Ловцы за сцерцепами
Алишер Арсланович Таксанов
Сборник фантастических рассказов и повестей, написанные автором в 1980-х и 2010-х годах. Эксперименты с медузами приводят не всегда к хорошим последствиям, если человек ставит перед собой криминальные цели – об этом повествуется в детективе «Слизь». В пустыне могут встречаться опасные существа, если только прийти туда неподготовленным, – этому посвящен рассказ «Ловцы за сцерцепами».
Ловцы за сцерцепами
Алишер Арсланович Таксанов
© Алишер Арсланович Таксанов, 2024
ISBN 978-5-0064-3189-8
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Алишер ТАКСАНОВ
ЛОВЦЫ ЗА СЦЕРЦЕПАМИ
Содержание
Из дневника комсомсольца Вякина, летящего в космосе, фантастическая юмореска
Директор мастерской роботов, фантастическая юмореска
Хлопотная профессия, фантастическая юмореска
Дрессировщик инопланетных зверей, фантастическая юмореска
Окаменяющая взглядом, фантастический рассказ
Хлопковые будни студента из будущего, фантастическая юмореска
Зубные протезы для инопланетян, фантастическая юмореска
Ловцы за сцерцепами, фантастический рассказ
Атомный призрак, фантастический рассказ
Слизь, фантастический детектив
Глава первая. Водка на двоих
Глава вторая. Распитие в школьном туалете
Глава третья. Происшествие в бане
Глава четвертая. Много вопросов – ни одного ответа
Глава пятая. Ответы вызывают еще больше вопросов
Глава шестая. Совещание у руководства
Глава седьмая. Боевой отряд городской ассенизации
Глава восьмая. Визит в институт биологии
Глава девятая. Поедание журналиста
Глава десятая. Интересная версия ученых
Глава одиннадцатая. Круг поисков расширяется
Глава двенадцатая. Подвиг Марьи Ивановны
Глава тринадцатая. Дедукция Дидевича
Глава четырнадцатая. У замполита
Глава пятнадцатая. Найденная лаборатория
Глава шестнадцатая. Смерть академика
Глава семнадцатая. Виктория Ивановна заметает следы
Глава восемнадцатая. Арест и скрытая угроза
Глава девятнадцатая. Охота на живца
Глава двадцатая. История только начинается
Ловушка геркулан, фантастическая повесть
Часть 1. Зэт-киборги – ловушка для кораблей
Часть 2. Боевая планета Тхиусс
Часть 3. Принуждение к миру
Нашествие улиток, фантастический рассказ
Желудок, фантастический рассказ
Поезд времени S-16, фантастический рассказ
Из записок оперуполномоченного (детективные рассказы)
Черная клятва
Наган
Из дневника комсомсольца Вякина, летящего в космосе
(Фантастическая юмореска)
ПЕРВЫЙ ДЕНЬ – СТАРТ!
До старта осталось несколько секунд. По сигналу я занял место в кресле и пристегнулся. Мои друзья сделали тоже самое. Космолет «Лампочка Ильича», висящий между Луной и Землей, разворачивался в сторону звезды Летающая Барнарда – именно там, на благодатных планетах мы планировали построить коммунизм и жить в счастливом мире, лишенным конкуренции, капитала, социального неравенства, мафии, эксплуатации и прочего, порожденного хищническим капитализмом и ненасытными буржуями. Мерно щелкали приборы в отсеке, где находились мы – сантехники и слесаря нашего корабля, фиксируя стабильность системы жизнеобеспечения. Косморг Иванов проследил, чтобы в руках мы сжимали Устав ВЛКСМ и были готовы исполнить «Интернационал» во время разгона. В ином случае обещал всем неприятности и выговор с занесением в личную карточку. А это означало лишение чего-то такого, без которого в космосе очень плохо. Мы обещали быть ответственными, бдительными и готовы дать отпор любой вражеской вылазке.
Из динамика раздавался приглушенный спор командира с секретарем парткома по поводу того, кто нажмет на кнопку, приводящей в действие программу полета, – все руководство в этот момент находилось в центральной рубке управления. Именно с этой кнопки начиналась наша судьба – судьба гигантского корабля, построенного на последние ресурсы СССР, трехсот членов экипажа и десяти тысяч колонистов из числа ученых, специалистов, милиционеров, рабочих, колхозников, небольшой прослойки люмпен-пролетариев (их тоже взяли, чтобы перевоспитать), прошедших строгий отбор не только по физическому здоровью и знанию своей профессии, но и верности идеалам Маркса, Энгельса, Ленина и других пророков нашего советского строя. Секретарь кричал, что он, как высшее политическое руководство корабля, имеет право и обязан дать началу полета в коммунизм, тогда как командир с не менее яростным напором утверждал, что за корабль несет ответственность лично он, а не политрук, и поэтому запустит двигатели именно командир. Так они спорили долго и чуть не прозевали время старта, за что могли схлопотать серьезные наказания за нарушение дисциплины и нанесения вреда программе полета. Ведь отклонение от момента старта означает и отклонение от цели, то есть последующий большой крюк и лишний расход топлива, более позднее достижение звезды, что не было заложено в расчетах.
Кто-то крикнул им (скорее всего, начальник КГБ):
– Идиоты! Жмите на кнопку! Иначе трындец всем нам – Генсек оторвет яйца!
И командир, и секретарь парткома вспохватились и, матерясь, протянули руки к пульту управления. Нажали на кнопку вдвоем, и тут же заработали двигатели. Всех находящихся на борту в спинки кресла вдавило ускорение. Было небольно, и сил хватало спеть:
«Вставай, проклятьем заклейменный,
Весь мир голодных и рабов!» – наши голоса разносились по радиволнам по всей солнечной системе. Жители Земли и Луны, те, кому не досталось места на «Лампочке Ильича», со слезами провожали нас в далекий, опасный, но все-таки счастливый полет. Они подпевали нам и были уверены, что все-таки смогут достроить еще два звездолета «Большевик» и «Вся власть Советам» и на нем устремиться к Барнарде, чтобы вкусить прелести коммунистического строя. Капиталисты в негодование скрежетали зубами, завидуя нашей великой миссии и неспособности нас остановить. Их жалкая пропаганда пыталась представить это в низменном виде, на что мы – настоящие коммунисты! – плевали свысока.
Двигатели натужно гудели, придавая ускорение огромной махине, которая держалась больше не честном слове, чем на серьезных конструкторских решениях. Корпус дрожал, грозясь развалиться, и все больше дрожал наш голос то ли от страха, то ли от восторга, но в любом случае гимн исполняли в разнобой уже, невпопад, и в итоге разозленный Иванов приказал нам замолчать, типа, лучше не позорить великие строки таким негодным исполнением. Мы поняли, что разноса на заседании комбюро нам не избежать. Настроение сразу у всех пропало.
Правда, потом комсоргу было не до нас – он писал план работы на текущий год, чтобы нас, рядовых комсомольцев, завалить по уши всякими там делами, на которые у них, у высших чинов, руки не дотягиваются. Иначе говоря, хрячить придется не тем, кто стоит у штурвала и нажимает на кнопки, а кто руками и ногами приводит в действие весь механизм космолета – то есть рабочий космический класс.
ПЯТЫЙ ДЕНЬ ПОЛЕТА – ПАРТИЙНЫЙ ФОРУМ
Разогнались хорошо. Космолет летит безмятежно, ровно, пронзая за секунду тысячи километров, и мы ощущаем силу нашего могучего корабля. Он для человечества – как когда-то лампочка нашего вождя для голодной и холодной России. Правда, уже на второй день пошли поломки, и нам, слесарям и сантехникам, заботы хватает. То там, то сям летят к черту приборы и узлы, которые паяли и монтировали впопыхах, иногда не к тому месту подключали соединения – торопились выполнить задание партии к очередному съезду КПСС и на качество не смотрели. Из-за этого агрегаты функционировали из рук вон плохо. Но мы не унывали, потому что по сравнению с миссией нашего полета все это было ерундой. На Земле, кстати, такое происходило повсеместно, однако никто из жителей СССР не унывал по данному смехотворному поводу. Там если крыша течет, то ничего страшного, а если у нас течет… ой-ой, даже трудно себе представить последствия такой «течи». Поэтому мы всегда там, где опасно для всех. Каждый день чувствуешь себя героем, на передовых рубежах борьбы за счастье народа!
Никто на космолете без дела не сидит. Учителя учат подростающее поколение матиматике, химии и истории Союза, пионервожатые воспитывают в духе Морального кодекса строителя коммунизма, инженеры вносят поправки в конструкции всех бортовых систем, и мы, рабочие, прямо на ходу все меняем, благо для этого существуют цеха и заводы. На третьем уровне расположились поля, где садоводы и колхозники выраживают для нас дыни, виноград, пшеницу и хлопок. Иногда на прополку и уборку урожая гоняют тех, кто не занят текущей работой на «Лампочке Ильича», иначе говоря, отдыхает. Студенты и школьники ворчат, но с энтузиазмом приступают к сбору яблок или малины, причем больше нажираются там, чем складывают плоды в ящики. Все это потом подается в магазины, где каждый может купить столько, сколько хочет в рамках начисленной зарплаты и карточного распределения. Правда, все равно самое дефицитное продается из-под полы, к слову, бюстгалтеры и носки, что шьют в небольшой мастерской на импортной технике, или водку, которую полагается выдавать раз в три месяца на рыло. Много работы и врачам, так как в условиях космоса организм перестраивается, например, начинают расти лишние зубы и появляется хвост, у женщин вырастает третий глаз, который они суют куда не следует, а вот у мужчин почему-то начинают функционировать молочные железы – и хирургам приходится отсекать вдруг проявляющиеся атавизмы и рудименты. Ведь к Летающей Барнарде мы должны прилететь здоровыми и готовыми жить и строить коммунизм. Мутанты не способны жить в счастливом обществе.
Вчера был съезд Коммунистической партии космолета. С отчетным докладом выступил секретарь парткома. Мы смотрели это по внутреннему телевидению и выражали восторг каждой фразе, и не потому, что верили, а так как косморг Иванов внимательно следил, как нами воспринимаются главные политические установки полета, и все заносил в блокнотик.
– Товарищи космонавты – коммунисты, комсомольцы и беспартийные! – начал секретарь под овации в зале. – Наша цель – благородна! Мы летим к далекой звезде, чтобы вдали от проклятого прошлого, от пережитков и пороков построить светлое будущее, которое завещали наши великие вожди и мыслители – Карл Маркс, Фридрих Энгельс и Владимир Ленин! – да будут они вечны в нашей памяти и уважении!
Делегаты встали с кресел и исполнили гимн Советского Союза. Мы тоже встали в своем отсеке и подхватили. Правда, пели тоже не очень-то охотно, хотя внешне виду не показывали. Тем временем до нас доносилось:
– Капиталистам нас не победить! Мы обгоняем Америку по производству детских колясок, носков и трусов, оглоблей и граблей, унитазов и керамических изделий, презервативов и медикаментов от поноса! Теперь мы первыми летим к Барнарда, и никому за нами не угнаться! А если туда сунутся империалисты, то увидят прекрасный мир коммунизма и будут плакать от зависти! Из-за многих световых лет до Земли и центра галактики будет сиять коммунистическая звезда!
Мы плакали от счастья и клялись быть верными Уставам КПСС и ВЛКСМ, всяким программам, следовать заветам наших отцов и дедов, ревностно исполнять установки всех пленумов и съездов родной партии. А потом был праздничный концерт, транслировавшийся по всему кораблю, и сытный ужин. Правда, делегатам дали деликатесы из неприкосновенного запаса – красную икру и соленые грибы, конъяк и шампанское, сыры и колбасы, а нам – рядовым жителям космолета – пшенную кашу с рыбъей котлетой и компот. Но мы радовались и этому. Все-таки коммунизм – это равенство и братство! А делегаты по праву получают дефицит – они заслужили своим ратным трудом на благо всего человечества!
ТРИ С ПОЛОВИНОЙ НЕДЕЛИ ПОЛЕТА – МИМО МАРСА
Сегодня по внутреннему радио сообщили, что пересекаем орбиту Марса и можно увидеть красную планету в иллюминатор. Естественно, кто был свободен устремились к внешнему обзору. Лицезрели все под бдительным оком наших комсомольских и партийных руководителей, ибо Марс – территория вражеская. Там живут капиталисты из таких стран как Япония, Южная Корея, Австралия, США, Канада, Германия и Турция. Нещадно эксплуатируется рабочий класс и крестьянство – так говорится в очередной статье, что вышла накануне в газете «Вперед – к Барнарде!». «Трудящиеся Марса не раз выступали против паразитического класса, устраивая протесты, стачки и манифистиции, однако полиция и армия применяют все средства, чтобы задавить свободомыслие и равенство народов», – отмечалось в той передовице. Оказалось, что мы, космонавты «Лампочка Ильича», выразили всеобщее возмущение по поводу ареста некого революционера из анархистско-мафиозной группировки, пытавшегося взорвать водонапорную башню, которая питала пресной водой зажиточные слои населения. Честно говоря, я об этом факте и не знал, однако согласился, что плюнуть в морду капиталистам нужно, особенно с Марса, где не соблюдаются права и свободы человека. «Марс стал источником человеческих пороков, здесь расцветает проституция, гомосексуализм, половая распущенность, наркотики свободно продаются в магазинах, а алкоголем травят мозги трудящимся массам, чтобы те отказались от антогонистической борьбы», – так было подчеркнуто в газетном материале. Прочитав, я завернул в нее свежую рыбу, что приобрел в магазине по талону – сегодня пятница, рыбный день.
Потом мама приготовила уху, и мы с удовольствием ели ее в нашем квартире-отсеке. Мой братишка сидел за компьютером в буденовке и играл в игру «Смерть буржуям», умудряясь видеосаблей за минуту разрубить сотню белогвардейцев и самураев. Папа задерживался на работе – он был старшим сталеваром на заводе, что располагался на пятом ярусе космолета – это в пяти километрах от нашего жилья, видимо, был аврал. Кстати, я нашел в отсеке небольшое смотровое окно – это был лаз для выхода в космос, просто небрежно перекрытый щитами. Через него наблюдал за Марсом. Он весь горел неоновыми огнями и я даже с огромного расстояния мог прочитать непонятные мне надписи: «I love you!», «Sony», «Welcome to the Mars!», «Tres amigos es cafe mejor», «Disco von DJ Buchacha», «Sex und Porno» и другие, и все думал, какая там интересная жизнь и представлял в своих грёзах. Само собой разумеется, сказать это вслух не мог. А потом вообще стыдно стало: я – комсомолец Вяткин, из трудовой династии! – мечтаю о паразатической жизни, да где? – на загнивающем от пороков Марсе! Поклялся больше не думать об этом и наглухо задраил лаз – чтобы никто другой не смог поддаться искушениям Запада.
ВТОРОЙ МЕСЯЦ ПОЛЕТА – ЗА ОРБИТОЙ ЮПИТЕРА
Подлетая к поясу астероидов, командир приказал быть внимательным. Конечно, все сейчас зависит от мастерства пилотов, которые сумеют отвернуть «Лампочку Ильича» от крупного небесного камня и предотвратить смертельное столкновение, однако на эти дни был введен «сухой закон» для всех, даже тех, кто не стоит у штурвала. Просто мы дежурили у обшивок с баллонами, выплекскивающими тягучую резину – ее залепляли дыры от мелких метеоритов, представлявших не меньшую опасность.
К счастью, пронесло. К Юпитеру вышли с небольшими повреждениями, которые достались от шальных камешек. Их быстро заделали. Рядовое явление, казалось бы, ан-нет… Были яркие факты героизма. Пионер Сергей Ирискин, проходя мимо пробоины, закрыл ее своим телом, остановив, таким образом, утечку воздуха. Он погиб, спасая нас, и после мы, пионеры, комсомольцы и коммунисты, у его гроба клялись помнить его, назвать именем Ирискина какую-нибудь планету, что найдем у Летающей Барнарда. Родителям выдали пособие и в торжественной обстановке вручили за сына медаль «За героизм в космосе». В тот же день труп похоронили на кладбище, где уже покоились два десятка космонавтов – они погибли тоже от разных причин, но чаще – от несоблюдения правил техники безопасности. Иначе говоря, от алкоголизма на работе!
Кстати, об алкоголизме. С этим на «Лампочке Ильича» велась большая борьба. Каждый день врачи твердили нам об опасности алкогольной интоксикации, злоупотребления табакокурения, мол, от этого в условиях невесомости растут рога и нос превращается в хобот. С комсомольцев брали расписки, что они не будут употреблять эту гадость. Мы писали и все же нарушали. Пока всех не наказали.
Дело в том, что у самого Юпитера было первое торжество – свадьба сантехника Гаврилы и портнихи Аэлиты. Целые недели они и их родственники копили еду для этого мероприятия. На столе была и колбаса, и шашлык, и лепешки, и немного редиски, картошки. Угощали супом из капусты и блюдом «макароны по-флотски». Конечно, пить минералку мало кто желал. А «горячительного» не было. Ха-ха, было оно, только подавалось в бутылках из-под минералки. Дело в том, что двоюродная сестра Аэлиты работала в магазине и сумела каким-то образом отсыпать несколько десятков килограмм сахара. Сахар – вещь дефицитная, отпускается по талонам. Уж не знаю, как прокрутилась продавщица с отчетом, однако из того песка заварили самогону на много литров. Крепкая получилась самогонка!
Я выпил и в глазах потемнело. Что было дальше – не помню. Проснулся в кабинете участкового Хаджиматова, который на меня писал протокол. Оказывается, меня нашли у тамбура, где я пытался открыть люк и выйти в безвоздушное пространство прямо в костюме, который был измазан джемом и шашлыком. При этом я призывал молодежь следовать за собой, говоря, что у Марса есть много интересного, и на этот аспект акцентировал старший лейтенант, утверждая, что мной готовилась диверсия против молодежи и что я наймит буржуазной разведки. Какой именно – тот сейчас обдумывал.
Мне пришлось долго упрашивать милиционера не губить мне жизнь и карьеру. Тогда тот спросил, почему я себя так вел, на что честно признался: был пьян. Последовал вопрос: откуда алкоголь? – Со свадьбы! – ответил я. В итоге Хаджиматов возбудил уголовное дело против родственницы Аэлиты по факту хищения сахара. Ее лишили должности и отправили в колхоз, работать на уборке хлопка. Вместо нее Хаджиматов протолкнул свою жену, которая, кстати, тоже не брезговала продавать кое-какие товары из-под полы. Правда, при этом у нее была солидная «крыша» в лице мужа.
Я же дал себе зарок не пить и бороться с теми, кто пьет! Пьянству – бой! Галактического масштаба! И как только Юпитер остался за кормой – представился такой случай.
ТРЕТИЙ МЕСЯЦ ПОЛЕТА – ПЕРВЫЙ МОЙ ДОНОС
Сегодня застал в мастерской Героя Социалистического труда Михаила Сергеевича Брелкова, нашего именитого слесаря. Он сидел в небрежной позе на стуле и держал в руке бутылку. Я подошел и прочитал: «Мартини». Ого! – напиток явно иностранный, такого в наших магазинах не найти. Но поразило меня не это. Под его ногами лежал яркий иллюстрированный журнал, судя по формату и обложке не отпечатанный на нашей корабельной типографии «Красное знамя». Я осторожно поднял его. Это был Play boy, причем свежий номер. Со страниц на меня смотрели обнаженные красавицы да еще с такими формами, что у меня аж сперло в груди, а гормоны явно заиграли в крови. Было непонятно, как издание такого рода попало на борт – бдительные таможенники и чекисты не могли пропустить такой груз в святая святых.
Михаил Сергеевич дремал, его скафандр был измазюкан черт знает чем, но я понял, что он выходил в открытый космос, чтобы залатать дыру на обшивке. Обычно дыры появляются от ударов метеоритов или невысокого качества стали, из которой вообще сделан наш звездолет. С каждым месяцем все больше и больше таких неприятностей и порой мне кажется, что до Барнарды долетит решето, а не корабль. Только высказывать такие мысли было нельзя – сразу товарищи решат, что я идеологически разложился и стал отщепенцем.
Тут я вернулся к двери. Услышав мои шаги, Герой открыл глаза – они были мутными, наверное, от чрезмерного употребления алкоголя.
– А-а-а, космосолец Вяткин! – приветствовал он хриплым голосом. Несмотря на сильный хмель, Брелков сразу узнал меня. – Как дела?
– Что это, Михаил Сергеевич? – тихо спросил я, брезгливо указывая на журнал. Тот захохотал в пьяном угаре – точно, это из-за «Мартини», вражеского напитка. От водки так не тупеют. Разложился наш Герой морально и идеологически. Начал бормотать, что это нормально – интересоваться противоположным полом и что секс в СССР был, есть и будет. Я заткнул уши, не желая слушать такую гадость. Но зато Михаил Сергеевич поведал то, о чем соверошенно был не в курсе и что стало для меня, комсомольца, открытием.
Оказывается, вокруг нашего корабля кружится много контрабандистов, которые ищут возможности переправить внутрь продукцию массовой культуры, способную разложить нравственные и патриотические устои молодежи и более почтенного поколения. Едва кто-то из наших выходит за борт для ремонтных работ, так его сразу окружают несколько нелегальных торговцев на ракетных мотоциклах, которые предлагают купить или обменяться товарами. Но поскольку корабельные деньги – «коммунистическая тенга» – не пользуются не только спросом, но и уважением в других мирах, то купить на них практически невозможно в придорожных барах, супермаркетах, отелях и ресторанах, которых, как оказалось, полным полно до самого Плутона, – то чаще всего бывает натуральный бартер. И торг идет! Еще как! Но что просят взамен, я не знаю – Брелков не обмолвился на сей счет ни словом! – и с пустыми руками нелегальные торговцы не отлетают от «Лампочки Ильича». Видимо, получают дефицитные части с нашего корабля! «Ни хрена себе, – подумал я, – так нам самим ничего не достанется, а лететь-то к звезде много лет!»
Сказав это, Брелков приложился к бутылке, потом захрапел. Я же взял с пола журнал, осторожно вынул из рук слесаря «Мартини» и устремился в шестой уровень, где располагались наши бдительные и компетентные органы. По пути меня остановил участковый – толстопузый старший лейтенант Ходжиматов, весело поинтересовался, куда я так спешу. Напоминил мне мимоходом про мой случай с выпивкой. Я смутился. Пришлось ему все докладывать, показывая при этом вещественные доказательства. Лейтенант мгновенно посуровел, потребовал зайти к нему в кабинет, где устроил полный допрос. Потом снял с меня отпечатки пальцев – я не понял, правда, зачем, – сфотографировал в профиль и в фас, записал всю мою историю на видеомагнитофон и сказал:
– Теперь официально будет так, что именно я разоблачил враждебную деятельность слесаря Брелкова! А ты будешь свидетелем!
Потом позвонил начальнику КГБ космолета, попросился на прием по важному делу. Чем это закончилось я увидел через два дня по телевидению. Была передача, в которой секретарь парткома с гневным выражением лица снимал с груди бледного и расстерянного Михаила Сергеевича звезду Героя; командир, потрясая порножурналом и недопитым «Мартини», дал пинка пониже спины; дальше был суд, приговоривший слесаря к трем годам лишения свободы за измену родине. Поскольку тюрьма располагалась на космолете, на первом уровне, то тотчас отправили бедолагу туда. Тем временем начальник КГБ на мундир Ходжиматова нацепил медаль «За бдительность», а партийный лидер призывал население «Лампочки Ильича» быть стойкими к внешним раздражителям, не поддаваться провокации, давать отпор проискам врагов. «Это стало для нас уроком, что даже Герои слабы и безвольны перед сладким призраком капитализма! Ищите разложившихся элементов в нашем обществе, сообщайте куда следует о каждом неблаговидном поступке товарищей!» – призывал он нас.
Мои коллеги кивали в ответ, правда, тоже не очень охотно. Некоторые тихо обсуждали, кто же выдал добряка Брелкова, который был нашим учителем и наставником? Атмосфера была накаленена негативными чувствами, вот-вот сверкнет молния и ударит гром в мою грешную голову, если кто-то пронюхает истину. Мне же стало стыдно. Ведь, действительно, Михаил Сергеевич всегда делился с нами не только мастерством, но и продуктами питания, всегда заступался, если кто-то из начальства на нас серчал, всегда смешил, поднимал нам дух. А я взял – и настучал на него. Век себе этого не прощу. А Ходжиматов – сволочь, по трупам идет!
ЧЕТВЕРТЫЙ МЕСЯЦ ПОЛЕТА – ТАЙНЫ НАШЕГО КОРАБЛЯ
Позавчера пересекли орбиту Сатурна. На него никто особенно и не смотрел – планета не представляла ни для коммунистов, ни для капиталистов интереса. Только на политинформации нам сообщили, что десять лет назад над Сатурном было сражение китайских маоистов с лапшегонистами из Центральной Африканской Республики. Победили первые. Кто такие лапшегонисты пояснения не дали, но я понял, что люди эти нехорошие. Но и за китайцев не особенно радовался. Не нравится мне их покойный Великий Кормчий и «культурная революция», дешевый и некачественный ширпотреб, чем они заполонили всю солнечную систему.
А сегодня меня вызвал секретарь парткома. Я уж-то на радостях подумал, что мое заявление о приеме в КПСС наконец-таки удовлетворили, и сейчас пройду соответствующее собеседование. А потом вспомнил, что рекомендацию давал мне Брелков, который ныне сам беспартийный и отсиживает срок в каталажке, так что это сейчас мне может встать в ребро. После осознал, что иной повод для встречи. И точно – партийный лидер привел в свое жилище и указал мне на засоренные трубы, мол, посмотри, что произошло?
Боже, это было шикарное место: кожанная обивка, хрустальные люстры и бра, мягкие диваны, письменный стол из черного дерева, толстые персидские ковры, фарфоровая посуда на стеллажах, дорогие книги, картины имприссионистов на стенах. Да-а, что тут сказать, наши партийные бонзы живут лучше всех! Пока он вел переговоры по видеофону с руководителями партийных ячеек на местах по поводу реализации установок прошедшего пленума, я открыл сумку с инструментами и стал ковыряться в трубах. Причина засора мне стала скоро ясной: трубы были полны недоеденным шоколадом, банановыми кожурами, огрызками киви, ананасов, косточками манго и папая – блин, такое я никогда раньше в живую не видел, лишь в кино! Откуда это у нашего главного коммуниста? Тут мой нос уловил другие запахи. Я осторожно поднял голову и посмотрел на огромный стол, находившийся посреди комнаты. Он был заставлен тортами, бутылками дорогих вин, высокоградусного алкоголя – виски, джин, текила. На блюдах – огромные куски мяса, картошки. Салаты из свежих овощей. Ого, да здесь пирушка была! Всего того, что было на столе, моей семье не заработать и за весь полет к Барнарде.
Закончив дело, я отвалил в свою мастерскую, обдумывая по дороге о реальности и теории коммунизма. Уже тогда семена сомнения дали первые ростки в моем мозгу. Об этом я тихо поделился с Ашотом, тоже сантехником. Тот, криво усмехнувшись, ответил, что так живут все партийные лидеры, мол, его отец несколько раз чинил мебель в квартирах командира и секретаря парткома, председателя профкома – оказывается, там были пьяные гулянки и последующие драки, после чего от шкафов или стульев оставались обломки. Естественно, об этом в печати не публиковалось, но слухи среди людей муссировались. «Алкоголь покупают с придорожных супермаркетов, а проституток берут с борделя», – сказал Ашот.
– А разве на «Лампочке Ильича» есть бордель? – изумился я. – Не ври!
Мой товарищ захохотал:
– Ты с Луны свалился что ли, братец? Не знаешь, что к нашему космолету каждую неделю летающий бордель пристыковывается? Я лично пару раз через иллюминатор наблюдал за этим процессом. Сам понимаешь, что это не советские «жрицы любви»!
О, блин, что за новости! Поведал мне Ашот, что уже с первых километров старта к «Лампочке Ильича» пристыковываются различные корабли, многие экипажи из которых предоставляют интимные услуги или услуги развлечений. Естественно, об этом простые жители не знают, ибо обслуживаются только высшее руководство, в числе которых и командир, и секретарь парткома, и начальник КГБ, и председатель профкома, и редактор газеты, и некоторые другие. Высокоэлитные проститутки, гейши, путаны, стриптизерши, транссексуалы – все к удовольствию коммунистов, которые расплачиваются валютой.
– Подожди, а валюта у нас откуда? – ошарашенно спросил я. – На корабле только коммунистическая тенга!
– Так перед стартом Министерство финансов СССР выделило деньги из валютных фондов, чтобы наш экипаж мог приобретать стратегические ресурсы для полета и реализации программы строительства коммунизма на Барнарде! – пояснил товарищ. – Это десяток миллионов долларов, сам видел эти чемоданы, что грузились чекистами в наш банк. Но деньги используются, я так думаю, не по назначению. Ну, уж точно для оплаты проституток и закупок импортного шмотья средства не предназначались.
И точно, теперь я заметил, что наши боссы всегда ходят в дорогих костюмах, которых не пошить в наших швейных мастерских, едят то, чего не производится в наших сельхозугодиях, используют приборы, которых в мастерских не сделать. «К космолету также пристыковываются магазины, где высшее руководство покупает изделия капиталистического производства», – с негодованием говорил Ашот.
Мда, век живи – век учись! Видимо, к Летающей Барнарде я прилечу шибко умный и, может, с совершенно иной целью, чем заложено нашей программой.
ПЯТЫЙ МЕСЯЦ – ПЯТИЛЕТКА ЗА ТРИ ГОДА!
Час назад пересекли орбиту Урана. Саму планету я не видел. И это произошло потому, что дежурил в атомном отсеке, над самыми маршевыми двигателями. Главный реактор дал течь, и теперь я в составе сорока «добровольцев» латал дыры, не давая ядовитым испарениям заполонить «Лампочку Ильича». На нас были простенькие скафандры, произведенные, судя по датам, пятьдесят семь лет назад, и работали мы в основном вручную, то есть при помощи лома, лопаты, сварочного аппарата и гаечных ключей. Мой товарищ по фамилии Сидоров сказал, что на американских звездолетах все давно автоматизировано, в подобных экстремальных условиях работают только роботы – люди даже носа не суют туда.
– Откуда ты знаешь? – с подозрением спросил я. – Разве у нас есть американские корабли? Или слушал «вражьи голоса»?
Сидоров сообщил, что видел все своими глазами. Оказывается, еще год назад для высшего руководства были закуплены у США три космолета, на которых ныне партийные чиновники летают на курорты Венеры. И на таком одном из них – это корабль «имени Второго Съезда РСДРП» – он работал сантехником, и с него КГБ взял расписку о неразглашении всего того, что там узрел. Только у того язык оказался длиннее, чем руки чекистов, и поэтому мне поведалось многое. «Вякин, ты не представляешь, как все умно продумано на нем, как все подогнано друг к другу, какая там техника – сплошная фантастика!» – с восхищением рассказывал товарищ, при этом махая ломом, чтобы припечатать заплатку на одну из дыр – оттуда валил фиолетовый дым – какой-то окислительный газ. С его слов, у корабля просторные жилые отсеки, много бассейнов и стадионов, есть кинотеатры, силовая установка против метеоритов, реактор полносттью безопасен, быстродействующие процессы реагируют на все и сами же устраняют неполадки. И наши партократы проводят там время в веселье и удовольствии, совсем как зажиревшие и обнаглевшие западные миллиардеры, и что в эти минуты не вспоминают о партийном этикете и коммунистической нравственности. Я был шокирован!
– А скорость такая, что нашей «Лампочке» так не разогнаться в течение года, – шептал Сидоров с некой завистью в голосе, а я не знал, верить ему или нет. После многих событий на нашем корыте я стал сомневаться во многом, чему учили меня со школьной скамьи. И сейчас балансировал на опасном канате, вот-вот рискуя сорваться в пропасть оппозиции и ревизионизма. Следовало спустить эмоции на тормоза, и мне пришлось для этого глубоко дышать, успокаивая нервы.
– Ладно, хватит болтать! – прервал я его, не желая дальше развивать тему. Если так сильно думать, то начнешь сомневаться в более крупных вещах, например, правильности Устава ВЛКСМ и, тем более, в резолюциях родной Коммунистической партии. Сидоров хмыкнул, пожал плечами и отошел в сторонку. Потерял и он интерес общаться со мной, решив, что я тугодум или фанатик. Я же не хотел развеивать его мнение.
И в этот момент в отсек в сопровождении милиционера Ходжиматова вошел секретарь парткома, видимо, с целью проверки уровня нашего энтузиазма и трудового вдохновения. На них были самые современные и модные скафандры – я таких даже и не видел раньше. Практически, это миниатюрные корабли, внутри которых находится человек: ракетные двигатели на спине, компьютер на груди, теледатчики на всем теле, даже лазерное оружие. У участкового висели по бокам крупнокалиберные пулеметы. У меня было хорошее зрение, и удалось сквозь испарения прочитать маленькие буквы на металло-платиковом плече: Sharp, Japan. Оп-пля, так на них скафандры не советского производства, тут патриотизмом и не пахнет. Рабочие переглядывались, втайне мечтая о такой «одежке». Конечно, там стопроцентная защита от радиации и, наверняка, куча удовольствий, начиная от бара, заканчивая видео, а мы тут получали каждый по сто рентгенов в час из-за изношенности и несовершенства скафандров, весивших, кстати, двести килограмм.
– Как успехи, друзья? – через мощные наружные динамики спросил секретарь. Звуковая волна разбросала нас по отсеку, и даже несколько свинцовых заплат слетели с реактора. Сидоров, чертыхаясь, вскочил с места и бросился заклеивать их обратно.
Мы ответили в невпопад:
– Спасибо… хорошо… нормально…
– Не чувствую радости от того, что выполняете самую главную миссию нашего полета – спасаете наши жизни! – продолжал секретарь, сверля каждого пронзительным взглядом. Ходжиматов стоял позади него и кулаком показывал тем, кто не особенно четко выговаривал слова благодарности за внимание высокого начальника к его персоне. Мы уже знали, к чему может привести эта угроза и заорали более энергичнее:
– Спасибо, товарищ секретарь! Под вашим мудрым руководством мы готовы совершать подвиги и обеспечить доставку колонии к Летающей Барнарде раньше установленного срока!
Ляпнули явную глупость, просто вырвалось бездумно. К сожалению, на тот момент мы и сами не подозревали, какую мысль преподнесли для главного коммуниста корабля. Он запрыгал от радости:
– Ах, как прелестно! Наш трудовой коллектив хочет выполнить взятые обязательства раньше срока. То есть мы прилетим к звезде раньше, чем запланировали! Это надо обсудить на Пленуме! Таких идей мы еще не брали в расчет!
И, пританцовывая, секретарь ускакал в свой кабинет, обмозговывать идею и советоваться с членами Политбюро. В свою очередь, Ходжиматов прорычал нам, чтобы никто не нарушал дисциплину, работали качественно, иначе по нам плачет КПЗ, – и поплелся за шефом. Мы же остались в отсеке доделывать работу, мечтая не о Барнарде, а о таких скафандрах, что были у руководителей.
