Главная страница | Психотерапия | Три испытания. Рассказы о прошлом

Три испытания. Рассказы о прошлом
Рауфа Кариева
Сборник рассказов содержит три повествования мемуарного характера. "Как я в России печку топила". "Хочу купить кусочек родины". "Дорогие мои москвичи". Рассказы о моем реальном жизненном опыте. Не придумано ни буквы. Все – чистая правда.Имена персонажей изменены. Все персонажи являются вымышленными, и любое совпадение с реально живущими или жившими людьми случайно.

Рауфа Кариева
Три испытания. Рассказы о прошлом

Как я в России печку топила
В России, в начале моей эмиграции, в первой половине 90-х годов, какое-то время мне пришлось осваивать новое ремесло – топить печь. И делать это в особых, почти экзотических условиях.
Период моего «печкотопительства» был непродолжительным, особенно в его апофеозно-трагической части, но мне хватило впечатлений.
Я знаю из прессы, что большая часть жилья в российской глубинке до сих пор не газифицирована. Стало быть, почти весь наш народ до сих пор топит печки, заготавливая дрова и уголь. Поэтому считаю тему моего повествования очень актуальной, хотя мой опыт более гротескный, чем, скорее всего у всех людей, которые считают этот процесс естественным.
В моем раннем детстве (60-е годы 20 века) печка была для меня частью сказок, а также в дальнейшем вызывала приятные воспоминания о жизни в доме деда. Дом моего деда в Душанбе, построенный им самим, после его возвращения с войны в 1945 году, включая и выполненные им самостоятельно плотницкие работы, был с печкой. Она была красавица. Огромная, посередине дома, встроенная в созвездие комнат, разными боками выходившая в 4 комнаты и обогревавшая их. У нее было три дверцы в трех комнатах. Каждая дверца была чугунная, с орнаментом, красивыми крючками и ручками. Под дверцами было углубление, обитое жестью. Возле каждой дверцы в особом чугунном сосуде стояли отопительные принадлежности – кочерги и совки. Похожие печи я вижу лишь на старинных фото.
Топка печи была почти театральным действием и осуществлял ее мой дедушка. Еще затемно он входил в комнату, а я просыпалась и наблюдала, как основательно и красиво все это происходит. Я не помню, чтобы когда-то в комнатах было холодно. Всегда, в холодное время года, я слышала от печи какой-то особый гул, потрескивание, очень приятные слуху. Большая печь также была на кухне. Она вся была белёная, с дырками для кастрюль, с ободками для регулировки диаметра отверстия. Кухонная печь была теплая вся, на ней сушились мои варежки, когда выпадал долгожданный душанбинский снег.
Еще одна печь была в бане. Сверху на ней лежали огромные круглые камни, а еще выше – огромный бак с водой.
Все три печи сложил и построил сам дедушка, и сам же величественно их топил.
Все печи топились углем. Для угля было построено специальное хранилище с ячейками, где он хранился сухим и чистым.
Когда дедушка мой в 1973 году умер, его сын и мой дядя провел в доме паровое отопление и газ. Никто больше не умел и не хотел уметь топить печь.
Во всех других домах, где я жила первые 33 года своей жизни, было центральное отопление и газ.
1992 год. Самара. Уже полгода я снимала обычную городскую квартиру, однако к апрелю галоп тогдашней галопирующей инфляции загалопировал сильнее, и я не смогла заплатить арендную плату. Пришлось искать жилье подешевле. Перебралась я в частный сектор, что расположен за автостанцией Аврора в районе улицы Промышленности. Сняла времянку – маленький домик без удобств – у чудесных стариков, добрых и симпатичных. Эта времянка была выстроена в конце огорода на участке дома, где жили эти старики – тетя Маша и дядя Толя. У них в доме был газ и паровое отопление, но во времянке была ПЕЧКА. Тетя Маша сказала: не бойся, печку топить научу. У стариков были несметные запасы дров в бесчисленных сараях, но использовались они исключительно для растопки бани.
