Главная страница | Современные любовные романы | Спорим, будет больно!

Спорим, будет больно!
Кира Фарди
– Даже не подходи ко мне! – я сжимаю кулаки и смотрю в упор на ненавистного мажора.
– И что будет? – он криво ухмыляется.
– Увидишь!
Одним неуловимым движением он оказывается рядом, жестко хватает меня за подбородок.
– Ты не отвертишься от меня, куколка.
Я сгибаю колено.
– Спорим, будет больно?
– Больно будет тебе, – короткий гортанный смешок, – когда я тебя брошу.
* * *
Артур Уваров нацелился на меня. Не дает дышать, преследует повсюду. Но я же понимаю, что мы живем в разных мирах, и ничего хорошего из наших отношений не получится.
А то, что сердце бешено колотится, когда он просто проходит мимо, так это ерунда, временное помешательство.
Я не собираюсь выполнять прихоти мажора, но… наше противостояние приводит к беде.

Кира Фарди
Спорим, будет больно!

Аннотация
– Даже не подходи ко мне! – я сжимаю кулаки и смотрю в упор на ненавистного мажора.
– И что будет? – он криво ухмыляется.
– Увидишь!
Одним неуловимым движением он оказывается рядом, жестко хватает меня за подбородок.
– Ты не отвертишься от меня, куколка.
Я сгибаю колено.
– Спорим, будет больно?
– Больно будет тебе, – короткий гортанный смешок, – когда я тебя брошу.
* * *
Артур Уваров нацелился на меня. Не дает дышать, преследует повсюду. Но я же понимаю, что мы живем в разных мирах, и ничего хорошего из наших отношений не получится.
А то, что сердце бешено колотится, когда он просто проходит мимо, так это ерунда, временное помешательство.
Я не собираюсь выполнять прихоти мажора, но… наше противостояние приводит к беде.

Глава 1
Подавать документы в вуз, оказывается, хлопотное дело. Мы с подружкой устали до изнеможения, пока обежали все нужные кабинеты университета.
– Бедные мои ноженьки! – ноет Зинка. – Варь, пластырь имеется?
– Откуда? – вздыхаю я.
Мы сидим на остановке в ожидании пригородного автобуса. Зина с расстроенным лицом разглядывает растертую в кровь пятку. Вырядилась, дуреха, в честь поездки в столицу в новые кроссовки, вот и получила.
Я вздыхаю, посматриваю на экран телефона. Тоже устала, скорее бы приехать домой.
– Ба-бах!
– Ай!
От взрыва рядом с остановкой мы с Зинкой дружно взвизгиваем, а следом накатывает пронзительный визг тормозов. Он с мощностью тысячи децибел бьёт по барабанным перепонкам. Я хватаюсь за уши и тут же в ужасе вскакиваю: на остановку точной наводкой летит роскошная тачка.
Прямо на нас.
Еще миг и…
Мелькает перекошенное лицо водителя, распахнутые рты пассажиров.
Я хватаю Зинку за руку, дёргаю её в сторону. Люди тоже с воплями разбегаются.
Но автомобиль делает разворот, не доезжая до тротуара, скользит юзом и останавливается, скрипя колесами. На несколько секунд мир замирает, а потом взрывается звуками. Воют клаксоны, вопят перепуганные люди, тормозят машины, водители высовываются в окна и что-то кричат.
Из тачки вываливается шофер – высокий, атлетически сложенный парень. Широкие брови вразлет и крючковатый нос придают его лицу хищное и злое выражение. От такого типа веет опасностью, и хочется держаться подальше.
Он обегает машину, хлопает ладонями по бедрам и матерится через слово.
– Твою ж мать! Твою ж мать!
Мы с Зинкой наблюдаем за разворачивающимся представлением уже с любопытством.
И тут открывается пассажирская дверь. Сначала я вижу ноги в начищенных лоферах, потом дорогие часы на руке, придерживающей дверь, и, наконец, появляется хозяин тела во всей красе.
Именно в красе!
Такие великолепные образцы альфа-самцов простым смертным кажутся небожителями. Они смотрят с экранов телевизоров и кинотеатров, приглашают что-то купить с рекламных плакатов, но настолько далеки от реальной жизни, что я ни разу их не встречала за свои восемнадцать лет.
У меня сердце пропускает один удар. Не хочу на красавчика смотреть, а не могу глаз отвести. Высокий, стильный, одетый по последнему слову моды, он сверкает потрясающими синими глазами и будто парализует мою волю.
Я чувствую, как земля уходит из-под ног, и даже хватаюсь за столбик остановки.
– Вот это краш! – вздыхает рядом Зинка.
Периферийно вижу, как она вытаскивает мобильник и делает несколько снимков.
– Что у там, Тоха? – неожиданно спокойно, даже равнодушно, спрашивает пассажир водителя, словно опасная ситуация никак его не касается.
От этого низкого рокочущего голоса по телу бегут мурашки.
«Это всего лишь высокий тестостерон, не больше!» – внушаю я себе, но невольно подаюсь вперед и прислушиваюсь.
– Шина лопнула, что б ей пусто было! – высоким голосом выдает Тоха. – Арчи, и что теперь делать?
Водитель зло пинает колесо.
– Тише будь! Голова раскалывается, приложился о стекло, – красавчик трогает висок, его пальцы окрашиваются кровью. – Вызывай аварийку.
Мы с Зинкой превращаемся в монументы. Подружка даже о растертой пятке забывает, так и стоит, как цапля, поджав босую ногу и раскрыв рот.
– Аварийку? А номер есть?
– Погугли, – красавчик встряхивает длинными волнистыми прядями и смотрит на часы. – Черт! Опаздываем, – наконец впервые эмоции проявляются на его лице. – Ба ценит пунктуальность.
– Позвони, скажи, что задерживаемся.
– Это само собой, – Арчи вытаскивает складной телефон, небрежно раскрывает его.
Мы с Зинкой переглядываемся.
– Арчи, может, такси вызовем? – с другой стороны показывается еще один парень – невысокого росточка, чернявый и какой-то нервный: его щека подергивается, губы кривятся.
– Вызывай, – равнодушно отвечает красавчик, прикладывает смартфон к уху. – Ба, тут такое дело…
– Варь, Варь! – Зинка толкает меня локтем в бок. – Глянь, это айфон?
Она опять щелкает камерой. В этот момент наступает тишина, и ее слова звучат неожиданно громко. Я сжимаю руку подруги.
– Не кричи. Не знаю.
Тут длинноволосый поворачивается на наши голоса, и мы встречаемся взглядами. Мне кажется, будто по телу проносится электрический разряд. Мир вокруг застывает, даже звуки пропадают. Есть только я и он.
Он и я.
Я вздрагиваю. Озноб проносится иголочками по телу и сменяется на удушающий жар. Он начинается с ушей, проникает под кожу, стекает горячей волной по лицу и шее, прокатывается по животу и ногам.
«Что происходит?» – мелькает мысль.
Эти ощущения шокируют, сбивают с толку. Я хочу отвернуться, но меня будто затягивает в прозрачные родники его холодных глаз.
Мажор неожиданно идет на нас. Я делаю шаг назад, упираюсь спиной в столбик. Он переводит взгляд на Зинку и протягивает руку.
– Чего тебе? – пугается та.
– Мобилу дай!
– Зачем?
Зинка краснеет и прячет телефон за спину.
– За мясом! – шипит незнакомец, и столько презрительного яда слышится в его словах, что флер слепого обожания мгновенно слетает с моих глаз.
– Повежливее нельзя? – я напрягаюсь.
– Можно. Ты знаешь, цыпа, – короткий смешок открывает идеально ровные белоснежные зубы, – что фотографировать тайком нельзя, уголовно наказуемое действо?
Незнакомец говорит тихо, не повышая голоса, но каждое его слово падает весомо, как камень.
– Н-нет… – лепечет перепуганная Зинка.
– Удали снимки.
– Еще чего! – пытается хорохориться подруга.
И тут я окончательно выхожу из ступора, закрываю Зинку спиной.
Он небрежно осматривает меня с ног до головы, хмыкает. Чувствую себя букашкой, мелькнувшей перед носом гиганта. Этот Арчи почти на голову выше меня и в два раза шире в плечах.
Решительно задираю подбородок, пусть буду мухой, но боевой.
– Слушай, мажор, шел бы ты своей дорогой! Самомнение зашкаливает. Ничего она не снимала. Нужны вы нам!
– Не снимала, говоришь? – Арчи прищуривается.
И опять я чувствую, как его колкий взгляд проникает до печенок и парализует меня.
– Нет.
Я выхватываю сотовый из пальцев Зинки, быстро отправляю все фото, и старые и новые, в корзину.
– Ты что делаешь? – вопит подружка.
Но я уже показываю стерильно чистую галерею мажору.
– Доволен? Пусто! А теперь чеши отсюда… цыпа! Тебя дружки зовут.
В словечко «цыпа» вкладываю все презрение, которое вызывает во мне этот нарцисс. Глаза Арчи превращаются в две синие щелочки. Он наклоняется, обдавая ароматом дорогих духов, и шепчет мне на ухо:
– Языкастая, да? Твоему язычку тоже найдется применение, куколка.
Он подмигивает и делает характерное движение бедрами. Его приятели заходятся смехом. Они даже про свою сломанную тачку забыли.
– Так ее, Арчи!
– Будешь знать, на кого рот разевать, деревенщина?
Кровь отлынивает от моего лица, я отшатываюсь, будто получаю удар под дых. Внутри все сжимается. Никогда, ни разу в жизни, меня еще так не унижали.
– Даже не подходи ко мне! – я сжимаю кулаки и смотрю в упор на ненавистного мажора. – И что будет? – Арчи криво ухмыляется.
– Увидишь!
Одним неуловимым движением он оказывается рядом, жестко хватает меня за подбородок, притягивает к себе.
– За слова и поступки надо отвечать, куколка.
Мы стоим почти вплотную друг к другу. Я слышу, как бьется его сердце, и каждый удар отдается дрожью в моем теле. Я с трудом подавляю панику, сгибаю колено, чуть поднимаю ногу и медленно говорю, хотя просто умираю от страха:
– Спорим, будет больно?
В зрачках мажора мелькает растерянность, он отталкивает меня.
– Больно будет тебе, – короткий гортанный смешок разрядами тока проносится по моему телу. – Когда влюбишься в меня, а я тебя брошу.
Я вспыхиваю до корней волос, прикусываю губу до крови, чтобы не заорать во все горло.
– Не дождешься!
– Деревенщина!
– Варь, Варь, пойдем! – хнычет рядом Зинка, тянет меня за руку.
Но мир вокруг исчез. Вижу только синие омуты глаз мажора, его кривую ухмылку и квадратную челюсть, покрытую щетиной.