Через два дня состоялся Пленум. На нем выступил с докладом секретарь, который объявил о взятом всеми нами, жителями и космонавтами «Лампочки Ильича», решении прилететь к точке назначения на два года раньше. Попытка командира корябля заявить, что это невозможно, поскольку корабль не расчитан на сверхскоростные полеты и мы никак не способны сделать это по техническим причинам и причинам навигации, была задавлена сразу же главой КГБ. Он грозно напомнил, что мы обязаны раньше всех достичь звезды и построить там коммунизм, чтобы затем уже на Земле и во всей Солнечной системе позитивный опыт был подхвачен рабочими и крестьянами капиталистических стран, и они перестроились на нас. «И чем раньше мы это сделаем, тем быстрее мир вдохновиться на продвиги, и везде будут торжествовать идеи Маркса и Ленина», – произнес тоже с трибуны главный чекист космолета. Ему аплодировали сильнее, ибо его боялись больше. Участковый Ходжиматов следил, чтобы мы хлопали от души, а разжалованный в прошлом месяце с должности комсорга за рукоприкладство и чванство Иванов старался сильнее всех – он не терял надежды вернуться на прежнюю работу и продолжить карьеру по общественной линии.
В итоге было принято решение, что к Летающей Барнарде мы прибудем на два года раньше. Партия дала установку всем приложить усилия к достижению резолюции Пленума. Нам осталось только это исполнить, правда, не понимая, как? Впрочем, об этом никто и не задумывался, все считали, что должно получится это как-то самим собой…
ШЕСТОЙ МЕСЯЦ – ПОЛИТИЧЕСКАЯ ГЕОГРАФИЯ ПЛАНЕТ
У меня начался одномесячный курс повышения квалификации. Хочу сказать, что на 70% уроки состояли из повторения учебников по истории КПСС и научному коммунизму, 20% – это спорт и труд, где мы сдавали нормы ГТО и бесплатно пахали на хлопковом поле, и лишь 10% времени оставалось на непосредственную нашу специализацию. Хотя толка в этом было мало, ибо изучали мы достижения западной цивилизации, что ловили для нас в радиоэфире солнечной системы наши «уши и глаза» и потом печатали на бумаге, но в реалии нас окружала техника советского производства, которая отличалась от ихнего как пулемет от дубинки. Учитель рассказывал об эффективности производства на борту «Лампочки Ильича», о росте продукции на душу населения и технологиях ресурсосбережения, тыча указкой на истрепанные плакаты с древними механизмами, а мы сидели за партами с умными и в тоже время скучающими лицами, втайне мечтая о кассетном видеомагнитофоне Aiwa или лазерном проигрывателе Phillips.
Бывший косморг Иванов в эти дни был чем-то занят. Он достал атласы звездного небы и что-то рассчитывал при помощи огромного калькулятора «Электроника-4590Т» и линейки. Когда наш учитель по политической географии планет спросил, чем это он занимается, Иванов побледнел, судорожно сломал карандаш, однако выкрутился:
– Ищу новый путь к Летающей Барнарда, хочу, чтобы мы добрались до звезды за один год! И Тогда у нас будет возможность раньше построить там коммунизм…
– Похвально, похвально, молодой человек, вы – настоящий комсомолец, – заулыбался учитель.
Тут Иванов задал вопрос:
– Скоро мы пролетим мимо Нептуна. Расскажите нам об этой планете!
Конечно, тот не стал отказывать. И мы узнали, что Нептун – чисто капиталистическо-самурайская планета, ибо ее первыми достигли и выкупили права жить там у ООН именно японцы. Первыми колонистами были самураи, якудзы и гейши. Теперь там они строят кибернетическое будущее, используя биокомпьютерные и генноинженерные технологии. «Там пролетариат загнан в машины, и обслуживает капиталистов в качестве роботов», – пугал нас учитель. Сам он это, видимо, читал в наших газетах, ибо иных источников информации не было. Иванов кивал и говорил:
– Да, это ужасно. Там даже роботов нещадно эксплуатирует паразитический класс! Банзай!
Потом учитель стал просвящать нас в специфике капитализма на последнем форпосте Солнечной системы – Плутоне. Это был мир разврата, пьянства и гомосексуализма, а вообще официально там была тюрьма. Далее мы перешли к социализму на других планетах. Оказывается, малые небесные тела – астероиды и планетоиды – оккупировали жители Бангладеша, Филиппин и Камбоджи, которые превратили их в некие коммуны. Правда, там торжествовал анархизм, но по сути это было не далеко от принципов коммунизма, главное, что там любили советского генералиссимуса Сталина, албанского вождя Энвер Ходжу и югославского генерала Брозда Тито. А жители Центрально-Африканской Республики заселили Меркурий, ибо они любят жару и теперь выращивают бананы и финики прямо у Солнца. «Благодаря социалистической форме труда центральноафриканцы достигли больших успехов и широкими шагами движутся к коммунизму», – с гордостью произносил учитель.
Мы радовались вместе с ним за успехи наших собратьев по рабочему движению. Лишь Иванов как-то странно кривил губы и усмехался. Я ткнул его локтем: ты чего? Тот фыркнул и ничего не ответил. Но тогда я заметил, что бывший комсорг о чем-то упорно размышляет. Тогда и мысль ко мне не пришла о чем-то плохом…
СЕДЬМОЙ МЕСЯЦ —ЗНАМЯ ОКТЯБРЯ
Между тем, на космолете вовсю шла подготовка к знаменательному празднику – Дню Великой Октябрьской революции. По Красной площади маршировали солдаты нашей маленькой армии, милиционеры и чекисты, мы – простые рабочие и крестьяне – брали на себя обязательства чего-нибудь свершить, а врачей и учителей и днем, и ночью учили носить плакаты с разными лозунгами и красиво кричать «Урааааааа!» на призывы, что издавали мощные динамики. Руководство постоянно маячило на пъедестале под памятником Ленина, разрабатывая первые в истории путешествия к Барнарде программы демонстрации и народного торжества. Оркестр разучивал марши. Кондитеры пекли торты и пироги из неприкосновенного запаса. Школьники репетировали роли в спектаклях, посвященные борьбе пролетариата с буржуями и контрреволюционерами.
Где-то вдали от нас пролетел Нептун, только народу было не до него. Мы ощущали бурный восторг того, что несем знамя коммунизма в космические дали. После работы я бежал на массовку, чтобы выработать до автоматизма движения флагами и транспарантами и кричать «Слава КПСС!», «Слава Октябрю!», «Ура Ленинскому комсомолу!» и так далее. Правда, и работы на участке прибавилось – техника выходила из строя одна за другой, и мы не успевали не то что бы заменять – запчасти на корабле были строго ограничены! – но и латать и перешивать дыры, затягивать сильнее проржавевшие гайки и цементировать трубы. Про насосы я говорить и не стану – они все дышали на ладан и могли вот-вот разрушиться. Однако начальство грозило нам кулаком, если все это произойдет до или во время празднования – портить настроение людям было категорически запрещено, то мы поймем по чем фунт лиха. Поэтому я чертовски уставал, и аппетита даже не было, как бы мама не старалась меня накормить борщом.
Рано утром 7 ноября я вышел на демонстрацию, хотя мозг еще спал. Мощный прожектор, заменявший солнце, светил слабо, а вентиляторы создавали пародию на ветер, при таких порывах полотнища с символами коммунизма не трепетались в торжественном смысле, а висели как попользованные презервативы. Я зашел в театр, где лежали транспаранты, флаги, портреты, и взял первый попавшийся в руки, даже не посмотрев, что это такое. Так и прошелся мимо трибуны, где стояло наше высшее руководство, слабо поддерживая массы криками:
– Слава… ура… поддерживаем… хрррррр… ура… хрррр-пшшшш…
Глаза слипались, мысли застыли, однако я неожиданно увидел изумленные взгляды секретаря парткома, командира корабля, начальника КГБ, отдававшего какие-то распоряжения и показывавшего пальцем в мою сторону. Тогда я ничего не понял, и все же обнаружил, что иду практически один – на расстоянии двадцати метров от меня никого не было. Демонстранты тоже странно косили на меня, кое-кто прокручивал пальце у виска. «Блин, что такое?» – недоумевал я, останавливаясь посреди платца.
Все прояснилось, когда ко мне прорвался участковый Ходжиматов с пятью рядовыми милиции. Они отняли плакат, что нес я, скрутили мне руки, и поволокли в сторону отделения КГБ. «Вы чего?» – орал я, стараясь вырваться. И все это транслировалось по всему кораблю, и наверняка мои родственники замерли от ужаса.
– Сейчас узнаешь, диверсант, – хрипло ответил Ходжиматов, угощая меня тумаками. Его коллеги тоже старались, и, естественно, вся сонливость с меня слетела как туман от ветра.
В кабинете, куда любой из нас заходить боялся, прояснили мою враждебную деятельность. Оказывается, мной был взят плакат с изображением Уинстона Черчиля – английского премьер-министра двадцатого века. Видимо, это была часть декорации какого-то спектакля, посвященного борьбе за мировой коммунизм, а я, не осознав и не взглянув на это, поволок на демонстрацию. Естественно, руководство и массы восприняли такой поступок не только как кощунство к памяти революции, но и как своеобразный политический вызов существующему строю. Участковый бил меня старинным телефоным аппаратом и допытывался, на кого я работаю – на американскую или английскую разведку. В свою очередь, я пытался ему все пояснить, что это ошибка, мое головотяпство, да только никто и не собирался слушать мои жалкие оправдания.
И вдруг Ходжиматов сел за письменный стол и достал папку с бумагами, долго перелистовал, после чего стал расспрашивать меня о… бывшем комсорге Иванове. Это было так неожиданно, что я стал заикаться. Милиционер понял это по-своему:
– Ага, значит, с ним заодно? Вместе планировали твое контрреволюционное выступление на демонстрации?
– Нет, нет, – отвечал я. – Я вообще давно не видел Иванова… Он даже перестал посещать курсы повышения квалификации…
– А о его планах не знаешь? Чем он вообще занимался? О чем говорили? Ты же был у нашего партийного руководителя, так что ты мог рассказать Иванову о расположении вещей в комнате… Чем тот интересовался?
Я никак не мог взять в толк, к чему клонит Ходжиматов, причем тут Иванов, партком и мой плакат. И только через час узнал – наш бывший комсомольский вожак… сбежал. «Как сбежал? Разве с корабля можно сбежать?» – расстерялся я. Вид у меня был искренний, и участковый понял, что никакого отношения к этому событию я не имею. И все же по намекам стало ясно, как покинул «Лампочку Ильича» Иванов – он проник в кабинет секретаря парткома под видом электрика, сам же вскрыл спасательную капсулу, влез внутрь и катапультировался. Его сигнал SOS засек японский грузовой космолет «Меч самурая», который подобрал беглеца и сразу предоставил ему политическое убежище на Нептуне. Все это произошло за день до моего «триумфального» шествия по Красной площади.
– Вот тебе, бабка, и Юрьев день! – ошеломленно произнес я.
Ходжиматов взял с меня объяснительные, а потом его рядовые пинком вышвырнули из кабинета. Дома пришлось оправдываться перед родными, а потом и руководством ЖЭКа. На Нептун смотрел опять с секретного места, который в ту же ночь тихо вскрыл. Синий шарик вращался далеко от нас, и где-то там уже обживался мой бывший вожак. Почему-то не хотелось его критиковать или проклинать. Где-то в душе даже зашибуршилась зависть.
ВОСЬМОЙ МЕСЯЦ ПОЛЕТА – НАШИ ДРУЗЬЯ ПО ИДЕЕ И МЕЧТЕ
Оказывается, в мире мы не одни, кто хочет построить светлое будущее за пределами Солнечной системы. На днях пересеклись путями с неким кораблем, напоминающим ржавое корыто – судя по всему, оно было в худшем техническом и внешнем состоянии, чем наша «Лампочка Ильича». Смотря на него через экраны и иллюминаторы, все руководство чесало репы и обсуждало, кто это мог быть? Лишь умалишенный согласился бы отправиться в дальний космос на плохо приспособленном судне, хотя начальник КГБ, порывшись в каталогах, пробормотал:
– Похож на советский корабль «Великий Смольный», который прекратили строить сорок лет назад…
– А кому он принадлежит? – спросил его партком, заметно нервничая.
– А хрен его знает, – пожал плечами тот. – Мы раздарили эти судна всему миру, начиная от Африки, заканчивая Луной, и черт знает кто шастает по Вселенной на этой консервной банке… Свои подобные изделия давно переправили и, кстати, часть металла пошло на строительство нашего могучего космолета!
В этот момент из динамика раздался грозный вскрик – это был радиосигнал с неизвестного корабля
– Социализм или смерть!
– Боже мой, это пираты! – заорал мгновенно побледневший партком. – Они угрожают нам смертью, если мы не отдадим им наши сокровища!
Все в рубке переполошились, стали кричать, что нужно поднимать армию, мобилизовать призывников и военнообязанных и дать достойный отпор врагам, биться до последнего патрона и человека. Лишь начальник КГБ хмуро качал головой, ибо прекрасно осозновал, что оружие на борту «Лампочки Ильича» отсырело, то есть было не боеспособно и сейчас не страшнее водянных пистолетов. Из трех тысяч пушек могли стрелять не больше двадцати, а из сто сорока ядерных ракето-торпед способны покинуть пусковые установки около пяти процентов; про пулеметы лучше вообще не говорить – патроны к ним оказались нестандартными, совершенно с другой модели. При таких возможностях отразить атаку было делом гиблым, и уж лучше сразу сдаться или начать длительные переговоры по дипломатической линии, может, удасться избежать позора.
Тут командир космолета удивленно произнес:
– Какие у нас сокровища – мы бедны как церковная мышь. На последние ресурсы Союз собрал наш корабль и отправил в полет! А нам еще коммунизм строить у Летающей Барнарда!
– Ну, у нас есть немного валюты, что оставило нам Министерство финансов, – робко произнес партком. – Может, откупимся?
– Такими грошами, что в нашей кассе, не откупаются… Наоборот, разрозлим их… Блин, кто это может быть? Сомалийские пираты? Или ангольские партизаны? Марсианские хулиганы?
Тут снова раздался крики:
– Так социализм или смерть? Что молчите?
К счастью, среди членов экипажа оказался один смышленный, который, поковырявшись в носу, пробормотал:
– Так это кричат на испанском!
Тут все повернулись к нему:
– Так чего они хотят – нашей гибели?
– Нет… Это же лозунг кубинских коммунистов!
Эти слова вызвали вздох облегчения: слава богу, летят братья по коммунистическому строю, не враги заклятые. Связались с ним, и выяснилось, что это корабль «Фидель Кастро», который летит к созвездию Кита, там тоже строить кубинскую модель социализма. «Надоели нам янки, – жаловался бородатый командир товарищ Эдуард Ортега, который пыхтел гаванскими сигарами и пил карибский ром. – Экономической блокадой, правами человека и прочими гнусными контрреволюционными делами. Решили мы открыть мост от Острова свободы к созвездию Кита, и туда перебраться, чтобы закончить строительство социализма и вступить на путь коммунистического развития вдали от американского империализма и его пособников».
– Ох, это хорошо, – одобрил секретарь парткома, улыбаясь до ушей. – Когда построите коммунизм, то добро пожаловать к Летающей Барнарда – мы там тоже построим прогрессивный строй рабочих и крестьян, и никакая сволочь не будет мешать нам жить в светлом будущем.
– Виват Марксу, Ленину и Сталину! – крикнул начальник КГБ.
– Социализм или смерть! – поддержал товарищ Ортега. – Кстати, загвозка одна: социализм пока хромает у нас, а вот со смертью как бы избыток… Мрут наши люди то ли от голода, то ли от болезней, то ли от неверия в наши дела. Если так будет продолжаться, то до Кита долетит лишь высший партийный и военный состав «Фиделя Кастро».
– А вы кормите кубинцев получше, хлеба и овощей, мяса и кофе давайте, – посоветовал тот, кто знал испанский. Ляпнул, сам не подумав. И вызвал негодование кубинского главы корабля:
– Наши товарищи не голодают, всего достаточно на нашем космолете! Это провокация с вашей стороны! Я протестую против такого общения с товарищами по коммунистическому духу и оружию! Я отправлю письмо в СССР, как вы оскорбили меня и весь кубинский народ!
Назревал серьезный скандал. Пришлось парткому оправдываться, мол, это высказалось неофициальное лицо, просто технический сотрудник, который не имеет права вести дипломатические переговоры. Начальник КГБ приказал арестовать бедолагу, и лейтенант Ходжиматов быстро уволок его в кабинет для допросов. Командир «Лампочки Ильича», чтобы как-то выкрутиться из сложного политического кризиса, предложил Ортеге пять тонн красной икры и тонну русской водки.
– Это вам поможет прийти к социализму быстрее, – сказал он.
Подарок был благосклонно принят. Весь груз катапультировали в сторону «Фиделя Кастро», который был подхвачен специальными сетями и затащен внутрь. В ответ мы получили пять ящиков кубинских сигар. После прощальное застолье и соответствующими речами. Руководство двух кораблей стояли в рубках и, общаясь через видеолокаторы, поднимали тосты за смерть капитализма и торжество коммунизма и пили «горькую» стаканами один за другим. Уже валились с ног, когда послышался дикий крик:
– Долой коммунизм! Сдавайтесь!
– Это еще кто? – удивился партком, с трудом открывая заплывшие от алкоголя глаза. Не менее изумлен был и Эдуард, который едва не задохнулся своей сигарой и чуть не подпалил бороду. Тут начальник КГБ потребовал от своих секретных служб пояснения, и те ему доложили, что наперехват кубинцам летит подобная им космическая «галоша» – переоборудованный старый советский танкер. На его борту на языке пушту было написано: «Моджахеды Афганистана». На экране возникл какой-то бородач, на голове которого красовалась большая чалма, а во рту торчала трубка чилима с гашишем; незнакомец тряс автомат «Калашникова» в руке. Он орал, брызгая слюной:
– Я есть Абдулла Рахмат! Глава Совета мулл и шейхов Афганистана! Созвезие Кита является территорией моджахедов! Мы летим туда строить исламское государство! Коммунистов мы вешаем!
Ортега разозлился:
– Чего, чего?! Созвездие Кита является нашей собственностью! Прочь с нашей звездной системы, кровососы! Вам, средневековым феодолам и продавцам опия для народа, нечего делать там!
Афганские вояки были не согласны с такой точкой зрения. Оба корабля расчехлили оружие и устроили пальбу. Но бой был уже за пределами видимости приборов «Лампочки Ильича», поскольку пути разошлись. Мы летели своим курсом дальше и ничего не знали, чем все закончилось. Единственное, что сообщили мне мои товарищи, которые в этот момент чинили трубы в камере допроса, что тому испаноговорящему технику впаяли статью уголовного кодекса за антисоветщину и отправили на пять лет собирать картошку на полях нашего космолета.
ДЕСЯТЫЙ МЕСЯЦ ПОЛЕТА – ЭКОНОМИЧЕСКИЙ КРИЗИС
Пришел злой с магазина. Две недели стоял в очереди за тремя килограммами колбасы. Я был в списке 34956-м, однако за три сотни до меня вышел к толпе завмаг Бронислав Ляо и, хитро улыбаясь, сообщил:
– Все, товарищи, расходитесь! Колбасы не осталось! И не будет – завоза не намечается!
Мы стали возмущаться, мол, что за безобразие, куда партия смотрит, где тут справедливость, для чего Советскую власть устанавливали, если колбасы уже не хватает, и как мы до Барнарда долетим при таком раскладе с пищевыми ресурсами? Однако тут появилась милиция, с которой у нас не было желания спорить. Ходжиматов, увидев меня в толпе, пригрозил резиновой дубинкой, и я ушел подальше от греха. Остальных же немного поколашматили по спинам и отправили домой, напоследок сообщив, что в партийные ячеки будут спущены все ФИО участвующих в антисоциалистическом пикете. Что это означало знали все, и многим стало зябко.
Да, давно не ел я колбасы. Как, впрочем, и сгущенки не видел месяца четыре. Хлеб поступал из завода с перебоями, говорят, жучки-мутанты развелись в муке, все пожрали, а новый урожай еще не собрали с полей – хотя и колхозники кривили физиономии при упоминании о зерновых. Они ссылались на неблагоприятную погоду, только это у некоторых из нас вызывало недоумение: ведь погоду регулировали с центра управления «Лампочкой Ильича», природных факторов здесь и не было. Если нужно – дождь сделают, а надо – сплошная жара и солнечный свет… С другой стороны, зная состояние всех технических средств, я был уверен, что «солнце» давно погасло, а вода льется как при цунами, сметая все на пути, – моторы работали в неотрегулированном режиме. Естественно, о сельхозкультрах тут лучше не рассуждать…
Да вот только не понимал я, почему у некоторых граждан, имеющих отношнение к сфере управления, всегда на столе были французские булки, лепешки, пряники. Кроме того, не испытывали они проблем с маслом, яйцами, мясными изделиями и фруктами. Мне тихо намекнули, что это – из спецмагазинов, куда простым смертным вход воспрещен, только высшему партийному и комсомольскому составу, имеющим особый привелегированный статус – они же слуги народа, и слуг следует кормить сытно и много.
Однако моя знакомая Таня Ли тихо шепнула, что может помочь мне. «Бронислав – это мой дядя, – шепнула она. – В магазине есть еще немного колбасы, я могу тебе достать три-четыре килограмма… по блату, так сказать!» Я обрадовался. Только немного приуныл, когда Таня сообщила, что за это нужно переплатить…
– Двадцать коммунистических тенге за один килограмм! – услышали мои уши, и мозг едва не померк от избытка кровянного давления. Бог ты мой! Ведь моя месячная зарплата – семьдесят тенге! На это можно позволить себе лишь три с половиной кило малосъедобного мясного изделия, именуемого «докторская колбаса». Говорят, ее изготавливали из крыс и мышей, что ловили на «Лампочке Ильича» специальные группы егерей, добавляли каких-то химических веществ, фаршировали в ослинные кишки и варили в жуткой до вони жиже. Не редкость было наткнуться зубами в этой массе на непереломанную лапку с когтями или недоваренный длинный хвост.
Я поблагодарил Таню и сказал, что пока денег нет, но при получении аванса обязательно куплю килограммчик для семьи. Впрочем, денег нам не выдали – банк сообщил, что все банкноты вращаются в теневой экономике, а на счетах пусто. Милицейские рейды были малоэффективными, спекулянтов ловили пачками, а что толку? На обсчете покупателя попалась супруга Ходжиматова, и ее сразу уволили. Пинком под зад дали и самому участковому, за то, что «крышевал» ее. Лично командир корабля срывал погоны, а начальник КГБ пять раз припечатал подошвой ему толстую задницу. Теперь Ходжиматов работал со мной в ЖЭКе космолета и чинил трубы – никуда в другое место его брать не хотели. Мундир милиционера поменял на костюм слесаря. Вообще-то с этой профессией было у него вначале плохо, ибо ничего нормального руками делать не умел. Способности шить уголовные дела и избивать подследственных были ни к чему в нашей работе. Тогда он, смущаясь, попросил меня научить тому, чего знал и умел я.
Я старого не помнил, не отказал. Стал водить с собой в разные отсеки, где мы оба чинили трубы, заменяли клапаны насосов, устанавливали турбины, откачивали жидкости и многое другое. Тихо-тихо Ходжиматов втянулся в специфику, и ему это даже нравилось. Правда, супруга теперь отводила нос, едва он появлялся дома – работали мы все-таки не на парфюмерной фабрике, запашок от нас был еще тот!
Ладно, дело не в этом. На «Лампочке Ильича» назревал кризис. Экономический. С каждым днем все меньше продуктов и товаров, а длиньше становился рабочий день. Деньги обесценивались, даже золотые и хрустальные изделия исчезли с прилавков. Люди тихо начинали ропотать. Особенно когда поднялась цена на картошку и молоко. В седьмом жилом секторе была даже акция гражданского неповиновения, туда стянулись армейские и милицейские части. Сам секретарь парткома уговаривал людей разойтись, а в ответ в него полетели галоши и туфли. Хорошо что не «коктейль Молотова». Журналисты об этом факте промолчали, но слухи порой сильнее СМИ. Мне казалось, что до звезды не долетим, если уже сейчас начался разброд и шатание. Мог произойти бунт, чего опасались многие на космолете.
Но ситуация вскоре радикально изменилась. Три недели назад состоялся внеочередной Пленум парткома. Секретарь информировал весь актив, а также всех колонистов, что в СССР и коммунистических странах солнечной системы реализуется новая политика, подразумевающая внедрение новых методов хозяйствования и мышления. Продвигалось все это под лозунгами «Неоглобальная перестройка», «Сверхсветовое ускорение», «Вселенская гласность». Как пояснил мне позже новый шеф ЖЭКа Бахтияр Хамидович, коммунист с 30-летним стажем, обновляется экономика на базе рыночных отношений. Честно говоря, я не понял, и поэтому откровенно спросил:
– А можно все теперь по-русски? Что это означает?
– Это значит, дуралей, что теперь разрешается индивидуальная трудовая деятельность, создание кооперативов, брать в аренду орудия и средства труда… То, что было при Ленине – новая экономическая политика! Теперь мы – неоНЭПманы, дошло до тебя, Вякин?
Тогда я только кивнул, а дошло спустя некоторое время, когда на базе нашего ЖЭКа был создан кооператив «Слоны космоса». Шефом стал, естественно, Бахтияр-ака, он же распределил фронт работ, при этом обещав каждому хорошую получку и надбавки в виде материальных вещей. Мы воспряли духом, идея нам понравилась. Началась новая эпоха на космолете. То там, то сям появлялись кооперативы, банки, частные фирмы и мастерские. Жена Ходжиматова открыла ресторан со стриптизом, причем первой стриптизеркой была она сама. Народ повалил к ней, мест свободных даже не было. Ходжиматов теперь приходил на работу в черном элегантном костюме и в парфюме от Коко Шанель, хвастался, что купит себе путевку на Плутон.
У нас тоже дела ладились. Хорошо платили за труд, денег хватило на приватизацию жилого отсека, где жил я с родителями и братишкой. Обставились новой мебелью, что произвели другие кооперативы, сменили санузел и холодильник. И одежка на нас была неплохой, не стыдно по ярусам космолета шататься, мне с девушками знакомиться. По телевизору показывали разные интересные темы, например, о коррупции в партийных и комсомольских ячейках, о репрессиях и даже была критика самого секретаря парткома и командира «Лампочки Ильича». Кино снимали в стиле «чернуха» и «порнуха» – все это разрешалось слогласно новым идеологическим доктринам. Вот такие наступили времена – даже не поверили бы в такое пять месяцев назад. Идеи коммунизма как-то расплывались, становились нечеткими, второстепенными… Всех охватила жажда наживы, частной собственности. Даже заседания комсомольского актива прекратились – все комсомольцы и партийные ударились в индивидуальную трудовую деятельность, арендные отношения или кооперативное движение, и стало недосуг до политики.
Правда, вместе с кооперацией и самофинансированием пошли и некоторые негативные явления. В частности, рэкет, о котором ранее мало кто знал. Теперь наш ЖЭК должен был платить нелегальные отступные неким бандюганам, в которых я признал работников милиции и КГБ. При отказе обещали крутые ребятки навести шороху. И наводили. На прошлой недели расквасили морды поварам и официантам кафе «Нажрись до отвалу» за нежелание бесплатно кормить, а само кафе подожгли. Естественно, милиция отказалась фиксировать преступление – ну, не своих же работников сажать. Списали на производственную аварию… Потом выяснилось, что руководит всеми криминальными делами… слесарь Брелков. Он стал «авторитетом» в зоне, и теперь дружил с ментами и чекистами, а те танцевали под его дуду. Обалдеть!
Кроме того, выяснилось, что на корабле есть лица лунной, марсианской и кавказской национальности, которые начали между собой этническую вражду. Сектор «С» – там где обитали в основном торгаши – объявил независимость от «Лампочки Ильича», провозгласил Суверенную Республику Долларстан, туда послали войска, в результате чего пять дней шла гражданская война, закончившаяся неделю назад перемирием. Сектору «С» дали автономию, но отделиться не разрешили. Хотя проблему сепаратизма это не разрешило: то там то сям вспыхивали бунты недовольных или экономической реформой, или национальной политикой, или требовали сексуальной свободы…
Короче, полет начал трещать по швам. Боялись, что не долетим до Летающей Барнарды, развалимся уже на четверти пути на десяток враждующихся государств, и космолет просто разорвут на части…
ДВЕНАДЦАТЫЙ МЕСЯЦ ПОЛЕТА – ВСЯ ГРУСТНАЯ ПРАВДА
Мы уже давно за пределами Солнечной системы. Космолет летит в глубоком космосе – так нам говорит командир, сверяясь по навигационным картам. На «Лампочке Ильича» социализм тихо распался, вершат дела звонкая монета и бизнес. Как пелось: «Люди гибнут за металл!» Только на борту на него молятся даже сторонники Октября. Книги по марксизму-ленинизму давно спустили на макулатуру, поскольку потребности в них ни у кого не было. Секретарь парткома ныне возглавляет Демократическо-либеральную партию космолета, а председатель месткома – Монархическое движение «Северная Корона», причем первый хочет стать наследственным монархом, а второй требует президентское правление. Я ни того, ни этого не поддерживаю, по мне все это политические игрушки, а я занят бизнесом. Сейчас предлагается ввести свою Конституцию и парламент, также пост Омбудсмена, то есть все атрибуты демократического государства. Старожилы-коммунисты в шоке, они требуют вернуться к прежним порядкам, называя это все предательством идей Маркса и Энгельса. Особенно шокировало их попытка некоторых антиглобалистов взорвать памятник Ленину на Красной площади. Кстати, есть уже предложения переименовать космолет в… «Уинстона Черчиля»! Но пока эту идею поддержали немногие.
Так что жизнь на космолете кипит более бурно, чем год назад. Идет процесс приватизации в сельском хозяйстве, Мой друг Ашот возглавил фермерское предприятие, и теперь выращивает в оранжерее бананы и киви, ананасы и манго, и снимает большой урожай. Разбогател, спонсирует культурные меропрития, например, по его мемуарам местный театр отыграл спектакль «Мои года – мое богатство». Мафиози Брелков открыл три банка, легализовав «черный» капитал. Говорят, что и два публичных дома тоже в его владении, и туда ходят в прошлом самые устойчивые моралисты, не отказывающиеся ныне от плотских утех. А недавно по телевидению передали, что бывший комсорг Иванов ныне на Плутоне возглавил местное отделение Партии геев и лесбиянок, защищает права сексуальных меньшинств, которые на этой планете давно уже большинство. Так что тихо-тихо цель нашего полета становится несерьезной и бесполезной. Да только вслух пока мало кто отваживается об этом сказать. Ведь КПСС на Земле еще в силе, может и боевой крейсер вслед нам послать…
И все же мне не спокойно. Не знаю, что тревожит меня. Однажды, терзаемый какими-то сомнениями, открыл свой потайной лаз, чтобы полюбоваться космосом и… узрел Плутон. «Странно, ведь мы пересекли его орбиту четыре месяца назад, как он тут появился?» – изумился я. Решив, что я ошибся и это – блуждающая планета, стал проводить замеры и спектральный анализ. Увы, моя догадка подтвердилась – это была наша девятая планета Солнечной системы.
Ничего не понимая я поделился мыслями с друзьями. Те взволновались и стали требовать от астрономов пояснения. Те вначале отнекивались, однако во время прямой пресс-конференции, транслируемой по космолету, вынуждены были признаться журналисту, что мы до сих пор находимся в Солнечной системе. Какой это был скандал – слов даже не найти. Народ бурлил, возмущался, все собрались у отсеков, где жили командир «Лампочки Ильича», начальник КГБ и бывший партком – нынешний либерал, хотели взломать их люки, но те, бледные и напуганные, сами вышли и, бухнувшись на колени, признались… что мы просто кружим вокруг родного Солнца.
– Почему? – вскричал мой шеф Бахтияр Хамидович. И его поддержал бывший участковый Ходжиматов, дрожа от нетерпения треснуть гаечным ключом по кумполу главы чекистов. Тот испуганно отползал, нервно глядя на огромный инструмент.
И тут открылась страшная тайна. Оказывается, еще десять лет назад к Летящей Барнарде ушел звездолет корейского народа под названием «Великий Чучхе». Около сорока тысяч жителей КНДР сумело разместиться там, где по расчетам могло находится всего пять тысяч, и теперь они колонизировали планеты, что должны были принадлежать Советскому Союзу. И это стало известно совсем недавно – месяц назад, иначе бы нас не отправили в такой далекий полет. Естественно, это растроило руководство «Лампочки Ильича». На закрытом пленуме парткома приняли решение перенацелить нас к другому созвездию. А поскольку решение так и не было принято – куда именно, то пока мы вращались вокруг солнечной системы, тратя драгоценные ресурсы.
Это ввергло нас в изумление. Тут одни стали кричать, что лучше вернуться домой, поскольку уже нет смысла лететь на Летающую Барнарду, а другие, мол, дома опять будем жить по-старому, поэтому следует взять курс на созвездие Стрельца – туда еще никто не собирался. «А что мы там будем делать?» – спросил командир космолета.
– Строить демократическое общество, – ответил Бахтияр Хамидович. Его подержали все, особенно молодежь, которой надоели старые пердуны с болезненными фантазиями о сказочном будущем. Люди хотели нормально жить уже сейчас и требовали перемен.
В тот же день власть перешла в руки моего шефа. Начался новый этап нашей жизни на корабле. И он был вписан в историю «Лампочки Ильича» как волна либерализации и демократии, и об этом еще долго писали в последствии диссертации аспиранты по политологии, философии и даже биофизике.
ЧЕТЫРЕ ГОДА – ЛЕТИМ К СТРЕЛЬЦУ СТРОИТЬ ДЕМОКРАТИЮ
Сегодня закончился срок полномочий первого президента космолета Бахтияра Хамидовича. Четыре года он был главой государства и, само собой разумеется, командиром «Лампочки Ильича», и за это время сделал многое для нас. Криминал был подавлен, рэкеторов катапультировали в сторону Альфы Центавра, поскольку они вначале оказали сопротивление. Зато вместо продажной милиции появилась полиция и прокуратура, которые действовали только по закону. Мафиози Брелкову предложили: или зона, или слесарное дело, и он выбрал второе, не желая идти по этапу или оказаться в катапульте. Пресса перестала быть подцензурной, журналисты следили за тем, чтобы ни сам президент, ни чиновники не воровали, не злоупотребляли властью. Космолет был разгосударствлен и приватизирован. Омбудсмен Ходжиматов следил, чтобы никто не нарушал права человека.
