Лунная скиталица
Лунная скиталица
Диана Блэр
Подлунье – мир, где магия оживает лишь ночью, под светом богини-Луны. Храмовая послушница Эсме мечтает стать скиталицей и посвятить жизнь бесконечным приключениям. Однажды ей в руки попадает лунная капля – волшебный камень, хранящий в себе магию даже с уходом Луны. С тех пор ее не оставляют таинственные видения о чужом прошлом.Путеводная звезда приведет Эсме к вратам древнего города. Вот только правда, которую он скрывает, изменит не только ее жизнь.Она изменит… все.
Диана Блэр
Лунная скиталица
Глава первая. Глоток лунного света
Эсме черпала узкими ладошками прозрачную воду из пруда и разливала ее по чашам. Шепча воззвания к Луне, водила кончиками пальцев по водной глади, пока та не засеребрилась под пальцами, пока не стала легкой, как перышко, и воздушной, словно суфле. Она протянула чашу первому из людей, заключивших ее в кольцо. Паломник жадно приник к той губами и выпил лунный свет. За ним – другой, третий. Каждому из них Эсме протягивала чашу, доверху наполненную волшебным серебристым сиянием.
Паломники, бродячие менестрели и простые горожане прилетали в Лунные Сады со всех концов земли, чтобы испить лунного света. Разлитый по чашам, он дарил толику целебных сил, приносил удачу, облегчал странникам путь и даже, по легендам, придавал голосам менестрелей особое звучание.
В том, что сотворила Эсме, не было никакого чуда – лишь рутинное волшебство. Каждую из послушниц Храма Луны, даже столь юных, учили заговаривать воду и напитывать ее лунной силой. И все же старшая жрица Каталина, к своему неудовольствию, очень скоро заметила, что паломники чаще всего предпочитали принимать чашу из ее, Эсме, рук. Вероятно, странникам казалось, что заговоренная ею вода обладает большей магической силой.
Все дело в ее принадлежности к народу шанари, которых другие народы называли «лунными детьми», намекая на их близость к единой богине. Происхождение Эсме выдавали не только невероятно белая кожа и светлые до прозрачности бирюзовые глаза, но и волосы. Как и в случае со всеми чистокровными шанари, по ним можно было легко определить фазу Луны, не глядя на небо. Под тонким серпом серебристые локоны шанари чуть отливали голубым, с каждым днем все ярче проявляя оттенок, а в полнолуние были ляпис-лазуревыми – насыщенно сине-голубыми, как сама Луна над их головой.
Внешне спокойная и сдержанная, какой и положено быть храмовой послушнице, Эсме нетерпеливо дожидалась, пока один из ее старых (во всех отношениях) знакомых допьет лунный свет и вдоволь нагуляется по Лунным Садам. Подол простого и до скуки скромного платья в ее руках безбожно измялся, а старец все никак не желал присесть. Беспокоить паломников во время блуждания по саду строго-настрого запрещалось. Никто не мешал Эсме присесть рядом с ним и поддержать беседу, но беда в том, что Руфус все никак не желал приседать. Ночь была в самом разгаре, а лунная сила делала твердыми и энергичными его шаги.
Эсме недовольно ворчала себе под нос. Таисия, пятнадцатилетняя светловолосая хэсска, посмеивалась, поглядывая на нее.
– Ты как гончая, готовая вот-вот сорваться с места. Не волнуйся, никуда он от тебя не денется.
Ей легко говорить. Это Эсме приходилось таким трудом добывать мельчайшие крохи знаний о мире, что лежал за пределами Лунных Садов. Если очень повезет – и за пределами ее родного острова Акфарон.
Эсме ждала в Лунных Садах каждого из паломников. В предвкушении погружала пальцы в воду, пока та не превращалась в сверкающий эфир – не воздух, не воду, нечто совершенно иное, волшебное. Сгорая от нетерпения, наблюдала, как паломники шепотом высказывали свои самые сокровенные желания и делали глоток из чаши или ее, сложенных ракушкой, ладоней. Поклонившись храмовой послушнице за дарованную им милость, паломники отходили с благоговейной улыбкой на губах.
А уже в следующее мгновение их атаковала та самая послушница с копной серебристых с голубым волос. Откуда они прибыли? Что видели в своем долгом пути? В каких чудесных местах побывали?
К сожалению, зануда Каталина следила за Лунными Садами не хуже самой Эсме. Часто отгоняла ее, веля не приставать к паломникам. Иногда, слишком увлекшись беседой, Эсме узнавала о приближении Каталины лишь по горящей мочке ухе, в которую старшая жрица вцеплялась своими поразительно цепкими пальцами.
Наконец Руфус присел на каменную скамью, что окаймляла выложенную щебнем дорожку меж цветущих кустов. Мгновение, и Эсме была уже тут как тут.
– О, да это же прелестница Эсмеральда! – радостно воскликнул Руфус.
По правде говоря, это не было ее настоящим именем. Родителей у нее не было, а имя, которое шестнадцать лет назад ей дали жрицы Храма Луны, блеклое и невыразительное Кана, она так и не признала. Она любила называть себя Улмари, что на древнем языке ее народа означало «лунная скиталица». Это было что-то вроде прозвища, имена же она меняла как некоторые благородные хэсски – перчатки. Примеряла на себя очередное, жила с ним, пока не понимала, что оно ей не подходит или попросту наскучило.
Многим, особенно монахине Каталине, постоянная смена имен казалась несусветной глупостью. Но Улмари и ее лучшей подруге нравилась эта игра. Таисия охотно называла ее очередным приглянувшимся именем. Последним из них и стало благородное имя Эсмеральда. Оно принадлежало могущественной волшебнице из старых легенд, которыми зачитывалась юная шанари. Образ гордой, бесстрашной, сильной женщины со страниц книг питал ее надеждой, что и она сможет когда-нибудь стать такой.
Кто знает, куда заведет ее лунная тропа?
– Как поживает маленькая жрица? – спросил Руфус, пока Эсме, пригладив платье, опускалась на скамью.
Проходящая мимо Таисия прыснула в кулачок. Она знала, как досадовала Эсме, стоило кому-то упомянуть ее возраст. Чуть пухлые щеки, неправильный прикус, из-за которого губы выдвигались вперед и казались слегка надутыми, как у капризного ребенка, и распахнутые навстречу чуду глаза делали Эсме в глазах других еще более юной. Маленькой.
Неудивительно, что Кассиан, ее лучший друг, до сих пор видел в ней девчушку, но никак не привлекательную девушку.
Эсме стрельнула взглядом в сторону Руфуса, словно подспудно боясь, что он прочтет ее мысли.
– Хорошо, – торопливо проговорила она. – Все просто чудесно. А вы как поживаете? Видели что-нибудь интересное?
Жадное любопытство в голосе скрыть она не сумела. Руфус рассмеялся хрипловатым смехом и начал говорить. Эсме устремила на него ликующие глаза. Уперев локоть в колено и подперев кулачком подбородок, вся превратилась в слух. Как и прежде, Руфус рассказывал ей о дальних странах и далеких берегах. В этот миг казалось, что Эсме окутана особыми чарами, которые уносили ее прочь из Лунных Садов. Навстречу приключениям…
Вскоре Руфус отправился в путь, а Эсме – на поиски новой жертвы. Всю ночь по Лунным Садам разносился ее звонкий голосок. С дотошностью и неумолимостью инспектора Паттары он расспрашивал паломников и менестрелей, откуда они прибыли и что видели в своих долгих странствиях.
***
В спальне послушниц царила сонная, сытая тишина. До рассвета оставалось около часа. Послушницы отдыхали после трудового дня. Кто-то уже и вовсе дремал, а Эсме мерила шагами пространство перед кроватью Таисии. Остановившись на мгновение, выпалила:
– Я решила, что в моей жизни пора что-то менять.
– Что на этот раз? – с терпеливым вздохом осведомилась подруга.
– Я решила стать искательницей приключений, – торжественно сказала Эсме.
Таисия наморщила нос.
– Не думаю, что это можно назвать полноценной профессией.
– Еще как можно! – пылко возразила Эсме.
Таисия тяжело вздохнула. Покачала головой, совсем как Анн-Софи, когда кто-то из юных послушниц ее разочаровывал.
– Ты мне не веришь, да?
– Тебе напомнить, что год назад ты хотела стать объездчицей функури?
– Да, но…
Дикие скакуны оказались совершенно неуправляемыми и к тому же кусались, стоило только подойти к ним поближе. После одного такого побега из храма за новой жизнью раны Эсме пришлось лечить несколько дней.
– До этого ты мечтала стать камнеплавом, чтобы строить самые высокие в Фаграсе башни.
– Но…
– А еще раньше ты хотела стать архивариусом.
В то время Эсме не знала, чем именно занимаются представители этой профессии. Ей просто нравилось, как она звучит. Однако работа в маленьком кабинете с кипами бумаг ее не прельстила, а потому одна мечта стремительно сменилась другой.
Скепсис Таисии можно было понять. В разные годы своего детства Эсме осваивала мастерство рисования лунными красками, пыталась петь и играть на воздушной арфе (чтобы в будущем выступать в самом дворце). Увы, как оказалось, никакими творческими талантами она не обладала. Однако не переставала искать то, что внесет яркие краски в ее скучную приютскую жизнь, которая плавно перетекла в жизнь храмовой послушницы.
– На этот раз я настроена серьезно, – заверила Эсме. – Я буду охотиться на монстров и приносить их головы заказчикам, добывать священные реликвии и редкие артефакты! – Задумчиво потерев кончик носа, она добавила: – И, разумеется, лихо сражаться на мечах. Хотя нет… Лучше в совершенстве овладею магией.
В конце концов, Эсме уже сделала несколько шагов навстречу своей мечте. Пусть даже эти шаги и были неуклюжими, словно у маленького ребенка. Кто ничего не делает, тому не подают лунный сидр в серебряных кубках, верно?
Таисия вздохнула, расчесывая волосы пальцами, словно костяным гребнем. Зачем-то оправила скучно-серое платье послушницы. Эсме упрямо звала этот цвет меланжем – так звучало красивее и мелодичнее. Она проследила за движением подруги с легким отголоском зависти и недоумения. Как Таисии удавалось всегда выглядеть так опрятно? На платье – ни единой складочки, а ведь эта ткань очень капризна и легко мнется. Что, к слову, хорошо видно по Эсме. Ее юбку будто пожевал и выплюнул драдбад, создание еще более дикое и кровожадное, нежели быстроногие скакуны-функури.
– Мне кажется, ты перечитала книг. В реальной жизни такого не бывает. – После недолгих раздумий Таисия хмуро добавила: – Хотя кто знает, как там на самом деле, в этой реальной жизни.
Никто из послушниц толком не знал. За пределы храма они выбирались редко – в основном, по поручениям жриц, которые в большинстве своем были очень нетерпеливы и задержек не любили. Это лишало Эсме шанса вдоволь нагуляться по Фаграсу. Потому неудивительно, что при всей любви к новым впечатлениям она никогда не выбиралась дальше родного города и его окрестностей.
Картами, формирующими мир за пределами Фаграса, для Эсме были книги. А еще – долгие, обстоятельные разговоры с паломниками. Вот и вчерашний рассказ Руфуса о жизни на острове настолько ее взбудоражил, что она за весь день едва сомкнула глаз. А уж монотонная работа на кухне была просто предназначена для фантазий о лучшей жизни. Ими она и хотела поделиться с Таисией. Жаль только, та не прониклась.
Эсме часто казалось, что она по какой-то неведомой ошибке очутилась совсем не там, где должна была очутиться по воле Луны. В раннем детстве она постоянно подгоняла время, мечтая о том дне, когда будет готова покинуть приют при Храме Луны. Но уже в двенадцать ее, как и других приютских, отдали в послушницы. Их готовили к судьбе лунных жриц… Вот только Эсме всегда манила свободная жизнь вне храмовых стен. Жизнь скиталицы под луной – настоящей, истинной улмари.
И все же мечтать – не значит действовать. Сколько раз она представляла, как взмывает ввысь верхом на алне и улетает за пределы острова, но каждый раз это оставалось лишь видением, фантазией, грезой. Каждый раз находилось что-то, способное ей помешать. Некие силы, кандалами удерживающие ее на месте в прекрасных Лунных Садах.
Да, здесь была крыша над головой, а там ее крышей будет только небо. Но эта мысль казалась ей даже соблазнительной… Однако очарованную идеей увидеть новые города, страны и континенты, Эсме останавливало понимание: в незнакомых землях, куда она собиралась отправиться в роли профессиональной искательницы приключений, может быть слишком опасно. Порой она жалела, что была худой, невысокой и почти беззащитной девчонкой. Впрочем, недолго. Если жалеть себя из-за каждой неприятности, за вечными страданиями можно пропустить, как в жизни появится что-то прекрасное.
Но было и еще кое-что. Ей очень не хотелось оставлять Таисию. Если Эсме уйдет, у нее никого не останется. А Таисия была для нее даже больше, чем просто подругой. Она была той, кто выстлал ей путь к магии и… Луне.
Несколько лет назад, блуждая по приюту, Эсме услышала тихий плач. Вскоре она обнаружила его источник. Застывшая посреди коридора малышка прижимала к себе потрепанного игрушечного драдбада с оторванной конечностью. Судя по еще не высохшим слезам на ее щеках, беда стряслась совсем недавно.
Эсме всего лишь хотела помочь плачущей малышке. Будто вдохновленная этим отчаянным желанием, она с изумлением увидела, как преображается заливающий ярус башни лунный свет. Он оказался соткан из серебристо-лазуревых искорок – Луна в ту ночь была тонким полупрозрачным серпом. Эсме не впервые, неосознанно или намеренно, призывала богиню на помощь, но впервые та откликнулась на ее зов. И каким бы пустячным ни казался повод… решать было Луне.
Лунная роса рассеяна по всему Подлунью, но чтобы впервые увидеть искры магии, собрать их и сплести из них чары, нужно получить благословение от самой богини. Никто не мог сказать, когда именно это случится. Бывало, что не случалось никогда.
Эсме не испугалась, не растерялась, даже когда рассеянная в ночном воздухе пыльца прильнула к пальцам. Впервые в своей жизни она касалась лунной росы. К счастью, затесавшаяся среди хэссок шанари Сарита о многом ей рассказала. Благодаря жрице Эсме знала, что такое луноплетение. Пусть и в самых общих чертах.
Пальцами, объятыми лунным сиянием, она прикоснулась к прорехе на месте оторванной лапы драдбада, а затем – и к ней самой. Сделала первый стежок, повисший в воздухе полупрозрачным серебристо-лазуревым шлейфом. Малышка перестала плакать и заворожено уставилась на нее. Второй стежок, третий, четвертый. Кривые и неумелые, они все же сшили порванную игрушку. Наутро, разумеется, лунные нити исчезли, но к тому времени Эсме успела найти у жриц обычные и, увы, куда более долговечные.
Шмыгая покрасневшим носом, малышка представилась тихо, но деловито: «Таисия».
В шитье лунными нитями Эсме так и не преуспела – не хватило ни усидчивости, ни особого таланта, ни грамотного наставника. Зато обрела самую лучшую в мире подругу.
– Ну хорошо, если тебе не нравится профессия искательницы приключений…
– Потому что это не профессия.
– …тогда я стану паломником.
Таисия покачала головой.
– Не понимаю тебя, Эсме. Здесь хорошо, у нас всегда есть мягкая постель и крыша над головой. Люди нас уважают, видят в нас верных, старательных последовательниц Луны и ее будущих жриц…
Таисия была на год младше Эсме, но порой казалась куда взрослей. Не только внешне, из-за удлиненного лица с острым подбородком, из-за умиротворяющего спокойствия и ума, что светился в глазах. В ней была та же рассудительность старших, которую Эсме наблюдала в лунных жрицах. Каталина, разумеется, не в счет. Та умела лишь говорить повелительным тоном и хлестать голосом, словно розгами – столь же резко и столь же болезненно.
– Ничего не меняется, Тай… Здесь никогда ничего не меняется! Я ведь не могу жить за других, не могу жить чужими воспоминаниями! Мне нужны мои собственные, понимаешь?
Таисия молча смотрела на Эсме своими зелеными глазами. При всей своей рассудительности, она, кажется, не понимала.
В комнате Эсме не сиделось, особенно после разговора с подругой, который только раздосадовал ее. А потому она бродила по гулким залам храма, сквозь высокие, от пола до потолка, окна разглядывая Лунные Сады. Выскользнув из Зала полной Луны, тихая, словно мышь, Эсме направилась в Зал полумесяца.
Каждая фаза Луны имела для жителей Подлунья большое значение, но полнолуние, пожалуй, влияло на жизнь людей сильнее всего. Однако главным символом послушниц Храма Луны был именно полумесяц – новорожденная Луна, что благоволила юным созданиям, только вставшим на путь учения. Каждый закат послушницы проводили за молитвами и воззваниями к Луне, чтобы очистить свой разум и открыть его еще неизведанному.
Один из залов, к ее удивлению, оказался заперт. Висящая на нем табличка гласила «На реставрацию». Эсме подозрительно сощурилась. Лунные Сады и храм в их сердцевине находились в ведении королевского ордена Паттара и существовали на средства самого короля. А значит, жрицы могли позволить себе вызвать камнеплава прямиком из королевского замка. Лучшему из них хватило бы и дня, чтобы отстроить небольшую хижину, а уж отреставрировать одну комнату – и подавно.
Да и что могло случиться с Залом молодой Луны?
Прислушавшись к звукам, что доносились из-за двери, она различила голоса жрицы Анн-Софи и… Каталины. Эсме впервые слышала, чтобы старшая лунная жрица, напоминающая ей рыбину, была настолько взволнованна.
– Я даже слышать об этом ничего не желаю!
Эсме, разумеется, тут же навострила ушки и приникла к двери так близко, как только могла.
– Угроза нашей безопасности и нашему спокойствию не исчезает с рассветом, – увещевала Анн-Софи.
Пусть ее тон и был мягок, все же она единственная из жриц Храма Луны осмеливалась спорить с Каталиной.
– Разве у наших стражей нет когтей и клыков? – вскипела старшая жрица. – А у тех, кому и этого мало, нет оружия?
– Но лунные капли могут даровать всем нам возможности, о которых мы прежде не знали!
«Лунные капли?» – одними губами прошептала Эсме.
Если бы Каталина хотела сохранить этот разговор в тайне, она ни за что бы не поддалась эмоциям и запретила бы Анн-Софи говорить о неведомых лунных каплях даже за закрытыми дверьми (которые, впрочем, оказались не такой уж серьезной преградой). А значит, те не были чем-то секретным. Почему же тогда Эсме никогда не слышала о них?
– Они ведь и нам передали лунные капли не как реликвию, а как возможность защитить себя и наших послушниц – если это, не приведи Луна, однажды потребуется.
– Никто в Храме Луны не будет использовать флиарены в мирских целях, – отчеканила Каталина. – Они – дар нашей богини, сила, сокрытая в божественных слезах. Что, если лунные капли станут игрушкой в чужих руках? Что, если станут оружием?
– Я понимаю ваши опасения, – с тихим вздохом проговорила Анн-Софи. – Зал молодой Луны будет закрыт до тех пор, пока мы не решим, как защитить флиарены.
Разговор стих. Эсме приготовилась бежать, но этого не потребовало. Зал был сквозным. Каталина с Анн-Софи ушли через другую дверь, так с ней и не столкнувшись. Она еще долго стояла, лихорадочно прокручивая в голове услышанное, а по лицу расплывалась восторженная улыбка. Наконец-то.
Чем бы ни были эти загадочные лунные капли или, как называли их жрицы, флиарены… Их появление в Храме Луны означало одно: долгожданные перемены.
Глава вторая. Крылья Луны
Всю следующую ночь Эсме кружила вокруг Зала молодой Луны, как тескера возле блюдечка с молоком. Охранные чары на двери – не такая уж серьезная помеха, ведь Эсме не зря звалась луноплетом. Однако рядом постоянно кто-то был, мешая ей понять, как разрушить замок на двери и проникнуть на запретную территорию. А днем, когда магия исчезала, у зала ставили стражей, притом весьма суровых на вид. Под их неизменно хмурыми взглядами Эсме не рисковала подходить к залу слишком близко, чтобы не показать свой интерес.
Расспрашивать паломников и менестрелей о таинственных флиаренах она пока не решалась. Порой казалось, и у храмовых стен есть уши, и услышанное они на крыльях ветра доносили самой Каталине. И все же, терзаемая любопытством, оставить все как есть Эсме не могла.
Храмовая библиотека была вторым ее излюбленным местом после Лунных Садов, где на ее глазах оживала история, рассказанная чужими устами. А еще – одной из причин оставаться здесь. Во внешнем мире, как это ни прискорбно, за книги надо платить. Эсме никогда этого не понимала. Книги – это крупицы мудрости… Как мудрость может продаваться?
Она запоем читала любые книги, которые только могла отыскать: учебники магии, романы и даже энциклопедии. Жриц удивляла ее любовь к чтению, едва ли не доходящая до одержимости. Шанари подобное несвойственно. Они передавали историю своего народа через устные легенды, сказки и песни. Некоторые шанари, к стыду Эсме, даже не умели читать и писать. Зато умели плести сотни интереснейших историй, которые ей самой приходилось узнавать с книжных страниц.
Открывая новую книгу, Эсме открывала для себя целый мир – новый, загадочный, еще неизведанный. И в этот миг смолкали беспокойные мысли, и притихало неуемное желание куда-то бежать.
Все пространство у стен библиотеки, кроме одного-единственного окна, занимали высокие, до потолка, шкафы, плотно заставленные книгами. Порхающие лестницы, подчиняясь призыву посетителей библиотеки, подносили их к нужному стеллажу. Эсме хихикнула, глядя на взбесившуюся лестницу, которая никак не могла перестать биться о потолок. Уставший зачарователь, который чинил сломанные чары, наградил Эсме мрачным взглядом. Он явно не разделял ее веселье.
К жрице-архивариусу за помощью обращаться она не стала, а потому пришлось долго бродить среди стеллажей в поисках нужных книг. Однако ни в одной из них Эсме не нашла даже упоминания о лунных каплях… или флиаренах. Как так вышло, что о них не знали даже главные мудрецы во вселенной – книги?
Из библиотеки Эсме выходила озадаченной. И, конечно, нос к носу столкнулась с Каталиной. Старшая жрица, неизменно облаченная в серебристо-голубое платье до пят, была высокой и худой, словно высохшее дерево. На узком лице выпирали острые скулы, но глаза… Глаза были по-настоящему красивы – большие, изумрудные. Эсме часто ловила себя на мысли – не будь Каталина вечно такой угрюмой, она могла бы показаться даже привлекательной. Однако хмурое выражение никогда не покидало ее лица.
По крайней мере, в присутствии Эсме-Улмари-Каны, которую Каталина явно недолюбливала. Старшая жрица всегда наказывала ее строже всех, не допускала к некоторым магическим книгам, из-за чего приходилось добывать их хитростью. И пусть Эсме была старательна и если уж бралась за какую-то работу, то непременно доводила ее до конца, Каталина упорно находила причины для недовольства.
Справедливости ради стоило сказать, что, как и все дети, обнаружившие в себе бунтарскую искорку, Эсме порой доставляла жрице немало проблем. Отправляясь в город по поручениям, частенько задерживалась допоздна, чтобы полюбоваться на рассвет с крыш громадного Фаграса. Могла часами спорить с Каталиной на тему их религии и главного для хэссов после Луны божества – устрашающего Зверя-без-имени. Эсме нередко доводила монахиню до того, что та с багровым от гнева лицом отправляла ее в темный сырой подвал – «комнату наказаний».
Эсме только и делала, что сидела в четырех стенах, гадая: что там? Безудержное и неутомимое любопытство гнало ее вперед, но увиденного и пережитого хватало ненадолго.Убегала из Лунных Садов она не из мести и не от злого желания досадить жрицам. Просто сильно тосковала по новым впечатлениям. Порой Храм Луны – ее дом, надежная крепость – оборачивался каменной клеткой. Мир такой большой и такой многоликий, а Эсме только и делала, что сидела в четырех стенах, гадая: что там? Безудержное и неутомимое любопытство гнало ее вперед, но увиденного и пережитого хватало ненадолго.
До нового побега из Лунных Садов и нового жадного исследования.
– Да, Эсме? – неприязненно произнесла Каталина.
Она вдруг поняла, что все это время стояла словно изваяние, погруженная в собственные мысли. Такое иногда с ней случалось… Пожалуй, даже чаще, чем хотелось бы. К сожалению, почти каждый раз – в присутствии Каталины. Та явно успела записать Эсме в ряды недалеких, витающих в облаках девиц, что ее симпатии не способствовало.
– Ты хочешь о чем-то мне сообщить? – ледяным тоном осведомилась жрица.
Она с вороватым взглядом замотала головой, словно ее только что застали на месте преступления.
– Тогда живо на кухню.
Эсме подавила тяжелый вздох. Она терпеть не могла готовить.
Счастье, что на кухню отправили и Таисию, с которой самое скучное дело можно было превратить в увлекательную игру. Эсме успела заварила чай и теперь была всецело поглощена тем, что нарезала овощи тупыми лезвиями, сотканными из лунного света. Разумеется, не используя рук. Выходило, откровенно говоря, не очень. Зато Таисия весело фыркала всякий раз, когда Эсме отрезала слишком крупный или кривой кусок.
– Если увидят, тебе попадет! – предостерегающе шепнула подруга, будто она сама этого не знала.
Перед глазами всплыло вечно недовольное лицо Каталины. Эсме огляделась по сторонам, чтобы убедиться, что жрицы поблизости нет. И увидела ее – к счастью, только через окно.
Каталина беседовала с Райи – молодой смешливой жрицей, которая боялась ее как огня. Сосредоточенно хмуря светлые брови, Райи внимала каждому ее слову. Закончив разговор, старшая жрица призвала белокрылую алну.
– Смотри, – возбужденно воскликнула Эсме, толкнув Таисию локтем, – улетает!
– В город, наверное, – равнодушно пожала плечами та.
В Фаграс Каталина выбиралась раз или два в неделю и пропадала там на полвечера. Заметив горящий взор Эсме, Таисия в отчаянии застонала.
– То, что сейчас крутится в твоей неспокойной голове, немедленно оттуда выбрось!
– Да брось, Тай! – обезоруживающе улыбнулась она. – Когда нам еще выпадет такая возможность?
– Я никуда не пойду, и не уговаривай!
– Ладненько, – легко согласилась Эсме.– Тогда ты меня прикроешь.
Таисия задохнулась от возмущения.
– Эсме!
– Я пошла.
Открыв окно (пришлось немного повозиться с задвижкой), Эсме забралась на подоконник и ловко спрыгнула на землю, еще сырую после недавнего дождя.
Юркая и проворная, она быстро затерялась среди цветущих кустов в самом сердце Лунных Садов и убедилась, что ее нельзя увидеть из окон храма. На мгновение она застыла рядом со статуей Зверя-без-имени. Та украшала зачарованный фонтан, из которого по ночам вместо воды били струи лунного света. Эсме ласково коснулась лунной росы – серебристой, с легкой примесью голубого. Крохотные, словно бисерины, росинки усеяли кожу, напитали ее волшебством. Чистая магия… Прохладная, что вода в хрустальном графине, и сладкая, словно медовая глазурь.
Эсме никогда не видела Зверя-без-имени воочию – приютским детям и молодым послушницам запрещалось присутствовать как на заклании, так и на инициации. Но, конечно, мечтала увидеть. Жрицы, прекрасно зная характер юной бунтарки, особенно усердно наблюдали за ней, когда время приближалось к полуночи. Из-за этого досадного факта Эсме никак не удавалось сбежать в Фаграс, когда там появлялся Зверь.
Убедившись, что ее не преследуют чужие любопытные взгляды, она подняла голову и прошептала воззвание: «Спусти с небес свои крылья, Алнаин». В честь этой луноликой, покровительницы ветра, птиц и лунного света, и назвали прекраснейших алн. Хэссы звали крылатую луноликую Селеной, но шанари знали ее лишь под древним именем Алнаин.
Ална мягко опустилась у ее ног. В сотый, наверное, раз Эсме с восхищенным вздохом провела ладонью по нежному оперению. Многие люди уже давно перестали замечать пронзительную красоту алн, воспринимая их лишь как привычный способ преодолеть дальние расстояния. Многие, но не Эсме.
Она помнила те дни, когда пыталась приручить Перышко – такое имя она дала своей алне. Белокрылые птицы славились кротким, послушным характером… но Перышко оказалась другой. Эта ална была непокорной, строптивой, неуправляемой, словно корабль во время шторма, но Эсме влюбилась в нее с полувзгляда. Маленькая, сродни детенышу алны, другим она, наверное, казалась смешной, даже нелепой. Вот почему никак не могла обрести своего хозяина. В их первую встречу Эсме сказала ей: «Мы с тобой – родственные души. Меня тоже недооценивают».
И все же день знакомства стал испытанием для них обеих. Поначалу Перышко никак не желала двигаться с места. Потом все же поднялась ввысь, но упорно летела в противоположную сторону от той, которая была нужна Эсме. Во время полета взмывала резко вверх и норовила сбросить со спины (правда, она быстро поняла, что Перышко лишь проверяла ее на прочность). Таисия рассудительно советовала призвать куда менее норовистую алну, но Эсме и слушать ничего не желала.
Когда они опустились на землю, она прошептала алне на ушко:
– Ты не хочешь подчиняться другим, я понимаю. Я чувствую это в тебе. Но если ты позволишь мне летать с тобой, я никогда не буду считать тебя своим питомцем. Ты всегда будешь для меня даром самой Луны и вестницей Алнаин. Ведь ты даришь мне крылья. Ты позволяешь мне летать.
И стойкостью, и последними сказанными Перышку словами Эсме сумела покорить ее сердце. И наконец обрела свои крылья.
Грустная ирония – любая из послушниц могла призвать алну и улететь на ней куда глаза глядят. Каждая из них находилась в Лунных Садах по собственной воле. Мир был открыт для них… но зачем и куда им сбегать? Большинство храмовых послушниц – приютские, сироты. Кто их ждет за пределами каменных стен? Не говоря уже о землях, что раскинулись за Фаграсом.
Однако были среди жриц и послушниц и те, кто устал от жизни в городах или решил посвятить свою жизнь служению Луне. Эсме сложно было это понять… Как Каталине – то, как отчаянно юная шанари рвалась к свободе и новым впечатлениям. Жрица нашла в Лунных Садах свою гармонию, Эсме ее и не искала. Беспокойная, знала, что не найдет.
Мир жил, дышал, пульсировал, словно одно огромное сердце, и Эсме хотела биться с ним в такт. Она казалась самой себе застывшей в янтаре мухой, не способной шевельнуть даже крылышком. Птицей с поломанным крылом, что отчаянно желала взмыть в небо и взглянуть на мир с высоты. Ведомые созвучными с ней желаниями, некоторые жрицы и послушницы все же покидали Лунные Сады в поисках лучшей или просто другой жизни. Кто-то возвращался. Кто-то – нет.
«Однажды и я, улетев, не вернусь».
Забравшись на спину Перышка, Эсме крепко обхватила ее шею. Она летала не так часто, чтобы полностью избавиться от страха высоты, но тот не мешал ей восторгаться мыслью, что она может парить, как птица.
Ветер в лицо и запутавшиеся в волосах полосы лунного света. Прекрасный до колючего комка в горле миг единения с Луной. И ты расправляешь плечи, представляя, что это у тебя, а не у детеныша Алнаин, за спиной распускаются крылья. Представляя, что ты оседлала ветер или сотканного из воздуха дикого скакуна…
Эсме смотрела с высоты на залитые лунным светом долины шанари – ее родного народа, которому она, так вышло, оказалась не нужна. И, конечно, на манящий и величественный Фаграс, столицу королевства Маластан и сердце острова Акфарон. У Фаграса было много имен: Город Башен, Город Лунного Дождя, Серебряный город. Самый прекрасный город на земле… И неважно, что других Эсме не видела. Она любила Фаграс всем сердцем, и, если бы не жажда странствий, никогда бы не допустила мысли, чтобы его покинуть.
За сотни лет существования столицы камнеплавы создали тысячи прекрасных башен, что оторачивали края узких улочек и вздымались на небывалую высоту. Были башенки и совсем скромные, одноэтажные, с мебелью, что теснилась в узком пространстве, боками тулясь друг к другу. В подобной жила их с Таисией старшая подруга Мириам, которая пару лет назад покинула приют. Семьи побогаче могли позволить себе поселиться в башне в несколько ярусов – по одному на каждую комнату.
Однако главное в башнях – не их высота и количество ярусов, а длина шпилей. Камнеплавы и сталеплавы и здесь постарались на славу, вытягивая остроконечные верхушки башен до самых облаков. Многие хозяева башен тратили немало средств на то, чтобы их шпиль был выше, чем у соседа, что позволяло им оказаться ближе всех к Луне. Некоторые шпили принимали форму иглы. Казалось, они вот-вот проткнут насквозь небо.
Фаграс любил серебро – этот металл лучше прочих отражал лунный свет. Шпили большинства башен были именно серебряными. Алхимики превращали песок долин в серебряную пыль и устилали ей узкие улочки. Поговаривали, жители какой-то страны на востоке континента были столь очарованы золотом, что лепили из него купола для их странных домов и даже целые замки. Но Эсме никогда не понять, как можно восхищаться металлом, что цветом так походил на солнце. Разрушающее, губительное, стирающее не только магию, но и красоту, которую она дарила миру.
Фаграс с его башенками словно сошел со страниц детских сказок. Огромный замок для прекрасных лунных принцесс… Всюду горели фонари, а с самого неба на невидимой нити спускались лунные призмы – зеркальные сферы, не поглощающие, но отражающие лунный свет. Сегодня город большую часть времени утопал в полумраке – Луна пряталась за облаками, а силы фонарей с их мягким рассеянным светом едва хватало, чтобы только вспугнуть темноту. Но порой, когда острые края серпа прорывали облака, город взрывался светом – и от самой Луны, и от лунных призм.
Даже жаль, что полет вышел таким недолгим. Ощутив под ногами твердую землю, Эсме отпустила Перышко и проводила взглядом два крыла, белеющих на темном полотне неба.
Блуждая по улочкам Фаграса, она старательно избегала главной, где могла ненароком столкнуться со старшей жрицей. И все равно невольно вздрагивала всякий раз, когда встречала высокую худую женщину в светлом платье. Лишь убедившись, что незнакомка – не Каталина, с облегчением переводила дух.
Порой взгляд Эсме против воли задерживался на девочках, которые шли за руку с мамами. Аккуратно причесанные и наряженные в броские наряды (предпочитающих их хэссов в городах было больше всего). С мороженым или сладкой ватой в руках. С улыбкой на лице или с грустной мордашкой – одной девочке мама наотрез отказалась купить какого-то диковинного зверька.
Эсме не могла удержаться от того, чтобы мысленно подменять лица девочек своим. Представлять, как надевает чью-то маску, чтобы хоть ненадолго примерить на себя чужую жизнь. У нее была Тай, но надолго ли? Что случится с их дружбой, когда они станут старше и, словно белокрылые алны, разлетятся по разным городам?
Она тряхнула головой и отвернулась. Не стоит сожалеть о том, чего нельзя изменить. О том, что не исправит ни одна, даже самая сильная в мире магия. Не стоит гадать о будущем, над которым никто, кроме Луны и ее луноликих дочерей, не властен.
