Главная страница | Ужасы | В отражении бытия

В отражении бытия
Василий Львович Попов
Бруно зарабатывая деньги лёгким криминальным путём попадает в тюрьму. Невероятным образом после вмешательства мистического существа дело не доходит до суда. Молодой человек и его товарищ на свободе. Плата за которую оказалась слишком высокой – Бруно не выполнив условий договора, теряет самых близких ему людей. Но как оказалось, это лишь небольшая часть более ужасного и глобального – противостояния зла и добра, в котором герою предначертана особая роль. На стороне зла. Переход в параллельный мир. Станет ли он безропотным исполнителем чужой воли?

Василий Попов
В отражении бытия

Бытие.
Когда смотришь в свое отражение, убедись,
что в нем именно ты, а не кто-то иной…
Я никогда не видел такого количества пирамид. Стоящие ровными рядами вдоль проходящей мимо дороги они уходили вдаль, до самого горизонта, в бесконечность, отражая солнечные лучи от своих зеркальных поверхностей.
Оба солнца светили. Одно ярче другого, абсолютно лишая возможности думать о том, что существует тень. Невзирая на зной, маленькие райские птицы парили в небе, весело перекрикиваясь между собой, играя и споря. Эти золотокрылые существа то кружили в раскалённом воздухе, то прыгали по мостовой, выложенной из золотых камней.
Реки золотистого песка, текущие вдоль пирамид, греют приятным теплом потоки мирно идущих прохожих.
Люди одеты в красивые светлые одежды, переливающиеся на солнце. Изящные бриллианты в диадемах, колье и браслетах, украшающих их тела и одеяния, играют в лучах двух звезд. Взрослые и дети, словно в праздничный день, идут, весело переговариваясь между собой, даря друг другу улыбки и сверкающие взгляды. Они говорят на чужом языке, но их диалоги создают музыку, ласкающую слух. Бесконечная эйфория царит в раскаленном воздухе.
Глядя на эту панораму всепоглощающего счастья, на моем лице невольно появляется улыбка и застывает каменной маской на века....
Кинув прощальный взгляд на заведение с броским названием «Мескалин», на лицо, что провожает и встречает посетителей, иду вдоль пирамид медленным шагом, каждый из которых все еще доставляет удовольствие.
Прохожие в развевающихся одеждах, со светящимися от счастья глазами. Мимо аллеи статуй богов из золота, тянущихся вдоль пирамид. Античные фигуры воинов, прелестных фурий с идеальными телами создают шедевральный ансамбль, достойный звания чуда света.
Одно из изваяний шагнув в толпу движется мне навстречу. Эта девушка, как и все вокруг, светится. Лицо, точёное рукой ваятеля, тонкие губы, изумрудного цвета глаза. На изящной шее переливаются камни, обрамленные в «алчный» металл, цвет которого, казалось, заполонил весь окружающий мир. В нескольких шагах от меня богиня застывает, пристально глядя мне в глаза. Секунда и она говорит на незнакомом языке, подкрепляя речь жестами рук.
Странно и смешно – я поддерживаю диалог(!) будто понимая ее, и говоря с ней на том же чужом для меня языке. Наш разговор прерывает неприятный запах, я оглядываюсь в поисках источника осознавая, что подобный смрад несовместим со всей окружающей меня красотой.
Богиня, тянет свою изящную руку, в попытке привлечь моё внимание. Обернувшись, обращаюсь к ней с намерением извиниться, но в одно мгновенье, и она сама и все вокруг брилиантово-золотистое, улыбающееся, счастьем светящееся смывается огромной океанской волной, не оставив следа от нереального рая.

Реальное же предстает перед глазами, с отливом волны, все вокруг разрушающей. – Грязные серые улицы с полуразрушенными «обглоданными» домами, а вместо золотых рек по улицам «текут» потоки грязных автомобилей, то ускоряясь, то буксуя в пробках, издавая сигналы, визг тормозов, крики обезумевших водителей и их вечно спешащих пассажиров. Это всё вместо пения райских птиц и сладких дурманящих речей прохожих. Вонь, идущая из выхлопных труб и повсеместных уличных гор неубранного мусора.
Запах исходит и от стоящей передо мной… девушки, если её можно так назвать, – существо с грязными волосами, в оборванной куртке, засаленной юбке и рвань, что обтягивает её ноги возможно, когда-то была колготками. В руке дымится дешёвая сигарета, на щеке – ссадина, явно не от поцелуя сверстника, хотя возраст «собеседницы» определить трудно.
Так и не поняв смысл её речей, я в поисках ответа заглядываю в ее бесстыжие глаза, но они оказываются яркими, всё теми же изумрудными и полными…
Чего в их калейдоскопе только нет – от гнева страшного что изрыгает зло, до созерцания рая, любви томящейся чашей полною; страдание матери, утратившей детей, смешалось с бесконечным оргазмом исчадья ада…
«Глаза не могут содержать так много…» – Я, с трудом вырываюсь из плена ее взгляда.
– Иметь не могут, но хранят, – поёт ее звонкий молодой голос. – Ослепшие разумом, избавиться стремятся от души не зная цену ей.
– Что за ахинею ты несешь? – Я с отвращением вырываю руку из ее цепких пальцев. – Ночлежка для бездомных, если ты сейчас о ней, – через два квартала от сюда.... Но мне кажется тебя «мисс целомудрие», туда не пустят и на порог: ты слишком хороша для их «борделя»! – Театрально, режиссёром оцениваю ее взглядом. – Хотя… Если тебе дополнительно извалять себя в грязи, то могут дать бронь на месяц в коридоре – тебе, пожалуй, стоит рискнуть. Может это твой шанс?..
Бродяжка не слышит меня:
– Отдавший душу за бесценок, слугою став, в вечности не обретёт покой!
Интонируя голосом и жестикулируя, она наступает на меня. Просто оттолкнуть ее и уйти невозможно: нищенка, вызывая в моем теле внезапную дрожь «сковывает» меня пристальным взглядом, полыхающим зелёным пламенем и наполненным всей палитрой противоречивых эмоциональных ощущений.
– Что за дрянь ты куришь? – Отводя глаза я обретаю способность двигаться. Отмахиваюсь от дыма ее ужасной сигареты. – Продукт скрещивания низких сортов табака и крысиных фекалий?
Глаза напротив по-прежнему сверкают гневом. Пламенем ада или священным огнем…
– Мученья будут вечны, проклятья – вековыми… – Не унимается этот асоциальный элемент. – И бойся идущего за тобой!
– Послушай, мне действительно пора… – Я говоря отступаю дальше, отстраняясь от нее. – Я с удовольствием бы встретился с тобой ещё раз и даже выпил бы немного, но не сегодня извини… – Пропускаю мимо ушей её очередной взволнованный бред, заглушая своим: – И смени парикмахера! В доме инвалидов безрукие старушки стригут прилично и на общественных началах – бесплатно…
– Кретин! Ты не успеешь к семи, идущий за тобой придет раньше…– я слышу вслед, «продираясь» сквозь разношёрстную толпу к криво припаркованному автомобилю.
«Истеричка! К семи я не успею… Я не к президенту еду на прием, а к любимой прародительнице. Дина примет меня в любое время, в любом состоянии, даже если залечу к ней верхом на баллистической ракете с главным террористом на планете. Рифма. Каламбур… сука! А что касается идущего за мной, то пусть попробует прийти раньше меня…», – отталкиваю в сторону блюющего человека от стоящего под тусклым фонарём моего «баварца».
«Как же мир жесток к нам… Мы такие маленькие ничтожные крупицы, а он большой и всепоглощающий… о чем это я, кстати?».
«Баварец» в аналогичной комплектации, пять лет подряд занимал верхушку топа в своем классе в Кубке Конструкторов. И это мне нравилось.
Автомобиль глубоко вздохнул, в ответ на мои действия слегка присел и с ровным гулом, перебирая скоростями, покатил по плохо освещённым улицам мрачной окраины, разгоняя огромных крыс, беспрецедентно расплодившихся в этом году. Мимо унылых людишек – песчинок огромного мира. Бросаю взгляд в зеркало заднего вида – полоумная там еще? Нет ее, да и «идущего за мной» тоже нет!
А впереди светят луны – одна прекрасна, другая испещрена кратерами и похожа на лицо красивой женщины, пережившей оспу. Малая из лун растягивается, превращаясь в каплю, падает к линии горизонта, мгновенье – и прыгает обратно на свое законное место.
«Надо заканчивать с «Мескалином», а то когда-нибудь выйду и потеряюсь в этом жутком криминогенном районе».
«Добрый вечер, семь часов вечера, и вы на волне «Галактика». В нашем городе особых происшествий нет, кроме сгоревшей дотла библиотеки на улице Фильмов, но и там не многочисленные жертвы: пожарные своевременно погасили очаг возгорания. Может стоит подумать в следующий раз – идти в библиотеку или в опиумную курильню? Удача может найти вас везде…»
Столько жизнерадостности в голосе ди-джея, а динамики голосят так, словно ведущий находится сзади – на пассажирских сиденьях автомобиля. На всякий случай оборачиваюсь назад – никого.
«Проклятый остаточной эффект!».
«… а теперь творение от группы «Преступные мысли», добавьте баса, может, это поможет пережить предстоящее…»
«…Революция музыки, эволюция танца
– это диско космических станций…».
Звонок. Музыка прерывается.
– Уже семь, ты где? – Хриплый голос возвращает меня к нищенке.
«Кто это? – Напрягаю память – И что им всем так дались эти семь часов?».
– При чем тут семь?
– В шесть ты обещал заехать ко мне…
«Действительно… Как я мог забыть?», – С окончательным возвращением в реальность я вспоминаю и самого звонящего. – «Договаривались, обещал же…».
– Я на кольце возле австрийского консульства. Не застряну – буду через десять минут.
Разворачиваю «баварца» в нужную сторону. Набираю скорость…
– Застрянешь – купи сигарет… все скурил… – став мягче голос Мутанта обрывается.
Снова басит музыка. Вижу «окно» в соседнем ряду. Сигналя фарами, заскакиваю улыбаясь очкастому ротозею, которому едва не снёс переднюю часть его кадиллака. Строю рожу круглолицей тетке на торможении. Застрял, как и все… – вереница непохожих друг на друга автомобилей застыла, тихо гудя отдыхающими двигателями. Вдоль машин идут, предлагая всякую мелочь, два маленьких афроамериканца:
– Лимонад, жевательная резинка, сигареты, минералка, презервативы, салфетки…
«Интересная последовательность…».
Подбегает девочка. Сзади пыхтя несет корзину недовольный своей ролью шоколадный мальчуган. Сверкая глазами и зубами, они продают мне сигареты, считая в розовых ладошках своих черных рук сдачу, пытаясь по-детски обмануть. Бегут дальше, переговариваясь между собой вдоль дымящих автомобилей улыбаясь на вальяжные отказы и отмашки рук. В итоге их со свистом и расистскими выкриками прогоняет молодежь из черного микроавтобуса.
Ряды машин двигаются и мгновенно тормозят. Маленькие продавцы бегут вперед. Раздается вой сирен, вижу мерцание маячков машин безопасности. В «кортеже» не только обычные «жетоны», но и несколько машин, полностью тонированных, что разрешено только следственным органам особых отделов и спец подразделениям.
«Что-то где-то не так…». – Сделав логический вывод, усмехаюсь собственной прозорливости.
Спец машины уносятся, приводя в движение колонну остальных застрявших в пробке автомобилей.
В «стекляшке» торгует знакомый грек – пирожные, торты, кексы…
Я всегда беру большую ромовую бабку для Дины: она без ума от них, несмотря на собственный многолетний опыт кондитера.
«Он бы еще тульский пряник испек…».
– Благодарю, – киваю ему.
– Заходи, – отвечает он.
– Хорошо, тупая скотина. – Я улыбаюсь – уверен, он добавил что-то аналогичное в ответ на своем языке.
Он подкрепляет сказанное улыбкой. Мы с этим греком знакомы уже давно.
Мутант живет в районе, построенном в конце прошлого века. Унылые спальные квадраты, разбросанные в непонятном с точки зрения архитектурного дизайна – хаотично, без всякой логики. Район тем не менее считается не самым бедным в городе.
В пошаговой доступности функционирующая станция метрополитена, таскающая из района в район интеллигенцию, утомленных рабочих, их детей, учащихся непонятно где и чему, и всех остальных проходимцев. Работают кинотеатр и пара клубов – в принципе есть где «убить» время. Однако жители избегают позднего возвращения домой, это рекомендуют и власти города. – О своей безопасности вы должны заботиться сами.
Спортивный комплекс, находящийся недалеко от интересующего меня дома, еще светится огнями. Автомобили спортсменов темнеют на парковке.
Свет в окнах Мутанта пробивается сквозь тонированные стекла, тень, мелькающая за окнами, говорит о том, что хозяин мечется по комнате в нехватке никотина.
Немного о нем: его второе имя не имело ничего общего с мутацией – он обычный человек без физических отклонений. О моральных устоях этого типа, рассуждать, однако сложно. Всё зависит от личных взглядов каждого на то, над чем этот феномен трудится.
Некоторые считают его аморальным и социально опасным. Мне так это кажется обыкновенным: каждый занимается своим делом. А посетительница, что попалась не так давно мне навстречу на его крыльце, со взъерошенными волосами, размазанной помадой на губах и безумным взглядом так вообще заявила, выдохнув со страстью:
«У-у-у! Он такая душка…».
Душка же с не менее безумным взглядом стоял, переминаясь с ноги на ногу за спиной эксцентричной леди в одном носке и трусах, пугая своим видом служащую подъезда, хоть уже и привыкшую к выходкам этого жильца. Он кричал вслед своей обольстительнице несусветную чушь, а та «улетала» словно на крыльях в ночь, широко расставляя при этом ноги.
Он – мужская человеческая особь тридцати лет от роду среднего телосложения со смуглой кожей хоть никогда и не видящей солнца. Модное женское каре, черные как смоль волосы смазанными непонятно чем, придают его внешности элемент гламура. Глаза, вечно мечтательные и блуждающие за стеклами очков в круглой оправе. Из дома Мутант выходит только в крайней необходимости: не может оставить свое очередное «детище» ни на секунду.
Лаборатория, расположенная в нескольких комнатах его квартиры. Туда нет доступа, даже для меня. А в часы, когда у него посетители, Мутант через каждые двадцать минут внезапно вскакивает и бежит в свой «исследовательский центр». По возвращении озабоченность и тревога на его лице обычно сменена удовлетворением. Что происходит внутри известно только ему.
Сигареты, продукты и прочее постоянно для него кто-то приносит. С пустыми руками к Мутанту не приходят, за что он всем и всегда благодарен.
Под окнами его собственность – шоссейно-кольцевой мотоцикл, неиспользуемый им. Знающие его с недавнего времени совсем не связывают Мутанта с механическими средствами передвижения.
Блок долгожданных сигарет «летит» на кожаный диван в гостиной, полностью белой – с белой мебелью и белыми стенами, большим плоским и белым телевизором.
– «Только за смертью посылать…», – это видимо сказано о тебе? – Голос хозяина жилища с интерьером «белых палат» или клиники, полон претензии. – Нехватка никотина расщепляет меня на атомы… И где ты был?
Отвечать нет сил и желания. Погружаюсь в кресло, тупо уставившись в экран телевизора. Кольцевые гонки. Мотогонщики, плавно входящие в повороты.
– Все не забыть… Ищешь самого себя и не можешь найти? – смотрю на жадно поглощающего сигаретный дым нервного вида человека и тут же жалею о сказанном.
Мутант, бросая гневный взгляд в ответ, жадно затягивается сигаретой.
– Иронизируешь… Хотя я сам помнишь, как все было!
– Да, помню.
Казалось, это было совсем недавно....

…Мы были два «сорвиголова» – угон автомобилей и мотоциклов. Это была работа. Это был первый «бизнес» и единственный наш заработок – неплохой, довольно устойчивый, делающий нас независимыми.
В дополнение всплески адреналина, подстегивающего нас и так необходимого в молодые годы. Наши нападения на частную собственность мирных граждан доводили нас до морального оргазма. Я любил авто, и меня не впечатляли мотоциклы, мой друг испытывал те же чувства к средствам передвижения, с точность до наоборот. Сама скорость и ощущение мощности машин роднили нас. Страхуя и прикрывая друг друга от вполне вероятного преследования, мы наслаждались гонками. Не раллийными – криминальными. Выброс адреналина в кровь при этом увеличивался в разы по сравнению с обычными гоночными соревнованиями.
Но была еще и Бэт. В ней было всё, о чем можно только мечтать. От гибкого мышления до не менее гибкого спортивного тела в сочетании с красивым лицом, что закономерно ставило её в модельный ряд. Ее выбор пал на Мутанта, а тогда это был совсем другой человек, как, впрочем, и его имя. Макс.
Бэт – с вечно блестящими глазами и нервными губами дополняла своего партнера – Макс, и так не вполне нормальный, в её присутствии совсем терял рассудок. Я ему завидовал, но белой даже скорее прозрачной завистью.
Рано или поздно за хорошим последовательно движется плохое. Оно приходит в разных формах и обычно несет печаль и боль, и чаще всего мы в этом виноваты сами.
Не знаю, каким образом Бэт, мечтавшая поехать на нашу «охоту», уговорила Макса взять ее с собой. Хотя существовал внутренний договор: только вдвоем и никого более, а тут еще и девчонка. Она уже кстати участвовала в наших мероприятиях косвенно – ее родители «презентовали» нам когда-то Jaguar. Конечно, она этого не могла знать: на тот момент мы и не были знакомы.
Когда в очередной раз мы собрались за двухколесной жертвой, Макс появился не один – с Бэт.... Они шли весело улыбаясь, взявшись за руки – счастливая влюбленная пара на полуночном променаде в лунном свете. Романтика….
– Молодожены отправляются в свадебное путешествие? – Я был откровенно удивлен и саркастичен.
– Она поедет с нами. – Макс усаживал свою избранницу в машину. – Она испытает то же, что и мы.
– Испытает то же, что и мы? – Эхом повторил я, наблюдая как Бэт протискивается на заднее сиденье подмигивая мне.
– У вас не было давно чего-то, что можно было бы испытать? Дать вам ключи от моего «бунгало»? Там вы можете испытать все, что хотите и даже в извращенной форме! – Я повернулся непосредственно к мужской части этой идиллии: – Но, что касается работы…. Ты, же знаешь все сам, и так было всегда….
– Да, но в правилах существуют исключения и это всего лишь один раз….
– Да, один раз! – Вторила ему Бэт.
Взгляды их наполнены мольбой, способной уговорить памятник. Мне казалось, я был мягче мраморного изваяния, да и было же очевидно – все уже решено без меня.
«Один раз…», – повторив они произнесли это в унисон и взявшись за руки.
Мы двигались к элитному кварталу жителей, вкладывающих дивиденды в роскошные двух- и четырехколесные шедевры авто – и мотоиндустрии, а затем с тоской осознающие, что они передали их кому-то, но уже безвозмездно. Мы же передавали их другим людям, выкладывающим за это неплохие деньги. Те иногда возвращали их хозяевам за другие суммы соответственно. Схема стара как мир.
«Лишь бы это не стало новым правилом – брать на работу тех, кто должен по определению ждать дома.».
– Я знал парней, которые снимали голову вместе с трусами перед хорошенькими девочками, но никогда бы не подумал, что это будешь именно ты. Лучше бы я родился в другое время, в другом месте и мы никогда бы не попали с тобой в одну школу.
– Да, что с тобой? Мы никогда и не учились в одной школе.
– Тем более! Ладно смотри, вот твоя мечта иди и наслаждайся…
Сплавы стеклопластика, угле волокна, алюминия и еще непонятно чего подчеркивали изящные контуры спортивного эксклюзива. Казалось, даже незаведенный мотоцикл «дышал» всем количеством лошадей, «пасущихся» в его моторе.
«Красавец…. Интересно, сможет он его завести?».
Мы не делились между собой секретами, как работаем со своими механическими жертвами, но если что-то не получалось, то потом долго не давали друг другу покоя, с сарказмом высказываясь о «способностях» неудачника.
– Полторы минуты, – заявил влюбленный похититель «механических мустангов». – Коробку пива?
– Согласен. Иди, давай, а мы посмотрим, как ты терпишь фиаско.
– Она пойдет со мной. Пойдем, малыш....
«Ну все, это жопа!».
Потом была погоня. Они уходили вдвоем, а я мешал трем экипажам «жетонов» преследовать, маневрируя перед их машинами. Я верил на все сто, оттирая преследователей, – Макс сможет уйти, верил, зная о его способностях управления мотоциклами, зная о врожденном чутье и об инстинкте самосохранения. Макс так же знал дороги этих районов как свои пять, да что там – все двадцать пальцев.
Позже я оттаскивал его, бьющегося в истерике, от нелепо лежащего на асфальте безжизненного тела Бэт. Его крики, уже ничего не меняющие, рвали слух. Но сначала я и сам пытался поднять ее, не осознавая, что она мертва – лу?ны отражалась в ее открытых больших глазах, а ветер нежно перебирал прекрасные волосы словно живые. Рядом стоял водитель огромной цистерны. Макс и Бэт ушли от погони, но не смогли уйти от преследования судьбы....
Дальше были вопросы, бесконечные допросы, пронизывающие насквозь и полные ненависти взгляды родителей Бэт. Затяжные судебные процессы, постоянные стрессы, вопросы бестактных психологов.
Приговор – тюрьма для меня и психлечебница для моего друга. Затем реабилитация, год алкогольных запоев, год наркотической привязанности, больше года депрессии… Все это было, и мне ли этого не знать....

