Главная страница | Ужасы | Царь девяти драконов

Царь девяти драконов
Павел Сергеевич Марков


Великие змеи #2
Южный Китай. Богатая долина процветает под мудрым правлением клана Тигра. Амбары ломятся от зерна, а казна от золота. Идеальное место, чтобы забыть кошмары минувших дней и начать все сначала. Именно так думали истощенные путники, когда увидели благодатные берега и радушных людей, готовых дать приют… Но здешняя земля пропитана кровью, а призраки прошлого идут по пятам и не намерены отпускать…





Павел Марков

Царь девяти драконов





Пролог


Ночное небо заволокло серыми тучами. Непрестанно моросил мелкий дождь, наполняя воздух прохладной влагой. Он тихо барабанил по кровле домов в форме перевернутых лодок. Шлепал по кожаной кирасе доспеха. Заставлял темные, как смоль, волосы, убранные в пучок, блестеть в свете пожара, словно начищенное серебро. Огонь подходил совсем близко. Язычки пламени занимали все большую площадь. Их блики играли на волевом и красивом лице. Но его будто совсем это не волновало. Не дрогнул ни один мускул. Черные глаза пристально смотрели вперед из-под тонких бровей. Смотрели с долей торжества и высокомерия. Руки уперлись в поясницу. Длинные пальцы отбивали дробь по доспеху. Но сей звук тонул в шуме дождя и треске горящего дерева. Воин не сводил взора с того, что виднелось в нескольких бу[1] от него.

Широкий курган в виде земляной насыпи прямоугольной формы, окруженный хвойными деревьями. Дождь тихо шумел меж раскидистых елей, стоявших абсолютно неподвижно. И венчало эту насыпь основание, с которого мир созерцал идол. Каменное изваяние. Спокойное и хладнокровное. Будто не было того пожара, сейчас уничтожавшего земли, что он должен сберегать.

Воин посмотрел статуе прямо в глаза. Пустые и беспристрастные. Тонкие губы под прямым носом подернула презрительная усмешка.

«Не помог ты своим подданным, каменный истукан. Оно и неудивительно. Я ведь знал, что нет в мире силы могучей и сильней, чем воля Шанди[2]. А ты… тебя просто нет».

От лицезрения идола его отвлекли шаги. Воин обернулся через плечо.

Два верных бойца остановились позади. Медные наконечники копий намокли и блестели в пламени огня. Глаза на суровых и гладковыбритых лицах смотрели прямо перед собой. Но они не смели поднять взгляд выше дозволенного. Никто не смел взирать на Повелителя выше его подбородка. Кожаные нагрудники потемнели от влаги. Плечи и спины прикрывали плащи из шкур – волчья на первом и тигриная на втором. Наколенники оказались измазаны бурыми пятнами запекшейся крови. Но она принадлежала не им. Воин не заметил и царапины на телах своих верных бойцов. Кроме трех шрамов на левой щеке одного из них. Однако те были получены давно.

«Напоминание всем о его беззаветной верности и нашей дружбе».

– Бо[3] Лаоху, – чуть поклонился тот, что со шрамами и в тигриной шкуре.

– Что имеете сказать мне, Фу и Янь? – властно поинтересовался их господин.

– Мы захватили множество пленных у западных ворот, – четко доложил Фу.

– Они отреклись?

– Да, бо, – подтвердил Фу и холодно добавил, – иначе давно отправились бы к духам.

В этот момент шрамы на щеке зачесались, но он не рискнул провести ладонью по лицу в присутствии бо.

– Замечательно, – удовлетворенный, кивнул Лаоху, – нам понадобятся рабочие для строительства, – взгляд черных глаз вновь перешел на каменное изваяние, – этот город нуждается… – Повелитель на мгновение задумался, – в изменениях.

– Однако защитники восточных ворот еще не думают сдаваться, – встрял Янь.

– Правда?

– Чистая, как горный ручей, светлейший. Они словно медведь, разбуженный во время спячки.

– Вот, как? – Лаоху резко обернулся, – это правда?

– Да, – подтвердил Фу, – правда, бо.

– Хм. Без них мы как-нибудь обойдемся. Они сами выбрали свою участь. Когда подавите, отрубить всем головы и насадить на копья. А затем выставить перед воротами, которые они так тщетно пытались защитить. Пусть их духи послужат для нас рабами.

– Будет исполнено, – холодно отчеканил Фу, будто речь шла о перевозке на рынок свежих овощей.

Лаоху же снова воззрился на истукана. Тот продолжал отвечать ему спокойным и равнодушным взглядом. По непонятной причине это начинало бо раздражать.

– Видите его? – кивком он указал на идола.

– Конечно, светлейший, – молвил Янь, – мы прекрасно видим.

– Его нужно уничтожить. Этот лик пособников язычества, – глаза Лаоху сузились, – на его месте должен стоять Храм предков. Моих предков. Наших предков.

– Твой приказ будет выполнен в точности, бо, – кивнул Фу.

– Тогда принимайтесь за дело, – махнул рукой Лаоху, – но сначала сломите тех, кто смеет сопротивляться воле Шанди.

Два верных служителя господина поклонились. Не слишком низко, но и не слишком вяло. Затем, не произнося ни слова, направились в сторону восточных ворот. Их сандалии громко шлепали по влажной земле.

Лаоху остался один. Звуки боя и крики поверженных врагов стали медленно отдалятся. Вскоре они стихли совсем, и наступила тишина. Мрачная и вязкая. Только треск пожара, да барабанная дробь моросящего дождя. Бо еще раз окинул взором каменного идола. Воин закусил нижнюю губу, как будто о чем-то задумался. Наконец, он стряхнул оцепенение и, бросив прощальный взгляд, гордой походкой отправился вслед за своими людьми.

Изваяние безмолвно смотрело ему в спину пустыми глазницами.


***

Молодой воин тяжело дышал. Он сидел, облокотившись о борт перевернутой телеги, и до звона в ушах вслушивался в то, что происходит вокруг. Но все было тихо. Только дождь барабанил по крышам и земле, превращая ее в мерзкую жижу. Отблески пламени пожара тускло отражались в грязных лужах. Воин смахнул намокшую челку и огляделся.

Их осталось всего двадцать. Последние стражи восточных ворот. Перевернутые повозки служили единственной защитой перед лицом врага, захватившим весь город. Шаткой защитой, но сводившей на нет численное превосходство неприятеля. До тех пор, пока лучники противника не взберутся на стены. Но двери башен под надежной охраной верного товарища. Так, что у них еще есть шансы отдать свои жизни подороже.

Воин дотронулся рукой до груди. Там, где на доспехе был выгравирован священный символ. Закрыв глаза, боец вознес молчаливую молитву. Затем осторожно выглянул из-за повозки. Стрела вонзилась в дерево в ногте от лица и выбила щепки. Одна угодила в щеку и оцарапала кожу. Пустила кровь. Воин тут же скрылся за телегой и крепче сжал обоюдоострый меч.

– Сдайтесь! – раздался громогласный призыв.

Но воин лишь презрительно сплюнул на землю. Слюна тут же смешалась с грязью и потоками дождя.

Вновь на минуту наступила тишина. А затем послышался топот десятков ног. Тонкие губы разошлись в злобной усмешке. Когда в проеме между телегами показался враг, клинок пронзил ему горло. С тихим хрипом противник рухнул в грязь, запачкав рубаху бурыми разводами. Раздались крики и лязг мечей. Неприятель снова пошел на штурм.

Второй оказался в доспехах и крепким. Крепким, но тупым. Воин понял это сразу, как увидел гэ в его руках. Кто же идет в тесноте махать этой здоровой косой? Защитник ловко поднырнул под неуклюжим взмахом, ушел от колющего выпада. Изящно крутанулся на месте. Словно в танце. Танце смерти. Оказался с бока врага. Очередной удар. Очередная прерванная жизнь. Не издав ни звука, противник упал в грязь следом за своим товарищем.

Еще одна стрела вонзилась в борт телеги. Щепка отлетела в лицо и едва не выбила глаз. Кровь разбавилась холодным дождем. Стала заливать веки. Воин досадно рыкнул и утер лицо. Крики и звон металла не прекращались, смешавшись с гулом пожара и барабанной дробью небесных потоков. Значит, еще ничего не кончено.

Новый враг показался в проеме. Мечник в кожаной броне. Скрестилась бронза, лязг ударил по ушам. Противник орудовал умело. Удары хладнокровны. Выверены. Точны. И только ярость и решимость позволяла защитнику оставаться на ногах. Он чувствовал усталость, но заставлял себя не думать о ней. Не думать ни о чем. Только бронза пронзала пустоту. Ушел от выпада. Отбил удар в плечо. Лязг металла заставил зубы скрежетать. Ответный удар. Противник ловко отскочил, но его нога поехала по сырой земле. Доля секунды, но ее хватило. Лезвие вошло прямо в грудь. Не спас доспех. С гримасой боли на устах, враг пал к ногам бойца. Последний тяжело дышал. Но был доволен. Скольких он убил сегодня? Кажется уже со счета сбился… но все они заслуживали смерти!

Защитник вновь прислушался. Он больше не слышал звуков боя.

– Разбежались, тараканы, – снова сплюнул он.

В тот же миг раздался свист. Нечто рассекло воздух. Тело пронзила боль.

Воин удивленно скосил взор вниз. Доспех был пронзен стрелой. Медный наконечник торчал наружу из груди. В том самом месте, где красовался священный узор…

Защитник медленно обернулся и поднял глаза на городскую стену. Мимолетный взгляд заметил соратников. Они все лежали в мутной грязи, в которую превратилась площадь. Дождь барабанил по их телам, утыканным стрелами, словно спины огромных ежей. Когда же тускнеющий взор достиг вершины укреплений, то он увидел проклятых вражеских лучников… и его рядом с ними!

Сердце пронзила дикая боль. Но не от наконечника стрелы.

Губы разошлись в гримасе отчаяния и бессилия.

– Гнусный… предатель, – сорвалось с холодеющих уст.

Через миг еще пара стрел вошла в тело. Колени подогнулись, меч выпал из руки, и воина окутала тьма.


***

– Ты хорошо потрудился сегодня, почтенный, – обратился Янь к человеку, стоявшему рядом на стене.

– Благодарю, светлый муж, – тихо ответил тот.

Воин в волчьей шкуре заметил, как плотно этот человек прижимает к груди края желтого одеяния, окаймленного черными нитями. Ткань слегка потемнела от дождя, продолжавшего лить с серого неба. Волосы, тронутые сединой, были заплетены в косички. Они вяло покачивались на ветру. С морщинистого лица вниз устремлялся взор, полный пустоты.

– Светлейший Лаоху не забудет того, что ты сделал для него, – добавил Янь, пристально глядя на человека.

Мужчина кивнул и отрешенно бросил:

– Я должен был.

Воин Повелителя еще раз окинул того взглядом, пожал плечами и приказал лучникам:

– Бой окончен. Идемте, бравые бойцы и выпьем за победу нашу и светлейшего Лаоху!

Послышался одобрительный гул и топот множества ног. Но мужчина не поднял глаз. Он продолжал смотреть вниз. Туда, где во мраке ночи виднелись поверженные тела. Дождь барабанил по их холодным доспехам… таким же холодным, как и они сами…

Скоро его окутала тишина. Тело стала пробивать дрожь. Руки начали неметь. А он все стоял и смотрел вниз. И во взгляде его была пустота…

Он уже не чувствовал пальцев, когда из-под одежды раздался слабый писк. Во взгляде мужчины промелькнула искорка жизни. Он чуть приоткрыл края, и на свет показалась маленькая головка с черными глазами-бусинками. Пушистый зверек с рыжеватой шерсткой осторожно водил сырым носом и испуганно озирался по сторонам.

– Замерз, дружочек? – мужчина ласково провел пальцами тому меж ушек. – Не бойся, все кончено, скоро пойдем домой.

Услышав знакомый голос, крошечное создание притихло и успокоилось. Мужчина же, закусив губу, вновь посмотрел вниз.

– Все кончено… – повторил он и беззвучно добавил, – Выбор сделан. О, духи, надеюсь, он того стоил… простите… простите меня.

Он простоял так под дождем еще какое-то время. Пока рыжеватый комочек вновь не шевельнулся. Комочек, что он спас от яда змеи.

«Надеюсь, я спас от змеиного яда нас всех».

Дрожь пробрала сильнее. Завернув одеяние покрепче, мужчина развернулся и спешно направился к лестнице.


***

Девочка с темными распущенными волосами сидела на берегу могучей реки. Ноги, согнутые в коленях, были прижаты к груди. Малышка обхватила их хрупкими руками. Локоны блестели в серебристом свете луны, будто смоченные водой. В глазах, устремленных вперед, застыло выражение глубокой тоски. Отрешенный взгляд не замечал ничего вокруг. Ни густой завесы джунглей на противоположном берегу. В сумраке ночи они напоминали непроходимую стену. Ночь выдалась тихой, и деревья стояли не шелохнувшись. Ни журчания воды и тусклых отблесков сияния луны на поверхности. Река продолжала свой путь с севера на юг. Ничто не нарушало ее ровного течения. Лишь изредка плескалась рыба. В небе раздавался крик совы. Из чащи доносилось приглушенное рычание ху[4]. Опасный хищник вышел на охоту. Но девочку будто не пугало присутствие рядом дикого зверя. Она не замечала ничего вокруг… Отрешенный взгляд больших черных глаз продолжал смотреть перед собой в пустоту. Поэтому она не услышала, как позади раздались шаги.

Неизвестный тихо ступал по берегу. Мелкие песчинки липли к подошвам сандалий. Деревянный посох, украшенный черными письменами, оставлял на поверхности вмятины. Подол красного одеяния опускался ниже колен, при этом не касаясь земли. Девочка так погрузилась в себя, что не услышала шагов даже тогда, когда те остановились прямо за ней.

Грубый и резкий голос заставил вздрогнуть:

– Нюнг!

Она тут же вскочила и развернулась. Ей не пришлось поднимать глаза, чтобы убедиться, кто это. Очертания красного одеяния развеяли последние сомнения. Девочка сцепила руки перед собой и виновато потупила взор.

– Цзы[5] Хэн, – тихо прошептала она.

Нюнг не видела, как сдвинулись густые брови над орлиным носом. Как посуровел взгляд карих глаз. И как тонкие губы вытянулись в волевую линию. Она не смела поднимать взор на старейшину без его разрешения. Пусть девочка была не из этих мест, правила поведения Нюнг усвоила быстро. Жители здешней долины не отличались терпимостью к тем, кто не чтил их обычаев и нравов.

Хэн резко мотнул головой. Черные волосы, заплетенные в косички, описали короткую дугу.

– Опять ты здесь! – рявкнул он так, что Нюнг чуть не подпрыгнула.

– Прости, цзы, – с трудом шевеля губами, молвила девочка.

Она чувствовала, что тот разгневан. Нюнг закрыла глаза и мысленно вознесла молитву речным духам, дабы те смилостивились и отгородили ее от наказания. Ей очень не хотелось получить несколько ударов по пяткам бамбуковой палкой.

– Зачем сюда пришла?! – продолжал гаркать Хэн. – Знаешь ведь, что нельзя!

– Я… – Нюнг отчаянно пыталась взять себя в руки, несмотря на страх перед старейшиной.

– Ну?! Говори прямо!

Наконец девочка смогла совладать с собой:

– Я хотела вновь увидеть его, цзы… прости.

– Пхым, – презрительно хмыкнул Хэн и вдавил посохом песок, – ты опять за старое?! Сколько раз говорено тебе! Тебе, твоим родителям… Нет его, слышишь, нет! Не существует! Но ты упрямица, Нюнг! Хуже овцы, упрямица!

Голос цзы рассекал ночную тишину, словно хлыст. Каждое слово, сорвавшееся с языка, заставляло девочку вздрагивать. И тем не менее, несмотря на страх, она чувствовала, как внутри зарождаются обида и досада. На то, что ей не верят. А ведь цзы Хэн такой мудрый… знающий. Почему? Почему даже он не хочет прислушаться к ней?

– Кончай свои выдумки! – продолжал тот. – Или мое терпение лопнет!

– Это не выдумки! – внезапно воскликнула Нюнг, сама испугавшись собственной смелости, но было уже поздно.

– Да как ты смее…

– Я видела его! – девочка отвернулась к реке. По щекам потекли слезы. – Видела! Он спас меня от слона!

– Пхым!

Хэн уже собрался продолжить гневную тираду с примесью нравоучений, но увидев слезы Нюнг, сдержался. Хрупкие плечи девчушки сотрясались под грубым одеянием без рукавов.

Цзы вздохнул, однако этот вздох напоминал сдержанный рык ху. Старейшина сделал шаг вперед.

– Если он и вправду есть, – процедил он сквозь зубы, – что ж его никто не видел?

– Я видела, – сквозь рыдания ответила Нюнг.

– А другие у нас слепцы?! Дальше носа своего не видят?!

– Может, он не хочет показываться… может… стесняется…

– Хватит! – Хэн топнул посохом. – Я устал от глупых сказок! Идем со мной, сейчас же! Хочешь, чтобы тебя ху сожрал?!

Нюнг не желала уходить. Она мечтала вновь увидеть его. Каждый вечер девочка приходила сюда, рискуя навлечь на себя гнев родителей и старейшины. За то, что осмелилась пойти на пустынный берег среди джунглей. Ночью. Одна. Но Нюнг знала, что ей ничего не грозит. Ведь он защитит ее. Как в тот раз, когда ее едва не растоптал злой слон… Правда, вот уже месяц, как он не появлялся. Нюнг приходила и садилась на песок. Вечер за вечером. И все было тщетно. Он больше к ней не приходил. И это вызывало дикую тоску в душе.

«Неужели он бросил меня? Почему? Почему он бросил…?».

– Пхымм, – проворчал Хэн сквозь плотно сжатые губы, но уже более сдержанно, – нет его, девочка. Это все сказки грязных язычников, которыми те пугали своих детей.

– Но я видела…

В голосе ребенка было столько печали и тоски, что даже черствое сердце цзы готово было растаять под ними. Но старейшина никогда не давал слабину. Сумел не дать и сейчас.

– Хватит глупостей, – сурово, но тихо повторил он, – я не собираюсь стоять тут всю ночь. Идем, Нюнг. Твои родители волнуются.

Девочка заставила себя успокоиться. Слезы все еще блестели на юном лице, когда она обернулась к старейшине.

– Благодарю тебя… цзы Хэн… за заботу.

Уголки его губ дернулись, будто он хотел улыбнуться, но сдержался. Взгляд карих глаз оставался серьезным. Брови хмурились.

– А как иначе? Я цзы. А вы – дети мои. Я в ответе за вас, – и протянул руку девочке.

Та с опаской воззрилась на предложенную ладонь. Все-таки старейшина внушал ей почтенный трепет. Однако сейчас он не выглядел таким суровым, как обычно. И уж тем более не таким, как несколько минут назад. Поколебавшись, она ухватила цзы за руку, сухую и крепкую.

– Давно бы так, – проворчал Хэн, – пошли. Быть сожранным ху я не хочу.

– Спасибо, цзы, – повторила Нюнг, – и прости.

– Шанди простит, – буркнул тот в ответ.

Они неспешно двинулись вдоль берега в сторону деревни на холме. Лунный свет заливал джунгли серебристым сиянием и отражался от поверхности воды. По пути Нюнг несколько раз бросила взгляд на просторы могучей реки. Взгляд, полный надежды. Но ей не суждено было сбыться. Течение оставалось ровным, а под ним не угадывался знакомый силуэт…


***

Ху бесшумно вышел из джунглей, мягко ступая когтистыми лапами по песку. Охота оказалась неудачной. Ловкая косуля удрала буквально из-под носа. А еще эти макаки в кронах пальм подняли на смех. Полосатый хищник был зол и хотел есть. Хвост гневно рассекал воздух. Желтые глаза пылали яростью. Однако большая часть ночи еще впереди. Возможно, ему удастся сегодня утолить голод. Но для начала нужно успокоиться. Иначе он наделает шума.

«А что может успокоить лучше, чем глоток свежей воды? Могучая река так приятно переливается в лунном свете. От нее исходит запах свежести».

Облизнувшись, ху направился к кромке. Лапы мягко ступали по песку, оставляя за собой кошачий след. Подойдя вплотную к воде, хищник огляделся и, не заметив ничего подозрительного, почерпнул ее шершавым языком. В следующую секунду ху резко отпрянул. Желтые глаза удивленно уставились перед собой. Хвост рассек воздух. Хищник тихо зарычал. Острый нюх уловил нечто странное… опасное. Не сводя взора с реки, ху стал пятиться назад. Медленно. Шаг за шагом. Лапы бесшумно ступали по песку. Отойдя от кромки на пару бу, он резко развернулся и ринулся в чащу.

Чутье продолжало говорить об опасности до тех пор, пока ху не скрылся среди джунглей, а лесная завеса не оградила его от берега. Тогда хищник перешел на шаг и немного успокоился. Однако на языке по-прежнему оставался вкус воды из реки. Она была холодной, как лед…



[1] Бу – традиционная мера длины в Древнем Китае. 1 бу ровнялся примерно 1 метру.

[2] Шанди – верховное божество китайской религиозной традиции эпохи династии Шан (ок. 1600 г. до н.э.).

[3] Бо – с древнекитайского «князь», «граф». Также этим термином пользовались для обозначения старшинства.

[4] Ху – тигр.

[5] Цзы – титул управителя местности.




Часть I. Тигр



Глаз видит правду, ухо слышит ложь.

Китайская пословица




Глава 1


– Она сказала вдоль змеиного берега, – с тревогой молвила Абхе.

– Да, – тихо подтвердил Шанкар.

Охотник чувствовал, как Каран продолжает нервно прижиматься к его левому боку и бросает опасливые взгляды на реку. Вода ярко переливалась в свете дня. Солнечные лучи начинали сильно припекать, однако свежий ветерок нес прохладу.

Абхе, шедшая чуть позади, истерично хихикнула:

– Только змей нам сейчас не хватало.

– О ком она говорила? – прошептал паренек.

– Не знаю, – угрюмо ответил он.

Шанкара самого не воодушевил рассказ маленькой девочки, которую они встретили на берегу, когда вышли из джунглей. Переход из долины Синдху[1] отнял слишком много сил. Память о том, что произошло в Мохенджо-Даро[2], была слишком свежа.

– Че еще за Башэ? – не унимался Каран.

Шанкар вздохнул и остановился. Затем обернулся к Абхе. Девушка смотрела на него своими черными глазами. В них сквозила тревога. Охотник невольно подметил, что утомительный переход почти не сказался на ее красоте. Да, она похудела, а темные локоны слиплись от грязи, но в остальном Абхе была по-прежнему прекрасна.