– Эй, парни, вы чего пристали к девчонкам? – прорывается сквозь гул в ушах чей-то голос.
Я вздрагиваю, смотрю: у остановки замер автобус. Когда он подъехал, даже не заметила.
– Сейчас полицию вызову, – поддерживает кондукторша, высунувшись в распахнутую дверь.
Арчи тут же поднимает руки в примиряющем жесте, белозубо улыбается.
– Простите, мадам, вышло небольшое недоразумение. За сим…
Он дурашливо низко кланяется, чуть не подметая асфальт ладонью.
– Варь, ну что ты! – вопит Зинка и тянет меня за собой. – Садись уже в автобус!
Я переступаю ногами, ничего не видя, спотыкаюсь о ступеньку, но по-прежнему сверлю взглядом спину мажора.
– Варька, что с тобой? – Зинка толкает меня на сиденье, плюхается рядом сама. – Сама же говорила, что лучшая борьба с хамством – полный игнор.
Нам достаются предпоследние места. Сидеть над задним колесом высоко и не слишком удобно, но сейчас я даже не замечаю этого. Внутри все кипит от возмущения, как лава в жерле вулкана.
– Я так говорила?
– Ага, – Зинка вытирает пот со лба. – Уф, наконец-то избавились! Что-то я перепугалась. Прямо до чертиков. Сейчас описаюсь.
Мы несколько секунд молчим. Меня еще потряхивает, но уже не так сильно, как вначале. Незнакомцы исчезают в недрах своего авто, а синий пригородный Мазик трогается с места.
Гипнотическое притяжение заканчивается, и я только сейчас понимаю, как опасно было спорить с властным и сильным парнем.
«Боже упаси от такого знакомства!» – твержу себе и тут же добавляю: – Нет, каков козел! Возомнил себя богом!».
От этой мысли наступает разрядка, нервное напряжение выходит ознобом. Меня трясет, словно внезапно стало холодно. Зубы выбивают чечетку, пятка стучит о пол. Я пытаюсь прижать каблук к покрытию, и тут замечаю босую ногу подружки.
– Зин, а где твоя кроссовка?
– Ой! – взвизгивает она, вскакивает и кричит шоферу: – Стой! Стой! Дяденька, стой!
– Чего тебе, оглашенная? – сердито оборачивается тот.
– Я сумку на остановке забыла.
Автобус тормозит, Зинка выскакивает и вприпрыжку несется к скамейке, под которой лежала ее кроссовка. Я вижу, как она растерянно осматривается, заглядывает во все углы. Водитель автобуса сигналит. Зинка машет рукой и несется обратно. Она влетает в салон, чуть не плача.
– И где кроссовка? – гляжу на ее пустые руки.
– Не знаю. Будто корова языком ее слизнула, – она еще раз оборачивается. – Ой! Вот гады!
– Что?
Я тоже смотрю назад: из сломанной тачки высовывается рука и крутит Зинкиной обувкой.

Глава 2
Я иду к Мерсу Тохи, а кажется, будто между лопатками кол вбили, так и хочется дернуть плечом, чтобы убрать помеху. Мало того, что сегодня юбилей у бабули, я обещал приехать, но застрял, так еще и эта девка берега попутала.
– Арчи, ты чего? – спрашивает Тоха и тут же суетливо добавляет: – Я вызвал аварийку.
Выдыхаю. Злость все еще клокочет в груди. И чего завелся с полуоборота?
А все эта ведьма глазастая виновата! Невольно бросаю взгляд на остановку, где все еще сидят девчонки.
– Лады!
Сажусь в машину, разговаривать не хочется. Друг смотрит удивленно. Еще бы! Обычно я как скала, мелкие траблы меня не касаются, для их решения найдутся шестерки.
А тут…
Вспоминаю огромные глаза незнакомки и сглатываю. Она так сверлила меня взглядом, будто готовилась вытащить все нутро и препарировать его на столе прозектора. Из темной радужки летели искры, вспыхивали дьявольским огнем. От них невольно хочется закрыться ладонью.
И снова мое сердце разгоняется, набирает скорость, глубоко затягиваюсь воздухом, надо непременно остановить этот бешеный бег. Жаром охватывает тело, в штанах становится тесно.
Черт! Не девчонка, а ведьма во плоти!
Я обнимаю себя за плечи, отчего-то морозит. На самом деле хочется прижать одну ладонь к груди. Там происходит что-тот невероятное. Сердце колотится, и каждый удар пробивается толчками между напряженными мышцами, встряхивая все тело.
– Ты чего так завелся? – смотрит на меня встревоженно Тоха. – Серафима Альбертовна поймет. Форс-мажор.
Он чувствует себя виноватым за то, что испортил мне торжественное появление перед бабулей.
– Проехали, – буркаю я, отворачиваюсь к окну и вздрагиваю: незнакомки вошли в автобус.
Он трогается с места. Вот и ладно! Скатертью дорога!
Зажмуриваюсь на миг, и в мозгу будто щелкает: смотрю и взглядом цепляю табличку на заднем стекле.
Твою ж мать!
«Москва – Давыдово».
Знакомое название. Именно в этом захолустье живет бабуля.
Выглядываю в окно.
– Куда Виталя свалил? – спрашиваю у Тохи.
Тот кивает в сторону остановки. Виталя стоит, разглядывая белую кроссовку, заметив, что мы смотрим на него, кричит:
– Гляньте, пацаны, что я нашел.
– На хрена она тебе сдалась? – еще больше злюсь я.
И тут автобус, уже отъехавший на несколько метров, тормозит у обочины. Из него вываливается пухленькая подружка злючки и прямиком несется к остановке.
– Ля, да цыпочка кроссы потеряла, – гогочет Тоха, потирая ладони, словно готовясь к веселому представлению.
– Арчи, что делать будем? – Виталя смотрит на меня. – Отдать или…
– Или! – рявкаю на него. – Ты такси вызвал?
– Не-а, что-то никто не хочет ехать в тьму-таракань.
– Да что б вас!
– Сейчас еще попробую.
Я досады луплю кулаком по стеклу, а сам не свожу глаз с автобуса. Он трогается, а мне кажется, будто вижу в окне ту девчонку.
И теперь уже вспоминаются ее губы. Я как завороженный смотрел на них, когда она плевалась ругательствами. И нет бы сгинуть, сверкая пятками, так ведьма сама полезла в пекло!
Что ж, надо примерно наказать.
– Коза деревенская! – цежу сквозь зубы.
– Да, плюнь ты на нее, Арчи! – пытается успокоить меня Тоха. – Ну, сфоткала пару раз Мерс, что с того? Может, она никогда в жизни не видела такой машины.
– Плюнь? Ты сказал: «Плюнь?»
Я хватаю приятеля за грудки и подтаскиваю к себе.
– Мир, дружба, жвачка, пацаны! – вопит Виталя. – Я такси вызвал.
Через несколько минут приезжает аварийка, забирает Мерс, а следом подкатывает и такси. Движение успокаивает, мандраж проходит, хотя все еще кручу наш диалог с незнакомкой в голове. Я опускаю стекло и подставляю лицо встречному ветру. Сзади о чем-то болтают приятели, но я их не слушаю, просто наслаждаюсь теплой погодой и летом.
И вдруг такси резко тормозит на светофоре. Я встряхиваюсь.
– Не дрова везешь, дядя! – ругается Тоха. – Нам вторая авария не нужна.
А я смотрю вперед, где у остановки замер все тот же пригородный Мазик и вдруг дергаю на себя ручку двери.
– Выходим!
К автобусу бегу, не оглядываясь: и так знаю, что приятели торопятся за мной. Водитель прямо перед носом захлопывает двери, но, увидев мое разъяренное лицо, открывает их снова.
Я влетаю в салон, не замечая ступенек, и сразу осматриваю его и тут же сталкиваюсь взглядом с ведьмой. Неожиданно чувствую облегчение, широко улыбаюсь и протягиваю карту кондукторше. За спиной шумно дышат друзья.
– А вы ничего перепутали, молодые люди? – настороженно спрашивает она. – Это ваш маршрут?
– Конечно. Нам тоже нужно в Давыдово, а машина сломалась, – отвечаю ей, она нехотя принимает плату за проезд.
– Проходите.
– Здравствуйте! – громко приветствую пассажиров.
В автобусе все места заняты, мы идем в хвост. Когда иду мимо девушек, делаю вид, что мы не знакомы.
«Наверняка сейчас у злючки мысли в кучу сбились, – усмехаюсь про себя. – Думает, приставать начну. А я не начну».
Ни одна кобылка еще не ускакала от Артура Уварова.
Неожиданно настроение поднимается. Мы устраиваемся поудобнее, оккупируем заднюю площадку. Держась за поручни, стоим прямо за креслами девчонок, я вижу, как ведьма дергается. Кажется, что ее спина окаменела.
А я любуюсь густыми волнистыми волосами незнакомки. Хочется взять в ладони шелковистую прядь и провести ее между пальцев. Втягиваю ноздрями воздух. Девушка приятно пахнет. Смесь шампуня, дезодоранта и недорогого парфюма неожиданно дразнит рецепторы, будоражит сокровенные струны души.
Я понимаю, что мне все нравится в этой девчонке. Абсолютно. Она милая и ладненькая от курносого носика до аккуратных продолговатых ногтей без капли лака.
Автобус трясется по дороге, выколачивая из нас нутро. На повороте он выдает струю дыма. Виталя морщится.
– Фу, воняет!
– Потерпишь!
Я косо смотрю на него.
– Да с какого хрена я терпеть должен? – хмыкает приятель.
У Витали взрывной характер, он терпеть не может всякие непонятки, особенно ту, которую я устроил сейчас.
– Арчи, ты что задумал? – шепчет мне на ухо Тоха.
– Ничего. Мы едем на юбилей моей бабули, уяснил?
– Да, но… тащиться, стоя в тарахтящей коробке… блин… нафига?
– А кто виноват, что твой Мерс дуба дал?
– Не дал он дуба, – обижается Тоха. – Всего лишь шина лопнула.
Но я прошиваю его таким взглядом, что приятель мгновенно затыкается. Я не слишком люблю водить дружбу с людьми, совсем не похожими на меня по интересам. Но быть полностью отмороженным козлом в социуме невозможно, вот и пришлось выбирать себе компанию.
С Тохой и Виталей познакомился в универе, с тех пор уже три года вместе. Много дерьма пережили вместе.
Несколько минут обиженный Тоха смотрит в окно на мелькающие придорожные столбы и деревья, потом меняет место. Он встает так, чтобы привлечь внимание подружки злючки. Виталя мгновенно понимает его задумку.
– Девушки, а вы куда едете? – начинает он грубый подкат.