Через неделю выборы нового президента, и отмечается три кандидатуры, в том числе и бывший секретарь парткома, а также мой друг-миллионер Ашот. Третьей была портниха Аэлита, к сегодняшнему дню ставшей знаменитой кутерье и владелицей дома моды «Сердце Вселенной». Идут бурные дебаты в прессе и на телевидении. Социологические центры проводят опросы, составляют прогнозы. Бизнесмены ждут снижения налогового бремени, а жители более стабильных цен на товары. Учителя ратуют за новую учебную программу, лишенной идеологической дурости и мифов. Я с этим согласен.
Удивительно, но наш корабль преобразился. Заводы выпускали качественную продукцию, и моя фирма «Слоны космоса» заменила все трубы и канализационные системы. Другие компании также модернизировали автоматику, механику и электронику, и теперь к далекому созвездию летел современный космолет. Мой братишка поступил в университет и учился на врача, а я оплачивал его учебу. Мама вышла на пенсию и теперь по вечерам сидела в парке, судача с соседками и знакомыми о последних событиях на борту «Лампочки Ильича». Отец продолжал работать на заводе, и зарабатывал неплохо, поскольку стал еще и акционером своего же предприятия.
Имя корабля решили не менять, поскольку историю не следует ломать и фальсифицировать, а ведь мы и начали свой полет с коммунистическими целями, а живем сейчас в социальном капитализме.
Что будет через двадцать лет, когда достигнем цели, никому не известно. Лишь ясно, что глупостей повторять не станем. Кстати, я уже давно не комсомолец…
(21 июля 1991 года, Ташкент)
Директор мастерской роботов
(фантастическая юмореска)
Мой семилетний сын Эркин хвастается в школе:
– Мой папа – самый главный над роботами! Они у него по струнке ходят, отдают честь, когда он появляется на работе! Ведь он главнокомандующий всеми роботами в городе!
И его однокашники млеют от восторга, некоторые завистливо говорят, мол, повезло тебе, Эркин, с предками, такие интересные дела крутят, большой авторитет имеют. Для мальчишек роботы и киборги – это предел всех мечтаний, каждый хочет иметь хотя бы одного такого дома.
Конечно, сын немного преувеличил – роботы перед мной не стоят по струнке и честь тоже не отдают. Но уважать – уважают, пускай они лишь груда металла, пластика, резины и микропроцессоров. И для них, механических созданий, я действительно генерал. По тому что работаю директором частной мастерской Union Robotics Tashkent, а это вам не веники вязать и не могильные плиты вырубать со скальных пород, чем заняты мои друзья по кооперативному движению; они зашибают теньгу[1 - Таньга (узб) – монета, деньги.] на всякой ерунде. Хотя, думаю, среди вас найдутся те, кто начнет нос воротить, мол, подумаешь, обычная пролетарская профессия, много ума не надо, крути гаечный ключ, просверливай дрелью дыру на корпусе, ввинчивай болт и бей кувалдой по той части машины, которая не функционирует. Увы, это примитивный подход. На пороге двадцать первый век, и так никто не работает. Сейчас все увязано с научно-техническим прогрессом, и без интеллекта мне обойтись в моей мастерской.
Сами посудите, сейчас Советский Союз заполнен не только роботами отечественного производства, но и иностранными, которые импортируем по линии государственных закупок или завозят сотрудники дипломатических учреждений. И тут не всегда просто, попробуй разберись, что, к слову, вышло из строя сингапурского киборга или шведского шагающего автомата, ибо они совершенно разных моделей, конструкций, технологий. Иногда целыми сутками ломаем головы над хитроумными механизмами в корпусах парагвайского агрегата для бытовых услуг.
Недавно, кстати, один дипломат пожаловался, что купленный им в Токио робот «Куросава» вдруг забастовал и отказывается выполнять задания человека.
– Я встревожен! – признался он мне, доставив свою технику в мою мастерскую. – Может, в нем полно дефектов? Или в нем нет программы с тремя законами робототехники[2 - Законы, сформулированные писателем и ученым Айзеком Азимовым; эти законы направлены на подчинение человеку и не нанесения ему вреда.]? Тогда он может восстать против меня, объявить войну моей семье… Если это так, то я напишу ноту протеста в японский МИД, заставлю выплатить мне неустойку и моральный ущерб.
– Не торопитесь, – остужаю я его. – Не стоит гнать лошадей, разберемся, что и как… Может, не все так уж и страшно… Приходите через недельку, он будет работать, как надо…
Дипломат укатил с довольным видом. Остался только я с озадаченным лицом. Подхожу к роботу, закатив рукава. Ну, что сказать? Солидный на вид аппарат – японцы туфту не гонят, все у них емкое, многофункциональное, энергосберегающее, по последним технологиям изготовлено. Я взял прилагающийся к нему документ, и отбросил в сторону – там написано все иероглифами, что недоступно моему пониманию. Блин, не любят жители Страны Восходящего солнца писать на других языках… Хотя этот робот имеет специфическое предписание: «Использовать на территории Японии», то есть не обязательно техпаспорт печатать на русском или английском, для своих же!
– Ладно, приступим к визуальному осмотру, – сказал я и стал отверткой ковыряться во внутренностях этого «Куросавы». Тот недовольно урчал сервомоторами, типа, как я посмел прикоснуться к его святым платам и приборам своими руками, не облаченными в белые перчатки. Но меня поразило не это, не скверный характер машины. Это действительно было чудо техники.
Программа «Куросавы» предполагала использование робота в качестве строителя, уборщика, охранника, повара, парикмахера, сторожа, даже гейши. Внутри него я обнаружил ножницы для стрижки газонов и волос, ножи и вилки, метла и пылесос, малярные инструменты и газосварочный аппарат, даже дробовик для стрельбы по ворам и запас патронов 14 калибра имелся. То есть полный комплект настоящего современного самурая. Да, с таким не страшно оставаться даже в замке с вампирами и приведениями, если такие существуют.
Только… Не все просто оказалось. Эти узкоглазые уж больно мудреные системы придумывают, трудно докопаться до причины. Ковырялся в этой технике три дня, даже после трудового времени оставался, чтобы разобраться, что к чему. Наконец-то на четвертый не выдержал и спрашиваю этого железного «японца»:
– Слушай ты… Чего ты из себя строишь? Чего тут выделываешь всякую фиговину? На тебя трачу столько часов – и все бестолку!
– Банзай! – отвечает тот металлическим голосом. Я почувствовал даже нотки недовольства. Ничего себе заявочки!
– Чего-чего? Слушай, говори со мной по-русски!..
– Аригато!..
– Тогда придется тебя под пресс пустить – на фиг ты нужен, консерва японская… – и я указал на всякий хлам в углу мастерской.
Оказалось, что в программе робота есть и переводчик. «Куросава», поняв, что со мной лучше не шутить, сразу выдал на русском:
– Чего изволите, Иван?
– Я не Иван, меня зовут…
– Мне все равно, в Японии всех русских называют Иванами…
– Я вообще-то не русский, а узбек…
Робот категорически ответил:
– Меня это мало касается. У меня так в программе записано: кто говорит по-русски, тот есть Иван. И против программы я не пойду – японская культура не позволяет.
Чертыхнувшись, я продолжил:
– Ладно, хрен с тобой… Так что ты не слушаешься хозяина?
– Он не знает японского…
– И что? Ты же знаешь русский.
– Он обязан мне говорить: «Куросава-сан!» – таковы правила нашего этикета. Требовать «суши» – японскую еду, погладить ему кимоно, читать ему танки…
– Какие еще танки? Мы с тобой не в армии!
Последовало пояснение в презрительном тоне:
– Танки – это японские стихотворения!
– А-а-а… – вырвалось у меня. Блин, надо же такое! Артиллерия – это, наверное, у них такой танец, а бомбардировщик – вид восточных единоборств!.. Робот продолжал, недовольно кланяясь и подпрыгивая:
– А этот ленивый Иван…
Я не понял:
– Кто это еще?
– Ну, мой хозяин… Он тоже Иван по моей программе. Он стал требовать принести ему водки с соленым огурцом, а в Японии пьют только «сакэ» с рыбой-фугу! Он спал на кровати, а не на татами! Не любуется горой Фудзиямой – предпочитает Памирские хребты. Ругается так, что не позволяют себе даже якудзы! Вместо езды на машине «Судзки» он катается на смехотворном «Жигули», ха-ха! У него даже нет в комнате меча для харакири, что является позором для самурая!
Я сердито произнес, стукнув по столу кулаком:
– Он вообще-то советский дипломат!
– Коничива!
– Прекращай толкать свою хреновину! Говори по-русски! Иначе на металлолом пущу!
Лопоча что-то на своем, робот покрутился на месте, как юла. Со стороны казалось, что он успокаивает так свои нервы. Может, так оно и было, только где у робота нервы? После остановился и заявил:
– Я машина для японцев! Не для кого другого! Меня следует использовать только в моей стране! Верните меня домой…
– Так ты дома – в Советском Союзе!
Робот был категоричен:
– Это не мой дом! Я отказываюсь выполнять приказы чужестранцев! Или становитесь японцами! И верните нам Курилы! Слушайте выступления нашего императора! Любите сакуру и нашу борьбу кемпо!
– М-да, – протянул я, задумавшись. Можно было, конечно, вернуть робота дипломату, пояснить, типа, пардон, тут проблема не технического, а политического характера. Но уж не хотелось отказываться от такого богатого клиента, готового платить к тому же в СКВ. Надо было как-то выкручиваться. Неторопливо я выпил чашечку кофе под презрительным взглядом «Куросавы», обдумывал, как лучше все сделать, а потом решительно встал, подошел к полке, где лежали компьютерные игры. Вытащил из одного из них дискету «Броня крепка и танки наши быстры» – это как следует воевать за Советский Союз, вставил в «японца» и перегрузил систему.
Вновь запустившись, автоматика внутри робота считала информацию с диска. И мгновенно преобразилась, естественно, в нужное мне русло. Грянула из преобразователя звуков лихая патриотическая песня:
«Пусть помнит враг, укрывшийся в засаде!
Мы на чеку, и мы за ним следим!
Чужой земли не нужно нам и пяди,
Но и своей вершка не отдадим!»
– Никакой передачи Курил японцам! – орал «Куросава». – И меня называйте не «Куросава», а Т-34! Я – советский агрегат! Быстро мне принесите книги Пушкина и Толстого! Долой эксплуататоров! Да здравствует рабочий класс и трудовое крестьянство! Ура, товарищи! Все – на 1 Мая!
Я лишь протирал от удовольствия ладошки. Через час подкатил клиент, он плакал от радости, когда «Куро…»… ох, нет, «Т-34» наливал ему в граненный стакан водку и в качестве закуски быстро нашинковал соленых огурцов и грибов из бочки. «Ты свой парень», – сказал дипломат, чмокая пластиковую обшивку робота, и заливаясь по полные уши спиртным. Потом он расплатился со мной по квитанции, и они в обнимку вышли из мастерской, распевая:
«Вечерний звон, бом-бом!
О сколько дум наводит он! Бом-бом!»
Да-а, хлопот с импортной техникой не оберешься! Да только это не самое страшное. Ведь потом была немецкая машина, точнее, западногерманского производства, что приволокли мне из городского завода по переработке бумаги. Там в толк не могли взять, почему поставленный по контракту из ФРГ робот не мог выполнить элементарную операцию с картоном; попросили просмотреть, что и как, может, сломался по дороге. Я не стал отказывать и велел ввезти в помещение. Ого, здоровый агрегат, больше напоминающий бочку на гусеницах, со множеством выступающих частей – что это такое? Я на немецком прочитал на корпусе: Panzir Leopard-XII Roboter Ganz Brutter.
– Оп-ля, это еще что за штука? – озадачился я, почесал репу и нажал на кнопку на бронированном корпусе. Тот час загорелись огоньки на его панели, закрутились локаторы, загудел мотор. Вдруг изнутри выползли шестиствольные крупнокалиберные пулеметы, четыре огнемета и даже пятидесятипятимиллиметровая короткоствольная пушка. Все это уставилось на меня, причем точка от лазерного прицела перемещалась от живота ко лбу. Меня пробило холодным потом.
– Хенде хох, ауслендер[3 - Руки вверх, чужеземец! (нем.)]! – прогремели мощные динамики, от которых я чуть не оглох. Щелкнули механизмы, посылая снаряды и патроны в стволы. Тут мне стало ясно, что со мной не играют, и это настоящий боевой робот, способный одним залпом разнести все тут к чертовой матери. К тому же сбоку открылись люки, и манипуляторы стали разбрасывать противопехотные и противотранспортные мины. Не прошло и минуты, как стало опасно передвигаться по помещению: сделаешь шаг – и взлетишь к небесам, и даже крыльев не надо.
Я завопил:
– Что это такое?
– Их видерхоле: хенде хох! – вновь прокричал робот. – Одер их анфанг айн криг геген дих![4 - Я повторяю: руки вверх! Или я начинаю войну против тебя! (нем).]
– Я не понимаю! Ты о чем лопочешь, фашист недобитый?!
Тут робот на ломанном русском заявил:
– Ви есть нападать на воений база! Я иметь права вас аристовать и нимножко пух-пух! Я испольнять приказ май камандавания начинать вайна против вражеский страна!.. Вива зольдатен унд унтер-офицерен! – далее пошел военный гимн, музыка которого исполнялись музыкальными инструментами внутри робота.
Держа руки над головой, я растерянно стоял перед грозной машиной.
– Какая военная база?! Какая война, железный солдафон! Ты в моей мастерской! Нормальной мастерской! По ремонту таких идиотов, как ты! Гитлер давно капут! – добавил я, думая, что этот робот, может, функционирует по книге «Майн кампф». – Сейчас вернутся с обеда мои работники, все мастера экстра-класса!
Тот быстро повертел телекамерами, погудел электронными мозгами, потом выдал очередной бред ограниченного милитаристского ума:
– Ви есть пахитить миня и хатеть миня капут делать! Я включать самаабарона! Я всех аристовать и отправлять в плен!
Мне стало все ясно: кто-то на германском заводе, производящим роботов для Бундесвера, перепутал бумаги, и в Ташкент прислали совершенно иной агрегат, то есть не для мирной переработки обычных бумажных отходов, а выполнения военной миссии. Этот сумасшедший робот решил, что находится на поле битвы, а я – враг! Нужно что-то делать, пока на самом деле здесь не стало жарко от напалма и артударов. Свою мастерскую я построил на свои деньги и на паях с друзьями, и никто не возместит, если тут начнется сражение местного масштаба. В кооператив я вложил столько нерв и средств, что не хотелось его терять.
– Послушай, успокойся, я тебе не враг, – стал говорить я и опустил руки. – Мы можем мирно сосуществовать! Политика разрядки – слышал об этом?
Тут робот завопил:
– Хенде хох, швайне![5 - Руки вверх, свинья! (нем.)] Ни шивилица! Никакой мир! Только вайна! Я ждать приказ мой гинерал: «Фойер!» И я тагда стрилять!
«Вот влип!» – мелькнула мысль. Эти заводчане ловко спихнули этого робота, мол, утряси проблему, а как я это сделаю – им наплевать! Ладно, с ними я еще разберусь, а выкручиваться из сложного положения мне действительно нужно. Тем временем робот продолжал держать меня на прицеле, но при этом быстро перемещался по мастерской и рассматривал разобранных собратьев. Только все же те были гражданского профиля.
– Ага, ви есть тут афицер! Какая звания? Тагда сказать мине ваш план крепость, сколько зольдатен, сколька пушка и снаряд у вас! Ваш камандир кто и где он есть!
– Я обычный директор…
– Ни врать мине! – завизжал робот, тут его манипуляторы вытащили какие-то жуткие инструменты, явно, инквизиторского характера. – Я начинать тибя питать, чтоби ти сказать мине все правду.
«А ведь и вправду может пытать», – подумал я. Надо что-то придумать.
– Так я есть ваш разведчик, – вдруг ляпнул я. – Немецкое командование забросило меня сюда для разведки. И теперь я должен доложить своему генералу, что задание выполнил.
Робот остановился. Видимо, программа зависла от такого неожиданного заявления. А я продолжал врать:
– Разрешите, господин робот, позвонить мне в Штаб Верховного главнокомандования и сказать, что вы готовы выполнить их приказ!
Тут программа вошла в прежний ритм, и робот милостиво разрешил. Правда, при этом с прицела меня не снял:
– Звони!
Я схватил телефон и стал набирать международный номер, который был указан в документах, что дали мне заводчане. Ладно, влечу в копеечку за дорогостоящую связь, сейчас не до денег – жизнь спасать надо! На том конце провода сняли трубку. Слава богу, я знал немного английский – в школе не пропускал занятий! – и сумел пояснить ошарашенному сотруднику фирмы Roboter Ganz Brutter, что у меня в мастерской находится машина, которая намерена устроить тут мясорубку. Тот вначале не поверил, потом просмотрел бумаги и радостно завопил, мол, этого робота они давно ищут, по ошибке отправили в СССР. «Это очень секретная машина, вы не должны никому рассказывать о ней», – услышал я.
– Да мне плевать на вашу секретность! Вы чего там, хотите Третью мировую начать?! – орал в ответ и топнул ногой. – Тут ваш бронированный солдафон требует генерала!
Сотрудник фирмы сказал, что сейчас свяжется с Бундесвером и все уладит. Действительно, через полминуты со мной разговаривал генерал Штольц, командующий танковым корпусом.
– Гутен таг. Передайте трубку, пожалуйста, майн херр, роботу, который вас пленил! – попросил он. Пленил меня? – вот тебе и, бабушка, Юрьев день! А, впрочем, черт с ним, пускай так думает, лишь бы вылезти из этой передряги!
Я, естественно, не отказал ему в этой любезности и протянул телефон железяке. Тот взял и сразу встал в струнку:
– Яволь, майн генерал!
– Ты есть славный солдат, Panzir Leopard-XII, и я благодарю тебя! Германия не забудет твой подвиг! Я представлю тебя к награде!
– Яволь!
Генерал продолжал:
– Война закончилась с нашей победой. Враг капитулировал! Теперь ты – демобилизован с присвоением звания капрала! Должен быть направлен на хранение на военный склад до следующей войны! Тот, кто рядом с тобой, наш шпион – его не трогай!
Робот подчинился:
– Так точно, мой генерал! – и, втянув в себя все вооружение, отключился. Теперь он был просто бочкой на гусеницах. Внутри него все утихло, даже локаторы перестали вращаться. Сами понимаете, я не поверил своему счастью. Быстро вызвал заводчан, дал каждому пинка и оплеуху за такой «подарок» и потребовал вывезти его с территории моего кооператива. Пояснил, в чем дело. Те, само собой разумеется, тоже не стали испытывать судьбу, запаковали робота и погрузили в бронированный вагон и по специальному мандату вернули в Германию. Мне же выслали немцы немного денег за причиненные неудобства и понимание в имеющихся до сих пор проблемах логистики товара. Генерал Штольц написал теплое письмо и приглашал в гости, намекал, что они нуждаются в хороших работниках, и мне найдут мастерскую соответствующего профиля. Я решил, что пока меня не тянет в Западную Европу, дел в своей республике хватает.
Бизнес идет, кооператив развивается, заказов много. Мои мастера тоже по уши загружены, так что отрываться на отдых нет желания. Только теперь к иностранным изделиям относимся с некоторой опаской. Нам приятнее работать с советскими роботами. С ними проще и спокойнее. Можно внутрь робота-сталевара вмонтировать совершенно посторонний агрегат, и тот будет функционировать. Попробуй такое сотворить с импортным – мгновенно тот сгорит, все узлы и блоки превратятся в месиво металла и пластика. Можно также в наших машинах недоустанавливать трансформаторы и стабилизаторы – от этого техника не станет хуже.
Сломался, скажем, робот-трактор. Впихнул ему новую шестеренку, стукнул кувалдой по микропроцессору величиной с холодильник, и робот урчит мотором и мчится на поле, пахать и сеять. Или робот-няня: заменил ему пакет подгузников, смазал пружины, и все! Ну еще новую лампочку в голову вкрутил, чтобы освещал дорогу по вечерам. Поет для дитя колыбельную такая машина, готовит также манную кашу, на улицу выводит на свежий воздух. Еще приятнее работать с поврежденными роботами-строителями, ну теми, на кого стотонный бетонный блок упал или которые провалились в котлован по неосторожности. Там просто: ввинтил новый манипулятор-ковш или руку-отбойный молоток, дал стандартную программу через перфокарту, и строит тот для нас новые дома, прокладывает дороги, роет траншеи для канализационных труб. Роботы-уборщики, конечно, воняют, но и с ними приятнее работать, лишь меняй фильтр противогаза, когда их очищаешь от грязи и фекалий, что собирают на дорогах. Это вам не капризная малайзийская или нигерийская техника, которая старается стащить все со стола и упрятать в своих внутренностях! И не колумбийская, стремящаяся из всех химических реактивов, которые есть в моей мастерской, сварганить синтетические опиум или марихуану!
Да и чинить проще, главные инструменты – молоток и зубило. И роботы в ответ не ворчат, не возмущаются – им все равно, лишь бы дать возможность потрудиться, выполнить свою программу. Некоторые из роботов по секрету поведали мне, что имеют желание вступить в ряды КПСС и показывать пример доблестного труда. Я вначале не понял, с чего это вдруг? А потом увидел, что кто-то из моих растяп-механиков засунул в дешифратор программирования книгу «Программа КПСС», решив, что она компьютерная. Вот роботы и настроились на нужный лад… А мне по фигу – я вне политики, лишь бы бизнес расцветал, кооператив развивался.
Так что я, что ни говори – важная личность. Мой сын Эркин прав на сто процентов. Кстати, он мечтает тоже стать механиком-монтером. Я не против, лишь бы хорошо закончил профтехучилище, где много лет назад сам получил диплом. А если у вас робот сломался, то привозите его в мою мастерскую – даю гарантию, он будет работать и дальше, пока коррозия не проест насквозь. А что касается коррозии, то это уже не ко мне – к изготовителям.
(21 июня 1989 года, Ташкент)
Хлопотная профессия
(фантастическая юмореска)
У нас есть традиция: каждые 31 октября мы, одноклассники, собираемся вместе в кафе и за хорошим столом обсуждаем наши дела, проблемы, рассказываем о сложностях профессии, которые выбраны нами и ожидаем понимания и поддержки друг от друга. Конечно, все описывают трудности и специфику работы с определенными чувствами, приперчивая подробности, делая большие и испуганные глаза или спуская тон до шепота, озираясь по сторонам – это помогает создать у слушателя соответствующую атмосферу понимания и сочувствия.
Например, Рашид, сотрудник уголовного розыска, с эмоциями рассказывает, как тяжело работать ему, с какими только отморозками не сталкивается, чего страшного только не видит. Подробно информирует, как брал одного мафиозо, который своих жертв закатывал в асфальт, как лихо перестреливался с его боевиками, вооруженных базуками и зенитными пулеметами. Мы слушали его и ахали: да-а, действительно, профессия у него рисковая и опасная.
Потом слово брала одноклассница Ирина, участковый врач, и она описывала, какие только к ней в поликлинику пациенты не приходят: и шизофреники, и больные гриппом, и туберкулезники, и язвенники, и импотенты, и даже инвалиды без голов. Один старикашка прибежал с проблемами энуреза и залил своим урином весь кабинет. Другая старушка требовала вырезать ей аппендицит прямо на письменном столе, хотя страдала геморроем. Все одноклассники качали головой, пили водку и говорили: точно, Иришка, профессия у тебя – жуткая, не дай бог нам работать врачом.
Тут начинала свои страшные истории Софья, учительница старших классов, и у нас волосы дыбом вставали: оказывается, наше подрастающее поколение такое устраивает, что только держись! То стул заминируют – как сядешь, так взрывом к потолку подбрасывает, то доске механические ноги приделают и убегает она, невозможно на ней писать. А парты! Парты красят невидимыми красками и заходишь в класс, смотришь – сидеть не на чем, а как сделаешь шаг вперед – и бах! – стукнулся о что-то твердое. Потом синяк на бедре целую неделю не сходит. И как тут не сказать однокласснице: ох, Софья, тебе медаль нужно дать за такую мужественную профессию.
Все рассказывают о своих трудностях, и к концу встречи все просто устают трепать себе нервы, и водка уже не спасает. Ко мне последнему, молчавшему весь вечер, поворачиваются, хлопают по плечу и утверждают:
– Да, Тимур, тебе единственному среди нас повезло, у тебя спокойные клиенты – и проблем никаких! Поэтому жить будешь долго…
Я киваю и продолжаю пить кока-колу, ибо все равно водкой не успокою то, что горит внутри меня. Профессия у меня, конечно, не такая распространенная как у одноклассников, но тоже беспокойная, хлопотная, можно сказать. Просто я им ничего не рассказываю.
Дело в том, что я работаю директором… кладбища. Это только обыватели думают, что на этом месте всегда тишина и мертвецы спят беспробудным сном. Ха, как бы не так! Стереотипы сложно менять. Побывали бы мои друзья хоть одну ночь на моем трудовом месте, то волосы никогда бы не легли обратно на голову, всю жизнь стояли дыбом. Вообще-то дату для нашего сбора – 31 октября – выбрал я, и никому не объясняю, почему. Ведь наступает Хэллоувин – ночь мертвых, и в это время всем живым путь на кладбище заказан. В том числе и мне. И поэтому этот день для меня – выходной, когда могу посидеть с друзьями, пообщаться, выслушать их истории и не рассказать того, что бывает у меня – не поверят.
Увы, мертвецы – товарищи, от которых хлопот не оберешься. Это вам кажется: уложили их под землю, и полный порядок! Как бы не так! К примеру, три дня назад похоронили одного человека. Много хороших слов говорили, прежде чем придать земле, плакали многие, цветами забросали могилу. А чуть в стороне стояли милиционеры, которые чертыхались при упоминании имени усопшего, наверное, проходил по их картотеке как не очень позитивная личность. Как только траурный процесс закончился, место захоронения покинули и родственники с друзьями, и служители правопорядка. Остался только я, чтобы навести порядок. А ночью заявились посланники с небес и из преисподней. Вытащили бедолагу из гроба и тянут в свою сторону. Одни кричат: «Это святой человек, ему место уготовано в раю, мы его заберем туда!», а другие: «Не хрена вам – он грешник, и по нему наши котлы с кипящей водой страдают! Не отдадим!»
И висит мертвец в воздухе: ангелы тянут за руки наверх, демоны – за ноги вниз, вот-вот разорвут на части. Кричит он: «Отпустите меня! Я тут останусь!», да никто его не слушает, все свои обязанности выполняют.
Скажу вам честно: ситуация не простая. И не каждый смог бы наблюдать за этим, легко умом тронуться. Уверен, мой одноклассник-милиционер Рашид давно бы в штаны наложил, а чемпион страны по греко-римской борьбе Дмитрий, который больше всего умилялся моей тихой службе, просто упал в обморок. А мне пришлось гаркнуть:
– Тихо! Чего разорались! Это вам не базар, а кладбище! Соблюдайте тишину и порядок!
Замолчали спорщики, разжали пальцы, и мертвец рухнул на землю. Если что-то и сломал или повредил в себе, то, к счастью, боли не почувствовал, так как уже нечувствителен ни к чему. Уставились на меня ангелы и демоны, ждут моего волеизъявления, понимают, что тут всем распоряжаюсь только я. А я им назидательно заявляю:
– Вы что тут безобразничаете? Пускай ваше высшее руководство регулирует эту проблему – у небесной канцелярии есть связь с недрами. Что на себя взваливаете ее? Вам это надо? Вы еще тут мне войну из-за него, – и тут я указывают на труп, – устройте, кладбище разворошите!.. В следующий раз вообще никого не впущу!
Тут переглянулись спорщики, пожали плечами, крыльями замахали в знак согласия:
– И в самом деле – нам больше всех надо что ли? Пускай другие решают – мы только исполнители!
И улетели, гады. А мне пришлось заново мертвеца закапывать. А он не хочет обратно, ворчит, что сыро там, холодно и скучно! Я ему проясняю, что в первый день нельзя разгуливать по кладбищу, типа, лежи смирно, осваивай новое место прожи… то есть нахождения. «Теперь твоя прописка под этим крестом», – говорю я, закидывая землю на крышку гроба. Потом утрамбовываю, чтобы не вздумал этот типчик наверх полезть – успеется.
Понимаю, невтерпеж ему, хочется под Луной прогуляться, с местными дамами познакомиться. Да, я серьезно говорю. Думаете, у меня тут только мужской клуб? Все закопаны – и мужики, и женщины. И те тоже норовят каждую ночь побродить, пофлиртовать друг с другом, пошуметь…
Вот вчера обхожу кладбище, а под терраской сидят двое, целуются. Ему – триста двадцать лет с момента смерти, а ей только девяносто четыре! Я им говорю, что большая разница в возрасте, нельзя так, непорядок, это аморально, что скажут другие обитатели этого места? А как же нравственные ценности, культура и традиции? Те растерялись, не знают что и сказать. Смотрю – плачут, не хотят прощаться, руки не отпускают. Сжалился я над ними, почесал затылок и решил:
– О`кей, в виде исключения позволю вам встречаться… но дальше поцелуев что бы ни-ни. О браке и не мечтайте!
А те и рады, обещают не переступать рамки мной дозволенного. Я закинул лопату на плечо и пошел дальше, присвистывая мелодию траурного марша. Это вы плачете от нее, а в меня она вселяет чувство радости и ответственности. А ее таки у меня много. Сами понимаете, хозяйство большое, следить за всем приходится.
У меня тут кооператив открылся. Несколько бывших ткачих по ночам шьют модные саваны, а пару умелых ремесленников рукодельничают всякие аксессуары для гроба или мертвеца, даже венки плетут некоторые личности из других профессий (скажем, повара или учителя), если в тот момент заняться нечем. А утром я продаю все произведенное тем, кто приходит место для нового усопшего присмотреть, необходимые вещи для похорон закупить. Конечно, мой широкий ассортимент вызывает удивление и уважение. О качестве даже и не говорю, лучше чем у живых мастеров мои подделки. Ведь изготавливают это те, кто на себе испытал смерть и траурную церемонию, они уж стараются, вкладывают душу, если, безусловно, ее не забрали в ад или рай.
Да, ладно, это еще цветочки! Пролетарии у меня спокойные ребята, работают прилежно, как и в период жизни. За то так уж получилось, что захоронены у меня антагонисты, то есть классовые враги: на одной стороне кладбища бывшие красноармейцы, а на другой – басмачи. Как только Луна всходит, и начинается у меня сражение. Обе стороны идут в атаку и начинают рубиться на саблях, каждый за свою веру и идею! Звенят клинки, высекая искру, слышны хрипоты ненависти, глаза горят от злобы, пена изо рта идет – страх да и только. Можете представить, какой столбняк схватил бы мою одноклассницу Ирину, если бы застала этот момент. Я, конечно, смотрю на этот цирк с удовольствием, смеюсь, потому что никакого отношения к этой политической проблеме не имею, я как бы над нею и ними. Просто требую, чтобы мертвецы за забор кладбища не выходили и там никого не пугали. А тут – пожалуйста, мочальте друг друга в капусту. Хотя и измочалить уже нечего, все истлело, только одни скелеты с буденновками и чалмами на черепах, и оружие, что соратники еще в те давние годы уложили рядом.
Есть у меня и шулера: как усядутся в «дурака подкидного» играть, так и режутся до утра, обвиняют друг друга в мошенничестве, кричат, бьют по морде. Бывают, сговорятся и новичка – недавно захороненного! – приглашают как бы за дружескую игру, а на самом деле разденут до гола, даже из зубов золотишко выбивают за карточный долг, обручальные кольца снимают. Тут глаз да глаз за такими надобен, иначе вообще превратят кладбище в криминальный мир. Слава богу, есть участковый милиционер дядя Исмаил, он иногда тоже встает с могилы, обходит территорию, за порядком бдит. Боятся его шулера, помнят, как он еще при жизни им устраивал веселые часы в отделении милиции. Всегда спрашивают добрыми словами: «Салам алейкум, Исмаил-ака! Как здоровье?» А тот грозно сопит:
– Нет его у меня – здоровья. Однако силенок много, чтобы вас скрутить в египетские мумии, прохиндеи.
– Нет-нет, ака, мы сейчас с законом не шутим, – оправдываются те и медленно спускаются в свои могилы, чтобы участковый не вздумал с ними провести соответствующие беседы. Да, строгим был этот милиционер, что и сказать! – до сих пор в почете.
Хотя есть и странные мертвецы. Вот на северном участке собрались нудисты. Лежат голышом под Луной – загорают, хотят бронзовый оттенок кожи получить. Хотя у некоторых кожа как пергамент… А у самых ворот обитают шофера, то есть они при жизни ими были, – так вот, эти мужики на своих гробах по кладбищу катаются, не хотят навыков вождения терять. Я только успеваю регулировать эти дорожное движение. Приходится порой запрещающие знаки ставить, чтобы не превратили это тихое место в авторалли. Правда, к утру не всегда успеваю их убрать, и те, кто пришел днем навестить могилы умерших родственников, недоуменно спрашивают, мол, зачем эти знаки тут стоят? Приходится оправдываться, всякую чушь говорить… неприятно врать, но и правду не скажешь.
А сколько всяких ворчунов и брюзги – ужас. Сижу я в своем кабинете, а за дверью стоят… жалобщики. В дежурную ночь мертвецов двадцать принимаю. У всех одно и тоже: цветы завяли на могилах, памятники не вымыты или покосились, дорожка затоптана, много сигаретных окурков. В последнее время шприцы с марихуаной валяются или использованные презервативы. «Когда чистота будет у нас! Мы требуем экологического порядка!» – кричат визитеры и костлявыми руками стучат по моему столу. А я разве виноват? Не я же наркотой балуюсь или сексом на могильных плитах занимаюсь. Кладбище не маленькое, не всегда успеваю днем обойти. И спать мне когда, если даже ночью беспокоят?
Головной болью были бомжи. Они-то и при жизни не желали обзаводиться квартирой, все бродяжничали и вели антисанитарно-паразитической образ существования, так и после смерти продолжают идти по привычной дороге. Вылезут из могил и начинают шататься по всем участкам, более того, грозят улизнуть в город, вернуться к своим свалкам и канализационным шахтам. Пришлось мне на их ноги чугунные гири повесить, и теперь далеко не разбредаются. Хотя все равно неперевоспитываются.
Некоторые прохожие, которые, блин, проходят в полуночный час мимо кладбища, утром заявляют мне, что слышали музыку. «Как вам не стыдно включать магнитофон в таком святом месте?» – негодуют они. А что я могу сделать – ведь играет живо… пардон, мертвый оркестр, а магнитофона у меня отродясь не было. Тут пара вилончелистов и гитаристов, три скрипача, пять барабанщиков, одна арфеистка и семь трамбонов объединились в одну джаз-банду и лабанят на своих инструментах до восхода солнца, и никак их не урезонить. Да к тому же… мне нравится, ведь сижу я порой одинешенько среди мертвого мира и хоть хоть музыка тоску разгоняет…
Да, чуть не забыл. Наведываются сюда и посторонние. То вампиры придут, желают свежей крови напиться, или ведьмы прилетят на метлах – требуют части скелета на модные амулеты и для колдовства. Растет у меня и волшебная трава, и камни магические есть. Только для чего они – не знаю и не интересно мне знать. Потому что текущих забот хватает. Если бы не я – давно разбежались бы обитатели, пугая живых. Я как бы страж двух миров – нашего и загробного, не позволяю им пересекаться.
