не часто бывал в гостях. Именно он увез меня в детский дом, где оставил, и обещал навещать раз в месяц. Слово сдержал. Приезжал раз в месяц.
Я до сих пор прописана в квартире отца, а это значит, что жилье как сироте, мне не полагается. Но возвращаться в квартиру папы я не хочу, там до сих пор эта женщина. Именно поэтому я в доме папиного друга – он тоже не хочет, чтобы я жила с ней.
Уж лучше бы я согласилась на его предложение пожить в квартире, которую он хотел снять для меня, потому что после моего отказа в генеральскую голову пришла блестящая идея переселить меня к себе после выпуска из детского дома, а потом и скрестить со своим сыном.
Я не думала, что он это серьезно. Шутит, может. Такой армейский юмор. Ан нет – подставил меня под насмешки своего отпрыска. Отвратительный человек. Не Алексей Витальевич, а его сын. Не хочу его видеть. Как смотреть в глаза человеку, который так презрительно назвал меня «оно» и насмехался над тем, что я его «невестушка».
Ничего. Я переживу. И не такое переживала. Неужели сломаюсь от пары слов, брошенных избалованным мальчишкой? Ни-за-что!
Меня и в детском доме частенько обзывали толстушкой, или пышкой, иногда даже просто толстухой. Но чаще это было в шутку, мило, по-доброму. И не толстая я вовсе! Да, полновата, в сравнении со сверстницами. Но что делать, если похудеть не получается? Живот прижился и не уходит, как бы я ни старалась на уроках физкультуры, поэтому после урока съедала пару конфет, бережно подаренных кем-нибудь из ребят. Любили меня мальчишки, и девчонки любили. Потому что неконфликтная, смеюсь над всем, помогаю, не злюсь ни на кого.
А на этого папенькиного сынка теперь злюсь.
***
Это вообще капец! Невесту он притащил! Да что в его голове? Зазвать меня домой под предлогом повидаться, ведь мы не виделись две недели – как будто раньше каждый день виделись! – и выплюнуть мне в лицо новость о свадьбе! С кем? С непонятно откуда взявшейся девахой, уже поселившейся в моей доме. А папа молодец, даже комнату ей приготовил, пока меня не было, стол письменный поставил.
Я никогда не перечил отцу. Он мой кумир, мой идеал. Я люблю его и уважаю, что более важно. Но, видимо, старость никого не щадит, и вот его мозг не выдержал возрастных изменений и пал жертвой идиотских планов. Сколько ему лет? В этом году будет шестьдесят три. Я поздний ребенок. Но до старческого маразма то все равно еще далеко. Надо разведать, когда он наступает. Может, правда, лечение какое нужно?
– Ты не посмеешь больше зайти в ее комнату без стука!
Отец выговаривает уже двадцать минут. Начал сразу, как вытащил меня из комнаты своей протеже, и не может остановиться. А я не могу относиться серьезно к его словам. Ну, какая женитьба?
– И забудь про свои гулянки в этом доме!
– А на квартире можно?
Разваливаюсь на стуле, массажирую голову. Надо все таки подстричься. И командир орать перестанет каждый раз, когда видит меня, и отец не сможет больше таскать меня за волосы.
Встречаю его вопросительный взгляд.
– Ну, раз на даче нельзя гулянки устраивать, то я в квартиру перемещусь.
– Заканчивай с ними!
Стучит кулаком по столу. Как бы его удар не хватил, или что там хватает стариков?
– Ты задумаешься над свадьбой, и назовешь мне дату к весне, – командный голос, выработанный годами не оставляет ни малейшей надежды на то, что это все может оказаться шуткой. – Зиму перебесишься.
– Спасибо, – ржу я, подскакиваю и отвешиваю ему земной поклон. – Спасибо, бать, за цветочек аленькой! Ты лучше скажи, откуда красоту такую вытащил? Ты ее видел вообще?
Отец делает непонимающий вид. Хитрый лис знает, что девчонка далеко не в моем вкусе… а в моем вкусе почти все! Я люблю женский пол во всех его разновидностях! То есть то, что он притащил далеко от всего женского пола.
– Слушай, ты внуков хочешь? – пытаюсь не смеяться, но ухмылку с лица стереть не могу.
– К чему ты клонишь, сын?
– Да к тому, – повышаю голос, – что с этим я детей даже заделать не смогу, не встанет у меня!
– Попридержи язык. Не дорос еще, чтобы с отцом так разговаривать! – голос отца разражается громом. – И прекрати ухмыляться. Рита хорошая девушка, она дочь моего боевого товарища, погибшего товарища! И ты женишься, как миленький. А если не встанет, сынок, не переживай, поднимем, лично этим займусь.
Интересно, как.
– Слушай, вот ты женись на ней сам, а, бать? Тело то молодое, братана мне заделаете. Если, конечно, у тебя еще эта штука работает.
– Закрой свой поганый рот! – гремит отец. – Мало я тебя гонял. Надо было еще…
– Ну, теперь уж поздно, товарищ генерал. Я подрос, – показываю рукой как рос, поднимая ладонь до головы, – теперь сам справлюсь. А если хочешь помочь мне с телками, то замолви за меня словечко той медсестричке из части, которую к вам недавно перевели. Вот с такой замутить можно.
– Балаболить языком ты можешь сколько угодно, сын, но ты женишься на Рите. Это не обсуждается.
– Иначе? – развожу руками, ухмыляясь шире.
– Никаких "иначе", Миша, ты женишься. Точка.
– У меня через пару месяцев квалификационный экзамен, – хватаю со стола кусок докторской колбасы и сую его в рот, – я попрошусь в любую горячую точку, – да-да, я разговариваю с набитым ртом, отца это просто выбешивает. – Не пошлют туда, попрошусь в любой, самый дальний гарнизон. Если понадобится, жестко накосячу.
Прожевываю и глотаю пищу. Поднимаюсь со стула, подхожу к отцу.
– Ну как, бать, отпустишь со мной свою невестку куда-нибудь в Иркутск?
Мне смешно. Правда, ну это же идиотизм. У нас двадцать первый век или как? Я, блин, слава Богу, не во времена рыцарей живу, и могу наслаждаться женщинами сколько и как захочу. Притаскивать домой невесту для сына – варварство.
– Вот скажи мне сын, как ты мог вырасти таким? – отец больше не рычит, но голос его тверд.
– И можешь не надеяться, – игнорирую его вопрос, – я не буду с ней паинькой.
– Ты женишься, – уверенно настаивает генерал. – А теперь пошел вон.
– Есть, товарищ генерал, – отдаю ему честь, вытягиваясь во весь рост и улыбаясь во весь рот.
Рывком открываю дверь, выхожу из кухни, оставляя отца поразмышлять над сказанным. Может, дойдет до него какая дикость забралась в его седую голову. Останавливаюсь на мгновенье перед военной фотографией деда. Он тут в форме полковника. Подмигиваю ему. По моим данным человек был с чувством юмора. Трех жен, кстати, сменил. Вот он бы меня понял. Поворачиваюсь к коридору, ведущему в холл, и натыкаюсь на пухленькое тельце, притаившееся в углу между кухонной дверью и шкафом со встроенным сейфом для оружия. Два огромных карих глаза смотрят на меня с детской обидой и страхом. Девчушка все слышала. Вот черт! Не хотел ее обижать. Ну, на кой она сюда притащилась? Неужели думала, что я вот так женюсь на ней, и заживем мы долго и счастливо?
Сейчас буду ей объяснять, что так не делается.
Прикладываю палец ко рту, чтобы молчала, делаю шаг к ней. Она не успевает понять, как я хватаю ее, резко развернув к себе спиной. Прижимаю ладонь к ее рту, так, что даже пискнуть не успевает. Подхватываю второй рукой за талию, неожиданно для себя ощущая приятную мягкость ее тела, оттаскиваю из угла, чтобы руками до стен не дотянулась. Девочка размахивает руками и ногами, но звуков никаких издать не может. Она словно в воздухе подвешена. Тащу ее в комнату, молниеносно перескакивая через лестницы. Операция "захват невесты" проходит успешно. Закрываю ногой дверь ее светлицы.
– Будешь молчать, – шиплю ей в ухо, стараясь не обращать внимания на приятный аромат, испускаемый влажными темно-русыми волосами, – и больно не будет. Я просто хочу разъяснить ситуацию.
Пухляш мелко кивает.
– Только пикни, – уточняю я, – буду драть тебя долго и жестко, дошло?
Какого хрена из меня вырвались эти пошлые слова? Я в жизни такого телкам не говорил. Я люблю женщин. Мне нравятся их тела и то, что они могут дать мне.
Но ладно. Может, оно и к лучшему, пусть не видит во мне принца – сама свалит и нет проблемы.
Круглая темно-русая головка кивает снова, так что опускаю тельце на пол и медленно отвожу ладонь от ее лица, понимая вдруг, что мой средний палец всю "операцию" провел в ее рту. И ему было там приятно, потому что мой самый большой палец, тот, что между ног, набух и тоже хочет в этот рот. Вот же издевательство!
Невестушка отскакивает от меня, как ужаленная. Прокашливается. Поднимает красное круглое личико, пялится ошарашенным взглядом. Ее маленькие пухлые губки приоткрыты, вероятно, еще не отошли от моего пальца. Всматриваюсь в покрасневшую галочку над верхней губой. Вот бы очертить ее кончиком языка. Интересно, какая на вкус.
Коршун! Возьми себя в руки! Ты же два часа, как от телки!
– Короче, – говорю тихо, но внятно, отец не услышит, – расклад такой. Не знаю, что ты себе напридумывала, но жениться я не собираюсь. И не соберусь еще лет пять. Можешь жить тут, сколько захочешь, но чтобы я тебя не видел, когда дома.
У мелкой, скорее всего шок от моего нападения. Она снова кивает головой, словно заведенная, выпучив глазища. А глаза то красивые. Немного близко посажены, отчего кажутся еще больше. Она похожа сейчас на лемура из "Мадагаскара". Мне становится жаль ее. Набросился на сироту, как… Черт! Какая же я скотина! Но отступать уже некуда. Пусть она поймет, что я не шутить пришел.
– И еще…
Забываю, что хотел сказать, потому что мой взгляд опускается ниже ее лица на раскрывшийся вырез халата, из которого торчит… Мать моя родная! Это самая великолепная грудь, которую я имел счастье когда-либо видеть! Два больших ослепительно белых шара. Кожа такая тонкая, что где-то виднеются голубые прожилки вен. Правая пола халата стянута сильнее, и я вижу темный полукруг соска. Рот наполняется слюной от желания облизать его, а ладонь сама тянется к находящемуся всего в метре от меня счастью. Черт, я мог бы кончить прямо ей в рот, вдалбливаясь между двумя стоящими сиськами, придерживая их руками с обеих сторон.
– Ты что? – тельце отступает на шаг.
А у нее приятный грудной голос. Возможно, она хорошо поет. Да! Я мог бы заставить ее спеть, пока она будет медленно раздеваться передо мной. Ее маленький ротик будет выводить звуки, заставляя губки принимать разнообразные формы, пока я буду мять ее грудь, которая, возможно, даже не поместится в ладони.
Гребанные сиськи! Лучше бы девчушка спала, и не попадалась мне сегодня.
– Я тут подумал, – улыбаюсь дружелюбнее, возможно, я не с того начал знакомство, – может, протестируем тебя до свадьбы?
– Что? Протестируем? Миша, ты о чем? – шепчет носитель моей мечты.
– Ну, знаешь, – подхожу ближе, прижимая тельце к стене, оттаскивая полы халата к плечам, раскрывая большую площадь для обзора. – Я мог бы передумать насчет свадьбы, если ты мне понравишься. Давай, малышка, покажи себя, – обнажаю покатые плечи, проводя по ним пальцами, кожа гладкая и нежная, умопомрачительная на ощупь. – Тебя же не надо учить, не так ли? В детдоме уже поучили? Мне не принципиально, так даже лучше. Не люблю возиться с целками. Покажешь мне, что умеешь?
– Миша, я… не надо, пусти…
Пухляш пытается вырваться, отчего ее грудь дергается, только сильнее заводя меня. Так что я лишь крепче сжимаю одно ее плечо, а другой рукой стягиваю халат ниже, оголяя сиськи. Это нечто! В большой груди нет ничего красивого, если она натуральная, чаще всего она висит без поддержки, но грудь Риты стоит, словно каменная.
– Давай, малышка, отец нас не услышит, я закрою тебе рот, когда будешь кончать. А ты будешь кончать, я обещаю. Что ты любишь? Хотя, это не важно, ты будешь сверху…
Я не могу остановиться. Со мной никогда такого не было. Мой мозг полностью отключен, и я говорю фразами из порнушки, которую не смотрел уже года три. Ноги становятся ватными, яйца подтягиваются, каменея, член пульсирует. Сглатываю накопившуюся слюну.
Девчушка скатывается вниз по деревянным брусьям стены, выскальзывая из моих рук, располагая круглую головку прямо напротив жаждущего удовольствий члена.
– Начнем с отсоса? А ты знаешь правила, да? Сначала работает твой ротик, а потом…
– Перестань, пожалуйста…
Что она пищит?
– Но давай сегодня отойдем от правил, – поднимаю ее, держа под мышками, прижимаю и тащу к кровати, укладываю на меховую накидку. – Я даже зад твой трогать не буду, хочу видеть твои сиськи, ты…
Девчонка запахивает халат, как только ложится на кровать. Не понял…
– Нет, не закрывай их.
Хватаюсь за ширинку, чтобы расстегнуть ее, и тут получаю по стоящему достоинству ступней пухляша. Отскакиваю назад от неожиданного удара. Весь происходящий бред сносит от резкой боли в паху, за который я тут же хватаюсь, по мне словно электрошокером прошлись. По яйцам я еще не получал. Девчонка быстро отползает и заворачивается в накидку, защищаясь. Блядь! Да что на меня нашло? Какое-то помешательство! Прижимаюсь задницей к полу, опираясь спиной о край кровати, откидываю голову назад и хохочу. Девчушка молодец. Я даже не понял, что она не хочет. Вот же идиот!
– Ты могла убежать, пока я держался за яйца, – смеюсь от невероятности происходящего и собственного идиотизма.
– Уходи, – она уже не шепчет, но и не кричит. – Я не хотела приезжать, но мне некуда идти. Алексей Витальевич привез меня, хочет таким образом расплатиться с моим отцом. И замуж за тебя я тоже не хочу, не льсти себе. И спать с тобой я не буду, не смей больше прикасаться ко мне. Я уеду при первой же возможности, не переживай.
Она говорит, словно извиняясь. Но извиняться должен я. Напал на нее, чуть не поимел. Она не давала мне повода думать, что я могу трахать ее, когда захочу. Я сам так решил.
Больше Рита не говорит ничего. Мы молчим. Слышу за спиной ее сбившееся дыхание, чувствую свое тяжелое.
Как только боль в паху чуть утихает, и я могу выпрямиться, поднимаюсь с пола.
– Так тебе эта свадьба точно не нужна? – уточняю ситуацию.
Пухляш мотает головой.
– Я немного м-м-м, – пытаюсь подобрать слова для объяснения произошедшего, – в общем, я недавно из командировки, где были одни мужчины, – решаю не выпендриваться, и быть самим собой, – у меня на них не стоит, так уж вышло. Так что, как ты поняла, я немного возбужден, – девчонка прижимает меховую накидку крепче, чем веселит меня. – Ладно, очень возбужден. И, раз уж мы выяснили, что свадьба никому не нужна, и помочь разрешить мою проблемку, – очерчиваю рукой паховую область, – ты не собираешься, то я считаю себя вправе отправиться на самостоятельный поиск решения. Надеюсь, ты не против.
На выходе из комнаты останавливаюсь.
– Кстати, ты можешь жить тут сколько захочешь, у меня нет претензий. И, если все-таки изменишь свое решение по поводу более близкого знакомства, то моя комната через две от твоей, и я всегда к твоим услугам, только попроси.
Улыбаюсь как можно более дружественно, все еще надеясь, что сейчас она одумается, и позволит мне добраться до чуда эволюции, которое видит в зеркале ежедневно. Мы могли бы круто провести этот вечер, а затем и ночь, и, возможно, утро. Но минутное молчание, и непонимание в ее глазах говорят о том, что девчонке и так хорошо. Вожу челюстью из стороны в сторону, ожидая момента объединения наших тел, но…
– Спасибо, – вот, что получаю.
"Спасибо". Она что, совсем долбанутая? Или прикалывается? Но в глазах ни намека на флирт или хотя бы улыбку. В натуре, как тот лемур. И слово "флирт" ей неведомо. Мне обидно, меня впервые послали. А я ведь тут целую речь замутил и постарался быть максимально открытым к общению, чтобы загладить свою вину.
Вот если бы она приняла мое предложение потрахаться, я заставил бы ее выкрикивать "Спасибо!" до хрипоты. Ладно, она сама себя лишила оргазмов. Пусть теперь сидит тут, так и не узнав, что мой член способен творить чудеса.
Пойду к парням, они по любому где-нибудь тусят.
Останавливаюсь в уже открытых дверях на мгновение. Дам себе еще один шанс.
– Ты точно подумала? Я не так уж часто предлагаю трахнуть кого-нибудь.
Ложь! Абсолютная и даже не правдоподобная. Я всегда готов. Иногда я начинаю знакомство с этих слов. Иногда мне слова даже не нужны. Но сейчас я очень сердит на нее. Нельзя вот так возбудить мужчину, а потом отшить, да еще и по яйцам надавать.
Пухляш мотает головой.
– Ну смотри сама, – оплакиваю поражение, – мы могли бы повеселиться.
Прикрываю за собой дверь, и по дороге до машины пытаюсь понять произошедшее. И в машине, по дороге в клуб, где зависли парни, тоже.
***
Троица Романов, Кобарь и Самойлов, расслабляются в «Фее» – одном из стриптиз-клубов Москвы. Последнее время мы сюда зачастили. И это определенно то, что мне нужно сегодня. Так что заваливаюсь в снятый кабинет, где через пару часов начнется настоящее шоу, которое умеют устраивать местные стриптизерши. Шоу с продолжением. У моего сегодняшнего продолжения будут огромные буфера.
– Было у вас такое, что телка не дает?
Трое моих друзей затихают на несколько секунд, переглядываются и взрываются гоготом. Уроды. Так и знал, что заржут. Сейчас еще прикалываться начнут. Самому тоже смешно. Пухляш меня обидела, но не настолько, чтобы это испортило мне настроение.
Откидываюсь на мягком кожаном диване, расстегивая пуговицу голубой рубашки, делаю щедрый глоток ничем не разбавленного виски.
– И кто она? – следует ожидаемый вопрос Самойлова.
– Было или не было?
Игнорирую вопрос. Не хочу пока рассказывать про отцовский сюрприз в виде отшившей меня невестушки.
– Не могу припомнить, – Кобарь реально задумался, прищурился в ухмылке, прокручивает в голове моменты жизни.
– Один раз в школе, Майка, так и не дала, – Олег вальяжно затягивается, медленно выдыхает дым, и широко улыбается. – Я встретил ее месяц назад и наверстал упущенное.
Да ладно! Майка сдалась? Ей же до свадьбы нельзя?
А после свадьбы, походу, можно. Что ж, совет да любовь ее мужу.
Три наших головы поворачиваются к загадочно молчащему Романову. Он мотает головой, раздувая ноздри, вливает в себя рюмку коньяка и разваливается в кресле.
– Весь одиннадцатый класс, – произносит с несчастной ухмылкой друг, – я думал без руки останусь.
Ржем над дрочливым движением его ладони с согнутыми пальцами.
– Ой, – глаза Юрана закатываются, – типа вы не знали. Это был самый страшный год моей жизни! Я чуть не свихнулся! Где ваша мужская солидарность? – зеленоглазый окидывает нас возмущенным взглядом.
В кабинете, занятом нами, стоит гогот. Все помнят Романова в этот период. Чувак не вылезал из спортзала, ни свет ни заря отправлялся на пробежку в надежде нарваться на кого-нибудь, ходил злобный, как черт. Мы с Самойловым вечно спорили на них, выбешивая парня сильнее.
– Тина до сих пор должна нам по полштуки баксов! – напоминаю ему, все еще смеясь.
В школе мы с Самойловым спорили на то, когда эта парочка, наконец, переспит. Какими же мы были придурками! Однажды Тина узнала об этом споре и устроила скандал, отпинав меня по спине. После чего предложила новые правила спора – мы отдаем ей по сто баксов ежемесячно, пока она не лишится девственности с Романовым. А когда это произойдет, она должна отдать нам по пятьсот долларов. Разумеется, денег с нее никто просить не стал, мы даже оставили в покое эту тему, когда спор разрешился, чтобы не смущать девчонку, которая к тому времени покорила наши сердца. Но вот Юрана частенько этим подкалывали, потому что отвечать за Тину ему.
– Я сниму вам шлюх на всю ночь, наслаждайтесь, – парень достает телефон.
– Как, кстати, Тина?
Вопрос задает Олег, но ответ интересен всем троим. Мы все любим эту девчонку и переживаем за нее. Я точно. Она стала за эти годы членом нашей компании, нашим другом. Иногда мне хочется, чтобы она стала прежней, ударила меня, как в школе, смеялась над шутками, которых теперь либо не понимает, либо боится ответить на них.
Так бы и зарядил Романову по наглой морде за то, что он сделал с этой девчонкой с кукольным лицом.
Юран становится серьезным. Откладывает мобильник.
– Понемногу отходит. Надеюсь, – парень пожимает плечами. – Хер ее знает, из комнаты не выходит почти. К себе не подпускает, орет по ночам, ноет. Улыбается постоянно.
– А ты? – Олег и за Романова тоже беспокоится, он у нас периодически слетает с катушек.
– А че я? – на стол приземляется пачка сигарет, выкинутая Юраном. – Не трогаю лишний раз, по ночам дежурю, слезы вытираю. Хотел на море ее отправить, молчит. Да вообще все время молчит.
Парень и сам измучен. Когда Тина была в Америке, и он был готов убить каждого встреченного на улице человека, он выглядел лучше, чем сейчас. Под глазами парня появились темные круги, даже щеки немного впали, хотя по телу не видно, что он схуднул. Жалею друга, хоть то, что он сделал не укладывается в моей голове. Черт, даже представить страшно, что пережила Тина. Как он мог? Что на него нашло?
– Поехали на день рождения на остров, девчонок ее с собой возьмем, – предлагает Олег. – Может, расслабится маленько.
– Идея, – кивает Юран, и поднимается. – Ладно, я пошел. У Тины режим, ей спать скоро.
Прощаемся. Парень оставляет нас втроем. Он теперь всегда так делает. Пьет и уходит. На продолжение вечера не остается. Переглядываемся немного грустно. Наш друг меняется, и мы все это чувствуем. Никто из нас не может сказать, к чему приведут эти изменения. Романов непредсказуем.
Выпиваем еще. А через пять минут после ухода друга в кабинете появляются три симпатичные стриптизерши – Романов отдал долг. Разглядываю ловко обвивающую всем телом шест, большегрудую блондинку. Сиськи не те, которые мне хотелось мять сейчас. Но девка неплоха. Подзываю ее, уже полностью раздевшуюся, двумя пальцами и увожу в комнату, соседствующую с кабинетом. Мне все равно надо отвязаться от мыслей о пухляше. Я трахну ее позже. Никуда не денется. Не сможет она находится со мной в одном доме и не почувствовать мой природный магнетизм и обаяние. А они, без сомнения, имеются.
Щипаю большой розовый сосок стриптизерши, оттягивая его наверх, пока ее голова совершает поступательные движения к моему члену, и обратно. Слишком загорелая кожа сегодня почему-то не возбуждает, как обычно. Натягиваю ее рот посильнее, и держу, пока девка не начинает задыхаться. Отпускаю, растягивая губы в ответ на улыбку накачанного ботоксом рта работницы. Даю ей время отдышаться, и снова указываю на член. Разулыбалась тут. «Бери глубже» – рычу, отдавшись похоти, не давая ей освободить рот. Кайфую от того, как ее горло сжимает головку сглатывающими движениями. «Да, сделай так еще раз, и я отпущу тебя». Девка послушно проделывает это еще дважды и закашливается. Отпускаю обесцвеченные волосы, давая ей передышку. «Ты большой» – с этими словами из ее рта выходит слюна, набираю ее в ладонь, размазывая по груди. Черт! Женская грудь придумана в аду для пыток и наслаждений одновременно. «Зад растягивай, пока сосешь, иначе будет больно» – предупреждаю, не церемонясь. Этому я научился у Романова. Нафига растрачивать комплименты на шлюх? Они сами выбрали такую профессию, и должны приносить наслаждение без напряга со стороны клиента. Удобно – просто говоришь, чего хочешь, отбросив условности. Глаза девки расширяются. Да знаю я, что размерчик у меня опасный. Так что подбадриваю блондинку, щипая за худую щеку «не бойся раньше времени, я обойдусь без повреждений». Усмехаюсь, вставляя член в ее рот. В следующий раз закажу девку с темно-русыми волосами.
Да вашу ж мать! Как пухляш поселилась в моей голове всего за десять минут, проведенных с ней наедине? Не может такого быть! Я просто расстроился из-за ее отказа, и то только потому, что раньше отказов не получал. Типа, запретный плод сладок. Да что в моей башке? Какой она «запретный плод»? Выделывается просто. Цену себе набивает. В детском доме выросла… уверен, там групповушки похлеще, чем в нашей школе. И с такими сиськами пухляша на них обязательно приглашали. Так что малышка должна серьезно ориентироваться в сексе. Дам ей освоиться немного, а потом протестирую так, что сама на член прыгать начнет.
Блондинка прогибает спину, подставляя круглую задницу, в которую я уверенно но аккуратно вхожу. Пристраивается на локтях, шире раздвигая ноги, протяжно завывая. Немного дав ей привыкнуть к вторжению, начинаю двигаться спокойнее, наслаждаясь ее насаживающимися движениями.
Кончаю и выгоняю девку. Почему я не оставил ее на второй раунд? Она бы выдержала. Она бы и три раунда выдержала. И даже не с одним мной. И на лицо симпатичная, и фигура ничего. Только мне почему-то не хотелось видеть ни это лицо, ни гулять руками по ее телу. Какой-то механический трах получился. Без наслаждения.
Плевать. Я удовлетворен, этого достаточно.
Самойлов с Лехой тащат меня дальше. Им вздумалось потрястись на танцполе, так что едем в клуб, где эти двое выискивают жертв на ночь. Не слушаю их. И на танцпол не тянет. Грустно что-то стало. Выпиваю пару чашек крепкого кофе и сваливаю. Еду в городскую квартиру, которую не очень люблю, на даче мне привычнее. Квартира и не обжита ладом. Отец предлагал мне переехать туда, но я привык жить за городом, на просторе и свежем воздухе. Плевать, что приходится тратить время на дорогу. Да и товарищ генерал мне не мешает. Кроме того, не могу же я перевезти четырех своих питомцев в квартиру? Они с ума там сойдут. Кот Юра забьет свою подружку и двух овчарок в один угол, и будет хозяйничать в хате. А на даче и собаки и кошки могут гулять вволю, а в наше отсутствие, за ними присматривает кто-нибудь из части отца. По дороге звонит мобильник. Отец. Принимаю звонок. Его вызвали на какое-то совещание, когда вернется не знает, так что я должен присмотреть за пухляшом, и вести себя достойно. Облизываю губы, ухмыляясь, как идиот, и разворачиваю своего Патриота в направлении дачи. Ой, как я присмотрю за малышкой. Надеюсь, она уже одумалась и согласится предоставить мне свое мягонькое тельце на пару часов для детального обследования. А может и больше, там как пойдет. Секс – вещь непредсказуемая. Мчусь на дачу радуясь, что трасса пуста и мне никто не мешает разогнать своего навороченного модными примочками Патриота. Врубаю на полную мощность альбом Чиж и Ко, подпевая во весь голос.
У ворот меня встречают Леха с Олегом, но мне сейчас не до них, тем более я уже пообщался сегодня с их человеческими воплощениями. Командую питомцам «Место!» и в один шаг пересекаю лестницу, ведущую на крыльцо. На улице уже светает. Мне кажется, малышке самое время проснуться.
Тельце укуталось в теплое одеяло и спокойно себе спит, не зная, что ее ожидает. Чего в одеяло то кутается? В ее комнате жара и духота.
Даю ей двадцать минут на досып, пока сам принимаю душ. Мне надо освежиться.
Спускаюсь на кухню, выкидывая полотенце, которым сушил голову, где-то по дороге. Собираюсь сварить кофе – слава тому чуваку, который придумал кофеварку! – и приготовить незатейливый завтрак. Яичница вполне подойдет. Мне надо подкрепиться и отойти от алкоголя. Жаль, я не подумал заехать в магазин по дороге и купить что-нибудь для подмаза девчонки. Блин, как ее зовут? Папка ведь говорил. Но я был слишком взбудоражен происходящим, чтобы запомнить. Катя? Римма? Ладно, условно будет Катей, а потом разберемся.
Заваливаюсь на кухню и офигеваю. Тут никогда не было так чисто. Плита идеально блестит, как и вся остальная техника. Я вижу собственное отражение в крышке мультиварки, а я даже не знал, что там должно что-то отражаться. Папаня, похоже, заставил солдат выдраить весь дом перед приездом своей гостьи. А я и не заметил этого днем. На плите стоит большая кастрюля с яблочно-ягодным компотом. Компот! Я обожаю компот. Люблю его больше, чем остальные сладкие напитки. Но, понятное дело, у нас тут его никогда не бывает. Пью прямо из половника, который возвращаю в кастрюлю. А что, последний медосмотр показал, что я здоров! В непонятно откуда взявшейся, тяжелой чугунной сковороде ждут своего часа жареные котлеты. Пахнет вкусно. Достаю одну рукой и с наслаждением откусываю. Подогреть бы. Но аппетит проснулся внезапно, так что подогрею вторую. Во второй кастрюльке нахожу картофельное пюре и радуюсь, как ребенок шоколадному яйцу. Обожаю пюре с котлетами. Самое простое и вкусное блюдо, к нему бы еще огурчиков соленых, и можно в рай. Домашняя еда это то, что я люблю, и то, чего мне всегда не хватало. Поэтому, учась в школе, по выходным я зависал у Романова, чья няня Роза забивала холодильник вкусностями. Сам то я не готовлю, а домашняя еда в ресторанах не такая уж и домашняя, какой они хотят выставить ее.
Долго не раздумываю. Кидаю еду на большую тарелку, грею, забывая про яичницу и кофе, и глотаю мягкий картофель, не разжевывая. Сожрав полтарелки, обнаруживаю на столе контейнер с малосольными огурчиками. Да! Всех благ тебе, человек, приготовивший все это. Отъевшись, откидываюсь на спинку стула со вторым стаканом компота, довольно уставившись в окно. Вот и рассвело. Помылись, поели, можно и пухляша будить. Нефиг дрыхнуть, когда можно заняться другим, более приятным делом…
А ведь это она наготовила – доходит до меня. Надо же! Как я сразу не понял? Ну кто еще будет это делать? Вот ни одного раза не помню, чтобы в этом доме было что-то кроме пельменей, яиц, макарон и им подобной фигни, а тут вдруг… Точно, малышка постаралась. Подмазывается? А что, пусть подмазывается, я только рад.
Открываю дверь светлицы, с готовностью разбудить ее и заставить выстанывать извинения за дневной отшив, но останавливаюсь у кровати. Так спокойно, сладко спит… да и время шесть утра. Суббота. И наготовила всего, вышвабрила кухню. Устала, наверное. Ладно, так и быть, дам ей еще полчасика.
Курю. Играю с Олегом и Лехой. Приласкал кошку Кристину, жалко мне ее, даже в кошачьем виде. Кормлю всех. Бешеному коту Юрану оставляю корм, обнаружить его не удалось.
Возвращаюсь на кухню, с наслаждением выпивая еще стакан компота. Тут мой взгляд падает на непривычно чистое стекло духового шкафа, сквозь которое мне приветливо отсвечивает что-то блестящее. Открываю дверцу, нахожу на противне завернутый в фольгу куриный рулет с овощами. Еще порция мне не помешает. Рулет выглядит очень аппетитно. Девчушка постаралась. Задабривает что-ли?
С полным животом валюсь на диван в кухне, потому что подниматься на второй этаж теперь лень, включаю телек. Отдохну маленько, больше суток не спал. Но потом сразу к пухляшу, нам надо разобраться с ее наглым отказом.
***
Открываю глаза. Телек выключен, а на мне принесенный из зала плед. Вскакиваю. Посуда помыта. Половина первого. Как она так все помыла, что я не проснулся? Нормальный у нее бесшумный режим. Поднимаюсь в ее светлицу, но там пусто. Кровать заправлена, на ней закрытая книга "Идиот" Достоевского. Читающая, походу, деваха. Рыщу по дому, но жертвы нигде нет. Собаки накормлены, кошки тоже. Даже кот Юран вольготно развалился на траве, подставив пузо последним августовским солнечным лучам.
Объекта вожделения не обнаружено. Э-эй! Куда она удрала то? Мать ее!
Поношенных кроссовок, замеченных мной днем нет. Все три машины в гараже. На чем она уехала? На своих двоих? Куда? Тут до главной дороги пешком пилить минут сорок. А автобусы вообще неизвестно ходят ли. Может, на электричку пошла? До нее тоже полчаса тащиться. Возвращаюсь в ее комнату. Шмотки на месте – значит, вернется. А я подожду, у нас есть одно невыясненное дельце. Мне как раз сегодня никуда не надо. У меня вся неделя выходная после командировки, где меня изрядно помотали.
Обследую комнату нового жильца. Не густо у нее тут. Шкаф полупустой, на вешалках жалко шатаются задрипанная куртейка и такой же пуховик, на который и смотреть то жалко. В ванной всего три предмета. Странная она. Обычно у девчонок ванная комната забита до отказа. Я помню, как мы с парнями поражались тому, как в каждый приезд Тины в квартиру Романова, там становилось все меньше места для нас. Ванная была заставлена бутыльками, коробочками, какими-то тубами. Позже еще ирригатор появился, какой-то прибор для ухода за лицом, машинка для пяток (Орловская до сих пор не в курсе, что я все это тестировал, мне интересно). У нее одних мочалок висело штук пять. В общем, на полках не осталось свободного сантиметра. Я тогда подсел на ее лосьон для тела. А у условной Кати пустота. Может, еще не все распаковала?
Покидаю комнату с чувством вины за проникновение.
Жду…
Пытаюсь заняться своими делами, но не идет… Наслаждаюсь порцией пюре с котлетами и огурцами. Пялюсь в экран телека и жду…
Съедаю пару сникерсов, вытащенных из шкафа со сникерсами. Эти батончики идеальны, они подходят под все: они и перекус, и настроение поднимают и подготавливают желудок к нормальному приему пищи, накройняк они и закуска. И мне нравится, как тянется нуга…Однажды я замороженным сникерсом вырубил напарника по рукопашному бою. Так что они еще и оружие и повод для шутки, так как мы после этого боя хорошенько так поржали. Ох уж эти сникерсы…
На улице темнеет. Играю с овчарками. Снова приласкал кошку. Пытался поймать кота, но тот прошипел в мою строну что-то на кошачьем матершином и свалил в кусты. Снова поел.
Жду…
Половина десятого.
Затапливаю баню. Подтягиваюсь на турнике восемьдесят раз. Отжимаюсь столько же. Провожу с овчарками тренировочные мероприятия и… жду…
Половина одиннадцатого. На улице темень. Куда она пропала то? Как она вернется домой? На чем доедет? Одна, в незнакомой местности. Тут ближайший коттеджный поселок в трех километрах, с другой стороны закрытая военная часть. Как она доберется до дома? Черт! У меня даже номера ее нет! Отец трубку не берет, видно, занят. Вот где мне искать эту девку? На кой черт она вообще сюда приперлась?
В одиннадцать начинаю действительно переживать. С ней могло что-нибудь случиться. Она, конечно, должна быть не из робких, все таки не домашний цветочек. Но она восемнадцатилетняя симпатичная девчонка в незнакомом месте.
Я подумал, что она симпатичная? Хм… Ну а что, правда, симпатичная. Необычная такая. Пухленькая, миловидная, белокожая. Глазища огромные, и… ох эти ее сиськи, чтоб их…
Иду в гараж, поезжу по району, поищу, вдруг заблудилась. Время позднее. А вокруг лесополоса.
Катаюсь по ближайшим дорогам около получаса. Расспрашиваю людей на остановке электрички, не видел ли кто девушку. Рост около ста семидесяти, волосы темно-русые, до лопаток, полновата. Никому такая не попадалась. А если и попадалась, кто разглядит ее? Ночь на дворе. Может, осталась ночевать у подруги? Есть же у нее подруги. Должны быть. А если она осталась ночевать у друга? Не хотелось бы. Может она поэтому и не дала мне, что у нее друг есть, и замуж поэтому за меня не собирается. Тогда почему не сказала об этом генералу? Хочет бабла с него срубить?
Делаю еще несколько кругов по близлежащей территории, даже прохожу подальше в лесополосу, оставив тачку на дороге. Кто знает, что с ней могло случиться?
Через два с половиной часа подъезжаю к дому взбешенный. Издалека уже увидел свет в ее окне. Ну сейчас я ей вставлю, причем не фигурально, а во всех смыслах.
Залетаю на второй этаж, распахиваю дверь ее комнаты и… Условная Катя дрыхнет. В той же позе, что и утром, когда я вернулся домой, удобно устроившись на правом боку. Под тем же одеялом. И все так же заманчиво под этим одеялом ровно и медленно поднимается и опускается ее грудь. Только волосы заплетены в косу и откинуты назад на подушку.
Я щас огнем дышать начну! Делаю шаг к лежащему тельцу, раздувая ноздри от бешенства, собираясь разбудить ее и встряхнуть за целый день ожидания, но тут вижу легкую полуулыбку на ее губах. Что-то ей снится доброе, приятное. Отступаю, сжав руки в кулаки. Раздражение никуда не уходит, но будить ее уже не кажется таким уж необходимым. Я вполне могу подождать еще денек. Никуда она не денется с этой дачи, а значит, будет при мне в нужное время. А пока пусть спит, и видит свои милые сны, заставляющие ее улыбаться.
Надеваю домашние штаны, спускаюсь. В нос ударяет приятный запах еды. На плите кастрюля с только что сваренным куриным супом с домашней лапшой и новый компот, еще горячий. Наливаю того и другого. С наслаждением втягиваю ложку наваристого куриного бульона. Ладно, уговорила, спи.
В баню иду один. Хотя предполагалось, что я притащу ее сюда и буду трахать на пологе в парной. Так что моюсь злым, хоть и сытым. Блин, я еще никогда не был так зол. Да я вообще раньше никогда не злился. Вечно ржал над всем. Еще вчера утром, поржал бы над тем, как меня сегодня обвели вокруг пальца. Но сейчас что-то не до смеха, потому что стояк не оставляет меня в шестидесяти градусной жаре, и веник его никак не сбивает. Маленькая сучка, как гребанная Шехерезада обвела меня вокруг пальца, изменив планы, только не сказками а едой. Думает откупиться от меня своими кулинарными умениями.
Нет, малышка, это не пройдет. Завтра, когда ты проснешься, я буду рядом.
***
Так, сегодня надо снова съездить в Москву, еще на одно собеседование. Вчерашнее скорее всего было неудачным, так что не работать мне помощником повара в кафе "Лепесток". И не страшно. Образования то у меня все равно нет. Так что я особо и не рассчитывала. Значит, нужно поискать что-то без предъявления профессиональных навыков к должности. Можно даже полы помыть где-нибудь – ничего зазорного в этом нет. Скоро начнется учеба, и мне будут платить стипендию. Но если я хочу снимать квартиру, то необходим дополнительный заработок, а еще соседка. Сегодня съезжу в один спортивный клуб, на дверях которого вчера увидела объявление о поиске уборщицы и посудомойки. А что? Мне не сложно. Жаль, вчера не получилось поговорить, менеджера не было. Ну ничего, съезжу сегодня.
Вот только неудобно очень ездить с этой дачи. Далековато она от центра города. Надо посмотреть расписание электричек, я вчера переписала его. И лучше бы вернуться не так поздно. Жутковато было идти пешком по лесополосе. Далеко же от цивилизации забрались Коршуны.
Потягиваюсь, зеваю. Переворачиваюсь на другой бочок. Еще немного поваляться хочется. Жалко, вчера в баню не сходила. Но день слишком утомил меня. Ноги все еще гудят от непривычно долгой ходьбы.
Надеюсь Миша уже ушел. Мне страшно находиться с ним в этом доме одной. Алексей Витальевич уехал на службу, неизвестно когда вернется. А сынок у него не такой интеллигентный, как сам генерал. Позавчера Миша меня напугал. Я не ожидала нападения, и растерялась. Зачем он надо мной издевается? Хочет меня запугать, чтобы я ушла? Да я бы ушла, с радостью, хоть сейчас, но идти мне пока некуда. Вот решу вопрос с жильем, и уйду. И больше никогда не появлюсь на его пути. Надо ему как-то об этом сказать так, чтобы поверил.
Конечно, глупо было полагать, что такой парень как он, решит жениться на такой, как я. Он сложен как греческий бог. Высоченный, мускулистый, с большими красивыми руками с намозоленными пальцами. А его голубые глаза? Как безоблачное небо, так бы и смотрела в них. Вот только вчера страшновато в них было глядеться. Но ничего, можно представлять, что я могу смотреть в них, кто меня засмеет за это? Самой только неловко. Улыбаюсь. А его кудряшки? Впервые вижу парня с такими волосами. У лица и на кончиках пряди немного светлее, наверное, выгорают на солнце, а остальные темно-русые, немногим светлее моих. А какое красивое у него лицо? Четкий ровный нос, густые брови, большие полные губы. И голос…
Издаю смешок, потягиваюсь еще раз.
Надо бы уже вставать. Но как же не хочется открывать глаза, потому что с закрытыми представлять Коршуна младшего получается лучше.
А вообще, я не должна думать о нем. Он негодяй, это видно сразу. Он повел себя со мной отвратительно. Даже если я полновата, не в его вкусе, и не понравилась, он не имел права высмеивать меня, тем более перед своим отцом. Он просто....
– Хватит хихикать!
Резко открываю глаза от сухого приказа, исходящего из угла комнаты. Сажусь на кровати. На кресле восседает позавчерашний обидчик. Его волосы завязаны в узел на макушке. Руки сцеплены в замок за шеей, открыв для меня идеальный загорелый торс, покрытый порослью волосков. Сглатываю. Мог бы и одеться. Негоже в чужую комнату голым приходить. Хорошо, хоть штанишки нацепил. Хотя… почему штанишки? Это целые штанищи! Парень действительно, огромный. Голубые глаза бродят по моему лицу, спускаются к шее и ниже. Натягиваю одеяло повыше.
– Что ты тут делаешь?
Почему он забрался в мою комнату? Или раз это его дом, он может это делать?
– Я ждал тебя вчера, где ты шарахалась?
– Я… я… это не твое дело.
