Главная страница | Попаданцы | Изобретая чудеса

Изобретая чудеса
Ана Жен


Изобретая чудеса #1
Когда-то давно прабабка по папиной линии сказала Ларе, что та будет гулящей. Примерно тогда же, а точнее несколькими мгновениями позже, Ларина мама заявила, что у старухи просто маразм, и маленькой Ларе не стоит навещать неприятную родственницу. Ну кто же знал, что Ларе предстоит прогуляться по времени, приспособиться к жизни в XIX веке, познакомиться с будущим императором и поучаствовать в восстании декабристов?





Ана Жен

Изобретая чудеса





Глава 1. Все то, что я знаю про это


Когда-то давно прабабка по папиной линии сказала Ларе, что та будет гулящей. Примерно тогда же Ларина мама заявила, что у старухи просто маразм и маленькой Ларе не стоит навещать неприятную родственницу.

– Бабуль, ну мы же тебе объясняли, – начала в очередной раз Лара, – я даже в отношениях не состою.

– Я знаю, где был закопан клад, – заявила старуха, не имевшая обыкновения слушать пояснения тем, о которых у нее и без того было однозначное мнение.

Прабабка по папиной линии плохо сохранилась. К тому же, никто точно не знал, сколько ей лет и откуда она вообще взялась в папиной линии. Вроде как прабабка – сестра какой-то бабки со стороны отца, но это неточная информация. Все просто знали, что она довольно близкая родственница с квартирой в центре города, а природа ее возникновения в жизни семьи мало кого интересовала.

– Какой клад? – Ларе нравилось проводить время со странной старушкой, собственно говоря, только ей и нравилось.

– С бумагами и ключами! – недовольно заявила прабабка и добавила: – чисть следующий апельсин!

– Хочешь сходить за ним?

Иногда Лара вывозила дряхлую родственницу на природу.

– Так его там нет, – пожала плечами она. – Я же сказала, что знаю, где он был, а не где есть. Но я бы на твоем месте адресок запомнила.

– Я запишу, – пообещала Лара.

– Только тебе нужно будет очень быстро за ним сходить, – предупредила прабабка. – А то дня не прошло, как туда уже пришли всякие. – Она постучала по пустой тарелке: – Так где апельсин?

– А где клад? – улыбнулась Лара и все же положила апельсин, прихватив дольку.

– Эй! Перестань есть мое имущество! И так все заберешь.

– Завещаешь мне свою квартиру? – хихикнула девушка.

– Это и так твоя квартира, – хмыкнула прабабка. – Если, конечно, заберешь клад.

– И где же клад? – Ларе нравилось не понимать, о чем идет речь.

– В этом самом дворе, будет лежать ящик ровно день, а потом уже не будет. Поэтому, как поймешь, что тебе негде жить, нужно быстро его забрать.

– Так, а когда это будет?

– Это уже было! – разозлилась старуха и, насупившись, укуталась в палантин. – Ты меня, Лариса Константиновна, совсем не слушаешь.

– Я правда пытаюсь понять, но что-то не получается, – она чмокнула прабабку в сморщенный лоб.

– Еще скажи, что не гулящая!




***

На жизнь Лара не жаловалась. Точнее, конечно, жаловалась, но делала это тихо, поэтому для окружающих все ее сетования оставались незаметны. Хотя, какие горести могли выпасть на долю двадцатиоднолетний студентки журфака? Никаких, это и удручало. Жизнь перевалила за двадцать, а из полезного для общества Лара совершила едва ли больше написания курсача про секс. Впрочем, курсач про секс и в самом деле был хорош. На защите ей так и сказали: «Лариса, знаете, курсовая хороша!». А потом поставили отлично.

Да, проблема была именно в этой обыденности Лариного бытия. Пока все строили успешную карьеру, заводили миллионные блоги и находили вторые половинки, Лара пила кофе и думала о том, что однажды ее непременно выгонят из вуза за прогулы. И, кажется, даже особых талантов у нее не было. Нет, конечно, умение анализировать произведения зарубежной литературы и понимание того, что не любить «Преступление и наказание» – не самый тяжкий грех, были неплохим дополнением к ее анкете на сайте знакомств, но все это так мелко!

Зато Лара была мечтательницей: она верила, что однажды кто-то бесстрашный ворвется в ее жизнь и вырвет из заурядной действительности. К тому же, Лару нельзя было назвать глупой, скорее наоборот, ее стоит назвать умной, а если не умной, то хотя бы сообразительной.

И все же, несправедливо умолчать о Ларином четком плане на ближайшее будущее, точнее на ближайшие двадцать лет: через год пытка высшим образованием будет окончена, Лара возьмет год перерыва и, с легкой подачи родителей, отправится путешествовать по Азии, а если повезет с визой, то и по США. За это время Лара непременно напишет роман, который тут же станет бестселлером (а зачем еще писать роман?). К двадцати пяти Лара однозначно встретит идеального мужчину, скорее всего, профессора Колумбийского университета. А в двадцать восемь выйдет за него замуж. В тридцать родит первого ребенка (желательно через запланированное кесарево, потому что как можно потом любить человека, который в первые минуты своей жизни доставил тебе столько страданий?), затем с разницей в несколько лет родятся еще какие-то дети. А в сорок Лара однозначно получит Нобелевскую премию по литературе (потому что зачем иначе было писать бестселлер?).

Поэтому, в то утро Лара вышла на улицу с четким планом на жизнь, но без малейшего понятия, что делать сегодня. Когда Лара не знала, куда идти, она шла к Эрмитажу и никогда в сторону Пяти углов или Сенной: весь Петербург делился для нее на «перед» и «за» Гостинкой. «За», по какой-то неведомой причине, она избегала.

К Эрмитажу, к слову, она шла не просто так: в Главном штабе работал один очаровательный историк с невероятной харизмой и кудрями. Что в нем было более невероятным: кудри или харизма – опять-таки, не известно, однако Лара упорно следовала к Эрмитажу.

Все как всегда. Знакомый маршрут, одни и те же остановочки. Однако внезапно случилось то, что могло бы случиться в книге Кафки, которую могла бы купить Лара, если бы пошла в Подписные, а не ждала появления харизматичного и кудрявого на Дворцовке. Так вот, суть не в кудрявом.

Следите внимательно, как следили бы за выступлением фокусника: Лара переходила дорогу возле цирка и что-то ее ослепило. Что-то вот очень сильно ударило ей в глаза, а потом она в буквальном смысле слова выскочила из-под кареты. Карета в Питере – явление не сказать, чтобы редкое. Поэтому неладное Лара заподозрила, когда ей навстречу проследовала миловидная барышня с зонтиком. Конечно, миловидная барышня в центре Питера – явление еще более рядовое, чем карета. Внешний вид этой барышни заставил Лару подумать:

– Черт! Забрела на съемки, – она ускорила шаг, пытаясь найти выход с площадки. – Наверняка сейчас еще от какого-нибудь менеджера попадет.

Лара спешила по малолюдной улочке, не в силах вырваться из фильма. В какой-то момент ей стало казаться, что она во сне. Она спешила вернуться к чему-то современному. Но ни одной машины не было вокруг нее. Ни одной! И это в центре города!

В какой-то момент Лара поняла, что просто себя накручивает. Побоявшись словить паничку, девушка нырнула в первую же арку с приоткрытыми воротами. Она не хотела признавать, что какая-то неясная фигня произошла именно с ней. Лара тяжело вздохнула, приказала себе успокоиться. Мозг, любящий анализировать разного рода истории, выдал целую вереницу непонятных теорий, в том числе и конспирологических. Например, про путешествия во времени. От этой идеи она отмахнулась особенно агрессивно.

Собрав всю волю в кулак, она сделала шаг из полумрака подворотни и была облита поливальной машиной.

Странные события лета затерялись в череде житейских мелочей: поиск научника для диплома, крамольные мысли о магистратуре в Европе, чтобы точно дали визу, бессмысленное похудение на два килограмма.




***

Одним из последних теплых осенних дней Лара прогуливала вуз. Погода стояла прекрасная, поэтому девушка следовала любимым маршрутом по набережной, через Дворцовый мост и затем к своему дому за экономическим факультетом. Она прихватила попутно кофе, который она ненавидела пить, но любила покупать.

Погруженная в мысли о светлом будущем и дурацкий трек, который было лень переключить, она прошла по мосту. Но переходя дорогу возле цирка, она снова была чем-то ослеплена, а затем влетела в чьи-то объятия. При любых иных обстоятельствах, ситуация могла бы понравиться Ларе.

– С вами все хорошо, милая барышня? – обеспокоенно поинтересовался невысокий мужчина с темными глазами.

– О, простите, что-то… – она быстро оценила странный костюм мужчины.

– Простите, я на площадке? – уточнила она, начиная страшно нервничать.

– Нет-нет, вы возле Фонтанки, милая барышня, – поспешил объяснить мужчина.

Дурацкая шляпа, странная трость. Если она не на площадке, то что за реконструкция? И куда опять делись все машины?!

– Очевидно, что я возле Фонтанки! – возмутилась Лара. – Что вы здесь делаете?!

– Иду на Невский… – растерялся явно незлой мужчина.

– То есть просто идете и ничего не снимаете? – продолжила задавать наводящие вопросы Лара.

– Сегодня, конечно, жарко, но не думаю, милая барышня, что буду вынужден что-то снять…

Лара снова огляделась, стараясь найти хоть что-то привычное. Вспомнилась интернет-теория о том, что человек может провалиться в «текстуры» и попасть в параллельный мир. Что если она туда попала? А может, она просто сильно задумалась?

– Барышня, вам нужна какая-нибудь помощь? – мужчина начал всерьез беспокоиться о душевном здоровье незнакомки.

– Забейте! – воскликнула Лара и, прежде, чем ее бы увезли в дом призрения,  умчалась в сторону своей квартиры.

Бегала Лара отлично. Скорее всего из-за того, что вечно пыталась сбежать от проблем в прямом и переносном смыслах. Гвардейские шляпы, шумные экипажи, кричащие торговцы. Лара бежала в надежде, что однажды это кончится.

Длинные волосы мотылялись во все стороны, а широкие брюки путались и затрудняли движение. Хотелось стянуть свитер, но остановиться было еще страшнее. Лара чувствовала себя в фильме «Назад в будущее»: если сейчас она сумеет развить невероятную скорость и разорвет пространство и время…

Если девушки в красивых платьях и мужчины в странных костюмах не могли до конца убедить ее в происходящем, то квартал, в котором прежде находился ее дом – вполне. Не было больше экономического факультета, одни казармы. Какой-то солдат, проходя мимо, отпустил нелестную шутку о ее внешнем виде. Лара даже не одарила его взглядом. Солдат решил, что она городская сумасшедшая.

Ситуация страшная: очевидно, что Лара где-то в прошлом. Нельзя сказать, что она была сильно удивлена фактом перемещения во времени: в конце концов, девушка читала Воннегута и еще ошибочно полагала, что время – это очень непостоянная вещь. Но что Лара знала о времени XIX века? Она знала, что в XIX веке использовали альтернативную энергию, знала, что был потоп, который уничтожил всех мамонтов и великанов. Она тяжело вздохнула, осознавая, что ей стоило уделять больше внимания обычной истории, а не альтернативной.

Она прислонилась к ограде Таврического сада. Нужно было что-то решать. Пропустить стадию принятия и понять, как не попасть в местную психушку, тюрьму или рабство. Лара зажмурилась, приподняла подбородок вверх и пообещала какой-угодно высшей силе, что если ее, Лару, вернут в приличное время, она никогда в жизни не прогуляет пары в вузе. Никогда.




Глава 2. Желтого билета не имею


Что делать дальше, решать нужно было быстро, а главное, правильно. Лара точно знала, что с ее внешним видом проблемы могут подстерегать на каждом шагу. Это вам даже не начало ХХ века, это гребаная допотопная или постпотопная империя. Лара не была сильна в истории костюмов, но догадывалась, что находится после Наполеона и до Викторианской эпохи. Почему она так плохо знает отечественную историю? Девушка тяжело вздохнула и огляделась в поисках своевременного решения, впрочем, такового не последовало.

– Что делать? – думалось ей.

Лара была достаточно гибкой и лояльной, чтобы пропустить истерику по поводу перемещения во времени, в конце концов, может не все так плохо и она просто сошла с ума? В любом случае, какой смысл рыдать поссреди улицы? Конечно, ее подруга придерживалась иной позиции и считала, что как раз слезами горю и поможешь: начнешь плакать и кто-нибудь тебя спасет. Лара не обладала техникой плача во имя спасения, поэтому обычно молча вставала и шла вперед.

– Что я имею? – продолжала размышлять она. – А ничего я не имею!

Это было весьма несправедливое утверждение, потому что в ее сумке валялся айфон, тетрадки с недописанными конспектами по литературе и французскому, новенький спрей VS с блесточками, права, ключи от машины, несколько ручек, фломастер, косметичка, ТераФлю и еще ряд всяческих мелочей. Для XIX века она имела ни-че-го.

– Эй, бродяжка! – окликнули ее. – Пошла отсюда. Срамота-то какая! Баба и в брюках!

– Я не бездомная! – огрызнулась Лара, хотела сделать что-то еще, но тут ее осенило: – хотя… Спасибо!

Она вскочила на ноги и опять хотела пуститься в бегство от пугающей действительности. Лару остановил ее же внешний вид.

– Нужна юбка, – рассудила она, – и волосы бы подобрать.

Да, в этом Лара была права: путь ей предстоял долгий и тернистый, еще и через Невский проспект. Она чувствовала себя дворовой кошкой, которую любой может шугануть, поэтому та вынуждена жаться к земле и прятаться за машинами.

Путь Лара прокладывала по самым узким, самым тихим улочкам, пока в одном из дворов не заметила сушащееся белье. Иногда Лара была склонна к спонтанным решениям. Одним из таких стало вторжение в чужой двор.

Ворота волей случая были, конечно же, закрыты. На них даже красовался замок, но Лара была не из тех порядочных гражданок, которых может остановить знак «Не влезай – убьет» или что-то в этом духе. Она по-хозяйски подошла к замку и не без удовольствия обнаружила, что замок только выглядел запертым. Ловкое движение руки, и вот она уже на месте. Лара воровато огляделась, ведь собиралась воровать, и, поняв, что опасности нет, деловито принялась за осмотр висящего гардероба.

Одежда была так себе, но Ларин взгляд остановился на тонком светлом платье, в котором она наверняка замерзнет, но точно сможет влезть в него самостоятельно. Выбор сделан. Лара уже уверовала в свое везение и безнаказанность, как кто-то внезапно заорал:

– Ты что здесь делаешь?!

Лара ойкнула и решила не дожидаться личной встречи с обладателем голоса. Прижимая к груди бесчестно нажитый трофей, она снова побежала. Нерасторопный потерпевший что-то орал ей вдогонку, но главным преимуществом России, как известно, всегда была стабильность, поэтому полиция реагировала одинаково оперативно во все времена. Так или иначе, Ларе удалось избежать правосудия на этот раз. Конечно, оглядываясь назад или забегая вперед, здесь уж откуда посмотреть, Лара пожалеет о том, что ее не поймали за руку с этим платьем, что позволили пройти так далеко.

Найти тихое и безлюдное место в центре города в разгар рабочего дня – задача не из легких. Впрочем, если бы Лара удосужилась посмотреть на часы, то ужаснулась бы от того, что стрелки неумолимо двигались к шести, в любом случае, даже в такой час найти укромное местечко ей удалось бы с трудом. Однако она нырнула в очередную подворотню и, понадеявшись на то, что провидение вновь будет к ней благосклонно, начала спешно стягивать с себя свитер. Раздеться целиком она не решилась, поэтому неловкими движениями начала прокладывать дорогу в юбку.

Единственное, на что Лара надеялась – она по ошибке не стащила ночную сорочку, знала она такие истории, когда после окончания Второй Мировой некоторые малопросвещенные дамочки выходили в свет, облачившись в шелковые сорочки. Конечно время все стерпит, и, спустя немногим больше полувека, Лара и сама ходила в клуб, прикрыв наготу голым платьем. Но не нужно быть гением для понимания, что в консервативной империи хождение в пижаме не оценят.

Она задрала юбку и начала освобождать ноги от штанишек, когда заметила на себе чей-то любопытный взгляд.

– Милая барышня? – спросил недавний мужчина, который ловил ее после выпада из родной реальности. – Работаете?

– Вообще или сейчас? – автоматически уточнила Лара, пытаясь, наконец, избавиться от штанов.

Собеседник замялся, поэтому Ларе пришлось брать инициативу в свои руки:

– Вы не могли бы смотреть менее внимательно? – Она наконец стянула остатки одежды.

– О, простите! – он быстро отвернулся, покачнулся и для Лары все встало на свои места.

– Что на Невском наливали? – усмехнулась она, одергивая юбку, которая вполне могла бы быть и длиннее.

Неразговорчивый собеседник только хмыкнул.

– Милая барышня, могу ли я узнать ваше имя? – Он снова пошатнулся.

Лара, как ни в чем не бывало, принялась засовывать современные вещи в сумку, огромные размеры которой до сего момента казались неоправданными.

– Лара, – она вытащила резинку из сумки и начала вертеть кичку. – А вас?

– Позвольте представиться, Кондратий Федорович Рылеев.

– Ой, ну в таком случае, – она одернула юбку и закинула сумку на плечо, – Лариса Константиновна Вовк, – девушка приблизилась к собеседнику и протянула ему руку.

– Вы очень странная, – сообщил он, но руку пожал.