– Я не знаю, – повторил он, – да и откуда мне знать?

– Ну… – протянула та, – вдруг ты слышал что-нибудь о змеюках, пожирающих слонов?

– Нет, – сокрушенно покачал головой охотник, – о таких не слышал. Но могу сказать одно – змей с меня достаточно… Каран!

– Чего?

Тот продолжал хвататься за Шанкара, как утопающий за соломинку, и во все глаза таращился на сверкающие воды реки.

– Отцепись, – мягко попросил охотник.

– А?

– Ты сейчас с меня набедренную повязку стащишь.

Абхе хмыкнула и криво усмехнулась:

– А чего я там не видела?

– Гхм!

Каран внял-таки просьбе и слегка отстранился. Однако Шанкар видел в зрачках паренька неподдельный испуг. Немудрено. После того, что им пришлось пережить. Теперь в нем с трудом можно было узнать того шумного и дерзкого сына соседской рабыни. Мальчонку с курчавыми волосами, стремящегося познавать мир. Словно тень легла на его душу. Как и на всех них. И Шанкар искренне надеялся, что это не навсегда.

Поправив кинжал на поясе, он развел руками:

– Давайте по порядку. Сперва доберемся до деревни. Узнаем, примут ли нас?

– Та девчонка сказала… – Абхе скрестила руки на обнаженной груди и нахмурилась, – как ее звали…

– Нюнг, – прошептал Каран, продолжая с опаской глазеть на реку и держась ближе к охотнику.

– Да, точно. Она сказала, что в деревне живут несколько беженцев с Сарасвати[3]. Значит, нас тоже должны принять.

– Увидим, – нахмурился Шанкар, – не станем загадывать. Но если так, то попробуем освоиться и решим, что делать дальше.

– И спросим о Башэ? – подал голос Каран.

Продолжая ловить на себе пристальный взгляд Абхе, охотник кивнул:

– Да, не помешает.

– Змеиный берег, – хмыкнула она, – пха… и почему нам так везет?

Шанкар натянуто улыбнулся:

– Иногда дети могут заводить воображаемых друзей.

– Но не змеюк же, глотающих слонов! – Абхе подернула плечами и покосилась на реку.

– Я не завожу никаких друзей, – вновь встрял Каран, – мне и вас хватает.

Охотник издал тихий смешок и потрепал мальчишку по голове:

– Ладно. Нет смысла гадать. Стоя тут мы ничего не узнаем. Давайте по порядку.

Пухлые губы Абхе скривились в усмешке, природа которой осталась неясна. Каран вздохнул и кивнул. Он продолжал косо посматривать на воду. Течение было тихим и спокойным. Поверхность ярко блестела в лучах солнца.

– Мы все устали, – добавил Шанкар, окидывая их взглядом, – нам надо отдохнуть. А там видно будет.

– Ну… тогда пошли? – молвила девушка.

Он кивнул, и они продолжили путь вдоль берега. Влажный песок лип к ногам и заглушал шаги. Джунгли, подступающие почти вплотную, стояли неподвижно. Временами из чащи доносились крики обезьян и щебетание птиц. Шанкар невольно ловил себя на мысли, что рад слышать пение пернатых обитателей леса. Раньше он не придавал этому значения. Но теперь красивый перелив разных голосов привносил в душу покой и умиротворение. Осознание, что все хорошо…

«Раньше я многому не придавал значения… но теперь… теперь все будет иначе».

Однако слова маленькой девочки, встреченной на берегу, невольно засели в голове. Пока они шли вдоль реки, Шанкар то и дело возвращался в памяти к тому разговору.

«Змей, поедающий слонов… после того, что мне пришлось увидеть… что нам пришлось увидеть… я ничему не удивлюсь. О, Богиня-мать[4], надеюсь, мы искупили свою вину и испытаний с нас достаточно[4]Змей, поедающий слонов… после того, что мне пришлось увидеть… что нам пришлось увидеть… я ничему не удивлюсь. О, Богиня-мать[4], надеюсь, мы искупили свою вину и испытаний с нас достаточно».

Путь вдоль берега проходил в тягостном молчании. Шанкар размышлял о словах Нюнг, о том, как примут их в местной деревне и примут ли вообще? Что делать, если им откажут в приюте?

Каран опять пристроился слева от охотника, дабы тот загородил его своим телом от кромки воды. Мальчишка продолжал косо посматривать на реку. Тихое и размеренное течение не успокаивало паренька. Скорее наоборот. Ему постоянно чудилось, что под переливающейся кромкой скрывается нечто жуткое и зловещее. Каран пытался сказать себе, что это всего лишь глупые страхи. Незачем принимать на веру слова незнакомой девочки.

«Мало ли, кто чего говорит? Не врут только твои глаза и уши».

Но страх плотно засел в глубине души. Память о той жуткой картине, что пришлось наблюдать, покидая долину Синдху, была еще слишком свежа. Закрывая глаза перед сном, Каран вновь видел, как огромная коричневая туша, венчанная смертоносным рогом, врывается в ряды неизвестных воинов. Как повозки с лошадьми подбрасываются в воздух, словно деревянные игрушки. Алые потоки текут по земле. Истошное ржание коней. Крики людей, полные ужаса и боли, заглушают все вокруг. Все, кроме одного. Сквозь всеобщий шум хаоса и смерти неизменно доносится леденящее душу шипение.

«С-и-и-рр-у-ш-ш-ш-ш».

Каран вздрагивал и просыпался в холодном поту. Сердце отчаянно колотилось и готово было выпрыгнуть из груди. И только осознание того, что это сон, и нежное поглаживание крепкой руки охотника помогало успокоиться.

Да, Шанкар был рядом. Всегда. И этот сложный переход через джунгли вдоль Обители снегов[5] не удался бы без него. Каждую ночь охотник сторожил их сон в ущерб своему. Мальчик до сих пор удивлялся, как тот все еще держится на ногах. Шанкар осунулся и похудел. Волосы, собранные в пучок на затылке, покрылись слоем грязи и приобрели сероватый оттенок. Под глазами виднелись круги, а сами они жутко раскраснелись, будто в них попала морская вода. Лицо его, всегда гладковыбритое, поросло крупной щетиной. Теперь он выглядел старше своих лет. Охотник пытался бриться своим медным кинжалом, но в условиях джунглей это было не так-то просто. Да сил и времени на подобную мелочь не оставалось.

Прошло не слишком много, когда они заметили, что джунгли по левую сторону начинают редеть и медленно отступать от берега. И вот спустя еще несколько минут непрерывной ходьбы, их усталому взору предстала любопытная картина. Лес обрывался, почти сразу переходя…

«Затопленное поле?» – подумал Шанкар и даже остановился от изумления.

Абхе и Каран последовали его примеру и тоже во все глаза уставились на странную местность. Она была покрыта водой примерно по колено, а сквозь ее толщу на свет тянулись загадочные ростки, подозрительно напоминающие сорняки. Зеленые растения расходились на множество мелких стебельков, словно растрепанный веник.

– Это что такое? – прошептал Каран.

– Не знаю, – так же тихо ответил Шанкар.

– Похоже на сорняк в огороде, – фыркнула Абхе, – если здесь питаются этой гадостью, то я нам не завидую. И какой дурак станет выращивать сорняки, да еще и по колено в воде?

То, что их выращивали, не было никаких сомнений. В поле работали люди. Несколько человек в грязных одеяниях без рукавов, опоясанных кожаными ремнями. Стоя посреди этого странного поля, они склонялись над диковинными растениями и проводили какие-то работы. Какие именно, беглецам из Мохенджо-Даро понять было трудно.

Все трое переглянулись. В их глазах читалось неподдельное изумление. Разговор с маленькой девочкой на берегу начал выветриваться из памяти, уступая место новым думам.

Так они простояли примерно с минуту.

Наконец, Абхе нарушила тишину и озвучила то, что вертелось у всех на языке. Ее тон прозвучал с долей иронии.

– Ну… а кто сказал, что будет легко?

– Верно, – вымученно улыбнулся охотник.

– Эй! – внезапно раздался звонкий голос.

Все вздрогнули и обернулись на звук. Они так увлеклись созерцанием загадочного поля, что не заметили молодого человека. Он сидел на пеньке от пальмы возле ближайшей оконечности грязного пруда в паре десятков локтей от реки. Вид того, что осталось от срубленного дерева, навеяло на Шанкара неприятные воспоминания…

Выжженная просека. Пепел и труха хрустят под ногами. Ветер шумит в кронах джунглей и заставляет ветви отбрасывать причудливые тени. Походный плащ мертвеца хлопает, словно парус рыбацкой лодки. Его лицо искажено ужасом и предсмертной агонией, а по стволу дерева стекает кровь… Дикие заросли тростника. Они полностью высохли и опалены огнем. И стебли некогда зеленых растений увешаны жуткими плодами – человеческими внутренностями…

Охотник мотнул головой, прогоняя наваждение.

Тем временем незнакомец резво поднялся и направился к ним. На овальном и загорелом лице сверкала приветливая улыбка. Темные волосы коротко острижены. Из-под тонких бровей взирали большие глаза. В их черных зрачках мелькал задорный огонек. Слегка приплюснутый нос с широкими ноздрями придавал ему еще более забавный вид. На нем было такое грязное одеяние, что и на людях, работающих в поле. У пояса виднелся потертый ремень из кожи. Рубаха доходила подолом до колен и висела на молодом человеке свободно. Было видно, что он достаточно худ, но это отнюдь не портило его. Завершали образ истертые сандалии.

– Доброго дня вам, путники!

– Доброго дня, – молвил в ответ Шанкар и улыбнулся.

Молодой человек приблизился к ним вплотную и с интересом начал изучать. Озорной взгляд пробежался по крепкому телу охотника, ненадолго задержался на обнаженной груди Абхе и опустился вниз на Карана. К легкому удивлению, этот оценивающий взгляд не вызвал у них смущения. Слишком добродушным и задорным он был.

– А вы не из этих мест, – весело подметил молодой человек.

– Верно, – кивнул Шанкар.

– Поразительная догадливость, – прошептала позади Абхе, но незнакомец ее, похоже, не расслышал.

– Какими ветрами же, эт самое, вас сюда занесло?

– Жаркими, – хмыкнула девушка.

– Не понял, честно говоря, – улыбка молодого человека стала еще шире. Он почесал затылок.

Шанкар поспешил добавить:

– Мы шли через джунгли вдоль Обители снегов.

Тот присвистнул:

– Ничего себе! Вот это да! И что же вас, эт самое, сподвигло на такой нелегкий переход?

– Ну… – охотник на долю секунды замялся и решил уклончиво ответить, – в долине Синдху произошло несчастье.

И без того большие глаза незнакомца округлились, став размером едва ли не с чом-чом[6].

– Долина Синдху? Вы не из Мохенджо-Даро ли?

– Оттуда, – подтвердил Шанкар, чувствуя, как сердце учащает ритм, – твоя родина тоже там?

– Да! – воскликнул тот и развел руками. – Только я из Лотхала[7], эт к югу от Сарасвати!

«Те самые поселенцы из долины, о которых рассказывала Нюнг» – вспомнил охотник.

– Как же все-таки приятно услышать родную речь! – продолжал радоваться незнакомец, будто нашел древний клад. – Даже представить не можете, насколько утомляет, эт самое, непонятный бубнеж местных жителей. Особенно старейшины! Он вечно так гаркает, будто на зебу[8] орет!

– Похоже, скоро узнаем, – буркнула Абхе и скрестила руки на груди.

– Кстати, – продолжая задорно ухмыляться, молодой человек ткнул пальцем в девушку, указывая на ее неприкрытые соски, – так тут не положено.

Абхе вскинула брови:

– Чего не положено?

– Голышом разгуливать, – невозмутимо пояснил тот, – местные оставляют непокрытыми только головы, – и пожал плечами, – смущаются поди… наверное. Мы тоже довольно долго привыкали. А уж жилища здесь какие… у-у-у-у, умереть от их вида можно! Но ничего. Мы обвыклись, и вы обвыкнитесь.

– О, боги, – застонала она и закатила глаза.

– Шанди.

– Что? – переспросил охотник.

– Шанди, – повторил он, – здесь почитают за верховное божество именно его. Ни о какой Богине-матери они, эт самое, не слышали и слышать не хотят.

– Что еще за Шанди? – спросил Каран.

– Э-э-э, паренек, – шутливо погрозил пальцем незнакомец, – ты только таких вопросов на людях не задавай, хорошо? А то еще поймут неправильно. Бамбуком по пяткам настучат.

Каран вздрогнул и вцепился в набедренную повязку Шанкара, вновь едва не стянув ее. Раньше подобные угрозы на него никак бы не подействовали. Пусть в долине Синдху к рабам и относились снисходительно, иногда по ягодицам ему за шалость прилетало от госпожи Пратибхи. Но то было раньше. События последних месяцев сильно подорвали силу духа мальчишки.

– Ну и нравы, – съязвила Абхе.

Молодой человек развел руками, будто извиняясь:

– Ну-у, выбирать-то не приходится.

– Прости, а… – замялся охотник.

Незнакомец пару секунд смотрел на него, а затем смачно шлепнул себя по лбу:

– О, чет я, эт самое, заговорился совсем! Обрадовался уж больно! А ведь до сих пор не представился! Кали меня зовут!

– Шанкар, – он указал рукой на девушку, – это Абхе.

– Твоя супруга? – подмигнул тот.

Охотник на секунду замялся, а затем невозмутимо кивнул:

–Да.

В глазах Абхе вспыхнул огонь. Она чуть склонила голову влево, а правый уголок рта подернула улыбка.

– А-а-а, – воскликнул Кали, – значит, парнишка ваш сынок, – и, не дожидаясь ответа, добавил, – славный малый.

Шанкар не стал разубеждать нового знакомого в его предположении. Он подумал, что будет лучше, если местные и вправду станут воспринимать их, как семью. Каран украдкой покосился на охотника и, увидев его непроницаемое лицо, слабо кивнул.

– Че ж, – Кали развел руками, – тогда, эт самое, добро пожаловать в долину Матери вод! Надеюсь, вы обвыкнитесь тут так же, как и мы.

– Долина Матери вод? – переспросил Шанкар.

– Так местные называют речушку эту, – тот указал пальцем на серебристую гладь, – но раньше ее, вроде как, по-другому нарекали.

– Правда? – глаза Карана немного оживились. В нем вновь промелькнула искорка желания познавать мир. Пока еще слишком ничтожная, но охотник надеялся, что она рано или поздно разгорится снова. – Как?

Кали опять развел руками:

– Чего не знаю, того не знаю. А жители долины откровенничать с нами не спешат. Мы чужие им как-никак.

– Понимаю, – медленно произнес Шанкар и утер пот со лба.

Солнце начинало припекать, а от воды шли испарения и затрудняли дыхание. Охотник мечтал отдохнуть, однако было бы невежливо прерывать земляка на полуслове.

– Но вот что я, эт самое, вам скажу, – Кали чуть подался вперед и заговорщически зашептал, – каждый раз, как только я пытался узнать старое название реки, на меня смотрели так, будто я какой-то прокаженный. Не знаю, что их так в этом бередит, но лучше такие вопросы не задавать. Эт я вас по дружбе предупреждаю, как говорится.

Шанкар и Абхе молча переглянулись. В их глазах засквозило недоумение и беспокойство. Слишком странным и непривычным пока выглядело место, где они оказались.

Наконец девушка кивнула, и охотник повернулся к Кали:

– Спасибо за совет, Кали. Мы поняли тебя. Так… кто такой Шанди?



[1] Синдху – с древнеиндийского река Инд.

[2] Мохенджо-Даро – город цивилизации долины Инда, возникший около 2600 г до .нэ. Расположен в Пакистане, в провинции Синд, в 28 км южнее современного города Ларкана. Является крупнейшим древним городом долины Инда и одним из первых городов Южной Азии, современником древнейших цивилизаций – Древнего Египта и Древней Месопотамии, минойцев на Крите и культуры Норте-Чико в Перу.

[3] Сарасвати – река, описываемая в «Ригведе» и других письменных источниках индуизма. Высохла после того, как оба ее притока изменили свое русло. Сейчас на месте Сарасвати расположена пустыня Тар.

[4] Богиня-мать – верховное божество Индской цивилизации.

[5] Обитель снегов – Гималаи.

[6] Чом-чом («волосатик», рамбутан) – округлые или овальные плоды одноименного дерева размером до 6 см. Кожица покрыта волосками, откуда и произошло это название. Мякоть белая, ароматная и по вкусу напоминает зеленый виноград.

[7] Лотхал – один из важнейших городов Индской цивилизации и самый южный ее город. Находится на территории современного индийского штата Гуджарат.

[8] Зебу – жвачное животное рода настоящих быков. В отличие от европейской коровы, зебу не ведет свое происхождение от евразийского тура, а является потомком индийского тура.




Глава 2


– Шанди, эт самое, местное верховное божество, – начал пояснять Кали, – правитель духов воздуха, земли, огня и воды. Владыка мира, проще говоря. Но здесь еще принято поклоняться своим предкам.

– Родителям? – спросил Каран.

– Э-э-э, не совсем, – поправил земляк, – хотя почитают их здесь с особым уважением.

– В долине Синдху мы тоже уважали родителей, – поправил Шанкар.

– Угу, – добавила Абхе, легкая тень пробежала по ее лицу. Девушка беззвучно добавила – пусть они того и не заслуживали.

Она вспомнила своего отца. Его окровавленное тело, вспоротое бивнем безумного слона. Ее невольно пробила дрожь. Абхе подняла взор и постаралась отогнать печальную картину прошлого. Нараян не был идеальным отцом. Но просто так вычеркнуть того из жизни оказалось невозможно.

– Конечно, уважали, – продолжал тем временем Кали, потирая руки, – но уважение местных к своим предкам и старшим выходит далеко за рамки эт самого уважения. Выше их почитаются только духи и сам Шанди. Так, что проявляйте истинную учтивость перед всеми, чьи виски тронула седина. Особенно перед цзы.

– Цзы? – переспросил Шанкар.

– Староста по-ихнему, – подсказал тот.

– Понятно.

– А чего они делают? – Каран указал пальцем на затопленное поле.

Работающие там люди уже с любопытством косились на чужаков.

Проследив за жестом мальчишки, Кали ухмыльнулся:

– А, вас тоже, видать, удивили эт самые насаждения. Да, когда мы с семьей только пробрались сюда, точно так же глаза пучили на сие диво! Рис выращивают.

– Что еще за рис? – спросила Абхе.

– Да злаки местные, – махнул рукой земляк, – что-то типа нашего ячменя или пшеницы, ничего особенного, но если не знать, как готовить, то может получиться липкая каша, – Кали скривился, – мерзкая штука, я скажу.

– Но почему его растят в воде? – недоумевал Шанкар.

– Оказывается, под водой он дает намного больше урожая, чем в сухой земле. А влага не плодит сорняк. Но сами злаки чувствуют себя в ней просто чудно! Хорош рис, а?

– Да, уж, – пробормотал охотник, – и вправду хорош.

– Главное, чтоб на вкус таким оказался, – вставила Абхе и пожала плечами.

– Надо уметь готовить, – подмигнул Кали.

Девушка вскинула брови:

– Не дура, научусь!

– О, да я ж в вас не сомневаюсь, земляки! – тот весело рассмеялся. – Давайте, эт самое, я провожу вас к цзы. А то чего эт мы стоим тут да лясы точим? Вы же ж устали небось с дороги, отдохнуть хотите. А местные чтят гостеприимство.

– Спасибо, Кали, – кивнул Шанкар и протянул ему руку, – будем тебе очень благодарны.

Резкий порыв холодного ветра налетел на берег с реки. Абхе даже невольно поежилась и провела ладонями по оголенным плечам. Каран почувствовал, как неприятные мурашки побежали по коже.

Кали тупо уставился на протянутую руку. Едва заметная тень пробежала по добродушному лицу. Однако она так быстро исчезла, что охотник решил, что ему просто с устатку почудилось.

– Э-э-э… – протянул земляк, – тут так тоже не принято.

Шанкар непонимающе воззрился на него:

– Что не принято? Здороваться?

– Да нет же! – расхохотался Кали. Неловкость полностью прошла. – Эт самое… Руки жать не принято.

– А как же здесь здороваются? – полюбопытствовал Каран. Дрожь под жарким солнцем начала проходить.

– Кланяются тут, – пояснил земляк, – вот так.

И продемонстрировал, отвесив поклон. Не слишком низкий, но и не пренебрежительный.

– Только помните, друзья, – Кали выпрямился, – не смотрите старшим выше подбородка, коль те не разрешат. Это за непочтение здесь считают.

– Хорошо, – кивнул охотник.

– И не кланяйтесь ниже пояса, это оскорбление.

– Оскорбление чего? – хмыкнула Абхе. – Чужих ремней?

– Нет, – невозмутимо ответил Кали, – самих себя. Собственное достоинство тут чтят не меньше чужого.

– Мы запомним это, спасибо тебе, – поблагодарил Шанкар.

– Да не за что! – отмахнулся земляк и сделал приглашающий жест, – идемте. Деревня на вершине холма.

Селение и вправду расположилось наверху довольно широкого холма, склоны которого поросли зеленой травой. От берега Матери вод вела узкая тропа прямо к деревне. С того места, где сейчас находился Шанкар, ему трудно было рассмотреть дома местных жителей. Однако соломенные крыши ярко выделялись в свете дня. Вдалеке раздавался истошный крик петуха.

Словно прочитав его мысли, Кали пояснил, пока они шли вдоль берега:

– Домашнего скота тута не очень много. В основном куры да свиньи.

– Понятно.

– Немалую часть еды до сих пор добывают на охоте и рыбалке.

– Как повезло, – вставила Абхе, – Шанкар охотник.

– Правда? – глаза Кали загорелись. – Тогда уверен, что крыша над головой вам точно обеспечена!

– Ты так думаешь? – неуверенно переспросил охотник.

– Конечно же! Цзы Хэн очень трепетно выбирает жителей общины. Он считает, эт самое, что каждый должен чем-то быть полезен, хм, – земляк хмыкнул и на мгновение замялся, – наверное, прав, чудак.

– Цзы Хэн? – переспросила девушка. – Это старейшина, что вечно на всех орет?

– Ха-ха-ха! – весело рассмеялся Кали. – Он самый, он самый. Только не вздумайте сказать это вслух. Любят тута по пяткам бамбукам стучать, – он почесал затылок, – или похлеще чего еще.

– Похлеще? – прошептал Каран. – Это как?

– Не будем о грустном, – быстро прервал расспросы тот, – главное не злить дядю и все будет хорошо.