– Да помню… – Я словно и не погружался в воспоминания. – А у тебя как дела?
– Как у меня дела?! Это что, шутка такая? – Очередной окурок летит в пепельницу размером с ведро. – Ты пропадаешь на два месяца, затем говоришь по телефону странные вещи, понятные, вероятно только тебе, и, появившись пропадаешь снова…
– Если ты сейчас говоришь о деньгах, то вот они. – Бросаю бумажный конверт перед недовольной физиономией собеседника. – Не был? Собирал деньги. А что со мной, сам не знаю: вокруг меня что-то происходит, только не пойму – что. Я испытываю страх, причем постоянный и неосознанный. Он как туман, клубится вокруг меня....
– Страх… Да ты ли это? Может, обратишься к психиатру? – Он оживляется, глядя на меня с интересом. – Или лучше ко мне: есть кое-какие препараты. Новые грандиозные разработки….
– Спасибо, не надо! Я и так не вылезаю из «Мескалина».
– Мескалин? Да это, же детские игры. – Он оживляясь вскочил. – Я тебе такое покажу…

…Свое прозвище «Мутант» Макс получил, пережив лечебницу, затяжную депрессию и, пропав из поля зрения, появился лишь через пару лет. Я потерял его как Макса.
Позже, случайно узнав, что существует человек с таким прозвищем, я и предположить не мог, что это мой друг, так как понаслышке знал о сфере деятельности Мутанта.
Вскоре пришлось познакомиться ближе. И я увидел Макса, но сильно изменившегося. Как физически, так и морально. И уже от него самого я узнал, что он занялся наукой и селекцией: выращивает и скрещивает алкалоиды растений с химическими веществами, ставит опыты, проводит эксперименты, испытывая произведённые продукты на себе и на других добровольных подопытных.
Он даже что-то говорил о научном труде, который в будущем сделает его известным ученым. Достойным премии Нобеля. Я не воспринимал эти заявления всерьез учитывая трагедию с Бэт и прошедшую им тюремную лечебницу. Медикаментозную терапию.
Но так случилось – один из результатов работы Мутанта заинтересовал знакомого мне человека. Таким образом с Максом-Мутантом мы стали партнерами в очередной раз.
Только коммерческая жилка теперь просвечивалась в наших отношениях. Да и самого Макса уже не было, словно он умер тогда – перед разбитым мотоциклом возле мертвого тела Бэт, а родился Мутант со своими безумными идеями и не менее безумными творениями….

– Я всё понимаю, но ничего не надо… Мне необходимо заехать к Дине. И меня ждет Сани, мы не виделись уже… пару недель.
– Сани звонила и справлялась о тебе, у нее то же самое мнение: говорит, что ты ведешь себя странно и редко бываешь у нее....
– Ну и что ты ей ответил? – Я знал, с каким «трепетом» они относятся друг к другу.
– Сказал, что было бы более странным, если б ты постоянно торчал у нее, – ехидная улыбка исказила лицо Мутанта. – Затем она наговорила мне много о моём рассудке, не до конца пройденном куре лечения о новой фазе шизофрении.... В итоге бросила трубку. – Он вдруг вскочил и, выбросив руку вперед словно на митинге, заявил: – А деньги я не возьму…, раз уж случилось так, что мы «прилипли» вместе, то…
– Но ты-то свою работу сделал. – Спокойно урезонил я.
– Сделал и еще неоднократно сделаю! – Возмутился этот феномен и псевдоученый. – Но ты… мне одно скажи: как ты и тот, второй, ушли оттуда, когда вас взяли на месте?
«Вот в чем дело! Переживания о моих долгих не появлениях, это вовсе не тревога за меня лично… Просто в его ученую голову закрались предательские мысли о том, как я выбрался из тупиковой ситуации. Я, кто ни разу не дал ему повода усомниться в своей стойкости и несгибаемости. А может, просто встать и разбить эту исследовательскую голову его же огромной пепельницей, выбить оттуда весь его научный, атмосферу засоряющий дурман?».
Мутант смотрел на отражение лихорадочного мышления на моем лице. Он знал меня и ожидал соответственную реакцию на провокационный вопрос.
«А с другой стороны…, я и сам не смогу логически объяснить, как там всё произошло…».

Человек, заинтересовавшийся творением Мутанта, – неофашист. В прямом смысле слова. Отто. Я познакомился с ним в том злополучном месте, куда закинула меня судьба после неудачной и трагичной попытки Макса обуздать чужую «лошадку».
Лояльный сектор строгой тюрьмы в Подгаузе. Действительно лояльный, раз Отто, со своими крайне радикальными взглядами, отбывал наказание не в достаточно строгих условиях.
Все, как и везде: бетон, металл и никаких намеков на природу – на утопающие в зелени постройки. Хотя здесь, на открытом пространстве, можно было не только двигаться, но и стоять, правда, по два человека, в остальных случаях немедленно следовало наказание. Раз в полгода свидание с близкими и раз в полгода с адвокатом – ненужная формальность.
Заключенных в тюрьмах делили по возрастным критериям, и ограждая новичков от уже закоренелых преступников, изолируя по секторам. Отто старше меня на два года, и это был уже тот возраст, когда такая разница особо не ощущается. Нет, он не спас меня от интриг, и я не помог ему в одной из тюремных потасовок, как это обычно бывает в сюжетах книг и кинофильмов. Все гораздо банальнее....
Он сам подошел ко мне на одной из прогулок и просто заговорил, словно мы с ним были знакомы сто лет. Отто выслушал мою историю, а я в свою очередь, его ситуацию попадания в заключение.
Отто был признанным лидером и идейным вдохновителем неонацистской группировки, расположенной западней моего городка, и имел в распоряжении восемьсот солдат (как он выразился). Они вели «военные действия» со своими врагами. Это не совсем устраивало локальные власти: Отто и его парни старались расширить территориальные границы тем самым удовлетворить свои геополитические аппетиты. А они у них росли вместе с ними.
Как лидер Нео политики Отто боролся за чистоту расы и хотел создать хотя бы маленькое, но государство. В котором никто даже в мыслях не хотел бы грязной каплей крови испортить ту чистейшую, что текла в их жилах.
«Арии, мать их!».
– …Гитлера предали, и в моих рядах появился предатель, – разглагольствовал во время беседы Отто. – Это был беспрецедентный случай в моей карьере и организации. Солдат девятнадцати лет отроду, занялся сексом с мулаткой, когда вокруг столько ариек(!), а подобное в моем Рейхе крайне недопустимо. Такое сравнимо с изменой, вероломным предательством, поэтому его и должна была постигнуть самая суровая кара. Мне нет никакого дела до мулатки, так как я не замечаю тех, кто не проходит по строгим критериям. А юнец должен был быть сожжен, такой был приговор! Нашего внутреннего суда.
«Хороший наглядный пример…», – Мурашки внезапно промчались по моей спине. Глаза Отто светились серой сталью на его жёстком и волевом лице.
– Считаешь, слишком жестоко? – Он, вернувшись из переживаемых воспоминаний взглянул на меня.
– Ну, если относительно того, что «нагородил» когда-то давно твой идол, то… – Я поежился и далеко не от холода, – вроде, как и ничего….
– Приговор был приведен в исполнение, и вот теперь я здесь. – Отто взял меня за локоть, прерывая нашу медленную ходьбу. – Знаешь, я не только читал и анализировал «Mein kampf», я внес в книгу изменения, основанные на собственной точке зрения, и теперь это новая «Моя борьба»! – Его лицо буквально «светилось» одержимостью.
«С ума можно сойти от общения с подобными фанатиками. – Я морщил нос задумавшись. – Но можно с ума сойти, и общаясь с большей частью населяющих эти стены. Или еще быстрее, замкнувшись в себе не общаясь абсолютно ни с кем…».
Так я и познакомился с Отто. А время в заключении бежало своим чередом, отсчитывая часы, недели, месяцы....
В один из морозных вечеров, гуляя с Отто по свободному периметру, на свежем воздухе, звенящем от стужи я в диалоге «тестировал» идеологию собеседника.
–…а как тебе русские? – внутренне я размышлял о целесообразности его доктрины после краха 3-го рейха.
– Русские… Я могу только склонить голову перед этими героями: они сделали то, что до этого не мог сделать никто. Они измотали войска Вермахта и почти на голом энтузиазме, уничтожили, безотказную я акцентирую(!) военную машину наглядно демонстрирующую свое превосходство по всей Европе и не только.
– О, но не весь Вермахт…
– Я не навязываю тебе политику того времени, нет, – Отто не обращал внимания на ноты иронии в моем голосе, – было много ошибок, поспешных решений… Я тебе все время говорю о дисциплине, о чистоте расы, именно это и есть основные аспекты… И вообще, ты же знаешь…, сегодня – последний день моего пребывания здесь. Завтра я покидаю стены, не хочу говорить громких слов, но…– он улыбнулся, глядя вдаль, – я бы хотел видеть тебя рядом с собой. Ты сильная личность. На подобных людях, как правило, и строится опора для чего-то фундаментального… а мне нужна прочная опора!
– Ты знаешь, я сейчас узнал много нового о себе… – Я поежился от мороза и каких-то нахлынувших на меня незнакомых до этого чувств, – Но думаю, что на такой личности как я, ты вряд ли сможешь построить хоть какую-то империю.
– Все шутишь… – Отто улыбнулся с пониманием, – Нет, я серьезно. Тебе тоже осталось немного, и ты скоро выйдешь из этого учреждения. Тем, чем ты занимался ранее, ты уже не сможешь – за это время ты вырос. Надо все кардинально менять, ведь есть более серьезные вещи, дела…. Давай после твоего освобождения увидимся и обо всем поговорим.
– Но как тебя найти?
– Я, знаю, как тебя найти. А это… тебе на память. – Отто протянул мне книгу в черной кожаной обложке с красными тесненными буквами.
– Как трогательно…– я выразил бурю эмоций на лице. – Спасибо, прочту обязательно!
–Ты молодец, никогда не унываешь…

Следующая встреча с Отто произошла через несколько лет после того, как я покинул бетонные стены Подгауза.
Я прошел падение и восстановление, набирался сил и приспосабливался к реалиям новой жизни в быстро меняющемся даже за короткий период времени мире.
Макс находился в реабилитационном центре, над ним усердно трудились психоаналитики. Я познакомился с Сани и вкушал все прелести знакомства с этой неординарной девушкой.
Жизнь текла по своему руслу, разрушая сложившиеся стереотипы и построенные мною же иллюзии. Приходилось много работать, чтобы не только существовать, но и прогрессировать как личность.
Работа попадалась не всегда простая, порой опасная, но и ее не каждому предлагали. Как и не каждый взялся бы за ее выполнение. Уточнять сферу своей деятельности нет смысла. Да это в принципе и не так важно.

В один из теплых осенних вечеров я должен был забрать Сани из гостей, где они с подругой засиделись у знакомой, которая подписала брачный контракт с лондонским денди, прибывшим для распространения нижнего белья высокого качества, которым его папочка уже заполонил все Соединенное Королевство – и их семейному бизнесу требовался оперативный простор.
Сани и Лика долго лобызались у ворот огромного дома с молодой «бельевой четой». С одного взгляда можно было понять, что веселый квартет принял изрядное количество алкоголя – все были теплы, как майский день, и, судя по всему, «обчесали» языками весь окружающий их мир.
Взгляд создателя прикрытия женских прелестей, брошенный в мою сторону, красноречиво говорил о том, что меня за столом обсуждали тоже и даже не раз.
Две фурии с важностью усевшись в машину принялись жевать мускатные орехи, внешним видом давая понять, что трезвы, как младенцы.
– Вы случайно, не с аудиенции папы в Ватикане – такой презентабельный вид, – именно их вид меня и веселил, – и он пообещал вам теплое местечко недалеко от себя? Это можно списать только на почтенный возраст понтифика. И его нетрадиционную ориентацию….
Я прибавил газа, чтобы пассажирок основательно встряхнуло.
–Твой язык, Бруно… без костей! – возмутилась Лика. – И сбавь скорость, меня… тошнит.
– Так вы еще и говорите!? – Я тем не менее прибавил газа.
– Да…, действительно, нельзя ли помедленней! – Сани говоря открыла окно.
Я и сам был бы рад «помедленней», но уже в течение десяти минут автомобиль темного цвета маячил за спиной, держась на определенном расстоянии. Мысли неслись быстрее моего авто: «Кто же это может быть? Последнее время все спокойно и «военных действий» не ведется. Возможно «трусо?вый король» отправил за мной шпионов, увидев во мне конкурента в его нелегком бизнесе, они же так мнительны – эти богачи…».
– Ваш выход. – Резкая остановка возле дома Лики.
Она, не ответив «вылетает» из автомобиля махая свободной рукой нам на прощание, второй рукой Лика прикрывает рот.
Машина преследования остановилась в метрах двадцати. И теперь я уже мог классифицировать марку автомобиля. Старенький Мercedes. Идеального вида раритет синхронно разгоняется вместе со мной.
– Куда ты так гонишь, мне плохо…– Сани вертит головой, в поисках причины подобной неоправданной езды.
Место для отрыва от преследования нет – дом Сани находится в тупике частного сектора.
– Сейчас ты быстро выбегаешь из машины и бежишь открывать дверь – я что-то съел, мой желудок не выдержит....
– Ты хочешь в туалет?
– Да! Но мог бы подождать еще с неделю… Давай скорее! – Выходя из машины стоя за кустом я отогнул ветку для обзора.
Каблуки Сани звонко цокают уже за калиткой, значит она добралась до дома. Я, подождав с минуту двинулся навстречу светящему фарами и медленно останавливающемуся автомобилю.
Не имея при себе даже машинки для закручивания сигарет, я сунул руку во внутренний карман куртки, оттопырив так, словно я был вооружен. Mercedes слепил фарами. Лобовое стекло отражало свет фонаря, не давая разглядеть находящихся в салоне.
– Мог бы и с девушкой познакомить – отлично бегает…– Человек говоря выбирался из-за руля. – Спортсменка?
– И не только. – Я замечаю, что остальные двери автомобиля остаются закрытыми.
– Так как все-таки ее зовут?
Теперь я узнал голос. Это был Отто.
– Точно не Ева Браун и не крошка Геля! – Я обнимал друга в теплых объятиях. – Mercedes – подарок от оккупированных территорий в Ираке?
– Нет… Мы, к сожалению, не участвовали! – Отто сжал меня крепче реагируя на мой сарказм.
– Не сломай! Ждал, наверное, что сбегу вместе с ней? – Я выбрался из «клещей» его объятий.
– Да нет, даже не думал…– Смеясь и разглядывая меня, Отто еще держал мою руку так, словно от этого зависела вся моя дальнейшая жизнь.
– Ладно, отдай руку… Это все-таки моя личная собственность. Зайдешь?
– Не сегодня, мало времени. – Отто, как и раньше в любой ситуации добавлял значимости себе и своим словам. Как ни странно, это получалось и было ему к лицу.
– Наверно, надо подписать свое новое издание и раздать в школах Hitlerjugend?
– А ты ее прочел?! Она ведь стала другой, правда?! – Отто оживившись на короткое время, стал похож на ребенка, хвастающегося своими достижениями. От выше упомянутой значимости не осталось и следа.
– Спешу «обрадовать» – нет, не читал… У меня выпросил ее ирландец, идущий в изолятор – ему банально не во что было крутить табак. Прости – я, и с оригиналом-то книги не был знаком, так что не ощутил бы особой разницы.
– Ты ненормальный, и я это всегда знал…, да ладно, об этом потом. Нам нужно поговорить, и это серьезно…
Передо мной сама серьезность – в черном плаще с красной атласной подкладкой, в кожаных перчатках, гордо поднятая голова в фуражке. Складывалось такое впечатление, что он намного выше меня и даже ближе к богам, словно только сошел с экрана исторического фильма. Так и хочется крикнуть ему: «Хайль Гит… Отто!»
– Сейчас довольно-таки поздно. – Он посмотрел на часы, огляделся по сторонам. – Приедешь ко мне, посидим поговорим вспомним. Давно хотел тебя увидеть.
– Приеду. Давно не болтал о старом, не перелистывал страницы истории. На денек. Дольше, извини, не смогу.
– Вот адрес, – он протянул визитную карточку с символикой рейха, – там и телефон есть на всякий случай…
Отто уселся в машину. Кожа внутренней обивки салона оказалась кроваво-красного цвета на фоне черного покрытия автомобиля.
«И это я ненормальный?!». – Я закрыл калитку за собой.
Сани валялась в гостиной на огромном диване, болтая ногами и болтая с подругами по телефону. С которыми недавно рассталась.
– Бруно, что там в туалете? – Услышав меня, она прекратила брифинг.
– Там точно нет твоих подруг!
– Послушай, он одел в шелк и нейлон стольких женщин, теперь это снова так модно… Элегантно. Грациозно!
– Разумнее было бы всех их раздеть, даже если это безнравственно, грязно и аморально…
Я на руках внес ее наверх, в спальню, где всегда стоит запах лепестков роз и ею любимого сандала.
– Лика права: ты ненормальный!
«Когда тебя так часто говорят, что ты ненормальный, ты постепенно становишься таковым…».
Я всегда вижу сны под самое утро.

Движущаяся колонна из жирных мохнатых гусениц и перламутром переливающихся огромных жуков, а в небе кружат разномастные насекомые: яркие бабочки, назойливые мухи, стрекочущие стрекозы.
Возле всей этой шевелящейся массы ложа для важных персон – где пауки тарантулы, жабы… крысы – эти иноформы жизни, разносчики всевозможных инфекций, одетые в черно-коричневые одежды, с гордым видом восседают на стульях с высокими спинками, обитыми красной материей.
Раздаются одиночные восхваляющие крики. Их подхватывает толпа.
Внезапно все становиться на свои места. Вместо уродливых насекомых проявились машины с военной техникой, а также марширующие, одетые в нацистскую форму молодчики.
В синем небе на высокой скорости проносятся военные самолеты.
Я же стою на балконе, здесь рядом со мной и Сани. Развеваются флаги с нацистской символикой, фронтальная часть балкона выложена символами и геральдикой рейха из живых цветов. Эстетически это красиво, ведь все вокруг цветет – живёт… Приятные и счастливые улыбки на лицах, собравшихся. Солдаты, чеканящие шаг по площади, гордо смотрят на лидера, стоящего около меня. Отто. Диктатор, восхищенный происходящим в атмосфере триумфального торжества. Находясь в эйфории, Отто произносит, поворачиваясь ко мне и глядя в глаза:
– Вот оно – будущее, Бруно....
Даже во сне я понял, что это сон. Внезапно все солдаты разбегаются, превращаясь снова в жуков, пауков, тараканов, а самолеты разлетаются бабочками и стрекозами в разные стороны.
– Это русские! – произносит Отто обеспокоенно и, развернувшись, мгновенно забывая обо мне уходит вглубь здания.
Я провожаю его взглядом, проходящего мимо часового и стоящего рядом с ним человека со знакомым лицом. Да это же Макс!

– Это же Макс… – С этими словами просыпаясь я открываю глаза.
Слой липкого пота холодит тело.
– Это не Макс! Это твоя бабушка, и она ждет нас сегодня на яблочную шарлотку, – сообщает Сани, наполовину вываливаясь из шелкового халата и шаря рукой по моему телу, там, где шарить абсолютно неприлично.
– Это Макс. – Я нервно отталкиваю её от себя. – Он мне приснился, с ним что-то случилось. Когда он приходит ко мне во сне, всегда что-то случается…
Резкий подъем. Контрастный душ. «С ним что-то случилось», – повторяю, намыливаясь. С этой фразой вытираюсь и одеваюсь.
– Да что случится с Максом? В психушке твой сумасшедший друг.
– Не смей так о нем! Я буду кофе….
– Он на кухне…, как заваривать ты вряд ли забыл…
– Завари тогда кому-нибудь другому
Коридор. Лестница. Дверь на улицу.
– А ты можешь…
Что я могу, осталось за дверью. Возле машины слышу бой стекла о бетон дорожки.
Моя парфюмерия летит мне вслед, за ней бритва и что-то еще....
Я всегда знал: у шизофрении женское лицо. Жаль, что красивое и притягательное – заранее не отпугивающее.

