Главная страница | Попаданцы | Цеховик. Книга 11. Чёрное и белое

Цеховик. Книга 11. Чёрное и белое
Дмитрий Ромов
Егору Брагину, попавшему из нашего времени в СССР 1980, предстоит много дел. Ожидается прорыв в бизнесе и выход на международный уровень. Да и дома дел хватает. Враги никак не кончаются и действуют более напористо и изощрённо. Впрочем, он умеет устранять препятствия, лишь бы не было разлада в семье и у близких всё было хорошо.

Дмитрий Ромов
Цеховик. Книга 11. Чёрное и белое

Цеховик. Книга 11. Чёрное и белое

Внимание! Эта история выдумана от начала до конца. Все события, описанные в ней, являются плодом воображения. Все персонажи и названия, упоминаемые в книге, вымышлены. Любое совпадение имён, должностей или других деталей случайно и не имеет никакого отношения к реальным людям или событиям.
1. Каникулы Бонифация

Первая загранпоездка и уже такие напряги. Чувствую, товарищ Гурко костьми ляжет, но в следующий раз из страны не выпустит. Это я так себя подбадриваю, придумывая неприятности посерьёзней происходящей сейчас.
– Что вы делаете! – твёрдо и понятно даже мне восклицает Ева. – Вы нарушаете наши права.
Вообще-то по-английски я немного шпрехаю, но на слух воспринимаю хреновенько. Особенно в интерпретации багамских полицейских. А они говорят очень быстро. Впрочем, похоже, не только говорят, делают тоже. Прямо сейчас они переворачивают вверх дном лодку и обыскивают Валеру.
– Что это такое?! – требовательно смотрит на меня полицейский, взвешивая на руке бриллиантовую лилию.
Ева умильно улыбается и лопочет что-то по-немецки, а потом снова обнимает меня и, на этот раз, одаривает долгим поцелуем.
Полицейский отступает и обескураженно хлопает глазами.
– Что вы делаете?! – восклицает он.
– Вы не понимаете! – темпераментно отвечает она. – Это мой жених. Мы из Германии.
– Я-а-а, я-а-а, – киваю я.
Он обалдело смотрит на нас, переводя взгляд с Евы на меня и обратно. Ну да, она загорелая, а я нет. Она постарше, опять же. В общем, пытается сообразить, что к чему.
– Я так просила его подарить мне эту брошь, и он решил сделать мне сюрприз.
– Это так? – спрашивает меня коп.
Я снова киваю и с недовольным лицом отворачиваюсь в сторону. Мол, испортили мне сюрприз, волки позорные. С пирса приводят Валеру и Питера.
– Чисто, – говорит один коп другому.
– Что вы делали курлы-курлы-курлы-курлы? – спрашивает мой коп у нашего капитана.
Детали я не понимаю, но общую суть уловить могу.
– Посмотрите сколько мы наловили рыбы! – машет рукой Пит в сторону лодки и добавляет немного непереводимого багамо-американского фольклора.
Коп, проводивший досмотр плавсредства кивает.
– Я не торговец кокаином! – гневается наш капитан. – Я рыбак! Меня знают во всём Нассау и во всех Соединённых Штатах.
– Кто вы такие? – спрашивает мой коп у Валеры.
– Немецкие туристы, – отвечает он, и его коп передаёт моему копу потрёпанный немецкий паспорт.
– Ваши паспорта сюда! – командует мой коп мне и Еве.
Она оборачивается и, увидев чуть в стороне большую пляжную сумку, идёт к ней. Берёт её в руки и начинает рыться в бездонных глубинах. Наконец, находит, что искала и достаёт синюю книжицу.
– Ева Кох, – читает полицейский и внимательно всматривается в её лицо, сверяясь с фотографией.
Изучив, он возвращает документ хозяйке и хмуро смотрит на меня. Я присаживаюсь и начинаю перебирать свои вещи, разбросанные по песку. Поднимаю толстую, хорошо изданную книгу на немецком языке. Она называется «Справочник морских рыб с иллюстрациями». Собственно, это и есть мой паспорт.
Книгу я получил от Валеры. Пока мы плыли на нашем сухогрузе, он влепил мой советский паспорт в обложку этого справочника. Вложил в подготовленное заранее маленькое углубление и заклеил бумагой так, что комар носа не подточит.
– Дай сюда! – требует книгу полицейский.
Я неохотно протягиваю. Внешне я совершенно спокоен, но сердце стучит, как молот по наковальне, сильно и очень быстро.
Коп пролистывает страницы, проверяя, не прячется ли там что-то незаконное, но ничего не находит.
– Рыба, – хмыкает он. – Окей. А где паспорт?
Ева что-то быстро говорит мне по-немецки, а я отрицательно качаю головой. В разговор вступает Валера и отвечает ей. В общем, имитируем разговор со мной. Я пожимаю плечами. Коп тем временем проверяет мой бумажник. Он сделан в СССР, но любые намёки, надписи и тиснения на нём отсутствуют, я проверял. Да и кроме пары сотен баксов в нём ничего нет. Все песо, полученные в самолёте от руководителя группы, я оставил в сумке, в кабинете Валеры.
– Скорее всего, – пожимает плечами Ева, – он забыл паспорт на нашей вилле. Мне кажется, я его видела, когда выходила из дома.
– Где находится ваша вилла?
Ева называет адрес.
– Ладно, – кивает мой коп и подаёт своей команде, готовой разорвать нас на куски, сигнал отходить. – А паспорт нужно носить с собой.
– Окей, – соглашаюсь я с не вполне немецким акцентом. – Сорри, сэр.
Чуть дёрнув головой, он отступает. Они все отступают и возвращаются к себе на катер. Вскрикнув ещё пару раз для острастки сиреной, лодка отходит от пирса и отправляется восвояси. Питер с хитрой улыбкой тоже уходит вдаль.
Остаёмся только мы, немцы.
– Это то, что я думаю? – прищуривается Ева.
– Возможно, – пожимаю я плечами. – Почему они на нас накинулись?
– Ну, – разводит руками Валера, – борьба с наркомафией. Здесь сейчас столько наркотиков, просто ужас. Перевалочная база на пути в штаты. Раньше был ромовый, да и вообще алкогольный рай, это когда в Америке сухой закон был, а теперь их рай стал наркотическим.
– Делириум, – усмехаюсь я.
– И как это выяснить? – продолжает плыть на своей волне Ева, ослеплённая блеском бриллиантов.
– Что выяснить? – удивляется Валера.
– Та ли это лилия? – поднимает она брови.
Я хмурюсь.
– Не понял? – пытается вникнуть Валера в суть вопроса.
– Забудь, – вздыхает Ева. – Ну хорошо, встреча состоялась. Что дальше?
– Я прошу прощения, не представился, – говорит мой сопровождающий и смотрит на Еву с интересом. – Меня Валера зовут.
Особый интерес у него вызывает её богатая грудь, с трудом вмещающаяся в нейлоновый купальник.
– А я Ева, – улыбается Ева.
– А я Йорген, гутен морген, – добавляю я.
Они смеются и начинают говорить по-немецки.
– Так, неприличными словами не выражаться! – пресекаю я неуставное общение.
Эта фраза тоже вызывает смех.
– Ну что, поехали ужинать? – предлагает фрау Кох.
– Я бы с удовольствием, – с сожалением отвечает Валера, – да только у меня есть неотложные дела.
Думаю, не дела, а инструкции, которые он с радостью бы забыл и познакомился с Евой поближе. Возможно, если бы не я, он бы так и сделал, а я вроде как могу стукануть. Вот молодёжь, никакой осторожности. На прелестях ведь многие серьёзные мужи сгорели, так стоит ли подвергать себя риску вербовки? Хотя, может быть, это всё просто игра.
– Неотложные дела вечером? – делает удивлённое лицо Ева. – Все дела надо делать утром. Впрочем, я, конечно, не настаиваю.
– Надеюсь, ещё сможем увидеться до нашего отъезда, – говорит он.
Надеюсь, нет. Зачем мне ещё одного комитетчика близко сводить с Евой? И так их минимум двое уже. Валера вроде парень хороший, но с этого многие начинают. С репутации хороших парней. Уже то, что он просто осведомлён о её существовании и о моей встрече с ней, представляет большой риск. В конце концов, мы сюда не тусоваться приехали. В общем, он уезжает на такси в отель, а мы с Евой к ней на виллу. Тоже на такси.
Вилла оказывается небольшим симпатичным шале с двумя спальнями и гостиной. Это часть гостиничного комплекса. До моря от порога домика метров двести, но это не первая линия. Позади шале, красиво вписанных в газоны и пальмовые рощицы, возвышается большущий отель. Так что народу на пляже, несмотря на его длину, будет немало.
– Может, сходим искупнёмся? – предлагаю я.
– Завтра, – улыбается Ева. – Дело к ужину, а я, признаюсь, проголодалась. Ты любишь лобстеров?
Я смотрю на неё в упор:
– Хочешь заполучить лилию?
– Это она? – тоже вопросом отвечает она и замолкает.
Я молча её разглядываю. Она не выдерживает мой взгляд и отворачивается.
– Домик небольшой, – говорит Ева, резко меняя тему. – Но уютный, правда?
Ещё бы, особенно после раскалённого склада на контейнеровозе. А тут даже кондиционер имеется. Просто роскошь.
– Это моя комната, – журчит немка, – а вот тут твоя. Глянь, какая милая. Загляни, там и собственная ванная комната есть.
Я бы с большим удовольствием поселился в отеле, конечно. Было бы более естественно, а тут ситуация весьма странная – жених явно моложе невесты, и есть ли ему, вообще, восемнадцать? Проблем с этим, вероятно, не будет, но внимание гарантированно привлечёт, а мне это нужно меньше всего. С другой стороны, паспорта у меня нет, языка тоже. Я даже знакомых, не говоря уже о родственниках, на Багамах не имею. Какие остаются варианты?
– Слушай, – говорю я, – дом прекрасен, спорить нет ни малейших оснований. Я пойду воспользуюсь благами цивилизации, а именно горячей водой, а потом мы с тобой отправимся на ужин, хорошо? А вообще, если честно меня сон рубит, у нас же разница во времени восемь часов.
– Да-да, – соглашается она и поджимает губы.
Вопрос остаётся без ответа, но я, как раз, не спешу. Брошь я, может быть и продам, ещё не решил. Обратно её точно не повезу, но цену хочу побольше. Пусть герр Кох раскошелится. Супруг то есть. А может, и ещё какие варианты появятся…
Я скрываюсь в ванной. Сбрасываю одежду и встаю под тёплые струи. Двое суток под душем не был. Кайф… Помывшись, выхожу обмотавшись большим полотенцем. Ева сидит на моей постели, положив руки на колени и неотрывно смотрит на мой рюкзак. Бедная, прямо, как собака перед мешком корма.
– Хочешь посмотреть? – спрашиваю я.
Она кивает, не отводя глаз от рюкзака.
– Ну достань, посмотри.
Она мгновенно вытаскивает лилию и восхищённо замирает.
– А ты мне что-нибудь купила?
Свою одежду пришлось оставить на сухогрузе на случай досмотра, что, собственно, с нами и произошло. Довольно странно отправиться на рыбалку и взять с собой рубашку, галстук и туфли.
– Конечно. Джинсы, мокасины шорты, поло и… – она подмигивает. – Бельё. Всё в шкафу. Всё американское.
Боюсь, в обратную дорогу мне тоже придётся отправляться налегке.
– Она восхитительна… – шепчет Ева, разглядывая лилию. – Это она. Безо всяких сомнений.
Я бросаю полотенце на стул и достаю из шкафа бельё.
– И много ты готова купить украшений? – спрашиваю я, вытаскивая из шуршащего пакета трусы.
Она отрывается от своей прелести, оборачивается ко мне и переключает внимание на то, как я начинаю одеваться. Интересная барышня.
– Приобрести что-то редкое и ценное я всегда готова, – отвечает она. – Так что, лобстеров любишь?
– Люблю. Кушать да, а так нет.
– Что это значит? – озадаченно спрашивает Ева.
– Просто шутка. Гиви, ты помидоры любишь? Кушать да, а так нет.
– А-а-а… – она вежливо смеётся. – Понятно. Ну хорошо, здесь в отельном ресторане очень неплохо. У меня столик зарезервирован.
– Хм… Я думаю, нам не нужно крутиться у всех на виду. Зачем, чтобы нас запоминали вдвоём?
– А что? – округляет она глаза.
– Как что? У меня ведь тайная миссия, Ева. И любое внимание нам не на пользу. Поэтому мы пойдём с тобой в какой-нибудь простенький ресторан, может быть даже что-то типа Макдональда, быстро поедим и вернёмся. Ляжем спать, а завтра займёмся тем, ради чего я и прибыл. У нас же с этим делом всё в порядке?
– Да, – кивает она, – в полном. Всё готово.
– Ну и отлично. Погнали тогда?
– Хорошо… Не могу только понять куда именно мы можем пойти… Да, и давай я положу брошь к себе в сейф.
– У меня в шкафу тоже есть сейф, – улыбаюсь я и, взяв брошь, закрываю в железном ящике.
– Ладно, – вздыхает она, – тогда я вызову такси.
Ева звонит на ресепшн, заказывает машину и идёт переодеваться.

– Тебе не нравится как я выгляжу? – расстроенно спрашивает она.
– Очень нравится, – вздыхаю я. – Но мы же идём не в гастрономический ресторан, а в забегаловку. Посмотри на меня. Джинсы и поло. А у тебя это что? «Диор» или «Шанель»?
– О чём ты говоришь! Я одета скромно, здесь все так ходят, – пожимает она плечами. – А у тебя, между прочим, мокасины «Гуччи». Подошли, кстати?
– Да, подошли, спасибо.
Подъезжает машина и мы отправляемся на ужин. На улице уже темно. Воздух опьяняет ароматами моря и сладостью цветов. А ещё время от времени мы проскакиваем через облака гастрономических благоуханий, и я сразу вспоминаю о том, что последний раз ел очень давно.
Ресторан, выбранный Евой мне нравится. В том плане, что именно такой я и хотел – что-то недорогое, неброское и непафосное. Да вот только моя «скромно одетая» спутница выглядит здесь слишком ярко и неуместно.
Столики стоят на открытом воздухе. Зонтики сложены и над нами простирается безграничное небо. Публика выглядит супердемократично, так что появление красотки Евы не проходит незамеченным, но и ажиотажа к счастью не вызывает.
Рядом, буквально метрах в двадцати плещут ласковые вечерние волны и лёгкий едва ощутимый ветерок разрежает цветочный аромат солёным запахом моря. Кричат цикады и это просто кайф. Даже доносящиеся из-за дороги звуки голоса Ким Вайлд, с чрезвычайно популярной «Кидс оф Америка» добавляют колорита.
– Здесь неплохие гамбургеры с лобстерами, – сообщает мне Ева. – Собственно, все приходят только на них. Но хорошего вина нет, так что не обессудь, будем пить, что есть.
Через два столика от нас сидят трое парней, похожих на футбольных болельщиков, и поглядывают в нашу сторону. Они время от времени громко смеются, да и говорят тоже громко. Думаю, хорошо, что я их не понимаю.
Официантка, видавшая виды немолодая и хамоватая чернокожая баба, не скрывая любопытства, пялится на нас. Блин, пожалуй при таком раскладе было лучше пойти в ресторан в отеле. Она принимает заказ и уходит в сторону кухни.
– Ты думаешь нужно было заказывать шампанское? – тихонько спрашиваю я.
– Ну ты же видел винную карту. Ничего другого здесь и пить-то нельзя.
Ну ладно, пей, раз хочется. «Кидс оф Америка» заканчивается, но неведомый фанат заводит её снова. Парни ржут и говорят всё громче.
Заказ приносят быстро. Негритянка официантка пытается открыть бутылку, но возится чрезвычайно долго, не понимая, что нужно делать. Похоже, шампанское здесь заказывают впервые. Очень хочется сказать что-нибудь вслух, но я не хочу выдавать своё русское происхождение. Затея с ужином нравится мне всё меньше и меньше.
В подтверждение самых худших опасений шампанское наконец-то открывается. Официантка не удерживает пробку и вино с хлопком, будто преодолев скорость звука, вырывается из бутылки. Вырывается и окатывает Еву. И немного меня.
После короткой паузы парни начинают ржать, а негритянка, вместо того, чтобы извиниться, разражается матерной тирадой и уходит. Чуваки просто умирают со смеху. Я подаю Еве бумажные салфетки, лежащие на столе, но этого явно недостаточно.
Официантка молча приносит пачку салфеток и качая головой снова удаляется. Твою ж дивизию. У нас просто стелс-технологии, невидимее, чем сейчас даже невозможно. Я встаю и помогаю своей даме, но оказывается, такая идея приходит в голову не мне одному.
Один из весёлых чуваков подруливает к нам, берёт салфетки и начинает прикладывать к Еве, причём в довольно интимных местах. В частности, особенно его интересует грудь. Из-за стола доносятся взрывы хохота, да и сам он пьяно смеётся и несёт какую-то ахинею, типа я тебе помогу, детка и скажи своему сынку, чтобы свалил.
Эх, как хочется поговорить, чтобы тебя поняли…
– Пошёл нахрен, засранец! – не выдержав, бросаю ему я.
Слова непонятные, но тон, которым это сказано не вызывает никаких сомнений в содержании моего послания. Глаза мудака наливаются злобой.
– Руки убрал, я сказал! – повторяю я предупреждение.
Он удивлённо смотрит на меня и, повернувшись к своим, как-то комментирует ситуацию. Те реагируют новым взрывом хохота. Ева сидит ни жива, ни мертва.
– Да убери ты грабли свои! – завожусь я, отталкивая его руки.
От такой моей наглости он сначала входит в ступор, а потом разъяряется и бросается на меня с кулаками, вернее, кулачищами. Ну, твою ж дивизию. Вот стоило забираться аж на Багамы, чтобы нарваться на долбанутых гопников.
Он машет своими стенобитными орудиями, и махаться с ним у меня нет никакого желания. Поэтому я просто беру тарелку с гамбургером, стоящую перед Евой, и нахлобучиваю на голову придурку. Шарашу я довольно сильно, так что куски булки и лобстера летят в разные стороны, по лицу течёт соус, тарелка ломается, а сам молодчик делает шаг назад и, запнувшись, падает навзничь.
– Пойдём, – говорю я Еве. – Нам пора.
Пока дружки нападавшего осматривают своего павшего товарища, я беру Еву за руку и веду к выходу. Вот и поели, тихо и не привлекая внимания. Зашибись! Негритянка пытается вытребовать с нас деньги за заказ, но ей я даже не отвечаю. Сейчас самым не приятным было бы встретиться с тем копом, что меня обыскивал.
– Егор, не тащи меня так сильно! – взывает ко мне Ева. – Я на каблуках.
Проезжает машина. Я машу, но она проносится мимо.
– Здесь так не выйдет, – качает головой моя подруга. – Остановятся только машины такси. И то не каждая.
– Надо идти, Ева, эти придурки могут захотеть поквитаться.
Блин, пожалуйста, оставайтесь на месте. Не буду же я вас убивать, чтобы вся полиция начала искать русского, разбушевавшегося в ресторане.
Проносится ещё машина. И ещё одна.
– Ты дрался, как лев, – хвалит меня Ева. – Ты настоящий герой, Егор.
– Ага, – киваю я. – Как лев. Бонифаций что ли?
– Это как? – не понимает она.
Ответить я не успеваю, потому что сзади раздаётся приближающийся топот и гневные окрики. Думаю, это что-то вроде «э, слышь, сюда иди!»
Я поворачиваюсь и вижу летящих на нас двоих разъярённых быков. Довольно крупных, надо отметить. Твою дивизию!
Они подбегают одновременно. Один сразу хватает Еву за волосы, а другой ничего больше не говоря, начинает выводить рисунки красиво поблёскивающим ножом-бабочкой.

