Проклятый ритуал
Проклятый ритуал
Оксана Ююкина
Максим никогда не нарушает правила, даже если это означает, что Южное крыло института будет уничтожено. Теперь его ждёт отработка у сумасбродного профессора Небреженова, где Максиму предстоит выбрать: создать противозаконный ритуал и получить диплом или остаться бездарным проклятийником, но верным себе и правилам.Рассказ из сборника "Медная гора" серии "На границе миров"
Оксана Ююкина
Проклятый ритуал
Ритуал первый
– Я не согласен с наказанием, Вольдемар Игоревич! – Максим хмурит широкие брови, с ровной спиной стоя возле деканского стола. Его болотно-зеленые глаза смотрят твердо, упрямо и ничем не выдают нервозность.
– Не согласен? А что нужно, чтобы ты был согласен? Чтобы вся Лысая гора взлетела на воздух? – Вольдемар Игоревич откидывается на спинку кресла, наконец отвлекаясь от стопки бумаг. Фирменную ручку он продолжает вертеть в коренастых пальцах.
– Я не нарушал правила, – упрямо поджимает губы Максим, не теряя ни горделивый вид, ни самообладание.
– Студент ПрАвилов, несмотря на вашу фамилию, правила иногда нужно нарушать. Если бы вы не следовали Бог знает когда созданной инструкции, то на ремонт Южного крыла потребовалось бы раз в десять меньше бюджетных средств. – Декан в раздражении швыряет ручку на стол. – Возомнили себя героем-праведником, а мне теперь тонну писем писать, деньги клянчить! Вот у вас есть триста тысяч на ремонт института?
Вместо трехсот тысяч у Максима есть лишь одно уточнение:
– ПравИлов, а не ПрАвилов. Ударение на букву И.
– Опять вы со своими правилами! Да хоть ПравилОв. Отработка на Медной горе три недели и точка! – в конец не выдерживает лысеющий декан. – Собирайте вещи, профессор Небреженов уже вас ждет.
Максим кивает, слегка кланяется и с недовольным видом выходит в коридор, где ждут друзья. И что ему делать на Медной горе? Нянчиться с недооборотнями, которые не умеют себя контролировать? Быть мишенью для отработки заклятий стихийников?
– Лишь бы не к проклятийникам, – с надеждой бормочет себе под нос Максим, с содроганием вспоминая забористые изобретения однокашников. Алиса в декабре вернулась со своего наказания у них, так ее еще два месяца лечили от какой-то едкой проказы первокурсника.
– И чем мы тебе не угодили? – закидывает руку на плечо Максима Дима.
– Не вы. Школьники, – тихо поясняет Максим, нетерпеливо сбрасывая перепачканную мелом руку.
– О, так тебя на Медную высылают? – присвистывает Дима, ничуть не обижаясь на поведение друга. Все давно привыкли, что ковидные ограничения закончились, а пунктик Максима на сохранение дистанции – нет.
– У-у-у-у-у, ты просто вернись живым, ладно? – завывает сзади Тихон и подпрыгивает от громкого хлопка дверью. Месяц на Медной горе у звехарей оставил глубокий след в его душе.
– Да что вы его все пугаете? К кому тебя? – со знанием дела спрашивает Катька, отбрасывая красную косу за спину.
– К Небреженову, – спокойно отвечает Максим, мысленно молясь услышать расслабленные выдохи и подбадривания. Вместо этого они молчат.
– Ты держись там, – первой «утешает» Катя.
– Ага, мы тебе надгробие забабахаем такое, что не налюбуешься, – поддакивает Тихон.
– Не хороните его раньше времени! – возмущается Дима. – Он еще завещание не написал. Ты не переживай, Макс. Если до отъезда не напишешь, то мы попросим наших некриков разбудить тебя для последней воли. Заодно и надгробие оценишь.
– Спасибо, – чеканит Максим под удивленные взгляды. – Спасибо, что вы не работаете на горячей линии психологической помощи.
Сокурсники смеются, когда сам виновник похоронных речей едва улыбается. Они успевают дойти до поворота к бывшему Южному крылу, когда Максим все же спрашивает:
– Чем так страшен этот ваш Небреженов? Он что, дракон, что ли?
– Как сказать… – вздыхает Катя, глядя на обугленный до черноты камень. – Он очень хорош собой и до сих пор не женат. Говорят, бегает в город к невесте каждые выходные, а его ритуалы…
– Да кого интересуют ваши девчачьи вздохи? – закатывает глаза Дима, театрально прикладывая запястье к запрокинутой голове. – Он ритуальник, который презирает правила и все, что связано с учебным планом.
Ритуал второй
– Эй, Дуремир Грудославович, там тебе проклятийника нашли с Лысой, – заглядывает декан факультета ритуальной магии Андрей Павлович в узкий, заставленный книгами и маленькими изобретениями кабинет с аккуратной табличкой «Благомир Годиславович Небреженов».
– А в этот раз даже неплохо, – фыркает на очередной «шедевр» исковерканного имени Благомир. – Опять какой-нибудь задохлик-зачахлик, который два слова связать не может?
– Да нет вроде. Говорят, Южное крыло разнес. – Высокий жилистый Андрей пятерней зачесывает волосы назад, чуть не сбивая локтем стопку непроверенных рефератов.
– Недурно, – улыбается Благомир, потирая ладони и искренне надеясь, что это сработал его поисково-притягивающий ритуал, проведенный на прошлой неделе.
– Правда, профильные оценки у него так себе, – с сочувствующей улыбкой подкидывает ложку дегтя Андрей Павлович.
– Лишь бы силы и смелости было достаточно. – Пожимает плечами Небреженов, покачиваясь на стуле под неодобрительный взгляд декана.
– Может, расскажешь ему сразу, Мирик? Сколько раз ты уже пытался недоговаривать и скрывать? – Андрей Павлович морщится, трет пальцами лоб. – Пять?
– Восемь. Этот проклятийник девятый, – вздыхает Благомир, запуская пальцы в растрепанную каштановую шевелюру. – Не сработает. Он просто не сможет запустить ритуал. У нее больше нет времени или этот… Как его там?
– Максим.
– Или этот Максим придумывает свое проклятие, или можно больше не пытаться.
Декан понимающе сжимает плечо преподавателя, не находя слов поддержки.
– Может, еще раз Иванова?
– Толку? Трижды пытались, он уже не отличает рабочий ритуал от нерабочего. – Благомир выдыхает, закидывая руки за голову. – Отправь мне досье Максима. Погляжу хоть.
– Ты уж не сожри его с потрохами, Горемир Дуреславович.
– А так отлично, – хохочет Благомир, запрокидывая голову.
Дверь за Андреем захлопывается, и улыбка резко слетает с губ, стирая огонек в глазах. Если Максима притянул его ритуал, то он должен, просто обязан справиться, что бы он из себя ни представлял. Благомир вытрясет всю душу, пойдет на любые угрозы, лишь бы завершить ритуал.
Профессор раскачивается на стуле, заставляя ножки подозрительно скрипеть от такого обращения. Пункты ритуала кружатся, путаются в голове, каждый раз представляют собой новую, еще неиспробованную последовательность. Глина, свечи, кость. Кость, свеча, глина. Намочить, растереть, размазать. Раскрошить, иссушить, пролить. Десятки и сотни идей роятся вокруг, мучают, раскаляют его перенапряженный мозг, но ни одна из них не способна спасти от самого себя.