У меня началась счастливая жизнь, старики хорошо относились к нам с дочкой. Пришла осень, а потом и зима. Тетя Маша заранее сказала, где, как и у кого купить хорошие сухие дрова, что я и сделала. Зима 93/94 была очень лютая, но я не замечала, так как всегда в печке весело горели дрова. Если я уезжала в командировку, или задерживалась на работе, старики сами приходили и протапливали дом.
На следующее лето я подкопила денег благодаря процветающему бизнесу, в который я вступила. Это была фармацевтическая компания, аптеки делали нам заказы, а мы ездили в Москву закупать медикаменты, привозили их в Самару и снабжали аптеки. Я сама на грузовике ездила в Москву на закупку и в Самаре развозила лекарства по аптекам. На заработанные деньги планировалось снять обычную благоустроенную квартиру и купить машину. В то время нужно было вносить предоплату за год, почему-то. Я собиралась переезжать в конце лета 94 года и дрова я больше не закупала.
В начале августа внезапно умирает тетя Маша. Дядя Толя «сходит с ума». Они прожили вместе около 60 лет! Дед страшно запивает. Со всего района любители выпить теперь «переселяются» в его дом.
Я очень расстроена, но внутренне за свое благополучие спокойна, ведь я вот-вот перееду в хорошее жилье, и все у меня будет нормально. Но с квартирой происходит небольшая задержка, а в сентябре я тяжело заболеваю и попадаю в больницу. Дочка живет у моей родственницы, через два дома.
За время моей болезни мои партнеры по бизнесу вывозят из дома мои душанбинские вещи, все заработанные за год деньги, золотые украшения нашей семьи. И «выбрасывают» меня из бизнеса.
У меня в тот год была еще одна работа. Я волновалась, что ушла ради бизнеса из ВУЗа, поэтому устроилась в НИИ экономики научным сотрудником. Думала, трудности пройдут, а ведь докторскую диссертацию все равно нужно писать и потом в ВУЗ возвращаться. Однако в НИИ прошло сокращение и меня, как «пришлую», то есть приезжую, сократили в первую очередь.
Мне в этом научном учреждении предложили помощь – адвоката и содействие в суде, ведь меня фактически обокрали, но я отказалась. И правильно, ведь мы сейчас знаем, что 90-е были лихими, без правды и справедливости. От другой помощи я не отказалась – все тамошние состоятельные барышни внезапно вспомнили, что им нужно много платьев и костюмчиков к весне и лету сшить. Все сделали мне заказы – обеспечили меня заработком на пол года вперед.
Также я обратилась к заведующему кафедрой университета, с просьбой о трудоустройстве, однако это было невозможно. В ВУЗе нагрузка преподавателей планируется заранее. Уже начался семестр, и профессор предложил мне только небольшую нагрузку по проверке контрольных работ у заочников, пообещав, что в январе будет у меня работа с заочниками, а со следующего семестра стабильная ставка.
Таким образом, какие-то доходы на пропитание мне и дочке я обеспечила. Еще одну проблему, а именно предстоящее выселение из времянки по причине неплатежеспособности, тоже удалось решить. Пришла дочка стариков насчет выселения. А я показала ей гору отрезов ткани, сказала, будет оплата за пошив и я смогу платить за жилье. На ее недоверчивый взгляд вынесла ей из сарая две вазы моей мамы, вывезенные из Душанбе. Они были из настоящего хрусталя, огромные и тяжеленные, Богемия, Чехия. Я их отдала хозяйке. У нее были глаза, как будто она видит вазы из самого Эрмитажа! Но так оно и выглядело на фоне окружающей убогости и моей на 25 кг резкой, всего за 2 недели в больнице, обхудалости.
И тогда она сказала: «Оставайся до весны. Но с условием – не разморозь отопление времянки от печки».
Кстати, вазы она вернула. Сказала, что потрясена, как я могу раскидываться такой роскошью. Она не понимала, что я потеряла имущество семьи, жилье, семью и Родину, где я родилась и выросла. Что такое эти вазы по сравнению с постигшими меня потерями!
Хрустальные вазы для меня в тот момент были совершенно бесполезными, так как на меня надвинулась КАТАСТРОФА. И она была, как показало время, страшнее безработицы, бездомности и предательства партнеров по бизнесу:
Пока я в августе не задумывалась о дровах для растопки печи в связи с предстоящим переездом в благоустроенную квартиру, пока в сентябре лежала в больнице, УШЛО ВРЕМЯ ЗАГОТОВКИ ДРОВ.
