Главная страница | Попаданцы | Последний свет

Последний свет
Эл Лекс


Астриум #4
В этом мире имеет значение лишь баланс света и тьмы. Так думают люди, которые его населяют. И, когда общество оказывается на грани междоусобной войны, тьма набирает силу. Когда в людях остается лишь злоба и ненависть, тьма набирает силу. Понемногу, по чуть-чуть, капля за каплей, но тьма набирает силу.И есть только один способ остановить это. Один шанс сделать немыслимое.Пока не угас последний свет.





Эл Лекс

Последний свет








Глава 1. Два Спектра


Обсуждение плана не заняло много времени, поскольку и сам план не отличался особенной сложностью. Можно даже сказать, он был классическим и на Земле его бы даже можно было счесть банальным. Но я делал ставку на то, что в этом мире люди уже давным-давно перестали воевать друг с другом, объединившись против внешнего врага, а значит и представления о всякой тактике потеряли тоже. Поэтому то, что собирался провернуть я, вполне могло сработать.

Если бы Сунь Цзы был жив и если бы он знал меня, наверное, он бы мною гордился. Его крылатый тезис «война это путь обмана» в моем случае подбирался к своей квинтэссенции. Ведь по сути, план заключался в банальном отвлекающем маневре. Два Спектра поделятся на две, а, вернее, на три группы, у каждой из которых будет свое задание. Первая группа – тех, кто обладает способностями к быстрому отступлению или иными способами не попасться в лапы корпоратов, будет поменьше. Их задачей будет имитировать нападение на центр изоляции снаружи, прямо в лобовую, на забор и КПП. В тот момент, когда внимание корпоратов будет сосредоточено на них, а, зная их, это считанные минуты, в дело вступит вторая и третья группа. Или правильнее будет сказать, вторая группа и Маркус с Гаей. Потому что Маркус – единственный, кто способен набрать достаточно скорости для того, чтобы прыжком долететь до крыши центра изоляции, утягивая за собой стальной трос вроде тех, что мы использовали для протяжки воздушных троп. Пара тренировок в зале – и я научу его, как обезопасить себя световой броней при приземлении, так что беспокоиться о его целости не придется, максимум – запутается слегка в тросе. После приземления он закрепит на крыше трос, если понадобится – с помощью своего оружия, – и по нему на крышу переберется Гая. И ей даже не обязательно пробираться внутрь здания, чтобы отключить сигнализацию и камеры наблюдения – оказывается, ей не даже не нужно видеть электронные устройства, она их чувствует и способна вырубать даже через стены и перекрытия. И, как только она это сделает, в дело вступим мы.

К сожалению, у нас не было точной планировки центра изоляции, поскольку Маркуса никогда не водили одним и тем же путем, поэтому ничего толком запомнить он не смог, а даже если бы и смог – сомневаюсь, что его память сохранила бы эти воспоминания. Уж скорее выкинула бы или исказила до неузнаваемости, как поступает со всем плохим и травмирующим. И тогда эта информация стала бы не просто бесполезной, а даже вредной и опасной, поскольку, ориентируясь на нее, мы могли бы зайти туда, куда не надо.

Сол тоже не мог нам помочь в этом плане. Во-первых, его связь со Стеф, хоть и отличалась от телепатии, которой блондинка общалась со всеми остальными, но не давала никаких особых преимуществ. По сути, она просто обеспечивала большую дальность в обмене мыслями, но и только. Картинок передавать она не могла, смотреть чужими глазами посредством нее тоже нельзя было. Да к тому же я сомневаюсь, что порядки в центре изоляции сильно изменились со времён содержания там Маркуса, так что Сол если что-то и видел, то каждый раз это что-то было разным.

Одно время я рассматривал вариант не отключать камеры, а проникнуть в помещение охраны и захватить его, обеспечив себе таким образом внутренний обзор центра изоляции, но Маркус зарубил этот план на корню. Он объяснил, что основной гарнизон центра располагается как раз около поста видеонаблюдения, поэтому, стоит там произойти хотя бы чему-то из ряда вон, хотя бы просто кто-то внутри слишком громко чихнет – и мотыльки тут же все бросят и кинутся на выручку, поскольку охранный блок для них стоит в списке приоритетов буквально под номером один. В качестве иллюстрации своего высказывания, он даже рассказал историю, когда в один из дней в центре спешно отменили все проводимые эксперименты и даже прервали те, что уже начались, а позже выяснилась и причина – одна из камер транслировала непонятное пятно, перекрывающее изображение. Позже выяснилось, что это была просто муха, севшая на объектив.

– Но это же значит, что внутри поднимется тревога, даже если мы просто отключим камеры… Разве нет? – удивленно спросила Гая, выслушав все это.

– Поднимется… – медленно ответил я, глядя на Маркуса. – Но это будет нам даже на руку, ведь мотыльки если куда и ломанутся – то к помещению видеопоста… А не туда, куда отправимся мы. Правильно?

Маркус улыбнулся и кивнул.

Так что как ни крути, а внутри нам придется действовать практически наобум. Просто ходить везде в поисках Сола… Ну, и остальных, кого встретим – тоже. Не бросать же их гнить в камерах. Многие из них ни в чем не виновны. А если и виновны – то пусть корпораты сначала объяснят, в чем именно. Сначала объяснят, а потом – докажут.

Обсудив все детали плана с ребятами, я удостоверился, что все понимают, что надо делать и мы перешли к подготовке. Гая и Валери, быстро найдя общий язык, объединили свои приложения для Пульса, или написали принципиально новое, я так и не понял, но теперь все мы были объединены в одну общую сеть и могли поддерживать связь, что было критически важно в предстоящей операции. К сожалению, они так и не смогли победить невозможность пересылать сигналы из ноктуса в люктус, поэтому одному из нас придется стать связным, который получит от Гаи и Валери сигнал о том, что у них все готово, и, миновав СБ, передаст эту информацию нам, ждущим в ноктусе.

Этим связным была выбрана Лиза. Или, вернее будет сказать, она сама напросилась им быть. А ещё вернее будет сказать, что она безапелляционно заявила об этом, не интересуясь ничьим мнением. Взбалмошной девчонке жуть как хотелось быть важной частью плана (впрочем, ей всегда хотелось быть важной частью вообще всего), и, когда она поняла, что все важные роли я уже распределил и осталась лишь одна – уцепилась за нее, как рак за кусок мяса. Впрочем, я и не был сильно против – роль хоть и была действительно важной, но не была при этом трудной. Мало того – пожалуй, именно Лиза подходила на нее больше всего, ведь из всего нашего Спектра они бегала быстрее всех, да и с базовыми движениями паркура, как я помню, весьма неплохо освоилась. Так что Лиза была действительно той, кто сможет быстрее всех пересечь световую границу и передать нам сообщение, которое мы будем ждать. Разумеется, на этом ее роль не закончится, и после передачи сообщения она вместе с остальными примет участие в проникновении на территорию центра изоляции. Иначе никак. У нас банально нет столько людей, чтобы одного из них просто оставлять не у дел. Чем нас больше – тем выше наши шансы на успех.

Следующим пунктом плана стала закупка одежды. В нескольких магазинах, раскиданных по разным концам города, были закуплены комплекты, одинаковые для всех. Однотонно-черные. Такие же черные, как та одежда, за которой охотились теперь все мотыльки всех корпораций. Та, которую носил я.

Использовать рейдовки было бы глупо – тем самым мы бы дали понять, что на центр изоляции напали два Спектра и это могло заставить корпорации напрячься. Ведь до сего момента не было такого, чтобы светлячки объединялись, тем более против такой угрозы, как корпорации. Кроме того, не сомневаюсь, что они найдут, как перевернуть этот факт в средствах массовой информации, снова выставив нас террористами и угрозой. А так получится, что на центр напали неизвестно кто. Да, любому ослу будет понятно, что это кто-то из просветленных, но кто именно? Какая организация? И не инсценировка ли это вовсе, чтобы выставить светлячков виноватыми? Это все вопросы, ответом на которые служит простая черная форма, пришедшая на смену рейдовкам.

Единственное отличие от моей ноу-хау-одежды – на спине каждой новой черной кофты яркой серебристой краской нарисовали здешние цифры, обозначающие порядковые номера каждого из участников группы проникновения. На масках, теперь уже бесповоротно покрашенных в черное – тоже. Если бы не все это, отличить одного человека от другого в этих совершенно одинаковых одеяниях было бы просто невозможно. Маркус и Гая, а также те немногие, кто будут проводить отвлекающий маневр, остались без цифр, поскольку будут действовать в отрыве от основной группы. Внутри здания они не должны оказаться, и взаимодействие с ними будет сведено к минимуму.

Еще я нашел время, чтобы немного потренировать Маркуса. Само собой, в Городе такого места, чтобы отработать его будущий прыжок, просто не было… По крайней мере, не было такого, какое не было бы на виду у вездесущих корпоратов, а у них сейчас, как пить дать, на виду абсолютно все.

Поэтому мы тренировались в ноктусе. Только там можно было быть уверенными, что мы не попадемся в поле зрения каких-то камер, которых там просто нет и быть не могло в принципе, или дронов, от которых нас защищала Гая.

Зато в ноктусе был очень удобный тренировочный снаряд, который в точности воспроизводил центр изоляции. Это и был центр изоляции, только его теневой двойник. В мельчайших подробностях повторяя люктус, ноктус давали нам возможность отработать все элементы плана на наглядном примере. Кроме, разве что, той части, в которой участвовала Лиза, но что вообще там может пойти не так?

Поначалу Маркусу не хватало духу, чтобы набрать достаточно скорости, и дважды мне пришлось его страховать. Видя, что он не долетает, я перехватывал его на половине пути роупдартом, и окружал себя световым коконом, сплетая его с крышей, совсем как делал это когда не давал сцепиться Лизе и Стеф. Я уже быстро понял, как это работает, как выпускать Свет из своего тела и окружать им предметы, по габаритам намного превышающие жалкий нож, и теперь вовсю этим пользовался, чтобы рывки падающего Маркуса не сорвали меня с крыши. Я просто окружал себя и крышу едиными световым коконом, и, чтобы сорвать меня, нужно было сорвать и крышу тоже… А чтобы сорвать крышу темного здания, ее для начала надо срезать.

В первый раз Маркусу вывихнуло руку, которой он цеплялся за роупдарт, и Коне пришлось спешно лечить его прямо в ноктусе. Во второй раз, вспомнив мои уроки создания твердой световой брони, он умудрился обойтись без травм.

А с третьей попытки и вовсе перепрыгнул пропасть между зданиями и даже не пришлось его страховать.

Правда он ногу сломал, потому что на радостях опять забыл про защитный кокон, но Кона, вздыхая и качая головой, вылечила и это. А с четвертой попытки Маркус выполнил все идеально, и даже оружие в крышу показательно вколотил, имитируя установку троса. Действительно устанавливать трос в ноктусе мы не стали, поскольку Гая уверила, что уж что-что, а скатиться по нему она сможет без проблем, и у меня даже не возникло сомнений в ее словах – она не выглядела как та, для кого подобная несложная задача стала бы непосильной. Вообще никто из нас, если уж на то пошло, не выглядел. Все молодые, здоровые, подтянутые, крепкие… Команда мечты просто.

Поэтому я даже не сомневался в успехе операции. И не в последнюю очередь из-за того, что это первая выходка подобного рода в этом мире в принципе. Корпораты не знали, что подобная наглость вообще возможна, а, значит, и не могли на нее адекватно отреагировать. Вообще никак не могли отреагировать, если уж на то пошло.

Конечно же, операцию проводили ночью, ведь днем пробраться в ноктус просто не было возможности. Первая, самая многочисленная, группа со мною во главе, пробралась в ноктус сильно заранее, почти за два часа до самой операции, и очень далеко от местонахождения центра изоляции. Сделано это было на случай, если кто-то заметит наше проникновение в ноктус, а такое нет-нет да случалось. В этом случае временной зазор нужен был для того, чтобы сбросить хвост, ведь никакой связи через световой барьер у нас не было и вся координация начала операции держалась на банальных часах. Могла получиться неприятная ситуация, когда ребята уже начали атаку на центр, а мы не то что не находимся на своих позициях – мы вообще связаны боем с противниками в ноктусе и не имеем возможности об этом сообщить союзникам.

