Главная страница | Социальная фантастика | 2. По сложной прямой

По сложной прямой. Книга вторая
Харитон Байконурович Мамбурин
С грязного листа #2
Витя жил, Витя жив, Витя в гробу видит тех, кто хочет поломать ему жизнь! Ну или не видит, по похоронам ему бегать недосуг, слишком уж много дел у молодого криптида. Да и окружающие не думают оставлять товарища Изотова в покое. А ведь молодость – это такая волшебная пора, которая бывает только раз в жизни!Ну ладно, два… пока что. Но всё равно мало!А еще у него появились самые настоящие недоброжелатели.Вот эти-то куда? И без них всё не радужно…

Харитон Мамбурин
По сложной прямой. Книга вторая

Пролог

28 декабря 1991-го года. Москва.
Эта московская квартира была довольно захламленной, несмотря на солидный метраж, присущий «элитной» недвижимости. Ковры, столики, огромные вазы, стоящие на полу, вычурная тумба, на которой стоял слишком уж большой телевизор. Пышные шторы, буквально кричащие о том, что они лучшие в мире собиратели пыли. Казалось, хозяева вовсю пытаются овладеть ролью имеющего вкус хомяка, тащащего к себе домой пусть и не всё подряд, но явно с целью натащить как можно больше. Аляповатая большая картина в коридоре, убедительно демонстрирующая, что её вычурную раму можно использовать для забоя некрупного слона, подчеркивала творящуюся на жилплощади вакханалию вещизма, а небольшие вязаные салфетки, лежащие на любой свободной горизонтальной поверхности, могли вызвать приступ удушья у человека, обладающего вкусом.
Впрочем, двоих мужчин в возрасте, находящихся в зале этого примечательного жилища, окружение ничуть не смущало, несмотря на то что они оба тут были в первый раз.
И в последний – тоже.
Им нужно было просто поговорить. Семья хозяев, понятия не имеющая, что сейчас по их драгоценным коврам ходят совершенно чужие обутые ноги, радовалась жизни в одном из московские ресторанов, вовсю пользуясь халявным приглашением от владельца заведения в то время, как тихие незаметные люди аккуратно вскрыли замок, запустив в жилье непрошенных гостей.
– Жора, ты понимаешь, что нам хана!? – наконец, нервно заговорил один, после того как едва видимая тень из коридора, сделав успокаивающий жест «всё чисто», вышла из жилья. С омерзением покосившись на штору, место которой легко усматривалось на сцене Большого Театра в качестве портьеры, человек развернулся к сидящему на диване собеседнику. Тот, слегка поморщившись, бросил на него взгляд, а затем, потянувшись вперед, взял рюмку, полную отличного коньяка, который эти двое не поленились принести с собой. Выпив, упомянутый «Жора» выдохнул, зажевал долькой лимона, лежащего тут же на блюдечке, прищелкнул языком, и только потом проговорил, вновь откидываясь на мягкую спинку дивана:
– Валера, не усугубляй. К нам вообще не должно быть претензий.
– Ты вот сейчас серьезно? – пробормотал тот, как будто не веря собственным ушам, – Прямо серьезно мне такое говоришь?
Оба человека были довольно похожи друг на друга. Оба в возрасте, близком к сакральным 55-ти годам, одетые в почти одинаковые рабочие костюмы мышиного цвета с неброскими галстуками, оба подтянутые и редковолосые. Никаких животиков, столь свойственных работникам низшего и среднего номенклатурного звена.
Излишек веса в Москве был теперь молчаливым, но очень красноречивым показателем невысокого «потолка» для ответственного товарища. По-настоящему ответственные товарищи за своим весом и здоровьем следили чрезвычайно тщательно, регулярно и много занимались спортом, не брезговали и другими аспектами здорового образа жизни. А как же иначе, когда к 60-ти годам ты можешь не просто выйти на пенсию, а еще и использовать на себе артефакт, став неосапиантом?
Способности? Ерунда! А вот еще уверенные шесть десятков лет жизни, солидная должность в одном из бесчисленных городков и городов Союза, связи в столице, пенсия… в общем, дальнейшие перспективы для плодотворной и долгой жизни были очень хороши, если прийти к этому моменту подготовленным, а не ожиревшей развалиной со ртом, полным искусственных зубов.
– Жора, не притворяйся тупой жопой! – укорил аж поперхнувшегося от такого наезда человека Валерий Павлович, садясь на табурет и залпом выпивая свою рюмку ароматного коньяка. «Хэкнув», он продолжил говорить, резко и отрывисто рубя, – Ты что, думаешь, что с нами все эти годы играли?! Или сам детство вспомнил? Какие, в жопу, претензии, Жора?! Ты вообще понимаешь, о чем говоришь?!
– Я не понимаю твоих писков и визгов, – нахмурившись, отрезал сидящий на диване, – Ты меня выдёргиваешь, заказываешь переговорку, садишь на диван, наливаешь этой мути вместо нормального вискаря, а потом с придыханием играешь в истеричку? Или, думаешь, я только тобой живу и дышу, чтобы с разбега всё понять? Ты сейчас о Симулянте?
– Да, о нём!! – почти крикнул сидящий на табуретке, хватая бутылку и начиная наполнять емкости по новой, – О ком же еще!
– Что ты натворил!? – ледяной тон Георгия Никитича Лаханова, казалось, выморозил воздух в душной комнате.
– Ничего…, – его собеседник недоуменно заморгал, пытаясь понять, чем вызвана такая реакция, а затем, справившись с удивлением, вновь повысил тон, – Я ничего не делал, Жора! Мы всё согласовываем, ты не забыл?! Всё! Всегда! До буковки!
– Тогда какого… какого х** ты истеришь?! – с резким выдохом попытался взять себя в руки Лаханов.
Валерий Павлович Век знал, что его старый друг, одноклассник и партнер, с которым жизнь как-то и не разлучала с детского сада, материться не любит категорически, а это значило, что сидящий на диване мужчина очень близок к полной потере самоконтроля, и это было чревато. Показав другу успокаивающий жест, Век выпил еще немного коньяка, потер руками лицо, собираясь с мыслями, а потом начал говорить:
– Так, Жора, успокойся. Сейчас я тебе всё по порядку объясню. По полочкам разложу.
– Ну давай, – со вздохом согласился его оппонент, – Сам завел, сам и успокаивай. Совсем ты, Валер, со своими придурками, берега потерял. Говорил я тебе – заведи ассистентов, пусть они с этими молодыми баранами общаются, не гробь себе нервы. А… ладно, слушаю. Давай по делу. Остальное потом.
– Симулянт, – тут же выдохнул собиравшийся с мыслями Век, – Наш головняк. Мы на него подписались, когда еще вообще понятия не имели, что этот парень за дрянь…
– Соберись, друг. Не рассказывай того, что я и так знаю. Что этот говнюк еще учудил?
– Помимо того, что свернул шею твоему выкормышу, Жор? – скривился Валерий Павлович, имевший очень большие планы на этого самого «выкормыша», – Он, Жора, грохнул Липецки. Вот буквально на днях. Тебе напомнить, кто такой этот Липецки?
– А…, – куда более серьезный и категоричный на вид Лаханов приобрел бледный вид и выпученные глаза. Друг тут же начал наливать ему коньяк, который был проглочен в мгновение ока. Помогло слабо. Человек знал, что США потеряли одну из своих стратегических фигур особой важности, но подробности? Их на таком уровне не раскрывают всем, кому попало.
– Жора…, – спокойно начал говорить человек на табуретке, – У нас раньше с ними был уговор. Пацан с детства обложен как последний, сука, тамбовский волк. Везде красные флажки. Мы работаем аккуратно, так? Получаем за это… тоже аккуратно. Сначала, когда на нем курсантов гэбэшных отрабатывали, мы смогли протащить только директиву, чтобы он себе рожу не закрывал. Это было легко, так как в том захолустье с маской он бы о себе буквально кричал. Чердак у пацана справился, что очень удивительно, знакомые психи руками разводили. Не должен был, но справился. Что мы еще могли? Ничего. Затем его слили в Стакомск, под бок этой стерве, Окалине, да еще и на Коморскую. Всё, что мы смогли там организовать, причем, заметь, меньше чем за час, так это одну вялую попытку похищения. Исполнители были настолько дерьмовыми, что истерящий пацан справился сам. Мои перехватчики еле успели уйти без шуму и пыли. Но мы делали всё возможное, нам из-за бугра отвечали пониманием. Пока этот сукин сын не грохнул Липецки.
– Как… как он вообще смог? – выдавил из себя Лаханов, пряча лицо в руках и начиная догадываться, с чего так истерил его товарищ.
– История мутная, подробностей я не знаю, – развёл тот руками, – Вроде бы кто-то половчее нас умудрился выкрасть пацана, отвезти его в Китай, а там попытаться продать американцам. Не мы одни у них на довольстве, Жор. Так вот, пацан выкрутился, освободился, кончил уйму народу и как-то прибил элитнейшего неосапианта, со способностями к массовой телепортации, частичной неуязвимости и… что там еще этот Дидиэл умел? Не помню, мелочь какую-то. Неважно. Симулянт размазал его по стенке.

Так-то.
– Они в ярости? – угрюмо спросил Георгий, поднимая глаза на успокоившегося друга.
– Да хоть в жопости, мне насрать, – устало ответил тот, – Проблема в том, что эти упыри выкатили нам ультиматум, Никитич. Либо мы им достаем пацана, либо они нас сливают. Нас с тобой. Через венгров, через африканцев, через… да неважно. Эти суки решили сорвать зло на нас, Жора… «Условия сделки изменились», – передразнил он

кого-то.
– …или собираются задействовать вообще все ресурсы, какие есть, – заиграл желваками Лаханов, а затем, скривившись, спросил, – Что хоть обещают взамен?
– Ноги мыть и воду пить, – ухмыльнулся внезапно Век, – Эти придурки считают, что только Предиктор мог бы просчитать появление именно Дидиэла, зная заранее, куда и как нужно нанести удар, чтобы тот подох. Поэтому, Жора, ноги мыть и воду с них пить… в зеленых президентах. Если мы справимся, то сможешь себе жить в Латинской Америке и иметь на каждый день свежую девочку для отсосов. И личную армию. Запасных, сука, девочек.
– П****т, – недоверчиво протянул Лиханов, – Нутром чую.
– Выкини его, он устало, это твое нутро, – Век улыбнулся еще шире, – Они выкатили ультиматум, да. Но знаешь, кто мне передал все эти условия? Гарант. Лично.
– То есть, игра с высокими ставками и Гарантом? – выдавил из себя через пару минут молчания человек, предварительно выпив еще рюмку алкоголя.
– Именно, друг мой. Именно.
– …сроки?
– Три месяца.