Реабилитационный центр в нескольких кварталах от покинутого только что дома. Вестибюль, лифт – шестой этаж. Здесь я бывал не раз. Навстречу выбегает врач лечащая Макса.
– Он в другом корпусе, под капельницей. Туда!
Коридор, лестница, еще коридор, мрачные двери морга светятся вдалеке....
– Доктор!
– Вас не пустят внутрь! – Ее крик останавливает меня у палаты. – Строго настрого запреще….
– В чем дело, в двух словах?!
– Мы не знаем, где он взял этот препарат, – в стенах нашей клиники ничего подобного нет, – переводит дух врач. – Количество субстанций в его крови зашкаливало, пациент словно принял цистерну химических отходов… Потом все растворилось. Сейчас здесь и в министерстве начинается переполох!..
– И как он сам? – Я возле стеклянной стены палаты.
– Вопрос не к месту, но как ни странно, против всех законов природы – он жив....
Макса почти не видно: с потолка палаты «стекает» полиэтиленовый огромный купол, вокруг кровати все заставлено приборами, поддерживающими жизнь в человеческом организме. Аппаратура, мерцая огнями кажется более живой, чем сам пациент.
За моей спиной раздается «металлический» голос:
– Мы полностью заменили ему кровь, сейчас идет процесс восстановления клеток организма, подвергшихся чудовищной интоксикации, – я с трудом оторвал взгляд от бледного лица под куполом. – Восстановление займет возможно длительный период времени…
Высокий, физически крепкий седой мужчина в оранжевом халате. Говорит четко, без выражения каких-либо эмоций, словно вместо лица у него маска.
– Вы, наверно, Бруно? – Его голос смягчается в ответ на мой утвердительный кивок головы. – Пройдемте в мой кабинет, нам есть что обсудить. – Он повернулся к женщине в белом, к моей провожатой, к ее милосердию: – Спасибо, доктор, идите к себе.
Коридоры. Лестницы. Очередная стеклянная дверь. Он пропускает меня вперед открывая дверь.
– Заходите, присаживайтесь… – Легким стуком пальца он указывает на одно из кресел. – Может, что-то из напитков?
– Стакан воды. – Кресло комфортно «обнимает» мое тело.
В кабинете минимализм: два близнеца-кресла, расположенные друг напротив друга через стеклянный стол, одностворчатый алюминиевый шкаф до самого потолка, который, служит и сейфом, и ящиком для документации и баром. Зеркало. Тусклый свет льется из стен. Лаптоп стоящий на столе хозяин кабинета закрывает, одновременно подавая мне стакан, наполненный водой.
– Меня зовут Фердинанд. – Сам он садится, напротив. – Я представляю службу безопасности в клинике, особой работы у меня нет, – он четко выговаривает слова, так обычно диктуют условия, – но сегодня произошел экстренный случай, и так как у пациента в графе «родственники» стоит прочерк, судьба нас с вами свела здесь. Мне так или иначе пришлось бы вас разыскивать, чтобы задать пару вопросов…
– Спрашивайте, если уж я лишил вас удовольствия в провидении розыска…– ставлю на гладкую поверхность стола пустой стакан. – То придется отвечать и за это и на вопросы.
– Может, еще? – Собеседник кивает на мой пустой стакан.
– Возможно позже…, ведь я не знаю, о чем пойдет речь, вдруг придется даже напиться…
– Хорошо. – Фердинанд пробегает глазами по экрану вновь открытого компьютера. – Вы проходили с Максом по одному делу…
– Если эта информация необходима для поддержания его здоровья, то не скрою – проходил.
– Это риторический вопрос. – Агент службы безопасности смотрит мне в глаза, а впечатление такое словно он видит меня насквозь. – Прошло около четырех лет. После освобождения вы часто с ним встречались?
– Раз в полгода – так гласят местные правила. – Я ощутил усталость от диалога – так обычно на меня действует допрос.
– Ну и как вам ваш товарищ по несчастью?
– А как он может быть, отбыв наказание в одном сумасшедшем доме, переселившись в другой?!
– Я понимаю… – Уголки губ моего «собеседника» дернулись в едва заметной ухмылке, – Но здесь все-таки тишина, из клиники люди выходят адаптировано, продолжая жить нормальной жизнью.
– Вы сейчас, о медицинском персонале?
– Давайте не будем горячиться и не к месту иронизировать, – призвал Фердинанд, откидываясь на спинку кресла по-прежнему пристально глядя в мои глаза. – Сейчас всё очень серьезно.
– Хорошо, давайте! – Я на секунду отвернулся от его проницательных серых глаз. – Хотя не припомню, когда было все не очень серьезно…
– Вам известно: кто посещал еще, кроме вас, Макса?
– Я думаю, что он и меня-то особо видеть не хотел – ни слова за визит… ноль реакции на мои скучные монологи.
– То есть… – Подбородок Фердинанда слегка приподнялся, в глазах прищур, – полное отсутствие положительной динамики?
– Возможно, слабый оттенок в одно из посещений, – хмурю лоб, вспоминая, – какой-то блеск в глазах, меньшая скованность в теле, но настолько все слабое, что бы тешить себя какими-то иллюзиями…
Вибрация звонка на телефоне Фердинанда – он не реагирует.
– У Макса были пристрастия к наркотикам? – Взгляд на монитор, затем снова в мои глаза.
– А здесь, вы видимо думаете, его «плацебо» пичкают?
– Извините, – Имитация улыбки снова трогает уголки его губ, – я конечно имею в виду, период времени до трагической автокатастрофы?
– Нет. Ни он, ни я, не имели тяги ни к чему подобному, а после отбытия наказаний – тем более, вы же знаете, как с этим строго!
– Да, да… – барабаня пальцами по кожаному подлокотнику, нехотя соглашается Фердинанд. – Давайте расскажу вкратце, что произошло с вашим другом за последние несколько недель. Внезапно у него был обнаружен «венесуэльский» вирус, который, как помните – за две недели уничтожил миллионный город. Тогда врачи были бессильны хоть как-то помочь людям. Он так же ушел, как и пришел внезапно оставив безжизненные пораженные тела вокруг очага вспышки.
Через полгода наши ученые, поработав в лабораториях над микрочастицами, обнаруженными на месте, вывели вакцину. Но, к счастью, больше подобных эпидемий не происходило. Это к справке. Неделю назад вашего друга свалила с ног непонятное заболевание; пока специалисты ставили диагноз (одни симптомы указывали на одну болезнь, другие – на совсем иную), помешала также аллергия, которой страдает ваш друг… В итоге было определено – «Венесуэла». Пока врачи перегоняли аппаратуру необходимую для лечения, так как транспортировка пациента была крайне нежелательна…
Видя мою реакцию агент спец службы, вновь наполняет стакан водой. Я выпиваю.
– …так вот, пациент находился в полной изоляции, куда доступа не было абсолютно никакого, да и надо быть безумным, чтобы идти в палату, где находится больной, пораженный такой болезнью.
– Но здесь большая часть безумны…
– Да, но не настолько, – он пожал плечами. – Сегодня ночью сработала система сигнализации в помещении, где был расположен больной, пораженный инфекцией, в частности, Макси (кажется, так вы его называете?).
– Какая осведомленность!
– Давайте без патетики, это моя работа, в конце концов! – Плотно сжав губы и выдохнув, Фердинанд продолжил. – Персонал прибыл в палату через одну-две минуты, но там было все в прежнем виде, как и должно быть…
– Если вы думаете, что это был я, то я еще в это время спал, сжимая плоть своей драгоценной…
– Дослушайте, потом будете комментировать… – Нотки раздражения послышались в голосе агента.
–…Но следы присутствия были обнаружены при более тщательном обследовании: под кроватью был обнаружен электронный шприц Т-7, использованный, с остатком субстанции, ну и след от укола на руке пациента.
– Т-7 – это что, космические технологии?
– Нет! Обычный на данный момент шприц – даже больной с одной дееспособной рукой может его использовать по назначению: Т-7 сам находит нужный ему участок тела, удобный для инъекций, и делает укол.
– Прогресс!
– Не в этом суть, самое интересное оказалось, когда врачи взглянули на показания сверхчувствительных приборов: симптомы «Венесуэлы» которые они фиксируют отсутствовали. Анализ остатков вещества из Т-7 выдал перечень веществ – пол таблицы Менделеева, а самое главное(!) и треть в нем – запрещенных препаратов… и их концентрация, способная свалить в одну секунду всю баскетбольную ассоциацию нашей страны. Тот же список элементов обнаружен в крови пациента. И его органы вполне логично начали давать сбои. Но уже через час аппарат, работающий с Максом, очистил его кровь, как после обычной рядовой интоксикации, нормализуя полностью его состояние. Всё!
– Что ж, неплохая тема для бульварного бестселлера! – Я подымаюсь, Фердинанд не отрываясь смотрит мне в глаза. – Это действительно всё?
Сложенные перед собой на столе руки агент разжал и развел в разные стороны:
– Ну, если для вас в этом нет ничего нового и необычного, тогда – всё! – Он тоже поднялся из-за стола, – Да! Что интересно – камеры наблюдения ничего не показали в интересующий нас момент, лишь ненадолго потускнели.
– Действительно интересно, но мне нечего сказать, – выдохнул я.– Я не думаю, что Макс был как-то связан с перуанским наркокартелем, члены которого, приехали угостить своего старого друга чем-то новёшеньким… – я открываю дверь кабинета стоя к ней спиной. – Думаю, нам придется расстаться. Но если у вас появятся ко мне вопросы, вы же знаете, как меня найти…, уважаемый агент службы безопасности!
– Это всего лишь моя работа. – Фердинанд медленно кивает головой, слегка искривив губы. – И я привык, выполнять ее четко. Скоро увидимся?
– Окажете огромную честь! – Я вырываюсь из «комнаты для допросов».
«Что за хрень?», – шагаю по коридорам клиники. – «Макс решил посвятить себя научным исследованиям – прорывам в фармацевтике? В его то состоянии… это чревато не только для него самого, но и для планеты в целом, и без того уже наполовину мертвой».
Вестибюль, женщина с озабоченным лицом – врач Макса.
– Мы сообщим вам об изменении состояния вашего друга.
– О любых изменениях доктор, о любых!
– Всего хорошего.
«Что ж тут хорошего?».
Сажусь в зажатый припаркованными автомобилями «баварец», ровный гул мотора успокаивает, вливаюсь в ускоренный ритм большого города. Здание клиники остается далеко позади. Но только не освещенный больничным светом силуэт полуживого друга. Его бледное лицо до сих перед глазами.
Звонок по работе.
– Я не успеваю…
В ответ короткие гудки.
Параллельно центральным магистралям проходят второстепенные дороги -«двухэтажные», тоннели – для вспомогательного рабочего транспорта… но ещё существуют и заброшенные. По этим мрачным дорогам не любят передвигаться те, кто не хочет остаться без присмотра «жетонов», видеокамер, электронных статистов… А в основном кто не хочет расстаться со своими автомобилями или, того хуже, жизнями.
Здесь существуют свои правила дорожного движения, или попросту – полностью отсутствуют. Всё зависит от мастерства водителя, от скоростных параметров его автомобиля и прочности корпуса. Пешеходы отсутствуют. А если и есть единицы, то ясно: человек на обочине – преступник или самоубийца.
Машины носятся с безумной скоростью, и только из-за личной безопасности кто-то из водителей притормаживает, пропуская других более безумных. В авариях, даже с трагическим исходом, мало кто разбирается. Свернув сюда, вы принадлежите только самому себе.
Петляя, не сбрасывая скорости на перекрестках, едва притормаживая на поворотах, мчусь в нужный мне район. Снова выскакиваю на второстепенную дорогу, затем через центральную проезжую часть в нужное мне место. Парковка не мой конёк – двигаю бампером мусорную урну.
Фонтан, в брызгах которого играют солнечные блики, имеется даже радуга. Оставляю в машине источники связи. Отдел продажи брендовых наручных часов. Леди в черных очках, экстравагантной шляпе нервно подергивает ногой. На вид лет двадцать пять. Она!
– Обледенел что ли?! – Претензия её ожидания с гневом обращена ко мне.
Передает конверт с тонкой на ощупь пластиной.
– Может, вечерний коктейль?
Девушка смотрит на меня поверх очков, как на низшее существо:
– Может. Но только не со мной!
– Конечно… Это я и не вам говорил.
Дальше двигаюсь не спеша, лестница, зал с мониторами всемирной сети. Анонимный электронный ящик, файл – читаю физический адрес доставки, уничтожаю ящик.
Медленно жую салат из морепродуктов, в соседней забегаловке.
«Долго я еще буду заниматься черт знает, чем? Хочется чего-то спокойного, менее нервного. Хотя на данный момент… это лучше, чем ничего.».
Приятная официантка приносит вазу с мороженым.
– Клубничка! – подтверждает заказ ее высокий голос.
– В самом деле…– большие куски мороженого искусно изготовлены в виде ягод.
Покончив с «клубникой», роясь в кошельке обнаруживаю данные место проживания Отто. Номер телефона.
«Загляну ка к нему сегодня, а вечером и на шарлотку к Дине успею…».
Адрес, что набросал этот амбициозный Нео политикан, находится далеко от центра города.
«Забрался же… Наверно, нашел себе что-то вроде рейх канцелярии или того хуже – бункера…».
Устроившись удобнее в спортивном сидении кара, добавив музыки в динамики, двигаюсь по серым перекресткам, мимо таких же серых лиц, просматривая нужную нумерацию домов.
Переезд через речной мост. Очередной поворот. Заправка. Набережная. Театральный фасад. Толпа людей. Съезд на второстепенную. Еще один через неосвещенный тоннель на заброшенную дорогу.
Закрытый промышленный комплекс. Мертвые заводские трубы утопают в сером небе. Вымершие микрорайоны. Разбитые окна. Глухомань. В прошлом густонаселенная. Едва успеваю притормозить – из поворота на перерез вылетают две «Ferrari» лимонного цвета. Пропадают между домами.
«Хм… здесь Гран-при проходит в этом классе?».
Внезапно навигатор выдает маршрут, хотя в этих заброшенных районах не должен работать. Из-за перебоев со связью постоянно мерцает и гаснет. Придется добираться так. Вновь светится экран, выдавая запоздалую информацию по маршруту. Осталось несколько мрачных кварталов. Сгорбленное тело асоциала с набитой корзиной из универмага и парой бродячих собак «проносятся» мимо. Длинный полуосвещенный тоннель, наполненный нанесенной ветром листвой и мелким мусором. После него развязка и там должно быть интересующее меня место.
«Дом, который построил Отто?».
Почти расслабившись, замечаю в зеркало заднего вида старенький с виду Mercedes. Довольно быстро догоняет меня.
Аэродинамические обвесы говорят о том, что это не простой автомобиль. Лобовое стекло отсутствует, есть только щели – бойницы, как на военном транспорте. Мои ускорения не помогают. Дистанция между машинами метров десять. На панели моей пищат датчики безопасности.
«Только бы не выскочил кто-нибудь из бокового ответвления…».
Выжимаю всё до предела. «Баварец» проседает ниже. Но и его мощности явно не хватает.
«Быстро меня нашли местные головорезы. Вижу, вижу, загоняете меня…».
Ко всему прочему – впереди в сотне метрах, перед очередным проемом, в который я намеревался свернуть, опустилась закрывающая проезд панель что-то типа огромных ворот.
«Теперь точно, как сыр в мышеловке…».
Сигнал предупреждения о предстоящем препятствии, и компьютер сам скидывает скорость до безопасной. Я вынужден остановиться у грубо сделанных импровизированных ворот. К ним из боковых ниш вышли вооруженные люди, сзади с легким визгом тормознул Mercedes.
«Кошки, становитесь в ряд, сыр приехал на парад…».
Мрачный тип с не менее мрачным оружием через плечо, предлагает мне открыть окно, я безропотно подчиняюсь, не видя других альтернатив. Человек в черном с жесткими чертами лица кладет руку на крышу Баварца.
– Мне уже мыли сегодня машину, я думаю, это будет лишним…
В ответ тот пронзительно смотрит в мои глаза и улыбается, давая понять, что он оценил шутку.
– Чистота автомобиля – это лишь плюс его хозяину, но дело в том, что вы нарушили границы частной собственности, а тут разницы нет, насколько грязен… – цедит мужчина сквозь зубы, но где-то сверху проносящаяся электричка «глотает» окончание его фразы.
Под ее грохот «любуемся» друг другом, взгляд «собеседника» тяжелеет настолько, что хочется уехать, скрыться спрятаться, но нет никакой возможности. Или просто хотя бы забиться под кресло, зацепиться за хвост уносящейся электрички…. Перебарывая страх, нахожу выход в продолжение диалога:
– Извините, что там …частные собственности, собственные частности… – Улыбаюсь насколько могу в сложившейся ситуации. – Да и шум проходящего поезда отвратителен как переводчик… не повторитесь?
Оттенок улыбки скользит по лицу стража заброшенных, но частных территорий. Подходят еще двое патрульных, один из которых бесцеремонно тыкает стволом автомата в открытое окно.
– Тактично… – но ни шутки, ни неуместный сарказм абсолютно не прибавляют мне смелости.
– Я говорю: это частная собственность, – я снова слышу голос первого, – а вы нарушили ее, тоже кстати бестактно.
– Странно, но нет предупреждающих знаков, что я могу нарушить чью-то частную собственность.
– А здесь не бывает предупреждающих знаков, – повышает голос судя по всему старший из них. – Я ставлю вас в известность, а вы… выходите из машины!
«Что-то уж слишком резко, дотянуться рукой под сиденье к «средствам индивидуальной защиты» незаметно мне вряд ли удастся…».
– Но и машина – тоже частная собственность, и не хотелось бы покидать ее, чтобы нарушить чужую и тоже частную(!) в очередной раз! – как могу тяну с выходом из машины – я уже сам запутался в этой тавтологии…
Сигнал навигатора: я нахожусь именно по тому адресу, который я вбивал в систему поиска.
Старший из головорезов угрожающе берется за ручку двери машины. Лица двух других, обезображенные «интеллектом» полны решимости, а их руки сжимают рукоятки автоматического оружия…
– Стоп! Всего секунду… имеется пригласительный билет в одну из частных собственностей, находящихся в этом районе. Может получиться так, что мы бессмысленно полемизируем об одной и той же.
Без резких движений достаю визитку Отто. Старший берет ее небрежно. Решительное выражение его лица меняется на недоуменное, он тупо переводит взгляд с меня на визитку и обратно.
Возможно, так продолжалось бы еще неделю, но и он как оказалось способен мыслить – отойдя в сторону, достает телефон. В глазах остальных презрение, словно на мне одето только нижнее женское белье. Короткий телефонный разговор придает старшему патруля вид нашкодившего ребенка. Опала.
– Извините. Нас обычно предупреждают о посетителях. Я провожу… – Жест его руки открывает ворота, и он садится на пассажирское кресло «Баварца». – и я… покажу вам путь.
Следую его указаниям.
«Все-таки имя Отто что-то значит…».
– Чуть медленнее – еще ворота… – Мой спутник уже сама любезность.
Очередной шлагбаум, охраняемый вооруженными людьми. Отмашка руки сидящего рядом со мной. Шлагбаум взлетает вверх.
Очень старый район, постройки из пяти этажей самые высокие. Проезжая часть впритык с тротуаром – давно такого не видел.
Архитектура и атмосфера из кинофильмов прошлого, и все так красочно, просто «жуть берёт». Фасады старых зданий украшены яркими цветами. Цветочные клумбы в самых невообразимых местах. Шедевры флористики. Цветовая гамма «посвящена» символике нацизма.
«Ну разумеется!».
Юноши и девушки заполонили улицы. По дороге попались всего двое или трое взрослых прохожих. Летнее кафе «проплывает» мимо. В открытое окно вместе с дневным солнцем в салон врывается веселая речь и музыка. Все это какое-то нереальное, не земное. Навстречу едут два мотоциклиста в униформе, стоящие возле витрин девушки машут им руками весело смеясь. Те с улыбкой кивают в ответ.
В атмосфере полное отсутствие напряженности негативного давления суеты, как в центре города, где я проживаю. А это максимум какие-то четверть сотни километров отсюда. Абсолютно другой мир. Небывалый контраст….
Архитектурные стили не стерты коробками новостроек из стекла и бетона. Такое впечатление, что время вернуло историю на несколько страниц назад.
Навигатор погас окончательно, телефон замерцал в поисках сети.
– Здесь это не работает. – Сопровождающий заметил мои тревожные взгляды на источники связи. – Только локальная связь. Да, я кстати Лукас…
– Да…, я Бруно! – Жму протянутую крепкую руку.
– Здесь направо, еще одна остановка – и мы на месте....
Остановка у черного мраморного, отражающего солнечные лучи высоченного забора. Иллюзия – он тянется до самого неба. Короткий разговор Лукаса по селектору. Возвращается.
– Дальше вас проводят, всего хорошего! – Его улыбка, полна чувства вины и… доброжелательности.
– Да и вам жить и процветать…
В каменном заборе открывается ниша, въезжаю. Секунды полной темноты сменяются ярким светом и не менее ярким зрелищем: монолитный замок с готически заостренными башнями по краям устремился в облачное небо.
«Да, Отто, ты весь именно в этом…».
Ниша за моим автомобилем закрывается. Встречающий человек неизменно в черном, с дежурной улыбкой, растянутой во все лицо.
– Вы Бруно? Вас ждут.
– Да, я Бруно, и меня ждут. – Выбираясь из авто, разминаю затекшие части тела.
– Оставьте автомобиль и не переживайте ни за что, все останется как есть.
– Я очень на это надеюсь....
Огромная лестница, с колоннами из того же черного мрамора. Возле входа – двое, не выделяющиеся из готического стиля. Часовые поверхностно скользят по мне взглядом.
Внутрь через темные стеклянные двери. Мраморный пол отражает фонари, немного мебели, характерной для выдержанных в консерватизме помещений. Двое возле очередного проема дверей. Поразительное сходство с манекенами – настолько «неживые».
«Вот эта выучка!».
Над дверью лозунг, подтверждающий жизненное кредо хозяина замка.
«Бог с нами.», – кажется, так переводится эта надпись.
Двери налево, направо. Мы – прямо, к огромным дубовым «вратам». Визуально вряд ли проводник сможет их открыть, но они легко поддаются.
– Вам сюда, – указывает он рукой.
– А вам… куда? – Но я не застреваю надолго в дверях.
И где же я!? Огромный кабинет с камином из серого камня и старинной мебелью из тёмного дуба (вот это вкус!), круглый стол, стулья с высокими спинками, шкафы с книгами и какими-то реликвиями…. Занавески цвета бордо, едва пропускающие дневной свет. За столом хозяин кабинета обсуждает что-то с коротко стриженной блондинкой. Между ними завис человек в строгом деловом костюме. Дверь за мной с тихим щелчком закрывается, привлекая всеобщее внимание – взгляды устремляются ко мне.
– Бруно!
Отто вскакивает как ужаленный, и устремляется ко мне… полы его халата на ходу развеваются, как паруса.
– Наконец-то, мой мальчик! – Он раскрывает объятья, и я оказываюсь в них как будто там и был всегда, и не было в жизни моей ничего роднее….
Я тоже был искренен, едва не пустив слезу – выражение «мой мальчик» я уже где-то слышал…
«Сука(!) в старых фильмах о фюрере…».
Блондинка развернула ко мне не только голову, но и то, что находилось под столом. И это впечатлило, непроизвольно вызывая сухость во рту.
– Хельга, это Бруно. Я тебе много говорил о нем.…, – представил меня Отто.
Хельга, подходя, протягивает руку для знакомства, а может и для поцелуя, но я лишь слегка пожимаю её.
– …Бруно, это Хельга.
– О ней ты мне ничего не говорил, но это и не требуется – её внешний облик говорит сам за себя! Это комплимент кстати…
– Хельга – мой бизнес-партнер, мой спутник жизни и еще много того, чего тебе знать и необязательно!
– Надеюсь не мама? – Я визуально сожалею. – Не расстраивайся, я к тебе совсем не за этим приехал....
– Ну и отлично! – смеется Отто. – Хельга, может поужинаем?
В ответ хитрый прищур красивых глаз и перевод взгляда со своего мужчина на меня. Легкое сжатие губ.
– Конечно. Вас позовут. – Хельга почти по-военному развернулась и… держа осанку «поплыла». Лучше бы она этого не делала – я едва не пошел за ней, напрочь забывая про Отто.
– Ну как?
«Хорошенькая!», – едва не срывается с моих губ. Вслух же говорю иное:
– Неплохой кабинет, выдержан в стиле.... Со вкусом, – киваю головой за его спину на портрет Адольфа Гитлера. – Твой предшественник?
– Перестань! – Со смехом Отто садится за рабочий стол. – Располагайся, поболтаем… Не слишком голоден?
– Ну что ты! Твои молодчики меня так напугали, что я теперь недели две есть не смогу. – Усаживаюсь в мягкое кресло возле книжного шкафа.
– Ты прекрасно знаешь, что с тобой вряд ли что-то случилось бы на этих территориях. Давай расскажи, как ты…?
Отто принимает вид активного слушателя, и я невольно рассказываю «как я», начиная с момента, когда покинул то учрежденье, в котором мы с ним находились под одной крышей и по сей день.
– Ну, а тебе все никак не успокоиться, – закачиваю вопросом свое не очень яркое эмоциональное повествование. – Не дают тебе покоя лавры кучки пепла, оставшейся после самосожжения? Все пытаешься осуществить свою хрустальную мечту, построенную на развалинах… Когда же ты повзрослеешь, Отто?
– Что за скептицизм, Бруно, я расту взрослею и что характерно – прогрессирую! И, в конце концов, не трогай усопших – это бестактно и против религиозных канонов! Упокой его душу…
– Знаешь, – я вторично оглядываю кабинет этого «деспота», – его упоминали столько раз, что его душа уже никогда не узнает покоя! А ты выбрал не ту дорогу, она пропитана кровью и проклятьями.
– Я не настолько туп как, вероятно выгляжу… – Отто нахмурил брови. – И тебе уже говорил: в то время было сделано много ошибок, но я не иду по кроваво-скользкому пути…– он, нервничал входя в роль диктатора сам того не замечая.
«Началось!» – Я вспомнил почему-то о сожжённом молодчиками Отто парне за секс с мулаткой, – «Ну да это же не часть кровавого пути. Так, наверное, и Гитлер забывал упоминать в моменты прихода к власти о своих началах…».
– …У меня повторюсь(!) свои взгляды на любую…
– Ладно, ладно, не заводись, я все понимаю. – И жестами и словами прерываю потенциальную вспышку гнева Отто, вспоминая о психа типе кумира моего друга. – Тебе и двух слов сказать нельзя, – продолжая так же примирительно: – А у тебя здесь есть бункер?
– У меня есть здесь много чего, это моя рейх канцелярия! – Отто даже приподнялся в кресле, портрет Гитлера очутился как раз над его головой.
В этот момент они оба смотрели на меня невозмутимыми взглядами.
«А в этом что-то есть… – знамение?».
Отто тут же понесло:
– А то, что тогда нашли тела, – он кивнул головой назад – на портрет, и, кажется он не раз на него кивал, – его и Евы… – это еще не факт, что это были именно они!
«Вот это да! Куда же тебя так-то?!».
– Но это же исторический факт, подтверждённый лечащими врачами, на месте суицида в комиссии присутствовал дантист… – я пытаюсь хоть как-то урезонить собеседника.
– Тогда могли подтвердить все что угодно! Это было нужно русским и их союзникам. Представь: если бы «Он» тогда остался жив, хотя бы на словах, это не сломило бы волю его верных сынов, не было бы капитуляции подписанной предателями! Это лично мое мнение – он доживал свои дни где-то на островах, или как поговаривают – в южной Америке…– Лицо Отто при этом было абсолютно серьезно.
– А как же союзники? Если бы он воскрес где-то внезапно, его бы сразу уничтожили, задушив заразу в очаге…
– Но многие до сих пор уверены, что он тогда ушел. – провозгласил этот преданный национал-социализму сын.
– Как ты и сказал – ты, тоже среди них?
– Знаю, продолжишь иронизировать, но да! – И Отто преданно взглянул на портрет своего идола.
–Ты неисправим…
Двери кабинета открылись. На пороге мальчик лет двенадцати-четырнадцати, одетый в форменные шорты и рубашку. Светлые волосы аккуратно зачесаны набок. Конечно же, голубые глаза, смотрящие на меня с интересом, на Отто – с вопросительной преданностью, в его голосе находятся даже металлические нотки:
– Вас ждут в зале для приема гостей! – Мальчик слегка склоняет голову.
– Спасибо, Вилли, – Появление подростка успокаивает эмоциональный разгул Отто, – мы уже идем, немного заболтались.
– Что это Отто, Hitlerjugend? – Когда дверь за подростком закрывается выражаю свое удивление.
– Мой воспитанник! – с гордостью отвечает тот.
Я лишь ухмыляюсь – о чем тут еще говорить?
Ужин проходит в дружественной обстановке, при зажженных свечах под ненавязчивую музыку. Двое слуг готовые по любому жесту или взгляду исполнить твою прихоть, касающуюся обеда, конечно.
Девиз вечерней трапезы: «когда я ем, я глух и нем» это видимо, одна из характерных черт местного этикета. И я тоже вынужден следовать традиции. Но появление незнакомого человека за столом мешает поддерживать строгие рамки.
Вилли все время стреляет в меня глазами, видимо пытаясь понять, как едят не нацисты. Он настолько увлекся, что уронил десертные принадлежности, чем сразу вызвал беспокойный и укоризненный взгляд Хельги.
Она сама – нельзя не отметить – появилась в вечернем платье алого цвета, легкий макияж, открывший новые прекрасные оттенки на ее и без того прелестном лице.
Бросает нетеплый взгляд на воспитанника и хозяин замка, суета прислуги… Я улыбаюсь этому. Вилли глядя на меня понимает: ничего страшного не произошло, но через несколько минут, при разломе индейки раздается треск и кусок мяса отлетая попадает в бокал с вином, из которого делал небольшие глотки Отто.
Это взывает бурное смешение цветов на лице хозяина замка, волну смеха в глазах Хельги и очередную ухмылку на моем лице. Вилли застывает в ожидании ответной реакции. Отто, осмотрев всех присутствующих, останавливает взгляд на подростке:
– Вилли! Я бы хотел, чтобы такое больше не повторялось… а на сегодня для тебя обед закончен!
– Да, Отто! – Мальчик беспрекословно встаёт из-за стола и покидает зал, но при выходе за спиной главы семейства вытворяет комичную выходку, чем на лице Хельги вызывает улыбку.
– Отто! Это всего лишь ребенок. – Голос ее исходит, кажется, изнутри и так же приятен, как и его обладательница.
– Он прежде всего солдат, он способен защищать атаковать, стрелять в конце концов! А солдат – это прежде всего дисциплина, а дисциплинированным он должен быть всегда, и уж тем более в обществе за столом! – Отто явно не шутил, отталкивая вилку в сторону. – И я не потерплю любимчиков Хельга, а ты делаешь из него именно это…
Хельга, взглянув на меня и усмехнувшись, молча опускает голову, соглашаясь. Остаток ужина прошел в тишине. И я ее не нарушал, ведь я тактичный гость. Под занавес Отто решив, что на такой ноте нельзя заканчивать застолье пытается исправить положение:
– А не поехать ли нам куда-нибудь сегодня? Хочется развеяться, да и Бруно посмотрит, как мы здесь коротаем вечера. – Он суетился, ведя себя как ребенок пытающийся загладить вину.
«Разве это тот жесткий и принципиальный человек, которого я знал? Нет, присутствие Хельги дает о себе знать, значит чувства меняют не только обычных людей, но и диктаторов тоже. Ну конечно – он ведь наедине ей не «Mein kampf» цитирует…».
На предложение Хельга не реагирует, спокойно поглощая усыпанный кусочками ананаса десерт. Что еще больше заставляет нервничать ее мужчину. Тот явно негодует. Понятно, что в мое отсутствие они разобрались бы быстрее. А мне было интересно, чем все завершится, поэтому я медленно доедал мороженое, запивая его кофе.
Отто стратег по определению, и долго не раздумывает над следующим ходом:
– У тебя ведь сегодня не очень много дел, Бруно? – Вопрос звучит так, словно мы с ним остались вдвоем за столом.
– Да, Отто, я сегодня бездельник…
– Отлично. Значит мы сегодня можем с тобой поболтать спокойно в каком-нибудь уютном местечке без лишних ушей, – беглый взгляд в сторону Хельги – я тебе расскажу про мои планы, некоторые из них тебе должны понравиться.
– Я надеюсь на это, Отто…
Его женщина напрягается.
Прислуга отодвигает стулья, когда мы поднимаемся. Дойдя до дверей зала, я слышу мягкий грудной голос Хельги.
– Дело в том, дорогой, – она делает паузу дожидаясь, пока мы развернемся к ней лицом: неэтично разговаривать стоя спиной к фрау. – Дело в том, что я возможно подберу что-то в гардеробе к змеиным глазам и постоянной ухмылке нашего гостя…
«Какая форма комплимента! Слегка разгневанная, она еще прекрасней…»
– …Но на что надеешься ты, Отто, в своем костюме, в котором ты присутствовал на ужине? Ты, который говоришь о дисциплине тринадцатилетнему мальчику… – ее глаза красивы полыхающие в гневе, – Как ты сам себя ведешь, говоря с гостем полностью игнорируя мое присутствие?!
– Да, в самом деле Отто, ты сегодня не взглянул в зеркало перед обедом? – Я быстро принимаю сторону Хельги.
Отто держит руки в карманах шелкового халата, а на ногах его красуется пара тапок, надетых на босу ногу.
Он стойко держит удар, сравнимый с поражением Гитлера под Сталинградом:
– Ты знаешь Бруно, – Подбородок Отто гордо приподнимается, – есть масса мест, где меня пригрели бы и в подобном не потребном…
– Может назовешь их тогда, если не страшно?! – перебивает его «фрау Хельга», бросая эффектно салфетку на стол.
–… виде, и если подождешь меня какое-то время, то сможем отправиться туда вместе! – заявляет Отто, покачиваясь на носках и пятках игнорируя Хельгу.
– Я подожду тебя, само собой… – как двойной агент я тут же переметнулся на другую сторону.
Вслед за Отто удаляется и Хельга. На ее лице блуждает улыбка полководца перед решающим сражением.