К счастью, никто нас не спалил, но это не значило, что временной зазор мы выдержали зря, вовсе нет. В этом случае он тоже играл нам на руку – затруднял задачу тем, кто захочет связать то, что мы намеревались провернуть в центре изоляции, и проникновение в ноктус где-то в совсем другом месте и несколькими часами ранее. Не то, чтобы это было сильно нужно, но все равно приятный бонус. Дополнительный щелчок по носу корпоратам, которым сегодня и так этот нос сломают.

Пройдя через небольшие скопления лоа, которые больше не пытались преследовать меня огромными волнами, мы добрались до выходов на воздушные тропы и легко проникли на крыши. По ним добрались до теневого двойника центра изоляции и принялись ждать.

Как думаешь, у нас получится?

Конечно, у нас получится. С чего вообще ты решила, что у нас может не получиться?

Я никогда не слышала о том, чтобы кто-то проворачивал что-то подобное… Поэтому и сомневаюсь.

А ты не сомневайся. Если не слышала ты, то, может статься, и они тоже не слышали. Сечешь, о чем я?

Кажется, да. А ты не так прост, как кажешься. Хотя нет, ты даже еще сложнее. Я правильно сделала, что обратилась к тебе.

Ты это уже говорила. Все, хватит болтать. Приготовились.

Время на Пульсе подходило к часу Ч. Уже с минуты на минуту должны были вступить в дело Роксана, Трилла и Кейра, имитируя нападение на центр изоляции. Они должны были атаковать стены и лезть через них, делая вид, что намереваются проникнуть внутрь. При этом Роксана и Кейра должны были действительно перелезть, благо их Вспышки позволяли им отступить без последствий и не попасться, в отличие от Триллы, которая, достигнув гребня стены, должна была стать невидимой и спуститься обратно на улицы, тем самым себя дополнительный хаос в ряды мотыльков. Ведь они видели, что их атакует три силуэта, а по факту в границах стен обнаружилось всего два. Куда делся третий? И чем он прямо сейчас занимается? Вот вопросы, которые должны появиться в умах корпоратов после этого финта ушами.

Уже должен был, получив сообщение о начале атаки, брать на соседней крыше разгон Маркус. К его поясу прицеплен трос, который с помощью все той же Триллы под покровом невидимости занесли на крышу и положили на самый край, свернув его безынерционной бухтой, которая не помешает прыжку Маркуса и если и замедлит его, то минимально. Защитив себя световой броней, Маркус уже должен катиться по крыше, петляя трос и оборачивая его вокруг себя из-за не самого правильного приземления. Уже должен распутывать его, крепить на подходящую для этого дела опору, пока тем же самым занимается Гая на стартовой крыше – мы не знали, какой длины понадобится трос, поэтому взяли его с запасом и поэтому же не крепили его заранее. Сейчас Гая уже должна скользить по тросу, уже оказаться на крыше, уже найти системы сигнализации и видеонаблюдения…

Одна из секций светового барьера – та, за которой и находится «черный» вход в центр изоляции, погасла и в проеме появился темный силуэт. Конечно же, это Лиза, кто же это может быть еще? Она махнула рукой, никуда особо не адресуя жест, просто в пространство, и я опустил руку с Пульсом, отметив, что с самого начала операции прошло всего четыре минуты.

– Это Лайт. – негромко сказал я в микрофон встроенной в маску гарнитуры. – Ворота открыты. Добро пожаловать… Или посторонним вход воспрещен.




Глава 2. Всех не спасти


Мы проникли на территорию центра изоляции как тени, как лоа. Большинство мотыльков были заняты тем, что пытались перехватить отвлекающих их внимание девчонок, или разобраться со внезапно отрубившимися камерами, так что возле переходного шлюза, который, как Маркус и рассказывал, был сделан из плотной прорезиненной ткани, натянутой на стальной каркас, мы никого не встретили. Только парочку лоа, которые заинтересовались чрезвычайно долго открытым проходом в СБ. Они потянулись к проходу в люктус, но моментально напоролись на топор Лизы, преградивший им путь, а несколькими секундами позже – и на оружие других подоспевших светлячков.

Я оружие пока что не доставал. Что-то мне подсказывало, что еще успеется.

Светлячки, заранее проинструктированные, едва пройдя за границу светового барьера, рассыпались вправо и влево от него, занимая максимум площади и убеждаясь, что там никого нет. Я же прошел напрямую к двери переходного шлюза, мощной стальной, висящей на толстых петлях, которые располагались снаружи – наверное, чтобы удобнее было открывать их изнутри.

Эти-то петли я и срезал, наконец достав нож и коротко чиркнув по металлу два раза. Засиявший в ночной тьме клинок легко прошел сквозь металл, дверь покосилась в дверном проеме, но осталась стоять, и тогда я поднял ногу, и вложив всю массу тела и защитив подошву слоем Света, пнул ее от себя.

Дверь с грохотом рухнула внутрь помещения, и я тут же рванулся внутрь, не тратя время на то, чтобы рассмотреть, что там творится внутри. Если я успею рассмотреть, что там внутри, то изнутри меня успеют рассмотреть тем более!

Вместо этого я заранее защитил тело световой броней, и не простым жестким коконом, а несколькими отдельными элементами, которые наслаивались друг на друга, как пластинчатый доспех. Даже маску покрыл тонким слоем Света, поскольку помнил, насколько хорошо некоторые мотыльки стреляют даже в тех условиях, когда попасть вроде бы не суждено!

Получившаяся броня не сковывала подвижность, но при этом обладала неплохим уровнем защиты, в чем я убедился в ту же секунду, что влетел внутрь. Сразу две или даже три пули щелкнули по затвердевшему Свету, заставляя места попаданий на мгновение ярко вспыхнуть, а потом двое мотыльков отпустили оружие и схватились за проводники. У одного в руках вспыхнул то ли широкий меч, то ли узкое мачете, а у второго и вовсе хитрая штука – световое кольцо, наподобие боевого диска из фильма «Трон»! Коротко взмахнув оружием сверху вниз, то ли проверяя его на остроту, то ли отдавая мне своеобразный салют, мотыльки кинулись вперед.

– Это мои! – на всякий случай велел я в микрофон. – Все на поиски!

В следующую секунду мотыльки добрались до меня и атаковали. Вернее, это они думали, что добрались до меня. На самом же деле это я подпустил их максимально близко, на такую дистанцию, на которой, как им казалось, мое оружие будет бесполезным.

Им казалось.

Я не стал раскручивать роупдарт, как делал это обычно, я лишь дернул рукой вверх, а потом вниз, заставляя нож устремиться к потолку, и, когда шелестящая цепь замерла перед лицом сияющей вертикалью, закрепил ее в таком положении.

В получившееся древко копья и врезалось мачете. Мотылек не знал, что цепь способна стать твердой и надеялся просто отодвинуть ее, и добраться до моего тела. Поэтому, когда клинок ударился о непроницаемую преграду, противник на секунду замешкался и даже не сразу отвел клинок назад…

Мне хватило этой секунды. Я перехватил цепь над клинком, усилием воли освободил ее, и, когда она опала – быстро опутал ею мачете, накинув петлю. Мотылек дернул оружие на себя, я в ответ поднял стопу и наступил на цепь.

Раздернутое в две разные стороны мачете вырвалось из рук мотылька – конечно же, моя нога оказалась сильнее! – на лету потеряло форму и сияние, и превратилось в обычный простой стальной нож-проводник, который зазвенел по полу.

Мотылек не растерялся, он резко отскочил назад, под прикрытие своего второго номера, с кольцом в руках, и снова схватился за винтовку.

Тот, что с кольцом, резким прыжком сократил дистанцию до меня, и атаковал размашистым режущим ударом. Я отклонился назад, разрывая дистанцию, и дернул рукой, пуская волну по цепи. Клинок, как живая и яростная кобра, взлетел с пола, метя в подбородок мотылька, и теперь уже он вынужден был отклониться назад, чтобы не наколоться на него, как жук – на булавку энтомолога.

Я лишь повел бровью, чего, конечно же, мотыльки под маской не могли видеть, и клинок изменил направление движения, четко проходя в центр кольца, которое мотылек держал в руке. А потом я подшагнул, перехватывая клинок в воздухе свободной рукой, и крутнулся на месте, наматывая оба конца цепи на пояс!

Мотылька потащило ко мне, но пальцы его не выдержали, разжались, и вырванное из них кольцо зазвенело по коридору следом за первым проводником.

По броне снова ударили пули, высекая из нее яркие вспышки – это первый обезоруженный снова схватился за винтовку. Свинец не способен был победить слой супер-Света ни при каких раскладах, и, пока враг этого не понял, я быстрым шагом подошел к нему и взмахнул ножом, рассекая винтовку в его руках на две части. Потом так же поступил со вторым, который даже не успел схватиться за свое оружие.

А потом заставил цепь сложиться в несколько раз и затвердеть, превращаясь в некое подобие дубинки. И этой дубинкой я от души врезал по шлему противника. Раздался громкий треск, и шлем промялся под ударом, а противник, как подкошенный, рухнул.

Я обернулся ко второму, замахнулся и на него тоже, но он внезапно вскинул вверх сложенные ладонь к ладони выпрямленные руки, и не достигший цели удар скользнул по одной из них, как по пологому скату. Я дернул оружие обратно к себе, но мотылек уже опустил руки, зажимая мое запястье между локтем и боком, и занес вторую руку для удара.

Я спокойно принял удар в маску – он же не знал, что бьет все равно что в бетонный монолит. Пока мотылек, охнув, тряс отбитыми пальцами, я освободил цепь и слегка шевельнул рукой, заставляя ее взлететь в воздух и перехлестнуть через плечо противника. Перехватил нож другой рукой, заключая мотылька в кольцо из цепи, шагнул вбок и потянул, подсекая ему опорную ногу.

Мотылек растянулся на полу в полу-шпагате, и я, уже не миндальничая, всадил ему колено в лицо, закрытое маской. Колено, конечно же, было защищено световой броней, и маска ей помешать не смогла – смялась и треснула, как детская игрушка под колесами самосвала. Мотылек еще раз дернулся, а потом завалился на бок и отрубился.

Я огляделся. Вокруг никого больше не было. Ни светлячков, ни мотыльков. В небольшом по площади круглом помещении, всего убранства в котором был лишь круглый стол с несколькими компьютерами и стопками исписанной бумаги, был лишь я один.

Зато вот вверх это помещение уходило очень даже высоко. Я словно оказался на дне башни, несколько ярусов которой представляли собой балконы, нависающие друг над другом. И дно при этом располагалось не в центре окружности башни, а смещенное к ее границе и касающееся ее. Судя по всему, это какое-то помещение вроде концентрационного блока, в котором собирают в группы разных людей с разных ярусов, прежде чем вывести их в ноктус. Как раз и компьютеры и бумага нужны для того же самого – чтобы вести учет.

На противоположном от меня конце помещения была видна лестница на верхние ярусы, и я быстро обежал их взглядом.

– Это Лайт, доложить. – велел я в микрофон. – Кто на каком ярусе, как обстановка?

– Лиз, второй этаж, сопротивления нет!

– Фи, третий, сопротивление минимальное.

– Вал, четвертый, тут жарко!

– Понял, Вал, иду! – бросил я и побежал к лестнице.

Четвертый ярус был самым верхним, а значит именно на нем располагался пункт охраны и логично, что именно там должно быть максимальное количество охраны. Кроме того, сейчас наступала как раз самая сложная часть операции – когда отвлеченные на беспорядки у стены охранники должны были получить информацию о том, что на территории центра изоляции посторонние, и надо срочно возвращаться. Так что надо торопиться, если мы не хотим увязнуть в бою со всеми местными мотыльками разом.

