Главная страница | Попаданцы | Майор Громов

Майор Громов
Павел Барчук
Павел Ларин
Шел мимо стройки, никого не трогал. Упал, очнулся… Ниче се! Вокруг незнакомые люди говорят удивительные вещи. Что? Я теперь мент? Ненавижу ментов. Я даже с военной службой завязал, чтобы спать спокойно! Хотел тихой жизни? Получите – распишитесь! За окном – Советский Союз 2023 года. Не было Перестройки, не было демократии. Да и с гласностью как-то не задалось. Капиталистический запад загнивает. Советские технологии – лучшие в мире. По улицам ездят "Жигули" и "Волги". Светлое будущее наступило. Разобраться бы теперь…Почему все это существует? Почему я ни черта не помню? И где Российская Федерация со всеми ее минусами? А еще непонятно, что за гнида объявила на меня охоту. На меня – майора Громова, обычного, советского мента.

Павел Барчук, Павел Ларин
Майор Громов

8 декабря 1991 года. Беловежская пуща. Резиденция «Вискули»
Топ-топ-топ – время шло. Настенные часы с осколком, вонзившимся посреди циферблата, отсчитывали секунды, и тики совпадали с ударами моего сердца. Осталось каких-то десять-пятнадцать минут, потом хватится охрана, которая осталась за пределами резиденции. Пропала связь, значит, что-то пошло не так. У них. У меня все нормально. Вот только время бежит слишком быстро. А еще нужно найти эту чертову вещь…
Кровь… Очень много. Такое чувство, будто у меня – особо извращенная фантазия, потому решил устроить здесь кровавый водопад. Или кровавое озеро. Или кровавые реки…
– Да плевать.
Говорил сам с собой, будто от этого события ускорятся. Звук собственного голоса меня успокаивает… Вот так можно было бы сказать. Но не скажу. Потому что я и без того совершенно спокоен. Единственное, что слегка напрягает – время. Надо спешить, надо торопиться. Вокруг, правда, очень много крови… Но это – неизбежный побочный эффект. Да и потом, очень скоро здесь все сгорит дотла. Так какая, к чертовой матери, разница…
Называть происходящее можно, как угодно. Массовый террор. Бессердечная расправа. Коллективное убийство первых лиц союзных республик. Это вообще не важно. Жонглировать словами и выражениями сейчас неуместно. Главное – я смог. Мы смогли.
– А сколько было пафоса и суеты… Как же… Правительственный санаторий. Охрана такая, что хрен подберёшься. Да и место тоже выбрали не случайно…
Я переступил одно из тел, лежащих на полу. Наклонился, за плечо развернул к себе лицом. Коротко стриженные седые волосы, квадратная челюсть, кустистые брови. Вот только на физиономии вместо привычного, самоуверенного выражения – удивление, шок, неверие.
– Ух, ты… Владимир Сергеевич собственной персоной… Смешно… Серьезный человек из Комитета Госбезопасности… Что Вы там говорили? Именно здесь есть дополнительные пути отступления?
Естественно, ответить на вопрос было некому. Ни Владимир Сергеевич, ни остальные участники этой встречи поспорить со мной не могли. Или не поспорить… Сложно высказывать точку зрения, когда ты окончательно и бесповоротно мертв.
Да, помню этот разговор… Владимир Сергеевич, активно размахивая руками, доказывал свою правоту остальным участникам совещания. Мол, Беловежская пуща весьма удобно поделена на две части. Сразу после Великой Отечественной Войны Сталин прямо на карте провел красным карандашом толстую линию. Ага… Слыхали, слыхали… Граница Польши очень близко… Особенно Владимира Сергеевича радовала эта близость границы.
– Ну и что? Помогло? – Спросил я старого комитетчика, а потом отпустил его плечо. – Да все понятно, ребятушки…
Я двинулся дальше, пытаясь среди беспорядочно лежащих по залу тел найти нужное мне. Черт… Нужное тело… Звучит, конечно, за гранью добра и зла. Хотя, учитывая, что на моей совести сейчас порядка полусотни жизней…
– Никто из вас, приехав на эту встречу, не был уверен в том, что подписание договоренности не превратится в массовый арест всех участников. И да, я в курсе, не так далеко в лесу сидят мои «коллеги». Ждут приказа. Вот только приказа не будет. Я это знаю точно.
Приблизившись к очередному телу, снова повторил ту же самую манипуляцию. Развернул его к себе лицом. Зачем они все так падали-то? Мордой вниз. Неудобно, честное слово. Приходится тратить время на лишние движения.
– Черт… Снова не то… Так вот… – Я выпрямился, провел рукой по лбу, потом в который раз посмотрел на часы. – Конечно, в случае чрезвычайной ситуации, отсюда можно уйти на польскую территорию, через лес, где очень тяжело разыскать и догнать группу беглецов. На то и был расчет. Поэтому вы встретились именно здесь. Суки… Вопрос в том, что ни один из вас не допускал вариант событий, при котором бежать будет не?кому. Потому что ни один из вас понятия не имел, какая работа ведется за спиной руководства страны. Да вообще никто не имел понятия. Кроме нас, пятерых. И Юрия Алексеевича. Дай ему бог здоровья… Если бы не этот человек, хрен бы у Союза был шанс избежать предательства со стороны самых высших лиц… Говорю же, суки и есть. Ничего… Завтра страна узнает правду. Весь мир узнает правду. О том, какая гниль развелась в этих чертовых эшелонах власти. И о том, что правое дело, оно не умерло. Мы просто ждали того самого момента. Ждали и готовились к нему почти тридцать лет. Все наши разработки завтра станут достоянием народа. Союз сохранится. Все будет, как должно быть.
Я оттолкнул очередное тело. Опять не тот. Где же эта тварь, интересно?
Повернул голову и посмотрел на свое отражение. За окном, которое поднималось от пола до потолка, смеркалось. Поэтому я видел всю картину целиком.
Форменная одежда халдея немного подбешивала, честно говоря. Но иначе я не смог бы сюда попасть. Пришлось внедряться через обслуживающий персонал.
А еще раздражают перчатки. Дурацкое правило, кстати. Алексей Петрович говорит, нам надо прятать руки. Последние лет десять пришлось даже соответствовать придуманной легенде. Якобы во время очередной операции в Афгане сильно повредил кожу. Сжег ее к чертям собачьим.
Мол, надо держать себя под контролем. Вот что говорит Алексей Петрович. Чем дольше мы работаем с Материалом, тем сильнее он внедряется в нас самих. Опасно.
И что? Перчатки спрячут Материал от посторонних глаз, да. Избавят от лишних вопросов и ненужного внимания. Но по сути это ничего не изменит. Теперь, когда я хочу убивать – я буду убивать. Даже если мне вообще отрежут эти гребаные руки. Опасность вовсе не в них. Опасность в том, что делает меня особенным… Отличает от обычных комитетчиков. Спасибо тебе, товарищ Гагарин, что ты оказался таким честным и выложил все, как было… Спасибо, что прямой наводкой пошел в нужный кабинет, к нужному человеку. Без тебя бы нам всем сегодня пришёл конец. А вернее – начало конца.
Я наклонил голову к плечу, изучая не только свое отражение, но и то, что находилось за спиной.
Огромный зал, заставленный круглыми столами. Каждый рассчитан на две-три персоны. В этом месте бывают только избранные.
– Товарищи решили отметить подписание документа… Ну-ну… Только о том, что он был подписан, никто не узнает. Вот ведь незадача…
Я тихо хохотнул себе под нос, потом отвернулся от оконного стекла и снова двинулся по залу в поисках нужного мне человека.
Между столиками лежали тела. Это те, кто пытался убежать. Идиоты… Разве я мог позволить, чтоб из этого здания хоть кто-то вышел живым?
Некоторые даже не успели понять, что происходит. Так и сидели на своих местах, упав грудью на тарелки с буржуйской едой.
– Продались за жратву, вот и захлебнитесь теперь в ней. – Договорив эту фразу, я прислушался к растворяющимся в воздухе словам. Пафосно немного звучит. Зато верно.
Буквально в нескольких шагах от меня находилась самая большая куча из человеческих тел. Охрана, которая пыталась прикрыть собой первые лица республик. Люди, призванные на службу, чтоб отдать жизнь ради всякой падали. Собственного говоря, ребята вполне справились со своими служебными обязанностями. Жизнь отдали. А защитить… Не в этот раз. Падаль, кстати, под их телами даже не видно. И слава богу. Я эти сытые рожи на дух не выношу.
Неожиданно из мешанины рук и ног послышался тихий стон.
Я удивленно прислушался к звуку, которого быть не должно. Кто-то выжил? Да ладно! Невозможно!
Медленно подошел ближе, ногой спихнул сначала одного мужика, потом второго. Наконец, среди пропитанной кровью кучи тел увидел руку. Женскую. С тонким запястьем, с длинными пальцами, которые еле заметно подрагивали… Баба… Да ладно… Что-то не припомню женщин среди личной охраны руководителей республик…
Я наклонился и потянул за торчащую конечность интересующее меня тело. Честно говоря, было просто любопытно, кто это и как она ухитрилась уцелеть?
Впрочем, уцелеть – слишком громкое слово.
Девица, которую я оттащил в сторону от остальных, больше напоминала изрядно замусоленную отбивную. Ее словно пережевали, а потом выплюнули обратно. Особенно – лицо. Один глаз отсутствовал, правая половина физиономии почернела, то ли от внутреннего кровотечения, то ли от ожога. Странно… Точно помню, огня не было. Я же не фокусник, наподобие пироманов. Да и Материал в данном случае работает не так, как мы привыкли.
