Главная страница | Современная русская литература | Руководство по избавлению от вампиров в полевых условиях

Руководство по избавлению от вампиров в полевых условиях
Лиза Стрелкова
Когда Посвящение в студенты решают провести в заброшенном пионерском лагере, никого не смущает наличие темных фактов в его истории. Осенний лес, река Волга, тусовка вдали от цивилизации. И со всеми проблемами придется справляться своими силами. Даже если проблемы мистического характера. Даешь бой – дряни любой!

Лиза Стрелкова
Руководство по избавлению от вампиров в полевых условиях

Пролог
Душно. Воздух пахнет жженой травой и дымом, из открытых окон на весь вагон разносится скрежет старых рельс. Октябрьский пятничный вечер лучше провести где угодно, но не в пригородной переполненной электричке. Пассажиры с тоской смотрят на пролетающие мимо желтые поля и деревенские домики. Вот мужички с ведрами в широких охотничьих шляпах и сапогах явно направляются в лес, собирать подберезовики и свинушки, а может еще какая ягода идет. На соседних сиденьях посапывают две бабули, одетые, несмотря на ужасный зной, в цветастые платки и шерстяные жилетки. Благоухающая сладкими духами тетка неопределенных лет стоит в дверях, держит в руках стаканчик с кофе и стреляет глазами вокруг в попытках заранее вычислить, кто на следующей станции освободит место. Все возможные проходы в вагоне заставлены пакетами, пенсионерскими тележками, ящиками с саженцами растений и яблоками-падалицей.

У окна, прижатая с другой стороны соседом, сидит юная девушка, в слишком официальной одежде для своих лет и для путешествия в жаркой электричке. Она оттягивает указательным пальцем воротник белой рубашки, потому что больше его не расстегнуть – не хватает одной пуговицы ниже и может получиться нескромный вырез. Для загадочной девушки же любая провокация во внешности неприемлема, очень страшно встретить осуждающие взгляды незнакомцев. Очень. Страшно. Она всегда думала, что поступит в университет, станет сильнее и сможет бороться с этим… пиететом? Может даже вступит в какую-нибудь дерзкую субкультуру. Подастся в готки или хиппи, но пока что она в культуре заучек и зубрил. Засада! Молодой дух требовал бунтарства и приключений, но пока что она не могла закинуть ногу на ногу, опасаясь недовольства ее соседей по сиденьям. Дурацкий воротник! Дурацкая рубашка, которую несмотря на отчаянные сопротивления, натянула на нее мама! Девушка вздохнула и начала представлять, как выйдет из вагона и вдохнет запах цветов, сена и сосновых иголок, и жизнь похорошеет на глазах…

Мужчина в очках с толстыми линзами внимательно следит за каждым движением сидящей напротив девушки в выглаженной белой рубашке и юбке по колено. Как будто мужичок даже поджимает губы и сжимает газету в руке, но не перестает исподлобья смотреть. Молодая еще, рыжая, с веснушками, про таких говорят: или ангелы, или демоны. Судя по тому, как девушка боится лишний раз вздохнуть, здесь все однозначно. Мужчина резко закидывает ногу на ногу, вскидывая черный пыльный сапог, абсолютно не подходящий к костюму, но заставляющий соседку напротив вздрогнуть. Эта рыжеволосая всегда тонко чувствует настроение окружающих: вдруг она слишком громко дышит или противно пахнет, а может села на чей-то плащ или поставила сумку не туда… Страшно поднимать глаза полностью, поэтому она краем зрения быстро проходится по трем сиденьям вокруг и замечает тяжелый взгляд незнакомца в клетчатом костюме в очках. В груди что-то холодеет, и сердце начинает стучать очень быстро. Что она наделала? Почему он так смотрит?

«Станция Лесной городок».

Боже, ее станция! Поезд начинает торможение, рыжеволосое создание вскакивает и задевает бедром колено мужчины. В ее голове в мгновенье проносятся сотни синонимом слово «стыдно». Девушка вскрикивает, хватается за изголовье своего сиденья, пытаясь устоять на ногах. А еще жутко краснеет. Она собирается сказать, как неловко и какая она неуклюжая, только в другом порядке, но… Происходит странное. Мужчина резко встает, оказываясь вплотную к ней – девушка чувствует запах табака и чего-то кислого – а через секунду шагает в проход к дверям. Он толкает сапогом стоящую в дверях тележку, а плечом – тетку с кофе, и ему вслед устремляются сразу несколько возмущенных взглядов.

Просто немыслимо! Поправляя рыжие локоны, девушка спускается со станции по деревянной лестнице, а сердце продолжает быстро стучать. Почему-то она подумала о том, какие красивые голубые глаза были у этого странного мужчины. Такой элегантный, в костюме, с газетой, темные волосы, похож на любимого преподавателя истории Валерия Иваныча. Только почему-то этот мужик в грубых неинтеллигентных сапогах. Рыжей не было страшно или неловко от того, что дистанция между ними нарушилась. Как будто даже хотелось продолжения, ну, в некотором приличном роде. Она приложила ладони к горящим щекам, а потом достала из сумки бутылку воды. Надо найти дорогу к лагерю, а то скоро начнет темнеть. Ее уже ждут, а она, дурочка, перепутала электричку. И жутко опаздывает.

Боже, все оказалось хуже, чем она себе представляла. Указатель с названием деревни был направлен в сторону ухабистой пыльной дороги, ведущей в темную чащу высоких сосен и елок. Натуральная тайга из картинок в школьных учебниках по географии. Девушка заметила автомобильные следы, вернее следы шин на повороте, значит, тут кто-то ездит. Нужно немного пройти по дороге через лес, и она выведет к дачным домикам – все просто. А потом и до ворот. Это будет быстро, особенно, если ускорить шаг и не думать о плохом. Да и вообще, чего она боится? Здесь живут и ездят на машинах люди. Сколько можно тревожиться, обычная деревенская дорога. Руки в ноги и пошла!

Сзади послышались шаги, или нет, показалось. Вокруг только сосны, абсолютно неподвижные, величественно противостоявшие ветру. Девушка быстро и широко шагала, молясь, чтобы мимо проехал автомобиль, чтобы хоть кто-то живой и не угрожающий оказался рядом. Вдруг стало тихо, абсолютно тихо, ни шороха, только рыжее напряженное дыхание. И ветерок дунул ей в лицо кислым запахом табака.

Глава 1. Фонарики на старых соснах.

«Станция Лесной городок».

– Дань, тебе не кажется, что здесь как-то страшновато?

Двое друзей вышли с вечерней электрички, подтянули рюкзаки потуже и пошли вдоль железнодорожных путей к переходу. Уже сгущались сумерки, темнело рано, а в лесистой местности это ощущается особенно остро.

– Все хорошо, я знаю, куда идти.

Даня так легко шел с огромным рюкзаком на спине, что его спутнице пришлось даже ускорить шаг, хотя вещей она взяла в разы меньше. Он громко ступал по грязной тропинке через какие-то кусты к деревянному настилу, заменяющему в этой местности железнодорожный переход.

– Мы же вроде на две ночи, что ты такого набрал с собой?

– Только самое необходимое, Лиз, ребята алкоголь и принадлежности уже все привезли.

– Ладно, я просто взяла только рубашку на смену, галстук, щетку, пасту и еще чего-то по мелочи. Как будто бы должно хватить… Если что, соберем группу захвата и пойдем найдем какой-нибудь ларек в соседней деревне.

Несмотря на довольно теплое отношение друг к другу, разговор после двух часов тряски в старой электричке неловко не клеился. Лиза решила оглядеться и попытаться поймать настроение этого места. Вокруг было очень тихо. Электричка давно ушла, а следующая прибудет с часовым интервалом, кроме того, на станции вышли только двое пассажиров. Небольшая тропинка проходила сквозь кусты крапивы и сорной травы, вдоль рельс и старого полуразрушенного забора. За деревяшками показалась заброшенная классическая русская изба, и Лизе показалось, что в разбитых окнах промелькнул лучик света. Кажется, кто-то пересмотрел фильмов про маньяков и всяких ужастиков, но местность в целом была не в ее вкусе. У избы обвалилась крыша, внутри кажется проросла крапива, стены были отсыревшими, а садового участка как такового в принципе не было. Везде крапива, борщевик и высокие кусты неизвестного происхождения. Птицы не пели, сверчки еще не проснулись. От темных бревен избы пахло сыростью. Жуткое местечко, похоже на постапокалипсис. Они проходили мимо, и избушка была буквально в двух шагах, но подходить еще ближе не хотелось.

По другую сторону рельс стояла пожилая кассирша местной станции и курила. Теперь на каждой остановке электрички должна быть касса – попытка борьбы с зайцами. Но деревянный сарай из облезших досок напоминал туалет. Только с окошком, прикрытым решеткой. Из кармана халата у бабульки торчала газета, а тонкие светлые волосы она убрала под черный полупрозрачный платок. Судя по запаху, который доносился ветром до ребят, кассирша курила какой-то Беломор-канал или ну очень крепкие сигареты. Баба Наташа, шестьдесят с хвостиком лет. Обед – луковица с черным хлебом. Работает много лет, чтобы не жить на одну пенсию, вахта сутки через двое. Кассирша обернулась на шаги и зыркнула водянистыми глазами по двум молодым людям, перепрыгивавшим рельсы. Девушка в черном пальто, черных кроссовках, с черными волосами и рюкзаком – чистая готка, если бы не ярко-зеленые носки— и еще рядом шел высокий плечистый парень с длинными темными волосами, одетый в простые джинсы и рубашку. Что за мода пошла? Взял бы ножницы и остриг патлы. Кассирша про себя выругалась и плюнула под ноги – куда эти подростки с тяжелыми рюкзаками могут идти вечером в глуши, ну чистые хулиганы или сатанисты. Если бы она только знала, сколько молодых людей в одинаковых нарядах пройдут мимо ее кабинки за следующие два дня.

Девушка покосилась на кассиршу и прибавила шаг:

– Дань, а это правда заброшенный пионерский лагерь? Или он действующий, просто закрытый? Ну то есть, за ним присматривают?

– Я тоже не знаю, вроде просто закрытый, но говорят в советское время он работал на потоке, две смены каждый год, много детей, у них даже был собственный паром или как это называется… Кораблик? Короче, детей доставляли на смену прямо по реке, ахахаха.

– Вау! С одной стороны нам очень повезло, что недалеко ЖД проложили, но я бы хотела поплавать на кораблике. Здесь такие красивые виды на реку и окрестности, все говорят!

– Увидишь! Спуск к реке же есть, ворота закрывать не будем, думаю, просто поставим пару ребят, чтобы следили. Всегда есть любители на пьяную голову покупаться или помочить ножки в холодной воде на пирсе.

Лиза постаралась скрыть улыбку, потому что следующей ночью она собиралась быть в их числе. И еще не решила, какая часть тела будет в воде. Самое интересное всегда оказывалось недозволенным. Куда тут еще пойти, если не на Волгу?

– Неужели? Это какой твой Посвят по счету, напомни?

– Ну, второй. Первым было посвящение нашего курса, которое ты пропустила. Только тогда я вообще ничего не знал об организации таких штук, ну ты понимаешь, приехал просто посвящаться и классно проводить время.

– Да, я решила не ехать, не люблю своих одногруппников особо, – Лиза искренне засмеялась, вспомнив неуклюжего и пошлого Стаса Лукина из их учебной группы. Видимо, так с ума сводит привилегия быть единственным парнем среди 27 девушек, будущих журналисток. Он был слишком суетливым, глупо шутил и потом сам смеялся в тишине. Напоминал ей чем-то Рона Уизли, бесполезного героя из Гарри Поттера, который ничем особым не занимался на протяжении всей серии, а потом ему досталась слава и лучшая девушка. Просто потому, что так решила Роулинг. Рона Уизли Ли ненавидела всей душой.

– А сейчас будут все самые крутые ребята нашего факультета. Вообще, знаешь, мне кажется, лагерь просто закрыт и наши нашли нынешнего владельца или руководство и договорились. Все-таки заброшки – опасное место, вдруг обвалится что, а наши организаторы слишком ответственные.

Лиза решила не уточнять перспективы празднования Посвята первокурсников факультета журналистики на заброшке. Девушка и не заметила, как они уже перешли рельсы и теперь шли по какому-то селу или деревне. Вдали раздавался собачий лай и детские крики, пахло шашлыком и бензином, под ногами тут и там попадались следы шин. Поэтому место сразу завоевало доверие. Главное, чтобы лагерь находился достаточно далеко, иначе они рискуют потревожить дачников. Криками, песнями или громкой советской музыкой. Хотя от последнего старшее поколение должно только улыбаться.

Лиза пнула маленький камешек так, что тот улетел в канаву вдоль дороги, и подумала о своем. Это был ее первый серьезный опыт в студактиве их факультета, да и так, с краю, всего лишь на роли бармена. Смешивать или наливать в кружки и стаканы всю ночь. Посвят проходил ежегодно, и каждый раз организаторы (такие же студенты, просто на курс или два старше) искали необычное место для проведения вечеринки на всю ночь на двести молодых людей, с танцами и алкоголем. Желательно, чтобы можно было развернуться и хорошо пошуметь. И с костром, костер – очень важное мероприятие! Поэтому тут идеально вписывается лагерь «Зорька», стоящий посреди соснового бора на берегу широкой реки, рядом с которым была железнодорожная станция. И ребят привезти, и на свежем воздухе провериться, и занюхать водку сосновыми ветками. А главное – развести большой костер, сесть вокруг и петь песни, совсем как в старые времена!

Лиза читала много книг и статей о маньяках и серийных убийцах, но в истории «Зорьки», официально, не было ничего криминального. Хотя, кто-то из организаторов пустил слух, что в восьмидесятые тут убивали. То ли ты убил, то ли тебя, но была с этим лагерем какая-то неприятная история. В олимпийскую смену пропал без вести некий Сергей Иванович Степанов, пенсионер и Герой Союза, имевший дачу по соседству, а несколько пионеров наткнулись на борщевик, странным образом появившийся прямо у ворот, и пролежали три дня в лазарете. Но стоило отметить, что такие легенды не пугали, а странным образом притягивали. Ну кто может придумать, что разумные советские дети обожглись борщевиком так сильно? Слишком странно и сложно для пугалок. Детей должна съесть бабайка или леший, предварительно утащив в лес. Борщевик вырос за одну ночь или кто-то его прикопал? Здесь скорее какая-то мистика, темная магия, к которой очень хотелось прикоснуться. Вот бы остались какие-нибудь улики и можно было поиграть в детектива… Куда бесследно пропал пенсионер, оставив все вещи и документы в доме? Почему служебные собаки не смогли привести к его телу, если кто-то похитил безобидного деда? Его вообще искали, пенсионера союзного значения? Расследовал ли кто-то появление борщевика, опасное же дело? Почему лагерь тогда сразу не закрыли? Хотя нет, возможно закрыли. Сердце быстрее застучало от приближения к чему-то, не поддающемуся логике. Не стоит бояться мертвых, нужно опасаться живых. И пускай, если все окажется блажью, главное просто прочувствовать это место, прикоснуться. Лагерь сам забросили, но осталась его история.

Лиза очнулась, когда Даня, улыбаясь, легко ткнул ее в бок локтем и открыл поржавевшую калитку с деревянной табличкой, надпись на которой гласила: «Служебный вход, Зорька». Наверное, друзья несколько минут стояли перед входом, пока она думала о далеком, а он любовался природой и немножко своей спутницей.

– Даня, это же потрясающе!

Они стояли на бетонном въезде посреди высоких темных сосен, а впереди светился окнами и гирляндами настоящий пионерский лагерь. C широких игольчатых веток над головами, с потускневших олимпийских колец, с крыш низких корпусов – даже с футбольных ворот вдалеке свисали красные и синие лампочки гирлянд, ярко освещавших все вокруг. Вкусно пахло мокрым лесом, костром и вишневыми сигаретами, все-таки тут обитало около двадцати студентов. Лиза сбилась со счету, глядя на количество сосен на территории (точно получится занюхать «Смирновъ» иголками). Вдали звучала ретро музыка и в окнах двухэтажных жилых зданий тут и там можно было заметить танцующих организаторов, передвигающих мебель или коробки с реквизитом. А если прислушаешься, то услышишь шум ночных сверчков и пение последних отчаянных птиц. Высокий молодой человек с молотком прибивал отвалившуюся деревянную табличку «Пищеблок» на маленький темный и полуразрушенный корпус, или скорее сарайчик, стоявший в отдалении от основных блоков.

Лиза вдыхала полной грудью и не могла поверить своим глазам. Настоящий пионерский лагерь с футбольным полем, трибунами, витражами на окнах, широкими верандами и деревянными звездами с облупившейся красной краской. Все легенды, вся надуманная мистика и живые маньяки исчезли из мыслей в мгновенье ока. Здесь не было ничего страшного и странного. Таинственное место ощущалось как дом, как летние каникулы на даче.

Лиза свернула с Пионерской аллеи и подошла к деревянному стенду с прикрепленным листом ватмана «РАСПОРЯДОК ДНЯ». Ранний подъём, зарядка у корпуса, утренняя линейка. Завтрак, обед, полдник, ужин. «Трудовой десант», тихий час, свечка, «Орлятский круг», отбой. Кружки, соревнования, смотры строя и песни. Родительский день, итоговый концерт, последний костёр. Купание, активные игры, шахматы, просмотр образовательных телепередач… Все написано красным маркером, крупными буквами, с временными промежутками. Интересно, у пионеров в Советском союзе было такое же? Каждая секунда расписана, каждый занят своим делом, все распределены по полу и интересам. Мальчик и спортивный – футбол. Мальчик и не любит спорт или носит очки – шахматы или шашки. Тихая девочка пойдет рисовать или мастерить стенгазету. Громкую засунут в хор или проводить конкурсы. А хулиганов просто отправят домой первым рейсом. Все было просто.

– Пойдем, – улыбнулся Даня, касаясь Лизиного плеча. – Надо узнать, куда нас заселили и где бар. Лиза нехотя отвернулась и пробурчала:
– Еще бы узнать, что такое «Орлятский круг» и заставят ли нас в нем участвовать.

Они пошли вглубь лагеря, изредка махая руками кому-то из пробегающих знакомых. Несмотря на вечернее время, творилась суета. Кто-то продолжал украшать гирляндами территорию, кто-то прибирался в живых корпусах, а несколько ребят покрепче строили рядом с небольшой сценой импровизированный бар из шкафов и столов. Несмотря на то, что бар был в процессе, Кирилл с говорящей фамилией Бедовый уже таскал ящики с водкой из груды вещей и ставил неподалеку. Настоящий энтузиаст, надо повесить его фотографию на доску почета. Меню алкоголя было незатейливым, но ребята постарались найти напитки с духом восьмидесятых. Даже привезли несколько бутылок Советского шампанского. Рядом с баром и сценой находилось открытое пространство с дорожкой по краям и флагштоком посередине. Там же была еще одна сцена или скорее просто постамент, возвышение для нескольких человек, и за ним все еще висели замызганные красные флаги. Две плечистые девушки, сестры Ксюша и Ника, везли по каменной дорожке огромный чемодан с реквизитом для конкурсов, стуча колесиками на весь лагерь. Они держались вдвоем за узкую ручку, пихались локтями и громко смеялись. Лиза представила, как сотня пионеров собиралась по периметру, а руководители лагеря вставали на постамент и говорили мотивационные речи в микрофон. Далее кто-то важный поднимал советский флаг и все вокруг хлопали. Ей захотелось, чтобы в программе их ночной вечеринки был такой пункт – как дань уважения традициям, имевшим место здесь столько лет назад. Можно даже открыть мероприятие поднятием флага или вроде того. Разобраться бы только, как прикрепить ткань к флагштоку.

Лиза с Даней подошли к главному логисту мероприятия, сидящей буквально на пне посреди лагеря. Ее рыжие короткие волосы были все в сосновых иголках, а глаза быстро бегали по исписанному листу, который она держала в руках. Ладони были все в чернилах. Со стороны девушка могла показаться кому-то дикой или даже сумасшедшей, но ребята прекрасно понимали, как сложно организовывать такое веселое и большое мероприятие, наверняка бедняжка жила уже несколько дней на кофе и энергетиках. Белая футболка была заляпана чем-то красным, на голых коленках было по фиолетовому синяку, но настроение, кажется, было боевое.

– Привет, Арина, подскажешь, где нам оставить вещи? – Даня всегда был сама добродушность и даже в этой простой фразе чувствовалось тепло.

– Привет, тебе в третий корпус на второй этаж, это тот, что слева, Лизе, кстати, тоже. На дверях палат висят списки фамилий, койки занимайте любые, все равно, кажется, сна будет мало. Постельное белье на кроватях, легкий ужин по желанию спросите у тех, кто в столовой будет. Сразу скажу, связь тут почти не ловит, поэтому телефоны можете отложить и сообщать информацию ором. Оставьте в своих тумбочках, никто шариться не будет, все свои, – протараторила Арина, поправила помятый красный галстук на шее и уткнулась в свой лист. Видимо, на долгие разговоры или хотя бы диалоги она не была настроена.

– Быть логистом – очень сложно, – сказал Даня и повел их на заселение, если можно так выразиться. – Интересно, что в их понимании легкий ужин? Из того, что мы сами с собой захватили перекусить?

Лиза никогда не была в летних лагерях, поэтому сейчас жадно осматривала все, что было вокруг. Здания обветшали, но их обклеили советскими плакатами, повесили у каждого входа стенгазеты на ватманах и всякие списки нарушителей в стиле СССР. Вышло просто отлично! На пустующие постаменты поставили потрепанные гипсовые бюсты вождей, видимо, когда-то их сняли и убрали. Здесь повсюду висели гирлянды из красных флажков, и вырезанные из бумаги фигуры на веревочках, имитирующие произведения с уроков труда. Вся земля была усеяна сосновыми шишками, ветками и иголками, кое-где сильно пророс мох и дорожки можно было отличить только по выложенным камнями бордюрам. Третий корпус оказался двухэтажным, белым и с огромными прозрачными окнами, свет горел только на первом этаже. Деревянные двери с облезшим темным лаком были распахнуты, а внутри тянулся темный пустой коридор. Это все компенсировала громкая музыка из старого магнитофона на подоконнике. К друзьям вприпрыжку подбежала Алла Валеева, заведующая кухней, схватила Лизу за руки и принялась кружить ее в танце и во весь голос подпевать: «Белая ночь опустилась как облако, ветер гадает на юной листве. Слышу знакомую речь, вижу облик твой, ну почему это только во сне!». Алла широко раскрывала рот, хаотично прыгала и дергала руками, пытаясь не засмеяться, чтобы сберечь остатки дыхания. Лиза улыбалась, всеми силами стараясь дышать носом, и кружила подругу в вальсе, высоко поднимая их сплетенные ладони над головой. Песня была знакома с детства и сразу задавала атмосферу. А сейчас было чувство, как иногда резко хочется встать и потанцевать, не думая о том, как ты выглядишь, а просто отдаваться моменту. Даня лишь наблюдал со стороны и немного посмеивался над особенно эксцентричными движениями. Вокруг сновали люди, оглядываясь на танцующих, но продолжая свои дела. Было непомерно хорошо, чтобы останавливаться!