Господи, для чего он меня ждал? И пусть он уйдет. Я ведь сказала ему, что съеду, как только появится возможность. Я не буду попадаться ему на глаза, пока он тут, он даже голоса моего не услышит. Пусть только не издевается надо мной снова.
– Да плевать, – он расцепляет руки, поднимаясь с кресла, направляется к моей кровати, – шарахайся, где хочешь. Вот только у нас осталось одно дельце, малышка, – его взгляд опускается на мою грудь, прикрытую одеялом. – Давай, – парень дергает конец одеяла на себя, но я не отпускаю свою часть, – стягивай это, я дал тебе вчера целый день, так что сегодняшний день мой.
– Что?
Он сумасшедший. Неужели снова начнет приставать? Он ведь назвал меня "оно", так что на него нашло? Или он считает, раз я тут живу, значит должна исполнять все его сексуальные прихоти? Мне срочно нужно придумать, как скрыться.
– Давай, невестушка, я же должен видеть то, на чем мне придется жениться. Снимай с себя эту хрень.
Одеяло снова дергается, теперь уже вылетая из моих рук, и Миша вышвыривает его на пол. Я остаюсь сидеть на кровати в пижамных штанах и футболке. Дергаюсь в попытке вскочить с кровати, но огромная ладонь парня сжимается на моей щиколотке. Мне страшно. Этот человек неадекватный.
– Нет-нет-нет, – слышу издевательских смех и падаю на кровати от того, что меня резко тянут за ногу. – Куда собралась? Сейчас мы будем знакомиться ближе. Ты ведь не думала, что я приму твой отказ?
Шершавые подушечки его пальцев обхватывают мое запястье и продвигаются вверх по руке, но как только я делаю движение, чтобы выскользнуть, крепко сжимаются. Парень впивается в меня взглядом, довольно ухмыляясь.
Нет, я не должна молчать, как вчера. Я должна показать, что так обращаться со мной он не вправе! Да кто он такой? Его отец привез меня сюда не для утех извращенца-сыночка.
– Пусти, – стараюсь говорить грубо, – иначе закричу!
Парень заливается смехом, запрокидывая голову. Вижу, как ходит ходуном выпирающий кадык.
– Товарищ генерал! – орет парень, смеясь, – Алексей Витальевич! Папа! Ауу! – он возвращает лицо в исходное положение, и уже без улыбки, низким голосом произносит. – Скорее рота его солдат прибегут, чем он. Ты чем думаешь то? Нет его тут. Никого нет. Тут глушь на километры! Так что давай ты будешь хорошей девочкой и порадуешь Мишеньку. Взамен я порадую тебя. А будешь строить из себя недотрогу, все получится безрадостно, понимаешь?
Ждет от меня ответа, не отводя глаз. Я правильно поняла, он собирается меня изнасиловать? Сердце пропускает несколько ударов, а потом пульс учащается, отдаваясь шумом в ушах.
– Не тупи, раздевайся.
– Миша, я не такая, я не могу…
– Только не надо заливать щас, что ты у нас никем не тронутая, и целку свою до свадьбы хранить будешь. Нехер было приператься сюда, и в невесты мне набиваться.
– Я не набивалась, – шепчу, пытаясь найти выход.
– Вот и сидела бы в своем детдоме, – хрипит Коршун. – И вообще, хватит ломаться, уверен, мест для пробы на тебе не так уж много осталось, так что давай-давай, – он пару раз хлопает в ладоши, – реще. Пока я еще добрый.
– Можно мне хотя бы в душ сходить?
– Вот какая хорошая девочка, – ехидно смеется он. – Иди, – кивает мощным подбородком в сторону ванной комнаты.
Он отпускает меня. Включаю воду, чищу зубы и умываю лицо. Что он говорил про пробы? Что это значит?
Я не позволю так с собой обращаться. Если за меня не кому заступиться, заступлюсь сама. Я могу ускользнуть из комнаты, как только выйду из ванной, затем сбегу по лестнице и убегу в лес. Нет, в лес не получится, он может перехватить меня у ворот. А вот закрыться в какой-нибудь из комнат я вполне смогу.
Он ждет меня у дверей ванной, оперевшись рукой на раму, так что я не могу сразу рвануть к выходу из комнаты.
– Я хочу, чтобы ты медленно раздевалась, начни снизу, оставь самое сладкое на потом. И волосы распусти.
Что? Он произносит эти слова абсолютно спокойно, словно мы обсуждаем погоду. Словно я обязана сделать то, о чем он просит. Словно я сама только что предложила ему сделать это. Когда я повела себя таким образом, что он мог подумать, будто я живу тут для его увеселительных занятий?
– Закрой, пожалуйста, шторы, – прошу я, стараясь смотреть ему в глаза, пусть не думает, что я боюсь его.
– Да ладно, там же нет никого! – парень капризно выкидывает одну руку в сторону застекленной стены. – Не стесняйся!
– Тебе сложно? – не дрожать! – Это же всего лишь одна моя просьба.
– Ладно, но в следующий раз ты будешь раздеваться под музыку и на свету!
Наглая морда! Еще требования свои выдвигает! Куда же это меня занесло то?
Киваю в ответ на его условие.
Миша уходит в другой конец комнаты, к портьере, чтобы запахнуть ее, и я со всех ног дергаю к дверям.
– Эй! – возмущенно орет парень. – Ты куда ломанулась то? Иди сюда!
С выпрыгивающим из груди сердцем несусь по лестнице, перепрыгивая через ступеньки. За мной следом слышатся тяжелые шаги гиганта. На небольшом лестничном пролете, прямо по курсу лежит кот Юра, спокойно посапывая розовым носом. Хватаю черно-белого, не обращая внимания на шипенье животного, резко разворачиваюсь и кидаю котейку на античного бога, преследующего меня. Перепрыгиваю последние четыре лестницы, больно приземляюсь на пятки, пересекаю холл под завывающее рычание маленького хищника и грубый мат Миши, поскальзываюсь на ковре, еле удерживаюсь от падения, сворачиваю в коридор, сенки. Босыми ногами выскакиваю с крыльца, не могу удержать равновесия и приземляюсь попой на сырую траву. Вот же… Больно то как!
Дверь на крыльце распахивается от удара ногой "Иди сюда, маленькая дрянь!" – орет Миша. Нет-нет-нет. Вскакиваю с травы, но огромная ладонь уже держит меня за шкирку, приподнимая от земли. Футболка трещит по швам и больно врезается в подмышки. Сейчас он меня убьет. Как пить дать – убьет. На одной щеке Миши красуются четыре тонкие полоски от когтей черно-белого. Похоже, я попала котом в его лицо. Божественный загорелый торс тоже изрядно расцарапан, где-то виднеются кровоподтеки.
– Теперь, – шипит Миша, ставит меня на землю, крепко сжимает за предплечья, – я буду трахать тебя, пока с меня не сойдут последние ссадины, сучка, – кидает взгляд на расцарапанное тело.
Нет! Нет-нет-нет! Нет! Я не позволю так с собой обращаться. Я уеду завтра же, или сегодня, если смогу. Но надругаться над собой не позволю никому!
Хлопаю ресницами, запрокидывая голову назад. Закатываю глаза, часто дыша, и валюсь спиной на землю, стараясь не реагировать на боль в спине и голове, возникшую от удара. Не двигаюсь. Однажды я видела, как девочка в детском доме упала в обморок.
– Да ладно тебе! – разочарованно стонет генеральский сын. – Мать твою! Господи! – сожаление в его голосе напрочь отсутствует. – Что я сделал не так, что не могу трахнуть собственную невесту? Где я накосячил? Эй!
Надо мной нависает тень. Его ладони легонько бьют меня по щекам.
– Пухляш… испугалась что-ли?
Резко открываю глаза и визжу во все горло. Парень шарахается, отклоняясь назад. Вскакиваю с травы второй раз за день, отпихиваю преследователя ударом ноги, и бегу забыв про все на свете в направлении бани. До нее остается всего ничего – метров десять. "Вернись, хуже будет!" – Миша догоняет меня. Хватаю стоящую у стены бани доску и кидаю в парня, провоцируя бурную плеяду громкого мата. Запрыгиваю на крыльцо бани, залетаю в первую попавшуюся дверь. Невезуха! Тут нет замка. Тяжелые шаги Миши уже в метре от меня. Ищу глазами спасение. Ну же! Хоть что-нибудь! Что угодно! Кочерга! Хвала небесам! Хватаю тяжелую железяку, сую ее в дверную ручку. И тут дверь подается назад – Миша добрался до нее. Но открыть ее у него не получится. Дверь крепко сидит в раме, придерживаемая кочергой.
– Выходи, мелкая сучка, – рычит парень, дергая дверь.
Тяжело дышу, опираясь спиной о деревянную стену. Закрываю глаза. Никогда так не бегала. Учительница физкультуры была бы мной довольна.
– Выйдешь сама, обещаю быть нежным, и не мстить за кота. Не выйдешь, включу сауну на восемьдесят градусов, так что будешь умолять меня, чтобы я тебя выпустил. Но в этом случае я буду тебя пользовать на свое усмотрение.
Вещает парень, по звукам, усаживаясь на пол рядом с дверью.
Оглядываю небольшое темное помещение. Да. Миша прав. Я в сауне. Окон нет. Сейчас тут прохладно. Она не включена. Забираю ковшом воду из деревянной кадки и жадно пью, все еще не в состоянии отдышаться. Дверь тут только одна. Выйти, обойдя Мишу не удастся. Может, остаться тут и ждать возвращения генерала? А что, не будет же он всю неделю в части? Как минимум до завтра я тут выдержу. Вода у меня имеется. Миша вряд ли выполнит страшное обещание и зажарит меня тут заживо. Не может же он быть совсем маньяком?
Подскакиваю от неожиданно загоревшегося в помещении света.
– Хорошо тебе погреться, пухляш, – за дверью слышится смех Миши.
Он включил сауну. Скоро тут станет жарко, и я, как он выразился, буду умолять его выпустить меня. Все-таки он маньяк.
Почему жизнь закинула меня в этот дом, к этому человеку? Как Алексей Витальевич мог оставить меня со своим сыном, разве он не знает, что вырастил помешанного на сексе эгоцентричного ублюдка?
Ложусь на верхний полог, пока в помещении не стало совсем жарко. В голову не приходит ни одной мысли о возможном спасении. Почему этот парень так жаждет переспать со мной? Я же не в его вкусе, я, как он выразился "оно". Хочет просто показать, что может сделать со мной, что ему вздумается? Показать свою власть надо мной? Это не так. Я ничего ему не должна. Он не имеет права требовать от меня чего-то, тем более сексуальных отношений, к которым я вовсе не готова. Я даже ног никогда не брила. Один раз чуть не поцеловалась с парнем, но убежала от страха. В детском доме надо мной посмеивались из-за этого. Грудь выдающегося размера привлекала многих ребят, однако после нескольких неудачных попыток завести со мной отношения, всем стало ясно, что Рита Молодецкая недосягаема для физиологической близости. Вот и Миша, как только посмотрит на мою грудь, становится маньяком. Что, груди никогда не видел? Не верю. Он похож на парня, который засыпает с одной девушкой, а просыпается с другой. Что-то мне подсказывает, что у парня с телом легкоатлета и ростом атланта не бывает трудностей с женским полом. Так почему же он гонялся все утро за толстой девчонкой, которая ему еле до плеч достает?
Хотя… Нельзя говорить так о себе. Я вполне симпатичная. Да, для моих ста семидесяти сантиметров роста вес в семьдесят семь килограммов, пожалуй, излишен. Вот бы скинуть килограммов десять, и я была стройная, словно лань. Но куда их скинуть то?
В сауне становится жарко. Отпиваю из ковша уже потеплевшую воду, ополаскиваю лицо и перемещаюсь на нижний полог. Неужели он меня тут уморит? Жалко себя. Вот так жила-была девочка Рита Молодецкая, дочь погибшего генерала Российской армии, не видевшая ни тепла матери, ни защиты отца, ни даже родного дома… замучена жаром сауны… Такую, что ли, напишут эпитафию? Не хочу умирать. Я еще многого не прочитала, много не узнала, не почувствовала. Первый курс педагогического факультета, первый поцелуй, первые посиделки с однокурсниками где-нибудь у костра с пением песен под гитару, первая любовь с приятными телу прикосновениями нежных рук. Слышишь, негодяй? С приятными телу прикосновениями нежных рук! Нежных – ключевое слово!
Поливаю не знавшее нежных прикосновений тело из ковша. Хорошо, что воды еще много в кадке, может, сжалится надо мной садист до того, как она закончится.
Есть хочу. И в туалет. Сложно сказать, чего больше. Пописать бы в уголке. Да стыдно, конвойный, сидящий с той стороны дверей, услышит журчание. Снимаю мокрые от пота штаны, чтобы не давили на мочевой пузырь.
– Слышь, пухляш, ты там как?
Голос за дверью уже не рычит. Спокойный такой голос. Даже заскучавший.
Молчу. Силюсь не заплакать. Обидно мне. Вот я никому никогда зла не желала. Всем всегда помочь хотела, принести миру что-нибудь светлое, сделать что-то значимое. А теперь сижу с урчащим желудком и полным мочевым пузырем, всеми забытая и никому не нужная. Разве что только этому гиганту, напавшему на рассвете, как фашисты, и то, только для его плотских утех.
– Кать, – Миша стучит в дверь, привлекая внимание, – ты живая? Че молчишь то?
Он думает, что я Катя? Гонялся за мной, как угорелый! В кровать затащить хочет! Но я для него Катя?
– Рита, – возмущаюсь, выливаю на себя еще один ковш воды.
– Кто?
– Я! – кричу, кидая ковшом в дверь, тот обидно дзинькает, попадая в кочергу, и с глухим звуком приземляется на толстые доски пола. – Я Рита!
– Че, серьезно?
"Что" надо говорить. Разчекался он тут. Нелюдь необразованная!
– Я был уверен, что ты Катя. Тебе бы пошло это имя.
– Ох, извини, что меня не назвали, как вашему величеству было бы угодно, – кричу.
Подхожу к двери, поднимаю пострадавший ни за что ковш. Мне снова нужно попить. Тут становится совсем трудно дышать. Пинаю по двери, мысленно прося у нее прощенья.
– Да мне плевать, как тебя зовут. Ты выходить собираешься?
Не собираюсь я никуда! Помру тут, так и не узнав ничего в жизни хорошего.
– Давай же, – голос Миши становится ласковым, – я же слышу, как ты еле дышишь уже. Ну что тебе надо, чтобы ты вышла?
Нет бы извиниться за свое маниакальное поведение и гарантировать мне неприкосновенность. Напал, преследовал, обещал заставить умолять, угрожал, а теперь равнодушно интересуется, что мне надо?
Ложусь на пол и запеваю с горя одну из любимых песен Серьги "А что нам надо":
Выдох, вдох. Хорошо дышать,
Черный горох да нелегко глотать,
Пуля и ствол – нажал и разошлись,
Где добро, где зло – попробуй разберись!
А что мне надо? Да просто свет в оконце,
А что мне снится? Что кончилась война,
Куда иду я? Туда, где светит солнце,
Вот только б, братцы, добраться б дотемна…
Дышать тяжело. Отпаиваю себя водичкой, сжимая ноги крестом, потому что из меня сейчас польется накопленная жидкость. Странно, что она просится на выход снизу, потому как снаружи я уже полностью отсырела.
– У тебя красивый голос, – слышится с той, нежаркой, стороны.
– Миш, – сажусь ближе к нему, – что тебе во мне?
– Ну, я думаю, мне будет в тебе хорошо, малышка, – парень говорит, как будто это я его обидела, и мне хочется рассмеяться. – Я просто поделать ничего с собой не могу. И потом, давай откровенно, ты же ко мне невестой приехала, так что я имею право испробовать то, что ты можешь предложить.
– Так я тебе ничего не предлагала, и не навязывалась, и не давала повода для близких отношений.
– Ты, пухляш, права, конечно, но понимаешь, я уже загорелся, и не могу отступить теперь, – капризно рассуждает мучитель. – Вот что тебе стоит? Я прощу тебе вчерашний отказ, – он снова говорит о сексе как о чем-то само собой разумеющемся между нами, словно мы занимались этим уже не раз. – И забуду про нападение твоей ноги на мои яйца. Сильно использовать не буду. Немного отшлепаю тебя за кота, ты отсосешь мне за брошенную доску, и нам обоим будет очень хорошо. Я обещаю. Я знаю, о чем говорю.
– А я не знаю, – прижимаюсь спиной к двери, откидываю сырую голову и выливаю не себя очередной ковш воды, смывая пот и отчаяние.
За дверью воцаряется молчание. Затем Миша откашливается, стучит по двери несколько раз.
– То есть, – медленно выговаривает он, – ты хочешь сказать, что минет делать ты не умеешь?
– И его в том числе, – выдыхаю, не могу больше тут сидеть, нагретая вода уже никак не помогает. – Миша, я ничего не умею делать. У меня не было секса.
Выговариваю, как на духу. Что мне скрывать? Тут нечего стыдиться.
– Вот же черт!
Кулак генеральского сынка врезается в дверь, отчего кочерга звенит прямо над моей головой. Я даже не дергаюсь. Пытаюсь сжать внутренности, чтобы не описаться.
– Так и знал, что какая-нибудь подстава выскочит! Выходи, – в голосе ясно проскальзывает разочарование, – не трону.
Слышу шорох за дверью. Затем щелчок. Он отключает регулятор тепла. Но его шагов не слышно. Он все еще ждет, когда я выйду?
– Ты выходишь, или как? – раздраженный вопрос меня пугает.
– Дай слово.
– Даю слово, не трону, пока сама не захочешь.
Вытаскиваю горячую кочергу, используя успевшие высохнуть штаны, как прихватку. Если он сейчас нападет на меня, то я просто написаю на него. Осторожно выхожу из места заточения. Миша окидывает взглядом прилипшую к телу мокрую черную футболку и черные хлопковые трусики-шорты.
– Ты как?
Еще спрашивает? Чуть меня жаром не уморил! А теперь какой добренький стал. Тянется ко мне рукой, а меня изнутри разрывает.
– Я описаюсь сейчас.
Забываю про вежливость и стеснение. Собираюсь бежать на второй этаж в свою ванную. Но что-то мне подсказывает, еще один шаг, и из меня все выльется. Как же позорно! Описаться при человеке, который чуть не изнасиловал тебя. Хорошенький же стимул сменить место жительства.
– На улице есть туалет рядом с домом овчарок, – подсказывает Миша.
Но сдвинуться с места я не могу. Ей Богу! Описаюсь. Выпучиваю на него глаза. Вот бы он ушел, я бы спокойно описалась тут, в предбаннике, разделяющем сауну, парную и помывочную, прямо на коврик. А потом все бы убрала, постирала. Только бы этот идеальный человек с лицом, достойным рук лучших мастеров античности, не видел моего позора.
Мы смотрим друг на друга пару секунд, а потом до моего мучителя доходит, почему мои глаза стремятся выпрыгнуть из глазниц.
– Терпи, – парень подхватывает меня на руки, – я знаю, ты сможешь, – и несется со мной на улицу.
– Не тряси меня, иначе я написаю на тебя, – скромности не место в такой ситуации.
– А я знал, что ты грязная девчонка, – Миша останавливается, показывая мне похотливую улыбку, его язык медленно проходится по ровным зубам, а глаза перемещаются с моей груди на лицо.
– Пожалуйста, – кладу руку на местечко между ногами, которое слегка сыреет, – сейчас не время…
– Да, извини, – он снова несется к огромной двухэтажной собачьей конуре, – терпи, пухляш, ты сможешь.
Ставит меня на ноги возле пристроя рядом с беседкой. Открываю дверь. Да что ж такое то? Тут две двери.
– Куда идти? – кричу, остановившись в замешательстве.
– Направо, – кричит в ответ теперь уже мой спаситель.
Бегу, придерживая промежность, что очень помогает не обсикаться. Усаживаюсь на унитаз и стону от долгожданного счастья, не сдерживаясь.
– Донесла? – интересуется Миша.
– О, даааа, – протягиваю в ответ, содрогаясь всем телом.
Мне даже не стыдно. Ощущения освобождаемого от жидкости мочевого пузыря, после длительного удержания ни с чем несравнимы. Хохот мучителя-спасителя доносится с улицы. Улыбаюсь счастливому разрешению щекотливой ситуации. Охлаждаюсь водой из раковины и выхожу навстречу человеку, который в эту ситуацию меня вогнал. Сейчас мне так хорошо, что я без какого-либо стеснения прохожу мимо его довольного лица в одних трусах в баню, натягиваю на себя помятые штаны и выхожу обратно.
– Как ощущения? – кричит парень, все еще сидя на лавочке возле беседки, метрах в тридцати от меня.
– Есть хочу.
– Приготовишь завтрак?
– Ты не заслужил завтрак, Миша!
– Да ладно тебе, – возмущается парень, покидает уютную лавочку и приближается ко мне, – я же донес тебя до туалета.
– Ты чуть не изнасиловал меня! – ругаю его.
– Я думал, тебе нравятся такие игры! – парирует он.
– Ты считал, что меня зовут Катя! – не сдаюсь я.
– Так ты не говорила своего имени! – находится с ответом гигант.
– Ты назвал меня "оно"! – кидаю последний аргумент.
– Ты спишь в смешной позе!
Он уже рядом, и в словесной битве его не победить.
– Не злись, пухляш, – улыбается греческий бог, – мы подружимся.
– Ты это нечто, Миша, – мотаю головой, отрицая возможную дружбу.
– Крепись, малышка, – тяжелая рука ложится на мое плечо, – все сначала говорят так. Через пару недель ты уже не сможешь без меня.
***
Переборщил, походу, с интимом. Но что я могу поделать, если второй день только и думаю, как бы забраться к ней под одежду? Какая она на ощупь? Какая на вкус? И, кроме того, я ж не знал, что она не трахалась ни с кем. Подвел меня радар.
Придется менять тактику. Жаль, что время упущено. Как показывает моя практика, первые часы знакомства самые значимые для продвижения к телу жертвы. И созданное мной неверное впечатление о моей потрясающей личности теперь не на руку. А мне, как на зло, сейчас еще больше хочется ее, после того, как услышал ее пение в сауне, а потом увидел полные бедра, обтянутые черными труселями. Гребанная девчушка! Притягивает меня к себе, как земля дождевые капли. Но после утреннего известия не решаюсь подойти к ней.
Она молча сварила манную кашу, которую я не ел тысячу лет, поставила передо мной стакан компота, и, положив себе тарелку каши поднялась в комнату. В голове крутились сотни слов, которыми я мог бы завязать разговор с ней, заставить остаться со мной, но я промолчал. Хотя мне очень хотелось позавтракать с ней вместе.
Аааа! Я оставил ее жарится в сауне! Я установил термометр на сорок градусов и ждал, когда она выйдет! Что на меня нашло? Она сидела там тридцать минут, из них двадцать в полностью разогретом помещении. Она могла в реальный обморок упасть. Голодная, испуганная, с полным, как потом выяснилось, мочевым пузырем. Не могу сдержать смеха, вспоминая выпученные глазенки, которыми она уставилась на меня, когда поняла, что держаться больше не может. А потом возбудила меня, и без того возбужденного, фразой о том, что написает на меня. А я никогда не был извращенцем и не практиковал такие вещи. Попробуй мне сказать такое любая из моих бывших, проходящих близких знакомых, я выгнал бы их в ту же секунду. Из ее же уст это прозвучало как-то обыденно, без намека на пошлость. Она, действительно, страдала в тот момент. А я застыл на месте, потому что мои ноги, скованные причудливостью этой фразы просто отказались идти.
Наворачиваю пару тарелок каши, чтобы ничего не оставлять в кастрюльке. Поднимаюсь к ней. Рита сушит волосы полотенцем, когда я захожу.
– Миша, научись стучаться!
Ее руки машинально прикрывают полотенцем область груди, лишний раз перетаскивая мое внимание на эту ее зону. А она права, я должен стучаться. Она имеет право находиться в уединении в своей комнате.
Делаю шаг назад, за дверь, которую прикрываю. Трижды стучу.
– Я занята!
Вот сучка!
– Ты издеваешься?
– Чего ты еще хочешь?
Раз, два, три, четыре, пять… Пять ее шагов и дверь распахивается. Разгоряченное зарозовевшее личико упирается обиженным взглядом в меня.
– Отстань от меня, пожалуйста! Я не хотела приезжать, честное слово, Миша. Не хотела. Мне просто некуда пойти больше. Я обязательно займусь этим в самое ближайшее время. Но ты ведь должен понимать, что не так легко найти жилье. У меня не такие большие возможности, как твои, и…
– Кать, – тьфу ты! привязалось условное имечко, – в смысле, Рита, я же сказал, что ты можешь оставаться тут, сколько захочешь, – стараюсь произнести это в несвойственном мне серьезном режиме.
– Да, я помню, и не попадаться тебе на глаза, – только сейчас замечаю, что уголки ее губ чуть опущены вниз, придавая ей обиженный вид.
– Ну, с этим я переборщил. Теперь я хочу видеть тебя как можно чаще. Ты можешь даже в мою комнату переехать, если хочешь.
Молчание – золото! Все это знают, кроме меня. Вот кто вытягивает из моего рта эту пошлятину? Стираю ухмылку с лица в ответ на ее покачивание головой.
– Я поставлю тебе отдельную кровать, – пытаюсь выправить ситуацию.
– У меня много дел на сегодня, Миша, – она прикрывает дверь, и я делаю шаг вправо, чтобы видеть ее в оставшейся щели. – Ты и так отнял у меня утро. Пожалуйста, оставь меня в покое. Занимайся своими делами, живи, как жил раньше. И дай мне устроить свою жизнь. Я уеду, как только смогу. Ты больше не вспомнишь обо мне. Извини, что вторглась в твою помазанную медом, окруженную летающими и на все согласными феями, жизнь, и испортила ее своим присутствием.
– Что у тебя за дела?
Оставляю без внимания ее монолог на тему ее отъезда, которого я теперь уж точно не допущу, и моей медовой жизни, которая теперь уж точно не вернется в прежнее русло, как мне бы этого хотелось.
– Тебя это не касается.
– А я хочу, чтобы меня это касалось!
Она выводит меня из себя. Мне приходится повысить голос, чтобы до нее дошло, что я так просто от нее не отстану.
– Ты никто в моей жизни, Миша, просто проходящий человек, решивший, что может засунуть меня в свою кровать, как какую-нибудь игрушку. Но твоей пастельной игрушкой я становиться не собираюсь. В моей жизни будет только один мужчина, который отнесется ко мне серьезно. Теперь, когда мы прояснили эту ситуацию, давай проясним еще кое-что. Я живу тут, потому что мне больше некуда идти. Твой отец решил поженить нас, но это не значит, что мы этого хотим. Так что происходящее в моей жизни тебя интересовать не должно, так же, как меня не интересует, чем живешь ты.
Нет, девочка, так просто ты теперь не отделаешься. С того момента, как во мне проснулся интерес, твоя жизнь перестала быть твоей.
Она пытается захлопнуть дверь, но я резко вхожу в комнату. Девчушка делает шаг назад, но я снова оказываюсь в нескольких от нее сантиметрах.
– То, что меня интересует, решать буду только я сам. И хочу ли на тебе жениться, я тоже еще не решил. И если я захочу этой свадьбы, то ты будешь на ней присутствовать, в белом платье и фате, даже если мне придется приклеить их на тебя. Дошло?
Смелость Риты улетучивается, и длинная шея вжимается в плечи от моих слов, а скорее всего от тона, которым они были сказаны. И это второй раз, когда я вижу страх в глазах девушки. Мне неприятно. Но со мной происходит что-то непонятное в ее присутствии.
– И не стоит разговаривать со мной таким тоном, Рита, потому что тебе не понравится, если я начну говорить с тобой так же.
Девчушка опускает глаза, сводит брови вместе, словно получив выговор от родителей. Прерывисто дышит.
Молча выхожу из комнаты, хлопая дверью.
Бесит меня! Тянет к себе и раздражает. Вызывает интерес и лишает покоя. Не могу находиться рядом с ней. Мне нужно отойти от нее. Побыть немного одному, чтобы разобраться, что, черт возьми, происходит.
Прыгаю в машину, и сваливаю из дома. Пусть делает, что ей вздумается, раз считает себя большой девочкой. А я вытравлю из себя ярость и желание, которые она вызывает во мне.
Заваливаюсь в "Фею", выбирая двух стриптизерш, которые успокаивают меня зазывными танцами, нежными речами и верными действиями. Два дня.
Потом заваливаюсь к Лехе в "Московский писатель", где приятно провожу целый день с другом, рассуждая о службе. Кобарь вернулся на неделю, скоро ему снова улетать в Питер. Самойлова в Москве нет. Юран занят проблемами с женой и свалившейся на него фирмой отца.
Ухожу в двухдневный запой, затарившись алкоголем и парочкой давних подружек, общение с которыми, к моему разочарованию, не доставляет удовольствия, как раньше.
А когда возвращаюсь на службу, и из головы выветривается хмель, образ пухляша снова проникает в голову. Мозг воссоздает произошедшее за три дня знакомства, ее голос, ее тело, ее белую попку, обтянутую черными трусиками.
Я должен вытравить ее из своей головы. Или наоборот, получить доступ к ее телу. И я еще не понимаю, что лучше.
Глава 2
***
– Алексей Витальевич, мне не надо так много!
– Это разве много?
Генерал не понимает, что я получаю стипендию, вернее, скоро получу свою первую стипендию, и смогу купить необходимые мне вещи. Он набирает в тележку кучу канцелярских принадлежностей, в то время как мне достаточно одной тетради с разделителем и пары ручек. В самом деле, я ж не школьница, отдельные тетради на каждый курс мне не нужны. Вот что мне действительно нужно, так это компьютер и принтер. Но таких вещей я у него попросить не могу. Решаю купить их в рассрочку в день получения первой зарплаты в фитнес центре, куда меня взяли на вечернюю подработку.
– Органайзер надо?
Мужчина разговаривает четко и громко, так, что всем в магазине «Белая ворона» известно о нашем пребывании тут.
– Нет.
Мотаю головой, выхватываю наполненную тетрадями, блокнотами и всякой ерундой тележку из его рук и несусь к кассе. Ну вот зачем мне циркуль? Я собираюсь преподавать детям русский язык и литературу. Становиться инженером не входит в мои планы.
Сажусь в великолепный генеральский мерседес, устало поглядывая на водителя, с интересом наблюдающего за мной. Генерал усаживается рядом на заднее сиденье.
– Так, – гремит Алексей Витальевич, – у меня есть еще полчаса. Савелий, давай в наш автосалон. Рите нужна машина.
– Да не нужна мне машина! – стону я. – Пожалуйста, Алексей Витальевич, не надо мне ее покупать! Я вполне способна ездить на метро…
– Маргарита, – прерывает генерал, – я не сомневаюсь в твоих способностях, но на даче метро нет. Ты должна как-то добираться до Москвы. Поехали, Савелий.
Водитель посмеивается, и тонированная машина плавно трогается с места. Откидываюсь на мягком кожаном кресле, беспомощно выдыхая. Я не против машины. Это моя мечта! Одна из них. Машина дает свободу передвижения и добавляет несколько очков к самооценке. Но я не собираюсь совсем садиться на шею генерала. Однажды я куплю машину сама. Когда-нибудь.
Беспомощно рассматриваю стоящие в дорожной пробке машины. Полоса рядом с нами медленно двигается, а мы остаемся стоять на месте.
– Савелий, включи мигалку. Время поджимает.
– Есть, товарищ генерал!
Савелий радостно отдает честь и включает маячок. В этот момент мне хочется вдавить голову в плечи. Это отвратительно. Почему бы нам не постоять в пробке, как все? Это использование должностного положения. Смотрю, как остаются стоять позади нас встрявшие граждане, а мерседес генерала выезжает на встречную полосу издавая звук спешащей к пациенту машины скорой помощи. Старенькому синему форду приходится совершить резкий маневр, чтобы освободить дорогу для столь важного транспортного средства. Оглядываюсь на свернувшую машинку, замечая номер телефона на ее заднем стекле. «Продается» – гласит подпись под цифрами.
– Алексей Витальевич! Мне вот такой машинки будет достаточно! Не надо новую!
Я кричу! Зачем? А кто меня знает. Может, так до старшего Коршуна быстрее дойдет, что новая машина мне не нужна. Уверена, он собирается купить мне что-нибудь очень дорогое. Но я никогда еще не ездила за рулем. Зачем мне новая?
– Какой достаточно?
Генерал поворачивается и всматривается в заднее стекло.
– Вот эту? Маргарита, – по салону разносится басистый хохот, – да она развалится не сегодня, так завтра. Я не посажу тебя в такое корыто.
А тем временем мерседес мчится по освободившейся встречной полосе, отдаляя меня от старенького форда.
– Я не соглашусь на другую. Я возьму кредит. Мне хватит, – решаю я. – Буду выплачивать со стипендии. Вот только тогда я не смогу снять квартиру, как хотела, – зря рассуждаю вслух, потому как генерал обращает на меня внимание, и тут же вступает в разговор.
– Ты будешь жить на даче. Это дело решенное, Рита. Даже не думай снимать квартиру. Мы купим квартиру для вас позже. И раз уж тебе так хочется поездить на корыте, хорошо, я куплю его тебе. Савелий, разворачивайся, догоняем тарантайку.
Да зачем я начала разговаривать? Надо взять за правило помалкивать о своих желаниях в присутствии генеральских чинов. И кому он там собирается покупать квартиру? Кто это – "вам"? Уж не о своем сыночке ли он говорит? Не стану я жить с этим психом, чуть не поджарившим меня в сауне. Меня мог тепловой удар хватить, а этот детина лишь посмеивался. Все ему, видите ли, шуточки.
Грязну в своих мыслях, не замечая, как водитель резко поворачивает и несется в обратном направлении, опять выезжая на встречку. С самым серьезным лицом генерал достает мобильный и набирает номер «Марат, там сейчас около вас проедет синий форд. Останови. Я скоро подъеду».
Что происходит? Вопросительно смотрю на генерала, но мужчина молчит, загадочно улыбаясь. Встречаюсь в зеркале заднего вида со смеющимся лицом Савелия «ты только что упустила возможность покататься на крутой новой тачке» – констатирует он.
– Старший лейтенант Савельев, а два наряда за болтовню не хочешь?
– Виноват, товарищ генерал.
Вот так незамысловато и просто я стала хозяйкой синего форда, уже как десять лет изучающего дороги нашей страны. А еще поняла, что имя водителя мне неизвестно. Оказывается, он Савелий, потому что Савельев.
Деньги водителю Алексей Витальевич отдал прямо на посту, где остановили машину. До пункта назначения бывшему его владельцу пришлось добираться своим ходом. А я поехала на учебу с доверенностью и обещанием получения вечером всех необходимых документов, данным своим благодетелем.
Генерал хотел отдать мне Савелия, который всем своим видом показывал, что готов к такому понижению в должности, но я умолила старшего Коршуна отправить меня одну. Дала честно слово, что нарушать правил не буду, поеду медленно и аккуратно, а при малейшей опасности позвоню ему, чтобы он отправил Савелия мне на помощь. Последний, похоже, теперь мечтает, чтобы я оказалась в опасности. Уж больно деловито подмигнул мне на прощанье.
Странные они, эти военные.
Домой приезжаю в половину первого. Уставшая и вымотанная. На дороге мне бесконечно сигналили. Один водитель, когда я пропустила светофор на повороте, из-за чего создалась пробка, подъехал слишком близко, открыл окно и заорал, что я «курица тупоголовая». Я не обиделась. В такие моменты каждый водитель должен вспомнить себя в первые дни вождения и понять, как мне сложно. Считаю, что справилась. Но завтрашний день уверенности не вселяет.
Девчонки в институте замучили расспросами, откуда у меня машина. Наврала, что купила в кредит. А поскольку врать нехорошо, заехала по дороге на новую работу, в банк, где взяла кредит. Под поручительство Алексея Витальевича. Он и виду не подал, что ничего не знает, когда менеджер банка позвонил ему, чтобы подтвердить поручительство, и через десять минут прислал все необходимые документы на электронную почту банковского работника. Вот так… незамысловато и просто.
Радуюсь, что машина Коршуна младшего отсутствует в гараже. Домашний террорист благородно подарил мне безмятежный вечер. После "саунной экзекуции" он ко мне особо не проявляет внимания. Возможно, понял, что к его сексуальной активности я не готова и решил лишить меня великолепия своей персоны. Хорошо бы.
Устало поднимаюсь на второй этаж.
– Маргарита, – гремит голос с кухни, – нам нужно поговорить.
Ладно. Устало спускаюсь со второго этажа.
– Алексей Витальевич. Я вам деньги за машину переведу, – говорю сразу с порога, пусть знает, что я не просто так кредит взяла.
– Нет уж, ты на эти деньги себе что-нибудь купи. Я и без них проживу. Я на счет работы хотел с тобой поговорить. Тебе незачем работать. Посмотри, какая ты уставшая пришла. Ты должна учиться. Все расходы я возьму на…
– Разрешите обратиться! – перебиваю его деланно бодрым голосом.
– Обращайся, – генерал серьезен.
– Деньги я вам переведу все равно. Кредит платить буду из стипендии. И работать тоже буду. Нахлебницей быть не собираюсь.
– Мне нравится твоя четкая позиция, Рита, – кивает генерал. – Делай, как считаешь нужным. Но если возникнут сложности, обещай обратиться ко мне.
– Хорошо, – улыбаюсь.
А с генералом то не так и сложно, как казалось.
Парюсь новым березовым веником в бане, подавляя зевоту. Этот день меня измотал.
Не помню, как засыпаю.
***
Утром готовлю завтрак. Это то малое, чем я могу отблагодарить генерала за заботу. Он еще спит, но я заботливо украшаю стол голубыми, с вышивкой в виде летающих птиц, льняными салфетками. Этому дому не повредит немного уюта. В прошлые выходные, заручившись разрешением Алексея Витальевича, я залезла в комнату, которая раньше была гладильной. В шкафах там хранятся множество сокровищ. Оказывается, в этом доме есть все, что нужно. Горы новых полотенец, комплектов постельного белья, банных принадлежностей. Так что теперь кухонный стол украшает белая льняная скатерть, поверх которой я кладу салфетки. Жалко, если Коршуны, не отличающиеся рвением к чистоте и соблюдением этикета, извазюкают такую красоту. А постирать салфетки пятиминутное дело.
Сегодня мне ко второй паре, так что к моему утру добавился целый час, поэтому вместо обычной каши и компота, готовлю японский омлет. Недавно увидела по телевизору этот рецепт. К моему удивлению, в кухонных закромах Коршунов полно посуды, доступ к которой мне открыт с разрешения хозяина дома. На новенькой сковороде с тефлоновым покрытием тонкий яичный блин расходится идеально даже без масла. Посыпаю его помидором и закручиваю. Наливаю второй половник в ту же сковороду и тут же посыпаю быстро готовящееся яйцо зеленью. На третий блин щедро укладываю сыр. Завернуть и готово! Красота! Выкладываю на тарелку, где уже лежат тоненькие гренки, политые оливковым маслом и чуть подсоленные. Кидаю сверху ломтики бекона. Глотаю слюну и продолжаю готовить. Мне нужно три порции. Хотя третий жилец этого дома ни капли не заслужил такой красоты на завтрак. Но будет неприлично, находясь в гостях, кормить только одного из хозяев.
Компот из сухофруктов, обожаемый мною, наливаю в красивый хрустальный кувшин. Расставляю большие кружки с кофе. Режу фрукты, сыр, колбасу и хлеб. Оглядываю все это великолепие, жуя кусок ананаса. Надо же, это я, Рита Молодецкая, ем вкуснейший ананас в доме генерала Российской армии и не переживаю, что кусок могут отобрать, как в детском доме. В холодильнике и кладовой теперь полно запасов еды. Это единственное, что я попросила у Алексея Витальевича – купить продуктов, а то уж слишком несчастно выглядел пустой холодильник. Генерал через чур обрадовался моей просьбе. Теперь, чтобы закрыть холодильник требуется усилие. Да и кладовка переполнена.
Может, оно и к лучшему, что в детском доме таких запасов не было. Иначе у меня возникли бы проблемы с проходом в дверь.
Стучусь в комнату генерала, расположенную в отдельном крыле дома.
– Алексей Витальевич, пошлите завтракать, – кричу в закрытую дверь, потому как движения в комнате не наблюдаю.
Жду пару минут, но дверь никто не открывает. Может, тоже на пробежку вышел? Заметила, что в этом доме особое внимание уделяется спорту. К примеру, день Миши начинается с пробежки и зарядки. Я как то видела, как рано утром он убегал в березовую рощу. Мне бы тоже не помешало. И расположение дома позволяет. Но, боюсь, тогда мне точно не избежать ненужного внимания Коршуна младшего. Начнет еще смеяться, мол, увязалась за ним на пробежку. Или посчитает, что хочу понравиться ему. Да и вообще представить стыдно, как я буду бежать, потрясывая толстенькой попой и останавливаясь каждые несколько метров, чтобы отдышаться.
Что ж, позавтракаю одна. Не пропадать же такой вкуснятине.
Когда на моей тарелке остается половина японского омлета, вижу в окно, как во дворе появляются Коршуны. Миша даже немного выше отца и гораздо подтянутее. Хотя для своего возраста Алексей Витальевич еще ого-го. Пока старший отдает команды овчаркам, младший подтягивается на турнике. И выглядит это так, что я закашливаюсь от слюны, наполнившей рот. Омлет вылетает изо рта, разлетаясь по столу. Хорошо, что в тарелки не попал. Вскакиваю, пытаясь прокашляться, делаю глоток компота… ну отлично… теперь на моем новеньком бежевом халате великолепное розовое пятно в форме кляксы первоклашки. Мигом прибираю на столе. Никто не должен узнать, что тут побывал омлет из моего рта.
За окном сильные руки Миши подтягивают длинное мускулистое тело к железной перекладине. Заворожено наблюдаю, как чуть сгибаются его ноги, давая толчок для подъема, как волевой подбородок касается железяки, как напряжено его лицо. Спиральки высветленных солнцем волос убраны на макушку, а капли пота стекают по блестящей шее и впитываются в темно-синюю майку, оставляя на ней большое влажное пятно. Наверное, я, как выразился тот водитель, действительно курица тупоголовая, потому что мне хочется постирать эту майку. А еще ощутить запах его пота.
Трясу головой в разные стороны, вытряхивая грязные мыслишки. Отхожу от окна и возвращаюсь к завтраку. Не хватало еще чтобы этот гигант с комплексом нарцисса увидел, как я пялюсь на него. И халат менять не буду! Второй в стирке. А если одену что-нибудь не домашнее, еще подумает, что я для него приоделась.
– Рита! Ты нас разбалуешь, у нас обычно на завтрак только кофе и бутерброды.
Алексей Витальевич кричит, заходя в дом, но в кухню заходит только минут через десять. По мокрым волосам и чистым щекам понимаю, что он был в душе. Мужчина садится напротив меня, оглядывает стол и притягивает тарелку с омлетом.
– Знаешь, этой скатерти лет двадцать, – умиляется мужчина, – но используется она впервые. И я этому очень рад, – мужчина берет мою руку в свою. – И я рад, что ты тут.