2. Багама мама

Мокасины – обувь удобная. Летом – одно удовольствие. Единственный минус – слишком мягкие. Поэтому, чтобы пнуть по лодыжке упыря, тягающего девушку за волосы, мне приходится хорошенько извернуться. Бац, и я заезжаю ему пяткой. Зато Ева вмиг оказывается свободной. Это плюс. Но вот её обидчик тут же переключается на меня. Это, безусловно, минус.
Оба этих парня совсем не джентльмены, да и третий их спутник, оставшийся в ресторане с гамбургером на голове, тоже. А это значит, что нет никакого резона соблюдать какой бы то ни было кодекс чести. Поэтому я сразу заряжаю чуваку по бубенчикам. Он скрючивается от боли и рычит намного громче, чем лев на заставке «Метро Голдвин-Майер».
Проезжает машина и её пассажиры, завидев нас, начинают улюлюкать, а водитель жать на клаксон. Прекрасно. Ещё одно развлечение на райском острове, забитом коксом и ромом.
Оба хулигана изрядно пьяны, поэтому с координацией у них всё неидеально. Ну, а мне это, естественно на руку. Прооравшись довольно быстро, этот лев и медведь в одном лице распрямляется на задних лапах и, хорошенько замахнувшись, пытается снести мне голову с плеч.
Но я просто чуть отступаю в сторону и, дёрнув дебошира за запястье и чуть подправив направление полёта, отправляю в объятия к своему дружку, играющему с острым предметом.
– Фак ю вери мач, бейби, – бросаю я ему вдогонку.
Любопытно, что тот, который с ножом, всё это время громко выкрикивает ругательства, но вступить в битву не торопится.
Теперь они оба матерятся, орут и заваливаются на обочину. Ева тем временем пытается остановить какую-нибудь машину и взывает о помощи. Да только все, кто едет мимо, смеются, притормаживая около нас. Гладиаторские бои – это древнее развлечение и память об этом вшита в человеческую ДНК. Сто про.
– Что ты делаешь! – пытаюсь я остановить перепуганную девицу. – Нам не нужна помощь. Пожалуйста, не привлекай лишнего внимания, мы и так уже звёзды покруче Ким Вайлд и Багама мама.
Словно в подтверждение моих слов из проезжающей машины несётся багамская песенка «Бони М»:
Bahama, Bahama mama
She is really in a fix, Bahama mama…

– Сейчас я закончу и мы пойдём вон в тот отель, – говорю я. – Поедим и закажем тачку.
Тем временем, воины тьмы, разобравшись, где чья рука, начинают восставать. Первым поднимается тот, что хватал Еву за волосы.
– Скажи им, – прошу я, – что если они сейчас уйдут, мы не будем вызывать полицию и оставим их в живых.
– Что? – открывает рот Ева.
– Говори-говори.
Ну она и говорит, пока поднявшийся бычок мотает головой, возвращаясь в реальность.
Нижний сидит на дороге и осматривает свои руки залитые кровью. Порезался, сердечный. Ножик валяется рядом. Тот, что напал на Еву, выслушав предложение, делает мне встречное, крайне неприличное и неуместное и как бык на тореро бросается в мою сторону.
Поскольку склонить строптивца к миру не получается, мне приходится к этому же самому миру его принудить или, говоря иначе, попросту не оставить ему выбора. Он резко выбрасывает в мою сторону кулак, заставляя Еву вскрикнуть, а меня ещё раз увернуться, пропуская его вперёд.
Тореадор, смелее!
Тореадор! Тореадор!
Знай, что испанок жгучие глаза
На тебя смотрят страстно
И ждёт тебя любовь, тореадор,
Да ждёт тебя любовь…
На любовь испанок я не претендую, также, как и бывших русских немок. Тем не менее, я пропускаю разъярённого быка и придаю ускорение, оставляя отпечаток элитной подошвы, произведённой домом «Гуччи», на его пятой точке. Короче, даю ему под зад ногой. Поскольку вес у парнишки значительный да и с координацией, на почве алкоголя имеются проблемы он врезается в густой кустарник, похожий на олеандр.
Но кустарник его не останавливает, податливо прогибаясь под весом могучего тела, и пропускает дальше в мир дорожного кювета. Впрочем, за то, что там есть кювет, я не поручусь, в темноте этого не видно. В любом случае, чувак куда-то улетает. Как говорится, помер Клим, и хрен с ним.
Обладатель хулиганского ножа, полностью переключённый на собственные травмы, не проявляет к нам никакого интереса. Поэтому мы действуем по плану, предложенному мной минуту назад.
– Американише швайне, – бросаю я на прощание и веду Еву в стоящий поблизости отель.
Платье уже высохло, поэтому мы заходим в ресторан и едим-таки лобстеров и даже пьём шампань. Интересная она барышня. Никакого стресса или отходняка. А её, между прочим, за чуб оттаскали несколько минут назад. Нет, всё норм, главное, чтобы лобстеры не прекращали резвиться в шампанском.
Я, честно говоря, по морской кухне не то, чтобы спец. Не моё это. Но креветочки или рыбку на гриле могу. Или даже устрицы и вот лобстера. Без восторга, но могу. А, например, итальянское крудо, когда подают всё сырым, точно не для меня.
В общем мы едим и уезжаем. И хоть я почти сутки проспал на сухогрузе, чувствую усталость и желание завалиться в мягкую постель. Это будет однозначно приятнее, чем душная каморка неподалёку от машинного отделения.
Неожиданно машина попадает в пробку. Впереди мигают синие огни полицейских маячков.
– Что там такое? – спрашивает Ева у чернокожего улыбчивого водителя.
Мёрдер. Убийство. Это слово я понимаю. Когда, примерно минут через пять, мы проезжаем мимо того места, где расстались со своими преследователями, видим, что оба они ещё здесь. Распластанными, они лежат лицами вниз, а их руки закованы в наручники. Тут же суетятся полицейские и люди в белых халатах. А на земле лежит ещё одно тело, бездыханное и неподвижное. Темнокожий. Возможно местный. Мда… Вот и верь после этого всего в гуманизм. Мы не дали себя в обиду, так они всё равно нашли, на ком оторваться.
– Надо было их того… – качает головой Ева. – Ты видишь, что они наделали?
Надеюсь, наши бычки не будут пытаться вплести нас в эту историю. Иначе, дело дрянь. Найти нас проще простого – достаточно проверить близлежащие рестораны, разыскать таксиста и вуаля. А у кого-то паспорта нет. И очень странный дремучий английский язык.

Приехав в шале, я сразу раздеваюсь и падаю в постель. Гладкое постельное бельё с едва ощутимым ароматом ванили и орхидеи, прохлада и предвкушение отдыха доставляют мне настоящее наслаждение. С улицы доносятся едва слышные звуки «Багамы мамы». И даже тревоги по поводу завтрашнего дня не могут уменьшить мою радость от встречи с подушкой. Мне хорошо.
Должно быть организм стремится накопить сонную субстанцию впрок и забить ей все возможные полости и вместилища на случай очередного цейтнота. Закрываю глаза и всё, наступает сладкая, обволакивающая и приятная темнота.
В кои-то веки мне снится сон. Вот что тропики с разумом делают. Я чувствую что-то щемящее и чрезвычайно приятное, наполняющее сладкой тяжестью и неизъяснимым восторгом. Мне кажется, что кожи касаются нежные тёплые руки. Они гладят мою грудь и ласкают живот. Мне чудятся лёгкие порхающие прикосновения к губам и влажное тепло на шее.
Я переворачиваюсь на живот и чувствую горячее дыхание на затылке. А ещё мне кажется, что кто-то наваливается на меня, обжигая огнём, и шепчет мне прямо в ухо… жуткие непристойности…
Я открываю глаза и понимаю, что не один в постели. Переворачиваюсь и резко сажусь.
– Тише-тише, – раздаётся горячий шёпот и чья-то рука ловко ныряет ко мне под простыню. – Это я, не бойся, дурачок. Твоя невеста… Ищу мой подарок…
«Чья-то рука»… Собственно, не нужно долго думать, чтобы понять, чья. Не так уж много людей живёт в этом шале. И рука эта оказывается довольно беспардонной и цепкой. Юркая и прицельно точная. Уфф… Да что ж такое…
– Он в сейфе, – говорю я.
Рука замирает, прекращая свои манипуляции.
– Кто? – после значительной паузы спрашивает Ева.
– Не кто, а что, – отвечаю я. – Твой «подарок». Ты же не думала, что я лилию в трусах прячу?
– Что?
Рука отпускает меня и выскальзывает из-под простыни.
– Что? – повторяет Ева и начинает хохотать.
Не в силах совладать со смехом, она падает на спину и в оловянном лунном свете роскошь её волшебного дара расплывается подрагивающими приплюснутыми сферами.
– Ты не обязана изменять мужу, – говорю я, окончательно проснувшись. – Продам я тебе твою брошь, не волнуйся.
– За сколько? – тут же прекращает она ржать и садится рядом со мной, пытаясь в темноте разглядеть мои глаза.
– За триста тысяч, – отвечаю я. – С дисконтом.
Честно говоря, сумма взята с потолка. К каталогам «Сотбис» у меня доступа нет, интернета нет, даже спросить не у кого. Вроде где-то читал, что типа пол миллиона долларов.
– Ты с ума сошёл? За триста тысяч рублей, я надеюсь?
– Ага, только бакинских.
– Это как? – впадает она в ступор.
– Баксов, значит, – поясняю я.
– Нет, – машет она головой и, поднявшись с постели, идёт к выключателю и врубает свет. – Покажи мне лилию.
Я зажмуриваюсь от яркого света, а когда открываю глаза, вижу совершенно голую Еву с тяжёлой торчащей грудью, дёргающую ручку сейфа.
– Ты чего голая ходишь? – спрашиваю я.
– Чего? – удивлённо переспрашивает она, поворачиваясь ко мне.
– Чего-чего, ослепну, говорю, от красоты твоей.
– Да? – игриво улыбается она. – А хочешь…
Она прикрывает глаза и кончиком языка проводит по губам.
– А хочешь, я тебе доставлю… оральное удовольствие? Такого ты точно никогда не испытывал.
Ага, куда уж нам, мы ж не немцы…
– Скидки за это не будет, – категорически заявляю я.
– Егор!
– Нет. К тому же нам нельзя. Вдруг меня таким образом БНД завербовать пытается? Исключено.
– Да что ж ты за человек! – притопывает она ножкой. – Ну, покажи хотя бы.
– Не покажу. Ты уже и так всё потрогала, обследовала и изучила.
– Нет! – хохочет она. – Лилию покажи, а не это…
– А утра нельзя дождаться? – ворчу я.
Она с полчаса возится с брошью, разглядывая под разными углами, а потом заявляет:
– Утром пойдём к ювелиру и попросим оценить.
– Ты с ума сошла? – восклицаю я. – Эта лилия, которую заказал Людовик XV для своего внука, чтобы тот подарил её Марии-Антуанетте. И ты хочешь принести её багамскому ювелиру на оценку? Она стоит пол ляма. Начальная цена триста. Да и, к тому же, утром мы идём открывать кампанию. Всё, отдавай. Дай поспать ещё пару часиков.
– Какого ляма?
– Американского. Пол миллиона.
– Это совсем не точно. Просто легенда.