– А вы очень пьяный, раз так долго ведете цивилизованную беседу с барышней из подворотни, – она снова усмехнулась.

Справедливости ради, если бы Лара не видела, что стоящий напротив джентльмен пьян, она бы наверняка вела себя чуточку скромнее. Но раз уж он пьян, то вполне можно позволить себе чуть больше. Здесь еще можно отметить, что Лара никогда не была из слабых женщин, боящихся мужчин. Возможно, она была из глупых женщин, которые недооценивали противника, но факт остается фактом, мужчин она не боялась.

– Так куда вы теперь? На Невском вы уже сегодня были, – Лара начала идти вперед, потому что, на минуточку, она спешила в дом своей прабабки.

– Очевидно, что мой долг проводить вас, – он немного пошатнулся.

– Вас качает, – заметила Лара, беря его под руку, – возможно, это мой долг вас проводить?

Кондратий Федорович с сомнением покосился на Лару:

– Не могу не спросить, вы девка?.. – проговорил он и сам смутился.

– Типа, как там это называется, есть ли у меня желтый билет? – оскорбилась, но не до конца, Лара, потому что, а чего она ожидала, если стягивала портки в подворотне.

– Простите, я не должен был…

– Ну, даже если дадите денег, желтого билета не имею, по крайней мере сегодня, – она отдалилась от собеседника.

– Я все еще имею намерение вас проводить.

– В таком случае, мне на Мойку, – Лара снова ускорила шаг. – Пойдемте! Я вообще-то спешу.

Она согласилась на эту компанию лишь из соображений безопасности: с молодым человеком не в своем времени как-то спокойней. Конечно, возможности стать в чьих-то глазах шлюхой увеличивались, но, как говорится: игра стоит свеч.

– В какой части Мойки вы живете? – спросил Кондратий Федорович после продолжительного молчания.

– Которая у Невы и суда. Я плоха в номерах домов.

– У суда? – не понял он.

– Ну да, рядом с Исаакием, там где памятник Петру.

– Рядом с Сенатской площадью?

– Так точно!

– Но там нет суда, – заметил Кондратий Федорович.

– Как нет? – удивилась Лара, которая буквально два месяца назад смотрела оттуда развод мостов. – А как же конституционный суд?.. Ах точно, – вздохнула она, – у вас же нет конституции.

– Простите? – изумился тот.

– Не берите в голову, я здесь буквально первый день и еще не успела адаптироваться, – Лара постаралась как можно скорее сменить тему разговора, понимая, что даже при общении с пьяным человеком, позволяет себе слишком много.

Несколькими поворотами позже они уже выходили на нужную набережную

– Почти пришли, – сообщила она.

– Ну, так мы с вами, Лариса Константиновна, соседи, – заметил Кондратий Федорович, – здесь моя скромная обитель, – он махнул в сторону серого дома.

– А я знаю, здесь же поэт Рылеев жил, ну, который из де… – она осеклась, решив не называть первому попавшемуся имен бунтовщиков, тем более она все еще не знала, в каком году находится. – Один из друзей Трубецкого.

– Вы знакомы с Сергеем Петровичем? – искренне поразился трезвеющий Кондратий Федорович.

– Не лично… – Лара свернула в открытый каретный въезд и тут ее осенило: – Простите, а вы тот самый Рылеев?!

– Ну, в том доме живет только один Рылеев, – Кондратию Федоровичу, разумеется льстила известность, даже если признание исходило от такой странной барышни с сомнительной профессией.

Лара смерила мужчину оценивающим взглядом, пытаясь понять, насколько он похож на того, которого видела в учебнике по истории. Пришла к некоторому умозаключению и решила отложить все остальные размышления по этому вопросу.

– Простите, Лариса Константиновна, вы что-то ищете?

Ничего не объясняя девушка внимательно оглядывала полупустой двор.

– Ящик, наверное, какой-то клад. Поможете? Времени не так много…

Так странно было стоять рядом с очевидно заброшенным домом прабабки. Самое удивительное, что дом совершенно не изменился. Появились какие-то новые, точнее, старые трещины, которые позже исправит не один капремонт. В этом дворе Лара обычно оставляла машину. На эту стену закидывала ногу, разминаясь перед пробежкой, а рядом с этим подвальным окном прятала сигареты, когда недолго курила в десятом классе.

– Прошу прощения…

– Да не извиняйтесь, – раздраженно отмахнулась Лара, не в силах найти единственную зацепку, которая могла бы ей помочь здесь выжить.

– Нет, ну это не слыхано, мы имеем право здесь быть? – заявил Рылеев после десяти минут бессмысленных поисков.

Он опустился на ступеньки. Все еще хмельного Кондратия Федоровича стало клонить в сон.

– Это мы узнаем если вы поможете, а не будете рассиживаться! – воскликнула Лара, но в голосе ее не было и намека на истинное раздражение. В какой-то степени она начала получать удовольствие от происходящего. –  Ей богу, вызвались помогать странной девушке, разбирайтесь с последствиями.

Рылеев хотел уйти, но любопытство брало верх. Был в нем этот дух авантюризма. Поэтом он, как мальчишка, с новыми силами начал метаться из угла в угол:

– Это не то, что вам нужно? – спустя пятнадцать минут старательных поисков, его взгляд остановился на чемоданчике, свисающем с фонаря.

– А я откуда знаю? Давайте откроем?

Он привстал на носочки и достал трофей. Разочарованию Лары не было предела. Она была уверена, что понятие клад включает в себя золото и драгоценности, здесь:

– Бумажки какие-то, – фыркнула Лара.

– Это ваш паспорт и документы на дом, – растерянно сообщил Кондратий Федорович.

Если Лара осталась разочарована находкой, то Рылеев – напротив. Если клад, то сдается ему, человеку, который всю жизнь на съемных квартирах, именно такой.

– А, так это мой дом? – приободрилась она.

– А вы не знали? – мужчина поморщился.

– Это дом моей прабабки, она умерла… Не так давно… Не была уверена, что она отдаст его мне.

– Здесь еще ключи… Это самое странное, что со мной происходило, – признался литератор.

Лара выхватила ключ и пожала плечами: по ее сугубо субъективному мнению путешествия во времени, все же, занимательнее. Хотя… Девушка покосилась на свое имя, вписанное в документы.

– Давайте-ка посмотрим, что там внутри.




***

Абсолютно голодная и, наконец, растерявшаяся, Лара лежала на пыльной постели без постельного белья. Дом явно был заброшен, но теперь в руках Лары были документы на него. Единственным знакомым во всем Петербурге был Рылеев, единственное платье было краденым, а денег не было и вовсе. Внезапно она поняла, что из еды у нее только протеиновый батончик, который валяется на дне сумки еще с прошлого года.

Нужно было найти работу, но что она умела? Сейчас мысль про желтый билет казалась достаточно разумной. Лара не умела делать ничего из того, что должна была уметь порядочная дворянка, а, благодаря, содержимому ларца, Лариса Константиновна Вовк узнала, что является потомственной дворянкой… Потомственная дворянка и ее потомственное затхлое поместье!

С другой стороны, Кондратий Федорович не был также скептичен относительно состояния дома на набережной. Он прошелся по комнатам и констатировал: «Пригнать сюда слуг, все отмыть и будет настоящий дворец». Потом он как-то быстро откланялся. Лара предположила, что от запаха сырости и выпитого алкоголя литератора и революционера затошнило. Ох, найти бы и ей бутылочку чего-нибудь!

Вообще, история с кладом заслуживает отдельного внимания. Лара всегда знала, что прабабка по папиной линии женщина странная и загадочная, но не настолько, чтобы предугадать появление Лары в прошлом. Вопросов становилось больше, чем ответов. Как на экзамене по предмету, который не знаешь вообще, а преподаватель пытается тебя вытянуть, но лишь хоронит больше и больше. Ко всему прочему, девушка обнаружила визитку какого-то банкира, к которому следовало наведаться ранним утром, ведь как говорят в народе: голод не тетка.

Но это все будет завтра, а сегодня она ужаснулась отсутствию воды и унитаза в доме и, свернувшись калачиком под свитером, уснула.




Глава 3. Со странной женщиной


К концу первой недели проживания в XIX веке Лара окончательно разочаровалась в себе:

– Воровка, мошенница, бесчестная девка! – сетовала Лара старому портрету пухлощекого мальчика, уплетая очередной пирожок. – Вот ты, Максимка, что по этому поводу думаешь?

– Зато ты все еще не пошла торговать своим телом, а это успех! – заметила она от лица пухлощекого Максимки.

– Да? Продать за такие деньги, такие дешевые кольца! – корила себя Лара за удачную сделку в ломбарде, куда отнесла позолоченные серьги с фианитами и выдала их не за стекляшку, а за редкие камни.

Сделала она это с такой убедительностью, что невероятно сияющие серьги забрали у нее практически за пятьсот рублей. Лара, которая во время прошлой зимней сессии посмотрела два сезона «Крепостной», прекрасно понимала, что за сто рублей или около того, вполне можно купить себе служанку.

Из недорогих украшений с диковинным камнем у Лары, в буквальном смысле, на руках оставалось три кольца и два браслета. Впрочем, расчетливая девушка сразу уточнила у своего банкира во что встанет содержание особняка, парадоксально, но за огромное заброшенное здание в одном из самых дорогих районов города Лара должна была отдать три тысячи рублей, это при том, что ни света, ни туалета в коммуналку не входило. Нужно было срочно найти какие-то средства к существованию.

Выход был один и довольно простой: из своей элитной заброшки сварганить доходный дом. Первым делом, дабы не тратить денег зря, Лара занялась самостоятельной уборкой. Между делом, девушка составила смету, возможно не самую профессиональную, но на какую хватило гуманитарных мозгов. Сперва нужно было пошить приличное платье, а то краденое мало того, что не сильно модное, так еще и стойкость морального духа подрывает. Затем нанять рабочих и, хорошо бы, архитектора для перепланировки здания – одни проблемы.

Лара была легка на подъем, поэтому кое-как умывшись и причесавшись, отправилась забирать у швеи первое честное платье, если платье, купленное на деньги с махинаций, может быть честным. Наряд оказался скромненьким и прохладненьким. Нужно было озадачиться покупкой пальто, но с учетом намечающегося ремонта, ходить Ларе до декабря в современном свитере.




***

Кондратий Федорович недовольно смотрел на нежданную гостью.

– Я так понимаю, вы мне не рады? – улыбнулась Лара.

– Заявляться без приглашения – верх неприличия, – весьма однозначно выразился мужчина.

– Да ладно вам, – фыркнула Лара, которая придерживалась мнения о том, что указывать людям на отсутствие такта и есть верх неприличия. – Вы мой единственный друг!

– Позвольте уточнить, Лариса Константиновна, когда мы успели стать друзьями?

– Позволю! – возмущенно воскликнула уже Лара. – Вы видели меня без штанов, я видела вас пьяным, Кондратий Федорович, не это ли дружба?

– Вы феноменально вульгарны, милая барышня!

– Да бросьте, Кондратий Федорович, была бы я вам противна, меня бы и в гостиную вашу не пустили.

Рылееву было ответить особо нечего, в целом, Лариса Константиновна сочетала в себе все те качества, которые он ценил в людях. Правда, подобной дружбы с женщинами он до этого не водил. Впрочем, отсутствие хоть малой доли такта и изящества в ее манерах, давали ему повод судить девушку по мужским стандартам.

– Предположим, – вздохнул литератор, – но какова в таком случае цель вашего визита?

– Рада, что вы спросили! – девушка рассудила, что формальная часть наконец позади. Хотя едва ли то, в чем Лара принимала участие, могло иметь формальное значение. – Мне нужны деньги!

– Возможно, я не совсем правильно вас понимаю, Лариса Константиновна, но вы пришли просить в долг? – снова напрягся Рылеев.

– Нет, конечно, Кондратий Федорович! – возмутилась она. – Я достаточно взрослая для того, чтобы иметь собственный доход!

– Вы просите помочь найти вам жениха? Боюсь вас огорчить, но едва ли у меня имеется хоть один знакомец, заинтересованный в женитьбе, – он покачал головой.

– Кондратий Федорович! Побойтесь Бога! Какая свадьба? Я слишком молода для этого, – всплеснула руками Лара и чуть не опрокинула вазу за спиной.

– Прошу простить за столь нескромный вопрос, но сколько же вам лет, милая барышня?

Лара уже хотела ответить, но внезапно поняла, что молодуха она только в ХХI веке, здесь же близка к определению «старая дева».

– Ну, – протянула она, – я молода душой! И вообще, я не на «Давай поженимся» пришла, а по важному делу.

Кондратий Федорович приподнял бровь, пытаясь понять неведомую ему идиому, а Лара быстро продолжила:

– Вы же литератор, я тоже журналист, в какой-то степени, помогите найти работу!

– Пишущая женщина? – почти ужаснулся тот.

Рылеев был несправедлив и знал об этом. Он не раз видел рукописи женщин, но никак не мог заставить себя относиться к ним серьезно.

– Позвольте, но что вас удивляет? – поразилась Лара ожидаемому повороту. – Джейн Остин – чудесный писатель.

– Пишете дамские романы? – хмыкнул литератор.

– Кондратий Федорович, я за социальные проблемы в журналистике!

Лара начала выдавать близкие Рылееву идеи. Видя, что собеседник все еще не впечатлен, она предъявила главный аргумент:

– Ну, милый Кондратий Федорович, разве вы сами не выступаете за свободу слова и печати? О какой свободе может идти речь, коли вы отказываете в этой свободе, основываясь лишь на том, что мы с вами обладаем разным набором половых органов?

Лара откинулась на кресле: держать осанку удавалось ей с огромным трудом. Рылеев пытался осмыслить, в чем его только что упрекнули.

– Давайте так, – решила взять инициативу в свои руки Лара, – на следующей неделе я принесу вам рассказ, если он вас устроит, вы поможете мне определиться в какое-либо издание? Если не понравится, то я соглашусь с тем, что сейчас век мужчин, воспользуюсь вашим советом, и пойду искать мужа.

– Это пари? – оживился Рылеев.

– Хотите пари?

– Коли изволите попытаться доказать что-либо, давайте повысим ставки. Я возьму вашу работу и прочитаю ее друзьям, если они останутся довольны, обещаю, что опубликую вас в своем альманахе.

Литератору понравилось, как изменилась в лице Лара. У Ларисы Константиновны могло быть много недостатков, но она была честна в реакциях и суждениях. К тому же, Кондратию Федоровичу пришлось бы схитрить, сообщи он кому, что эта барышня ему не нравится. Конечно, в людях он высоко ценил душевные качества, но и внешнее не опускал. Даже в странных дешевых платьях она была красива. Стройная и высокая, она не казалась хрупкой, но была подобна богине. А ее волосы – густые и длинные, искрящиеся в редких лучах осеннего солнца, – наверняка вызывали зависть всякой кокетки. Нет, литератор не мог бы в нее влюбиться, но знал, что сможет полюбить.

– В «Полярной звезде»?

– Слышали о нем?

Слышала ли Лара про «Полярную звезду»? Не просто слышала, но экзамен сдавала и прекрасно понимала, что публикации в такой прессе могут стоить ей жизни, как-никак, с декабристами якшается. Но игра стоит свеч, как говорится.

– Разумеется слышала, за кого вы меня принимаете?




***

Лара лежала на полу единственной действительно отмыты комнате своего нелепо огромного особняка. В первую очередь она думала о том, как глупо иметь особняк в городе, но не иметь ни одного крепостного. Продать бы этот дом, снять себе комнатку, а может две, на Невском и не париться. Соблазн был велик, но она не чувствовала за собой морального права так поступить. Справедливости ради, Лара вообще не была уверена, что дом принадлежит ей. И все же, глупо удивляться тому, что у нее, откуда ни возьмись, появились документы, если она не могла понять как попала в XIX век.

На подоконнике валялся черновик нескольких рассказов, но все казалось каким-то неактуальным. Конечно, она могла бы предоставить Рылееву и мысли по поводу отсутствия канализации в большей части города, при том, что унитазы уже давно существуют в природе. Но другу-революционеру, в революционный журнал, очевидно, нужен революционный текст.

Лара смотрела в потолок и думала о том, что слишком сильно нарывается. Что, если хочет зарабатывать писаниной, а главное, остаться в живых, стоит придержать коней. Впервые за двадцать один год, Лара всерьез задумалась о женитьбе. Она даже бесприданницей не была. Для себя девушка четко решила, что в следующий раз заставит Кондратия Федоровича вывести ее в свет. Замужество, и правда, могло решить целый ряд проблем, но кому она такая сдалась?

Лара вздохнула и укуталась в новенькое одеяло. Думала, наконец, отойти ко сну, но внезапно, где-то в прихожей раздался треск. Лара была почти уверена, что в дом кто-то влез. Ничего умнее не придумав, она достала из лифчика зажигалку с фонариком и пошла проверять. Рядом с дверью стояла швабра. Прихватив смертельное оружие, девушка двинулась в сторону шума. В полумраке гостиной Лара заметила тонкую фигурку, осторожно осматривавшуюся в немного прибранных хоромах.

С замиранием сердца Лара гадала, является ли незнакомка призраком. В отличие от Лары фигурка была маленькой и хрупкой. Дабы застать незнакомку врасплох, Лара подгадала момент, когда нежданная гостья повернется к двери, и включила фонарик, подсвечивая снизу лицо:

– Бу!

Девушка завизжала и рухнула без чувств. Лара застыла: что если она убила воровку? Она быстро вышла в холл, прихватив канделябр на три свечи и перевернув зажигалку огненной, а не фонарной стороной, быстро навела немного света.

– Эй!