Протянул девку еще почти на метр, а затем выпустил, наконец, ее руку. Посмотрел на перчатки. Запачкался… Вот ведь сучка… ткань пропиталась насквозь. Но вот что странно, девица была одета в форму обслуги. По сути, она – официантка. Ее среди личной охраны быть не должно. Ее вообще не должно быть рядом с людьми, чьи фамилии известны каждому человеку в Советском Союзе и за его пределами.
Форма незнакомки разорвалась практически везде. Ну, а как хотели? Это – опытный вариант бомбы. Мы ее впервые применили по прямому назначению. Даже название пока чисто лабораторное.
Девка выглядела так, будто ее проткнуло насквозь острыми предметами раз сто. Или будто через ее тело туда-сюда летали пули, разрывая внутренние органы на куски. Могу представить, что с теми ребятами, которые на улице. Там же их просто смело ударной волной. Перемолотило в труху. Но самое главное, взрыв, который здесь приключился буквально десять минут назад, вообще не имеет звука. Ни единого. Он всасывает в себя любой шум. Вот такая удивительная штука…
Наклонился, разглядывая незнакомку. Она дышала. Грудь медленно поднималась и опускалась с тихим хрипом. Ясное дело. Легкие скорее всего превратились в лохмотья.
И в этот момент девка вдруг открыла глаз. Один. Тот, который остался цел. Открыла, посмотрела прямо на меня. А потом медленно перевернулась на живот и поползла. Серьёзно. Казалось бы, у нее не осталось ни одной целой кости, а она пытается сбежать. За дамочкой тянулся широкий красный след, напоминающий кривую дорожку.
– Ммммм… Удивительная воля к жизни… Солнышко, ну давай мы не будем играть в догонялки… – Я сплюнул на пол, во рту оставался кислый привкус после взрыва, и пошел за «бегуньей».
Незнакомка, несколько раз дернувшись вперед, закашлялась, а потом, застонав, упала лицом на мраморный пол.
– Мог бы взять тебя с собой, конечно… И, наверное, Петрович даже ухитрился бы тебя подлатать… Интересно выяснить, как ты осталась жива.
Не знаю, зачем я вообще с ней разговаривал. Добить и всего делов-то… Но факт остается фактом. Девке либо фантастически повезло, либо она не так проста, как кажется. А еще я говорил с ней, наверное, потому что был зол.
Основная цель достигнута, это – главное. Вся политическая кодла прихлопнута одним ударом. Однако, я не успел разыскать кое-что важное. Задача выполнена не до конца. А я так не привык. Меня не так учили.
Причина на самом деле банальная. Если собираешься сделать что-то серьезное, будь готов к сбоям. Мне пришлось действовать раньше запланированного времени, иначе один вечно пьяный мудак успел бы созвониться с Москвой. Очень рвался поделиться благополучным исходом их встречи. Вопрос в том, для кого этот исход благополучный? Для предателей? Если бы в августе все получилось, не пришлось бы прибегать к крайней мере. А теперь… Столько жертв.
Не то, чтоб меня расстраивала смерть этих людей. Великая цель оправдывает средства. Не они, так их дети скажут спасибо. Дело не в этом. Бесило то, что я не успел сделать все задуманное. Нужная нам вещь так и осталась у кого-то из присутствующих в этом зале. И теперь уже не определить, у кого именно. Не могу же я хватать тела, а потом трясти их вниз головой. Тем более, у некоторых головы больше нет.
– Хотя… зачем ты мне? – Я подошел к девке, которая продолжала дергаться на месте, пытаясь уползти.
Присел на одно колено, перевернул на спину, снова взял ее руку, развернул запястьем вверх и рванул остатки рукава. Просто почувствовал, там есть что-то интересное. Ну, ладно, не почувствовал. Материал дал команду. Кто я такой, чтобы спорить?
– Оооо… Как интересно…
Покрутил головой, рассматривая со всех сторон татуировку на коже незнакомки. Цифра 5. Всего лишь обычный номер. Для любого другого человека, да. Но я не обычный человек. Я знаю, кому набивают эти номера. Выходит, Алексей Петрович прав. Не только мы получили доступ к Материалу.
– А ты – дамочка с секретиками. Да, солнышко?
Девка снова закашлялась, а потом что-то пробулькала. Нет, она, конечно хотела высказаться, просто вместо слов у нее изо рта выскакивали кровавые пузыри.
– Вот черт… – Я наклонился еще ближе. Стало интересно, что именно эта особа пытается произнести.
– Чтоб ты сдох…
– В рот тебе ноги… Думал, и правда что-то дельное…
Я разочарованно отстранился, выпустил ее руку, которая с глухим стуком упала на пол, а затем встал, одергивая смокинг.
– Чтоб ты сдох… – Повторила она более отчетливо.
– Милая, я уже делал это. Неоднократно. У тебя на запястье интересный номерок. Поэтому, уверен, ты понимаешь, о чем говорю. Придумала бы что-нибудь поинтереснее. Знаешь, а я не добью тебя. Думаю, будет очень занимательно оставить твое тело среди этих…. – Я сделал рукой жест, очертив круг, – Среди твоих товарищей и хозяев. Вы же – собачки на службе у предателей. Бегаете, прыгаете, выполняете команды… Ладно… Извини. Мне сейчас не до тебя. Пойду… Скучно тут у вас… Да и потом, скоро начнется пожар. Не люблю, знаешь ли огонь. Нервирует он меня.
Я развернулся, собираясь покинуть зал. Осталось буквально несколько минут, чтоб выскочить на улицу и уйти в лес.
– Эй, придурок… – Женский голос вдруг стал четче.
Какая настырная, однако. Я повернулся к девице. Она смотрела своим единственным глазом прямо на меня. Вторая ее рука, которая до этого была сведена судорогой и выглядела совершенно нерабочей, вдруг поднялась. Девка разжала кулак.
– Мы ждали тебя, придурок. Только тебя. Все эти смерти – цена за одну единственную жизнь. Твою жизнь. Сдохнешь ты, вместе с тобой будет уничтожен Материал. А Союз… Да и черт с ним…
Я смотрел на гранату в ее руке, мысленно обзывая себя всякими словами. Чека уже отсутствует. Но не это главное. У девки боеприпас, который разнесёт тут все к чертям. Вместе со мной. Особый боеприпас, скажем так. Впрочем, насчет меня – тоже ерунда. Я готов отдать свою жизнь. Но Материал… Девка права. Если взрыв его уничтожит, это будет крах всему. Остается надеяться, что Алексей Петрович прав насчёт своей теории.
– Сдохни, тварь… – Незнакомка криво улыбнулась и выпустила гранату из руки.
Комната взорвалась ярким светом. Затем наступила темнота. Единственное, что я успел подумать, перед тем как эта темнота стала слишком вязкой, если Материал не подведет, если Петрович прав, если выживу, когда все закончится, найду эту суку, где бы она не была, и убью с особым удовольствием. Несколько раз.
А потом я умер.

15 декабря 2023 года.  Москва… Кажется, Москва…
– Громов! Громов, в рот компот, вставай! Уйдут же, сволочи! Гадом буду, уйдут! Эх… Ребят на подмогу бы. Осназ нужен. Кто же знал… Громов! Смотри сюда! Смотри! На меня смотри! Леха!
Кто-то упорно тряс мое плечо. Сильно тряс. Я открыл глаза. Собственно говоря, вообще не жалко. Просят открыть, я же не гнида какая-то… К тому же, голос явно взволнован. Значит, мы с этим голосом не чужие люди. Вон как печётся человек…
Глаза-то я открыл, да… Но толку от этого не было никакого. В том смысле, что мог оценить окружающую действительность хорошо, но зато ни черта не понимал.
Прямо передо мной, нос к носу, на корточках сидел парень лет двадцати пяти. Я его видел впервые, в чем был уверен на сто процентов. А еще на сто процентов был уверен, что среди всех моих знакомых подобных персонажей никогда не водилось.
Последние годы количество этих знакомых вообще сильно сократилось. Я не самый компанейский человек. Поэтому случайных людей в моей жизни не бывает.
А тут – непонятный гражданин, который сейчас сидит рядом и трясет меня с такой силой, что зубы стучат друг о друга. Мои, между прочим, не казённые зубы. И если он не прекратит это делать, думаю, с его зубами тоже произойдет какая-нибудь хрень. Например, я их ему выбью.
– Лех, слышишь меня? Сильный был взрыв, похоже… Весь удар на тебя пришелся… Вот ты, конечно, отмороженный… Прыгнул на эту гранату, как психованный…
Парень смотрел пристально, встревоженно. Но даже не это напрягало. Хотя, скажем прямо, я нервничаю, когда на меня вот так пялятся левые, посторонние мужики. Я вообще нервничаю, когда на меня пялятся мужики. Характер у меня горячий, неуравновешенный. Могу и в морду дать, не разобравшись. Поразило другое.
У незнакомого товарища глаза оказались разного цвета. Один – тёмный. Карий, наверное. Второй – светлый. Возможно, голубой. А еще мне померещилось, будто в глубине темного глаза загорелся и погас красный огонек. Типа, как у Терминатора… Хотя, это мог быть отблеск… Отблеск чего? Вокруг – темно, как у чёрта в заднице.
Говорю «возможно», «наверное» и «показалось», потому что на улице по неведомой для меня причине была ночь. И это не менее волнительно, чем абсолютно посторонний человек, который продолжает трясти мое плечо, называя меня по имени.
Только что я наслаждался солнечным, зимним днем. Днем! А если говорить более точно, время как раз перевалило за обеденное. Может, пять минут назад, может, десять, я топал в сторону дома. А теперь сижу в грязном снегу на какой-то богом забытой улице, где даже нет ни одного фонаря.