Утром я встаю рано. Заглядываю в комнату Евы. Она спит, раскинув руки и ноги. Выхожу из шале и иду на пляж. Сейчас здесь никого нет. Вода идеальная. Я плаваю, пока не начинают отваливаться руки. Потом возвращаюсь в дом.
Ева уже не спит.
– Пойдём завтракать, – предлагает она.
– Нет, не буду светиться. Принеси мне что-нибудь сюда. Я пока душ приму и умоюсь.
Она уходит, но возвращается с пустыми руками. Выносить нельзя. Правила.
– Ничего, значит выпьем кофе в городе.
Вскоре приходит такси и мы отправляемся в Нью-Провиденс. Праворукое такси, левостороннее движение, пальмы и голубое небо. Яркие невысокие домики, снова пальмы и неспешное движение. Солнце. Вилы, виллы, виллы, неторопливые люди на расслабоне. Чёрные, белые и снова чёрные. Утро, а солнце уже жарит.
Мы подъезжаем к офису адвоката чуть раньше срока и заходим в небольшое кафе неподалёку. По улицам снуют небольшие машинки, много «Тайот». Здания в округе не выше двух-трёх этажей.
Приветливая толстуха наливает кофе и подаёт выпечку. Жизнь прекрасна. Почему у нас нет таких райских уголков? Будут. Я постараюсь.
Когда подходит время, Ева остаётся в кафе, а я с книгой про морских рыб и тысячей долларов, полученных от неё по предварительной договорённости, иду в офис адвоката Мозеса Лански, занимающегося регистрацией офшорных компаний и ведением дел своих клиентов.
Секретарь проводит меня в небольшую комнату со столом для переговоров. Здесь белые стены с тремя небольшими и явно дешёвыми акварелями с морскими пейзажами, старое ковровое покрытие на полу, огромная хрустальная пепельница и коробка с сигарами.
– Сит даун, плиз, – приглашает секретарь и указывает на стул.
Я присаживаюсь. Секретарь выходит и возвращается через минуту вместе с боссом. Это благообразный, худощавый и белоснежно-седой человек с короткой стрижкой. У него крупный нос, морщины и пигментные пятна, а ещё большие черепаховые очки. Я встаю.
– Хелоу, май френд, – приветствует он меня и протягивает для пожатия руку. – Сит даун, плиз. Вот кэн ай ду фор ю?
– Здравствуйте, Моисей Исакович, – улыбаюсь я, снова усаживаясь за стол.
– Здравствуйте-здравствуйте, молодой советский предприниматель, – расплывается он в улыбке. – Очень, очень заинтригован и с нетерпением жду нашей встречи. Мадам Кох меня предупредила, что вы придёте. Угощайтесь. Настоящие, кубинские.
Он открывает ящик и предлагает мне сигару. Я отказываюсь, а он нет. Берёт, обрезает специальными щипчиками и долго раскуривает.
Раскурив, кладёт её в идеально чистую пепельницу и поднимает взгляд на меня.
– Кофе хотите? Джон, плиз, уан кофи фор мистер Брагин… Вообще-то, я пока не принимаю новых клиентов, но Ева меня уговорила. Что же, буду рад вам помочь. Чем займёмся?
Мы составляем заявку на регистрацию траста. Собственно, от меня требуется только паспорт. Учредительные документы, протоколы, уставы и всё прочее является заботой доктора Лански.
– Моисей Исакович, простите за нескромный вопрос, сколько вам лет?
– Что? Волнуетесь, что когда я преставлюсь, ваша компания тоже прикажет долго жить? Мне пятьдесят восемь. Но не бойтесь, у меня серьёзная фирма и мои старшие сыновья тоже работают здесь. А если, не дай Бог, с нами что-то случится, вы не пропадёте, вас передадут кому-нибудь другому. Скоро появится очень хороший закон о международных компаниях и о трастах, по сути, два закона. Я участвую в их разработке, тогда мы с вами, возможно, кое-что модернизируем. А пока будем пользоваться тем, что имеем. В текущий момент я могу обещать вам абсолютную конфиденциальность. Абсолютную. Все уставные документы будут храниться у нас, но вы сможете их забрать в любой момент.
Он оказывается весьма интересным человеком. Родители его уехали из России в восемнадцатом и всю жизнь оставались в Нью-Йорке, а он стал адвокатом и вот в какой-то момент переехал сюда, на Багамы.
У компании, принадлежащей трасту будет счёт в багамском и швейцарском банках. В случае необходимости можно открывать и в других странах – в Европе и Америке. Для этого достаточно сделать распоряжение.
Распоряжения можно направлять ему в сюда в Нью-Провиденс или во второй офис, в Цюрих. У них есть телетайп и телефон. Можно также писать письма. Для отправки денег нужно прислать зашифрованное требование. Мы разрабатываем шифр, который, по сути не шифр, а лишь эзопов язык, как у Басова с кофточками вместо квартир в фильме «По семейным обстоятельствам».
– Не спрашиваю, как вы смогли сюда попасть, – усмехается Лански, – но у меня есть предчувствие, что нас с вами ждёт долгое и плодотворное сотрудничество.
– У меня есть ещё одна просьба. Мне нужно организовать безопасное хранение очень ценной вещи.
– Я могу разместить её в банковской ячейке, – отвечает адвокат. – Мы, например, заключим договор с указанием цены и застрахуем его в солидной компании. Это подразумевает некоторые расходы, но зато вы получите уверенность в сохранности.

Разумеется, я очень далёк от того, чтобы бездумно доверять этому человеку, но он мне нравится, кажется довольно надёжным. Что же, посмотрим. Пока всё выглядит вполне безопасно. Мы обедаем вместе с ним и Евой, а потом подписываем договор и посещаем крупную страховую фирму. По итогам всех этих манипуляций лилия остаётся у Лански.
Ближе к вечеру возвращаемся в шале. В городе заходим в продуктовую лавку и покупаем ветчину, сыр, хлеб, фрукты, а потом едем домой. В ресторан я больше ходить не планирую. Хватит. Вообще, можно было бы уже убывать, но подобрать нас смогут только завтра. Так что нужно продержаться ещё почти сутки.
Ночь проходит тихо. Не ощущая энергии лилии, Ева спит спокойно и меня не беспокоит. Весь следующий день мы проводим на пляже. Плаваем в лазурной воде и валяемся на песке. Кайф. Я стараюсь лежать в тени пальм, чтобы не сгореть на солнце. Да и как-то же надо будет объяснять товарищам, как это я загорел, находясь в больнице. Ведь по официальной версии, я лежу в госпитале в Гаване.
Время течёт медленно, потому что я жду, когда наступит час отправки. Мы должны будем встретиться с Валерой в четыре часа на пирсе, чтобы выехать на вечернюю рыбалку. Типа. Но не на том, где высадились, а на другом, на Лав бич. Туда надо будет ехать на такси, причём выехать заранее. Путь неблизкий.
В два часа мы с Евой уходим с пляжа и бредём к шале.
– Некомпанейский ты парень, Егор, – качает она головой.
– О чём ты, друг мой? – хмурюсь я.
– Да, – машет она рукой. – Ни о чём… Зря отказался, вот что.
– Я буду жалеть всю жизнь, Ева, – вру я. – Но инструкции написаны кровью их составителей, понимаешь?
– В нашем случае не кровью, а семенем, должно быть, – усмехается она.
– Это вряд ли.
– Ты отдал лилию Лански?
– Я не могу тебе сказать. Если ты соберёшь деньги, чтобы купить, мы сможем поговорить об этом.
Мимо нас проезжает полицейская машина и сворачивает к нашим домикам. Ева вдруг останавливается, как вкопанная.
– Ты видел? – спрашивает она таким голосом, будто увидела привидение.
– Нет. Что?
– Ты видел, кто сидел в полицейской машине?
– Нет, же, – отвечаю я. – Стёкла отсвечивали. А кто там сидел? Кого ты там увидела?
– Там сидел таксист! – ужасается она.
– Какой? Тот самый?
– Да, тот, что вёз нас вечером домой…
Твою дивизию! В принципе мы можем не заходя домой, развернуться и уйти, сразу отправившись по плану «В». Правда, в доме находится мой паспорт и кое-какие деньжата. Блин…
– Давай пройдём вон там по дуге и посмотрим, что происходит.
Мы идём с другой стороны, но рассмотреть ничего не можем. Кроме того, что подъезжают ещё две полицейские машины. Твою дивизию! Кажется невероятным, что они приехали по наши души…
В любом случае, лучше скорее уходить, но бросить паспорт я не могу. Справку на выезд на Кубе мне сделают, я не сомневаюсь. Но очень не хотелось бы, чтобы мои доки нашли полицейские…
В общем, Еву я отправляю к соседней гостинице, практически в пяти минутах ходьбы. Сам же подбираюсь к нашему шале. Окно в ванной не закрыто. Отлично! Я аккуратно его открываю и пролезаю вовнутрь.
Быстро хватаю самое необходимое из своих вещей и вещей, названных Евой. И уже собираюсь ретироваться, как в дверь начинают резко стучать. Твою дивизию! Я замираю, превращаясь в соляной столп. Стучат довольно долго, но всё-таки сдаются. Стук стихает и звук голосов удаляется.
Я выдыхаю и иду в ванную, чтобы вылезти и скорее смотаться. Но в момент, когда я уже почти касаюсь створки окна рукой, в неё тоже начинают долбить. Ну ёлки-палки! Замуровали, демоны. Медленно по стеночке я отползаю к шкафу. Не хватало ещё на уголовке погореть…
Всё стихает и минут через десять я осмеливаюсь чуть приоткрыть окно. Сначала помалу, потом увереннее. Наконец, осмелев я выбираюсь сам и с независимым видом иду по дорожке. Пройдя до развилки, поворачиваю направо и направляюсь к с соседнему отелю. Надо торопиться, потому что они и сюда нагрянут, к бабке не ходи.
Я иду по дороге к отелю, а навстречу мне едет такси. Поравнявшись со мной, машина останавливается и в окно выглядывает Ева. Она делает мне знак садиться, и я запрыгиваю в тачку. Не успеваем мы отъехать с территории отеля, как туда устремляется полицейская машина.
Ева громко и беззаботно разговаривает со мной по-английски. Говорит, что сейчас мы приедем в молл и наберём ей всего самого модного и дорогого. Это всё делается для водителя. Когда мы выходим, она рассказывает, что услышала у отеля. Вчера вечером убили чернокожего. Подозрения сразу пали на двух пьяных молодчиков, обнаруженных рядом с телом.
Но они сообщили полиции, что убийство совершили молодая дама и её ещё более молодой спутник. Убили и ушли. Полиция нарисовала по их описаниям портреты и показала в ближайших ресторанах. Так и нашли таксиста. Ну, а теперь будут арестовывать этих животных. Прекрасная перспектива.
Да уж, ситуация…
– Если бы нас допросили, – подбадриваю я Еву, – то сразу бы отпустили. Никаких улик нет, тем более, можно установить время нашего вчерашнего ужина в отельном ресторане. Просто я не могу в этом участвовать из-за паспорта. Но если что, если вдруг будут тебя о чём-то спрашивать ничего не бойся и обратись к Лански. Хорошо?
– На всякий случай, – говорит Ева, – я улечу с острова.
– Они могут сейчас всех проверять. Просто поезжай к Моисею и всё. Прямо сейчас. Он поможет.
Не самая приятная ситуация. Получается, что я ухожу, а её бросаю. Но военное судно ждать не будет, это уж точно. И вообще, я здесь не просто нелегал, я практически вражеский шпион. Так что, ничего не поделать.
Мы обнимаемся на прощание, и я сажаю её в такси, но на душе кошки скребут. Хрень. Водитель заводит мотор, трогает и медленно едет вдоль обочины.
Я провожаю отъезжающую тачку взглядом. Не нравится мне это. Совсем не нравится… Боюсь, со всей этой ерундой Ева может конкретно влипнуть… Твою дивизию…
Блин…
Стой! Мысль ещё не успела сформироваться, а ноги уже несут меня за уезжающей машиной. Такси, как раз, начинает ускоряться, но я настигаю и несколько раз хлопаю по крыше автомобиля. Он останавливается. Открываю дверь и, тяжело дыша, сажусь рядом с Евой. Она от удивления рот открывает.
– У меня ещё есть немного времени, – переводя дух, киваю я. – Скажи водителю адрес Мозеса.

Выслушав нас, Лански пожимает плечами.
– Если хотите, мы можем прийти в полицию и дать показания. Я и Ева. Но это может оказаться довольно дорого и долго. У нас такие моменты очень хорошо умеют превращать в деньги. Гораздо дешевле воспользоваться моим самолётом и улететь в Майами. Ева, можешь переночевать в моём доме, а утром пилот отвезёт тебя в США. Можно ещё и сегодня попробовать, но я не уверен, свободен ли он. У нас есть небольшой бизнес, связанный с перевозками. Мои самолёты никто не досматривает, так что никаких проблем. Добро пожаловать на Багамы!
Он дружески улыбается и, поймав мой взгляд, с улыбкой добавляет:
– Ничего незаконного.
Думаю взято за эту услугу будет немало, по дружескому же тарифу. Ну и ладно, главное проблема закрыта. Я смотрю на часы. Пора. Очень даже пора. Попрощавшись, выбегаю из офиса и, поймав такси, уезжаю на место встречи с Валерой.
Он уже нервничает, я опаздываю на семь минут.
– Извини, – жму я ему руку. – Возникли непредвиденные обстоятельства.
– Всё хорошо? – настороженно спрашивает он.
– Да, – уверенно отвечаю я. – Так что? Половим рыбки?
– Ну, – пожимает он плечами, – давай половим.
Мы идём на причал и отыскиваем лодку Питера. Перед ней стоят ящики и коробки с верёвками, снастями и ещё каки-то барахлом. Сам он что-то расставляет на корме. Поприветствовав капитана, Валера начинает заносить эти ящики на катер, я, естественно, присоединяюсь.
Проходит минут пять, как вдруг у лодки появляются два копа.
– Привет, – окликают они нас. – На рыбалку собираетесь?
– Да, – настороженно кивает Питер. – Что-то не так?
– Нет-нет, качают головами менты и улыбаются. Хотим спросить. Вот эти люди… Вы их случайно не видели?
Он достаёт из кармана два листа бумаги и протягивает нам. У меня сердце обрывается. Замирает и начинает стучать с огромной силой, а по спине пробегают мурашки. Разумеется, это те самые портреты. На одном из них изображена Ева, а на другом я. Надо сказать фотороботы весьма удачные.
– Нет, я таких не видел, – пожимает плечами Валера. – Определённо.
– Нет, – качаю головой и я, пытливо поглядывая на копов.
Это что, типа иезуитство такое, или они действительно не видят разницы? Питер долго-долго рассматривал изображения и наконец качает головой.
– Не видел, – говорит он. – Нет, никогда не видел. Что они сделали?
– Человека убили…
Копы равнодушно забирают бумажки, и идут задавать вопросы дальше, на другие лодки… Валера бросает на меня острый, но очень короткий взгляд и отворачивается.
– Это не я, – говорю я с усмешкой.
– Пожалуйста, ничего не объясняй, – отвечает он. – нас с Питом это не касается.
Кажется, теперь он будет считать нас с Евой киллерами, которым доверяют заграничные миссии. Наверняка в рапорте отобразит. Хотя, может быть и такое, что моё имя в его отчёте вообще фигурировать не будет.

Дальше всё проходит без сбоев и накладок. Катер, военный корабль и Куба. Менее, чем через сутки мы сходим на берег в Гаване. Мои коллеги по делегации уже освоились, лихо выступают на митингах и загорают в промежутках между мероприятиями.
Проходит совсем мало времени и поездка достигает финала. Наступает пора собираться в дорогу. Обратный маршрут оказывается точно таким же как и полёт туда, и мы в конце концов прилетаем в Шереметьево.
Получаем багаж, полный подарков, и распрощавшись, мгновенно вытекаем в зелёный коридор.
– Одну минуточку, – сурово говорит мне пограничник в зелёной фуражке. – Подождите, пожалуйста.
Он отворачивается к служебному телефону и набирает короткий номер. Разговор получается тоже коротким. Выслушав всё, он кладёт трубку и снова поворачивается ко мне:
– Егор Андреевич, пройдите со мной, пожалуйста.
– Куда это? – удивляюсь я.
– Прошу вас.
Он ведёт меня к кабинету начальника и, открыв дверь, пропускает вперёд. Я захожу и вижу… Кухарчука.
Он сидит на столе и держит руки в карманах.
– Ну что, Брагин, покатался по курортам за казённый счёт? – кисло улыбается он. – Хорошо. Сейчас ещё прокатимся немного. На Лубянку. А там у нас совсем не курорт… Ну ты в курсе, да?
– Выводите задержанного! – бросает он в сторону боковой двери.