Она присела на корточки и аккуратно потыкала покойницу, та не шевелилась. Применив все свои навыки, полученные благодаря просмотру «9-1-1», Лара попыталась нащупать пульс на руке, а затем на горле. Пульс был.

Незнакомка приоткрыла глаза и, почувствовав холодную руку на шее, снова заорала. Тут уже испугалась Лара и рухнула на спину:

– Твою мать! Дура! Может уже заткнешься?!

– Не убивайте! – визжала девушка.

– Да кому ты нужна! – нахмурилась Лара.

Девушка, вероятно, немного придя в себя, перестала орать и, наконец, села.

– У тебя там все в порядке? – поинтересовалась Лара.

– Простите! Я думала дом заброшен! Окна были темными и дым не шел…

– Не мудрено решить, что дом заброшен, – насупилась Лара, понимая, что так и не смогла привести обитель в божеский вид. – Ты вообще кто?

– Анна Мишина, – пролепетала девушка.

– И что ты здесь забыла? Ограбить меня решила? – Лара прищурилась, опираясь на собственный опыт кражи чьего-то платья.

– Я приехала устраиваться гувернанткой, но на вокзале… – она всхлипнула. – У меня все отобрали, – Анна Мишина залилась горькими слезами.

– И ты решила, что можешь вломиться в чужой дом? Типа карма или око за око? – уточнила Лара.

– Я ходила по улицам и тут увидела ваш дом, – плакала девушка.

– И идти тебе теперь конечно совсем некуда?

– Как же я домой-то вернусь? – снова заголосила Анна Мишина, не удостоив Лару вменяемым ответом.

– Ты точно не воровка? – еще раз уточнила Лара, привыкшая верить людям на слово.

– Я бы никогда, что вы! – снова невпопад запричитала горемычная.

– Значит так, угомонись, одеяла и подушки у меня для тебя нет, или есть, но я не знаю где. Ложись на диване, завтра поговорим. Только ради всего святого, не спали мне дом: свечи оставлю тебе.

Лара не была святой, но была сострадательной, ей нравилась теория бумеранга: делай добро другим и оно еще не раз к тебе вернется. В то поразительно солнечное октябрьское утро, она проснулась от запаха еды. Запаха еды в этом доме еще не бывало, поэтому Лара пошла проверить, что же стряслось. В первую очередь стряслась пыль со стола в столовой. Откуда-то появилась посуда и скромный завтрак, содержащий горячую кашу.

– Доброе утро! – вбежала в комнату Аня. – Я вас разбудила? Простите пожалуйста!

– Это откуда? И где Максимка? – поразилась Лара.

– Мы были в доме одни… – растерялась гостья. – Прошу простить мое невежество, я не спросила вашего имени.

– Это… Лариса Константиновна, можно Лара… – она уселась на стул и заметила прислоненного к стене Максимку: – ах вот ты где! – Лара не поленилась встать и посадить картину за стол. – Ты сама все это наготовила? Невероятно?

Лара подтянула ногу к груди и умостилась поудобнее. Аня осторожно села на край стула, у нее не было никаких проблем с держанием ровной спинки.

– Ну, Аня, рассказывай, как ты в столице очутилась? – Лара отхлебнула молока.

– О, я в семье самая старшая, – начала Аня откуда-то издалека, – мы из Архангельской губернии, около года назад батюшки не стало, да и до этого дела шли не очень. Маменька собрала мне последнее и отправила в Петербург. Меня должна была встретить тетушка, но не встретила. Я не растерялась, отправилась по ее адресу, но там сказали, что она уехала, вот тогда я растерялась, бродила по городу, и у меня вытащили все деньги, мне было некуда идти и…

– И ты решила влезть в мой дом, – подытожила Лара.

Аня Ларе понравилась, даже несмотря на то, что та была потенциальной воровкой. В Ане был врожденный аристократизм. С какой стороны на эту девчонку ни посмотри, проглядывает то самое воспитание, которого у Лары нет.

– Мне право очень неловко! – протараторила Аня.

– Забей, – отмахнулась Лара.

– Что простите?

– Не забивай головку, в этом нет твоей вины и обиды на тебя я не затаила, проще говоря – забей, – улыбнулась Лара. – Неделю назад вернулась из Америки, давно не была в России. Прабабка оставила мне этот дом, теперь думаю, что с ним делать, – объяснила она, чтобы в очередной раз порепетировать свою легенду.

– Так вы бывали за океаном? – поразилась Аня.

– Было занятно, – солгала Лара. – Но суть не в этом. Какими навыками обладаешь? – она внимательно посмотрела на девчонку, которая при свете дня выглядела совсем ребенком.

– Я?

– Могу с уверенностью заявить, что о своих способностях я прекрасно осведомлена, – съязвила Лара.

– Я немного умею готовить, вести домашнее хозяйство, рукодельничаю, говорю по-французски, обучена танцам… – начала перечисление Аня.

– Платья шить умеешь? – перебила Лара.

– Немного да, но никогда не мастерила туалеты для людей.

– Только для кроликов? – фыркнула Лара.

– Почему для кроликов? Для кукол!

– Отлично! Будем считать, что человек – та же кукла. Грамоте обучена?

– Конечно, пишу на русском и французском…

– Чудненько! Я так понимаю, ты из разорившихся дворян? – все еще серьезно допрашивала Лара.

– Да, но это не дает вам права потешаться надо мной! – вскинулась Аня.

– Помилуйте, над кем я насмехаюсь? Мне нужен кто-то вроде тебя, кто-то, кто шарит за все эти бабские штучки и этикет. Потому что, как ты могла заметить, на дворянку я, пока что, едва ли тяну.

Повисла пауза.

– А вы дворянка? – ляпнула Аня.

– Я понять не могу, что за уровень недоверия ко мне? Для человека, у которого стащили все деньги, ты слишком подозрительная.

– Простите, Христа ради! – окончательно смутилась Аня.

У Ани Мишиной были поразительно чистые глаза. Вот она замуж выйдет без особого труда!

– Тебе лет-то сколько?

– Полных шестнадцать! – отрапортовала Аня.

– Короче, если тебе идти некуда, предлагаю работу. Предупреждаю сразу, работать будешь тяжело и пока я не поправлю свои дела – бесплатно, но гарантирую еду и крышу, а если все сложится – жениха богатого. Я тебя здесь не держу, поэтому сможешь уйти, если найдешь что-то надежнее или мужика.

Аня ахнула на грубой фразе про найти мужика. Но все же уточнила:

– А в чем подвох?

– Ну, тебе придется жить со странной женщиной, – пожала плечами Лара.

– С какой?

– Со мной.




Глава 4. Это вы меня позвали


Тем вечером все Ларины новые знакомые замерли в ожидании выстрела: Лара целилась в голову Евгению Петровичу. Не очень часто, но бывали моменты, когда Лара, все же, задумывалась над смыслом того, что она делает. Сейчас Лара вообще ни о чем не думала, она выпендривалась.

Началось все утром, когда случилось невероятное и Кондратий Федорович соизволил пригласить Лару к себе на чтение стихов. Девушка не была уверена в хорошем отношении мужчин к женщинам в XIX веке, но подозревала, что дела обстояли не лучшим образом. К такому выводу она пришла после того, как целый вечер пыталась вспомнить, кого из знаменитых русских писательниц XIX века знает, потом задумалась о том, что и с образованием здесь была какая-то беда: она не была уверена наверняка, но из курса Истории России помнила, что ходить на пары в универ женщинам разрешили где-то в 60-е годы XIX века. Запомнила Лара это лишь потому, что позавидовала прежнему положению дел – ей на пары ходить нужно было обязательно.

В любом случае, можно много говорить о месте женщины, но Лара обожала лекции по литературе и точно знала, что образ Татьяны Лариной является типичным для представительницы того времени: возвышенная, печальная и падающая в обмороки. Из этого списка Лара умела только падать в обмороки.

Но возвращаясь к выстрелу. Все началось с Ани:

– Лариса Константиновна, – нерешительно обратилась та.

Лариса Константиновна что-то пробубнила, но предпочла не просыпаться.

– Лариса Константиновна, – обратилась Аня уже громче, – принесли письмо вашему брату, просили срочно передать.

– Какому брату? – от удивления Лара даже проснулась.

Разумеется, она имела брата, но явно не в этом столетии, и явно не родного. Да и вообще, парень тот был неприятным и получить письмо для него даже в утро девятнадцатого столетия не хотелось.

Сквозь плотные шторы пробивался утренний свет. Нельзя сказать наверняка, утро это или день. На Петербург опустился ноябрь, холодный и промозглый, когда ждешь включения центрального отопления. Ах, да, здесь и отопления нет. Ларе захотелось в родную ванну с теплым полом, на котором так приятно лежать, когда нельзя сказать наверняка, утро это или день.

– Максиму Константиновичу… – неуверенно протянула Аня. – Но я думаю, что у них недостоверный адрес, Максим Константинович же здесь не появляются…

– Максима Константиновича не существует, – зевнула Лара. – Одно лишь имя.

Аня ахнула и прикрыла лицо руками:

– Лариса Константиновна, простите великодушно! Я и не думала… Горе-то какое… А ваша картина… Это все, что от него осталось… А я все гадала, почему вы часами смотрите на нее… Примите мои соболезнования!

Как всегда суетилась Аня. Лара, тем временем, выхватила письмо и быстро вскрыла. Почерк у Рылеева был красивый, но тяжело читаемый.

– Максимка – это просто картина, мне нравится проговаривать мысли вслух и не люблю, когда мне отвечают на вопросы, ответы к которым я знаю и сама. Я никого не теряла, просто я очень странная, – протянула Лара, пытаясь осмыслить суть написанного.

– Но кто же тогда Максим Константинович? – окончательно запуталась Аня.

– Автор прогрессивных стихов, которые, судя по всему, будут опубликованы в одном альманахе с Пушкиным, – Лара усмехнулась.

– Вы что, мужчина? – ляпнула Аня.

– Ты в своем уме? – Лара подняла взгляд на девушку. – Я писатель! Ты же сама мои работы начисто пишешь.

Лара тяжело вздохнула: она не любила плохо думать о женском поле, ненавидела гендерные стереотипы, но единственное, как она могла охарактеризовать Аню – блондинка. Впрочем, не мозги она ценила в девчонке. Журналистикой Лара занималась уже месяц и успела опубликовать один забавный фельетон про цены в Петербурге, где на две с половиной тысячи можно было жить в отличной квартире рядом с Зимним дворцом целый год, в то время как у портного молодая девушка оставляла четыреста рублей за раз. Работа вышла такой злободневной, что никто, кроме самого Рылеева не заподозрил в Ларе автора. За текст ей заплатили почти пять рублей и попросили осведомиться, нет ли других работ у Максима Константиновича. Теперь за авторством Лариной картины числился рассказ, статья и два фельетона, к тому же, Рылеев, наконец, ответил, что возьмет не всю ее работу, но два стиха в альманах.

– Ладно, забей, – по старой привычке махнула рукой Лара. – Грей воду, будем мыть голову.

– Куда-то собираетесь? – вышла из ступора Аня.

– Кондратий Федорович пишет, что все его друзья пламенно желают видеть моего брата этим вечером, – самодовольно хмыкнула Лара.

– Но его же не существует…

– Слушай, не раздражай меня! – Лара нервно отвернулась от своих трех платьев.

Дело было деликатным: во-первых, Лара была женщиной. Собственно, здесь можно поставить точку. Слышали ли вы когда-либо о девушках-декабристках? Вот и Лара затруднялась ответить. Во-вторых, она прекрасно понимала, что все, собравшиеся на этом вечернем празднике жизни, из дворянских семей. Даже если предположить, что все они достаточно толерантны, мы уже уяснили, что на представительницу привилегированного общества она не тянет. За время пребывания в чуждой среде, Лара, разумеется, улучшила манеры, но все еще не дотягивала даже до провинциальной Ани.

– Лариса Константиновна, простите, ежели я вас обижу, но не могу не задаться вопросом…

Лара, пытающаяся как можно скорее высушить длинные волосы, отвлеклась от динамичного терзания влажных кончиков и внимательно посмотрела на соседку.

– Почему вы так странно говорите? – она замялась, а потом добавила: – не поймите меня неправильно, но ваша речь так причудлива… Вы так невероятно сочетаете низкую лексику и литературные обороты…

– Хочешь сказать, что это сильно бросается в глаза? – Лара перестала мучить волосы и направилась за ширму.

– Это немного выбивает… Как вы часто говорите – напрягает, – осторожно отозвалась Аня.

– Для меня этот язык как иностранный, – пожала плечами Лара и перекинула домашнюю сорочку через перегородку.

На деле так оно и было. Как бы хорошо ты ни старался говорить на литературном английском, рано или поздно проскользнет «that sucks», а, говоря с маленьким ребенком, выдашь «херня». И с этим ничего не поделать. У Лары не было привычки держать спину ровно и загибать сложные предложения в повседневной речи. Что здесь скажешь? Отстой.

Но все это было утром, а теперь Лара стояла посреди гостиной, где каких-то пятнадцать минут назад читались стихи. Гордо приподняв подбородок, она целилась в голову Евгению Петровичу. Ладно, целилась она не совсем в голову, а чуть выше, в мишень над головой, и вот, в лучших традициях произведения, в котором герою то и дело улыбается удача, Лара произвела единственный выстрел и, разумеется, попала. Лара не могла не попасть: лет с 10 она обожала тир, конечно, там ей нравился не сам процесс выстрела, а получение приза. Но какая разница, если нынче стреляла она отменно.

Евгений Петрович убрал от лица серебряный поднос, который Лара предусмотрительно всучила офицеру для защиты от вишневых косточек. Разумеется, стреляла она не настоящими пулями, если бы что-то пошло не так, Лару бы вряд ли приняли в дружный коллектив. Комната наполнилась аплодисментами. В тот момент ей очень хотелось повторить фразочку из тиктока: «За декабристов и двор, стреляю в Милорадовича», но она воздержалась – не в тиктоке, подобные вещи звучали не смешно.

С довольным видом победителя, Лара опустилась в кресло возле окна. Хорошее место, которое, как казалось Ларе, приносило удачу. Именно здесь она заключила пари с Рылеевым, именно здесь они сидели, когда литератор сообщил, что нашел для нее издателя.

– Послушайте, Лариса Константиновна, – к ней подсел тот самый Евгений Петрович, в которого она целилась, – но почему вы не пишете под своим именем, к чему все это?

В руках он держал утреннюю газету, где как раз опубликовали ее заметку. Лара предположила, что Кондратий Федорович, как хороший менеджер знаменитости, раздавал экземпляры при входе. С другой стороны, ей экземпляра не выдали.

– Знаете, если говорить о каком-либо возвышенном мотиве, куда легче выражать идеи, будучи неузнанным. Я могу сказать что угодно, не опасаясь, что в дальнейшем меня за это будут порицать – все негодование оставим на долю Максима Константиновича. К тому же, без лишнего лукавства, стали бы вы серьезно относиться к моим текстам, подпиши я их женским именем?

Ее собеседнику было сложно сказать что-либо не солгав. Поэтому он согласился с иным:

– Да, не поспоришь, говорите вы весьма дерзко, – заметил тот сворачивая газету в трубу.

Мужчина Ларе не сильно нравился. Ей вообще мало кто нравился. Дурацкие прически и штанишки с высокой посадкой едва ли делали местных кавалеров привлекательными. К тому же, она, в отличие от местных мужиков, была достаточно высока. Короче, вариант с браком по расчету Лара отложила в дальний ящик.

– Я говорю свободно, – наконец покачала головой Лара. – Разве не в этом смысл?

– Не пытаетесь ли вы, Лариса Константиновна, сказать, что вас не устраивает положение дел Отчизны? – заговорщицки улыбнулся собеседник.

– Не сочтите за труд, сударь, избавить меня от необходимости сознаваться в чем бы то ни было, – Лара немного запрокинула голову. Знал бы этот сударь, плененный ее вкрадчивой манерой речи, с каким трудом идет составление этих томных фраз. – Все, что я пытаюсь сказать: не находите ли вы страшной глупостью то, что какие-то люди в кабинетах решают за меня, дурна ли книга или хороша? Неужто я сама не вправе решить, что будет мне вредно?

Лара внимательно посмотрела на собеседника и как-то простодушно улыбнулась:

– Не стоит делать вид, что хоть один из здесь присутствующих не жаждет хотя бы книжной свободы.

После этой фразы девушка извинилась и встала, намереваясь взять чего-нибудь выпить. Светские приемы казались чем-то манящим, но, как оказалось, только в художественных фильмах. Собрание утомило девушку, как перерывы между выступлениями на культурном форуме: нужно улыбаться, и, если кто-то из гостей захочет с тобой поговорить, не ударить в грязь лицом.

– Позвольте, Лариса Константиновна, – догнал ее возле стола с шампанским собеседник, – ведь в таком случае главная проблема кроется где-то вверху, не находите? – он вновь указал ей на кресла около окна, намекая на необходимость продолжить разговор.

– Помилуйте, – вздохнула Лара, – проблема никогда не бывает только где-то вверху. Проблема всегда в головах, покуда народ сам не поймет, что положение дел критично, ничего не изменится, – она отпила совсем несладкого напитка и поморщилась.

– Но будь все умны, как вы, – он доверительно наклонил голову, – хотите сказать, что и потребности в изменениях не возникло бы?

В гостиной становилось все шумнее, поэтому Лара перестала опасаться говорить на спорные темы.

– А выходит, что это только вы умны? – она так же доверительно наклонилась к собеседнику. – Не сочтите за дерзость, но не чувствуете ли вы в себе сил взять роль Бога?