– Так вот откуда эта дискотека восьмидесятых! – воскликнула Лиза, когда песня закончилась и Алла отпустила ее руки, тяжело дыша.

– Да, Лизон, я дико люблю старые хиты. К тому же, в тематике завтрашнего мероприятия, привыкай, – улыбнулась Алла, обмахивая себя ладонью. Она была одета в белый топ, длинные белые шорты, а пионерским галстуком завязала длинные волосы в хвост, вот чертовка! Наверное, если бы так нарядилась настоящая пионерка, ее бы сразу повесили на доску позора. За воротник топа Алла спрятала стебель желтого пушистого цветка, который выделялся ярким пятном у груди. Страшно подумать, куда она дела пионерский значок… Увидев, как пристально Лиза смотрит на цветок, чертпобери хризантему, Валеева покрутилась и приняла модельную позу с руками у лица.

– А на второй этаж еще никто не залазил? Или боитесь, что он может обвалиться от таких активных танцев, – Лиза подмигнула своей знакомой и вошла в потрепанный третий корпус. Сзади донесся возмущенный крик Аллы: «Да ну тебя!».

В лицо пахнуло затхлостью, и нужно было сильно постараться, чтобы не чихнуть. Тот самый страшный темный коридор заканчивался деревянной лестницей наверх, половицы скрипели под ногами. Кажется, в Америке в таких домах часто встречают призраков. Ради интереса Лиза заглянула в ту палату на первом этаже, где был включен свет, и присвистнула. Ряд узких односпальных кроватей занимал почти все пространство, у нескольких из них стояли маленькие потрепанные тумбочки. Светло-зеленые стены пустые и выглядят как в больнице. Матрасов была примерно половина, а постельное белье – только по одному комплекту в руки. Кровати железные, низкие, с жесткими спинками, немного подрагивающие от каждого шага.

Пройдясь вдоль коек, Лиза увидела, что крайняя у окна была сломана, а тумбочка рядом почему-то вся в царапинах, будто какой-то пионер по ночам грыз ее или стачивал об нее когти. На уровне предполагаемой подушки несчастный обладатель спального места оставил какое-то слово. Лиза легко пробежалась пальцами по царапинам, а потом наклонилась. КОМАНДА. Мальчик или девочка, пионер, когда-то спавший на этом месте, оставил напоминание о себе. Лиза читала, что раньше дети так баловались. В наше время «Здесь был Вася», нацарапанное на школьной парте, например, уже не было таким частым явлением. Но слово «команда» уже что-то необычное. Это все, что пионера из прошлого волновало? Никакого уважения к казенному имуществу. Лиза перевела взгляд на зеленую стену под подоконником, чтобы найти такие же царапины и надписи. Но там было пусто.

– Лиз, ты идешь? Или я сейчас займу лучшее место! – голос Дани раздался из коридора. Он уже стоял на первых ступеньках лестницы, стараясь лишний раз не прикасаться к ветхим перилам. – Ух ты, тут на лестнице валяется монетка, настоящий советский рубль!

– Не вздумай брать, даже не надо притрагиваться, – Лиза вышла к нему и прищурилась, пытаясь понять, где тут лежат деньги. Все вокруг покрывал толстый слой пыли и мелкого мусора, аж руки зачесались взять тряпку и хоть немного прибрать этот ветхий ужас. Девушка поежилась и запахнула поплотнее свое пальто.

– Почему не трогать? Она просто старая и грязная, ну помою руки после и все. Зато какой привет из прошлого. Может, пионеры устраивали подпольную торговлю, родители ведь дают деньги в лагерь на всякий случай.

– А вдруг ее заговорили на понос или еще какой-нибудь черный ритуал с ней сделали. Не бери чужое, вредно, – Лиза наконец-то разглядела потемневший металлический рубль, лежавший на ступени у самой стены.

– Ты веришь во всякие наговоры? – Даня движением головы отбросил челку со лба и начал аккуратно подниматься в темноту второго этажа. Лиза уставилась на его спину, лениво разглядывая каждую клеточку на рубашке. Пока друг не включит свет наверху, ее ноги там не будет.

– Нет, но вдруг они работают?

Глава 2. Тетя Ника со второго подъезда
– Они были сигнальщиками. Мальчик бил в барабан, а девочка трубила в горн. Горнистка и барабанщик много лет стояли вместе у ворот лагеря, но были живыми и даже полюбили друг друга. Но однажды какой-то хулиган, приехавший на летнюю смену в лагерь, разбил гипсового барабанщика камнем на куски и разлучил их навсегда. Горнистка не простила гибели своего мальчика и решила отомстить. Ночью она пробралась в корпус к мальчикам и нашла кровать пионера, что разрушил ее любовь. Хулиган пытался сбежать, кричал о помощи, но никто его не слышал или не хотел слышать, она просто утащила его за ноги куда-то в лес. И больше этого пионера никто не видел.

– Несмотря на концовку, история довольно милая, с любовной драмой, – хмыкнула Лиза, обняв свою подушку покрепче. Она сидела на чужой кровати и чувствовала, как в ноги впивались пружины старого матраса, но тут уж ничего не поделать.

– Ну так расскажи свою байку, если моя не нравится, – Дима закатил глаза и изображая обиду, резко укрылся по подбородок одеялом, на котором сидел. При этом скинул с кровати пачку вишневых сигарет и две зажигалки, и другой недовольный слушатель наклонился к полу за упавшим имуществом.

– Очень нравится, друг мой, просто ты у меня романтичный, – Лиза улыбнулась и подмигнула Диме, который перестал играть и снова сел поверх одеяла. Дима манерно поправил волосы, посмотрел на свои ногти, качая головой, и этим заставив всех засмеяться. Он часто играл роль добродушного шута, изображал гипертрофированные эмоции и рассказывал анекдоты, но его все искренне любили. Лиза иногда втайне завидовала такой чистой веселой энергии, которая исходила от Димы Иванова почти всегда, он настоящая душа любой компании. Он даже одевался так, чтобы или рассмешить человека, или дать ему повод начать диалог. Например, сегодня он надел футболку с мультяшным суперменом и приколол поверх большой пионерский значок с Лениным – костюм сверхчеловека, сочетающий в себе капитализм и коммунизм.

Лиза, ее друзья Дима, Даня, Алла и еще пара незнакомых лиц сидели в кругу на кроватях нижней спальни их корпуса (самой уютной и оживленной во всем лагере) и валяли дурака, пока организаторы достраивали самодельный бар и огораживали зону дискотеки. Сначала просто разговаривали друг с другом по парам или тройкам, кто кого знал и с кем ближе общался, а потом Алла предложила вспомнить какие-нибудь старые страшилки. Все равно этой ночью у них будет не так много сна, терять было нечего. И компания объединилась в предвкушении мурашек по коже и леденящих душу событий. Лиза с Даней скоро займутся облагораживанием бара, приготовлением настоек по фирменному рецепту и проработкой меню. А Алла с Димой пойдут осматривать территорию на наличие опасных для пьяных студентов мест: ям, широких корней деревьев, резких спусков. Или борщевиков, например. Дима отвечает за безопасность как самый высокий и натренированный, не зря несколько лет занимался борьбой – главное, чтобы не пришлось применять приемы на первокурсниках. Алла после обхода местности уйдет в «Пищеблок» оформлять столовую и оценивать, что из кухонной утвари можно использовать для завтрашнего фуршета. В обход же Валеева идет за компанию, вдвоем не так страшно и еще миллион отговорок она готова придумать, чтобы остаться наедине с Димой. После приготовления настоек бармены тоже придут на кухню, работать. Каждый займется чем-нибудь полезным, чувствуется, коллектив.

Вечеринка должна быть грандиозной. Все начнется с конкурсов и игр для первокурсников, затем посвящение специальной клятвой у большого костра, а потом начнется дискотека и заработает алкогольная точка. И конечно, все максимально приближено к советской эстетике и традициям, даже граненые стаканы для бара закупили. Лиза сидела по турецки на чьей-то кровати, покачиваясь и чувствуя в груди приятное волнение от надвигающегося праздника. И пускай работать придется почти всю ночь, а завтра с утра отдыха тоже не предвидится, это стоило того. Они сидят в заброшенном пионерском лагере в сосновом бору на живописном берегу Волги. Когда еще такое переживешь?

– Я слышал одну странную историю про олимпийскую смену в «Зорьке». Не ручаюсь за подлинность и точность деталей, читал где-то, – Даня откинул со лба свою длинную темную челку и по очереди посмотрел на ребят, ожидая одобрения.

– Давай, а то что-то скучно сидим, – завопили девочки, и Дима тоже радостно закивал и даже помахал в воздухе своим пионерским галстуком, который мгновение назад как фокусник достал из кармана. Даня улыбнулся, закатал рукава своей клетчатой рубашки и глубоко вздохнул, чтобы начать рассказ более захватывающе.

– В восьмидесятом году, как и много лет подряд, в этот лагерь приехали девочки и мальчики из разных школ и разных возрастов. Они чувствовали, что это лето будет особенным, к тому же им постоянно напоминали, что они не на простой смене, а на олимпийской. В качестве исключения мальчикам даже разрешили собрать футбольную команду и тренироваться, до этого запрещали из-за травм, которые могли получить юные пионеры.

Ребята вставали на линейку, ходили за компотом и кашей в столовую, занимались в разных кружках, а вечером приходили к пенсионеру по имени Сергей Иванович, который жил в дачном домике по соседству. У него был хороший телевизор, и старик с радостью пускал всех обитателей лагеря к себе домой, поэтому пионеры брали стулья, рассаживались рядами, как в кинотеатре, и с восхищением смотрели Олимпиаду в далекой Москве. И искренне благодарили Иваныча за гостеприимство.

Но как-то раз на вечернюю перекличку не явился один мальчик из четвертого отряда, Леня. Весь лагерь с фонариками побежал в лес в его искать, и неожиданно он быстро нашелся. Но что-то с ним было не так. Он всегда мечтал стать капитаном футбольной команды и привести своих к победе, но до той роковой ночи у него ничего не получалось. А потом, как по волшебству, все ребята его отряда стали его слушаться и играть начали складно. Представьте, семеро мальчишек подчиняются каждому слову Леня, даже вне футбола постоянно находятся с ним рядом, хотя с виду все выглядят нормально. Как обычно.

Потом главная красавица и бунтарка лагеря Вероника, вожатая другого отряда, стала скромно одеваться, носить пионерскую форму вне зависимости от погоды и активностей. Даже запретила двум девушкам выступать с их ярким и немного провокационным номером, хотя они долго готовились с ее одобрения. И еще. Все ребята, которые вдруг начали вести себя странно, избегали воды в реке, даже во время активных игр и конкурсов на пляже они сидели как можно дальше, одетые в строгую пионерскую форму. И Леня неожиданно подружился с Борькой Чубиком, главным хулиганом лагеря, а еще с Валей, вожатым. Эта разношерстная компания часто ходила вместе, а вокруг то и дело кружили их послушные друзья.

Приближался последний день смены и костер. В лагере образовалась и другая абсолютно странная пара – вожатый Ваня и пионер Андрей из его отряда. Они словно пытались расследовать эти загадочные изменения с некоторыми ребятами, избегали их и много времени исследовали лагерь и его обитателей. И вот, в роковую ночь, кто-то привел всех подозрительных пионеров на кораблик и угнал его, привел на берег реки. В то же время кто-то пробрался в закрытый пищеблок и устроил там разгром, а Иваныч ушел в лес с праздничного концерта и не вернулся. Говорят, что все ребята на корабле были вампирами. Поэтому их друзья им подчинялись – их просто гипнотизировали и пили их кровь. А Иваныч был Дракулой, главным вампиром, который создал всех остальных и собирался их съесть. Но Ванька с Дрюшей им помешали и спасли своих друзей. Ваня угнал кораблик, чтобы все вампиры не смогли перебраться через воду и помешать им, а Андрей убил деда и сжег его на костре.

Когда все собрались на корабле, чтобы отправиться домой, Андрей сидел в отдалении. Он был бледным, сидел без очков и грустно смотрел куда-то вдаль. И спасенные пионеры с испугом смотрели на него и старались держаться от мальчика подальше. А он так и сидел всю дорогу до дома в одиночестве, не проронив ни слова.

Даня тихо выдохнул, будто рассказав все на одном дыхании. Алла взволнованно подошла к окну, теребя пачку сигарет своими длинными красными ногтями, не решаясь закурить. На ее белых шортах некстати обнаружилось зеленое пятно, размером с монету. Все резко замолчали и даже замерли, погруженные в свои мысли: рассказ Дани не был страшным, скорее склонял к обдумыванию, уж слишком все было ровно и реалистично. Лиза тут же нашла несколько несостыковок в истории. Как примерный подросток, пионер, смог убить главного вампира? Дракула же очень силен. Почему вампиры боялись воды? Зачем они постоянно носили форму? И наверняка эти ребята не спали и бродили по ночам, это вызвало бы подозрения как минимум. Да и как пить кровь у кучи твоих друзей и оставаться незамеченным? И имена замазаны, но подозрительно напоминают обрывки слухов о том, что тут случалось. Неужели на их глазах родилась новая городская легенда? Или что-то случилось на самом деле? Лиза на секунду отвлеклась от тревожных мыслей и поняла, что в лагере наступила практически полная тишина. Из распахнутых окон доносились только звуки леса, шуршание сосен и музыка сверчков. Лиза напрягала уши, но даже дыхание соседей раздавалось издалека, будто их разделяли несколько метров. Ни громких разговоров, ни пения, ни шума уборки или мелких строительных работ. То ли все решили сделать перерыв, то ли приближалось нечто… Незнакомая девочка передвинулась на кровати, отчего пружины громко заскрипели и заставили всех вздрогнуть.

– Ладно, девочки и мальчики, на сегодня все. Снаружи передают, что кому-то из нас пора в бар, так сказать. Пойдем и мы восвояси. Но на дегустацию настоек я первая занимаю очередь, учтите! – Алла отошла от окна и вприпрыжку покинула палату, топая кроссовками по деревянным половицам. С улицы послышалось ее задорное пение, девушка мгновенно выбросила историю из головы и унеслась в известные одной ей пампасы. Все оставшиеся в палате девочки и мальчики расслабились и переглянулись.

– Даня, я не знаю что сказать, – выдохнула Лиза, восхищенно глядя на друга. – У тебя талант рассказчика, это просто невероятная история, захотелось записать и опубликовать как целый роман.

Даня благодарно улыбнулся и слегка подвинулся к ней. Он не так часто рассказывал истории в компаниях, потому что ему было сложно построить длинный интересный текст в голове. Но сейчас неведомая сила подхватила его мысли, и Даня выдал всю байку с правильно выстроенными акцентами и драматическими паузами. Он сам услышал эту историю от своей крестной, которая в восьмидесятые была в «Зорьке» две смены вожатой. Мама в тот день пригласила тетю на чашечку кофе и сплетни, и они сидели и мирно жевали конфеты на кухне, когда зашел Даня и рассказал про Посвят. Услышав, куда конкретно ее крестник уезжает на три дня, немолодая женщина всплеснула руками, схватилась за его рукав и усадила рядом с собой за стол. Впервые Даня заметил, как тетя крестная покраснела, а в обычно потухших темных глазах как будто мелькнули слезы. Сжимая в слегка покрытой морщинами ладошке рукав его рубашки, Вероника Генриховна начала рассказывать, как познакомилась в лагере с Ваней, каким он был храбрым и как помог всем им спастись от ужасного вампира. С такой нежностью тетя рассказывала о гитаре, о плакате Биттлз, об усах, о запретных но прекрасных джинсах. Жмурясь от удовольствия, Вероника Генриховна описывала, как они с Ваней купались в Волге ночью вдали ото всех, разговаривали обо всем и мечтали о звездах. Мечта так и не сбылась, с Ваней они почти не разговаривали после лагеря. А потом она вышла замуж за Данного крестного дядю Сашу и забыла о бурной молодости. Мама в шоке смотрела, как Ника вспоминает все новые и новые детали о лагере и о своем студенческом романе, словно копила в себе много лет. Закончив, Вероника Генриховна достала из сумки газету и принялась обмахивать себя: красные щеки и шея, горящие глаза и широкая искренняя улыбка делали ее моложе лет на десять. По этим и другим признакам Даня понял, что эта история много значит для его крестной. Хоть он и не верил в вампиров и прочую нечисть, но ведь в таком красивом лагере в сосновом бору на берегу Волги могут родиться разные мистические истории, которые сочиняли сами пионеры и их вожатые. Но вот Ваня как будто был реальным персонажем и влюбленная тетя Ника придумала сказку, в котором он оказался настоящим принцем – вернее, Ван Хельсингом – и спас весь лагерь от ужасов.

Друзья продолжали молча сидеть на чужих и своих кроватях, Даня достал из нагрудного кармана рубашки помятую пионерскую пилотку и начал крутить ее в руках. Лиза взяла с тумбы свой блокнот с авторскими рецептами настоек и решила расписать, в каком порядке они их будут делать. Почему-то никто не решался нарушить тишину, но расходиться тоже никак не собирались. А может, все боялись выйти на улицу в темноту полудикого леса и заброшенных зданий, освещенных только гирляндами.

– Дима! – по ночному лагерю разнесся бесстыдный вопль Аллы, который бы разбудил любого, кто прилег поспать с открытыми окнами. Она устала ждать его на полянке с флагштоком, и если бы могла, помахала флагом для привлечения внимания. Телефоны-то бесполезны.

– В спальню я к себе метнулся – нет ли там беды с женой, подбежал и улыбнулся, спит родимая со мной, – пропел Дима и выбежал из палаты, махая галстуком, под общее хихиканье.

Глава 3. Малиновая настойка
– Ну-ка, раз, два, три! – Даня с грохотом подвинул стул, перегородив вход в их барную зону. Небольшое квадратное пространство состояло из двух открытых широких шкафов позади, где теснились бутылки, из старого советского холодильника справа и трех парт, стоявших уголком. Это место стоило назвать скорее «бар», но все были довольны как минимум потому, что смогли создать с нуля бар из подручных материалов – из того, что нашли в корпусах. Доставлять в такую даль крупную мебель было весьма проблематично. Лиза притащила со склада несколько упаковок трубочек, одноразовых стаканчиков и одноразовой посуды для закусок, со вкусом все сразу засунула на полку шкафа и довольно выдохнула. Наступил их час триумфа, нужно было подготавливать бар и настойки к завтрашнему дню.

– Давай прикрепим на столы меню? Скотч? – барменша деловито поставила руки в боки и оглядела их будущее место работы. Время перевалило за час ночи. Они уже несколько минут переставляли скудные предметы мебели, пока на последней электричке к ним ехала их Надежда, захватившая лимонный сок, сахар и имбирь. По идее, бармены должны были начать подготовку раньше и идти спать, чтобы набраться сил завтра, но девушка из команды «Пищеблока», которую они попросили докупить ингредиентов для бара, не приехала. Засада! В сосновом бору уже вовсю была ночь, все птички и зверушки спали. В лагере наступило затишье перед завтрашней бурей. Каждые десять минут Лиза останавливалась и оглядывалась в сторону далеких ворот, надеясь, что вот-вот раздастся звук дребезжащей открывающейся калитки. Неимоверно скучно. Вот бы включить музыку снова, но многие студенты уже заснули, а звуки на природе разносятся лучше. Лиза кружилась на месте, напевая под нос что-то про яблоки на снегу. Даня, увидев, как его напарница мается от безделия, вручил ей огромную пластиковую миску и марлю, чтобы выдавливать малиновый сок без косточек и мякоти.

Они уже нарезали лимоны, перелили водку в огромные пластиковые бутылки, чтобы там она настаивалась с ингредиентами, но ни одну настойку не могли закончить из-за того, что им вовремя не привезли ингредиенты. Сахар для каждой из настоек, лимонный сок для усиления настойки с лимоном, а имбирь в качестве дополнения для другой настойки с лимоном. Малину, наверное, было рановато давить, но напарница восприняла это предложение с энтузиазмом: «Будь готов – всегда готов!». Лиза оставила пальто в корпусе, поэтому поеживаясь, засучила рукава черной толстовки и схватила початую бутылку водки. Даня с немым ужасом наблюдал, как она льет спирт себе на руки, протирает их друг от друга. Ужасное расточительство! А вдруг первокурсникам не хватит! С условиями полной стерильности можно приступать к малине.

– Это очень приятно, я даже не ожидала, – Лиза месила малину во всю силу, брызгая и пачкая все вокруг, «да ладно, потом вытру». Капли летели на стол, на одежду, попадали в глаза. Но настроение было бодрое! Ее напарник вздохнул и начал аккуратно нарезать мяту для лимонной настойки. В будущем барном меню будет всего три настойки со схожими ингредиентами: малиновая, лимон-мята и лимон-имбирь. Остальное место занимало шампанское, чистая водка, безалкогольные коктейли из колы и соков и минералка. Они хотели максимально воссоздать советские буфеты, может даже слегка театральные. Завтрашнего вечера уже ждали белые накрахмаленные шапки советских работников общепита, а для Лизы подготовили небольшой белый фартучек.

– Готовить в принципе приятно. Знаешь, я очень люблю в тишине начать готовить какое-то сложное блюдо, последовательно подготавливать ингредиенты. В такие моменты понимаешь, что такое медитация и почему она расслабляет, – Даня нарезал мяту и прошелся по ней ножом плашмя.

– Какое твое любимое блюдо?

– Рататуй. Да, как из мультика, ахахаха, я просто очень люблю медленно нарезать овощи и смешивать в стаканчике соус с зеленью, – он улыбнулся и вдруг замолчал, обнаружив, что уронил на землю ветку мяты и теперь она была вся в грязи. – Блин, как бы тут убраться, вряд ли что-то получится подстелить. Производство должно быть стерильным.

– Кстати, забыла спросить, почему тут так много гирлянд? Откуда электричество? – Лиза отряхнула руки и поменяла марлю. Она заметила, что забыла снять свое любимое кольцо, и теперь на нем и под ним – везде была малина, кусочками мякоти и косточками.

– О, я как раз уточнил у Арины, лагерь был закрыт, но им владеет какая-то частная организация, «Спутник» или вроде того. Ребята получили разрешение на проведение мероприятия с условием, что мы максимально его отмоем и не сломаем ничего. А, ну и сделаем миллиард фотографий и видео. Эта организация хочет потом сдавать лагерь под мероприятия, а мы, получается, были первые желающие, да еще и умеющие в контент. Все ради пиара! Они решили вопрос с электричеством и привезли еще дополнительный бензиновый генератор. Ну плюс техника тут была в хорошем состоянии, знаешь, плиты и прочее, – Даня сдул челку со лба, взбалтывая водку с лимоном.

– Почти даром достался, – Лиза восхитилась тому, что они первые переступили этот порог, который был нетронутым столько лет.