Несомненно, Отто добился многого идя к поставленной перед собой цели. Он оградил себя от остального мира – мира, недостойного существования в нем такого человека, как он. Создал сепаратистское «государство», со своими порядками и законами, приемлемыми для него и таких как он.
За идеей неонацизма потянулись люди, видя в Отто сильного признанного и харизматичного лидера, обладающего жесткими волевыми качествами. Он прошёл трудный и тернистый путь от мальчика, рисующего свастику на городских стенах и выкрикивающего расистские лозунги, до идеологического и духовного гида, ведущего поверивших в него к «светлому будущему». Не пряча истинные планы за ширмой либерализма и демократии (как это принято теперь) в открытую выставляя напоказ суть самого «нового» движения.
Многие обратили внимание на новые порывы уже давно стихшего ветра. Власть. Люди, имеющие капиталы, желающие стать частью правящими миром, стали искать всевозможные пути для того, чтобы сблизиться с этим человеком и с помощью него и инвестиций в его борьбу добиться того, чего стало невозможно достичь другими путями. Конечно они должны учитывать, что у Отто есть и свои взгляды на всё и вся, ведь любой человек в такой «игре» не раскроет до конца свои карты.
Но на данный момент все выглядит неплохо, империя Отто цветет и прогрессирует.
Мои мысли прерывает служащий, приглашающий в одну из комнат. На удивление обычная современная обстановка: мягкая мебель, огромный телевизор и огромная музыкальная система. Высокая полка с винами.
– Вы будете не против, если Вилли – воспитанник Отто, побудет с вами какое-то время? Он выполнил весь объем сегодняшних заданий и не знает, чем заняться… – Провожатый слегка приглушает голос: – Он в опале.
– Конечно! Конечно, я буду очень рад… – отвечаю в тон не менее заговор чески.
Мальчик появившись не дал мне и рта раскрыть, стремительно подходя к креслу заговорил:
– Бруно! Это правда, что вы отбывали наказание вместе с Отто?
– Какая осведомленность! Вас, юноша, готовят не в начальники служб разведки или безопасности при империи?
Интонация вопроса несколько не смущает подростка:
– Я думаю сарказм, что брызжет из вас, – это лишь уловка, для того чтобы было время обдумать ответ.
«Какое дарование!».
– Даже если это и так, то мне нечего от тебя скрывать. Всё верно, мы с Отто находились в одно время в одном из исправительных заведений.
Вилли слушает ответ, пристально глядя мне в глаза.
– В этом нет ничего предосудительного… Многие из перевернувших ход истории и великих отбывали сроки. Я думаю, именно там и рождаются гениальные идеи…
Мальчик гордо поднял подбородок кивнув несколько раз перед этим монументально эпохальным движением.
– Да, наверное, – Я с интересом наблюдаю за поведением этого индивидуума, – как и лидер национал-социалистов в начале своего пути….
Вилли морщит лоб, словно мое упоминание о Гитлере доставляет ему давно надоевшую зудящую боль.
– Это только усиливает и укрепляет дух… – Он в продолжении своей же мысли избавляется о неуместном упоминании. – Впоследствии такого человека трудно сломать, а идейную готовую идти до конца личность, сломать просто невозможно! Знаете, Отто не раз говорил, что вы сильная личность. А его словам я, несомненно, верю и не кривя душой скажу: я уважаю вас и хочу предложить вам свою руку! – Он подкрепляет свои слова действиями протягивая открытую ладонь. – Если вам понадобится моя помощь, то можете на меня рассчитывать! А сейчас я должен покинуть вас: неотложные дела, простите.
– Как вам будет угодно! – Слегка кивая, жму протянутую руку.
– Я не прощаюсь. – И гордо подняв голову Вилли удаляется.
«Вот это феномен! Таких еще поискать надо…». – Я остаюсь наедине со своими мыслями. – «Что будет со мной, если я задержусь здесь, хотя бы на недельку? Ну, Отто!».
Дверь резко открывается, и голова все того же Вилли просовывается в ее проем, он заявляет, глядя на меня:
– И остерегайтесь Хельги, она ревнует вас к Отто. Это же очевидно…– Тон юноши был настолько серьезен, что я не мог не улыбнуться.
– Спасибо. Я обязательно учту это!
«Вот она уязвимая точка Отто, хотя чему удивляться – женщины всегда были слабой стороной мужчин. И диктаторы тут не исключения. Этот преступник с претензией на звание номер один обладает пылкими чувствами к молодой женщине и в моем присутствии ведет себя как ребенок, не зная, как поступить…».
Дверь снова открывается, теперь твердой походкой входит Отто. На нем бордовый бадлон, черные брюки и лакированные ботинки. Золотые часы известного бренда на руке. Очки в круглой оправе.
Я не видел Отто до этого в очках, и они придают ему некий деловой вид. Хотя в данный момент по внешнему облику вряд ли можно определить, к какой именно прослойке общества принадлежит этот человек. Вид респектабельный – походка и манеры поведения сами говорят за себя. В лучах света блестит перстень – все тоже золото и символика нацизма, инкрустированная драгоценными камнями.
«Ну конечно, куда ж без этого!».
– Ее еще не было!? – В вопросе или утверждении обеспокоенность задержкой Хельги.
– Нет! Выглядишь божественно, и я думаю она сейчас появится.
– Перестань Бруно, ты же знаешь эти женские сборы.
– Ну, кто не знает? В этот момент мужчина тратит наибольшее количество нервных клеток! Некоторые даже седеют, лысеют и стареют на глазах….
– Тоже находишь? А они в этот момент думают: «Если любит – подождет» … – хватается за мою мысль Отто.
– Это все обыденно и понятно, но скажи Отто, как получилось так, что мы сейчас сидим в твоем замке, позже поедем в увеселительное заведение, которое как я понял находится на территории прилегающей к замку, и этот район явно автономный? Поделись как добиться такого успеха! Что это, наследство Мартина Бормана?
Отто думает с минуту.
– Когда мы с тобой бесцельно прожигали года в лояльном корпусе Подгауза, на тот момент действительно ничего не было, не было и дальнего родственника, обладающего огромным состоянием, которое он жаждал оставить мне в наследство. – Он делает паузу, поглядывая на дверь. – Но зато остались на свободе преданные друзья, которые видели, за что я пострадал. За веру в идею. В ответ на мой арест и заключение парни сделали несколько дерзких вылазок, которые принесли немалый доход. Им не только заплатили, но и предложили очень удачно вложить заработанные деньги – финансировать некоторые не совсем прозрачные проекты. Ребятам повезло. И они не забыли того, кто сплотил их. Они попытались к моему освобождению максимально приблизить организацию к той, к которой мы изначально и стремились.
Да, чем они занимались противозаконно, но как тебе известно, в нашем мире сейчас очень мало законного и даже там, где это должно быть необходимо в первую очередь. Сейчас ты мало найдешь судей и прокуроров, которые выполняют обязанности, придерживаясь хотя бы одной буквы закона. Они, как правило корыстны и продажны, червь коррупции уже давно откармливает свое жирное тело в этой куче прогнившей «плоти». Так что я ничего не вижу противоестественного в том, что деньги зарабатывались на строительство этой империи не легальным путем. Я воспринял это нормально и по достоинству оценил то, что в мое отсутствие ребята не сидели сложа руки. Скажу больше – я был этому рад!
Наиболее преданных идее было всего-то человек пятьдесят. Это был основной костяк, сейчас уже треть из них погибла в борьбе за наше дело, часть находится в заключении, но никто, – Отто встает увлеченный рассказом забывая об отсутствии Хельги, – никто из них ни на секунду не жалеет о посвящении всей своей жизни идее. А замок, – Отто снисходительно улыбается, – когда-то принадлежал одному из наших недругов, он после некоторых наших силовых манипуляций решил уступить его за смехотворную сумму. Далее было уже дело техники – вложить заработанные капиталы в прилежащие районы, ну остальное ты уже видел или тебе еще предстоит увидеть. Финансирование сильными мира сего до сих пор имеет место, но не до такой степени, как это было необходимо Адольфу… Мы стараемся отказываться от этого по мере возможности, стремимся стать полностью самостоятельными. Знаешь, Бруно, самостоятельность и свобода – это огромная сила.
– Согласен. Кто свободен тот силен, если находятся силы ограничивающие твою свободу, пытаясь унизить тебя и твою гордость, надо найти в себе дух и силу быть выше всего этого. Я буквально перед тобой разговаривал с Вили, в его словах слышны отголоски твоих речей – достойный ученик!?
– Этот мальчик ставит иногда и меня в тупик смелостью мыслей и дерзостью поступков, но он ребенок, еще ребенок… – По лицу Отто видно, что ему приятно говорить о сильных качествах воспитанника. – Я тебе и раньше говорил о том, что мне нужен такой человек, как ты. Необходим!
Я не успел отреагировать на «заманчивое» предложение – в дверях появилась Хельга. Ее одеяние – вечернее платье для коктейлей с декольте – было несколько кричащим, но четко выделяющим ее утонченную фигуру. Макияж опять же на удивление минимален, но искусно наложен.
В дверях с сарказмом в голосе она задает вопрос:
– Я вас не задержала? – И не дождавшись ответа продолжает: – Не хотела выглядеть недостойно в таком обществе!
– Ну что вы…– Я склоняю театрально голову.
– Напротив Хельга, мы с Бруно так мило болтали… Просидели бы до утра, если бы ты нас не остановила!
– Ни секунды не сомневалась. – закатила глаза та в ответ, крутанулась на каблуках разворачиваясь к нам спиной. – Еще бы(!) – старые фронтовые воспоминания....
«Ну и гиены! Палец им в рот не клади… отсюда безруким инвалидом уедешь…».
Лестница к вестибюлю полуосвещенный коридор, гараж под открытым небом. Здесь красуется с десяток автомобилей, в наличии и коллекционные модели. Мы садимся в черный лимузин, сконструированный на базе BMW. Черный седан сопровождения заполняют люди в чёрных же одеждах.
– Мы как всегда, так одиноки…– заостряет внимание на охране Хельга.
– Ты прекрасно знаешь, что это в целях нашей же безопасности.
– Да, но мы в Маленьком Берлине! – Я впервые слышу это название местности. – Или мы собираемся выбраться за пределы? – Ноты надежды слышаться в голосе Хельги.
– Еще не знаю. – Хотя ясно, что сам Отто уже давно все решил.
– Маленький Берлин – где это? – Я смотрю на гордый вид хозяина владений.
– Это там, где мы находимся – за воротами замка, все названия улиц и заведений носят имена того времени.
– Ты ужасен, Отто!
– Вот и я… не устаю об этом повторять… Но он будет еще ужасней, если мы сегодня не выберемся за «ворота» в какое-нибудь местечко, где мы ни разу не были! – Хельга бросает многозначительный взгляд, ища во мне союзника. Я же нейтрально притупляю взор. – К примеру, я не была в «Экзотике», но столько слышала о ней.
– Ты слышала о ней от своей сумасбродной сестры, для которой не остаться в нижнем белье перед мужчинами приравнивается к «даунизму»!
Даже я почувствовал, как от слов Отто пахнуло нафталином – он слишком вжился в свою роль почти вековой актуальности.
– Если Ева – сумасбродка, то почему ты притащился к нам в дом? Насколько я помню, именно из-за нее… – весь вид Хельги подтверждает, что тема «сестры» не раз подымалась на семейном «совете».
– Я тебе говорил неоднократно: в тот момент меня заинтересовало имя, да и я тосковал после одного из разрывов! А затем увидел более серьезную материю для работы… а в процессе – Отто поднял указательный палец вверх, – уже испытал безумные чувства!
– Материя… Хорошо хоть она женского рода! – Молодая женщина разгорячилась основательно. – Но обратил-то ты внимание на эту «материю» только через год, и то из кровати моей сестры – ты только тогда прозрел?
– Нет… Я долго присматривался, приценивался и… восхищался. К тому же меня могли придать суду за склонность к педофилии, тебе же тогда не было и шестнадцати!
– Извините, что прерываю ваши политические дебаты, но я хотел бы переодеться. – Я взялся за ручку двери автомобиля.
– Ты отлично выглядишь! – в один голос язвит высокопоставленная семейная чета.
– Хочу выглядеть скромней, дабы не создавать конкуренцию потенциальному властелину мира!
– Остро…
Но я не дослушал Хельгу. В багажнике «баварца» всегда имелось несколько комплектов одежды на разные случаи жизни. Это не раз выручало меня, с учетом импульсивных отношений с Сани. Поэтому я никогда не забывал сменить гардероб и в автомобиле.
Чтоб хоть как-то выглядеть элегантно, я достал из мобильного гардероба кремовую рубашку из шелка, свободные брюки из легкого материала мятого вида, что модно в наше время, наилегчайшие кожаные туфли. Ну и золотая цепочка дополнила мой облик.
– Бруно, возьми с собой телефон, за пределами сигнал будет, а если надо позвонить сейчас, то воспользуйся местной связью. Здесь в лимузине…
– Спасибо, но это необязательно.
Оценивающие взгляды моего внешнего вида – словно дотошное жюри с показа мод.
– Что!?
– Ты изменился в лучшую сторону, – с ухмылкой подмечает Отто.
Хельга, глядя в окно всем видом дает понять, что пейзажи за ним гораздо интереснее меня. Но ни с того ни всего вдруг цитирует строки русской классики:
– «Златая цепь на дубе том…».
Я натянул улыбку на лицо, что оказалось заразительным: в течение нескольких минут мои спутники молча улыбаются.
«Какая теплая компания! В ней уютно как дома. Хочется даже тапочки надеть…»
Минут десять кружим по просторам «Маленького Берлина». В салоне царит тишина. Я незаметно для себя прилипаю к окну. На улице темнеет и медленно зажигаются фонари. Такое ощущение, что они – эти не яркие источники света в витиеватой «оправе» горят еще с той эпохи военного времени. Загораются вывески и окна пивных и других заведений.
В сравнении с дневным временем на улицах «берлинцев» так же преимущественно молодежь. Молодые люди улыбаются активно общаясь. С радостью приветствуют тех, кто попадается им навстречу. Складывается впечатление, что у этих людей не существует забот. Вновь отмечаю, неестественность здешней всеобщей эйфории, какая возможна лишь в состоянии счастья или прострации, в котором я иногда пребываю, конечно не без помощи запрещенных препаратов.
А прохожие гуляющие по узким тротуарам смело заглядывают в окна автомобиля, пытаясь разглядеть пассажиров. Конечно – они знают кому принадлежат машины. Они выкрикивают имя своего идола и машут руками. Я вновь начинаю молча улыбаться, что как по цепочке вызывает улыбки и у моих компаньонов.
«Власть – это в первую очередь популярность, слава!»
– Будь добр Бруно, не надо – я знаю твои слова наперед… – просит виновник оживления масс снаружи.
– Но я не знаю, – буквально взвывает ехидно Хельга. – Будь добр Бруно я бы хотела услышать это....
– Прекрати дорогая! Сегодня я обыкновенный человек и прошу не акцентировать на мне своё внимание!
– Да неужели такое возможно? – Хельга неумолима.
– Ты популярен Отто и более чем, – я, задумавшись и разглядывая толпу размышляю вслух. – А популярность иногда приносит подпорченные плоды.
– Такое уже было. – Хельга, видя мой удивленно-вопросительный взгляд, продолжила, чуть снизив тон: – Настоящее покушение…
Я не понимая шутит она или нет поворачиваюсь за ответом к Отто.
– Забудь об этом! – в приказном тоне говорит Отто, но заметив мой интерес погружается в воспоминания: – Это была внутренняя война… Представь, – в таком маленьком «государстве» появилась оппозиция, требующая, чтобы мы придерживались строго идеологии Гитлера, а в наше время – это утопия! Крауз тогда со своими молодцами слишком зверски обошелся с выходцами из исламистской организации, мало того они не только перегнули палку, но и еще разрисовали все вокруг свастикой, написали соответствующие лозунги, что бросило тень на всех нас. Это в тот момент, когда мы были так слабы, после…– Отто с видимой горечью вспоминает те безрадостные дни, ладонь Хельги ложиться на кисть его руки, что возвращает его к нам обратно.
– И?..
– …конфликт был улажен, но ценой больших невозвратимых потерь. Исламисты не заставили себя ждать. Когда Крауз всё понял, было уже слишком поздно. Мы с трудом выжили тогда. Как я и сказал: мы были слишком слабы….
– Ну, хватит о грустном! – прерывает скорбное уныние Хельга. – Может, для начала посидим в «Лодке»?
Её умоляющее лицо вызывает наши улыбки.
Это самая настоящая подводная лодка времен второй войны. Издалека она выглядит хищно, «уткнувшись» носом в парковку машин. Ее силуэт отверстия шахт торпедных аппаратов рулевые кили и бортовая пушка эффектно подсвечены неоном. Вырез нижней части носа лодки ассоциируется с раскрытой пастью делая вид субмарины более хищным. Парковка у входа. Номер «U-999» на корпусе корабля, свастика и эмблема немецких морских сил второй мировой войны.
Машин на парковке достаточно, самое близкое место к входу – не занято, нетрудно догадаться для кого оно. Из открытой «пасти» лодки спускается лестница, обтянутая красной материей придавая субмарине тот самый элемент кровожадности.
– Это самая настоящая боевая единица? – я не скрываю своего удивления. – И участвующая в сражениях?
В момент моего разглядывания с разинутым ртом этой морской боевой громадины, раздается голос позади:
– Отто нашел ее в ремонтных доках, субмарина затоплена в мае 45-го где-то в бухте Гельтинга, «999»-я, говорят предназначалась для особой операции и в боевых походах почти не участвовала, хотя кто знает…
Человек из машины сопровождения знакомит меня с историей лодки. Внешне он похож на итальянца. В дополнение крепкое тело высокий рост и безжалостный взгляд. На нём идеально подобранный костюм подчеркивающий фигуру. Отто беря меня за руку представляет нас друг другу:
– Бруно, знакомься, это Генрих, – он как-то странно улыбнулся, – мой помощник…
–Генрих?.. Вы больше похожи на итальянца, визуально…
– Я и есть итальянец, – Улыбаясь Генрих переводит взгляд с меня на Отто, – а имя это…
– Имя – это моя просьба, – Широко улыбается и Отто. – Не будь занудой, Бруно.
«Прими я предложение Отто вступить под его знамена, следующим шагом будет смена имени на … Фрица и навряд ли с титульной приставкой «фон» в фамилии…».
– Адольф готовил особую миссию в конце войны, на остатки «волчьих стай» адмирала Денница возлагались большие надежды…. – Отто с тоской в голосе и со мной под руку поднимается на борт корабля.
Генрих раздает приказы своим людям по охране периметра.
Внутри субмарины – сохранен интерьер боевой машины. Вырезана сердцевина лодки, на двух палубах вдоль стен по всей длине – столики с посетителями. Ограждены металлическими перилами, лестницы и переходы, соединительные проходы с рубки в хвост лодки. Тут и там передвигающиеся по ним официантки в морской форме.
Наша компания размешается в хвосте лодки. Десятки глаз прикованы в основном к моим спутникам. На лицах посетителей улыбки. Гул оживления связанный с нашим появлением на борту глушит музыку. Пол лодки дрожит, создавая эффект работы двигателей подводного корабля.
Сам столик, изготовлен из алюминиевого сплава. Кресла, не имеющие ни куска мягкого материала против логики удобны. Минимализм военного времени. В корабельной рубке светится бар оттуда и спешат к клиентам морячки-официантки. Под баром в лучах световых пушек, движение танцовщиц внутри стеклянной шарообразной сцене, которая медленно спускается и поднимается. Человек в форме капитана – хозяин заведения подойдя по-военному отдает честь, приложив руку к фуражке:
– Добро пожаловать на борт субмарины! – Лично протягивает меню, мне кажется только из-за меня он не добавляет возводящий в высокий ранг Отто приставок: – Может другой столик? Жду ваших распоряжений!
– Спасибо капитан! – Отто снисходителен. – Нет, отсюда отличный вид….
– Это верно. – Капитан, выслушав заказ удаляется.
Тенью проявляется человек Генриха (язык не поворачивается его так называть). Кивок головы, дающий понять: все в порядке. Помощник Отто улыбнувшись расслабляется.
Женская половина присутствующих не скрывает своего восторга. Непонятно, что их восторгает больше: наряд Хельги, ее положение или сам Отто? Я же пользуясь случаем купаюсь в лучах славы, не имея к ней никакого отношения.
– Хайль Отто! – Раздается в динамиках.
Это вызывает во мне не здоровый смех. Спасают официантки – и я заедаю эмоциональный экстаз команды корабля морепродуктами.
Остальная компания прохладна к принесенным блюдам и напиткам. Хельга, найдя знакомую среди присутствующих, перемещается за ее столик на «разговор старых подруг». За нашим столом скука: я Отто и итальянец манерно ковыряющийся вилкой в салате. Перехожу к мороженому с заморскими фруктами и алкогольными добавками. Отто болтающий коньяком в бокале цедя его как гурман, бросает взгляд на болтающую Хельгу.
– Женщины… Им лишь бы помолоть языком!
– Ты сейчас кстати, о первой женщине в империи… ее любой диалог, даже связанный с женским гардеробом, в будущем для кого-то страница истории его жизни и довольно яркая … – Собеседница Хельги разглядывает нас как находку тысячелетия.
– Спасибо, твоя критика достойна любой похвалы.
– Не юродствуй, это от души. – Киваю в сторону женщины Отто: – Не связывает руки? Я не о постельных играх сейчас….
– Иногда… – Отто тяжело вздыхает всеми внутрисемейными проблемами. – Когда тонким женским чутьем ощущает опасность в моих делах. Становиться тираном… Но это составная семейной целостности, это неизбежно. Как у тебя с этим?
– Я тоже считаю, что без них никуда… – отстраняюсь от вида принесённого осьминога. – Но иногда я просто ненавижу Сани, за ее длинный вездесущий нос!
– От любви до ненависти… – Отто оживляется, проявляя заботу. – Хочешь – позвони, предупреди, что задержишься.
– Не надо! Это как дипломатия – пауза и бездействия порой эффективней любых активных действий.
– Каждому свое….
– Слушай, – Меняю тему и позу за столом, – люди, находящиеся здесь – молодежь на улицах города…, так слепо верят в тебя. В чем секрет?
Отто переглядывается с Генрихом.
– Многие из них только здесь обретают то, что искали: работу дом, возможность получить образование, кто-то находит спутника жизни. Саму жизнь, а не существование порою жалкое и ничтожное. – Пауза, глоток коньяка. – Но первое условие: беспрекословная дисциплина и исполнение того, что от них требуется. Там, за забором ими манипулировали лишали зарплат, рабочих мест, вышвыривая на улицу без каких-либо объяснений. Они приходят, отчаявшись к нам и их принимают. Для кого-то это единственное место где к ним относятся по-человечески, и здесь никогда с этими людьми не произойдет то, что происходило с ними в том мире. За их безбедное счастливое существование борются. Ни один – слышишь, ни один – не разочаровался в том, что попал к нам. В наш мир….
– И никто не догадывается, об истинных целях их руководства? Какова политика? Никто не слышат отголосков истории… К чему такое количество солдат, оружия техники? И вообще, к чему может привести их с виду мирный труд? Ведь деньги с оборота любой продукции идут на поддержание основной докторины?
– А этого никто и не скрывает… – Отто пожимает плечами, – Другое дело насколько это их волнует? – Взяв бокал он поднятым подбородком обводит посетителей на палубах лодки. – Подумай сам: что для них ближе, нищета болезни голод спрятанные за лживыми общениями либералов, или спокойствие достаток, уверенность в завтрашнем дне в обществе крайних радикалов, меняющих(!) – Отто поднимает бокал выше, – на данном этапе, кардинально меняющих свои взгляды?
– Это скорее была риторика…– я наливаю себе коньяк «тостирую»: – Давай выпьем за безоблачное будущее вашего общества!
– Давай, но ты же… не пьешь? – Отто снова переглядывается со своим помощником.
– Иногда…, чтобы лучше понять собеседника, пью тот же напиток, что и он....
Лампы освещения, включая лазерные пушки медленно гаснут. Лодка погружается во мрак. От рубки медленно опускается площадка – тот же стеклянный шар, внутри которого подсвечен меняющимися цветами стеклянный пол, предназначенный для танцовщиц. Три блеклых луча бьют по шару, лучи преломляются искривляясь. Публика затихает по мере опускания шара. Тот зависает между двумя основными палубами. Внутри две белокурые девушки в черной форменной одежде. Застывшие лица – «маски».
Пространство лодки заполняет ритмичная танцевальная музыка. Динамичный и красивый танец таит в себе подтекст.
Движение девушек возле ушей друг друга подразумевает шепот. Ошеломляющий ветер отстраняет их друг от друга. Выражение коварства одной и невинность девочки, собирающей в поле цветы другой. Порхая среди соцветий вместе с бабочками, в реале – в танце невинная «теряет» одежду. Под взглядом коварной подруги. Которая на блаженство меняет «маску» вероломного коварства. «Невинность» словно прозревает. Выражая бурю гнева, сама срывает одежду с оппонентки. Музыка подобна грому. «Коварная» почти нага, полное отсутствие коварства в ней, стыд на лице. «Благая» видя жалкий облик подруги опомнившись с ликом милосердия спускается к ней в ритме танца, сама раздеваясь до конца. Прижавшись к павшей и сгоравшей от стыда. Сверху укрывая, на обнаженных девушек ложится покрывалом флаг с нацисткой символикой. Замирает музыка. Финал! Погасший шар поднимается вверх.
Бурные овации присутствующих на борту.
– Неплохо, да? – Хельга незаметно для нас вернулась за наш столик.
– Эти девочки немы… – Ноты грусти слышны в голосе Отто. – Профессиональные танцовщицы. Если б ты знал, откуда мы их вытащили. Кстати они русские… оказавшись на чужбине, попали в ужасное положение… Девочки благодарны нам.
– Русские? – удивляюсь я.– А как же основные направления идеологии?
– Во многих правилах есть исключения… – Отто хмурится моему непониманию, – да и не тот случай. Мы их вырвали буквально из ада.
Вышедших из глубины отсеков танцовщиц луч света провожает в темноте. Девушки подходят к нам. Теплые приветствия: пожатие рук Отто объятие Хельги. Лица девушек милы, униформа с короткими юбками абсолютно не портит их. На одной военно-морская фуражка, голову другой покрывает пилотка. Преданность в глазах, а в руках цветы для высокопоставленной пары. Хельга шепчет что-то на ухо девушек вызывая улыбки на их лицах.
Танцовщицы удаляясь просят публику поддержать очередным приветствием Отто и его спутников. Рукоплескания и восхваляющие крики не заставляют себя ждать.
Первые ноты музыки, обильно «сдобренные» электроникой заглушают эмоциональные выражения «идолопоклонничества».
Медленно зажигается неон, подчеркивающий механические элементы субмарины. Лодка дрожа вибрирует, создаётся эффект работы корабля на боевом дежурстве. Темп музыки то нарастает, то замедляется. Среди звуков инструментов слышится ритм сердцебиения. Сигналы бортовой электроники, эхоло?вов…
Лодка «проваливается» в бездну морской пучины. Загорается свет в рубке освещая перископ, взвывает сирена. Слышен гул напрягающихся дизелей машинного отсека. Посетители замирают, по инерции вжимаясь в стулья. В лазерных проекциях узнаваемы фигуры подводников, бегущих по тревоге к боевым постам. Сигнал аппаратуры, определяющей положение противника и классифицирующей боевую цель.
Тревожные ноты в музыке нарастают, проекции моряков застывают на местах… Сильный удар «встряхивает» лодку, легкая вспышка с правой стороны передней части лодки. Проекционные фигуры в месте попадания «торпеды» падают на палубу в синем дыму. В районе рубки активность, слышны отдаваемые приказы. Суета возле торпедных аппаратов, вновь короткие команды.
Музыка, достигнув пика нарастания замирает в наивысшей точке, с ней и «команда боевого корабля» и посетители лодки. Запуск торпед из носовой части субмарины. «Команда» и присутствующая публика застывают в ожидании… Звук тикающего секундомера, затишье и… взрыв далеко, крик радости «моряков», звучит мелодия триумфа.
Буря выражаемых эмоций и среди посетителей.
Снова тревожные ноты в музыке и в приказах по кораблю. Лодку дергает, публику вжимает в стулья, плещутся напитки в бокалах. За нашими спинами удар, лодка «ныряет» в глубину, еще удар и еще. «Глубинные бомбы» … Но взрывы раздаются сзади и наверху… Музыка набирает темп, минута – и затихает грохот взрывов, и субмарина, «вынырнув» на поверхность океана, через открытые люки наполняется свежим океаническим воздухом. В лодку действительно ворвался свежий, пропитанный солоноватой влагой воздух, с ним крики морских чаек, Музыка, полная гармонии, затихает....
Аплодисменты на борту субмарины схожи с овациями шедевру мировой киноиндустрии. Не хватает разве что статуэтки «Оскара». Гаснут фигуры моряков, оборудование боевого корабля, зажигается свет проявляя в интерьере столы с посетителями.
Зрелище впечатлило не только меня, появившегося здесь впервые, но даже и высокопоставленные гости в восторге от представления.
Только итальянец в умиротворенной позе замер истуканом с закрытыми глазами. На лице маска удовлетворения, нервно дергаются глазные яблоки за веками. Толкаю полупустой бокал по гладкой поверхности стола в сторону его не подвижного тела. Бокал перехвачен молниеносным движением руки Генриха на краю стола. Но веки его по-прежнему в закрытом состоянии! Открытие глаз, смеющийся с прищуром взгляд на меня.
Эта сцена вызывает детское фырканье Хельги, демонстративный зевок и обращение к Отто:
– Здесь скучно, да и быть в центре всеобщего внимания уже приедается, хочется побыть там, где тебя никто не знает, не ощущать этого скованного напряжения....
Чувствуется по интонации и выражению лица Хельги, это не просто женский каприз.
– Тебе надоела слава? – Отто нежно берет свою спутницу за руку.
Хельга права: внимания хоть отбавляй, взгляды большей части посетителей по-прежнему направлены к нам. Это доставляет некий дискомфорт, но судя по всему Отто к этому привык. Как к основному смыслу своего существования.
Он обводит нашу компанию взглядам.
– Что там тебе Ева говорила про «Экзотику»?
– Ты просто прелесть! – Благодарный поцелуй Хельги в щеку Отто. Ни чего особенного, кстати, обыкновенный земной. Ничего тебе царственного имперского…
– Ты с нами, Бруно? Ненадолго…. – Мою задумчивость Отто расценивает видимо за юношескую смущенность.
– Да, ненадолго, – Опасаясь отмены решения тараторит Хельга, копаясь в ридикюле, – трех часов нам хватит вполне…
– Генрих!
Итальянец разгибается мгновенно как пружина, бросает несколько слов в переговорное устройство, и мы покидаем борт лодки.
Провожают нас как героев, совершивших подвиг, «герои» благодаря за прием тепло прощаются. Я просто глупо улыбаюсь.
Прощальный взгляд на лодку, когда-то патрулирующую в море и возможно участвующую в сражениях. Вид ее захватывает дух. Два моряка у входа по-военному отдают честь.
Если бы не Отто, то боевой корабль гнил бы сейчас в заброшенных доках, в лучшем случае прозябал, как музейный редко посещаемый посетителями экспонат.
– Отличное место.
– Для тебя – понятно, а нам уже приелось…– «поддержкой» мне стала мгновенная обобщающая реакция Хельги, садящейся в авто.
Перед нами ворота, отделяющие Маленький Берлин от остального мира.
Небольшая остановка, двигаемся дальше. Спереди и сзади – машины охраны.
Я сам люблю погонять, но управление транспортом водителями Отто вызывает у меня зависть.
– … они бывшие гонщики, из-за травм, и амбиций не попавшие в сценарий коррупционного театра под названием «большой спорт». Теперь они здесь, и… им это нравится.
Сообщение с телефона Сани и текст, составленный любимой прародительницей: «Бруно, заждались тебя!» Несколько язвительных строк и от Сани вызывающих улыбку на моем лице. Вопросительные взгляды компаньонов.
– В нашей паре договор: если я не звоню, то я занят, но можно присылать сообщение.
Отто кивает с пониманием. Хельга сарказмом подчеркивает свое мнение:
– Действительно, это очень удобно.
Несколько пересечений центральных улиц. Пара развязок. Большой светящийся иллюминацией проспект…
Огромное строение, внешняя архитектура напоминает дворец спорта, в подобном я в детстве занимался картингами. Это – гораздо масштабнее.
На здании неоном мерцает вывеска. «Экзотика». Пальмы с ананасами и солнце, выходящее из-за горизонта.
Только на входе в заведение замечаю на усиленное количество нашей охраны.
– Мы не у себя, – объясняет Итальянец, видя мои взгляды на четкие слаженные действия его парней.
В вестибюле проверка на наличие запрещенных предметов. Секьюрити в пятнистых шортах и коротких рубашках. Одежда, подходящая больше для африканского сафари.
Охрана Отто с недовольными лицами сдает оружие.
– Если у вас нет купальных костюмов, – Фраза, явно произнесенная неоднократно вызывает у говорящего морщины на лбу, – магазин со всем необходимым слева, дальше кабины для переодевания, – жест рукой в дополнение завершает процедуру общения с нами.
Стеклянные двери.
В магазине весь нехитрый интерьер сотворен из бамбука, с потолка свисают ветки экзотических деревьев. Гудящий кондиционер спасает от внезапной жары.
Хельга, привычно направляется в примерочную с пачкой нарядов. Мужская часть компании выбирает одеяния с улюлюканьем, ассистент помогает некоторым подбирать наряды. Я выбираю шорты известной футбольной команды с номером 17 и отправляюсь перевоплощаться. Отто откопал себе что-то в черно-красных тонах.
Дверь с надписью «Пляж». Местные климатические условия и осенний период подсознательно вызывают дрожь только частично прикрытого тела. Но неотъемлемые звуки пляжного курорта, доносящиеся из-за колыхающейся бамбуковой двери, нанесенный на деревянный пол сквозняковыми порывами белый песок, заставляет верить в «чудо».
За дверью действительно пляж. Ощущается зной палящего солнца. Большой водоем с голубовато-зеленой водой. Вокруг полоса утопающего в зелени берега. Под ногами теплый белый песок по которому приятно ступать босиком.
Берег усыпан загорелыми телами лежащих в шезлонгах, а уставшие от жары отдыхающие прячутся в тенях зонтов. В воздухе царит атмосфера купального сезона: веселые крики, солнцем играющие брызги, небольшие искусственно нагнетаемые волны. Есть и огромная волна, созданная специально для серфингистов. Аквапарк.
Площадки для пляжных видов спорта заполнены активно двигающимися загорелыми телами спортсменов, окруженные кучками групп их поддерживающих болельщиков.
Поражает «солнце»: ничем не отличающееся от настоящего, беспощадно светящее в синем прозрачном небе. Неподалеку от берега остров – круговой бар. Утоляющие жажду держаться за плавающий бар как за спасательный круг.
Рты моих спутников открыты от удивления, я быстро прикрываю свой. Такой резкий контраст: только что мы находились в мокром октябрьском европейском городе, десять минут – и мы в местечке, где приходится спасаться от солнечного зноя.
Из всеобщего потрясения нас выводит Хельга: она в красивом белом купальнике и соломенной шляпке. Два охранника сопровождают ее.
– Ух…– Запыхавшись, она останавливается возле нас. – Ну что вы, как истуканы, рты разинули? Я кричу, машу рукой, а вы… Ну, Отто! – Она хватает за руку своего мужчину.
– Не тряси меня! Где ты расположилась? – Отто окончательно приходя в себя выдергивает руку. – Эта панама, кстати, не очень…
– Значит, я угадала с выбором! – Беглый критический взгляд Хельги на мой внешний облик. – Бруно, ты с тренировки что ли?..
Атмосфера призывает принять расслабленную позу, освежиться напитками, а тело охладить морской водой…. Хельга берет на себя роль гида и лидера, вызывая тем самым в Отто недовольство.
– Там плавает настоящий крокодил, – доносится голос лидирующей Хельги, – огромный, но никого не кусает! Ручной.
– С ума можно сойти… – Раздражение ее мужчины подчеркивается непривычностью быть на второстепенных позициях, – Откуда ты все знаешь, ты же вошла всего на минуту раньше нас!
– Ну, О-тт-о! Здесь была Ева, а это то же самое, что была я!
Располагаемся в пяти метрах от воды. Шезлонги. Прячемся в тени зонтов. Официантка в костюме амазонки принимает заказ, он однозначен – прохладительные напитки.
Нет сил ждать. Лишь в голубовато-зеленой воде ощущаю приятную прохладу. Окунание с головой в глубину освежающего водоема. Неторопливый брасс в сторону плавающего островка.
Бар утопает в зелени, листья пальм и незнакомых растений нависают над его стойкой. Стулья в форме пней вокруг стойки, на них отдыхающие.
Мулат и мулатка с белоснежными улыбками возле трех ярусов бутылок тряся шейкерами наполняют бокалы. Сквозь прозрачный потолок видны атрибуты сцены – микрофоны, осветительные приборы.
Вместе с оценкой барного жюри в роли милой мулатки мне достается фирменный освежающий коктейль заведенья на треть состоящий из льда.
Мониторинг положения дел на берегу порождает скуку: Отто с Хельгой в возне между собой на линии морской мели ведут себя как дети, доносится визг последней. Парни из охраны из-под зонтиков тяжелыми взглядами осматривают проходящий мимо полуголый народ. Только Итальянец прогрессирует в диалоге с худой, но загорелой блондинкой.
«Экзотика. Идиллия. Эйфория…».
Приятная влага коктейля восстанавливает силы моего организма. Крики попугаев, сидящих в огромных клетках, развешенных в густой зелени бара становятся назойливыми. Птицы видимо, недовольны присутствием людей. Впрочем, как и я лично их тактильным касаниям, когда плавают возле стойки бара.
«И все-таки впечатляет переход из серой унылой повседневности, без утомительного перелета, без сборов и подготовок в атмосферу курортного… романа? Кстати о романах…».
Жара дает о себе знать, иначе подобные хаотичные мысли не закрались бы в мою буйную голову. Собираюсь освежиться в нежно-зеленоватой воде, останавливает бархатистый голос мулатки:
– Ещё «прохлады», сеньор?
На ее тонком красивом теле легкая накидка, минимально скрывающая наготу. На запястье и шее – амулеты. Притягательный блеск в её глазах.
– Пожалуй… – Встречаюсь с недовольно-ревнивым взглядом ее напарника, чьи амулеты сделаны из когтей зверей и акульих клыков, а накаченные мышцы угрозой играют на его спортивном теле…, трусливо подбираю состав напитка, – пожалуй…, меньше мелисы, но больше лайма и льда – такая жара! – Указываю рукой любознательного туриста в сторону берега: – Здесь всегда так людно?
– Знаете, как бывает – заведенье работает первый год и пока нет конкуренции подобного рода, пока что не приелось публике…. – Барменша наполняет мой бокал. – Устроители постоянно меняют программу, кстати сегодня первый вечер нового шоу…. Оставайтесь, вам понравится.
– Да сеньор, красивейшее шоу. Вам понравится! – Голос мулата призывает к потенциальному поединку с ним, намекая именно на это однозначное «шоу».
«Это не трусость Бруно – это инстинкт самосохранения…», – Успокаиваю себя тем, что не я один оправдывал свои поступки подобными словами.
Донесся голос Хельги:
– Бруно плыви к нам здесь огромный крокодил, а дальше стая акул! – Она надрывается в крике; плавая с Отто всего в метрах десяти от островка.
Крокодил и акула в представлении здравомыслящего человека – две разновидности кровожадных чудовищ, подсознательно не дающие даже возможности подумать о приближении на минимальное расстояние. Но создатель заведения учёл: людей тянет к запретному… – детёнышей этих хищников с первого этапа развития кормят через инъекции, дающие организму их всё необходимое. В процессе «эволюции» не развиваются нужные так, как в дикой природе их огромные клыки для поедания плоти. Таким образом хищные охотники превращаются в игривых и безобидных существ хоть по-прежнему и ужасных с виду.
Единственное настораживает: играя с такими животными, дети в частности, привыкнут к безопасности и в случае реального столкновения с хищниками в дикой природе неадекватно поведут себя в потенциально трагической ситуации.
Несколько гребков – и я возле Отто с Хельгой катающихся на огромном пресмыкающемся. Крокодил, не замечая «наездников», плывя спокойно виляет хвостом. Я сбрасываю с «хищника» семейную пару.
Потерпевшие «катастрофу» всплывают с недовольными лицами, призывают на помощь спешащих к ним парней из охраны. Снова трусливо отступая ухожу под воду.
Выныриваю возле девушки, плывущей на матрасе, изредка делающей кокетливые движения руками напоминающие гребки.
– Проплывая под водой, даже через… матрас был потрясён великолепием фигуры… Но ваше лицо – оно затмило всё представление о женской красоте, божественные лики – ничто пред вами! – В лирической тираде ложусь на ее курс.
– О боже, старые песни в новой интерпретации… Банально то как!
– Может, вас удивить тогда коктейлем? – Бесцеремонно хватаю за шнурок ее матрас.
– Для начала угостите моего мужа…
Мимо проплывает плавник акулы, хищница, кружа по спирали приближается.
«То, что заложено веками не искоренить…».
– Мужа? – Скрываюсь от акулы, раскручивая матрас незнакомки. – Он тиран и может задушить вас, этот Мавр?
– Вы литератор театрал!
– А вы…? Это же очевидно – мы созданы любить друг друга!
– Ну что вы! Я вся сгораю от стыда…
– И все же?
– Я – никогда!
– Я тоже!
Бросая бесполезное знакомство параллельно отдаляюсь от акулы. К берегу, к земному раю!
Шезлонги. Скрываюсь в тени зонта рядом с Итальянцем, заказывая у появившейся амазонки:
– Мороженое и персики!
– Ну как успехи? – Итальянец все также не открывает глаз.
– Ревнивец-муж на горизонте, а я труслив как жертва перед… – так и не подобрав рифмы меняю тему разговора, – Что у тебя?
– Я не достоин глаз ее печальных! Она – хрупка, я – груб и оскорбил ее недостойным предложением… Но извинился и в полночь смогу свою вину загладить у ног ее, в постели что?!
«Столько лирики за пять мнут. Поэтический вечер… сука!».
– Не так уж все и плохо для тебя.
Я занят мороженым, итальянец все же открыв глаза работой – рассмотрением проходящих мимо отдыхающих. Их потенциальной полуголой угрозы.
Отто с Хельгой выйдя из воды присоединяются к нам.
– Ну как вам? – поднимает запотевший стакан с коктейлем освежившийся лидер неонацистов. – По-моему, неплохо.... Что на том матрасе, Бруно?
– Нам с ней не по пути…
– Я кстати видел ее в обществе латиносов. – Итальянец стряхивает песчинки, прилипшие к пальцам рук.
– И что? – Я недоволен – песчинки с его тела попадают в ваниль моего освежающего десерта.
– Это может быть причиной, причиной для чего-либо....
– Генрих мы не у себя и нас недостаточно, – миролюбиво успокаивает Отто так, словно Итальянец призывает к активным боевым действиям. – Не место и время для разжигания не нужного конфликта.
– Хотелось бы просто отдохнуть…– высказывает свое мнение и женская часть нашей компании. – А что, Бруно она так хороша?
– Обезьяна. – Я увидел все недоуменные взгляды, брошенные на меня.
– Тогда какого… – начал Итальянец.
Я указываю спутникам на орангутанга, отбирающего у толстого обгоревшего на солнце человека банан.
Тот играл с человекообразной. Но животное устав от бесполезной забавы, наглым образом вырвав банан ловко очищает фрукт, съедает. Швырнув шкурку в толстяка и кривя губами, издавая звуки, напоминающие смех, несется к другим отдыхающим. Умиленные этой сценой и уставшие от плавания мы откидываемся на шезлонгах.
– Говорят, сегодня здесь грандиозное представление. – Ночное шоу, много интересного, и незабываемые впечатления пророчат знатоки.
– Останемся, да, Отто? – Интонация утверждения в голосе Хельги не оставляет шансов на раздумье.
– Я подумаю. – Отто смотрит почему-то на Итальянца. – А ты, Бруно, как?
– Я посмотрел бы шоу… – Сам, однако вспоминаю угрожающий вид бармена-мулата.
Решение принято, а пока – напитки и наслаждение происходящим вокруг.

