Главная страница | Эротические романы | За деньги

За деньги
Лина Коваль
– Хочешь сказать, ты на всё готова?
– Да… – киваю.
В глазах дагестанца снова рождается черная похоть, которой он будто измазывает моё тело с головы до ног. Линию груди, талию, бедра. Становится одновременно страшно, жарко и, пожалуй, стыдно… капельку.
– Прямо так и на всё?
– За деньги… – уточняю.
– Очередная русская дура в Эмиратах, – зло усмехается он, а затем скучающе покачивает кубики льда в стакане с виски. – Любишь деньги, девочка?
– Пф-ф… А кто их не любит?
– Те, у кого есть гордость или собственное достоинство.
– Я на всё это пока не заработала, – легкомысленно пожимаю плечами.
В нашей деревне все гордые, но бедные. Я так не хочу.
– Ну окей, – кивает Хаджаев, скидывая белоснежный халат. – Тогда я тебя покупаю…
***Хэппи-энд. Однотомник. Бесправные отношения.

Лина Коваль
За деньги

Глава 1. Злата
– Кого ты там разглядываешь, Златка? – спрашивает Ая, отворачиваясь к окну. – Опять к байеру в очередь за сумкой записываешься? Ты ведь обещала ему, что, пока не заработаешь, больше не появишься?
– Больно надо, – фыркаю, активно перелистывая снимки на экране. – Я тут одного блогера нашла. Он сейчас на весь свет гремит – Роман Березовский. Слышала?
– Березовский? Из олигархов, что ль?
– Да скажешь тоже. Рома – известный коуч и бизнес-тренер, учит зарабатывать деньги быстро и без вложений.
– Как наш Рубик?
Украдкой поглядываю на лысый затылок менеджера, возвышающийся над переднем сиденьем комфортабельного минивэна.
– Нет. Наш Рубик там и рядом не стоял. Тут другое…
Вспомнив о том, куда именно мы едем, убираю свой двенадцатый айфон в новеньком чехле в небольшую сумочку и смотрю прямо перед собой.
Страшно-то как. Мамочки!..
Электронные часы над водителем показывают двадцать один ноль-ноль, это значит, у нас в Пьянково сейчас семь вечера. Зойка, моя младшая сестра, наверняка пригнала с пастбища корову Таську и теленка, а потом снова сбежала на остановку, где они безвылазно сидят с девчонками и парнями. Что еще делать в деревне?..
А мамка уже управилась, намыла банки с мылом и пошла по соседям с парным молоком. В среднем корова дает шесть-семь литров за раз. Одну трехлитровую банку мама продает за двести рублей. Итого восемьсот за день. В месяц – царствие небесное Аделаиде Андреевне, моей учительнице алгебры – двадцать четыре тысячи.
В переводе на доллары – почти триста.
Триста долларов. На пятьдесят меньше, чем Рубик заплатит мне за сегодняшний вечер. Одна вечеринка – и маме не надо целый месяц управляться с хозяйством. Вставать в шесть утра, чтобы накормить и напоить скот, вычистить конюшню, а потом, превозмогая суставную боль в пальцах, заниматься дойкой.
Мама может не уставать. Не болеть. Не унижаться.
Всего вечер, Златка!..
Сегодня в одном из закрытых клубов Дубая пройдут так называемые смотрины.
Как правило, по словам девочек, с которыми меня поселили в апартаментах, на такой встрече присутствует около десяти мужчин и двадцати-тридцати девушек. Почти все русскоговорящие, но есть и европейки, и бразильянки – им, кстати, больше платят.
Весь вечер мы должны танцевать, улыбаться и пить шампанское, а мужчины будут присматривать себе будущих содержанок. Выбрав три-четыре претендентки, каждый олигарх позовет их для личной встречи, и уже финалистке достанется «дубайское счастье» – лучшие отели Эмиратов, люксовые шмотки, дорогостоящие автомобили и кучи-кучи бабла.
Бла-бла-бла…
Нет!.. Так далеко заходить я не собираюсь. Златочка здесь исключительно для общей массовки, за которую богатые дяди-извращенцы хорошо платят.
Всего один вечер! – повторяю про себя. И месячный запас парного молока в кармане. Без грязи, без навоза!..
Правду говорят, что Дубай – волшебное место, не так ли?..
– Выдвигаемся, девочки, – приказывает Рубен, открывая тяжелую дверь.
В салон автомобиля проникает противная духота, которая не спадает здесь даже в ночное время.
Поправляю серебристое колючее платье, одолженное мне подругой. Терпеть не могу пайетки, но выбора особо не было, и я благодарна Айке и за платье, и за то, что еще в Москве она порекомендовала меня «туристической» компании.
– Давайте-давайте, курочки. Помним два главных правила: зернышки с дядями не обсуждаем и клювики свои не задираем. Те, кто будут «буками», словят штраф. Ты как, Глазастая? – обращается он ко мне, подавая руку.
– Ой, я хорошо, – озираюсь по сторонам и запрокидываю голову, чтобы посмотреть на шпиль высокой башни. Я такие только на картинках видела. В Пьянково-то максимум трехэтажки построили.
Заглядевшись на мужчин в белых просторных кандурах (мужское платье в арабских странах – прим. авт), вдруг пугаюсь.
– Вы ведь помните… Ну, про меня? – спрашиваю у Рубика.
– Что именно, Злата?
– Ну… – смущаюсь. – Я просто блогер. Ну и модель немного. Я спать за деньги ни с кем не буду.
– И девственница, – ржет Рубен.
Черт.
Зря ему сказала.
– Ну да. Девственница. А что здесь плохого? Мне всего восемнадцать.
– Плохого – ничего, – лыбится Рубик. – О тебе – исключительно только хорошее, девочка моя. Не хочешь спать – не спи. Никто тебя не заставляет. У нас как на заводе – работы всем хватит.
– Спасибо, – радуюсь, понимая насколько мне повезло.
В тишине просторного фойе эхом расходится стук каблучков по белому мрамору.
– У тебя, что, трусы с мультяшными котами? – спрашивает Ая, догоняя.
– Ага, – давлю смешок. – В торговом центре сегодня увидела – сразу купила. Такие классные.
– Боже… Ты отбитая, Златка. Кто ж к толстосумам в таком приходит? Девки вообще без трусов, лишь бы, как в бейсболе, вагинами доллары поймать, а ты, Козлова, как старая дева: сорок кошек с собой притащила.
Качаю головой. Из пяти девчонок, которые живут в наших апартаментах, всего одна девственница – я.
– Да я же не буду ни с кем спать, – беру подругу под руку. – И деньги мне их не нужны. Мне своих хватит, честно заработанных.
– Ну-ну.
После длинного темного коридора, больше похожего на туннель, мы попадаем в огромное, залитое светом и прожекторами помещение.
– Вау, – выговариваю возбужденно.
Вместо потолка здесь стеклянная полусфера.
– Как красиво.
– Кстати, все хочу тебя спросить, а ты где в Москве ресницы наращиваешь? – интересуется Ая.
– Я? – кидаю на нее короткий взгляд и снова с улыбкой смотрю на ночное небо. – Это мои.
– Твои? Офигеть загиб, Златка. А я все думаю спросить, и как-то неудобно.
– Мои-мои, – прикладываю пальцы к глазам и безжалостно пытаюсь оторвать ресницы. – Вот, видишь, – вытягиваю ладонь перед Аей. – Ты спрашивай, Айка, если хочешь. Я тебе всегда отвечу.
Подошедший официант предлагает нам шампанское. Кошусь на бутылки, расставленные по столам с легкими закусками, больше напоминающими произведения искусства.
Как жаль, что я почти не знаю английского. Наш учитель Владимир Степанович, по моему мнению, и сам его не знал. Да и что мне даст название этого божественного напитка? Начнется у меня в Москве богатая жизнь – тогда запомню.
– Че встали, как курицы? – рычит Рубен в спину. – Вон в центр зала мои «випы» пожаловали. Идите, представьтесь.
Многозначительно переглянувшись, отправляемся к трем мужчинам, восседающим в мягких креслах. Подойдя к ним, неловко переминаемся с ноги на ногу.
– А я тебе говорю, Ама, эти Гольфстримы у америкосов надо брать, – произносит блондин с азартом.
– Пусть они сосут и дрочат, так и передай им, Вадик, – отвечает брюнет, явно нерусский, судя по кавказскому акценту. – Их Гольфстримы – ведра, на которые позарятся только лохи-пакистанцы. А я не лох. Моя авиакомпания – не кладбище для консервных банок от арахисовой пасты.
Снова обмениваемся с Аей взглядами, а затем оборачиваемся к Рубику. Менеджер раздраженно шикает и качает рукой. Мол, давайте-давайте, развлеките дяденек.
– Извините, – доброжелательно улыбаюсь, делая шаг вперед. – Можно к вам присоединиться?
Главный, а он точно главный – это читается по тому, как он себя ведет и как его собеседники заглядывают ему в рот, хмурится и склоняет голову набок. С интересом осматривает Аю.
Понимающе вздыхаю. Точно кавказец, им же обычно блондинки нравятся. Затем мужчина быстро пробегается взглядом по мне и морщится, пристально рассматривая мои коленки. Такую реакцию вижу впервые, и она не очень приятна. Но еще хуже то, что брюнет с отвращением выговаривает своим друзьям, при этом глядя мне прямо в глаза:
– Твою мать. Вы в уме, вообще? Без блядей нельзя было встретиться?..

Глава 2. Злата
Блядей?.. Он нас оскорбил!
Ему, что, в рожу никто никогда за такие слова не давал?
Кожу на лице, словно от нехилой пощечины, припекает. Флешбэками воспоминания множатся. Как оказалась здесь, наступив на горло собственной гордости.
Я с двенадцати лет жила в соцсетях. Каждого блогера знаю, каждого инфлюенсера.
Переехав в июне в Москву под предлогом поступления в колледж, устроилась в фитнес-центр, отметки о котором вот уже несколько лет наблюдала у любимых блогерш.
Ставка администратора сначала даже обрадовала.
Семьдесят тысяч. Такие деньжищи для Пьянково!
Но столица быстро дала по лбу. Аренда комнаты – тридцать тысяч. Карта «Тройка» на шестьдесят поездок – почти три с половиной. Сотовая связь, проводной интернет, кредит на мою «двенашку» (айфон – прим.авт)… В общем, на то, что остается, даже на рынке не оденешься.
– А твоя напарница обдолбанная? – слышу все тот же низкий голос.
– Я против наркотиков, – заявляю прямо. – В любом виде.
Видела я, как умирают наркоманы. Сама так не хочу.
– Очень разумно для эскортницы, – усмехается главный.
Мельком переглядываемся с Аей. Она, зная мой темперамент, умоляюще сверкает глазами.
– Я модель, – отвечаю, перенося вес тела на другую ногу.
– Модель вагины и ануса? – приподнимает он брови.
Сжимаю зубы до резкой боли. Умудряюсь это сделать с прилепленной к губам улыбкой.
Изучающе осматриваю оппонента.
Выглядит как уголовник. Пальцы все в наколках, на шее и груди тоже синева расплескалась. На спине – ставлю сотку – купола, наверное.
Сидел он, что ли?
– Ама, ты бы в зал сходил или и правда потрахался. Негативный какой-то, – произносит Вадик и обращается к нам. – Девочки, падайте.
Обойдя низкий столик, прохожу мимо брюнета и, как назло, чуть поскальзываюсь на гладком мраморе. Аккуратно наклонившись, поднимаю сумочку и усаживаюсь рядом с Аей.
– Вы откуда, девочки? – спрашивает Вадик, пытаясь придвинуться ко мне.
Третий мужчина складывает руки на груди и тоже на нас смотрит. Ощущения не из приятных, потому что я чувствую себя куриной тушкой на прилавке.
– Из России, – отвечаю сдержанно.
– В России с работой плохо? Раз вы сюда подались.
– Я же сказала, я модель, – отвечаю с улыбкой, потому что Рубен как раз проходит мимо. – И я не продаюсь.
– Все продаются, Киса, – неожиданно произносит главный.
Многозначительно на меня смотрит и… подмигивает. Черт. Видел мои веселенькие трусы, пока я наклонялась за сумкой?
– И даже вы продаетесь? – спрашиваю завороженно.
– Конечно, – закатывает он глаза с раздражением, словно перед ним первоклассница. – Я – так вообще в первую очередь. Потому что знаю основное правило торговли.
– Торговли людьми?
– А ты думаешь, торговля людьми чем-то отличается от торговли пряниками?..
– Я не знаю, – мотаю головой.
– Важно определить, а кто, в общем-то, покупатель? И если этот человек окажется влиятельнее тебя, вопрос времени – и ты все равно продашься. Главное, теперь не продешевить. Но и не передержать – есть риск вообще достаться ему за бесценок. Потому что власть дороже денег.
– Там, откуда я родом, принято считать, что «честь дороже денег», – возражаю.
Вадик пьяно ржет и больно сжимает мое колено.
– Шлюха, рассуждающая о чести. Обожаю Рубена. Где он вас находит?
– Я не шлюха, – шиплю под нос.
Задеваю взглядом брюнета. Ищу в нем поддержки. Так получается интуитивно, не специально. Я, конечно, ничего доброго не жду от такого, как он.
Наоборот. Я его боюсь.
Весь его вид излучает власть. Черная рубашка, плотно облегающая широкие плечи и подтянутый живот, темные брюки и закрытые кожаные туфли.
Как он по такой жаре во всем черном, бедный?
– А там, откуда ты родом? – продолжает главный. – Кому-то предлагали деньги за честь?
– Я не знаю…
– Вот и ответ на твой вопрос. Легко быть неподкупным, когда ты мухами на сеновале заведуешь. Чем выше должность, тем сложнее жить по принципам. Чем выше сумма, тем меньше ты модель…
Негодующе забираю воздух в нос и продолжаю улыбаться. Как Джокер, ей-богу.
– Ты правда понимаешь, о чем он говорит? – простодушно шепчет на ухо Ая.
Кивнув, делаю еще один глоток охлажденного шампанского. С каждым новым собеседник становится все интереснее.
Мужчины опять ведут разговор между собой. Я же смотрю на эту троицу, как на инопланетян. Бизнес-джеты, лизинг, чартеры – эти слова вдруг вылетели из мамкиных сканвордов и встроились в предложения.
– Как тебя зовут? – отвлекается главный от разговора.
– Меня? – переспрашиваю. – Злата, – шепчу дрожащим голосом.
– Хочешь, я сделаю так, что сегодня уйду отсюда с тобой?..

Добрый день, дорогие!
Ну что, начнем новый роман?
Это будет непростая история, как вы поняли.
Продолжения – 3 раза в неделю.
Очень прошу Вас поставить книге все звезды и лобавить к себе в библиотеку.
На моем канале в Телеграм "Лина Коваль. Автор"вы можете увидеть буктрейлер и визуализацию к новинке.
Всем удачи!
Погнали наши (Златкины) городских (Дубайских)!

Глава 3. Злата
Когда Ая, с которой я познакомилась в московском фитнес-клубе, предложила мне поездку в «эскорт-тур», я сразу отказалась.
– Я не проститутка, – гордо произнесла.
– Эй, я тоже. Сравнила, блин. Проститутки в России на трассе стоят, а эскортница – это другое.
– И что же?
– Там ведь можно и не спать, Злат. Шейхи и иранцы хорошо платят просто за ужин.
– Они импотенты?
– Нет.
– Фуд-фетишисты?
– Нет.
– Одинокие люди?
– Да нет, блин.
– Тогда зачем им со мной ужинать и платить за это?
– Потому что ты красивая, а они любят эстетику.
– Не понимаю…
Слова Аи подтвердили еще несколько девочек-блогерш, с которыми мы подружились. Но решающим толчком к тому, чтобы здесь оказаться, было другое.
Вадик и третий мужик вскоре уходят.
Молча наблюдаю, как главный поднимается из кожаного кресла, лениво разминает шею и поправляет блестящую пряжку на ремне. Живот над ним такой ровный, что, кажется, под рубашкой этот тип картонку прячет.
Слежу за тем, как мужчина прямой походкой отправляется к Рубену.
Я в свои восемнадцать мало что понимаю в крепких мужских задницах, но конкретно эта мне плюс-минус нравится. Терпеть не могу толстозадых парней. У них обычно покатые узкие плечи и куча самомнений.
Правда, у татуированного тоже последнего хоть ложкой черпай.
Опускаю взгляд в пол.
После сегодняшнего вечера я определенно возненавижу улыбаться. Если думаете, что это легко, попробуйте два часа не опускать уголки губ.
– Может, передумаешь? – шепчет Ая. – Это же Амир Хаджаев.
Амир Хаджаев. Перекатываю имя на языке. Звучит вкусно.
– Зачем тебе твоя девственность? – продолжает моя искусительница. – Когда-то все равно придется с кем-нибудь ее потерять. Лучше уж с этим, чем в деревне твоей с каким-нибудь Василием.
Отчаянно мотаю головой.
– Подумай хорошо, Златик. За ночь платят не меньше трешки.
Округляю глаза. Три тысячи баксов.
Три тысячи баксов…
Твою мать.
Боюсь высчитывать эту цистерну с Таськиным молоком. Правда.
Но, блин…
Не могу даже представить себя в постели с этим кавказским громилой. А еще не знаю, как описать чувства, шилом вспарывающие душу. Мне страшно находиться с Амиром в одном помещении и одновременно с этим… не хочется никуда бежать.
Перманентное желание бояться, перечить ему и тут же подчиняться – вот что я испытываю, когда вижу перед собой господина Хаджаева.
– У него своя авиакомпания. «Бизнес-авиация» называется. Он мегакрутой мужик и щедрый, – шепчет Ая. – Девочки в мою прошлую поездку рассказывали, даже самолетами сам умеет управлять…
Закусываю губу, хоть немного расслабляясь, потому что Рубик, общаясь с Хаджаевым, отворачивается и потирает блестящую лысину.
– Тогда – тем более нет, Ай, – вздыхаю.
– Это почему же?
Снова улыбаюсь.
– Потому что «первым делом самолеты, ну а девушки… а девушки потом», – пропеваю весело.
Сталкиваемся с Айкой взглядами и одновременно прыскаем от смеха. Заслонив губы ладонью, замечаю, как Хаджаев стремительно возвращается в центр зала.
При этом на меня не смотрит.
– Ну что? – бойко произношу, чувствуя внутри бурлящее веселье с привкусом элитного шампанского. – Убедились?
Амир забирает со стола свой стакан и залпомвыпивает остатки янтарного виски, оставляя там только лед.
– В чем убедился? – холодно спрашивает, хватая с кресла черный пиджак.
Черный. Пиджак…
В Дубае.
Летом.
И кожаные туфли, напомню… М-да.
– В том, что я не продаюсь? – запрокидываю голову, чтобы разглядеть серьезное лицо поближе.
Амир протягивает руку и с ироничной улыбкой легонько щипает мой подбородок.
– Я передумал. Прости, Киса. Сегодня без тебя.
– Передумали?
– Ну да… Не расстраивайся.
Понимаю, что с помощью его уничижительного тона я, словно безмозглая рыба, заглатываю наживку, но все равно спрашиваю:
– Почему передумали?
Веселья вдруг становится в разы меньше. Девочки, порхающие вокруг мужчин разноцветными бабочками, кажутся и в самом деле шлюхами. А я?.. Натянув пиджак, Хаджаев извлекает из внутреннего кармана айфон и задумчиво водит по экрану пальцем.
– У тебя коленки костлявые, – выдает со смешком, натягивая на темные глаза черные очки-авиаторы.
Перевожу взгляд на притихшую Аю, но она просто молчит, попивая шампанское.
Он так унизить меня хочет?
– Шучу. Девственницы сегодня не интересуют. В следующий раз, Котенок. Ты занятная. А ты, – щелкает пальцами и указывает на Аю. – Поедешь со мной.
– Конечно, – вскакивает подруга с места, трясет белоснежными волосами и, не взглянув на меня, виляя худыми бедрами, отправляется за ним на выход.

Глава 4. Злата
Проснувшись пораньше, складываю в рюкзак единственный купальник и достаю из заначки, состоящей из трехсот пятидесяти долларов, заработанных вчера, необходимые пятьдесят.
Натягиваю плиссированную длинную юбку жемчужного цвета и белую хлопковую футболку. Волосы не расплетаю.
В наших апартаментах, расположенных в одном из отдаленных районов Дубая, три комнаты.
Больше всех повезло двадцатилетней Ире – она живет одна. Мы соседствуем с Аей. Довольно дружно, кстати. А вот Индира с Катькой все время собачатся.
Пока пью молоко и ем печенье, прислушиваюсь. В квартире тишина. Ая еще не вернулась от Хаджаева. Ира на постоянку встречается с богатым иранцем, который в нее настолько влюбился, что крайне редко отпускает сюда, к нам. Остальные, наверное, спят.
На носочках добираюсь до прихожей и нацепляю босоножки.
Пока иду по коридору к лестнице, из одной квартиры доносятся отчетливые шлепки и женский стон. Морщусь от отвращения. Этот район довольно популярен у девушек, приезжающих на заработки. Многие из них принимают клиентов прямо у себя. Мне это кажется чем-то ужасным, но я тут же переключаюсь на палящее солнце. Оно моментально испаряет из головы посторонние мысли.
Купив красную карту, оплачиваю десять поездок и на автобусе добираюсь до общественного пляжа. Увидев воду, в который раз восхищаюсь. Лазурная, прозрачная, манящая. Не то что у нас на карьере, оставшемся после выработки песка рядом с поселком. Летом мы с Зойкой бегаем туда. Место заколдованное – каждый год там кто-нибудь из местных тонет, но все продолжают купаться.
На секунду представляю, что сестра когда-нибудь увидит эту красоту. А потом обещаю себе, что обязательно увидит! Я все для этого сделаю. А как иначе?
Заработаю денег, куплю брендовых вещей, и московская блогерская тусовка начнет воспринимать меня всерьез.
Пока загораю на пляже, записываю несколько сторис и выхожу в прямой эфир. Подписчиков у меня четыре с половиной тысячи. Это мой результат за два года. Вполне достойный, с учетом того, что я сама себе и SMM-менеджер, и контент-продюсер.
– Мам, привет, – радостно восклицаю в трубку, когда прерываются длинные гудки.
– Ты, что ль, пропащая? – сонно произносит она. – Время видала?
– Я думала, ты управляться встала. Прости.
– Уже управилась. Покемарить легла перед работой.
– Так сегодня же суббота, – удивляюсь.
– Щукиной приспичило, – ворчит.
– А-а-а, – тяну. – Ну если Щукиной…
– Задрала она меня, своими руками пришибу, – грозится мама.
Работа в Пьянковской соцзащите в целом ее устраивает, если не считать двух досадных моментов: голого оклада в один прожиточный минимум и вредной пенсионерки Щукиной, которая от старческой деменции реально постоянно над мамой издевается. То стены в туалете фекалиями измазывает, то под ноги плюет.
– А Зойка как? – спрашиваю, поглядывая на семейную пару с двумя детьми. Приветливо им улыбаюсь.
– Да как твоя Зойка, дрыхнет до двенадцати, потом в телефоне до вечера сидит. Говорю, иди хоть погуляй. Я в вашем возрасте с улицы не вылазила. А ее из дома поганой метлой не выгонишь. Зато вечером намалюется и прямиком на остановку идет.
– Ясно. Я ей позже позвоню.
– Ты-то как сама, непутевая?
– Я нормально, мам. Работаю там же, скоро учеба начнется.
Закусываю губу. Я не вру. В колледж действительно поступлю. Просто не на бесплатное…
– Ну-ну. Ты там смотри аккуратнее в Москве-то.
– Конечно. Я все знаю.
– Все знаешь, – вздыхает мама тяжело. – Дура ты пока у меня… Еще и красивая… Вот беда-то.
– Почему беда? Че ты начинаешь, мам?
– Для бедных красота всегда лишняя. Не нужна она. Слишком много соблазнов появляется. У нас вон сколько девок так сшлюхалось. А потом в подоле родителям принесли.
– Скажешь тоже, мам, – смеюсь. – Ладно, давай. Я завтра позвоню.
– Давай, коза. Отцу-то привет передать?
– Ага, передай.
Убрав телефон обратно в рюкзак, пытаюсь проглотить досадную горечь, которая каждый раз возникает после разговора с домом.
Назагоравшись, отправляюсь обратно. Одна поездка обходится мне в четыре дирхама, что в переводе на рубли граничит с целой соткой. Недешево получается, поэтому часто ездить на пляж у меня не получится. Хотя, если Рубик будет каждый день платить мне, как вчера, можно будет и почаще.
– Ты где ходишь? – бурчит Айка, как только я появляюсь на пороге комнаты.
Первым делом замечаю горчичные туфли «Джимми Чу», на которые я пускала слюни позавчера в молле.
– Зацени, – кружится она, пританцовывая в одном нижнем белье и этих шикарных туфлях.
– Крутые, Ай, – с легкой завистью проговариваю. – Это тебе этот купил? За секс?
– За секс он заплатил. А это так… подарок.
Подарок…
Конечно, он тоже за секс. Как бы она себя не оправдывала.
Щедрый какой, татуированный. «Джимми Чу» подарил.
Заметив на столе пакет, киваю:
– А это что?
– А это Амир тебе передал…