– Да, но это логично, наверное. Место туристическое, Волга, сосновый бор, красивый советский антураж, так сказать…

Лиза с Даней одновременно обернулись на резкий скрип калитки, раздавшийся на весь лагерь. Большая часть людей уже спали, кто-то ходил по территории, засыпая ямки и убирая огромные ветки под ногами к краю забора, а пара людей хозяйничали в столовой и «Пищеблоке», оттирая грязь и выбирая целые тарелки и половники. Алла где-то двадцать минут назад прибежала к ребятам в бар, грустно плюхнулась на стул и сообщила, что в холодильнике мышь повесилась. И судя по ее тону – буквально. Так вот, все или спали, или находились где-то далеко на территории, значит калитку открывала Надя с продуктами! Ради нее вход оставили открытым, хотя был уговор на железный замок, на ночь, просто на всякий случай. Лиза скосила глаза на часы на руке Дани и заметила, что еще рано: с учетом дороги и прибывшей в 00:55 электрички Наде оставалось еще минут 15 до лагеря. Она бежала до них? Даня тоже выглядел озадаченным, но смело вышел из барной зоны и быстро пошел в сторону калитки. Его напарница посмотрела ему в спину так, будто ее предали: «Не бросай меня тут одну», а потом побежала следом.

– Ира, это ты? Что с тобой? Почему не позвонила, что не приедешь ко времени? Мы тебя обыскались и пришлось поднимать всех на уши с продуктами, – отечески пожурил Даня, вглядываясь в темноту. Ли подняла брови, потому что Ирой звали ту самую пропащую девушку с кухни. Которая их подставила и не приехала вовремя. Явилась, не запылилась!

Со стороны калитки послышался громкий ик. Она напилась, что ли? Прям по пути сюда? Или еще в поезде?

– Простите, я сначала перепутала электричку, выехала с опозданием, а потом вообще заснула в вагоне, пропустила остановку, уехала далеко и пришлось ждать электричку обратно, – к ребятам из тени деревьев вышла высокая хрупкая девушка в белой рубашке и юбке, прикрывающей колени. Белая кожа, огромные темные глаза и балетки на ногах. На рубашке было нескольких пятнышек грязи, а рыжие волосы, кажется изначально закрученные в локоны, растрепались так, что напоминали прическу домовенка Кузи, к тому же в них запуталось несколько листочков. Ира выглядела так, словно ее рубашкой вытерли ноги, а ее голову запихнули в стиральную машинку. И лица на ней не было, такое бледное и уставшее.

– С тобой все нормально? Что случилось? – Лиза аккуратно подошла к ней и прикоснулась к руке, оказавшейся неожиданно холодной. – Ты замерзла? Где твоя сумка? Твоя мама наверное волнуется, надо ей позвонить!

– Со мной все хорошо, даже нет. Мне никогда не было так хорошо! Просто ужасно непутевая, не складывается у меня с электричками. Знаю, звучит абсурдно, но я сама в шоке, какая дура. Ой, сумка у калитки, сейчас принесу. Калитка тяжелая, пришлось поставить баклажку и двумя руками дернуть. Подскажите, где моя кровать? И может ли кто-то одолжить телефон, позвонить и правда надо, а свой я где-то потеряла…Сахар тоже не купила, каюсь, простите меня.

– Чего-чего?

Ира посмотрела в сторону лагеря, и Лиза увидела, что ее зрачки сильно расширены, хотя они стояли прямо под очередной гирляндой. От рассеянного пустого взгляда пробежали мурашки. Что за чертовщина? На нее напали? Отсутствие сна или усталость после сегодняшних впечатлений сказывались на быстроте мыслей. И если математические расчеты времени и расстояния странным образом давались легко, то объяснение такому поведению почему-то никак не находилось. Ира напоминала актрису из студенческого театра, которая вымученным образом пытается сыграть загадочность и пустоту. Она всегда вела себя скромно, но сейчас как будто ей душу высосал дементор или … вампир? Чушь, наверное, правда забылась, она столько учится… Впервые с начала учебы куда-то с однокурсниками выбралась. Вампиры-то мертвые, а она живая. Просто странная.

– Иди вон туда, третий корпус, кажется, ты на первом этаже. Мой телефон на зарядке остался, но думаю, что по пути встретишь много знакомых, спроси у них. Твоя мама звонила Арине и буквально орала ей в трубку, слава богу, что связь тут прерывается, – Лиза еще раз взглянула на лицо потеряшки, и ее еще раз передернуло от увиденного. Ира кивнула и поплелась к корпусу, медленно, оглядываясь по сторонам.

– Лиз, расскажет, если захочет, – Даня позвал ее по имени и указал рукой на миску с малиной. Затем смягчился и легко провел ладонью по предплечью подруги. – Я понимаю, она выглядит странно, но Ира в целом… Закрытая очень. Никуда не ездит, сидит в библиотеке в век интернета, вроде даже не дружит ни с кем из наших близко. Может правда заснула и заплутала с этими станциями, они же все одинаковые. Перенервничала и бред несет немножко. Странно, что конечно так поздно приехала и без всего, ну да ладно. Чужая душа – потемки.

– Сходишь за ее сумкой? – Ли оторвала взгляд от тонкой фигурки в дверях полутемного здания. Даня кивнул и нырнул в темноту, а потом резко вынырнул на освещенном фонарем клочке пространства спереди. В очередной раз по спине Лизы будто прокатился кусок льда, когда Даня развел руками. Никакой сумки не было. Сзади раздался резкий кашель, и Ли дернулась и обернулась, выставив вперед ладони. Жалкая оборона, но что поделать. Одинокий высокий парень, лицо которого осветил огонек зажигалки, помахал ей рукой и закурил. Дурак. Даня с абсолютно каменным лицом подошел и повел Лизу за руку к бару. Они молчали, пока не оказались по ту сторону стойки.

– Хрен бы с ним, потом разберемся. Давай закончим с тем, что имеем, и на боковую, завтра вставать рано. Сходи к Алле, может у них на кухне остался сахар. Хотя бы одну из настоек кое-как добьем.

Лиза протерла малину и начала медленно выливать ее в пятилитровку с водкой. Даня пересчитывал бутылки, помечая карандашом что-то на маленьком листочке. Когда малина кончилась, Даня молча подал ей небольшую бутылку с водой, чтобы ополоснуть руки и миску, потому что мыть здесь что-то сейчас будет проблематично. Они двигались синхронно, как будто повара на одной кухне. Лиза представила, как завтра им придется обслужить сто или более первокурсников, несколько часов разливая готовые напитки и смешивая коктейли. Холодная вода из бутылки показалась просто ледяной, поэтому прежде, чем идти в «Пищеблок», было решено заглянуть за верхней одеждой в их палату. Девушка сосредотачивалась на движениях тела, пытаясь таким образом не думать. Не сейчас, иначе не уснуть.

– Сахар? Да, проходи, проходи, сейчас найдем, – крикнула из глубины кухни Алла, когда Лиза переступила порог корпуса со звучным названием. Света тут было не так много, половина ламп на потолке не работала, но девушек, вызвавшихся делать закуски на кухне, этот факт никак не пугал.

– Девушка, вытрите ноги на пороге, а то посажу, – из глубины помещения выбежал Дима в полицейской фуражке и захихикал. В сочетании с футболкой он выглядел очень карикатурно, но его это никогда не смущало. Нацепил форму для завтрашнего конкурса и клоуничает. Вот уж кто не спит даже в поздний час! Дима оперся о дверной косяк и пригрозил пальцем. – Здесь кстати есть решетки, на выдаче, видимо, чтобы дети хлеб не крали. Так что протирай ноги тщательнее, иначе в камере с убийцами сидеть будешь! Запру!

– Сама сяду, только камеру выберу, где маньяки помоложе, – Лиза отпустила себя и широко улыбнулась от непринужденности друга. Мерзкий клубок тревожных мыслей начал постепенно распутываться. Дима схватил поварешку и случайно уронил еще две большие деревянные ложки, наклонился и не удержав равновесия, чуть не упал на пол. Выражение лица и вся комичность ситуации напоминала ранние работы Чарли Чаплина. Ли тихо захихикала, а потом подумала, ну а черт с ним. Может, Ира выпила чуть за праздник и от непривычки развезло с глотка. На душе окончательно полегчало.

Лиза потерла кроссовки о тряпку, кинутую у входа в «Пищеблок» и огляделась. Огромная кухня с металлическим столами, кучей огромных, на несколько литров, кастрюль и чайников, с половниками, висящими на стенах. Тусклый свет. Все было довольно чистенько, девочки не зря постарались, но на одном из столов неаккуратной горкой валялись продукты для закусок. И наверху, будто специально, лежал красный мешочек с сахаром.

– Скажи Алле, что я уже нашла, что мне надо, – Лиза воровато огляделась, схватила сахар и начала медленно отступать к выходу, чтобы не вызвать много шума и не привлечь внимания.

– Хорошо, но будешь должна, – Дима видел ее преступление, кражу сахара без спроса, но решил пойти соучастником. Он пошел к кладовкам и подсобкам, в которых возились девушки и начал отвлекать их разговорами, чтобы воровка могла спокойно ретироваться. Если ей привезут сахар, она все вернет, честно.

Когда раздалось задорное громкое топанье со стороны ворот, Лиза с Даней и бровью не повели, потому что прекрасно знали Надю и ее манеры. Да и во время она почти уложилась. А странного им на сегодня достаточно.

Низкая, задорная, с кучей кудряшек Надя напоминала позитивный неунывающий ураган, который сносил любого. Сегодня она была одета в розовое с рюшами платье, но было загадкой, как она додумается завтра совместить в наряде красные символы СССР и свой любимый розовый цвет, но того требовал дресс-код. Надя училась на ведущую, любила болтать и забалтывать, ходила на пение и вообще была супер девушкой.

– Алкоголики, вы где? – услышали бармены незабываемый хриплый голосок. Надя курила как паровоз и всегда была готова стрельнуть сигаретку, чем окончательно растопила сердца всех сокурсников. Даня и Лиза с улыбками перегнулись и помахали топающему вдалеке курьеру. Появление нового, но привычного лица в лагере в такое время стало глотком воздуха. Увидев их, Надя радостно хрюкнула и завизжала:

– «Пьянству бой! не пей товарищ
Враг труда – алкоголизм
Вот умеешь и не узнаешь
Как построен коммунизм».

– Как вам стих? Выучила по дороге. Привет, привет, крошки, заметьте, я не опоздала! Вот ваши продукты, я сразу на койку и баиньки. Завтра веду первокурсников по квесту, надо подготовиться и набраться сил. Вроде мне вон туда! Все, давайте, сладких снов, – прошло от силы несколько секунд, за которые она успела вывалить из цветастого пакета продукты, обнять Лизу, обнять Даню, манерно зевнуть и развернуться в сторону второго корпуса. Когда девушка скрылась за дубовыми дверьми, Лиза не выдержала и захохотала, не громко, но задорно. Даня спустя секунду присоединился и даже чуть-чуть стукнул кулаком по столу. Ну какова красотка! Главное, что на нее можно было положиться.

Они быстро пропихнули лимоны и мяту через горлышко пятилитровки, добавили сахар по вкусу и слегка взболтали. С малиновой была такая же приготовительная операция, разве что вторым ингредиентом стал красный острый перец. Даня резал его ножом, постоянно ойкая и айкая, чтобы Лиза улыбалась сквозь усталость. Глаза начали окончательно закрываться ближе к четырем утра, небо посветлело, а последние задержавшиеся на общественных работах студенты уходили по кроватям, чтобы подремать и с петухами снова работать. Даня грохнул пятилитровкой по столу, спуская ее вниз на глубокую полку шкафа, чтобы красотка настоялась в темноте эти часы. Лиза взяла тряпку и лениво убирала остатки семечек перца со стола, вытирала разделочные доски, которые кто-то привез со своей кухни. Несмотря на неожиданное появление пропавшей без вести Иры, настроение было уютное, спокойное. Даже домашнее, когда ты готовишь для вечеринки у себя дома или для Нового года с друзьями, а кто-то тебе помогает.

– У тебя малина в волосах, давай уберу. Ты слишком яростно ее перетерла, но зато настойка получится насыщеннее.

Лиза машинально делала настойки, смешивала и даже пробовала на вкус, но в голове роились непрошеные мысли. Даже если Ира и выпила, то почему опоздала? Она всегда была такой педантичной, но уснула в электричке. И пришла в лагерь в час ночи, хотя должна была в девять. Куда так далеко могла уехать девушка, почему ее никто не разбудил? Хотя нет, сейчас это не принято, вмешиваться в чужие дела. Вот в СССР ее бы разбудили и заботливо напомнили, чтоб не пропустила остановку. Почему тогда ответственность и строгость к себе не разбудили? А ее волосы… Нет, это точно не может быть просто «заснула и пропустила», деспотичная мама бы никогда не выпустила дочь с такой прической. Она и в лагерь на вечеринку ее еле-еле отпустила. Шаг влево, шаг вправо – расстрел. Отчитываться по телефону, что поела, вовремя легла спать, доехала, не пьет слишком много (в идеале вообще не пьет). Любая нормальная девушка в период юношеского максимализма бы взбунтовалась, но Ира была покорной и всегда была как пионерка-комсомолка, одета в идеальные выглаженные строгие вещи, со строгими манерами. До сегодняшнего вечера… Что-то случилось по дороге от дома до лагеря, не могли же волосы так растрепаться, даже в час пик в электричках. «Мне никогда не было так хорошо». Чтобы разрядить обстановку, Ли нашла глазами ту початую бутылку водки. Даня вопросительно поднял бровь, когда напарница резко метнулась к их импровизированному алкогольному складу на полке. Лиза залихватски подхватила бутылку и сделала глоток, тут же опуская ее и кашляя. Даня ухмыльнулся и пробормотал что-то про «чистенький спирточек».

Гирлянды продолжали гореть на всей территории, когда напарники по алкоголю задвинули столы бара так, чтобы никто не лез в их «погреб» (полку) с настойками. Ночные сверчки трещали совсем тихо, иногда раздавалось пение ночных сумасшедших птиц, а из ближних корпусов были слышны тихие разговоры. Как хорошо, что в лагере было стабильное электричество, пусть и не во всех корпусах – например, столовая и «Пищеблок» скалились темными окнами. Значит, лагерь не был заброшенным, он был закрыт за ненадобностью. Лиза лениво подумала о том, что надо бы уточнить технические детали их пребывания на территории «Спутника» у кого-то из организаторов с утра. Они с Даней зашли в свой третий корпус, ставший уже родным. На втором этаже они жили в одной палате, что как будто бы было совсем нормальным, учитывая количество часов сна. В других палатах или не работали лампы, или кровати отсырели.

В оставшиеся часы перед подъемом Лиза вертелась на кровати, поскрипывая пружинами каждые полторы минуты. Она не могла заснуть, но как только окончательно сморило… лучше бы не спала вообще. Всю ночь преследовали кошмары, а на утро девушка почувствовала себя разбитой. Голова слегка гудела, глаза слипались, а узкая скрипучая кровать показалась самым уютным местом на Земле. Но времени на дополнительный сон не было. Пришлось искать допинг.

Глава 4. Теннисный корт.
Крепко держа над головой банку энергетика, Лиза вела толпу первокурсников к переходу через рельсы и дальше в лес. Парни громко переговаривались и даже пытались хором что-то петь, а девушки ежились от прохладного ветерка и жуткого вида разрушенной избушки. Пока что обстановка не нравилась никому из новоприезжих. Начало дня было пасмурное, по-настоящему осеннее. По пути к станции Лиза дышала полной грудью, впитывая запах грибов, мокрых листьев и чего-то сладкого, лесного.

Так как бар был уже готов и законсервирован к вечеру, ей захотелось заняться чем-то общественно полезным. Заметив, что барменша проснулась пораньше, ее тут же отволокли к логистке. И Арина торжественно указала на ворота, дав с собой энергетик из личных запасов как сухпаек. Мол, сходишь, приведешь очередную группу первокурсников, пока мы тут квест готовим.

Лиза всегда любила завтраки. Особенно, когда не нужно было куда-то спешить и в доступе имелась плита. Но проснувшись на холодной жесткой постели, скорее напоминавшей раскладушку, ей хотелось только кофе. Или субститутов. На пути в «Пищеблок» ее и словили. Все возражения закрыли алюминиевой банкой Редбулла. Прихлебывая сладкую водичку и ожидая прилива бодрости, Лиза смело топала через пустую дорожку к далекой станции. Лес ощущался спокойно, без странных звуков и теней. Вдалеке были слышны гудки проезжающих скоростников и обычных поездов, звон светофора, оповещающего об запрете перехода через рельсы. Ли дошла, вылила последние капли энергетика себе на язык и залезла на одинокую станцию. Потом было долгое ожидание и скрип промокших старых досок под ногами, пока не прибыла двухчасовая электричка с кучей возбужденных громких перваков. Они собрались по парам, доверились сопровождающей – и потопали к лагерю с кричалкой: «Будь готов – всегда готов». Интересно, что подумает кассирша. Хотя сегодня ее не видно, не выходит из домика поприветствовать гостей.

В груди был легкий трепет, сравнимый разве что с дрожью раннего подъема. Волнительно так, что аж немного неприятно. Ли не знала, чего хотела больше – чтобы они дошли до лагеря или чтобы этот момент длился вечно. Сзади хохотали отстающие парни, публика потише старалась быть посередине и любопытно оглядывалась, а самые непоседливые оказались по обе руки от сопровождающей. Почувствовали, что ли, что она будет барменом, и решили заранее наладить контакты? Несколько девочек шли так быстро и нервно, что это зрелище посторонний человек назвал бы синдромом Гермионы Грейнджер. На каждый окрик сопровождающей в сторону хвоста, они оборачивались и как эхо повторяли следом: «ребята быстрее», «давайте, мы почти пришли». А Ли с нечесаными волосами и банкой энергетика над головой вдруг представила себя Хагридом и улыбнулась. Не хватает только большого сторожевого пса, чтобы стать полноправным хранителем ключей «Зорьки». Лиза обратилась к веселой долговязой первокурснице, которая топала по левую руку, каждую минуту подтягивая разноцветные шерстяные гетры на худых лодыжках:

– Ну, как настроение?

– Я так жду вечера, я столько читала об этом лагере! Кажется, что пионерский Посвят будет грандиозным, к тому же, ходят слухи, что в восьмидесятые тут водились вампиры, – девушка мечтательно посмотрела на небо без единого признака того, что выйдет солнышко. Пока то, пока се, было уже почти три часа дня, но на развлекательную программу перед дискотекой группа все еще успевала.

– Вампиры? – Лиза поперхнулась. Что-то, но о Дракуле в «Зорьке» она уже слышала, и поверить в такое было сложно, а тут абсолютно случайный человек рассказывает эту же байку. Они сговорились? Это часть квеста для перваков?– Я знаю о дедушке по имени Сергей, который пропал.

– Да, этот пропавший пенсионер, говорят, был главным и каждую смену кусал по несколько пионеров, которые потом ему служили и были своего рода ходячим пропитанием. Как бы то ни было, лагерь закрыли, я бы сказала, что мне жаль, но вот мы снова тут – девушка начала мечтательно накручивать темно-рыжий локон на указательный палец, рассказывая о страданиях маленьких пионерах. Какой-то курносый паренек хмуро посмотрел на нее и пробормотал что-то вроде «кровожадная стерва».

Они шли по живописной лесной дороге, даже пацаны сзади притихли и внимали зову природы. По одной из сосенок резко взбежала белка, заставив парочку первокурсниц завизжать от испуга, а потом от умиления. Парни переглянулись и ухмыльнулись. Городские, что ж делать.

– Кстати, как тебя зовут, любознательная девушка? – Лиза на всякий случай сделала в уме галочку «все ложь, вампиров не бывает и тут их тоже не было» и спросила только ради продолжения диалога. Но сердце забилось быстрее, потому что она вот-вот получит решение одной из загадок, оставшихся после истории Дани. Детское ощущение чего-то сверхъестественного смешивалось с новыми впечатлениями от заброшенного пионерского лагеря, на выходе давая что-то вроде предвкушения. Деда Мороза не существует, но хотя бы это-то может все было взаправду?

– А я Ника, просто Ника. Будем знакомы, а то я тут мало кого знаю. Вот первый раз выбралась куда-то кроме учебы, а тут и одногруппников моих не видно. Зато теперь если мой трупак утащат местные вампиры, кто-то будет обо мне помнить, – она многозначительно посмотрела через плечо на курносого пацана, который тут же поймал взгляд и закатил глаза.

– Ника, если честно, мне кажется, что вампиры уже олдскул, но по поводу трупа я тебя услышала, – Лиза улыбнулась и сосредоточилась на пути к воротам. Странно такое было говорить, про олдскул в смысле, если они идут на тусовку советских восьмидесятых. В любом случае, прочь напряженные мысли об этой ужасной байке. Они шли по самой темной части пути, по слишком густой лесной чаще, и единственной опорой была та дорога со свежими следами шин. Проезжающие дачники, наверное, готовят дома к консервации на зиму. Несмотря на то, что солнце еще не зашло, обстановка вызывала небольшую тревожность, но когда трое пацанов на раз-два-три запели советский гимн, несколько девушек из группы одновременно вздохнули и расслабились. А на замечания от особо душных однокурсников резонно замечали: «Мы перед церемонией репетируем».

Перед воротами стояла пижонская темно-синяя иномарка с затемненными окнами. Лиза слегка удивилась, потому что все организаторы уже были на месте, а первокурсники должны приезжать на электричке, это своего рода ритуал. Но видимо для кого-то правила неписаны. Девушка крепче сжала банку в руке и еще раз прикрикнула на задние ряды, особо не торопившиеся. Так она чувствовала себя увереннее в новой роли сопровождающего перед неизвестным владельцем автомашины. А вдруг проверка? Лиза в развевающемся на ветру черном пальто (ее любимое) подошла к незаметной калитке в совокупности ржавых ворот и помахала банкой над головами, чтобы привлечь внимание. К ним уже бежала Арина со списками гостей, чтобы сразу всех распределить и развести по местам, настоящий дирижер их спектакля. С точностью до минуты.

Случилось одновременно несколько вещей. Арина чуть не поскользнулась на траве, ухватилась рукой за калитку, и та протяжно скрипнула. Ника чихнула так громко и со вкусом, что гетры сползли к земле. Дверь иномарки открылась, и Лиза раздраженно вздохнула:

– О, ведьмы Бетельгейзе!

Как в дешевом подростковом романе. В идеальном грифельном пиджаке, черном пальто поверх, в кожаных черных перчатках. На улице было едва плюс двенадцать, но нужно ему было приехать при полном параде, со всеми аксессуарами. Даже волосы уложил как у Болконского в экранизации «Войны и мира». Он выглядел точно так же в их первый вечер. Эдвард Каллен мог приехать на электричке, но решил выпендриться своим стилем и богатством. Высокий, статный, почти никогда не сутулиться. Если бы они были в прошлом веке, мама бы сказала, что он идеальная партия. Лиза закатила глаза и попыталась максимально вникнуть в список студентов, который Арина, отдуваясь, совала ей под нос. Распределение по корпусам, расписание, конкурсы. Все, что угодно, только не видеть юного Болконского, высокомерно улыбающегося белыми зубами.