Спасает лишь дурацкая песенка, звучащая из кармана. Уголки губ сразу приподнимаются вверх, и Благомир отвечает на звонок:
– Соскучилась?
– Мир, я тебе такое расскажу! – обещает звонкий голос и не обманывает.
Из трубки взахлеб рассказывают о походе в дельфинарий, о новых красках, холстах и будущих морях и океанах на них. Благомир постоянно кивает, мычит, всячески соглашаясь с сестрой. Отмахивается от студентов, занимающих свои места в аудитории и улыбается, набрасывая на бумаге очередную новую схему ритуала.
– Эй, братец, все в порядке? – Ведана наконец выдыхается, сдувает свой шарик восторга, готовая к настоящему диалогу, а не монологу с редкими вопросами и комментариями.
– Конечно, что со мной может быть не так? – в голосе Благомира танцует улыбка, вызывая расслабленный выдох на другом конце связи. – У меня, наоборот, великолепные новости, скоро здесь будет новый проклятийник.
– Мир, хватит, не нужно. Я просто буду осторожнее, – радости в голосе девушки не остается совсем.
Небреженов мог бы расслышать ее усталость, бессилие, нежелание продолжать, но он витает в своих фантазиях, не желая признавать очевидное.
– Нет. – Благомир упрямо сжимает губы и стискивает телефон до треска. – Я обязательно тебя спасу.
Ритуал третий
В дорогу Максим собирается быстро и просто. Аккуратные стопки футболок – в специальный гермомешок. Классические брюки, сложенные четко по стрелочкам, – в другой. Пары носков, белья и даже сменная обувь – все по специальным дорожным гермосумкам, чехлам и в чемодан. Его организованному чемодану позавидовала бы даже Мария Кондо, ведь осталось место под парочку учебников и сборник проклятий. Максим самодовольно приподнимает уголки губ, застегивает молнию и после короткого взгляда в зеркало хватается за расческу, чтобы правильно уложить чуть вьющиеся темно-русые волосы.
– Я отбываю сегодня, а вам желаю хорошо провести три недели. Не забывайте вовремя отдыхать, – церемонно прощается Максим с соседями под их слишком счастливые взгляды. – И не разрешайте Григорию есть на моей постели.
– Да езжай уже, мы тут справимся и не спалим твою кроватку, мамочка, – фыркает тот самый Григорий, пиная ногой матрас Максима на втором ярусе кровати. – Я всего один раз уронил крошечку от кекса на твое одеяло, а ты три года припоминаешь!
Максим едва заметно усмехается, решительно хватает серый чемодан и черный кожаный дипломат с документами, чинно покидает комнату, беззвучно закрывая за собой дверь. Кажется, он даже слышит дружный радостный писк. Предатели! Максим морщит нос, размеренно шагая по коридору.
Он же просто соблюдал правила: душ не дольше пятнадцати минут, отдых для глаз каждый час, ужин не позже восьми и отбой ровно в десять часов. Для всех, естественно. Ведь если никто не соблюдает правила, то для чего они существуют?
«Нужно жить честную, правильную жизнь» – любила повторять его бабушка, у которой даже борщ всегда имел одинаковый вкус и был сварен по ГОСТу. Максим даже знает рецепт наизусть, но, правда, не варил ни разу. Да и не особо собирался.
Ступени под ногами заканчиваются быстрее, чем хаотичные мысли в голове. Максим не оборачивается, раздраженно идет к воротам, которые должен был покинуть лишь через четыре месяца, на летние каникулы. Металлическое недоразумение скрипит не хуже сжатых зубов и радостно встречает одиноким потрепанным велосипедом, который развалится, если его тронуть хоть пальцем, и табличкой:
«Спецтранспорт отсутствует в связи с внеочередной забастовкой коньков-горбунков. До ближайшей станции сто шестнадцать километров. Счастливого пути!»
Максиму уж очень хочется сотворить что-то такое эдакое, но выходит лишь нелепейшее и простейшее проклятие: «Раз, два – колеса брысь, дурацкий велик развались!»
Достояние любого музея раритетного транспорта в ответ даже не скрипит. Максим закатывает глаза, достает телефон и со вздохом открывает авиасейлс, а заодно и отправляет заявку на оплату дороги к Медной горе. В конце концов, они сами указали, что его наказание – это практика. Как говорится, знай институтский устав как свои двадцать пальцев, ведь от цен на билеты хочется проклясть еще кого-нибудь. Максим уже тянется нажать кнопку оплаты, когда на телефон поступает звонок.
– Я вас слушаю.
– Студент Правилов, это что еще за шуточки? – возмущенно ругается мобильник голосом Любови Андреевны.
– Устав Лысогорья, пункт сто пятнадцать подпункт “г”, – довольно цитирует Максим, мысленно нахваливая свою память и правильность.
На том конце связи слышится бормотание, шорох перелистываемых страниц и обрывки ругани на «слишком умных и зарвавшихся».
– Действительно есть такой пункт… – растерянность и злость удивительным образом сплетаются в голосе куратора.
– Вы мне перевод сделайте сразу, Любовь Андреевна. Чтобы я уехать мог. – В своем воображении Максим уже видел, как женщина обиженно скрипит своими вставными зубами. – Или отмените поездку.
– Жди билеты, – мстительно бросает Любовь Андреевна и обрывает звонок.
Не прокатило. Цокает языком. Сейчас ещё купит какую-нибудь боковушку возле туалета на двое с лишним суток…
Через пятнадцать минут бездумного хождения вокруг раритета-развалюхи перед обшарпанной конюшней Максим понимает, что ему нужно было идти в ясновидцы, а не проклятийники. Со злости пинает велосипед, который тут же разваливается на запчасти. Оглядывается по сторонам, торопливо собирает неизвестно откуда вывалившиеся болтики и гаечки дряхленьким заклинанием, прислоняет еще более убогий на вид велик к табличке. Тот снова разваливается от первого же дуновения ветра.
– Зараза! – ругается Максим, удерживаясь от желания пнуть еще и чемодан.
Закатывает глаза и рукава, потирает большим пальцем кольцо, разбирает насмешку над транспортными средствами до мельчайших частей и принимается колдовать. Золотое кольцо с черным камнем отзывается сегодня мягко, почти нежно, с удовольствием воплощая слова хозяина в жизнь. Через полчаса стараний и один разбитый ноготь велосипед готов и похож на последнее изобретение человечества.
– Вот это цаца! – восхищенно притопывает копытцами и подергивает лошадиными ушами появившийся из конюшни вазила, докучливая нечисть в половину человеческого роста.
– Ага, только эту цацу я временно конфискую, – самодовольно улыбается Максим.
– Ишь чего захотел! Я тебе сейчас другого коня выдам, – тут же суетится вазила, пытаясь отобрать зачарованный велик.
– Лучше со своими коньками-горбунками разберитесь. Чего они там бунтуют опять? – Максим крепко вцепляется в руль велосипеда, делая вид, что не замечает попытки вазилы отколупать его пальцы по одному.
– Да морковку не поделили и началось. Этот царевича возил, тот королям служил, другой вообще под Черномором скакал. Сказали, что возить студенческие за… студентов-замухрышек не будут.
– Значит, надолго.
