Главная страница | Книги для подростков | Спряденная судьба

Спряденная судьба
Леа Рейн
Она из 2015-го года. Он – из 1915.Он появился в ее жизни, чтобы изменить ее судьбу.Эль де Ла Фере – путешественница во времени. Два года назад она потеряла родителей, а не так давно ещё и старшего брата.Она пытается спрятаться от своей боли в 1920-х. Знакомства с известными художниками, музыкантами, писателями. Все было бы хорошо, если бы периодически ее путешествия во времени не выходили из-под контроля.Блистательные двадцатые сменяются Средневековьем, окопами Первой Мировой войны, оккупированным нацистами Парижем. Везде она встречает Алека, путешественника во времени из 1915 года, и их дороги оказываются переплетены.Эти путешествия кажутся бессмысленными. Но вот уже долгое время Эль готовит план убийства человека, который виноват в смерти ее семьи. Чем больше она об этом думает, тем чаще попадет в эти страшные годы.Сможет ли Эль понять, что Вселенная пытается уберечь ее от страшной ошибки? И зачем она постоянно сталкивается с Алеком, если не сможет любить человека из прошлого?

Леа Рейн
Спряденная судьба

Горе я знаю – оно помогать меня учит несчастным.
(Вергилий. Энеида. Книга первая)

Глава 1. Жизнь «до»
Снег кружился на фоне темного неба и мягко ложился на карниз. Я лежала на диване и смотрела в окно, старясь не закрывать глаза, потому что как только веки опускались, перед взором возникало безжизненное лицо Стефана.
Мой любимый старший брат. Он был единственным моим родственником.
Я не могла поверить, что его больше нет.
Голова раскалывалась. Ее будто разрывало изнутри. Я так долго рыдала, что выплакала все слезы, и теперь из груди вырывались лишь сухие всхлипы. Внутри разрасталась пустота, которая, как черная дыра, затягивала все проблески светлого, что еще оставались в моем сознании.
А вскоре светлого не осталось совсем.
Не знаю, как долго я так пролежала, свернувшись клубочком на старом пропахшем табаком диване, но судя по тому, что вскоре небо посветлело и через окно стал пробиваться серебряный свет, начиналось новое утро.
Где я оказалась?
Воспоминания прошлого вечера были смазаны. Насколько я помнила, ноги привели меня к порогу заброшенного здания, которое было так называемым сквотом художников. Я нагло в него пробралась и заняла чужой диван, даже не задумываясь, что меня могут обнаружить и выгнать.
За ночь здесь так никто и не объявился.
С ума сойти, прошла уже целая ночь.
Возможно, мне удалось вздремнуть, а возможно, и нет – все было настолько мутным, что я не осознавала себя. Казалось, все происходящее – страшный сон. Я вот-вот проснусь и кошмар рассеется, как утренний туман.
Когда я приподнялась, поняла, что кошмар никуда не делся. Жестокая реальность продолжала напоминать о том, что я осталась без человека, которого любила больше всего на свете…
Слезы снова сдавили горло скорбными тисками. Не думаю, что новый день принесёт мне что-то хорошее. Не думаю, что в моей жизни оно вообще еще будет.
Я поднялась и прошлась по комнате, стараясь придумать, что делать дальше. Самый подходящий вариант – сигануть с крыши и встретиться на том свете со Стефаном. Я правда над этим раздумывала, но меня вовремя осенило – это было бы эгоистично. Стефан защитил меня, спас мою жизнь ценой собственной. Как я могла сделать его поступок напрасным? Я должна жить хотя бы потому, что обязана этой жизнью ему.
Я схватилась за голову, опустилась на пол и снова зарыдала. Дом был рядом со Стефаном, семья была рядом со Стефаном, а сейчас… Сейчас я одна, у меня ничего нет и идти мне некуда. Есть только эта комната с горами холстов на подрамниках, откуда вскоре придётся убираться, ведь все это не моё и оказалась я здесь абсолютно случайно.
– Что ты здесь делаешь? – хриплый женский голос разрезал мертвую тишину.
Не думала, что убираться отсюда придётся настолько скоро.
Я подняла глаза и попыталась сморгнуть пелену слез. В дверном проёме стояла девушка лет двадцати пяти. Осветлённые волосы были зачёсаны на одну сторону и скрывали объемной волной левый глаз. Второй глаз взирал на меня с интересом. Незнакомка была высока, из-под кожаного пальто виднелись длинные ноги в капроновых колготках и меховых полусапожках. Она выглядела утонченной и изящной, и мне сразу стало неуютно, потому что я почувствовала себя малолетней нескладной разбойницей, которая проникла в покои принцессы.
– Я уже ухожу, – выдавила я из себя и поднялась на ноги.
Колени тут же задрожали, а когда я сделала несколько неуверенных шагов в сторону выхода, все тело начало трясти, как в лихорадке. Более того, сердце в груди отчего-то бешено застучало, отдаваясь гулким эхом в ушах.
Мне знакома трясучка от страха. В жизни мне часто приходилось бояться. Поэтому сейчас я была уверена, что страх тут совсем ни причём. А перемещение во времени – тем более.
От непонимания того, что происходит с моим телом, я запаниковала, и это только ухудшило состояние.
– Стой, я тебя не выгоняю.
Голос девушки раздавался словно из другой вселенной – такой далекий и едва слышный. Я почувствовала, как она схватила меня за плечи, не дав переступить порог. Перед взором все плыло и качалось, но каким-то невероятным образом я смогла увидеть взгляд девушки. Он остекленел, словно все её эмоции вмиг застыли. А после её глаза наполнились глубокой болью, которая нашла выход через слезы.
Я смотрела на незнакомку, не в силах разорвать этот зрительный контакт. С каждой секундой меня трясло все сильнее, а девушка усерднее сдавливала мои плечи и лила ещё больше слез. Мне показалось, что она – это я, что я смотрю в свои глаза и вижу все свои эмоции и чувства на её лице. Словно боль и скорбь вышли из меня и перебрались в её тело. Но смотреть в чужие глаза, видеть свою боль, одновременно ее испытывая, и быть не в силах отвести взгляд, оказалось настоящей пыткой. Благо она продлилась недолго, потому что тьма резко обрушилась на меня и лишила способности видеть и мыслить. Последнее, что я почувствовала – холодный бетон пола под своей щекой.
***
Меня зовут Эль де Ла Фере. Я путешественница во времени.
А еще я самый одинокий и несчастный человек на планете.
Когда-то у меня была обыкновенная семья: мама, папа, старший брат, дядя.
Но два года назад нашу жизнь накрыла черная полоса. С тех пор каждый день приносит только разочарование и боль.
Родители с самого детства готовили нас с братом к тому, что мы будем путешествовать во времени. Эту способность мы унаследовали от нашего отца. Он говорил, что это чудесный дар, благодаря которому нам выпала честь видеть больше, чем дозволено другим людям.
Два года назад мы с братом впервые переместились во времени: сначала он, а через некоторое время я. Брат был старше меня на четыре года. На тот момент ему уже исполнилось семнадцать лет. Для него это был подходящий возраст, чтобы начать путешествовать во времени: тело уже сформировано и может перенести перемещение в прошлое. Я же была еще слишком юна. Папа очень переживал из-за того, что моя способность открылась так рано, потому что это огромное испытание как для физического, так и для психологического здоровья. При перемещении во времени тело полностью расщепляется на частицы и воссоздается в прежнем виде в каком-либо моменте в прошлом. Ощущения, мягко сказать, странные, но привыкнуть можно.
Впрочем, сам процесс перемещения – это ещё не самое страшное.
Прошлое таит в себе много опасностей: болезни, сумасшедшие маньяки, пожары, катастрофы, охотники на ведьм. И охотники на путешественников во времени, конечно. Да, такие тоже есть. Они называют себя паладинами. Однажды в Средневековье мне не повезло с ними столкнуться. Было страшно, но встреча с ними принесла кое-что полезное наше семье. Дело было так. Меня схватили со словами «зло нужно уничтожить» и чуть не перерезали горло настоящим средневековым мечом. Со страху я зажмурилась и закричала. В голове возник образ старой церкви, которая находилась неподалеку, и я каким-то образом в нее переместилась. Так я открыла способность телепортации.
Вернувшись домой, я рассказала об этом Стефану. Брат умел находить логичные объяснения разным непонятным вещам, поэтому нашел объяснение и телепортации.
– Телепортация – это тоже путешествие во времени, – говорил он. – Просто это путешествие в настоящем. В твоем случае, она возникла в стрессовой ситуации из-за повышенного выделения адреналина. Но, я думаю, мы можем научиться телепортироваться и в спокойной обстановке, если будем много практиковаться.
Я всегда поражалась тому, каким он был умным.
К слову, наши родители про телепортацию не знали, поэтому не смогли нас подготовить к абсолютно всем премудростям путешествий во времени. Хоть папа и был путешественником во времени, он знал только базовые вещи.
Например, путешествия во времени могут возникнуть в любой момент. Никогда не знаешь, когда придет твой час исчезнуть из настоящего. Перед перемещением возникают «симптомы»: спертое дыхание, кашель, боль в грудной клетке. Они длятся пару минут. Это время нужно потратить на то, чтобы спрятаться от взглядов обычных людей и не исчезнуть на их глазах. Ты никогда не знаешь, в какой эпохе можешь оказаться, поэтому готовиться заранее не имеет смысла. Папа говорил, что судьба сама знает, куда нас закинуть. Она выбирает такие места, где мы должны появиться. Я не очень-то в это верю и считаю, что все это огромная вселенская лотерея, в которой нет выигрыша. Тебе суют в руки билет, который ты не просил, и единственное, что ты по нему получаешь, это необходимость приспосабливаться и выживать в чужой эпохе.
Мама мало смыслила в путешествиях во времени, но тоже готовила нас, пусть и другим способом. Она давала нам важные исторические справки: не столько событийные, сколько бытовые, вроде того, куда стоит пойти, если внезапно приспичит в туалет, или по какой стороне улице лучше передвигаться, чтобы на голову из окна не вылили ушат дерьма.
В общем, советы родителей были бесценны. Без их информации мы бы вряд ли так хорошо справлялись в прошлом.
Многие вещи нам, правда, приходилось открывать самостоятельно. Полученным опытом мы обменивались с папой. Главным нашим открытием была, конечно, телепортация. Раньше мы появлялись в прошлом в том же месте, из которого исчезали в настоящем, но с телепортацией могли быстро менять свое местоположение. Это позволяло скрываться с глаз непричастных к делу людей, а также удачно избегать охотников на путешественников во времени.
– Как жаль, что я в свое время не знал ни о какой телепортации, – жаловался папа. – Я мог бы сохранить здравый рассудок многим людям, на глазах которых исчез.
Сам он путешествовал уже не так часто. Чем старше становишься, тем меньше тебе нужно перемещаться в прошлое. Из папиных лекций я поняла, что пик путешествий приходится на период от семнадцати до двадцати пяти лет. В это время ты отправляешься в прошлое каждый день: на пять, десять, двадцать, тридцать минут. У кого-то и на несколько часов. Мне повезло. Мой лимит на пребывание в прошлом – всего сорок минут. Это не так страшно, но все-таки опасно. Особенно для тринадцатилетней девочки, которой я была, когда только начала путешествовать.
Папа боялся, что со мной случится какая-то беда: меня похитят, на меня что-то упадет, задавит повозка или еще бог знает что. Иногда случалось так, что мы со Стефаном перемещались вместе. Сначала никто не мог объяснить, почему наши способности открылись почти одновременно, но тут папа увидел почерк самой судьбы. Якобы она позаботилась о том, чтобы старший брат меня охранял. На самом деле, вместе мы перемещались настолько редко, что от охраны Стефана не было никакого толку: если со мной ничего не случилось в путешествии с ним, то могло случится в десятках других путешествий, которые мне приходилось совершать одной.
Хотя, возможно, почерк судьбы в этом все-таки был.
Я начала путешествовать во времени так рано, чтобы успеть задать все интересующие вопросы родителям.
Ведь спустя несколько месяцев после того, как мы открыли наши способности, родители умерли.
Автокатастрофа. Обычное столкновение машин на улицах Парижа. Маленькая машинка родителей против грузовика. Весь перед нашей машины был смят в лепешку. Брат не позволил смотреть на останки родителей, сказал, что я не должна запоминать их такими. Даже на церемонии прощания они находились в закрытых гробах. Признаться, я и не хотела видеть подобные ужасы. От одной мысли об этом у меня все сворачивалось внутри. Я очень боялась. Стефан видел, и это его сломило и изменило настолько, что он уже не смог стать таким, как был раньше: открытым, наивным, мягким. Он ожесточился, стал выражаться в грубых формах, особенно если кто-то говорил или делал то, что его не устраивало, а в его взгляде навсегда погасла какая-то искорка. Даже если он улыбался или шутил, я всегда знала, что внутри у него пустота, потому что тяжелый мрачный взгляд его выдавал.
Он принял удар на себя, чтобы я могла помнить родителей такими, какими они были при жизни, и заплатил за этой светлой частью своей души.
После смерти родителей нашим опекуном должен был стать дядя, брат отца. Мы никогда не видели дядю Жюльена, потому что папа с ним не общался, но когда социальный работник сказал, что, мол, это ваш крестный и теперь он будет о вас заботиться, мы нисколько не сомневались, что это действительно дядя Жюльен.
Как потом оказалось, это был вовсе не он.
Но обо всём по порядку.
Жюльен переехал в нашу квартиру и жизнь продолжилась. Жюльену на самом деле было не до нас, он постоянно пропадал на работе и бегал на свидания: в свои сорок лет он еще не женился и мечтал уже наконец найти ту единственную. Мы ничего странного в его поведении не видели. Моим воспитанием занимался Стефан. Он закончил школу, нашел подработку в кафе и поступил в университет. Не знаю, как он все успевал. Он был просто замечательным братом.
Я старалась учиться, хотя из-за трагедии сильно скатилась в успеваемости. В коллеже[1 - Коллеж – среднее общеобразовательное учреждение во Франции] мне делали поблажки, благодаря чему я не осталась на второй год. С плохими баллами, но я все-таки смогла перейти в следующий класс и с нового учебного года уже влилась в учебную колею.
Так прошло два года. Казалось, все относительно неплохо. Я даже начала получать удовольствие от жизни. А буквально недавно брат познакомил меня с девочкой, которая тоже могла путешествовать во времени. Мы всегда думали, что такой дар есть только у нашей семьи. Оказалось, семья Анаис Арно – так зовут эту девочку – тоже могла похвастаться этим даром. Наши горизонты о мире путешественников во времени расширялись. И это не могло не радовать, потому что мы были уже не так одиноки.
В это же время Жюльен огорошил нас радостной новостью, что наконец нашел женщину, с которой захотел связать свою жизнь. Ее звали Жозефина – красивая, тоже одинокая и владеющая огромным особняком, в котором она жила вместе со своей семьей: невесткой и племянницей. Когда Жюльен нас с ней познакомил, у нас отвисли челюсти. Жозефина оказалась тетей Анаис.
Сначала мы были в шоке, но потом обрадовались.
Жизнь на самом деле налаживалась.
Жюльен продал нашу квартиру, чтобы потратить деньги на свадьбу и внести какой-то вклад в новую семью. Мы переехали в особняк Жозефины. Я была рада, что мы оказались в такой большой семье. Мы могли бы жить вполне счастливо. У нас появилась сестра, которая была всего на полтора года старше меня, и две тетушки.
Род Анаис был очень древним и в нем было много путешественников во времени, а значит, мы могли обменяться опытом и узнать еще больше о путешествиях. Вместе с новообретенной сестрой мы обнаружили, что дар может проявляться по-разному: кто-то принудительно перемещается в эпоху, которую подкинет судьба; кто-то может сам решить, где он сегодня окажется.
Я научилась перемещаться сама. Это был еще один шаг к контролю путешествий во времени. Однако от принудительных перемещений я все равно не была застрахована. Иногда случается, что я должна, обязана, появиться в каком-то конкретном месте и времени, чтобы что-то понять, сделать или с кем-то познакомиться. Папа уверял, что у каждого путешественника свой путь, своя судьба, которую нельзя изменить. Стефан был с ним согласен.
Верили бы они в это, если бы знали, что один погибнет в автокатастрофе, а другой – от рук человека, которого называл дядей?
Сомневаюсь.
И не верю.
Не верю, что есть какие-то силы, которые могут решать все за нас. Каждый сам распоряжается собственной жизнью и совершает поступки, которые отражаются на других людях.
Злодеяния Жюльена – не путь и не судьба. Он дерьмовый человек, который отдавал отчёт в своих действиях. И наша жизнь сложилась бы совершенно иначе, если бы Жюльена вообще не существовало.
Жюльен оказался обманщиком. Никакой великой любви у него не было. Вся эта свадьба затеялась неспроста. И никакой он нам не дядя.
А правда об этом вышла спонтанным образом.
Анаис и Стефан иногда путешествовали вместе и что-то вынюхивали в 1920-х. Вроде, Анаис нашла в прошлом ухажера и у нее появились вытекающие из этого проблемы, которые возникают, когда путешественник во времени влюбляется в кого-то не из своей эпохи. Но после одного из таких путешествий Анаис и Стефан вернулись совершенно напуганные и злые. Особенно сильно злился Стефан.
– Я просто поверить не могу! – кричал Стефан. Он был на грани нервного срыва. – Как он мог! Еще и дядя называется! Пусть только попадется мне на глаза!
Я услышала его крики и мигом прибежала в гостиную. Застала его в тот момент, когда он с силой пнул диван. Чужой диван в еще чужом для нас доме.
Я была поражена его поведением, поэтому попросила успокоиться и попыталась воззвать к адекватности, но это разозлило его еще сильнее.
– Только что на наших глазах десяток человек по приказу Жюльена вспороли себе глотки, а ты предлагаешь мне успокоиться?! – закричал он.
Я растерялась. Еще никогда не видела, чтобы Стефан так кричал. И совсем не понимала, что происходит, где они были и при чем тут дядя.
– Что? – переспросила я.
– То! – рявкнул на меня брат.
– Может кто-нибудь нормально объяснить, что происходит? – потребовала я.
Анаис была слишком напугана, чтобы что-то говорить. А Стефан мог только кричать от негодования.
– Твой любимый дядя Жюльен не тот, за кого себя выдает! Двуличная мразь – вот кто он! Не удивлюсь, если наши родители погибли от его рук…
После последней фразы меня бросило в ужас.
– Стефан, не нужно так, – вмешалась Анаис. Наверное, она увидела, в каком я состоянии, и решила стать для нас оплотом спокойствия.
Когда они немного пришли в себя, то рассказали, что же такого увидели в прошлом.
А увидели они то, что где-то в двадцатых годах прошлого столетия, наш дядя, будучи немного моложе, руководил странным ритуалом по перерождению. В старом подвале, разрисованном фресками на тему путешествий во времени, он заставил группу людей перерезать себе глотки кинжалами для того, чтобы они могли переродиться в будущем. По крайней мере, так он им обещал, что вряд ли было правдой. Этими людьми оказались паладины, охотники на путешественников во времени. Дядя не просто был среди них, он их возглавлял.
Если в 1920-х он был лишь немного моложе теперешней версии, то он либо тоже путешественник во времени, либо бессмертный. В бессмертие я не верила. Оставался только первый вариант. К тому же было логично, что брат отца тоже может обладать геном.
Тогда зачем путешественнику во времени руководить людьми, которые их убивают?
В этом было мало понятного.
Паладины истребляли нас. Они верили, что избавляют мир от скверны и были не просто каким-то сообществом людей с одинаковыми целями. Это был чуть ли не религиозный культ, существовавший на протяжении веков. И почему этим культом руководил дядя? Если он был путешественником и вдруг решил убить паладинов, то почему позволил им убивать других путешественников столько столетий? Почему не уничтожил их еще в Средневековье?
Да и к тому же как он смог втереться к ним в доверие, стать лидером и внушить мысли о самоубийстве? Его бы сразу прирезали.
Все это было очень странно.
Как бы там ни было, я поняла, что мы мало знали о человеке, с которым два года прожили под одной крышей.
Пока мы обсуждали паладинов, дядя пришел в комнату. Рядом с ним мы ощутили себя мелкими зверьками, которых загнал в угол крупный хищник.
Теперь дядя Жюльен казался мне чужим, незнакомым и пугающим человеком.
Стефан вышел немного вперед, чтобы загородить меня. Он всегда меня защищал, ведь после смерти родителей, у нас, кроме друг друга, никого больше не было.
Жюльен мигом понял, что тут что-то нечисто.
Я так испугалась, что сразу начала его обвинять.
– Все это время ты нас обманывал! – выпалила я.
Наверное, не стоило этого делать. Но в глубине души я еще надеялась, что возникла какая-то ошибка, что дядя как-то опровергнет это или как-то оправдается.
Однако Жюльен не стал отнекиваться. Он уже знал, что Анаис и Стефан увидели его в подвале паладинов в прошлом, и сразу решил поведать историю своей жизни.
Оказалось, он – путешественник во времени из будущего. Самый первый путешественник во времени в мире. Нулевой пациент, так сказать. Прибыл из 22 века. Над ним только-только провели эксперимент по созданию первого путешественника во времени и забросили в прошлое. Эксперимент оказался провальным, потому что Жюльен застрял в Средневековье и не смог вернуться назад.
Поняв, что путешествие для него вышло в один конец, Жюльен решил приспособиться и начать новую жизнь. Нашёл работу, завёл хозяйство, женился и вот-вот должен был стать отцом, однако его дочь умерла при рождении. Ситуация печальная, хоть и вполне обычная для Средневековья. Но для Жюльена это оказался праздник, потому что после смерти дочери он мгновенно перенесся на пару лет в будущее.
Так он обнаружил, что со смертью путешественника во времени к нему переходит энергия, которая позволяет понемногу перемещаться вперед.
Жюльен смекнул, что для того, чтобы вернуться домой, ему нужно убивать других путешественников во времени. А где их взять, если он самый первый? Он решил для начала обзавестись потомством и распространить ген путешественника во времени по истории. Стали появляться люди, которых не должно было существовать. Люди, жизнь которых служила только одной цели – отдать свои жизни за то, чтобы какой-то тип из будущего смог вернуться домой.
Чтобы не убивать всех самостоятельно, Жюльен создал орден паладинов. Паладины тоже оказались путешественниками во времени, доверчивыми и легко внушаемыми. Когда один путешественник убивает другого, то становится как бы сосудом для его энергии. Я мало понимаю, что за энергия, потому что ей может воспользоваться только Жюльен. Для других путешественников она не играет никакой роли и в будущее просто так мы не можем перенестись. В общем, обнаружив такую полезную для себя систему, Жюльен наплел паладинам, что они избранные, а те, кто не с ними, грешники и скверна, поэтому их нужно истребить. Паладины отправились выискивать путешественников и убивать их. Жюльен созывал их раз в несколько десятков лет для «перерождения», хотя каждый раз, естественно, это были разные люди, и никто из них не перерождался.
Чем больше путешественников во времени успел убить паладин, пока служил культу, тем на большее количество лет Жюльен мог переместиться в будущее после ритуала перерождения. На последнем собрании, свидетелями которого стали Анаис и Стефан в 1926-ом году, накопленные силы паладинов помогли Жюльену переместиться прямиком в 2000 год. Здесь он снова начал искать путешественников во времени. Нашел наших родителей и нашего дядю Жюльена.
Вот тут мы и узнали, что этот Жюльен – фальшивый. Настоящий наш дядя мертв, как родители. А в их смерти повинен этот человек, которого мы на самом деле не знали.
Завершив свою речь, Жюльен сказал: раз он нас всех породил, то он и убьет, и что в этой комнате у него собралось целых 13 лет. Как я поняла, если он нас убьет, то перепрыгнет на 13 лет в будущее.
Не успели мы отойти от его жуткого рассказа, как он напал на нас с кинжалом.
Стефан среагировал намного быстрее нас с Анаис. Он был старшим, ему было уже девятнадцать, однако телосложение у него всегда было худощавым. Он не мог противостоять здоровенному сорокалетнему мужику. Но он придумал кое-что другое. Стефан сбил Жюльена с ног, а через мгновение они оба растворились в облаке золотой пыли – перемещения во времени всегда сопровождаются такими частицами, – и мы поняли, что Стефан перенес его подальше от нас. Чтобы нас спасти.
Его долго не было. Мы с Анаис не могли найти себе места. Нам было очень страшно. Особенно после того, как я обнаружила на полу капельки крови.
Мысли возникли не самые радостные. У Жюльена был кинжал, а Стефан прыгнул на Жюльена так резко, что вполне мог напороться на клинок. От неизвестности, я не знала, куда деваться.
Анаис сходила на кухню и принесла два ножа, один из которых вручила мне.
– Ты хочешь, чтобы я кого-то убила? – ужаснулась я.
– Он может вернуться, – объяснила она. – Нам нужно как-то себя защитить.
Я забрала нож, хотя не была уверена, что у меня хватит духу его использовать.
– Эль, не нужно падать духом раньше времени, – Анаис пыталась меня поддержать. – Мы должны что-то сделать. Сообщить моей маме и Жозефине, позвонить в полицию…
– Позвонить в полицию и сказать, что злой путешественник во времени из будущего хочет нас убить, чтобы забрать силу и вернуться домой? – перебила я. У меня начиналась истерика. – Тогда нас заберут в психушку. Хотя если выбирать из двух зол меньшее, то лучше психушка.
– Нет, никто нас никуда не заберёт. Мы можем просто сказать, что Жюльен на нас напал и угрожал ножом. Давай выйдем на улицу, туда, где много народа, и позвоним.
– Я никуда не пойду! Я буду ждать Стефана. Я не уйду без него!
Я действительно не собиралась уходить. Я собиралась ждать его до последнего.
Анаис осталась со мной. Мы все же позвонили в полицию, маме Анаис, Жозефине и на всякий случай в скорую. Всех поставили на уши и заставили ехать к нам. Оставалось только ждать.
Через некоторое время Стефан вернулся назад. Сначала я обрадовалась, но все было не так хорошо, как мне показалось. У Стефана оказалась страшная рана на животе и пропитанная кровью одежда. Я сразу бросилась ему на помощь и зажала рану, пытаясь остановить кровь. Слезы без остановки бежали по щекам, я всхлипывала, что-то говорила и просила его продержаться до приезда скорой.
Но у Стефана не было столько времени.
– Уходите. Он вернётся… Я не смог переместить его куда подальше… – Это были последние его слова. Каждое далось ему с огромным трудом. Он говорил, превозмогая боль. Все, ради того, чтобы предупредить нас. Защитить.
А потом его тело обмякло и замерло.
Вместе с ним замер и весь мой мир.
Жюльен действительно не заставил себя ждать. Он тоже скоро объявился в гостиной с перекошенным от злости лицом. Под глазом у него налился фиолетовый синяк. Очевидно, Стефан все-таки успел ему врезать.
Я закричала. Жюльен замахнулся на Анаис ножом, но, к счастью, она успела переместиться во времени, едва не получив смертельный удар.
Потом Жюльен переключился на меня.
Я не хотела бросать Стефана, но ничего не могла сделать, иначе Жюльен бы меня убил.
Я телепортировалась и оказалась в центре Парижа, не зная, как дальше жить. Движение города давило на меня, толкало и мотало из стороны в сторону. Я забралась в тихий переулок и упала в сугроб, где оттерла руки от крови. Мне хотелось лечь прямо там и умереть в снегу. Но каким-то образом я нашла силы, чтобы подняться и пойти дальше. Я не замечала, куда шла. В один момент меня будто вытолкнуло к заброшенному зданию, которое оказалось сквотом художников, и я спряталась там.
Можно сказать, что сама судьба предоставила мне убежище, но никакой судьбы не существовало.
А если существовала, то она ненавидела меня, раз сплела для меня такую тяжелую жизнь.
Одно я теперь понимала точно. Может, путешествия во времени и дар, но люди используют его по-разному. Одни путешествуют в другие эпохи, чтобы просто посмотреть прошлое, изучить историю или узнать больше о своих предках. А другие начинают играть чужими жизнями ради собственной выгоды. Как Жюльен, например.
Что ж, если ему можно, то чем хуже я?

