Главная страница | Психотерапия | Амазонка. Танцы с волками. Женский архетип в преданиях и мифах

Амазонка. Танцы с волками. Женский архетип в преданиях и мифах
Вера Надеждина


Древние силы дремлют в глубине каждой женщины. Эти могучие внутренние силы, или архетипы, объясняют основные различия между ними.

Автор книги предлагает исследовать женскую психологию, основываясь на женских образах древнегреческих богинь, отраженных в мифах и существующих в человеческом воображении уже более трех тысячелетий. Знание архетипов богинь помогает женщине понять себя и свои взаимоотношения с мужчинами и другими женщинами, с родителями, возлюбленными и детьми. Как только она постигает, какие «богини» проявляются в ней как господствующие силы, появляется осознание своих приоритетов и способностей, возможность найти личный смысл в тех решениях, к которым остальные люди могут быть равнодушными.

Будет полезна всем, кто интересуется астрологией, психологией и психотерапией.





Вера Надеждина

Амазонка. Танцы с волками. Женский архетип в преданиях и мифах





Введение


Каждая женщина играет ведущую роль в истории собственной жизни. Грамотный психиатр, выслушивая сотни личных историй, понимает, что в каждой из них есть мифологическое измерение. Одни женщины обращаются к психиатру, когда чувствуют себя совершенно деморализованными и «разбитыми», другие – когда постигают, что оказались заложницами обстоятельств, которые следует проанализировать и изменить. В любом случае женщины просят помощи у психотерапевта ради того, чтобы научиться быть главными героинями, ведущими действующими лицами в истории своей жизни. Для этого им нужно принимать сознательные решения, которые и определят их жизнь. Прежде женщины даже не сознавали, какое мощное влияние оказывают на них культурные стереотипы; сходным образом сейчас они обычно не сознают, какие могучие силы таятся в них самих – силы, способные определять их поступки и чувства. Именно этим силам, представленным в облике древних богинь, посвящена наша книга.

Все мы находимся в не самом простом для осмысления потоке Великой Силы – силы, которая в язычестве чаще всего именуется Матерью и обозначается образом женским… но которая иногда предстает и в преувеличенно мужской ипостаси или совершенно абстрактным Божеством. Не без участия этой силы устраивались такие роковые события, как походы Мухаммеда, да похожая ситуация и с Фрейдом, представившим обычное усвоение социополовых ролей с помощью естественного подражания родителям как цепь «инцестуальных комплексов».

В этой книге для простоты понимания мы будем брать межкультурные параллели, подразумевая, что славянское соответствие найти также непременно надо, но лично для себя, поэтому любые аналогии в нашей тематике всего лишь приблизительные, призванные разбудить воображение, а родные боги пусть сами вас найдут. Найдется в древних преданиях место и властной феминистке (Мокошь, Афина Паллада, Изида и т. д.), и деве-охотнице (Артемида, к примеру), холодной, жестокой и самолюбивой; современная «амазонка» охотится за капиталом и удобствами, не заботясь о шоке и возмущении мужчин, которые вовсе не рады быть дичью, да к тому же явно измеряемой толщиной кошелька. А разве «Богиня Любви и Красоты» обязана с пониманием относиться к смене пылких чувств «хозяйственным и производственным» долгом, и способна ли она на ровную и ответственную заботу о все более скучном с каждым днем, озабоченном бытовыми хлопотами муже? Но есть в славянской мифологии и образ Лады, а в смежных – Персефоны, Юноны, Геры и т. д.

Женщины, как и мужчины, всегда далеко отстояли от простого, стандартного образца, и это отразилось в соответствующих преданиях. Однако логично задать вопрос: а для чего все это? Может быть, все же большинство этих образцов ненужно, болезненно, является отклонением от «правильной нормы»?

Безусловно, в современной жизни есть удачные примеры действительно сильных и волевых мужчин с покладистой и следующей «указаниям сверху» женой. Но и там не все благополучно. Совсем как в мифологии. Возможно, вам покажется, что мы слишком часто ссылаемся на древнегреческую мифологию, но именно она литературно наиболее проработана и маловариантна, в отличие от скудости оригинальных славянских преданий и обилия авторских сочинений, которые могут и не нести глубоких, проверенных временем архетипов. Например, образцовая супруга Громовержца, Гера, серьезно отыгрывалась за тиранию супруга на соперницах и прочих смертных, выступая в этих случаях в роли Ме-Геры. И как ни странно, в красивых патриархально сложенных семьях наших дней, присмотревшись, можно увидеть проявления невроза вроде бы покладистой домашней жены в отношении детей или родственников, например. То есть это добровольное и удобное подчинение все-таки даром не проходит, проявляется стремление и «спящую часть» личности отыграть.

Роль любого человека в этом мире может включать в себя потребность в глубочайшем духовном развитии, да и сама эта жизнь наверняка уникальна, даже если пред положить о приобретении после нее чего-то нового, еще более привлекательного. Не придумали ли мужчины женщинам роль «внизу» искусственно, на каком-то этапе исторического развития – все далее к торжеству примитивного силового превосходства над древней родовой мудростью «распределенного по ролям» сообщества? Отвергнув «одинаковость» женщин и мужчин, не лучше ли поискать более удачные «женские» и «мужские» роли, избегая определения, «кто и чьим помощником и служителем по жизни является»? А что, если подумать не о роли кого-то из людей, все равно, женщины или мужчины, поскольку этот вопрос вообще философски очень сложен и запутан? В конце концов, личность священна и имеет право самостоятельно выбирать для себя назначение.