– Мы и не собирались, – заверил его охотник и решил сменить тему, – а кем ты был в Лотхале?

– О! Я был смотрителем зернохранилища.

Брови Шанкара взмыли вверх:

– Главного? Городского?

– Да нет, что ты! До таких почестей я не дорос, – Кали вновь издал смешок, – все намного проще. Это был небольшой склад зерна неподалеку от канала на восточной окраине. Туда свозили часть урожая из деревень. Остальное, эт самое, поступало в главное зернохранилище в Цитадели.

Охотник кивнул. Города долины Синдху строились по одинаковому плану. Если удалось побывать в одном из них, то вполне можно было представить, как выглядят другие.

– Склад стоял в речном порту, – продолжал рассказывать земляк, – а я был его смотрителем. Работенка не шибко сложная, признаю честно, но, – он хихикнул, – иногда приходилось гонять крыс. И никакого огня! Иначе полыхнуло бы будь здоров!

Они вступили на тропинку, ведущую к деревне. Дорожка шла вверх почти прямой линией. Трава вдоль обочин вяло покачивалась под порывами воздуха. Отовсюду доносилось стрекотание кузнечиков. В небе кричали речные чайки.

– Что случилось потом? – спросил Шанкар.

Легкая тень пробежала по лицу Кали. Он понял, о чем его спрашивают, без лишних слов. Но грусть лишь на миг задержалась на этом добродушном и моложавом лице.

– Засуха пришла, – вздохнул он, – долгие дни с неба не падало и капли. А когда с севера хлынул поток беженцев из Сарасвати, я понял, что пора уходить. Оставаться в Лотхале дальше проку не было.

– Разве запасов хранилища не хватило бы на какое-то время?

Подъем не был особо крутым, но охотник почувствовал, как стопы медленно наливаются свинцом. Длительный переход сквозь джунгли подточил силы. Шанкар скосил взор вниз. Каран по-прежнему держался за него, но пока стоял на ногах. Охотник был готов взять его на руки, если возникнет необходимость.

– Хватило бы конечно, – вновь вздохнул Кали, – но дальше-то что? Жрать подошвы собственных сандалий? Да и слухи тревожные до нас доходили, – земляк покосился на охотника, – мол, неладное творится в Мохенджо-Даро. А из Хараппы вовсе вестей нет. Будто исчезла та вовсе.

– Угум.

– Что там случилось-то?

Шанкар невольно вернулся в памяти к былым дням. Картины прошлого мигом пролетели перед глазами. Образы, которые он хотел бы забыть. Но не сможет этого сделать никогда.

Видимо, переживания отразились на его лице, ибо Кали понимающе произнес:

– О, духи святые, видать и вправду что-то страшное. Я не стану за язык тянуть, коли говорить не хочешь.

Охотник натянуто улыбнулся:

– Благодарю тебя. Да, там и вправду произошли страшные вещи… – он запнулся, размышляя, есть ли смысл сейчас раскрывать всю правду, – зернохранилище Мохенджо-Даро сгорело.

– Богиня-мать, – прошептал земляк.

– Дотла.

– Ужас-то какой!

– Долина Сарасвати занесена песком. Нам неоткуда было брать пищу. И… – поскольку Кали продолжал участливо смотреть на него, Шанкар добавил, – и в долине завелся опасный зверь.

Каран еще крепче вцепился в ногу охотника.

– Во дела-то, – присвистнул бывший смотритель, – и не уж-то никак нельзя было его изловить?

– Пытались, – уклончиво ответил Шанкар, – но мы не встречали раньше ничего подобного.

– И что с ним стало-то? Где он сейчас?

Охотник почувствовал, как ногти Карана впиваются ему в кожу даже сквозь ткань. До сих пор никто из них не задавался этим вопросом. Что случилось со зверем…

…демоном…

…с тех пор, как они покинули долину Синдху.

Последний раз они видели его, когда тот ворвался в ряды воинов на загадочных повозках и разметал их, словно деревянные игрушки. Ни Шанкар, ни Абхе, ни Каран не думали о том, что с ним стало. Куда он делся потом. Все, чего они желали, так это не видеть больше демона никогда. Чтобы он оставил их в покое. Вопрос Кали загнал в тупик. Заставил невольно озираться по сторонам. Абхе бросила косой взгляд в сторону джунглей. Туда, откуда они пришли. Те по-прежнему стояли там, возвышаясь плотным зеленым массивом. Деревья вяло покачивались на ветру. Среди стволов пальм и ветвистых салов[1] сгущался сумрак. Невольно девушка пристальнее всмотрелась в него, ожидая увидеть зловещий силуэт… Но ничего. Лишь птицы щебетали в кронах деревьев. Абхе выдохнула.

«Когда он рядом, птицы не поют».

– Мы не знаем, – честно ответил охотник, – да и сейчас это уже неважно.

Он искренне надеялся на то, что демон не стал преследовать их, посчитав свое предназначение выполненным. Видения, ниспосланные Вестником Богини-матери, до сих пор стояли пред глазами…

– Ты ж говорил, что охотник, – вспомнил Кали, – не уж-то не смог изловить зверя?

Шанкар издал ироничный смешок:

– Поверь, это не простой синха[2] или носорог. Это даже не слон, – при упоминании слонов, Абхе вздрогнула, – я никогда не видел существа мощнее и изворотливее.

– Духи всемогущие, – пораженный рассказом земляк провел пятерней по волосам, – надеюсь, эта тварюга за вами не неслась-то?

– Нет, – качнул головой Шанкар, – в этом я точно уверен.

– Фух, – выдохнул Кали и улыбнулся, – эт хорошо, коли так.

– Мда, – мрачно добавил охотник.

Осознание того, что их народа, его родного дома больше нет, до сих пор тяготило.

Наблюдательный земляк увидел это и поспешил сменить тему:

– Видать, правильно сделал, что собрался и побег из Лотхала. Делать там было больше нечего.

– Тебя приняли здесь хорошо?

– Ну, конечно! – вновь расплылся в улыбке тот. Напряжение спало. – Особенно, когда узнали, чем я занимался у себя на родине.

– Правда?

– Ага. Думаешь, почему я, эт самое, там на пеньке возле поля сижу?

Шанкар невольно обернулся через плечо. Они преодолели уже половину холма. Рисовое поле внизу блестело в лучах солнца, однако вода отсюда выглядела еще более мутной, нежели вблизи. Местные жители продолжали уход за растениями.

– И почему же?

– Хе-хе, все просто! Когда цзы Хэн прознал, что я был смотрителем зерна, так тут же назначил меня смотрителем поля!

– Как оригинально, – фыркнула Абхе, даже не пытаясь скрыть сарказм.

Кали колкости не заметил. Он продолжал источать радушие и доброту.

– Тутошний старейшина может показаться простоватым, но лик его обманчив. Голова-то у него варит, что надо. Правда орет постоянно, как на скотину, но… – земляк виновато улыбнулся, – кто без недостатков?

– Он хоть справедлив? – спросил Шанкар.

– О, на сей счет можешь не переживать! – весело отмахнулся тот. – Просто так по пяткам здесь никого не бьют.

Девушка поморщилась, будто съела кислый виноград, но смолчала. Каран же и вовсе вжался в ногу охотника, словно липучий сорняк.

Шанкар провел ладонью по его курчавым волосам:

– Тебя понести?

– Нет, – прошептал паренек в ответ, – я дойду.

– Молодец, – тепло молвил охотник.

– Славный мальчуган, – сказал Кали и, желая подбодрить Карана, подмигнул.

Тот кисло улыбнулся в ответ.

– И любознательный, – хмыкнул Шанкар.

– О, тогда ему будет, чем тута заняться. Столько всего интересного!

– Кстати, об интересном, – внезапно вспомнил охотник, – мы встретили девочку на берегу… она сказала, что зовут ее Нюнг, но родом та из долины Сарасвати.

– А, так это ж моя дочь! – воскликнул Кали. – Опять, негодница, без спросу на реку пошла. Что я ей говорил, что цзы. Ей хоть кол на голове теши! Вечно такой непоседой была. А еще покапризничать горазда!

– Странное имя, – буркнула Абхе.

– Она вроде говорила, что ее так местные назвали, – напомнил Шанкар.

– Ага, – подтвердил земляк, – так-то ее мы нарекли Авани. Но когда я узнал, что «Нюнг» на здешнем наречии значит «капризная непоседа», то решил – а почему бы нет? Дочка да жена против не были.

– А чем женушка занимается? – поинтересовалась девушка. – Сажает рис в грязи?

Казалось, ничто в этом мире не может вывести Кали из равновесия. И уж тем более колкости Абхе. Он весело рассмеялся. Шанкар бросил на спутницу укоризненный взгляд, и та состроила игривую гримасу. В черных глазах Абхе читалось выражение – «я просто устала и напряжена». Уголки губ охотника дрогнули. Он едва заметно кивнул.

– Нет, – тем временем продолжал Кали, – моя супруга, моя дражайшая Мая, весь день проводит в лесу, собирая ягоды и мед диких пчел. Ох, не поверите, какая это вкуснотища! А запах какой… у-у-у-у, эт самое, аж с ног сшибает. Древесно-траваяной такой.

От разговоров о еде у всех троих забурлило в животе.

Заслышав это, земляк задорно рассмеялся:

– Ниче-ниче, скоро обустроитесь и облопаетесь местного риса.

– Если нас примут, – подметила Абхе.

– Примут-примут, охотники тут нужны. Цзы Хэн вечно орет на Ли, лучника местного, что он из джунглей с пустыми руками выходит.

– Хм, – хмыкнул Шанкар, – будем надеяться. А что, этот Ли – один охотник на деревню?

– Нет, конечно! – возразил Кали. – Но вот опытных да дельных не особо много. А зеленые юнцы учиться не хотят. Как-никак, охота здесь медленно, но верно перестает играть важную роль. Люди предпочитают копаться в земле.

– В воде, – не удержалась от очередной колкости Абхе.

– Ах-ха-ха! – заржал как лошадь земляк. – Тонко-тонко подмечено! Однако ж помните мой совет – почтение тут превыше всего. Не распускайте языки, особенно перед старшими.

– Мы это запомним, – заверил Шанкар и многозначительно посмотрел на Абхе.

Та лишь страдальчески закатила глаза, но потом пожала плечами.

– Так, чего там моя дочка на берегу делала-то? – сменил тему Кали.

– Змея, говорит, караулила, – ответила девушка, – Башэ какого-то.

Кали резко остановился, будто налетел на невидимую стену и уставился на новых знакомых. Улыбка слетела с лица, оно приняло озабоченное выражение. Шанкар почувствовал, как по спине пробежал холодок. Пусть он знал Кали лишь несколько минут, перемена в настроении была чересчур резкой и пугающей. Без привычной улыбки на устах земляк казался каким-то понурым и опустившимся.

– В чем дело? – с тревогой спросил охотник.

– Зачем? – прошептал Кали, отрешенно глядя в пустоту. – Зачем она опять заговорила о нем?

Глядя в стремительно стекленеющие глаза смотрителя поля, охотник ощущал, что его кожа покрывается «мурашками». Он бросил косой взгляд на Абхе и увидел, что та испытывает то же самое. Девушка непроизвольными движениями массировала плечи, будто пыталась согреться. Тем временем солнце нещадно палило с чистого неба.

– Кали, – голос Шанкара прозвучал хрипло, будто спросонья, – Кали что с тобой?



[1] Сал – ветвистое дерево семейства двудольных растений. Достигает 35 м в высоту и 2,5 м в диаметре.

[2] Синха – на древнеиндийском тигр / лев.




Глава 3


Молодой человек вздрогнул и поднял отрешенный взгляд на Шанкара. Последний вновь поразился перемене в лице земляка. Эти стеклянные глаза невольно заставляли бегать мурашки по коже и ощущать себя неуютно. Будто очутился нагишом посреди гор. Нехорошее предчувствие начало закрадываться в душу охотника… Но вот взор Кали стал проясняться, а пугающая отстраненность – проходить. Однако земляк по-прежнему оставался сильно озадаченным и совсем не напоминал того жизнерадостного шутника, что повстречался им впервые.

– Зачем… зачем она опять заговорила о нем? – непослушными губами повторил он.

– Кали! – от волнения охотник повысил голос.

– А? – тот растерянно уставился на него.

Чувствуя, как Каран вот-вот готов стянуть с него набедренную повязку, Шанкар медленно проговорил:

– Почему тебя так волнует это?

Непроизвольным движением Кали почесал затылок, а затем улыбнулся. Однако улыбка вышла вымученной и какой-то ненастоящей.

– Цзы Хэн, эт самое, не велит детям отходить от деревни далеко, – ответил он.

– Да? – тут же встряла Абхе и напряглась. – Почему это?

– Живности тута всякой полно, – развел руками Кали, – сами знаете, джунгли рядом. Змеи на берег любят выползать. На ху напороться можно.

– Ху? – переспросил Шанкар.

– Синха по ихнему, – улыбнулся чуть шире Кали, – а старейшина хоть и суровый тип, но за общину горой стоит. А дочка моя повадилась на реку без присмотра бегать. Совсем от рук отбилась. Ладно меня, даже цзы не слушается. Хоть кол на голове теши!

Кажется, к нему постепенно возвращалось привычное расположение духа. Кали все еще выглядел слегка озабоченным, но взор полностью прояснился, а выражение лица стало почти таким же лучезарным, как раньше.

– Так, что давайте-ка я вас по быстрому провожу, да побегу за ней. А то ведь и пост мне надолго оставлять нельзя.

– А не то бамбуком по пяткам? – решила вставить Абхе, дабы немного снять напряжение, однако вышло совсем наоборот.

– Э-э-э… – протянул земляк, – тут уж палками не обойдется. За провинность такую могут и нос отрезать.

У нее глаза округлились:

– Нос отрезать?

– И не только мне, – издал смешок Кали, – тута порука круговая. Каждый в ответе за проступок другого.

Шанкар и Абхе переглянулись. Столь суровые нравы казались им дикостью. Ведь люди в долине Синдху давным давно позабыли о преступлениях тяжелее, чем кража овощей с рынка. Темница в Цитадели вечно пустовала, а тюремщик изнывал от скуки. Разумеется, суровые наказания также выветрились из памяти потомков, не оставив и следа. Люди жили в мире и согласии… до недавних пор.

Какие бы ужасы им ни пришлось пережить, слова земляка повергли в легкий шок.

– Кали, подожди, – девушка вскинула руки, – я правильно понимаю? Если ты украдешь мешок пшеницы, то мне нос отрежут?

– Э-э-э… – тот явно испытывал неловкость, – не совсем, конечно, так, но суть, друзья, вы поняли.

– Дикость! – фыркнула Абхе.

Шанкар вздохнул:

– Согласен. Но это их земля. Их законы. Если хотим остаться, придется привыкать.

– Что-то я уже не хочу, честно говоря.

Кали кашлянул в кулак:

– У местных есть пословица. Когда судят одного, десять становятся несчастными, – путники вновь переглянулись, – но вы не бойтесь. Законы тут строги, но потому их никто не нарушает.

– Еще бы, – буркнула девушка, – может, другое место поищем?

Шанкар устало развел руками:

– Какое? Мы столько сюда шли…

– Неважно. Просто не хочу, чтобы однажды мне нос отрезали за просто так.

– Да бросьте вы! – встрял Кали. – Напрасно я вас так застращал. Вон, мы с семьей живем тута месяц или более. И ничего, духи миловали.

Шанкар и Абхе вновь переглянулись. Охотник видел в ее глазах желание уйти. Недоверие к этому месту и людям, что здесь живут. Честно признаться, и сам он начинал сомневаться. Однако они все так вымотались… Так устали…

– Давай задержимся, – предложил Шанкар, – хотя бы на пару дней. Отдохнем немного. А потом решим, как поступить дальше.

Абхе пристально посмотрела ему прямо в глаза и нехотя согласилась:

– Ладно.

Каран, полностью обескураженный, лишь молча кивнул.

– Отлично! – воскликнул Кали и махнул рукой. – Идемте-идемте, а то, как говорил, мне на поле возвращаться надобно. А ведь еще за Нюнг бежать.

– Тут и вправду змеи есть? – осторожно поинтересовался Шанкар.

Они уже приближались к окраине деревни. Холм был почти преодолен. Кудахтанье кур и похрюкивание свиней становилось все отчетливей.

– Попадаются. Любят они иногда на берег выползать. Так что искупаться коли захотите – не забывайте смотреть под ноги.

– Спасибо, – поблагодарил охотник.

– Так вот почему змеиный берег, – догадалась Абхе.

– Ага, – кивнул Кали, – многовато там их бывает иногда.

– А кто такой Башэ? – внезапно вспомнил старую тему Каран.

– Кто это вам про него разболтал? – издал нервный смешок земляк.

– Нюнг, – ответил Шанкар.

– Опять она за свои сказки взялась. Вот не дает ей покоя эта выдумка. Что я с ней говорил, что цзы Хэн. Все без толку. Я ведь уже рассказывал, если моей дочке что-то в голову взбредет, ее не переубедишь, – Кали досадно махнул рукой, – и в кого она такая упрямица пошла? В мать, не иначе. Но… – он счастливо улыбнулся, – я все равно их люблю.

Охотник понимающе улыбнулся в ответ, а Абхе спросила:

– Так, что за Башэ-то?

– Болтают, что змей, который ест слонов, – хмыкнул земляк, – цзы Хэн говорит, это выдумка богомерзких язычников и ее надо предать забвению.

– Тут есть те, кто не разделяют принятой веры? – полюбопытствовал Шанкар.

– Были, – поправил Кали, – но их, эт самое, давно уже тута нет. Говорят, не один десяток лет прошел с тех пор, как видели последнего.

– Куда же они подевались? – спросила Абхе.

Кали развел руками:

– Я не так давно тута живу, так что чего не знаю, того не знаю. Цзы Хэн говорит, кто-то принял истинную веру, а кто-то ушел. В общем, не любят они язычников поминать. А я с расспросами не лезу. Тут это тоже не приветствуется.

– Как все плохо, – угрюмо добавила девушка.

– С непривычки просто, – весело рассмеялся земляк.

– Угу.

– Почему же твоя дочь говорит о Башэ? – поинтересовался Шанкар. – Она нам сказала, что видела его.

– Впечатлительная она у меня шибко. А тут неподалеку слоны водятся…

При упоминании слонов, Абхе вздрогнула. На память вновь пришли события прошедших дней. Как огромная туша, с безумной пеленой слепого гнева на глазах, несется вперед и сметает все на своем пути…

– …особо много их на том берегу Матери вод. Нередко хоботатые выходят к кромке, чтобы жажду утолить.

– И что, кого-то из них утащил змей? – с недоверием поинтересовался Шанкар.

– Конечно, нет! – воскликнул Кали. – Таких змей, способных слонов таскать, не бывает!

– Пфа! – не удержалась Абхе.

Земляк покосился на нее, однако продолжил улыбаться:

– Ну, я-то уж точно таковых не видывал. Да и никто из местных тоже. Иначе не селились бы вдоль берега, ага?

– Наверное, – молвил охотник, признавая, что в словах беженца есть смысл.

– Ну, вот, – продолжил он, – а издалека, кстати, хобот слона нетрудно признать за змеюку. Они ж им поливают себя, когда в воду заходят. Вот Нюнг и напридумывала себе небылиц, – Кали вздохнул, – она так-то у меня славная, да непослушная токма.

– Угум.

Шанкар невольно вспомнил ту кровавую бойню, учиненную бешеными слонами у ворот Мохенджо-Даро. Те мгновения, когда один из зверей только показался на опушке леса, ломая пальмы, как тростинки. Налитые кровью глаза… оглушительный рев… сверкающие бивни на солнце… и хобот, мотающийся из стороны в сторону. Да, поначалу охотник тоже принял разъяренное животное за змея. Принял за него. И только несколько мгновений спустя наваждение прошло… Когда он был на волосок от смерти…

– А вот и деревня! – прервал его воспоминания Кали. – Добро пожаловать в Сычжуан!

– Язык сломаешь, – хмыкнула девушка.

– Ха-ха-ха! – искренне расхохотался земляк, заглушая смехом крик петуха. – Знаю-знаю. Но ничего. Я привык, и вы привыкните.

Перед ними распростерлась единственная улица. Не такая широкая, как в Мохенджо-Даро, но по ней свободно могли бы проехать три телеги с зебу. По обе стороны выстроились маленькие хижины с соломенными крышами. Сухая трава валялась поверх в полном беспорядке, словно здесь недавно пролетела буря. Шанкар подметил, что стены хибар покрыты сырой глиной.

– Ее не обжигают? – спросил он.

– Тута нет, – ответил Кали. – Как в других местах не знаю. Вообще народ здесь неприхотливый. Многие на деревьях ночуют.

– На деревьях? – выпучил глаза охотник.

– Это как? – шепотом поинтересовался Каран. Он с любопытством оглядывался по сторонам, но при этом продолжал цепляться за Шанкара, будто утопающий за соломинку.

– Как-как, – хихикнул беженец, – на сучьях спят.

– Чего?! – кажется, Абхе была на грани срыва. – Я на деревьях жить не буду! Проще в джунгли вернуться!

– О, да не волнуйтесь вы раньше времени! – попытался успокоить Кали. – Быть может, цзы Хэн выделит вам хижину или землянку.

– Землянку?!

– Ты же сказал, что люди здесь гостеприимные, – напомнил Шанкар.

– Гостеприимные, – кивнул тот, – но выше себя никого не ставят.

– Понятно, – протянул охотник и переглянулся с Абхе.

Та лишь пожала плечами. Ее жест был красноречивей всяких слов – «ты сам захотел задержаться тут на пару дней, вот и расхлебывай».

Шанкар устало вздохнул.

Кали тем временем указал пальцем. Туда, где улочка, через пару сотен локтей, расширялась на север.

– Пройдите вперед, а потом сверните направо – и окажетесь прямо перед входом в дом цзы Хэна.

– Ты нас не проводишь? – немного удивился охотник.

– Э-э-э-э… – протянул земляк, – извините, не могу. Мне ведь еще за дочкой сбегать надобно да на рисовое поле вертаться. Я ведь говорил…

– Да-да, – буркнула Абхе, – могут нос отрезать.

Кали виновато улыбнулся.

– Но как мы ему все объясним? – развел руками Шанкар. – Мы языка не знаем!

– О, не переживайте! – вскинул руки беженец. – Цзы Хэн хоть и любит поорать и пофыркать, как курносая обезьяна[1], но в уме ему не откажешь. Сами увидите, когда поговорите с ним. Парочку наших слов он, эт самое, уже выучил, – Кали хихикнул.