– Ага, уже и профсоюз созвали, права качают, возмущаются. В общем, пару месячишек еще придется на железных конях, – важно кивает вазила, с сожалением выкатывая еще один едва остающийся единым целым велосипед.
Максим вздыхает, поправляет непродуваемую парку, проклиная себя за то, что не надел еще один, пусть и колючий, но очень теплый свитер. Чемодан сиротливо смотрит на своего волшебника, тонко намекая, что его собирались нагло и бессовестно забыть. И это он еще вслух возмущаться не начал!
– Да помню я, помню. – Похлопывает ладонью по магическому товарищу Максим, щелкает пальцами. Капелька волшебства – и огромный чемодан легко умещается в карман, а дипломат, обретая рюкзачные лямки, оказывается на спине.
Часы пищат, сообщая, что провозились они здесь целых пятьдесят шесть минут и сорок восемь секунд, и до поезда остается всего четыре часа, когда до вокзала – сто шестнадцать километров, если верить табличке.
– Издевательство, сплошное издевательство! – шипит Максим, седлая свое произведение магического искусства и принимаясь крутить педали. Особенно громко он возмущается, когда начинает падать снег. В середине марта!
Два средненьких по сложности заклинания – и жизнь налаживается. Колеса крутятся сами, разгоняясь до шестидесяти километров в час, а плотный тепловой купол не позволяет запоздалой зиме залетать за шиворот. Горы пролетают мимо, легкие забиваются свежестью леса, и на душе почему-то становится не так уж и погано от предстоящего наказания. Ну, по крайней мере до того, как Максим садится в потертый, пахнущий перегаром вагон поезда, в котором дышать не хочется совсем, но приходится потерпеть. Всего-то два с половиной дня, которые тянутся вечность. Порой проклятийнику кажется, что он умер и попал в ад, где каждый день едят котлеты, чеснок, доширак и копченую курицу, периодически прикрикивая «мороженое, кому кореновское мороженое». Что удивительно, первым терпение заканчивается у проводника, которого достают постоянные замечания и придирки пассажира. Именно он вздыхает с большим облегчением, когда Правилов, наконец, сходит в Екатеринбурге.
Полупустой автобус, несмотря на заклеенное скотчем окно, становится раем. Тихо гудящее наслаждение длится всего пару часов и приносит с собой тревожное волнение, когда дверь с хлопком распахивается на его остановке. Величественная. Необъятная. Поросшая деревьями и травой. Окутанная рекой и туманом. Ненавистная и любимая одновременно. Здесь он научился контролировать волшебство и нашел друзей. Здесь он получил ненавистное кольцо проклятийника и стал белой вороной в семье стихийников.
– Ну, здравствуй, Медная гора, – хрипло шепчет Максим, вытаскивая небольшую бересту с приглашением. Практически такую же, как девять лет назад.
Горло зудит и ноет, предвещая ему сказочную неделю болезни после поездки под незакрывающимся окном. В марте. В Екатеринбурге. В неожиданные минус пятнадцать.
Феерическое возвращение в родную школу происходит совсем не по плану: с громогласным чихом он запинается, летит на камни и тут же оказывается посреди кишащего учениками холла. На коленях.
– А этот совсем отчаялся, – фыркает мимо проходящий стихийник с синем камнем в серебряном кольце.
– С порога молит о пощаде. К кому его? – сочувственно спрашивает светловолосая ритуальница-старшекурсница.
– Прошлого оборотням скормили, – совершенно спокойно распускает слухи звехарь.
– Споткнулся я, – стыдливо бурчит Максим, поднимаясь с пола. Отряхивает руки, потрепанные и измятые штаны, снимает синюю парку, аккуратно вешает ее на предплечье.
Шагает по каменному полу уверенно, точно зная, что свою комнату найдет на старом месте. Как и многие ритуальники, он категорически не любит перемены. Чтобы эти традиционные ребята переехали, недостаточно даже сжечь и взорвать их часть горы – скорее потребуется снести ее всю. И то некоторые скажут, что земля есть, а она своя родная и нечего тут переезжать.
– Эй, куда собрался? – «дружелюбно» встречает его комендант.
– Я на практику к профессору Небреженову.
– Ага, знаем мы таких, а потом из комнаты девочек вас выкуривать. Документики! – Комендант встает в полный рост, пытаясь впечатлить Максима своей по-звериному мощной фигурой.
– Вот, – к его сожалению, не впечатляется Максим, протягивая свою бересту.
– М-м, помощничек, – бурчит комендант обиженно, но величественно садится на исполинское кресло. – Тебе в преподавательский корпус.
– В преподавательский? – удивление Максима сложно скрыть, ведь он никогда не слышал, чтобы наказанных селили в «вип-корпусе».
– У меня приказа о заселении не было, ищи Мирика и спрашивай сам.
– Мирика?.. – возмущенно сипит на такое неуважение Максим, но отчитать почти преподавателя не решается.
Только разворачивается и действительно направляется в лучшее место этого учебного заведения. Правда, пройти через оранжерею и выжить – то еще развлечение даже для студента-третьекурсника. Растения то пытаются втянуть в свои трепетные объятия, чтобы сделать корневым удобрением, то впиваются в кожу, оставляя следы присосками, как у осьминога… Не каждому хватает смелости пройти через такую «сторожевую собаку», чтобы попасть к преподавательскому жилью. Но в итоге именно Максим выходит победителем и толкает дверь, с удивлением оказываясь за пределами горы.
Небольшие деревянные домики расползаются по пологому склону, вдыхают ароматы хвойного леса, кажутся совершенно обычной высокогорной деревенькой. Удивление такой мирной и безобидной картине на лице Максима кажется слишком очевидным.
– О, студентик, – усмехается кто-то совсем рядом, заставляя Максима вздрогнуть. – Думал, мы живем в самой глубокой пещере и едим младенцев по утрам?
Ритуал четвертый
– Подкрадываться к людям нехорошо, – тут же отчитывает Благомира Максим, с трудом сдержав рвущееся наружу атакующее заклятие.
– Прокрадываться к преподавателям тоже.
– Меня направили, я ничего не нарушал, – высокомерно вздергивает подбородок Максим.
Презрение в болотно-зеленых глазах столь откровенно и сильно, что Благомир ухмыляется и потирает колючую щетину.
– Тоже на практику? – уточняет Максим, еще раз оглядывая мужчину с головы до ног.
Благомир смеется так громко и свободно, как это делают годовалые дети. Конечно, кто же примет его за преподавателя в потрепанной кожаной куртке, со жвачкой во рту и очень «взрослыми» джинсами с дырками? Он больше похож на студента, чем Максим, вновь напяливший аккуратно сшитую парку.
– Ага, пожизненную, – фыркает Благомир. – Как звать тебя, лысегорец ты наш?
– Максим Юрьевич Правилов.
– Как все серьезно, – смеется мужчина, протягивая руку для приветствия. – Мирик.
Максим кивает, крепко сжимает его ладонь и недоуменно сводит брови.
– Погодите, так вы профессор Небреженов?! – в голосе Максима искреннее непонимание на грани гнева.
– Он самый. А вы, стало быть, моя новая жертва. То есть помощник, – улыбается Благомир, снова засовывая руки в карманы. – У вас много вещей? Я на урок опаздываю. Хотя добавить ваше кольцо в систему займет всего пару минут моего бесценного времени.
