Главная страница | Остросюжетные любовные романы | Чёрная бабочка, летящая во тьму

Чёрная бабочка, летящая во тьму
Биннур Шафак Нигиз
Young Adult. Турецкие интернет-бестселлеры #1
Аси Мерве – юная студентка университета, вынужденная изо дня в день давать отпор жестокому отцу, защищая маму и сестру. Она чувствует себя чужой в собственном доме и старается бывать там как можно реже. В университете Аси тоже одиноко: с ней почти никто не общается.
Загадочный юноша, появившейся в ее жизни, словно внезапный дождь, способен все изменить. И хотя Аси пытается держаться от заносчивого нового знакомого подальше – у судьбы свои планы: она хочет, чтобы девушка встречала его снова и снова. Чем обернется встреча нежной, словно бабочка, Аси, и неумолимого, подобно дождю, Карана? Погубит он ее или спасет?

Биннур Шафак Нигиз
Черная бабочка, летящая во тьму
Дорогой маме, которая научила меня быть сильной. Мы с тобой – две маленькие девочки. Рада, что я твоя дочь

© Якубова А., перевод на русский язык, 2024
© Издание на русском языке, оформление. «Издательство «Эксмо», 2024
ASI ?AKILTASI
1. PERDE: KARANLIGA U?AN SIYAH KELEBEK
Binnur Safak Nigiz
Copyright © 2022 By Binnur Safak Nigiz

Пролог
В груди появилась брешь, настолько маленькая, что из нее вытекло всего двадцать шесть капель крови.
Волны разбились о скалы, и шестинедельный ребенок умер в утробе женщины. Слово, которое возникло в мыслях, смешалось с чужим голосом в моей голове. Подняла глаза и посмотрела на маленькое разбитое зеркало в окровавленных ладонях. Собственное отражение показалось чужим.
Вой ветра, развевающего волосы, оглушал, и, когда я попыталась сглотнуть, почувствовала боль в горле от криков. Маленькие капли дождя били по волосам настолько сильно, что кожа на голове болела, и я поморщилась. Отражение в зеркале не поменялось и продолжило внимательно смотреть на меня. Капли от ударов волн о камни вперемешку с каплями дождя хлестали по лицу. Я подняла голову и перевела взгляд на небо, которое из серого стало лазурным; из синевы лился мрак. Облака двигались в зловещем ритме, приобретая более темный оттенок. Внезапно мое внимание привлекло кое-что другое. На вершине утеса, на самой высокой скале, до которой поднимались волны, стоял человек.
Верхние пуговицы до середины груди и несколько нижних были расстегнуты на его белой рубашке, и ветер развевал ее края, как и его черные длинные волосы, словно заставляя их танцевать от боли. Так же колыхались и белые льняные брюки, показывая, насколько худы были его длинные ноги.
Сама того не осознавая, крепче сжала в руке осколок зеркала.
Я не видела лица этого человека, точнее, не могла разобрать. Заметила, что человек закрыл глаза, его грудь вздымалась одновременно с моей, мы оба наполнили легкие одним и тем же соленым воздухом.
Он сжал большие ладони в кулаки, и, когда душераздирающий крик маленькой девочки эхом раздался у подножия скал, мы с мужчиной застыли на месте и посмотрели в сторону звука. Белокожая девочка с черными прямыми волосами, доходящими до пояса, и с красными от холода щеками сидела на гальке в светлой майке на бретельках, розовых шортах и дула на намокшие крылышки бабочек. Она вытирала слезы с глаз тыльной стороной ладони и продолжала дуть, но дождь вопреки ее желанию усилился и начал плавить их крылья.
Я подняла голову, чтобы взглянуть на человека, стоящего на вершине утеса. Его там уже не было. Он спустился по камням и опустился рядом с девочкой. Хотя и оказался повернут ко мне спиной, я знала, что это был тот самый мужчина. Он взял девочку на руки, заправил ей волосы за уши, а затем крепко обнял. Когда маленькая девочка обвила руками шею мужчины, мы встретились с ней взглядами.
Прошлое застыло в ее глазах, но сама девочка теперь улыбалась.
Фетхие/2015
* * *
Дождь, от которого перехватывало дыхание неба, почти душил облака своими слезами.
Слушая шум ливня, оставляющего следы на тротуарах, девушка лежала на кровати. Хаос был и снаружи и внутри дома. Ее отец ругался, и с его языка скороговоркой срывались невыразимые оскорбления.
Девушка слышала. Но не слушала.
Различая рыдания матери, знала, что сестра тоже тихо плакала в другой комнате. Когда все это свалилось на плечи этой девушки, ее маленькое тело, и без того душевно израненное, стало еще меньше, рассыпалось и исчезло на этой кровати.
Но она не собиралась показывать это кому-либо.

Устала. Кости болели так, словно по ним ударили кувалдой. Девушка была слаба. Полностью оцепенела… Бежала, но не осознавала, что все закончилось. Она должна была всегда изображать сильный, непоколебимый, нерушимый и волевой образ, защищать мать и сестру. Потому что знала: в этой семье никто, кроме нее, не способен противостоять отцу. Но было кое-что, чего девушка не знала. Со временем раны покрывались корками, заживали и исчезали, но каждый раз, когда дул ветер, боль на этих местах грызла плоть, как будто хотела напомнить о себе. Каждая рана изнывала от боли.
– Будь проклят день, когда я впустил тебя в свою жизнь и женился, будь проклята ты и тот день, когда ты родила этих двух ублюдков! Я всех вас ненавижу. Ты – моя болезнь, мой туберкулез, от которого я не могу излечиться! – кричал отец.
Девушка схватила покрывало, но ее лицо оставалось непроницаемым.
Запястье, которое несколько часов назад сжал отец, когда она встала между родителями, было красным и горело, но девушка слишком устала, чтобы чувствовать это. Она не впервые испытывала боль.
Ее отец являлся нетерпеливым человеком, который постоянно ругал и оскорблял их. Он был слишком эгоистичен и слеп, чтобы осознать, что две его дочери росли, мечтая об отцовской любви. Когда он в последний раз гладил волосы своих дочерей? Нет, он не стал бы этого делать. Мужчина только тянул их, вырывая с корнями, продолжая кричать и жаловаться, обвиняя во всем самих девочек.
Когда любовь покинула сердце этого человека?
Девушка сглотнула. Задумалась. Действительно, когда в последний раз отец гладил ее волосы?
В последний раз, когда этот человек к ним прикасался, на его пальцах остались пряди. Он жестоко тянул их без малейшего сострадания.
Единственное, что делал отец, – нарушал покой дома.
– Не делай этого, умоляю, остановись, пожалуйста, не делай этого! – молила ее мать сквозь рыдания.
Девушка сжалась сильнее на кровати, приняв позу эмбриона.
Если бы была возможность исчезнуть, стерла бы свое маленькое тельце со всех карт. Ее было слишком много для этой Земли. Застряла внутри собственного тела. Проглотив слезы, девушка больше не чувствовала ничего, кроме соли. Она до смерти ненавидела сладкое. Потому что отец никогда не покупал им шоколад. Была только одна вещь, которую он дал. Горечь.
Шоколад же бывает горьким, верно?
Рамка упала со стены на пол и разбилась, осколки стекла застряли в единственной фотографии, которую они сделали всей семьей. Девушка закрыла глаза.

В то же время молодой человек, вышедший из зала совещаний, сохранял хладнокровие. Ослабил галстук. Стена, перед которой он стоял, была полностью стеклянной. Мужчина смотрел на проливной дождь. Нахмурив точеные брови, глубоко вздохнул, желая почувствовать обжигающую остроту холодного воздуха.
Нет, на самом деле он просто хотел покурить.
Рядом всегда был человек, присматривающий за ним, который при этом оставался его подчиненным. Этот человек, у которого, несмотря на юный возраст, из-за наследственных генов в черных короткостриженых волосах уже появились белые пряди, был ему как брат, но относился очень уважительно. Пока мужчина смотрел на падающий дождь и молнию, украшающую небо своими венами, появившийся позади молодой человек слегка откашлялся.
– Мы снова здесь, да, Серген? – сухо заметил молодой человек. – Дождись меня в офисе. Я хочу подышать воздухом.
Серген, вышибала, кивнул. Молодой человек увидел свое отражение в стекле. Когда Серген вышел, мужчину снова увенчало одиночество, он пошел по коридору. Автоматическая дверь, ведущая на улицу, открылась на балкон одного из самых высоких зданий города. Пока мужчина закуривал кончик черной сигареты, которую вложил в губы, взгляд был устремлен в самый низ. Он смотрел на землю.
Прекрасно знал: если позволит себе упасть отсюда, все тело развалится на куски всего за пять секунд.
Он сделал глубокую затяжку зажженной сигаретой. Огонь, горящий на ее кончике, стал еще жарче, а треск, который издавал табак, смешивался со звуками дождя. Ядовитый серый дым медленно выходил из его рта. Мужской аромат, пронизывающий холодный воздух, и запах сырости были довольно тяжелыми и интенсивными.
Как бы ни был напряжен на предыдущей встрече, молодой человек вел себя достойно и сумел сохранить спокойствие. Одним из главных принципов было не показывать истинного лица сотрудникам. У этого человека, который всегда проецировал совершенство и выглядел как картина, была жизнь, совершенно неизведанная и полная тайн.
Воспоминания, застрявшие во времени, не отпускали.
Он был темным как ночь.
Настолько темным, что знал: любой, кто приблизится и вдохнет его жизнь, будет дышать смолой вместо кислорода. Может быть, поэтому мужчина не позволял людям узнавать себя слишком близко. Это было запрещено. Все о нем должно оставаться большой тайной, которую следовало похоронить под землей, когда придет время.
Даже солнце, проникшее в его пещеру, гнило и гасло. Так как мог этот человек позволить чужому дыханию смешаться со своим и стать отравленным?