Охотник продолжал пребывать в растерянности:

– Но…

– Все-все, мне пора, – быстро развернулся земляк, – а не то моей дочурке по пяткам настучат за непослушание. И мне заодно. Рад был встрече, друзья!

Не оборачиваясь, Кали заспешил вниз по склону холма. Шарканье его сандалий по земле громко разносилось в округе, смешиваясь с периодическим кудахтаньем кур. Вся троица недоуменно глядела ему вслед.

– Он странный, – наконец произнес охотник.

– Не странее того, чего нарассказывал, – дернула плечами Абхе и недовольно воззрилась на Шанкара, – все еще хочешь тут остаться?

Тот устало развел руками:

– Давай хотя бы отдохнем немного. Попросим еды. А там видно будет.

– Не нравится мне здесь, – покачала головой она.

– Мы ведь даже со старостой не поговорили, – попробовал убедить ее Шанкар, – давай не будем делать выводы.

– Цзы, – прошептал Каран, наконец отцепляясь от набедренной повязки охотника.

– Что? – тот опустил взор на паренька.

– Старосту тут называют цзы, – голос мальчика окреп.

Шанкар потрепал его по голове:

– Верно. Снова познаешь мир?

Каран натянуто улыбнулся:

– Пытаюсь, – а затем взглянул на Абхе, – давай останемся. Если не понравится, уйдем. Но нам и правда надо отдохнуть.

Девушка шумно вздохнула:

– Ладно-ладно, но я вас предупреждала.

Шанкар ободряюще улыбнулся:

– Все будет хорошо.

– Да-да, конечно.

В последней фразе Абхе сквозило явное недоверие, но Шанкар постарался не обращать на него внимания.

Они стали неспешно продвигаться вперед. Ноги в полуразвалившейся обуви шаркали по грунтовой земле, поднимая в воздух клочки пыли. Хижины, стоявшие по левую сторону, пребывали в полной тишине. Их задние стены подходили едва ли не вплотную к краю холма. За хибарами же через дорогу виднелись небольшие возделанные участки, поросшие бобами и фасолью. Из окон некоторых домов валил густой дым. Увидев его, Абхе и Шанкар молча переглянулись. Только сейчас они заметили, что в крышах местных хижин нет вытяжки.

– Богиня-мать, да это же дикость, – прошептала девушка, прислушиваясь к звукам перестановки посуды.

– Мда, – поддакнул охотник, – вправду странно.

– В здешних домах дышать же нечем! Слишком много странного, не находишь?

– Мы же договорились…

– Договорились-договорились, – пробурчала Абхе.

Она никогда не отличалась покладистым нравом. Шанкар вспомнил, как пытался отобрать у нее собственный кинжал во время битвы и про себя усмехнулся. Да, с дочерью старосты шутки плохи, особенно когда та не в духе. Сейчас же Абхе и вовсе была раздражена от усталости.

Кудахтанье кур и визг свиней стали отчетливей, однако животные пока на глаза не попадались. Видимо, их держали в западной части деревни, чтобы те ненароком не забрели в хозяйские огороды да не разворотили все бобы.

Людей, на удивление, тоже не было видно, если не считать звуков возни на кухне, доносившихся из некоторых домов.

– В поле, наверное, – озвучил за всех догадку Шанкар.

– Угум, – угрюмо молвила Абхе, – сажают сорняки в грязь.

– Рис.

– О, Богиня-мать, да все равно.

– Шанди.

Девушка закатила глаза и уже хотела взорваться гневной тирадой, однако охотник прервал ее:

– Мы на чужой земле, в чужом селении. Давай уважать их обычаи, если хотим здесь задержаться.

– А, может, я не хочу здесь задерживаться?!

– Тихо!

– Не ори на меня! – огрызнулась Абхе, однако тон сбавила. – Прости. Я просто… мне не нравится здесь и… – она вздохнула, – я устала.

Шанкар улыбнулся:

– Ничего. Я тоже. Но мы уже здесь. Глупо будет уходить, не поговорив с… э… цзы.

– Да, – она натянуто улыбнулась в ответ, – ты прав, наверное.

Дорога продолжала уходить дальше на запад и шла через деревню. Глиняные хижины с соломенными крышами стали попадаться все реже. Теперь их места занимали землянки. Глядя на примитивные сооружения с обычной дырой вместо входа, Абхе чувствовала, как внутри у нее все холодеет. Будто ее уже насильно поселили в один из этих огромных погребов и заставили там зимовать. Пусть они провели в джунглях не одну неделю и ночевали под открытым небом, от хороших условий долины Синдху дочь старосты пока что точно не отвыкла. И после утомительного перехода намеревалась отдохнуть, как полагается. Вид же местных жилищ повергал ее в настоящий ужас. Она невольно скосила взор на Шанкара. Тот с интересом рассматривал обители местных крестьян, однако отвращения не выказывал. Скорее сии дома вызывали у него любопытство. В отличие от Абхе, Шанкар пусть и жил в Мохенджо-Даро, но достаточно скромно. Однако даже его удивляла бедность и простота чужеземных жилищ.

– Все еще хочешь тут остаться? – с долей злорадства спросила она.

– А есть выбор? Это хотя бы крыша над головой и защита от зверей.

– В джунглях на нас никто так и не напал.

– Просто повезло. А еще нам повезло ни разу не попасть под ливень. Поверь, я знаю, о чем говорю. Ночевать под проливным дождем, – охотник поморщился, – скверное дело.

– Да, наверное, но… Богиня-мать!

– Шанди.

– Да помню я! Мы еще не встретили этого цзы. Просто посмотри на это! Ни дымохода, ни канав, ни подземных стоков! Как они живут здесь?! До сих пор в речке моются?! Или, быть может, в поле рядом с рисом?!

– Ты меня спрашиваешь? – хмыкнул Шанкар. – Я знаю столько же, сколько ты.

– Я лишь подмечаю очевидное.

– Тогда прошу на время прекратить.

– Это почему же?

– Мы приближаемся к дому цзы.

И вправду, как говорил Кали, дорога стала расширяться. Теперь они видели, что от основной улицы вправо ведет большая тропа и в паре сотен локтей, в небольшом углублении, расположился дом местного старейшины.

Чувствуя, как сердце невольно ускорило ритм, охотник свернул с главной улицы, и они направились к жилищу цзы.



[1] Имеется ввиду бирманская курносая обезьяна – вид тонкотелых обезьян, обитающий исключительно в северной Бирме. Из-за особенностей строения носа чихает во время дождя, так как вода попадает им в нос.




Глава 4


Туман медленно опускался на широкую равнину, окруженную высокими холмами. В этой молочной пелене их смутные очертания напоминали тупые зубы огромных великанов. Здесь, в низине, было влажно и холодно. Солнце еще не успело взойти и прогреть землю. Трава под ногами так намокла от росы, что сырость ощущалась даже сквозь толстую подошву. Но воин в тигриной шкуре и шрамами на щеке не обращал на все это внимания. Пытливый взгляд пристально осматривал окружающие низину холмы. Силился рассмотреть любое подозрительное движение. Слух воспринимал каждый шорох, но до него долетали лишь нервные переминания собственных бойцов позади да их тихий шепот. Округа тонула в безмолвии. Ни воя ветра, ни криков птиц. Даже низкая трава стояла не шелохнувшись. Воин закусил нижнюю губу. Правая ладонь медленно легла на рукоятку меча, висевшего на поясе. Небольшой, обоюдоострый, заточенный клинок. Такой же пронзающий, как и взгляд его владельца.

– Почему мы остановились здесь? – шепотом спросил один из бойцов в простенькой рубахе. – Не лучше было бы занять место повыше?

– Почтенному Фу виднее, – быстро осек его соратник и с опаской покосился на спину воина в тигриной шкуре, – или ты усомнился в его мудрости?

– Клянусь духами, нет! – пылко стал оправдываться боец. – Но…

– Тихо! – прервал их Фу хриплым голосом. Воины тут же умолкли. – Я знаю, что делаю.

Взор военачальника продолжал скользить по холмам, подмечая все, что попадается на пути.

Фу сощурился и презрительно молвил:

– Они глупы, но не настолько, чтобы атаковать войско на холме, – он быстро вскинул взгляд вверх, а затем вернулся к созерцанию округи, – туман опускается, будьте готовы.

По рядам пробежала едва уловимая волна. Люди чувствовали, как нарастает напряжение. Сердца забились учащенней. Скоро что-то случится, и нужно быть готовыми. Готовыми ко всему. Спокойствие Фу внушало уверенность.

– Они Шэ, – добавил военачальник, – и как все шэ[1], не станут нападать в открытую. Ужалят исподтишка.

Едва Фу произнес последнее слово, тишину взорвал яростный клич. Затем еще один. И еще. Вскоре вся местность потонула в громогласном реве, от которого волосы встали дыбом. Будто стая волков взвыла прямо над ухом. Усиленное эхом от холмов, он заставлял душу уйти в пятки. По рядам бойцов пробежала дрожь. Некоторые испуганно заозирались по сторонам, тщетно пытаясь что-то разглядеть в молочной пелене. И только Фу оставался хладнокровен.

– Ни шагу назад! – рявкнул он, вскидывая руку. – Ждать моего приказа! Сохранять кольцо!

Тем временем вой нарастал. Он словно заполонил все пространство вокруг. Многим с трудом удавалось сохранять самообладание. Воинам казалось, что это сами демоны пришли по их души и готовы забрать в загробный мир. И только волевая спина командира да его пример не позволили войску поддаться панике. Тот продолжал всматриваться в туман. Его будто совсем не трогали леденящие душу крики. Медленно, словно во сне, Фу достал из-за пояса меч. Но дремы не было ни в одном глазу. А уверенность прослеживалась в каждом жесте.

На холме впереди мелькнула точка. Затем еще одна. И еще. Скоро их было с десяток. И они стремительно приближались.

– Справа! – раздался крик одного из бойцов, с трудом прорвавшийся сквозь оглушительный вой.

– Сзади! – завторил соратник.

– Мы окружены!

Ряды дрогнули, но в этот миг Фу взревел, используя всю силу могучих легких:

– Стоять на месте! Во славу Шанди и Лаоху!

Они уже не были непонятными точками. Они давно превратились в людей, свирепый и дикий вой которых смешался в единый ужасающий гул. Они неслись на ряды воинов Фу со всех сторон, с вершин холмов. Отсюда, из низины, казалось, что врагам нет конца. А их заточенные мечи скоро соберут свою кровавую жатву.

Воин со шрамами остался на месте. Он чувствовал, что лишь собственная уверенность не дает его войску броситься наутек. Пронзительный взгляд смело наблюдал за тем, как противник стремительно приближается. Окружает со всех сторон. А их вой продолжает леденить душу. Готов затмить разум в тот момент, когда ясная голова нужна, как никогда.

– Ждите! – проревел Фу, продолжая держать руку поднятой. – Ждите!

Бойцы послушались. Их сердца отчаянно колотились, а расширенные от страха зрачки уже видели знамена неприятеля. Они рассекали воздух на бегу. Хлопала ткань, но ее не было слышно из-за воя и криков. Облик молочной змеи на холсте бросался в глаза. И только Фу не позволил войску поддаться страху.

Военачальник стоял на месте с поднятой рукой и внимательно следил за тем, что происходит.

«Ближе… ближе… ближе…».

Он уже видел плотные кожаные доспехи. Сверкающие безумием глаза. Оскалы на загорелых лицах. Смертоносную бронзу клинков. Когда враг приблизился на расстояние двадцати шагов, Фу резко опустил руку и отступил назад.

– Сейчас!

Передние ряды тут же рванули вниз и подняли из травы длинные копья. Тускло сверкнули наконечники. Через секунду первые из атакующих налетели на острую бронзу. Предсмертные крики потонули во всеобщем вое и гуле. Миг, и задние ряды заработали гэ[2], сбивая обмякшие тела с наконечников копий. Не все враги нашли мгновенную смерть. Некоторые продолжали корчиться в агонии на земле, когда тех туда сбросили с копий. Но их криков никто не слышал. Новые орды соратников летели на ощетинившийся строй, не в силах замедлить ход. Иначе их просто сомнут свои же. Воины Фу без устали продолжали работать копьями и гэ. Они будто позабыли свои недавние страхи. Словно всеобщий гул и вой больше не трогал их сердца. Те быстро бились в груди. Запах крови смешался с прохладой и утренней росой.

Фу отошел назад за первые ряды, внимательно наблюдая за ходом битвы и осматривая холмы. Воины Шэ продолжали заполнять низину, сбегая с холмов. Но военачальнику показалось, что их стало меньше. Людской поток был уже не таким пугающим. Не походил на снежную лавину, сорвавшуюся с вершины гор.

Он оббежал взглядом войско. То сохраняло строй, однако первые ряды стали проседать под напором неприятеля. Какими бы серьезными потери ни были, враг превосходил числом. Скоро бойцы Фу уже не смогут орудовать копьями и гэ. Придется подпустить врага на расстояние меча. А противник продолжал натиск с завидным остервенением. Будто все земные духи разом в него вселились. Не считаясь с потерями, он бежал вперед. Словно нечего больше терять…

«И вправду… ему нечего больше терять».

Под ногами росла груда тел поверженных врагов. Кто-то корчился и стенал, пронзенный бронзой. Свежие бойцы клана Шэ продолжали атаковать, перебираясь через трупы товарищей.

Фу вскинул взгляд на холмы. Новые не показывались. В этот миг передний строй окончательно просел, рискуя обвалиться в любой миг.

«Пора».

– Достать мечи!

Рухнули копья вместе с телами пронзенных врагов. Следом за ними полетели и гэ. Лязг обнаженных клинков смешался воедино. Казалось, он перекрыл собой яростный вой. Но лишь на секунду. Враг наседал, несмотря на потери, но Фу видел – надолго того не хватит. Победа близко.

Больше отсиживаться не было смысла. Пора вновь показать пример стойкости и мужества. Не только своим, но и неприятелю. Военачальник не раздумывая ринулся в схватку. Его меч тут же пронзил горло одному. Через миг вспорол живот другому. Крик боли потонул в хаосе битвы. Фу заблокировал удар врага. Раздался лязг клинков, но его он не услышал. Лишь встретился с безумными глазами воина, что рискнул поднять оружие на него. Секунда – и голова противника упала с плеч.

Поначалу было тесно. Плотность боя не давала разойтись, а многочисленные трупы мешались под ногами. Лишь опыт позволял Фу ловко орудовать мечом. Остальные его бойцы явно испытывали стеснение. Некоторые пали, попав под лезвия врага. Но чем дольше продолжалась битва, тем больше пространства становилось. Войско Фу отбрасывало неприятеля. И люди Шэ прекрасно понимали это. Что бой окончен, и не они будут сегодня вечером праздновать победу. Лишь слепое отчаяние продолжало их толкать вперед. Отчаяние и желание захватить с собой побольше жизней на тот свет.

Бойцы Фу продолжали теснить противника, но им теперь приходилось перелезать через тела поверженных врагов, грудой окруживших их позиции, подобно небольшому жуткому валу. Из-под него по-прежнему доносились стоны раненых и агонизирующих воинов Шэ. Их крики смешивались с лязгом мечей и воплями живых в леденящую душу песнь смерти. Штурм этого вала давался нелегко. Ноги скользили по влажной от крови земле, а враг то и дело норовил пронзить горло или грудь. Фу видел, что битва дается тяжело. Что домой вернутся не все. Но такова цена победы. Цена процветания Хучена и светлейшего Лаоху.

Одним из первых он преодолел страшную преграду, при этом не получив и шрама. Но дыхание начало сбиваться. Возраст давал о себе знать. Приказав себе не думать об усталости, выпуская пар изо рта, Фу ринулся на врага. Еще двое рухнули к его ногам. Ловко ушел от выпада мечом и пронзил дерзкого противника насквозь меж лопаток. Фу едва успел выдернуть из раны клинок, как увидел краем глаза стремительно приближающееся копье. Отклонился в сторону и бронзовый наконечник пробороздил доспех на груди, оставляя глубокую царапину. Но кожу, вроде, не задел.

Их глаза встретились. Его и взгляд врага. Выше на целую голову. Воин безумно вращал копьем так же, как и собственными зрачками, в которых, казалось, отражалась вся кровавая битва. Копье рассекало воздух. Пронзало смертоносным острием. В ударах противника читалась недюжинная сила. Тому словно была неведома усталость. Рот раскрылся в зверином оскале, обнажая желтоватые зубы. С уст срывался громкий вопль. Фу невольно позавидовал его выносливости. Под сердцем неприятно закололо. Бой затягивался. Он ловко увернулся от первого выпада, но уже не так уверенно ушел от второго.

«Выдыхаюсь. Нельзя возиться с ним».

Уклонившись от очередного выпада, Фу рубанул в ответ, стремясь снести противнику голову. Верзила поставил блок, приняв удар на древко. Даже сквозь шум битвы военачальнику почудилось, что он слышит, как трещит копье. Не давая времени опомниться, он рубанул еще раз. И еще. Миг – и черенок сломался пополам. Не медля Фу собрался закончить бой и пронзить грудь соперника, но тот внезапно швырнул ему древко в глаза. Фу отбил предмет рукой, но не успел уклониться от удара ногой в живот. С глухим стуком военачальник отлетел назад и упал на землю. Из легких выбило воздух. Он хватил его ртом. На губах ощущался вкус влаги и крови. Небо по-прежнему скрывал туман. Однако через секунду над ним уже нависла фигура верзилы. Тот намеревался пронзить ему шею наконечником копья. На мгновение все вокруг будто замерло. Фу не сводил взгляда с безумного лица. С руки, в которой был зажат острый наконечник. И когда тот стал стремительно опускаться вниз, кувырнулся в бок. Здоровяк с силой ударил, пронзая землю. Через миг лезвие меча вошло ему подмышку. С уст воина Шэ сорвался предсмертный хрип, но, как и все остальные звуки, он потонул в хаосе битвы.

Фу не видел, что его соперник рухнул на остатки своего копья. Он даже не удостоил того взглядом. Тяжело дыша, разгоряченный схваткой, военачальник осматривал поле боя. Вот теперь все было кончено. Воинство противника, точнее то, что от него осталось, обратилось в беспорядочное бегство. А бойцы Лаоху, окрыленные успехом, уже неслись его преследовать.

«Нет, нельзя».

– Стой! – попытался крикнуть Фу, но с уст сорвался только жалкий хрип.

Ноги налились свинцом. Сердце отчаянно колотилось. Да, он уже был не молод. Но ни в коем случае не должен показывать свою слабость.

Фу шумно втянул воздух ртом. Облизал пересохшие губы. На языке ощущался металлический привкус. На этот раз голос прозвучал громко и уверенно.

– Стой!

Многие тут же прекратили преследовать врага, удивленно уставившись на командира. Бойцы переводили недоуменные взгляды с лика военачальника на спины неприятеля и обратно.

– Почему, почтенный? – спросил один из них, с лицом, измазанным кровью. И не понять было сразу чья она – Шэ или его собственная. – Мы обратили их в бегство!

– Туман, – коротко бросил Фу и указал мечом в багряных пятнах на холмы.

Воин проследил за жестом военачальника. Остатки противника скрывались в молочной пелене, которая все больше окутывала низину. Теперь уже с трудом можно было различить верхушки возвышенностей, окружавшие ее. Пар, валивший изо рта, стал сильнее. Фу даже слегка удивился, что чувствует холод. Вроде должен быть разгорячен битвой. Он невольно осмотрел себя на наличие ран. Вдруг тот копейщик задел-таки его, и теперь ему холодно от потери крови? Но нет. Если не считать глубокой царапины, доспех остался цел. Фу шмыгнул носом.

Звуки битвы полностью стихли. Лишь топот десятков ног удирающего врага да редкие радостные крики вперемешку со стонами раненых нарушали тишину. И наступившее безмолвие неприятно контрастировало с тем, что приходилось слышать совсем недавно. Било по ушам сильнее громкого набата. Фу скривился и поежился.

– Туман? – тихо переспросил воин с испачканным лицом.

– Да, – кивнул военачальник и убрал меч за пояс, – преследовать врага среди холмов в туман опасно.

– Почему, почтенный? Ведь можно окончательно добить змеенышей!

Фу смерил бойца холодным взглядом, заставив того потупить взор.

– Плохая видимость. Можно угодить в засаду или потеряться. А Шэ… – он выждал паузу, а затем чуть громче добавил, – уже повержены!

– Слава почтенному Фу! – воздел боец меч над головой. – Слава светлейшему Лаоху! И хранит нас Шанди!

Его крик поддержали остальные. Однако военачальник не обратил на них внимания. Это далеко не первая победа, что он одержал во славу господина и предков. И привык к подобным почестям. Его привлек предмет, лежавший на земле недалеко от того места, где упал убиенный копейщик. Продолжая выпускать клубы пара изо рта и ежиться как от мороза, Фу подошел ближе. Это было знамя. На длинном древке и с серым узким полотном. Во всю ткань красовался рисунок молочной змеи, из пасти которой виднелся раздвоенный язык. Знамя упало, опершись одним концом на своего хозяина. Поверженный враг лежал лицом вниз с дырой от меча меж лопаток. Фу окинул символ холодным и презрительным взглядом победителя. Затем с силой наступил на древко и сломал пополам. Раздался треск.

«Как змею… Шэ».

Пар изо рта повалил сильнее. Тело пробила дрожь, словно в лихорадке.

– Да в чем дело? – недовольно прошептал он и осмотрелся.

Остатки неприятеля полностью скрылись в тумане. Стихли их шаги. Войско продолжало воспевать величие Фу, Лаоху и благодарить духов за то, что те даровали им победу и сохранили жизнь. У многих также изо рта шел пар, но, бойцы этого даже не замечали. Боевой угар захватил их разум.

Продолжая дрожать, военачальник окинул низину подозрительным взглядом.

Туман будто стал плотнее. Непроницаемей. И Фу ощутил неприятное чувство. Ему вдруг показалось – за этой пеленой что-то есть. Что кто-то наблюдает за ними, при этом оставаясь незримым. Военачальник сощурился, вглядываясь в завесу. Вдали словно промелькнула чья-то тень. Раздался отдаленный гул осыпающихся камней. Едва уловимый свист… Затем все стихло.

Неприятное чувство резко ослабло. Дрожь ушла, а вместе с ней и пар, валивший изо рта. Фу удивленно тряхнул головой.

«Наверное… просто усталость с битвы».

Он развернулся к своим:

– Уходим! Пора возвращаться в Хучен!



[1] Шэ – змея.

[2] Гэ – один из видов колюще-рубящего древкового оружия, которое использовалось в Китае с эпохи династии Шан (1600 – 1046 гг. до н.э.) и по крайней мере до династии Хань (206 г. до н.э. – 220 г. н.э.). Гэ состоит из кинжалообразного лезвия из нефрита (культовый), бронзы а позднее из железа, прикрепленного под углом в 100 градусов к деревянной рукоятке. Такой способ крепления делает это оружие похожим на косу или ледоруб.