***
Иногда (и совсем не безосновательно) казалось, что Фаграс живет своей собственной жизнью. Что он растет, будто каменный монстр, чью силу подпитывает колдовство. Как дымная ящерка, что умела отращивать хвост после его потери, тысячерукий Фаграс время от времени отращивал себе новую пару рук – узких, длинных и гибких улочек.
Только на прошлой неделе улица, по которой бродила Эсме, оканчивалась тупиком. Вернее, башенкой за сверкающей в лунном свете кованой оградой. Там, по слухам, жил один из этих чудных магов-отшельников, предпочитающих оставаться с магией один на один, словно с неким таинством, которого остальным видеть не дозволено. А может, в башенке уже давно жил лишь его призрак… Разницы многорукий и многоголовый Фаграс все равно не заметил бы.
Теперь изящную ограду двумя серебристыми ручьями огибали две улочки. За оградой они сходились в одну и целенаправленно уходили куда-то, словно пущенная стрела. Эсме не была бы собой, если бы не проверила, куда ведет новая улочка.
Оказалось, та вела к частоколу новых башен, которые стараниями камнеплавов выросли буквально из земли. Засмотревшись на них, Эсме нос к носу столкнулась с вулгретом. Поджарый, с темной шерстью и суровым выражением на лобастой морде, он был облачен в черную, маслянисто поблескивающую в лунном свете броню городского стража. Эсме невольно вздрогнула. Вспомнив, что о ее побеге Каталина знать не может, с неописуемым облегчением улыбнулась стражу. Не сбавляя шага, вулгрет в ответ неуверенно махнул коротким хвостом.
А затем послышался шепот. Едва слышимый шелест заглушающих друг друга голосов. Окружающий мир изменился в то же мгновение – резко, как по щелчку. Фаграс исчез.
Океан, простирающийся до самого горизонта.
Соль на губах.
Прикосновение холодной влаги к коже.
Паника накатила, словно волна. Накрыла с головой, сбивая дыхание. Эсме не умела плавать!
Она всплеснула руками, чтобы удержаться на плаву… и очутилась на мощеной улице Фаграса. Идущая навстречу женщина удивленно отшатнулась. Ладонь Эсме скользнула по ее плащу. Сердце все еще колотилось как ненормальное. В памяти был жив невероятно реалистичный океан. И этот запах… Прежде она не знала, как пахнет океан – никогда так далеко не улетала. Но откуда тогда?..
Эсме оглянулась так резко, что хрустнули шейные позвонки. Страж-вулгрет, как ни в чем не бывало, шел по улице, насвистывая легкую мелодию.
Она еще долго провожала его растерянным взглядом.
Глава третья. Хэсс с зелеными глазами
Эсме не рассказала Таисии о том, что случилось. Самой бы сначала во всем разобраться. В конце концов, то падение в бездну – мимолетное, но падение – могло ей просто привидеться. Как и пахнущий солью океан… Фантазии Эсме и прежде были объемны, ярки и полны деталей, но столь живыми не казались никогда.
Таисию она нашла там же, где оставила. Раскрасневшаяся, хмурая, юная хэсска помогала Райи готовить суп. Приподняв бровь, жрица смерила Эсме недовольным взглядом.
– И где ты была?
– В уборной, – буркнула она.
Райи хотела было что-то сказать, но передумала и, с досадой махнув рукой, вернулась к прерванному занятию.
Эсме блуждала в лабиринтах собственных мыслей, не в силах ни на чем сосредоточиться. Блуждала до того момента, пока не увидела Анн-Софи через окно. Вскрикнула, перепугав Райи:
– Я сейчас!
И выскользнула из кухни прежде, чем жрица успела сказать хоть слово.
Подловив Анн-Софи на вымощенных щебнем дорожках Лунных Садов, Эсме выпалила:
– Что такое «флиарен»?
Сощурившись, жрица покачала головой.
– И какая птичка тебе об этом нашептала?
– Тогда уже начирикала или напела. То есть… Я нечаянно услышала. Честно, нечаянно. Только не выдавайте меня Каталине, – взмолилась Эсме.
Она не стеснялась признать, что боится старшую жрицу. Нет ничего постыдного в страхе перед хищными зверьми или змеями. Или перед Каталиной.
– Верю, что нечаянно, и не выдам. Но я все равно ничего не могу тебе сказать. Не волнуйся, Каталина скоро откроет зал. Она просто хочет представить последнее лунное чудо посетителям Лунных Садов во всей красе. Правда, сама теперь часами пропадает в зале…
Последнюю фразу Анн-Софи пробормотала себе под нос – так, что Эсме едва услышала.
– Лунное чудо?
Миловидное лицо жрицы осветила озорная улыбка, в уголках глаз обозначились тонкие лучики морщин.
– Да, и это все, что я могу тебе сказать. Видишь, это даже чуть больше, чем ничего.
Анн-Софи направилась прочь по дорожке и вскоре затерялась в глубине Лунных Садов.
– Чуть больше, чем ничего, – недовольно пробурчала Эсме. – Этого недостаточно!
***
Наконец все дела были улажены, жрицы относительно довольны, и Эсме с Таисией и другими послушницами отправились в свои комнаты. Настало время отдыха, что для Эсме означало время увлекательных историй.
На второй ярус одной из жилых башенок Лунных Садов едва-едва вместились шесть узких коек. Сдвинутые спинками к стене, с высоты они напоминали лепестки раскрывшегося цветка. Ручьем журчала негромкая девичья болтовня. Тихая одиночка Алия, крепко удерживая утекающие мгновения ночи, сплетала чары – скорее для забавы, нежели для полноценного обучения. Мелькающие в воздухе пухлые руки создавали плавающих по келье удивительных зверей – красивые в своей простоте, медленно тающие клочки тумана.
А Эсме с упоением читала о жизни великой волшебницы Эсмеральды, чьим именем она назвалась. Они с Таисией нечасто болтали с другими послушницами. Нет, не сторонились их, просто им хватало компании друг друга.
– Хватит читать, – взмолилась подруга. – Мне скучно.
С досадой вздохнув, Эсме закрыла книгу.
– Я хочу быть готовой к тому, что ждет меня в реальном мире, – серьезно сказала она.
Таисия взглянула на нее с какой-то печалью.
– Обещай только, что не сбежишь снова.
– Тай, мне уже шестнадцать! – с горечью воскликнула Эсме. – А я еще мира толком не видела!
– Но там может быть опасно!
– Я немного владею магией, так что постоять за себя смогу.
– У тебя в запасе только парочка безобидных чар, – заметила Таисия.
Эсме снова вздохнула, не желая признавать ее правоту.
Шанари считались лучшими целителями Подлунья. Ни одному другому народу не удалось приблизиться к их уровню лекарского мастерства. Секрет крылся в особой связи шанари с Луной и уникальном умении плести эфемерные, но прочные нити из лунной росы, а из них – сильные лечебные чары.
Следуя главному призванию своего народа, Эсме с самого детства под руководством жрицы Сариты училась плести целительные чары из лунной росы. Она могла вылечить пустяковую царапину, заработанную во время игр с детворой, унять боль от удара или вывиха, но на том ее мастерство исцеления исчерпывалось.
Единственным условно боевым заклинанием, которое покорилось Эсме, были лунные вихри. Сотканные из полос перемешанного с воздухом лунного света, они окружали заклинателя вытканным из энергии щитом. Умелые маги-шанари могли посылать вихри вперед, на не очень далекое от себя расстояние, редко – ударной волной отбрасывая врагов назад, но чаще просто заставляя их слегка пошатнуться.
Куда лучше шанари давалась магия защиты. Анн-Софи, одна из самых добрых жриц Храма Луны, которая всегда охотно отвечала на бесконечные вопросы Эсме, объясняла это тем, что шанари – очень мирный народ, который по своей природе не привык причинять другим боль. Эсме подобное заявление показалось даже несколько обидным. В таком истолковании шанари представлялись ей испуганными лунными зайчиками – крохотными прыгучими зверьками, которые при любой опасности способны лишь на то, чтобы спрятаться в ближайшие кусты.
Порой у Эсме получалось убедить Таисию сбежать от опостылевших обязанностей послушниц. Тогда они запирались на пустующем ярусе одной из жилых башенок Лунных Садов вместе с игрушками, принадлежавшими младшим приютским. Таисия хихикала, с безопасного расстояния наблюдая, как Эсме отрабатывает лунный вихрь на несчастных игрушках, швыряя их по комнате и заставляя беспомощно врезаться в стены.
– Я выучу и другие чары, – решительно сказала она подруге. – Или доведу до совершенства те, которыми уже владею.
Таисия вздохнула. Или не сомневалась в способности Эсме постичь непростую колдовскую науку, или – что грело сердце – просто не желала с ней расставаться.
– А если тебе попадется цхеар? – шепотом спросила она, выразительно округлив и без того большие глаза.
– Глупышка, цхеары уже несколько лет как не выходят на охоту. Они безвылазно сидят в своих пещерах, – со знанием дела ответила Эсме.
Об этом ей поведала «Книга существ», таящая в себе обширные, и, несомненно, полезные знания. Особенно полезные будущим лунным скиталицам.
Таисия сосредоточенно наморщила нос.
– Чем же они тогда питаются? Если, конечно, не теми бедолагами, которых отлавливают поблизости? Пещерными грибами особо не насытишься…
Простой вопрос поставил Эсме в тупик. Она пыталась припомнить, что читала об этом в книге, но не смогла.
– Не знаю, – озадаченно сказала она. Задумчиво добавила: – Может, своими же?
– Фу, – категорично высказалась Таисия.
Эсме открыла было рот объяснить, что с точки зрения цхеар подобный способ пропитания мог быть вполне оправданным, но тут из коридора донесся громогласный окрик Каталины. Она подскочила на кровати, чем вызвала ехидные смешки соседок.
Появившаяся в дверях Каталина велела ей отправиться на рынок и купить трав. Эсме бросила красноречивый взгляд за окно. До рассвета оставалось не больше двух часов, а значит, она с чистой совестью могла готовиться ко сну. Однако Каталина всем своим видом давала понять – рабочая ночь в самом разгаре, а самая непутевая из послушниц лентяйничает.
Эсме со вздохом сползла с кровати. Делать нечего, пришлось выйти во двор и, уже не таясь, призвать Перышко. Однако прежде, чем взобраться на алну, она критически себя оглядела. Мятое послушничье платье светло-серого цвета (оно уже, увы, не казалось ей меланжевым) никуда не годилось. Будь у нее больше времени, Эсме сплела бы лунный свет в изящное кружево, но ей нужно было успеть вернуться в Лунные Сады до рассвета.
Тогда она соткала из лунной росы эфемерный шлейф чар и покрыла платье тонкой светящейся вуалью. Та скрыла под собой и мятость платья, и его скучный мышиный цвет. Доходящий до колен наряд стал нежно-голубым, подчеркивая цвет ее почти прозрачных глаз. Эсме распустила заплетенную накануне косу, и теперь волосы мягкими волнами спадали ей на плечи. Признаться, она редко уделяла своей внешности столь пристальное внимание… если только речь не шла о возможной встрече с Кассианом. Его дом находился неподалеку от рынка. Велик шанс, что он, даже если не столкнется с Эсме на улице, то увидит ее через окно своей башни.
А если не столкнется и не увидит… Тогда у нее появится повод нанести ему визит.
Как всегда при мысли о друге детства щеки Эсме заалели. К счастью, восемнадцатилетний хэсс не подозревал о том, что занимает особое местечко в ее сердце, и ее мечтательные, проникновенные взгляды не замечал. Она до сих пор была для него все той же мелюзгой, тощей девчушкой с двумя косичками, которая в детстве хвостиком ходила за ним. И неважно, что Эсме выросла в хорошенькую девушку. Для Кассиана она по-прежнему оставалась его названной младшей сестрой.
Ей с детства было скучно с девочками-ровесницами (Таисия, конечно, не в счет). Так и вышло, что Эсме прибилась к стайке мальчишек постарше, среди которых был и Кассиан. Вместе с ними лазала по деревьям, призывала лунную магию, чтобы построить «штабы» и «лагеря», устраивала «охоту на цхеар». Веселое было время…
Став чуть старше, они разбрелись кто куда. Большинство мальчишек по возрасту уже подходили для вступления в Паттару. Служение ордену занимало почти все их время, и им стало совсем не до игр. Как вышло, что Кассиан еще не в Паттаре, Эсме не знала. Но при всей своей прямолинейности чувствовала: не стоит спрашивать друга об этом. Он сам расскажет ей обо всем, когда будет готов.
Расположенные по кругу прилавки рынка на городской площади освещал не только льющийся с неба свет, но и серебряные фонари. В воздухе чудно переплелись запахи переспелых фруктов, трав и экзотических специй. Рынок был огромен – в столицу стекались не только с разных уголков королевства, но и со всех краев Акфарона. Эсме могла застрять здесь надолго: рассматривать выставленные на прилавках безделушки или, заприметив незнакомых торговцев, расспрашивать о местах, из которых они прибыли. Порой она, кажется, им несколько… докучала, мешая выбивать из покупателей хорошую цену. Однако среди торговцев находились и те, кто охотно рассказывал о традициях своей страны или о любопытных новостях родного города.
Эсме купила трав у местной торговки, пышущей здоровьем Дари. Рассеянно слушая ее болтовню, настолько глубоко погрузилась в собственные раздумья, что едва не пропустила, как Кассиан появился всего в нескольких шагах от нее.
Избранник самого Зверя-без-имени, он был молод, но уже очень симпатичен. Небрежно уложенные темные волосы, задумчивый взгляд светло-зеленых глаз, мягкая улыбка… и серебристый шрам на щеке, неизменно приковывающий чужие взгляды. Три тонкие полосы – след от когтей Зверя-без-имени. Они слегка светились, тая под кожей силу сына Луны. Картину довершал броский наряд – украшенная серебристой вышивкой синяя туника и брюки в тон.
Из всех народов Подлунья хэссы (не в обиду им) внешне были самыми… непримечательными и вместе с тем – непохожими друг на друга. Как ни присматривалась Эсме, не могла выделить каких-то деталей, характерных для всех хэссов. Лица круглые, овальные и лица сердечком; волосы от светло-золотистых и пепельных до угольно-черных; разноцветные, будто самоцветы, глаза. И все же кое-что у хэссов было общим.
Независимо от количества денег в кошелях, они всегда выглядели так, будто собирались на праздник, торжественный прием или лунную церемонию. Эсме порой казалось, что бедняк-хэсс, потерявший в одно мгновение все, на последние деньги купит не еду, а эффектное облачение.
Кассиан однажды объяснил ей: для его народа непозволительно выдавать, что в их жизни что-то идет не по плану. Непозволительно выглядеть хуже и беднее, чем кто-то другой. А потому хэссы всегда выглядели так, будто их жизнь – сплошной праздник. Во всяком случае, так Эсме для себя поняла их чудную особенность. Исключение составляли разве что послушницы и жрицы Храма Луны.
– Кассиан! – воскликнула Эсме с удивленно распахнутыми глазами.
Ее тщательно отрепетированная гримаса безмолвно говорила: «Какая приятная неожиданность!»
Кассиан ответил широкой улыбкой, щелкнул по носу – привычный уже ритуал. Эсме ревностно заметила, какими взглядами его проводили две идущие по улице молодые хэсски. Как и то, каким взглядом проводил их он.
«Ну ничего, – мстительно подумала Эсме. – Мы еще посмотрим, кто кого».
Как любила повторять жрица Анн-Софи, несколько неуклюже успокаивая расстроенную малышню, «на любую ситуацию нужно смотреть с точки зрения долгосрочной перспективы». Она о-очень умная, эта Анн-Софи.
– Кассиан, ты знаешь, что такое «флиарен»? Или «лунная капля»?
Он вскинул брови, явно озадаченный вопросом.
– Я слышал про них от мамы, а ты откуда?
Мама Кассиана была королевской советницей. Эсме могла бы и раньше догадаться, что Доминика может что-нибудь знать.
– Что мама тебе рассказала? – отмахнувшись от вопроса, нетерпеливо спросила она.
– Флиарен – это лунный камень, концентрат лунной росы, который наделяет своего обладателя магией.
– В нас и так живет магия, – недоумевала Эсме.
– Но только не днем, – справедливо заметил Кассиан. – Если я правильно понял, какая-то особая магическая оправа флиарена защищает лунную росу от разрушительных солнечных лучей. А чтобы получить его силу, достаточно просто сжать камень в руках.
Эсме изумленно смотрела на друга. Ни о чем подобном она прежде не слышала.
Почти всем людям и зверолюдям Подлунья в той или иной мере была доступна лунная магия. Кто-то достигал в ней невиданных высот, кто-то, как она, без должного наставника и врожденных способностей довольствовался простейшими чарами. Однако любые из них становились возможны лишь тогда, когда на небе царствовала Луна. Как только богиня отдавала небесный трон Солнцу, его лучи безжалостно уничтожали рассеянную в воздухе лунную росу.
Уничтожали саму магию.
Такой распорядок вещей монахиня Анн-Софи называла непреложными законами мироздания. Теми, которые невозможноизменить.
– Но как такое может быть? – прошептала Эсме. – Откуда вообще они взялись?
– Ходят слухи о некой шанари, которая сумела заключить силу Луны в зачарованный сосуд. Вероятно, она очень щедра и великодушна, раз решила подарить нашему королю магию, которой могла бы обладать сама.
– Ого, – с уважением к неведомой умелице протянула Эсме. – Как думаешь, флиарен можно где-то… м-м-м… достать?
Камень, запертый в Зале молодой Луны, даваться ей в руки пока не спешил.
– Сомневаюсь, что простым горожанам они доступны, – усмехнулся Кассиан.
– Но ты же не простой горожанин, – возразила Эсме. – Ты – Отмеченный Зверем.
В глазах друга детства промелькнуло выражение, распознать которое она не сумела. Миг – и оно исчезло, сменившись куда более привычной улыбкой. Той, что говорила: все непременно будет хорошо. Что всегда согревала ее, будто огонь, разожженный в камине.
– Сомневаюсь, что король – или принц, известный своей любовью к волшебным игрушкам – поспешит поделиться со мной флиаренами.
Эсме с сожалением вздохнула. А она уже успела представить, как учится магии, пока за окном светит солнце и все остальные послушницы (и жрицы, что важней) спят. Такая соблазнительная мысль, ведь времени на магическую науку стало бы куда больше! И ее путь к титулу великой волшебницы оказался бы куда короче.
От Кассиана, конечно, не укрылось разочарование подруги. Он улыбнулся краешками губ.
– Если ты так сильно хочешь заполучить флиарен, я готов проникнуть в спальню принца и выкрасть его для тебя. Флиарен. Не принца.
– Ты никогда этого не сделаешь.
Кассиан сокрушенно покачал головой.
– Ты права, не сделаю. Я безнадежно скучный и правильный.
«И ничего не скучный, просто очень… вдумчивый. И умный. А еще…» Покраснев до кончиков ушей, Эсме заставила внутренний голос умолкнуть.
– А вот ты… Я так и вижу, как ты придумываешь невероятно дерзкий план проникновения в покои принца.
– Это ты у нас по части планов, – насмешливо фыркнула Эсме. – Настоящие гении…
– Как ты.
– …как я, работают по вдохновению.
– Ну хорошо, я придумываю – ты исполняешь.
Красочная картинка в тот же миг ожила перед глазами. Дождь, барабанящий в окна королевского замка. Одно из них по забывчивости оставили открытым. Оттуда доносится торжественная и немного тревожная музыка виолончели. Под ее аккомпанемент Эсме ловко, словно тескера, карабкается по стенам замка. Их с флиареном разделяет один шаг – она прямо у окна, что ведет в покои принца. Спальня окутана ослепительным сиянием, будто в ней зажглась сама Луна и теперь сияет для одного только принца. Эсме рвется в сторону, но пальцы соскальзывают. Смычок виолончели невидимого музыканта срывается с ужасным, какофоническим звуком. Сердце, замерев на мгновение, падает вниз. Эсме, конечно, справляется с досадной помехой, и через окно ловко проникает в спальню принца. А там…
Кассиан откашлялся, врываясь в фантазию и безжалостно сминая ее. Эсме смущенно потерла нос. Кажется, она снова замечталась… Впрочем, на лице друга не отразилось и толики раздражения. Он смотрел на нее, все так же улыбаясь. За годы дружбы Кассиан привык к фантазиям Эсме, которые крали ее из реального мира и уносили в какой-то иной, другим людям недоступный.
Мимолетная встреча подняла ей настроение на всю оставшуюся ночь. Не дожидаясь, пока Кассиан уйдет домой, Эсме готовилась прошептать воззвание Алнаин, чтобы призвать Перышко. Ей хотелось, чтобы Кассиан наблюдал, как она взлетает. Лунный свет серебрит ее кожу, серебристо-лазуревые волосы красиво развеваются на ветру… А если повезет – чтобы провожал ее взглядом, пока хрупкая фигурка девушки верхом на алне не превратится в едва различимую точку на горизонте.
Однако теперь, когда между ними воцарилось молчание, прочие звуки обрели силу, обострились. Зазывающие крики торговцев, возмущенные – парочки покупателей, заподозривших, что с них хотят стрясти больше, чем положено; отдаленные разговоры, шелест крыльев взмывающих в небо алн…
Но было кое-что еще. Настойчивый шепот, змеей заползающий в уши. Эсме тряхнула головой, пытаясь сосредоточиться. Шепот стал лишь сильнее, настырнее, но расслышать слова отчего-то не получалось. Раздосадованная тем, что кто-то пытается помешать ее планам произвести впечатление на Кассиана, Эсме озиралась по сторонам. Однако рядом не было никого, кто бы мог шептать.
Никого видимого.
От этой мысли что-то внутри заиндевело, прошлось по позвоночнику холодком.
– Ты не слышишь?
– Не слышу что? – озадаченно спросил Кассиан.
Подобные вопросы обычно не задают, когда понимают, о чем идет речь. Выходит, и впрямь не слышал.
Шепот внезапно пропал, словно звук можно было взять и отрезать остро наточенным ножом.
– Мне только показалось…
– Что? – встрепенулась Эсме.
Кассиан задумчиво смотрел на нее.
– Тебя будто окружало сияние… или оно просто было возле тебя. Я отвлекся на ссору, повернулся, и все исчезло. Вот только что.
Как раз в то мгновение, когда стих шепот.
Глава четвертая. Пума вышла на охоту
Все взгляды тескер, которые сегодня играли роль жадных до зрелищ обывателей, были обращены на Биату.
Она прекрасно слышала их перешептывания, эти самозабвенные, полные самодовольства шепотки. Для того кошачий слух и предназначен. Биата чуяла яд в их голосах. Танцующей походкой она прошествовала к центру арены. На поляне, огороженной невысокой круговой оградой, уже замерла Харди – ее противница, молоденькая высокомерная львица. Губы презрительно кривятся, хвост нетерпеливо бьет по длинным стройным лапам.
Биата приняла боевую стойку. Шерсть встала дыбом от витающего в воздухе напряжения, походящего на невидимые молниевые нити. Тескеры за ареной по-прежнему не сводили с нее глаз. Каждый ее жест должен быть выверен, каждый выпад хорошо продуман. Зверолюди, чье внимание сейчас приковано к Биате, вскоре могут стать ее зверолюдьми.
Ее кланом.
Они, может, и простят ей поражение. Она себе не простит.
– Глядите-ка, наша пума вышла на охоту! – насмешливо воскликнула Харди. – Не старовата ли ты для этого?
В ответ ожидаемо раздались угодливые смешки верной свиты, но Биата пропустила подколки львицы мимо ушей. Харди была почти на десять лет моложе и не в меру нахальнее. Она из тех тескер, что привыкли открывать двери с задней лапы, отвергая этикет и дипломатию. Преисполненная уверенности в своих силах, Харди ждала, что весь мир падет к ее лапам.
Однако Биата не напрасно слыла бесстрашной, порой даже безрассудной воительницей, не знающей ни страха, ни поражений. Она шкурой чувствовала, что впереди у нее еще несколько жизней, а потому без малейших сомнений бросалась в бой. И что бы ни говорила Харди, Биата была в отличной форме для той, кто прожил тридцать весен. Самое время это продемонстрировать.
Самое время сбить спесь с молодой львицы, которая вместе с ней претендовала на титул Великой Охотницы – главы клана Фес.
Оставив подруг восхищаться собой издали, Харди лениво прошествовала в центр арены. Ее медлительность была обманчивой – в бою львица была быстра как ветер и стремительна как стрела. Бедра Харди прикрывала кожаная таньега – традиционный боевой наряд. Два лоскута кожи расходились сзади, освобождая пространство для хвоста и всех связанных с ним маневров. Биата знала парочку тескер, для которых хвост в бою был едва ли не важней когтей. Им можно ударить по морде противника или обвить его шею и лишить воздуха. Или, ухватив за скакательный сустав и резко потянув на себя, выбить землю из-под лап.
Харди, конечно, не удержалась от того, чтобы не приумножить свою красоту, которую она так холила – края ее боевой таньеги украшали тонкие золотые ремешки. В наряде Биаты был лишь один элемент – кожа.
Пума выпустила когти, мысленно настраиваясь на бой.
«Темнота, позволь мне сохранить эту жизнь. Или подари мне другую, если эту я потеряю», – едва слышно прошептала она, зная, что соперница сейчас молчаливо просит о том же самом.
Харди неторопливо сняла лук из налучья – она всегда предпочитала дальний бой. Биата отточенным навыком стрельбы похвастаться не могла. Она привыкла к столкновению мордой к морде, когтями к когтям.
Две тескеры замерли напротив, взглядами буравя друг друга. Но уже в следующее мгновение пума бросилась вперед. Стремительно натянув тетиву, Харди послала в полет первую стрелу. Биата легко отпрыгнула в сторону и продолжила бежать. Когти босых лап – обувь тескеры не признавали – звонко цокали по каменному полу арены. Глаза львицы полыхнули недобрым огнем. Она принялась осыпать Биату градом стрел, но ни одна из них так и не достигла цели.
Ругнувшись сквозь сцепленные зубы, Харди бросила лук на землю и картинным жестом обнажила когти, вскидывая лапу, будто знатная хэсска – перьевой веер. Встала в стойку, чуть пригнувшись, готовая отразить любой удар. И он не замедлил себя ждать. Когда до львицы оставался шаг, Биата, пружиня на лапах, оттолкнулась от земли. Харди царапнула лапой воздух, пытаясь достать ее в воздухе. Биата уклонилась, развернув корпус, и приземлилась на расстоянии ладони от львицы. Успела увидеть мимолетный испуг в глазах, прежде чем все пять ее когтей вонзились в мягкий бок с песочной шерстью.
Харди захрипела. Морду исказила злобная гримаса. Львица раскинула лапы в стороны, когти ее засияли, вбирая в себя лунный свет. Биата дала ей время, пускай это и не входило в обязательные правила боев. Она имела полное право воспользоваться слабостью Харди, напасть на нее и добиться прекращения боя, но делать этого не стала. Пума хотела показать наглой львице, возомнившей себя достойной титула Бесстрашной Охотницы, что может победить ее, даже дав ей фору.
Что сражаться для Биаты так же легко, как дышать.
Харди полоснула сверкающими серебристой лазурью когтями по воздуху, создавая Разрыв. Через образовавшуюся щель в реальности скользнула в Темноту.
Биата замерла посреди арены, дожидаясь, пока Харди излечится. В реальности прошли мгновения, в Темноте растянувшиеся до минут.
Как только львица появилась в схлопнувшемся за ее спиной чернильном облаке, Биата без промедления пошла в атаку. На этот раз львица была настороже, ловя каждое движение пумы. Однако неизбежно наступил момент, когда Харди начала выдыхаться. Ее вымотали беспрестанные прыжки и махания лапами с выпущенными когтями, еще не потерявшими лунного сияния. Финальным аккордом стал простой обманный трюк в исполнении Биаты. Пока все внимание Харди было сосредоточено на занесенной над ее головой лапой с пятью острыми миниатюрными клинками, другой лапой пума нанесла противнице удар в живот.
Львица закричала. Острой иглой кольнула жалость – Биата не любила причинять боль. Однако Харди знала, на что шла, когда объявляла клану, что будет претендовать на титул Бесстрашной Охотницы. Знала, насколько ожесточенной будет каждая битва. До решающего боя оставалось меньше месяца, и Биата просто не могла позволить себе такую роскошь, как сострадание к сопернице.
– Прекращаем бой? – жестко спросила она, не отрывая глаз от Харди.
Хвост львицы бился по задним лапам, выплескивая ее злость и негодование. Какое-то мгновение она колебалась. И все же упрямо тряхнула головой.
– Нет.
Харди снова исчезла в чернильном облаке. Появившись, отняла лапу от живота. Края раны стянулись под натиском магии Темноты, что текла в венах каждой тескеры. Она уже не должна была чувствовать боль. А вот ярость…
Львица бросилась вперед, перехватывая инициативу. Биата предугадала это, а потому легко увернулась от удара лап, нацеленных ей в грудь когтями.
– От отчаяния идешь на запрещенные приемы? – с усмешкой поддела она.
Харди прекрасно знала, что раны, которые могут оказаться смертельными, наносить нельзя. Львица оскалилась, демонстрируя ряд острых, белоснежных клыков.
– Хочешь кому-нибудь пожаловаться?
– Ну что ты. – Биата легко уклонилась от очередной не слишком неумелой, поспешной атаки. – Лишь хочу тебя проучить.
Она схватила занесенную для удара лапу Харди и с силой вывернула в обратную сторону. Львица жалобно взвыла. Уверенность и превосходство исчезли из ее глаз, утекли в Темноту. Биата развернула Харди спиной к себе, еще больше заломив ей лапу, и швырнула на песок. Перевернувшись, львица хотела было вскочить, но была остановлена когтем, что находился на волосок от ее глаза.
– Заканчиваем бой? – невинно поинтересовалась Биата.
Харди нехотя процедила: «Да».
Выпрямившись, Биата подала ей лапу. Харди со вспыхнувшей ненавистью в глазах ее оттолкнула. Пуме ничего не оставалось делать, как пожать плечами и покинуть арену под прицелом неприязненных взглядов приспешниц львицы.
Она мысленно набросила на шкуру непроницаемый плащ, сотканный из Темноты и лунного света. Чем ближе финальный бой, тем больше будет подобных взглядов, тем настойчивее они будут. А значит, Биате понадобится все ее хладнокровие, чтобы не дрогнуть в решающий момент.
И она не дрогнет.
Глава пятая. Капля волшебства
Зал молодой Луны по-прежнему был закрыт, а нетерпение Эсме достигло предела. Она не могла так легко смириться с мыслью, что с истинным чудом Луны ее разделяла одна лишь стена. А еще ей нужно было хоть немного отвлечься от тех странностей, что происходили с ней последнее время. Взглянуть бы на флиарен хотя бы одним глазком!
Эсме ничего не оставалось делать, как пойти на крайние меры. Правда, для этого пришлось дожидаться подходящего момента, которым стал праздник Новолуния. Луна скрывалась в небе, обращаясь к людям своей темной стороной… однако не было ночи светлее. Люди и зверолюди по всему Подлунью призывали сверкающих лунных мотыльков, зажигали магические призмы и создавали из воздуха светящиеся сферы, циркачи жонглировали сгустками лунного света, факиры глотали лунный огонь или выдували его, словно драконы из детских сказок.
Люди показывали миру, что сила затаившейся среди облаков Луны все еще с ними. Что свет богини течет в их крови. После полуночи все источники света гасли, и жители Подлунья до самого утра гадали по звездам, которые в эту ночь были особенно видны.
Полночь давно уже наступила. В глубине Лунных Садов послушницы и жрицы сбивались в стайки и образовывали кружки. До Эсме доносилось приглушенное девичье хихиканье – послушницы гадали на суженых. Жриц же интересовали куда более серьезные вопросы: семья, здоровье близких или их собственная судьба.
Трудно придумать более подходящего момента, нежели сейчас, когда все взгляды обитателей Лунных Садов обращены к звездам.
– Прикроешь меня? – шепнула Эсме Таисии.
– Опять?!
– Это важно.
– Это всегда важно.
– Да, но сейчас… особенно, – смутившись, закончила Эсме. – Я быстро.
Вслед ей донесся возмущенный шепот подруги.
Вскоре Эсме уже замерла перед дверью, что вела в Зал молодой Луны.
У каждого народа Подлунья был свой уникальный способ призывать магию. Самый необычный из них, по мнению большинства, принадлежал шанари. Они заплетали косы. Их чудные для многих волосы, отражающие силу Луны и ее фазу, были своеобразными проводниками или даже… магнитами. Когда Эсме требовалась лунная сила, она плела косы, и магия, привлеченная ее движениями, текла по пальцам, будто сок из надкушенного персика. Именно это она сейчас и сделала.
Чары откровения, давным-давно добытые ею из одной магической книги и старательно выученные как раз для подобных случаев, проявили лунное плетение на двери. Затаив дыхание, Эсме протянула руку и осторожно коснулась лунной нити. Расплетать чары – все равно что пытаться разматывать по ниточкам паутину. Кропотливая, тонкая работа. Однако то, что можно сплести… можно и расплести. А кто справится с этой задачей лучше луноплетов-шанари?
Вскоре Эсме отворила дверь, впуская внутрь приглушенный свет ламп из коридора.
Флиарен обнаружился в самом центре комнаты. Накрытый полупрозрачным куполом, сотканным из чар, он лежал в чаше на специальном постаменте – нечто средним между трибуной и алтарем. Эсме удивленно моргнула. И из-за этого камешка столько шума? Из-за этой вот крохи? После разговора с Кассианом она представляла волшебный камень несколько более… волшебным. И впечатляющим. Но стоило только приглядеться…
Оболочка камня, покоящегося в чаше, словно в колыбели, напоминала стекло, внутри которого сияло серебристо-голубое пламя. Из-за прозрачности оболочки флиарен приобрел цвет огня в его центре и казался вырезанным из серебристо-голубого хрусталя.
Стоило приблизиться к куполу, как ушей достиг исходящий от флиарена шепот… Знакомый многоголосый шепот. Выходит там, на рынке, у кого-то тоже оказалась лунная капля? Однако Эсме впервые слышала, чтобы волшебные камни шептали. А ведь у Мириам был пояс с лунными самоцветами.
Она чувствовала исходящую от флиарена силу. Но что же делало его столь особенным? Душа неутомимого исследователя, втиснутая в хрупкую девичью фигурку, заставила ее шагнуть вперед и почти упереться носом в хрустальный купол. Ей лишь хотелось расслышать, что говорит ей камень. Залюбовавшись игрой света на поверхности камня, Эсме коснулась купола рукой. Ахнула от удивления, когда призрачная серебристо-голубая дымка – словно в лазуревую росу бросили серебряные искры – потянулась от центра лунной капли… к ее рту.
Перед глазами, словно стайка разноцветных бабочек, замельтешили образы. Безмолвные, словно цветные картинки, по которым учили говорить маленьких детей. Плоские оборванные фрагменты, карусель незнакомых пейзажей и лиц.
Одного этого мгновения, которое обернулось вечностью, хватило, чтобы увидеть… все. Целый мир, пусть и раздробленный на сотни осколков.
Мать, что баюкает в руках малыша и поет ему песенку о луноликой Алнаин.
Путница с покрытой тонким шарфом головой, что бредет по безжалостным, жарким пескам пустыни.