Он широко улыбается, сверкает озорными глазами, этакий обаяшка на минималках.
– Не твое дело, – отвечает пухленькая блондинка, краснея и смущаясь.
Ей явно нравится внимание городских парней. Сразу видно, что она настроена миролюбиво и не против знакомства.
– Как раз мое, – смеется Виталя. – Мы в Давыдово, милашки. А вы?
– Милашки, – хихикает девчонка. – Мы тоже.
В полуулыбке сверкают острые мелкие зубки, на щеках появляются ямочки.
Хорошенькая куколка, так и хочется ущипнуть за упругую розовую щечку, вот только меня волнует другая, серьезная, сердитая и очень красивая.
А она не обращает внимания на слова Витали, только толкает локтем в бок подругу. Та недовольно хмурится, шипит как кошка и тоже принимает независимый вид.
– О, классно! – оживляется и Тоха. – Девчонки, покажите нам интересные места?
Я не вмешиваюсь в разговор. Пусть приятели развлекаются. Разглядываю затылок злючки. Она ни разу не повернулась: не отреагировала на наше присутствие. Самообладание отличное, хотя наверняка гадает, чего мы добиваемся.
Черт!
Отмечаю, что даже затылок у нее красивый. Вот она чуть поворачивает голову, убирает прядь за ухо. Мелькает аккуратная мочка с сережкой-гвоздиком.
Мне сразу трудно становится дышать, хочется прижаться лбом к стеклу, чтобы остудить жар, которым вспыхивает мое тело.
И тут она поворачивается…

Глава 3
Когда эта троица входит в автобус на промежуточной остановке, я напрягаюсь.
Эмоции бьют через край, доза адреналина в крови зашкаливает и будоражит все тело. Глаза сами расширяются, показывая даже не высшую степень шока, а самый настоящий ужас.
«Что они здесь делают? Зачем остановили автобус?» – мелькают в голове панические вопросы.
Еле сдерживаюсь, чтобы не выкрикнуть их вслух, но Зинка хватает меня за руку. Я встряхиваюсь от прикосновения и смотрю в упор на мажора, который с невозмутимым лицом расплачивается за проезд.
– Варь, Варь, смотри! Это они за нами следили?
Я кошусь на подругу: ее глаза лихорадочно блестят, она возбуждена и взволнованна. Усталость, поступление в вуз, потеря кроссовки и нагоняй от родителей ее уже не интересует.
– Не придумывай! – осаждаю ее горячий порыв.
– А вдруг они мне хотят отдать кроссу?
– На добреньких самаритян эти говнюки не похожи, – едва слышно шиплю сквозь зубы.
– Вечно ты плохое в людях видишь, – фыркает Зинка. – Осторожная чересчур.
– Зато ты безалаберная! Увидела смазливую мордашку и растаяла.
– Да ну тебя!
Зинка надувает губы и отворачивается. Так-то лучше, может, удастся доехать без приключений на свой зад. Сколько раз уже вытаскивала простодушную Зинку из передряг, перечесть.
Но парни спокойно, никого не задевая, наоборот, вежливо здороваясь, проходят между сидений и останавливаются за нашими спинами. Арчи даже не смотрит на меня, словно я пустое место.
Немного расслабляюсь, хотя не понимаю, что этим буратинкам нужно в скромном пригородном автобусе. Ну, сломалась у них машина, вызвали бы такси. Мани-мани есть в кармане. Нет, полезли в автобус. А что дальше?
– Не придумывай, – уже миролюбиво толкаю подружку в бок. – Хотели бы, сразу отдали бы.
– А вдруг они забыли? Или не знали, чья обувь.
– Слушай, ну чего ты пристала ко мне? – Поворачиваюсь всем корпусом к подруге. – Объясни, зачем им нужна одна женская кроссовка? Постебались над нами и выбросили в урну.
– Спроси, Варь! Трудно тебе, что ли? – канючит Зинка.
Ее обиженный голос сверлом проникает в мозг и устраивает там бандитский беспредел.
– Твоя обувь, вот и спрашивай, – упрямо не сдаюсь я.
– Я не умею, как ты, во рту все пересыхает от страха.
Тут я вытаскиваю из сумочки телефон и демонстративно читаю смс. Мне хочется послушать, о чем говорят незнакомцы, а болтовня Зинки мешает.
Но парни тоже перекидываются фразами так тихо, что ни слова разобрать не удается. Зато постоянно чувствую между лопаток колючий взгляд. Рука так и тянется почесать это место, но боюсь даже пошевелиться.
И тут низкорослый парень обращается к Зинке с вопросом. Я напрягаюсь, но старательно смотрю в окно. Подружка стреляет в меня взглядами, но отвечает, растерянно, невпопад, все же тоже не уверена в благих намерениях незнакомцев. Нам еще домой идти от площади. А если они увяжутся?
Я нервно смотрю на время и тянусь к телефону. Папа отвечает сразу после первого гудка. Держа телефон на вытянутой руке, я оборачиваюсь.
– Пап, ты встретишь нас с Зинкой на остановке?
Спрашиваю, а сама в упор смотрю на красавчика мажора. Он прищуривается, в синей щелке мелькают искры.
– А сама до дому не дойдешь? – спрашивает недовольно отец.
– Нет, страшно.
– Ишь, чего придумала!
– И биту с собой захвати.
«При слове «бита» Арчи удивленно поднимает брови, Тоха хмыкает, а мелкий шустрик крутит пальцем у виска.
– Кукушкой поехала, что ли, курица? – громко брякает он.
Это он делает зря: папка сразу настораживается.
– Погоди, а кто там тявкает не по делу? – я включаю громкую связь. – Я этой шавке хвост прищемлю, пусть только покажется на глаза. Доча, жди на остановке, я еще с собой дядьку Павла прихвачу.
Я торжественно сбрасываю звонок, Зинка сидит, раскрыв от удивления рот и хлопая ресницами.
– Девушки, к вам молодые люди пристают? – кричит с переднего сиденья кондукторша и поворачивается к водителю: – Семеныч, тормози! Надо этих паразитов общества высадить.
И тут Арчи встряхивается и впервые подает голос.
– Простите, леди, вы о ком сейчас говорите? – холодно спрашивает он. – Мы едем в Давыдово, никого не трогаем. Наоборот, отпустили такси и сели в автобус, потому что видели, как эта девушка потеряла кроссовку. Хотели ее отдать.
– Да, правда!
Мелкий шустрик вытаскивает из сумки Зинкину кроссу и протягивает ей.
– Это ваше?
– Д-да, – лепечет та.
– Берите!
Зинка медлит, смотрит то на меня, словно ждет команды, то на злополучную кроссовку, не решаясь забрать.
– Как-то несправедливо за добрый поступок нас называть паразитами и высаживать, согласитесь? – продолжает воспитывать кондукторшу Арчи.
– Девушка, это ваша вещь или нет? – сердито спрашивает та.
– Д-да.
Зинка вытягивает ногу в проход между сиденьями, показывая всем, что она босая.
Я медленно заливаюсь краской и закрываю глаза.
До самого поселка мы едем без приключений. Мажоры сзади болтают, Зинка зависает в интернете, благо связь есть, а я делаю вид, что слушаю музыку, закрыв глаза.
Именно делаю вид, потому что все мысли и чувства сконцентрированы на красавчике за спиной.
А он, гад, опять показал свою изворотливую натуру. Не только ловко вывернулся сам, еще и меня поставил на место, обернул скользкую ситуацию себе на пользу.
Значит, умен.
Нет, не так!
Не умен, а хитер, может расставить ловушку и понаблюдать, как корчится в ней пойманная дичь.
Это расстраивает: неизвестно, сколько у него таких приемчиков в запасе.
И тут мысли принимают другое направление.
«Интересно, они действительно едут в Давыдово, или так просто говорят?»
Я толкаю Зинку локтем.
– Чего? – отрывается от экрана та.
Подружка в целом довольна: она получила кроссовку назад, теперь не надо отчитываться перед суровой матерью. Я показываю на свой телефон, где на ходу пишу смс:
«Надо за мажорами проследить. Выяснить, к кому они едут?»
Зинка тут же включается в игру.
«Зачем?»
«А если они врут?»
«И что с того?»
«Вдруг пойдут следом, узнают, где мы живем».
«Да плевать! Нас же твой папка встретит».
Точно!
Вот голова садовая! Совсем забыла, что просила отца. Тревожное чувство в груди мгновенно поднимает голову. Мой папка превращается в зверя, когда речь идет о защите его семьи. Еще устроит разборки с мажорами, а те…
Додумать не успеваю: автобус тормозит на площади нашего поселка. В окно вижу отца и его друга дядю Павла. Родитель воспринял мои слова серьезно.
Вот черт!
Я оборачиваюсь к мажорам, от смущения пылаю огнем, но выхода другого нет.
– Чего тебе? – грубо спрашивает Тоха.
– Парни, вы не торопитесь выходить, – предупреждаю их.
– Не учи пацана против ветра ссать, – хмыкает мелкий шустрик и оттопыривает указательный палец и мизинец.
Я чувствую, как уши и щеки заливает краска: и куда лезу? Но все же заканчиваю мысль:
– Ну, понимаете… мой отец…
– Сама устроила кипиш, коза деревенская, а теперь бздишь! – дергается ко мне Тоха.
– Не хочу проблем, – огрызаюсь я.
Добрый порыв мгновенно сходит на нет. Да и беспокоюсь я больше о папке, чем об этих богатеньких паразитах.
– Мы поняли, спасибо за предупреждение, – отвечает спокойно краш.
– Арчи, ты что?
– Не пыли, Виталя, у нас другая цель.
Другая цель?
Эти слова бьют по мозгам сильнее кувалды.
Это о чем он?
Намек? Но на что?
«Другая цель!» – пульсирует в висках, пока спускаюсь по ступенькам.
«Другая цель!» – отбивает каждый шаг, пока иду к отцу.
На душе становится все тревожнее, нарастает настоящая паника. Вроде бы мне ничего плохого сейчас не сделали и не сказали, а отчего-то плохо. А еще я волнуюсь, зная взрывной характер отца. Сердце устраивает в груди настоящий военный парад.
Хочется обернуться. Очень! Но держусь изо все сил.
Бросаюсь к папке.
– О, девчонки! Приехали!
Он обнимает меня за плечи, кивает Зинке.
– Здрасте! – мы дружно здороваемся с дядей Павлом.
Хочется оглянуться.
Спиной чувствую напряжение, между лопатками опять свербит.
– Ну, показывай, кто посмел нагрубить моей девочке? – хмурит брови отец.
– Да, кто посмел? – оглядывается и папин друг.