Глава 5


Дом старейшины представлял собой прямоугольное здание из глины, имел всего один этаж и лишь немногим превосходил в размерах хижины, что путники видели ранее. На дорогу выходило четыре окна – по два с каждой стороны от полукруглой деревянной двери. Крышу покрывал сухой настил из травы и мха. Такой же беспорядочный, как и поверх других хибар. Однако не внешний вид жилища цзы в первую очередь привлек внимание путников. А те, кто его охранял.

Два воина с каменными и суровыми лицами. Длинные волосы темного цвета убраны в пучки на головах. Высокие лбы испещрены морщинами. Тонкие брови сошлись над прямыми носами, придавая людям еще более суровый вид. Черные глаза пристально и с недоверием следили, как троица усталых беженцев осторожно приближается к дому старейшины. Тела бойцов прикрывали простые рубахи с подолом до колен. Вокруг талии были закреплены кожаные пояса. Воины опирались на длинные копья. Опытным взглядом охотник подметил, что оружие остро заточено, но не имеет медных наконечников. А еще он увидел двух сторожевых псов. Небольшие, но коренастые звери с темной шерстью и приплюснутыми мордами лежали подле на земле и подозрительно следили за путниками. И пусть собаки не выказывали вражды, тело Шанкара непроизвольно напряглось. Каран вновь вцепился в его набедренную повязку.

Когда до дома оставалось около двадцати шагов, один из воинов вскинул руку и громко произнес:

– Чан!

Охотник догадался, что им приказывают остановиться. Его спутники также повиновались. Шанкар не сводил взгляда с суровых лиц. Под их пристальным взором он ощущал себя неуютно. Кудахтанье кур, визг свиней и пение птиц создавали вокруг идиллию гармонии и покоя. Но только не для них. Не для чужаков.

– Нин щи щай?

– Я… – осторожно начал Шанкар, – я не понимаю.

– Нин щи щай?! – требовательнее повторил воин, еще сильнее нахмурившись.

Охотник увидел, как рука бойца крепче сжала копье. Сердце в груди забилось учащенней, на лбу выступила легкая испарина. Осязаемое напряжение повисло в воздухе.

Облизав пересохшие губы, Шанкар медленно произнес:

– Мы из Мохенджо-Даро.

В глазах стражников загорелся огонек любопытства. То ли узнали уже знакомый говор, то ли название города они где-то слышали. Спустя пару мгновений лицо одного из них озарилось догадкой.

– Хеньжё-Харо?

Охотник быстро кивнул. Каран продолжал цепляться за него и с опаской поглядывал на собак. Звери отвечали подозрительными взглядами, однако внешне были спокойны. Абхе скрестила руки, дабы прикрыть обнаженную грудь, помня слова Кали о том, что оголяться здесь не принято. Девушка чувствовала себя крайне неуютно.

– Цзы Хэн! – прокричал один из стражей.

За округлой дверью дома началось какое-то движение. Однако хозяин жилища не спешил появляться. В окне слева кто-то мелькнул. Несмотря на то, что глава деревни не торопился, Шанкар почему-то догадывался – этот цзы Хэн уже давно наблюдал за ними.

Наконец, спустя пару минут томительного ожидания, дверь со скрипом распахнулась. На пороге показался высокий и худощавый мужчина. Черные волосы были заплетены в забавные косички, свисающие по бокам. Таких причесок охотнику раньше видеть не приходилось. Из-под густых бровей на мир смотрели карие глаза. Их колючий взгляд оценивающе пробежался по путникам. И Шанкару почудилось, что он увидел недовольство во взгляде старейшины. Тонкие губы цзы под орлиным носом вытянулись в волевую линию. Маленькие усы чуть дернулись. Старейшина переступил порог и вышел на солнечный свет. Красное одеяние свободного покроя с подолом чуть ниже колен ярко выделялось на фоне простых рубах стражников. Пытливый взгляд охотника заметил под этой тканью странную одежду, прикрывающую ноги. Она походила на мешок или тюк для зерна. Шанкар раньше ничего подобного не видел, однако не стал заострять внимания, ибо невежливо так в открытую рассматривать незнакомца. Особенно, если ты чужак и просишь помощи. Хэн опирался на деревянный посох, украшенный непонятными письменами черного цвета.

Пройдя несколько шагов, старейшина остановился в нескольких локтях[1] от них. Его глаза продолжали буравить путников взглядом из-под нахмуренных бровей.

Помня заветы Кали, Шанкар поклонился. Не слишком небрежно, но и не слишком низко.

«Не ниже пояса… и не смотреть выше подбородка без дозволения. О, Богиня-мать, надеюсь Абхе сделает то же самое».

Он не решился оборачиваться, чтобы проверить, но пока вроде все обошлось. Только Каран продолжал цепляться за него обеими руками. Но старейшину паренек, похоже, мало интересовал. Он продолжал пристально рассматривать охотника и девушку.

Наконец спустя минуту он рявкнул. Да так, что Шанкар чуть не подпрыгнул.

– Нин щи щай?!

«Орет, как курносая обезьяна».

– Досточтимый цзы Хэн, – медленно начал охотник, – мы из Мохенджо-Даро. Спасемся от голода и… – он на миг замялся, – пустыни. Прошу не сердиться за наше… вторжение.

Слова Шанкару давались нелегко. Он тщательно пытался их подбирать, дабы те звучали максимально учтиво. При этом охотник не поднимал головы, что было очень непривычно и сильно сковывало. Даже Верховный жрец Мохенджо-Даро не требовал подобного преклонения. А тут какой-то староста деревни. Шанкар представил, как он склоняется перед Нараяном и едва сдержал ироничную усмешку.

«Другая земля, другие обычаи. Какими бы они ни были, надо чтить их. Если хотим задержаться здесь подольше».

Несколько секунд вокруг царило молчание, прерываемое лишь кудахтаньем кур, хрюканьем свиней да пением птиц.

А затем он услышал голос старейшины, который на удивление произнес вполне отчетливо:

– Мохенджо-Даро?

– Да, – стараясь не показывать удивления, подтвердил Шанкар, – оттуда.

Он помнил слова Кали, что старейшина умен и уже выучил некоторые слова их языка, но все равно оказался поражен.

– Что надо?!

«Абхе, только не горячись» – взмолился охотник.

Вслух же сказал:

– Мы бы хотели пополнить запасы еды и немного отдохнуть, если будет позволено.

– Пхым! – пыхнул Хэн. В его голосе читалась насмешка. – Вы приют хотите!

Шанкар на секунду прикрыл глаза. Старейшина оказался прямым, как его собственный посох. А слова такими же увесистыми и тяжелыми.

«Да, легко здесь точно не будет».

– Почтем за честь, если нам не откажут в нем, – осторожно молвил охотник.

– Пхым! Дармоеды нам не нужны! – и прежде, чем у Шанкара успели зардеться щеки от негодования, добавил. – Каждый житель Сычжуан должен быть полезен!

– Мудрые слова, цзы, – проговорил Шанкар, с трудом сдерживая досадный порыв и чувствуя напряжение каждой клеточкой тела, – мы отплатим вам за…

– Что умеешь?! – резко перебил старейшина.

– Я охотник, цзы.

– Пхым… – на сей раз это прозвучало не так презрительно и категорично.

Хэн задумался. Шанкар буквально ощущал, как работает его мозг. При этом старейшина не сводил с них пристального взгляда. Стража вместе с псами молчаливо виднелась позади. Легкий ветерок играл подолом красной ткани, иногда являя миру причудливую мешковатую одежду.

Наконец глава вымолвил:

– Охотник…

– Да, цзы. Я опытен в этом деле.

– Подними голову.

Шанкар послушался и взглянул в лицо Хэну. Тот продолжал хмуриться и сурово осматривать прибывших. На лбу пролегли глубокие морщины. Старейшина будто вознамерился оценить каждую клеточку тела охотника. Последнему даже стало неловко под этим взглядом. Словно он раб, выставленный на торги посреди рыночной площади.

Несколько секунд цзы пристально разглядывал охотника. Затем в его карих глазах вспыхнул огонек удовлетворения… Который тут же потух, когда он перевел взор на Абхе. Уголки губ презрительно скривились. Усы снова дернулись.

– А это кто?! – рявкнул он.

– Моя супруга, цзы.

– Что умеет?!

– Она… – Шанкар на мгновение растерялся, однако не успел найти ответ.

Девушка не сдержалась:

– А чего, обязана?

– Абхе! – предостерегающе шепнул охотник, но было уже поздно.

– Где же ваше хваленое почтение? – продолжала язвить та.

Шанкар похолодел. Он ожидал, что цзы сейчас прикажет немедленно выпроводить их. И тогда на отдых да еду можно не рассчитывать. Легко отделаются, если не побьют еще. К искреннему изумлению, Хэн остался абсолютно непроницаем к жесткому выпаду Абхе. Ни один мускул не дрогнул на хмуром лице.

– Почтение заслуживают, а не требуют, – сухо отчеканил он.

– А разве голодные и усталые люди его…

– Она помогает свежевать шкуры, цзы, – быстро перебил ее Шанкар, дабы девушка не наговорила лишнего.

Абхе оборвалась на полуслове и во все глаза уставилась на охотника. Ее брови резко взмыли вверх. Однако ей хватило ума не спорить.

– Пхым! Пусть сама ответит!

Девушка перевела изумленный взгляд на старейшину и, чисто ради Шанкара, произнесла:

– Да, я умею свежевать шкуры.

– Цзы! – гаркнул тот.

– Да почему я… – вновь начала она.

– Абхе! – едва не взмолился охотник.

Та громко выдохнула и покорно произнесла, будто делая одолжение:

– Я умею свежевать шкуры, цзы.

– Научись почтению! – нравоучительно рявкнул Хэн. – Потом требуй от других!

«Я лучше промолчу, – пронеслось у нее в голове, – а то эта курносая обезьяна и вправду может приказать избить палками… или нос отрезать».

Цзы ткнул пальцем, указывая на ее обнаженную грудь:

– Нельзя! Оскорбление других!

– О! – закатила она глаза. – Простите великодушно, как-то не было времени обзавестись красивым платьем!

Хэн промолчал. Лишь сильнее нахмурился.

И тут на Абхе что-то нашло. Она демонстративно отвела руки от груди и уперлась ладонями в поясницу. На пухлых губах заиграла дразнящая улыбка.

– Да и чего мне стесняться? – проворковала она. – У меня здесь все прекрасно.

Кажется, вся кровь, что есть, ударила в голову старейшины. Он побагровел, словно спелое яблоко.

– Распутница! – взревел Хэн и стукнул посохом о землю.

– Пф, – фыркнула Абхе, – знал бы моего отца, тебя б удар хватил, мужичок.

Стража пришла в движение. Черные псы поднялись. Их холки оказались на высоте бедер людей. Пока что звери не выказывали вражды, однако их поза намекала на скрытую угрозу.

Шанкар почувствовал, как сильно накалилась обстановка. Вкупе с горячим солнцем он ощущал себя так, будто вступил босыми ногами в тлеющие угли.

«Сам я дурак. Надо было предвидеть. У Абхе язык острый, как зубы синха. Стоило догадаться, что этим все закончится».

Однако времени, чтобы посыпать голову пеплом, не осталось. Если ничего не предпринять, то их немедленно вышвырнут вон. И еще повезет, если целыми останутся.

Охотник шагнул в сторону, закрывая своим телом Абхе от яростного взора старейшины, и вновь поклонился:

– Прости ее, цзы. Мы устали. Переход из долины Синдху подточил наши силы. И мы не знакомы с вашими обычаями. Уверен, такой мудрый старейшина, как ты поймет нас и проявит милость.

Шанкар вложил в речь все красноречие и искренность, на которые только был способен. Учитывая его немногословность, далось это нелегко. Теперь охотник молча ждал, как поведет себя цзы. Ждал и молился, как бы Абхе не бросила очередную колкость, окончательно все испортив.

Несколько секунд глаза Хэна метали молнии. Щеки пылали огнем и напоминали спелый чом-чом. Однако затем краснота начала спадать. Взгляд пусть и оставался хмурым, но прояснился и перестал напоминать взор разъяренного быка.

– Пхым, – привычно пыхнул он, – а ты неглуп… для охотника.

– Благодарю, цзы, – учтиво ответил Шанкар.

– Нам нужны охотники, – добавил Хэн, – только потому я позволю вам остаться.

Старейшина махнул рукой, приказывая воинам отойти. Те повиновались. Псы вновь улеглись подле ног и, как будто, утратили интерес к беженцам.

– Спасибо, цзы, – кивнул Шанкар.

– Пхым, – в голосе Хэна засквозило презрение, – рано! Если увижу, что негодный из тебя охотник – выдворю вон!

Шанкар услышал, как участилось дыхание Абхе и, дабы прервать возможную гневную тираду, тут же сказал:

– Это справедливо, цзы. Мы с честью принимаем твое предложение.

– Пхым, – тот полностью успокоился, однако продолжал буравить их взглядом, – вразуми свою женщину, охотник. Пусть держит тело прикрытым, – и, не дожидаясь ответа, скосил взгляд вниз.

Каран продолжал цепляться за набедренную повязку. Мальчик закрыл глаза. Ему не нравился ни этот суровый старейшина. Ни воины, стоявшие позади него. Ни здоровые псы, развалившиеся на теплой земле. Пусть они были не так страшны, как демон, что преследовал их, но все равно заставляли сердце биться учащенней.

Хэн ткнул длинным пальцем в мальчишку:

– Чей?

– Это наш сын, – тут же ответил Шанкар.

– Не похож!

«Этот старейшина и вправду проницателен, как говорил Кали».

– Приемный, – добавил охотник, – его мать умерла в Мохенджо-Даро.

– Пхымм, – протянул Хенг и крикнул, – чин уэй!

Один из воинов тут же шагнул вперед и почтительно поклонился.

– Дай тамен хуиджа!

Страж отвесил еще один поклон, подошел к Шанкару и посмотрел на него. На этот раз охотник не увидел в этих глазах подозрительности и недоверия. Их сменили любопытство и… что-то еще, чего пока разобрать не удалось.

– Он проводит до дома, – холодно пояснил Хэн.

– Благодарю, цзы, – ответил Шанкар.

– Пхым, – тот выждал паузу, – позже.

Окинув их на прощание колючим взором, старейшина развернулся и, постукивая посохом, скрылся в собственном доме.

– Зоу ба, – хрипло бросил страж и направился в сторону улицы.

Шанкар переглянулся с Абхе. Та пронзила его испепеляющим взглядом. Было видно, что она с трудом сдерживает гнев.

Как только страж цзы отошел на несколько локтей, она зашипела:

– Я ни на день лишний тут не задержусь!

– Хорошо-хорошо, – быстро ответил охотник, – давай только отдохнем немного.

– Зоу ба!

Они обернулись.

Воин стоял у обочины и смотрел на них. Затем махнул рукой, требуя следовать за ним.

– Несколько дней, – напомнил Шанкар, – а там видно будет.

Девушка промолчала. Только скривила губы и закатила глаза. Приняв это за вынужденное согласие, охотник ободряюще улыбнулся и пошел вслед за воином. Каран продолжал цепляться за набедренную повязку, словно растение-липучка.


***

Дорога в западной части шла вниз под уклон. Хижин становилось все меньше. Их сменяли простые землянки. По улице расхаживали целые стаи домашних кур, возглавляемые гордыми и самоуверенными петухами. Выпятив грудь, они презрительно осматривали людей, всем видом демонстрируя свое превосходство над ними. При этом пернатые готовы были в любой миг ринуться наутек в первых же рядах, показывая наседкам пример прыти.

Откуда-то справа доносились довольное похрюкивание и визг свиней. Видимо в той стороне находился загон, скрытый от взора хижинами и землянками. Впереди же, к подножию холма, подступали зеленые джунгли. Пение птиц и крики обезьян сливались в единую песнь природы.

Они почти спустились, когда воин остановился напротив одной из хижин и указал на нее пальцем:

– Фанзэ.

– Кажется, это для нас, – пробормотал Шанкар, осматривая хибару с соломенной крышей.

– Ну, хоть не землянка, – пробубнила Абхе, критически поглядывая на треснутые стены из глины.

– Спасибо, – бросил охотник стражнику.

Тот посмотрел на него, улыбнулся и отвесил поклон. Теперь его лицо стало куда дружелюбнее, нежели раньше. В глазах появился приветливый огонек, что дало Шанкару надежду – быть может, не все так плохо?

Охотник поспешил поблагодарить ответным жестом и, положив руку на грудь, произнес:

– Я Шанкар, – потом указал поочередно на своих спутников, – это Абхе и Каран.

Воин с интересом слушал его. Пусть не понимал незнакомой речи, но по лицу стало понятно, что он догадался, о чем тот говорит.

– Вэйдун, – молвил страж.

Охотник широко улыбнулся:

– Рад нашей встрече, Вэйдун.

Тот улыбнулся в ответ и, отвесив еще один поклон, стал взбираться по склону холма. Его сандалии громко шаркали по грунтовой земле.

Все трое смотрели ему вслед.

– Все не так уж плохо, – наконец изрек Шанкар.

– Ну-ну, – буркнула Абхе, вновь оглядывая хижину, – развалина.

Охотник вздохнул:

– Мой дом в Мохенджо-Даро был не многим лучше.

– Не смеши меня! – резко ответила она, а затем внезапно успокоилась и громко выдохнула. – Ладно. Я с ног валюсь. Может, и вправду стоит сначала отдохнуть.

– Верно, – охотник опустил взор и потрепал мальчишку по голове, – ты как?

– Ничего… вроде, – пробормотал тот.

Карана переполняли эмоции от новых впечатлений. Вкупе с усталостью они подкосили его.

Охотник почувствовал это и поспешно произнес:

– Идемте. Поспим. Отдохнем, а там видно будет.

Через минуту все трое уже скрылись под крышей нового жилища. Пусть и столь непривычного, но выбирать не приходилось.



[1] Локоть – единица измерения длины, около 45 см.




Глава 6


Дэй поднес руки ко рту и попробовал согреть их дыханием. Полупрозрачные клубки пара вырвались из недр. Потерев ладони друг о друга, путник огляделся. Солнце уже скрылось за высокой грядой. Темные скалы возвышались впереди непроходимой стеной и отбрасывали холодную тень.

– Скоро-скоро ночь, – прошептал Дэй, – надо спешить, если не хочу тут вусмерть околеть.

Он посмотрел направо. Подъем по пологому склону был почти завершен. Еще немного, и он наконец увидит плато. Ветер завывал в верхушках хвойных деревьев, осыпая иголки на непокрытую голову. Мелкие, словно тростинки, они застревали в распущенных волосах. Но Дэй не обращал на это внимания. Он был сосредоточен на своем поручении. Поэтому прежде, чем встать, просто тряхнул головой. Темные космы, свисавшие до плеч, описали дугу. Часть иголок упала на каменистую землю. Проведя руками по плотной одежде из козьих шкур, Дэй возобновил подъем. Движение помогло быстрее согреться. Путник почувствовал, как под стегаными штанами запульсировала кровь. Прямой нос раскраснелся. Дэй шмыгнул и провел ладонью по лицу.

– Парочка часиков у меня есть, – говоря сам с собой, пробормотал он, – но на ночь тут оставаться нельзя. Быстренько-быстренько все проверю и назад.

Подъем оказался труднее и занял больше времени, чем думалось. Была бы его воля, Дэй непременно отложил выход на плато до завтра. Но он не мог ослушаться приказа самого светлейшего Лаоху. Конечно, веление ему передал не Владыка, а нань[1]. Кто он такой, чтобы сам великий ван[2] обращался к нему напрямую? Жалкий и ничтожный чжун[3], по воле случая разбирающийся в местных тропах. И Дэй знал – ночью в горах лучше не ходить. Замерзнешь насмерть, а потом твой хладный труп поутру найдут. Или впотьмах ногой в расселину угодишь. Да и на зверей опасных нарваться – что плюнуть. Стаю голодных волков или, чего хуже, свирепого медведя…

Несколько камешков осыпалось с гор. Дэй вздрогнул и испуганно оглянулся на звук. Каменистая гряда отвесно возвышалась над ним и источала мороз. Путник поежился и вновь попытался согреть руки дыханием.

– Диао[4], наверное, – пробормотал он и невольно ускорил шаг.

Подъем был почти завершен. Пар валил изо рта. Сердце учащенно билось в груди. Дэй чувствовал, как раскраснелись щеки. И не только от быстрой ходьбы. Он сгорал от нетерпения. Хотел поскорее закончить дела и спуститься вниз. Сгущающиеся сумерки подстегивали лучше, чем плеть погонщика скота. А ветер завывал в верхушках редких деревьев. Опавшая хвоя хрустела под ногами. Дэй приготовился. Когда он выйдет на плато, его обдаст сильным и холодным порывом. Посреди горных равнин ничто не мешает разгуливать ветру.

– Будет зябко, – поежился он.

И вот нога в утепленной сандалии ступила, наконец, на плоскую землю. Воздух ударил в лицо, едва не развернув обратно. На глазах выступили слезы. Ресницы намокли и впились в кожу. Пришлось утереть их. Путник почувствовал, что задыхается. Холодный ветер не давал как следует вдохнуть. Сердце заколотилось в груди. Дэй повернулся спиной, чувствуя, как его пронзает насквозь. Подождал пару мгновений, пока все не утихнет. Опустил веки, сосредоточился на дыхании.

И вот ветер ослаб. Вокруг повисла тишина. Но отнюдь не давящая или звенящая. Она словно умиротворяла. Убаюкивала. Путник будто услышал, как она нашептывает на ухо.

«Ты устал. Приляг и отдохни. Ноги гудят. Тело лишилось сил. А эти камни поросли мхом и мягкой травой, они так прекрасны…».

Дэй тряхнул головой и сбросил наваждение. Открыл глаза.

– Нельзя. Нельзя-нельзя отдыхать. Вусмерть околею ведь. Надо спешить.

Он быстро развернулся, стараясь успеть до очередного порыва.

Дэй был опытным ходоком по местным нагорьям. И подобные картины видел не раз. Но даже у него невольно перехватило дух от представшей взору красоты.

Каменистая равнина, поросшая редкой травой, была окружена с трех сторон высокой грядой. Отвесные скалы направляли свои остроконечные шпили ввысь, будто стремясь пронзить холодное небо, по которому вяло плыли облака. Их тяжелые кучевые пряди, отдающие морозной серостью, сливались с ледяными шапками на горизонте. Справа начинался крутой склон с редкими деревьями, а между ними стремился горный ручей, превращавшийся у подножия в небольшую, но глубокую речушку. Однако Дэй не смотрел в ту сторону. Его взгляд оказался прикован к широкому озеру посреди плато. Завороженный взгляд следил, как на прозрачной поверхности образуется мелкая рябь, а холодное небо отражается в чистой воде.