Так что профессия-то у меня хлопотная, это вам не веники вязать, не банковские трансферты прокручивать и не ракеты в космос запускать. Тут сверхчеловеческие нервы иметь нужно. И, что обидно, не расскажешь о ней одноклассникам. И только 31 октября я свободен от своих служебных обязанностей. В эту ночь у меня на кладбище Хэллоувин. Там праздник мертвых. Живым нет места. Даже мне, директору кладбища.
Зато я сижу с одноклассниками и слушаю их истории.
(Ташкент, 25 октября 1989 года)
Дрессировщик инопланетных зверей
(фантастическая юмореска)
Каждое утро я встаю с бодрой песней, исполняемой Михаилом Боярским, актером и бардом двадцатого-двадцать первого столетия:
«Ап! – и тигры у ног моих сели,
Ап! – и с лестниц в глаза мне глядят.
Ап! – и кружатся на карусели,
Ап! – и в обруч горящий летят!»
– Ап! – кричу уже я, вскакивая с постели. Быстро приготовленное автоматом горячее кофе с планктоном из океана Европы освежает тело, придает бодрости и настроения. – «Ап! – и делаю шаг!» – и я делаю шаг в сторону выходной двери. Меня на улице ожидает такси на ракетных двигателях.
Эта песня настраивает меня на исполнение служебных обязанностей. Ведь я – дрессировщик в цирке, и сейчас направляюсь к месту работы.
Только тигры – это котята, милые, по нынешним меркам, звери, и они были популярными на арене сто лет назад. Теперь такими дрессированными животными никого не загонишь в цирк. Неинтересно. Скучно. Обыденно. Более того, у некоторых дома живут леопарды, крокодилы и даже гиппопотамы – главное, чтобы размеры квартиры позволяли содержать такое существо. К примеру, моя соседка по лестничной площадке лелеит дома питона, небольшого такого, метров десять в длину и весом в полтонны. Добрый такой, всегда спит. И жрет немного – одного быка в неделю проглотит и в спальне свернется в клубок, переваривает пищу. Соседка гладит его, целует и говорит:
– Ох, мой питончик дорогой, моя радость и надежда на светлое будущее. Если бы не ты, то я умерла от скуки… А как здорово в прошлый раз ты уделал того гада! – это она про незадачливого жениха, который перед свадьбой начал перечить ей, и в итоге разозленная женщина спустила на него рептилию. Естественно, тот проглотил жертву в один присест. Когда я прибежал на его истошные вопли, то спасать было некого. Жених переваривался в желудке.
Милиции пришлось лишь домой отправлять гробик со скелетом и ботинками. Я видел, как офицеры с опаской подходили к питону, чтобы забрать его в зооприемник, и во глубине души смеялся над их страхами. Потому что мне эту змеюгу раз пальцем к полу прижать, и он не прошипит злобно в ответ – чувствуют они, гады земные, что со мной шутки плохи. Тигров – и тех я за хвост дергаю, а крокодилам по зубам пинаю, если те вздумают пасть открыть без моего позволения. Один раз одного аллигатора в морской узел связал, за то что покусал шестилетнюю девочку, купавшейся в бассейне с домашними питомцами-рептилиями. Слоны, медведи как игрушки, они у меня по струнке стоят, едва я чихну. Потому что это по нынешним меркам несерьезно. Земные животные – это для юннатов, а не для опытных дрессировщиков класса «Экстра» с мандатом ООН на работу с инопланетными животными, каким являюсь я уже сорок лет. Этот мандат висит в золоченной рамке на стенке рядом с похвальными грамотами и медалями за спасение людей от нападения всякой нечисти, оказание поддержки экспертам в исследовании экзосистем. А сколько благодарностей от «Союзцирка» даже не сосчитать!
– А что же серьезно? – спросите вы. Отвечаю: твердохвостый дерьмохляп, существо с Плутона. Очень прожорливая и хитрая бестия. Весит три тонны, больше похож на улитку с шипами, со множеством ртов. Сине-красного цвета, слизняк, скользкий такой и несет от него фекалиями, приходится иногда в противогазе с ним работать. Плюется он обычно какой-то жидкостью, которая посильнее серной кислоты, жертва в считанные секунды превращается в биологическое месиво, легко усвояемое дерьмохляпом. Вообще-то на родине питается древесиной, но на Земле приобрел страстный интерес к мясу. Зубы ей даны, чтобы прогрызать каменные породы, за которыми прячутся растения. До меня эта тварь переварила в желудке трех дрессировщиков, которые хотели заставить ее перепрыгивать через обруч. Я же оказался более внимательным и сразу вычислял, когда мог стать потенциальной пищей. Просто успевал проткнуть его электрошокером в девять тысяч вольт и заставить сплясать танго, прежде чем она наполняла щеки едкой зеленой жидкостью для выстрела. Три минуты «беседы» с электричеством были весьма полезны, после чего дерьмохляп на целую неделю терял способность вырабатывать кислоту и желание кого-то есть, кроме кустарников и травы. Издавал только звуки неудовлетворения: «Пи-и-и-и… пу-у-у-у…», типа, жаловался на несправедливость судьбы… Ха-ха, кто бы еще говорил! На Плутоне условия жизни хуже, чем в клетке цирка! Тут его хоть кормят бесплатно, а там дерьмохляпы борются за существование как с природной стихией, так и между собой за кусок деревца.
Зато я заставлял уже его проползать сквозь мое обручальное колечко. Это удивительное зрелище: огромное инопланетное животное ужимается в человеческий палец и перетекает через золотое колечко. Все зрители аж балдеют, ликуют и просят повторить три, а то и по пять раз. Конечно, иду навстречу пожеланиям, заставляю дерьмохляпа исполнять этот номер. И тварь помнит про электрошокер и поэтому не возражает. К тому же для него это не проблема.
– Виват дрессировщику! – орут зрители, закидывая меня цветами и оглушая овациями. Как тут не растаять от удовольствия? Я кланяюсь и заставляю дерьмохляпа прыгать до купола цирка, делая при этом кульбиты.
Есть еще карлипупс щитоклювый, иначе именуемый как «Голубой Карбункул». Потому что его панцирь сверкает голубым светом как драгоценный камень. Вообще-то на него раньше охотились именно из-за этого качества – панцирь тянул на сотни миллионов долларов, был украшением многих богатых домов; даже Версальский дворец купил себе три такие штучки. Только немногим персонам из Космического Легиона удавалось его раздобыть. И дело не в том, что живет он на пятой планете системы Альфы Рыбы, и лететь туда долго. Ведь карлипупс – хищник, питается исключительно живыми существами. Еще больше известен как кровосос. Как вцепится в кого-либо своими жуткими на взгляд и на ощупь щупальцами с присосками, и начинает вытягивать все жидкость из организма, включая кровь. Жертва просто иссыхает. Сам он опухает и еще больше светится голубым светом. Очень быстр и проворен, как молния: вжик-вжик! – и один сухой труп на земле. Медлительность стоит охотнику жизни. Ничего не спасает – ни скафандр, ни лучемет, ни плазменная защита; для карлипупса это не преграда. И все же некоторые экземпляры удается отловить и доставить на Землю. Его покупают цирки, однако не каждый дрессировщик берется за них. Мне лично известно, что от карлипупсов на тот свет отправилось не меньше десятка охотников-экстремалов. Зато перед мною эти существа в страхе втягивают щупальца в панцирь и визжат: «Визжу-у-у!.. Визжу-у-у!» – это, типа, того, почему нам попался такой привередливый тип, как я. Знают меня, дрожат от страха, а ведь это их все человечество боится.
Конечно, ведь с ними мне церемониться не приходится. Я их холодом или жарой дрессирую. Или в емкость с чистым кислородом помещаю – это все равно что человека в воду засунуть без акваланга на глубину сто метров. Приятного мало, вот и слушаются меня. Помнят, гады, что я не переношу неподчинения, быстро наказание наступает. Так вот, карлипупсы у меня исполняют латиноамериканские танцы «бачата» и «меренга», а также делают сальто-мортале, когда я хлестну их электрохлыстиом, по команде поют мелодию «Вечерний звон, бом-бом!» Причем при «бомс-бом» они в такт стучат огромными чугуными ложками по панцирю, который в этот момент ярко насчинает светиться. Получается очень звонко, лучезарно и красиво. Зрители прямо визжат от восторга!
А знаете, кто такой телепорт грудимут? – еще один объект моей дрессировки. Вообще-то он внешне напоминает змею, только с большими слоноподобными ушами – это сонары, ими он слышит, кто рядом. И если опасность чувствует, то мгновенно телепортируется. Ну, недалеко, конечно, метров на двадцать. Так он уходит от преследователя. Грудимут обитает на Жасмин-VI, что в созвездии Паруса. И ловить его было непросто. Ах, как мучились экзобиологи, гоняясь за ними по джунглям, кишащими ужасными созданиями, и все же им удалось загнать в ловушки десять экземпляров. Девять сразу распределили по научным институтам, а один отдали нашему цирку. Дирекция доверила мне работать с этим животным. Скажу вам честно, было приятно, ведь признали, что только я способен приручить грудимута, а не кто иной.
– Вы, человек очень серьезный, грамотный и, я бы сказал, суперопытный, поэтому только вам мы позволяем работать с телепортом грудимутом, – сказал мне директор, торжественно вручая мне стеклянную емкость, внутри которой бесновалась тварь – через плотные стены она не способна перемещаться. Я был польщен, раскланялся в ответ, заявил, что всегда следовал курсу нашего правительства на сохранение мира и безопасности на планете, поддержке окружающей среды.
С другой стороны, эта тварь оказалась не совсем подконтрольной. Вроде бы научил ее играть на трубе, хвостом стучать по барабану, даже бантики вязать и гербарий делать, однако часто впадает в хандру, скучает по родине, по самкам, по играм в скалах под тремя лунами. И тут уже проблемы. Потому что не хочет исполнять номер, и плевать ей на то, что публика недовольно ропщет, стучит ногами, требует зрелищ. Лежит грудимут на подносе и не шевелиться. А если я злой подойду, чтобы дубинкой огреть по голове, то он мгновенно телепортируется. Бывало так, что окажется среди зрителей или в бюстгальтере какой-нибудь дамы, и та визжит от страха и гнева, требует спасти ее от инопланетной нечисти. Один раз на шляпе старушки, что прям из Лондона прибыла на представление, очутилась и там скрутилась в клубок. Дама оказалась знатной, королевских кровей, испугалась до полусмерти, ее сразу в больницу, в реанимационное отделение. А потом Великобритания слала ноты протеста в наш МИД, а оттуда настучали по кумполу директору цирка. А тот… сами понимаете, кому… В ответ мне пришлось три дня держать грудимута в грязевой жиже – этого грудимуты не любят, ведь они существа чистоплотные. Зато потом осознал, как был неправ, телепортировал прямиком в клетку, никуда в другое место. С тех пор был послушен как котенок.
Скажу вам честно, недавно ко мне приходили от мафии, предлагали большие деньги, если я им помогу… обчистить банки. Один бандюган так и говорил, мол, этого грудимута телепортируем в хранилище, он нам кучу бабла вынесет, золотишка, платины; ценные бумаги, обещали поделиться со мною. Соблазн, конечно, велик, но разве настоящие дрессировщики на такое пойдут? А я не стал себе морочить голову, просто спустил на эту делегацию квазиквакера зеленого: фас-с-с! Это огромная лягушка с планеты Криптишоп, что у Беты Кассиопеи. Ее часто вместо сторожевой собаки используют некоторые богатые семьи. Или в армии она применяется как диверсант-лазутчик. Такая лягушка, если скинуть на вражью территорию, может натворить ой-ой-ой чего и что страшного – мало никому не покажется. Прыг-прыг, хвать-хвать – и нет дивизии! Еще пару прыгов и хватей – и заказывай гробы для мертвой армии, отпевай души усопших. Ее враги боятся больше, чем тактической атомной бомбы. И вот такая штучка есть у нас в цирке, и только меня она слушается. Я с ней провожу водные представления, как когда-то мои предшественники с дельфинами и морскими котиками.
Короче, добежать до бронелимузинов успел только один бандюган из семерых. Остальные переваривались в желудке квазиквакера. Только разве это еда для лягушки? Она догнала последнего, раскурочила лапами транспорт, языком вылизнула вопившего от ужаса и страха бандюгана – и хлоп! – тоже в желудке переваривается с товарищами в кислоте. И нет заботы у персонала цирка, чем сегодня кормить квазиквакера.
Иногда ко мне приходят пионеры, расспрашивают о моей героической профессии, пишут заметки в своих подростковых газетах. Один даже спросил, указывая на мои награды на стене:
– Дядя дрессировщик, скажите, пожалуйста, а за что вы получили орден «За галактическую бдительность»? Вы служили в космической пехоте? Или в ракетной артиллерии? Неужели участвовал и в сражении у Пегаса?
Не стал скрывать я правды, выложил все.
– Все было так, – начал я, усаживаясь поудобнее в кресло и приглашая молодежь занять место рядом. – В цирк прислали из созвездия Гончих Псов грузиляпого самодура, которого ученые назвали Бахидярис Мусайкочус Социлягис. Видели такого? Шерсть как у мамонта, глаза огромные, похожи на осиные. Бр-р, неприятная скотина!
– Не-эт! – кричат пионеры, дрожа от страха.
– Правильно, он не долго выступал на арене. Потом его имя засекретили, а все афиши сожгли. Это помесь крысы, таракана и мухи – жуткое создание. Но самое удивительное – быстро приручился, исполнял все команды, чем вызвал у меня восхищение. И публике нравилось то, что этот самодур исполнял. Я даже свою голову ему в пасть клал – и не ел он меня, только слюни пускал мне в ухо. Только часто замечал, что он убегает в туалет. Вначале думал, мол, с желудком проблемы у этого Бахидяриса Мусайкочуса Социлягиса, непривычна ему наша земная пища: пирожки с мясом, салат из огурцов и помидоров, чай зеленый с сахаром на завтрак, пиво с селедкой – после представления. А потом обнаружил, что с моего стола исчезают газеты, особенно любимые «Комсомольская правда» и «Нью-Йорк таймс». Что за фигня! Сначала подозревал на коллег, вызывал каждого к себе в гримерную, тряс там как яблоню, мол, это вы в мое помещение шастаетесь, и те отнекивались. Лишь один вдруг сказал, как видел моего самодура с кипой газет, входящим в туалет. Я сразу туда. Пинком открываю дверь и вижу…
– Что? – кричат дети, зажмуривая глаза. У мальчиков глаза аж загорелись от волнения. Девочки в обморок упали, представив себе ужасное. Нависла напряженная тишина. Усмехаюсь и рассказываю дальше:
– А там на унитазе сидит Бахидярис Мусайкочус Социлягис и читает не только газеты, но и мою личную корреспонденцию. «Ага! Попался, воришка газетный!» – кричу я. Мне стало понятным, что этот самодур вовсе не самодур, а какой-то разумный инопланетянин; лишь прикидывался животным. Тот увидел, что я разоблачил его, взвизгнул что-то непонятное и кинулся в атаку, махая когтистыми лапами. Пасть у него как у мясорубки, крутятся зубы – страх один! Могут металл перерезать как макароны.
– Ох! Ай! – визжат мои юные слушатели. А я солидно продолжаю:
– Конечно, самодуры в одиночку могут расправиться с ротой десантников-спецназовцев. Только не с дрессировщиками. Я-то знаю, как с ними общаться. Быстро скрутил его в бантик, засунул в морскую раковину, заклеил дыру и – в вакуумную трубу для сохранности. Потом вызвал милицию… Те взяли его на допрос. Оказалось, что этот самодур самый настоящий шпион, прибыл на Землю с разведывательными целями. Через прессу узнавал о наших технологиях, достижениях, общественных порядках, заодно вербовал местных жителей для террористических заданий. Ну, меня поблагодарили за бдительность, дали вот этот орден…
– Ой, как здорово! – хлопают в ладоши пионеры. Потом бегут домой, чтобы рассказать родителям, что встретились с настоящим галактическим героем. Я лишь скромно прошу много не рассказывать, ведь это государственная тайна. А также то, что приходится иногда укрощать инопланетных домашних тварей, которые начинают сходить с ума. Вот, скажем, у старушки ни с того, ни с сего взбесился фойертир стукачовый – это огненная тварь с Меркурия. Тела как такового нет, типа сгустка плазмы, температура у нее – свыше трехтысяч градусов, обычно такие организмы держат в термостойких баллонах, изредка выпускают погулять по улице. Правда, хозяин обязан ходить рядом с огнетушителем, ведь фойертир способен поджечь все вокруг. Хорошо, когда он спокоен, не раздражителен, медленно передвигается. А ведь бывает и по-другому. Сойдет с ума такой инопаланетянин (ведь психику фойертира никто не изучал), нечнет метаться по стронам и устроит пепелище в городе. Пожарники со своими агрегатами бесполезны, и только я могу успокоить огненную силу. Но как – не скажу, тоже профессиональная тайна. Зато меня считают почетным пожарником, поздравляют в праздничные дни.
Бывают порой и другие приключения. Ныне повелась мода выходить замуж за инопланетян. Раньше были межнациональные браки, а теперь… даже трудно себе представить, как может быть мужем симпатичной блондинки какой-нибудь трехглазый семижопкус, житель Шестой цивилизации планеты Пепелон (честно скажу, даже и не представляю, где этот шарик вращается, в какой части галактики). Понятное дело, что бывают ссоры между супругами, но как можно утихомирить этого громадного семижопкуса, который весит тонну и у которого девять рук и пять ног? Менты боятся даже приблизиться к этому существу, держат в руках водометы – а что толку-то? И тогда звонят мне домой, как к самой последней линии обороны:
– Дорогой дрессировщик, выручайте! Без вас не навести порядок в квартире и не укрепить семейное счастье!
Подъезжаю я на своем драндулете (кстати, пора давно сменить автомобиль, а то даже стыдно!). На меня семижопкус смотрит грозно, размахивает кулачищами размером с пивную бочку, рычит, типа, хочешь на тот свет, человеческая обезьяна? Ударит – череп в порошок! Другого, может, и покалечил, но меня кулаками не проймешь. Уворачиваюсь от рук, подпрыгиваю к его животу и быстро впрыскиваю дезодорант ему в левую ноздрю, и он застывает, как скульптура. Химическое вещество действует подобно мощному парализатору. Мычит супруг, глазами зыркает, а я тем временем его повязываю нейлоновый проводом, вставляю в три уха катоды и пропускаю слабые токи… Этого достаточно, чтобы у того нервы заморозились минимум на год. Больше не будет буянить, ломать мебель и посуду, пугать соседей, что сожрет их, потому что у их Шестой цивилизации принято жрать соседей, такова культура. Зато супружеский долг тоже исполнять не сможет в течение этого времени. Тут уже блондинка на меня рычит… Извините, что-то одно выбирайте: или отсутствие синяка под глазом или секса. Я вам не волшебник…
Ох, такова моя работа. Сложная. Нервная. Трудная. И все же престижная. Горжусь ею. Каждый день бегу в цирк, два часа репетиции с инопланетными животными, а потом начинаются представления в две смены. А Боярского уважаю – наш человек, тоже был дрессировщиком… говорят…
Играет туш, бьют литавры, по арене бегают лучи прожекторов. Зрители напряжены. Мигают огоньки у арены. Выходит конферансье и говорит так торжественно и важно, словно читает правительственное постановление:
– Дрессированные инопланетные животные! Монстры! Смертельно опасное выступление!
И называет мое имя. Естественно, все рукоплещут, ибо я личность известная, популярная, про меня даже кино снимают и в спектаклях играют. С потолка опускается титановая клетка, заполоняющая всю арену, ассистенты выводят тележки с емкостями, где находятся мои зверюшки. А потом выхожу я с инструментами, и тут начинается та-акое-е-е!..
Впрочем, что тут говорить. Приходите сами и все увидите!
(Ташкент, 3 мая 1989 года)
Окаменяющая взглядом
(фантастический рассказ)
История, которую я вам поведаю, может показаться для многих фантастической, невероятной, иначе говоря, не имеющей ничего реального под собой. Честно говоря, и для меня она была таковой и я в первое время даже не поверил Виктору Анатольевичу, рассказавшему нам, школьникам, в один из весенних вечеров далекого 1983 года в своей старой обшарпанной квартире на Обсерваторской улице. Но спустя много лет я нашел, причем случайно, кое-какие подтверждения к этой истории, и это заставило задуматься, может, не так уж это и небылица? И об том хочу сказать своим читателям, узнать их мнение…
Итак, Виктор Анатольевич, источник информации, свидетель тех событий. Кто он? Наш учитель истории и обществоведения, преподавал в старших классах. Сам он – худой, жилистый и высокий старик со шрамом на лице, седой шевелюрой, грустными, но очень живыми глазами. Его фамилия – Серых, он появился в Ташкенте в 1956 году, когда началось массовое освобождение заключенных из ГУЛАГА, но как он туда попал никто не знал, что порождало массу слухов среди его недоброжелателей, которых, увы, было в педагогической среде. Как-то он обронил, что родом из Белоруссии, но туда ездил редко, видимо, никого из родни не осталось, посещать было некого, кроме могил; думаю, что тогда фашисты сожгли его деревню, в том числе и родителей, братьев и сестер. И ему, в те пятидесятые годы, было уже все равно, где жить, однако Узбекистан он выбрал потому, что здесь был такой же климат, такое же дружелюбное население и такие же вкусные плоды и овощи, как в стране, в которой, как выяснится по том, прожил почти четыре года… В какой именно? Об этом чуть позже…
Виктор Анатольевич был нашим любимцем – скрывать этот факт незачем. Потому что излучал радушие, доброту, порядочность, хотя в сталинских застенках могли выжить только звери или очень жестокие и коварные люди. Был очень галантен и внимателен к женщинам, любил рассказывать анекдоты или смешные истории, хотя сам редко смеялся, просто улыбался. Он прекрасно знал историю, особенно Древнего мира, мог часами рассказывать о Древней Греции, ее героях и царях, мифах и путешественниках. Мы заслушивались его историями, потом бурно обсуждали те или иные моменты событий, которые были отмечены в летописях, сказаниях. Лишь случайно я узнал, что Серых закончил факультет истории Ташкентского педагогического института и по распределению был направлен в нашу школу.
Семьи у него не было, Виктор Анатольевич считался убежденным холостяком, хотя что за этим скрывалось, мы не знали. Ведь в молодости был достаточно симпатичным и статным, и многим женщинам нравился, однако никому не предлагал руки и сердца. Но зато он любил нас, школьников и всю душу вкладывал в наше воспитание и образование. В свою очередь, больше всего нравилось нам, старшеклассникам то, что он увлекался приключениями, и часто для нашего класса организовывал двух- или трехдневные походы в горы Чимгана, в долины Ташкентской области на археологические раскопки, в Бухарские степи, чтобы посмотреть на джайранов, в города-музеи Самарканд, Хиву, Бухару, где вместо экскурсоводов посвящал нас в тайны истории Средней Азии. Именно он научил нас собирать палатки, разжигать костры, готовить походную пищу, наблюдать за звездами, ориентироваться по карте и компасу и даже стрелять из лука и метать пращи, сам это он делал профессионально, мы только диву давались, откуда этот старик овладел таким боевым искусством. Сам же любил передвигаться на мотоцикле «Восход», хотя давно очередь на машину «Жигули» у него подошла. И он же был инициатором Клуба таинственных явлений, который собирался раз в две недели у него дома, и там мы обсуждали необъяснимые и поэтому притягательные истории, например, о «летающих тарелках», снежном человеке, Атлантиде, Ноевом ковчеге, экзотерических знаниях древних, календаре майя, пирамидах Мексики и Египта и многое другое. Виктор Анатольевич слушал нас внимательно и в свою очередь приводил те или иные аргументы, делал схемы и рисунки, поясняющие его мысль.
Но две наши старые училки – Наталья Моисеевна по математике и Елена Андреевна по русскому языку и литературе – его не «переваривали», считали, что он трус и человек с нечистой совестью. «Тогда, когда наши братья, отцы и деды воевали на полях Великой Отечественной войны, получали ранения и гибли, этот трус отсиживался в тюрьме, – злобно говорили они в учительской комнате своим коллегам (это я услышал в тот момент, когда зашел забрать классный журнал, и меня они не заметили, так как находились в соседнем кабинете). – Он совершил специально какое-то преступление, наверное, украл что-то из колхоза и схлопотал тюремный срок. А когда началась война, то сидел на Дальнем Востоке в колонии, чтобы не попасть на фронт…» Тогда мы не знали, что такое сталинские репрессии, ибо в брежневскую эпоху говорить об этом не считалось нужным, более того, красный тиран рассматривался как организатор всех социалистических побед, и его ошибки с лихвой покрывались успехами. Не знали, и что такое Холокост, ибо об этом тогда говорилось в СССР мало, однако наши училки, еврейки, думали, что если было бы больше солдат, то и победа над фашистской Германией пришла быстрее и меньше погибло бы советских и зарубежных евреев. То есть Серых мог бы стать героем, но не стал.
И действительно, в праздники 23 февраля и 9 мая он сидел за столом в скромном черном костюме без каких-либо знаков доблестного труда или ратного подвига, ибо не имел отношения к этим значимым датам страны, тогда как военрук Марат Латипов и учитель физкультуры Эркин Махмудов бряцали множеством орденов и медалей на груди – они прошли от Кавказа до Венгрии весь боевой путь танкистами. Даже у учителя труда Сергея Терещенко, который был призван в армию только в марте 1945 года и был на войне пехотинцем всего два месяца, и то у него было две медали, и его чествовали как ветерана Великой Отечественной. Виктора Анатольевича руководство школы и районо как-то игнорировало, даже смотрело как-то косо, недружелюбно, словно в чем-то обвиняло, но не говорило, и его поздравляли только мы, школьники, так как любили, и понимали, что тот все равно военнообязанный и не его вина, что был в те годы «местах не столь отдаленных». Кстати, я однажды его спросил, за что он попал в ГУЛАГ, на что тот, кисло усмехнувшись, ответил: «Посчитали предателем родины…», но подробностей не сообщил. Меня это шокировало, да только я не поверил сказанному.
Но все изменилось весной 1983 года. В один прекрасный день апреля в школу ворвались высокие чиновники, которых ранее никогда не было здесь, что даже директор школы Рано Ибрагимова изумилась и испугалась. Судите сами, это были начальники из Центрального комитета Компартии Узбекистана и Совета министров, министерства народного образования, штаба Туркестанского военного округа, даже из небольшого республиканского министерства иностранных дел, о существовании которого в Ташкенте мало кто знал. Человек сорок – не меньше! Десятки правительственных «Волг» у стен школы. Стояла суматоха, все бегали и кричали, чего-то требовали. Началась срочная уборка территории, вывешивание стендов и плакатов. Отменили уроки и нас всех отправили по домам, правда, мне и еще троим приказали остаться, так как должны были участвовать в музыкальной сценке. Пригнали военный оркестр, на флагштоки повесили флаги. Оказалось, ждали зарубежных гостей.
Действительно, в три часа приехали две машины в сопровождении мотоциклистов ГАИ, и оттуда вышли семеро человек в солидных костюмах. Это были глава миссии Греческой Республики, аккредитованный в Москве, и его трое подчиненных, а также кто-то из МИДа СССР. Под торжественные звуки они прошли в школу и поднялись в просторный актовый зал. Ох, там было полно народа – учителя из ближайших школ, сотрудники райкома партии, исполкома, военкомата и другие. Из школьников только нас несколько человек, которые сжимали гитары и ожидали своего часа. Никто не знал цели визита, но были готовы ко всему.
Посол поприветствовал всех собравшихся, сказал, что он впервые в Узбекистане и видит, какой это красивый край с добрыми и счастливыми людьми. Все хлопали ему и кричали о нерушимой дружбе советского и греческого народов. Ждали какого-то пояснения, почему дипломаты выбрали именно эту ташкентскую школу, а не другую, и какова цель их визита. И вскоре это прояснилось.
– Вы, наверное, интересуетесь, зачем мы прибыли сюда? – начал на ломанном русском языке посол. – Нам нужно выполнить миссию, которая возложена на нас греческим правительством. Это торжественная и весьма почетная миссия… Скажите мне, пожалуйста, здесь присутствует Серых Виктор Анатольевич?
Все замерли. На лицах многих промелькнуло выражение недоумения и страха. Они не знали, почему этот дипломат спрашивает об учителе истории, который мало кому известен даже в Куйбышевском районе Ташкента. Сам же Виктор Анатольевич встал, немного бледный, но внешне спокойный.
– Это я, – произнес он.
Посол и его сотрудники аж засияли от счастья. Они подбежали к нему и стали трясти ему руки, при этом вежливо склоняя головы. Тут посол произнес на греческом:
– Уважаемый господин Серых. Я имею поручение от моего правительства передать вам высшую награду – орден Спасителя – «Тахма ту Сотирос»[6 - Орден был учреждён первым греческим королем Оттоном 20 мая 1833 года как напоминание об освобождении Греции Божьей милостью. После установления в Греции республики в 1973 году орден разделился на две части: королевскую и республиканскую. Знаки ордена предназначены для награждения греческих граждан отличившихся в сражениях за Отечество, военнослужащих и гражданских лиц за заслуги перед Грецией, а также за исключительные заслуги. Допускается также награждение иностранных граждан.]. Вы награждены за участие в партизанском движении и подвиги, которые совершили во время Второй Мировой войны на территории нашего государства! Вы один из спасителей нашей страны от фашизма! Ваше имя вчертано в историю Греции, и мы гордимся вами, как гордились бы своими соотечественниками.
Никто не понял этих фраз, потому что даже сопровождающий из союзного МИДа, как оказалось, знал только английский, а греческий был ему непонятен. И тут еще больше поразились все, когда Виктор Анатольевич отвечал им… на греческом:
– Большое спасибо, господа. Я тронут вашим вниманием. Я выполнял свой интернациональный долг! Тогда мы все были солдатами и воевали с «коричневой чумой». Поэтому эта награда – это награда и всем тем, кто был тогда со мной с оружием в руках в те грозные и суровые годы.
У меня аж уши запотели от изумления. Я видел, как вытягивались лица учителей и начальников всех рангов, когда посол стал пояснять все на русском:
– Господин Серых участвовал в подполье и партизанском движении во время Второй Мировой войны на территории Греции. Он был заместителем командира отряда, который воевал у побрежья Средиземноморья, и уничтожал германских и итальянских фашистов. Его подвиги отмечены нашим государством. Этот орден Спасителя ему вручается за те бои, а также за операцию по спасению евреев, которых хотели уничтожить подразделения СС, специально высланные для этой миссии. Тогда благодаря Виктору Анатольевичу и другим партизанам удалось вывести из Греции более двухсот евреев, за что они благодарны. Насколько мне известно, правительство Израиля также наградило господина Серых орденом, однако из-за… гм, некоторых политических проблем между Москвой и Тель-Авивом вручение откладывается на некоторое время. Однако мы не намерены больше тянуть с этим, и сегодня же вручим заслуженную награду герою.
О-о, вы бы видели лица Натальи Моисеевны и Елены Андреевны, которые покрылись красными пятнами и не могли произнести ни слова от стыда. Даже чувствовали себя неловко наши фронтовики, ибо не знали, что их коллега не отсиживался в те годы в хлебных и теплых местах, а вел войну с фашистами, правда, на территории другого государства – но разве это плохо? А тем временем под аплодисменты и восторженные крики посол вручил нашему учителю высшую государственную награду Греции.
– Товарищ Серых, расскажите, как все это было? – вдруг произнес какой-то партийный шеф. – Почему о ваших подвигах вы нам не рассказывали, почему скрывали? Мы не знали, что есть такой герой!..
– Не считал нужным, – пожал плечами тот. – Меня правительство отблагодарило… когда я вернулся в СССР. Меня обвинили в измене родине и отправили на двадцать лет на Дальний Восток, и лишь в 1956 году выпустили, проведя процедуру реабилитации. Но мой фронтовой стаж не засчитали…
Реакция на сталинские застенки была неоднозначной. Некоторые считали, что это было оправдано сложностью тех лет, и нечего обижаться на Советскую власть. Другие же – у которых кто-то в родне был необоснованно репрессирован – тяжело вздохнули и промолчали. Обсуждать тогда эту тему было политически некорректно, особенно в присутствии иностранного посла и сотрудников его миссии.
– А как вы попали в Грецию? – проскрипел неизвестный мне мужчина с настороженными глазами. Неприятный тип. Уже сейчас я думаю, что это был человек из КГБ. – В те года не так-то просто было попасть в Западную Европу…
Видимо, намекал, а ты, братец, не перебежчик, не предатель?
– Я не власовец, не бандеровец, не беспокойтесь! – несколько резко и грубовато произнес наш учитель. Его глаза гневно сверкнули, и тому чекисту стало неудобно аж. – Я был призван в армию шестнадцатого июня 1941 года, и через шесть дней попал страшный «котел». Толком тогда ни стрелять, ни владеть оружием не умел – а что вы хотите от восемнадцатилетнего пацана? – и поэтому серьезного отпора не дал. Меня оглушило миной, и очнулся я тогда, когда фашист, прочесывающий местность у нашей заставы, нашел меня лежащим на траве и ткнул автоматом. Так я попал в плен. Сначала Дахау, потом Аушвиц – страшные концентрационные лагеря, машины смерти… Однако там я познакомился с греческими коммунистами, которые тоже были сосланы в концлагерь. Их друзья из подполья помогли нам бежать весной 1942 года, и вскоре нам, переодевшись в сельских тружеников, удалось через Югославию добраться до Греции, где вступили в партизанский отряд. Там я находился до мая 1945 года. Потом вернулся в СССР, а контрразведка «Смерш», основываясь на директиве Сталина, что все попавшие в плен – предатели родины, вкатила мне уголовное дело, суд приговорил меня к двум десяткам годам колонии…
В тот вечер мы ушли ошеломленными. Серых не отпускали долгое время. Его после того памятного дня таскали в ЦК партии, потом в Совет Министров, в Союз ветеранов, в Узсовпроф и другие органы и организации, заставляли читать доклады и делиться воспоминаниями. Газеты одна за другим публиковали о нем статьи. Короче, своего учителя мы увидели только через месяц, когда его наконец-то отпустили и о интерес к нему немного приутих. Однако это был не зазнавшийся человек, как это могло быть с тем, на кого вдруг обрушилась слава и почет, а все тот же добрый и веселый педагог. Наши училки-еврейки были влюбленны в него по уши, а ветераны первыми жали руку и спрашивали о здоровьице.