Мужчина, что вонзает клинок в грудь врага – на войне, о которой она не знала.
Старик, что держит в дрожащих руках портрет молодой возлюбленной – давным-давно ее забрали к себе звезды.
Мир разбился и погас, сорвав с губ Эсме изумленный вскрик.
То, что происходило с ней, казалось… неправильным. Странным. Понятным было лишь одно: мелькающие в сознании фрагменты видений рождал флиарен. От этой мысли похолодели кончики пальцев, и Эсме наконец нашла в себе силы отступить на шаг. Призрачная дымка исчезла. Вместе с ней исчезли и напугавшие ее таинственные образы.
Эсме стрелой вылетела из Зала молодой Луны и с облегчением закрыла за собой дверь. Отыскав в круге послушниц Таисию, схватила ее за локоть и почти поволокла в другой конец Лунных Садов. И только там, надежно скрытая кустами и статуей Зверя-без-имени, все ей рассказала.
– Видение, говоришь? – недоверчиво переспросила Таисия. – Не обижайся, но… может, тебе почудилось?
– Пойдем со мной, – решительно сказала Эсме. – И все увидишь сама. Вместе мы поймем, что происходит.
– Не впутывай меня в свои приключения! – замахала руками подруга.
– Но как я смогу понять, показалось мне или нет, если поблизости никого не будет? Кассиан сказал, что флиарен отдает свою силу, только если сжимаешь его в руках. Но я-то к нему не прикасалась, а дымку отчетливо видела!
– Ага, и с тобой картинками говорил камень, – фыркнула Таисия, тут же заслужив укоризненный взгляд. – Прости.
– Прощу, если пойдешь со мной.
Эсме вскинула голову и скрестила руки на груди. Так делали старшие, чтобы выглядеть непоколебимыми и уверенными в своей правоте. Таисия издала жалобный стон, сдаваясь под напором подруги. А может, любопытство в конце концов одержало вверх над страхом наказания.
– Мы ненадолго, правда, – заверила подругу Эсме. – Я просто хочу, чтобы ты попробовала коснуться купола, который его защищает. Посмотрим, что произойдет. Вдруг просто сам флиарен… не знаю… неправильный.
– Сама ты неправильная! – хихикнула Таисия. – Ладно, идем. Но ненадолго.
Эсме торжественно прижала руку к груди, будто давая клятву. Она уже готовилась переступить порог храма вслед за подругой, как на периферии зрения мелькнуло размытое черное пятно. Эсме резко, до хруста в шее, повернула голову.
Тень. Она вырастала прямо из земли, не отбрасываемая ни фасадом, ни скамейками внутреннего дворика, ни статуей луноликой. Она просто существовала сама по себе, дымчатая, оторванная от реального, цветного мира.
Странная тень словно почувствовала чужой взгляд и растворилась, поселив в душе смутную тревогу. Впрочем, Эсме и сама уже не была уверена в том, что увидела. Может, это чары послушниц, вздумавших напугать жриц? Может, кто-то, решивший подшутить над ней, балуется иллюзорными чарами? Что и говорить, и сама Эсме нередко устраивала для пугливой Райи всяческие каверзы. И все же странная тень почему-то не желала покидать ее мысли.
Тряхнув головой, Эсме перешагнула порог и усерднее, чем обычно, закрыла за собой дверь. Поспешила в Зал молодой Луны, пытаясь избавиться от навязчивого ощущения, что даже в ярко освещенном пространстве храма слишком самостоятельная, лишенная хозяина тень следует за ней по пятам.
Таисию новыми странностями пугать она не хотела.
Эсме первой вошла в Зал молодой Луны. Жестом подозвала нерешительно замершую у порога подругу. Та приблизилась, бросая осторожные взгляды на флиарен.
– Давай, дотронься, – подбодрила ее Эсме.
Таисия коснулась рукой хрустального купола с той самой «неправильной» лунной каплей. Подождала, затем покачала головой. Ощущая непривычную для себя робость, Эсме подошла ближе и сама. Шепот, льющийся в уши, усилился, магическая энергия тонким серебристым ручейком потекла от флиарена к ней.
– Видишь? – прошептала она.
Потрясенная, Таисия лишь кивнула.
Вдыхая призрачный дымок, Эсме ждала появления образов, и не ошиблась. Они по-прежнему оставались для нее лишь горстью осколков из цветного стекла в калейдоскопе. Часть фрагментов словно унесло течением – быстрым, стремительным. Не ухватить их, ускользающих, и в памяти не удержать. Но, как и в прошлый раз, что-то просеялось через сито, а что-то осталось. Эсме не выбирала, какой из осколков взять в ладони. Они сами яркой вспышкой прорезали ее разум.
Девушка, что со слезами на глазах сжимала обручальный браслет.
Молодая женщина, качающая на руках ребенка.
Старуха, которая оставила окутанное тело мужа на солнце, чтобы совершить заупокойный ритуал.
Это все один человек в разные годы своей жизни? Разные? Не разобрать.
Эсме часто заморгала, хватая ртом ставший вдруг горячим и спертым воздух. Однако ей не дали прийти в себя – за дверью раздался голос… Каталины. Негромкий, он заставил ее пружинкой подскочить на месте. Эсме схватила Таисию за рукав и вместе с ней побежала ко второму – запертому – выходу. Провела рукой по расплетающейся косе, чтобы собрать осевшую на ней дождевыми каплями лунную росу и на бегу сплести чары.
«Только бы успеть, только бы успеть!»
Страшно даже представить, какое наказание ждет обеих, если Каталина застанет их на месте преступления. Да еще и рядом с реликвией, перед которой она так благоговела! Подбежав к двери, Эсме толкнула ее обеими руками, будто физическая сила могла бы исправить неудачные чары.
Дверь легко отворилась. Подруги едва ли не кубарем вывались из зала, словно два туго набитых мешка из переполненной кладовой, и захлопнули за собой дверь. Получилось не так тихо, как хотелось бы. Оставалось надеяться, что шум заглушат неизменно тяжелые шаги Каталины.
– А теперь бежим, – громким шепотом сказала Эсме.
– А до этого мы что делали?
– Тс-с-с!
И снова бег, на этот раз с препятствиями в виде лестницы на первый этаж. Только выбравшись из Храма Луны и оказавшись в безопасности в тени кустов Лунного Сада, они остановились. А еще пару мгновений спустя с облегчением расхохотались.
– Давно я так не бегала, – призналась Таисия. Улыбка тут же сошла с ее лица. – Но что это было?
После ее вопроса и у Эсме пропало желание смеяться.
– Не знаю, – призналась она. – Я снова видела что-то странное. Думаешь, со мной что-то не так?
– Но я же видела эту дымку, – резонно заметила подруга. – И она будто сама тянулась к тебе. Это ведь лунная роса, да?
– Похоже на то, – устало ответила Эсме. Улыбнулась через силу. – Будем радоваться тому, что нас не заметила Каталина. Иначе нам грозили бы по-настоящему крупные неприятности.
– В которые, прошу заметить, нас втянула именно ты.
Последние слова подруги (справедливости ради, произнесенные совершенно беззлобно), Эсме предпочла не услышать. И все же она чувствовала, как в груди что-то свербит. То ей мерещатся тени, то посещают странные видения… Однако нужно признать – жизнь многих великих волшебников и состояла из странностей.
А значит, и ее, будущую лунную скиталицу Эсмеральду, они не должны пугать.
Глава шестая. Отмеченный Зверем
Кассиан придирчиво рассматривал выложенные на бархатную подложку самоцветы. Прежний хозяин лавки никогда не предлагал ему фальшивый или некачественный товар – своеобразная благодарность постоянному клиенту. Однако теперь за прилавком стоял другой хэсс – более молодой и, как показалось Кассиану, более наглый. Хотя бы потому, что просил за тускловатый аметист двадцать монет.
– О, глядите-ка, наша дама хочет сплести себе бусики, – съехидничал кто-то за спиной.
Кассиан подавил вздох. Обернувшись, встретился взглядом с Эриком. Отмеченный Зверем стоял, засунув руки в карманы модных брюк, и насмешливо смотрел на Кассиана. Оба хэссы, они, тем не менее, были не похожи внешне. Светловолосый, щуплый Эрик казался младше своих семнадцати лет. Макушкой он доставал Кассиану до плеча, хотя тот сам не мог похвастаться долговязостью. Однако было и то, что их роднило.
В прошлом – дружба, в настоящем – серебрящийся на щеке шрам.
– Ты настолько загадочная в наших кругах личность, что иногда я сомневаюсь в твоем существовании. А тут смотрю – стоишь, камушки себе выбираешь. Могу я поинтересоваться, на кой ляд они тебе сдались?
– Тебе не понять.
– Ну конечно. Куда мне до тебя, величайшего из гениев. Ты настолько крут, что тебе даже наставник не нужен.
Что это в его голосе? Издевка или плохо скрытая зависть?
Кассиан терпеливо вздохнул.
– У меня естьнаставники. Ты прекрасно знаешь, что я обучаюсь на дому.
Он предпочел бы и вовсе ничего не объяснять, потому что чувствовал себя так, будто оправдывался. И потому что объяснять свои действия несколько лет подряд ему попросту надоело. Но, выражаясь словами матери, такова их стратегия. Таковы правила, которые ему приходилось соблюдать.
– О, все это знают. Шепчутся, что твоя сила настолько велика, что ты не можешь держать ее под контролем. Это правда?
– Да.
Кассиан отвел взгляд. Получилось само собой, но к месту. Для Эрика его опущенные глаза – признак стыда, нежелания признаваться в собственной ущербности, уязвимости. Кассиан и впрямь стыдился – лжи, брошенной в глаза того, кого он когда-то называл другом.
Ему было опасно с кем-то дружить. Кроме, пожалуй, Эсме, которую родители хоть как-то принимали. Она не была хэсской, не входила в круг общения Отмеченных Зверем и в своих Лунных Садах была по большей части изолирована от всего остального Фаграса. И то, говорить правду Эсме родители запретили. Во всем огромном городе она осталась последним его другом. От всех остальных Кассиана заставили отдалиться.
Давным-давно над их семьей нависла угроза разоблачения. Родители решили: чем меньше людей знает правду, тем лучше. Вот так и вышло, что знали только они и Раегел.
– Со мной работают лучшие учителя Акфарона. Они учат меня держать под контролем силу Зверя-без-имени. Просто во время этих уроков мне опасно находиться среди других людей.
Ложь легко сорвалась с губ – потому, что была отработана годами. Но из глаз Эрика не уходило подозрение. Неудивительно. До того, как Кассиан начал держать дистанцию со всеми бывшими приятелями и, главное, с Отмеченными Зверем, с которыми они регулярно встречались на тренировочных площадках Паттары, он не проявлял никаких выдающихся способностей. А тут в нем вдруг откуда-то взялась дикая, норовистая сила, которую сложно удержать в узде.
«Надо уходить».
Рука Кассиана скользнула в карман брюк, будто подражая позе бывшего друга.
– Странный из тебя Отмеченный, приятель, – зло хмыкнул Эрик. – Почему мы должны лебезить перед Паттарой, как дрессированные зверьки показывать, на что способны, пока ты сидишь в своей башне, как какая-то принцесска?
– Отстань, – процедил Кассиан сквозь зубы и попытался пройти мимо.
Не вышло – Эрик шустро схватил его за плечо и развернул к себе. Глаза недобро сверкнули, правый уголок рта прошила жесткая усмешка.
Началось…
– Нехорошо грубить бывшим друзьям.
– Меня просто раздражает, что ты мне не веришь! – старательно отыгрывая роль, вскрикнул Кассиан. – Почему меня не могут оставить в покое!
Он взмахнул рукой, и на мостовую на безопасном расстоянии от людей упал огненный сгусток. Ближайшие к нему лавочники и покупатели вскрикнули от неожиданности и разбежались в разные стороны. Эрик наблюдал за затухающим огнем широко раскрытыми глазами.
– Видишь, что ты натворил, – прошипел Кассиан.
Демонстративно толкнул плечом бывшего друга и ушел.
Самоцветы, которые он так придирчиво выбирал, остались лежать на бархатной подложке. Судя по взгляду оторопевшего лавочника, в следующий раз он будет куда сговорчивее.
Кассиана переполняла злость. Не на родителей, что заставляли его изображать из себя великого заклинателя. На судьбу. Почему он не мог быть нормальным Отмеченным Зверем? Тем, кто медленно, постепенно взращивает силу, а не тратит время на дешевые и опротивевшие уже фокусы? Или, в конце концов, обыкновенным хэссом? Тем, кто способен использовать пронизывающую пространство лунную росу, чтобы управлять элементами? Пусть даже не выходя за рамки несложных чар?
Стать бы ему камнеплавом и превращать горы в города с их чудесными башенками, храмами и дворцами. Или заиметь способности укротителя пламени. Несколько таких жили в подножье проснувшегося вулкана и защищали его жителей от лавы и огня. Или в роли укротителя воды и ветра вместе с капитанами и их командой бороздить моря…
Смешно и стыдно говорить его амбициозной матери такое, но, Луна – свидетель, Кассиан был даже не против участи помощника на ферме, куда подавались элементалисты с низким уровнем дара. Что ни говори, а они совершали благородное дело, освобождая работников полей от забот: пахоты, возделывания, полива. Все это делала за людей стихия под контролем элементалистов.
Он мог бы выбрать десятки путей… а вместо этого приходилось в какой уже раз прибегать к дешевому трюку. Но за представлением – их с Эриком ссорой – наблюдали люди. И, что важней, окна Храма Паттары выходили на рыночную площадь, а на его щеке серебрились три полоски от когтей Зверя-без-имени. Право обладать священным шрамом Кассиану приходилось отстаивать ночь за ночью.
Очередная стычка закончилась применением его силы. Так учил его отец: появился шанс показать свою ярость – показывай ее. Чтобы укрепить те слухи, которые распространяла их семья. Чтобы отвести от себя подозрения. Чтобы не прослыть слабаком.
Главное – вовремя бросить склянку с зельем, собственным криком заглушая звон разбитого стекла. Кажется, у него получилось. Флакон был зачарован особым образом – осколки таяли, коснувшись лунного света. Жаль, не получалось сделать так, чтобы магия выплескивалась, а пузырек оставался у Кассиана в руке. Тогда обнаружить доказательства его шарлатанства было бы и вовсе невозможно.
Но его мама вместе с другом семьи, алхимиком Раегелом, постоянно дорабатывали состав и улучшали обманку. Пламя в качестве чар они выбрали не случайно: в сознании людей оно сопряжено с бесконтрольностью, со вспышками ярости и гнева. Образ Кассиана должен отождествляться у людей с чем-то огненным, взрывоопасным. Такова была тактика Доминики. Его мать – не только уважаемый член королевского совета, которой была дорога репутация их семьи, но и умелый стратег. Все, что оставалось Кассиану – полагаться на нее и прилежно играть роль Отмеченного Зверем, который отчаянно пытается держать под контролем собственную силу.
Чтобы никто во всем Фаграсе – и особенно Паттара – не догадался, что магии Зверя-без-имени, которая должна пульсировать в его венах, в нем попросту нет.
Глава седьмая. Воровка магии
Эсме не спалось. Ее переполняла энергия, подобная той, что ощущали все обладающие магией люди и зверолюди с наступлением заката. Еще и эта дымка, похожая на еле различимый магический поток…
Она резко поднялась с громко скрипнувшей кровати, чем перепугала дремавшую по соседству Таисию. Эсме всегда поражалась тому, как быстро той удавалось уснуть. Стоило подруге лишь коснуться подушки и закрыть глаза, и уже через пару минут ее дыхание становилось спокойным и размеренным. Когда Эсме закрывала глаза, на нее обрушивались тысячи разнообразных мыслей: пустячных, кажущихся невероятно важными или вовсе нелепых. Требовалось время, чтобы изгнать из головы все размышления, мечтания и идеи, разогнать их по углам, словно пыль чердака.
– Что случилось? – спросила Таисия, встревожено вглядываясь в ее лицо.
– Пока ничего, – туманно отозвалась Эсме.
Села на кровати, подобрав под себя ноги. Сощурила глаза, сосредоточилась и подняла руки. Соседки по келье собрались в кружок в свободном пространстве между кроватями и заговорщицким шепотом передавали друг другу городские сплетни. Хэсска Ада, озадаченная странной позой Эсме, уставилась на нее, оборвав саму себя на полуслове. Вслед за Адой повернулись все, кто сидел в кругу.
Плетение кос – ночнойритуал, призванный собрать рассеянную в воздухе лунную росу. Сейчас росы на ее волосах не было, ведь царица-ночь, красавица в черном плаще и короне из звезд, ушла. Однако в Эсме по-прежнему жила магия… Неправильно. Странно. Поразительно.
Не обращая внимания на недоуменные взгляды, она начала луноплести. Тонкие руки порхали в воздухе, оставляя призрачный серебристо-голубой след. Эсме словно заплетала косу, но вместо прядей меж ее пальцев скользили эфемерные ленты лунного света. Казалось, их источник не рассеян в воздухе, он прямо там, под кожей!
Одного вздоха в Зале молодой Луны хватило, чтобы наполнить себя лунной росой до краев.
В пустом пространстве перед Эсме проявился контур, показались длинные лапы, продолговатое гибкое тело, лишенное шерсти, голый хвост, вытянутая и жутковатая морда. Когда луноплетение было закончено, на кровать упала статуэтка драдбара – самого опасного хищника лесного царства.
Эсме всегда озадачивало восхищение Таисии этим не слишком милым зверем. Сама подруга объясняла свою симпатию силой драдбара и страхом, который он внушал людям, которые имели несчастье заплутать в лесу днем. Если человек оказывался один на один с хищником в часы, когда мир был лишен магии, у него не было ни единого шанса спастись.
«Вот бы иметь такого защитника, – как-то мечтательно сказала она. – Будь я волшебницей, драдбад обязательно стал бы моим фамильяром».
Эсме, конечно, предпочла бы видеть своим защитником дракона, пусть они давным-давно вымерли.Будь она по-настоящему сильной волшебницей, оживила бы одного из них… или вдохнула бы душу в фигуру, состоящую из одних костей. Представить только, какой ужас костяное создание навело бы на ее врагов!
С трудом вынырнув из океана фантазий, Эсме торжественно протянула Таисии статуэтку. Подруга смотрела на нее, приоткрыв от удивления рот.
– Ч-что? Как ты…
У тех, кто наблюдал за Эсме, вид был не менее потрясенный. Она расправила плечи, ловя на себе внимание, словно лунные лучи, и одновременно его смущаясь. Что она, конечно, показывать не спешила.
– Сама не знаю. Просто я вдруг…
Договорить ей не дали. Дверь распахнулась, впуская двух жриц. Судя по тону Каталины, Райи, которая плелась за ней, уже за что-то влетело.
– Уверена, ты сюда даже не заглядывала. – Каталина оглядела комнату и удовлетворенно кивнула. – Ну, что я говорила!
Стайка любительниц сплетен разлетелась по кроватям. Взгляд старшей жрицы остановился на фигурке драдбара в руке Эсме и мгновенно стал цепким и подозрительным.
– А это еще что?
Несколькими быстрыми шагами Каталина преодолела разделявшее их расстояние и буквально вырвала статуэтку из рук.
– Подарок, – зло прищурив глаза, выпалила Эсме.
Каталина неторопливо рассматривала статуэтку со всех сторон. Райи замерла позади, несмело заглядывая через плечо старшей жрицы.
– Да ты что, – насмешливо протянула та. – И кто же тебе это подарил?
Эсме предпочла лжи молчание. Да и не знала, что сказать, чтобы отвести от себя подозрения Каталины, которая с самого начала отчего-то ее невзлюбила.
– Не хочешь отвечать? – В голосе старшей жрицы зазвенели опасные нотки. – Что ж, тогда придется наказать всех твоих подруг в этой комнате. Оставить их без сна, еды и воды. Скажем… на сутки.
– Но это несправедливо! – воскликнула Ада. – Почему мы должны расплачиваться за то, что сделала она?
Каталина стремительно обернулась, словно почуявший добычу хищный зверь. Ни дать, ни взять – драдбар в пылу охоты.
– А что она сделала? – вкрадчиво спросила она. – Вы же наверняка делитесь секретами друг с другом. Она сказала тебе, у кого украла статуэтку?
– Она не крала, – буркнула Ада.
Старшая жрица разочарованно покачала головой.
– И ты туда же? Ну хорошо, значит, придется увеличить наказание до полутора суток.
Глаза Ады сверкнули. Она выкрикнула, глядя куда угодно, но только не на Эсме:
– Она не крала статуэтку, просто создала ее из воздуха!
– С рассвета прошло уже два часа. – Словам послушницы Каталина верить не спешила. – За это время магически созданная вещь уже давно должна была исчезнуть.
– Она сделала ее несколько минут назад, – глухо сказала Ада.
– Но как это возможно? – растерянно пролепетала Райи.
– Флиарен, – прошипела Каталина, даже не удостоив ее взглядом. Теперь она смотрела на Эсме. – Вот только откуда ему, скажите мне на милость, взяться у приютской сиротки? Вот и я думаю, что ниоткуда. Знаешь, на что это похоже?
– Не дура, – огрызнулась она, оскорбившись на жалкое определение «приютская сиротка». – Но флиарен я не крала.
– Тогда, думаю, тебе нетрудно будет ответить на вопрос: где ты его взяла?
Эсме тяжело вздохнула. Уж лучше перетерпеть наказание за проникновение на запретную территорию, чем прослыть воровкой.
– Я была в Зале молодой Луны, – нехотя призналась она. – Одна, кстати говоря. И увидела там флиарен…
Каталина ахнула. Лицо ее пошло пятнами.
– Ты подменила его!
– Нет, я… Что? Как бы я это сделала?
Старшая жрица сложила руки на груди, внимательно наблюдая за выражением ее лица.
– Верно, твоей скудной силы на подобные чары не хватило бы.
Эсме подалась вперед, вся во власти поднимающегося из глубин возмущения. Таисия, схватив за запястье, потянула ее на себя и заставила остаться на месте.
– Я понимаю твою очарованность этим прекрасным лунным творением, даром самой богини нам, простым смертным. Ты захотела во что бы то ни стало завладеть им, но знала, что мои чары тебе не по зубам и мой защитный купол преодолеть тебе не под силу. Тогда ты нашла в городе какого-то разиню и украла у него лунную каплю.
Эсме оторопело уставилась на Каталину. Она вообще саму себя слышит?
– Да нет же! Я приблизилась к ней – там, в Зале молодой Луны – и… не знаю, как это объяснить… вытянула из нее лунную росу. На расстоянии.
– Вытянула лунную росу, не касаясь капли? Какие еще необычайные способности у тебя в арсенале? Луноплести днем? Летать по небу без алны? – издевательски рассмеялась Каталина.
Эсме вскочила с кровати, сжала худые руки в кулачки. Что бы она ни собиралась сказать (а на языке вертелось всякое), ее опередила Таисия.
– Почему вы ей не верите? Это правда, я была там, я все видела своими глазами!
– Ну разумеется! – усмехнулась Каталина. – Ты была там, где только что Эсме, по ее собственным заверениям, была одна?
– Она просто пыталась выгородить меня…
– Я смотрю, это заразно. Вы обе друг друга стоите. Если бы Эсме заявила, что в центре города увидела цхеара, ты бы подтвердила и это.
– Но это правда! Не цхеар, а…
Каталина резким движением руки оборвала Таисию на полуслове.
– Райи, вызови сюда стражей.
– С-стражей? – с побелевшим лицом выдавила та.
Ее потрясение можно понять. Никогда прежде на памяти Эсме за послушницами Лунных Садов стража не приходила.
Каталина раздраженно вздохнула.
– Ты слышала, что я сказала. Я не потерплю в священном месте воровку.
Эсме хотела крикнуть, что не виновна, но слова застряли в горле. Она поняла, насколько они бессмысленны. На нее напала какая-то апатия. Глядя в глаза Каталине, она видела, что жрица совершенно не верит ей. Просто потому, что не хочет верить.
В Эсме еще оставалась колдовская сила – совсем немного, но достаточно, чтобы призвать лунные вихри. Они окружили Каталину движущимся коконом, заперли в сотканной из воздушного эфира клетке. Вихри исчезнут, как и игрушечный драдбар – солнечные лучи безжалостны к лунной магии. Но благодаря силе флиарена Эсме выиграла немного времени.
Обернувшись к Таисии, она со всей серьезностью пообещала:
– Я вернусь за тобой.
Подруга все поняла. Зеленые глаза стали ярче, заблестев от набежавших слез.
А Эсме сделала то, о чем мечтала вот уже несколько лет. Она ушла из приюта, наслаждаясь моментом, навечно запечатленным в памяти: потрясением в глазах послушниц и растерянностью совершенно сбитой с толку Райи.
А ее… ее ждала свобода. Лунная тропа в будоражащую неизвестность.
Глава восьмая. Прогулки по крышам
Редкие прохожие с удивлением смотрели на блуждающую по улице юную шанари. Ночь давно закончилась, унеся с собой лунный свет, магию и голоса, наполняющие город.
Эсме ждали несколько часов дарованной ей безграничной свободы. Поиски новых улочек в городе, который рос на ее глазах, словно маленький ребенок, и новых башен, которые за минувшие дни изваяли камнеплавы. Прогулки по увенчанным шпилями крышам… Можно не бояться сорваться, если ты – луноплет, если в тебе бьется сила, несмотря на выжигающие магию солнечные лучи. Эсме перепрыгивала с башни на башню, хватаясь за шпили, пока сердце от восторга и страха ухало в самые пятки. Бросала под ноги вихри, создавая ненадежную, но все же опору, когда чувствовала, что вот-вот соскользнет.
Свобода… Ее оказалось вдруг так много, что не унести. Пока еще Эсме не знала, что с ней делать. Она прислушалась к себе. Магии, дарованной лунной каплей, больше не было. Иссякла, как и любая сила после прихода в Подлунье солнца, пускай и с запозданием. Воодушевление Эсме поугасло, словно светящаяся бабочка, которую засунули в темную банку.
Когда ты наедине с самой собой, мысли захватывают и не отпускают. Тень, которую она видела, лунная дымка, что влилась в нее и влила лунную силу. Почему она? Что все это значит? И как теперь это выяснить?
Каталина ведь не будет злиться вечно. Нет, Эсме не собиралась возвращаться в Лунные Сады. Но если книги окажутся бессильны, ей придется отыскать того, кто все ей объяснит. Эти видения – дар или сумасшествие? Если дар… Что, если он – ниточка в ее прошлое? Ведь никакая магическая сила не берется из ниоткуда. Вдруг ее мама была известной волшебницей? Или такой как шанари, которая создала эти капли? Вдруг она была кем-то вроде провидицы?
Эсме нестерпимо захотелось рассказать обо всем Кассиану. Хотелось услышать: в том, что с ней творится, нет ничего ненормального. Сейчас ей как никогда было нужно, чтобы друг оказался рядом. Он посмеется над ее тревогами, и они сразу покажутся глупыми и несущественными.
Ноги сами вывели Эсме к дому Кассиана, в котором она с детства была частой и желанной гостьей. День был в самом разгаре, но она хорошо знала привычки друга – он не ложился допоздна. Эсме постучалась, едва не пританцовывая от нетерпения. Боялась, что дверь так и не откроется, и облегченно выдохнула, когда это все же произошло.
– Эсме? – удивленно спросил Кассиан, щурясь от бьющего в глаза яркого света.
Во многих домах Фарграса на замену окнам из хрусталя стали делать причудливые серебряные оконца в форме полумесяца. Металл был пропитан магией. Он усиливал лунный свет до такой степени, что отпадала необходимость в любых других светильниках. Недостаток лишь один: по утрам оконца-полумесяцы нужно непременно закрывать плотной черной занавеской. Иначе можно ослепнуть от жгущего глаза солнечного света.
– Заходи, дома как раз никого. Мама на очередном совете, отец – на охоте.
Кассиан едва заметно поморщился.
Надо полагать, сквозящее в голосе друга недовольство было связано не с работой матери в качестве одной из королевских советников, а с излюбленной охотой отца на цхеар. Увлечение, которое Кассиан – открытый, мягкий, добросердечный – никак не мог одобрять.
Эсме порозовела, поняв, что до сих пор мысленно (и на том спасибо) продолжает список подходящих ему эпитетов. Слово «привлекательный» в нем подозрительным образом повторялось дважды.
– Ты опять сбежала?
– Ничего я не сбегала! – вспыхнула Эсме. Пускай и подозрения друга были вполне оправданными. – Меня выгнали.
Ее рассказ оказался донельзя кратким и звучал как-то… несерьезно. Подумаешь, она коснулась волшебного камня и вобрала в себя часть его сил…
– А как же видения? – не согласился с ней Кассиан. – Они – предвестники чего-то… Хоть я и сам пока не знаю, чего.
– Думаешь, это и правда дар? – робко спросила Эсме. – То есть что-то большее, чем просто луноплетение?
– Почему нет? Мы еще толком ничего не знаем об этих флиаренах. Как той зачаровательнице удалось сделать то, что веками до нее никому не удавалось? Как вышло так, что только она смогла сохранить силу Луны во время властвования Солнца? Что, если ей принадлежала сила, подобная твоей, тоже каким-то образом связанная с флиаренами?
– Что, если эта сила принадлежала и моей маме?
Тоска все же прорвалась наружу, пронизав каждую ноту ее голоса.
Кассиан смотрел на Эсме с сочувствием, которое она могла принять только от двух людей – от него самого и от Таисии. А еще в его глазах, светло-зеленых и умных, она прочла и кое-что другое. Сожаление, даже вину оттого, что он ничем не может ей помочь. Эсме был знаком этот взгляд ровно так же, как ему знакома не утихающая в ней тоска – вечно ноющая, словно незаживающая рана. Они оба порой сожалели о том, что поменять были не в силах. И оба старательно прятали это сожаление.
Подавшись вперед, Кассиан накрыл ее руку своей рукой и легонько сжал. Эсме тихонько выдохнула через приоткрытые губы. В голове лихорадочно билась мысль: ей в конце концов придется и вдохнуть. Однако сейчас у нее это никак не получалось. Щеки жгло огнем, и он же разливался по коже там, где ее касались исцарапанные, потрескавшиеся от постоянной работы с камнями пальцы.
– Не уходи, Эсме, – попросил он.
– Что?
Стук сердца заглушал ее голос. Кассиан, к неописуемому огорчению, убрал руку с ладони Эсме и откинулся назад.
– Не убегай из Фаграса. Знаю, как ты мечтала о свободе и пути лунной скиталицы, но где, как не здесь, в сокровищнице знаний, в городе исследователей и волшебников, стекающихся сюда со всех концов острова, ты сможешь найти ответы на свои вопросы?
Эсме кивнула, старательно пряча разочарование. Нет, Кассиан все сказал верно, просто услышать она хотела другое. Сердцу не прикажешь, говорят. Грезам – тоже.
– Есть еще кое-что…
Она рассказала другу и о том, чего не знала даже Таисия. О тени. Однако ее слова Кассиана лишь повеселили.
– Тень-наблюдатель? Брось! Может, у тебя завелся тайный поклонник, который решил таким нетривиальным способом следить за объектом своего обожания? – насмешливо предположил он.
– Фигура была женская, – буркнула Эсме, раздосадованная, что ее опасения не принимают всерьез.
Кассиан упорно видел в ней лишь юную мечтательницу, фантазерку – определение, которое он сам дал Эсме давным-давно. А значит, хитроумный план вызвать в друге желание защищать ее, оберегая от опасностей огромного города, провалился. Очень, очень жаль.
– И куда ты теперь?
– Попытаюсь отыскать того, у кого есть ответы.
– Я мог бы узнать у матери. Может…
В дверь раздался напугавший их обоих оглушительный стук. Тот, кто стучал, церемониться не привык. Ждать, похоже, тоже – второй стук последовал за первым спустя мгновения.
– Откройте, стража!
Эсме с ног до головы покрылась ледяными мурашками. Каталина сдержала обещание.
– Прячься!
Стремительная, словно юная тескера, Эсме юркнула под кровать. Кассиан твердым шагом вышел из комнаты. Спустя мгновения раздался звук отворяемой двери, а затем глухие, неразборчивые голоса. Следом – шум шагов, который издавали обутые в кожаные ботинки ноги, и цоканье нестриженных когтей.
Лежащая под кроватью Эсме обреченно прикрыла глаза. Послышался звук, появление которого она предугадала: страж с когтистыми черными лапами шумно втянул носом воздух.
– Она там, – хриплым голосом объявил он.
Эсме ничего не оставалось делать, как вылезти из своего укрытия. Но в ее голове билась только одна мысль: «Я не хочу… Я не вернусь туда».
Вулгрет смотрел на беглянку с равнодушием, хэсс – с легко читаемой укоризной. Они будто не замечали – или не хотели замечать – ее переполненного паникой взгляда и заломанных в мольбе рук. Но Кассиан… В его глазах застыло что-то иное. Решимость?
– Эсме, беги!
Она не успела понять, в какой момент Кассиан оказался рядом со столом с камнями и пиалами со странного вида порошками. Одну из пиал он молниеносно опрокинул себе в ладонь, растер серовато-голубой порошок и… бросил в сторону стражей. Пространство комнаты заволокло дымной пеленой. Больше всего дыма было там, где стояли вулгрет и хэсс и откуда теперь доносился кашель вперемешку с проклятиями. Однако дым стремительно распространялся. Эсме бросилась прочь из комнаты.
Убегая так, будто за ней гналась стая драдбадов, она жалела, что не успела поблагодарить Кассиана за спасение. А ведь он, сын королевской советницы, многим рискнул ради нее.
***
Эсме брела по улицам Фаграса, как никогда чувствуя себя лишней в этом огромном городе. Все ее недавние мечты, все эти сладкие грезы – о ночных полетах и исследовании Акфарона – показались вдруг глупостью. Растаяли, словно мороженое под солнцем, растеряв всю былую привлекательность.
Она всегда старалась гнать от себя подобные мысли – о том, что ты никому не нужен, что ты вечно одинок. Когда ты сирота, очень легко поддаться отчаянию и начать бесконечно себя жалеть. Но жалость – не для сильных духом, и будущим лунным скиталицам она не к лицу. В далеких землях ее ждут испытания куда серьезнее, чем рассветы без маминых сказок или ободряющая улыбка отца.
Или идущая по ее следу стража.
Убегая из дома Кассиана, Эсме была так напугана, что не догадалась призвать Перышко. Попыталась сделать это сейчас, с надеждой вглядываясь в рассветное небо, но Перышко не откликнулась. Выходит, алны и впрямь существовали лишь тогда, когда на небе сияла Луна.
Одно хорошо – отыскать Эсме стражам будет не так-то просто. Привычка сбегать из монастыря в Фаграс позволила ей хорошенько исследовать едва ли не все закоулки города, а значит, отлично ориентироваться в нем.
В поисках убежища Эсме забрела на чужой двор. Затаилась в безопасной тени раскидистых кустов, что окружали башню причудливым забором. Зарывшись в самую гущу, уселась на сырую землю. Несмотря на усталость, о сне она даже думать не могла. Магия ушла, оставив ее беззащитной, словно нагой. Эсме вздрагивала от каждого голоса, раздающегося неподалеку. Все время чудилось – сейчас кусты раздвинутся, и крепкая рука стража вцепится в плечо. Вулгреты (а блюстителями порядка чаще всего становились именно они) могли отыскать ее даже по нюху.