Я пока ничего плохого не предполагала, бодро пообещала хозяйке не разморозить «систему», ведь это было само собой разумеющимся – ведь в лютую самарскую зиму мы с дочкой без тепла не выживем.
Даже хорошо, что у меня не было работы в НИИ – ведь теперь мне нужно было ТОПИТЬ ПЕЧКУ. А ездить в НИИ на работу нужно было с тремя пересадками, в центр города. Два часа туда, два часа обратно. Нереально.
А мне нужно было круглосуточно ТОПИТЬ ПЕЧКУ. Дров не было. Дед обезумел от пьянки, но все сараи надежно закрыл. Я пошла в те места, где обычно покупают дрова и уголь – ноль результата. Все раскуплено, растаскано, распилено и уложено по сараям. И закрыто на амбарные замки.
Октябрь. Стало еще прохладнее. Топила книгами из библиотеки отца и деда. Продать их было нельзя, так как еще в марте 92 года все вещи, которые я в вагоне привезла из Душанбе и поставила в арендованный мебельный склад, затопило грязной водой. Все имущество погибло, включая библиотеку отца и деда. Тогда я зачем-то пыталась спасти намокшие книги. Все лето просушивала их на веревках. Но они были все равно грязные и покореженные. Необыкновенное ощущение – топить печь томами всемирной литературы и изданиями первой половины 20 века.
Пыталась для растопки распиливать полированную мебель. Не получилось. Трудно пилить и очень пахнет. Ночью ходила красть дрова у соседей. Отламывала доски в заборах. Днем продолжала ездить по городу и пригородам, искать, где купить дрова. Дала объявление в газете. Нет нигде дров. Просила поделиться у тех, кто вовремя сделал запас дров. Народ там хозяйственный, основательный. Не дали. Меня знать не знают, откуда взялась, побирушка, наверное думали рачительные хозяева.
Также днем со мной параллельно постоянно ходили по магазинам просить коробки и сломанные ящики моя дочь и Рума с Витей, мои дальние родственники из Душанбе. Они купили на этой же улице полуразваленный дом с одной комнатой, но с большим счастьем – газовым отоплением. Мы с дочкой ходили к ним греться всю эту страшную зиму. Однако мне нужно было ТОПИТЬ ПЕЧКУ. Ведь у меня было полно работы по пошиву!
Коробки и ящики очень быстро прогорали. А огонь в печи должен был гореть постоянно. Иначе могла замерзнуть «система», за которую переживала хозяйская дочь. От печки шли трубы по замкнутому кругообороту с водой. Если не протапливать, при морозе воду прихватит льдом и вся «система» лопнет.
Я почти не спала в нормальном понимании – нужно было шить, следить за огнем, а также ходить на охоту за порциями топлива.
Стало еще холоднее. Дочка отогревалась в школе, я бегала греться к Руме. Садилась на автобус и ездила по району, выглядывая, где может завалялись какие-нибудь дрова.
Ноябрь. Холодно и сыро. В газете увидела объявление, что продаются выкорчеванные пни. Огромные, две штуки. Недорого. Я обрадовалась, наняла машину, поехала, купила эти пни и привезла. Наняла мужика с электропилой, чтобы распилил. Он пришел пилить. Распилил, конечно, но смеялся. Пни рассыпались в труху. Гореть они не будут, сказал мужик, взял денег за распил и ушел.
Я долго убирала этот мусор с улицы.
На примерке платья бывшей коллеге по НИИ Лене, которая теперь является моей самой главной и настоящей в жизни подругой, я рассказала, что я могу замерзнуть и не выполнить заказы в срок…
В калитку постучали, я вышла и увидела красивенного высокого полковника. Он оказался мужем Лены, и привез мне списанные кресла из актового зала их военной части. Кресла были по 4 штуки скреплены, слегка отсыревшие, но они были из настоящей нелакированной фанеры. Двое солдатиков бодро перетаскали эти четверки к моему жилищу под навес. Муж Лены сказал, что продолжает искать для меня хоть какое-то топливо, но время заготовки топлива прошло и везде пусто. Но он не теряет надежды.