Глава 1
Я была полностью сосредоточена на своей жизни.
Чем больше разговаривала сама с собой, тем больше делила себя на две части. Если это была я, то кем являлась та вторая девушка, говорящая со мной?
Она казалась по крайней мере такой же тихой, как и я. Возможно, даже тише. Я посмотрела на нее.
Под темными глазами такие же круги – результат недосыпания. Прервала тишину, которая повисла между нами, и попыталась игнорировать внутренний крик. Она смотрела такими жестокими глазами, что я никак не могла понять, за что мы терпеть друг друга не могли. Глядя на нее, то есть на свое отражение в зеркале, сегодня утром снова осознала, что пыталась идти с железными цепями на ногах по дорожке, вымощенной магнитами.
Вновь посмотрела на девушку в отражении. На Мерве. Аси Мерве. Ожидающие взгляды тенью преследовали меня.
Мерве.
Меня зовут Аси Мерве.
– Я не хочу сегодня опять опаздывать, Мерве. Если и сегодня не распишусь в журнале, мне конец!
Ала Дефне. Моя сестра. В отличие от моих черных волос, за которыми я скрывала лицо, ее светлые локоны всегда сияли. Ей нравилось плакать и вытирать слезы о мою руку. Не страшно, по крайней мере, это не мои слезы мочили рукав свитера.
– Иду, – пробормотала я, и мой голос напоминал треск льда. Отошла от зеркала и приблизилась к своей кровати, расстегнула рюкзак, лежащий на ней, засунула книгу по управлению бизнесом, которую держала в руке, и застегнула молнию. Открыв дверь старого, но все еще функционального гардероба, повесила черный плащ на руку, а сумку на плечо и вышла из комнаты. Дефне пыталась завязать шнурки в конце коридора, прямо перед входной дверью. Ее длинные светлые волосы были собраны в тугой хвост. В отличие от сестры я почти никогда не завязывала свои. Подойдя к ней, прислонилась спиной к стене, скрестила руки на груди и стала ждать. Не выдержав, закатила глаза, пока Дефне боролась со своим ботинком и ворчала, как будто делала очень тяжелую работу. Мне надоело наблюдать за этим каждое утро. Она выпрямилась.
– Мы уходим!
Мои плечи опустились, когда сестра крикнула маме и не получила ответа. Ее карие глаза медленно встретились с моими, и на лице Дефне появилась нервная улыбка. При обычных обстоятельствах мать ответила бы, но присутствие отца дома, должно быть, увеличило напряжение, поэтому она промолчала. Когда Дефне открыла дверь, комнату наполнил резкий шум дождя, барабанящего по тротуару. Холод начал кусать открытые ноги под черной джинсовой юбкой. Не стала надевать плащ, мне нравилось мерзнуть. Холод был ледяной стеной, преграждающей путь абсурдным мыслям.
Когда я надела ботинки и вышла на улицу, Дефне ткнула меня в спину кончиком зонтика. Я обернулась к ней через плечо.
– Возьми, – сказала сестра, глядя на меня. – И на этот раз, прошу, не забудь его где-нибудь. В прошлый раз ты была похожа на мокрого щенка, когда пришла домой. Может быть, мне привязать к зонтику веревку и повесить тебе на шею?
Когда я посмотрела на Дефне пустым взглядом, она закатила глаза и проворчала:
– Бери. Напоминаю, что мы можем опоздать, мисс Ходячие Похороны.
Не поворачиваясь к ней, протянула руку назад и схватила зонтик, дернув за него. Дефне проскользнула мимо и открыла прямо передо мной свой яркий розовый, с узором из роз. Когда сестра забралась под раскрытый зонт, я прислушалась к звукам дождя, бьющего по нему.
– Ты собираешься двигаться? – сварливо спросила она. – Мне холодно.
Подняла голову и посмотрела на небо; хоть дождь и не попадал на меня, но лил так красиво, что я на мгновение не смогла оторвать глаз от неба.
– Дождь так прекрасен, – прошептала я.
– Ты что-то сказала?
– Дождь.
– А?
– Ничего.
Я открыла зонтик. Мой угольно-черный рядом с тем, что был у Дефне, походил на зонтик отца, который вел дочь в школу. Я была подавлена абсурдностью своих мыслей. Ну, по крайней мере, это то, что я видела. В начальной и средней школе… У каждого мужчины, провожающего дочь в школу, был черный зонт, а у каждой дочери – разноцветный.
Я привыкла жить, основываясь на том, что видела, а не на том, что испытала сама.
Дождь забарабанил по моему зонту. Шерсть серого мохнатого кота, высунувшего голову из мусорного бака в начале улицы, намокла и теперь казалась темнее. Он медленно вскочил на крышку бака, спрыгнул на землю и побежал на другую сторону улицы, чтобы найти укрытие от дождя.
– Тебе не холодно? – проворчала Дефне. Когда взгляд медленно переместился на нее, я увидела, что сестра смотрела не на меня, а в мобильный телефон.
– Ты со мной разговариваешь?
Она подняла глаза и насмешливо посмотрела на меня.
– Нет, с телефоном. Я разговариваю с тобой. Как насчет того, чтобы надеть плащ? Думаю, это отличная идея, – саркастически сказала сестра. – Мне холодно, когда я смотрю на тебя.
– Тогда не смотри.
– Как хочешь. Сегодня конференция, ты же не забыла? Я слышала, что в качестве докладчика будет присутствовать известный бизнесмен. Разве твой факультет не деловое администрирование? Может, почерпнешь что-нибудь от этого парня. Приходи. Я тоже пойду. – Дефне выключила телефон и положила его в карман куртки.
– Не знала об этом. – Я пожала плечами. – Пусть выступает, какое мне до этого дело? Если не буду занята, загляну.
– Он очень богат, – многозначительно сказала Дефне, засунув зонтик под мышку и пытаясь согреть руки, потирая ими. – И, говорят, очень красивый.
– Что мне с того?
Когда сестра начала пялиться на мой профиль, я ускорила шаг.
– Опять Мерве, опять ее холодные реакции, – проворчала она позади. Конечно, было большой глупостью думать, что другие люди смогут меня терпеть, когда даже собственная сестра не могла.
Мы не были бедной семьей. Мой отец Мехмет являлся менеджером известного магазина одежды в Фетхие. Город, в котором я выросла, считался небольшим, но довольно популярным курортом, поэтому доход у отца был хороший. Большинство людей приезжали сюда делать покупки и посетить знаменитые бухты.
Я не стала дожидаться Дефне, институт находился недалеко от нашего дома. Войдя в университетский двор, почувствовала на себе настороженные взгляды. Каждый раз, когда переступала через эти ворота, на меня давила странная аура этих взоров. Интересно, что бы они почувствовали, если бы я смотрела на них так же?
Подойдя к двери университета, закрыла свой черный зонт, обернула вокруг него ленту и зафиксировала так, чтобы не открывался, а затем вытерла мокрую от дождевой воды ладонь о ткань джинсовой юбки.
– Почему бы тебе не подождать меня? – воскликнула Дефне позади меня. Несколько студентов, укрывшихся под карнизами двора, взглянули на нас.
Я не ответила и зашла внутрь. Дефне вошла следом. Когда я начала подниматься по лестнице, ведущей на этаж с нужным мне кабинетом, сестра сказала:
– Смотри не забудь о конференции, – и слегка ударила меня по ногам кончиком зонтика в руке. – После нее мы пойдем выпить с Тугбой, не жди меня, ладно? – Она остановилась. – Хотя ты все равно не стала бы меня ждать…
Дефне ушла, я стояла наверху лестницы и смотрела на сестру, которая шла по коридору второго этажа к своему кабинету. Мы учились в одном университете, в одном кампусе. Дефне на третьем курсе факультета логистики, а я – на втором курсе факультета делового администрирования. Обучение по ее специальности длилось четыре года, а по моей – два. На самом деле нам обеим они были неинтересны. Я сама не знала, чего хочу, а сестра играла роль принцессы в плену. Но не мы были причиной наших проблем.
Во всем был виноват отец.
Я стиснула зубы, но лицо оставалось неподвижным.
Войдя в класс, увидела Суде и Дамлу, сидящих в первом ряду лекционного зала, отвела от них взгляд и посмотрела в другой конец помещения, стараясь сохранять незаинтересованный вид. Одногруппники, имена которых я не могла запомнить, болтали разрозненными группами. Когда услышала раздражающий смех Дамлы, хоть и не смотрела на нее, почувствовала гнилой запах сплетен. Мне было все равно. Проигнорировав, подошла к заднему окну и, повесив сумку на край скамейки и положив на нее локти, стала смотреть на улицу.
Голова была словно чаша, до краев наполненная кровью. Мысли тонули в этой кровавой чаше. Дождь, падающий снаружи, ударял по окну, и через некоторое время образовавшиеся капли не могли держаться и скользили вниз, прокладывая на стекле длинные прозрачные дорожки.
– Ты испортила мою жизнь! – Глаза оставались прикованными к прозрачной дорожке на стекле, образы прошлой ночи будто отражались в этой бесцветной капле. Я видела в ней отца. Он кричал на мать и швырнул ее любимую фигурку голубя в стену, а мама плакала. – Ты – мой туберкулез. Мой рак! Ты – самая большая ошибка в моей жизни!
Еще один образ сформировался в другой скользящей капле воды. Дверь моей комнаты. Отец оперся на нее и стучал кулаками.
– Заткни эту девку, Мерве!
Сестра нашла убежище в моих объятиях. Пока отец пытался выбить дверь, она прижалась головой к моей груди и безудержно плакала.
– Заткни свою сестру! Замолчи! Мерве, я тебе говорю, заткни ее! – Дверь внезапно открылась.
– Мерве!
Вздрогнув, я вынырнула из воспоминаний. Когда посмотрела на того, кто положил руку мне на плечо, увидела, что это не отец звал меня, а Бушра.
– Доброе утро, – сказал она, приподняв одну бровь и взглянув на меня с беспокойством. Бушра положила свой детективный роман на стол и медленно села рядом, ее глаза все еще блуждали по моему лицу.
– Доброе утро.
Пока мы смотрели друг на друга, шум дождя и гул класса сопровождали тишину в моем сердце.
– Что с тобой? – спросила Бушра. Не только голос, но и ее большие карие глаза, которые выглядели гораздо живее моих раскосых черных, были наполнены беспокойством.
– Ничего. – Я медленно отвела от нее взгляд. – Все как обычно.
– Выглядишь так, будто у тебя снова была бессонная ночь, – сказала Бушра.
Я вздрогнула, но на самом деле не телом, а душой. Ночные события продолжали звучать в голове. Тяжело сглотнула и уставилась на доску перед собой.
– Эй! Ты не собираешься мне рассказать?
Положила руки под стол, на колени. Пока впивалась длинными ногтями в ладони, глаза смотрели на проекционный экран. Воспоминания о произошедшем запрещали мечтать о будущем. Не знаю, хотела ли Бушра, чтобы я рассказала о проклятиях и оскорблениях, которые отец всю ночь швырял в адрес матери, о рыдающей на моей груди Дефне или о жизни, которая рушилась и давила на меня? Я к этому привыкла. Все эти вещи стали нормой, как повседневная необходимость в нашем доме.
Традиция семьи Каракую заключалась в том, чтобы драться, выслушивать оскорбления и вытирать слезы Дефне.
– Нечего рассказывать, – сказала я. Преподаватель вошел в кабинет и закрыл дверь. Я была благодарна ему за то, что пришел. – Поговорим позже.
– Ты всегда меня игнорируешь! – сокрушалась она. – Делай что хочешь, Мерве!
Я промолчала.
Мне не хотелось чувствовать боль.
* * *
– Молодежь, все в большой амфитеатр!
Голос декана раздавался из динамиков, расположенных в коридоре. Закрыв книгу и засунув ее в сумку, я встала, прислонилась спиной к окну и принялась ждать, пока Бушра придет в себя. Она была единственной, кого я могла назвать подругой.
– Ладно, – сказала девушка, вешая на руку свою фирменную сумку. – После конференции я пойду на занятия к Джанан-ходже. Наши пути разойдутся в большом лекционном зале… – Драматично положив руку на лоб: – Знаю, ты не будешь скучать по мне…
– Разумеется.
– Ледяная ты фея… – засмеялась Бушра, взяла меня за руку и вытащила из кабинета. Хотя я на мгновение испугалась, увидев толпу в коридоре, но была довольна тем, что удалось вырвать руку из хватки подруги, сославшись на скопище. Выдохнув и закатив глаза, я протиснулась сквозь толпу и подошла к передней части большого лекционного зала, где проходила конференция.
– Интересно, где твоя сестра? – спросила Бушра, оглядывая народ.
– Со своими друзьями.
Открылись двери зала, который мог вместить почти весь университет, и нам, несмотря на небольшую толкучку, удалось войти. Большинство студентов не хотели занимать места спереди, поэтому, ворча, протискивались назад.
– Может, сядем впереди? – спросила Бушра, указывая на передние сиденья.
– Хоть убей, не сяду, – твердо возразила я.
Она указала на второй ряд.
– Давай хотя бы тут.
Я кивнула в знак согласия и, устроившись, не могла не поморщиться от шума. Было тревожно и хотелось есть. Я не ужинала из-за того, что произошло вчера вечером, и теперь испытывала жгучий голод. Карманные деньги не получила, а так как не имела привычки завтракать дома, собственноручно перерезала ленточку голодавшего сегодня объединения «Аси Мерве Каракую».
Оранжевый свет, струящийся с потолка, ослепил глаза.
– Когда начало? Пусть начинается и заканчивается поскорее, – сказала Бушра, беспокойно ерзая на своем месте.
– Согласна, – вздохнула я, оперлась локтем на подлокотник кресла, подперла щеку ладонью и стала ждать.
Мы почувствовали на себе взгляд Юнвер-ходжи. Он был краток.
– Не хочу тратить ни его, ни ваше время. Встречайте: Каран Чакил.
Раздались аплодисменты. Брови сдвинулись вместе, но я не сочла нужным открыть глаза или даже поднять голову.
– Прежде всего… – Как будто еще одна занавеска упала на мои закрытые глаза. Вокруг стало темнее. Голос, который я услышала, взорвался в сознании, как стекло, осколки которого разлетелись вокруг. Я не знала, был ли Каран Чакил, которого представили, обладателем этого голоса, напоминавшего трепет крыльев ангела, появляющегося из тьмы. Красота его звучания взволновала мою душу. Плотный, полный, мужской. Я беспокойно поерзала. – Привет всем молодым людям.
– Привет! – крикнула возбужденная толпа. Я осознавала, что большинство голосов, раздавшихся вокруг, оказались женскими, но это, вероятно, было связано с богатством мужчины, а не с его красотой.
Услышала, как несколько девушек мечтательно пробормотали: «Кто он, черт возьми, такой?»
– Как вы? – Не отреагировала на его вопрос, хотя меня беспокоило то, что этот голос оказал на меня такое воздействие. Он был слишком расслаблен. Мы все знали, что мужчина пришел не для того, чтобы спросить о наших делах. Не лучше ли было перейти к делу и не затягивать?
– У нас все в порядке, – взволнованно сказала девушка, сидящая на первом ряду. – А как ваши дела, господин Каран?
– Я в порядке, спасибо. Прежде всего, я не хочу тратить ваше время на представление. Уверен, вас не волнует мое имя, возраст или то, кем я являюсь. Поэтому буду рад перейти непосредственно к вашим вопросам.
– А сколько вам лет? – тут же спросила девушка с задних рядов.
– А я думал, вам не будет интересно, – саркастически сказал мужчина. – Мне двадцать шесть.
– Вы такой молодой, – прямолинейно сказал какой-то парень из другого конца зала. Поскольку глаза были закрыты, я могла мгновенно воспринимать каждый звук и определять, откуда он доносился. – Большой успех в таком возрасте… Я несколько раз слышал ваше имя от отца. Насколько я знаю, вы являетесь президентом туристической компании. Мне также немного известно о ваших инвестициях за рубежом.
Да, один из наших лакеев уже начал намазывать маслом сухарь, который ему протянул этот мужчина.
– У успеха разве есть возрастные ограничения? Я не знал, – твердо сказал мужчина. – Давайте следующий вопрос.
– Вы женаты? – Вопрос, от которого у меня нахмурились брови, снова был задан девушкой. Короткое молчание закончилось тем, что мужчина ответил:
– Нет. Я не женат и не планирую жениться.
Решил стать бабником, понятно…
– Что нужно делать, чтобы добиться успеха? – спросил парень, звали которого, как я знала, Батухан. Хоть и не видела его, я неплохо разбиралась в голосах.
– Нужно много работать, молодой человек, – ответил мужчина, чей голос напоминал взмахи черных крыльев ангела. – Но некоторые люди могут получить что-то на деньги своих отцов, не работая.
В моей голове поднялось облако пыли.
– Что насчет вас? – спросила вслух. Не открывая глаз, я глубоко вздохнула и заговорила: – Вы много работали или относитесь ко второй категории?
На мгновение весь гул в зале стих. Тишину можно было резать ножом. Когда открыла глаза, не ожидала, что все взгляды будут обращены на меня. Глянула через плечо в другой конец комнаты.
Декан, стоя перед двойными дверями лекционного зала, смотрел на меня испуганными глазами.
– Ты облажалась, – прошептала Бушра.
– Ко второй группе, – твердо сказал мужчина. – Я не люблю работать.
Момент, когда мой взгляд переместился на него, длился не дольше удара сердца. Я покраснела до ушей. В то время как образ, который заставлял меня чувствовать, будто воск плавился на ресницах, отбрасывал тень на стены сознания, чувствовала, что меня пригвоздило к месту. Захватили в плен его глаза, прежде чем я смогла рассмотреть лицо мужчины.
Если смотреть отсюда, темные зрачки, глубокие, как колодец, поглощали любой свет, который на них падал. Его глаза, казалось, были одержимы черным, отвергающим все цвета. Длинные темные ресницы напоминали заброшенные надгробия, возвышающиеся над прищуренными черными глазами. Нижние оказались густыми, как и верхние, напоминали лапки паука. Тот факт, что взгляд мужчины был устремлен прямо на меня, заставил тело, несущее мою искалеченную душу, отреагировать так, будто я перенесла инсульт. Может быть, его ресницы были отрубленными лапками того паука, который сплел своей паутиной пещеру в его глазах и скрыл внутреннее от внешнего.
Некоторое время мы просто смотрели друг на друга.
Костюм на молодом человеке был угольно-черным, казалось, на нем не было места другому цвету. Черные волосы оказались подстрижены не слишком коротко и не слишком длинно. Пшеничная кожа выглядела пересохшей. Завершали это черное уравнение настолько же темные, как его ресницы и глаза, точеные и гладкие брови.
Вещь, которая больше всего привлекла мое внимание, – почти незаметный шрам под левым глазом.
Мужчина смотрел прямо мне в лицо, даже в глаза. Словно увидел в них себя. Единственное, что отличало его взгляд от открытых глаз трупа, это то, что ресницы иногда дрожали в такт потоку крови. Я почувствовала, как мои зрачки расширились.
Глаза, которые казались абсолютно черными, сузились. Молодой человек подошел ближе к трибуне и, внимательней вглядываясь в мое лицо, скользнул языком по нижней губе. Был ли он зол? Во взгляде я не увидела гнева.
На самом деле я ничего не могла распознать в глазах, на которые смотрела прямо сейчас.
– Есть еще вопросы? – спросил мужчина, и лицо его было настолько невыразительно и неподвижно, что я не могла на мгновение не подумать, будто в этом вопросе, заданном на автомате, скрывалась угроза.
Несмотря на сильное желание проверить молодого человека на прочность еще одним вопросом, который загнал бы его в угол и вывел из себя, я решила отступить. На самом деле не отступила бы и, не теряя ни секунды, довела бы дело до конца, если бы не знала, что он с одинаковой легкостью ответит на любой мой вопрос.
– Нет, – глухо ответила, смотря ему прямо в глаза. Даже если сделала что-то не так, сохранила свое упрямство. Хотя знала, насколько неуместным был вопрос, который я задала, но не могла ничего с собой поделать. – Спасибо.
Хотя внутри не было слышно шума дождя, падающего снаружи, вой неба царапал стены лекционного зала. Невыразительность в глазах мужчины передо мной слегка затуманилась.
– Пожалуйста, – сказал он механическим голосом и продолжил отвечать на вопросы, ни на минуту не отрывая глаз от меня.
Я не слышала ни одного из них и отводила от мужчины взгляд, стараясь не паниковать. Я не знала, отвел ли он от меня хоть на мгновение взгляд во время своей речи, которая длилась около сорока пяти минут, но все время чувствовала тяжесть его взгляда. Только когда молодой человек закончил, подняла голову и посмотрела на него. Он уже шел к дверям, когда вновь посмотрел на меня, и от этого взгляда захотелось вырыть яму, лечь в нее и ждать, пока меня закопают, при этом ни на мгновение не открывая глаз.
* * *
Капля дождя заскользила по листу и ненадолго повисла на его кончике. Я увидела себя в прозрачном отражении. Она медленно упала на землю. Запах кофе в бумажном стаканчике, которую я держала в ладони, смешивался с запахом почвы после дождя.
– Спасибо, – сказала я, взглянув на Бушру. Она только что вышла из кабинета и не подозревала, какое великое дело совершила, купив кофе для своей бедной подруги. Девушка не знала, что у меня нет денег, было стыдно признаться ей в этом. Хотя стыдилась я не из-за их отсутствия. Прежде чем сесть на скамейку, которая все еще была влажной, хотя мы ее начисто вытерли, Бушра расстелила куртку и расположилась рядом со мной.
– Что за вопрос ты задала этому мужчине, дорогая? – сказала Бушра, набрав в рот воздуха. – Если бы я была на его месте, высказала бы все, что о тебе думаю. А он молодец, так вежливо повел себя.
Перевела взгляд на похожий на безжизненное море кофе в бумажном стаканчике, которую я держала между ладонями. Когда на мгновение показалось, что увидела его глаза в напитке, я вздрогнула и прошептала:
– Это было непреднамеренно. Просто вылетело у меня изо рта. Я сделала это не специально.
Когда Бушра мягко ударила меня локтем по руке, я, нахмурившись, посмотрела на нее через плечо. Подруга широко ухмыльнулась.
– Заметила, как он посмотрел на тебя? – дерзко спросила она. – На мгновение я подумала, что он собирается тебя съесть или что-то в этом роде. Какой у него брутальный суровый взгляд! Я растаяла!
Я закатила глаза и отвернулась.
– Да, у него был суровый вид, – вздохнула я, слушая оглушительный звук подпрыгивания баскетбольного мяча по мокрой земле. – Очень суровый.
– Но он такой красивый! – пискнула Бушра. – Буквально воплощение благородства…
Я взглянула на стену здания перед собой. Та часть меня, которая считала, что Бушра права, что-то шептала. Шепот становился все громче, из-за чего стало не по себе. Каран Чакил. Казалось, он открыл новый оттенок черного. Его личность, то, что мужчина ел и пил и каким человеком был в жизни, можно было оставить в стороне. Подобное меня не волновало, но одна вещь все-таки заинтересовала. Взгляд.
Взгляд, подобный бездне… Его присутствие будто подарило черному цвету новый тон.
– Ты снова отвлеклась, – сказала Бушра, тыча меня в руку. – О чем думаешь, мисс Невыразительное Лицо?
Покачав головой, сделала глоток кофе и пробормотала:
– Ни о чем. Имя этого парня звучит странно. Оно ему подходит.
– Таких называют не странными, а благородными. – Бушра хихикнула. – Но да, он довольно гармоничен… Он как темный принц, не так ли? Представь, что у тебя роман с таким человеком, как он? Как в сказках… Молодая студентка и богатый, очень красивый молодой бизнесмен! Извини, я собиралась сказать «принц», но оговорилась.
Эти слова заставили меня задуматься. Был ли тот человек принцем? Одна только мысль о нем с белой лошадью вызвала желание рассмеяться. Я не могла представить его на белом коне. Этому мужчине определенно подойдет черная лошадь с бархатистой и блестящей шерстью.
– Темный принц, – пробормотала я, снова глядя на чашку кофе. – Это интересно.
– Может быть, он решил надеть черное только потому, что собирался сюда. Знаешь, конференции и всякое такое. Разве такие парни не заботятся только о том, чтобы выглядеть серьезными?
– О, я не знаю.
Я посмотрела на Бушру, ее глаза были опущены вниз, девушка копала землю носком туфли.
– Ты можешь представить себе его в красных брюках? – Мы одновременно поморщились, Бушра засмеялась. – Ты представила это, не так ли? Ты представила…
– Благодаря тебе…
– Он был очень харизматичен в черном. Но было бы ложью, если бы я сказала, что мне не интересно, как он будет выглядеть в белом, – сказала она.
Представив молодого человека в белом, я нахмурилась. Это определенно было бы самым большим оскорблением для черного.
Бушра встала со своего места и взяла куртку.
– Пойдем, у нас занятие, – сказала она, оставив на скамейке свой стакан, в котором, как мне показалось, был горячий шоколад. – Да, и еще… Думаю, тебя вызовут в деканат. Потому что я слышала, наш декан очень любит эту семью…
– Я уверена, что всем нравится эта семья из-за их денег и положения, – проворчала я, вставая.
– Твоя сестра что-нибудь сказала?
– Нет, – сказала я, пожав плечами, и пошла вместе с Бушрой к зданию факультета. – Мы еще не виделись.
Я знала, что сестра много чего скажет, а декан обязательно меня отругает.
* * *
Я как будто подхватила болезнь, от которой не было лекарства, но и неспособную меня убить. Облака держали дождь в объятиях, не давая каплям упасть. Они были темнее и ближе к земле, чем когда-либо прежде, словно свисали с потолка, хотя и напоминали увядающую от времени грудь старухи, но в них заключалась красота настолько завораживающая, что облака воспевались в стихах поэтами.
Наступил конец дня. Хотя я получила много упреков от декана, заведующего кафедрой и даже некоторых преподавателей, ни один из них не разозлил так сильно, как многообещающие взгляды идиотов, с которыми я училась в одной группе. Я подверглась большему количеству негативных взглядов и реакций, чем заслуживала. Если бы то, что произошло сегодня, случилось с кем-то другим, а не со мной, они бы просто посмеялись. Проблема была не в том, ЧТО я сделала, а в том, что это сделала именно Я.
Я была соринкой, которая попадала всем в глаза и мешалась.
Чтобы избежать встречи с сестрой, вышла через черный ход кампуса, ведущий к лесной дороге, а не к автобусным остановкам. Я забыла зонтик в одном из кабинетов и, как будто этого было недостаточно, еще оставила рядом с ним свой плащ. Холод был не так силен, как дождь, но все же ощутим. Ремень сумки, которую я перекинула через плечо, продолжал соскальзывать, так что мне все время приходилось его поправлять.
Моросящий дождь усилился, капли превращались в пули, и, пока водяные гильзы от попавших на дорогу снарядов разлетались вокруг, люди на тротуаре один за другим открывали зонтики. Я сжала губы, паутина мира сплелась за бесстрастностью, которую я изобразила на лице.
Почему люди вели себя так, словно дождь был настоящим оружием?
Хотя в голове копошилось множество мыслей, я научилась вести себя так, будто меня ничего не волнует. Единственное, что видели смотревшие на меня со стороны люди, – спокойную, холодную и равнодушную студентку университета. Дождь затуманил зрение. Мои черные волосы прилипли к белой футболке. Капли дождя, скатывающиеся с ресниц на лицо, походили на слезы, которые текли и исчезали, оставляя влажные дорожки. Я только сошла с тротуара, чтобы перейти лесную дорогу, как вдруг раздался звук тормозов, и сердце мое, выскочив из груди, застряло в горле. Почувствовала, как перехватило дыхание и все жизненно необходимые функции на мгновение остановились.
Мокрые волосы прилипали к щекам, с приоткрытых губ капала вода. Взгляд медленно скользнул через плечо на то место, откуда раздался звук тормозов, ужас в моих глазах сменился удивлением.
Черный «Рейндж Ровер» остановился в полуметре от меня. Дворники работали, и я знала, что на меня смотрел водитель, сидящий за темными окнами. В этот момент сердце билось где-то в области трахеи, и только благодаря давлению на него, расширяющему и ускоряющему пульс, мне удавалось дышать и удерживать воздух в легких. Стиснув зубы, пыталась уничтожить появившийся страх, разбив его на части. Дверь джипа открылась. Когда в поле зрения появились черные лакированные туфли, я все еще неподвижно стояла посередине дороги.
Взгляд с черных дорогих туфель переместился на темные выглаженные брюки, и, пока медленно поднимался выше, мужчина уже вышел из машины. Я все еще пыталась преодолеть шок от произошедшего. В тот момент, когда глаза остановились на лице обладателя длинных ног, у меня перехватило дыхание.
Мужчина, стоящий передо мной, был не кто иной, как Каран Чакил.
Я нахмурила брови еще сильнее, словно хотела, чтобы они покинули лоб, а тем временем вена на шее начала сильно вздуваться. Он положил одну руку на крышу машины, а другой придерживал дверь. Пустота во взгляде была корнем безразличия на лице мужчины. Дождь капал на его черные волосы, заставляя их блестеть.
– Ты выбрала не того человека, чтобы умереть. – Глубокий голос словно вонзил нож в мою грудь. – Я не планирую становиться свидетелем твоего самоубийства.
– Простите? – спросила я, на моем лице появилось растерянное и раздраженное выражение.
Мужчина пристально наблюдал за мной, не обращая внимания на дождь, под которым продолжал мокнуть.
– Меня не волнует твое самоубийство, – машинально ответил он. – Если хочешь умереть, ты прыгнула не под ту машину, потому что я хороший водитель.
– Не знаю, заметили ли вы, но это не я выпрыгнула перед вами. На самом деле это вы были неосторожны. – Я сжала кулаки. Взгляд медленно скользнул в сторону длинного столба светофора, который находился перед лесом на уровне плеч, я указала на него. – Горит красный свет.
– Да, – сказал он, приподняв одну бровь и посмотрев сначала на свет, затем на меня. – Сейчас горит красный свет. Но он не горел, когда ты выпрыгнула передо мной.
– Горел, – тут же начала защищаться. Мужчина отвел от меня взгляд и посмотрел на землю, приподняв брови. Казалось, в данный момент я его не волновала. – Если кто-то и виноват сейчас, так это вы.
Черные глаза оторвались от земли и снова посмотрели в мои, но на этот раз прикосновение взгляда длилось дольше.
– Ты слишком много говоришь, – заявил он, глядя прямо мне в глаза. – Если желаешь смерти, выбери другую машину. Как ты знаешь, у меня осталась еще куча отцовских денег, которые нужно проесть.
Формальность лекционного зала исчезла. Хотя темнота, заложенная в его поведении, смущала, я старалась не зацикливаться на этом. Как будто не он был тем человеком, который произносил речь в огромном зале. Казалось, в одном образе встретились две разных личности. Черный Камешек остывал под черной тенью и, выходя из нее, горел. Он словно в одиночку являлся ключом от совершенно разных дверей.
Из машин, стоящих позади, стали раздаваться гудки. Мужчина средних лет высунул голову из окна, положил руку на закрытую дверь и сильно ударил по ней рукой.
– Проезжай, брат! – крикнул он нетерпеливо.
Брови Карана Чакила нахмурились. Его взгляд медленно оторвался от меня и переместился через плечо, мужчина мельком взглянул назад, а затем резко выдохнул через нос.
– Ты боишься не успеть довезти дерьмо для кожевенного завода?
Мои глаза расширились, когда он произнес это. Я не ожидала такого. Выражение лица человека, высунувшего голову из окна машины, застыло: дождь ослаб и теперь только слегка моросил.
– Что, черт возьми, ты несешь? – огрызнулся мужчина. Снова хлопнул рукой по двери, на его лице застыл гнев.
Безразличное отношение Карана к происходящему заставило незнакомца открыть дверь автомобиля и выйти. Почему-то у меня возникло странное ощущение, что мужчина ничего не мог сделать. Каран очень спокойно повернулся к нему. Хотя сейчас я не могла видеть его лица, но заметила, что мужчина, смотрящий на него, вдруг побледнел.
– Я говорю о кожевенном заводе, – четко произнес Каран. – Ты везешь туда дерьмо?
Мужчина отступил. Цвет его лица буквально изменился от страха. Даже лысая часть головы покраснела.
– Вы неправильно поняли, – сказал незнакомец. – Я спешу. У меня родственник заболел… Знаете, пробки в такое время сводят людей с ума.
Пока он отчаянно пытался оправдаться, Каран, ничего не сказав, повернулся ко мне.
– Пойдем, – сказал спокойно. Когда я снова нахмурилась, он объяснил: – Мы перекрываем движение. Давай поговорим об этом в машине.
– Зачем мне идти куда-то? – спросила, не в силах совладать с внезапно напрягшимися нервами. Меня словно окружало минное поле с заграждением. Я всегда сохраняла суровое и пуленепробиваемое выражение лица. Совершенно не волновало, что люди не любили меня из-за него. Даже не хотели со мной разговаривать, а тем более дружить. На самом деле я не могла сказать, что для меня это проблема. За девятнадцать лет привыкла к такой жизни.
– Потому что наш спор еще не окончен, – сказал он, напугав меня резким голосом.
Дождь совсем прекратился. Взгляд переключился на мужчину, стоящего позади Карана. Он смущенно опустил голову и вернулся в машину.
– Ты идешь?
– О каком споре вы говорите? – спросила я, голос оказался резче, чем когда-либо. Брови, которые и в обычное время всегда хмурились, в этот раз побили рекорд. Даже голова разболелась от такого напряжения. – Я ни о чем с вами не спорю.
– Ты утверждаешь, что я проехал на красный свет. Но я уверен в том, что этого не делал, по крайней мере настолько же, насколько уверен в своем имени и фамилии. Так что нам нужно кое-что обсудить и найти компромисс. – Решимость в его пристальном взгляде придала лицу жесткости. – Давай, двигайся.
Закатила глаза, взглянув на Черного принца, который внезапно вызвал остановку движения на обычно свободной дороге. Хоть я и не хотела сдаваться, понимание того, что Каран тоже не сдастся, и любопытные взгляды людей, начавших выглядывать из окон машины, беспокоили. Посмотрела на вереницу автомобилей, собравшихся за джипом. Я не имела права блокировать чей-либо транспорт. Ладно, не я это делала, но все равно чувствовала ответственность.
Подошла к джипу и открыла дверь переднего пассажирского сиденья. Внутри машины было теплее, чем снаружи. Когда захлопнула дверь, посторонний запах в салоне заставил меня заколебаться.
Сладко-горький аромат… Он словно окутал меня серебряным ореолом, сжимая и окружая.
Джип слегка покачнулся под весом мужчины.
– Ты промокла, – сказал он, хлопнув боковой дверью. – Не знаешь об изобретении под названием зонтик?
Пока Каран заводил машину, я просто смотрела в лобовое стекло, не отвечая. Поскольку моя футболка насквозь промокла и прилипла, она просвечивалась, открывая обзор на мое тело. Вытянула руки так, чтобы они были близко друг к другу, и положила ладони на колени. Абсурдность происходящего ошеломляла. Я находилась в машине человека, которого перед всеми разозлила глупым вопросом. Когда он включил обогреватель и теплый ветерок коснулся открытых ног, я задрожала. Что я делала в этой машине? Возможно, это самая безумная вещь, которую я когда-либо совершала. У меня была размеренная жизнь, и люди находили ее скучной. Я и сама считала ее скучной.
– Где ты живешь? – спросил Каран, положив одну руку на коробку передач, машина медленно двигалась по улице. Я не ответила. Казалось, мужчину не волновало отсутствие ответа, потому что он нарисовал в уме дорожную карту и уже начал ей следовать. – То, что ты сделала сегодня, было совсем нехорошо, – сказал он своим загадочным и вместе с тем мрачным мужским голосом, напоминающим трепет черных крыльев ангела. – Да, хорошо быть откровенным, но из-за этого люди могут неправильно понять. Так и вышло.
– Меня не очень волнует, поймут ли меня неправильно. Точнее, совсем не волнует.
Я чувствовала его взгляд на себе, но сама не стала смотреть на мужчину.
– Если бы сегодня пришел выступить пожилой бизнесмен и не привлек бы ничьего внимания, над твоей штукой, наверное, просто посмеялись бы.
– Думаю, нет.
Казалось, у нас с Караном Чакилом разные реальности. Причина, по которой меня неправильно поняли, заключалась не в том, что он являлся не старым бизнесменом, а красивым мужчиной, – самой большой проблемой была я.
– Тогда они, наверное, смотрят на тебя, как на изгоя.
– Их обычное поведение, – пробормотала я, удивляясь, что человек, которого я никогда не встречала, резюмировал меня, как книгу. – Я не нахожу это странным. Им все равно. Кроме того, мой вопрос был грубым, я это признаю, но если вы пришли в такое место, чтобы отвечать на наши вопросы, то должны быть открыты для любых тем, верно? Потому что в жизни всегда есть грубые люди.
– Ты одна из них?
Не ответила и снова почувствовала, как его взгляд скользнул по мне, на этот раз я ответила тем же. Густые брови мужчины поднялись вверх, словно обнажая зеленые и синие вены под тонкой, как кожура фрукта, кожей. С этого ракурса его глаза выглядели гораздо темнее и бесцветнее.
Они были подобны ночи, лишенной звезд и луны, с выключенными уличными фонарями.
– Кажется, у тебя нет ответа. Надеюсь, на бестактный вопрос, который ты мне задала, я ответил с большей откровенностью, – сказал он жестким голосом. Затем отвел от меня свой темный взгляд и снова повернулся к дороге, на которую падали бесконечные тени.
– Можете меня высадить на этом перекрестке? – спросила я.
Каран снова взглянул на меня.
– Я думал, нам есть что обсудить. Или убежишь и признаешь, что была не права?
Я почувствовала явное презрение в его голосе, меня охватило желание бросить вызов.
– Не думаю, что я не права, я знаю, что права, – сказала с горящими, вопреки спокойному голосу, глазами. – И в то же время я не думаю, что вы не правы, потому что знаю, что вы не правы.
Его брови насмешливо поднялись.
– Да неужели?
– Светофор горел красным, – сказала сквозь зубы, совершенно потеряв самообладание. – Дорога принадлежала пешеходам.
Когда загорелся красный свет, Каран Чакил резко затормозил. Визг задних колес, казалось, отдавался эхом в груди. Двигатель все еще работал, но машина не двигалась. Когда его острый и пугающий взгляд снова нашел мои глаза, я не отвела взгляда, лишь затаила дыхание. Ощущение жжения кипело в желудке, как кислота, и, пузырясь, капли брызнули вверх, пытаясь растопить мои ребра.
Было в мужчине что-то странное, что показалось очень знакомым, что-то, чему я не могла дать названия.
– Как видишь, – мой взгляд оторвался от его глаз и перешел к большим рукам с длинными пальцами, сжимающими руль. Хватка была крепкой. По моим наблюдениям, этот человек определенно имел угрожающую личность. – Я останавливаюсь, когда загорается красный.
Каран крепче сжал руль, костяшки длинных пальцев побелели, кровь медленно отлила от рук. Я почувствовала холод.
– Ты должна быть так же осторожна при выборе вопросов, как и при переходе улицы, девочка. Должна вести себя, как подобает хорошей маленькой девочке.
Девочка? Маленькая девочка? Глубоко вздохнула, отвела взгляд от рук мужчины, сосредоточила на его лице и попыталась придать себе суровый вид. Хотя оранжевый уличный фонарь ярко горел под бледно-голубым небом, он сейчас не освещал салон машины. Мой взгляд был суровым, но он казался легким перышком по сравнению с суровостью человека, рядом с которым я сидела.
– Девочка? – спросила, саркастически подняв брови. – Каран-бей, возможно, вы и старый, но я определенно не маленькая девочка.
– Да неужели? – сказал мужчина. Он даже не почувствовал необходимости готовиться к движению, когда загорелся желтый свет. – Правда, что ли?
– Это так, – сказала резким шепотом. – А еще вы не соблюдаете правила дорожного движения. Светофор горел желтым.
Сначала Каран посмотрел пустым, бездушным взглядом на меня, а затем на мои руки на коленях. Его брови нахмурились.
– Это говорит маленькая девочка, которая не пристегивается ремнем безопасности?
Я покраснела до ушей, глядя на него с ужасом, как будто находилась в центре страшной войны, где лились литры крови и отрубленные конечности летали в воздухе. На этот раз наткнулась на черную как смоль стену, по которой трудно подняться. Моя борьба была напрасной, потому что его слова вновь оказались сильнее.
Когда машина снова завелась, внутри воцарилась тишина, как у верблюда, преклонившего колени, чтобы отдохнуть в пустыне. Обычно у меня выходило завести диалог с любым человеком, но впервые я почувствовала, что не могу. Не получалось согласиться с этим мужчиной из-за гордости, которую я тщательно лелеяла, ухаживая за ней, как за ребенком.
– Где твой дом? – Каран Чакил первым нарушил молчание, задав вопрос.
Не хотелось, чтобы мужчина отвозил меня домой. Я не смогла бы объясниться, если бы кто-то увидел меня, выходящую из его машины.
– Высадите меня в первом же подходящем месте, пожалуйста, – сказала ледяным голосом.
Хотелось избавиться от сильного сладковато-горького запаха, уйти как можно дальше от его глубокого голоса, напоминавшего трепет черных ангельских крыльев, и, если возможно, никогда больше не видеть глаз, таких черных, что они заставляли тьму сомневаться в себе.
– Хорошо. – Чтобы не слышать его голоса, хотелось напевать все дурацкие песни, которые я знала, хотелось ударить его обладателя. Я не знала, что он для меня значил, но мужчина загадочным образом привлекал внимание. – Итак, я победитель этого спора.
Сжала кулаки и предпочла не отвечать на эту наглость. Каран сбавил скорость, остановил машину в подходящем месте и украдкой взглянул на меня. Когда его взгляд задержался на моем лице дольше, чем необходимо, захотелось отвернуться. Обычно, глядя на человека, я могла сформировать суждение о нем, но было в Каране что-то необычное. Я не могла сказать, что это казалось странным, напротив, это была знакомая странность, которую я все еще не могла осознать.
Это было похоже на чувство, когда выходишь из машины и ступаешь на землю города, через который проезжала, путешествуя на машине в давней молодости.
– Спасибо, – сказала, двигаясь ближе к двери. Хотя мне не нравилось благодарить, я знала, что это было необходимо. – Простите меня за сегодняшнюю грубость. Хотя, по моему мнению, это не было грубо, но думаю, так казалось со стороны.
Когда открыла дверь машины, твердая рука схватила меня за запястье. Выражение лица застыло, прикосновение мужчины погрузилось под кожу, и я почувствовала, как кости леденеют. Перевела на него взгляд, не сдвинув головы ни на миллиметр. Холодное давление пальцев замерло прямо на моем запястье. Пульс вызывал небольшие толчки в их кончиках.
– Что вы делаете?
Разбитое отражение луны, сияющей на дне черных колодцев в его глазах, было неподвижным. Каран так внимательно смотрел на мое лицо, что все то, что я так долго взращивала в душе – под грудью в области ребер, – начало разрушаться, оползнем падая прямо на сердце. Он рассматривал меня так, будто хотел запечатлеть в своей памяти.
– Вы отпустите? – прошипела я, пытаясь высвободить запястье из крепкой хватки. Мужчина не оказывал достаточного давления, чтобы причинить боль, но его взгляд ранил мои глаза.
– Отпущу, – сказал он, – Но сначала назови свое имя.
Сердце екнуло. Что заставило еще раз понять, что мне не следовало внимательно смотреть в его глаза, похожие на темную розу с угольно-черными лепестками, сумевшую прорваться и выйти из-под засушливой почвы.
– Мерве. Аси Мерве, – ответила я.
Этот ангел еще раз взмахнул крыльями, но на этот раз с его крыла вылетело перо и приземлилось мне на ладонь.
– Камушек, да? Морской камушек.
– Что, простите? – спросила и холодно посмотрела на него, хотя внутри ощущала странный прилив чувств.
– Разве твое имя не означает «камень»?
Никогда не задавалась вопросом, что означает мое имя. Это было просто имя. Одно из тех, что существовали только для того, чтобы можно было отличить человека от других и окликнуть его. Для меня это не имело никакого особого значения. Когда я растерянно посмотрела на Карана, он медленно убрал руку и позволил мне открыть дверь. Я вздрогнула, когда холодный воздух внезапно просочился сквозь мокрое нижнее белье и коснулся кожи. Мельком взглянула на мужчину, выставила одну ногу и бросилась в объятия холода. Он смотрел на меня с восторженным вниманием. За несколько секунд до того, как между нами возникла дверь машины, его губы, казалось, приоткрылись. За секунду до того, как хлопнула дверь, Каран сказал:
– Мятежный Камешек.
Это все, что я услышала, прежде чем автомобиль скрылся из виду.