Помыслим более узко – о главном назначении самой любви между женщиной и мужчиной. Это сразу выводит на более точные мысли. Ведь главное назначение здесь, безусловно, рождение и воспитание потомства, обеспечение ему в будущем лучшей или хотя бы не худшей жизни, чем та, которой живут сами родители. Вот от этого и будем отталкиваться; и заметим, что это главное назначение семейных отношений и для женщины, и для мужчины. Отметим и вторую по важности цель – делать человека счастливым, здоровым, бодрым, давать ему чувство морального удовлетворения и психологического комфорта.

Вторая из названных целей для эгоистов, индивидуалистов даже важнее. И она объясняет, почему реальные взаимоотношения крайне взаимозависимы. Каждый ищет партнера «под себя» или «по себе», но находит реальных людей, которые в чем-нибудь да не соответствуют. А ведь достаточно самому стать таким, каким ты хочешь видеть себя в дальнейшей жизни, и быть искренним с окружающими. Человек, который нравится сам себе, непременно понравится и окружающим. Даже если он будет вести себя нагло, вызывающе, подавлять их! Кому-то это покажется крайне симпатичным… и он ваш (или она ваша)! Можно быть вызывающе глупым, вызывающе некрасивым, перепуганным до смерти, да все что угодно… и на это найдется покупатель! В Интернете ходят истории о том, как какаято дама удачно вышла замуж в США, выставив на сервере международных знакомств… фотографию огромной задницы в спортивных шароварах. Это было востребовано! Вы уникальны, и если вам нужен ровно один покупатель, а не новые подружка-приятель каждый вечер, то ни к чему насиловать себя масс-технологиями. Главное – действительно нравиться себе, чтобы смотрелось убедительно.

Но это о «любви для удовлетворения». А как насчет потомства? Если мужчины слабы, то женщины должны сделать все, что могут. Заработать деньги. Построить родню. Построить дачу. Поставить на место соседей. Выпросить или даже затребовать у Бога или богов изменения фронта надвигающегося урагана, если это по-настоящему актуально.

Наконец, женские и мужские неврозы и «неправильное» поведение могут быть также вызваны ощущением, что с потомством все равно получится что-то не совсем хорошее. Если перспективы скверные, то возможно угадывание на уровне подсознания, насколько именно они аховые, и из-за этого – идиотское половое поведение, приводящее к одиночеству, но и к большей свободе и меньшим рискам для потомства. И все же – что может быть хуже, чем просто не родиться? Поэтому людей «решившихся и сумевших» уважают все-таки больше. Решительная, энергичная, рисковая современная дама может спрятать образ своего ребенка и его животрепещущие интересы глубоко в сердце… даже для самой себя не всегда заметно, а уж для окружающих! Да и мужчина, наделенный подлинным боевым чутьем в жизни, вряд ли станет трепать языком о семейных ценностях. Так надо. Жизнь в этом мире порой настолько сурова и опасна, что вряд ли стоит много трепаться о том, что ты действительно ценишь и любишь. Возможно, и «мужская суровость» (политика, футбол, биржа), и «женское легкомыслие» (тряпки, рецепты) иной раз служат прикрытием для этой глубинной стороны жизни.

Итак, о древних силах, дремлющих в глубине каждой женщины. Эти могучие внутренние схемы, или архетипы, объясняют основные различия между женщинами. Одним, например, для того, чтобы ощущать себя состоявшейся личностью, нужны моногамия, институт брака и дети – такие женщины страдают, но терпят, если не могут достичь этой цели. Для них самое большое значение имеют традиционные роли. Они разительно отличаются от женщин другого типа, которые превыше всего ценят свою независимость, поскольку сосредоточены на том, что важно лично для них. Не менее своеобразен и третий тип – женщины, которых манят напряженность чувств и новые переживания, из-за чего они вступают во все новые личные отношения или мечутся от одного вида творчества к другому. Наконец, существует тип женщин, предпочитающих одиночество; наибольшую значимость для них имеет духовность. То, что для одной женщины свершение, другой может показаться полной бессмыслицей – все определяется тем, архетип какой богини в ней преобладает. Более того, в каждой женщине уживаются несколько богинь. Чем сложнее ее характер, тем вероятнее, что в ней деятельно проявляются разные богини – и то, что значимо для одной из них, лишено смысла для остальных…

Знание архетипов богинь помогает женщинам понять себя и свои взаимоотношения с мужчинами и другими женщинами, с родителями, возлюбленными и детьми. Кроме того, эти божественные архетипы позволяют женщинам разобраться в собственных побуждениях (особенно это касается непреодолимых пристрастий), разочарованиях и источниках удовлетворенности.

Архетипы богинь интересны и мужчинам. Те из них, кто хочет лучше понять женщин, могут использовать систему архетипов для классификации женщин и более глубокого понимания того, чего от них можно ждать. Более того, мужчины смогут разобраться в женщинах со сложным и на первый взгляд противоречивым характером. Наконец, такая система архетипов может стать чрезвычайно полезной для психотерапевтов, работающих с женщинами. Она предлагает любопытные клинические средства для понимания межличностных и внутренних конфликтов. Архетипы богинь помогают объяснить различия в характерах и облегчают выявление потенциальных психологических трудностей и психиатрических симптомов. Кроме того, они указывают возможные пути развития женщины по линии той или иной «богини».