– Вот…
Открывает рот Зинка, поворачивает голову, но я ее перебиваю:
– Те мерзавцы вышли раньше, пап. Я просто перепугалась. Пойдем домой, устала.
Я подхватываю отца под руку и тащу подальше от остановки и автобуса.
«Не оглядывайся! Не оглядывайся!» – внушаю себе.
Зинка тащится следом в паре с дядей Павлом. Отец расспрашивает о поданных документах, о вузе. Я отвечаю невпопад, постоянно прислушиваюсь к шагам за спиной. Лишь когда мы сворачиваем на знакомую улицу, я оглядываюсь. Из-за поворота виднеется длинная тень.
Нет, три тени.
Вот же сволочи! Не услышали предостережения, пошли за нами? Я напрягаюсь, сжимаю папину ладонь.
– Варь, кого-то увидела?
Теперь мы все дружно смотрим вдоль дороги. Из углового двора с лаем выбегает собачонка и бросается на соседнюю улицу. Тени смешиваются и исчезают.
– Показалось.
– Варь, пока, – торопливо целует меня в щеку Зинка, она живет через дом от нас. – На связи.
– Ага. Звякни вечером.
– Что за птичий разговор? – сердится папка и смотрит на друга: – Паш, заходи на чай.
– Чай у меня и дома есть, – смеется тот.
– Тогда на пивко? Посидим в беседке вечерком по-домашнему.
– А это дело.
Остаток дня тянется долго, я не нахожу себе места, постоянно думаю о мажорах. Любой оттенок синего цвета напоминает мне о глазах Арчи. Это какое-то наваждение, от которого невозможно избавиться.
«Потерпи, все пройдет со временем», – внушаю себе, пытаясь заняться делом. Я постирала и развесила белье, убралась в своей комнате, приготовила книги и учебники, которые мне больше не понадобятся, чтобы отнести их в местную библиотеку.
Неожиданно сердце сжимается от тоски: впереди ждет совершенно новая столичная жизнь, и в ней будет полно нагловатых мажоров, отравляющих существование девчонкам.
Родители сидят в беседке, смеются, громко разговаривают, угли в мангале тлеют и иногда вспыхивают искрами, запах шашлыков висит в воздухе и щекочет ноздри.
Но я не могу ни есть, ни пить, настолько выбита из колеи сегодняшней встречей. Образ Арчи преследует меня. Его красивое лицо ухмыляется из ведра с водой, из зеркала, из оконного стекла. Когда на небе появляется луна, и на ее желтом диске вижу ненавистную физиономию. И она подмигивает мне и говорит голосом мажора:
– Тебе будет больно, когда влюбишься в меня, а я тебя брошу.
Чертовщина, да и только!
– Ни за что! – шепчу себе под нос. – Никогда! Мы больше не встретимся!

Глава 4
Я смотрю на телефон. А Зинка почему не звонит? Что-то случилось? Трясу головой. совсем спятила! Везде вижу опасность.
Набираю ее номер сама и долго слушаю гудки. Подруга не отвечает, мое напряжение доходит до высшей точки кипения, готова сорваться с места и бежать к Зинке домой. Наконец в ухе раздается щелчок. Слышу частое дыхание, чей-то смешок, настораживаюсь.
– Зин, как дела?
Стараюсь спрашивать спокойно, хотя сердце бухает где-то в горле, а все инстинкты кричат: «Что-то не так!»
– Да нормалек, – весело отвечает подружка.
– У тебя гости? – теперь мне кажется, что слышу несколько мужских голосов.
– Нет, телик работает.
Зинка частит скороговоркой, словно я ее застала за воровством, но я все равно чувствую облегчение.
– А, телик…
Я выдыхаю, даже слезы проступают на глазах. Может, у меня, и правда, крыша едет? В трубке слышится какой-то скрип, чертовски знакомый, потом вроде бы хлопает дверь, а может, и не дверь. Но голоса пропадают.
«Зачем выходить, если можно просто выключить телевизор?» – снова взрывается вопросом один внутренний голос.
«Да у тебя, девушка, паранойя!» – спорит с ним другой.
– Варь, а Варь, я вот не понимаю, – начинает Зинка.
– Чего?
– Сначала ты наезжала на мажоров, а потом защищать их начала. Тебе этот Арчи понравился?
От вопроса вздрагиваю и отшатываюсь. Смотрю на мобильник в руке как на змею, распахнувшую пасть.
– Еще чего!
Говорю, а голос не повинуется, дрожит, и сердце опять начинает колотиться быстро-быстро.
– Может, мы зря с парнями так? – продолжает подружка. – Они же нам ничего плохого не сделали.
Волна адреналина бьет в кровь, в груди вспыхивает раздражение.
– Зин, опомнись! Этот Арчи наехал, как танк, потребовал удалить фото.
– Варь, ну ты чо? Сама ему нахамила первой. Да и не просил он убирать снимки, просто хотел посмотреть. Это ты с психу мне всю галерею почистила.
– Я? – сегодня день неприятных открытий. – Зин, неужели ты не понимаешь?
– Например, что? К нам впервые в жизни подкатывали крутые парни, а ты их отшила, как последняя трусиха! Хочешь с нашими деревенскими только тусоваться?
Я прикладываю руку к груди, но не могу унять бешено колотящееся сердце. Делаю несколько вдохов, пытаюсь ответить спокойно, без истерики.
– Не хочу.
– Вот видишь! Ты поступишь в Москву, а я – нет. Где мне найти приличного парня?
– Зин, ты себя слышишь? От таких, как эти мажоры, точно надо держаться подальше. Поиграют и бросят. Слышала же, что мне красавчик сказал?
– Ну, сказал, и чо? Ты тоже много чего сказала. И вообще, все из-за тебя! – Зинка неожиданно всхлипывает. – Из-за твоих дурацких принципов! Да пошла ты в… сортир!
Я слушаю короткие гулки и даже не нахожу нужных слов, настолько ошарашена. Получается, своими действиями я испортила жизнь подружке?
Вот это новость!
Нет, так дело не пойдет!
Я бросаю мобильник на кровать и выскакиваю во двор. Ноги сами несут на улицу к дому Зинки. И что эта дуреха придумала? Совсем спятила? Увидела принцев на белых конях, которые деревенскую простушку возьмут в жены.
Обломись, моя черешня!
– Дура! Идиотка! – выкрикиваю на ходу. – Погоди у меня!
Я резко стучу в ворота, кто-то выходит на крыльцо.
– Зин, это я, Варя, открой.
Слушаю торопливые шаги и притопываю от нетерпения. Калитка распахивается, выглядывает Зинкина мама.
– Варя? – она смотрит удивленно на меня. – А Зина ушла к тебе.
Я теряюсь от шока. Стою и хлопаю ресницами, не зная, что сказать. Как ко мне? Мы же только что поссорились по телефону, встречаться не собирались.
– Ой! – вскрикиваю с досадой. – Наверное, разминулись.
– В смысле, разминулись? – мама Зинки выходит на улицу и оглядывается. – Здесь невозможно разминуться.
Но я ее уже не слушаю, бегу обратно к себе, набираю Зинкин номер.
– Абонент временно не доступен, – отвечает телефонный бот.
– Что б тебе пусто было!
Хватаю куртку и несусь во двор.
– Варь, ты куда? – из беседки выходит мама. – Поздно уже.
– Я сейчас приду.
Вылетаю на улицу, лечу к площади, там лихорадочно оглядываюсь.
Где Зинка может быть? Где?
Дом культуры?
Нет, сегодня четверг, он не работает. Да и свет в окнах горит только в кабинете директора Василия Андреевича.
Магазин?
Там вся компания будет на виду, Зинка туда не пойдет, сразу матери продавщицы доложат.
Школьный стадион?
Точно! Идеальное место для свиданий. Вечер, освещение слабое, можно сесть на скамейку между кустов у забора, никто и не заметит.
Я спускаюсь к реке, бегу через мост. Школа находится на другом берегу поселка: почти на окраине.
– Ну, попадешься ты мне, коза! – шиплю под нос. – Урою, паразитку мелкую!
Успеваю добежать только до ворот и сразу вижу подружку. Она бредет через футбольное поле, загребая кроссовками траву. Останавливаюсь, упираю руки в бока.
– И как я должна это понимать?
– Ой! – взвизгивает Зинка и подпрыгивает. – Напугала, зараза!
– Ты почему матери сказала, что ко мне пошла, а сама здесь шатаешься?
Смотрю на нее, а на душе у меня неспокойно. Вроде бы и рада, что с подругой все в порядке, и в то же время тяжесть камнем лежит на груди.
Зинка воровато оглядывается, потом бежит ко мне.
– Варюха, как я рада тебя видеть! – ее глаза возбужденно блестят, мне кажется, или на щеках разливается румянец. – Маман меня из дома не выпустила бы.
– Правильно и сделала бы. Нечего по ночам шарахаться.
– Ой, не ворчи! Ты иногда мне бабку Серафиму напоминаешь. Жужжишь и жужжишь над ухом: то нельзя, это нельзя.
Зинка хватает меня под руку и тащит вон со стадиона.
– А здесь что ты забыла? – сопротивляюсь я и смотрю на нее с подозрением.
– Решила побегать. Нельзя, что ли?
– Ты и физкультура? – я хлопаю в ладоши. – Не смеши мои тапки!
– Ну, вот такая я у тебя непостоянная.
Зинка тянет меня за ворота. Мы идем вдоль забора, я оборачиваюсь и тут цепляю взглядом качели.
И меня осеняет: скрип, который я слышала в трубке во время разговора. Это же был они?
Я бегом возвращаюсь, плюхаюсь на сиденье и начинаю раскачиваться. Отчего-то непременно надо разобраться в шумах и звуках.
Зина садится рядом. Она явно не понимает, что происходит, но уже привыкла к моим чудачествам.
Я резко торможу ногами и поворачиваюсь к ней.
– Признавайся, с кем ты недавно качалась?
– Варь, чего пристала?
– Зинаида Аркадьевна, – я хмурюсь. – Не шути со мной!
В полумраке вечера плохо видно ее лицо, но подруга явно смущается и отводит взгляд.
– Ой, подумаешь! Ну, Венька Морозов на свиданку позвал.
Вот это новость!
Я хочу что-то сказать, но закашливаюсь от глотка воздуха. Зина протягивает мне бутылку.
– Что это? – спрашиваю между приступами кашля.
– Вода. Пей.
Я делаю несколько жадных глотков, а в голове крутится одно: Венька сохнет по мне с шестого класса, клянется в вечной любви. С чего бы ему на Зинку переключаться?
– А поподробнее?
– Да чо, подробнее, – подруга прячет глаза. – Я и сама чуть в осадок не выпала. Ну, ты же знаешь, что мне Венька нравится, вот и пошла, как позвал.