– О, Шанди, – невольно сорвалось с губ вместе с паром, – обитель духов, не иначе.

Уста путника разошлись в счастливой улыбке. На мгновение он забыл обо всем. О приказе самого вана. О том, что нельзя оставаться на ночь в горах. О том, как порывы ветра пронзают насквозь и заставляют неметь пальцы. Красоты этого места полностью захватили его. И только сгустившиеся сумерки да солнце, севшее за горный кряж, заставили сбросить оцепенение.

Дэй с опаской глянул на стремительно темнеющий небосвод:

– Надо-надо двигаться. А то околею вусмерть.

И быстро зашагал вдоль озера. Пусть то было не очень большим, но чтобы обогнуть и все проверить понадобится время. А его становилось все меньше. Подсознательно путник ускорил ход. Теперь ветер бил ему в правый бок, сдувая пары дыхания в сторону. Дэй кожей чувствовал, что становится холоднее.

– Как морозит-то здесь, – пробормотал в изумлении он.

Дэй был привыкшим к суровостям гор, но даже ему казалось, что здесь слишком уж пробирает. Он бросил косой взгляд на озеро. Поверхность шла рябью от ветра и отражала небо, покрытое облаками. Такое же холодное, как и водная гладь. Вокруг тихо и умиротворенно. Только воздух гуляет по просторам. Вновь будто что-то толкнуло путника на мысль – остаться здесь. Присесть на камни и отдохнуть… полюбоваться красотами природы…

– Нет-нет, – прошептал он самому себе, – нельзя-нельзя, околею. Солнышко садится. Сейчас быстренько-быстренько все проверю и назад. Назад-назад быстрее.

Дэй продолжал вышагивать вдоль берега. Мелкие камушки хрустели под подошвами утепленных сандалий. Он все чаще и чаще подносил руки ко рту и тер ладони друг о друга. Путник уже не чувствовал правого бока – настолько холодным был ветер.

– Просквозило все-таки. Завтра болеть и ныть начнет. Ох, сейчас бы горяченькой медовухи, что настаивает моя милашка Шу, да зажевать листочком чая…

Ему стало немного теплее. То ли от мыслей о напитке, то ли от воспоминаний о своей любимой жене. Такая тихая и скромная, но всегда чересчур заботливая. А вот их дочь, Аи, явно в отца пошла – непоседа и любительница поскакать по камням. Но с собой брать рано ее еще, мала слишком.

Губы путника невольно разошлись в улыбке. Ноги сами понесли его вперед.

Дэй уже почти достиг противоположной оконечности озера, когда в сгустившихся сумерках, кажется, увидел то, зачем сюда явился.

Оно стояло у самого берега на небольшом возвышении из земли и камней. Немое изваяние с пустыми и невыразительными глазницами смотрело на мир взором таким же холодным, как и это плато.

Путник зябко поежился и подошел ближе, на ходу доставая из-за пояса бамбуковую дощечку. Держа ее в левой руке, правой Дэй полез под одежду и выудил небольшой, но острый нож. Пальцы стали неметь и плохо слушались, что лишь подстегивало его идти быстрее. Пар валил изо рта.

– Ох, – выдохнул он, приближаясь к идолу, – прав оказался светлейший Лаоху, прав великий ван. Осталось еще на земле нашей наследие богомерзких язычников.

Подойдя к изваянию почти вплотную, Дэй заметил, что оно не такое уж и большое. Возвышалось над ним всего на полголовы. Путник с интересом осматривал идола. Тот отвечал ему все таким же холодным и отрешенным взором. Заглянув в эти пустые глазницы, Дэй внезапно почувствовал себя неуютно. Онемевшие пальцы готовы были разжаться и выронить предметы на камень. И лишь в последний момент удалось их удержать.

Шмыгнув носом, путник заставил себя оторваться от созерцания идола и приладил дощечку к левой руке. Занес нож.

– Сейчас-сейчас, – зашептал он, – помечу и бегом, бегом-бегом назад. Пока не околел вусмерть. А потом домой. К горяченькой медовухе и теплым объятиям Шу…

Громкий всплеск позади заставил вздрогнуть. Путник вновь чуть не выронил нож и табличку. Дэя обдало сильным порывом ветра. В очередной раз громко шмыгнув, он обернулся через плечо.

В сумраке озеро выглядело по-прежнему красивым. Но теперь было в его образе нечто еще… какая-то загадочность и… зловещность? Сейчас темные воды напоминали бездну. Бездну, в которой не отражался холодный небосвод. По гладкой поверхности расходились круги.

Клубы пара, срывающиеся с уст, стали больше.

Дэй нервно сглотнул:

– Рыба что ли?

Круги продолжали расходиться по воде. Рябь, подгоняемая ветром, искажала чистую гладь. Холодный воздух свистел в ушах и заставлял щипать кожу на лице. Пальцы настолько онемели, что уже ничего не чувствовали. Дэй с трудом удерживал в руках нож и дощечку. Сгустившийся мрак заставил вновь вернуться к поручению.

– Ну и духи с ней, – дрожащими губами прошептал он, – надо-надо записать и бегом-бегом вниз. Замерзаю я.

Ладонь плохо слушалась. Лезвие плясало из стороны в сторону, пока он пытался вырезать символы на поверхности. Дэй больше не шмыгал носом. Слизь полностью замерзла. Над верхней губой образовался иней. Сердце билось учащенно, стараясь разогнать кровь по членам. Но ноги все равно оставались холодными, будто их окунули в сугроб. Путник нервничал и спешил. И от этого руки становились еще непослушнее.

– Ну, давай же, – промямлил он, – выводись-выводись, давай.

Спустя пару минут усиленной борьбы с самим собой слегка перекошенные письмена появились-таки на заветной дощечке. Дэй с облегчением выдохнул. Пар повалил изо рта.

– Хвала Шанди, – дрожа всем телом, пролепетал путник, – теперь бегом назад. Околею вусмерть щас.

Позади вновь раздался всплеск. Громче, чем прежде. Дэя окатило ледяной водой. Он вздрогнул и выронил нож вместе с дощечкой. Вода под сильным ветром быстро высыхала на одежде, превращаясь в тонкую корку льда. Путник почувствовал, как сковало мышцы спины. И не только от жгучего омовения. Он услышал, как на берег что-то вступило. Прямо позади него. Скрипучий звук, словно по сырым доскам протащили скользкую рыбу. Громкий и неприятный. Он так резанул по ушам, что Дэй невольно сжал ходящие ходуном челюсти. В какой-то миг он осознал, что ветер больше не дует в спину, хотя гул его продолжал разноситься по плато. Словно некто загородил путника своим телом от холодных порывов. Но теплее от этого не стало. Дэй ощутил, как липкая волна страха начинает сдавливать нутро.

– К-к-кто з-з-здесь? – промычал он.

Ответом была тишина. Уже не такая умиротворяющая и убаюкивающая. Теперь в ней витало напряжение, способное раздавить. Напряжение и… угроза. Такая же холодная, как пронизывающие порывы.

Дэй громко сглотнул. Нельзя просто стоять. Иначе он быстро вмерзнет в каменистую почву. И в этом таинственном месте будет на одного истукана больше.

– Ш-ш-ша-анди, п-пом-м-моги, – прошептал он дрожащими губами и начал разворачиваться.

На миг ему почудилось, что ноги все-таки вмерзли в землю, ибо первые мгновения отказывались служить. Пальцы онемели, несмотря на утепленные сандалии. Но вот ступни подчинились. Дрожа, словно в лихорадке, Дэй стал оборачиваться. И чем больше он оборачивался, тем шире раскрывался его рот. Тем сильнее валил пар из недр, застывая на губах. Теперь вокруг них образовалось столько инея, что тот походил на белые усы. Глаза путника широко раскрылись, когда он увидел, что предстало перед ним…

Дэй медленно запрокинул голову вверх, будто намеревался посмотреть на звезды. Оттуда на него смотрели глаза. Большие и хладнокровные. Они источали лед. И то не было красивой фигурой речи. Взгляд замораживал буквально…

– О, Шанди, – беззвучно произнесли губы путника.

Вконец одеревеневшее тело уловило какое-то движение. Через секунду морозная волна окатила его целиком.


***

Черные глазки-бусинки осторожно выглянули из норы. Диао втянул холодный воздух и осмотрелся.

Впереди между деревьями лился солнечный свет. Тонкими пучками он расходился средь редких стволов, красиво переливаясь по утру. Лес стоял неподвижно. В воздухе витал легкий морозец. Но зверек знал – пройдет еще немного времени, и небесное светило растопит иней. На землю придет тепло. Однако пока воздух заставлял зябко подрагивать. Даже несмотря на то, что диао носил теплую рыжеватую шубку. Лапки ощущали под собой холодный камень.

«Пора на охоту».

Помявшись секунду у входа, он выскочил наружу и устремился вверх по склону. Мелкие коготки тихо шуршали по опавшей хвое и временами задевали камешки. Иногда зверек останавливался и озирался по сторонам. Пусть он знает тут каждую веточку и каждую расселину, осторожность никогда не повредит. К тому же вчера здесь проходил странный двуногий. Диао его раньше не видел. Чужак направился вверх по склону в сторону озера. Как раз туда, где зверек привык искать добычу. На берегу всегда можно полакомиться вкусными улитками. А если очень повезет, то и яйцами птиц. Поэтому диао и облюбовал нору неподалеку, брошенную предыдущим хозяином.

«С чужаками надо быть осторожнее, – думал он, продолжая стремительный бег по холму, —мало ли, что у них на уме?».

Довольно быстро зверек преодолел подъем и выбрался на знакомое плато. Здесь всегда гулял ветер, даже когда в других местах было тихо. Шубка диао пошла волнами. Зверек осмотрелся. Глазки-бусинки пристально оглядывали холодное озеро, окруженное скалами. Все, как обычно. Никаких чужаков. А на берегу наверняка его ждет очередная порция вкусных улиток.

Дольше он медлить не стал и стремглав понесся к кромке воды. Коготки сильнее зашуршали по каменистой земле, и тонкий слой травы не мог заглушить звук бега шустрого зверька. Когда до берега оставалось совсем немного, диао слегка притормозил, внимательно осматриваясь в поисках заветных улиток. Однако на этот раз вкусного лакомства нигде не было видно. Он почувствовал разочарование.

«Придется немного пройтись».

Зверек решил обогнуть озеро вдоль берега. Наверняка он сможет найти улиток в другом месте. Заодно испить чистой водицы. Холодная поверхность, отражающая синее небо, так и манила к себе, чтобы припасть язычком. Но диао сдержался. Сначала улитки, потом вода.

Продолжая шуршать камешками, он побежал вдоль кромки, не забывая временами вставать и осматриваться. Теперь глазки-бусинки уже не искали подозрительного чужака. Они сосредоточились на улитках… пока не завидели вдали знакомое изваяние. Каменный истукан стоял здесь еще до того, как диао облюбовал покинутую нору. Поначалу этот идол с пустыми глазницами пугал и отталкивал. Его немой взгляд будто пронзал насквозь, и зверек старался держаться подальше. Однако со временем привык. В конце концов, это всего лишь камень. Пусть и непривычной формы.

Вот и сейчас изваяние стояло на том же месте, молча окидывая окрестности взглядом пустых глазниц. Но на этот раз что-то было не так. Диао почувствовал это еще издалека и невольно напрягся. Когда же до идола оставалось совсем ничего, он увидел, что подле основания нечто виднеется. Какая-то непонятная и бесформенная груда. Зверек принюхался, однако никаких запахов не уловил. Любопытство обуяло его. Сохраняя осторожность и сбавив ход, он начал приближаться к истукану. Нос тихо сопел, втягивая воздух. Правда диао по-прежнему не мог уловить каких-либо запахов.

Подобравшись к груде, он оперся на нее лапками. Даже сквозь шерстку зверек ощутил, как от нее отдает колющим холодом. Диао быстро осмотрел останки. Взгляд скользнул по утепленным сандалиям… одежде из козьих шкур… остановился на лице, искаженном предсмертной гримасой… посиневшем от мороза… с застывшим инеем на губах. В черных волосах застряли мелкие льдинки. Они загадочно сверкали в лучах восходящего солнца.

Диао громко пыхнул и отпрянул. Быстро развернулся и продолжил бег вдоль берега. Что-то не понравилось ему в этих останках. Они слишком холодные… и запаха нет. Лучше поискать вкусных улиток.



[1] Нань – местный управитель.

[2] Ван – глава государства.

[3] Чжун – крестьянин.

[4] Диао («хитрец», норка, куница) солонгой (сусленник) – один из представителей семейства куньих.




Глава 7


Шанкар проснулся и открыл глаза. Устремил взор в потолок. Хижина была окутана мраком, потому он не мог видеть дыры в крыше размером с кулак. Однако знал – они там есть. Да, хибара оказалась далека от представления об идеальном жилище. Но выбирать не приходилось. Со стороны окна слегка поддувало. Охотник обернулся и увидел, что в стене есть щели, в которые свободно пролез бы указательный палец.

«Надо будет заделать их на зиму… если, конечно, мы останемся здесь».

Он повернул голову и посмотрел на Абхе. Девушка спала рядом на циновке, подложив руки под голову. Использовать сырой комок земли вместо подушки, как делали местные, она наотрез отказалась. Шанкар, впрочем, тоже. Многое из того, что они увидели здесь, выглядело странным и даже диким. Например, как люди могут спать на деревьях?

Охотник поежился. Ему внезапно стало холодно. Проведя руками по оголенным плечам, он вновь посмотрел на Абхе. Та продолжала крепко спать, вытянувшись на старой соломенной подстилке.

«Неужели она не чувствует?».

Осторожно, чтобы не разбудить, Шанкар дотронулся до ее плеча. Кожа девушки источала приятное тепло. Он нахмурился и опять покосился на стену.

«Пожалуй, не стоит откладывать заделку щелей. Сквозит, словно в расселине среди Обители снегов».

Он вздохнул.

Через окно лился тусклый свет от луны. Серебристого сияния с трудом хватало, дабы рассмотреть окружающую обстановку. Скромных размеров комнатка, лишенная какой-либо мебели. Только две старые циновки, да мешок риса в углу. Рядом еще стоял горшок меда, но тот был таким старым, что полностью засох, превратившись в подобие камня. Однако все они настолько проголодались, что с удовольствием проглотили добрую часть. Пришлось, правда, потрудиться, чтобы отодрать его от стенок.

«Интересно, кому принадлежал этот дом раньше? Надо спросить как-нибудь у цзы… а лучше у Кали. Говорить со старостой что-то нет желания».

Из комнаты было два выхода – слева на кухню и прямо в другую коморку, отделявшую основное помещение от улицы. Там расположился Каран. На такой же старой и истлевшей соломенной циновке. Однако мальчишка настолько устал, что готов был спать где угодно. Хоть на деревьях.

Вместо глиняных стен внутри использовались перегородки из тростника. Слишком тонкие. Шанкар опасался даже притрагиваться к ним, боясь ненароком разрушить.

Охотник снова вздохнул. В нос ударил запах потных и немытых тел. Он поморщился.

«Надо завтра сходить на реку… привести себя в порядок и начать обживаться, – Шанкар покосился на мешок, —и спросить, как готовить рис. Одним медом сыт не будешь».

Приняв решение, он уже вновь хотел закрыть глаза и провалиться в сон, как вдруг очередная волна неприятных «мурашек» окончательно разогнала остатки дремы.

– Да что ж так холодно? – невольно сорвался шепот с губ.

Охотник растер предплечья и нахмурился. Взгляд его упал на проход в сторону кухни.

«Развести очаг? А если дым повалит внутрь? Задохнемся же. Но холодно…».

Поколебавшись с минуту, Шанкар решился-таки развести огонь.

«Ненадолго. Только руки согрею и сразу потушу».

Осторожно, чтобы не разбудить Абхе, он поднялся и аккуратно перешагнул через циновку. Босые ноги ступили на холодный земляной пол. Шанкар поморщился.

«Неужели здесь никто не догадался залить его глиной?».

Зато по такому полу можно передвигаться почти бесшумно, не опасаясь разбудить спящих.

Тихо выдохнув, охотник отправился на кухню. Шел медленно, дабы ненароком не напороться в полутьме на перегородку из тростника. Если та среди ночи рухнет на голову Карану, приятного будет мало.

По мере приближения к выходу, холод усиливался. Когда Шанкар подошел почти вплотную к проему, его кожа уже напоминала гусиную.

– Да откуда так дует? – удивленно прошептал он.

Добравшись до проема, охотник оперся руками о косяк и заглянул внутрь.

В кухне стоял почти полный мрак. Слева от входа с трудом виднелся глиняный очаг. Холодный и опустевший, со следами сажи на стенках. Дальше проступали контуры низкого стола и разделочной доски. Охотник до сих пор помнил свое искреннее изумление, когда впервые увидел его. Он так и не понял, как можно сидеть за таким низким столом, да еще и с удобством поглощать пищу. Разве что усесться прямо на полу.

Однако сейчас его волновало не это. Озноб от мороза усилился. Шанкар невольно поежился. С губ сорвались маленькие клубы пара.

– Да что та…

Слова застряли в горле. Он не сразу сообразил, что в кухне слишком темно. Какой бы мрачной не была хижина, через окно должен пробиваться лунный свет. Медленно охотник перевел взгляд туда. Сердце екнуло в груди. Он перестал дышать. Вся кровь отхлынула от лица, делая его похожим на мел.

Оконный проем загораживала тень.


***

Пальцы вцепились в косяки. Костяшки на ладонях побелели. Шанкар неотрывно следил за фигурой, заслонившей окно. Лунный свет очерчивал контуры, однако его оказалось недостаточно, чтобы понять, кто это. Сердце бешено трепетало в груди. Охотник осознал, что не дышит уже около минуты. Не отводя взгляда от силуэта, он осторожно втянул ноздрями воздух. Холодный и неприятный. Затем выдохнул. Изо рта вылетел клубок пара.

– Кто ты? – хрипло прошептал Шанкар.

Фигура качнулась, но осталась на месте. Охотник чувствовал, как «мурашки» бегают по спине. Покрывают каждую клеточку тела.

Облизав пересохшие губы, он спросил вновь, стараясь, чтобы голос не звучал громко:

– Что тебе нужно?

И снова силуэт лишь слегка покачнулся, сохраняя безмолвие.

Шанкар не решался шевельнуться. Ни сделать шаг назад. Ни тем более вперед. Неизвестность пугала. Кто это… что ему нужно и почему он пробрался в их дом?

– Тебя послал цзы Хэн? – вновь предпринял попытку он. – Спасибо за заботу, но мы…

– Ах, – донеслось со стороны окна.

Тихий вздох, полный печали и тоски. Волосы на голове охотника встали дыбом. Правая рука скользнула вниз и вцепилась в рукоятку кинжала на поясе.

– Зачем? – донесся до него все тот же тоскливый шепот.

– Что? – с трудом пролепетал он в ответ.

– Зачем хвататься за нож…

Голос продолжал оставаться печальным. Настолько, что готов был вывернуть душу наизнанку. Охотник ощутил, как дрожат пальцы на рукоятке.

– Я…

– Разве я сделала нечто плохое?

– Сделала?

Его будто окатило холодной водой. До сих пор он не придавал голосу неизвестного значения. Слишком оказался шокирован. Но теперь… теперь что-то шевельнулось в уголках его разума. Что-то, заставившее выступить липкий пот на лбу. Несмотря на мороз, продолжавший стоять на кухне. Он не хотел признаваться самому себе. Но Шанкар узнал этот голос…

– Я сделала нечто плохое? – вновь прозвучал тот же вопрос. Таким же тоном, полным печали и тоски.

Охотнику словно нож в сердце воткнули. Он облизал пересохшие губы.

– Нет, – с трудом выдавил Шанкар, – нет… никогда.

Фигура снова качнулась. Он увидел движение косы. Длинной, по пояс, и цветом воронова крыла.

– Мне холодно, – тоскливо молвила она, – здесь так холодно и темно.

– Нилам… – вместо собственного голоса, охотник услышал едва разборчивый сип.

– Почему ты ушел?

– Что?

– Почему… ты… ушел?

– Ты… – тело прошиб озноб, язык с трудом ворочался, мысли спутались, сердце разрывалось на куски, – тебя нет… больше.

– Ах… – протяжный стон, – но я здесь. Мне холодно… Шанкар.

Охотник закрыл глаза и невольно прислушался. Снаружи донеслось уханье совы. Крикнула ночная птица.

«Его нет здесь. Его нет здесь. При нем птицы не поют. Но… Богиня-мать, неужели я просто схожу с ума? Неужели…».

Он поднял веки.

Нилам продолжала стоять у окна. Серебристый свет очерчивал ее фигуру во мраке. Такую знакомую и желанную… но то не могло быть правдой. Ее нет… ее нет же!

– Шанкар…

– Да? – просипел он.

– Я согласна…

Охотник шумно выдохнул. Большой клубок пара вырвался изо рта и плавно переместился по воздуху в сторону Нилам. На глазах выступили слезы. Теперь в груди щемило так, будто в нее не просто всадили нож, но и безжалостно поворачивали.

– Я… – слова с трудом давались ему, – я сказал тебе тогда… в Мохенджо-Даро. Помнишь? – Нилам не шевельнулась. – Я не могу.

– Мне холодно, – словно пропуская его слова мимо ушей простонала она, – согрей меня, Шанкар.

Он колебался. Разум говорил, что перед ним не Нилам. Не настоящая Нилам. Не та тихая девушка, что пленила его своими глазами цвета сапфира. Ее больше нет. Сгинула в когтях демона. А это – всего лишь безумие. Видение и бред, воплощенные треснутым сознанием. Но сердце требовало иного. Оно рвалось из груди навстречу той, кого слишком рано потеряло. Поэтому через пару секунд охотник ощутил, как ноги сами невольно ступают вперед. Бесшумно по землистому полу. И только дыхание нарушало тишину. Слишком громкое в окружающем безмолвии. Клубы пара валили изо рта.

Чем ближе Шанкар приближался, тем сильнее становился озноб. Он уже не чувствовал пальцев. Не только на руках. Ступни одеревенели. Но тем яростнее трепетало сердце в груди. Вот он уже почти вплотную подошел к ней. Несмотря на мрак, различал знакомые изгибы тела. До сих пор помнил, какой Нилам была горячей и манящей… но теперь от нее веяло морозом. Охотник ощущал его, даже не касаясь девушки. Тем не менее руки сами медленно потянулись вперед. Через миг ладони уже покоились на этих знакомых плечах. Они были холодными, как лед. Но пальцы Шанкара так онемели, что не воспринимали почти ничего.