Я взлетел на четвертый ярус, не пользуясь лестницей – с помощью клинка, который послушно вытянулся до самого верха. Перелетев через перила, я побежал вперед по коридору, стены которому заменяли ряды камер. Какие-то из них были пусты, в других виднелись люди, кто с интересом, а кто и со страхом взирающие на меня из глубины каменных мешков. Все они были одеты в одинаковые оранжевые робы, только номера на грудных металлических пластинах различались. И, несмотря на то, что камеры были открыты (прошедшие передо мной девчонки исправно выполняли указание открывать их все, до каких только дотянутся), выходить из них как будто бы никто не спешил.

Я не стал тратить время на то, чтобы уговорить их и объяснить, что они свободны – у меня была более важная миссия.

– Это Вал! Сол здесь, на четвертом! Я!.. В смысле, Стеф его чувствует! – раздалось в наушнике. – Мотыльки горой стоят!

Я не стал ничего отвечать, чтобы не сбить дыхание, и лишь прибавил ходу. Стало понятно, почему именно на четвертом этаже нам встретилось особенно ожесточенное сопротивление – мотыльки догадались, что мы идем за Солом! Не знаю, как… Да это и не важно!

Мелькали слева и справа перпендикулярные коридоры и в одном из них, метрах в двадцати от меня, стояли мои ребята. Прижавшись к стенам, так, чтобы не светиться в самом коридоре, Валери, Стефани, и Роксана стояли и ждали подмоги. Они ждали меня. Потому что им самим против целого строя стоящих поперек коридора с винтовками наперевес мотыльков ловить нечего. Они еще могли бы, защитившись Светом, добраться до них и вступить в ближний бой… Но что бы они делали против противников, превосходящих их числом в три раза?

Я на бегу покрылся броней, перетащив весь Свет, что был, на переднюю часть тела, – ведь стреляли по мне спереди! – и врубился в строй мотыльков, как локомотив! Они настолько не верили, что не смогут прострелить мою броню или найти в ней уязвимое место, что до последнего момента никто из них не бросил огнестрел и не схватился за световое оружие.

А потом стало поздно. Пока они додумались, пока среагировали, я уже сложенной в дубинку цепью отправил полежать троих – шлемы их не спасли. Еще чуть-чуть силы, и я бы разнес им черепа вместе с этими глупыми скорлупками. Оставшиеся шестеро резко прыснули от меня в стороны, наконец доставая свое оружие…

Но в этот момент со спины на них накинулись девчонки, со своим оружием!

– Облажались! – только и успел сказать я мотылькам, прежде чем закипел бой.

Хотя какой это бой… Трое мотыльков выбыли из него сразу, атакованные со спины подоспевшими девчонками, еще трое, даже не успевшие этого понять, кинулись на меня, занося оружие, с разных сторон и я отступил на шаг назад, снова заставляя их сойтись, и прикрывая себя сплетенным из затвердевшей цепи щитом. Чтобы они думали, что я их опасаюсь. Чтобы думали, что у них есть шанс со мной справиться. Чтобы потеряли бдительность.

И девчонки ударили в спины во второй раз, роняя на землю и этих мотыльков тоже. Они действительно действовали щадяще и никого не убили, а только оглушили или рукоятями своего оружия или клинком, но плашмя. Человеческие материалы не в силах ни справиться со Светом, ни защитить от него, поэтому что есть на мотыльках их броня и шлемы, что нет – ему все равно, и люди валились, как подкошенные. Скорее всего, вся эта экипировка обеспечивает исключительно противоударный эффект, чтобы скачущие на моби-гирах по крышам бойцы не отбили себе ничего и не сломали при неудачном приземлении. Ведь от Света, а равно и от Тьмы все это не защищает. Вряд ли корпораты этого не знали.

Я не стал мешать девочкам развлекаться и мстить мотылькам за то, что те заставили их понервничать под пулями, только проследил, чтобы в коридоре не появилось новых неучтенных действующих лиц, а когда все кончилось – снова обежал коридор взглядом в поисках Сола.

Искомый обнаружился буквально в соседней камере. Сидя прямо на полу возле выхода, он с интересом наблюдал за всем происходящим, а, когда Валери подбежала к его камере, а, вернее, к электронному замку с Пульсом в руках, неторопливо поднялся с пола и застыл на одном месте, заложив руки за спину. Когда Валери справилась со взломом, и вход открылся, он не двинулся с места, как и предыдущие заключенные. Только посмотрел на нас со странной смесью удивления и хитрости во взгляде.

Но продлилось все это ровно до тех пор, пока на его шее не повисла Стеф. Она заранее, еще только подбегая, скинула с головы маску, поэтому на лице парня тоже промелькнуло узнавание. Пошатнувшись от прыгнувшей в объятья девушки, он кое-как удержался на ногах и тоже обнял ее, опустив голову и уткнувшись носом в ее волосы. Я не сдержал улыбку и тоже снял маску, пока Валери занималась замками остальных камер. Поймав краем глаза мое движение, Сол поднял голову и посмотрел на меня долгим внимательным взглядом. После чего медленно разлепил губы, но заговорил не сразу, словно долго обдумывал слова:

– В прошлый раз я говорил тебе…

Он задумался, будто вспоминая, что именно он мне говорил. Потом вздохнул и покачал головой:

– Чертов газ… Не помню, что я говорил, но помню, что что-то нехорошее. И теперь чувствую, что должен за это извиниться.

– Принято. – я кивнул. – А теперь, если можешь идти, надо отсюда уходить.

– Отличная идея. – Сол кивнул. – Мне это место уже поперек глотки.

– Это Лайт. – я снова вышел в общую сеть. – Сол у нас, уходим.

– Это Фи, на нашем ярусе еще не все камеры…

– Уходим! – отрезал я. – Еще несколько минут, и здесь будет стая мотыльков! Кому успели – тем помогли!

– Принято. – прошелестела Фиби и отключилась.

Обратный путь прошел без приключений и эксцессов. Выдав Солу запасную маску, которую мы взяли с собой, мы вышли через тот же переходной шлюз и оказались в ноктусе, после чего быстро ушли в его глубину на несколько кварталов, пользуясь воздушными тропами и знакомя с ними Сола, после чего резко сменили направление движения, прошли еще несколько кварталов параллельно световому барьеру, окончательно запутывая следы, немного постояли без движения, прикрытые невидимостью Триллы, избегая жужжащих дронов, и вернулись к «Зефиру». Все были в сборе, никого мотыльки не схватили и никто даже не пострадал, если не считать Лизы, которая в пылу схватки ударила в шлем мотылька не той рукой и теперь морщилась от боли в пальцах, пока Кона залечивала их.

Мы собрались в «Зефире», отпаивая Сола кофе, после которого у него, как он сам сказал, мозги потихоньку вставали на место, и ждали, когда он окончательно придет в себя. Все были настолько взбудоражены тем, что все получилось, что о сне никто и подумать не мог. И, несмотря на то, что никто не знал, чего, собственно, ждут, расходиться никто не планировал.

– Спасибо. – снова сказал Сол, допивая кофе. – За кофе… И за спасение, конечно. Когда по базе объявили тревогу, я, честно говоря, даже не подумал, что все выгорит. Не верил. Слишком все это звучало… Просто.

– Все гениальное просто. – я пожал плечами. – Тем более, когда речь идет о людях.

– Ну, так или иначе, я рад, что все закончилось…

– Закончилось? – я улыбнулся. – Да мы только начали!




Глава 3. Портрет прошлого


Первый день после операции мы провели в «Зефире», никуда не выходя и ничего, по сути, не делая. Во-первых, это было нужно Солу, чтобы восстановить силы после проведенного в застенках корпораций времени. Во-вторых, это было нужно нам, чтобы убедиться, что мы нигде не наследили и не накосячили, нас не вычислили, не срисовали, не спалили. Весь день оба Спектра сидели в башне, неотрывно мониторя все новости, которые только получалось обнаружить на просторах Сети. Все искали хотя бы какое-то упоминание о том, что вчера произошло и о том, что теперь корпорации намерены делать. Все, кроме Валери, Гаи и Триллы. Первые две были заняты тем, что готовили универсальное приложение связи для Пульса, которое могло бы работать на любом из них, независимо от модели и принадлежности к Спектру, и заодно – могло бы устанавливаться удаленно, по одному только запросу пользователя.

Ну а Трилла не смотрела новости по понятной причине. Она их могла только слушать.

Но, как это ни странно, никаких сообщений от корпоратов, никаких новостей не последовало. Просто – никаких. Как будто ничего такого и не происходило, ничего из ряда вон выходящего, по крайней мере. Словно вчера был совершенно обычный день, и никакого нападения на центр изоляции просто не существовало. Даже никаких сообщений о стрельбе, и уж тем более о том, что где-то там куда-то там вернулись какие-то люди, которые до этого момента считались пропавшими без вести или, возможно, официально арестованными. И этот абсолютный информационный вакуум, при условии того, что такие новости, как даже спасенная из дренажа ливневой канализации кошка, как раз-таки освещались, создавал ощущение, что СМИ просто запретили сообщать о том, что мы так упорно пытались услышать.

Все это наводило на несколько очень интересных мыслей. Во-первых, это означало, что, как я и подозревал, центр изоляции был негласной структурой, и о его предназначении знали лишь те, кто в нем работал… Ну, и те, кому не посчастливилось в нем побывать в качестве «изолированного», конечно. Как следствие – все, что происходило в центре изоляции, оставалось в центре изоляции. Не знаю, как именно корпораты объяснили вчерашнюю возню вокруг их секретного объекта хотя бы даже жителями окружающих домов и случайным свидетелям, но, видимо, как-то объяснили. Возможно, какими-то учениями, это вообще любимая отмазка у всяких военных и приближенных к военным людей.

Но даже если и так, новость об учениях вполне себе должна была появиться в новостях, просто для того, чтобы люди поверили, что то, что происходило вчера, было запланировано и держалось под контролем на протяжении всего… «мероприятия». Но новостей не было, а это влекло за собой умную мысль номер два – корпораты и сами понимают и признают, что вчера все было ни хрена не под контролем. Мало того – они до сих пор разгребают официальные и не очень официальные последствия нашего вчерашнего налета, которых оказалось так много, что они закопались в них по уши и пока что даже конца и края этим последствиям не видят. Они получили такой мощный щелчок по носу, что нос раздуло до размеров помидора и теперь, прежде чем выходить с какими-то официальными заявлениями, надо привести его в нормальный вид, иначе вместо ответов на вопросы народ получит лишь только поводы для новых вопросов. Где-то в недрах «Арамаки», в спрятанных в глубине бетонных коробок офисах, сейчас одна за другой взрывались черепушки офисных клерков, которые усиленным мозговым штурмом пытались придумать такую историю, которая бы не развалилась как плохо простроченная одежда, стоит лишь потянуть за одну из многочисленных торчащих белых нитей, которыми она пошита. Историю, которая началась бы с того, что объяснила людям само по себе предназначение одиноко стоящего здания, которое на протяжении такого долгого времени числилось как какой-нибудь склад и еще столько же времени не привлекало бы ничьего внимания… Кроме почему-то кучки «опасных криминальных элементов». Любой здравомыслящий, да вообще хоть как-то мыслящий человек, уже в этом месте задал бы себе логичный вопрос «Зачем светлячкам атаковать совершенно бесполезное, милое и мирное здание, да еще и таким малым составом? В чем их профит?» И ни один из них ответа на этот вопрос не нашел бы.

Поэтому, пока «Арамаки» не выставит на суд общественности своего монстра Франкенштейна, пошитого на суровый шпагат из обрывков лжи, пропаганды и совсем малой частью – из правды и рассекреченных данных, им проще и выгоднее просто делать вид, что этого события не было. Потому что если об этом рассказать, даже прикрываясь какими-то учениями или другим способом сказать «Все под контролем», все равно начнут возникать вопросы. И на монстра придется нашивать дополнительные куски, тратя на это дополнительное время… За которое вполне могут возникнуть дополнительные вопросы.

И это, в свою очередь, тянет за собой еще одну интересную мысль, которая, правда пока еще остается умозрительным выводом, не подкрепленным ничем, кроме рассуждений. И мысль эта заключается в том, что корпорации вовсе не так сильны и могущественны, как кажется. Да, номинально они исполняют функции правительства, да, большинство людей Города имеют то или иное отношение к одной из них и найти кого-то, кто не работает в той или иной степени вовлеченности на корпоратов – это еще надо постараться… Но если власть корпораций стабильна и незыблема, то зачем им придумывать объяснения и оправдания? Сказали бы просто – «Это вас не касается, внутренние дела корпораций» и все дела.