Мы предлагаем вам новый подход к женской психологии, основанный на женских образах древнегреческих богинь, существующих в человеческом воображении уже более трех тысячелетий. Женская психология такого типа отличается от всех теорий, где «нормальная женщина» определяется как подчиняющаяся единственной «правильной модели», схеме личности или психологической структуре. Теория мифологического архетипа основана на наблюдениях за многообразием нормальных различий в женской психологии.

Как только женщина начинает сознавать такие влияния, это знание становится силой. «Богини» являются могучими незримыми силами, определяющими поведение и чувства. Знание о «богинях» в каждой из нас – это открывающиеся перед женщиной новые территории сознания. Когда она постигает, какие «богини» проявляются в ней как господствующие внутренние силы, появляется и понимание себя, власти определенных инстинктов, осознание своих приоритетов и способностей, возможность найти личный смысл в тех решениях, к которым остальные люди могут оставаться равнодушными.

Схемы «богинь» оказывают влияние и на отношения с мужчинами. Они помогают объяснить определенные трудности во взаимоотношениях и механизм возникновения влечения, какое женщины того или иного типа питают к определенным мужчинам. Предпочитают ли они мужчин властных и преуспевающих? Невзрачных и творческих? Инфантильных? Какая именно «богиня» незримо подталкивает женщину к определенному типу мужчин? Подобные схемы обусловливают ее выбор и устойчивость взаимоотношений.

Схемы самих взаимоотношений также несут на себе отпечаток той или иной богини. «Отец и дочь», «брат и сестра», «сестры», «мать и сын», «мать и дочь» или «влюбленные» – каждая такая пара представляет собой конфигурацию, характерную для определенной богини.

Каждая женщина наделена божественными дарами, которые следует изучить и с благодарностью принять. Кроме того, у каждой есть установленные свыше границы, которые нужно распознать и преодолеть ради того, чтобы измениться. Женщина не в силах противиться схеме, заданной основополагающим архетипом богини, пока не осознает самого существования в себе такого архетипа и не попытается воплотить с его помощью свой потенциал.




Священная маленькая точка внутри себя. Архетипы


Концепцию архетипов разработал Карл Густав Юнг. Он рассматривал их как образные схемы (образцы, модели) инстинктивного поведения, содержащиеся в коллективном бессознательном. Эти схемы не индивидуальны, они более или менее подобным образом обусловливают реакции множества людей.

Изучая сны и фантазии своих пациентов, Юнг обнаружил в них образы и идеи, которые никак не увязывались с опытом человека в рамках одной жизни. Самым удивительным оказалось то, что этот пласт бессознательного был связан с мифическими и религиозными темами, присутствующими даже в очень далеких друг от друга культурах. Так были открыты архетипы (от греч. archee – начало и tyy pos – образ) – мощные психические первообразы, скрытые в глубинах бессознательного, врожденные универсальные идеи, изначальные модели восприятия, мышления, переживания. Это своего рода первичные представления о мире и жизни, которые не зависят от уровня полученных знаний. Каким-то неясным пока способом они передаются из поколения в поколение и составляют структуру мировоззрения. Жизненный опыт не изменяет их, а лишь дополняет новым содержанием.

Юнг описал множество архетипов, дав им условные и весьма своеобразные, но точные названия: самость, персона, тень, анима, анимус, мать, ребенок, Солнце, мудрец, герой, Бог, смерть…

Наиболее важный архетип – самость. Она представляет собой сердцевину личности, вокруг которой объеди няются все остальные аспекты души. Персона (лат. persona – маска) – наше публичное лицо, те роли, которые мы проигрываем в соответствии с социальными требованиями. Она необходима, чтобы поддерживать контакт с другими людьми. Тень – обиталище всех вытесненных из сознания влечений. «Тень состоит не только из морально предосудительных тенденций, – писал Юнг, – но и включает в себя целый ряд положительных качеств, както: нормальные инстинкты, собранные реакции, реалистическое восприятие действительности, творческие импульсы и т. д.».

Архетипы анима и анимус ученый связал с двойственностью природы человека, содержащей и мужское и женское начала. Анимус – это совокупность мужских черт, безотчетно присутствующих в сознании женщины; из них складывается некий идеальный образ мужчины. Анима, напротив, образ идеальной женщины, живущей в глубине мужской психики. «Античному человеку Анима являлась либо как богиня, либо как ведьма; средневековый человек заменил богиню Небесной Госпожой или церковью…», – отмечал Юнг. Теперь, считал он, анима обнаруживается «преимущественно в проекциях на противоположный пол, отношения с которыми становятся магически усложненными».

Согласно Юнгу, архетипы являются структурно-формирующимися элементами бессознательного. Из этих элементов вырастают архетипические образы (людей, животных, природных сил, демонов), которые доминируют и в мышлении людей, и в культуре. Архетип мать, например, может представать как женщина, дающая жизнь, Мать-Природа, соблазнительница, ведьма и т. д. С каждым архетипом, по мнению Юнга, связано множество символов. Так, понятие «упорядоченная целостность» в первобытных культурах и в нашем бессознательном передается фигурами круга, квадрата, креста или комбинацией круга с фигурой, делящий его на четыре части (крест, ромб, квадрат, вписанные в круг). Символика едина для всего человечества, поскольку восходит к общим для людей архетипам. Почти повсеместно встречаются одни и те же символы, обозначающие жизнь и смерть, мужское и женское, небо и землю, печаль и радость, болезнь и здоровье, силу и слабость, порядок и хаос. Так, в разных культурах символом архетипа самость является мандала (круг или нимб святого). Символическая завершенность мандалы и круга (на рисунке) отражает целостность, единство и гармонию всех аспектов души.