3. Венсеремос

Из смежной комнаты выглядывает невысокий крепкий мужичок в сером костюме с чуть не лопающимися рукавами едва вмещающими в себя раздавшуюся плоть. Воротничок рубашки пережимает шею, что в свою очередь делает лицо красным. Короткие рыжие волосы с одной стороны торчат, а с другой прилизаны, словно коровьим языком.
– Так, это… – недоумённо говорит он и чуть поднимает брови. – Досмотр, товарищ майор…
– А… точно, – хмурится Кухарчук и тут же добавляет сердито и зло, – досматривайте, досматривайте! Чего тянете!
– А вы, Пётр Николаевич, – качаю я головой. – Прямо непотопляемый, да?
– Что?!
Он вскакивает со стола и подлетает ко мне вплотную.
– Я говорю, что вы непотопляемый как будто. И в воде не тонете и в огне не горите. Впрочем, не знаю, жечь-то вас пытались или нет?
– Отставить иронизировать!
– Да я безо всякой, – пожимаю я плечами. – И что вы ищете, позвольте узнать? Контрабанду или следы влияния тлетворного запада? Скажите, так я вам сам отдам. Ежели имею в наличии.
Рыжий здоровяк, выросший из одежды и ещё один крепыш только чёрной масти со смуглой кожей и, вероятно, горячим сердцем и холодным умом, подбегают ко мне и начинают осуществлять совершенно нескромные касания. Они обхлопывают меня, ощупывают и оглаживают, извлекая из карманов всё, что не является частью моего организма.
Орден «Знак почёта» на лацкане пиджака, несколько кубинских монеток, сложенная купюра в десять песо, взлётная карамель, бумажник… Так, это уже интереснее. Теплее… Раз-два-три-четыре сотни американских долларов и дореволюционные десять песо, похожие на баксы…
– Незаконно приобретённые доллары! – радостно восклицает Кухарчук. – Выкладывайте всё сюда. На стол. Да, прямо по порядку, давайте.
– С чего бы им быть незаконно приобретёнными? – улыбаюсь я.
Ром, сигары, футболки с изображением Че, берет, как у него, соломенные шляпы, туфли и сумки из крокодильей кожи, чучело крокодила, кофе, ещё кофе и опять кофе. Кубинский флаг, ключи от квартиры, мокасины фирмы «Гуччи», одежда, обувь, книга на немецком языке с изображением рыб.
– Во-первых, – ухмыляется Кухарчук, – явное превышение норм провоза алкогольной и табачной продукции. Контрабанда. Во-вторых, товары ввозимые с целью дальнейшей перепродажи. Спекуляция. И, наконец, валютные средства. Срок. Попал ты, Брагинг. Минимум пятачок тебе корячится. Как тебе такая ситуация?
– Страшно, конечно, товарищ майор, – делюсь я с ним своими эмоциями. – Странно, кстати, что вы до сих пор майор. После проведения несанкционированных операций с привлечением личного состава.
– Что?! – широко распахивает он глаза. – Ты выпил что ли?
– Я не пьющий, товарищ майор – выделяю я голосом слово «майор».
Лицо у Кухарчука довольно подвижное, мимика богатая, а глаза круглые, как пуговицы. Я раньше не обращал внимания, но когда он говорит, становится похожим на лемура или суриката. На зверушку, в общем.
– Давайте так, – предлагаю я. – Я вам дам коробочку сигар, «Коиба», между прочим, топ один в мировой табели о ранге. Так вот, дам вам коробочку, а вы сложите обратно мои вещи и пойдёте восвояси. Как вам такое предложение? Ром, к сожалению, предложить не могу, у меня всё посчитано, кому что дарить.
– Ты совсем что ли оборзел?! – вызверяется Кухарчук. – Ну-ка, вы двое, выйдите, мы один ни один покалякаем.
Крепыши-досмотрщики беспрекословно подчиняются и выходят за дверь.
– Ты кто такой, Брагин? – как бы удивлённо спрашивает он и смотрит на меня в упор. – Ты ох**вший школяр. Понимаешь? А что ты о себе возомнил в таком случае?
– Странный вы человечек, товарищ майор. Не знаете, кто я, а пыжитесь, как будто у вас запор.
– Сегодня я тебя ночевать в кутузку отправлю, и ты там хорошенько подумаешь о своём поведении и о жизни. О прошлой жизни, поскольку новая у тебя будет такой, что ты никогда не захочешь о ней вспоминать.
– В кутузку? А в чём смысл? Вам чего от меня надо, вы знаете? Или просто злитесь, что грохнуть не удалось?
– Смысл? – хмурится он, вроде как призадумываясь и через несколько секунд продолжает. – Хочу, чтобы ты мне отдал лилию. Прямо в руки.
– На блюдечке с голубой каёмочкой? – уточняю я.
– Можно и без блюдечка.
– Понятно, – хмыкаю я. – Правда не всё. Вы же сами устроили шухер с задержанием, нет? И что, в такой суете не уследили? У Шпака – куртка, у посла – медальон? Профукали лилию королевскую? А бабло-то хотя бы не профукали? Или что… тоже?!
При всех неприятных свойствах его характера, надо сказать, выдержки ему не занимать. Я его подначиваю, а он хоть бы что. Держится. Не взрывается. Ждёт, пока я выдам что-нибудь ценное. Проболтаюсь, значит.
– Так вы лох, получается, товарищ майор? – ржу я. – И бездарь. Без поддержки «конторы» своей сами ничего и спланировать не можете?
– Что-что? – щурится он. – Поясни, пожалуйста.
– Так это ж каждому дураку понятно, что вы хотели по-тихому брошку подломить. Но что-то пошло не так, похоже. Пришлось устранить криминального авторитета деда Назара, да? И что получается? Посадите вы меня в темницу, а я начну со следователем разговаривать, да и выдам ему инфу по операции. А он спросит, какая-такая операция? А я скажу, ну как же, майор Кухарчук лично проводил.
– Ты знаешь, где сейчас Назаров? – спрашивает он.
Я хмыкаю и ничего не говорю.
– Слушай сюда, Брагин, – говорит он. – Мне вообще похеру, какой ты бред будешь нести про операции и прочее. Я сейчас поеду и посажу тебя под замок, понял? Вот этого всего, всех твоих крокодилов и долларов хватит ни на один прекрасный год на курортах страны. И у тебя есть лишь один способ избежать этого. Лилия. Она у тебя?
– Нет.
– Ты знаешь, где она?
– Нет, – развожу я руками
– Понятно. Операция, к твоему сведению, была официальной, зарегистрированной, одобренной и…
– Да вы что, – перебиваю я, – значит, вы в отчёте и о водных процедурах написали? А может, вы включили и свои жуткие признания под пытками?
– Что?
– Вот что я скажу вам, Пётр Николаевич. Знаете сказку про колобка? Там, где «я от дедушки ушёл и от бабушки ушёл»? Так вот, я целых генералов по стене размазывал, а вас, майор, и подавно размажу. Хотите? Давайте, складывайте обратно моё добро. Только белья крючками своими не касайтесь.
– Брагин, ты оху**шее животное и твоё место в…
Я не собираюсь слушать, где по его мнению моё место.
– У вас есть любимые записи, которые не надоедает слушать, товарищ майор? У меня есть. Я вот, например, могу нот-стоп крутить последний хит сезона. Думаю, он войдёт в анналы непреходящей классики. «Нет, нет, пожалуйста, хватит, я всё скажу! Больше не нужно! Я готов сообщить, всё что знаю! В результате проведённой встречи я должен был получить брошь в виде лилии, а агент Брагин и авторитет Назаров должны были погибнуть. Всё было бы обставлено, как криминальная разборка».
Кухарчук тяжело сглатывает и, глядя на дверь, произносит:
– Стало быть, она у тебя… Лилия…
Кто про что, а вшивый про баню.
– Да нет же, – говорю я с улыбкой. – Я-то думал, она у вас. Мне, в отличие от вас, побрякушки не слишком интересны. Бабки – да, а побрякушки – нет…
– Но, стало быть, ты не можешь не знать, где она. И где Назаров.
– Ладно, я вижу, мы начинаем ходить по кругу. Всё, зовите своих подручных, пусть упаковывают мои вещи. Мне пора уже. Там встречающие волнуются.
– Как я могу быть уверен, что существует запись? – спрашивает Кухарчук. – Может, ты был в соседней камере и всё это просто услышал? Тогда твоим словам цена пшик.
– Ну, – усмехаюсь я. – Пришлю кассетку. Будете слушать перед сном. А впрочем, может, и не пришлю. Точно. Давайте думать про неё, как про кота Шрёдингера. Может, она есть, а может, и нет. Нормальная интерпретация квантовой неопределённости?
– Мне нужна ясность, – качает он головой.
– Ясность – это то, к чему мы все стремимся, – пожимаю я плечами. – Но это по глупости, потому, что часто оказывается, что лучше было оставаться в дурманящем плену неизвестности. Короче, Кухарчук, я уже задолбался с тобой тусоваться. Ты нудный, пипец! Давай, на сегодня остановимся, чтобы не было мучительно больно, оке? Зови уже своих держиморд! Задолбал, короче!

– Егор! – Наташка виснет у меня на шее.
М-м-м… как же я соскучился. Притягиваю её к себе и целую. Она вздрагивает и я прижимаю её ещё сильнее. Меня царицею соблазняли, но не поддался я. Ведём мы себя вызывающе, конечно, да и плевать. В кодексе строителя коммунизма на объятия в аэропорту запретов нет.
– Всё нормально? – спрашивает Лёха. – Чего так долго? Я думал, порт штурмовать придётся. Алик даже Скачкову уже звонил.
– Да, – машу я рукой. – Досмотру подвергли, враги человеческие. Всего обшмонали, чуть крокодильчика не отобрали.
– Ничего себе, какой. Красавец, в натуре.
– Э, Алексис, что за сленг! Хорош, береги чистоту языка. В натуре.
Он смеётся и берёт тележку с вещами.
– Ничё ты загрузился.
– Так у меня там одного рома целый ящик.

Мы затаскиваем багаж домой и парни идут в дежурку. Я выделяю им на всех коробку сигар.
– Теперь вы практически кубинцы, – смеюсь я. – Ром и сигары у вас уже есть. Ещё дам вам футболки с Че Геварой. Короче, венсеремос, товарищи! Победа будет за нами!
– Чтобы быть настоящими кубинцами, нам нужны кубинки, – смеётся Алик. – Не привёз ты нам?
Наташка настораживается и, поймав её взгляд, я отвечаю:
– Извините, ребята, но за всё время пребывания, я ни одной кубинки в глаза не видывал.
Лол. Как могла бы сказать моя дочь.
Первым делом я разбираю вещи, доставая, как волшебник из шляпы чудесные заморские дары. Соломенные шляпы, шлёпанцы, сумочки и всё вот это.
Пока Наташка разбирает это добро, я иду в душ. Минут через пять появляется и она.
– Ну как тебе понравилась Куба?
– Очень понравилось, – отвечаю я. – Я тебя обязательно туда свожу. Обещаю. Тебе тоже понравится. Голубое небо, лазурная вода и белый песок. Настоящий кайф. Обязательно съездим.
– А кубинки? – спрашивает она и, отодвинув занавеску, ныряет ко мне.
Ого… Струи тёплой воды барабанят и текут по её телу, вмиг покрывающемуся пупырышками.
– Что кубинки? – спрашиваю я следя за потоками воды, текущим по её груди. – Они существуют. Но красивее тебя никого нет.
– Ты искал что ли?
– Специально не искал но вывод сделал.
Я беру её за плечи и привлекаю к себе, но она успевает выставить руки и упирается мне в грудь.
– А разве, – поднимает она брови, – мужчины по своей природе не запрограммированы на измены?
– Программа – это что, инстинкт и дань звериным инстинктам, живущим в нас? А как же разум, воля и огонь Святого духа, делающий нас людьми?
– Нет-нет, ты мне ответь! – машет она мокрой головой.
– Ответить? – поднимаю я брови. – А какой был вопрос?
– Если бы тебе попалась кубинка, о которой ты бы подумал, что она красивее меня… ты бы смог с ней?
– Что?
– Ну… – смущается она.
– Что? Говорите яснее, девушка.
– Динь-динь, вот что! – выпаливает она и краснеет.
– Что за странные мысли, – развожу я руками. – Конечно же нет, ведь ты и есть моя самая красивая кубинка, португалка, американка и даже инопланетянка. Я не ищу, не пытаюсь сравнивать, и вообще не смотрю на человеческих самок, как на сексуальные объекты. У меня же ты есть. То есть… а ты? Ты что присматриваешься к человеческим самцам и сравниваешь их со мной?
– Я?! – возмущается она. – Егор, ты совсем что ли? Нет, конечно!!! Просто ты ведь мужчина, и многие считают, что мужская измена – это естественное, заложенное природой действие. Проявление мужественности.
– Наташ, хорош. Иди сюда, я тебя обнять хочу. Видишь, как изголодался? Нет, смотри-смотри, не отводи глаз.
– Что? – смеётся она.
– Вот дай руки.
Она протягивает, и я притягиваю её к себе. Я ведь действительно чувствую неутолимый и яростный голод.
Из душа мы выходим не слишком скоро. Наташка ещё голову сушит невероятно долго. Кончается тем, что, устав ждать, я вхожу в ванную, вырубаю фен, закидываю её себе на плечо и брыкающуюся тащу в спальню, и там долго и убедительно демонстрирую, что все эти дни вёл исключительно аскетическую жизнь.
Когда первый, второй и третий голод оказываются утолёнными, Наташка, движимая долгом, сползает с постели и идёт на кухню.
– Ты же голодный! – в ужасе восклицает она.
– Да, – подтверждаю я, – тобой невозможно насытиться.
– Ну, раз мной невозможно, – лукаво улыбается она, – попробуй насытиться голубцами. Пошли, я тебя буду насыщать.
Вставать неохота, лом просто, но она же старалась и готовила, поэтому я поднимаюсь, натягиваю футболку и шорты и ползу в свою просторную кухню. Ну и, как говорится, аппетит приходит во время еды, я, оказывается есть хочу, просто ужас как.
– Дай мне… – чуть задумываюсь я, – ещё два, пожалуйста.
– Ого, а ты не лопнешь?
– Ну, не лопнул же, дожидаясь встречи с тобой…
– Балбес, – смеётся она. – На вот, ешь.
– Ты тоже садись, – говорю я. – Семейный ужин не может проходить в индивидуальном порядке.
– Так то семейный, а у нас семья ещё не зарегистрирована.
– Зарегистрируем, – пожимаю я плечами. – Разве от этого что-то изменится? Ты станешь нежнее или сговорчивее?
В прихожей раздаётся звонок.
– Мы кого-то ждём? – спрашиваю я.
– Нет, вроде, – мотает она головой.
Я встаю и иду в прихожую. Наталья идёт за мной. По идее, если кто-то приходит, ребята из дежурки делают звонок и спрашивают, можно ли пустить того или другого. Но сейчас они не звонили, а кто-то позвонил сразу в дверь.
– Кто там? – спрашиваю я.
Сначала повисает пауза, а потом женский голос отзывается:
– Марина.
– Я так и думала, – кивает Наташка. – Это соседка. Марина, мы с ней подружились. Ходим в гости друг к другу.
Да? Прямо подружились? Ну, ладно, это хорошо, в принципе… Наверное…
Я открываю дверь. Сначала чуть-чуть, а потом, убедившись, что с этой Мариной никого нет, распахиваю полностью.
– Ой, здрасте, – смущённо улыбается она. – Я ваша соседка с пятого этажа. А вы только приехали, да? Ещё, наверное и отдохнуть не успели?
– Здравствуйте, – киваю я. – Прошу прощения за домашнюю одежду. Я не знал, что у нас сегодня гости.
– Да что вы, – машет руками Марина. – Ничего страшного. Я вообще, на минутку. Просто хотела Наташу проведать. Я думала вы завтра прилетаете. Я Марина.
– А я Егор. Очень приятно.
– И мне очень приятно, – улыбается она. – Я знаю, что вы Егор.
– Вы композитор? – уточняю я.
– Я? – удивляется она. – Нет, я так не думаю.
– А другие люди? – усмехаюсь я. – Как думают они?
– Другие люди думают, что я бухгалтер с «Большевички», снявший квартиру в Доме композиторов.
– Ах, вот оно в чём дело, – киваю я. – Да вы проходите-проходите, пожалуйста.
– Пойдёмте на кухню, а? – предлагает Наташка. – Там и еда, и выпить за встречу тоже можно. Егор ром привёз.
– Колоссаль! – оценивает эту новость соседка. – Как там говорят, венсеремос что ли?
– Вроде в Чили так говорят, – улыбается моя невеста.
Мы идём на кухню и, отказывающаяся поначалу Марина, рубает Наташкины голубцы так, что за ушами трещит.
На вид ей между двадцатью пятью и тридцатью годами. Волосы до плеч, тёмно-русые, скорее даже пепельные. Она стройная и спортивная. Глядит прямо, немного дерзко. Обручального кольца нет. Симпатичная, но не красивая.
– Егор, расскажите про Кубу, пожалуйста, – берёт меня в оборот гостья. – Там ведь круглый год тепло?
Я, усмехаюсь:
– Ну, да. Довольно тепло. Хотите туда съездить?
– Я бы с удовольствием, – усмехается она, да не берут пока. А как там живут наши русские? Там ведь много нашего брата?
– Много, да… – пожимаю я плечами. – Там идёт стройка, открываются предприятия и всё такое. Вот наши специалисты и оказывают помощь. Кто чем может. Ну и, опять же, борьба с врагами революции. У них прямо на острове есть американская база, между прочим. Так что, как вы и сказали, венсеремос.
– Понятно. А женщины?
– И женщины есть, – говорю я. – Туда же многие люди семьями едут.
– Нет, – смеётся Марина. – Женщины есть, это понятно. Я хотела спросить, кубинские девушки, говорят, настоящие красавицы, да?
– Пламенные борцы за свободу и независимость, – отвечаю я. – Но мне больше нравятся советские красавицы,
– Или одна красавица? – подмигивает она.
– Или одна, – соглашаюсь я.
– То есть, пока точно не знаешь, да? – по-детски прихватывает она и по-мужски грубо смеётся.
Я бросаю на Наташку недоумённый взгляд, но она этого не замечает и смотрит на свою подругу… не с восхищением, конечно, но, пожалуй, с большим уважением. Интересная эта Марина. Странная немного.
– Ну а что, может рому попробуем? – предлагает она. – С сигарой. Как настоящие пираты.
– Интересная фантазия, – усмехаюсь я. – Сейчас принесу. Прости, что сам не предложил.
Кажется, незаметно мы перешли на "ты". Я встаю из-за стола и выхожу из кухни. Иду в гостиную, превращённую в сувенирный склад. В это время начинает звонить телефон. Бросаю взгляд на настенные часы и снимаю трубку. Звонок частый, похожий на межгород.
– Алло…
– Егор, привет! – раздаётся тревожный голос Ларисы Дружкиной
– Привет, – отвечаю я удивлённо. – Ты чего не спишь? У вас же ночь-полночь. Что-то случилось?
– Да, – вздыхает она и начинает плакать.
У меня сердце обрывается.
– Лариса, погоди, ты что! Скажи толком, что случилось?
– Случилось… Гену арестовали…