– Чудны дела твои! – качаю я головой.
– Это точно.
Мы молча шагаем домой, мне даже спросить не о чем, настолько слова Зинки выбивают из колеи.
– В субботу на дискач пойдем? – спрашивает у дома Зинка.
– Не хочется. Что я там забыла, – и тут же осекаюсь. – Ой, прости, у тебя же Венька.
– Язвишь, да? – Зина обиженно надувает и без того пухлые губы. – Ты, Варь, как собака на сене: сама не ешь и мне не даешь.
– Прости. Ты и Венька так неожиданно, в себя прийти не могу.
– Значит так, да? – на глазах подруги показываются слезы. – Ко мне ни один парень подкатить не может без твоего разрешения? Со столичными мажорами познакомиться не дала, теперь и с Венькой нельзя? Еще подруга называется!
Мне становится неловко. Мы с Зинкой с детского садика не разлей вода, никогда не ссоримся, она признает за мной право лидерства, а тут второй раз за вечер ругаемся.
Может, я давлю на нее слишком сильно?
– Ну, прости, прости, – я обнимаю ее за плечи. – На дискач обязательно пойдем.
– Честно слово?
– Зуб даю!
Зинка вытирает слезы, открывает калитку, но оборачивается.
– Варь, я слышала к бабке Серафиме внук с друзьями приехал. Может, это наши мажоры?
И опять меня бросает в дрожь. А если, и правда, я ошибаюсь? Парни приехали в гости, а я на них всех собак готова спустить из-за беспочвенных подозрений?
– Не знаю. Но зачем-то же они потащились в Давыдово.
– Может, они на дискач придут? – мечтательно закатывает глаза подружка.
– Вряд ли. Они к субботе уедут уже.
– А вдруг нет?
– У тебя же Венька есть, – подкалываю ее. – За двумя зайцами погонишься…
– Ой, опять ты за свое!
Зинка посылает мне воздушный поцелуй, я, смеясь, бегу домой. Настроение поднимается, чувствую какую-то безудержную легкость, словно взмахну руками и взлечу над крышей. Я кружусь по улице, благо сейчас никто не увидит, и радостно смеюсь. А почему смеюсь, и сама не понимаю.
– Х-р-р-р…
На миг замираю у калитки. Мне кажется, или кто-то идет за мной? Резко оборачиваюсь – никого. У меня сегодня слуховые и зрительные глюки. То шаги слышу, то тени вижу.
Нет, так дело не пойдет! К черту мажоров! К черту Зинку с ее безответной любовью, которая вдруг стала ответной! Так недолго и спятить.
Влетаю в родной двор, Бруно радостно бросается ко мне: отец спустил собаку с цепи.
– Тихо, не шуми, – я заглядываю в черные глаза пса, он виляет хвостом. – Хороший мальчик, потом поиграем.
Я бегу в беседку.
– Мам, есть хочу!
– Вот оглашенная! Кто же на ночь наедается?
– Я!
Безумно вкусные шашлыки улетают в одно мгновение. Я уплетаю их так, словно ничего вкуснее в жизни не пробовала. Наевшись, умываюсь, переодеваюсь и падаю на кровать. И только закрываю глаза, как вижу мажора. Он стоит рядом, наклонившись, и вглядывается пристально в лицо.
Я вдавливаюсь в подушку, шарю руками по простыне в поисках орудия защиты, ничего не нахожу и замираю.
– Что ты здесь делаешь? – сиплю сдавленным шепотом. – Я закричу.
– Кричи, сколько угодно, – криво усмехается Арчи.
Он вдруг садится на край кровати, его руки упираются в матрас по обеим сторонам моей талии. Я задыхаюсь, хватаю раскрытым ртом воздух, а он не поступает в легкие.
Лицо мажора медленно придвигается.
Сантиметр, еще один, еще…
Его губы совсем близко, вот-вот коснутся меня. Я слышу прерывистое дыхание, чувствую запах кожи, смешанный с ароматом знакомого парфюма. Жаром окутывает все тело. Я вытягиваюсь, неукротимое желание пронзает насквозь.
И я сдаюсь первая. Хватаю мажора за шею, резко дергаю на себя и впиваюсь губами в твердый, но безумно сладкий рот.

Глава 5
На утро я просыпаюсь от лучей солнца, бьющих прямо в лицо. Пытаюсь открыть глаза, но получается плохо.
«Странно, я вроде бы закрывала вечером штору», – выплывает из глубины сознания мысль. – Или не закрывала?»
В голове туман, и вообще чувствую себя разбитой, будто заболеваю. Все тело ломит, губы припухли и болят. Еще и тот кошмар дурацкий! Приснится же такое!
Встаю с трудом, да и то потому, что мама сердито зовет из кухни:
– Варя, ты еще долго валяться будешь? Зина уже несколько раз приходила. Что-то случилось?
– Нет, все в порядке.
Я сажусь, хотя мне уже не кажется, что все нормально. Слишком необычные ощущения во всем теле, да и воспоминания странные. Настолько явные, что не кажутся сном.
И зачем Зинка прибегала? Могла бы и позвонить. Смотрю на экран мобильника: пропущенных вызовов нет. Шаркая по полу, тащусь к зеркалу, смотрю и отшатываюсь. Волосы дыбом, словно у меня начес из восьмидесятых годов, губы красные, опухшие, торчат как лепешки, а лицо все в красных пятнах.
«Неужели так стресс выходит? – с ужасом разглядываю себя в зеркале. – Все, больше никаких переживаний!»
Бочком, чтобы меня не увидела мама, пробираюсь в ванную комнату и привожу себя в порядок. От контрастного душа становится немного легче, но все равно подташнивает. Выхожу в кухню уже вполне в приличном виде.
Вернее, так думаю, что в приличном, а на самом деле…
– Варька, ты заболела? – всплескивает ладонями мама. – О боже! Ты посмотри на себя? Где вы с Зинкой вчера шатались?
– Нигде. Сначала в городе были, а вечером на стадионе пробежались.
– Спятили, девки? – мама толкает меня на стул. – Кто же ночью бегает?
– Мы.
Она придвигает ко мне тарелку с яичницей, я смотрю на кружочки желтков, и приступ тошноты подкатывает к горлу. Мгновенно срываюсь с места и бегу в туалет.
– Варя, что случилось?
Мама суетится за спиной, то подаст полотенце, то подержит тяжелые волосы.
– Если бы я знала, – выдыхаю наконец я.
Она притягивает меня к себе и трогает губами лоб. Я отшатываюсь.
– Ба, доча, да ты вся горишь! Наверное, ротавирус в столице подхватила.
– Ага.
«Ротавирус, как же! – думаю про себя. – Есть один такой, Арчи кличут».
– Марш в постель! И сегодня ни шагу из дома!
Да я и сама никуда не хочу, чувствую себя отвратительно. Сон, похожий на явь, будоражит мозги и выворачивает душу наизнанку. Впервые я сама поцеловала парня. Причем сделала это с бешеной страстью. Мажор будто загипнотизировал меня, свел с ума одним только синим взглядом.
Я проваливаюсь в сон и вырываюсь из тяжелой дремы только ближе к вечеру. В комнате полумрак, на прикроватной тумбочке стоит стакан с водой, лежит термометр.
– Мама… – зову ее тихим голосом.
Прислушиваюсь к себе, к звукам дома.
– Да, доченька, – в спальню врывается мама, а за ее спиной маячит тень отца.
– Есть хочу.
– Вот и славно. А я тебе уже кашку на воде приготовила.
Мама помогает мне сесть, одеться. После ужина я вообще чувствую себя вполне здоровым человеком.
– А у Зинки как?
– Да что сделается этой егозе? Весь день порог обивает, к тебе прорваться пытается.
Я выхожу во двор, сажусь в беседке и набираю номер подружки.
– Да! Варь, как ты?
С первого гудка отвечает та, словно держит телефон в руке. Голос встревоженный, дрожит от волнения.
– Слушай, хреново было, но сейчас все хорошо.
– Я сейчас приду к тебе.
– Хочешь тоже денек в постели поваляться?
– Нет, но…
Мне не нравится поведение Зинки. Совсем не нравится. Обычно живая и смешливая, она не берет такие мелочи, как болячки, в голову. Но сейчас она кажется перепуганной насмерть.
– Вообще не понимаю, что со мной случилось. Вчера же было все нормально.
– Может, дома… отравилась? – с паузами спрашивает Зинка.
– Нет, и я, и родители ели вечером шашлыки. У всех нормально, только я отключилась.
– Ой, главное, все наладилось, а остальное – ерунда.
Подружка говорит бодреньким голосом, а у меня в душе шевелится подозрение и с каждым словом Зинки все набирает силу.
– Зин, а что ты за воду мне вчера дала?
– Я? – на другом конце наступает тишина. Слышу только шумное и прерывистое дыхание. – Обычную воду из магазина.
– Ты ее с собой принесла?
– Ну д-да, бегала же.
– А сама пила?
– Н-нет, не успела, ты помешала.
– Погоди, я сейчас.
Я отключаюсь и вылетаю из беседки. Стараюсь не шуметь: вдруг родители услышат, как я выхожу со двора. Бруно выскакивает из будки, взвизгивает, прыгает от радости, гремит цепью, но мне сейчас не до него.
К Зинке несусь на всех порах, хотя меня и пошатывает, в ворота колочу двумя кулаками, чтобы наверняка мне открыли дверь.
Подружка выскакивает на улицу с перекошенным от страха лицом.
– Варь, ты что? Варь, успокойся.
Но меня буквально трясет от злости. Я хватаю Зинку за плечи и иду на таран. Она с грохотом ударяется спиной о ворота.
– Признавайся, зараза, откуда у тебя была эта вода?
Зинка начинает плакать, размазывая слезы ладонью. Она некрасиво морщится, всхлипывает, судорожно вздыхает.
– Девочки, что там у вас? – доносится со двора голос Зинкиной матери.
Галина Петровна сбегает с крыльца и торопится к воротам.
– Мам, все хорошо, – кричит подруга. – Я споткнулась и ударилась о панель.
Она прикладывает палец к губам и смотрит умоляющим взглядом. Я тяну ее подальше от наших домов, на пустырь. Здесь, среди кустов, когда-то мы строили домики и играли в дочки-матери.
– Говори, пока я тебя в полицию не сдала.
– Варь, ты что? – Зинка округляет глаза, и в ее зрачках плещется настоящий ужас. – Разве я знала?
– Что?
– Ну, короче…
Она мнется, старается не смотреть на меня. А мне хочется треснуть ее по затылку за упрямство и недоумие. Ладно ее жизнь, она ее не ценит и постоянно попадает в переплет, но я не она.
– Я жду!
– Новинская, не дави на меня!