Глава 5. Злата
– Амир так и сказал – передать «костлявым коленкам с принципами». Зря ты так к нему. Хаджаев щедрый и в постели просто огонь!..
С интересом взглянув на новенькие туфли подруги, раскрываю картонный пакет. Оскорбление пропускаю мимо ушей. Ну и что, что коленки костлявые? Зато ноги длинные и ровные.
– Что это? – удивляюсь, вскрывая коробку.
Гордость кричит о том, чтобы вернуть ее Ае, но я малодушничаю. Замираю от того, насколько упаковка приятная на ощупь. Я таких еще не видела, поэтому как ненормальная вожу кончиками пальцев по гладкой поверхности и предвкушаю.
Моя первая брендовая вещь.
У Златки Козловой с Пьянково… «Прада»!
– Ну давай уже. Че как черепаха, Злат?
Зыркнув на нее, вскрываю коробку, затем с благоговением разворачиваю шелестящую бумагу. Тряпичный чехол словно кричит о том, что эта вещь – эксклюзив!
Подруга подгребает к столу.
– Че там?
– Не понимаю.
Нахмурившись, перебираю в руках ремень для сумки. Он очень добротный, разноцветный – с красными, черными и голубыми полосами – и с надписью «Prada».
– Я щас умру от смеха, – хохочет Ая, пока меня с ног до головы окатывает волной отвращения. – Он тебе ремень подарил. Для сумки, которой у тебя нет! Ой, не могу. Видимо, сумку ты получишь, только когда согласишься.
– Я никогда не соглашусь, – мотаю головой, скидывая юбку и отправляя ее на свою полку. – Я не хочу быть содержанкой.
– Ой, Златка, ты такая отставшая, не могу над тобой, – все еще смеется она.
Я облизываюсь на туфли. Атлас цвета горчицы отлично бы смотрелся и с костлявыми коленками, уважаемый Главарь. Голову посещает неожиданная мысль. Может, он просто подарки перепутал?
После того как переодеваемся в домашнюю одежду, идем на общую кухню и готовим обед. Питаемся мы с Айкой вместе. Как-то сразу договорились, потому что так дешевле и проще. В еде обе не сильно привередливы. И, что важно, не обжоры, как та же Ира к примеру.
Пока я раскладываю пышный омлет по тарелкам, наша соседка как раз появляется на кухне.
– Я на запах вышла, – улыбается и потягивается.
Ира – симпатичная блондинка с округлыми формами и длинными стройными ногами. И она очень взрослая. По-моему, ей двадцать три.
– Положить тебе? – предлагаю, не замечая, что Ая незаметно пихает меня в бок.
Яиц, что ли, жалко? У нас в деревне куры каждый день по семь-восемь штук выдают. Всем хватает. Здесь, в Дубае, десяток яиц мы, в пересчете, за двести сорок рублей покупаем. Не такие уж и деньги, чтобы жмотиться.
Достаю из сушки третью тарелку и, положив порцию, добавляю свежеприготовленный тост с ветчиной. Ира благодарно кивает, когда передаю ей еду вместе с вилкой.
– Вот скажи мне, Златка. Женщина, сидящая в декрете на шее у мужа, – разве она не содержанка? – продолжает Ая разговор, который мы начали в комнате.
– Ну вообще нет, – возражаю, орудуя вилкой. – Это жена. И у них с мужем бюджет общий. И ребенок тоже. Они – семья, Ая!
– Это все сказочки, которые придумали жирные бабы. А по факту чем они лучше меня? Или ты?
Ая возмущенно жестикулирует и замолкает.
– Да никто не хуже, – вздыхаю я виновато.
Если честно, эти разговоры с Айкиной совестью немного мне поднадоели.
Одно дело – выбрать такой путь, как она. Ее право. Но сравнивать с собой женщин, которые рожают детей и полтора года воспитывают их, пользуясь благами любимых мужчин, – это уже какая-то профдеформация, как говорит моя мама про свое отношение к работе.
Ира поправляет шелковый халат на груди, и я замечаю сверкающее кольцо на пальце.
– Какое красивое, – восхищенно говорю.
– Ах, это? – вытягивает передо мной руку блондинка. – Меджид мне предложение сделал, девочки.
Мы с Аей переглядываемся как близкие подружки, которые фиксируют тему, что надо бы обсудить наедине, и тут же рассыпаемся в поздравлениях.
– Офигеть, – качаю головой. – Ты теперь к нему переедешь?
– После свадьбы, конечно, – загадочно улыбается Ира.
– Он, наверное, на «пальме» живет? (*Джумейра – густонаселенный и один из самых дорогих районов в Дубае. Представляет из себя остров, сверху напоминающий пальму – прим. Авт)
– Нет, у моего мужчины в Иране свой замок. Мы там будем жить.
– Круто, Ирина, – снова качаю головой, разглядывая массивное кольцо с большим камнем.
Сколько такое стоит? Уму непостижимо.
Мужчину этого я никогда не видела. Обычно Ирину забирает и привозит водитель.
– Так ты теперь Иринка-иранка? – шутливо спрашиваю, отодвигая тарелку.
Щелкаю выключателем на электрическом чайнике и опять усаживаюсь на табуретку, кладя ногу под себя.
– Я счастлива, девочки, – блаженно закатывает глаза невеста. – Меджид такой заботливый, любящий, умный. Это какая-то сказка… Никому не верьте, что сказок не бывает. Все бывает. И такие мужчины – богатые, наделенные властью, тоже хотят уютного семейного гнездышка…
До самого вечера мы выслушиваем дифирамбы Иркиному шейху, а потом начинаем собираться на работу.
Я натягиваю вчерашнее платье и свои единственные туфли, купленные в «Заре» на семидесятипроцентной распродаже. Ая, конечно, крутится возле зеркала в новых туфлях и черном комбинезоне с открытыми плечами.
– Ремень с собой возьмешь? – шутит она.
– Возьму, чтобы отдать его. Мне не надо.
– Да ладно тебе. Дура, что ли? Такой продать можно тыщ за двадцать.
– Да? – рассматриваю подарок, но все равно толкаю его в сумочку.
При необходимости будет чем ткнуть этого выскочку.
То, что я с надеждой думаю о встрече с Амиром, даже не зная, куда сегодня всех отправит Рубик, пропускаю мимо своего внимания. Мне надо поскорее заработать денег, чтобы в Москву вернуться на полном фарше.
Вместе с Катей и Индирой вываливаемся на улицу все к тому же минивэну, возле него стоит наш менеджер.
– Привет, – здоровается он со всеми, быстро сканируя внешний вид. – Помаду сотри, – строго говорит Ае. – Слишком вульгарно.
В автомобиль сначала усаживается Катя, затем Индира и Ая, а потом Рубен неожиданно захлопывает дверь. Прямо перед моим носом. Изумленно смотрю то на него, то на тонированные окна.
Сжимаю сумку плотнее и растерянно спрашиваю:
– Что такое?
– Сегодня без тебя, курочка моя. «Легкой работы» там не будет…

Глава 6. Злата
– Златка, блин, чем ты там звенишь? Я спать хочу! Час назад пришла.
– У Амира была? – спрашиваю ее шепотом.
– У него.
Сжимаю зубы и озираюсь по сторонам в поисках новой сумки, подобной той, что Амир подарил ей позавчера, или пакета с платьем, которое было куплено подруге в начале недели.
Ничего не обнаружив, успокаиваюсь.
Зыркнув еще раз на Айку, отсчитываю монетки номиналом в один дирхам. Набирается у меня целых двенадцать, поэтому, закинув их в кошелек, начинаю снаряжаться на пляж.
В автобусе смотрю по сторонам, но объективно – уже не так восторженно и оптимистично, как всего неделю назад. Серые городские джунгли кажутся темными и чужими. Люди вокруг – враждебными и странными.
Даже прекрасный Персидский залив практически не радует.
Приветливо улыбаюсь Эмме и Георгию – семье, с которой часто здесь встречаюсь. Они фрилансеры, живут в Дубае второй месяц и, по их словам, пока не собираются возвращаться в Россию. Малыш, двухлетний Арсений, бежит ко мне поздороваться и обняться.
Я переодеваюсь и хотя бы на час забываю обо всем, строя с пацаном замки из песка и прокладывая между ними русло реки. Затем мы вместе заполняем его водой из пластмассового ведерка. Это происходит под счастливый визг Сени и аплодисменты Георгия.
Эмма наблюдает за нами с шезлонга.
– Ты хорошо ладишь с детьми, Злата, – замечает она.
– У меня систер младшая.
Они переглядываются.
– Мы хотели бы на неделе сходить в ресторан вечером. В Бурдж-Халифа, знаешь?
– Ага, слышала.
– Не могла бы ты посидеть с Сеней у нас в апартаментах? Мы заплатим, конечно.
– Я… не знаю. Думаю, конечно, могла бы.
О роде моей деятельности Эмма с Георгием не спрашивали. Но тот факт, что я рискую стать первой дубайской эскортницей с функцией приходящей няни, вызывает у меня невольную улыбку.
– Оставь контакт Жоре, – просит девушка. – Как нужно будет, мы тебе позвоним и договоримся.
– Хорошо, – соглашаюсь и диктую номер.
Смыв песок, переодеваюсь и выдвигаюсь в обратную сторону. В супермаркете возле апартаментов на остатки монет покупаю свежий хлеб. Хрустящий и очень вкусный, судя по виду.
Будущее меня страшит, потому что деньги закончились, а работы у Рубика для меня так и нет. Ругаю себя за купленный несколько дней назад черный клатч, на который я прицепила подаренный Амиром ремень.
Можно быть поэкономнее, Злата!
На кухне сталкиваюсь с Ирой. Остальные девчонки все еще дрыхнут.
– Привет, зай, – бросает она, отвернувшись от плиты.
– Привет.
Кинув хлеб на стол, забираю из холодильника бутылку с остатками молока и прихватываю стакан с полки.
– О, свеженький какой. Еще горячий, – Ира касается бумажной упаковки. – Просто обожаю! Поделишься?
– Да, – вздыхаю и озадаченно добавляю: – Конечно. Садись.
Ирина выливает из металлической турки кофе в кружку. Поправляет облако из белоснежных волос, сверкает своим кольцом и падает на стул.
– А ты где была-то, Злат?
– На пляже.
– А-а-а, – улыбается. – Сразу видно первоход.
– Кто?
– Ну я в первый раз тоже все время купаться гоняла. Нравилось мне.
– Как вообще можно быть в Дубае и не ездить на пляж? – удивляюсь.
– В последний раз я там была месяца три назад.
– Офигеть, —округляю глаза.
Отломив половину небольшой булки, делюсь с Ирой и сама откусываю. Запиваю молоком и зажмуриваюсь от удовольствия.
Боже, как вкусно. Почти так же, как из мамкиной хлебопечки. Молоко, правда, будто водой разбавлено.
– Как у тебя дела, Злат? Все нравится? – интересуется Ира.
Когда она здесь, после обеда её забирает водитель и доставляет к иранцу. Обратно возвращает редко и по утрам, поэтому соседка не в курсе положения дел.
– Пока не поняла, – отвечаю вымученно. – Да и работы для меня все нет. Девочки уезжают, а я тут остаюсь.
– Это как?
Досадно потираю щеку.
– С продолжением я не хочу, – тихо проговариваю, – а вечеринок или смотрин пока не намечается.
– Это тебе Рубик так сказал?
– Угу, – киваю грустно.
– Ясно…
Ловлю на себе изучающий взгляд. Внешности своей я не стесняюсь. Бред про костлявые коленки слышала впервые. Обычно все, наоборот, хвалят, а красоту называют экзотичной.
– Ты девственница, Злата? – спрашивает Ира.
Смеется, когда я прикрываю рот, чтобы не поперхнуться от неожиданности.
Почему они все разговаривают об интимных вещах так легко? Мы только что хлеб обсуждали и на тебе. Ты девственница?
Будто о погоде на улице спрашивает, а сама того и гляди в трусы залезет.
– Ну да, – отвечаю, приходя в себя.
– Ясно, – повторяет.
Резко поднявшись, Ира убирает кружку в мойку, а затем возвращается за стол.
– Хочешь совет, Злат? От человека с опытом… Я столько говна тут поела, прежде чем своего Меджида встретить.
– Давай…
– Найди богатого покровителя здесь. Без него тебе будет сложно.
– Нет! – качаю головой.
– Послушай, – она чуть наклоняется и сжимает мою ладонь. – Я знаю, о чем говорю. Ты красивая, свежая. Тебя купят. Дорого купят. Секс у тебя здесь все равно будет. Твоя задача – минимизировать количество контактов. Лучше один клиент, но постоянный, чем вереницей в занюханных апартах принимать, как наши вон.
– И-ра, – возмущенно выдыхаю. – Я же говорю, что не собираюсь ни с кем спать. Меня интересуют только вечеринки. Пусть за триста долларов. Мне не нужны миллионы.
Девушка стучит по столу красивым пальцем с французским маникюром и сообщает:
– Вечеринки проходят каждый день, Злата…
– В смысле? – прищуриваюсь.
– Если тебя на них не зовут, значит, маринуют, дурочка моя. Ты как шашлык. Ждут, когда будешь готова, и отжарят. Может, и клиент уже есть. Какой-нибудь богатый и влиятельный.
Округляю глаза, вспоминая Хаджаева.
Как он смотрел на меня? С превосходством и азартом. Как отправился к Рубену договариваться, чтобы я ушла с ним в тот вечер?
Это он. Точно он.
Из-за него я тут «маринуюсь». Шашлычник, блин.
В дверь звонят, и я, сбивая пятилитровые бутылки с водой, бегу в коридор. Ошарашенно смотрю на огромный букет в руках курьера.
– Для Аи, – произносит он.
Молча подписываю бланк и забираю благоухающие цветы. Безумно красивые. От белых до темно-розовых оттенков. В шуршащей, явно дорогой бумаге. Садовые розы, пионы и еще какие-то. Я таких даже не знаю.
Я в шоке, что за секс мужчины готовы дарить цветы эскортницам. В шоке, что они покупают сумки и туфли. Не только Ае. Индира и Катя тоже усыпаны подарками. При этом они не выглядят несчастными.
– Ай, – проникаю в комнату. – Тут тебе принесли.
– Что-о? – спрашивает она заспанно.
Хлопает наращенными ресницами и принимает букет.
Стараюсь не замечать мелких синяков на ее бедрах, но взгляд все равно к ним примагничивается. Этот Главарь – просто зверь. Похотливое, грубое животное.
Теперь после разговора с Ирой, я осознаю, что, скорее всего, неудачи, постигшие меня в эту неделю, связаны именно с этим мужчиной. Вернее, с его нездоровым интересом.
И даже прекрасный букет кажется чем-то вроде плевка в мою сторону. Как и ремень «Прада», который я таскаю на новеньком клатче.
Выбежав из комнаты, набираю менеджеру.
– Рубен, привет.
– Привет, Злата, – отвечает он устало. – Че звонишь?
– Как дела с работой сегодня? – требовательно спрашиваю.
– Хм… Даже не знаю.
– Ты говорил, что у тебя как на заводе, – срываюсь.
– Ага, говорил.
В его голосе чувствуется издевка, которая меня раздражает. Это не шутки. Я на заработки приехала, а не букеты Айке в постель таскать.
– Смотри, сегодня есть ужин с шейхом. Пойдешь?
– Что надо делать? – с энтузиазмом спрашиваю. – Я английского не знаю. Вернее, знаю, но не очень хорошо.
Ясно-понятно, вру.
Дальше «Май нэйм из Злата. Айм фром зэ Пьянково» я не уеду. При всем желании.
– Это минус, курочка моя. Но я договорюсь.
– Спасибо, Рубен, – в сердцах говорю.
– Оденься поярче. Цацки какие-нибудь у девок возьми, но без перебора.
– Спасибо еще раз!
Предстоящий вечер немного страшит, но я рада, что дело сдвинулось с мертвой точки.
А еще мне все показалось. Амир Хаджаев здесь вовсе ни при чем.

Глава 7. Злата
– Ты давно с Рубеном работаешь? – спрашивает Камилла, губастая брюнетка примерно моего возраста.
– Нет, – отвечаю скованно.
Сжимая хрупкую ножку высокого бокала, пристально смотрю, как ярко взрываются пузырьки в холодном шампанском. Прикрываю глаза и отчаянно представляю себя на их месте.
Мне тоже хочется ощущения легкости и беззаботности. Или хотя бы раскрепощенности, как у красивых девушек, сидящих со мной за одним столом.
Но пока не получается…
До спокойствия и ленивого выражения а-ля «я поимел весь этот мир» на лице у мужчин, мне тем более далеко.
Соревноваться в остроумии с Амиром в мой первый вечер, оказывается, было весело и… безопасно, что ли.
Это удивительно.
– Почему вы ничего не едите? – спрашивает батлер на чистом русском. Именно с этим помощником шейха до начала ужина разговаривал Рубик.
Стараясь все так же ослепительно улыбаться, с достоинством убираю волосы за плечо и отвечаю одному из шейхов. Тому самому, который весь вечер черных глаз с меня не сводит.
– Ай эм нот хангри. (Я не голодна – Прим. авт.)
В животе именно на этих словах неприлично урчит, но из-за легкой джазовой композиции в исполнении саксофониста, никто, слава богу, этого не слышит.
Оставшиеся полдня до ужина, я посвятила усиленному курсу английского языка для молодой эскортницы. Я даже «секса не будет» выучила.
Окидываю взглядом стол, заставленный белоснежными блюдами с интересными по форме и цвету произведениями молекулярной кухни. После того как я в начале вечера съела белоснежную пену с противным вкусом речных ракушек, пробовать что-то еще расхотелось.
Вообще, мне даже жалко стало этих шейхов, соблюдающих диеты.
Им бы мамины котлетки из молодой говядинки. Да с пюрешкой без комочков. Да под молочко парное.
М-м-м. А не вот это все, искусство, мать его. Может, и посимпатичнее бы стали султаны. Не такие угрюмые и страшные.
Их, кстати, трое, но они почти одинаковые на вид. Худосочные, сморщенные и усатые. В белых кандурах и платках.
– Тухлый вечер, – снова пристает Камилла, когда мы вместе отправляемся в туалет. – Много не заработаешь. Еще и девок больше десяти привезли.
– Почему много не заработаешь? – спрашиваю главное.
Я все-таки надеюсь получить свои пятьсот долларов, который Рубен пообещал за сегодняшний вечер.
– Ты думаешь это шейхи? – смеется девушка. – Это так. Обычные нефтяные магнаты из Саудовской Аравии. Никаких чаевых и походов по бутикам. Максимум сто долларов накинут сверху за минет.
– О, я не знала, что они как-то отличаются, – пропускаю последнюю фразу мимо ушей, будто ее и не было.
– Шейхи? Отличаются, конечно. Ты че такая темная, мать?
– Это моя первая поездка, – скромно пожимаю плечами.
И последняя.
Смотрю на себя в зеркало и достаю из сумки айфон, чтобы сделать парочку сторис для подписчиков. Создав образ светской львицы, фотографируюсь.
– Ты еще зеленая. Самые крутые шейхи – местные правители. Но попасть к ним не так просто. Сначала анкета от менеджера с фотографиями в купальнике, – зайдя в кабинку, Камилла начинает шуршать платьем и перечислять, – потом индивидуальный разговор с батлером. Подписываешь кучу документов о строгой конфиденциальности. Едешь дальше, чем видишь, в машине со шторками. Только потом попадаешь во дворец. Я была один раз на такой вечеринке, но на яхте. Три дня морской болезнью мучилась, весь туалет там облевала.
Я морщусь в зеркало. Так им и надо. Извращенцам этим.
– И как? – громко интересуюсь.
Камилла вываливается из кабинки, подходит ко мне и быстро шепчет на ухо:
– Меня не выбрал. Я, дура, губы накачала, а они, чурки поганые, натуральность любят. Забрала свои триста баксов и отчалила обратно.
– Триста? За три дня? – возмущенно выговариваю.
– Ну да. Больше платят только тем, кого позвали в каюту.
Пугаюсь вдруг.
– Ой, а отказаться можно?
– От чего?
– Ну как, – закатываю глаза. – От продолжения…
Камилла непонимающе на меня смотрит.
– Зачем отказываться?
Ее вопрос ставит меня в ступор.
– А если я не хочу… спать ни с кем?
Брюнетка быстро пробегается взглядом по моему платью, громко прыскает и сгибается пополам от смеха.
– Так ты из этих? – отсмеявшись, спрашивает.
– Из каких?
– Из дурочек, еб твою мать, Злата…
Грубость действует на меня как обычно: заставляет широко раскрыть глаза и замереть на месте.
– Я тоже такой была, – вздыхает она, смягчаясь. Включает воду, чтобы ополоснуть руки, и дует губищи. – Любая вечеринка, даже пусть она у тебя десятая, все равно закончится сексом с клиентом. Остальное россказни.
– А если я не согласна? – упрямо продолжаю. – Что тогда?
Камилла только грустно мотает головой.
– Пошли уже. Контролер будет ворчать, еще и оштрафуют. Вдвоем вообще выходить нельзя.
Остаток вечера нас заставляют танцевать.
Я на каблуках делаю это очень смешно и нелепо, но тот же шейх, который интересовался отсутствием у меня аппетита, все еще смотрит завороженно.
Чувствую себя реально курочкой. На прилавке супермаркета.
В танце я устало прикрываю глаза. В голове возникают образы родной деревни и мамки. Зойки на остановке. Лешки Виноградова, моей первой любви. Школы с учителями. И сеновала, куда я от обиды любила забираться вечерами.
Ощутив толчок сзади, смотрю по сторонам.
Дизайнерское украшение зала в золотых и серых оттенках, закаленное стекло на окнах высотки, официанты в накрахмаленных рубашках.
Так вдруг в Пьянково хочется. Тоска берет, что хоть волком вой!
С танцплощадки меня забирает Рубен.
– Злата, разговор есть.
– О чем?
– Клиент пригласил тебя продолжить вечер, – приблизившись, сообщает.
Хмурюсь, стараясь не смотреть в сторону шейхов.
– Ты же знаешь, что я не работаю так.
– Знаю. Но он понял, что ты девственница, и предлагает пять тысяч.
– Пять? – повторяю.
– Ага, – глаза менеджера блестят лихорадочно. – Соглашайся, курочка моя. На первый раз акция тебе. Комиссию не возьму.
– Нет, – мотаю головой.
Внутренности пружиной стягиваются.
– Почему?
– Я не буду ни с кем спать. Только сопровождение. Мы договаривались.
– Поспокойнее, – вроде и улыбается Рубик, но желваки на скулах опасно играют. – Никто тебя не заставляет. Я всего лишь предлагаю.
– Хорошо, – тут же выдыхаю облегченно.
Следующим ударом бьют слова:
– Но обычно после отказа девушку больше не допускают до вечеринок.
– Ты не говорил мне об этом.
Возмущенно сжимаю кулаки.
– Сейчас говорю, – улыбается он.
Оглядываюсь в зал. Ну их на фиг всех! Лучше в фитнесе буду работать.
– И что мне делать? Как мне уехать домой сейчас?
– Отдашь деньги за тур, и ты свободна.
– Сколько?
– Полторашка.
– Полторы тысячи долларов? – округляю глаза.
– Это только себестоимость. Понравилась ты мне.
Рубен равнодушно отворачивается и кивает тому самому шейху.
– Так что? Идешь?
– Не-ет, – вскипаю. – Я же сказала!..
– Ладно, малыш. Не кипятись. Ты права, этот хрен слишком мелко плавает. У меня есть кому тебя продать подороже. Вот тебе двести долларов, остальные забираю в счет долга. Поезжай домой и выспись хорошенько, завтра тебе напишу.
До самого утра плачу, сжимая подушку.
Не то чтобы я считаю свою девственность особенной. Многие мои одноклассницы вообще лишились ее в подъезде на газетке или на нашей сельской дискотеке, прямо в туалете. Просто сам факт того, что меня будет касаться какой-нибудь старик Хоттабыч вроде сегодняшнего червя с усами, мне противен.
Противно примерно так, что я реально чувствую запах навоза из хлева Таськи.
Здесь.
В центре роскоши и богатства. В самом шикарном городе мира. Запах свежего навоза…
А еще внутри такой протест возникает.
Да что этот Хаджаев о себе возомнил? У него есть деньги, и он думает, что, подговорив менеджера, сможет меня сломать? Так поступают взрослые и богатые мужчины? Ломают девственниц и трахают их у себя в номерах? А потом что?.. Живут дальше, бессовестные?
Кое-как дожидаюсь, пока щелкнет замок на входной двери и выбегаю из комнаты в одной широкой футболке с выцветшей надписью «Пьянковский завод пластификаторов – наше будущее и будущее наших детей».
– Ира, привет.
– Привет, дорогая.
Ирина очень красивая. В шелковом платье, похожем на кимоно, и в туфлях «Маноло Бланик», стоимостью примерно в пять тысяч дирхам. Ира, несмотря на ночь у своего Меджида, выглядит расслабленной и светящейся.
Она не ревела всю ночь. И навозом от нее не пахнет. Может, это и есть «дубайская сказка»?
Втягиваю вкусный воздух с примесью легких цветочных духов.
– Ира, ты знаешь Амира Хаджаева? – интересуюсь прямо.
– Это который Летчик? Знаю, конечно.
Она удивленно на меня уставляется.
– Ирочка, милая, – складываю руки в умоляющем жесте. – Ты можешь найти его адрес?