В комнате царила поразительно веселая атмосфера, как на любой современной вечеринке, словно здесь собирались не люди, затевающие страшное.

– Позвольте, но не берете ли вы и на свои хрупкие плечи столь же непомерную ношу?

Ларе показалось, что с ней просто заигрывают, но лично ее подобные темы для разговора никак не заводили.

– Я не имею привычки заблуждаться, – лаконично отозвалась она и откинулась в кресле. – К тому же, не такие уж и хрупкие у меня плечи.

– Смею ли я надеяться на то, что вы развернете эту мысль? – он также откинулся в кресле. – Разумеется не о ваших плечах.

– Мы не нация революционеров… У нас никогда не будет, как в Европе, – вздохнула Лара, знающая о том, что пройдут века, а люди так и не научатся выходить бороться за права. – Мы будем неистово ругать то, что имеем, но не пойдем что-то менять.

– Прошу простить, но я не могу здесь согласиться, – переменился в голосе Евгений Петрович.

– Отчего же? – удивилась Лара.

– Ежели бы Отчизна наша держала правильный курс, мы бы стали ее верными слугами!

– Откуда вам, Евгений Петрович, известно, что есть верный курс? – улыбнулась Лара. – Прошу заметить, я не выражаю несогласие с вашим мнением, а просто делюсь наблюдениями: армия может сместить государя, но положение дел изменится едва ли. В конце концов, мы всегда возвращаемся туда, откуда начинали.

Повисла неловкая пауза. Возможно для собеседника это было нормальной тишиной, но Ларе хотелось сбежать. Она и так сболтнула лишнего.

– Но ведь поэтому и необходимо создать парламент, – наконец нашелся собеседник.

– И будет как в Британии? – тут же уточнила Лара. – Где у власти сидят одни и те же лорды, отстаивающие свои интересы и не разрешающие журналистам про это писать?

– Почему вы так категоричны? Где ваша вера в лучшее?

Ларина вера в лучшее осталась где-то в районе учебника по истории. Она знала, что все закончится провалом и, впервые за полтора месяца новой жизни, задумалась, что вообще она забыла среди людей, идеалы которых ей всегда были далеки. Ларин самый большой страх – жестокая и беспощадная гражданская война. А все ее новые друзья – те самые бунтари, которых бьют на митингах, дают сроки и штрафуют за плакаты со смайликами. Внезапно, ей стало невыносимо тоскливо.




Глава 5. Я предпочту не говорить


Лара стояла посреди прихожей в голубом платье. Она случайно поймала свое отражение в оконном стекле, прежде чем начать выпутываться из оков корсета. Даже отвернувшись от отражения, девушка не могла выкинуть из головы то, что увидела. Она себя не узнала. Все в ней точно принадлежало кому-то иному. Болезненная мысль: она никогда не будет спасена. Тушь размазалась, а прекрасный принц так и не бросился за ней в погоню. Она была невероятно одинока.

Быть может, некоторые просто не рождены для жизни в сказке? По крайней мере, Лара. Она все время чувствовала себя самозванкой. Ждала, когда уже хоть кто-нибудь поймает ее за руку и прокричит: «Эй, господа, Лара Вовк никакая не графиня! Она просто студентка журфака! К тому же прогульщица!». Но время шло и ее образ все больше и больше обрастал слухами: кто-то говорил, что она фаворитка одного из членов Британской короны; кто-то, что ее семья промышляет рабовладельчеством в Штатах; кто-то припомнил ее родство с послом Франции. Все сходились в одном: юная девушка, позволяющая себе подобную вольность – неприлично богата и влиятельна. Как известно, слово произнесенное имеет невероятную силу, а слово, передающееся шепотом из гостиной в гостиную, становится реальностью.

До этого дня Лара с маниакальной стойкостью переносила все испытания. Словно ледокол она шла вперед. Казалось, ничто не может ее остановить, но внезапно наступил Новый год. Новый 1825. И что-то у нее внутри щелкнуло, надломилось.

Лара нравилась далеко не всем. Например, Трубецкой ее очень плохо переносил. Но вот его жена, Екатерина Ивановна, почему-то прониклась судьбой одинокой американки. Потому, вопреки возражениям супруга, увлекала графиню Вовк на балы, на которые так щедр зимний Петербург.

Девушка вышла на морозный двор. Снега не было, от этого все казалось поразительно мрачным. Невыносимо сухая зима. Лара вздохнула полной грудью, мороз сковал легкие. Она вспомнила, как маленькой лепила с мамой снеговика в этом дворе веками позже. У нее не было настроения веселиться. Хотелось побыть одной, но нужно идти вперед. Нужно входить в свет.

Она отправилась на Мойку, где чета Трубецких должна была встретить ее. Лара вышла из арендованного экипажа к парадным дверям и медленно огляделась. Весь этот пафос пугал: она точно выходила на новый уровень. Когда она переезжала в дом за экономическим факультетом, казалось, что она недостойна там жить. Подобная смена локации – из скромной квартирки с видом на лес в элитный комплекс – точно нарушила заведенные правила игры.

Ее приглашали танцевать, она улыбалась, но впервые за долгое время не могла отделаться от ощущения всепоглощающего одиночества. Вспомнилось, как мама как-то сказала, что ни одного Нового года не будет у Лары без семьи. Это было сказано так давно, в то время для девушки существовало лишь желание протестовать, слова матери она восприняла в штыки, как проклятье. Но вот настал тот день, когда Лара празднует с друзьями, но отчего-то слезы подступают к глазам. После очередного вальса, она вежливо извинилась и незаметно выскользнула на балкон.

К этому моменту Лара уже научилась держать спинку и подбирать верные слова. Она стала меньше думать о происходящем вокруг и, к своему горю, погрузилась в душевные терзания.

Лара прислонилась к холодной стене и прикусила большой палец, пытаясь не расплакаться. Вспомнилось, как она орала на мать за то, что та пригласила неприятного двоюродного брата на праздник. Она была готова биться головой об стену, снова поправиться на двадцать килограммов, лишь бы очутиться за тем столом, где ей можно было громко смеяться и не нужно держать спину.

Внезапно Лара ощутила на себе чей-то взгляд. В противоположном углу балкона стоял какой-то офицер. Нет, лишь тень. Фантом.

– Прошу простить, – силуэт слегка кивнул, – я потревожил ваше уединение.

– Полно, не извиняйтесь, – Лара также слегка склонила голову, – мне стоило вести себя куда сдержаннее.

– Не подумайте, что я навязываю вам свое общество, – он сделал шаг вперед, – но могу ли я предложить вам войти внутрь. Погода не располагает к прогулкам.

– Пустое, – вздохнула Лара, – мне кажется, что я уже промерзла до глубины души, а сердце мое пошло мелкими трещинами – незачем спасать то, что и так работает скверно.

Повисла пауза. Одно из немногих молчаний, которое Лара не могла назвать неловким. Ей внезапно стало гораздо спокойнее: она ощутила, что может без стыда открыть свой секрет, как в анонимных чатах, где делятся откровенным, хотя, зачастую, и голым. Лара понадеялась, что собеседник не начнет показывать свои достоинства – захотелось улыбнуться.

– Позволите ли узнать, чем вызвана ваша печаль? Не говорите, что причина ваших слез дела сердечные.

Лара не видела его лица, но чувствовала, что собеседник улыбается.

– Ох, помилуйте, сударь, – она обхватила себя руками, – впервые за долгое время я не сожалею о том, что все еще не обрела свою судьбу… Неистовая тоска по дому…

– Так вы в столице недавно? – собеседник словно вздохнул с облегчением, вероятно, опасался не узнать кого-то, кого должен был знать.

– Раньше казалось, что я родом отсюда… Теперь же боле напоминаю чужестранку… – она посмотрела вверх, пытаясь загнать выступившие слезы обратно.

– Сударыня, я совсем позабыл о приличиях, мы не представлены, – он хотел было сделать еще один шаг навстречу, но Лара отрицательно покачала головой:

– Не стоит, – она отвернулась, – я не прощу себе подобной слабости и, уж тем более, не позволю кому-то знать о ней. Пусть этот разговор останется секретом.

Замерев возле двери она внезапно обернулась и добавила:

– А ведь застань нас здесь кто-либо, вам следовало бы обвенчаться тотчас же…

Лара проскользнула в приоткрытую дверь и растворилась в толпе. Лишь на мгновенье свет задержался на ее губах и отразился в печальных глазах. Чуть позже, остановившись у окна на лестнице, он вдруг заметил, что за стеклом, мешаясь с легкими хлопьями первого снега, высокая фигура спешила куда-то прочь. Казалось, что отсутствие экипажа нисколько не тревожило странницу, идти пешком в бальном платье было для нее чем-то абсолютно обыденным.

– Позвольте, Генерал, – мужчина остановил пожилого офицера, – вам случаем не известно, с кем пришла барышня в голубом платье? Никак не могу припомнить ее имени.

Немолодой Генерал внимательно вгляделся в темноту улицы и расплылся в странной улыбке:

– Ваше высочество, полагаю, осведомляется о Ларисе Константиновне Вовк, преинтереснейшая особа. В России всего несколько месяцев, а легенды вокруг этого имени, точно вокруг Кунсткамеры…

Его высочество вновь перевел взгляд на окно, но фигура окончательно растворилась в снежной пелене. Если бы он не разговаривал с Генералом, счел бы, что она ему приснилась.

– Позвольте, какого рода слухи вы имеете в виду? – Николай Павлович любил во всем порядок и не терпел незнания.

– О, в большей степени относящиеся к ее брату. Поговаривают, он шпион Британской короны, – засмеялся старик, – впрочем, его не часто случается встретить, он ведет скорее затворнический образ жизни. Говорят, он сильно болел оспой, теперь лицо его обезображено. Даже в свет Ларису Константиновну выводят друзья семьи – Трубецкие.

– Генерал, неужто вы верите во все эти россказни? – Николай Павлович нахмурился. Он еще не успел близко узнать графиню, но отчего-то не хотел думать, будто ее репутация чем-то испорчена.

– Ваше Высочество, да коли не сплетни, что скрашивало бы наш досуг? – Старик затрясся беззвучным смехом.




***

Утром какого-то дня, когда Аня бегала в кондитерскую, на Невском она столкнулась со своей приятельницей, та поведала, что про Ларису Константиновну ходит новый слух. Говорят, на одном из многочисленных балов, графиня Вовк свела излишне тесное знакомство с одним из Романовых. Лару это весть лишь позабавила. Большая часть всех этих слухов создавалась непосредственно ею самой: ежели правда то и дело мешалась с вымыслом, то определить, где начинается достоверная биография барышни, представлялось невозможным.

Хотя слух этот Ларе пришелся по душе, девушка прекрасно знала, что на балах она бывала лишь изредка, потому что занавесок на каждое платье явно не напасешься. Да и излишне тесное знакомство она водила разве что с Рылеевым, на это ей не раз намекала супруга литератора. Впрочем, в последнее время Лара начала хандрить и старательно избегала любого общения. Даже с очаровательной Екатериной Ивановной или тем же самым Рылеевым, она стала видеться не чаще раза в неделю.

Лара ударилась в работу и озадачилась написанием репортажа про беспризорных детей. Лариса Константиновна не была уверена, что хоть кому-то есть дело до бесхозных ребят, но душе требовался полезный досуг.

В тот день ее тоска вышла на новый уровень: едва погасили фонари, как она уже слонялась по улицам. С начальной школы Лара питала слабость к сирым и убогим. Возможно, таким образом она компенсировала заниженную самооценку, а может, просто была добра сердцем, так или иначе, завидев на набережной мальчишек, играющих в снежки, девушка почувствовала острую необходимость присоединиться к забаве. К детям у Лары вообще было особое отношение: покуда не попала в XIX столетие, преподавала английский ученикам начальной и средней школы. Теперь, когда ее круг общения составляли Аня, ряд декабристов и правильная Екатерина Ивановна, девушке страстно не хватало свободы и дурачества.

Как же она была счастлива, когда, волей случая, снежок залетел ей прямиком в голову. Испуганные дети замерли, но тут же получили ответный залп. Бой был не на жизнь, а на отмороженные пальцы.

И все бы ничего, но тут с соседней улицы вышел молодой мужчина, Лара с ужасом заметила, что новый снаряд летит точно в него. Мужчина был одет излишне прилично, поэтому вполне мог агрессивно отнестись к подобному ранению. В глазах мальчишек Лара стала героем: быстрым прыжком она заслонила незнакомца грудью. Белый плотный ком попал ей в сердце. Она пошатнулась и рухнула в сугроб.

– Что на вас нашло? – не поблагодарил, а возмутился импозантный незнакомец, не сумев понять, что именно произошло.

– Я послужила вам щитом, – видя, как боевые товарищи дезертируют, Лара поняла всю бессмысленность этой жертвы.

– Вы не ушиблись? – наконец сообразил что к чему мужчина и спешно начал поднимать девушку.

– Благодарю за заботу, сударь. – она принялась динамично отряхивать снег с подола.

Чем больше она изучала незнакомца, тем тревожнее ей становилось: высоченный, голубоглазый и такой высокомерный. Мужчина был хорош собой и точно знал об этом.

– Не находите, что это неподобающее занятие для юной барышни? – раздражился незнакомец.

Лара перестала делать вид, что увлечена очищением заснеженных юбок и, прищурившись, посмотрела на собеседника:

– Мне страшно жаль, – без капли сожаления отозвалась она.

Девушка казалась знакомой, поэтому он решил не ходить вокруг да около:

– Позвольте узнать ваше имя?

– Желаете доложить моей маменьке о неподобающем поведении? – лукаво улыбнулась та.

Мужчина не изменился в лице, продолжая выжидать сносного ответа. Вероятно, за все время этой жизни, Лара впервые столкнулась с кем-то, кто действительно сильно недоволен ее поведением. Однако Лара не была из тех барышень, которых легко смутить.

– Ежели настаиваете, – пожала она плечами, – Лариса Константиновна Вовк – командующий снежных войск, – девушка сделала легкий реверанс, но руки не подала.

– Прекратите паясничать! – не выдержал собеседник, которому прежде казалось, что вывести его из равновесия задача не из легких.

– Позвольте узнать и ваше имя? – Лара нетерпеливо начала перебирать перчатки в руках, ей не нравилось то, что она чувствовала рядом с ним.

– Николай Павлович, к вашим услугам, – он едва ли склонил голову, – инженер.

– Всегда восхищалась людьми, склонными к точным наукам, – выдала она фразочку, которая то и дело шла в ход при общении на сайте знакомств. – Коли инцидент исчерпан, могу ли я продолжить прогулку?

– Не смею вас задерживать, Лариса Константиновна, – он вновь сделал легкий кивок головой и, Лара готова поклясться, выдавил едва уловимую улыбку.

– Николай Павлович, – последовала она его примеру и поспешила удалиться.

За углом Лара встретила бежавших бойцов. Отчитала их за дезертирство, а затем угостила пирожками. Взамен на это, ей было рассказано несколько ужасающих историй про дома призрения и нехватку работных домов. Лара поблагодарила детей за помощь и дала свой адрес, сказав, что всегда готова поделиться хлебом.

Она шла домой, пытаясь сосредоточиться на полученном материале, а в голове, как в пустой банке, билась мысль о нелюбезном незнакомце. Ларе казалось, что давно прошли те годы, когда она может втюриться в первого встречного двухметрового красавца. Нужно гнать эти мысли, пока она не начала выпытывать у всех немногочисленных знакомых, кто такой этот инженер Николай Павлович.

Лара тяжело вздохнула: ее отчитали, как девчонку, а это при том, что за последние месяцы она значительно преуспела в изучении местных нравов и манер. Зачем она показала себя такой дурой перед ним? Хорошо, что с большой долей вероятности, она никогда больше его не встретит.




Глава 6. Это могло быть во мне


На внушительных размеров письменном столе, сделанном из темного дерева, среди прочих бумаг валялась утренняя газета. Газета была открыта на третьей полосе, а внизу страницы чернилами обведено имя автора сомнительного фельетона. Николай Павлович никогда не понимал, зачем брат позволяет печатникам распространять подобные глупости. Великий князь перечел текст трижды и остался совершенно недоволен. Была бы его воля, вся пресса, хотя бы столичная, взялась бы под серьезный надзор специально обученных людей.

Как можно публиковать подобный вздор? Язык письма излишне легкий, если не сказать легкомысленный. А манера выражать мысль? Это ведь просто глумление над общественной политикой! Николай Павлович так осерчал, что бросился писать брату. Дойдя до имени автора, внезапно замер: знакомая короткая фамилия. Четыре буквы и ни капли благородства – Вовк. Максим Вовк, наверняка выходец из мещанской, а, быть может, и крестьянской семьи.

Он замедлил беглое движение пера, а позже еще два раза вывел фамилию и, наконец добавил совершенно новое имя. Вышло следующее: «Лариса Вовк». Имеет ли она какое-либо отношение к автору текста? Генерал, кажется, говорил что-то о ее брате. Но что? Вспоминая графиню Вовк, Николаю Павловичу хотелось видеть тот хрупкий силуэт, который встретился ему на балу. Но перед глазами вырисовывалась румяная девчонка, с налипшим к подолу снегом.

Очередное движение пера. Николай Павлович посмотрел на испорченный документ – портрет. Волнистые пряди, выбившиеся из прически, и лукавая улыбка. Великий князь не выдержал, раздраженно смял листок и бросил в сторону. Откуда эти мысли? Ему сейчас совершенно не до сомнительных девиц! И все же, мысли уже спутались и едва ли вернутся в равновесие. Николай Павлович велел подать пальто. Нужно выйти на воздух и прогуляться. Отвлечься от этого безумия.




