Главная страница | Триллеры | Крысолов

Крысолов
Никита Демидов
Первая книга серии произведений про серийных убийц "Мертвые корни" в которой идет повествование о похитителе людей.
Его мотивы не ясны и становятся понятными лишь ближе к концу.

Никита Демидов
Крысолов

КРЫСОЛОВ


Глава 1

Всякое движение порождает своего рода инерцию. Мы в жизни многое теряем и столь же многое приобретаем, чуть ли не каждый день, едва заметно и неуловимо. Но иной раз потери наши столь велики и значимы, что невольно клокочет в голове, да отдается в сердце вопрос “Почему я?!”. Громом да криком, звоном звенит этот важный вопрос. Почему я? Но есть ли на него ответ, увы, не всегда. И в поисках его мы забиваемся в углы, в себя забиваемся, глубоко-глубоко, блуждаем, терзаем себя всячески, а ответа так и не находим. Нет его. Не “Почему?”, а “Вопреки”, вопреки здравой логике и всем устоявшимся законам, а порой и просто волею случая, вопреки общему течению событий. Ведь начало с концом не всегда между собой связаны, хоть одно из другого и вытекает.
Двадцать лет назад во время родов скончалась моя любимая супруга. Я помню все как будто это было вчера. С самого утра ярко светило солнце, весна уже уверенно вступила в свои права и согревала промозглые тротуары, да разрисовывала яркими красками ссутулившийся и посеревший за зиму город. Я дышал ароматами пробуждающейся природы и окрыленный носился по городу, делая последние приготовления к появлению нашего первенца.
И вот внезапно звонок. Ушатом холодной воды – смерть с того конца провода залилась мне прямо в уши и разлившись по всему телу тут же отравила его, целиком и полностью. Я без ума помчался в Родильный Дом, ничего не замечая, не слыша разрывавшегося телефона, не видя пешеходов, слабо помня светофоры и ничего уже о себе не зная. Почему я?! – эхом в никуда вопрос. Но где-то там в глубине уже зарождается что-то. Грязный и бесформенный ком, холодный и колючий, что-то похожее на чувство вины. За что себя винить, за что?!
Темнеет в глазах, там за туманом слышится грохот и скрежет металла. Тело невесомо болтается и трясется. Врезается во что-то, я слышу хруст костей, слышу, как бешено колотится сердце, слышу что все стихло и где-то там вдали гудит город миллионом машинных колес.
– Живой? – я открываю глаза и вижу какого-то неизвестного с расплывшимся лицом. Я что-то отвечаю.
– Легко отделался, – продолжает неизвестный – куда так мчал то?
– Жена рожает.
– Вдовой решил ее оставить?
– Она умерла.
И все эти двадцать лет в голове эхом “Она умерла”. Вижу себя со стороны всего в крови и осколках стекла, слушаю эти глухие слова и все не могу найти ответа на вопрос “Почему я? Почему она?”.
Я встал у обрыва и пытался рассмотреть воды залива, но было уже темно и ничего нельзя было разобрать, будто бы подо мной клокотала сама преисподняя. Камень был надежно схвачен веревкой, которая цепко обвилась вокруг моей шеи. Я делаю шаг и тут же чувствую невыносимый холод балтийских вод. Меня тянет вниз, но я не волнуюсь, просто иду ко дну и не сопротивляюсь. Я открываю глаза, в мутной и темной воде ничего не видно. Камень врезается в ил. Подвешенный между дном и небом, отделенный от поверхности метрами воды я практически готовлюсь умереть, но что-то во мне протестует. Не сейчас, не время! – кричит. Не помня себя, я начинаю бороться с веревкой. Узлы крепкие, не развязываются. Веревка прочная, не рвется. Я обнаруживаю в кармане ключ от машины и начинаю распиливать им веревку. Это длилось вечность. Я оторвался и устремился вверх.
Я выплыл на берег, лег на спину и уставился на звездное небо. В каждую звездочку вглядывался будто бы видел их впервые, с трепетом каким-то и любовью. Но я ведь не хочу жить, совсем не хочу. И звезды мне эти не нужны, и небо тоже. Что же тогда, почему выплыл, зачем сопротивлялся? Во мне начинала закипать злоба, но ни на кого-то или на что-то, а сама по себе и безо всякой причины, лежу на спине и хочу все вокруг себя сжечь и уничтожить.
– Не сезон еще для купаний, – откуда-то из темноты донесся мужской голос и в след за ним появился силуэт невысокого и коренастого мужика с простым и открытым лицом, и добрыми глазами. Сквозь темноту на меня своей добротой смотрели.
– Да, холодна водичка, ничего не скажешь, – ответил я и только после этого начал ощущать холод. Меня всего трясло. Злоба куда-то отступила.
– Ты самоубивец что ли? – спросил мужик, очерчивая дугу рукой вокруг своей шеи.
– Да это я так, круг спасательный к шее привязывал.
– Ай врешь, – укоризненно протянул мужик – не время тебе помирать, рано еще. Но ты не беспокойся, немного ждать осталось, освободишься скоро.
Он как-то нехотя развернулся и ушел в тьму, шаркая ленивыми ногами по гальке.
В темноте я еле-еле отыскал свою машину и поехал в город, весь трясясь от холода и необъяснимого чувства восторга.
В Петербург ехать не хотелось, и я решил остаться тут в Выборге. Летний сезон еще не начался и наверняка можно было снять номер в гостинице. Я поехал к той, где была сауна.
– Простите, а вам что нужно? – встревоженно спросила у меня девушка на ресепшн, разглядывая меня с ног до головы глазами, округлившимися от удивления и испуга. Действительно, зрелище было ужасное, натуральный леший, а не перспективный постоялец.
– У вас есть свободные номера? Не важно какие, мне очень нужен номер. Со мной приключилось несчастье, и я весь вымок на сквозь, мне нужно согреться и где-то переночевать! – выпалил я к своему удивлению скороговоркой, видимо максимально вживаясь в роль потерпевшего крушение человека.
– Номера есть. Вы бы какой хотели? – спросила она уже без страха, но все с таким же удивленным выражением лица.
– Есть с видом на драккар? Кажется, тринадцатый если мне память не изменяет. И еще я бы очень хотел в сауну попасть. Промок до нитки! Замерз как собака!
– Минуточку, – она деловито взяла в руки телефонную трубку и начала звонить – Вам на какое время сауну?
– На самое ближайшее. И подскажите бар работает еще?
Она одобрительно кивнула, работает значит.
– Вот ключ от вашего номера, – протянула она мне карточку – через час спускайтесь этажом ниже, сауна будет готова. Вам потребуются услуги прачечной?
– Это было бы просто замечательно, выгляжу ужасно, – я засмеялся, мой внешний вид действительно меня смешил.
– Хорошо, заселяйтесь, я попрошу, чтобы к вам в ближайшее время поднялась горничная.
По пути в номер я заглянул в бар и взял бутылку водки. Во мне снова начинала закипать злоба.
***