Несмотря на правоту слов Кассиана, несмотря на отчаянное нежелание покидать его и Таисию… В Фаграсе для нее было слишком опасно. А значит, настала пора отправляться в первое в жизни Эсме настоящее путешествие.
Время до заката тянулось невыносимо медленно. Нестерпимо захотелось послать весточку Кассиану, и мешал даже не страх выдать себя, а… Солнце. Явление, которое одни почитали как бога, другие – как высшего демона, третьи – как некую бестелесную, но разрушительную силу. Чем бы ни являлось Солнце на самом деле, помимо источника ослепляющего, невыносимо яркого света, оно крало то, что Эсме почитала больше всего, больше собственной жизни.
Магию.
Наконец наступил закат. Царила лунная весна – одна из семи ночей, что следовали за новолунием. Время луноликой Ранонн, покровительницы растущей Луны и путешественников – паломников, странствующих музыкантов, бродячих торговцев и обычных скитальцев.
На всех картинах Ранонн изображали одетой в сверкающий серебряный наряд и летящей в небесах на бледно-белой алне. На ее лбу часто рисовали полумесяц. Символ юности, поиска истины и новых открытий, он как никакой другой отражал пылкую, любознательную натуру Эсме. Оттого, наверное, Ранонн была луноликой, к которой она чувствовала особую близость и к которой взывала чаще всего. А может, оттого, что образ Ранонн олицетворял движение, энергию Вселенной, а значит, и саму жизнь.
На черном бархате неба сияли звезды. Подняв голову, Эсме гадала: какая из звезд – ее мама?
У шанари не было кладбищ, склепов или погостов. В отличие от хэссов, они не хоронили умерших. Они зачаровывали тела, позволяя Солнцу превратить их в сверкающие искры. Шанари верили, что темная душа человека развеется по свету вместе с его прахом. А светлая душа займет место на бесконечном небосклоне, став одной из его ярких звезд.
Эсме знала, что какая-то хэсска нашла ее, истошно кричащего младенца, рядом с мертвой шанари. Эсме забрали в приют, а ее маму похоронили по традиции их народа. Она верила, что у мамы была светлая, чистая душа – как же иначе? Она совершенно точно была достойна вознестись на небо, чтобы стать ближе к своей богине, Луне. Интересно, какой она была?
Обведя взглядом небесное пространство, Эсме вздохнула. Однажды она воссоединится с мамой, а до тех пор… Ей нужно жить не будущим, а настоящим.
На этот раз Перышко охотно откликнулась на призыв. Эсме почувствовала облегчение, только паря в вышине. Под белоснежным крылом проплывали изумрудные ковры равнин и бирюзовые ленты рек, ветер с силой бил в лицо, но она не снижала скорость, направляя алну все выше и выше. Казалось, еще немного – и сможет дотянуться до сверкающего серпа растущей Луны. Страх и напряжение уступили радостному возбуждению. Но чем выше поднималась Перышко, тем тяжелее становилось дышать. Эсме с сожалением пришлось попросить алну снизиться.
Она остановилась в первом же городе, который приглянулся ей с высоты. Им оказалась Каера – небольшой городок на юге их королевства. Чистый и аккуратный, он тоже был сложен из башен. Однако в Каере, судя по всему, было не принято меряться высотой их шпилей – все они были примерно одной длины. А вот форма отличалась: нашлись и квадратные, и круглые, и многогранные, и даже конусообразные, на любой вкус. Часть из них была увенчана шаром («Кугелем», – уточнила невидимая Анн-Софи), часть – флагштоком или даже небольшой скульптурой.
Эсме пришла в парк, который со всех сторон, словно обступившие поляну столетние деревья, окружали башенки. Села на дальнюю скамью и, расчесав волосы пальцами, начала их плести.
В каждой семье шанари существовал свой особый – родовой – способ плетения кос, по которому их можно было легко отличить друг от друга. Не зная своих корней, Эсме плела простую косу из трех прядей, чтобы собрать лунную росу для чар, а в остальное время ходила с распущенными волосами.
Придать себе благообразный вид с помощью магии луноплетам несложно. Эсме сплела полотно из потоков лунного света и придала своему облачению новую форму. Она использовала руки и… воображение, в котором никогда не знала недостатка. Простое платье послушницы сменилось изящным нарядом из тонкой, струящейся ткани. Ботиночки перестали выглядеть так, будто их обладательница прошла пешком всю пустыню Харрана.
Эсме удовлетворенно кивнула. Сейчас она меньше всего походила на сбежавшую из Лунных Садов послушницу. От прилива лунной энергии улучшилось настроение. О том, что делать, когда придет день, Эсме решила подумать позже. Когда он настанет.
Она вышла на главную аллею парка – широкую, выложенную по бокам декоративными камнями, искрящимися в лунном свете. Навстречу ей шла увлеченная беседой пара: худой и высокий – на полторы головы выше девушки – мелвайн в скромном белом одеянии и красивая хэсска в облегающем длинном платье. Они перешептывались и улыбались, обмениваясь взглядами, которые выдавали в них влюбленных. Девушка рассмеялась, и…
Каера исчезла.
В голове возник образ красивой женщины с книгой на коленях. Эсме попыталась удержать его в памяти, заглянуть в чернильные строчки, но мимолетное видение исчезло. Казалось, она пришла в себя с первым же взмахом ресниц. Проходя мимо застывшей посреди парка юной шанари, хэсска приветливо ей улыбнулась. Эсме проводила пару долгим, пристальным взглядом.
Ускользнувшие из памяти осколки видений, океан, незнакомая женщина с таинственной книгой… Что все это означает? И почему… она?
Всю ночь Эсме бесцельно бродила по выложенным белоснежной плиткой улочкам, с интересом разглядывая стройные башенки, или болтала босыми ногами в пруду, ловя на себе взгляды гуляющих в парке. Кружа по площади, с любопытством прислушивалась к разговорам горожан. Впервые за долгое время она чувствовала себя по-настоящему счастливой. Шутка ли – исполнить давнюю мечту, стать настоящей улмари, лунной скиталицей! И даже происходящие с ней странности не могли омрачить ее восторг.
Но это удалось идущей по ее пятам тени.
Какое-то время Эсме убеждала себя, что ей лишь почудилось. Когда перестала верить собственным словам, а блуждающая по городу тень настойчиво отказалась признавать свое… несуществование, новоявленная лунная скиталица сменила тактику. «Она просто наблюдает. Хотела бы причинить вред – давно бы уже причинила».
Странно, но это немного помогло. Никто не мог испортить момент, когда Эсме вовсю погрузилась в свою новую жизнь вольной птицы.
Восхитительное ощущение свободы ушло вместе с ночью. Магия исчезла без следа, а дневать по-прежнему было негде. Улицы постепенно пустели. Жители Каеры спешили разойтись по своим домам: скрыться от палящего Солнца и отдохнуть перед следующей ночью.
С рассветом Эсме вернулась в парк за узорчатой оградой. Когда Солнце поднялось высоко над землей, она осталась там совсем одна. Вынула ноги из прохладной воды, милостиво позволяя Солнцу обсушить их – хоть какая-то от него польза. Натянула ботиночки. Прежде подлатанные с помощью луноплетения, с приходом утра они стремительно расставались с подошвой. Знать бы раньше, что предстоит побег, Эсме выменяла бы на что-нибудь новые ботинки.
После недолгих поисков она нашла укромный уголок под открытым небом, где за аккуратно подстриженными кустами редкие дневные прохожие вряд ли бы разглядели свернувшуюся комочком худую фигурку. Юркнула туда.
Спать на сырой земле оказалось не так романтично, как Эсме себе представляла. Острые камни впивались в тело, норовя порвать единственное платье. Запах земли бил в нос, Солнце слепило – даже опущенные веки были ему не помехой. Эсме вздрогнула, когда нахальный жучок решил пробежаться по ее руке. Но она не спала больше суток и обессилела настолько, что, несмотря на все неудобства, сама не заметила, как задремала.
Сквозь уютную пелену сна просочился женский голос.
– Надо же! И кто это у нас здесь?
Легко узнаваемый голос – с характерным рыком, низкий и глухой, будто доносящийся из глубокой бочки. Голос вулгреты.
«Стража!»
Глава девятая. Лапы и хвост
Казалось, Эсме вскинула голову прежде, чем открыла глаза. Ойкнула – отлежала руку и теперь почти ее не ощущала. Онемение быстро сменилось неприятным покалыванием, а страх, что ее поймали, озадаченностью.
Обладательницей низкого хрипловатого голоса и впрямь оказалась вулгрета. Вот только наряд на ней был простой и слишком уж отличался от черной брони стражей.
Не красота была главным достоинством псиц (по крайней мере, на взгляд многих людей – особенно изящных шанари и модников-хэссов). Сила. Вот и незнакомку, что склонилась над Эсме, трудно было назвать писаной красавицей. Крупноватая фигура с хорошо развитыми мышцами, широкие плечи, покрывшая тело темно-коричневая шерсть. Но морда псицы с прильнувшими к голове короткими ушами была доброй и по-своему симпатичной, а ярко-голубые глаза смотрели с участием.
– Так, – протянула вулгрета, – маленькая бродяжка!
Эсме вздохнула – когда тебя застали спящей в кустах, с подобным определением поспорить трудно. И все же…
– Не маленькая, – буркнула она, неуклюже пытаясь подняться с земли. – Мне уже шестнадцать.
Псица взяла Эсме за запястье и одним рывком подняла на ноги. Голова закружилась, перед глазами замелькали яркие образы. Как и прежде, они казались цветными хрусталиками из калейдоскопа, хоть пока и не складывались в единую картину.
«Только не это! – запаниковала Эсме. – Только не сейчас!»
Показалось, в прозрачном воздухе парка мелькнула эфемерная змейка, едва заметная на фоне неба. Эсме крепко зажмурилась. Когда она открыла глаза, дымка уже растаяла… если она когда-то существовала.
– Значит, не отрицаешь, что бродяжка? – Псица улыбнулась так искренне, что обижаться расхотелось.
– Улмари, – поправила она.
– И как тебя зовут, милая улмари? Я – Хема.
– Эсме.
Она тут же отругала себя за доверчивость – ну кто, находясь в бегах, говорит свое настоящее имя? Но вулгрете с ее добрыми глазами почему-то отчаянно не хотелось лгать.
За спиной псицы стоял роскошный мольберт из светлого дерева. Заметив взгляд Эсме, Хема неожиданно смутилась.
– Я рисую… иногда. Прихожу в парк или к озеру днем, когда никого нет.
– Здорово, – искренне восхитилась Эсме, в очередной раз пожалев, что не обладает никаким художественным талантом.
Морда Хемы просияла. Среди вулгретов творческие профессии не поощрялись, ведь люди-псы, прежде всего, славились выносливостью и недюжинной силой. Даже среди кузнецов (казалось бы, представителей мужской профессии) нередко попадались вулгреты. А вот о псицах-художницах прежде слышать Эсме не приходилось.
– А где ваши краски? – заинтересовалась она, взглянув по сторонам.
– Я предпочитаю лунные обычным, – улыбнулась Хема.
– Но сейчас же еще день…
Псица сняла с пояса бархатный мешочек. Развязав тесьму, выудила сверкающую лунную каплю – ярко-голубую, как ее глаза.
– Флиарен…
Эсме, словно завороженная, протянула руку. Почти коснулась кончиком пальца хрусталя, но, опомнившись, тут же его отдернула. Преследующие ее в Каере видения… Теперь она знала их источник.
– Ты знаешь о них? – удивилась Хема.
– Да, я…
Эсме прикусила язык, силясь понять, как ответить, не раскрывая правды о том, что она – послушница Храма Луны в Лунных Садах, и именно там она впервые флиарен и увидела.
– Мама моего друга – королевская советница.
Это, наверное, тоже не стоило говорить… Но словно не ална, вылетит – за крыло не ухватишь.
– Ах вот как…
– Так значит лунные капли есть и у стражей?
Это объясняло, отчего видения продолжались и вдали от флиарена в Зале молодой Луны. Вот только одни видения, которые являли ей лунные капли, были слабее и напоминали осколки, фрагменты, а другие утягивали ее с собой, в далекие дали – как тот океан, оказавшийся на месте Фаграса.
– Да, но не у всех. Не так давно король издал указ о том, чтобы снабдить горстью лунных камней отличившихся стражей. Так вот я, – с достоинством добавила Хема, – одна из них.
Эсме понимающе ахнула, вспоминая разговор Каталины с Анн-Софи. Так вот какой королевский указ вывел из себя старшую жрицу! Но ведь стражи – защитники городов, защитники всех жителей Подлунья… На месте короля она приняла бы такое же решение.
– И многие носят их с собой?
– Думаю, да, – пожала плечами псица. – Флиарены пригодились бы всем стражам, особенно тем, что несут службу днем – подчас магия эффективнее физической силы.
Эсме вдумчиво кивнула.
В отличие от людей, зверолюдям Подлунья не нужно было тратить времени на сбор магической росы. Тескерам с рождения доставались притягивающие магию лунные когти, вулгретам – лунные клыки.
В невероятно увлекательной книге «Лапы и хвост: все, что нужно знать о вулгретах и тескерах» говорилось, что псы и псицы используют особые чары, которые не подчиняются ни одному другому народу. К примеру, вой на Луну – благословение, дающее им небывалый прилив сил, или призыв полуночных собратьев – вызов причудливых существ, отдаленно похожих на вулгретов, но более косматых, диких и – о ужас – передвигающихся на четырех лапах. Эсме всегда мечтала увидеть магию вулгретов собственными глазами.
Она покусала губы, лихорадочно размышляя, но увы, ни к одной интересной мысли так и не пришла. Пока все, что у нее было – это странная реакция на лунную росу, запертую в зачарованном хрустальном коконе.
– И часто вы приходите сюда, чтобы порисовать?
– А у тебя всегда так много вопросов? – хрипло рассмеялась Хема.
– Всегда, – призналась Эсме.
– Любознательность – это хорошо. И да, малень… юная улмари, часто. Я – наемница, и моя работа… – Псица вздохнула, оборвав саму себя. – Не думай, я не жалуюсь, просто всем нам иногда нужно передохнуть. Очистить сознание, успокоить душу. Рисование для меня – способ отвлечься от городской суеты. Я прихожу сюда, когда не могу уснуть и когда чувствую, что вот-вот взорвусь от накипевших эмоций.
Эсме кивнула. Несмотря на немалую разницу в возрасте и принадлежность к разным народам, ей было близко то, о чем говорила Хема. Сколько раз она сбегала с приюта по ночам, забиралась на крышу самой высокой в Фаграсе башни и наблюдала за городом и за небом… Это было ее успокоением.
– Ну да ладно. – Печальные нотки исчезли из голоса Хемы, она лукаво прищурилась. – А теперь расскажи, почему ты днюешь на голой земле вместо уютной постели?
Эсме так хотелось рассказать псице обо всем! Виной тому доброта в глазах Хемы, ее мягкая улыбка и даже то, что она была художницей, а значит – творцом. А настоящие творцы плохими не могут быть по определению. В этом Эсме была абсолютно уверена Но… она не могла. И, не привыкшая лгать (умалчивания все же не в счет), рассказала псице полуправду. О том, что она – сирота, которая всегда мечтала стать истинной лунной скиталицей, но к вольной жизни подготовиться как следует не сумела.
Эсме умолчала лишь о Лунных садах и о побеге, и о том, как впитывала лунную росу сквозь хрусталь, а еще о странных видениях, которые порождали лунные капли. Выходит, многое о чем она умолчала.
– Вижу, – хмыкнула Хема. – А знаешь что? Дома я бываю редко, а за ним нужно следить. Я могу взять тебя к себе служанкой. На время, пока не освоишься в этой своей вольной жизни. А когда будешь готова отправиться в путь, будешь к ним готова. Может, тебе больше не придется дневать на голой земле.
Сердце взволнованно забилось, мысли снова завертелись в голове каруселью. Пусть Каера – не Фаграс, сердце Акфарона, но и тут можно было отыскать людей, способных помочь ей с новоявленным и весьма туманным даром. Без них Эсме никогда не понять странную силу, которую она совсем недавно обнаружила в себе.
– Я согласна, – быстро сказала она.
В храме ей приходилось и готовить, и убираться, и работать в саду – как с магией, так и без нее. Так что содержать одну башню в чистоте ей под силу.
Хема улыбнулась, бережно сворачивая высохший холст.
– Ну и славно! Пойдем, покажу тебе твой новый дом.
Мольберт она оставила в парке. Наверняка жители Каеры знали, кому он принадлежит, и не посмели бы его… позаимствовать.
Башня вулгреты – двухъярусная, с коротким шпилем и несколькими комнатами – была сложена из серого камня и выделялась на фоне остальных, более скромных и узких башенок. Внутри совсем немного мебели и вдоволь свободного пространства, что всегда, если верить «Лапам и хвосте», нравилось псам и псицам.
– У родителей было много щенят, – чуть смущенно сказала Хема. – Когда-то мы жили здесь одной большой стаей. Славные были времена. Потом родители умерли, а мои братья и сестры разъехались кто куда. Я осталась одна, со всеми этими пустыми комнатами. Мне бы хорошо жилось и в простой башенке, да не могу родной дом ни продать, ни бросить.
Эсме порывисто сжала лапу псицы. Хема благодарно рассмеялась сквозь пелену набежавших слез.
– Хочешь взглянуть на свою комнату?
Небольшая по сравнению с кельей в храме, где жили несколько человек, спальня показалась Эсме настоящими хоромами.
– Здо-о-рово, – не скрывая восторга, протянула она.
Плюхнулась на кровать, проверяя ее мягкость – кровати храма были твердыми, словно каменная плита. Хема только головой покачала.
Во время короткой экскурсии по башне Эсме приметила в комнате псицы открытую резную шкатулку с флиаренами внутри. Находясь рядом с Хемой, она постоянно слышала этот манящий зов, тихий, слабый шепот, но каким-то образом, быть может, и самой силой воли, удерживая лунную росу в границах хрустальных стен. Лежащий в шкатулке флиарен тоже начал шептать при ее приближении, и Эсме благоразумно держалась от него на расстоянии. Не хотела ни прослыть чудачкой, ни выдавать перед Хемой, почти незнакомкой, свои странные способности.
Постелив Эсме в ее новой комнате, псица строго наказала:
– Ложись и высыпайся. Будить тебя не буду. Проснешься, умоешься, уберешь дом. Считай это своим первым заданием.
Улыбнувшись, Эсме устроилась на удобной, мягкой постели. Опустила веки, слушая звук удаляющихся шагов. Быстро уснуть, однако, не удалось. Возбуждение, вызванное резкими, хоть и приятными переменами в жизни, кипело в крови. Она прокручивала в голове последние события и гадала, каково Таисии в приюте после ее побега. Вспоминает ли она о подруге? Надеется ли, что Эсме вернется? А Кассиан?
Она не знала, сколько времени пролежала, погруженная в свои мысли. За приоткрытой дверью комнаты послышалась возня. Входная дверь хлопнула, впуская тишину в башню.
Для верности Эсме выждала несколько минут и только потом вскочила с кровати. Пусть и знала, что дом пуст, но к комнате Хемы на втором ярусе башни приблизилась осторожно, едва ли не крадучись. Любопытство гнало вперед, как бы Эсме ни говорила самой себе, что поступает некрасиво по отношению к той, кто ее приютил. Но ведь она не замышляла ничего дурного! Лишь хотела попытаться разобраться в себе и в тех странностях, что с ней происходят.
Дверь, находящаяся за винтовой лестницей, беззвучно отворилась, и Эсме проскользнула внутрь. Кровать Хемы была аккуратно застелена, повсюду царил идеальный порядок. Стоило только перешагнуть порог, лунные капли, которые томились под крышкой резной шкатулки, зашептали, словно маня. И чем ближе подходила Эсме, тем отчетливее слышала зовущий голос.
Холодок пробежал по телу, охватившее тело напряжение заставило споткнуться на ровном месте.
На этот раз шкатулка оказалась заперта магической печатью. Доверие доверием, а осторожность никогда не бывает лишней. Впрочем, Эсме догадывалась, что печать ей помехой не станет. Протянув руку, она коснулась гладкой поверхности и задержала дыхание. Голубая змейка лунной росы, пронизанная сверкающими серебристыми прожилками, потянулась из щели шкатулки. Оплела руку от запястья до самого локтя и коснулась губ.
И снова Эсме подхватила бешеная карусель видений. Чужие пейзажи, чужие лица… Усилием воли она заставила себя сосредоточиться на чем-то одном. И… получилось.
В видении не было человека – лишь пальцы, нежно касающиеся портрета на бумаге, который изображал волоокую мелвайну с черной копной волос. Но на этот раз вместе с магией флиарена в сознание Эсме проник голос – мужской, хриплый. Голос, в котором звучало отчаяние и боль.
«Эрдана…»
Она лихорадочно пыталась вспомнить, похожа ли незнакомка с фото на какую-то из женщин, что привиделись ей прежде.
Видение ускользнуло, как сон с приходом заката. Эсме упрямо коснулась шкатулки, втягивая в себя лунную энергию. Башня Хемы исчезла в одно мгновение, сменившись густорастущим лесом. Сминая возникающие на пути ветки, что хлестали его по телу, сквозь чащу мчался ягуар.
В голове Эсме зазвучал испуганный женский голос: «Беги, Тар! Они догоняют, беги!»
Тескер обернулся. В глазах его плескался страх.
Видение резко оборвалось. Эсме растерянно закрыла ладонями лицо и потрясла головой.
Конечно, она знала о провидицах и провидцах, но их не было среди шанари. А еще ей никогда не доводилось слышать о волшебниках, которые, напитываясь лунной силой, в награду получают россыпь странных видений. Да и те образы, которые она пропускала через себя – лишь клочки истинных видений. Разрозненные, бессвязные фрагменты.
Отняв руки от лица, Эсме увидела в окне силуэт, замерший на противоположной от башни стороне улицы. На мгновение показалось, что она видит женскую фигуру. Но как она только ни пыталась сфокусировать взгляд, видела лишь тень. Чернильно-призрачное облако с размытыми очертаниями не приближалось, не пыталось проникнуть сквозь окно, а держалось на расстоянии – то ли просто наблюдая за ней, то ли чего-то выжидая. Преломленный и усиленный фонарем лунный свет мягко стекал по сотканной из темноты фигуре.
Пальцы Эсме задрожали, но взгляда она не отвела. Будто вспугнутая им, слишком прямым, пламенеющим, тень исчезла. Поняла ли она, что за возмущением Эсме прятала страх? Прикрывала его дерзостью, вызовом, словно скромное послушничье платье – сотканной из лунного света вуалью.
Эсме бросилась к выходу из комнаты, желая оказаться как можно дальше и от лунных камней, и от тени, пусть даже растворившейся в иных тенях, куда более невинных. С облегчением переступила порог, и шепчущие голоса, взывающие к ней из шкатулки, расстроено смолкли.
Глава десятая. Изгнанница
Ночи текли размеренно и спокойно. После ухода Хемы Эсме убирала башню и готовила нехитрую еду – кашу с вареным куском мяса на кости. У псицы был хороший аппетит и острые зубы, способные разгрызть даже кость, которая ей, кажется, служила чем-то вроде десерта.
Эсме хорошо справлялась со своими обязанностями. Закончив с ними, гуляла по городу или читала книги. Вулгреты не любили читать. И пусть Хема, увлеченная рисованием, отличалась от большинства псиц и псов, не интересующихся творчеством в любом виде, в ее башне тоже оказалось немного книг. Зато к услугам Эсме были магазинчики, библиотека и местный архив – полное книжное изобилие.
В каждом из этих мест она пыталась отыскать книги, в которых упоминались флиарены или хотя бы камни, чем-то похожие на них. Словно подражая Кассиану с его любовью к волшебным камням, читала каждую книгу, в которой о них говорилось. Но про камни, способные удерживать в себе лунную росу, ничего не нашла. Как и про людей, способных удерживать и призывать магию с наступлением рассвета.
Таких, как она.
Провидцев в этом маленьком городке не оказалось тоже, а возвращаться в Фаграс Эсме не спешила. Но не отчаивалась однажды узнать все о себе и своем даре.
Она часто приходила в парк вместе с Хемой, чтобы понаблюдать, как вулгрета рисует лунными красками, сжимая изящную кисть в мощных лапах. Даже пыталась повторить за ней. Выходило не слишком хорошо, особенно если сравнивать с великолепными пейзажами псицы. В них было много зелени и солнечного света, что выглядело… непривычно. Все же для жителей Подлунья куда более свойственно увековечивать в своих творениях Луну. Но пейзажи Хемы рождали в Эсме неудержимое желание прогуляться по запечатленным на холсте местам при свете дня.
– Лунные краски, конечно, красивы, но почему вы рисуете только ими? – как-то спросила она Хему. – Они же исчезают с рассветом…
– Ну и пусть, – улыбнулась псица. – Я всегда могу нарисовать новую картину. Да и рисую я не для того, чтобы повесить ее на стену или продать. Мне просто нравится это делать. А лунные краски… только посмотри, как они сверкают. Эти переливы, искры магии – такого нет в обычных красках. Лунные живее, ярче… волшебнее.
Эсме понимающе закивала. Магия была привычной частью их жизни, но она не могла относиться к ней, как к чему-то совершенно обыденному. Каждый раз ее поражала хрупкая, неземная красота алн, и каждый предмет, сотворенный с помощью лунных чар, в ее глазах был особенным и прекрасным.
Неизменным в новой жизни Эсме был и еще один ритуал. Как только Хема покидала дом, она проникала в комнату псицы и пыталась понять, расшифровать возникающие в голове образы, хоть как-то упорядочить их. Однако, к ее огорчению, они продолжали упрямо распадаться на разобщенные, не связанные друг с другом фрагменты. Будто камешек, расколотый на части кузнечным молотом.
А тень продолжала наблюдать. Она словно выжидала, показываясь за окном башни всякий раз, стоило только глотнуть лунной росы из причудливого сосуда – лунной капли. Но тень никогда не перешагивала порог, а Эсме больше не позволяла себе бояться.
Всякий раз шкатулка оказывалась запертой, что ее огорчало. Если другие люди получали лунную силу, сжав лунную каплю в руках, может, ее видения стали бы яснее и понятнее, если бы и она могла коснуться одного из флиаренов? Вот только как его заполучить? Рассказать бы обо всем Хеме… Но что-то ее останавливало. Эсме и сама не могла объяснить, что. Просто ей отчего-то было проще держать свои неуклюжие уроки втайне. Хотя, конечно, можно стать одним из доблестных стражей и заслужить свой собственный флиарен…
Эсме хихикнула, представив себя, хрупкую, миниатюрную рядом с напарницей-псицей. Или, еще зрелищнее, с напарником-псом. Она, конечно, даже оружия их не поднимет. Но кому, кроме вулгретов, нужна грубая сталь, когда такого же эффекта можно добиться легчайшим, словно перышко, прикосновением магии?
Картина, ожившая в ее воображении, изменила тональность. Могучий, грозный вулгрет замер в защитной стойке, широко расставив лапы и занеся перед противником меч. И рядом Эсме – нежное создание, с чьих пальцев срываются самые разрушительные из заклинаний. Лунный свет падает на ее серебряные с лазуревым отливом волосы, отражаясь от них так же, как от клинка стража.
Улыбаясь, Эсме в красках представляла свой головокружительный взлет. Как, разобравшись со своим даром, из служанки стража становится ее напарницей. Вместе они сокрушают врагов, несут караул и борются с преступностью, попутно подтрунивая друг над другом. И вместе же возвращаются домой.
Слово «домой» осталось на языке горьким пеплом. Эсме сглотнула, смущенная тем, как далеко ее в этот раз завели собственные грезы. О том, что она, уже взрослая сиротка, станет частью чужой семьи.
Что однажды найдет свою собственную.
***
В один из дней, войдя в комнату Хемы, Эсме обнаружила шкатулку с лунными каплями открытой. Должно быть, псица слишком торопилась на службу и забыла ее запереть. Флиаренов в шкатулке оказалось около дюжины. Признаться, Эсме удивляло, что такие необычные, по-настоящему волшебные камни раздавали целыми горстями, словно создать их ничего не стоило.
Затаив дыхание, она взяла один из камней. Полупрозрачный, он таил внутри серебристо-лунный свет, куда менее яркий, чем тот, что излучал флиарен, который Каталина так яростно берегла от чужих взглядов. Она осматривала его со всех сторон, касаясь только кончиками пальцев. Однако, как ни старалась, понять материал, из которого он состоял, не смогла. Неужели это просто хрусталь, пускай и зачарованный? Неужели ему под силу сдержать разрушительную для лунной росы силу Солнца?
Как и прежде, Эсме услышала далекий шепот. Слов, жаль, не разобрать. Она расслабилась и мысленно отпустила стены в собственном сознании. Сквозь пальцы пробилось призрачное сияние. Еще несколько минут назад, с приходом рассвета, Эсме чувствовала себя полностью опустошенной. А сейчас магия переполняла ее. Магия, которая не могла существовать днем, но каким-то образом все же существовала. Флиарен – словно маленький осколок Луны, бережно хранящий в себе ее силу. Показалось только, что цвет лунной капли – цвет пламени, горящего в ее сердцевине – чуть поблек.
Эсме начертила в воздухе собственное имя. Голубой шлейф с яркими крапинками серебра послушно следовал за ее ладонью. Она заставила повисшие искрами в воздухе буквы вспыхнуть и гореть ярким огнем. Рассмеявшись счастливым смехом, отступила на шаг, чтобы полюбоваться своим творением. Сладкое ощущение всемогущества пьянило. Пользуясь силой, дарованной флиареном, Эсме заставила оконные занавески сотрясаться от порывов ветра, а пол превратила в поляну распустившихся неальрисов – священных цветов с тонкими полупрозрачными лепестками с серебристыми прожилками и белой сердцевиной.
Созданный ею, будто самой прародительницей-Луной, волшебный мир внезапно потускнел. Понимание, что магия, заключенная в лунной капле, иссякала, охладило пыл Эсме. Только сейчас она догадалась разжать ладонь. Камень в ее руке был кристально прозрачен. Серебристо-голубое пламя, таящееся в глубине, погасло, оставив лишь хрустальную оболочку. Эсме ахнула, виновато глядя на лунную каплю.
И услышала за спиной сердитое покашливание.
Хема стояла на пороге комнаты со скрещенными на груди лапами. Эсме, которая все еще сжимала в ладони флиарен, потерявший всю лунную росу, а с ней – и всю магическую силу, завела руку за спину. Однако взгляд псицы, скользнувший по ее кулаку, уже потемнел.
Дела плохи.
– Однажды вечером в парке я увидела спящую девчушку, которая свернулась клубочком на голой земле, – глухо сказала Хема. – Мне стало так жаль ее, потерянную и одинокую, что я решилась на то, о чем раньше даже подумать не могла. Я взяла ее к себе, разделила с ней родную башню.
– Хема, я…
Псица не дала Эсме продолжить. Ее грубоватый голос зазвучал резче и жестче.
– Я уже говорила, что для работы стража мне часто пригождаются лунные капли. Я не сразу поняла, что магия в них начала иссякать как-то быстро. Слишком быстро. Решила проверить свою догадку, и знаешь, что я выяснила? – Глаза Хемы недобро вспыхнули. – Не знаю, как ты умудрилась взломать магическую печатью, но то, что ты пользовалась моими камнями… в этом я уже не сомневаюсь.
– Я не знала, что магия в лунных каплях иссякает! – чуть не плача, воскликнула Эсме.
История повторялась, но на этот раз в происходящем была часть ее вины, и она это признавала. Нужно рассказать Хеме все, объяснить, что она слишком рьяно взялась за исследование своего дара, которого и даром-то не назовешь, описать ей свои видения…
– Но ты брала их, – обрубила псица. – Входила в мою комнату, трогала мои вещи. А припозднись я сегодня, не досчиталась бы одного камня. Того самого, которого ты прячешь за спиной.
– Простите меня, – едва слышно прошептала Эсме. Весь ее запал угас под лавиной обвинений. – Вы все не так поняли, я их не крала! Я лишь хотела…
– А еще от своих соратников я как-то услышала новость о девчушке-послушнице, сбежавшей из Лунных садов.
Эсме похолодела.
– Я твердила себе: мало ли сироток воображают себя лунными скиталицами и бродят по Акфарону? Мало ли днюют на голой земле? Когда мне описали ее… тебя, я подумала: тебя оболгали. Кто-то заставил лунную жрицу поверить, что ты способна на кражу. Но я сразу почуяла неладное, когда ты так заинтересовалась флиаренами. Оказалось, не зря.
– Послушайте, я все могу объяснить… – произнесла она онемевшими губами.
– Я не могу позволить тебе избежать заслуженного наказания, – избегая встречаться с ней взглядом, тихо сказала Хема. – Не могу позволить тебе так просто уйти.
Эсме решила, что ослышалась. А Хема, запрокинув голову, протяжно завыла.
Хлопнула дверь. Послышались тяжелые, торопливые шаги. Ворвавшиеся в дом стражи схватили Эсме с обеих сторон и потащили ее вниз по лестнице. Впрочем, она, оглушенная, ошеломленная, и не думала сопротивляться.
На улице ее посадили на алну, раза в два крупнее Перышка. Позади сел немногословный вулгрет. С губ Эсме сам собой слетел вопрос. От ответа стража ей стало нехорошо. Она возвращалась в Фаграс… Но не в Лунные сады.
А в городскую тюрьму.
Глава одиннадцатая. Принц Алвиан
Разумеется, Кассиану влетело за то, что он «способствовал побегу воровки-послушницы», как совершенно несправедливо окрестили Эсме. Доминика, поборница порядка и строгого соблюдения законов (за редким исключением, касающимся только его самого), была в ярости. В той холодной, даже сдержанной ярости, которая проявлялась в побелевшем лице, в разочарованном взгляде и плотно сомкнутых губах. В ярости, которую Кассиан боялся больше всего.
И все же он испытывал невероятное облегчение от того, что Эсме не попалась в лапы стражам. Кассиан не мог представить ее, нежную, хрупкую, запертой в темнице. Разочарование матери стоило того, чтобы его страх не сбылся. Он и без того чувствовал свою вину. За то, что их с Эсме пути разошлись. За то, что они не были близки так, как в детстве. За то, что он уже не мог постоянно быть рядом, чтобы ее защитить.
О том, что Эсме бросили в тюрьму, Кассиан узнал, конечно, от Доминики.
– Мама, ты не понимаешь! – в отчаянии воскликнул он. – Эсме ни в чем не виновата!
И снова эти сомкнутые губы… А вдобавок – сложенные на груди руки и неодобрительный взгляд.
– Конечно, ты ее защищаешь. Ничего другого от тебя я и не ждала.
– Мама, послушай…
Кассиану пришлось все рассказать. Все то, о чем поведала сама Эсме. И снова укол вины – ведь она открылась ему как другу. Но эта тайна могла стоить ей свободы.
– Видения из-за лунных камней?
Доминика расплела руки. Она выглядела озадаченной. Такой ее редко кому доводилось видеть.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/diana-bler/lunnaya-skitalica-70730365/?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Диана Блэр
Подлунье – мир, где магия оживает лишь ночью, под светом богини-Луны. Храмовая послушница Эсме мечтает стать скиталицей и посвятить жизнь бесконечным приключениям. Однажды ей в руки попадает лунная капля – волшебный камень, хранящий в себе магию даже с уходом Луны. С тех пор ее не оставляют таинственные видения о чужом прошлом.Путеводная звезда приведет Эсме к вратам древнего города. Вот только правда, которую он скрывает, изменит не только ее жизнь.Она изменит… все.