Глава 2
Через некоторое время вся боль смешалась воедино, и я научилась молчать. Из воспоминаний, запавших в сердце, невозможно было разобрать, какой на этот раз показался обломок. К сожалению, ни в одной священной книге не описали боль девушек, прижимающих к ранам собственные руки в попытках остановить кровь и уткнувшихся головой в подушки, чтобы приглушить рыдания.
Мне не хватало тех резких вздохов, которые я делала сквозь плач.
Я больше не могла плакать.
Меня не понимали, хотя я и не пыталась объяснять. Но знала. Даже если бы рассказывала им до тех пор, пока не отвис бы язык, они бы не поняли. Чтобы услышать мертвого человека, нужно самому быть мертвым.
Пока лежала на своей кровати и молилась всеми известными мне молитвами, чтобы заснуть, между горлом и грудной полостью возникла боль. Ее я уже ощущала раньше.
В этом доме я не дышала, а только испытывала боль.
Зазвонил домашний телефон. Сосредоточила взгляд на потолке, медленно обдумывая то, что происходило в моей голове. Торшер, купленный мной на рынке подержанных товаров, стоял между окном и кроватью, пытаясь осветить комнату слабым огненно-оранжевым светом. Тень моего тела, лежащего на кровати, падала на противоположную стену. Я могла различить даже тени своих ресниц.
– Ты и эти девки, похожие на тебя, сосут мою кровь, как пиявки!
Мой взгляд все еще был устремлен в потолок, когда раздался крик отца. Хотя дверь была плотно закрыта, он кричал так громко, что казалось, его голос звенел в моем сердце.
– Вы не дали мне насладиться молодостью! Будь благодарна, что я позволяю тебе жить в этом доме!
По моему мнению, он никогда не любил ни меня, ни Дефне, ни нашу мать. Даже если и любил, я этого не помнила. Возможно, эти воспоминания я спрятала в самых безлюдных уголках грязных полок своей памяти и позволила им задохнуться поднимающейся пылью.
Телефон прозвонил еще несколько раз, а затем стих.
– Не кричи, – прошептала мама. Ее горько пахнущее дыхание словно струилось на подушку, на которую я положил голову. – Девочки проснутся, пожалуйста, не кричи. Дефне очень впечатлительна, Мехмет, умоляю тебя, не заставляй ее плакать. Она плачет даже во сне.
Способность матери сохранять спокойствие иногда действовала мне на нервы. Говорила ли она обо мне или только о Дефне? Ладно, обо мне не вспоминали. Только Дефне. Мама, отец и я это прекрасно знали. Они не думали, что меня волновали их ссоры. Мне это было удобно. Конечно, каждый человек хотел бы, чтобы о нем заботились и защищали. Время от времени я все же страдала от отсутствия внимания, но поскольку понимала, что мне достаточно обнять себя, чтобы справиться со всем, то решила никого не пускать в свой нарисованный круг.
Не могла пустить.
– Очень меня волнует, проснутся эти твари или нет! – крикнул отец.
У меня не было сомнений, что Дефне сейчас не спала. Я знала, что она плакала.
– Пусть проснутся, есть ли у них еще какие-нибудь дела, кроме сна? Только едят, пьют и ложатся спать! У них хреновые факультеты, кем они станут после выпуска? Смогут ли найти работу?
– Мехмет, из-за тебя ни одна из них не смогла сдать экзамены должным образом. Девочки даже не имели возможность попасть на факультеты, которые им были интересны, из-за низких баллов, полученных на экзаменах из-за испорченных тобой бессонных ночей!
– Да вы ни на что не годны, бесполезны!
– Неужели девочки должны проходить через одно и то же каждую ночь, Мехмет?
Я уловила нотки протеста в голосе матери. Это меня удивило, потому что обычно она молча слушала. Ее самым большим страхом было потерять отца.
– Вы все мне надоели! – Он взревел. – Я уеду к черту из этого дома и никогда не вернусь!
Это были привычные угрозы, утром он поджимал хвост, прижимался к маме и, пытаясь угодить, обязательно находил способ растопить лед. По словам отца, он всегда был прав.
Я видела, как он несколько раз бил мать. В то время я была слишком мала, чтобы защитить себя, не говоря уже о маме. В последнее время он перестал ее бить. Я медленно повернулась налево. Чувствовала биение сердца под рукой. Пока оно билось в неровном ритме, я пустым взглядом смотрела на огни города, сияющие за тюлевой занавеской. Люди веселились, плакали, жили, где-то умирали. В бурлящей жизни за окном не было только меня.
Медленно закрыла глаза, когда услышала звук бьющегося стекла.
– Уйди с дороги, иначе я убью тебя! – крикнул отец. – Клянусь, даже если придут твои семеро предков, они не смогут вырвать тебя из моих рук!
Глаза все еще были закрыты, когда я медленно села. Некоторое время просто сидела на кровати, положив на нее одну руку. Открыв глаза, услышала рыдания матери.
– Хватит ныть, бога ради!
Хоть я и не видела отца, могла представить, как изо рта у него вылетала слюна. Не из-за богатого воображения. Эту картину было легко визуализировать, потому что я много раз была свидетелем подобного.
– Да проклянет вас всех Бог! Умри, чтобы я мог избавиться от тебя!
Свесила ноги с кровати. Волосы, которые я собрала в пучок, растрепались и спадали на спину, но все еще держались вместе. Дождь, начавшийся на улице, барабанил в окно.
– Мехмет, умоляю тебя, не делай этого, – испуганно сказала мать. – Клянусь, я не буду больше перечить тебе.
Наступила тишина. Я забеспокоилась, встав с кровати, открыла дверь и высунула голову в коридор. Мать в смятении стояла перед гостиной. Ее волосы были выкрашены в карамельный цвет и собраны сзади, но после ссоры растрепались, словно кто-то напал на нее. Белая кожа покраснела от плача, и слезы текли по шее. В пижаме мама выглядела еще беспомощней, чем когда-либо. Отец стоял прямо перед ней, спиной ко мне.
Глаза мамы медленно переместились на меня.
– Мерве, – прошептала она, но на самом деле не звала меня. Пыталась сообщить отцу о моем присутствии.
Седые пряди в черных волосах отца виднелись даже в темном коридоре. На нем был армейский зеленый свитер и черные спортивные штаны. Когда взглянул на меня через плечо, наши глаза встретились.
– О, мы потревожили ваш сон, ваше высочество Мерве? – спросил насмешливо. – Хорошо, что ты проснулась. Возьми свою мать и вымой ей руки и лицо. Ты ведь обслуга этих двоих.
– Ты снова собираешься уйти? – спросила мама сквозь слезы. – Куда пойдешь в такой час, Мехмет? Начался дождь.
Я стиснула зубы. На меня смотрел отец, а не мать.
– Я тебе говорю, – коротко сказал он. Полностью повернулся ко мне и пошел по коридору в мою сторону. Когда остановился прямо у двери моей комнаты, поднял голову и посмотрел на меня. – Почему ты так на меня смотришь?
Сжала кулак, впившись ногтями в ладонь.
– Как я смотрю? – спросила, глядя ему прямо в глаза.
– Так, будто ненавидишь меня, – саркастически сказал отец.
Хоть у меня и сжалось сердце, ни одна мышца не дрогнула на лице.
– Я не ненавижу тебя. – Хотела бы я испытывать хоть что-нибудь к этому человеку, пусть даже ненависть.
Он засмеялся и указал на разбитое стекло посреди коридора.
– Убери это.
Затем подошел к входной двери, взял свое пальто, висевшее в гардеробе, и, надев его, предупредил мою мать:
– Не звони мне. Не хочу ни слышать твой голос, ни помнить о твоем существовании.
Отец открыл дверь, внутрь хлынул шум и холод дождя, а затем захлопнул ее и ушел.
Я смотрела на стену напротив своей комнаты, когда в коридоре раздался раскат грома. Мама молча прислонилась спиной к двери гостиной. Некоторое время мы слушали, как капли дождя стучали по фанере.
– Почему? – прошептала тихим голосом.
– Что?
– Ничего. – Я вышла из комнаты, закрыла дверь и пошла в ванную. Взяв оттуда метлу, совок и мусорное ведро, толкнула дверь ногой. Поставив ведро перед блестящими осколками стекла посередине коридора, медленно начала собирать их метлой.
Мать наблюдала за мной.
Собранные осколки было довольно сложно смахнуть веником в совок. Я опустилась на колени, чтобы они снова не разлетелись. Поскольку на мне были черные хлопчатобумажные шорты, голые колени коснулись пола, я почувствовала легкую боль, но хотя бы было не холодно. Взгляд сосредоточился на стекле, пока я медленно собирала осколки в совок ладонью. Почувствовала, как несколько из них впились в кожу. Мать не издала ни звука, но я знала, что она плакала внутри.
– Дефне, – прошептала я. – Можешь выйти.
Снова принялась собирать осколки.
– Дефне! – на этот раз крикнула. – Выходи!
Я стиснула зубы, когда дверь в комнату Дефне медленно открылась. Она всхлипнула и вышла из комнаты.
– Я… – прошептала она.
– Отведи маму в гостиную, – сказала, высыпая осколки стекла из совка в мусорное ведро. – Я приготовлю вам травяной чай.
Несколько секунд она просто смотрела на меня, но я не подняла глаз. Чувствовала, что не осталось на это сил. Как будто в спину вонзилось множество ножей, и, если бы я посмотрела на Дефне, один из ножей упал бы на пол и окрасил бы его моей кровью.
Не хотелось, чтобы она узнала, что мне тоже тяжело.
Когда Дефне и мама вместе вошли в гостиную, я замерла и посмотрела на стены коридора. Казалось, мозг покрылся паутиной. Мысли прятались в ней друг от друга. Я пошла на кухню, наполнила электрочайник водой и нажала на кнопку. Достала из шкафа две чашки и оставила их на стойке. Комнату освещали только свет от уличных фонарей и красный индикатор холодильника.
Я чувствовала, будто на медленно трепещущих ресницах лежала огромная тяжесть. Выражение моего лица было таким бесстрастным, таким бесформенным и пустым, словно я была незавершенной скульптурой. Казалось, что оно никогда не изменится. Приготовив травяной чай, отправилась в гостиную к маме и Дефне. Они зажгли торшер в комнате, но он был настолько тусклым, что казалось, будто они сидели при свечах. Не стала включать свет, чтобы их не беспокоить. Отдав одну чашку матери, протянула другую Дефне. Сестра подняла голову, посмотрела на меня своими круглыми глазами и взяла чашку. Я немедленно отвела взгляд и уселась на единственный стул напротив них, положила локти на колени, сведя руки вместе, сжала кулаки и устремила взгляд на ковер посреди гостиной.
– Чем он может заниматься на улице в такой час? – тихо спросила мама, сделав глоток травяного чая.
Несмотря на то что мои демоны мгновенно собрались вокруг, я ничего не сказала, только стиснула зубы.
– Мне все равно, – прошептала Дефне, поднося руку к лицу и потирая глаза. – Главное, чтобы домой не возвращался.
– Не говори так, – сказала мама, глядя на Дефне. – Он твой отец.
– Мы все знаем, что он придет утром, – спокойно сказала я. – А теперь допивайте чай, а потом ложитесь спать.
Дефне фыркнула. Даже мысль о возвращении отца домой тревожила ее. В действительности дело было не в том, что сестре не нравился отец. Дефне была такой же, как мама. Обмануть ее было легко. Какой бы вред ни причинил отец, ее можно было вылечить одним добрым словом. И все же она была моей сестрой. Я ненавидела видеть ее такой несчастной.
– Я не буду скучать по нему, если однажды он уйдет и никогда не вернется, – заявила Дефне. Еще одна слеза скатилась по ее лицу и исчезла в ночи. На щеке сестры остался небольшой блеск. Это была лишь малая часть слез, которые дочь проливала по отцу.
– Я знаю, ты будешь ныть и скучать, – пробормотала, вставая со своего места. – Если бы отец сегодня вырвал твое сердце и растоптал его, завтра ты была бы ему благодарна за то, что этот человек вернул его на место.
Ни Дефне, ни мать не могли произнести ни слова.
– Спокойной вам ночи, – сказала тихим голосом, выходя из гостиной. – Насколько это, конечно, возможно в этом доме.
Моя комната всегда напоминала подвал, забаррикадированный от внешнего мира стенами. Они хранили следы моих безмолвных криков. Дневной свет не проникал сюда – быть может, я сама заглушала его. Когда бросилась на кровать, напоминавшую мне могилу с простынями, взгляд снова вернулся к потолку. Казалось, стоило закрыть глаза, как прошлое тут же поглотит меня.
Отцу было нелегко молчать. Но чего он не знал, так это того, что самым трудным для нас было выслушивать его оскорбления.
* * *
Часы на тумбочке показывали пять утра.
Горький привкус во рту вызывал тошноту; я села и прислонилась спиной к изголовью кровати. Кровь молчания текла в пустых жилах внутри меня. Взгляд поймал яркую тень уличного фонаря, падающую за занавеску. Солнце еще не взошло. То, что произошло вчера, крутилось в голове. Я отчетливо помнила черные глаза Карана Чакила. На мгновение почувствовала, как моя шея горит. Я ненавидела свою привычку: лежа в постели, обдумывать все, что сделала.
Тем не менее не было сомнений, что я не видела цвета глаз красивее, чем у этого мужчины.
Из-за нелепых и болезненных мыслей взгляд потускнел еще больше, если это было вообще возможно. Поднявшись, вышла из комнаты и пошла в общую ванную. Все, чего мне хотелось, это принять теплый душ и избавиться от нелепых мыслей, кружащихся в голове.
Когда я обнаружила, что это желание невозможно осуществить, вода уже лилась на мое тело. Хоть и не видела покраснений от горячей воды, кусающей обнаженную кожу и стекающей с тела, была уверена в их существовании. Когда медленно открыла глаза, вода закапала с ресниц. Я устремила взгляд на кафельную стену. Когда я поняла, что отражение на зеркальной поверхности плитки мне не принадлежит, сердце забилось быстрее обычного.
Глаза такие черные, что я даже зрачка не могла разглядеть…
Быстро моргнула и, наблюдая, как исчезали эти черные как вороново крыло глаза, прижала ладонь к плитке и прошептала:
– Идиотка. Почему я не смогла поставить его на место?
До сих пор ни разу не ощущала тяжесть слов, что мне говорили люди. Тишина была не для меня.
«Молчание – лучший ответ». Я была другого мнения. Молчать – значит молиться, чтобы ствол, прижатый к виску, не выстрелил. Однако я бы предпочла прижаться виском к этому стволу и бросить вызов даже той пуле, которая разрушила бы мозг. Если кто-то играл со мной, приходилось отвечать. У меня была сложная для понимания личность. Я определенно не являлась той девушкой, которой казалась. Вопреки внешнему виду мой внутренний мир был полон множеством деталей, противоречащих друг другу.
Внутри меня было совсем не тихо. Наоборот, так шумно, что временами мне хотелось вырваться наружу.
Я прятала все внутри себя. Боль, отчаяние, несчастье, пустоту… Мои слезы.
Этот мужчина стал единственным человеком, который смог заткнуть меня и поставить на место.
Чем больше думала об этом, тем больше злилась, и чем больше злилась, тем больше его черные, как вороново крыло, глаза вставали перед моими, как занавес. Отбросив мысли в сторону, крепко зажмурилась и подумала о шрамах, которые теплая вода стерла с моего тела, но не смогла стереть с души. Было бы полезнее думать о своих шрамах, чем об этом человеке.
Когда я вышла из душа, Дефне уже проснулась. Матери нигде не было видно. Несмотря на то что мы, казалось, отмахнулись от вчерашних событий, когда вместе выходили из дома, на самом деле обе помнили все, что произошло, до мельчайших деталей. Но принять это, а тем более обсудить было до невозможности сложно.
– Погода сегодня очень мрачная, – сказала Дефне, идя к концу улицы. Ей не нравился дождь. В отличие от сестры я любила его. Попыталась догнать ее, ускорив шаги.
– Надеюсь, пойдет дождь, – сказала, не в силах сдержаться. Она взглянула на меня через плечо. – Что? В отличие от тебя я люблю дождь.
– Вместо того чтобы молиться о дожде, молись об оценках и баллах, которые получишь в конце семестра. После вчерашнего ты, должно быть, разозлила всех преподавателей. Тебе следует быть осторожнее.
Я сказала спокойным уверенным голосом:
– Я ничего не сделала. Ладно, сделала. Но это было не так уж и страшно. В конце концов, этот человек пришел ответить на наши вопросы. Мне стало интересно, и я спросила. А он ответил.
Я закатила глаза, когда она произнесла:
– Человек, которого ты называешь «он», владеет туристическими компаниями по всей Турции. Перестань так делать. Если он захочет, то сможет разрушить твою учебу.
– Да неужели? – Я ускорилась и оставила Дефне позади. – Думаешь, ему нечем заняться и он будет вмешиваться в учебу простой студентки университета? Ух ты… Я думала, он занят серьезными вещами. Что такое? Каран Чакил увидит во мне опасность? Будет думать, что я готовлю заговор против него или что-то в этом роде? Смогу ли я возглавить конкурирующую компанию?
– Ты упряма, Мерве, – прорычала Дефне позади меня. – Однажды у тебя будут большие проблемы из-за этого. Нет, я тебя совсем не понимаю. Ты как соловей, съевший шелковицу, которого порой никто не может заставить замолчать. Ты не научилась тому, как нужно себя вести!
Я проигнорировала ее и продолжила идти вперед. Когда мы подошли к университету, я направилась в кабинет, оставив Дефне позади. Немного опоздала, но преподаватель еще не пришел. Когда села, осознала, что все вокруг перешептывались, но решила не обращать внимания.
Они определенно говорили о вчерашнем происшествии.
Голова болела так сильно, что у меня не было желания забивать ее пустыми разговорами.
– Доброе утро, – сказала Бушра, поднявшись с места и сев рядом со мной. – Вижу, на твоем лице снова распускаются розы… – Она засмеялась. – Улыбнись, дорогая!
– Мне нужен повод, чтобы улыбаться с утра.
– Не прикрывайся утром… Ты такая каждый день, каждый час дня.
– Откуда у тебя такая энергия по утрам? – протестовала я.
– О боже мой… Ты обиделась? Как не стыдно… – Она сделала паузу и снова рассмеялась.
Я не могла угнаться за радостью этой девушки. Были времена, когда я чувствовала себя старой, находясь рядом с Бушрой.
– Сегодня конференции нет… Так что известного бизнесмена не оскорбишь…
Я посмотрела на нее так, будто она сказала, что я спала с деканом.
– Бушра! Ты могла не напоминать об этом, не так ли? – проворчала я и отвернулась. Она взяла меня за руку и положила голову мне на плечо. Тот факт, что эта девушка была тактильно близка намного больше, чем Дефне, выводил из равновесия.
– Я просто шучу, моя Аси. Съедим по тосту после лекции этого парня? Я угощаю!
Мятежный Камешек…
Прищурилась и закрыла свои мысли на темный замок. Думать об этом было бессмысленно. Его голос все еще звучал в голове, хотя я была уверена, что больше никогда не увижу Карана. Скорее всего, мужчина уже забыл мое имя, значение которого я узнала от него.
– Хорошо, – согласилась я, глядя в окно на серое хмурое небо.
Затем вошел Кел Зия, преподающий менеджмент маркетинга, и занятия начались.