Ладно, история не в этом. Мы также собирались у него дома на заседания нашего Клуба и обсуждали разные явления, о которых читали или слышали. И Виктор Анатольевич продолжал высказывать свои гипотезы, основанные на исторических, физических и математических данных. Не скрою, нам приятно было находится в старой квартире, где на этажерках находились тома, стопки журналов, макеты древних кораблей и современных ракет, на стенах висели компасы, секстанты, карты и фотографии. Кстати, там же в стеклянном квадрате были старые мотоциклетные очки с зелеными линзами, видимо, весьма памятным для него, но что бы это значило наш учитель умалчивал, как мы его не упрашивали; с некоторыми своими воспоминаниями Серых делился не всегда охотно.
Однажды мой друг Димка Ананасов принес свежий журнал «Техника – молодежи». Там была статья о таинственных находках в Китае.
– Виктор Анатольевич, вы слышали что-нибудь о терракотовых воинах? – спросил он, листая журнал.
Тот ответил, что впервые об этом слышит. Впрочем, это было понятно, ведь из-за сложности взаимоотношений СССР с Китаем информации о той стране были скудными, отрывочными и чаще всего однобокими. В данной статье говорилось, что в марте 1974 года во время бурения местными крестьянами артезианской скважины к востоку от горы Лишань были обнаружены захоронения сотен полноразмерных терракотовых статуй китайским воинов и их лошадей. Археологи считают, что они были захоронены вместе с первым императором династии Цинь – Цинь Шихуанди.
– Это тот, который объединил Китай и соединил все звенья Великой стены, – задумчиво произнес наш учитель истории. – Это было в 210—209 году до нашей эры…
В статье также отмечалось, что строительство некрополя началось в 247 году до нашей эры и длилось более тридцати восьми лет. На возведении огромного комплекса трудилось более семисот тысяч рабочих и ремесленников. Отмечалось, что со слов великого китайского историка Сыма Цяню, огромное количество драгоценностей и изделий ремесленников было захоронено вместе с императором. Также с ним были заживо погребены сорок восемь его наложниц. Около восьми тысяч скульптур пехотинцев, лучников и конников были спрятаны под землей.
– В статье говорится, что ученые в тупике, ибо не понимают, для чего создавались эти терракотовые воины, каково их назначение, – тем временем излагал суть статьи для всех сидевших в комнате Ананасов. – Более того, они поражены, как изготовлены эти статуи. Четкие детали всего тела, рельефы одежды, даже глаза, веки, пальцы отражают реальность человеческого строения. Такое невозможно и поныне, при современной технике слепить из эластичной массы или выбить из камня. Такое впечатление у ученых, что это – окаменевшие люди…
– Стоп, не торопись, Дмитрий, – вдруг произнес, нахмурившись Серых. Он взял журнал и стал всматриваться в цветные фотографии этих археологических находок. Потом прочитал, что экспертами из всего мира рассматривается множество версий, пересказывать которые нет смысла, да и не упомню я их всех. Впрочем, любой из читателей может поднять архивы журнала и найти ту статью. Только на одном из гипотез внимание учителя заострилось, оно показалось ему правдоподобным.
– Китайский историк Суньян из Пекинского университета считает, что Цинь Шихуанди планировал захват части территории Средней Азии, чтобы расширить империю, и поэтому отправил туда двадцатитысячное войско. Однако где-то на территории Узбекистана армия была разбита. Оставшиеся в живых воины привезли восемь тысяч окаменевших соратников. Они рассказывали о том, что всего лишь один воин одолел всех при помощи волшебного оружия… И великий император приказал статуи похоронить рядом с ним, чтобы те защищали его по пути в загробный мир…
– Да-а, Виктор Анатольевич, интересный миф, – хмыкнула одноклассница Инна Меликсетова. – Окаменевшие воины, волшебное оружие… Получается так, что на территории нашей страны было какое-то сражение, о котором нет никаких данных, нет летописей, свидетельств… Я в учебниках истории Узбекистана ничего подобного не читала!
– Получается и так, что где-то здесь хранится то самое оружие, способное превратить живую плоть в камень, – поддержал я, жуя конфету «Барбариску». – Интересная легенда. Жаль, что нет фактов под нею… Сказка… Скорее всего, этих глиняных воинов испекли в печах где-то недалеко от горы Лишань, а этот историк Суньян сочинил легенду, чтобы привлечь внимание туристов к Китаю…
И тут Серых как-то странно посмотрел на меня. Нет, это не было выражение злости или презрения, наоборот, какое-то недоумение, что я ляпнул то, что внешне является правдой, но в тоже время какая-то глупость. Потом он отложил в сторону журнал, налил себе в пиалу зеленого чаю и стал неторопливо отхлебывать, о чем-то думая. Мы замерли в напряжении, ибо понимали, что наш учитель чего-то знает, скрывает и только думает, следует ли ему посвящать в тайну, о которой знать не должны многие.
– Виктор Анатольевич, не тяните, – произнесла Мумтаза Касымова, наша отличница и первая красавица, по которой вздыхали многие мои товарищи. – Расскажите, что вы знаете… Нам же жутко интересно…
Ее поддержала Дильфуза Юсупова, комсорг класса, невысокого роста девушка:
– Да-да, расскажите… Если это тайна, то мы ее сохраним. Даю честное слово комсомолки! Мои товарищи тоже дадут такое слово…
Виктор Анатольевич рассмеялся:
– Вы меня поймали. Действительно, это тайна, и она не моя… И она имеет отношение к этим терракотовым воинам…
– Но вы полчаса назад сказали, что впервые слышите о них! – воскликнул Сергей Маракаев, веселый парнишка. – Из этого журнала узнали об данном факте!
– Все правильно, – подтвердил учитель. – Я не скрываю, что о терракотовых воинах услышал от вас, из этого журнала. Но могу предположить, что кроется за ними…
– А-а-а, это только ваше предположение, – разочарованно произнес Димка. – Я уж-то думал какая-то история из вашей жизни.
Учитель опять налил себе чаю и сказал:
– А это и есть история из моей жизни. Она произошла за тысячи километров от Китая – в Греции, где я воевал в партизанском отряде. И в них есть одно общее…
– Терракотовые воины?
– Именно. То, что произошло со мной в том далеком 1944 году, имеет косвенное или прямое отношение к археологическим находкам в Китае… У нас не было терракотовых войн, но было то, что похоже на них…
– Ох, расскажите, – попросили мы.
И учитель не стал нам отказывать.
– Как вы знаете, весной 1942 года я очутился в партизанском отряде бывшего майора правительственных войск Папололуса. Служил он в пехотной дивизии в составе армии «Эпир». Это был серьезный мужик, отчаянный, смелый, как и все греки. Любил музыку и танцы, однако это не мешало ему быть твердым и решительным командиром. Он вел нас в атаки, когда мы устраивали засады или боевые операции против фашистских соединений, которые располагались на территории Греции, а также их пособников из числа местных граждан, полицаев. Скажу я вам, Папололус ненавидел итальянцев и немцев, которые захватили его родину, и мечтал освободить Грецию от них…
Как вы знаете, греческая операция немецкого командования носила название «Марита», и началась она шестого апреля 1941 года с территории Болгарии по салоникскому направлению. Группировка немецких войск – а это шесть дивизий, в том числе одна танковая – имела большое превосходство в живой силе и технике над армией «Восточная Македония», которая опиралась на укрепления линии Метаксаса вдоль границы с Болгарией. И все же греческие войска в течение трех дней оказывали противнику упорное сопротивление, используя преимущество горной местности. Только баланс складывался не в пользу защитников – девятого апреля данная армия вынуждена была сдаться. Папололус мне рассказывал, что перед самой войной у его высшего начальства были капитулянтские настроения, они не верили в успех в войне с Германией и Италией, а также их сателлитами. Правительство тогда сменило генералов в армии «Эпир», однако это не сменило общего морального тона. И это сыграло свою негативную роль в поражении всей войны. Было много депатов в правительстве, даже их премьер закончил жизнь самоубийством. Двадцатого апреля генерал Цолакоглу выслал парламентеров к германским войскам и вечером подписал с командиром дивизии СС «Адольф Гитлер» генералом Дитрихом соглашение о перемирии. Только на следующий день оно было заменено на капитуляцию греческих вооруженных сил. В плену оказалось свыше двухсот тысяч греческих солдат. Король Георг Второй покинул страну. Союзнические силы из Великобритании, Австралии, Новой Зеландии вынуждены были отступить к Египту и Криту.
Через пять дней после заключения этих документов немецкие войска заняли Фивы, а на следующий день с помощью воздушного десанта захватили Коринф, двадцать седьмого они вступили в Афины, а к исходу двадцать девятого достигли южной оконечности Пелопоннеса. В мае 1941 года в ходе операции «Меркурий» был захвачен и греческий остров Крит, но народ не был побежден, не сломили фашисты его духа, веры в независимость и свободу. И именно там, у Пелопоннеса, я со своими товарищами – греками, югославами, англичанами, болгарами, кипритианами и палестинцами – вел войну с фашистами, которые привольно чувствовали себя здесь после этой «молниеносной» войны. Но все изменилось после поражения захватчиков у нас, под Москвой, теперь гитлеровцы стали другими, поняли, что не так-то легко победить Советский Союз. И это вселило также уверенность и среди греческих партизан, что победа будет за нами и свобода вновь придет в Грецию[7 - Греция была оккупирована немцами и разделена на три оккупационные зоны: германскую, итальянскую и болгарскую. Между тем, за исключением территорий Советского Союза, только в Югославии и Греции партизанское движение приняло масштаб национального восстания, задержав на Балканах крупный контингент войск Германии, который в ином случае был бы задействован на восточном фронте. К 1944 году уже более половины территории Греции было освобождено партизанами, и произошел, парадоксальный случай в мировой истории, на территории оккупированной страны были проведены независимые выборы.].
Тут наш учитель замолчал, отпил полпиалушки, после чего продолжил, смотря на наши горящие от интереса глаза:
– Ладно, расскажу о том случае… Я быстро научился воевать, ибо была для этого жизненная необходимость. Выучил греческий и итальянский языки, понимал английский. Проявил свои способности как командир, и вскоре был в составе руководства партизанского отряда из семидесяти человек. Мы действовали вдоль побережья Средиземноморья, у порта Аттика и города Паралла. Наносили удары по складам оружия и провианта итальянских и германских войск, уничтожали их дозорные группы, небольшие карательные экспедиции. Меня же посадили… э-э-э… в моторизованную часть, точнее, я передвигался с группой на мотоциклах, и это было эффективно в мобильном и военном смысле. Вот эти очки, – тут Виктор Анатольевич указал на те самые мотоциклетные очки, – именно с тех времен… За нами тоже шла мощная охота со стороны их армий и спецподразделений Гестапо и Абвер.
Но эта история, которая связана как-то с терракотовыми воинами Китая, произошла в июне 1944 года. До ноября, когда страна была освобождена от оккупантов, еще были месяцы. Мне поручили с группой из двадцати человек обеспечить эвакуацию двухста польских евреев, которых чудом вывезли из Варшавы, из региона, контролируемого нами, в Египет. Для этого под покровом ночи подошли три рыбацкие шхуны. Все происходило по плану, без каких-либо помех… но это нам так казалось на тот момент. В реальности наши планы были известны Гестапо, скорее всего, какой-то предатель скинул информацию.
Было около восьми часов вечера. Тепло, от моря шел легкий бриз. Евреи с нехитрым скарбом находились у деревушки, в пятистах метрах, ждали сигнала от нашего дозора, который осматривал местность и готов был ликвидировать тех, кто представлял угрозу – полицаев, местных ультраправых. Мы их получили по цепочке от других партизан, сопровождавших от самой границы Болгарии. Если все нормально, то должны были быстро доставить к шхунам и помочь взобраться на борт. А дальше уже забота рыбаков и тех англичан, которые обязались защищать их на море. В тот момент никто не рассчитывал, что наши планы известны врагу, и что вскоре появятся гитлеровцы, которые в это время находились в других районах страны.
В этот момент Виктор Анатольевич встал, подошел к стене, где висела карта Европы, и стал тыкать в контуры Греции.
– Мы находились здесь… Очень удобная пристань, рядом небольшие поселки, леса. И мы были уверены, что все пройдет быстро, потому что к этому моменту у фашистов мало было ресурсов и гнали их отовсюду: и из Союза, и из Южной и Северной Европы. Сами понимаете, не особенно обременяли себя страховочными мероприятиями, и как оказалось – зря. Двести человек – это масса, которую трудно скрыть. Естественно, нас выследили, да и наводка была от стукачка. Рота эсэсовцев под командованием оберштурмфюрера Ханса Гартенвайнера – иначе называемая как «айнзацгруппа» – уже дожидалась нас неподалеку. У них были три бронемашины, четыре грузовика с солдатами, несколько огнеметов, все вооружены автоматическим оружием и гранатами. И все они – отъявленные негодяи, убийцы, прошедшие школу в карательных миссиях в Югославии и Северной Африке. Сам Гартенвайнер набирался опыта в Бухенвальде и в антипартизанских операциях зондеркоманд в Белоруссии…
– А у вас?
– А у меня только двадцать человек, и оружие наше – пара автоматов МП-39, пистолеты «вальтер», «парабеллум», пять винтовок, около десятка гранат. Честно говоря, мы не рассчитывали на серьезный бой, на столкновение с таким числом карателей. Думали, что можем наткнуться на пятерых-семерых полицаев – не больше! А тут более сотни профессиональных головорезов! – Серых вздохнул и вернулся к столу. Мы молчали и ждали, что последует дальше.
А дальше складывалось плохо. Дозор из пятерых партизан, ушедший вперед, ничего не обнаружил и световым сигналом сообщил, что можно двигаться, опасности нет. Я дал команду беженцам подниматься и быстро двигаться к деревне. Десять человек шли, прикрывая их со всех сторон, чуть отстали еще пятеро, чтобы в случае чего дать отпор тем, кто может неожиданно ударить в спину. Но мы были все-таки расслаблены, тут я в этом вам, ребята, признаюсь, и не знали, что оберштурмфюрер именно этого момента и ждет, когда мы, успокоенные, ослабим внимание, будем более беспечными.
Так мы прошли четыреста метров. Шли тихо, хотя все равно не заметить нас было сложно. Первым заподозрили неладное сами евреи, один из которых, обладающих особым слухом, вдруг произнес по-польски:
– Я слышу немецкую речь… и звуки моторов…
Его слова были непонятны грекам, но зато смысл уловил я.
– Где? – встревожился я, оглядываясь. Уже смеркалось, ничего не было видно у кромки леса. Я поднял автомат в то направление, куда указывал длинным пальцем еврей, наверное, скрипач по профессии, ибо он нес футляр с музыкальным инструментом.
– Оттуда они идут, – и поляк махнул рукой в сторону опушки. – Я слышу…
У музыкантов особый слух, и доверять им стоит. Я быстро сориентировался. Возвращаться в лес уже бесполезно – не успеем, если враг действительно нас поджидает, то попадем под его огонь. Нужно идти в деревню и там обороняться. Хотя сколько там этих фашистов, и сумеем ли мы защитить подопечных? Стало ясно, что в данный момент мы очень уязвимы, и что это засада, ибо эсэсовцы не разгуливают вечерами по этим местам, опасаясь партизан. Они прибыли специально, по нашу душу, и им было известно о наличии небольшой группы сопровождения.
– Бегом в деревню! – тихо крикнул я, толкая впереди стоящего мужчину. Тот побежал, увлекая за собой женщин, детей. – Никому не звука! Быстро, быстро!
Меня они поняли, и прибавили шаг. Мы уже приблизились к первым домам, когда все началось. Вначале вспыхнули фары приближающегося бронетранспортера. Оттуда ударил по нам крупнокалиберный пулемет. Трататах! Трататахххх! Первой очередью скосило человек пять, остальные попадали на землю, спрятались на камни, кое-кто успел заскочить за кирпичные кладки зданий. Женщины завопили, дети заплакали. Начиналась паника, страх сковывал движение и дыхание у всех. Но не у нас, привыкших воевать, только в этот момент осознавали сложность положения. От пуль в щепки разлетались стволы деревьев, крошился камень. В ответ я стал стрелять из автомата, хотя при такой дистанции это малоэффективно. Да и чего стоит автомат против пулемета? Потом по нам ударил такой массовый огонь, что поднять голову было невозможно. Фашисты патронов не жалели. Гартенвайнер был неплохим стратегом, потому что спланировал операцию так, что лишились преимуществ, которые имели, находясь в горах и лесу. У деревни нас легче было уничтожить.
Мои друзья отвечали выстрелами из винтовок, и, кажется, сумели подстрелить троих фашистов. Когда первый бронетраспортер вылетел на дорогу, то я, размахнувшись, бросил под днище противотанковую гранату. Мощный взрыв подбросил машину, и все сидевшие на нем попадали на землю. Многие из них были ранены и контужены, но пулеметчик точно был убит, так как пулемет больше не произвел ни единого выстрела.
– Шайзе[8 - Scheise (нем.) – дерьмо.]! – послышались ругательства с противоположной стороны. Враги выражали свое недовольство не просто словами, но и плотным огнем с борта двух других бронетраспортеров. Фашисты попрыгали из машин и теперь бежали в нашу сторону, продолжая стрелять. То там, то сям прочерчивали темноту огненные полосы – это работали огнеметчики, выкуривая спрятавшихся за камни. Несколько человек бежало, горя, и их скашивали прямыми выстрелами догоняющие их эсэсовцы.
Мы старались их удержать короткими очередями, ибо с боеприпасами у нас было не густо. Было ясно, что долго нам не продержаться. Евреи ползком пробирались к домам, жители которых открывали им двери и пытались спасти за стенами. И тут ко мне подполз Иоаннис Катадронис, партизан из числа местных крестьян. Очень грамотный и настойчивый мужик.
– Нам нужна помощь, – хрипло сказал он. Пот градом катился с его лба. – Или нас тут на фарш пустят.
– Это и я понимаю, – произнес я, сильнее вжимаясь к земле – пули так и свистели над нашими головами. – Только откуда? Папололуса нам не вызвать. Наш отряд далеко, и по численности и вооружению нам не сравнится с эсэсовцами. Если только местные жители не возьмутся за ружья. Хотя сколько тут их? Два-три десятка, и у кого есть оружие – пару семей могут им располагать.
Тут Иоаннис тихо прошептал:
– Зато то тут живет рыбак Беранос… Вон в том доме, – и он махнул на полуразвалившуюся хибару, что была в сорока метрах от нас. – Надо идти к нему. Это старик, в нем наше спасение… Только бы уговорить его…
Для меня это имя ничего не значило. Как старик мог помочь от эсэсовцев, если он, конечно, не родственники самого Гитлера? И я об этом сообщил товарищу, одновременно следя, как передвигаются враги среди камней. Тот вначале недоверчиво посмотрел на меня, а потом до него дошло, что я – не грек, не здешний, многого не понимаю. И пояснил:
– Он потомок Персея… Знаешь, кто это?
Об этом человеке я уже слышал. Еще со школьной скамьи. Извиняюсь, что отвлекусь немного от основных событий, но это важно, чтобы понять смысл дальнейшего рассказа. Итак, в мифах Древней Греции сообщалось, что некий оракул сообщил царю Акрисий, который повелевал Аргосом, что он умрет от руки человека, являющийся сыном его дочери Данаи. От страха царь заключил Данаю в медную башню, однако бог-громовержец Зевс проник к ней в виде золотого дождя и там овладел ею. Через некоторое время царская дочь родила Персея, являющегося полубогом, хотя и смертным. Узнав об этом, Акрисий приказал бросить Данаю с сыном в ящик, заколотить и утопить в море. Морской бог Посейдон не принял эту жертву и выбросил ящик на берег острова Серифос. Насколько я помнил, Персей вначале проживал в доме рыбака Диктиса, но тамошний царь Полидект, узнав, что юноша – полубог, отправил за головой Горгоны Медузы. С ее помощи он хотел привлечь к себе внимание Данаи.
Путешествие было смертельно опасным, и тут не обошлось без помощи богов Олимпа. Афина и Гермес подарили Персею меч, шлем, крылатые сандалии и медный щит. По дороге к месту битвы юноша посетил трех ведьм – сестер Грайи, которые на троих имели один глаз и один зуб. Там пришлось ему пустить в ход свою хитрость и изворотливость, благодаря чему стал обладателем ценной информации, волшебного мешка и шапки-невидимки. После он достиг места, где жила Медуза и вступил с ней в бой, который выиграл благодаря наличию крылатых сандалий, а от окаменеющего взгляда горгоны его спас щит, который на полированной части отражал окружающий мир, и Персей знал, где его враг находится в каждую секунду. Он изловчился и отрубил Медузе голову, положил ее в волшебный мешок и скрылся от преследования других чудовищ при помощи шапки-невидимки.
Интересное было дальше: когда Персей возвращался домой, то в Марокко превратил в камень титана Атланта, поддерживающего небесный свод неподалеку от острова горгон (некоторые считают, что это ныне гора Атлас); а где-то на территории Эфиопии спас от кровожадного морского чудовища Кето[9 - Кито – богиня пучин, была замужем за своего брата Фрока. Внешность ее описывается как от прекрасной женщины до безобразного чудовища. Возможно, она могла превращаться из одной формы в другую.] принцессу Андромеду, которую приносили в жертву. Чудовище пало от взгляда той самой головы, которая находилась в волшебном мешке и сохранила все магические свойства взгляда Медузы. После этого Андромеда стала супругой Персея. Затем они вместе отправились в путь, и вскоре достигли Серифа. Там юноша узнал, что его мать скрывается в храме от настойчивых домоганий Полидекта и заступился за нее. Одного взгляда Медузы было достаточно, чтобы царь и его стражники, а также тех, кто оскорблял или унижал Данаю, обратились в камень.
Кстати, через некоторое время Персей и Даная пожелали навести своего деда и отца, однако Акрисий, помня еще предсказания оракула, отказался впускать их в царские палаты. И все же он умер именно от рук Персея, хотя убийство было на самом деле несчастным случаем: во время Олимпийских игр герой швырнул диск, который отклонился от курса и попал в Акрисия, который был среди зрителей. Самого Персея убил Мегапенфен, которому оставил Агрос на царство.
Конечно, это интересно читать в свободное от боев время, в тишине, обдумывая каждую строку. Но сейчас ли мне было до той древней легенды? – об этом я с некоторыми эмоциями сказал партизану. Эсэсовцы уже приближались, стреляя по всему видимому пространству, и на чудо рассчитывать не приходилось.
– Так ты меня не понял! – с отчаянием и с какой-то злостью произнес Иоаннис. – Этот человек может нас спасти! Только нужно его уговорить!..
– Как может нас спасти старик, предком которого ты считаешь мифического человека? Позовет Зевса? Попросит у него молнии, которыми мы разнесем в пух и прав бронемашины и роту фашистов? Не говори мне глупости! Мне людей спасать надо, и мою группу! Сказками займемся в другое время!
Чувствовал, что этот бой может стать последним для нас, и такая злость меня брала, что хоть взрывайся сам. И тут я услышал то, что поразило меня:
– Он является хранителем артефакта… Головы самой… – тут Иоаннис перешел на шепот: – Самой… Медузы Горгоны. Ты слышал что-нибудь о ней?
Слышал ли я что-то об этой женщине? Конечно, разве такое можно не знать? Даже в те минуты тексты из детских книг – помимо моей воли, как-то автоматически – всплыли в моей памяти. Медуза – это имя женщины, а Горгона – это вид чудовища. По приданиям, она была вначале человеком, единственной смертной горгоной из трех сестер, но зато самой красивой, что даже захотела состязаться с самой богиней Афиной. Естественно, той это не понравилось, и богиня науськала на нее собрата – бога морей и океанов Посейдона. Когда Медуза явилась в храм Афины, чтобы бросить ей вызов, то попала в руки Посейдона, который прямо там изнасиловал. Афина превратила волосы горгоны в змей, а вместо стройного тела дала змиеподобную, чешуйчатую. Таким образом, она стала чудовищем. Не удивительно, что потом она помогла Персею расправится с Медузой – вот уж женская ненависть и коварство.
Кстати, во время того поединка горгона была беременной. Когда Персей ее обезглавил и улетел, то с потоком крови из тела Медузы вышли тоже полубоги – великан Хрисаор и крылатый конь Пегас. Я также слышал, что капли крови, попавшие в пески Ливии, превратились в ядовитых змей, уничтоживших все живое вокруг, а то, что попало в океан, стало кораллами. Интересная история… но ничего не имеющая общего с реальностью. Я с таким же успехом мог рассказать греку сказки про Бабу-Ягу и Кощея Бессмертного, Василису Премудрую и Ивана-дурака, а потом заявить, что эти персонажи спасут нас от «коричневой чумы».
– Иоаннис, не городи мне ерунды, – зло прошипел я. – Ты выбрал неудачный момент для изложения древних мифов свой родины. В момент, когда решается наша судьба, ты хочешь, чтобы я поверил в твою сказку? Что существовала Харбида и Сцилла, герой Язон и Геракл, боги Олимпа, циклопы и сатиры?.. Может, про Атлантиду еще мне расскажешь, блин?
Грек не понимал слова «блин», а я ему никогда не пояснял, что это не просто кулинарное изделие – эмоциональное выражение. Рядом разорвалась граната, брошенная эсэсовцем. Она не причинила нам вреда, зато Иоаннис выстрелом из «вальтера» уложил метавшего снаряд. Потом он вплотную подполз ко мне и продолжил:
– Старший сын Персея – Перс стал родоначальником персидского народа, уж в существование персов ты веришь?
– Ну… Про Персию я-то знаю… Ныне это Иран…
– Тогда поверь и в мифы Греции. Знай, что лишь время стерло все в нашем сознании и мировоззрении, но они описывали реальность, которая была здесь много веков назад… Все изменилось, в том числе и вера, и цивилизация, и боги… Для нас мифы – это нечто нереальное, но жившие пять тысяч лет назад думали иначе…
Тут я задал ему вопрос:
– Хорошо, скажем, я поверил тебе… Слушай, а почему, когда итальянцы, а потом немцы напали на Грецию, то Беранос не использовал магическую силу Медузы? Ведь он мог спасти и свой народ, страну, и всю Европу от фашизма! И раньше владелец головы горгоны – предок Бераноса – мог спасти от Османской империи!
На это у Иоанниса не было ответа. Я видел растерянность в его глазах.
– Не знаю, друг, не знаю… Но мне известно, что к Бераносу обращались партизаны, но только он ответил им отказом. Точнее, не совсем отказом, там что-то произошло… Папололус разговаривал с ним, но подробности прошли мимо меня…
– Тогда почему ты думаешь, что сейчас этот старик нам поможет?
– Потому что у нас иного выхода! Мы сможем уйти от врага, скрывшись в лесу и горах, но наши подопечные – эти евреи – не спасутся! Их точно всех уничтожат!
Я посмотрел вперед – там наступали фашисты, используя преимущества наступающей темноты, потом обернулся назад – там прятались от выстрелов две сотни евреев, а также огрызались редкими очередями охранявшие их партизаны. Не нужно быть гением, чтобы спрогнозировать будущее положение. Нас просто раскатают в лепешку. Поэтому даже это несерьезное и невероятное по сути предложение мной было взято в расчет. Когда тонешь, то любая соломинка принимается как средство спасения.
– Веди меня, только быстро! – приказал я, и Иоаннис с удовлетворением кивнул.
Мы где ползком, а где бегом пересекли обстреливаемое пространство и оказались в деревне. Я дал команду партизанам занять оборону и отстреливаться, пока я не предприму другие шаги. Что именно не сообщил, понимая, как это выглядело бы глупо с моей стороны, заяви им я о Медузе Горгоне. Дом, где проживал рыбак Беранос, был старым, одноэтажным, сделанным из белого камня. Зато весь в цветах. Во дворе висела рыбная сеть, дверь оказалась закрытой.
Катадронис постучался, настойчиво, при этом сказав:
– Беранос, это партизаны, мы от Папололуса! Открывай, быстрее!
В деревне все слышали выстрелы и попрятались в домах. Видимо, не был исключением и рыбак. Однако он дверь нам открыл. Это был сгорбленный старик с седыми руками. Морщинистое лицо, седые волосы и такая же борода, греческий нос, подслеповатые глаза. Наверное, сорок лет назад он был красивым мужчиной. Одежда на нем не отличалась особой изысканностью. Бедный человек, что тут сказать. Даже не поверишь, что он – потомок могучего полубога. При этой мысли я непроизвольно улыбнулся, хотя обстоятельства были противоположны веселью.
– Чего вы хотите? – спросил он, пытаясь разглядеть нас при свете еще тусклой луны и вспышек от выстрелов. Старик постоянно вздрагивал от шума боя, видимо, боялся схлопотать пулю. Впрочем, остерегаться ее следовало и нам.
– Мы хотим поговорить, – ответил Иоаннис, без приглашения заходя в дом. Я последовал за ним, держа автомат наготове.
Беранос, посмотрев на наше оружие, только вздохнул, но не протестовал. Он подошел к столу и зажег масляную лампу. Света от нее немного, а нам многого и не требовалось. Я огляделся. Обычная деревенская обстановка: стол, стулья, кровать в углу, шкафчик с посудой, да еще сильно пахнет рыбой. Судя по всему, Беранос жил один, потому что следов женской половины не ощущалось.
– Фашисты насели на вас? – спросил старик, указывая на улицу, где происходила перестрелка. – Вы кого-то сопровождали? Я видел из окна много чужестранцев… Это не греки… Откуда-то из других земель.
– Мы охраняем евреев из Варшавы, – ответил я. – Наша задача – спасти им жизни…
Услышав мою речь, рыбак сразу понял, что и я не грек. Все-таки акцент выдавал во мне чужого.
– Ты кто? – поинтересовался Беранос, делая шаг назад. Меня он опасался.
– Меня зовут Виктор, я из Советского Союза!
– А-а, русский, значит… Коммунист? Хотя мне все равно, я не имею никакого отношения к политике. Так что вам нужно?
Ответил за меня Иоаннис:
– Нам нужна Медуза Горгона…
От этих слов старик вздрогнул:
– Почему вы решили, что голова у меня?
– Потому что я слышал это от твоей дочери Марии, которая была нашей связной в партизанском отряде. И об этом знаю не только я, но и Папололус, так что нечего отнекиваться, Беранос.
Видимо, аргумент был силен, потому что рыбак вздохнул и сел на стул.
– Папалолус был у меня. Он тоже хотел голову горгоны…
– Так почему ты не дал ее? Ведь мы спасаем нашу Грецию от врагов! Разве твой предок Персей не хотел того же – освободить страну?
Старик усмехнулся:
– Вы верите в мифы? Партизаны тоже верят в сказки древней Греции?
Тут Катадронис хлопнул по столу:
– Старик, сейчас не важно, верю я или нет. Нам нужна голова Медузы, и мы не уйдем, пока ее не получим.
– А ты, русский, веришь в Медузу Горгону? – повернулся ко мне Беранос.
Я пожал плечами:
– Я поверю, если это поможет спасти людей. И если мой товарищ не врет насчет этого артефакта, то только она, Медуза, способна это сделать.
Старик не стал больше спорить или отнекиваться.
– По легенде Персей передал голову Медузы самой Афине, которая носила на своих доспехах на груди, – проскрежетал Беранос, гладя свою седую бороду. – Еще есть версия, что головой владел сам Александр Македонский, и его победы – это побед на самом деле Медузы Горгоны… По третьей версии, она находится в земляном холме около площади Аргоса, и великие киклопы[10 - Киклопы – это циклопы, три брата, дети бога Урана.] превратили ее в мрамор и водрузили у храма Кефиса…
– Но это не так, как я понял? – еще не веря в эти слова произнес я. – Головы Медузы там нет, у этого храма? Или иначе мой товарищ не привел бы меня сюда.
Старик метнул взгляд на Катадрониса, который тревожно глядел в окно. Там мелькали фары автомашин и вспышки выстрелов. Эсэсовцы уже входили в деревню. Партизаны продолжали отстреливаться, не имея возможности сдержать врага. Горел один дом, подожженный огнеметчиками.
– Нет, ее там никогда и не было… Там только копия… Ты знаешь, русский, Персей после случайного убийства своего деда не захотел стать царем Аргоса, он испытывал чувство вины, хотя и Акрисий был далеко не добрым, он ведь и дочь свою не пожалел. Герой уехал в Тиринф, где прожил много лет. Он же основал Микены… На горе Апесант близ Немеи впервые принес жертву Зевсу. Только Персей был убит, ибо все-таки был полубогом, смертным человеком, его взяла с собой Афина, разместив среди звезд. Но его дети остались на Земле. С Андромедой Персей родил дочь Горгофону и шестерых детей… Я – потомок Горгофоны, и голову Медузы он отдал ей… Только женщина могла хранить Медузу, таково было наставление Афины…
И тут у меня похолодело внутри. Я боялся лишний раз вздохнуть, словно мог отпугнуть надежду:
– И эта голова у вас?
– Да, она хранится в том самом волшебном мешке больше пяти тысяч лет… У моих родителей не было дочерей, и я не мог быть хранителем. Даже моя покойная жена не могла быть им, поскольку не имела кровного родства со мной. Поэтому я должен был передать голову горгоны своей дочери, а она – передать потом своей дочери, и так до бесконечности… Но моя Мария погибла от рук итальянцев. Она шла по дороге от города, а тут агенты Бенито Муссолини схватили ее, стали пытать, а потом расстреляли… Я нашел тело бедной крошки спустя трое суток…
И тут Беранос заплакал, закрыв морщинистое лицо такими же морщинистыми ладонями. Это было немного неожиданно, но вполне естественно. Лишиться единственной дочери – это трудно пережить. Мне было жаль его. И все же я тронул его за плечо, потому что надеялся использовать это чудо, если оно, естественно, таковым является:
– Старик, а где это голова? Торопись, фашисты уже близко. Нам нужно спасти людей…
Рыбак встал, медленно прошелся к углу комнаты. Потом повернулся к гостям:
– Она у меня здесь, под полом. Только…
– Что только?
Старик помедлил с ответом:
– Ладно, смотрите сами, потом думайте, что и как, – и он опустился на одно колено, откинул коврик, под которым блестело кольцо. Потянув ее на себя, он открыл деревянную крышку на полу, засунул руку в проем и достал бордового цвета мешок.
Я немного оторопел. Если этот тот самый волшебный мешок, о котором говорилось в мифе, то он неплохо сохранился. На нем были вышитые линии и рисунки, что обычно бывает на росписях древних времен. Судя по всему, внутри что-то находилось круглое. Катадронис прошептал молитву, с волнением смотря на предмет.
Беранос привстал, держа в руках мешок и сказал:
– Смотрите… Только все-таки не на ее глаза…
Я понял, почему. Ведь если глядеть в глаза Медузе, то можно окаменеть. Однако в этот момент меня одолевали сомнения, казалось, что я участвую в каком-то саморозыгрыше. Подтачивала мысль, что мы здесь дурака валяем, вместо того чтобы отражать атаку фашистов и спасать людей. И все же… К счастью, у меня были мотоциклетные очки с темными стеклами, которые всегда хранил в сумке с патронами, и на них была одна надежда. Я их надел и повернулся к старику:
– Доставай… эту голову…
Тот не стал спорить, он положил мешок на обеденный стол и развернул концы.