Кресла из актового зала были решением проблемы, хоть и временным. Теперь мне не надо было красть доски и околачиваться по городу. Я теперь просто пилила и рубила. Как же это было трудно – пилить и рубить кресла из актового зала. Но я была счастлива. Ведь мне было что положить в печь! Ведь главное, что мне нужно было тогда в первую очередь – это ТОПИТЬ ПЕЧКУ.
Муж Лены – Вячеслав Евстигнеевич – все же нашел для меня и уголь. Он привез мне его к дому. Он вместе с двумя солдатами, я и моя дочка, ведрами перетаскали эту кучу – целый грузовик – ближе к моему дому. Но навеса для этого угля не было.
Было и еще одно обстоятельство, которое очень осложнило мое дальнейшее существование.
Так как период заготовки дров и угля уже закончился, мой спаситель Вячеслав Евстигнеевич нашел эту тонну угля в каком – то далеком колхозе, но в бесхозном виде – под открытым небом, смоченным осенними дождями и припорошенным ноябрьским снегом.
Когда мы таскали уголь к дому от машины, он был очень тяжелым, мокрым. «Угольный суп». Я не думала об этом, главное, уголь!
Уголь носила в небольшом ведерке и моя дочь-подросток. Также она ходила по воду. Осенью на тележке, зимой – на санках, возила канистры. Вода была в колонке. Одна колонка на несколько улиц. Особенно проблематично было зимой, когда вокруг все покрывалось льдом. Нужно было ждать, когда кто-нибудь из мужчин прорубит ступеньки и сделает что-то наподобие страховки. Хождение по воду, так же как и вынос использованной воды («слива») из дома – тема, заслуживающая другого рассказа: « Как я в России по воду ходила».
А мне, по–прежнему, надо было ТОПИТЬ ПЕЧКУ. После больницы здоровье восстанавливалось лишь усилием воли, буквально по крупицам. Весу набраться было неоткуда. Денег на хорошее питание не хватало. Это было время, когда остановились все предприятия Самары, люди были отправлены в бессрочные отпуска, никто не платил за городской транспорт, и никто за это не наказывал, а также люди ежедневно ездили на свои родные предприятия.....обедать. Их раз в день кормили, предприятия изыскивали на это средства – накормить хотя бы раз в день.
А мне нужна была физическая сила круглосуточно что-то пилить. Трудно было растопить печь так, чтобы хорошо обогреть наше жилище. Вода еле теплилась. Лишь бы не замерзла, думала я, главное, сохранить плюсовую температуру воды в «системе», чтобы ни один подлый кристаллик льда не прокрался. Так как дом был «времянкой», он был без надежного фундамента, с тонкими стенами, задумывался как летний. Передо мной стояла задача, как перед нашей страной после революции 1917 года – выстоять во что бы то ни стало.
Но теперь ситуация осложнилась. Ударили морозы. Моя гора угля замерзла и стала день ото дня покрываться все более толстым слоем снега. Добыча усложнилась. Я стала выкапывать «нору» в снегу, а потом ломом выдалбливать куски угля. Потом все это я заносила в дом. Лед оттаивал, и уголь опять становился почти жидким. Новая задача потребовала внесения изменений в техпроцесс подготовки топлива для закладки в печь. Были куплены большие дуршлаги и тазы. Партиями мокрый уголь выкладывался в дуршлаги для стекания воды. Полуготовый уголь подсушивался газетами и тряпками. Была налажена целая цепочка подготовки продукта «УГОЛЬ». Этим была занята вся прихожая, она же кухня. В комнате мы спали и я шила. На газовой плите подсушивать много не удавалось, так как газ был привозной и его надо было экономить на приготовление пищи.
После смерти тети Маши некому было приглашать в баню по субботам, а ходить в общественную было далеко, некогда, дорого, возвращаться в холодный дом после бани опасно для здоровья. Не мылись вообще.
Ходили одетыми, по типу капусты, все было грязным от постоянной возни с углем, он вытекал из тазиков, я постоянно все застилала тряпками, газетами, все было в угольной жиже.