Глава 1. Эволюции и симуляции

– Здорово, бандиты! – решил я внезапно и до полусмерти напугать двоих дремлющих в техническом коридоре метро людей. Сел сначала перед этой парочкой на корточки, а потом и выдал в полный голос. Они проснулись, испугались и завизжали, возясь и цепляясь друг другу за одежду. Я обиженно сопел в ожидании, пока у обоих проклюнется адекватность. Ну вот зачем так орать? Во мне нет ничего страшного. Обычный молодой парень. Подумаешь, волосы торчком, кожа бледная, вокруг глаз кожа темная, как будто спал последний раз при царе Горохе…
Мелочи. Для Стакомска почти норма.
– Да не шарься ты по карманам, – дал я совет худому нервному парню, лихорадочно шарившемуся, между прочим, по своим карманам, – Нету там уже ничего. Не-ту. Выдыхайте, бобры… фиговы.
– Ааа! – не послушался меня молодой, подскочив на месте и бросившись в атаку. Сделав шаг, он поскользнулся, грянувшись мордой об пол. Старший из этой пары, будучи посообразительнее, поднял руки вверх, прижавшись спиной к стене.
Молодой не унимался, пытаясь встать, но у него ничего не выходило. Плиты коридора были необыкновенно скользкими. Какая-то сволочь их коварно и тщательно смазала перед тем, как будить несчастных. Я даже знаю, какая.
– Слышь, завязывай уже, – посоветовал я пытающемуся доплыть до меня парню, – Не май месяц, мне холодно, яйцы стынут. Включай мозги, задирай лапы вверх.
– Нет!
– Игорь…, – проблеял его более умный партнер. Молодой не слушался. Ну да, «нева» за полсотни, три способности боевого ранга… не был бы парень патогеном, давно бы уже служил Родине.
– Вас вели от дверей лаборатории, – фыркнул я, – Брать были готовы в любой момент, если бы не винчестеры. Уж больно вы, Олег Николаевич, их небрежно в сумку сложили. Да не ищите, не ищите. Они там же, где и алмазы вашего Игорька, то есть не здесь.
– Сволочи! – выдохнул парень в пол, прекращая с ним бороться.
– А меня Витя зовут, приятно познакомиться, – покивал я, продолжая сидеть на корточках, – Всё? Успокоились граждане ворюги и… гомосексуалисты? Кстати, впервые вижу вас вживую. Люди как люди… даже странно.
– А ты… вы…, – внезапно подал голос тот самый Олег Николаевич, – Почему голый?
– Это Стакомск, – пожал плечами я, – Способности у меня такие. Кстати, да… Игорь. Прекрати замышлять фигню, у тебя на роже всё написано. Я очень сильный, но не очень умелый. Если мне придётся тебя ударить или толкнуть, то тебе придётся стать плоским. Поверь, я уже подобное видел.
Парень лишь зубами скрежетнул, но через несколько секунд расслабился, поднимая вверх ладони, мол сдаюсь. Вот и ладненько.
– Вставайте, проклятьем заклейменные. Или, как говорят у нас, у девочек, пройдемте, граждане. Вы арестованы.
Сдать гавриков, работавших в одной из лабораторий в китайской части города, проблем не составило. Полностью опустошенная поражением сладкая парочка из учителя и ученика, ставшего впоследствии лаборантом, без всяких лишних хлопот проследовала со мной до ожидающего их на поверхности автомобиля с бравыми серьезными парнями, а затем уехала. Куда и зачем? Не знаю. Может быть, их осудят и на лесоповал, может быть, предложат альтернативное место работы в закрытом учреждении. Ваще пофиг, я задание выполнил, устав, правда, как последняя собака.
Не сидеть, конечно, на корточках перед двумя заднеприводными, не подумайте. Искать их по метро, будучи туго свернутой колбасой белого тумана, было очень даже сложно. И долго. И трудно. Сквозняки там лютые.
К моему вящему удовольствию, не проходящему уже более пары месяцев, остаток дня прошёл мирно, тихо и цивилизованно. Припершись в свою общагу, носящую гордое название «Жасминная тень», я поулыбался суровой пожилой китаянке, фыркнувшей мне в ответ нечто определенно позитивное, показал неприличный жест девушкам, сплетничающим у проходной в ответ на их неприличные жесты, а затем прокатился с Вадимом Юсуповым на лифте до своего, самого нижнего этажа. Хороший парень этот Вадим, главное в глаза ему не смотреть и зубы не показывать. Впрочем, у нас все в общаге с прибабахом. И не только в ней. Улица Коморская печально знаменита на весь многомилионный Стакомск, а легенды о ней ходят совершенно нереальные.
Фигня полная, ответственно вам заявляю. Тут живут такие же люди, как и везде, только слегка… перекошенные собственными способностями.
К примеру, моя соседка, Окалина Юлия Игоревна. Ладно то, что она является «призраком», одной из немногих бедолаг, полностью перешедших в другую плоскость существования. Горя своего девушка не понимает и не осознает, впрочем, как и я, но общение с таким вредным соседом её определенно портит. Месяца три назад я ей убедительно доказал, что форма в её случае – понятие растяжимое, и с тех пор, повинуясь неведомым ментальным процессам, проистекающим в её полупрозрачной сущности, она экспериментирует. Иногда это пугает. Заходишь ты уставший после лекций и семинаров по мозголомным наукам, а в комнате сидит сова ростом под потолок. Призрачная.
Бррр…
Хотя, совсем недавно, когда я решил слегка заняться рукопашным боем по причине пронзительного душевного и телесного одиночества на сон грядущий, выяснилось, что ляцкая Палатенцо не ушла куда-то там по своим актерским делам, а притворилась всей квартирой! В смысле покрыла всю свободную поверхность тонким слоем себя, став практически невидимой. В том числе и мою комнату. И вот представьте, лежишь ты, тебе хорошо, мышцы сокращаются, воображение гуляет, а тут внезапно из ниоткуда мерный девичий голос задает вопрос – а о чем, батенька, вы в такой момент думаете? Интересно ей стало.
Мммать.
Нет, я ответил. И даже доделал начатое. Но только из принципа!
Как «призраку» вообще может быть что-то интересно? А очень просто. У них такой же источник, как и у остальных неосапиантов, поэтому все призраки совсем не против заниматься конструктивной деятельностью, если затраты на нее не превышают поступление халявной энергии. В этих рамках они любую деятельность находят более предпочтительной, чем пассивное существование. Палатенцу вот нравится узнавать новое, а мне теперь – громко уточнять, есть ли эта зараза в помещении.
Вот такая наша жизнь. Я не жалуюсь, не подумайте. По сравнению с тем, как у меня прошли предыдущие 18 лет – это если не рай, то огромный скачок к лучшему. Да, нагрузка большая, приходится и учиться на программиста, и осваивать свои способности, и гомосеков по метро ловить при случае, да и друзьям со знакомыми еще как-то время уделять. Успеваю только за счет того, что при трансформации в туман у меня жутко подскакивают запоминательные способности мозга, от чего знания, которыми меня щедро поит как родное государство, так и одна забавная красивая китаянка-админша, отпечатываются в памяти навсегда и быстро.
Зачем неосапианту вести обычную жизнь, раз он такой из себя уникальный и владеет разным-всяким? В том-то и цимус, уважаемые товарищи, что наш любимый Советский Союз решил, что легкие пути не для коммунистов. Выращивание и пестование специальных особенных «людей», как показывает разнообразный печальный опыт из заграницы, приводит обычно к тому, что на выходе от подобного обладатель способностей становится существом… нездоровым психически. То у него психика от нагрузок поедет, то чувство собственного величия мозги заслонит, то просто захочется иметь в подчинении скромное небольшое племя папуасов и заниматься там с ними сексуальными девиациями. Всякое бывает. А вот психически зрелый, полностью интегрированный в общество нормальных людей, умеющий работать в команде, находящийся на своем месте, координируемый правительством неосапиант – это не просто мощь, а ближайшее, о чем можно подумать, вспоминая термин «супергероя» из моего прошлого мира.
А потом перестать, потому что от лицезрения одного рабочего дня бригады «копух» любой из вымышленных персонажей моего старого мира попросту бы съел от зависти свой спандекс.
Следующим утром мне было предписано приехать в НИИСУКРС, являющийся на полшишки закрытым пустым институтом, на четверть ставки отделом по ликвидации потерявших берега неогенов города Стакомска, да и на полную катушку логовом моей «возлюбленной» начальницы, шикарной двухметровой блондинки, любящей матери, отпетой стервы и кровавой маньячки Неллы Аркадьевны Окалине. Они, вместе с ведущим мое дело и тело специалистом, добродушной тетушкой Ниной Валерьевной Молоко, задумали подбить итоги года по моему профилю. Моё присутствие и существование как всегда – требовалось, но не одобрялось.
Ждали меня обе дамы в кабинете куратора, смотрясь очень комично в своих креслах. Огромная атлетичная блондинка с застывшим выражением сурового, хоть и очень красивого лица, и невысокая полненькая женщина самого уютного вида. У обеих были большие толстые планшеты, запитывающиеся от розетки проводом, и, к моменту моего неторжественного явления, они обе были ими заняты, почти одинаково неумело водя пальцами по примитивным сенсорным экранам.
– Изотов, – отреагировала моя непосредственная начальница на мою непосредственно сунутую в помещение рожу, – Заходи. Садись. Будем разбираться.
– С чем? – удивился я, осуществляя рекомендованные телодвижения. Вроде бы с этой парочкой неудачливых содомитов всё прошло хорошо, жесткие диски не пострадали, Палатенцо новых фокусов на телевидении не выдавало.
– С тобой, Витя, – отвлеклась от планшета Нина Валерьевна, тыкая толстеньким коротким пальчиком в меня, – Да не волнуйся, просто конец года. Подбиваем итоги. Сядь, покури, подожди. Мы скоро закончим.
– Да, – кивнула валькирия, тоже протягивая руку, правда, тыча пальцем уже не в меня, а в пару стоящих у двери сумок, – Это тебе, запасная униформа, так сказать. Можешь пока посмотреть.
Я без всякого внутреннего сопротивления зарылся в сумки. Мы люди не гордые и хоть в финансах на уровне студента не стеснены, но даже в Стакомске далеко не всё можно купить из того, что душа желает. Так и оказалось. Три пары высоких тяжелых ботинок, напоминающих берцы, четыре пары просторных черных джинс из неубиваемой ткани, четыре свитера под горло, опять-таки черных, ну и, разумеется, столько же тяжелых кожаных курток.
Ну, тут всё понятно. Одежда, скрывающая КАПНИМ 5-го класса. Каскадный прерыватель нервных импульсов Вите носить надо, чтобы не сношать сильно мозги окружающим, а то те начинают бояться и пулять в Витю чем придётся. Плавали, знаем. Сейчас-то такая одежка плюс-минус нормально, если с шапкой, а вот летом я буду живьем вариться. Выгляжу, конечно, во всем этом как заправский говнарь, но будем откровенны, досточтимая и совершенно несуществующая публика – с моей рожей и прической я буду выглядеть как оный говнарь даже в балетной пачке и на получении Нобелевской премии. Так что пофиг.
– Еще там в боковом кармане…, – подала голос майор, – …получка и премия.
Отлично! Есть на что отметить Новый Год, хотя я понятия не имею, как и с кем. Но деньги – это всегда хорошо. У меня даже идея есть, как часть из них потратить. Более четырех сотен здесь, да три с копейками дома, почти богатство!
– Ладно, давайте переходить к делу, – вздохнула товарищ Молоко, подзывая меня назад, – У меня тут сформирован годовой отчет по Вите, который вам обоим будет небесполезно услышать. Учитывая наши «особые» отношения…