Диана Блэр
Лунная скиталица
Глава первая. Глоток лунного света
Эсме черпала узкими ладошками прозрачную воду из пруда и разливала ее по чашам. Шепча воззвания к Луне, водила кончиками пальцев по водной глади, пока та не засеребрилась под пальцами, пока не стала легкой, как перышко, и воздушной, словно суфле. Она протянула чашу первому из людей, заключивших ее в кольцо. Паломник жадно приник к той губами и выпил лунный свет. За ним – другой, третий. Каждому из них Эсме протягивала чашу, доверху наполненную волшебным серебристым сиянием.
Паломники, бродячие менестрели и простые горожане прилетали в Лунные Сады со всех концов земли, чтобы испить лунного света. Разлитый по чашам, он дарил толику целебных сил, приносил удачу, облегчал странникам путь и даже, по легендам, придавал голосам менестрелей особое звучание.
В том, что сотворила Эсме, не было никакого чуда – лишь рутинное волшебство. Каждую из послушниц Храма Луны, даже столь юных, учили заговаривать воду и напитывать ее лунной силой. И все же старшая жрица Каталина, к своему неудовольствию, очень скоро заметила, что паломники чаще всего предпочитали принимать чашу из ее, Эсме, рук. Вероятно, странникам казалось, что заговоренная ею вода обладает большей магической силой.
Все дело в ее принадлежности к народу шанари, которых другие народы называли «лунными детьми», намекая на их близость к единой богине. Происхождение Эсме выдавали не только невероятно белая кожа и светлые до прозрачности бирюзовые глаза, но и волосы. Как и в случае со всеми чистокровными шанари, по ним можно было легко определить фазу Луны, не глядя на небо. Под тонким серпом серебристые локоны шанари чуть отливали голубым, с каждым днем все ярче проявляя оттенок, а в полнолуние были ляпис-лазуревыми – насыщенно сине-голубыми, как сама Луна над их головой.
Внешне спокойная и сдержанная, какой и положено быть храмовой послушнице, Эсме нетерпеливо дожидалась, пока один из ее старых (во всех отношениях) знакомых допьет лунный свет и вдоволь нагуляется по Лунным Садам. Подол простого и до скуки скромного платья в ее руках безбожно измялся, а старец все никак не желал присесть. Беспокоить паломников во время блуждания по саду строго-настрого запрещалось. Никто не мешал Эсме присесть рядом с ним и поддержать беседу, но беда в том, что Руфус все никак не желал приседать. Ночь была в самом разгаре, а лунная сила делала твердыми и энергичными его шаги.
Эсме недовольно ворчала себе под нос. Таисия, пятнадцатилетняя светловолосая хэсска, посмеивалась, поглядывая на нее.
– Ты как гончая, готовая вот-вот сорваться с места. Не волнуйся, никуда он от тебя не денется.
Ей легко говорить. Это Эсме приходилось таким трудом добывать мельчайшие крохи знаний о мире, что лежал за пределами Лунных Садов. Если очень повезет – и за пределами ее родного острова Акфарон.
Эсме ждала в Лунных Садах каждого из паломников. В предвкушении погружала пальцы в воду, пока та не превращалась в сверкающий эфир – не воздух, не воду, нечто совершенно иное, волшебное. Сгорая от нетерпения, наблюдала, как паломники шепотом высказывали свои самые сокровенные желания и делали глоток из чаши или ее, сложенных ракушкой, ладоней. Поклонившись храмовой послушнице за дарованную им милость, паломники отходили с благоговейной улыбкой на губах.
А уже в следующее мгновение их атаковала та самая послушница с копной серебристых с голубым волос. Откуда они прибыли? Что видели в своем долгом пути? В каких чудесных местах побывали?
К сожалению, зануда Каталина следила за Лунными Садами не хуже самой Эсме. Часто отгоняла ее, веля не приставать к паломникам. Иногда, слишком увлекшись беседой, Эсме узнавала о приближении Каталины лишь по горящей мочке ухе, в которую старшая жрица вцеплялась своими поразительно цепкими пальцами.
Наконец Руфус присел на каменную скамью, что окаймляла выложенную щебнем дорожку меж цветущих кустов. Мгновение, и Эсме была уже тут как тут.
– О, да это же прелестница Эсмеральда! – радостно воскликнул Руфус.
По правде говоря, это не было ее настоящим именем. Родителей у нее не было, а имя, которое шестнадцать лет назад ей дали жрицы Храма Луны, блеклое и невыразительное Кана, она так и не признала. Она любила называть себя Улмари, что на древнем языке ее народа означало «лунная скиталица». Это было что-то вроде прозвища, имена же она меняла как некоторые благородные хэсски – перчатки. Примеряла на себя очередное, жила с ним, пока не понимала, что оно ей не подходит или попросту наскучило.
Многим, особенно монахине Каталине, постоянная смена имен казалась несусветной глупостью. Но Улмари и ее лучшей подруге нравилась эта игра. Таисия охотно называла ее очередным приглянувшимся именем. Последним из них и стало благородное имя Эсмеральда. Оно принадлежало могущественной волшебнице из старых легенд, которыми зачитывалась юная шанари. Образ гордой, бесстрашной, сильной женщины со страниц книг питал ее надеждой, что и она сможет когда-нибудь стать такой.
Кто знает, куда заведет ее лунная тропа?
– Как поживает маленькая жрица? – спросил Руфус, пока Эсме, пригладив платье, опускалась на скамью.
Проходящая мимо Таисия прыснула в кулачок. Она знала, как досадовала Эсме, стоило кому-то упомянуть ее возраст. Чуть пухлые щеки, неправильный прикус, из-за которого губы выдвигались вперед и казались слегка надутыми, как у капризного ребенка, и распахнутые навстречу чуду глаза делали Эсме в глазах других еще более юной. Маленькой.
Неудивительно, что Кассиан, ее лучший друг, до сих пор видел в ней девчушку, но никак не привлекательную девушку.
Эсме стрельнула взглядом в сторону Руфуса, словно подспудно боясь, что он прочтет ее мысли.
– Хорошо, – торопливо проговорила она. – Все просто чудесно. А вы как поживаете? Видели что-нибудь интересное?
Жадное любопытство в голосе скрыть она не сумела. Руфус рассмеялся хрипловатым смехом и начал говорить. Эсме устремила на него ликующие глаза. Уперев локоть в колено и подперев кулачком подбородок, вся превратилась в слух. Как и прежде, Руфус рассказывал ей о дальних странах и далеких берегах. В этот миг казалось, что Эсме окутана особыми чарами, которые уносили ее прочь из Лунных Садов. Навстречу приключениям…
Вскоре Руфус отправился в путь, а Эсме – на поиски новой жертвы. Всю ночь по Лунным Садам разносился ее звонкий голосок. С дотошностью и неумолимостью инспектора Паттары он расспрашивал паломников и менестрелей, откуда они прибыли и что видели в своих долгих странствиях.
***
В спальне послушниц царила сонная, сытая тишина. До рассвета оставалось около часа. Послушницы отдыхали после трудового дня. Кто-то уже и вовсе дремал, а Эсме мерила шагами пространство перед кроватью Таисии. Остановившись на мгновение, выпалила:
– Я решила, что в моей жизни пора что-то менять.
– Что на этот раз? – с терпеливым вздохом осведомилась подруга.
– Я решила стать искательницей приключений, – торжественно сказала Эсме.
Таисия наморщила нос.
– Не думаю, что это можно назвать полноценной профессией.
– Еще как можно! – пылко возразила Эсме.
Таисия тяжело вздохнула. Покачала головой, совсем как Анн-Софи, когда кто-то из юных послушниц ее разочаровывал.
– Ты мне не веришь, да?
– Тебе напомнить, что год назад ты хотела стать объездчицей функури?
– Да, но…
Дикие скакуны оказались совершенно неуправляемыми и к тому же кусались, стоило только подойти к ним поближе. После одного такого побега из храма за новой жизнью раны Эсме пришлось лечить несколько дней.
– До этого ты мечтала стать камнеплавом, чтобы строить самые высокие в Фаграсе башни.
– Но…
– А еще раньше ты хотела стать архивариусом.
В то время Эсме не знала, чем именно занимаются представители этой профессии. Ей просто нравилось, как она звучит. Однако работа в маленьком кабинете с кипами бумаг ее не прельстила, а потому одна мечта стремительно сменилась другой.
Скепсис Таисии можно было понять. В разные годы своего детства Эсме осваивала мастерство рисования лунными красками, пыталась петь и играть на воздушной арфе (чтобы в будущем выступать в самом дворце). Увы, как оказалось, никакими творческими талантами она не обладала. Однако не переставала искать то, что внесет яркие краски в ее скучную приютскую жизнь, которая плавно перетекла в жизнь храмовой послушницы.
– На этот раз я настроена серьезно, – заверила Эсме. – Я буду охотиться на монстров и приносить их головы заказчикам, добывать священные реликвии и редкие артефакты! – Задумчиво потерев кончик носа, она добавила: – И, разумеется, лихо сражаться на мечах. Хотя нет… Лучше в совершенстве овладею магией.
В конце концов, Эсме уже сделала несколько шагов навстречу своей мечте. Пусть даже эти шаги и были неуклюжими, словно у маленького ребенка. Кто ничего не делает, тому не подают лунный сидр в серебряных кубках, верно?
Таисия вздохнула, расчесывая волосы пальцами, словно костяным гребнем. Зачем-то оправила скучно-серое платье послушницы. Эсме упрямо звала этот цвет меланжем – так звучало красивее и мелодичнее. Она проследила за движением подруги с легким отголоском зависти и недоумения. Как Таисии удавалось всегда выглядеть так опрятно? На платье – ни единой складочки, а ведь эта ткань очень капризна и легко мнется. Что, к слову, хорошо видно по Эсме. Ее юбку будто пожевал и выплюнул драдбад, создание еще более дикое и кровожадное, нежели быстроногие скакуны-функури.
– Мне кажется, ты перечитала книг. В реальной жизни такого не бывает. – После недолгих раздумий Таисия хмуро добавила: – Хотя кто знает, как там на самом деле, в этой реальной жизни.
Никто из послушниц толком не знал. За пределы храма они выбирались редко – в основном, по поручениям жриц, которые в большинстве своем были очень нетерпеливы и задержек не любили. Это лишало Эсме шанса вдоволь нагуляться по Фаграсу. Потому неудивительно, что при всей любви к новым впечатлениям она никогда не выбиралась дальше родного города и его окрестностей.
Картами, формирующими мир за пределами Фаграса, для Эсме были книги. А еще – долгие, обстоятельные разговоры с паломниками. Вот и вчерашний рассказ Руфуса о жизни на острове настолько ее взбудоражил, что она за весь день едва сомкнула глаз. А уж монотонная работа на кухне была просто предназначена для фантазий о лучшей жизни. Ими она и хотела поделиться с Таисией. Жаль только, та не прониклась.
Эсме часто казалось, что она по какой-то неведомой ошибке очутилась совсем не там, где должна была очутиться по воле Луны. В раннем детстве она постоянно подгоняла время, мечтая о том дне, когда будет готова покинуть приют при Храме Луны. Но уже в двенадцать ее, как и других приютских, отдали в послушницы. Их готовили к судьбе лунных жриц… Вот только Эсме всегда манила свободная жизнь вне храмовых стен. Жизнь скиталицы под луной – настоящей, истинной улмари.
И все же мечтать – не значит действовать. Сколько раз она представляла, как взмывает ввысь верхом на алне и улетает за пределы острова, но каждый раз это оставалось лишь видением, фантазией, грезой. Каждый раз находилось что-то, способное ей помешать. Некие силы, кандалами удерживающие ее на месте в прекрасных Лунных Садах.
Да, здесь была крыша над головой, а там ее крышей будет только небо. Но эта мысль казалась ей даже соблазнительной… Однако очарованную идеей увидеть новые города, страны и континенты, Эсме останавливало понимание: в незнакомых землях, куда она собиралась отправиться в роли профессиональной искательницы приключений, может быть слишком опасно. Порой она жалела, что была худой, невысокой и почти беззащитной девчонкой. Впрочем, недолго. Если жалеть себя из-за каждой неприятности, за вечными страданиями можно пропустить, как в жизни появится что-то прекрасное.
Но было и еще кое-что. Ей очень не хотелось оставлять Таисию. Если Эсме уйдет, у нее никого не останется. А Таисия была для нее даже больше, чем просто подругой. Она была той, кто выстлал ей путь к магии и… Луне.
Несколько лет назад, блуждая по приюту, Эсме услышала тихий плач. Вскоре она обнаружила его источник. Застывшая посреди коридора малышка прижимала к себе потрепанного игрушечного драдбада с оторванной конечностью. Судя по еще не высохшим слезам на ее щеках, беда стряслась совсем недавно.
Эсме всего лишь хотела помочь плачущей малышке. Будто вдохновленная этим отчаянным желанием, она с изумлением увидела, как преображается заливающий ярус башни лунный свет. Он оказался соткан из серебристо-лазуревых искорок – Луна в ту ночь была тонким полупрозрачным серпом. Эсме не впервые, неосознанно или намеренно, призывала богиню на помощь, но впервые та откликнулась на ее зов. И каким бы пустячным ни казался повод… решать было Луне.
Лунная роса рассеяна по всему Подлунью, но чтобы впервые увидеть искры магии, собрать их и сплести из них чары, нужно получить благословение от самой богини. Никто не мог сказать, когда именно это случится. Бывало, что не случалось никогда.
Эсме не испугалась, не растерялась, даже когда рассеянная в ночном воздухе пыльца прильнула к пальцам. Впервые в своей жизни она касалась лунной росы. К счастью, затесавшаяся среди хэссок шанари Сарита о многом ей рассказала. Благодаря жрице Эсме знала, что такое луноплетение. Пусть и в самых общих чертах.
Пальцами, объятыми лунным сиянием, она прикоснулась к прорехе на месте оторванной лапы драдбада, а затем – и к ней самой. Сделала первый стежок, повисший в воздухе полупрозрачным серебристо-лазуревым шлейфом. Малышка перестала плакать и заворожено уставилась на нее. Второй стежок, третий, четвертый. Кривые и неумелые, они все же сшили порванную игрушку. Наутро, разумеется, лунные нити исчезли, но к тому времени Эсме успела найти у жриц обычные и, увы, куда более долговечные.
Шмыгая покрасневшим носом, малышка представилась тихо, но деловито: «Таисия».
В шитье лунными нитями Эсме так и не преуспела – не хватило ни усидчивости, ни особого таланта, ни грамотного наставника. Зато обрела самую лучшую в мире подругу.
– Ну хорошо, если тебе не нравится профессия искательницы приключений…
– Потому что это не профессия.
– …тогда я стану паломником.
Таисия покачала головой.
– Не понимаю тебя, Эсме. Здесь хорошо, у нас всегда есть мягкая постель и крыша над головой. Люди нас уважают, видят в нас верных, старательных последовательниц Луны и ее будущих жриц…
Таисия была на год младше Эсме, но порой казалась куда взрослей. Не только внешне, из-за удлиненного лица с острым подбородком, из-за умиротворяющего спокойствия и ума, что светился в глазах. В ней была та же рассудительность старших, которую Эсме наблюдала в лунных жрицах. Каталина, разумеется, не в счет. Та умела лишь говорить повелительным тоном и хлестать голосом, словно розгами – столь же резко и столь же болезненно.
– Ничего не меняется, Тай… Здесь никогда ничего не меняется! Я ведь не могу жить за других, не могу жить чужими воспоминаниями! Мне нужны мои собственные, понимаешь?
Таисия молча смотрела на Эсме своими зелеными глазами. При всей своей рассудительности, она, кажется, не понимала.
В комнате Эсме не сиделось, особенно после разговора с подругой, который только раздосадовал ее. А потому она бродила по гулким залам храма, сквозь высокие, от пола до потолка, окна разглядывая Лунные Сады. Выскользнув из Зала полной Луны, тихая, словно мышь, Эсме направилась в Зал полумесяца.
Каждая фаза Луны имела для жителей Подлунья большое значение, но полнолуние, пожалуй, влияло на жизнь людей сильнее всего. Однако главным символом послушниц Храма Луны был именно полумесяц – новорожденная Луна, что благоволила юным созданиям, только вставшим на путь учения. Каждый закат послушницы проводили за молитвами и воззваниями к Луне, чтобы очистить свой разум и открыть его еще неизведанному.
Один из залов, к ее удивлению, оказался заперт. Висящая на нем табличка гласила «На реставрацию». Эсме подозрительно сощурилась. Лунные Сады и храм в их сердцевине находились в ведении королевского ордена Паттара и существовали на средства самого короля. А значит, жрицы могли позволить себе вызвать камнеплава прямиком из королевского замка. Лучшему из них хватило бы и дня, чтобы отстроить небольшую хижину, а уж отреставрировать одну комнату – и подавно.
Да и что могло случиться с Залом молодой Луны?
Прислушавшись к звукам, что доносились из-за двери, она различила голоса жрицы Анн-Софи и… Каталины. Эсме впервые слышала, чтобы старшая лунная жрица, напоминающая ей рыбину, была настолько взволнованна.
– Я даже слышать об этом ничего не желаю!
Эсме, разумеется, тут же навострила ушки и приникла к двери так близко, как только могла.
– Угроза нашей безопасности и нашему спокойствию не исчезает с рассветом, – увещевала Анн-Софи.
Пусть ее тон и был мягок, все же она единственная из жриц Храма Луны осмеливалась спорить с Каталиной.
– Разве у наших стражей нет когтей и клыков? – вскипела старшая жрица. – А у тех, кому и этого мало, нет оружия?
– Но лунные капли могут даровать всем нам возможности, о которых мы прежде не знали!
«Лунные капли?» – одними губами прошептала Эсме.
Если бы Каталина хотела сохранить этот разговор в тайне, она ни за что бы не поддалась эмоциям и запретила бы Анн-Софи говорить о неведомых лунных каплях даже за закрытыми дверьми (которые, впрочем, оказались не такой уж серьезной преградой). А значит, те не были чем-то секретным. Почему же тогда Эсме никогда не слышала о них?
– Они ведь и нам передали лунные капли не как реликвию, а как возможность защитить себя и наших послушниц – если это, не приведи Луна, однажды потребуется.
– Никто в Храме Луны не будет использовать флиарены в мирских целях, – отчеканила Каталина. – Они – дар нашей богини, сила, сокрытая в божественных слезах. Что, если лунные капли станут игрушкой в чужих руках? Что, если станут оружием?
– Я понимаю ваши опасения, – с тихим вздохом проговорила Анн-Софи. – Зал молодой Луны будет закрыт до тех пор, пока мы не решим, как защитить флиарены.
Разговор стих. Эсме приготовилась бежать, но этого не потребовало. Зал был сквозным. Каталина с Анн-Софи ушли через другую дверь, так с ней и не столкнувшись. Она еще долго стояла, лихорадочно прокручивая в голове услышанное, а по лицу расплывалась восторженная улыбка. Наконец-то.
Чем бы ни были эти загадочные лунные капли или, как называли их жрицы, флиарены… Их появление в Храме Луны означало одно: долгожданные перемены.
Глава вторая. Крылья Луны
Всю следующую ночь Эсме кружила вокруг Зала молодой Луны, как тескера возле блюдечка с молоком. Охранные чары на двери – не такая уж серьезная помеха, ведь Эсме не зря звалась луноплетом. Однако рядом постоянно кто-то был, мешая ей понять, как разрушить замок на двери и проникнуть на запретную территорию. А днем, когда магия исчезала, у зала ставили стражей, притом весьма суровых на вид. Под их неизменно хмурыми взглядами Эсме не рисковала подходить к залу слишком близко, чтобы не показать свой интерес.
Расспрашивать паломников и менестрелей о таинственных флиаренах она пока не решалась. Порой казалось, и у храмовых стен есть уши, и услышанное они на крыльях ветра доносили самой Каталине. И все же, терзаемая любопытством, оставить все как есть Эсме не могла.
Храмовая библиотека была вторым ее излюбленным местом после Лунных Садов, где на ее глазах оживала история, рассказанная чужими устами. А еще – одной из причин оставаться здесь. Во внешнем мире, как это ни прискорбно, за книги надо платить. Эсме никогда этого не понимала. Книги – это крупицы мудрости… Как мудрость может продаваться?
Она запоем читала любые книги, которые только могла отыскать: учебники магии, романы и даже энциклопедии. Жриц удивляла ее любовь к чтению, едва ли не доходящая до одержимости. Шанари подобное несвойственно. Они передавали историю своего народа через устные легенды, сказки и песни. Некоторые шанари, к стыду Эсме, даже не умели читать и писать. Зато умели плести сотни интереснейших историй, которые ей самой приходилось узнавать с книжных страниц.
Открывая новую книгу, Эсме открывала для себя целый мир – новый, загадочный, еще неизведанный. И в этот миг смолкали беспокойные мысли, и притихало неуемное желание куда-то бежать.
Все пространство у стен библиотеки, кроме одного-единственного окна, занимали высокие, до потолка, шкафы, плотно заставленные книгами. Порхающие лестницы, подчиняясь призыву посетителей библиотеки, подносили их к нужному стеллажу. Эсме хихикнула, глядя на взбесившуюся лестницу, которая никак не могла перестать биться о потолок. Уставший зачарователь, который чинил сломанные чары, наградил Эсме мрачным взглядом. Он явно не разделял ее веселье.
К жрице-архивариусу за помощью обращаться она не стала, а потому пришлось долго бродить среди стеллажей в поисках нужных книг. Однако ни в одной из них Эсме не нашла даже упоминания о лунных каплях… или флиаренах. Как так вышло, что о них не знали даже главные мудрецы во вселенной – книги?
Из библиотеки Эсме выходила озадаченной. И, конечно, нос к носу столкнулась с Каталиной. Старшая жрица, неизменно облаченная в серебристо-голубое платье до пят, была высокой и худой, словно высохшее дерево. На узком лице выпирали острые скулы, но глаза… Глаза были по-настоящему красивы – большие, изумрудные. Эсме часто ловила себя на мысли – не будь Каталина вечно такой угрюмой, она могла бы показаться даже привлекательной. Однако хмурое выражение никогда не покидало ее лица.
По крайней мере, в присутствии Эсме-Улмари-Каны, которую Каталина явно недолюбливала. Старшая жрица всегда наказывала ее строже всех, не допускала к некоторым магическим книгам, из-за чего приходилось добывать их хитростью. И пусть Эсме была старательна и если уж бралась за какую-то работу, то непременно доводила ее до конца, Каталина упорно находила причины для недовольства.
Справедливости ради стоило сказать, что, как и все дети, обнаружившие в себе бунтарскую искорку, Эсме порой доставляла жрице немало проблем. Отправляясь в город по поручениям, частенько задерживалась допоздна, чтобы полюбоваться на рассвет с крыш громадного Фаграса. Могла часами спорить с Каталиной на тему их религии и главного для хэссов после Луны божества – устрашающего Зверя-без-имени. Эсме нередко доводила монахиню до того, что та с багровым от гнева лицом отправляла ее в темный сырой подвал – «комнату наказаний».
Эсме только и делала, что сидела в четырех стенах, гадая: что там? Безудержное и неутомимое любопытство гнало ее вперед, но увиденного и пережитого хватало ненадолго.Убегала из Лунных Садов она не из мести и не от злого желания досадить жрицам. Просто сильно тосковала по новым впечатлениям. Порой Храм Луны – ее дом, надежная крепость – оборачивался каменной клеткой. Мир такой большой и такой многоликий, а Эсме только и делала, что сидела в четырех стенах, гадая: что там? Безудержное и неутомимое любопытство гнало ее вперед, но увиденного и пережитого хватало ненадолго.
До нового побега из Лунных Садов и нового жадного исследования.
– Да, Эсме? – неприязненно произнесла Каталина.
Она вдруг поняла, что все это время стояла словно изваяние, погруженная в собственные мысли. Такое иногда с ней случалось… Пожалуй, даже чаще, чем хотелось бы. К сожалению, почти каждый раз – в присутствии Каталины. Та явно успела записать Эсме в ряды недалеких, витающих в облаках девиц, что ее симпатии не способствовало.
– Ты хочешь о чем-то мне сообщить? – ледяным тоном осведомилась жрица.
Она с вороватым взглядом замотала головой, словно ее только что застали на месте преступления.
– Тогда живо на кухню.
Эсме подавила тяжелый вздох. Она терпеть не могла готовить.
Счастье, что на кухню отправили и Таисию, с которой самое скучное дело можно было превратить в увлекательную игру. Эсме успела заварила чай и теперь была всецело поглощена тем, что нарезала овощи тупыми лезвиями, сотканными из лунного света. Разумеется, не используя рук. Выходило, откровенно говоря, не очень. Зато Таисия весело фыркала всякий раз, когда Эсме отрезала слишком крупный или кривой кусок.
– Если увидят, тебе попадет! – предостерегающе шепнула подруга, будто она сама этого не знала.
Перед глазами всплыло вечно недовольное лицо Каталины. Эсме огляделась по сторонам, чтобы убедиться, что жрицы поблизости нет. И увидела ее – к счастью, только через окно.
Каталина беседовала с Райи – молодой смешливой жрицей, которая боялась ее как огня. Сосредоточенно хмуря светлые брови, Райи внимала каждому ее слову. Закончив разговор, старшая жрица призвала белокрылую алну.
– Смотри, – возбужденно воскликнула Эсме, толкнув Таисию локтем, – улетает!
– В город, наверное, – равнодушно пожала плечами та.
В Фаграс Каталина выбиралась раз или два в неделю и пропадала там на полвечера. Заметив горящий взор Эсме, Таисия в отчаянии застонала.
– То, что сейчас крутится в твоей неспокойной голове, немедленно оттуда выбрось!
– Да брось, Тай! – обезоруживающе улыбнулась она. – Когда нам еще выпадет такая возможность?
– Я никуда не пойду, и не уговаривай!
– Ладненько, – легко согласилась Эсме.– Тогда ты меня прикроешь.
Таисия задохнулась от возмущения.
– Эсме!
– Я пошла.
Открыв окно (пришлось немного повозиться с задвижкой), Эсме забралась на подоконник и ловко спрыгнула на землю, еще сырую после недавнего дождя.
Юркая и проворная, она быстро затерялась среди цветущих кустов в самом сердце Лунных Садов и убедилась, что ее нельзя увидеть из окон храма. На мгновение она застыла рядом со статуей Зверя-без-имени. Та украшала зачарованный фонтан, из которого по ночам вместо воды били струи лунного света. Эсме ласково коснулась лунной росы – серебристой, с легкой примесью голубого. Крохотные, словно бисерины, росинки усеяли кожу, напитали ее волшебством. Чистая магия… Прохладная, что вода в хрустальном графине, и сладкая, словно медовая глазурь.
Эсме никогда не видела Зверя-без-имени воочию – приютским детям и молодым послушницам запрещалось присутствовать как на заклании, так и на инициации. Но, конечно, мечтала увидеть. Жрицы, прекрасно зная характер юной бунтарки, особенно усердно наблюдали за ней, когда время приближалось к полуночи. Из-за этого досадного факта Эсме никак не удавалось сбежать в Фаграс, когда там появлялся Зверь.
Убедившись, что ее не преследуют чужие любопытные взгляды, она подняла голову и прошептала воззвание: «Спусти с небес свои крылья, Алнаин». В честь этой луноликой, покровительницы ветра, птиц и лунного света, и назвали прекраснейших алн. Хэссы звали крылатую луноликую Селеной, но шанари знали ее лишь под древним именем Алнаин.
Ална мягко опустилась у ее ног. В сотый, наверное, раз Эсме с восхищенным вздохом провела ладонью по нежному оперению. Многие люди уже давно перестали замечать пронзительную красоту алн, воспринимая их лишь как привычный способ преодолеть дальние расстояния. Многие, но не Эсме.
Она помнила те дни, когда пыталась приручить Перышко – такое имя она дала своей алне. Белокрылые птицы славились кротким, послушным характером… но Перышко оказалась другой. Эта ална была непокорной, строптивой, неуправляемой, словно корабль во время шторма, но Эсме влюбилась в нее с полувзгляда. Маленькая, сродни детенышу алны, другим она, наверное, казалась смешной, даже нелепой. Вот почему никак не могла обрести своего хозяина. В их первую встречу Эсме сказала ей: «Мы с тобой – родственные души. Меня тоже недооценивают».
И все же день знакомства стал испытанием для них обеих. Поначалу Перышко никак не желала двигаться с места. Потом все же поднялась ввысь, но упорно летела в противоположную сторону от той, которая была нужна Эсме. Во время полета взмывала резко вверх и норовила сбросить со спины (правда, она быстро поняла, что Перышко лишь проверяла ее на прочность). Таисия рассудительно советовала призвать куда менее норовистую алну, но Эсме и слушать ничего не желала.
Когда они опустились на землю, она прошептала алне на ушко:
– Ты не хочешь подчиняться другим, я понимаю. Я чувствую это в тебе. Но если ты позволишь мне летать с тобой, я никогда не буду считать тебя своим питомцем. Ты всегда будешь для меня даром самой Луны и вестницей Алнаин. Ведь ты даришь мне крылья. Ты позволяешь мне летать.
И стойкостью, и последними сказанными Перышку словами Эсме сумела покорить ее сердце. И наконец обрела свои крылья.
Грустная ирония – любая из послушниц могла призвать алну и улететь на ней куда глаза глядят. Каждая из них находилась в Лунных Садах по собственной воле. Мир был открыт для них… но зачем и куда им сбегать? Большинство храмовых послушниц – приютские, сироты. Кто их ждет за пределами каменных стен? Не говоря уже о землях, что раскинулись за Фаграсом.
Однако были среди жриц и послушниц и те, кто устал от жизни в городах или решил посвятить свою жизнь служению Луне. Эсме сложно было это понять… Как Каталине – то, как отчаянно юная шанари рвалась к свободе и новым впечатлениям. Жрица нашла в Лунных Садах свою гармонию, Эсме ее и не искала. Беспокойная, знала, что не найдет.
Мир жил, дышал, пульсировал, словно одно огромное сердце, и Эсме хотела биться с ним в такт. Она казалась самой себе застывшей в янтаре мухой, не способной шевельнуть даже крылышком. Птицей с поломанным крылом, что отчаянно желала взмыть в небо и взглянуть на мир с высоты. Ведомые созвучными с ней желаниями, некоторые жрицы и послушницы все же покидали Лунные Сады в поисках лучшей или просто другой жизни. Кто-то возвращался. Кто-то – нет.
«Однажды и я, улетев, не вернусь».
Забравшись на спину Перышка, Эсме крепко обхватила ее шею. Она летала не так часто, чтобы полностью избавиться от страха высоты, но тот не мешал ей восторгаться мыслью, что она может парить, как птица.
Ветер в лицо и запутавшиеся в волосах полосы лунного света. Прекрасный до колючего комка в горле миг единения с Луной. И ты расправляешь плечи, представляя, что это у тебя, а не у детеныша Алнаин, за спиной распускаются крылья. Представляя, что ты оседлала ветер или сотканного из воздуха дикого скакуна…
Эсме смотрела с высоты на залитые лунным светом долины шанари – ее родного народа, которому она, так вышло, оказалась не нужна. И, конечно, на манящий и величественный Фаграс, столицу королевства Маластан и сердце острова Акфарон. У Фаграса было много имен: Город Башен, Город Лунного Дождя, Серебряный город. Самый прекрасный город на земле… И неважно, что других Эсме не видела. Она любила Фаграс всем сердцем, и, если бы не жажда странствий, никогда бы не допустила мысли, чтобы его покинуть.
За сотни лет существования столицы камнеплавы создали тысячи прекрасных башен, что оторачивали края узких улочек и вздымались на небывалую высоту. Были башенки и совсем скромные, одноэтажные, с мебелью, что теснилась в узком пространстве, боками тулясь друг к другу. В подобной жила их с Таисией старшая подруга Мириам, которая пару лет назад покинула приют. Семьи побогаче могли позволить себе поселиться в башне в несколько ярусов – по одному на каждую комнату.
Однако главное в башнях – не их высота и количество ярусов, а длина шпилей. Камнеплавы и сталеплавы и здесь постарались на славу, вытягивая остроконечные верхушки башен до самых облаков. Многие хозяева башен тратили немало средств на то, чтобы их шпиль был выше, чем у соседа, что позволяло им оказаться ближе всех к Луне. Некоторые шпили принимали форму иглы. Казалось, они вот-вот проткнут насквозь небо.
Фаграс любил серебро – этот металл лучше прочих отражал лунный свет. Шпили большинства башен были именно серебряными. Алхимики превращали песок долин в серебряную пыль и устилали ей узкие улочки. Поговаривали, жители какой-то страны на востоке континента были столь очарованы золотом, что лепили из него купола для их странных домов и даже целые замки. Но Эсме никогда не понять, как можно восхищаться металлом, что цветом так походил на солнце. Разрушающее, губительное, стирающее не только магию, но и красоту, которую она дарила миру.
Фаграс с его башенками словно сошел со страниц детских сказок. Огромный замок для прекрасных лунных принцесс… Всюду горели фонари, а с самого неба на невидимой нити спускались лунные призмы – зеркальные сферы, не поглощающие, но отражающие лунный свет. Сегодня город большую часть времени утопал в полумраке – Луна пряталась за облаками, а силы фонарей с их мягким рассеянным светом едва хватало, чтобы только вспугнуть темноту. Но порой, когда острые края серпа прорывали облака, город взрывался светом – и от самой Луны, и от лунных призм.
Даже жаль, что полет вышел таким недолгим. Ощутив под ногами твердую землю, Эсме отпустила Перышко и проводила взглядом два крыла, белеющих на темном полотне неба.
Блуждая по улочкам Фаграса, она старательно избегала главной, где могла ненароком столкнуться со старшей жрицей. И все равно невольно вздрагивала всякий раз, когда встречала высокую худую женщину в светлом платье. Лишь убедившись, что незнакомка – не Каталина, с облегчением переводила дух.
Порой взгляд Эсме против воли задерживался на девочках, которые шли за руку с мамами. Аккуратно причесанные и наряженные в броские наряды (предпочитающих их хэссов в городах было больше всего). С мороженым или сладкой ватой в руках. С улыбкой на лице или с грустной мордашкой – одной девочке мама наотрез отказалась купить какого-то диковинного зверька.
Эсме не могла удержаться от того, чтобы мысленно подменять лица девочек своим. Представлять, как надевает чью-то маску, чтобы хоть ненадолго примерить на себя чужую жизнь. У нее была Тай, но надолго ли? Что случится с их дружбой, когда они станут старше и, словно белокрылые алны, разлетятся по разным городам?
Она тряхнула головой и отвернулась. Не стоит сожалеть о том, чего нельзя изменить. О том, что не исправит ни одна, даже самая сильная в мире магия. Не стоит гадать о будущем, над которым никто, кроме Луны и ее луноликих дочерей, не властен.
***
Иногда (и совсем не безосновательно) казалось, что Фаграс живет своей собственной жизнью. Что он растет, будто каменный монстр, чью силу подпитывает колдовство. Как дымная ящерка, что умела отращивать хвост после его потери, тысячерукий Фаграс время от времени отращивал себе новую пару рук – узких, длинных и гибких улочек.