– Ешьте скорее, и так остыло, – отбираю свою руку из его.
Мне неудобна, хотя и очень приятна его похвала.
– Это великолепно. Может, тебе стоило пойти учиться в кулинарный?
– Нет, вы же знаете, как я хочу учить детей.
За окном слышится хохот и я невольно устремляю туда взгляд. Миша валяется на пожелтевшей траве а на его груди, гордо подняв морду, стоит Олег, Леша при этом бегает вокруг и скулит, выискивая возможность тоже забраться на хозяина. Между собаками завязывается короткий перелай, после чего Миша перекатывается, скидывая с себя Олега и бежит к дому. Овчарки преследуют его, поддерживая смех собачьей перекличкой.
– Этого так и не выучил никто, – вздыхает генерал, – балбес.
И я тут же прячу улыбку, возникшую на лице от детской игры, учиненной питомцами и их двадцатисемилетним хозяином.
– Ну все-все! – смех Миши доносится из сенок. – Место!
Олег с Лешей бегут к своему двухэтажному домику, поигрывая друг с другом по дороге. А Миша проходит на кухню.
– Дождутся они у меня, натравлю на них Юрана, – парень появляется в дверях с довольной улыбкой, хочет пройти на кухню, но генерал останавливает его.
– В душ!
– Ну блииин, пахнет так круто, – возмущается Миша, – я захлебнусь слюной, пока буду мыться. Мы же всегда завтракали после зарядки.
– А теперь мы будем завтракать после душа, – парирует генерал.
– А эти акции с завтраком надолго? – теперь Миша смотрит на меня. – А то я привыкнуть могу.
Голова Коршуна старшего тоже поворачивается ко мне. Четыре голубых глаза ждут моего ответа. Улыбаюсь и киваю.
– Это единственное, чем я могу отплатить вам за приют, – я смущена.
– Ну, – Миша засасывает нижнюю губу в рот, рассматривая меня, – положим, не единственное…
– А ну пошел в душ! – гремит его отец.
– Да я имел в виду, она могла бы помочь мне с аттестацией по русскому, – оправдывается сын, размахивая руками. – Капец, кем меня считают в этом доме? Я что, похож на извращенца?
Миша удаляется, но его ворчанье – "учителем она собралась стать… а помочь человеку с грамматикой не в состоянии" – слышно даже когда он поднимается по лестнице. Мне хочется засмеяться. А Алексей Витальевич снова вздыхает и мотает головой. "Иногда я сам не понимаю, как он такой получился" – словно самому себе говорит мужчина.
Умалчиваю о том, что сын у него вышел загляденье. Настоящий Геркулес. Жаль, что с повадками чекатило.
***
Глотаю слюну, смывая остатки геля для бриться с лица. Что ни говори, а девчушка отлично готовит. Уже несколько дней я нахожу по утрам каши, блинчики, оладьи и разные компоты. А ее не нахожу. Непонятно, куда она девается. Да и ладно. Черт с ней.
Выхожу из комнаты, выжимая волосы полотенцем, которое тут же кидаю на сушилку в углу коридора. Рита идет навстречу, разглядывая пятно на халате. Копна ее темно русых волос беспорядочно спускается чуть ниже плеч, а чертова ложбинка, выглядывающая из выреза грязного халата, наполняет мой рот слюной.
– Отвезти тебя в институт?
Девчушка поднимает голову, привлеченная моим вопросом и замирает у двери своей комнаты, остановив руку в нескольких сантиметрах от ручки. Испуганно хлопает пару раз лемурьими глазами и залетает в комнату, с хлопком прикрывая за собой дверь. А че я сказал то такого? Подвезти предложил. Типа хочу быть дружелюбным.
Ну ее нафиг. Пугливая какая.
Ах да, у нее теперь есть средство передвижения. Именно средство. Назвать машиной то синее чудо, которое я увидел ночью в гараже, когда вернулся со службы, машиной, язык не поворачивается.
Завтракаю в одиночестве. Отец засел в кабинете, откуда доносится его раскатистый голос. Обсуждает что-то по телефону. Скучно. Зато вкусно. Раздражает не пойми откуда выскочившее желание видеть пухляша за столом, но я заедаю его гренками. Жаль, что порция яичного рулета только одна. Хотя, почему одна? На тарелке лежит чья-то недоеденная половина. Уверен, это Рита не успела доесть, похоже, она торопится. Вон уже бежит, застегивая на ходу безразмерную черную кофтейку. Ее преследует Леха, пытаясь выпросить для себя немного внимания, и девчушка нежненько так гладит его между ушей, посмеиваясь, когда пес вылизывает ее руку. Через несколько минут слышу шум ее удаляющегося корыта.
Ладно, я не брезгливый. Доедаю половину ее омлета, выпиваю два стакана компота из сухофруктов и вытряхиваю сами сухофрукты в рот, постукивая по стеклянному дну стакана. Вкусно. По дороге до комнаты жую гренку с беконом, прогоняя мысли о грудном смехе, воспроизведенном невестушкой.
В роте получаю запланированный ежедневный нагоняй от командира за длину волос. Запланировано произношу "виноват, товарищ полковник", и не запланировано интересуюсь, не потому ли он так неравнодушен к моей шевелюре, что у самого на макушке лысина пробивается, потому что если это так, то я могу одолжить ему несколько прядей для пересадки. Мы же тут как семья в отряде, нас всего десять человек, и я готов одолжить волос каждому.
Черт меня дернул! Как обычно. После обеда заменяю уборщицу, дравя пол в столовке под присмотром полковника, который даже не пытается спрятать довольную ухмылку. Уборщица Любочка, тридцати трех лет от роду темноволосая деваха с сиськами нулевого размера и таким же задом, сидит рядом с командиром, не скидывая с плеча руку этого женатого, с двумя детьми, мужчины.
– Коршун, ты тот угол пропустил! – командует Сергей Палыч.
– Да вымыл я его, – отжимаю тряпку, – вам любовь обзор закрыла, – козыряю каламбуром.
Я вообще ни один угол не вымыл. Так, растер воду по периметру, ибо я майор Российской армии, а не курсантик, которого можно вот так просто заставить драить полы до блеска. Кроме того, ясно, что полкан может и хотеть проучить меня за вольное поведение, но сделать со мной ничего не сможет. Так что чувствую я себя довольно вольготно. Ну не виноват я, что мой отец генерал. К моему вступлению в отряд А он не имеет никакого отношения. Я даже не говорил ему, что в период своего курсантства мечтал попасть сюда. Я впахивал, как ошалелый, участвовал во всех соревнованиях по боевой подготовке, стрельбах, даже к общественной работе себя приучил. Так что теперь по возможности веду бесплатные курсы по самообороне для детей до четырнадцати.
И мои усилия окупились. Меня заметили еще на втором курсе и пригласили на беседу. Проблемы возникли именно из-за высокого чина моего родителя, никто не хотел брать на себя ответственность за генеральского сынка. Так что мне пришлось выложиться по полной, применив все свои навыки и обаяние, чтобы уговорить дать мне шанс. И командиры решили, что я им нужен. Вот только при проверке выявились все мои идиотские выходки. Внутренняя служба безопасности отряда особого назначения выяснила и про мой обкуренный дебош в Берлине, где местная полиция загребла меня в борделе с поддельным удостоверением личности, и стены здания которой я решил «омыть» по естественной нужде. Мне вспомнили шлюху, притащенную в училище на втором же курсе, прожившую в моей комнате, а точнее в шкафу почти неделю, пока девке не вздумалось немного покричать ночью. Хорошо ей, видите ли, стало. А меня спалили.
И все это было бы смешно, не характеризуй меня как человека не серьезного и могущего поставить свои интересы на первое место, тогда как интересы государства и группы превыше всего.
Вот кто знал, что за глупости, которые мы совершаем в пятнадцать и восемнадцать придется расплачиваться?
Это мне еще повезло, что они не узнали куда пропали щенки овчарок и доброй половины из вытворенных мною идиотских вещей.
Мне, конечно, удалось внушить комиссии, что я не потерянный для общества гражданин и на меня можно положиться. А потом из раза в раз доказывал это. На каждой подготовительной командировке, на каждом задании. И я счастлив, что эти люди поверили в меня не как в генеральского отпрыска, а как в человека. Теперь я тут, среди мужиков, к которым не боюсь повернуться спиной, ведь я точно знаю, что они прикроют меня в любой переделке, точно так же как они знают – я никогда не подведу.
Вот только кудряшки мои не дают покоя товарищу полковнику. Так что пока Любочка отвлекает его смешливым разговором о каких-то глупостях, я максимально тихо ставлю ведро, пряча его за приоткрытую дверь, и сваливаю. Надоел он мне со своими претензиями.
– Коршун, обстриги ты эти лохмы, – Васек развалился на скамейке и крутит над головой штык-нож.
Мужики отдыхают после обеда. Скоро у нас подготовка по ориентированию на местности. И почему-то в кабинете я видел карту Украины. Задницей чувствую, назревает что-то. Это будоражит и добавляет адреналина.
– А вдруг, я как русский богатырь, – решаю отшутиться, – из них силу питаю? Обстригу и потеряю ее.
Мужики взрываются смехом, прикалываясь над силушкой богатырской. А я бегу в душ. У меня осталось десять минут до занятия.
Изучаем досконально карту Крыма и прилежащих к нему территорий. Все пути подходов, возможные слабые места. Что за дела? Я ждал отправки на Кавказ, как обычно. Переглядываемся с парнями, читая намеки в глазах друг друга. Вот прямо витает что-то в воздухе.
– А прикинь, нас в Крым забросят?
Васек целится в мишень, расположенную в тридцати метрах. Я уже отстрелялся и разбираю автомат рядом.
– Ну а что, круто. Я там никогда не был.
– Коршун, ты же в курсе, что на Украине сейчас кризис?
– Серьезно?
Какая разница? Я не слежу, что и где происходит. Мне плевать на это. Я знаю только, что не все гладко там, куда меня посылают.
– Ну да, там тоже революция назревает, как в Грузии.
– А нам то какое дело? Отправят, и круто. Надоело мне без дела сидеть. У меня ломка начинается от безделья.
– А дома че?
– А что там? – пожимаю плечами.
Вообще не хочу там появляться. Невестушка живет у нас уже месяц и старается не попадаться мне на глаза, как я вежливо попросил ее при нашей первой встрече. И вроде бы мне плевать. А вроде бы и нет. Вот почему я расстроился утром, когда она позавтракала раньше? Хотел видеть ее за столом? Для чего?
– А надо чтобы было «что», – многозначительно, словно старец, проживший на этом свете много лет, поучает Васек. – Я вот бегу домой. У меня там Лилька с мелким. Прихожу, как в рай попадаю. Так круто. Не представляю, как жил без них раньше.
– Ой, давай без этих лирических отступлений, – ухмыляюсь. – Романтик какой стал. Зато я представляю, как ты раньше жил, во всех красках.
Васек смеется и прицеливается поновой. Он женился год назад, и недавно у него родился сын. Мы с парнями обмывали, а папаша дежурил у роддома. А еще один год назад Васенька в сауне, в окружении девушек немаленькой стоимости, заказанных на свой день рождения, прыгал голышом в бассейн и вытворял другие вещи, о которых, уверен, его жене ничего не известно. Теперь стал семьянином и хочет сделать из меня такого же. А то его Лиле, приехавшей из Самары, видите ли, в Москве скучно.
Вот и отец, видимо, тоже твердо решил меня женить, и спрашивает о дате свадьбы каждую неделю.
Ну какой я семьянин? И нафига мне пухляш? Да и я еще не готов отказаться от всех благ, предоставленных отсутствием семьи.
***
После службы встретился в ресторане с Самойловым. Решил воспользоваться привилегиями неженатого мужчины. Жаль, Лехи нет в Москве. Романов так вообще, похоже, погряз в своем офисе. Или от Тины отойти не может. Ему это на пользу, а то совсем свихнулся.
Олег пару дней назад вернулся от бабули, по совместительству порно-звезды семидесятых, загорелый и довольный. Допиваем бутылку виски, болтая. Рассматриваю фотки детского розового кабриолета, который он притащил в подарок Джес из Америки. Младшая Орловская прыгает на заднем сиденье, хохоча во весь рот.
– Мужик, – я разочарован, – откуда ты его выкопал? Я даже не знал, что такие есть!
Черт! Где он раздобыл эту тачку? Как я теперь переплюну его подарок? Мы с парнями негласно соревнуемся за любовь малышки, стараясь стать самым лучшим дядей. И я, понятное дело, хочу быть самым любимым, а потому на прошлой неделе провел с ней целый день. Таскал ее в зоопарк и детские кафе, потом зарулил с ней на детский автодром. Ей очень понравилось. Она визжала от удовольствия и расцеловала все мое лицо. Вот же!
– Откуда ты узнал, что ей понравилось водить тачки?
Олег запрокидывает от смеха лицо и мотает головой, оповещая, что не хочет отвечать на этот вопрос.
– Я серьезно! – требую ответ.
– Мишель, – друг стирает улыбку с лица, но довольно растягивает слова, поправляя свою светлую шевелюру, – вам с Кобарем пора понять, что я буду любимым дядей Джессики, и прекратить этот спор. Вам не переиграть меня. Я читаю ее мысли на расстоянии, – он прикладывает подушки пальцев к виску, показывая, как читает.
– Тебе Тина растрепала, что я водил мелкую на автодром?
– Неее, – блондин крутит головой, сует руку в карман бежевых джинс, доставая портмоне, – я не видел и не слышал ее уже два месяца. Может, Юран у нее мобильник отобрал?
– Пошли, разведаем, – прошу я.
Мы оба переживаем за Орловскую. Оба любим ее. И мне сложно даже представить, что сейчас происходит в доме Романовых.
– Нет, Юран сам позовет, когда она придет в себя. Пошли лучше дальше. Вот тех с собой бери, – палец с блестящим ногтем указывает на двух девчонок, выходящих с танцпола на первом этаже. – А я еще вискаря захвачу и еды какой-нибудь.
– О, – оживляюсь я, – купи мне шоколадку!
Самойлов закатывает глаза, показывая свое отношение к моей любви к сладкому. Но мне плевать. Я могу съесть четыре сникерса подряд, а потом приступить к нормальному ужину.
Только когда друг уходит к бару меня осеняет. Он круто свел меня с темы Джес, не желая раскрывать карты. Вот жук!
Догоняю девчонок, выбранных Олегом для продолжения нашего вечера, у их столика.
– Девчонки, – улыбаюсь, подсаживаясь к ним, – какие планы на вечер?
– Домой собираемся, – брюнетка важно выпячивает оголенное красным платьем плечико, складывая губки уточкой.
Стандарт. Это будет просто. Они немного набьют себе цену, чтобы потом не стыдно было между собой обсуждать, как их сняли в клубе. Привычная картина. Мне просто нужно заплатить за стоящую на их столике бутылку красного шампанского и пару нехитрых салатов. Даже скучно.
– Нам с другом как раз в вашу сторону, – пропускаю между пальцев прядь волос брюнетки, определенно крашенную, – подвезти?
– Ты ведь даже не знаешь, куда нам надо! – подружка брюнетки, с чуть более светлой краской на волосах, и яркой красной помадой на губах, тоже сложенных уточкой, достает кошелек.
Достает медленно, намекая, что их ответ зависит от моей платежеспособности. Ясная картина. Достаю из кармана несколько помятых тысячных купюр и кидаю их на стол.
– Думаю, нам по пути, – сосредотачиваюсь на второй, она мне больше понравилась.
– А где твой друг?
– Ждет нас на стоянке. Пошли.
Поднимаюсь из-за столика и иду к выходу. Девчонки бегут за мной, держась под ручки.
Едем в пентхаус Самойлова. Девчонки не спрашивают, куда их везут. Это меня всегда удивляет. Вообще страх отсутствует что ли? А если мы привезем их на хату, где нас ждут еще семь мужиков? Неужели так важна эта бутылка шампанского? Они ведь не думают, что кто-то завяжет с ними нормальные отношения после такого съема?
Брюнетка садится в белый мерс Самойлова, а ту, что посветлее, оказавшуюся Камиллой, я тащу в свой Патриот. Ее синяя юбка задирается, когда она садится на пассажирское сиденье, но девчонка не поправляет ее. Тут только мы, ее подруги рядом нет и стесняться уже нечего. Глажу худенькую коленку, радуясь тому, что в Москве еще не сильно похолодало, не смотря на конец сентября, и на ножках моей новой знакомой нет капрона.
– А дома есть что выпить?
Ну да, в клубе девчонки не допили. Останавливаюсь у ресторанчика и беру бутылку того же шампанского, которое стояло на их на столике, возвращаясь обратно к поглаживанию коленки. Девушка чуть раздвигает длинные ножки, приглашая мою руку выше, и я продвигаюсь по внутренней части ее бедра. Кожа гладкая и приятная. Чуть сжимаю мягкую плоть, отчего Камилла раздвигает ноги сильнее и откидывается на сиденье. Какого хера? Что-то не так. Член приподнимается наполовину, и я не чувствую похоти, тогда как обычно на этой стадии я только и жду, как присунуть кому-нибудь вставшего брата. Что за дела? Рассматриваю девушку, отвлекаясь от дороги. Симпатичная. Ничего необычного, но она, правда, симпатичная. Стройная, высокая, с длинными ресницами и четкими скулами. Почему мой член еще не трется о джинсы? Поднимаю руку ко рту пассажирки, хватаясь ладонью за подбородок, а большим пальцем раскрываю ее рот. Игривый язычок тут же облизывает его, а зубки чуть прикусывают. Глаза искрятся. Девушка готова, она хочет, это понятно. А со мной что? Такого еще не бывало. Я даже жара, предшествующего обычно возбуждению не чувствую. Мне стоит начинать беспокоиться?
Кладу руку Камиллы на свою промежность, и девушка принимается легко поглаживать выпирающий холм. Приближается ко мне, касаясь губами уха. Член оживляется, но не так, как обычно, а вяло и лениво, словно раздражен тем, что я заставляю его работать.
– Знаешь, я еще никогда не делала минет в машине, – рот девушки опускается на мою шею, вызывая улыбку.
Привлекаю ее к себе, легко целуя, и опускаю вниз, туда, где мой любимый орган все же поднялся и готов к получению похвалы.
Скорость не сбавляю, еду ровно за тачкой Самойлова, наслаждаясь игрой языка и губ Камиллы с членом, кайфуя от возникшего, наконец, возбуждения. Фуух! Что это было то?
– Миш, он такой большой, – девушка отрывается от меня с легким чмоком, перехватывая член рукой.
Встречаюсь с ее заинтересованным взглядом, и радостно сообщаю «И сегодня он весь твой. Считай, тебе повезло встретить меня, будешь потом подружкам рассказывать о своем лучшем в жизни сексе». Девушка смеется, принимаясь обратно за дело. «Обхвати плотнее» – прошу я, напрягаясь. «Не могу» – Камилла отвлекается на мою просьбу, но я прижимаю ее голову обратно к члену, надавливая на затылок. Хочу пролезть в нее глубже. «Черт, вот так, держи его так». Девушка держит меня в себе сколько может и закашивается, после чего я снова прижимаю ее обратно и кончаю. До самого дома она не может оторваться от меня, то посасывая, то поглаживая, возвращая в боевую готовность.
На квартире Олега выпиваем. Тащу Камиллу в одну из комнат. Тут только диван. Самойлов недавно въехал и еще не успел нормально обставить квартиру. Мне не хочется расправлять его, так что усаживаю разгоряченную девку на себя, стягивая с нее коротенькую юбку и обтягивающую блузу. «А ты уже мокренькая, да?» Моя подруга кивает, снимает трусики и усаживается ровно на член, аккуратно погружая меня в себя. Обожаю смотреть на девчонок в этот момент. Они сосредотачиваются на своих ощущениях. А мне нравится чувство растягиваемой плоти. Секс – это то, что Господь послал нам в награду за все испытания. Обхватываю ладонями первый размер девушки, и в голове резко возникает ложбинка пухляша. Черт! Какого хрена она появилась в моей башке? Двигаюсь резче, врываясь в Камиллу до конца, отчего комнату оглашают громкие стоны. А я думаю о том, как бы стонала на ее месте невестушка.
Уйди из моей головы! Но нет. С каждым новым движением, с каждым звуком скачущей на мне девки я представляю Риту все более явственно, и бешусь, замечая как притупляются от этого ощущения. Мать ее! Какого хера я думаю о ней? Передо мной на все готовая деваха, стоит только попросить и она будет ублажать меня всю ночь, и весь следующий день, если это потребуется. Вот только этого не случится, потому что девка трясется в оргазме, а следом за ней кончаю я. И больше я ничего не хочу.
Девушка падает на меня, обхватывая за шею, и тянется губами. Отвожу лицо. Да что со мной? Почему бы мне не поцеловать ее? Она молодец. Мне даже напрягаться не пришлось, она сама все сделала. Но меня не тянет прикасаться к ней.
– Как насчет обмена?
Самойлов, помешанный на групповушке, появился в дверях еще пока Камилла напористо насаживалась на мой член. И все это время рассматривал ее со спины. Долбанный извращенец. Ладно, хоть полотенцем обвязался. С Юраном у них всегда так было. Единственная девушка, которой Романов не поделился с нашим другом – это его жена. И честно говоря, будь у меня такая Орловская, я б ей тоже ни с кем делиться не стал.
Я это серьезно? Чертова кудрявая голова. Может, и правда, сбрить нахрен шевелюру? А то мысли разные лезут.
– А где Лара? – Камилла всхлипывает, слезая с меня и валится на диван, я остаюсь сидеть неподвижно.
– Валяется.
Самойлов спокоен, даже как-то ленив, как будто спросить девчонок о тройнушке это его тяжелая обязанность, от которой он устал. А может так и есть? И, возможно, для меня сегодняшний вечер тоже что-то сродни обязательству, потому что я определенно не получил кайфа.
– Я не против, – Камилла подходит к моему другу, – только выпью сначала.
– Шампанское на кухне, – Олег хлопает ее по заднице, пропуская и смотрит вопросительно на меня.
Мотаю головой. Я не против потрахаться, и я не против разделить девчонку с другом. Но сегодня настроения для этого напрочь отсутствует.
– Знаешь, однажды Романов тоже начал отказываться от групповушки, – друг оживляется, посмеиваясь, – добром дело не кончилось.
– А что с ним случилось? – не понимаю я.
– Коршун! – Олег размахивает руками и пучит глаза, смотря на меня как на идиота. – Наш братан свихнулся!
А, ну да, точно. У Романова крышак поехал. Он помешался на Тине и на контроле. А может просто слишком много запихнул в свою гениальную голову. Если сейчас разбудить его посреди ночи, и резко задать вопрос, то он ответит четко и без запинок. И не важно, будет ли это вопрос о том, что он написал в сочинении по литературе в пятом классе, курсе валют или занятиях его жены за день. Ну, или он грубо и с матом пошлет нас куда подальше.
– Запомни, воздержание до добра еще никого не доводило, – блондин посылает глазами сигнал важности произнесенной мудрости и покидает комнату.
А мне надо выпить и понять, что происходит в моей голове.
Какого хрена я представлял отцовскую протеже, пока трахал вполне себе ничего деваху? Да я даже голой ее никогда не видел. Мало того, я видел ее только в идиотских халатах и этих ее непонятных шмотках-балахонах. Хоть бы разок джинсы нормальные одела, чтобы я мог рассмотреть ее. Погодите-ка! Я видел ее аппетитную задницу в черных шортиках. И мне она понравилась. Круглая и пухленькая, манящая ущипнуть, а может даже и отшлепать.
Тогда мне безумно захотелось провести ладонью по ее полным ножкам, покрытым редкими светлыми волосками, отдающими золотом в лучах солнца.
Да Господи ж ты Боже мой! Она даже ноги не бреет! Какого хрена я думаю о ней?
Ну вот, пожалуйста, член приподнимается. Иду к Самойлову и двум его подружкам.
***
Еле соскребла себя с кровати. Похоже, я не рассчитала своих сил, и работа в субботнее утро это слишком. Ладно, в душ схожу в фитнес центре по-быстрому. Все равно мне там переодеваться. А вот завтрак для товарища генерала – дело святое. Хотя его, как мне показалось и дома то нет. Оставила на плите горячую пшеничную кашу и кисель. Придет, порадуется.
Выбегаю в гараж через дверь в коридоре дома. Не повезло. В этот момент сюда как раз заезжает огромный синий Патриот, освещая большой гараж раллийными огнями, закрепленными балкой на крыше машины, в народе такие огни называют "люстра". Жмурюсь от яркого света, останавливаясь в дверях. В машине грохочет «Гагарин я вас любила» группы Ундервуд, которая, кстати, мне очень нравится. Миша паркуется, выключает музыку и некоторое время сидит в машине, пялясь на меня с ухмылкой и пожевывая большие губы. Мне не по себе. Ежусь, когда парень выходит из авто, хлопком закрывая дверцу. Не поправляет задравшуюся темно-синюю, мятую футболку с длинным рукавом. Голубые джинсы приспущены и мне видна черная резинка его боксеров, а еще… еще мне видна дорожка темных волос, спускающаяся по животу туда… ну, прямо туда… Какой-то он помятый.
– И куда это мы собрались? – шальной громкий бас оглашает большое помещение, заставляя напрячься.
Он подходит близко, обхватывая длинной рукой оба моих плеча. Его ладонь сжимается на левом. Меня обдает духом алкоголя. О Боже! Он пьян… Пытаюсь сделать шаг в сторону от него, и не могу. Миша крепко держит меня.
– Мне нужно идти, пусти.
– Я спросил, куда? – грохот его низкого голоса отлетает от каменной стены и врезается прямо в мой живот, который тут же скручивается в тугой узел.
– Миша, пожалуйста, пусти, я опаздываю.
– Сегодня суббота, всего шесть утра. Какого хрена ты куда-то потопала?
А какого хрена его это интересует? Я не должна отвечать на его вопросы. Что есть силы пихаю парня локтем в бок. Но он лишь смеется, прижимая меня крепче.
– Слушай, невестушка, – он выплевывает последнее слово, отчего мне становится жаль себя, – ты заканчивай пихаться и бросаться котами. Пошли, позавтракаем вместе.
Тащит меня обратно в коридор, соединяющий гараж с домом. Сопротивляюсь. Мне почти удается вырваться, но Миша поднимает меня на руки, обхватив за талию, и так дотаскивает до кухни. По моей макушке проносится горячее, приправленное перегаром дыхание, а с силой прижатая к нему грудь болезненно ноет.
– О, а можешь приготовить выпечку… ну там, ватрушки какие, или пирог мясной. Обожаю мясо, – он спокойно усаживает меня на диван и принимается шурудить у плиты, открывая кастрюли и рассматривая, что в них.
Улучаю момент, когда этот алкоголик поворачивается спиной и потихоньку, на цыпочках, выхожу из кухни. Бегу в гараж. Сажусь в машину, завожусь. Глохну. Завожусь и снова глохну. Да что за невезение такое? Уровень датчика топлива на нуле. Нет, это не невезение, а глупость неумелого водителя. Тут дверца машины открывается, и по гаражу снова прокатывается громкая волна.
– Первое правило новичка, пухляш, – смеется мой мучитель, – всегда проверяй бензин. Всегда! Даже если только что проверила, проверь еще раз. Иначе окажешься в такой ситуации, как сейчас.
Молчу. Зареветь хочется. Но я не буду. Я не из тех, кто ревет по пустякам. Меня однажды в детском доме старшие девочки в раздевалке парней на ночь закрыли, рассказав, что там ходит привидение парня, повесившегося на турнике в спортивном зале. Вот страху то было. Я всю ночь просидела, сжимая в руках заколку для волос. К утру она до крови врезалась в ладони. А днем меня нашли парни и сдали в медкабинет.
– Глупо себя чувствуешь, не так ли?
– Почему тебе нравиться издеваться надо мной? – спрашиваю со всей искренностью. – Я ничего плохого тебе не сделала.
– Ты в меня котом запулила! – возмущается Коршун. – Но я тебя прощаю. А теперь пошли, позавтракаешь со мной, и я отвезу тебя, куда ты там собралась.
– Я уже позавтракала.
– Типа ты никогда дважды не завтракала? Давай, – он буквально вытаскивает меня из машины, схватив за руку выше локтя, и второй раз за утро тащит на кухню, – не сопротивляйся. Чем быстрее позавтракаем, тем быстрее ты окажешься там, где тебе надо.
– Миша, ты пьян, пусти меня!
Не хочу я с ним ехать. Он, конечно, не шатается, но явно не трезв. Такое чувство, что он только закончил выпивать. Но ничего не поделаешь. Добраться до работы мне все равно нужно. Жду, когда генеральский сыночек поест и выпьет два стакана киселя.
Почему он всегда пьет два стакана? Два стакана воды, компота, даже кофе. Чего угодно, но обязательно два.
Не разговариваю с ним. Не отвечаю на его вопросы и реплики.
– Тебе точно надо куда-то ехать? Мы могли бы неплохо провести время тут.
– Ты поел. Теперь выполни обещание и отвези меня.
– Ладно уж. Пошли.
В машине тоже молчу, и парень, поняв, что разговаривать с ним я не буду, врубает громко музыку. Гонит, ловко лавируя между остальными участниками дорожного движения, то и дело обгоняя и подрезая. Внимания на сигналы не обращает. Он ужасен. Прошу его высадить меня у городской поликлиники, привирая о медосмотре, который мне необходимо пройти. Миша собирается подождать меня, чтобы отвезти обратно, и я опять вру, что потом поеду на пары и уже договорилась с однокурсницей о встрече.
– Я подвезу и твою подружку тоже. Она такая же общительная, как ты?
Сарказм в его интонации зашкаливает. Выхожу из машины и скрываюсь в поликлинике, оставляя без комментариев неприятные слова.
Ждать отъезда Коршуна не приходится, он резко разворачивается, вызывая переполох на парковке, и скрывается за ближайшим углом. А я бегу одну остановку до работы.
Я уже привыкла к фитнес центру. Мне тут нравится. Хоть среди персонала я чувствую себя белой вороной. Все девушки подтянутые и ходят в обтягивающих лосинах или шортиках, у некоторых короткие топы, открывающие плоские животики. А парни-тренеры, все, как один, подкачанные и загорелые. Я могу просто сидеть на лавке, смотреть на них, и глотать слюнки.
Правда, по красоте ни один из них не сравнится с Мишей. Не то, чтобы он очень красив, но от него исходит бешеная энергия и сила, не почувствовать которые невозможно. А эта его прическа? Ах… ну почему он такой придурок? Ведет себя со мной, словно ему пятнадцать. Постоянно пытается оскорбить и показать, кто в доме главный, как будто я пытаюсь оспорить его главенство. Я знаю свое место в этом доме, поэтому взяла на себя женские обязанности, которые никто не исполняет. Уже выдраила кухню. На выходные запланировала уборку на всем первом этаже. Надеюсь, что это реально. Дом громадный. А еще я видела в углу зала на первом этаже несколько стопок небрежно скиданных вещей и собираюсь перестирать их все. Сколько они будут там лежать? Весь вид портят.
– Рит, там полотенца накопились, надо отпарить.
Денис, один из тренеров клуба, застал меня за вытаскиванием все тех же полотенец из стиральной машины. Киваю ему, молча говоря, что сейчас все сделаю.
– Давай помогу.
Он протягивает мускулистые, словно надутые руки, и забирает у меня влажные полотенца. Хочу забрать их обратно, но парень уже идет в гладильную.
– Денис, отдай, – прошу я, вприпрыжку устремляясь за ним. – Я могу сама их унести.
– Да мне не сложно, Рит, – парень оборачивается и улыбается. – Тем более, у меня все равно перерыв. Пятнадцатиминутный. Могу себе позволить помочь красивой девушке.
Вот это да! Я? Красивая? Прикалывается? Как можно назвать меня красивой, когда местные работницы легко могли бы дефилировать в купальниках на модных показах?
Краснею и прячу улыбку. Хорошо, Денис идет впереди и не видит, насколько его слова подняли мое настроение.
Пока Денис развешивает полотенца, беленькие, все как одно, я принимаюсь за отпарку уже высохших. Аккуратно складываю их в тележку.
– Ты без машины сегодня?
– Да, представляешь, забыла про бензин, – смеюсь над утренним происшествием, – думала, машина на святом духе ездит.
– Это первая ошибка новичка, – где-то я уже слышала это сегодня. – Я однажды встал на перекрестке и машина отказалась двигаться, – парень тоже посмеивается. – Два часа стоял, слушал оры проезжающих, пока друзья не приехали. Хочешь, съездим до тебя с канистрой бензина? Помогу залить.
– Нет-нет, не надо. Я справлюсь сама.
Еще не хватало этого. Сложно спрогнозировать реакцию Миши на появление в его доме моего друга. А Денис мне друг? Нет, конечно. Так, приятель по работе. Но все же приятно, что он хочет помочь.
– Так может хоть до дома довезу? Ты где живешь?
– Я?
– Ты, – улыбается Денис. – Я же так и спросил, где ты живешь, – выделяет слово «ты», чтобы теперь я точно поняла, что он меня спрашивал.
Заливаюсь смехом над своей неуклюжестью.
– Да я тут недалеко, мне и пешком дойти можно.
– А, ну ладно.
Он неловко мнется несколько секунд около меня, как будто хочет спросить еще что-то. Я, делая вид, что не замечаю этого, продолжаю отпаривать полотенца, и парень молча покидает помещение. Что это он? Понравилась я ему? А что… Смотрюсь в большое зеркало, разглядывая живот, немного выпирающий из джинс. Подумаешь, чуток полнее остальных. Может и понравилась. Спеть захотелось от приподнятого настроения.
***
Я сдала первый зачет в своей жизни! Ура! Всего то и надо было проанализировать историческую обстановку «Белой гвардии» Булгакова. Тут и делать нечего.
Балую себя мороженым, поедая его, усевшись в зале с «Идиотом» Достоевского. Это произведение мне не дается. Не понимаю я его. Вот если бы мне его проанализировать надо было, я б не справилась. Но поэтому и существует везение, которое сегодня обволокло меня своими лучами. Дома никого. Алексей Витальевич еще не вернулся из части. А Миши нет уже две недели. И это здорово. Без него я чувствую себя гораздо комфортнее. Вот даже в зале решила посидеть. Впервые. Тут тепло и уютно от колыхающегося в камине огня, над розжигом которого мне пришлось потрудиться. Пахнет свежестью и древесиной, потому как я только что помыла полы и протерла пыль. За окном ветер сдувает с деревьев последние разноцветные листья. Поле, окружающее дом, к вечеру снова покрывается инеем.
Люблю осеннюю погоду. Прикупила себе розовый шарфик, как мне кажется, он красиво выделяет мое лицо.
Из коридора доносится аромат жареной в духовке курочки с картошкой. Просыпается аппетит. Заношу книгу в свою комнату. Я собираюсь подкрепиться куриной ножкой – моей любимой частью, и книга мне не понадобится.
Как раз в тот момент, когда поедаю хрустящую куриную кожицу, к дому подъезжает машина. Из окна кухни не видно, какая, но по звуку играющей громко музыки ясно, что это Миша приехал. Вот мой вольготный вечер и закончен. Прихватываю тарелку и несусь в комнату. Быстро спускаюсь, наливаю в стакан компотик и несусь обратно. Уф, успела. Не хочется с ним встречаться. Жаль, в комнате ни телевизора ни компьютера. Ну и ладно, все равно «Идиота» дочитать надо.
Тяжелые шаги проносятся мимо моих дверей, и я спокойно выдыхаю. Миша ненадолго задерживается в своей комнате, которая находится через две от моей, а на обратном пути все же останавливается возле моих дверей. Замираю. Дверь распахивается. Перестаю дышать.
– Пухляш, нафига ты тут одна точишь? Пошли, поужинаем вместе.
Сглатываю кусок пережеванного куриного мяса. Поворачиваюсь к двери. На Мише только домашние шорты в голубую клетку. На покрытом волосами торсе еще блестят капли воды. И не только. Еще на нем красуются два больших синяка и мне до ужаса хочется знать, откуда они взялись и намазать их какой-нибудь рассасывающей мазью.
– Спасибо, – говорю осторожно, стараясь отбросить заботливые желания, – но я уже доедаю.
– Значит, съешь еще кусок. Пошли, – капризничает детина, – мне не нравиться есть одному. Мне нужна компания. Когда я один, я начинаю думать, а от этого у меня голова болит.
– А ты не считаешь, что иногда это полезно?
– Иногда может и полезно. Но сегодня я уже немного подумал, мне хватило. Пошли, или я приду сюда с тарелкой и буду есть на твоей кровати.
Он делает несколько шагов в моем направлении, и я вскакиваю с кресла, на котором восседала. Лучше сама пойду. А то, правда, придет. Думаю, этот зверюга на все способен. Выхожу из комнаты под следящим взглядом. Тарелку несу с собой.
Миша довольно усмехается. Еще бы, он знает, что не оставил мне выбора.
– Кстати, в бане мне тоже не нравится думать, – сообщает голос за моей спиной, почти у самого моего уха. – Я ее, как раз, затопил.
– Нет уж, – ворчу себе под нос, – немного дум тебе не помешает.
– Может, ты и права, – меланхолично произносит парень.
Его рука ложится на мое плечо, и от неожиданности я вздрагиваю. Тарелка вылетает из моментально посыревших ладоней. Слышу треск посуды. Недоеденная ножка улетает в одну сторону, а картофель в другую. Так бы и треснула ему!
– Какого хрена ты так испугалась? Тебя что, за плечи никто не трогал? – смеется парень.
А мне не до смеха. Я только что полы помыла. Поворачиваюсь к Мише, который сейчас на две головы больше меня, так как стоит на две лестницы выше. Руки сжимаются в кулаки.
– Э-э-э, – он выставляет перед собой обе ладони с намазоленными костяшками, то ли успокаивая меня, то ли пытаясь защититься, – давай только без разборок. У меня хорошее настроение. Пожалей кота, не кидайся в меня им.
Замечаю неслышно подошедшего кота Юру, грызущего мою ножку. Да, ему счастье прилетело. В прямом смысле.
– Пошли, – Миша подталкивает меня обеими руками ниже, – я голодный. Потом приберем, если это понадобится, – весело смотрит на кота, порыкивающего на нас в порыве защитить добычу.
Молча иду на кухню. Собрала по дороге осколки тарелки. Миша накладывает себе богатырскую порцию, а мне благородно подсовывает вторую ножку «Держи, ты не доела».
Ем тоже молча. Миша разглядывает меня, а я стараюсь смотреть в одну точку на скатерти. Жаль, что рисунка на ней нет.
– Так, чем займемся?
Мне одновременно и смешно от его веселого голоса и хочется сбежать от неуютности ситуации.
– «Мы» ничем заниматься не будем!
– Почему? Мне скучно! Меня не было две недели. Ты что, совсем не соскучилась? Мы же друзья. Давай закатим вечеринку. Ты позовешь своих подружек, а я пацанов. Обещаю, будет круто. Твои подружайки будут умолять тебя дать им номера моих парней.
– Мы не друзья, Миша!
– Так давай подружимся, пухляяш, – он облизывает большой палец и только потом вытирает руки салфеткой. – Чем там занимаются друзья? Не хочешь вечеринку, кстати, зря, потому что тебе бы понравилось, – мощный торс откидывается на спинку стула, поигрывая мышцами, а руки жестикулируют в воздухе, показывая, как «зря» я не хочу вечеринку. – Тогда давай замутим что-нибудь вдвоем.
– Замутим? – уточняю, потому что под этим словом обычно подразумевают нечто сексуальное.
– Нееет, – Коршун мотает головой, хитро прищурив один глаз, – даже не надейся, не в этом пошлом смысле, как ты подумала.
– Ничего я не думала! – возмущаюсь.
– Думала-думала, пухляш, – утверждает Миша и сам себе кивает, и его язык проходится по верхнему ряду больших ровных зубов. – Но товарищ генерал настрого запретил мне доставать при тебе член, так что, извини, но все это достанется тебе только после соблюдения всех формальностей, – он обводит свое тело пальцем, указывая что именно мне не достанется.
Он надо мной издевается? Как всегда? К чему этот разговор? Я же сказала, что не хочу никакой свадьбы. И он тоже. Между нами все решено. И не намекала я ни на что «такое». Меня еще никто и никогда так сильно не раздражал. Да я вообще не раздражительная. Я со всеми могу найти общий язык. Со всеми, кроме него. Потому что мозг этого парня… хотя, какой мозг? Нет его в той голове!
– Кроме того, – а вот интересно, он хоть иногда закрывает рот? – ты меня отшила несколько раз, так что если захочешь теперь, чтобы я тебя трахнул, придется хорошенько меня попросить.
По кухне расходится грубоватый смех, когда мы встречаемся взглядом. Мои глаза сейчас выпадут и убегут, прихватив уши, чтобы избавить меня от вида и голоса этого человека.
– Да я и сам тут подумал, будет круто сделать все по правильному. Ну там… сначала свадьба, потом все эти кроватные дела. Так что имей в виду, увижу тебя с мужиками, буду задавать вопросы. Не хочу сюрпризов в первую брачную ночь.
– Миша! – срываюсь на крик. – Какая свадьба? Какая ночь? Мы не пара! И не будем ей! И если ты говоришь все это, чтобы вывести меня из себя, поздравляю, у тебя это получилось!
Кидаю салфетку на стол и тяжелыми шагами выхожу из кухни. Пол подо мной сейчас треснет, так сильно я топаю. Это просто невыносимо! Он неадекватный. Аналитическое мышление ему явно не свойственно, а любая словестная фильтрация отключена. "Пухляш! Вернись! Мне одному грустно… я же сейчас думать начну… хуже будет!" – доносится мне вслед.
Хлопаю дверью впервые в этом доме, и второй раз в жизни. Первый был в детском доме, когда девчонки смеялись над тем, как я пыталась натянуть на себя понравившиеся джинсы, но так в них и не влезла. Тогда мне влетело от дежурных по этажу и завуча. Больше я себе такого не позволяла. Надеюсь, в этом доме за такой проступок меня не лишат недельной нормы конфет, выдаваемых за обедом.
Не знаю, как относиться к его издевательствам. Нет, я понимаю, как он взбесился увидев в своем доме непонятно откуда взявшуюся, не стесненную в объемах девушку, и услышал от отца, что это его невеста. Дело ясное – неприятно. Но я же сказала, что свадьба мне не нужна, и я не претендую на его сердце. Так почему он не может оставить меня в покое?
Внутри все колыхается, как перед экзаменами. Чувство страха и опустошения. Я готова прямо сейчас собрать сумку и уйти, хоть мне и будет жаль расставаться с этим местом. Я уже успела привыкнуть к собственной уютной комнате, большой площади дома, свыклась даже с чучелами лисиц у входа. Полюбила питомцев, всех четырех.