Лицо Максима краснеет, бледнеет, покрывается пятнами. Желваки ходят под кожей и, кажется, что студент скоро начнет плеваться проклятиями. Вместо этого Максим выдавливает из себя:
– Я могу пойти с вами на занятия, а после зарегистрируете меня в системе.
– Чудненько-чудненько, пошли, Максим Юрьевич.
Благомир приобнимает нового помощника за плечо и практически протаскивает сквозь оранжерею. Растения мирно подрагивают на ветру и от желания схватить кого-нибудь за ухо или за нос, но аура Небреженова заставляет их держать себя в корнях.
Максим стряхивает руку преподавателя сразу, как они оказываются в коридоре. Благомир на это действие только усмехается и заводит разговор:
– Значит, вы смогли уничтожить целое Южное крыло на Лысой горе?
– Я его не уничтожал, а спасал, – поправляет преподавателя проклятийник. – Просто немного не смог.
– Ну, ничего-ничего, пригодитесь еще человечеству, – успокаивает его Благомир, совершенно вальяжно вышагивая по пустому коридору.
– Благомир Годиславович, в чем заключаются моя отработка? – уверенно переходит к делу Максим.
– В том, чтобы звать меня Мирик, как я и представился, а также в помощи с моими исследованиями. На уроках тоже можешь присутствовать, если хочешь, но мне от тебя нужен только ритуал.
– Ритуал? Я ведь проклятийник, – лицо Максима перекашивает, будто его обвиняют в серии убийств.
– Именно проклинающий ритуал мне и нужен, – с этими словами Небреженов открывает дверь в небольшую аудиторию на сорок человек. – Что, надеялись, я уже не приду?
Со всех сторон тут же летит радостное «профессор», «Мирик» и даже «профессор Мирик». Особенно остроумные даже выкрикивают «Мирик Годик», но весьма уважительным тоном. Ну, насколько уважительным может быть такое имя. Небреженов с улыбкой приподнимает руку и резко опускает. В кабинете сразу становится тихо.
– У меня новый помощник, Максим Юрьевич. Он студент-проклятийник, прошу любить и не жаловаться. Что там у нас по теме урока сегодня, товарищи шаманы? – Легко и свободно Благомир проходит к доске, заставляя мел взлететь.
– Здравствуйте, Максим Юрьевич, – нестройный хор голосов явно фальшивит на тихом «Максимус» и «Максимка». Два проклятья сразу же летят в шутников, но с легкостью ими отбиваются.
Профессор Небреженов приподнимает одну бровь, словно пытаясь сказать «и это все?». Недоверчивый взгляд заставляет Максима смутиться и сделать вид, что он просто пожалел слабых школьников, а не был самым бездарным проклятийником в истории Лысой горы. Да и Медной в общем-то тоже.
– Ритуальные танцы и применение крови животных, – звучит пробирающий до мурашек низкий голос девушки с первой парты.
Максим быстро вычисляет говорящую и засматривается на ее грубоватые черты лица: нос с горбинкой, павлиний разрез глаз, высокий лоб, который кажется еще шире и выше из-за тонкой полоски, расшитой бисером, пересекающей его прямо в середине. Нитки с бусинами разного размера, мелкими перьями и резными талисманами путаются в длинных черных волосах, стекающих по груди до самой талии.
– Спасибо, Анна. – Благомир кивает, и мел тут же со скрипом пляшет по доске, выводя кривоватые буквы.
Максим недоверчиво приподнимает брови, но, встретившись с острым взглядом карих глаз, тут же всматривается в лежащую рядом с тонкой рукой колотушку из оленьего рога.
– Ааныс, – недовольно цыкает девушка, складывая руки на груди.
Благомир отрывается от доски, оглядывается и громко хохочет:
– Теперь он запомнил и твое полное имя, да, Максим Юрьевич?
– Максим, можно просто Максим, – потупив взгляд отвечает Правилов.
Благомир ухмыляется, явно наслаждаясь поддразниванием и дерганием студента за ниточки официоза. Встряхивает головой, настраиваясь на урок:
– Итак, танцы. Кто знает, зачем шаману нужно уметь контролировать свое тело и устраивать из ритуала целое шоу?
– Они помогают войти в транс, – отзывается кто-то с задних рядов.
– Выразить и сбросить эмоции, вызванные ритуалом, – продолжают средние ряды.
– Пробивают бреши в пространстве для прихода духа, – важно кивает парень в очках за первой партой.
– Верно, верно и верно, – улыбается Благомир. – Танец шамана позволяет вовлечь в общение с духом всех вокруг, даже тех, кто не обладает никакой магией. Ритмичные движения помогают достичь равновесия между паутиной Силы и реальностью, высвобождают энергию из каждой клеточки тела шамана. И, как нам подсказал Влад, некоторые жесты помогают пробивать бреши в реальности, впуская духов. Многие из вас уже знают основные ритуальные танцы своих домов, а кто-то еще ни разу не пробовал – это нормально. Есть желающие продемонстрировать нам основные движения?
Несколько рук уверенно поднимаются в воздух.
Ритуал пятый
Благомир, наконец, закрывает стеклянные колбы с кровью медведя, оленя, кролика и орла, бережно ставит их в маленький холодильник, протирает руки спиртом из висящего на стене санитайзера.
– У вас есть двадцать минут, чтобы попытаться сохранить эти бесценные знания если не в голове, то хотя бы на бумаге. Особо старательные могут даже выбрать кровь для семестрового проекта. Максим Юрьевич попытается проконсультировать и помочь вам. – Благомир с самодовольной улыбкой плюхается на стул, отталкивается ботинками от пола, покачиваясь на задних ножках.
Максим словно выходит из транса, услышав свое имя. Лекция настолько захватила и потрясла его, что он в тысячный раз пожалел, что родился проклятийником. Единственным проклятийником в огромной семье стихийников. Максим крепче сжимает зубы, встает с нагретого за урок места и начинает прогуливаться по аудитории.
Уже круге на третьем начинает казаться, что Небреженов хотел просто над ним поиздеваться. Каждый раз взбираться по целому ряду небольших ступенек, обходить последний стол и спускаться обратно. Подниматься и спускаться. Ноги возмущенно зудят от непривычной работы мышц, разогревают еще сильнее кипящую под кожей злость. Большинство студентов лишь сидят беспечно болтают, как будто не они же будут слезно умолять Небреженова в конце года принять их ритуал, или что он там задает. Только три ученика что-то старательно пишут в тетрадях и на вырванных листах бумаги.
Максим с любопытством заглядывает в такие же неряшливые, как и преподаватель, записи студентов. Вместо облегчения и интереса проклятийник испытывает лишь бессилие и бешенство. Злится и раздражается настолько, что не может удержаться от замечания:
– Разве ты не пропустила обязательные третий, пятый и восьмой пункты ритуала?
– Здесь они не нужны. – Анна пожимает плечами, нервно постукивает ноготком по колотушке, беззвучно шевелит губами, читая заклинание. Хмурится.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/oksana-uukina/proklyatyy-ritual-71020864/?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Оксана Ююкина
Максим никогда не нарушает правила, даже если это означает, что Южное крыло института будет уничтожено. Теперь его ждёт отработка у сумасбродного профессора Небреженова, где Максиму предстоит выбрать: создать противозаконный ритуал и получить диплом или остаться бездарным проклятийником, но верным себе и правилам.Рассказ из сборника "Медная гора" серии "На границе миров"
Оксана Ююкина
Проклятый ритуал
Ритуал первый
– Я не согласен с наказанием, Вольдемар Игоревич! – Максим хмурит широкие брови, с ровной спиной стоя возле деканского стола. Его болотно-зеленые глаза смотрят твердо, упрямо и ничем не выдают нервозность.