Глава 2. Жизнь «после»
Я с трудом разлепила веки. Яркий свет тут же ослепил меня, но я быстро к нему привыкла. Перед глазами оказалось окно, за которым мирно кружились снежинки. Возникло странное чувство дежавю, словно я уже просыпалась вот так, видя перед собой эту потертую временем оконную раму и карниз с пушистой шапкой снега.
А потом вспомнила, что так действительно было.
Воспоминания не спешили ко мне возвращаться, приходили медленно, и каждое словно било по лицу – Стефан, слезы, сквот, странная девушка и много боли в чужих глазах. Мне даже показалось, что никакой девушки не было и все это только приснилось. Когда я поднялась в сидячее положение, отметив, что каким-то образом снова оказалась на диване, то увидела беловолосую незнакомку за мольбертом. Она сидела спиной ко мне и делала легкие мазки на холсте. Рядом с ней на табурете с красками пристроилась черная пушистая кошка, которая встрепенулась, только я опустила ноги на пол.
Девушка заметила реакцию кошки и развернулась.
– Наконец-то ты очнулась! – Она отбросила палитру и кисть в сторону и подскочила ко мне. – Лучше не вставай. Тебя могут потревожить отголоски.
– Чего? – не поняла я.
– Вспышки головной боли, которые возникают из-за вмешательства в мозг. Но к завтрашнему утру все должно пройти. Ложись.
И в самом деле – как только я легла обратно, в голове взорвалась острая боль. Я зажмурилась и простонала, силясь это перетерпеть. Что это? Откуда она знает, что так будет? И что значит «вмешательство в мозг»?
– Что ты со мной сделала? – спросила я, но мой голос больше походил на дверной скрип, и я не была уверена, что девушка меня поняла.
К счастью, она все поняла, и мне не пришлось повторять.
– Я не хотела, – виновато начала она. – Ты была переполнена эмоциями, и я невольно их поймала. Они были слишком сильны, поэтому зацепились за меня и не желали отпускать.
– Что? – снова скрипнул мой голос.
– Прости, Эль.
– Откуда ты знаешь, как меня зовут?! – Я подскочила, и меня ослепила новая вспышка головной боли.
– Тихо, – девушка уложила меня обратно и дотронулась до лба. Боль медленно стала уменьшаться, будто ком снега, который тает от теплой руки. – Когда я поймала твои эмоции, то случайно увидела, чем они были вызваны. Смертью близкого человека. Я увидела его имя, твоё имя и имя убийцы. Мне жаль, что с тобой такое произошло. Я тебя очень понимаю, ведь когда-то давно я тоже лишилась всей своей семьи. Меня, кстати, зовут Софи. Софи Мурьи. Можешь мне доверять, я не выдам твои секреты. Да и вряд ли мне кто-то поверит, если я начну говорить о путешественниках во времени.
– Думаю, если я начну говорить, что какая-то странная девушка покопалась в моей голове, мне тоже мало кто поверит, – зачем-то сказала я и тут же закусила губу.
Это было определенно не первое, о чем я подумала. А первыми возникли мысли о Стефане. Его нет. Он умер и больше никогда не улыбнётся, никогда не подарит мне братское объятие, не скажет добрых слов и не придёт на помощь, если со мной случится беда. Как я без него буду? Мы всегда были рядом и вместе справлялись с трудностями. А теперь его нет. Без него я ни с чем не справлюсь.
Я не заметила, как по щекам снова побежали слезы. Софи взяла меня за руку, и боль стала уходить, отпуская сердце из своих колючих тисков.
Черт возьми, неужели это делает Софи? Неужели это из-за неё возник тот приступ, и я потеряла сознание? И неужели существуют ещё какие-то способности, помимо путешествий во времени? До последнего я верила, что только наша семья помечена какой-то меткой свыше, что только у нас есть этот дар. Но это была неправда. Никакая это не метка и никакой не дар – это всего лишь наследство от первого в истории путешественника во времени, который родился в будущем, но застрял в прошлом. После встречи с Анаис, мы со Стефаном поняли, что совсем не единственные. А теперь оказалось, что и путешествие во времени – не единственная существующая в этом мире способность?
– Откуда это у тебя? Как ты это делаешь? – спросила я, когда Софи выпустила мою руку.
– Это у меня с детства. Я испытываю то, что испытывают другие, и забираю тяжелые чувства и эмоции. А иногда ещё и легкую физическую боль. Не всегда это может быть полезным для людей, которые меня окружают, как это было сегодня. Если эмоции и чувства слишком сильны, то они намертво в меня вцепляются, как бы я ни пыталась от них закрыться. И вместо того, чтобы их забрать, я невольно пытаюсь отдать их обратно, но от этого они только сильнее проникают в моё сознание, и я уже вижу чужие жизни, чужие смерти и пропускаю это все через себя. Точнее я будто бы все это переживаю сама. Мне пришлось отключить твое сознание, чтобы эмоции отпустили и меня, и тебя. Ты уж прости, что я это сделала, но мне показалось, что так будет лучше для нас обеих.
– Но сейчас ты смогла погасить боль.
– Она не была на пике, поэтому я смогла её забрать и успокоить тебя, – объяснила девушка.
Она действительно смогла забрать мою боль, но не всю. Её отзвуки ещё оставались в моем сердце и твердили о том, что я осталась одна. Что будет дальше? Мне больше некуда идти – все, что принадлежало нашей семье, продал Жюльен. Остался лишь дом Анаис, но я не смогу там появиться, ведь это место принесёт мне ещё большое боли. Да и вся семья Арно мне не родная, я просто не смогу заявиться туда и потребовать того, чего они мне вовсе не должны.
Мозг тут же подкинул идею остаться жить в сквоте, и этот вариант мне понравился. Вот только я не художник и никогда не умела рисовать. Примут ли меня другие? Это ведь не приют, здесь живут не бездомные, а люди искусства. Возможно ли стать одной из них?
– Софи, – неуверенно начала я. – Что мне теперь делать? Ты, наверное, видела, что у меня никого не осталось и идти мне некуда.
– Многие приходили в этот сквот потерянными, без дома и без семьи. И каждый нашёл здесь то, что искал. К сожалению, жизнь жестока к людям. Нам ниспосланы испытания, которые мы должны пройти. Когда я лишилась всей своей семьи, то пришла жить сюда. Искусство стало моим спасением и лекарством, которое залечило раны. Конечно, шрамы от этих ран остались, но все же я научилась с ними жить. И за эти пять лет, проведённые бок о бок с искусством и с другими художниками, я поняла, что даже в самое тёмное время можно найти проблески света. Главное, чтобы рядом были люди, способные тебя поддержать.
Говорила она красиво, да только ее слова вывели меня из себя.
– Ты издеваешься?! У меня нет таких людей! Единственный, кто был готов меня поддержать, умер! Умер! – взорвалась я.
Зачем Софи все это говорит?! Мне не нужен был сеанс психотерапевта, мне нужна крыша над головой!
Девушка накрыла своей ладонью мою руку, и огонь ярости утих, словно его облили холодным молоком. Мне тут же стало стыдно за то, что я так себя повела, ведь Софи поделилась со мной своими личными переживаниями. А я отреагировала так, словно все её слова были полной чушью.
– Ты думаешь, что попала сюда случайно? Ничего не бывает случайно. Ты нуждалась в поддержке, и ты её нашла. Можешь рассчитывать на меня, – сказала она.
Я не заметила на её лице и тени обиды. Надеюсь, она действительно не обиделась.
– Почему ты хочешь мне помогать? Мы ведь даже не знакомы. – Это я произнесла без укора. Мне на самом деле было интересно, зачем Софи это делает.
– Я видела твою жизнь и могу сказать, что наши судьбы в чем-то похожи. К тому же, не каждый день встретишь человека, у которого дар покруче твоего.
Дар.
Это слово резануло мой слух. Я уже не считаю это даром, а, возможно, никогда и не считала.
– По мне так это самое настоящее проклятие, – пробубнила я, но Софи услышала и тут же нашла, что ответить:
– Возможно, и проклятие. Но я стараюсь видеть в этом светлую сторону. Если у меня есть эта способность, значит, она может кому-то быть полезной, значит, кому-то я могу помочь. Как попытаюсь помочь тебе.
Помочь… Отец, а потом Стефан и Анаис говорили, что мы появляемся в той или иной эпохе неспроста, что нас туда словно притягивает, чтобы мы совершили нечто важное или кому-то помогли. Я не верила в это, ведь меня всегда кидало в Средневековье просто так. У меня никогда не было какой-то миссии в прошлом. По крайней мере, так мне казалось. Но что, если я просто была слепа и не увидела тех, кому должна помочь?..
Так или иначе, не время об этом думать. Самое главное для меня сейчас – понять, как мне быть дальше.
– Так… я могу остаться в сквоте? – неуверенно спросила я.
– Да. Думаю, остальные не будут против. Можешь жить прямо в этой комнате. Диван, если что, раскладывается, так что места нам хватит.
– Спасибо, – тихо отозвалась я. А сама почувствовала, как с моих плеч свалился огромный камень.
Я нашла место, где буду жить, и мне не придётся скитаться по улицам или отправляться в детский приют. Я нашла человека, который действительно мне помог, хотя ничьей помощи я и не ожидала получить. Значит, в этом мире все-таки есть неравнодушные люди. Но неравнодушные они, скорее всего, только потому что сами знают, что такое горе.