Да что это я? Куда мне идти то? Обратно в детский дом? Туда меня уже не примут. Умываю лицо холодной водой, прогоняя упадническое настроение. Натягиваю джинсы и теплую кофту. Повязываю голову новым шарфиком, застегиваю серую осеннюю курточку, в которой становится уже прохладно. Мне нужно прогуляться, подышать воздухом. Побыть подальше от этого ужасного человека. Как можно более мягко ступая, выхожу из комнаты. Мне удается выйти из дома незамеченной, но Олег с Лешей нарушают тишину, приветствуя меня радостным лаем. Немного играю с ними, кидая палку. Овчарки радуются, как дети, борясь за возможность первыми вернуть брошенную деревяшку, и я ласково чешу за всеми четырьмя ушками, улыбаясь тому, как быстро они ко мне привыкли. Может, взять их с собой погулять? Нет, пока не стоит, не уверена, что смогу уследить за ними обоими.
Приласкала кошку Кристину, накормила ее кусочком подобранной на лестнице курицы. Трехшерстка благодарно промурлыкала песенку и пошла гулять со мной. Надо же, сама пошла! Выхожу из ворот, а она за мной, отставая ровно на метр. Я останавливаюсь, закрывая ворота, и она тоже. Я даже пробежала несколько метров, чтобы понаблюдать, и таки да – кошка пробежала их, преследуя меня. Беру ее на руки и поглаживаю, а она в благодарность лижет мои пальцы. Вот такой у нас союз образовался.
Гуляю по березовой роще, вдыхая свежий воздух полной грудью. Как же тут хорошо! Спокойно и тихо. Никаких лишних звуков, только природа. Колыхание оставшихся без одежды веток деревьев, хруст твердеющей от инея травы под ногами и перекличка птиц. Если проживу на даче до лета, обязательно устрою тут пикник. Приду с покрывалом, корзинкой еды и книгой. Всегда мечтала так сделать. Будет здорово. Я бы и сейчас не против, но уже прохладно, а мою курточку легко продувает даже самый легкий порыв ветра. Болеть мне нельзя.
Интересно, будь папа жив, у него была бы такая же дача? Возможно. Папа тоже был генералом. Но я не очень хорошо его помню. Со временем воспоминания стираются, а его вещей у меня не осталось. Есть пара фотографий, распечатанных с интернета, но там он не такой, каким сохранила его моя память. Все в квартире, где мы жили, и попасть куда у меня вряд ли получится. А если честно, то и желания нет идти туда. Возможно, это уже не наша квартира. Я никогда не спрашивала у Алексея Витальевича, что случилось с квартирой, где мы жили, думаю, там до сих пор властвует мачеха. Ну да и Бог с ними, с вещами. Спрошу у генерала, возможно, у него сохранились фотографии моего папы. Будет здорово увидеть его лицо. Мне запомнились его руки. Каждое утро, если был дома, он измерял, насколько я выросла, шагая указательным и средним пальцами от носочков до самой макушки. В первые месяцы в детском доме мне не хватало этого. Но потом я привыкла. Человек привыкает ко всему. А значит, я смогу привыкнуть и к нападкам Миши. Или хотя бы продержаться до того времени, пока не придумаю что-нибудь с жильем.
Глава 3
***
– Миш, у тебя телефон звонит.
Сонный голос слева от меня напрягает, если честно больше, чем телефон. Какого хера я не выгнал ночью эту телку, кем бы она ни была? Я даже не помню, как притащил ее сюда. Кстати, где это я? Нихрена не помню.
Озираюсь по сторонам. Ах, ну да… я в московской квартире. Зачастил сюда последнее время, так как находиться на даче стало абсолютно невозможно. Папина девчонка там повсюду, хоть я почти не вижу ее. Выдраила весь дом, так что теперь любой угол напоминает о том, что она там живет и что я должен на ней жениться.
– Возьми трубку, наконец, – требует голос, – я хочу поспать.
Совсем охренела что-ли? Спать ее сюда везли? Ну вот знаю же правило – стянул презик – вызови такси для девахи, чтобы утро прошло без этих утомительных выпроваживаний. Но я так нажрался вчера, что не помню ни эту девку, ни то, как оказался дома, и уж тем более, как трахал ее.
Деваха валяется на животе, посапывает носом. Мне виден только ее затылок. На длинных темно-русых волосах еще сохранилась завивка. Стаскиваю с нее одеяло, чтобы разглядеть то, что мял ночью. Девушка вскакивает и недовольно ворчит. Не слушаю… рассматриваю ее фигурку. Высокая, стройная, второй размер, может с половиной. На мордочку тоже хорошенькая.
– Я в душ, – заставляю себя подняться с кровати и не обращать внимания на головную боль. – Приготовишь что-нибудь на завтрак?
– Еще и завтрак тебе? – орет девица. – А больше ничего не надо? Нафига ты меня с кровати стащил?
– Раз завтрака не будет, – ищу глазами брюки, достаю из них несколько помятых купюр и кидаю их на кровать, – вот деньги на такси. Постарайся, чтобы тебя тут не было, когда я выйду.
– Ну и козел ты!
Да-да, слышали, знаем. Продвигаюсь медленным шагом к выходу из комнаты, даже не собираясь прикрывать наготу.
– Гребанный импотент!
Что, мать ее, она только что сказала? Чего я только не слышал в свой адрес, когда вот так прощался с женсоветом по утрам. Но импотентом меня еще никто не называл. Чаще всего девахи уходят расстроенными именно потому, что так, как я, их никогда раньше не трахали. Не то, чтобы я считаю себя богом секса, но… ой, да ладно, я бог секса! Я великолепен! Неповторим! Мой член получал комплименты бесчисленное множество раз.
Упираюсь в девицу взглядом, требуя объяснений. На подпорченном размазанным макияжем лице проскальзывает страх. Она понимает, что такими словами опасно бросаться.
– Прости, не хотела тебя обидеть, – девушка прикрывает себя одеялом и ищет взглядом свою одежду.
– А ну-ка повтори!
Я взбешен!
– Да я разозлилась просто, извини, – девушка тянется за валяющимися на полу джинсами.
– Я сделал тебе больно вчера?
У меня не получается говорить нормально. Голос хрипит от саднящего горла, звук получается не только громким, но и грубым. Я не помню ночи, но если сейчас она скажет, что я причинил ей вред в постели, то я определенно извинюсь. Иногда я позволяю себе грубости, но только если заранее обговариваю их с партнершей, если, конечно, это не снятая для разрядки шлюха.
– Миш, не было ничего, – тараторит девушка, натягивая джинсы.
– Серьезно?
Я удивлен.
– Да, ты не смог.
Девушка краснеет, произнося эту фразу. А я пялюсь на нее, слушая ритм льющейся по артериям крови, звонко отдающийся в ушах. То есть – не смог? Не бывает такого! Как это – не смог? Мой член на месте, на всякий случай смотрю на Коршуна младшего, проверяя, дейсвительно ли он на месте. Все верно, мой товарищ там, где и должен находиться. И сейчас он весело подмигивает мне, бодро указывая на девчонку утренним стояком.
– Ты все говорил что-то про мои волосы, бубнил, чтобы я осталась на ночь и спала рядом. Называл как-то странно, – моя гостья краснеет еще больше, застегивает черную рубашку и достает из заднего кармана джинс несколько стодолларовых купюр. – Ты оплатил всю ночь, поэтому я осталась. Тут раза в три больше, чем надо, так что я могу отработать, когда.., – он опасливо смотрит на меня, и понижает голос до шепота, – когда ты сможешь.
– Ты шлюха?
– Стриптизерша.
– И у нас ничего не было?
Мотает головой.
– И у меня не встал? – ору я.
Ее тихое "нет" проходится по мне кувалдой. Да-да, я ощущаю невидимые удары всем телом. Этого мне еще только не хватало. Опираюсь о холодную стену и сползаю по ней на пол. Такое со мной впервые. Черт, а если я вообще больше трахаться не смогу?
– Да не расстраивайся ты, – моя ночная подруга садится напротив, убирает за ухо прядь темно-русых волос, воспроизводя в памяти воспоминание вчерашней ночи. – Такое случается. Может, ты просто устал. Или расстроился. Мало ли. Люди же все. А что обозвала, прости.
Она танцевала… на ней было что-то бежевого цвета. Я поил ее красным вином и пролил на грудь, оставив на светлой ткани пятно, как… нет, только не это… так не бывает… так не должно быть…
– Хочешь, попробуем еще раз? – предлагает девушка. – Я сегодня на выходном. Могу станцевать.
– Как я тебя называл? – стону, потому что ответ мне известен.
– Как-то странно, пухляшка, или что-то в этом роде.
Пухляш. Она как-то шла по коридору в своем идиотском бежевом халате, пытаясь стереть красное пятно с груди. Запал на эту картину. Да что не так со мной? Как я мог запасть на эту малолетку? Стремный домашний халат… вечный дебильный хвост… весело прыгающий от каждого шага, обиженные маленькие пухлые губки, большие карие глаза со слегка опущенными внешними уголками, придающие девчушке выражение невинной покладистости. Мать ее!
– Сходи в душ, я жду тебя тут, – прошу гостью, она с энтузиазмом кивает и поднимается. – Подожди, – тут же останавливается, – там, в шкафу, – киваю в угол комнаты, – найди что-нибудь бежевое, и достань бутылку красного вина из бара на кухне.
Тогда, в коридоре, когда пухляш, взвизгивая, скрылась от меня в своей комнате, мне хотелось пойти за ней. Нет, ее испачканный халат меня не возбудил. Но мне до боли в костях захотелось зайти в комнату за ней и почувствовать мягкость ее тела, тепло, исходящее от него. Попробовать на вкус ее кожу.
Может, если я проделаю то, что рисует мое воображение, я смогу трахаться как раньше?
***
Стриптизерша, имени которой я так и не удосужился спросить, покинула мою квартиру два часа назад. Я держал ее у себя сутки, доказывая себе, что я не тот, кем она назвала меня. Пришлось доплатить. Но это мелочи. Зато теперь я точно знаю, что могу заниматься сексом, только если представляю пухляша. Я думал об этой гребанной детдомовке каждый раз, когда вдалбливался в тело снятой девки.
Удружил, товарищ генерал, спасибо.
Вот теперь думаю, может зажать девчушку где-нибудь и хорошенько трахнуть? Может тогда мне не нужно будет доплачивать шлюхам за то, чтобы они помалкивали о моей мании называть их в постели пухляшами?
Смотрю на собственное отражение в зеркале, допивая бутылку коньяка прямо из горла. Я уже два часа сижу голым напротив зеркальной дверцы шкафа и тихо ненавижу себя за то, что так среагировал на какую-то, не пойми откуда взявшуюся, малолетку.
Самойлов зовет в бар, но я отказываюсь. Я уже пьян. В баре мне делать нечего. После бара он захочет развлечься в каком-нибудь стриптизе, где мне ловить, похоже, тоже нечего. Во всяком случае, пока я не разберусь с тем, что происходит с моим телом. Черт! Все как в подростковом возрасте, когда не понимаешь, на что реагируешь, и почему все происходит именно так. Вот только поговорить об этом, как раньше с парнями, я не могу. Может, мне к психиатру сходить? А что, Тина ходит и ей становится лучше.
Заваливаюсь на кровать и закрываю глаза.
Может, все-таки стоит переехать в квартиру насовсем? Или… нет, тогда я не смогу видеть ее.
Половину следующего дня валяюсь на диване и тупо пялюсь в экран телевизора, что мне совершенно не свойственно. Только голод побуждает меня сходить в душ и выйти из квартиры. Стараюсь не думать о том, что там приготовила на даче пухляш, потому как туда мне лучше пока не суваться. Не могу ее видеть. Она весь кайф моей жизни испортила. Как назло, в часть тоже не вызывают. Да и не звонит никто, кроме Самойлова, который только очухался, как и я, и желает совместить планы не вечер. Но я снова отказываюсь по уже известным причинам. Возможно, мой друг больше никогда не позвонит.
Телефон Лехи недоступен. Делаю вывод, что он на службе, возможно, в командировке.
Романов завален делами – даже дома теперь трудится. Тина спит. У нее режим.
Парням с отряда даже не звоню. Почти у всех из них семьи.
Валяюсь на диване еще с полчаса а затем вскакиваю. Надоело. Не могу больше. Валяться без дела не в моей натуре. Я всегда должен быть чем-то занят, иначе в голову лезут всякие дурные мысли. То об обстановке на Кавказе, куда мне сейчас хотелось бы свалить в очередную командировку, то о том, чтобы снова заняться рисованием, которое я забросил еще в школе, а что, это помогает отвлечься. А теперь вот в голове генеральская дочка, живущая в моем доме.
Ну как? Вот, ну как она пробралась в мою голову? Ни фигуры, ни рожи!
Растираю себя жесткой вихоткой, пока кожа не краснеет. На приподнимающийся от мыслей о малолетке член не смотрю. Этот предатель, лишивший меня радостей свободной половой жизни должен работать на меня, а не против.
За окном уже стемнело, а я все хожу по квартире в поисках дела, которым мог бы заняться, но ничего не нахожу. Я словно в клетке. А ведь мог бы сейчас потренироваться на стрельбище, устроенном в лесу, недалеко от дома. Пробежаться все по тому же лесу вместе с овчарками, по которым уже соскучился. Нравятся они мне. А еще мне надо собрать накопившиеся вещи и отвезти их в химчистку, поскольку домработницы на даче нет уже довольно давно. Отец как-то застукал, чем занималась последняя домработница в моей постели, вместо того, чтобы отрабатывать свою зарплату и уволил ее. Запретил нанимать новую, пока до меня не дойдет, что жизнь это не только развлечения.
Но моя жизнь и так не одни развлечения. Я серьезно отношусь к службе и всегда готов к любым заданиям. Это основа моего существа. Я люблю это больше всего на свете. Я стремился к этому сколько себя помню. Только последнее время все стало каким-то однообразным. Тренировки, командировки, гулянки. Не могу вспомнить, когда последний раз занимался чем-нибудь другим.
Ну все, это невыносимо. Говорил же, мне нельзя сидеть без дела. Я начинаю думать. А это не приводит ни к чему хорошему. И я не позволю появившейся из ниоткуда девахе выгнать меня из дома. В конце концов, у меня там все планы местности, которые мне необходимо зазубрить для следующей поездки на Кавказ.
Оставляю нелюбимую квартиру, прыгаю в свой навороченный блестящий Патриот и еду на дачу. По дороге вспоминаю, что ел последний раз только вчера. Сегодня обошелся кружкой кофе, потому как дома больше ничего не было. Хочу остановиться у какого-нибудь ресторана, чтобы заполнить желудок, но меня тянет на дачную кухню, где невестушка обязательно должна была приготовить что-нибудь вкусненькое. Вообще, конечно, не должна, но готовит. Почти каждый день. И все вкусно. Решаю, что поем лучше дома, потому как приготовленная девчушкой домашняя еда соблазняет меня куда больше, чем ресторанные изыски.
Мерседеса отца в гараже нет. Похоже, он заночевал в части. Голубая тарантайка невестушки криво припаркована посередине гаража так, что моему Патриоту места хватает впритык. Ладно, хоть вообще хватило.
По двору разносится приветственный лай Олега с Лехой и еще лязганье железа. Играюсь недолго с собаками. Проверяю их жилище, где необыкновенно прибрано, а миски полны еды. Пухляш потрудилась. Трудолюбивая какая. Иду в дальний сарай, где лежат инструменты, которыми никто не пользовался миллион лет, и откуда доносится лязгающий звук. При приближении стает слышна и музыка. Что, интересно, невестушка там делает? А это, определенно, она, больше на даче никого быть не может.
А что мне надо? Да просто свет в оконце,
А что мне снится? Что кончилась война,
Куда иду я? Туда, где светит солнце,
Вот только б, братцы, добраться б дотемна…
Ее грудной запыхавшийся голос, с перерывами на дыхание, стает слышен, когда я приоткрываю тугую тяжелую дверь. Девчушка стоит ко мне спиной, занося топор на уровне груди. Целится… Что она делает? Внизу, на нескольких дощечках стоит бревно, на нем еще одно, тонкое. Баню решила затопить? Да там полно дров. Какого хрена она решила сама их колоть? Думает, она рембо? Хочу сказать, чтобы положила топор, откуда взяла, но решаю не пугать ее. Похоже, она сосредоточена, на синей футболке явно просвечивает сырое пятно. Перенапряглясь, походу. Ухмыляюсь. Стою так некоторое время. Мне нравится ее голос и песня, которой она подпевает. А еще приятно рассмотреть ее пухленькую круглую задницу, свободные спортивники на которой натягиваются от сгибающих тело движений.
"Пожалуйста, не падай" – шепчет девчушка. Кому это она? Совсем тут в глуши свихнулась? "Стой вот так" – продолжает она и резким движением опускает топор на полено, расколотые части которого разлетаются в разные стороны сарая. "Рита, ты могла бы стать дровосеком" – хлопает себе сумасшедшая. А я уже не могу сдержать смех и зря, потому как пухляш взвизгивает, подпрыгивает на месте и поворачивается ко мне зарозовевшим лицом. Черт, а она хорошенькая. Несколько прядей отросшей челки выпали из хвоста и прилипли к вспотевшему лбу. Она сдувает их несколько раз, но те возвращаются на липкое место. Ее телефон замолкает, погружая сарай в тишину.
– Положи топор, – прошу я ровным голосом.
Не хватало еще, чтобы она себе что-нибудь тут отрубила, ну… или мне. Держит она его не очень то ловко. Лицо невестушки вытягивается, глаза округляются, топор выпадает из рук, с громким лязганьем, попадая хвостом на пальцы ее ног. Она поднимает руки вверх, словно я держу ее на мушке, и надувает щеки, отчего глаза вылазят из орбит. Такая смешная. Испугалась все-таки, или… черт, кажется, ей больно припало по ноге.
– Черт, – подбегаю к ней в два шага. – По ноге попало?
Опускаюсь на одно колено, принимаясь развязывать шнурки на потрепанном кроссовке, чтобы посмотреть, все ли в порядке с ее пальцами. И тут мне прилетает коленом по подбородку, да так сильно, что зубы лязгают на весь сарай.
– Какого хрена? – ору я, вскакивая.
Но девчушка обхватывает колено двумя руками и скачет по сараю на одной ноге с исказившимся от боли красным лицом. Но не кричит. Сжала губы и мелко дышит.
– Иди сюда!
Хватаю ее и тащу на крыльцо дома. Усаживаю на мягкие подушки скамьи и снимаю сначала кроссовок, затем носок.
– Все в порядке, – констатирую я, – ничего страшного. Немного покраснело. Щас намажем и завтра будешь как новенькая.
Невестушка глядит большими глазенками и мелко кивает.
– Ты что там делала? Дров же полно, если хочешь затопить баню, просто возьми их. Их даже таскать не надо.
– Извини, – она с усилием сглатывает, соскакивает и несется прочь, скрываясь в доме.
Мне удается разглядеть только маячащий в разные стороны густой хвост. В натуре, странная. Но симпатичная. Вынужден взять слова относительно отсутствия у нее фигуры и лица назад. Хорошенькая. Живая какая-то. Может, поговорить с ней? Извиниться там, сказать, что знакомство неправильно начал, и все такое. Сколько она еще будет от меня шарахаться? Мне даже как-то неудобно дома появляться. Как только видит меня, удирает в комнату и не выходит.
А дома пахнет так, что желудок сжимается от предвкушения пополнения. Чем-то жареным. Скидываю куртку, умоляю желудок подождать еще немного. Надо разведать отцовскую протеже.
– Эй, ты как?
Стучусь, но ответа нет. Ну и ладно, я не стеснительный. Открываю дверь. В комнате девчушки нет. Зато в ванной льется вода. Стучусь туда.
Вода перестает литься. Но ответа не следует.
– Ты разговаривать вообще умеешь? – бешусь, ненавижу, когда кто-то вот так меня игнорит. – Я щас дверь открою.
– Не надо! – отзывается тут же. – Я выхожу уже!
Выходит. Видимо, умывалась.
– Извини, я не хотела ничего брать, – тут же начинает оправдываться, – я просто растопить не смогла и решила наколоть маленьких дощечек, чтобы печка разгорелась. И я не хотела бить тебя коленом. Это случайно вышло. Боль как-то резко по ноге прошла.
– Ляг, я посмотрю ногу, – киваю на кровать.
Если от боли согнулось колено, то лучше обратить на это внимание. Вдруг по нерву прошлось.
– Не надо, уже не больно.
– Ложись, – подталкиваю ее к кровати.
– Да не надо, – стонет пухляш.
– Давай-давай, не хватало еще, чтобы ты тут хромать начала.
Девчушка ложится на кровать, и на несколько секунд я замираю, разглядывая ее, а точнее ее грудь, неровно поднимающуюся и опускающуюся от дыхания.
Заставляю себя сесть на ее кровать и осмотреть еще раз ногу.
– Куда попало?
– По среднему пальцу.
Прощупываю маленькие пальчики. Ноготки аккуратно подстрижены, но педикюра нет. Провожу пальцами вверх по латеральному и медиальному нервам. Мне неплохо известна анатомия человека, я изучал ее на третьем году военной академии в рамках расширенного курса оказания первой медицинской помощи, и отнесся к учебе серьезно. Нет, с ее ногой все в порядке. Я не ошибся. Она уже дернула бы ей, будь задет нерв. Это всего лишь ушиб, который пройдет в ближайшее время. Но мои руки почему-то не могут отпустить ее ножку. Провожу пальцами выше, приподнимая темную ткань ее штанов и натыкаюсь на светлые мягкие волоски. Губы дергаются в улыбке. Я никогда не видел девушки с небритыми ногами и удивился, когда пухляш разгуливала передо мной в черных трусиках. Всегда считал, что эпиляция это само собой разумеющееся для всех девчонок. Теперь моя рука движется выше, посылая в голову возбужденный импульс от нового тактильного ощущения. Поворачиваю голову в сторону головы пухляша и натыкаюсь на ее непонимающий, напуганный взгляд. Она даже не поняла, что я готов накинуться на нее.
Медленно перекладываю ножку на свободное место. Заставляю себя подняться с кровати, сказать, что с ее ногой все в порядке и оставить на прикроватной тумбе мазь. В дверях останавливаюсь, потому что мне сложно уйти.
– Баню я затоплю, – голос выходит слишком низким, я возбужден, – и наколю щепок тебе на будущее. Больше не бери топор в руки.
– Хорошо, – она заторможенно кивает, и я решаю покинуть ее комнату, пока еще могу, – и… Миша…
Пожалуйста, позови меня обратно. Я могу осмотреть каждую твою часть. Я буду нежен и аккуратен. Оборачиваюсь.
– Спасибо…
Опять это "спасибо". Как в прошлый раз. Других слов не знает? Нельзя было сказать "останься"?
А я бы остался.
Но бегу топить баню, колоть щепки и только потом ужинаю достойным похвалы овощным рагу с поджаренными до хрустящей корочки куриными отбивными. Что уж и говорить, не зря я решил поесть дома. Пухляш знает толк в готовке.
***
Просыпаюсь от лая собак. В окно комнаты наблюдаю, как одетая в слишком легкую для нынешнего ветра старую курточку девчушка, играет с Олегом и Лехой. Овчарки увлеченно что-то рассказывают объекту моего, теперь это уже очевидно, вожделения, на своем собачьем, а та смеется на каждое их движение. Смеется так увлеченно и искренне, отчего меня пробирает зависть с питомцами. Время одиннадцать. Похоже, ей сегодня никуда не надо, и это странно, поскольку моя невестушка в это время редко бывает дома. Засматриваюсь на нее в окно, вспоминая, как караулил вчера ее выход из бани. Словно подросток стоял вот так же у окна в ожидании, ее появления в дверях и словил дикий кайф, когда завернутое в пушистый халат тельце появилось. Я мог бы ждать ее в комнате, на ее кровати. Приласкал бы. Она ведь и сама не понимает, отчего отказывается. Уверен, ей понравится. А потом взбесился сам на себя, потому что следил за каждым ее шагом к дому, пока она не скрылась на крыльце. Лежал полночи в кровати, ворочаясь, заставляя себя не думать о том, что она, уютная, разгоряченная после банных процедур, лежит всего в двух комнатах от меня. Уснуть смог только подрочив в своей ванной.
Мне не хватает еще только фотку ее под подушкой держать. Надо с этим что-то делать. Я так долго не выдержу. Я должен ее трахнуть. И, поскольку я обещал не трогать ее, пока сама не попросит, мне необходимо приложить усилия к тому, чтобы она попросила. Иначе я свихнусь.
Снова занимаюсь самоудовлетворением в душе. Надо бы извиниться перед Романовым за то, что ржал над ним в одиннадцатом классе, когда он помешался на Орловской. А вот интересно, у него стоит на других? Наверное, стоит, потому как пока Тина жила в Америке, он же трахал других девах. Вот же блин, мне не хватает живого общения, я снова начинаю думать.
Спускаюсь на кухню в надежде увидеть там пухляша. Но ожидания не оправдываются. Она все еще на улице, теперь уже гладит кота Юру, приманив его чем-то съестным. А тот и рад, и пожрать ему наложили, и по спинке приласкали.
Злюсь на ее отсутствие в кухне. А потом злюсь на себя, за то, что злюсь на ее отсутствие. Вашу ж мать! Да сколько это будет продолжаться? Глажу устроившуюся на диванчике кошку Тину и накладываю себе весь оставшийся в сковороде пушистый омлет. На столе в маленьких плошках нарезаны овощи и зелень, поджарены гренки. Воздушные оладьи лежат горкой на плоской деревянной дощечке, на ней же в хрустальной вазе обжаренные в меде и корице яблоки. Уже не представляю утро в этом доме без целой горы еды на завтрак. И откуда у пухляша время на это? Надо бы ее поблагодарить. Ох, как я бы ее отблагодарил… только бы она позволила…
Замираю, слыша хлопок входной двери. Ее шаги по направлению к кухне. Вот дверь кухни приоткрывается, я растягиваю рот в довольной улыбке. Будет круто позавтракать с ней вместе, у меня будет возможность сказать ей спасибо за утренний пир. Но румяная мордашка только показывается в приоткрытых дверях и тут же пропадет. Увидев меня, пухляш ретируется. Да что б ее. Неужели так сложно посидеть со мной? Что я ее, съем, в самом деле?
Выхожу в лес на пробежку. А когда возвращаюсь, нахожу девчушку на кухне. Зашел попить. И зря. Потому что малышка тут же уходит, проходя мимо меня с опущенной головой, словно боится, что я остановлю ее. Провожаю ее похотливым злобным взглядом. Честное слово, это уже смешно. Что я такого сделал? Может, ее обижал кто? В детском доме всякое бывает, да и не только там.
Я не вижу ее до самого вечера. Даже шевелений в ее комнате не слышно. Спит может?
Выходит только когда отец возвращается домой. Они ужинают вместе, когда я заваливаюсь на кухню. Пухляш что-то рассказывала ему, я точно слышал ее голос, пока шел. Но при мне она тут же замолкает и упирается лицом в чашку с медом.
– Сын, как вам новые броники?
– Пока тестируем, – смотрю на пухляша, но русая голова не поднимается. – Ничего такие. Гораздо легче прошлых.
– Значит, не зря деньги выделили.
Снова поворачиваюсь к девчушке, и она соскакивает со стула, резво собирает пустую посуду со стола и несет ее в раковину. Чем посудомойка ее не устраивает?
Пялюсь, как нагибается полное тельце, и небольшая ладошка опускается к коленке, почесывая ее. Меня даже это возбуждает. А ведь она всего-то приподняла немного полу своего бежевого халата, ненамеренно показав мне полное бедро, на котором не осталось и следа от красного пятна.
– Спасибо, – произносит еле слышно и направляется к двери.
– Погоди, Рита, я нашел тебе книги, которые ты просила, оставил в зале. Ты посмотри сама в моем кабинете, там их полно.
– Спасибо, Алексей Витальевич, – румяные яблочки ее щек приподнимаются, преображая круглое лицо, и я перестаю дышать, так мне хочется дотронуться до него губами. – Я сейчас.., – расстраиваюсь, потому что улыбка пропадает с ее лица, как только она понимает, что я пялюсь на нее, – я потом заберу. Вы посуду не мойте, я позже спущусь.
– А почему вы никуда не ходите вместе?
Рита останавливается, уже взявшись за дверную ручку. Быстро мажет взглядом по моему лицу и упирается глазами в отца.
– Миша пока отдыхает и мог бы сводить тебя куда-нибудь. Сын, ты же наверняка собирался сегодня на танцы, ну или как вы это называете. Возьми Риту с собой.
– Да без проблем.
Улыбаюсь, предвкушая, как проведу с девчушкой вечер. Правда, перед тем, как куда-то ее тащить, надо бы приодеть. Не могу я заявиться в клуб с ней, если она напялит на себя эти потертые джинсы привольного размера и замызганный свитер. Но это не проблема, я просто отдам ее на часок в руки консультантов, и они подберут ей нормальную одежду, и…
– Я бы с радостью, но мне нужно готовиться к семинарам. Да и я договорилась сегодня повидаться с подругой.
И все. Дверь закрывается, и мне слышны лишь удаляющиеся шаги.
– Мне что, тебя учить надо, как ухаживать за девушкой?
– Ухаживать? Я за ней еще ухаживать должен? Мало того, что ты ее в дом притащил?
– Ты разве не видишь, что Рита неуютно чувствует тут себя? Ты мог бы помочь ей со всем разобраться. Так вам будет проще узнать друг друга. Время идет. Что ты думаешь по поводу свадьбы?
– Так ты не отказался от этой идеи?
Расстраиваюсь. Я надеялся, старик понял глупость своего замысла.
– И не откажусь!
– Да она сама не хочет! – бешусь я.
– Сделай так, чтобы захотела, сын.
– Слушай, бать, может, давай ей квартиру купим. Пусть живет себе. Я буду ее раз в месяц проверять. Рано ей еще замуж, – решаю подойти с другой стороны. – Пусть она хоть выучится сначала. А я обещаю не жениться, пока она не получит диплом. Вот если она тогда захочет…
– Зубы мне не заговаривай, сын.
– Черт, ну отпиши ей половину имущества, раз так хочешь проявить заботу, – первый вариант не удался, решаю торговаться. – Тогда, что бы с тобой ни случилось, она останется при деньгах. Я не против, и обещаю не оспаривать завещание. Оставь мне только дачу.
– Рита станет частью нашей семьи, – отрезает генерал. – Больше я не стану возвращаться к этому разговору! Мне нужна дата свадьбы.
Отец выходит из-за стола, затем и с кухни, оставляя меня одного размышлять над произнесенным.
И так, что я могу сделать? Попросить перевода в любой другой регион страны. Тогда я лишусь командировок, а значит серьезных денежных доплат, возможности получить внеочередное звание и теряю опыт. Кроме того, вряд ли кто-то посмеет меня перевести, если это будет грозить недовольством генерала. Вариант отпадает. Попросить пухляша поговорить с отцом. Если она не хочет замуж, а она не хочет, что мы выяснили еще в первую встречу, то она могла бы объяснить это старику. Может, к ней он прислушается? Пусть скажет, что я ужасен и не в ее вкусе, хотя… это вообще неправдоподобно. Отец явно не поверит. Как я могу быть не в чьем-нибудь вкусе? Да и как попросить об этом невестушку? Тогда мне с ней постельные игры точно не светят, а я пока не могу отказаться от притязаний на детальное изучение ее тельца. Это тоже не вариант. Можно предложить ей сделать вид, что у нас все замечательно, и мы просто не можем договориться о дате свадьбы, тогда отец отстанет на некоторое время. А пухляш, пока будет делать вид, сама привыкнет ко мне и не сможет устоять перед моим природным обаянием, которое, правда, с момента ее появления в этом доме куда-то запропало. Временно. В общем, тоже не вариант, потому как отец, поняв, что мы с ней сошлись, скорее всего сам назначит дату свадьбы.
Ну а что? Жениться, да и хер с ней. Поживем в квартире, пока я не построю дом недалеко от дачи, куда сможем потом переехать с животными. Пухляш будет жить недалеко от генерала, он будет счастлив, а я смогу делать, что мне вздумается. Раз она замуж за меня не хочет, значит, не будет против свободных отношений. Только с моей стороны, разумеется. Если я увижу ее с мужиком, сверну шеи обоим…
Да о чем это я? Какие свободные отношения? Какое право я имею портить девчушке жизнь? Она какая-то правильная вся, как с луны спустилась. Она имеет право на нормальную семью, не такую, как наши с ней. Жениться, так уж нормально. Надо обдумать этот вариант. Тем более все равно больше ни на кого не стоит.
А если я женюсь и мы не подойдем друг другу? Секс важен, кто бы что не говорил. Она же даже делать в постели ничего не умеет. Ну куда она мне?
Опять же, я могу научить ее всему. Это будет весело. И не только в сексе. Я могу открыть ей целый мир. Путешествия, занятия, новые впечатления… Я мог бы проводить с ней все свободное время.
Дверь открывается и девушка, занимающая мои мысли, появляется на пороге. Хочет снова уйти, увидев меня, но я не могу ее сейчас отпустить.
– Да не шугайся ты! Заходи.
– Я только посуду помыть хотела.
– Сядь, – киваю ей на стул, освобожденный генералом.
Его любимица нерешительно стоит в дверях, и я пользуюсь этим, чтобы обсудить ситуацию с браком.
– Сядь, разговор есть.
Поднимаюсь, подхожу к невестушке. Завожу руку за ее спину и прикрываю дверь. Смотрит на меня с опаской, так что я подвожу ее к стулу за плечи и чуть надавливаю на них, чтобы она села.
– Почему бы нам и правда не сходить сегодня куда-нибудь?
– К чему это, Миша?
Мое имя, сказанное ее грудным голосом, завязывается узлом в районе живота. Она смотрит прямо на меня, не скрывая лица, как обычно. И желание коснуться ее становится невыносимым.
– К тому же, я ведь сказала, что сегодня встречаюсь с подругой.
– Встретишься с ней в другой раз.
– Я не могу, я уже договорилась. Она будет меня ждать.
– Хорошо, когда у тебя будет время, чтобы провести его со мной?
Охренеть можно. Все телки прибегают по моему первому зову и радуются, что я решил выделить на них время, а эта строит из себя деловую мадам. Мелкая выпендрежница.
– Зачем?
– Затем, что отец только что дал мне понять, что от идеи со свадьбой он не откажется. Так что ты уж реши, когда будешь так любезна и уделишь мне пару часов своего времени, – начинаю психовать.
Мне не впервой уговаривать кого-то. Раньше мне это нравилось. Некая погоня в ожидании добычи. Но было это давно. В школе я так оккупировал Иринку Гуся, мою одноклассницу, что у нее не было возможности отказать мне. Она сдалась за месяц. Я кайфовал. Но сейчас мне это не нужно. Я знакомлюсь с девчонками легко, и не получаю отказов. Они сами ищут знакомств со мной.
– Миша, какая свадьба? Я хочу пожить для себя, потом…
– Так живи, – резко перебиваю ее, мое терпение не резиновое. – Я не стану мешать. Мы поженимся, и ты продолжишь жить, как жила. У тебя будет свой дом, ты ни в чем не будешь нуждаться. Тебе не придется работать. Учись, встречайся с подругами, сколько влезет. Я адекватный. Делай, что хочешь, я не стану запрещать.
– А что ты сделаешь, когда я влюблюсь?
– Ты перечитала книжек, пухляш, – смеюсь я. – Это чувство годится только для них, и то сильно преувеличено.
Серьезно? Какая любовь? Я верю в похоть и удовлетворение физических желаний. А любовь это то, что испытываешь, пока не кончил.
– И как мы объясним генералу отсутствие у него внуков?
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71047858?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Дана Райт
Мы оба генеральские дети. Только я жила в детском доме, а он наслаждался всеми благами, предоставленными высокопоставленным отцом. Я обожаю русскую классику и не всегда могу влезть в модную одежду. А он и дня не может прожить без тренировки и не в состоянии оставаться на месте дольше пяти минут. А еще словесный поток из его рта не поддается никакой логике, и я не представляю, о чем думал его отец, решив поженить нас…
Дана Райт
Мое кудрявое нечто
Глава 1
***
Собаки набросились, как только я зашла в открытые Алексеем Витальевичем ворота. Чумные, поджидали, видимо. Визжу, отпрыгивая. Натыкаюсь на мужчину спиной. Снова визжу, теперь уже от неожиданного прикосновения рук генерала к моим плечам. Он крепко держит меня, продвигая вперед «Олег! Леха! Сидеть!». Собаки с человеческими именами тут же отступают на пару шагов, садятся, и принимаются рассматривать меня веселыми, кирпичного цвета глазками. Виляют длинными пушистыми хвостами. Языки выставили.
– Ты их не бойся, они дрессированные, – говорит генерал, останавливая меня напротив живности. – Вот этот Олег, а вот этот Леха. Так, защитники, знакомьтесь, это наша Рита, она будет тут жить. Так что, вот вам, – показывает овчаркам крепкий кулак, освобождая меня от поддержки, – если еще раз напугаете. Все меня поняли?
Собаки кивают. Неужели вправду поняли? Говорят же про овчарок, что они самые умные представители своего вида.
– Видишь, Ритунь, поняли, – улыбается генерал. – Теперь тебе бояться нечего. Они тебя от всех защищать будут. Даже от кота бешеного. Есть тут у нас один, черно-белый. Вот его лучше не трогай, пока не привыкнет. Еще кошка есть. Миша притащил. Скучно ему было.
Улыбаюсь. У меня то никогда не было домашних животных. Только всякие дворовые коты иногда забредали на территорию детского дома в поисках провизии. А еще хомяк в живом уголке, он помер несколько лет назад от скуки. Говорят, они должны жить в паре, как, впрочем, и остальные живые существа. Всем детским домом устроили ему пышные похороны – закопали за потрескавшейся от дождя верандой, а на могилку положили доску, отодранную от той же веранды. Пометили, так сказать, место погребения.
– Ну, пошли, немного с вещами разберешься, а потом я тебе тут все покажу.
Алексей Витальевич проходит по тропинке, ведущей к большому деревянному дому. Моя спортивная сумка смотрится на его плече словно дамская сумочка. Этот мужчина огромен. Прохожу за ним, озираясь по сторонам. Территория дачи, и правда, потрясает размерами. Тут можно устроить футбольное поле, и еще хватит места для картофельного. Я бы цветы посадила, а то уж слишком пустынно. Не облагорожено.
Вхожу в застекленные теплые сенки. Снимаю ветровку и поношенные кроссовки. Дальше прохожу через тяжелую резную дверь в небольшое помещение, разветвленное коридором, и затем в холл. На входе в нос ударяет приятный запах древесины. Вдыхаю поглубже. Всегда мечтала жить в деревянном доме. Может, мечты исполняются? Тут же думаю о причине своего нахождения на даче благодетеля и дергаюсь от неловкости.
В углу большого помещения стоят чучела двух лисиц. Охота не мое. Отвожу глаза от трупов животных, молча останавливаюсь, охватывая помещение взглядом. Огибая стену, возносится на второй этаж мощная брусковая лестница, пропитанная темной краской, такой же, как стены и пол. Под лестницей полки, уставленные книгами и картинами, в основном изображающими пейзажи. На полу красивый темно-красный ковер с мелким мягким ворсом и причудливым узором. Одна стена занавешена темными, не пропускающими дневной свет, шторами. Хочется раскрыть их, а то уж больно необжитое помещение. Теплоты не хватает, солнца. Мебели мало, зато взгляд приковывает большой серый камин, выложенный камнями. Как, наверное, романтично, сидеть зимним вечером на мягком ковре с чашкой лимонного чая, любимым романом, слушать тишину, прерываемую треском поленьев, и согреваться от тепла огня.
Ой! Замечталась. Товарищ генерал уже кричит со второго этажа. Бегу.
– Это твоя комната, – он ждет меня у открытой двери, такой же резной и тяжелой, как предыдущие. – Осваивайся.
Проходит в комнату, ставя сумку с моими вещами на кресло с меховой накидкой. Вхожу. Мое новое жилище! Своя комната! У меня такой не было с десяти лет. Вообще ничего своего не было. В детском доме все общее. Нельзя ничего утаивать. Суровое правило – делись, или погибай.
– Я тут прикупил тебе на первое время, белье постельное, полотенца, шампунь какой-то. Потом вместе съездим, и купим то, что надо тебе. А то я не разбираюсь в этом. Мне без разницы, чем мыться и на чем спать, сама понимаешь, человек военный, – улыбается Алексей Витальевич. – Ну, ты давай, попривыкни немного, – откашливается в кулак, – только недолго. Я тебя на кухне жду. Проголодалась, наверное, – останавливается на мгновение в дверях. – И, Рита, я рад, что ты наконец тут. Теперь все будет хорошо.
А у меня и так все было хорошо. Грустить мне не из-за чего. Жизнь, она, знаете, разная бывает. Но всегда хорошая.
Слышу еще пару откашливаний, когда за ним закрывается дверь, а затем тяжелые шаги, спускающиеся по лестнице.
Кидаю взгляд на стопку из белья и полотенец, лежащих на угловом письменном столе. Вся стопка одного – белого цвета. Свое постельное белье! Как давно это было! Я спала в детстве на собственных простынях. Это маленькое счастье, которого не понимаешь, пока не начинаешь спать на белье с полустертыми инвентарными номерами «Детский дом №153 г. Москва». Открываю увесистые коричневые шторы. В моей комнате панорамное окно! Да! Вся стена остеклена! А сквозь нее можно любоваться огромным зеленым полем, разбавленным цветочными островками. Жаль, что цвета уже увядают. А дальше лес! Это место моя мечта. Открываю окошко, впуская свежий воздух в помещение. Нет, не в помещение. В мою комнату!
Большая резная кровать на низких ножках, придвинута высоким изголовьем к стене, и тоже покрыта меховой накидкой, как и кресло. Встроенный шкаф-купе, с такими же, как кровать, резными дверцами, пуст. Хочется поскорее разложить небогатые пожитки на полочки, где к ним никто не сможет прикоснуться. Теперь мои вещи надежно защищены этим простым словосочетанием «моя комната». Даже слезы пробиваются от этих слов.
Под потолком протянута длинная полка. Туда поставлю фотографию с папой, и любимые книги. Всегда мечтала о такой вот полочке, чтобы посмотреть, и душа радовалась. Буду с каждой зарплаты покупать книгу и рамку. Вот что бы ни случилось – буду покупать. Лучше откажу себе в чем-нибудь другом, но книгу и рамку куплю. Дело за малым – устроиться на работу, с этим проблем возникнуть не должно. До учебы еще целая неделя, обязательно устроюсь.
Падаю на кровать, проваливаясь спиной в мягкий матрас, раскидываю руки в стороны. Посередине потолка свисает кованная железная люстра в виде большого круга, а по периметру расставлены лампочки-свечи. Как в замках. В нескольких местах, на стенах развешены канделябры в таком же стиле. Валяюсь минут пять, и поднимаюсь. Только теперь чувствую под ногами приятный ворс ковра. Снимаю носки, хочу погулять по нему босой.
– Маргарита! – громовой голос заставляет подскочить на месте. – Я приготовил обед!
Впихиваю ноги обратно в носки и бегу вниз. Кухню нахожу по запаху омлета.
– Сын вернется вечером. Я ему сказал, чтобы приехал. Он пару дней назад вернулся из очередной командировки, и пока видается с друзьями.
– Алексей Витальевич, я не думаю, что нам с ним надо…
Мнусь, жуя омлет, приправленный колбасой, луком и помидорами.