То есть, варианта два. Либо кирпич ударил сильнее, чем ожидалось, и меня вырубило на продолжительное время. Либо я сошел с ума и все вокруг мне чудится. Обе версии – такое себе перспектива.
А еще… в башке стоял сильный гул. Я даже голос «разноцветного» слышал будто сквозь плотный слой ваты. Ну, ладно. Это понятно. Когда в последнюю секунду среагировал на крик рабочих и поднял голову, сразу сообразил, мне в темечко летит какая-то строительная хрень, сильно похожая на кирпич. Честно говоря, был уверен, успею отскочить. Реакция вроде бы в норме. Не успел, значит…
Кроме гудящей головы, во рту ощущался привкус крови. Я провёл языком по зубам, а потом сплюнул на землю. Точно кровь. На снегу ее видно особенно хорошо. Даже в темноте.
А вот это – удивительно. Один и тот же кирпич никак не мог ударить меня и по башке, и в зубы. По всем законам физики и земного притяжения такое просто невозможно. Это же кирпич, а не ванька-встанька.
Я с подозрением уставился на «разноцветного», заодно пытаясь рассмотреть костяшки на его руках. Учитывая, что нас тут двое и кровью плюется не он, выходит, дать ему в морду могу с чистой совестью. Потому как, скорее всего, этот непонятный тип меня сюда и притащил. Не сам же я в беспамятстве выбрал тёмную улицу, чтоб удивительным образом прийти и посидеть задницей на земле. Даже не знал, что в городе остались такие места.
Я тряхнул башкой, пытаясь привести ее содержимое в порядок. Раз тряхнул, два… Гул не исчезал. Похоже на контузию. Ерунда какая-то… У нас стали делать резиновые кирпичи? Да и летел он с такой высоты, что даже моя крепкая башка вряд ли выдержала бы, хотя с чем ей только не приходилось сталкиваться… Но вот он я, сижу. Целый. Невредимый. Частично невредимый. Нет, это, конечно, гораздо лучше, чем сдохнуть, я вообще без претензий в данном случае. Но… Хотелось бы чуть больше понимания, какого черта происходит.
– Нормально? Слышишь? Сейчас, погоди… Шумовую бросили, сволочи… Старой комплектации. «Визгуна» или что-то такое. Леха, брат, я помогу… – Парень вдруг со всей силы раскрытой ладонью зарядил мне в ухо.
Я от такой наглости офонарел. Откуда взялся этот придурок? Надо быть совсем идиотом, чтоб бить незнакомого человека по башке. Может, этот незнакомый человек – кандидат в мастера спорта по боксу, например. Да и по моей роже вполне заметно, я не самый спокойный тип.
Одна бровь рассечена широким шрамом. Нос сломан в нескольких местах. Уши – аналогично. Выражение лица агрессивное. Со мной бабы в постели иной раз, открыв глаза в самый неподходящий момент, вздрагивают. Явно же, в списке увлечений подобного человека вряд ли числятся шахматы и художественная резьба лобзиком по дереву. Шахматами я могу только лицо подправить. Да и для лобзика применение тоже найдется особое.
То, что этому парню известно мое имя, вообще не делает нас корешами. Как он, интересно, собирался мне помочь? Добить? Что наверняка перепонкам пришёл конец? Кстати, по ощущениям похоже, будто мне в уши просто кто-то долго и громко орал. Прям будто после скандала с бывшей, честное слово…
Хотел возмутиться и, скорее всего, зарядить незнакомому гражданину ответную оплеуху, но он уже вскочил на ноги, а потом со словами: «Эх… уйдут» рванул в темноту.
Я открыл широко рот, пытаясь зевнуть, как можно сильнее. Эффекта мало, обычно так делают во время взрыва, а не после, но, может, полегчает.
Стоп… Застыл с открытым ртом, соображая, почему вообще в моей голове укоренилась версия про взрыв. Мало ли, что сказал этот придурок. Я точно знаю, никакого взрыва не было. Но почему-то начал думать об этом, как о реальном факте. Цыганский гипноз какой-то.
– Громов, Леха… сукин ты сын… Целый? – из темноты вынырнул еще один мужик. Этого мужика я, как и предыдущего парня, видел впервые. Он был постарше, где-то моих лет, чуть за тридцатник. Причем я их не знаю, но они оба, похоже, со мной знакомы. Потому что Громов – это я. Точно я. И Леха – это тоже я. А вот с остальным – уже как-то не уверен…
– Охренительно проверили адресок, да? Сходите, говорит, парни, проверьте наводочку. Так, мелочь… Ничего важного. Чисто глянуть информацию старого осведомителя. Охренительно пивка попили после рабочего дня. Ну, Семеныч… Ну гондон. В следующий раз сам пусть идет и проверяет… Товарищ подполковник… Чтоб ему сейчас там обосраться… Это хорошо, нас трое… Я-то вообще за компанию попёрся. Думал, сейчас быстро заскочим и все, в пивную махнём…
Мужик строчил словами, как из пулемета. При этом он на корточках подобрался к краю забора и теперь периодически пытался выглядывать из-за него.
Твою мать… Да почему забора-то? Откуда здесь забор? Я повернул голову сначала налево, потом направо. Похоже на частный сектор. По крайней мере, в темноте можно было рассмотреть контуры одноэтажных домов. Что за хрень? Куда делась стройка, огороженная рифлеными листами металла? Где, твою мать, веселые граждане из солнечного Таджикистана, которые громко переговаривались между собой, когда черт меня дёрнул срезать путь? Где новые дома?? Где фонари, в конце концов? Почему здесь так темно?
– Так… Леха, не бздим, да? Тимон попробует зайти с за?ду. Там, вроде, в заборе выломаны доски. Толку особо нет, просто оценить ситуацию нужно. Сами мы ни черта тут не сделаем. В дом больше не полезем. Ты уже попал в замес. Навстречу трое выскочили. Как знали, что мы придём. Понимаешь? Ждали, что ли… Не пойму… Один захерачил гранатой прямо тебе под ноги. Да ты еще, конечно, молодец! На хрена накрыл ее? Думали, ну, все. Мандец. Ни один техник не соберет. Ты же знаешь, эти «визгуны» ни черта не безобидные. Просто так их, что ли, с производства сняли… Орал так, что в домах, которые поблизости, стекла вылетели. Хорошо, район старый и давно под снос. Эх… Сами не справимся, это факт. Щас… погоди. Ловит тут хреново…
Мужик рванул рукав куртки наверх, потом развернул конечность запястьем к себе и… прямо в запястье начал говорить.
– Дежурный… дежурный… Старший лейтенант Рябушкин на связи. Слышишь? – Он щелкнул указательным пальцем по коже. – Сука… Вернемся, поменяю эту херабору. Новую комплектацию поставлю. За свой счет. А то от Семеныча хрен дождешься. Дежурный! Прием!
А-а-а-а-а… ну, все ясно… Психи. Нормальный человек со своей рукой точно трындеть не станет. Непонятно только одно, почему я среди психов оказался, да ещё так быстро. Бывает, конечно, у меня всякое. Клинит после той, последней командировки. Но это редко и только если выпью. Поэтому с алкоголем вообще завязал. Да и чтоб вот такое сюжетное кино мерещилось, это что-то новенькое.
В темноте при тусклом свете луны практически полностью скрытой тучами, я все же успел заметить на запястье мужика что-то наподобие татуировки. Небольшой квадрат, похожий на штрих-код.
Вообще, конечно, история странная… Сидит человек, с татуировкой разговаривает. Еще и материт ее почем зря. Везет мужику. Приятная форма сумасшествия. С рукой поговорил, новости обсудил, на судьбу пожаловался и спать пошел. Тоже с рукой. Прямо семейная жизнь получается.
В этот момент, очень неожиданно, послышалось шипение, похожее на помехи в радиоприемнике. Или в рации… А потом…
– Рябушкин, чего тебе? Не ори. Слышно и так.
Я сначала даже не понял, откуда доносится голос. Хотя, нет. Наверное, понял. Из руки мужика, сидящего рядом. Вот откуда. Просто в первые секунды не поверил своим же глазам и ушам.
– Хреновые дела у нас. Семеныч отправил проверить адресок. Мелочь. Шушера тут, по идее, блатхату организовала. А нарвались на ребят посерьёзнее. Громова отоварило шумовой. Оружия у них чет многовато для мелкой шушеры. Есть кто рядом? Может, соседи?
– Ой, мляяяя… – Голос своего недовольства даже не скрывал. – Что ж у вас все через жопу… Какие соседи, Рябушкин? Кому охота на чужой земле в пятницу гемороиться? Ты б еще Осназ запросил. Наряд сейчас пришлю. Геолокацию активируй. Отбой.
И голос, и шипение пропали.
– Ну, да. Наряд он пришлет… Мудила… Сидит там в дежурке, с Бобиком в шашки режется… – Мужик снова постучал двумя пальцами по запястью, матернулся в адрес глушилок, из-за которых плохо работает карта, а затем опустил рукав обратно.
Я рукой нащупал снег, сгреб его ладонью и размазал холод по лицу. Надеялся, сработает. Очень бы хотелось, чтоб меня отпустил этот весьма реальный глюк. Не сработало. Мужик по-прежнему в положении «полуприсядь» находился рядом. Я по-прежнему сидел на земле задницей, опираясь спиной о грубые доски. И старые дома по-прежнему никуда не делись.
– Ну, что, товарищи опера, там внутри больше никого не осталось. – Снова раздался голос «разноцветного».