«Солнце» клонится к горизонту, окрашивая в алый цвет экзотическую идиллию. Закат выглядит вполне реальным: кровавый шар садится за «морем», оставляя на водной потемневшей глади свое воспаленное отражение.
В это время произошла немая сцена: мимо нас в лучах уходящего солнца проплыла (не на матрасе – элегантной походкой) моя лирическая незнакомка, и не одна – с ней группа мужчин.
Действительно латиносы. Конфронтация полу враждебных взглядов. Тело их лидера обвешано чрезмерно золотом и покрыто волосами. Он что-то выговаривает своей избраннице.
Ребята итальянца прикидывают шансы на возможное столкновение «интересов». Отто с Хельгой влюбленной парой, обнявшись наблюдают за «солнцем», утопающим в водном пространстве и в листве сказочных деревьев. Отрешенность от происходящего вокруг.
Незнакомка, узнав меня инициирует разжигание межнациональной розни посылая мне воздушный поцелуй. Ее секундная задержка приводит к тому, что «мавр» дергает ее за руку, едва не роняя. Раздается ругань. Мое тело иррационально подымается, но локоть сжат железными тисками – рука Итальянца.
– Спокойно! Это не стоит того…– В его кареглазом невозмутимом взгляде, направленном на меня отражается красиво закат. – Она же тебе никто, а это возможно и провокация....
«Действительно, необдуманным поступком можно испортить отдых друзей».
Еще заказ мороженого – в виде ананаса и, соответственно со вкусом этого плода. Забыв про незнакомку, гашу свой гневный пыл десертным блюдом.
«Пылающее солнце» совсем скрылось, и только в месте его ухода небо и деревья сохраняют багровый цвет, постепенно растворяющийся во тьме.
С уходом «светила» зажглись фонари, разбросанные по пляжу: возле бамбуковых беседок, туалетов и баров. Местами загораются костры. Вся пляжная инфраструктура проявилась в таинственно-загадочном свете.
Затихли и звуки дневного пляжа, доносятся ночные крики экзотических птиц, стрекотание насекомых в утомленной от зноя атмосфере. Вода подсвечена снизу, и фигуры плавающих отчетливо видны. Это красиво. Тела крокодила и акул чётко выделяются. Видны несколько черепах, медузы проявляются то тут, то там, вальяжно пересекая подводные просторы.
С мороженым мне принесли и листья коки. «Случайно» заметил их в меню. Листья, свежесрезанные смоченные влагой в хрустальной корзинке.
– Ну листья – понятно: жара, пляж, приятный вечер и все такое, – слышу голос Итальянца, – но мороженое! Я впервые вижу человека, съедающего столько мороженого: при мне за вечер – шестая(?) порция….
– Люблю мороженое, больше чем жизнь.
– Листья коки? – оборачивается Хельга, ее глаза блестят на уже успевшем загореть лице.
– Это всего лишь безобидные листочки, – я пожимаю плечами.
– Говорят, для тебя они не так уж и безобидны? – Отто тоже заинтересован диалогом.
– Это не проверенная информация! – Возмущаясь я предательски краснею. – А если она из ведомства твоей разведки, то плохи твои дела Отто…
На самом деле имеется в моем бытие «пунктик» – «кокаиновые лихорадки», это происходит несколько раз в год. И происходит, казалось бы, спонтанно, но слишком становится похожим на «систему» – нервный срыв… неделя-две. Я падаю в бездну зависимости, каждый день без сна. Короткие передышки в борделях, в номерах гостиниц, курильнях. Обычно вытаскивает меня из этого коматоза один из знакомых. Засовывает анонимно в клинику, после курса терапии и восстановления, работы психологов я возвращаюсь в обычную жизнь.
И живу дальше так, словно ничего и не происходило. Или происходило, но не со мной.
– Это… это не опасно…– я, расправляясь с мороженным, отодвигаю от себя листья растения коки с видом абсолютного равнодушия. – Не так как кричат об этом на каждом углу…
– Ну, раз это действительно неопасно…– Отто не раздумывая отправляет в рот листья, медленно пережевывая с видом члена жюри «высокой кухни», протягивает пучок и… Хельге. – Никогда не пробовал, а ты?
– Нет, никогда. – Хельга же с видом знатока колумбийской кухни, поправив шляпу на голове прожёвывает зеленую растительную «субстанцию».
«Ну и народ!», – Чувство досады подталкивает меня к коньяку.
– О-о-о! – протягивает Отто. – Вот это уже опасно....
Вся компания за исключением меня дружно смеется.
Мои слова возмущения тонут в звуках тамтамов. Одновременно вспыхивают десятки костров вдоль всего «побережья».
Из зарослей деревьев выходят цепочки людей небольшого роста, напоминающие племенных туземцев, в боевой раскраске из забытых уголков Африки. Эти человеческие ручейки направляются к воде, посреди их колонн по две женщины, мужчины в руках несут пиро?ги.
Бой тамтамов нарастет пиро?ги спущены на воду и вместе с туземцами отчаливают от берега, контуры лодок подсвечены. Раздается дикий нечеловеческий крик и ритм барабанов ускоряется прибавляются новые звуки, один напоминает звук сопелки другой – погремушки из детства.
Горящие костры полуголые люди воинственная музыка – всё в совокупности захватывает дух. Пиро?ги синхронно стартуют к острову-бару. На вспыхнувшем огнями острове высаживаются женщины. Лодки выстраиваются вокруг острова подобием солнечных лучей. Одеяния танцовщиц вспыхивают в свете направленных на них электрических фонарей-пушек, огромные белоснежные перья на их головах меняются в цветовой гамме.
Танцплощадка, расположенная на крыше бара явно их стихия. Что-то подобное происходит на карнавалах в Бразилии. Красота движений завораживает, гибкость тел танцовщиц кажется невозможной. Это одновременно напоминает волны океана и пламя огня, даже свисающие ветви пальм и еще черт знает что. Пиро?ги синхронно передвигаясь «рисуют» огнем зажженных на них факелов орнамент. В сочетании с музыкой и танцем это создает отличную композицию, какой-то смысловой спектакль. Даже до конца, не осознав смысла сюжета – я далек от эстетики и понимания искусства, понимаю одно – мне это нравится.
Отто с Хельгой так же в восторге от представления.
«Еще бы!», – В вазе «грустит» одинокий листок коки, вызывающий во мне поток слюны. Мой взгляд на него полон неразделенной любви.
Итальянец блестит в улыбке зубами. Только его ребята не обращают внимания на шоу, держа все под контролем. Мой дополнительный заказ коньяка – мне кажется, напиток меня еще не «беспокоит» должным образом.
Звучит современная популярная мелодия, исполняемая на тех же инструментах. Публика, оживляясь хлопками в ладоши подхватывает ритм, туземки на танцполе не прекращают движений. Лодки курсируют по кругу вдоль побережья, создавая светящиеся круговороты. Используются дополнительные приспособления – светящиеся палки в руках пассажиров лодок.
Меня начинает потихоньку «тормошить» коньяк. Шоу продолжается.
Вновь появившиеся группы туземцев на песочном берегу устраивают ритуальные пляски вокруг костров. Появляются шаманы, размахивающие своими атрибутами и трясущие в такт бубнами.
– Смотри, – хмелея привлекаю внимание Итальянца, – вокруг столько «не арийцев» … Как ты себя чувствуешь вообще в подобной атмосфере? Успеешь отразить внезапную атаку и защитить своего… фюрера?
Итальянец, взглянув на меня с интересом громко раскатисто смеется.
– Конечно, я же профессионал, – сжав губы и улыбаясь он разглядывает меня. – А на тебя интересно действует алкоголь!
Я и сам замечаю, что уже изрядно «накидан». Надо остановиться, а то устрою показательные выступления покруче этого представления….
– Пройдусь… до туалета. А шоу…, да потрясающее…
Сооружение из бамбука и огромных листьев. Делаю свои дела и плетусь в душ. В нескольких метрах от меня, словно тень двигается один из людей Итальянца.
Освежившись прихожу в норму по дороге обратно чувствую на себе чей-то взгляд.
«Незнакомка. Где же «Мавр» и его прихлебалы?».
Она прикладывает указательный палец к губам призывая к молчанию.
– Тебе лучше? – спрашивает Итальянец, остальные разглядывают меня, как реликвию.
– Да, я в порядке…
Незнакомка увлечена представлением, но иногда многозначительно поглядывает в мою сторону.
– Только заметил ее? – От Итальянца ничего не скроется. – Она уже минут пятнадцать здесь и, вероятнее всего одна. Ни внутри, ни снаружи никого… поверь мне.
– Верю. – У меня нет выбора.
Неподалеку подпитая разогретая публика организовала небольшую танцплощадку. Пары танцуют, покачивая телами в такт музыке, нашептывая друг другу известные только им откровения. Хельга, беря Отто за руку тянет его в гущу танцующих.
– Так можно и пингвином стать! – смотрит на мое очередное увлечение мороженым Итальянец. – Не все части тела работать будут!
– Не беспокойся… я разберусь, – вызываю на его лице улыбку.
«Что ни говори, вечер удался на славу, я так увлекся, что забыл о Максе, Сани и старушке Дине…».
На плечо ложится рука. Поворачиваю голову – незнакомка, одна(!) без Мавра. Тихий голос:
– Я подумала о коктейле… Но может лучше танец, всего один танец?
– Это можно, но я танцую, как… трактор.
– Никогда прежде… не танцевала с трактором. Идем?
Предложение и влечение ее тела, не оставляют шансов на раздумье. Лицо Итальянца прикрыто рукой. Уверен – он смеется. Я выхватываю из корзинки последний лист коки и кладу в рот. Слышу уже откровенный хохот за спиной.
Иду за ней. Она все в том же белом бикини, подчёркивающем загар, лишь намотанная на тело прозрачная белая же материя закрывает ей бедра. В группе танцующих все увлечены только партнерами. В руках моей же партнерши легкая дрожь. Незнакомка заглядывает в глаза, пытаясь прочесть мои мысли и прижимается ко мне смелее. Мы покачиваемся в такт музыки.
Она кладет ладонь на мой рот, предотвращая мои попытки начать разговор. Жмется ближе, как беззащитное существо стремящаяся в объятья огромного всесильного зверя. Мне трудно скрыть проснувшиеся инстинкты, забываю о происходящем вокруг: сильное влечение овладевает мной.
С каждым па и с каждым случайным прикосновением ее волос, вдохом ее духов не могу совладать с собой, моя интерпретация ее очередного взгляда в глаза такова: «Если ты на самом деле трактор, то «переедь» меня безжалостно, дави меня гусеницами! И пусть это длится бесконечно…».
Длилось это кстати всего минут пятнадцать, но зато как! Возле какого-то шалаша из бамбука и листьев пальм в зарослях джунглей смешанных африканских деревьев мы вжимались друг в друга под собственные тяжелые вздохи крики, переходящие то в шепот, то в хрип.
Двум телам не хватало воздуха, они как два загнанных животных бились в предсмертной агонии и достигнув апогея чувств пали в высокую траву зарослей вдыхая всей полнотой легких ароматы леса.
Она реанимировала мое тело касаниями рук и горячего языка. Затем неторопливо поднялась и «пропела», одеваясь:
– Знаешь, мне пора, спасибо всё было очень хорошо…
– И мне. А как имя твое?
– Никак. Нет имени – и нет проступка…– Она скрывается в ветвях деревьев.
Группа туземцев о чем-то шепталась перед очередным выступлением в зарослях. Куря какой-то странный табак они с пониманием улыбнулись – моя партнерша прошла здесь минуту назад.
Пробравшись сквозь ветви, я вышел к своим. Здесь мало что поменялось: ночное шоу продолжалось, две девушки в компании мужчины показывали немыслимые гимнастические трюки под общие овации.
– Ты что-то долго… – замечает Отто.
– Пробивал штрафной номер семнадцать? – ехидничает и Хельга.
– Это кокаин искривил так ход «вашего» времени. – Заметив мороженное в виде ломтика арбуза, я не смог оставить его без внимания. – Да нет, встретил старого приятеля треснули по коньячку!
– Мы видели его, – выдыхает со смехом Хельга. – Его долго бегали и искали ваши общие латинские друзья, а найдя с криками уволокли. Видела бы тебя твоя Сани…
– Хельга! Остановись, это уже не твое дело. – Повышает голос Отто.
– Да. Это не твое дело Хельга, – повторяю за мужской солидарностью Отто и я.
– Кобели! – резюмировала та под общий хохот.
– Ты успел вовремя…– сказав сжимает плотно губы Итальянец.
Шоу подходит к завершению: подпитая изрядно публика галдит, заглушая его звуки, а в «звездное небо» взвиваются фейерверки, лазерные лучи рисуют паутину, в центре – проекция паука с эмблемой заведения на спине.
Переодевшись выбираемся из «Экзотики» медленно катимся в сторону Маленького Берлина. Хельга успевает задремать на плече Отто.
– Итальянец проводит тебя, ты перебрал немного, да и отпускать тебя одного не хочу…– Отто серьезен – вид стратега разрабатывающего штурмовую операцию. – Твои латинские «друзья» возможно захотят познакомиться с тобой поближе. И не пропадай, теперь ты знаешь, как нас найти!
– Грязный извращенец…– Хельга лишь приоткрывает глаза на прощанье.
– Передавайте привет Вилли! – Выбираюсь из автомобиля арийской четы.
Итальянец за рулем «баварца», я рядом. Сзади не теряя дистанции автомобиль охраны. Подчиненный Отто словно знает мой авто лучше меня. Успокоившись я засыпаю. Просыпаюсь от прикосновения к плечу – за окном дом моей прародительницы. И я не помню, что хоть словом обмолвился об адресе.
– А откуда…
– Не огорчай меня Бруно, я же профессионал! – Итальянец садится в машину сопровождения. – Приятно было познакомиться.
– Взаимно. – Со вздохом вешаю на плечо шорты с номером семнадцать – мой подарок для Сани.
Пробираюсь в комнату не включая свет, сшибая все на своем пути. Кое-как раздевшись, устало падаю на кровать рядом с моей тихо сопящей женщиной.
– Уработался?
– Действительно, было много работы… Ну, а как шарлотка?
– А ты попробуй…
Влажная масса со вкусом запечённого яблока ложится мне на лицо.
– Да, действительно неплохо…– Но сил вставать и идти мыться абсолютно нет. Проваливаюсь в сон лишь стряхнув яблочную массу в сторону.