4. Хорошо, что ты приехал

Это ещё что такое? Какой ещё арест? Печёнкин что ли куражится опять? О себе решил напомнить?
– За что арестовали? Ларис, погоди, не плачь, пожалуйста. Давай всё по порядку расскажи. Когда, кто, что?
– Да, я не знаю, – всхлипывает она. – Я так растерялась, идиотка самая настоящая, что даже ничего не спросила…
– Когда это произошло? – спрашиваю я.
– Вот только что! Пять минут назад! Нас к новой АТС подключили и теперь можно по коду звонить стало. Они уехали и я сразу тебя набрала.
– Молодец, это ты правильно сделала, – хвалю её я. – То есть, к вам домой пришли посреди ночи?
– Да.
– Они в форме были?
– Нет, в штатском все…
– Сколько человек?
– Трое…
– Что сказали, как представились?
– Они ему в нос бумагу сунули и корочки. Он же не спал ещё.
– Не спал? А что делал?
– Ну… он выпивши был немного…
Понятно…
– А он не дебоширил?
– Да нет, сказал, что честнее, чем он, на свете нет никого. И скрывать ему нечего. И что готов хоть перед Брежневым это повторить, хоть перед товарищем Сталиным.
– Ты Печёнкину не звонила? – спрашиваю я.
– Я же от него уволилась, сейчас в стройтресте работаю, там зарплата выше, и начальник нормальный.
– Ах, вот как, ну ясно. Понятно. Ларис, ну ты не переживай раньше времени, я думаю, это недоразумение какое-то. Сейчас попробую разобраться.
Поговорив с ней, начинаю набирать номер Печёнкина. Восемь, три, восемь… Раздаются гудки, один, второй, третий… Спит. Может быть ещё и бухой. Тогда из пушки не разбудишь. Я уже собираюсь повесить трубку, как на том конце раздаётся раздражённое «Алло».
– Глеб Антонович, приветствую. Это Брагин.
– Бл*дь! Егор, ты ох**л там в своей Москве?! Твою мать! Забыл опять сколько времени у меня?
– Можно подумать я вам каждую ночь звоню. Глеб Антоныч, утихомирьтесь. Скажите лучше, что это вы там с Рыбкиным удумали?
– С каким в п**ду Рыбкиным?! Мне хоть с Птичкиным, хоть с Зайкиным! До утра не мог потерпеть?!
– Рыбкин Геннадий Аркадьевич. Капитан. Участковый. За что приняли? Ввалились ночью и выволокли, как в тридцать седьмом. Можете пояснить?
Он задумывается.
– Это тот что ли, которому моя секретутка целых три звезды накинула? И что с ним?
– Вот вы мне и скажите, пожалуйста, что с ним. На каком основании задержан, что вменяется и всё такое. Можете объяснить?
– Ты из ума выжил, Брагин? Я-то откуда знаю? Думаешь, я всех лично брать езжу? Набедокурил небось твой Рыбкин-Птичкин. Утром позвони, попробую по старой дружбе разузнать, так и быть. И больше не трезвонь по ночам. Ты меня понял?
– В целом да, но есть нюанс. Мне эта информация нужна срочно. Вот прямо сейчас. Вы свяжитесь там, пожалуйста с дежурным и узнайте поскорее. А я вам за это буду крайне признателен.
– Да пошёл ты! Совсем оборзел уже! Наглость – второе счастье, так что ли? Из-за таких как ты, между прочим, и царит бардак вот этот. Везде, бл*дь бардачина! Ладно, перезвони минут через десять. Поспать, бл*дь, не дал. Теперь уже не усну из-за тебя!
Он бросает трубку.
В комнату заходят Наташка с Мариной.
– Ты тут один сам с собой решил поразвлечься? – довольно игриво спрашивает Марина.
Наташка смеётся, но встретившись со мной взглядом, сразу замолкает.
– Какие-то неприятности? – спрашивает она.
– Да-а-а… есть кое-что, – отвечаю я, не желая при постороннем человеке вдаваться в детали.
– Ой, какие шляпы! – восхищённо примеряет одну Марина. – Фирма.
Что же там могло произойти? Может он по пьяни что-то отчебучил? Если это по линии МВД, то отмажем его, сто процентов. Чурбанов ещё не видел бумажки, которые я добыл в схватке над пропастью. Да может и Печёнкина хватит для решения. А вдруг это не менты? Нет, это вряд ли. По идее не могут же «конторские» ментов…
– Егор, ну ты нам дашь рому попробовать? – настаивает Марина.
Блин, надо её выпроводить, не ко времени сейчас…
– Да-да, конечно, – киваю я. – Мы-то с Наташей не пьём, так что это всё на подарки.
– Серьёзно? – смеётся Марина. – Ната, ты не пьёшь оказывается? Или он про какую-то другую Наташу?
– Про меня, про меня, не пьющая я.
– Ну, ладно, всё молчу, – продолжает ржать Марина.
– Да, мы тут пока тебя не было злоупотребили один раз, вот Мариша и подкалывает меня.
Ната, Мариша, злоупотребили… Однако…
– Понятно, – киваю я и подхожу к своим разложенным вещам. – Мариша, послушай, я рад, что у Наташи появилась приятельница. Так что вот эта бутылка для тебя. Возьми. И шляпу тоже, тебе очень идёт. А сейчас извини, пожалуйста. У нас тут кое-какие проблемки возникли, но это чисто семейное. Давай в другой раз увидимся. Ты приходи к нам ещё, ладно?
– Ты меня выставляешь что ли? – прямолинейно спрашивает она.
Блин, довольно беспардонная девица. Что в ней есть такое, что Наташка ей увлеклась?
– Да, – так же прямолинейно отвечаю я. – Выставляю. Но не навсегда.
Я дружелюбно улыбаюсь, она ржёт, а Наташка нервничает:
– Егор! Ну ты чего! Разве так можно?! Мариша, он несерьёзно. Оставайся, сейчас сигару попробуем.
Звонит телефон, и я сразу снимаю трубку:
– Слушаю.
– Брагин, это я, – говорит Печёнкин. – Как там его, Рыбкин Геннадий Аркадьевич?
– Да, – подтверждаю я. – Геннадий Аркадьевич.
Перевожу озабоченный взгляд на Наташку, и она сразу врубается. Делается серьёзной и поворачивается к Марине.
– Мариш, извини, но Егор прав. Давай завтра созвонимся. Не обижайся, пожалуйста…
– Строгий муж, свирепый муж? – со смехом пожимает та плечами. – Ната, вообще не проблема, не бери в голову. Завтра позвоню после работы, окей?
– Окей, – отвечает Наташка и идёт вместе с гостьей в прихожую.
– Так что там? – уточняю я.
– Так ничего, – отвечает Печёнкин. – Нет у нас задержаний и выездов тоже нет. Привиделось тебе. Мне тут доложили, что он бухнуть не дурак, Рыбкин твой. Может по пьяной лавочке куда забурился. Но у нас точно нет. И в моргах нет, я проверил. Может коллеги розыгрыш устроили или собутыльники. Не знаю.
Твою дивизию! Перед глазами мигает красная тревожная надпись: Кухарчук! Кухарчук! Кухарчук!
Если это действительно он, то очень оперативно работает. Я только с ним поговорил и сразу вот вам… Хотя непонятно… У меня есть компромат. Меня он отпускает. А моего близкого в тот же миг начинает прессовать. В чём смысл вообще? А если не Кухарь, тогда кто? Набираю Радько.
– Что случилось? – вбегает Наташка. – С папой что-нибудь?
– Наташ, пока непонятно, не волнуйся раньше времени. Сейчас разберёмся. Позвонила Лариса и сказала, что его задержали.
– За что? – выдыхает она.
– Я не знаю. Знаю только, что не милиция.
– А кто тогда?
Радько отвечает моментально. Голос сонный, но реакция быстрая. Наверное телефон стоит на тумбочке рядом с кроватью.
– Михал Михалыч, привет, это Егор.
– Привет, – отвечает он, как робот или как Семён Семёныч Горбунков после операции «Дичь».
– Можешь прямо сейчас проверить кое-что?
– Могу.
– Три сотрудника в штатском сегодня ночью, арестовали гражданина Рыбкина Геннадия Аркадьевича, проживающего по адресу улица Пятьдесят лет Октября, дом двадцать три, квартира тридцать четыре. Менты к этому отношения не имеют, я проверил. Думаю, ваших рук дело. Узнай, пожалуйста, за что, кто, почему, кому надо. Ладно? Я кстати тебе сигары привёз и ром.
– Узнаю, – отвечает он и нажимает на рычаг.
Блин… такое чувство, что он сейчас рухнет в постель и благополучно забудет о моём звонке. Тут же набираю снова. Раздаются короткие гудки. Хорошо, если он действительно кому-то названивает, а не положил трубку рядом с аппаратом на тумбочку.
– Сейчас всё узнаем, – оптимистично говорю я, обнимая подошедшую Наталью. – Не волнуйся. Всё выясним, всё сделаем, вытащим тятю твоего, да?
Она молча кивает и прижимается ко мне.
– Расскажи пока, как ты тут без меня жила. Что делала? С Мариной познакомилась, а ещё что?
– Знаешь, она только с виду такая…
– Какая «такая»? – спрашиваю я.
– Ну… немного резкая, что ли. Она хорошая вообще-то. У неё взгляды передовые, она самостоятельная, умная, ни от кого не хочет зависеть, всего сама добивается. Например, квартира принадлежит её тётке, но она ей всё равно платит, не хочет одалживаться.
– Гордыня или почему? Зарплата бухгалтера, мне кажется, не очень высокая.
– Ну, почему сразу гордыня? – отстраняется Наталья.
– Тебе она понравилась, да? – спрашиваю я, выпуская её из объятий.
– В каком смысле?
– Ну, своей жизненной позицией, отношением к людям, проблемам, не знаю…
– Ну, и что? – делается она колючей как подросток. – Это плохо?
– Плохо? – пожимаю я плечами. – Нет, чего же здесь плохого? Нам всегда встречаются люди, которым мы симпатизируем, которые оказывают на нас влияние.
– Хочешь сказать, она плохо на меня влияет?
Я усмехаюсь:
– Ничего такого, я ведь эту девушку ещё не знаю, а вот ты, судя по этому вопросу, уже задумывалась на эту тему. Но я думаю, на тебя нельзя повлиять плохо, ты ведь не подросток, ты уже совершеннолетняя, умная, волевая и сексуально развитая девушка и…
– А это причём?
– Это влияет на уверенность в себе. Ты так не думаешь?
– Понятно, – хмуро кивает она. – Воспитательный момент, да? Сейчас скажешь, что в твоей жизни такой человек, ну, который на тебя повлиял, это Платоныч. И тогда я сравню его с Мариной и сделаю вывод не в её пользу, да? Правильно, товарищ психолог?
– Это кто ещё тут психолог, – улыбаюсь я. – Ну ладно, ты чего ощетинилась, как ёжик? Думаешь буду тебе а-та-та делать, за то что ты с новой подружкой набухалась? Чего пили-то, Ната? Тебе, кстати, нравится «Ната»? Мне тебя тоже так называть?
– Портвейн, – всё ещё настороженно отвечает она. – И нет, не надо. Ты так не называй, пожалуйста. Пусть у нас всё остаётся, как было.
Уже неплохо…
– Портвейн, – повторяю я. – Классика жанра. Три топора, надеюсь?
Ответить она не успевает, потому что звонит телефон.
– Алло, Брагин, – говорит Радько. – Взяли, да, твоего кента. Но только не мы. Приехали прямо из Москвы чудаки. Деловые, как мартышки. В свои дела не посвящают, только приказы раздают. Следственный отдел. И с прокуратурой мутят что-то. Больше сказать ничего не могу. Что ему предъявляют, нашим неизвестно. Знаю, что они вчера на зону ездили, но с кем говорили, не знаю. Это могу выяснить, но только утром.
– Как так, он же мент! Как они его взяли-то?
– А им похерам. Чё не знаешь, как мы работаем? Узнать, к кому они мотались?
– Да. Узнай, пожалуйста, – прошу я. – А давно они приехали?
– Дней пять тому. Примерно.
– Михал Михалыч, ну ты присмотри, пожалуйста, чтоб ему там хорошо сиделось, чтоб удобно, тепло, сухо и всё такое. И сам, пожалуйста, не того… Это родственник мой.
Поговорив с Радько, тут же набираю Злобина.
– О, Егор! – восклицает он, услышав мой голос. – С приездом! Как дела?
– Нормально по поездке. Всё хорошо. Надо встретиться обсудить. Вы не против, если я Большака тоже позову?
– Ну, почему нет… – как бы размышляет он. – Давай, приводи. Ты же так и так ему всё рассказываешь, правильно?
– Ага.
– Ну тогда завтра в десять тридцать подъезжайте на квартиру… так-так-так… дай сообразить… Нет, не на квартиру. Давайте встретимся в «Пекине» на седьмом этаже, сорок второй номер. Спокойно поговорим, чтобы никто нам не мешал. Лады?
– Лады. Только у меня есть просьба. Гена, отец моей Натальи. Его ваши хлопцы упаковали. Следственный отдел. Три человека из Москвы приехали пять дней назад, вчера побывали на зоне, а сегодня ночью, в лучших традициях, приехали к нему домой и забрали. И они с прокуратурой имели консультации, правда, не ясно, по какому вопросу. Сегодня, кстати, я имел беседу на повышенных с Поварёнком. Прямо в аэропорту. Стращал меня контрабандой и восемьдесят восьмой.
– Ты ему сказал что ли? – спрашивает Де Ниро.
– Про то, что у нас кое-что есть? Да, пришлось сказать, а то он прям серьёзно настроен был. Думаете это связано?
– Не знаю. Ладно, понял тебя. Попробую разузнать. Завтра в десять расскажу.
Я кладу трубку. Поварёнок – это Кухарчук. Дали ему оперативную кличку на всякий случай.
– Поможет? – спрашивает Наташка.
– Да, поможет. Узнает. А Михалыч проследит пока, чтобы у Гены всё на уровне было. Ну, ты слышала.
Она кивает.
– А кто такой поварёнок? Он что, тебе угрожал?
– Уже не угрожает. Иди сюда. Ну? Ты чего? Всё хорошо будет, вытащим мы папку твоего. Сейчас ещё звоночек сделаю.
Наташка подходит и обнимает сзади, прижимаясь к моей спине.
– Юрий Михайлович, здравствуйте. Это Брагин. Я не слишком поздно?
– Привет, Егор. Я же поздно ложусь, ты знаешь. Ну, приехал значит?
– Так точно, приехал. Соскучился, увидеться хочу. Я вам сигары привёз. При мне красотка на своём бедре скручивала.
Чувствую, как напрягается обнимающая меня Наташка.
– Серьёзно? – смеётся он. – Тогда приезжай прямо сейчас. Немедленно.
– Э-э-э… – изображаю я заминку.
– Да, шучу-шучу. Давай завтра вечерком. Галя тоже будет, обрадуется. С Натальей приходите. Часиков в восемь.
– Спасибо большое. Придём обязательно. А можно будет к вам днём заскочить на десять минут? У меня вопросик есть один конфиденциальный…
Не хочу откладывать до вечера. Думаю, помощь его понадобится раньше.
– Да? – рассеянно говорит он… – Ну, попробуем. Позвони тогда часов после десяти… Нет, ближе к обеду, хорошо?
Хорошо, очень хорошо.
Закончив разговор, я звоню Ларисе и как могу подбадриваю. Собственно, говорю то же, что и Наташке.

– Они что, действительно на бёдрах сигары скручивают? – спрашивает Наташка, когда мы ложимся в постель.
– Правда. Но это небольшие производители или частники. У нас в отеле, кстати, сидела в холле барышня. Юбка задрана и она катает на ляжке эти колбаски. Говорят идеальная влажность сигары так и достигается.
– Ф-у-у… Я такую курить не буду.
– Курить вообще вредно. Но я не такие привёз, промышленные. Там, думаю, без ляжек обходятся. Правда, таких тоже взял несколько для гурманов.
Она вздыхает.
– Что?
– Нет, ничего… Думаю, куда там отец вляпался, что аж из Москвы за ним прилетели…
– Не думай про это. Сейчас информации очень мало. Завтра будет понятнее. Главное, что Михал Михалыч о нём позаботится. Всё у Гены нормально будет.
Она вздыхает.
– А она красивая?
– Кто? – не понимаю я.
– Ну, барышня эта, с ляжками и задранной юбкой… В холле гостиницы.
– Не очень. Она старая уже. Я её сфотал. Потом напечатаю фотки – увидишь.
Она прижимается ко мне теснее.
– Егор…
– А?.. – откликаюсь я проваливаясь в сон.
Наташка приподнимается на локте и, нависнув надо мной, целует в грудь.
– Хорошо, что ты приехал, – шепчет она и опускает голову.