– Не согласен? А что нужно, чтобы ты был согласен? Чтобы вся Лысая гора взлетела на воздух? – Вольдемар Игоревич откидывается на спинку кресла, наконец отвлекаясь от стопки бумаг. Фирменную ручку он продолжает вертеть в коренастых пальцах.
– Я не нарушал правила, – упрямо поджимает губы Максим, не теряя ни горделивый вид, ни самообладание.
– Студент ПрАвилов, несмотря на вашу фамилию, правила иногда нужно нарушать. Если бы вы не следовали Бог знает когда созданной инструкции, то на ремонт Южного крыла потребовалось бы раз в десять меньше бюджетных средств. – Декан в раздражении швыряет ручку на стол. – Возомнили себя героем-праведником, а мне теперь тонну писем писать, деньги клянчить! Вот у вас есть триста тысяч на ремонт института?
Вместо трехсот тысяч у Максима есть лишь одно уточнение:
– ПравИлов, а не ПрАвилов. Ударение на букву И.
– Опять вы со своими правилами! Да хоть ПравилОв. Отработка на Медной горе три недели и точка! – в конец не выдерживает лысеющий декан. – Собирайте вещи, профессор Небреженов уже вас ждет.
Максим кивает, слегка кланяется и с недовольным видом выходит в коридор, где ждут друзья. И что ему делать на Медной горе? Нянчиться с недооборотнями, которые не умеют себя контролировать? Быть мишенью для отработки заклятий стихийников?
– Лишь бы не к проклятийникам, – с надеждой бормочет себе под нос Максим, с содроганием вспоминая забористые изобретения однокашников. Алиса в декабре вернулась со своего наказания у них, так ее еще два месяца лечили от какой-то едкой проказы первокурсника.
– И чем мы тебе не угодили? – закидывает руку на плечо Максима Дима.
– Не вы. Школьники, – тихо поясняет Максим, нетерпеливо сбрасывая перепачканную мелом руку.
– О, так тебя на Медную высылают? – присвистывает Дима, ничуть не обижаясь на поведение друга. Все давно привыкли, что ковидные ограничения закончились, а пунктик Максима на сохранение дистанции – нет.
– У-у-у-у-у, ты просто вернись живым, ладно? – завывает сзади Тихон и подпрыгивает от громкого хлопка дверью. Месяц на Медной горе у звехарей оставил глубокий след в его душе.
– Да что вы его все пугаете? К кому тебя? – со знанием дела спрашивает Катька, отбрасывая красную косу за спину.
– К Небреженову, – спокойно отвечает Максим, мысленно молясь услышать расслабленные выдохи и подбадривания. Вместо этого они молчат.
– Ты держись там, – первой «утешает» Катя.
– Ага, мы тебе надгробие забабахаем такое, что не налюбуешься, – поддакивает Тихон.
– Не хороните его раньше времени! – возмущается Дима. – Он еще завещание не написал. Ты не переживай, Макс. Если до отъезда не напишешь, то мы попросим наших некриков разбудить тебя для последней воли. Заодно и надгробие оценишь.
– Спасибо, – чеканит Максим под удивленные взгляды. – Спасибо, что вы не работаете на горячей линии психологической помощи.
Сокурсники смеются, когда сам виновник похоронных речей едва улыбается. Они успевают дойти до поворота к бывшему Южному крылу, когда Максим все же спрашивает:
– Чем так страшен этот ваш Небреженов? Он что, дракон, что ли?
– Как сказать… – вздыхает Катя, глядя на обугленный до черноты камень. – Он очень хорош собой и до сих пор не женат. Говорят, бегает в город к невесте каждые выходные, а его ритуалы…
– Да кого интересуют ваши девчачьи вздохи? – закатывает глаза Дима, театрально прикладывая запястье к запрокинутой голове. – Он ритуальник, который презирает правила и все, что связано с учебным планом.
Ритуал второй
– Эй, Дуремир Грудославович, там тебе проклятийника нашли с Лысой, – заглядывает декан факультета ритуальной магии Андрей Павлович в узкий, заставленный книгами и маленькими изобретениями кабинет с аккуратной табличкой «Благомир Годиславович Небреженов».
– А в этот раз даже неплохо, – фыркает на очередной «шедевр» исковерканного имени Благомир. – Опять какой-нибудь задохлик-зачахлик, который два слова связать не может?
– Да нет вроде. Говорят, Южное крыло разнес. – Высокий жилистый Андрей пятерней зачесывает волосы назад, чуть не сбивая локтем стопку непроверенных рефератов.
– Недурно, – улыбается Благомир, потирая ладони и искренне надеясь, что это сработал его поисково-притягивающий ритуал, проведенный на прошлой неделе.
– Правда, профильные оценки у него так себе, – с сочувствующей улыбкой подкидывает ложку дегтя Андрей Павлович.
– Лишь бы силы и смелости было достаточно. – Пожимает плечами Небреженов, покачиваясь на стуле под неодобрительный взгляд декана.
– Может, расскажешь ему сразу, Мирик? Сколько раз ты уже пытался недоговаривать и скрывать? – Андрей Павлович морщится, трет пальцами лоб. – Пять?
– Восемь. Этот проклятийник девятый, – вздыхает Благомир, запуская пальцы в растрепанную каштановую шевелюру. – Не сработает. Он просто не сможет запустить ритуал. У нее больше нет времени или этот… Как его там?
– Максим.
– Или этот Максим придумывает свое проклятие, или можно больше не пытаться.
Декан понимающе сжимает плечо преподавателя, не находя слов поддержки.
– Может, еще раз Иванова?
– Толку? Трижды пытались, он уже не отличает рабочий ритуал от нерабочего. – Благомир выдыхает, закидывая руки за голову. – Отправь мне досье Максима. Погляжу хоть.
– Ты уж не сожри его с потрохами, Горемир Дуреславович.
– А так отлично, – хохочет Благомир, запрокидывая голову.
Дверь за Андреем захлопывается, и улыбка резко слетает с губ, стирая огонек в глазах. Если Максима притянул его ритуал, то он должен, просто обязан справиться, что бы он из себя ни представлял. Благомир вытрясет всю душу, пойдет на любые угрозы, лишь бы завершить ритуал.
Профессор раскачивается на стуле, заставляя ножки подозрительно скрипеть от такого обращения. Пункты ритуала кружатся, путаются в голове, каждый раз представляют собой новую, еще неиспробованную последовательность. Глина, свечи, кость. Кость, свеча, глина. Намочить, растереть, размазать. Раскрошить, иссушить, пролить. Десятки и сотни идей роятся вокруг, мучают, раскаляют его перенапряженный мозг, но ни одна из них не способна спасти от самого себя.
Спасает лишь дурацкая песенка, звучащая из кармана. Уголки губ сразу приподнимаются вверх, и Благомир отвечает на звонок:
– Соскучилась?
– Мир, я тебе такое расскажу! – обещает звонкий голос и не обманывает.