– Вы поженитесь, Рита, я так решил, – безапелляционным тоном осекает меня генерал. – Я обещал твоему отцу позаботиться о тебе, и сделаю это. Но я не вечен. Да и Мише пора остепениться.
– А вы не думали о том, что ему это не надо. Может, он не хочет жениться, – бубню я.
– Конечно, не хочет!
Мужчина хитро улыбается, прищурив один глаз.
– Но женится. И ты выйдешь замуж. Продолжите нашу династию.
– Вы и так уже многое для меня сделали, Алексей Витальевич, я не хочу замуж за Мишу. Мы ведь даже не знакомы с ним, и…
– Вы знакомы, просто не помните. Ты то точно, тебе тогда всего ничего было. Это все не важно, понимаешь. Важно то, что если меня вдруг не станет, ты будешь под присмотром. Я не могу уйти зная, что оставил тебя без поддержки.
– Так вы еще молодой.
– Дело не в возрасте. Все, эту тему я прикрываю. Давай лучше обсудим, что тебе необходимо купить для учебы. Прежде всего подумай, какую машину хочешь.
Что? Машину? Кусок от неожиданности попадает не в то горло и я закашливаюсь. Машина! Придумал тоже. Откуда машина у меня появится?
Мужчина подходит и пару раз стучит кулаком по моей спине. Не пожалел сил генерал – так стукнул, что у меня осанка выправилась. Кашель проходит, и я выпиваю стакан воды залпом, пытаясь прийти в себя.
– А что? Ты же не будешь пешком до Москвы ходить, как Ломоносов? Нужна машина. Я не смогу возить тебя каждый день, у меня служба. Общественный транспорт тут не ходит. До главной дороги два километра. Так что подумай. Ты же получила права, как я просил?
– Д-да, – заикаюсь, киваю, – получ-чила. Но я же еще не ездила никогда одна. Только с инструктором.
– Это ничего, сначала я с тобой поезжу. Или водителя выделю, пока не почувствуешь уверенность в руле. А потом одна поездишь пару раз и привыкнешь.
– Но ведь…
– Маргарита, – суровый голос прерывает меня, – я должен был забрать тебя еще восемь лет назад. И я каждый день корил себя за то, что не сделал этого. Дай мне загладить свою вину перед твоим отцом и сделать твою жизнь настолько простой, насколько это возможно. Я прошу больше не возвращаться к этому разговору.
Вот такой омлет! Молчу.
Я, как и любая девочка, мечтаю выйти замуж. Встретить хорошего человека, который полюбит меня, готовить ему завтраки и встречать его вечером с накрытым ужином.
Но ведь это должно произойти само собой, как в книгах. Вот идут два человека по улице, скрывая головы под зонтиками от мелкого моросящего дождика, случайно натыкаются друг на друга, их взгляды встречаются, парень улыбается, а у девушки екает сердечко. Они решают согреться за чашечкой чая в ближайшем кафе, и после интересной обоим беседы, парень приглашает девушку в кино на вечерний сеанс. А потом легкие прикосновения, первый поцелуй, колечко на безымянном пальце и первая ночь в маленькой супружеской квартирке. Дальше детки, семейные заботы, длинные вечера перед телевизором. Потом огородик, куда можно уехать на выходные. Раз в год черное море…
А не так. Рита, это Миша, Миша, это Рита. Завтра поженитесь. Послезавтра познакомитесь.
Ну, Алексей Витальевич, не сказал, конечно, что завтра. Он вообще не сказал, когда. Но это и не важно. Потому что так быть не должно.
Я этого Мишу не видела ни разу и ничего о нем не знаю. У него своя жизнь, и в ней, в любом случае есть девушка, на которой он хотел бы жениться. И это не я.
После обеда мою посуду, обхожу дом и пристройки. Укрепляю знакомство с овчарками, положив каждой по большой косточке с щедро нависшим на них мясом. Пусть радуются. Пытаюсь подмазаться к коту Юре, призывая его кошачьим кормом. Но тот не удостаивает меня своим вниманием. Зато на зов прибегает хорошенькая трехшерстная кошка, по имени Кристина, как подсказал Алексей Витальевич.
Разбираю немногочисленные пожитки. Короткая демисезонная курточка отправляется на вешалку, как и трехлетний зимний пуховик. Ничего, еще пару зим прослужит. Хороший пуховичок. Серые, в клеточку брюки и джинсы на полку. Вязаный свитер, поистрепавшийся от времени, но все же дорогой моему сердцу, как отвоеванный у проныры Жанки, тоже на полку, как и две футболки с незатейливыми надписями на груди. Трусики в шкафчик, носочки в другой. Зубную щетку и пасту, крем для лица и гель для умывания – на полку в ванную. У меня своя ванная! Никто! Никто не будет ей пользоваться! Можно принимать душ без резиновых тапочек! Я могу, как в детстве, набрать целую ванну воды, и лежать в ней столько, сколько мне вздумается.
Вот этим и займусь сейчас.
После ванной засыпаю, не снимая нового полотенца с головы. Все равно волосы сушить нечем. Да и привычка у меня – спать, потеплее укутавшись. В детдоме часто отключали отопление.
Меня будят перешептывающиеся голоса.
– Ты прикалываешься? – шепчет незнакомый. – Ты ее откуда вытащил? Не мог хотя бы размером поменьше телку найти?
– А ну пошел вон из ее комнаты! – это голос генерала, приглушенный.
Слышу звуки борьбы. А нет, удар был одиночным.
– Дай хоть посмотрю на невестушку, раз притащил.
Глаза не открываю. Не подаю виду, что уже не сплю, хотя ко мне явно кто-то приближается, нависая тенью над кроватью.
– Слушай, не знаю, что произошло в твоей генеральской голове, или, может, это старость, но я на этом не женюсь.
Мужской голос надо мной усмехается, с пренебрежением выделяя слово "этом". Обидно. До слез обидно. Но надо сдержаться.
– А ну пошел вон отсюда, малокосос!
Еще одна тень приближается на мгновенье, и вытаскивает первую за волосы, я вижу это, приоткрыв один глаз. Две огромные мужские фигуры направляются к выходу, выходят, аккуратно прикрывая тяжелую дверь. Перешептывания за ней мне не слышны.
Открываю сырые глаза. Нет! Плакать я не буду. Какая мне разница, нравлюсь ли я генеральскому сынку, а это был именно он, если я тоже замуж за него не собираюсь. Вообще, идея генерала изначально обречена, и не должна была появляться на свет.
Я просто поживу тут немного, а когда вопрос с работой устаканится, перееду в съемную квартиру, так как общежитие мне, как москвичке, не положено. Смешно. Москвичка!
В квартире отца, где я родилась и жила до десяти лет, живет его вторая жена. Я осталась жить с ней, когда пришло известие о смерти папы и присвоении ему звания героя России. Он погиб на одном из заданий, о котором я знаю только то, что написано в интернете – Алексей Витальевич ничего не рассказывает мне об этом. Она била меня по щекам, когда я плакала и просилась к папе. Кормила раз в день, потому что я толстая и мне нужно похудеть. А потом к ней начали приходить разные мужчины. В один из таких приходов, она закрыла меня на балконе, и забыла обо мне. Была уже осень, середина ноября. Я заболела воспалением легких. Меня на скорой увезли в больницу, а оттуда забрал Алексей Витальевич. Я смутно помнила тогда друга папы, он не часто бывал в гостях. Именно он увез меня в детский дом, где оставил, и обещал навещать раз в месяц. Слово сдержал. Приезжал раз в месяц.
Я до сих пор прописана в квартире отца, а это значит, что жилье как сироте, мне не полагается. Но возвращаться в квартиру папы я не хочу, там до сих пор эта женщина. Именно поэтому я в доме папиного друга – он тоже не хочет, чтобы я жила с ней.
Уж лучше бы я согласилась на его предложение пожить в квартире, которую он хотел снять для меня, потому что после моего отказа в генеральскую голову пришла блестящая идея переселить меня к себе после выпуска из детского дома, а потом и скрестить со своим сыном.
Я не думала, что он это серьезно. Шутит, может. Такой армейский юмор. Ан нет – подставил меня под насмешки своего отпрыска. Отвратительный человек. Не Алексей Витальевич, а его сын. Не хочу его видеть. Как смотреть в глаза человеку, который так презрительно назвал меня «оно» и насмехался над тем, что я его «невестушка».
Ничего. Я переживу. И не такое переживала. Неужели сломаюсь от пары слов, брошенных избалованным мальчишкой? Ни-за-что!
Меня и в детском доме частенько обзывали толстушкой, или пышкой, иногда даже просто толстухой. Но чаще это было в шутку, мило, по-доброму. И не толстая я вовсе! Да, полновата, в сравнении со сверстницами. Но что делать, если похудеть не получается? Живот прижился и не уходит, как бы я ни старалась на уроках физкультуры, поэтому после урока съедала пару конфет, бережно подаренных кем-нибудь из ребят. Любили меня мальчишки, и девчонки любили. Потому что неконфликтная, смеюсь над всем, помогаю, не злюсь ни на кого.
А на этого папенькиного сынка теперь злюсь.
***
Это вообще капец! Невесту он притащил! Да что в его голове? Зазвать меня домой под предлогом повидаться, ведь мы не виделись две недели – как будто раньше каждый день виделись! – и выплюнуть мне в лицо новость о свадьбе! С кем? С непонятно откуда взявшейся девахой, уже поселившейся в моей доме. А папа молодец, даже комнату ей приготовил, пока меня не было, стол письменный поставил.
Я никогда не перечил отцу. Он мой кумир, мой идеал. Я люблю его и уважаю, что более важно. Но, видимо, старость никого не щадит, и вот его мозг не выдержал возрастных изменений и пал жертвой идиотских планов. Сколько ему лет? В этом году будет шестьдесят три. Я поздний ребенок. Но до старческого маразма то все равно еще далеко. Надо разведать, когда он наступает. Может, правда, лечение какое нужно?
– Ты не посмеешь больше зайти в ее комнату без стука!
Отец выговаривает уже двадцать минут. Начал сразу, как вытащил меня из комнаты своей протеже, и не может остановиться. А я не могу относиться серьезно к его словам. Ну, какая женитьба?
– И забудь про свои гулянки в этом доме!
– А на квартире можно?
Разваливаюсь на стуле, массажирую голову. Надо все таки подстричься. И командир орать перестанет каждый раз, когда видит меня, и отец не сможет больше таскать меня за волосы.
Встречаю его вопросительный взгляд.
– Ну, раз на даче нельзя гулянки устраивать, то я в квартиру перемещусь.
– Заканчивай с ними!
Стучит кулаком по столу. Как бы его удар не хватил, или что там хватает стариков?
– Ты задумаешься над свадьбой, и назовешь мне дату к весне, – командный голос, выработанный годами не оставляет ни малейшей надежды на то, что это все может оказаться шуткой. – Зиму перебесишься.
– Спасибо, – ржу я, подскакиваю и отвешиваю ему земной поклон. – Спасибо, бать, за цветочек аленькой! Ты лучше скажи, откуда красоту такую вытащил? Ты ее видел вообще?
Отец делает непонимающий вид. Хитрый лис знает, что девчонка далеко не в моем вкусе… а в моем вкусе почти все! Я люблю женский пол во всех его разновидностях! То есть то, что он притащил далеко от всего женского пола.
– Слушай, ты внуков хочешь? – пытаюсь не смеяться, но ухмылку с лица стереть не могу.
– К чему ты клонишь, сын?
– Да к тому, – повышаю голос, – что с этим я детей даже заделать не смогу, не встанет у меня!
– Попридержи язык. Не дорос еще, чтобы с отцом так разговаривать! – голос отца разражается громом. – И прекрати ухмыляться. Рита хорошая девушка, она дочь моего боевого товарища, погибшего товарища! И ты женишься, как миленький. А если не встанет, сынок, не переживай, поднимем, лично этим займусь.
Интересно, как.
– Слушай, вот ты женись на ней сам, а, бать? Тело то молодое, братана мне заделаете. Если, конечно, у тебя еще эта штука работает.
– Закрой свой поганый рот! – гремит отец. – Мало я тебя гонял. Надо было еще…
– Ну, теперь уж поздно, товарищ генерал. Я подрос, – показываю рукой как рос, поднимая ладонь до головы, – теперь сам справлюсь. А если хочешь помочь мне с телками, то замолви за меня словечко той медсестричке из части, которую к вам недавно перевели. Вот с такой замутить можно.
– Балаболить языком ты можешь сколько угодно, сын, но ты женишься на Рите. Это не обсуждается.
– Иначе? – развожу руками, ухмыляясь шире.
– Никаких "иначе", Миша, ты женишься. Точка.
– У меня через пару месяцев квалификационный экзамен, – хватаю со стола кусок докторской колбасы и сую его в рот, – я попрошусь в любую горячую точку, – да-да, я разговариваю с набитым ртом, отца это просто выбешивает. – Не пошлют туда, попрошусь в любой, самый дальний гарнизон. Если понадобится, жестко накосячу.
Прожевываю и глотаю пищу. Поднимаюсь со стула, подхожу к отцу.
– Ну как, бать, отпустишь со мной свою невестку куда-нибудь в Иркутск?
Мне смешно. Правда, ну это же идиотизм. У нас двадцать первый век или как? Я, блин, слава Богу, не во времена рыцарей живу, и могу наслаждаться женщинами сколько и как захочу. Притаскивать домой невесту для сына – варварство.
– Вот скажи мне сын, как ты мог вырасти таким? – отец больше не рычит, но голос его тверд.
– И можешь не надеяться, – игнорирую его вопрос, – я не буду с ней паинькой.
– Ты женишься, – уверенно настаивает генерал. – А теперь пошел вон.
– Есть, товарищ генерал, – отдаю ему честь, вытягиваясь во весь рост и улыбаясь во весь рот.
Рывком открываю дверь, выхожу из кухни, оставляя отца поразмышлять над сказанным. Может, дойдет до него какая дикость забралась в его седую голову. Останавливаюсь на мгновенье перед военной фотографией деда. Он тут в форме полковника. Подмигиваю ему. По моим данным человек был с чувством юмора. Трех жен, кстати, сменил. Вот он бы меня понял. Поворачиваюсь к коридору, ведущему в холл, и натыкаюсь на пухленькое тельце, притаившееся в углу между кухонной дверью и шкафом со встроенным сейфом для оружия. Два огромных карих глаза смотрят на меня с детской обидой и страхом. Девчушка все слышала. Вот черт! Не хотел ее обижать. Ну, на кой она сюда притащилась? Неужели думала, что я вот так женюсь на ней, и заживем мы долго и счастливо?
Сейчас буду ей объяснять, что так не делается.
Прикладываю палец ко рту, чтобы молчала, делаю шаг к ней. Она не успевает понять, как я хватаю ее, резко развернув к себе спиной. Прижимаю ладонь к ее рту, так, что даже пискнуть не успевает. Подхватываю второй рукой за талию, неожиданно для себя ощущая приятную мягкость ее тела, оттаскиваю из угла, чтобы руками до стен не дотянулась. Девочка размахивает руками и ногами, но звуков никаких издать не может. Она словно в воздухе подвешена. Тащу ее в комнату, молниеносно перескакивая через лестницы. Операция "захват невесты" проходит успешно. Закрываю ногой дверь ее светлицы.
– Будешь молчать, – шиплю ей в ухо, стараясь не обращать внимания на приятный аромат, испускаемый влажными темно-русыми волосами, – и больно не будет. Я просто хочу разъяснить ситуацию.
Пухляш мелко кивает.
– Только пикни, – уточняю я, – буду драть тебя долго и жестко, дошло?
Какого хрена из меня вырвались эти пошлые слова? Я в жизни такого телкам не говорил. Я люблю женщин. Мне нравятся их тела и то, что они могут дать мне.
Но ладно. Может, оно и к лучшему, пусть не видит во мне принца – сама свалит и нет проблемы.
Круглая темно-русая головка кивает снова, так что опускаю тельце на пол и медленно отвожу ладонь от ее лица, понимая вдруг, что мой средний палец всю "операцию" провел в ее рту. И ему было там приятно, потому что мой самый большой палец, тот, что между ног, набух и тоже хочет в этот рот. Вот же издевательство!
Невестушка отскакивает от меня, как ужаленная. Прокашливается. Поднимает красное круглое личико, пялится ошарашенным взглядом. Ее маленькие пухлые губки приоткрыты, вероятно, еще не отошли от моего пальца. Всматриваюсь в покрасневшую галочку над верхней губой. Вот бы очертить ее кончиком языка. Интересно, какая на вкус.
Коршун! Возьми себя в руки! Ты же два часа, как от телки!
– Короче, – говорю тихо, но внятно, отец не услышит, – расклад такой. Не знаю, что ты себе напридумывала, но жениться я не собираюсь. И не соберусь еще лет пять. Можешь жить тут, сколько захочешь, но чтобы я тебя не видел, когда дома.
У мелкой, скорее всего шок от моего нападения. Она снова кивает головой, словно заведенная, выпучив глазища. А глаза то красивые. Немного близко посажены, отчего кажутся еще больше. Она похожа сейчас на лемура из "Мадагаскара". Мне становится жаль ее. Набросился на сироту, как… Черт! Какая же я скотина! Но отступать уже некуда. Пусть она поймет, что я не шутить пришел.
– И еще…
Забываю, что хотел сказать, потому что мой взгляд опускается ниже ее лица на раскрывшийся вырез халата, из которого торчит… Мать моя родная! Это самая великолепная грудь, которую я имел счастье когда-либо видеть! Два больших ослепительно белых шара. Кожа такая тонкая, что где-то виднеются голубые прожилки вен. Правая пола халата стянута сильнее, и я вижу темный полукруг соска. Рот наполняется слюной от желания облизать его, а ладонь сама тянется к находящемуся всего в метре от меня счастью. Черт, я мог бы кончить прямо ей в рот, вдалбливаясь между двумя стоящими сиськами, придерживая их руками с обеих сторон.
– Ты что? – тельце отступает на шаг.
А у нее приятный грудной голос. Возможно, она хорошо поет. Да! Я мог бы заставить ее спеть, пока она будет медленно раздеваться передо мной. Ее маленький ротик будет выводить звуки, заставляя губки принимать разнообразные формы, пока я буду мять ее грудь, которая, возможно, даже не поместится в ладони.
Гребанные сиськи! Лучше бы девчушка спала, и не попадалась мне сегодня.
– Я тут подумал, – улыбаюсь дружелюбнее, возможно, я не с того начал знакомство, – может, протестируем тебя до свадьбы?
– Что? Протестируем? Миша, ты о чем? – шепчет носитель моей мечты.
– Ну, знаешь, – подхожу ближе, прижимая тельце к стене, оттаскивая полы халата к плечам, раскрывая большую площадь для обзора. – Я мог бы передумать насчет свадьбы, если ты мне понравишься. Давай, малышка, покажи себя, – обнажаю покатые плечи, проводя по ним пальцами, кожа гладкая и нежная, умопомрачительная на ощупь. – Тебя же не надо учить, не так ли? В детдоме уже поучили? Мне не принципиально, так даже лучше. Не люблю возиться с целками. Покажешь мне, что умеешь?
– Миша, я… не надо, пусти…
Пухляш пытается вырваться, отчего ее грудь дергается, только сильнее заводя меня. Так что я лишь крепче сжимаю одно ее плечо, а другой рукой стягиваю халат ниже, оголяя сиськи. Это нечто! В большой груди нет ничего красивого, если она натуральная, чаще всего она висит без поддержки, но грудь Риты стоит, словно каменная.
– Давай, малышка, отец нас не услышит, я закрою тебе рот, когда будешь кончать. А ты будешь кончать, я обещаю. Что ты любишь? Хотя, это не важно, ты будешь сверху…
Я не могу остановиться. Со мной никогда такого не было. Мой мозг полностью отключен, и я говорю фразами из порнушки, которую не смотрел уже года три. Ноги становятся ватными, яйца подтягиваются, каменея, член пульсирует. Сглатываю накопившуюся слюну.
Девчушка скатывается вниз по деревянным брусьям стены, выскальзывая из моих рук, располагая круглую головку прямо напротив жаждущего удовольствий члена.
– Начнем с отсоса? А ты знаешь правила, да? Сначала работает твой ротик, а потом…
– Перестань, пожалуйста…
Что она пищит?
– Но давай сегодня отойдем от правил, – поднимаю ее, держа под мышками, прижимаю и тащу к кровати, укладываю на меховую накидку. – Я даже зад твой трогать не буду, хочу видеть твои сиськи, ты…
Девчонка запахивает халат, как только ложится на кровать. Не понял…
– Нет, не закрывай их.
Хватаюсь за ширинку, чтобы расстегнуть ее, и тут получаю по стоящему достоинству ступней пухляша. Отскакиваю назад от неожиданного удара. Весь происходящий бред сносит от резкой боли в паху, за который я тут же хватаюсь, по мне словно электрошокером прошлись. По яйцам я еще не получал. Девчонка быстро отползает и заворачивается в накидку, защищаясь. Блядь! Да что на меня нашло? Какое-то помешательство! Прижимаюсь задницей к полу, опираясь спиной о край кровати, откидываю голову назад и хохочу. Девчушка молодец. Я даже не понял, что она не хочет. Вот же идиот!
– Ты могла убежать, пока я держался за яйца, – смеюсь от невероятности происходящего и собственного идиотизма.
– Уходи, – она уже не шепчет, но и не кричит. – Я не хотела приезжать, но мне некуда идти. Алексей Витальевич привез меня, хочет таким образом расплатиться с моим отцом. И замуж за тебя я тоже не хочу, не льсти себе. И спать с тобой я не буду, не смей больше прикасаться ко мне. Я уеду при первой же возможности, не переживай.
Она говорит, словно извиняясь. Но извиняться должен я. Напал на нее, чуть не поимел. Она не давала мне повода думать, что я могу трахать ее, когда захочу. Я сам так решил.
Больше Рита не говорит ничего. Мы молчим. Слышу за спиной ее сбившееся дыхание, чувствую свое тяжелое.
Как только боль в паху чуть утихает, и я могу выпрямиться, поднимаюсь с пола.
– Так тебе эта свадьба точно не нужна? – уточняю ситуацию.
Пухляш мотает головой.
– Я немного м-м-м, – пытаюсь подобрать слова для объяснения произошедшего, – в общем, я недавно из командировки, где были одни мужчины, – решаю не выпендриваться, и быть самим собой, – у меня на них не стоит, так уж вышло. Так что, как ты поняла, я немного возбужден, – девчонка прижимает меховую накидку крепче, чем веселит меня. – Ладно, очень возбужден. И, раз уж мы выяснили, что свадьба никому не нужна, и помочь разрешить мою проблемку, – очерчиваю рукой паховую область, – ты не собираешься, то я считаю себя вправе отправиться на самостоятельный поиск решения. Надеюсь, ты не против.
На выходе из комнаты останавливаюсь.
– Кстати, ты можешь жить тут сколько захочешь, у меня нет претензий. И, если все-таки изменишь свое решение по поводу более близкого знакомства, то моя комната через две от твоей, и я всегда к твоим услугам, только попроси.
Улыбаюсь как можно более дружественно, все еще надеясь, что сейчас она одумается, и позволит мне добраться до чуда эволюции, которое видит в зеркале ежедневно. Мы могли бы круто провести этот вечер, а затем и ночь, и, возможно, утро. Но минутное молчание, и непонимание в ее глазах говорят о том, что девчонке и так хорошо. Вожу челюстью из стороны в сторону, ожидая момента объединения наших тел, но…
– Спасибо, – вот, что получаю.
"Спасибо". Она что, совсем долбанутая? Или прикалывается? Но в глазах ни намека на флирт или хотя бы улыбку. В натуре, как тот лемур. И слово "флирт" ей неведомо. Мне обидно, меня впервые послали. А я ведь тут целую речь замутил и постарался быть максимально открытым к общению, чтобы загладить свою вину.
Вот если бы она приняла мое предложение потрахаться, я заставил бы ее выкрикивать "Спасибо!" до хрипоты. Ладно, она сама себя лишила оргазмов. Пусть теперь сидит тут, так и не узнав, что мой член способен творить чудеса.
Пойду к парням, они по любому где-нибудь тусят.
Останавливаюсь в уже открытых дверях на мгновение. Дам себе еще один шанс.
– Ты точно подумала? Я не так уж часто предлагаю трахнуть кого-нибудь.
Ложь! Абсолютная и даже не правдоподобная. Я всегда готов. Иногда я начинаю знакомство с этих слов. Иногда мне слова даже не нужны. Но сейчас я очень сердит на нее. Нельзя вот так возбудить мужчину, а потом отшить, да еще и по яйцам надавать.
Пухляш мотает головой.
– Ну смотри сама, – оплакиваю поражение, – мы могли бы повеселиться.
Прикрываю за собой дверь, и по дороге до машины пытаюсь понять произошедшее. И в машине, по дороге в клуб, где зависли парни, тоже.
***
Троица Романов, Кобарь и Самойлов, расслабляются в «Фее» – одном из стриптиз-клубов Москвы. Последнее время мы сюда зачастили. И это определенно то, что мне нужно сегодня. Так что заваливаюсь в снятый кабинет, где через пару часов начнется настоящее шоу, которое умеют устраивать местные стриптизерши. Шоу с продолжением. У моего сегодняшнего продолжения будут огромные буфера.
– Было у вас такое, что телка не дает?
Трое моих друзей затихают на несколько секунд, переглядываются и взрываются гоготом. Уроды. Так и знал, что заржут. Сейчас еще прикалываться начнут. Самому тоже смешно. Пухляш меня обидела, но не настолько, чтобы это испортило мне настроение.
Откидываюсь на мягком кожаном диване, расстегивая пуговицу голубой рубашки, делаю щедрый глоток ничем не разбавленного виски.
– И кто она? – следует ожидаемый вопрос Самойлова.
– Было или не было?
Игнорирую вопрос. Не хочу пока рассказывать про отцовский сюрприз в виде отшившей меня невестушки.
– Не могу припомнить, – Кобарь реально задумался, прищурился в ухмылке, прокручивает в голове моменты жизни.
– Один раз в школе, Майка, так и не дала, – Олег вальяжно затягивается, медленно выдыхает дым, и широко улыбается. – Я встретил ее месяц назад и наверстал упущенное.
Да ладно! Майка сдалась? Ей же до свадьбы нельзя?
А после свадьбы, походу, можно. Что ж, совет да любовь ее мужу.
Три наших головы поворачиваются к загадочно молчащему Романову. Он мотает головой, раздувая ноздри, вливает в себя рюмку коньяка и разваливается в кресле.
– Весь одиннадцатый класс, – произносит с несчастной ухмылкой друг, – я думал без руки останусь.
Ржем над дрочливым движением его ладони с согнутыми пальцами.
– Ой, – глаза Юрана закатываются, – типа вы не знали. Это был самый страшный год моей жизни! Я чуть не свихнулся! Где ваша мужская солидарность? – зеленоглазый окидывает нас возмущенным взглядом.
В кабинете, занятом нами, стоит гогот. Все помнят Романова в этот период. Чувак не вылезал из спортзала, ни свет ни заря отправлялся на пробежку в надежде нарваться на кого-нибудь, ходил злобный, как черт. Мы с Самойловым вечно спорили на них, выбешивая парня сильнее.
– Тина до сих пор должна нам по полштуки баксов! – напоминаю ему, все еще смеясь.
В школе мы с Самойловым спорили на то, когда эта парочка, наконец, переспит. Какими же мы были придурками! Однажды Тина узнала об этом споре и устроила скандал, отпинав меня по спине. После чего предложила новые правила спора – мы отдаем ей по сто баксов ежемесячно, пока она не лишится девственности с Романовым. А когда это произойдет, она должна отдать нам по пятьсот долларов. Разумеется, денег с нее никто просить не стал, мы даже оставили в покое эту тему, когда спор разрешился, чтобы не смущать девчонку, которая к тому времени покорила наши сердца. Но вот Юрана частенько этим подкалывали, потому что отвечать за Тину ему.
– Я сниму вам шлюх на всю ночь, наслаждайтесь, – парень достает телефон.
– Как, кстати, Тина?
Вопрос задает Олег, но ответ интересен всем троим. Мы все любим эту девчонку и переживаем за нее. Я точно. Она стала за эти годы членом нашей компании, нашим другом. Иногда мне хочется, чтобы она стала прежней, ударила меня, как в школе, смеялась над шутками, которых теперь либо не понимает, либо боится ответить на них.
Так бы и зарядил Романову по наглой морде за то, что он сделал с этой девчонкой с кукольным лицом.
Юран становится серьезным. Откладывает мобильник.
– Понемногу отходит. Надеюсь, – парень пожимает плечами. – Хер ее знает, из комнаты не выходит почти. К себе не подпускает, орет по ночам, ноет. Улыбается постоянно.
– А ты? – Олег и за Романова тоже беспокоится, он у нас периодически слетает с катушек.
– А че я? – на стол приземляется пачка сигарет, выкинутая Юраном. – Не трогаю лишний раз, по ночам дежурю, слезы вытираю. Хотел на море ее отправить, молчит. Да вообще все время молчит.
Парень и сам измучен. Когда Тина была в Америке, и он был готов убить каждого встреченного на улице человека, он выглядел лучше, чем сейчас. Под глазами парня появились темные круги, даже щеки немного впали, хотя по телу не видно, что он схуднул. Жалею друга, хоть то, что он сделал не укладывается в моей голове. Черт, даже представить страшно, что пережила Тина. Как он мог? Что на него нашло?
– Поехали на день рождения на остров, девчонок ее с собой возьмем, – предлагает Олег. – Может, расслабится маленько.
– Идея, – кивает Юран, и поднимается. – Ладно, я пошел. У Тины режим, ей спать скоро.
Прощаемся. Парень оставляет нас втроем. Он теперь всегда так делает. Пьет и уходит. На продолжение вечера не остается. Переглядываемся немного грустно. Наш друг меняется, и мы все это чувствуем. Никто из нас не может сказать, к чему приведут эти изменения. Романов непредсказуем.
Выпиваем еще. А через пять минут после ухода друга в кабинете появляются три симпатичные стриптизерши – Романов отдал долг. Разглядываю ловко обвивающую всем телом шест, большегрудую блондинку. Сиськи не те, которые мне хотелось мять сейчас. Но девка неплоха. Подзываю ее, уже полностью раздевшуюся, двумя пальцами и увожу в комнату, соседствующую с кабинетом. Мне все равно надо отвязаться от мыслей о пухляше. Я трахну ее позже. Никуда не денется. Не сможет она находится со мной в одном доме и не почувствовать мой природный магнетизм и обаяние. А они, без сомнения, имеются.
Щипаю большой розовый сосок стриптизерши, оттягивая его наверх, пока ее голова совершает поступательные движения к моему члену, и обратно. Слишком загорелая кожа сегодня почему-то не возбуждает, как обычно. Натягиваю ее рот посильнее, и держу, пока девка не начинает задыхаться. Отпускаю, растягивая губы в ответ на улыбку накачанного ботоксом рта работницы. Даю ей время отдышаться, и снова указываю на член. Разулыбалась тут. «Бери глубже» – рычу, отдавшись похоти, не давая ей освободить рот. Кайфую от того, как ее горло сжимает головку сглатывающими движениями. «Да, сделай так еще раз, и я отпущу тебя». Девка послушно проделывает это еще дважды и закашливается. Отпускаю обесцвеченные волосы, давая ей передышку. «Ты большой» – с этими словами из ее рта выходит слюна, набираю ее в ладонь, размазывая по груди. Черт! Женская грудь придумана в аду для пыток и наслаждений одновременно. «Зад растягивай, пока сосешь, иначе будет больно» – предупреждаю, не церемонясь. Этому я научился у Романова. Нафига растрачивать комплименты на шлюх? Они сами выбрали такую профессию, и должны приносить наслаждение без напряга со стороны клиента. Удобно – просто говоришь, чего хочешь, отбросив условности. Глаза девки расширяются. Да знаю я, что размерчик у меня опасный. Так что подбадриваю блондинку, щипая за худую щеку «не бойся раньше времени, я обойдусь без повреждений». Усмехаюсь, вставляя член в ее рот. В следующий раз закажу девку с темно-русыми волосами.
Да вашу ж мать! Как пухляш поселилась в моей голове всего за десять минут, проведенных с ней наедине? Не может такого быть! Я просто расстроился из-за ее отказа, и то только потому, что раньше отказов не получал. Типа, запретный плод сладок. Да что в моей башке? Какой она «запретный плод»? Выделывается просто. Цену себе набивает. В детском доме выросла… уверен, там групповушки похлеще, чем в нашей школе. И с такими сиськами пухляша на них обязательно приглашали. Так что малышка должна серьезно ориентироваться в сексе. Дам ей освоиться немного, а потом протестирую так, что сама на член прыгать начнет.
Блондинка прогибает спину, подставляя круглую задницу, в которую я уверенно но аккуратно вхожу. Пристраивается на локтях, шире раздвигая ноги, протяжно завывая. Немного дав ей привыкнуть к вторжению, начинаю двигаться спокойнее, наслаждаясь ее насаживающимися движениями.
Кончаю и выгоняю девку. Почему я не оставил ее на второй раунд? Она бы выдержала. Она бы и три раунда выдержала. И даже не с одним мной. И на лицо симпатичная, и фигура ничего. Только мне почему-то не хотелось видеть ни это лицо, ни гулять руками по ее телу. Какой-то механический трах получился. Без наслаждения.
Плевать. Я удовлетворен, этого достаточно.
Самойлов с Лехой тащат меня дальше. Им вздумалось потрястись на танцполе, так что едем в клуб, где эти двое выискивают жертв на ночь. Не слушаю их. И на танцпол не тянет. Грустно что-то стало. Выпиваю пару чашек крепкого кофе и сваливаю. Еду в городскую квартиру, которую не очень люблю, на даче мне привычнее. Квартира и не обжита ладом. Отец предлагал мне переехать туда, но я привык жить за городом, на просторе и свежем воздухе. Плевать, что приходится тратить время на дорогу. Да и товарищ генерал мне не мешает. Кроме того, не могу же я перевезти четырех своих питомцев в квартиру? Они с ума там сойдут. Кот Юра забьет свою подружку и двух овчарок в один угол, и будет хозяйничать в хате. А на даче и собаки и кошки могут гулять вволю, а в наше отсутствие, за ними присматривает кто-нибудь из части отца. По дороге звонит мобильник. Отец. Принимаю звонок. Его вызвали на какое-то совещание, когда вернется не знает, так что я должен присмотреть за пухляшом, и вести себя достойно. Облизываю губы, ухмыляясь, как идиот, и разворачиваю своего Патриота в направлении дачи. Ой, как я присмотрю за малышкой. Надеюсь, она уже одумалась и согласится предоставить мне свое мягонькое тельце на пару часов для детального обследования. А может и больше, там как пойдет. Секс – вещь непредсказуемая. Мчусь на дачу радуясь, что трасса пуста и мне никто не мешает разогнать своего навороченного модными примочками Патриота. Врубаю на полную мощность альбом Чиж и Ко, подпевая во весь голос.
У ворот меня встречают Леха с Олегом, но мне сейчас не до них, тем более я уже пообщался сегодня с их человеческими воплощениями. Командую питомцам «Место!» и в один шаг пересекаю лестницу, ведущую на крыльцо. На улице уже светает. Мне кажется, малышке самое время проснуться.
Тельце укуталось в теплое одеяло и спокойно себе спит, не зная, что ее ожидает. Чего в одеяло то кутается? В ее комнате жара и духота.
Даю ей двадцать минут на досып, пока сам принимаю душ. Мне надо освежиться.
Спускаюсь на кухню, выкидывая полотенце, которым сушил голову, где-то по дороге. Собираюсь сварить кофе – слава тому чуваку, который придумал кофеварку! – и приготовить незатейливый завтрак. Яичница вполне подойдет. Мне надо подкрепиться и отойти от алкоголя. Жаль, я не подумал заехать в магазин по дороге и купить что-нибудь для подмаза девчонки. Блин, как ее зовут? Папка ведь говорил. Но я был слишком взбудоражен происходящим, чтобы запомнить. Катя? Римма? Ладно, условно будет Катей, а потом разберемся.
Заваливаюсь на кухню и офигеваю. Тут никогда не было так чисто. Плита идеально блестит, как и вся остальная техника. Я вижу собственное отражение в крышке мультиварки, а я даже не знал, что там должно что-то отражаться. Папаня, похоже, заставил солдат выдраить весь дом перед приездом своей гостьи. А я и не заметил этого днем. На плите стоит большая кастрюля с яблочно-ягодным компотом. Компот! Я обожаю компот. Люблю его больше, чем остальные сладкие напитки. Но, понятное дело, у нас тут его никогда не бывает. Пью прямо из половника, который возвращаю в кастрюлю. А что, последний медосмотр показал, что я здоров! В непонятно откуда взявшейся, тяжелой чугунной сковороде ждут своего часа жареные котлеты. Пахнет вкусно. Достаю одну рукой и с наслаждением откусываю. Подогреть бы. Но аппетит проснулся внезапно, так что подогрею вторую. Во второй кастрюльке нахожу картофельное пюре и радуюсь, как ребенок шоколадному яйцу. Обожаю пюре с котлетами. Самое простое и вкусное блюдо, к нему бы еще огурчиков соленых, и можно в рай. Домашняя еда это то, что я люблю, и то, чего мне всегда не хватало. Поэтому, учась в школе, по выходным я зависал у Романова, чья няня Роза забивала холодильник вкусностями. Сам то я не готовлю, а домашняя еда в ресторанах не такая уж и домашняя, какой они хотят выставить ее.
Долго не раздумываю. Кидаю еду на большую тарелку, грею, забывая про яичницу и кофе, и глотаю мягкий картофель, не разжевывая. Сожрав полтарелки, обнаруживаю на столе контейнер с малосольными огурчиками. Да! Всех благ тебе, человек, приготовивший все это. Отъевшись, откидываюсь на спинку стула со вторым стаканом компота, довольно уставившись в окно. Вот и рассвело. Помылись, поели, можно и пухляша будить. Нефиг дрыхнуть, когда можно заняться другим, более приятным делом…
А ведь это она наготовила – доходит до меня. Надо же! Как я сразу не понял? Ну кто еще будет это делать? Вот ни одного раза не помню, чтобы в этом доме было что-то кроме пельменей, яиц, макарон и им подобной фигни, а тут вдруг… Точно, малышка постаралась. Подмазывается? А что, пусть подмазывается, я только рад.
Открываю дверь светлицы, с готовностью разбудить ее и заставить выстанывать извинения за дневной отшив, но останавливаюсь у кровати. Так спокойно, сладко спит… да и время шесть утра. Суббота. И наготовила всего, вышвабрила кухню. Устала, наверное. Ладно, так и быть, дам ей еще полчасика.
Курю. Играю с Олегом и Лехой. Приласкал кошку Кристину, жалко мне ее, даже в кошачьем виде. Кормлю всех. Бешеному коту Юрану оставляю корм, обнаружить его не удалось.
Возвращаюсь на кухню, с наслаждением выпивая еще стакан компота. Тут мой взгляд падает на непривычно чистое стекло духового шкафа, сквозь которое мне приветливо отсвечивает что-то блестящее. Открываю дверцу, нахожу на противне завернутый в фольгу куриный рулет с овощами. Еще порция мне не помешает. Рулет выглядит очень аппетитно. Девчушка постаралась. Задабривает что-ли?
С полным животом валюсь на диван в кухне, потому что подниматься на второй этаж теперь лень, включаю телек. Отдохну маленько, больше суток не спал. Но потом сразу к пухляшу, нам надо разобраться с ее наглым отказом.
***
Открываю глаза. Телек выключен, а на мне принесенный из зала плед. Вскакиваю. Посуда помыта. Половина первого. Как она так все помыла, что я не проснулся? Нормальный у нее бесшумный режим. Поднимаюсь в ее светлицу, но там пусто. Кровать заправлена, на ней закрытая книга "Идиот" Достоевского. Читающая, походу, деваха. Рыщу по дому, но жертвы нигде нет. Собаки накормлены, кошки тоже. Даже кот Юран вольготно развалился на траве, подставив пузо последним августовским солнечным лучам.
Объекта вожделения не обнаружено. Э-эй! Куда она удрала то? Мать ее!
Поношенных кроссовок, замеченных мной днем нет. Все три машины в гараже. На чем она уехала? На своих двоих? Куда? Тут до главной дороги пешком пилить минут сорок. А автобусы вообще неизвестно ходят ли. Может, на электричку пошла? До нее тоже полчаса тащиться. Возвращаюсь в ее комнату. Шмотки на месте – значит, вернется. А я подожду, у нас есть одно невыясненное дельце. Мне как раз сегодня никуда не надо. У меня вся неделя выходная после командировки, где меня изрядно помотали.
Обследую комнату нового жильца. Не густо у нее тут. Шкаф полупустой, на вешалках жалко шатаются задрипанная куртейка и такой же пуховик, на который и смотреть то жалко. В ванной всего три предмета. Странная она. Обычно у девчонок ванная комната забита до отказа. Я помню, как мы с парнями поражались тому, как в каждый приезд Тины в квартиру Романова, там становилось все меньше места для нас. Ванная была заставлена бутыльками, коробочками, какими-то тубами. Позже еще ирригатор появился, какой-то прибор для ухода за лицом, машинка для пяток (Орловская до сих пор не в курсе, что я все это тестировал, мне интересно). У нее одних мочалок висело штук пять. В общем, на полках не осталось свободного сантиметра. Я тогда подсел на ее лосьон для тела. А у условной Кати пустота. Может, еще не все распаковала?
Покидаю комнату с чувством вины за проникновение.
Жду…
Пытаюсь заняться своими делами, но не идет… Наслаждаюсь порцией пюре с котлетами и огурцами. Пялюсь в экран телека и жду…
Съедаю пару сникерсов, вытащенных из шкафа со сникерсами. Эти батончики идеальны, они подходят под все: они и перекус, и настроение поднимают и подготавливают желудок к нормальному приему пищи, накройняк они и закуска. И мне нравится, как тянется нуга…Однажды я замороженным сникерсом вырубил напарника по рукопашному бою. Так что они еще и оружие и повод для шутки, так как мы после этого боя хорошенько так поржали. Ох уж эти сникерсы…
На улице темнеет. Играю с овчарками. Снова приласкал кошку. Пытался поймать кота, но тот прошипел в мою строну что-то на кошачьем матершином и свалил в кусты. Снова поел.
Жду…
Половина десятого.
Затапливаю баню. Подтягиваюсь на турнике восемьдесят раз. Отжимаюсь столько же. Провожу с овчарками тренировочные мероприятия и… жду…
Половина одиннадцатого. На улице темень. Куда она пропала то? Как она вернется домой? На чем доедет? Одна, в незнакомой местности. Тут ближайший коттеджный поселок в трех километрах, с другой стороны закрытая военная часть. Как она доберется до дома? Черт! У меня даже номера ее нет! Отец трубку не берет, видно, занят. Вот где мне искать эту девку? На кой черт она вообще сюда приперлась?
В одиннадцать начинаю действительно переживать. С ней могло что-нибудь случиться. Она, конечно, должна быть не из робких, все таки не домашний цветочек. Но она восемнадцатилетняя симпатичная девчонка в незнакомом месте.