– Ах… – протянула Нилам, – я забыла твои прикосновения.

Он продолжал медленно водить по ее нежным плечам, слегка сдавливая пальцами. Все представлялось неправильным… нереальным. Мозг отказывался воспринимать действительность, но сердце ему оказалось неподвластно. Охотник втянул носом воздух. Ноздри обожгло холодом. Он чувствовал, что замерзает, однако продолжал сжимать Нилам в объятиях. Не в силах ее отпустить.

– Пойдешь? – тихо прошептала она.

– Что?

– Пойдешь со мной?

Его руки замерли. Вновь неприятно заныло в груди.

– Я… я не могу.

– Ты же хотел… – Нилам печально вздохнула.

– Я и сейчас… – его голос дрогнул, – я и сейчас… прости… – сердце готово было разорваться. Выступившие слезы превращались в льдинки и сверкали в серебристом свете. – Хочу… но не могу.

– Почему? – вопрос прозвучал едва слышно, но Шанкар уловил его.

– Это… это неправильно. Прости.

Снова вздох, полный горечи и тоски, способный вывернуть душу наизнанку:

– Я прощаю тебя. Но любишь ли ты меня?

Плохо соображая, с подступившим комком к горлу, он кивнул:

– Да.

Нилам стала оборачиваться. Медленно, будто во сне. Охотник не сводил взора с любимой. Ладони продолжали мягко скользить по ее плечам. Вот она обернулась. Свет от луны теперь падал ей на спину, не давая Шанкару увидеть лицо. Знакомое, нежное лицо с большими глазами цвета сапфира. Цвета камня, который он когда-то ей подарил.

– Тогда поцелуй меня, – прошептали ее губы.

Что-то щелкнуло в голове охотника. Что-то, пытавшееся отговорить и не делать этого. Отступить. Сбросить наваждение. Но он не смог противиться искушению. Слишком сильным оно было. И слишком велика усталость от пережитого в последние дни.

Шанкар подался вперед в поиске знакомых губ, дабы снова ощутить их сладкий, пьянящий вкус. Их лица оказались в одной ладони друг от друга. Охотник уже готов был опустить веки перед поцелуем, как вдруг нечто заставило его замереть. Он наконец увидел лицо Нилам вблизи. Увидел ее глаза… они были пусты и черны подобно бездне.


***

– Поцелуй меня, – прошептала Нилам.

Охотник сделал неуверенный шаг назад. Задеревеневшие ноги плохо слушались.

– Ты… – просипел он, – ты не Нилам.

Черные пустые глазницы продолжали неотрывно смотреть на него. «Мурашки» бегали по телу, но Шанкар уже не чувствовал их. Холод и страх сковал мышцы.

– Почему? – печально спросила она. – Почему ты так со мной?

Ее речь сжимала сердце, подобно могучим тискам. Охотник испытывал боль. Страдание смешалось со страхом в нечто жуткое и неведомое, готовое свести с ума.

– Уйди, – выдохнул он не своим голосом, – уйди, прошу.

– Уйти? – что-то изменилось в ее тоне, он слегка возвысился. – Ты прогоняешь меня?

Пустые глазницы засверкали. Поначалу тусклое, сияние становилось все сильнее и сильнее. И вот уже почти все пространство внутри них занял яркий ледяной свет. От него веяло холодом. Он слепил взор.

Тяжело дыша, Шанкар отступил назад.

– Ты прогоняешь меня?

Голос Нилам становился все ниже. Теперь он уже не походил на человеческий. Будь у охотника возможность, он ощутил бы леденящий душу страх. Но он так сильно замерз, что уже не чувствовал ничего.

– Ты прогоняешь меня?

Девушка протянула к нему руки. Теперь они были синими, как у мертвеца.

– Уйди, – прошептал Шанкар. Стало трудно дышать. – Уйди.

– Ты прогоняешь меня?! – взревело нечто в обличии Нилам и рвануло к нему.

Охотник отпрянул. Нога поскользнулась на влажной земле. Вскрикнув, Шанкар повалился вниз и больно ударился затылком о кирпичный очаг. В голове взорвался сноп искр, и сознание погрузилось во тьму.


***

– Шанкар! Шанкар!

Знакомый взволнованный голос заставил его разлепить веки. Голова раскалывалась в районе затылка. Охотник застонал и попробовал сесть, облокотившись спиной об очаг.

– Что с тобой?

Он тряхнул головой и быстро осмотрелся. Дыхание резко участилось, зрачки расширились. Однако спустя пару мгновений охотник немного успокоился.

Нилам исчезла.

Теперь лунный свет свободно проникал сквозь кухонное окно. Однако его серебристого сияния с трудом хватало, чтобы рассеивать мрак. Справа перед охотником на коленях стояла Абхе. Ее красивые глаза были широко распахнуты. Она с тревогой осматривала его. Прямо за ней в проходе виднелась фигура Карана, с растрепанными волосами и сонным лицом.

– Все… – прохрипел Шанкар и прокашлялся, – все нормально. Просто споткнулся.

Абхе вскинула брови. Похоже, она не поверила ни единому слову.

– Споткнулся? – переспросил мальчуган. – Ты?

– Да, – натянуто улыбнулся он, – прости, что разбудил. Иди спать, все хорошо.

– Рухнул даже не напившись, – нервно хихикнул Каран, – под ноги надо смотреть.

– Спасибо, я учту, – улыбнулся чуть шире охотник.

– Иди уже, – бросила Абхе через плечо.

– Ладно-ладно, – буркнул паренек и зевнул, – не стану вам мешать. Вдруг решите заняться чем-то интересным.

– Каран!

– Все-все, – снова нервно хихикнул тот и скрылся во тьме.

Абхе подождала, пока его шаги стихнут за перегородкой и обернулась к Шанкару. Взгляд оставался серьезным.

– Ты зачем на кухню потащился?

– Хотел развести очаг, – поморщился он.

– Очаг? Ты что, замерз?

– Немного.

– Пха, не знала, что ты у нас такой мерзляк. Сказал бы, я б тебя так согрела, что вспотел.

Шанкар покосился на Абхе, но ничего не ответил.

– Сильно ударился? – спросила та.

– Да, кажется, – поморщился он и провел ладонью по затылку. На нем уже начала проступать крупная шишка.

– Повезло, что хребет не сломал, – хмыкнула девушка и, прищурившись, кивнула, – а это еще что?

– А?

– У тебя на глазах…

Шанкар пару секунд непонимающе смотрел на нее, а затем быстро провел пальцами по векам и взглянул. На подушечках остались следы льда. Льда от замерзших слез. Охотник вздрогнул. «Мурашки» вновь побежали по телу.

– Ты что, и вправду так околел? – услышал он голос Абхе будто издалека.

– Я…

Нет. Теперь он больше не чувствовал холода. В кухне снова было тепло. Однако внутри все сжалось от страха. Шанкар не понимал, как это возможно. Он перевел взгляд на Абхе.

Та, не отрывая взора, посмотрела ему прямо в глаза и, понизив голос, произнесла:

– Выкладывай. С самого начала.




Глава 8


– Ты уверен?

Они лежали на истлевшей циновке. Шанкар больше не чувствовал холода. Словно не было тех морозных дуновений, заставивших встать и отправиться на кухню. Абхе прильнула к правому боку и водила пальцами по его обнаженной груди. Эти движения расслабляли и успокаивали.

– В чем? – тихо спросил он, хмуро глядя в потолок.

– В том, что ты видел? – ее голос звучал напряженно, однако она не повышала тона, дабы не разбудить Карана. – Это была Нилам?

Охотник тяжело вздохнул и опустил веки. Перед глазами вновь предстала картина того, что он увидел, оказавшись на пороге сумрачной кухни. Мурашки снова непроизвольно побежали по телу. Абхе заметила их и чуть ускорила движения.

– Нет, – наконец выдавил он, – не она.

– Что же тогда?

Шанкар помедлил прежде, чем ответить:

– Видение… морок, принявший ее облик… я не знаю.

Девушка напряглась:

– Это значит… это значит, он здесь? Он идет за нами?!

– Нет, – тут же успокоил охотник и обнял ее за плечо, – я слышал птиц. И сейчас слышу.

В подтверждение его слов из джунглей вновь раздалось уханье совы.

Абхе немного расслабилась:

– Тогда почему ты увидел ее? Ведь раньше такого не было, да?

«Было, – подумал Шанкар, – но я надеялся, что это прошло».

Вслух же сказал:

– Я видел ее несколько раз. Последний – тогда, в Мохенджо-Даро. Когда ушел искать Мину и Нирупаму, – он почувствовал, как Абхе напряглась. Ему самому было неприятно возвращаться в прошлое. – Там… среди домов…

– И… что?

Дуновение воздуха. Сырость и сумрак. Узкий проулок уходит на восток. Тишина и запах смерти… Шепот произносит его имя. Тихо, словно ветер играет опавшими листьями…

Охотник шмыгнул носом:

– Она попрощалась. Все. Больше я ее не видел… до сегодняшней ночи.

– Почему ты мне не сказал, что видишь подобное?

Она приподнялась на локте и посмотрела ему в глаза. В этом взгляде было столько беспокойства и любви, что охотник невольно пристыдился.

– Не хотел пугать тебя.

– Пфа! – фыркнула она и закатила очи. – Мне кажется, мы пережили достаточно, чтобы ты понял – я не пугливая коза.

– Прости, – он провел ладонью по ее волосам.

– Так что ты думаешь?

Он не хотел раскрывать перед ней своих страхов, ибо сам не был до конца уверен. Мысли о том, что демон мог своим мороком разрушить его разум…

…как Анилу…

…приводила в ужас.

– Наверное, – выдавил Шанкар, – просто привиделось с дороги. Устал и…

Абхе сильно пихнула его под ребра. Брови нахмурились и сошлись над орлиным носом.

– Хватит врать мне! – зашипела она, словно кобра. – Выкладывай, чего у тебя в мозгах творится?

– Не хочу беспокоить тебя… – попытался уклониться от ответа он, но нарвался на испепеляющий взгляд черных глаз.

– Я сейчас сама тебя хорошенько головой приложу!

– Ладно, – нехотя выдавил охотник, поддаваясь ее напору, – я боюсь, что демон повредил мой разум. Поэтому и вижу ее иногда.

Тревожный огонек на секунду блеснул в зрачках Абхе. Она снова легла и крепко обняла Шанкара.

– Ты не безумец.

– Правда?

– Ага. Мне-то со стороны виднее. Ты совсем не похож на тех, кого поработил демон.

Охотник тихо выдохнул. Поддержка Абхе была необычайно ценна.

– Надеюсь, ты права.

– Я всегда права.

Он закатил глаза, но смолчал. Самоуверенность Абхе помогла немного расслабиться.

– Все наладится, – добавила она. – Вот увидишь. Я верю. Со временем это пройдет. Все ведь проходит со временем.

Шанкар покосился на нее:

– Не замечал раньше за тобой таких мудрых речей.

Девушка тихо засмеялась:

– Сама поражаюсь. Банан мне в задницу.

Шанкар с трудом сдержал смех. Как ни странно, но любимое ругательство ее отца подействовало, словно заклинание, окончательно снимая страх и напряжение. А откровенный разговор облегчил душу. Да, холодный осадок от встречи с призраком все еще остался, но охотник почувствовал себя лучше. Абхе снова поддержала в трудную минуту. И он был ей за это благодарен.

– Спасибо.

– Ты все еще ее любишь? – внезапно спросила она.

На секунду Шанкар опешил и задумался. Брови вновь слегка нахмурились. Еще недавно он не смог бы ответить на сей вопрос, не покривив душой. Слишком яркими были воспоминания. Слишком горькими. Но теперь… после того, что случилось этой ночью… Этот замораживающий взгляд ледяных глаз… нечеловеческий утробный голос… Будто что-то перевернулось в душе охотника. И подобно льду, источаемому мороком, его чувства к Нилам резко охладели. Он не забыл. Но уже не терзался.

– Нет, – ответил Шанкар, крепче обнимая Абхе, – уже нет.

Та услышала искренность в его голосе и расслабилась. Скоро девушка тихо засопела, уткнувшись в его левое плечо.

Охотник и сам ощущал, как истощенное тело стремительно погружается в сон. Он скосил взор направо, где зияли дыры в стене.

«А щели все-таки надо заделать».

И все же одна досадная мелочь не давала ему покоя.

Если это и вправду был морок или игра больного воображения… откуда взялся лед на ресницах?


***

Громкий вопль петуха чуть ли не над ухом заставил проснуться. Шанкар открыл глаза и тут же поморщился. Затылок раскалывался, будто по нему обухом топора ударили. Что было не так уж далеко от истины. На ум сразу пришли воспоминания о минувшей ночи. Они заставили охотника невольно поежиться. Абхе крепко спала рядом, продолжая обнимать его рукой. Тусклый свет, пробивавшийся сквозь дыры в крыше, играл на ее умиротворенном лице. Кажется, несмотря на произошедшее, она смогла нормально поспать.

– Ух, ты! – донесся с улицы знакомый голос. – А это что?

– Дами! – кто-то звонко ответил ему.

Охотник осторожно высвободился из объятий и выглянул в окно.

Солнечные лучи заливали ярким светом улицу, заставляя отбрасывать длинные тени. Судя по копошащимся звукам и довольному кудахтанью, рядом и вправду рылся петух.

Прямо посреди дороги стоял Каран и разговаривал с местным мальчишкой. Ростом не выше его, в грубом свободном одеянии с короткими рукавами. Слегка округлое лицо. Широкая улыбка на тонких губах делала раскосые глаза еще уже, чем они были на самом деле. Куцые пряди черных волос прикрывали большие уши. В руках паренек держал глиняную миску и дружелюбно предлагал Карану.

– Я могу попробовать?

Паренек кивнул, продолжая улыбаться.

– Пахнет вкусно, – Каран протянул ладонь, собираясь почерпнуть угощение, как вдруг получил по пальцам и одернул кисть, – ты чего?!

– Э!

Улыбка съехала с губ паренька, он недовольно воззрился на Карана. Однако серьезное выражение лица делала его еще более милым и забавным.

– Чего «э»?! Ты сам предложил, а теперь по рукам бьешь?!

Шанкар внимательно наблюдал за происходящим. Местный мальчонка, насупившись, достал из-за пояса две маленькие палочки и, помахав ими перед носом Карана, опустил в миску.

– Куайцзы!

Каран тупо уставился на них:

– Чего?

– Куайцзы! – терпеливо повторил паренек.

– Какие еще курицы?! Я жрать хочу!

В ответ последовало возмущенное лопотание, а затем, у входа в землянку напротив, мелькнула чья-то тень. Шанкар не стал дожидаться развязки. Осторожно, чтобы не разбудить Абхе, поднялся и, ступая босыми ногами по землистому полу, вышел наружу. В этот момент с той стороны как раз показался мужчина. Молодой, немного полноватый. Серая рубаха облегала чуть выпирающий живот. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять – это отец мальчика, что держал миску с рисом. Только в отличие от сына, он убрал волосы в пучок на затылке, являя миру огромные уши. На тонких губах играла приветливая улыбка.

Шанкар встал позади Карана и положил руку ему на плечо.

Тот вздрогнул от неожиданности.

– Фух, не подкрадывайся!

– Прости, – улыбнулся охотник.

– Представляешь, он предложил, а потом по рукам бить начал!

– Куайцзы! – упрямо бросил паренек.

– Да какие еще курицы?!

Надувшись, мальчонка схватил палочки и, подцепив горсть риса, ловким движением отправил в рот. Через секунду на лице появилось выражение блаженства. Каран во все глаза наблюдал за этим действом.

– Похоже, – протянул Шанкар, – это местный обычай по приему пищи.

– Во, чудные, – прошептал Каран, не отрываясь от паренька. Тот подцепил еще риса и отправил вслед за первой порцией.

Его отец, продолжая дружелюбно улыбаться, подошел ближе:

– Зао ан!

– А… – замялся охотник, – доброго дня.

Мужчина чуть сощурился. Улыбка стала шире. Внезапно его будто осенило.

– О… о-хот-ник?

Лицо Шанкара просветлело:

– Ты знаешь наш язык?

Тот весело рассмеялся:

– Мало. Кали учить. Плохо… знать.

Догадка озарила охотника. Он вспомнил, как земляк рассказывал о том, что его жена собирает в джунглях мед диких пчел. Вчера вечером они как раз ужинали сладким лакомством из глиняного горшка. Пусть и основательно засохшим.

Шанкар указал большим пальцем себе за спину:

– Так это дом семьи Кали?

Легкая тень пробежала по лицу собеседника. Мимолетная, словно хвост испуганной полевки, но цепкий взор охотника сумел уловить ее. Через миг мужчина уже вновь приветливо улыбался.

– Был… да.

– Был? А где же они живут теперь?

– Цзы Хэн дать… э… лучший дом.

«О, Богиня-мать, надеюсь, что Кали не ночует теперь на деревьях из-за нас? Надо будет с ним поговорить и узнать, где он живет».

Тем временем мужчина поклонился и положил правую руку на грудь:

– Ли.

«Тот самый охотник!».

Шанкар еще раз окатил взглядом собеседника и про себя удивился. Этот слегка полноватый увалень слабо походил на добытчика дичи.

«Неудивительно, что он из леса с пустыми руками ходит. Небось, одним шагом всю живность распугивает».

Тем не менее, соблюдая местные нормы, охотник поклонился и, в свою очередь, представился:

– Шанкар.

Физиономия Ли вмиг засияла. Улыбка и вовсе расплылась до ушей:

– Знать! Цзы Хэн говорить! Я с тобой на охота идти! – и махнул рукой, указывая на завесу джунглей на западе.

У Шанкара глаза округлились:

– Что, прямо сейчас?

Ли нисколько не смутился:

– Цзы говорить… ммм, – он нахмурился, подбирая слова, – утром дело, вечером… э… отдых.

Охотник тяжко вздохнул. Похоже купание в реке и бритье придется отложить.

– Ладно, – он развел руками, – только у меня ни лука, ни копья…

– Лук мой есть, – заверил Ли, – ммм… палка-тык дать.

– Хорошо, – сдержав смех, кивнул Шанкар, – только Абхе скажу, что мы уходим.

Кажется Ли не совсем разобрал последних слов, однако добавил:

– Моя жена дать твоей одежда.

– Спасибо тебе, Ли, – чистосердечно поблагодарил охотник, про себя надеясь, что Абхе ничего не вытворит за время его отсутствия.

– Куайцзы! – вновь воскликнул паренек и протянул миску с рисом Карану.

Тот осторожно взял угощение и, придерживая сосуд за донце, ухватился за палочки.

– Как ими жрать-то? – невольно вырвалось у него.

– Не знаю, – покачал головой Шанкар.

Плотно сжав губы, словно перед тяжелой работой, Каран попробовал подцепить разваристого риса, однако зерна полетели на землю, так и не достигнув рта. Местный мальчонка сопровождал его потуги звонким смехом, заставляя краснеть. Однако в этом смехе не звучало и доли злорадства. Он был чист, как горный ручей.

Наблюдая за бесплодными попытками подцепить рис, Ли задорно хихикнул и произнес:

– Иао та, Ксу[1].


***

Ли продирался сквозь джунгли напролом. Постоянно спотыкаясь о корни деревьев и получая ветками по физиономии, он насвистывал под нос какой-то веселый мотив. Шанкар, одетый в грубую рубаху без рукавов, шел следом. Брови охотника взмыли вверх, а глаза изумленно таращились на спутника.

«Теперь понятно, почему он вечно возвращается из леса с пустыми руками. Ведет же себя, как слон в посудной лавке!».

Когда же Ли, сжимавший в правой руке лук, вальяжно отбросил им очередную ветку в сторону, совершенно не заботясь о сохранности оружия, Шанкар и вовсе поперхнулся.

«Может и к лучшему, что охота здесь уже не играет первой роли. Померли б все от голода с такими ловчими…».

В конце концов, он не выдержал и, пока они не зашли слишком далеко, крикнул:

– Ли, стой!

Тот послушался, развернулся и, широко улыбаясь, невинно уставился на него:

– Э?

Шанкар вздохнул и оперся на копье. Не боги весть какое. Без медного наконечника, оно скорее напоминало заостренную палку. Но лучше, чем ничего.

День выдался жарким. Джунгли стояли неподвижно, а в их кронах заливались пением птицы. Тень, отбрасываемая ветвями, слегка притупляла зной, но дышать было тяжело из-за влаги. К тому же орды гнуса так и норовили залезть в ноздри.

– Ты слишком шумишь, – тихо сказал Шанкар и тут же едва не проглотил пару комаров. – Ступай осторожнее и смотри под ноги.

– Э? – на лице Ли отразилось непонимание, но он продолжал улыбаться.

Охотник пыхнул, отгоняя назойливых насекомых, и сделал приземляющий жест рукой:

– Тише иди.

Кажется, до того стало доходить.

– А-а-а, – протянул он и, тут же получив целый рот мошкары, так закашлялся, что спугнул с дерева желтых попугаев. Шурша крыльями, те перекочевали на соседнюю пальму и одарили криками нарушителя спокойствия.

Шанкар застонал.

«Да, охота предстоит веселой».

Подождав, пока Ли откашляется, он положил руку ему на плечо и, заглянув в глаза, четко проговорил.

– Иди за мной.

Тот, кисло улыбаясь, с готовностью кивнул.

Ухватив копье обеими руками, Шанкар двинулся вперед, аккуратно раздвигая свисающие лианы. Иногда его острый взор пробегал по ветвям, дабы вовремя заметить питона. Временами опускался ниже, под ноги. Но вовсе не для того, чтобы перешагнуть кочку или корень. Охотник был достаточно опытен, дабы ступать бесшумно. Просто не хотелось ненароком наступить на кобру и закончить бесславно свои деньки.

«И как Ли сам об этом не догадывается? Неужели он настолько тупой болван? О семье бы своей подумал, раз за свой зад ему не страшно!».

Шанкар приказал себе не распаляться и сосредоточиться на деле. Мысли об охоте вытеснили все остальные. Даже воспоминания о минувшей ночи притупились. Ведь сегодняшний успех во многом должен определить их судьбу, если они хотят остаться здесь. Хэну не нужен еще один дармоед. Тем более чужак.

Чувства обострились. Слух и мышцы напряглись. Наметанный глаз внимательно осматривал джунгли. Хвала Богине-матери, Ли внял его словам и теперь ступал осторожнее и тише. Но все еще недостаточно хорошо.