Так понимаю, это его мужик назвал Тимоном. Парень вынырнул с другого конца забора, хотя, убежал до этого в противоположном направлении. Причем, появился он настолько тихо, что я от неожиданности вздрогнул, стукнувшись затылком о грубые доски. Голова тут же взорвалась болью.
– Тимох, связался сейчас с дежуркой. – Мужик снова осторожно пробрался вперед и выглянул из-за ограды. – Сказали, пришлют наряд. Еще, главное, такой… вы бы, говорит, Осназ запросили. Понял? Шутник, мля… А то мы не в курсе, как это происходит. Понял? Сегодня Митрофанов в дежурке сидит. Сука жирная…
– Да какой, нахрен, наряд? У тех, кто в доме сидел, оружия до едреной матери. И что нам даст этот наряд? Их если брать, так сразу надо было. А теперь как? На палочке следом поскачем? Эх, Серега… С утра чувствовал, день будет полное говно. Вот как только та бабка с заявлением про свою козу приперлась, сразу понял, под выходные нам сейчас прилетит дерьмецо. Леха, ты как? – Тимон придвинулся ко мне, а потом заглянул в мое лицо.
Я наоборот попытался отодвинуться. Вышло хреново. Елозить задом по снегу – приятного мало.
Значит, Серёга и Тимон… У первого в наличие – чудо-рука, у второго – чудо-глаз. Один я, как идиот. Ни хрена у меня нет. А главное – нет понимания, что за ерунда происходит.
Теперь я знал их имена, однако легче не стало ни на грамм. Вокруг творится какой-то бред. Я бы мог допустить, будто валяюсь после удара в беспамятстве, а это все мне реально снится. Но задница и все, что к ней прилегает, замерзли так, что на сон происходящее точно не похоже. Во сне испытывать настоящие ощущения невозможно.
Меня реально зовут Леха Громов. Это – правда. А вот все остальное – лютая дичь.
Буквально минут десять назад я шёл домой. Спокойно шел. Никого не трогал. Район у нас новый и со всех сторон, как грибы, растут эти чертовы стройки. Я обычно выбираю нормальную дорогу, в обход, но сегодня поперся напрямки.
Потом был крик сверху, летящая хреновина, сильно похожая на кирпич, и удар по голове. А вот что происходит сейчас, я не понимаю совсем.
Странное место, странные люди и я тоже какой-то странный. Опустил голову, посмотрел на свою одежду. Свою… Да нет. Одежда тоже не моя. Я такое никогда не надел бы.
– Лех, ну ты хоть что-то скажешь? – Серёга, обладатель говорящей руки, не поднимаясь во весь рост, так же, на корточках, сдал задом к нам с Тимоном, а потом снова уставился на меня. – Ты, ядрён патрон, старший опер. Не в том смысле, что с тебя спрос. Но е-мое… Леха Громов – легенда отдела. Как мы в такую жопу по самые гланды вхерачились… Тебя чуйка никогда не подводила.
Я бы с удовольствием ответил Сереге. И Тимону с удовольствием задал бы парочку вопросов. Хотя, почему парочку? Очень до хрена имелось этих вопросов. Вот только есть одно немаловажное «но».
Да, меня действительно зовут Леха Громов. Это несомненно. Дальше – информация, которой владею я, и то, что говорят Тимон с Серёгой, сильно не совпадает.
Попытался отвлечься от оперов, если они, конечно, реально опера, и сосредоточиться на своих внутренних ощущениях. Вроде бы я – бывший военный. Прям знаю это точно. На уровне подсознания. Думаю об армии и чувствую, под кожей она у меня, в печёнке.
Все. А больше мне ни черта не известно. Потому что сидел я сейчас в этом грязном снегу рядом с двумя незнакомыми мужиками и отчётливо понимал…. Не помню. Не помню, что было раньше. Вообще. Знаю, что служил, но не помню, где. Знаю, что шел домой, но не помню, где этот дом. Знаю, что живу в Российской Федерации, но не помню, как живу.
Прекрасно осознаю себя. Человек я, прямо скажем, не очень. Психануть могу на ровном месте. В зубы дать. Потом вряд ли буду извиняться.
Жена была. Во время очередной командировки сбежала к маме. К своей, естественно, маме. Моей уже лет пять в живых нет. Записку оставила, мол, сил нет у нее терпеть мою службу. Чего она там терпела, так и не понял. Как бабло на карточку капало, что ли? Вот уж действительно невыносимая боль.
Вот эту общую информацию знаю. О себе многое знаю. Но в башке нет ни одного конкретного воспоминания. Чтоб четко и с картинками. А еще я – точно не опер. Потому что я – точно не мент. Ненавижу ментов…

Все еще 15 декабря, которое грозит плавно перейти в 16-е
УАЗик трясло так, что я периодически попрыгивал вверх, реально опасаясь разбить голову об его крышу. А мне нельзя. У меня и без того явно что-то с башкой сильно не в порядке.
Не спасало даже то, что в «клетке» места не очень много для трех вполне крепких мужиков и сидели мы, как сиамские близнецы, прижимаясь друг к другу.
– Слышь, сержант, не дрова везешь! – Серега стукнул ладонью по перегородке, отделяющей нас от водителя. Тот обернулся, осклабился и показал оттопыренный большой палец. Мол, классно, пацаны!
– Ага… – Серега откинулся на спинку сиденья. – Манданешься, как здорово. Сейчас нам Семеныч темечко к херам продолбит. Какого черта он еще в отделе… пятница же. Вечер в конец испорчен… Эх… а у меня Ленка грибов нажарила… Самогончик в морозилку закинула… Думал, после пивнухи приду домой, расслаблюсь… Лех!
Старлей толкнул меня локтем. Хотел слегка, но, учитывая ограниченное пространство, двинул прямо под ребра.
– Ты-то как? Отходишь?
– Ага. – Я кивнул. – Все отлично.
Хотя, какое там, к чертовой матери, отлично? Нет, уши немного отпустило. Слышать я реально начал относительно хорошо. И говорить тоже начал. Но это исключительно из-за того, что молчать и дальше – было совсем странно. Хотя старался все-таки больше наблюдать. По крайней мере задавать вопросы точно не торопился.
У меня вообще имелось ощущение, будто жизненно важно разобраться во всем самостоятельно. И уж несомненно не сто?ит озвучивать вслух, будто мои коллеги мне вовсе не коллеги. Потому как они, например, уверены в обратном. А еще, потому что внутри моей наглухо отбитой башки пульсировала красным сигнальным светом мысль – доверять никому нельзя. Мысль эта была очень чёткая, я буквально физически ощущал ее как приказ.
Да и сказать то особо нечего. Кроме того, что все происходящее сильно напоминает какой-то бред. Единственное, в чем я был уверен однозначно, это не сон, не глюк, не помешательство. Потому что настолько реально люди с ума не сходят.
УАЗик в очередной раз швырнуло в сторону. Тимоха ударился плечом о перегородку и выматерился.
А вот меня в данную минуту мучал вопрос. Как может трястись машина, у которой нет колес и всего, что к ним прилагается? Чисто технически. Как она может подпрыгивать на ухабах, если двигается над землёй, этой земли не касаясь?
В первые секунды, когда в частном секторе, где мы за каким-то чертом продолжали сидеть под забором в засаде, появился этот «Бобик», я сначала засмеялся. Тихо захихикал, напоминая сам себе натурального психа.
Потому что автомобиль, вывернувший из-за угла, выглядел вроде бы как обычный УАЗик, но при этом, нижняя его часть была словно срезана. То есть вот – есть двери. Вот – есть «пороги». Вот – есть весь ментовской «Бобик» в целом. Но колес у него нет. Он висел в воздухе не расстоянии двадцати-тридцати сантиметров от земли.
– Да мандец… Не говори, смех один. – Тимоха встал на ноги и начал выбираться на дорогу через кучки грязного снега, – Реально обхохочешься. Уже давно нормальные тачки должны были поставить. Новые. А у нас – до сих пор это древнее говно катается.
Пацан явно не понял, почему я смеюсь. Подумал, будто причина в том, что «Бобик» выглядел облезлым, старым и убитым. А у меня, на самом деле, последняя нервная клетка приказала долго жить. Я многое видел за свою жизнь… Не помню, что именно, но точно знаю – многое, однако прежде как-то не приходилось встречать машины, парящие в воздухе. Это тоже знаю наверняка.
– Колес нет… – Сказал я вслух, бестолково глядя туда, где они должны быть. Можно подумать, после моих слов они непременно появились бы.
– Ага. – Тимоха помахал рукой двоим ппсникам, выбравшимся из машины. – И на том спасибо. А то с колесами вообще бы курам на смех. Говорят, кое-где в деревнях до сих пор ездят на таком металлоломе. С 80-х еще осталось. Прикинь? Эй! Сюда шуруйте.
– Сержант Лысаков. – Поправив висевший на плече автомат, представился первый ппсник, который шел чуть впереди своего товарища. – Что случилось? Нам сказали, помощь требуется.
– Да это свои, Лысаков. Доблестным операм уголовного розыска пламенный привет от честного прапорщика Рубцова! – Второй мент обогнул сержанта, приблизился к Тимону и с довольной усмешкой пожал ему руку. – Что тут у вас?
– А у нас – в квартире газ. – Серега радости новоприбывших не разделял. Он вслед за Тимохой выбрался на дорогу и теперь, отряхивая брюки, материл снег, зиму, грязь и вообще эту жизнь в целом. – Значит, слушай сюда, честный прапорщик… Идем в дом, смотрим, проверяем. По идее, там вообще ни черта подобного быть не должно….