Глава 3. Кошка с желтыми глазами
Во второй половине дня я вылезла из кровати, надеясь, что «отголоски» способностей Софи снова не сдавят мне голову. К счастью, головная боль больше меня не тревожила, поэтому я села рядом с Софи, решив понаблюдать, как она рисует.
Девушка вскипятила чайник, заварила чай из пакетиков, и мы уселись напротив мольберта, согреваясь горячим напитком с ароматом клубники и болтая о жизни.
Чёрная кошка, как королева, спала на табурете, где у Софи лежали закрытые тюбики с красками. Девушка поставила кружку и потрепала кошку за ухом, а после вытащила огромный тюбик краски с оттенком «церулеум» и выдавила немного на деревянную палитру.
– Откуда у тебя эта кошка? – поинтересовалась я.
– Я нашла её в коробке рядом с помойкой. Шла поздним вечером по улицам – как вдруг меня окатила волна чужой боли. В голове возникли образы. Я увидела лицо мужчины, такое неприятное и отталкивающее, что сразу поняла: он замыслил ужасное. Я увидела все, что он сделал. Сложил маленьких чёрных котят в коробку, они пищали, кричали, и от этого у меня разрывалось сердце. Мужчина закрыл крышку и вынес коробку к мусорке. Не хватило духу их утопить, зато хватило духу обречь на более мучительную смерть. Почти сразу же набежали бездомные собаки и растерзали коробку и котят вместе с ней. Из пяти выжила только одна. Ее я тогда и нашла. Назвала Марселина, или Марси, что в переводе с латыни значит «воинствующая». Мне показалось, имя подходит, потому что она боролась за свою жизнь с собаками и с почти смертельными ранами. И победила.
– Мог бы их в приют отдать, долбанный урод, – прошипела я, ощутив необъятную злость.
Этот мир полнится уродами. И, как мы успели убедиться благодаря моему фальшивому дяде, в будущем их меньше не станет. Собственными бы руками придушила каждого, кто смеет обижать того, кто не может дать отпор. К сожалению, я сама отношусь к последней группе и явно не смогу тягаться с такими, как Жюльен. Я лишь надеюсь, что полиция подоспела вовремя и скрутила его, заперев на веки вечные за решёткой, где ему самое место.
Что же сейчас с Анаис? Я бросила её. Бросила Стефана. Но я не смогу снова увидеть его безжизненное тело. Если увижу, то окончательно пойму, что он мертв. А так я могу думать, что он вовсе не умер и живёт сейчас спокойной жизнью в особняке Арно…
– Эй. – Софи дотронулась ладонью до моего лба, и возникшая в груди боль и скорбь стали угасать. – Если твои эмоции снова станут все сметать на своём пути, то нам обеим будет плохо. Я, кажется, знаю, что может помочь твоей душе. Искусство. Могу дать холст и краски.
– Я не умею рисовать.
– Каждый человек умеет рисовать, – возразила Софи. – Я считаю, что нам от природы даны такие способности как пение, танцы и рисование. Нужно лишь развить их в себе. Попробуй сесть за мольберт и что-нибудь нарисовать. Что угодно, все, что увидишь, или все, что придёт тебе в голову. Дай волю фантазии и откинь мысли о том, что ты не умеешь рисовать, куда подальше. Сама удивишься тому, что получится.
Софи меня убедила. Я села за второй мольберт перед белоснежным холстом с кистью в одной руке и деревянной палитрой в другой. Минут десять я сидела, прокручивая в голове, что можно нарисовать. Когда нечто толкнуло меня в ногу, я встрепенулась и опустила взгляд. На меня взирали два желтых кошачьих глаза. Марси проснулась и теперь крутилась у моих ног. Когда я вгляделась в мордочку кошки, то заметила несколько шрамов под её глазом и порванное ухо. Всю её семью убили, но она осталась. Она боролась за жизнь и победила. А желтые глаза так и говорили: я знаю, что такое горе и боль. Я тоже через это прошла. Но я живу дальше рядом с человеком, который меня поддерживает. Многие через это проходят и справляются с этим. И ты справишься.
И я тут же поняла, что буду рисовать.
***
К вечеру на моем холсте загорелись два желтых глаза с черными зрачками. К шерсти я пока не переходила, мне хотелось как можно скорее передать все свои чувства и эмоции, которые возникли, когда я заглянула в эти мудрые кошачьи глаза. Софи меня не тревожила, и, по правде сказать, я так увлеклась вырисовыванием желтой радужки, что позабыла о том, что девушка сидит рядом в этой же комнате. Мир для меня остановился и отошел на второй план. Была только я, палитра с кистями и холст.
– Софи, ты вернешь нам чайник? – неожиданный низкий голос заставил меня выйти из моего желтоглазого мира.
Я развернулась в сторону двери. Там стоял высокий темнокожий парень, молодой, примерно того же возраста, что и Софи. По его плечам спускались тугие дреды с разноцветными резинками, а глаза блестели, как маслины, от света тусклой желтой лампы.
Софи я увидела свернувшейся калачиком на диване. Скорее всего ночью она где-то тусила: либо в клубе, либо в соседних комнатах, потому что вчера вечером оттуда доносилась музыка и смех.
– Ой, Тьери, бери, он на тумбе, – пробормотала Софи, поднимаясь и потирая глаза.
– Я вижу в нашей семье пополнение, – парень глянул на меня. – Как вас зовут, милое создание?
– Эль, – пискнула я, чуть не выронив кисть из руки.
– Приятно с вами познакомиться. Меня зовут Тьери, – он протянул мне ладонь, которую я неуклюже пожала, а после подошел к тумбе и взял чайник.
Софи решила пояснить:
– Эль теперь будет жить с нами. Я знаю, что свободных комнат нет, поэтому мы разделим эту. – Ее тон был решительным и не терпел возражений.
– Ты должна обсудить это с другими. А потом ей придется пройти проверку.
– Я понимаю.
– Хорошо, тогда соберемся за ужином и обо всем поговорим. Я буду всеми руками за то, чтобы вам позволили тут остаться, мадемуазель Эль! – Тьери картинно поклонился и скрылся за дверью вместе с чайником.
– Он немного чудаковатый, но мне он нравится. Хороший парень.
– Что за проверка? Что если я ее не пройду? – взволнованно спросила я, пропустив слова Софи мимо ушей.
Тьери не на шутку меня напугал. Я даже не знала, что в сквотах все настолько сложно. Только я смогла поверить, что какое-то время смогу пожить тут и не умереть под слоями мокрого парижского снега, как эта вера пошатнулась. Я уже представила себя, скитающуюся по занесенным снегом улицам и добывающую пропитание воровством. Потому что в детский приют я ни за что не пойду.
Софи поспешила меня успокоить:
– Конечно, пройдёшь. Не переживай, тут люди – не звери.
– А что будут проверять?
– Ну, например, твои умения. Ребята проверят, что ты можешь делать и какая от тебя будет польза. Так же посмотрят, как ты уживаешься с другими, потому что тут находят пристанище люди разных национальностей. Мы семья, и принимаем друг друга такими, какие мы есть. У нас все равны, все дружны. Каждый занимается чем-то своим, но в то же время вносит вклад в общее дело. Но я видела тебя и твою жизнь, поэтому уверена, что тебя примут.
Я обдумывала слова Софи. Если она действительно видела мою жизнь, то узнала, что сужу о людях только по их поступкам. Если человек хороший, то все остальное неважно. Я много повидала в прошлом, и эта чертова несправедливость, когда один человек отчего-то имеет больше прав, чем другой, меня всегда выводила из себя. Хорошо, что современное общество стремится к справедливости. Все должны иметь равные права. Ведь человек – это не только внешняя оболочка, человек – это сознание. Какая разница, какой формы или цвета наше тело, главное – как мы мыслим. Только мыслью создаётся новое.
С людьми, я надеюсь, проблем у меня не будет. Но вот есть один пунктик, по которому я могу пролететь, – мои умения. Какая от меня будет польза? Я только сегодня научилась держать кисточку в руках. Что я смогу внести в общее дело? И что это за общее дело? Может, мои кулинарные навыки могут повлиять на решение остальных оставить меня тут. Больше всего люблю печь торты и пирожное, и, если задуматься, то создавать десерты – тоже своего рода искусство.
Пока я лихорадочно обо всем этом думала, Софи продолжала говорить:
– О, а самое интересное, что тут происходит – выставки. Люди могут прийти и посмотреть на наши творения. Бесплатно, правда, но зато они часто делают нам пожертвования… Эль? – окликнула меня Софи. – Да не переживай. Каждый, кто сюда приходил, тут и оставался.
– А сколько вас тут?
– Двенадцать человек, если считать вместе с тобой. Как видишь, дом маленький, и, на самом деле, уже полностью заполнен. Здесь раньше был магазин мебели, а теперь гнездышко для творцов. На входе висит табличка с надписью «Nid»[2 - Nid – гнездо (фр.)], мы недавно приняли решение её сделать. И она чертовски нам нравится, потому что мы тут как брошенные птенцы, которые могут выжить только вместе, друг друга поддерживая.
– Я её не заметила, – произнесла я. Хотя, когда сюда пришла, я и не пыталась что-то рассмотреть. Единственное, что бросилось мне в глаза, – пугающие скульптуры в коридорах, но и они не остались в моих мыслях надолго.
– Потом погляди на неё. Она красивая, с буквами-веточками, мы с Тьери её вместе рисовали. О, ужин через час, – резко перевела тему Софи, глянув на наручные часы. – Сегодня готовит Тьери. У нас такая традиция – каждый ужин собираться вместе. Завтрак и обед каждый устраивает себе самостоятельно, потому что кто-то уходит на работу или ещё куда, но вот ужин без веского повода пропускать никому нельзя. Черт, ты же, наверное, совсем голодная, ведь не ела с вчера! А я и не подумала, потому что сегодня с утра наелась до отвала.
– Нет, по правде сказать, аппетита у меня совсем нет, – выдохнула я. У меня даже не скручивало живот от голода, а при мысли о еде возникало лишь отвращение.
Зато неожиданно кольнуло легкие. И если мой организм пока не просит еды, то путешествия во времени ой как просит!
За секунду, которая у меня оставалась до перемещения, я не смогла ничего придумать и переместить себя в какое-нибудь нормальное время. Меня выплюнуло прямо на дорогу, так резко и неряшливо, что я чуть не свалилась в зловонную канаву.
По запаху, стоящему плотной удушливой пеленой в воздухе, я поняла, что оказалась в Средних веках – во временах, которые искренне ненавидела.
Морозный воздух окатил меня с ног до головы, поэтому я закуталась в коричневое покрывало, с которым все это время сидела за мольбертом. Повезло, что во время перемещения я не додумалась его от себя откинуть. Сейчас это покрывало отличная защита от холода и прикрытие моей одежды. Хотя тут так темно и безлюдно, что вряд ли кто-то заметит мои джинсы и вязаный свитер.
Где же я, черт возьми, оказалась? Это явно не та улица, где находится сквот. Это похоже на какие-то окраины. Или… На Двор чудес – квартал нищих, бродяг и воров. От этой догадки мне стало по-настоящему жутко и страшно. Неужели меня переместило не только во времени, но и в пространстве? Такого раньше не было. Господи, почему же именно в это ужасное и смертельно опасное место?
Я побрела по улицам, стараясь найти хоть что-то знакомое. Но средневековый Париж кардинально отличался от Парижа моего времени. Когда я появлялась там же, откуда испарялась, то могла еще как-то ориентироваться. Но сейчас я была абсолютно сбита с толку.
Сзади послышались шаги. Я напряглась и пошла быстрым шагом по темным улицам. Нужно сваливать отсюда как можно скорее! Тело сотрясала крупная дрожь, в голове крутились беспокойные мысли, что нужно придумать безопасное место, в которое можно быстро переместиться. Но ничего, кроме мастерской Софи, на ум не пришло.
Я остановилась, отчетливо представляя комнатку с голыми стенами, обвешанными распечатками и вырезками из журналов, и очень захотела там появиться. Меня дернуло из стороны в сторону, как тряпичную куклу. Перед глазами на мгновение появились очертания двух мольбертов с размытыми пятнами картин, но тут же пропали. Темная улица вытеснила светлую мастерскую, словно говоря, что темный цвет сильнее светлого. Сначала я не поняла, почему у меня не получилось переместиться обратно, но спустя пару секунд до меня дошло, что организм еще не получил свою порцию прошлого, а значит, нужно представить что-то в прошлом.
Мой телефон остался в сквоте, и сейчас я была без фотографий, с помощью которых могла представить ту или иную эпоху. Вся моя надежда осталась на память, и я судорожно пыталась что-нибудь вспомнить.
Однажды Стефан показывал на телефоне фотографии из двадцатых – иногда он незаметно делал быстрые фото в прошлом. Ему очень нравилась эта эпоха и он всегда делился со мной впечатлениями о путешествиях туда. Я же никогда там не была, поэтому посчитала, что сейчас самое время это исправить.
Одно фото я хорошо запомнила. Узкая улица, в конце которой видно дорогу с ретро машинами; дома стоящие друг к другу близко-близко, словно им холодно и они хотят согреться; балкончики с цветами в горшочках и огромная стена из вьющегося растения. Я это представила и пожелала во что бы то ни стало оказаться там. Бежевый свет солнечного дня мелькнул перед моими глазами, я увидела лицо Стефана, такое отчетливое, такое живое, но все исчезло так же быстро, как появилось, и меня впечатало прямо в пыльную средневековую дорогу. Падая, я успела выставить перед собой руки и только чудом не проехалась по камням подбородком.
Не получилось.
У меня не получилось переместиться даже из прошлого в прошлое. Раньше получалось! Что все это значит? Что со мной произошло?
Я не успела над этим хорошо подумать – только я соскребла себя с мощеной дороги, отряхивая руки от пыли, как кто-то резко схватил меня сзади и толкнул в холодную каменную стену. Мой визг прозвенел по темной улице, но тут же заглох, как двигатель старого автомобиля – напавший резко зажал мне рот грязной ладонью.