Да уж, отношения. Дамочки меня очень серьезно подставили несколько месяцев назад, подвели, можно сказать, под монастырь. Но опростоволосились, от чего едва не угодили в глубокую жопу. В конечном итоге это привело к тому, что мы заключили прочный союз, выгодный всем сторонам одновременно. Несправедливо получилось к бедному Вите до жути, конечно, но, с другой стороны – что бы я получил, если бы валькирия отправилась пасти оленей с пингвинами, а товарищ Молоко снимать показатели с метеовышек? Хрен да маленько я бы получил, лишь следующую порцию феерических дятлов из Москвы, которые бы стали тыкать в Изотова по новой, как детишки, мучающие жабу. Проходили и неоднократно. А так – я вот уже два месяца наслаждаюсь нормальной, хоть и очень насыщенной жизнью, обе женщины как-то выкрутились, сняв с себя обвинения и подозрения, эксперимент с Юлькой, по возвращению призраку эмоций через длительный контакт с экспатом, продолжается.
– Итак, рост-вес-возраст и паспортные данные я пропущу, – фыркнула ученая, – Время у нас нерезиновое. Начнем со способностей, от простого к сложному… ммм…, хотя простым у тебя, Витя, и не пахнет.
– И чем этот отчет от еженедельного у тебя отличается, а, Нин? – заинтересованно спросила блондинка-богатырь, стряхивая пепел в наполовину полную уже пепельницу.
– Например тем, что он дополнен уверенными прогнозами, товарищ майор! Где Изотов, а где уверенные прогнозы? – неожиданно едко спросила исследовательница, но тут же улыбнулась, – Слушать будем или как?
– Будем! – хором ответили мы с командиром, тут же переглянувшись.
– Поехали! Начнем с силы, если так можно выразиться, хотя, на самом деле, я не уверена каким термином это назвать, придётся выдумывать новые. Пока остановимся на «психосоматическом берсерке-нудисте». Не нужно на меня так смотреть, вы двое! Я зачитываю с официального рапорта! Изначально Витя мог похвастаться только силой своих аномально плотных мышц, из-за которых некоторые исследователи чуть не передрались, пытаясь понять, естественные ли они или нет. Теперь они, а может быть и другие, будут драться, пытаясь понять, каким образом у Изотова вышло обрести способность, усиливающую и укрепляющую его, но только когда он не одет. Кстати, вот крайне важная мелочь, которую вы обязаны запомнить! Витя, ты усиливаешься не тогда, когда ты голый, а когда ты не одетый!
– А че в смысле…?! – затупил я.
– В коромысле! – тут же рявкнула Молоко, не переваривающая такие бараньи звуки, – Я русским языком сказала! Знаешь, как мне, обычной женщине, было страшно с тобой, спящим и голым возиться?! У тебя коэффициент, когда шарами светишь, десятикратный! Не от простых кондиций, дурачок, у тебя их никогда не было! А от твоих, врожденных! Ты мог ручкой взмахнуть и всё, меня бы перешибло! Или ассистентов!
– Ну, скорее…, – зачем-то промямлил я, – …разнесло бы вдребезги. Лопнуло.
– То есть, ты уже так делал, да? – в полной тишине через почти минуту тишины и бледности товарища Молоко, имевшей яркое воображение, холодно спросила блондинка.
– Стреляли…, – пожал я плечами, чувствуя необоснованно большое угрызение совести за бестактность.
– Ой, ну вас всех, – махнула ручкой ученая и пошла к шкафу, где у неё жил коньяк. На эти телодвижения большая статная блондинка хищно шевельнула носом.
– В общем, – принявшая успокоительное полненькая женщина, прожевав дольку апельсина, продолжила, – Не буду вас утомлять лишней информацией. Первое – Витя не становится сверхсильным, раздевшись. Вот вообще. Он становится способен к сверхсиловым осознанным действиям, раздевшись. И, на момент этих действий, его тело приобретает прочностные характеристики, достаточные, чтобы он мог выдержать подобное усилие. Понятно?
– Не совсем, – покачала головой майор, получившая и оприходовавшая свою долю выпивки, – Поясни, Нин. Что за психосоматика и как он… Только проще. Не хочу голову забивать, мне до его силы личного интереса нет. Как командиру да, интересно знать ТТХ Изотова, но в общих чертах. У меня таких придурков как он, с их особенностями, вагон и целая те…
– Вот я тебе еще налью, пей, родная, – осуществила угрозу Молоко, начав объяснять, – Первое. Психосоматика. Мы его проверяли и в спящем состоянии тоже. Если на теле Вити не надето предметов одежды, именно одежды, любых, от носков до шапки, он способен к сверхусилиям. Есть? Всё, никак. Почему, что делать, кто виноват – неизвестно совершенно, как он понимает, когда раздет, когда одет – тоже неизвестно, способен ли он к сверхусилиям в бессознательном состоянии… еще не выясняли. С этим понятно? Отлично. Теперь насчет последнего, хм… объясню грубо и прямо – пока Витя у нас бросает корову, из ружья его не убьешь. Когда корова уже в воздухе, стреляй спокойно, кондиции его тела вернулись в норму.
У меня чуть слеза от умиления не навернулась. Не наливают, рассуждают, когда и как убивать. Ути мои хорошие. Но знать полезно, да. До сих пор снится, как тот америкос с «узи» меня буквально вспарывает очередью. Теперь знаю почему.
– Следующее! – радостно объявила ученая, – Слизь!
– Фу**я! – тут же отреагировала Окалина, осуждающе посмотрев на меня. В ответ я лишь пожал плечами.
– Генерация псевдоматериальной слизи с периодом распада от 10 минут до двух часов, программируемые свойства. Текучесть, вязкость, даже испарение. Не имеет ни вкуса, ни запаха, ни каких-либо химических отличий в разных состояниях, которые Витя и… задает.
– Выглядит отвратно! – припечатала валькирия, глядя на меня как солдат на вошь. Я лишь хрюкнул в ответ, но так, без вызова. Мол, что есть, то есть. Чего уж там.
– У этой способности есть один интересный эффект, о котором вы пока не знаете, – тут же привлекла наше внимание Молоко, – Она взаимосвязана с туманным состоянием в прямой пропорции. То есть, если Витя у нас весит 91 кг что в живой форме, что в форме тумана, то сотворенная им слизь из туманной массы процентно вычитается, уменьшая её объём. Соответственно, его туманная форма становится меньше, а это весьма важный фактор.
– Ну, эта псевдомасса восстанавливается в течение дня, – дополнил я ученую, глядя на майора, – Однако, я не могу сотворить пока более двух сотен грамм. И, как говорит Нина Валерьевна, вряд ли смогу когда-либо генерировать больше, чем вешу сам.
– И что ты ей можешь делать? – скептицизма и негатива в голосе у Неллы Аркадьевны было вагонами. Чем-то ей эта забавная способность сильно не нравилась.
– Например? – улыбнулся я, – Незаметно в туманной форме покрыть слизью пол, чтобы атакующий гомосек потерпел сокрушительное поражение!
Женщины внезапно заржали. А мне способность нравится, только брать её под контроль тяжело. Сам не заметил в свое время, как заставил все стены в нашей с Юлькой квартире отсыреть. Пришлось взывать к старым китаянкам и отлавливать от них, вместе с помощью, нехилых люлей.
– Ладно, поехали дальше! – махнула рукой Нина Валерьевна, разливая еще выпить. И опять не мне.
Третьим у нас шёл туман. Насчет него отчет был лаконичен и сух: изменений нет, кроме прогресса контроля пользователя. Это действительно так и было, я всё лучше и лучше учился контролировать эту форму, хотя выяснил один неприятный момент – чем больше я сжимаюсь для ускорения собственного перемещения, тем серьезнее ощущаю ущерб от внешней среды или воздействия. Удар совковой лопатой в руках товарища Молоко прямо по середке Великого Белого Глиста, пока тот кружит по комнате… в общем, я потом «слипся» назад в одно целое, но сказать, что это было «неприятно»? Нет. Это было усраться как больно, мучительно и страшно. Кроме того, после разделения я не мог вернуть себе человеческую форму дольше часа.
А, еще? Я научился не мочить поверхности без своего на то желания. Мелочь, но очень значимая. Хотя… знаете, что еще я могу, при переходе в форму тумана? Восстанавливать повреждения. Полностью. От царапины до оторванных конечностей, хоть всех, вместе взятых! Только с одним небольшим нюансом – если я сумею перейти в эту форму настолько быстро, что мои собственные мозги не успеют как следует осознать полученный ущерб. Хорошо, что тесты эти проводил я в своей комнате с камерами, переключенными на товарища Молоко. Записей не сохранилось.
По собственному убеждению куратора – от такого нюанса моих сил толку ноль в научном плане, потому что всё снова завязано на клятую мою психику. А вот меня такой секрет может спасти, если я его буду хранить как зеницу ока.
– И, наконец, самое главное – экспатия! – тон Нины Валерьевны приобрел торжественные нотки, а уже слегка расслабившаяся майор подобралась, хищно сверкнув глазами.
Вот это было настоящим проклятием, если судить по последним данным, собранным моим куратором. Я буквально излучаю собственные мысли. Не выборочно, а всю мозговую деятельность за раз, вызывая подсознательный резонанс с окружающими. В подавляющем большинстве случаев это приводит к тому, что человек видит призрачные рожи, оказывающие на него жесткий эмоциональный прессинг… причем, это даже не специально. В упрощенном виде это выглядит так: при контакте сознаний, который провоцирую я своим излучением, мозг реципиента, его подсознание, лихорадочно пытается декодировать поступающую в него обрывочную и перемешанную информацию, буксует, а затем срабатывает по самому простому пути – определяет экспат-спам как опасность, создавая для сознания гибридные галлюцинации.
– Что могу сказать ободряющего, Нелла, – вздохнула ученая, – Люди с заглушенным чувством страха, инстинктом самосохранения, вроде твоей Юльки, они возле Вити могут находиться долго и даже не вызывать этого эффекта резонанса, приводящего к ужасу. Длительное же нахождение… хм, представь себе, что наш Изотов – плохой, но старательный карандаш. Он раз за разом транслирует одну и ту же информацию, которая постепенно оседает в сознании реципиента, каждый раз всё отчетливее и отчетливее. Так что надежда есть. Более чем, если вспомнить, что Витя рассказал про эту «чистую»…
– …Янлинь, – буркнул я, крадя половинку апельсина и начиная нагло чавкать фруктом. Лишившиеся закуски женщины посмотрели на меня с немым, но нецензурным возмущением.
– А ты сам, – буркнула Окалина, – ничего не можешь сказать по поводу… Юльки? Может, что-то заметил?
– Вы серьезно?! – вылупился я на женщину, – Нет, если бы она просто висела посреди комнаты, то я, конечно, заметил бы, делай Юлька хоть что-то! Но так-то она довольно активная девочка, ума не приложу, как отличить её пробуждающуюся эмоциональность от обычного поведения!
– Нель, серьезно?! – хрюкнула Нина Валерьевна, – Ты только что спросила мужика, не заметил ли он что-то в девушке, которую называет Палатенцом?!
– И которая лупит его током, – сварливо добавил я. Нет, призрак просто так этим не занимается… почти, но я понятия не имею, как отличить её собственные стимулы от тех заданий, которые ей выдает как раз эта самая товарищ Молоко!
– В общем ясно, что ничего не ясно, – визуально погрустнела майор, а затем, бросив взгляд на разрумянившуюся от коньяка подругу, обратилась ко мне, – Вали домой, Изотов. Только КАПНИМ здесь оставь, в раздевалке. Дома тебя новый ждёт, удобнее. И да, тебя довезут вместе с сумками, не переживай. И… с Наступающим тебя, что ли…
Глава 2. Праздник к нам приходит