Я подумал, что она симпатичная? Хм… Ну а что, правда, симпатичная. Необычная такая. Пухленькая, миловидная, белокожая. Глазища огромные, и… ох эти ее сиськи, чтоб их…
Иду в гараж, поезжу по району, поищу, вдруг заблудилась. Время позднее. А вокруг лесополоса.
Катаюсь по ближайшим дорогам около получаса. Расспрашиваю людей на остановке электрички, не видел ли кто девушку. Рост около ста семидесяти, волосы темно-русые, до лопаток, полновата. Никому такая не попадалась. А если и попадалась, кто разглядит ее? Ночь на дворе. Может, осталась ночевать у подруги? Есть же у нее подруги. Должны быть. А если она осталась ночевать у друга? Не хотелось бы. Может она поэтому и не дала мне, что у нее друг есть, и замуж поэтому за меня не собирается. Тогда почему не сказала об этом генералу? Хочет бабла с него срубить?
Делаю еще несколько кругов по близлежащей территории, даже прохожу подальше в лесополосу, оставив тачку на дороге. Кто знает, что с ней могло случиться?
Через два с половиной часа подъезжаю к дому взбешенный. Издалека уже увидел свет в ее окне. Ну сейчас я ей вставлю, причем не фигурально, а во всех смыслах.
Залетаю на второй этаж, распахиваю дверь ее комнаты и… Условная Катя дрыхнет. В той же позе, что и утром, когда я вернулся домой, удобно устроившись на правом боку. Под тем же одеялом. И все так же заманчиво под этим одеялом ровно и медленно поднимается и опускается ее грудь. Только волосы заплетены в косу и откинуты назад на подушку.
Я щас огнем дышать начну! Делаю шаг к лежащему тельцу, раздувая ноздри от бешенства, собираясь разбудить ее и встряхнуть за целый день ожидания, но тут вижу легкую полуулыбку на ее губах. Что-то ей снится доброе, приятное. Отступаю, сжав руки в кулаки. Раздражение никуда не уходит, но будить ее уже не кажется таким уж необходимым. Я вполне могу подождать еще денек. Никуда она не денется с этой дачи, а значит, будет при мне в нужное время. А пока пусть спит, и видит свои милые сны, заставляющие ее улыбаться.
Надеваю домашние штаны, спускаюсь. В нос ударяет приятный запах еды. На плите кастрюля с только что сваренным куриным супом с домашней лапшой и новый компот, еще горячий. Наливаю того и другого. С наслаждением втягиваю ложку наваристого куриного бульона. Ладно, уговорила, спи.
В баню иду один. Хотя предполагалось, что я притащу ее сюда и буду трахать на пологе в парной. Так что моюсь злым, хоть и сытым. Блин, я еще никогда не был так зол. Да я вообще раньше никогда не злился. Вечно ржал над всем. Еще вчера утром, поржал бы над тем, как меня сегодня обвели вокруг пальца. Но сейчас что-то не до смеха, потому что стояк не оставляет меня в шестидесяти градусной жаре, и веник его никак не сбивает. Маленькая сучка, как гребанная Шехерезада обвела меня вокруг пальца, изменив планы, только не сказками а едой. Думает откупиться от меня своими кулинарными умениями.
Нет, малышка, это не пройдет. Завтра, когда ты проснешься, я буду рядом.
***
Так, сегодня надо снова съездить в Москву, еще на одно собеседование. Вчерашнее скорее всего было неудачным, так что не работать мне помощником повара в кафе "Лепесток". И не страшно. Образования то у меня все равно нет. Так что я особо и не рассчитывала. Значит, нужно поискать что-то без предъявления профессиональных навыков к должности. Можно даже полы помыть где-нибудь – ничего зазорного в этом нет. Скоро начнется учеба, и мне будут платить стипендию. Но если я хочу снимать квартиру, то необходим дополнительный заработок, а еще соседка. Сегодня съезжу в один спортивный клуб, на дверях которого вчера увидела объявление о поиске уборщицы и посудомойки. А что? Мне не сложно. Жаль, вчера не получилось поговорить, менеджера не было. Ну ничего, съезжу сегодня.
Вот только неудобно очень ездить с этой дачи. Далековато она от центра города. Надо посмотреть расписание электричек, я вчера переписала его. И лучше бы вернуться не так поздно. Жутковато было идти пешком по лесополосе. Далеко же от цивилизации забрались Коршуны.
Потягиваюсь, зеваю. Переворачиваюсь на другой бочок. Еще немного поваляться хочется. Жалко, вчера в баню не сходила. Но день слишком утомил меня. Ноги все еще гудят от непривычно долгой ходьбы.
Надеюсь Миша уже ушел. Мне страшно находиться с ним в этом доме одной. Алексей Витальевич уехал на службу, неизвестно когда вернется. А сынок у него не такой интеллигентный, как сам генерал. Позавчера Миша меня напугал. Я не ожидала нападения, и растерялась. Зачем он надо мной издевается? Хочет меня запугать, чтобы я ушла? Да я бы ушла, с радостью, хоть сейчас, но идти мне пока некуда. Вот решу вопрос с жильем, и уйду. И больше никогда не появлюсь на его пути. Надо ему как-то об этом сказать так, чтобы поверил.
Конечно, глупо было полагать, что такой парень как он, решит жениться на такой, как я. Он сложен как греческий бог. Высоченный, мускулистый, с большими красивыми руками с намозоленными пальцами. А его голубые глаза? Как безоблачное небо, так бы и смотрела в них. Вот только вчера страшновато в них было глядеться. Но ничего, можно представлять, что я могу смотреть в них, кто меня засмеет за это? Самой только неловко. Улыбаюсь. А его кудряшки? Впервые вижу парня с такими волосами. У лица и на кончиках пряди немного светлее, наверное, выгорают на солнце, а остальные темно-русые, немногим светлее моих. А какое красивое у него лицо? Четкий ровный нос, густые брови, большие полные губы. И голос…
Издаю смешок, потягиваюсь еще раз.
Надо бы уже вставать. Но как же не хочется открывать глаза, потому что с закрытыми представлять Коршуна младшего получается лучше.
А вообще, я не должна думать о нем. Он негодяй, это видно сразу. Он повел себя со мной отвратительно. Даже если я полновата, не в его вкусе, и не понравилась, он не имел права высмеивать меня, тем более перед своим отцом. Он просто....
– Хватит хихикать!
Резко открываю глаза от сухого приказа, исходящего из угла комнаты. Сажусь на кровати. На кресле восседает позавчерашний обидчик. Его волосы завязаны в узел на макушке. Руки сцеплены в замок за шеей, открыв для меня идеальный загорелый торс, покрытый порослью волосков. Сглатываю. Мог бы и одеться. Негоже в чужую комнату голым приходить. Хорошо, хоть штанишки нацепил. Хотя… почему штанишки? Это целые штанищи! Парень действительно, огромный. Голубые глаза бродят по моему лицу, спускаются к шее и ниже. Натягиваю одеяло повыше.
– Что ты тут делаешь?
Почему он забрался в мою комнату? Или раз это его дом, он может это делать?
– Я ждал тебя вчера, где ты шарахалась?
– Я… я… это не твое дело.
Господи, для чего он меня ждал? И пусть он уйдет. Я ведь сказала ему, что съеду, как только появится возможность. Я не буду попадаться ему на глаза, пока он тут, он даже голоса моего не услышит. Пусть только не издевается надо мной снова.
– Да плевать, – он расцепляет руки, поднимаясь с кресла, направляется к моей кровати, – шарахайся, где хочешь. Вот только у нас осталось одно дельце, малышка, – его взгляд опускается на мою грудь, прикрытую одеялом. – Давай, – парень дергает конец одеяла на себя, но я не отпускаю свою часть, – стягивай это, я дал тебе вчера целый день, так что сегодняшний день мой.
– Что?
Он сумасшедший. Неужели снова начнет приставать? Он ведь назвал меня "оно", так что на него нашло? Или он считает, раз я тут живу, значит должна исполнять все его сексуальные прихоти? Мне срочно нужно придумать, как скрыться.
– Давай, невестушка, я же должен видеть то, на чем мне придется жениться. Снимай с себя эту хрень.
Одеяло снова дергается, теперь уже вылетая из моих рук, и Миша вышвыривает его на пол. Я остаюсь сидеть на кровати в пижамных штанах и футболке. Дергаюсь в попытке вскочить с кровати, но огромная ладонь парня сжимается на моей щиколотке. Мне страшно. Этот человек неадекватный.
– Нет-нет-нет, – слышу издевательских смех и падаю на кровати от того, что меня резко тянут за ногу. – Куда собралась? Сейчас мы будем знакомиться ближе. Ты ведь не думала, что я приму твой отказ?
Шершавые подушечки его пальцев обхватывают мое запястье и продвигаются вверх по руке, но как только я делаю движение, чтобы выскользнуть, крепко сжимаются. Парень впивается в меня взглядом, довольно ухмыляясь.
Нет, я не должна молчать, как вчера. Я должна показать, что так обращаться со мной он не вправе! Да кто он такой? Его отец привез меня сюда не для утех извращенца-сыночка.
– Пусти, – стараюсь говорить грубо, – иначе закричу!
Парень заливается смехом, запрокидывая голову. Вижу, как ходит ходуном выпирающий кадык.
– Товарищ генерал! – орет парень, смеясь, – Алексей Витальевич! Папа! Ауу! – он возвращает лицо в исходное положение, и уже без улыбки, низким голосом произносит. – Скорее рота его солдат прибегут, чем он. Ты чем думаешь то? Нет его тут. Никого нет. Тут глушь на километры! Так что давай ты будешь хорошей девочкой и порадуешь Мишеньку. Взамен я порадую тебя. А будешь строить из себя недотрогу, все получится безрадостно, понимаешь?
Ждет от меня ответа, не отводя глаз. Я правильно поняла, он собирается меня изнасиловать? Сердце пропускает несколько ударов, а потом пульс учащается, отдаваясь шумом в ушах.
– Не тупи, раздевайся.
– Миша, я не такая, я не могу…
– Только не надо заливать щас, что ты у нас никем не тронутая, и целку свою до свадьбы хранить будешь. Нехер было приператься сюда, и в невесты мне набиваться.
– Я не набивалась, – шепчу, пытаясь найти выход.
– Вот и сидела бы в своем детдоме, – хрипит Коршун. – И вообще, хватит ломаться, уверен, мест для пробы на тебе не так уж много осталось, так что давай-давай, – он пару раз хлопает в ладоши, – реще. Пока я еще добрый.
– Можно мне хотя бы в душ сходить?
– Вот какая хорошая девочка, – ехидно смеется он. – Иди, – кивает мощным подбородком в сторону ванной комнаты.
Он отпускает меня. Включаю воду, чищу зубы и умываю лицо. Что он говорил про пробы? Что это значит?
Я не позволю так с собой обращаться. Если за меня не кому заступиться, заступлюсь сама. Я могу ускользнуть из комнаты, как только выйду из ванной, затем сбегу по лестнице и убегу в лес. Нет, в лес не получится, он может перехватить меня у ворот. А вот закрыться в какой-нибудь из комнат я вполне смогу.
Он ждет меня у дверей ванной, оперевшись рукой на раму, так что я не могу сразу рвануть к выходу из комнаты.
– Я хочу, чтобы ты медленно раздевалась, начни снизу, оставь самое сладкое на потом. И волосы распусти.
Что? Он произносит эти слова абсолютно спокойно, словно мы обсуждаем погоду. Словно я обязана сделать то, о чем он просит. Словно я сама только что предложила ему сделать это. Когда я повела себя таким образом, что он мог подумать, будто я живу тут для его увеселительных занятий?
– Закрой, пожалуйста, шторы, – прошу я, стараясь смотреть ему в глаза, пусть не думает, что я боюсь его.
– Да ладно, там же нет никого! – парень капризно выкидывает одну руку в сторону застекленной стены. – Не стесняйся!
– Тебе сложно? – не дрожать! – Это же всего лишь одна моя просьба.
– Ладно, но в следующий раз ты будешь раздеваться под музыку и на свету!
Наглая морда! Еще требования свои выдвигает! Куда же это меня занесло то?
Киваю в ответ на его условие.
Миша уходит в другой конец комнаты, к портьере, чтобы запахнуть ее, и я со всех ног дергаю к дверям.
– Эй! – возмущенно орет парень. – Ты куда ломанулась то? Иди сюда!
С выпрыгивающим из груди сердцем несусь по лестнице, перепрыгивая через ступеньки. За мной следом слышатся тяжелые шаги гиганта. На небольшом лестничном пролете, прямо по курсу лежит кот Юра, спокойно посапывая розовым носом. Хватаю черно-белого, не обращая внимания на шипенье животного, резко разворачиваюсь и кидаю котейку на античного бога, преследующего меня. Перепрыгиваю последние четыре лестницы, больно приземляюсь на пятки, пересекаю холл под завывающее рычание маленького хищника и грубый мат Миши, поскальзываюсь на ковре, еле удерживаюсь от падения, сворачиваю в коридор, сенки. Босыми ногами выскакиваю с крыльца, не могу удержать равновесия и приземляюсь попой на сырую траву. Вот же… Больно то как!
Дверь на крыльце распахивается от удара ногой "Иди сюда, маленькая дрянь!" – орет Миша. Нет-нет-нет. Вскакиваю с травы, но огромная ладонь уже держит меня за шкирку, приподнимая от земли. Футболка трещит по швам и больно врезается в подмышки. Сейчас он меня убьет. Как пить дать – убьет. На одной щеке Миши красуются четыре тонкие полоски от когтей черно-белого. Похоже, я попала котом в его лицо. Божественный загорелый торс тоже изрядно расцарапан, где-то виднеются кровоподтеки.
– Теперь, – шипит Миша, ставит меня на землю, крепко сжимает за предплечья, – я буду трахать тебя, пока с меня не сойдут последние ссадины, сучка, – кидает взгляд на расцарапанное тело.
Нет! Нет-нет-нет! Нет! Я не позволю так с собой обращаться. Я уеду завтра же, или сегодня, если смогу. Но надругаться над собой не позволю никому!
Хлопаю ресницами, запрокидывая голову назад. Закатываю глаза, часто дыша, и валюсь спиной на землю, стараясь не реагировать на боль в спине и голове, возникшую от удара. Не двигаюсь. Однажды я видела, как девочка в детском доме упала в обморок.
– Да ладно тебе! – разочарованно стонет генеральский сын. – Мать твою! Господи! – сожаление в его голосе напрочь отсутствует. – Что я сделал не так, что не могу трахнуть собственную невесту? Где я накосячил? Эй!
Надо мной нависает тень. Его ладони легонько бьют меня по щекам.
– Пухляш… испугалась что-ли?
Резко открываю глаза и визжу во все горло. Парень шарахается, отклоняясь назад. Вскакиваю с травы второй раз за день, отпихиваю преследователя ударом ноги, и бегу забыв про все на свете в направлении бани. До нее остается всего ничего – метров десять. "Вернись, хуже будет!" – Миша догоняет меня. Хватаю стоящую у стены бани доску и кидаю в парня, провоцируя бурную плеяду громкого мата. Запрыгиваю на крыльцо бани, залетаю в первую попавшуюся дверь. Невезуха! Тут нет замка. Тяжелые шаги Миши уже в метре от меня. Ищу глазами спасение. Ну же! Хоть что-нибудь! Что угодно! Кочерга! Хвала небесам! Хватаю тяжелую железяку, сую ее в дверную ручку. И тут дверь подается назад – Миша добрался до нее. Но открыть ее у него не получится. Дверь крепко сидит в раме, придерживаемая кочергой.
– Выходи, мелкая сучка, – рычит парень, дергая дверь.
Тяжело дышу, опираясь спиной о деревянную стену. Закрываю глаза. Никогда так не бегала. Учительница физкультуры была бы мной довольна.
– Выйдешь сама, обещаю быть нежным, и не мстить за кота. Не выйдешь, включу сауну на восемьдесят градусов, так что будешь умолять меня, чтобы я тебя выпустил. Но в этом случае я буду тебя пользовать на свое усмотрение.
Вещает парень, по звукам, усаживаясь на пол рядом с дверью.
Оглядываю небольшое темное помещение. Да. Миша прав. Я в сауне. Окон нет. Сейчас тут прохладно. Она не включена. Забираю ковшом воду из деревянной кадки и жадно пью, все еще не в состоянии отдышаться. Дверь тут только одна. Выйти, обойдя Мишу не удастся. Может, остаться тут и ждать возвращения генерала? А что, не будет же он всю неделю в части? Как минимум до завтра я тут выдержу. Вода у меня имеется. Миша вряд ли выполнит страшное обещание и зажарит меня тут заживо. Не может же он быть совсем маньяком?
Подскакиваю от неожиданно загоревшегося в помещении света.
– Хорошо тебе погреться, пухляш, – за дверью слышится смех Миши.
Он включил сауну. Скоро тут станет жарко, и я, как он выразился, буду умолять его выпустить меня. Все-таки он маньяк.
Почему жизнь закинула меня в этот дом, к этому человеку? Как Алексей Витальевич мог оставить меня со своим сыном, разве он не знает, что вырастил помешанного на сексе эгоцентричного ублюдка?
Ложусь на верхний полог, пока в помещении не стало совсем жарко. В голову не приходит ни одной мысли о возможном спасении. Почему этот парень так жаждет переспать со мной? Я же не в его вкусе, я, как он выразился "оно". Хочет просто показать, что может сделать со мной, что ему вздумается? Показать свою власть надо мной? Это не так. Я ничего ему не должна. Он не имеет права требовать от меня чего-то, тем более сексуальных отношений, к которым я вовсе не готова. Я даже ног никогда не брила. Один раз чуть не поцеловалась с парнем, но убежала от страха. В детском доме надо мной посмеивались из-за этого. Грудь выдающегося размера привлекала многих ребят, однако после нескольких неудачных попыток завести со мной отношения, всем стало ясно, что Рита Молодецкая недосягаема для физиологической близости. Вот и Миша, как только посмотрит на мою грудь, становится маньяком. Что, груди никогда не видел? Не верю. Он похож на парня, который засыпает с одной девушкой, а просыпается с другой. Что-то мне подсказывает, что у парня с телом легкоатлета и ростом атланта не бывает трудностей с женским полом. Так почему же он гонялся все утро за толстой девчонкой, которая ему еле до плеч достает?
Хотя… Нельзя говорить так о себе. Я вполне симпатичная. Да, для моих ста семидесяти сантиметров роста вес в семьдесят семь килограммов, пожалуй, излишен. Вот бы скинуть килограммов десять, и я была стройная, словно лань. Но куда их скинуть то?
В сауне становится жарко. Отпиваю из ковша уже потеплевшую воду, ополаскиваю лицо и перемещаюсь на нижний полог. Неужели он меня тут уморит? Жалко себя. Вот так жила-была девочка Рита Молодецкая, дочь погибшего генерала Российской армии, не видевшая ни тепла матери, ни защиты отца, ни даже родного дома… замучена жаром сауны… Такую, что ли, напишут эпитафию? Не хочу умирать. Я еще многого не прочитала, много не узнала, не почувствовала. Первый курс педагогического факультета, первый поцелуй, первые посиделки с однокурсниками где-нибудь у костра с пением песен под гитару, первая любовь с приятными телу прикосновениями нежных рук. Слышишь, негодяй? С приятными телу прикосновениями нежных рук! Нежных – ключевое слово!
Поливаю не знавшее нежных прикосновений тело из ковша. Хорошо, что воды еще много в кадке, может, сжалится надо мной садист до того, как она закончится.
Есть хочу. И в туалет. Сложно сказать, чего больше. Пописать бы в уголке. Да стыдно, конвойный, сидящий с той стороны дверей, услышит журчание. Снимаю мокрые от пота штаны, чтобы не давили на мочевой пузырь.
– Слышь, пухляш, ты там как?
Голос за дверью уже не рычит. Спокойный такой голос. Даже заскучавший.
Молчу. Силюсь не заплакать. Обидно мне. Вот я никому никогда зла не желала. Всем всегда помочь хотела, принести миру что-нибудь светлое, сделать что-то значимое. А теперь сижу с урчащим желудком и полным мочевым пузырем, всеми забытая и никому не нужная. Разве что только этому гиганту, напавшему на рассвете, как фашисты, и то, только для его плотских утех.
– Кать, – Миша стучит в дверь, привлекая внимание, – ты живая? Че молчишь то?
Он думает, что я Катя? Гонялся за мной, как угорелый! В кровать затащить хочет! Но я для него Катя?
– Рита, – возмущаюсь, выливаю на себя еще один ковш воды.
– Кто?
– Я! – кричу, кидая ковшом в дверь, тот обидно дзинькает, попадая в кочергу, и с глухим звуком приземляется на толстые доски пола. – Я Рита!
– Че, серьезно?
"Что" надо говорить. Разчекался он тут. Нелюдь необразованная!
– Я был уверен, что ты Катя. Тебе бы пошло это имя.
– Ох, извини, что меня не назвали, как вашему величеству было бы угодно, – кричу.
Подхожу к двери, поднимаю пострадавший ни за что ковш. Мне снова нужно попить. Тут становится совсем трудно дышать. Пинаю по двери, мысленно прося у нее прощенья.
– Да мне плевать, как тебя зовут. Ты выходить собираешься?
Не собираюсь я никуда! Помру тут, так и не узнав ничего в жизни хорошего.
– Давай же, – голос Миши становится ласковым, – я же слышу, как ты еле дышишь уже. Ну что тебе надо, чтобы ты вышла?
Нет бы извиниться за свое маниакальное поведение и гарантировать мне неприкосновенность. Напал, преследовал, обещал заставить умолять, угрожал, а теперь равнодушно интересуется, что мне надо?
Ложусь на пол и запеваю с горя одну из любимых песен Серьги "А что нам надо":
Выдох, вдох. Хорошо дышать,
Черный горох да нелегко глотать,
Пуля и ствол – нажал и разошлись,
Где добро, где зло – попробуй разберись!
А что мне надо? Да просто свет в оконце,
А что мне снится? Что кончилась война,
Куда иду я? Туда, где светит солнце,
Вот только б, братцы, добраться б дотемна…
Дышать тяжело. Отпаиваю себя водичкой, сжимая ноги крестом, потому что из меня сейчас польется накопленная жидкость. Странно, что она просится на выход снизу, потому как снаружи я уже полностью отсырела.
– У тебя красивый голос, – слышится с той, нежаркой, стороны.
– Миш, – сажусь ближе к нему, – что тебе во мне?
– Ну, я думаю, мне будет в тебе хорошо, малышка, – парень говорит, как будто это я его обидела, и мне хочется рассмеяться. – Я просто поделать ничего с собой не могу. И потом, давай откровенно, ты же ко мне невестой приехала, так что я имею право испробовать то, что ты можешь предложить.
– Так я тебе ничего не предлагала, и не навязывалась, и не давала повода для близких отношений.
– Ты, пухляш, права, конечно, но понимаешь, я уже загорелся, и не могу отступить теперь, – капризно рассуждает мучитель. – Вот что тебе стоит? Я прощу тебе вчерашний отказ, – он снова говорит о сексе как о чем-то само собой разумеющемся между нами, словно мы занимались этим уже не раз. – И забуду про нападение твоей ноги на мои яйца. Сильно использовать не буду. Немного отшлепаю тебя за кота, ты отсосешь мне за брошенную доску, и нам обоим будет очень хорошо. Я обещаю. Я знаю, о чем говорю.
– А я не знаю, – прижимаюсь спиной к двери, откидываю сырую голову и выливаю не себя очередной ковш воды, смывая пот и отчаяние.
За дверью воцаряется молчание. Затем Миша откашливается, стучит по двери несколько раз.
– То есть, – медленно выговаривает он, – ты хочешь сказать, что минет делать ты не умеешь?
– И его в том числе, – выдыхаю, не могу больше тут сидеть, нагретая вода уже никак не помогает. – Миша, я ничего не умею делать. У меня не было секса.
Выговариваю, как на духу. Что мне скрывать? Тут нечего стыдиться.
– Вот же черт!
Кулак генеральского сынка врезается в дверь, отчего кочерга звенит прямо над моей головой. Я даже не дергаюсь. Пытаюсь сжать внутренности, чтобы не описаться.
– Так и знал, что какая-нибудь подстава выскочит! Выходи, – в голосе ясно проскальзывает разочарование, – не трону.
Слышу шорох за дверью. Затем щелчок. Он отключает регулятор тепла. Но его шагов не слышно. Он все еще ждет, когда я выйду?
– Ты выходишь, или как? – раздраженный вопрос меня пугает.
– Дай слово.
– Даю слово, не трону, пока сама не захочешь.
Вытаскиваю горячую кочергу, используя успевшие высохнуть штаны, как прихватку. Если он сейчас нападет на меня, то я просто написаю на него. Осторожно выхожу из места заточения. Миша окидывает взглядом прилипшую к телу мокрую черную футболку и черные хлопковые трусики-шорты.
– Ты как?
Еще спрашивает? Чуть меня жаром не уморил! А теперь какой добренький стал. Тянется ко мне рукой, а меня изнутри разрывает.
– Я описаюсь сейчас.
Забываю про вежливость и стеснение. Собираюсь бежать на второй этаж в свою ванную. Но что-то мне подсказывает, еще один шаг, и из меня все выльется. Как же позорно! Описаться при человеке, который чуть не изнасиловал тебя. Хорошенький же стимул сменить место жительства.
– На улице есть туалет рядом с домом овчарок, – подсказывает Миша.
Но сдвинуться с места я не могу. Ей Богу! Описаюсь. Выпучиваю на него глаза. Вот бы он ушел, я бы спокойно описалась тут, в предбаннике, разделяющем сауну, парную и помывочную, прямо на коврик. А потом все бы убрала, постирала. Только бы этот идеальный человек с лицом, достойным рук лучших мастеров античности, не видел моего позора.
Мы смотрим друг на друга пару секунд, а потом до моего мучителя доходит, почему мои глаза стремятся выпрыгнуть из глазниц.
– Терпи, – парень подхватывает меня на руки, – я знаю, ты сможешь, – и несется со мной на улицу.
– Не тряси меня, иначе я написаю на тебя, – скромности не место в такой ситуации.
– А я знал, что ты грязная девчонка, – Миша останавливается, показывая мне похотливую улыбку, его язык медленно проходится по ровным зубам, а глаза перемещаются с моей груди на лицо.
– Пожалуйста, – кладу руку на местечко между ногами, которое слегка сыреет, – сейчас не время…
– Да, извини, – он снова несется к огромной двухэтажной собачьей конуре, – терпи, пухляш, ты сможешь.
Ставит меня на ноги возле пристроя рядом с беседкой. Открываю дверь. Да что ж такое то? Тут две двери.
– Куда идти? – кричу, остановившись в замешательстве.
– Направо, – кричит в ответ теперь уже мой спаситель.
Бегу, придерживая промежность, что очень помогает не обсикаться. Усаживаюсь на унитаз и стону от долгожданного счастья, не сдерживаясь.
– Донесла? – интересуется Миша.
– О, даааа, – протягиваю в ответ, содрогаясь всем телом.
Мне даже не стыдно. Ощущения освобождаемого от жидкости мочевого пузыря, после длительного удержания ни с чем несравнимы. Хохот мучителя-спасителя доносится с улицы. Улыбаюсь счастливому разрешению щекотливой ситуации. Охлаждаюсь водой из раковины и выхожу навстречу человеку, который в эту ситуацию меня вогнал. Сейчас мне так хорошо, что я без какого-либо стеснения прохожу мимо его довольного лица в одних трусах в баню, натягиваю на себя помятые штаны и выхожу обратно.
– Как ощущения? – кричит парень, все еще сидя на лавочке возле беседки, метрах в тридцати от меня.
– Есть хочу.
– Приготовишь завтрак?
– Ты не заслужил завтрак, Миша!
– Да ладно тебе, – возмущается парень, покидает уютную лавочку и приближается ко мне, – я же донес тебя до туалета.
– Ты чуть не изнасиловал меня! – ругаю его.
– Я думал, тебе нравятся такие игры! – парирует он.
– Ты считал, что меня зовут Катя! – не сдаюсь я.
– Так ты не говорила своего имени! – находится с ответом гигант.
– Ты назвал меня "оно"! – кидаю последний аргумент.
– Ты спишь в смешной позе!
Он уже рядом, и в словесной битве его не победить.
– Не злись, пухляш, – улыбается греческий бог, – мы подружимся.
– Ты это нечто, Миша, – мотаю головой, отрицая возможную дружбу.
– Крепись, малышка, – тяжелая рука ложится на мое плечо, – все сначала говорят так. Через пару недель ты уже не сможешь без меня.
***
Переборщил, походу, с интимом. Но что я могу поделать, если второй день только и думаю, как бы забраться к ней под одежду? Какая она на ощупь? Какая на вкус? И, кроме того, я ж не знал, что она не трахалась ни с кем. Подвел меня радар.
Придется менять тактику. Жаль, что время упущено. Как показывает моя практика, первые часы знакомства самые значимые для продвижения к телу жертвы. И созданное мной неверное впечатление о моей потрясающей личности теперь не на руку. А мне, как на зло, сейчас еще больше хочется ее, после того, как услышал ее пение в сауне, а потом увидел полные бедра, обтянутые черными труселями. Гребанная девчушка! Притягивает меня к себе, как земля дождевые капли. Но после утреннего известия не решаюсь подойти к ней.
Она молча сварила манную кашу, которую я не ел тысячу лет, поставила передо мной стакан компота, и, положив себе тарелку каши поднялась в комнату. В голове крутились сотни слов, которыми я мог бы завязать разговор с ней, заставить остаться со мной, но я промолчал. Хотя мне очень хотелось позавтракать с ней вместе.
Аааа! Я оставил ее жарится в сауне! Я установил термометр на сорок градусов и ждал, когда она выйдет! Что на меня нашло? Она сидела там тридцать минут, из них двадцать в полностью разогретом помещении. Она могла в реальный обморок упасть. Голодная, испуганная, с полным, как потом выяснилось, мочевым пузырем. Не могу сдержать смеха, вспоминая выпученные глазенки, которыми она уставилась на меня, когда поняла, что держаться больше не может. А потом возбудила меня, и без того возбужденного, фразой о том, что написает на меня. А я никогда не был извращенцем и не практиковал такие вещи. Попробуй мне сказать такое любая из моих бывших, проходящих близких знакомых, я выгнал бы их в ту же секунду. Из ее же уст это прозвучало как-то обыденно, без намека на пошлость. Она, действительно, страдала в тот момент. А я застыл на месте, потому что мои ноги, скованные причудливостью этой фразы просто отказались идти.
Наворачиваю пару тарелок каши, чтобы ничего не оставлять в кастрюльке. Поднимаюсь к ней. Рита сушит волосы полотенцем, когда я захожу.
– Миша, научись стучаться!
Ее руки машинально прикрывают полотенцем область груди, лишний раз перетаскивая мое внимание на эту ее зону. А она права, я должен стучаться. Она имеет право находиться в уединении в своей комнате.
Делаю шаг назад, за дверь, которую прикрываю. Трижды стучу.
– Я занята!
Вот сучка!
– Ты издеваешься?
– Чего ты еще хочешь?
Раз, два, три, четыре, пять… Пять ее шагов и дверь распахивается. Разгоряченное зарозовевшее личико упирается обиженным взглядом в меня.
– Отстань от меня, пожалуйста! Я не хотела приезжать, честное слово, Миша. Не хотела. Мне просто некуда пойти больше. Я обязательно займусь этим в самое ближайшее время. Но ты ведь должен понимать, что не так легко найти жилье. У меня не такие большие возможности, как твои, и…
– Кать, – тьфу ты! привязалось условное имечко, – в смысле, Рита, я же сказал, что ты можешь оставаться тут, сколько захочешь, – стараюсь произнести это в несвойственном мне серьезном режиме.
– Да, я помню, и не попадаться тебе на глаза, – только сейчас замечаю, что уголки ее губ чуть опущены вниз, придавая ей обиженный вид.
– Ну, с этим я переборщил. Теперь я хочу видеть тебя как можно чаще. Ты можешь даже в мою комнату переехать, если хочешь.
Молчание – золото! Все это знают, кроме меня. Вот кто вытягивает из моего рта эту пошлятину? Стираю ухмылку с лица в ответ на ее покачивание головой.
– Я поставлю тебе отдельную кровать, – пытаюсь выправить ситуацию.
– У меня много дел на сегодня, Миша, – она прикрывает дверь, и я делаю шаг вправо, чтобы видеть ее в оставшейся щели. – Ты и так отнял у меня утро. Пожалуйста, оставь меня в покое. Занимайся своими делами, живи, как жил раньше. И дай мне устроить свою жизнь. Я уеду, как только смогу. Ты больше не вспомнишь обо мне. Извини, что вторглась в твою помазанную медом, окруженную летающими и на все согласными феями, жизнь, и испортила ее своим присутствием.
– Что у тебя за дела?
Оставляю без внимания ее монолог на тему ее отъезда, которого я теперь уж точно не допущу, и моей медовой жизни, которая теперь уж точно не вернется в прежнее русло, как мне бы этого хотелось.
– Тебя это не касается.
– А я хочу, чтобы меня это касалось!
Она выводит меня из себя. Мне приходится повысить голос, чтобы до нее дошло, что я так просто от нее не отстану.
– Ты никто в моей жизни, Миша, просто проходящий человек, решивший, что может засунуть меня в свою кровать, как какую-нибудь игрушку. Но твоей пастельной игрушкой я становиться не собираюсь. В моей жизни будет только один мужчина, который отнесется ко мне серьезно. Теперь, когда мы прояснили эту ситуацию, давай проясним еще кое-что. Я живу тут, потому что мне больше некуда идти. Твой отец решил поженить нас, но это не значит, что мы этого хотим. Так что происходящее в моей жизни тебя интересовать не должно, так же, как меня не интересует, чем живешь ты.
Нет, девочка, так просто ты теперь не отделаешься. С того момента, как во мне проснулся интерес, твоя жизнь перестала быть твоей.
Она пытается захлопнуть дверь, но я резко вхожу в комнату. Девчушка делает шаг назад, но я снова оказываюсь в нескольких от нее сантиметрах.
– То, что меня интересует, решать буду только я сам. И хочу ли на тебе жениться, я тоже еще не решил. И если я захочу этой свадьбы, то ты будешь на ней присутствовать, в белом платье и фате, даже если мне придется приклеить их на тебя. Дошло?
Смелость Риты улетучивается, и длинная шея вжимается в плечи от моих слов, а скорее всего от тона, которым они были сказаны. И это второй раз, когда я вижу страх в глазах девушки. Мне неприятно. Но со мной происходит что-то непонятное в ее присутствии.
– И не стоит разговаривать со мной таким тоном, Рита, потому что тебе не понравится, если я начну говорить с тобой так же.
Девчушка опускает глаза, сводит брови вместе, словно получив выговор от родителей. Прерывисто дышит.
Молча выхожу из комнаты, хлопая дверью.
Бесит меня! Тянет к себе и раздражает. Вызывает интерес и лишает покоя. Не могу находиться рядом с ней. Мне нужно отойти от нее. Побыть немного одному, чтобы разобраться, что, черт возьми, происходит.
Прыгаю в машину, и сваливаю из дома. Пусть делает, что ей вздумается, раз считает себя большой девочкой. А я вытравлю из себя ярость и желание, которые она вызывает во мне.
Заваливаюсь в "Фею", выбирая двух стриптизерш, которые успокаивают меня зазывными танцами, нежными речами и верными действиями. Два дня.
Потом заваливаюсь к Лехе в "Московский писатель", где приятно провожу целый день с другом, рассуждая о службе. Кобарь вернулся на неделю, скоро ему снова улетать в Питер. Самойлова в Москве нет. Юран занят проблемами с женой и свалившейся на него фирмой отца.
Ухожу в двухдневный запой, затарившись алкоголем и парочкой давних подружек, общение с которыми, к моему разочарованию, не доставляет удовольствия, как раньше.
А когда возвращаюсь на службу, и из головы выветривается хмель, образ пухляша снова проникает в голову. Мозг воссоздает произошедшее за три дня знакомства, ее голос, ее тело, ее белую попку, обтянутую черными трусиками.
Я должен вытравить ее из своей головы. Или наоборот, получить доступ к ее телу. И я еще не понимаю, что лучше.
Глава 2
***
– Алексей Витальевич, мне не надо так много!
– Это разве много?
Генерал не понимает, что я получаю стипендию, вернее, скоро получу свою первую стипендию, и смогу купить необходимые мне вещи. Он набирает в тележку кучу канцелярских принадлежностей, в то время как мне достаточно одной тетради с разделителем и пары ручек. В самом деле, я ж не школьница, отдельные тетради на каждый курс мне не нужны. Вот что мне действительно нужно, так это компьютер и принтер. Но таких вещей я у него попросить не могу. Решаю купить их в рассрочку в день получения первой зарплаты в фитнес центре, куда меня взяли на вечернюю подработку.
– Органайзер надо?
Мужчина разговаривает четко и громко, так, что всем в магазине «Белая ворона» известно о нашем пребывании тут.
– Нет.
Мотаю головой, выхватываю наполненную тетрадями, блокнотами и всякой ерундой тележку из его рук и несусь к кассе. Ну вот зачем мне циркуль? Я собираюсь преподавать детям русский язык и литературу. Становиться инженером не входит в мои планы.
Сажусь в великолепный генеральский мерседес, устало поглядывая на водителя, с интересом наблюдающего за мной. Генерал усаживается рядом на заднее сиденье.
– Так, – гремит Алексей Витальевич, – у меня есть еще полчаса. Савелий, давай в наш автосалон. Рите нужна машина.
– Да не нужна мне машина! – стону я. – Пожалуйста, Алексей Витальевич, не надо мне ее покупать! Я вполне способна ездить на метро…
– Маргарита, – прерывает генерал, – я не сомневаюсь в твоих способностях, но на даче метро нет. Ты должна как-то добираться до Москвы. Поехали, Савелий.
Водитель посмеивается, и тонированная машина плавно трогается с места. Откидываюсь на мягком кожаном кресле, беспомощно выдыхая. Я не против машины. Это моя мечта! Одна из них. Машина дает свободу передвижения и добавляет несколько очков к самооценке. Но я не собираюсь совсем садиться на шею генерала. Однажды я куплю машину сама. Когда-нибудь.
Беспомощно рассматриваю стоящие в дорожной пробке машины. Полоса рядом с нами медленно двигается, а мы остаемся стоять на месте.
– Савелий, включи мигалку. Время поджимает.
– Есть, товарищ генерал!
Савелий радостно отдает честь и включает маячок. В этот момент мне хочется вдавить голову в плечи. Это отвратительно. Почему бы нам не постоять в пробке, как все? Это использование должностного положения. Смотрю, как остаются стоять позади нас встрявшие граждане, а мерседес генерала выезжает на встречную полосу издавая звук спешащей к пациенту машины скорой помощи. Старенькому синему форду приходится совершить резкий маневр, чтобы освободить дорогу для столь важного транспортного средства. Оглядываюсь на свернувшую машинку, замечая номер телефона на ее заднем стекле. «Продается» – гласит подпись под цифрами.
– Алексей Витальевич! Мне вот такой машинки будет достаточно! Не надо новую!
Я кричу! Зачем? А кто меня знает. Может, так до старшего Коршуна быстрее дойдет, что новая машина мне не нужна. Уверена, он собирается купить мне что-нибудь очень дорогое. Но я никогда еще не ездила за рулем. Зачем мне новая?
– Какой достаточно?
Генерал поворачивается и всматривается в заднее стекло.
– Вот эту? Маргарита, – по салону разносится басистый хохот, – да она развалится не сегодня, так завтра. Я не посажу тебя в такое корыто.
А тем временем мерседес мчится по освободившейся встречной полосе, отдаляя меня от старенького форда.
– Я не соглашусь на другую. Я возьму кредит. Мне хватит, – решаю я. – Буду выплачивать со стипендии. Вот только тогда я не смогу снять квартиру, как хотела, – зря рассуждаю вслух, потому как генерал обращает на меня внимание, и тут же вступает в разговор.
– Ты будешь жить на даче. Это дело решенное, Рита. Даже не думай снимать квартиру. Мы купим квартиру для вас позже. И раз уж тебе так хочется поездить на корыте, хорошо, я куплю его тебе. Савелий, разворачивайся, догоняем тарантайку.
Да зачем я начала разговаривать? Надо взять за правило помалкивать о своих желаниях в присутствии генеральских чинов. И кому он там собирается покупать квартиру? Кто это – "вам"? Уж не о своем сыночке ли он говорит? Не стану я жить с этим психом, чуть не поджарившим меня в сауне. Меня мог тепловой удар хватить, а этот детина лишь посмеивался. Все ему, видите ли, шуточки.
Грязну в своих мыслях, не замечая, как водитель резко поворачивает и несется в обратном направлении, опять выезжая на встречку. С самым серьезным лицом генерал достает мобильный и набирает номер «Марат, там сейчас около вас проедет синий форд. Останови. Я скоро подъеду».
Что происходит? Вопросительно смотрю на генерала, но мужчина молчит, загадочно улыбаясь. Встречаюсь в зеркале заднего вида со смеющимся лицом Савелия «ты только что упустила возможность покататься на крутой новой тачке» – констатирует он.
– Старший лейтенант Савельев, а два наряда за болтовню не хочешь?
– Виноват, товарищ генерал.
Вот так незамысловато и просто я стала хозяйкой синего форда, уже как десять лет изучающего дороги нашей страны. А еще поняла, что имя водителя мне неизвестно. Оказывается, он Савелий, потому что Савельев.
Деньги водителю Алексей Витальевич отдал прямо на посту, где остановили машину. До пункта назначения бывшему его владельцу пришлось добираться своим ходом. А я поехала на учебу с доверенностью и обещанием получения вечером всех необходимых документов, данным своим благодетелем.
Генерал хотел отдать мне Савелия, который всем своим видом показывал, что готов к такому понижению в должности, но я умолила старшего Коршуна отправить меня одну. Дала честно слово, что нарушать правил не буду, поеду медленно и аккуратно, а при малейшей опасности позвоню ему, чтобы он отправил Савелия мне на помощь. Последний, похоже, теперь мечтает, чтобы я оказалась в опасности. Уж больно деловито подмигнул мне на прощанье.
Странные они, эти военные.
Домой приезжаю в половину первого. Уставшая и вымотанная. На дороге мне бесконечно сигналили. Один водитель, когда я пропустила светофор на повороте, из-за чего создалась пробка, подъехал слишком близко, открыл окно и заорал, что я «курица тупоголовая». Я не обиделась. В такие моменты каждый водитель должен вспомнить себя в первые дни вождения и понять, как мне сложно. Считаю, что справилась. Но завтрашний день уверенности не вселяет.
Девчонки в институте замучили расспросами, откуда у меня машина. Наврала, что купила в кредит. А поскольку врать нехорошо, заехала по дороге на новую работу, в банк, где взяла кредит. Под поручительство Алексея Витальевича. Он и виду не подал, что ничего не знает, когда менеджер банка позвонил ему, чтобы подтвердить поручительство, и через десять минут прислал все необходимые документы на электронную почту банковского работника. Вот так… незамысловато и просто.