Глава 4. Родственные души
Я видела перед собой безобразную физиономию с пятнами грязи на щеках. Это был невысокого роста мужчина в оборванной одежде. Явно вор и бродяга, как и все обитатели этого квартала. Прямо в лицо он прокричал мне «ведьма!» и сильнее вжал в каменную стену. Ледяные руки сомкнулись на моем горле, отчего стало почти невозможно дышать. Я была в ужасе и, не зная, как защитить свою жизнь, забилась, словно рыба на берегу. От моих жалких попыток не было толка – цепкая хватка стала только сильнее.
Перед глазами заплясали чёрные точки, и я поняла, что вот-вот потеряю сознание. Во второй раз за этот день. Что, если в этот раз я уже не смогу очнуться?..
Внезапный глухой удар разрезал воздух, и ледяная хватка разомкнулась. Мужчина обмяк и свалился наземь. Я смогла дышать, поэтому сразу же стала жадно глотать воздух, который окатил легкие холодной волной и вернул меня в чувство.
Придя в себя, я взглянула на своего спасителя. Высокий мужчина в странной форме цвета серого асфальта держал в руке небольшую деревяшку и абсолютно не замечал меня. Взгляд его, полный ужаса, был прикован к распростертому на земле человеку. Я тоже опустила глаза и увидела багровую, почти черную лужицу, которая медленно подползала к моим ботинкам.
Когда мой взгляд скользнул по лицу бродяги, тело сотрясла дрожь, потому что увидела я вовсе не бродягу. Вместо него на земле лежал Стефан. Он умирал и истекал кровью прямо на моих глазах. Я видела, как его душа тонкой ниточкой покидает тело и растворяется во тьме, в небытие, превращаясь в ничто. Вот так – был человек, мыслил, учил языки и историю, интересовался физикой и биологией, строил планы на будущее, но смерть все это забрала, растворила, словно ничего и не было.
Разве стоит проживать эту жизнь, стараться стать чем-то лучшим, если после смерть заберет все, чего мы достигли, и превратит нас в ничто? Зачем мы нужны в этом мире, раз приходим сюда лишь на время? Причем у кого-то этого времени больше, у кого-то меньше. Или, может, все, чего мы достигли, не пропадает бесследно? Может, оно остаётся с нами там, куда мы попадаем после того, как завершим жизненный путь на земле? Если, конечно, после вообще что-то есть. Мне хочется верить, что есть и что Стефан сейчас находится в лучшем из миров.
– Вы в порядке? – Человек в синей форме коснулся моего плеча и слегка меня потряс.
Я подняла голову, глянула в беспокойные синие глаза, а после снова опустила взгляд на распростертое на земле тело. Никакого Стефана там не было. Это был бродяга, который чуть меня не задушил. Мне стало жутко. Неужели я схожу с ума? Или, наверное, мне все это просто померещилось от пережитого потрясения и нехватки воздуха.
– Лучше уйти из этих кварталов, пока не появились другие, – сказал мужчина, откинув деревяшку в сторону.
Голос его дрожал, и я поняла, что он тоже напуган. Неудивительно, ведь ему пришлось ради спасения одного человека покалечить другого. А что, если он вовсе его убил? Неужели ради того, чтобы я жила, целых два человека лишились своих жизней. Хоть бродяга и был преступником, но заслужил ли он смерти? Он хотел меня убить – я это видела в его глазах. Возможно, он уже убивал кого-то, а тот, кто по локоть испачкан в крови, заслуживает, чтобы и его кровь пролилась. Смерть за смерть – разве это не справедливость?
И Жюльен, что хладнокровно резал своих потомков, как свиней, тоже должен умереть. Лучше бы он вообще никогда не рождался, но раз все-таки появился на свет и совершил свои злодеяния, должен заплатить за них своей жизнью.
– Как вы? – Спасший меня мужчина снова дотронулся до моего плеча. – Я провожу вас до дома. Где вы живёте?
Я кивнула, но только спустя пару секунд поняла его слова. Совладав с собой, я поспешила ответить:
– Спасибо за помощь, но провожать не стоит. Я дойду сама. – И быстрым шагом пошла в обратную сторону, толком не зная, куда эта дорога ведёт.
– Стойте! – воскликнул мой спаситель и догнал меня. – Опасно в этих местах бродить одной. Вы сами в этом только что убедились.
Я ничего не ответила. Конечно, я в этом только что убедилась, но все же куда он проводит меня, если моего дома в этом времени нет? Да и в принципе, дома у меня нет.
Пришлось прибавить шагу, но мужчина и не думал отставать, настойчиво следуя за мной.
– Послушайте. – Я резко затормозила. – Я живу в паре шагов отсюда, так что провожать меня не стоит, сама доберусь.
– Моя совесть не позволит отпустить вас одну, даже если бы ваш дом был в одном шаге отсюда.
Вот ведь привязался! Неужели теперь мне придётся шататься с ним по Средневековью, пока приступ снова не заберёт обратно?
– Очень жаль, что у вас есть совесть, – озвучила я свои мысли вслух и тут же чуть себя не ударила.
– Простите? – почти возмущённо переспросил мужчина.
Как я веду себя с людьми в прошлом?! Что если за такие слова меня могут посадить куда-нибудь. Человек передо мной с военной выправкой, в форме – очевидно, представитель закона. И что за форма такая странная? Серо-синяя, подпоясанная кожаным коричневым ремнем и с какими-то цифрами на воротнике. Что за цифры, я не смогла разглядеть, потому что тусклого средневекового света не хватало и воротник скрывался под тенью от головы.
– Извините! Не знаю, что на меня нашло, – произнесла я, испугавшись, что он разозлится.
– Да ничего. Но почему же вы так не хотите, чтобы я вас проводил? Ведь в этот поздний час опасность поджидает на каждом шагу.
– А откуда мне знать, что вы не представляете опасность? – парировала я.
– Разумно. Но разве то, что я спас вас, не даёт подтверждения, что я все-таки не бандит?
– На вас форма. Вы… Стражник?
– Да, именно! Я из королевской стражи, так что вам не стоит меня опасаться. Меня зовут Александр Бейль.
– А где ваша лошадь?
– Увели бродяги. Но вы не переживайте – и без лошади дойдем. Вы не назвали своё имя.
– Эль де Ла Фере.
– Так вы из дворянской семьи? – удивился Александр.
Я чуть не ударила себя снова. Зачем надо было говорить все эти приставки? До этого мне не приходилось представляться в других эпохах, и я даже подумать не могла, как моя фамилия может подействовать на людей.
– Эм, да. – Я поплотнее запахнула покрывало, чтобы оно казалось вышитой золотыми нитями накидкой. Не знаю, как я выглядела, но надеюсь, не походила на мешок картошки.
– Тогда я просто обязан вернуть вас вашим родителям. Они, наверное, с ума сходят, ищут вас! Как же вы оказались в этих ужасных кварталах?
Черт возьми, вот же попала! Из дворянской семьи, ага, конечно. Ещё бы сказала, что из королевской. Надо же быть такой неосторожной. Поскорее бы исчезнуть отсюда и больше никогда не забывать делать профилактику перемещений, чтобы не попадать в эти страшные и неудобные времена.
Как по заказу – в легких закололо. Этому стражнику не придётся провожать меня до несуществующего дворянского дома. У меня было полминуты на побег, чтобы не травмировать психику этого человека. Это была бы не лучшая плата за спасённую жизнь.
Я резко сорвалась с места и нырнула в тень, со всех ног мчась за угол дома, до которого оставалось всего ничего.
– Куда вы! – донеслось мне вслед. А после раздался топот ног.
Не догоняй ты меня, дурак!
Я свернула за угол и вмиг растворилась во времени, надеясь лишь на то, что стражник не успел догнать и лицезреть исчезновение.
Увидь он такое, точно бы ошалел. Да и понял, что спас не дворянскую дочку, а ведьму. Девушек, которые вытворяют нечто «магическое», в те времена было принято считать посланниками дьявола и сжигать на кострах. Сейчас это кажется глупо. Но когда ты сам с этим сталкиваешься (а я столкнулась уже во второй раз), глупо уже не кажется. Это кажется до дрожи страшно.
***
Я появилась не в сквоте, а во втором округе, где-то близ квартала Ле-Аль. Даже не успела прочитать название улицы – сразу же переместилась обратно в комнатку Софи, чтобы пешеходы не таращили на меня глаза. Ох, кому-то я все-таки травмировала сегодня психику…
Софи оказалась там же, где была до моего исчезновения, то есть на диване. Как только я перед ней появилась, Софи заверещала:
– Ничего себе! Это ещё офигеннее, чем я видела в твоих воспоминаниях!
– Спасибо, – выдохнула я и без сил опустилась на стул.
– Все в порядке? Где ты была? Что видела?
– В Средневековье.
– Расскажи! – попросила Софи, по-детски любопытно хлопая глазами. – Мне очень интересно!
– Ну, хорошо, – согласилась я и принялась пересказывать своё путешествие, умолчав, что мне привиделся Стефан, иначе бы это сдавило чувствами и меня, и Софи.
– Как зовут того стражника? – спросила девушка.
– Александр Бейли, вроде. Но не уверена. Интересно, не слишком ли высокого он был звания, а то вдруг снова попаду в Средние века и окажется, что за мной охотится вся стража Парижа.
– Можно постараться найти в интернете форму стражников и определить его звание, – предложила Софи.
– Давай попробуем.
Я достала телефон и принялась грузить свой браузер странными запросами. Гуглили мы по-разному – «королевский стражник», «стража в средних веках», «парижские стражники» и так далее, – но ничего найти не получалось. Выпадало что-то не то: рыцари, викинги и даже наполеоновские солдаты, которые тут были совсем не к месту. В общем, Гугл упрямо не хотел помогать найти человека в форме, похожей на форму Александра, и мы с Софи отложили эти бесполезные попытки. К тому же скоро нужно было идти на ужин, где решится моя судьба. Я так волновалась, когда Тьери сказал о проверке, но теперь волнения почти не было. Была лишь смертельная усталость и желание поскорее свалиться на диван и уснуть крепким сном.
– Вот что мы сделаем, – сказала Софи. – Нарисуешь на листе этого своего солдатика, и я поспрашиваю у друзей. Кто-то же должен разбираться в отечественной истории. Ну, я так надеюсь. Хотя французов тут раз, два – и обчелся.
– Серьезно? Очень мало?
– Ну, ты, Мадлен, Тьери – он из Гвианы – и Ги, но он родом вообще из Квебека. Четыре человека. Вот и все.
– А ты?
– А я из Испании. София Мурильо – моё настоящее имя, я его немного переделала на французский лад.
– А почему ты уехала из Испании?
– Это очень длинная история. Готова ли её выслушать?
– Ты знаешь обо мне все, а я о тебе практически ничего. И мне хотелось бы узнать о тебе что-нибудь. Если, ты, конечно, не против.
– Тогда слушай. Это случилось пять лет назад. Никого из моей семьи не стало, и Мадрид стал для меня адом. Этот город все время упрямо напоминал мне о том, как я одинока, постоянно подкидывая обрывки воспоминаний. Когда я проходила по улицам города, то перед глазами появлялись картинки, как мы с мамой ходим за покупками, как папа учит меня, еще совсем маленькую, кататься на велосипеде, как мы все вместе ходим в кино или на воскресные прогулки в парк, как я гуляю под ручку с мальчиком из школы, а спустя несколько лет этот же мальчик делает мне предложение и становится моим мужем. А после появляется картинка окна моего дома, из которого вырываются языки пламени вперемешку с клубами черного дыма. Я тогда вышла во двор, чтобы покурить, а потом мне неожиданно захотелось конфет, словно сам Бог захотел сохранить мне жизнь и увел от греха подальше. Через полчаса я вернулась, а моя семья уже вся сгорела в пожаре. После похорон я не смогла больше жить в Мадриде и поехала куда глядят глаза. Когда в окне поезда я видела меняющиеся пейзажи, то в голову ударило воспоминание о книге, в которой рассказывалось о парижских художниках. Оттуда я впервые узнала о том, что такое сквот, и вдруг подумала, почему бы мне не попытать удачу и не найти прибежище в сквоте. И я его нашла, устроилась на работу в цветочную лавку и стала зарабатывать небольшую денежку себе на еду и на краски с холстами. После года жизни в Париже я решила вступить в Союз художников, потом участвовала в выставках, продавала картины и развивала наш сквот. Меня вполне устраивает такая жизнь, искусство помогло мне остаться человеком. Теперь я стараюсь помогать другим людям. Например, случайным прохожим, которые о чем-то грустят, я незаметно поднимаю настроение, или, проходя поздно вечером мимо детской больницы, заглядываю в окна и нашептываю спящим детям теплые сны. Наверное, я даже стала другим человеком за это время, потому что раньше бы ни за что не задумалась, почему грустит другой человек, почему ему плохо, я бы просто обошла его стороной, чтобы его чувства и эмоции не зацепили меня. Правильно ты тогда подумала о том, что неравнодушными люди становятся только потому, что сами сталкиваются с какими-то трудностями. Они ни за что бы не пожелали даже врагу испытать то, что испытали они. Возможно, эти способности нам даются для того, чтобы мы помогали людям. Наверное, я тоже должна была погибнуть в том пожаре, но вдруг эта сила была дана Богом, и, чтобы я еще успела совершить какие-то добрые поступки, Он увел меня от дома в тот роковой вечер. Я не знаю. У меня непростые отношения с Богом. Иногда я в него верю, иногда нет. С одной стороны, если не Он увёл меня от пожара, то кто? С другой стороны, будь Он на самом деле, позволил бы такому случиться с моей семьей? Или Он решил сохранить жизнь только мне? Но зачем? Чтобы я что-то поняла? Разве Бог бы позволил трем людям умереть в муках, чтобы четвертый понял какие-то важные вещи? Это жестоко. Или Он просто не успел уберечь всех? Вопросов много, и я часто кручу их в своей голове, но найти ответы не могу.
История Софи заставила моё сердце сжаться от боли. Я знаю, что значит потерять всю семью и не понимать, почему в живых остался только ты. И я тоже часто думала о том, за что Бог поступил так со мной и Стефаном. Не уберег бабушку с дедушкой и наших родителей. А потом не уберег и Стефана. Возможно, он на самом деле не может уберечь всех. А возможно, и нет его вовсе. Возможно, все находится только в руках людей, все плохое и хорошее.
– Давай не будем об этом, – произнесла Софи, коснувшись моей руки и тут же забрав горечь, которая возникла от тяжелых мыслей. – Хотела рассказать историю своей жизни, а в итоге пустилась в философские рассуждения.
– Нет, я рада, что ты поделилась со мной своей историей и своими мыслями. С каждой минутой мне начинает казаться все больше и больше, что мы с тобой слишком похожи.
– Родственные души рано или поздно находят друг друга, – изрекла Софи и печально улыбнулась.
Я тоже попыталась улыбнуться. Она права. Мне повезло, что я нашла её рано, ведь не попади я сюда, боюсь представить, что бы со мной сталось на холодных заснеженных улицах.
– Так. – Софи резко встала на ноги. – Скоро ужин, пошли, покажу тебе наш сквот и кухню.
Мы покинули комнатку и очутились в коридоре с голыми стенами. Я даже не помню, как шла до этой двери, но по дороге на кухню сделала вывод, что проделала в незнакомом доме довольно большой путь.
– Я единственная, кто живет одна. Точнее жила. Теперь я буду делить это маленькое подсобное помещение с тобой. Все остальные живут в залах, где раньше были мебельные отделы, там есть места для трех-четырех человек. Кое-что мы переделывали, конечно, чтобы было возможно нормально жить – где-то сделали двери, а где-то даже возвели стены. Самый большой отдел приспособили под общую комнату, она же кухня.
В кухне огромные витринные окна во всю стену были наполовину заклеены большим рисунком терновых веток с мелкой листвой и синими бусинами ягод. Наверное, с улицы это выглядит впечатляюще, особенно с табличкой «Nid» над входом.
– Гнездо в терновнике, – произнесла Софи. – Мы птенцы крепкие, совьем гнездо даже на горящих углях.
Кухня была как раз тем местом, где я видела пугающие скульптуры и стену, увешанную картинками и разрисованную граффити. Еще здесь было огромное растение с раскидистыми ветвями, много стульев и два дивана, стоявших в непонятном порядке, кухонный гарнитур, где вертелся Тьери, и три разных по высоте стола, сдвинутых в центре.
За столами уже пристроились люди, которые что-то обсуждали. Их речь полнилась акцентом, из-за чего понять, о чем они говорят, было непросто.
– Друзья, познакомьтесь с нашим новым творцом Эль де Ла Фере, – отвлекла всех Софи. – Эль, это Димитрий и Мари Богдани, супружеская пара из России, и Мадлен Дюбуа из Марселя.
– Добрый вечер, – вежливо поздоровалась я, оглядывая присутствующих.
Димитрий был мужчиной средних лет в старом пиджаке и огромных очках на носу. Его темные волосы уже коснулась седина, но лицо было гладким и без морщин. Мари, которая была, по-видимому, его женой сидела рядом. Это была стройная женщина в джинсах и растянутом свитере. На голове её громоздилась широкополая шляпа, из-под которой выбивались пряди светлых кудрей. А Мадлен, фигуристая девушка с копной темных волос, раскинутых по плечам, сидела напротив пары, но как-то отдаленно, словно сторонилась людей.
Все трое смотрели на меня около трёх секунд, в потом Мари подскочила и оказалась рядом.
– О боже мой! Совсем малышка. Сколько тебе лет и как ты тут оказалась? – спросила она, заглядывая в мое лицо, и я заметила у её глаз лучики морщинок.
– Пятнадцать, – ответила я на самую легкую часть вопроса и замялась, не зная, как объяснить свое пребывание тут.
– Эль моя кузина, – помогла мне Софи. – С ее семьей случилось несчастье. А из родственников, кроме меня, у нее никого не осталось.
– Бедняжки, – с неподдельным сочувствием сказала Мари. – Если вам что-то нужно, то вы не стесняйтесь. Мы с Димой вам с радостью поможем. На то мы тут все вместе и собрались, чтобы не дать друг другу погибнуть в пучине жестокой жизни.
– Соглашусь с Марьей, – отозвался Димитрий, выговаривая с трудом слова. Видимо, французский язык давался ему непросто. – Мы рады помочь вам, девочки.
Не понятно, зачем Софи назвала меня своей двоюродной сестрой, но если эта небольшая ложь поможет мне получить крышу над головой, то я не против. Даже приятно думать, что у меня есть еще какой-то родственник.
Доброжелательные лица Мари и Димитрия вселили в меня спокойствие. Уже целых четыре человека, вроде как, не против того, чтобы я тут жила. Насчет Мадлен я не могла ничего сказать. Девушка в белом обтягивающем платье, которое контрастно смотрелось с её смуглой кожей, тихо сидела, скрестив ноги, и с подозрением смотрела на меня. Неужели я ей не понравилась? Конечно, всем понравиться невозможно. Но я ничего и не делала, чтобы начать обо мне судить.
На всю кухню раздался протяжный звон, напоминающий звон церковного колокола. Я вздрогнула и попыталась найти источник звука. Им оказался большой колокольчик в руке Тьери. Парень с улыбкой до ушей его тряс, пока вся кухня не заполнилась уставшими людьми, которые один за другим выползали из комнаток и занимали места за столами.
Ужин прошел неплохо. Софи представила меня всем. Всего за столами сидело двенадцать человек, если считать вместе со мной. Моя новоявленная кузина как-то быстро назвала имена всех жителей сквота, что я не успела многих запомнить. Но зато успела запомнить пестрящий национальный состав: японцы, африканцы, мексиканцы, испанцы, русские и французы. И никаких разногласий между друг другом, потому что все мы люди, которых объединили беды и искусство.
Софи вкратце сказала, как я тут оказалось, а после спросила:
– Кто против того, чтобы принять в нашу семью нового человека?
Я с замиранием сердца смотрела на собравшихся за столами. Но никто не поднял руку. И Мадлен в том числе.