Иногда ты засыпаешь простым смертным, обычным советским неосапиантом с трудной судьбой, утомленным после тяжелого семестра первого курса в университете. Ты сдал сессию, впереди Новый Год, все замечательно, можно отдыхать…
…а просыпаешься императором! Халифом! Героем! Заслуженным!
Именно так и случилось.
Первым в мою сонную, но уже улыбающуюся голову пришло вчерашнее воспоминание. Вот мужики, часть из которых я уже знал по именам, меня подкидывают до «Жасминной тени», вот я выволакиваю свои баулы со шмотом… и меня водила останавливает. Берет под руки белые и ведет аки лебедь важную к багажнику, открывает его широким жестом и говорит святые русские слова:
– Надо? Забирай! Нам оно на**й не надо!
Надо? Надо?! Пять трехлитровых банок яблочного повидла?!! Конечно надо!!
Нет, вы не подумайте, что я с голодного края. Или тот самый легендарный голодный студент, для которого повесившаяся в холодильнике мышь – первое, второе и хвостик на десерт. Да и в этом СССР уже сделали неслабый шаг от дубовых макарон, способных заменить шрапнель, и печенья, способного при хорошем броске пробить миллиметровую фанеру. Нет. Тут постепенно потребительские товары цивилизуются, пусть пока еще это не слишком очевидно. Но всё равно: между человеком и человеком, имеющим 15 литров яблочного повидла – есть очень большая разница!
…точнее, уже 12. Одну из банок я, не доходя до комнаты, подарил Вадиму, встреченному в коридоре. Рука сама дёрнулась. Даже я, бледный, страшный и с волосами торчком, даже со своими наркоманскими глазами и репутацией пугателя, вполне имею шансы встретить Новый Год не один. У Вадима таких шансов – ноль. Крик, шум, смех, взгляд в глаза… и всё, берсерк активирован. Такие дела. Тут уж ничего не поделаешь.
Потом, конечно, попав к себе домой, я немного постоял за закрытой дверью, держа руку на сердце и слегка обливаясь холодным потом. Ну ничего страшного, отдышался ведь. Подумаешь, слишком поздно вспомнил, что на мне КАПНИМ-а нету, а Вадим – это Вадим. Пронесло же. Фух. Обнаружив отсутствие присутствия Палатенца, я принялся за свой вполне уже устоявшийся быт.
Потом всё вышло прозаично. Встав посреди ночи с мыслью как следует пожрать, я нарезал хлеб, да и начал потреблять его с повидлом. Вскоре, бутерброде на пятом, по коридору раздалось торопливое шлепанье босых пяток, после чего в дверь решительно замолотили маленькие кулачки определенно голодающего китайского народа. Янлинь на камерах меня увидела, ну и решила заглянуть на огонек. Ну а я что? Россия – щедрая душа! Пустил, накормил, обогрел. Чай не чужие люди.
Ну и какая женщина уйдет от кормящего мужчины? Так и провели вместе время до самого утра, занимаясь тем, чем положено, так как захочется и там, где душа ляжет. Или встанет. Или сядет. Ну, конечно, кроме юлькиной комнаты, так как я человек, по сути-то, порядочный. Хотя Янлинь предлагала!
А под конец этой праздничной предновогодней феерии мы даже заснули вместе в обнимку где-то на часок. Вторая причина, почему я сейчас лежу, улыбаюсь как дурак, и чувствую себя кумом короля.
Правда, чувство долгим не было. Стоило мне пошевелиться, как китаянка, давившая ухом мою немогучую грудь, внезапно и резко подорвалась с места, цапнула свою разношенную футболку, и быстро-быстро ушлепала… оставив меня в недоумении пялиться на пальцы, которыми я провел там, где лежала её голова. Пальцы были слегка мокрыми.
Дверь стукнула раз, а затем, буквально через несколько секунд, скрипнула снова. Янлинь, имеющая странное выражение лица, посмотрела на меня, а потом ошарашила словами:
– Мы больше не любимся! Всё!
И была такова.
Вот тебе и раз, подумал я с падающим в крутом пике настроением. Что это было? Как мы до этого дожили? Кто виноват? Что делать?
Так, ну-ка стоп, Витенька. Стоп! Охладить траханье! Ты не пацан, по крайней мере в душе. И чего в прошлой жизни терпеть ненавидел – так это женские манипуляции любой степени упоротости. Лю-бой. Следовательно, сжимаем яйца в кулак и принимаем простое решение. Если Янлинь человек – то она, успокоившись, объяснит, что к чему, потому что грехов за тобой, Виктор Анатольевич, нету. Если же она, внезапно, женщина, то чего уж тут? Повздыхаем, поностальгируем, потом как-нибудь передадим ей одолженные учебники и пособия, можно напрямую, можно через бабу Цао. Потом забудем всё, что было.
Хороший план, товарищ Изотов? Отличный план. Танцуем дальше. У нас Новый Год на носу, а еще конь не валялся! Понятия не имею, как, где и с кем его буду отмечать!
Мой первый Новый Год, который смогу провести в компании…
Новый КАПНИМ был хорош, даже чертовски хорош! Его сделали более удобным и компактным, заменили все ранее мешавшиеся соединительные штыри многосекционными, из-за чего я начал забавно пощёлкивать при некоторых движениях, а еще, что куда приятнее – обернули титан в гладкую прочную резину! Теперь я не напоминал киборга-убийцу в трусах и майке, а вполне тянул на симпатичного такого манекена. Отдельный плюсом КОТ-а (КАПНИМ-КОТ 04) шли дополнительные деактиваторы на запястьях, лодыжках и прямо на груди, так, чтобы можно было дотянуться подбородком. Комфортный ограничивающий тип – всё для людей!
Приятно.
Одевшись, я сунул себе во внутренний карман три сотни рублей с твердым намерением… нет, не прогулять их, но мощно потратиться. Куплю себе подарок! А то он у меня из головы не выходит. Но пока – разведка!
Как определить сходу предателя? О, это очень просто – у него, точнее у них, на лице написано радостное предвкушение, которое при виде тебя сменяется гримасой вины, но не до конца. Эта подлая смесь… она сразу всё рассказывает о тех, кого ты встретил в коридоре, о тех, о ком подумал первыми! Однако, удерживаемый двумя братами-акробатами листок, определенно исписанный мелким почерком, заставил меня ухмыльнуться. Глубоко в душе.
– Суду всё ясно! – прогремел я вслух с максимально серьезной рожей, тыча при этом пальцем в Салиновского и Расстогина, стоящих одетыми недалеко от проходной, – Вы не оправдали моего доверия!
Пацаны сжались. Слегка, конечно, но уж больно громко я проорал, аж эхо пошло. А вот теперь финальный жест!
– Без обид, парни, без обид! – проходя между ними ледоколом, я умудрился покровительственно похлопать каждому по плечу, – С Наступающим!
Идеально исполнено!
– Витя! – жалким умирающим лебедем в спину мне крикнул Паша. В его голосе звучала совершенно беспомощная надежда совершенно безответственного подростка, – Подожди!
– Дела не ждут! – важно сказал я, устремляясь прямиком в объятия комендантши, уже стоящей в коридоре с руками, упертыми в бока. Ну не в объятья, подумаешь, за ухо схватила и выговаривает за шум с самого-то сранья? Это мелочи. Главное – маневр прошёл так, как надо!
Советский первокур, в какой бы шараге он не потел, всегда существо уязвимое, к реалиям жизни не приспособленное. Если же он еще и с Коморской, то это практически готовый слуга народа, способный на великие свершения за всего лишь туманные обещания и улыбки. Салиновский уже один раз пострадал, наивно проведя какую-то фанатку Палатенца прямо до нашей берлоги, он уже и так дежурный по общаге до самого первомая, но разве дураки и блондины учатся на своих ошибках? Нет.
Эти два наивных албанца, что светлый, что рыжий, они держали в руках список, исписанный мелким почерком. Какой вывод можно сделать? Первое – их загрузили пахать, второе – если почерк убористый, значит, его писали девчонки, которые умеют готовить, третье – девчонки «Жасминной тени» пацанов не переваривают, у нас тут гендерная война холодная. Следовательно? Это какие-то левые девчонки. Зачем левым девчонкам пацаны с Коморской? Потому что студенты, что левые, что правые, что серо-буро-малиновые, все они нуждаются в средствах, дабы хорошо отметить праздник.
Понимаете, достопочтенная несуществующая публика? Пашу и Димку подписали вложиться, денег у них нет, а от отказа дать в долг этим неверным фруктам меня спасла баба Цао! Скажете, проще было сказать «нет»? Конечно проще. Но тогда бы я не удержался чисто из-за мужской солидарности, и не рассказал бы этим жертвам подросткового цинизма, как за их счет пытаются выехать. Вот такой вот политический ход.
А так, я весь в белом (то есть, в черном) и с покрасневшим ухом, захожу не куда-нибудь, а в комнату самой Цао Сюин, тут же отвешивая нижнюю челюсть. Никогда раньше здесь не был, думал, что она живёт в вахтерской, а тут вон какие хоромы, созданные из двух объединенных стандартных помещений! Почти шестикомнатная квартира! Причем, напоминающая музей. В большой комнате, очевидно гостевой, у меня аж в глазах зарябило от всего развешенного, выставленного и демонстрируемого. Маски, покрывала, вымпелы, посуда какая-то экзотичная. Всё яркое, пестрое, отвлекает, грузит!
– Вот это бери! – сухой китайский палец уткнулся в единственную вещь, которая не бросалась с криком в глаза, пытаясь через них дотянуться до мозга, – И уноси!
– Куда уносить? – промямлил я, разглядывая мощнейший и определенно старый цельнометаллический канделябр, блестящий полированной бронзой. Да не простой, заметил я. Помнится, бывали трехсвечные, пятисвечные, а этот… тринадцатисвечный! Два ряда подсвечников крест-накрест с тринадцатым в центре. Почему-то мне сразу показалось, что эта штука не из этого столетия. И не из предыдущего. Классная такая штука. На века делали. Полутораметровый, разлапистый, могучий. Знай полируй, а он и правнукам пригодится. Обожаю такие вещи… как собака мясо. В смысле долговечные и надежные. Просто фанатею от них.
– Куда хочешь! Он мне надоел! Тяжелый! Не вписывается! Выкини его! – хмуро процедила комендантша, стоя со скрещенными на груди руками.
– Себе заберу, – вслух решил я, хватаясь за эту красоту, весящую чуть ли не более тридцатника килограмм. Когда я её уже поволок на выход, стараясь не смотреть по сторонам, баба Цао вновь заговорила.
– Иглоголовый… Янлинь…
Я замер, вздохнул пару раз, а затем бросил за плечо:
– Хочу знать, что это было. Но не тороплюсь. В закрытую дверь стучать не буду.
– Она скажет. Или я. Позже, – сухо, но с некоторым облегчением выдала бабуля моей вроде бы уже бывшей любовницы.
Значит, всё-таки человек. Отрадно. Терпеть не могу эмоциональных наркоманов и наркоманок. Романтики и короли драмы обожают засорять окружающим мозги своими ментальными выделениями. И называют это «делиться». Фу такими быть.
Первым делом, лелея мысли о празднике, что должен был нагрянуть через пару дней, я поехал за главным – за подарком. С территории в честь праздника выпускали свободно, продлиться такая халява должна была число до 4-го. Пара часов тряски на автобусе, плотно забитым предновогодними гражданами в тулупах, шубах и прочей весомой одежде, и я вываливаюсь на нужной остановке, вспоминая как дышать. На улице температура-то всего – 6, а одеты все по-зимнему! Та еще душегубка. Через час, сквозь свое огромное нежелание, я уже трясся обратно, вдыхая новый букет ароматов пота, дешевого одеколона, сладчайших духов и копченой скумбрии. Правда, теперь было полегче, потому что у меня за пазухой теперь жил самый настоящий, аутентичный, новенький и крепкий «Walkman»!
Вещь настолько легендарная, что даже я, вообще-то редко слушающий музыку, не смог удержаться. Плеер запал мне в душу с прошлого визита полулегального рынка, а затем не вылезал оттуда, пока вот, не прикупил себе дорогую игрушку. А заодно и с десяток кассет, с удивлением и оторопью обнаружив, что некоторые группы мне знакомы. Названия хитов, конечно, было другими, от чего слегка полегчало. Слишком уж сильно неосапианты прошлись по этому миру в «дикие времена». Тут не бабочки были раздавлены, а сама земля горела.
Слушая один из мировых хитов группы «Humans Kind», называющийся «Heart Over Power», я вспоминал предварительные лекции по истории, выслушанные в институте Пятой Ноги. К стеклу я был притиснут крайне неодобрительно разглядывающей меня гражданкой таких габаритов, что будь мы в капиталистическом обществе, я взял бы с неё учетверенную плату за проезд.
Любой адаптант до момента поглощения светящегося бруска дерева был обычным человеком. С приобретением способностей его жизнь делала крутой поворот, возможности пьянили, в его понимании он вырастал как персона, как индивидуум, и, соответственно, начинал требовать у общества «соответствующего» отношения. Признания его нового статуса. Хотя… не обязательно это было так. Самооправдание для применения силы – вот что неосапианты всегда находили с поразительной легкостью.
Мир тогда затрясся. Террор адаптантов, «охота на ведьм», бегство, месть… несколько лет воплощенного кошмара, когда планета корчилась от страха и ненависти между людьми и неосапами. Последних отстреливали, травили во сне, сжигали на кострах. Десятерых невиновных за одного идиота, спалившего деревню или разрушившего мост. Казалось бы, какой недоумок захочет после этого втыкать в себя деревяшку? Недоумки стояли очередями. Бойни шли одна за другой.
Легче всего отделалась Европа благодаря своей густонаселенности. Меньше адаптантов, больше ружей против хулиганов, да и высокая дисциплина европейцев тоже дала о себе знать. Если говорить о настоящей, а не о Восточной Европе, конечно. Неплохо справились Советский Союз и Америка, Африка превратилась в ад, Южная Америка выжила благодаря нескольким стихийно сформировавшимся отрядам вигилантов-неосапов, ставших потом серьезной политической силой, англичане своих хулиганов попросту купили или уничтожили. Справились все в конечном итоге, кроме Африки, разумеется… но очень высокую цену заплатили живущие в деревнях, селах, маленьких городках. Именно туда за «соответствующим» отношением уходили неосапы.
Если бы не «копухи» и их жалкие альтернативы, выведенные другими странами, ущерб хозяйству был бы просто чудовищен. На настоящий момент в СССР проживает около 250-ти миллионов людей против 270–280-ти с лишним миллионов из моего прошлого мира на момент распада Союза. Этим, кстати, и объясняется отсутствие предпосылок к развитию развлекательной индустрии – жители этого мира сосредоточенно набирают утраченную численность, предпринимая всё новые и новые меры, чтобы не повторилась история 50ых-70-ых годов.
А идиоты как продолжали, так и продолжают появляться. Не понимаю я их. Вот у меня четыре подтвержденные способности, каждая из которых довольно перспективна, но я ценю только туман, потому что он помогает мне намного эффективнее учиться. В прошлой жизни был тупым гуманитарием, максимум способным станцевать квадрат Малевича, любую точную информацию сложнее арифметики усваивал с трудом. Слова учителей просто пропускал мимо ушей. Потом, конечно, спустя годы, выяснилось, что я тупил только за счет того, что эти объяснения были устными, а учебники слишком скучными по сравнению с книжками, которыми зачитывался с детства… но было уже поздно.
Туша дамы, надежно защищающей меня от взглядов окружающих (как и от снарядов калибра меньшего, чем 12.7), недовольно завозилась, что отвлекло меня от мыслей. Сняв с головы наушники, я прислушался. В автобусе стоял мирный, но настойчивый сыр-бор.
– Вадим Евгеньевич, ну пожалуйста!
– Леночка, тут же люди!
– Именно! Поколдуйте пожалуйста!
– Леночка, мне очень неудобно…, – смущенный голос немолодого и очевидно интеллигентного мужчины на фоне озадаченно переговаривающихся граждан звучал почти жалобно.
– Вадим Евгеньевич! Ну пожалуйста! Нам всем неудобно! А вы можете помочь! Я вас прошу!
– Гражданка! Вы чего к мужчине привязались?! – трубным воем боевого советского мамонта, несущего на себе артиллерию, бомбы, отряд пионеров-подрывников, Тимура со всей его командой и три противотанковых Мухтара разразилась прижавшая меня женщина.
– Он деодоратор, товарищи! – задушенно-молящим голосом возопила в ответ та самая Леночка, – Он может избавить нас от… запахов в автобусе!
– Ну Леночка! – горестно воскликнул мужчина, но было поздно. Народ возбудился, заголосив просьбами, а боевые мамонты издали недоуменный трубный звук – им не пахло.
Доломали интеллигента быстро, он что-то сделал, и воздух в автобусе, точнее, его жалкие вонючие остатки, превратились в абсолютно чистую от запахов среду. Под негромкие крики одобрения смущенному донельзя герою, я надел наушники обратно. Бытовая и идеологически правильная ситуация. Изотов одобряет. Даже расплющенный об стекло.
Уже попав на Коморскую, я остановился, пораженный внезапной мыслью. А как я буду искать себе праздник? Да, желание есть, деньги есть, даже времени еще двое суток, с этим всё прекрасно, но… выступать жалким соискателем и просителем? Я же не юнец, который такого нюанса и не заметит, находясь в предвкушении весело нажраться, вон как Салиновский с Расстогиным. Чтобы я, 50-летний мужик (работающий! Прекрасный студент!), пусть и глубоко в душе, ходил с протянутой рукой?
Не бывать этому.
Что же, тогда нужен план. Бегать как курица с отрубленной головой незачем, для начала выясним диспозицию сил в общаге. Кто, куда, как, зачем, сколько вешать в граммах, кто виноват и что делать.
Сказано-сделано. Короткая разведка показала, что обитатели «Жасминной тени» во всем их многобезобразии… к празднику здесь не готовятся. Определенное движение, конечно, было, но также было и пронзительно ясно, что мои соседи сумки и авоськи волокут домой только на передержку, а потом унесут в другие места, где и будет, собственно, всё хорошее. Да и проявляемая активность вызывала уныние. Расспрашивать народ, с которым я был относительно мало знаком, не хотелось. Девчонки тут парней не любят – это раз, а меня недолюбливает большая часть общаги за то, что живу с Юлькой, нашей всесоюзной поп-дивой. И творю с ней, наверняка, разное. А престарелая баба Цао меня покрывает. Вот такие пироги с котятами.
Пофиг, пляшем.
Если хочешь информации, то нужно идти туда, где она фонтанирует. Этим местом, безусловно, был магазин алкогольной продукции «Вина и воды», расположенный в двух шагах от Коморской. Очередь там была такая, что у меня уши шапку приподняли, но, тем не менее, встал в конец, начав терпеливо дожидаться. Между делом слушал молодёжь, из которой эта очередь состояла.
Какие страсти там стояли! Какие схемы! Какие идеи по получению дополнительных средств на празднование, которых не хватало буквально всем, стоящим в этой самой очереди! Они же сюда не просто деньги принесли, а последние совсем деньги, оставшиеся после покупок разных глупых овощей, колбас, картохи и проклинаемого мужским населением дорогого (относительно) шампанского, без которого девчонки праздника не мыслят!
…семь. Целых семь раз! …ко мне подходили разные хитрожопые товарищи, привлеченные видом как совершенно новых шмоток, в которые я был одет, так и нашивкой «К» на рукаве! Семь раз! Их подкаты, иначе и не скажешь, разнились от робкого и вполне себе культурного вопроса насчет того, куда идёт такой модный, красивый и определенно очень симпатичный парень как я, до бодрого и наглого наезда из серии «О, какие люди! Ты теперь с нами!». Первых я тактично сбривал, говоря, что всё у меня хорошо, но спасибо за приглашение, а вот наглеца, решившего развести лоха напором, не менее бодро послал на три буквы, с указанием маршрута и пожеланием, чтобы его там на месте еще и белые медведи посношали. Наглец насупился и попытался полезть в бутылку, но я, как настоящий супергерой, оттянул на груди свитер, продемонстрировав ему свой суперкостюм-ограничитель. Бычок увял и слинял.
– Ух! – слегка дёрнулась при виде меня уставшая как ломовая лошадь продавщица, замучавшаяся считать копейки и металлические рубли выкладывающей последнее молодежи, – Так, красавец, тебе чего?
– Десять бутылок водки «Морозная», шесть бутылок шампанского «Советское», две упаковки двухлитровок газировки. Дюшес и яблочный, – перечислил давно готовый к этому сладостному моменту я, доставая из своего большого баула, освобожденного по случаю праздника, еще один большой баул, – А еще три банки персикового сока, пожалуйста.
Нет, достопочтенная публика, никаких стонов зависти из-за спины нет и не может быть. Общий фон тревоги «а вдруг нам не хватит?» – да. Страх на лице местного грузчика, определенно боящегося, что его гикнет инфаркт от нагрузок? Да. Но не более. Студентота Стакомска – это вам не совсем уж нищеброды, водку отсюда выволакивают ящиками, и редко по одному, а её, родимой, я заказал слёзы. Неосапиантам нужно много. Мои покупки не мелочь, но определенно ничего, способного вызвать восхищение.
Домой я пёр всё набранное, уже понимая, что к чему. А именно – коморских точно держат за лохов и доноров на вечеринках. Ну и девчонок… тут всё понятно. Не осуждаю, юности свойственна жестокость и цинизм, а также желание самоутвердиться, но мне в эту игру играть не нужно. Сбросив алкоголь и запивку на базе, я рванул за тортами и конфетами. Что тут сказать? Очереди не было в принципе, а продавщица скучала, расплывшись по прилавку. Много кондитерских изделий я унести бы не смог, так что ограничился четырьмя большими тортами в коробках и парой кило удивительно разнообразных конфет.
Возле «Жасминной тени» меня ждал сюрприз. Тепло одетая баба Цао стояла перед входом, задумчиво глядя вверх. Правда, не на небо. Напротив стройной и сухой китаянки неловко мялась на одном месте слегка знакомая мне девочка, рядом с которой стояла пара больших чемоданов.
Нет, товарищи, Витя Изотов не так много девочек знает, чтобы угадывать их чуть ли не за 40 метров сквозь голые парковые кусты, но эта была особенной.
Трехметровой.