Неделю меня лихорадило, я только и делал, что сидел в сауне, да пил в своем номере, покидая отель лишь на некоторое время, для того чтобы мне обновили белье. Днем прогуливался по окрестностям, заглядывал на рынок, потом шел в уютное кафе рядом с памятником Кнутссону, брал глинтвейн и не спеша возвращался обратно. Я будто бы жил вне времени, ни дел, ни забот, ничего.
– Виктор Павлович, ну ты где? – услышал я нервный голос своей управляющей, когда мне совершенно надоело игнорировать и вызовы, и сообщения на телефоне.
– В Выборге, Алиса Сергеевна, завтра возвращаюсь.
– Слава Богу, а мы уж боялись случилось что.
– Все хорошо, просто я устал.
– Мы вас ждем, Виктор Павлович.
– До завтра, Алиса Сергеевна.
– Доброй ночи.
Прослушав несколько телефонных гудков, я стал собираться.

***

“Папа, не ищи меня. Не ищи, так будет лучше. Люблю тебя” – красивыми завитками расчертили лист бумаги буквы, старательно выведенные рукой моей дочери. Руки тряслись, она волновалась, торопилась, ей было страшно. И кто только пишет письма на бумаге сейчас. Квартира была пуста, я сам стал этой квартирой, ощутив всю эту пустоту своим нутром. Гнетущая, жалобная и тоскливая тишина. Повсюду на стенах движущиеся изображения прошедших дней и лет, минувших слез и улыбок. Все застывает и рассыпается. Я открываю окно и впускаю шум Невского в квартиру. Сквозняки разносят пыль прошлого, она вихрями кружит в комнатах и вылетает прочь. Злоба разрасталась, пронизывая меня на сквозь, она уже стекала с кончиков моих пальцев и прожигала пол. Я снова терял, я снова был проклят и по инерции хотел отречься от всего что у меня было. Злоба полыхала, я горел в ней и сгорал дотла. Как было раньше больше быть не может.