Только на прошлой неделе улица, по которой бродила Эсме, оканчивалась тупиком. Вернее, башенкой за сверкающей в лунном свете кованой оградой. Там, по слухам, жил один из этих чудных магов-отшельников, предпочитающих оставаться с магией один на один, словно с неким таинством, которого остальным видеть не дозволено. А может, в башенке уже давно жил лишь его призрак… Разницы многорукий и многоголовый Фаграс все равно не заметил бы.
Теперь изящную ограду двумя серебристыми ручьями огибали две улочки. За оградой они сходились в одну и целенаправленно уходили куда-то, словно пущенная стрела. Эсме не была бы собой, если бы не проверила, куда ведет новая улочка.
Оказалось, та вела к частоколу новых башен, которые стараниями камнеплавов выросли буквально из земли. Засмотревшись на них, Эсме нос к носу столкнулась с вулгретом. Поджарый, с темной шерстью и суровым выражением на лобастой морде, он был облачен в черную, маслянисто поблескивающую в лунном свете броню городского стража. Эсме невольно вздрогнула. Вспомнив, что о ее побеге Каталина знать не может, с неописуемым облегчением улыбнулась стражу. Не сбавляя шага, вулгрет в ответ неуверенно махнул коротким хвостом.
А затем послышался шепот. Едва слышимый шелест заглушающих друг друга голосов. Окружающий мир изменился в то же мгновение – резко, как по щелчку. Фаграс исчез.
Океан, простирающийся до самого горизонта.
Соль на губах.
Прикосновение холодной влаги к коже.
Паника накатила, словно волна. Накрыла с головой, сбивая дыхание. Эсме не умела плавать!
Она всплеснула руками, чтобы удержаться на плаву… и очутилась на мощеной улице Фаграса. Идущая навстречу женщина удивленно отшатнулась. Ладонь Эсме скользнула по ее плащу. Сердце все еще колотилось как ненормальное. В памяти был жив невероятно реалистичный океан. И этот запах… Прежде она не знала, как пахнет океан – никогда так далеко не улетала. Но откуда тогда?..
Эсме оглянулась так резко, что хрустнули шейные позвонки. Страж-вулгрет, как ни в чем не бывало, шел по улице, насвистывая легкую мелодию.
Она еще долго провожала его растерянным взглядом.
Глава третья. Хэсс с зелеными глазами
Эсме не рассказала Таисии о том, что случилось. Самой бы сначала во всем разобраться. В конце концов, то падение в бездну – мимолетное, но падение – могло ей просто привидеться. Как и пахнущий солью океан… Фантазии Эсме и прежде были объемны, ярки и полны деталей, но столь живыми не казались никогда.
Таисию она нашла там же, где оставила. Раскрасневшаяся, хмурая, юная хэсска помогала Райи готовить суп. Приподняв бровь, жрица смерила Эсме недовольным взглядом.
– И где ты была?
– В уборной, – буркнула она.
Райи хотела было что-то сказать, но передумала и, с досадой махнув рукой, вернулась к прерванному занятию.
Эсме блуждала в лабиринтах собственных мыслей, не в силах ни на чем сосредоточиться. Блуждала до того момента, пока не увидела Анн-Софи через окно. Вскрикнула, перепугав Райи:
– Я сейчас!
И выскользнула из кухни прежде, чем жрица успела сказать хоть слово.
Подловив Анн-Софи на вымощенных щебнем дорожках Лунных Садов, Эсме выпалила:
– Что такое «флиарен»?
Сощурившись, жрица покачала головой.
– И какая птичка тебе об этом нашептала?
– Тогда уже начирикала или напела. То есть… Я нечаянно услышала. Честно, нечаянно. Только не выдавайте меня Каталине, – взмолилась Эсме.
Она не стеснялась признать, что боится старшую жрицу. Нет ничего постыдного в страхе перед хищными зверьми или змеями. Или перед Каталиной.
– Верю, что нечаянно, и не выдам. Но я все равно ничего не могу тебе сказать. Не волнуйся, Каталина скоро откроет зал. Она просто хочет представить последнее лунное чудо посетителям Лунных Садов во всей красе. Правда, сама теперь часами пропадает в зале…
Последнюю фразу Анн-Софи пробормотала себе под нос – так, что Эсме едва услышала.
– Лунное чудо?
Миловидное лицо жрицы осветила озорная улыбка, в уголках глаз обозначились тонкие лучики морщин.
– Да, и это все, что я могу тебе сказать. Видишь, это даже чуть больше, чем ничего.
Анн-Софи направилась прочь по дорожке и вскоре затерялась в глубине Лунных Садов.
– Чуть больше, чем ничего, – недовольно пробурчала Эсме. – Этого недостаточно!
***
Наконец все дела были улажены, жрицы относительно довольны, и Эсме с Таисией и другими послушницами отправились в свои комнаты. Настало время отдыха, что для Эсме означало время увлекательных историй.
На второй ярус одной из жилых башенок Лунных Садов едва-едва вместились шесть узких коек. Сдвинутые спинками к стене, с высоты они напоминали лепестки раскрывшегося цветка. Ручьем журчала негромкая девичья болтовня. Тихая одиночка Алия, крепко удерживая утекающие мгновения ночи, сплетала чары – скорее для забавы, нежели для полноценного обучения. Мелькающие в воздухе пухлые руки создавали плавающих по келье удивительных зверей – красивые в своей простоте, медленно тающие клочки тумана.
А Эсме с упоением читала о жизни великой волшебницы Эсмеральды, чьим именем она назвалась. Они с Таисией нечасто болтали с другими послушницами. Нет, не сторонились их, просто им хватало компании друг друга.
– Хватит читать, – взмолилась подруга. – Мне скучно.
С досадой вздохнув, Эсме закрыла книгу.
– Я хочу быть готовой к тому, что ждет меня в реальном мире, – серьезно сказала она.
Таисия взглянула на нее с какой-то печалью.
– Обещай только, что не сбежишь снова.
– Тай, мне уже шестнадцать! – с горечью воскликнула Эсме. – А я еще мира толком не видела!
– Но там может быть опасно!
– Я немного владею магией, так что постоять за себя смогу.
– У тебя в запасе только парочка безобидных чар, – заметила Таисия.
Эсме снова вздохнула, не желая признавать ее правоту.
Шанари считались лучшими целителями Подлунья. Ни одному другому народу не удалось приблизиться к их уровню лекарского мастерства. Секрет крылся в особой связи шанари с Луной и уникальном умении плести эфемерные, но прочные нити из лунной росы, а из них – сильные лечебные чары.
Следуя главному призванию своего народа, Эсме с самого детства под руководством жрицы Сариты училась плести целительные чары из лунной росы. Она могла вылечить пустяковую царапину, заработанную во время игр с детворой, унять боль от удара или вывиха, но на том ее мастерство исцеления исчерпывалось.
Единственным условно боевым заклинанием, которое покорилось Эсме, были лунные вихри. Сотканные из полос перемешанного с воздухом лунного света, они окружали заклинателя вытканным из энергии щитом. Умелые маги-шанари могли посылать вихри вперед, на не очень далекое от себя расстояние, редко – ударной волной отбрасывая врагов назад, но чаще просто заставляя их слегка пошатнуться.
Куда лучше шанари давалась магия защиты. Анн-Софи, одна из самых добрых жриц Храма Луны, которая всегда охотно отвечала на бесконечные вопросы Эсме, объясняла это тем, что шанари – очень мирный народ, который по своей природе не привык причинять другим боль. Эсме подобное заявление показалось даже несколько обидным. В таком истолковании шанари представлялись ей испуганными лунными зайчиками – крохотными прыгучими зверьками, которые при любой опасности способны лишь на то, чтобы спрятаться в ближайшие кусты.
Порой у Эсме получалось убедить Таисию сбежать от опостылевших обязанностей послушниц. Тогда они запирались на пустующем ярусе одной из жилых башенок Лунных Садов вместе с игрушками, принадлежавшими младшим приютским. Таисия хихикала, с безопасного расстояния наблюдая, как Эсме отрабатывает лунный вихрь на несчастных игрушках, швыряя их по комнате и заставляя беспомощно врезаться в стены.
– Я выучу и другие чары, – решительно сказала она подруге. – Или доведу до совершенства те, которыми уже владею.
Таисия вздохнула. Или не сомневалась в способности Эсме постичь непростую колдовскую науку, или – что грело сердце – просто не желала с ней расставаться.
– А если тебе попадется цхеар? – шепотом спросила она, выразительно округлив и без того большие глаза.
– Глупышка, цхеары уже несколько лет как не выходят на охоту. Они безвылазно сидят в своих пещерах, – со знанием дела ответила Эсме.
Об этом ей поведала «Книга существ», таящая в себе обширные, и, несомненно, полезные знания. Особенно полезные будущим лунным скиталицам.
Таисия сосредоточенно наморщила нос.
– Чем же они тогда питаются? Если, конечно, не теми бедолагами, которых отлавливают поблизости? Пещерными грибами особо не насытишься…
Простой вопрос поставил Эсме в тупик. Она пыталась припомнить, что читала об этом в книге, но не смогла.
– Не знаю, – озадаченно сказала она. Задумчиво добавила: – Может, своими же?
– Фу, – категорично высказалась Таисия.
Эсме открыла было рот объяснить, что с точки зрения цхеар подобный способ пропитания мог быть вполне оправданным, но тут из коридора донесся громогласный окрик Каталины. Она подскочила на кровати, чем вызвала ехидные смешки соседок.
Появившаяся в дверях Каталина велела ей отправиться на рынок и купить трав. Эсме бросила красноречивый взгляд за окно. До рассвета оставалось не больше двух часов, а значит, она с чистой совестью могла готовиться ко сну. Однако Каталина всем своим видом давала понять – рабочая ночь в самом разгаре, а самая непутевая из послушниц лентяйничает.
Эсме со вздохом сползла с кровати. Делать нечего, пришлось выйти во двор и, уже не таясь, призвать Перышко. Однако прежде, чем взобраться на алну, она критически себя оглядела. Мятое послушничье платье светло-серого цвета (оно уже, увы, не казалось ей меланжевым) никуда не годилось. Будь у нее больше времени, Эсме сплела бы лунный свет в изящное кружево, но ей нужно было успеть вернуться в Лунные Сады до рассвета.
Тогда она соткала из лунной росы эфемерный шлейф чар и покрыла платье тонкой светящейся вуалью. Та скрыла под собой и мятость платья, и его скучный мышиный цвет. Доходящий до колен наряд стал нежно-голубым, подчеркивая цвет ее почти прозрачных глаз. Эсме распустила заплетенную накануне косу, и теперь волосы мягкими волнами спадали ей на плечи. Признаться, она редко уделяла своей внешности столь пристальное внимание… если только речь не шла о возможной встрече с Кассианом. Его дом находился неподалеку от рынка. Велик шанс, что он, даже если не столкнется с Эсме на улице, то увидит ее через окно своей башни.
А если не столкнется и не увидит… Тогда у нее появится повод нанести ему визит.
Как всегда при мысли о друге детства щеки Эсме заалели. К счастью, восемнадцатилетний хэсс не подозревал о том, что занимает особое местечко в ее сердце, и ее мечтательные, проникновенные взгляды не замечал. Она до сих пор была для него все той же мелюзгой, тощей девчушкой с двумя косичками, которая в детстве хвостиком ходила за ним. И неважно, что Эсме выросла в хорошенькую девушку. Для Кассиана она по-прежнему оставалась его названной младшей сестрой.
Ей с детства было скучно с девочками-ровесницами (Таисия, конечно, не в счет). Так и вышло, что Эсме прибилась к стайке мальчишек постарше, среди которых был и Кассиан. Вместе с ними лазала по деревьям, призывала лунную магию, чтобы построить «штабы» и «лагеря», устраивала «охоту на цхеар». Веселое было время…
Став чуть старше, они разбрелись кто куда. Большинство мальчишек по возрасту уже подходили для вступления в Паттару. Служение ордену занимало почти все их время, и им стало совсем не до игр. Как вышло, что Кассиан еще не в Паттаре, Эсме не знала. Но при всей своей прямолинейности чувствовала: не стоит спрашивать друга об этом. Он сам расскажет ей обо всем, когда будет готов.
Расположенные по кругу прилавки рынка на городской площади освещал не только льющийся с неба свет, но и серебряные фонари. В воздухе чудно переплелись запахи переспелых фруктов, трав и экзотических специй. Рынок был огромен – в столицу стекались не только с разных уголков королевства, но и со всех краев Акфарона. Эсме могла застрять здесь надолго: рассматривать выставленные на прилавках безделушки или, заприметив незнакомых торговцев, расспрашивать о местах, из которых они прибыли. Порой она, кажется, им несколько… докучала, мешая выбивать из покупателей хорошую цену. Однако среди торговцев находились и те, кто охотно рассказывал о традициях своей страны или о любопытных новостях родного города.
Эсме купила трав у местной торговки, пышущей здоровьем Дари. Рассеянно слушая ее болтовню, настолько глубоко погрузилась в собственные раздумья, что едва не пропустила, как Кассиан появился всего в нескольких шагах от нее.
Избранник самого Зверя-без-имени, он был молод, но уже очень симпатичен. Небрежно уложенные темные волосы, задумчивый взгляд светло-зеленых глаз, мягкая улыбка… и серебристый шрам на щеке, неизменно приковывающий чужие взгляды. Три тонкие полосы – след от когтей Зверя-без-имени. Они слегка светились, тая под кожей силу сына Луны. Картину довершал броский наряд – украшенная серебристой вышивкой синяя туника и брюки в тон.
Из всех народов Подлунья хэссы (не в обиду им) внешне были самыми… непримечательными и вместе с тем – непохожими друг на друга. Как ни присматривалась Эсме, не могла выделить каких-то деталей, характерных для всех хэссов. Лица круглые, овальные и лица сердечком; волосы от светло-золотистых и пепельных до угольно-черных; разноцветные, будто самоцветы, глаза. И все же кое-что у хэссов было общим.
Независимо от количества денег в кошелях, они всегда выглядели так, будто собирались на праздник, торжественный прием или лунную церемонию. Эсме порой казалось, что бедняк-хэсс, потерявший в одно мгновение все, на последние деньги купит не еду, а эффектное облачение.
Кассиан однажды объяснил ей: для его народа непозволительно выдавать, что в их жизни что-то идет не по плану. Непозволительно выглядеть хуже и беднее, чем кто-то другой. А потому хэссы всегда выглядели так, будто их жизнь – сплошной праздник. Во всяком случае, так Эсме для себя поняла их чудную особенность. Исключение составляли разве что послушницы и жрицы Храма Луны.
– Кассиан! – воскликнула Эсме с удивленно распахнутыми глазами.
Ее тщательно отрепетированная гримаса безмолвно говорила: «Какая приятная неожиданность!»
Кассиан ответил широкой улыбкой, щелкнул по носу – привычный уже ритуал. Эсме ревностно заметила, какими взглядами его проводили две идущие по улице молодые хэсски. Как и то, каким взглядом проводил их он.
«Ну ничего, – мстительно подумала Эсме. – Мы еще посмотрим, кто кого».
Как любила повторять жрица Анн-Софи, несколько неуклюже успокаивая расстроенную малышню, «на любую ситуацию нужно смотреть с точки зрения долгосрочной перспективы». Она о-очень умная, эта Анн-Софи.
– Кассиан, ты знаешь, что такое «флиарен»? Или «лунная капля»?
Он вскинул брови, явно озадаченный вопросом.
– Я слышал про них от мамы, а ты откуда?
Мама Кассиана была королевской советницей. Эсме могла бы и раньше догадаться, что Доминика может что-нибудь знать.
– Что мама тебе рассказала? – отмахнувшись от вопроса, нетерпеливо спросила она.
– Флиарен – это лунный камень, концентрат лунной росы, который наделяет своего обладателя магией.
– В нас и так живет магия, – недоумевала Эсме.
– Но только не днем, – справедливо заметил Кассиан. – Если я правильно понял, какая-то особая магическая оправа флиарена защищает лунную росу от разрушительных солнечных лучей. А чтобы получить его силу, достаточно просто сжать камень в руках.
Эсме изумленно смотрела на друга. Ни о чем подобном она прежде не слышала.
Почти всем людям и зверолюдям Подлунья в той или иной мере была доступна лунная магия. Кто-то достигал в ней невиданных высот, кто-то, как она, без должного наставника и врожденных способностей довольствовался простейшими чарами. Однако любые из них становились возможны лишь тогда, когда на небе царствовала Луна. Как только богиня отдавала небесный трон Солнцу, его лучи безжалостно уничтожали рассеянную в воздухе лунную росу.
Уничтожали саму магию.
Такой распорядок вещей монахиня Анн-Софи называла непреложными законами мироздания. Теми, которые невозможноизменить.
– Но как такое может быть? – прошептала Эсме. – Откуда вообще они взялись?
– Ходят слухи о некой шанари, которая сумела заключить силу Луны в зачарованный сосуд. Вероятно, она очень щедра и великодушна, раз решила подарить нашему королю магию, которой могла бы обладать сама.
– Ого, – с уважением к неведомой умелице протянула Эсме. – Как думаешь, флиарен можно где-то… м-м-м… достать?
Камень, запертый в Зале молодой Луны, даваться ей в руки пока не спешил.
– Сомневаюсь, что простым горожанам они доступны, – усмехнулся Кассиан.
– Но ты же не простой горожанин, – возразила Эсме. – Ты – Отмеченный Зверем.
В глазах друга детства промелькнуло выражение, распознать которое она не сумела. Миг – и оно исчезло, сменившись куда более привычной улыбкой. Той, что говорила: все непременно будет хорошо. Что всегда согревала ее, будто огонь, разожженный в камине.
– Сомневаюсь, что король – или принц, известный своей любовью к волшебным игрушкам – поспешит поделиться со мной флиаренами.
Эсме с сожалением вздохнула. А она уже успела представить, как учится магии, пока за окном светит солнце и все остальные послушницы (и жрицы, что важней) спят. Такая соблазнительная мысль, ведь времени на магическую науку стало бы куда больше! И ее путь к титулу великой волшебницы оказался бы куда короче.
От Кассиана, конечно, не укрылось разочарование подруги. Он улыбнулся краешками губ.
– Если ты так сильно хочешь заполучить флиарен, я готов проникнуть в спальню принца и выкрасть его для тебя. Флиарен. Не принца.
– Ты никогда этого не сделаешь.
Кассиан сокрушенно покачал головой.
– Ты права, не сделаю. Я безнадежно скучный и правильный.
«И ничего не скучный, просто очень… вдумчивый. И умный. А еще…» Покраснев до кончиков ушей, Эсме заставила внутренний голос умолкнуть.
– А вот ты… Я так и вижу, как ты придумываешь невероятно дерзкий план проникновения в покои принца.
– Это ты у нас по части планов, – насмешливо фыркнула Эсме. – Настоящие гении…
– Как ты.
– …как я, работают по вдохновению.
– Ну хорошо, я придумываю – ты исполняешь.
Красочная картинка в тот же миг ожила перед глазами. Дождь, барабанящий в окна королевского замка. Одно из них по забывчивости оставили открытым. Оттуда доносится торжественная и немного тревожная музыка виолончели. Под ее аккомпанемент Эсме ловко, словно тескера, карабкается по стенам замка. Их с флиареном разделяет один шаг – она прямо у окна, что ведет в покои принца. Спальня окутана ослепительным сиянием, будто в ней зажглась сама Луна и теперь сияет для одного только принца. Эсме рвется в сторону, но пальцы соскальзывают. Смычок виолончели невидимого музыканта срывается с ужасным, какофоническим звуком. Сердце, замерев на мгновение, падает вниз. Эсме, конечно, справляется с досадной помехой, и через окно ловко проникает в спальню принца. А там…
Кассиан откашлялся, врываясь в фантазию и безжалостно сминая ее. Эсме смущенно потерла нос. Кажется, она снова замечталась… Впрочем, на лице друга не отразилось и толики раздражения. Он смотрел на нее, все так же улыбаясь. За годы дружбы Кассиан привык к фантазиям Эсме, которые крали ее из реального мира и уносили в какой-то иной, другим людям недоступный.
Мимолетная встреча подняла ей настроение на всю оставшуюся ночь. Не дожидаясь, пока Кассиан уйдет домой, Эсме готовилась прошептать воззвание Алнаин, чтобы призвать Перышко. Ей хотелось, чтобы Кассиан наблюдал, как она взлетает. Лунный свет серебрит ее кожу, серебристо-лазуревые волосы красиво развеваются на ветру… А если повезет – чтобы провожал ее взглядом, пока хрупкая фигурка девушки верхом на алне не превратится в едва различимую точку на горизонте.
Однако теперь, когда между ними воцарилось молчание, прочие звуки обрели силу, обострились. Зазывающие крики торговцев, возмущенные – парочки покупателей, заподозривших, что с них хотят стрясти больше, чем положено; отдаленные разговоры, шелест крыльев взмывающих в небо алн…
Но было кое-что еще. Настойчивый шепот, змеей заползающий в уши. Эсме тряхнула головой, пытаясь сосредоточиться. Шепот стал лишь сильнее, настырнее, но расслышать слова отчего-то не получалось. Раздосадованная тем, что кто-то пытается помешать ее планам произвести впечатление на Кассиана, Эсме озиралась по сторонам. Однако рядом не было никого, кто бы мог шептать.
Никого видимого.
От этой мысли что-то внутри заиндевело, прошлось по позвоночнику холодком.
– Ты не слышишь?
– Не слышу что? – озадаченно спросил Кассиан.
Подобные вопросы обычно не задают, когда понимают, о чем идет речь. Выходит, и впрямь не слышал.
Шепот внезапно пропал, словно звук можно было взять и отрезать остро наточенным ножом.
– Мне только показалось…
– Что? – встрепенулась Эсме.
Кассиан задумчиво смотрел на нее.
– Тебя будто окружало сияние… или оно просто было возле тебя. Я отвлекся на ссору, повернулся, и все исчезло. Вот только что.
Как раз в то мгновение, когда стих шепот.
Глава четвертая. Пума вышла на охоту
Все взгляды тескер, которые сегодня играли роль жадных до зрелищ обывателей, были обращены на Биату.
Она прекрасно слышала их перешептывания, эти самозабвенные, полные самодовольства шепотки. Для того кошачий слух и предназначен. Биата чуяла яд в их голосах. Танцующей походкой она прошествовала к центру арены. На поляне, огороженной невысокой круговой оградой, уже замерла Харди – ее противница, молоденькая высокомерная львица. Губы презрительно кривятся, хвост нетерпеливо бьет по длинным стройным лапам.
Биата приняла боевую стойку. Шерсть встала дыбом от витающего в воздухе напряжения, походящего на невидимые молниевые нити. Тескеры за ареной по-прежнему не сводили с нее глаз. Каждый ее жест должен быть выверен, каждый выпад хорошо продуман. Зверолюди, чье внимание сейчас приковано к Биате, вскоре могут стать ее зверолюдьми.
Ее кланом.
Они, может, и простят ей поражение. Она себе не простит.
– Глядите-ка, наша пума вышла на охоту! – насмешливо воскликнула Харди. – Не старовата ли ты для этого?
В ответ ожидаемо раздались угодливые смешки верной свиты, но Биата пропустила подколки львицы мимо ушей. Харди была почти на десять лет моложе и не в меру нахальнее. Она из тех тескер, что привыкли открывать двери с задней лапы, отвергая этикет и дипломатию. Преисполненная уверенности в своих силах, Харди ждала, что весь мир падет к ее лапам.
Однако Биата не напрасно слыла бесстрашной, порой даже безрассудной воительницей, не знающей ни страха, ни поражений. Она шкурой чувствовала, что впереди у нее еще несколько жизней, а потому без малейших сомнений бросалась в бой. И что бы ни говорила Харди, Биата была в отличной форме для той, кто прожил тридцать весен. Самое время это продемонстрировать.
Самое время сбить спесь с молодой львицы, которая вместе с ней претендовала на титул Великой Охотницы – главы клана Фес.
Оставив подруг восхищаться собой издали, Харди лениво прошествовала в центр арены. Ее медлительность была обманчивой – в бою львица была быстра как ветер и стремительна как стрела. Бедра Харди прикрывала кожаная таньега – традиционный боевой наряд. Два лоскута кожи расходились сзади, освобождая пространство для хвоста и всех связанных с ним маневров. Биата знала парочку тескер, для которых хвост в бою был едва ли не важней когтей. Им можно ударить по морде противника или обвить его шею и лишить воздуха. Или, ухватив за скакательный сустав и резко потянув на себя, выбить землю из-под лап.
Харди, конечно, не удержалась от того, чтобы не приумножить свою красоту, которую она так холила – края ее боевой таньеги украшали тонкие золотые ремешки. В наряде Биаты был лишь один элемент – кожа.
Пума выпустила когти, мысленно настраиваясь на бой.
«Темнота, позволь мне сохранить эту жизнь. Или подари мне другую, если эту я потеряю», – едва слышно прошептала она, зная, что соперница сейчас молчаливо просит о том же самом.
Харди неторопливо сняла лук из налучья – она всегда предпочитала дальний бой. Биата отточенным навыком стрельбы похвастаться не могла. Она привыкла к столкновению мордой к морде, когтями к когтям.
Две тескеры замерли напротив, взглядами буравя друг друга. Но уже в следующее мгновение пума бросилась вперед. Стремительно натянув тетиву, Харди послала в полет первую стрелу. Биата легко отпрыгнула в сторону и продолжила бежать. Когти босых лап – обувь тескеры не признавали – звонко цокали по каменному полу арены. Глаза львицы полыхнули недобрым огнем. Она принялась осыпать Биату градом стрел, но ни одна из них так и не достигла цели.
Ругнувшись сквозь сцепленные зубы, Харди бросила лук на землю и картинным жестом обнажила когти, вскидывая лапу, будто знатная хэсска – перьевой веер. Встала в стойку, чуть пригнувшись, готовая отразить любой удар. И он не замедлил себя ждать. Когда до львицы оставался шаг, Биата, пружиня на лапах, оттолкнулась от земли. Харди царапнула лапой воздух, пытаясь достать ее в воздухе. Биата уклонилась, развернув корпус, и приземлилась на расстоянии ладони от львицы. Успела увидеть мимолетный испуг в глазах, прежде чем все пять ее когтей вонзились в мягкий бок с песочной шерстью.
Харди захрипела. Морду исказила злобная гримаса. Львица раскинула лапы в стороны, когти ее засияли, вбирая в себя лунный свет. Биата дала ей время, пускай это и не входило в обязательные правила боев. Она имела полное право воспользоваться слабостью Харди, напасть на нее и добиться прекращения боя, но делать этого не стала. Пума хотела показать наглой львице, возомнившей себя достойной титула Бесстрашной Охотницы, что может победить ее, даже дав ей фору.
Что сражаться для Биаты так же легко, как дышать.
Харди полоснула сверкающими серебристой лазурью когтями по воздуху, создавая Разрыв. Через образовавшуюся щель в реальности скользнула в Темноту.
Биата замерла посреди арены, дожидаясь, пока Харди излечится. В реальности прошли мгновения, в Темноте растянувшиеся до минут.
Как только львица появилась в схлопнувшемся за ее спиной чернильном облаке, Биата без промедления пошла в атаку. На этот раз львица была настороже, ловя каждое движение пумы. Однако неизбежно наступил момент, когда Харди начала выдыхаться. Ее вымотали беспрестанные прыжки и махания лапами с выпущенными когтями, еще не потерявшими лунного сияния. Финальным аккордом стал простой обманный трюк в исполнении Биаты. Пока все внимание Харди было сосредоточено на занесенной над ее головой лапой с пятью острыми миниатюрными клинками, другой лапой пума нанесла противнице удар в живот.
Львица закричала. Острой иглой кольнула жалость – Биата не любила причинять боль. Однако Харди знала, на что шла, когда объявляла клану, что будет претендовать на титул Бесстрашной Охотницы. Знала, насколько ожесточенной будет каждая битва. До решающего боя оставалось меньше месяца, и Биата просто не могла позволить себе такую роскошь, как сострадание к сопернице.
– Прекращаем бой? – жестко спросила она, не отрывая глаз от Харди.
Хвост львицы бился по задним лапам, выплескивая ее злость и негодование. Какое-то мгновение она колебалась. И все же упрямо тряхнула головой.
– Нет.
Харди снова исчезла в чернильном облаке. Появившись, отняла лапу от живота. Края раны стянулись под натиском магии Темноты, что текла в венах каждой тескеры. Она уже не должна была чувствовать боль. А вот ярость…
Львица бросилась вперед, перехватывая инициативу. Биата предугадала это, а потому легко увернулась от удара лап, нацеленных ей в грудь когтями.
– От отчаяния идешь на запрещенные приемы? – с усмешкой поддела она.
Харди прекрасно знала, что раны, которые могут оказаться смертельными, наносить нельзя. Львица оскалилась, демонстрируя ряд острых, белоснежных клыков.
– Хочешь кому-нибудь пожаловаться?
– Ну что ты. – Биата легко уклонилась от очередной не слишком неумелой, поспешной атаки. – Лишь хочу тебя проучить.
Она схватила занесенную для удара лапу Харди и с силой вывернула в обратную сторону. Львица жалобно взвыла. Уверенность и превосходство исчезли из ее глаз, утекли в Темноту. Биата развернула Харди спиной к себе, еще больше заломив ей лапу, и швырнула на песок. Перевернувшись, львица хотела было вскочить, но была остановлена когтем, что находился на волосок от ее глаза.
– Заканчиваем бой? – невинно поинтересовалась Биата.
Харди нехотя процедила: «Да».
Выпрямившись, Биата подала ей лапу. Харди со вспыхнувшей ненавистью в глазах ее оттолкнула. Пуме ничего не оставалось делать, как пожать плечами и покинуть арену под прицелом неприязненных взглядов приспешниц львицы.
Она мысленно набросила на шкуру непроницаемый плащ, сотканный из Темноты и лунного света. Чем ближе финальный бой, тем больше будет подобных взглядов, тем настойчивее они будут. А значит, Биате понадобится все ее хладнокровие, чтобы не дрогнуть в решающий момент.
И она не дрогнет.
Глава пятая. Капля волшебства
Зал молодой Луны по-прежнему был закрыт, а нетерпение Эсме достигло предела. Она не могла так легко смириться с мыслью, что с истинным чудом Луны ее разделяла одна лишь стена. А еще ей нужно было хоть немного отвлечься от тех странностей, что происходили с ней последнее время. Взглянуть бы на флиарен хотя бы одним глазком!
Эсме ничего не оставалось делать, как пойти на крайние меры. Правда, для этого пришлось дожидаться подходящего момента, которым стал праздник Новолуния. Луна скрывалась в небе, обращаясь к людям своей темной стороной… однако не было ночи светлее. Люди и зверолюди по всему Подлунью призывали сверкающих лунных мотыльков, зажигали магические призмы и создавали из воздуха светящиеся сферы, циркачи жонглировали сгустками лунного света, факиры глотали лунный огонь или выдували его, словно драконы из детских сказок.
Люди показывали миру, что сила затаившейся среди облаков Луны все еще с ними. Что свет богини течет в их крови. После полуночи все источники света гасли, и жители Подлунья до самого утра гадали по звездам, которые в эту ночь были особенно видны.
Полночь давно уже наступила. В глубине Лунных Садов послушницы и жрицы сбивались в стайки и образовывали кружки. До Эсме доносилось приглушенное девичье хихиканье – послушницы гадали на суженых. Жриц же интересовали куда более серьезные вопросы: семья, здоровье близких или их собственная судьба.
Трудно придумать более подходящего момента, нежели сейчас, когда все взгляды обитателей Лунных Садов обращены к звездам.
– Прикроешь меня? – шепнула Эсме Таисии.
– Опять?!
– Это важно.
– Это всегда важно.
– Да, но сейчас… особенно, – смутившись, закончила Эсме. – Я быстро.
Вслед ей донесся возмущенный шепот подруги.
Вскоре Эсме уже замерла перед дверью, что вела в Зал молодой Луны.
У каждого народа Подлунья был свой уникальный способ призывать магию. Самый необычный из них, по мнению большинства, принадлежал шанари. Они заплетали косы. Их чудные для многих волосы, отражающие силу Луны и ее фазу, были своеобразными проводниками или даже… магнитами. Когда Эсме требовалась лунная сила, она плела косы, и магия, привлеченная ее движениями, текла по пальцам, будто сок из надкушенного персика. Именно это она сейчас и сделала.
Чары откровения, давным-давно добытые ею из одной магической книги и старательно выученные как раз для подобных случаев, проявили лунное плетение на двери. Затаив дыхание, Эсме протянула руку и осторожно коснулась лунной нити. Расплетать чары – все равно что пытаться разматывать по ниточкам паутину. Кропотливая, тонкая работа. Однако то, что можно сплести… можно и расплести. А кто справится с этой задачей лучше луноплетов-шанари?
Вскоре Эсме отворила дверь, впуская внутрь приглушенный свет ламп из коридора.
Флиарен обнаружился в самом центре комнаты. Накрытый полупрозрачным куполом, сотканным из чар, он лежал в чаше на специальном постаменте – нечто средним между трибуной и алтарем. Эсме удивленно моргнула. И из-за этого камешка столько шума? Из-за этой вот крохи? После разговора с Кассианом она представляла волшебный камень несколько более… волшебным. И впечатляющим. Но стоило только приглядеться…
Оболочка камня, покоящегося в чаше, словно в колыбели, напоминала стекло, внутри которого сияло серебристо-голубое пламя. Из-за прозрачности оболочки флиарен приобрел цвет огня в его центре и казался вырезанным из серебристо-голубого хрусталя.
Стоило приблизиться к куполу, как ушей достиг исходящий от флиарена шепот… Знакомый многоголосый шепот. Выходит там, на рынке, у кого-то тоже оказалась лунная капля? Однако Эсме впервые слышала, чтобы волшебные камни шептали. А ведь у Мириам был пояс с лунными самоцветами.
Она чувствовала исходящую от флиарена силу. Но что же делало его столь особенным? Душа неутомимого исследователя, втиснутая в хрупкую девичью фигурку, заставила ее шагнуть вперед и почти упереться носом в хрустальный купол. Ей лишь хотелось расслышать, что говорит ей камень. Залюбовавшись игрой света на поверхности камня, Эсме коснулась купола рукой. Ахнула от удивления, когда призрачная серебристо-голубая дымка – словно в лазуревую росу бросили серебряные искры – потянулась от центра лунной капли… к ее рту.
Перед глазами, словно стайка разноцветных бабочек, замельтешили образы. Безмолвные, словно цветные картинки, по которым учили говорить маленьких детей. Плоские оборванные фрагменты, карусель незнакомых пейзажей и лиц.
Одного этого мгновения, которое обернулось вечностью, хватило, чтобы увидеть… все. Целый мир, пусть и раздробленный на сотни осколков.
Мать, что баюкает в руках малыша и поет ему песенку о луноликой Алнаин.
Путница с покрытой тонким шарфом головой, что бредет по безжалостным, жарким пескам пустыни.
Мужчина, что вонзает клинок в грудь врага – на войне, о которой она не знала.
Старик, что держит в дрожащих руках портрет молодой возлюбленной – давным-давно ее забрали к себе звезды.
Мир разбился и погас, сорвав с губ Эсме изумленный вскрик.