Глава 5. План
Шёл 1920 год от Рождества Христова. Люди проносились мимо меня ворохами винтажной одежды, машины шуршали колёсами, продавцы в лавках голосили, приманивая покупателей, – словом, Париж шумел, жил в своём ритме, не подозревая, что здесь находится человек, который нарочно ломает пространство и время.
Не знаю, влияют ли как-то мои самовольные перемещения на историю, но отчего-то возникало ощущение, что я делаю что-то неправильное и запрещённое. Но я все равно это делала. Я не собиралась больше возвращаться в Средневековье, теперь я решала сама, куда отправлюсь и что буду делать.
Вчера после ужина мы с Софи сидели на диване и рисовали стражника в альбоме. Моя новая подруга помогла мне построить на листе человеческую фигуру, которую я после одела в синюю форму. Не сказать, что мне интересно знать, какого звания был тот человек, ведь я решила больше не появляться в Средневековье. Мне просто хотелось нарисовать его – отчего-то было очень волнительно изображать то, что я видела собственными глазами в другом веке. Словно я обладала каким-то особым, не подвластным другим людям знанием.
Сейчас я шла по Парижу двадцатых с целью понять, что это за время такое и почему оно так нравилось Стефану. И, кажется, понимала.
Это был довольно спокойный период. Аккуратные улочки выглядели чистыми, откуда-то лилась приятная музыка, по дорогам не спеша проезжали красивые машины, а лица людей сияли. Совсем недавно окончилась Первая мировая война и многие поняли, что самая главная ценность – мирная жизнь. Воздух полнился ароматами цветов и выпечки. Правда, иногда до меня долетал гадкий запах конского навоза, который появлялся из-за редких экипажей, но я старалась делать вид, что его не чувствую, и держалась ближе к цветочным лавкам.
Атмосфера в городе была умиротворяющей и успокаивающей, отчего сильно бьющееся сердце постепенно возвращалось в привычный ритм, а яркий пожар эмоций потухал.
Только что я совершила преступление, поэтому была на нервах.
Это преступление, конечно, не было страшным – я лишь примерила в магазине темно-синий плащ, а после в нем же переместилась на другую улицу, потому что денег на его покупку у меня не было, а подходящая для двадцатых одежда была очень нужна. Плащ оказался удобным, безразмерным и длинным и хорошо скрывал мою современную одежду.
Я рассекала улицы быстрым шагом, будто за мной кто-то гнался. Не думаю, что люди даже заметили моё исчезновение из магазина, но все равно казалось, что сейчас меня схватит страж закона и отправит в тюрьму.
Когда я отошла на приличное расстояние от магазина, решила сбавить темп.
– Никто не гонится, успокойся, – сказала я сама себе и остановилась посреди узкой улицы, зажатой меж домов.
Вдалеке выглядывала базилика Сакре-Кёр, и я поняла, что нахожусь рядом с Монмартром.
Этот район я не знала, но его улочки напоминали то, что показывал мне Стефан. Брат, конечно, появлялся не здесь – обычно он исчезал чуть ли не со двора нашего дома, который был на другом берегу Сены, – но это не мешало мне воображать, что я могу с ним пересечься.
А что, если я его на самом деле когда-нибудь встречу в прошлом? Наверное, лучше не подходить, чтобы не испортить настоящее. Можно будет лишь воспользоваться шансом посмотреть на него, такого живого, веселого и ничего не подозревающего о том, что случится в будущем.
Или… Лучше все-таки подойти и предупредить обо всем? Вдруг, зная о Жюльене, он сможет что-то придумать, чтобы его остановить и сохранить жизнь не только нам, но и себе? Как бы только не сделать все еще хуже, чем есть сейчас…
Или лучше исправить все самой. Не появись Жюльен в нашей жизни, все было бы по-другому. Родители могли быть еще живы – он явно специально подстроил ту автокатастрофу. И, конечно же, жив был бы Стефан. Что уж говорить об остальных людях, которые пали от жестокой руки нашего псевдодядюшки. Не появись Жюльен вообще, многие остались бы живы. У нас не было бы этого дара, но мы о нем и не знали бы и жили счастливо.
Хотя…
Мы могли вообще не родиться.
От этих размышлений у меня заболела голова.
Черт, почему все случилось именно так? Неужели людям будущего нечем было заняться, кроме как портить жизнь людям прошлого! Как теперь исправить их ошибку и не навредить ни себе, ни другим еще сильнее?
Выход я видела только один – убить Жюльена. Способна ли я на это? Способна ли отнять жизнь одного, чтобы вернуть других? Я должна попытаться, чтобы спасти действительно достойных людей.
Отчего-то сильно сдавило легкие. Мир в глазах помутнел, завертелся и закружился. Сердце забарабанило в груди от испуга. Это было однозначно перемещение во времени. Я же уже в другой эпохе, почему оно снова происходит? И нет, я отправлялось не в настоящее – оно сродни возвращению домой после долгой поездки, а это перемещение походило на принудительную каторгу в Средневековье.
И действительно, когда я отдышалась и пришла в себя, поняла, что нахожусь в грязном и страшном времени, которое ненавижу всей душой. В Средневековье.
Солнце слепило и сильно пекло. Было до невозможного жарко стоять в краденном из двадцатых плаще, но снять его я не решилась – он вписывался в общую картину Средневековья, где люди ходили в безразмерных одеждах, а джинсы и свитер отправили бы меня, наверное, прямо на костер.
Здесь пахло навозом сильнее, чем в двадцатых, а от жаркой погоды вонь только усилилась. Ещё к нему примешивался запах нечистот и несвежих овощей, который, кажется, никого, кроме меня, не беспокоил. Здешние люди привыкли жить в таких условиях, но для меня путешествия сюда всегда были испытанием. Уж лучше дышать выхлопными газами – от них хоть не тянет вывернуть свой завтрак наружу.
На улице людей было слишком много. До моих ушей даже не доносились звуки музыкальных инструментов и пения, чем нищие и бродяги обычно зарабатывали на жизнь. Весь народ куда-то шёл, толпа гудела и текла быстрым потоком, невольно подхватив меня.
– А куда все идут? – поинтересовалась я у какой-то горбатой старушонки, что шла рядом со мной.
– Так на Гревскую, на казнь, – бросила та, словно это было обыденным делом.
Хотя, для людей этого времени так и было.
Поток людей вылился на площадь, которая с одной стороны окаймлялась набережной, а с трёх других – угрюмыми домами, выстроенных в разных стилях, словно тут прошёлся ураган истории. Это была Гревская площадь, место казней, сожжений на кострах, четвертований и прочей Средневековой дикости. В настоящем она вполне миролюбивая и называется по-другому – Отель-де-Виль.
Итак, я оказалась в четвёртом округе Парижа, а по двадцатым гуляла на Монмартре, до которого отсюда ехать минут тридцать на машине. Это означало, что я совершила принудительное путешествие не только во времени, но и в пространстве. Зачем? Вселенная хочет, чтобы я посмотрела на казнь?
Весь народ собрался перед зданием, которое лишь отдаленно напоминало нашу современную городскую мэрию. Там стояла виселица, рядом с которой уже собрались палач, приговоренный, стражники и еще кучка каких-то людей в чёрных мантиях. Палач активно проверял орудие наказания, с которым ему предстояло работать, приговорённый стоял, понуро опустив голову, люди в мантиях друг с другом переговаривались, а стражники, как сторожевые псы, глазели по сторонам.
Как ни странно, моё внимание привлекли больше стражники, нежели приговорённый и виселица, потому что их одежда отличалось от формы человека, с которым я повстречалась вчера. Это вызвало ворох вопросов. Хоть тогда на улице было темно, я уверена, что видела на нем именно китель, а эти стражники разгуливали в длинной серой кольчуге или тунике – с такого расстояния я не могла разглядеть. Ещё у них в руках были длинные копья, которые каждый из них держал наготове, словно собираясь ринуться в бой в любой момент.
С другой стороны, наверняка существуют подразделения, которые должны носить разную форму.
Я невольно стала искать взглядом того назойливого стражника, но не нашла его. И это к лучшему. Мне совсем не нужны проблемы. Если он увидит меня, начнется настоящая охота на ведьму.
Люди в мантиях что-то проговорили, но я ничего не услышала из-за того, что стояла слишком далеко, а толпа непрерывно гудела. Зато из гула я смогла выловить некоторые фразы близстоящих ко мне людей.
– Он зарезал свою жену!
– Заколол ножом и жену, и детей!
– Говорят, он не только свою семью заколол!
– Он признался в этом на суде!
– Убийца! Сейчас он получит по заслугам!
Толпа ещё много чего выкрикивала, но я уже её не слушала. Суть для меня ясна – человек на эшафоте убил свою семью.
Ему набросили на шею петлю. Через несколько секунд его тело уже болталось над землёй. Сперва оно несколько раз содрогнулось, а после безвольно повисло, тяжело покачиваясь.
Какие чувства у меня возникли после увиденного? Жалость, страх, ужас? А вот и нет. Ненависть. Причём не к палачам, а к этому человеку. Подобно Жюльену, он зарезал своих родных и думал, что это сойдёт ему с рук. Не сошло. Преступление не должно сходить никому с рук. И этот мужчина, которого повесили перед всей толпой, заслужил свою участь.
Конечно, вера в колдовство и ведьм в Средневековье – это полнейший бред недалеких людей. Убийство женщины (ну, или мужчины, что было довольно редко) за колдовство – это безумно и несправедливо. Но глядя на казнь человека, который нещадно заколол свою семью, я подумала: а может, и не все в Средневековье так уж глупо. Смерть за смерть – что может быть ещё справедливее?
В тот момент я ненавидела всех убийц, злилась на то, что рядом нет ещё одной петли, где бы висел мой псевдодядюшка, возмущалась, что, возможно, прямо сейчас он разгуливает по средневековым улочкам Парижа, ещё молодой и полный сил, и размышляет над своими злодеяниями.
И тогда я твердо для себя решила, что сделаю все возможное, чтобы наказать его.
***
Когда я оказалась в сквоте, Софи в комнате уже не было. Очевидно, пока я прогуливалась по прошлому, моя подруга отправилась на работу. Мне тут же стало совестно, ведь я теперь буквально жила на деньги Софи. Нужно найти себе какое-нибудь занятие, которое принесло хотя бы небольшую денежку на еду да на предметы первой необходимости. Насчёт учебы я даже не задумывалась – в лицей я не вернусь, пока не расправлюсь с Жюльеном.
Мне требовался план действий, и придумать его стоило как можно скорее.
Я прошлась по комнате в поисках альбома, который мне отдала Софи и где первую страницу уже занимал рисунок стражника. Марси взволнованно спрыгнула с табурета и куда-то убежала, оставив меня одну заниматься поисками альбома. Я глянула на свою ещё не законченную желтоглазую картину и лишний раз убедилась в том, что Жюльен и подобные ему должны платить за свои поступки, чтобы таких несчастных взглядов загоралось как можно меньше.
– Ты куда-то собираешься? – раздался голос за спиной, отчего я вздрогнула, чуть не выронив найденный альбом.
Я развернулась и увидела в дверях Тьери, который держал на руках кошку Софи.
– Да, хотела прогуляться по городу, – ответила я, поняв, что до сих пор стою в краденом плаще.
– Тогда я заберу Марси, а то она не любит, когда её оставляют одну.
– Да, конечно, – неуверенно сказала я.
– Как тебе первый официальный день жизни в сквоте? – поинтересовался Тьери.
– Хорошо, – сказала я, но, чуть подумав, поправилась: – На самом деле, отлично. Я очень рада, что все оказались ко мне так добры и не выгнали на улицу.
Я действительно была бесконечно благодарна всем этим людям за то, что не дали мне сгинуть на улицах города. В том числе и Мадлен, которая вчера весь вечер кидала на меня странные взгляды. Я так и не смогла понять, почему она так смотрела, но заморачиваться не стала – и так проблем выше крыши, не хотелось ещё добавлять к ним разборки с жителями сквота.
– Знаешь, Софи никогда не говорила, что у неё ещё остались родственники. Она рассказывала про свою семью, с которой случилось несчастье, но никогда не говорила, что у неё есть сестра. Наверное, я сую нос не в своё дело, но мне просто хочется знать о Софи больше.
– Она тебе нравится? – вдруг спросила я, что ввело в смущение не только Тьери, но и меня.
– Это так заметно? – чуть слышно спросил он после недолгого молчания.
– Ну, немного. Я за ужином видела, как ты на неё смотрел, и подумала, что… Между вами что-то есть, – проговорила я. Язык заплетался от неловкости, ведь говорить о таких личных вещах с незнакомым человеком было очень странно.
– К сожалению, между нами пока ничего нет, но я все ещё тщетно надеюсь заслужить её внимание, – тяжело вздохнул Тьери.
– Попробуй поговорить с ней. Она, наверное, даже не догадывается о твоих чувствах. А потом сама расскажет о себе побольше, – посоветовала я, повесив таким образом рассказ о потерянной кузине (то есть обо мне) на Софи. Я, правда, не знала, что можно сказать, ведь о жизни Софи мне известно не так много. А еще не знала, что посоветовать влюблённому человеку, советчик в таких делах из меня так себе.
– Да, надо бы. Ты уж извини меня за любопытство. Не хотел тревожить твои воспоминания.
– Все нормально, – кинула я.
– Тогда увидимся позже.
– Да, увидимся.
Тьери покинул комнату, забрав Марси на руках.
Какой же странный вышел разговор. Боюсь, Тьери подумал, что я не хочу ему ничего рассказывать. Но не хотеть говорить и не знать, что сказать, – разные вещи.
А ещё я соврала, что куда-то собралась. Никуда я не собиралась. Хотела лишь начать составлять план убийства Жюльена.
Я сняла плащ и уселась на диван, гипнотизируя чистый лист. С чего начать? Нужно определить года, в которых появлялся Жюльен, и выбрать самый подходящий для его убийства. Причём все должно произойти так, чтобы его смерть не погубила нас, ведь мы его потомки. Значит, мне предстоит провести довольно серьёзное расследование. Попытка нанести удар по врагу всего одна – и мне нужно как следует к этому подготовиться.
За полчаса я не смогла написать ничего, кроме «2177 год – год, из которого прибыл Жюльен».
Когда он поведал нам историю своей разнесчастной жизни, я смогла запомнить только эту дату. Он говорил ещё год, в котором очутился, когда его отправили в прошлое, и в котором он по воле судьбы застрял, но никак не могла его вспомнить. А потому просто тупо сидела и грызла карандаш, изредка поглядывая на рисунок стражника.
Раздумья так меня утомили, что разболелась голова. Я решила, что лучше всего пройтись по какому-нибудь особенному месту.
Буквально несколько дней назад мы со Стефаном отправлялись на экскурсию в Утрехт. Это было прекрасное путешествие, и мне показалось, будет неплохо вновь посетить этот милый город.
Вместе с альбомом я перенеслась в Утрехт, посмотрев перед этим картинки живописных улиц в интернете. Я научилась отделять путешествия в пространстве от путешествий во времени, перемещаясь в другие города и страны в настоящем. К тому же, в прошлом я уже побывала, и на сегодня этого достаточно. Конечно, стало легче, когда я начала перемещаться куда хочу, но последние путешествия настораживают. Казалось, только я взяла их под контроль, как они снова взяли под контроль меня.
Утрехт напоминал о путешествии со Стефаном. Те несколько часов, наверное, были самыми лучшими в моей жизни. Только он, я и улочки этого голландского городка. Мы просто гуляли по городу, смотрели на виды и фотографировали все вокруг. Надо сказать спасибо Анаис, что в самый последний момент передумала с нами идти, ведь мы так прекрасно провели время одни.
Я одернула себя: не стоило сильно предаваться воспоминаниям. Сейчас нужно решить, когда и как я отомщу Жюльену.
Сев за столик около первого попавшегося кафе, я положила перед собой альбом с карандашом и окинула взглядом не коснувшуюся зимой улицу.
Громада Домского собора святого Мартина разрезала тучи своей готической средневековой башней. Мы были там со Стефаном. Надо признать, архитектура Средневековья вдохновляла, хоть и была такой же мрачной, как и время, в которое ее создали.
«Средневековье», – написала я в альбоме. И, немного подумав, пояснила: «Жюльен застрял в 14 веке. Определить год».
Да уж, такими темпами я ничего не смогу как следует спланировать.
Однако в путешествиях во времени был большой плюс: я могла разрабатывать план хоть всю жизнь, а потом совершить убийство Жюльена и вернуться в то время, когда мы со Стефаном и родителями спокойно жили в нашей замечательной маленькой квартирке.
Так я думала тогда. И я в это верила.
***
К вечеру на странице альбома так и не появилось ничего интересного. Я пронеслась по разным городам и странам, надеясь, что новая обстановка поможет что-то вспомнить, но, увы, в памяти так ничего и не всплыло. Вот бы вспомнить весь рассказ Жюльена и дословно записать его. Хотя… Быть может, есть такая возможность. Софи же может покопаться в моей голове и помочь воскресить воспоминания. Нужно только придумать предлог, для чего я решила это записать. Не могу же сказать, что собираюсь его убить.
Как бы там ни было, сейчас передо мной был почти чистый лист, а в голове роилось множество мыслей, которые пускали корни и прочно обосновывались. Ещё неделю назад я и подумать не могла, что буду планировать убийство.
– Hola[3 - Hola – привет (исп.)], Эль. Я принесла нам эти потрясающие ландыши, – раздался веселый голос Софи. – Правда, распустятся они не скоро, но они и так выглядят очень мило.
Я взглянула на подругу, в руках она держала небольшой горшочек с сухой землей и тремя несчастными листиками, которые Софи любовно гладила.
– Зачем они? – поинтересовалась я. – До первого мая ещё далеко[4 - Во Франции первого мая отмечается праздник День ландыша.].
– Хозяин магазина сказал, чтобы я их выбросила, потому что они потеряли товарный вид. Но мне их стало жаль. Вот увидишь, по весне они так зацветут и запахнут, что и в нашем скромном доме будет настоящее счастье[5 - Ландыш – символ счастья.]. Главное, чтобы их не съела Марси.
Софи кинула взгляд на табурет, где, лениво повиливая хвостом, сидела кошка. Тьери вернул её в комнату сразу, как я возвратилась.
– Что у тебя нового? Как себя чувствуешь? – спрашивала Софи, чем неосознанно поддела мои чувства.
Что может быть нового у скорбящего человека – боль, ненависть, чувство одиночества, душевные терзания.
Планирование убийства…
– Извини! – спохватилась она, взяв меня за руку и заглушив разгоревшиеся чувства. Мне лишь оставалось надеяться, что она не ощутила жажду мести. – Я только хотела узнать, в каких эпохах ты сегодня побывала, но если не хочешь, не говори.
– В эпохах, – повторила я, чтобы сменить тему и унять мысли об убийстве. – Да так, отправилась в двадцатые, а оттуда попала в Средневековье и оказалась свидетельницей казни.
– Казни?! – воскликнула Софи. – Ненавижу казни. Неужели тебе пришлось на неё смотреть?
– Да, я видела, как вершилось средневековое правосудие.
– Кошмар! Как хорошо, что мы живём в то время, когда смертная казнь больше не применяется. Но вот нашим родителям повезло меньше, в моей стране смертную казнь отменили только в 1978 году. Моего деда казнили при помощи гарроты за преступление, которого он не совершал.
– Соболезную. В таких вещах виновато чертово судопроизводство.
Но вот сама казнь мне не казалась такой уж ужасной. Я считала, что она должна быть только за особо тяжкие преступления, такие как убийство. Конечно, бывает очень сложно доказать вину, порой могут обвинить невиновного человека. Тут уж вся проблема в судебной системе, которую нужно совершенствовать. Но если вина доказана на сто процентов, то почему бы не избавить землю от такого ублюдка? Это была бы справедливость. Каждый должен получить то, что он заслужил.
Эти мысли, как паразиты, хорошо прижились в моей голове. Но делиться ими мне не хотелось. Эти паразиты были только моими. К тому же, сказать такое человеку, которого казнью лишили родственника, было верхом бестактности.
– Ладно, давай не будем говорить о плохом, – проговорила Софи. – Где ты взяла такую симпатичную накидку? – она указала на плащ, который я повесила на забитый в стену гвоздь, что служил вешалкой для верхней одежды.
– Я одолжила её в двадцатых, – произнесла я.
– Одолжила?
– Точнее украла из магазина, – поправилась я. – Но это была вынужденная мера. Эта вещь отлично вписалась и в двадцатые, и в Средневековье.
– Обалдеть! – восторженно воскликнула Софи, подбегая к плащу и щупая ткань. – Настоящая одежда из прошлого. Ей почти сколько?.. Почти сто лет. Ну, девяносто. Ты представь, сколько бы она сейчас стоила! Какой-нибудь музей бы её с руками отобрал!
– Да, наверное, – ответила я.
Похоже, я принесла в сквот для бедных художников настоящее сокровище. Если продать такую вещицу, можно получить кучу денег, которая поможет прожить нам в сытости целый месяц. Тут у меня родилась идея, как я начну зарабатывать. Красть из прошлого вещицы и продавать их антикварам. И чем старее вещица будет – тем больше денег за неё дадут. По-моему, отличная мысль.