«Хоть свистеть перестал.Надеюсь, не распугал все зверье в округе?».

Бесшумно выдохнув, Шанкар продолжил движение. Судя по просвету, впереди джунгли немного редели. Быть может, удастся найти там подходящую добычу.

Глаза охотника сощурились. Он внимательнее стал смотреть по сторонам. Птицы продолжали щебетать где-то над головой. И это немного успокаивало. Шанкар и подумать раньше не мог, что будет придавать значение такой мелочи.

Просвет увеличился. Впереди показался небольшой «пятачок», окруженный джунглями. Земля поросла густой, но низкой травой. Солнечные лучи золотистыми пучками спускались с неба, красиво контрастируя с полумраком леса. На первый взгляд полянка была пуста. Однако опытный взгляд Шанкара сумел заметить в траве странный предмет. Подойдя ближе к опушке, он увидел, что на земле распростерлось каменное изваяние. Часть лика откололась и кусками валялась неподалеку. Основа идола поросла мхом. Однако охотнику удалось рассмотреть, что сделан он в виде змея. С холодными и пустыми глазницами. Взглянув в них, он вздрогнул. На память тут же вернулась картина, которую Шанкар наблюдал прошлой ночью. Нилам надвигается на него… а в ее пустых и темных глазах разрастается лед…

Охотник мотнул головой, приказывая отогнать глупое наваждение. Быстро окинув полянку пытливым взором и не заметив ничего подозрительного, он вплотную приблизился к поверженному истукану. Маленькая ящерка пригрелась на лбу идола, однако заметив чужака тут же юркнула в траву.

Слегка нахмурившись, Шанкар опустился на одно колено и провел рукой по изваянию, сбрасывая налипший сорняк. Да, это точно был идол загадочного змея. Холодного и беспристрастного.

На ум пришли слова Нюнг, брошенные ею на берегу.

«Быть может, это и есть тот самый Башэ? Девочка увидела идол в джунглях, а потом детское воображение довершило образ? Да и Кали прав – хобот слона легко спутать со змеей. Но что он тут делает? И кто его поставил?».

– Хм, – задумчиво хмыкнул охотник и вновь провел рукой по шершавому камню, – интересно.

Внезапно его будто льдом обожгло. В голове мелькнула вспышка. Шанкар вздрогнул.

– Что такое? – прошептал он, и вдруг его взор помутился…

Он продолжал стоять на колене перед идолом… но рядом с ним был еще кто-то… люди… Очертания оказались слишком размыты, чтобы охотник смог разглядеть их лица… но они так же преклоняли колени перед истуканом… так же, как и он. И идол не валялся в траве, поросший мхом. Он величаво возвышался над поляной, окидывая местность взором пустых глазниц…

– Э! – взвигнул за его спиной Ли, да так, что Шанкар чуть копье не выронил.

Видение мгновенно исчезло.

Он вздрогнул и резко обернулся:

– Тихо! Ты чего орешь?

– Нельзя! – не унимался тот и тыкал пухлым пальцем в идола. – Нельзя!

– Что нельзя? – непонимающе переспросил охотник.

– Языцы! Языцы!

Ли был явно взволнован и тяжело дышал. Шанкару не понравилась перемена в добродушном увальне.

Бросив еще один взгляд на поверженного истукана, он поднялся и посмотрел на спутника:

– Ты можешь объяснить, что все это значит?

Ли уже открыл было рот, как внезапно их разговор прервал оглушительный рык.



[1] Научи его, Ксу.




Глава 9


Фу гордо вышагивал по грунтовой дороге. Суровый взгляд карих глаз устремлялся вперед. Лучи солнца ярко блестели на бронзовых пластинах нагрудника. Неизменная тигриная шкура покрывала плечи. И хотя виски воина уже давно поседели, подобно снежным шапкам гор, в ногах он не чувствовал усталости. Тело было по-прежнему полно сил. И даже несколько часов ходьбы жарким днем в тяжелом доспехе не подточили их. Тем более Фу испытывал душевный подъем. Поход закончился удачно. Войско клана Шэ, этих мерзких змеев, разгромлено наголову и теперь служит пищей воронам. Он до сих пор слышит в голове крики поверженных врагов. Теперь-то никто не посмеет бросить вызов его Повелителю. А что может быть для верного воина лучше, чем наблюдать радость на лике Лаоху?

Поэтому Фу спешил, подгоняемый желанием известить вана о славной победе. Однако сдерживал себя, заставлял сохранять ровный шаг. Негоже показывать суету и торопливость перед рядовыми бойцами, марширующими позади. Военачальник должен быть примером выдержки, стойкости и силы. Не только тела, но и духа. Поэтому когда старые шрамы на щеке вновь зачесались, Фу не посмел унять зуд. Лишь пальцы, сжимавшие рукоять меча на поясе, едва заметно дрогнули. Лицо же осталось непроницаемым, как гранит. К тому же войско уже приближалось к стенам Хучена. Ждать встречи с ваном осталось недолго.

С тех самых времен укрепления сильно изменились. Теперь они достигали в высоту девяти чи[1]. Земляной вал был усилен глиняной кладкой, а с внешней стороны в почву воткнуты острые колья. Фу был уверен, что не найдется более безумца, что решит попробовать взять их штурмом. Да и не позволит никто. Последние враги вана пошли на корм червям.

Подходя к стенам столицы, воин испытывал душевный подъем и чувство гордости, хоть и не подавал вида. Он лично руководил отстройкой укреплений и по праву считал их своим детищем. Ван высоко и щедро оценил результат его труда. А для Фу не было ничего важнее, чем видеть Повелителя счастливым. Ведь тот всегда был добр и справедлив к своему старому слуге… другу. Столько лет… через многое пришлось пройти. И шрамы на щеке – лишнее тому напоминание. Фу до сих пор помнил, кто их оставил. И кто спас его от смерти…

Вот и сейчас с гордостью во взоре он окидывал взглядом знакомые стены, внутри себя радуясь, что возвращается домой… пока… не заметил человека.

Смутная и непонятная фигура виднелась над аркой ворот и наблюдала, как войско вана приближается к городу. Фу не мог разглядеть лица. Солнце светило незнакомцу в спину и слепило воину глаза. Все, что он увидел, так это слипшиеся длинные волосы и серый плащ, вяло хлопающий на ветру.

Фу нахмурился.

– Кто посмел пустить на стены оборванца? – пробормотал он.

– Да восславят в веках воинство бо гуна[2] Фу и нашего светлейшего вана Лаоху! – раздался позади торжественный крик одного из новобранцев.

Воин резко обернулся через плечо и, не сбавляя шага, испепелил зеленого юнца взглядом. Слова застряли у бедняги в горле, когда тот увидел выражение глаз своего военачальника.

– Тишина в строю! – отчеканил Фу. – Никто не смеет портить сей великий миг, когда нас встречают духи!

Боец позеленел, как чайный лист и едва не рухнул на дорогу. У него от страха подкосились ноги. И только товарищи по бокам помогли удержаться.

– Двадцать ударов ему. Чтоб впредь знал – нельзя распускать язык!

Новобранец почувствовал, как отлегло от сердца. Он еще легко отделался. Могли бы клеймо несмываемой краской по всей роже нарисовать или вовсе язык отрезать. И чего его дернуло?

«Как там моя матушка говорила… несдержанность и горячность по молодости пройдут».

Фу же вновь обернулся к крепостной стене и приложил руку ко лбу, дабы рассмотреть нарушителя.

Там никого не было.

Воин нахмурился сильнее и пробормотал:

– Куда он делся? Наглый оборванец.

Остаток пути до ворот войско прошло в тишине. Топот тысячи ног гулко отдавался в окружающем безмолвии. Наконечники длинных копий грозно сверкали в ярких лучах солнца. Лица бойцов застыли, будто камни, нацепив поверх маску торжества. Зеленая роща справа от дороги встречала их в молчаливом приветствии. Словно сама природа разделяла сей торжественный момент. Слева вяло покачивалось пшеничное поле.

Деревянные ворота медленно, словно с неохотой, стали отворятся. За ними уже можно было разглядеть Восточную площадь. Войско вышел встречать командир гарнизона со своими подчиненными. Те уже выстроились в почетном карауле.

Взгляд Фу мимолетно скользнул по острым кольям, воткнутым в землю перед стенами. На секунду ему почудилось, что он вновь видит головы, насаженные на них. Искаженные в предсмертной агонии лица с остекленевшими глазами покрыты кровавыми разводами, а рты перекошены гримасой ужаса и отчаяния… по округе проносится крик…

Воин вздрогнул и мотнул головой. Наваждение исчезло. Нахмурившись еще сильнее, Фу продолжил путь, проходя сквозь арку ворот. Он дал себе зарок отдохнуть с дороги сразу, как доложит вану о победе. Доложит лично.

«А потом в постель. Слишком много чудится в последние дни».

Завидев достопочтимого гуна, Танцзин, худощавый, с зашуганным видом, глава стражи ворот низко поклонился. Военачальник вскинул руку, приказывая бойцам остановиться. Те незамедлительно повиновались. Шум шагов резко стих, погружая округу в тишину. Проход между стен был достаточно узок, поэтому многие воины остались стоять с внешней стороны, безропотно ожидая, когда им позволят зайти.

– П-покорнейше п-приветствую тебя, гун Фу, – промямлил Танцзин, не поднимая глаз.

Воротник сильно нервничал в присутствии знатных господ. Вот и сейчас его лоб, помимо воли, покрылся испариной, а пальцы за спиной сплелись в причудливый узел. Ладони вспотели и дрожали.

– Духи и Шанди благоволили нам, – сурово бросил Фу, окидывая того холодным взглядом, – у великого вана теперь не осталось врагов. Хучен будет дальше процветать.

– Р-радостная в-весть для в-всех н-нас, – заискивающе улыбнулся Танцзин, не смея поднять взор выше подбородка гуна.

– У великого вана Лаоху достойные предки. Надо возложить дары им в Храм в честь победы.

– Уверен, ч-что без т-тебя н-не п-получилось бы о-одержать п-победу, гун Фу, – польстил воротник.

Военачальник сдвинул брови. Лесть он не любил и с Танцзином старался не пересекаться. Какая досада, что именно его караул заступил на пост в день их возвращения.

– Кто пустил оборванца на стены? – резко осадил он.

Танцзин вздрогнул и невольно вскинул взор, встретившись глазами с суровым ликом Фу.

– К-какого о-оборванца? – промямлил он.

– Это я хотел спросить, – слова гуна окатывали, подобно ледяной воде.

Танцзин съежился:

– Я н-никого н-не п-пускаю н-на стены, бо Фу. Это ж-же запрещено. Я п-помню т-твой у-каз.

Военачальник вплотную подошел к воротнику, заставив того мигом потупить взор. Танцзин ощущал, как бешено заходится сердце в груди.

– По-твоему я слепец или безумен?

– Н-нет, ч-что ты, гун Фу? К-ак могу я…

– Тогда два дня тебе на то, чтобы найти нарушителя и наказать его. А если не справишься или опять пустишь постороннего на стены… – воин сощурился, – клеймо несмываемое получишь.

Воротник посерел, словно известь и тут же склонился:

– К-клянусь з-земными д-духами! И м-мышь не проскочит! Найду оборванца!

Фу окинул Танцзина напоследок холодным взглядом. В нем не чувствовалось ни злобы, ни презрения. Лишь осознание, как должно поступить.

– Проследите, чтобы воинов разместили по казармам. Они заслужили отдых после доблестной битвы. Скоро они смогут вернуться домой.

– Б-будет и-исполнено, бо, – Танцзин так больше и не рискнул поднять взор.

– Я тотчас отправляюсь во дворец вана.

– Т-ебе в-выделить о-охрану, гун Фу?

– Нет, – резко ответил тот, – я не боюсь ходить по родному городу. Или ты думаешь, меня есть за что ненавидеть?

Танцзина прошиб пот. Его серое одеяние намокло, будто попало под ливень.

– Н-нет… бо Фу… и-и не смел д-даже…

Воин почувствовал усталость и нежелание продолжать разговор. Воротник откровенно раздражал. И только принципиальная сдержанность и умение контролировать свои чувства позволяли Фу не сорваться.

Обернувшись к бойцам, он громко и коротко бросил:

– Славьте Шанди и духов, даровавших победу! Да будет их сила всегда вместе с нами!

Бойцы покорно склонили головы. Никто не посмел произнести и звука, дабы не нарушить торжественный момент. Фу оценил выдержку подчиненных по достоинству, хоть и не подал вида. Сдержанно кивнув, он зашагал по широкой улице на запад в сторону дворца вана. На воротника он больше не смотрел.

Только когда шаги гуна начали стихать вдали, Танцзин распрямился и вытер ладонью лицо. Пальцы залоснились от пота.

Громко выдохнув, он обратился к одному из стражников:

– П-проводите б-бойцов до к-казарм.

– Хорошо, бо! – тут же ответил тот.

Воротник же окинул стены города недоуменным и испуганным взглядом:

– К-какой еще о-оборванец? Н-не было же н-никого… г-где ж я его н-найду?


***

– И давно она так сидит?

– Со вчерашнего вечера, дядя Джен, – малышка Аи потупила черные очи.

Бортник средних лет с обветренным лицом и орлиным носом задумчиво почесал пучок волос на затылке. В карих глазах застыли озабоченность и беспокойство.

– И что, вот совсем ничего не говорит?

Аи быстро замотала головой. К горлу подступил комок.

– Помоги ей, дядя Джен! – она всхлипнула.

– Ох, вот дела…

Джен снова бросил взгляд на небольшую хижину с соломенной крышей, что стояла на отшибе деревни у подножия холма. Отсюда вверх вела тропа. Прямиком в горы, снежные шапки которых виднелись вдали. Сильный ветер дул с холодных просторов, заставляя кутаться в одежды. Но даже теплые штаны, плотная рубаха и овечья накидка не спасали от морозного воздуха. Джен невольно поежился. Сегодня утро выдалось особенно холодным. Аж роса замерзла и теперь блестела на солнце аки драгоценные камни.

На пороге хижины сидела женщина. Темные волосы растрепались и опустились на плечи. Под глазами пролегли круги. Возле уголков тонких губ появились морщины. Пустой невидящий взор был устремлен в сторону гор. Туда, куда уходила тропа из деревни и терялась вдали.

Неделя минула с тех пор, как Дэй ушел выполнять приказ наня Юна. А многие в селении шептались, что сам нань получил веление свыше. И не от кого бы то ни было, а от самого вана Лаоху! Что именно возжелал их великий правитель, знал лишь нань да проводник. Другим оставалось только гадать, но никто не решался выпытывать тайну. Негоже совать нос туда, куда не просят. Раз ван приказал, значит так надо.

– Во дела, – со вздохом повторил Джен и медленно направился к хижине.

Аи с надеждой во взоре следила за ним. Женщина же не обратила на него никакого внимания. Даже тогда, когда бортник вплотную приблизился к ней и присел рядом на холодную землю. Ее взгляд оставался пустым и безучастным.

– Шу, – осторожно позвал тот.

Ответа не было.

– Шу, застудишься. Нельзя жеж сидеть на морозе столько.

И снова никакого ответа.

Джен тяжко вздохнул:

– Ну не успел, видать, он еще выполнить поручение нашего золотого вана! Не переживай ты так. Вернется. Он жеж эти горы, как свои пять пальцев знает! Дэй-то точно не пропадет.

Женщина не повернула головы.

– Дочку-то хоть свою не пужай. Она жеж боится за тебя.

Однако даже упоминание Аи не заставило Шу выйти из ступора. Джен видел по глазам, что она сейчас далеко. И просто не слышит его. Сердце защемило в груди. В их маленькой деревне каждый был другому, как родной. Многие переживали за Дэя. Ведь он никогда так надолго не уходил. Но и задание от вана получил впервые. Кто-то поговаривал, что неплохо бы упросить наня Юна отправить кого-нибудь на поиски, но никто не решался идти с просьбами к старейшине, когда дело касалось поручения светлейшего Лаоху.

И вот сейчас, наблюдая отрешенный взгляд Шу и заплаканные глаза Аи, Джен понял, что не в силах больше терпеть.

Он резко поднялся и зашагал по низкой траве.

– Дядя Джен? – всхлипнула малышка.

Тот опустился перед ней на колени и крепко обнял. Почувствовал, как хрупкие плечики сотрясаются от беззвучных рыданий. Аи по-прежнему не хотела показывать маме своих слез. Раз мама не плачет, то и она не должна.

– Я помогу, – чуть дрогнувшим голосом молвил Джен, – чем смогу помогу. Схожу к наню. Попрошу за вас. Может, сам пойду искать отца твоего. Юн добр и великодушен. Он поймет.

– Спасибо, – глухо прозвучал голос малышки, – спасибо, дядя Джен.

Бортник натянуто улыбнулся. Сердце щемило все сильнее. Он не мог наблюдать за слезами ребенка. Даже если это дитя не его. Просто не мог. Возможно потому, что Шанди так и не послал ему в дар собственное.


***

Нань Юн жил в такой же глиняной хижине с соломенной крышей, как и остальные. Он не хотел и не любил выделяться. Носил грубую одежду, как все. Питался, как все. Прошло всего несколько лет, как был освоен здешний хутор, а он уже превратился в пусть и маленькую, но уютную деревушку у подножия гор рядом с небольшой бурной рекой, берущей свое начало где-то среди заснеженных вершин. Рокот холодной воды, стремительным потоком проносящейся мимо селения, привносил естественные покой и умиротворение. Нань обожал проводить время на берегу, любуясь красотами природы. Такой же цветущей и молодой, как и он сам. В лесах на противоположном склоне заливались щебетанием птицы, а на мелководье плавали рыбы, сверкая чешуйками в лучах солнца. Юн любил это место. Пусть оно не богато пригодными землями для возделывания почв, но в реке всегда полно мальков, а в окрестных чащах – дичи и дикого меда. Последний особо ценился при дворе великого вана и знати Хучена.

Вот и сейчас Юн, сцепив ладони перед собой, сидел на берегу и прислушивался к пению птиц. Наблюдал, как солнце восходит над хвойными макушками, а облака вальяжно плывут по синему небу. Обветренное лицо оставалось спокойным и умиротворенным, однако лоб прорезала глубокая морщинка. Думы мешали наню полностью насладиться покоем и гармонией.

– Почтенные господа требуют больше, – проговорил он вслух, – ох-ох-ох.

Привычка разговаривать с самим собой, пока рядом никого нет, появилась у него почти сразу, как только он поселился здесь. Тихое и уединенное место способствовало этому.

– Больше меда, – Юн почесал гладкий подбородок, – через месяц. Вдвое больше. Видать вернулся все-таки славный гун Фу из похода с добрыми вестями. Пир никак по такому случаю готовят. Это хорошо. Надобно усладить победителя и духов, – он вздохнул, – а вот у меня голова боли – где взять столько-то? Ох-ох-ох.

Нань снова вздохнул и потер ладони друг о друга. Изо рта вырвался клубок пара.

– Что-то прохладно сегодня. Хотя солнышко вроде взошло уже, – он мельком взглянул на светило, сверкающее над лесом, – не греет седня совсем.

Морщинка на лбу стала глубже. Юн потупил взор.

– Придется, значит, дальше в лесок заходить. Искать новые места, где пчелки мед сладкий свой хранят. Того, что есть, точно нам не хватит. Д-а-а-а, – протянул Юн, – а вот деньки предстоят совсем несладкие.

Мимолетная тень пробежала по красивому лицу, однако быстро исчезла. Тонкие губы расплылись в ободряющей улыбке.

– Но… нам ведь не в первой, дружок, не так ли? – нань тихо и чисто засмеялся. – Опоим достойных гунов. Ох-ох-ох…

Еще один клубок пара вырвался изо рта. Юн поежился и сильнее потер руки. Пальцы слегка покраснели.

– Ух, морозец какой, а? Давненько такого не было. Ладно. Нечего штаны просиживать. Надо пойти утеплиться да за работу браться.

Позади хрустнула ветка. Так громко, что ее не смог заглушить рокот реки.

Юн вздрогнул. Озноб внезапно усилился. Пар повалил из ноздрей.

Нань резко обернулся через плечо…



[1] Немногим выше 3 м. Один метр = 3 чи.

[2] Гун – один из древнейших титулов в Китае, появившийся еще во времена легендарного императора Яо. Существовал до последней монархической династии Цин. Приблизительно соответствует европейскому титулу «герцог», военный предводитель.




Глава 10


Оба повернулись на звук. Шанкар заметил, как сильно побелел Ли. Его зрачки расширились. Тело охотника напряглось. Он прекрасно знал, кому принадлежал этот рык.

«Синха… но почему он так рычит… обычно они не…».

Додумать он не успел. Из чащи, ломая сучья, показался полосатый зверь. Хвост рассекал воздух, словно кнут. Глаза горели безумным огнем. Из пасти капала слюна, а острые клыки были подобны заточенным лезвиям.

– Ху! – взвизгнул Ли, отскакивая назад.

Шанкар выставил копье перед собой. Он ожидал, что хищник пригнется к земле и бросится на него. Но все произошло иначе. Не останавливаясь, синха рванул вперед, чем слегка озадачил охотника. Тот попытался кольнуть на упреждение, но в последний миг зверь ловко ушел от удара и сбил Шанкара с ног. Он кубарем полетел в траву, больно ударившись спиной об идола. Громкий рык потряс джунгли. Заложил уши. Сердце охотника отчаянно билось в груди. Скривившись от боли, он приподнялся и выставил древко перед собой. Однако синха не напал на него. Зверь не обращал больше на Шанкара внимания. Он ринулся на Ли. Тот уже успел вскарабкаться на один из сучьев ветвистого сала и целился в зверя из лука. Просвистела стрела. Синха дернулся в сторону, и та вонзилась в землю.

– Ху! – заверещал Ли и достал еще одну.

Он успел спустить тетиву всего лишь раз. Вновь безрезультатно. Синха уже поравнялся с подножием дерева и вцепился острыми когтями в кору. Вновь раздался громогласный рев. Ли посерел, словно комары всю кровь из него выпили. Руки затряслись, он едва не выронил лук. Синха намеревался ползти вверх.

Медлить было нельзя. Оперевшись о копье, Шанкар начал подниматься. Боль пронзила спину между лопаток. Тыльной стороной ладони он дотронулся до ушиба. Кажется, отделался синяком. Тем временем синха уже вцепился в сал всеми лапами. Ли продолжал истошно вопить, позабыв от страха о своем луке и даже не пытался залезть повыше.




Конец ознакомительного фрагмента.


Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/pavel-sergeevich-markov/car-devyati-drakonov-70988824/?lfrom=390579938) на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.