Глава 2

– Виктор Павлович, что это значит вы выходите из дела?! Как?! Что это означает для нас? – руки Алисы Сергеевны делали нечто невообразимое в воздухе, а голос срывался, она очень нервничала, и поразительно, что это очень ей шло. Есть люди которым нервозность придает некоторый комичный шарм.
– Я продаю ресторан, Алиса Сергеевна, потому что больше не испытываю к этому делу ничего кроме отвращения. Такой специалист как вы без работы точно не останется, так же как и Сергей. С вашим умением управлять и его умением готовить, вас оторвут с руками и ногами.
– Но как, кому, когда? Что изменилось? Еще вчера вы были так счастливы и увлечены.
– Ничто не вечно под луной. Кому не знаю, но постараюсь все уладить в ближайшее время. А вы, Алиса Сергеевна, успокойтесь, а то я совсем скоро перестану понимать, что вы хотите мне сказать.
Она села за рабочий стол, налила себе воды и одним глотком выпила содержимое. Жадно втянув воздух, Алиса Сергеевна глубоко выдохнула.
– Может быть мы сможем купить ваш ресторан? – спросила она и голос ее звучал уже намного ровнее и спокойнее.
– Вам стоит обсудить это с Сергеем. Сумма внушительная и я не думаю, что вы осилите ее без кредита, а брать деньги в долг не самая разумная идея.
– Вздор! Если мы сохраним сотрудников, то сохраним и прибыль, а значит и деньги вернем достаточно скоро. Меня просто трясет от мысли, что это место достанется какому-нибудь идиоту с деньгами и он его похоронит. Я не могу этого позволить!
– Дело ваше. За 10 миллионов отдам все с оборудованием и посудой.
– Виктор Павлович, ваш ресторан стоит не меньше 20, вы сильно продешевите, продав его за 10.
– А вы плохо торгуетесь, Алиса Сергеевна. Давайте лучше подготовим документы.
– И куда вы теперь, Виктор Павлович? – спросила Алиса Сергеевна, когда мы закончили с документами.
– Куплю себе домик под Выборгом, буду выращивать картофель и кататься на лодке по заливу.
– Это на вас не похоже, куда же делась ваша воля к жизни?
– Была, да вся вышла. Да и кто говорит, что за пределами этой беготни и суеты жизни нет? Есть и еще какая! А природа там какая, Алиса Сергеевна, сказка! Уж неужто вы не были в тех краях?
– Была, конечно, но мне кажется это такое место, в котором хорошо провести пару дней и желательно летом. Страшно представить какая там тоска зимой.
– Значит истосковался я по тоске, простите мой каламбур. Я и квартиру с дачей уже на продажу выставил.
Алиса Сергеевна пристально всматривалась в меня во все время нашего разговора и будто бы решала в голове какую-то неразрешимую задачу. Что с этим человеком не так? – верно думала она и не могла найти ответа. Впрочем, спроси она у меня об этом напрямую я вряд ли бы нашел что ей ответить. Я и сам не знал, а только чувствовал, что теперь все будет по-другому, и от этой догадки было и страшно, и приятно.
– Виктор Павлович, так что все-таки случилось? – спросила она наконец, видимо устав мучать себя этим вопросом.
– Честно? Не знаю, но чувствую, что так более нельзя. Надоело мне все до чертиков, Петербург этот тесный, все эти хлопоты и тревоги, натурально тошнит от всего.
– А вы не боитесь, что это временно? Время нынче не спокойное, может у вас просто нервишки шалят, а потом жалеть будете.
– С одной стороны не жалеют только глупцы, а с другой, раз сам решил, то для чего жалеть. Мне порой кажется, что в наших порывах куда больше смысла и правды чем в долгосрочном планировании и тщательном обдумывании. Не знаю как объяснить, да и вряд ли смогу, мы с вами на разных языках сейчас поговорим и все равно друг друга не поймем.

***
Спустя полтора месяца Алиса Сергеевна стала новой владелицей моего ресторана. Даже трогательно, что она так прикипела к этому месту, что в каком-то смысле решила рискнуть ради его сохранения. А я продав всю свою недвижимость и прочий хлам, напоминавший о прошлой жизни, уехал жить в глухую деревню под Выборгом, где приобрел ветхий домик.
Вычеркнул все что мог, все эти квартиры, которыми владел сам и которые перешли мне в наследство от родителей. Собрал в горсть все воспоминания от малых лет и до того самого вечера как прочел письмо дочери, взял этот ворох и швырнул его в огонь, наблюдая как в языках его горит моя фигура, корчась и крича от страха и боли.
Но я уже знал, что будет впереди, знал к чему идти и поверьте, нет страшнее человека увидевшего цель и устремившегося к ней.