Глава 6. Эгоистка
Второй ужин в сквоте прошёл менее напряжённо. Меня уже никто не разглядывал с жалостью. Правда, Мари и Димитрий поинтересовались моим самочувствием и ещё раз предложили свою помощь, но я как можно деликатнее откаталась. Эти люди были очень добры, но единственное, в чем мне нужна помощь – в убийстве Жюльена. Вряд ли я могла бы о таком попросить.
За столом Тьери влюблённо смотрел на мою новую подругу и, кажется, пытался ей что-то сказать. Может, он просто хотел поинтересоваться, как прошёл её день, или спросить любую глупость, лишь бы завести разговор, но только его рот приоткрывался, Тьери в оцепенении замирал. Так за вечер он ничего и не сказал.
Когда мы вместе с Софи брели по сквоту в сторону комнаты, навстречу нам вышла Мадлен, которая ушла с ужина раньше всех. Она остановилась перед нами и произнесла охрипшим голосом:
– Эль, можно с тобой поговорить?
Она выглядела бледной и потерянной. Я ничего не поняла, но Софи кивнула мне и поспешила скрыться в комнате. Вот подстава! Оставила меня один на один с этой странной девушкой…
– Давай выйдем на улицу, – сказала Мадлен и, не дожидаясь моего ответа, двинулась по коридору.
Такой приказной тон меня слегка возмутил, но я все равно последовала за ней —было интересно, что ей от меня нужно. К тому же, что она может мне сделать на улице, полной народу?
Мы вышли на свежий воздух, и я оглядела здание сквота снаружи. На окнах были рисунки терновых веток, лицевой стороной они выглядели куда красочнее, чем изнаночной, а табличка с надписью «Nid», которую мне удалось увидеть только сейчас, была и в самом деле очень красивой.
– Что ты хотела? – спросила я, глянув на Мадлен.
Мы стояли посреди людной улицы, и нас непрерывно толкали прохожие. Место для разговора было не очень хорошее, и Мадлен это тоже поняла, а потому указала рукой на скамью, что стояла перед окнами сквота:
– Может, присядем.
Я кивнула. Мы стряхнули со скамьи недавно выпавший снег и сели. Мадлен не спешила начинать свой загадочный разговор, мялась и все теребила завязки своего плаща. Как же все это странно! Я не стала ее подгонять, казалось, ей требуется время, чтобы собраться с мыслями. Что же такого она хочет сказать мне, абсолютно незнакомой девушке?
– Наверное, ты думаешь, нафига я тебя позвала, раз так ничего и не говорю, – начала она.
«Почти угадала», – пронеслось в моей голове, но дурацкие шуточки тут же испарились, когда я услышала продолжение:
– Ты сестра Стефана, так ведь? – от волнения она даже повысила голос и посмотрела на меня пугающим, почти безумным взглядом, от которого мне стало не по себе. – Да?
От потрясения горло сдавило, я ничего не могла сказать, лишь кивнула.
Мадлен продолжила:
– Что с ним случилось? Он не берет трубку, не приходит на работу. Сначала говорил, что хочет устроиться в другое место, но так и не уволился из нашего кафе. Я прямо не знаю, что и думать! Что с ним случилось? – ее голос истерически срывался. Каждое слово приносило мне нестерпимую боль.
Мало того, что она знала брата, так еще, получается, работала с ним? Учитывая, что брат часто брал ночные смены, когда не так много посетителей, то я даже представлять не хочу, как много они с Мадлен проводили времени вдвоем.
– Эль, скажи, пожалуйста. Ты наверняка знаешь!
– Я?! – вдруг воскликнула я, подскочив на ноги. – О, я знаю, что с ним! Он умер! Умер, черт возьми! – прокричала я на всю улицу, и некоторые прохожие испуганно на меня обернулись.
– Как?.. – лишь произнесла Мадлен, застыв с раскрытым ртом.
Я так разозлилась на эту девушку, что даже не жалела её, хоть и выглядела она так, что разжалобила бы даже самого черствого человека. Кто она вообще такая? Никогда не слышала ни о какой Мадлен Дюбуа! Кем она приходилась Стефану? Если бы он с ней встречался, то, наверное, сказал бы об этом мне.
Душевные раны, которые Софи так старательно лечила, снова вскрылись и стали кровоточить. Из глаз брызнули крупные слёзы. Я поспешила убежать обратно в сквот и скрыться рядом со свей новой подругой, которая наверняка мне поможет.
– Эль, подожди! – воскликнула Мадлен и схватила меня за руку.
Я тут же выдернула ее и прошипела:
– Что тебе ещё нужно знать?!
– Это правда?
– А я что, похожа на шутницу?! – прошипела я, в край возмущённая вопросами этой наглой девицы, и толкнула её так, что она чуть не повалилась в снег.
Возможно, я была жестока, но злость заволокла рассудок.
Мадлен знала Стефана. Он был особенным для кого-то, кроме меня. От этих мыслей появлялась необоснованная ревность – я думала, внимание и любовь брата отданы только мне!
Я рванула в сквот, вся в слезах и истерике, и влетела в комнату Софи. Как оказалось, появилась я в неподходящий момент: Софи и Тьери сидели на диване и, по-видимому, обсуждали что-то важное, от чего я отвлекла своим внезапным приходом. По лицу Софи я поняла, что ей совсем не нравилась тема разговора.
Софи быстро заметила слезы на моих щеках и соскочила с дивана.
– Тьери, выйди, пожалуйста, мы с тобой договорим позже, – жестко отрезала она, даже не взглянув на растерявшегося парня.
Тот поднялся и вышел из комнаты с видом побитого щенка. Я даже не задумывалась, что между ними произошло, не в состоянии выбросить из головы свои проблемы.
– Почему ревешь? – спросила Софи, заглянув в мои глаза.
Я тут же вытерла щеки тыльной стороной ладони и выдала:
– Мадлен была девушкой Стефана!
– Я хорошо общаюсь с Мадлен, но она никогда не говорила, что у неё кто-то есть. Пару раз замечала, что ей нравится коллега-официант, но у них дальше дружбы ничего не ушло. Думаю, она говорила про Стефана. Так что, она не была его девушкой, – спокойно сказала Софи.
– Ну ладно, не была, – согласилась я. – Но он ей нравился! Он нравился ей! Я её теперь даже видеть не хочу!
– А что плохого в том, что твой брат кому-то нравился?
Что плохого? Если подумать, то ничего. Но это все равно меня злило и расстраивало. Он был только моим. Если он отдавал внимание кому-то, кроме меня, то я этого не перенесу. Я сердилась даже из-за того, что он часто общался с Анаис. Если бы у него появилась девушка… она бы забрала его у меня, и я бы осталась совершенно одна!
Софи копалась в моей голове, так что должна это понимать.
– А то ты не знаешь! – нашла в себе силы сказать я.
– Знаю, – согласилась она. Все это время она говорила со мной спокойным голосом. – Но все же ты не должна винить её за то, что ей нравился твой брат.
Софи сжимала мои ладони и забирала эмоции, отчего на душе становилось легче, словно горящий огонь постепенно потух, а по пепелищу потекла теплая река, над которой мягко закачались пушистые ветви ивы.
– Я понимаю, что кроме брата у тебя никого не было, – продолжила Софи. – Стефан был единственным родственником и единственным другом. В коллеже с друзьями были проблемы, да и мальчики никакие тебе не нравились. Ты была довольно одинока и накрепко привязалась к брату, он заменил всех, кого только мог – мать, отца, друга и умудрялся по-прежнему оставаться братом. И ты так им дорожила, так восхищалась, что не готова была им ни с кем делиться. Но это неправильно и эгоистично. Даже если он любил кого-то еще, это не значит, что меньше любил тебя. Ты всегда оставалась для него самым главным человеком.
Софи, безусловно, права. Возможно, после всех лишений я стала собственницей и эгоисткой. Хуже всего, я не знаю, как вести себя по-другому.
Софи снова потушила мои эмоции. Я поймала себя на мысли, как приятно ничего не чувствовать: в голове сразу проясняется, на душе не скребутся кошки, есть только господство разума, который расставляет все по местам.
– Прости, что говорю так прямо, – произнесла Софи и выпустила мои руки, посчитав, что со сбором эмоций и чувств покончено. – Я хотела с тобой об этом поговорить, но ждала подходящий момент. Не думаю, что сейчас он был подходящим, но назад уже не повернёшь.
– Все нормально, – ответила я. – Мне нужно подумать.
До самой ночи я сидела перед мольбертом и размышляла обо всем, что сказала Софи. Надеюсь, время меня излечит.
Как бы там ни было, это не означало, что месть Жюльену отменяется. Главное, чтобы об этом не узнала Софи. Она так часто считывала мои чувства, что могла ненароком нащупать нечто темное, что я стараюсь погрести глубоко в себе. Нужно постараться думать об этом в её присутствии как можно меньше.

