Чтения по «Обломову»
Сергей Ручко
В книге представлен субсистенциальный анализ публичного образа главного героя романа И. Гончарова "Обломов". Если автор романа извлекает своего героя из окружающей среды, то здесь напротив Илья Обломов анализируется в качестве публичного образа неотделимого от окружающей среды. Что из этого выйдет, будет ясно по завершению черновика.
Сергей Ручко
Чтения по "Обломову"
Глава 1
"И обломовщина, блаженное состояние, когда очень хочется сделать нечто такое, чтобы ничего не делать, – не социальное, а скорее национальное проявление". А. Разумихин. «Обломов»: опыт современного прочтения.
***
Что собою представляет коммуникация автора произведения с образом главного героя этого самого произведения? Имеет ли такая коммуникация место в литературном творчестве? Единственное, что пока можно достоверно установить это то, что образ литературного героя есть по сути публичный образ, произведенный его автором. С другой стороны, из произведения невозможно вывести мышление автора этого самого произведения, а равно как и из феноменального исследования автора произведения невозможно вывести само это произведение (речь здесь идет не только о смысле образа главного героя или «целого» произведения, а обо всей его структуре, имея в виду и интерпретации его смысла другими). В самом деле, может ли автор произведения знать наперед судьбу произведения, все возможные интерпретации его читателями? Вот, к примеру, в аналитической антропологии и арт-философии и то и другое направление аналитики возможно. Из эпилепсии Достоевского там выводится сущность его произведений, а из сущности его произведений – его эпилепсия. До него известный психиатр Ч. Ломброзо увязывал гениальность с помешательством. Делал он такой (как выяснилось ложный) вывод, исследуя философские тексты. Такой подход к произведениям, как понятно, сам по себе нелеп, поскольку отождествляет текст с его автором, и (что не менее важно) различает текст с читателем его. Вопрос не к тексту, который написал Шопенгауэр, а к этому же тексту, но который прочитал Ч. Ломброзо. Кажется, мы здесь имеем два различных текста. Вопрос, какой из них истинный, а какой ложный повисает пока в воздухе без ответа.
Для разрешения этой проблемы нам нужно призвать на помощь метод субсистенциальной аналитики (в нашем случае) публичного образа Обломова в романе И. Гончарова “Обломов”. Субсистенциальная аналитика, – в моей книге «Субсистенциализм» она еще называется sub_sist_аналитикой, – произведений стоит особняком от подобных ломброзовским идей, поскольку утверждает, что любое произведение есть, по сути, абсолютно автономный объект, несводимый ни к автору его, ни к среде его обращения, ни к эмпирическому, а тем более научному, ни вообще к отношениям, включая отношения отношений или коммуникации коммуницирующих коммуникаций, ни к читательским рецензиям на них. К произведению невозможно применить, например, антропологическую аналитику, поскольку эта аналитика всегда будет менее или более того, чем произведение «в целом» является. Это «целое» произведения (да и вообще любого текста) субсистирует [благодаря самому себе]. Произведение продолжает себя за пределы бытия, смысл его там, где нет места любому бытию. Поэтому все (включая и возможные) интерпретации произведения говорят кое-что о каком-то произведении. Интерпретация не имеет доступа к целостности произведения. Она здесь всего лишь абстрагирует некоторые его стороны, производя из них обобщения, которые сами собою конституируют уже другое произведение, которое опять же субсистирует [благодаря самому себе] и т. д.
Предлагаю поставить мыслительный эксперимент, используя функцию свободы предположения. Представим себе двух авторов, живших в различные времена, в различных странах, с разной степенью и направленностью образования, культуры, цивилизованности, различные по внешнему виду, возрасту, расе, национальности, с различными языками, болезнями и обстоятельствами личных жизней. Пусть один живет в столице, пользуется знатным уважением, является состоятельным, влиятельным, деятельным как Штольц; пусть он не страдает гепатозом, атеросклерозом или каким-нибудь другим заболеванием. А другой пусть живет в каком-нибудь хуторе посреди степей; ни влияния, ни личной жизни, ни здоровья, ничего. И вот ставим задачу этим авторам, чтоб они написали роман. По итогу они пишут «Обломова».
Мы не можем отрицать саму такую возможность, поскольку не имеем представления обо всех книгах, написанных за всю историю писательства. Вполне реально предположить, что роман «Обломов» (под другим титулом, на другом языке) в истории книги не один. Если принять эту формулировку, то далее следует говорить о том, что все писатели пишут какую-то одну книгу. Все тексты, – если говорить терминами субсистенциализма, – это цитаты из субсистирующего Источника, из Всеобъемлющей Книги. Дело автора – уметь выбирать цитаты. В этом умении субсистенциального цитирования и состоит различие между способностями авторов. Т. е. они ни дети своего времени, ни рождены этим временем, ни зависят от обстоятельств сути дела их личной судьбы или социального положения дел; само по себе авторство ни супревентно на физическом автора, ни обусловлено генетически или состоянием здоровья, ни уровнем образованности или уровнем просвещения определенной эпохи и т. д. Нет прямой зависимости автора от того произведения, которое он напишет, потому что произведение завершится не по воле авторского произвола, а благодаря самому себе и посредствам привходящей финитуальности. Если авторы пишут самотождественного «Обломова», то у них нет отношений с тем, что они напишут. Их «Обломов» предполагает то, чего они не предполагают.
Книга убегает от своего автора как жертва от маньяка, она (книга) в каждом слове текста стремится избежать авторского насилия. Так книга, формируя свою реальность, исчезает в ней как скрывающийся от опасности осьминог в безопасном чреве чернильного пятна, которое он сам же из себя высвобождает. Обстоятельства сути дела автора заключены в сиюминутном поиске убежавшего от него текста. Эти обстоятельства не повторяют тезы «смерть автора» или «смерть субъекта», используя которые хотели избавиться от атракции в коммуникации между автором и текстом, даже текстами. Потому что окружающая среда автора – это тексты, книги, произведения. Последователь теории дескрипций здесь бы сказал, что автор творит в окружении большого количества слов или знаков с пробелами, а не сюжетных смыслов произведений.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/sergey-ruchko/chteniya-po-oblomovu-70968844/?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.