Утро встречает яблочным пирогом и чем-то резким – духами что ли.... Трусы мокрые – на них спереди вылит ею же подаренный мне лосьон после бритья.
Состояние отвратительное. Пройдя сквозь контрастный душ, спускаюсь к завтраку.
– Ты не бережешь нашу девочку, сводишь ее с ума…– произносит Дина вместо «доброго утра».
– Ну как ее уберечь-то?! – Разглядываю через окно «баварца»: три колеса, находящиеся в поле моего зрения, спущены – однозначно беспощадно проколоты.
Провозившись с автомобилем, отправляюсь в клинику к Максу. Он удивляет – находясь в отличном состоянии, разговаривает вполне осознанно. Во взгляде искрится жизнь. Активная жестикуляция рук. Меня расстраивает лишь его вопрос, не находящийся в моей компетенции:
– А когда мы уйдем отсюда? – В глазах – детская наивность, загоняющая меня в тупик.
Я озадачиваю тем же вопросом и лечащего врача моего друга.
– С Максом, однозначно произошли перемены в лучшую сторону, но слишком стремительные… После «Венесуэлы» всегда требуется длительный период на восстановление, а тут помимо неё ещё такое… – Врач пожимает в растерянности плечами, – Сами понимаете, с ним предстоит поработать специалистам и приблизительно недели через две, если все будет в порядке, мы выпустим его в «мир» … Но опять же под наблюдение наших штатных психологов. – Она выдерживает паузу. – Вы действительно единственный, кто может его поддерживать и являться опекуном?!
– Да.
– Послушайте Бруно – это конечно не мое дело, но этот Фердинанд из службы безопасности постоянно крутится возле вашего друга, я думаю…– ее многозначительная пауза заставляет задержать взгляд на ее добрых глазах, – он не оставит Макси и в большом мире.
– Спасибо вам. – Я пожимаю руку ей и ее милосердию одновременно. – Сообщите, когда можно будет забрать нашего мальчика. Всего доброго....
Момент выхода «нашего мальчика» из клиники стал стартовой точкой его запоев. Он пил каждый день, пил с утра и до вечера, пил всегда, пил со мной (вначале) и пил все равно уже с кем. Пил начиная с дорогих алкогольных напитков и заканчивая дешевой репликой брендового парфюма. Останавливать подобное – абсолютно бесполезно.
Время, что провел в заключении Макс не помнил. Взгляд его удивленных расширенных глаз на мои вопросы о том времени, подтверждали его частичную амнезию.
Дальше еще хуже: он перестал узнавать меня, начиная заново знакомиться со мной, рассказывая небылицы из своей мне полностью известной жизни. Я терпеливо слушал его выдуманные истории, общаясь с ним как новый знакомый. Неоднократный рассказ о Бэт (здесь он ничего не путал, только мелкие нюансы не совпадали с действительностью).
Иногда я не выдерживал вставал и уходил, но на следующий день возвращался и все повторялось. В итоге у меня у самого начались нервные срывы – я становился похож на идиота, бродящего по квартире и бубнящего бред.
Сани и Дина с откровенной тревогой смотрели на меня.
Отто не знал о моих попытках реанимировать психическое состояние и моральный облик моего друга.
Специалистов, закрепленных за Максом я приводил к соседу киноактеру сериалов, который был вполне адекватен лишь подыгрывал верившим в свою профессиональность медикам.
«Если бы тогда я не поддался на их уговоры – взять Бэт с собой, то ничего бы этого и не было! Если бы…».
Однажды зайдя в квартиру где медленно увядал мой друг, я удивился тишине. Макс в кресле в сером полумраке. Я подумал, что он мертв: остекленевшие глаза смотрели не мигая вдаль.
– Это ты, Бруно? – было жутковато не привычно – он меня узнал. – Где ты так долго был?
Я стал рассказывать ему, что задержался по дороге, заехав в несколько мест, отвез Сани в фитнес-зал… в прачечную по просьбе Дины.
– Ты помнишь Сани? Я несколько раз приезжал к тебе с ней…
– Нет, ты не понял. Где ты так долго был? – Вопрос жутко звучал в нависшей тишине.
– Но, я только вчера от тебя уехал. – Стряхиваю со стола мусор и пустые бутылки – в коробку, открываю окно.
– Тебя не было очень долго. – Он впервые взглянул на меня с момента моего появления в квартире. В его глазах глубокая тоска.
– Она была сегодня здесь, и я разговаривал с ней…
– Кто, Макс? – Кто тут только не бывал, но я понял про кого он говорил таким тоном.
– Бэт! Она приходила сегодня, и мы поругались… Она ушла, хлопнув дверью. Никогда так не делала прежде… – Я стоял у окна стиснув крепко зубы. Справившись с эмоциями, я все-таки повернулся к Максу. – Она больше не придет сюда никогда! Ты слышишь Бруно, никогда…– В его глазах «направленных в пустоту» слезы.
Здесь я не выдержал: я позвонил врачу, что лечила его, и вкратце честно обрисовал ситуацию.
Разразился «гром» в трубке – я не ожидал от доброй сдержанной женщины подобных речевых оборотов. Приехав врач с порога продолжила негативные высказывания в мой адрес. Я лишь стоял и смотрел в глаза Макса, пытаясь найти в них хоть что-то в свое оправдание… В них читалось одно:
«Она уже никогда не придет…».
Я «провалился» в кокаиново-алкогольную пропасть.
Когда я выбрался оттуда, толком не восстановившись я отправился в клинику, где столкнулся с целым рядом отказов.
Отказывали абсолютно во всем: в посещении Макса, в получении информации о его состоянии и ходе лечения. Итогом – когда Макс выйдет в большой мир, мне об этом не сообщат. Мне будет отказано в информации о его местонахождении – опекуном будет совершенно другой человек, с опытом работы с подобными пациентами в период реабилитации. При моем приближении к Максу на расстояние ближе, чем на пятьдесят метров – это будет считаться проступком наказуемым в уголовном порядке.
Послав всё и вся, я провалился в ту же пропасть, из которой только что выбрался….