Как и Фрейд, Юнг посвятил себя изучению динамических неосознаваемых влияний на человеческое поведение и опыт. Однако, в отличие от первого, Юнг утверждал, что содержание бессознательного есть нечто большее, чем подавленные половые и агрессивные побуждения. Согласно юнговской теории личности, известной как аналитическая психология, индивидуумы мотивированы интрапсихическими силами и образами, происхождение которых уходит в глубь истории эволюции. Это врожденное бессознательное содержит имеющий глубокие корни духовный материал, который и объясняет присущее всему человечеству стремление к творческому самовыражению и физическому совершенству.

Другой источник разногласий между Фрейдом и Юнгом – отношение к сексуальности как к преобладающей силе в структуре личности. Фрейд трактовал либидо в основном как половую энергию, а Юнг рассматривал его как диффузную творческую жизненную силу, проявляющуюся самыми различными путями – как, например, в религии или стремлении к власти. То есть в понимании Юнга энергия либидо концентрируется в различных потребностях – биологических или духовных – по мере того, как они возникают. Как и Адлер, Юнг отвергал заявление Фрейда о том, что мозг представляет собой «приложение к половым железам». Воззрения Юнга на личность человека являются, возможно, наиболее сложными, неортодоксальными и наиболее полемическими в персонологической традиции. Он создал уникальную, представляющую огромный научный интерес теорию, заметно отличающуюся от всех других подходов к изучению личности.

В результате переработки Юнгом психоанализа появился целый комплекс сложных идей из таких разных областей знания, как психология, философия, астрология, археология, мифология, теология и литература. Эта широта интеллектуального поиска в сочетании с непростым и загадочным авторским стилем Юнга является причиной того, что его психологическая теория наиболее трудна для понимания. Понимая эти сложности, мы тем не менее надеемся, что краткое знакомство со взглядами Юнга послужит вам отправной точкой для дальнейшего чтения этой книги.

Юнг утверждал, что душа (в теории Юнга термин, аналогичный личности) состоит из трех отдельных, но взаимодействующих структур: эго, личного бессознательного и коллективного бессознательного. Эго является центром сферы сознания. Оно представляет собой компонент psychee, включающий в себя все те мысли, чувства, воспоминания и ощущения, благодаря которым мы чувствуем свою цельность, постоянство и воспринимаем себя людьми. Эго служит основой нашего самосознания, и благодаря ему мы способны видеть результаты своей обычной сознательной деятельности.

Личное бессознательное вмещает в себя конфликты и воспоминания, которые когда-то сознавались, но теперь подавлены или забыты. В него входят и те чувственные впечатления, которым недостает яркости для того, чтобы быть отмеченными в сознании. Таким образом, юнговская концепция личного бессознательного в чем-то похожа на таковую у Фрейда. Однако Юнг пошел дальше Фрейда, сделав упор на том, что личное бессознательное содержит в себе комплексы, или скопления эмоционально заряженных мыслей, чувств и воспоминаний, вынесенных индивидуумом из его прошлого личного опыта или из родового, наследственного опыта.

Согласно представлениям Юнга, эти комплексы, скомпонованные вокруг самых обычных тем, могут оказывать достаточно сильное влияние на поведение индивидуума. Например, человек с комплексом власти может расходовать значительное количество психической энергии на деятельность, прямо или символически связанную с темой власти. То же самое может быть верным и в отношении человека, находящегося под сильным влиянием матери, отца или под властью денег, секса или какой-нибудь другой разновидности комплексов. Однажды сформировавшись, комплекс начинает влиять на поведение человека и его мироощуще ние. Юнг утверждал, что материал личного бессознательного у каждого из нас уникален и, как правило, доступен для осознания. В результате компоненты комплекса или даже весь комплекс могут осознаваться и оказывать чрезмерно сильное влияние на жизнь индивидуума.

И наконец, Юнг высказал мысль о существовании более глубокого слоя в структуре личности, который он назвал коллективным бессознательным. Коллективное бессознательное представляет собой хранилище латентных следов памяти человечества и даже наших человекообразных предков. В нем отражены мысли и чувства, общие для всех человеческих существ и являющиеся результатом нашего общего эмоционального прошлого. Как говорил сам Юнг, «в коллективном бессознательном содержится все духовное наследие человеческой эволюции, возродившееся в структуре мозга каждого индивидуума». Таким образом, содержание коллективного бессознательного складывается благодаря наследственности и одинаково для всего человечества. Важно отметить, что концепция коллективного бессознательного была основной причиной расхождений между Юнгом и Фрейдом.