Глава 7. «Галерея Винтаж»
Утром мы проснулись рано. Софи собиралась на работу, а я… Тоже, можно сказать, на работу. Я решила, раз пока Вселенная позволяет делать самовольные перемещения, буду собирать всякие антикварные штучки в эпохах, которые мне нравятся. Главное успеть что-нибудь найти, пока меня вновь не кинет в Средневековье. Вчера перед сном я долго думала, куда отправлюсь, и решила, что двадцатые будут самым лучшим вариантом.
– Кстати, – сказала я, когда мы с Софи сидели на табуретках и завтракали у занесенного пушистым снегом окна. – О чем вы вчера говорили с Тьери?
Из-за своих проблем я напрочь забыла о том, что застала Софи и Тьери тут вдвоем, причем не в лучшем расположении духа.
– Он приходил, чтобы признаться в своих чувствах, – ответила Софи, и мне показалось, что прозвучало это довольно мрачно.
Неужели Тьери послушал мои советы и решил с ней поговорить? Похоже, я что-то испортила!
– А ты?.. – неуверенно проговорила я. – Не чувствуешь того же?
– К сожалению, нет. На самом деле я давно знала о чувствах Тьери, но все равно воспринимаю его как друга. Сейчас даже не знаю, как мы с ним будем общаться. Боюсь, он станет меня сторониться. Но что я могу сделать? Невозможно же быть с тем, кто не мил. Да и насильно заставить себя полюбить кого-то тоже невозможно.
Черт возьми, вот так необдуманно брошенные слова могут испортить чьи-то отношения!
– Ну да ладно, не бери в голову, – выдохнула Софи, поднимаясь, и перевела тему. – Чем сегодня будешь заниматься?
– Пойду в прошлое, пока оно само меня не забрало.
– Тогда увидимся вечером. Надеюсь, ты не обижаешься на меня за вчерашнее?
– Нет, ты сказала то, что должна. Я плохо повела себя с Мадлен.
– Потом поговори с ней и извинись.
– Хорошо, – согласилась я.
Я и сама понимала, что это нужно. Бедная девушка ни в чем не виновата, а я так на нее набросилась…
Софи убежала на работу, а я сняла с гвоздика плащ и натянула его на плечи. Пока одевалась, рассматривала свою нарисованную кошку – взгляд ее полнился такими страданиями, что мне самой стало больно. Говорят, через творчество мы выражаем чувства и эмоции. Неужели в моей душе творится такое?..
Мне было страшно смотреть на свою картину, но Софи она понравилась. Я закончила рисовать кошку полпервого ночи. Софи сказала, что такое полотно нужно оформить в рамку и повестить на видное место. Мне это предложение совсем не понравилось – не хотелось, чтобы на картину смотрели чужие люди.
Я достала альбом и, чтобы не таскать его в руках, прикрепила к своему животу на ремень, а карандаш с резинкой убрала в карман, – такая экипировка была у меня сегодня для похода в прошлое, ведь никогда не знаешь, когда застигнет вдохновение. В моем случае это было вдохновение на план убийства Жюльена, ну да ладно.
На телефоне я открыла старую черно-белую фотографию. Снимок, который я выбрала, датировался мартом 1928 года. Там запечатлели толпу мужчин и дам в теплых пальто и плащах, которые гуляли под громадными ногами Эйфелевой башни. Для перемещения я выбрала самый дальний закуток около одной из ног башни, который прятался в ветвях. Деревца еще не облачились в зеленые одежды, но я посчитала, что среди кустов вряд ли кто увидит мое появление.
Недолго думая, я переместилась к подножию Эйфелевой башни и тут же зацепилась плащом за ветви. Что-то хрустнуло, что-то зашуршало, и я тут же поняла, что невольно привлекла чье-то внимание.
– Мадемуазель, вам помочь? – обратился ко мне кто-то, и через мгновение в кусты заглянуло морщинистое лицо старичка. – Как вы там оказались?
– Ходила по малой нужде, – кинула я и выскочила из-за веток, тут же бросившись бежать.
Представляю лицо старичка! Мне даже стало смешно. Как глупая, я захихикала себе под нос. Беспокоиться о чем-то не было смысла – в Париже чего только не услышишь.
В этом времени Эйфелева башня еще не была огорожена металлическими заборами, а потому покинуть ее подножие для меня было очень просто. Я шла по проспекту Гюстав Эйфель в сторону квартала Гро-Кайу, надеясь, что там смогу отыскать какую-нибудь интересную лавку или магазин, чтобы что-нибудь оттуда забрать. Точнее —украсть.
Все женщины, что попадались мне на пути, были очень нарядно одеты – цветные пальто, короткие легкие платья простого покроя, босоножки на небольшом каблуке, маленькие сумочки в руках и шляпки-клош. Больше всего меня удивили эти шляпки. Разные цвета, разные фасоны, разный декор и даже разный материал, но такая шляпка была на голове каждой женщины. А ещё у всех были короткие волосы, что волнами или кудрями выбивались из-под полей клоша. Я одна шла по городу с длинными волосами, с непокрытой головой, в джинсах и кроссовках и чувствовала себя здесь неуместно. Наверное, стоит подумать над своим прикрытием для путешествий – одного плаща определенно мало.
Когда я оказалась в квартале Гро-Кайу, то пронеслась по зажатым меж домов улицам. Автомобили тяжело и скрипуче прокатывались мимо меня, люди с интересом поглядывали, а некоторые женщины неодобрительно смотрели, мол, фу, какая не модная. Я старалась не обращать внимания, сейчас меня волновало нечто другое. Я уже около десяти минут в прошлом, и меня в любой момент могло забрать в Средневековье, а ничего, кроме кафе, кабачков и прочих подобных заведений мне так и не попалось.
Пришлось проделать долгий путь прежде, чем я нашла антикварный магазин.
Название у него было не очень оригинальным – «Галерея Винтаж». Зато оно было красиво вырезано на табличке из дерева цвета темного шоколада и прорисовано золотистой краской. Софи, наверное, понравилось бы. Стеклянная витрина во весь первый этаж была буквально забита разными вещами, отчего взгляд так и забегал туда-сюда.
Я поспешила зайти в магазин; вдалеке за прилавком стоял продавец, который увлеченно беседовал с мужчиной в сером костюме. Больше людей не было. Мне очень повезло, что меня никто не заметил.
Очень тихо, как мышь, я нырнула за огромный шкаф и сунула в карман первое, что попалось под руку. Даже не рассматривала, что хватаю, но на ощупь поняла, что это часы на цепочке. После как ни в чем не бывало я прошлась между прилавков, старательно изображая покупателя, чтобы не вызвать подозрений. Параллельно я прикидывала, что еще могу спрятать в карман – места там оставалось немного, а во втором и так уже лежали телефон и карандаш с ластиком, поэтому стоило присмотреться к чему-то маленькому. Здесь было столько всего, что меня затопила жадность: если все это продать в нашем времени, то наверняка можно стать золотым магнатом. Широкополые шляпки с перьями, фарфоровая посуда, вазы, подсвечники, резная мебель, гобелены, картины, игрушки, большие механические часы. Даже прилавки, на которых размещались вещи, были частью антиквариата и тоже были в продаже. Просто невообразимо! Жаль, я не могу утащить все…
Я искала что-то мелкое, и вскоре на глаза попалась брошка в виде бантика. Я тут же плавно взяла её в руки и сунула в карман.
Дело сделано. Больше ничего поместиться не могло, и я решила уйти. Хотела зайти за большой шкаф и телепортироваться на улицу, чтобы ещё побродить по этому времени, пока есть такая возможность, но неожиданный голос, раздавшийся прямо над ухом, разрушил все мои планы.
– Ищете что-то конкретное?
Вот черт! А ведь я даже не заметила, как мужчины перестали друг с другом говорить.
– Нет, я просто смотрю, – пискнула я, обернувшись.
Рядом с комодом, за которым я скрывалась, стоял тот мужчина в сером костюме. У него были черные, как вороново крыло, волосы, и очень резкие черты лица. При виде меня он отчего-то застыл в неподдельном удивлении, а потом, казалось, обрадовался и воскликнул:
– Эль!
– Откуда вы меня знаете?! – Я шарахнулась, чуть не сбив огромную вазу.
– Ну как, это же я, Алек. Или я так постарел, что ты меня уже и не помнишь?
– Я вас не знаю, – я попятилась назад.
Похоже, человек, с которым мне предстоит познакомиться в будущем… Со мной таких историй еще не происходило, и я, признаться, не горела желанием ввязываться в перепутанные временные линии.
Я бросилась к выходу. Мужчина кинулся за мной, намереваясь догнать. Растолкнув прохожих, я свернула за угол, но на повороте затормозила, из-за чего мужчина быстро меня настиг, схватив за локоть.
– Пустите! – воскликнула я, а потом зачем-то добавила: – У меня есть нож!
– Знаю. И ещё пистолет. Я сам тебе его дал.
Мои брови подскочили. Какой еще пистолет? У меня и ножа нет, а пистолета и подавно!
– Да неужели ты меня не помнишь? Сколько тебе лет? – спросил он с негодованием.
– Секретную информацию не выдаю, – кинула я, с силой толкнула его и сразу же рванула куда глядят глаза.
Мне повезло – мужчина не стал догонять во второй раз, и я смогла прогуляться по этому времени в относительном спокойствии.
***
Небо начинало хмуриться. Я сидела на скамье в самой глубине квартала Гро-Кайу и рисовала в альбоме улицу с ретро-машинами. Рядом был небольшой рынок, где старушки продавали цветы. На этой улице была другая атмосфера, нежели около Эйфелевой башни. Город теперь походил не на мировую столицу с толпами суетящегося народа, а на маленький провинциальный городок. Вот каким разным может быть Париж, причем в любой эпохе.
Пока рука с карандашом летала над бумагой, я не могла выкинуть мысли о том мужчине. Значит, в будущем я встречусь с ним в его прошлом. И, судя по всему, мы станем хорошими друзьями, раз он даже даст мне пистолет (только зачем?). Странно, наверное, я себя повела, убежав и даже не поговорив, но мне не очень хотелось знать, что случится в будущем. У меня полно проблем и в настоящем.
На своем примитивном рисунке улицы в правом нижнем углу я приписала дату: март 1928 год. А наверху подпись: «Галерея Винтаж». К рисунку это никак не относилось, но я написала это, чтобы не забыть, что тот антикварный магазин, который я ограбила, был именно в этой эпохе.
Рядом на скамью сел мужчина. Я сделала вид, что так увлечена рисованием, что даже не заметила его. Через несколько секунд над ухом раздался голос:
– Галерея Винтаж. – Мужчина покачал головой. – Хорошенькое местечко, чтобы на мусоре сделать деньги.
– Что? – проговорила я, растерявшись и окинув взглядом незнакомца.
Выглядел он небрежно и потрепанно, некоторые пуговицы рубашки были расстегнуты, а на пиджаке пуговиц не было вовсе. На слегка опухшем лице темнели густые усы и щетина. Этот человек смотрел на меня красными глазами, и я поняла, что он пьян.
– Ну вон, вы написали. Неужели эта дыра настолько популярна, что художники уделяют ей внимание?
– Я там была только раз, – ответила я, пытаясь понять, что хочет от меня этот тип.
Смотря на него, я вдруг осознала, что он выглядит уж слишком знакомо. Это выражение лица, слегка надменное, но все-таки располагающее к себе и даже добродушное. Эта шапка кудрявых волос и усы. Взгляд, проницательный и словно глядящий в самую суть вещей. Я определенно где-то его видела раньше. Но где? Вспомнить было катастрофически тяжело.
– Что это вы так меня разглядываете? – спросил мужчина. – Никогда не видели, как человек, который честным трудом не может заработать себе на жизнь, завидует купающемуся в богатстве вору?
– Вы мне кажетесь знакомым, – призналась я, пропустив мимо ушей язвительное замечание.
Это, кажется, привело его в чувство. Он словно протрезвел и уставился на меня удивленным взглядом.
– Вы меня знаете? – спросил он, и мне показалось, что этот вопрос прозвучал с надеждой.
– Думаю, что да. Но если бы вы сказали своё имя, я бы ответила вам с точностью.
– Бернар Хейг, писатель[6 - Выдуманный писатель.].
– Точно! – воскликнула я.
Я видела его фото в книге. Этот писатель не столь популярен в наше время, как, например, Фицджеральд, но все-таки довольно известен. Я читала один его роман, который брала в библиотеке, и некоторые рассказы, что находила в интернете, когда долго не могла уснуть.
– Вы что-то у меня читали? – почти по-детски удивился он.
– Да, роман «Дом номер два по улице Сансет», – ответила я, и была просто в восторге встретить человека, который написал это произведение.
Оно, надо сказать, пришлось мне по душе. Там рассказывается о бедном поэте Маэле, который не может заработать себе на хлеб. Он снимает чердак в доме номер два на выдуманной улице Сансет, пишет стихи и пытается заработать на них деньги. Это плохо ему удаётся, хотя стихи он пишет хорошие. У него есть друг по имени Ален, который однажды отправляется в путешествие и привозит целый склад ворованных предметов искусства. Сначала он продаёт их коллекционерам, а потом на вырученные деньги открывает лавку в том же доме, где живёт Маэль. Незаметно друг для друга Маэль и Ален становятся врагами, а виной тому деньги, которые так тяжело достаются одному и так легко другому.
– О, тогда вы понимаете, как я отношусь к Алеку, – проговорил мсье Хейг. – Это хозяин «Галереи Винтаж». И мой давний лучший враг. К слову, роман автобиографический. А вас как зовут, юная художница?
– Эль де Ла Фере, – ответила я.
– Очень рад знакомству с вами.
– И я тоже. Так этот Алек, он, значит, на самом деле вор? – поинтересовалась я, желая узнать больше о романе, его авторе и человеке, с которым мне предстоит ещё официально познакомиться.
– Именно, – кивнул мсье Хейг.
– И вы даже не заявляли на него в полицию?
– Нет. Незачем. Я знаю один его секрет, и пока храню его, не помру с голоду.
– То есть вы хотите сказать, он платит вам, чтобы вы хранили секрет? – не поняла я.
– Да, платит. И этот секрет стоит того, чтобы на него тратиться, уж поверьте.
– А не боитесь, что я сейчас пойду и расскажу об этом в полицию?
– И всем покажете, что вы украли из его лавки это? – хитро улыбнулся мсье Хейг и указал на брошь, которую я прикрепила к плащу. – Знаю, что такая вещица была у него в коллекции. Он ей особо кичился.
У меня застыло все внутри. И зачем я только прикрепила её себе на плащ?!
– Может, я её купила, – попыталась оправдаться я.
– Она не продавалась. Да вы не волнуйтесь! Я не собираюсь её у вас отбирать. Но и вы ведь не заявите на этого щёголя и не лишите бедного писателя едва ли не единственного заработка, который у него есть?
– Нет, – твердо сказала я.
Я и правда не собиралась никуда заявлять – мне и так было чем заняться. Сказала это лишь для того, чтобы понять, отчего мсье Хейг так открыто мне говорит о том, что хозяин магазина – вор, которого он шантажирует. Я сделала вывод, что человеку просто нужно выговориться, и он, заметив знакомую брошь, выбрал для этого меня. Впрочем, писатели странные люди. Никогда не знаешь, что у них на уме.
– Я смотрю, вы симпатично рисуете. Это какое-то новое направление? Мой знакомый Пабло Пикассо, может, слышали, рисует в подобной манере. Я, конечно, в живописи ничего не понимаю. Но, по моему мнению, у вас интересно получается. Если хотите, можете прийти в наше кафе, там почти каждый вечер устраивают вечеринки. Например, скоро праздник для Жана Кокто. Посторонних, конечно, не пускают, но если вы скажете, что вас пригласил я, то вам позволят прийти. Кафе называется «Луна». Могу написать вам адрес. Написать?
Я, напрочь лишившаяся дара речи, протянула альбом и карандаш писателю Бернару Хейгу, который только что сравнил мою мазню с картинами всемирно известного художника Пабло Пикассо и позвал на вечеринку к Жану Кокто. Неужели все это происходит взаправду?..
– Но… – тихо произнесла я, забирая альбом с адресом из рук мсье Хейга. – Почему вы позвали меня?
– На самом деле, я благодарен вам. Благодарен за то, что вы меня знаете, и за то, что обставили этого обманщика Алека, лишив его этой замечательной брошки. Не стесняйтесь и приходите. Следующая суббота, кафе «Луна». Где-нибудь под вечер, часов в шесть-семь.
– Х…хорошо, я приду, – ответила я.
Меня вовремя осенило – как я узнаю, когда будет следующая суббота, если я даже не знаю, какой день сегодня!
– А… Какое это будет число? – как бы невзначай спросила я.
– Ну, раз сегодня пятое, то это будет одиннадцатое, – посчитал мсье Хейг на пальцах. – Одиннадцатое марта. Вы придёте?
– Конечно! Спасибо, что пригласили! – радостно воскликнула я, и, наверное, в тот момент очень сильно походила на дурочку.
– Тогда увидимся там. Очень приятно было с вами познакомиться, Эль де Ла Фере.
– И мне с вами!
Мсье Хейг улыбнулся и, картинно поклонившись, отправился вглубь улицы. Время пребывания в этом времени подошло для меня к концу, поэтому я плавно стала растворяться в воздухе.