Прошло больше года, прежде чем я вновь встретился с Отто. Его только освободили после «недоразумения», приняв ошибочно за организатора политического убийства. Я нашел его возбужденным и твердившим о колоссальном количестве потраченного времени впустую.
Хельга была счастлива и обещала родить ему сына, разумеется истинного арийца и адепта всех его политических идей.
В замке Отто присутствовала масса незнакомых мне персон. Люди улыбались, некоторые с трудом скрывая лицемерие. Но все старались держаться, соблюдая этикет.
Вилли приехал из учебного заведения в отпуск. Как он сам выразился, «кибернетическая дрянь проела весь разум…».
Мальчик повзрослел, засыпал меня кучей вопросов и, выслушав с понимающим видом, пообещал научить меня стрелять из пулемета, которого еще нет на вооружении в действующей армии. В его понимании это должно было как-то исправить мои жизненные неурядицы.
Был и Итальянец. Ограничились коротким диалогом: он на работе и с улыбкой голливудского актера пообещал отвезти меня до дома, если я снова переберу с коньяком.
Присутствовала Ева – сестра Хельги, и я, отметив некоторые ее достоинства уже никуда не собирался уезжать… И во всей этой кутерьме решив, видимо, что я хочу пристраститься к спиртному и Еве, меня отзывает Отто для серьёзного разговора:
– А ты слышал, Бруно, о Мутанте и о его работах?
Минутой раньше он говорил с двумя вальяжными мужчинами, чьи постные лица лоснились от самодовольства.
– Да, я кое-что слышал… – Меня теплил коньяк и удивляла не «корпоративная» тема диалога, – Ты первый день вне «стен», а тебя волнует такой вопрос. Отдохни, расслабься Отто....
– Спасибо за заботу. Но в мыслях находясь там, я не покидал ни город, ни то, что здесь происходит! Так ты видел его?
– Нет… Но слышал. Какой-то безумный ботаник… Скрестил синтетику с опиатами, еще фиг знает с чем, и получил несколько разных субстанций, которые вводят народ, жаждущий эйфории в экстаз. Результат его скрещиваний и селекций пользуется спросом и не только среди кстати(!) отбросов общества…– Я разглядывал перестановки в личном кабинете собеседника. – Да что с тобой Отто, тебя ведь подобное никогда не интересовало?
– Мир – есть движение. Всё растет развивается и прогрессирует в том числе и я. Но сейчас не об этом… Значит, ты его никогда не видел? – Отто выглядел задумчиво. – А как там Макс, с ним-то все в порядке?
– Нет! – Меня раздражал этот неуместный «допрос». – Почему тебя это так волнует?
– Я знаю о твоих трудностях… Мы никогда не говорили об этом, но я все знаю…– продолжил Отто по-отечески, я даже поискал глазами угол, в котором удобней было бы стоять, отбывая домашнее наказание. – Я все знаю про алкоголь, кокаинизм, затяжные депрессии. Но…– он сделал многозначительную паузу, – где и когда ты последний раз видел Макса?
– Около года назад. – Я был раздражен уже до крайности.
– Спокойно, Бруно! Это не праздный интерес, а спросил я об этих двух людях только потому, что мы говорим об одном человеке… Об одном и том же человеке!
Он поднялся с кресла и маятником заходил по мягкому ковру кабинета.
– Что за ахинею ты несешь? Когда Макса забирали врачи, он был невменяем. Да и к веществам он всю жизнь относился скептически, он принимал-то их по-детски, неумело и всегда старался быстрей избавиться от их воздействия.
– Поверь это достоверная информация! Ну и, в конце концов, ты можешь сам убедиться в этом лично.
– Это надо тебе? – Вопрос может, был и неуместен – информация внесла в мое раздражение непонимание и гнев, от этого непонимания.
– Это надо мне и тебе, еще кое-кому и, возможно – самому Максу – Мутанту… Неизвестно кто он больше теперь?
– Хорошо…, но давай не сегодня. Сегодня такой день…
– Сегодня ты можешь наслаждаться, но не тяни с этим. – Он подвел меня к двери, по-дружески положив руку на плечо. – А Ева… Как она тебе?
– Визуально… – да!
Мы рассмеялись, глядя друг другу в глаза.
«Какая нафиг Ева? Этот фанатик довел меня до негативного эмоционального сдвига и спокойно вышел к гостям. Да не мог Макс «мутировать» и начать заниматься тем, что он всегда сравнивал с использованным презервативом… Да чушь… Чушь собачья!».
Захотелось выпить. Нет – напиться в хлам.
Балкон, нацистская символика, подсвеченная фонариками выполненными руками детей. Свежий, слегка морозный воздух успокаивает мой пыл. Я с ухмылкой смотрю на проплывающий мимо дирижабль, на котором играет музыка, а на его корпусе светится надпись:
«С возвращением Отто, мы любим тебя!».
«Идолопоклонничество, нафиг!». – Я был впервые так озлоблен на своего друга.
Мои мысли прервал Итальянец.
– Что с тобой? – Его цепкие пальцы сжимают мое предплечье. – А-а-а, Отто испортил тебе настроение неприятной новостью?
– Так ты в курсе?
– Да. Я лично занимался этим вопросом.
– И что, это точно Он? – Я крепко сжал бокал в своей руке.
– Девяносто девять из ста, – спокойно ответил, выдыхая пар изо рта в морозный воздух начальник охраны Отто.
– Пойду еще… выпью….

Я не верил собственным глазам, это действительно был он. Пара внешних изменений: смешные круглые очки, длинные волосы, свисающие с головы, Макс постоянно поправлял и то, и другое.
Казалось, и внутренний мир его тоже трансформировался, глаза отражали совсем другое, скорее, его противоположность… Это уже ни наивный милый порой влюбленный взор из детства, ни безумный взгляд из периода затяжной болезни. Этот взгляд глубок, как морская бездна, даже бескраен, выражающий озабоченность. Словно его обладатель принимал участие в спасении мира или лечении обездоленных детей.
Его новая квартира. Накаляющийся разговор в преддверье гостиной словно между двумя не знакомыми, но обязательными людьми.
Абсолютно не было желания броситься и обнять своего друга. Мне хотелось знать – насколько он меня помнит. И почему столько времени не пытался меня найти, если помнит хотя бы отрывки нашей дружеской близости.
Чувство обиды: ведь я столько времени возился с ним, когда он болел, страдал вместе с ним. А он со спокойной душой, покинув лечебницу, живет припеваючи и выращивает кустики на радость «прихожанам».
– Заходи, Бруно! Не стоять же здесь, в дверях…
– Заходи, Бруно?! Похоже, ты узнал меня… – Входя я стиснул зубы. – Значит, у тебя все хорошо ты в здравом уме и здоров физически. В моей помощи не нуждаешься в дружбе, соответственно, тоже… Что ж, неплохо!
– Остановись! Ты же ничего не знаешь....
–Так поведай мне, введи в курс дела, поставь в известность или как там еще!? – Я уже не справлялся с переполняющими меня эмоциями.
–Ты можешь успокоиться и дать мне несколько минут?
Сев в кресло, я смотрю на него «ожидая чуда».
– Когда меня забрали в последний раз…, как мне рассказала врач, я был ужасен, но она увидела и плюсы в моем состоянии. Она говорила о единичных, неординарных случаях, когда на больного сильный стресс оказывает положительное влияние, хотя это и противоречит аспектам современной медицине. Это был мой случай. Я знаю, что ты появился в клинике, но тебя не пустили, знаю…– Макс сделал акцентированную паузу. – Извини, в этом моя вина – я не хотел, чтобы тебя пускали. Скажу одно: на тот момент я был абсолютно адекватен. – Видимо, в этот момент у меня открылся рот от удивления – он налил стакан воды и протянул мне. – Она не сказала тебе ничего, и это тоже моя просьба… Отдел безопасности заинтересовался мной и, соответственно, тобой. Фердинанд совал свой нос повсюду, задавал кучу вопросов, на которые обязательно хотел получить ответ. Вопросы, касающиеся тебя, были довольно таки щекотливые. Я сказал, что отказался от твоих посещений, но он наседал. Мне во многом помогла врач, не позволяя задавать вопросы, связанные с моим прошлым. Она, заметив улучшения моего состояния, вывела меня в большой мир и назначила опекуном одну интеллигентную женщину. Сюзанна в прошлом художница, обеспеченный человек, не имеющая своих детей. Она подарила мне квартиру и посещает меня два раза в неделю, называет меня «мой дорогой» и каждый раз говорит о том, что я повзрослел. Сюзи сама, по-моему, не вполне вменяема, но это никак не отражается на моей жизни.
– Интересно… – Такой «расклад по полочкам» меня успокоил. – Но почему «Мутант»?
– Сам не знаю, но первое мое творение так было названо. Оно сделано на основе ЛСД и еще нескольких препаратов растительного происхождения. Под его воздействием человек мутирует, силою мысли управляя собственными изменениями. Всё на ментальном уровне, конечно…
– Хорошенькие дела… – Я монотонно переваривал услышанное. – А есть выпить?
В его руках бутылка коньяка и бокал.
– А ты?
– Нет! Я все…
– Понятно.
Алкоголь согревает… и почему-то гонит меня из этого места.
– Надо ехать. Я заеду на днях, если ты будешь не против.
– Не говори ерунды. Я помню всё, – блеск в его глазах подтверждает озвученное им, – в любое время суток…
Я ушёл с осознанием того, что пьющий и терзающий себя Макс во время первой «реабилитации» был мне ближе, чем этот человек. Его изрядно «деформировала» жизнь, но неизвестно, что стало бы со мной, если бы я прошел его нелегкий путь.
Я вспомнил: ранее (во время запоев Макса) на стенах его гостиной, на поверхности стола и окнах меня удивляли формулы химических соединений решения уравнений, молекулярные решетки, какие-то символы…. Тогда я списал это на результат умственной болезни моего друга.
Мои размышления на парковке прерывает человек заглядывающий сквозь стекло в салон машины. Белозубая улыбка помощника Отто.
– Итальянец. Ты как здесь? Тебе доверяют ответственные задания? Бешеный прогресс…
Тот с улыбкой пропускает мои слова мимо ушей.
– Привет. Я не один.
Отто. Понять почему они здесь, не составляло труда.
– Да, это действительно он хотя в это и трудно поверить.
– Что ж Бруно в жизни такое бывает…, – в голосе Отто нотки понимания и сочувствия человека, прожившего не одну жизнь.
– Ты же не за этим притащился сюда, чтобы сказать мне об этом?
– Нет, Бруно, нет… Генрих, отъедем отсюда нам надо прогуляться с нашим другом.
Возле моста через реку – заброшенная баскетбольная площадка словно не принадлежавшая городу.
– Я понимаю – сейчас тебе очень трудно. Возможно все несвоевременно и безнравственно, но к его работам есть интерес и очень большой. – Мы шли с Отто пасуя ногами друг другу кусок льда, который легко катался по замерзшему асфальту. – Можно зарабатывать неплохие деньги. Ты единственный кому он доверяет. Если считаешь, что надо подождать – подождем. Тебе решать готов он или нет, но…
– Что, но? Отто не тяни! Пауза в этом разговоре ничего не меняет.
– …но он может совершить ошибки не будь рядом человека с трезвым холодным рассудком. Подобное уже случилось: с одним из препаратов Макс сунулся на рынок. VIP 43! Попытался реализовать продукт. Ему отказали, но взяли на заметку и, самое главное – препарат заинтересовал очень влиятельных людей. Вот в чем дело. – Отто в досаде пнул ледышку очень далеко. – Сейчас по нему собирается информация, и может случиться так – его выкрадут и увезут в неизвестном направлении. Закроют в лабораторию и заставят работать бесплатно и в четком заданном направлении… такие случаи не редкость в наше время. «Самородки», вылезшие из земли долго незамеченными на ней, не валяются…
– Сегодня день горячих и неприятных новостей. – Я сделал глубокий вдох. – Ну и что ты предлагаешь?
– Мы предлагаем, мы! Существует человек (знать тебе его совсем не обязательно, поверь мне) …
– Дальше!
– Мы предлагаем ту же лабораторию, финансирование работ и полную неприкосновенность- возможность заниматься своими разработками, ну и получать приличный процент за деятельность. Передача продукта по цепочке, состоящей из Макса тебя меня и мистера Х.
– Хорошо… Я поговорю с ним об этом, но мое условие, что со мной будешь связываться только ты и никто другой.
– Я об этом только что и сказал…
– Тогда отвезите меня к машине… я замерз и хочу тепла, человеческого тепла.
– Давай, я сам уже как пингвин, – Лидер неонацистов оказывается тоже мерз как обычный человек.