Рябушкин начал объяснять ситуацию. Я все это уже слышал, и про Семеныча-гондона, и про то, что вместо мелких жуликов мы наткнулись на группу хорошо вооруженных людей, поэтому пользуясь случаем, отошел от «коллег» и приблизился к УАЗику. Мне до чертиков было интересно, как вообще это работает. Присел на корточки, заглянул под машину. Просто гладкая поверхность с тонкой трубой, идущей по всему периметру. Труба оказалась прозрачной, поэтому было видно, как в ней булькает какая-то зеленая жижа. Причём, когда я уставился на эту конструкцию, у меня возникло четкое ощущение, будто конструкция в ответ уставилась на меня. Жижа перестала булькать и начала собираться в той части трубы, которая находилась ближе ко мне.
– Охренеть… – Тихо пробормотал я себе под нос, вскочил на ноги и отошел подальше от УАЗика. Ощущение, надо сказать, не из приятных, когда на тебя таращится субстанция без глаз. Неплохо меня все-таки приложило…
Если летающую машину я ещё худо-бедно пережить могу, руку, в которой встроенная рация, тоже, то вот это – уже слишком.
– Лех, иди сюда. – Позвал Тимон. – Давай распределимся…
Я собрался было вернуться к операм, когда обратил внимание на еще одну удивительную деталь. Может, не столь удивительную, как летающие «Бобики», но тем не менее, очень интересную. На ппсниках были бушлаты. Логично. На улице – зима. Вот только на бушлатах вместо привычного слова «полиция» имелось совсем другое.
– Милиция… – Прочел я вслух. А потом тихо, стараясь не привлекать внимания, переспросил сам себя. – Милиция, млять?
Остановился на месте, пытаясь сложить все воедино. Однако, ни черта не складывалось. Почему, етическая сила, милиция? Вот, кстати, тоже интересный момент. Подробностей о себе я не помню. Но зато детально могу рассказать, что в 2011 году появился новый федеральный закон «О полиции». Могу подробно прочесть лекцию о политическом строе страны, в которой прожил тридцать два года. О том, что было после развала Советского Союза. Что было до этого развала. Короче очень до хрена чего могу рассказать в рамках школьной программы и опыта взрослого человека. А вот о себе – хрен там. Только в общих чертах. Но не в этом суть. Милиции нет и быть не может. Уже двенадцать лет.
– Что такое, Лех? – Серега отделился от остальных и направился ко мне. – Увидел что-то?
Я перевел взгляд на старлея, плохо понимая, о чем он вообще говорит. В башке был полный сумбур и адская мешанина.
– Что ты там заметил? – Серега подошёл ближе. – Ох, ни хрена себе…
И только после его слов я сообразил, действительно раскорячился посреди дороги, уставившись в одну точку на заборе. Но самое интересное, именно в этом месте на старых досках была нарисована чёрная кошка. Очень символически, конечно. То, что это точно кошка подтверждал изогнутый трубой хвост, два уха и усы. Не собака, не зайчик, не хомячок. Кошка. Мы не обратили внимания на нее, потому что на улице было темно. А сейчас рядом стоял УАЗик, который своими фарами освещал часть забора.
– Мляха муха… Тимон, иди сюда. Быстрее! Иди, глянь. – Рябушкин махнул рукой Тимохе.
– Вот это номер… – Тимофей, подошел к нам со старлеем, увидел рисунок и удивленно присвистнул. – Точь в точь, как на тех ограблениях. Ну, ты понял, да, Лех?
Я посмотрел сначала на одного опера, потом на второго, потом снова на забор. Кривая, кособокая кошка их явно чем-то впечатлила. Чем? Понятия не имею. Видали «граффити» и получше. Здесь же какой-то придурок нарисовал кошачий силуэт. Жопорукий придурок, между прочим. Я и то лучше изобразил бы. Единственное, судя по реакции и словам Тимона, нечто подобное они уже видели.
– Ну, все… че… Сейчас поедем в отдел, отчитываться… – Рябушкин плюнул на снег, потом зачем-то растер это место ногой. – Сука… даже интересно, что за осведомитель у Семеныча такой чудесный. Сказал, обычная блатхата, а у нас тут – сюрприз на заборе. Хорошо… че ж… Прям вопрос у меня созрел. На черта нас товарищ подполковник сюда отправил? Решил кадры сократить?
– Да хорош тебе. – Тимоха покачал головой. – Ты че думаешь, он знал? Идём, дом проверим. Погоди, зафиксирую.
Опер приложил указательный палец к виску и несколько минут пялился на кошку. Не просто смотрел. Пялился. Гипнотизировал ее, будто она могла прямо сейчас исчезнуть с этого забора.
– Все. Заснял. – Тимоха оглянулся на меня и я снова в его темном глазу заметил мелькнувший огонек. – Ну, что Лех, давай дом посмотрим, да надо в отдел возвращаться. Слушай, ты, конечно… Чертов гений сыска… Вот правда, чуйка у тебя, охренеть можно. Мы бы вообще внимания на забор не обратили. А теперь, гляди, какая интересная тема закручивается…
Я не стал спорить, хотя пока ничего гениального в себе не обнаружил. Пожалуй, кроме гениально резкого сдвига по фазе.
Честно говоря, оставался еще один вариант. Мощный, конкретный развод. Но и он подходил к этой ситуации с очень большой натяжечкой. Слишком муторно и совершенно бесполезно. Нет смысла убеждать меня в собственном сумасшествии, потому что ни со здоровой башкой, ни с больной от меня толку никакого.
В любом случае, пока мы изучали тот самый дом, для себя однозначно решил следующее. Буду смотреть. Просто смотреть, что и куда вывезет дальше. А потом уже подумаю, как себя вести. Леха Громов? Хорошо. Старший опер? Хреново. Но все это явно не просто так.
В доме, как и говорил до этого Тимофей, никого не было. Зато на полу лежали старые, набитые то ли соломой, то ли еще каким дерьмом, матрасы. Пять штук. В углу комнаты, где неизвестные граждане устроили бомжатское лежбище – маленькая плитка. Электрическая. Из посуды – кривобокая кастрюля с остатками гречневой каши и большая кружка, которую, похоже, использовали вместо чайника.
Помимо этого помещения имелась еще кухня, непригодная для жилья из-за полностью разбитых окон. Стекла заменяли крест-накрест приколченные доски. На полу, по углам лежали кучки наметенного с улицы снега. Далее шла маленькая комната, напоминающая кладовую. По крайней мере, вдоль стены там были прибиты самодельные полки, на которых стояли консервы. Тушёнка, завтрак туриста, килька в томатном соусе. Все банки имели значок ГОСТа и гордую надпись «Сделано в СССР».
Взял одну из консервов, покрутил ее. Даже учитывая хороший срок годности, тридцать лет их хранить не стали бы. Иначе эти запасы можно использовать, как оружие массового поражения. Там не просто ботулизм неизбежен, там, мне кажется, с первой ложки сразу кони двинешь. Посмотрел дату изготовления. Год стоял нынешний, то есть 2023. Черт… Я даже год знаю точно. Все верно. Сейчас 2023. Но почему СССР? Поставил банку обратно на полку, а затем с силой ударил рукой по дверному косяку.
– Да чтоб я сдох…
– Типун тебе на язык, Леха. – Рябушкин, проходя мимо кладовки, услышал мое высказывание и остановился рядом. – Глядишь, скоро подполковника получишь. Женим тебя, все дела. Сдох… Гляди мне!
Старлей погрозил пальцем, а потом сразу перешел к насущному.
– Дом и окрестности проверили, товарищ майор. Пусто. Как в жопе у… Ну, ты понял. Мы видели троих, но матрасов пять. Все были в использовании. Значит, ребяток тут обитало больше. Один точно имел при себе огнестрельное. Пистолет. Тут надо экспертов. Выстрел пришелся на угол дома. Получается, когда ты вывернул из-за забора и хотел подойти к крыльцу, они как раз выскочили на улицу. Поэтому, хоть убейте меня, но либо их предупредили, либо они вообще нас ждали. Понимаю, звучит как бред, однако… Мудак, который бросил тебе в ноги «визгуна», держал его на готове. Можно было бы подумать, что мы их тупо спугнули. Собирались граждане бандиты по своим бандитским делам и на-ка! Посторонний тип во дворе нарисовался. Но во-первых, у тебя на роже не написано, что ты из милиции. Твоя рожа, как раз, быстрее криминалом попахивает. Потому и пошел один вперёд. Типа, заблудился, подскажите дорогу, люди добрые. Во-вторых, одет был по гражданке. А они, заметь, ни привет, ни пока. Сразу гранату кинули. Да и потом, сам знаешь, шумовую сейчас достать не так просто. С производства их сняли. В армии только остались. Утилизируют по-тихоньку. Так… Что еще… У третьего Тимон успел рассмотреть сверток. Предположительно, там что-то посерьезнее пистолета. И не один экземпляр. Сверток был тяжёлый, нес его с трудом. По сути, от него и отвлекали внимание двое остальных. Воооот…
Серега замолчал, потер лоб, а потом с тоской добавил.
– Дежурный меня вызывал. Пока мы во дворе лазили. Говорит, Семеныч на месте, злой, как собака. Так что едем в отдел. Мы бы и так туда поехали, но… Тьфу, мля… – Старлей хотел в очередной раз плюнуть, однако посмотрел на пол и отчего-то передумал. Хотя грязи на старом линолеуме было столько, что плевать-непереплевать.
– Хорошо. – Я кивнул. – Едем в отдел. Иди, догоню.