Глава 3. Мы рождены…

– Здравствуй жопа, Новый Год! – вырвалось у меня на автомате, как только я зашёл к себе домой, груженый тортами и мыслями. Ну а как тут иначе скажешь?
Итак, «призраки» – они безэмоциональны. Но рациональны. Итак, влетает, значит, Окалина Юлия Игоревна в родимую хату, да? В комнате своей ей сидеть незачем, потому что уединения это чудесное во всех смыслах создание не алчет. Ей для уединения достаточно просто забить на окружающий мир, что у летающей полупрозрачной девочки получается на «раз-два-тьфу». Ладно, не суть. Вот залетает она и… видит стратегически удобную точку для собственного пребывания. Новую.
…то есть канделябр с его пустыми тринадцатью подсвечниками. Почему точка удобна? Потому что можно залезть повыше, сесть понадежнее на это перекрестие, а потом, на манер совы, из-под потолка глядеть, как там внизу суетится презренное земноводное по имени Витя. Это-то, можно сказать, нормально. Ничего против не имею. Но, как уже сказал, «призраки» – логики. Поэтому Палатенцо у нас выключила свет, залезла на канделябр, а потом заставила свой зад сиять. Не совсем зад, конечно, а так, филей и ту свою часть, которая у нее вроде подола платья. Получилось такое наглухо мистическое зрелище пылающего призрачным белым пламенем, струящимся под неощутимым ветром, канделябра. Но мой пытливый разум тут же опознал и верхнюю половину Юли над этим непотребством, и её пылающую во всех смыслах задницу.
Пусть и оформленную сейчас как одетую.
На часах у меня значились цифры, обозначающие 18:00 раннего вечера и 93 очка социальной значимости. Откуда взялся рост с 82-х? Ни малейшего понятия не имею и смотрю на эти очки… с большим сомнением. Думается мне, что эта система общественного контроля юных неосапиантов далеко не безгрешна и не точна, а показывает лишь то, что выгодно тем, кто из нас, чурок эдаких, пытается сотворить людей. Это как еще одна пионерия – отличников продвигаем, троечников угнетаем их несознательностью. Ну, то есть с паяльником у жопы. Плохо, что ли? Хорошо?
Но мне – пофигу!
Всё, надо идти помогать Вике, благо что Юленция, заседающая на новом троне, от книжки отрываться не собирается и игнорирует меня во всю мощь своего непростого жизненного положения. Кто такая Вика? Девочка это. Трехметровая. Хорошая такая девочка. Даже знакомая чуть-чуть, я как-то советовал ей сочинить юбку, совмещенную с шортами, когда случайно воткнулся ей головой в задницу около Пятой Ноги, проходя мимо.
И вот, попала она к нам прямо накануне Нового Года.
Сама общага «Жасминная тень» основным своим зданием напоминала здоровый деревянный барак в два этажа, обвитый многолетним плющом и прислоненный жопой к огромной стене, разделяющей кварталы Стакомска. Но это было лишь основное здание. Рядом стояли еще два – пародия на самолётный ангар, также прислоненная к стене, да нелепая разжиревшая круглая башня противно розового цвета. Вот в «ангар» я и отправился. Оказался он, как я узнал полчаса назад, отделением общежития, где жили негабаритные по размерам товарищи, такие, как моя новая соседка, Виктория Ползунова.
Правда, наш Витя далеко не мать Тереза, поэтому он топает в гости к своей новой соседке только для вида, хоть и несет девочке трехлитрушку повидла. На самом деле товарища Изотова интересует никто иная как Цао Сюин, в данный момент обхаживающая попавшего в её логово монстров ребенка.
Спускаться на лифте размерами со все мои апартаменты, да еще и с шестиметровым потолком, было эпично. У него внутри было порядка 7 панелей с кнопками этажей, самых разных размеров и на разной высоте! Наиболее крупные всего в два раза меньше канализационного люка!
Очу-меть. Ну и, конечно же, помещения для проживания расположены были по четыре на «этаже», причем выход был прямиком из кабины лифта, имевшей 4 раздвижных двери. Вполне удобно, да и в гости большие ребята могут ходить друг к другу при обоюдном желании.
Комната оказалась здоровенной, квадратов 60, с пятиметровыми потолками. Что я, что баба Цао тут смотрелись совсем уж карликами или вообще, каким-то подобием Алис в Зазеркалье. Ну я-то ладно, а вот сама комендант, важно управляющая послушно и быстро шмыгающей трехметровой девочкой, выглядела почти комично. В основном за счет того, что интонации и жесты старой китаянки, обычно жесткой и сухой, сейчас были исполнены… ну, не знаю? Сильно заржавевшего материнского инстинкта, который глубоко заснул в начале холодных 70-ых? Да, как-то так.
– Викуууусик! – бодро заорал я, вытягивая перед собой вверх, как жрец майя свежевырванное сердце, банку с повидлом, – Это тебе!
– Викусик?! – оторопела девочка, останавливаясь с пробуксовкой. Нет, девушка, конечно, ибо «Викусику» уже пятнадцать годов стукнуло, но была она ко всей своей трехметровости настолько эээ… девочковая, что вот у меня язык не поворачивался.
– Викусик, – безапелляционно заявил я, подходя под угрожающее молчание бабы Цао к большой девочке и впихивая ей в руки банку. Та, автоматически её взяв, принялась растерянно стоять, сродняясь с новым именем. Или повидлом, тут уж я не знаток девичьих душ.
– Шипоголовый, – позади меня донеслось мрачное и, вроде бы, слегка смущенное, – Ты чего пришёл? Я же сказала меня дождаться там?
– Во-первых, любопытно, – не стал юлить я, – А во-вторых…
Обитатели «Жасминной тени» сейчас разделились на две фракции – те, кто куда-то пристроился на праздник и те, кому податься было либо некуда, либо нельзя. Либо не влезет, безжалостно добавил я, смотря на Викусика, которая тут же захотела потеряться. Мне с подобным положением вещей мириться было просто западло, о чем я китаянке и поведал. Старая перечница, выслушав меня внимательно, задала неожиданный, но крайне ехидный вопрос – с какого перепугу ей, Цао Сюин, помогать мне устраивать какую-то джигурду в общаге, если это будет неудобно? Лично ей?
– Так по комнатам же нажрутся, – развел я руками, – А так – в одном месте. И вы под боком со своими пузыриками…
– То есть меня ты приглашать не хочешь? – прищурилась старая карга.
– Почему не хочу? Очень хочу. На первую часть банкета, – слегка ошеломил я бабку. Новонареченная Викусик стояла с трехлитровой банкой повидла в ладошке и дышала через раз.
Демократии и равноправия не существует. Нет, конечно, если бы человечество изобрело бы какой-нибудь искусственный разум, способный управлять всем нашим стадом справедливо и карать анально каждого плохиша, тогда бы да. Но вот здесь и сейчас – нет. В «жасминке» проживают и те, рядом с которыми просто не расслабишься. А также те, кто просто не может с кем-либо контактировать ночью. Поэтому я внес предложение разделить событие на две части – раннюю официальную, дабы никто не ушёл обиженным, и полную для тех, кто не представляет опасности для окружающих. Кричащих, пьяных и бухающих. Бабуля получит возможность очень оперативно отреагировать на любого, кто слетит с нарезки, дети получат праздник, а на улицах Стакомска дружинники (которых будет реально много) арестуют меньше коморских. Ну, как вам?
– И Янлинь позовешь? – прокурорски прищурился на меня китайский глаз, – Она ведь еще…
– И шо? – еврейски переспросил я, косясь на шевелящиеся уши Викусика, – Это ждёт.
– А она может…, – вредная бабка не сдавалась.
– Почему может? – перебивал я её, – Она обязательно будет!
– И ты…
– А шо я?
Вот как-то так и договорились. Правда, это было лишь начало совершенно бессмысленной эпопеи, которую я взвалил на собственные плечи. Думаете, дурью маюсь, уважаемая, но несуществующая? Идите в пень, я почти двадцать лет в этом теле без общения был!
Получив высочайшее «добро» и уведомив растерянную Викусика, что та точно в деле, я пошёл обходить общежитие, смело стучась в каждую дверь. Конечно, с такой внешностью из меня дипломат аховый, но вся фишка была как раз в отсутствии этой самой дипломатии. Я не собирался приглашать на праздник – халявщики идут лесом! Я звал принять участие. Деятельное участие.
И у меня получалось. Убогие, сирые, хромые, все они выползали из щелей и из-под половиц… то есть ужасно сильные, нестабильные, злые и опасные неосапианты «Жасминной тени» высовывали свои жала в раскрытые двери, а потом начинали на них строить заинтересованные выражения. Я не врал, не обманывал, не преувеличивал, но объяснял политику партии открыто и честно. Нагло тряс одобрением администрации, хамски утверждал, что лепту вносить надо, а то че как неродные. Нет денег – украшаете выделенное помещение, тащите туда телевизоры, елку там и прочие палки. Есть деньги? На бочку! Вот запишу, роспись поставите. От каждого по наличности, каждому по потребности!
И торопитесь, товарищи неосапианты! Новый Год близко!
– Че хотел, Изотов? – хмуро и с подозрением на меня уставилась выглянувшая из своей хаты Дашка Смолова, злая и не очень красивая девчонка, как-то наговорившая мне гадостей. А еще у неё была гипертрофированно обостряющаяся паранойя в ночное время, что делало празднование Нового Года в компании невозможным.
– Смотри сюда…, – объяснял я Дашке на пальцах возможность если не полноценно отпраздновать, но посидеть по-человечески в первую фазу застолья, погреметь бокалами, пожрать и поулыбаться. Дашка кочевряжилась, водила носом, чуть не зарычала, когда я безапелляционно упомянул, что Янлинь мы позовём обязательно (с намеком уставившись в камеру, находящуюся в дашкиной комнате), но в конечном итоге сдалась, купившись, что будет далеко не единственным прекрасным цветком на клумбе этих безнадежных неудачников пацанов.
Утряся с ней пару деталей, я увидел просыпающийся энтузиазм, а потом понял его причину – «подруги» дашкиных суровых дней под предлогом, что ей всё равно не отмечать, вытянули из девчонки все деньги. В принципе-то логично, что она с ними, обниматься в комнате будет? Или слезки ими вытирать, плакая? Но так-то, конечно, обидно.
Ладно, у меня теперь есть какая-никакая начальница местной дурки, которая скоро примется за дело. Идём дальше.
Проблемы возникли только с Вадимом. Товарищ Юсупов, привыкший к своей одинокой жизни, никак не мог поверить, что ради него целая компания (на первой половине движухи) будет вести себя спокойно и аккуратно, но мне всё-таки удалось его убедить, правда, рассказав немного о себе и своей молодости, а заодно предупредив, что в первую часть баба Цао будет с нами, так что даже если что пойдет не так, то Вадима закатают в шар и он никому не навредит. Парень-то он хороший, замечательный даже, только вот со способностями сильно не повезло. А вот с деньгами – наоборот, так что пришлось вступить с ним в ооочень мягкий и даже нежный спор, уверяя, что 25 рублей – это отличное вложение, поэтому убери-ка ты, Вадик, остальную пачку. Нафиг.
Дальше.
– Приду, – коротко ответила мне высунувшаяся из своего логова Янлинь, чрезмерно одетая в майку под горло и даже штаны, – Но ты…
– Мы с бабой Цао уже, – отрезал я.
– Я видела. Слышала. Приду.
Ни денег, ни иного вклада я с молодой китаянки брать не собирался. Она вместе со своей бабулей тут работают, плюс Янлинь меня уже многому научила. В плане секса и программирования, конечно.
– Ну всё, Викусик, настало твоё время! – радостно заорал я на бедного ребенка, чуть не пнувшего меня с перепугу. Большая девочка стояла, мирно слушая бурчащую Смолову, а я подкрался незаметно.
– Изотов, козёл, ты че?! – испугалась резко повернувшейся гигантессы Смолова.
– Найди себе кого-нибудь своих размеров! – сварливо объяснил политику партии я, хватаясь за руку опешившей девочки, – А мы с Викусиком пойдем по магазинам! Где список?!
– Гад…, – озвучила Дашка, тут же интересуясь, – Почему она?
На лице у новенькой большими буквами был написан тот же вопрос.
– Во-первых, я обаятельный и привлекательный, – не стал зажиматься я, –