Глава 8. Злата
Возле отеля «Хилтон», расположенного на берегу искусственного канала, странно пусто, поэтому я деловито складываю руки на груди и гипнотизирую высокие колонны на входе.
Сколько я так буду стоять?
Ира мне отказала и ездить к Такому Человеку строго-настрого запретила, но я и сама справилась. Найти Хаджаева в интернете было несложно, но вот в социальных сетях богатый дагестанец не зарегистрирован. Зато там любит делиться фотографиями и отметками геопозиции его друг – топ-менеджер «Бизнес-авиации» Вадим Елисеев. У него-то я и нашла фотографии с Амиром, сделанные в «Хилтоне».
А потом…
Не задумываясь, напялила все то же платье, туфли и уложила волосы волнами. А еще, возможно, я совершила главную ошибку в жизни, но я… отключила телефон.
В общем, Рубен при всем желании не сможет ко мне дозвониться.
Пока жду, озираюсь по сторонам и качаю головой. Ну жалко им хотя бы зеленушечку здесь посадить? Хотя бы цветочек!.. Кроме серого цвета в разных оттенках и формах, и зацепиться не за что.
«Зацепилась уже», – шепчет упрямый голос, засевший в голове.
Откуда-то изнутри протест вырастает. Это хорошо знакомое состояние страшит, потому что уж я-то в курсе – можно огрести по полной, если нарваться на того, кто посильнее будет.
А тот, кого я жду, явно сильнее.
Заметив шикарный «Роллс-ройс» темно-синего цвета, даже не подъезжающий, а словно подплывающий ко входу отеля, уже знаю, кому этот корабль принадлежит.
Нет. Не от Иры.
Я, как отцовский тепловизор для охоты, сканирую автомобиль и определяю тяжелую ауру Хаджаева.
Аура эта черная и тягучая, как гудрон. А еще опасная.
Водитель выбирается из машины и терпеливо ждет гостя.
Спустя двадцать минут из отеля выходит сам Амир. Как рыба, выброшенная на лед, хлопаю ртом и наблюдаю, как мой нечаянный знакомый идет к «Роллс-ройсу». А еще рядом вышагивает симпатичная брюнетка в узком шелковом платье цвета шампанского.
Решив, что это мой последний шанс, срываюсь с места и нацеливаюсь на мужскую стройную фигуру. Хаджаев – не перекаченная гора мышц. Он, я бы даже сказала, долговязый и безумно рельефный на вид. А черная рубашка и классические светлые брюки очень идут его образу.
Но сейчас это неважно.
– Здравствуйте, – отправляю прямо в затылок.
Получается хрипло и жалобно, поэтому повторяю уже громче.
И только с третьего раза удается развернуть это «кресло». Успеваю посмеяться про себя, потому что моя любимая передача «Голос». Я смотрела все сезоны и даже отправляла эсэмэски за финалистов.
Амир, увидев меня, хмурится, а его спутница окидывает меня с ног до головы презрительным взглядом.
– Амир… эм… Рашидович, – обращаюсь к нему, сжимая сумку в руках. – Можно с вами поговорить?
Хаджаев вслед за брюнеткой отправляется гулять глазами по моему телу, но хотя бы не презрительно.
Равнодушно…
Эм…
Зависаю ошарашенно от подобной реакции.
– Рената, сядь в машину, – говорит он, открывая дверь «Роллс-ройса».
Девушка беспрекословно выполняет приказ, но тут же нажимает на кнопку и опускает стекло на окне со своей стороны.
– О чем вы хотели поговорить? – обращается ко мне Хаджаев.
Поигрывает челюстью и посматривает в холл отеля, а затем проверяет часы на запястье. Снова недоуменно вспахивает платье взглядом.
– Если вы хотели что-то предложить, – насмешливо изучает мои колени, – то вы не по адресу.
– Не по адресу? – вспышка агрессии сбивает весь мирный настрой. – Это вы мне говорите?
Кажется, температура воздуха вдруг становится не шестьдесят, а сто шестьдесят градусов.
– В чем дело?
– Вы! – выплевываю. – Самый ужасный и самый противный человек из всех, кого я знаю. Я отказала вам, и вы решили меня сломать?
– Все-таки наркота, да? – хмурится он.
– Я уже говорила вам, что я не приемлю наркотики.
– Да упомнишь вас всех. Шлюх в Дубае, как денег, а денег до хуя. Что тебе от меня надо, девочка?
– Мне от вас надо? – усмехаюсь горько и извлекаю из сумки ремень. – Вот, – кидаю ему под ноги. Надпись «Прада» на асфальте смотрится нелепо. – Мне от вас ничего не надо, Амир Рашидович. И как бы вы ни обхаживали Аю и сколько бы ни настраивали Рубена против меня, я лучше пересплю с верблюдом в пустыне, чем с вами.
– Амир, что происходит? – высовывается из окна его спутница.
– Вы привыкли всех покупать, – продолжаю заводиться. – Это тоже шлюха, – киваю на девушку.
– Амир! – взвизгивает она. – Почему она меня оскорбляет? Ты ее знаешь?
Раздраженный рык Хаджаева разрезает пространство.
– Рената, блядь, сядь в машину, – повторяет и, сделав шаг, больно хватает меня за локоть. – Ты кто такая, вообще? И что тебе надо? Рубен там совсем охуел? Шлюх к отелю мне подсылает?
Перебираю ногами, пока Амир тащит меня за машину. На нашу потасовку, кажется, сбегается половина персонала отеля, а здесь мы одни.
– А вы и рады, да? – ехидно кричу. – Для такого как вы все продается и покупается. Любовь, секс…
– Впервые вижу шлюху, разговаривающую о любви.
– А вам только секс подавай, да? – не успокаиваюсь. – Сколько бы вы ни заплатили, я не соглашусь!
Смуглая, татуированная рука ложится на второй локоть, и мое тело хорошенько встряхивают. До звездочек перед глазами. Осоловело уставляюсь на гладко выбритое лицо.
Приблизившись, Хаджаев нависает сверху и цедит сквозь зубы:
– Я что, похож на мужика, который платит шлюхам за секс?

Глава 9. Амир
– Кто это? – истерично взвизгивает Рената, когда я опускаюсь в водительское кресло и врубаю кнопки кондиционера. Все какие есть.
– Не знаю. Салфетки найди.
Она неохотно отставляет сумку размером с мой кулак и выполняет просьбу, нагибаясь к бардачку.
Вместе с тем продолжает планомерно выносить мозг:
– В смысле, ты не знаешь, Амир? Это шлюха? – Идеальные черты лица искажаются.
– В душе не ебу, – отвечаю погромче, чтоб она поняла: было бы неплохо закрыть свой рот.
Если когда-нибудь изобретут бабу с натуральной узкой вагиной, розовым анусом и сосуще-глотающими спецэффектами – клянусь, я буду первым в километровой очереди из задроченных женами мужиков.
Рената поджимает губы и задирает подбородок повыше. Кажется, сейчас потолок пробьет.
– Хорошо. Я все поняла.
Со психу стартую с места и смотрю прямо перед собой. Зря отпустил водителя. Перед глазами после перелета – блики, в ушах – дребезжащий рев мотора.
– Просто все понятно, Амир. Еще конкурировать со шлюхами мне не хватало. Надеюсь, ты предохранялся?
Сжимаю руль посильнее, словно гриф от штанги перед хватом.
На перекрестке отчаянно тру глаза, чтобы не развидеть серую дорогу.
– Рената, – сквозь зубы выплевываю. – Ты бродишь по краю. Учти. Я приехал домой после двух перелетов. Из-за косяка Вадика мне, словно пацану, полдня читали нотации ливанские инспекторы, а потом я возвращался сюда, управляя таким ржавым корытом, что мое нахождение здесь – просто чудо, мать твою.
Раздражено закатываю глаза, когда она прикладывает ладони к своему лицу и по-женски ахает. Ее способность быть разной – залог моего неугасающего интереса.
– А что делала ты сегодня, дорогая? – ерничаю.
– Ты знаешь, Амир, что мой график расписан с самого утра, – обиженно отвечает. – Сначала йога с инструктором, спа-процедуры, потом продвинутый английский с репетитором, со следующей недели твой господин Рани обещал начать заниматься со мной арабским.
– Не нужно рассказывать все это человеку, который оплачивает твои многомиллионные счета, – резко стартую с перекрестка и перестраиваюсь вправо. – Я не про это. Что ты сделала полезного для меня?
Тишина в салоне «Роллс-ройса» комично затягивается, поэтому я договариваю:
– Я хочу жрать. Трахаться. И спать. Или мы сейчас действуем по моему строгому списку, не нарушая очередности, или разваливаемся, Ренат… Все это вообще можно было сделать в отеле, но ты захотела в очередной раз выебнуться перед подружками.
Она тяжело вздыхает и качает головой. Наконец-то подъехав к ресторану, глушу двигатель, кондиционер пока не вырубаю. Оглянувшись, разминаю шею.
– Прости меня, Амир. Я понимаю, что реально неправа.
Именно на этом качестве Ренаты мы и держимся полтора года – девушка она отходчивая, умеющая признавать ошибки и извиняться.
Устало запрокидываю голову на спинку кресла и хотя бы на полминуты прикрываю слезящиеся от напряжения глаза. Летать с такими проблемами мне давно нельзя, но деньги творят чудеса.
– Только… – чувствую, как пальцы проезжаются по груди и нежно сжимают член через брюки. А еще во всем этом ощущается очередная женская наебка. – После ресторана надо будет еще кое-куда заехать, любимый.
– Куда тебе заехать? – отправляю вопрос в потолок.
– В молл.
– Твою ж мать…
– В «Гуччи» новое поступление, – тараторит она, продолжая орудовать ладошкой в паху. – Я об этом платье еще с показов мечтала. А ты ведь знаешь, что мой размер самый ходовой.
Сука. Надо бы откормить тебя до сорок восьмого.
– Быстренько заедем, купим мне платье и поедем домой. Я все сама сделаю.
– Окей. Отсоси мне, – подаюсь бедрами в ее руку.
– Что-о? – усмехается она.
– Ты слышала.
– Ты ведь знаешь, что я так не могу, – ее голос дрожит. – Я ведь не шлюха… У меня макияж. Я полчаса с ним маялась.
Взявшись за голову и зарывшись пальцами в волосы, отпускаю грубовато:
– Да чем, скажи мне, ты лучше шлюхи?
– Амир…
– Чем?
– Амир… Ты меня обижаешь.
– Ты не ответила…
– Я спишу эту грубость на твою усталость, – решает она.
– Или ты сейчас мне отсосешь…
– Или что? – истерически смеется. – Да я сама от тебя уйду. Такого, как ты, никто не вытерпит. Вон к ней обратись с такими просьбами, – неопределенно кивает.
Перемещаю взгляд на нее, наблюдаю, как она мечется по салону, стирает лживые слезы и хватает сумку.
– Не ходи за мной, чудовище, – бросает, вылетая на улицу.
А я, блядь, как раз собирался!
К херам! Давно пора. Дрочить дешевле.
Еще раз яростно протерев шары, озираюсь назад. Из-за этой тупой девки под коксом все не по плану. То, что она под кайфом, не сомневаюсь. Чувства самосохранения – ноль.
Узнаю у Вадика, где именно сегодня зарабатывает Рубен со своими курицами, не спеша отправляюсь туда. Вспомнив, что в Махачкале скоро полночь, а я так и не перезвонил отцу, набираю номер и, съехав с кресла пониже, стучу пальцами по кожаному подлокотнику.
– Мой старший сын забыл о своей семье, – слышу в трубке недовольный тихий голос.
– Не забыл, отец. Был сложный перелет из Бейрута. Отвоевывал партнерский джет.
– Отвоевал?
– Конечно.
– Ну-ну. А что с банковским счетом, о котором я тебя просил?
– В процессе.
– Мне начинает казаться, что дела семьи тебя не очень интересуют.
Вздыхаю, пытаясь прогнать через легкие всю агрессию и выровнять голос до начала своего ответа:
– Тебе кажется, отец. Ты просто не знаешь эмиратцев. Каждый раз, когда ведешь с ними дела, стоит быть готовым к тому, что вопросы здесь решаются небыстро, даже если ты резидент. «Расслабься, друг», – говорят они, и приходится подстраиваться под размеренность здешней жизни.
– Ясно. Как братья?
– Расул помогает мне очень, спасибо.
– А Эльдар?
– Эльдар…
– Снова пьет?
– Мы несколько дней не виделись, – отвечаю уклончиво.
– Спаси его Аллах.
Вряд ли Аллаху под силу спасти этого ублюдка.
Морщусь, но отвечаю:
– Прослежу за ним. Доброй ночи, отец.
– Доброй ночи, сын.
Выбравшись на улицу перед очередным заведением, прикуриваю сигарету и в три затяжки превращаю ее в окурок. Вообще, к курению я отношусь с опаской. Спортивное прошлое не отпускает. Но иногда никотин действует чем-то вроде успокоительного.
Сутенер, как обычно, пасется при входе в зал, в котором явно русская вечеринка. Русофилия нынче здесь в почете.
– Привет, Рубен, – произношу, сгребая его в охапку за воротник пестрой рубахи и ударяя о стену.
– Амир, – испуганно блеет еврей.
– Объясни мне, пожалуйста, это что за адресная рассылка?
В его глазах полнейшее непонимание.
– Почему твоя шлюха пришла ко мне?
– Какая? – страха во взгляде становится еще больше, а я реагирую на это естественным выбросом адреналина.
– Курица, которая, как ты говорил, понесет тебе золотые яйца. Мне по хуй на моральный аспект, но при чем здесь я?
– Златик? – морщится он. – Дура, блядь.
Злится. Это у него выходит довольно комично.
– На хрена ты ее ко мне отправил? Тебе Вадика мало?
– Я никого не отправлял, Амир. Клянусь всем святым, что у меня есть.
– Не смеши, блядь.
– Я клянусь, – морщится он, и я убираю руки.
Поправляю рубаху, Рубен хватает телефон из нагрудного кармана и куда-то звонит.
– Где она сейчас?
– Ты подсадил ее на дурь? – интересуюсь, пряча руки в карманы брюк.
Молча наблюдаю за багровеющим лицом.
– Не, она чистая девка, Амир, – снова кому-то набирает, нервничает. – Деревенская только, но мечтает стать блогером. Они в Москве все на этом двинутые. Подружка у нее такая же, но приземленнее оказалась. Быстро поняла, что к чему, и работает не покладая рук.
Поморщившись, сжимаю ключи от «Роллс-ройса».
– Я найду ее и за то, что она тебя побеспокоила, Амир, продам в Бахрейн. В притон победнее, чтобы ее там пьяные нарки драли и окурки о сиськи тушили. Клянусь. Продам эту сучку в Бахрейн…
– Избавь меня от подробностей.
Озираясь, потираю заросшее щетиной лицо. За что мне это все?
– Надо только ее найти. Ты не видел, куда она пошла?
– Кто из нас сутенер, Рубенчик? – плюю ему под ноги и прощаюсь. – Давай.
Широкими шагами иду к машине. Сразу врубаю кондер и быстро добираюсь до отельной парковки.
Погипнотизировав бетонную стену, выхожу из машины. Горячий воздух обдает лицо. Одним движением вскрываю багажник.
Расставив широко ноги, скрещиваю руки на груди и разглядываю… трусы с кошками, прикрывающие худую задницу. Где только их берет, блядь?
Девка приоткрывает веки и слабо стонет. Мокрая, как кошка после дождя. Слава богу, не сварилась заживо у меня в тачке.
В отличие от сутенера, в ее глазах страха ни капли. Дура дурой! Еще и бессмертная. Моя природная брезгливость, кажется, куда-то девается, потому что я снова смотрю на ее сморщенные, несуразные коленки. Может, она и девственница, но по борделям уже потаскалась. И на кой хрен мне такая?

Глава 10. Злата
– Вы вырубили меня, – возмущенно выговариваю.
Чувствую, будто из меня всю воду отжали. А еще такая слабость, что даже шатает немного.
– Заткнись. Ты сама вырубилась, а я торопился. Пришлось взять с собой. Скажи спасибо, что рыбам не скормил.
Хаджаев кидает на меня презрительный взгляд. Желваки на скулах поигрывают. Выглядит он фантастически опасно, поэтому я замолкаю.
Нахмурившись, пытаюсь вспомнить события, которые при участии нас обоих произошли возле отеля.
Каждый раз, как господин Хаджаев видит меня, – всегда оскорбляет, а я не могу стерпеть жгучей обиды и хочу ответить ему. Все это похоже на сюжет «Тома и Джерри», только вот дырки в стене, как у Джерри, у меня нет. Спрятаться негде.
Вспоминаю про Рубена и девочек. Тут же пугаюсь, потому что я в мегаполисе, да и вообще – в чужой стране. Без знания английского и без денег.
И податься некуда. Совсем.
Морщусь от боли в ступне.
– Куда мы идем? – спрашиваю только сейчас.
Мы передвигаемся по холлу, а сотрудники отеля стараются не показать вида, что за нами наблюдают.
– Я просил тебя заткнуться, – на выдохе произносит Хаджаев.
Сжимаю зубы и захожу в просторный лифт.
В зеркало на себя не смотрю. Всегда так делаю, когда уверена, что выгляжу ужасно. Зачем расстраиваться?
– Сколько здесь этажей? – спрашиваю восхищенно.
– Сорок четыре, – на удивление отвечает грубиян.
– Вау, а мы на какой едем?
Лицо Амира вдруг становится вытянутым, будто он в шоке от моей глупости. Он переводит взгляд на панель с кнопками, и я замечаю горящий синим номер: «25».
Как только мы заходим в апартаменты, восхищенно осматриваюсь. Белоснежный мрамор, роскошная мебель в классическом стиле, повсюду расставлены живые цветы. Особенно меня привлекают окна в пол с видом на ночной Дубай.
– Я виделся с твоим сутенером.
Амир садится в кресло, снимает часы с запястья и кладет их на стеклянный столик.
– Рубик – мой менеджер, – исправляю его, внимательно разглядывая золотистую чашу на белой гипсовой подставке.
Красиво, конечно. Это «Луи Вюиттон». Я в журнале видела. Интерьерная коллекция из кожи, созданная с помощью техники оригами. Всегда было интересно, какой идиот покупает такую бесполезную ерунду за огромные деньги?
Украдкой поглядываю на Хаджаева. От него веет усталостью и раздражением, но на идиота он не похож.
– Рубен Кляйн – сутенер, – повторяет.
– Он – менеджер.
– Дура! – устало прикрывает глаза Амир. – Просто тупая идиотка, каких еще поискать…
– Почему вы все время обзываете меня? И зачем тогда сюда позвали?
– Потому что у тебя проблемы. А я хочу жрать, спать и …
Он замолкает на полуслове и снова странно на меня смотрит, а я, вспоминая его разговор в машине с той девушкой, пугаюсь.
Он же не будет меня трахать? Я сейчас умру от ужаса.
– Какие… мм… проблемы? – сглатываю ком в горле.
Хаджаев трудно вздыхает, резко поднимается. Быстро идет к окну и, опершись о металлическую перекладину, смотрит на ночной город.
– Какие проблемы? И зачем это вам? – повторяю, обнимая себя руками. – Вы хотите меня выкупить?
Мужской хохот разрезает пространство и обжигает брезгливостью.
– Еще я всяким пидарасам не платил, – уничижительно произносит Амир.
Дальше он, обернувшись, беглым взглядом проходится по моему телу и добавляет:
– И я не трахаюсь со вчерашними детьми.
– А как же Ая?
– Кто?
– Ая. Подруга моя, с которой вы ушли в тот вечер. Помните?
Амир поочередно снимает запонки. Небрежно кидает их к часам.
– Ты что-то путаешь. Твоя девочка в тот вечер уехала с моим израильским партнером. Если бы не он – меня бы на той вечеринке не было.
Вспоминаю мужчину с липким взглядом, который был с ними третьим.
– Но как? Вы же передали мне ремень, – киваю на сумку, которую притащила с собой из машины. – И цветы Ае отправили…
– Ты в уме? – Хаджаев злится. – Цветы? Шлюхе? Фильмов про «Красотку» пересмотрела, деревенщина?
Снова проглатываю оскорбление.
Ты сейчас не в том положении, Злата, чтобы отвечать такому, как он. Там, на улице, рядом были люди: прохожие, сотрудники отеля. Здесь – никого.
– Можешь помыться там, – кивает он вглубь небольшого коридора. – Потом обсудим, что с тобой делать.
Хочется дальше ему возражать, но помыться сейчас реально важнее. Колючая ткань больно впивается в грязную кожу.
Найдя ванную комнату, быстро скидываю вещи и прохожу в душ. Непроизвольно улыбаюсь тому, что в «Хилтоне», слава богу, хороший напор воды. Не то что в наших апартаментах. И снова расстраиваюсь.
О каких проблемах говорил Амир? Не будет же Рубен меня убивать из-за долга?
В настенном шкафу нахожу свернутый квадратом махровый халат, поэтому заворачиваюсь в него, а вещи свои стираю. Еще минут десять разглядываю миллион баночек и бутылочек, расставленных на тумбе рядом с умывальником.
Половина косметики корейская, но есть и селективная. Понимая, что шанса больше не будет, аккуратно втираю в кожу ночной крем «Живанши», ожидая мгновенного эффекта. Должны ведь как-то десять тысяч за него оправдываться?
Не дождавшись чуда, убираю на место банку с кремом и расчесываю волосы предварительно смоченной щеткой. Вообще, я чужим пользоваться не люблю, но от педикулеза еще никто не умирал, а вот нечесаной перед Хаджаевым ходить как-то неудобно.
Как только возвращаюсь в гостиную, замираю от страха.
Амир тоже принял душ. И он тоже в халате.
Разглядываю стройные ноги, покрытые короткими черными волосками.
– Если хочешь – ешь, – говорит он равнодушно.
Сам за стол усаживается. Я иду к стулу напротив.
– Паспорт у тебя с собой? – спрашивает Амир, пока я выбираю с чем бы сделать себе сэндвич.
– Да.
Мотаю головой и поправляю халат, соскальзывающий с одного плеча.
– Отправлю тебя в Россию, – произносит он. – Завтра.
В моей душе, с одной стороны, бесконечное облегчение, а с другой – колкое разочарование. Что я буду делать? Куда пойду?
Мне шмотки нужны. Без них я все та же Пьянковская Златка буду, а не инстаблогер, как мечтала.
– Зачем вам это надо? – удивляюсь.
Я понравилась ему, что ли?
– Не придумывай ерунды, – осекает он зло, будто бы читая мои мысли. – Я всегда мыслю наперед. Когда ты пропадешь, а ты пропадешь… еврейский шлюховоз не простит тебе твоих гастролей. Вот когда это случится, мамка с папкой наверняка будут тебя искать. Не хочу, чтобы ко мне пришла полиция. Отельные камеры зафиксировали, с кем именно ты отбыла.
– Спасибо… вам, – опускаю голову понуро. – Но меня никто искать не будет…
Произношу и думаю, что я, конечно, реально дура. Такое говорить человеку, от которого зависит моя жизнь и девственность. Еще пароль от «Госуслуг» ему назови, Златка.
Амиру, кажется, на мои дела вообще фиолетово. Он аппетитно уплетает стейк и запивает его вином. Я продолжаю тихонько жевать и рассматривать его поближе.
Татуировки, конечно, я бы свела. Особенно на руках. У нас в деревне с такими даже грузчиками не берут. В вырезе халата на груди тоже виднеется обильная растительность. Раньше мне казалось это ужасным, а сейчас не отталкивает.
Заметив, что Хаджаев смотрит на меня, резко опускаю взгляд и ем сэндвич.
В целом чувствую себя неплохо. От волос приятно пахнет дорогущим кондиционером, халат очень мягкий и удобный, еда вкусная.
Ладно уж. Домой поеду, там что-нибудь придумаю.
– В России тоже проституцией промышлять будешь? – спрашивает вдруг Амир строго.
Устало растирает глаза. Отставляет пустую тарелку и складывает руки на столе.
– Я не проститутка, – сжав зубы, выплевываю.
Реально достал. Думает, накормил и можно издеваться?
Хаджаев, будто бы не поверив, качает головой и ругается под нос на каком-то языке, далеком от русского. Слава богу, я такого не знаю.
– Тебе нужна помощь, девочка. Половина решения проблемы состоит в ее осознании. А ты не хочешь осознавать правды. Это чревато тем, что в Москве ты продолжишь этот путь.
– Какой правды? – закатываю глаза. – Ну сколько можно?
– Ты приехала сюда работать. Живешь в апартаментах со шлюхами, а твой менеджер – сутенер. Вот она – правда.
– Я ни с кем не спала!
– Вопрос времени и денег…
– Я бы ни за что не стала, – дышу часто. Обида изнутри режет. Аж слезы наворачиваются.
– Вопрос времени и денег…
Качаю головой и облизываю пересохшие губы.
– Мне три тысячи долларов Рубик предлагал, – сообщаю гордо. – Я отказалась.
– Он заработать на тебе хотел, безмозглая, – он снова злится. – И наебать. Реальная стоимость около десятки.
– Десять тысяч? – округляю глаза.
Я ведь не Карди Би какая-нибудь. За что столько?
– А что, если я предложу тебе двадцать?
Таращусь на Амира. Сначала возмущенно и воинственно, но потихоньку внутри меня колючей стеной вырастает сомнение.
Двадцать тысяч… Даже если учесть постоянно болтающийся туда-сюда курс, в рублях это почти миллион восемьсот.
Миллион. Восемьсот.
Твою мать. Почти два…
Мне даже сравнить эту сумму не с чем. Наш дом вместе со всем хозяйством в хлеву тысяч пятьсот всего стоит. Отцовская «семерка» даже на металлоломе больше десяти тысяч рублей не соберет.
А тут всего за ночь – один миллион восемьсот тысяч рублей. Хм…
– О чем ты сейчас думаешь? – грубо спрашивает Хаджаев, одним своим тоном заставляя поднять глаза на него.
– Я…?
– Ты, – кивает он.
В черных глазах улавливаю смех. И презрение. Снова презрение.
Вспыхиваю и, наверное, краснею, как вареный рак.
Он все понял. Понял, что я считала деньги…
Я ДУМАЛА, черт возьми. Реально думала, а не продаться ли ему за эти деньжищи?
– Уже не так уверена, Киса? Ну и ну… – усмехается он, поднимаясь и кидая на стол салфетку. Поправляет полы халата на мощном теле. – Вопрос времени и денег, я же тебе говорил. Можешь постелить себе здесь, в гостиной.