Моя кожа была похожа на белый уголь, который остался от огня.
Глядя на отражение в зеркале, была поражена, что тьма внутри меня не затянула кожу, как занавес.
Несмотря на внутреннюю темноту, я была настолько белой, что после каждого прикосновения Бушры на коже оставались красные следы ее пальцев. Поднесла ладони под кран, вода наполняла их. Задержав дыхание, плеснула влагу себе на лицо.
Белый флуоресцентный свет туалета с потрескивающим звуком слабо освещал помещение.
Взяла несколько салфеток и промокнула ими кожу, прежде чем вытереть насухо. Высушив руки, выбросила салфетки в мусорное ведро и вышла из женского туалета. В коридоре было многолюдно. Бушра ждала меня в столовой, она уже принесла наши тосты. Выдвинув стул напротив и сев, открыла крышку пластиковой бутылки и сделала несколько глотков воды. Бушра наблюдала за мной.
– Что будешь пить? – спросила она.
– А ты как думаешь? – подняла одну бровь. – Кофе, конечно.
Бушра рассмеялась и покачала головой.
– Боюсь, однажды ты впадешь в кофеиновую кому или что-то в этом роде, – произнесла она, затем вышла из-за стола и направилась за напитками. От наших горячих тостов шел пар. Я решила не есть, а дождаться Бушру, и стала наблюдать за происходящим в столовой, где собрался почти весь университет. Погода становилась все мрачнее.
Вернувшись, подруга поставила передо мной бумажный стаканчик с кофе. Она купила себе розовую соломинку и банку колы. Я была настолько поглощена своим отражением в кофе, что перестала слышать шум столовой, а разум уподобился пустыне.
– Ты очень задумчива, – заметила Бушра, вставляя соломинку в банку колы и придвигая к себе тост. – Что-то не так дома?
– Нет, – солгала я, хотя этот вопрос походил на удар в живот. Да, дома было много проблем, но причиной задумчивости стали не только домашние потрясения. В своем сознании я постоянно боролась с парой черных глаз. – Все в порядке. Меня беспокоят промежуточные экзамены, думаю о них.
Девушка усмехнулась.
– Ты и переживание об оценках? Не смеши меня, Мерве. Все знают, что ты покажешь высшие результаты и что легко могла бы учиться на факультете лучше, чем этот.
– Удели внимание своему тосту, – спокойно сказала я. – Ты сегодня как следователь – столько вопросов, дорогая!
Бушра снова рассмеялась и подняла руки вверх, словно сдаваясь. Выражение ее лица всегда оставалось теплым, как и материнское заботливое отношение ко мне. Хотя мы казались полными противоположностями друг друга, было нетрудно сохранить эту дружбу. Мы начали вместе есть тосты. Чай мне не нравился. Поэтому я предпочитала пить с ними кофе. Колу и другие напитки тоже не очень любила. Кофе придавал разуму и телу бодрости.
Проходившая мимо Дамла задела руку, горячий кофе из картонного стаканчика, который я держала, пролился на меня. Тепло проникло сквозь ткань юбки, брови мгновенно сдвинулись вместе, и я посмотрела сначала на пролитый на юбку напиток, а затем на Дамлу, которая продолжала идти к своему столу, будто ничего не произошло.
Всегда казалось, что я держала в руке острый нож. Большую часть времени без колебаний вонзала его в горло других людей. Я не знала причину такого отношения ко мне, но это начинало беспокоить. Было очевидно, что я не нравилась Дамле, но и сама не питала к ней симпатии. Наши чувства были взаимными.
Но если бы появился шанс, вместо того чтобы толкать ее в плечо, я бы «случайно» вонзила нож в сердце.
Когда я в гневе собиралась встать, Бушра схватила меня за запястье.
– Успокойся, пожалуйста, – в панике прошептала подруга. – Она делает это, чтобы тебя разозлить.
Не обращая внимания на Бушру, я освободила запястье из ее хватки и в гневе направилась к столу, за которым сидела Дамла. Бушра следовала за мной, как маленький утенок за своей матерью. Когда остановилась перед Дамлой, последним ударом по моему терпению стало то, что она пялилась в телефон, не обращая внимания на меня. Терпение лопнуло. Ответственность за то, что происходило дальше, лежала не на мне, а на той Аси Мерве, которая держала меня в своих руках. И она совсем не была понимающей, терпеливой и конструктивной девочкой. Наоборот, она любила разрушать.
Я положила руки на стол, прижала ладони к холодной поверхности и остановила взгляд на лице, которое было намазано тональным кремом, словно грязью. Девушка была не одна. Вместе с ней за столом сидели Ирмак, Суде и Беркин. Хотя все взгляды были устремлены на меня, Дамла продолжала смотреть в телефон так, будто меня там не было.
Молча наблюдала за ней несколько секунд. Затем мой взгляд упал на кофе в картонном стаканчике, стоящем рядом. Да, это то что нужно. Резко схватила бумажный стаканчик и, подняв его, вылила кофе на голову Дамлы.
Я наблюдала за тем, как тональный крем таял на ее лице под струями горячего кофе.
Дамла в шоке посмотрела на меня, не понимая, что происходит, с широко открытым ртом и глазами, полными ужаса. Горячий напиток, который я вылила ей на голову, неизлечимо пропитал пудровую рубашку, а также попал на экран телефона. Но волновало ли меня это? Нет. Дамла заслужила.
– Что ты делаешь? – крикнула она. – Ты что, сумасшедшая?
– Да, сумасшедшая, – без промедления заявила я. Дамла поморщилась. Я смотрела ей в глаза так, словно ничего не произошло.
– Ты вылила мне на голову горячий кофе! – крикнула девушка в ужасе.
Пока Беркин, Ирмак, Суде, Бушра и все в столовой потрясенно наблюдали за нами, я спокойно смотрела на Дамлу. Несмотря на то что на моем лице не было никаких эмоций, казалось, что в глазах притаился дикий зверь, готовый по моей команде вонзить когти в девушку.
– Все честно, – сказала я с ложным спокойствием. – Ты сделала это намеренно. Мы обе это знаем. Я знала, что ты не будешь извиняться, поэтому приняла правила игры.
Дамла нахмурилась.
– Ты действительно ненормальна. Мне тебя жаль, – с насмешкой сказала она.
Я знала, что девушка пыталась, спровоцировав меня, оправдать себя.
Сильнее оперлась на стол и подвинулась ближе к Дамле. Она на мгновение вздрогнула и откинулась спиной на стул. Смотрела мне в глаза не моргая.
– Если ты меня так боишься, почему лезешь?
Она открыла рот, но закрыла его, не успев ничего сказать.
– Аси Мерве Каракую! – По столовой разнесся крик, похожий на звук колокола. – Сейчас же в мой кабинет!
Все еще держа руки на столе, я через плечо взглянула на обладателя крика. Декан, профессор Ахмет, наблюдал за нами с очень неприятным выражением лица. Услышав хихиканье Дамлы, снова повернулась к девушке и посмотрела самым угрожающим взглядом, на какой была способна, отчего ее улыбка исчезла.
– Не связывайся со мной, Дамла, – прошептала, медленно отступая. – Иначе тебе будет больно.
* * *
– Который это раз, Мерве? – спросил заведующий кафедрой профессор Ахмет. Когда я вошла, он смотрел на меня из-за серого стального стола. Его кабинет находился на первом этаже университета. Единственная лампочка висела на кабеле. Я не понимала, как он мог проводить весь день в этом изолированном месте.
– Что именно?
Услышав меня, профессор нахмурился. Вместо вопроса о том, почему я это сделала, он начал обвинять.
– Я стараюсь тебе помочь, Мерве. Думаю, ты заслуживаешь большего и должна достичь высот, поэтому продолжаю защищать. Тем не менее ты на всех нападаешь. Мы еще не успели отойти от вчерашнего неуважения, сегодня ты уже напала на студентку. Мы не можем закрывать глаза на все твои выходки только потому, что ты хорошо учишься.
Его голос был резким. Хоть мне и хотелось хлопнуть дверью и уйти, пришлось сдержаться.
Я сделала глубокий вдох, закрыла глаза и дала себе несколько секунд, чтобы успокоиться, ведь гнев все еще не утихал. Дамла первая начала. А здесь сейчас слушала упреки я. Открыв глаза, сглотнула, прочистила горло и посмотрела в глаза декану.
– Она первая начала. Ударила меня намеренно! Она заслужила. Я не нападала без причины.
Взгляд декана стал серьезней.
– Ты признаешь, что напала. И мне не интересны оправдания, Каракую! Это не старшая и не средняя школа. Ты осознаешь серьезность того, где находишься? – крикнул вдруг декан. Это стало последней каплей. Мое терпение начало ослабевать, и если бы оно рухнуло, то без колебаний раздавило бы всех, кто находился рядом.
– Ахмет-бей, – спокойно произнесла, несмотря на свой гнев. – Ни один преподаватель не имеет права так кричать на студента, не разобравшись в причинах его действий.
Декан попытался смягчить взгляд, но ему это не удалось.
– Из-за твоего поведения у тебя нет друзей. Ты бестактна. – Он сердито вздохнул. – Я не хочу тебя обидеть, но ты переходишь границы. Какой смысл выливать кофе на голову студентки? Разве это достойное поведение?
Я на мгновение посмотрела прямо на Ахмет-ходжу.
Это был мой выбор – быть тем, кем я являлась. Это никого не касалось. Мне было очень спокойно внутри ледяной глыбы, в которой я пряталась. Может, все органы были заморожены, может, кровь бурлила в жилах, но снаружи все было в порядке. Единственное, что могло дать горячее сердце, – это боль. Я привыкла жить скучной жизнью. Не то чтобы находила людей странными, держалась от них подальше или они мне не нравились. Просто жила своей жизнью. В ней не было места большому количеству людей. По крайней мере, я так думала.
– Если вы закончили со своими оскорблениями, можете уже назначить мне наказание, как в старшей школе, и отпустить? А то занятие скоро начнется.
Профессор закрыл глаза и глубоко вздохнул. Я знала, что злила его, но он был не единственным, кто злился сейчас.
– Я не оскорбляю тебя, Мерве, – сказал он, стараясь сохранять спокойствие. – Я желаю тебе только добра, а эта агрессия доставит тебе неприятности. Помнишь, что произошло вчера? То, что ты спросила у Каран-бея, было большим неуважением. То же самое касается и Дамлы…
Каран. Неосознанно схватила себя за юбку. Она, пропитанная кофе, была холодной. Ладоням понравился этот холод. Просто услышав это имя, я полностью отвлеклась на него. Напротив меня сидел Ахмет-ходжа, но казалось, это был не он. Черные глаза Карана Чакила, его мужественный нос правильной формы, мясистые губы, густые черные брови и длинные ресницы, доходящие до бровей. Лицо этого человека будто отпечаталось на моих зрачках.
Его темные глаза были словно тень ночи, падающей на землю.
– Я осознаю, что проявила неуважение к господину Карану, но это не относится к Дамле. Как я уже сказала, господин. Она заслужила.
– Ох… – Он в отчаянии поморщился.
Я заметила, что плиссированная юбка в моей ладони помялась, и отпустила ее.
– Ты не сдашься, не так ли? Тебе следует извиниться перед Дамлой. Если не хочешь, мне придется тебя наказать.
– Я принимаю наказание, – сказала я не раздумывая. – Я не буду извиняться перед этой девушкой.
На мгновение мне показалось, что декан хотел рассмеяться, но в последний момент собрался с силами и покачал головой.
– Ладно… Я не хочу тебя наказывать, но должен это сделать. Не буду отстранять тебя от занятий. – Профессор замолчал и задумался на короткое время. – В качестве наказания ты пройдешь дополнительную неделю стажировки.
– А экзамены…
– У тебя будет достаточно времени, чтобы подготовиться к промежуточным экзаменам семестра. Кроме того, ты пройдешь неделю стажировки в том месте, которое я назначу. Каждое возражение будет увеличивать продолжительность стажировки. Что-то непонятно?
Когда я просто посмотрела на него, не отвечая, декан вздохнул и снова повернулся к лежащим перед ним документам.
– Я принимаю это как согласие, Мерве. Я подыщу туристическую компанию для твоей стажировки. Можешь идти.
Я застыла на месте.
– Господин, я не могу пройти стажировку в компании. Отели и все такое хорошо, но… Не рановато ли для компании?
– Мерве, – Ахмет-ходжа поднял на меня глаза, – значит, ты готова извиниться перед Дамлой?
– Хорошо. Компания так компания.
Несмотря на то что это будет очень трудный опыт, похоже, у меня сейчас не было другого выбора. В старшей школе я четыре года стажировалась в отелях, но никогда раньше не практиковалась ни в одной компании. Выйдя из кабинета декана и отправившись на занятия, я все еще ощущала нотки гнева.
Когда занятие подошло к концу и Бушра узнала о наказании, ее реакция оказалась даже хуже моей.
– Что значит стажировка в туристической компании? Ты не настолько опытная. Это жестоко! Они там просто давят стажеров, – говорила Бушра, засовывая учебники в свою фирменную сумку. Краем глаза я бросала враждебные взгляды на Дамлу, сидящую передо мной.
– У меня было два варианта, – прошептала я. – Либо извиниться перед этой идиоткой, чего, как ты прекрасно знаешь, я бы никогда не сделала, либо неделю стажироваться в компании. Я выбрала то, что имело смысл. Кроме того, что может случиться за неделю?
Брови Бушры нахмурились. Она бросила враждебный взгляд на Дамлу, испуская злую ауру.
– Все из-за этой суки, – сказала она сквозь стиснутые зубы. – Что я буду делать без тебя неделю?
– Не преувеличивай. Кроме того, мы не на все занятия ходим вместе. – Я закатила глаза. – Неделя – это небольшой срок. Если потребуется, и месяц буду стажироваться, но не извинюсь перед ней.
Это была я. Аси Мерве Каракую, которая избегала извинений, даже если не права. А если уж я была права, как могла извиниться перед кем-то?
– Меня пугает, когда ты говоришь «компания», – посетовала Бушра. – Там не так комфортно, как в отеле или банке.
– Все в порядке, расслабься.
– Кроме того, у нас небольшой, ничем не отличающийся от поселка город. Фетхие называют прибрежным городом. Компания, о которой говорит Ахмет-ходжа, скорее всего, находится даже за пределами Карачули.
– Мне все равно, – сказала я. Она удивленно посмотрела мне в глаза. – Не смотри на меня так. Всего одна неделя, Бушра…
– Я беспокоюсь за тебя, хочу пойти и задушить Дамлу прямо сейчас, – сказала подруга, повернувшись к ней лицом. – И я ненавижу стажировки.
– Ты так говоришь, будто меня на смерть отправляют, – передразнила ее я.
– Всего неделя, – сказала она, взглянув на меня.
– Да, – прошептала я. – Всего неделя.

Тяжелый день, интенсивность занятий, ссора с Дамлой и полученное наказание превратили меня в развалину. Не пришлось ждать Дефне, потому что у нее были планы с друзьями. Я очень устала. Чувствовала, что теряю сознание и физически, и морально. Шел проливной дождь. Выйдя на улицу быстрыми шагами, подняла голову, чтобы почувствовать большие капли дождя на лице. Это было приятно. Когда телефон в широком кармане плаща зазвонил, вынула его, обругав человека, прервавшего мой краткий момент покоя.
Звонил отец.
Медленно идя под проливным дождем, ответила на звонок и поднесла телефон к уху.
– Да?
– Мерве? – спросил отец. – Почему ты так долго не отвечаешь?
Я пыталась продолжать идти по площади, пустыми глазами исследуя брусчатку. Тяжесть множества вещей давила на грудную клетку.
– Что случилось? – сухо спросила я.
– После ночного ухода я не выдержал и пришел домой в полдень. Мы снова немного поспорили. Твоя мать-паразитка уехала к своим братьям.
Хотя мои шаги становились все тяжелее, лицо все еще оставалось бесстрастным.
– Она снова довела меня, как обычно. Делай что хочешь, но верни ее домой.
Твоя мать-паразитка.
Все мышцы были напряжены, я прищурилась и сделала глубокий вдох. Дождевая вода наполнила горло, и я тяжело сглотнула.
Почему казалось, будто я падала с двадцать шестого этажа здания каждый раз, когда слышала голос этого человека?
– Решайте свои проблемы сами. Я ничего не могу сделать. Это ты с ней поругался. Ты тот, кто должен вернуть ее. Не я.
Почувствовала напряжение на другом конце телефона.
– Такие проблемы могут возникнуть внутри любой семьи.
Мои брови мгновенно сдвинулись вместе.
– Да ладно, ты не собираешься помочь своему папе?
Он отсутствовал каждый раз, когда я нуждалась в отце, и все эти моменты были словно ранами от ножа на сердце. Теперь, когда этот человек напомнил, что приходился мне отцом, раны начали болеть.
Хотелось бросить на него то яростное проклятие, что вертелось на языке, но которое упорно сдерживала, и повесить трубку, но я этого не сделала. Не потому, что боялась. Я просто не могла позволить себе опуститься до такого. Знала, если однажды замок, сдерживающий мой язык, сломается, я произнесу проклятия, которых свет не слышал. Возможно, буду громко кричать, рвать рубашку на груди и царапать кожу. Но сейчас не время.
– Позаботься об этом сам, – категорически заявила я и пошла дальше. – Не впутывай меня.
Улица почти опустела. Кроме меня, продавца национальной лотереи и старого чистильщика обуви, сидевшего на тротуаре, никого не было. Даже птицы покинули электрические провода.
Я услышала раздраженное рычание отца на другом конце телефона.
– Я был бы удивлен, если бы ты мне хоть в чем-то оказалось полезной. – Из динамика послышался смех. – Ты бесполезная тварь. Не смей приходить вечером домой. Не вздумай показываться мне на глаза. Ночуй где хочешь! Если придешь, я переломаю тебе все кости.
И повесил трубку.
Да, этот человек был моим отцом. Нет, я не его дочь. Он не заботился обо мне. И я была не единственным человеком, о котором он не заботился. Отцу было плевать на всех в нашей семье, включая Дефне и мою мать.
Единственное, что его волновало, – он сам.
– Хорошо, – прошептала, не отнимая телефон от уха, хотя он уже повесил трубку. – Я не приду, папа.
Я чувствовала себя мокрым черным котенком, брошенным под дождем в картонной коробке. Но ему повезло гораздо больше, чем мне. Потому что, в отличие от меня, он был милым и мог бы украсть чье-то сердце и завоевать любовь. Смог бы найти себе хозяина. К сожалению, у меня не было такого шанса. Не было владельца. И внезапно я стала бездомной.
Было кое-что, в чем я пыталась признаться себе уже долгое время. Признание этого нанесло бы вред сначала мне самой, а затем и моей гордости, которую я лелеяла у себя внутри. Но, казалось, теперь не осталось шанса уберечься от страданий. Острый кончик ножа прижался к шее и начал надавливать на пульс. Пришло время признаться самой себе.
Я была одинока. Сама выкопала себе эту могилу.
Дождь усилился, пришлось искать место, где можно укрыться. Я не собиралась идти домой. Но поехать к двоюродному дедушке было бы гораздо более неуместно, чем вернуться домой. Мы с ним не ладили. Взгляды на жизнь отличались. Моего младшего дяди не было в городе, и, хотя мы были с ним в хороших отношениях, выехать из города прямо сейчас у меня не было возможности.
Я знала, если поеду к Бушре, она меня не прогонит. Но когда подумала о необходимости объяснить ей ситуацию, исключила эту идею. Нужно было всего лишь пережить одну ночь без происшествий и подумать об остальном утром в университете. Пусть и ненадолго, но недельная стажировка позволила бы мне отложить некоторые проблемы в сторону.
Я гуляла под дождем около часа и надеялась, что мысли из головы стекут на тротуары вместе с дождевой водой и исчезнут. К сожалению, не каждое желание могло быть исполнено. Мысли настолько плотно засели в моем мозгу, что казалось, избавиться от них невозможно. Иногда я так глубоко задумывалась и уже не надеялась выбраться из раздумий живой. И все же каждый раз выплывала из того черного моря мыслей, в котором тонула.
Иногда я так сильно погружалась в размышления, что слова принимали совершенно иные формы. Чувства, смешанные со словами, взрывались, как воздушные шары, внутри меня и окрашивали все в черный цвет. Меня переполняло тьмой.
Наконец, когда ноги ослабли, я нашла укромный уголок, где можно было сесть, потирая руками дрожащее тело. Холод, облизывающий корни мокрых волос, прокалывал голову ледяными иглами. Хотя эта боль не слишком сильно угнетала, она все же доставляла дискомфорт. Мое тело было устойчиво к боли. В детстве при падениях я никогда не плакала, несмотря на разбитые коленки. Колготки, которые носила, прилипали к крови, склеиваясь с кожей. Не дожидаясь, пока мама нанесет на них оливковое масло, я стягивала с себя колготки, из-за чего раны начинали снова кровоточить.
Причиной всего этого была не одержимость властью или стремление проявить себя. Я действительно не умела плакать.
Я начала дрожать от холода. Сидела на дороге в метре от проезжающих машин, на колени летели брызги от их колес. Я не знала, как долго просидела на этом тротуаре, но дождь усилился и наступила темнота. Единственное, что я чувствовала сейчас, – это холод. Положила локти на колени, зажала лицо руками и щурила глаза, наблюдая за проезжающими мимо автомобилями. Было ясно, что сегодня я проведу ночь, слушая звуки гудков и мирный шум дождя.
Капли, попадавшие на ресницы, затуманивали зрение и заставляли часто моргать. Интересно, вернулась ли Дефне домой? Сказал ли ей отец что-нибудь? Кто знает, что делала мать? Кому-нибудь было интересно, что со мной? Если, конечно, кто-то вообще заметил мое отсутствие…
Небо раскалывалось, вокруг ходили люди, а я просто сидела на мокрой брусчатке. Прохожие были настолько беспечны и бесчувственны, что не задавались вопросом, почему молодая девушка сидит на обочине под дождем, как сумасшедшая, и пустыми глазами смотрит на проезжающие мимо машины. Я не хотела, чтобы меня расспрашивали, но, если бы на моем месте была другая девушка, она бы точно подумала, что не расспрашивать и игнорировать – плохо. Для меня невидимость была хорошей штукой. Хотя в тот момент я была котенком, ищущим хозяина…
Когда дождь внезапно перестал бить в лицо, я нахмурилась и подняла голову – меня закрывал от дождя черный зонт. Затем изумленный взгляд упал на руку, держащую его.
Длинные, костистые и сильные пальцы.
Когда к этому добавился сладкий запах, смешанный с горечью, мои темные раскосые глаза распахнулись. Сердце затряслось от шока. Быстро открывающимся и закрывающимся сердечным клапанам было хорошо знакомо лицо человека, держащего зонт.
Каран Чакил.
Это был он. Узкая и идеально выглаженная черная рубашка была мокрой. Темные брюки, слегка влажные черные волосы, длинные черные ресницы, эти глаза, которые напоминали ночь, лишенную звезд и луны, без включенных фонарей… Это действительно был он.
Я застыла. Почему он вообще был здесь? Разве не должен быть похоронен в прошлом, в моем вчера? Что он здесь делал?
– Каран-бей? – Я запнулась.
Он устремил свой жесткий и бездушный взгляд на мое лицо и, ничего не сказав, поделился со мной своим зонтиком. Нет, не поделился. Пока мужчина мок, его зонт защищал меня.
– Что ты делаешь здесь в такой час под таким дождем, Мятежный Камешек?
Камешек.
Пытаясь переварить это, я продолжала молча смотреть на Карана, стараясь не терять самообладание. Он нахмурился. Из-за этого движения капля дождя, пытаясь перетечь со лба к носу, застряла в набухшей сине-зеленой вене.
– Разглядываешь вместо того, чтобы отвечать, да? – спросил он, просто шевеля губами. – Я думал, ты очень разговорчивая девушка. Проглотила язык, малышка?
Я пыталась сосредоточиться, но не смогла.
– Я просто задумалась.
Он посмотрел так, будто у меня открылся третий глаз на лбу.
– Ты решила, что поздний час, дождь и тротуар идеальны для размышлений? – тут же спросил мужчина.
– Почему это вас беспокоит, Каран-бей? – спросила я.
Он посмотрел на меня с дьявольским выражением лица.
– Посмотри на меня, маленькая женщина, – сказал сквозь стиснутые зубы. Он медленно наклонился, схватил меня за руку и одним махом поднял на ноги. – В это время ночи ты сидишь под дождем, как фермер на сожженном поле, погрузившись в раздумья. Мне в голову приходит бесчисленное количество сценариев того, что может с тобой тут случиться.
Я смотрела на его профиль широко раскрытыми глазами и потянула руку, пытаясь освободиться из сильных пальцев. Когда Каран начал тащить меня за собой, как тряпичную куклу, моя гордость, не склонявшаяся перед его красотой, нанесла сильную пощечину той Мерве, которая теперь следовала за мужчиной, очарованная его красотой.
– Отпустите! – крикнула я, пытаясь взять себя в руки. Несколько проходящих мимо людей с зонтиками странно посмотрели на нас. – Что вы себе позволяете?
Он не обратил внимания. Не глядя на меня, уверенными шагами шел вперед. Каран промок, но ему было все равно. Я снова попыталась отступить, наблюдая за дорожкой, прочерченной дождевой водой, стекающей по его шее. Каран Чакил был не единственным человеком, который промок после того, как откинутый зонтик унесло ветром на другой конец улицы. Я тоже снова начала мокнуть. Заметила, что его вены набухли, пульсировали от избытка адреналина. Что с этим мужчиной не так?
– Вы отпустите мою руку? То, что вы делаете, просто смешно! Я буду жаловаться! – Стиснув зубы, я была близка к тому, чтобы отбросить всякое уважительное обращение. – Ну же, отпусти меня!
– Что будешь делать, если не отпущу? – Каран вдруг остановился, из-за чего я врезалась в его широкую спину. Взглянул на меня через плечо, а я поморщилась от боли, поднимающейся от носа ко лбу. – Выльешь мне на голову кофе?
Сначала я подняла глаза и посмотрела на него. Затем моя голова взорвалась от мыслей. Я не знала, что сказать, поскольку глаза расширились против моей воли. Откуда Каран узнал о том, что произошло сегодня? Луч света озарил улицу, небо грохотало, словно раскалывалось, и сияние, рассеиваясь в разные стороны, медленно угасало. Наши лица были мокрыми, нас объяли капли дождя. Когда мужчина увидел выражение моего лица, на его густых черных бровях образовалась насмешливая завитушка.
– Я не собираюсь оставлять маленькую девочку на улице в такое время, – сказал он глубоким голосом. – У тебя явно проблемы. Трясешься, как щенок. Давай поговорим об этом в машине. – Каран внимательно посмотрел мне в глаза. – Не бойся, Мятежный Камешек. Твой брат не съест тебя.
– Брат? – спросила я, нахмурившись.
– А что такое? – Он продолжил идти, потянув меня за руку. – Хочешь, чтобы я был твоим дядей или кем-то в этом роде? Пойдем, упрямый козленок. Объяснишь, что произошло. В противном случае тебе придется пожертвовать своей рукой, чтобы избавиться от меня.
Мужчина, в полной мере раскрывающий красоту черного цвета, посадил меня в машину. Плотно закрыв двери, включил обогрев автомобиля и завел двигатель. Когда машина внезапно рванула вперед, я думала, что прилипну к лобовому стеклу, но в последнюю минуту мне удалось посильнее вжаться в кресло.
– Итак, – сказал он, крепко сжимая руль. Я все еще смотрела на Карана Чакила, не в силах справиться с шоком от происходящего, но, когда тело почувствовало тепло, сначала задрожала, а после начала расслабляться. – Почему ты в этот час сидела на тротуаре, а не дома?
Я нахмурилась и стиснула зубы, тонна оскорблений готова была сорваться с губ.
– Это не ваше дело, – отрезала я. Несмотря на то что мое тело впитало тепло, все еще не могла унять дрожь. – Кроме того, вы поступили очень неуважительно. Гораздо неуважительнее, чем я.
Дворники «Рейндж Ровера» сработали и разогнали дождевую воду, омывающую лобовое стекло. Свет фар, просачиваясь сквозь него, образовывал перед глазами маленькие точки. В салоне воцарилась тьма. Такая же, как этот мужчина…
– Мы едем домой, – заявил он.
Мне казалось, по моим венам тек токсин, а не кровь.
– Ты, вероятно, поссорилась со своими родителями. Поэтому повела себя упрямо и решила переночевать на улице. Ах, новое поколение…
– Отец сам сказал мне не приходить домой.
Наши взгляды встретились на блестящей поверхности зеркала заднего вида, висящего между нами. Его глаза, придавшие черному совершенно иной оттенок, сфокусировались на моих. Крепче сжав руль, Каран тяжело сглотнул. Я видела, как его кадык скользил по горлу в изящном танце. Мужчина погрузился в молчание. С этого ракурса он выглядел более загадочным и мрачным. Я начала мысленно перебирать черные страницы моего сознания.
Но не находила ни одной характеристики, идеально подходящей этому человеку.
Что удивляло, так как в мрачной книге моей жизни были все оттенки черного. С таким я столкнулась впервые. Этот голос глубоко внутри меня, ожидающий возможности разорвать свои цепи и взять надо мной верх, заговорил снова.
– На наших страницах нет объяснения этому человеку, очень интересно, – прошептала другая Мерве, которую слышала только я.
Искать было бессмысленно.
Я захлопнула книгу своей жизни и позволила Карану отвезти меня туда, куда он считал нужным. Это было мое второе поражение. Думаю, это произошло потому, что притяжение к черному цвету перевешивало гордость.
И на этот раз черный паук, охраняющий Великую Пещеру, начал плести свою паутину для меня.
К сожалению, ни в одной священной книге не описали боль девушек, прижимающих к ранам собственные руки в попытках остановить кровь и уткнувшихся головой в подушки, чтобы приглушить рыдания.