Глава 8. Распоряжаться чужими жизнями
Людная реальность современного парижского бульвара ещё не успела прогрузиться окончательно, как я переместилась в сквот. Такой манёвр занял доли секунды, и я очень надеялась, что человеческий глаз не успел уловить моего появления чуть ли не на самой проезжей части.
В комнате я села у окна и стала рассматривать свою добычу. Часы на платиновой цепочке, серебряные, века этак девятнадцатого. Очень симпатичные, оставила бы их себе, но деньги сейчас нужнее. Брошка, которую я отколола от своего плаща и внимательно разглядела, была ещё краше. И, вероятно, старее. Ажурный, украшенный многочисленными камнями бант, поблескивал золотом на свету. Возможно, восемнадцатый век. Неудивительно, что этот Алек ей так дорожил – она и правда была прекрасна и уникальна. Продавать её сейчас я не решилась. Денег с часов мне пока хватит, поэтому могу какое-то время подержать её у себя и налюбоваться вдоволь.
С такими мыслями я запрятала брошку под подушку и переместилась к одной из известных мне антикварных лавок. Хозяин – толстый мужичок с седыми усами и огромными очками на носу – очень долго разглядывал часы, все вертел их в руках да исподлобья поглядывал на меня.
– Где же вы раздобыли такое сокровище? – поинтересовался он.
– Это дедушкины часы. Он сказал, чтобы я их продала. Не знаю, почему, – наплела я, и это подействовало.
Мужичок забрал часы и отдал мне пачку евро. Денег оказалось предостаточно, чтобы прожить на них, наверное, целый месяц.
Я покинула антикварный магазин, пряча деньги в карман, но они туда даже не поместились. Карманы у этого плаща были катастрофически маленькими.
Я остановилась у сувенирной лавки и приобрела маленькую сумочку, с которой можно было даже появляться в двадцатых. Под удивленный взгляд продавщицы я переложила содержимое карманов в сумочку. Пока упаковывалась, где-то недалеко блеснула вывеска «Парикмахерская», которая привлекла моё внимание, словно посылая какой-то знак. В голове возникли образы девушек двадцатых, их внешность, красивые шляпки-клош и короткие кудри. Тоже хочу так выглядеть.
Что мне мешает прямо сейчас пойти и состричь к чертям свои длинные волосы?
Ничего.
Охваченная этой идеей, я буквально понеслась к парикмахерской. На пороге пронеслась мрачная мысль, что на стрижку я потрачу половину заработанных с часов денег, но это меня не остановило. Я села в кресло и поискала в телефоне подходящую прическу. Каре с удлинением мне очень даже понравилось. Особенно круто оно выглядело с волнистыми волосами – мои волосы как раз вились от природы, чему я впервые была несказанно благодарна.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/chitat-onlayn/?art=70766728?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

notes
Примечания

1
Коллеж – среднее общеобразовательное учреждение во Франции

2
Nid – гнездо (фр.)

3
Hola – привет (исп.)

4
Во Франции первого мая отмечается праздник День ландыша.

5
Ландыш – символ счастья.

6
Выдуманный писатель.