Глава 11. Злата
– Ну ты куда пропала, Корзинка? – спрашивает мама.
– Заработалась, мам…
Закусив губу, очень хочу не расплакаться и даже получается.
– Домой-то когда? Папка вчера сказал: погуляла и хватит. Он тебе место выбил у себя на фабрике, в охране. Работа непыльная. Сутки через двое. За смену тыщу восемьсот плотят.
Тысяча восемьсот. Рублей. Не долларов. В Пьянково доллары только в виде закладок для книг видели. И те из «Банка приколов».
Это ведь… всего восемнадцать тысяч в месяц. Здесь, в одном из самых фешенебельных отелей Дубая, эта сумма кажется насмешкой сильных мира сего над нами, бедными. Вчерашний ужин Хаджаева дороже стоил, ей-богу.
– У меня есть работа. Спасибо. Как у вас дела, ма? – пытаюсь перевести тему.
– Ты мне зубы не заговаривай, проныра. Езжай домой, говорю. Сдалась тебе эта Москва. Где родился, там и пригодился, слышала?
– Я в колледже с сентября учиться буду.
– Да кто тебя там учить-то будет, дура? Это ж деньги на все надо.
– Там общагу дают, – всхлипываю.
– А кушать что будешь? Глупости все это.
Топаю ногой в знак протеста.
– Как Зойка, мам?
– А че с ней будет. Получила вчера, сидит вон щас тише воды, ниже травы.
– А что она сделала?
– Так знамо че. Курили на остановке с девками, тетя Тася-то с магазина шла как раз. Сразу отцу рассказала. Вот визгу стояло!
Мама смеется, а я прикрываю глаза, сжимая свободную руку в кулак.
– Ладно, че это я с тобой. Мне ж на пасево надо, пусть Зойка полежит пока.
– С ней точно все нормально? – вдруг пугаюсь.
Страх все тело опоясывает. Чтобы мама сама пошла за коровами? Да никогда такого не было! Это наша с сестрой обязанность.
– Че с ней будет? С курякой твоей? – мама злится. – До свадьбы заживет, как грится.
– Он пьяный был? Да? – не сдерживаюсь.
– Да запил опять, скотина такая. Чтоб эта водка ему поперек горла встала! Дела надо делать, покос встал, картошку окучивать пора. В общем, работы полно, рук не хватает, а ты в Москве отсиживаешься.
– Я работаю, – уныло повторяю. – Пока, мам.
Закончив разговор, сразу же переключаюсь на сообщения от Тани, секретарши Хаджаева. Утром он продиктовал мне ее номер и сказал связаться, чтобы она оформила билет в Москву на ближайший рейс. Оказалось, что самолеты, как назло, летают в столицу с частотой маршруток. Почти каждый час.
«Сегодня на восемь вечера беру», – пишет Таня.
Окидываю взглядом просторную гостиную, залитую ярким дневным светом. Мягкий широкий диван со множеством подушек, удобные кресла, куча разнообразных светильников и стол, на котором так и остались стоять фрукты с завтрака.
«Лучше на утро, пожалуйста. Ночью из аэропорта я не смогу уехать».
«Ок. 8.30. Рейс U430. Шереметьево. Багаж нужен?»
«Нет, спасибо».
Усмехаюсь горько.
Все мои вещи остались в апартаментах. Все. Вплоть до трусов и лифчиков. В очередной раз мне придется начинать все сначала. Только вот сил на это уже нет. Я как батарейка, которая с каждым часом теряет свой заряд.
«Я оформила вам билет, Злата. В семь утра у отеля будет ожидать такси. Оно оплачено. Всего доброго».
С облегчением вздыхаю. Еще целый день в запасе.
Пропускаю все сообщения от Рубена и девочек и пишу Зойке. Она не отвечает, поэтому, придерживая халат, делаю пару селфи на фоне люкса и красивого вида из окна. Оформляю сторис, ставлю отметку и загружаю на свою страницу. Тут же сыпятся реакции подписчиков: огонечки и сердечки.
Одна из моих одноклассниц, Людка, кстати, сотрудница той же фабрики, на которой работает отец, видимо, собираясь переслать мою фотографию кому-то из общих знакомых, отправляет ее мне и подписывает: «Откуда у этой дуры деньги?»
Осознав ошибку, Людка сообщения удаляет, но я уже хохочу на весь номер от ее тупости и пишу: «Не захлебнись своим ядом, ненормальная».
Боже.
Да я лучше спать на Ярославском вокзале буду, чем вернусь в Пьянково. Клянусь. Я такой, как они все – злой, завистливой бабищей, пересылающей чужой успех, – никогда не стану.
Отключаю телефон и около получаса наслаждаюсь тропическим душем. Потом втираю в тело кремы с полки и делаю маску для волос. Промыв их заново, ищу фен и визжу от счастья, когда нахожу в одном из ящиков «Дайсон».
Раскрываю коробку и приступаю к укладке.
Разницу по сравнению с обычным феном вижу сразу. Волосы более воздушные, волны из них получаются шикарные. А еще и блестят, как в рекламе по телевизору. Не знаю уж, чья это заслуга – производителей фена и маски для волос или моих мамы с папой.
Убрав с полотенцесушителя высохшие вещи, забираю их с собой и в гостиной неожиданно сталкиваюсь с той самой брюнеткой, которая вечером садилась в машину к Амиру, и еще одной девушкой, которую никогда до этого не видела.
Чувствую себя неуютно. Я в отельном халате, а они – одеты в наряды из последних коллекций.
– Здравствуйте, – киваю им с достоинством.
Прохожу к дивану и сажусь на него по-турецки, поправив полы халата.
Девушка Хаджаева морщится с отвращением, а затем придерживает подбородок, чтобы не расплакаться.
Зырит на меня и ресницами хлопает. Сейчас взлетит.
– А… ты кто такая вообще? – недоуменно спрашивает ее подруга у меня.
– Злата, – легкомысленно пожимаю плечами.
Чтобы чем-то занять руки, хватаю со столика пульт и включаю плазму, висящую на стене напротив.
– И что ты здесь делаешь… Злата? – с отвращением продолжает «служба поддержки».
– Сижу…
– И давно ты тут… сидишь?
– Я здесь ночевала, – отвечаю невинно.
Но победу во взгляде и ехидство сдержать не могу. Уж сильно хочется!
– Какой пиздец, – прикрывает лицо ладонями брюнетка и плачет. – Какой лютый пиздец, Хаджаев! – кричит она на весь номер, будто он ее услышит. Затем, сбив на пол ту самую вазу от «Луи Вюиттон», с криками и воплями срывается в сторону комнаты Амира.
Пораженно продолжаю пялиться в телевизор, по которому передают новости на арабском.
Мне ее не жалко.
Я все слышала. Эта девка жила тут на всем готовом и в ус не дула. Даже не заботилась об Амире. Просто пользовалась, а нужно уметь быть благодарной.
Я – умею.
Жму кнопку на пульте, чтобы снизить громкость на телике, и прислушиваюсь к разговору, доносящемуся из спальни.
– Ренатик, мне кажется, ты рубишь с плеча.
– Я? – со слезами в голосе кричит брюнетка. – Ты сама слышала. Эта тварь здесь ночевала и уже ведет себя как дома. Мы просто поругались с ним, а он в дом бабу привел. И ладно бы нормальную, а то эту…
– Где ты еще найдешь такого, как твой Амир? – полушепотом вразумляет ее подружка. – Денег дает, шмотки покупает, по дому ты ничего не делаешь. Тебе надо быть умнее сейчас, Рен. Хозяйка здесь ты, а не она.
– Она. С ним. Спала. Я не буду это терпеть… У меня есть гордость. Пусть эта овца донашивает за мной и шмотки, и самого Хаджаева.
Злость внутри вскипает.
– Сама ты овца, – бурчу себе под нос. – Ну и вали.
Внезапно хочется, чтобы все, что она говорит, было правдой. Я такой, как Рената, точно не буду. Она, видимо, в Пьянково никогда не была и не знает, как люди в реале живут. А ценить умеет только тот, кто сам все это видел.
Вот только есть две проблемы.
Во-первых, с Амиром придется спать, а я даже не представляю, каково это – спать с таким мужчиной? Во-вторых, есть маленькая, но очень важная деталь: Хаджаев мне этого и не предлагал. Я вообще его мало интересую. Утром он почти не разговаривал. Вышел из комнаты в деловом костюме, сообщил телефон секретаря, сказал выбрать из меню что-нибудь себе на завтрак и уехал.
Из мыслей меня вырывает грубый голос Ренаты, нависающей надо мной. В лицо прилетает сумка. Для донашивания она оставляет мне дурацкую сумку из прошлогодней коллекции «Фенди». Совершенную безвкусицу.
– Учись сосать ему по первому зову, шлюха.
– Может, тогда посоветуете? – с достоинством отвечаю.
– Что-о?
– Курсы минета, конечно.
– Су-ка, – срывается она ко мне, но подруга вовремя хватает ее за руку.
Обращаю внимание на три объемных чемодана, собранных максимум за двадцать минут. Отворачиваюсь к окну и жду, пока они со своими криками и оскорблениями свалят.
План в голове созревает молниеносно. За окнами жизнь бьет ключом. Хочется продлить это состояние и внутри себя.
Вооружившись уверенностью, остаток дня я готовлюсь к приходу домой Хаджаева. После этого скидываю халат и натягиваю трусы с платьем. В сумке нахожу прозрачный блеск для губ, специальную «завивалку» для ресниц и пробник от духов, который мне дали в молле.
Амир появляется в номере ближе к восьми вечера. С первого взгляда замечаю – он снова устал и раздражен. Это проявляется в резкости движений и читается в черных глазах.
– Привет, – здороваюсь благожелательно.
Он бросает пиджак на пуфик и растирает глаза ладонью.
– Почему не улетела? – морщится и вздыхает.
– Завтра утром, Амир.
Складываю руки на груди и переминаюсь с ноги на ногу. Он равнодушно смотрит на меня, кивает и проходит к мини-бару, встроенному в стену. В тишине наливает виски в пузатый стакан и опрокидывает в себя.
– От Рубена новостей не было? – спрашиваю тихо.
– Без понятия. Мне заняться больше нечем?
– Хорошо. Прости.
– Закажи себе поесть, – приказывает, наполняя еще один стакан, и, забрав бутылку с собой, уходит в сторону коридора.
– А вы? – бросаю в спину.
– Я сыт.
Сжимая зубы, смотрю, как он уходит, и жду…
Три, два, один…
– Это че за на хер, блядь?
Закатив глаза, срываюсь за ним.
На пороге зависаю и осматриваю погром в комнате. В центре в огромную кучу свалены костюмы и рубашки вместе с вешалками. Гигантских размеров постель разворочена, кресла и стулья перевернуты, вазы с цветами опрокинуты.
– Ваша девушка приходила. С подругой, – скромно объясняю. – Они так ругались и… вещи забрали.
– Пусть ко всем чертям катится.
Наблюдаю, как Амир кладет руки на пояс и склоняет голову на бок. Его аура одновременно манит и отталкивает своей опасностью.
– Вызови горничную. Срочно. Я спать хочу.
– Да зачем горничная, Амир? – вопреки здравому смыслу просачиваюсь внутрь спальни. – Я сама все быстро уберу.
Каждый раз одергивая короткий подол платья, с воодушевлением принимаюсь поднимать рубашки одну за одной. Сама на Хаджаева мельком поглядываю.
Амир ставит кресло туда, где оно было. Захватив стакан, наполненный наполовину алкоголем, садится и небрежно ослабляет воротник рубашки.
Аккуратно развешиваю костюмы в гардеробе.
Присев на корточки, собираю остатки цветов и мусора с пола. Все это время чувствую на себе взгляд. То позвоночник, то колени, от ягодицы периодически словно клеймом раскаленным прижигает.
Перекидываю волну волос за спину, глаза зажмуриваю, губы пересохшие зубами терзаю. Что я творю, черт возьми? С огнем играю.
Склонившись над кроватью, взбиваю подушки. Расправляю мягкое одеяло, поправляя уголки, и… замираю.
Молчим оба.
Вздрагиваю, когда затылок снова прижигает. Ноги от ужаса подкашиваются. Я в спальне с чужим мужчиной: вполне искушенным и достаточно взрослым. Совершенно одна, даже телефон остался в гостиной.
Слышу, как ударяется дно стакана о стеклянную поверхность столика. Из-за спины доносится щелкающий звук металлической пряжки, а затем раздается приказ:
– Подойди ко мне.

Глава 12. Злата
Когда оборачиваюсь, тело мгновенно коченеет.
Амир за время, пока я убиралась, чуть съехал с кресла и широко расставил ноги. Пустая бутылка на столе сигнализирует, что времени даром он не терял.
– Подойди, – приказывает еще раз.
Мне сейчас кажется, что именно так выглядит дьявол, о котором так усердно рассказывал нам батюшка из Пьянковской церквушки на пригорке: в глазах – огненное марево, жесткие губы плотно сжаты, широкие плечи напряжены. Стопроцентное попадание. От одного вида дрожь по телу бродит.
Всегда считала, что дьявол не может быть некрасивым. Зло должно привлекать, путать мысли. Искушать девиц вроде меня. Уродливому Сатане, будь он трижды толстосумом, я бы точно помахала ручкой.
Глядя на развороченную ширинку Хаджаева, пытаюсь совладать с собственным телом, а потом делаю шаг.
И еще один. Более решительный.
Ноги не слушаются. Страшно до жути.
– Вы что-то хотели? – спрашиваю шепотом.
Амир склоняет голову набок и морщится, будто я ему противна.
– На хуя ты все это сделала? – Обводит шальным взглядом прибранную спальню.
Мой пульс, кажется, решил пешком прогуляться на сорок четвертый этаж. И мозги с собой прихватил.
– Я?.. – Хлопаю ресницами.
– Ты… За идиота меня держишь?
Черт.
Как он догадался?
– Блядь. Как у тебя так получается, что все на лице написано? – Он раздраженно закатывает глаза.
Я стою, виновато потупив взгляд.
– Ты повесила костюмы ровно так, как они висели до этого, а затем вернула на свои места все остальное. Да, Рената такой херней заниматься не стала бы.
Черт.
Сжимаю зубы. Злюсь на себя. Так проколоться…
– На хуя ты это сделала, Киса? – Хаджаев повторяет устало.
Кажется, даже не злится. Или слишком пьян для этого?
– Ваша девушка меня оскорбляла. И… я не хотела, чтобы она вернулась.
Смущенно отвожу глаза.
– Мечтаешь занять ее место? – спрашивает Амир ядовито.
Позорно молчу. Так явно, что в целом становится все понятно. И мне, и ему. Сама бы я предложить не решилась.
– У меня два пути, – оправдываюсь. – Или так, или… домой, в деревню.
– Сейчас распла?чусь.
Отвращения в его голосе стараюсь не замечать. У нас разные стартовые условия. Он наверняка с золотой ложкой во рту родился и уж точно навоз на грядки под картошку не носил.
– Я все, как скажете, сделаю, – проговорив, закусываю нижнюю губу.
Стойко встречаю на своем теле прожигающий до костей взгляд.
– Как же вы, шлюхи, меня заебали… Еврей все-таки нашел дорогу в мой кошелек, – с желчью в голосе выплевывает Хаджаев. – Раздевайся…
На секунду прикрываю глаза от облегчения и одну за другой скидываю тонкие лямки с плеч. Платье валится к ногам, а я мысленно бронекомбинезон на себя натягиваю.
Это ведь всего лишь мое тело. Кто-то талант продает, кто-то мозги, а я вот – в самом начале пищевой цепочки – решила телом поторговать.
Тянусь к резинке трусов, но он небрежно останавливает:
– Кошек оставь.
Киваю еле заметно.
– Отсоси мне, – он указывает на раздутую ширинку и почесывает заросший подбородок.
Уф. Всего сутки прошли, как я, лежа в багажнике его «Роллс-Ройса», слышала эту же самую фразу. Всего сутки. А кажется – минимум неделя.
Устраиваюсь между широко расставленных ног. Вряд ли это сложнее поцелуя, правда?
Трясущимися руками сдвигаю черные трусы и извлекаю полунапряженный член наружу. Щеки, кажется, стыдливо горят. На потолке и на стенах слишком ярко горят лампы, поэтому хочется попросить Амира приглушить свет, но я не решаюсь.
Вряд ли шлюх о таком спрашивают.
– Ты уснула там? – интересуется он, дыша на меня алкогольными парами.
Приближаю лицо к члену и погружаю розовую головку в рот. Делаю это слишком стремительно. Словно боясь передумать и послать Хаджаева вместе с его стояком, который становится все тверже и внушительнее в размерах.
– Блядь… Все самому надо делать. Даже здесь.
Мужская рука ложится на затылок и грубовато впечатывает мое лицо в пах. Разместив дрожащие ладони чуть ниже пояса брюк, отталкиваюсь от бедер и, освободившись, жадно глотаю воздух.
Хаджаев наблюдает за мной.
– Людей я никогда не покупал. Но могу провести аналогию с самолетами. Главное правило – не приобрести борт сложнее, чем нужно. Он должен всего лишь соответствовать тем целям, ради которых покупается.
Хаджаев замолкает, хлопает по карманам и озирается, будто бы в поисках сигарет. Снова на меня смотрит.
– Ты не соответствуешь тем целям, ради которых я мог бы тебя купить, – произносит напрямую. Ровно и по-деловому.
– Я… просто растерялась, Амир, – пугаюсь. – Я все сделаю. Все сделаю.
Снова обхватываю основание члена и обстоятельно обсасываю головку, стараясь смотреть на Хаджаева. Цинизм в его глазах сменяется пьяной похотью. Былого благородства – ни грамма.
Я с облегчением все снова и снова сосу. Вкус моего грехопадения крайне неприятный. Чуть солоноватый, терпкий, с ноткой запахов пота и естественных выделений.
Вряд ли перед сексом со шлюхами уделяют особое внимание гигиене?..
Прикрываю веки, пытаясь абстрагироваться. Я не совсем зеленая – порноролики все же смотрела. Было интересно. Знаю, что надо расслабить горло и дышать носом, но сразу идеально сделать не получается.
Темп постоянно сбивается, только слюней больше становится.
В какой-то момент Хаджаев резко поднимается, брюки сваливаются к ногам. Обхватив мою голову, он начинает насаживать ее на свой член, как будто я кукла. Неживая резиновая кукла.
Волосы неприятно тянет, в ушах – шум, горло саднит, но я всячески хочу понравиться этому мужчине, поэтому прячу зубы и терплю.
Терплю, терплю, терплю.
Внутри ничего не чувствую. В душе пусто.
Как вообще такое можно делать по любви? Кому, кроме мужчин, может нравиться этим заниматься?
Долго Хаджаев меня не мучает. Достав влажный член изо рта, быстро водит по нему ладонью до тех пор, пока смачно не кончает на мои губы, лицо и грудь. Делает это долго, сжимая челюсти и сопя.
Когда все заканчивается, хватаю платье и его внутренней стороной обтираю губы и глаза. Не дышать этим не получается. Кажется, что вся я сейчас в густой сперме Хаджаева. И это ощущение – навсегда.
– Можешь сдать билет, – произносит Амир грубовато, застегивая ширинку и отправляясь к двери. – Если все же решишь улететь, напиши Тане, сколько я тебе должен. Переведу.
Оседаю на мягкое ковровое покрытие.
В душе смятение. Рой самых разных чувств, будто насекомых. От порхающих бабочек – все же я остаюсь здесь, в Дубае, до мерзких навозных мух. Потому что эта победа с привкусом спермы мне не нравится. Никому такое не понравится.
Он поимел меня в рот как настоящую шлюху. И я сама этого хотела. Еще пару недель назад я была уверена, что ни за что не продамся. Мои моральные ориентиры падали обратно пропорционально тому, как росли денежные запросы.
Падали. Падали. И оказались на дне Дубайского канала. Вместе со мной.
Пораженно смотрю на свои трясущиеся руки. Мамочки, как мерзко…
– Только я тебе ничего не обещаю, – продолжает Амир, расстегивая рубашку. – Заебешь – отправлю в Москву. Проститутки никогда меня не интересовали. Надеюсь, это временное помутнение.
Пугаюсь. Я не для того это все вытерпела.
– Вы… ты сказал там, в машине, что эта Рената ничем не лучше меня, – всхлипываю, подтягивая к груди колени и упираясь в них лбом.
– Я тебе польстил, дура. До Ренаты тебе еще сосать и сосать.

Глава 13. Амир
– Та шлюха с приветом? У тебя в номере? – орет Вадик.
Поморщившись, залпом выпиваю обжигающий горло кофе и, бросив короткий взгляд на бармена за стойкой, тихо предупреждаю:
– Сделай громкость чуть ниже. Будь так добр.
– Да я просто в шоке, Ама! Я ведь тебе разных таскал. Два года. С вышкой, с двумя вышками, балерин, гимнасток, певичек. «Красу России» даже. А тут… От нее же девственностью за километр несет!
Перевожу взгляд на окно, за которым с раннего утра плавится асфальт. Пожалуй, жара – самое неприятное, что приходится испытывать в этой стране. Со всем остальным я как-то свыкся.
Вадик продолжает пиздеть. Я его обрываю:
– На хрена ты вообще покупаешь женщин? Хочу понять.
Да. Не отрицаю некоторую товарно-денежную составляющую полуторагодовых отношений с Ренатой. Но все же это были отношения. Я реально старался потакать ее капризам и учитывать ее мнение. Каким бы абсурдным оно мне ни казалось. А такое бывало часто.
– Странный вопрос, – Вадик озадаченно отвечает, потирая шею.
– Почему просто бабу не завести? В чем разница? Не понимаю.
– Чтоб каждый раз ее на «в жопу» уговаривать приходилось?
– Придурок, – вздыхаю, прикрывая глаза.
До переговоров с оманцами около получаса. Хотел пожрать, но сегодня кусок в горло не лезет.
– Не, я серьезно, Амир. Клиент всегда прав. Секс за деньги хорош тем, что он сто процентов состоится. На твоих условиях. Всегда.
– А если она не хочет?
– Значит, ты назвал слишком низкую цену. Повысь – и захочет.
В моей голове есть вещи, которые не поддаются корреляции. Одна из них – отношение к женщине. По крайней мере, я так думал до вчерашнего вечера.
– У шлюхи не надо спрашивать, понравилось ли ей, – Вадик ржет. – Кончила ли она. Кстати, самому это можно делать куда и как хочешь. Хоть зигзагами на ее спину.
– Это своего рода насилие.
– Да какое, блядь, насилие? – возмущенно нависает над столом Елисеев. – Они ж сами согласны. Никого еще ни разу не заставлял и не насиловал.
– Сколько стоит час?
Снова морщусь, потому что цену на эскорт-услуги я знаю лишь поверхностно. Восточный мир таков, что часто приходится на своей стороне встречать партнеров в качестве гостей. Хотелки у них бывают совершенно разные, но их необходимо исполнять и списывать на представительские расходы.
– Твоя – не больше тыщи за ночь, если не учитывать девственность.
– Тысячи долларов?
– Ну не дирхамов ведь.
Снова пялюсь на асфальт. Думаю.
Злюсь пиздец…
– Теперь представь, Вадим.
– Что?
– Тебе дали тысячу долларов, и всю ночь с тобой могут делать все, что захотят. Ты бы согласился?
– С хера ли?
Вадик делает вид, что оскорбляется, а я киваю в знак ожидаемого ответа.
– Это насилие.
– Да проститутки еще в Древней Спарте были.
– Как и насилие, – уточняю.
– Да че ты заладил, Ама? – психует Вадик.
На стол летит льняная салфетка. Я не сдерживаю улыбки.
В «Бизнес-авиацию» я нанял Елисеева за самые разнообразные полезные связи в Эмиратах. На переговорах он быстро ломается, арабского не знает, да и вообще излишне дерганый. Зато может решить практически любой вопрос. Правда, со временем я и сам во многом разобрался.
– Шлюха твоя пусть радуется, что к тебе попала, а не к Славику Лазареву, – раздраженно произносит он.
– При чем тут Лазарев?
– А фишка у нашего футболиста – зубы эскортницам выбивать. Платит дорого, да и стоматологию полностью оплачивает.
– И че? Соглашаются?
– Конечно. Очередь, блядь. Девки дерутся.
– Идиотки.
Сжимаю зубы. Куда ж ты лезешь, кошка драная?
Резко поднимаюсь из-за стола.
– Ты закончил? Оман на связи.
– Да, – Вадик кидает на салфетку пару долларовых банкнот и встает. – Ты можешь мне объяснить, друг, на хуя нам эти Алладины с Абу? Я ведь нашел тебе «Инвестгазнефтепром». Корпорация со связями в Кремле. Миллионы долларов с учетом госзакупок могут осесть в наших карманах. Только согласиться.
– Знаю я эти миллионы, – жму на кнопку лифта. Офис «Бизнес-авиации» находится на тридцать третьем этаже. – Успеешь две-три сделки, а потом – бдыщ! – попадешь под санкции. И максимум, чем я смогу заниматься, – это вахтовиков в Уренгой возить. Да еще и на кукурузниках, потому что ни один придурок запчасти на джеты не продаст.
– Ты нагнетаешь, Ама.
– Оман – это перспективы, Вадим. Те же Эмираты, только двадцать лет назад. Ноль конкуренции, ноль выебонов. Договоримся – обеспечим себе работу до старости.
– Восток – дело тонкое, – скептически хмурится Вадим.
– Я тоже держу себя в форме.
Первое, что вижу, когда залетаю в офис, – бордовое лицо моего секретаря. Меня всего минут двадцать не было.
– У тебя че, аллергия? – спрашиваю, убирая пиджак в шкаф.
– Амир, поговори с Расулом. Он все время на меня орет.
– Расул? – усмехаюсь. – Ни разу не слышал, чтобы он повышал голос на женщину.
– Я не вру, Амир. Еще немного – и я уволюсь, – всхлипывает девушка.
– Я поговорю. Не реви.
Остаться сейчас без секретаря – все равно что отправить к херам последние две недели работы. Очень надеюсь, что уже сегодня вечером Таня займется контрактом с оманцами. Она человек надежный. По правде говоря, мы вместе учились в Москве и я подтянул ее сюда сразу, как затеял собственное дело в Дубае.
– Спасибо. Кстати, Амир. Звонила та девушка, вчерашняя…
Последние слова секретаря стреляют мне в затылок, поэтому резко оборачиваюсь.
Все-таки улетела и звонила назвать цену за минет? В груди что-то вроде облегчения мелькает. Словно оковы скинул. Не помню, чтобы когда-то было так погано с похмелья, как сегодня утром.
– Зачем звонила?
– Попросила прощения, что я, видите ли, искала для нее рейс, а она не улетела.
Усмехаюсь.
– И спросила, может ли она выйти из номера, чтобы погулять?
Таня демонстративно задирает узкие брови. С вопросом. Я бы даже сказал, с претензией. С Ренатой они близки не были, но столь быстрая смена караула моего секретаря крайне беспокоит. И я не собираюсь удовлетворять ее любопытство.
– Пусть гуляет, – киваю, разворачиваясь. – Позвони ей, узнай номер карты и отправь денег.
– Денег? Сколько, Амир?
– Тысячу.
– Долларов?.. – Таня озадаченно уточняет.
– Ну не дирхамов ведь! – отвечаю раздраженно, хлопая дверью.
Оставшееся время до начала переговоров общаюсь с младшим братом.
Расул прекрасно воспитан, но к женщинам у него отношение абсолютно несветское. Работать с ними ему сложно. Вернее, сложно работать с ними наравне.
Около двух часов с помощью господина Рани, моего переводчика и учителя арабского языка, общаемся с оманцами. Они выглядят довольно приветливо. Пожалуй, даже дружественно.
Желание как можно больше сфер жизни скидывать на аутсорсинг докатилось и до них. В данный момент мы обсуждаем постоянную работу с семьей брата Султана Ай Зейна – Его Величеством Асафом.
Помимо важнейших вопросов безопасности и предполетной подготовки, проговариваем остальное, вплоть до униформы стюардесс. Пытаться объяснять арабам, что короткие юбки – это не моя мужская прихоть, а тот же самый вопрос удобства, бесполезно. Поэтому приглашать на работу планируем только стюардов.
– Подготовь учредительные документы с визой нотариуса, – отдаю последние указания Тане.
– Уже все готово, Амир.
– И юристов напряги, чтоб не затягивали.
– Хорошо.
– А еще в банк позвони – узнай, нужен ли валютный контроль? Сколько стоит?
– Иди уже, – вздыхает секретарь.
Как это часто бывает после успешных переговоров, адреналин в крови все еще долбит, но я всячески гашу его напускным спокойствием и тем, что считаю до ста. Потом кричу в «Роллс-Ройсе» от бесконечного удовлетворения собственным делом.
Знал ли маленький дагестанский мальчик, каждую ночь засыпающий в далеком горном ауле, что будет общаться с первыми лицами государств?
Гоняя в голове эту мысль, добираюсь до отеля.
Холл. Лифт. Коридор. Провожу картой по электронному замку.
В гостиной свет приглушен, да и вообще странно тихо.
Прислушавшись, улавливаю звуки льющейся воды из гостевого душа.
Сегодняшний успех вперемешку с бьющим изнутри фонтаном энтузиазма сам несет мои ноги к мини-бару, но я тут же убираю руку от бутылки с виски.
Ну на хер.
Покидаю гостиную. Включаю свет в комнате и, расстегнув рубашку, усаживаюсь на край кровати.
Активно растираю лицо. Усталость накатывает.
Робкий стук в дверь раздражает.
– Да, – отвечаю твердо.
– Я хочу поговорить.
– Заходи.
Первое, что вижу: тончайшие лямки шелковой ночной сорочки на хрупких плечах и ноги длиннющие. В штанах становится теснее, а в голове, наоборот, – пусто.
Молча наблюдаю, как Злата просачивается внутрь комнаты и мягкими шажочками приближается ко мне.
На ее лице – пиздец! – больше нет самоуверенности и придурковатости. Зато там есть… покорность и пухлые губищи, отполировавшие мой член прошлой ночью.
Смотрю в чуть раскосые карие глаза. Девушка скромно улыбается. Одергивает сорочку и поправляет лямку на плече. Наверняка замечает мой интерес. Но не пугается. Еще активнее лыбится и подбирается ближе.