Но процесс был налажен, круглосуточно я дежурила у печи, в промежутках между закладками и добычей топлива, я весело шила летние платья с рюшами и в горошек.
Но тут опять усложнилась ситуация. Закончились кресла из актового зала. Просто уголь, даже с тряпкой, смоченной керосином, не загорается. Нужна растопка из древесины. Древесина на вес золота. Опять ездила на автобусах, выглядывая, где есть дровишки ненужные. И нашла! Возле одного дома лежали два огромных заснеженных бревна. Длинные, метров по 7. Нашла хозяина. Он мне их подарил. Нашла грузчиков, они мне привезли бревна к дому. Но оставлять их на улице я не стала. На улице очень холодно их «обрабатывать». Я попросила внести их в дом. Прямо от порога на всю кухню, она же прихожая, где в ряд стояли дуршлаги с углем, и далее на пол комнаты, теперь лежали мокрые, грязные и промерзшие бревна. Теперь мне не надо было выходить на улицу рубить и пилить, как кресла из актового зала, а можно было пилить кусочки прямо тут, на полу в кухне. Дочь мне помогала, как могла, хотя труд этот весь был отнюдь не детским и не женским. Трудно было безумно. Вся кухня теперь была еще и в грязных опилках.
Еще в ноябре, когда я поняла, что по своей неопытности «пролетела» с дровами и осталась без работы, у меня была страшная паника. Это не шутки – в такую зиму без топлива – смертельно опасно. Тогда я написала письма всем родственникам – далеким, близким, состоятельным и не очень. Я попросила помощи. Я попросила до весны приютить у себя мою дочь. Чтобы мне было не так страшно вылезать из ситуации, в которую я попала. Ответили только трое. Одна сестра написала теплое поддерживающее письмо, другая прислала 40 рублей, а дядя из Самары передал огромный пакет с продуктами. Я им была очень благодарна.
Также я была очень благодарна коллегам из НИИ за заказы платьев, Лене и ее мужу за продуктовые пайки и топливо, Руме и Виктору за совместную добычу топлива, подкорм и обогрев. Я благодарна даже НАТО, так как я постоянно ела очень вкусные «натовские» солдатские пайки, которые продавались на рынке очень дешево, так были основательно просрочены. Откуда они там взялись, понятия не имею! Хоть они и были сильно просроченные, там было все красиво упаковано в коробочку – каша с мясом, повидло, сухарик – все очень культурно и вкусно.
Мне было очень в это время тяжело физически, но я не плакала. Один раз только. Случилось это так. В январе приехали заочники. Я поехала на занятия, провела установочную лекцию. Конечно, я приоделась. У меня был австрийский строгий костюм-двойка: прямая юбка по колено и пиджак. Серая шерсть. Мне его по «великому блату достал с базы» знакомый из Министерства Торговли в Душанбе, по случаю защиты мною кандидатской диссертации.
Видимо, не все студенты успели приехать на сессию вовремя. Три парня из Тольятти, из тех, кто тогда носил кожаные куртки, и про них говорили, что они «сотрудничают» с Автовазом, не успели получить задание к экзамену, узнали, где я живу и приехали – по адресу: улица Промышленности дом 159.
Дед вечно пьян. Калитка нараспашку. Они пошли туда, где горел свет – ко мне прямиком. Не стучась, они резко открывают дверь и входят. Один впереди, два другие поодаль. Какая производственная цепочка из дуршлагов с углем, черными ручейками, двумя бревнами посередине помещения и вместе со мной, одетой в сотню грязных одежек, предстала перед ними, ясно. Я выдала им задание. У парня, что вошел первым, такого высокого, красивого, богато одетого, пахнущего дорогим мужским парфюмом, было на лице ТАКОЕ отвращение к увиденному и ко мне, что, когда они ушли, я зарыдала и проплакала несколько часов. Мне было стыдно и жаль себя.
Больше я не плакала. Я работала, шила, готовила еду себе и дочке, и ТОПИЛА ПЕЧКУ. День и ночь, уже несколько месяцев подряд.