Во-вторых, мы с ней силовики, Журкова и Никитиной тут нет и не будет, они нашли, где отмечать. А в-третьих, что гораздо важнее, мы с Викусиком можем свободно гулять, потому что она из-за своего роста не будет цеплять меня боковым зрением. Ясно?
Логика в очередной раз победила женщин, от чего моё настроение скакнуло на пару пунктов выше. Пришлось чуть позже объяснить потерявшейся во времени и пространстве новенькой, с чего я тут веселый такой и почему так важно на меня не смотреть (особенно молодым девочкам), но это удалось без проблем. Когда ты весишь под 250 кг и способна закинуть расстроившего тебя человека на трёхэтажку, то обычно нормальные люди, не желающие быть заброшенными на трёхэтажку, стараются тебя не расстраивать. Это называется инстинкт самосохранения и работает он постоянно. Так что Викусика большая часть граждан побаивалась.
– И вообще, почему Викусик?! – почти плаксиво спрашивала она, неторопливо шагая рядом с торопящимся мной, – Ты издеваешься?!
– Ни грамма, – пыхтел я, – Девочка? Девочка. Миленькая? Миленькая. Значит Викусик.
– Я большая! Ну не в том… и в том! Ну не Вику…, – пыталась та выразить душевные метания.
– За что тебя к нам загребли? – подло и по-взрослому переклинил я мозг нежному дитя в расчете, что оно смирится и примет свою долю.
– А… способность открылась…, – промямлило дитя, смиряясь и принимая свою долю, – Чувствую, когда врут.
– За такое на Коморскую?!
– Это очень неприятно, Витя.
Картина Репина «Приплыли». У большой, сильной и доброй девочки начинает всё зудеть внутри, когда она слышит пусть и не откровенную ложь, но нечто такое, надуманное. Простая логическая цепочка у ребенка – это неприятно, это необязательно, надо попросить, чтобы так больше не делали. Но люди не любят, когда их вынуждают не п****ть, поэтому у Викусика возникли большие социальные проблемы. И это она еще не всё говорит, прямо жопой чую.
Сам не заметив, что рассуждаю вслух, я сделал девочку пунцовой и кивающей.
Ну штош, вполне логично. Вообще, кое-как обосновавшись в Стакомске, я уже начал забывать, что за стенами и ограничителями этого мегаполиса находится большой и сложный мир, наполненный людьми, которые неосапа-то и не видели никогда. И живут они там, пьют по утрам кефир со свежим батоном, поднимают целину, работают работу. И никому из них нет дела до чувств трехметровой девочки, у которой потроха в узел завязываются от того, что рядом кто-то брешет. А еще, может, и на толчок пробивает, добавил про себя логичный я.
Ой, опять вслух? Викусик, прости! Куда побежала?! Не бросай меня!
Не знаю, сколько у нас совокупно с новенькой было лошадиных сил, но закупиться и доставить продукты из расчета голов на двадцать празднующих труда не составило. По сравнению с большинством студентов, встреченных нами около и внутри магазинов, у коморских был должен случиться пир. Относительный, конечно, потому что готовить всерьез на такую орду дураков не было. Салатики, картошечка с подсолнечным маслом и луком, оливье, какая-то колбаса… в общем, было вполне достойно. А с алкоголем я, наоборот, пожмотился, докупив еще пяток бутылок шампанского и ящик водки.
С местом для празднования выбор был небогат – либо минус первый, либо минус второй этажи общежития гигантов. В первой случае, пройдя по подземному (гигантскому!) коридору метров тридцать, мы все поняли, почему над нами парк. Жилые комнаты для самых крупных неосапов были… настолько здоровые, что даже Викусику стало не по себе от этих пространств. А вот на минус втором уровне, построенном по той же технологии, что и апокалиптически огромный комплекс под Стакомском, было вполне себе уютно. К счастью (и мне стыдно, что я это говорю) самых крупных гигантов в «Жасминной тени» сейчас не жило.
Несмотря на все стоны раздухарившейся Смоловой, украшать огромную комнату, размером со школьное футбольное поле, мы не стали. Притащили пару столов-книжек, стульев, я приволок ёлку, которую потом банально обмотали «дождиком», затем еще, в своей великой мудрости, раздвижную лестницу, чтобы не пришлось бегать в туалет на другой этаж. На этом моменте Дашка гневно разоралась, что девочкам всё-таки бегать придётся, но я мудро указал, что лестница Викусика не выдержит, а сама скандалистка только на официальную ранневечернюю часть. Логика в очередной раз триумфально победила женщину, на что Викусик слегка обиделась. Судя по тому, с каким мечтательным видом она скакала на кровати для семиметровых неосапов, заставляя свидетелей завывать от смеха, сходить на унитаз, который был бы для неё велик, явно было для девочки потаенным желанием.
Сомнения и страх у меня были, причем мандраж начал бить заранее, вылившись острой фазой в полдень 31-го. Ну, сами посудите, дорогие наши телезрители, – салаты, бухнуть и собраться… ну, в общем-то, фигня вопрос же? А вот дальше-то что? Не тамада ваш Изотов, совсем не тамада. Да и прочих петросянов среди замкнутых жителей общаги – нету. Вообще. Мы, неосапианты, если уж прямо говорить, – самые натуральные коровы в бомболюке, потому что жопу рвём и на занятиях по овладеванию полезными науками, и на тренировках по способностям. Так что куча интровертов, собравшаяся на праздник – далеко не равна празднику!!
И как не обосраться в такой ситуации? Ответственность-то на мне.
Вопрос я решил просто, методом лома. Кофе по-варшавски. Каждый из зашедших на огонек получал здоровенную чашку натурального кофею, сваренного с лавровым листом и миндальным орехом. До кучи в это варево добавлялась треть водки на объём посудины, что превращало не такой уж и вкусный напиток в легкоусвояемый коктейль, способный сгладить неровности, смазать шероховатости, наладить общение и создать уютную атмосферу. Ну и плюс моя рожа, спрятанная за разрисованной по-новогоднему маской, как-то сделанной мне мужиками в Пятой Ноге.
В общем, вышло неплохо, а уж когда баба Цао послала гонца за заранее припрятанным алаверды от китайской семьи, выраженном в десятке бутылок неплохого вина, которое тут же стали жрать все заинтересованные (особенно Смолова), праздник, можно сказать, перестал быть томным!
Нет, всю «официальную» часть мы были тихи, вежливы и улыбались, не показывая зубы, но умудряясь при этом как-то поддерживать теплую и задушевную атмосферу. Дашка всё норовила эгоистично нахрюкаться, но я щипал её за жопу, проходя мимо, а заодно и агрессивно шипел в ухо, что тут Вадим. Впрочем, это не помешало стрясти ей с меня обещание выдать пайку вином, шампанским и водкой, на что я легко подписался.
Поели, поговорили, немного выпили. Некоторые из присутствующих даже знакомились, так как раньше вообще не контактировали. Королевой бала была Викусик, потому как добрая, большая и новенькая. Девочка смущалась вопросам, обреченно моргала, слыша очередное «Викусик», которое теперь и ломом не отдерешь, а заодно нервно доказывала, что «тазик оливье» – это не так много, как хотелось бы.
Под конец «официальной» части, Цао Сиюн поднялась, слегка неловко поздравила нас с праздником, а затем строго предупредила, чтобы не бузили и очень желательно, чтобы никуда не ходили гулять. Штрафы по рейтингу социальной адаптации в новогоднюю ночь конские, а уж коморским лучше вообще не высовываться. Празднующий народ, который несколько дней назад предполагал, что будет в одно жало сидеть перед телеком, уверил бабулю, что никто никуда, а как только всё, так сразу и расползутся, а потом даже уберут за собой. Китаянка, величаво кивнув, сделала вид, что поверила в этот п****ж чистой воды, а затем ушла.
Забрав с собой веселую Смолову, Вадима, и немножко грустную Викусика, которой практически весь дальнейший банкет был «рано».
А мы остались. Полтора десятка подогретых парней, с едой и водкой.
…в ожидании Нового Года и… Цао Янлинь.
Как только я понял, каким именно керосином пахнет дело, то у меня вся шерсть на теле встала дыбом! Нет, сама моя учительница и почти уже бывшая любовница ничем особо не рискует, будучи «чистой», то есть зверской силы нестареющим регенератором, только вот куча пьяных интровертов с не слишком стабильной психикой и довольно опасными способностями, желающие продолжения банкета, любви и общения – это большой перебор! Дело может кончиться чем угодно, но любой из десятка приходящих на ум вариантов мне не нравится!
Пришлось тряхнуть стариной. Очень глубокой, аж из своей первой молодости. Поймав волну, когда пацаны приуныли, я запустил серию тостов, совмещенных с рассказыванием бородатых анекдотов, которые начали сами по себе возникать из глубин памяти. Дело пошло, рюмки застучали чаще, морды повеселели, а коварный я пересадил народ с компота на газировку. Праздник начинал набирать обороты.
Но тут, конечно, была сложность. Неосапиант это, всё-таки, не совсем человек. Если нормальному человеку хватит бутылки водки, ну, максимум две или три, если он здоровый шкаф, то неосапу нужно больше для качественной интоксикации. А у нас было её мало, чисто губы смочить. Но я, как адекватный человек с некоторыми деньгами, такую ситуацию предусмотрел. Или не предусмотрел, тут уж как рассудить. В общем, если у русского человека есть возможность прикупить металлическую канистру чистого спирта – разве можно сказать, что он её покупает для каких-либо целей? Категорически нет! Такая вещь, наряду с синей изолентой, всегда пригодится!
Это было бесстыдно, это было коварно, это было подло, но всё-таки я всех напоил в сопли, когда на часах еще не было и одиннадцати. Да! Я не продумал! Я тупой! Но выживают не самые умные, а самые приспособленные, а я этих парней настолько хорошо не знаю, чтобы ради их блага жертвовать… ну если не своими чувствами, то как минимум ответственностью за последствия!
В общем, напоив спиртягой вьюношей нежных до двух состояний – «я устал, я ухожу» и «а давайте гулять!», а занялся развозом первых, заставляя вторых отчаянно скучать. Намеренно заставляя, так что к моменту, когда я отволок последнего, Виталика Губермана, в зале для празднований уже не было ни души. И наполовину полной канистры моего родимого спирта – тоже!
Что же, чем-то жертвовать нужно.
Только я успел слегка прибраться, как створки лифта за спиной распахнулись. В апартаменты вошла Янлинь… одетая в одну свою безразмерную майку, которая в данный момент уже сползала к её ногам. А через секунду и сама девушка прыгнула вперед, обхватывая меня конечностями как коала дерево.
– Сегодня – последний раз! – выдохнула она, впиваясь губами в мои губы.
Глава 4. Шутки в сторону