В половине десятого я с парнями захожу в казино. Лида, Бакс, бармены, крупье, игроки – все на местах, всё, как всегда. У нас тут собственные Багамы. Да и вообще, почему обязательно надо ездить куда-то? Нужно свои берега обустраивать. Пусть к нам приезжают.
Платоныч уже здесь. Мы договорились встретиться, коротко потолковать и вместе на моей машине поехать в «Пекин». Мы обнимаемся, и я прошу бармена сделать нам кофе.
– Дядя Юра, я тебе ром, кофе и сигары привёз. В машине лежат, надо не забыть переложить. Андрюхе там футболка с Че Геварой. Будет самым крутым на школьном дискаче. А кофе кубинский – это отдельная песня. Он крепкий, глоток сделаешь и глаза на лоб лезут. С горчинкой, но вкусный, мне даже интересно, что ты о нём скажешь. Там смесь из двух видов кубинской Арабики. Вери спешл, короче, огонь. Некоторые его с молоком пьют или с большим количеством сахара.
– Чтобы выжить что ли? – смеётся Платоныч.
– Ну, типа, – улыбаюсь я. – Но ты же ни то, ни другое не признаёшь…
В этот момент со стуком открывается дверь, в неё быстро входят трое парней в пальто и направляются прямо к нам. Алексей и Алик бросаются навстречу.
– Следственный отдел КГБ СССР, – говорит один из пришельцев и протягивает корочки. – Капитан Катков. Предъявите ваши документы.
Я киваю парням, чтобы пропустили.
– У нас их нет, – качаю я головой. – Дома забыли. А что вам, собственно, нужно?
– Вы директор заведения?
– Какого заведения? – пожимаю я плечами. – Разве вы не видите? Мы посетители. Кофе пьём. К нам есть вопросы?
– Вы директор?
– Я не директор, – качаю я головой.
Пока происходит этот диалог, спутник Каткова раз двадцать щёлкает фотоаппаратом. Фотографирует меня и Большака, а так же интерьеры казино.
– Так, – говорю я. – Это правовой беспредел, товарищи. Разрешения на фото наших персон мы не давали. Что вам надо? Сообщите цель визита или идите подальше.
– Назовите своё имя.
– Если у вас нет других вопросов, – отвечаю я, – то разговора не будет. Оставьте меня в покое, пока я не вызвал милицию. Мне кажется, вы не имеете права сюда вламываться.
Этот нелепый разговор длится ещё какое-то время, а потом резко обрывается. Незваные визитёры просто разворачиваются и уходят. Я тут же иду за ними, чтобы посмотреть, что там с охраной и почему никто не просигналил. Собственно, всё понятно. Двое наших парней стоят под дулами пистолетов перед людьми в форме. Мда…
Это что-то новенькое. Опять следственный отдел и, вне всяких сомнений, всё это звенья одной цепи. Вроде ничего особо страшного не случилось, а на сердце хреново. Главное, Платоныча подставил. Надо прекращать вообще сюда ходить. Завести офис и всех принимать там.
Мы выходим из отеля, перекидываем подарки в служебную тачку Большака и садимся в мою машину. В «Пекине» я молча, не рассуждая, отдаю пятак швейцару и иду дальше. Собственно, мы втроём проходим – я, Платоныч и Лёха. Доезжаем на лифте до седьмого этажа и двигаем к сорок второму номеру.
Я толкаю дверь, она оказывается открытой. Заходим внутрь и видим Злобина. Он сидит в кресле и просматривает бумаги.
Убедившись, что здесь всё нормально, Лёха выходит в коридор. Злобин просит меня закрыть дверь на замок и я закрываю.
– Леонид Юрьевич, слушайте, очень странный случай произошёл с нами сегодня, – начинаю я, подходя к нему.
Мы все жмём руки, и я коротко рассказываю об утренней истории. Злобин только головой качает.
– Ну, поварёнок! – говорит он. – Ай, да сукин сын…
Мы не успеваем ещё ничего обсудить, как за дверью раздаются приглушённые голоса. За ними следует шум недолгой борьбы и звук вкладываемого в замок ключа. Дверь открывается и на пороге оказываются те же дядьки, которые безо всяких законных причин вломились недавно в казино.
– Это что такое! – гневно восклицает Злобин. – Вы что себе позволяете?! Кто старший группы?! Быстро ко мне!!!

5. Совет в Филях

Мы находимся в стандартном номере, а не на одиннадцатом этаже с шестиметровыми потолками в люксах. Это там хоть вечеринки проводи, а здесь места мало. Две одноместные кровати, шкаф, кресло, стол. Над столом на стене китайский пейзаж. Жёлтое море, наверное. В общем, всё строго-скромно, пришли чисто поговорить. Стоим у стола. Из излишеств – только коробка «Коибы», в качестве сундука мертвеца, и бутылка рома.
И тут появляются эти практически пятнадцать душ со злыми пиратскими глазами и фотоаппаратом «ФЭД». Что, как раз, абсолютно естественно. Работникам КГБ – только Феликса Эдмундовича Дзержинского, никаких «Зенитов» или «Киевов». Логика.
Щёлк-щёлк-щёлк. Наглые, как журналюги эпохи грядущей свободы слова.
Понятно, что номер нашпигован жучками, червячками и всевозможными таракашечками с чрезвычайно острым слухом, но сегодня всё оборудование должно быть выключено. У нас же типа конфиденциальная встреча. Впрочем, глядя на всю эту возню, на сто процентов этому верить нельзя.
– А ну! – наливается гневом Де Ниро. – Отставить!!! Командир группы, ко мне!
С таким же эффектом можно говорить по-китайски. Папарацци работают нагло и смело. Ничего от нас не хотят, лишь фиксируют происходящее на фото и аудио. Поняв, что никакого подчинения и уважения седин не предвидится, Злобин простирает руку с вытянутым перстом, указующим в сторону выхода.
– Пошли вон!
Очень сожалею, что сам без фотика, я бы их запечатлел для истории и для отдела кадров, как претендентов на немедленное и экстренное увольнение.
– Леонид Юрьевич, не беспокойтесь, у меня память фотографическая. Тем более, я их сегодня второй раз уже вижу. Полетят орлы недальновидные охранниками по сберкассам да ночными сторожами работать после позорного увольнения со службы.
Пираты из следственного отдела спокойно заканчивают съёмку и, повернувшись, молча уходят. Сразу же в номер влетает Лёха, избитый, но непобеждённый.
– Егор, я не смог задержать! – кается он. – Толпой целой навалились, твари.
– Ничего страшного, Лёш. Ты сам-то цел?
– Да, – машет он рукой. – Мне-то что сделается…
– Ну ладно. Если что, стучи в дверь сразу.
– Вот сука, – качает головой Злобин. – Поварёнок херов. Я ему башку-то отвинчу! А этих тварей завтра же повышибаю! Всех до одного. Вконец оборзели! Всё, уходим отсюда. Они, может, и запись включили.
– Можно поехать ко мне домой, – предлагаю я, когда мы выходим в холл. – У меня там Наталья, но это не проблема, она мешать не будет.
– Думаю, лучше ко мне, в таком случае, – говорит Платоныч. – Я человек, вроде, не слишком засвеченный, так что у меня вряд ли какое-то шпионское оборудование дома установлено.
Блин… Про шпионское оборудование справедливо сказано.
– Допустим, у казино меня могли поджидать, но как они узнали, что мы будем здесь встречаться? – вслух размышляю я, когда мы выходим из гостиницы.
– Первый вариант, – говорит Злобин, – перечисляю в порядке уменьшения степени вероятности, посмотрели по заявке, оформленной на моё имя и просто ввалились в назначенное время. Естественно, убедившись, что мы здесь. Второй вариант. Твой телефон на прослушке. Третий вариант. Мой телефон на прослушке.
Мы садимся в машину к Злобину и едем. Всю дорогу молчим. Алик с Лёхой двигаются за нами. Приезжаем, поднимаемся и проходим в квартиру.
– Неплохо ту у вас, – кивает осматриваясь Де Ниро. – Куда проходить? На кухню?
– Нет-нет. Прошу вас в гостиную. Егор проводи Леонида Юрьевича. Я сейчас кофе приготовлю.
Мы с Де Ниро идём в гостиную. Она же, собственно, и столовая. Румынская стенка, чехословацкая люстра и бокалы, югославская мягкая мебель, старинный стол, цветной телевизор, проигрыватель, пласты, колонки. Вместо ковра на стене три рамки с акварельной мазнёй. Всё вполне обычно, ничего сверхъестественного, чего нельзя было бы увидеть в квартире среднего москвича.
Ясно, что в очереди за мебелью дядя Юра номерок на руке не записывал, но какая разница. Это я к тому, что у него нет особых потребностей, нет тяги к чрезмерной роскоши и… да и вообще, он классный мужик, и я должен быть по гроб жизни благодарен Трыне, за меткое попадание кирпичом в моё темечко.
– Шагал, однако, – рассматривает акварели Де Ниро. – Тебе нравится?
– Шагал? – я подхожу ближе и впервые, кажется, удостаиваю эту детскую мазню своего внимания. – Правда что ли? Я и не присматривался никогда.
– Хотя бы слышал про него, уже хорошо.
Заходит Платоныч. Он везёт целую тележку. Кофе, копчёная красная рыба, оливки, сервелат, чёрный хлеб, импортное печенье, ананас и ром. Две бутылки – «Легендарио» и «Гавана Клаб», оба семилетние. И кофе, разумеется.
– Садитесь, пожалуйста. Взбодримся плодами Острова свободы. И не только ими.
Мы усаживаемся.
– Ого кофе какой, – качает головой Злобин. – Энергия так и прёт. Сейчас ещё рому накатим и что делать будем? Ты почему, Егор, девок кубинских не привёз? Как они там, красотки?
– Девки? – переспрашиваю я. – Да, девки огонь. Эталонной считается та, которой на попу можно бокал с ромом поставить.
– В смысле?
– Ну, задница должна быть настолько хорошо оттопырена, чтобы стакан стоял, как на полке.
– Серьёзно?
Они смеются.
– А вот, – достаю я по несколько сигар для каждого, – изделия скатанные на потных ляжках знойных красавиц. Лучшие сигары в мире. Или нет. Но это неважно, главное, когда будете курить, думайте об этом.
– Развратник, – усмехается Злобин, но глаза у него совсем невесёлые. – Ладно… Давайте к делу.
– Так что же это было? – спрашивает Платоныч. – В «Пекине»…
– Да ничего, – улыбается своей фирменной улыбкой Де Ниро. – Жест.
– Какой жест?
– Политический, какой. Показывает, что компромат и у него найдётся. Чистое тупое пижонство.
– Это разве компромат? – удивляюсь я. – Хрень какая-то. Мало ли с кем вы встречаетесь и для каких целей?
– Естественно. Это не компромат. Это пощёчина. Это что-то типа засунь ты себе свою запись в жопу.
– Во как, – кручу я головой. – А на допросе с утоплением он выглядел совсем не так дерзко.
– Естественно, там ведь и утонуть можно было…
– Так давайте его сольём и всё. Отдадим запись и пусть рассказывает, как его пытали палачи из спецназа и всё такое прочее.
– Можно, – кивает Де Ниро. – Единственное… М-м-м… Нужно было бы для начала уточнить, что у него имеется на меня.
Упс…
– А что-то имеется?
– Наверняка. Обязательно имеется. У этого хорька на всех есть. Он гнида известная. Ладно, я подумаю, что с ним делать, а пока давайте к нашим баранам вернёмся. Давай Егор, начнём с тебя, отчитывайся о проделанной работе.
Я подробно рассказываю о своём турне, опуская лишь эротические поползновения Евы.
– То есть, этот адвокат сделает оценку броши, я правильно понял? – уточняет Платоныч.
– Бля, ты какого хрена её попёр туда?! – качает головой Злобин. – А если бы тебя с ней застукали наши?
– Как застукали? – улыбаюсь я. – Вы меня не прикрывали что ли?
– Так, всё. Сил нет этот детский лепет слушать. Вроде такими делами ворочать хочет, а несёт ахинею.
– Вы не в настроении сегодня, – киваю я.
– Да причём здесь… – машет он рукой и замахивает сладкий «Эликсир де Куба». – Девчачий. «Гавана Клуб» лучше.
– Ну ладно, – говорю я. – Смотрите. Сейчас у нас вырисовываются замечательные перспективы. У Юрия Платоновича, поскольку он возглавляет управление в минвнешторге с вероятным повышением до замминистра имеются исключительные возможности. Вот список внешнеторговых объединений. Есть над чем работать. Юрий Платонович, «Союзхимэкспорт» есть?
– Да, Егор, – кивает Большак, – протягивая пачку бумаг.
– Кстати, отвечая на вопрос про оценку. Да. Адвокат её сделает. Это я про брошь. А там видно будет, что с ней делать. Добыта с риском для жизни, между прочим. Ваш хорёк Поварёнок меня за неё уконтрапупить хотел. И сейчас хочет. Так что как-то бы с ним порешать…
– Давай, докладывай по делу сначала, – всё ещё хмурится Злобин.
– Вот это, – говорит Платоныч, – полный список партнёров «Союзхимэкспорта». Здесь все, конечные получатели, торговые агенты, форвардеры, страховщики, порты. Предлагаю начать с химии. Здесь на сегодняшний день нам будет проще всего. Сначала зайдём по направлениям, где у нас нет торгпредств и постепенно охватим весь спектр. Естественно, я единолично не смогу такие решения провести. Нужна будет работа и с ответственными товарищами и, возможно, придётся создать какую-то… группу сотрудников… вернее непосредственно фирму с исполнителями… Но это, теоретически будет возможно, если ездить в загранкомандировки. Я бы хотел, конечно, Егора в наше министерство переманить. Но это только после получения высшего образования. А там ещё и внешнеторговая академия потребуется… Это целых семь лет. Я так понимаю, их у нас нет…
Кхе-кхе…
– Почему это? – настораживается Злобин.
– Ильич столько не выдержит, – объясняю я. – А там ваш шеф придёт, скорее всего. Непонятно, что будет. Гайки начнёт закручивать. Да и зачем столько времени терять?
– А почему химия? – спрашивает он.
– А почему нет? – пожимает плечами Большак. – Я же в управлении химии и нефтехимии. Ну, смотрите, вот несколько цифр за прошлый год. Азотных удобрений экспортировано два миллиона восемьсот тысяч тонн, калийных – шесть шестьсот, фосфатных – семьсот тысяч. Итого больше десяти миллионов.
– Даже по одному баксу с тонны… – вставляю я. – Это уже пипец сколько.
– Да, – соглашается Платоныч. – А ведь номенклатура там куда более широкая, чем одни удобрения.
– Соцстраны сразу вычёркивайте, – говорит Де Ниро. – Там система расчётов другая.
– Да, это верно, – кивает дядя Юра. – Но надо же с чего-то начать.
– Леонид Юрьевич, можете мне крутого тичера по английскому найти? – спрашиваю я. – Надо готовиться к новым победам революции.
– Не глумись, – отвечает он. – Найдём учителя. А про химию… Всё это вполне впечатляет, но нам надо поближе к нефтехимии подбираться.
– Да, – соглашается Платоныч. – Сто двадцать миллионов сырой нефти за прошлый год. Газа пятьдесят четыре миллиарда кубометров. Масштаб впечатляет. Но туда просто так не зайдёшь. Это одна из главных статей дохода государства. Система довольно разветвлённая, многие решения на местах принимаются. Там и совместные предприятия в странах потребителях и… да много нюансов разных. Работа очень большая. Сейчас вот через месячишко Наталью в «Союзнефтеэкспорт» устроим. На младшую должность, конечно, так сказать, студенческую, марки клеить, грубо говоря, но ничего, пусть приживается, она девушка толковая. Пусть диплом экстерном получает, тогда и должность специалиста возможна будет.
– Хорошо, – качает головой Злобин и наливает себе бокальчик «Гавана Клаб». – Возможно, вы скажете, что вопрос преждевременный, но я привык ставить и близкие и далёкие цели. Задача минимум и задача максимум. Допустим, благодаря нашей затее в горизонте нескольких лет мы будем получать большие или даже огромные прибыли. Что с ними делать? Эмигрировать что ли?
– Ну… – пожимаю я плечами. – Каждый, конечно, волен сам принимать решение. Но я, в случае успеха, вижу следующим шагом создание банка. Откроем на Багамах, потом дочку в Швейцарии, например. Полагаю, средств будет больше, чем человек в здравом уме сможет потратить за целую жизнь. Можете стать бизнесменом или прожигателем жизни в западной стране или тропическом раю, но я свою долю планирую вернуть в экономику России. Юрий Платонович, насколько я понимаю – тоже. Устроит нам ваш Андропов НЭП или нет, неважно. Мы найдём как вложить в наукоёмкие, инфраструктурные проекты и демографию с заделом на будущее. Чтобы в каком-нибудь далёком году не оказаться у разбитого корыта.
– В демографию? – хмыкает Де Ниро. – Ну-ну… А в кадры не желаете вкладывать? Кто, грубо говоря, будет бабки считать? Деньги счёт любят. Сколько мы сейчас теряем на этом?
– Да, это большая проблема, – соглашается Платоныч. – Растём быстрее, чем можем проконтролировать. Если бы мы действовали… э-э-э… в легальном поле… спецов больше было бы. У меня на промышленных направлениях учётом занимается мой преемник лично. Валера Аширов. Он парень очень толковый и, надеюсь, преданный. Но это нас капитально ограничивает в развитии. Не может один человек всё делать. Он взял дополнительно контроль над швейной фабрикой и всё, это уже предел. По игорным домам Цвет получает отчёты, но мы знаем, что было в Новосибирске. То есть ненадёжно это. Наталья помогла составить форму отчёта, это ощутимо помогло, но она ещё без опыта, ребёнок совсем. Может и ветер в голове гулять, без обид, Егор, чисто в силу возраста. Её к финансам корпорации пока рановато допускать. Надо подучиться.
– Да какие обиды, дядя Юра, всё правильно, – говорю я, вспоминая новую подружку Маришку…
Я беру бокал с «Легендарио», с «девчачьим», как сказал Злобин, эликсиром Кубы. Подношу к носу и вдыхаю аромат. Пахнет очень приятно. Сухофруктами, чем-то ещё экзотическим… Делаю маленький глоточек. Да, сладко и не так уж крепко. Там тридцать четыре градуса. Как конфетка.
– У меня есть кандидат, – продолжает Платоныч. – Бывший наш министерский работник. На приёме познакомились и подружились, но как можно быть в нём уверенным? Я не знаю. Вернее, Жора нас познакомил, но на вечеринке, да. Он очень толковый. Его подсидели. Интриги, борьба за место у кормушки и всё такое. Он сейчас преподаёт в нашей академии, где я, собственно как бы обучаюсь без отрыва от производства. Работал долгое время в ЦСУ, и в министерстве внедрял систему статистических отчётов. В экономике хорошо разбирается. В общем кандидат отличный, только как с безопасностью я не знаю.
– Да как, – пожимает плечами Де Ниро. – Обычно. Если человек на должность бухгалтера подходящий, возьмём в разработку. Найдём чувствительные точки и завербуем. Всё просто. Потом уже не соскочит.
– Э-э-э…
– Да чего там, он и не захочет соскакивать. Работа интересная, зарплата большая. Вернее, о-о-очень большая. Только вербовку придётся вам, Юрий Платонович, самостоятельно провести, но не бойтесь, я вам помогу. Давайте мне данные, я им займусь.
Кажется, Большак, не совсем уверен, что поступает хорошо…
– Ладно, – кивает Злобин. – Едем дальше. Такой вопрос. Если у нас грандиозные планы, зачем нам вот вся эта возня с блатными и мелкими нетрудовыми доходами типа колбасных цехов и палёных джинсовых костюмов? Мало того, что мы размениваемся, тратим силы и время на всю эту шушеру, так и риск многократно выше. Все эти Поварята и все, кто был до сегодняшнего дня, все они пытаются и будут, обязательно ещё будут пытаться сбросить нас с этой кучи бабок и самим на неё забраться. Зачем нам это?
– Во-первых, – говорю я, – нам нужны средства для достижения дальнейших целей. И для оперативного оборота. Во-вторых, нам надо содержать армию, которая, поверьте, очень даже может пригодиться. Уже пару раз пригождалась. А в будущем, которое сегодня туманно, пригодится многократно. И, в-третьих, нам нужно иметь под контролем криминал. Это реальная сила, как бы ни было неприятно это признавать. А ему, криминалу тоже надо жрать, простите. Так пусть спекулируют, а не грабят. Понятно, я утрирую, но какбэ…
Злобин вздыхает и заливает в себя ещё порцию рома.
– Леонид Юрьевич, вас Поварёнок беспокоит?
Он зло зыркает на меня, но не даёт себе рассвирепеть.
– Да, Егор, – отвечает он со своей фирменной гримасой-улыбкой. – Если честно, очень беспокоит. Он же не сам по себе мальчик, не дядя Фёдор. За ним очень серьёзные Шарики и Матроскины стоят. Я в принципе знаю кто именно и биться с ними вообще никак не хочется.
– А если его к Лимончику под лёд?
– Не получится. По крайней мере, пока нет. Надо всё просчитать как следует. Ты, кстати, про Лимончика своим синим подельникам так и не сказал?
– Нет, не сказал.
– Ну, может и правильно. Ладно. Смотрю, терпение у тебя железное, молодец. Про родственника твоего. Дело яйца выеденного не стоит. Какой-то директор ДК вашего по фамилии Михаэлис, осуждённый, кстати за махинации, подал заявление на твоего Рыбкина, что тот якобы вымогал у него взятку в особо крупном. Он не дал и твой родственник дал делу ход и даже сфабриковал что-то там. Но это ерунда. Всё там чисто, никаких подтасовок. Ребята проверили.
– Ого, ребята у вас оперативные…
– Да. Так вот. Дело развалится, если он сам не напортачит. Но развалится нескоро. Там же создали группу с прокуратурой, будут крутить, проверять, расследовать, пересматривать и это затягивать можно очень долго. Вот и смотри сам. Я туда влезать не хочу, прямо говорю, овчинка выделки не стоит. Но вот, что я тебе предлагаю. Зайди со стороны прокуратуры. Пусть Чурбанов поговорит с кем надо и за пять минут всё решится. Это ещё хорошо с той стороны, что ты покажешь, что у тебя схвачено всё и везде. И на прокуратуру тоже выходы имеются. Чтоб в другой раз даже не дёргались. Понимаешь?
– Понимаю, – киваю я. – Спасибо большое.
– Да не за что так-то. Ну что, я голосую по всем пунктам «за». Давайте действовать. Нужно составить конкретный план. Ответственные товарищ Большак и товарищ Брагин. Прошу довести в ближайшее время, что конкретно требуется от меня. На этом совет в Филях объявляю закрытым.
– А, ещё вопросик, – говорю я. – Забыл. Нам нужен банк и здесь, в родных краях.
– Это ещё что значит?
– Смотрите. Сколько здесь разных цеховых дел мастеров. Они скупают золото, камни и баксы. Не знают, куда наворованное девать. Зарывают таланты в землю, буквально. Нужно дать им финансовые инструменты и, соответственно, принимать эти средства. Может быть, вкладывать в свой будущий банк на западе… Это огромная денежная масса. Она нам самим пригодится, зачем в стеклянных банках оставлять?
– Ладно, ответа, я так понимаю, у тебя нет? Вот завербуем академика, с ним и будешь голову ломать, хорошо? Времени много уже. Надо ехать. Поздравляю тебя с завершением миссии и приобретением в узких кругах репутации международного киллера, разыскиваемого властями Багам. Орден обещать не могу, я не Чурбанов, но своё личное уважение гарантирую. Всё, я пошёл. Бывайте, ребята.
– А, стойте-стойте!
– Брагин, – усмехается он, – от тебя не отделаться. Чего ещё?
– Хотим с Натальей в ближайшее время новоселье устроить. Дату пока не определили, надо Гену ещё из застенков вытащить, но принципиально решение принято. Вот, собственно, что хотел сказать.
– Ну, ладно, все бы твои сообщения такими были. Приду. Всё! А теперь ухожу. Пойду уединюсь и покурю сигару, скрученную на ноге кубинской цацы.
– И учитель английского.
– Да отстанешь ты или нет! – смеётся Де Ниро и выскакивает за дверь.
После его ухода я звоню Чурбанову, но прямой номер не отвечает, а секретарь говорит, что он на совещании у министра. Будет часа через два-три, не раньше… Неслабо они там совещаются.
Мы с Платонычем едем к его машине, а потом я отправляюсь на работу. С подарками, конечно. Смягчаю недовольство непосредственного начальника соломенной шляпой, крокодильей кожей, ромом и духами из ирландского дьюти фри.
Кубинский дух царит и в нашем кабинете. Мои коллеги оказываются охочими до рома и к концу рабочего дня готовы танцевать румбу прямо на столах. Убегаю я чуть раньше, поскольку сегодня нам ещё в гости ехать.
Наташкина тачка стоит у подъезда. Надо было позвонить ей, но как-то даже и времени не нашлось. Оправдание. Враньё, иначе говоря. Захотел бы – нашёл. Просто даже и не подумал, увлечён был делами, а она там с ума, наверное сходит из-за батюшки своего. Хотя, она тоже не звонила… Не хотела беспокоить, наверное, я же весь из себя важный такой…
Выбегаю из лифта, открываю замок и влетаю домой.
– Наташ, я дома!
Никто не отвечает.
– Наташка! – кричу я. – Привет! Ты где?
Сбрасываю ботинки и иду по коридору.
– Наташа! Отзовись!
Нету. Блин, наверное к своей новой подружке упорола. В какой она квартире-то живёт… Иду в сторону кухни и, когда прохожу мимо спальни, за приоткрытой дверью мелькает тень. Твою дивизию! Что за хрень!
Не сбавляя шаг, я прохожу на кухню, делаю погромче радио, достаю из ящичка с инструментами маленький «браунинг» и оттуда беззвучно возвращаюсь к спальне. Лев Лещенко старается, душу рвёт:
Снова замерло все до рассвета
Дверь не скрипнет не вспыхнет огонь
Только слышно на улице где-то
Одинокая бродит гармонь…
Будто про себя поёт…
Я останавливаюсь перед дверью. С той стороны никаких движений. Блин. Сосёт под ложечкой. Лишь бы с Наташкой ничего не случилось. Ну ладно, чего тянуть-то… Сдвигаюсь, чтобы не оказаться на линии огня, если вдруг чего, и резко толкаю дверь.
Твою дивизию!
Прямо передо мной стоит Наташка, её всю колотит, в глазах ужас, а в руках огромный кухонный нож.