Радуюсь, что машина Коршуна младшего отсутствует в гараже. Домашний террорист благородно подарил мне безмятежный вечер. После "саунной экзекуции" он ко мне особо не проявляет внимания. Возможно, понял, что к его сексуальной активности я не готова и решил лишить меня великолепия своей персоны. Хорошо бы.
Устало поднимаюсь на второй этаж.
– Маргарита, – гремит голос с кухни, – нам нужно поговорить.
Ладно. Устало спускаюсь со второго этажа.
– Алексей Витальевич. Я вам деньги за машину переведу, – говорю сразу с порога, пусть знает, что я не просто так кредит взяла.
– Нет уж, ты на эти деньги себе что-нибудь купи. Я и без них проживу. Я на счет работы хотел с тобой поговорить. Тебе незачем работать. Посмотри, какая ты уставшая пришла. Ты должна учиться. Все расходы я возьму на…
– Разрешите обратиться! – перебиваю его деланно бодрым голосом.
– Обращайся, – генерал серьезен.
– Деньги я вам переведу все равно. Кредит платить буду из стипендии. И работать тоже буду. Нахлебницей быть не собираюсь.
– Мне нравится твоя четкая позиция, Рита, – кивает генерал. – Делай, как считаешь нужным. Но если возникнут сложности, обещай обратиться ко мне.
– Хорошо, – улыбаюсь.
А с генералом то не так и сложно, как казалось.
Парюсь новым березовым веником в бане, подавляя зевоту. Этот день меня измотал.
Не помню, как засыпаю.
***
Утром готовлю завтрак. Это то малое, чем я могу отблагодарить генерала за заботу. Он еще спит, но я заботливо украшаю стол голубыми, с вышивкой в виде летающих птиц, льняными салфетками. Этому дому не повредит немного уюта. В прошлые выходные, заручившись разрешением Алексея Витальевича, я залезла в комнату, которая раньше была гладильной. В шкафах там хранятся множество сокровищ. Оказывается, в этом доме есть все, что нужно. Горы новых полотенец, комплектов постельного белья, банных принадлежностей. Так что теперь кухонный стол украшает белая льняная скатерть, поверх которой я кладу салфетки. Жалко, если Коршуны, не отличающиеся рвением к чистоте и соблюдением этикета, извазюкают такую красоту. А постирать салфетки пятиминутное дело.
Сегодня мне ко второй паре, так что к моему утру добавился целый час, поэтому вместо обычной каши и компота, готовлю японский омлет. Недавно увидела по телевизору этот рецепт. К моему удивлению, в кухонных закромах Коршунов полно посуды, доступ к которой мне открыт с разрешения хозяина дома. На новенькой сковороде с тефлоновым покрытием тонкий яичный блин расходится идеально даже без масла. Посыпаю его помидором и закручиваю. Наливаю второй половник в ту же сковороду и тут же посыпаю быстро готовящееся яйцо зеленью. На третий блин щедро укладываю сыр. Завернуть и готово! Красота! Выкладываю на тарелку, где уже лежат тоненькие гренки, политые оливковым маслом и чуть подсоленные. Кидаю сверху ломтики бекона. Глотаю слюну и продолжаю готовить. Мне нужно три порции. Хотя третий жилец этого дома ни капли не заслужил такой красоты на завтрак. Но будет неприлично, находясь в гостях, кормить только одного из хозяев.
Компот из сухофруктов, обожаемый мною, наливаю в красивый хрустальный кувшин. Расставляю большие кружки с кофе. Режу фрукты, сыр, колбасу и хлеб. Оглядываю все это великолепие, жуя кусок ананаса. Надо же, это я, Рита Молодецкая, ем вкуснейший ананас в доме генерала Российской армии и не переживаю, что кусок могут отобрать, как в детском доме. В холодильнике и кладовой теперь полно запасов еды. Это единственное, что я попросила у Алексея Витальевича – купить продуктов, а то уж слишком несчастно выглядел пустой холодильник. Генерал через чур обрадовался моей просьбе. Теперь, чтобы закрыть холодильник требуется усилие. Да и кладовка переполнена.
Может, оно и к лучшему, что в детском доме таких запасов не было. Иначе у меня возникли бы проблемы с проходом в дверь.
Стучусь в комнату генерала, расположенную в отдельном крыле дома.
– Алексей Витальевич, пошлите завтракать, – кричу в закрытую дверь, потому как движения в комнате не наблюдаю.
Жду пару минут, но дверь никто не открывает. Может, тоже на пробежку вышел? Заметила, что в этом доме особое внимание уделяется спорту. К примеру, день Миши начинается с пробежки и зарядки. Я как то видела, как рано утром он убегал в березовую рощу. Мне бы тоже не помешало. И расположение дома позволяет. Но, боюсь, тогда мне точно не избежать ненужного внимания Коршуна младшего. Начнет еще смеяться, мол, увязалась за ним на пробежку. Или посчитает, что хочу понравиться ему. Да и вообще представить стыдно, как я буду бежать, потрясывая толстенькой попой и останавливаясь каждые несколько метров, чтобы отдышаться.
Что ж, позавтракаю одна. Не пропадать же такой вкуснятине.
Когда на моей тарелке остается половина японского омлета, вижу в окно, как во дворе появляются Коршуны. Миша даже немного выше отца и гораздо подтянутее. Хотя для своего возраста Алексей Витальевич еще ого-го. Пока старший отдает команды овчаркам, младший подтягивается на турнике. И выглядит это так, что я закашливаюсь от слюны, наполнившей рот. Омлет вылетает изо рта, разлетаясь по столу. Хорошо, что в тарелки не попал. Вскакиваю, пытаясь прокашляться, делаю глоток компота… ну отлично… теперь на моем новеньком бежевом халате великолепное розовое пятно в форме кляксы первоклашки. Мигом прибираю на столе. Никто не должен узнать, что тут побывал омлет из моего рта.
За окном сильные руки Миши подтягивают длинное мускулистое тело к железной перекладине. Заворожено наблюдаю, как чуть сгибаются его ноги, давая толчок для подъема, как волевой подбородок касается железяки, как напряжено его лицо. Спиральки высветленных солнцем волос убраны на макушку, а капли пота стекают по блестящей шее и впитываются в темно-синюю майку, оставляя на ней большое влажное пятно. Наверное, я, как выразился тот водитель, действительно курица тупоголовая, потому что мне хочется постирать эту майку. А еще ощутить запах его пота.
Трясу головой в разные стороны, вытряхивая грязные мыслишки. Отхожу от окна и возвращаюсь к завтраку. Не хватало еще чтобы этот гигант с комплексом нарцисса увидел, как я пялюсь на него. И халат менять не буду! Второй в стирке. А если одену что-нибудь не домашнее, еще подумает, что я для него приоделась.
– Рита! Ты нас разбалуешь, у нас обычно на завтрак только кофе и бутерброды.
Алексей Витальевич кричит, заходя в дом, но в кухню заходит только минут через десять. По мокрым волосам и чистым щекам понимаю, что он был в душе. Мужчина садится напротив меня, оглядывает стол и притягивает тарелку с омлетом.
– Знаешь, этой скатерти лет двадцать, – умиляется мужчина, – но используется она впервые. И я этому очень рад, – мужчина берет мою руку в свою. – И я рад, что ты тут.
– Ешьте скорее, и так остыло, – отбираю свою руку из его.
Мне неудобна, хотя и очень приятна его похвала.
– Это великолепно. Может, тебе стоило пойти учиться в кулинарный?
– Нет, вы же знаете, как я хочу учить детей.
За окном слышится хохот и я невольно устремляю туда взгляд. Миша валяется на пожелтевшей траве а на его груди, гордо подняв морду, стоит Олег, Леша при этом бегает вокруг и скулит, выискивая возможность тоже забраться на хозяина. Между собаками завязывается короткий перелай, после чего Миша перекатывается, скидывая с себя Олега и бежит к дому. Овчарки преследуют его, поддерживая смех собачьей перекличкой.
– Этого так и не выучил никто, – вздыхает генерал, – балбес.
И я тут же прячу улыбку, возникшую на лице от детской игры, учиненной питомцами и их двадцатисемилетним хозяином.
– Ну все-все! – смех Миши доносится из сенок. – Место!
Олег с Лешей бегут к своему двухэтажному домику, поигрывая друг с другом по дороге. А Миша проходит на кухню.
– Дождутся они у меня, натравлю на них Юрана, – парень появляется в дверях с довольной улыбкой, хочет пройти на кухню, но генерал останавливает его.
– В душ!
– Ну блииин, пахнет так круто, – возмущается Миша, – я захлебнусь слюной, пока буду мыться. Мы же всегда завтракали после зарядки.
– А теперь мы будем завтракать после душа, – парирует генерал.
– А эти акции с завтраком надолго? – теперь Миша смотрит на меня. – А то я привыкнуть могу.
Голова Коршуна старшего тоже поворачивается ко мне. Четыре голубых глаза ждут моего ответа. Улыбаюсь и киваю.
– Это единственное, чем я могу отплатить вам за приют, – я смущена.
– Ну, – Миша засасывает нижнюю губу в рот, рассматривая меня, – положим, не единственное…
– А ну пошел в душ! – гремит его отец.
– Да я имел в виду, она могла бы помочь мне с аттестацией по русскому, – оправдывается сын, размахивая руками. – Капец, кем меня считают в этом доме? Я что, похож на извращенца?
Миша удаляется, но его ворчанье – "учителем она собралась стать… а помочь человеку с грамматикой не в состоянии" – слышно даже когда он поднимается по лестнице. Мне хочется засмеяться. А Алексей Витальевич снова вздыхает и мотает головой. "Иногда я сам не понимаю, как он такой получился" – словно самому себе говорит мужчина.
Умалчиваю о том, что сын у него вышел загляденье. Настоящий Геркулес. Жаль, что с повадками чекатило.
***
Глотаю слюну, смывая остатки геля для бриться с лица. Что ни говори, а девчушка отлично готовит. Уже несколько дней я нахожу по утрам каши, блинчики, оладьи и разные компоты. А ее не нахожу. Непонятно, куда она девается. Да и ладно. Черт с ней.
Выхожу из комнаты, выжимая волосы полотенцем, которое тут же кидаю на сушилку в углу коридора. Рита идет навстречу, разглядывая пятно на халате. Копна ее темно русых волос беспорядочно спускается чуть ниже плеч, а чертова ложбинка, выглядывающая из выреза грязного халата, наполняет мой рот слюной.
– Отвезти тебя в институт?
Девчушка поднимает голову, привлеченная моим вопросом и замирает у двери своей комнаты, остановив руку в нескольких сантиметрах от ручки. Испуганно хлопает пару раз лемурьими глазами и залетает в комнату, с хлопком прикрывая за собой дверь. А че я сказал то такого? Подвезти предложил. Типа хочу быть дружелюбным.
Ну ее нафиг. Пугливая какая.
Ах да, у нее теперь есть средство передвижения. Именно средство. Назвать машиной то синее чудо, которое я увидел ночью в гараже, когда вернулся со службы, машиной, язык не поворачивается.
Завтракаю в одиночестве. Отец засел в кабинете, откуда доносится его раскатистый голос. Обсуждает что-то по телефону. Скучно. Зато вкусно. Раздражает не пойми откуда выскочившее желание видеть пухляша за столом, но я заедаю его гренками. Жаль, что порция яичного рулета только одна. Хотя, почему одна? На тарелке лежит чья-то недоеденная половина. Уверен, это Рита не успела доесть, похоже, она торопится. Вон уже бежит, застегивая на ходу безразмерную черную кофтейку. Ее преследует Леха, пытаясь выпросить для себя немного внимания, и девчушка нежненько так гладит его между ушей, посмеиваясь, когда пес вылизывает ее руку. Через несколько минут слышу шум ее удаляющегося корыта.
Ладно, я не брезгливый. Доедаю половину ее омлета, выпиваю два стакана компота из сухофруктов и вытряхиваю сами сухофрукты в рот, постукивая по стеклянному дну стакана. Вкусно. По дороге до комнаты жую гренку с беконом, прогоняя мысли о грудном смехе, воспроизведенном невестушкой.
В роте получаю запланированный ежедневный нагоняй от командира за длину волос. Запланировано произношу "виноват, товарищ полковник", и не запланировано интересуюсь, не потому ли он так неравнодушен к моей шевелюре, что у самого на макушке лысина пробивается, потому что если это так, то я могу одолжить ему несколько прядей для пересадки. Мы же тут как семья в отряде, нас всего десять человек, и я готов одолжить волос каждому.
Черт меня дернул! Как обычно. После обеда заменяю уборщицу, дравя пол в столовке под присмотром полковника, который даже не пытается спрятать довольную ухмылку. Уборщица Любочка, тридцати трех лет от роду темноволосая деваха с сиськами нулевого размера и таким же задом, сидит рядом с командиром, не скидывая с плеча руку этого женатого, с двумя детьми, мужчины.
– Коршун, ты тот угол пропустил! – командует Сергей Палыч.
– Да вымыл я его, – отжимаю тряпку, – вам любовь обзор закрыла, – козыряю каламбуром.
Я вообще ни один угол не вымыл. Так, растер воду по периметру, ибо я майор Российской армии, а не курсантик, которого можно вот так просто заставить драить полы до блеска. Кроме того, ясно, что полкан может и хотеть проучить меня за вольное поведение, но сделать со мной ничего не сможет. Так что чувствую я себя довольно вольготно. Ну не виноват я, что мой отец генерал. К моему вступлению в отряд А он не имеет никакого отношения. Я даже не говорил ему, что в период своего курсантства мечтал попасть сюда. Я впахивал, как ошалелый, участвовал во всех соревнованиях по боевой подготовке, стрельбах, даже к общественной работе себя приучил. Так что теперь по возможности веду бесплатные курсы по самообороне для детей до четырнадцати.
И мои усилия окупились. Меня заметили еще на втором курсе и пригласили на беседу. Проблемы возникли именно из-за высокого чина моего родителя, никто не хотел брать на себя ответственность за генеральского сынка. Так что мне пришлось выложиться по полной, применив все свои навыки и обаяние, чтобы уговорить дать мне шанс. И командиры решили, что я им нужен. Вот только при проверке выявились все мои идиотские выходки. Внутренняя служба безопасности отряда особого назначения выяснила и про мой обкуренный дебош в Берлине, где местная полиция загребла меня в борделе с поддельным удостоверением личности, и стены здания которой я решил «омыть» по естественной нужде. Мне вспомнили шлюху, притащенную в училище на втором же курсе, прожившую в моей комнате, а точнее в шкафу почти неделю, пока девке не вздумалось немного покричать ночью. Хорошо ей, видите ли, стало. А меня спалили.
И все это было бы смешно, не характеризуй меня как человека не серьезного и могущего поставить свои интересы на первое место, тогда как интересы государства и группы превыше всего.
Вот кто знал, что за глупости, которые мы совершаем в пятнадцать и восемнадцать придется расплачиваться?
Это мне еще повезло, что они не узнали куда пропали щенки овчарок и доброй половины из вытворенных мною идиотских вещей.
Мне, конечно, удалось внушить комиссии, что я не потерянный для общества гражданин и на меня можно положиться. А потом из раза в раз доказывал это. На каждой подготовительной командировке, на каждом задании. И я счастлив, что эти люди поверили в меня не как в генеральского отпрыска, а как в человека. Теперь я тут, среди мужиков, к которым не боюсь повернуться спиной, ведь я точно знаю, что они прикроют меня в любой переделке, точно так же как они знают – я никогда не подведу.
Вот только кудряшки мои не дают покоя товарищу полковнику. Так что пока Любочка отвлекает его смешливым разговором о каких-то глупостях, я максимально тихо ставлю ведро, пряча его за приоткрытую дверь, и сваливаю. Надоел он мне со своими претензиями.
– Коршун, обстриги ты эти лохмы, – Васек развалился на скамейке и крутит над головой штык-нож.
Мужики отдыхают после обеда. Скоро у нас подготовка по ориентированию на местности. И почему-то в кабинете я видел карту Украины. Задницей чувствую, назревает что-то. Это будоражит и добавляет адреналина.
– А вдруг, я как русский богатырь, – решаю отшутиться, – из них силу питаю? Обстригу и потеряю ее.
Мужики взрываются смехом, прикалываясь над силушкой богатырской. А я бегу в душ. У меня осталось десять минут до занятия.
Изучаем досконально карту Крыма и прилежащих к нему территорий. Все пути подходов, возможные слабые места. Что за дела? Я ждал отправки на Кавказ, как обычно. Переглядываемся с парнями, читая намеки в глазах друг друга. Вот прямо витает что-то в воздухе.
– А прикинь, нас в Крым забросят?
Васек целится в мишень, расположенную в тридцати метрах. Я уже отстрелялся и разбираю автомат рядом.
– Ну а что, круто. Я там никогда не был.
– Коршун, ты же в курсе, что на Украине сейчас кризис?
– Серьезно?
Какая разница? Я не слежу, что и где происходит. Мне плевать на это. Я знаю только, что не все гладко там, куда меня посылают.
– Ну да, там тоже революция назревает, как в Грузии.
– А нам то какое дело? Отправят, и круто. Надоело мне без дела сидеть. У меня ломка начинается от безделья.
– А дома че?
– А что там? – пожимаю плечами.
Вообще не хочу там появляться. Невестушка живет у нас уже месяц и старается не попадаться мне на глаза, как я вежливо попросил ее при нашей первой встрече. И вроде бы мне плевать. А вроде бы и нет. Вот почему я расстроился утром, когда она позавтракала раньше? Хотел видеть ее за столом? Для чего?
– А надо чтобы было «что», – многозначительно, словно старец, проживший на этом свете много лет, поучает Васек. – Я вот бегу домой. У меня там Лилька с мелким. Прихожу, как в рай попадаю. Так круто. Не представляю, как жил без них раньше.
– Ой, давай без этих лирических отступлений, – ухмыляюсь. – Романтик какой стал. Зато я представляю, как ты раньше жил, во всех красках.
Васек смеется и прицеливается поновой. Он женился год назад, и недавно у него родился сын. Мы с парнями обмывали, а папаша дежурил у роддома. А еще один год назад Васенька в сауне, в окружении девушек немаленькой стоимости, заказанных на свой день рождения, прыгал голышом в бассейн и вытворял другие вещи, о которых, уверен, его жене ничего не известно. Теперь стал семьянином и хочет сделать из меня такого же. А то его Лиле, приехавшей из Самары, видите ли, в Москве скучно.
Вот и отец, видимо, тоже твердо решил меня женить, и спрашивает о дате свадьбы каждую неделю.
Ну какой я семьянин? И нафига мне пухляш? Да и я еще не готов отказаться от всех благ, предоставленных отсутствием семьи.
***
После службы встретился в ресторане с Самойловым. Решил воспользоваться привилегиями неженатого мужчины. Жаль, Лехи нет в Москве. Романов так вообще, похоже, погряз в своем офисе. Или от Тины отойти не может. Ему это на пользу, а то совсем свихнулся.
Олег пару дней назад вернулся от бабули, по совместительству порно-звезды семидесятых, загорелый и довольный. Допиваем бутылку виски, болтая. Рассматриваю фотки детского розового кабриолета, который он притащил в подарок Джес из Америки. Младшая Орловская прыгает на заднем сиденье, хохоча во весь рот.
– Мужик, – я разочарован, – откуда ты его выкопал? Я даже не знал, что такие есть!
Черт! Где он раздобыл эту тачку? Как я теперь переплюну его подарок? Мы с парнями негласно соревнуемся за любовь малышки, стараясь стать самым лучшим дядей. И я, понятное дело, хочу быть самым любимым, а потому на прошлой неделе провел с ней целый день. Таскал ее в зоопарк и детские кафе, потом зарулил с ней на детский автодром. Ей очень понравилось. Она визжала от удовольствия и расцеловала все мое лицо. Вот же!
– Откуда ты узнал, что ей понравилось водить тачки?
Олег запрокидывает от смеха лицо и мотает головой, оповещая, что не хочет отвечать на этот вопрос.
– Я серьезно! – требую ответ.
– Мишель, – друг стирает улыбку с лица, но довольно растягивает слова, поправляя свою светлую шевелюру, – вам с Кобарем пора понять, что я буду любимым дядей Джессики, и прекратить этот спор. Вам не переиграть меня. Я читаю ее мысли на расстоянии, – он прикладывает подушки пальцев к виску, показывая, как читает.
– Тебе Тина растрепала, что я водил мелкую на автодром?
– Неее, – блондин крутит головой, сует руку в карман бежевых джинс, доставая портмоне, – я не видел и не слышал ее уже два месяца. Может, Юран у нее мобильник отобрал?
– Пошли, разведаем, – прошу я.
Мы оба переживаем за Орловскую. Оба любим ее. И мне сложно даже представить, что сейчас происходит в доме Романовых.
– Нет, Юран сам позовет, когда она придет в себя. Пошли лучше дальше. Вот тех с собой бери, – палец с блестящим ногтем указывает на двух девчонок, выходящих с танцпола на первом этаже. – А я еще вискаря захвачу и еды какой-нибудь.
– О, – оживляюсь я, – купи мне шоколадку!
Самойлов закатывает глаза, показывая свое отношение к моей любви к сладкому. Но мне плевать. Я могу съесть четыре сникерса подряд, а потом приступить к нормальному ужину.
Только когда друг уходит к бару меня осеняет. Он круто свел меня с темы Джес, не желая раскрывать карты. Вот жук!
Догоняю девчонок, выбранных Олегом для продолжения нашего вечера, у их столика.
– Девчонки, – улыбаюсь, подсаживаясь к ним, – какие планы на вечер?
– Домой собираемся, – брюнетка важно выпячивает оголенное красным платьем плечико, складывая губки уточкой.
Стандарт. Это будет просто. Они немного набьют себе цену, чтобы потом не стыдно было между собой обсуждать, как их сняли в клубе. Привычная картина. Мне просто нужно заплатить за стоящую на их столике бутылку красного шампанского и пару нехитрых салатов. Даже скучно.
– Нам с другом как раз в вашу сторону, – пропускаю между пальцев прядь волос брюнетки, определенно крашенную, – подвезти?
– Ты ведь даже не знаешь, куда нам надо! – подружка брюнетки, с чуть более светлой краской на волосах, и яркой красной помадой на губах, тоже сложенных уточкой, достает кошелек.
Достает медленно, намекая, что их ответ зависит от моей платежеспособности. Ясная картина. Достаю из кармана несколько помятых тысячных купюр и кидаю их на стол.
– Думаю, нам по пути, – сосредотачиваюсь на второй, она мне больше понравилась.
– А где твой друг?
– Ждет нас на стоянке. Пошли.
Поднимаюсь из-за столика и иду к выходу. Девчонки бегут за мной, держась под ручки.
Едем в пентхаус Самойлова. Девчонки не спрашивают, куда их везут. Это меня всегда удивляет. Вообще страх отсутствует что ли? А если мы привезем их на хату, где нас ждут еще семь мужиков? Неужели так важна эта бутылка шампанского? Они ведь не думают, что кто-то завяжет с ними нормальные отношения после такого съема?
Брюнетка садится в белый мерс Самойлова, а ту, что посветлее, оказавшуюся Камиллой, я тащу в свой Патриот. Ее синяя юбка задирается, когда она садится на пассажирское сиденье, но девчонка не поправляет ее. Тут только мы, ее подруги рядом нет и стесняться уже нечего. Глажу худенькую коленку, радуясь тому, что в Москве еще не сильно похолодало, не смотря на конец сентября, и на ножках моей новой знакомой нет капрона.
– А дома есть что выпить?
Ну да, в клубе девчонки не допили. Останавливаюсь у ресторанчика и беру бутылку того же шампанского, которое стояло на их на столике, возвращаясь обратно к поглаживанию коленки. Девушка чуть раздвигает длинные ножки, приглашая мою руку выше, и я продвигаюсь по внутренней части ее бедра. Кожа гладкая и приятная. Чуть сжимаю мягкую плоть, отчего Камилла раздвигает ноги сильнее и откидывается на сиденье. Какого хера? Что-то не так. Член приподнимается наполовину, и я не чувствую похоти, тогда как обычно на этой стадии я только и жду, как присунуть кому-нибудь вставшего брата. Что за дела? Рассматриваю девушку, отвлекаясь от дороги. Симпатичная. Ничего необычного, но она, правда, симпатичная. Стройная, высокая, с длинными ресницами и четкими скулами. Почему мой член еще не трется о джинсы? Поднимаю руку ко рту пассажирки, хватаясь ладонью за подбородок, а большим пальцем раскрываю ее рот. Игривый язычок тут же облизывает его, а зубки чуть прикусывают. Глаза искрятся. Девушка готова, она хочет, это понятно. А со мной что? Такого еще не бывало. Я даже жара, предшествующего обычно возбуждению не чувствую. Мне стоит начинать беспокоиться?
Кладу руку Камиллы на свою промежность, и девушка принимается легко поглаживать выпирающий холм. Приближается ко мне, касаясь губами уха. Член оживляется, но не так, как обычно, а вяло и лениво, словно раздражен тем, что я заставляю его работать.
– Знаешь, я еще никогда не делала минет в машине, – рот девушки опускается на мою шею, вызывая улыбку.
Привлекаю ее к себе, легко целуя, и опускаю вниз, туда, где мой любимый орган все же поднялся и готов к получению похвалы.
Скорость не сбавляю, еду ровно за тачкой Самойлова, наслаждаясь игрой языка и губ Камиллы с членом, кайфуя от возникшего, наконец, возбуждения. Фуух! Что это было то?
– Миш, он такой большой, – девушка отрывается от меня с легким чмоком, перехватывая член рукой.
Встречаюсь с ее заинтересованным взглядом, и радостно сообщаю «И сегодня он весь твой. Считай, тебе повезло встретить меня, будешь потом подружкам рассказывать о своем лучшем в жизни сексе». Девушка смеется, принимаясь обратно за дело. «Обхвати плотнее» – прошу я, напрягаясь. «Не могу» – Камилла отвлекается на мою просьбу, но я прижимаю ее голову обратно к члену, надавливая на затылок. Хочу пролезть в нее глубже. «Черт, вот так, держи его так». Девушка держит меня в себе сколько может и закашивается, после чего я снова прижимаю ее обратно и кончаю. До самого дома она не может оторваться от меня, то посасывая, то поглаживая, возвращая в боевую готовность.
На квартире Олега выпиваем. Тащу Камиллу в одну из комнат. Тут только диван. Самойлов недавно въехал и еще не успел нормально обставить квартиру. Мне не хочется расправлять его, так что усаживаю разгоряченную девку на себя, стягивая с нее коротенькую юбку и обтягивающую блузу. «А ты уже мокренькая, да?» Моя подруга кивает, снимает трусики и усаживается ровно на член, аккуратно погружая меня в себя. Обожаю смотреть на девчонок в этот момент. Они сосредотачиваются на своих ощущениях. А мне нравится чувство растягиваемой плоти. Секс – это то, что Господь послал нам в награду за все испытания. Обхватываю ладонями первый размер девушки, и в голове резко возникает ложбинка пухляша. Черт! Какого хрена она появилась в моей башке? Двигаюсь резче, врываясь в Камиллу до конца, отчего комнату оглашают громкие стоны. А я думаю о том, как бы стонала на ее месте невестушка.
Уйди из моей головы! Но нет. С каждым новым движением, с каждым звуком скачущей на мне девки я представляю Риту все более явственно, и бешусь, замечая как притупляются от этого ощущения. Мать ее! Какого хера я думаю о ней? Передо мной на все готовая деваха, стоит только попросить и она будет ублажать меня всю ночь, и весь следующий день, если это потребуется. Вот только этого не случится, потому что девка трясется в оргазме, а следом за ней кончаю я. И больше я ничего не хочу.
Девушка падает на меня, обхватывая за шею, и тянется губами. Отвожу лицо. Да что со мной? Почему бы мне не поцеловать ее? Она молодец. Мне даже напрягаться не пришлось, она сама все сделала. Но меня не тянет прикасаться к ней.
– Как насчет обмена?
Самойлов, помешанный на групповушке, появился в дверях еще пока Камилла напористо насаживалась на мой член. И все это время рассматривал ее со спины. Долбанный извращенец. Ладно, хоть полотенцем обвязался. С Юраном у них всегда так было. Единственная девушка, которой Романов не поделился с нашим другом – это его жена. И честно говоря, будь у меня такая Орловская, я б ей тоже ни с кем делиться не стал.
Я это серьезно? Чертова кудрявая голова. Может, и правда, сбрить нахрен шевелюру? А то мысли разные лезут.
– А где Лара? – Камилла всхлипывает, слезая с меня и валится на диван, я остаюсь сидеть неподвижно.
– Валяется.
Самойлов спокоен, даже как-то ленив, как будто спросить девчонок о тройнушке это его тяжелая обязанность, от которой он устал. А может так и есть? И, возможно, для меня сегодняшний вечер тоже что-то сродни обязательству, потому что я определенно не получил кайфа.
– Я не против, – Камилла подходит к моему другу, – только выпью сначала.
– Шампанское на кухне, – Олег хлопает ее по заднице, пропуская и смотрит вопросительно на меня.
Мотаю головой. Я не против потрахаться, и я не против разделить девчонку с другом. Но сегодня настроения для этого напрочь отсутствует.
– Знаешь, однажды Романов тоже начал отказываться от групповушки, – друг оживляется, посмеиваясь, – добром дело не кончилось.
– А что с ним случилось? – не понимаю я.
– Коршун! – Олег размахивает руками и пучит глаза, смотря на меня как на идиота. – Наш братан свихнулся!
А, ну да, точно. У Романова крышак поехал. Он помешался на Тине и на контроле. А может просто слишком много запихнул в свою гениальную голову. Если сейчас разбудить его посреди ночи, и резко задать вопрос, то он ответит четко и без запинок. И не важно, будет ли это вопрос о том, что он написал в сочинении по литературе в пятом классе, курсе валют или занятиях его жены за день. Ну, или он грубо и с матом пошлет нас куда подальше.
– Запомни, воздержание до добра еще никого не доводило, – блондин посылает глазами сигнал важности произнесенной мудрости и покидает комнату.
А мне надо выпить и понять, что происходит в моей голове.
Какого хрена я представлял отцовскую протеже, пока трахал вполне себе ничего деваху? Да я даже голой ее никогда не видел. Мало того, я видел ее только в идиотских халатах и этих ее непонятных шмотках-балахонах. Хоть бы разок джинсы нормальные одела, чтобы я мог рассмотреть ее. Погодите-ка! Я видел ее аппетитную задницу в черных шортиках. И мне она понравилась. Круглая и пухленькая, манящая ущипнуть, а может даже и отшлепать.
Тогда мне безумно захотелось провести ладонью по ее полным ножкам, покрытым редкими светлыми волосками, отдающими золотом в лучах солнца.
Да Господи ж ты Боже мой! Она даже ноги не бреет! Какого хрена я думаю о ней?
Ну вот, пожалуйста, член приподнимается. Иду к Самойлову и двум его подружкам.
***
Еле соскребла себя с кровати. Похоже, я не рассчитала своих сил, и работа в субботнее утро это слишком. Ладно, в душ схожу в фитнес центре по-быстрому. Все равно мне там переодеваться. А вот завтрак для товарища генерала – дело святое. Хотя его, как мне показалось и дома то нет. Оставила на плите горячую пшеничную кашу и кисель. Придет, порадуется.
Выбегаю в гараж через дверь в коридоре дома. Не повезло. В этот момент сюда как раз заезжает огромный синий Патриот, освещая большой гараж раллийными огнями, закрепленными балкой на крыше машины, в народе такие огни называют "люстра". Жмурюсь от яркого света, останавливаясь в дверях. В машине грохочет «Гагарин я вас любила» группы Ундервуд, которая, кстати, мне очень нравится. Миша паркуется, выключает музыку и некоторое время сидит в машине, пялясь на меня с ухмылкой и пожевывая большие губы. Мне не по себе. Ежусь, когда парень выходит из авто, хлопком закрывая дверцу. Не поправляет задравшуюся темно-синюю, мятую футболку с длинным рукавом. Голубые джинсы приспущены и мне видна черная резинка его боксеров, а еще… еще мне видна дорожка темных волос, спускающаяся по животу туда… ну, прямо туда… Какой-то он помятый.
– И куда это мы собрались? – шальной громкий бас оглашает большое помещение, заставляя напрячься.
Он подходит близко, обхватывая длинной рукой оба моих плеча. Его ладонь сжимается на левом. Меня обдает духом алкоголя. О Боже! Он пьян… Пытаюсь сделать шаг в сторону от него, и не могу. Миша крепко держит меня.
– Мне нужно идти, пусти.
– Я спросил, куда? – грохот его низкого голоса отлетает от каменной стены и врезается прямо в мой живот, который тут же скручивается в тугой узел.
– Миша, пожалуйста, пусти, я опаздываю.
– Сегодня суббота, всего шесть утра. Какого хрена ты куда-то потопала?
А какого хрена его это интересует? Я не должна отвечать на его вопросы. Что есть силы пихаю парня локтем в бок. Но он лишь смеется, прижимая меня крепче.
– Слушай, невестушка, – он выплевывает последнее слово, отчего мне становится жаль себя, – ты заканчивай пихаться и бросаться котами. Пошли, позавтракаем вместе.
Тащит меня обратно в коридор, соединяющий гараж с домом. Сопротивляюсь. Мне почти удается вырваться, но Миша поднимает меня на руки, обхватив за талию, и так дотаскивает до кухни. По моей макушке проносится горячее, приправленное перегаром дыхание, а с силой прижатая к нему грудь болезненно ноет.
– О, а можешь приготовить выпечку… ну там, ватрушки какие, или пирог мясной. Обожаю мясо, – он спокойно усаживает меня на диван и принимается шурудить у плиты, открывая кастрюли и рассматривая, что в них.
Улучаю момент, когда этот алкоголик поворачивается спиной и потихоньку, на цыпочках, выхожу из кухни. Бегу в гараж. Сажусь в машину, завожусь. Глохну. Завожусь и снова глохну. Да что за невезение такое? Уровень датчика топлива на нуле. Нет, это не невезение, а глупость неумелого водителя. Тут дверца машины открывается, и по гаражу снова прокатывается громкая волна.
– Первое правило новичка, пухляш, – смеется мой мучитель, – всегда проверяй бензин. Всегда! Даже если только что проверила, проверь еще раз. Иначе окажешься в такой ситуации, как сейчас.
Молчу. Зареветь хочется. Но я не буду. Я не из тех, кто ревет по пустякам. Меня однажды в детском доме старшие девочки в раздевалке парней на ночь закрыли, рассказав, что там ходит привидение парня, повесившегося на турнике в спортивном зале. Вот страху то было. Я всю ночь просидела, сжимая в руках заколку для волос. К утру она до крови врезалась в ладони. А днем меня нашли парни и сдали в медкабинет.
– Глупо себя чувствуешь, не так ли?
– Почему тебе нравиться издеваться надо мной? – спрашиваю со всей искренностью. – Я ничего плохого тебе не сделала.
– Ты в меня котом запулила! – возмущается Коршун. – Но я тебя прощаю. А теперь пошли, позавтракаешь со мной, и я отвезу тебя, куда ты там собралась.
– Я уже позавтракала.
– Типа ты никогда дважды не завтракала? Давай, – он буквально вытаскивает меня из машины, схватив за руку выше локтя, и второй раз за утро тащит на кухню, – не сопротивляйся. Чем быстрее позавтракаем, тем быстрее ты окажешься там, где тебе надо.
– Миша, ты пьян, пусти меня!
Не хочу я с ним ехать. Он, конечно, не шатается, но явно не трезв. Такое чувство, что он только закончил выпивать. Но ничего не поделаешь. Добраться до работы мне все равно нужно. Жду, когда генеральский сыночек поест и выпьет два стакана киселя.
Почему он всегда пьет два стакана? Два стакана воды, компота, даже кофе. Чего угодно, но обязательно два.
Не разговариваю с ним. Не отвечаю на его вопросы и реплики.
– Тебе точно надо куда-то ехать? Мы могли бы неплохо провести время тут.
– Ты поел. Теперь выполни обещание и отвези меня.
– Ладно уж. Пошли.
В машине тоже молчу, и парень, поняв, что разговаривать с ним я не буду, врубает громко музыку. Гонит, ловко лавируя между остальными участниками дорожного движения, то и дело обгоняя и подрезая. Внимания на сигналы не обращает. Он ужасен. Прошу его высадить меня у городской поликлиники, привирая о медосмотре, который мне необходимо пройти. Миша собирается подождать меня, чтобы отвезти обратно, и я опять вру, что потом поеду на пары и уже договорилась с однокурсницей о встрече.
– Я подвезу и твою подружку тоже. Она такая же общительная, как ты?
Сарказм в его интонации зашкаливает. Выхожу из машины и скрываюсь в поликлинике, оставляя без комментариев неприятные слова.
Ждать отъезда Коршуна не приходится, он резко разворачивается, вызывая переполох на парковке, и скрывается за ближайшим углом. А я бегу одну остановку до работы.
Я уже привыкла к фитнес центру. Мне тут нравится. Хоть среди персонала я чувствую себя белой вороной. Все девушки подтянутые и ходят в обтягивающих лосинах или шортиках, у некоторых короткие топы, открывающие плоские животики. А парни-тренеры, все, как один, подкачанные и загорелые. Я могу просто сидеть на лавке, смотреть на них, и глотать слюнки.
Правда, по красоте ни один из них не сравнится с Мишей. Не то, чтобы он очень красив, но от него исходит бешеная энергия и сила, не почувствовать которые невозможно. А эта его прическа? Ах… ну почему он такой придурок? Ведет себя со мной, словно ему пятнадцать. Постоянно пытается оскорбить и показать, кто в доме главный, как будто я пытаюсь оспорить его главенство. Я знаю свое место в этом доме, поэтому взяла на себя женские обязанности, которые никто не исполняет. Уже выдраила кухню. На выходные запланировала уборку на всем первом этаже. Надеюсь, что это реально. Дом громадный. А еще я видела в углу зала на первом этаже несколько стопок небрежно скиданных вещей и собираюсь перестирать их все. Сколько они будут там лежать? Весь вид портят.
– Рит, там полотенца накопились, надо отпарить.
Денис, один из тренеров клуба, застал меня за вытаскиванием все тех же полотенец из стиральной машины. Киваю ему, молча говоря, что сейчас все сделаю.
– Давай помогу.
Он протягивает мускулистые, словно надутые руки, и забирает у меня влажные полотенца. Хочу забрать их обратно, но парень уже идет в гладильную.
– Денис, отдай, – прошу я, вприпрыжку устремляясь за ним. – Я могу сама их унести.
– Да мне не сложно, Рит, – парень оборачивается и улыбается. – Тем более, у меня все равно перерыв. Пятнадцатиминутный. Могу себе позволить помочь красивой девушке.
Вот это да! Я? Красивая? Прикалывается? Как можно назвать меня красивой, когда местные работницы легко могли бы дефилировать в купальниках на модных показах?
Краснею и прячу улыбку. Хорошо, Денис идет впереди и не видит, насколько его слова подняли мое настроение.
Пока Денис развешивает полотенца, беленькие, все как одно, я принимаюсь за отпарку уже высохших. Аккуратно складываю их в тележку.
– Ты без машины сегодня?
– Да, представляешь, забыла про бензин, – смеюсь над утренним происшествием, – думала, машина на святом духе ездит.
– Это первая ошибка новичка, – где-то я уже слышала это сегодня. – Я однажды встал на перекрестке и машина отказалась двигаться, – парень тоже посмеивается. – Два часа стоял, слушал оры проезжающих, пока друзья не приехали. Хочешь, съездим до тебя с канистрой бензина? Помогу залить.
– Нет-нет, не надо. Я справлюсь сама.
Еще не хватало этого. Сложно спрогнозировать реакцию Миши на появление в его доме моего друга. А Денис мне друг? Нет, конечно. Так, приятель по работе. Но все же приятно, что он хочет помочь.
– Так может хоть до дома довезу? Ты где живешь?
– Я?
– Ты, – улыбается Денис. – Я же так и спросил, где ты живешь, – выделяет слово «ты», чтобы теперь я точно поняла, что он меня спрашивал.
Заливаюсь смехом над своей неуклюжестью.
– Да я тут недалеко, мне и пешком дойти можно.
– А, ну ладно.
Он неловко мнется несколько секунд около меня, как будто хочет спросить еще что-то. Я, делая вид, что не замечаю этого, продолжаю отпаривать полотенца, и парень молча покидает помещение. Что это он? Понравилась я ему? А что… Смотрюсь в большое зеркало, разглядывая живот, немного выпирающий из джинс. Подумаешь, чуток полнее остальных. Может и понравилась. Спеть захотелось от приподнятого настроения.
***
Я сдала первый зачет в своей жизни! Ура! Всего то и надо было проанализировать историческую обстановку «Белой гвардии» Булгакова. Тут и делать нечего.
Балую себя мороженым, поедая его, усевшись в зале с «Идиотом» Достоевского. Это произведение мне не дается. Не понимаю я его. Вот если бы мне его проанализировать надо было, я б не справилась. Но поэтому и существует везение, которое сегодня обволокло меня своими лучами. Дома никого. Алексей Витальевич еще не вернулся из части. А Миши нет уже две недели. И это здорово. Без него я чувствую себя гораздо комфортнее. Вот даже в зале решила посидеть. Впервые. Тут тепло и уютно от колыхающегося в камине огня, над розжигом которого мне пришлось потрудиться. Пахнет свежестью и древесиной, потому как я только что помыла полы и протерла пыль. За окном ветер сдувает с деревьев последние разноцветные листья. Поле, окружающее дом, к вечеру снова покрывается инеем.
Люблю осеннюю погоду. Прикупила себе розовый шарфик, как мне кажется, он красиво выделяет мое лицо.
Из коридора доносится аромат жареной в духовке курочки с картошкой. Просыпается аппетит. Заношу книгу в свою комнату. Я собираюсь подкрепиться куриной ножкой – моей любимой частью, и книга мне не понадобится.
Как раз в тот момент, когда поедаю хрустящую куриную кожицу, к дому подъезжает машина. Из окна кухни не видно, какая, но по звуку играющей громко музыки ясно, что это Миша приехал. Вот мой вольготный вечер и закончен. Прихватываю тарелку и несусь в комнату. Быстро спускаюсь, наливаю в стакан компотик и несусь обратно. Уф, успела. Не хочется с ним встречаться. Жаль, в комнате ни телевизора ни компьютера. Ну и ладно, все равно «Идиота» дочитать надо.
Тяжелые шаги проносятся мимо моих дверей, и я спокойно выдыхаю. Миша ненадолго задерживается в своей комнате, которая находится через две от моей, а на обратном пути все же останавливается возле моих дверей. Замираю. Дверь распахивается. Перестаю дышать.
– Пухляш, нафига ты тут одна точишь? Пошли, поужинаем вместе.
Сглатываю кусок пережеванного куриного мяса. Поворачиваюсь к двери. На Мише только домашние шорты в голубую клетку. На покрытом волосами торсе еще блестят капли воды. И не только. Еще на нем красуются два больших синяка и мне до ужаса хочется знать, откуда они взялись и намазать их какой-нибудь рассасывающей мазью.