Из трубки взахлеб рассказывают о походе в дельфинарий, о новых красках, холстах и будущих морях и океанах на них. Благомир постоянно кивает, мычит, всячески соглашаясь с сестрой. Отмахивается от студентов, занимающих свои места в аудитории и улыбается, набрасывая на бумаге очередную новую схему ритуала.
– Эй, братец, все в порядке? – Ведана наконец выдыхается, сдувает свой шарик восторга, готовая к настоящему диалогу, а не монологу с редкими вопросами и комментариями.
– Конечно, что со мной может быть не так? – в голосе Благомира танцует улыбка, вызывая расслабленный выдох на другом конце связи. – У меня, наоборот, великолепные новости, скоро здесь будет новый проклятийник.
– Мир, хватит, не нужно. Я просто буду осторожнее, – радости в голосе девушки не остается совсем.
Небреженов мог бы расслышать ее усталость, бессилие, нежелание продолжать, но он витает в своих фантазиях, не желая признавать очевидное.
– Нет. – Благомир упрямо сжимает губы и стискивает телефон до треска. – Я обязательно тебя спасу.
Ритуал третий
В дорогу Максим собирается быстро и просто. Аккуратные стопки футболок – в специальный гермомешок. Классические брюки, сложенные четко по стрелочкам, – в другой. Пары носков, белья и даже сменная обувь – все по специальным дорожным гермосумкам, чехлам и в чемодан. Его организованному чемодану позавидовала бы даже Мария Кондо, ведь осталось место под парочку учебников и сборник проклятий. Максим самодовольно приподнимает уголки губ, застегивает молнию и после короткого взгляда в зеркало хватается за расческу, чтобы правильно уложить чуть вьющиеся темно-русые волосы.
– Я отбываю сегодня, а вам желаю хорошо провести три недели. Не забывайте вовремя отдыхать, – церемонно прощается Максим с соседями под их слишком счастливые взгляды. – И не разрешайте Григорию есть на моей постели.
– Да езжай уже, мы тут справимся и не спалим твою кроватку, мамочка, – фыркает тот самый Григорий, пиная ногой матрас Максима на втором ярусе кровати. – Я всего один раз уронил крошечку от кекса на твое одеяло, а ты три года припоминаешь!
Максим едва заметно усмехается, решительно хватает серый чемодан и черный кожаный дипломат с документами, чинно покидает комнату, беззвучно закрывая за собой дверь. Кажется, он даже слышит дружный радостный писк. Предатели! Максим морщит нос, размеренно шагая по коридору.
Он же просто соблюдал правила: душ не дольше пятнадцати минут, отдых для глаз каждый час, ужин не позже восьми и отбой ровно в десять часов. Для всех, естественно. Ведь если никто не соблюдает правила, то для чего они существуют?
«Нужно жить честную, правильную жизнь» – любила повторять его бабушка, у которой даже борщ всегда имел одинаковый вкус и был сварен по ГОСТу. Максим даже знает рецепт наизусть, но, правда, не варил ни разу. Да и не особо собирался.
Ступени под ногами заканчиваются быстрее, чем хаотичные мысли в голове. Максим не оборачивается, раздраженно идет к воротам, которые должен был покинуть лишь через четыре месяца, на летние каникулы. Металлическое недоразумение скрипит не хуже сжатых зубов и радостно встречает одиноким потрепанным велосипедом, который развалится, если его тронуть хоть пальцем, и табличкой:
«Спецтранспорт отсутствует в связи с внеочередной забастовкой коньков-горбунков. До ближайшей станции сто шестнадцать километров. Счастливого пути!»
Максиму уж очень хочется сотворить что-то такое эдакое, но выходит лишь нелепейшее и простейшее проклятие: «Раз, два – колеса брысь, дурацкий велик развались!»
Достояние любого музея раритетного транспорта в ответ даже не скрипит. Максим закатывает глаза, достает телефон и со вздохом открывает авиасейлс, а заодно и отправляет заявку на оплату дороги к Медной горе. В конце концов, они сами указали, что его наказание – это практика. Как говорится, знай институтский устав как свои двадцать пальцев, ведь от цен на билеты хочется проклясть еще кого-нибудь. Максим уже тянется нажать кнопку оплаты, когда на телефон поступает звонок.
– Я вас слушаю.
– Студент Правилов, это что еще за шуточки? – возмущенно ругается мобильник голосом Любови Андреевны.
– Устав Лысогорья, пункт сто пятнадцать подпункт “г”, – довольно цитирует Максим, мысленно нахваливая свою память и правильность.
На том конце связи слышится бормотание, шорох перелистываемых страниц и обрывки ругани на «слишком умных и зарвавшихся».
– Действительно есть такой пункт… – растерянность и злость удивительным образом сплетаются в голосе куратора.
– Вы мне перевод сделайте сразу, Любовь Андреевна. Чтобы я уехать мог. – В своем воображении Максим уже видел, как женщина обиженно скрипит своими вставными зубами. – Или отмените поездку.
– Жди билеты, – мстительно бросает Любовь Андреевна и обрывает звонок.
Не прокатило. Цокает языком. Сейчас ещё купит какую-нибудь боковушку возле туалета на двое с лишним суток…
Через пятнадцать минут бездумного хождения вокруг раритета-развалюхи перед обшарпанной конюшней Максим понимает, что ему нужно было идти в ясновидцы, а не проклятийники. Со злости пинает велосипед, который тут же разваливается на запчасти. Оглядывается по сторонам, торопливо собирает неизвестно откуда вывалившиеся болтики и гаечки дряхленьким заклинанием, прислоняет еще более убогий на вид велик к табличке. Тот снова разваливается от первого же дуновения ветра.
– Зараза! – ругается Максим, удерживаясь от желания пнуть еще и чемодан.
Закатывает глаза и рукава, потирает большим пальцем кольцо, разбирает насмешку над транспортными средствами до мельчайших частей и принимается колдовать. Золотое кольцо с черным камнем отзывается сегодня мягко, почти нежно, с удовольствием воплощая слова хозяина в жизнь. Через полчаса стараний и один разбитый ноготь велосипед готов и похож на последнее изобретение человечества.
– Вот это цаца! – восхищенно притопывает копытцами и подергивает лошадиными ушами появившийся из конюшни вазила, докучливая нечисть в половину человеческого роста.
– Ага, только эту цацу я временно конфискую, – самодовольно улыбается Максим.
– Ишь чего захотел! Я тебе сейчас другого коня выдам, – тут же суетится вазила, пытаясь отобрать зачарованный велик.
– Лучше со своими коньками-горбунками разберитесь. Чего они там бунтуют опять? – Максим крепко вцепляется в руль велосипеда, делая вид, что не замечает попытки вазилы отколупать его пальцы по одному.
– Да морковку не поделили и началось. Этот царевича возил, тот королям служил, другой вообще под Черномором скакал. Сказали, что возить студенческие за… студентов-замухрышек не будут.
– Значит, надолго.
– Ага, уже и профсоюз созвали, права качают, возмущаются. В общем, пару месячишек еще придется на железных конях, – важно кивает вазила, с сожалением выкатывая еще один едва остающийся единым целым велосипед.