Глава 3

Первые полгода ушли на обустройство нового жилища, а если быть совсем уж честным, то на полное создания его, так как от старого дома осталась лишь земля на которой он стоял. Деревня, в которой я жил называлась Похьелла и была практически безлюдной, лишь на въезде в нее жила еще престарелая пара, которая, впрочем, довольно скоро ее покинула. Петр Борисович глава семейства приболел, и дети отвезли его в город. Так я остался в Похьелле совсем один. Другого мне и не нужно было, соседи лишь подозрительно меня изучали, чем сильно действовали мне на нервы. Бывало выходишь на разбитое крыльцо дома, а Петр Борисович стоит за изгородью и смотрит, чуть ли не на корточках стоит.
– Чего вам, Петр Борисович? – спрашиваешь его и улыбаешься.
– Да я ничего, я ничего, – недовольно кряхтел он и спешно удалялся на сколько позволяла его старческая немощь, бурча себе под нос – занесло же его в нашу глушь. Дурной человек, ой дурной человек!
И супруга его была такой же мнительной женщиной, единственное возле дома моего не стояла и не выжидала ничего, но при встрече со мной чуть ли не плевалась всегда.
– Мado! – фыркала она и удалялась.
Вечерами в Похьелле было совсем тоскливо и я часто уезжал в Выборг. Я любил этот город в прошлой жизни, полюбил и сейчас. Маленькие, тихие улочки, стены домов дышащих стариной и безумно красивый Монрепо – парк в котором я мог пропадать часами, прогуливаясь по утесам среди сосен. В этой скупости северной природы сосредоточено столько молчаливого достоинства, что ты невольно чувствуешь себя невероятно маленьким. Но я был здесь на своем месте. Я со своей жизнью внезапно вытянувшейся в одну простую линию, сливался с линиями скал и стволов и тихо стремясь к своей цели плескался волнами Финского залива.
Но злоба, кипящая внутри отравляла этот праздник тишины и созерцания, запрещала его и подгоняла меня к работе. Впереди были долгие месяца кропотливого и мучительного труда, изнурительного и в конечном счете совершенно бессмысленного. Я понимал, где-то там глубоко в подсознании, что все это время я упорно и скрупулёзно буду рыть себе могилу, глубокую и комфортную.
Почва в Похьелле была ужасной – сплошь камни да валуны. И сперва, как только начал рыть землю, я не верил, что в конце концов добьюсь конченой цели, проклинал свою одержимость, но понятное дело не мог остановиться. Но потом дело пошло на лад. Весь день я рыл, ломом дробил камни, а ночью вывозил мусор на побережье и скидывал его в залив. В этой работе я совершенно потерял себя и все что происходило вокруг, моей реальностью были лом, лопата и земля. Каждый день я сантиметр за сантиметром углублялся в эту ужасную каменистую почву, приближаясь к своей цели настойчиво и упорно. Я не обращал внимания ни на разбитые руки, ни на голод и жажду, я мог только рыть и желал только этого.
Спустя какое-то время, не знаю сколько прошло дней, недель или месяцев, я совершенно случайно обнаружил в отражении ужасающего своей худобой человека, совершенно обросшего, в грязной одежде и с растрёпанной в разные стороны бородой. Нельзя так, – промелькнуло в голове. Как будто пробудившись ото сна я пошел к яме, которую рыл и измерил ее рулеткой. 3 метра вглубь и 3 метра вширь. Удивительно, как много я уже выкопал.
Я подошел к окну. С неба сыпал снег, впереди зима, она пахнула на меня сквозь стекло своим ледяным дыханием. Долгая и холодная зима. Время, когда мне совсем будем нечем заняться, возможно даже копать нельзя будет если почва промерзнет, но это нужно проверять, я уже ушел довольно глубоко. Сколько времени?
Я собрался и поехал в Выборг. В моей скромной лачуге совсем ничего не было, ни еды, ни даже куска мыла. Я настолько увлекся выкапыванием земли, что совсем забыл про обустройство своего жилища. Было еще не очень поздно, когда я приехал в город и мне удалось заселиться в гостиницу. Я принял горячую ванную и побрился, посмотрел в зеркало и стало как-то спокойнее на душе.
– Простите, – окликнула меня девушка на ресепшн – когда я собирался выйти и прогуляться по ночному городу. Я подошел к ней.
– Я хотела сказать, что мы не сможем вас разместить дольше чем до завтрашнего дня. Бронь, о которой я вам говорила при вашем заезде, подтвердилась и у нас совсем не остается свободных номеров.
– Ничего страшного, я как раз собираюсь завтра уезжать.
Я вышел к набережной и закурил. Надо мною растянулось темное северное небо с далекими и холодными звездами. Обреюсь завтра наголо и поеду обратно, зима совсем близко, а я с ума сойду если не смогу зимой работать, не от скуки, а от нетерпения.
Я поужинал в ресторане и пошел в свой номер. С непривычки заныло в животе, давно я не ел так много. В одержимости своей я забыл про пищу и сон, обо всем на свете забыл, а сейчас получив эти простые земные блага уснул как убитый.
По утру меня разбудили, пора было выселяться. Я как и хотел обрился наголо, набрал бритвенных принадлежностей, зашел на рынок за вкусным финским сыром, которым торговали из-под прилавка и поехал в Похьеллу. Снег бил в лобовое стекло, нужно было торопиться.