Юнг высказал гипотезу о том, что коллективное бессознательное состоит из мощных первичных психических образов, так называемых архетипов (буквально «первичных моделей»). Архетипы – врожденные идеи или воспоминания, которые предрасполагают людей воспринимать, переживать и реагировать на события определенным образом. В действительности это не воспоминания или образы как таковые, а скорее именно предрасполагающие факторы, под влиянием которых люди проявляют в своем поведении универсальные модели восприятия, мышления и действия в ответ на какой-либо объект или событие. Врожденной здесь является именно тенденция реагировать эмоционально, когнитивно и поведенчески на конкретные ситуации – например, при неожиданном столкновении с родителями, любимым человеком, незнакомцем, со змеей или смертью.

В ряду множества архетипов, описанных Юнгом, стоят мать, ребенок, герой, мудрец, божество Солнца, плут, Бог и смерть. Юнг полагал, что каждый архетип связан с тенденцией выражать определенного типа чувства и мысли в отношении соответствующего объекта или ситуации. Например, в восприятии ребенком своей матери присутствуют аспекты ее действительных характеристик, окрашенные неосознаваемыми представлениями о таких архетипических материнских атрибутах, как воспитание, плодородие и зависимость. Далее Юнг предполагал, что архетипические образы и идеи часто отражаются в сновидениях, а также нередко встречаются в культуре в виде символов, используемых в живописи, литературе и религии. В особенности он подчеркивал, что символы, характерные для разных культур, часто обнаруживают поразительное сходство, потому что они восходят к общим для всего человечества архетипам. Например, во многих культурах ему встречались изображения мандалы, являющиеся символическими воплощениями единства и цельности Я. Юнг считал, что понимание архетипических символов помогает ему в анализе сновидений пациента.

Количество архетипов в коллективном бессознательном может быть неограниченным. Однако особое внимание в теоретической системе Юнга уделяется маске, аниме и анимусу, тени и самости. Маска, или персона, – это наше публичное лицо, т. е. то, как мы проявляем себя в отношениях с другими людьми. Маска обозначает множество ролей, которые мы проигрываем в соответствии с социальными требованиями. В понимании Юнга маска служит цели производить впечатление на других или утаивать от других свою истинную сущность. Маска как архетип необходима нам, чтобы ладить с другими людьми в повседневной жизни. Однако Юнг предупреждал о том, что если этот архетип приобретает слишком большое значение, то человек может стать неглубоким, поверхностным, сведенным до одной только роли и отчужденным от истинного эмоционального опыта.

В противоположность той роли, которую выполняет в нашем приспособлении к окружающему миру маска, архетип тени представляет подавленную, темную, дурную и животную сторону личности. Тень содержит наши социально неприемлемые половые и агрессивные импульсы, аморальные мысли и страсти. Но у тени имеются и положительные свойства. Юнг рассматривал тень как источник жизненной силы, спонтанности и творческого начала в жизни индивидуума. Согласно Юнгу, функция эго состоит в том, чтобы направлять в нужное русло энергию тени, обуздывать пагубную сторону нашей натуры до такой степени, чтобы мы могли жить в гармонии с другими, но в то же время открыто выражать свои импульсы и наслаждаться здоровой и творческой жизнью.

В архетипах анимы и анимуса находит выражение признание Юнгом врожденной андрогинной природы людей. Анима представляет внутренний образ женщины в мужчине, его бессознательную женскую сторону, в то время как анимус – внутренний образ мужчины в женщине, ее бессознательную мужскую сторону. Эти архетипы основаны, по крайней мере частично, на том биологическом факте, что в организме мужчин и женщин вырабатываются и мужские и женские гормоны. Этот архетип, как считал Юнг, эволюционировал на протяжении многих веков в коллективном бессознательном как результат опыта взаимодействия с противоположным полом. Многие мужчины, по крайней мере до некоторой степени, феминизировались в результате многолетней совместной жизни с женщинами, а для женщин является верным обратное. Юнг настаивал на том, что анима и анимус, как и все другие архетипы, должны быть выражены гармонично, не нарушая общего баланса, чтобы не тормозить развитие личности в направлении самоосуществления. Иными словами, мужчина должен выражать свои феминные качества наряду с маскулинными, а женщина должна проявлять свои маскулинные качества, так же как и феминные. Если же эти необходимые атрибуты остаются неразвитыми, результатом явится односторонний рост и функционирование личности.

Самость (я сам) – наиболее важный архетип в теории Юнга. Самость представляет собой сердцевину личности, вокруг которой организованы и объединены все другие элементы. Когда достигнута интеграция всех аспектов души, человек ощущает внутреннее единство, гармонию и цельность. Таким образом, в понимании Юнга развитие самого себя – это главная цель человеческой жизни. К процессу самоосуществления мы вернемся позже, когда будем рассматривать юнговскую концепцию индивидуации.

Основным символом архетипа самости, или самого себя, является мандала и ее многочисленные разновидности (абстрактный круг, нимб святого, окно-розетка). По Юнгу, цельность и единство Я, символически выраженные в завершенности фигур вроде мандалы, можно обнаружить в снах, фантазиях, мифах, в религиозном и мистическом опыте. Юнг полагал, что религия является великой силой, содействующей стремлению человека к цельности и полноте. В то же время гармонизация всех частей души – сложный процесс. Истинной уравновешенности личностных структур, как считал он, достичь невозможно; по меньшей мере, к этому можно прийти не ранее среднего возраста. Более того, архетип «себя», самости не проявляется до тех пор, пока не произойдет объединение и гармонизация всех аспектов души, сознательных и бессознательных. Поэтому достижение зрелого Я требует постоянства, настойчивости, интеллекта и большого жизненного опыта.