Максим вздыхает, поправляет непродуваемую парку, проклиная себя за то, что не надел еще один, пусть и колючий, но очень теплый свитер. Чемодан сиротливо смотрит на своего волшебника, тонко намекая, что его собирались нагло и бессовестно забыть. И это он еще вслух возмущаться не начал!
– Да помню я, помню. – Похлопывает ладонью по магическому товарищу Максим, щелкает пальцами. Капелька волшебства – и огромный чемодан легко умещается в карман, а дипломат, обретая рюкзачные лямки, оказывается на спине.
Часы пищат, сообщая, что провозились они здесь целых пятьдесят шесть минут и сорок восемь секунд, и до поезда остается всего четыре часа, когда до вокзала – сто шестнадцать километров, если верить табличке.
– Издевательство, сплошное издевательство! – шипит Максим, седлая свое произведение магического искусства и принимаясь крутить педали. Особенно громко он возмущается, когда начинает падать снег. В середине марта!
Два средненьких по сложности заклинания – и жизнь налаживается. Колеса крутятся сами, разгоняясь до шестидесяти километров в час, а плотный тепловой купол не позволяет запоздалой зиме залетать за шиворот. Горы пролетают мимо, легкие забиваются свежестью леса, и на душе почему-то становится не так уж и погано от предстоящего наказания. Ну, по крайней мере до того, как Максим садится в потертый, пахнущий перегаром вагон поезда, в котором дышать не хочется совсем, но приходится потерпеть. Всего-то два с половиной дня, которые тянутся вечность. Порой проклятийнику кажется, что он умер и попал в ад, где каждый день едят котлеты, чеснок, доширак и копченую курицу, периодически прикрикивая «мороженое, кому кореновское мороженое». Что удивительно, первым терпение заканчивается у проводника, которого достают постоянные замечания и придирки пассажира. Именно он вздыхает с большим облегчением, когда Правилов, наконец, сходит в Екатеринбурге.
Полупустой автобус, несмотря на заклеенное скотчем окно, становится раем. Тихо гудящее наслаждение длится всего пару часов и приносит с собой тревожное волнение, когда дверь с хлопком распахивается на его остановке. Величественная. Необъятная. Поросшая деревьями и травой. Окутанная рекой и туманом. Ненавистная и любимая одновременно. Здесь он научился контролировать волшебство и нашел друзей. Здесь он получил ненавистное кольцо проклятийника и стал белой вороной в семье стихийников.
– Ну, здравствуй, Медная гора, – хрипло шепчет Максим, вытаскивая небольшую бересту с приглашением. Практически такую же, как девять лет назад.
Горло зудит и ноет, предвещая ему сказочную неделю болезни после поездки под незакрывающимся окном. В марте. В Екатеринбурге. В неожиданные минус пятнадцать.
Феерическое возвращение в родную школу происходит совсем не по плану: с громогласным чихом он запинается, летит на камни и тут же оказывается посреди кишащего учениками холла. На коленях.
– А этот совсем отчаялся, – фыркает мимо проходящий стихийник с синем камнем в серебряном кольце.
– С порога молит о пощаде. К кому его? – сочувственно спрашивает светловолосая ритуальница-старшекурсница.
– Прошлого оборотням скормили, – совершенно спокойно распускает слухи звехарь.
– Споткнулся я, – стыдливо бурчит Максим, поднимаясь с пола. Отряхивает руки, потрепанные и измятые штаны, снимает синюю парку, аккуратно вешает ее на предплечье.
Шагает по каменному полу уверенно, точно зная, что свою комнату найдет на старом месте. Как и многие ритуальники, он категорически не любит перемены. Чтобы эти традиционные ребята переехали, недостаточно даже сжечь и взорвать их часть горы – скорее потребуется снести ее всю. И то некоторые скажут, что земля есть, а она своя родная и нечего тут переезжать.
– Эй, куда собрался? – «дружелюбно» встречает его комендант.
– Я на практику к профессору Небреженову.
– Ага, знаем мы таких, а потом из комнаты девочек вас выкуривать. Документики! – Комендант встает в полный рост, пытаясь впечатлить Максима своей по-звериному мощной фигурой.
– Вот, – к его сожалению, не впечатляется Максим, протягивая свою бересту.
– М-м, помощничек, – бурчит комендант обиженно, но величественно садится на исполинское кресло. – Тебе в преподавательский корпус.
– В преподавательский? – удивление Максима сложно скрыть, ведь он никогда не слышал, чтобы наказанных селили в «вип-корпусе».
– У меня приказа о заселении не было, ищи Мирика и спрашивай сам.
– Мирика?.. – возмущенно сипит на такое неуважение Максим, но отчитать почти преподавателя не решается.
Только разворачивается и действительно направляется в лучшее место этого учебного заведения. Правда, пройти через оранжерею и выжить – то еще развлечение даже для студента-третьекурсника. Растения то пытаются втянуть в свои трепетные объятия, чтобы сделать корневым удобрением, то впиваются в кожу, оставляя следы присосками, как у осьминога… Не каждому хватает смелости пройти через такую «сторожевую собаку», чтобы попасть к преподавательскому жилью. Но в итоге именно Максим выходит победителем и толкает дверь, с удивлением оказываясь за пределами горы.
Небольшие деревянные домики расползаются по пологому склону, вдыхают ароматы хвойного леса, кажутся совершенно обычной высокогорной деревенькой. Удивление такой мирной и безобидной картине на лице Максима кажется слишком очевидным.
– О, студентик, – усмехается кто-то совсем рядом, заставляя Максима вздрогнуть. – Думал, мы живем в самой глубокой пещере и едим младенцев по утрам?
Ритуал четвертый
– Подкрадываться к людям нехорошо, – тут же отчитывает Благомира Максим, с трудом сдержав рвущееся наружу атакующее заклятие.
– Прокрадываться к преподавателям тоже.
– Меня направили, я ничего не нарушал, – высокомерно вздергивает подбородок Максим.
Презрение в болотно-зеленых глазах столь откровенно и сильно, что Благомир ухмыляется и потирает колючую щетину.
– Тоже на практику? – уточняет Максим, еще раз оглядывая мужчину с головы до ног.
Благомир смеется так громко и свободно, как это делают годовалые дети. Конечно, кто же примет его за преподавателя в потрепанной кожаной куртке, со жвачкой во рту и очень «взрослыми» джинсами с дырками? Он больше похож на студента, чем Максим, вновь напяливший аккуратно сшитую парку.
– Ага, пожизненную, – фыркает Благомир. – Как звать тебя, лысегорец ты наш?
– Максим Юрьевич Правилов.
– Как все серьезно, – смеется мужчина, протягивая руку для приветствия. – Мирик.
Максим кивает, крепко сжимает его ладонь и недоуменно сводит брови.
– Погодите, так вы профессор Небреженов?! – в голосе Максима искреннее непонимание на грани гнева.
– Он самый. А вы, стало быть, моя новая жертва. То есть помощник, – улыбается Благомир, снова засовывая руки в карманы. – У вас много вещей? Я на урок опаздываю. Хотя добавить ваше кольцо в систему займет всего пару минут моего бесценного времени.
Лицо Максима краснеет, бледнеет, покрывается пятнами. Желваки ходят под кожей и, кажется, что студент скоро начнет плеваться проклятиями. Вместо этого Максим выдавливает из себя:
– Я могу пойти с вами на занятия, а после зарегистрируете меня в системе.