Глава 14. Злата
– Почему не уехала? – спрашивает Амир.
Плавно веду плечами. Так, что ночная сорочка стремительно падает к ногам. Обнаженное тело тут же обдает колючим воздухом. Холодным и сухим от кондиционера.
– Блядь…
Хаджаев резко поднимается с кровати и останавливается в шаге от меня. Я, как одинокая тростинка на ветру, колышусь и дрожу.
Мужская грудь, покрытая страшными татуировками, еще пугает, но не так сильно. Я отчего-то решила, что самое ужасное уже случилось. Что в сексе может быть хуже того, что он сделал со мной вчера? Ничего хуже и ничего унизительнее быть не может, я уверена.
Тысяча долларов.
Не так уж и ужасно все было…
– Почему не уехала? – Амир вытягивает руку и двумя пальцами очерчивает мою скулу. – Отвечай.
– Мне кажется и так… хм-м… понятно.
Теплые пальцы обозначают линию губ и грубовато подхватывают подбородок. Черные глаза царапают раздражением.
– Свои «кажется» при себе оставь. Я задаю вопрос, ты – отвечаешь.
– Я… решила остаться. Здесь. С вами.
– С вами? – Амир усмехается.
– С… тобой, – выдыхаю.
– Зачем ты решила остаться?
Вздрагиваю, когда мужские пальцы спускаются по шее к плечу, а затем теребят сосок. Опустив голову, молча наблюдаю за магией – как он стремительно твердеет.
В горле пересыхает. В одну секунду будто воду всю из организма выкачали. Жадно хватаю воздух ртом и наблюдаю за реакцией Хаджаева.
Белизна его рубашки резко контрастирует со смуглой кожей. Это кажется одновременно пугающим и притягивающим. Я бы считала Амира красивым мужчиной, если бы он не был таким опасным.
Он тоже смотрит. Переходит ко второму соску и поигрывает челюстью. Я пугаюсь. Загоняюсь, что ему что-то не нравится.
Грудь? Маленькая? Большая? Недостаточно упругая?
– Вы… ты сам сказал, что я могу остаться…
– Зачем? Хочу понимать, осознаешь ли ты, какую именно хуйню вытворяешь?
– Я осталась, чтобы быть здесь… с тобой, – скромно опускаю глаза.
– Ну ты декабристку-то из себя не строй. И я на героя в этой ситуации мало смахиваю.
Я нервно сглатываю скопившуюся слюну и поднимаю взгляд на его невозмутимое лицо. Пожалуй, впервые так открыто. Его глаза такие черные, что практически сливаются со зрачками. А белки – красные, воспаленные.
От Амира вообще все время веет какой-то безнадежной усталостью. Даже в самый первый раз, когда я встретила его на вечеринке у Рубена, он был такой же.
Богатые мужчины офигеть как много работают – это первый урок, который я усвоила за два дня здесь. Моя детская установка, привитая мамой, что те, у кого есть деньги, живут припеваючи и целыми днями пьют дорогое шампанское в ресторанах, пока мы впахиваем в деревне, – развеялась как дым.
– А-ай, – всхлипываю, когда настойчивые пальцы, затронув живот, ныряют в промежность.
Инстинктивно сжимаю ноги и впиваюсь ногтями в запястье.
– Охренеть, – морщится Хаджаев, стряхивает мою руку со своей и подставляет ладонь на свет. – Это че за хуйня?
Черт.
– Масло, – виновато опускаю глаза.
– Какое, блядь, масло?
– Кокосовое.
– Зачем?
Амир выглядит растерянным и злым. Вздыхаю рвано. Вот уж не думала, что он будет мне туда пальцы совать. Извращенец.
– Чтоб больно не было, – оправдываюсь.
Закусив губу, ожидаю всего чего угодно, кроме того, что происходит.
Амир прикрывает лицо той же ладонью и… отчаянно хохочет. Раскатистый густой смех проникает мне под кожу и хотя бы чуть-чуть, на одну сотую процента, позволяет расслабиться.
Складываю руки на груди и смотрю на хозяина спальни. Он будто моложе становится, хотя по факту Хаджаев вообще не сильно возрастной. «Гугл» пишет, что ему двадцать семь.
– Блядь, иди убери это все, – хрипло выговаривает. – Вытри, вымой, я не знаю.
– Почему? – пугаюсь.
Он не собирается лишать меня девственности? Отправит в Москву?
– Масло разъедает латекс, поэтому в качестве смазки его использовать нежелательно, – отвечает он, снимая рубашку и отворачиваясь.
Его спина тоже вся забита рисунками.
Боже.
– А-а-а… ясно, – краснею. – Я сейчас.
Все еще дрожа, выскакиваю из спальни и несусь в гостевую ванную комнату, где подмываюсь и насухо вытираюсь пушистым полотенцем. Затем долго расчесываю волосы и смотрю на себя в зеркало.
Периодически подглядываю в мобильный, где насохраняла сегодня кучу заметок.
Своим «до Ренаты тебе еще сосать и сосать»Хаджаев завел меня не на шутку. Еще в школе так было. Если я слышала, что кто-то из одноклассников справляется лучше меня, тут же начинала учиться еще усерднее и внимательнее.
Подумаешь, наука…
Успокоившись и выдохнув, возвращаюсь в спальню. Даже немного привыкаю к собственной наготе. Фигура у меня хорошая. И коленки ни капельки не страшные.
Амир за время, пока меня не было, тоже успел принять душ. Я нервно улыбаюсь, как дура, разглядывая небрежно завязанный белоснежный халат. Рядом с кожаным креслом на журнальном столике замечаю бутылку с виски, тарелку со льдом и стакан.
А еще… смазку. Упаковку из рекламы узнаю сразу.
– Я готова, Амир, – облизываю пересохшие губы.
В его черных глазах плавает язвительная ирония.
– К чему?
– Ты шутишь?
– К чему ты готова, Злата?
Смотрю на него зло.
Обязательно надо устраивать все это? Дагестанский психотерапевт в деле.
– К сексу, – выпаливаю.
Амир снова смеется, забрасывает ноги на столик и запрокидывает голову на спинку кресла.
– К какому-то определенному?
Унижает меня, вынуждая разговаривать об этом.
– К любому сексу, – закатываю глаза.
Достал!..
Пугаюсь, когда он резко поднимается. Все-все-все силы внутри собираю.
– Хочешь сказать, ты на все готова?
– Да… – киваю.
В глазах дагестанца снова рождается черная похоть, которой он будто измазывает мое тело с головы до ног. Линию груди, талию, бедра. Становится одновременно страшно, жарко и, пожалуй, стыдно… капельку.
– Прямо так и на все?
– За деньги… – уточняю.
– Очередная русская дура в Эмиратах, – зло усмехается он, а затем скучающе покачивает кубики льда в стакане с виски. – Любишь деньги, девочка?
– Пф-ф… А кто их не любит?
– Те, у кого есть гордость или собственное достоинство.
– Я на все это пока не заработала, – легкомысленно пожимаю плечами.
В нашей деревне все гордые, но бедные. Я так не хочу.
– Ну окей, – кивает Хаджаев, скидывая белоснежный халат. – Тогда я тебя покупаю…

Глава 15. Злата
Горло распирает от застывшего там вскрика. Не могу разобраться, какой именно он природы – то ли от облегчения, то ли от ужаса.
Сердце даже не колотится: оно неистово долбит о ребра. Мечется там, внутри, как птица, которую насильно поместили в клетку. Глупая, глупая птица, залетевшая не в ту оконную створку…
Обнаженный Хаджаев намного опаснее, чем одетый.
Обнаженный Хаджаев мне не нравится. Совершенно точно.
Не нравится хотя бы тем, что он больше меня раза в два. Амир не перекаченный бодибилдер, но и не доходяга. Что-то среднее. Очень высокий и стройный. Его мышцы на руках, груди, животе и бедрах, как и он сам, – строгие и основательные. Ноги, покрытые короткими черными волосками, тоже пугают и смущают.
А член…
Закусываю губу. Кошмар…
Будет больно, Златка. Даже если ты примешь ванну из кокосового масла.
Вытягиваюсь в струну, когда мужская рука уверенно обхватывает мое горло, все-таки выбивая из него невнятные остатки вскрика.
– Еще не поздно отказаться, – зловеще произносит Амир.
– Я не откажусь, – сжимаю челюсть.
Ни за что.
– Решила быть шлюхой? – Пальцы на моей шее будто тяжелее становятся.
– Какое-то время – да.
Мамочки… Хаджаев в силах переломить хрупкие позвонки одним нажатием ладони, но… он ведь не будет этого делать? Вроде бы адекватный, взрослый, уверенный в себе мужик.
– Зубы покажи, – приказывает.
Вспыхиваю всем телом. Каждой живой клеточкой, каждой испуганной частичкой себя.
Унизительно – жуть, но я, как беспородная лошадь, скалюсь и с вызовом смотрю на человека, который только что заявил, что меня покупает.
Откуда мне знать, какие у него привычки? И чем измеряется адекватность?
Амир придвигается ко мне всем телом так, что упругий член касается низа живота. Нависает и давит своей тяжелой энергетикой. Я инстинктивно выставляю ладони перед собой и размещаю их на теплой груди.
Черные глаза пристально исследуют мои зубы. Знала бы, почистила бы их тщательнее, но я, дурында, уделяла внимание другим своим частям тела. Более очевидным.
Воистину, мужчины странные люди.
– У тебя красивые ровные зубы, – склоняет голову Хаджаев. – Не боишься остаться без них?
– Эм…
О чем это он?
Снова и снова страх подкидывает. Мышцы под ладонями напрягаются, чувствую, как подрагивает член и, как результат, костенеет мое тело.
– Боюсь вернуться в деревню, – произношу я охрипшим голосом. – Боюсь всю жизнь прожить, как мать с отцом.
– Работая?
– Выживая…
Он зло улыбается. Зубы, кстати, у него тоже неплохие.
– Избавь меня от бытовухи, – морщится.
Амир, не ослабив хватки, совершает полуоборот. Я, словно легкий воланчик, перебираю ногами и пытаюсь удержать равновесие, оказавшись без опоры.
– Хочу, чтобы ты мне сначала отсосала, – произносит скучающе, размещая руки на поясе.
Опускаюсь на колени и касаюсь мягких волосков на мускулистых бедрах. Тяжелый член приветливо раскачивается перед моим лицом.
Вот и встретились.
Как на экзамене осматриваю мужской половой орган, который до вчерашнего вечера видела только на фотках в телефоне или на картинках.
Облизываю головку, стараясь не дышать. Потом все-таки бросаю эту затею и радуюсь. Сегодня пахнет гораздо приятнее. Ласково посасываю тонкую кожу, осторожно двигая рукой.
Набираюсь сил и поднимаю глаза на Амира.
Он молча наблюдает за движениями моего языка, кладет ладонь мне на затылок и, не обращая внимания на всхлип, забирает волосы в кулак.
– Да-а, – хрипит, трахая мой рот.
Царапаю его ноги, но ему хоть бы что.
Длится это, слава богу, недолго.
Хаджаев заставляет меня подняться. Так же – тянет за волосы. Нежности от него я и не ждала. Ни нежности, ни того, что мой первый раз станет особенным. В этот момент клянусь себе: мой «первый настоящий секс» будет действительно особенным. С любимым, ласковым мужчиной.
И точно не за деньги!
Прикрываю глаза, укладываясь животом на спинку кресла и тараня лбом мягкую кожу. Этот опыт я просто переживу. Заберу заработанное, куплю себе шмотки и снова отправлюсь в Москву.
Я стану знаменитой. Переживу и забуду. У каждого известного человека есть скелеты в шкафу. Мои будут с дубайскими корнями. Подумаешь…
– Ай, – пищу, чувствуя на половых губах холодную смазку.
– Вот тебе и «ай», блядь. Прогнись, расслабься и ноги раздвинь пошире.
Киваю еле заметно.
Локтями упираюсь в сиденье, заслоняю ладонями лицо, но, вдавливаясь в скользкое кресло, послушно раскрываюсь перед дагестанцем.
– Так пойдет, – хвалит Амир, больно шлепая по ягодице.
Неприятный звук шелеста фольги. Тяжеловесное дыхание хищника за спиной. И резкая пронзающая боль, которая останавливает время.
Хватаю воздух ртом.
Носом.
Снова ртом.
Слезы брызгают из глаз вопреки установкам и принятым решениям.
Хаджаев снова и снова лупит меня по жопе – я в ужасе пытаюсь отпрянуть, но он кладет руку на шею сзади, сминает ее вместе с волосами и давит. Как зверь фиксирует жертву, чтобы отодрать ее как следует. Фантомная боль оседает в теле.
Я плачу, он – платит.
Амир врывается в меня, словно раскаленным ножом в размякшее масло. Ускоряет темп. Режет изнутри. Режет. Режет.
Не знаю, сколько это длится…
Наконец-то замирает.
Отсчитываю секунды до момента, пока он не покидает мое напряженное тело, в последний раз награждая позорным, болючим шлепком.
– Свободна на сегодня.
Стук двери слышится мне чем-то прекрасным. Моим освобождением.
Еле сдвигаю ноги и, похрамывая, направляюсь в ванную комнату. По пути нехотя бросаю взгляд на вмонтированное в стену большое зеркало. Лицо красное, но по цвету гораздо тусклее, чем алые пятна на ягодицах и бедрах. Между ног – следы крови вперемешку со смазкой.
Вся растрепанная, грязная… оттраханная. По-другому и не скажешь.
В душевой кабине врубаю воду и сразу сползаю на пол. Холодный кафель охлаждает горящую кожу на заднице. Ноги обнимаю и жалобно скулю в угловатые коленки, пристально разглядывая уносящуюся в канализацию порозовевшую воду. Волосы быстро превращаются в мочалку, которой я отгораживаюсь от внешнего мира.
Как я здесь оказалась? Зачем?
Как вообще…
Черт.
Москву вспоминаю.
Я приехала в столицу наивным, всем верящим котенком. Девочкой, которая с двенадцати лет мечтала стать блогером. Ну нечем в Пьянково больше заняться, кроме как серфить в телефоне с ночи до утра. Все так живут.
Оказавшись среди тех людей, за которыми наблюдала все это время, мне реально снесло башню.
Я и не мечтала о таком.
Мне так хотелось быть «на уровне». Так хотелось соответствовать им. Но с зарплатой в семьдесят тысяч это реально сложно выполнимо. Вернее, просто невозможно.
Девчонки все модные, красивые, как с картиночки. И если наращивать волосы или колоть губы мне не было необходимости, то самые дешманские вещи, купленные на пьянковском рынке, явно выдавали мой уровень.
Тогда спас рынок покрупнее… На «Садоводе» я случайно нашла контейнер, где сумки были более-менее качественные. Строчки на швах ровные, фурнитура как надо. Реально не отличишь!.. Я ведь так близко оригиналы и не рассматривала.
Зато их рассматривали девчонки…
Нет. Они не сказали мне об этом и не высмеяли в лицо, поступив гораздо более изощренно и подло.
Они создали закрытый канал в Телеграм, назвав его «Паленая Злата из Пьянково», куда скидывали мои фотки и делали разборы образов с «Садовода». Канал довольно быстро набрал аудиторию около десяти тысяч подписчиков. Я о нем ничего не знала и продолжала посещать блогерские тусовки и вписки, совершенно не понимая, почему незнакомые люди все чаще встречают меня с улыбкой.
Я тогда была на седьмом небе от счастья. Слепой, глупый котенок.
Вот она жизнь, о которой я мечтала. Работа, любимое дело, друзья, оказавшиеся вовсе не друзьями.
А потом меня жестоко спустили на землю. Одну из тусовок сделали в мою честь. Там-то я все и узнала. Помню, рыдала в туалете гораздо сильнее, чем сейчас. Как вены не вскрыла – не знаю. Пообещала себе, что утру им всем носы. Больше они не будут надо мной смеяться.
Поклялась, что никто не будет!..
Как раз в это время Айка случайно рассказала про Дубай. Выбора у меня особо не было. Да и так правдоподобно все звучало…
Поверила.
Выплакавшись, хватаюсь за поручень и медленно поднимаюсь. Намыливаюсь и тру тело мочалкой, с особой аккуратностью – подмываюсь.
Засыпаю быстро. Ни минуты больше не думая. Еще чуть-чуть – и мозг взорвется. От мыслей, жалости к себе и самоуничижения.
А утром на столе в гостиной обнаруживаю пачку стодолларовых купюр и визитку черного цвета.
Первым делом пересчитываю деньги.
Пятьдесят. Охренеть. Пятьдесят по сто.
Пять. Тысяч. Долларов.
В рублях это почти как стоимость нашего дома в Пьянково. Зажмуриваюсь и снова ласково оглаживаю шершавую бумагу. Кажется, что вчера не так уж все плохо было, хотя между ног до сих пор неприятно саднит.
Прячу деньги в сумку все с тем же прадовским ремнем.
Затем беру телефон и включаю его. Снова игнорируя пропущенные звонки, заношу с визитки контакт, который называю «Амир Хаджаев». Сохранив его, хочу написать в Телеграм, но в подключенных мессенджерах вижу только Вайбер.
Закатываю глаза.
Прошлый век. Будто Амиру сто лет. И аватарка пустая.
«Спасибо за деньги», – пишу, сдабривая благодарность краснеющим смайликом.
Сообщение быстро становится прочитанным. Жду, что придет ответ, но тут же горько усмехаюсь: мой хозяин быстро покидает сеть.

Глава 16. Злата
– Привет, курочка, – слышу в трубке улыбающийся голос Рубена. – Тратишь золотые яички? Перышки чистишь?
– Привет…
Нервно озираюсь. Есть стойкое ощущение, что я под колпаком. Сжимаю ручки от тяжелых пакетов и растерянно опускаюсь на лавку.
– Совсем забыла про меня, Златик. Хорошо, что я все помню.
– Что тебе надо?
– Говорят, у тебя заказ жирный образовался… Индивидуалистка.
Айка – дура. Все ему рассказала.
– Я человек добрый, красавица. Для тебя сделаю скидку. Будешь отдавать мне не тридцать процентов, как все, а только пятнадцать. Заказ оптовый – комиссия ниже, – ржет он в трубку.
– С чего вдруг я буду тебе платить? – злюсь.
– С клиентом тебя познакомил я?
Молчу, пребывая в ступоре. И почему я думала, что он отвяжется?
– Я-я, – отвечает Рубен на свой вопрос. – И привез тебя сюда… Кстати, деньги за дорогу и проживание можешь не отдавать. Я добрый. Анкету тебе сделал, опять же, она у меня сохранилась. И Хаджаеву тебя представил.
– И что дальше? Я не обязана…
– Да ничего-ничего… Может, ты и права? Не обязана, курочка моя. Вспомнил. Про твою анкету… Группу вот тут нашел. «Подслушано в Пьянково» называется. Слышала?
Пакеты с новыми шмотками валятся на мраморный пол с таким грохотом, что мимо проходящие женщины в хиджабах озираются.
Из глаз вырываются слезы, внутри – ступор. Если родители узнают, да еще и так… я просто умру. Лучше сама с собой что-нибудь сделаю, чем…
– Подумай, – заканчивает разговор Рубен. – Номер карточки ты знаешь. И советую меня не обманывать, мой цветочек. Ты хорошая девочка. Я рад, что ты теперь у Хаджаева. С ним тебе будет хорошо…
– Да пошел ты, – всхлипываю, отключаясь под дикий хохот этого говнюка.
Еще недавний положительный настрой тут же рушится. В груди снова дыра.
Амир Хаджаев в собственном номере три дня не появляется.
Три. Дня.
На мои сообщения он не отвечает, а Таня говорит, что не может разглашать информацию и Амир Рашидович сам со мной свяжется. С припиской: «если посчитает нужным».
Естественно, сообщать мне о своих перемещениях он не собирается.
В первый день я так сильно боялась, что он приедет и захочет повторить вчерашнее, что даже рада была.
На второй день начала переживать. Мало ли, может, случилось чего?
Хаджаев летчик… Разбился? Потерпел крушение в своем Бейруте? В первую очередь, конечно, о себе волновалась. Что со мной будет? Куда я пойду?
Нет, нет и нет. Судьба так жестоко со мной не поступит.
Потом сама себя ругала… Разве можно, думая о смерти человека, только себя жалеть, а не его? Успела даже пореветь, но «усопший» воскрес на странице Вадима Елисеева.
Живой и совершенно здоровый. Еще и улыбающийся.
Гад.
На третий день я наконец-то смирилась с тем, что Амир Хаджаев будет делать все, что ему заблагорассудится, и меня предупреждать не разбежится. Созвонилась с Айкой и Ирой, взяла часть накопленных денег и пошла в торговый центр.
Это был кайф! Клянусь!
Господи! Корыстолюбие ты включил в список семи смертных грехов, но какое же это счастье – иметь деньги и тратить их.
Если бы не звонок Рубена, то сегодняшний день стал бы самым лучшим за всю мою жизнь. Так я думаю до тех пор, пока не возвращаюсь в «Хилтон» и не застаю Хаджаева в гостиной.
– Где ты шляешься? – раздраженно произносит Амир.
Испуганно осматриваю татуировки на груди, серые, чуть мятые брюки, и заглядываю в черные глаза.
– В торговый центр ездила.
Опустив пакеты на пол, одергиваю новый сарафан из тонкого льна.
– Зачем? – лениво интересуется.
Прикурив, дагестанец выпускает дым изо рта и прищуривается.
– Мне нужно было купить вещи. Мои остались там… в апартаментах.
Амир морщится и снова затягивается.
– Надеюсь, мне не нужно тебе напоминать, чтобы ты исключила все контакты со своими… хм-м… коллегами?
– Да. Вернее, нет. Не нужно.
– То же самое касается твоего сутенера.
– Хорошо, – вздыхаю тяжело и потираю висок.
Только сейчас замечаю, что журнальный стол заставлен алкоголем, стаканами и ведерками для льда, будто с Амиром здесь была большая компания. Вот только металлическая чаша, наполненная водой, в картину не вписывается.
Амир провожает мой изучающий взгляд и щелкает пряжкой на ремне. Я на секунду прикрываю глаза и прикусываю щеку изнутри.
К такому невозможно привыкнуть.
– Для начала помоешь мне ноги. Голая. Раздевайся.
Это что еще за новости?.. С места сдвинуться не могу.
– Вряд ли такая услуга есть у эскортниц, Амир, – замечаю тихо.
– У тебя – есть.
– Вряд ли, – еще тише шепчу. – Я не буду тебе прислуживать. Ты меня не заставишь.
Скептический взгляд черных глаз говорит мне об обратном.
– Конечно, будешь. Я тебя купил, – лениво произносит Хаджаев, делая еще одну затяжку. – Если я захочу – ты пить эту воду будешь.
Резко очерченные губы выпускают едкий дым, заполняя мои легкие воздухом с табачным привкусом. Горьким и… отвратительным. Этот запах навсегда останется для меня предвестником разочарования.
– Давай, Киса, – кивает он на чашу-тазик с водой.
Желание схватить со столика нож для колки льда такое сильное, что я отчаянно стискиваю пальцы и молюсь всем Богам, чтобы уберегли меня от греха.
В эту самую секунду я так люто ненавижу Амира, что мне хочется выйти на балкон люкса на двадцать пятом этаже и проораться на весь этот гребаный, наверняка привыкший к подобным извращениям Дубай.
Отвернувшись, остервенело дергаю пояс и скидываю сарафан на пол. Затем отправляю туда же крошечные белоснежные стринги.
Охлажденный воздух и, вообще, вся ситуация в целом заставляют тело дрожать. Опускаю чашу на пол и усаживаюсь рядом на колени. На Амира глаз не поднимаю, но чувствую, что он вот-вот прожжет дыру в моей макушке.
Аккуратно подвернув брючины, снимаю носки, радуясь, что они не вонючие, и помещаю ступни Хаджаева в еле теплую воду.
Положение, которое в данный момент занимает мое тело, само по себе унизительно, а то, чем я занимаюсь, – унизительно вдвойне. Кусаю губы, чтобы не разрыдаться, предательски шмыгаю носом и небольшим ковшиком поливаю ноги моего мучителя.
– Ты там ноешь, что ли? – гремит голос сверху.
– Нет, – мотаю головой.
Надо быть сильной. Тщательно намыливаю ступни и снова поливаю их водой. Не скажу, что я брезглива. Скорее смущает сам момент.
Я, стоя на коленях, мою ноги мужчине. Абсолютно голая и беззащитная.
Расстилаю белоснежное полотенце на пол. Приподняв глаза, замечаю внушительный бугор в районе ширинки и расстегнутый кожаный ремень.
– Наведи здесь порядок, – снова приказывает Амир, убирая ноги.
Он наклоняется, чтобы плеснуть виски в стакан, и задумчиво наблюдает, как я, опустив ковшик в таз, осторожно несу все это в ванную комнату. Боковым зрением замечаю, что как только я выхожу из гостиной, Хаджаев поднимается и следует за мной.
Дверь хлопает дважды. Воздуха будто меньше становится. Помыв руки, едва успеваю сбрызнуть лицо прохладной водой.
Амир наваливается сзади, резко толкнув меня к стене. Взвизгиваю от температурного перепада: грудь и живот упираются в ледяной кафель, а сзади прижимается горячее мускулистое тело.
Лучше б он сдох.
Потерпел крушение.
Разбился…
Но Хаджаев, живехонький, шелестит упаковкой презерватива и тяжело дышит мне в спину.
– А-амир, – жалобно пищу, потому что между ягодиц чувствую противную, холодную смазку. – Ты же не будешь…
Тело сковывает приступ ужаса.
Руками глаза прикрываю. Не верю, что это со мной происходит. Слишком быстро все. Неправильно. Жуть как неправильно и несправедливо.
Головка члена упирается в анус. Я внутренне сжимаюсь, не пуская ее в себя. Паника раздувает шум в ушах. Так страшно мне еще никогда не было.
– Пожалуйста… Амир, не надо… – скулю от боли.
Снова плачу, прошу и умоляю. А затем с облегчением прикладываюсь лбом к стене, когда член скользит ниже и проникает внутрь.
– Спасибо, – всхлипываю, выгибаясь. – Спасибо…
– Ты, может, заткнешься? – цедит он, перекидывая мои волосы на грудь и грубо фиксируя шею сзади.
Чтобы уменьшить натяжение между ног, пытаюсь привстать на носочки, но сильные руки крепко удерживают. Звуки в ванной комнате становятся все порочнее.
Мужские бедра впечатываются в мои отрывисто: шлепками и резкими ударами. В какой-то момент Амир подхватывает мою ногу под коленкой и приподнимает ее. Приятнее не становится, но хотя бы не так больно.
Между нами влажно и скользко. И все это ужасно примитивно и по-животному. Просто поверить не могу, что кто-то из женщин занимается этим не за деньги, а по собственному желанию.
Тело горит до такой степени, что кафель подо мной согревается.
Амир совершает финальные толчки и больно щипает шею напоследок. Я в очередной раз ойкаю, всхлипываю и стремительно оседаю на корточки. К стене приваливаюсь устало.
Хаджаев выбрасывает презерватив в мусорное ведро. Включает и тут же вырубает воду, а затем извлекает из кармана брюк бумажник, отсчитывает деньги и небрежно, с пафосом кидает их передо мной.
Гипнотизирую стодолларовые купюры. Поднимать не решаюсь. Стремно…
– Плата за сегодня, – произносит Амир. – Я много на тебя трачу, Злата. Столько ты явно не стоишь. Давай в следующий раз побольше энтузиазма.