То, что происходило с ней, казалось… неправильным. Странным. Понятным было лишь одно: мелькающие в сознании фрагменты видений рождал флиарен. От этой мысли похолодели кончики пальцев, и Эсме наконец нашла в себе силы отступить на шаг. Призрачная дымка исчезла. Вместе с ней исчезли и напугавшие ее таинственные образы.
Эсме стрелой вылетела из Зала молодой Луны и с облегчением закрыла за собой дверь. Отыскав в круге послушниц Таисию, схватила ее за локоть и почти поволокла в другой конец Лунных Садов. И только там, надежно скрытая кустами и статуей Зверя-без-имени, все ей рассказала.
– Видение, говоришь? – недоверчиво переспросила Таисия. – Не обижайся, но… может, тебе почудилось?
– Пойдем со мной, – решительно сказала Эсме. – И все увидишь сама. Вместе мы поймем, что происходит.
– Не впутывай меня в свои приключения! – замахала руками подруга.
– Но как я смогу понять, показалось мне или нет, если поблизости никого не будет? Кассиан сказал, что флиарен отдает свою силу, только если сжимаешь его в руках. Но я-то к нему не прикасалась, а дымку отчетливо видела!
– Ага, и с тобой картинками говорил камень, – фыркнула Таисия, тут же заслужив укоризненный взгляд. – Прости.
– Прощу, если пойдешь со мной.
Эсме вскинула голову и скрестила руки на груди. Так делали старшие, чтобы выглядеть непоколебимыми и уверенными в своей правоте. Таисия издала жалобный стон, сдаваясь под напором подруги. А может, любопытство в конце концов одержало вверх над страхом наказания.
– Мы ненадолго, правда, – заверила подругу Эсме. – Я просто хочу, чтобы ты попробовала коснуться купола, который его защищает. Посмотрим, что произойдет. Вдруг просто сам флиарен… не знаю… неправильный.
– Сама ты неправильная! – хихикнула Таисия. – Ладно, идем. Но ненадолго.
Эсме торжественно прижала руку к груди, будто давая клятву. Она уже готовилась переступить порог храма вслед за подругой, как на периферии зрения мелькнуло размытое черное пятно. Эсме резко, до хруста в шее, повернула голову.
Тень. Она вырастала прямо из земли, не отбрасываемая ни фасадом, ни скамейками внутреннего дворика, ни статуей луноликой. Она просто существовала сама по себе, дымчатая, оторванная от реального, цветного мира.
Странная тень словно почувствовала чужой взгляд и растворилась, поселив в душе смутную тревогу. Впрочем, Эсме и сама уже не была уверена в том, что увидела. Может, это чары послушниц, вздумавших напугать жриц? Может, кто-то, решивший подшутить над ней, балуется иллюзорными чарами? Что и говорить, и сама Эсме нередко устраивала для пугливой Райи всяческие каверзы. И все же странная тень почему-то не желала покидать ее мысли.
Тряхнув головой, Эсме перешагнула порог и усерднее, чем обычно, закрыла за собой дверь. Поспешила в Зал молодой Луны, пытаясь избавиться от навязчивого ощущения, что даже в ярко освещенном пространстве храма слишком самостоятельная, лишенная хозяина тень следует за ней по пятам.
Таисию новыми странностями пугать она не хотела.
Эсме первой вошла в Зал молодой Луны. Жестом подозвала нерешительно замершую у порога подругу. Та приблизилась, бросая осторожные взгляды на флиарен.
– Давай, дотронься, – подбодрила ее Эсме.
Таисия коснулась рукой хрустального купола с той самой «неправильной» лунной каплей. Подождала, затем покачала головой. Ощущая непривычную для себя робость, Эсме подошла ближе и сама. Шепот, льющийся в уши, усилился, магическая энергия тонким серебристым ручейком потекла от флиарена к ней.
– Видишь? – прошептала она.
Потрясенная, Таисия лишь кивнула.
Вдыхая призрачный дымок, Эсме ждала появления образов, и не ошиблась. Они по-прежнему оставались для нее лишь горстью осколков из цветного стекла в калейдоскопе. Часть фрагментов словно унесло течением – быстрым, стремительным. Не ухватить их, ускользающих, и в памяти не удержать. Но, как и в прошлый раз, что-то просеялось через сито, а что-то осталось. Эсме не выбирала, какой из осколков взять в ладони. Они сами яркой вспышкой прорезали ее разум.
Девушка, что со слезами на глазах сжимала обручальный браслет.
Молодая женщина, качающая на руках ребенка.
Старуха, которая оставила окутанное тело мужа на солнце, чтобы совершить заупокойный ритуал.
Это все один человек в разные годы своей жизни? Разные? Не разобрать.
Эсме часто заморгала, хватая ртом ставший вдруг горячим и спертым воздух. Однако ей не дали прийти в себя – за дверью раздался голос… Каталины. Негромкий, он заставил ее пружинкой подскочить на месте. Эсме схватила Таисию за рукав и вместе с ней побежала ко второму – запертому – выходу. Провела рукой по расплетающейся косе, чтобы собрать осевшую на ней дождевыми каплями лунную росу и на бегу сплести чары.
«Только бы успеть, только бы успеть!»
Страшно даже представить, какое наказание ждет обеих, если Каталина застанет их на месте преступления. Да еще и рядом с реликвией, перед которой она так благоговела! Подбежав к двери, Эсме толкнула ее обеими руками, будто физическая сила могла бы исправить неудачные чары.
Дверь легко отворилась. Подруги едва ли не кубарем вывались из зала, словно два туго набитых мешка из переполненной кладовой, и захлопнули за собой дверь. Получилось не так тихо, как хотелось бы. Оставалось надеяться, что шум заглушат неизменно тяжелые шаги Каталины.
– А теперь бежим, – громким шепотом сказала Эсме.
– А до этого мы что делали?
– Тс-с-с!
И снова бег, на этот раз с препятствиями в виде лестницы на первый этаж. Только выбравшись из Храма Луны и оказавшись в безопасности в тени кустов Лунного Сада, они остановились. А еще пару мгновений спустя с облегчением расхохотались.
– Давно я так не бегала, – призналась Таисия. Улыбка тут же сошла с ее лица. – Но что это было?
После ее вопроса и у Эсме пропало желание смеяться.
– Не знаю, – призналась она. – Я снова видела что-то странное. Думаешь, со мной что-то не так?
– Но я же видела эту дымку, – резонно заметила подруга. – И она будто сама тянулась к тебе. Это ведь лунная роса, да?
– Похоже на то, – устало ответила Эсме. Улыбнулась через силу. – Будем радоваться тому, что нас не заметила Каталина. Иначе нам грозили бы по-настоящему крупные неприятности.
– В которые, прошу заметить, нас втянула именно ты.
Последние слова подруги (справедливости ради, произнесенные совершенно беззлобно), Эсме предпочла не услышать. И все же она чувствовала, как в груди что-то свербит. То ей мерещатся тени, то посещают странные видения… Однако нужно признать – жизнь многих великих волшебников и состояла из странностей.
А значит, и ее, будущую лунную скиталицу Эсмеральду, они не должны пугать.
Глава шестая. Отмеченный Зверем
Кассиан придирчиво рассматривал выложенные на бархатную подложку самоцветы. Прежний хозяин лавки никогда не предлагал ему фальшивый или некачественный товар – своеобразная благодарность постоянному клиенту. Однако теперь за прилавком стоял другой хэсс – более молодой и, как показалось Кассиану, более наглый. Хотя бы потому, что просил за тускловатый аметист двадцать монет.
– О, глядите-ка, наша дама хочет сплести себе бусики, – съехидничал кто-то за спиной.
Кассиан подавил вздох. Обернувшись, встретился взглядом с Эриком. Отмеченный Зверем стоял, засунув руки в карманы модных брюк, и насмешливо смотрел на Кассиана. Оба хэссы, они, тем не менее, были не похожи внешне. Светловолосый, щуплый Эрик казался младше своих семнадцати лет. Макушкой он доставал Кассиану до плеча, хотя тот сам не мог похвастаться долговязостью. Однако было и то, что их роднило.
В прошлом – дружба, в настоящем – серебрящийся на щеке шрам.
– Ты настолько загадочная в наших кругах личность, что иногда я сомневаюсь в твоем существовании. А тут смотрю – стоишь, камушки себе выбираешь. Могу я поинтересоваться, на кой ляд они тебе сдались?
– Тебе не понять.
– Ну конечно. Куда мне до тебя, величайшего из гениев. Ты настолько крут, что тебе даже наставник не нужен.
Что это в его голосе? Издевка или плохо скрытая зависть?
Кассиан терпеливо вздохнул.
– У меня естьнаставники. Ты прекрасно знаешь, что я обучаюсь на дому.
Он предпочел бы и вовсе ничего не объяснять, потому что чувствовал себя так, будто оправдывался. И потому что объяснять свои действия несколько лет подряд ему попросту надоело. Но, выражаясь словами матери, такова их стратегия. Таковы правила, которые ему приходилось соблюдать.
– О, все это знают. Шепчутся, что твоя сила настолько велика, что ты не можешь держать ее под контролем. Это правда?
– Да.
Кассиан отвел взгляд. Получилось само собой, но к месту. Для Эрика его опущенные глаза – признак стыда, нежелания признаваться в собственной ущербности, уязвимости. Кассиан и впрямь стыдился – лжи, брошенной в глаза того, кого он когда-то называл другом.
Ему было опасно с кем-то дружить. Кроме, пожалуй, Эсме, которую родители хоть как-то принимали. Она не была хэсской, не входила в круг общения Отмеченных Зверем и в своих Лунных Садах была по большей части изолирована от всего остального Фаграса. И то, говорить правду Эсме родители запретили. Во всем огромном городе она осталась последним его другом. От всех остальных Кассиана заставили отдалиться.
Давным-давно над их семьей нависла угроза разоблачения. Родители решили: чем меньше людей знает правду, тем лучше. Вот так и вышло, что знали только они и Раегел.
– Со мной работают лучшие учителя Акфарона. Они учат меня держать под контролем силу Зверя-без-имени. Просто во время этих уроков мне опасно находиться среди других людей.
Ложь легко сорвалась с губ – потому, что была отработана годами. Но из глаз Эрика не уходило подозрение. Неудивительно. До того, как Кассиан начал держать дистанцию со всеми бывшими приятелями и, главное, с Отмеченными Зверем, с которыми они регулярно встречались на тренировочных площадках Паттары, он не проявлял никаких выдающихся способностей. А тут в нем вдруг откуда-то взялась дикая, норовистая сила, которую сложно удержать в узде.
«Надо уходить».
Рука Кассиана скользнула в карман брюк, будто подражая позе бывшего друга.
– Странный из тебя Отмеченный, приятель, – зло хмыкнул Эрик. – Почему мы должны лебезить перед Паттарой, как дрессированные зверьки показывать, на что способны, пока ты сидишь в своей башне, как какая-то принцесска?
– Отстань, – процедил Кассиан сквозь зубы и попытался пройти мимо.
Не вышло – Эрик шустро схватил его за плечо и развернул к себе. Глаза недобро сверкнули, правый уголок рта прошила жесткая усмешка.
Началось…
– Нехорошо грубить бывшим друзьям.
– Меня просто раздражает, что ты мне не веришь! – старательно отыгрывая роль, вскрикнул Кассиан. – Почему меня не могут оставить в покое!
Он взмахнул рукой, и на мостовую на безопасном расстоянии от людей упал огненный сгусток. Ближайшие к нему лавочники и покупатели вскрикнули от неожиданности и разбежались в разные стороны. Эрик наблюдал за затухающим огнем широко раскрытыми глазами.
– Видишь, что ты натворил, – прошипел Кассиан.
Демонстративно толкнул плечом бывшего друга и ушел.
Самоцветы, которые он так придирчиво выбирал, остались лежать на бархатной подложке. Судя по взгляду оторопевшего лавочника, в следующий раз он будет куда сговорчивее.
Кассиана переполняла злость. Не на родителей, что заставляли его изображать из себя великого заклинателя. На судьбу. Почему он не мог быть нормальным Отмеченным Зверем? Тем, кто медленно, постепенно взращивает силу, а не тратит время на дешевые и опротивевшие уже фокусы? Или, в конце концов, обыкновенным хэссом? Тем, кто способен использовать пронизывающую пространство лунную росу, чтобы управлять элементами? Пусть даже не выходя за рамки несложных чар?
Стать бы ему камнеплавом и превращать горы в города с их чудесными башенками, храмами и дворцами. Или заиметь способности укротителя пламени. Несколько таких жили в подножье проснувшегося вулкана и защищали его жителей от лавы и огня. Или в роли укротителя воды и ветра вместе с капитанами и их командой бороздить моря…
Смешно и стыдно говорить его амбициозной матери такое, но, Луна – свидетель, Кассиан был даже не против участи помощника на ферме, куда подавались элементалисты с низким уровнем дара. Что ни говори, а они совершали благородное дело, освобождая работников полей от забот: пахоты, возделывания, полива. Все это делала за людей стихия под контролем элементалистов.
Он мог бы выбрать десятки путей… а вместо этого приходилось в какой уже раз прибегать к дешевому трюку. Но за представлением – их с Эриком ссорой – наблюдали люди. И, что важней, окна Храма Паттары выходили на рыночную площадь, а на его щеке серебрились три полоски от когтей Зверя-без-имени. Право обладать священным шрамом Кассиану приходилось отстаивать ночь за ночью.
Очередная стычка закончилась применением его силы. Так учил его отец: появился шанс показать свою ярость – показывай ее. Чтобы укрепить те слухи, которые распространяла их семья. Чтобы отвести от себя подозрения. Чтобы не прослыть слабаком.
Главное – вовремя бросить склянку с зельем, собственным криком заглушая звон разбитого стекла. Кажется, у него получилось. Флакон был зачарован особым образом – осколки таяли, коснувшись лунного света. Жаль, не получалось сделать так, чтобы магия выплескивалась, а пузырек оставался у Кассиана в руке. Тогда обнаружить доказательства его шарлатанства было бы и вовсе невозможно.
Но его мама вместе с другом семьи, алхимиком Раегелом, постоянно дорабатывали состав и улучшали обманку. Пламя в качестве чар они выбрали не случайно: в сознании людей оно сопряжено с бесконтрольностью, со вспышками ярости и гнева. Образ Кассиана должен отождествляться у людей с чем-то огненным, взрывоопасным. Такова была тактика Доминики. Его мать – не только уважаемый член королевского совета, которой была дорога репутация их семьи, но и умелый стратег. Все, что оставалось Кассиану – полагаться на нее и прилежно играть роль Отмеченного Зверем, который отчаянно пытается держать под контролем собственную силу.
Чтобы никто во всем Фаграсе – и особенно Паттара – не догадался, что магии Зверя-без-имени, которая должна пульсировать в его венах, в нем попросту нет.
Глава седьмая. Воровка магии
Эсме не спалось. Ее переполняла энергия, подобная той, что ощущали все обладающие магией люди и зверолюди с наступлением заката. Еще и эта дымка, похожая на еле различимый магический поток…
Она резко поднялась с громко скрипнувшей кровати, чем перепугала дремавшую по соседству Таисию. Эсме всегда поражалась тому, как быстро той удавалось уснуть. Стоило подруге лишь коснуться подушки и закрыть глаза, и уже через пару минут ее дыхание становилось спокойным и размеренным. Когда Эсме закрывала глаза, на нее обрушивались тысячи разнообразных мыслей: пустячных, кажущихся невероятно важными или вовсе нелепых. Требовалось время, чтобы изгнать из головы все размышления, мечтания и идеи, разогнать их по углам, словно пыль чердака.
– Что случилось? – спросила Таисия, встревожено вглядываясь в ее лицо.
– Пока ничего, – туманно отозвалась Эсме.
Села на кровати, подобрав под себя ноги. Сощурила глаза, сосредоточилась и подняла руки. Соседки по келье собрались в кружок в свободном пространстве между кроватями и заговорщицким шепотом передавали друг другу городские сплетни. Хэсска Ада, озадаченная странной позой Эсме, уставилась на нее, оборвав саму себя на полуслове. Вслед за Адой повернулись все, кто сидел в кругу.
Плетение кос – ночнойритуал, призванный собрать рассеянную в воздухе лунную росу. Сейчас росы на ее волосах не было, ведь царица-ночь, красавица в черном плаще и короне из звезд, ушла. Однако в Эсме по-прежнему жила магия… Неправильно. Странно. Поразительно.
Не обращая внимания на недоуменные взгляды, она начала луноплести. Тонкие руки порхали в воздухе, оставляя призрачный серебристо-голубой след. Эсме словно заплетала косу, но вместо прядей меж ее пальцев скользили эфемерные ленты лунного света. Казалось, их источник не рассеян в воздухе, он прямо там, под кожей!
Одного вздоха в Зале молодой Луны хватило, чтобы наполнить себя лунной росой до краев.
В пустом пространстве перед Эсме проявился контур, показались длинные лапы, продолговатое гибкое тело, лишенное шерсти, голый хвост, вытянутая и жутковатая морда. Когда луноплетение было закончено, на кровать упала статуэтка драдбара – самого опасного хищника лесного царства.
Эсме всегда озадачивало восхищение Таисии этим не слишком милым зверем. Сама подруга объясняла свою симпатию силой драдбара и страхом, который он внушал людям, которые имели несчастье заплутать в лесу днем. Если человек оказывался один на один с хищником в часы, когда мир был лишен магии, у него не было ни единого шанса спастись.
«Вот бы иметь такого защитника, – как-то мечтательно сказала она. – Будь я волшебницей, драдбад обязательно стал бы моим фамильяром».
Эсме, конечно, предпочла бы видеть своим защитником дракона, пусть они давным-давно вымерли.Будь она по-настоящему сильной волшебницей, оживила бы одного из них… или вдохнула бы душу в фигуру, состоящую из одних костей. Представить только, какой ужас костяное создание навело бы на ее врагов!
С трудом вынырнув из океана фантазий, Эсме торжественно протянула Таисии статуэтку. Подруга смотрела на нее, приоткрыв от удивления рот.
– Ч-что? Как ты…
У тех, кто наблюдал за Эсме, вид был не менее потрясенный. Она расправила плечи, ловя на себе внимание, словно лунные лучи, и одновременно его смущаясь. Что она, конечно, показывать не спешила.
– Сама не знаю. Просто я вдруг…
Договорить ей не дали. Дверь распахнулась, впуская двух жриц. Судя по тону Каталины, Райи, которая плелась за ней, уже за что-то влетело.
– Уверена, ты сюда даже не заглядывала. – Каталина оглядела комнату и удовлетворенно кивнула. – Ну, что я говорила!
Стайка любительниц сплетен разлетелась по кроватям. Взгляд старшей жрицы остановился на фигурке драдбара в руке Эсме и мгновенно стал цепким и подозрительным.
– А это еще что?
Несколькими быстрыми шагами Каталина преодолела разделявшее их расстояние и буквально вырвала статуэтку из рук.
– Подарок, – зло прищурив глаза, выпалила Эсме.
Каталина неторопливо рассматривала статуэтку со всех сторон. Райи замерла позади, несмело заглядывая через плечо старшей жрицы.
– Да ты что, – насмешливо протянула та. – И кто же тебе это подарил?
Эсме предпочла лжи молчание. Да и не знала, что сказать, чтобы отвести от себя подозрения Каталины, которая с самого начала отчего-то ее невзлюбила.
– Не хочешь отвечать? – В голосе старшей жрицы зазвенели опасные нотки. – Что ж, тогда придется наказать всех твоих подруг в этой комнате. Оставить их без сна, еды и воды. Скажем… на сутки.
– Но это несправедливо! – воскликнула Ада. – Почему мы должны расплачиваться за то, что сделала она?
Каталина стремительно обернулась, словно почуявший добычу хищный зверь. Ни дать, ни взять – драдбар в пылу охоты.
– А что она сделала? – вкрадчиво спросила она. – Вы же наверняка делитесь секретами друг с другом. Она сказала тебе, у кого украла статуэтку?
– Она не крала, – буркнула Ада.
Старшая жрица разочарованно покачала головой.
– И ты туда же? Ну хорошо, значит, придется увеличить наказание до полутора суток.
Глаза Ады сверкнули. Она выкрикнула, глядя куда угодно, но только не на Эсме:
– Она не крала статуэтку, просто создала ее из воздуха!
– С рассвета прошло уже два часа. – Словам послушницы Каталина верить не спешила. – За это время магически созданная вещь уже давно должна была исчезнуть.
– Она сделала ее несколько минут назад, – глухо сказала Ада.
– Но как это возможно? – растерянно пролепетала Райи.
– Флиарен, – прошипела Каталина, даже не удостоив ее взглядом. Теперь она смотрела на Эсме. – Вот только откуда ему, скажите мне на милость, взяться у приютской сиротки? Вот и я думаю, что ниоткуда. Знаешь, на что это похоже?
– Не дура, – огрызнулась она, оскорбившись на жалкое определение «приютская сиротка». – Но флиарен я не крала.
– Тогда, думаю, тебе нетрудно будет ответить на вопрос: где ты его взяла?
Эсме тяжело вздохнула. Уж лучше перетерпеть наказание за проникновение на запретную территорию, чем прослыть воровкой.
– Я была в Зале молодой Луны, – нехотя призналась она. – Одна, кстати говоря. И увидела там флиарен…
Каталина ахнула. Лицо ее пошло пятнами.
– Ты подменила его!
– Нет, я… Что? Как бы я это сделала?
Старшая жрица сложила руки на груди, внимательно наблюдая за выражением ее лица.
– Верно, твоей скудной силы на подобные чары не хватило бы.
Эсме подалась вперед, вся во власти поднимающегося из глубин возмущения. Таисия, схватив за запястье, потянула ее на себя и заставила остаться на месте.
– Я понимаю твою очарованность этим прекрасным лунным творением, даром самой богини нам, простым смертным. Ты захотела во что бы то ни стало завладеть им, но знала, что мои чары тебе не по зубам и мой защитный купол преодолеть тебе не под силу. Тогда ты нашла в городе какого-то разиню и украла у него лунную каплю.
Эсме оторопело уставилась на Каталину. Она вообще саму себя слышит?
– Да нет же! Я приблизилась к ней – там, в Зале молодой Луны – и… не знаю, как это объяснить… вытянула из нее лунную росу. На расстоянии.
– Вытянула лунную росу, не касаясь капли? Какие еще необычайные способности у тебя в арсенале? Луноплести днем? Летать по небу без алны? – издевательски рассмеялась Каталина.
Эсме вскочила с кровати, сжала худые руки в кулачки. Что бы она ни собиралась сказать (а на языке вертелось всякое), ее опередила Таисия.
– Почему вы ей не верите? Это правда, я была там, я все видела своими глазами!
– Ну разумеется! – усмехнулась Каталина. – Ты была там, где только что Эсме, по ее собственным заверениям, была одна?
– Она просто пыталась выгородить меня…
– Я смотрю, это заразно. Вы обе друг друга стоите. Если бы Эсме заявила, что в центре города увидела цхеара, ты бы подтвердила и это.
– Но это правда! Не цхеар, а…
Каталина резким движением руки оборвала Таисию на полуслове.
– Райи, вызови сюда стражей.
– С-стражей? – с побелевшим лицом выдавила та.
Ее потрясение можно понять. Никогда прежде на памяти Эсме за послушницами Лунных Садов стража не приходила.
Каталина раздраженно вздохнула.
– Ты слышала, что я сказала. Я не потерплю в священном месте воровку.
Эсме хотела крикнуть, что не виновна, но слова застряли в горле. Она поняла, насколько они бессмысленны. На нее напала какая-то апатия. Глядя в глаза Каталине, она видела, что жрица совершенно не верит ей. Просто потому, что не хочет верить.
В Эсме еще оставалась колдовская сила – совсем немного, но достаточно, чтобы призвать лунные вихри. Они окружили Каталину движущимся коконом, заперли в сотканной из воздушного эфира клетке. Вихри исчезнут, как и игрушечный драдбар – солнечные лучи безжалостны к лунной магии. Но благодаря силе флиарена Эсме выиграла немного времени.
Обернувшись к Таисии, она со всей серьезностью пообещала:
– Я вернусь за тобой.
Подруга все поняла. Зеленые глаза стали ярче, заблестев от набежавших слез.
А Эсме сделала то, о чем мечтала вот уже несколько лет. Она ушла из приюта, наслаждаясь моментом, навечно запечатленным в памяти: потрясением в глазах послушниц и растерянностью совершенно сбитой с толку Райи.
А ее… ее ждала свобода. Лунная тропа в будоражащую неизвестность.
Глава восьмая. Прогулки по крышам
Редкие прохожие с удивлением смотрели на блуждающую по улице юную шанари. Ночь давно закончилась, унеся с собой лунный свет, магию и голоса, наполняющие город.
Эсме ждали несколько часов дарованной ей безграничной свободы. Поиски новых улочек в городе, который рос на ее глазах, словно маленький ребенок, и новых башен, которые за минувшие дни изваяли камнеплавы. Прогулки по увенчанным шпилями крышам… Можно не бояться сорваться, если ты – луноплет, если в тебе бьется сила, несмотря на выжигающие магию солнечные лучи. Эсме перепрыгивала с башни на башню, хватаясь за шпили, пока сердце от восторга и страха ухало в самые пятки. Бросала под ноги вихри, создавая ненадежную, но все же опору, когда чувствовала, что вот-вот соскользнет.
Свобода… Ее оказалось вдруг так много, что не унести. Пока еще Эсме не знала, что с ней делать. Она прислушалась к себе. Магии, дарованной лунной каплей, больше не было. Иссякла, как и любая сила после прихода в Подлунье солнца, пускай и с запозданием. Воодушевление Эсме поугасло, словно светящаяся бабочка, которую засунули в темную банку.
Когда ты наедине с самой собой, мысли захватывают и не отпускают. Тень, которую она видела, лунная дымка, что влилась в нее и влила лунную силу. Почему она? Что все это значит? И как теперь это выяснить?
Каталина ведь не будет злиться вечно. Нет, Эсме не собиралась возвращаться в Лунные Сады. Но если книги окажутся бессильны, ей придется отыскать того, кто все ей объяснит. Эти видения – дар или сумасшествие? Если дар… Что, если он – ниточка в ее прошлое? Ведь никакая магическая сила не берется из ниоткуда. Вдруг ее мама была известной волшебницей? Или такой как шанари, которая создала эти капли? Вдруг она была кем-то вроде провидицы?
Эсме нестерпимо захотелось рассказать обо всем Кассиану. Хотелось услышать: в том, что с ней творится, нет ничего ненормального. Сейчас ей как никогда было нужно, чтобы друг оказался рядом. Он посмеется над ее тревогами, и они сразу покажутся глупыми и несущественными.
Ноги сами вывели Эсме к дому Кассиана, в котором она с детства была частой и желанной гостьей. День был в самом разгаре, но она хорошо знала привычки друга – он не ложился допоздна. Эсме постучалась, едва не пританцовывая от нетерпения. Боялась, что дверь так и не откроется, и облегченно выдохнула, когда это все же произошло.
– Эсме? – удивленно спросил Кассиан, щурясь от бьющего в глаза яркого света.
Во многих домах Фарграса на замену окнам из хрусталя стали делать причудливые серебряные оконца в форме полумесяца. Металл был пропитан магией. Он усиливал лунный свет до такой степени, что отпадала необходимость в любых других светильниках. Недостаток лишь один: по утрам оконца-полумесяцы нужно непременно закрывать плотной черной занавеской. Иначе можно ослепнуть от жгущего глаза солнечного света.
– Заходи, дома как раз никого. Мама на очередном совете, отец – на охоте.
Кассиан едва заметно поморщился.
Надо полагать, сквозящее в голосе друга недовольство было связано не с работой матери в качестве одной из королевских советников, а с излюбленной охотой отца на цхеар. Увлечение, которое Кассиан – открытый, мягкий, добросердечный – никак не мог одобрять.
Эсме порозовела, поняв, что до сих пор мысленно (и на том спасибо) продолжает список подходящих ему эпитетов. Слово «привлекательный» в нем подозрительным образом повторялось дважды.
– Ты опять сбежала?
– Ничего я не сбегала! – вспыхнула Эсме. Пускай и подозрения друга были вполне оправданными. – Меня выгнали.
Ее рассказ оказался донельзя кратким и звучал как-то… несерьезно. Подумаешь, она коснулась волшебного камня и вобрала в себя часть его сил…
– А как же видения? – не согласился с ней Кассиан. – Они – предвестники чего-то… Хоть я и сам пока не знаю, чего.
– Думаешь, это и правда дар? – робко спросила Эсме. – То есть что-то большее, чем просто луноплетение?
– Почему нет? Мы еще толком ничего не знаем об этих флиаренах. Как той зачаровательнице удалось сделать то, что веками до нее никому не удавалось? Как вышло так, что только она смогла сохранить силу Луны во время властвования Солнца? Что, если ей принадлежала сила, подобная твоей, тоже каким-то образом связанная с флиаренами?
– Что, если эта сила принадлежала и моей маме?
Тоска все же прорвалась наружу, пронизав каждую ноту ее голоса.
Кассиан смотрел на Эсме с сочувствием, которое она могла принять только от двух людей – от него самого и от Таисии. А еще в его глазах, светло-зеленых и умных, она прочла и кое-что другое. Сожаление, даже вину оттого, что он ничем не может ей помочь. Эсме был знаком этот взгляд ровно так же, как ему знакома не утихающая в ней тоска – вечно ноющая, словно незаживающая рана. Они оба порой сожалели о том, что поменять были не в силах. И оба старательно прятали это сожаление.
Подавшись вперед, Кассиан накрыл ее руку своей рукой и легонько сжал. Эсме тихонько выдохнула через приоткрытые губы. В голове лихорадочно билась мысль: ей в конце концов придется и вдохнуть. Однако сейчас у нее это никак не получалось. Щеки жгло огнем, и он же разливался по коже там, где ее касались исцарапанные, потрескавшиеся от постоянной работы с камнями пальцы.
– Не уходи, Эсме, – попросил он.
– Что?
Стук сердца заглушал ее голос. Кассиан, к неописуемому огорчению, убрал руку с ладони Эсме и откинулся назад.
– Не убегай из Фаграса. Знаю, как ты мечтала о свободе и пути лунной скиталицы, но где, как не здесь, в сокровищнице знаний, в городе исследователей и волшебников, стекающихся сюда со всех концов острова, ты сможешь найти ответы на свои вопросы?
Эсме кивнула, старательно пряча разочарование. Нет, Кассиан все сказал верно, просто услышать она хотела другое. Сердцу не прикажешь, говорят. Грезам – тоже.
– Есть еще кое-что…
Она рассказала другу и о том, чего не знала даже Таисия. О тени. Однако ее слова Кассиана лишь повеселили.
– Тень-наблюдатель? Брось! Может, у тебя завелся тайный поклонник, который решил таким нетривиальным способом следить за объектом своего обожания? – насмешливо предположил он.
– Фигура была женская, – буркнула Эсме, раздосадованная, что ее опасения не принимают всерьез.
Кассиан упорно видел в ней лишь юную мечтательницу, фантазерку – определение, которое он сам дал Эсме давным-давно. А значит, хитроумный план вызвать в друге желание защищать ее, оберегая от опасностей огромного города, провалился. Очень, очень жаль.
– И куда ты теперь?
– Попытаюсь отыскать того, у кого есть ответы.
– Я мог бы узнать у матери. Может…
В дверь раздался напугавший их обоих оглушительный стук. Тот, кто стучал, церемониться не привык. Ждать, похоже, тоже – второй стук последовал за первым спустя мгновения.
– Откройте, стража!
Эсме с ног до головы покрылась ледяными мурашками. Каталина сдержала обещание.
– Прячься!
Стремительная, словно юная тескера, Эсме юркнула под кровать. Кассиан твердым шагом вышел из комнаты. Спустя мгновения раздался звук отворяемой двери, а затем глухие, неразборчивые голоса. Следом – шум шагов, который издавали обутые в кожаные ботинки ноги, и цоканье нестриженных когтей.
Лежащая под кроватью Эсме обреченно прикрыла глаза. Послышался звук, появление которого она предугадала: страж с когтистыми черными лапами шумно втянул носом воздух.
– Она там, – хриплым голосом объявил он.
Эсме ничего не оставалось делать, как вылезти из своего укрытия. Но в ее голове билась только одна мысль: «Я не хочу… Я не вернусь туда».
Вулгрет смотрел на беглянку с равнодушием, хэсс – с легко читаемой укоризной. Они будто не замечали – или не хотели замечать – ее переполненного паникой взгляда и заломанных в мольбе рук. Но Кассиан… В его глазах застыло что-то иное. Решимость?
– Эсме, беги!
Она не успела понять, в какой момент Кассиан оказался рядом со столом с камнями и пиалами со странного вида порошками. Одну из пиал он молниеносно опрокинул себе в ладонь, растер серовато-голубой порошок и… бросил в сторону стражей. Пространство комнаты заволокло дымной пеленой. Больше всего дыма было там, где стояли вулгрет и хэсс и откуда теперь доносился кашель вперемешку с проклятиями. Однако дым стремительно распространялся. Эсме бросилась прочь из комнаты.
Убегая так, будто за ней гналась стая драдбадов, она жалела, что не успела поблагодарить Кассиана за спасение. А ведь он, сын королевской советницы, многим рискнул ради нее.
***
Эсме брела по улицам Фаграса, как никогда чувствуя себя лишней в этом огромном городе. Все ее недавние мечты, все эти сладкие грезы – о ночных полетах и исследовании Акфарона – показались вдруг глупостью. Растаяли, словно мороженое под солнцем, растеряв всю былую привлекательность.
Она всегда старалась гнать от себя подобные мысли – о том, что ты никому не нужен, что ты вечно одинок. Когда ты сирота, очень легко поддаться отчаянию и начать бесконечно себя жалеть. Но жалость – не для сильных духом, и будущим лунным скиталицам она не к лицу. В далеких землях ее ждут испытания куда серьезнее, чем рассветы без маминых сказок или ободряющая улыбка отца.
Или идущая по ее следу стража.
Убегая из дома Кассиана, Эсме была так напугана, что не догадалась призвать Перышко. Попыталась сделать это сейчас, с надеждой вглядываясь в рассветное небо, но Перышко не откликнулась. Выходит, алны и впрямь существовали лишь тогда, когда на небе сияла Луна.
Одно хорошо – отыскать Эсме стражам будет не так-то просто. Привычка сбегать из монастыря в Фаграс позволила ей хорошенько исследовать едва ли не все закоулки города, а значит, отлично ориентироваться в нем.
В поисках убежища Эсме забрела на чужой двор. Затаилась в безопасной тени раскидистых кустов, что окружали башню причудливым забором. Зарывшись в самую гущу, уселась на сырую землю. Несмотря на усталость, о сне она даже думать не могла. Магия ушла, оставив ее беззащитной, словно нагой. Эсме вздрагивала от каждого голоса, раздающегося неподалеку. Все время чудилось – сейчас кусты раздвинутся, и крепкая рука стража вцепится в плечо. Вулгреты (а блюстителями порядка чаще всего становились именно они) могли отыскать ее даже по нюху.
Несмотря на правоту слов Кассиана, несмотря на отчаянное нежелание покидать его и Таисию… В Фаграсе для нее было слишком опасно. А значит, настала пора отправляться в первое в жизни Эсме настоящее путешествие.