6. Предчувствие весны

Картина, прямо скажу, жутковатая. Будто сцена из ужасника, того же, «Сияния», но я не Джек Николсон, я точно знаю. Быстро убираю маленький пистолетик в карман пиджака, а сам не свожу глаз с Натальи.
– Наташ, – мягко говорю я и улыбаюсь. – Ты чего?
Она смотрит на меня и будто не понимает, что происходит.
– Натусь, – делаю я к ней маленький шажок. – Ты испугалась что ли?
Она вздрагивает, будто выходя из сомнамбулического сна.
– Да, – кивает она и действительно пугается, увидев нож в своей руке.
Глаза её расширяются, она разжимает пальцы и нож летит на пол, падая прямо рядом с её босыми ногами. Блин…
– Что случилось? – спрашивает она.
Вот и я хотел бы понять, что случилось.
– Иди ко мне, всё хорошо. Ничего не случилось.
Надеюсь, что ничего не случилось.
– Иди.
Я делаю шаг ей навстречу, а она шагает ко мне.
– Всё хорошо, да? – тихонечко и успокаивающе практически мурлычу я и прижимаю её к себе. – Всё хорошо.
Она утыкается мне в плечо.
– Пойдём, – шепчу я. – Пойдём на кухню. Я тебя чайком напою.
– Я еду приготовила, – тоже шепчет она.
Мы заходим на кухню
– Ф-у-у-у… – выдыхает Наташка. – У меня голова разболелась и я выпила «Цитрамон»… А она всё не проходила и не проходила… Я пошла прилечь и… сколько времени?!! Ого!!!
Она смотрит на часы и глаза буквально на лоб лезут.
– Я что, четыре часа проспала? – она касается ладонью лба. – Кошмар… Мокрая вся… Знаешь, я будто в черноту провалилась, в яму какую-то…
– Ничего не снилось?
– Нет…
– А голова-то прошла?
Она прислушивается к своим ощущениям, встряхивает головой, пуская переливающуюся каштановую волну волос.
– Ага… Прошла вроде.
– А нож зачем?
– Нож? – она хмурится, соображая. – Не знаю… Наверное случайно прихватила с кухни… Я же готовила вроде… Ну да, я достала мясо… Вот я идиотка! Оно у меня четыре часа в раковине пролежало.
Она подбегает к мойке и вытаскивает кусок говядины.
– Не страшно, – успокаиваю её я. – Ничего с ним за четыре часа не сделается.
– Идиотка, точно! Чекане… Представляешь, я же ничего на ужин не приготовила…
Она поворачивается ко мне и чуть не плачет.
– Да ладно, ты чего, мы же сегодня к Гале с Юрием Михайловичем идём. Ты забыла?
– Забыла, – кивает она и задумывается, а потом садится на табурет. – Ерунда какая-то. А когда идём?
– Да вот, через полчасика надо бы уже выдвигаться… Мы вчера это обсуждали.
– Ладно, я тогда в душ заскочу, голову мыть не буду, не успею уже. Хорошо? Убери в холодильник мясо, пожалуйста.
Действительно, ерунда какая-то. Она выскакивает из кухни, но тут же возвращается обратно.
– Стоп! А что там с отцом? У тебя есть новости?
– Есть, – киваю я. – Дело лёгкое, ему ничего не угрожает, но может затянуться. Я хочу сегодня Чурбанова попросить, чтобы помог. Тогда всё решится практически сразу.
– То есть пока ничего не удалось сделать?
– Он пока остаётся в камере, но его скоро отпустят. Это не так, что раз, пальцами щёлкнул и всё готово.
– Понятно, – кивает она и снова исчезает.
Я иду следом за ней.
– Михалыч к нему ходил, всё там обустроил, проверил, перепроверил, еду принёс, не переживай. У него там всё есть, даже телик. Выпивки только нет. Но немного детокса никому не помешает.
Заходим в ванную.
– Ты что, подсматривать будешь? – спрашивает Наташка, начиная раздеваться.
– Не подсматривать, а смотреть.
– Нет, Егор, ну ты что, это неправильно. Я же мыться собираюсь, а не просто так тут плескаться ради удовольствия. Твоего. Иди, пожалуйста… Иди-иди…

– Чем сегодня занималась? – спрашиваю я Наташку, когда мы едем к Чурбановым.
Мы сидим на заднем сиденьи «Волги» и тихонько переговариваемся. Парни говорят о своём, нас не слушают. Обсуждают хоккей.
– Ну… четыре часа ушли практически впустую, на мертвецки глубокий сон. Совершенно необъяснимый.
– Наверное, ты из-за Гены перенервничала, – предполагаю я и беру её за руку.
– Ну, не знаю. Перенервничала, но всё равно странно. Вот…
– А до этого?
– До этого? Так, по дому кое-что делала… Знаешь, я вот с тобой поговорить хотела. Мне же надо на работу устраиваться. Сегодня в обед забегала Марина. Она приезжала, потому что деньги дома забыла, а на работе нужно на что-то сдавать было. Ну, собственно, не важно. Она сказала, что у них на «Большевичке» в бухгалтерии есть место старшего помощника младшего дворника. В смысле, ну… понимаешь, да? Она спросила, вроде там заочницу-математичку из МГУ готовы принять.
– На «Большевичку»? – поднимаю я брови.
– Ну а что, мне же нужно опыта набираться! Я же должна тебе помогать, быть твоей опорой и поддержкой.
– А борщи варить кто будет? – улыбаюсь я.
– Ой, да чего там варить-то? Я за полчаса тебе такой борщ сварганю, за уши не оттащишь. Ну ладно, за час, если на бульоне хочешь. Да я тебя и самого научу.
Она начинает смеяться, представив меня на кухне.
– Представила что ли?
– Ага, – кивает она. – Весь в свёкле, моркови и семенах укропа.
– Ха-ха-ха, – шутливо передразниваю её я. – Я, между прочим, борщ умею. И ещё не известно, у кого лучше получится.
– Что?! Умеешь? Ах ты тихушник! Ни разу ещё меня не накормил!
– Накормлю, если заслужишь.
– Ну вот, а я тебя бескорыстно кормлю, даже если ты и не заслуживаешь.
– Что-что? – притворно сержусь я.
– Ладно, шучу. Так как? Что думаешь, насчёт работы?
– Я думаю, что партия даёт тебе задание через месяц идти работать в «Союзнефтеэкспорт». Это контора всем конторам контора. Вот там точно есть чему научиться. Только, пожалуйста, это секрет. Поняла? Никому, вообще ни одной живой душе. Ни Галине, ни Марине, даже отцу родному заранее не говорить.
– Почему секрет?
– Потому что желающих на это место слишком много. Даже выпускники вузов хотели бы на это место, со знаниями языков. Мы с тобой, кстати, начнём английским скоро заниматься.
– Знаешь, нефть – это так скучно, – говорит она. – Правда… Кому она нужна вообще? Нет… я в том смысле, что кому с ней возиться интересно?
– Ох, ты уж мне поверь, пройдёт не так много времени и тебе самой будет казаться, что нет ничего интереснее в мире, чем возиться с нефтью и газом.
– Не знаю, – пожимает она плечам и надувает губки. – Это ещё через месяц, а тут уже хоть завтра выходи.
– Ну мы же не бедствуем, можем потерпеть месячишко без зарплаты, а?
– А я не хочу просто так на твоей шее болтаться, я хочу свой хоть маленький, но вклад вносить.
– Ты уже вносишь большой, очень большой, просто неоценимый вклад.
– И какой же? – хмурится она.
– Наш с тобой вклад определяется не деньгами, а тем что мы можем дать друг другу помимо материального – любовь, поддержку, преданность, верность, самоотверженность. Ферштейн?
– Да, ты прав… – вздыхает она. – Но я хочу на «Большевичку»!