Глава 3
В душе было столько ран, что я потеряла им счет.
Печаль, сокрытая в груди, оказалась темнее ночи. Меня похоронили под землей, на которую я никогда не ступала. Я испачкала своей кровью брусчатку городов, о существовании которых даже не подозревала. В каждом зеркале, в которое смотрела, видела на своем лице след от пощечины, и форма ее всегда была одинаковой.
Мне хорошо был знаком обладатель ладони, которая постоянно била меня. Я чувствовала себя брошенной и потерянной.
Дом Карана Чакила определенно был похож на него самого. Единственное, что оказалось белым, – стены. Простота и мрачность окутывали помещение и были подобны темному шелковистому покрывалу. Черная бархатная мебель стояла прямо посреди гостиной, рядом со стеной находился большой книжный шкаф и телевизор. Глядя на шкуру животного посреди комнаты, захотелось, чтобы она была ненастоящей, но мне не хватило духа спросить об этом у Карана Чакила. Освещения почти не было, внутри сильно пахло темным шоколадом. Свечи в подсвечниках не горели, но на потолке чуть выше них стояли маленькие круглые лампочки, от которых лился легкий желтоватый свет. На белых стенах гостиной оказалось много картин, но я не стала рассматривать их.
– Не стой так испуганно. Не бойся, я не причиню тебе вреда, – твердо произнес мужчина.
Когда я перевела на него взгляд, то увидела, что Каран начал расстегивать свою узкую рубашку, которая была мокрой и прилипла к телу. Я немедленно отвела взгляд и посмотрела на камин в другом конце гостиной. Он сейчас не горел, но по красным углям внутри было ясно видно, что потух несколько часов назад.
– Итак? – холодно спросил Каран.
Я перевела на него взгляд. Мужчина избавился от рубашки, обнажив широкие плечи. На самом деле была еще одна деталь, которая привлекла мое внимание. Татуировка в районе паха, скрывающаяся за брюками, из-за которых мне не удалось разглядеть ее. Кроме того, я понимала, что не следует пялиться на него. Не хотелось, чтобы мужчина считал меня извращенкой.
– Расскажи. Что произошло между тобой и твоим отцом?
Я негромко цокнула языком.
Пыталась сохранить спокойное выражение лица и скрыть обиду внутри себя.
– Как вы думаете, я бы стала рассказывать незнакомцу о своей личной жизни? – с насмешкой посмотрела на Карана.
– Ты сейчас в доме этого незнакомца, малышка, – сказал он с тем же или даже более мрачным сарказмом.
Снова посмотрела на мужчину, но он проигнорировал мой взгляд. Устроился на диване напротив, не обращая внимания на свои мокрые штаны. Мускулистая бронзовая грудь двигалась с абсолютным спокойствием. Поскольку она раздувалась с каждым вздохом, я заметила, что его кожа была довольно загорелой. Даже смуглой, но сияла, как золото.
– Давай, выкладывай.
Его лицо было непроницаемым. Как и мое. Возможно, Каран был даже более бесстрастным, чем я. Будто прятался за созданной им тьмой, наблюдая за мной из-за маски. Я вздрогнула, когда подумала о настоящем Каране Чакиле, скрывающемся под ней. Был ли этот человек на самом деле окутан мраком? Возможно, он был гораздо гуще, чем казалось. Я не знала этого. Взгляд был прикован к бесконечно черным глазам, которые некоторое время наблюдали за мной, затем я тяжело сглотнула и посмотрела на колонну посреди гостиной.
– Жаль, что я доставляю вам неудобства, но это вы заставили меня прийти сюда, – сказала я. Когда подняла голову и снова посмотрела на мужчину, его идеальные брови, густые и черные, были сильно нахмурены. Пронзительные черные глаза, казалось, не упускали ни одной детали.
– Если бы ты не хотела прийти сюда, думаю, смогла бы придумать, как сбежать. Не думаю, что девушка, сидящая напротив, не смогла бы со мной справиться.
Я промолчала. Каран смирился с отсутствием ответа и несколько минут просто рассматривал мое лицо. Всякий раз, когда я поднимала глаза и смотрела на него, мы встречались взглядами. Я заметила протянутые ко мне руки в бесконечно черных глазах, похожих на темные колодцы. Эти ладони будто хотели, чтобы я ухватилась за них и прыгнула туда с головой.
– Ты голодна? – спросил Каран ничего не выражающим голосом. Сразу после этого его брови снова сдвинулись вместе. – Что за вопросы я задаю. Конечно, голодна.
– Нет! – крикнула в панике. – Я не голодна!
Мой голос внезапно охрип.
Мужчина еще немного сузил и без того узкие глаза.
– Не знаю, как долго ты там сидела, но полностью промокла. Я вижу, тебе холодно, и ты, наверное, ничего не ела. Я никогда не ошибаюсь в своих предположениях. Сейчас в доме нет помощников, чтобы обслужить тебя, все в отпуске. Можешь пойти в одну из комнат наверху и воспользоваться ванной.
– Нет, – настаивала я. Хотя в глазах на мгновение потемнело, когда встала, но в последний момент я смогла собраться и выпрямиться. – Мне лучше уйти.
Каран продолжал смотреть, не отрываясь, в мои глаза, полные резкости, злости и угрюмости.
– Я не люблю повторяться, – произнес он, подчеркивая каждую букву. – Ты останешься здесь, поднимешься наверх и примешь душ. Я не позволю тебе испортить мою гостиную.
Стоя перед мужчиной и глядя на него, я начинала злиться. И все же часть меня хотела остаться здесь. На улицах было опасно. А что насчет этого мужчины? Я не знала. На самом деле я не боялась улиц, но рисковать не хотелось.
– Каран-бей…
Глаза расширились, когда он внезапно встал со своего места и начал с грохотом подходить ко мне. Расстояние между нами быстро сокращалось. Тело похолодело, я запаниковала. Его запах становился все более интенсивным. После того как Каран встал прямо передо мной, его сильные пальцы схватили меня за подбородок, слегка приподняв, заставляя посмотреть на мужчину. Грудь сжалась, когда я осознала, как велика между нами разница в росте. Его глаза были гораздо темнее и неприступнее с этого ракурса. Кончики пальцев обжигали мою кожу.
Где-то внутри спряталась та Мерве, которая, как я была уверена, при обычных обстоятельствах выпустила бы когти и напала бы на любого, кто подошел бы так близко. Я же застыла на месте, глядя прямо в глаза Карану Чакилу и чувствуя пульсацию крови в его пальцах.
– Мятежный Камешек, – сказал он решительно, ни на миг не отрывая от меня глаз. – Ты будешь хорошей девочкой, поднимешься наверх и примешь теплый душ. Поняла?
– Кем вы себя возомнили? – почти выплюнула я. Точеные брови нахмурились, сине-зеленые вены набухли под тонкой кожей лба. – Вы не можете мне приказывать, – продолжила, снова пренебрегая уважением. – Ваше грубое поведение пугает, понимаете? Я хочу уйти отсюда. И сейчас же.
– Я тебе не приказываю.
В отличие от меня мужчина казался вполне безмятежным. Его спокойствие действовало на нервы. Каран продолжал говорить, не убирая пальцев с моего подбородка.
– Я просто не хочу видеть в своей компании больного стажера. Они и без того довольно раздражающие.
На мгновение все вокруг замерло. Время остановилось. Единственное, что сейчас дышало и двигалось, – мы двое. Двигатели всех автомобилей мира замерли, шины горели. Люди зависли на месте, как роботы, у которых села батарея.
– Я чего-то не знаю? – спросила, заикаясь. Может, это все было сном? Кошмаром?
Каран Чакил не мог ворваться в мою жизнь подобно молнии, верно?
– Ты услышала меня, – без промедления сказал он. – С завтрашнего дня ты моя сотрудница, а я твой начальник.
– Что? – Я остановилась и дала себе время подумать. Когда кусочки головоломки начали вставать на свои места, брови снова сильно нахмурились.
– Послушай, я далеко не терпеливый человек, малышка. – Когда Каран отпустил мой подбородок, его пальцы скользнули по шее. – Меньше всего я хочу видеть больного стажера. Сейчас ты примешь душ и съешь что-нибудь.
Сколько проблем на мою голову из-за этой Дамлы! Ладно, возможно, отчасти это была моя вина, не следовало быть такой принципиальной и мстить. В этом вся я, и изменить это невозможно. Льстить людям, признавать несправедливость, когда я была права (а я не пошла бы на компромисс с собой, даже если бы была не права), и сдаваться – все это меня не устраивало. Я не обладала этими качествами. Чувствовала себя рожденной для драки. Бороться, не сдаваться и при необходимости подчинить себе другого человека.
Я бы предпочла сломанную шею вместо поклона кому-то в ноги.
– Ты погружена в свои мысли, – сказал Каран, его темные глаза безжалостно впились в мои, словно заявляя, что спасения нет. – Давай, двигайся. Люди твоего возраста обычно довольно активны. Не хочу видеть мокрого зомби в своей гостиной.
Отчаявшись, сделала, как он сказал, и пошла наверх. Верхний этаж дома был примерно в пять раз больше моего, с длинным коридором и рядом дверей вдоль него. Я даже не говорю о ярких картинах на стенах. В самом конце коридора стояла тумбочка, на которой красовалась антикварная ваза, явно дорогая и довольно старая. Бегло осмотрев ее, вошла в одну из комнат.
Пахло апельсином, и было очень просторно. Оглядела комнату, в которой преобладали бежевые оттенки. Здесь стояла большая двуспальная кровать с бежевым балдахином, свисающим над ней. Стараясь не задерживаться слишком долго, отправилась в ванную комнату. Войдя, заперла дверь. Ванная выглядела еще очаровательней, чем комната. Она была такой же просторной, как и спальня, и отделана красной блестящей плиткой, напоминающей зеркала. Если бы кто-то стоял обнаженным в этой ванной, то повсюду бы видел отражение своего тела. От этой мысли покраснела шея.
На полке рядом с ванной стояли гели для душа, шампуни, кремы для ухода и множество других подобных средств гигиены, которые я не могла сосчитать. Сыворотки для волос, тонна барахла, предназначения которого я даже не знала… Открыла дверцы шкафов, пытаясь найти полотенца. Слава богу, мои надежды оправдались. Множество полотенец, в основном красных и черных, были сложены друг на друга. Взяв одно из черных, я сняла мокрую одежду и повесила ее сушиться. Хотелось залезть в огромную ванну, но я не стала этого делать. Вместо этого зашла в душевую кабину, включила теплую воду и попыталась расслабиться. Насколько это было возможно в моем положении. Такая девушка, как я, в доме такого мужчины, даже в его душе… Голая! Что я, черт возьми, творила!
Мышцы расслабились, когда я почувствовала, как теплая вода течет по телу. Намылив волосы приятно пахнущим шампунем, задумалась о том, что буду делать остаток ночи. Прежде чем успевала уловить одну мысль, появлялась другая.
Думаю, это была некая форма пытки: «Предпочитаешь, чтобы твой мозг был сварен или запечен?» И я действительно была близка к тому, чтобы съесть свой мозг.
Когда вышла из душа, моя одежда еще не высохла. В любом случае я не ожидала, что она высохнет так быстро. Завернув мокрое тело в черное полотенце, встала на цыпочки и маленькими шажками вышла из ванной. Войдя в комнату, начала беспомощно оглядываться по сторонам, не понимая, что теперь делать.
Хоть и было не по себе, но я открыла дверь большого шкафа, думая, что, может быть, смогу найти что-нибудь полезное. Внутри он оказался до краев заполнен одеждой. Очевидно, что на эту одежду, большая часть которой выглядела старой, было потрачено целое состояние. И так же очевидно, что все это принадлежало женщине. Робко взяв первый попавшийся мешковатый черный свитер и шерстяные колготки кремового цвета, которые бросились в глаза, быстро оделась. Хотя и беспокоило отсутствие на мне нижнего белья, надетый свитер оказался свободным и довольно длинным.
Когда вышла из комнаты, у меня в голове было множество вопросов, ожидающих ответов. Но разум оказался настолько утомлен, что я просто решила отложить эти вопросы и подумать об этом позже. Я чувствовала себя неловко, пока робко шла по длинному коридору. В конце концов, я находилась в доме незнакомого человека. Причем мужчина был настолько ненормальным, что это удивляло даже меня, имевшую степень магистра по аномалиям.
Дойдя до лестницы, остановилась и глубоко вздохнула. Мокрые волосы были завиты вокруг плеч и слегка намочили свитер. Деревянная лестница привлекала внимание, выглядела так, будто была создана пером художника, а затем помещена в этот дом. Как только я начала спускаться по лестнице, внимание переключилось на Карана Чакила. Мужчина сидел на одном из диванов. На нем была черная футболка с короткими рукавами и темные спортивные штаны. Он зажег камин. Услышав мои шаги, оглянулся. Столкнувшись с его темными глазами, я замерла, не решаясь ступить дальше.
Мы просто смотрели друг на друга, возможно, даже слишком долго. Обычно я могла расшифровать взгляды людей и дать им объяснение, но этот человек отличался от других. Чернота в его глазах была не цветом, а занавесом, покровом. Они были настолько темными, что я не могла уловить эмоций. Смотреть Карану в глаза – все равно что изучать снаружи окно дома с задернутыми шторами. Я ничего не видела. Только этот дом, эта занавеска и внутренняя сторона окна знали, что происходило внутри.
– Как долго ты планируешь там стоять, Камешек? – твердо спросил он.
Я подняла голову и быстро спустилась по лестнице. Мужчина не сводил с меня своих глубоких черных глаз, пока я не села на единственный стул напротив.
– Я… – пробормотала, глядя на свои пальцы, не в силах взглянуть на него. Обычно мне не были близки такие вещи, как стыд, смущение или молчание. Я не стеснялась высказывать свои мысли и смотреть людям в глаза. Наоборот, это доставляло мне огромное удовольствие. Но не сейчас. Когда я смотрела в глаза этому мужчине более трех секунд, тело начинало странно реагировать. – Я… я не буду вас благодарить. Вы привели меня сюда силой.
– Кто тут ожидает благодарностей?
Из-за того что я не смотрела на Карана, не знала, что выражали его лицо и глаза в тот момент.
– Вы все равно не имеете права ожидать их, – сказала я. – Вы привели меня сюда силой. Меня устраивало мое положение на улице.
Хоть я все еще не смотрела на него, почувствовала, как нахмурились его темные густые брови.
– Ты была похожа на котенка. Было неразумно оставлять маленькую девочку там. Мне очень жаль, маленькая леди.
– Перестаньте называть меня маленькой.
Мужчина не ответил.
По какой-то причине я пропускала все его слова мимо и обращала внимание только на то, что Каран продолжал называть меня маленькой. Меня беспокоило, что люди классифицировали других по возрасту. Боль была болью, опыт был опытом. Существовали те, кому стукнуло тридцать лет, но они еще ничего не видели, многого не пробовали и были спокойны, но были и люди, которые уже в девятнадцать многое повидали и ничем не отличались от зрелых осознанных личностей.
Но объяснить это другим было не так-то просто. Люди любили навешивать ярлыки.
Я стиснула зубы и закатила глаза.
– В любом случае я не буду говорить вам спасибо.
– Хорошо, – сказал он безжизненным механическим голосом, как у робота. – Мне не нравятся люди, которые часто благодарят, извиняются, оправдываются и слишком много говорят.
Не шевелясь, я просто встретилась с ним взглядом. Гостиную освещал только тусклый оранжевый свет камина. Каждый раз, когда блики огня падали на его бронзовую кожу, та начинала блестеть, как золото.
– Это не для вашего удовольствия. Я не благодарю вас, потому что не хочу.
Он принялся вновь молча изучать мое лицо. Из-за пристального взгляда я некоторое время не могла найти, куда положить руки и ноги. Старалась освободиться из плена его глаз, но не смогла.
– Я хочу, чтобы ты что-нибудь съела, – наконец заговорил он, продолжая бесстрастно смотреть на мое лицо. – Кухня вон там, пойди и поешь что-нибудь.
– Ты перестанешь мной командовать? – не сдержавшись, спросила я. Потом плотно закрыла глаза и исправилась: – Вы перестанете?
Каран уронил голову на левое плечо и посмотрел на меня со скучающим выражением.
– Я тебе не приказываю, – глухо ответил он. – Я говорю, что тебе нужно делать. Ты наверняка сейчас упадешь в обморок от голода.
– Я не голодна, – солгала я.
– Ты не голодна?
– Да. – Я снова солгала. – Я не голодна.
Когда желудок предательски заурчал и его крики о помощи достигли ушей Карана Чакила, мне не нужно было смотреть в зеркало, чтобы понять, что шея окрасилась в бордовый цвет, потому что я чувствовала, как она горела! Брови Карана насмешливо приподнялись, и его многозначительный взгляд устремился на мой живот. Не отрывая ни на мгновение от него взгляда, мужчина спросил:
– Она плохая лгунья, не так ли?
– Я не привыкла есть в чужих домах, – пробормотала, умирая от смущения.
– Но ты смогла принять душ? – сказал Каран. Его глаза медленно опустились на мое тело. – И смогла надеть одежду, не зная, кому она принадлежит?
– У меня не было выбора, – проворчала, кусая внутреннюю часть щеки. – Это вы просили меня не портить вашу гостиную. Я действительно не могу есть еду, приготовленную кем-то другим, к тому же в чужом доме.
– Я не говорил, что буду готовить для тебя ужин, Камешек, – сказал он, и я приподняла бровь. Взгляд бессознательно скользнул по его рукам, не прикрытым футболкой. У Карана были мускулы, как у животного. – Ты пойдешь и приготовишь что-нибудь для себя. Таким образом, проблем не будет. Можешь оставаться верной своим привычкам столько, сколько пожелаешь. Ты ведь можешь есть то, что приготовила сама в чужом доме, верно?
– Вы не сдадитесь, верно? – спросила я.
Он покачал головой и указал подбородком на кухню.
По своей природе я терпеть не могла, когда люди подавляли меня, заставляли что-то сделать или замолчать. Теперь я впервые столкнулась с серьезной стеной. Это была бесконечная, холодная и черная стена.
– Я всегда был тем, кто заставлял других сдаваться, малышка, – сказал Каран Чакил, ни на мгновение не отрывая взгляда от моих глаз. В их бесконечной черноте, казалось, не было ни единого пятна света. Кто знает, сколько женских трупов похоронено в этих кладбищенских глазах? – Я никогда не сдавался.
Мои брови мгновенно сдвинулись вместе.
– Вы диктатор?
– Нет. – Мужчина насмешливо посмотрел на меня. – Назовем это «приверженец своих правил».
– По вашим правилам вы заставляете других приходить к вам домой и отдаете им приказы, верно?
– Думаешь, стажировка в моей компании не повлияет на семестровые оценки?
Мой взгляд потускнел. Каран мне угрожал?
– Ты мне угрожаешь? – спросила я, отбросив уважительное обращение. Мои брови были подняты.
Мужчина напоминал темного ангела, который когда-то принадлежал небесам, но попал в ад, и его белые крылья обгорели, став угольно-черными.
– Давай проясним кое-что, – сказал он, кладя руку на спинку дивана и устраиваясь поудобнее. – Я не веду себя как диктатор, не угрожаю, но и не сдаюсь. Я гоняюсь за тем, чего хочу, до тех пор, пока не надоест. И пока не получу то, что мне нужно, буду продолжать с тобой играть. Понимаешь, что я имею в виду?
Серьезно? Я уставилась на мужчину, вытаращив глаза. Как мог этот человек сказать мне такие оскорбительные вещи?
– Давайте проясним кое-что, Каран-бей, – сказала я ровным голосом и перевела взгляд на горящий огонь. – Вы ведете себя как диктатор, угрожаете, но вы проиграете.
Поскольку в тот момент я не смотрела на мужчину, не могла видеть выражение его лица, но находилась под влиянием темной ауры, которую он испускал. Вероятно, Каран следил за моим профилем и касался моих щек своим уверенным взглядом. Даже одной мысли об этом было достаточно, чтобы побежали мурашки по всему телу, я оторвала глаза от горящего огня и перевела их на Карана Чакила. Не ошиблась. Он смотрел на меня. Глаза этого человека ничем не отличались от неба. Темного неба…
– Ты очень храбрая, – сказал он, прищурив глаза. – Думаю, ты волнуешься о своих оценках. Более того, этот год для вас чрезвычайно важный и переломный. Ты же не хочешь потерять целый год?
Ощущение жжения наполнило мою грудь. На мгновение почувствовала, что меня переполняла ненависть к этому мужчине, но смогла сдержаться. Криво улыбнулась, впившись ногтями в ладони. Улыбка эта была лишена души.
– Вы угрожаете, – сказала я, приподняв одну бровь. – Значит, боитесь проиграть.
Я наблюдала, как нахмурились его точеные брови. Каран посмотрел на меня, как на ракету, запущенную из космоса на Землю, затем отвел от меня свои темные глаза и взглянул на огонь.
– Ты довольно напориста для маленькой девочки. Слишком настойчива для своего возраста, малышка.
– Перестань называть меня девочкой, – спокойно сказала я. Но на самом деле сейчас была совсем неспокойна. Я думала, что давила на него, но давили на меня. Это очень расстраивало.
Когда глаза мужчины снова нашли меня, взгляд его был намного решительней.
– Вот только я называю тебя не «девочкой», а «маленькой девочкой», – сказал Каран ровным голосом. – А ты не маленькая?
– Нет! – Я стиснула зубы.
На этот раз брови его насмешливо поднялись. Маска на лице на мгновение исчезла, и мужчина показал свое настоящее лицо. Похоже, маска, за которой он прятался, сломалась.
– Сколько тебе лет, Камешек? Восемнадцать?
– Девятнадцать, – решительно поправила я.
Тень насмешки появились в его глазах, размазываясь до самых ресниц. Каран придал губам странную форму.
– Определенно. Ты очень большая.
Я чувствовала, что мне действовали на нервы.
– Возраст не имеет ничего общего со зрелостью.
Он саркастически поднял брови вверх, но взгляд снова стал бесстрастным.
– Зрелость связана с тем, что мы переживаем и чувствуем. Думаю, я более зрелая, чем мои сверстники. У меня есть обязанности. Возможно, я даже более зрелая, чем ты.
Он не сводил с меня глаз, глубоко вздыхая.
– Что ты могла такого испытать?
На мгновение этот вопрос застал меня врасплох.
В тот момент перед глазами закрутилась кинолента моей жизни. В ушах нарастала оглушительная тишина. Все вокруг смолкло, заговорил отец. Точнее, закричал. В воздухе летали оскорбления, которые нормальный человек не произнес бы даже в адрес врага, не говоря уже о дочери. Отец очень громко кричал. Он шел по мне, топча гордость, но ни на мгновение не думая обо мне. Плечи начали болеть.
Пока Дефне плакала в углу, голос отца становился все громче. Ночей, когда сестра пряталась у меня на груди и вытирала слезы о мой свитер, было слишком много, чтобы уместить на страницах одной книги.
Мать, как всегда, молчала.
Мы были на поле боя, и, пока отец направлял на нас все свое оружие, мать складывала его и раскрывала руки навстречу отцу. Я не могла просить у него денег. Обычно отец оставлял их на карманные расходы в коридоре, но из-за постоянных ссор часто уходил, забрав все с собой. Ну и трата его денег задевала мою гордость. Я застыла, когда вспомнила об отвратительных приставаниях, как словесных, так и физических, со стороны мужчин, что были намного старше, в кафе, где я подрабатывала иногда после занятий.
– Ты меня слышишь?
Когда внезапно наваждение прошло, я поняла, что Каран Чакил все это время что-то говорил. Мой взгляд какое-то время блуждал в пространстве.
– Я ничего не буду есть, – сказала хриплым голосом. Посмотрела на медленно горящий огонь. Самым большим желанием сейчас было бросить в пекло ту тяжесть, которую я чувствовала. И пока она ярко горела бы в жарком огне, я бы наблюдала за своими обугленными воспоминаниями более сильным взглядом.
– Хорошо, – сказал Каран с пониманием, которое меня удивило. – Хотя бы поспи. Можешь воспользоваться одной из комнат наверху.
Я направилась к лестнице. Груз внутри будто собирался придавить меня. Я была голодна, но в то же время чувствовала, что не смогу ничего съесть. Более того, если бы поела, это означало бы очередную победу этого человека. Я колебалась, ставя ногу на вторую ступеньку лестницы.
Чувствовала тяжелый взгляд Карана Чакила на своей спине, но у меня не было намерения смотреть на него. Вместо этого сосредоточила взгляд на ступеньке и вздохнула по-новому, расправив плечи.
– Вы – диктатор, угрожаете мне, и прямо сейчас я стала первой, кто победил вас. Спокойной ночи, Каран-бей.
Невозможно высушить начавшие мокнуть крылья бабочки: твое дыхание лишь порвет их.