Как только Рябушкин скрылся из виду, быстро задрал свой рукав. Сначала на одной руке, потом на другой. Вообще, сразу надо было проверить. Если у Сереги есть эта, как он ее называет, херабора, то у меня, по идее, тоже должна быть. Ни хрена. Мои запястья оказались девственно-чисты. До самых локтей просмотрел. Выше уже не стал, ибо это был бы бред полный. Куда орать, если что? В плечо себе? Поморгал несколько раз глазами. Тоже ничего не произошло неожиданного. Ночного зрения нет, снимки делать не могу, фокус отсутствует. Короче тут, как и с руками, – полный ноль. И вот интересно, почему? Я – старший опер, майор, а все прибамбасы у остальных.
Постоял, потупил несколько секунд, затем поправил одежду и вышел из дома вслед за своими коллегами. Опера уже лезли, матерясь, в «клетку», а ппсники уселись впереди.
– Ну, что, с ветерком? – Хохотнул прапорщик. Не знаю почему, его постоянно все веселило. Прямо массовики-затейник какой-то.
– Смотри, чтоб самого не сдуло. – Буркнул ему в ответ Рябушкин. – Лех, ты чего опять запарился? Голова? Или по ситуации думаешь?
– Да все подряд. – Ответил я.
Частично это даже была правда. Меня очень сильно беспокоил факт, что я сейчас поеду в отдел милиции. Именно милиции. Что там мне нужно будет о чем-то говорит с Семенычем-гондоном, а я понятие не имею, как он хотя бы выглядит. Потому что не знаю его вообще. А еще, сильнее всего, напрягал этот чертов УАЗик с зеленой жижой на днище.
от авторов: это, конечно, не УАЗик, но картинка нам зашла по настроению этой истории.

16 декабря, 2023 год, Москва
Я открыл дверь ключом, осторожно вошел внутрь, прислушиваясь к звукам. Самое интересное, адрес был ровно тот, который мне известен. То есть улица, номер дома, номер квартиры – все совпадало. Разнилось лишь то, что по словам старлея Рябушкина, женат я никогда не был и старлей почему-то сильно хотел данный факт исправить. Несколько раз за этот короткий промежуток времени он припомнил мне какую-то подругу своей Ленки, которая буквально создана для встречи со мной. Серега так нахваливал кандидатку на счастливую возможность стать женой майора, что не выдержал даже Тимон.
– Слушай, ты сам на ней женись. А то гляди, слюной всю грудь залил.
– Да пошел ты. Я уже… – Беззлобно ответил Серега и демонстративно показал безымянный палец с кольцом. Но насчёт моей личной жизни заткнулся.
Мы как раз шли в сторону метро и Рябушкин горевал, что грибы остыли, самогон уже ни к чему, а Ленка скорее всего десятый сон видит. Вообще, жизнь дала трещину…
– Ну, ты и сволочь, Громов. Абьюзер долбаный…
В голове отчетливо всплыл образ бывшей супруги вместе с ее любимыми высказываниями. Так как я новомодных слов не знал и понятия не имел, что такое «абьюзер», то спорить с ней никогда даже не пытался. А насчет сволочи… Короче, тоже не спорил. Так вот интересно мне, почему, будучи неженатым, я очень хорошо помню женатую жизнь, которой, типа, никогда не случалось? Впрочем, количество вопросов, несостыковок и несрастух стало уже настолько большим, что какая к чертовой матери разница. Холостой и слава Богу.
– Ну, вот я и дома… – Мой голос в пустой квартире прозвучал какой-то чужеродно. Стянул ботинки, ключ повесил на один из крючков вешалки. Остановился, испытывая раздрай в душе?.
Время перевалило за полночь. Естественно, и в подъезде, и в квартире было тихо. Нормальные люди спят давно.
Собственно говоря, тишина – это ожидаемо. Судя по всему, живу я один. По крайней мере, такое впечатление сложилось из обрывочной информации, периодически выдаваемой моими товарищами по борьбе с преступностью этого города, пока мы писали рапорт, а потом ехали домой на метро. Помимо отсутствующей в биографии женитьбы, родителей вроде тоже не было. Девушки не имелось. Кошки, собачки, рыбки – такая же хрень. Какой-то я угрюмый тип…
Ключ от входной двери был мною обнаружен во внутреннем кармане куртки, вместе с «корочкой» сотрудника уголовного розыска, перед тем, как мы вышли из отдела. Там же, в кармане, лежала тонкая стопка рублей. Самых настоящих, советских рублей. И когда я говорю «рубли», имею в виду именно это. Две «трёшки» и «чирик». А еще имелась целая горсть копеек.
Не знаю, как, почему, но это – уже очевидно. Я нахожусь в Советском Союзе, которого, по имеющейся в моей голове информации, быть не должно. Однако он есть.
Для начала, сто?ит вспомнить встречу с тем самым Семенычем, которого Серега упорно величал разнообразными эпитетами, в своем содержании имеющими намек на определенное латексное изделие. Вариации были не особо разнообразными и в основном сводились к «штопаный» или «драный». Очевидно старлей начальство сильно не любит. Хотя я ничего сверх ужасного в подполковнике не заметил. Самодур как самодур. Человек не самого большого ума и не самого маленького самомнения. Мент, одним словом…
– Ну… и? – Сурово сведя брови, спросил подполковник, как только мы переступили порог его кабинета. А потом нахмурился еще сильнее и окинул нашу троицу взглядом. Взгляд, как и тон, тоже был суровым, хотя это вообще не соответствовало внешнему виду Семеныча.
По мне, подполковник Иванов больше напоминал безработного соседа-алкоголика, который по недоразумению оказался в кресле начальника криминальной милиции. Форма сидела на нем мешковато, неопрятно. Жидкие волосы, зачёсанные назад, из последних сил пытались прикрыть лысину, но не выдерживая столь сложной задачи, упорно съезжали на бок. Грустно повисшие усы своими кончиками спускались почти до подбородка, словно намекая, неплохо бы их чем-нибудь взбодрить. Например, окунуть в кружку с пивом. И тогда, возможно, они снова расцветут, как клумба от перегноя. Обретут моложавый, бравый вид. Уголки глаз тоже стремились вниз, из-за чего Семеныч напоминал печального бассет-хаунда.
То, что сидящий за столом человек – подполковник, я бы понял только по знакам отличия. То, что он – Иванов, узнал из разговоров своих коллег, пока мы добирались до отдела. Сержант, как недавно устроившийся на службу, упорно величал его по фамилии. От сержанта же выяснилось про должность начальника криминальной милиции.
– А что это Вы, Николай Семеныч так поздно и в отделе? – Спросил Серега наигранно удивлённым тоном, – Мы бы и в понедельник могли отчитаться.
Судя по тому, как моментально, в одну секунду покраснело лицо начальства, вопрос этот был задан зря.
– Потому что, Рябушкин, благодаря вам, у меня дел до хрена! – Гаркнул подполковник. – Потому что милиция эта сраная…
Он резко замолчал. Подозреваю, наше с подполковником мнение о месте, где мы сейчас всеми коллективно находимся, весьма даже совпадает. Но, как настоящий руководитель он решил не подавать дурной пример подчинённым.
– Слушай, Рябушкин, вот дорастешь до моего… – Иванов сделал вторую попытку, она оказалась неудачной. Подполковник снова осёкся, с тоской глядя на Серегу. – Хотя… ты не дорастешь… Ну, по делу давайте. Кенгуру хреновы. Ты зачем на «визгуна» прыгнул?
Начальство переключилось на меня и это мало радовало. Потому что объяснить подполковнику, зачем я прыгнул на какого-то ублюдского «визгуна» при всем желании не могу. Я в душе не имею понятия, как выглядит «визгун». Не знаю, какой урон он наносит, кроме очевидно громкого звука, разбивающего окна в хлам. И уж тем более, представить не могу, чем руководствовался, прыгая на шумовую гранату. Если только, чтоб приглушить звуковую волну.
– Николай Семеныч, у него эта… контузия… – Влез Тимоха. – Он еще в себя не пришел.
– Николай Семеныч?! – Подполковник передразнил опера. – Ты что, не пойму, в пивнухе со мной сидишь? Нашёл себе кореша? Другана увидел?
Его голос с каждым словом становился все громче, а лицо все краснее.
– Ну понеслось… – Тихо буркнул Серега в сторону. – Щас начнётся… Вы тут вообще… Хер с трамвайной ручкой…
– Вы тут вообще, что ли? Хер с трамвайной ручкой путать начали? А? – Иванов стукнул кулаком по столу, отчего стопка папок, лежащих прямо перед ним, подскочила вверх, а волосы, зачёсанные назад, окончательно съехали в одну сторону.
Дальнейшая речь подполковника затянулась минут на десять. Была она не менее эмоциональной, чем ее начало, содержала исключительно матерную лексику и сводилась к тому, что все министерство внутренних дел держится на его крепких, начальственных плечах, потому что ему ужасно не повезло. У него в подчинении находятся дебилы, которые даже адрес нормально проверить не могут.
Я, если честно, перестал вникать в смысл слов Николая Семеныча почти сразу. Мое внутреннее ощущение, к которому я в данных обстоятельствах предпочитал прислушиваться, намекнуло, что принимать близко к сердцу начальство, которому вожжа попала под хвост – себя не уважать. Поэтому я начал изучать кабинет, пытаясь с помощью любых деталей добавить информацию себе в голову. Скажем прямо, детали не радовали, а голова грозила взорваться от противоречивых сведений, которые в нее поступали.
Во-первых, за спиной подполковника висел календарь. Большой, настенный, глянцевый. Очень даже яркий. С пластмассовым квадратиком, который передвигается с даты на дату.
И все бы хорошо. Год на нем написан 2023, число – 15 декабря.
Но при этом, во весь разворот, фоном, на календаре был изображён герб Советского Союза.