– Учтите, как только вы переступаете ворота лагеря, вы оказываетесь в советских восьмидесятых, поэтому перестаньте сутулиться и приготовьте свои красные галстуки. Вы будете распределены по отрядам и пройдете ряд испытаний, чтобы стать настоящими пионерами. Я называю фамилию, вы подходите, получаете распределение в отряд и идете в свой корпус, там встретят и помогут мои товарищи, – громко и торжественно сказала Лиза, завязывая вокруг шеи красную ткань. На самом краю висел значок с Лениным, который ей одолжил Дима – для пущей важности. Она почувствовала себя экскурсоводом в далекой стране или даже вожатой в лагере, такое было впервые. Они не дети, но все же дети, за них мы в ответе! Осталось придумать название их отряду и какой-нибудь яркий слоган: «Мы не готы, мы не панки, мы простые неформалки». Лиза подавила нервный смешок от шутки в своей голове и начала распределение по жилым блокам.

Иванов, Симонова, Морозова, Козаков, Матросов и Елистратов были с легкой руки зачислены в первый корпус, все мальчики на палату на первом этаже, девочки – на втором. Повезло же им, для первокурсников разделение решили сделать, понимая, что все-таки кто-то из них захочет поспать. Для организаторов такой привилегии не было, их засунули куда попало. Хотя у каждого была роль на всю ночь, кто на кухне делает дополнительные порции закусок, кто в баре стоит и без устали разливает алкоголь, а кто и ловит желающих освежиться у реки. Веселый русоволосый пацан (кажется, Козаков) обнял за шеи двух своих товарищей и буквально повис под их гоготание. Ну что поделать, дети. Сергушина, Ржеуцкая, Ивлева, Логинов и Васильев отправились в пока пустующий четвертый корпус, выделенный целиком для гостей. Пока Лиза читала все фамилии, она все больше начинала восхищаться организаторскими способностями своих знакомых – подумать только, столько людей приезжают, всех надо распределить, накормить, развлечь. Это только та группа, которую она проводила, а всего их было сколько… Десять? И почти все уже приехали и бегают по лагерю вместе с командорами, ребятами, которые организовывают квесты и конкурсы. Пока не наступит вечер и не начнётся грандиознейшая вечеринка факультета журналистики за всю историю.

– Простите, я не поехал со своей группой, не слишком люблю электрички в час пик. Уважаемые вожатые, подскажите, куда мне идти? Я в полном недоумении, кажется, этот лагерь заброшен, – опустил голову юный Болконский, шагнув непростительно близко и заглянув в лист, который держали девушки. Он элегантным движением руки откинул со лба темные волосы, отчего мечтательно выдохнула пара первокурсниц, стоявших у ворот и заглядывающих ему за спину. Немыслимо, даже тут собирает фанатский клуб. Девочки ведь всегда стремятся к принцам на иномарках, не зная, какая гнилая у них может быть душа, не так ли?

– Фамилия! – гаркнула Арина, выглядывая одним глазом из-за списка. Ей давно было не до очаровательных молодых парней, на носу грандиозный праздник, подготовка к которому началась еще летом.

– Тебе третий. Все, кого мы отметили, идите по корпусам. У вас есть полчаса, а потом начнется ну очень увлекательный квест, – постаралась максимально спокойно сказать Лиза, поправляя галстук дрожащими пальцами. Стало слишком тесно и некомфортно, быть зажатой между главной логистикой и старым знакомым Он как назло так вкусно пах, что хотелось придвинуться поближе. Машинально, по привычке.

– Лиза, я надеюсь, ты ничего лишнего про квест им не сказала? – Арина вдруг резко схватила ее за плечо и дыхнула в лицо запахом дешевых кислых сигарет. Спасение пришло, откуда не ждали. Лиза почувствовала внутреннее отвращение и как будто специально отметила для себя кривой передний зуб своей коллеги. Если была бы в кармане пачка вишневых, отдала б не глядя. Саркастичный голос в голове вдруг добавил – из жалости.

– Нет.

– Лиз, постой, – послышался за спиной ласковый баритон. Девушка почувствовала мурашки, будто ее окатили холодной водой. Слишком тесно. Она тряхнула головой и закрылась водопадом темных волос.

– Все технические вопросы к распределяющей, она как раз тут, зовут Арина. Ребята, кому в третий корпус, идите за мной! – махнув краем черного пальто, Лиза быстро зашагала вглубь лагеря. Ей хотелось добежать до холодной реки и прыгнуть прямо в одежде, чтобы лицо и внутренности перестали так дьявольски гореть.

Сосредоточившись на своих новых черных кроссовках, девушка даже чересчур явно спешила убраться подальше от застывшего в проходе ворот первокурсника по имени Максим Войцеховский. Он с легким интересом смотрел, как Лиза размашисто топает по выложенной серой плиткой дорожке. Прошло так много времени, а она еще не забыла. Макс постоянно пересекался с ней в университете или на каких-то мероприятиях их факультета, но Лиза наигранно делала вид, что его не существует. Даже в самую первую их встречу, когда девушка должна была его встретить и показать учебный корпус, она резко опустила глаза и будто выстроила между ними стену. Уже тогда опробовала эту тактику, но к сожалению, стену пришлось быстро разрушить.

Лиза мысленно повторяла рецепты коктейлей в сегодняшнем меню. Список активностей по часам. Даже стихотворения, которые учила в школе. Это было успокоением и отвлечением. Ей не хотелось думать о нем и о том, что их когда-то связывало. Или связывает. Они всегда ходили вокруг да около, прикрываясь масками, высокомерием, игнорированием, которого на деле никогда не было, но это стало самым безопасным планом спасения.

Я была рядом, когда тебе было плохо. Я видела твои слезы. Я слушала твои самые сокровенные тайны и сохраню их в своем сердце навсегда. Рядом со мной ты иногда снимал свою маску уверенного и наглого нарцисса, но даже в моменты холода и попыток отыграть свою роль я тебя принимала. Мне было плевать на все то, что ты считал своими недостатками. Я была рядом, когда тебе было плохо.

Они писали друг другу стихи: он высокие, рифмованные и возвышенные, а она чувственные, сконцентрированные на ощущениях и белые. Она приезжала к нему на другой конец города и могла просто слушать его рассказы о прошлом забытом и настоящем волнующем. Слишком разные, но очень похожие. Оба понимали, что не смогут встречаться, навесить на себя публичный ярлык, но чувствовали, что их души как никогда близки и открыты. Но все равно не могли устоять и играли.

Интеллектуальный собеседник – это сексуально, но еще сексуальнее балансировать на грани нежности. Переписка напоминает игру в теннис. Нажимаешь на кнопку «отправить» и мячик летит к ракетке противника. Он отвечает практически мгновенно, за словом в карман не лезет. Она бы полезла. Игра в теннис – флиртом на флирт, но не переступая грань. Показываешь симпатию, а потом ты вновь недоступный. Горячо-холодно, туда-обратно. Двусмысленностью на двусмысленность. Влюбишься – проиграл.

Старая скрипучая лестница. Три ступеньки до облупленных дверей. Небольшая веранда, в глубине которой курила группка организаторов, о чем то оживленно разговаривая. Ты уже почти поднялась, но голос заставляет обернуться. Твое имя этим голосом звучит очень красиво. Волнующе. Ты оборачиваешься, медленно, шумно выдыхая носом в попытке сохранить лицо. И тебя ловят серые глаза прямо напротив. Он стоит слишком близко, даже как-то неправильно. Снял перчатки и на широкой белой ладони лежала находка. Невинно улыбается.

– Лиза, подожди, ты обронила, – бархатный голос. Крем для рук, маленький тюбик, выпавший из кармана. Черная крышка почти открутилась, и от нее шел аромат миндального масла. Возможно, он специально незаметно вытащил из ее кармана крем, чтобы был повод завладеть вниманием. Я ТОТ ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ ТЕБЕ НУЖЕН.

– Спасибо, – говоришь ты так сухо, насколько вообще можешь. Никаких эмоций, никаких двухзначных интонаций, не давай ему возможности ухватиться. Понять, что тебе не все равно. Хотя краем сознания ты понимаешь, что все это избегание выглядит уж слишком театрально. Но иначе никак. Резко хватаешь крем и черная крышечка падает на серую каменную плиту. Ругая всех богов, ты машинально сунула тюбик в карман. Вы одновременно нагнулись за ней и ударились лбами. Парочка первокурсников за спинами значительно переглянулась и начала подмигивать друг другу. Как же ты ненавидишь чувство неловкости, которое резко посещало ее только в его присутствии. С любым другим человеком вы бы искренне посмеялись от этой случайной неуклюжести.

– Спасибо. Если что, мой ответ – нет, я не хочу разговаривать. Личное желание тратить время на пустые слова отсутствует, – Лиза вырвала тюбик, грубо пихнула парня локтем и ушла в корпус. С ровной спиной, грозно покачивающимися по спине волосами, шагая в одну линию как модель. «Отойди, если не хочешь узнать, как я бью по роже». Только что широко улыбающиеся подмигивавшие первокурсники резко замолчали и покачали головой – уууу, а девчонка молодец. Ну, ей хотелось так думать. Хотя нет. Плевать на грубости, плевать, что подумают. Плевать, плевать.

Едва зайдя внутрь корпуса, Ли судорожна понеслась по лестнице на второй этаж, в конец коридора, в подсобку. Она приметила ее еще утром, обходя корпус в поисках работающей раковины для умывания. Маленькая комнатка с деревянной дверью из темного дуба была душной, но зато выходила одноглазым витражным окном на солнечную сторону. Три швабры с полусгнившими ручками и четыре металлических вонючих ведра у стены. На полу лежит симпатичный вязаный коврик в форме цветочка. Дверь вместо ручки имеет дырку снаружи, но внутри закрывается на старенький шпингалет. Идеальное место, чтобы спрятаться и пережить любую катастрофу. Даже душевную. Ли берет деревянную палку со шваброй на конце, крутит ее в руках, не заботясь о занозах. Зачем он приехал? Он никогда не появлялся на студенческих мероприятиях, старательно игнорируя все плебейское. Специально помучать? Поговорить и напомнить, как сильно унизил ее? Может, и вправду стоило записаться к психологу, как предлагали подруги? Но она все отнекивалась, свято считая, что все эти любовные бредни выше ее. Задирая нос и игнорируя то, что всегда с болью появлялось внутри, когда он оказывался поблизости. Лиза почувствовала, что по щеке стекает одинокая слеза. Прошел уже месяц, целый месяц, но ничто не забывается. Здесь тихо, даже слишком, швабры и ведра не могут разговаривать. Поэтому начинают говорить воспоминания.

Значит это все? Но почему? Погоди, ты вообще не хочешь меня больше знать? Что за идиотизм? Тебе будет лучше одному? Но я ведь не настаиваю, ты знаешь, мы просто хорошо общаемся, мне казалось, мы понимаем друг друга. Что это значит? Хорошо, очень хорошо, мне было очень приятно с тобой пообщаться. Ты высокомерная сволочь. Я человек, а не жилетка для слез и не личный психолог. Как ты можешь этого не понимать?

Эмоциональные качели, на которых он катал ее, смело походили на американские горки. Каждый радостный адреналиновый полет вверх сопровождался резким падением вниз, от которого ухало сердце и замирала душа. Лиза нашла заживший заусенец на большом пальце и принялась его ковырять. Выступила маленькая капелька крови, и девушка слизала ее языком. На черном ногте осталось грязное пятно, вся кутикула покраснела и вздулась. Стоило бы помыть руки, но не получится встать. Даже антисептика с собой нет. Гнить ей в аду или в могиле после тяжелой инфекции. Они встретились на дне открытых дверей, он принес документы к поступлению, она – за секретарским столом, выручая заболевшую активистку Аллу. Он уже тогда выглядел снобом, но все равно очень ей понравился. Настолько, что в обеденный перерыв ей пришлось провести абитуриенту экскурсию по зданию. А после рабочего дня над ее головой раскрылся черный зонт, скрывая и защищая от внезапной июньской грозы.

– О чем ты мечтаешь?

– Я хочу стать писателем и доносить свои мысли до всего мира!

– А какими будут эти мысли?

– Точно гуманистическими, с любовью к людям и природе.

– А я думал, с любовью ко мне…

– Дурак.

– Каждый мой понедельник начинается со слов сожаления о том, что я не лег спать пораньше.

– Сегодня суббота, Дим.

– Это не отменяет того факта, что я хочу спать. И того, что у тебя самый вкусный растворимый кофе в мире. Ненавижу капитализм, который оставляет нам жалкие два дня выходных на то, чтобы перевести дух и снова пойти на работу, продавать свои силы и знания угнетающему классу. Как говорится, кривозубые крестьяне всю жизнь на полях!

По коридору раздались голоса приятелей, направляющихся прямо к подсобке. Наваждение резко спало. Сердце прячущийся среди швабр застучало быстрее – она забыла закрыть задвижку, а если сделать это сейчас, то ее точно услышат. Может пронесет? Лиза быстро забилась в край комнаты, который не был виден с первого взгляда со стороны двери и потолок там был особенно низко. Задержать дыхание, прикрыться воротником пальто. Должно пронести… Дайте же ей пострадать спокойно!

– А кто это у нас тут решил стать уборщицей, – протянул Дима, распахивая дверь. Черт, услышал, наверное, как она шуршит. Парень держал в одной руке розовую кружку с красными сердечками, в которой до краев плескался бледный кофе. Алла выглядывала из-за его спины, накручивая на палец особенно длинный локон. Все выглядело так, словно они хотели занять это гнездышко, но им помешала их подружка, маленькая мисс «я хочу поплакать в тихом месте».

– Батенька, да вы следопыт. Настоящий! – Лиза, кряхтя, поползла в сторону двери и встала, отряхивая коленки от многолетней пыли. В ее волосах запуталась паутина, а черное пальто покрывали серые пятна. Но прятаться не было смысла, друзья не дадут ей спокойно покиснуть. Остается надежда, что слеза не смыла за собой тушь и ее не спалят хотя бы за плачем. Не тут то было! Алла многозначительно посмотрела на Диму, схватила подругу под руку и потащила по лестнице вниз «надпоговорить». И Лиза молча поддалась и пошла как тряпичная кукла вслед за подругой. Ну не дают посидеть спокойно. Судя по звуку захлопнувшейся двери, Дима решил провести время в кладовке в одиночестве. Попивая кофе и глядя в окошко на летающих по лагерю в азарте первокурсников.

Алле было двадцать два, она перепоступила к ним после попытки учиться на юриста, как того хотели родители. Но говорливая и умеющая заболтать наверное даже судью во время процесса девушка абсолютно не могла оперировать законами логики и права. Все сложные конструкции испарялись у нее из головы аккурат перед экзаменом. Зато на журфаке все пророчили ей судьбу ведущей новостей или вообще – комментаторши. Даже старые консервативные преподы благоговели, когда красивая милодивная студентка вдруг начинала быстро, четко, с расстановкой декларировать текст. Ирина Александровна, преподающая на журфаке современную историю уже сорок лет, настолько млела от грамотной речи Аллы, что поставила ей автомат за слабый по содержанию исторических фактов ответ. Легко идущая по жизни, веселая, настоящая подруга и опора. Дочь богатых родителей, но без малейшего китча. Активистка, комсомолка. Иногда легкомысленная, но все ее прощали за это и очень любили. Лиза одной из первых открыла талант Аллы Витальевны к переговорам, поэтому они сразу сблизились – Ли сама была такая, компромиссная и немного изворотливая. И девушки понимали друг друга, как никто другой.

Они вышли на крыльцо, вдохнули как в первый раз сосновый воздух. Но говорить никто не решился. Вдалеке группа из десяти первокурсников бежала трусцой между деревьями за одним из командоров, размахивавшим красным флагом. Они направлялись к Пионерской аллее, чтобы пройти задание на командную работу – на плитках были нарисованы классики, но прыгать предлагалось с одной рукой на плече соседа спереди. Еще одна команда копошилась у первого корпуса, тыкая пальцами в деревянный стенд с плакатами. Наверное, угадывали значения советских аббревиатур. ОБХСС, ВЛКСМ, ЛТП. Один вихрастый пацан указал на ОГПУ и громко выкрикнул: «Знаю вот это, мне дед сказал. ОГПУ – это о, господи, помоги убежать!». Командор согнулась от смеха вместе с половиной его сокомандников. Идиллия. Из-за сосенок слева выглянул Макс и помахал им рукой. Лиза вздрогнула и сделала вид, что внимательно разглядывает деревянные поручни, на которые опиралась. Каналья, и снова он неподалеку. Не сейчас, не думай о прошлом, иначе как проведешь целую ночь за баром, зная, что в любой момент выпрыгнет личный черт из табакерки. Он просто гость, а ты организатор, надо быть вежливой, но сохранять дистанцию. Заметив театральное игнорирование, Болконский обернулся на своих сокомандников, будто уточняя, насколько он им нужен, а потом резко зашагал в сторону веранды третьего корпуса. Лиза встрепенулась как зверь, мгновенно сорвалась и побежала в противоположную, за жилые здания, виляя между деревьями. Алле потребовалась ровно секунда, чтобы тяжело вздохнуть и ринуться следом. Ну не сработает это тактика, хоть тресни.

Сосновый лес сомкнулся над ними темными тяжелыми ветвями. Они бежали вдвоем по тропинке, петлявшей между столетними деревьями. Это так просто, бежать и ощущать силу своего тела. Все свое физическое существо. Они бежали, петляли между постройками, статуями, и как будто бы даже скрылись. Бюст Ленина, корпус три, бюст Сталина, администрация, памятник Хрущеву, медчасть. Сосны, сосны, деревянные стенды для объявлений, умывальники, баки с водой. Топанье девушек заглушило все звуки на километр вокруг, но в любом случае из-за их форы Макс должен был остаться далеко позади. Даже сосны начали немного качаться, когда Лиза и Алла, то одна, то другая, задевали кроссовками вековые корни, но спотыкаясь, все равно продолжали бежать. С неба начали падать редкие капли дождя. Все гости мероприятия пооткрывали зонты или прижались к соснам, надеясь, что иголки и ветки их защитят. Командоры тут и там, как по команде, начали выкрикивать пионерские слоганы, им в ответ раздались слабые попытки повторить. Ну кому в здравом уме захочется орать что-то типо: « Каждый пионеротряд – друг подшефных октябрят». Что такое «подшефный» и почему друг? И разумеется, не всех устраивали придуманные (около)советские квесты. Несколько первокурсников отделились от своих команд, столпились группкой у умывальников и делали вид, что моют руки, а на самом деле тихо спрашивали друг у друга, когда начнется пьянка. Молодежь!

Кирилл Бедовый, проверяющий неподалеку задание своей группы первокурсников, с удивлением смотрел, как две девушки на полной скорости завернули за медчасть, оперлись спинами о деревянные перила заднего выхода и тяжело задышали. И кто за ними гнался? Он покачал головой, поправил очки в роговой оправе и уставился на ватман, на котором его команда перваков нарисовала то, как они видят памятник межкультурным коммуникациям. Честно говоря, воображение у них извращенное. Но бедовый командор расхохотался и дал пять паре парней, особенно старавшихся выполнить задание. И подмигнул темноволосой девушке с идеальным каре.

Алла и Лиза тяжело дышали. Лиза прижала палец к губам, намекая, что их может услышать издали грозный преследователь в лице бывшего возлюбленного. Они вдвоем заглянули за угол, убедились, что пока никто не бежит следом, особенно Максим, затем Лиза тыльной стороной ладони вытерла пот со лба. Подруги молча переглядывались, понимая друг друга без слов. А что тут понимать? Близкие были в курсе, какой сволочью оказался этот молодой Болконский, решивший прекратить любое общение с единственным понимавшим его человеком. Резко обрубить все на корню, зная, как дорог ей был и как самоотверженно она его терпела. Почему спустя столько времени он приехал и хочет ее донимать? Лиза пожала плечами, как будто озвучивая: «Кто ж знает этих высокомерных избалованных мальчиков». Из-за сосен у администрации показался Макс, тяжело дыша, но улыбаясь тому факту, что все-таки догнал их. Он шел неспешно, аккуратно перешагивая черными ботинками промокшие корни сосенок. Уложенные темные волосы растрепались, лицо покраснело, но судя по глазам, он не привык так просто отступать. Лиза поднесла руки к шее и изобразила, что ее душат. Алла вздохнула, закатила глаза и отступила ближе к стене, пропуская группу гостей к приготовленному квесту у медчасти:

– О боже. Ты не сможешь прятаться от него вечно. Это глупо, поговорите, как взрослые люди.

Лиза фыркнула «явсемогу» и нырнула в толпу перваков, бегущих разгадывать загадки. Макс подошел к Алле и что-то ей сказал, пытаясь не упустить из виду чумазое черное пальто. Алла мило улыбнулась и кажется, показала средний палец. Но Ли было не до них, не время оглядываться. Она искала глазами свой спасательный круг и нашла совсем рядом! Таскающие последний оставшийся реквизит пацаны из соседней группы. Как сказала бы мама, трое из ларца, одинаковых с лица. Они были, что называется, ботаниками, скромными, из интересов только комиксы, игры и технические науки. Что они забыли на журналистике, было загадкой даже для их деканата, но факт оставался фактом. Статьи и заметки парни писали механически, словно по шаблону, зато когда дело касалось видеоигр – им не было равных. Может, игровая журналистика достойна стать отдельной ветвью их профессионального древа. Лиза покачала головой и улыбнулась троим – Никита, Артем и Коля, так их звали. Наконец обернувшись, Ли обнаружила, что Болконский остановился в непонимании, не решаясь подойти ближе. Девушка заулыбалась еще широко, мол, видишь, крайне занята. Как хорошо, что она знала многих людей на потоке и могла в любой момент этим воспользоваться.

– Никита, подожди.

– А? – обернулся плечистый высоченный юноша с всклокоченными темными волосами. Он был одет в пионерскую пилотку и толстовку с изображением грибов, которые все девушки находили забавными, а парни – кивали с уважением, потому что это были персонажи компьютерной игры. Идея пришла незамедлительно, и внутри Ли даже восхитилась, какой спонтанный и странный предлог придумала.

– Я написала тебе стихи. Позволишь, зачитаю?

Из легких будто выпустили весь воздух. Щеки загорелись, но не от смущения, а от переполняющего адреналина. Никита выглядел так, будто его ударили обухом по одному месту, а его друзья резко притихли и поспешили уйти. Кажется, для них такое предложение стало бы невозможной силы ударом. Конфузом. Никита округлил глаза и почесал в затылке, растрепав волосы еще сильнее.

– Мне никто стихи не посвящал, – немного смутившись улыбнулся парень. Он медленно разглядывал девушку с головы до ног, как будто впервые видел. На самом деле они часто пересекались на парах по риторике и истории журналистики, но кто-то постоянно сосредоточенно писал конспекты вместо того, чтобы смотреть по сторонам. А Никита никогда ничего не писал. Лиза подошла ближе, прошептала ему что-то на ухо и подхватила под руку.

– Это был аванс, остальное прочитаю вечером. Сегодня будет медляк, пригласишь меня? – Лиза на мгновение повернулась и подмигнула Алле, с открытым ртом стоявшей неподалеку. Несмотря на то, что в их дуо Валеева была самой резвой и дерзкой, что касалось общения с противоположным полом… У нее оно было полушуточным, сложным и нестабильным. От случая к случаю. А Лиза ничего не боялась (кроме близости одного человека), особенно, когда нужно поставить всяких высокомерных сволочей на место. Тем более, Никита был красивым, скромным и высоким. И те строчки, которые она импровизированно складывала в своей голове, были искренними. Так что это нельзя было назвать попыткой использовать парня в своих целях… Ну, наверное. Кто ей запретить флиртовать?