Когда Зинка нервничает или злится, всегда называет меня по фамилии. Я отвечаю ей тем же.
– Жду, Соловьева!
– Короче, этот мажорик Тоха, чей Мерс вчера чуть в аварию не попал, сунул мне в руку записку, когда мы выходили из автобуса.
– Т-а-а-а-к, – я прищуриваюсь, готова испепелить взглядом подругу. Новость сбивает с ног, попахивает предательством, а я такое не прощаю. – И что дальше?
– Ну, там был номер телефона, время и место для встречи.
– И ты позвонила?
Видимо, мое лицо настолько ужасно, что подруга отпрыгивает на пару шагов. Кажется, будто я шевельну пальцем, и она сорвется с места и улетит.
– Варь, ты только не ругайся, Варь, – лепечет Зинка.
– Ты позвонила? – спрашиваю сцепив зубы.
– Ага.
Я закрываю глаза, ноги подкашиваются, хватаюсь за дерево, промахиваюсь, чуть не падаю. Зинка бросается на помощь, помогает сесть на пригорок. Мы минуту молчим. Она не оправдывается, ждет, пока я приду в себя.
– Идиотка! – срывается с моих губ стон. – И как я с такой тупой девкой столько лет дружу?
– А за тупую сейчас получишь! – Зинка вскакивает, сжимая кулаки.
– Только попробуй, – дергаю подругу за штанину. – Дальше!
– А что, дальше. Ну я позвонила, пошла на встречу, поболтали. Потом ты прибежала. Все.
«Дыши, дыши!» – приказываю себе.
Он желания вцепиться дурочке-подружке в горло пальцы сводит судорогой. А в голове молнией пролетает ночь: появление Арчи у кровати, незакрытые шторы, которые с вечера были закрытыми. Неужели у него хватило наглости забраться в окно? И мои губы…
Стоп!
Почему не лаял Бруно?
Пот липким слоем покрывает лоб, шею, чувствую, как капля ползет по позвоночнику.
– Все?
Мой голос хрипит. Предположения одно ужаснее другого сводят с ума. Зинка испугана, прижимает ладошки к пунцовым щекам. Ее большие круглые глаза бегают туда-сюда, она явно боится встретиться со мной взглядом.
– Н-ну, я пить хотела, Тоха предложил мне бутылку, – с трудом выдавливает она и икает. – Ничего же страшного не случилось.
– Где та бутылка?
Зинка замирает с открытым ртом.
– Варь…
– Где та бутылка?
– А зачем тебе?
– Я подозреваю, что в ней был наркотик.
– Наркотик? – теперь ее глаза еще больше становятся похожи на круглые монеты. – Варь, ты с дубу рухнула? – Зинка крутит пальцем у виска. – Откуда такие мысли?
– Есть причина. Так, где она?
– Д-дома. Что, хочешь допить?
Подруга пытается шутить, улыбается, но криво выходит.
– Нет! Участковому отнесу, пусть проверит.
– Что?
– На предмет наркотиков. Пошли.
Я хватаю Зинку за руку и тяну за собой. Она не сопротивляется, семенит сзади, причитая.
– Варь, не торопись. Участковый нас на смех поднимет. Да и как он проверит? Откуда в селе лаборатория? Ты совсем людям не доверяешь?
Я останавливаюсь. Первый сумасшедший порыв прошел. А Зинка права. Я еще ни в чем не убедилась, а болтаю воду в стоячем болоте.
– Хорошо, слушай. Во-первых, плохо мне стало вчера ночью, я увидела мажора радом со своей кроватью.
– Мать ети! – вскрикивает Зинка. – Да как же он к тебе в комнату попал?
И опять в ее глазах бушует страх.
– Не знаю.
– А Бруно на цепи был? Он же никого постороннего во двор не пропустит.
– В том-то и дело, что я лая не слышала. Во-вторых, я на ночь занавешивала окна, а утром шторы были раздвинуты.
– Подумаешь! Мама могла зайти и открыть.
– И в-третьих, утром я чувствую себя будто с похмелья: мутит, голова кружится, сознание путается.
– Вот! – Зинка обрадованно поднимает палец. – Вот! Сама признаешь, что сознание путается. Может, из-за болезни все и преувеличиваешь. Пошли к тебе домой.
Она хватает меня под руку и тянет с пустыря. Мы будто поменялись местами. Теперь я растеряна, а Зинка, наоборот, бодра и уверена в своих действиях.
– Зачем?
– Говоришь, мажор у твоей кровати был. Так?
– Ну.
– А как он во двор попал? Родители впустили?
– Н-нет, не должны. Мама мне бы сказала.
– Ага! Идем дальше! На какие там еще Холмс приметы смотрел?
– Холмс?
– Ну, сыщик. Его еще это метод… ну… как там его?
– Дедуктивный?
– Ага. О! – Зинка подпрыгивает и смотрит блестящими глазами. – Придумала! Следы!
– Какие?
– Если Арчи не вошел в дверь, значит мог влезть в окно комнаты. Так?
– Так.
Мысли сбились в кучу. Я уже не понимаю, куда ведет подружка, но нутром чувствую, что ей хочется доказать, что мажоры не виноваты в моей болезни и в сумасшедшем сне.
– Хотя сомнительно. Откуда он знает, какое у твоей комнаты окно?
Теперь и меня сомнения одолевают. Может, и правда, из-за ротавируса у меня мозговая и эмоциональная горячка была?
– Представления не имею.
– Допустим, он проник во двор, чем-то отвлек собаку, нашел твое окно, значит, должны остаться следы под ним.
Мы переглядываемся и бежим к дому.

Глава 6
Врываемся во двор, запыхавшись, обегаем дом и застываем: в палисаднике топчется папа и косит траву между клумб.
– Вы чего? – поднимает он голову. – За цветами пришли?
– Д-да, – отвечаем хором, просто ничего больше в голову не приходит.
– Хотите Серафиме Альбертовне отнести?
– Зачем?
Папа выключает триммер и удивленно смотрит на нас.
– У старухи сегодня юбилей. Она все же директором вашей школы была.
– Т-точно!
– Гостей много приехало, гудит весь поселок. Даже дочь из столицы прикатила. Говорят, у нее своя торговая компания. Сама в роскоши живет, а мать в деревне держит. И куда мир катится?
Папа снова включает триммер, а мы с Зинкой тайком оглядываемся, еще надеясь увидеть чужой след под моим окном. Увы, земля скрыта под скошенной травой, да и в вечернем полумраке ничего разглядеть невозможно.
– Тогда Серафиме Альбертовне садовые цветы не подойдут.
– Что? – папа поднимает голову.
– Ничего. Пока, пап!
Мы убегаем, садимся в беседке. Наше расследование заходит в тупик. Зинка крутит в руках мобильник, словно ждет звонка, и это меня настораживает. Я протягиваю руку.
– Чего?
Зинка смотрит на меня, подняв брови.
– Мобильник дай.
– Зачем? – она прячет телефон за спину.
– Тогда сама удали номер.
– Ну, Варь! Не сходи с ума! – хнычет подруга.
– Я не хочу больше никаких контактов с этими людьми. Ты видишь, как ловко они сумели нас с тобой поссорить?
– Это ты ерундой занимаешься.
– Ерунда не ерунда, но я хочу все это прекратить.
– Да парни уже уехали в столицу, можешь не волноваться, больше ты их не встретишь.
Зинка демонстративно открывает телефон, нажимает на пару кнопок и показывает мне экран.
– Вот и отлично! – я встаю. – А теперь пошли за бутылкой.
– Зачем? Мы де уже все решили!
– На всякий случай. Это улика против них, будет нам с тобой защитой.
– Да ты точно кукухой поехала, прав был Виталя.
– Зин, не буди во мне зверя, – я пристально смотрю на нее. – Иначе…
– Да пошли уже, пошли, – вскакивает и она. – На сто процентов уверена, что это обычная вода.
Но и здесь нас ждет разочарование: Зинкина мама вылила воду, бутылку выбросила в мусорное ведро, а его вынесла.
Мусорные контейнеры тоже были пусты.
Так ничего не выяснив, мы расстаемся, недовольные друг другом и жизнью в целом. Но теперь я настороже: закрываю на ночь окно в комнате, задвигаю штору и все снимаю на камеру, чтобы утром не засомневаться опять в своих действиях.
«Забудь о мажорах! Забудь! – приказываю себе, уже погружаясь в сон. – Ты больше их никогда не увидишь.
Утром не успеваю я умыться, как звонит подруга.
– Слушай, сегодня юбилей у бабки Серафимы, целый день в поселке будет праздник, – возбужденно тарахтит она. – Василий Андреевич расстарался, хочет чествовать старуху с помпой! Целая программа.
– Неужели?
Я внимательно разглядываю штору, между полотнами которой появился просвет шириной с ладонь. Сейчас он меня интересует гораздо больше, чем массовые гулянья местечкового значения.
– Ага! Афиша висит на доске объявлений, на торгушнике и на остановке. В Доме культуры будет концерт, в магазине – ярмарка и скидки, а в кафе пекут вафли для мороженого.
– Даже вафли? В кафе вафельниц нет.
– Это дочь бабки привезла оборудование и поваров. И угощение для всех будет бесплатным.
– Ого! Вот у кого-то денег куры не клюют.
– А вечером – дискотека. Все наши собираются. Ты в деле?
– Конечно!
В другой момент я бы заплясала от возможности развлечься, но не сегодня. Сейчас я разглядываю окно, створка которого оказывается не закрытой на задвижку. Сердце начинает колотиться так сильно, что кладу ладонь на грудь.
– Зин, беги ко мне.
– Что, что случилось? – пугается подружка.
– Увидишь.
Я отключаюсь и несусь во двор. Мама поднимает голову. Она стоит у будки Бруно и накладывает ему еду.
– Варь, завтрак на столе, поешь сама, – говорит она.
– Мам, ты в комнату мою заходила утром?
Сердце продолжает маршировать по ребрам, я даже не могу вдохнуть полной грудью.
– Да, ты спала так крепко, что лишь перевернулась, когда я твое окно открывала. Душно сегодня.
– Душно, – шепчу я и опускаю руки: опять зря всполошилась. Но все же уточняю на всякий случай: – А вчера тоже ты шторы раздвинула?
– Да. Что, солнце помешало выспаться? – смеется мама. – Гулять меньше надо.
Зинка влетает во двор с перекошенным лицом. Ее губы подергиваются, глаза-монетки лихорадочно блестят.
– Что? Что случилось?
Я тащу ее в беседку, оглядываюсь и шепчу:
– Все нормально. Проверка бдительности.
– Вот, дуреха! Напугала. У меня чуть сердце не остановилось, – у нее слезы облегчения выступают на глазах.