Глава 17-18. Злата -ч
Ночь проходит… нормально.
Под утро я просыпаюсь без будильника, долго ворочаюсь в постели, разглядывая все еще чужую обстановку комнаты, отведенной Амиром для меня.
Панорамные окна, за которыми виднеется темный рассвет с налетом тумана, высокие потолки, добротная, отельная мебель светлых оттенков. Пожалуй, в лучшем месте я в свои восемнадцать еще не просыпалась.
На тумбочке рядом с кроватью разбросаны доллары, которыми меня щедро осыпал Хаджаев. Закусываю губу от вновь нахлынувшего чувства стыда, и думаю о том, что произошло вечером. Больше всего на свете я хотела бы об этом не вспоминать, но между ног все еще неприятно тянет, а на моей загорелой коже… не знаю, как объяснить… будто липкий слой.
Липкий слой, который никогда не отмоется. Как не три его мочалкой. Быть может, никто и не заметит, но я то знаю, что он есть. От этого паршиво и мерзко.
Вместе с этой вспышкой самоуничижения снова приходит осознание – назад дороги нет. Сейчас либо вперед, либо… хоть умирай.
Вот такое внутри настроение. Жалость к себе ласково окутывает, но я, словно от противной паутины, пытаюсь отмахнуться.
Я не буду себя жалеть.
Каждый человек сам выбирает дорожку, по которой ему идти. К сожалению, при рождении в роддоме не выдают географическую карту, поэтому куда именно ты придешь – в черное болото или прекрасный сад – покажет только сама жизнь. У меня есть определенные сомнения по поводу того, что выбранным мной способом можно прийти к чему-то хорошему, но я тут же снова озираюсь.
Пока я была честной, я просыпалась в своей комнате в Пьянково… А сейчас здесь. Так что по хрен на моральную составляющую. Она еще никого не сделала богатым или счастливым.
Как только слышу, что за Амиром захлопывается входная дверь, быстро поднимаюсь и заправляю свою кровать. А затем, замотавшись в белоснежное полотенце, бегу в гостиную.
Мои пакеты так и остались сваленными на пол. После того как Хаджаев меня оставил в ванной комнате, я побоялась идти сюда. Просто, чтобы снова не показываться ему на глаза, и он не захотел повторить. Слышала, многие мужчины не заниматься сексом несколько раз за ночь, но почему-то дагестанца я к таким несостоятельным не отношу. Уверена, что потенциал у него ого-го… Как и размер…
Опустив пакеты на кровать, начинаю примерку. Про себя я называю это «шлюшьей психотерапией». Слово это использую специально. Чтобы не было иллюзий.
Я уже приехала сюда, как наша корова Таська – на веревке и хлопая длинными ресницами. Приехала за Айкиными обещаниями «легкой» работы. Надо улыбаться – говорила она. Быть красивой. И пить шампанское. Вместо этого всего я мою ноги Амиру Хаджаеву, а потом он меня грубо трахает у стены.
Не-а. Так себе сказочка.
Нет, нет и нет. Я больше верить не буду и себя обманывать тоже. Хватит.
Примерив новый купальник, разглядываю его в зеркале. Фасон самый обычный: раздельный, с треугольными чашечками и узкими трусами. Повернувшись, замечаю синяки на бедрах и ягодицах.
Глаза прикрываю. Секундная слабость. Как помехи на экране, которые быстро проходят.
Снова смотрю на свое тело. Из-за переживаний я резко похудела. Да по мне вообще можно преподавать анатомию. Хоть ребра считай, хоть выпирающую сбоку, на животе тазовую кость исследуй.
Извлекаю из пакета белоснежную длинную юбку и такую же рубашку из льна. Одеваюсь быстро, волосы собираю в хвост, на глаза черные очки напяливаю. Тиффани, между прочим. С черной оправой и серебристыми вставками на широких дужках.
Очки безумно мне идут и придают статусности, что ли. Сильно мне они понравились вчера. Стоили, правда, дорого – порядка четырехсот долларов или… две минуты у холодной стены в ванной комнате…
Черт.
Захватив новую объемную сумку, выхожу из номера. Преодолев двадцать пять этажей на лифте, вежливо здороваюсь с девочками-администраторами и портье.
На такси решаю сэкономить. Пополняю карту и с пересадками добираюсь до «своего» старого пляжа. Встретиться с ним сейчас – словно в глаза самой себе посмотреть.
Сразу вспоминаю, как я ездила сюда из апартаментов и мечтала о том, что скоро уеду в Москву, немного подработав на вечеринках.
Дура!..
Спустя час самокопаний, на пляже появляются мои старые знакомые – Эмма, Георгий и маленький Арсений. Они рады меня видеть и вообще говорят, что потеряли. Оказывается, Георгий неверно записал мой номер или я, балда, продиктовала его не совсем правильно.
В любом случае мы опять обмениваемся контактами, и я снова строю песочные замки с их замечательным сыном.
Правда, так круто и масштабно уже не выходит… Просто детство закончилось… Это, к сожалению, безвозвратно.
Отряхнувшись от песка, переодеваюсь в пляжной раздевалке и тепло прощаюсь со своими единственными дубайскими друзьями. Шучу, что за мной должок – посидеть с Арсением, чтобы Эмма с Георгием отдохнули. Они смеются.
После этой встречи чувствую себя получше.
Снова запрыгиваю в автобус, но из-за собственных мыслей пропускаю свою остановку. Выскочив на незнакомой улице, озираюсь и, сжимая широкий ремень от сумки на плече, иду в обратную сторону. Туда, откуда только что приехала.
Дубай – безопасный город.
Дубай – самый безопасный город на земле.
Всё это я шепчу, когда навстречу мне выплывает внушительная толпа, состоящая из одних мужчин. Наверное, в ближайшей мечети завершился зухр или, как принято говорить, обеденный намаз.
Страх, помноженный на стыд, стремительно разрастается под ребрами огненным шаром. Легкая ткань рубашки прилипает к позвоночнику, ветер больше не охлаждает.
Когда ровняюсь с потоком, ноги дальше не идут. Сандалиями в раскаленный асфальт врастаю, а мужчины вереницей проходят мимо.
Один за одним. Словно сквозь меня просачиваются.
Разные. Совершенно разные.
В белых, серых и черных кандурах. С бородами и гладко выбритые. Молодые и старые. Грузные и худые. Улыбающиеся и хмурые.
И их очень много. Я отчего-то голыми их представляю. От этого мутит.
Они как муравьи окружают. Кто-то из них задевает плечо, кто-то на ногу наступает. В ушах – нарастающий гул вперемешку с арабским. От мужчин не пахнет потом или чем-то ужасным, но меня выворачивает. Еще чуть-чуть, и прямо на асфальт стошнит, поэтому я поднимаю голову к небу и разглядываю еле заметные облака, скрытые за все тем же нависающим над городом смогом.
– А-а-а, – стону.
Ладонями яростно голову сжимаю и прикрываю глаза. Помехи усиливаются. Вспышка. И внутренний экран гаснет…
– Черт…
Толпа потихоньку рассеивается, и я снова остаюсь стоять одна. Оглянувшись, провожаю её испуганным взглядом. Всхлипываю жалобно в руку, понимая, что я просто морально не выдержу, если таких как Амир, у меня будет много.
Не выдержу.
Мотаю головой, вспоминая его последние слова, сказанные мне в ванной комнате: я не отрабатываю те деньги, которые он мне платит. Стиснув зубы, замечаю через дорогу торговый центр.
Решение приходит моментально.
Пусть я шлюха, но это только мое дело. Мое тело. Моя судьба. Моя жизнь.
Отодрав ноги от асфальта, бегу к светофору.
Ночью я читала в интернете, что омовение ног – это вполне зарекомендовавший себя восточный обычай. Знак уважения и повиновения женщины перед своим мужчиной.
Вы хотите повиновения, Амир Рашидович? Вы его получите…
Так, что не унесете.

Глава 19. Амир
– Найди мне Эльдара, Расул.
Вечерняя влажность противно бьет в лицо. Жить в Дубае в августе можно только перебежками – от одного кондиционера к другому.
Выбираюсь из машины и, захватив документы, устремляюсь к лифтам. Попутно приветственно киваю парню, работающему на парковке.
– Его нигде нет, брат.
– К девке ездил?
– Она тоже пропала.
С силой бью по кнопке на стене.
– Подключи Вадика и найди контакты полицаев, с которыми мы в прошлый раз связывались. Отец может в любой момент спросить, а мне нечего ему ответить.
– Не понимаю, почему мы должны таскаться за этим обдолбышем, Амир. Надеюсь, Иля сдох где-нибудь на дне городского канала и у нас больше не будет проблем с ним. Мама, конечно, поплачет, но мы выдохнем.
– Расул, – предупреждающе прошу и морщусь, потому что в гостиной снова вижу девку. Прищуриваюсь, так как видок у нее что надо, и это бесит. – Просто найди Эльдара и сразу набери мне.
– Амир…
– Ра-сул, – давлю голосом старшего брата. – До связи.
Небрежно бросаю на небольшой столик при входе ключи и отправляю мобильный в карман брюк.
Еще раз осматриваюсь.
Пиздец.
Вот это терпения у неё. Надо было все же в жопу трахнуть. Может, тогда точно свалила бы? Пожалел вчера. Зря.
– Привет, – девка открыто улыбается и поднимается с дивана. – Устал?
– А ты психотерапевт? – спрашиваю с нажимом.
Скидываю пиджак на пол и ослабляю галстук.
Прохладный воздух восстанавливает температуру тела и тут же расслабляет после охренительно тяжелого дня. Его долбаное Величество Асаф, по-моему, самый дотошный шейх в Омане. Целыми днями ебет мне мозг своими хотелками и закидонами.
– Нет, не психотерапевт, – откликается Злата. – Я подготовила для тебя сюрприз, Амир.
– Если ты наконец-то уезжаешь, то наряд выбрала весьма странный…
Осматриваю длинную шелковую юбку с разрезом от бедра и тесный лифчик из такой же золотистой ткани.
– Я не собираюсь уезжать, – она нервно закатывает глаза. – Этот наряд для тебя. Пойдем.
Развернувшись, Злата отправляется вглубь длинного коридора. Сложив руки на груди, провожаю узкую талию взглядом.
Для меня? А мне зачем?
– Ты идешь? – смотрит на меня через плечо.
Боится, но на своем стоит.
– Я хочу в душ, – сообщаю, расстегивая манжеты на рубашке. – И спать.
– Потом, – робко выговаривает.
– Потом?
– Да, сначала я тебя… ммм… расслаблю.
Блядь.
Че она еще придумала? Надо быстрее с этим покончить.
– Пока ты меня только напрягаешь, – произношу сквозь зубы и отправляюсь за раскачивающимися узкими бедрами.
Отбитая она какая-то. Денег подкинул, все прелести жизни проститутки показал, а она все равно в рот заглядывает. Сегодня-то уж точно думал, что ее в Москву как ветром сдует.
Нихуя.
Разоделась вон на мои бабки.
Злата открывает дверь в мою комнату и в нос ударяет запах сандала и цитруса. Но беспокоит другое.
– Зачем ты заходила сюда?
– Чтобы подготовиться, – отвечает тихо.
– Больше так не делай.
– Я ничего не трогала, – с обидой произносит.
– Все равно тебе здесь делать нечего.
– Поняла, – легко пожимает плечами, от чего крупные серьги в ее ушах брякают, обращая внимание на себя и на хрупкие ключицы,
Злата останавливается возле кресла и приглашающим жестом зовет:
– Садись, пожалуйста.
Сопротивляться сил у меня нет, поэтому, рухнув в кресло, вытягиваю ноги и с интересом рассматриваю все, что стоит на столе.
– Че это за корыто? – спрашиваю хмуро.
– Это специальная деревянная чаша из дерева манго, – деловито рассказывает, усаживаясь на пол. – Тайцы использует её для ритуала омовения ног перед массажем.
Реально отбитая.
– Тебе че, понравилось?
Вскинув на меня симпатичное лицо, она облизывает дрожащие губы и вымученно улыбается.
– Я хочу, чтобы понравилось тебе…
Выговорив, опускает глаза и тянется к шнуркам на моих туфлях. Аккуратно один за другим их снимает.
– Забыла, – скромно улыбается и устремляется к своему допотопному айфону.
В тишине спальни раздается музыка, напоминающая восточные мотивы.
– Отдыхай, – произносит она, снова склоняясь.
Снимает носки и закатывает штанины. Как идиот пялюсь на еле заметное украшение в темных, волнистых волосах, и взгляд неумолимо, словно по желобу, сливается в ложбинку между пышных грудей.
Красивая девка. Жалко, что мозгов ни грамма. Других причин, почему она вдруг решила пиздой торговать, не нахожу.
– Виски со льдом для тебя, – тянет ко мне наполненный стакан.
Облокотившись о спинку кресла, почесываю подбородок и склоняю голову набок.
– Не хочу!..
Если Эльдара найдут, придется ехать сегодня, но отчитываться перед шлюхой ясно – понятно – не намерен.
С интересом наблюдаю, как со скрипом перезагружается «Виндовс». В темных глазах Златы что-то наподобие непонимания проскальзывает. Она растерянно отставляет стакан и облизывает верхнюю губу.
– Хорошо, тогда продолжим, – словно находит нужный файлик в голове и устанавливает чашу на пол.
Погружает в теплую воду ступни и разглаживающими движениями проходится от пальцев до лодыжек. Откидываю голову на спинку кресла и прикрываю глаза. Если абстрагироваться, то вполне неплохо.
Спустя время сквозь поверхностный сон слышу тонкий голосок:
– Амир…
– Что?
– У тебя нет аллергии на лаванду?
– Чего? – морщусь, опуская подбородок и глядя на раскрасневшиеся щеки.
– Лаванда… Это масло, – Злата показывает небольшую стеклянную бутылку с этикеткой. – Оно для расслабления.
Могла бы просто отсосать и не заморачиваться. Ослабляю ремень на брюках и расстегиваю ширинку, потому что в мыслях о минете там стало теснее.
– Так есть? – спрашивает Злата еще раз, испуганно поглядываю на мой стояк.
– Без понятия.
– Тогда чуть-чуть попробуем, – решает.
Смачивает круглую губку и наносит на нее масло. Сосредоточенными движениями втирает его в кожу. Грудь часто вздымается и опадает.
Налетающие на лицо пряди периодически убираются, а заметив, что замарала юбку маслом, «массажистка» с досадой морщится.
С трудом дожидаюсь, пока она заканчивает с ногами и промакивает их тоже непонятно откуда взявшимся в моем номере черным вафельным полотенцем.
– Все, – скромно выговаривает, отставляя воду.
Гипнотизирую ее многозначительным взглядом.
Злата, коротко вздохнув, встает на колени между широко разведенных ног. Тонкая рука тянется к резинке трусов и освобождает член. Сверкнув глазами, склоняется над ним. Волосы, словно шелковое покрывало, загораживают ее лицо.
– Пф-ф, – выдыхаю в потолок, чувствуя, как она проходится острым язычком по уздечке.
Прихватываю мягкие пряди, чтобы смотреть.
Может, и не тупая она? За сутки массаж осилила, в минете вроде тоже подросла. На курсы что ль записалась? Есть вообще у шлюх такие, интересно?
Телефон в кармане не вовремя брякает.
«Расул».
– Да, – отвечаю, откашлявшись.
Злата замирает с членом во рту. Округляет глаза, дышит часто.
– Мы его нашли, брат.
– Живой?
– Лучше бы сдох.
– Где? – мягко отодвигаю девку и резко поднимаюсь.
– Он в полиции. Аль-Кусейс.
– Скоро буду.
Твою мать.
Скинув брюки, отшвыриваю их куда подальше и запрыгиваю в джинсы, пытаясь упаковать в них неподдающийся член.
– Ты… уезжаешь? – слышится с другого конца комнаты.
– Как видишь.
Сменив рубашку, беру чистые носки и кроссовки с полки в гардеробной.
– А я? – спрашивает Злата растерянно.
Поднимается с пола.
Перед выходом еще раз осматриваю её заляпанный в масле наряд и сжатый айфон в руке. Привязалась же, ненормальная?
– Мне что делать, Амир?
– Можешь убраться тут и идти к себе.
*
На канале в Телеграм "Лина Коваль. Автор"опубликовала спойлер гна будущее, чтобы вам было поинтереснее читать)

Глава 20. Амир
На дорогах практически пусто. Огни ночного города помогают немного расслабиться, но кровь в венах от злости на Эльдара пенится и бурлит.
– Твою ж мать!..
Откидываю голову на спинку сидения и крепче сжимаю руль.
Вождение помогает сосредоточиться, но реально борются с гневом только обязательные физические нагрузки. Из доступных этим жарким вечером – пожалуй, секс. И тут пролетел…
Когда думаю о том, что скажет отец, узнав обо всем, громко ржу. Сжимаю пальцы в кулак и резко бью по спинке соседнего кресла.
На хер.
Всех.
На хер.
Так бы и сказал, если б не долбанное чувство ответственности, привитое с самого рождения. Этот навык «быть старшим братом» стал доминантным. Но периодически, хочется согласно так называемому в психологии «эффекту Болдуина» – этот геном сломать. Почеркаться на нем как следует.
Если в диком лесу однажды заводится хищник, от которого можно спрятаться на дереве, то, даже не имея врожденной предрасположенности, жертвы могут научиться новому поведению, а после – вау – передать нужный ген своим потомкам. Даже лапы, чтобы двигаться по стволу было удобнее, через несколько поколений станут более цепкими.
Так почему я, как абсолютно независимый человек, не могу послать всех на хер и жить спокойно? А после – передать приобретенный «похуизм» собственным детям, чтобы им не было мучительно больно?..
И досадно, как мне.
– Потому что потому, – отвечаю сам себе в тишине.
Вспоминаю свое прошлое увлечение.
Лет пять назад, являясь слушателем Лондонской школы бизнеса, я всерьез занимался наукой. Нет, генная инженерия в разрезе встраивания клеток ДНК одного организма в ДНК другого с целью изучения новых способностей подвидов, меня не интересовала.
Мое хобби скорее вырастало из желания осознать себя, а вернее, рассмотреть свою ценность с точки зрения развития нового бизнеса.
«Ген предпринимательства» ученые так и не обнаружили, а вот гены, отвечающие за «толерантность к риску» и «толерантность к неопределенности» – вполне доказанные факты. Они-то в зависимости от окружающей среды и благоприятствуют развитию коммерческой жилки. Предприниматель – этот тот, кому не страшен ни перманентный риск, ни, к примеру, постоянно меняющиеся, словно цвета в калейдоскопе, особенности налогообложения.
Расул, кстати, тоже пока в поиске себя. А Эльдар – увы, самый поломанный ген в нашем семейном ДНК!То, что я буду развиваться в этом направлении, понял еще находясь в Лондоне. Позже, искренне полюбив небо и ту свободу, которую оно дарует, определился с конкретным направлением. Авиация стала делом жизни.
Припарковавшись и отыскав документы в бардачке, спешу в отделение полиции. Быстро прохожу досмотр и регистрацию.
– Ну, что там? – нервно спрашиваю у Вадика, сидящего на одном из стульев, выстроенных вдоль белоснежной стены.
– Распитие алкогольных напитков…
Елисеев подскакивает и сонно озирается. Несколько сотрудников за стеклянной перегородкой поднимают лица на нас и тут же равнодушно продолжают заниматься каждый своим делом.
– Это все? – напрягаюсь.
Надо понимать масштаб бедствия.
– Это. Все, – он с нажимом отвечает. – С тебя лям.
– Сколько?
Блядь.
Я Эльдара своими руками придушу.
– Миллион дирхам. Скажи спасибо, что не долларов, друг!
– Спа-си-бо, – скалюсь.
Мрачная фигура Расула появляется в другом конце коридора.
Попутно замечаю двух девок. По виду – явно проститутки. Короткие платья, раскрашенные лица, лишенные какого-либо интеллекта.
Качаю головой.
– Их выпустят в понедельник, – говорит брат чуть виновато.
Забывая о Злате, потираю подбородок и снова смотрю в сторону полицаев.
– Почему не сейчас?
– Сегодня пятница, Ама. Впереди выходные. Никто не будет заморачиваться с двумя нарками…
Внимание работников отдела снова наше.
– Тш-ш… – шипит Елисеев, размахивая ребром ладони. – Идите на хуй, Хаджаевы. Братцы-кролики. Я больше пальцем не ударю…
– Осади, Вадим, – тихо выговариваю. – Помог – спасибо. Давай без дифирамба. Идем на выход.
Отправляюсь первым в сторону дежурного поста. «Ген старшего брата» снова срабатывает, а тяжелое дыхание Расула за спиной этому способствует.
– Говори, – оборачиваюсь резко, выбравшись на улицу. Рубашка мгновенно прилипает к позвоночнику.
Брат виновато отводит глаза и чешет бороду.
– Пришлось позвонить дяде Асхаду, Амир. Чтоб он по своим каналам пробил.
– Пф-ф. Пиздец…
Как следует затягиваюсь горячим воздухом, и пялюсь в сторону стоянки.
Хрень какая-то.
Как назло, телефон в кармане джинсов радостно бренчит.
Оперативно, дядя Асхад.
Расул смачно матерится и забрасывает руки за голову, потирая затылок. Вадик кидает пачку сигарет, которую я тут же ловлю.
– Я сейчас, – буркаю, делаю пару шагов в сторону.
Ответив на звонок, выравниваю голос:
– Отец…
– Ты в который раз ослушался меня, Амир.
– Ослушался?
Кажется, я в шаге от того, чтобы, согласно теории, научиться залазить от хищника на то самое дерево. Условно, конечно. Потому что я ни хрена не жертва.
Закуриваю и слушаю проповедь:
– Я приказал тебе приглядеть за братьями. Это твоя обязанность.
– Эльдар болен. Его пора лечить. Я еще в прошлый раз говорил тебе об этом.
Отец кашляет и долго не говорит ни слова. Это молчание напрягает еще больше того, если бы он кричал, как умалишенный.
– Я старался воспитывать вас в наших традициях. С позиции уважения к старшим и приверженности своей семье, – грустно продолжает отец. – Я разочарован, Амир. Правда, разочарован. От Эльдара, прости Аллах дурака, ничего хорошего и не ждал. Но ты…
С силой отпинываю кроссовкой поребрик. Пальцы на ноге противно сводит.
– Я разочарован, – снова слышится в трубке.
Молчу, как идиот. Да уж… «На дерево» я забираться не планирую. И передавать этот навык своему потомству тоже.
– Я перезвоню, – отвечаю. Вырубаю телефон и прикрываю глаза.
Сигарета в руках практически истлела.
– Ты все еще Хаджаев? – с усмешкой интересуется Елисеев.
– Выпить есть? – спрашиваю, убирая телефон обратно.
– У вас это че, семейное?
– Я не пью, – поспешно произносит Расул. – Совсем.
Повернувшись, с шуткой бью его в плечо.
– Это потому что у тебя пока ни баб, ни бабок нет. Понял?
Вадик ржет и дружелюбно хлопает меня по спине. Следующие полтора часа мы пьем виски в моей машине, а затем брат развозит нас по домам.
Дорогу в лифте практически не запоминаю, потому что сплю, приложившись лбом к холодному металлу.
Замок на двери противно пищит.
– Заткнись, – прошу его сквозь зубы.
Запнувшись о тумбу в гостиной, ищу коридор, чтобы попасть в свою комнату, но решаю сегодня поспать у Ренаты. Такие порывы случаются со мной нечасто. Да и она не любит спать вместе.
Особенно если выпил лишнего, как сейчас.
Словно на дутых шарнирах добираюсь до гостевой спальни, в которой удивительно, но совсем не пахнет привычно – цветами и духами.
Скидываю одежду, на сколько меня хватает.
Еще пару раз запнувшись о мебель, падаю на кровать и в ту же минуту засыпаю.