***
Необходимо уйти вглубь еще на три метра и потом пойти вширь. Сейчас не было никакого смысла расширять уже готовый участок, возможно в будущем при оформлении спуска. Когда я пройду еще три метра вглубь мне необходимо будет пойти в стороны и обозначить площадку прямоугольником. Пятнадцать метров в длину, шесть в ширину и два в высоту. Думаю, мне должно хватить. Самым сложным будет монтирование вентиляционных путей, чтобы в помещении всегда было достаточное количества воздуха. Впрочем, то обстоятельство, что я был в Похьелле совсем один немного облегчало эту задачу.
Еще три метра вглубь. Я взял инструменты и спустился в яму.


Глава 4

Мы должны были приехать сюда буквально на день, переночевать и вернуться обратно в Петербург. Нам нравилось отдыхать тут, в Выборге, в тишине и легкой лирической задумчивости. Даже летом, когда на улицы высыпали туристы здесь было как-то спокойно по сравнению с вечно спешащим и душным Петербургом, в котором к слову туристов было еще больше.
Как правило мы останавливались в “Viktoria” в номере с видом на Северную гавань. В этот раз мы поселились там же, но в другом номере, все было забронировано на две недели вперед. Было, прекрасное и на редкость теплое лето, дышащие с Финского, приятной прохладой.
Мы гуляли по Монрепо, по этим извилистым тропинкам, с разбросанными в разные стороны валунами помнящими и финнов, и шведов, и ни бог весть кого еще, возможно и тех самых птиц, доставших землю с глубин мирового океана.
В тени вековых сосен мы прятались от палящих лучей северного солнца, пили вино и обсуждали самые важные глупости на свете. Здесь и сейчас был прекрасный май, а впереди было столько всего светлого и прекрасного.
Потом мы брали лодку, и я греб в центр гавани. Я останавливался, и мы просто лежали и смотрели в небо, такое бесконечное и безмятежное, втягивающее в себя и меня, и ее и все-все на этом свете в одну безграничную безмятежность, без очертаний и строгих линий. Мы растворялись в небе, а оно в нас и все растворялось во всем.
Вечером мы шли на рынок и у хитрых бабушек покупали запрещенные товары из Финляндии – сыры, хамон и шоколад.
– Проверяют нас, сынок, вот и делаем вид, что квашеной капустой торгуем, – подмигнула нам старушка, показывая свой товар.
Позже мы шли в номер и уже в достаточной степени охмелев падали в кровать и растворялись в объятиях друг друга. И было уже другое небо, и звезды другие, и все было другим, чужим для всех, но исключительно нашим и только нашим.
На следующий день мы решили, что в Петербург не поедем и стали судорожно искать себе жилье. Но никто ничего не сдавал, и мы уже было разочарованно поплелись в сторону вокзала, как я наткнулся на объявление и сдаче квартиры.
Можно сказать, что почти окраина, но и центр в Выборге с наперсток. Я не задумываясь позвонил и забронировал квартиру.
Шестой этаж, лифта нет, старый дом, возможно шведский с витиеватыми лестницами, высокими потолками и широкими лестничными площадками. В самой квартире атмосферу старины бережно сохранили, стены так и дышали легкими прошедших дней. Даже пыль стояла в воздухе, будто бы с тех самых дней, уже много столетий в одном и том же положении. Она медленно стекала вверх по проникающим в комнаты солнечным лучам и исчезала в темных углах высоких потолков.
Я лежал на кровати и представлял, как в этой комнате под звуки старинного вальса танцуют призраки в красивых, но слишком уж замысловатых костюмах своих и кружась проходят сквозь стены и устремляются в сторону заката.
Я вернулся в эту квартиру спустя десятилетия вместе с ее владельцем.
– За сколько вы готовы продать мне ее? – спросил я, не придавая особого значения цене.
– С учетом нынешних цен на недвижимость, – начал нудно продавец, и я понял, что он так скоро не закончит – да и доход она мне приносит хороший.
– Давайте ближе к делу, я тороплюсь, – перебил я, чувствуя, что он будет продолжать и не остановиться сам по себе.
– Пятнадцать миллионов, мне кажется это хорошая цена.
– По рукам.
Спустя время, когда мы уладили все вопросы оформления, я зашел внутрь своих владений с несколькими ведрами краски разных цветов. Я помнил эту квартиру, я помнил все, что в ней происходило и действительно видел призраков, но не танцующих вальс. Эти призраки с унылым видом ходили из угла в угол, смотрели на меня и будто бы чего-то ждали. Они никуда не исчезали и не растворялись в закате. Все это время они были со мной, были заперты во мне и избавиться от них в своей глухой лесной избушке я не мог. Я должен был найти каждого из них и уничтожить, стереть из памяти.
Я вскрыл банки с краской и широкими мазками начал красить стены, пол и потолки, пытаясь закрасить все то, что сидело в моей голове годами. Спустя время комната обратилась в пестрое убожество. Я окинул ее взглядом и подумал: “Здесь не могло произойти ничего прекрасного”. Я вышел на улицу, залез в машину и поехал в свою лесную избушку. На выезде из города я закурил. Если не поможет, то я спалю ее дотла.