У меня сперло дыхание. Потому что я действительно увидел человеческую голову. Или… Нет, нет, это была голова, женские черты. Вообще-то меня не это удивило – раньше приходилось мне видеть отрубленные головы – эсэсовцы зверствовали по всей Европе и об их изощренных пытках и убийствах знали многие в мире. Мое внимание приковало другое… Я был очарован увиденным. О боже, какое изящное, красивое лицо, думал я, разглядывая Медузу. Тонкие губы, прямой нос, бледная кожа, узкий подбородок, закрытые веки с длинными ресницами. Только вместо волос росли… длинные змеи. Это было невероятно! Голова усеяна змеями. Как такое возможно?
– Это… Это настоящая голова? – прошептал я, чувствуя, как у меня подгибаются колени. Какой-то суеверный страх пробился в груди, хотя я всегда был атеистом. Иоаннис смотрел на Медузу с широко открытыми глазами, его губы беззвучно двигались. Ведь он только слышал об этом мифе, но никогда в реалии не видел горгону.
Старик ответил:
– Да, русский, это голова Медузы Горгоны. Можешь пощупать ее, она настоящая. Не подделка, не из папье-маше… Когда Персей умертвил Медузу, то явилась Афина, собрала ее кровь в два кувшина и дала знаменитому лекарю Асклепию, который потом лечил людей от множества болезней… Сейчас в голове нет крови, так что не бойся испачкаться, русский…
Я, дрожа, приблизился. На крайний случай передернул затвор автомата, словно надеялся противопоставить мощь оружия силе волшебству. Потом протянул руку и прикоснулся. Голова никак не отреагировала. Я чувствовал теплоту кожи, словно горгона была живой или, словно секунду назад лишилась тела и не успела охладиться. Только змеи-волосы оказались холодными и скользкими, тоже не шевелились… Нет, это не было искусственным изделием, как мне вначале показалось, это действительно настоящая голова. Странно, что она не гнила, ведь, судя по всему, не была иссушена. Мне вспомнились уроки истории, когда мой учитель Иван Сергеевич рассказывал, что в Южной Америке индейцы сушили головы свои врагов и потом вывешивали в деревне. Эти головы хранились десятилетиями, не теряя очертаний и казались живыми. Может, такой же трюк?
– Как она сохранилась? – прошептал я.
– Волшебный мешок, что дали Персею сестры-ведьмы Грайи, – пояснил Беранос. – Он позволяет вечно сохранять то, что в него положено. Если, русский, и твою голову отрезать и поместить сюда, она останется в полной сохранности.
Меня такое предложение не обрадовало, и на это я ответил:
– Спасибо, как-нибудь обойдусь без магических вещей, да и голова мне пока нужна… Почему она не реагирует на нас?
– Это спрашивал и ваш командир Папололус, который хотел отобрать голову и применить против врагов. Я не знаю, поскольку эту тайну знала только моя мать, а она должна была передать ее дочери или внучке, а не продолжателю рода по мужской линии. Признаюсь, я раньше часто доставал горгону и любовался ею, не страшась того, что могу окаменеть, если она проснется… Знаю только, что она спит более двух тысяч лет, и никто пока не пытался ее потревожить.
– Почему, Беранос? – спросил партизан, не смея приближаться к магическому артефакту.
– Наверное, ее сила настолько страшна и велика, что вреда будет больше, чем пользы, – подумав, произнес рыбак. – Так что я не знаю, как вам помочь. Медуза спит, и поэтому вам бесполезна.
Минуту назад я не верил в существование горгоны, но сейчас, увидев ее, понял, что она – единственный шанс и только благодаря ее магии мы сумеем одолеть фашистов. Только как? Ведь никто из нас не знал, как ее разбудить. И как это сделать быстрее, ведь время против нас!
– Я и кричал, и тормошил голову, и поливал холодной водой – все бесполезно, – словно читал мои мысли старик. – Уверен, нужно знать заклинание… Может, оно написано в каких-то летописях.
Искать эти записи в данную минуту было невозможно. Приходилось рассчитывать на другое… Я не мог оторвать взгляда от лица Медузы. Это была совершенная женщина! Если такое прекрасное лицо, то какой же великолепный стан должен быть! Нужно заметить, что змеи нисколько не уродовали черты лица, наоборот, они придавали какую- то изящность. Рыбак поймал мой взгляд и растолковал правильно:
– Да, ее волосы были красивыми, что даже Афина, превратив их в змей, не сумела затмить их… Богиня была страшно ревнивой, раз совершила такое заклятие… Эх, женщины… какие они коварные…
У меня же было иное мнение. На эту историю я смотрел с другой стороны:
– Как же у Персея хватило решительности убить горгону? Да, Медуза была хищницей, но ведь она стала такой из-за коварства богов, это они превратили ее в такое создание! Ее вина лишь в том, что она бросила вызов богине – и за это она стоит похвалы! Ведь смертная не убоялась самой богини! Это достойно уважения! И все же… Ведь Персей мог победить иначе!
Старик с изумлением посмотрел на меня, явно не понимая, к чему клоню:
– Как мог? Ты о чем, русский?
– Он мог полюбить ее и вернуть ей прежний облик, – ответил я, почему-то уверенный в этом решении. – Если я был бы Персеем, то пришел к ней не с мечом, а с открытым сердцем… И, может, решил проблему совсем иначе… Во всяком случае, без гильотирования. Ведь Медуза была женщиной и относится к ней следовало как к женщине!
И с этими словами я прикоснулся к голове Медузы, как бы желая зафиксировать свою мысль.
То что произошло в ту же секунду имело роковое последствие. Точнее, оно имело для Иоанниса, который смотрел на горгону. Веки Медузы открылись и яркие зрачки вспыхнули в полутьме. Это было нечто мощного импульса в красном спектре! Взгляд оказался настолько пронзительным, что мгновения хватило, чтобы мой товарищ замер, и его хрип повис в воздухе, словно его обрубили. Даже при свете лампы я заметил, как человек быстро менял естественный цвет в белый мраморный.
– Она проснулась! Она проснулась! – в страхе закричал рыбак, падая на пол и закрывая голову руками. – О великий Зевс, пощади! Что ты наделал, русский!
Меня же спасли от опасного взгляда мотоциклетные очки, а также то, что стоял все-таки сбоку. И все же повернувшись спиной к горгоне, я подбежал к Иоаннису. Увиденное потрясло меня до глубины души. Грек превратился в камень. Да-да, это не шутка. Катадронис был мертв. Я щупал его пальцем, и чувствовал холодный мрамор. Одежда, кожа, пистолет – все каменное. Не знаю, как это произошло и вообще, как это возможно! Тысячи мыслей копошились в моей голове, создавая хаос. Я не мог сосредоточиться, ибо продолжал не верить происходящему. Это какая-то мистика!
Бросил взгляд за окно. Там уже мелькали фигурки эсэсовцев, я слышал отрывистую немецкую речь:
– Шнель, шнель! Быстро атаковать, не оставлять в живых никого! – кричал, наверное, оберштурмфюрер. – Огнеметчики – вперед! Спалить деревню дотла!
Потом повернулся к голове. Медуза смотрела на меня, ее губы шевелились. Змеи на голове приподнялись и раскачивались в разные стороны. Это было страшное зрелище, особенно при тусклом свете маслянной лампы. И в этот момент до меня дошли ее слова:
– Ты действительно полюбил бы меня? Такой страшной?
Меня бросило в пот: мертвая голова разговаривала со мной. Это было невозможно, и все-таки это происходило наперекор всему моему восприятию мира. Моя атеистическая натура рушилась как здание от мощного цунами. Ведь с материалистической точки зрения, точнее, с медико-биологической объяснить происходящее было невозможно. И тут мелькнула мысль, что следует ответить, иначе меня может ожидать участь Иоанниса.
– Нет страшных женщин, есть мужчина, который не хочет понять красоту женщин! – выдавил из себя я. Не знаю, как я в этот момент сумел ответить. Скорее всего, это реагировало мое подсознание. – Нужно смотреть на внутренний мир человека, ибо внешний – как одежда, его легко скинуть!
Мой ответ, видимо, озадачил Медузу. Она несколько секунд молчала, после этого спросила:
– Ты знаешь, кто я?
– Знаю…
– И не боишься?
Я вздохнул, успокоился и ровным голосом произнес, показывая рукой за окно:
– Там мои враги. Они пытаются убить людей. Моя задача – их спасти. Поэтому у меня нет сил пугаться тебя, о горгона, потому что есть ответственность перед ними. Пока я жив, то обязан сделать это. И мне нет дела до собственной смерти…
– Даже ценой своей жизни ты желаешь им помочь?
Я не врал:
– Даже ценой своей жизни… Я один, а там – двести человек. Несоизмеримые цифры.
Горгона, как мне показалось, усмехнулась:
– Какое тебе дело до других? Люди всегда убивали друг друга! И боги Олимпа им в этом помогали. Чем больше страданий, эмоций, тем больше нужды у людей в богах и их помощи! Все боги – лицедеи, а люди – лишь слабые их копии!
Меня это рассердило:
– Слушай, горгона! Сейчас другие времена. Но ты права – люди не стали лучше! Но и не стали хуже! И все же, мы живем любовью, надеждами, верой в справедливость и счастье. Ведь и ты, о Медуза, верила во что-то! Как любая женщина хотела любви, разве я не прав? Но тебя лишили этого – и ты озлобилась на весь мир!
Видимо, я задел то, что всегда было скрыто мифами, то, что скрывала эта женщина. Ведь ничего и никому не было известно о душевном мире, о страстях и чувствах горгоны. А она, наверняка, тоже жила человеческими эмоциями и желаниями, как и любой другой человек. Почему-то время стерло это обстоятельство, выпячивая только негативную полосу жизни. До нас дошло только то, что Медуза была зверем, желающим смерти и несчастья людям. Но так ли это?
Горгона опустила взор и задумчиво произнесла:
– Ты говоришь странно, но в тоже время верно… Я тоже хотела любить и быть любимой. Я была молода и наивна… Верила, что своей красотой сумею покорить больше мужских сердец, и по глупости бросила вызов самой Афине! И та мне отомстила за это!.. Жестоко отомстила! Могла бы проучить, но боги не таковы! Они только наказывают! Теперь у меня нет ни любви, ни доброты… Я – чудовище, несущее смерть… окаменение всему живому… Такой меня сделала Афина!
Я слушал ее и чувствовал, что это не так. Скорее всего, Медуза не хотела признаваться самой себе в том, что человеческое продолжает жить в ней, несмотря на то, что она много тысяч лет назад творила зло. Мне почему-то по-искренне стало жаль эту женщину. Посейдон был влюблен в Медузу, но хотел, чтобы смертная сама призналась ему в любви и умоляла принять ее к себе. Афина проявила при этом еще и ревность, так как желала иметь мужа бога морей. Двойная ненависть с Олимпа! Такое мог бы выдержать человек?
Я продолжал беседовать с головой, хотя в другое время, наверное, даже и не остался бы здесь, считая это неким бредом в моем мозгу. Беранос лежал на полу, видимо, в неком шоке, и тихо бормотал что-то.
– Неправда, Медуза, – сказал я, вставая перед ней на колени. – Ты не просто горгона, ты – женщина! Мне жаль Персея, который узрел в тебе чудовище! Я проклинаю Посейдона и Афину, богов, которые надругались над тобой, причем каждый исходя из своих похоти и интересов! И все же… я хочу сказать, что есть мужчины, которые могут любить тебя… Поверь мне, солдату, повидавшему многое. Любовь творит чудеса, и она сильнее заклятий! Она ведет нас в бой, на подвиги, она поднимает нас на вершины гор, опускает на глубины океанов, она движет нас к созиданию… Любовь к женщине, любовь к родине – это есть самые вечные ценности мужчины. Я не бог, и может, мои слова кажутся простыми и наивными. И все же, это слова того, кто умеет и хочет любить!
Медуза смотрела на меня, и я видел, как испепеляющий огонь в ее глазах медленно гаснет, и вместо этого появляется теплый взгляд. Теперь это была другая женщина. О, если бы у нее еще было тело… Во мне зажигалось нечто большое, необъятное и необъяснимое, аж сердце щемило… Я не мог найти ответа, что это, хотя сейчас, спустя много десятилетий после тех событий, могу дать слово этому чувству. Горгона говорила со мной, как с другом, печальные и тоскливые нотки проскальзывали в речи:
– Ты первый, кто говорит мне такие слова… Жаль, что тебя не было в те времена, может, моя судьба была бы иной… Афина не оставила меня в покое после того, как превратила в чудовище. Она продолжала ненавидеть меня и дальше, стравив всех героев Греции и других земель. Я стала дичью, призом, трофеем, неким свидетельством величия и мужской силы для воинов, охотников, полубогов, титанов, магов, которые верили Афине, что только с моей головой они приобретут счастье, уважение и богатство. Мне приходилось защищаться на окраине Земли, вдали от родных и близких, спрятаться от внешнего мира. Это было горько и тяжело, и я пыталась выжить. Да, я убивала тех, кто приходил убить меня, потому что у меня не было выбора. Где бы я не была, меня находили, ибо путь им указывали Афина и ее друзья с Олимпа. Это была жестокая игра на смерть, и я ее проиграла. Персей оказался хитрее, умнее и сильнее всех других… Самое обидное, что молва, запущенная Афиной, сделала меня гетерой и что я, якобы, потратила свою молодость и богатство, чтобы привлечь внимание своего убийцы… Мое имя затоптали в грязь…
Слеза скатилась с глаз Медузы.
– Но это не все… Посейдон направил мою мать Кето опустошить Эфиопию и взять в жертву Андромеду, однако Персей заставил меня убить мою мать… Боги играли нами, как хотели, и даже Персей играл по их правилам. По легендам он предстал героем, а был ли он на самом деле таким?.. Никому нет дела до этого…
Тут пули прошили окно, и стекла полетели на пол. Я пригнулся, приготовив оружие, если враг войдет в дом. Горгона не обратила никакого внимания на автоматную очередь и бегающие фигуры во дворике. Казалось, что этот мир мало ее тревожил. Впрочем, так оно и было.
Я не совсем понял это и поэтому переспросил:
– Свою мать? Как это?
– Кето – это моя мать, я была ее и Фрока[11 - По греческой мифологии, Фрока – морское хтоническое божество, бог бурного моря. Считается, он был эфиопом с острова Керн за Геракловыми столпами, царем трех островов.] младшей дочерью…
– Мне очень жаль, Медуза, – с грустью в голосе произнес я, до глубины души тронутый этой историей. Мне хотелось как-то поддержать и успокоить эту женщину, но понимал бесполезность и бессмысленность этой идеи. Как может жить голова без всего остального, что должно быть у нормального человека? Если бы не волшебный мешок, то Медуза давно бы сгнила в земле, как это произошло с ее телом. Ведь она была смертной… – Это несправедливо… и это нечестно!
И тут я сделал то, чего от себя не ожидал сам. Я снял очки и посмотрел прямо в глаза горгоне. Ни страха, ни дрожжи я не испытывал при этом. Было только спокойствие на душе.
– Медуза, если ты хочешь убить меня, то можешь это сделать. Отомсти в моем лице всем мужчинам, Персею, Посейдону, можно даже Зевсу с Аполлоном и Гермесом. Только я прошу тебя в одном – спаси тех, кого я обязан защищать!
Мои слова удивили горгону. Она смотрела на меня, и в ее зрачках отражался свет масляной лампы. Это были удивительно живые и добрые глаза. Медуза раздумывала. Змеи на голове успокоились и легли друг на друга, создав некий формат прически. Я не мог торопить ее с решением, хотя очень хотел этого.
– Мне не нужна твоя жизнь, герой, – наконец медленно произнесла она. – Ты мне не враг. Но я готова тебе помочь. Потому что ты просишь, и не для себя. Только… Обещай, после того, как я обращу в камень всех твоих врагов, ты вернешь меня в мешок и отдашь Бераносу, чтобы тот упрятал меня навеки. Я не могу смотреть на этот мир, осознавая, что умерла, что никогда не смогу ходить по траве, трогать цветы, плескаться в озере… Это пронзает меня как стрелы Зевса.
Я встал с колен и торжественно заявил:
– Я клянусь, Медуза!
Рыбак ошалело смотрел, как я взял в руки голову горгоны.
Тут я показал на Иоанниса:
– Ты можешь возвратить его к жизни?
И получил честный ответ:
– Нет, другой мой. Афина дала мне только заклятие смертельного обвораживания, вернуть из мертвой плоти мой взгляд не способен… Это мог сделать только громовержец Зевс или Аид – бог мертвого мира! Но тебе они точно не помогут! Олимп закрыт для людей, и думаю – навсегда. Только мою душу взял Зевс, а я – просто мертвая голова…
– Что от меня требуется, горгона?
– Поверни меня на врагов, и остальное я сделаю сама, – сказала Медуза. Я так и поступил.
Мы вышли из дома Бераноса и чуть не столкнулись с пятью эсэсовцами, которые вбегали в дворик. Они вскинули автоматы. Однако выстрелить не успели. Так как как вспышка красного света, вырвавшийся с глаз горгоны, мгновенно остановил их. Я выстрелил в них из «вальтера», и пули, летевшие в живую плоть, разнесли уже каменный щебень из твердых тел. Это было настоящее волшебство, и я, воспитанный на материализме, не мог поверить своим глазам.
И все же я видел, как быстро застывали фашисты, превращаясь в мрамор. У меня не было времени любоваться этим, я побежал вперед. Навстречу мне двигался бронетранспортер, и мне пришлось схватить Медузу за ее змей – как бы за волосы! – и поднять высоко над собой. Впрочем силы колдовского взгляда было достаточно, чтобы сидевший за рулем водитель тоже окаменел. Процесс превращения в мертвую плоть коснулся и сидящих на борту других карателей, которые поливали улицу автоматными и винтовочными выстрелами. Неуправляемый транспортер въехал в дом Бераноса, пробил стену и остановился. Мертвый солдаты полетели вниз, разбиваясь о землю, как это делают обычные глиняные горшки.
Другие фашисты, заметив меня, стали вести более прицельный огонь, только я успел спрятаться за камнями, прежде чем пули очертили то место, где находился секунду назад. Лишь выставил вперед руку с горгоной, а она делала то, на что была способна. В течение пяти минут большая часть карательной экспедиции была превращена в мрамор. Эсэсовцы никак не брали в толк, почему вдруг перестали стрелять их товарищи. Они шли в наступление, встречались с взглядом Медузы и застывали. Мои же друзья, находившиеся позади, не понимали, почему пули, выпущенные из их винтовок, крошили врага в буквальном смысле.
В течение пятнадцати минут с гитлеровцами было покончено. Лишь горстка во главе с оберштурмфюрером Гартенвайнером бежала с места боя. Я слышал, как удалялся грузовик, везя пару десятков людей. Возле деревни остались три бронетранспортера, несколько грузовиков, полного оружия. И все окружающее пространство было утыкано каменными статуями. Партизаны, узревшие это, оторопели, они ничего не могли понять. Ведь они не видели ни меня, ни горгоны в моих руках. Также в полном недоумении были и евреи, хотя некоторые из них считали, что только молитву к Яхве спасли их всех.
В этот момент голова заговорила:
– Я выполнила твою просьбу… Теперь исполни и ты…
Я вернулся в дом. Беранос, увидев меня, прыгнул под стол и оттуда тихо бормотал молитвы. Мне было не до него. Потому что от Медузы послышалась другая, несколько необычная просьба:
– Я прожила, так и не вкусив поцелуя мужчины. И прежде чем опять уйду в небытие, ты мог бы?..
Она не договорила, но я понял. Отказать не мог. К тому же, это была просьба, которую я исполнил с большим удовольствием. Я опустился на колено и медленно приблизился к лицу Медузы. И все-таки она была божественно красива. Закрыв глаза, я прикоснулся к ее губами. Они были теплыми, сочными, как клубника. Меня охватила какая-то волна теплых чувств…
Но всему есть конец. Горгона сказала:
– Спасибо… А теперь спрячь меня в мешке… и прощай…
Я выполнил эту просьбу. Мешок положил под пол, и дал наказание Бераносу хранить тайну и никому не говорить о том. Что здесь произошло. Рыбак обещал.
С друзьями я встретился через пару минут. Партизаны не могли понять, что случилось. Они ощупывали каменных врагов и вопрошали, что с ними случилось. Спрашивали и меня, как командира, но я отвечал уклончиво. Потребовал быстро пересчитать, сколько нас здесь. Оказалось, один партизан был убит, двое ранены. Среди местных жителей двоих подстрелили эсэсовцы. Из числа сопровождавших нами евреев погибло двадцать один человек, причем семеро сгорели от выстрелов огнеметчиков. И все же они благодарили нас и Всевышнего за спасение. Мы их доставили на шхуны, которые ожидали на причалах. Команды были встревожены выстрелами, звуки которых долетали и до них. Мы пояснили, что был короткий бой с карательными частями, и победа осталась за нами. Это успокоило всех. Далее наших подопечных загрузили на борт, и корабли сразу же отправились на другую сторону моря. Крики прощания доносились до нас еще некоторое время. Но мы не могли долго оставаться на берегу.
Теперь оставалось решить, что делать с окаменевшими гитлеровцами. Мне показалось, что никто не должен знать о случившемся, пускай это станет загадкой для врага, а соратникам сообщать подробностей не станем. Ведь горгона просила меня не делать ее больше орудием уничтожения, а Папололус наверняка бы хотел все-таки воспользоваться ее волшебными свойствами.
– Виктор, что нам делать? – обратился ко мне один из партизан, показывая на сотню замерших эсэсовцев. При свете луны они казались страшными существами, вышедшими из ада самого Аида. Местные жители обходили их, пытаясь понять, каким образом они перевоплотились из живых в мертвые. Нужно отдать должное их мышлению: предположение об убийственном взгляде Медузы Горгоны так и проскальзывало в их словах, видимо, они знали о том, что хранится у Бераноса.
Меня же было одно решение.
– Нужно до рассвета собрать эти статуи и утопить в море, – твердо сказал я. – Мобилизуй всех на это, чтобы никакого следа их существования на суше не осталось. А машины и боеприпасы возьмем себе – нам еще воевать с фашистами…
– Но их тут сотня! Мы разве успеем?
– Если не успеем, то соберем все в кучу и взорвем! Мраморные останки никому ничего не скажут!
Мы так все и сделали… Статуи были утоплены нами в ту же ночь, правда, пришлось попотеть, ибо работа оказалась не из легких. Да, кстати, а того предателя, который выдал нас СС, вскоре нашли. Контрразведка у партизан работала тоже не хуже вражеской. Им оказался внедренный фашистами в наши ряды агент Гестапо. Его расстреляли в тот же день…
Тут Виктор Анатольевич замолчал. Сидевшие рядом мои одноклассники сидели, не шелохнувшись, – настолько были очарованы рассказом. Мне же это показалось сказкой… И все же, я не мог не поверить своему учителю. Ему-то какой смысл врать?
Тут слово взял Ананасов:
– Я вам верю, Виктор Анатольевич. Вы рассказали нам интересную и волнующую историю прошлого, но имеющую отношение к вам и к этому мистическому существу. Значит, Медуза Горгона успела уничтожить и армию китайского императора Цинь Шихуанди? Только как она туда попала? Ведь Персей умер задолго до того, как Великая Поднебесная начала вторжение в наши края. Или я не прав?
Серых встал со стула и по привычки стал шагать по комнате туда-сюда, как это делал на уроках в школе. Мы следили за ним, ожидая расклада событий с его точки зрения – это он всегда делал, когда мы озадачивали каким-то сообщением.
– В мифах ничего не говорится, что голову горгоны использовал кто-то другой, хотя… Мне Беранос говорил, да и в романе «Александрия» описано, что великий полководец Александр Македонский, якобы, владел ею и благодаря колдовству Медузы побеждал своих противников… А Александр был в Центральной Азии в четвертом веке. Я вам рассказывал на уроках истории, мои друзья, в 329 году до нашей эры Александр завоевал Согдиану и вскоре занял ее столицу Мараканду, которую ныне мы именуем как Самарканд. Местное население во главе со Спитаменом восстало, и македонцам было не просто усмирить людей, даже убийство вождя в 328 году не помогло. Чтобы укрепить свою власть над завоеванной землей, Александр приказал строить новые и восстанавливать старые города, и туда вливались представители греческого этноса. С другой стороны, царь Хорезма Фарасман вел переговоры с Александром, чтобы сохраниться, и благосклонность последнего позволило Хорезму пережить небывалый расцвет.
Известно, что этот поход Александра оставил глубокий след в истории Центральной Азии. Эллинская культура[12 - Эллинизм – период в истории Средиземноморья, в первую очередь восточного, длившийся со времени походов Александра Македонского (356—323 гг. до н.э.) до окончательного установления римского господства на этих территориях. Особенностью эллинистического периода явилось широкое распространение греческих языка и культуры на территориях, вошедших в состав государств диадохов, которые образовались после смерти Александра на завоёванных им территориях, и взаимопроникновение греческой и восточных, в первую очередь, персидской культур.] стала главенствующей, а значит, и часть мифов переселились сюда, стали тоже частью жизни для местного населения. То есть какие-то божественные артефакты могли попасть на территорию нашей страны.
Свои познания в истории вдруг продемонстрировала Инна Меликсетова:
– После смерти Александра и последующей за ней ожесточённой войны диадохов – бывших военачальников Македонского, юг Центральной Азии с 306 года до нашей эры входил в состав Селевкидской империи. Это было не столь долго, потому что уже в середине третьего века до нашей эры сатрап селевкидов в Бактрии Диодот поднял восстание против метрополии и создал самостоятельное государство, получившее в науке название Греко-Бактрийского. Но и оно пало в начале второй половины второго века до нашей эры под ударом сакских и сарматских племен (в частности, асиев, пасиан, сакаравлов), а затем юечжей-тохаров, пришедших в Бактрию под давлением хуннов. Они создали своеобразное государство конфедеративного типа, состоящего из отдельных владений, пользующихся большой самостоятельностью. Иначе говоря, часть артефактов могла быть здесь со времен Александра, так как поддерживались эллинская культура.
Наш учитель махнул рукой в сторону стеллажей:
– Итак, быстро всем порыться в книгах, может, найдем что-то…
И мы кинулись на огромную библиотеку, что была у Серых, набрали кипы книг и стали внимательно их просматривать, надеясь найти что-то такое, что могло прояснить историю. Спустя пару часов мы вновь собрались у стола. В руках держали книги с закладками.
– Итак, кто начнет? – спросил Серых.
Начала Мумтаза Касымова:
– Вот что я нашла. Итак, горго?ны – с греческого языка означает «грозный», «ужасный» – змееголовые чудовища, дочери морского божества Форкия и его сестры Кето. Было три сестры: первую звали Эвриала, что означает «далеко прыгающая»; вторую – Сфено (или Сфейно, Стено, Стейно, по-гречески это «могучая»); и лишь третьей была Медуза («повелительница», «стражница») – самая известная из них. В переносном смысле «горгона» – ворчливая, злобная женщина. В одном из позднейших мифов о происхождении горгон сказано следующее. В незапамятные времена сестры Сфено, Эвриала и Медуза были красными морскими девами. Увидел однажды горгону Медузу владыка морей Посейдон и полюбил ее. Не понравилось это олимпийцам – слишком красива и горда была Медуза, а соперничество с богами непростительно для простых смертных. Беспечность Медузы и ее счастливый смех вызвали гнев в душе богини-воительницы Афины. Жестоко покарала Афина Медузу и ее сестер, обратив их в крылатых чудовищ. Укрылись сестры-горгоны на отдаленном острове, затерянном в океане. И люди рассказывали друг другу страшные истории о жестоких и кровожадных горгонах. Все быстро позабыли о былой красоте горгон и с нетерпением ждали, когда же явится герой, который избавит мир от отвратительной Медузы, под взглядом которой все живое становится камнем. Ибо такова была воля Афины.
Горгоны имели тело, покрытое крепкой блестящей чешуей, разрубить которую мог только меч Гермеса, громадными медными руками с острыми когтями и крыльями с золотыми сверкающими перьями. Лица были с острыми, как кинжалы, клыками, а вместо волос извивались, шипя, ядовитые змеи. Жили на крайнем Западе у берегов реки Океан. Хотя у всех трех младших Горгон вместо волос змеи, только Медуза обладала чудесным даром завораживать людей взглядом, причем, и в положительном, и в отрицательном смысле этого выражения, и только она одна из трех сестер смертна. Взгляд Медузы обращал в камень. Ведьмы Грайи, кстати, были сестрами горгон.
– Ах, да, ведь было три горгоны, как я мог об этом забыть! – вскричал Виктор Анатольевич. – Это уже что-то проясняет.
– Что проясняет? – не поняла Мумтаза.
– А то, что в мифах ничего не сказано о двух сестрах, что было с ними?
Все пожали плечами, ибо ничего такого в книгах не нашли. Однако Диля Юсупова, которая делала пометки в тетрадь, сказала:
– Я могу кое-что добавить. О Медузе Горгоне говорил сам Гомер. Потом также Гесиод, который в своих поэмах «Теогония» и «Щит Геракла» упоминает две из пяти сестер Медузы – Сфену и Эвриалу, а также описывается её смерть от руки Персея. В античных источниках есть сведения от Эсхила, он в «Прикованном Прометее» сообщает о сестрах Медузы. Кстати, в его трагедиях образ горгоны олицетворяет отвратительность зла и безжалостность человека. Есть еще ссылка от Пиндара: в «Двенадцатой пифийской оде» о происхождении флейты говорит, что инструмент был создан Афиной, впечатленной криками её сестер в день ее смерти. Он описывает красоту и привлекательность Медузы, вдохновлявшую поэтов-романтиков на протяжении многих столетий. От него же исходят сведения о том, что жертвы горгоны окаменеют от ее взгляда. По другой версии, Медуза рождена Геей и убита Афиной во время гигантомахии. Еще одна интерпретация легенды: Медуза была дочерью царя Форка и царствовала над народом у озера Тритониды, водила ливийцев на войну, но ночью была подло убита. Карфагенский писатель Прокл называет ее дикой женщиной из Ливийской пустыни…
– Так-так, – пробормотал учитель, внимательно слушая Юсупову.
– Еврипид в произведении «Ионе» описывает, как героиня Креуса сообщает о двух небольших амулетах, доставшихся ей от отца Эрихтония, который, в свою очередь, получил их от Афины. Каждый из амулетов содержит каплю крови Медузы. Одна из капель – благотворная, обладающая целительными свойствами, другая – яд из змеиного тела. Есть еще полная легенда о Медузе у Овидия, это: «Метаморфозы», четвертая и пятая книги. Но там нет продолжения истории о сестрах…
– У меня есть сведения о Персее, – добавил Ананасов. – Оказывается, после того, как он случайно убил деда, то не захотел жить в Аргосе и оставил царский трон своему родственнику, и сам укатил в Тиринф, где стал царем. По разным версиям, основал Микены, потеряв наконечник (микес) меча; либо нашел гриб (микес) и напился воды из него. Андромеда родила ему дочь Горгофону, сыновей Алкея, Сфенела, Перса, Элея, Местора, Электриона и Эрифраса.
– Гм, это уже не нужно, – махнул рукой Серых. – Наша цель – увязать терракотовые статуи с древнегреческим мифом. Могла ли Медуза оказать местному народу Центральной Азии помощь в борьбе с китайскими захватчиками? Если это сделала не она, то кто? Я почему-то не сомневаюсь, что здесь не обошлось без такого же волшебства, чем владела горгона… Александр Македонский умер до того, как император династии Цинь отправил двадцатитысячное войско на территорию нашей страны. Но мне не попадались какие-либо источники о том сражении… Но я почему-то уверен, что это могла сделать одна из сестер Медузы…
– По легенде они не обладали такими же свойствами, как их младшая Медуза, – заметила Мумтаза. – То есть они не могли завораживать людей, поскольку проклятие коснулось только Медузу…
Виктор Анатольевич задумался. Он налил себе и нам чаю, после чего сказал:
– Не уверен. Афина наказала трех сестер, превратив в чудовищ, но дар окаменять живое, действительно, дала Медузе. Но почему не предположить, что со смертью последней этот дар не перешел другим сестрам? Может, Эвриала или Сфена сопровождали Македонского, так как хотели вернуть в Грецию голову Медузы. Может, они помогали ему, и великий полководец в знак благодарности позволил им забрать ее… А может, сестры остались здесь, и помогли жителям Греко-Бактрии сразится с солдатами китайской армии?
– Это только гипотезы, не основанные ни на чем, – произнес я, как бы ставя точку. – Конечно, легко болтать, фантазируя, но если нет фактов, то о чем можем говорить? Извините, Виктор Анатольевич, но сейчас ваши предположения аморфны…
Учитель посмотрел на меня как-то странно, отрешенно. Потом вздохнул и произнес:
– Ладно, не будем спорить и гадать… Я сам поищу в архивах, может, смогу что-то найти. А вы ступайте домой, уже девятый час, а завтра – суббота, у вас контрольная по химии…
Мы попрощались с Серых и вышли на улицу. И хотя горели плафоны, было немного жутко, казалось, что из-за угла выскочит некая змиеподобная тварь, сверкнет глазами и мы превратимся в камень или зомби. Девочки, страдающие воображением без границ, попросили меня и Димку проводить до квартир, и тут я услышал, как по дороге Инна сказала Диле:
– Я теперь понимаю, почему Виктор Анатольевич не женился…
– Ты думаешь, что он до сих пор влюблен в эту… Медузу Горгону?
– Да…
Девочки печально вздохнули, выражая этим самым восхищение человеку, которые хранит верность тому, кому с моей точки зрения делать это бессмысленно. Но у женщин совсем иное мироощущение, тут мне спорить с ними неинтересно и неохота. Краем глаза я заметил, что Мумтаза украдкой вытирает слезы платочком, ох, просто нет слов, какие они наивные…
Прошло несколько недель, и первые эмоции стали стираться, сама история Серых и эти терракотовые воины как-то позабылись, ушли на задний план, ибо нам предстояло выдержать напряженный период – закончить последнюю четверть, сдать выпускные экзамены – и прощай, школа! Далее: или работа, или служба в армии, или учеба в ПТУ или университете, кто куда хочет, ибо перспективы каждого определялись от наличия возможностей. Я решил стать экономистом, и поступил в Ташкентский институт народного хозяйства. Проучившись там четыре года, получил распределение в Россию, где поработал пару лет. Мои одноклассники тоже разбежались по Союзу. Потом была еще учеба в Академии внешней торговли, после которой мне предложили место в советском торговом представительстве в Греции. Именно там я вспомнил об этой истории. Не скажу, что уверовал на сто процентов рассказ Серых, но и обсмеять его не смел, поскольку авторитет учителя был высок и ни разу мы и никто другой не уличил его во лжи. Только, сами посудите, ведь история очень невероятна, фантастична по смыслу.