Наиболее известным вкладом Юнга в психологию считаются описанные им две основные направленности, или жизненные установки: экстраверсия и интроверсия. Согласно теории Юнга, обе ориентации сосуществуют в человеке одновременно, но одна из них обычно становится доминантной. В экстравертной установке проявляется направленность интереса к внешнему миру – другим людям и предметам. Экстраверт подвижен, разговорчив, быстро устанавливает отношения и привязанности, внешние факторы являются для него движущей силой. Интроверт, напротив, погружен во внутренний мир своих мыслей, чувств и опыта. Он созерцателен, сдержан, стремится к уединению, склонен удаляться от объектов, его интерес сосредоточен на себе самом. Согласно Юнгу, в изолированном виде экстравертной и интровертной установки не существует. Обычно они присутствуют обе и находятся в оппозиции друг к другу: если одна проявляется как ведущая и рациональная, то другая выступает в качестве вспомогательной и иррациональной. Результатом комбинации ведущей и вспомогательной эго-ориентаций являются личности, чьи модели поведения определенны и предсказуемы.

Вскоре после того, как Юнг сформулировал концепцию экстраверсии и интроверсии, он пришел к выводу, что с помощью этой пары противоположных ориентаций невозможно достаточно полно объяснить все различия в отношении людей к миру. Поэтому он расширил свою типологию, включив в нее психологические функции. Четыре основные функции, выделенные им, – это мышление, ощущение, чувство и интуиция.

Мышление и чувство Юнг отнес к разряду рациональных функций, поскольку они позволяют образовывать суждения о жизненном опыте. Мыслящий тип судит о ценности тех или иных вещей, используя логику и аргументы. Противоположная мышлению функция – чувство – информирует нас о реальности на языке положительных или отрицательных эмоций. Чувствующий тип фокусирует свое внимание на эмоциональной стороне жизненного опыта и судит о ценности вещей в категориях «плохой или хороший», «приятный или неприятный», «побуждает к чему-то или вызывает скуку». По Юнгу, когда мышление выступает в роли ведущей функции, личность ориентирована на построение рациональных суждений, цель которых – определить, является оцениваемый опыт истинным или ложным, а когда ведущей функцией служит чувство, личность ориентирована на вынесение суждений о том, является ли этот опыт прежде всего приятным или неприятным.

Вторую пару противоположных функций – ощущение и интуицию – Юнг назвал иррациональными, потому что они просто пассивно «схватывают», регистрируют события во внешнем (ощущение) или во внутреннем (интуиция) мире, не оценивая их и не объясняя их значение. Ощущение представляет собой непосредственное, безоценочное реалистическое восприятие внешнего мира. Ощущающий тип особенно проницателен в отношении вкуса, запаха и прочих ощущений от стимулов из окружающего мира. Напротив, интуиция характеризуется сублиминальным и неосознанным восприятием текущего опыта. Интуитивный тип полагается на предчувствия и догадки, схватывая суть жизненных событий. Юнг утверждал, что, когда ведущей функцией является ощущение, человек постигает реальность на языке явлений, как если бы он фотографировал ее; когда же ведущей функцией является интуиция, человек реагирует на неосознанные образы, символы и скрытое значение переживаемого.

Каждый человек наделен всеми четырьмя психологическими функциями. Однако как только одна личностная ориентация (экстраверсия или интроверсия) обычно является доминирующей, сознаваемой, точно так же только одна функция из рациональной или иррациональной пары обычно преобладает и сознается. Другие функции погружены в бессознательное и играют вспомогательную роль в регуляции поведения человека. Любая функция может быть ведущей. Соответственно наблюдаются мыслящий, чувствующий, ощущающий и интуитивный типы индивидуумов. Согласно теории Юнга, цельная, или «индивидуированная», личность для совладания с жизненными обстоятельствами использует все противоположные функции. Две эго-ориентации и четыре психологические функции, взаимодействуя, образуют восемь различных типов личности. Например, экстравертный мыслительный тип фокусируется на объективных, имеющих практическое значение фактах окружающего мира. Он обычно производит впечатление холодного и догматического человека, живущего в соответствии с установленными правилами. Вполне возможно, что прототипом экстравертного мыслительного типа был Фрейд. Интровертный интуитивный тип, наоборот, сосредоточен на реальности собственного внутреннего мира. Этот тип обычно эксцентричен, держится в стороне от окружающих и индифферентен к ним. В данном случае Юнг, вероятно, в качестве прототипа имел в виду себя.

В отличие от Фрейда, придававшего особое значение ранним годам жизни как решающему этапу в формировании моделей поведения личности, Юнг рассматривал развитие личности как динамический процесс, как эволюцию на протяжении всей жизни. Он почти ничего не говорил о социализации в детстве и не разделял взглядов Фрейда относительно того, что определяющими для поведения человека являются только события прошлого (особенно психосексуальные конфликты). С точки зрения Юнга, человек постоянно приобретает новые умения, достигает новых целей и проявляет себя все более полно. Он придавал большое значение такой жизненной цели индивида, как «обретение себя», являющейся результатом стремления различных компонентов личности к единству. Эта тема стремления к объединению, гармонии и цельности в дальнейшем повторилась в экзистенциальной и гуманистической теориях личности.