1 марта 1995, в один день с Владом Листьевым, похоронили деда, дядю Толю. Родня провела похороны и поминки, позвали меня и хорошо покормили. Закрыли теплый дом деда, проверили замки на сараях с дровами и ушли.
Март был не таким холодным, как предыдущие три месяца зимы, но далеко не теплым. Я постоянно ТОПИЛА ПЕЧКУ. Также мне было очень страшно – от улицы нужно было входить во двор и проходить очень близко к темному дому, в котором случились двое похорон за полгода. Я зажмуривалась и пробегала этот участок. Два «свежих» покойника, в доме рядом, вокруг ни души, темнотища и только я с маленькой дочкой. И я постоянно ТОПИЛА ПЕЧКУ.
В апреле потеплело. В доме было холодно, но опасности, что замерзнет «система», уже не было. Закончились 9 месяцев моих необыкновенных отношений с печкой.
А в мае мне от университета дали комнату в общежитии. Я переехала. И мне больше не надо было ТОПИТЬ ПЕЧКУ.
2012 год
Хочу купить кусочек родины
Очень хочу, уже почти 20 лет, купить кусочек родины.
Кусочком родины я называю участок земли, желательно с домиком, где-нибудь на бескрайних просторах нашей страны.
Начало
Первый кусочек родины в России я бестолково утратила.
В 1992 году я приехала в Самару и устроилась на работу преподавателем кафедры политической экономии в Самарском авиационном институте, сейчас он называется аэрокосмический университет. Помог мне в этом мой одноклассник Арсен Бабаджанов. Я встретила его в Душанбе в 82 микрорайоне, сказала ему, что уезжаю в Самару. А он ответил, что там живет и работает его сокурсница по аспирантуре – они с ней вместе в Питере учились. На следующий день Арсен позвонил мне, и сказал, чтобы я позвонила в Самару. Меня там будут ждать, на кафедре есть для меня вакансия.
Я работала в этом самарском вузе 1992-1993 годы. Время было непростое, галопирующая инфляция намного опережала рост заработной платы, и тогдашний ректор, как сумел, так и облегчил материальное положение сотрудников. Он приобрел землю и передал в безвозмездное пользование каждому сотруднику вверенного ему учебного заведения, по 15 соток на каждого. Со всеми документами.
Выдали мне документ о собственности на землю, и план, как его найти. Я поехала. На автобусе ехала часа два. Потом вышла по требованию, и осталась в чистом поле одна. Ветрище дует, но не холодно, уже весна. По плану нашла размеченный участок.
Конечно, со временем, я уверена, там все наладилось. И транспорт, и дорога, и домики, и участки с заборами. Но тогда мне было очень неуютно. Одна, это бескрайнее поле размеченное, дороги толком нет, ветер дует (в той местности всегда ветер с Волги дует). Попить негде. Воды – нет. Надо было вырыть колодцы. Позже я узнала, люди приступили к работе. Но не сразу. Время было такое тяжелое, что главное для многих было – лишь бы продержаться до лучших времен.
Немного расстроенная, я уехала. Как обиходить участок? Как огородить? А самое главное – как до него добираться?
Я скооперировалась с коллегами. Напросилась поехать с ними. Они на своей машине поехали сажать картошку. И я поехала. Тоже сажала. Впервые в жизни.
Через некоторое время я вышла замуж и очень рассчитывала на помощь мужа в деле освоения кусочка родины. Но он наотрез отказался заниматься сельским хозяйством. К тому же нам пришлось много сил и времени тратить на развитие бизнеса. Далее в 1994-1995 годах события моей жизни развивались так, что мне опять было не до освоения участка. А потом мне пришло по почте предписание, очень грозное, что комиссия по использованию земли выявила крайнее запустение моего участка, и что, если я не наведу порядок на земле, то после штрафа у меня землю вообще отнимут. И я продала этот участок своей бывшей коллеге за символическую сумму. Хоть какие-то деньги, а то ведь вообще могли участок отнять.
Большой Татарский Труев
А еще весной 1993 года, когда я снимала дом на улице Балаковской в Самаре, у меня была история с покупкой дома в деревне Кузнецы Пензенской области. Дело было так. Приехал мой дядя Рафик Яфасов. Он хоть и дядя, но всего на год старше меня. Его мама – младшая сестра моей бабушки по материнской линии – поздно вышла замуж.