Первое января традиционно один из тяжелейших дней для русского человека, но у меня он выдался совсем уж черным. Как говорится: «если сегодня плохо, то вчера было очень хорошо». Да, это точно. Прямо точняк. В кубе, потому что хорошо было настолько, что аж плохо, а сейчас настолько плохо, что временами накатывает какое-то жуткое обалдевание, от которого у меня организм и мозги попускает. Нет, ты понимаешь, что попускает непросто, что ты лежишь в лодке Харона и тот уже как бы отчалил, но странные волны, образовавшиеся на Стиксе, мешают лодочнику выполнить свой долг. И если ты и дальше будешь лежать, то он всё-таки справится.
Не знаю, чем я умудрился подумать, мозг тут точно был не при делах, но умудрился, не открывая глаз, нащупать одну из кнопок отключения КАПНИМ-а, принять туманную форму, а потом еще и не умереть от облегчения.
Дали стране угля, называется. Выполнили пятилетку за одну новогоднюю ночь.
То, что я в облике Великого Белого Глиста долетел до родимой квартиры, таща с собой КАПНИМ и одежду – прошло мимо моего сознания. Как и способ, каким нажимал на кнопки лифта. Или как сумел (а главное – чем?) вслух поздороваться с поддатым Вадимом, самым невинным образом обнаруженном в лифте. И вообще, почему мы с ним в лифте постоянно встречаемся? К кому он катается постоянно, наш затворник? И как я вообще влез в лифт к Вадиму в своей туманной форме, занимающей, на минуточку, триста кубов? Вопросы… вопросы…
Впрочем, сейчас для меня всё было фигней, потому что мне было ПЛОХО. Реактивно накидаться, спаивая табун народа, а затем быть подвергнутым многочасовому методичному акту безжалостной половой близости – это, конечно, очень хорошо. Но только не тогда, когда на определенном этапе снимаешь КАПНИМ и тогда эти самые близкие интимные движения уже начинаются не между двумя голыми людьми, а между двумя неосапами – сверхсильным и регенератором. В общем, Янлинь ушла победительницей, а то, что от меня осталось, впало в кому на полчаса, а потом кое-как доскреблось до своего смертного одра, на котором и принялось издыхать. Почему не осталось в тумане, а превратилось в человека – еще один очень большой вопрос.
Издыхать или отдыхать, тут уж ничего не ясно. В общем, принялся пытаться заснуть, а в голове всё крутились объяснения Цао Янлинь, которые она мне дала, попутно или между… в общем, неважно! Главное, что они были, и были они простыми.
«Чистые», такие как моя теперь уж точно бывшая любовница, – бессмертны. Не в буквальном смысле, просто снабжены чудовищной регенерацией, здоровьем неосапианта, вечной молодостью и бесконечным сроком жизни. Топка крематория вполне способна их окончательно угробить, хотя подобным идиотизмом никто не будет страдать. Достаточно полностью уничтожить голову, чтобы получить в итоге младенца, которого можно воспитать как хочешь. Не суть. Эта коварная злодейка (суть) в том, что «чистые» – бессмертны. Правда, есть «но».
Активация неосапианта происходит не тогда, когда это выгодно ему самому и окружающим, а когда его организм входит в этап половой зрелости. То есть, это не православные 16–18 лет, выгодные цивилизации, экономике и большинству стран, а приблизительно от 11-ти до 16-ти годочков. Что делает подавляющее большинство «чистых» умными, сообразительными, прекрасно развивающимися… но детьми. Янлинь в свои двадцать с лишним лет была уникумом. Сверхценным уникумом, которому прочили большое и богатое будущее. Нимфомания, как она выразилась, была мелким и мало что значащим неудобством по сравнению с теми перекосами, которые встречались у других «чистых».
Биология и психология для китаянки были вопросом другого характера. Можно было бы тут развести философию, вдаться в подробности, открыть спор, но, проще говоря, Янлинь, чпокаясь со кучей народа, одновременно «гасила» свою похоть и при этом проходила психическую самотерапию. Вечному человеку нужно сосредоточиться на серьезных вещах, а не на непродуктивных личных отношениях и привязанностях. Только секс, ничего личного, полная утилизация сферы межличностных отношений через попрание сакрального интима. А я вот умудрился в сферу «личного» к смуглой красавице прокрасться каким-то раком, поэтому меня эпически трахнули напоследок и выкинули на мороз. Дважды. Ибо нехрен. Эта ягодка растёт в совершенно другую сторону.
И да, теперь всё общение через бабу Цао, но только строго по делу – программированию. Вот такая вот грустная история страшного мальчика Вити и красивой девочки Янлинь. Один плюс: после того, что мы с ней вытворяли вместо Нового Года – мне будет очень сложно посмотреть на другую женщину как на женщину. Оно всё будет очень не то.
Ну да фиг с ним. Тупой живет в прошлом, умный смотрит в будущее, а мне просто надо поспать. Чтобы выжить.
Продрав глаза через сутки, я пару часов послонялся по квартире, охая как старый дед от затекших мышц и скукожившегося желудка, а затем, собравшись с духом, выступил на разведку, готовый бить, бежать, а также приносить извинения за капитально просранный кучей народа Новый Год. Последнего, конечно, сильно не хотелось, но…
Удивительно, поразительно, о***тельно, но на меня никто не злился! Те, кого я относил спать, банально не помнили, когда всё кончилось, но были очень рады, что кончилось беспроблемно, ушедшие же в тундру, то есть в ночь, встретили компанию таких же подогретых романтиков, шедших на какую-то уличную веселую движуху, присовокупились к ним, полканистры спирта загладило там ко всем чертям бесячим все острые углы, но при этом попутно лишило основного импульса шила в жопе, поэтому наши, смешавшись с чужими, довольно некисло отдохнули в другом общежитии, где была большая радостная гулянка. Единственным пострадавшим оказался я, потому как безжалостной китайской рукой домомучительницы был послан убирать в одно жало огромную квартиру для огромных неосапов. А там еще и стирать пришлось огромные простыни, на которых…
В общем, вечером третьего января, сидя в коматозе у себя на кухне и попивая чай, я принял решение, что больше инициатором не буду. Не жили хорошо – нечего и начинать!
Ах да, Салиновский и Расстогин, наши горе-мачо. Как я и предполагал – ими грязно воспользовались. Не до такой степени, чтобы прямо выкидывать парней на улицу… там поступили хитрее и прозорливее. Их скинули (пожертвовали/пообещали) парочке девушек особо гренадерских габаритов, которые буквально с первой рюмки заявили ультимативные права на чахлые тела наших товарищей. Сначала Паша с Димой отважно нажрались, но в какой-то определенный момент поняли, что столько не выпьют и… позорно сбежали, придя в как разу утихшее общежитие. Я даже проникся хитроумием и дипломатией разводивших – это как кошке горчицей жопу мазать – слижет всё сама, добровольно и с песней!
В общем, такой себе Новый Год, заключил я. Можно сказать, сразу взрослый получился.
Четвертое же число с утра ознаменовалось двумя событиями – вернулась из длительного поздравительного турне наша поп-дива и суперзвезда Юленька, она же Палатенцо, вновь начав светить задом со своего нового нашеста, а мне лично поступил звонок по интеркому-телефону, живущему у нас у двери.
– Виктор Анатольевич? – спросил оттуда молодой мужской голос, – Это Темеев Анатолий Викторович. Я помощник Неллы Аркадьевны. За вами сейчас машина приедет, доставит к нам, в НИИСУКРС. Нам нужно поговорить.
Кто-то хочет стать обладателем суперспособностей, уважаемая и воображаемая публика? Ну вот в этом лучшем из миров? Молодым, сильным, выносливым? Последнее очень актуально, потому как никакой личной жизни у тебя – нет! Ты либо учишься, либо мучишься, третьего – не дано!
Вот и пришлось мне переться, иначе не скажешь, в катакомбы института крупного и рогатого. Скот, то есть молодой и, очевидно, подающий надежды парень лет 25-ти, стоял в кабинете у моей незабвенной начальницы около её стола, отягощенного присутствием курящей блондинки, и смотрел на меня взглядом нерадостного приобретению собственника. У меня сквозь маску, носить которую уже почти выработалась привычка, ответный взгляд «хер тебе, попугайчик голубенький» немного не получился, но парень каким-то образом его уловил, нервно задвигав носом.
Однако, Нелла Аркадьевна не стала лохматить бабушку, а огорчила по самое «не могу» обоих.
– Изотов, пора немного отработать те деньги, которые тебе платятся за красивые глаза, – скептически осмотрев мою фактуру, сказала валькирия, – Про звание я вообще молчу. Тихо, молчи, Витюша, я не в настроении. У нас на руках около трёх десятков трупов неосапиантов, поэтому поднимают вообще всех. Темеев, бери парня в оборот, объясни ситуацию, выдай инструкции.
– Да, Нелла Аркадьевна. Разрешите приступать?
Майор лишь рукой махнула, придвигая к себе телефонный аппарат вместе с планшетом. Пришлось выметаться с глубоким внутренним желанием вредничать, отказываться, балагурить, саботировать и ныть о том, насколько трудна моя жизнь. В итоге, спустя каких-то полчаса, сидя с этим самым Анатолием Викторычем на пару этажей выше, я хоть и мысленно, но очень тщательно запихивал свои хотелки в задницу.
Сложно говниться, когда перед тобой на столе лежат фотографии мертвых подростков-неосапов. Двадцать четыре пацана, семь девчонок. Все умерли одинаково – отравились тем, что пили на Новый Год.
– Смотри, товарищ Изотов, – хмурый лейтенант выложил на столешницу небольшой полиэтиленовый пакет, наглухо запаянный со всех сторон. В нём я обнаружил сероватые кристаллы, очень напоминающие соль крупного помола. Это вызвало определенные воспоминания. Нет, я никогда не видел те «соли», которыми был славен Санкт-Петербург в моей первой жизни, но ассоциации возникли моментально.
– Наркотики? – брезгливо спросил я, тыкая пальцем в пакет, – Синтетические?
– Хуже, – жевнув губами, ответил мне помощник Окалины, – Это яд. Особо опасный именно для наших неосапов.
В чем благословение неосапианта? В идеальном здоровье. Мы не болеем, не чихаем, не кашляем, класть хотели практически на все инфекции, одолевающие обычных людей. В виду разницы биологии и анатомии, мы не являемся полноценным видом живых существ, а значит, нет и сформированной базы личных заразных болезней. Проще говоря, нам на всё чхать, но даже чихаем только от пыли. Минусы? Мы слишком здоровые, а значит, не можем нормально навредить своему организму, что требуется… когда хочется выпить. Например, на Новый Год.
Вещество в пакете было ядом, чье воздействие во всем совершенно точно копировало эффект от алкоголя. Усиленный достаточно, чтобы «пробить» иммунную систему неосапа, опьянить его, возвеселить и так далее. Один грамм, разведенный в стакане чистой воды, приблизительно соответствовал стакану водки. Зачем? Почему? Кто виноват?
– Это наша разработка, советская, – ошеломил меня новый знакомый, – Зовём её просто «Спирт-плюс». Продается в ряде аптек, строго с 22-ух лет, под паспорт, в небольших количествах. Причина простая – если тебе и мне, Изотов, вполне хватит двух-трех бутылок водки, то взрослому силовику и бочки будет мало. У нас всегда пили и будут, поэтому уже довольно давно был разработан этот «Спирт-плюс».
– Как они его купили? – потыкал я пальцем в фотографии, где самому старшему с натяжкой можно было бы дать двадцатку.
– В этом и всё дело. Не могли, никак. По легальным каналам, разумеется. Состав этих кристаллов, как и метод их… приготовления, чрезвычайно сложны. На коленке дома не сделаешь. Производить же столь дешевый продукт теневикам невыгодно и опасно. Но он есть на улицах. А значит…
Значило это, на самом деле, многое. Убившиеся дети были именно убившимися, по своей глупости и жадности. Достав где-то кристаллы и растворив их, причем не в воде, а в водке, они радостно нажрались, а затем выключились. Навсегда. Передоз, не та концентрация. Причем снимки, лежащие передо мной на столе, делались из семи (!) разных компаний, праздновавших Новый Год! Далеко не все потянут себе в рот какую-то подозрительную химию, а к нашему вящему счастью, добывшие нелегальный «спирт-плюс» детишки не делали своим товарищам сюрпризы с подмешиванием этой дряни незаметно.
– Мы, конечно, накрыли уже несколько распространителей, но при этом ничего не выяснили, – разводил руками Темеев, – Целые мешки с этим фальсификатом разложены по всему городу. Сотни их. Следов никаких.
– А зачем барыгам рисковать, торгуя этим «спиртом»? – недоумевающе спросил я, – Они же не могут на него цены взвинчивать? И вообще, откуда бар…
– Оттуда, Изотов, – резко оборвал меня лейтеха, – Ты не в сказке живешь! Есть барыги, есть. И они эту паленку толкают не ради денег, а ради увеличения своей клиентуры. Пришел человек пять раз за бухлом синтетическим, потом, может, купит чего посерьезнее! Не маленький, понимать должен.
– А я не балуюсь ничем, вот и не понимаю, – вредно ответил я, кивая на стол, – В чем беда этих кристаллов? Они не так действуют?
– Так, – нетерпеливо поморщился Темеев, – Полное соответствие составу. Повторюсь – сложному составу. Только если эта херня приживётся, а она у нас, в СССР, запросто может прижиться, то никто не гарантирует, что состав под следующий Новый Год не изменится. Что тебя самого не траванут. Что несколько десятков тонн этой нелегально произведенной дряни в водопровод не спустят. Долго мне еще объяснять?!
– Не надо больше, становлюсь трезвенником! – замахал руками я, – От меня-то что надо?
– Распространителем будешь, – усадил меня на жопу лейтенант, а затем, глядя в моих честные квадратные глаза, усмехнулся, – Далеко не первым и не последним, но одним из самых… многообещающих. Репутация у тебя какая-никакая есть, да и изначально ты хулиганом планировался, вот и пригодилось.
– А…
– Без «ааа»! – окрысился парень, – Тебе всего-то надо будет влипнуть в пару историй, а затем сунуться в это дело! «Спирт-плюс», он же «сяпа» – ерунда полная, если мы говорим об уголовной ответственности. Сделаем такую легенду: ты нашёл один мешок, обрадовался, поискал еще, обнаружил еще пару-тройку, заховал на территории Коморской, а теперь таскаешь в карманах в университет и толкаешь потихоньку!
– Я к вам сюда, в печально известную на весь город шарагу, только так мотаюсь! – вызверился в ответ я, – Думаешь, об этом не знают?
– Только ты, балбес, не знаешь, что сюда ходит вся Коморская периодически! – не остался в долгу мой собеседник, – Отмечаться, на анализы, на обследования и замеры! Это ты один у Неллы Аркадьевны такой любимчик, во внеурочное время шастаешь, а остальные чуть ли не пачками к нам бегают! По графику и вызову!
– Обосраться! – сделал я сардоническую ремарку, едва не потерявшись в мучительных мыслях о том, что это за «ремарка» вообще такая, – Ладно, проехали, товарищ Темеев. Я это сделаю. Как получится. А получится, скорее всего, через жопу…
– Всё будет нормально, – отмахнулся от меня помощник Окалины, – Смотри, легенда для тебя простая, не пробивается ничем. Ты обычный «коморский», знакомых и друзей у тебя в политехе нет, так? Ну вот. Большая часть общаги от тебя тоже не в восторге, это выяснить несложно. Что живешь с дочкой майора… тут если что, спокойно можно вытянуть на том, что она «призрак», эмоций не имеет, а значит – надсмотрщик. Все, у кого есть пара извилин в мозгах, до этих выводов дойдут легко, а остальные нам не интересны. Понял?
Не хотелось мне влезать во всё это дело, просто потому что в перспективе для моей и так хреновой репутации, оно добром не кончится точно. Не начнется, не продолжится и не кончится. Но, как метко сказал услышавший моё нытье Анатолий свет Викторыч – нечего плакать по тому, чего нет, не было и не будет. Не с твоей рожей бледной, товарищ Изотов, не с твоими сомнительного вида и содержания способностями, ни с твоими пассивными пугательными характеристиками и уж тем более – не с твоей прической хотеть себе светлого будущего и народной любви. Народу нашему нужны нормальные герои – не только «педаровики производства» или там «копухи», заложившие за год новый город за Уралом, а еще, при этом, румяномордые, с чистой репутацией, благородным овалом лица, занятым семейным положением, красиво смотрящимися способностями… ну, ты понял, да?
Ну да, ну да, пошёл я отсюда.
Ехал домой, думал, противно стучал ногтём указательного пальца по металлу маски, нервируя и угнетая неодобрительно выглядящую бабку напротив. Героем я никогда быть не хотел. Не нужна мне слава, известность, восхищение и прочие никчемушние штуки. Стена, увешанная дипломами и медалями, – это для молодых дураков. Но, мне всю эту жизнь хочется, чтобы на меня перестали смотреть как на наркомана, проститутку и хулигана в одном флаконе!
Видимо, не судьба.
Вообще понятно, почему все так всполошились. Один грамм «сяпы» стоит сейчас у разных мутных личностей от десяти до пятидесяти копеек, если не раздается даром. Пять грамм, получается, в среднем по Стакомску – рубль. Эквивалент литра тогда, когда одна бутылка водки – 3 рубля 15 копеек. В шесть раз дешевле, что само по себе нонсенс. А теперь берем во внимание менталитет русского человека, видящего перед собой сухую дешевую водку долгого хранения. Любого, неосапа или нет, тут уже неважно. Принимаем во внимание, что кто-то сотни мешков заныкал по всему городу так, что никто не пошевелился, пока не появились трупы.
Вопрос – кто помешает этому «кому-то» заныкать еще раз столько же, а может и больше мешков, только, к примеру, насовав в эту химию солей тяжелого металла или еще какой-нибудь медленно действующей дряни? Так, чтобы наши неосапы накопили в себе яда побольше, а затем начался мор? Вот легко.
Следовательно? Наша служба будет и опасна, и трудна. Правда, я сразу предупредил Темеева, поморщившегося при этом как не знай кто, что, если им придёт в голову вычесть мной заработанное из моей же зарплаты. Мол, мало ли на что эти «лишние» деньги понадобятся…
– И сам, смотри, не употребляй! – вякнул мне этот щенок еще вслед.
– Если будет надо, – тогда я сказал ему, медленно и внушительно, – Я и употреблять буду, и наркотой барыжить, и баб за деньги во все три дырки шпокать, понял?! Если вы школьников на такое подписываете, то хоть не ограничивайте дополнительно, а жопу им прикрывайте. А то угроблюсь нахрен, и куда вы потом без меня?!
Последнее лейта как-то неправильно поразило, а может быть, он и в самом деле стал думать, куда это потом они без меня, не знаю. Просто гордо ушёл и просто поехал домой. Впереди было еще много времени для продуктивного посленовогоднего отдыха, то есть тренировок со способностями и без.
Моей основной проблемой на данный момент были размеры в туманном образе. Я был велик и могуч, то есть занимал большие объёмы, которые, при наличии энергетической способности широкого спектра типов, поражались легко и свободно, причиняя мне большую боль, страдания и даже повреждения, спасибо за это всё товарищу Молоко. Проще говоря, во всех моих опасных приключениях до этого момента, товарищу Изотову крупно пёрло, что он не наткнулся ни на кого, обладающего энергетическими способностями обширно-поражающего типа. Кроме Палатенца, естественно, в последнее время прекратившей хулиганить.
То есть – нужно было снижать объём, если я не хочу в какой-то не очень радостный момент попасть по горячую руку какому-нибудь энергету. Сделать это можно было двумя способами: во-первых, скручиваться в тугую форму ВБГ (великого белого глиста), но вариантом это было так себе, из-за усиления чувствительности площади поражения, так сказать. Нина Валерьевна, добрая душа, предположила, что если мне тот же самый Димка Расстогин засветит своим оранжевым лазером в торец ВБГ, то, скорее всего, я на этом моменте банально кончусь. Совсем. Поэтому нужно было работать над тем, чтобы появилось «во-вторых».
А оно имело место быть, так как я мог производить псевдоматериальную слизь! Чем больше я её произведу – тем меньше объём туманной формы! Прелесть? Прелесть! …только вот мне её нужно было в таком случае уметь производить литрами, а не всего 200 грамм на полсуток, так что работы был непочатый край.
В итоге я все новогодние праздники учился и… тужился. Хотел было над унитазом, но идею зарезала сама Юлька, сказав, что в таком случае я привыкну производить её жопой, чего не надо. Надо руками, ногами, телом, так что полезай, Витя, в ванну и давай-давай, наяривай.
Еще и фотографии делала, которые мой мозг ничем, кроме компромата, считать не мог. Ну а как иначе, если я сижу в ванне абсолютно голый, причем, покрытый то весь, то местами крайне подозрительной белесой слизью? А ведь мне еще нужно тренироваться контролировать её консистенцию и свойства, так что она далеко не всегда однообразная, часто разделяясь на две фракции – белесоватых сгустков и прозрачной легкой почти-воды.
Гулкий хохот майора Окалины по нашему домофону-телефону временами подтверждал мои подозрения. Ну и хрен бы со всем этим делом. Нужно больше слизи!
Когда я займусь распространением сухо-алкогольной продукции, иметь более-менее развитую способность не повредит. У кого слизь – у того и гравитация в подругах!