«Мутант» на удивление быстро согласился с предложением. Не задумываясь объясняя провальную ошибку:
– Мне было необходимо финансирование более серьезной лаборатории, не хватало производственных мощностей. Пойми – идеи рождаются ежедневно ежечасно, что там – каждую минуту. И это не только то, что я хотел продать. Я разработал вещество гораздо масштабней. В перспективе даже создание новейших лекарств, что могут спасти больных, пораженных пока еще неизлечимыми болезнями. – Макс буквально рос в моих глазах перерастая древних алхимиков и «папашу» Менделеева. Его разум (в моем представлении) тянулся к способностям, которыми обладают неизведанные цивилизации. – VIP 43 – это… вчерашний день. Я могу делать вещи гораздо серьёзней, я даже иногда сам боюсь своих потенциальных детищ…
«Этот научный червь, сам того не подозревая, стал угрозой не только для себя, но и для всего общества остального мира… Неизвестно, на что он способен, что может родиться в голове этой лабораторной крысы! Уж лучше бы он окончательно сошел с ума…».
Макс говорил и говорил еще про новаторские идеи, а я уже обдумывал план, избавления от них или… от него самого?..
– …так ты не сказал, все будет хорошо? – Он затих, глядя на мою отрешенность уставшими покрасневшими глазами.
Мне стало жаль Макса, действительно жаль.
– Да… все будет хорошо. Но ты должен беспрекословно выполнять мои инструкции, так как не представляешь, куда ты ввязался и теперь чтобы остаться в живых надо быть предельно осторожными. Понимаешь? – Макс по-старчески ссутулился после моих слов. – И не вздумай больше никогда никому, кроме меня говорить о своих новациях. Это может стать роковой ошибкой. Не только для тебя…
– Я полностью доверяю тебе, как и раньше. Сам знаешь, как трудно быть одному в этом мире…
– Да Макс.…– Это одиночество читалось в его взгляде, – мир жесток, но мы сделаем всё чтобы выжить в нём. Тебе придется переехать.
– А художница, Сюзи?..
– Будешь появляться к ее приходу. Позже возможно даже придется исключить и это.

Действительно – главное начать. Мы сделали первый шаг к «победе». Через месяц производство принесло первые плоды. Как сказал кто-то: «обильно посеянные зубы дракона принесли богатый урожай».
Деньги при реализации продукта доставались легко. Очень легко. Сука, слишком легко.
Не прилагая особых усилий, я мог зарабатывать и тратить за месяц столько сколько при прежней работе, я получал в течение года или полутора лет. Люди быстро привыкают к подобному. Привык и я. Прерывать финансовый поток не очень хотелось.
Отто расширял и увеличивал «маленький Берлин». Его империя росла и крепла. Чаще стали слышны разговоры о появлении на политической арене «нового Фюрера». Отто словно вышел из тени. Его показывали по телевизору о нем трубили газеты с ним стали считаться те, кто раньше упорно не хотел его замечать. Оппозиционеры призывали вспомнить о прошлом Отто, открывая глаза общественности на некоторые факты биографии набирающего вес политического лидера. Призывали думать о будущем. Но тщетно: кому Отто был интересен, тот не обращал внимания ни на что, а кому он был безразличен тот по-прежнему не замечал «марионетку в новой модной коричневой рубашке». Сам лидер неонацизма с улыбкой говорил об этих людях:
– Настанет момент Бруно, поверь мне – они обратят на меня внимание. Я намозолю им глаза до такой степени, что они не смогут плакать, а имя мое будут произносить с преклонением и трепетом!
В эти моменты он напоминал мне своего идола. Быстро поражаемый его одержимостью.
Новый рейх рос как на дрожжах, часть этих дрожжей производил Макс в своей современной лаборатории. VIP 43 сменил 47-ой, несущий совсем другие функции. Его дешифрованное название – «подчинитель».
Одно меня поражало – зачем набирающему вес политическому лидеру вся нервотрёпка с транспортировкой и доставкой?!
Свое государство пусть небольшое, но своё, где люди трудятся и беспрекословно выполняют его приказы. Только, что не молятся на него. Хотя я и этого не исключал. Не раздумывая, любой из его подчиненных был готов выполнять эту работу. Зачем? Сам… лично? Я мог тоже найти кого-то вместо себя если всё дело в нашей изначальной договорённости.
Не думаю, что золотое правило: «Если хочешь сделать хорошо, сделай сам…» – имело место для оправданий подобного – преданные Отто люди не раз доказывали ему и свою верность, да и профессионализм во всех его широких пониманиях.
Я много раз задавался этим вопросом и не мог найти ответ. Единственным для меня «логичным» объяснением было – в душе Отто все еще был мальчишкой, и вся «мишура» политического лидера утомляла его. Возможно Отто и мистер Х насытились всеми прелестями жизни и им не хватало встряски. Адреналина.
Но мне-то что? Ведь это же «их тараканы» … пусть с ними и возятся сами. Разводят их, подкармливают…
Я вкладывал заработанные деньги в коммерческие предприятия сомнительного происхождения, но приносящие немалый доход. Нашел группу удачливых бизнесменов, раскручивающих мои деньги официально. Все как обычно: деньги делают деньги.
Я наслаждался жизнью, забыв про пост кокаиновые депрессии. Каждый раз после очередной сделки улетал с Сани на острова.
«Макс – Мутант» фанатично трудился в лаборатории, что находилась недалеко от центра города и существовала полулегально.
Что происходило в еще одной лаборатории в подвале, его дома может знали единицы. А скорее всего – никто. Это было «Сверх личное».
О том, что «исследовательский научный центр» затапливался всё уничтожающим раствором кислоты после нажатия кнопки на амулете, висящем на шее фанатично преданного делу Мутанта, никто тем более не догадывался. Он работал гипер активно пытаясь обскакать всех ученых вместе взятых. К нему в «квартиру» привозились дорогостоящие вещества, редкозёмы, о существовании которых я даже не подозревал. Параллельно официально он тоже ставил опыты в небольшой лаборатории при университете молекулярной химии делал открытия, даже имел награды за новейшие разработки. Ездил на семинары и встречался с такими же учеными головами, как и он, что создавало неплохую ширму для нашего предприятия.
Одним словом – Макс и Отто купались в лучах славы каждый в своем «океане страстей».
Макс еще оказался и меценатом: он помогал детям чьи родители погибли в автокатастрофах. Скупал картины безызвестных художников. Делать это убедила его бывшая опекунша, уверив, что эти картины будут скоро стоить миллионы и Макс сможет заработать на их продаже в будущем. Мне эти коллекционирования казались просто смешными – маразмом непризнанной художницы.
Я рекомендовал вкладывать в бриллианты и изделия из металлов, ценность которых уже превышала цену золота и платины. Люди сходили с ума от произведений ювелирного искусства. А картины – отпечаток состояния души художника, не всегда вменяемого и возможно обезумевшего. Полемика в этом вопросе с Максом никогда не давала результата, но приносила мне удовольствие и душевный покой.
Прирост капитала казался идеальным, пока не произошло то обстоятельство, что перевернуло всё с ног на голову … абсолютно всё.

Как в любых правилах есть исключения, как в любых механизмах есть сбои, так и в любых налаженных отработанных «схемах» находятся «проколы». Или ситуации «форс мажор», как принято их называть.
Неизвестно, что это было – утечка информации? Отличная работа подразделений по борьбе с оборотами запрещенных препаратов или еще какой-то фактор? Но вряд ли простая случайность.
Детализировать всю схему трафика вещества от Макса до мистера Х со мной и Отто в промежуточных пунктах нет смысла. Тем более, что далее описываемые события подтверждают ее мало эффективность…

…На одном из пляжей с высокой волной в «атмосфере полной секретности» я передавал Отто препарат.
Мы согласно жанру – в костюмах серфингистов с досками и остальными атрибутами спортсменов, креативно так, создавали вид отдыхающих на море. Но толи мы выделялись белыми воронами в этом месте то ли еще что, но произошло следующее…
Мне всего-то было необходимо указать Отто на пакет из-под быстрого питания с веществом и покинуть пляж… дальше было не мое дело.
И в это момент хлесткими ударами что-то плотное опутало мое тело, прижимая к «извивающемуся» змеей Отто.
«Сетка»!
Секунда – и мы уже плотно стянуты. Падаем на песок. Уже лежа, я вижу злополучный пакет в песке. Ощущаю несущие боль подошвы грубых ботинок на голове и спине.
– Не дергаться, вы под прицелом! – хриплый голос раздается над головой.
Но уже само сжатие сеткой из неизвестного прочного материала делает движения невозможными. Вокруг беготня и суета. На слух человек десять. Резкие команды, разговоры вполголоса.
Апатия к происходящему внезапно нахлынула на меня. Тяжелое сопение и ругань лежащего подо мной Отто, делающего безуспешные попытки выбраться. Через пару минут голоса и команды стихли. Причина – шорох шагов подошедшего человека.
– Добрый день, господа серфингисты! Агент Фишер отдел по борьбе с наркотиками, – представился неизвестный и «невидимый». – Так, что тут у нас здесь? У-у-у какая сценка, они так могут и загореть в клетку. Да и не слиплись бы на жаре. Погода-то какая… Это надо обязательно показать в дневных новостях…
Я вижу лишь как говорящий пинцетом вытаскивает конверт из песка, отряхивая его.
– … а что у нас здесь? Ого! Грамм триста прозрачного кристаллизованного порошка? Судя по характерному радужному отливу: VIP-43. Его концентрат, заполонивший рынок… и улицы в нескольких регионах. За двадцать пять грамм этого вещества в нашем округе дают «клетку» … Ну как вам перспективы, мальчики?
– Ты же понимаешь, что он не наш…– Я сплевываю попавший в рот песок.
– Конечно, вон тех прогуливающихся по пляжу бабушек… Ваш! Теперь он надолго ваш, я обязательно найду там ваше ДНК, даже если его там никогда не было! А еще у меня есть оперативная спутниковая съемка с прошлого вашего футбольного матча… А, помните ваши манипуляции с мячом? – Порыв ветра разносит его неприятный смех и команду подчиненным: – Что ж, неплохой улов… Ребята, грузите этих акул в лодку, покажем им наши водоемы!
– Иди в жопу… кому интересен твой похмельный утренний сблёв! – послышался хрипящий голос Отто. Ему стало легче, когда нас подняли и поволокли. – И не забудь про наших адвокатов!
Я услышал звук удара и стон Отто.
–У себя в бункере будешь командовать, а здесь ты никто! Адвоката? А адвоката мы тебе найдем… Еврея. Он напомнит тебе о жертвах концентрационных лагерей из числа его далеких предков…
Вынутых из сетки с мешками на головах нас помещают раздельно. Лежа на металлическом полу, загнанно дыша в пластик пакета, я различаю резкие крики. «Не дергайся и закрой пасть!» Звуки глухих ударов по телу. Стучу ногой по металлу пола, давая понять Отто, что слышу его и я рядом… получаю и сам успокаивающий удар в печень.
Пытаюсь проанализировать то, что говорил жетон:
«Спутниковая съемка… Что за блеф! Я даже на компьютере не последнего поколения могу создать фэйк где этот агент на переднем плане выступит в грязной сцене порнофильма и от стыда не вытащит носа из дома еще года три. Это не доказательство и любой прокурор попросит засунуть ему эту съемку по «месту назначения». Да, мы были на стадионе, встречались и смотрели футбол. Связь? Что мы говорили при этих встречах? Белиберду… И привязать ее к пакету, которым он с таким наслаждением тряс вряд ли удастся. Если только… Если кто-то из нас даст показания…. Но это приговор не только себе, но и всем… ДНК? Вот это сфальсифицировать несложно… Что ж тогда и показания не нужны: если так надо государству, то от имени закона и буква этого закона перевернется. Закроет глаза и суд на все… Отличные перспективы на ближайшее будущее, Бруно.».
Неприятный озноб от предвкушения, предстоящего пробежал по спине. И еще я отметил то, что голос агента показался знакомым, в нестандартности ситуации я сначала не обратил на это внимание.
Попытка сменить позу избежать отечности конечностей привела к удару в голову и потере сознания.
Очнулся привязанным в кресле. Голова – комок пульсирующей боли, движение – даже вдохи грудью – доставляли острую боль в конечностях и всем теле.
Я огляделся, насколько могло позволить мое состояние и положение – комната с облупившимися белыми стенами. Толчок в мое кресло добавил обзора. Напротив – человек в сером костюме. И он мне знаком. Но откуда!?
– Голова болит? – В голосе сидящего напротив слышатся ноты понимания. – Доктор, можно ему что-нибудь?
Промелькнула тень в зеленом халате.
«Голос – где, я, его…? А-а-а, агент Фишер!»ю
Голос принадлежал ему, а лицо – кому-то еще, очень знакомому…
Инъекция – и боль отпустила.
– Это конечно не кокаин, но тоже помогает… – «знатоком» заявил Фишер.
– Не знаю, не пробовал, – разминая вращением шею я оглядел интерьер помещения по-новому.
– Знаю… больше чем полгода «ни-ни», а раньше очень любил…– У агента был отвратительный смех. И уважал, наверное, ведь без уважения какая в наше время любовь?
– Ты же не это хотел сказать, посетив меня в этой дыре? Давай по делу… Где я?
– Да, давай! Где ты? – Фишер неожиданно вскочил кресло откатилось назад. – Где ты!?– Он задумался и артистично растягивая с наслаждением произнес: – Ты в жо-о-пе! В такой жопе, что из нее даже голову показать не совсем удобно…
– Туда я мог попасть лишь по случайному стечению обстоятельств, но воняет здесь приблизительно так же…
– Значит, случайность! – агент импульсивно замаячил передо мной, – то что ты и твой друг – нацистский ублюдок – сегодня утром задержаны на одном из пляжей. Случайность в том, что с купальными костюмами и досками вы прихватили конверт с тремястами семьюдесятью граммами дряни, которая тянет на срок… – «маятник» демонстративно на секунду замер, – такой срок, что вы уже больше никогда не подставите ласкать свои розовые попки нежным лучам солнца…
– Послушай, – я пользуюсь возникшей паузой, – задница – это твоя больная тема? Никак не можешь угомонить свои разгулявшиеся сексуальные фантазии?
«Маятник» остановился, и удар ноги вывел меня из состояния понимания происходящего.
– Хорошо.... – Его голос и хлопки по моему лицу ладонью возвращают в сознание. Хватит прелюдий. – В этом пакете есть еще кое-что, и сейчас над этим работают наши ребята в лаборатории, а они патологические педанты своего дела.
– Ты фильмов голливудских насмотрелся…– Я с трудом подняв глаза пытался улыбаться, он – театрально играть слушателя. – Ничего не получится в суде… Кто будет слушать твой сфаль… сфальсифицированный бред? Это же реальность, детка….
– Это интересная версия, Бруно, для таких как ты, можно даже назвать: «рабочая» …, но в принципе ничего другого от тебя я и не ожидал! – Со вздохом разочарования агент уселся обратно в кресло, складывая руки в замок перед собой. – Но! Но скоро я принесу результаты экспертизы, и ты прочтешь ее строки, которые, буква за буквой, «вколотят» тебя в пожизненное заключение… Да, простые сухие строчки…– Он вдруг встал, словно актер, внезапно забывший роль защелкал пальцами. – Доктор, оставим его, с ним поработают другие люди!
Уходя, Фишер подтолкнул столик с мерцающей датчиками аппаратурой к моему креслу.
«Что это? Легендарная машина – детектор лжи?».
Банальный чемоданчик с прибором и проводами. Говорят, в комплекте с «сывороткой правды» прибор творит чудеса – молчат разве что немые.
Я с грустью почему-то вспомнил танцовщиц с борта «U-999» во владениях Отто…
«Отто! Как там он, интересно?».
Размышления прервали две сотрудницы в униформе. Я не мог их не узнать: девушки из группы сёрфингистов пытались инициировать флирт со мной и Отто на пляже….
Одна села напротив меня, вторая ходила по комнате за ее спиной и задавала ряд вопросов, касающихся меня моих компаньонов и абсолютно неизвестных мне людей. Затем они поменялись. Они не затрудняли себя дожидаться моих ответов продолжая задавать вопросы. Это было похоже на какое-то психологическое или психическое воздействие. Вскоре я перестал отвечать лишь глупо улыбался. Прекратив «допрос», они направились к выходу.
– Я бы лучше предпочел разговор с адвокатом, – моя фраза задержала одну из них у двери, – чем выслушивать эту чушь…
– Заключенный номер 2Х17, у вас нет адвоката! У вас больше нет никого и ничего. У вас есть только это номер… и мы.
Это вызвало у меня взрыв смеха – пафосного, со сжатием зубов до боли в его затихании.
Появилась молодая пара с пляжа, по-моему, это они играли в волейбол с двумя подростками неподалеку от нас с Отто.
Проигнорировав мое нелепое приветствие, они занялись делом: во время допроса прыгали с темы на тему, но вопросы касались уже личного характера. Они знали всё обо мне. Складывалось впечатление, что эта пара жила ела спала сосуществовала вместе со мной.
Возникало желание разразиться отборным матом, но я держался как мог, и лишь глупо улыбался. «Опрос» длился в течение часов трех. Улыбался я видимо уже рефлекторно и скорее всего невменяемо. После «милой родной семейной пары» в комнате допроса появился еще кто-то…
Продолжился бесконечный поток вопросов. Голова начинала «разбухать», а веки глаз наливаться свинцом, я вот-вот должен был провалиться в сон, но этого не происходило. Видимо дополнительный препарат, что ввел доктор заставлял находиться в сознании.
Новый комплекс вопросов был о Сани Дине детских годах с Максом, об отношениях с Отто в тюрьме и на свободе. Вопросы не имели никакой логической последовательности.
Появился «лечащий врач» и ввел очередную инъекцию с помощью электронного шприца. Моя голова буквально повисла на шее. Как перезревшая головка мака на тонком стебле. Но о сне приходилось только мечтать – звучащие вопросы не давали шансов.
Начались галлюцинации: то вопросы задает Отто, сидя передо мной в нацистской форме, то их изрыгает рогатое и хвостатое чудовище, бьющее копытом под столом … Диктор телевидения, знакомящий обычно с прогнозом погоды, спрашивает меня о препарате VIP 43, – 47…. И снова те же серфенгистки, но уже в купальниках и с досками в руках…
Я мысленно пытался заставить себя успокоиться.
«Ты же понимаешь, это действие лекарства. Всё хорошо!».
Но абстрагироваться от вопросов было невозможно, они поступали в мозг и тот «хватаясь» за них пытался дать ответ.
«Отличные препараты, док!», – Долетело до меня эхо собственной мысли.
Положение усугубилось – я перестал осознавать, где в вопросах моя жизнь, где чей-то вымысел. Хотелось криком или плачем, молящим стоном остановить этот разрушающий разум поток. Очень хотелось закричать и сказать им то, что они хотят знать… Но где-то в голове, которая казалась уже и не моей вовсе, а отдельно существующей и мыслящей, где-то там внутри её бил сигнал тревоги: я должен молчать!
Я чувствовал, как по подбородку течет слюна, кажущаяся мне беспрерывным потоком рвоты.
Снова «доктор», очередная инъекция. Впечатление что моя голова возвращается с лунной орбиты со скоростью несущегося спутника и прилипает к моей шее. Укол острой боли пронзает затылок.
Перед глазами черные кадры воспоминаний обретают яркие цвета.
– В каком году окончили школу? Кто продает вам кокаин? Когда вы покинули стены Подгауза? Как давно употребляете? Сколько раз со своей девушкой?..
Мой взгляд фокусируется на лице… Фердинанд – начальник службы безопасности клиники где лечился Макс.
Фишер и Фердинанд – одно лицо. Один и тот же человек?
«Бред какой-то…».
Пульсирующая головная боль. Очередная смена ведущих «допрос-пытку». Они ходили вокруг меня, выкрикивая вопросы один за другим.
Вопросы, которые уже казались страшней войны страшней выстрела в голову....

Сама вопросительная интонация с болью «резала» мой мозг, делила напополам, на четыре части, на восемь частей., и я видел это(!) заглянув в собственную черепную коробку….

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71008249?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.