– Раз сегодня праздник, пойдем, прогуляемся?
– Ты серьезно?
– А то.
– А мажоры?
– Ну, не факт, что они приехали в гости к бабке Серафиме. Это раз. И потом, чего нам их бояться? Мы у себя дома.
– А то!
Мы быстро собираемся и бежим на площадь, где разворачивается основное действо. Народу много, все жители поселка решили развлечься. Однако я не могу расслабиться, постоянно оглядываюсь.
Вот вдали мелькает статная фигура, и паника мгновенно охватывает голову.
Я хватаю Зинку за руку, с силой сжимаю пальцы. Тело рвется бежать. Не знаю, почему так реагирую на этого парня, но все внутри кричит от страха, а ощущение опасности сводит с ума.
– Ой, ты чего? – вскрикивает подруга.
– Смотри, там, впереди, не мажор разве?
Зинка прикладывает ладонь козырьком ко лбу и приглядывается.
– Ты чо, Варюха, сбрендила? Веньку не узнала, что ли?
– Веньку?
Теперь, когда парень подходит ближе и поворачивается, я вижу, что ошиблась. Но звоночек тревожный: так и до психоза можно дойти с этими мажорами.
Мы побывали на ярмарке, заглянули в Дом культуры на концерт оркестровой музыки, прошлись по магазину: оценили скидки. Я успокоилась, даже начала получать удовольствие от прогулки, а Зинка прикупила себе пару вещей. К обеду ноги гудели от усталости, а головы – от перегрузки эмоциями.
– Все, больше не могу! – заявляет Зинка. – Пошли в кафешку, закусим мороженкой и домой.
Уже издалека замечаю сквозь витринные окна, что в кафе нет свободных столиков.
– Может, ну его это мороженое? – спрашиваю подружку, а сама сомневаюсь: запах свежеприготовленной вафли тянется на всю улицу просто умопомрачительный.
– Смотри, там Венька с приятелями! Айда к ним!
Зинка взлетает по ступенькам и врывается в зал, полный народу. Я бегу за ней, ни на кого не глядя.
– О приветики! – поднимает руку тощий и длинный, как жердь, Венька.
– Мы с вами, подвиньтесь!
Зинка тут же сталкивает со стула коротышку Гришку Морозова, которого за низкий рост и упитанную фигуру прозвали в школе Колобком.
– Ты, Соловьева, оборзела! – стискивает кулаки тот.
– Не пыли, Колоб, – Венька придвигает стулья, – всем места хватит.
– А что она?
Но мы не обращаем на Гришку внимания, привыкли к его вечно недовольной мордахе. Мы садимся. Компания собралась большая. Кроме нас с Зинкой, Колобка и Веньки, я вижу Глеба и его подружку Наташу. Заметив меня, она недовольно хмурится: у нас давние терки. Наташка ревнует своего Глебушку, который не пропустит ни одну юбку мимо себя. Вот и сейчас он убирает руку с плеча подруги, отодвигается и спрашивает, глядя мне в глаза:
– Какое мороженое будете, девчонки.
– А какое есть? – Зинка оглядывается на стойку и меняется в лице. – Варь, смотри.
Теперь оборачиваюсь и я, а колокольчики внутри новый перезвон устраивают. Широко улыбаясь, к нам идет Арчи собственной персоной. На нем длинный фартук обслуги, а в руках меню. Периферийно я замечаю и его приятелей, одетых точно так же.
«Что они тут делают?» – вспыхивает паническая мысль.
Но Арчи лишь слегка наклоняет голову в знак приветствия и кладет на стол папку с меню.
– Прошу. Сегодня любое мороженое на выбор.
– Пошли отсюда, – я хватаю сумочку и встаю.
– Девушка, обижаете. Это угощение от Серафимы Альбертовны, – улыбается уголками губ Арчи, а глаза смотрят пристально и холодно.
– Варь, ты чего?
Зинка дергает меня за руку, я плюхаюсь на стул.
– Здесь есть ванильное мороженое, малиновое, карамельное, клубничное, фисташковое, с печеньем и без него, – перечисляет Арчи и перелистывает страницы. – С шоколадной крошкой, с орехами, с кофейным сиропом.
– Хватит! – вскрикиваю я в панике.
Мажор листает меню так быстро, что я не успеваю разглядеть ни одного блюда. Друзья сидят, вытаращив глаза. Я вижу, как Наташка приосанивается, взбивает пальцами пышную челку и приоткрывает яркий ротик.
– Ой, а я хочу клубничное. Есть оно?
– Конечно, – Арчи смотрит только на меня. – Даже земляничное и морошковое. Посмотрите, какая красота.
Он низко наклоняется. Его дыхание обжигает шею, мурашки бегут по спине.
– Слушай, отвали! – я толкаю его в грудь.
– Нет, а на этой странице спрятался шедевр: финское радужное мороженое.
Я вижу, что мажор издевается, но сижу, зажатая с одной стороны столом, а с другой – Арчи, и задыхаюсь от нехватки кислорода и личного пространства.
– У тебя прямо дар бесить людей! – вскрикиваю уже громче, отталкиваю его и вскакиваю. – А ну-ка не вынуждай меня повторять!
Мы стоим друг против друга, глаза в глаза. Он смотрит сверху вниз, я опять чувствую себя мухой, вот только не простой жужжалкой, а настоящей цеце: еще одно его движение, и вцеплюсь зубами в глотку.
– И не думал, – спокойно отвечает Арчи и мило улыбается залу, замершему в предвкушении развлечения. – Не хотите мороженое, как хотите.
«Вот гаденыш!»
– Что случилось?
Из-за барной стойки выходит элегантная женщина неопределенного возраста. Ей можно дать и тридцать, и сорок, и пятьдесят лет, настолько ее лицо ухожено и безэмоционально. На ней тоже фартук, и чувствуется, что именно она хозяйка банкета. Она идет через зал, переступает красивыми ногами в туфлях на высоком каблуке, и взгляды всех мужчин прикованы только к ней.
– Вот это мадам! – присвистывает Венька, но, поймав стрелу из глаз Арчи, захлопывает рот.
– Ничего, мама, все в порядке, – поворачивается к даме мажор.
Вблизи виден возраст, умение властвовать и повелевать тоже наложило свой отпечаток на лицо леди. Она улыбается, показывая идеальные зубы, но синие глаза такие же холодные и равнодушные, как у сына.
– Простите, девушка, мой сын очень серьезно относится к работе. Так, какое мороженое вам принести?
И я тушуюсь под двойной атакой.
– Фисташковое, пожалуйста.
– Два шарика или три? – спрашивает Арчи, глядя мне прямо в глаза.
Я вижу в его зрачках свое отражение, но не могу отвести взгляда. Чувствую себя кроликом, парализованным ядом смертельно опасной змеи.
– Один.
Чертов голос дрожат.
– Сиропом полить?
– Н-нет.
А теперь заикаюсь. Совсем спятила!
Но Арчи разворачивается и идет к стойке бара. Ни плечом не шевельнет, ни лопаткой, и я наконец выдыхаю.
– Варь, что это было? – наклоняется ко мне Венька.
– Ничего.
– Нет, явно между вами кошка пробежала. Вы уже знакомы?
Вдруг одноклассник шарахается в сторону, словно только что не прижимался к моему боку.
– Что за?
Рука в белоснежной рубашке ставит перед моим носом розетку, на которой лежит вафельная трубочка с тремя разноцветными шариками мороженого, хорошо сдобренного кленовым сиропом.
– Ваш заказ, барышня, – говорит ехидно Арчи надо мной.
Я поднимаю голову и цежу сквозь зубы:
– Ну ты и козел, Арчи!

Глава 7
Эта сельская девчонка не идет из головы. Забралась на чердак, засела там и обустраивается как дома. Ее темные глазищи так и сверлят меня, так и испепеляют взглядом, а я как идиот смотрю на пухлые губы и представляю, какие они на вкус.
Вот и сейчас смотрю, как она удаляется по боковой улице, а в груди будто раскаленным железом жжет. И внутренности пластами выворачиваются наизнанку.
Что б пусто было этой деревенской ведьме!
Бросаюсь следом, забыв о приятелях. Зачем, не знаю сам, отчего-то непременно нужно узнать, где живет эта девчонка. И это желание сильнее меня.
Шагаю быстро, не замечая ничего вокруг.
– Арчи, ты куда?
Меня догоняет Тоха.
– Твоя бабушка, вроде бы, за рекой живет, – напоминает и Виталя.
– Ш-ш-ш! – прикладываю палец к губам.
Девушки вместе с мужчинами скрываются за поворотом. Я дергаюсь следом, но мозг вдруг включается в работу.
«Что делаешь, спятил?» – вопит возмущенно нутро. – В сталкера превратился?»
Я замираю на углу: одно дело шагать в том же направлении, что и заноза, и совсем другое – преследование.
Все же дергаюсь в переулок, но приятели хватают меня за руки.
– Стой! – шипит Тоха. – Спятил? В кутузку хочешь попасть?
И я будто выныриваю из воды на белый свет. Тут же возвращаются звуки и краски дня. Нет, нужно выгнать скандалистку с чердака. Срочно!
– Арчи, не парься, – хихикает вдруг Виталя. – С девочками еще встретимся.
– Как?
– Есть способ.
Что-то на сердце опускается тяжесть. Я прекрасно знаю все подлые приемчики Витали. У него хитрый и изворотливый ум, видимо, природа компенсировала недостаток роста змеиной натурой. Уже много раз мы с Тохой вытаскивали этого мелкого говнюка из передряг, но жизнь его ничему так и не научила.
– Ну?
Я хватаю Виталю за грудки и подтягиваю к себе.
– Эй, ты чего? Грабли убери! – верещит он. – Я просто сунул пухленькой гусенице записку с номером.
– Твою ж мать! Паршивец! – я замахиваюсь кулаком, Виталя приседает. – Сдались тебе деревенские девки? Или думаешь, твой папаша или моя мамаша разрешат иметь с ними шуры-муры?
– А им и не обязательно знать.
– Точно. Где предки, и где мы, – поддерживает Виталю Тоха.
– Ну что нам в деревне делать? – ноет мелкий, пряча глаза. – Скукота! Хотел просто развлечься. Кобылки необъезженные, на городских шалав не похожи.
Слово «кобылки» все дерьмо внутри взбалтывает. Я встряхиваю Виталю за воротник, но Тоха бросается между нами.
– Харэ агриться, Арчи, заканчивай с наездами! На наших девках пробы ставить негде, к любому в койку прыгнут, а это свежачок. Прикольно же. Мы же только поиграем.
– Да пошли вы! Могли бы в столице зад протирать, чего за мной поперлись?