Глава 21. Злата
Я встретилась с акулой во сне.
С большой белой акулой, которая схватила меня прямо за шею и хладнокровно утащила на самое дно. Силы в моих конечностях были настолько ничтожными, что я просто не могла сопротивляться хищной рыбе. Одной из самых опасных на планете.
Черная толща воды практически поглотила нас, как вдруг сквозь прикрытые веки я почувствовала свет.
Яркий и всепоглощающий.
Я могла бы подумать, что Божья Канцелярия после смерти определила меня в самый настоящий небесный рай, если бы не два очень важных обстоятельства: текущая профессия, называемая одной из древнейших, и… чья-то рука в моих трусах.
Захлебываясь и тяжело дыша, всплываю в реальность этого дня, где я лежу на кровати в отведенной для меня комнате. За окном сквозь слабый туман проклевываются первые лучи дубайского солнца, а к моей спине прижимается самое настоящее чудовище.
– А-амир, – шепчу сдавленно.
Первое, что чувствую – резкий запах перегара. До тошнотиков противный.
Же-есть…
Всем телом вжимаюсь в матрас, стараясь не двигаться.
Щетиной Хаджаев царапает мою шею, острыми зубами, как та самая страшная акула, и правда – больно прикусывает загривок. Горячие пальцы в моих трусиках с теми самыми кошками активно пританцовывают, будто ищут что-то важное.
Недовольно боднув меня лбом, Амир одним уверенным движением раскидывает мои ноги в стороны и снова лезет под резинку.
Мамочки-и!..
Паника внутри меня множится, развешивая красные флаги, но бежать некуда. Как он здесь оказался? Спал здесь? Всю ночь?
И почему я не заметила?
Вопросов миллион, но их основная функция – отвлечь меня от неприятных прикосновений. Слишком резких и потребительских. Не уверена, что Амир Хаджаев знает, что такое нежность.
– Амир, – снова прошу его. В голосе слышится мольба, которая, естественно, остается незамеченной.
Тело позади раза в два тяжелее моего. И раз в десять сильнее. Сопротивляться не просто глупо, а совершенно бессмысленно.
– Кончи, – приказывает варвар. – У тебя там как в пустыне сухо.
Закатываю глаза. Вот прям по щелчку твоих пальцев…
– Вот еще, – шепчу, опуская подбородок.
Кожа у Амира смуглая, хотя себя белянкой я тоже не считаю. Разглядываю вздутые вены и синеву рисунков и иероглифов на двигающейся руке. Где-то на третьей минуте ноги начинают подрагивать и покачиваться, в животе будто киселя наварили, но я как следует сцепляю зубы и свожу их, совместно с кошками на трусах, захватывая пальцы Хаджаева в заложники.
– Раздвинь ноги, – хрипит сонно.
Сглатываю скопившуюся во рту слюну и подчиняюсь.
Характер я буду показывать, когда в первый раз в жизни буду заниматься сексом со своим любимым человеком, а сейчас я на работе. И если Амир желает, чтобы я кончила, я должна очень постараться.
Послушно разводя бедра, стыдливо прикрываю лицо. До подрагивания коленок в этот раз доходит быстро. Мужская ладонь мастерски отыскивает нужную точку и, надавив на неё, натирает по часовой стрелке.
– Кончай, блядь, – приказывает Хаджаев раздраженно.
Он щедро окатывает мое лицо тяжелым алкогольным амбре. Это окончательно рушит мои надежды на хоть какой-то положительный исход его стараний. Поэтому, выгнувшись в спине, вздрагиваю всем телом и издаю противный писк.
– Все, – пытаюсь тут же отодвинуться.
Амир убирает руку из моих трусов и замечает:
– Ты, кажется, вчера кое-что не закончила?
Вздыхаю понуро. «Ни свет, ни заря – крестьяне в поля».
Приподнявшись, разворачиваюсь и усаживаюсь на колени, освобождая член из боксеров. Пожалуй, впервые вижу его настолько четко. При свете дня и в возбуждённом состоянии. Точно также, как и на предплечье, под тонкой кожей выделяются темные вены. Только они мельче, чем на руках.
Кстати, под штанами Хаджаев тоже смуглый. Будто без трусов загорал.
Выкинув из головы последние мысли, принимаюсь не спеша облизывать бледно-розовую головку, а затем проталкиваю ее в рот поглубже. Сосу ровно так, как это было в обучающем видео: помогая себе рукой у основания и старательно пряча зубы.
– Довольно, – Амир хватает меня за волосы и отодвигает от члена.
Ощущается это довольно оскорбительно и пошло. Вытираю рот тыльной стороной ладони и… чуть улыбаюсь.
Зависаем в такой странной позе на пару секунд.
– Разденься и ложись, – он приказывает тихо, убирая руку.
Я выдыхаю с облегчением.
Снимаю через голову майку и ухватываюсь за резинку на трусах.
– Кошек оставь, – прилетает в спину грубоватое.
Извращенец.
Устроившись на подушках, терпеливо жду, пока Амир справится с упаковкой презерватива, которую рвет зубами. Действительно акула.
Украдкой изучаю темные пряди волос, налетевшие на высокий лоб. Густые брови, широкий нос и пухлые губы на помятом лице. Далее мой взгляд устремляется к массивным плечам.
Никак не могу привыкнуть к тому, что он такой разукрашенный. Раньше я думала, что только скинхеды такими бывают. И Тимати, конечно.
Амир нависает сверху, нетерпеливо сдвигает тонкую ткань моего белья и резко заталкивает в меня свой член. Боль бьет по всем нервным окончаниям. До слез.
Я правда стараюсь быть послушной игрушкой, но природную реакцию никуда не деть – пытаюсь отдалиться и спрятать свои интимные зоны от этого мужчины.
– Не шевелись, – ругает он.
Завороженно смотрит туда, где наши тела спаиваются и совершает первый размашистый толчок. Я всхлипываю от острой боли и прикрываю глаза, чтобы снова представить что-то другое. Ни этот номер, ни этот город. Ни в коем случае ничего из этого.
Четкие удары становятся все интенсивнее. Амир практически падает на меня сверху и активно работает узкими бедрами. Словно гвоздь в меня забивает.
Я вдруг вспоминаю, что он просил побольше энтузиазма и робко тянусь к каменным плечам. Размещаю на них ладони. В глаза своему мучителю не смотрю, хотя он – точно смотрит.
Чувствую, что пялится.
Закончив, Амир резко откатывается и пытается отдышаться. Еще не опавший в презервативе член, заляпанный нашими общими выделениями, привлекает все мое внимание. Паника наконец-то отступает.
– Бумажник в гостиной, – сообщает мне.
Я вспыхиваю.
– Хотела попросить тебя, – с неестественным спокойствием произношу. – Ты… можешь выплачивать мне деньги раз в две недели?
– Почему?
– Так удобнее, – пожимаю плечами.
– На что-то копишь? – спрашивает, лениво потирая плоский живот.
Молча наблюдаю, как Амир снимает презерватив и отправляет его на пол. Этот мужчина, пожалуй, даже красив. Я вдруг смущаюсь. В конце концов, никогда и ни с кем не лежала вот так в постели. Даже в фантазиях.
– Злата. Я вопрос тебе задал.
– А? – удивляюсь прозвучавшему имени. Если честно, я думала, он просто забыл, как меня зовут.
– Ты копишь на что-то? Может, у тебя проблемы?
– Нет, – поспешно пытаюсь заполнить паузу. – Нет у меня никаких проблем.
– Понятно. Значит, просто дура.
Вскочив, открываю ящик тумбочки с фасадом, напоминающим изголовье кровати. Долго там копаюсь.
– Что это? – спрашивает Амир, заметив бутылку в моих руках.
– Ничего.
Только пытаюсь встать, как тяжелая рука накрывает мое плечо.
– Дай сюда, – он забирает. – Что это такое?
– Антисептик.
– Зачем?
Улавливаю крайнюю степень удивления на мужском лице.
– Ты не надеваешь презерватив, когда я… делаю тебе минет.
Щеки в один момент будто загораются. Просто поверить не могу, что говорю такие вещи вслух.
– И?
– Это неправильно. Так не должно быть. Поэтому я купила антисептик, чтобы промывать рот.
Амир нахмуривается так, что брови смешно топорщатся. Отвисает он тоже быстро.
– Звучит отвратительно, – отдает мне бутылку с антисептиком.
– Он жутко невкусный, – морщусь.
Дома принимаю душ и полощу рот, затем долго тру зубы щеткой.
– Воды мне принеси, – приказывает Амир, когда я возвращаюсь в свою комнату и скидываю полотенце.
На него стараюсь не смотреть. Совсем.
Кожа тут же покрывается мурашками. От одновременного прикосновения охлажденного кондиционером воздуха и тяжелого черного взгляда из другого конца комнаты.
Наблюдая, как я натягиваю трусы, а затем шорты с топом, Амир терпеливо ждет. Наливаю стакан воды и подношу ему.
– Вы алкоголик? – спрашиваю, гипнотизируя трясущийся стакан в его разукрашенных татуировками пальцах.
Амир вопрос игнорирует. Жадно пьет, отставляет стакан и склоняет голову набок.
– Вот думаю… может приказать тебе голой ходить по номеру? Чтоб всегда под рукой была…
Посматриваю на него с укором, но отвечаю:
– Если хочешь, я могу. Только буду мерзнуть.
– Потерпишь…
– Сюда часто заходят горничные и портье, – тихо напоминаю.
Амир свободно откидывается на подушки и смотрит в потолок. Думает.
– Можешь одеваться, но выбери что-нибудь поприличнее. В этом, – поднимает голову и кивает на мой повседневный вид, к которому я привыкла, – ты похожа на разносчика газет.
– Я купила вчера костюм, но заляпала его маслом…
– Купи еще.
Молчу, потому что тратить деньги на сотню ночных рубашек, я не собираюсь.
– Я тебе оплачу, – будто слышит мои мысли Амир. – Считай это униформой.
– Я предоставлю чек, – отвечаю тихо.
он громко усмехается.
– Ага. Только не забудь…

Глава 22. Злата
– Классно, что мы наконец-то встретились, Злата, – радуется Ира, крепко меня обнимая. В воздухе витает сладковатый шлейф ее духов. Изысканный и очень приятный.
Отклоняюсь.
– Ты так здорово выглядишь, я трогать тебя боюсь, – хихикаю.
Сжав металлический ремень сумки, внимательно осматриваю Ирину.
Она безумно красивая. Просто волшебная. Светлое шелковое платье: струящееся и элегантное, и такой же платок на голове. На ногах легкие кожаные балетки, а в руке сумка-тоут из кожи аллигатора. Новая коллекция «Гуччи», кстати.
Страшно представить, сколько же это чудо стоит?
Когда я в последний раз прогуливалась по бутику, такие были только под заказ и стоили от восьмидесяти тысяч дирхам в зависимости от размера и цвета. Экземпляр Иры – не меньше, чем «медиум» и в модном шоколадном оттенке.
Просто фантастика!
Моя крохотная малышка-«Боттега», купленная на кредитку, выданную мне Амиром, смотрится как-то убого, но я не жалуюсь, потому что целых три дня после покупки спала в обнимку с обновкой.
Все не верилось. У Златки из Пьянково «Боттега». Настоящая. Не паль.
– Ты сама-то как картиночка, Злат. Выглядишь как кинозвезда. Крутой комбинезон. Я такой же хотела, но на мой сорок восьмой размер не шьют. Может, выпьем чего-нибудь?
– Давай, – тут же соглашаюсь.
Радуюсь, конечно.
Моя жизнь в Дубае в последний месяц курсирует между номером в «Хилтоне», моллом и пляжем. Единственные знакомые – Эмма с Георгием и Арсением улетели в Россию на неделю. Горничные в отеле неразговорчивые, а продавцы в бутиках только на деньги разводят.
Поднимаемся на лифте.
– Я же говорила тебе, дорогая, сказки существуют, – торжественно произносит Ира, когда мы усаживаемся в крошечном баре на третьем этаже торгового центра.
– Да уж, – скромно потупляю взгляд.
Интересно, и какая же сказка похожа на мою жизнь? Что-то я не припомню героинь, которые с улыбкой мыли ноги купцам, а те потом сношали их в самых разных местах горницы и давали за это десять золотых.
Ирина с интересом меня разглядывает. Я думаю о том, что сегодня собиралась с особой тщательностью и, как оказалось, не зря.
– Не обижаешься, что я тебе тогда контакт Хаджаева не дала? – расслабленно улыбается она.
– Нет, – машу рукой. – Вот еще.
– Пробивная ты девчонка, сама устроилась. Ая, наверное, вся обзавидовалась. Она так и продолжает работать?
– Да, насколько я знаю. Мы редко сейчас общаемся.
– И правильно.
Завороженно наблюдаю, как Ирина машет рукой официанту и заказывает арабский чай с травами. Я прошу капучино с карамельным сиропом.
– Не пью кофе, – придвигается Ирина и шепчет. – Мы с мужем ждем первенца.
Округляю глаза от удивления и по-детски хлопаю в ладоши. Вот это новость! Платье у Иры закрытое, да и она сама по себе девушка крупная. Думала, мне показалось.
– Поздравляю. Это очень круто!
– Спасибо, Злата. Вот, выгуливаю ребятеночка. Врач сказал побольше ходить, вес надо скинуть, а здесь это возможно только в торговом центре. Слава богу, Меджид пока отпускает.
– А может не отпустить?
Хрен их разберет этих иранцев. Какие у них там загоны?
– Может, конечно. Муж в семье главный, Злата. Дома, вернее, во дворце, – поправляется, – свои правила. Выходить за его пределы мне категорически запрещено.
– Ого, – удивляюсь. – Совсем?
Ирина кивает. Грустной при этом не выглядит.
– Но там мне и нет нужды куда-то выходить. Территория у нас огромная – гуляй не хочу. И тенечка много. Токсикоза у меня нет, слава богу, правда, изжога иногда мучает.
– И не хочется?
– Выходить? Нет, конечно. Мой мужчина всем меня обеспечил: кухарки, домработницы, помощницы. Все процедуры мне тоже с выездом на дом делают. И маникюр-педикюр, и стилист по волосам приезжает. Даже массажистка у меня теперь личная, – подмигивает.
– Круто, – поддакиваю.
Радуюсь за Иру, но абсолютно не завидую. Я так не хочу. На сделку с совестью я пошла только с Хаджаевым. Как отработаю, в Москву поеду. Количество подписчиков в блоге растет день за днем. У меня впереди классное будущее.
А Дубай… Забудется как-нибудь.
– Да, что мы все обо мне, расскажи, Злат, как там у вас дела? Не обижает тебя Хаджаев? Он ведь такой серьезный всегда.
– Амир? Нет…
Прячусь за чашкой, делая глоток горячего кофе.
– Обалдеть, я до сих пор в шоке, что он на тебя повелся, – Ирина не соскакивает с темы, продолжает.
– Кто еще на кого повелся, – нахмуриваюсь.
Расправив мнущуюся ткань черного классического комбинезона, слабо улыбаюсь.
Ирина проявляет несвойственное ей любопытство. Видимо, мой успех она частично приписывает себе и своим неординарным идеям, которые она проповедовала нам вечерами в апартаментах. Сейчас кажется, что это совсем другая жизнь была.
Жизнь другая и я… совсем юная.
– У вас отношения или… просто секс? – Ира прищуривается.
– Секс, конечно.
Отношения с Хаджаевым? Нет уж, увольте.
– Ты ведь девственницей ему досталась? Не грубо он с тобой? Как все прошло.
В торговом центре прохладно, но мои щеки предательски вспыхивают. Может, и к лучшему, что общаться мне не с кем? От таких бесцеремонных вопросов никак не скроешься.
– Нормально всё, Ирин.
Подумав пару секунд, спрашиваю:
– Можно поинтересоваться?
– Конечно.
– Дело… интимное, – смущаюсь.
– Да уж поняла, – она шутливо закатывает глаза. – Помогу чем смогу. Спрашивай.
Отвожу взгляд и сжимаю в руке салфетку.
– Я… – хочу подобрать слова, но все они мне не очень нравятся. – Я почему-то не могу… ну…
– Что?
– У меня не бывает оргазма, – договариваю.
– Вообще? Или только с Хаджаевым?
– Вообще.
– А ты пробовала?
– Что?
– Сама…
– Что? – с ужасом на нее смотрю.
Тема щепетильная. С Аей обсуждать её бессмысленно, а старших подруг у меня нет.
– Ты что, не мастурбируешь? Вообще? – Ирина понижает голос.
Вздрагиваю.
– А девушки тоже… мастурбируют?
Ирина, посмотрев по сторонам, улыбается и хохочет на весь этаж. Мимо проходящие туристы, оборачиваются и переговариваются между собой.
Я пшикаю на нее.
– Женщины еще как эти занимаются, малышка, – отсмеявшись, говорит мне Ирина. – Я тебе скину пару штучек. Купи себе. Улетишь с кровати, я тебе гарантирую.
– Попробую, – деловито заявляю.
Ирина смотрит на меня так, будто я голая сижу.
– А с Амиром почему не можешь? Его это устраивает?
Неопределенно пожимаю плечами. «Шлюший» кодекс, вроде как, не позволяет обсуждать клиента с посторонними. Вместо сексуальных откровений упрямо выговариваю:
– С ним… я и не хочу.
– О как. И почему это?
– Во-первых, от него часто несет алкоголем, – делюсь. – А я с детства этот запах не перевариваю. Бр-р…
Разглаживаю мурашки, бегущие по плечам. И чтобы не уноситься в воспоминания, прикусываю губу посильнее.
– Понимаю, – Ирина вдруг сочувствует. – Но есть еще во-вторых?
Задрав подбородок, заявляю:
– Я решила, что в первый раз у меня… «это-самое» будет с любимым человеком. Потом. В России. По-настоящему.
– Очень интересно, – откидывается на спинку стула Ира и поглаживает еле заметный животик. – И откуда такая категоричность, Злата?
– Так для себя решила. Вот и все.
Ирина отпивает чай и проверят мобильный телефон.
– Ну, если вас обоих это устраивает, – отстраненно произносит.
– Меня – да.
– А его?
– Не знаю.
Периодически, Амир пытается снова залезть мне в трусы, я терплю, иногда симулирую. Претензий он не высказывал. У него-то с оргазмами все нормально. Даже слишком.
– Меджид очень внимательный в этом вопросе, ему важно, чтобы я тоже получала удовольствие от секса. Причем так было всегда, – намекает она на то, что ранее муж был ее клиентом.
– Значит, мне повезло с Хаджаевым, – делаю вывод.
– Это однозначно. А ты чем сейчас заниматься собираешься?
Делаю вид, что задумчиво перебираю в голове свое расписание.
– Да ничем особенным. Хотела просто прогуляться.
– Поужинай с нами. У нас сегодня ужин в ливанском ресторане. Вы там не были?
Отрицательно мотнув головой, сжимаю зубы. Сказать, что мы с Амиром вообще ни разу не были в ресторане, мне стыдно. Я вроде мебели у него в люксе, не более.
– Так поехали тогда, Злат. Познакомлю тебя с мужем.
– Не знаю…
Задумываюсь.
Хаджаев в последнее время появляется дома поздно. Бывает, вообще не приходит. Да и мы вроде бы не договаривались, что я должна его встречать, как Хатико. Один раз, наверное, не страшно?..
Даже у шлюх бывают выходные.
– Решайся, – соблазняет Ира. – Мой водитель уже на парковке, а мы совсем с тобой не поболтали.
– Хорошо.
Расплатившись за напитки, Ирина подхватывает меня под руку, и мы направляемся к лифту.