– Если хочешь, – Никита мягко вырвался из ее захвата и улыбнулся. После громкого хмыканья где-то сзади он подхватил деревянный ящик с флажками внутри и поспешил к подсобке, где уже ждали его друзья. В ожидании горячительных подробностей разговора с симпатичной барменшей. Далеко-далеко раздавалось их сдавленное хихиканье. Совсем как дети. А Макса и след простыл. А как иначе. И слава богу.

– Ты конченная, просто конченная, – прошипела Алла, хватая Лизу под руку и утаскивая в сторону «Пищеблока». – Как ты это вообще придумала? Выцепить рандомного пацана и пообещать ему любовную оду? Я понимала, что ты любишь красивые жесты, но это… Парень чуть не умер. А его друзья, наверное, уже исключили его из клуба девственников. И все ради этого высокомерного ублюдка? Ладно, признаю, это сработало. Ты бы видела, как перекосило его высокомерную харю, когда ты сказала про стихи. Боже, я как будто в драматическом сериале про месть красивому плохишу. Небесные сценаристы, наверняка, заранее вложили тебе этот план в голову. Главное, не пытайся проколоть колеса у его иномарки, слишком палевно.

Через пару секунд подруги уже захохотали, предвкушая прекрасный вечер с кучей парней на дискотеке. И даже куча вскрытых продуктов и пустых подносов для закусок не могли испортить настроения. Алла клятвенно пообещала достать шоколадные кексы и чипсы из личных запасов, если Лизон поможет нарубить ингредиенты для сотни канапе. Сделка была немного не выгодной, но пока кушать особо не хотелось. Появился поварской азарт – берегитесь огурцы, сыр, колбаса и прочие закусочные продукты.

Сегодня внутрь кухни притащили гирлянду с теплым белым свечением и опутали ее вокруг половников и всяких лопаток для готовки, висевших на гвоздях на стенах и кухонных шкафах. Алла тыкнула на кнопочку, висевшую у розетки (пожелтевшей и хлипкой, с черными кнопками), и гирлянды стали мигать разными цветами. «Пищеблок» стал как новогодняя дискотека в школьной столовой. Две работавшие над бутербродами девушки, Полина Миронова и Катя Шевченко, одновременно подняли головы, а потом ими же и покачали. Они были слишком деловыми для того, чтобы отвлекаться на подобные мелочи. Или может таким образом пытались скрыть свое волнение от надвигающегося мероприятия. Этот вечер обещал быть грандиозным! Полина училась на редактора, была педантичной и скурпулезной, так что все знали о том, что преподша по русской словесности – ее мать. Сходство было, прямо скажем, крайне точное, вплоть до уничижительного качания головой. Катя была ей под стать, тихая отличница, которая разве что хлестала кофе литрами, просиживая каждый утренний перерыв в университетском кафе. И кто только умудрился поставить их в одну команду с белокурой бестией? Алла хлопнула в ладоши и схватила вскрытую упаковку тарталеток:

– Ну скажите, что так лучше, белый скучно. Еще мишуру сюда и был бы вообще отпад!

Полина подавилась дегустируемым куском колбасы, но промолчала – «мишура, в октябре, серьезно?». К тому же, как можно развлекаться, когда еще ничего не готово. Канапе, тарталетки, бутерброды, шпажки с фруктами. Самовар с горячим чаем в отдельной зоне как дань традициям. Скоро их кулинарные изыски будут требовать десятки гостей и организаторов. Фуршет будет после костра и посвящения в студенты, но ведь они тоже должны там быть. Короче, времени в обрез. Вооружившись ножом и фартуком для готовки канапе, Лиза рубанула по огурцу и медленно произнесла:

– Путевые заметки: медляки на дискотеках— одна из форм экстравертного угнетения.

Глава 5. Комары с салфетками.
Дима смотрел в маленькое окно кладовки, глотая остывший кофе. Через помутненное временем стекло было видно, как две девичьи фигурки носятся кругами по лагерю, пугая всех, даже птиц на ветках сосен. Он никогда в целом не понимал, для чего была придумана тактика избегания кого-то, кто тебе небезразличен. В самом деле, как когда-то говаривала его покойная бабушка, нет чувства страшнее и конечнее, чем безразличие – а стратегическое избегание явно к этому не относится. Несмотря на веселость, в душе он был прагматиком, старательно оценивая поступки себя и окружающих. Например, понимал, что все заигрывания и кружения вокруг Аллы ни к чему не приведут, поскольку она серьезно относилась к своим отношениям и к своему парню, учившемуся на факультете компьютерных наук. Дима мог сколько угодно нахваливать ее кофе и глотать растворимую жижу литрами, но она все равно на него не посмотрит в том контексте, в котором ему очень бы хотелось. Но единственной возможностью побыть с ней – быть просто другом – он не брезговал и вел в голове дневник наблюдений на случай, если с женихом-компьютерщиком все пойдет по п… материнской плате. Дима был стратегом и в данный момент избрал тактику планирования для дальнейшего взятия измором.

Объект: Алла Валеева
Вид: вертихвостка обманчивая обыкновенная
Наблюдения:
– Объект болтлив, умеет вести диалог и добиваться своего красивым ротиком (зачеркнуто) переговорами.
– Объект много курит, а когда не курит, то вертит пачку вишневого Чапмана в руках (примечания: выкинуть яблочный, он не подойдет).
– Объект часто носит короткие вещи светлого цвета, пачкается и ругается, но не теряет свой шарм даже в грязи (примечания: круглое пятно зеленого цвета на белых шортах).
– Объект любит классическую литературу и иностранные языки, в тумбочке хранит роман со словарем и сама переводит.
– Объект много танцует, даже когда нет музыки, но особенно любит танцевать под советские хиты (примечание: вечер пятницы, танец у третьего корпуса с Лизой отметить как один из величайших провалов, потому что не присоединился).

Лиза, кстати, недавно рассказывала ему про очередного маньяка из ее любимых тру-край документальных фильмов. Как мужик выслеживал девушку, составлял на нее досье, пытался поговорить с ней в барах и других публичных местах. А потом украл, привёз к себе, нарядил как куклу и играл с ней до самой смерти. Такие истории у Лизы вызывали глубокие переживания за жертв и восторг от возможности узнать больше (возможно, эти истории служили катарсисом в постоянно тревожном Лизином мире). Дима лишь качал головой и улыбался, глядя на ее энтузиазм. Конечно, он мог представить, что кто-то хотел бы обладать девушкой так сильно, что пошел бы против ее воли. Но это плохо. Диме бы хотелось, чтобы белокурая кукла Алла порхала по его кухне добровольно, готовя завтрак или моя кружку после кофе в постель. Чтобы девушка могла пойти куда угодно и с кем угодно, но каждый день сама выбирала быть с ним. Он не хотел быть клеткой для райской птички. Феминистское начало в нем дало под дых, и Дима мысленно поправил себя: не птичка, не кукла, это слишком пошло; просто девушка, или лучше – партнер.

Тихий шорох у двери и Дима прервался в своих размышлениях. В каморку прокралась Ира, девочка с кухни, которая вчера приехала поздно вечером и до обеда лишь спала. Она выглядела как обычно, разве что предплечья рук под белой рубашкой были расчесаны до крови. Девушка прикрыла дверь, выпрямилась, вздохнула и заметив Диму лишь одними губами прошептала: «ой».

– Ира, душа моя, кто ж тебя так подрал-то? – Дима покачал головой и полез в карман за антисептическими салфетками. Как хорошо, что он надел штаны с множеством карманов, все всегда с собой.

– Да это, комарье покусало. Просто ужас, как набросились, а потом все чешется, не могла остановиться. Искала тут аптечку или что-то вроде, не говори никому, ладно? – Ира подошла и взяла салфетку из протянутой пачки; при прикосновении к руке белая ткань мгновенно стала красной. – Знаю, страшно выглядит, только неловко мне, что и так всех вчера на уши поставила.

– Лады, сохраню твою тайну, только скажи мне, что вчера случилось-то? Что опоздала? Мама твоя звонила, трубку просила тебе дать, мы чуть не сдохли. Еле уговорили ее не ехать сюда на всех парах.

– Мама у меня такая, – улыбнулась Ира. – Тревожная. Да я вчера электрички перепутала, перенервничала дико, первый раз на такое мероприятие еду. Маму уже успокоила, не приедет сюда скандалить, все хорошо. Я пойду найду аптечку, спасибо тебе.

Девушка вытерла руки, а потом методично развернула рукава рубашки так, чтобы прикрыть раны. Салфетку с кровью она зажала на минуту в зубах, освобождая руки, и в этот момент подняла глаза на Диму и улыбнулась. Диму передернуло. Ира вытащила салфетку изо рта, сжала ее в кулаке и молча вышла из кладовки, оставив дверь открытой. Дима обнаружил себя с открытым ртом и поспешил захлопнуть створки челюсти. Ну и дела!

Кофе давно остыл, и выходя из каморки, Дима украдкой вылил остатки на тряпку в углу. Да, кощунство перед тем, кому это убирать, но он мог себе сейчас это позволить. Выйдя на свежий воздух, парень поставил чашку на перила веранды и пожалел, что выкинул пачку яблочных сигарет. Сейчас бы как нельзя кстати. Мамина принцесса, гордость их курса, тихая скромная Ира вела себя крайне необычно. Обычно брезгливая – взяла грязную салфетку в рот. Всегда пунктуальная – приехала на несколько часов позже. Опрятная и строго одетая – белая рубашка расстегнута на неприличное для нее количество пуговиц и в пятнах, волосы растрепанны.

На веранду поднялся крепкий парень в клетчатой рубашке, и Дима перевел дух. Вот уж кто-кто, а их бармен всегда знает, как поднять настроение. Даня пожал Диме руку, как принято у консервативных взрослых при приветствии, а затем заговорил, чтобы не привлекать лишних ушей.

– Дим, тут такое дело. Вчера Ира приехала уже за полночь, слышал?

– Ну так, без меня в этом лагере ничего не происходит, – ухмыльнулся Дима, но настороженно поднял уши. Даня выглядел слишком серьёзным. Черт-черт-черт, значит, и правда что-то происходит.

– Так вот, мы с Лизой заканчивали бар, а Ира вламывается, выглядит, извини, но как под кайфом, заявляет, что пропустила все электрички, заснула и не дай бог что, поэтому опоздала. Говорит еще, что привезла продукты в сумке, но сумку оставила у калитки, потому что было тяжело. Ну мы с Лизой и отправили ее спать, сам понимаешь, уже сами на ногах не держались.

– И? – Дима почувствовал, как по спине бегут мурашки от нехорошего и тревожного ощущения внутри.

– И то. Сумки не было. Я пошел за ней, чтобы притащить к бару, но калитка заперта, причем очень тщательно, как будто ее Арина и иже с ней закрыли. И вокруг ничего нет. Там же знаешь, напротив входа фонарь висит, тусклый, так вот я ясно видел, что никакой сумки в радиусе нескольких метров нет. То ли через забор она лезла и уронила, то ли под забором прошла, но клянусь, калитка нетронута как будто. Я ее еще открыл, на случай, если Надя доедет. Как утром встал, сразу пошел посмотреть – нет сумки. Нигде. Обошел весь забор по передней части, все кусты целые и нигде сумки нет.

– Мда, дела, – протянул Дима, стуча по пальцами по ладони в нервном жесте. На словах про потерянную баклажку у него упало сердце. В прагматичной голове сразу выстраивались схемы того, как Ира попала в лагерь и где могла быть ее сумка. Ни один вариант ему не нравился. С сумкой дела были совсем плохи, там же телефон, ключи, деньги, вдруг документы, а в юбке карманов нет. – Видел я Иру, буквально только что, вся всклокоченная, руки в кровь разодраны, говорит, комары покусали. Но уже прям не знаю. В полицию не позвонишь накануне праздника, еще нас самих разгонят, все коту под хвост пойдет. А что делать с девушкой, черт его знает, может напал кто-то, а она в шоке. Может мы еще хуже сделаем своими расспросами. Давай так, я с ней попробую переговорить, мельком, а как в город вернемся, к родителям ее пойду. Страшно так делать, еще меня убьют, что позволил такому случиться, но ей явно помощь нужна.

– Да, я тоже так думаю, – миротворчески кивнул Даня, и на душе у Димы стало легче. Других выходов, кроме как «стучать» родителям, он пока не видел. Даже если ничего не было, ну просто напилась она, ну пожурят, так ведь студентка, пора бы уже. Главное все плохое отсечь сразу. Или Ира сейчас ему под клятвой молчания все тихонько расскажет и не придется бежать к предкам. Пока что план почти идеальный. Дима расслабил плечи, и посмотрел куда-то вдаль, на группу первокурсников, проходивших квест у первого корпуса. Даня вежливо кашлянул. – Кстати, что с Лизой? Весь день не могу ее найти.

– У каждой уважающей себя женщины должна быть глупая неразделенная влюбленность в плохого парня. Он не будет ее уважать, ценить, она повздыхает и забудет. Но наша, конечно, экстремалка и выбрала крайне конченный вариант. Она как то раз мне сказала, что всю жизнь пыталась быть смелой, даже когда ее предавали. Ну ты знаешь, палец в рот не клади. Я никогда бы не поверил, что она бегает и прячется от бывшего парня, чтобы не говорить с ним. И вот, своими глазами вижу, – Дима кивнул в сторону первого корпуса.

Даня повернулся и грустно посмотрел на девушку в черном пальто, которая прижималась к сосне, пытаясь слиться с ней, пока рядом проходила группа первокурсников. В толпе гостей безошибочно угадывалась безупречная укладка темных волос.

– Отчаянные меры?

– Они самые.

Глава 6. Бросайте курить и ешьте яблоки.
– Да я все умею, такие раны для меня пустяк. Моя бабушка была медсестрой у нас в больнице. Правда из-за того случая с крысиным ядом ее уволили…

Лиза чихнула, разворачивая в углу футбольного поля огромный пестрый советский ковер. Тяжелый, зараза, но от нее прямо пахнет Советами. Девушка стояла на коленях и толкала ковровый рулет, пока Дима сидел на принесенной самолично деревянной скамейке и обрабатывал занозу от этой же самой скамейки. Еще друг постоянно что-то говорил, будто пересказывая старые юмористические передачи. Разными голосами, с разными выражениями, размахивая ваткой с перекисью. Они готовили место для квартирника, который будет до дискотеки – специально для ребят, не танцующих медляки (и которые привыкли ложиться спать после передачи «Спокойной ночи, малыши»). Тут планируется открытый микрофон с песнями под гитару, стихами и анекдотами. Лиза покосилась на лаковую старинную гитару, лежащую на трибуне. Сейчас натаскают сюда подушек, раскладных стульев и пледов. Впереди деревянные ряды футбольной трибуны, справа на конце ковра стоит скамейка, а с другого конца огородим пространство мольбертами или еще чем-нибудь, что будет под рукой. Главное, чтобы ее помощник больше не отлынивал.

Диме Иванову все время хочется смеяться. Несмотря на то, что он был упрямым отличником, часть его авторитета держалась на ловких шутках и искренней широкой улыбке. Он пришел на журфак из-за любви к текстам, особенно – к детским сказкам и рассказам. «Ой, Иванов, ну вылитый Маршак!» – смеялись их преподавательницы по сценарному мастерству, когда Дима выдал в качестве домашнего задания короткий опус про зайчика и лягушку, попавших в дождь и ловко выскользнувших изо рта лисы благодаря излишней влаге. Если бы умел рисовать, стал бы мультипликатором, да таким, что Уолт Дисней бы вылез из гроба и еще раз умер – только от зависти. Искренний, радостный, несмотря на излишнюю саркастичность и манерность, любил все вокруг. Лизе иногда казалось, что он в прошлой жизни был скорее Чуковским: в Димином бы стиле было бы на старости лет завалиться на дачу, подарить своему селу библиотеку и читать детям книжки.
Есть такие люди, к которым чувствуешь невероятную нежность, на каком бы расстоянии вы бы не были. Продолжая разговор о прошлых жизнях, возможно, ваши души были близки в другое перерождение. Сидели закадычными товарищами в кабаках с крепким запрещенным пойлом? Плыли на деревянном скрипучем корабле к неизведанным землям? Или танцевали рука об руку, шурша тканями дорогих нарядов, на балу в королевском дворце? Как бы то ни было, Лиза чувствовала, что очень любит Диму, но не в обычном романтическом плане. А настоящей человеческой любовью, когда просто желаешь человеку счастье, и сам факт его бытия делает тебя чуть счастливее. Когда Дима уехал на практику на лето в арабские страны, пару дней Ли провела взаперти. Нещадно скучая и клея ему на возвращение альбом с их распечатанными фотографиями и всякими памятными штуками. И по тому, с какой чуткостью иногда обращался к ней друг, как иногда чувствовал ее настроение и поддерживал в трудные моменты… По всему этому было ясно, что Дима чувствует то же самое.
Дима закончил шипеть и бормотать себе под нос, поставил перекись на землю и вынул из кармана пластырь. Не человек, а склад! И оркестр! Парень аккуратно заклеил верхнюю фалангу среднего пальца, показал кое-какой жест Лизе, ухмыльнувшись, и вскочил, готовый таскать хоть тысячу скамеек. Спал всего четыре часа, перебивался бутербродами и растворимым кофе вот уже двое суток, но из него как будто била нескончаемая энергия. Лиза покачала головой и указала на гору картонных коробок на другом конце поля, пускай пойдет и поищет тонкие шерстяные пледы. Хотя было только начало осени, но прохладный ветер мог довести до дрожи любого гостя, даже тепло одетого. Она дотолкала ковер, встала и сладко потянулась.

Смеркалось, время близилось к шести вечера, но из-за облачной погоды в целом было немного темновато. Гирлянды снова постепенно включали то тут, то там, в основном на Пионерской аллее, чтобы перваки ориентировались на свет, если вдруг уйдут в лес. Квест для первокурсников вот-вот должен закончиться, потом они пойдут к костру, долго и мучительно посвящаться в студенты, а потом пировать! Если что, никакого ритуального сожжения или прыжков через огонь. С кухни Лиза сбежала при первой возможности, потому что над ухом все время стояла Полина, проверяя качество нарезки колбасы и огурцов. У них ограниченное количество закупки, все расписано до мелочей, если не хватит чего-то, нужно будет искать замену. Или еще хуже, собирать отряд в деревенский магазин, до которого было ну километра три. Полина что-то постоянно бубнила о квадратиках длиной не более 5 см, а сама рубила салат для бутербродов, не заморачиваясь о длине каждого листка. Терпение лопнуло, фартук был оставлен на одном из столов в подсобке, а непрофессиональная кухарка ускользнула помогать с организацией точки квартирника.

Спустя пару часов: один разбитый торшер, два спутанных переходника для гирлянд, пятна Диминой крови на подушках и слегка сорванный от матерных криков голос. Но это того стоило, они нашли в горе реквизита самое приличное для украшения и с помощью подручных из отдела безопасности дотащили все на поле. Нашли скамейки на задворках и тоже перетащили все на зону отдыха и песен. Осталось все оформить, подключить гирлянду, разложить подушки и пледы и можно сидеть в ожидании первокурсников.

Ничего, осталось совсем чуть-чуть до долгожданного вечера. Или вечера-ночи. Лиза не была особым мастером игры на гитаре, но одну песню ей спеть хотелось. Джи, еэм, эм, эфэм. «Ты помнишь, как все начиналось. Все было впервые и вновь». Как сейчас в ушах звучит голос отца, который был самоучкой и с детства приучал ее к своим любимым песням. Просто по вечерам брал гитару и запевал звучным низким голосом, закрывая глаза от удовольствия. Все старые песни, шансон, Лиза знала наизусть, даже аккорды почти все остались в памяти. Не знаю, оценит ли кто-то Макаревича, запоет ли кто-то, услышав первые ноты. Но от таких песен поет сердце, душа поет, заставляет надеяться на лучшее. Жалко костер не получится развести рядом с ковром.

Я приду на квартирник, чтобы прочитать стихи о тебе. Ты точно узнаешь, что они посвящены тебе, не кому-то другому. Я думал об этом так много раз.

Размышления прервал Дима, громко кинув коробку с пледами на протоптанную землю футбольного поля. От удара хлипкий картон порвался, и наружу выпали и начали катиться во все стороны свечки. Боже, вот засранец. Лиза метнула в него одну из свечей побольше, но Дима ловко прыгнул в сторону трибун и лег в один из рядов.

– Ты невыносим, я возьму перерыв, пойду подышу сосновым воздухом, – Лиза собрала свечки в коробку, заклеила малярным скотчем трещину в картоне, в три слоя. На скотче осталась пара красных пятнышек, наверное, снова открылся кровавый заусенец на пальце. Ну и пусть, протереть салфеткой из Диминых запасов и дело с концом. На свечи Ли положила свернутые в трубочку советские плакаты, слегка помятые, но еще пригодные для декора. На мольберты их натянуть, что ли? Поставила коробку и сунула руки в карманы.

– Кому ты врешь, курить пошла. Бабка-туберкулезница.

– Я НЕ КУРЮ.

Веселая девочка Ника в одиночестве сидела под деревом и пыталась читать в полутьме какой-то учебник в потрепанной обложке. Лиза пригляделась. Немецкий. Ника закрывала глаза, шептала что-то себе под нос, наверное, повторяла неправильные глаголы. Gehen – ging – gegangen. Заткнуть уши указательными пальцами, сбиваясь и шумно вздыхая. Разноцветные гетры съехали с лодыжек и кучами болтались у самых каблуков. Девочка выглядела так печально и не на своем месте, что Лиза решила вмешаться, хотя обычно это было не ее дело. Ну не развлекать перваков, если им не надо. Вроде того.

– Привет, любительница вампирскиx страшилок. Почему одна сидишь? Сделаю вид, что не вижу учебник в твоих руках. За такое кощунство на студенческой вечеринке можно и по ушам надавать.

– О, привет. Я это. Ну решила, что мне нужен перерыв. Ничто не помогает отвлечься лучше, чем упражнения по грамматике. Тем более, я немецкий учу, полезно, – Ника вымученно улыбнулась. Лиза заметила, что у одной щеки были следы туши, как будто она усердно вытирала глаза рукой или плакала. Сердце кольнула фантомная боль, ведь если не быть сейчас на месте Ники, то вполне можно вспомнить похожую ситуацию из жизни. Да что говорить, она сама недавно позорно спасалась бегством.

– А если серьезно? – Лиза абсолютно не раздумывая села на пыльную траву рядом с плаксой. В такие моменты нужно обязательно поговорить и не осуждать, поэтому сознание моментально переключилось с саркастичности на сочувствие. Ли потянулась и постаралась максимально повернуться в сторону собеседницы, располагая к себе. Не давить, дать понять, что ты рядом. Черное пальто распахнулось, черные кроссовки предательски катались по пыльной земле. Ника покачалась на месте пару секунд, а потом схватила Лизу за рукав и начала быстро что-то шептать.