С одной стороны, я понимаю пацанов. Клубы и бары им поднадоели, а здесь в деревне экзотика.
Но с другой…
Все же приехали помочь матери сделать праздник для бабули, не хотелось бы фейсом об тейбл…
– Ага, на Виталю набросился, а сам следом за красотками поперся, – упрекает меня Тоха. – Или ты охранял скандалистку?
На это ответить нечего, я лишь фыркаю и шагаю к мосту.
– Да я просто записку сунул, пухляшка может и не позвонит, – оправдывается Виталя.
«Тоже верно. И чего на парней набросился? – злюсь на себя я. – А все эта ведьма виновата, чтоб ей пусто было!»
Бабушка встречает объятиями. Мы давно не виделись. Я уже и забыл, какая она маленькая и въедливая. С порога начинает поучать.
– И во что это вы вырядились, хлопцы? Вон верзилами какими вымахали, а рванье на себя нацепили.
Она показывает на мои протертые до дыр джинсы от дорогущего итальянского бренда.
– Это, бабуля, – я обнимаю старушку за плечи, – модные нынче тренды.
– Тренды-говенды! Вот я сейчас по ним пройдусь!
Бабуля хватает со стола ножницы и несется ко мне. Я хохочу, уворачиваюсь, подмигиваю друзьям, они тут же включаются в игру. И сразу вспоминаю детство, вечное ворчание бабушки и ее безграничную любовь до самопожертвования.
Когда мама решила заняться бизнесом, бабуля отдала ей все свои накопления, продала солидный особняк, который построил в пригороде столицы дед-генерал. А сама переехала в родительский домик в этом поселке. Ни минуты не сомневалась в своем решении, настолько доверяла любимой дочери. И сейчас наотрез отказывалась возвращаться в город.
– Я уж здесь, по-стариковски, буду век доживать, – отмахивалась бабуля от уговоров. – В поселке все родные люди, поддержат.
Вечером приезжает мама, сидя за круглым столом, мы обсуждаем завтрашний день. Бабушка уже спит, мы планируем ей сюрприз.
– Вы готовы поработать в кафе? – окидывает взглядом нас мама.
– А почему бы не нанять официантов? – осторожно спрашивает Тоха.
– Ты дурак? – набрасываюсь на него я. – Не понимаешь, что бабуле потом здесь жить. Она хочет гордиться своей семьей.
– Я тебя не заставляю, – пожимает плечами мама.
– Нет, что вы! Я просто спросил.
И тут я замечаю, что Виталя крутится на стуле и все время поглядывает на меня. Я слышу звук вибрации, идущий из его кармана, и киваю в сторону двери. Приятель мгновенно вылетает. Через несколько минут он показывается на пороге и подает нам сигналы.
Мы с Тохой переглядываемся и слушаем маму уже вполуха. В душе рождается нехорошее предчувствие.
– Ладно, мам, мы все поняли.
Я встаю и шагаю к выходу.
– Вы куда?
– Прогуляемся. Еще время детское.
Виталя ждет во дворе, притопывая от нетерпения.
– Пацаны, пухляшка позвонила.
Он показывает экран смартфона. Мое сердце пускается в пляс, в груди будто бомба взрывается, разнося по организму гремучую смесь раздражения, растерянности и неожиданного томления. И вдох пропадает, рот раскрываю, а воздух не проходит.
– И… что? – наконец выдавливаю из себя.
– Предложила встретиться на школьном стадионе.
– Тебе лично?
Опять нет вдоха. В ожидании, кажется, замирает вместе со мной природа. Ни листик не шелохнется, ни порыв ветерка не набежит.
– Да, не знаю я, не понял. Айда все вместе. Где тут у вас стадион?
Виталя спрашивает, а смотрит на меня. И мне не нравится огонь в его глазах. Совсем не нравится. Я несколько секунд смотрю на приятелей. Отпускать Виталю одного нельзя, неизвестно, что придумает его шальной мозг.
– За мной.
– Погоди, я сейчас!
Виталя скрывается в пристройке, где нам бабуля выделила комнату, и возвращается с рюкзаком.
– Ты в поход собрался?
– Не-а, – уклончиво отвечает он. – Ну, там шоколадки, конфетки, пивасик.
Он хихикает, а мне еще тревожнее становится.
– Не спускай с него глаз, – говорю одними губами Тохе.
– Не дурак, знаю.
Возбужденный Виталик несется впереди. Я лишь иногда хватаю его за воротник и поворачиваю на нужную дорогу. К стадиону подходим уже в полной темноте, лишь парочка фонарей освещает путь.
– Жутковато что-то, – пожимает плечами Тоха. – Может, ну их…
– О, мальчики, приветики! – раздается сзади голос.
Мы дружно разворачиваемся, и разочарование затапливает грудь. На встречу пришла только пухленькая подружка занозы.
– Салют. Куда дальше? – подкатывает к ней Виталя и хватает под руку. – Как зовут тебя, принцесса?
– Зинаида, – хихикает та и смущенно отворачивается.
– Ох, ну и имечко! – охает Тоха и прыскает в кулак.
– А что? Самое народное, что ни есть.
Зина обижается, сбрасывает руку Витали с локтя, но отвязаться от того не так-то просто. Он мгновенно притягивает девчонку к себе.
– А мне нравится, классное имя. Веди нас, Зинаида, в тайное местечко, познакомимся. Есть такое?
– Ну, разве на качели…
– Идем на качели.
Я тащусь следом. Мне вовсе не интересна эта недалекая девушка, а то, что она недалекая, видно сразу и по ее поведению, и по речи. Вздыхаю, так и подмывает спросить о подружке, но Тоха меня опережает.
– А сердитую подружку чего не захватила?
– Варьку?
«Так, ее Варвара зовут, – отмечаю про себя. – Вар-вар-вар-вара».
Имя так и перекатывается на языке, так и просится наружу. Резкое, даже грубое, оно как нельзя лучше отражает строптивый характер хозяйки.
– А есть еще одна? Зови! – подначивает Виталя.
– Нет, что ты! Варя у нас правильная. Она ночью на свиданку с незнакомцами не пойдет.
– А ты, значит, неправильная?
– Ага, хи-хи, я обычная, как все.
Виталя садится на качели, хлопает рядом с собой по сиденью. Зина растерянно смотрит на нас.
– Мы туда, – машет рукой в сторону второй качели Тоха и тянет меня за собой.
– Ты чего? – шиплю на него.
– Не видишь, что ли? Виталя клинья клеит.
– На хрена ему эта Зинка сдалась?
– А чего ты психуешь? Агришься, что ее подружка не пришла?
– Да, пошел ты в…
– Первый туда и иди!
Несколько минут мы молча качаемся. С соседней качели доносятся звуки приглушенного разговора, смех, шуршание: это Виталя предлагает новой подруге то шоколадку, то водичку.
Вдруг звенит телефон. Зину будто ветром сдувает с сиденья.
– Варька, – выдыхает она, глядя на экран. – Тихо все!
Мы замираем. Я напряженно прислушиваюсь к разговору, Зина отвечает однословно, потом вообще отбегает в сторону.
– Так, нам пора.
Я встаю и смотрю на приятелей.
– Куда? Сейчас для тебя краля придет. Стой! – шепчет Виталя.
– Слушай…
Зина возвращается. Ее глаза лихорадочно блестят.
– Все, мальчики, пока! Варька идет сюда.
– И что? Пусть идет. Мы не съедим ее, – хохочет Тоха. – Познакомимся поближе.
Он делает характерный жест бедрами, и во мне опять взрывается бомба.
– Язык прикуси! – рявкаю на него.
– Да что я сказал? Ты сегодня будто с цепи сорвался!
Зина мечется между нами, потом умоляюще складывает руки на груди.
– Уходите. Встретимся завтра на дискотеке.
– Да мы уже свалим из этого захолустья, – сердится Виталя.
Еще бы! Добыча сорвалась.
– Варька злая. Я обманула ее.
– Ну, прощай!
Я молча иду к выходу из стадиона, знаю, что приятели последуют за мной. Пусть деревенские девчонки идут лесом, нам с ними не по пути.
Не успеваем добрести до выхода, как я вижу на дороге Варю. Я бросаюсь в кусты, пацаны за мной.
Она проносится мимо, как ангел мести, с выпученными горящими глазами и сжатыми губами.
– Ух, так бы и… – шипит за спиной Тоха.
– Еще раз и в глаз, – поворачиваюсь к нему.
Мы так и сидим в кустах, пока девушки разговаривают, а когда они уходят, Виталя предлагает:
– Проследим?
В наступившей тишине это слово звучит неожиданно громко, Варя оглядывается, мы вжимаем головы в плечи.
– Зачем?
– Просто так. Интересно же, где живут.
– Мне – нет.
– Бросишь нас?
Я молча встаю. Девушки уже у моста, еще немного, и они скроются из виду. И я срываюсь с места. Новые знакомые сворачивают в свой проулок и расходятся по домам. Варя идет к воротам с почтовым ящиком на калитке, а Зина скрывается за кустом на два дома дальше.
– Ну, довольны? На сегодня приключения закончены!
Не разговаривая, мы возвращаемся в дом бабули. Я слушаю, как сопят носами друзья, и не могу заснуть, хоть тресни. Представляю, как Варя снимает одежду и остается только в нижнем белье, и челюсти судорогой сводит.
Я сажусь, потом встаю и иду к выходу.
– Ты куда? – сонно спрашивает Тоха.
– В туалет. Я сейчас.
И я бесшумно выскальзываю из дома.

Глава 8
Я вскакиваю, смотрю в синие глаза мажора, вижу в его зрачках свое отражение и еще больше бешусь. В чего злюсь, сама не знаю. В качестве официанта он ведет себя вежливо и предупредительно, вот только я в каждом его слове слышу издевку и ничего с собой не могу поделать.
– За козла можешь и в глаз схлопотать, – подлетает с другой стороны приятель Арчи Тоха.
Его лицо перекошено злобой. И тут он замахивается, я вжимаю голову в плечи, зажмуриваюсь: мне внезапно становится страшно до дрожи в коленках. Слышу, как с шумом отодвигаются стулья, как кричат одноклассники, жду удара.
– Остынь! – рявкает голос надо мной.
Осторожно приоткрываю один глаз, выпрямляюсь. Оба мажора стоят рядом, при этом Арчи с силой сжимает руку Тохи.
– Мальчики, что здесь происходит? – выплывает из-за стойки мать Арчи. – Оба немедленно ко мне!
Мажоры, как послушные щенята, поворачиваются к ней.
– Уходим! – Зинка хватает меня за руку и тащит к выходу из кафе.
Я плетусь следом, красная от смущения и растерянности.
– Эй, подождите меня, – вылетает за нами Венька.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71038423?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.