***

Оторвав воспаленные бессонницей глаза от рукописи, Лара, наконец, призналась себе в том, что завершает все дела. Она не раз сталкивалась в коридорах сознания с идеей выйти из игры, не нажав «сохранить», и тут поняла, что впервые за всю свою жизнь, стоит на самом краю. Она с ужасом отбросила кипу бумаг и заорала, что было сил.

Лара переживала неимоверные эмоции без возможности получить совет, хотя бы на анонимном форуме, не говоря уже про психолога, а лучше психиатра. Действительно ли она в XIX веке или просто заплутала в чертогах воображения. Нельзя же, не кривя душой, сказать, что Лара ни разу не представляла, как переносятся в иной мир.

Лара неистово желала каких-то перемен, но что если сейчас она проживает миг между жизнью и смертью, что если она уже мертва, а все ее встречи с декабристами – лишь последние импульсы воспаленного разума?

Лара пошатнулась и быстро забилась под туалетный столик: страдать она предпочитала в замкнутых пространствах. Внезапно, она с ужасом осознала, что даже если все еще жива, что даже если все это не бредовый сон, скорее всего, она наложит на себя руки и уже никто не сможет ей помочь. А что, если покончив с собой в этом мире, Лара сможет вернуться в свое время?

Испугавшись самой себя, она спешно оделась, подобрала волосы и выбежала на улицу. Мерзкая погода: не то весна, не то зима. Мокрый снег сковывал движения. Она не знала, сколько именно бродила по угрюмым улицам, но в какой-то момент поняла, что теперь ничего не ощущает. Пограничное чувство безразличия. Психолог рекомендовал ей внимательно относиться к эмоциям, описывать их, называть свои состояния. Лара не могла это описать, но в какой-то момент охарактеризовала свое психическое состояние: «Он не заслужил света, он заслужил покой». Она вздохнула с облегчением, поняв, что, по крайней мере, на сегодня, избавилась от пугающего состояния.

Чувство страшной усталости и опустошения. Лара замерла на набережной возле Невы. На город опустился ранний петербургский морок. Девушка заглянула в проступающую сквозь тонкий лед черноту воды. Красиво. Холодный ветер стирал с лица следы недавней истерики, которую редкие прохожие на Ларином пути принимали за безумие.

Внезапно она ощутила, что кто-то с интересом рассматривает поверхность льда рядом с ней. Лара вздрогнула и вышла из оцепенения:

– Лариса Константиновна, прошу простить мою грубость, я напугал вас? – знакомый голос.

– Отнюдь, – собралась Лара, – скорее я поражена, что кто-то был заинтересован процессом избавления воды ото льда в той же степени, что и я, – она благосклонно улыбнулась.

– Спешу вас огорчить, – он отошел от ограды, – я полагал, что зрелище мне откроется куда занятнее.

– Ха, – фыркнула она, – приношу свои глубочайшие извинения, и в мыслях не было разочаровать случайного прохожего! – девушка подумала и добавила: – не сочтите за дерзость, но разве мы знакомы?

Лара попыталась сделать вид, что и в самом деле не узнала инженера.

– В таком случае, разрешите вам напомнить, – казалось, что он выпрямился еще больше, что представлялось очень маловероятным при его выправке: – Николай Павлович, я имел удовольствие беседовать с вами несколько недель тому назад.

– Ах да! – воскликнула она. – Инженер, который отчитал меня за страсть к снежкам. И как поживаете, больше никто не нарушал общепринятых приличий? – Лара усмехнулась и, кутаясь в пальто, начала неспешное шествие к дому.

Ее настроение скакало настолько сильно, что, в определенный момент, невольно подумала, что оптимально было бы сдать кровь на гормоны и наведаться к эндокринологу. Но максимум, который ее ждал здесь – кровопускание и какая-нибудь лоботомия.

– Вы снова ерничаете? – огорчился мужчина.

– А вы, Николай Павлович, все еще жаждете отрапортовать моей маменьке о неподобающем поведении?

– Я не хотел задеть ваших чувств, Лариса Константиновна, – инженер последовал за ней, как моряки следуют за сиреной.

– Полно вам, Николай Павлович, очевидно же, что хотели, – все ее естество испытывало симпатию к человеку, которого встречала третий раз в жизни.

Впрочем, грешно было не испытывать к нему каких-либо чувств: Николай Павлович высок, печален и хорошо сложен. Ларе нравился такой тип мужчин, хотя, как правило, ничем хорошим эти симпатии не заканчивались. Лара медленно повернулась к спутнику и пошла спиной вперед:

– Намерены преследовать меня? – в этот момент ей очень хотелось, чтобы заносчивый зануда составил ей компанию.

– С вашего позволения, я бы предпочел проводить вас, – неожиданно он улыбнулся. – Час поздний, а улицы темные, не лучшая обстановка для милой дамы.

Он удержался от вопроса о месте нахождения ее компаньонки.

– Не смею вам возразить, – Лара замедлила шаг и поравнялась с ним. – Не спросите, куда именно мы направляемся?

– Прогулка с вами, сколь продолжительной она бы ни была, доставит мне невероятное удовольствие, – улыбка снова скользнула по его лицу.

– Бросьте! – фыркнула Лара. – Если мы пройдем с вами излишне много, вы наверняка вновь найдете во мне какой недостаток.

Николай Павлович решил не сообщать спутнице, что уже обнаружил с десяток оных.

– Лариса Константиновна, позвольте утолить мое любопытство, – он пристально посмотрел Ларе в глаза, та поймала этот взгляд и быстро отвернулась. – Кто вы такая?

Кто Лара такая? Несколько месяцев назад она точно знала ответ на этот простой вопрос: она студентка четвертого курса, в будущем преподаватель английского, отличная дочь, девушка, которой не везет в любви. Однако кем она стала теперь? Журналистом? Декабристом? Светской дамой? Все это совсем не то. Лара поняла причину депрессивного состояния: она лгала себе.

– А вы задаете неудобные вопросы, – вздохнула девушка и пнула какой-то камушек.

– Позвольте, вы стыдитесь своего положения? – удивился Николай Павлович, который знал о своей спутнице достаточно.

– Стыжусь? – переспросила Лара, пытаясь понять, подходит ли это слово ей. – Нет, отнюдь, я не привыкла стыдиться себя… Знаете, это очень деликатный вопрос, не думаю, что готова обсуждать это с незнакомцем… – затем, она посмотрела на собеседника и добавила: – Скорее, Николай Павлович, я чувствую себя не на своем месте, точно меня подхватил круговорот событий и я потеряла что-то внутри себя… Вам это знакомо?

Конечно же ему это было знакомо! В конце концов, он жил в XIX веке, где все решалось родителями и высочайшей волей.

– Полагаю, – осторожно начал он, – все мы обязаны следовать каким-либо нормам, у всех нас есть долг… Так заведено.

Внезапно Лара резко остановилась. Она с изумлением смотрела на отсутствие моста, поражаясь тому, что не заметила этого раньше:

– Лариса Константиновна, вам нездоровится? – мужчина также замер, готовясь ловить прекрасную даму, коли та надумает падать в обморок.

– Нет-нет… Просто мост…

– Прошу простить, какой мост?

– Которого нет… – растерянно пролепетала она. – Это не просто мост… Это так странно… – Лара тряхнула головой и внезапно снова улыбнулась: – хорошо бы здесь поставить мост!

– Вам не кажется, что вы позволяете себе слишком много вольности? – возмутился Николай Павлович, который уже успел испугаться за спутницу.

– А вы? – внезапно раздражилась Лара, которой хотелось остаться одной и повспоминать, как она смотрела на развод Дворцового, как она стояла там каждый день в пробке, спеша в универ.

– Простите? – изумился Николай Павлович.

– Почему вы позволяете себе поучать меня? Да, я не самая сдержанная, но ведь я стараюсь, правда, стараюсь! Если я вам так неприятна, зачем же вы меня преследуете? – слезы обиды навернулись на глаза.

Великий князь запутался в происходящем, поэтому решил извиниться.

– Прошу меня простить… – словно испугался он, – Лариса Константиновна, я не думал вас… расстроить…

Все внутри нее сжалось: она внезапно объяснила себе, что именно ее так сильно раздражает в этом привлекательном мужчине. Он был как ее родители, как все родственники, которые хотели сделать из Лары кого-то еще. Он был человеком, для которого она всегда будет недостаточно… Лара снова столкнулась с ощущением беспомощности: сколько бы она ни старалась, всегда найдется какой-то Николай Палыч, которому будет мало, для которого она будет недостаточно хороша. И она перестала сдерживаться, все равно не похвалят:

– Да что вы говорите?! – передразнила Лара. – Вы же меня совсем не знаете! Может я и вовсе потаскуха! К проституткам у вас такие же высокие требования?!

– Лариса Константиновна… Побойтесь Бога, что же вы говорите? – он казался потерянным, хотя, ранее, в подобной ситуации, наверняка пришел бы в ярость.

Лара развернулась, не удостоив его ни словом, ни взглядом, и быстрым шагом устремилась в сторону дома. Несмотря на то, что девушка повела себя непристойно, Николай Павлович, который был человеком слова, скрепя сердце, незаметно сопроводил ее до самой подъездной дороги. Все это время он сомневался в том, что перед ним стоит та самая изящная и трепетная барышная, которую он повстречал на балу. Лариса Константиновна, которую он узнавал все лучше, в его глазах приобретала очертания павлина: прекрасная пока не откроет рот.

Совершенно раздраженный, он вернулся в Аничков дворец. Велел не беспокоить. Закрылся в кабинете. Подобрал скомканный листок с ее портретом и бросил в камин. Будто это могло помочь избавиться от мыслей о ней.

– Она не должна мне нравиться! – прошептал он пламени, словно оно могло повлиять на ситуацию.




***

Лара сердито строчила сомнительного качества произведение:

Он подошел вплотную и прошептал:

– Я превосхожу тебя… Я победил… – Булгарин сделал шаг назад, давая Пушкину пространство.

– Ничто не кончено! Мое творчество будет жить вечно! Тебя никто не вспомнит!

– Тише, Александр Сергеевич, – Булгарин прижал поэта к стене, – все литературные заработки мои…

– Создание рассказов вокруг рекламы туфель – не делает тебя героем литературы!

Мгновение сопротивлений и их губы…



– Лариса Константиновна, меня впустила ваша горничная.

Лара подпрыгнула от неожиданности.

– Кондратий Федорович! Ради всего святого! Видит Бог, мой час последний был ближе, чем я планировала!

Рылеев недовольно скривился, он явно ожидал большего от этого визита.

– Мой милый друг, простите, я сегодня в дурном расположении духа, – она вздохнула и по новой привычке протянула гостю руку. – Позвольте узнать, что привело вас в мой дом? Бываете вы здесь преступно редко.

– Я обратил внимание, что уже месяц не видел ваших работ, что-то стряслось? – он заметил груду бумаг на кофейном столике. – Работаете над чем-то масштабным?

Лара промычала что-то вроде «ага».

– Полно вам! Я уверен, работа будет, как всегда, невероятна.

Он выхватил последнюю недописанную страницу из рук Лары. Девушка видела, как глаза Рылеева округлились, а затем он разразился хохотом. Она где-то читала, что Рылеев недолюбливал Пушкина, потому что тот, своими стихами, не сеял разумного, доброго, вечного (разумеется, в Рылеевском понимании), а Пушкин не любил Рылеева, ну, за обратное… Лара не могла точно сформулировать суть конфликта, но знала, что парни не ладили.

– Что это такое? Милейшая Лариса Константиновна? – сквозь смех поинтересовался тот.

– Масштабный труд, – пожала плечами девушка.

Справедливости ради, труд и правда был масштабным: когда Лара училась на втором курсе, она так и сказала своей подруге: сдам зачет по истории русской журналистики – напишу фанфик с пейрингом Булгарин / Пушкин. И у Лары ушло полтора года, перемещение из столетия в столетие, чтобы набросок работы был готов. Возможно, она хотела почистить карму, в надежде вернуться домой.

– Но, позвольте, Кондратий Федорович, что привело вас ко мне? – Лара решила не заострять внимание на фанфике, боясь, что не сможет объяснить, зачем это вообще нужно было писать.

Аня внесла в комнату чай и быстро собрала разбросанные бумаги.

– Кстати, Кондратий Федорович, вы ведь незнакомы с моей доброй подругой Анной Матвеевной? – Лара не стала ждать ответа: – Что ж, Анна Матвеевна – Кондратий Федорович, Кондратий Федорович – Анна Матвеевна, – познакомила всех Лара, не соблюдя ни единого приличия.

– Рад знакомству, – склонил голову тот, не особо заинтересовавшись встречей, Аня последовала его примеру.

Девушка еще немного постояла в стороне, а потом растворилась где-то в глубине дома. Это неловкое знакомство заставило Лару задуматься о том, что Аня действительно больше прислуга, нежели гостья в этом доме. Конечно, Лара регулярно платила ей жалование, но в какой момент жизни девушка свернула на этот барский путь?

– Я пришел как друг, вы перестали заходить, не пишете нам… У вас все благополучно, Лариса Константиновна?

Кондратий Федорович следил за тем, как Лариса Константиновна примостилась в кресле, взяла диванную подушку и, положив на нее подбородок, обняла. Графиня Вовк поразительно раскрепощенный человек, тем, кто ищет свободы, рядом с ней так спокойно.

– Мне безмерно стыдно за то, что позабыла о моих дражайших друзьях, – она покосилась на золотистую прядь, выпавшую из свободной прически прямо ей на глаза. – Знаете, меня одолевает эта Петербургская хандра… Серость…

Здесь Ларе хотелось добавить: тупой мужик, который запал мне в душу, но слишком токсичный для меня, девочки, которая прописана у психолога в кабинете. Она лишь внезапно добавила:

– Думаю, съездить на отдых. Я так мало посещала городов нашей чудесной страны.

И это показалось ей действительно дельным решением всех ее проблем. Сейчас она переживала кризис: возможно и он сменится однажды, но именно в эту минуту Лара выбирала побег. Ничего не менять, не работать над собой, а просто сбежать.




Глава 7. Нуждаясь в простоте


Лара внимательно смотрела на улицу со второго этажа дома на канале Грибоедова. Ей вспомнилось, как впервые в жизни она сама ходила шить себе платье. С тех пор, казалось, прошла целая вечность. Благодаря писаному красавцу Максимке, Лара регулярно печаталась в нескольких изданиях, даже начала публиковать по главам роман, который пользовался большим спросом у дам. Вообще, публиковать работу не целиком, а по главам, девушке нравилось куда больше, чем писать в стол. Это как публиковать фанфик – всегда можно услышать критику читателя и изменить курс. Конечно, очень не хватало моментальных оценок, но, в целом, Лара получала достаточный фидбек.

Впервые она могла с гордостью и, не кривя душой, заявить: Лариса Константиновна Вовк – самый настоящий писатель, а не как раньше. Потому что во времена далекого раньше, Ларина так называемая писательская карьера напоминала сцену из «Бойни номер пять», когда всем гостям льстило, что среди них есть писатель, хотя работ его никто не читал.

Что до нового романа Лары, то она, наконец, решилась описать одни из своих не особо удачных отношений. История была и романтичная, и интригующая, но, главное, смешная. Разумеется, когда те отношения были окончены, в душе у Лары образовалась громадная дыра, она не хотела жить, но, как справедливо сказал ее терапевт, протягивая таблетки позитивно желтого цвета: «Время лечит». И время действительно вылечило. В мгновение, когда Лара безучастно наблюдала небольшую потасовку на улице, ей вдруг вспомнился кудрявый и харизматичный из Эрмитажа. Девушка невольно улыбнулась, поняв, что вспомнила о нем впервые с того мгновения, как упала в объяия Рылеева. Насколько же неважными могут оказаться некогда бесценные вещи.

– Лариса Константиновна, душечка! – Из далеких дум ее вырвала Аня, с восторгом рассматривая свое отражение в зеркале. – Как же я могу вас благодарить за столь щедрый подарок?

Ане сшили три новых платья: повседневное, выходное и бальное. Причем сшили не абы где, а у одного из лучших портных города. Лара смерила девушку оценивающим взглядом и благосклонно кивнула месье Ланкасту:

– Чудная работа, маэстро, меньшего от вас и не ожидали.

– Ох, ма шер Лариса Константиновна, всегда к вашим услугам, для меня большая честь одеть ваш петит ами, – мастер склонился и едва ли коснулся губами ее руки.

Графиня вновь улыбнулась. Репутация Лары была чем-то невероятно вирусным. При том, что большую часть времени девушка проводила, бродя по злачным закоулкам города, а из светских мероприятий была за всю зиму на двух-трех балах, каждая уважающая себя дама считала должным сообщить всем, что ее салон почтила своим визитом та самая сестра того самого молодого гения Максима Константиновича. Лара сама неоднократно слышала от друзей Рылеева о своих воистину царских манерах, талантах к музыке и танцам. Но россказни о себе девушка еще как-то могла объяснить, в конце концов, повторимся: изначально большую часть всех этих анекдотов рассказали Лара с Аней, но вот откуда пошли легенды о красоте Максима Константиновича, о том что он масон и знатный ловелас, для Ларисы Константиновны оставалось загадкой.