Глава 23. Злата
Не скажу, что Меджид мне понравился. Он представлялся мне совершенно другим, но я тактично улыбаюсь и в обществе незнакомых мужчин пытаюсь чувствовать себя поувереннее.
Кроме нас с Ирой за столом три иранца.
Её муж – невысокий, полноватый брюнет в строгих очках и серой кандуре, а также два его брата в белых арабских одеяниях. Хмурый, будто бы не очень довольный Азад, которому на вид чуть больше пятидесяти лет. И симпатичный парень примерно моего возраста по имени Мамат.
Все они очень ухоженные, в воздухе пахнет благородным мужским парфюмом, а скатерть забита тарелками. Смотрится аппетитно, но мне кусок в горло не полезет.
– Угощайся, – шепчет Ира, поглядывая на стол. – Меджид никогда не спрашивает, что я буду есть. Всегда сам сразу заказывает самые дорогие блюда из меню.
– Спасибо, – вежливо улыбаюсь. – Сэнк ю, – обращаюсь к Меджиду.
Он равнодушно машет рукой, что я распознаю, как не очень культурное «пожалуйста».
Облизнув пересохшие от волнения губы, берусь за приборы и отправляю на свою тарелку закуску, вроде фаршированного баклажана.
Мамат обращается ко мне по-английски, и я умоляюще смотрю на Ирину. Она отвечает за меня. Молодой иранец с интересом поглядывает.
– Сорри, леди, – обращается ко мне, захватывая телефон со стола. Конечно, айфон последней модели.
Озираюсь по сторонам, пытаясь распознать лица посетителей ресторана, расположенного на берегу залива, а когда возвращаю внимание к собеседникам, натыкаюсь на светящийся экран мобильного. Там читаю вопрос на русском.
«Чем занимаешься в Дубае, Злата?»
Мамат улыбается. Я снова, исключительно с позиции вежливости, иду на поводу – беру свой старенький айфон и открываю переводчик.
«Работаю»
«Кем?» – тут же читаю ответ.
Ирина задорно смеется, а я, недовольно зыркнув на неё, пытаюсь совладать с внутренним стыдом. И пусть, наверняка, Меджид все понимает, печатаю в переводчик: «Я блогер».
Во-первых, это правда. Частично.
Во-вторых, супруг Ирины на меня не обращает никакого внимания. Да и я не на приеме у психотерапевта. Этим мужчинам ничего не должна. Надеюсь, вообще вижу их в последний раз.
Мамат не успокаивается, протягивает свой телефон с открытой страницей в Инстаграм (запрещенная сеть на территории Российской Федерации – прим. авт.).
Я, находясь под пристальными взглядами, указательным пальцем открываю значок поиска и ввожу свой логин. Парень убирает руку, вальяжно откидывается на спинку дивана и скроллит мою страницу.
Стараюсь не обращать внимания на вибрирующий под тарелкой айфон, хватаю бокал. По уведомлениям понимаю, что Мамат ставит лайки на мои фотографии, а затем подписывается на аккаунт.
– Не нервничай так, – Ирина произносит на русском.
Меджид с Азадом общаются, совершенно не вникая в наш разговор.
– Все в порядке, – успокаиваю ее.
– Пожалела, что согласилась?
– Нет, что ты? Я хотела с тобой пообщаться, просто не думала, что кроме… – поглядываю на Меджида. – Что здесь еще будут мужчины. С нами, – договариваю.
– Я тоже не знала.
– Конечно. Я поняла.
Натягиваю слабую улыбку.
– Обычно они сами по себе общаются, а я залипаю в телефоне или прогуливаюсь по Моллу. Фарси (персидский язык, государственный язык Исламской Республики Иран – прим. авт.) я не знаю, в дела мужа тоже не вникаю.
– Ты… любишь его, Ир? – понижаю голос до шепота.
– Конечно, – она удивляется. – Иногда закрываю глаза и не верю своему счастью, Златка. На следующей неделе мы полетим к моим родителям, в Астрахань. Они там готовятся, будто принц заграничный приезжает. А хотя чего скромничать, это и так принц. Он мне половину «Картье» скупил. Очень щедрый. Любит меня сильно.
В доказательство Ира задирает длинный рукав, и я вижу три жестких золотых браслета. Один самой знаменитой модели – в форме загнутого гвоздя, и два – со вставками из сияющих бриллиантов.
Я восхищенно вздыхаю.
Снова думаю о том, что заниматься сексом с таким, как Меджид, я бы никогда не хотела. Ни за что. Эстетики в этом никакой. Все-таки за месяц своей «постельной» жизни я привыкла к Амиру – властному кавказскому мужчине со стройным, загорелым и упругим телом. Тактильно мне приятно быть с ним. Физически – не очень.
Но так или иначе зависть по отношению к семейному счастью Ирины закрадывается. Ничего не могу с собой поделать.
Хотела бы я таких же отношений с Хаджаевым? Быть для него не только куклой с начальными навыками шлюхи, а его… девушкой?
Задумчиво смотрю на дно бокала из тонкого стекла и делаю глоток легкого шампанского.
Пожалуй, нет.
У Амира своя жизнь. У него огромный, иностранный бизнес, куча людей, зависящих только от него, отец с мамой в Дагестане и два брата в Дубае, которых я никогда не видела. Жизнь своего единственного клиента я узнаю по обрывкам телефонных фраз, и только.
У меня же будет своя жизнь.
Вздрагиваю, ощущая взгляд на себе. Резко поворачиваюсь назад, но выдыхаю. Амира среди посетителей нет. Я ничего такого не делаю, все в рамках наших с ним договоренностей, но увидеть его здесь будет неприятно.
Мамат снова тянет телефон с включенным переводчиком.
«У тебя красивые глаза, Злата».
Щеки вспыхивают, спокойно отпиваю шампанское. Пузырики взрываются в носу, поэтому я украдкой его потираю.
Осматриваю молодого иранца и, слабо ему улыбнувшись, пишу первый пришедший в голову комплимент:
«А у тебя красивые руки».
Мамат смеется.
– Ду ю лайк? – спрашивает и проводит пальцами по массивному браслету из желтого золота.
Боже. Он подумал, что мне понравился его браслет? Удивленно наблюдаю, как молодой человек снимает украшение, поднимается и торжественно протягивает мне.
– Презент ту ю, – с мальчишеской улыбкой произносит.
Меджид с Азадом замолкают. Ирина откашливается.
– Мне? – нахмуриваюсь.
По позвоночнику прокатывается липкая дрожь. Он меня купить хочет?
– Ес-ес, презент.
Подарок?..
Это прикол какой-то? Там грамм сто золота, не меньше. Мы едва знакомы.
Широкий душевный жест иранского богача не проходит мимо посетителей ресторана, многие из них принимаются нас разглядывать. Некоторые туристы включают камеры на телефонах. Видимо, думают, что это мой парень и в эту минуту он делает мне предложение. Выглядит похоже.
– Ноу, – отчаянно мотаю головой. Сэнк ю, конечно, но ноу, – отвечаю. Получается глупо. Пьянковский уровень английского заставляет сидящих за столом рассмеяться.
Вытираю влажные ладони о дорогую ткань комбинезона. Единственное, что хочу – исчезнуть. Дернул меня черт пойти за Ирой.
Мамат размещает браслет рядом с моей тарелкой и возвращается на место. Взрослые мужчины никак не реагируют, продолжают общаться о своем. Мой даритель снова ныряет в телефон.
Перевожу затравленный взгляд на Ирину и улавливаю еле заметный отрицательный жест.
– Не бери, – тихо говорит она. – Не вздумай.
– Я и не собиралась.
Оскорбляюсь, задевая пальцами нетронутую тарелку. Все волшебство прекрасного ресторана гаснет, и я очень хочу снова оказаться в «Хилтоне».
Дубайский мир слишком чужой. И непонятный.
– «Таароф», – совсем шепотом произносит Ирина.
– Как?
– «Церемониальная неискренность», такой иранский обычай, Злата. Вроде этикета и гостеприимности.
– И что он обозначает?
– Тебе понравился браслет, Мамат тут же решил его подарить. Но забрать то, что тебе преподнесли таким образом – это жуткий моветон и позор.
– Вот как? – с облегчением выдыхаю.
– Да, – легко ведет плечами Ира и ослепительно улыбается, обращаясь к мужу на английском, затем подхватывает сумку и тянет меня за руку. – Пойдем прогуляемся, Златка. Я сегодня еще не все шаги находила, доктор будет ругаться.
– Пойдем, – тут же вскакиваю, расправляя образовавшиеся на ткани складки в районе талии.
Прощаюсь со всеми, так и оставляя браслет рядом с тарелкой. Мамат тоже мне улыбается и активно машет рукой.
Семеню в сторону стойки администратора не оглядываясь. Никогда еще дубайское пекло, ударяющее мне в лицо при выходе на улицу, не было таким спасительным и долгожданным.
Прогулка занимает не больше часа, и я на общественном транспорте добираюсь домой. Нервничаю, потому что из-за ошибок навигатора уезжаю не в ту сторону и совершаю лишний круг. Ругаю себя за экономность. Можно было просто вызвать такси.
В отеле привычно прохладно и безопасно. Перекидываюсь парой слов с русской девчонкой на ресепшен. Пока поднимаюсь на двадцать пятый этаж, чувствую, как спина покрывается мурашками, и надеюсь, что успела до прихода Амира.
Когда отворяю дверь в люкс, расстраиваюсь. Ключи от машины и телефон Хаджаева привычно валяются на столике. Рядом небрежно скинуты черные кожаные мокасины.
Сбросив туфли, собираюсь прошмыгнуть в свою комнату, но в кресле замечаю внушительную фигуру в черных рубашке и брюках.
Столбенею, сжимая сумку.
– Привет, – здороваюсь первой.
Неловко поправляю прическу и переминаюсь с ноги на ногу.
– Ты уже освободился? – ласково спрашиваю. – Я сейчас все подготовлю и расслаблю тебя.
Сосредоточенный взгляд черных глаз ни о чем мне не говорит, поэтому развернувшись на пятках, отправляюсь к себе.
– Как погуляла? – прилетает острым камнем в спину.
Резко оборачиваюсь.
– С подругой встретилась и не посмотрела на время, – оправдываюсь.
Амир лениво покачивает лед в стакане с янтарной жидкостью и снова на меня смотрит.
Сердце кометой устремляется к полу. Малышка-«Боттега» валится туда же.
Он знает.
– Заметь, я мог бы выгнать тебя прямо сейчас.
И пусть нежным он со мной никогда не был, в эту секунду его голос звучит именно так. Обволакивающе. Окутывает обманчивой ласковостью. Как змея, которая вот-вот придушит и сожрет.
– Амир, ты…
– Но я буду джентльменом и дам тебе пятнадцать минут на сборы. Деньги получишь на карту.
– Амир, пожалуйста…
– Собирай вещи, Злата, и пошла отсюда вон.

Глава 24. Злата
– Амир, что мне сделать, чтобы ты меня выслушал? – спрашиваю со слезами на глазах.
Подвешенность ситуации заставляет меня практически умолять его. Циничного, взрослого мужчину, которому я продалась и целый месяц служила верой и правдой. Но я ведь человек? Неужели он не понимает этого?
Внутренний голос едко напоминает, что я для Амира всего лишь вещь. А разве могут быть у вещи желания?
Вещь – используют, пока не заканчивается срок эксплуатации, а с человеком хотя бы считаются. В этом и отличие.
– Ты теряешь время, Злата. Уже тринадцать минут.
– Я ничего такого не сделала. Просто встретилась с подругой.
Амир равнодушно расстегивает пуговицы на рубашке и вытягивает ноги.
– С проституткой и ее постоянным клиентом, – зло усмехается. – Который захватил клиентов и для тебя. Общественными туалетами я не пользуюсь. Отбитые малолетки меня заебали. Ты мне надоела.
– Нет, Амир, – от несправедливости округляю глаза. – Ира завязала с работой, а Меджид – ее муж. Я не знала, что там будут эти люди. Клянусь. Всем, что у меня есть, клянусь!
Опускаюсь на пол и плачу. Почему-то сейчас особенно обидно, что Амир думает про меня плохо. Всхлипываю и слежу за тем, как он залпом выпивает алкоголь. С грохотом ставит пустой стакан на стол.
Мобильный телефон Амира спасительно взрывается знакомой мелодией.
– Я принесу, – жалобно произношу, подскакиваю и иду к входной двери.
Передав ему, останавливаюсь рядом. Перед этим на экране замечаю имя младшего брата Хаджаева.
Он тоже видит звонящего. Желваки на скулах поигрывают.
– Да, – раздраженно рявкает.
В трубке раздаются громкие голоса. Будто Эльдар находится в метро или в ночном клубе.
Лицо Амира сначала выглядит безразличным, а затем на моих глазах стремительно чернеет, будто ясное дубайское небо перед редким проливным дождем. Это неожиданно пугает и отталкивает.
– Ты охуел? – Хаджаев спрашивает зловеще. – Я не дам тебе ни дирхама. Уже говорил. Если ты такой тупой, что этого не понимаешь…
Снова слышится противный, почти по-женски визжащий голос. Амир отдаляет телефон от уха и слушает на расстоянии, а когда отвечает, снова приближает его:
– Единственное, во что я готов вложиться – оплатить тебе курс в достойном рехабе, который выберу сам.
Амир наклоняется, чтобы снова наполнить свой стакан, и я отпрыгиваю, испугавшись резкого движения. Таким Хаджаева я никогда не видела. В нос ударяет запах алкоголя, который тут же зажигает в груди проблесковые маячки и включает орущую сигнализацию.
Внутренний сигнал SOS срабатывает безотказно.
Пьяный мужчина может быть очень опасен. Пьяный, озлобленный мужчина – это боль и мерзкое ощущение беспомощности. Тело сжимается тугой пружиной.
– Я виноват, что ты стал наркоманом? – гремит Хаджаев, подскакивая и грубо меня отодвигая.
Потираю предплечье.
Слушая доводы брата, Амир снова залпом осушает наполненный стакан и кидает его на стол, разбивая. Стекла разлетаются по комнате.
– Хорош меня шантажировать. Я твой старший брат, а не ангел-хранитель. Рассказывай отцу, что хочешь. Может это и к лучшему. Мы с Расулом хоть жить нормально начнем. Быть созависимым невротиком меня тоже заебало.
Мне неосознанно становится его жаль. Это чувство тут же сменяется чередой других, сносящих меня с ног.
Амир, продолжая телефонный разговор, останавливается у окна, за которым горят огни ночного города. Упирается ладонью о закаленное стекло, а затем бьет кулаком в металлическую перекладину. Широкие плечи трудно вздымаются. Воздух в гостиной становится густым и опасным, поэтому я подхватываю сумку и бегу в свою комнату.
Бегу, спасаясь от звериного гнева.
Судорожно озираюсь, не представляя, что мне делать сейчас?
Инстинкт самосохранения вопит о том, что мне необходимо немедленно покинуть номер в «Хилтоне». Извлекаю из сумки айфон, захожу на сайт и просматриваю рейсы в Москву. Вношу имя, фамилию, данные своего заграничного паспорта, но перед тем, как оплатить, вспоминаю о противном Рубене и его угрозах.
Палец замирает над светящимся экраном.
Готова ли я, чтобы мама все узнала? А отец? Да все пьянковские? Учителя, продавцы в единственном магазине, соседи?
Помотав головой, решаю набрать номер Рубика, чтобы предупредить его. Разжалобить, уговорить. Сделать хоть что-то, чтобы не бояться разоблачения.
– Да, моя золотая курочка, – отвечает он со второго гудка.
– Я уезжаю, Рубен, – нервно выкрикиваю. – Амир… он… выгнал меня сегодня.
– Дура, – голос сутенера меняется. – Какая ты дура! Что натворила?
– Ничего. Я не виновата.
– Просто так бы не выгнал. Идиотка.
– Я уезжаю в Москву, уже оформила билет, – вру.
– Никуда ты не уедешь, я сейчас отправлю за тобой Костика. Поселишься пока там же, откуда сбежала.
– Я не буду, – кричу, нервно поглядывая на дверь, за которой явно слышится грохот.
Видимо Хаджаев закончил разговор и принялся крушить все вокруг. Горло сжимают спазмы, которые только усиливаются от слов Рубена. Просто не понимаю, как он мог показаться мне милым и порядочным.
– Ты будешь делать то, что я сказал или каждая дойная корова в твоей деревне узнает, что их земеля эскортница. Собирайся или… помирись с Хаджаевым.
– Но как?
– Это не мои проблемы. Реши их сама. Жду информации.
Звонок обрывается.
Я плачу, с ненавистно глядя на уродливую «Боттегу». Отпинываю ее с отвращением и снова со страхом смотрю на прикрытую дверь.
А потом решаю оставить все как есть. Утро вечера мудренее. Вот что действительно можно взять из сказок.
Амир нормальный мужчина. Был нормальным.
Не будет ведь он за волосы выкидывать меня из номера? Завтра он протрезвеет и все наладится. Как-то наладится. Я сглупила, встретилась с Ирой и ее мужем. Видимо, в ресторане был кто-то из людей Хаджаева и ему быстро донесли об этом. Но… все люди совершают ошибки! Даже такие жалкие и никчемные, как я.
Даже такие!..
Скинув помятый комбинезон, натягиваю ночнушку и отбрасываю покрывало. Укрывшись с головой и сжавшись в комок, как в детстве, вспоминаю все существующие на земле молитвы. Православные и свои собственные. Внутри словно тяжелый молоток долбит. Отсчитывает каждую секунду, запуская каждый раз кровообращение в сердце.
В гостиной все стихает, и я под мерный звук работающего кондиционера потихоньку расслабляюсь. Даже засыпаю ненадолго, пока из полузабытья не вырывает звук двери, отлетающей в стену от удара.
– Амир, – испуганно подскакиваю, защищаясь покрывалом.
– Просыпайся. Живо, – гремит он чужим голосом.
– Что-то случилось?
Хаджаев приближается шаткой походкой, и я понимаю, что все это время он продолжал пить в гостиной. Один.
– Я пришел получить то, за что заплатил. Не хочешь уезжать – работай.
Он говорит не очень разборчиво, а внутри меня столько ужаса, что сознание просто отказывается понимать смысл сказанных слов. Амир берется за ремень, но не сразу с ним справляется. Он пьяный и неадекватный.
– Не надо. По-пожалуйста, – вжимаюсь в мягкое изголовье кровати всем телом, обнимаю колени и содрогаюсь. Озноб прошибает.
Я так не хочу.
Амир ухватывается за мое запястье и сжимает его так, что блестящие искры из глаз летят. Вскрикиваю от боли.
Мне больно. Но кому до этого есть дело?
Ему будто мало животного вопля, после разговора с братом он превращается в самого настоящего зверя. Второй рукой больно сдавливает лодыжку и пытается уложить меня на кровать, а когда это удается, наваливается сверху. В одежде и с развороченной ширинкой.
В нос ударяет резкий запах алкоголя и крови.
Я визжу как могу, больше не сдерживаясь. Кричу так, чтобы это все услышали. Только помочь некому.
Флешбэками воспоминания роятся.
Перегар, жгучая боль, ощущение деткой беспомощности.
Фантомная боль сменяется реальной и снова берет верх, как опасная карусель.
Я сколько могу сопротивляюсь, пока грубые руки безжалостно мнут придавленное к матрасу тело. Мерзко и грязно. Пытаюсь вырваться из собственного ада. Мечусь, извиваюсь, кручусь, но бесполезно.
Бесполезно.
Слишком сильный противник. Слишком слабая я.
Силы сопротивляться заканчиваются, поэтому я просто реву и не останавливаясь причитаю:
– Я не хочу…
– Мне похуй.
– Амир, пожалуйста…
– Я заплатил, – гремит он над ухом, больно оттягивая спутанные волосы.
– Я не хочу. Я… не… хочу.
Вопли обрываются треском разорванной ночнушки. Точно так же он расправляется с тонкими трусами.
Промежность обжигает и режет. У меня практически не остается слез, когда Амир грубо толкается в меня, не обращая внимания на отсутствие смазки.
Пульс слабеет. Жизнь будто заканчивается. Душой отлетаю к потолку, чтобы не чувствовать.
Мне противно, больно, страшно. Но кто меня спрашивает?
Я хнычу, принимая толчки сильного тела. Смотрю в потолок и рыдаю, повторяя, что не хочу.
Не хочу. Не хочу. Не хочу.
В такт глухим ударам.
Амир фиксирует мои запястья над головой, снова не рассчитывая силу.
Я принимаюсь кусать губы в кровь. Кровь, которая становится еще более соленой от слез. Шмыгаю носом и развожу посильнее бедра, чтобы хоть немного облегчить страдания.
Он имеет меня без презерватива.
Без защиты.
Долго и жестко.
Сдавливает подбородок, проталкивая пальцы в рот. Я кусаю их, с трудом глотая слюни, и молюсь всем богам, чтобы он поскорее кончил.
Когда он кончит – я тоже. Покончу собой. Не смогу жить так. После этого.
Амир приподнимается и переносит ладонь на мою шею. Снова трахает, теперь глядя в глаза. Его зрачки будто неживые. Тусклые, с поволокой. Не могу на них смотреть, поэтому прикрываю веки и пытаюсь отключить сознание, а когда тяжелое тело отваливается в сторону, моя внутренняя пружина опять сжимается – я превращаюсь в маленького эмбриона и скулю.
Не шевелюсь, будто уже умерла.
Закусив кулак, скулю, марая руку слюнями и кровью. Между ног липко и гадко. Все я превращаюсь в один сгусток боли и жалости к себе.
Судя по противному храпу, Амир засыпает, а у меня нет сил.
Нет сил, даже чтобы подняться и сделать с собой то, что я только что решила…

Глава 25. Злата
– Нет, – вскрикиваю, чувствуя на талии тяжесть прикосновения.
Тело еще не проснулось, но все его конечности и органы мобилизуются в одну секунду, и я снова, как и вечером, пулей отлетаю к изголовью, придерживая остатки разорванной ночнушки и подбирая под себя ноги.
– Пожалуйста, не надо, – мотаю головой.
Спутанные волосы застилают лицо.
Амир, сидящий на противоположной стороне кровати, убирает руку и отворачивается. Упирает локти в колени, при этом активно растирая лицо.
Я, пытаясь продрать сонные, заплаканные глаза, сдвигаю волосы и смотрю на него волчком.
Воспоминания снова накатывают. Это неизбежно.
Мне кажется, от произошедшего вообще будет очень сложно избавиться, но промелькнувшее ночью желание лишить себя самого дорогого: здоровья и жизни, больше не посещает.
– Не надо, – повторяю истерически.
Будет ли он меня слушать?..
Вряд ли.
Сейчас Амир трезв, а это значит в нем еще больше силы. Мне точно с ним не справиться, но я искренне надеюсь, что агрессии стало меньше.
– Я тебя не трогаю. Успокойся, – произносит он хрипло.
Обернувшись, окидывает взглядом мое испуганное лицо, шею, вздымающуюся грудь под разорванной одеждой. Резко подавшись вперед, ухватывается за локоть и изучает синяки на запястье.
– Пиздец, – отпуская руку, гремит.
Не дыша наблюдаю, как Амир поднимается, придерживает помятые брюки, еще раз смотрит на меня и… выходит за дверь.
От облегчения прикрываю глаза и снова укладываюсь на постель. В комнате держится стойкий запах перегара. Внутри меня тоже воняет, только еще хуже.
Я обнимаю себя за плечи и покачиваюсь из стороны в сторону. Больше всего на свете мне хочется помыться, но боюсь выйти из комнаты и снова столкнуться с Хаджаевым, поэтому обессиленно прикрываюсь запачканным покрывалом и долго раздумываю, как мне быть.
Что делать?
Я столько вытерпела, чтобы Рубен не выполнил свою угрозу. Хуже только реальная смерть. Уехать сейчас в Москву, значит убить все старания.
В следующий раз я просыпаюсь от звонка собственного телефона и, приподнявшись, пугаюсь того, что прямо напротив, вижу Амира, сидящего в кресле и наблюдающего за мной. Он в шортах и легкой тенниске. Черные волосы влажные, а лицо такое красное, будто он только что пробежал пять километров под палящим солнцем.
– Ответь, – кивает в сторону тумбочки и продолжает смотреть.
Послушно беру мобильный.
– Д-да.
– Ты куда пропала, коза? Совсем там запыхалась на своих работах? – бодро тараторит мама.
– Не-е-ет, – отвечаю с надрывом.
Чувства вываливаются из меня с потоком слез, поэтому я поспешно перекатываюсь на другой край кровати, чтобы отвернуться и хоть немного скрыть их от Хаджаева. Он молча слушает.
– Ты че там ревешь, что ли, шлындра? – настораживается мама.
– Нет, – вытирая лицо, всхлипываю. – Заболела, мам. Прости, не могу говорить.
– Это все у тебя от безделья. Безделье – враг народа. У нас тут грустить некогда, Корзинка, картошку вот с отцом окучили, колорадских жуков собрали, покос опять же да тридцать банок огурцов закатала.
– Трехлитровых? – жалобно спрашиваю.
– Ага. Ну не литровых ведь. Кому там есть-то в литре?
– А тех? С горчицей? Сделала?
– И с горчицей для тебя сделала. Знаю уж, что ты кипятком от них писаешься. Как приедешь к нам москвичка, с картошечкой навернешь.
В нос проникает запах дома: парного молока, скошенного сена и навоза. Я снова плачу в ладонь.
– А Зойка как? – невнятно спрашиваю, чтобы совсем не разрыдаться.
Разглядываю через окно затуманенное небо без единого намека на облака и, прикусив губы, вздрагиваю всем телом от боли. По всей видимости, сдираю свежие ссадины. На кончике языка снова металлический привкус.
– Да как Зойка, от отца опять получила давече.
– За что?
– Так знамо за что. Сидит в телефоне сутками, а как помогать, так сразу устала бестолковая.
Я морщусь.
– Ну, ясно…
– Ты домой-то когда?
– Пока не могу, – мотаю головой. – Работа, мам.
– Ну работай, коза, работай. Мож разбогатеешь, нас с отцом на старости лет в Москву перевезешь, – с хохотом произносит. – Отцу-то привет передавать?
– Угу.
– Ну давай. А заболела-то чем? Голая поди снова ходила? Дожди-ж у вас вроде. По телевизору как сказали, думаю, как ты там у меня? Хоть бы не смыло.
– Простыла, мам, – вздыхаю.
– Ну лечися, лечися.
Отложив телефон, замираю с ним в руке. Пальцами второй сжимаю покрывало.
– Поговорила? – слышу из-за спины.
– Поговорила.
– Кто такая Зойка?
– Сестра…
– Ясно.
Амир поднимается и направляется к двери. По пути встречает мою сумку на полу. Подняв ее, убирает на комод.
– Приведи себя в порядок, Злата. Потом поговорим.
Дав указание и не дожидаясь ответа, он снова покидает комнату.
А я впервые со вчерашнего вечера поднимаюсь с кровати. Ночнушка тут же спадывает к ногам, перешагиваю через нее и, чувствуя в теле неприятную ломоту, иду к шкафу за халатом.
Принимаю душ, смывая с себя пот и засохшие следы секса на бедрах. Пока вытираюсь полотенцем, в зеркале я вижу человека точно на лет пять старше моего биологического возраста. Даже волосы кажутся тусклыми. Зачесываю их назад и, затянув потуже пояс на халате, иду в гостиную.
Здесь, судя по сверкающей чистоте, уже поработали горничные.
Амир появляется спустя несколько минут. Уже одетый привычно: в черные брюки и белую рубашку. На лице – никаких следов похмелья. Видимо, с помощью утренней пробежки он от них избавился.
Кивнув в сторону стола, он усаживается и снова внимательно смотрит. Его взгляд невозмутимый и спокойный. Сожаления ни грамма. Но я его и не жду. Как и извинений.
То, что произошло – чудовищно, но утром я спустилась с небес на землю.
Я продалась ему. Сама. Он захотел секса. Странно было бы, если бы Амир Хаджаев спросил разрешения?
– Как ты себя чувствуешь?
– Нормально.
Складываю руки на столе. Они сильно дрожат. Мы оба это замечаем, поэтому прячу их на колени.
– Что у тебя с губами? Это я тебя ударил?
Инстинктивно провожу языком по нижней губе и прячу его, сообщая грубовато:
– Обветрила.
Амир качает головой, чертыхается и снова растирает лицо ладонью.
– Я всегда был против насилия. И уж тем более со мной, такое происходит впервые.
Отворачиваюсь и снова разглядываю тусклое небо. Облака появились. Хорошо, что в этом номере такие большие окна. Мне нравится, что есть хоть что-то, на чем можно зависнуть и не думать…
Вообще не думать. Ни о чем.
– Оправдываться я не буду, – предупреждает Амир, добавляя: – Перед тобой.
Повернувшись, смотрю на него из-под бровей. Впервые за сегодня прямо. Не отводя глаз и не боясь.
– Но и бегать от правосудия тоже…
Сглатываю ком в горле, продолжая молчать.
– Ты можешь заявить о том, что произошло в ближайший отдел полиции. Это твое человеческое право. Уговаривать тебя не делать этого, я не буду.
– Но…
– Заявлять о твоем роде деятельности тоже, – настаивает он. – Ты живешь здесь не первый день, и персонал тебя знает. Они подтвердят наше сожительство.
В голове снова проносятся страшные картинки. То, как я сильно ненавидела его сегодня ночью. То, как мне было больно… Боль до сих пор микротоками беспокоит рассудок и тело.
Молча наблюдаю, как Амир проходит к мини-бару. Еще вчера забитые дорогим алкоголем полки, сейчас заставлены банками с колой и бутылками с прозрачной водой, одну из которых Амир и извлекает.
Наполнив стакан, жадно пьет. Напряженно отставляет его и оборачивается.
– У тебя будут проблемы, – произношу тихо, замечая его чуть покрасневшие скулы.
– Будут? По-моему, проблемы уже случились.

Глава 26. Злата
– Я не буду этого делать, – отвеча

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/lina-koval-32807647/za-dengi-70773907/?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.