Глава 4
Были женщины, которые высекли свою судьбу звездами на груди темной ночи. А каждая угасающая звезда означала потерю, ведь являлась воплощением мечты. Поэтому некоторые женщины смертельно боялись восхода солнца.
– Ну уж нет, не может быть! – кричала Бушра, потрясенно глядя на меня. – Это не может быть правдой!
Я попыталась загнать боль в висках в угол. Карана Чакила не было, когда я проснулась. Вероятно, этот дом являлся не единственным его местом жительства. Воспользовавшись отсутствием мужчины, я надела свою высохшую одежду, вышла из дома и отправилась на занятия, даже не удосужившись оставить записку с благодарностью. Я почувствовала облегчение, не застав его дома. Сейчас же отбивала ритм пальцами по столу и нервничала больше, чем когда-либо.
– Интересно, сколько раз мне придется повторить? – недовольно спросила я. – Я выгляжу так, будто шучу, Бушра?
– Значит, ты серьезно собираешься пройти стажировку в компании Карана Чакила? – Она моргнула ровно три раза подряд. – О, дорогая! Это судьба!
Когда я посмотрела на нее очень злым и хмурым взглядом, подруга сделала невинное лицо и потерлась щекой о мою руку.
– Не сердись… Так когда ты начнешь?
Я закатила глаза.
– Пока точно не знаю. – Я сразу же как можно враждебнее посмотрела на Дамлу, кривоносую девушку, сидящую в нескольких шагах от меня и виновную во всем. – Когда закончим, пойду в кабинет декана. Там и узнаю.
Бушра, как и я, зло посмотрела на Дамлу.
– Что ты делала всю ночь? Ты была одна? – спросила подруга.
Я ударила ее по руке, оттолкнула назад и нахмурилась. Она ухмыльнулась.
– Теперь не заткнешься, да? Он предоставил мне комнату, и я просто заснула. Выбрось глупые мысли из головы.
– Ух ты, – изумленно сказала Бушра. – Это как в кино, тебе не кажется? Ты такая везучая!
– Боже мой! – Я откинула голову назад и мысленно попросила у Бога терпения. Хотя существовал миллион вещей, о которых нужно было подумать, мне приходилось выслушивать романтическую чепуху Бушры. – Закрой рот и готовься к экзаменам.
– Фу! – воскликнула она. – С тобой невозможно ни о чем говорить!
* * *
Я никак не могла найти декана, профессора Ахмета. Один из учителей сказал, что он в учительской. Войдя туда, я сразу же поморщилась, вспомнив о стажировке, которую мне предстояло проходить в компании Карана. Я никак не смогу ужиться с этим человеком.
В учительской пахло липой. Взгляд переместился на беременную профессоршу, на лекции которой я редко ходила: вероятно, она снова чувствовала слабость. Увидев меня, декан положил папки, которые держал в руках, на стол и сел, одарив меня самым холодным взглядом, на который только был способен.
– Добрый день, – сказала я. – Мне нужно кое-что у вас спросить.
Декан хрустнул костяшками пальцев.
– Я слушаю тебя, Мерве.
– Тот факт, что Каран-бей и есть владелец компании, где я буду проходить стажировку, имеет какое-либо отношение к инциденту на прошлой неделе?
На лице декана появилась озорная улыбка.
– Да. Двух птиц одним камнем[1 - Турецкий вариант пословицы «Двух зайцев одним выстрелом».]. Так ты еще и загладишь вину перед господином Караном.
– Я не хочу проходить стажировку в его компании, – резко воскликнула я, выдохнув через нос и поморщившись. Взгляды всех присутствующих обратились на меня. – В Фетхие множество отелей, ресторанов и кафе. Почему это должна быть именно его компания?
Профессор посмотрел на меня пустыми глазами.
– Потому что я так хочу, Мерве, – сказал мужчина голосом таким же пустым, как и его взгляд. – Это будет своего рода извинение. Я объединил наказание за оба проступка в одно. Вместо того чтобы радова…
– О, я очень рада! Я что, похожа на старшеклассницу? Это наказание неприемлемо.
– Шшш, – сказал профессор, заметив, что атмосфера накалена, и пристально посмотрел на меня. – Пожалуйста, Мерве. Не нагнетай.
Я стиснула зубы и покачала головой. Декан приподнял бровь.
– А как ты узнала, что будешь проходить стажировку в компании Чакила? – спросил он. Когда все, что произошло вчера, черной пеленой всплыло в памяти, у меня свело желудок. – Не важно. Меня это не интересует. – Декан подошел к шкафчикам, открыл один, достал карточку и протянул мне. – Завтра утром ты поедешь по этому адресу и начнешь стажировку. Не думаю, что заставляю тебя делать что-то, с чем ты не сможешь справиться. Будешь сидеть за столом и отвечать на телефонные звонки или что-то в этом роде.
Посмотрев на карту, оставшуюся в моей ладони, я захотела плюнуть в Дамлу, которая доставила мне эти неприятности.
– На этом все, можешь идти, – сказал декан.
Я подняла голову и посмотрела на него самым пустым взглядом, каким только могла.
– Ты свободна, можешь идти? – сказал профессор, как бы спрашивая.
Сжала карточку в ладони, стиснула зубы и вышла из кабинета. Хотелось протестовать, топая ногами по земле, как маленькая девочка. Когда я влилась в коридорную толпу, заметила, что Бушра шла позади, поэтому замедлила шаг.
– Где ты была? – спросила она.
– Рядом с фараоном по имени Ахмет.
Бушра хихикнула.
– Это по поводу стажировки, да?
– Именно.
– Тебе просто будет скучно неделю. Это не страшно, – сказала она с улыбкой. – Не бойся, брат Каран тебя не съест…
Я напряглась, будто спину пронзила отравленная стрела. Вспомнила, как Каран говорил то же самое.
– Какой еще брат! – сказала я, нахмурившись.
– Не брат? – Бушра засмеялась, подошла ко мне, раскрыла руки и начала делать странные движения.
– Прекрати, – сказала я, поморщившись. – Ты позоришь нас.
Когда мы покинули кампус, я увидела, как Бушра помахала своему отцу, стоящему перед кондитерской, и замедлила шаг. Подруга быстро перешла улицу, на секунду скрылась из виду, когда мимо нас проехала машина. А когда автомобиль исчез, Бушра уже была на руках своего отца. Дядя Джумхур был высоким мужчиной с большим животом. Он обнял Бушру и закрыл глаза, целуя ее в макушку. Казалось, я шагала в пустоте, не оставляя следов. Сильно заболел живот. Я старалась не смотреть на них, медленно подходя ближе.
Глядя на кремовые стулья кондитерской, дядя Джумхур сказал:
– Мерве, как ты, моя прекрасная девочка?
Я повернула к нему голову. Светло-карие глаза мужчины, как всегда, были наполнены теплотой.
– Со мной все в порядке, дядя Джумхур, спасибо. Как вы?
– Слава богу, тоже в порядке. – Он взял Бушру под локоть. – Как твой отец и остальные? Мы встретились с ним на прошлой неделе, но не смогли нормально поговорить, он был занят.
Сама того не осознавая, я сжала ткань своей плиссированной юбки.
– Они в порядке, – сказала я и замолкла, не найдя других слов.
Дядя Джумхур несколько секунд смотрел мне в глаза, а затем произнес:
– Позволь мне купить тебе что-нибудь выпить, присоединяйся к нам. – Даже в его голосе всегда чуствовалась теплота.
– Лучше мне пойти домой, – с трудом произнесла я. – С удовольствием присоединюсь к вам в следующий раз.
Это была ложь. Не хотела я к ним присоединяться. Даже когда просто стояла рядом с ними, у меня болело сердце. Несмотря на настойчивость Бушры, я покинула их. Сердце умирало с каждым моим шагом. Я не поднимала головы и не оглядывалась по сторонам, пока не дошла до улицы, где находился мой дом. Смотрела только на брусчатку под своими ногами.
Почему мы не могли стереть судьбу, написанную на наших лбах, протерев ее салфеткой?
Мама была уже дома, когда я пришла. Отец, должно быть, нашел способ обмануть ее и заставил вернуться. Мне было все равно. Ни она, ни я ничего не спрашивали друг у друга. Дефне, скорее всего, находилась в своей комнате, ей, наверное, было все равно, где я ночевала прошлой ночью. Проходя мимо матери, заметила, что она украдкой смотрела на меня, но не обратила на это внимания. Войдя в свою комнату и заперев дверь, прислонилась к ней спиной и сползла на пол. Подтянула колени к груди, положила на них подбородок и закрыла глаза.
Я не жила в этом доме. Не могла дышать в этом доме. Не была счастлива в этом доме. Никогда не была. Находиться здесь было все равно что надеть платье на игольной подкладке и танцевать. Моя душа не помещалась в этом доме.
Я пропустила ужин. Моя мать не была похожа на других матерей, не стучала в дверь и не заставляла меня есть.
Иногда я чувствовала себя такой неважной. Нет, не иногда. Всегда.
Я чаще наступала на осколки своих мечтаний и ходила по собственному сердцу с залитыми кровью подошвами, чем улыбалась. На самом деле я разучилась улыбаться. И также не знала, как плакать.
Изолировала себя от всего, что мог чувствовать обычный человек. Сделала это не специально и не с целью стать особенной. Это то, что я чувствовала. На мой взгляд, смех и плач без чувств были искусственными.
Я отбросила эти мысли и бросилась в ванную. Так долго находилась в воде, что наморщилась кожа на пальцах рук и ног. Мне нравилось, когда холодная вода соприкасалась с телом. Спокойно закрыла кран и перебросила волосы через плечо, из-за влаги они казались тяжелее. Смотрела, как капли воды стекали по телу, словно слезы. Вышла из душевой кабины, взяла сбоку халат и закуталась в него.
Прямо сейчас меня совершенно не волновало то, что я боролась с очень сильной болью, которая простиралась от основания шеи до спины. Я думала о том, что, черт возьми, буду делать завтра. Вытерла ладонью запотевшее зеркало. Изображение стало четким, и я наткнулась на равнодушное выражение лица, центром которого были бездушные глаза. Пока смотрела на свое отражение, вода капала с кончиков волос на босые ноги. Перед глазами словно стояла старая стена с большим количеством повреждений. На ней отражалось множество образов, каждый из которых был болезненным воспоминанием, которое вспыхивало и исчезало.
На мгновение все было стерто. Казалось, я видела зловещий взгляд бездонных глаз Карана Чакила в отражении. Как будто его запах проник в мой нос.
Несмотря на то что я не любила шоколад, сильный шоколадный запах, исходящий от него, оставил горький привкус. Сладкая боль. Когда я вспомнила, что этот человек пах горьким шоколадом, почувствовала боль в животе. Каран действительно был похож на него. Как бы красиво он ни выглядел снаружи, внутри был горьким. Я понятия не имела, как пришла к такому выводу, но мне стало казаться, что даже кровь у этого мужчины была черной.
– Ты еще не вышла из этой ванной?
Услышав голос отца, от которого меня чуть не стошнило, я моргнула и повернулась к двери. Я знала, что он был прямо за ней. Хоть и не могла его видеть, была уверена, что отец нахмурился, положил руки на бока и ждал меня с нетерпеливым выражением лица.
– Скоро выйду.
– Поторопись. Ты не единственная, кто живет в этом доме, – проворчал он, и я закатила глаза. Услышала звуки шагов, затем они медленно затихли. Когда я удостоверилась, что отец ушел, вышла из ванной и направилась в свою комнату. Думаю, это было единственным местом, где я чувствовала себя в безопасности.
Когда я легла на кровать в халате, заметила мигающий телефон на тумбочке. Обычно я оставляла его в беззвучном режиме. Медленно потянулась к прикроватной тумбочке, взяла его и разблокировала.


Хмуро глядя на экран, была уверена, что на лбу у меня проявились вопросительные знаки.


Каран Чакил. Мои брови сдвинулись еще сильнее.


Я записала его номер.


Я медленно моргала и смотрела на экран телефона, желудок и сердце переполнились эмоциями, чего нельзя было сказать о пустом выражении лица. Эти ощущения давили на меня. Я думала, что такие люди, как Каран, не переписывались, но ошиблась.
Словно пытаясь снять тяжесть с сердца, встала, подключила телефон к зарядному устройству и оделась. Забралась под одеяло и крепко закрыла глаза, чтобы уснуть, но эта ситуация плотно засела в голове. Погрузиться в сон удалось с трудом.
* * *
Скорчила гримасу собственному отражению в зеркале.
Было всего шесть утра, но я уже встала, и не потому, что собиралась на занятия. Глядя на оживший труп в отражении, окунула щетку в свои тонкие, длинные и прямые волосы, которые быстро путались, из-за чего их было сложно расчесывать. Когда мне удалось распутать пряди, решила, что лучше всего их заплести. Темно-карие глаза из-за недосыпа слегка опухли и сомкнулись в прямую линию. Наконец мне удалось сделать ровный пробор, заплести свободную косу и перекинуть ее через левое плечо. Я понятия не имела, что надеть. Именно с этого начались все проблемы. Я никогда не была одной из девушек, переживающих из-за подобного, и не то чтобы понимала тех, кто это делал. Клише «Мне нечего надеть» никогда не звучало в моей речи, наоборот, я носила то, в чем чувствовала себя удобно, и никогда не создавала из этого проблем.
Но сегодня ситуация была немного иной. Во-первых, местом стажировки являлось не кафе и не гостиница, а компания. Во-вторых, моим боссом был не учтивый и понимающий владелец кафе, а Каран Чакил, который выглядел одновременно суровым и очаровательно красивым, нося на плечах темноту, как плащ. От этого факта кровь стыла в жилах и кристаллизовалась.
Черный свитер с высоким воротником и темные джинсы. Поскольку я не знала, как правильно нужно одеваться в их офисе, решила, что лучше пойти в привычной для меня одежде. Перекинув спортивную сумку через плечо, отключила телефон от зарядного устройства, положила его в передний карман и вышла из комнаты. В доме было очень тихо, и я знала: это потому, что все еще крепко спали. Выходя на улицу, старалась создавать как можно меньше шума. Автобус, на котором мне нужно было добраться до адреса, указанного начальником отдела, ходил только в определенные часы, и пока я шла к остановке, думала лишь о том, чего ждать от первого дня стажировки.
Слава богу, я не опоздала на автобус и спустя двадцать пять минут уже вышла из него, а еще через пять минут оказалась на месте. Не знаю, потому ли дороги пустовали, что было еще довольно рано, но машин почти не было, и я даже не встретила на улице ни одной кошки или собаки. Моим пунктом назначения являлся главный офис туристической компании Карана Чакила.
«ЧАКИЛ ХОЛДИНГ» – было написано на хрустальном ящике сбоку от стеклянной двери бизнес-центра высотой примерно пятнадцать или двадцать этажей, состоящего из ледяного голубого изогнутого стекла и блестящего металла. Я подняла голову и посмотрела на последние этажи высокого здания, от этого зрелища на мгновение закружилась голова. При взгляде на часы с черным ремешком на запястье мои глаза распахнулись от удивления, ведь было уже семь часов и двадцать две минуты. Ладно, я не опоздала, но как время пролетело так быстро?
Как только прошла через вращающуюся стеклянную дверь и оказалась в вестибюле, на меня посмотрела рыжеволосая ухоженная и очень сексуальная женщина, сидящая за столом. На ней было теплое платье, а выражение лица напоминало маску. Незнакомка улыбнулась, обнажив белые зубы. Я остановилась и с интересом разглядывала ее. Женщина встала и поприветствовала меня, улыбка не сходила с ее губ.
Нервничая, я подошла ближе. Когда она протянула руку, я кратко взглянула на нее и заставила себя протянуть свою ладонь в ответ. При этом мой взгляд невольно скользнул к ее груди, которая торчала наружу, потому что первые три пуговицы белой рубашки были расстегнуты. В отличие от моей, ее грудь была довольно пышной. От этой мысли мои щеки покраснели.
– Вы Мерве Каракую, не так ли?
– Да, – спокойно ответила я, заправив выбившуюся прядь волос за ухо.
– Добро пожаловать. – Женщина положила белый лист между нами и протянула мне черную ручку из кармана рубашки. – Можете расписаться здесь? Подтвердить, что вы прибыли.
Честно говоря, я была одновременно удивлена и рада, что она говорила со мной уважительно. Как правило, стажеры считались людьми более низкого уровня и подвергались притеснениям со стороны своих коллег. Я открыла колпачок ручки и зажала его зубами, чтобы поставить подпись там, где указывала рыжеволосая женщина. Краем глаза заметила удивление в ее глазах и взглянула на собеседницу. Удивление рассеялось, и она улыбнулась. Не поняв реакции, я оставила свою подпись и, закрыв ручку, протянула ее женщине. После снова заправила надоедливые волосы, спадающие на лицо, за ухо. Отложив в сторону подписанный мной документ, рыжеволосая женщина снова посмотрела на меня с улыбкой.
– Можете воспользоваться лифтом. Вам нужно зайти в кабинет Каран-бея на верхнем этаже. Он прибыл пятнадцать минут назад и сказал, чтобы вы зашли, когда приедете. Думаю, он распределит задачи.
– Спасибо, – сухо пробормотала я, преодолев желание закатить глаза.
– Меня зовут Севаль, – представилась рыжеволосая женщина. – Рада встрече с вами. Надеюсь, мы поладим.
Я заставила себя улыбнуться. Как всегда, моя улыбка выглядела как дешевая наклейка, прилепленная на лицо.
– Тоже рада познакомиться. И я надеюсь.
Лифт на полной скорости доставил меня на верхний этаж. Двери распахнулись, и я снова оказалась в полностью белом стеклянном вестибюле. Разве это место не было слишком белым для Карана Чакила? Шла, осматривая помещение, нахмурив брови. Рядом с кабинетом Карана Чакила сидела брюнетка, но она была так занята, что даже не заметила меня. Когда я постучала в дверь, сердце на мгновение сжалось.
Раздался знакомый голос:
– Войдите.
Хотя я не могла видеть его лица, в животе закипели желудочные соки, стоило услышать этот голос, похожий на звуки хлопающих крыльев черного ангела. Его голос напоминал взгляд на палящее солнце через очки. Солнце под этим углом выглядело черным, но не теряло своей жгучей силы. Если смотреть слишком долго, то черные стекла очков расплавятся прямо на глаза, лишая зрения. Я вошла. Офис был слишком велик для одного человека, но мне казалось, что для нас двоих – слишком мал.
Одна стена оказалась полностью стеклянной, и перед ней стоял стол, который, должно быть, сделали из дорогого камня. Стены кабинета были выкрашены в темно-серый цвет, и вся мебель, начиная от стола и заканчивая кожаными креслами, оказалась черной. На боковых стенах висело много картин, в которых также преобладал черный цвет, хотя другие оттенки все же присутствовали, а на стене напротив стола расположились большие, богато украшенные часы. Его черное кожаное кресло было повернуто к стеклянной стене, и под этим углом я могла видеть только аккуратно подстриженные волосы и тонкую шею. Каран медленно развернул кресло ко мне, и в тот момент, когда его черные как ночь глаза встретились с моими, я выпрямилась. На мужчине был черный пиджак и такая же рубашка, расстегнутая на первые две пуговицы, без галстука. От темной кожи исходило благородное сияние, которое нельзя было сравнить с блеском дешевых аксессуаров, оно было подобно искусству.
– Ты опоздала, – сказал Каран равнодушно, смотря прямо мне в глаза.
– Я не опоздала, – бросила небрежно. Когда взгляд медленно переместился на мои наручные часы, я воскликнула: – Ого! Не может быть, уже без пятнадцати восемь?
Я посмотрела на Карана Чакила широко раскрытыми глазами, прикрывая рот ладонью из-за грубого вскрика. Мужчина смотрел на меня, насмешливо приподняв красивые брови, но выражение его лица нисколько не смягчилось.
– Я… – Я сделала паузу и попыталась подобрать правильные слова. – Было двадцать две минуты восьмого, когда я приехала. Так что я не опоздала. И вошла в здание ровно восемь минут назад.
Каран взял ручку, не сводя с меня глаз и слегка приподняв левую бровь. Его взгляд меня встревожил.
– Ты опоздала, – твердо заявил он. – Я должен был увидеть тебя ровно в половину восьмого. Меня не волнует, когда ты вошла в компанию.
– Но послушайте…
– Меня не интересуют оправдания маленькой девочки.
Я уставилась на босса, так же как и он на меня. Встреча наших напряженных взглядов, казалось, длилась вечность, но на самом деле прошло всего несколько секунд.
– Каран-бей, когда вы перестанете называть меня маленькой девочкой?
– Когда ты вырастешь. – На его лице не было ни малейшей эмоции. Слышно было только дыхание, в то время как душа мужчины находилась не здесь.
– Ах! – Я подняла брови. – Тогда вам всегда придется называть меня маленькой девочкой. В конце концов, пока я взрослею, вы стареете. Мы никогда не окажемся на одном уровне. – Я все еще смотрела на Карана. – Точно так же, как сейчас. Но, Каран-бей… Как я уже говорила, вы, возможно, и старый, но я не маленькая девочка.
Хотя его черные глаза выглядели как стоячая вода, камней, которые я бросила, было недостаточно, чтобы взбаламутить ее. Каран продолжал проводить насмешливым взглядом по моему лицу.
– Ты очень болтлива, как маленькая девочка, которой неизвестно, что положено извиниться за вылитый на голову одногруппницы кофе. – Он поднял одну бровь. – Послушай меня. Я не хочу иметь дел с проблемным подростком. Если ты строишь большие планы на будущее и хочешь наладить хорошие отношения с главой отдела, тебе следует хорошо ладить со мной. Ладно, мне плевать, поладишь ты со мной или нет. Все, что я прошу, это чтобы ты не создавала никаких проблем, бунтарка.
Проявились его шипы. Каран говорил много и подробно, что противоречило его тихому виду. Мужчине не составляло труда подбирать слова, и он, ни секунды не колеблясь, швырял их прямо мне в лицо. Босс свободно говорил по-турецки и имел приятный тембр. Я слушала его, но мое внимание привлек не вызов, который он постоянно демонстрировал, а беглость, с которой слова сходили с его губ.
– Я не создам никаких проблем, – кротко пробормотала я. – Надеюсь, это касается и вас. Как насчет того, чтобы не беспокоить друг друга на этой неделе?
– Ты начинаешь становиться послушной. – Каран прищурился и осмотрел меня; под пристальным взглядом я на мгновение подумала, что у меня было что-то на лице, и от волнения заболел живот. – Так и будешь стоять? Ты намного выше сверстников, из-за чего привлекаешь к себе внимание. Присядь.
Мне было уже девятнадцать лет, почему этот мужчина вел себя так, будто я в чем-то провинилась? Он указал подбородком на Г-образный кожаный диван перед собой.
– Сначала посмотри на свой рост, – проворчала я, закатывая глаза.
– Ты что-то сказала?
Я молча сделала так, как он сказал. Придется сдерживаться и называть дядюшкой медведя в течение недели.
– Вы очень странный человек, – пробормотала я, усаживаясь на кожаный диван. Каран поднял брови и посмотрел мне в глаза. Часы на стене издавали громкое тиканье. Хотелось, чтобы время текло быстрее. Этот прямой взгляд, чернота глаз. Как будто у этого человека черными были не только глаза, но и вся личность.
– Что во мне странного?
Все.
– Что ты во мне такого увидела?
– Например, предложения, которые вы произносите, и ваша внешность… Кажется, они принадлежат двум разным людям.
Выражение его лица не изменилось, но, почувствовав напряжение, стало казаться, что я блуждала по кабинету, полному ножей.
– Так ты одна из тех идиотов, что судят людей по их внешности? – Вопрос прозвучал скорее как утверждение.
Я посмотрела на его губы, которые, хотя и были вытянуты в прямую линию, оставались пугающе мясистыми и полными.
– Идиотов? – Лицо исказилось против моей воли, когда я нахмурилась. – Вы слишком грубы.
Он сложил руки на груди и сказал, глядя мне в глаза:
– Если бы здесь прямо сейчас была чашка кофе, а я бы не являлся твоим временным начальником, ты бы вылила его мне на голову, верно?
– Абсолютно верно, – согласилась я. На мгновение подумала, что Каран собирался улыбнуться, но его губы задрожали лишь на мгновение, а затем вернулись в исходное положение.
– В любом случае мне не обязательно тебе нравиться. – Когда его голос стал серьезным, я почувствовала, что расстояние между нами увеличилось. – Напротив, к начальникам нужно относиться с добротой. Я понимаю тебя. На твоем месте я бы тоже разозлился.
Какое-то время я не могла подобрать ответ. Некоторые люди были как чистая вода, их можно было замутить, бросив камень, но этот человек не казался ни прозрачным, ни размытым, он больше походил на глубокий океан, где не знаешь, что ждет на дне. На дне этого океана могли быть как хищники, которые только и ждали тебя, чтобы схватить, так и сокровища.
– Как скажете. – Я отвернулась. – Так, что я должна делать? Поскольку я никогда раньше не работала в подобном месте, точно не знаю своей задачи.
Я перевела на него взгляд, когда услышала, как мужчина открыл ящик стола. Движения этого человека были так грациозны. Достав стопку бумаг, положил их на стол и обратил на меня свои черные глаза.
– Отнесешь это в офис госпожи Бахар. Она временно отсутствует. Ее кабинет находится дальше по коридору. Оставив эти документы там, сядешь за свободный стол рядом с Тугче и будешь отвечать на телефонные звонки. Не забывай записывать имена всех, кто позвонит.
Я заколебалась.
– Тугче?
– Я говорю о секретарше-брюнетке за дверью. – Каран убрал ручку в карман рубашки и откинул голову на кожаное сиденье. – Ну же. Приступай.
Потребовалось немного времени на выполнение поручения, но от волнения я была вся как на иголках. Смертельно боялась что-нибудь опрокинуть или повести себя неуместно. Вернувшись, села за свободный стол рядом с секретаршей, о которой говорил Каран, и посмотрела на нее, почувствовав блуждающий взгляд девушки на себе. Когда наши взгляды с сотрудницей, которую, как я уже знала, звали Тугче, встретились, она широко улыбнулась.
– Привет, – сказала она очень теплым заботливым голосом. – Ты новый стажер, верно?
Взгляд зацепился за карандаш, который Тугче нанесла на свои тонкие губы, затем я снова посмотрела на ее глаза.
– Да.
– Ах. – Она улыбнулась шире. – Уверена, это будет для тебя удивительным опытом, который поможет найти работу в будущем. Надеюсь, все пройдет хорошо.
– Надеюсь на это, – пробормотала я, нажимая кнопку запуска на своем компьютере.
– Тебя зовут Мерве, не так ли?
– Да. – Я говорила, не глядя на нее. – А тебя Тугче?
– Да.
Снова почувствовала ее взгляд на своем лице.
– Ты выглядишь нервной. Это из-за Каран-бея?
Резко повернула голову и пристально посмотрела на Тугче.
– Нет, какое это может иметь к нему отношение?
Девушка поморщилась и глубоко вздохнула, прикрыв глаза.
– Ну, знаешь. Он немного… грубый?
– Тебе следует заняться своими делами, а не сидеть и сплетничать о своем боссе, – резко сказала я.
Кожа девушки, которая была настолько белой, что казалась прозрачной, начала стремительно краснеть. Мне захотелось прикусить себе язык. Тугче молча ушла, а я продолжала неотрывно смотреть в экран компьютера. Понятия не имею, почему была так резка, мне было стыдно за себя.
* * *
Около семи вечера дверь кабинета господина Карана открылась.
Я только краем глаза заметила босса, стоящего у двери с пиджаком в руках и смотрящего на меня. Сердце сжалось от внезапного чувства тревоги, возможно, от осознания того, что попала в поле его зрения.
– На сегодня все, – сухо произнес Каран Чакил. – Можешь идти домой.
Я только заметила отсутствие Тугче, вероятно, ее не было не так уж и долго. Взгляд мужчины все еще был на мне, когда я схватила спортивную сумку и встала. Хоть его внимание и нервировало, старалась не обращать на это внимания. Проигнорировав Карана Чакила, направилась к лифтам, зная, что он шел следом. Когда металлическая дверь лифта раздвинулась, я вошла внутрь, прислонилась спиной к холодной стене и закрыла глаза. Всего через несколько секунд за мной в большой металлический ящик зашел Каран Чакил.
Лифт начал движение сразу после закрытия двери. Короткий толчок сотряс мое тело, я положила руку на железный поручень, прикрепленный к стенке. Каран Чакил стоял рядом, смотрел не на меня, а на закрытую дверь лифта и просто дышал. Точнее, занимался фотосинтезом.
В человеческом организме фотосинтез осуществляется только в части печени, но раз дело касалось этого мужчины, лишенного всяких эмоций… Мне буквально виделось, что он фотосинтезировал больше, чем дерево. Или, может быть, я слишком много думала и начала сходить с ума.
– Остаешься допоздна… это не вызовет вопросов у семьи?
Вопрос Карана, пронзивший тишину, как нож, усилил мучительную боль в моем животе. Мне никогда не нравилось говорить с людьми о семье. Я смотрела в пустоту, пока его пальцы сжимали железный поручень, будто мужчина хотел согнуть его.
– Вопросов не возникнет, – категорически сказала я.
Каран нахмурился, но не посмотрел на меня. Поскольку мы стояли бок о бок, мне было хорошо видно его профиль, даже если я не смотрела на него.
– Твоя семья знает о твоей стажировке?
– Нет.
Больше он ничего не спросил и не сказал. Просто оглянулся, чтобы посмотреть на меня. Выражение его глаз на мгновение показалось мне таким тяжелым, что я почувствовала необходимость немедленно отвести взгляд. Я будто отступила перед темной стеной в его глазах, эта стена начала рушиться на меня.
Я поняла, что боюсь застрять под ней.
Когда лифт с громким шумом остановился, я потеряла равновесие и схватилась за руку Карана Чакила. Она казалась железной из-за сильных мышц. Слегка наклонив голову, мужчина посмотрел на меня. Проклиная нашу разницу в росте, мне пришлось слегка поднять голову, чтобы тоже посмотреть на него. А когда-то я считала себя довольно высокой девушкой. Мы обменялись коротким взглядом, который по ощущениям длился столетия.
– Что происходит?
Каран говорил, не сводя с меня глаз, слегка шевеля губами:
– Наши лифты давно начали подтормаживать.
– А?
– Надеюсь, твоя семья не будет против того, что ты сегодня не придешь домой. Потому что сейчас, видит бог, нет никого, кто бы мог понять, что мы здесь, и помочь. Более того, здесь не ловит сотовая связь.
– А?
Когда я крепче схватила Карана за руку, его взгляд на мгновение переместился на мою руку, схватившую его, брови мужчины сдвинулись, а после он снова взглянул мне в глаза.
– Мне начало казаться, что я разговариваю с маленьким медвежонком.
Я стала вглядываться в лицо Карана, но не могла сосредоточиться на том, что он только что сказал. Не пойти домой не было проблемой, но не сказала бы, что мне очень нравились закрытые пространства. Кроме того, ужаснула мысль, что придется провести здесь ночь с этим мужчиной. Несмотря на красивую внешность, способную произвести впечатление на любого, меня беспокоила его странная личность, которую я не могла понять.
– Кислород? – спросила я, заикаясь.
Каран закатил глаза и откинул голову назад.
– Старайся дышать, только когда почувствуешь, что вот-вот умрешь, Камешек.
– Хм?
Его губа, казалось, приподнялась, но это могло быть всего лишь игрой моего воображения.
Кислород начал постепенно заканчиваться.