Так вот, приехал дядя и сказал, что его родня по отцу нашла дом для покупки. Очень хороший. Надо срочно ехать. Ехать предстояло мне и его жене Наташе. Купить дом надо было на мое имя, но он денег даст взаймы. 800 тысяч. Почти миллион (это 1993 год!!!).
На следующий день мы с Наташей взяли своих дочек, сели на поезд и поехали в сторону Пензы, до станции, где рядом была татарская деревня Большой Труев. Там нас встречал брат Рафика по отцовской линии.
Ехали на поезде часов шесть. Я очень волновалась. На столе в нашем купе была вырезанная надпись – кто-то когда-то вырезал ножом: «Руфа». Я сочла этот хорошим знаком – имя-то редкое! В мыслях я уже сочиняла телеграмму своим родителям в Душанбе. Что дом куплен и им есть куда приехать.
На станции нас встретил брат Рафика и привез к себе домой.
Деревня Большой Труев – очень большая, красивая, полностью татарская деревня. Дома обстоятельные, угодья обихоженные, везде огромное количество сытых животных. А посередине деревни огромный пруд. Красивый, как в кино. Вокруг пруда пасутся лошади, коровы. В пруду плавают утки. Это все было как в сказке.
Дом брата Рафика был огромный. Таких больших комнат я ни у кого раньше не видела. Жена хозяина дома уже накрыла для нас стол. Ради нас все стали говорить по-русски. А вообще в деревне все говорили только по-татарски. И животные понимали только по-татарски. И лошади, и куры, и коровы.
Стол был накрыт блюдами из домашних деревенских продуктов. Куры отварные, сметана- каймак – домашняя, пироги и пирожки, как на картинке – всего не перечесть. После моего полуголодного существования в Самаре, я наелась, и у меня были все три дня, что я провела в гостях, волнующие неприятности с пищеварением.
Подворье у нашего гостеприимного хозяина тоже было прекрасным. Я люблю животных, и с удовольствием все осматривала – в хозяйстве жили куры, гуси, утки, индюки, лошади, бараны. Мы с дочкой даже ходили на пруд пасти малышей-утят. Их нельзя было по малому возрасту и без мамы в воду пускать. Нужно было следить, чтобы они паслись на травке рядом. До сих пор моя дочка любит вспоминать, как утята делали вид, что водой не интересуются, а стоило отвернуться, так они мгновенно выстраивались в шеренгу, и, как по команде, бежали к воде. Приходилось буквально падать им наперерез. И тогда они резко останавливались, и делали вид, что они ничего плохого делать не собирались, и опять мирно щипали травку. Но не оставляли повторных попыток прорваться к воде – еще раза два.
На следующий день утром мы поехали в деревню Кузнецы, в 15 минутах езды от Труева. Кузнецы – это русская деревня. Через нее проходила дорога, и дом, который мы должны были купить, стоял прямо у нее. Чуть далее было здание почты, а напротив была сельская школа. От всех построек веяло надежностью и обстоятельностью. По всему было видно, что деревня не запустелая, не брошенная.
Переговоры с продавцом вел мужчина, а мы с Наташей просто осматривали имение. Постройки все были классически деревенские, но капитальные, добротные, с размахом. В последующие годы я не видела в деревнях таких крепких построек. Во Владимирской области только очень новые дома были хороши, старые же на ладан дышали. А тут – хоть кино снимай. Все крепкое, надежное, деревянное. И дом, и хозяйственные постройки, и конюшня.
Мне настолько понравилось деревенское имение, что я плохо соображала. Переживала, мечтала, нервничала. Но тут переговоры по цене дома завершились, и мы все вместе поехали к нотариусу. Недалеко, в какой-то небольшой город. Это был районный центр – Кузнецк.
Весь процесс оформления документов, какие-то подписывания бумаг – все это для меня было как в тумане. Но я была не одна. Рядом была Наташа и наш защитник, советчик, родственник – надежный татарский мужчина. Я чувствовала себя защищенной. Продавец был мужчиной в годах, порядочной наружности. Нотариус была добрая приятная женщина.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=70985035?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.