Конкуренция. Вот ответ. Мир победивших корпораций это мир в первую очередь конкуренции, которая ни перед чем не останавливается. Если одна корпорация показывает свою слабость, этим моментально пользуются ее конкуренты. И даже если формально они объединились против какой-то общей угрозы, в нашем случае – против светлячков, – внутри этого искусственного объединения все равно царствует атмосфера постоянной конкуренции и вооруженного нейтралитета. И, стоит кому-то одному дать слабину, показать, что все вовсе не так стабильно и подконтрольно, как кажется – и это будет буквально казус белли для остальных корпораций. И следом за этим вполне вероятно… ну, например, исключение «проштрафившейся» корпорации из спонтанного союза, например под предлогом «разобраться сначала внутри себя, а потом уже переходить к разборкам с внешним врагом». А от этого недалеко и до присвоения статуса следующего врага, с последующим переделом сфер влияния. Мир корпораций это бассейн с акулами. Акулами, каждая из которых не гнушается вцепиться в бок другой, едва только та проявит хоть бы признак слабости или ранения.

Так что для нас отсутствие новостей было хорошей новостью, с какой стороны на это ни посмотри. В теории, можно было бы прямо сейчас переходить к следующему этапу плана, но это только в теории. На самом деле было несколько «но», которые этому препятствовали. Например, для подготовки к следующему этапу плана мне нужна была Стеф, а она ни на шаг не отходила от Сола, который после вызволения из лап корпоратов все еще не способен был толком контролировать Свет и вообще вел себя немного странно – сказывалось долгое воздействие газа. Нужно было дать ему как минимум день, чтобы ему стало получше, после чего телепатку можно будет оторвать от него, и, напоминая, что лично она у меня в долгу, потребовать этот долг вернуть.

Кроме того, у меня было еще одно дело. Я его вообще планировал провернуть сразу же по возвращению в «Зефир», но появление Стеф смешало мне все карты, хотя и значительно упростило достижение следующих целей, которые я, надо признать, на тот момент не очень хорошо себе представлял как достичь. Вот и пришлось сначала вызволять Сола.

К тому же, к Птичнику я могу сходить вообще в любой момент. Сомневаюсь, что корпораты даже в теории способны поймать и арестовать этого человека. Я даже не уверен, что они вообще знают о его существовании. Слишком уж много в нем странного и загадочного.

Тем не менее, несмотря на всю свою странность и загадочность, Птичник ответил на мое сообщение сразу же и без лишних вопросов обозначил место своего нахождения. Конечно же, это была крыша. И конечно же, это была новая для меня крыша – та, на которой я еще ни разу не был. И находилась она очень близко к «Зефиру», буквально в паре кварталов. Видимо, Птичник опасался за то, что меня могут захомутать по пути, если придется идти слишком далеко.

Но я идти не стал. Я добрался до него по крышам, вообще не спускаясь на землю – не хотелось напороться на мотыльков, недовольных втыком, который гарантированно последует после вчерашних событий, и стать объектом их пристального недовольного внимания.

Когда я запрыгнул на нужную мне крышу, Птичник даже не выказал никакого удивления. Как сидел за маленьким столиком, сложив ноги по-турецки и пил кофе из крышечки небольшого термоса, так и продолжал это делать. Разве что повернул голову в мою сторону и кивнул, приглашая к столу.

– Рад, что ты в порядке. – вместо приветствия сказал он, когда я сел. – Кофе будешь?

– А ты вообще пьешь что-то, кроме кофе?

– Нет. – Птичник улыбнулся. – По крайней мере, не на улице.

– Ну хотя бы добавки там, не знаю… —я пожал плечами. – Сахар, молоко, сливки, корица хотя бы? Я как ни попробую твой кофе, так он черен как ночь!..

– Как тьма. – невероятно серьезным тоном поправил меня Птичник. – Ну, не хочешь…

– Я не говорил, что не хочу. – я поднял палец. – Наливай.

Птичник достал откуда-то из-под стола небольшую пластиковую чашку, налил в нее из термоса и протянул мне. Я взял теплый пластик обеими ладонями – на крыше сегодня было ветрено, и пальцы успели немного задубеть.

– Как я понимаю, это вы вчера вечеринку устроили корпоратам?

– И откуда же ты в курсе? – поинтересовался я, пригубливая ароматный напиток. – За весь день ни капли информации по этому поводу ни в одном СМИ, а ты откуда-то в курсе!

– Я умею слушать. – в своей манере ответил Птичник. – И я умею смотреть в правильном направлении. Этого вполне достаточно.

– Имеющий уши да услышит? – я усмехнулся. – У нас там было дело.

– Правое?

– Если ты спросишь руководство «Арамаки», они конечно же скажут, что нет. – я пожал плечами. – Правое-неправое, как и добро и зло, понятие субъективное.

– Как и свет и тьма, верно? – Птичник изогнул бровь. – Ты же из-за этого ко мне пришел. Из-за того, что добрался до казадоров?

– Скорее, из-за того, что я от них выбрался. – я покачал головой. – Пребывание среди них не было долгим, но, знаешь, я много чего переосмыслил… И еще больше задал себе новых вопросов на основе полученной информации.

– Себе? Или ты пришел с ними ко мне?

– Себе. К тебе у меня только один вопрос.

– Да, и какой же?

– Не так быстро. – я поднял ладонь. – Если я просто задам тебе этот вопрос, ты на него ответишь по букве, но не по духу… А меня это не устраивает, мне нужно получить ответ в той форме, в которой мне нужно его получить.

– Интересно. – Птичник действительно заинтересованно наклонил голову. – Я слушаю.

– С самого начала, когда я только о тебе услышал, уже появились вопросы. – принялся перечислять я. – Почему ты помогаешь светлячкам, при этом не являясь официально одним из них? При этом ты не являешься и мотыльком тоже, и в связях с корпоратами не замечен, значит, тебе это нужно не для того, чтобы кого-то вычислить и-или обвинить. Но это ладно. Другое интересно – я тут между делом поинтересовался у девчонок из другого Спектра, которые сейчас, как ты наверняка знаешь, с нами заодно, и оказалось, что они тебя тоже знают. Даже под тем же именем. Проблема только в том, что они-то вообще из другого района и как ты умудряешься быть и тут и там – большой вопрос, если конечно у тебя где-то на приколе не стоит личного дирижабля, в чем лично я сомневаюсь. Зато не сомневаюсь, что и во всех остальных районах Города тоже есть крыши, на которых установлены голубятни и вот такие вот кофейные столики. И светлячки тех районов тоже знают некоего Птичника, или, не знаю там – Ловкача, – к которому отправляются на знакомство все новички, которые… скажем так, необычные. Еще более необычные, чем прочие светлячки. С необычным оружием, или с необычными Вспышками – короче, те, кто даже среди просветленных выбивается из ряда вон. Такие, например, как Дина Ларс, Вспышка которой явно превосходила все прочие по своей сути… Да что там – это вообще была практически богоподобная способность! Очень, очень похожая на ту, что используешь ты сам, когда пропадаешь с места, когда пожелаешь. И что-то мне подсказывает, что я знаю, кто посоветовал ей обратиться к Дочери Ночи. Тот же, кто посоветовал мне. Может, у нас с тобой не похожи Вспышки, хотя лично я свою Вспышку до сих пор даже не знаю, но у нас похожее оружие и это еще один момент, который мог тебя во мне заинтересовать.

Я отхлебнул еще кофе, глядя на реакцию Птичника, но он все так же сидел, чуть склонив голову, и внимательно слушал меня, никак не комментируя ситуацию. В общем-то, оно и правильно – вопрос-то я не задал.

– Когда ты посоветовал мне обратиться к Дочери Ночи, это был новый звоночек. – продолжил я. – Ведь все остальные, кроме светлячков Тай-фо, были уверены, что она – это лишь сказка, легенда! Но ты уверенно отправил меня к ней, хотя и это можно объяснить и это даже не будет трудно – коль скоро ты сотрудничаешь со светлячками других районов, ты мог от них же и узнать, что Дочь Ночи реально существует. Но вот что касается казадоров – здесь уже объяснить что-то будет намного сложнее. Одни только биотеховцы знали о том, что казадоры существуют, и держали эту информацию в строжайшей тайне. Оно и понятно – стоило ей просочиться в массы, и это вызвало бы настоящий катаклизм. Мало того, что «Биотех» сам по себе моментально перестал бы существовать, так еще и наверняка в Городе начался бы массовый голод, потому что люди отказывались бы есть продукты, выращенные на зараженных, как они считают, землях. Возможно, верхушки других корпораций тоже знают или хотя бы догадываются о том, что казадоры реально существуют, но больше – никто. Никто, кроме тебя. Но мы уже выяснили, что на корпоратов ты не работаешь, а даже если бы и работал – ты не относишься ни к верхушке, ни даже ни к приближенным к этой верхушке. Так откуда у тебя вся эта информация? Ответ напрашивается сам собой – ты видел все это своими глазами. А, может статься, и был участником этих событий. Вряд ли зачинщиком, это слишком жутко, но наблюдателем я тебя вполне могу представить. Погляди-ка во-о-он туда.

И я ткнул пальцем в сторону, а, когда Птичник заинтересованно повернул голову и расположил ее в профиль ко мне, я поднял перед собой заранее снятый с руки и разложенный в режим планшета Пульс. И сравнил лицо сидящего передо мной человека, все еще пытающегося понять, что я ему показываю, и рисунок, вытащенный на карте памяти из поглощенного Тьмой исследовательского центра.

Да, это был он. С другой прической, с другой растительностью на лице, с большим количеством морщин, но это был человек с рисунка. Никаких сомнений в этом не оставалось.

– И, опираясь на все эти несостыковки и интересные факты, я хочу задать тебе вопрос… – продолжил я, разворачивая Пульс экраном к Птичнику и показывая рисунок. – Ты случайно ничего не хочешь рассказать? Такого, чего еще никому и никогда не рассказывал?

Птичник повернул голову и очень долго смотрел сначала на рисунок, потом перевел взгляд и так же долго смотрел на меня. Улыбка пропала с его лица и сейчас он был нахмурен и серьезен.

– Хочу. – негромко произнес Птичник. – Очень хочу. Уже очень много лет хочу. Но никогда бы не подумал, что рассказать все это мне придется пришельцу из другого мира…




Глава 4. Тело и душа


– И откуда ты об этом в курсе? – спокойно поинтересовался я. Это не было бессмысленной бравадой, меня на самом деле не беспокоило, что Птичник в курсе того, что я – пришелец из другого мира. Ведь на самом деле единственные, чье мнение в данном вопросе меня беспокоило и чьей реакции я до недавнего времени опасался – это мой собственный Спектр. А они уже в курсе. В общем-то, именно они могли рассказать Птичнику об этом, но сомневаюсь, что это действительно так. Вряд ли в простом разговоре кто-то из них затронул бы такие темы, а значит для того, чтобы кто-то из Спектра рассказал Птичнику о том, что я – из другого мира, он должен был об этом сперва спросить. То есть – уже быть в курсе.

– Я в курсе об этом с самого начала. – Птичник вздохнул. – У меня есть… некоторые способности, назовем их так.

– Вспышка? – спросил я, уже зная ответ.

– Нет, не Вспышка. Вспышка может быть только одна у каждого человека, она, по сути своей, является… Прорывом Света из человека, из его души. Мои же способности имеют несколько другую природу.

– Как у казадоров? – уточнил я.

– В какой-то степени. – Птичник кивнул.

– Значит, и ты тоже подвергся воздействию Тьмы, как они? А, может, ты и сам из казадоров?

– Нет, я не из них. Я получил свои способности задолго до того, как любой из казадоров вообще появился на свет.

– Слишком растяжимое понятие, уточни диапазон.

– Хм… Скажем, тысяча лет тебя устроит?