Глава 5. Распаршигнусный негодяй

Смущение – это не та эмоция, которую я привык испытывать. Однозначно! Нет, если жизнь внезапно даёт тебе свидетелей в момент, когда ты стоишь со спущенными штанами, то это дело насквозь житейское. Ну, к примеру, задумался ты сильно и пёрнул в маршрутке. Бывает? Редко, конечно. Достаточно всего лишь выйти на ближайшей обстановке, а потом сесть в следующую машину. Твоё лицо всё равно будут помнить меньше, чем запах. …не об этом речь, а о том, что дело-то житейское.
Другой вопрос, когда надо сотворить что-то эдакое самостоятельно, собственноручно, при свидетелях, не имея ни практики, ни времени морально подготовиться, потому что режиссёр стоит рядом, нетерпеливо бия копытом в потёртый паркет пола. А за его спиной топчутся еще два барана.
– Ну, вы долго будете?! – въедливо поинтересовался Могилёв Николай Анатольевич, редких душевных качеств политрук нашего факультета. Оба прямоходящих парнокопытных увальня, составляющих его свиту, чувствовали себя неловко и лишними.
– Я пытаюсь понять…, – глубокомысленно и очень проникновенно, в расчете на нормальную мужскую солидарность, сказал я политруку, поглаживая маску, лежащую на парте.
– Часики, вообще-то, тикают, – постучал по циферблату пальцем этот вредный человек.
– Может быть, тогда подскажете? – не остался в долгу я. Рядом шумно и взволнованно дышали очень большой грудью, что слегка отвлекало, как и меня, так и свиту политрука.
– Изотов, что вы как маленький? – предпринял совершенно детскую попытку съехать с темы препод, – Хватит тянуть время!
Зато он может в авторитет, был вынужден признать я, вновь оглядывая фронт работ. Последний нервничал, периодически облизывая губы и одёргивая жакет.
Ну, то есть нервничала, облизывала и одёргивала. Риточка это была, Галкина. Комсорг нашего непутевого факультета во всей своей двухметровой и богатой на округлости красе. К ней-то мне и нужно было подомогаться, дабы потом быть взятым с поличным группировкой политрука, уже присутствующей на месте будущего преступления. В принципе, очень логично и правильно, потому как домогательства штука интимная, а что гораздо важнее – легко конвертируемая в «назойливые ухаживания», если подвергшаяся им, домогательствам, сторона, решит пойти на мировую.
Нет, выбирать для такого деликатного дела к щуплому мне в пару эту буйную большую красотку, в которой кровь и молоко бурлят с брызгами, из-за чего в отсутствие изб и коней страдают в основном студенты – в принципе, недальновидное дело, а то и вовсе абсурдное. Только вот тут есть нюанс доверия вышестоящих и ответственных лиц. Я, гнусный политрук, два барана и, собственно, жертва будущих домогательств этим доверием облечены, а остальные, более подходящие в качестве мишеней девушки, – недостаточно облечены. Кроме того, тут есть другой момент – любой эпизод с комсоргом будет громким, что и требуется.
– Так выйдите, – наконец, принял решение я, – Вы, товарищ Могилёв и вот эти два товарища. Зайдете позже. Мы тут с Ритой как-нибудь сами.
– Что именно сами? – въедливо уточнил политрук под испуганный всхрюк девицы, слегка меня боящейся с некоторых пор, – Вы, Изотов…
– Вот не надо! – отрезал я, – Будут легкие, крайне легкие и невинные домогательства, не более того! А вот когда увидите повышенное давление с наших браслетов, заходите, будьте добры! Даже врывайтесь! Мы же сосредоточиться не можем!
Мужик ооочень бы хотел со мной поспорить, что было у него буквально на всём лице написано, но лихорадочные кивки девичьей комсорговской головой сработали как надо, от чего он, заворчав, пошёл со своими из аудитории на выход, да еще и дверь за собой злобно так захлопнул. Мол, как это так, по его слову уже и студенты не домогаются!
Я оглядел фронт работ. Молча. Тот оглядел меня, вновь волнуясь и полыхая румянцем. Мне ничем полыхать не хотелось. Нет, я люблю женщин, даже очень, но… миниатюрных, изящных, ну или просто можно шикарных типа Юльки, будь она жива и в теле, а вот если оно надо мной возвышается… Впрочем, решаемо. Не так часто мужику дают, чтобы он в свои первые 40 лет детства был особо разборчивым.
Риточка у нас только хотела что-то сказать, как у неё не вышло – я приступил. Не являясь особым экспертом по домогательствам, я просто вдвинулся в дивчину, пихая ей своё щавло между грудей, а руки кладя на могучие и обильные ягодицы, тут же дружелюбно пожатые мной на разных участках своих мягких плоскостей. Взгляд я при всём при этом держал строгим, серьезным и немного скорбным, чтобы Галкина не надумала себе лишнего.
Не помогло.
У девушки, кстати, весьма и весьма миловидной, сперло в зобу дыхание и выпучились глаза. Я, не обладая особо широким спектром воздействий, использовал одну руку, чтобы зафиксировать талию комсорга, а другую ладонью утопил в её же необъятной груди, начав там жамкать всё, что жамкается. Рита на это всё дело округлила глаза, покраснела еще сильнее, а затем, издав хриплый писк, осела на парту, заметно теряя в росте и становясь тем самым, так сказать, ближе к народу.
– О! – обрадовался народ, понятия не имевший о том, что ему делать дальше, так как на моем уровне парой секунд ранее все места для домогательств логично кончились. А тут такой подарок!
Смело вдвинув ногу меж нижних конечностей усевшейся Галкиной, чем слегка задрав ей юбку (до середины бедер), я наклонился к ней, обнимая правой рукой за плечи, левую оставляя на груди, а губами, языком и прочим ртом засасывая девушку в её сахарные уста и глубже.
Вот тут дело пошло веселее и глаже, всё-таки целоваться – это не домогаться, целоваться я умею. Ну а что клиент слегка против, мыча, дергаясь и пытаясь отодвинуться, так не кусается же! Тем более что никаких особо протестующих движений девушка не совершала, а просто активно возилась у меня в руках, никак не акцентируя своих действий.
Начинал я всю эту сомнительную движуху лишь с одним желанием – четко выполнить не особо приятное дело, которое в итоге станет пятном на моей репутации, но, как это частенько бывает, в процессе увлекся. Причины же были просты и понятны: с той же Янлинь, куда бы ты не положил руку, в неё почти всё сразу и вместится, а тут щупаешь, щупаешь, и всё новое! И его еще много!
В общем, когда политрук и его молодцы ворвались в класс, прошло уже, наверное, довольно много времени. Наверное, если судить по крикам Могилёва, тут же принявшегося нас растаскивать. Именно нас, да, потому как если я довольно быстро свернул с дорожки угара на прямой путь конструктива, то Галкина совершать те же эволюции совсем не желала. Она жаждала продолжения банкета! Глаза девы заволокла поволока, грудь бурно дышала, топорща бюстгальтер сквозь едва держащуюся рубашку, ну а руками она так вкогтилась мне в куртку, что бедному политруку пришлось немало потрудиться, помогая (!) мне оказаться на свободе. И всё это под вопросительное блеяние двух баранов, страшащихся протянуть к нам руки.
– Фух, – первым делом, сказал я, оказавшись на свободе и утирая рот рукавом, – Кажется, получилось.
В принципе, если судить по сидящей и бурно дышащей девушке, домогательство, успешно перераставшее в развращение, прошло просто идеально! Вся она была встрёпана, взвинчена, возбуждена, взъерошена, но, при всем этом – одета, прикрыта… помята. Правда, окружающим так не казалось. Они орали голосом товарища Могилёва, выражая всю глубину своего возмущения. В чём была суть его претензий я уловить попытался, но не смог, потому что Рита Галкина вернулась в реальность.
…увидела меня.
…протянула ко мне руки с слегка подрагивающими пальцами.
…а потом жажахнула с них какой-то почти невидимой способностью, отбрасывая в стену и меня, и политрука, и обоих баранов! Пусть удар от способности и был мягким, но стена-то вполне твердая! И то, что, совершив это, встрепанная возбужденная девица ойкнула, круглея глазами и прижимая ладошки ко рту, совсем её не извиняет!
Дальше начался цирк с конями в том плане, что просто раздраженный Могилёв и Могилёв, ударенный об стену, – это два очень разных политрука, а Галкина, хоть и переставшая использовать способности, но вспомнившая о претензиях к моей светлой личности – это, всё-таки, не чахлая первокурсница, краснеющая при виде пиписьки в учебнике, а самый настоящий боевой комсорг Стакомска, привыкший окорачивать самых разных неосапов!
В общем, конвоировали меня к ректору под такие страшные крики ссорящейся парочки, что человекообразные бараны, которым надлежало меня вести под руки, семенили впереди, стараясь держать моё чахлое тело между собой и разъяренной девицей, разоряющейся на половину университета так, что сам ректор выскочил к нам навстречу метров за 30 коридора!
Ну а в кабинете…
– Он меня чуть не изнасиловал! – грохотала Ритка, тыкая в моем направлении пальцами. Жеста этого я исправно боялся, ёжась, но морду держал невиновной, а на инсинуации отвечал прямо – ничего не было! Совсем ничего!
– КАК ничего?!! – еще сильнее бесилась комсорг, вызывая у ректора обоснованные подозрения в том, что всё-таки что-то было, но тут уже Могилёв, не взирая на свою вредность и ушибленность, докладывал, что мол оставил нас на две минуты, а когда зашёл, товарищ комсорг была полностью одета, а руки и прочие части полностью одетого товарища Изотова были полностью на виду как у него, так и у двоих свидетелей. Последние робко, но согласно блеяли, продолжая бояться Галкину.
Та не успокаивалась и негодовала так яростно, что бедному ректору ничего не оставалось, кроме как задать мне крайне неудобный вопрос:
– Студент Изотов, будьте любезны, опишите проведенные вами действия в отношении студентки Галкиной, – процедил пожилой мужчина, всем лицом ненавидя себя за эту фразу.
– Докладываю, – сухо и четко начал, – В рамках ранней договоренности между всеми сторонами, оставшись наедине с товарищем Галкиной, произвел домогательства легкой степени!
Девушка аж воздухом захлебнулась, сверля меня взглядом, а я продолжал:
– Немного пощупал за попу, чуть-чуть за правую грудь, затем поцеловал! В процессе поцелуя сменил грудь, продолжая щупать! Всё было максимально невинно и цивилизованно! Я всего лишь чуть-чуть!
Ритка утробно зарычала, а затем, всё-таки придя в себя, возмущенно взвизгнула:
– Это, по твоему, чуть-чуть?!!!
И воцарилась тишина. Полная. Глухая такая. Вполне обоснованная, надо сказать, так как у Галкиной спёрло вторично, а всё потому, что лица всех пяти мужиков, находящихся в помещении, исходили недоумением и полнейшей уверенностью в том, что это было именно «чуть-чуть».
– Так, стоп, – неожиданно хриплым голосом выдал я, – Ты что, девст…
Девушка всхлипнула, спрятала лицо в ладонях, а затем выбежала из кабинета ректора всем своим крупным и слегка опороченным телом. Я угрюмо уставился на ректора. Тот, в свою очередь, на Могилёва. Бараны смотрели друг на друга, желая потеряться.
– Всем выйти, – негромко, но очень внушительно произнес ректор, – А вас, товарищ Могилёв, я попрошу остаться!
Мы со свистом вымелись все втроем. Кажется, кому-то сейчас начнут вставлять нечто неструганное и глубоко. До щелчка.
Чуть позже до меня дошло. Боевая девка, спортсменка, комсомолка, наводит шорох и строит всех подряд. Ну разумеется у Галкиной с личной жизнью полный швах при таких раскладах! Она же наполовину массовик-затейник, наполовину дисциплинарный комитет! Потому и кредит доверия к ней колоссальный, аж на такое дело подписали. Но вот романтического опыта у такой боевой девахи, как выяснилось, наплакал кот. Вот и поняла она мелкое, едва ли не дружеское выражение приязни чуть ли не как тот самый половой акт, который после свадьбы, одетыми и с партбилетами на тумбочке.
Чисто технически, вся эта шалость удалась просто великолепно, потому что злая как не знай кто Галкина великолепно и громко меня ненавидела, часы на моей руке начали показывать фатально низкое значение в 23 балла, а из ректората поступило порицание и выговор с занесением в личное дело. Из среднего, хоть и нелюдимого, студента я моментально стал чуть ли не отбросом общества, скрывающим свое похотливое и хулиганское лицо под благородной металлической маской.
Это как раз было хорошо. А вот то, что от меня начали шугаться наиболее крупные девушки в университете – НЕТ!!
Я не из этих!
Хотя… всё идёт по плану. Да, приходится вновь играть роль, которую я ненавижу – парии и пугала из Кийска, но только в политехе. Дома в общаге всё намного лучше и проще, даже Дашка перестала рычать при встрече. Ну а для дела – чего бы не потерпеть?
С барашками Могилёва мы устроили нечто вроде симуляции мордобоя. Они меня как бы подловили и как бы набили рожу в защиту чести Галкиной, а я как бы подловился и побился. Когда слухи об этом наказании дошли до самой «жертвы», та возлютовала еще сильнее, чем раньше, полоща моё имя при каждом удобном случае прямо как батя всех енотов. На каждом собрании, каждой линейке или мероприятии Ритуська вовсю меня демонизировала, рассказывая всем желающим и нежелающим о глубинах падения некоего Изотова, которого по какой-то превратности судьбы еще не прибили гвоздями к воротам университета. Или, хотя бы, не выгнали из Стакомска ссаными тряпками.
В результате я ходил в универ, демонстрируя зорким окружающим цифру аж в «14» очков социальной адаптации, от чего окружающие моментально теряли желание таковыми быть. Бурчать, рычать, сидеть в самом засранном из двориков университета без маски, курить и плевать на пол получалось запросто. Следующим этапом своего девиантного поведения я приволок на занятия нагло пристроенный на пояс плеер, который и слушал в своем дворике, загорая под лучами неистовой зависти из окон позади.
Сцена готова. Выдавленный из общества студент, озлобленно филонящий на заднем дворике. Готовый материал в мелкие преступники. Теперь остается только ждать.
В «Жасминной тени» в первый же вечер после моего падения, ко мне в комнату подкрабился Паша, виновато прячущий глаза. Он долго мял сиськи, мусолил чай, отвлекался на наш новый предмет интерьера а ля «Юлька на канделябре», но потом наконец разродился скомканной и жалкой речугой, что не будет подходить ко мне в университете, потому что… ну, я сам понимаю.
– Всё я понимаю, Паш, – захлопнул учебник сидящий под самой светящейся задницей Палатенца я, – Не парься. Это мой косяк. Ритка всё не так поняла, а я сам дурак, что полез на комсорга. Надо было лезть на кого-то менее шумного. Пускай наслаждается своей местью. Никаких обид.
– Ну ты ей хотя бы вдул? – с надеждой спросил Салиновский, заставив меня поперхнуться.
– Ты в самом деле думаешь, что можно изнасиловать комсорга прямо в университете так, чтобы тебя даже не отчислили!? – выкатил я шары на Пашу, определенно чувствующего сейчас себя дебилом.
– Ну эээ…, – замялся тощий смазливый блондин, бегая по сторонам глазами.
– Павел, не нужно так разочаровывать Виктора, – вбила гвоздь в гроб едва проснувшегося пашкиного самолюбия Юлька.
– Да, я пойду…, – промямлил наш омега-самец, ретируясь за дверь.
После новогоднего праздника дела у Пашки пошли неважно. Если рыжему Димке их фиаско в другой компании было как с гуся вода, то для блондина это было очень болезненным ударом по самолюбию. В отличие от меня, взрослого человека в шкуре сопливого подростка, Пашка этим самым подростком и был, отчаянно и подспудно желая своего места в недоделанном и шатком обществе таких же подростков. Или даже младше. Всё-таки наш трахарь-террорист, чудом выживший и доживший, нормальной жизни был лишен с 13-ти лет.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/hariton-mamburin-32947789/2-po-slozhnoy-pryamoy-70719721/?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.