И вопреки, казалось бы, всеобъемлющему достатку, не было покоя Лариной душе в Петербурге. Собрания декабристов, которые так занимали ее в первые месяцы, изрядно утомляли: даже учась на либеральном факультете журналистики, Лара была умеренно консервативна. Нет, конечно, она видела, что в стране не все в порядке, но на митинги не ходила и как огня боялась какого-нибудь восстания. Поэтому изо дня в день слушание про необходимость свержения власти стало просто-напросто раздражать. Ко всему прочему, Ларисе Константиновне было прекрасно известно, чем вся эта игра в великую французскую революцию закончится.

Ларе хватало ума сопоставить одно с другим и прийти к выводу, что близкая дружба с Рылеевым может сильно ударить по ее репутации по окончании всего этого бедлама. Лара не очень хорошо знала императоров Российской империи, но могла предположить, что у будущего монарха, Николая I, характер прескверный. Это она знала почти наверняка, потому что самодержец был раком. Этот факт в свое время сильно позабавил Лару: на уроке истории они с подружкой гуглили рост монарха, а выяснили, что родился он то ли на день позже, то ли на день раньше Лариного папы. Папа у Лары был мировой, но характером обладал прескверным. В гороскопы Лара верила.

Поэтому, во время одной из последних бесед с Кондратием Федоровичем, поездка в глухомань показалась ей воистину решением всего; конечно же, уехать она хотела не из-за одних только декабристов, истинная причина крылась в Николае Павловиче, надменное лицо которого мерещилось ей во всяком прохожем. Что-что, а безответно влюбляться в мудаков Лара умела блестяще.

Поездку решили организовать в имение Мишиных за две недели до начала Великого поста. Чтобы и на бал какой заглянуть, ежели такая возможность представится, и поесть хорошо. Тратить деньги на еду Лара никогда не любила, поэтому, попав в XIX век и отхватив нестабильное финансовое положение, питаться стала, мягко говоря, неважно.

Во время так называемого отпуска, Ларе очень хотелось попробовать себя в управлении поместьем. А, дабы производить достойное впечатление, нарядной и презентабельной должна быть не только Лариса Константиновна, но и ее спутница. Здесь шутка заключалась в том, что Ларин ореол петербурженки и светской львицы почти любой ее наряд делал дорогим и элитным. Даже костюмы, сшитые по рецепту Скарлетт О’Хары, что значит из занавесок, не вызывали у публики лишних вопросов. Аня же еще собственным ореолом не обзавелась и над ее имиджем нужно было изрядно хлопотать.




***

Анна Матвеевна была одной из многих. Несомненно, ее стоило назвать хорошенькой: светлые волосы, бледная кожа, дистрофичная конституция и, разумеется, впечатлительность. Умом, конечно, она не блистала, хотя и получила недурное домашнее образование. Аня могла красиво писать, читать по памяти стихи, неплохо петь, рассуждать о классических трудах поэтов и, конечно, держаться в обществе. Будь у нее за душой чуть меньше сестер и чуть больше денег, Анна Матвеевна наверняка бы стала одной из самых завидных невест. Но как сказал классик: бедность не порок, но…

Лариса Константиновна никак не вписывалась в мировоззрение юной барышни. Поначалу та плакала в подушку и мечтала найти себе нормальную покровительницу. Не хорошую, не добрую, а именно нормальную, еще лучше, обычную. Но на все воля божья, а это значит, что Ане пришлось смириться. Разумеется, прожив под одной крышей с Ларисой Константиновной четыре месяца, девушка прониклась к экстравагантной патронессе доверием, и каждый раз, когда та выдумывала новую нелепость, Аня как молитву повторяла: «Она просто американка!».

Работа, которой ее нагружала Лариса Константиновна, сначала казалась дикой. Нет, Ане дикой казалась не работа, а Лариса Константиновна. Особенно несчастную Мишину поражало, что ее покровительница вечно забывает о приличиях. Иногда, но только иногда, Аня сомневалась в дворянском происхождении хозяйки.

И все же, находились и приятные моменты. Особое удовольствие Аня получала от переписывания начисто глав любовного романа Ларисы Константиновны. Писала та странно, вечно забывала ставить «ъ», некоторые слова, да почти все, выходили у графини с ошибками. Впрочем, Ане нравилось исправлять эти странности, превращая тексты в произведения искусства.

Конечно, поначалу Аня и стыдилась Ларисы Константиновны, и ужасалась ее речи и выправке, но очень скоро отметила для себя, что эта наглость и несдержанность отчего-то привлекает людей. Еще их привлекала репутация Ларисы Константиновны. Девушки даже однажды повздорили, когда Лариса дала задание Ане рассказать всем, что на днях графиня вступила в весьма деликатную переписку с одним европейским писателем, чье имя у всех на слуху.

– Но это уничтожит вашу репутацию! – возмутилась Аня.

– Едва ли в обществе, где модно иметь любовника, моя невинная шалость вызовет у кого-либо негодование, – пожала плечами Лариса Константиновна и продолжила составлять список сплетен, которые стоит распространить в ближайшее время по городу.

– Но ведь это ложь! – снова воскликнула Аня. – А если кто узнает? И ведь то – грех!

– Полно тебе, Аня, какая ложь? Кто узнает, что ложь, а что правда? – Лариса Константиновна задумчиво посмотрела куда-то вдаль. – А потом, что значит грех?

– Лариса Константиновна, душечка, но зачем же вы это делаете? Кто же нам поверит?

– Люди верят в то, что правительство закупает оборудование для разгона радуг, а ты говоришь, что они не поверят в простую интрижку двух взрослых людей?

Тогда Аня не поняла, что такое оборудование для разгона радуг, но она уже не удивлялась. Порой Лариса Константиновна довольствовалась аргументами, смысл которых был непостижим. Аня даже предположила, что это шифр, код какого-то тайного общества, к которому принадлежит семья Вовк.

Так или иначе, но Аня прониклась к странной графине уважением. Лариса Константиновна оказалась на удивление открытой и беззлобной. И вот, в середине февраля, Аня везла Ларису Константиновну, как трофей, в свою деревню. Больше всех нервничала, конечно же, матушка Ани – Маргарита Львовна, которую знатные особы посещали разве что в отчем доме, еще до замужества. Сейчас от славы осталась лишь фамилия.




***

Лара ненавидела оставаться наедине со своими мыслями. Это не только изрядно утомляло, но и заставляло впадать в какую-то невыносимую тоску. Она смотрела в окно и пыталась понять, как может проводить столько времени без телефона. Раньше даже короткая поездка на такси сопровождалась какой-нибудь лекцией с Арзамаса или, на худой конец, просто музыкой. Музыки не хватало больше всего. Сама Лара музыкальными талантами не обладала, а душа требовала какого-то белого шума. В XIX веке очень тихо.

– Хотите что-то узнать, Анна Матвеевна? – вне стен дома Лара не позволяла себе тыкать доброй подруге.

Аня действительно хотела что-то спросить, но все никак не решалась, конфузилась и перебирала в руках перчатки.

– Прошу вас! – почти взмолилась Лара: – молчание – такая мука. Развлеките нас.

Несмотря на то, что через Аню проходил невероятный поток писем графини, девушка подозревала, что Лариса Вовк хранит некоторые тайны. Вот только спрашивать было боязно.

– Я, право, не смею, но позвольте утолить любопытство, душечка Лариса Константиновна, – от подобных оборотов Лару, как правило, передергивало, она терпеть не могла долгие расшаркивания, – но неужели ваше сердце все еще не отдано кому-нибудь?

Тема была ожидаемой, а главное, актуальной. Лара уже давно хотела поделиться с кем-нибудь душевными терзаниями, но все никак не решалась. В конце концов, не Рылееву же рассказывать про дела амурные. Хотя…

– Отчего же? Мое сердце частенько ходит по рукам, – усмехнулась Лара, но увидев испуганные глаза попутчицы, добавила: – Анна Матвеевна, держите ваши бурные фантазии при себе, я не имею обыкновения говорить о чем-то непристойном.

Ане очень хотелось возразить, ведь она самолично перед отъездом переписала то непристойное произведение про мужскую чувственность. Но, за неимением опыта в делах любовных, желание послушать о чужих волнениях было куда сильнее желания язвить.

– Позвольте, но с момента вашего приезда в Петербург в нашем доме бывает разве что Кондратий Федорович… – Аня ахнула и закрыла лицо руками. – Лариса Константиновна, он ведь женат!

– Как будто это кому-то мешает… – вздохнула Лара, а затем мягко улыбнулась: – душенька, да вы обо мне не самого лучшего мнения, я погляжу. Право, отношения с людьми женатыми не то что невозможны, но до безобразия сложны. И ты всегда проиграешь жене… – Лара задумалась и добавила: – почти всегда.

Для Ани это было каким-то откровением. Она все еще в изумлении таращилась на Лару, когда та продолжила:

– Но спешу вас огорчить, предмет моих волнений не имеет никакой мрачной подноготной.

Лара вновь посмотрела на унылый пейзаж. Ей хотелось верить, что предмет ее волнений не имеет никакой мрачной подноготной.

– Душечка, и кто же он? – Аня даже подалась вперед.

– Инженер, думаю, что с неплохим достатком… – протянула Лара, силясь припомнить еще какую-нибудь деталь.

– И он хорош собой?

– Боже правый! – возмутилась Лара. – Неужели это то, что заставляет нас обратить внимание на мужчину… – затем она вздохнула, призналась себе в том, что внешность для нее безмерно важна, и добавила: – конечно же хорош собой. Высок и статен…

Повисла минутная тишина, затем Аня набралась смелости и уточнила:

– И все же, позвольте узнать, – она еще мгновение помедлила, – пишет ли он вам, дарил ли нежные подарки?..

– Он меня на дух не переносит, как, собственно говоря, и я его, – Лара насупилась и скрестила руки на груди.

– Но отчего же так? – поразилась Аня. – Как же вы можете любить и ненавидеть?

– Во-первых, я его не ненавижу, он просто ужасно раздражает! – воскликнула Лара, но тут же изменилась в лице: – понимаешь, он все время меня поучает, точно я не нравлюсь ему в том состоянии, в котором я есть. Я хочу сказать, что, несомненно, я ему интересна, но… Но будем честны, я странна. И это может стерпеть далеко не каждый…

Снова помолчали. Заметно погрустневшая Лара заявила:

– Пустое, нечего говорить о человеке, с которым и встретиться мне боле не суждено. – Она внезапно улыбнулась: – мне тут подумалось, что будь мы в книге, нас с вами, Анна Матвеевна, наверняка бы засрамили за наши пустые беседы о мужчинах, но не могу не поинтересоваться, а вы, душа моя, вздыхаете ли по кому?

– Я? – вспыхнула Аня. – Да как же, нет, что же вы такое говорите?

– Ой, прошу вас, поведайте о ваших страстях! – настаивала Лара.

– Только прошу, не выдавайте!

– Ваша тайна умрет со мной!

– Наш сосед Георгий Михайлович, детьми мы часто играли, но…

– Позвольте угадать, – оборвала Лара, – вы выросли, а предложения так и не последовало?

Аня лишь печально вздохнула.

– Даю вам слово, увидь он вас сейчас, непременно изменит свою холодность! Вы такая хорошенькая! – слишком сладко говорила Лара то, что хотела услышать о себе.

– Боюсь, что это невозможно… Он уехал служить и редко бывает в наших краях. – Она смутилась и добавила: – Марина, моя сестра, писала давеча об этом. Какое дивное было бы совпадение, появись он там сейчас.

– О, милая Анна Матвеевна, вы не представляете, как часто совпадения случаются в нашей жизни.

Отчего-то в этот миг Лара всеми фибрами души захотела, чтобы каким-то чудом Николай Павлович оказался там, чтобы увидел ее на балу, а не носящейся по городу с перепачканным подолом. Но сегодня она была унылой реалисткой.




***

Выходя из саней около пооблупившейся усадьбы, Лара ненавидела тот час, когда решила променять Петербург на провинцию. Несколько дней она скользила по снегу и успела возненавидеть путешествия на лошадях. Другое дело самолеты. Вот самолеты были темой, а это все, какая-то фигня.

– Маменька! – завизжала Аня, бросаясь на грудь женщине, возраст которой определить на глаз представлялось мало возможным. – Маменька, позвольте вам представить мою благодетельницу, графиню Ларису Константиновну Вовк.

Маргарите Львовне с первого взгляда не понравилась городская подруга дочери. Высокая и какая-то надменная. У графини Вовк движения были резкими, а взгляд тяжелым. Дамы обменялись приветствиями.

– Чувствуйте себя как дома. Живем мы весьма скромно, но будем рады вашему визиту, – женщина говорила сухо.

Кормить еще одного человека никак не входило в планы Маргариты Львовны, к тому же, эта графиня могла составить конкуренцию Ане во всех смыслах.

– Что же я! – всплеснула она руками, стараясь изобразить приветливость. – Разрешите рекомендовать вам мою среднюю дочь Марину и младшего сына Петрушу.

Петруша из всех собравшихся был заинтересован в Ларе больше всех. Он прятался за матерью, но с интересом наблюдал за высокой, во всех смыслах, гостьей.

– Войдем же в дом, погода портится. Надеюсь, дорога не слишком вас утомила, Лариса Константиновна. Через час мы будем пить чай, составите нам компанию? – женщина пыталась быть дружелюбной.

– Почту за честь, лишь сменю платье.




Глава 8. И если я сойду с ума


Чванливость провинциальных дам заставляла глаз Лары дергаться сильнее, нежели расшаркивания в общении с Аней. К тому же, спойлер, отдыхать на территории, где слухи о тебе разлетаются круче твитов Роулинг про женщин и менструацию, затея скверная. Впрочем, Лара, знающая принципы разработки желтушного контента, держалась с честью. Иногда, а особенно в самом начале, с непривычки она позволяла себе лишнего: говорила вспыльчиво и использовала не самые достойные выражения, вела себя не так, как стоит незамужней барышне. Но одно дело – собственная репутация, которая, к слову, у Лары была весьма неоднозначная, но громкая, а все знают, что любой пиар – это пиар, и совсем другой разговор о чужом достоинстве. Позориться самой можно, позорить Аню – моветон.

Поэтому, когда в тот вечер в гостиной госпожи Вейцман прозвучали слова:

– Лариса Константиновна, мы наслышаны о ваших музыкальных дарованиях, не были бы вы так любезны исполнить нам что-нибудь?

Лара, умеющая уверенно играть разве что «Неудачницу» Алены Швец, пожала плечами и кокетливо сообщила:

– Прошу меня простить, милостивая Екатерина Андреевна, но сегодня я не в голосе, боюсь, что простыла в пути и предпочту поберечь связки.

– Ох, полно вам! – не успокоилась госпожа Вейцман. – Моя дочь, Натали, давеча гостила у моей сестрицы, в столице только и разговоров, что о ваших талантах.

Пухлая женщина, в платье, демонстрирующем разом все богатство семьи, точно хотела уличить Лару во вранье, но коли не Лара пустила слух о своем таланте, то и не ей за это краснеть.

Аня с замиранием сердца следила за развитием событий. Ей, как никому иному, было известно о талантах Ларисы Константиновны. Да что там таланты, беда крылась в репертуаре графини. Впервые, когда Аня услышала, как Лара напевает: «Мне не нужен твой кошель / И не нужна от тебя сумка / Знаешь, ты не мой кобель /А я не твоя су… (су-су)», покраснела, побледнела и поспешила прекратить слушать столь пошлый мотив. Со временем, Аня, конечно же привыкла к простонародным и грубым песням, но, весьма справедливо полагала, что к таким пассажам готова местная публика не была.

– Боюсь, что слухи ходят обо мне разные и верить каждому было бы весьма легкомысленно, – она мило улыбнулась.

– Пустое кокетство не делает чести даме, – услышала Лара едкий комментарий, обращенный к Натали Вейцман.

– Смею вас заверить, господа, я ни в коем случае не пытаюсь услышать больше лестных слов и заставить вас умолять меня. Но к числу моих достоинств музыка относится едва ли, – она оглядела гостиную и добавила: – могу продекламировать стихи, ежели вас подобное развлечет.

– Лариса Константиновна, мы все же вынуждены настоять, – вмешалась наконец Натали, которая недавно удачно вышла замуж, о чем ее мать сообщила уже раз пять.

На самом деле, эта настойчивость и отличала местную публику от петербургской. Конечно, при подобной бесцеремонности у Лары было куда меньше шансов осрамиться, но подобная назойливость докучала девушке: в конце концов она все еще оставалась представительницей современного высокопсихологизированного общества, где все знают, что никто никому ничего не должен. Здесь нужно отдать Ларе должное: она прекрасно понимала, что в социуме все должно быть гармонично, а, значит, и отношениям стоит быть взаимовыгодными. Проще говоря, жить среди людей – быть от них зависимым. Но в сложившейся ситуации, Лара бы предпочла нести в мир нетоксичные идеи, лишь бы избежать пианиновой пытки.

– Что ж, раз вы настаиваете, мне ничего не остается, как исполнить вам одну композицию, петь я, конечно не обещаю, мое горло, как и пятью минутами ранее, доставляет мне уйму неудобства, – Лара встала и небрежно направилась к инструменту.

Она чувствовала себя на экзамене по экономике, когда по этому предмету знала разве что имя преподавателя, коли это был дистанционный экзамен, то из соседней комнаты все решал ее отец. Собственно говоря, в сложившейся ситуации, Лара решила провернуть эту схему с «удаленным доступом» еще раз.

Больше Лары трепетала лишь Аня. Она уже успела несколько раз представить, как ее спутница начинает петь что-то вроде: «Ты тащишься от этого вампира чудесного, хочешь стать его женой и подарить ему девственность», и как госпожа Вейцман падает без чувств. Хотя, последнее было бы не так и плохо. Госпожу Вейцман Аня не любила с детства.