– Десять веков? – я усмехнулся. – Я совершенно не удивлен, ведь ровно столько, сколько длится вся эта котовасия с ноктусами. А почему ты спрашиваешь, устроит ли это меня? Я интересуюсь тем, как дела обстоят на самом деле, а не тем, как я к ним отношусь. Это я и сам могу для себя определить.

– Ой ли? – хитро улыбнулся Птичник. – А если я тебе скажу, что дела обстоят именно так, как ты к ним относишься?

– Я скажу, что ты опять пытаешься заговорить мне зубы. – я покачал головой. – Хватит уже.

– Мне нет нужды заговаривать тебе зубы. Если бы я не хотел тебе ничего рассказывать, то просто не стал бы с тобой встречаться. Это ты пришел за ответами. И вот тебе первый из них – тысяча лет. Плюс-минус парочка, я уже давно сбился со счету.

Я окинул Птичника скептическим взглядом, но ничего не ответил. Тысяча так тысяча. В этом мире, вывернутом наизнанку, возможно все и в любой момент. К тому же, присутствие Птичника на страницах явно древней книги, которую даже ксерокопировать не стали из-за ее ветхости, а лишь только отфотографировали, подтверждало его слова.

– Значит, вся история началась тысячу лет назад?

– Вовсе нет. Тысячу лет назад началась история, которая интересует конкретно тебя. Но она в свою очередь стала следствием, хоть и не особенно очевидным, другой истории. Истории, которая берет свое начало практически с того самого момента, когда человечество обрело разум, а вместе с ним – Свет. Я же говорю – у этой истории нет начала и весь ее смысл, само наличие в ней смысла зависит лишь от того, хочешь ли ты этот смысл понять. Можешь ли ты его понять.

– Как человечество получило Свет? – спросил я, игнорируя последние слова Птичника.

– Так же, как появляется все в этом мире – вместе с его антагонистом. С Тьмой. Когда первые люди научились думать, буквально первое, о чем они задумались – что произойдет после смерти? Будет ли что-то за границей жизни, или только сплошная пустота и тьма? Есть ли шанс на перерождение, или человека ждет лишь вечное забвение? Никто не мог дать на это ответа, и люди разделились на два лагеря. Одни утверждали, что за гранью жизни нет ничего, кроме непроницаемой Тьмы, другие утверждали, что там наоборот – целый другой мир, совершенно не похожий на наш, чуждый нам настолько, что мы не способны его даже увидеть или осознать какими-то другими органами чувств. И они же утверждали, что из этого мира за умирающими приходят специальные проводники, которые берут его душу и отводят в этот мир через завесу между мирами. И знаешь что?

– Что?

– Они все оказались правы. Правда это выяснилось уже через много сотен лет, когда люди начали изучать явления природы, а не просто наблюдать за ними в попытках вывести какие-то закономерности. Тогда же и было доказано существование тех самых существ, которые ненадолго появляются над каждым умирающим, после чего исчезают, словно их и не было. Их могли видеть не все и только в момент смерти другого человека, поэтому до определенного момента никто не верил в их существование, а все истории считали лишь выдумками, но с течением времени отмахиваться от реальности становилось все труднее. И пришлось смириться с тем фактом, что существа действительно существуют, что они действительно забирают души людей куда-то в другой мир. И их назвали лоа.

Несмотря на то, что чего-то подобного я ожидал, я все равно дернулся от неожиданности этого откровения. С подобной позиции – позиции каких-то проводников для душ умирающих людей, – я их даже не рассматривал.

– Постепенно люди, которые видели лоа, понимали, что живым они не угрожают, и даже начали пытаться как-то с ними контактировать, но все было тщетно. Лоа не реагировали на живых, не входили с ними в контакты и вообще вели себя, как призраки. Они не имели материального тела, поэтому взаимодействовать с ними было невозможно. Зато было возможно взаимодействовать с человеком, за которым они пришли. Особенно если этот человек – ты сам. И энтузиасты стали экспериментировать с собственными организмами, пытаясь добиться состояния контролируемой смерти. Они травили себя ядами, они замерзали во льдах, они тонули в воде – все ради того, чтобы лоа пришел за их душой, но не смог ее забрать. Они умирали десятками, но однажды у одного из них все же получилось. Лоа пришел за его душой, но так ее и не забрал. А без души лоа не может вернуться обратно, он теряет все свои силы на то, чтобы пройти грань между мирами и обратный путь просто уничтожит его, ему нужна человеческая душа, которая проведет его обратно. Поэтому лоа остался в нашем мире. Маленький кусочек Тьмы…

– В противовес которому появился Свет… – медленно продолжил я.

– Почти так. – Птичник кивнул. – Но не совсем. Свет не появился, Свет был всегда. Свет это и есть наш мир, точно так же, как тот мир, мир лоа – Тьма. Но до этого момента Свет в людях было просто некуда применить, поэтому никто и не знал о его существовании. Все равно как если бы у человека было инфракрасное зрение, но он жил на очень жарком континенте, на котором круглый год воздух теплее, чем температура всех живых тел. Никто не пользовался Светом, потому что не существовало того, на что бы он мог подействовать. До того момента, как в мире застрял лоа. Кусочек Тьмы, парадоксально принесший человечеству свою полную противоположность – Свет. Так в мире появилась магия. Магия Света и магия Тьмы.

Птичник сделал паузу и отхлебнул кофе, видимо, ожидая вопросов. Но вопросов у меня не было. Пока что все было очень даже стройно и понятно, поэтому я просто сидел, сцепив руки на колене и ожидая продолжения.

– Люди активно изучали магию как Света, так и Тьмы. – продолжил Птичник. – Вторую, конечно же, с опаской и серьезными ограничениями, потому что обращаться к ней означало обращаться к загробному миру, к миру, который мы не способны не просто понять, но даже и увидеть, и тем не менее энтузиасты были. Они проводили дерзкие эксперименты и чаще всего они заканчивались тем, что экспериментатор проваливался через границу миров и пропадал без вести, причем некоторые делали это нарочно. Из них никто не вернулся, из чего люди сделали вывод, что души людей способны проходить через барьер между мирами только в одном направлении, а в обратном – только лоа. И с этого момента любые эксперименты с проникновением в загробный мир получили полный запрет как опасные и не имеющие своим результатом ничего, кроме исчезновения экспериментатора. И этот запрет действительно соблюдался. Три сотни лет никто не пытался связаться с Тьмой, вытащить что-то оттуда и слетать туда самому. Три сотни лет, пока один просветленный, человек огромной силы и знаний, чуть ли не самый просветленный из просветленных, не нарушил этот запрет.

– Что причина?

– Любовь, конечно. – Птичник пожал плечами. – Во всех мирах, где существуют разумные существа, и самые глупые и самые великие дела делаются по одной и той же причине. Любовь к женщине, любовь к родным… А в нашем случае – любовь к ребенку. Беременная жена этого просветленного умерла при родах, родив недоношенную дочь. И дочь протянула немногим дольше – умерла через неделю. Убитый горем по жене, видящий, как лоа на его глазах забирает и душу дочери тоже, он решился на отчаянный шаг. Он решил нарушить запрет на эксперименты с прорывом в загробный мир. Он решил отыскать там душу дочери и вернуть ее обратно в тело, тем самым победив смерть и снова подарив ей жизнь. Он собрал вокруг себя нескольких сильнейших просветленных, которые помогали ему в его деле, и вместе они смогли собрать достаточно силы для того, чтобы наш герой пробил барьер между мирами, как это делают лоа, и попал в загробный мир, оставив при этом приоткрытой дверь назад. Само собой, попала туда только его душа, а не тело, но и этого было достаточно. Он смог отыскать душу своей дочери и вернуть ее обратно. Но за все приходится платить, и платой в этот раз было то, что ему пришлось оставить там свою собственную душу… Правда наш герой тогда этого не знал, он думал, что вытащил и дочь буквально с того света и себя тоже.

– Как? – только и спросил я.

Птичник развел руками:

– С помощью Света и Тьмы, конечно же. Тот Свет, который используют просветленные сейчас – лишь бледная тень той могучей силы, которую он на самом деле из себя представляет… Да, впрочем, чего я распинаюсь – судя по тому, как ты сияешь, ты и сам в курсе.

Я промолчал, не желая уводить разговор в сторону светолита. Лишь махнул рукой, показывая, чтобы Птичник продолжал.

– Не помешало даже то, что настоящее тело его дочери уже несколько дней как было похоронено – возвращенная с того света душа сама собой облекла себя в новое. И даже казалось, что все хорошо, вот только дочка взрослела не по дням, а по часам, разменивая год за четыре, и поэтому, когда ей стукнуло пять, выглядела она на все двадцать. Но это было не самым удивительным. Самым удивительным было то, что она распространяла вокруг себя Тьму. Наш просветленный не выпускал ее из дома, никому не показывал и держал ее существование в тайне, а сам тем временем справлялся с любыми проявлениями Тьмы от дочери при помощи Света. Огромного количества Света. Он уже понимал, что, вытащив из Тьмы душу дочери, он оставил точно такой же сквозной проход для Тьмы, какой сделали для него его друзья, чтобы помочь пробраться в мир мертвых, но поделать ничего не мог. Те самые друзья понимали, что происходит что-то неладное и много раз уговаривали героя попробовать все вернуть на круги своя, отправить душу дочери обратно во Тьму, но он их и слушать не хотел. А когда девочке исполнилось пять, слушать стало некого.

Ночью рядом с их домом появился еще один. Точно такой же, только черный. И возле соседнего – тоже. И возле соседнего. И все они распространяли вокруг себя миазмы Тьмы, которые буквально за ночь успели уже несколько человек убить… Или вернее будет сказать, сделать с людьми то, что они всегда делали. То, что велят им делать законы мироздания. И сообщения о подобных появлениях приходили со всех уголков планеты. Так официально началось противостояние Света и Тьмы.

– А девочка? Девушка… – поправился я.

– Она была найдена мертвой… Мертвой еще при рождении. Вместо красивой двадцатилетней девушки, которой не мог нарадоваться отец, на кровати обнаружился высохший трупик новорожденного ребенка. Такой, каким бы он был, если бы все эти годы пролежал в закрытой комнате практически без притока свежего воздуха. Только вот он тоже был создан из самой черной Тьмы, какая только может существовать.

– И что же наш герой?

– Сначала наш герой решил, что ему все это почудилось, но игнорировать при этом возникающие поодаль черные дома, которые исчезали днем, было просто невозможно. К тому же его друзья наперебой ему твердили, что все эти пять лет были реальными, что девочка была и что мир просто не принял ее черную, темную душу и отверг ее. Наш герой не понимал, кто говорит ему правду, а кто обманывает, и поэтому он в ярости убил всех. Всех тех, кто помогал ему вызволить из Тьмы душу его дочери. Всех тех единственных, кто мог бы помочь ему исправить все и вернуть все на круги своя.

– И что потом?

– Потом он одумался, и, хоть уже было поздно, при поддержке нескольких других просветленных объявил всю Тьму вне закона и любые занятия ею – наказуемой ересью, а себя они назначили следящими за выполнением этого правила. Мол, на планете и так слишком много Тьмы, и плодить ее сверх этого – преступление. На какое-то время это даже помогло, и просветленные худо-бедно научились сдерживать текущую на планету Тьму при помощи всего арсенала Света… Но потом следом за Тьмой стали приходить лоа. И первая же ночь их прихода практически уничтожила человечество. Они просто проходили по домам и забирали души спящих, одновременно лишая их и жизни. Сотни и тысячи людей перестали существовать буквально в одну ночь, и только кучка просветленных, которым повезло не спать, смогли при помощи Света отогнать лоа от себя и от оставшихся людей и дождаться утра, которое развеяло черные силуэты по воздуху. С этого момента Свет стал единственным способом существовать и выживать. Он превратился из универсального инструмента в узкоспециализированное оружие и, как любое оружие, стал упрощаться и от этого – становиться лишь эффективнее. Просветленные перестали быть учеными, шаманами, магами. Они стали воинами, единственными воинами, в которых с этого момента нуждалось человечество. Теми, кем они и являются по сей день.

– А дальше?