Время до заката тянулось невыносимо медленно. Нестерпимо захотелось послать весточку Кассиану, и мешал даже не страх выдать себя, а… Солнце. Явление, которое одни почитали как бога, другие – как высшего демона, третьи – как некую бестелесную, но разрушительную силу. Чем бы ни являлось Солнце на самом деле, помимо источника ослепляющего, невыносимо яркого света, оно крало то, что Эсме почитала больше всего, больше собственной жизни.
Магию.
Наконец наступил закат. Царила лунная весна – одна из семи ночей, что следовали за новолунием. Время луноликой Ранонн, покровительницы растущей Луны и путешественников – паломников, странствующих музыкантов, бродячих торговцев и обычных скитальцев.
На всех картинах Ранонн изображали одетой в сверкающий серебряный наряд и летящей в небесах на бледно-белой алне. На ее лбу часто рисовали полумесяц. Символ юности, поиска истины и новых открытий, он как никакой другой отражал пылкую, любознательную натуру Эсме. Оттого, наверное, Ранонн была луноликой, к которой она чувствовала особую близость и к которой взывала чаще всего. А может, оттого, что образ Ранонн олицетворял движение, энергию Вселенной, а значит, и саму жизнь.
На черном бархате неба сияли звезды. Подняв голову, Эсме гадала: какая из звезд – ее мама?
У шанари не было кладбищ, склепов или погостов. В отличие от хэссов, они не хоронили умерших. Они зачаровывали тела, позволяя Солнцу превратить их в сверкающие искры. Шанари верили, что темная душа человека развеется по свету вместе с его прахом. А светлая душа займет место на бесконечном небосклоне, став одной из его ярких звезд.
Эсме знала, что какая-то хэсска нашла ее, истошно кричащего младенца, рядом с мертвой шанари. Эсме забрали в приют, а ее маму похоронили по традиции их народа. Она верила, что у мамы была светлая, чистая душа – как же иначе? Она совершенно точно была достойна вознестись на небо, чтобы стать ближе к своей богине, Луне. Интересно, какой она была?
Обведя взглядом небесное пространство, Эсме вздохнула. Однажды она воссоединится с мамой, а до тех пор… Ей нужно жить не будущим, а настоящим.
На этот раз Перышко охотно откликнулась на призыв. Эсме почувствовала облегчение, только паря в вышине. Под белоснежным крылом проплывали изумрудные ковры равнин и бирюзовые ленты рек, ветер с силой бил в лицо, но она не снижала скорость, направляя алну все выше и выше. Казалось, еще немного – и сможет дотянуться до сверкающего серпа растущей Луны. Страх и напряжение уступили радостному возбуждению. Но чем выше поднималась Перышко, тем тяжелее становилось дышать. Эсме с сожалением пришлось попросить алну снизиться.
Она остановилась в первом же городе, который приглянулся ей с высоты. Им оказалась Каера – небольшой городок на юге их королевства. Чистый и аккуратный, он тоже был сложен из башен. Однако в Каере, судя по всему, было не принято меряться высотой их шпилей – все они были примерно одной длины. А вот форма отличалась: нашлись и квадратные, и круглые, и многогранные, и даже конусообразные, на любой вкус. Часть из них была увенчана шаром («Кугелем», – уточнила невидимая Анн-Софи), часть – флагштоком или даже небольшой скульптурой.
Эсме пришла в парк, который со всех сторон, словно обступившие поляну столетние деревья, окружали башенки. Села на дальнюю скамью и, расчесав волосы пальцами, начала их плести.
В каждой семье шанари существовал свой особый – родовой – способ плетения кос, по которому их можно было легко отличить друг от друга. Не зная своих корней, Эсме плела простую косу из трех прядей, чтобы собрать лунную росу для чар, а в остальное время ходила с распущенными волосами.
Придать себе благообразный вид с помощью магии луноплетам несложно. Эсме сплела полотно из потоков лунного света и придала своему облачению новую форму. Она использовала руки и… воображение, в котором никогда не знала недостатка. Простое платье послушницы сменилось изящным нарядом из тонкой, струящейся ткани. Ботиночки перестали выглядеть так, будто их обладательница прошла пешком всю пустыню Харрана.
Эсме удовлетворенно кивнула. Сейчас она меньше всего походила на сбежавшую из Лунных Садов послушницу. От прилива лунной энергии улучшилось настроение. О том, что делать, когда придет день, Эсме решила подумать позже. Когда он настанет.
Она вышла на главную аллею парка – широкую, выложенную по бокам декоративными камнями, искрящимися в лунном свете. Навстречу ей шла увлеченная беседой пара: худой и высокий – на полторы головы выше девушки – мелвайн в скромном белом одеянии и красивая хэсска в облегающем длинном платье. Они перешептывались и улыбались, обмениваясь взглядами, которые выдавали в них влюбленных. Девушка рассмеялась, и…
Каера исчезла.
В голове возник образ красивой женщины с книгой на коленях. Эсме попыталась удержать его в памяти, заглянуть в чернильные строчки, но мимолетное видение исчезло. Казалось, она пришла в себя с первым же взмахом ресниц. Проходя мимо застывшей посреди парка юной шанари, хэсска приветливо ей улыбнулась. Эсме проводила пару долгим, пристальным взглядом.
Ускользнувшие из памяти осколки видений, океан, незнакомая женщина с таинственной книгой… Что все это означает? И почему… она?
Всю ночь Эсме бесцельно бродила по выложенным белоснежной плиткой улочкам, с интересом разглядывая стройные башенки, или болтала босыми ногами в пруду, ловя на себе взгляды гуляющих в парке. Кружа по площади, с любопытством прислушивалась к разговорам горожан. Впервые за долгое время она чувствовала себя по-настоящему счастливой. Шутка ли – исполнить давнюю мечту, стать настоящей улмари, лунной скиталицей! И даже происходящие с ней странности не могли омрачить ее восторг.
Но это удалось идущей по ее пятам тени.
Какое-то время Эсме убеждала себя, что ей лишь почудилось. Когда перестала верить собственным словам, а блуждающая по городу тень настойчиво отказалась признавать свое… несуществование, новоявленная лунная скиталица сменила тактику. «Она просто наблюдает. Хотела бы причинить вред – давно бы уже причинила».
Странно, но это немного помогло. Никто не мог испортить момент, когда Эсме вовсю погрузилась в свою новую жизнь вольной птицы.
Восхитительное ощущение свободы ушло вместе с ночью. Магия исчезла без следа, а дневать по-прежнему было негде. Улицы постепенно пустели. Жители Каеры спешили разойтись по своим домам: скрыться от палящего Солнца и отдохнуть перед следующей ночью.
С рассветом Эсме вернулась в парк за узорчатой оградой. Когда Солнце поднялось высоко над землей, она осталась там совсем одна. Вынула ноги из прохладной воды, милостиво позволяя Солнцу обсушить их – хоть какая-то от него польза. Натянула ботиночки. Прежде подлатанные с помощью луноплетения, с приходом утра они стремительно расставались с подошвой. Знать бы раньше, что предстоит побег, Эсме выменяла бы на что-нибудь новые ботинки.
После недолгих поисков она нашла укромный уголок под открытым небом, где за аккуратно подстриженными кустами редкие дневные прохожие вряд ли бы разглядели свернувшуюся комочком худую фигурку. Юркнула туда.
Спать на сырой земле оказалось не так романтично, как Эсме себе представляла. Острые камни впивались в тело, норовя порвать единственное платье. Запах земли бил в нос, Солнце слепило – даже опущенные веки были ему не помехой. Эсме вздрогнула, когда нахальный жучок решил пробежаться по ее руке. Но она не спала больше суток и обессилела настолько, что, несмотря на все неудобства, сама не заметила, как задремала.
Сквозь уютную пелену сна просочился женский голос.
– Надо же! И кто это у нас здесь?
Легко узнаваемый голос – с характерным рыком, низкий и глухой, будто доносящийся из глубокой бочки. Голос вулгреты.
«Стража!»
Глава девятая. Лапы и хвост
Казалось, Эсме вскинула голову прежде, чем открыла глаза. Ойкнула – отлежала руку и теперь почти ее не ощущала. Онемение быстро сменилось неприятным покалыванием, а страх, что ее поймали, озадаченностью.
Обладательницей низкого хрипловатого голоса и впрямь оказалась вулгрета. Вот только наряд на ней был простой и слишком уж отличался от черной брони стражей.
Не красота была главным достоинством псиц (по крайней мере, на взгляд многих людей – особенно изящных шанари и модников-хэссов). Сила. Вот и незнакомку, что склонилась над Эсме, трудно было назвать писаной красавицей. Крупноватая фигура с хорошо развитыми мышцами, широкие плечи, покрывшая тело темно-коричневая шерсть. Но морда псицы с прильнувшими к голове короткими ушами была доброй и по-своему симпатичной, а ярко-голубые глаза смотрели с участием.
– Так, – протянула вулгрета, – маленькая бродяжка!
Эсме вздохнула – когда тебя застали спящей в кустах, с подобным определением поспорить трудно. И все же…
– Не маленькая, – буркнула она, неуклюже пытаясь подняться с земли. – Мне уже шестнадцать.
Псица взяла Эсме за запястье и одним рывком подняла на ноги. Голова закружилась, перед глазами замелькали яркие образы. Как и прежде, они казались цветными хрусталиками из калейдоскопа, хоть пока и не складывались в единую картину.
«Только не это! – запаниковала Эсме. – Только не сейчас!»
Показалось, в прозрачном воздухе парка мелькнула эфемерная змейка, едва заметная на фоне неба. Эсме крепко зажмурилась. Когда она открыла глаза, дымка уже растаяла… если она когда-то существовала.
– Значит, не отрицаешь, что бродяжка? – Псица улыбнулась так искренне, что обижаться расхотелось.
– Улмари, – поправила она.
– И как тебя зовут, милая улмари? Я – Хема.
– Эсме.
Она тут же отругала себя за доверчивость – ну кто, находясь в бегах, говорит свое настоящее имя? Но вулгрете с ее добрыми глазами почему-то отчаянно не хотелось лгать.
За спиной псицы стоял роскошный мольберт из светлого дерева. Заметив взгляд Эсме, Хема неожиданно смутилась.
– Я рисую… иногда. Прихожу в парк или к озеру днем, когда никого нет.
– Здорово, – искренне восхитилась Эсме, в очередной раз пожалев, что не обладает никаким художественным талантом.
Морда Хемы просияла. Среди вулгретов творческие профессии не поощрялись, ведь люди-псы, прежде всего, славились выносливостью и недюжинной силой. Даже среди кузнецов (казалось бы, представителей мужской профессии) нередко попадались вулгреты. А вот о псицах-художницах прежде слышать Эсме не приходилось.
– А где ваши краски? – заинтересовалась она, взглянув по сторонам.
– Я предпочитаю лунные обычным, – улыбнулась Хема.
– Но сейчас же еще день…
Псица сняла с пояса бархатный мешочек. Развязав тесьму, выудила сверкающую лунную каплю – ярко-голубую, как ее глаза.
– Флиарен…
Эсме, словно завороженная, протянула руку. Почти коснулась кончиком пальца хрусталя, но, опомнившись, тут же его отдернула. Преследующие ее в Каере видения… Теперь она знала их источник.
– Ты знаешь о них? – удивилась Хема.
– Да, я…
Эсме прикусила язык, силясь понять, как ответить, не раскрывая правды о том, что она – послушница Храма Луны в Лунных Садах, и именно там она впервые флиарен и увидела.
– Мама моего друга – королевская советница.
Это, наверное, тоже не стоило говорить… Но словно не ална, вылетит – за крыло не ухватишь.
– Ах вот как…
– Так значит лунные капли есть и у стражей?
Это объясняло, отчего видения продолжались и вдали от флиарена в Зале молодой Луны. Вот только одни видения, которые являли ей лунные капли, были слабее и напоминали осколки, фрагменты, а другие утягивали ее с собой, в далекие дали – как тот океан, оказавшийся на месте Фаграса.
– Да, но не у всех. Не так давно король издал указ о том, чтобы снабдить горстью лунных камней отличившихся стражей. Так вот я, – с достоинством добавила Хема, – одна из них.
Эсме понимающе ахнула, вспоминая разговор Каталины с Анн-Софи. Так вот какой королевский указ вывел из себя старшую жрицу! Но ведь стражи – защитники городов, защитники всех жителей Подлунья… На месте короля она приняла бы такое же решение.
– И многие носят их с собой?
– Думаю, да, – пожала плечами псица. – Флиарены пригодились бы всем стражам, особенно тем, что несут службу днем – подчас магия эффективнее физической силы.
Эсме вдумчиво кивнула.
В отличие от людей, зверолюдям Подлунья не нужно было тратить времени на сбор магической росы. Тескерам с рождения доставались притягивающие магию лунные когти, вулгретам – лунные клыки.
В невероятно увлекательной книге «Лапы и хвост: все, что нужно знать о вулгретах и тескерах» говорилось, что псы и псицы используют особые чары, которые не подчиняются ни одному другому народу. К примеру, вой на Луну – благословение, дающее им небывалый прилив сил, или призыв полуночных собратьев – вызов причудливых существ, отдаленно похожих на вулгретов, но более косматых, диких и – о ужас – передвигающихся на четырех лапах. Эсме всегда мечтала увидеть магию вулгретов собственными глазами.
Она покусала губы, лихорадочно размышляя, но увы, ни к одной интересной мысли так и не пришла. Пока все, что у нее было – это странная реакция на лунную росу, запертую в зачарованном хрустальном коконе.
– И часто вы приходите сюда, чтобы порисовать?
– А у тебя всегда так много вопросов? – хрипло рассмеялась Хема.
– Всегда, – призналась Эсме.
– Любознательность – это хорошо. И да, малень… юная улмари, часто. Я – наемница, и моя работа… – Псица вздохнула, оборвав саму себя. – Не думай, я не жалуюсь, просто всем нам иногда нужно передохнуть. Очистить сознание, успокоить душу. Рисование для меня – способ отвлечься от городской суеты. Я прихожу сюда, когда не могу уснуть и когда чувствую, что вот-вот взорвусь от накипевших эмоций.
Эсме кивнула. Несмотря на немалую разницу в возрасте и принадлежность к разным народам, ей было близко то, о чем говорила Хема. Сколько раз она сбегала с приюта по ночам, забиралась на крышу самой высокой в Фаграсе башни и наблюдала за городом и за небом… Это было ее успокоением.
– Ну да ладно. – Печальные нотки исчезли из голоса Хемы, она лукаво прищурилась. – А теперь расскажи, почему ты днюешь на голой земле вместо уютной постели?
Эсме так хотелось рассказать псице обо всем! Виной тому доброта в глазах Хемы, ее мягкая улыбка и даже то, что она была художницей, а значит – творцом. А настоящие творцы плохими не могут быть по определению. В этом Эсме была абсолютно уверена Но… она не могла. И, не привыкшая лгать (умалчивания все же не в счет), рассказала псице полуправду. О том, что она – сирота, которая всегда мечтала стать истинной лунной скиталицей, но к вольной жизни подготовиться как следует не сумела.
Эсме умолчала лишь о Лунных садах и о побеге, и о том, как впитывала лунную росу сквозь хрусталь, а еще о странных видениях, которые порождали лунные капли. Выходит, многое о чем она умолчала.
– Вижу, – хмыкнула Хема. – А знаешь что? Дома я бываю редко, а за ним нужно следить. Я могу взять тебя к себе служанкой. На время, пока не освоишься в этой своей вольной жизни. А когда будешь готова отправиться в путь, будешь к ним готова. Может, тебе больше не придется дневать на голой земле.
Сердце взволнованно забилось, мысли снова завертелись в голове каруселью. Пусть Каера – не Фаграс, сердце Акфарона, но и тут можно было отыскать людей, способных помочь ей с новоявленным и весьма туманным даром. Без них Эсме никогда не понять странную силу, которую она совсем недавно обнаружила в себе.
– Я согласна, – быстро сказала она.
В храме ей приходилось и готовить, и убираться, и работать в саду – как с магией, так и без нее. Так что содержать одну башню в чистоте ей под силу.
Хема улыбнулась, бережно сворачивая высохший холст.
– Ну и славно! Пойдем, покажу тебе твой новый дом.
Мольберт она оставила в парке. Наверняка жители Каеры знали, кому он принадлежит, и не посмели бы его… позаимствовать.
Башня вулгреты – двухъярусная, с коротким шпилем и несколькими комнатами – была сложена из серого камня и выделялась на фоне остальных, более скромных и узких башенок. Внутри совсем немного мебели и вдоволь свободного пространства, что всегда, если верить «Лапам и хвосте», нравилось псам и псицам.
– У родителей было много щенят, – чуть смущенно сказала Хема. – Когда-то мы жили здесь одной большой стаей. Славные были времена. Потом родители умерли, а мои братья и сестры разъехались кто куда. Я осталась одна, со всеми этими пустыми комнатами. Мне бы хорошо жилось и в простой башенке, да не могу родной дом ни продать, ни бросить.
Эсме порывисто сжала лапу псицы. Хема благодарно рассмеялась сквозь пелену набежавших слез.
– Хочешь взглянуть на свою комнату?
Небольшая по сравнению с кельей в храме, где жили несколько человек, спальня показалась Эсме настоящими хоромами.
– Здо-о-рово, – не скрывая восторга, протянула она.
Плюхнулась на кровать, проверяя ее мягкость – кровати храма были твердыми, словно каменная плита. Хема только головой покачала.
Во время короткой экскурсии по башне Эсме приметила в комнате псицы открытую резную шкатулку с флиаренами внутри. Находясь рядом с Хемой, она постоянно слышала этот манящий зов, тихий, слабый шепот, но каким-то образом, быть может, и самой силой воли, удерживая лунную росу в границах хрустальных стен. Лежащий в шкатулке флиарен тоже начал шептать при ее приближении, и Эсме благоразумно держалась от него на расстоянии. Не хотела ни прослыть чудачкой, ни выдавать перед Хемой, почти незнакомкой, свои странные способности.
Постелив Эсме в ее новой комнате, псица строго наказала:
– Ложись и высыпайся. Будить тебя не буду. Проснешься, умоешься, уберешь дом. Считай это своим первым заданием.
Улыбнувшись, Эсме устроилась на удобной, мягкой постели. Опустила веки, слушая звук удаляющихся шагов. Быстро уснуть, однако, не удалось. Возбуждение, вызванное резкими, хоть и приятными переменами в жизни, кипело в крови. Она прокручивала в голове последние события и гадала, каково Таисии в приюте после ее побега. Вспоминает ли она о подруге? Надеется ли, что Эсме вернется? А Кассиан?
Она не знала, сколько времени пролежала, погруженная в свои мысли. За приоткрытой дверью комнаты послышалась возня. Входная дверь хлопнула, впуская тишину в башню.
Для верности Эсме выждала несколько минут и только потом вскочила с кровати. Пусть и знала, что дом пуст, но к комнате Хемы на втором ярусе башни приблизилась осторожно, едва ли не крадучись. Любопытство гнало вперед, как бы Эсме ни говорила самой себе, что поступает некрасиво по отношению к той, кто ее приютил. Но ведь она не замышляла ничего дурного! Лишь хотела попытаться разобраться в себе и в тех странностях, что с ней происходят.
Дверь, находящаяся за винтовой лестницей, беззвучно отворилась, и Эсме проскользнула внутрь. Кровать Хемы была аккуратно застелена, повсюду царил идеальный порядок. Стоило только перешагнуть порог, лунные капли, которые томились под крышкой резной шкатулки, зашептали, словно маня. И чем ближе подходила Эсме, тем отчетливее слышала зовущий голос.
Холодок пробежал по телу, охватившее тело напряжение заставило споткнуться на ровном месте.
На этот раз шкатулка оказалась заперта магической печатью. Доверие доверием, а осторожность никогда не бывает лишней. Впрочем, Эсме догадывалась, что печать ей помехой не станет. Протянув руку, она коснулась гладкой поверхности и задержала дыхание. Голубая змейка лунной росы, пронизанная сверкающими серебристыми прожилками, потянулась из щели шкатулки. Оплела руку от запястья до самого локтя и коснулась губ.
И снова Эсме подхватила бешеная карусель видений. Чужие пейзажи, чужие лица… Усилием воли она заставила себя сосредоточиться на чем-то одном. И… получилось.
В видении не было человека – лишь пальцы, нежно касающиеся портрета на бумаге, который изображал волоокую мелвайну с черной копной волос. Но на этот раз вместе с магией флиарена в сознание Эсме проник голос – мужской, хриплый. Голос, в котором звучало отчаяние и боль.
«Эрдана…»
Она лихорадочно пыталась вспомнить, похожа ли незнакомка с фото на какую-то из женщин, что привиделись ей прежде.
Видение ускользнуло, как сон с приходом заката. Эсме упрямо коснулась шкатулки, втягивая в себя лунную энергию. Башня Хемы исчезла в одно мгновение, сменившись густорастущим лесом. Сминая возникающие на пути ветки, что хлестали его по телу, сквозь чащу мчался ягуар.
В голове Эсме зазвучал испуганный женский голос: «Беги, Тар! Они догоняют, беги!»
Тескер обернулся. В глазах его плескался страх.
Видение резко оборвалось. Эсме растерянно закрыла ладонями лицо и потрясла головой.
Конечно, она знала о провидицах и провидцах, но их не было среди шанари. А еще ей никогда не доводилось слышать о волшебниках, которые, напитываясь лунной силой, в награду получают россыпь странных видений. Да и те образы, которые она пропускала через себя – лишь клочки истинных видений. Разрозненные, бессвязные фрагменты.
Отняв руки от лица, Эсме увидела в окне силуэт, замерший на противоположной от башни стороне улицы. На мгновение показалось, что она видит женскую фигуру. Но как она только ни пыталась сфокусировать взгляд, видела лишь тень. Чернильно-призрачное облако с размытыми очертаниями не приближалось, не пыталось проникнуть сквозь окно, а держалось на расстоянии – то ли просто наблюдая за ней, то ли чего-то выжидая. Преломленный и усиленный фонарем лунный свет мягко стекал по сотканной из темноты фигуре.
Пальцы Эсме задрожали, но взгляда она не отвела. Будто вспугнутая им, слишком прямым, пламенеющим, тень исчезла. Поняла ли она, что за возмущением Эсме прятала страх? Прикрывала его дерзостью, вызовом, словно скромное послушничье платье – сотканной из лунного света вуалью.
Эсме бросилась к выходу из комнаты, желая оказаться как можно дальше и от лунных камней, и от тени, пусть даже растворившейся в иных тенях, куда более невинных. С облегчением переступила порог, и шепчущие голоса, взывающие к ней из шкатулки, расстроено смолкли.
Глава десятая. Изгнанница
Ночи текли размеренно и спокойно. После ухода Хемы Эсме убирала башню и готовила нехитрую еду – кашу с вареным куском мяса на кости. У псицы был хороший аппетит и острые зубы, способные разгрызть даже кость, которая ей, кажется, служила чем-то вроде десерта.
Эсме хорошо справлялась со своими обязанностями. Закончив с ними, гуляла по городу или читала книги. Вулгреты не любили читать. И пусть Хема, увлеченная рисованием, отличалась от большинства псиц и псов, не интересующихся творчеством в любом виде, в ее башне тоже оказалось немного книг. Зато к услугам Эсме были магазинчики, библиотека и местный архив – полное книжное изобилие.
В каждом из этих мест она пыталась отыскать книги, в которых упоминались флиарены или хотя бы камни, чем-то похожие на них. Словно подражая Кассиану с его любовью к волшебным камням, читала каждую книгу, в которой о них говорилось. Но про камни, способные удерживать в себе лунную росу, ничего не нашла. Как и про людей, способных удерживать и призывать магию с наступлением рассвета.
Таких, как она.
Провидцев в этом маленьком городке не оказалось тоже, а возвращаться в Фаграс Эсме не спешила. Но не отчаивалась однажды узнать все о себе и своем даре.
Она часто приходила в парк вместе с Хемой, чтобы понаблюдать, как вулгрета рисует лунными красками, сжимая изящную кисть в мощных лапах. Даже пыталась повторить за ней. Выходило не слишком хорошо, особенно если сравнивать с великолепными пейзажами псицы. В них было много зелени и солнечного света, что выглядело… непривычно. Все же для жителей Подлунья куда более свойственно увековечивать в своих творениях Луну. Но пейзажи Хемы рождали в Эсме неудержимое желание прогуляться по запечатленным на холсте местам при свете дня.
– Лунные краски, конечно, красивы, но почему вы рисуете только ими? – как-то спросила она Хему. – Они же исчезают с рассветом…
– Ну и пусть, – улыбнулась псица. – Я всегда могу нарисовать новую картину. Да и рисую я не для того, чтобы повесить ее на стену или продать. Мне просто нравится это делать. А лунные краски… только посмотри, как они сверкают. Эти переливы, искры магии – такого нет в обычных красках. Лунные живее, ярче… волшебнее.
Эсме понимающе закивала. Магия была привычной частью их жизни, но она не могла относиться к ней, как к чему-то совершенно обыденному. Каждый раз ее поражала хрупкая, неземная красота алн, и каждый предмет, сотворенный с помощью лунных чар, в ее глазах был особенным и прекрасным.
Неизменным в новой жизни Эсме был и еще один ритуал. Как только Хема покидала дом, она проникала в комнату псицы и пыталась понять, расшифровать возникающие в голове образы, хоть как-то упорядочить их. Однако, к ее огорчению, они продолжали упрямо распадаться на разобщенные, не связанные друг с другом фрагменты. Будто камешек, расколотый на части кузнечным молотом.
А тень продолжала наблюдать. Она словно выжидала, показываясь за окном башни всякий раз, стоило только глотнуть лунной росы из причудливого сосуда – лунной капли. Но тень никогда не перешагивала порог, а Эсме больше не позволяла себе бояться.
Всякий раз шкатулка оказывалась запертой, что ее огорчало. Если другие люди получали лунную силу, сжав лунную каплю в руках, может, ее видения стали бы яснее и понятнее, если бы и она могла коснуться одного из флиаренов? Вот только как его заполучить? Рассказать бы обо всем Хеме… Но что-то ее останавливало. Эсме и сама не могла объяснить, что. Просто ей отчего-то было проще держать свои неуклюжие уроки втайне. Хотя, конечно, можно стать одним из доблестных стражей и заслужить свой собственный флиарен…
Эсме хихикнула, представив себя, хрупкую, миниатюрную рядом с напарницей-псицей. Или, еще зрелищнее, с напарником-псом. Она, конечно, даже оружия их не поднимет. Но кому, кроме вулгретов, нужна грубая сталь, когда такого же эффекта можно добиться легчайшим, словно перышко, прикосновением магии?
Картина, ожившая в ее воображении, изменила тональность. Могучий, грозный вулгрет замер в защитной стойке, широко расставив лапы и занеся перед противником меч. И рядом Эсме – нежное создание, с чьих пальцев срываются самые разрушительные из заклинаний. Лунный свет падает на ее серебряные с лазуревым отливом волосы, отражаясь от них так же, как от клинка стража.
Улыбаясь, Эсме в красках представляла свой головокружительный взлет. Как, разобравшись со своим даром, из служанки стража становится ее напарницей. Вместе они сокрушают врагов, несут караул и борются с преступностью, попутно подтрунивая друг над другом. И вместе же возвращаются домой.
Слово «домой» осталось на языке горьким пеплом. Эсме сглотнула, смущенная тем, как далеко ее в этот раз завели собственные грезы. О том, что она, уже взрослая сиротка, станет частью чужой семьи.
Что однажды найдет свою собственную.
***
В один из дней, войдя в комнату Хемы, Эсме обнаружила шкатулку с лунными каплями открытой. Должно быть, псица слишком торопилась на службу и забыла ее запереть. Флиаренов в шкатулке оказалось около дюжины. Признаться, Эсме удивляло, что такие необычные, по-настоящему волшебные камни раздавали целыми горстями, словно создать их ничего не стоило.
Затаив дыхание, она взяла один из камней. Полупрозрачный, он таил внутри серебристо-лунный свет, куда менее яркий, чем тот, что излучал флиарен, который Каталина так яростно берегла от чужих взглядов. Она осматривала его со всех сторон, касаясь только кончиками пальцев. Однако, как ни старалась, понять материал, из которого он состоял, не смогла. Неужели это просто хрусталь, пускай и зачарованный? Неужели ему под силу сдержать разрушительную для лунной росы силу Солнца?
Как и прежде, Эсме услышала далекий шепот. Слов, жаль, не разобрать. Она расслабилась и мысленно отпустила стены в собственном сознании. Сквозь пальцы пробилось призрачное сияние. Еще несколько минут назад, с приходом рассвета, Эсме чувствовала себя полностью опустошенной. А сейчас магия переполняла ее. Магия, которая не могла существовать днем, но каким-то образом все же существовала. Флиарен – словно маленький осколок Луны, бережно хранящий в себе ее силу. Показалось только, что цвет лунной капли – цвет пламени, горящего в ее сердцевине – чуть поблек.
Эсме начертила в воздухе собственное имя. Голубой шлейф с яркими крапинками серебра послушно следовал за ее ладонью. Она заставила повисшие искрами в воздухе буквы вспыхнуть и гореть ярким огнем. Рассмеявшись счастливым смехом, отступила на шаг, чтобы полюбоваться своим творением. Сладкое ощущение всемогущества пьянило. Пользуясь силой, дарованной флиареном, Эсме заставила оконные занавески сотрясаться от порывов ветра, а пол превратила в поляну распустившихся неальрисов – священных цветов с тонкими полупрозрачными лепестками с серебристыми прожилками и белой сердцевиной.
Созданный ею, будто самой прародительницей-Луной, волшебный мир внезапно потускнел. Понимание, что магия, заключенная в лунной капле, иссякала, охладило пыл Эсме. Только сейчас она догадалась разжать ладонь. Камень в ее руке был кристально прозрачен. Серебристо-голубое пламя, таящееся в глубине, погасло, оставив лишь хрустальную оболочку. Эсме ахнула, виновато глядя на лунную каплю.
И услышала за спиной сердитое покашливание.
Хема стояла на пороге комнаты со скрещенными на груди лапами. Эсме, которая все еще сжимала в ладони флиарен, потерявший всю лунную росу, а с ней – и всю магическую силу, завела руку за спину. Однако взгляд псицы, скользнувший по ее кулаку, уже потемнел.
Дела плохи.
– Однажды вечером в парке я увидела спящую девчушку, которая свернулась клубочком на голой земле, – глухо сказала Хема. – Мне стало так жаль ее, потерянную и одинокую, что я решилась на то, о чем раньше даже подумать не могла. Я взяла ее к себе, разделила с ней родную башню.
– Хема, я…
Псица не дала Эсме продолжить. Ее грубоватый голос зазвучал резче и жестче.
– Я уже говорила, что для работы стража мне часто пригождаются лунные капли. Я не сразу поняла, что магия в них начала иссякать как-то быстро. Слишком быстро. Решила проверить свою догадку, и знаешь, что я выяснила? – Глаза Хемы недобро вспыхнули. – Не знаю, как ты умудрилась взломать магическую печатью, но то, что ты пользовалась моими камнями… в этом я уже не сомневаюсь.
– Я не знала, что магия в лунных каплях иссякает! – чуть не плача, воскликнула Эсме.
История повторялась, но на этот раз в происходящем была часть ее вины, и она это признавала. Нужно рассказать Хеме все, объяснить, что она слишком рьяно взялась за исследование своего дара, которого и даром-то не назовешь, описать ей свои видения…
– Но ты брала их, – обрубила псица. – Входила в мою комнату, трогала мои вещи. А припозднись я сегодня, не досчиталась бы одного камня. Того самого, которого ты прячешь за спиной.
– Простите меня, – едва слышно прошептала Эсме. Весь ее запал угас под лавиной обвинений. – Вы все не так поняли, я их не крала! Я лишь хотела…
– А еще от своих соратников я как-то услышала новость о девчушке-послушнице, сбежавшей из Лунных садов.
Эсме похолодела.
– Я твердила себе: мало ли сироток воображают себя лунными скиталицами и бродят по Акфарону? Мало ли днюют на голой земле? Когда мне описали ее… тебя, я подумала: тебя оболгали. Кто-то заставил лунную жрицу поверить, что ты способна на кражу. Но я сразу почуяла неладное, когда ты так заинтересовалась флиаренами. Оказалось, не зря.
– Послушайте, я все могу объяснить… – произнесла она онемевшими губами.
– Я не могу позволить тебе избежать заслуженного наказания, – избегая встречаться с ней взглядом, тихо сказала Хема. – Не могу позволить тебе так просто уйти.
Эсме решила, что ослышалась. А Хема, запрокинув голову, протяжно завыла.
Хлопнула дверь. Послышались тяжелые, торопливые шаги. Ворвавшиеся в дом стражи схватили Эсме с обеих сторон и потащили ее вниз по лестнице. Впрочем, она, оглушенная, ошеломленная, и не думала сопротивляться.
На улице ее посадили на алну, раза в два крупнее Перышка. Позади сел немногословный вулгрет. С губ Эсме сам собой слетел вопрос. От ответа стража ей стало нехорошо. Она возвращалась в Фаграс… Но не в Лунные сады.
А в городскую тюрьму.
Глава одиннадцатая. Принц Алвиан
Разумеется, Кассиану влетело за то, что он «способствовал побегу воровки-послушницы», как совершенно несправедливо окрестили Эсме. Доминика, поборница порядка и строгого соблюдения законов (за редким исключением, касающимся только его самого), была в ярости. В той холодной, даже сдержанной ярости, которая проявлялась в побелевшем лице, в разочарованном взгляде и плотно сомкнутых губах. В ярости, которую Кассиан боялся больше всего.
И все же он испытывал невероятное облегчение от того, что Эсме не попалась в лапы стражам. Кассиан не мог представить ее, нежную, хрупкую, запертой в темнице. Разочарование матери стоило того, чтобы его страх не сбылся. Он и без того чувствовал свою вину. За то, что их с Эсме пути разошлись. За то, что они не были близки так, как в детстве. За то, что он уже не мог постоянно быть рядом, чтобы ее защитить.
О том, что Эсме бросили в тюрьму, Кассиан узнал, конечно, от Доминики.
– Мама, ты не понимаешь! – в отчаянии воскликнул он. – Эсме ни в чем не виновата!
И снова эти сомкнутые губы… А вдобавок – сложенные на груди руки и неодобрительный взгляд.
– Конечно, ты ее защищаешь. Ничего другого от тебя я и не ждала.
– Мама, послушай…
Кассиану пришлось все рассказать. Все то, о чем поведала сама Эсме. И снова укол вины – ведь она открылась ему как другу. Но эта тайна могла стоить ей свободы.
– Видения из-за лунных камней?
Доминика расплела руки. Она выглядела озадаченной. Такой ее редко кому доводилось видеть.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/diana-bler/lunnaya-skitalica-70730365/?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Диана Блэр
Тип: электронная книга
Жанр: Фэнтези про драконов
Язык: на русском языке
Издательство: Автор
Дата публикации: 28.05.2024
Отзывы: Пока нет Добавить отзыв
О книге: Подлунье – мир, где магия оживает лишь ночью, под светом богини-Луны. Храмовая послушница Эсме мечтает стать скиталицей и посвятить жизнь бесконечным приключениям. Однажды ей в руки попадает лунная капля – волшебный камень, хранящий в себе магию даже с уходом Луны. С тех пор ее не оставляют таинственные видения о чужом прошлом.Путеводная звезда приведет Эсме к вратам древнего города. Вот только правда, которую он скрывает, изменит не только ее жизнь.Она изменит… все.