Лара притормозила и, как ни в чем не бывало, заявила:

– Коли я не в силах петь, пусть мне составит компанию Анна Матвеевна. Мы не так давно разучивали с ней модную в Американских штатах композицию.

Лара села за инструмент и внимательно проследила за безропотно подошедшей Аней. Возражать та, конечно же, не стала, но побледнела еще сильнее.

Лариса Константиновна вздохнула, пожалела, что не выпила для храбрости, и начала играть. Исполнять на пианино Лара умела две вещи и о второй вспоминала отчего-то преступно редко. Когда-то давно, когда Лара была уже не ребенком, но все еще не взрослой девушкой, к ней полгода ходила преподавательница по фортепиано. Разучить за все это время Лара смогла только «Let it go». Зато насколько качественно!

Лара начала играть, а растерянная Аня, внезапно для самой себя, бойко подхватила. Лариса Константиновна очень хорошо играла в карты. Если вам кажется, что умение играть в карты и соло Ани никак не связаны, то, так и быть, сейчас вам объясню. Лара умела чудесно слушать и анализировать. Она настолько качественно овладела этим навыком, что… Впрочем, раз уж вас не было в то время, когда Лара работала в театре, уделим этому эпизоду чуть больше внимания.

История эта случилась несколько лет назад, когда Лара еще верила в справедливость и важность работы журналистом. Тогда она ничего не боялась и на все претензии отвечала: «В первую очередь, я – журналист». В определенный период жизни Ларе неистово захотелось перемен: она пошла волонтером в театр. Там Лара продержалась недолго: наслушавшись смешных историй об актерах от других волонтеров, например, ту, где солисты собирали у труппы деньги на абонемент в спортзал, Лара радостно написала текст. Не сложно догадаться, что администрация не стала терпеть под сводами культурного заведения наушника и шпиона, и довольно быстро Ларе дали расчет. Собственно, вот и вся история про театр.

С тех пор Лара была безмерно осторожна в выражении своего мнения. Но, стоило ей расслабиться, позволить себе открыто выражать позицию, как в ту же минуту ей прилетало в лоб.

Так или иначе, но слушать Лара умела отменно. Поэтому в очередной раз, спускаясь на первый этаж своего петербургского дома, она услыхала знакомые мотивы. Здесь остановимся и скажем, что Лара делала на втором этаже: после долгих поисков, она все же поняла, где именно в ее особняке будет располагаться квартира прабабки по папиной линии в XXI веке, и затеяла великое переселение из нижних комнат. Но речь здесь совсем не про Ларину миграцию по дому, а про то, что Лара уже не раз слышала, как Аня напевает песню из «Холодного сердца». Мотивчик у нее и правда прилипчивый, здесь спорить сложно.

Справедливости ради, начало у песни мелодичное и весьма консервативное, поэтому Анна Матвеевна, в ее нежно сиреневом платье, сшитом по последней моде, могла завоевать сердце любого, будь в этой гостиной хоть одно сердце, которое хотелось бы завоевывать. И вот, когда Аня была готова взять высокую ноту, в комнату ворвалась Марфа:

– Барыня! барыня! – истошно вопила нянька. – Катюшенька! Катюшенька!

Глаза Натали округлились. Она подскочила:

– Что с моей дочерью?

– Катюшенька не дышит! – рыдала Марфа, держащая в руках тельце.

Не отдавая себе отчет, Лара резко встала и направилась к Марфе. О шестимесячной Катюшеньке все были наслышаны так же, как и о богатом муже Натали. Лара осторожно взяла младенца и бережно положила на пол. Из вшитого кармана девушка извлекла зеркальце и поднесла его ко рту младенца.

– Лариса Константиновна! Что вы делаете?! – заорала Натали, видя, как гостья лезет пальцами в рот Катюшеньки.

– Она все еще дышит, – быстро отозвалась Лара.

– Господи праведный! Что же это! – причитала госпожа Вейцман.

– Заткнись! – рявкнула Лара, захватившая металлический объект в гортани ребенка.

Женщины в ужасе замерли: молились все. Казалось, что одна Лара сохраняла спокойствие. На деле, одна лишь Лара не знала молитв, но отлично знала билеты из медицинского блока для ГАИ. Наконец она вытащила на свет крестик. Очевидно, нитка порвалась или развязалась и малютка проглотила металлический кусочек.

Лара снова поднесла зеркальце. Теперь Катюшенька действительно перестала дышать.

– Лариса Константиновна, что происходит? – практически беззвучно зашептала Натали.

– Херня… – Лара пыталась понять, что делать дальше. Теорию она знала отлично, но откачивать детей ей еще не приходилось. – Так, – шептала она себе инструкцию: – пять вдыханий, тридцать нажатий.

Лара закрыла губами рот и нос младенца и начала вдыхать воздух. Пять раз по секунде. Затем пальцами массаж сердца. Первый заход – неудача.

– Наташа, быстро, сюда! – скомандовала Лара.

Мать замялась.

– Бегом! – рявкнула девушка. – Делаешь пять дыханий, как делала я. Затем я делаю массаж сердца. Работаем быстро – Катя живет.

Натали лишь закивала, глотая слезы.

Раз. Два. Три. Четыре. Пять. Раз. Два. три… Тридцать. Раз за разом и… Катя заорала.

– Хвала Всевышнему! – обрадовалась госпожа Вейцман.

– Хвала ГАИ… – пробормотала Лара и отошла в сторону, затем добавила: – Зовите лекаря, ежели еще этого не сделали… Прошу простить, думаю, что нам пора.

– Лариса Константиновна! Душенька, вы спасли мою дочь, как могу я вас благодарить? – гладила малютку Натали.

– Не стоит, – слегка склонила голову Лара, – желаю скорейшего выздоровления вашей дочери. Доброго вечера.

Лара вышла из гостиной. Аня раскланялась и поспешила вслед за подругой. Холодный ветер обхватывал ее голые руки. Девушка медленно прошла мимо саней Мишиных. Лару трясло.

– Лариса Константиновна, то, что вы сделали, было невероятным! – В очередной раз восхитилась ею Аня.

– Я не вызвала скорую, – дрожащим голосом сообщила Лара.

– Что не сделали? – переспросила Аня. – Это было просто невероятно! Вы что, были медсестрой на войне?

– Я не вызвала скорую, – упорно повторила Лара. – Не вызвала скорую, а должна. Была четкая инструкция. План. Здесь нет скорой! – Почти заорала Лара.

– Что такое скорая?

– Если со мной что-то случится, меня не спасут!

– Лариса Константиновна, что вы такое говорите? – начала нервничать Аня.

– Я не смогу позвонить… Я искала телефон! Хотела загуглить! – слезы потекли по щекам.

– Я не понимаю… Лариса Константиновна, что вы такое говорите… Прошу вас! Вы меня пугаете.

– Неважно! – воскликнула Лара, подхватила юбки и помчалась в сторону усадьбы.

Она была уверена, что знает дорогу, но был ли у нее вариант не знать пути? Ведь у Лары не было навигатора. Девушка ощущала жизнь в новом мире, как игру – дополненную реальность, то, что не может ранить, но вот она с трудом откачала младенца. Спасла ребенка без гугла и спасателей. Это пугало больше всего. Игра в средневековье веселила, но реальная опасность, которую сулило отсутствие элементарных благ, повергла ее в ужас.

Больше всего на свете Ларе хотелось кому-то рассказать о том, что она чувствует. Написать психологу, закинуться антидепрессантами и посмотреть с мамой комедию. Отчего-то ей так сильно захотелось просто кого-то обнять. Нет, ей хотелось забиться в угол и ждать, когда придет мама и скажет, что все будет хорошо. Но мама не придет. Психолога не будет. Таблеток не дадут.




***

Начинало смеркаться. Лара могла экспертно заявить, что заблудилась. Заблудилась где-то в диких землях между двух деревень. Если бы Лара не сбилась с пути, то наверняка встретила бы по дороге хотя бы Аню, возвращающуюся на санях. Нет, дело максимальная дрянь. Девушка была зла на себя, на свою глупость и позднее изобретение интернета. В какой-то момент она настолько вышла из себя, что начала пинать сугроб на обочине: как говорил психолог, важно найти выход эмоциям, иначе они могли завести ее в Сибирь.

– Сударыня, вы что-то потеряли? – к Ларе подскакал рыцарь на вороном коне.

– Разве что себя, сударь, – она улыбнулась, надеясь, что этот приятный молодой человек окажет ей помощь, а не изнасилует.

– Могу ли я быть чем-нибудь полезен? – молодой офицер явно был в пути уже изрядный отрезок времени.

– О! Вы действительно выручили бы меня, – Лара пришла к выводу, что в ближайшее время ее женскому достоинству ничто не грозит. – Я гостья в имении Мишиных, но боюсь, что совершенно сбилась с пути.

– Вы гостья Маргариты Львовны?

Девушка радостно кивнула, по крайней мере, он знает, куда ей нужно.

– Позвольте вас сопроводить, очевидно, вы, барышня, прошли съезд и идете в противоположном направлении, – юноша спешился. – И, простите мне мою грубость, я не представился, поручик Георгий Михайлович Уваров, к вашим услугам.

– Лариса Константиновна Вовк, в армии не служила, – она протянула ручку.

Идти с симпатичным юнцом было веселее, чем одной. Еще было приятно осознавать, что смерть в сугробе ей не грозит, по крайней мере сегодня.

– Позвольте узнать, Лариса Константиновна, надолго ли вы в наши края?

– Что ж, будем здесь еще недели две, а затем, в Петербург, – Лара поежилась от холода.

– Прошу простить мое любопытство, но вы родственница Маргариты Львовны? Дело в том, что я вырос в этих краях, но вас вижу впервые, – любезничал молодой офицер.

– Нет, что вы, я близкая подруга Анны Матвеевны, думаю, что вы с ней знакомы. Если мне не изменяет память, она упоминала вас как-то.

Лара внимательно всмотрелась в лицо юноши, ища реакции на упоминание имени подруги. Уваров явно взбодрился и решил полюбопытствовать:

– Анна Матвеевна вспоминала обо мне?

– Разумеется, точно также, как и о вашей матушке Анне Ивановне, а также о большей части соседей, – нанесла пощечину его самолюбию Лара.

– Вот как… – протянул поручик.

– О, не огорчайтесь, уверена, Анна Матвеевна будет рада вас видеть, тем более, вы буквально спасли жизнь ее преданного друга, – усмехнулась Лара и ускорила шаг, холодало. – Позвольте, поручик, и мне полюбопытствовать, надолго ли вы в этих краях?

– Что ж, раз вы спросили, то я прибыл на именины матушки. Затем, направляюсь в Московский полк, – рапортовал Георгий Михайлович.

– Отчего же не в столицу? – Ларе льстило, что отныне Питер стал действительно лучшим городом России.

– Нет-нет, Московский полк квартируется в Санкт-Петербурге…

– Тогда с чего он Московский? – поразилась Лара, но быстро собралась и добавила: – прошу простить мое невежество, но в вопросах военных я – профан.




***

– Лариса Константиновна! Слава Всевышнему, вы живы! – выскочила из гостиной взволнованная Аня.

– Полно вам, не стоило беспокоиться, судьба моя была в надежных руках поручика Уварова, – отозвалась Лара, хотя предпочла бы сказать что-то вроде: – «Какого черта вы меня не искали?! Я бы сдохла в сугробе!».

Холл был тускло освещен, Лара была уверена, что здесь и похоронит остатки своего отличного зрения. Хотя, с другой стороны, подобная темень помогала скрывать убогость убранства, что однозначно на руку семье Мишиных. Ведь один из самых видных женихов Архангельской губернии стоял прям-таки посреди этого мрака.

– Георгий Михайлович! Какой приятный сюрприз! – на лестнице возник силуэт Маргариты Львовны.

– Мое почтение, дамы. – поклонился разгоряченный холодом офицер.

– Прошу вас, в знак нашей признательности, позвольте угостить вас чаем.

Не то чтобы сильно, но все же сильно, Лару зацепил тот факт, что она, Лариса Константиновна, давшая крышу над головой Ане, сшившая ей платьев на шестьсот рублей, была менее желанной гостьей, чем этот малолетний красавчик. Однажды Ларин друг, с которым Лара не хотела дружить, потому что он не хотел с ней встречаться, заявил, что истинная причина разлада в их платонических отношениях крылась в том, что у этого парня нет вагины. Тогда Лару еще обвинили в сексизме и неспособности нормально общаться с парнями. Что ж, теперь, стоя посреди потрепанного временем холла, Лара понимала, что именно тогда чувствовал Андрейка: Ларе были не рады в этом доме только лишь из-за наличия этого дивного полового органа.

– Любезная Маргарита Львовна, благодарю за ваше приглашение, но боюсь, вынужден отклонить его. Весь день был в пути, но так еще и не добрался до отчего дома, – начал неспешную тираду поручик.

Лара не была уверена, что именно стояло бы на первом месте в топе бесячих вещей прошлого, возьмись она составлять такой список, но медленный темп речи и длинные обороты, однозначно, заняли бы призовое место. Здесь люди не спешили, а у Лары начинался нервный тик от тишины и неспешности. Она вздохнула и направила все свои моральные силы на восприятие беседы.

– Однако позвольте вас заверить, что завтра днем я намерен нанести вам визит, – заверил он. – Милая Анна, мы ведь не виделись с вами несколько лет, нам есть, что вспомнить.

– Ох, Георгий Михайлович, это было бы так мило с вашей стороны, – обрадовалась Аня.

– Что ж, в таком случае, не будем боле задерживать нашего гостя, – начала разгонять позднюю сходку в коридоре Маргарита Львовна.

– И снова благодарю вас за мое спасение, поручик, – кивнула Лара.




Глава 9. Вы снились мне той ночью


Она шла по длинному коридору в белом платье. То, что платье именно белое, казалось таким важным, что забыть про упоминание этого цвета – совершить величайшую ошибку. Лара осматривала стены коридора – ряд дверей. Но никак не могла выбрать, в какую из комнат войти. Решение казалось ответственным, точно от этого выбора зависела чья-то жизнь, даже если ничто об этом не говорило. Девушка замерла у одной из дверей и положила руку на золоченую ручку. Простое движение ощущалось пыткой, ей не хотелось входить, но и продолжать путь – тоже. Наконец, Ларе удалось пересилить себя. Она едва толкнула дверь и очутилась в светлой комнате.

Девушка прошла через все помещение. Вокруг ничего. Пугающая белизна. Лара выглянула в окно: в саду цвела вишня и светило тусклое солнце. Она снова сделала усилие: села на подоконник, подобрав подол, перекинула ноги и очутилась на свободе. Ей почудилось, будто она обрела именно, что свободу. Вероятно, вот об этом чувстве ей вечно говорил Кондраша.

– Это прекрасно, – прошептала она, и, повернув голову, изумилась: – и вы здесь?

– Как я могу здесь не быть, коли же мне все это снится? – в свою очередь поразился Николай Павлович.

– Вот уж нет, коли это сон, то мой, а не ваш, а ежели сон мой, то вам здесь уж точно не место! – возмутилась Лара и отвернулась, но инженер тут же подошел к ней.

– Вы ведь не от меня из Петербурга бежали, ведь так? – внезапно спросил собеседник.

Лара подняла на него взгляд. В свободной рубашке он казался куда более открыто, чем в броне мундира. Если она продолжит смотреть ему в глаза, наверняка совершит глупость.

– Вы совершенно правы! – солгала Лара. – Как, собственно, и всегда!

– Лара, ответь лишь на один вопрос: что именно вызывает в тебе эти эмоции? – под вишней сидела психолог Лолита.

Мягкая женщина с короткими седыми волосами и принимающими чертами лица. Почему-то Лара не удивилась ее появлению и тут же ответила:

– Это же очевидно! Он меня злит! Что ему от меня нужно?!

– Позвольте, – холодно отозвался Николай Павлович, – лично мне от вас особенно ничего не нужно, вы сами все время кричите и от меня убегаете, Лариса Константиновна, – покачал он головой. – Уж впору мне вам жаловаться, любезная Лолита. Быть может, это вы подскажете отчего я так обеспокоен графиней?

– Вы мной обеспокоены?! Еще скажите, что я вам интересна! – перебила девушка, сказав именно то, что хотела от него услышать.

– Лара, это групповой сеанс, позволь высказаться Николаю, – прервала вспышку гнева Лолита, которая никогда никого не прерывала.

Лара внезапно осознала, что уже не стоит, а сидит в кресле, что позади нее не окно, а тот самый родной кабинет на Фонтанке. Только передней стены нет, она словно в кукольном домике.

– Вот именно! – неожиданно эмоционально подтвердил Николай Павлович. – Я все пытаюсь проявить к вам снисхождение, а вы позволяете себе невесть что.

– Я позволяю себе невесть что?! – ахнула Лара. – Да мы с вами едва ли знакомы, а вы уже приперлись в мой сон и переманиваете моего психолога на свою сторону!

– Лариса Константиновна, прошу вас не кричать. Я не понимаю добрую половину из того, что вы говорите, в чем обвиняете и где именно мы находимся, – осадил ее инженер. – Вам не кажется, что ваши манеры оставляют желать лучшего? И вообще, с чего вы взяли, что это ваш сон?

– Это мой психолог, а значит и сон мой! – топнула ногой Лара, когда слова закончились.

– Я даже не знаю, кто такой психолог и что здесь делает эта женщина, – он махнул в сторону Лолиты, которая внимательно все записывала, – но это я сейчас сплю. Поэтому буду вынужден просить вас проявить уважение и дать мне отдохнуть.