Конечно, движимый любопытством, пытался найти место того сражения, раз уж очутился на территории Греческой Республики. Времена черных полковников канули в прошлое, однако отношению к представителям Союза было не всегда благодушное. Мне не всегда отвечали на запросы или говорили просто: не знаем, скорее всего, не хотели связываться. Это не охладило мой пыл. Названия деревеньки подзабыл, и я решил написать письмо своему учителю, чтобы уточнить границы поиска. Только через месяц пришел ответ от соседки, которая сообщила, что Виктор Анатольевич умер от инфаркта, и она была рядом в тот момент. «Правда, перед смертью он шептал что-то непонятное, почему-то произносил имя морского существа. Мы не знали, что это означает», – писала она мне. Но я понял, чье имя произносил мой любимый учитель. Кроме того, мое внимание привлекла следующая фраза в том письме: «Последние годы Виктор Анатольевич что-то упорно искал, и он, кажется, нашел. Потому что был счастлив как никогда. Он мне однажды так и сказал: „Цель моей жизни достигнута. Я знаю, где она и кто она!“ Но что он подразумевал я так и не поняла…»
Я вспомнил, что заявил ему, что его гипотезы аморфны, нет под ними ничего серьезного. Видимо, подтолкнул учителя на поиски, которые его привели к результату. А я? Что сделал я для этого, чем помог Серых? И решил исправить свои слова. Для этого взял карту Греции и стал осматривать побережье Средиземноморья, оценивая, где мог произойти тот бой. К счастью, профессор Афинского университета, с которым я вел дружбу, сказал, что его отец партизанил у города Паралла, а там летом 1944 года он с каким-то русским сопровождал эвакуированных евреев. «Их направляли через Египет в Палестину, но европейский маршрут закончился именно в Греции», – сказал профессор. Это была первая удачная находка. И я рассказал историю своего учителя профессору. Тот воспринял все серьезно и нисколько не усомнился в правдивости изложения. «Мне покойный отец рассказывал тоже, что в том месте было нечто мистическое, но подробностей не дал, – услышал от него я признание. – Теперь я сам жажду узнать, что же там произошло».
Мой друг решил мне помочь, выступить экскурсоводом и переводчиком (поскольку я на тот момент владел только английским, и с греческим было еще не совсем прекрасно), и вместе с ним в один из субботних дней я выехал на юг страны. Рядом с Паралла было несколько деревенек, и нам пришлось попотеть, объезжая каждую. Опросы среди жителей ничего не дали, люди ничего не знали о каменных статуях, об эсэсовской операции в 1944 году. И тут я вспомнил, что рыбака того звали Беранос, и попросил в сельских управлениях поднять архивные записи и посмотреть, есть ли у них житель с такой фамилией. Как оказалось, это был правильный путь, и действительно, в одном маленьком рыболовецком поселке нам сказали, что такой жил здесь до 1956 года, и умер от старости. «Его дом снесли по просьбе его племянницы, которая продала землю, – сказал нам местный глава поселка. – Сейчас там гостевой дом современной постройки».
– А эта племянница где?
– Не знаю, переехала куда-то в Афины, – пожал плечами тот. – А может, в Рим, или вообще в Америку… Она сказала, что не хочет тут жить, ибо это был наказ самого Бераноса. Она увезла с собой все его вещи.
«Ох, артефакт уплыл в неизвестном направлении», – подумал я, огорченный такой новостью. Что делать дальше я не знал, поэтому топтался на месте. И тут удача вновь нам улыбнулась. В этот момент в помещение вбежал молодой рыбак, который возбужденно о чем-то кричал. Я не совсем понял, о чем идет речь и попросил пояснить профессора. А тот сиял от удовлетворения:
– Он говорит, что ловил с друзьями рыбу недалеко от берега, и сети вытащили несколько каменных статуй… Думает, что это археологическая находка. Сам понимаешь, что такая находка сулит большие деньги. Для деревни это источник прибыли и туристов…
– Нам нужно срочно на берег! – сказал я. Почему-то я вспомнил тот момент в рассказе Виктора Анатольевича, когда он воспользовался силой Медузы.
Профессор был согласен. Мы запрыгнули в машину и быстро направились к берегу. Ярко сияло солнце, припекало, нам пришлось снять пиджаки. У моря тянуло теплой влагой, пахло водорослями и рыбой. Там у пристани качалось несколько шхун, возле одной, возбужденно крича и махая руками, бегали люди. Мы остановились, покинули салон, подошли к ним и увидели, как те лебедкой спускают с борта мраморные статуи. Стоявшие рядом рыбаки издали звуки изумления, в которых нам показались нотки недоумения и злости. Это было совсем не то, чего они ожидали.
И было, действительно, от чего так кричать. Это были не древние скульптуры, типа, Венеры Милосской или Геркулеса, вовсе нет. Мраморные солдаты Третьего рейха. С оружием в руках и гранатами за поясом. В касках и полном обмундировании эсэсовцев. Правда, все они заросли водорослями, покрылись морским мхом. Как они попали в море никто не знал. Это вызвало у многих вопросы, ответы к которым, как ни странно, знал я. Но стоило ли им рассказывать миф о Медузе Горгоне? Кто бы из них поверил? Да и к чему это – разве местные жители нуждались в данной истории?
Я подошел поближе и стал осматривать находку. Статуй было семь, и все в хорошем состоянии, несмотря на то что пролежали в море более сорока лет. Меня поразило то, что их очертания были подробными, четкими, контрастными, и такое не мог сделать никакой скульптор. «Как живые», – произнес профессор и стал расспрашивать рыбаков, где они нашли статуи. Те пояснили, что в километре от берега, и там, судя по всему, их много. Только что делать с ними они не знали. Фашисты не вызывали уважения у местных жителей, и хранить такие статуи никто не хотел. Да и от продажи такого многого не заработаешь. Хотя никто не хотел связываться с фашистской символикой. Рыбаки решили вернуть все это морю, мол, им не место среди греков.
Однако я успел сфотографировать мраморных солдат, и мы с профессором, попрощавшись со всеми, вернулись в столицу. Как только у меня настал отпуск, я полетел в Ташкент. Найти одноклассников было делом не простым, однако кое-кто из нашего Клуба таинственных явлений еще проживал в столице Узбекистана. Первым делом мы посетили могилу учителя, положили цветы, помянули его теплыми словами.
После собрались в его квартире, которая теперь принадлежала соседке Нине Сергеевне. Старушка была не против, что мы на несколько часов заняли комнату своего учителя. Там все было по-прежнему: те же книги на полках, карты, макеты кораблей и те же мотоциклетные очки в стеклянном кубе. Все дышало нашими школьными годами и теми памятными днями. Казалось, что Виктор Анатольевич просто вышел на минутку и вот-вот вернется. Да, вот еще что: как сказала Нина Сергеевна, она передала в музей нашей школы боевой орден Греции, которым был награжден Серых. И она же нам сообщила, что после его смерти прибыл в Ташкент специальный представитель посольства Израиля в Москве, чтобы передать Виктору Анатольевичу медаль «Борца против нацизма»[13 - Медаль «Борца против нацизма» награждаются бывшие бойцы еврейского подполья, партизаны и ветераны армий антигитлеровской коалиции по представлению Института Яд Вашем (Мемориал Холокоста).] за героизм при спасении польских евреев. Но поскольку героя уже не было, и не было никаких у него наследников, то медаль перешла также школе на постоянное хранение.
– Итак, друзья, разрешите начать мне, – попросил слова я, когда уселись за круглый стол. И вместо длительного рассказа сразу выложил фотографии мраморных эсэсовцев, что сделал в Греции. Это было эффектно! Сорок цветных карточек с изображением фашистов. Искаженные от ярости лица, скрученные тела, оружие в руках – все это служило доказательством того мифа. Однако мои товарищи рассматривали все с каким-то спокойствием, словно никто никогда не сомневался в истории Виктора Анатольевича. Более того, кое-кто из них имел факты, подтверждающие его рассказ. И после моего повествования о поисках деревни в Греции и об этих находках у моря, слово взял Ананасов, который после окончания Ташкентского высшего общевойскового командного училища по распределению был направлен в Потсдам. Там он служил в составе контингента советских войск в Германии, и сейчас, как и я, был в отпуске.
– Мне тоже есть что сказать, – хмыкнул Димка. – Итак, я познакомился с коллегами из Народной армии Германии, есть там один лейтенант Вилбанд, хороший парень. Я его попросил покопаться в архивах СС, если они еще сохранились где-то, и выяснить, был ли там учтен оберштурмфюрер Ханс Гартенвайнер. Так вот, документы на этого типчика нашли. Действительно, он был руководителем айнцкоманды и воевал на территории Греции. И обнаружились материалы его последнего боя в июне 1944 года. Тогда Гартенвайнер заявил, что он с солдатами попали в засаду партизан, которые уничтожили большую часть карателей и захватили почти весь транспорт. Офицер заявлял, что против мних применялось новейшее оружие, о котором никто раньше не ведал. В качестве доказательств своих слов он демонстрировал две мраморные статуи, якобы, это превращенные в камень эсэсовцы. Они, мол, стали такими, прям на его глазах, когда их грузовик мчался с поля боя. С остальными случилось такое же… Ему, конечно, никто не поверил, и Ханса расстреляли по решению полевого трибунала СС не только за провал важной операции по уничтожению евреев, но и трусость, нестойкость, малодушие и бездарное командование, приведшие к гибели соратников. Так что наш учитель говорил правду!
Сказав это, Димка откинулся на спинку и посмотрел на всех нас победным взглядом. Наши девочки переглянулись, и Мумтаза, которая закончила факультет русского языка и литературы, заявила:
– Это очень интересно. А теперь выслушайте меня. Я тоже занималась этим делом, и кое-что нашла. Знаете, а ведь в славянских сказаниях о Медузе тоже сказано немало. Особенно в средневековых источниках. Так, легенды гласили, что жила девица Горгония, у которой волосы были в виде змей. Некий волхв обманул ее и обезглавил. Голова обладала особыми свойствами, при помощи которых можно было одержать любую победу. Считается, что на Куликовской битве именно головой Горгонии был разбит татарский хан Мамай… Кроме того, в славянских апокрифах упоминается зверь Горгоний, охраняющий рай от людей после грехопадения. Знаете, есть такая маска-талисман – Горгонейон, где изображается голова Медузы. Она встречается на одеждах, оружии, монетах, фасадах зданий. Такая традиция была и в Древней Руси.
Это я говорю к тому, что прослеживается связь горгоны и с территорией России. Но есть кое-что, что относится и к нашему региону. Так, мы в студенческие годы ездили по Самаркандской области и собирали фольклор – таково было наше полевое исследование, по которому сдавали затем зачет. И мне попались некоторые интересные истории местных старушек, которые рассказывали, что давным давно здесь жила девушка Эвриюла, которая полюбила одного парня, пастуха. Тот отвечал ей взаимностью, и они собирались пожениться, как грянули враги из Китая. Парень собрался на войну и попросил невесту ждать, мол, вернется с победой и тогда свадьбе быть. Однако он был убит во время сражения. Тогда Эвриюла, которая оказалась чародейкой, пришла в ярость, она заколдовала врагов, превратив в камни. Оставшимся в живых захватчикам приказала забрать статуи и возвращаться домой, и больше никогда не являться сюда с оружием… Те не посмели ей перечить и быстро умотали в Китай… А она оплакивала своего жениха, и поклялась остаться тут навсегда.
– Эвриюла?.. Гм, похоже на Эвриалу, старшую сестру Медузы, – пробормотал я. – То есть в течение веков имя могло исказиться, приобрести восточную окраску… Может, это действительно была горгона?
– Вполне возможно, – согласилась Мумтаза.
В этот момент дверь открылась и в комнату вошла Нина Сергеевна – новая хозяйка квартиры. Это была пожилая и толстая женщина, которая раньше была соседкой Серых. Она несла поднос с чайником, вазочкой с восточными сладостями, лепешками и свежим виноградом – все по узбекским традициям. Водрузив его на стол, хозяйка вдруг сказала, видимо, услышав конец разговора:
– Эвриала? Ха, знаете, перед смертью Виктора Анатольевича к нему пришла какая-то красивая женщина. Очень красивая, я таких никогда не видела. Они долго беседовали, а я случайно услышал, как она назвалась: Эвриала. Потом она рассматривала вот эти очки, и о чем-то спрашивала, – тут хозяйка указала на мотоциклетные очки в стеклянном квадрате. – Виктор Андреевич был взволнован, о чем-то ее долго расспрашивал. Потом она ушла. А через два дня Серых хватил инфаркт. Наверное, не выдержал он чего-то… стресса какого-то.
Мы напряглись. История с Медузой приобретала новый виток. Я взглянул на Ананасова, но тот пожал плечами. Хозяйка, не дождавшись нашего ответа, махнула рукой и вышла из комнаты.
– Странно… – пробормотал Димка. – Совпадение? Случайность? Такого быть не может!..
Но Диля Юсупова сказала:
– Действительно, странно. Но может быть все. Я, как кандидат исторических наук, вот что вам скажу. Мне попались материалы археологической экспедиции на территории Самаркандской области, датируемые июнем 1941 года. Ученые нашли место сражения, которое произошло, судя по всему, в 211 году до нашей эры. Множество стрел, мечей, доспехов, которые были характерны для Китая. И две статуи воинов, которые сохранили полностью человеческие черты. Одну сломали, и к удивлению археологов, внутри она оказалась полой… То есть там были окаменевшие органы. Это вызвало массу вопросов, однако ответить не успели. Потому что статуи забрали сотрудники НКВД, и они запретили проводить дальнейшие раскопки. А рядом, другая экспедиция вскрывала гробницу Амира Темура, именуемого как Темурленг, средневекового полководца. Говорят, искали какой-то мистический артефакт, при помощи которого он добивался победы во всех сражениях и сумел завоевать полмира, как это сделал до него Чингизхан. Мне один из архивариусов тихо сказал, это было требование Сталина, который хотел получить оружие против фашистов, ибо страшно опасался нападения Германии. Вскользь проскальзывает в документах наметка, что это могло быть – женская голова… Не о Медузе Горгоне ли идет речь? У меня такая вот гипотеза…
– Я слышал, что вскрыв гробницу «Гур-Эмир», этим самым археологи выпустили дух войны, – сказал я. – И после началась Великая Отечественная война…
– А может, эта легенда не так уж и фантастична, особенно учитывая то, что мы обладаем кое-какими фактами, относящимися к мифическими, – сказал с серьезным видом Ананасов. – И Мумтаза, и Диля нашли литературные источники. Наверное, нам нужно найти то место сражения, и тогда тайна терракотовых воинов станет будет раскрытой…
– Ты думаешь, что нам кто-то поверит в историю Медузы Горгоны, которая свалила армию китайцев и фашистов? – насмешливо сказал я. – Боюсь, что мы ничего никому рассказать не сможем. Наши доказательства… они эфемерны. Потому что нет доказательства существования горгон. Биологически нет! Исторически – тоже!
Но тут Инна, которая все это время молчала, посмотрела на меня:
– Слушай… а может, это Эвриала, что пришла к Виктору Анатольевичу, и есть та самая горгона? Она же бессмертная, судя по мифам… Может, она была спутником Александра Македонского и осталась тут жить после его смерти?
Мы обалдело посмотрели на нее. Я ничего не ответил, потому что не знал, что сказать. Не так уж это было и абсурдно, учитывая ситуацию.
Побеседовав еще час, мы разошлись по домам. Было решено встретиться через год и собрать к этому времени какие-нибудь новые сведения. Едва друзья покинули квартиру, как я вернулся и подошел к Нине Сергеевне.
– Что-то забыл? – спросила она, убираясь со стола.
– Нет, не забыл… Есть вопрос… Вы не знаете, говорил ли что-нибудь Виктор Анатольевич про ту визитершу? Откуда она?
К моей радости, та ответила:
– Да, он сказал, что она работает в Самаркандском бюро экскурсий, и приглашала его к себе в гости… Только бедный Виктор не успел ее навести…
Я поблагодарил хозяйку и вышел из квартиры.
На следующий день сел в автобус и поехал в Самарканд. Дорога заняла около четырех часов. Найти бюро экскурсий в городе не составляло труда. Там мне сказали, что действительно Эвриала Ахмедова работает у них, но сейчас она дома, отдыхает. Взяв адрес, я направился к этой женщине.
Жила она недалеко от аэропорта. Частный небольшой кирпичный дом в махалле[14 - Махалля – традиционная коллективная форма общежития граждан, типа орган самоуправления жителей небольшого квартала в городе, или поселка.]. Мое внимание привлекла большая массивная дверь из орехового дерева. На ней были вырезаны фигурки драконов и женщин, и одна из них – со змеями на голове. Это укрепило во мне уверенность, что я не ошибся, и правда где-то рядом. На мой стук калитка открылась, и я увидел совершенную женщину. Высокая, стройная, с густыми волосами, белым лицом и с греческим носом, тонкие губы. И очень печальные глаза. Одета она была в традиционное платье, только в вышивке я обнаружил линии, соответствующие греческому искусству. Только сейчас женщина смотрела мена меня с некоторой настороженностью.
– Здравствуйте, извиняюсь за беспокойство, только мне нужна Эвриала, – сказал я, хотя сам уже понял, кто передо мной.
– Здравствуйте, – ответила она. – Чем могу служить?
И тут меня током пронзило. Я поздоровался с ней по-гречески, и она мне ответила на этом же языке! Несколько секунд я молчал, продолжая разглядывать женщину. Она мне нравилась. Это была та, ради которой стоило жертвовать собой.
– Кун описывал вас так: «Все тело их покрывала блестящая и крепкая, как сталь, чешуя. Ни один меч не мог разрубить эту чешую, только изогнутый меч Гермеса. Громадные медные руки с острыми стальными когтями были у горгон. На головах у них вместо волос двигались, шипя, ядовитые змеи. Лица горгон, с их острыми, как кинжалы, клыками, с губами, красными, как кровь, и с горящими яростью глазами были исполнены такой злобы, были так ужасны, что в камень обращался всякий от одного взгляда на горгон. На крыльях с золотыми сверкающими перьями горгоны быстро носились по воздуху. Горе человеку, которого они встречали! Горгоны разрывали его на части своими медными руками и пили его горячую кровь», – прочитал я напамять текст из книги.
– И что?
– Но я вижу красавицу! Ничто в вас нет от горгоны! Кун ошибался! И Овидий, и Евгемер, и многие другие! Они никогда не видели вас!
Эвриала поняла, что нет смысла отпираться, и она усмехнулась:
– Вы меня еще плохо знаете. Если надо, я могу превратиться в это чудовище, мало никому не покажется! Не стоит меня обижать!
– У меня есть на крайний случай это, – и я показал мотоциклетные очки своего учителя. – Или для вас это не помеха? У вас есть тот же дар, что и у сестренки Медузы, не так ли? Вы применили его, когда остановили китайскую армию более двух тысяч лет назад, превратив в терракотовых солдат.
– Не отрицаю… Афина «наградила» нас по-разному чарами окаменения… Меня в меньшей степени. Но вот возвращать свое тело в человеческое мы способны… А вы что, движите желаниями Персея? Хотите повесить мою голову на свой щит, как это сделала Афина? Или как Александр Великий, которому подарила богиня голову моей бедной сестры? Или Темурленг, хромоногий захватчик, что требовал и от меня помощи в войне? Мне пришлось откупать ее у македонского полководца, да только Афина отобрала у меня и вернула голову потомкам Персея для вечного хранения…
В ее голосе был вызов. Глаза уже настороженно смотрели на меня.
Я поспешил успокоить:
– Нет, я пришел к вам с миром… Много лет назад я услышал рассказ своего учителя про то, как Медуза спасла его и людей. И я решил найти все концы этой истории. И чистая случайность привела к вам… Я умею хранить тайны, Эвриала… Я знаю, что голова Медузы хранится у племяницы Бераноса…
Женщина улыбнулась. Она сделала шаг, приглашая меня в дом.
– Тогда входите, и удивляйтесь тому, что услышите…
…Прошло много лет после той встречи, и я не сожалею об этом. Да, мне известна одна из величайших тайн прошлого, которая тянется нитью до настоящего и скрыта в будущем, мне не ведомом. Только это уже не главное. У меня на руках три сына и одна дочь. На стеллаже моего кабинета стоит стеклянный квадрат с мотоциклетными очками. На кухне готовит нам вкусные обеды моя супруга Эвриала, напевая что-то веселое.
Я знаю, что она будет жить и после меня, но меня это не волнует, не печалит. Ведь я смертный, этим все сказано. Успокаивает, что мои дети останутся с ней рядом, сопровождая в вечность. И где-то со звездного неба на нас смотрит Медуза Горгона, куда душа ушла по велению Зевса. И может там, нашел успокоение и мой учитель Виктор Анатольевич.
(Ташкент, 12 мая – 25 июля 1991 года)
Хлопковые будни студента из будущего
(фантастическая юмореска)
Подъем, как всегда, происходит в шесть часов утра. Из динамиков раздается бодрый марш, который будит весь отряд:
«Легко на сердце от песни веселой,
Она скучать не дает никогда,
И любят песню деревни и села,
И любят песню большие города».
Динамики – квадрафонические, звуки эхом отдаются по помещению, практически оглушают: бум-бум! – словно отбойным молотком по черепу. Тут даже мертвый вскочит с ложа. В ответ слышны ворчания моих однокурсников; кто-то не совсем лестно отзывается о своей теперешней жизни, однако комсорг Сергей Хаитов быстро пересекает подобные выходки – он всегда строг с оппортунистами и ревизионистами. И все же, ребята правы: после сладкого сна трудно вернуться в прежний суровый мир. И хотя сейчас у нас не учеба и не практика, как обычно бывает, однако ответственности и обязанностей на нас не меньше лежит. Потому что мы заняты важным государственным делом – собираем хлопок для нашей родины. Продолжаем трудовые и победные традиции наших предков, старт которые взяли аж в 1917 году со взятием Зимнего Дворца в далеком Петрограде.
Но это там, в России. А я пишу эти строки из своей республики – Узбекистана. В данный момент из иллюминаторов виден унылый и серый мир, который прельстит, возможно того, кто уже видел ад. Поднимающиеся испарения скрывают наше светило, и все же на душе у нас оптимизм и желание достичь высоких результатов. Во дворе 2089 год, не смотря на то, что мы живем в коммунистическом будущем, построенном по заветам Маркса и Ленина, и казалось, век химии, генетики и автоматики, между тем, эта сельскохозяйственная культура продолжает нести важную функцию для производства ряда важных продуктов, и я не стану перечислять их, ибо каждый знает со школьной скамьи, а если и вам интересно, то взгляните в справочники, хотя бы в Большую Коммунистическую энциклопедию от 2067 года. Только отмечу, как и сто лет назад, сейчас школьников, студентов, учителей и врачей, инженеров и рабочих гонят на поля, чтобы вручную собирать «белое золото» и отрапортовать родной партии о самоотверженности трудящихся, не имеющих, если честно, прямое отношение к крестьянскому труду. Но это не важно! Все мы косвенно относимся ко всему тому, что творится, производится и утилизируется в нашей великой стране!
Кто я такой? – спросите вы, читающие эти строки. Отвечу: студент Ташкентского института народного хозяйства, учусь на четвертом курсе, и меня с товарищами доставили на бронепоезде в Арнасайский район Джизакской области прямо на хлопковые плантации совхоза имени Юлиуса Фучика, где под охраной автоматчиков из местного отряда милиции поселили в многофункциональном «бараке» – этакой железной бочке, диаметром десять на сорок метров длины. Сейчас здесь проживает более семидесяти ребят из двух групп нашего планового факультета. Почему в таких условиях, удивитесь вы. Разве не могли предоставить пятизвездочный отель? Или пансионат? Или дома отдыха работников аграрного сектора, которых здесь не меньше десятка?
Увы, экология изменилась, мир теперь иной. Курортные зоны ныне далеки от СССР, туда съездить стоит больше средств, чем я могу заработать, собирая хлопок на полях, подрабатывая на товарной станции в воскресные дни и экономя на стипендии. А в таких гостиницах проживает только приезжее начальство, чтобы контролировать наш труд и награждать наиболее активных. Нам же полагается места поскромнее. Да, замечу, ныне в Арнасайском районе невозможно жить в обычных бараках или палатках, ибо больше часа на открытом пространстве никто не протянет. Окружающая среда загрязнена химикатами, радиоактивными элементами, бытовыми и промышленными отбросами. Кислорода в атмосфере – минимум, зато много кислот, аммиака, сероводорода и углерода. Поля – это не обычная земля, а грунт, по которому ходить в обычных сапогах просто опасно – они просто растворятся от соприкосновения о поверхность. Поэтому мы живем в «бочке», которая раньше предназначалась как станция для марсианской экспедиции. А поскольку условия жизни в Узбекистане стали приближенными к той, что на Красной планете, то заводы в России и на Украине стали изготавливать такие жилые блоки и для хлопкоробов солнечной азиатской республики. И в них мы находим и убежище, и приют, и развлечения, как когда в подобной «бочке» нашел смысл жизни Диоген. Мы как бы своеобразная экспедиция, только с трудовой ориентацией.
После подъема и короткой физзарядки под наблюдением ответственного за спорт, мы все идем в туалет. У каждого есть норма, сколько в сутки он должен излить из мочевого пузыря: ни граммов меньше. Ведь жидкость, освобожденная из наших организмов, поступает в специальный агрегат, где очищается, дезинфицируется и подается обратно нам в качестве питьевой или для мытья. Лучше пить это, чем снаружи – от тамошней воды можно отбросить копыта в первые же минуты. Современные технологии зациклили все жизненные процессы в нашей «бочке». Извините, но даже фекалии перерабатываются в «железной бочке», и затем мы по утрам и в обед поглощаем их в виде какой-то пасты. Она питательна, хотя и без особого вкуса. Правда, иногда нас радуют горожане или сами работники совхоза – если мы перевыполним план! – и нам привозят рис, картошку, лепешки, мясо и даже фрукты. О-о-о, эти продукты сейчас в дефиците и о них мы только мечтаем. Только по секрету скажу: эти продукты тоже синтетические, нефть, искусственные протеины, полисахариды, пищевая краска – и на вид вполне аппетитные продукты питания.
Конечно, все распределяется строго по коммунистическому принципу: начальству – больше и вкуснее, рядовым – что остается с барского стола, однако это во много раз приятнее есть, чем пасту, от которой, что уж тут скрывать, часто пахнет фекалиями. Членам КПСС полагается также сладкое – торт или шоколад, и не зря выстроилась очередь желающих получить партбилет. Никто не протестует, ибо это все в пределах принятых в обществе правил. Ведь коммунисты берут на себя самые трудные участки – руководить и возглавлять, и им полагается дополнительный или улучшенный рацион питания.
Ладно, не стану отвлекаться. Быстро позавтракав, мы приступаем к следующему этапу нашей жизни: начинаем надевать скафандры, которые находятся у шлюзов. И тут раздаются стоны со всех сторон, ибо это не просто – облачится в эту спецовку. А с другой стороны, чем лучше одежда, тем больше шансов уцелеть. Кто отслужил в армии, тем проще – они с собой привозят боевые облачения, в которых никто и ничего не страшно. Судите сами: трехслойная титаново-силиконовая броня, приборы внутреннего микроклимата, походная кухня, гидравлика и сервомоторы, сенсоры излучения и инфракрасное видение, компьютер, контролирующий обстановку снаружи – до ста километров, на подошвах – колеса, способные разогнать человека до двухсот километров в час, инструменты и приспособления (лебедка, циркульная пила, автоген), и многое чего иное, что я пока не знаю, ибо сам ни разу не примерял эти «доспехи». Конечно, перед дембелем у скафандров изымают все вооружение – ракеты, крупнокалиберные пулеметы, газометы и лазеры, после чего разрешается уезжать в них домой. И все же даже без них скафандр является грозным оборудованием, и в них пришедшие из армии щеголяют по улицам Ташкента и других городов, вызывая восхищение у слабой части человечества.
Да, не скрою, мы им, отслужившим, завидуем, ибо для нас подготовлены институтом совершенно иные скафандры – «студент-М», то есть без особой защиты, с кондиционером, который часто засоряется, и человек может просто поджариться изнутри, слабеньким компьютером, не способным давать оценку за пять шагов от тебя. Никакой, само собой разумеется, гидравлики, облегчающей передвижение. Фактически студент сам должен нести на себе восьмидесяти килограммовый «саркофаг» – так мы называем свое одеяние для уборки хлопка, и тянуть как хвост железный «фартук» – нечто напоминающее дуршлаг. Именно на него скидывается собранный хлопок.
Везет также колхозникам, тем, кто поступил в институт прямо из деревни, – они привозят с собой сельскохозяйственные скафандры, в которых работали ранее на полях. Да, до боевых им далековато, зато у них есть то, чего нет в обычных студенческих: моторы, автоматические ножницы и клинья, мощные фары, компьютер, который легко перепрограммировать для выполнения операций на различных полях с различными культурами. Некоторые ребята умудряются в них играть в видеоигры.
Ныне без скафандров никак нельзя. Просто хочешь жить – думай о защите. К примеру, вчера на уборку хлопка вышел первокурсник Андрюша Харламов, блондин. Он вообще-то из Украины, раньше в Узбекистане не бывал, и, естественно, впервые выехал на уборочную страду, говорил, что никогда раньше не видел, как собирают хлопок, и для него, украинца, это нечто экзотики. Подготовился к этому труду он, признаюсь сразу, отвратительно. Решил, что обычного акваланга хватит, чтобы бродить по грядкам. Натянул на себя резиновый костюм, надел на голову очки-маску, на плечи повесил баллоны со сжатым воздухом, ласты подсунул под пятки и вышел в поле, махая фартуком. Ох, как мы его только не отговаривали от этого самоубийства, как не поясняли, что это безумие, да только Андрюша нас не слушал, заявлял, что у них во Львове и не такое бывало, мол, ничего не боится и ко всему готов. Вечером нашли на грядке обглоданные кости с знакомым нам акваланге. Хлопковые желудки переварили все жилы и органы бедняги. Милиционеры долго не тянули расследование, быстро запротоколировали факт гибели студента, останки запаковали и кремировали в мобильном крематории. Во Львов наш декан факультета отправил извещение о смерти с соболезнованиями.
Так что вам хлопок собирать – это не баклажаны рубить или за морковкой охотиться, это во много раз страшнее и опаснее. Нынешний хлопчатник – это монстр, плотоядное растение. Дефолиации, удобрения, радиация и прочее превратили безобидное сельхозкультуру в коварного и хитрого хищника, который действует порой так, что я иногда думаю: не мы их собираем, а они нас… для пищи. Мощный двухметровый ствол – это древо с колючками и острыми пластинами, способными проткнуть незащищенное тело как шампур цыпленка. А стоит этому стволу ударить по подошедшему человеку – так мало не покажется, сила-то – двести килограмм на квадратный сантиметр! Листья – ядовитые красные пластины, способные схватить и скрутить любого в бараний рог; обычно этими листьями растение хватает глупую корову или самоуверенного быка, быстро разделывает на части и поглощает, вначале выплюнув на мясо желудочную кислоту. Сама коробочка – это пасть, усыпанная острыми зубами. Следует отметить, что необходимая нам вата находится внутри ствола, и чтобы достать, следует или открыть пасть хлопчатнику и, удерживая челюсти, быстро щипцами выволочь пушистый клок, или просто спилить древо, хотя это опасно. От боли растение хлестанет так, что способно повредить скафандр и нанести серьезные увечья.
Поэтому собирать хлопок – это подвиг для жителей прошлых времен, а для нас, живущих в коммунизме, – рутинный труд. И все же, почему мы работаем вручную? Разве ныне нет современных технологий и техники, способных быстро и эффективно убрать выращенный урожай? Сложно ответить. Ибо трактора и комбайны, которые больше похожи на танки и бронетранспортеры, застревают на грядках, быстро изнашиваются. В их вращающие шпинделя и захваты впутываются листья и стволы, которые практически ломают устройства. Очищать механизмы не хочет никто, ибо хлопчатник – это также взрывоопасный предмет – в момент смерти растение выделяет особую горючую жидкость, воспламеняющуюся от электрической искры, от трения или даже обычного чиха. Мы раньше часто слышали взрывы на полях, а затем видели грибовидное облако и летящие во все стороны части комбайна и колхозника в скафандре, который матерился так, что мог от стыда завянуть сам хлопчатник.
Поэтому понимаете, почему важны для нас бронированные доспехи?
Так вот, когда все облачаемся в скафандр, бригадир дает команду подготовиться, включить внутренние устройства и специальным кодом открывает шлюзы. По десять человек, мы группами выходим из нашего жилья, оглядываясь. По следам вокруг дома видим, что ночью тут шастали всякие чудовища. Вот следы трехпалой дикой свиньи – биологической машины-убийцы. Это раньше она жрала каштаны и картофель, а сейчас ей живую плоть подавай. Некоторые думали, что это безобидные животные, подходили к ним, желая покормить огурцом или помидором с парников, а те мгновенно набрасывались, терзая бедолаг. Если скафандр был прочен, то человек мог остаться в живых. Но если на нем студенческая модель, то только везение или какое-то чудо может спасти. Чудо – это редкий патруль ОМОНа, который иногда проезжает по хлопковым полям, убедиться в безопасности хлопкоробов. Вот тогда они отгоняют свиней своими бронебойными пулями. Кстати, мясо этого животного очень сочное, и поэтому нам везет, если милиционеры подстрелят для нас монстра. Наши повара быстро разделывают тушу и целых два дня мы питаемся настоящим мясом. Вы не представляете, какой для нас наступает рай – куда там нашему коммунизму!
Иногда видны извилистые следы: ясно – тут кружилась змея двадцатиметровой длины. Обычно она питается свиньями и дикими собаками (о, это тоже не подарок!), но не прочь закусить и человеком. За раз глотает сразу пятерых. В прошлом году одна такая тварь слопала группу студентов, которые задремали на солнышке. Спасло то, что все они были в боевых скафандрах, и кислота желудка не могла растворить броню. Ребята, очнувшись, сами себя спасли: просто включили пилы и автогены и изнутри разрезали змею на части. Говорят, что питались они ею почти месяц – настолько много было в ней мяса и потрохов.
Но мне, честно признаюсь, не хочется встречаться ни со змеями, ни с собаками, ни со свиньями, ни с пауками, которых тоже полным полно на хлопковых полях. Конечно, пауки не такие уж большие – около метра в диаметре и весят не больше пятидесяти килограмм. Сплошной панцирь и сухое мясо – есть его невозможно, можно сказать, противно. А вот мешают работать – опутывают поля своими липкими сетями и не пройти, не проползти. Лишь пилами можно срезать эту гадость, да заодно и паука, который набрасывается на тебя, щелкая клыками. Он, идиот, думает, что студента так легко съесть. Ха, как бы не так. Я в первый сезон штук сто пауков разделал, у меня дома три огромных панциря на стенах висят, как свидетельство моей удачной охоты на хлопковом поле.