– А что дальше? – Птичник пожал плечами. – Дальше ты все и так знаешь. Выжившие люди смогли собраться в один единый Город, ведь так проще обороняться от лоа. Придумали световые барьеры, которые на тот момент питались еще от живых просветленных, а не от фабрик искуственного Света, узнали про астриум и про его влияние на людей…

– Я не про то. – я щелкнул пальцами. – Что произошло с нашим героем?

– А наш герой выяснил, что он бессмертен. – Птичник пожал плечами. – Сам того не зная, он пошел на сделку, обменяв свою душу на душу дочери, и лоа за ним уже не мог придти, ведь для них он уже умер. Так он и живет все эти годы, все эти столетия, пытаясь найти среди просветленных, среди тех, кто владеет великой силой, но сам не знает, насколько она велика, нужного человека. Того, у которого будет гибкий ум. Того, кто не будет пытаться мыслить привычными категориями, кто не удовлетворится стандартом. Кто захочет, или кто будет вынужден испытать все возможные рамки на прочность и сломать их, если понадобится. Того, кто, возможно, сможет снова познать Свет в его полноценном величии. И я, в общем-то, даже не очень удивлен тому, что это оказался кто-то из другого мира.

– Ты так и не ответил, как ты об этом узнал.

– А я не то чтобы узнал. – Птичник пожал плечами. – Так, догадался. Просто когда имеешь дело с одним другим миром и знаешь, что в механизме перехода туда-сюда замешаны души, начинаешь понимать, что это как-то связано между собой.

– И-и-и?

– И поэтому, когда видишь живого человека, у которого нет души, как-то на ум сам собой приходит только один вариант, как такое могло случиться…




Глава 5. Отец и дочь


– Что значит «нет души»? – я покачал головой. – Мне снова кажется, что ты водишь меня за нос. Я думаю, что если бы у меня не было души, я бы это заметил… Нет?

– Конечно же. – Птичник кивнул. – Но я ведь и не говорил, что у тебя нет души. Я сказал, что я ее не видел. А все потому, что не туда смотрел… Но это я понял уже позже. Когда присмотрелся повнимательнее. Когда осознал, что душа в тебе очень даже есть, просто она другая. Это лишний раз утвердило меня в мысли, что ты – из другого мира. Или вернее будет сказать, твоя душа из другого мира. Она каким-то образом прорвалась через завесу миров и попала к нам.

– Ты сказал «другая». Другая это какая? И что вообще такое душа? Как она выглядит? Что из себя представляет? Зачем нужна?

– Ты серьезно? – Птичник вскинул брови. – У вас не знают о душах?

– У нас знают о душах, просто это… Что-то вроде магии. А, ну да… – я засмеялся. – О магии у нас тоже не знают. Это… вот, знаю – сказки! Вот на каком уровне все это у нас. Магия, души, вот это вот все – это то, чего никто никогда не видел и не трогал, а значит его и вовсе нет.

– Ну, у нас и душа и, как ты сам мог убедиться, магия – это вполне себе норма жизни. Как и душа, собственно.

– Ну так а что она такое, эта душа? – я развел руками. – У нас так как никто эту душу не поймал и даже не видел, нет четкого определения этому.

– Душа это… – медленно начал Птичник. – Хм… Можно сказать, что душа это сознание человека. Это то, что делает его именно тем человеком, которым он является. Некий конгломерат всей информации, которую человек за свою жизнь поглотил и переработал в удобоваримую для себя форму. Все мысли человека, все его суждения, все его знания и даже его отношение к тем или иным вещам – все это в сумме и создает душу.

– То есть, душа это разум?

– Нет, отнюдь. Разум это по сути признак высшей нервной деятельности, способность мыслить… В принципе, обладать таким свойством, как «мышление». Душа же это скорее следствие наличия разума, продукт, произведенный этим самым разумом. Не говоря уже о том, что душа это понятие не физическое и даже не философское, а сугубо магическое. Даже правильнее будет сказать – понятие, напрямую связанное со Светом. Именно душа является тем… «органом», если можно так выразиться, через который человек исторгает из себя Свет.

– Но ведь Свет есть во всех людях. – возразил я.

– Все верно, потому что душа тоже есть у всех людей. – Птичник кивнул. – Но, как ты, наверное, уже заметил, среди тех, кто способен оперировать Светом, среди просветленных, нет и в принципе не может быть людей, которых можно было бы назвать… нормальными. Не так ли?

– Хочешь сказать, что они способны на это именно потому, что… «ненормальные»?

– Что-то вроде того. Чаще всего просветленными становятся люди, которые пережили какие-то потери, утраты или просто тяжелые жизненные ситуации. Такие, в душе которых образовалась, если можно так выразиться, «трещина». Трещина, через которую их внутренний Свет теперь исторгается наружу. Смерть близких или близость собственной смерти, пытки или другие причины, из-за которых психика могла пошатнуться – вот причина появления просветленных.

Смерть, значит… Интересно, а мои способности к Свету это… мои способности, как того, кто приблизился к собственной смерти и даже испытал ее? Или это способности моего нового тела, которые, по словам девчонок, были у меня уже тогда?

– Ну а я? Я-то как вписываюсь в эту картину? Почему я оказался тут, в этом мире?

– На этот вопрос тебе никто не даст ответ, даже я. – Птичник развел руками. – У меня есть только предположения, и ничего кроме. Насколько мне известно, ты впервые открыл глаза в этом теле во время вылазки в ноктус, когда прежний его носитель подвергся атаке лоа и позволил себя коснуться… Так все было?

– Если и не так, то очень близко к этому. – я пожал плечами. – Сам понимаешь, я все это тоже узнал лишь только постфактум.

– Лоа существуют только для одной цели – для того, чтобы забирать души людей в загробный мир. У меня даже нет уверенности в том, что они разумны, возможно, их даже нельзя назвать живыми существами. Возможно, они – что-то вроде природного явления, с которым ничего нельзя поделать, только принять.

– Как это «ничего нельзя поделать»? – удивился я. – А Свет? А СБ?

– Полумеры. – усмехнулся Птичник. – Даже четвертьмеры. Как я уже сказал, лоа способны проходить через границу меж мирами ради того, чтобы забрать душу умирающего. Ты думаешь, что Свет, тем более искусственный, остановит их? Как бы не так. Лоа по-прежнему приходят за душами умирающих, по-прежнему забирают их, и да – как и прежде они сильно страдают, вынужденные проходить через световые барьеры ради этого, но это не мешает им выполнять то, для чего они созданы. Страдают настолько, что их видят только сами умирающие. Но изменить это нельзя, да и смысла нет, они должны быть собраны. Таков закон мироздания.

– Тогда почему они нападают на тех, кто заходит в ноктусы? Они же не умирают!

– Это ты об этом знаешь. Я об этом знаю. Другие люди знают. А лоа не знают, скорее всего у них в принципе отсутствует такое понятие как «знания». Есть инстинкт – на их территории, а ноктусы это их территория, кусок их мира, загробного мира, – сцепленных с телами душ быть не может. А значит, быть их не должно. Это то самое, с чем столкнулся в загробном мире я, когда лишился своей души. Поэтому лоа просто делают то, что делали всегда. Сколько существует мир.

– А со мной-то это как связано?!

– Я думаю, что в твоем мире тоже есть души, раз уж там знают о таком понятии, просто пока что не утвердили среди себя конкретное определение. И, когда ты умер, твоя душа отделилась от тела и… Не знаю, наверняка тоже куда-то должна была переместиться. А в этот момент лоа вытащил душу из того тела, в которое ты по итогу попал. Не знаю, как именно это случилось, как это вообще могло случиться, возможно, всему виной та самая условная дырка, через которую загробный мир просачивается к нам… Возможно, что-то еще, я не могу тебе сказать. Но я думаю, что ты занял место чужой души в этом теле, и все случилось именно так.

– А заражение? Когда лоа касаются человека, они же его заражают, и он превращается в рангона! Почему получается так?

– Не когда лоа касаются человека. – Птичник поднял палец. – А когда лоа касаются живого человека. Дело в том, что отнять душу у живого тела не так-то и просто, они связаны, как ни крути. И, когда лоа похищает душу, унося ее во Тьму, она остается связана со своим телом, но, чем больше времени проходит – тем слабее становится эта связь. Человек лишается души, лишается своего Света, который присутствует в каждом из нас. И в конечном итоге человек превращается в рангона – в тело, которому ему не пришло время умирать, без души, которую у него украли. Вместо души у него остается только дыра вроде той, через которую загробный мир просочился к нам, и через нее точно так же сочится Тьма. И точно так же рангоны способны существовать только на территориях загробного мира, являясь для него стражами и единственными жителями.

– Значит, в настоящем загробном мире рангонов нет? А что вообще там есть?

– Можешь считать, что ничего. – Птичник покачал головой. – Загробный мир настолько отличается от нашего, что глядя на него нашими, человеческими глазами, ты ничего там не увидишь, они просто не созданы видеть то, что там творится. А то, что мы видим здесь, в тех же ноктусах… Я думаю, загробный мир просто попытался принять ту форму, которая уже существует. Минимизировать затраты энергии на поддержание собственного существование, что, в общем-то, тоже закон природы.

– А по-моему он пытается захватить этот самый мир. – я кивнул в сторону ближайшего светового барьера. – Эманации Тьмы это тоже по-твоему закон природы?

– А как же. – усмехнулся Птичник. – Это же как две жидкости разной плотности, которые со временем все равно начинают проникать одна в другую.

– Что-то я не заметил, чтобы наш мир пытался проникать в загробный!

Птичник саркастично поднял бровь:

– А ты что, очень много времени там провел, чтобы делать такие выводы? Проникает, еще как проникает. Разница лишь в том, что у нас есть способ защититься от этого, а у загробного мира такого способа нет. Все, что он может нам противопоставить – это постоянная экспансия, расширение территории ноктусов все дальше и дальше, чтобы воздействие нашего мира становилось все меньше и меньше. Это тоже закон природы. Закон выживания, закон борьбы.

– Ты так говоришь «мир», будто у мира есть некий общий… разум.

– Конечно, есть. – Птичник кивнул. – Ну, я думаю, что есть. Сумма всех душ, обитающих в этом мире – и есть его интеллект.

– Ноосфера… – пробормотал я, вспомнив слово, которым называли подобное гипотетические образование ученые Земли. – Ладно, но я-то почему не превратился?

– А ты уверен, что ты должен был превратитья? – улыбнулся Птичник. – Я же говорил, рангоны – это тело, лишенное души, искаженное Тьмой. Твое же тело не было лишено души, можно даже сказать что в какой-то момент времени этих душ в тебе было даже больше одной. Не две, конечно, но, скажем так, одна целая две десятых. И, пока похищенная душа того, в чье тело ты попал, не оторвалась окончательно, ты испытывал те же симптомы, что и обычный зараженный.

– То есть, по сути я и не был заражен? И все то, что я делал, было… зря?

– Зря? – удивился Птичник. – Я, конечно, не полностью в курсе твоих приключений и вообще того, чем ты тут занимался… Но у меня есть глаза и уши, я вижу и слышу происходящее, и… И ты считаешь, что то что происходит сейчас, попадает под понятие «зря»?

– А ты считаешь, что происходит что-то хорошее? – усмехнулся я.

– Плохое и хорошее – не те категории, которыми я оперирую. Одно могу сказать точно – сейчас происходит великое. То, что останется в истории… Если, конечно, останется история.

– Я бы не сказал, что я сильно рад такому повороту событий. – признался я. – По мне то, что происходит сейчас… Лучше бы не происходило.

– Мироздание не очень интересуется, рад ты или нет. – Птичник пожал плечами. – События просто происходят и мы можем только принимать в них участие, тем или иным образом.

– Принимать участие? – повторил я. – Тогда скажи, что надо сделать, чтобы проход между мирами закрылся?

– Ничего. – Птичник улыбнулся. – Ты ничего не сможешь сделать.

– А убить Дочь Ночи? Да, я уже догадался, что это именно она является причиной всего. Если ее устранить, это поможет?

– Нет, не поможет. Потому что ее нельзя устранить.

– Это еще почему? Все, что живо, можно убить.