Глава 5

Я установил клетки двумя рядами по пять штук в каждом. Между решетками, условно посередине стоял столб с креплениями в виде цепей и кандалов. За ними я мог спокойно наблюдать с небольшой площадки огороженной решетками. От пола до площадки было метра два с небольшим, и они соединялись лестницей, поднимающейся и опускающейся движением механизма. С площадки я поднимался вверх по настенной лестнице, открывал люк, плотно его закрывал и оказывался в небольшом подвале, который служил связующим звеном между жилыми помещениями и темницей в самом низу. Все было готово и оставалось только найти будущих узников созданной мною тюрьмы.
Я не считал сколько времени прошло, возможно год, а может и больше, это не имело никакого значения. Важным было лишь ровен ли стык пола со стеной и насколько прочны решетки в клетках, возможно ли вскрыть замок, можно ли будет как-то выбраться из кандалов на столбе? Я проверял каждую мелочь, каждую неровность.
Самым сложным будет найти их. Найти и схватить.
Я поехал в Выборг и провел там целые сутки, приводя себя в порядок. Обновил гардероб, побрился, постригся и поехал в Петербург.
Всем известны эти злачные места на Думской и вокруг Сенной. Эти отвратительные заведения, на пороге которых можно увидеть валяющихся без чувств людей со следами рвоты на одежде. Побитые, с взъерошенными волосами, пьяные и одурманенные бродят по тесным улочкам эти сомнамбулы, врезаются друг в друга, что-то мычат, дерутся и расползаются в разные стороны. Среди них бродил и я, пристально выбирая свою жертву.
Первая не должна быть идеальной, не имеет значения какой она будет, главное, чтобы ее было просто схватить и потом незаметно для всех увести в машину. Таких тут было много, пьяные и одинокие, даже в их походке было нечто такое, какое-то едва заметное послание “Я хочу исчезнуть”.
Но было до одури страшно. Повсюду камеры и глаза, да большинство этих глаз практически ничего не видело, но тем не менее. А вдруг меня увидят, вдруг разоблачат меня и тогда все это было зря. Но этого не могло быть.
У входа в один из многочисленных клубов началось какое-то движение. Я приблизился. Какой-то парень избивал девушку, таскал ее по асфальту держа за крашенные белые локоны. У входа стоял охранник и не обращал на это ровным счетом никакого внимания. Прохожие тоже не придавали этому особого внимания.
– Почему никто не вступается за нее? – спросил я у случайного прохожего лениво разглядывающего это избиение.
– Да это Сонька, – нехотя протянул он в ответ – ее тут постоянно тузят. Никто же в небо не орет на то что дождь идет?
Потасовка закончилась, немногие зеваки разошлись, а Сонька, опираясь о стену поплелась куда-то в сторону Сенной. Я осторожно пошел за ней.
– Простите, быть может я могу вам помочь? – обратился я к ней, когда она свернула в безлюдный переулок.
– Да иди ты к черту! – промямлила она, но остановилась и развернувшись замерла в выжидательной позе – У тебя есть водка?
– Да, есть, но в машине.
– Пойдем!
И мы аккуратно поплелись в ту сторону, где я оставил свою машину.
Сонька была довольно симпатичной крашенной блондинкой лет 23, но по-видимому сильно пьющей. Лицо ее старилось от этой болезни и оттого исказилось, хотя еще сохраняло в себе остатки былого очарования.
Всю дорогу мы молчали, Сонька что-то бурчала себе под нос и иногда только спрашивала долго ли еще идти. Я смотрел по сторонам боясь, что нас кто-то увидит, но не видел ни камер вокруг, ни людей.
– Скоро, – отвечал я и мы продолжали идти в тишине.
– Садись на заднее сидение, ты, наверное, устала, – предложил я – а я достану бутылку.
– Ну просто настоящий джентльмен, – кривясь проговорила Сонька и села в машину.
Я достал из бардачка платок, смочил его хлороформом и подошел к Соньке. Она и пикнуть не успела.
Я связал ей руки и ноги и заткнул рот кляпом. Загрузил на заднее сиденье и накрыл брезентом. Вокруг не было ни души. Я сел в машину и поехал. Сердце бешено колотилось и ужасно хотелось вдавить педаль в пол и мчатся на всех парах, но я всеми силами успокаивал себя и старался ехать в пределах правил.
Все-таки как же хорошо, когда у тебя есть деньги. Можно достать все на свете и хлороформ и транквилизаторы для усыпления животных, все что хочешь в любых объемах и без лишних вопросов.