Вечер начинается с вручения сигар, рома, шляп и духов. «Версаче Джанни Версаче», новейший аромат, совершенно сумасшедший, но явно не для юной барышни. Поэтому он уходит Галине. И ещё одна новинка этого года, если меня не обжулили в дьюти фри и я правильно расшифровал ирландское произношение. «Енвол Тед Лапидус», роскошный и сложный, срывающий крышу.
Вот, Гале её моментально и срывает. Этих чудес у неё ещё нет.
– Боже! – восклицает она. – Благодарю тебя за этого мальчика! Егор! Как ты узнал, что именно нужно купить? Юра, вот, учись, пожалуйста, каким должен быть мужчина! Везучая ты, Наталья! Тебе он тоже такие привёз?
– Нет, – смеётся Наташка. – Сказал, что лучшее пойдёт Гале. Мне другое досталось. Можно я понюхаю?
Галя позволяет.
– Какие грандиозные ароматы. Егор сказал, что юной девушке нужно что-то лёгкое и тонкое иначе позора не оберёшься.
– Откуда ты знаешь, Егор?! Правильно всё сказал. Что он тебе-то привёз? Что-то сногсшибательное?
– Да я таких и названий даже не слышала никогда, – улыбается Наташка. – «Индоленс Аткинсон», очень… м-м-м… в общем чудесный, цветочный. Наверное вечерний… Я ими сегодня подушилась как раз. Он не самый лёгкий. Но дома ещё есть два флакончика, я названия не запомнила, те очень нежные и свежие.
Галина её обнюхивает и остаётся восхищённой. Я, на самом деле, привёз целый чемодан парфюмерии. И маме, и Ирке Новицкой. Наташке целых четыре флакона. В общем, всем сёстрам по серьгам. Я и себе купил флакончик «Хэрродс». У меня был такой в прошлой жизни, так что решил поностальгировать.
Чурбанову – сигары с фабричного конвейера и с влажных ляжек. Ром, опять же двух видов. В общем, я как дедушка мороз, только кубинский, правда там его нет, как мне сказали. Там подарки три короля носят, волхвы. Но это неважно, потому что подарки-то есть.
Мы садимся за стол. Галя отменная хозяйка, тут и говорить не о чем. Она сама готовит и готовит очень хорошо. Отбивные восхитительны, салаты, закуски и ещё ожидается торт, правда торт покупной, естественно, «Птичье молоко».
– Галина, – говорю я, – огромное тебе спасибо за Мартика, за помощь, за участие. Если бы не ты, мы бы до сих пор в отеле жили. А квартира просто чудесная. Восхитительная. Интересно, как он там? В Вене или уже рванул дальше?
– Не знаю, – пожимает она плечами. – Я рада что вам нравится квартира. Наташа, тебе нравится?
– Да вы что! Не то слово! Квартира просто сказочная. Чудесная! Большое вам спасибо!
– А соседи не допекают? – спрашивает Галя и попадает в точку.
Да, допекают, по крайней мере, одна точно. Надо пробить, что за Марина такая.
– Они же там пиликают с утра до ночи, наверное?
– Нет-нет, – мотает головой Наташка. – Все очень хорошие и тихие…
– У Наташи там даже подружка уже появилась. Племянница композиторши како-то. Какой, кстати, Наташ? Известной? Не Пахмутовой?
– Ой… – немного теряется она. – Марина ведь мне говорила… Но я забыла… Вертится на кончике языка, а… а сорваться не может. Нет, не вспомню теперь. Надо будет спросить.
– А у них одинаковые фамилии? – профессионально интересуется Чурбанов.
– Не знаю, – улыбается Наташка.
Понятно… Что ничего не понятно.
– А мы хотим вас пригласить на новоселье, – заявляю я. – Дату и время мы с вами согласуем, но хотим уже скоро.
– О! Новоселье – это здорово! – радуется Галина Леонидовна. – Да же, Юра? Ты, кстати, наливай ром, пожалуйста. Не забывай. Я вам помогу всё организовать, чтобы было по высшему разряду! Наталья, держись меня, девочка.
Ужин проходит отлично. Все смеются, шутят и радуются жизни. Если честно, один из тех моментов, которые обычно хочется продлить и оставить в копилке приятных воспоминаний.
– Ну что, – говорит хозяин дома. – Время предаться курению сигар и мечтам о солнечном острове!
– Надо туда обязательно съездить! – добавляю я. – Причём, не по работе, а на отдых. Я уже Наташе пообещал, что её туда свожу. Это такой кайф! Белоснежный песок, длинные пляжи, лазурное, нет, бирюзовое море, ароматы тропиков, ром, сигары, лобстеры, горы лобстеров и невероятный оптимизм. Там здорово и при всём моём патриотизме скажу, что ощущения круче, чем даже в Судаке.
Идея заходит на ура. Да! Да! И ещё раз да! Поедем в гости к Фиделю, пока Горбач всё не испортил. Честно говоря, я бы и на Багамы ещё разик смотался, а лучше и не разик. Там мне тоже понравилось. Ну да ладно, отдыхать каждый дурак может, а вот работать… А работать не каждый.
– Юра, пожалуйста, давай только сигары свои с бёдер потных кубинок кури в кабинете, а то я здесь никогда не выветрю этот дух.
– Хорошо, – соглашается Юра. – Мы с Егором уходим в мужской клуб, а вы, пожалуйста, подготовьте десерт.
– Понравилось значит на море бездельничать? – добродушно говорит он, обрезая и поджигая большую и не очень ровную, но максимально натуральную и красивую сигару. – Будешь?
– У меня своя, – отвечаю я. – Поменьше.
Я достаю из внутреннего кармана небольшую фабричную сигару.
– О! Ты же не куришь! – удивляется Чурбанов.
– Так я не в затяг, вы тоже смотрите, не затягивайтесь, а то закашляетесь. Сигары даже Шварценеггер курит.
– Такого негера я не знаю, – отвечает он. – А уж сигары-то не учи курить, дитя моё.
– Понял, – улыбаюсь я. – А Шварценеггер – это спортсмен такой, культурист из Австрии.
– Ладно, рассказывай, что там у тебя за личная просьба, культурист.
– Отец Наташкин. Капитан милиции Геннадий Аркадьевич Рыбкин.
– Так, – выпускает густой ароматный дым Чурбанов. – И что с ним?
Я рассказываю. Подробно и в деталях. И прошу поговорить с главным прокурором.
– Вечно у тебя задачи нетривиального характера, да? Ладно, поговорю завтра… или…
Он открывает блокнот, находит нужный телефон и набирает номер.
– Александр Михайлович, здравствуйте. Это Чурбанов Юрий Михайлович вас беспокоит. Извините, что поздно и дома отвлекаю… Да… Да… Спасибо… Спасибо… У меня к вам просьба. Сейчас не хочу вам вечер рабочими вопросами портить. Можно завтра в первой половине забегу? Буквально десять минут, много времени не займу. Да… Конечно… Вот и отлично. Огромное вам спасибо. В десять тридцать буду у вас. Доброй ночи.
Он кладёт трубку.
– Ну, видишь? На трезвую голову может и не стал бы Рекункову звонить по такому вопросу, но ты же умеешь людьми управлять, да?
– Юрий Михайлович, спасибо огромное, – сердечно говорю я.
– Пожалуйста. Ещё не сделал ничего. Почему этот Кухарчук прицепился к тебе?
– Его ребята накосячили, важного участника операции устранили. А я видел. Вот он и пытался меня приструнить. Даже не приструнить, а устранить.
– А как это ты видел?
Блин, во все подробности я его посвящать не хочу… Ещё, кстати, с Бори надо спросить за хорошего парня, которого он порекомендовал.
– Бандиты по наводке этого важного участника ограбили Мартика, у которого я квартиру купил. Вот я и взялся ему помочь.
Он становится озабоченным, а улыбка обвисает, превращаясь в приклеенную маску.
– Почему ко мне не обратился?
– Да… Прямо в милицию нельзя было, там же доллары. Да и время поджимало, я по горячим следам вроде всё раскрутил. Пришёл за деньгами, а там Кухарчуковские. Они свои вопросы решали. Ну и заволновались, психанули, пальбу устроили.
– Ты издеваешься?! – восклицает обалдевший Чурбанов. – Это Марочник что ли? Это они Марочника грохнули? А Четвертного?
– Четвертного мои парни, в порядке самообороны. Он пушку выхватил, хотел в меня шмальнуть.
– Ты точно не издеваешься?
– Нет, Юрий Михайлович. К сожалению, это правда. Мы разошлись, а потом они, видать, боссу своему доложили, его и накрыло. Волной гнева. Он двух людей моих в гостинице завалил и на меня покушался.
– Интересная жизнь у тебя… И где все эти трупы?
– Я своих похоронил. Всё официально. Ну а про остальных вы сами знаете.
– Как ты смог-то?
– Ну, вот… – развожу я руками.
– Ну, ты даёшь, – качает он головой. – Живёшь, борешься с бандитами, а тут такой бандитизм процветает прямо под носом, а никто и не знает. Ну, а в КГБ-то какие уроды работают.
– Да ладно, у вас тоже уродов хватает. Но Кухарь этот действительно та ещё мразь. Его кто-то прикрывает. Вряд ли прямо Юрий Владимирович, но кто-то большой и серьёзный.
– То есть он просто мстит что ли?
– Свидетеля убирает.
– М-да… А где Назаров? Куда он пропал? На сходку не явился, никто его не видел. Пошёл на какую-то важную встречу. Слухи упорные ходят, что это твои дружки его порешили? Его там вместе с Четвертным не было случайно? Рассказывай, если знаешь.
– Знаю. Не успел сразу рассказать, уехал. Как вернулся вот, сразу вам позвонил.
– Ну-ну, по времени-то не сходится немного, но лучше уж поздно, чем никогда, – выпускает он густой вулканический дым и становится мрачным, как Везувий, уничтоживший Помпеи.
– Ну, простите. Прятался, скрывался… А Назаров… Назаров сорвался с моста, упал на лёд и ушёл под воду. Усоп.
– Твою мать…
Он глубоко затягивается и начинает кашлять.
– Юра, Егор, – заглядывает Галина. – Пойдёмте чай пить. Или кофе. Всё готово.
– Сейчас, Галя, – говорит Чурбанов. – Сейчас придём… Ты ему помог?
Скорее, не помог.
– Нет, он сам соскользнул. Правда перед этим пытался меня застрелить.
– Твою мать… – качает он головой. – Твою мать…
– Юрий Михайлович, вы меня простите, за эти эффектные жесты, я не специально, не запланировано это. Просто разговор только сейчас дошёл. Я выйду в прихожую? Там у меня есть кое-что…
Я встаю, выхожу и беру с полочке пластиковый пакет с надписью «Шеннон дьюти фри», который принёс сегодня с собой. В нём лежит конверт. Я возвращаюсь в кабинет и протягиваю конверт Чурбанову.
– Проверьте, всё ли там. У Назара был портфель и всё, что в нём находилось, лежит в этом конверте.
– Ребята! – снова зовёт Галина.
– Да-да, – отвечает Юрий Михайлович, проверяя содержимое конверта. – Ты смотрел бумаги?
– Смотрел, конечно, – отвечаю я. – На мой взгляд, ничего серьёзного. Единственное, расписки Галины Леонидовны… Но это тоже ерунда.
Впрочем, когда его будут сажать, эти бумажки могут легко стать основой обвинения, учитывая, что там всё вообще белыми нитками шито, в материалах дела, то есть. Могли бы, то есть, но не стали и теперь уж подавно не станут.
– Копии сделал? – подозрительно смотрит он мне в глаза.
– Нет, – спокойно и твёрдо отвечаю я, хотя, вообще-то сделал, сфотографировал. – Я посмотрел ваши бумажки, но зато тоже много вам сегодня рассказал. Видите, я за полное взаимное доверие.
– Интересный ты кадр, Егор, – говорит он и я вижу, что у него камень с души свалился. – Смотри, жене моей не скажи, что Назара нет больше. Она уж так его ждёт. Он ей обещал там кое-что… В общем, не говори.
– Юрий Михайлович, вы тоже никому не говорите. Это совершенно конфиденциальная информация. Даже мои блатные партнёры не знают об этом. Это только между нами. Вы и я. Договорились?
– Хорошо, – серьёзно отвечает он. – Хорошо. Вот тебе моя рука.
Подозревать его в непорядочности у меня нет оснований. На самом деле, даже если всё, что я ему рассказал он сделает достоянием гласности, для меня мало что изменится. Это всё просто слова. Бла-бла-бла… Так же, как и фото документов.
А вот про Галю, ожидающую вестей от Назара, это интересно… Поражаюсь я людям… То есть, Лимончик тоже, как и Кухарь, планировал меня грохнуть после сделки. Получить деньги и грохнуть, а лилию ещё раз продать, теперь уже Гале. Ну ладно, что об этом говорить… Я, конечно, смерть не констатировал, но шансов выжить у него не было. Это уж точно.
Мы возвращаемся к столу и Чурбанов выпивает полный стакан рома. Вот как переживал.
– За Егорку, – говорит он.
– Егор, спасибо за духи, – улыбается Галя. – Не то, чтобы я без них страдала, у меня знаешь сколько разных, но ты удивил. И сделал мне очень приятно. Их ещё даже в ГУМе нет, в двухсотой секции. Кстати, мы с Натальей договорились, завтра едем туда за покупками. Если хочешь, тебя тоже приглашаем. Да, Наташа?
– Конечно, – смеётся она.
– Ты денежки девочке не забудь оставить. И вот ещё что, вам к новоселью подкупить нужно будет продуктов, да и из одежды там тоже что-то бывает вроде. Вот держи.
Она кладёт передо мной пачку чеков «Внешпосылторга». Внутреннюю валюту магазинов «Берёзка».
– О, спасибо большое! – восклицаю я. – Здорово. К новоселью нам действительно пригодится. Я могу рублями или баксами расплатиться.
– Да перестань ты.
– Нет-нет, так не пойдёт, тут много. Однозначно деньги отдам. Завтра Наталья передаст. Скажи только с каким коэффициентом.
– Шутишь? Какой ещё коэффициент?
– Ладно я всё понял.
Веселье продолжается, мы пьём чай с «Птичьим молоком», шутим и смеёмся. А потом едем домой.
– Ну что, – улыбаюсь я, глядя на Наташку. – Гульни завтра как следует в ГУМе. В следующий раз туда нескоро попадёшь. Пропуска только через ЦК получают и только одноразовые. А с Галей так можно пройти.
– Пойдём с нами. Тебе тоже что-нибудь модное купим.
– Ну, я же не диктор телевидения и не певец, – усмехаюсь я. – Мне выпендриваться нельзя, я комсомольский функционер. А ты красивая девушка. Тебе можно.
Мы подъезжаем к дому и выходим из машины. Прекрасный тёплый вечер. Уже чувствуется наступление весны, не календарное, а живое, настоящее. Воздух пахнет по-особенному и ветерок приносит что-то тёплое, вызывающее приятные ожидания.
Вот бы остановиться, бросить всё и просто жить, радоваться, растить детей, встречаться с друзьями, ходить в кино и театр. Эх… Кабы не знать, куда всё идёт, так и можно было бы, да…
Я захлопываю дверку машины и слышу приближающиеся шаги. Шесть человек в штатском, но сомнений в их клановой принадлежности нет.
– Брагин Егор Андреевич, – не спрашивает, а констатирует детина, похожий на Шварца из «Красной жары». – КГБ СССР. Пройдёмте с нами, пожалуйста. Вот постановление о задержании.

7. Десперадо

Цикличность жизни лучше всего видна в такие моменты, особенно если они случаются далеко не впервые. А у меня постоянно что-то да случается. Если доживу до преклонных лет напишу мемуары и сам себе не поверю. И может быть, даже скажу что-то вроде того, что всю жизнь мчался по кругу, как белка в колесе. Но сам же себе и возражу, поскольку шёл не по кругу, а по спирали, поднимаясь всё выше и выше. К недостижимым, практически, высотам.
Квадратные челюсти, как мистеры Смиты из «Матрицы» обступают полукругом, Лёха и Алик пытаются их теснить, но я делаю знак, и они отступают. Биться с миражами нет никакого смысла.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=70918255?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.