– Ну, есть один парень. Я поехала сюда, потому что узнала, что он тоже сюда поедет. Парень его подруги рассказал моему брату, а я подслушала. Ну, неважно. И в общем, я так обрадовалась, когда увидела его у ворот. И подошла к нему на перерыве от квестов и спросила, не занят ли он на медляк. А он сказал, что у него уже есть девушка, и она тоже здесь. Но он же ни с кем не встречается! Я точно знаю. Плюс моя одногруппника делала расклад таро на него, он не встречается, у него в сердце девушка-водолей, умная, скрытная, которая для него тайна. А я ни с кем не общаюсь, никто обо мне не знает, и я водолей! Блин, сейчас это звучит так глупо, но я думала, что шанс есть. Мы пару раз пересекались у столовой, он открыл мне дверь однажды. И улыбался так… Знаешь, как Болконский лет на десять младше. Такой галантный и улыбка добрая. Боже, это так глупо…

Бух! Ее речь прервал громкий звук стука черным кроссовком по корню, отчего сосна даже слегка закачалась, укоризненно качая своей вековой макушкой. Во время всего сбивчивого рассказа Лиза раздраженно ковыряла свой кровавый заусенец, но в конце не выдержала и долбанула любимым ботинком по дряхлой деревяшке. Можно было бы и об дерево, но для этого пришлось бы вскочить с корней и развернуться – долго.

– Все милые девушки влюбляются в высокомерных ублюдков, хах? Ясное дело, ведь по-настоящему понять настоящую заботу можно только после травмы. А может быть нам просто нравится чувствовать себя несчастными? Плакать по ночам? Раскладывать таро? Анализировать с подружками каждый его шаг? – Лиза скривилась, продолжая улыбаться кончиком рта. Ника вздрогнула от этой гримасы и слегка отодвинулась. На всякий случай. – Дам совет, старый как мир. Отпусти его. Перестань думать о нем, гони все воспоминания, можешь даже сжечь его фотку, должно помочь. И как только ты почувствуешь пустоту, когда увидишь его… Что ж, он тоже ощутит пустоту, разве что он потеряет искреннюю светлую энергию, которая питала его эго.

– Он сказал, что мне нужно держаться от него дальше, потому что он совсем не хороший и не подходит мне.

– Если парень говорит тебе, что тебе лучше держаться от него подальше, не подходи. Скажи, хорошо, спасибо, что предупредил, заносчивый ублюдок, пока. Не должна жизнь крутиться вокруг мальчишек, и так много чести.

Лиза постаралась посчитать внутри до 10 и вспомнить рецепт коктейля с диким названием «Мечты пионерки». В их меню было немало изобретений Дани, этот коктейль из содовой, ананасового сока и водки был в их числе. Гадость, но прикольная. Раз, два, три. Пятьдесят грамм водки, сто миллилитров сока, столько же содовой. Украсить зонтиком или вишенкой, подавать в граненом стакане. Спокойствие, только спокойствие, эта девочка ни в чем не виновата. Лиза с горечью услышала в ее словах себя в прошлом, такая же наивная и верящая в чудеса. Но карты уже месяц говорят, что с юным Болконский их пути разошлись навсегда. Не теряет хватки, молодец, влюбляет в себя таких же дурочек, а потом играет их сердцами в покер. Лиза вновь ощутила то, от чего бежала морально и физически буквально пару часов назад. Несчастно влюбленных девочек, сидящих на холодной земле у сосны, стало двое. Откинувшись и облокотившись о ствол дерева, запахнуть пальто потуже, как будто скрываясь за черной тканью от всего злобного мира. Мира, в котором девушки влюбляются не в тех и не понимают, в чем тут проблема. Ника вздохнула и достала из сумки, валявшейся рядом, помятую пачку яблочного Чапмана. Судорожно крохотными пальчиками достала сигарету и принялась рыться в кармашке сумки, наверное, в поисках зажигалки. Хотя такая девушка могла купить для курения и спички. У нее были такие нежные белоснежные руки, как будто даже со следами веснушек. Нимфа, добрая, умная, зачем ей сигареты? На немой вопрос и округлившиеся глаза Лизы лишь печально ухмыльнулась краем рта:

– Нет, не курю. Первый раз вообще купила. Хотела показаться крутой, к тому же Макс курит. Это его любимые.

Лиза дернулась. «Вишневые. Он любит вишневые». В следующую секунду тонкая сигарета оказалась зажата между черными ногтями, оставив Нику в недоумении. Нет в этой первокурснице шарма настоящего курильщика, зачем начинать. В свое время Лиза тоже начала курить после первой вечеринки, до сих пор не может избавиться от этой вредной пафосной привычки. Пачка стоит под двести рублей, зажигалка пятьдесят, удовольствие мимолетное. Поднимаешься на пятый этаж с отдышкой, иногда натужно кашляешь. И друзья прямо говорят, что ты скоро станешь туберкулезницей. Не здорово это, нужно бросать. Дима каждый раз плюется в нее из-за романтизации курения. Лиза достала из кармана пальто зажигалку, купленную на вокзале, и крепко вдохнула табачный сладкий дым. На губах остался яблочный привкус, а горло начал тереть горечью никотин. Вкусно, но недостаточно. Вишневые лучше.

– Курить запрещаю, особенно, ради каких-то глупых мальчишек.

Слова, слова, слова. Ника кивнула, вытащила из сумки зажигалку (черная, удивительно, что она выбрала именно такой цвет) и протянула дрожащими пальцами. Лиза взяла подарок и на мгновение ощутила, насколько ледяной была кожа девушки. Да она замерзла тут, но продолжала сидеть как можно дальше от теплых корпусов и костра. Две девичьи ладошки сошлись в чем-то, похожем на легкое рукопожатие. Черные ногти на фоне белоснежной кожи. Вокруг бурлит жизнь, бегают первокурсники, а организаторы чертыхаются и заканчивают последние приготовления. А они держатся за руки. Все так просто. Этот жест был осторожным, мимолетным, с дистанцией, но после него показалось, что Ника не будет так уж сильно убиваться по Максу. И вообще, не будет гробить себя всеми возможными способами, начиная от сидения на земле. Женская солидарность, черт ее дери.

– А я вообще осуждаю курение, – от футбольного поля к ним шел Дима, которому стало скучно оформлять квартирник в одиночестве. Он в целом ничем не занимался после ухода напарницы на перекур. Лиза ухмыльнулась (я то в курсе), поднялась на ноги и держа в зубах сигарету, подхватила Диму под руку. В ее душе появился неожиданный азарт к простым делам. Сейчас они пойдут, доделают эту гребанную точку, а потом хлебнут горячего чаю на кухне. Может, получится незаметно вытащить пару тарталеток из холодильника, не получив от Полины по рукам. Ли затянулась во все легкие и замерла. Громкие шаги сзади. Громкие шаги. Кто-то идет? Быстро, быстро, вправо к двум сросшимся соснам, прятаться от кармы за несанкционированный перерыв. Если это Арина, то она стопроцентно вынесет мозг и скажет, что из-за нас все тайминг сбились. Зараза! Сама же курит постоянно! Сама ам, а вот другим не дам!

– Ника, ты тут? Ребята сказали, что ты ушла куда-то за поле. О, Ника, привет! Слушай, я хотел спросить. Вернее, предложить. В общем я узнал, будет медляк, ты не хотела бы составить мне компанию? Ты здесь единственная моя знакомая. И мне кажется, будет круто. Ну провести часть вечера вместе, – из кустов вылетел крепко сбитый парень с пшеничными волосами. Он остановился как вкопанный и старался отвести взгляд от корней сосны с сидящей на них девочкой. Слава богу, не Арина.

Это топал один из первокурсников, которого Лиза сопровождала от станции сегодня с утра. Ээээ, Виталий Логинов? Кажется, да. Он еще с друзьями громко пел советский гимн, отвлекая всех от устрашающих звуков леса. Видимо, они с Никой из одной группы или просто шапочно знакомы. Веселая девочка Ника густо покраснела и принялась теребить в руках пачку сигарет. Наступило молчание. Каждый ждал, пока другой скажет хоть что-нибудь, возможно, Ника пыталась убедиться, что это не розыгрыш, а Витя морально готовился к отказу.

Лизе показалось, что Дима скрестил пальцы, и она удержалась от фырканья. Как бы то ни было, закадычные друзья не успели до конца ретироваться, а любой шум мог нарушить такой милый момент. Они стояли в нескольких метрах, задержав дыхание. На земле рядом тлела выпавшая из девичьего рта недокуренная яблочная сигарета. Дима прижался еще ближе к стволу и громко прошептал Лизе, которая в тихом ужасе жалась к соседней сосне:

– Когда я провожал свою бывшую девушку до дома, она об этом даже не догадывалась.


Глава 7. Бутылка колы в мини-баре.

Макс не был плохим или хорошим. Он просто запутался. Самый страшный конфликт – конфликт прошлого и будущего, а жизнь у Макса складывалась иначе до университета.

Его семья была родом из европейского шика и построила огромный по меркам их города медиабизнес (газеты, журналы, сеть наружной рекламы, имя Войцеховских даже стало нарицательным). В двухтысячных они перебрались в глубинку России, пустили корни и зажили чуть ли не по деревенски, поручив управление опытным многолетним сотрудникам. Построили дачу на окраине города, завели двух лабрадоров Банди и Чейза, ездили в Сочи кататься на лыжах каждую зиму, а на море предпочитали все-таки Турцию или Египет. Хотя мать семейства иногда мечтательно поглядывала из окна самолета на российский берег Черного моря, отец, развалившись в кресле бизнес-класса с бокалом в небрежной руке, бормотал: «Ни за что, дорогая, там настоящий клоповник». Макс иногда посмеивался, потому что папа часто рассказывал, как в детстве ездил в «Орленок», каждый день ходил в Дом космонавтики и играл с пацанами в футбол. И все это располагалось недалеко от Туапсе, на Черноморском побережье. В такие моменты Макс яростно открещивался от своего снобизма, понимая, что он должен иметь четкую логику, а здесь внезапное богатство отца затмило все его приятные старые воспоминания. Хотя в общем-то Андрей Валерьевич не был злобным или высокомерным человеком и не цеплялся за статус, позволяя своей семье делать все, что они хотят. Ездил на Мерседесе в гипермаркет дешевых цен за любимым попкорном жены, приглашал друзей сына побегать в огромных хоромах, иногда на обед предпочитал Макдональдс. Но в Сочи или в Геленджик они так и не собирались.

Несмотря на то, что Войцеховские прочно обосновалась в России, мама с самого детства была против его отношений с русскими девушкам. Вот такой вот парадокс – всю жизнь живешь тут, но пока подожди, вот закончишь ВУЗ, поедешь в Европу (здесь произносилось с придыханием – управлять бизнесом) и там ищи себе спутницу. У Макса складывалось ощущение, что мама просто с самого рождения искала ему невесту, но не было подходящих кандидатур, а связи напрячь не получалось. Вот и приходилось откладывать на потом, устраивать саботажи, встречать его после школы на машине и сразу домой – в трехэтажный особняк за железными воротами.

Позвать на день рождения друзей – пожалуйста. Подруг? Каких еще подруг? Только через мой труп. Увижу тебя с девушкой ближе чем на метр, домой не приходи. Причем маменька обставляла все очень элегантно и дистанцированно, но он знал, что сквозь ее интонации и обезличенные слова проскальзывала настоящая угроза. Отречь от семьи, от дома, от денег. И она могла, зная всю деловую хватку женщины, родившей его на этот свет ради бесконечных страданий. С возрастом она стала даже тщательнее следить за его друзьями, отсеивая недостойных и оставляя только перспективных. Действовала она исподтишка, через соцсети, через результаты государственных экзаменов, вывешенных в классе их лицея, через милые сплетни с другими родителями.

Всю жизнь Максимилиану приходилось играть роль высокомерного, элегантного, неприступного. За каждой его маской, за ухмылками, он был другой, но искусно прятался за фальшью. Во-первых, поддерживать статус, все-таки их фамилия была известна и в профильном лицее, и на будущем факультете. Во-вторых, так было проще, никому ничем не обязан. Мама еще со школьной парты позволяла ему легкие интрижки (ну какие возможны между старшеклассниками), а более серьезного не получалось построить. Или девушки быстро наскучивали, или были хороши на один день, или просто так вздыхали, когда он проходил рядом, что самолюбие пробивало небеса и взлетало уже на уровень космоса. Особенно, все эти милые девичьи попытки намекнуть на симпатию – скажем, двадцать валентинок с его именем в розовой коробке на День Святого Валентина, или ответы на контрольные на бумажках с аккуратным девичьим почерком. Но все это было не то. Да и не могло быть. Проблема была не в красивых девушках в одинаковой лицейской форме. Макс знал, что его спутница должна быть во всех чертах великолепной, чтобы хотя бы получить мизерный шанс на одобрение мамы. Высокая статная блондинка выглядела и вела себя как английская королева даже в семейной обстановке (он никогда не видел ее растрепанной и без грамма макияжа на лице). Она запахивала шелковый китайский халат с вышитыми цветами сакуры, затягивала пояс потуже и брала ладонью бокал с белым вином (угрожающе им покачивая, когда сын говорил или просил что-то неугодное). Единственная уступка в его жизни была, кажется, с факультетом журналистики, а не бизнес-менеджмента. Маменька тяжело подышала и все-таки согласилась с тем, что сначала надо узнать специфику рынка, а потом уже идти в управление. Но в остальном железная леди Войцеховская была непреклонной.

Поэтому никаких серьезных романов, а работа, учеба, практика, диплом и подготовка к возвращению на историческую родину. От него не требовалось быть лучше всех, но о красном дипломе за семейными ужинами упоминали с определенной периодичностью. Уже в одиннадцатом классе была придумана траектория обучения, выбран телеканал для летней практики, тема диплома по международной журналистике. Четкий план, дисциплина и никаких планов Б. Профильный лицей, курсы подготовки, все возможные репетиторы. Даже известные журналисты приглашались на семейные ужины, чтобы невзначай, в разговорах, поведать Максу то, что могло бы ему помочь в построении карьеры. Так что какие тут романы? Ближе к концу учебы все девушки вокруг стали даже забавлять. Такие смешные, несерьезные, все как один хотели быть ведущими и светиться на телевидение, а если не получится, то писать в модные журналы авторские колонки и ездить в Париж. Пересмотрели сериалов, девоньки. Макс писал стихи о прекрасных незнакомках, а поклонницы гадали, кому же они посвящены. Он мог галантно открыть дверь какой-нибудь старшекласснице, спешащей на первый урок, и улыбнуться, зная, что она будет думать об этом чуть ли не весь оставшийся день. Купить два стаканчика кофе в местном кафе, чтобы кто-то из девочек, да начал гадать, кому предназначен второй напиток. Родители, наверное, одобряли его слегка потребительское поведение, хотя они в целом не сильно лезли в его жизнь, главное, чтоб не привел домой лимитчицу.

Но все пошло прахом, когда он влюбился. Прекрасная, дерзкая, тоже увлекалась поэзией и была прирожденным полемистом. Познакомились на летнем мероприятии от его будущего университета, когда она сидела за маленьким столиком и гадала желающим на таро. И видимо случайно сделала на него приворот, когда он из любопытства задержался у ведьминого стола за широкой фиолетовой шторкой с золотыми звездами. Присел на стол, она разложила три карты, тряхнула длинными волосами и все. В тот же вечер в голове родились чудесные строчки, похожие на Гейне с его Лорелеей, только муза была не русалкой, а чудесной ведьмочкой. Он преследовал ее. Не так, как делают всякие озабоченные сталкер, нет. Он пытался пройти мимо ее дома каждый удобный раз, ждал конца ее занятий, а увидев – обращался к ней по глупым вопросам просто ради того, чтобы начать диалог. Нагадай мне оценку за тест? А что ты думаешь по поводу новой песни группы Конфетки? Как твой экзамен, хорошо закончила год? А ты не знаешь, когда объявят списки поступивших, чтобы узнать мою группу? Как больной ублюдок Макс собрал целое досье: что она любит, что ненавидит, любимая песня, любимая книга, какая тема курсовой работы, кем хочет стать, любимые цветы. И как-то раз получил шанс и не упустил его. Он узнал, что она работает портье в закрытом дорогом отеле в их городе, предназначенном для самых сливок. И забронировал там номер на ночь. В тот миг он благодарил отца за фамилию и деньги, за то, что у него есть возможность лишний раз встретить ее. И он встретил. С самого открытия отеля в шесть утра, первый посетитель за день. И старый как мир подкат сработал.

Доброе утро, какая встреча! Заселишь меня? Заселение в двенадцать? Ох, прости, что-то я рано, я подожду. Нет, серьезно готов ждать, только схожу за кофе. Вот, держи, этот тебе. Малиновый латте, угадал? Не за что. Кстати, во сколько у тебя кончается смена? У меня важный вопрос по поводу творчества поэтов Серебряного века, кажется, ты пишешь научную работу по Блоку. Да, это очень важно, я подаюсь на поэтический конкурс, мне нужна экспертная оценка. Я подожду.

За окном уже стоял зной летнего дня, а они все сидели в подсобке и целовались. Сложно представить, о чем думала она в этот момент, но Макс прикидывал, какой венок купит маме на похороны. Батенька, да вы попали! Плевать. Но не попал, это ему так показалось. Первое настоящее свидание в милом ресторане на другом конце города, она веселая и с легкостью принимает все ухаживания. Ризотто с белыми грибами, белое полусладкое и легкие скрипачные симфонии на фоне. Позволяет проводить себя до дома и поцеловать, но только в руку. Он на седьмом небе и чувствует себя принцем. Пришел домой и начал вспоминать все те мелочи, что впитал в себя за время общения с девушками в период школьных романов. Второе свидание – зеркально, только правой рукой красавица сжимает огромный букет ромашек, ее любимых. И идут они со смотровой площадки, где час смотрели на Волгу в полном одиночестве. И поцелуй на этот раз возможен в щеку. Игривая сука. Они гуляли по парку, держась за руки, он ломал голову, придумывая новые интересные места, куда сводить свою драгоценность. Оказалось, она была дочерью богатой семьи, владевшей сетью салонов красоты, но это ее не останавливало по жизни никоим образом. Макс даже завидовал такой легкости. Она поругалась с родителями и в тот же вечер устроилась в отель, чтобы не требовать отцовские деньги (в элитный отель, наверное, простым людям не попасть, но в целом молодец). В конце концов через неделю помирились, но на работу все так же приходила. Решила учиться на журналиста, втайне от родителей подала документы, поступила на платку и взяла кредит (пригодилась постоянная работа портье). Родители узнали, восхитились решительностью и закрыли кредит в один вечер. Но с ним решительность куда-то исчезла после вечера в подсобке отеля возле стойки регистрации. И Макс, сломя голову, начал удивлять.

Закрытая экскурсия в музей литературных классиков заставила визжать и наградой был легкий чмок в губы. Романтический пикник в красивом поле за городом на шерстяном пледе с деревянной корзинкой тоже был неплох. Она намазывала на хлеб козий сыр, клала наверх яблоко и задорно облизывала пальцы, но отодвигалась каждый раз, когда он пытался приобнять или взять за руку. В чем же причина? Может, ей нужно больше времени? Но какой смысл, если они уже целовались и прикасались довольно тесно? И постоянные увиливания от разговоров об отношениях. Они разговаривали, но как будто между ними была стена, причем, возникшая в мгновенье ока, так, что он не заметил. А девушка, оказывается, была помолвлена и решила напоследок нагуляться, потому что муж был строгим представителем восточных кровей. И если ты посмеешь что-то ему разболтать, плохо будет тебе. Я скажу, что ты меня заставил и пытался изнасиловать. Знаешь, что с тобой тогда будет? Абсурд, сюрреализм, слышать такие громкие абсолютно неожиданные слова из ее прекрасного рта. Особенно по телефону. Особенно, когда перед этим ты официально предложил ей встречаться и прочитал поэму в ее честь. Так и представлял, как она откидывает ладонью назад свои длинные пушистые волосы, закатывает глаза и тычет наманикюренным ногтем. И возможно топчет букет ромашек.

Это был крах, кошмар. Сложно было поверить, но она резко исчезла из его жизни. Четверка по госэкзамену, пропуск важного срока по подаче документов и тупая ноющая боль в душе, которая не проходила несколько дней и билась жилкой где-то далеко внутри. Отец вызвал его на серьезный разговор с гостиной, мама качала бокалом так, что пролила вино на белый кожаный диван. Весь разговор был в формате «явка с повинной». То ли родители считали, что кроме девушек ничто не могло вызвать проблем с тоталитарно контролируемой успеваемостью, то ли сразу его раскусили. Отец выставил указательный палец с любимым кольцом-печаткой и грозно указывал сыну на то, что девушки в его возрасте – явление приходящее, а вот результаты учебы будут с ним навсегда. Всего восемнадцать лет, мы в твоем возрасте только об институте думали, ну были гулянки, но романов не заводили, рановато еще. На дерзкий аргумент, что все происходило при Советах, где секса не было, отец хмыкнул и налил себе шотландского виски двадцатилетней выдержки. Все было, но не сразу, куда спешить и сразу заводить серьёзные отношения. Надо пожить, посмотреть, набраться жизненного опыта, а покрутить с девушками всегда успеется. Макс только ухмылялся, глядя на отца. Такой взрослый, солидный мужчина, но несет такую чепуху. Прикидывается самым умным, а самому не мешало бы почитать хоть пару книжек, хотя бы «Гарри Поттер и методы рационального мышления», чтобы сложить два плюс два.

А потом Макс встретил кое-кого другого. Пришел в последний день со стопкой документов, уронил их на стол приемной комиссии и сел на кончик стула. И на него уставилась пара карих глаз с большими синяками от недосыпа. Ловкой рукой девушка оформила его статус абитуриента, запихнула аттестат в стопку таких же, и, сладко потянувшись, стала из-за стола, чтобы показать ему учебный корпус. Просто чтобы размяться. Буря темных волос, летавшая по университету туда-сюда, обязательное черное пальто в холодную погоду и невероятное чувство юмора. Она громко смеялась и орудовала сарказмом как фехтовальщик шпагой. А главное глаза – большие, миндалевидные, которые выдавали все бурлившие в душе эмоции как в открытой книге. Не была идеальной, но была чертовски умной и умела посмеяться над всеми своими огрехами. Мама бы сошла с ума, увидев столько лишних сантиметров в бедрах и широкие плечи. А в гроб бы маменьку окончательно уложил факт использования вилки правой рукой, а ножа левой. Она казалась идеальным отвлечением, торнадо, скрасившим его ожидание первого сентября и встречи с роковой девушкой. Давай, Макс, ты делал это уже сотни раз.

Поздним холодным вечером она забыла зонт, а он оказался рядом и раскрыл свой над их головами, потом предложил взять его под руку. Девушка оказалась близко, то ли специально, то ли случайно, укрываясь от ветра и пронизывающего дождя. Когда они завернули за угол так, чтобы больше никто не видел, все, что он успел понять – от нее пахнет духами, кофе и травяным запахом аптеки. А потом поцеловал ее. Зонт валялся у ног, из-за дождя они как будто стояли под холодным душем, а где-то над головой начали звенеть колокола церкви. И это было крайне странно, потому что он не любил ее. Не должен был.