Согласно Юнгу, конечная жизненная цель – это полное проявление себя, т. е. становление единого, неповторимого и целостного индивида. Развитие каждого человека в этом направлении уникально, оно продолжается на протяжении всей жизни и включает в себя процесс, получивший название индивидуация. Говоря упрощенно, индивидуация – это динамичный и эволюционирующий процесс объединения, включения в состав целого многих противодействующих внутриличностных сил и тенденций. В своем конечном выражении индивидуация предполагает сознательное проявление человеком своей уникальной психической реальности, полное развитие и выражение всех элементов личности. Таким образом, архетип самости становится центром личности и уравновешивает многие противоположные качества, входящие в состав личности как единого главного целого. Благодаря этому высвобождается энергия, необходимая для продолжающегося личностного роста. Итог осуществления индивидуации, очень непросто достигаемый, Юнг называл самоосуществлением. Он считал, что эта конечная стадия развития личности доступна только способным и высокообразованным людям, имеющим к тому же достаточный для этого досуг. Из-за этих ограничений самоосуществление недоступно подавляющему большинству людей.

Символика архетипа, как и смысл всякого символа, необычайно многозначна. Архетипы «богаты предчувствиями и в конечном счете неисчерпаемы», «неописуемы уже в силу богатства своих отношений». Им свойственны «почти необозримая полнота соотнесений, недоступность однозначной формулировке» и «принципиальная парадоксальность». Это отличает их от наших рациональных понятий и суждений. Многозначность архетипа создает нечто вроде многослойного сгустка – концентрата смыслов и связанной с ними энергии эмоций и действий, обогащающих и преумножающих друг друга.

Многие из образов, которые мы видим во сне, – проекция того или иного архетипа.

В сновидениях они проявляются в форме, доступной нашему восприятию. Если человеку приснилось нечто напоминающее мандалу, это явный признак того, что он на пути обретения новой целостности и полноты жизни. Архетипические образы также можно найти в мифологии и фольклоре, в литературе, живописи, скульптуре.

Юнг как-то назвал архетипы «органами души». Они помогают нам «переработать», пережить, понять, принять очередные жизненные перипетии и прийти к внутреннему единству, нарушенному этими событиями. Архетипы подсказывают неведомые доселе, но необходимые ответы на те сложные вопросы, которые ставит перед людьми жизнь. Почему архетипы обладают такой целительной и пророческой силой? В символической концентрированной форме архетипы содержат в себе накопленный человечеством опыт переживания типичных жизненных драм – проверенные тысячелетиями модели поведения в жизненных критических ситуациях и способы их осмысления, принятия. Юнг пишет: «В каждом из этих образов кристаллизовалась частица человеческой психики и человеческой судьбы, частица страдания и наслаждения – переживаний, несчетно повторявшихся у бесконечного ряда предков, в общем и целом всегда принимавших один и тот же ход». Архетип активизируется и начинает активно действовать, когда наша жизнь повторяет ту же «специфическую сцепленность обстоятельств».

Любая архетипическая ситуация символична: похороны, рождение ребенка, духовный кризис, ситуации «любовного треугольника», преследователя и жертвы, Отелло и Дездемоны, Ромео и Джульетты, Эдипа, Сизифа или Прометея. Она отличается от других жизненных событий тем, что вызывает особенно бурный поток переживаний, затрагивает струны души, о существовании которых человек раньше и не подозревал. И он начинает «переживать архетип», как это делали до него многие поколения людей, используя их опыт, опираясь на их незримую поддержку. Архетипическое переживание, как говорит Юнг, «пробуждает в нас голос более громкий, чем наш собственный».

Действенность и сила архетипа обусловлены опытом сотен поколений. Архетип содержит вечные ответы на вечные вопросы нашей жизни, за ним всегда стоит «нечто большее» и даже «нечто свыше».

Едва ли не первым на важную связь между мифологическими схемами и женской психологией указал психоаналитик-юнгианец Эрих Нойман в своей книге «Амур и Психея». Нойман воспользовался мифологией как способом описания женской психологии. Такое сочетание мифа и психологических комментариев оказалось чрезвычайно мощным инструментом. Например, в древнегреческом мифе об Амуре и Психее первым испытанием Психеи стала задача перебрать огромную гору семян и разложить зернышки каждого вида в отдельные кучи. Первой ее реакцией на это задание (как, впрочем, и на три последующих) было отчаяние. Этот миф хорошо подходит ряду посетительниц психотерапевтов, перед которыми стоят разнообразные проблемы, требующие решения. Один пример – выпускница университета, увязшая в своей сложнейшей дипломной работе и не знавшая, как упорядочить рабочий материал. Другой пример – подавленная молодая мать, которой необходимо понять, куда уходит драгоценное время, расставить приоритеты и найти способ продолжать свои занятия живописью. Каждой женщине, как и Психее, предстоит сделать больше, чем по ее представлениям она может, однако препятствия эти возникают по ее выбору. Для обеих приведенных в качестве примера пациенток миф, отражающий их собственную ситуацию, становится источником мужества, дарует прозрение того, как реагировать на новые требования жизни, придает смысл предстоящей борьбе.

Когда женщина чувствует, что в каком-либо ее занятии есть мифологическое измерение, понимание этого затрагивает в ней самые глубинные средоточия творчества. Мифы пробуждают чувства и воображение, поскольку связаны с сюжетами, являющимися частью общего наследия человечества. Древнегреческие мифы – а равно и все остальные волшебные сказки и мифы, известные людям тысячелетиями, – остаются современными и индивидуально значимыми, потому что содержат истины о переживаниях, единых для всех.