– Чудненько-чудненько, пошли, Максим Юрьевич.
Благомир приобнимает нового помощника за плечо и практически протаскивает сквозь оранжерею. Растения мирно подрагивают на ветру и от желания схватить кого-нибудь за ухо или за нос, но аура Небреженова заставляет их держать себя в корнях.
Максим стряхивает руку преподавателя сразу, как они оказываются в коридоре. Благомир на это действие только усмехается и заводит разговор:
– Значит, вы смогли уничтожить целое Южное крыло на Лысой горе?
– Я его не уничтожал, а спасал, – поправляет преподавателя проклятийник. – Просто немного не смог.
– Ну, ничего-ничего, пригодитесь еще человечеству, – успокаивает его Благомир, совершенно вальяжно вышагивая по пустому коридору.
– Благомир Годиславович, в чем заключаются моя отработка? – уверенно переходит к делу Максим.
– В том, чтобы звать меня Мирик, как я и представился, а также в помощи с моими исследованиями. На уроках тоже можешь присутствовать, если хочешь, но мне от тебя нужен только ритуал.
– Ритуал? Я ведь проклятийник, – лицо Максима перекашивает, будто его обвиняют в серии убийств.
– Именно проклинающий ритуал мне и нужен, – с этими словами Небреженов открывает дверь в небольшую аудиторию на сорок человек. – Что, надеялись, я уже не приду?
Со всех сторон тут же летит радостное «профессор», «Мирик» и даже «профессор Мирик». Особенно остроумные даже выкрикивают «Мирик Годик», но весьма уважительным тоном. Ну, насколько уважительным может быть такое имя. Небреженов с улыбкой приподнимает руку и резко опускает. В кабинете сразу становится тихо.
– У меня новый помощник, Максим Юрьевич. Он студент-проклятийник, прошу любить и не жаловаться. Что там у нас по теме урока сегодня, товарищи шаманы? – Легко и свободно Благомир проходит к доске, заставляя мел взлететь.
– Здравствуйте, Максим Юрьевич, – нестройный хор голосов явно фальшивит на тихом «Максимус» и «Максимка». Два проклятья сразу же летят в шутников, но с легкостью ими отбиваются.
Профессор Небреженов приподнимает одну бровь, словно пытаясь сказать «и это все?». Недоверчивый взгляд заставляет Максима смутиться и сделать вид, что он просто пожалел слабых школьников, а не был самым бездарным проклятийником в истории Лысой горы. Да и Медной в общем-то тоже.
– Ритуальные танцы и применение крови животных, – звучит пробирающий до мурашек низкий голос девушки с первой парты.
Максим быстро вычисляет говорящую и засматривается на ее грубоватые черты лица: нос с горбинкой, павлиний разрез глаз, высокий лоб, который кажется еще шире и выше из-за тонкой полоски, расшитой бисером, пересекающей его прямо в середине. Нитки с бусинами разного размера, мелкими перьями и резными талисманами путаются в длинных черных волосах, стекающих по груди до самой талии.
– Спасибо, Анна. – Благомир кивает, и мел тут же со скрипом пляшет по доске, выводя кривоватые буквы.
Максим недоверчиво приподнимает брови, но, встретившись с острым взглядом карих глаз, тут же всматривается в лежащую рядом с тонкой рукой колотушку из оленьего рога.
– Ааныс, – недовольно цыкает девушка, складывая руки на груди.
Благомир отрывается от доски, оглядывается и громко хохочет:
– Теперь он запомнил и твое полное имя, да, Максим Юрьевич?
– Максим, можно просто Максим, – потупив взгляд отвечает Правилов.
Благомир ухмыляется, явно наслаждаясь поддразниванием и дерганием студента за ниточки официоза. Встряхивает головой, настраиваясь на урок:
– Итак, танцы. Кто знает, зачем шаману нужно уметь контролировать свое тело и устраивать из ритуала целое шоу?
– Они помогают войти в транс, – отзывается кто-то с задних рядов.
– Выразить и сбросить эмоции, вызванные ритуалом, – продолжают средние ряды.
– Пробивают бреши в пространстве для прихода духа, – важно кивает парень в очках за первой партой.
– Верно, верно и верно, – улыбается Благомир. – Танец шамана позволяет вовлечь в общение с духом всех вокруг, даже тех, кто не обладает никакой магией. Ритмичные движения помогают достичь равновесия между паутиной Силы и реальностью, высвобождают энергию из каждой клеточки тела шамана. И, как нам подсказал Влад, некоторые жесты помогают пробивать бреши в реальности, впуская духов. Многие из вас уже знают основные ритуальные танцы своих домов, а кто-то еще ни разу не пробовал – это нормально. Есть желающие продемонстрировать нам основные движения?
Несколько рук уверенно поднимаются в воздух.
Ритуал пятый
Благомир, наконец, закрывает стеклянные колбы с кровью медведя, оленя, кролика и орла, бережно ставит их в маленький холодильник, протирает руки спиртом из висящего на стене санитайзера.
– У вас есть двадцать минут, чтобы попытаться сохранить эти бесценные знания если не в голове, то хотя бы на бумаге. Особо старательные могут даже выбрать кровь для семестрового проекта. Максим Юрьевич попытается проконсультировать и помочь вам. – Благомир с самодовольной улыбкой плюхается на стул, отталкивается ботинками от пола, покачиваясь на задних ножках.
Максим словно выходит из транса, услышав свое имя. Лекция настолько захватила и потрясла его, что он в тысячный раз пожалел, что родился проклятийником. Единственным проклятийником в огромной семье стихийников. Максим крепче сжимает зубы, встает с нагретого за урок места и начинает прогуливаться по аудитории.
Уже круге на третьем начинает казаться, что Небреженов хотел просто над ним поиздеваться. Каждый раз взбираться по целому ряду небольших ступенек, обходить последний стол и спускаться обратно. Подниматься и спускаться. Ноги возмущенно зудят от непривычной работы мышц, разогревают еще сильнее кипящую под кожей злость. Большинство студентов лишь сидят беспечно болтают, как будто не они же будут слезно умолять Небреженова в конце года принять их ритуал, или что он там задает. Только три ученика что-то старательно пишут в тетрадях и на вырванных листах бумаги.
Максим с любопытством заглядывает в такие же неряшливые, как и преподаватель, записи студентов. Вместо облегчения и интереса проклятийник испытывает лишь бессилие и бешенство. Злится и раздражается настолько, что не может удержаться от замечания:
– Разве ты не пропустила обязательные третий, пятый и восьмой пункты ритуала?
– Здесь они не нужны. – Анна пожимает плечами, нервно постукивает ноготком по колотушке, беззвучно шевелит губами, читая заклинание. Хмурится.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/oksana-uukina/proklyatyy-ritual-71020864/?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Оксана Ююкина
Тип: электронная книга
Жанр: Современная русская литература
Язык: на русском языке
Издательство: Автор
Дата публикации: 28.08.2024
Отзывы: Пока нет Добавить отзыв
О книге: Максим никогда не нарушает правила, даже если это означает, что Южное крыло института будет уничтожено. Теперь его ждёт отработка у сумасбродного профессора Небреженова, где Максиму предстоит выбрать: создать противозаконный ритуал и получить диплом или остаться бездарным проклятийником, но верным себе и правилам.Рассказ из сборника "Медная гора" серии "На границе миров"