– У меня две собаки, два лабрадора, мальчики. Банди и Чейз.
– Ты давал им клички?
– Ну да, а что такое?
– Интересно, почему не Чикатило и Пичушкин?
– А когда я буду звать их с улицы домой, соседи оборачиваться не будут?
– Окей, один-ноль, но я настаиваю на совместном просмотре Криминальной России.

Они спали. Несколько раз, но чаще сбегали от всего остального мира в бары на окраине и целовались. Крафтовое пиво, громкая поп-музыка и духота переполненных залов. Покушенные губы стали ярче и распухли, щеки покраснели от алкоголя, тушь была размазана вокруг глаз, а волосы спутанными клоками закрывали половину лица. Макс не мог оторвать глаз. Роковая ведьма казалась сном, забвением, а девушка в его руках – единственной реальностью.

Еще чаще они сидели на кухне с высокими потолками и черными шкафчиками, грея руки о кружки с чаем. И говорили, часами и обо всем. Он жаловался на то, что тянет всю командную работу по одному предмету. Делает все за всех, пытается стать лидером и делегировать, но его товарищи абсолютно полумертвые. Девушка гладила тыльную сторону его ладони и мягко кивала, чувствуя, как сильно его это волнует. Как сильно он устал. Быть в первых рядах – это всегда сложно, особенно с началом учебы. В какие-то моменты он не выдерживал и прижимал девушку к себе поближе, пытаясь сдержать всю внутреннюю тоску между их телами. А девичье сердце в этот момент замирало от грусти. И тогда она вставала со стула и шла лазить по шкафчикам, вдруг остался ли еще чай с бергамотом, чтобы заварить свежий и покрепче. Пока хозяйка возилась с чайником, Макс оглядывался, замечая все новые и новые детали в свежем ремонте небольшой квартирки, куда убегал от всех проблем. И не переставал подмечать, что странным образом лечит разбитое сердце, человеческим теплом и взаимной нежностью. Но ведь так не должно быть, его возлюбленная же еще рядом, надо бороться! Однако в этот же момент мягкие руки ставили на стол новую порцию чая и легко ерошили его волосы, а сердце ухало. Она абсолютно не смущается. И дарит тепло каждым жестом. Настоящая колдунья. Не та злобная карга, игравшая с ним в начале лета. Но он умудрился потерять обеих.

– Войцеховский, верно? Зачем ты убежал? Сейчас самое интересное происходит, вернись к команде, – его грубо тряхнул за плечо долговязый пацан в очках и красной пилотке пионера. На груди у него был приклеен отрезок малярного скотча и написано «Кирилл». – Тебя все ищут, пойдем.

В руках Кирилл держал стеклянную бутылку колы, запотевшую от холода и наполовину пустую. Макс аж сглотнул слюну, глядя на пузыри газа, которые все еще лопались внутри. Он видел такие бутылки у нескольких организаторов, которые не жалели и выпивали даже залпом. Но первокурсникам не дают, огрызнулась их командор, тощая девица с наглым прищуром. Дефицит, грит. Мы что, по-настоящему играем в Советы? Ее б тогда не в командоры, а в регистратуру или продавщицей в ларек.

– Я не хочу, дай мне побыть одному, – Макс дернулся и сел обратно на край кровати в чужом корпусе. После погони он решил не возвращаться к отгадыванию советских песен вместе с командой и командором. Господи, они сами не понимают, насколько это вымучено? Советский стиль же не в «Угадай мелодию» заключается. А в… ну не знаю, ретро вещах? В красном флаге, пионерском галстуке, изображениях Ленина? Да даже в стеклянной бутылке колы, и ту не дают.

– Так, у тебя ровно минута, жду тебя снаружи. Если не выйдешь, приведу твою команду к тебе и будете здесь проходить все оставшиеся квесты. Я засек, – Кирилл блеснул массивными часами на запястье и вышел, хлопнув дверью палаты так, что стеклянный витраж в ней опасно задрожал.

Макс фыркнул, откинулся на железную спинку кровати и закрыл глаза. Впервые за две недели он разрешил себе мечтать о ней. Колдунья, а он юродивый. Может, что-то было такое в том раскладе на таро, о чем ему не сказали? Может это карма Высших сил, в которые он не верил, а стоило бы? Зачем он вообще приехал сюда, зная, кто здесь будет. Зачем терпит всю эту плохую попытку в советскую эстетику. Интересно, она будет здесь гадать? Только не на таро, это современное. В Советские времена гадали и верили в приметы, еще как! На нитках, вроде, или на спичках? Мама рассказывала, что они с подружками брали коробок, втыкали две спички и поджигали. Спички олицетворяли мальчика и девочку и по их положению в процессе горения можно было понять, как кто к кому относится. Другая спичка склонилась к ее, и мама сразу поняла, что нравится Андрею, его будущему отцу. В этот момент истории она хохотала – так и поженились. Здорово, но в нашем случае одна спичка точно погаснет. Та, которая олицетворяет девушку.

– Почему ты постоянно останавливался в нашем отеле, хотя местный?

– Это был способ провести с тобой лишние пять минут.

Макс решил осмотреться. Он не глядя выбрал корпус (они все одинаковые) и выбрал самую далекую палату на втором этаже, но сейчас заметил, что сидит на девичьей кровати, судя по паре длинных темных волос, оставшимся на серенькой тонкой подушке. Ухмылка самому себе – сейчас и мальчики такие отращивают. Палата была огромной, на десять кроватей, но более-менее живыми были пять, на остальных или не было белья, или они вообще проломились. В конце стоял переносной обогреватель, от которого шло мерное тепло, даже было слегка жарко. Потускневшие окна с деревянными створками были крепко заперты и ни один сквозной ветерочек не дул с их стороны. Умели же делать, на века! Половицы нещадно скрипели, витражи на дверях дрожали, а мебель казалось слишком хрупкой или обшарпанной, но зато окна были великолепными.

На облезлой тумбочке у кровати лежали пара колец, резинка для волос и крем для рук в серебристом тюбике. Знакомый набор, очень даже. Макс грустно провел кончиком указательного пальца по тюбику, вспоминая, как резко она отворачивалась и убегала. Даже не пыталась поговорить. А еще почти на самом краю вот-вот упадет цветок, желтый и пушистый. Зачем он тут? Сорванный где-то и унесенный как трофей? Так разве полевой? Из всех видов любимых девчачьих растений Макс знал только пионы, розы и ромашки, но этот желтый уже где-то видел. Причем, видел вроде даже сегодня. Макс задумчиво прокручивал в голове все моменты, начиная с утра и замер, забыв о том, как сильно впиваются в спину железные прутья. Он понял, что попал. Конкретно попал. Это было не совпадение, а жестокая реальность, которая обрушилась водопадом до холодка по спине. Эта сука точно все рассказала.


Глава 8. Колдовка
– Ироды, носятся тут и там, громят все вокруг! – надрывный старческий голос на каждой гласной заставлял Арину вздрагивать и будто автоматически кивать головой. Она опустила глаза и виновато рассматривала плитку под ногами, как нашкодивший ребенок перед воспитательницей детского сада. Лиза с удивлением отметила, что боевая, мощная и непоколебимая девушка, их товарищ по организации мероприятий, сейчас стояла абсолютно растерянно перед двумя сухонькими пенсионерами. А вот пенсионеры, наоборот, буквально расцвели на глазах и с криками все больше ощущали себя высшей ступенью человеческой иерархии. Старушка в шерстяном платке, на вид лет девяносто, не меньше, стояла, раскинув руки и тыча пальцем в бегающих туда-сюда студентов. А ее спутник, возрастом даже чуть старше, кричал за двоих, вспоминая все грани советских корректных ругательств. Но главный аргумент оставался таким же: «ироды, вот вы кто!». Арина вдруг подняла голову и посмотрела на Лизу таким взглядом, будто была утопающей на Титанике – пожалуйста, помоги, мне нужен минимальный осколок двери и твоя рука помощи, чтобы удержаться на плаву.

– Простите, уважаемые, вы кто и в чем собственно дело? Мы то тут на законных обстоятельствах, есть разрешение и договоренности с собственником лагеря. К тому же мы выяснили, что до ближайших домов шум из лагеря почти не доносится. И еще даже шуметь не начинали. Да, бегаем вовсю, но готовимся к мероприятию, убираем, стираем, готовим реквизит и блюда для всех, – Лиза громким голосом перебила старика и с интонацией адвоката начала перечислять все аргументы в их пользу, убийственно снижая тон голоса к концу предложения. Дожили, уже с пенсионерами ругается. Она в целом не любила старость и застарелость, и конфликт отцов и детей старательно избегала.

– Я Иван Павлович Капустин, ударник труда, почетный член КПСС, много лет трудился, за что получил от государство дачный участок, – отрапортовал нежданный гость. – А вы все ироды, знаем мы вас, сектанты все, сейчас костры разожжете и все спалите!– протянул он уже менее уверенным голосом, делая шаг назад и прячась за своей спутницей. Зато бабка, казалось, копила силы для мощного удара под дых, так напряжённо она дышала. И уморительно выглядела в своем платке и цветастом платье, совершенно не по погоде.

– Позвольте, гражданин Капустин! Мы студенты факультета журналистики, никакие не сектанты, в Бога нашего Иисуса Христа верим. А носятся тут, между прочим, образцовые представители студенческого актива, делают праздник для младшего курса по своей инициативе! Какие к современным комсомольцам-то претензии? Носимся, так ведь молодые же, что с нас взять? Топаем, но вроде не громко, – в конце Ли не выдержала и заулыбалась. А старушка вдруг открыла рот и завизжала, заставив более-менее расслабившуюся Арину уронить на пол папку. Исписанные черной и красной ручкой бумажки разлетелись по траве. Один белый почти нетронутый лист подлетел к старикам и дед не без удовольствия наступил на него.

– Какие ж вы комсомольцы? Антихристы настоящие! Вон все раскрашенные, галстуки нацепили и радуетесь? Позор! Комсомольцы нашлись, ой, не могу! За такое у нас из университетов исключали, а они ходют красуются. Боже упаси! – старушкины дряхлые щеки покраснели, а морщинистый палец с желтым ногтем так и норовил ткнуть кого-то из девушек, желательно, побольнее.

– Не поминайте имя Господа всуе!

Пенсионеры не нашли, что ответить, и молча уставились на девушку красными (от злости или просто это старческое) глазами. Арина, командоры, уставшие первокурсники, сумерки в сосновом лесу – все перестало существовать, пока трое спорщиков молча переглядывались и кто-то даже тяжело дышал. Боже, как же иногда ненавистна старость. Не благородная и благосклонная. А настоящий энергетический вампиризм, постоянный поиск ситуации для высасывания чужих жизненных сил, может даже нервов. К тому же, морщинистое истощенное тело, не дай бог оказаться в таком противном обличии. Будто специально на небе убежали все облачка, открывая краски последних минут заката и освещая пожухлые старческие лица. В свете гирлянд все смотрелось бы возможно лучше и уютнее, но сейчас. Выцветшие серо-зеленые радужки и красный белок глаза под красно-розовыми сухими веками. Карие яркие глаза под черными от туши ресницами с темными кругами внизу. Переглядки длились от силы секунд тридцать, потому что потом к ним подбежала Алла с двумя кружками, из которых норовила выплеснуться крепкая кофейная пена. Теперь уже Лиза смотрела удивленным взглядом на подругу, которая на долю секунды повернулась и заговорщецки подмигнула.

—Иван Павлович и его дражайшая спутница, прошу вас, простите нас за то, что побеспокоили. Не подумали, что помешаем кому, молодые, что с нас взять. Не угодно ли кофейку? Примите, пожалуйста, я старалась для вас, в знак мира и уважения.

Снова возникла тишина, но на этот раз напряжение будто стало угасать. Алла дипломатической рукой протянула кофе пенсионерам, параллельно что-то щебеча о плохой погоде и заморозках по ночам. А кофе горячий, они видать совсем окоченели в лесу-то осеннем, пока шли сюда от дач. Арина громко шмыгнула носом и начала медленно отступать в сторону корпусов. Старушка вдруг заулыбалась и покрепче укуталась в платок. Лиза почти перестала дышать, глядя на метаморфозы, происходящие с бунтующей старостью. За спиной в черном пальто были скрещены пальцы в жесте «хоть бы прокатило». Кое-кто из снующих туда-сюда студентов остановился и тоже стал наблюдать за этой идиллической, почти семейной картиной.

Старики не стали чваниться и с удовольствием отхлебнули горячего кофе из металлических кружек. Причмокивая, бабушка кивнула деду и сказала что-то вроде: «хорошо». Алла предложила принести булочек, но старички замахали руками и крепко сжимая кружки, начали оглядываться по сторонам. Через минуту они уже мирно обсуждали качество местных сосен и то, как хорошо сохранилась плитка. Арина убежала куда-то за корпуса, подальше от стариковской суеты. Совсем нервов не осталось, еще и дачники нагрянули и последнее потрепали. Лиза улыбнулась и наклонилась к Алле, шепотом спрашивая, как она умудряется даже в полевых условиях делать такой ароматный свежий напиток. Растворимый?

– Не дай бог я хоть раз прикоснусь к растворимому кофе, это же вода подкрашенная, – скривилась Валеева и деловито откинула с плеча ладонью волосы, те легким каскадом упали за спину. Манерный жест остался висеть в воздухе лишь на минуту. Увидев высоко поднятую правую бровь Ли, сложно оставаться равнодушным. Затем Алла все-таки заулыбалась и поманила наманикюренным пальчиком. Девушки пошли на кухню, оставляя стариков наедине с самими собой и чудесным кофе. Причем Ли была в полной уверенности, что они либо уйдут навсегда, либо вернутся еще раз покричать и получить свои дары. В голове пронеслось: «бойся данайцев, дары приносящих». Надеюсь, что Алла не подсыпала что-то им в кофе. В глубине Пищеблока на одинокой электрической плитке стояла металлическая турка. Турка сияла начищенными боками и даже за пару метров чувствовался восхитительный запах свежесваренного кофе.

– Обычно я беру прям зерна и перемалываю дома, но тут пришлось взять уже молотый, нашла кое-как нормальный и не за конскую цену. На вокзале был магазинчик, даже не так, ларек, там сидела такая милая тетя, которой было невпадлу проконсультировать меня по скудному ассортименту ее притона. И представляешь, оказалась последняя пачка, помятая вся. Конечно, схватила, молотый, но что ж делать. Как жить без кофе?

– Поверь, я не удивлюсь, если бы ты отрыла где-то тут кофемолку, – Лиза постояла пару секунд, покачиваясь с ноги на ногу, а потом резко выпалила: А можно и мне?

Алла улыбнулась и достала откуда-то из-под полы милую фарфоровую кружечку белого цвета. Хранила для своих. В нее щедро плеснула кофе, затем взяла пакетик корицы и высыпала чуть ароматного порошка на темную пену. Лиза кивнула в сторону пакета молока, и подруга добавила чуть-чуть правой рукой, левой помешивая кофе длинной ложкой как настоящий бариста.

– Алла, у тебя нитка привязалась, – Лиза подхватила кончиками ногтей длинную черную нитку, заметную на пионерской выглаженной рубашке подруги. И принялась наматывать на палец, что-то бормоча.

– Что ты делаешь?

– Тссс, гадаю на того, кто к тебе привязался. Сбила, блин. Никогда не слышала о советских гаданиях? Самое простое – узнать имя кавалера по нитке, нужно только намотать на палец и называть букву, как закончится нитка, так узнаем имя. А… Б… К… Л… М! Кто-то на М, Мирон? Миша? Макс?

– Смешная ты, сама нос воротишь, от него бегаешь, как от огня или чумы, а мне предлагаешь, – Алла кончиком ногтя поковыряла накипь на старой конфорке и картинно вздохнула. Затем отвернулась и посмотрела куда-то на улицу. Лизе это не понравилось. Черная нитка полетела на пол, скрываясь межд половицами.

– Ну почему сразу предлагаю, он что, один Макс во всей округе? В соседней группе Макс Полянский учится, чем не жених? Да и вообще, имя необычайно популярное в наших кругах, я сходу тебе сразу пятерых назову. И даже не чумных.

Алла подняла руки вверх и теперь улыбнулась по-настоящему:

– Ладно, сдаюсь, держи конфетку, – и достала из кармана белую зефирку в прозрачной обертке. Ловкие пальчики за пару секунд вытащили зефир и кинули в белую кружку без единого всплеска. Затем Алла схватила предназначавшуюся подруге порцию кофе и начала аккуратно дуть на жидкость. Подкрашенные алой помадой губы сложились в трубочку и контрастировали со светлым фарфором и темным кофе. Много резких мелких движений, чтобы глаз специально цеплялся за другое. Лизе это еще больше не понравилось.

– Ладно, давай к кофе, я уверена, что он превосходный, тут ты настоящая колдунья. Кстати знаешь, что по русской деревенской традиции правильнее говорить колдовка? Я недавно нашла книгу по деревенской магии, зачиталась до дыр. И кое-что попробовала, нашла в маленьком ведьминском магазинчике у нас, ну ты знаешь, который в принципе единственный. Так вот, нашла скрутки трав, которые надо жечь как свечи. Пару сожгла и даже завышалось легче, а вот той суке, которая поставила мне удовлетворительно за «Технику речи», завышалось тяжелее. Слышала, что она отпуск взяла посреди семестра? То-то и оно!

– Да? – растерянно спросила Алла, уставившись на подругу круглыми глазами. Она поставила кружку с кофе на стол и сцепила пальцы так, что те побелели.

– Даже рецепт заговора на болезни в этой книжке есть, только вот где достать гнилое мясо, чтобы не было вопросов, – сладко пропела Лиза, внимательно глядя на подругу. Алла попятилась, отступила на пару шагов, не сумев сдержать лицо. Она знала, что предки Ли были со странностями, может даже имели дар. И вот эти слова могли значить что-то угрожающее.

– Не поняла, – промямлила Алла и снесла рукой турку с остаткам кофейной гущи. На старом, но чистом деревянном полу «Пищеблока» образовалось огромное темное пятно. Превосходный кофе впитывался в столетние доски нехотя, как будто намекая, что есть шанс спасти положение и не оставить следов. Но Алла вместо того, чтобы кинуться за тряпкой, сжала окончательно побелевшие пальцы в кулаки и закусила губу.

Однажды Ли с родителями лично съездили в полусгнивший деревенский домик далеко в области, чтобы посмотреть, насколько там все плохо. Алла тоже поехала, чтобы поделать пленочных фотографий в деревне и пообщаться с подругой вне пар. Она начиталась всяких статей про то, как ловить дзен на природе и тихо внутри предвкушала, как посидит в саду среди деревьев, попросить Вселенную исполнить желания и восстановит баланс сил. Или что-то вроде этого. Но уже по пути в низину у лесной опушки, где полуразложилась деревянная халупа, вдруг поняла, что лучше бы не ехала. Джинсы забрызгались грязью, в тонкой ветровке было прохладно на лесном ветру. Алла собрала остатки своих сил и мужественно зашла в дом. Села в продавленное кресло, вздрогнула от скрипа и глубоко дышала, закрыв глаза, пока семейство Ли рылось в сундуках на чердаке. Пахло сыростью, деревом и еще чем-то кислым. Внезапно девушка услышала тихий звук где-то из под пола. Звук царапанья. Раз, раз – и тихо. Не знакомая с деревенской фауной Алла подпрыгнула в кресле и позвала кого-нибудь. Мама Лизы спустилась на минутку и мило рассмеялась, говоря о полевых мышках или даже о лесном ежике в фундаменте. Алла не боялась ежиков и мышки в целом не были крысами, поэтому она снова закрыла глаза и постаралась отвлечься от звуков. Шурх-шурх-шурх. Как-будто кто-то подметал пол. Когда Алла открыла глаза, она сначала замерла от ужаса, а потом резко подскочила и выбежала из дома. Семья Ли в полном составе спустилась на крики и топот. Старое кресло качалось, а перед ним на деревянном полу лежал клок блондинистых волос, идеально утрамбованный и круглый. Через полчаса обнимая дрожащую и заплаканную Аллу в машине, Лиза попыталась рассказать ей о домовых, старинных русских духах, которые не были чем-то страшным. Но Алла стирала рукавом новенькой ветровка слезы с тушью и не хотела ничего слушать.

По дороге домой Алла траурно молчала, пока родители и Ли бодро обсуждали все странности, которые нашли в домике. Серебряный кубок, удивительно не украденный. Идеально сохранившаяся черно-белая фотография старухи в платке. Кольцо в виде змеи, переливающееся изумрудными камушками. «Как все это сохранилось, ума не приложу? И откуда у бабы Нюши такие драгоценности, скромно же жили?» – «Боже, они что, никогда не смотрели ужастиков? Это все проклято». Мама Лизы надела кольцо на указательный палец, удивившись, как идеально оно село, и забрала с собой в город. Лиза улыбалась и обсуждала домовых. Возможно, после этой поездки Алла уверовала в Бога или по крайней мере провела пару дней за молитвами, чтобы уберечь себя от возможных последствий.

И мило глядя на Валееву сейчас, Ли буквально чувствовала энергию вокруг, направленную и давящую. Готова поклясться, что в блондинистой голове, несмотря на всю деревенскую хитрость, проносятся тревожные мысли. Аллочка была умной в каких-то будничных вещах, но к магии не имела никакого отношения. Разве что баловалась картами таро, но по-настоящему не могла ничего нагадать, а только смотрела на рисуночки и красиво сочиняла. Представляла себя ведьмой. Когда же речь заходила о более серьезных ритуалах, она спешно ретировалась, даже медитации до конца не могла понять. Садилась в позу в тишине, старательно дышала по схеме, но ничего не получалось – становилось скучно, и она включала музыку. Воспитанная на массовой культуре и считающая любое проявление тонкого мира чем-то страшным и опасным. Боялась каждого писка и скрипа. Поэтому самым главным и самым действенным было давить на это слабое место в ораторской броне Валеевой – она тут же закрывала рот и испуганно хлопала глазами. Легко давить, нежно, намеками. Не по-дружески такие вещи говорить, а что поделать, если она сама явно что-то скрывает. Как во французской поговорке, сама дала веревку, на которой ее сейчас и повесят.

– Ты подними турку, что ж стоишь, – ласково сказала Лиза, невинно проводя кончиками пальцев по ободку своей белой кружки. Тайно радуясь, что не весь кофе успел оказаться на полу. Она разглядывала подругу, как будто впервые увидев ее со стороны. Чертовски красивая, обаятельная блондинка, которая сочетает в себя удивительные противоречия, вроде страха перед мистикой и огромной внутренней силой в разрешении конфликтов и способности чувствовать человеческие переживания. Красная помада, нарощенные реснички, лежавшие чертпобери идеально, волосок к волоску. Легкий румянец, выглядящий слишком естественно, чтобы быть частью макияжа. Она была из тех, кому всегда везло. Начиная от рождения в богатой семье, заканчивая тем, как она однажды ловко нашла на распродаже деловые бежевые брючки в единственном размере, облегающем ее тонкую фигуру как вторая кожа. Когда занавеска в примерочной отодвинулась, Лиза впервые почувствовала такой приток зависти к девушкам, которые никогда не испытывали проблем с лишним весом или не имели даже минимальных складочек. Подруга была ангелом, идеально вылепленным на зависть или потеху обычным смертным. У нее были недостатки, но такие смешные, честное слово. Например, вот этот.