– Что живо – да. – Птичник кивнул. – Но к ней это не относится.

– Это из-за ее сверхъестественных способностей?

– Они – лишь следствие. Дочь Ночи нельзя убить, потому что она и не жива. Она уже давным-давно мертва, и в этом мире присутствует лишь ее душа. Душа, лишенная тела. Вместо тела у нее – концентрированная Тьма, которая принимает любую форму, какую пожелает ее хозяйка, и именно это обуславливает ее возможности. Но даже если бы не они… Как ты собрался убить душу, лишенную тела?

– Хорошо, не я. Допустим, не я, а ты. Ты способен это сделать?

– Конечно же, нет. – усмехнулся Птичник. – Как ты себе это представляешь?!

–Откуда я знаю? Ты должен знать! Она же твоя дочь!

– Вот именно, она моя дочь. Несмотря на то, что все называют ее Дочерью Ночи, на самом деле она моя дочь. А я – ее отец. Где ты видел вменяемого отца, который способен даже подумать о том, чтобы причинить вред своему единственному ребенку, а тем более – убить его?

– То есть в теории, это возможно?

– В теории хрен его знает. Ты все время упускаешь из виду один факт – то, что происходит сейчас, началось однажды и с тех пор ни разу не повторялось. Во всей истории мира существует только один прецедент подобного типа и никто, повторяю – никто, даже я, даже Дочь Ночи не знает, что будет дальше. Не знает, что может произойти, если выполнить то или иное действие. Никто не знает, чем обернется то или иное решение. Один раз мы уже сломали порядок мироздания и теперь расплачиваемся за это. Вполне возможно, что второго такого… эксцесса… Мировые законы просто не выдержат. Они и так стоят на подпорках и костылях.

– Но ведь с той же степенью вероятности можно сказать, что все починится и станет как прежде, разве нет? – я развел руками.

– Можно. – Птичник кивнул. – Но я не стану. Видишь ли, когда из-за действия, которое ты однажды совершил, мир катится в бездну и замирает лишь на самом ее краю… Дальнейшие действия подобного толка совершать как-то не хочется.

– Даже если это шанс все исправить?!

– Исправить – да. Шанс – нет. Я свой шанс однажды уже использовал и это не сказать, чтобы сильно хорошо закончилось. Повторять желания нет. Я даже не виделся с дочерью с того момента, как она исчезла, хотя уже очень давно знаю, где она обитает. Я банально не знаю, что произойдет, если мы увидимся, если коснемся друг друга. Да и захочет ли она? Она ведь не просто так от меня сбежала.

На протяжении разговора все острые углы собранных в моей голове за недолгое пребывание в этом мире историй обтесывались, непонятные места прояснялись, кусочки мозаики хрустели и поочередно вставали на место, вырисовывая более или менее понятную картину. Картину не просто того, что происходит сейчас, не просто того, что было причиной этого, но и тех многих непонятных моментов, которые казались странными и нелогичными.

Вот почему Дочь Ночи, когда я к ней явился, говорила, что ей не дали имени при рождении – просто не успели, поскольку она умерла быстрее. Вот почему она говорила, что я не смогу остаться тем, кем я являлся – я ведь и не остался. Я остался собой, да, но не тем, кем был, когда явился к ней за помощью, ведь тогда к этому телу еще была тоненькой ниточкой привязана и вторая душа тоже. Тогда – но не потом, когда эта связь полностью пропала и я избавился от симптомов заражения.

– Значит, Дочь Ночи тоже существо Тьмы? И она тоже за то, чтобы Тьма поглотила весь мир?

– Если все прямо упрощать, то можно сказать и так. Это не назвать прямо целью, поскольку цель это тоже продукт высшей нервной деятельности, но неосознанно она стремится именно к этому, да. Это банальный инстинкт выживания – если люди победят, если выдавят Тьму с планеты, уничтожат все ноктусы, ей просто негде будет существовать. А значит, она не сможет существовать.

– Тогда почему она помогала людям? Ведь светлячки водили к ней людей, она предсказывала им будущее… Не буду уж спрашивать, как именно, я уже готов просто поверить в то, что она умеет – но зачем?

– Во-первых, по пути некоторые могли попасться к лоа или рангонам и на одну душу в люктусах станет меньше. – Птичник пожал плечами. – А во-вторых… Что может быть убить в человеке волю к жизни больше, чем информация о том, что его ожидает в будущем? Когда ты знаешь все, что произойдет с тобой, когда всю жизнь ты подсознательно рассчитываешь по минутам, ожидая что в каждую из них с тобой произойдет то или иное событие – разве это жизнь? Нет, это существование. Существование согласно чужому плану, которому ты следуешь, даже если не отдаешь себе отчета в этом. Угнетает, не так ли? А уныние это тоже один из основных способов уменьшить в себе Свет и дать дорогу Тьме.

– А что насчет меня? Я-то к ней, конечно, не за будущим пришел, но в чем смысл того. что она сказала мне? Про то, что она уменьшила симптомы, спрашивать не буду… Но она сказала, что мне придется убивать других светлячков и поглощать их Свет, чтобы жить!

– А с чего ты взял, что все, что она тебе говорила, она тебе говорила для того чтобы помочь именно тебе?




Глава 6. Атмосфера свободы


Никогда раньше я не уходил от Птичника в таком эмоциональном раздрае. Буквально раздавив все мои представления о том, что я что-то понимаю последним каверзным вопросом, он исчез, так же, как исчезал каждый раз. Не предупредив и уж тем более – не посоветовавшись. В тот момент, что он сам счел подходящим.

Но все же в этот раз все было по-другому. В этот раз я получил ответы не просто на те вопросы, что собирался задать. Я получил ответы вообще на все вопросы, даже те, о которых сам не подозревал. Но они, как это обычно и происходит, повлекли за собой новые вопросы.

С чего я взял, что Дочь Ночи планировала мне помогать? С чего я взял, что она зарядила меня Светом? Казадоры у себя в поселении тоже дали мне неслабый магический пинок для того, чтобы я пришел в себя, чтобы мне стало лучше, а уж кто-кто, а они точно не могли это сделать при помощи Света. Так где гарантии того, что Дочь Ночи не помогла мне точно так же – при помощи Тьмы, а не Света? Например она могла ускорить процесс отрыва души старого хозяина тела, что в итоге и привело к тому, что мое заражение сошло на нет, соответственно, вместе с его симптомами. Конечно, это не отменяет вопроса «зачем ей это?», но этот вопрос, если вдуматься, не отменит вообще ничего на свете. Им же я задавался и тогда, когда думал, что она способна оперировать Светом, что они излечила меня от заражения, пусть и не до конца. Излечила – но зачем? Какие цели она преследовала?

Боюсь, что получить ответ на этот вопрос можно только одним способом – спросить непосредственно у Дочери… И то нет никакой гарантии, что она ответит правду. Что она вообще ответит.

Одно известно точно – именно Дочь Ночи является причиной всего того, что сейчас происходит в мире. И пусть даже, если верить Птичнику, она это не со зла, но факт остается фактом – ее существование ставит под угрозу существование всех людей на планете. Если люди способны худо-бедно защищаться от влияния ноктусов ингаляциями астриума, то у самих ноктусов никаких механизмов защиты нет, и единственное, за счет чего они могут продолжать существовать – постоянное приращение территорий. Уменьшение того объема светлой части Города, с которой к ним просачиваются губительные для них эманации. И в этом противостоянии сила явно не на стороне людей.

И самый главный вопрос, который остался после этого разговора – а делать-то, собственно, что? Позиция Птичника четко ясна – сидеть и наблюдать за тем, как протекает жизнь. В какой-то степени она даже объяснима, ведь ситуация касается его лично. Но я-то не он! Мне-то что делать? Я не хочу наблюдать, как гибнет этот мир, тем более, что у меня единственного в нем сейчас есть хотя бы надежда на то, чтобы его спасти! У меня есть светолит! У меня есть знания, где обитает Дочь Ночи, и неужели я оставлю все как есть и даже не попытаюсь… черт, тут даже другого слова-то не подберешь – спасти этот мир!

Конечно же, нет. Конечно же, я сделаю все, что могу. Но чуть позже. Мир ждал тысячу лет, подождет и еще пару дней. Пару дней, за которые решится, будет ли кого вообще спасать в этом мире или он уничтожит сам себя.

В «Зефире» меня уже ждала Лизка. Скрестив ноги по-турецки, она сидела в каютке, словно знала, что первая комната, куда я загляну, будет именно она, и читала что-то со своего Пульса.

– Что пишут? – спросил я, подходя к ней сзади.

– Что ты какашка. – ответила Лиза, моментально гася экран. – Свалил даже не предупредив. Где был?

– Эй, полегче. – возмутился я. – Не припомню, чтобы мы расписывались.

– Что-что делали? – Лиза нахмурилась. – Где тебе расписаться? Давай распишусь, если так будет легче.

– Спокойно, я в переносном смысле. – я вздохнул. – Так что пишут? Есть новости о вчерашнем?

– Не-а. – Лиза помотала головой. – Тишина абсолютная.

– Ясно. А где Стеф, не знаешь?

– А тебе зачем? – тут же прищурилась Лиза. – Зачастил ты к этой белобрысой!

– Лиза, фу. – серьезно сказал я. – Будешь ревновать, да еще так яростно – отшлепаю.

– Не знаю я, где эта блонда. – фыркнула Лиза. – Далась она тебе.

– Далась не далась, а в скором времени ее таланты пригодятся. – ответил я. – Ладно, я пойду попробую ее найти.

– Я с тобой. – Лиза моментально вскочила с лавки.

Я махнул рукой:

– Идем. Все равно дело в конечном итоге коснется всех. А, впрочем, знаешь… Чего тянуть? Сразу всех соберем.

Я поднял руку с Пульсом и отправил сообщение сразу обоим Спектрам: «Собираемся на крыше. Надо кое-что обсудить».

После этого поднял глаза на Лизу, которая с любопытством прочитала свое сообщение, и тут же готовая вскочила:

– Я собралась. Идем.

Крыша была одним из двух мест, где могли бы разом поместиться оба Спектра. Вторым таким местом был тренировочный зал, и еще одним, но лишь условно, могла считаться сама каютка. Но я хотел собрать светлячков именно на крыше, поскольку то, о чем пойдет речь на этом импровизированном собрании, должно сопровождаться соответствующей атмосферой. А серые голые бетонные стены «Зефира», да в принципе любые замкнутые помещения – атмосфера прямо противоположная той, которая была бы нужна для такого разговора.

Если беседа пойдет о свободе, то и атмосфера понадобится… Свободы.

Я думал, что мы с Лизой появимся на крыше первыми, но там уже нашлась Валери, которая возилась с дроном. Судя по большому чемодану с разными запчастями и ноутбуку рядом – она его то ли собирала прямо тут, то ли как-то калибровала.

– О, привет! – завопила она, увидев нас. – А я тут как раз нового дрона для тебя испытываю!

– Это хорошо. – я серьезно кивнул. – Но сейчас придется прерваться.

Валери без лишних слов, что странно для нее, кивнула и принялась собирать свои пожитки в чемодан.

Я же подошел к поручню, что тянулся по окружности самой верхней площадки «Зефира» и оперся на него локтями, глядя вниз, на город.

– Разговор будет серьезный? – спросила Лиза, вставая рядом, только спиной к городу.

– Более чем. – ответил я.

– Не люблю серьезные разговоры. – вздохнула Лиза. – После них обычно все сильно меняется.

Я скосился на нее:

– А ты не любишь, что менялось?

– Я люблю, что было понятно. Чтобы не приходилось гадать и тыкать пальцем в небо, пытаясь найти сам не знаешь что. Люблю, чтобы все было просто.

– Боюсь, что время простоты закончилось. – я вздохнул. – Как раз об этом мы и поговорим сегодня.

– Жду не дождусь. – уныло протянула Лиза, ковыряя носком стальные плиты крыши.

Не прошло и десяти минут, как оба Спектра оказались в сборе. Я быстро пробежался взглядом по головам, убедился, что все на месте и обратился к Гае:

– Будь добра, если рядом окажутся какие-то дроны, сожги их.