На выезде из города меня остановил инспектор.
– Майор Сергеенко, – представился он – можно ваши документы?
Я дал ему все что было нужно. Он тщательно все осмотрел и вернул мне обратно.
– Куда едите? – спросил он уже менее официальным тоном, и я понял, что меньше чем через минуту я продолжу свой путь.
– В сторону Выборга, на дачу, – ответил я, стараясь не выдавать голосом своего волнения.
– Рановато вы, до выходных то еще о-го-го сколько.
– А у меня отпуск, не могу уже больше в городе находится.
– Как я вас понимаю. Счастливого пути.
– Спасибо вам, товарищ майор. Всего хорошего!
Я тронулся и поехал дальше. Больше на моем пути постов не было. За окнами мелькал темный лес. Я видел краем глаза как в глубине его на меня смотрели угольки чьих-то глаз. Полыхали и сверлили меня на сквозь. Как же страшно! Всю дорогу мне казалось, что вот-вот из ниоткуда появятся преследователи и настигнут меня. Но никого не было.
На подъезде к Похьелле Сонька начала шевелиться.
Я остановился возле дома и снова усыпил ее хлороформом. Оглянулся вокруг, никого. Прислушался, тишина, только деревья меж собой переговариваются и где-то далеко плещутся волны. Я закинул Соньку на плечо и понес ее в дом.
Теперь я мог хорошо ее рассмотреть. Крупные глаза и полные губы, она была настоящей красавицей, что с ней было не так? Она была вся грязная и побитая, в порванной одежде, которую давно не стирали. Я привязал ее к табурету и пошел затапливать баню.
– Ты как себя чувствуешь? – спросил я Соньку, когда она пришла в себя.
– Выпусти меня, урод! – ее язык заплетался, и она совершенно меня не боялась, значит была еще пьяна. Я усыпил ее хлороформом и отнес в баню. Там я тщательно отмыл ее с ног и до головы. У нее было прекрасное тело, но меня это совершенно не волновало. Я смотрел на него как изысканно изготовленную вещь. Вещи ее я сжег в банной печи, а Соньку отнес в темницу и заковал ее в кандалы.
Спустя несколько часов она пришла в себя. Я слышал, как она покрывает меня проклятиями. Я отложил в сторону чашку с чаем и спустился на площадку для наблюдения.
– Где ты, урод?! – кричала Сонька – Покажись, ублюдок!
Я выкрутил вентиль с водой и с потолка струями побежала холодная вода. Узница продолжала кричать, но потом протрезвев от холодной воды зарыдала и забилась в истерике. Я выключил воду и спустился к клеткам.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил я и предусмотрительно продолжил, повысив голос – И перед тем как ты начнешь орать, хочу тебя предупредить, что не сниму тебя с этого столба пока мы не поговорим спокойно.
Она вылупилась на меня во все свои голубые глазищи. Я увидел страх в ее глазах. Она не знала, что мне ответить.
– Будешь орать я снова тебя выключу и так до бесконечности. Возможно, ты даже умрешь на этом столбе от истощения. Поверь, мне этого совершенно не хочется. Одно условие, мы должны поговорить спокойно.
– Зачем? – дрожащим голосом спросила она.
– Я хочу знать, что с тобой случилось.
– Что со мной случилось? – переспросила она.
– Да, что с тобой случилось?! – меня начинало это злить – Скажи мне почему тебя молодую и красивую девушку избивает какой-то урод возле клуба, а всем все равно, потому что ты для них пустое место?! Почему ты ходишь в грязном рванье, пьяная и побитая? Скажи мне, что с тобой случилось?!
– Я, я, я – ее голос дрожал – Я не знаю.
– А ты подумай, я никуда не тороплюсь. И ты, поверь тоже.
– Я хочу домой, – она зарыдала.
– Тебя кто-то там ждет?
– Выпусти меня!
– Тебя кто-то там ждет?!
– Нееееет! – она завыла – Меня никто не ждет. Я никому не нужна. Все умерли, а я осталась совсем одна.
– Кто умер?
– Все! Родители и мой жених.
– Как это произошло?
– Машина, в нас врезалась машина. Мы ехали с дачи. Они погибли, а я провалялась в больнице больше месяца. Никого больше нет.
Я ввел Соньке инъекцию с успокоительным препаратом.
– И тебя это сломило? – спросил я и продолжил – Сейчас тебе станет лучше.
– Ты отравил меня? – спросила она и в голосе ее было полное равнодушие.
– Нет, сейчас ты успокоишься.
– Я не знаю для чего мне жить – ответила она и замолчала.
Мы провели в молчании больше часа. Сонька совсем размякла и равнодушно смотрела в пол.
– Ты ведь не отпустишь меня? – спросила она.
– Нет.
– Зачем тогда все это?
– Я просто хочу, чтобы ты понимала, что сейчас умрешь.