Алла взглянула вниз и взвизгнула, даже немного подпрыгнув и налетев на столешницу. Пятно кофейной гущи странным образом сложилось во что-то, напоминающее извилистую змею, с более широким началом – ну точно черная мамба ползет к ее ногам. Ли подивилась тому, как судьба благословила ей. Издеваясь над простотой Валеевой, она чувствовала токсичное наслаждение внутри: если бы была злодейкой в кино, сказала бы «какая ты жалкая».

– Слушай, ты все не так поняла, просто с этим Максом уже достала меня, вот первое, что в голову пришло. Думаешь, я могу вспомнить кого-то другого, когда моя лучшая подруга, всегда позитивная, закрывается одна в каморке и рыдает по его душу? А потом тащит меня через весь лагерь под дождем подальше от него? И вообще, к чему весь этот разговор? Не хочешь кофе, не пей. Мне пора возвращаться к работе, к плите, осталось пару часов.

«Не верю», – подумала Лиза, поднося кружку к губам и делая большие глотки очаровательного кофе. Она не смотрела на лучшую подругу, понимая, что лучше пока отложить разговор, возможно, до начала пьянки.
«Поверила», – подумала Алла, вытаскивая из контейнера чистый нож, чтобы почистить яблоки для глинтвейна. Она осторожно поглядывала на лучшую подругу, понимая, что только что прошлась по лезвию ножа.

А старики так и продолжали гулять между сосенок под ручку и умиляться тому, какие красивые декорации сделала молодежь к празднику. И пить мелкими глотками остывший кофе, чтобы подольше остаться в лагере и посмотреть, как тут все изменилось.

Глава 9. Фатум
Вечер выдался прохладный, то ли бабье лето окончательно прошло, то ли ветер гнал холод и влажность от реки по всей округе. Лиза вышла из Пищеблока и слегка растерялась – вдалеке на площадке общего сбора стоял нетронутым (вернее не совсем зажженным) костер. Жалко, что она не носит часы, в такие моменты, когда темнеет рано, но ты не можешь понять, насколько рано. Зато дышится легко, хочется остановиться на пару минут и просто постоять, впитывая ноздрями свежесть и резкость погоды. Ли вздрогнула, когда мимо пробежала бодрая вожатка Ксюша, помахивая красным флагом на пластиковой трубочке: за ней уже абсолютно не бодро семенили три девушки, одна из которых чертыхалась под нос из-за скользящих по грязи и сосновым иголкам изящных сапожек. Значит, квесты еще идут.

Странный вышел Посвят, однако же. В прошлом году они заняли коммунальную квартиру почти у чердака в старом здании в центре города. В многокомнатных хоромах с большим длинным коридором жила одна семья Арины Хвостовой, не желавшие сменить жилье после распада Советского Союза. Перейдя порог квартиры в первый раз, каждый человек невольно вздрагивал от черных проемов комнат, мелькавших то слева, то справа по коридору, а в конце почти круглосуточно сияла светом общая кухня. Арина кидала гостю тапки из кучи обуви в углу прихожей, потом вы со скрипом шли к кухне, стараясь не наступать на особо визжащие половицы. Мама Арины, Ксения Сергеевна, скрепляла свое длинное темное каре крабиком на затылке и разливала травяной чай, который сама собирала по старинным рецептам. Жаль, у них не было дачи, тетя Ксеня ходила на рынок и отбирала уже собранную лаванду, ромашку, календулу, чабрец, мяту у бабушек, разложивших венки и веники трав по прилавкам. Все только ахали, когда делали первый обжигающий глоток ее фирменных чаев. Ксения делала и свечи-скрутки, внезапно торчавшие и вонявшие из разных мест квартиры. И кажущаяся неприветливой вначале квартира обретала новую атмосферу. На их Посвяте родители Арины освободили жилплощадь и уехали к родственникам в Москву, а студенты вдоволь наскрипелись половицами – пара отчаянно выпивших парней даже подсадили друг друга, чтобы достать до высоченных потолков хотя бы кончиком пальца. Лиза слышала много рассказов и не раз жалела о том, что не поехала. В хоромы вместилась половина их потока и несколько организаторов. Свечи не зажигали в ту ночь, но запах трав и дыма настолько пропитал квартиру, что можно было курить в любой комнате. Табачный дым мгновенно поглощался благовониями. А еще у Аринкиного папы был террариум с питонами, и девчонки из их группы весь вечер грустно ходили вокруг да около, потому что им запретили трогать змей и вешать их на плечи для фотографий. «Это вам не Сочи, тут питонов для фоток не предлагают» – кричала пьяная Арина, в очередной раз шлепая по шальной ладони, пытавшейся снять крышку террариума.

Кто-то вдалеке крикнул: «Пацаны, Атас!». Мимо Лизы пронеслись бодрые парни, у одного за пазухой как будто блеснула в свете фонаря бутылка водки. Кажется, сегодня будет недостача. Пойти, что ли, отчитаться перед начальством, что воруют припасы и надо устроить шмон?

Вдалеке у ворот стояли две фигурки, у одной из которых была огромная папка в руке. Лиза лениво потянулась и неторопливо двинулась по направлению к ним. Арина стояла с руками в боках и разговаривала со своей помощницей, когда вдруг словно в замедленной съемке из темноты шагнула высокая тень и на девичье плечо положил руку какой-то незнакомый мужик. Ли от неожиданности попала ногой в ямку и едва сдержала равновесие. Хорошо хоть не упала организатору и гостю в ноги. Арина уронила свою папку и даже приоткрыла рот от удивления:

– Игорь Саныч, вы как тут оказались?

– Так ты ж мне сама позвонила, шо плита не фурычит. Или забыла уже? А все энергетики ваши поганые, гадость всякую пьете, – улыбнулся мужичок. Внешне ему было уже лет за 50 точно, но он был тем еще живчиком, с морщинками в уголках глаз, наверное, любит улыбаться. Усы щеточкой смешно двигались, когда он говорил, а широкая клетчатая рубашка в пятнах земли выдавала холостяка. Боже, они что, приманили в лагерь всех стариков в округе? Воскресили советское прошлое? Арина же клятвенно заявляла вчера, что их никто не потревожит. Владелец лагеря приезжал пару дней назад, включал генераторы и проверял состояние водопровода. Лагерь функционирует так, как будто не было всех этих лет. Правда, с оговорками.

– Я думала, вы вызовете мастера или вроде того. И на самом деле я хотела просто вас предупредить, чтобы вы не сердились, что мы ее сломали. Кажется, она уже того… Не включится… А вы ради этого приехали в такую даль…

– Аринка, емае. Ну с какого перепугу не включится? Чтоб советской плите и кирдык пришел? Не в мою смену. Фонарик есть посветить, ща посмотрим. А про даль, так я не приехал, дачка у меня тут рядом. Дела доделал и вмиг прибежал к вам. Что ж я, вас без присмотра оставлю? Ну показывай, какая.

Игорь Саныч засучил рукава рубашки и зашел в Пищеблок так, словно делал это миллион раз. Арина засеменила за ним. Лиза огляделась в поисках бегающих в квесте студентов, нашла их глазами и решила еще немного побездельничать. В самом деле, она будет работать, когда придет ее время, а сейчас можно побыть наблюдателем Вселенной. Потом написать в мемуарах, какие удивительные события происходили в период юности. Вот стариков уговорили не звонить в полицию и не орать, сейчас будем стелиться перед владельцем лагеря. Лиза поспешила за Ариной, с любопытством разглядывая широкую и будто накаченную спину Игоря Саныча. Мир, труд, май? Он до сих пор встает каждое утро, следуя утренней зорьке, и делает гимнастику для укрепления здоровья? На парах по искусству модерна и постмодерна им рассказывали, что в тоталитарных государствах особую роль имеет тема телесности. Твое тело тебе не принадлежит, оно лишь винтик в общей системе и должно работать без перебоев. Поэтому в Советском Союзе были агитационные плакаты про зарядку, спорт, здоровый образ жизни – «пьянству бой». Ты должен быть максимально готовым к труду и обороне, где будешь нужен государству для постройки коммунизма и пятилетки за два года. Ничего против здоровья, но все должно быть по желанию и с осознанием последствий каждого шага. Видимо, у деда все еще живы советские привычки, вон как бодро шагает. Они вступили за владельцем в Пищеблок.

Полина отложила нож, протерла руки о фартук и вопросительно посмотрела на Арину – та пожала плечами и приложила палец к губам. Увидев гирлянды, заменявшие на кухне нормальное освещение, мужик только крякнул.

– У нас парень один, Кирилл Бедовый, отстрадал в шараге на электрика, так вот он нам сказал, что все, плиту только менять.

– А он хоть проверил, включена ли она в розетку? Нет? Ох непутевый этот ваш Кирилл. Нашли кому верить, – Игорь Саныч моментально определил поломанную плиту и присел перед ней на корточки. Арина только выдохнула, поражаясь, как быстро и четко он действовал, словно всю жизнь его вызывали сюда чинить плиты. Возможно, так и было.

– Девки, вы че стоите в дверях, ни туда, ни сюда? – повернулся к Лизе и Арине Игорь Саныч и сально заулыбался. Правая бровь Ли моментально поднялась вверх, поскольку они уже сделали шагов десять вглубь кухни и явно не были на пороге. Игорь Саныч засмеялся, хлопая широкой мозолистой ладонью по колену. – Понял, понял. Может кто-то принести сумку с инструментами? Бросил там на дорожке, не подумал. Аринка, сбегай, бога ради.

– Я? – поперхнулась Рина, и вдруг застыла. Игорь Саныч по-прежнему смеялся, но глаза его выражали нечто среднее между раздражением и откровенной злобой. Что же так могло разозлить мужика? Он вполне мог сойти за Чикатило или Оноприенко, такой же старый, довольно сильный и крепкий, а также с непонятными мотивами. Вернее, не так. Нечитаемыми. По глазам стариков, пришедших в лагерь час назад поскандалить, было понятно, что это их единственная отрада в однотипные пенсионные будни. Здесь же взгляд был как у Ганнибала Лектора. И Лиза впервые чувствовала себя кем-то вроде мисс Старлинг, только их не разделяла решетка. А вдруг ему нужны инструменты, чтобы накинуться и прикончить их всех? Надо аккуратно найти глазами ближайший нож и невзначай шагнуть к нему. Или пойти заварить себе травки от нервов и паранойи.

– Хорошо, Игорь Саныч, бегу! Спасибо вам за помощь! – и Арина пулей выбежала из Пищеблока, проявив недюжинную скорость для человека с постоянным недосыпом. Лиза постаралась максимально вежливо улыбнуться мужику, совершенно не понимая, как завести диалог, чтобы занять натянутую паузу. Она шаркнула ногой и половицы Пищеблока отозвались унылым скрипом. Как назло, все кухарки тихо ушли на склад или через заднюю дверь. Полина буквально оставила нож в колбасе. Вот спасибо! Как-будто нарочно заставляют ее развлекать гостя. А может, они в сговоре? Дыши, дыши, это просто ты устала и нервы расшатала диетой из энергетиков. Обычный мужик же. Вроде.

– Че уставилась, как баран на новые ворота, не нравлюсь? – вновь захохотал Игорь Саныч и залез головой внутрь духовки. Лиза шагнула к разделочной доске так, что заведя руку за спину, коснулась рукоятки ножа. Затем она вдруг рассердилась на себя, совсем пересмотрела ужастиков. Станет он ее убивать при всех? Зачем этому мужичку-добрячку вообще покушаться на ее жизнь? Murder is one part perspiration and ten parts preparation. Ну откуда он знал, что я вообще приеду? И что плита сломается, и я останусь с ним. Бред какой-то. Мало ли, какой был взгляд, почудилось. Она же не спала нормально пару дней, питалась энергетиками, вот и скрючило. Да, точно, надо повторить себе это еще пару раз, чтобы точно поверить.

– Да нет, просто удивилась, что владелец собственной персоной пришел помочь нам.

– Да, а то сижу безвылазно на своей даче, как граф Дракула. Только я чеснок выращиваю, – заулыбался Игорь Саныч, выпрямившись, задорно поглядел на Лизу. Стало немного легче на душе. Арина грохнула сумкой о пол, склонила голову в почтении владельцу лагеря и вновь поспешила ретироваться. Мужик только крякнул, пожал плечами и расстегнул черную пыльную дорожную сумку.

– А лагерем зачем владеете? Купили, как напоминание о юности?

– Да, он особо дорог моему сердцу, – внезапно галантно сказал Игорь Саныч, растеряв свой деревенский пафос, помахивая отверткой. – Понимаешь, девочка, я провел тут незабываемые события юности. Первый раз влюбился, спас товарища и обрел, как мне тогда казалось, верных друзей на веки вечные. Когда лагерь закрыли и новые власти вдруг хотели его снести, пришлось повозиться, продать квартиру в городе, собрать бумаги. Зато какие эмоции мне принесли родные стены. И как невероятно осознавать, что спустя годы сюда вновь возвращаются молодые люди, чтобы отпраздновать свои незабываемые события юности. Поэтому и решил забежать, проверить, как вы поживаете. С вами, как говаривала моя бабушка, я молодею.

Игорь Саныч отодвинул плиту и как будто прощупывал розетку, чертыхаясь на недостаточное освещение. Лиза, услышав шаги, резко обернулась и чуть не скинула нож с доски куда-нибудь себе на ногу.

– Лиза, блин, тебя ищут на квартирнике, Дима мне уже все мозги выел, ему плохо, – дернул за рукав подошедший Даня. Лиза внимательно оглядела друга. Он был удивительно свеж для человека, который проспал почти весь день. Да и где его носило до вечера? Почему все занимаются непонятно чем, да еще и выглядят так подозрительно хорошо? Сменил рубашку, да еще на накрахмаленную, выхоленную. И умопомрачительно пах мылом и мятой, будто только что вышел из душа.

– Да, прости, иду, просто тут уши грею. На владельца лагеря глазею, – улыбнулась Лиза, легко дергая его за рукав в ответ. Но Даня не улыбнулся, абсолютно каменным взглядом упершись ей куда-то в центр лица. Лиза вздрогнула от внезапно повеявшего холода. С Даней у них всегда были отношения очень теплые, с огромной взаимной симпатией и поддержкой. Она чувствовала его энергию, словно он был солнцем, греющим, но не обжигающим. Почему он такой грубоватый сейчас? Или это атмосфера Игоря Саныча давит на нервы? Тяжелый вздох, легкое качание головой.

– Ладно, ладно, – Лиза подняла руки над головой в смиряющемся жесте и бросила последний взгляд на Игоря Саныча. Серые глаза мужика напоминали две грязные льдины, прожигающие холодом и отвращением даже в полутьме Пищеблока. И это странно сочеталось с его добродушным образом соседа по даче и широкой улыбкой. Он отряхнул ладони и принялся ковыряться в сумке, принесенной Ариной почти в зубах. Да что с ними такое? Или ей только кажется? Не дай бог в сумке Игоря Саныча еще топор лежит, тогда тревожность сведет ее с ума. Вернется домой и точно сходит к специалисту, это уже невозможные бредни. Параноидальный бред, а ведь она еще почти не пила. Даня выразительным жестом указал ей на виднеющийся в дверном проеме стадион. Лиза кивнула оставшимся в Пищеблоке работягам и вышла на воздух. Странно все это. Даня вышел следом.

– Что он тебе наговорил? – резко спросил Даня, одергивая рукава рубашки.

– Да ничего особенного, странный мужик, но вроде безобидный. Пока что. Удивилась, правда, что сам владелец приехал чинить плиты…

– Лиз, – одернул теперь ее Даня. – Он не владелец, а сторож. Ключи Арине вчера отдал и аля-улю. А сейчас вдруг приехал, когда его никто не просил. И пристает ко всем.

– Ну, технически, Арина звонила и говорила ему про плиту…

Даня ничего не ответил, только уставился на Ли тяжелым взглядом. Да что все с ума тут посходили? Ну приехал мужик и что? Даже если маньяк, че, мы ста человеками его не уложим? Нельзя ему уж помечтать? К тому же, все знают, кто он и кому звонить в случае опасности. Лиза пожала плечами и пошла по огонькам гирлянд к стадиону.

– По реке плывет топор, из села Кукуево. Ну и пусть себе плывет, деревяшка…

– ДОСТАТОЧНО! – надрывно крикнул Дима и громко захлопал в ладоши, чтобы последнее слово уж точно не дошло до ушей особо щепетильных зрителей и слушателей. Он хлопал точно больше минуты, пока Лиза приближалась к начавшемуся на стадионе квартирнику. На советском ковре стоял молодой поэт, рыжий и веснушчатый, ну точно один из братьев Уизли, и пытался что-то высказать организаторам. Нечего прерывать выступление!

– Дамы и господа, объявляем пятиминутный перерыв. Обновите свои напитки, поправьте пледы или возьмите одеяла, познакомьтесь с соседом справа. Скоро начнем! – широко раскинув руки, вышла на ковер Лиза и поклонилась тридцати несчастным зрителям. Уизли хмыкнул и зажал сигарету зубами, сходя с ковра. Кое-кто на трибунах облегченно вздохнул и началось жужжание разговоров.

– Как ты, моя радость? – ухмыльнулась Ли, садясь рядом с Димой на клетчатый плед, прикрывающий шаткую деревянную скамью. Друг сел отдельно от трибун, ближе к ковру-сцене, чтобы контролировать каждый шаг выступающих, очевидно, не зря. – А где все, я думала, у нас будет аншлаг. И где Ксюша, елки-иголки? Она что, тебя бросила одного с гитарой и толпой малолетних поэтов?

– Да уж, сказала, что раз я отвечаю за безопасность, должен проследить за тем, чтобы все безопасно выступали, а сама убежала куда-то со своей подружкой. Ух, увижу, убью! Я вам кто, организатор концертов? Ведущий? Тамада? Вот кое-как пытаюсь проводить, только все они дебилы.

– Дима, – укоризненно протянула Лиза, пытаясь сдержать хохот. Усталость Димы была наигранной, конечно, не очень приятно постоянно перебивать недавних школьников и приглашать следующих, но можно поспорить, что ему было весело. Краем глаза Ли заметила какое-то движение – толпа студентов села на трибуны с краю и выжидательно уставилась на ковер. О как прибавилось у нас зрителей за короткий перерыв! – Ну что, начнем? Ты сиди, я поработаю шутом.

– Прочитай мне стихотворение, – протянул шепотом Дима, массируя виски, – А то от их матерных частушек, уже не могу, тошнит и голова кружится. Какое-нибудь твое фирменное, чтоб до дрожи.

– Смущаешь, когда ж такое было, чтобы ты дрожал, – улыбнулась Ли и выступила в центр ковра. Дима задвигал бровями и начал неистово хлопать, привлекая внимания шуршащих задних рядов к новому выступающему. Внезапно на третьем ряду девушка заметила Макса, совершенно наглым потребительским образом подпершего подбородок кулаком. Как бы она не хотела закрыться, как бы не хотела скрыть свою осязаемость и чувственность, в такие моменты сердце билось быстрее обычного и хотелось отвести взгляд как можно дальше. Как глупо, банально. Ли вспомнила одну цитату, которую нашла в романе, купленном за несколько рублей с прилавка на вокзале: «Банальности – это жизненные законы, ненавидимые людьми лишь по причине неизбежности». Ли выпрямилась, кашлянула и в голову сразу пришла идея стихотворения на этот вечер. Дима заискивающе качнул головой, ободряя своей улыбкой.

– Аданин, Фатум. Вокруг твердят, что нас переживут, – начала Лиза, волнуясь и глядя на блестящие без алкоголя глаза толпы на трибуне, – И я, увидев в этом крайний фатум…

Затягиваю шею в нежный жгут,
Который не по первости захватан.
Ведь жизнью никого не удивишь,
Любовью и стихами, право, тоже.
За стенами всю ночь кричит малыш,
Не ведая, что на него наложен
Жестокий рок времён и перемен
От парты школьной до печальной койки.
Я видел, как летает супермен,
Я видел, как Москва стояла в стройке.
Марсель при мне крушили пацаны,
При мне погиб Бодров и умер Рыжий.
При мне взрывали башни-близнецы,
При мне взрывали улицы Парижа.

Девушка в первом ряду вздрогнула и уронила бумажный стаканчик с соком куда-то под ноги. Дима даже не заметил и не зашипел, как обычно, он слушал свою подругу. Где-то далеко в лесу закричала птица. Да и сам вечер был очень поэтичным и вдохновленным, без капли алкоголя. Лиза чувствовала себя Наблюдателем Вселенной, который чувствует этот мир на тысячу процентов всеми органами чувств. Как камера, которая записывает каждый объект, звук, даже ощущение в текущую секунду. Нет ни Макса, ни долгов по учебе, ни изнуряющих мечтаний о поездке в Европу. Душа становится легкой и впитывает все без разбора.
При мне писали Бредбери и Кинг,
При мне ловили покемонов в церкви,
При мне родился первый в мире твит.
И это всё, конечно же, померкнет.
На свете всё не раз перерастёт,
Утонет в исторических бумажках.
Однажды кто-то нас переживёт,
И станут никому уже не важны
Ни вкладыши, ни сотки, ни гейм бой,
Ни прожитое детство девяностых.
Мне тягостно идти к себе домой,
Ведь там уже живёт, который после.
Который не годится мне в сыны,
Во внуки, да и в правнуки, пожалуй.
Я чувствую свой запах старины,
Я чувствую великое начало,
Какое уготовано всему,
Но страшно мне в него шагать с порога,
Ведь, глядя на упавшую звезду,
Я видел в ней себя, не видя Бога.

Стихи произносились сами по себе, а мысли плыли. Это стихотворение напомнило старую бабушкину квартиру до ремонта. Лиза переехала, когда оставалась недоделанной одна комната из всей небольшой двушки. Пройдя по свежевыкрашенному коридору с новым ламинатом, оглядев кухню с новой техникой и нежно-голубые стены спальни, Ли толкнула старую тонкую дверь, которую решили пока оставить, чтобы не пачкать новую во время покраски. И попала в мир своего детства. Старый диван с облупленными кожаными подлокотниками, деревянная стенка с фарфоровыми и стеклянными сервизами, советский ковер на полу. И главное атмосфера, сразу захватывающая тебя в 1976 год. Открыв старую шатающуюся форточку, садишься на диван, дышишь стариной и пылью и купаешься в лучах закатного солнца. В такие моменты возникает чувство связи с предками, если можно так выразиться. Кажется, что вот-вот прошаркает тапками в комнату покойная бабушка с тарелкой твоего любимого супа и посмотрит с тобой сериал по телевизору. Мне тягостно идти к себе домой, ведь там уже живёт, который после. Ли почувствовала, как со щеки скатилась непрошеная слеза. Сила поэзии.

– Это что, из Ницше? – спросила та девочка с упавшим соком и почесала курносый нос. Захотелось засмеяться, господи, ну и дура же, автор был назван в самом начале. Руки тряслись, пальцы похолодели, а к щекам наоборот прилил жар. Лиза вытащила сигарету из пачки, картинно поклонилась раз-другой под громкие аплодисменты и улыбнулась краешком рта:

– Не имею не малейшего понятия.