Глава 5
Темно-фиолетовая стрела вонзилась прямо в черное «яблочко» мишени, заставив ее задрожать. Казалось, она вот-вот упадет со стены. Мое сердце было тем самым черным «яблочком» мишени, в которую выпустили бесчисленное количество стрел, но до этого им удавалось лишь задеть душу, но не достичь черного центра. От понимания того, что нашлась стрела, попавшая в самое сердце, возникло желание поджать пальцы ног. Реальность ее существования заставляла усомниться в собственной силе.
Мое сердце никогда никто не сможет тронуть.
117, 118, 119… и ровно две минуты! Я держалась за руку Карана Чакила в течение двух минут, постепенно сжимая ее все сильнее. В то время как он продолжал наблюдать за мной через отражение в зеркале. До сих пор я всегда заботилась о себе сама. Думаю, это из-за непростых отношений с родителями.
С отцом у нас никогда не было отношений папы и дочери. Мы не ходили вдвоем в парк и не проводили время вместе. Оглядываясь назад, я понимала, что каждый миг, когда мы были рядом, заканчивался появлением синяков на моей коже. Думаю, мое непослушание – результат того, что я выросла в напряженной обстановке без передышек от драк. Отец много раз подвергал нас как физическому, так и эмоциональному насилию. Несмотря на то что ему не удалось довести физическое насилие до серьезного уровня, моя душа была разрушена, и я ничем не отличалась от робота.
Насилие уменьшалось по мере моего взросления, ведь теперь я стала выпускать когти. Со временем оно и вовсе прекратилось, превратившись в болезненное воспоминание.
Я не знала, на что и на кого был направлен мой гнев, но была зла. Возможно, своим неутолимым гневом, похожим на ураган, я напоминала отца. В глубине души я была рада, что единственное, в чем мы были похожи, – гнев и глаза, которые вызывали у меня отвращение каждый раз, когда я смотрела в зеркало. Мы были совершенно разными личностями. Он не являлся примером для подражания.
Я замерла, когда его злобные глаза всплыли в мыслях и воспалили раны, словно темная соленая волна.
– Если ты закончила раскачиваться, маленькая коала, могу ли я вернуть свою руку? – спросил Каран. Мои глаза широко раскрылись, когда я нервно отдернула руку.
– Простите.
– Видимо, мои сильные руки напомнили тебе ствол дерева.
Я нахмурилась и скрестила руки на груди, желудок сжался от смущения. Глядя мужчине в глаза, я чувствовала себя безоружным солдатом на войне.
– Они больше похожи на ветви, чем на ствол.
Его лицо оставалось неподвижным, только насмешливо поднятые брови выдавали эмоции. Пока Каран продолжал смотреть на меня через плечо, я пыталась сохранить размеренное дыхание.
– Будь осторожна и не поранься о ветки, маленькая девочка, – предостерег он.
Поняв, что кислорода становилось все меньше, я бросила свою спортивную сумку на землю и села на нее, прислонившись спиной к металлической стене. Каран Чакил повернулся ко мне лицом. Подтянув колени к животу, я положила на них подбородок и, не двигая головой, просто подняла глаза и взглянула на мужчину в ответ. Его черные глаза рассматривали меня, как будто не желая упустить ни одной детали. Я была уверена, что прямо сейчас он ясно видел даже самый маленький изъян на моем лице.
– Кислорода почти нет, – пробормотала я, продолжая смотреть на него. – Дышите поменьше, Каран-бей. Не хочу, чтобы меня нашли здесь мертвой со старым боссом.
Каран вопросительно приподнял левую бровь.
– Со старым боссом?
Я надула губы и покачала головой, одарив его самым фальшивым невинным взглядом, на который была способна.
– Да, с моим старым боссом.
– Будь уверена, малышка… – сказал мужчина, отводя от меня взгляд и обращая его к дверям лифта. Теперь мне было видно только его профиль, – для меня будет настоящим позором, если меня найдут мертвым в лифте с маленькой девочкой. Я не хотел бы, чтобы люди думали, что у меня что-то было с незрелой девочкой, еще не оправившейся от подросткового бунта.
Я закатила глаза и сказала:
– Какое это имеет отношение к зрелости? Что они могут подумать?
Мужчина, похожий на черный Судный день, обернулся и, глядя мне в глаза, сказал:
– Конечно, они будут задаваться вопросом, что мы могли здесь делать, пока у нас не перехватило дыхание и не случился сердечный приступ, понимаешь?
Мои глаза расширились от шока, и я на мгновение замерла с открытым ртом. Каран Чакил, казалось, был удивлен моей реакцией. Затем он сделал то, чего я никак не ожидала: отступил на несколько шагов назад и прислонился спиной к стене. Скользя по ней спиной, сел рядом со мной. Расстояние между нами было всего фут, и его рука находилась рядом с моей, кончики его пальцев касались моих. Я не знала, как называлась эта штука, текущая от кончиков моих пальцев к его, но было такое чувство, словно меня ударило током. Переполняло желание потереть ладони о землю. Прислонив голову к металлической стене, Каран взглянул на меня. Его подбородок лежал на левом плече, и под этим углом мужчина выглядел совсем как маленький мальчик.
– Давай, расскажи мне что-нибудь, – сказал Каран, глядя прямо мне в глаза. Его горячее дыхание коснулось моего лица, заставляя кровь кипеть под кожей. – Иначе я умру от скуки, а не от нехватки кислорода. Ты всегда такая угрюмая?
Его глубокий голос. Возможно, именно из-за тона голоса его бессмысленные слова казались мне волшебными и интересными. Я подняла одну бровь.
– Прежде чем называть меня угрюмой, вам стоит посмотреться в зеркало.
Бесконечно глубокий взгляд мужчины на мгновение переместился на мои губы, тут же возвращаясь к глазам. От этого движения мое сердцебиение участилось, а мысли рушились, подобно плохо сложенным кирпичам.
– Я смотрю в зеркало всякий раз, когда у меня появляется такая возможность, – сказал он ровным голосом. – И я вижу в отражении очень красивого мужчину.
«Самодовольный богатый сноб!» – кричала другая Мерве, живущая в моем подсознании и редко подающая голос.
– Мы оба знаем, что я не о красоте. Я говорю о неестественном выражении вашего лица. Каждый раз, разговаривая с вами, складывается ощущение, будто вы отвечаете мне из-за завесы.
Он нахмурился, но на этот раз это было движение, совершенно лишенное сарказма.
– Ты наблюдательна, не так ли? – спросил Каран жестким и холодным голосом, подтверждая резкость своих глаз.
Когда я посмотрела на него, острый, как стрела, взгляд впился в меня. Несмотря на один фут между нами, казалось, наши лица были слишком близко. Расстояние между нашими ладонями сократилось. Теперь я чувствовала, что кончики его пальцев вспотели.
– Да, меня считают наблюдательной.
– Ты считаешь.
– Да, – сказала я, нахмурившись. – Я считаю.
Он грубо прижал указательный палец между моих нахмуренных бровей. Суровое выражение моего лица на мгновение сменилось удивлением, глаза расширились, я моргнула и посмотрела на Карана.
– Малявка, – пробормотал он. – Ты меня раздражаешь.
Я все еще сидела с широко открытым ртом, а его палец по-прежнему находился между моих бровей.
– Не хмурься. У тебя появятся морщины в раннем возрасте.
– Ты… я имею в виду вы. Вы назвали меня малявкой!
Каран поднял одну бровь и пристально посмотрел на меня.
– А ты разве не малявка?
– Я устала с вами спорить о своем возрасте! Господин, мне девятнадцать лет!
– Только подростков заботит возраст, – сказал мужчина. – Ты не можешь смириться с тем, что я называю тебя маленькой, потому что действительно такая. Господин, мне девятнадцать лет, – ухмыляясь, передразнил он меня.
Я нахмурилась еще больше, игнорируя палец, зажатый между моими бровями, и стиснула зубы, перечисляя мысленно все известные мне проклятия.
– Сколько раз придется говорить вам, что я не маленькая? Молодость или зрелость не имеет ничего общего с возрастом! К тому же мне девятнадцать лет! Девятнадцать!
– Докажи это, – сказал он, еще сильнее прижав палец к моим бровям, и мне пришлось прищуриться из-за приложенной им силы. – Докажи, что ты взрослая. Сейчас. Здесь.
Я не ответила.
На этот раз Каран медленно спросил:
– Что делает человека зрелым?
Мужчина придвинулся ближе, сокращая расстояние между нами до нуля. Когда я вдохнула его тяжелый аромат, напоминающий горький шоколад, легкие наполнились жжением. Пока темные тени длинных черных ресниц падали на его щеки, Каран продолжал, прищурившись, всматриваться в мое лицо. Мы впервые были так близко.
– Докажи мне, что ты взрослая, Камешек.
– Вы… – Я попыталась отстраниться, но казалось, что-то мешало мне сделать это. Я будто была захвачена его невероятным притяжением. – Что вы имеете в виду?
Странное выражение появилось на его лице, мужчина нахмурился.
– А?
Я на мгновение остолбенела, перехватило дыхание. Его черные брови изогнулись еще сильнее, когда взгляд Карана упал на мою быстро поднимающуюся и опускающуюся грудь.
– Как ты думаешь, что я имею в виду?
– Вы требуете доказать свою зрелость и теперь находитесь очень близко ко мне. – Я попыталась отстраниться. – И здесь так душно. И… – Мне не хватало воздуха. – И… не могли бы вы отодвинуться, пожалуйста?!
Каран сделал паузу, и я почувствовала, будто завеса на его лице начала спадать. Посмотрев на меня с изумлением, мужчина быстро моргнул, отступил назад и, тяжело вздохнув, попытался сохранить спокойное выражение лица. Я продолжала сидеть, прижавшись к стене, задыхаясь, руки и ноги стали холодными, и я напоминала кота, пролившего молоко.
– Зрелость, о которой я говорю… – Он сделал паузу, глядя перед собой. – Я говорил не об этом. Ты ошиблась, бунтарка.
Сердце билось так быстро, что разрывало грудь. Я сглотнула, когда поток смущения, смешанный с растерянностью, начал разливаться по телу.
– Здесь так душно. Я не могу долго находиться в закрытых местах, – пробормотала, пытаясь сменить тему.
Я все еще не успокоилась, когда Каран снова взглянул на меня.
– Не придумывай у себя в голове разные глупости. И перестань делать вид, будто я собираюсь на тебя напасть. У тебя крайне аморальные мысли для такой маленькой девочки. – Теперь он полностью развернулся ко мне. – Меня не интересует твое маленькое тело.
– Я подумала не об этом…
– Молчи. – Мужчина нахмурился. – Хотел бы я посмотреть на размер твоего мозга, если он выдает такие идеи.
– Вы были очень близко. – Это все, что я смогла сказать, когда щеки покраснели от смущения. – И здесь так душно. – Я перевела взгляд на металлические стены. Чувствовала, как Каран смотрит на меня.
– Теперь за возникновение странных мыслей ты винишь духоту, а не свой мозг?
Я нахмурилась, но какое-то время не смотрела на него. На самом деле я никогда ни о чем таком не думала, но близость Карана стала неожиданной атакой. Возможно, я также была взволнована тем, что впервые увидела его лицо так близко: этот человек обладал красотой, которую трудно было представить и невозможно описать. Его лицо казалось темной картиной, нарисованной неоновыми цветами на черном как смоль холсте. Неоновые цвета не были бы видны, если бы не было темно.
– Который сейчас час? – спросила я, надеясь отогнать ненужные мысли. Хотя знала, что семья не будет обо мне беспокоиться, чувствовала себя обязанной нарушить это молчание.
– Без пятнадцати двенадцать, – спокойно сказал мужчина.
– Ого! – Когда я резко повернулась к нему, Каран странно посмотрел на меня. – Неужели так поздно?
– Нет, я тебя обманываю, я сумасшедший.
– Каран-бей, мы умрем здесь от нехватки воздуха. Кроме того, становится холоднее.
Он надул щеки и запрокинул голову, глядя в потолок. Когда тень длинных ресниц упала на его скулы, мне захотелось дать себе пощечину за то, что стала рассматривать его. Дойдя до кадыка, я прищурилась. Казалось, что под его темной кожей скрыт бриллиант.
– Кто тебя выпустил из дома без куртки? – спросил он, глядя в потолок. – И ты можешь перестать пялиться на меня?
Его кадык двигался одновременно с губами.
– Я смотрю не на вас, – солгала я.
– Даже сейчас, говоря это, ты смотришь на меня, Камешек.
– Нет. – Скрестила ноги и уставилась перед собой. – Смотрите, я не смотрю на вас.
– Меня не интересуют маленькие девочки, – саркастически сказал Каран. – Так что я не буду смотреть на тебя, малышка.
Я повернулась к мужчине и нахмурилась, глядя на его гладкий профиль.
– Продолжаете называть меня маленькой девочкой! Мы не поладим с вами, Каран-бей, если не перестанете называть меня малышкой, бунтаркой, малявкой и все в таком духе. Я совершенно не понимаю вас. Вам двадцать шесть лет, но вы постоянно смеетесь надо мной, совсем как ребенок.
Каран помолчал несколько секунд, а затем рассмеялся. В смехе не было сарказма, но и веселья не слышалось. Он медленно повернул голову ко мне.
– Сказала маленькая девочка. Без шуток. Я говорю о фактах. В моих глазах ты слишком мала, чтобы признать себя маленькой. Только маленькие дети так делают.
– Вы меня не знаете, – сказала я, глядя в его темные глаза. – Выносите вердикт без суда и следствия.
Каран нахмурился.
– Хочешь, чтобы я тебя лучше узнал?
Слова застряли у меня в горле. Я приложила огромные усилия, чтобы не отвести от него взгляд. Осознала, что мое отношение к нему отличалось от того, как я обычно относилась к людям. Я сравнивала Карана со своим любимым цветом. Всем нравились разные цвета: розовый, синий, зеленый или желтый. Я любила черный. Он обладал особой способностью поглощать другие цвета.
– Я говорила не об этом, – сказала я, пытаясь согреть руки, потирая их. Нельзя сказать, что от моего свитера было много пользы. – Я только сказала, что вы меня не знаете. Это все.
– Тебе очень холодно? – спросил мужчина, глядя на меня. Я просто покачала головой. – Вот что бывает, когда выходишь из дома в это время года без куртки. Если собираешься замерзнуть до смерти, пожалуйста, сделай это после того, как мы выберемся отсюда. Не хочу до утра сидеть в лифте с трупом.
Взгляд на мгновение упал на пиджак рядом с мужчиной, но я не имела права одолжить его, Каран сам был в тонкой рубашке. Я не знала, был ли заметен мой взгляд, но он вдруг надел пиджак и украдкой взглянул на меня.
– Твоя семья действительно не будет беспокоиться? – спросил мужчина.
Я была ошеломлена, хотя и ненадолго, этим неожиданным вопросом. Нам повезло: в лифте хоть и было темно, но синеватый свет все-таки просачивался внутрь. Снова подтянула колени к груди, прижала их к животу и обхватила руками.
– Не будет.
– Почему?
Я рассматривала свои туфли. Чувствовала его взгляд на своей щеке, но решила проигнорировать. Мне не нравилось говорить с людьми о семье. Я не говорила о ней даже сама с собой. Когда мысленно собирала воедино семейные фрагменты, передо мной появлялось только мое лицо. По неизвестной мне причине не могла вспомнить ни лицо матери, ни отца, ни даже Дефне. К сожалению, не чувствовала с ними семейной связи.
– Я не хочу об этом говорить, – прошептала я.
– Они слишком сильно опекают тебя? – спросил мужчина. Я услышала любопытство в его голосе. Это удивило. Хотя он производил впечатление крайне не заинтересованного человека. Я просто подняла глаза, слегка повернула голову и посмотрела на него. Каран Чакил. Человек, которого я узнала всего несколько дней назад. Черным цветом, который управлял всеми остальными оттенками, правил Каран Чакил.
– Это шутка такая? – тихо сказала я. – Если бы они меня сильно опекали, думаете, я сейчас так спокойно здесь сидела бы?
– Может, тебе даже повезло, – сказал Каран, его выражение лица стало серьезней. – Есть масса людей, которые хотят быть свободными.
Я уставилась на него.
– А что, если я не хочу быть свободной?
Он смотрел на меня, как на стену с облупившейся краской, а у меня болело сердце. Мужчина, который был подобен черному апокалипсису, исследовал меня. Каран ничего не сказал. Его челюсть выглядела напряженной, и я могла ясно видеть сквозь впалые щеки и выступающие скулы, что мужчина стиснул зубы.
– На мой взгляд, тебе не нужно их внимание, – серьезно сказал он. – Маленькая девочка, стоящая передо мной… Или лучше сказать, сидящая рядом со мной? Хорошо. Маленькая девочка, с которой я застрял в лифте, которая, кстати, тратит слишком много кислорода… Я думаю, эта маленькая девочка сильная и не нуждается ни в чьем внимании.
Каран Чакил утешал меня? Я не знала, что сказать, поэтому несколько секунд молча смотрела на него.
– Спасибо.
Каран долго молчал.
– Тебе холодно, не так ли?
– Немного.
– Хорошо, – сказал мужчина, и суровая чернота в его глазах сменилась бархатом. Он медленно приблизился, я испугалась, но не отступила. Каран обнял меня, не глядя мне в лицо. Я вздрогнула, как будто что-то пронзило мое сердце. Глаза были широко раскрыты от шока из-за неожиданного движения, я ждала, что будет происходить дальше, устремив взгляд в пустоту. Левой рукой мужчина держал меня за руку, а правой, обвив талию, притянул меня к своей мускулистой груди.
Сердце билось так быстро, что на мгновение я подумала, будто оно вот-вот взорвется.
– Если я отдам тебе свой пиджак, замерзну сам, – прошептал Каран мне на ухо. – Но если не помогу тебе согреться, заболеешь. Не то чтобы меня это волновало. Просто… не хочу видеть в своей компании сопливого больного маленького стажера.
Его грудь размеренно двигалась вверх и вниз, приподнимая заодно и меня. Я молча сглотнула, странное чувство покоя и облегчения накрыло меня. А когда мужчина прижался подбородком к волосам, меня будто ударили ногой под дых, но я не подала вида. Поскольку одной щекой прислонялась к груди Карана, я могла спокойно вдыхать его запах, не привлекая внимания.
Пахло горячим горьким шоколадом.
– Не вздумай заснуть у меня на руках, – спокойно сказал мужчина.
Хотя я не могла видеть его лица, чувствовала, что он равнодушно смотрел перед собой.
– А если все-таки уснешь, держи рот закрытым. Не хочу начинать день со слюнявой рубашки.
– Я не хочу спать. Кроме того, у меня нет привычки пускать слюни во время сна.
– Ты хоть осознаешь, в объятиях какого привлекательного мужчины находишься, Камешек? Скорее всего, у тебя уже текут слюнки.
Я вздрогнула, когда уловила сарказм в его голосе.
– Вы меня не интересуете, Каран-бей, – солгала я. Другая Мерве, скрывающаяся в моей голове, усмехнулась и слегка выпустила длинные когти.
«Поэтому мы думали о вас всю ночь», – саркастически прошептала она. Конечно, Каран этого не услышал.
– Тебе не нужно постоянно называть меня «бей», малышка.
Я была удивлена, а кроме того сильно нервничала, находясь в его объятиях.
– Лучше не отказываться от формальностей. Теперь вы мой босс, даже если это временно.
Когда мужчина сильнее прижал подбородок к моим волосам, сердце покинуло грудь и скользнуло к горлу. Я моргнула и посмотрела на черную рубашку, к которой прислонялась щекой. Она пахла точно так же, как он сам, и я медленно закрыла глаза.
– Тебе не нужно добавлять «бей» в конце моего имени.
– Я попробую, – пробормотала я. Раньше думала, что под моей кожей текла ледяная вода, а не кровь. Терпеть не могла, когда Бушра прижималась ко мне, общение с людьми вызывало беспокойство и дискомфорт. Но сейчас было настолько комфортно, что я почувствовала, будто нахожусь на своем месте. Это чувство вызвало во мне отвращение к самой себе. Я решила, что нужно избавиться от него до того, как оно поглотит меня. Я еще даже не знала Карана.
– Тогда попробуй. Давай, – сказал он и прижал меня еще крепче. – Назови меня по имени.
Теперь стало намного теплее. Каран делал это для того, чтобы я не заболела и не причинила неприятностей, я осознавала это, но находиться в его руках было так приятно.
Если бы я знала, что такое отцовское тепло, сказала бы, что его объятия напоминали именно их.
– Каран, – прошептала я. Произнеся имя, я почувствовала, что кончик моего языка запылал. Тепло его тела начало вызывать сонливость.
– Мне кажется, ты засыпаешь.
Мои глаза медленно закрылись, и на мгновение его голос прозвучал очень мягко. Думаю, это была игра подсознания.
– Засыпай, Камешек.
– Почему ты называешь меня Камешек? – спросила я.
Каран глубоко вздохнул, его широкая грудь приподнялась, поднимая и меня.
– Это значение твоего имени. И мне оно нравится.
Некоторое время царило молчание. Начала болеть спина из-за долгого нахождения в одной позе, но говорить мужчине об этом я не собиралась. Не хотелось, чтобы он видел во мне плаксивую девчонку.
– Эй, – пробормотал Каран через некоторое время – Чем ты моешь волосы?
Мои брови удивленно взлетели вверх.
– Шампунем.
– Я серьезно начинаю задаваться вопросом о размере твоего мозга, когда ты говоришь подобное. – Его голос звучал скучающе. – Шампунь, ладно, но какой шампунь? Что за бренд?
– У меня нет шампуня, которым я пользуюсь регулярно, – прошептала я. – Уже некоторое время пользуюсь шампунем, который купил мне отец. А что такое?
– Не люблю ходить вокруг да около. Запах твоих волос оказывает успокаивающее действие. Мне это нравится. Когда вернешься домой, напиши мне марку своего шампуня.
Мое сердце сжалось.
– Вы снова командуете, Каран-бей.
– Каран, – поправил он.
– Ты снова командуешь, Каран, – прошептала я. – Кроме того, шампунь, который мне принес отец, – женский. Ты ведь не собираешься им пользоваться?
– Я и не говорил, что буду пользоваться им, – сказал мужчина глубоким голосом. – И вообще, твой голос звучит как воздушный шарик, из которого просачивается воздух. Думаю, тебе нужно поспать несколько часов. Я тоже засыпаю. Если будешь слишком много двигаться и нарушишь мой покой, я тебя задушу.
Я прикусила нижнюю губу, чтобы не рассмеяться.
– На самом деле ты хороший человек, – сказала я и почувствовала, как напряглись его мышцы.
– Я не хороший человек. – Дыхание Карана всколыхнуло мои волосы.
– А ты, значит, – я подняла брови, – считаешь себя плохим?
– Нет, – в его голосе слышались стальные нотки, – я не плохой.
– Не понимаю тебя. – Нахмурилась, пытаясь прогнать сон, застывший в моих глазах.
– Я тьма.
Сердце сжалось в груди. Хотелось поднять голову и посмотреть на него, но я не нашла в себе сил сделать это.
Тьма. Этим ответом мужчина словно перерезал вены, обескровив меня, и схватил кошмары, которые снились мне каждую ночь.
– Дыши как можно меньше, – прошептал Каран, пока я медленно проваливалась в объятия сна. – Меня пугает, когда маленькая девочка дышит, как динозавр.
– Спокойной ночи, – прошептала я и крепко обняла его за талию. Не знаю, откуда взялась эта смелость, но в тот момент мне было все равно. Каран аккуратно прислонился спиной к металлической стене, чтобы не придавить мои руки, обхватившие его за талию, и глубоко вздохнул.
– Спи спокойно, Мятежный Камешек.
Смотрю на тебя, мы все ближе к ночи и дальше от дня, но я чувствую тепло солнца на своей коже и вижу его свет в твоих глазах.

Глава 6

Я не могла поверить, что делаю это, но он меня вынудил.
Нас спасли около семи утра. Слава богу, охранник оказался мужчиной примерно возраста моего дедушки, и никаких плохих мыслей у него не возникло. Каран – все еще было странно называть его просто по имени – отпустил меня отдохнуть несколько часов. Я должна была вернуться в офис в полдень.
И да, моего отсутствия дома вообще не заметили.
Когда я пришла, мать и отец спали, а Дефне уже ушла на учебу. Каран хотел отвезти меня домой, но я была не в восторге от этой идеи и, отказавшись, уехала на автобусе. Легла на кровать и глубоко вздохнула. Следовало принять ванну, но я не хотела. Тяжелый аромат Карана пропитал мою кожу. Когда телефон на тумбочке завибрировал, я резко села, взяла его и разблокировала экран.