Всё же консервы, несмотря на указанную дату изготовления и надписи на этикетках, оставляли в моей душе легкое сомнение, вдруг просто особо хитрожопый производитель решил сыграть на популярности, которой в последнее время пользовался Советский Союз. Теперь эти сомнения медленно, но верно готовились окончательно испариться.
Потому что консервы и печатная продукция явно не в одном месте делаются. Довольно странный тренд насчет Союза получается. Соответственно, не хотелось бы признавать этот факт, но, похоже, СССР жил, жив, и боюсь, даже завтра будет жить. Боюсь не потому что это имеет какой-то грандиозный смысл для меня. Я вообще родился когда Советский Союз умер. Знаю только по рассказам и опять же, школьной программе. Дело совсем не в этом.
Просто я точно уверен, что всю сознательную жизнь провел в другой стране. Чисто географически – в той же, а вот с идейно-политической точки зрения – вообще нет. Теперь же, выходит что либо я каким-то образом из Российской Федерации перенесся в социалистическую реальность. Странную, да. Но тем не менее социалистическую. Либо… Либо Российской Федерации никогда не было, и я ее придумал. Как и некоторые моменты своей биографии. Это – самая хреновая версия, родившаяся в моей голове, но до конца я ее все-таки не отметал.
Помимо календаря, прямо над головой подполковника висели два портрета. На одном – очень даже знакомый мужик, в профиль. Кудрявый, с капризно оттопыренной нижней губой. Человеком он был достаточно известным за счет скандального поведения на заре своей политической карьеры. Однако сейчас его лицо по какой-то неведомой причине украшало кабинет подполковника милиции. В сложившихся обстоятельства спросить, а какого черта он там висит, я не мог.
На другом портрете, так же в профиль, был изображён Иосиф Виссарионович Сталин. Сталин…
– Значит, так… – Неожиданно спокойным тоном сказал вдруг подполковник. Столь резкая смена его настроения выдернула меня из размышлений, вернув к реальности. – Сейчас идёте в кабинет и подробно, в мельчайших деталях, пишите рапорта. Ясно?
– Николай Семеныч… – Начал было Серега, но, заметив, как по второму кругу начинает краснеть лицо руководства, сразу добавил. – Есть, товарищ подполковник. Только… Один нюанс…
– Еще нюанс?! – Иванов смешно вытаращил глаза. От этого менее похожим на бассет-хаунда он не стал. Просто стал напоминать сильно удивлённого бассет-хаунда. – То есть, всего случившегося мало? Вы сами себя сходу выдали. Упустили троих… Троих!.. Преступников. А теперь оказывается, есть еще нюансы?
– Я покажу… – Тимон сделал шаг вперед, а затем…
Затем я оглянулся назад, в поисках стула. Сильно захотелось присесть. Потому что Тимофей поднес руку к тому самому глазу, моргнул, и на ладонь ему выпала маленькая круглая хрень, которую он положил перед подполковником. Выпала из глаза! Буквально сразу, хрень щелкнула, из нее наружу вырвался луч, который сформировался в идеальную проекцию. Частный сектор, грязная улица, забор, черная кошка на нем.
– Млять! – От души высказался подполковник, изучая изображение.
– Вот именно. – Тимон снова взял свою хрень в руку, отключил проекцию и сунул обратно в глаз.
– Значит, пишите не просто подробно, а в красках, с художественным изображением каждой детали, с максимально восстановленными событиями. – Сказал Николай Семеныч после минутной паузы, – Потом доложу начальнику отдела. Будем думать. Сейчас… Идите к чертовой матери отсюда. А ты, Громов…
Я снова напрягся. Чего еще он от меня захочет?
– Хватит цапаться с политруком. Иначе так и останешься до конца жизни майором. Мне каждый день за тебя прилетает. Из органов тебя не поперли пока, только благодаря твоей репутации, как опера. Ладно. В понедельник на эту тему поговорим….Свободны…
Мы, не сговариваясь, одновременно развернулись на месте и вышли из кабинета.
– Вот тебе, бабушка, и Юрьев день… – Высказался Рябушкин, как только мы оказались на своём рабочем месте. – Все. Часа два можно выкинуть из жизни…
Он оказался прав. Примерно столько мы и выкинули, выполняя приказ Семеныча. Оказалось, что у Тимона слишком развиты фантазия и художественное слово, а у Серёги – наоборот, вообще нет ни первого, ни второго. Поэтому при прочтении их рапортов складывалось ощущение, будто они находились вообще в разных местах и участвовали в разных событиях.
С горем пополам, закончив изложение на тему: «Как мы просрали трех преступников и нашли проблемы родному отделу», я, наконец понял, что этот очень странный день, а вернее ночь, подходят к концу. Хотя, ночь, как раз, только началась.
Чрезвычайно радовало, что я уже оказался дома и лягу спать. Возможно, когда проснусь, все снова станет нормально. Шанс микроскопический, но я искренне в него верил.
Посмотрел в зеркало, которое висело на шкафу, предназначенном для верхней одежды. Сука, ну, ведь это – я. Мой нос, мой рот, мои глаза… Оскалился в ухмылке, изучая изображение. И зубы мои. Все до единого. Что же тогда за хрень творится…
Внезапно со стороны кухни раздался тихий шорох.

Пока еще 16 декабря…
Квартира была точно такой же, как моя, родная, даже по планировке. Кажется… С уверенностью уже ничего не берусь утверждать. Кухня располагалась сразу после туалета с ванной, поэтому, естественно, стоя в коридоре, я услышал посторонние звуки сразу.
Гостей быть у меня вроде не должно, живу я один… Опять же – вроде бы один. По крайней мере, если верить моим товарищам-операм. А чего бы мне им не верить? Зачем им было врать в таких мелочах?
Я снова прислушался, соображая, как лучше поступить. Можно влететь к комнату с криком: «Лежать, суки!» Почему подумалось именно так, не знаю. Это – первое, что пришло в голову. От столь бредовой идеи самому стало смешно. Наверное, моя новая, нежданно обретённая, ментовская жизнь толкает меня к такой лютой дичи. И кстати… вот опять… Не могу я воспринимать себя, как опера. Как сотрудника милиции. Реально не могу. Такое ощущение, будто коту нацепили еще одни уши и говорят, что он – мышь.
Шорох снова повторился. Он определенно доносился со стороны кухни. Честно говоря, посторонние звуки напрягают. Из-за событий, произошедших с момента, когда открыл глаза возле старого дома, я опасаюсь теперь всего, что имеет неожиданный характер. И между прочим, куда не плюнь, везде сплошные неожиданности. Дело не в страхе. Это – херня. Не боюсь я ни черта. Просто… Не хотелось бы ещё какой-нибудь новости. Пока что достаточно ментовки и полной каши в моей башке.
Только собрался решительно, по-хозяйски, открыть дверь в комнату и разобраться, что там такое происходит, как створка с тихим скрипом медленно поехала в сторону. В образовавшуюся щель вылезла лохматая голова. Собачья голова.
– Не понял…
Я с удивлением изучал пса. Просто буквально недавно, пока мы ехали домой, Рябушкин убеждал меня в том, что жить одному – это плохо. Если не хочу себе завести бабу, то надо – хотя бы щенка. Причем, в жизненных приоритетах старлея, баба и щенок были где-то на одном уровне. То есть всего лишь менее часа назад, судя по нашему с ним разговору, я был одиноким человеком без привязанностей, что сильно огорчало Серегу и вообще не огорчало меня, а теперь вдруг выясняется, в моей квартире находится собака?
– Эй… пес… ты кто?
Я присел на корточки и протянул руку к животному, которое смотрело на меня настороженно, с опаской. Тоже странное поведение для пса, встречающего хозяина. Либо собака такая же наглухо отмороженная как и я, что совсем неудивительно. Говорят, животные похожи на своих владельцев. Либо, она меня видит впервые. А вот это уже вызывает вопросы. Как посторонний пес оказался в квартире? Либо… В голове появилась еще одна догадка… Либо собака знает, что я – это вовсе не я. Собаки, они ведь чувствуют суть. Наверное…
– Иди сюда… – Я позвал пса. Старался говорить тихим, спокойным голосом. В принципе, агрессии с его стороны не было, но и особой любви он тоже не демонстрировал.
Только собака подалась вперёд, собираясь выйти из кухни, с отвратительным дребезжащим звуком зазвонил телефонный аппарат. Как оказалось, стоявший тут же, в коридоре, на высокой тумбе. Просто сразу его не заметил, увлекся своим отражением в зеркале.
– Ептвоюмать! – Я от неожиданности подскочил на месте.
Это было слишком громко, во-первых. И звук такой… Хочется взять и швырнуть телефон о стену. А во-вторых – аппарат выглядел очень древним. Очень! Он был… дисковый! Я такого не видел с детства. Это очень странно. У ментов УАЗики летают чудесным образом, на дворе какое-никакое, время развитых технологий… наверное, развитых, пока до конца не понял… а я смотрю на старый телефонный аппарат, который давным-давно должен быть выброшен на мусорку. И главное звенит, сука, не замолкает. Кто-то очень настойчивый, видимо…
– Алло! – Схватил трубку и машинально посмотрел на часы, висевшие над входом в комнату. Почти два ночи. Что за мудак, интересно…
– Так, Громов…
Я убрал трубку от уха, а потом с недоверием посмотрел на нее. Будто прямо из мембраны сейчас мог вылезти тот самый мудак, который в два часа ночи названивает домой своим сотрудникам. Он вообще, что ли, не в разуме?