– Спасибо, – говорю осторожно, стараясь отбросить заботливые желания, – но я уже доедаю.
– Значит, съешь еще кусок. Пошли, – капризничает детина, – мне не нравиться есть одному. Мне нужна компания. Когда я один, я начинаю думать, а от этого у меня голова болит.
– А ты не считаешь, что иногда это полезно?
– Иногда может и полезно. Но сегодня я уже немного подумал, мне хватило. Пошли, или я приду сюда с тарелкой и буду есть на твоей кровати.
Он делает несколько шагов в моем направлении, и я вскакиваю с кресла, на котором восседала. Лучше сама пойду. А то, правда, придет. Думаю, этот зверюга на все способен. Выхожу из комнаты под следящим взглядом. Тарелку несу с собой.
Миша довольно усмехается. Еще бы, он знает, что не оставил мне выбора.
– Кстати, в бане мне тоже не нравится думать, – сообщает голос за моей спиной, почти у самого моего уха. – Я ее, как раз, затопил.
– Нет уж, – ворчу себе под нос, – немного дум тебе не помешает.
– Может, ты и права, – меланхолично произносит парень.
Его рука ложится на мое плечо, и от неожиданности я вздрагиваю. Тарелка вылетает из моментально посыревших ладоней. Слышу треск посуды. Недоеденная ножка улетает в одну сторону, а картофель в другую. Так бы и треснула ему!
– Какого хрена ты так испугалась? Тебя что, за плечи никто не трогал? – смеется парень.
А мне не до смеха. Я только что полы помыла. Поворачиваюсь к Мише, который сейчас на две головы больше меня, так как стоит на две лестницы выше. Руки сжимаются в кулаки.
– Э-э-э, – он выставляет перед собой обе ладони с намазоленными костяшками, то ли успокаивая меня, то ли пытаясь защититься, – давай только без разборок. У меня хорошее настроение. Пожалей кота, не кидайся в меня им.
Замечаю неслышно подошедшего кота Юру, грызущего мою ножку. Да, ему счастье прилетело. В прямом смысле.
– Пошли, – Миша подталкивает меня обеими руками ниже, – я голодный. Потом приберем, если это понадобится, – весело смотрит на кота, порыкивающего на нас в порыве защитить добычу.
Молча иду на кухню. Собрала по дороге осколки тарелки. Миша накладывает себе богатырскую порцию, а мне благородно подсовывает вторую ножку «Держи, ты не доела».
Ем тоже молча. Миша разглядывает меня, а я стараюсь смотреть в одну точку на скатерти. Жаль, что рисунка на ней нет.
– Так, чем займемся?
Мне одновременно и смешно от его веселого голоса и хочется сбежать от неуютности ситуации.
– «Мы» ничем заниматься не будем!
– Почему? Мне скучно! Меня не было две недели. Ты что, совсем не соскучилась? Мы же друзья. Давай закатим вечеринку. Ты позовешь своих подружек, а я пацанов. Обещаю, будет круто. Твои подружайки будут умолять тебя дать им номера моих парней.
– Мы не друзья, Миша!
– Так давай подружимся, пухляяш, – он облизывает большой палец и только потом вытирает руки салфеткой. – Чем там занимаются друзья? Не хочешь вечеринку, кстати, зря, потому что тебе бы понравилось, – мощный торс откидывается на спинку стула, поигрывая мышцами, а руки жестикулируют в воздухе, показывая, как «зря» я не хочу вечеринку. – Тогда давай замутим что-нибудь вдвоем.
– Замутим? – уточняю, потому что под этим словом обычно подразумевают нечто сексуальное.
– Нееет, – Коршун мотает головой, хитро прищурив один глаз, – даже не надейся, не в этом пошлом смысле, как ты подумала.
– Ничего я не думала! – возмущаюсь.
– Думала-думала, пухляш, – утверждает Миша и сам себе кивает, и его язык проходится по верхнему ряду больших ровных зубов. – Но товарищ генерал настрого запретил мне доставать при тебе член, так что, извини, но все это достанется тебе только после соблюдения всех формальностей, – он обводит свое тело пальцем, указывая что именно мне не достанется.
Он надо мной издевается? Как всегда? К чему этот разговор? Я же сказала, что не хочу никакой свадьбы. И он тоже. Между нами все решено. И не намекала я ни на что «такое». Меня еще никто и никогда так сильно не раздражал. Да я вообще не раздражительная. Я со всеми могу найти общий язык. Со всеми, кроме него. Потому что мозг этого парня… хотя, какой мозг? Нет его в той голове!
– Кроме того, – а вот интересно, он хоть иногда закрывает рот? – ты меня отшила несколько раз, так что если захочешь теперь, чтобы я тебя трахнул, придется хорошенько меня попросить.
По кухне расходится грубоватый смех, когда мы встречаемся взглядом. Мои глаза сейчас выпадут и убегут, прихватив уши, чтобы избавить меня от вида и голоса этого человека.
– Да я и сам тут подумал, будет круто сделать все по правильному. Ну там… сначала свадьба, потом все эти кроватные дела. Так что имей в виду, увижу тебя с мужиками, буду задавать вопросы. Не хочу сюрпризов в первую брачную ночь.
– Миша! – срываюсь на крик. – Какая свадьба? Какая ночь? Мы не пара! И не будем ей! И если ты говоришь все это, чтобы вывести меня из себя, поздравляю, у тебя это получилось!
Кидаю салфетку на стол и тяжелыми шагами выхожу из кухни. Пол подо мной сейчас треснет, так сильно я топаю. Это просто невыносимо! Он неадекватный. Аналитическое мышление ему явно не свойственно, а любая словестная фильтрация отключена. "Пухляш! Вернись! Мне одному грустно… я же сейчас думать начну… хуже будет!" – доносится мне вслед.
Хлопаю дверью впервые в этом доме, и второй раз в жизни. Первый был в детском доме, когда девчонки смеялись над тем, как я пыталась натянуть на себя понравившиеся джинсы, но так в них и не влезла. Тогда мне влетело от дежурных по этажу и завуча. Больше я себе такого не позволяла. Надеюсь, в этом доме за такой проступок меня не лишат недельной нормы конфет, выдаваемых за обедом.
Не знаю, как относиться к его издевательствам. Нет, я понимаю, как он взбесился увидев в своем доме непонятно откуда взявшуюся, не стесненную в объемах девушку, и услышал от отца, что это его невеста. Дело ясное – неприятно. Но я же сказала, что свадьба мне не нужна, и я не претендую на его сердце. Так почему он не может оставить меня в покое?
Внутри все колыхается, как перед экзаменами. Чувство страха и опустошения. Я готова прямо сейчас собрать сумку и уйти, хоть мне и будет жаль расставаться с этим местом. Я уже успела привыкнуть к собственной уютной комнате, большой площади дома, свыклась даже с чучелами лисиц у входа. Полюбила питомцев, всех четырех.
Да что это я? Куда мне идти то? Обратно в детский дом? Туда меня уже не примут. Умываю лицо холодной водой, прогоняя упадническое настроение. Натягиваю джинсы и теплую кофту. Повязываю голову новым шарфиком, застегиваю серую осеннюю курточку, в которой становится уже прохладно. Мне нужно прогуляться, подышать воздухом. Побыть подальше от этого ужасного человека. Как можно более мягко ступая, выхожу из комнаты. Мне удается выйти из дома незамеченной, но Олег с Лешей нарушают тишину, приветствуя меня радостным лаем. Немного играю с ними, кидая палку. Овчарки радуются, как дети, борясь за возможность первыми вернуть брошенную деревяшку, и я ласково чешу за всеми четырьмя ушками, улыбаясь тому, как быстро они ко мне привыкли. Может, взять их с собой погулять? Нет, пока не стоит, не уверена, что смогу уследить за ними обоими.
Приласкала кошку Кристину, накормила ее кусочком подобранной на лестнице курицы. Трехшерстка благодарно промурлыкала песенку и пошла гулять со мной. Надо же, сама пошла! Выхожу из ворот, а она за мной, отставая ровно на метр. Я останавливаюсь, закрывая ворота, и она тоже. Я даже пробежала несколько метров, чтобы понаблюдать, и таки да – кошка пробежала их, преследуя меня. Беру ее на руки и поглаживаю, а она в благодарность лижет мои пальцы. Вот такой у нас союз образовался.
Гуляю по березовой роще, вдыхая свежий воздух полной грудью. Как же тут хорошо! Спокойно и тихо. Никаких лишних звуков, только природа. Колыхание оставшихся без одежды веток деревьев, хруст твердеющей от инея травы под ногами и перекличка птиц. Если проживу на даче до лета, обязательно устрою тут пикник. Приду с покрывалом, корзинкой еды и книгой. Всегда мечтала так сделать. Будет здорово. Я бы и сейчас не против, но уже прохладно, а мою курточку легко продувает даже самый легкий порыв ветра. Болеть мне нельзя.
Интересно, будь папа жив, у него была бы такая же дача? Возможно. Папа тоже был генералом. Но я не очень хорошо его помню. Со временем воспоминания стираются, а его вещей у меня не осталось. Есть пара фотографий, распечатанных с интернета, но там он не такой, каким сохранила его моя память. Все в квартире, где мы жили, и попасть куда у меня вряд ли получится. А если честно, то и желания нет идти туда. Возможно, это уже не наша квартира. Я никогда не спрашивала у Алексея Витальевича, что случилось с квартирой, где мы жили, думаю, там до сих пор властвует мачеха. Ну да и Бог с ними, с вещами. Спрошу у генерала, возможно, у него сохранились фотографии моего папы. Будет здорово увидеть его лицо. Мне запомнились его руки. Каждое утро, если был дома, он измерял, насколько я выросла, шагая указательным и средним пальцами от носочков до самой макушки. В первые месяцы в детском доме мне не хватало этого. Но потом я привыкла. Человек привыкает ко всему. А значит, я смогу привыкнуть и к нападкам Миши. Или хотя бы продержаться до того времени, пока не придумаю что-нибудь с жильем.
Глава 3
***
– Миш, у тебя телефон звонит.
Сонный голос слева от меня напрягает, если честно больше, чем телефон. Какого хера я не выгнал ночью эту телку, кем бы она ни была? Я даже не помню, как притащил ее сюда. Кстати, где это я? Нихрена не помню.
Озираюсь по сторонам. Ах, ну да… я в московской квартире. Зачастил сюда последнее время, так как находиться на даче стало абсолютно невозможно. Папина девчонка там повсюду, хоть я почти не вижу ее. Выдраила весь дом, так что теперь любой угол напоминает о том, что она там живет и что я должен на ней жениться.
– Возьми трубку, наконец, – требует голос, – я хочу поспать.
Совсем охренела что-ли? Спать ее сюда везли? Ну вот знаю же правило – стянул презик – вызови такси для девахи, чтобы утро прошло без этих утомительных выпроваживаний. Но я так нажрался вчера, что не помню ни эту девку, ни то, как оказался дома, и уж тем более, как трахал ее.
Деваха валяется на животе, посапывает носом. Мне виден только ее затылок. На длинных темно-русых волосах еще сохранилась завивка. Стаскиваю с нее одеяло, чтобы разглядеть то, что мял ночью. Девушка вскакивает и недовольно ворчит. Не слушаю… рассматриваю ее фигурку. Высокая, стройная, второй размер, может с половиной. На мордочку тоже хорошенькая.
– Я в душ, – заставляю себя подняться с кровати и не обращать внимания на головную боль. – Приготовишь что-нибудь на завтрак?
– Еще и завтрак тебе? – орет девица. – А больше ничего не надо? Нафига ты меня с кровати стащил?
– Раз завтрака не будет, – ищу глазами брюки, достаю из них несколько помятых купюр и кидаю их на кровать, – вот деньги на такси. Постарайся, чтобы тебя тут не было, когда я выйду.
– Ну и козел ты!
Да-да, слышали, знаем. Продвигаюсь медленным шагом к выходу из комнаты, даже не собираясь прикрывать наготу.
– Гребанный импотент!
Что, мать ее, она только что сказала? Чего я только не слышал в свой адрес, когда вот так прощался с женсоветом по утрам. Но импотентом меня еще никто не называл. Чаще всего девахи уходят расстроенными именно потому, что так, как я, их никогда раньше не трахали. Не то, чтобы я считаю себя богом секса, но… ой, да ладно, я бог секса! Я великолепен! Неповторим! Мой член получал комплименты бесчисленное множество раз.
Упираюсь в девицу взглядом, требуя объяснений. На подпорченном размазанным макияжем лице проскальзывает страх. Она понимает, что такими словами опасно бросаться.
– Прости, не хотела тебя обидеть, – девушка прикрывает себя одеялом и ищет взглядом свою одежду.
– А ну-ка повтори!
Я взбешен!
– Да я разозлилась просто, извини, – девушка тянется за валяющимися на полу джинсами.
– Я сделал тебе больно вчера?
У меня не получается говорить нормально. Голос хрипит от саднящего горла, звук получается не только громким, но и грубым. Я не помню ночи, но если сейчас она скажет, что я причинил ей вред в постели, то я определенно извинюсь. Иногда я позволяю себе грубости, но только если заранее обговариваю их с партнершей, если, конечно, это не снятая для разрядки шлюха.
– Миш, не было ничего, – тараторит девушка, натягивая джинсы.
– Серьезно?
Я удивлен.
– Да, ты не смог.
Девушка краснеет, произнося эту фразу. А я пялюсь на нее, слушая ритм льющейся по артериям крови, звонко отдающийся в ушах. То есть – не смог? Не бывает такого! Как это – не смог? Мой член на месте, на всякий случай смотрю на Коршуна младшего, проверяя, дейсвительно ли он на месте. Все верно, мой товарищ там, где и должен находиться. И сейчас он весело подмигивает мне, бодро указывая на девчонку утренним стояком.
– Ты все говорил что-то про мои волосы, бубнил, чтобы я осталась на ночь и спала рядом. Называл как-то странно, – моя гостья краснеет еще больше, застегивает черную рубашку и достает из заднего кармана джинс несколько стодолларовых купюр. – Ты оплатил всю ночь, поэтому я осталась. Тут раза в три больше, чем надо, так что я могу отработать, когда.., – он опасливо смотрит на меня, и понижает голос до шепота, – когда ты сможешь.
– Ты шлюха?
– Стриптизерша.
– И у нас ничего не было?
Мотает головой.
– И у меня не встал? – ору я.
Ее тихое "нет" проходится по мне кувалдой. Да-да, я ощущаю невидимые удары всем телом. Этого мне еще только не хватало. Опираюсь о холодную стену и сползаю по ней на пол. Такое со мной впервые. Черт, а если я вообще больше трахаться не смогу?
– Да не расстраивайся ты, – моя ночная подруга садится напротив, убирает за ухо прядь темно-русых волос, воспроизводя в памяти воспоминание вчерашней ночи. – Такое случается. Может, ты просто устал. Или расстроился. Мало ли. Люди же все. А что обозвала, прости.
Она танцевала… на ней было что-то бежевого цвета. Я поил ее красным вином и пролил на грудь, оставив на светлой ткани пятно, как… нет, только не это… так не бывает… так не должно быть…
– Хочешь, попробуем еще раз? – предлагает девушка. – Я сегодня на выходном. Могу станцевать.
– Как я тебя называл? – стону, потому что ответ мне известен.
– Как-то странно, пухляшка, или что-то в этом роде.
Пухляш. Она как-то шла по коридору в своем идиотском бежевом халате, пытаясь стереть красное пятно с груди. Запал на эту картину. Да что не так со мной? Как я мог запасть на эту малолетку? Стремный домашний халат… вечный дебильный хвост… весело прыгающий от каждого шага, обиженные маленькие пухлые губки, большие карие глаза со слегка опущенными внешними уголками, придающие девчушке выражение невинной покладистости. Мать ее!
– Сходи в душ, я жду тебя тут, – прошу гостью, она с энтузиазмом кивает и поднимается. – Подожди, – тут же останавливается, – там, в шкафу, – киваю в угол комнаты, – найди что-нибудь бежевое, и достань бутылку красного вина из бара на кухне.
Тогда, в коридоре, когда пухляш, взвизгивая, скрылась от меня в своей комнате, мне хотелось пойти за ней. Нет, ее испачканный халат меня не возбудил. Но мне до боли в костях захотелось зайти в комнату за ней и почувствовать мягкость ее тела, тепло, исходящее от него. Попробовать на вкус ее кожу.
Может, если я проделаю то, что рисует мое воображение, я смогу трахаться как раньше?
***
Стриптизерша, имени которой я так и не удосужился спросить, покинула мою квартиру два часа назад. Я держал ее у себя сутки, доказывая себе, что я не тот, кем она назвала меня. Пришлось доплатить. Но это мелочи. Зато теперь я точно знаю, что могу заниматься сексом, только если представляю пухляша. Я думал об этой гребанной детдомовке каждый раз, когда вдалбливался в тело снятой девки.
Удружил, товарищ генерал, спасибо.
Вот теперь думаю, может зажать девчушку где-нибудь и хорошенько трахнуть? Может тогда мне не нужно будет доплачивать шлюхам за то, чтобы они помалкивали о моей мании называть их в постели пухляшами?
Смотрю на собственное отражение в зеркале, допивая бутылку коньяка прямо из горла. Я уже два часа сижу голым напротив зеркальной дверцы шкафа и тихо ненавижу себя за то, что так среагировал на какую-то, не пойми откуда взявшуюся, малолетку.
Самойлов зовет в бар, но я отказываюсь. Я уже пьян. В баре мне делать нечего. После бара он захочет развлечься в каком-нибудь стриптизе, где мне ловить, похоже, тоже нечего. Во всяком случае, пока я не разберусь с тем, что происходит с моим телом. Черт! Все как в подростковом возрасте, когда не понимаешь, на что реагируешь, и почему все происходит именно так. Вот только поговорить об этом, как раньше с парнями, я не могу. Может, мне к психиатру сходить? А что, Тина ходит и ей становится лучше.
Заваливаюсь на кровать и закрываю глаза.
Может, все-таки стоит переехать в квартиру насовсем? Или… нет, тогда я не смогу видеть ее.
Половину следующего дня валяюсь на диване и тупо пялюсь в экран телевизора, что мне совершенно не свойственно. Только голод побуждает меня сходить в душ и выйти из квартиры. Стараюсь не думать о том, что там приготовила на даче пухляш, потому как туда мне лучше пока не суваться. Не могу ее видеть. Она весь кайф моей жизни испортила. Как назло, в часть тоже не вызывают. Да и не звонит никто, кроме Самойлова, который только очухался, как и я, и желает совместить планы не вечер. Но я снова отказываюсь по уже известным причинам. Возможно, мой друг больше никогда не позвонит.
Телефон Лехи недоступен. Делаю вывод, что он на службе, возможно, в командировке.
Романов завален делами – даже дома теперь трудится. Тина спит. У нее режим.
Парням с отряда даже не звоню. Почти у всех из них семьи.
Валяюсь на диване еще с полчаса а затем вскакиваю. Надоело. Не могу больше. Валяться без дела не в моей натуре. Я всегда должен быть чем-то занят, иначе в голову лезут всякие дурные мысли. То об обстановке на Кавказе, куда мне сейчас хотелось бы свалить в очередную командировку, то о том, чтобы снова заняться рисованием, которое я забросил еще в школе, а что, это помогает отвлечься. А теперь вот в голове генеральская дочка, живущая в моем доме.
Ну как? Вот, ну как она пробралась в мою голову? Ни фигуры, ни рожи!
Растираю себя жесткой вихоткой, пока кожа не краснеет. На приподнимающийся от мыслей о малолетке член не смотрю. Этот предатель, лишивший меня радостей свободной половой жизни должен работать на меня, а не против.
За окном уже стемнело, а я все хожу по квартире в поисках дела, которым мог бы заняться, но ничего не нахожу. Я словно в клетке. А ведь мог бы сейчас потренироваться на стрельбище, устроенном в лесу, недалеко от дома. Пробежаться все по тому же лесу вместе с овчарками, по которым уже соскучился. Нравятся они мне. А еще мне надо собрать накопившиеся вещи и отвезти их в химчистку, поскольку домработницы на даче нет уже довольно давно. Отец как-то застукал, чем занималась последняя домработница в моей постели, вместо того, чтобы отрабатывать свою зарплату и уволил ее. Запретил нанимать новую, пока до меня не дойдет, что жизнь это не только развлечения.
Но моя жизнь и так не одни развлечения. Я серьезно отношусь к службе и всегда готов к любым заданиям. Это основа моего существа. Я люблю это больше всего на свете. Я стремился к этому сколько себя помню. Только последнее время все стало каким-то однообразным. Тренировки, командировки, гулянки. Не могу вспомнить, когда последний раз занимался чем-нибудь другим.
Ну все, это невыносимо. Говорил же, мне нельзя сидеть без дела. Я начинаю думать. А это не приводит ни к чему хорошему. И я не позволю появившейся из ниоткуда девахе выгнать меня из дома. В конце концов, у меня там все планы местности, которые мне необходимо зазубрить для следующей поездки на Кавказ.
Оставляю нелюбимую квартиру, прыгаю в свой навороченный блестящий Патриот и еду на дачу. По дороге вспоминаю, что ел последний раз только вчера. Сегодня обошелся кружкой кофе, потому как дома больше ничего не было. Хочу остановиться у какого-нибудь ресторана, чтобы заполнить желудок, но меня тянет на дачную кухню, где невестушка обязательно должна была приготовить что-нибудь вкусненькое. Вообще, конечно, не должна, но готовит. Почти каждый день. И все вкусно. Решаю, что поем лучше дома, потому как приготовленная девчушкой домашняя еда соблазняет меня куда больше, чем ресторанные изыски.
Мерседеса отца в гараже нет. Похоже, он заночевал в части. Голубая тарантайка невестушки криво припаркована посередине гаража так, что моему Патриоту места хватает впритык. Ладно, хоть вообще хватило.
По двору разносится приветственный лай Олега с Лехой и еще лязганье железа. Играюсь недолго с собаками. Проверяю их жилище, где необыкновенно прибрано, а миски полны еды. Пухляш потрудилась. Трудолюбивая какая. Иду в дальний сарай, где лежат инструменты, которыми никто не пользовался миллион лет, и откуда доносится лязгающий звук. При приближении стает слышна и музыка. Что, интересно, невестушка там делает? А это, определенно, она, больше на даче никого быть не может.
А что мне надо? Да просто свет в оконце,
А что мне снится? Что кончилась война,
Куда иду я? Туда, где светит солнце,
Вот только б, братцы, добраться б дотемна…
Ее грудной запыхавшийся голос, с перерывами на дыхание, стает слышен, когда я приоткрываю тугую тяжелую дверь. Девчушка стоит ко мне спиной, занося топор на уровне груди. Целится… Что она делает? Внизу, на нескольких дощечках стоит бревно, на нем еще одно, тонкое. Баню решила затопить? Да там полно дров. Какого хрена она решила сама их колоть? Думает, она рембо? Хочу сказать, чтобы положила топор, откуда взяла, но решаю не пугать ее. Похоже, она сосредоточена, на синей футболке явно просвечивает сырое пятно. Перенапряглясь, походу. Ухмыляюсь. Стою так некоторое время. Мне нравится ее голос и песня, которой она подпевает. А еще приятно рассмотреть ее пухленькую круглую задницу, свободные спортивники на которой натягиваются от сгибающих тело движений.
"Пожалуйста, не падай" – шепчет девчушка. Кому это она? Совсем тут в глуши свихнулась? "Стой вот так" – продолжает она и резким движением опускает топор на полено, расколотые части которого разлетаются в разные стороны сарая. "Рита, ты могла бы стать дровосеком" – хлопает себе сумасшедшая. А я уже не могу сдержать смех и зря, потому как пухляш взвизгивает, подпрыгивает на месте и поворачивается ко мне зарозовевшим лицом. Черт, а она хорошенькая. Несколько прядей отросшей челки выпали из хвоста и прилипли к вспотевшему лбу. Она сдувает их несколько раз, но те возвращаются на липкое место. Ее телефон замолкает, погружая сарай в тишину.
– Положи топор, – прошу я ровным голосом.
Не хватало еще, чтобы она себе что-нибудь тут отрубила, ну… или мне. Держит она его не очень то ловко. Лицо невестушки вытягивается, глаза округляются, топор выпадает из рук, с громким лязганьем, попадая хвостом на пальцы ее ног. Она поднимает руки вверх, словно я держу ее на мушке, и надувает щеки, отчего глаза вылазят из орбит. Такая смешная. Испугалась все-таки, или… черт, кажется, ей больно припало по ноге.
– Черт, – подбегаю к ней в два шага. – По ноге попало?
Опускаюсь на одно колено, принимаясь развязывать шнурки на потрепанном кроссовке, чтобы посмотреть, все ли в порядке с ее пальцами. И тут мне прилетает коленом по подбородку, да так сильно, что зубы лязгают на весь сарай.
– Какого хрена? – ору я, вскакивая.
Но девчушка обхватывает колено двумя руками и скачет по сараю на одной ноге с исказившимся от боли красным лицом. Но не кричит. Сжала губы и мелко дышит.
– Иди сюда!
Хватаю ее и тащу на крыльцо дома. Усаживаю на мягкие подушки скамьи и снимаю сначала кроссовок, затем носок.
– Все в порядке, – констатирую я, – ничего страшного. Немного покраснело. Щас намажем и завтра будешь как новенькая.
Невестушка глядит большими глазенками и мелко кивает.
– Ты что там делала? Дров же полно, если хочешь затопить баню, просто возьми их. Их даже таскать не надо.
– Извини, – она с усилием сглатывает, соскакивает и несется прочь, скрываясь в доме.
Мне удается разглядеть только маячащий в разные стороны густой хвост. В натуре, странная. Но симпатичная. Вынужден взять слова относительно отсутствия у нее фигуры и лица назад. Хорошенькая. Живая какая-то. Может, поговорить с ней? Извиниться там, сказать, что знакомство неправильно начал, и все такое. Сколько она еще будет от меня шарахаться? Мне даже как-то неудобно дома появляться. Как только видит меня, удирает в комнату и не выходит.
А дома пахнет так, что желудок сжимается от предвкушения пополнения. Чем-то жареным. Скидываю куртку, умоляю желудок подождать еще немного. Надо разведать отцовскую протеже.
– Эй, ты как?
Стучусь, но ответа нет. Ну и ладно, я не стеснительный. Открываю дверь. В комнате девчушки нет. Зато в ванной льется вода. Стучусь туда.
Вода перестает литься. Но ответа не следует.
– Ты разговаривать вообще умеешь? – бешусь, ненавижу, когда кто-то вот так меня игнорит. – Я щас дверь открою.
– Не надо! – отзывается тут же. – Я выхожу уже!
Выходит. Видимо, умывалась.
– Извини, я не хотела ничего брать, – тут же начинает оправдываться, – я просто растопить не смогла и решила наколоть маленьких дощечек, чтобы печка разгорелась. И я не хотела бить тебя коленом. Это случайно вышло. Боль как-то резко по ноге прошла.
– Ляг, я посмотрю ногу, – киваю на кровать.
Если от боли согнулось колено, то лучше обратить на это внимание. Вдруг по нерву прошлось.
– Не надо, уже не больно.
– Ложись, – подталкиваю ее к кровати.
– Да не надо, – стонет пухляш.
– Давай-давай, не хватало еще, чтобы ты тут хромать начала.
Девчушка ложится на кровать, и на несколько секунд я замираю, разглядывая ее, а точнее ее грудь, неровно поднимающуюся и опускающуюся от дыхания.
Заставляю себя сесть на ее кровать и осмотреть еще раз ногу.
– Куда попало?
– По среднему пальцу.
Прощупываю маленькие пальчики. Ноготки аккуратно подстрижены, но педикюра нет. Провожу пальцами вверх по латеральному и медиальному нервам. Мне неплохо известна анатомия человека, я изучал ее на третьем году военной академии в рамках расширенного курса оказания первой медицинской помощи, и отнесся к учебе серьезно. Нет, с ее ногой все в порядке. Я не ошибся. Она уже дернула бы ей, будь задет нерв. Это всего лишь ушиб, который пройдет в ближайшее время. Но мои руки почему-то не могут отпустить ее ножку. Провожу пальцами выше, приподнимая темную ткань ее штанов и натыкаюсь на светлые мягкие волоски. Губы дергаются в улыбке. Я никогда не видел девушки с небритыми ногами и удивился, когда пухляш разгуливала передо мной в черных трусиках. Всегда считал, что эпиляция это само собой разумеющееся для всех девчонок. Теперь моя рука движется выше, посылая в голову возбужденный импульс от нового тактильного ощущения. Поворачиваю голову в сторону головы пухляша и натыкаюсь на ее непонимающий, напуганный взгляд. Она даже не поняла, что я готов накинуться на нее.
Медленно перекладываю ножку на свободное место. Заставляю себя подняться с кровати, сказать, что с ее ногой все в порядке и оставить на прикроватной тумбе мазь. В дверях останавливаюсь, потому что мне сложно уйти.
– Баню я затоплю, – голос выходит слишком низким, я возбужден, – и наколю щепок тебе на будущее. Больше не бери топор в руки.
– Хорошо, – она заторможенно кивает, и я решаю покинуть ее комнату, пока еще могу, – и… Миша…
Пожалуйста, позови меня обратно. Я могу осмотреть каждую твою часть. Я буду нежен и аккуратен. Оборачиваюсь.
– Спасибо…
Опять это "спасибо". Как в прошлый раз. Других слов не знает? Нельзя было сказать "останься"?
А я бы остался.
Но бегу топить баню, колоть щепки и только потом ужинаю достойным похвалы овощным рагу с поджаренными до хрустящей корочки куриными отбивными. Что уж и говорить, не зря я решил поесть дома. Пухляш знает толк в готовке.
***
Просыпаюсь от лая собак. В окно комнаты наблюдаю, как одетая в слишком легкую для нынешнего ветра старую курточку девчушка, играет с Олегом и Лехой. Овчарки увлеченно что-то рассказывают объекту моего, теперь это уже очевидно, вожделения, на своем собачьем, а та смеется на каждое их движение. Смеется так увлеченно и искренне, отчего меня пробирает зависть с питомцами. Время одиннадцать. Похоже, ей сегодня никуда не надо, и это странно, поскольку моя невестушка в это время редко бывает дома. Засматриваюсь на нее в окно, вспоминая, как караулил вчера ее выход из бани. Словно подросток стоял вот так же у окна в ожидании, ее появления в дверях и словил дикий кайф, когда завернутое в пушистый халат тельце появилось. Я мог бы ждать ее в комнате, на ее кровати. Приласкал бы. Она ведь и сама не понимает, отчего отказывается. Уверен, ей понравится. А потом взбесился сам на себя, потому что следил за каждым ее шагом к дому, пока она не скрылась на крыльце. Лежал полночи в кровати, ворочаясь, заставляя себя не думать о том, что она, уютная, разгоряченная после банных процедур, лежит всего в двух комнатах от меня. Уснуть смог только подрочив в своей ванной.
Мне не хватает еще только фотку ее под подушкой держать. Надо с этим что-то делать. Я так долго не выдержу. Я должен ее трахнуть. И, поскольку я обещал не трогать ее, пока сама не попросит, мне необходимо приложить усилия к тому, чтобы она попросила. Иначе я свихнусь.
Снова занимаюсь самоудовлетворением в душе. Надо бы извиниться перед Романовым за то, что ржал над ним в одиннадцатом классе, когда он помешался на Орловской. А вот интересно, у него стоит на других? Наверное, стоит, потому как пока Тина жила в Америке, он же трахал других девах. Вот же блин, мне не хватает живого общения, я снова начинаю думать.
Спускаюсь на кухню в надежде увидеть там пухляша. Но ожидания не оправдываются. Она все еще на улице, теперь уже гладит кота Юру, приманив его чем-то съестным. А тот и рад, и пожрать ему наложили, и по спинке приласкали.
Злюсь на ее отсутствие в кухне. А потом злюсь на себя, за то, что злюсь на ее отсутствие. Вашу ж мать! Да сколько это будет продолжаться? Глажу устроившуюся на диванчике кошку Тину и накладываю себе весь оставшийся в сковороде пушистый омлет. На столе в маленьких плошках нарезаны овощи и зелень, поджарены гренки. Воздушные оладьи лежат горкой на плоской деревянной дощечке, на ней же в хрустальной вазе обжаренные в меде и корице яблоки. Уже не представляю утро в этом доме без целой горы еды на завтрак. И откуда у пухляша время на это? Надо бы ее поблагодарить. Ох, как я бы ее отблагодарил… только бы она позволила…
Замираю, слыша хлопок входной двери. Ее шаги по направлению к кухне. Вот дверь кухни приоткрывается, я растягиваю рот в довольной улыбке. Будет круто позавтракать с ней вместе, у меня будет возможность сказать ей спасибо за утренний пир. Но румяная мордашка только показывается в приоткрытых дверях и тут же пропадет. Увидев меня, пухляш ретируется. Да что б ее. Неужели так сложно посидеть со мной? Что я ее, съем, в самом деле?
Выхожу в лес на пробежку. А когда возвращаюсь, нахожу девчушку на кухне. Зашел попить. И зря. Потому что малышка тут же уходит, проходя мимо меня с опущенной головой, словно боится, что я остановлю ее. Провожаю ее похотливым злобным взглядом. Честное слово, это уже смешно. Что я такого сделал? Может, ее обижал кто? В детском доме всякое бывает, да и не только там.
Я не вижу ее до самого вечера. Даже шевелений в ее комнате не слышно. Спит может?
Выходит только когда отец возвращается домой. Они ужинают вместе, когда я заваливаюсь на кухню. Пухляш что-то рассказывала ему, я точно слышал ее голос, пока шел. Но при мне она тут же замолкает и упирается лицом в чашку с медом.
– Сын, как вам новые броники?
– Пока тестируем, – смотрю на пухляша, но русая голова не поднимается. – Ничего такие. Гораздо легче прошлых.
– Значит, не зря деньги выделили.
Снова поворачиваюсь к девчушке, и она соскакивает со стула, резво собирает пустую посуду со стола и несет ее в раковину. Чем посудомойка ее не устраивает?
Пялюсь, как нагибается полное тельце, и небольшая ладошка опускается к коленке, почесывая ее. Меня даже это возбуждает. А ведь она всего-то приподняла немного полу своего бежевого халата, ненамеренно показав мне полное бедро, на котором не осталось и следа от красного пятна.
– Спасибо, – произносит еле слышно и направляется к двери.
– Погоди, Рита, я нашел тебе книги, которые ты просила, оставил в зале. Ты посмотри сама в моем кабинете, там их полно.
– Спасибо, Алексей Витальевич, – румяные яблочки ее щек приподнимаются, преображая круглое лицо, и я перестаю дышать, так мне хочется дотронуться до него губами. – Я сейчас.., – расстраиваюсь, потому что улыбка пропадает с ее лица, как только она понимает, что я пялюсь на нее, – я потом заберу. Вы посуду не мойте, я позже спущусь.
– А почему вы никуда не ходите вместе?
Рита останавливается, уже взявшись за дверную ручку. Быстро мажет взглядом по моему лицу и упирается глазами в отца.
– Миша пока отдыхает и мог бы сводить тебя куда-нибудь. Сын, ты же наверняка собирался сегодня на танцы, ну или как вы это называете. Возьми Риту с собой.
– Да без проблем.
Улыбаюсь, предвкушая, как проведу с девчушкой вечер. Правда, перед тем, как куда-то ее тащить, надо бы приодеть. Не могу я заявиться в клуб с ней, если она напялит на себя эти потертые джинсы привольного размера и замызганный свитер. Но это не проблема, я просто отдам ее на часок в руки консультантов, и они подберут ей нормальную одежду, и…
– Я бы с радостью, но мне нужно готовиться к семинарам. Да и я договорилась сегодня повидаться с подругой.
И все. Дверь закрывается, и мне слышны лишь удаляющиеся шаги.
– Мне что, тебя учить надо, как ухаживать за девушкой?
– Ухаживать? Я за ней еще ухаживать должен? Мало того, что ты ее в дом притащил?
– Ты разве не видишь, что Рита неуютно чувствует тут себя? Ты мог бы помочь ей со всем разобраться. Так вам будет проще узнать друг друга. Время идет. Что ты думаешь по поводу свадьбы?
– Так ты не отказался от этой идеи?
Расстраиваюсь. Я надеялся, старик понял глупость своего замысла.
– И не откажусь!
– Да она сама не хочет! – бешусь я.
– Сделай так, чтобы захотела, сын.
– Слушай, бать, может, давай ей квартиру купим. Пусть живет себе. Я буду ее раз в месяц проверять. Рано ей еще замуж, – решаю подойти с другой стороны. – Пусть она хоть выучится сначала. А я обещаю не жениться, пока она не получит диплом. Вот если она тогда захочет…
– Зубы мне не заговаривай, сын.
– Черт, ну отпиши ей половину имущества, раз так хочешь проявить заботу, – первый вариант не удался, решаю торговаться. – Тогда, что бы с тобой ни случилось, она останется при деньгах. Я не против, и обещаю не оспаривать завещание. Оставь мне только дачу.
– Рита станет частью нашей семьи, – отрезает генерал. – Больше я не стану возвращаться к этому разговору! Мне нужна дата свадьбы.
Отец выходит из-за стола, затем и с кухни, оставляя меня одного размышлять над произнесенным.
И так, что я могу сделать? Попросить перевода в любой другой регион страны. Тогда я лишусь командировок, а значит серьезных денежных доплат, возможности получить внеочередное звание и теряю опыт. Кроме того, вряд ли кто-то посмеет меня перевести, если это будет грозить недовольством генерала. Вариант отпадает. Попросить пухляша поговорить с отцом. Если она не хочет замуж, а она не хочет, что мы выяснили еще в первую встречу, то она могла бы объяснить это старику. Может, к ней он прислушается? Пусть скажет, что я ужасен и не в ее вкусе, хотя… это вообще неправдоподобно. Отец явно не поверит. Как я могу быть не в чьем-нибудь вкусе? Да и как попросить об этом невестушку? Тогда мне с ней постельные игры точно не светят, а я пока не могу отказаться от притязаний на детальное изучение ее тельца. Это тоже не вариант. Можно предложить ей сделать вид, что у нас все замечательно, и мы просто не можем договориться о дате свадьбы, тогда отец отстанет на некоторое время. А пухляш, пока будет делать вид, сама привыкнет ко мне и не сможет устоять перед моим природным обаянием, которое, правда, с момента ее появления в этом доме куда-то запропало. Временно. В общем, тоже не вариант, потому как отец, поняв, что мы с ней сошлись, скорее всего сам назначит дату свадьбы.
Ну а что? Жениться, да и хер с ней. Поживем в квартире, пока я не построю дом недалеко от дачи, куда сможем потом переехать с животными. Пухляш будет жить недалеко от генерала, он будет счастлив, а я смогу делать, что мне вздумается. Раз она замуж за меня не хочет, значит, не будет против свободных отношений. Только с моей стороны, разумеется. Если я увижу ее с мужиком, сверну шеи обоим…
Да о чем это я? Какие свободные отношения? Какое право я имею портить девчушке жизнь? Она какая-то правильная вся, как с луны спустилась. Она имеет право на нормальную семью, не такую, как наши с ней. Жениться, так уж нормально. Надо обдумать этот вариант. Тем более все равно больше ни на кого не стоит.
А если я женюсь и мы не подойдем друг другу? Секс важен, кто бы что не говорил. Она же даже делать в постели ничего не умеет. Ну куда она мне?
Опять же, я могу научить ее всему. Это будет весело. И не только в сексе. Я могу открыть ей целый мир. Путешествия, занятия, новые впечатления… Я мог бы проводить с ней все свободное время.
Дверь открывается и девушка, занимающая мои мысли, появляется на пороге. Хочет снова уйти, увидев меня, но я не могу ее сейчас отпустить.
– Да не шугайся ты! Заходи.
– Я только посуду помыть хотела.
– Сядь, – киваю ей на стул, освобожденный генералом.
Его любимица нерешительно стоит в дверях, и я пользуюсь этим, чтобы обсудить ситуацию с браком.
– Сядь, разговор есть.
Поднимаюсь, подхожу к невестушке. Завожу руку за ее спину и прикрываю дверь. Смотрит на меня с опаской, так что я подвожу ее к стулу за плечи и чуть надавливаю на них, чтобы она села.
– Почему бы нам и правда не сходить сегодня куда-нибудь?
– К чему это, Миша?
Мое имя, сказанное ее грудным голосом, завязывается узлом в районе живота. Она смотрит прямо на меня, не скрывая лица, как обычно. И желание коснуться ее становится невыносимым.
– К тому же, я ведь сказала, что сегодня встречаюсь с подругой.
– Встретишься с ней в другой раз.
– Я не могу, я уже договорилась. Она будет меня ждать.
– Хорошо, когда у тебя будет время, чтобы провести его со мной?
Охренеть можно. Все телки прибегают по моему первому зову и радуются, что я решил выделить на них время, а эта строит из себя деловую мадам. Мелкая выпендрежница.
– Зачем?
– Затем, что отец только что дал мне понять, что от идеи со свадьбой он не откажется. Так что ты уж реши, когда будешь так любезна и уделишь мне пару часов своего времени, – начинаю психовать.
Мне не впервой уговаривать кого-то. Раньше мне это нравилось. Некая погоня в ожидании добычи. Но было это давно. В школе я так оккупировал Иринку Гуся, мою одноклассницу, что у нее не было возможности отказать мне. Она сдалась за месяц. Я кайфовал. Но сейчас мне это не нужно. Я знакомлюсь с девчонками легко, и не получаю отказов. Они сами ищут знакомств со мной.
– Миша, какая свадьба? Я хочу пожить для себя, потом…
– Так живи, – резко перебиваю ее, мое терпение не резиновое. – Я не стану мешать. Мы поженимся, и ты продолжишь жить, как жила. У тебя будет свой дом, ты ни в чем не будешь нуждаться. Тебе не придется работать. Учись, встречайся с подругами, сколько влезет. Я адекватный. Делай, что хочешь, я не стану запрещать.
– А что ты сделаешь, когда я влюблюсь?
– Ты перечитала книжек, пухляш, – смеюсь я. – Это чувство годится только для них, и то сильно преувеличено.
Серьезно? Какая любовь? Я верю в похоть и удовлетворение физических желаний. А любовь это то, что испытываешь, пока не кончил.
– И как мы объясним генералу отсутствие у него внуков?
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71047858?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Дана Райт
Тип: электронная книга
Жанр: Эротические романы
Язык: на русском языке
Издательство: Автор
Дата публикации: 06.09.2024
Отзывы: Пока нет Добавить отзыв
О книге: Мы оба генеральские дети. Только я жила в детском доме, а он наслаждался всеми благами, предоставленными высокопоставленным отцом. Я обожаю русскую классику и не всегда могу влезть в модную одежду. А он и дня не может прожить без тренировки и не в состоянии оставаться на месте дольше пяти минут. А еще словесный поток из его рта не поддается никакой логике, и я не представляю, о чем думал его отец, решив поженить нас…