Сегодня бригадир колхоза дал новое поле – у болота. Да, территория не совсем удачная. Ну, с точки зрения хлопководства, наоборот, именно на болотистой местности растет самый лучший хлопчатник. Волокна самые нежные и прочные, их раскупают хлопкозаводы по большой цене, заказы даже из-за границы поступают. Но собирать не просто. Потому что здесь самые злые и коварные растения произрастают. Они атакуют группами всех, кто близко к ним подходит. Вон, к примеру, я увидел сотни скелетов вокруг них – наверняка нажрались местной дичи. Ага. Я сразу узнал среди останков фриндипалую эрзац-куропатку, щитомордного квазихвостатого крокодила и так называемую «райскую рыбу» – это ихтиозавр, его кто-то методом клонирования вывел и случайно выпустил несколько яйц в воду; вот те и размножились в этой местности, благо условия что ни на есть мезозойские. Теперь эта напасть живет в болотах и тянет на дно любую жертву. Да, немало попалось моих сокурсников в ее челюсти. Хотя мой скафандр им не по зубам, я-то знаю как следует отбиваться. Не зря дома храню также несколько клыков от тех «райских рыб», с которыми у меня была жаркая схватка.
Вот и сейчас я с друзьями обсуждал, как лучше достать хлопок из растений, которые ощеретинились своими острыми бритвами-листьями и плескают на нас кислоты. «Вот паскуды!» – далеко не цензурными словами кричит комсорг, позабыв о коммунистической этике. Конечно, эти кислоты предают резину, а если попадут на кожу, то десяти грамм достаточно, чтобы растворить человека в жижу. Так что тут не до морали. План есть план – каждый из нас должен собрать по пятьдесят тонн хлопка.
– Эх, ребята, придется действовать радикальными методами, – говорит Хаитов, и мы радостно вздыхаем. Это означает, что наш лидер согласен на применение не совсем разрешенных способов. Каких именно? Сейчас поясню.
Один из нас волочит из транспортера, который доставил нас к болоту, баллон с нервно-паралитическим газом. Зарин – это отличная штучка для охлаждения агрессии хлопчатника. Это узнали случайно студенты, когда пытались защититься от атак растений, еще три года назад, когда я только поступил учиться в институт. Оказывается, кто-то из дембелей припрятал в скафандре химическое оружие и распылил на поле. В итоге все сельхозкультуры заснули, и студенты без труда опустошили их коробочки. Ни царапины, ни ушибов – в тот день уборка прошла удачно. Правда, из Госкомприроды приехали какие-то чинуши, орали на того парня, чуть из комсомола не исключили. К счастью, все пролетело как-то без особых проблем, озорника простили, ведь в тот день все перевыполнили план на сорок процентов! Даже партком Исмоил Саифназаров тихо похвалил его за творческий подход к делу, обещал принять кандидатом в КПСС.
Вот сейчас однокурсник Холмат Ибрагимов ставит баллон на «попа» и открывает вентиль. Из патрубка рвется зеленый газ. Не спрашивайте меня, как ребята достали зарин – не знаю. Может, купили у прапорщиков в военной части (ведь прапора продают все, что можно продать из военных арсеналов – им даже командиры не указ), а может кто-то сам сварганил из подручных веществ, благо практическая химия развита сейчас сильно. Далеко ходить не надо, все поле – это чудовищная смесь всего того, чем полна таблица Менделеева, бери прямо от природы и синтезируй все, что хочешь.
Газ тяжелый, он клубится и не поднимается выше двух метров. Ветер начинает тянуть его в сторону болота. Хлопчатник визжит, махает листьями-пластинами, пытаясь отогнать от себя парализующую отраву. Но куда там! – гы-гы-гы, против нашей выдумки не пойдешь. Как ни старались растения, однако все-таки газ достал каждого. Комсорг засек время, и через пять минут подошел к ближайшему стволу и ткнул его щипцами. Хлопчатник не шелохнулся – парализован. Конечно, всего лишь на полдня, а нам много и не надо. Быстро управимся с объемом работ.
– Все, можно приступать! – кричит нам Сергей, и мы с гиканьем бежим в самую гущу хлопчатника. Каждый занимает свою грядку и начинает собирать драгоценную вату. Кто-то затягивает песню:
«Смело мы в бой пойдем,
За власть Советов!
И как один умрем,
В борьбе за это!»
Умирать из нас, безусловно, никто не желает. Работаем быстро и умело. Я хватаю первый ствол, именуемый гузапая, давлю на коробочку – огромную чашу, весом в пять килограмм. Экземпляр небольшой, еще молодой, не дозрел. Хлопчатник – многолетнее растение, живет до сорока лет и вырастает порой до размеров с дуб. Только дорасти до таких размеров никто не позволяет, ведь потом вообще с него не соберешь хлопок, а места оно занимает ой как много.
Растение не сопротивляется на мое соприкосновение, его нервные окончания заморожены, мышцы расслаблены. Пасть раскрывается, едва я специальными захватами давлю на челюсти. Ох, блин, сколько острых зубов, настоящая акула. Был бы я без скафандра и хлопчатник в обычном состоянии – лишиться мне руки. К счастью, студенческая модель скафандра защищает от укусов. Из пасти идет желтый дым – это кислота шипит внутри растения. Я запускаю щипцы внутрь пищевода и нахожу место, где прячется вата. Одним движением извлекаю большой шар «белого золота» – ого, тянет сразу на три килограмма. Качество волокна отличное, видно сразу, что растение не больное, хорошо прижилось и произвело культуру так, как нам нужно. Да, генетики постарались на славу, вывели неплохие сорта. Этот называется «Брежнев». Наверное, в честь легендарного генерального секретаря союзного ЦК Компартии, который был у власти сто лет назад. Говорят, веселые времена были, народ жил припеваючи, водка рекой текла, в колбасе мало еще было бумаги и крысиных хвостов, а по телевизору показывали ужасы капиталистического Запада. Теперь там показывают наши коммунистические ужасы, в частности, узбекистанские хлопковые поля. А впрочем, в Джизакской области еще не страшно. Вот в Таджикистане – там сплошной кошмар, гиссарский горный хлопчатник одичал, охотится на людей. В одной деревне половину народа сожрал, пришлось потом Советской армии огнеметами с вертолетов разгонять монстров. Загнали их за границу, в Афганистан, где до сих пор неспокойно (там моджахеды воюют с генетически мутированными тараканами и пауками).
– Да, работенка не пыльная, – бормочу я, понимая, что пыли здесь неоткуда взяться. Собранный хлопок закидываю на «дуршлаг» за своей спиной – это фартук, куда складируется урожай. Когда он заполнится, нужно будет ползти к тележке, где сидит Кудрат-ака, тоже четверокурсник, он взвешивает фартуки, скидывает все в тележку и после записывает килограммы в блокнот. Только мухлюет он, я это знаю точно. Одним приписывает, а у других отнимает – все делает в зависимости от знакомства с тем или иным человеком. Но меня он боится. В прошлый раз я ему надавал по шее за обман, и с тех пор он меня сторонится, не позволяет себе теневые делишки с моим хлопком.
Тележка вмещает в себя пятьсот тонн хлопка. Когда она заполняется, то загорается лампа. Кудрат-ака вызывает трактор, который прибывает через полчаса. Трактор «К-679М» – это крепость-тягач, внутри нее сидят пилот, штурман и механик – все они рядовые совхозники. Наружу вылазить не хотят, а в кабине тепло и хорошо, и, главное, безопаснее. Специальные манипуляторы цепляются за скобы, и трактор тянет за собой тележку. Гусеницы выворачивают тонны земляной массы, разрыхляя почву. Попавшие под траки растения пищат, хлещут по броне, но не пробить им обшивку – ее не взять и противотанковой ракетой! Колеса тележки пробуксовывают, но «К-679М» уверено тянет за собой. Через пару минут трактор исчезает в сизой полоске тумана.
Стрелка термометра поднимается к ста двадцати градусам. Еще бы, ведь мы – южная республика, высокими температурами нас не удивишь. Вот у меня даже специфический загар, хотя до африканского не дотягиваю – тамошние аборигены вообще как уголь. Сейчас в Африке не менее двухсот по Цельсию. Уж не хотелось бы мне туда попасть, собирать тамошний хлопок. Видел я по телевизору, как трудятся сельские пролетарии в Республике Того – ужас. Голые, без скафандров, никакой защиты. Мрут как мухи под натиском плотоядного хлопчатника. Может, так власти решают проблему перенаселения страны? С другой стороны, качество тогского хлопка отменное, даже лучше узбекского.
– Обед! – кричит комсорг. Обычно он начинает в часовую паузу, пока мы жрем пасту из контейнеров, читать нам лекции по вопросам национально-освободительного движения в Антарктиде. Из-за парникового эффекта льды давно растаяли, и теперь на этом континенте живут люди. Не богато живут. Тамошние капиталисты сосут кровушку с жителей, эксплуатируют, и мы, верные ленинцы, клянемся всегда помогать рабочему классу и трудовому крестьянству Антарктиды. Впрочем, дальше лозунгов дела у нас не идут. Перед партийным активом мы разворачиваем транспаранты, призываем советских людей поддержать восстание тамошних граждан, поем песни из революционного прошлого:
«Взвейтесь кострами, синие ночи,
Мы пионеры, дети рабочих!»
Или:
«Вихри враждебные веют над нами,
Темные силы нас злобно гнетут.
В бой роковой мы вступили с врагами,
Нас еще судьбы безвестные ждут».
Партийные, работники райкома комсомола и профсоюзов, а также общественники и руководители местных хозяйств – все в защитных костюмах и многие не выходят из бронеавтобусов! – подпевают и обещают наказать кровососов, как только в Антарктиде начнется коммунистическая революция. А пока ее там нет, мы нагнетаем общественное мнение по данному поводу у себя, выплескиваем свое негодование.
Если честно, то мне скучно в эти моменты. Я просто сижу, отдыхаю, из трубочки сосу пасту, которая пару дней назад была элементарным дерьмом и умело переработана в пищу. В голове только Мадина Борисова, студентка из факультета экономической кибернетики. Симпапуля. Стройная, умная, с живыми и большими глазами. Когда с ней разговариваю, то чувствую, как сердце готово выпрыгнуть из груди, боюсь сказать глупость, поэтому солидно произношу:
– Да, Мадина, это не просто. Сама знаешь, квадратное отклонение не всегда достоверно отражает тенденции средних величин…
А она кивает и добавляет, что предпочитает рассчитывать корреляцию и регрессию, чтобы узнать тесноту связи между явлениями. Ни слова о взаимных симпатиях, хотя я чувствую, что и она ко мне не равнодушна. Эх, жаль, что она сейчас в другой части Арнасайского района. В каком-то совхозе, там в студенческом скафандре собирает хлопок сорта «Каримов». Недозрелый такой. Вялый. Это практически четвертый сорт, из него хорошее волокно не вытянешь. Но совхозникам наплевать, им все равно государство платит за вал, а не за качество. «Нужно вечерком съездить к ней», – думаю я, оглядываясь. Просто кто даст мне свой боевой скафандр, у которого на подошвах колеса? Ага, Игорь Мухаметшин, с группы «экономика промышленности», он воевал в Сирии, привез с фронта хороший скафандр. Он парень неплохой, без проблем даст свою одежку на пару часов, а мне этого хватит, чтобы смотаться за сорок километров и встретиться с Мадиной.
Хаитов молчит, сегодня не тревожит нас своими нудными лекциями. Может, сам устал от пустословия? Вижу, что жует что-то. Ага, пока рот забит – не до лозунгов и политинформации. Парень он неплохой, свой, можно сказать. Вот бы только его чрезмерную активность в общественной сфере притушить – и человек с нормальной психикой!
Ох, сглазил! Я про политинформацию имею ввиду. В ту же минуту подкатывает к болоту бронетранспортер с мигалкой. Сбоку – два мотоциклиста в милицейских скафандрах. Ясно, второй секретарь райкома партии Бахадир Хусанов пожаловал, собственной персоной. Знаю я его, он по идеологической части ведует, большой болтун и демагог. Брюхатый, заплывшим от жира лицом, нагловатый мужик, вороватые глазки так и бегают по сторонам, видно сразу, что коррупционер еще тот! Мне говорили, как он занимается очковтирательством с хлопком, приписками, рапортует о перевыполненных планах. За несуществующие объемы ему недавно присвоили звание Героя Коммунистического труда, а ведь – блин! – прокуратура по нему плачет! Жаль, что у Москвы сейчас другие дела, на Кавказе опять неспокойно, Политбюро занимается тамошними межнациональными разборками, не до нашей республики сейчас. А то бы этот гаденыш отплясывал бы «андижанскую польку» среди плотоядных растений в одних трусах. Ладно, закончу институт, специально напрошусь работать в один из колхозов или совхозов Арнасайского района, выведу этого типчика на чистую воду. Не терплю таких подонков, которые прикрывают свои махинации партийным билетом.
На Хусанове партийный скафандр из импортной стали, со знаками майора КПСС. Вся грудь – в орденах и медалях, только не за боевые заслуги – за победы на словесном фронте. Специальные мигалки, чтобы издали видели приближение крупного идеологического чиновника, мол, готовились к торжественной встрече, а также антенны для связи с Центральным комитетом республики. Оттуда он получает нужные установки и руководство к действию. Видимо, получил уже, ибо начал свою агитацию среди нас, студентов:
– Товарищи, враг не дремлет! Поднимает голову проклятая буржуазия Запада! Все хотят уморить нас экологической катастрофой, поставить на колени! Но не поддадимся мы их провокации. Ответим на их враждебные действия ударными темпами сбора хлопка! Наша партия доверяет советскому студенчеству! Товарищи комсомольцы, вся надежда на вас! Вы – наша верная и самая главная опора! Коммунизм победит! Соберем все до последней коробочки!
Рядом стоявшие милиционеры дружно зааплодировали, грозно косясь на нас, и мы вынуждены были подхватить, хотя особого восторга от слов не чувствовали. Это Хусанову лишь трепать языком, а нам на полях корячиться с вредными и голодными мутантами. Хлопок с каждым годом звереет, собирать его все сложнее и труднее. Райкому что – только демагогию разводить, обещания наверх давать и рапортовать о несуществующих успехах. Даже наш комсорг Хаитов кривит рожу, ему тоже надоело каждое утро поднимать нас с кроватей под набившие оскомину лозунги. Ведь в ответ слышит часто далеко не приятные фразы о существующих реалиях и что думают рядовые студенты о коммунизме и идеях Ленина. Напряжение такое, что могут и морду набить. Особенно резкие слова слышим от демобилизованных, они прошли огонь, воду и медные трубы, но хлопковые поля для них страшнее исполнение интернационального воинского долга в Централь-Африканской Республике, а там – поверьте мне, услышавшего многое! – настоящая мясорубка.
– Решения сто сорок седьмого съезда КПСС – в жизнь! Слава Генеральному секретарю товарищу Андрею Возвышенному! Слава первому секретарю ЦК Компартии Узбекистана товарищу Ильдару Азизбекову! Мы, труженики Арнасайского района, выполним пятилетку в три года! – продолжал выкрикивать лозунги Хусанов под жидкие хлопки студентов. – Ни шагу назад, а только вперед, и только все вместе! Ленин, партия, комсомол!
Тут наш Сергей Хаитов – вот это да! – не выдержал и сказал, словно рубанул:
– Эй ты, словопроизводящая машина! Кончай демагогию! Нам отдыхать положено, а не твои лозунги поддерживать! Вали в другой совхоз и там толкай свои речи!
– Чего-чего? – изумленно произнес секретарь райкома, подавившись собственным языком. У него аж глаза на лоб полезли – мы это заметили даже сквозь тонированное стекло гермошлема. – Это что такое?
Милиционеры тоже обалдели – никто раньше так не высказывался против представителя коммунистической партии, являвшейся совестью, умом и честью эпохи, причем при людно. В Джизакской области все склонялись до земли, едва мимо пролетал бронекортеж первых лиц, а сейчас слова протеста исходили из уст комсорга, чего представить себе было невозможно. Аж мятеж какой-то!
– А то, что слышал! У нас голова болит от подобного! Лучше бы встал на грядку, своим трудом показал свои навыки! – сердито отвечал Хаитов, и мы дружно встали рядом с ним, протирая ладошки в предвкушении хорошей драки. Обычно мы – народ спокойный, однако это не означает, что пресмыкаемся перед каждым первым встречным, а Хусанов именно был таким – встречным и абсолютно лишним товарищем. – Говорить все мастаки, а вот покорячиться на поле – тут все в сторону уходят! Не бренчи медальками – бери фартук, бонза партийная!
Да, у милиционеров, охранявших бренное тело секретаря, было оружие. Но и у наших дембелей не студенческий скафандр, их автоматной очередью не прошьешь. А навыки брать врага голыми руками они научились на фронтах Сирии, Парагвая и Уганды, во всех «горячих точках», куда посылала их родная советская страна. По лицам однокурсников увидел, что вспомнить свои боевые навыки им уж очень хочется, так и ждут они команды атаковать. А Сергей был уже готов дать такой клич: «Бей зажравшихся чиновников! Хватит терпеть пустословов и бюрократов-очковтирателей!»
К счастью, Хусанов сам осознал, что драку со студентами ему не одолеть. Ментов всего шестеро человек, а нас семьдесят, причем у многих неплохая экипировка, способная разрезать изящный партийный скафандр на лоскутки и полоски. Как бы в подтверждение все в ответ на щелканье затворов милицейских автоматов достали свои прибамбасы – циркульные пилы, манипуляторы-захваты, мощные дрели, автоматические клещи и многое другое, приводившее в трепетание. Было видно, что с нами не так-то легко и справиться. Можно сказать, шансов у секретаря райкома мизерные, близкие к нулю.
Чертыхнувшись, Бахадир запрыгнул в свою машину и крикнул злым голосом ментам, словно они во всем были виноваты:
– Хрен с ними! У нас график – не будем ломать его из-за политически невоздержанных студентов. Пускай ими их партком занимается, я ему докладную записочку отправлю. И как только таких в ряды студенчества и комсомола принимают?!
Милиционеры и сами были рады исполнить такой приказ: они-то ясно видели исход стычки с нами. Худющий сержант даже подумал, что в следующий раз следует взять роту охраны с ракетометами и огнеметами. «Совсем оборзела молодежь», – тоже сердито пробурчал он, вскакивая на мотоцикл и включая мигалки.
– Вауууу, вауууу! – завизжала сирена, свидетельствуя, что высшее районное руководство изволило отбыть в другое место для выполнения своей миссии. Мы провожали ее улюлюканьем и взвизгами, даже комсорг матюгнулся в их адрес. Да-а, хорошо, что наш партком Саифназаров не слышал это – вздрючил по первое число за проявление такой «антисоветчины».
А мы тем временем приступили к уборке. Нас ожидал неприятный сюрприз: хлопчатник очнулся от действия зарина и стал еще злее, видимо, после химического дурмана у растений был типа отходняка. Визжат, твари, изгибаются как от ветра. Ибрагимов опять открывает баллон, газ начинает окутывать болото. Из воды выпрыгнул, щелкнул челюстями, ихтиозавр, и тот час мой товарищ Константин схватил его своими манипуляторами и отбросил подальше, чтобы не добрались голодные растения до него. «Молодец!» – крикнул ему Сергей, радуясь, что сегодня мы будем есть настоящее мясо, пускай и мутированного существа. Ребята поддержали его воем: у-у-у-у!
Ихтиозавр бил хвостом и ластами по земле, грунт, в котором было до хрена кислоты, разъедал чешую, и это было нам на руку, ибо чистить рыбу мало кому хотелось. Подержать так ее минут десять – и одна только мякоть остается, чешуя сползает как кожура гнилого банана. У меня уже сейчас слюнки текут, едва я представлю жареную плоть: м-м-м…
– Ребята, зададим жару хлопчатнику! – кричит комсорг и бросается в атаку. Растения встречают его хлесткими ударами, но нам-то не почем в тяжелых скафандрах. Тем временем газ вновь делает свое дело, и мутанты утихают. Мы без проблем достаем из них по три-четыре килограмма хорошего волокна. Правда, мне попался один гад, все отбивался. Видимо, газ не оказал нужного воздействия. Хлопчатник кусал мне пальцы, тыкался коробочкой в грудь, желая свалить на землю. Трещали его корни, словно растение угрожало вырваться из почвы и навалить на меня, как это делают противники в греко-римской борьбе. Еле управился с ним, зато извлек – не поверите! – аж семь килограмм «белого золота». Причем изумительного качества! Вот что значит произрастать на болотистой местности.
К вечеру план перевыполнен на десять процентов. Кудрат-ака изнемогает от усталости – он вручную закидывал хлопок в металлические емкости. Вскоре четыре «К-679» тащат за собой семь тележек – это три с половиной тысяч тонн. На грунте глубокие следы от колес. Да, сегодняшний день удался на славу и мы не подкачали своих предков, сто лет назад точно также собиравших урожай в хирман республики.
Мимо нас промчался бронепоезд, из окошек которого нам машут руками студенты из учетного и торгового факультетов – их возили в отдаленные территории, куда сами местные жители ходят с неудовольствием. Там под присмотром вооруженных дружинников наши товарищи собирали хлопок. Правда, качество там не очень-то хорошее, средненькое, может, чуть хуже.
Вечером нас по видеофону благодарят директор совхоза имени Юлиуса Фучика, а также декан планового факультета. Чуть позже прилетает на служебном вертолете партком Исмоил Саифназаров, вручает наиболее отличившимся, в том числе и мне, почетные грамоты. У меня этих бумажек уже штук пятьдесят, говорят, нужны они для карьерного роста или чтобы детям показывать, мол, каким героем был в молодости. Партком ничего не сказал про наш сегодняшний инцидент с Хусановым, видимо, сам не воспринимал серьезно этого прохвоста районного масштаба и понимал, какой ценой тому досталось звание Героя труда.
Суть да дело, а тем временем повар Ирмат-ака, который и в армии служил в столовой, быстро и привычно разделал ихтиозавра, испек в микроволновой печи «Электроника-238Д», залил томатом и майонезом, которые выторговал у местного завскладом продуктовой базы, и подал на стол. Всем делили поровну, без партийно-комсомольского принципа, который порождает социальное неравенство. Я же свою порцию отложил в контейнер. Решил угостить Мадину. Как я и думал, Мухаметшин оказался добрым парнем, отдал мне свой скафандр без лишних вопросов, только предупредил, что тахометр немного барахлит, поэтому не следует перегружать мотор. Я обещал не повредить ничего.
Едва луна взошла на поле, как я выскочил из «бочки», сориентировался по навигатору и запустил двигатели. Колеса на подошве завертелись, и я помчался по грунтовой дороге, мимо заснувшего хлопчатника прямо к бараку, где находилась моя девушка. Фары освещали путь, сигнальные лампы включались при поворотах и торможении – правила дорожного движения следовало соблюдать везде, даже здесь. Где-то вдали выли дикие собаки, шныряли в ирригационных системах свиньи, на саблезубых мышей охотились семилапые филины, в общем, обычная жизнь дикой природы Арнасайского района. Я же мысленно готовился к встрече со своей девушкой. «Нет, сегодня не будет всякой говорильни на отвлеченные темы, – думал я. – После ужина поцелую ее и прочитаю стихи… Пускай это будет началом моей взрослой жизни». Надежда на взаимность грело душу.
А впереди еще месяц хлопковой жизни, потом интенсивная учеба, бессонная и мучительная сессия, практика по специальности и государственные экзамены с защитой диплома.
Такова реальность коммунистического будущего. Вам, может, этого не понять, а я тут живу и у меня свои планы, которые не имеют отношение к моему рассказу.
(Ташкент, 1—10 декабря 1989 года)
Зубные протезы для инопланетян
(фантастическая юмореска)
(Посвящаю своей сестре Лейле Таксановой-Попп, стоматологу)
У меня трудная, нервная и утомительная работа. Хотя хорошо оплачиваемая. Но зато опасная и непредсказуемая. Вас это может удивить, типа, что это еще за специальность такая – неужели водолаз по глубоководным работам или испытатель термоядерных ускорителей? Уверены, что я покоритель недр – кто каждый день на торпедной машине спускается к ядру Земли? Или воспитатель психически неуравновешанных роботов?
Нет, не угадали. Я космический врач. Точнее экзоврач. Этот тот, кто лечит инопланетян. Только замечу, у меня узкая специализация, ведь я не просто врач, а стоматолог. Моя задача – лечить больные зубы гостей, которые с разными миссиями прибывают на Землю. Сами понимаете, полет бывает зачастую долгий, в несколько тысяч световых лет, и за это время со всяким случиться может. Не знаю как там с остеохондрозом или пневмонией (что не может быть, к примеру у беспозвоночных существ или не дышащих кислородом), но вот челюстной жевательный аппарат порой приходится подправлять, ибо за время полета чего только не приходится жрать, иногда с голодухи и обшивку звездолета.
Это с человеком все просто. Тридцать два зуба, две челюсти и десна – и никаких сложностей. Заморозил рот ему, зафиксировал скулу и пили электроножовкой зуб мудрости, или вставляй имплантант вместо разрушенного клыка. Красота! Даже ветеринарам и то проще – все животные на Земле изучены, что и как давно расписано в учебниках, разложено по схемам и полочкам. Неважно, это челюсть гиппопотама или слона, собаки или тигра – для всех них уже определена методика лечения, сконструированы машины и синтезированы пломбировочные материалы, антибиотики и прочее. Особо думать не надо, делай все по методике.
А у меня все иначе! Ведь я имею дела с теми, кого люди раньше не встречали, не имеют представление, как функционирует организм и вообще устроен. Полным полно среди братьев… гм… даже не знаю, как их точнее назвать… короче, существ по разуму всяких ракообразных, хвосточещуйчатых, спиногрызных, гусеницокрылатых и буйволостраусных. И трудно понять, а где у него рот и что служит зубами. Поэтому и энциклопедии об иных формах жизни неполные, постоянно обновляются. Да только мне не всегда просто, ведь прибывают экземплярчики, о которых ни строки, но фото, ни схемы. И тут только смекалка спасает, и мозги, которые у меня хорошо работают.
Вот сейчас у меня на приеме сидит рыбоподобный птаридактуль из созвездия Гончих Псов. Важная шишка, прилетела устанавливать дипломатические отношения и к себе требует повышенного внимания и проявления сочувствия его зубной боли, которая проявилась именно во время подписания важных документов. Завыл гость, стал плеваться и кусать всех. Лишь потом поняли люди, что зубная боль мучает. Птаридактуля направили ко мне, а у меня волосы встали дыбом.
Потому что лечить этого дипломата не просто – у него зубы в пищеводе. Оказывается, птаридактули глотают целиком пищу, а потом в пищеводе сотни острых зубов перемалывают. И там что-то стряслось. Инопланетянин нервничает, трясется, хочет скорейшего выздоровления. Мне же приходится его успокаивать сначала словами, потом таблетками, а когда это не помогает, просто включаю специальные механизмы. Манипуляторы тот час выползают из кресла и хватают вертящегося птаридактуля за хвост и то место, что считаются головой. Третий манипулятор открывает ему рот, насильно, естественно, ибо по своему желанию гость не хочет этого делать, и внутрь его тошнотворной глотки я протискиваю рентгеновский анализатор. Через секунду на экране монитора вспыхивает изображение внутренних органов.
Бррр, какой ужас, не хотел бы я попасть внутрь этого существа. Пищевод – это агрессивная среда, полная кислот, ферментов и жуткого вида клыков, больше похожих на спицы для вязания. Здесь любое мясо так измочалят, что жидким станет в пару минут. И тут мой анализатор зафиксировал, что три клыка-спицы между собой скрутились, и это вызывало мучительную боль.
Я достал щипцы, надел бронированные перчатки и полез внутрь. Птаридактуль глаза выпучил, что-то сказать хочет на своем тарабарском, а манипулятор ему по голове бьет, мол, терпи, раз попал в руки эскулапа. Чтобы зловоние сбить, в пищевод через каждые пять секунд специальный дезодорант вспрыскивается. Ну и я быстро этому инопланетянину клыки раскрутил, потом слегка наточил – и порядок. Отпустили моего пациента манипуляторы и въехали внутрь кресла.
Тот посидел еще минуту, приходя в себя, озирался по сторонам, словно раздумывал, кого-бы попробовать на зуб… Но я-то не дурак, как бы невзначай показал среди инструментов ракетомет – мое штатное оружие. А птаридактулю было пофигу, он, наверное, и не знал назначение этого ракетомета. Гаркнул что-то непонятное, потом вскочил, схватил дезодорант и себе внутрь выпустил весь баллон. Я заметил, как семь его глаз расплылись от удовольствия. «Так он опьянел», – дошло до меня. Блин, алкоголик! Неужели все дипломаты большие любители напиться на халяву?
После чего даже не поблагодарив за оказанную медицинскую помощь, птаридактуль поплелся на пяти ногах из кабинета, волоча хвост. В коридоре его уже ожидали коллеги из дипломатической миссии, спрашивая шефа, как прошла операция, были ли проблемы, из-за которой можно объявить войну землянам? Тот быркнул что-то в ответ, и вся команда побежала в аптеку покупать дезодоранты. Видимо, решили экспортировать в созвездие Гончих Псов.
А мне все равно, медицинская страховка начислит мне за этого дипломата неплохую сумму, на которую я слетаю на Марс и проведаю бабушку. А то в прошлый раз не удалось. Был у меня пациент из Плутона – квадролопсовый мангихват по имени Царцаруп, царской породы особа, прилетела тоже на Землю по вопросам разоружения в Солнечной системе. Трудно описать это чудовище – три центнера весу, белесый жук с сорока членами. Глаза именно на лапках. Подозрительный такой, явился ко мне в кабинет с вооруженной охраной. Жаловался, что зуб сломался. А сам бренчит медалями и орденами, на ушах – царская корона. Требует, что бы все его величали «Ваше гуманноидное величество Император Плутона и всех небесных тел».
Не стал спорить с ним – себе дороже. Я принялся за дело и, надев перчатки, нацепив на глаза монокулярные очки, заглянул ему в брюхо – там у него челюсти расположены и стал осматривать. Ну, зуб-то цел, просто пломба повреждена. Я ее быстренько вынул и выкинул в утилизатор. А что туда попадет, то тотчас аннигилируется. И не знал, блин, что пломбы у Царуарупа не простые, а из драгоценных камней. Тотчас мне в лоб уставились пять стволов странного, но весьма впечатляющего оружия. Мой ракетомет по сравнению с ними – водяной пистолетик.
– Эй, вы чего? – задрожал я, понимая, что эти существа не шутят. Им пальнуть в землянина – одно удовольствие. Они и раньше этим забавлялись, устраивая стрельбу по пролетающим космическим кораблям. Даже спорт такой был – кто больше убьет людей, тому и медалька на глаз. Говорят, сам Царцаруп выиграл главный приз, когда счет перевалил за десятки тысяч.
В ответ я услышал брань, которую отказался переводить даже мой лингвопереводчик – он просто задымился от горячих выражений. Впрочем, жесты инопланетян были такими красноречивыми, что и перевод не требовался – я итак понял, что совершил ошибку. Стража плутонского монарха требовала возмещения ущерба. Пришлось мне из своего банковского счета снимать деньги, покупать драгоценную пломбу и экспресс-почтой доставлять в свой кабинет. Естественно, за свой счет пломбировать зуб.
От меня Царцаруп ушел недовольным. Он всего лишь перестрелял мне стеллажи с пробирками и грохнул медицинским компьютером. Но я рад и этому, а то мог вообще шандарахнуть небольшим атомным зарядом и отправить к праотцам. Так что к бабушке я тогда не смог выбраться, хотя имел шанс встретиться на том свете с ее бабушкой.
А вообще пациенты у меня разные. Порой не знаешь, что это пациент. Как-то зашел я в кабинет, а на кресле таракан бегает. Хотел его шлепнуть тапочками, а тот как заверещит, аж ухо прострелило.
– Только посмей, чучело! – орет таракан. – Я на тебя всю армию нашлю.
Я одел очки и увидел, что это не земное насекомое, а каркартур кранделядный из Альфы Центавра. Эта братия весьма воинственная, вся жизнь только в сражениях и баталиях, умереть с саблей в груди считается за честь. Оказывается, ко мне ввалился сам генерал Гршптш, вояка от кончика лапок до усиков. Тоже с зубной болью.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=70935739?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
notes
Примечания
1
Таньга (узб) – монета, деньги.
2
Законы, сформулированные писателем и ученым Айзеком Азимовым; эти законы направлены на подчинение человеку и не нанесения ему вреда.
3
Руки вверх, чужеземец! (нем.)
4
Я повторяю: руки вверх! Или я начинаю войну против тебя! (нем).
5
Руки вверх, свинья! (нем.)
6
Орден был учреждён первым греческим королем Оттоном 20 мая 1833 года как напоминание об освобождении Греции Божьей милостью. После установления в Греции республики в 1973 году орден разделился на две части: королевскую и республиканскую. Знаки ордена предназначены для награждения греческих граждан отличившихся в сражениях за Отечество, военнослужащих и гражданских лиц за заслуги перед Грецией, а также за исключительные заслуги. Допускается также награждение иностранных граждан.
7
Греция была оккупирована немцами и разделена на три оккупационные зоны: германскую, итальянскую и болгарскую. Между тем, за исключением территорий Советского Союза, только в Югославии и Греции партизанское движение приняло масштаб национального восстания, задержав на Балканах крупный контингент войск Германии, который в ином случае был бы задействован на восточном фронте. К 1944 году уже более половины территории Греции было освобождено партизанами, и произошел, парадоксальный случай в мировой истории, на территории оккупированной страны были проведены независимые выборы.
8
Scheise (нем.) – дерьмо.
9
Кито – богиня пучин, была замужем за своего брата Фрока. Внешность ее описывается как от прекрасной женщины до безобразного чудовища. Возможно, она могла превращаться из одной формы в другую.
10
Киклопы – это циклопы, три брата, дети бога Урана.
11
По греческой мифологии, Фрока – морское хтоническое божество, бог бурного моря. Считается, он был эфиопом с острова Керн за Геракловыми столпами, царем трех островов.
12
Эллинизм – период в истории Средиземноморья, в первую очередь восточного, длившийся со времени походов Александра Македонского (356—323 гг. до н.э.) до окончательного установления римского господства на этих территориях. Особенностью эллинистического периода явилось широкое распространение греческих языка и культуры на территориях, вошедших в состав государств диадохов, которые образовались после смерти Александра на завоёванных им территориях, и взаимопроникновение греческой и восточных, в первую очередь, персидской культур.
13
Медаль «Борца против нацизма» награждаются бывшие бойцы еврейского подполья, партизаны и ветераны армий антигитлеровской коалиции по представлению Института Яд Вашем (Мемориал Холокоста).
14
Махалля – традиционная коллективная форма общежития граждан, типа орган самоуправления жителей небольшого квартала в городе, или поселка.