– Не проблема. – кивнула девушка, и я перевел взгляд с нее сразу на всех.

И начал разговор с того, чего они явно не ожидали:

– Скажите, вам не надоело?

Ответом мне было недоуменное молчание. Даже Лиза непонятливо нахмурилась, хотя, казалось бы, она-то уж должна дать ответ сразу, пусть даже ответ будет дурацким или вовсе не подходящий под вопрос.

– Нет, серьезно, вам не надоело? – снова спросил я.

– Да о чем ты вообще? – спросил Сол.

– Да о жизни вашей. – я пожал плечами. – Я еще худо-бедно понимал ваш образ жизни до того, как началась вся эта кутерьма с арестами и превышениями полномочий. Я понимаю, вам хотелось спокойной жизни, хотелось просто заниматься своим делом, и верить в то, что вам не тронут, если не тронете вы. И мне даже понятна такая позиция… Но неужели вы не понимаете, что то время прошло?

– Так я и думал… – вздохнул Сол. – Так я и думал, что все это неспроста. Неспроста ты согласился помочь вытащить меня из тюрьмы корпоратов. Я с самого начала, как только увидел тебя, понял, что тебе что-то нужно.

– Мне? – я хмыкнул. – Сол, вы свободны. Вас никто не держит в «Зефире». Вы можете идти на все четыре стороны, особенно теперь, когда ты полностью пришел в себя. Но скажи мне – а куда вы пойдете?

Сол ничего не ответил. Он поджал губы и с вызовом посмотрел на меня, ожидая, что я скажу дальше.

– Ты сам решил, что ваша база скомпрометирована, хотя, заметь, – я ткнул в него пальцем, – я, как и обещал, никому ее не сдал. Но ты мне не поверил, и каков итог? У вас нет новой базы, и, скорее всего, нет и старой тоже. Я готов биться об заклад, что ее уже накрыли.

– Так и есть. – внезапно вмешалась Гая. – Я проверяла системы безопасности, ее вскрыли еще за день до того, как мы пошли за Солом.

Я развел руками, показывая, что добавить к этому мне нечего и продолжил:

– У вас базы больше нет, у нас тоже скоро не будет.

Все окружающие посмотрели на меня с откровенным удивлением в глазах, даже Трилла, которая обычно любые новости воспринимала с каменным лицом.

– А вы чего ожидали? – я усмехнулся. – Что вы сможете прятаться на виду вечно? Это же даже «прятками» назвать язык не поворачивается. Вы… Да что там «вы» – мы! – мимикрируем под простых людей, но и вы, и я, и даже они, вообще все вокруг – прекрасно понимают, что все это – лишь ширма, прикрытие. Вы думаете, что сейчас корпораты развели какую-то активность по поиску светлячков? Хрен там – точно такую же они проводили и в первый раз, во время первых волнений, и что, закончилось это чем-то? Да, закончилось, но вовсе не тем, что было бы выгодно корпоратам. Логично было бы предположить, что во второй раз они такой ошибки не сделают, но они все равно ее сделали… Или нет?

– Или нет? – нахмурилась Трилла. – Что ты имеешь в виду?

– Общественное мнение. – я щелкнул пальцами. – Это та переменная, которой корпоратам не хватило в прошлый раз, но которую они учли в новой попытке. Раньше светлячки для людей были… хм, вы не знаете, кто такой Темный Рыцарь… и Робин Гуд тоже… Короче говоря, пусть официально вы числились преступниками, люди готовы были с этим мириться, потому что с их точки зрения вы были благородными преступниками. Вы обеспечивали астриумом тех, кто не мог его себе позволить, и это играло вам на руку. Но знаете, что общего между благородным преступником и отъявленным злодеем-преступником?

– Они оба преступники… – тихо сказала Фиби.

– В точку! – я указал на нее пальцем. – Они оба преступники, и от одного звания до другого даже не шаг, даже не движение. Мысль. Причем мысль не конкретно этого преступника, вовсе нет, подавляющее большинство преступников себя и преступниками-то не считают. Речь идет о мыслях окружающих людей. Вот где кроется загвоздка.

Они-то здесь при чем?

– А я, кажется, понимаю, при чем. – за меня ответил Сол. – Он имеет в виду, что единственные, кому мы были нужны и благодаря кому, собственно, мы вообще существовали – теперь не на нашей стороне… Может, и не на другой тоже, но главное – не на нашей.

– Именно. – я кивнул. – Как раз это я и хотел сказать. Много лет корпораты готовили почву для того, что происходит сейчас. Один раз они уже обожглись на том, что голословно объявили всех носителей Света террористами и преступниками, и поняли, что во второй раз это не сработает. Для того, чтобы все прошло по плану, необходимо было, чтобы люди тоже начали воспринимать нас как преступников и террористов. И, к сожалению, у них это получилось. Не без моей помощи, но получилось.

– Твоей вины здесь нет. – снова вмешалась Фиби. – По крайней мере, прямой. Рано или поздно корпораты все равно развязали бы эту войну, это очевидно. Если они попытались один раз, то обязательно попытались бы еще. И еще. И еще. До тех пор, пока не получится.

– Я тоже так считаю. И самое плохое – у них действительно получится. Каждый человек, что повелся на провокации корпоратов, каждый человек, что поверил их обвинениям это потенциальный враг нам. Не тот враг, которого можно взять и уничтожить, много хуже. Тайный враг, скрытый, который с некоторой долей вероятности сделает то, от чего мы не защитимся при всем желании. Представьте, что через пару недель кто-то из тех, кто раньше покупал серый астриум, придет к корпоратам и сдаст им своего поставщика, не желая больше иметь дела с убийцами и преступниками. А поставщик сдаст своего поставщика – то есть, нас. Вся деятельность светлячков строится на негласном социальном договоре, действующем на всех уровнях взаимодействия. Договоре о том, что никто никого не сдает и все остается в тайне. Но, как и любой договор, пусть и негласный, этот тоже прекращает свое существование в одном из двух вариантов. Первый – если находится договор выгоднее. Второй – если этот договор становится невыгодным для одной из сторон. И мы сейчас в шаге от того, чтобы второй вариант оказался нашим вариантом.

Я обвел рукой раскинувшийся перед нами город:

– Каждый день промедления для нас повышает риски многократно, потому что с каждым днем промедления еще несколько человек в этом огромном городе начинают верить всему, что им говорят корпораты. А мы не можем даже высунуть носа из своих укрытий, не можем не то что противопоставить что-то этой лжи – мы не можем даже продолжать свою деятельность, чтобы поддерживать в людях веру в себя. Мы боимся, что нам схватят… Но нас и так схватят. В этот раз корпораты действительно разыграли все карты как надо, и по сути у нас остается только три пути – или отправиться в их центры изоляции, или умереть, или сжечь свои рейдовки и попытаться снова стать обычными жителями Города… Впрочем, учитывая приборы регистрации Света даже это не будет гарантировать нам безопасности.

– Мы поняли, поняли, все пропало. – поморщилась Трилла. – Ты лучше скажи, к чему ты все это ведешь?

– Знаете, чем корпораты сильнее, чем мы? – я обвел всех присутствующих пальцев. – Вот конкретно мы, сидящие здесь.

– Какие именно корпораты? – поинтересовалась Роксана. – Хотя какая разница… Они сильнее тем, что их больше.

– Вот именно. – я поднял палец вверх. – Сейчас все корпорации объединились в одну огромную армию, которая преследует одну и ту же цель. Они на время отложили внутренние распри для того, чтобы сосредоточиться на этой цели. Их больше, чем нас. Но больше ли их, чем всех светлячков?

Повисло недолгое молчание.

Ты псих. Никто на это не пойдет.

– Отнюдь. – я щелкнул пальцами. – Если не идиоты, если умеют думать, то придут к тем же выводам, что и я, и не просто пойдут – побегут!

– Но это же означает войну! – Валери развела руками. – Полноценную открытую войну!

– Так а разве не ее нам объявили корпораты? – я перевел на нее взгляд. – Причем это уже вторая такая война, но первую светлячки, можно сказать, проигнорировали, и жестоко за это поплатились. А в этот раз все будет намного хуже, потому что правила игры, правила этой войны – изменились. И, коль скоро они изменились с той стороны, почему бы нам не изменить и свои тоже? Не прятаться, как крысам, ожидая, когда за нами придут, не пытаться затеряться в толпе людей, обходя каждого мотылька седьмой дорогой и надеясь никогда не попасться на глаза бывшему барыге астриумом, который моментально нас сдаст, а…

– А что? – перебил Сол. – Серьезно, что? Драться с корпоратами? Мы не для этого существуем! Мы существуем, чтобы помогать людям!

– Оставь эти рассуждения для детишек. – я поморщился. – Я только кажусь молодым и я лучше тебя понимаю, что все из-за денег. Из-за денег и в намного меньшей степени – из-за нежелания встраиваться в отлаженную систему, в которую таким как мы встроиться чрезвычайно трудно. Поэтому не надо громких слов о благородстве, просто задумайся вот о чем – ты употребил слово «помогать», но именно этого мы уже много дней не делаем. Ты сказал «существуем», но как раз-таки существование наше под угрозой. И для того, чтобы что-то с этим сделать, необходимы решительные меры. В ответ на то, что корпораты уже однажды провернули, мы провернем то, чего никогда не делали. То, чего они от нас ждут меньше всего.

Это безумие…

– Безумие это постоянное повторение одного и то же действия в надежде на какой-то другой результат. – усмехнулся я. – И это как раз то, чего мы делать не будем.




Глава 7. Сопротивление


В ход пошли все лишние Пульсы, какие только у Валери были. На каждый из них была установлена новая версия приложения для связи, и отныне они должны были стать «семенами» восстания, которое должно было вспыхнуть в Городе в ближайшее время. Как в свое время оставленный на крыше здания в ноктусе Пульс Дины Ларс наставил на истинный путь меня, так теперь другие Пульсы покажут этот же путь другим. Тем, кто захочет по этому пути отправиться. Тем, кто на этом пути пригодится.

Рассеивать эти семена отправилась команда из трех человек. На самом деле и трое – много, я бы предпочел обойтись двумя, но Сол предсказуемо заявил, что Стеф одну он ни за что в жизни не отпустит. И даже вдвоем с Роксаной, которая должна была обеспечивать телепатке мобильность и эвакуацию в критической ситуации – не отпустит. Я, конечно же, ожидал подобного исхода, поэтому и против ничего не сказал. Хоть это и повышало шансы на провал, но незначительно. А вот если бы я высказался против – вполне возможно, что и плана бы никакого не случилось… А еще вполне возможно, что Сол просто забил бы на мои слова и пошел со Стеф тайно. С него станется. Даже с учетом всего авторитета, который я завоевал в Спектре из Тай-фо удачно проведенной операцией по спасению их главы из тюрьмы – с него станется. Сол из тех людей, для которых собственные мысли и решения безальтернативно самые важные и правильные.

– Это последний! – Валери кинула в рюкзак последний Пульс из тех, что мы собирались рассеять по Городу. – А в ваши устройства я уже загрузила все нужные данные!

– Позволь поинтересоваться – какие именно? – невинно спросил Сол, застегивая рюкзак и закидывая на плечо. – Не то, чтобы я тебе не доверял… Просто я вообще с трудом представляю, какие именно данные нам смогут помочь в наших поисках.

– Да всякие! – Валери всплеснула руками. – Мы с Гаей спарсили все базы данных, которые учитывали объекты инфраструктуры, что еще числятся на балансе и снабжении Города, но при этом не используются по назначению и являются законсервированными! После этого мы вручную прошлись по всем этим объектам, вычленяя те, на которых официально числятся меньше четырех работников гарнизонной технической службы, проверили их возраста и отмели всех тех, среди кого процент тех, кому за тридцать, превышал пятьдесят! Таким образом мы отметили двадцать потенциальных укрытий, в которые вероятно расположение до двенадцати других Спектров!

– Это все равно очень дохера. – Сол покачал головой. – Это же недели наблюдения. За каждым!




Конец ознакомительного фрагмента.


Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/el-leks/posledniy-svet-70845202/?lfrom=390579938) на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.