* * *
– Ты не пошла в университет, Мерве? У тебя сегодня нет занятий? – спросила мама, пока я быстро перекусывала. Покачала головой, стараясь не смотреть ей в глаза, и перекинула спортивную сумку через левое плечо.
– Меня наказали. Я прохожу стажировку.
– Наказали? За что?
– Я поругалась с девушкой из университета, – спокойно сказала, сунув в рот зеленую оливку с перцем, после наклонилась, чтобы завязать шнурки. – Поэтому я буду проходить стажировку в течение недели.
– Дочка, почему ты ругаешься со всеми?
Я, конечно, не ожидала, что она меня поймет. Даже если бы объяснила ситуацию сейчас, мама, вероятно, все равно стала бы винить меня. Так что не было нужды тратить время на объяснения. Я просто закатила глаза.
– Увидимся вечером, мама.
– Мерве, – позвала она вслед, когда я шла к двери. – Вернись! Мы должны поговорить!
– Я опаздываю. Поговорим вечером. Конечно, если у тебя будет время.
Вышла за дверь, даже не дождавшись ответа матери, и сразу вздрогнула от холода, который ощущался на коже острыми когтями. Огляделась вокруг, пряча шею в лацканах пиджака. Несмотря на полдень, улица была пуста. Быстро перейдя дорогу, направилась к автобусной остановке, которая находилась недалеко от нашего дома. Фетхие был маленьким городом, и все находилось близко.
– Камешек.
Посмотрев в том направлении, откуда раздался голос, я встретилась глазами с Караном Чакилом. Он смотрел на меня, высунув голову из окна черного «Рейндж Ровера». И выглядел, как всегда, идеально. Я остановилась и потрясенно посмотрела на него.
– Иди сюда.
– Я жду автобус, – категорично заявила я и отвела взгляд.
– Похоже, автобус приедет не скоро. Ты же знаешь, что произойдет, если снова опоздаешь, верно?
Он угрожал мне. Темные глаза смотрели на меня. В этот момент на улице больше никого не было, кроме нас двоих и чистильщика обуви.
– Я успею. Автобус скоро приедет.
Мужчина закатил глаза и наклонил голову к правому плечу. Меня раздражало то, что он вел себя так, будто я надоедаю.
«Да ладно, он такой классный!» – снова кричал внутренний голос. Закатив глаза, я сложила руки на груди и продолжила ждать автобус.
– Камешек, говорю тебе в последний раз. Иди сюда. Иначе я не несу ответственности за то, что произойдет, если ты опоздаешь.
Когда угрожающие глаза снова нашли меня, я глубоко вздохнула и покачала головой, сдаваясь. При обычных обстоятельствах меня бы даже не волновало исключение из университета. Я была упрямым человеком, не любила отступать. Но… Когда дело доходило до этого чертового мужчины, мое тело двигалось независимо от меня. Это было забавно. Я уже начинала жалеть саму себя.
Открыв дверь джипа, села на переднее пассажирское сиденье машины, в которой витал приятный аромат, и захлопнула дверь. Почувствовала мимолетный взгляд Карана Чакила, скользнувший по моему профилю, но старалась игнорировать его. Пристегнув ремень безопасности, чтобы избежать упреков, откинулась спиной на кресло и через плечо взглянула на мужчину.
– Доволен?
Он повернул руль и завел машину, не глядя на меня.
– Доволен.
Его голос звучал равнодушно.
На какое-то время воцарилась тишина. Асфальт бесшумно проплывал под нами. Я вдохнула его сильный аромат и услышала звуки черных крыльев, вырывающихся из его горла. Даже звуки, которые он издавал при дыхании, были приятны моим ушам. Я нахмурилась от своих мыслей, затем глубоко вздохнула, не отрывая взгляда от дороги в лобовом стекле.
Глубокий вдох, который я сделала, наполнил легкие его шоколадным ароматом. Я стиснула зубы.
– Ты выспалась? – спросил Каран, не отрывая глаз от дороги.
– Ну, я немного поспала.
– Что значит «немного»? Ты же не будешь сонной весь день? Не хочу, чтобы это негативно отразилось на работе нашей компании.
– Не волнуйся, не буду, – ответила я, закатив глаза.
– Когда вернулась домой, у тебя не возникло проблем с семьей? – спросил мужчина, не отрывая глаз от дороги.
Мой взгляд упал на его черные волосы. Они казались мягкими, как лепестки розы. Разумеется, речь шла не о красных или белых, я имела в виду бархатные лепестки черных роз. На мгновение захотелось собрать всю свою смелость и прикоснуться к его волосам, но я поборола это желание и сжала губы.
– Нет. Никаких проблем. Они даже не заметили моего отсутствия.
Каран нервно поерзал и оглянулся в мою сторону. Перехватило дыхание, когда его взгляд упал на меня, но я изо всех сил старалась не подавать вида и расслабленно смотрела на мужчину.
– Не понимаю твоих родителей. Если бы у меня была дочь, думаю, я бы постоянно о ней волновался и уделял внимание. Девочки особенные.
– Для меня это не проблема, я привыкла, – солгала я. Мой внутренний голос тут же вмешался и закричал диким тоном, которого Каран Чакил не услышал.
«У нас много проблем. Наши легкие сгнили от того, что мы замалчиваем их».
Каран нахмурил густые черные брови. Сине-зеленые вены на лбу отчетливо выделялись на тонкой коже. Это выглядело мужественно и захватывающе. О, он действительно был крайне привлекательным мужчиной. Эта мысль сводила меня с ума.
– Честно говоря, звучит неубедительно.
– Вам решать, верить этому или нет. Я привыкла так жить и совершенно не против этого.
Он пару секунд внимательно смотрел на меня, а потом снова переключился на дорогу. Каран прекрасно водил. Я задавалась вопросом, было ли что-нибудь, в чем он был плох.
– Ты снова начала разговаривать со мной на «вы», Камешек. Можешь называть меня по имени за пределами компании. Мне не нравится официальное обращение. Кроме того, я когда-нибудь говорил с тобой на «вы»?
– Просто привычка. Прости, – пробормотала, отвернувшись. О боже, я так нервничала.
Почувствовала взгляд черных глаз на себе и неловко поерзала.
– Ты можешь сосредоточиться на дороге?
Каран издал звук, похожий на смех, но это прозвучало далеко не весело.
– Мои взгляды тебя беспокоят, малышка?
Я скрестила руки на груди и не сводила взгляда с черного асфальта, скользящего под нами.
– Да. Тебе следует сосредоточиться на дороге. Пробки…
– Однажды ты уже потерпела неудачу, когда дело дошло до знаний дорожного движения. Думаю, тебе не стоит рассуждать на эту тему, – прервал он меня и посмеялся.
Несмотря на то что голос мужчины был серьезным, я почувствовала сарказм, скрывающийся за маской невозмутимости, и строго посмотрела на него.
– Не хочу спорить.
– Почему? Ты потеряла форму, Камешек?
Мне захотелось сильно ударить по его красивому лицу, но я сумела сдержать это желание. Одному богу известно, какие пытки Каран бы мне устроил, если бы я посмела сделать такое.
– Будь уверен, я могу спорить с тобой здесь часами. Но не хочу, плохое настроение.
Мужчина откинул голову назад, теперь я видела его только боковым зрением. Он глубоко вздохнул и отвернулся, снова сосредоточившись на дороге.
– Какая ты странная девушка, – спокойно сказал Каран.
«Он считает нас странной. Что он имеет в виду? Спроси его», – пробормотала любопытная Мерве внутри меня. Возможно, она была не единственной, кто задавался этим вопросом. Но я не собиралась спрашивать. Хотелось, чтобы эта поездка закончилась как можно скорее. Находясь с ним в одном пространстве, я нервничала. Было не плохо, просто неспокойно.
– Мне кажется, что я не особо странная.
– Но ты ведь бунтарка, не так ли?
– Говорят, что да.
– Да, так и есть.
Зазвонил телефон. Каран Чакил достал из внутреннего кармана костюма мобильный и ответил на звонок.
– Слушаю тебя, Серген. – Его глаза и голос были наполнены безразличием. – Прямо сейчас в моем кабинете? – Черные густые брови были нахмурены. Вены на лбу стали сильнее проступать через тонкую кожу. Я пробежалась глазами по лицу мужчины. – Я в пути. Скоро буду в компании. Нет ли способа выпроводить оттуда?
О ком он говорил? О девушке? Эта мысль заставила мое сердце биться чаще, и я перевела взгляд на лобовое стекло. Что со мной?
– Черт подери!
Когда Каран громко выругался, я вздрогнула и искоса посмотрела на него. Он выглядел сердитым.
– Хорошо, я еду. Не покидайте мой кабинет.
– Что случилось?
– Все в порядке, – сказал он, не отрывая темных глаз от дороги. Однако было ясно как день: что-то произошло.
* * *
Необходимость входить в один лифт с Караном Чакилом пробуждала во мне неизвестное чувство. Поначалу я колебалась, но все же зашла, потому что подниматься по этой бесконечной лестнице пешком было невозможно. Набрав воздуха, прислонилась спиной к металлической стене. Лифт стремительно поднимался вверх. Возникло очень знакомое чувство.
– Надеюсь, мы здесь больше не застрянем, – сказала я, покосившись на шею Карана Чакила. У него была гладкая кожа. Побрившись, он выглядел моложе своих лет. Черные волосы до смерти сочетались с бронзовой кожей. Казалось, каждый оттенок черного присутствовал в этом человеке.
– Даже если застрянем, на этот раз нам не придется ждать до утра, Камешек. Нас быстро найдут.
– Вы выглядите нервным, – пробормотала я. Мы находились в компании, поэтому нужно было соблюдать дистанцию.
– Потому что я нервничаю.
– Ваши внезапные перепады настроения меня очень удивляют, Каран-бей.
– Можешь называть меня просто Каран, пока двери лифта закрыты. Как только они откроются, вернешься к уважительному обращению. Никаких формальностей сейчас не требуется.
Лифт внезапно остановился, и двери распахнулись. Слегка прикусив нижнюю губу, я сдержанно улыбнулась, но мужчина не мог этого видеть, потому что стоял ко мне спиной.
– Хорошо, Каран-бей.
Он ничего не сказал. Мы так и дошли до белого вестибюля. Я не могла оторвать от него глаз. Брюки черного костюма облегали его ноги, которые, стоило отметить, были довольно длинными. Несмотря на тонкую талию, плечи у Карана были широкими.
Увидев босса, секретарша, которую, кажется, звали Тугче, встала и поприветствовала его. Когда девушка заметила, что я шла за ним, ее лицо на мгновение вытянулось, но Тугче не подала вида и фальшиво улыбнулась. Лицемерка.
– Добро пожаловать, Каран-бей.
– Доброе утро, – сказал Каран отстраненно. Посмотрев на стеклянную дверь своего кабинета, он снова перевел взгляд на секретаршу. – Серген проинформировал меня о ситуации. Он там?
– Нет, господин. К сожалению, я не смогла удержать его внутри. Он осматривает компанию.
Когда Каран повернулся ко мне, я увидела, что его черные брови нахмурились. Мужчина был похож на сильнейший ураган, обрушившийся на море. Бесчисленным словам, которые проносились сквозь его глаза, не было места в моем словаре. Каран коротко взглянул на меня, а затем снова перевел взгляд на Тугче.
– Он спрашивал обо мне что-нибудь?
Тугче поморщилась и отвернулась.
– Он задал тот же вопрос, что и всегда, господин.
Каран откинул голову назад и глубоко вздохнул. Затем положил руки на виски и слегка потер их.
– Серьезно, когда же он сдастся?
– Когда ты женишься, упрямый осел! – крикнул кто-то позади меня.
Сразу стало ясно, что голос принадлежал пожилому человеку. Я оглянулась в том направлении, откуда он раздался, и столкнулась лицом к лицу с мужчиной, с крайне харизматичным мужчиной, несмотря на седые волосы и лицо, полное морщин. Его глаза были направлены прямо на Карана. На незнакомце был черный костюм с синим галстуком и деревянная трость в руке.
Серебряная роспись на трости выглядела роскошно. Один глаз старика был прищурен, но это не портило красоты его взгляда.
– Дедушка.
Услышав слабый голос Карана, перевела взгляд на него. Усталый взгляд черных глаз мужчины остановился на старике. Я понятия не имела, что происходит. Была в смятении.
– Дедушка, конечно же! – сказал старик. Он был зол. – Ты приходишь в компанию в такой час? Безответственный осел!
– Ради бога, не начинай, дедушка. Заходи, поговорим внутри.
Старик медленно подошел и остановился прямо передо мной. Бегло осмотрев, он заговорил, не сводя с меня взгляда:
– Кто эта девочка? Она не похожа на большегрудых крашеных блондинок-куколок, которые здесь работают.
– Потому что она не из них, – строго заявил Каран.
Я на мгновение остолбенела и перевела на него взгляд. Тугче пристально смотрела на старика. Думаю, девушке не понравилось, что ее называли куколкой. О! Еще же была упомянута большая грудь… По-моему, грудь у нее была очень красивой.
Старик слегка улыбнулся, не сводя с меня глаз.
– Каран, это то, о чем я думаю, да?
Когда я, нахмурившись, посмотрела на старика, улыбка на его лице стала еще шире.
– Он нашел себе пару, упрямый ослик!
– Дед…
Старик снова заговорил, не дав Карану закончить.
– Услышав, что я приехал, ты привез ее сюда, чтобы не прерывать вашу встречу, верно? Каков шакал! Из-за этой прелестной девушки ты пропускаешь работу, не так ли?
Думаю, если бы он дал мне пощечину, я бы не удивилась так сильно. Потрясенно смотрела на старика перед собой, лодыжки на мгновение задрожали. По моему внешнему виду было очевидно, что я здесь не работала секретарем. Определенно не выглядела как сотрудница компании. Но как могло ему показаться, что я была с Караном? Возможно, этот старик болен Альцгеймером. Я чувствовала изумленный взгляд Тугче, направленный на нас.
– Дед…
Старик протянул руку и погладил меня по щеке. Я была ошеломлена. Он перебил Карана во второй раз:
– Наконец-то ты выполнил мои условия, осел. Земля, о которой ты говорил, твоя.
Я не поняла, как и когда это произошло. Единственное, что почувствовала, это руку Карана, скользнувшую мне на плечо и притянувшую к себе. Мое лицо коснулось мускулистой, пахнущей шоколадом груди Карана, и его шелковая рубашка нежно ласкала щеку. Я широко открыла глаза от удивления. Казалось, аромат от него шел настолько сильный, что его можно было разлить по флаконам и продавать духи.
Несмотря на удивление, мне нравилось положение, в котором я оказалась.
– Ты все правильно понял, дедушка. Мы собирались вместе перекусить, Серген позвонил и сказал, что ты здесь. Поэтому я воспользовался этой возможностью и привез ее сюда, чтобы познакомить вас. Взгляни на нее, красавица, не так ли?
Я почувствовала, как из груди поднимается стая черных птиц, так как все еще была ошеломлена тем, что Каран внезапно притянул меня к себе. Как будто кто-то сбил с ног, схватил за ребра и протащил на полметра вперед. Одна часть меня не могла понять, что происходит, и бездумно смотрела на старика, на лбу появились вопросительные знаки.
– Она действительно красавица. Пусть Аллах никогда не разлучает вас. Чего ты так дергаешь ее, будь аккуратнее, осел!
– Дедушка, давай поговорим у меня в кабинете. Не люблю обсуждать личную жизнь в присутствии сотрудников.
Я собиралась пробормотать «Каран-бей», но он ущипнул меня за локоть своими длинными пальцами. Беззвучно простонав, подняла брови и посмотрела на мужчину. В его глазах читалось: «ЕСЛИ ЗАГОВОРИШЬ, ТЕБЕ НЕ ЖИТЬ».
Я все еще находилась в объятиях Карана, когда старик, ничего не сказав, вошел в кабинет. Хотя сердце трепетало, как птица, это никак не отражалось у меня на лице. Внешне я сохраняла спокойствие. Отвернулась, когда увидела подозрительный взгляд Тугче. После того как Каран предупреждающе взглянул на нее, мы вошли в кабинет вслед за дедушкой моего босса.
Усевшись в кожаное кресло Карана, старик прислонил трость к столу и откинулся назад. Глаза у него были темно-карие, определенно не черные, но очень близкие к этому цвету. Один из них щурился. Думаю, Каран унаследовал свои глаза не от дедушки. Единственным сходством было то, что их лица были подобны искусству.
Сердце заколотилось в груди, когда потная рука Карана скользнула в мою, и я поморщилась от внезапного приступа рвоты. Не то чтобы мне было противно. Я была просто застигнута врасплох. Вопреки внешности, у Карана были теплые руки.
Он потянул меня на Г-образный кожаный диван и сел рядом. Наши руки все еще были переплетены. Я не знала, почему подыгрывала ему, но меня вполне устраивала ситуация. Я нахмурилась.
– Никогда бы не подумал, что ты все-таки впустишь в свою жизнь девушку, – начал старик. Мое внимание привлекла область вокруг его глаз, полная морщинок. Когда дедушка улыбнулся, они стали заметнее. Ах, опыт… Опыт засел в морщинках вокруг глаз. Возможно, не просто засел, а являлся самими линиями.
Когда Каран ничего не сказал, глаза старика снова нашли меня.
– Как тебя зовут?
Я дала себе несколько секунд и мысленно начала групповую дискуссию. Когда Каран Чакил услышал слово «земля», он внезапно обнял меня. Думаю, в тот момент мужчина хотел обнять не меня, а завладеть той землей. Хотелось посмеяться над собой. Проснись, глупая. Он буквально обманывал старика.
– Мерве, – пробормотала я. – Аси Мерве.
– А я дедушка этого ослика. Меня зовут Яшар. – Мужчина на мгновение замер. – Ты сказала, тебя зовут Мерве? Вот же упрямый осел, ты сдержал обещание!
Я почувствовала, как рука Карана сжала мою. Украдкой взглянув на него, заметила, что он смотрел на своего дедушку пустыми глазами.
– Простите? – спросила я.
Старик Яшар-бей широко улыбнулся и перевел взгляд на Карана.
– Этот ослик в детстве собирал черные камешки. Никогда с ними не расставался. Уверен, до сих пор хранит их. Если один из камешков терялся, он плакал и целый день искал его. Иногда даже перекрашивал белые камни в черные. Однажды он прочитал в книге, что имя Мерве означает «камень». Все время говорил, что женится на брюнетке по имени Мерве. Мы думали, он сумасшедший, даже водили его к психологу, который в итоге сказал, что это совершенно нормально. – Старик замолчал, и в его глазах появилась грусть. – Ты правда именно такая девушка, которую он описывал.
Я никогда раньше не ударялась о стену. Но думаю, ощущения были бы очень похожи на те, что я испытывала на тот момент. Внезапно время замедлилось, как в американском фильме с очень большим бюджетом.
– Да, – мрачно подтвердил Каран. – Я нашел Черный Камешек, который искал.

Глава 7
Я пыталась скрыть радость в глазах и сдержать крик, рвущийся наружу. Шрамы души начали тихо ныть.
Легкие будто наполнились соленой водой океана, и я не знала, что ждет на глубине.
– Я очень рад за вас, – сказал Яшар-бей, когда наконец снова заговорил. – Ты наконец-то начал хоть с чем-то справляться, осел.
Сильная рука Карана, словно черная змея, обвилась вокруг моей талии, по этому движению нетрудно было понять, что он мне открыто угрожал.
– Да, – сказал он.
– Семья девушки знает? – спросил Яшар-бей.
После того как Каран помолчал несколько секунд, он медленно убрал ладонь с моей талии и сложил свои большие руки на коленях.
– Еще не знает, – ответил мужчина, его актерское мастерство поражало. – Но это скоро произойдет.
– Встречаться с девушкой без ведома ее семьи неприлично. Давайте познакомимся с ними как можно скорее. – Старик, не скрывая доброту в решительных глазах, устремил на меня взгляд и широко улыбнулся. Я молча смотрела на него в ответ.
Что здесь вообще происходит? Хоть и хотелось открыть рот, я не собиралась рисковать своей учебой. Каран был настоящим виновником, ведь это он откровенно обманывал старика.
– Дедушка, сейчас не место и не время говорить об этом. Зачем ты приехал?
Посмотрев некоторое время на своего внука, господин Яшар откашлялся, медленно отвернулся и стал наблюдать за видом из окна. Город буквально лежал у нас под ногами. Несмотря на то что край города располагался далеко от офиса, вид из окна открывался такой, что казалось, будто море было совсем рядом.
– Я приехал проведать тебя. Ты никогда не приезжаешь ко мне сам.
Вместо негодования в голосе старика звучала незнакомая мне печаль. Он ни на минуту не отводил глаз, покрытых морщинами своего возраста, от вида.
– Я стараюсь приезжать всякий раз, когда у меня есть время, – холодно отозвался Каран.
– Значит, ты никогда не находишь времени на это.
Каран не ответил, а дедушка не стал на него давить. Мы несколько минут молчали – я так вообще была молчаливой стороной с самого начала инцидента. Поняла, что тишина будет нарушена, когда глаза Яшар-бея снова обратились ко мне. Его губы растянулись в любящей и теплой улыбке. В отличие от Карана он умел улыбаться. Интересно, был ли Каран единственным в семье, у кого в жилах текла смола?
– Сколько тебе лет, моя прекрасная девочка?
Я действительно не знала, что ответить. Правильно ли было бы сказать, что мне девятнадцать и скоро исполнится двадцать? Возможно, следовало назвать возраст постарше. Карану явно нравились более зрелые женщины.
– Двадцать три, – соврала я. Внутреннюю часть щеки пронзила боль от укуса. Я почувствовала себя виноватой из-за того, что солгала этому милому старику, но ничего не могла поделать.
– Машаллах… Да, кстати! – сказал он взволнованно. – Я ненадолго в Фетхие, осел! Я поручил дела в Кайсери – Сирри!
Я посмотрела на Карана. Казалось, его ничто не могло удивить. Мужчина не сводил глаз с дедушки, затем его взгляд медленно обратился ко мне.
В этом не было ничего хорошего.
Несколько секунд я смотрела на бутылку с водой, которую держала в руках. Выпила больше половины. Сначала вопросы начали оседать в моем разуме, подобно тому как чай оседает на дно чайника и придает ему темный цвет, а затем они резко рухнули вниз и рассеялись. Когда двери лифта закрылись, я прислонилась головой к металлической стене и посмотрела на Карана.
– Могу я спросить, зачем вы втянули меня в эту ложь?
Выводя меня из офиса, мужчина соврал дедушке, что мы собирались поужинать. Старик светился от счастья.
– Не разговаривай со мной на «вы» в лифте, правила вежливости действуют только в самом офисе.
Я в гневе уставилась на Карана. Было непонятно, почему, в отличие от меня, он выглядел таким расслабленным и беспечным. Я чувствовала, как огонь распространялся по моему телу.
– Мне пришлось солгать пожилому человеку из-за тебя!
– Могла бы не подыгрывать. – Голос Карана звучал настолько равнодушно, что захотелось ударить его. – Тебя кто-нибудь заставлял?
– Ты мне угрожал!
Мужчина поднял брови и оглянулся. Я чувствовала себя беззащитной перед его глазами, в которых рухнул светящийся образ, созданный лунным светом, отражающимся на поверхности черного бархатного океана. Но я все равно продолжала смотреть на него, чтобы не скомпрометировать себя.
– Я не угрожал тебе или что-то в этом роде, – сухо сказал Каран. – Даже рта не открыл и ни слова тебе не сказал.
– Думаешь, тебе надо открывать рот? В твоей хватке таилась угроза.
– Мне кажется, ты воспринимаешь все как угрозу для себя, бунтарка, – строго сказал мужчина, а затем перевел взгляд вперед.
Я некоторое время молчала, наблюдая за его профилем. Было так странно смотреть на линию между его прямым носом и пухлой верхней губой. Линия тишины. Она была очень глубокой. Будто каждый раз он замолкал навсегда.
Мы продолжали молчать, когда лифт остановился: двери открылись, Каран вышел первым, а я – за ним. Мы кратко попрощались с секретарем и охранником около выхода, после чего покинули офис. Каран большими шагами шел к парковке, где стоял его «Рейндж Ровер», я следовала за мужчиной, как утенок, идущий за мамой. Он открыл машину своим брелоком, и после небольшого щелчка я открыла дверь переднего пассажирского сиденья и села.
Каран завел автомобиль.
– Куда именно мы едем? – спросила я.
Он глубоко вздохнул, медленно повернул руль вправо и ловко выехал с парковки. Обогреватель начал работать, я не сводила глаз с лобового окна, пока жар распространялся по моим ногам и медленно поднимался выше.
– Мы собираемся перекусить.
– Я не обязана, – проворчала я. – Мое наказание – стажировка в твоей компании. Не это. Твои семейные дела меня не касаются. Я не буду обманывать пожилого человека.
– Ты уже обманула. – Он говорил, не отрывая глаз от дороги. – К сожалению, пути назад нет. Ты уже подыграла мне.
– Нигде я тебе не подыгрывала. Ты даже слова не дал мне сказать!
– Я и не думал, что ты послушная девушка, которая будет спрашивать у меня разрешения, Камешек. Напротив. Думал, выльешь мне на голову кофе, но ты подчинилась. Честно говоря, это меня удивило.
– Я не подчинилась тебе! – закричала я, обернувшись к нему, мои брови буквально приподнялись надо лбом. Длинные пальцы Карана сильнее сжали руль.
– Очень даже подчинилась, – сказал он, переводя взгляд на меня. Нахмурилась, когда мне показалось, что в его черных глазах промелькнуло обвинение.
– Я не собираюсь обсуждать это с тобой. До окончания моей стажировки осталось всего пять дней, и я избавлюсь от тебя. Кроме того, тебе должно быть стыдно за то, что ты обманул старика. И ты называешь себя зрелым, взрослым человеком! Посмотрите на человека, который меня называл ребенком! Ты смешон!
– Девушка, помолчи немного, дай своему мотору остыть, – сказал он, нахмурив брови. Движение перед нами было перекрыто. – Ты не умолкала с тех пор, как мы сели в машину. На тебе так никто не женится, просто чтобы ты знала.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71035171?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

notes
Примечания

1
Турецкий вариант пословицы «Двух зайцев одним выстрелом».