***
Она смотрела мне в глаза, когда я вспарывал ей живот и орала. Мне было все равно.
Когда она окончательно смолкла я вырезал ее внутренности и оставил тело висеть на столбе, чтобы сошла кровь, а сам пошел в баню, захватив по пути мешок с солью. Помывшись я взял самую большую ванную, в которой спокойно помещался сам и всыпал в него соль из мешка без остатка. Я стал наполнять ванную кипятком из котла, и когда ванная наполнилась, стал размешивать соль ковшом. Получился крепкий соляной раствор. Я оставил его, чтобы он остыл.
На утро я погрузил Сонькино тело в раствор, вложил в ее распоротый живот гирю для груза и оставил вымачиваться. Спустя два дня распятая на столбе Сонька сохла в темнице среди клеток. Можно было отправляться на поиски новых узниц. Сонькино тело мне было нужно лишь для устрашения. Ее жизнь не была нужна ни мне, ни ей, а ее смерть никто и не заметил, и не важно где бы она ее застигла, тут в моей темнице, или там на Думской в толпе пьяных людей.


Глава 6

Сонька совсем высохла, ее иссохшее тело висело на столбе и смотрело перед собой пустыми глазницами. Пустая жизнь и тихая смерть. Разве могло быть как-то иначе? Возможно, не будь той машины, не будь тех смертей и не будь меня тогда на Думской. Но слишком много “не будь” и слишком мало “будь”. Я не выстраивал каких-то философских систем вокруг своего ужасного поступка. Холодным умом непредвзятого судьи я понимал, что являюсь чудовищем и понимал, что не имел никакого права лишать ее жизни, но этот судья слишком быстро замолкал и исчезал в лабиринтах моего подсознания, которое требовало новой крови и новых смертей. Я просто убил ее. И пока ее тело высыхало и скукоживалось, я весь высыхал от страха быть пойманным. Да, меня успокаивало то обстоятельство, что земля эта, как и квартира в Выборге, была куплена по фальшивым документам и оформлена на другого человека, которого уже и в живых возможно не было. Но я боялся быть разоблаченным. Меня не пугало наказание, тот же судья внутри меня давным-давно приговорил меня к смерти и с вердиктом я был согласен, но не закончить начатое было никак невозможно, хуже любой пытки. И мысли о том, что кто-то остановит меня вонзались в мозг раскаленными иглами. Я просыпался в ночи весь в холодном поту и прислушивался, всматривался в темноту вокруг себя. Ничего, всегда ничего. Иногда в дверном проеме стояла Сонька и говорила: “Ты меня убил”. Я знаю, знаю, что убил, покойся с миром, – отвечал я и пытался заснуть.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/nikita-demidov-33050032/krysolov-71023540/?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.