– Громов, алло! Фух… фух… – Семеныч активно дул в телефон на том конце провода. Я слышал его отлично даже на расстоянии. – Ты чего молчишь?! Громов! Я знаю, что ты там. Хватит изображать глухого…
Пришлось вернуть трубку обратно к уху.
– Слушаю, товарищ подполковник.
– Аааа… ну, вот… А я думаю, что за тишина? Как самочувствие, Алексей?
Я снова поднял взгляд на часы. За минуту вряд ли что-то изменилось, время так же около двух. Чисто хотел убедиться, что из нас двоих все-таки адекватный именно я. Потому как самый тупой вопрос, который сейчас можно услышать, это про самочувствие.
– Спасибо, Николай Семеныч. Отлично себя чувствую. Ничего не изменилось с нашей последней встречи. Она, кстати, была не так давно…
Кухонная дверь снова скрипнула. Собака осторожно сдвинулась еще немного вперед, а потом легла на пол, благополучно устроив морду на лапы. Я не видел пока пса целиком, но даже по передней части, торчавшей из темной кухни, можно точно сказать, это – овчарка. Насколько чистопородная, не знаю, но несомненно овчарка.
– Ага… слушай, Громов… – Семеныч помолчал секунду, а потом настороженно спросил. – Ты про наш тот разговор никому не говорил? Ну… Когда про наводку обсуждали…
Я снова завис, пытаясь понять, что конкретно хочет от меня подполковник Иванов? Потому как, само собой, ни про «тот» разговор, ни про «этот» я вообще ничего не знаю. Тупо не помню. Я не уверен в своей личности и в своей жизни, а он с меня каких-то разговоров требует.
– А-а-а-а-а… напомните, пожалуйста… – Естественно, не мог же сказать начальству правду. Мол, извините, но у меня тут с башкой серьёзные проблемы. Фляга так свистит, что сквозняком дует. Но вот свалить на контузию… Почему бы и нет? – После этой чертовой гранаты, что-то в голове шум все равно не проходит. И мысли путаются. О чем именно мы говорили?
– Ты дурак? – Коротко спросил Семеныч и замолчал.
Причём интонация была весьма конкретная. Вопросительный знак в этой фразе стоял очень условно. Не знаю, какого ответа ждал подполковник. Мало кто вот так запросто признается. Я, может, и согласился бы с данным определением, но по-моему, если адекватно оценивать, у подполковника дури побольше будет.
– Нельзя такое по телефону. – Соизволил, наконец, объяснить свою реакцию Николай Семеныч. – Громов… Просто… Слушай… Черт, ладно. При встрече об этом поговорим.
– А Вы еще на работе? – Честно говоря, спросил чисто ради приличия. Так-то вообще плевать, где он. Ну, еще потому, что в случае положительного ответа мог бы сказать, мол, не буду отвлекать, до свидания.
– На работе, на работе… Слушай, тут еще такое дело, майор… В наш отдел направили стажёра… – Подполковник замолчал на секунду, а потом рявкнул, – И не надо так рожу кривить! Прям вижу, как физиономией водишь там.
А я реально ее кривил. Потому что если в два часа ночи начальник сообщает о стажёре именно мне, точно он это делает не для того, чтоб похвалиться. Единственное, ни черта не понятно, почему именно сейчас мы это обсуждаем. Неужели нельзя было в отделе все сказать. И про таинственный разговор, и про стажёра.
– Сам не рад этому факту. – Подполковник тяжело вздохнул. При этом я слышал, как он стучит каким-то предметом о стол. Такое чувство, будто нервничает. – Никогда не беру сопляков на всякое обучение. Своих дебилов полно. Но за этого просили такие люди, что отказать не мог. Возьмешь его под свою опеку.
– Николай Семенович… я и педагогика совсем не рядом. Отдайте кому-то другому.
Меня перспектива нянчиться с каким-то непонятным стажерем сильно нервировала. Тем более, какой, к чертовой матери, стажёр, если самого учить надо. Ничего не помню. Ничего не знаю. Еще не придумал, как с этим быть, а мне пацана собираются на шею повесить. Вот мы с ним, как два дебила будем. Один – без опыта, второй – без памяти.
– Да что ты?! Эй, Бурьянов! Бурьянов, дверь закрой! Проходной двор, что ли?! Дебилы…
Я так понял, последние несколько фраз точно предназначались не мне. А еще от души посочувствовал тем, кто сегодня на сутках. Не повезло мужикам с дежурством.
Снова скрипнула дверь. Собака, судя по выражению ее морды, задолбалась ждать, когда на нее обратят внимания. Она проползла еще немного вперед и теперь лежала практически рядом с моими ногами.
– Я без твоих подсказок, Громов, не догадался бы. Естественно, ты – самая поганая кандидатура для воспитания стажёра. Политрук узнает, у него пена изо рта пойдёт. Чему ты можешь научить? Как прокурорских матом по маме и папе обкладывать? Или как комитетчикам подложить бычью голову, купленную на рынке, а потом убеждать их, что это – фанатики дьявольские силы вызывали. Знаем мы тебя… Но, в этом и суть. Тебе будет поручена важная миссия. Сделать так, чтоб этот стажёр сбежал. Чем быстрее, тем лучше. Сам. Понял? Но естественно. Мол, не выдержал реальной работы в милиции. Понял, спрашиваю?
Чего уж тут не понять? Подполковник только что открытым текстом сказал, на тебе, Леха, неопытного дурака, который нам не нужен. Позаботься о том, чтоб этот дурак в ближайшее время мчался в сторону, далёкую от отдела, не оглядываясь. Ну, ок. Это я могу. Прислушался к внутренним ощущениям. Да… Точно могу. Тут даже напрягаться не придется. При желании вполне способен быть редкостным мудаком.
– Принял, Николай Семеныч. Все? Вы, конечно, извините, но время позднее. Да и мне собаку надо покормить.
В трубке повисла пауза. Тяжёлая такая, многозначительная пауза.
– Какую собаку, Громов? – Осторожно поинтересовался подполковник Иванов. – Окстись. Водички там попей. Не знаю… Спать ложись.
Я чуть не ляпнул в ответ, что конечно бы уже лёг, если бы всякие граждане не названивали мне посреди ночи с очень странными разговорами. Но вместо этого ответил:
– Овчарку. Наверное, молодую. Мелкая какая-то…
– Громов, у тебя нет собаки. Иди спать, говорю, а завтра дуй в больницу. Явно «визгун» тебя приложил конкретно. И это… смотри. Давай, чтоб после больницы в отдел. Поговорим.
В трубке что-то стукнуло, выматерилось, видимо Семеныч промахнулся и положил ее мимо аппарата, а потом послышались гудки.
– Что это было? Не знаешь? – Спросил я собаку и даже показал ей телефонную трубку, которую по-прежнему держал в руке.
Вообще, странная история. Оно, конечно, все странно. Однако, если откинуть в сторону мои личные ощущения и проблемы, поведение подполковника выглядит весьма удивительно. Мы виделись в отделе. И он вполне мог и узнать насчёт разговора, и про стажёра сообщить. Однако, позвонил ночью, домой, спустя пару часов после того, как мы с операми вышли из его кабинета.
Единственное мало-мальски подходящее объяснение, что-то произошло за то время, пока мы писали отчеты и ехали в метро. Причем, что-то очень важное. Николай Семеныч нервничал. Это – факт. Хотя пытался свое волнение скрыть.
Я бы, возможно, подумал о странном звонке подполковника еще, но в этот момент открылась дверь спальни. Резко обернулся на звук. Я стоял возле тумбы с телефоном, поэтому комната была за моей спиной. Что еще за хрень? Не квартира, а проходной двор какой-то. Думал, очередная животина вылезет. А Рябушкин, похоже, не знает о своем товарище, то есть обо мне, ни черта.
Однако, на пороге спальни замерла девушка. Она сонно хлопала глазами, пытаясь сфокусировать взгляд. Я от неожиданности где стоял, там и сел. Хорошо, рядом была маленькая табуретка, а то бы на пол приземлился.
– И баба, и щенок… – Вырвалось у меня вслух. – Вот так номер…
Девушка выглядела… никакой. Даже, наверное, страшненькая. Светлые волосы, подозрительно серого цвета, были собраны в пучок. Большие очки в коричневой роговой оправе делали ее лицо каким-то непропорционально маленьким. Как у черепахи из мультика про львёнка. Черт… Я помню сраный мультик, но ни черта не помню про себя…
Еще у незнакомки имелась кофточка на пуговицах, застегнутая до самого подбородка. Она, эта кофта, перекосилась и один ее край завернулся. Юбка, длина у которой ни туда ни сюда, по щиколотку, тоже смотрелась убого. Но самое главное, на девице были обуты кеды странного вида. Такое чувство, будто их сняли со спортсмена-бегуна, который сдох на финише своего последнего марафона. Причем, все предыдущие марафоны он в этих кедах и бежал. Даже интересно, на кой черт ей кеды в квартире? С улицы в них прийти она тоже не могла. Зима, так-то, на дворе.
И вот это не?что, стояло на пороге спальни, (моей как бы спальни), смотрело на меня огромными глазами, которые из-за толстых линз казались ещё больше, и хлопало светлыми, практически незаметными ресницами. Я грешным делом подумал, а не повторился ли у нас сюжет одного старого фильма. Правда, в Ленинград никто не летел, но будет очень смешно, если квартира не моя и я вообще заперся в чужое жилье. Двигался ведь домой по наитию, по привычке.
Когда с операми вышли на станции метро, Рябушкин что-то ляпнул про мою улицу, назвав ее вслух. Я уже в тот момент понял, адрес мне знаком. Вот и отправился наугад, по старым координатам.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=70954432?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.