– Ой, ну давайте поссоримся из-за того, кто у кого в голове! – фыркнула Лара, вскакивая на ноги и быстрым шагом направляясь куда-то вдаль.

Поддавшись внезапному порыву, скорее от того, что Николай Павлович осознавал, что спит, он также встал и протянул руку. Сильным движением остановил девушку. Он ничего не чувствовал, но знал, что плоть, сжимаемая его пальцами, теплая. Лара, как попугай, пойманный за хвост, застыла на месте. Она резко развернулась, вырвав руку, и оказалась лицом к лицу с ним. Мгновение она колебалась. Сердце отбивало бешеный ритм. Ларе казалось, что она участница игры «Поцелуй или пощечина».

– Вы мне противны! – воскликнула она, приподнялась на носочки и практически поцеловала.

Николай Павлович резко выпрямился, вырвавшись из объятий нелепого сна. Инженер встряхнул головой и спустил ноги на холодный пол. Николай решился писать Ларисе Константиновне, возможно, требовать встречи и извинений. Ему было жизненно необходимо избавиться от подобных навязчивых идей раз и навсегда. В конце концов разум его всегда был ясен и терпеть в нем навязчивое присутствие этой грубиянки Николаю Павловичу совершенно не хотелось.

Лара проснулась со страшной головной болью и осознанием того, что треклятого инженера ей даже не кинуть в чс. Она тяжело вздохнула, перевернулась и постаралась уснуть. Однако Морфей решил больше не заглядывать в ее будуар.




***

Лара тяжело вздохнула: хотелось домой, причем без разницы в какой из, главное, дальше от этой деревни. Наряженная в одно из занавесочных платьев, она выгрузилась из саней перед поместьем Вейцманов, куда ее пригласили на именины Натали. Хотелось ли ей туда идти? Конечно нет. Ларе вообще не нравилось, что после применения навыков педиатра, на ее плечи свалилось чрезмерное внимание общественности. Поймите правильно, громкая фамилия позволяла Ларе получать многое со скидкой или бесплатно, но, главное, публиковаться. Ларису Константиновну нельзя было назвать алчной, но, согласитесь, жить на широкую ногу куда веселее.

В холле девушек встречала мадам Вейцман – блистательная вдова, филантроп, патронесса всего сущего и безумно вредная женщина преклонных лет. Ладно, про преклонные года это уж перебор: на деле ей было чуть за сорок, но смерть двух сыновей с разницей в год, похороны нелюбимого, но уважаемого мужа, все это состарило некогда привлекательную даму. Теперь о ее неземной красоте свидетельствовал разве что огромный портрет в салоне, где несколькими днями ранее Лара спасла жизнь единственной внучке вдовы.

– Лариса Константиновна, – приветствовала ее госпожа Вейцман.

– Мадам, – поклонилась Лара.

– Екатерина Андреевна, какое счастье быть здесь! – в восторге воскликнула Аня, которая до приезда Лары была тем еще аутсайдером местной тусовки.

– Анна Матвеевна, – наконец все закончили называть друг друга по именам, что, по мнению Лары, было страшной глупостью.

Теперь Ларе предстояла истинная пытка культурным досугом, впрочем, не так много вариантов досуга предполагалось в эти суровые времена. Самое распространенное развлечение, конечно, – театр, но местный репертуар Лару вообще не радовал: опера да балет, она же любила мюзиклы. Девушка еще раз вздохнула и, в сопровождении Ани, возникла в бальной зале. Здесь Лара сразу оценила, где расположены основные светильники: как уже говорили, балов она не любила. Но не любила она их по очень простой причине – свечной воск в волосах и на плечах не был ее любимой частью танцевальных вечеров: БДСМ она не практиковала.

Найдя зону, свободную от воска, Лара умостилась у окна и начала ждать, когда кто-нибудь интересный составит ей компанию. В Петербурге, как правило, молодую графиню сопровождали Трубецкие, Сергей Петрович Лару недолюбливал, зато жена его, Екатерина Ивановна, души в девушке не чаяла. Дама эта была не особенно красива, но обладала невероятным обаянием. Про Лару, по мнению самой Лары, можно было сказать примерно то же самое. Поэтому (вероятно здесь речь идет о некой женской солидарности) дворянки понимали друг друга.

Лара оказалась в чужом краю, история которого являлась для Лары такой же загадкой, как, положим, история племени ацтеков, хотя и об их быте Лариса Константиновна могла бы припомнить занятный факт. Так или иначе, но на балах Лара предпочитала милую беседу, а не танцы. Поэтому просила представлять ее офицерам, исключительно не снявшим шпаги.

– Лариса Константиновна, вы пришли? – Георгий Михайлович осторожно поцеловал автоматически протянутую руку. – Анна Матвеевна.

– Милостивый Георгий Михайлович, имела ли я сие моральное право – отклонить подобное занятное предложение? – Лара снисходительно улыбнулась.

Молодой офицер ей, конечно, нравился, но не более милого ребенка. Парнишке едва ли исполнилось восемнадцать: как хорошо, что в армию шли с пеленок. Так или иначе, но горячность поручика напоминала Ларе поведение Д’Артаньяна из советского мюзикла.

– Лариса Константиновна, могу ли я надеятся на первый танец? – в его глазах читалась уверенность юности, не знавшей отказа.

– Боюсь вас огорчить, поручик, – вздохнула Лара, – но я не танцую. – Она подумала и добавила, кивнув в сторону Ани: – пригласите мою милую подругу, партнерша она куда лучше меня.

– Позвольте, Лариса Константиновна… – не унимался офицер: – позвольте мне иметь надежду.

– Надежда это отлично! – благосклонно откликнулась Лара. – Но если девушка говорит нет, это значит нет, – она вздохнула и, видя отчаяние в голубых глазах, все же добавила: – впрочем, я обязана вам жизнью, готова отдать один вальс.

Девушка видела, как чуть поодаль, в компании каких-то незнакомых дам, стоит улыбчивая Аня, то и дело бросающая печальные взгляды на предмет воздыхания. До конца не ясно, что именно побудило Лару так безжалостно согласиться танцевать. Вероятно, главная причина этого предательства крылась в злости Лары на Николая Павловича, на то, что у нее отношения вечно не складываются, а, может, она просто не подумала о последствиях.

– Буду ждать, Лариса Константиновна! – воскликнул он.

Лара была плоха в намеках, но что-то ей подсказывало: офицер имеет на нее весьма однозначные планы, которые никак не вписывались в Ларино расписание на ближайшее светлое будущее. В эти планы входила успешная карьера писателя, открытие типографии, доходный дом, и, возможно, но только возможно, и не очень точно, брак с Николаем Павловичем. Впрочем, стоя у стеночки, Лара, как от мухи, отмахнулась от назойливого образа: в конце концов, она даже не в Петербурге.

– Лариса Константиновна, душенька, как я рада вас здесь видеть!

– Натали, какое дивное совпадение, все здесь рады меня видеть! – едва удержалась от передразнивания Лара. – Быть приглашенной в ваш дом для меня большая честь. Спешу поздравить вас с именинами.

– Полно вам, душенька, вы самая-пресамая желанная гостья матушки! – Натали говорила с придыханием и так по-детски, что Лару тошнило.

– Но, позвольте осведомиться, как здоровье вашей дочери? – пыталась вытерпеть пытку общением Лара.

– Ох, так любезно с вашей стороны справиться о ее здоровье! Спешу вас заверить, что с Катюшенькой все чудесно!

– Какой восторг! – не сдержалась и все же передразнила Лара.

– Лариса Константиновна, но позвольте пригласить вас присесть, – она указала на два свободных кресла.

– С превеликим удовольствием, душенька! – Лара никак не могла взять себя в руки и начать говорить серьезно.

Шурша юбками, она умостилась на краешек стула и приложила усилия, дабы не скрючить спину.

– Позвольте узнать, мне право неловко, но, коли мы теперь подруги…

Лара вздохнула: и тупому было очевидно, что спрашивать будут о ее личной жизни или о личной жизни Максимки. Других же тем быть не может.

– Разумеется, душа моя, Натали, – наконец улыбнулась Лара.

– Мне все же неловко, но позвольте узнать о вашем брате… В Петербурге и разговоров только, что о нем, но говорят все такие различные вещи…

Вести беседу с Натали было сложно, отлично знала она лишь французский, Лара же хоть как-то говорить на нем начала месяцем ранее. Тогда очень пригодились вузовские конспекты по второму языку, завалявшиеся в сумке.

– О… – протянула Лара. – Мой брат есть величайшая загадка человечества. Порой мне кажется, что он и вовсе плод чьего-то воображения… – Лара помедлила: – позвольте, вас интересует что-то конкретное?

Натали вспыхнула, давая понять, что интересует ее, и правда, весьма конкретное.

– Максим Константинович свободен, как ветер, но боюсь, что мы с ним солидарны во мнении о переоцененности брачного союза, – пожала она плечами.

Играла громкая и задорная музыка – танцевали мазурку.

– Как можно? – искренне поразилась Натали.

– Вы мне сейчас расскажете о невероятно важной роли женщины в современном обществе? – усмехнулась Лара.

– Нет, что вы, я вовсе не это имею в виду! В первую очередь, женщина должна быть хранительницей очага… Но я хотела сказать совсем об ином, разве вы не обручены с князем… – Натали замялась, пытаясь вспомнить фамилию мифического князя.

– Полно вам, душенька, – всплеснула руками Лара, – какое обручение?

– Лариса Константиновна, – чуть ли не возмутилась Натали, – чем больше я слушаю, тем больше мне кажется, что все, что судачат о вас – ложь!

– Как грубо, Натали, – покачала головой Лара, завидев на горизонте Георгия Михайловича. – Вам ли не знать, как опасны сплетни… – Лара намекнула на слух о том, что Катюшенька не совсем дочь супруга Натали. – Но хочу вам сказать, что большая их часть – правда, забава в том, чтобы разобраться, что правда, а что нет, – Ларе хотелось разобраться, за кого ее там уже просватали, но это терпело. – А теперь, прошу простить, но меня ждут танцевать вальс, – она игриво подмигнула и пошла рвать танцпол, ведь вальс – единственный танец, который она танцевала отменно.




***

Месяц вдали от Петербурга помог Ларе влюбиться в этот город с новой страстью. Оказаться дома графиня страждала не только потому, что сельская жизнь пришлась ей не по вкусу, но и потому, что Аня затаила на девушку страшную обиду: Георгий Михайлович был очарован сильным характером и буйным нравом Ларисы Константиновны куда крепче, нежели прелестным личиком Анны Матвеевны. Лара хоть взаимностью ему и не отвечала, но тем самым лишь будила в молодом офицере азарт. Впрочем, сказать, что подобные знаки внимания Ларе неприятны, можно было только сильно покривив душой: как ни крути, в современном мире за ней ухаживали реже и не с таким размахом. Здесь же в ход шли цветы и письма.

С другой стороны, согласись она выйти за именитого помещика, и жизнь ее стала бы куда проще. В конечном счете, тянуть дом на одной только публицистике – задача не из легких. Женить на себе Георгия Михайловича и отпустить с миром: пусть спит с кем хочет, живет как хочет, только пусть содержит ее нормально. Да даже за поместьем следить не нужно, Лара во всем сама разберется! Впрочем, перед подругой Ларе было также неловко: в конце концов, о чувствах Ани графине было известно все. Но пока Аня сама не заявит о том, что их лодка сожительства дала течь, Лара решила все пустить на самотек.

– Федя! – крикнула Лара с порога.

– Лариса Константиновна! Вы вернулись! – обрадовался мальчишка, выбегая из гостиной.

– Ну что, как хозяйство? Цветы полил? – она потрепала белобрысую голову мальчишки, пока разнорабочие, занимавшиеся ремонтом, затаскивали вещи в дом.

В отсутствие хозяйки дом преобразился. Если Лара умела зарабатывать деньги и работать на репутацию (какой бы эта репутация ни была), то едва ли ее можно было отнести к славным домоправительницам. И тут в жизни графини появилась Пелагея Дубовая. Появилась она в доме совершенно случайно, как, собственно, и все обитатели дома на набережной. Пелагея оказалась женщиной смышленой, а главное самостоятельной. Лара такое ценила, поэтому отправляясь в поездку, распорядилась начать нормальный ремонт. Вариант того, что малознакомая женщина может просто присвоить деньги и исчезнуть, не рассматривался.

– Кондратий Федорович спрашивались о вашем приезде, – начал отчитываться Федя, которому новая жизнь в доме страшно нравилась. – Еще один богатый барин все у вашего дома мялся.

– Аня, напиши Рылееву, что я вернулась, и, если ему что-то угодно, пусть приходит завтра к обеду, – начала командовать Лара.

Рабочий процесс нужно было запускать немедля, поездка влетела Ларисе Константиновне в копеечку.

– А что за барин? – уточнила Лара, за последнюю неделю всерьез задумавшаяся о браке по расчету.

– Такой миловидный и длиннющий, – сообщила Пелагея, спешившая накрыть на стол.

– Вот как? Оставлял ли он что-то? Письмо, например?

– Нет, барыня, только под окнами ходил пару раз, – крикнула из столовой Пелагея.

– А нашей Ларисе Константиновне все мало! – фыркнула Аня, одарила Федю недовольным взглядом и деловито вошла в кабинет.

Новые обитатели дома ей не нравились. Сомнительное происхождение обоих бросало тень и на нее саму. И если Пелагея Дубовая впечатлительную Аню пугала, то Федя, сиротка с улицы, просто раздражал. Сначала он бегал по мелким поручениям Ларисы Константиновны, но, в конечном итоге, словно бездомный щенок, пробрался под крышу барского жилья.

– Я понять не могу, а что у нас все такие болтливые стали?! – возмутилась Лара, проводив девушку взглядом. – Собрались здесь такие умные со своим мнением! – она подмигнула напрягшемуся Феде, показывая, что в целом, ничего плохого в своем мнении нет. – Аня!

Лара любила детей, наверное поэтому так долго преподавала им английский. Появление Феди, его веселый смех, все это заставляло Лару чувствовать спокойство. Шум в доме заглушал навязчивые мысли. Весь шум, кроме Аниного голоса:

– Что еще?! – не соизволила выйти из кабинета девушка.

«Нет, ну это уже ни в какие ворота!» – подумала Лара: «Была у меня приятная помощница, а стал какой-то подросток в тяжелом пубертате, вообще не дело!».

– Напиши княгине Трубецкой, что мы можем возобновить походы в храм с грядущего воскресенья, – Лара сама вошла в комнату, хотя это казалось непедагогичным. – И, душа моя, прошу не учиться у меня дурному. С каких пор твоя вульгарная подруга выражается культурнее тебя?

– Лариса Константиновна, вы оказались так жестоки! – дрожащим голосом заявила перманентно обиженная Аня.



– Возможно я жестока, – спокойно согласилась Лара, – но у меня нет чувств к твоему Георгию. – Она прислонилась к письменному столу, дабы не видеть лица подопечной.

– Так зачем вы его мучаете?! – воскликнула Аня.

– Он сам выбрал мучиться, – пожала плечами Лара. – Я его не заставляю дарить мне цветы, делать подарки. Он свободен. Хочешь, забирай себе! Но что-то он не спешит броситься в твои объятия.

Лара не любила этот кабинет, слишком мрачным он казался. Большую часть времени в нем сидела Аня. Лара же предпочитала творить сидя на полу в гостиной или спальне.

– Да как вы можете!

Лара слышала, как Аня расплакалась, но не посмела посмотреть ей в глаза.

– Как говорят там, откуда я родом, «ничего личного, просто бизнес», – с тяжелым сердцем произнесла Лара.

Лара знала, что их разговор подслушивают Пелагея с Федей, но это ее не сильно смущало. Все, кого выбирала в приближенные Лара, отличались верностью ей. Но что, если Аня больше не хранит эту верность?

– Не знаю, читала ли ты сказку «Русалочка», не знаю, выпущена она уже или нет, но это самая лучшая история про безответную любовь… Мораль которой в том, что ты можешь отдать голос, бросить семью, испытывать муки при ходьбе, но как бы ты ни старалась, если твой принц тебя не любит, то сделать с этим ничего нельзя. Ты ему не нужна, – Лара постаралась сдержать слезы, вспомнив, как часто объясняла эти же истины себе, рыдая под одеялом.

– Я вас ненавижу! – вырвалось у Ани.

– Ты и не должна меня любить, – слова девчонки больно резанули по сердцу, – я плачу не за любовь, а за работу. Будь добра, рассказывай о том какая я гадина Пелагее, прочим своим подругам, но со мной держи себя в руках. А если я тебе совсем противна, возвращайся к матери, на улицу, куда хочешь. Но для начала, будь так любезна, допиши письма и отправь их.

Лариса Константиновна выпрямилась и вышла из комнаты. Она не хотела обижать Аню, понимала, что наговорила лишнего, но ничего с собой поделать не могла. Ларе казалось, что все больше становится похожей на злодейку из исторического российского сериала: расчетливую стерву, не дающую житья доброй простушке.

Лара мучилась этим ночь. Вспомнила, что дуэль Онегина и Ленского случилась из-за похожей глупости, и, на правах старшей и более мудрой, начала писать Георгию.



Любезный друг, Георгий Михайлович!

С невыносимым чувством принимаюсь я за это письмо. Не могу выразить Вам на словах состояние моей души, но могу сказать только, что я страдаю…




Конец ознакомительного фрагмента.


Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/ana-zhen/izobretaya-chudesa-70771576/?lfrom=390579938) на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.