Толкования мифов могут приносить интеллектуальное и интуитивное понимание. Мифы подобны сновидениям, которые запоминаются, даже если они непонятны. Объясняется это тем, что мифы, как и сны, полны. При правильном толковании сна человека осеняет мгновенное прозрение – обстоятельства, с которыми связано сновидение, тут же становятся ясными. Человек интуитивно постигает их смысл и сохраняет это понимание. Озарение как отклик на толкование мифа означает, что соответствующий миф символически описывает что-то значимое именно для этого человека. Теперь человек постигает нечто важное и сознает, что это истина. Такое понимание затрагивает чувствительные струны души, и теория женской психологии превращается в самопознание.

Вот пример: влияние какой богини преобладает, когда женщина возится на кухне или занимается домашней уборкой? Это решается простой проверкой – тем, как женщина готовит, и тем, поддерживает ли она чистоту в доме, если муж на недельку уезжает. Когда «Гера» или «Афродита» ужинает в одиночестве, это скорее всего грустное и жалкое зрелище: что-нибудь вроде магазинного «домашнего творога». Когда такая женщина одна, сойдет все, что найдется в буфете или холодильнике, – контраст по сравнению с теми изысканными и сложными блюдами, которые она обычно готовит мужу. Она ведь и готовит только для него: то, что любит он, а не она сама, поскольку она либо «славная женушка, умеющая вкусно готовить» (Гера), либо «заботливая мать» (Деметра), либо «угодливая супруга» (Персефона), либо «соблазняющая возлюбленная» (Афродита).

Однако если в ее характере господствует Гестия, женщина даже в одиночестве накроет стол и устроит себе шикарный ужин, а в доме будет царить привычный порядок. Если мотивация домашней работы определяется архетипом других богинь, женщина, вероятнее всего, будет жить в полном беспорядке вплоть до возвращения мужа. Но «Гестия» непременно поставит в вазу свежие цветы, даже если муж их не увидит. Ее квартира или дом всегда будут уютными, потому что здесь живет она, а не потому, что ей хочется перед кем-то покрасоваться.

Об архетипических образах древнегреческих богов и богинь писали многие специалисты-юнгианцы. Однако типология «богинь» объясняет расхождения между поведением женщин и юнговской теорией психотипов. По Юнгу, человек относится к экстравертной либо интравертной категории, опирается в своих оценках на чувства либо на рассудок, а воспринимает интуитивно или чувственно (т. е. посредством пяти органов чувств). Более того, по классической юнговской теории принято считать, что одна из этих четырех функций (мышление, эмоции, интуиция и сенсорное восприятие) развивается осознанно и преобладает. Какой бы ни была главенствующая функция, другая функция этой пары, как считалось, менее надежна или слабо сознаваема. Однако архетипы богинь помогают лучше объяснить часто встречающиеся среди женщин исключения. Например, когда женщина «переключается», т. е. переходит от одной грани своей психики к другой, она смещается и к другому архетипу богини. Скажем, в одной обстановке она экстравертная, логически мыслящая Афина, уделяющая огромное внимание мелочам, а в другой ситуации – интровертная хранительница очага Гестия, тот случай, когда «в тихом омуте черти водятся». Такие смещения объясняют сложности, с какими можно столкнуться при определении юнговского типа многогранной женщины.

Другой пример: женщина может остро сознавать эстетические тонкости (это влияние Афродиты) и не замечать при этом, что на плите по-прежнему горит огонь или бензобак практически пуст (мелочи, которые не ускользнут от внимания Афины). Преобладающая «богиня» поясняет, каким образом одна и та же функция (в данном случае сенсорная) может, как это ни парадоксально, одновременно быть и высокоразвитой, и несознаваемой.

Могущество архетипов богини господствует над женским эго и вызывает психиатрические симптомы, сопоставимые с теми атрибутами силы, какими богинь наделяли исторически – по мере снижения этой власти от образа древнеевропейской Великой Богини до различных уровней древнегреческих богинь, которые были дочерьми богов либо богинями-девами.

В этой книге мы будем описывать прежде всего архетипы, действующие в женских душах. Они олицетворены в образах греческих богинь. Например, Деметра, богиня материнства, – воплощение архетипа матери. Другие богини: Персефона – дочь, Гера – жена, Афродита – возлюбленная, Артемида – сестра и соперница, Афина – стратег, Гестия – хранительница домашнего очага. В действительности архетипы не имеют имен, и образы богинь полезны только тогда, когда они соответствуют женским ощущениям и чувствам.

В греческой мифологии Протей – морское божество, сын Посейдона, великий мудрец и великий иллюзионист. В античные времена считалось, что Протей является первопричиной всего материального мира. Стоики видели в Протее аллегорию материи, форму которой придает его жена Эйдотея (буквально «богиня формы»). Протей обладает универсальной способностью перевоплощаться во все формы материального (органического и неорганического) мира. Он является персонификацией четырех первичных элементов природы: огня, воды, воздуха, земли. Его истинный облик – сонливый старичок, который неохотно открывает свои тайны.

Сказки, легенды, мифы хранят много тайн, над разгадками которых трудилось и трудится не одно поколение антропологов, литературоведов, историков, мифологов. В ХХ в. пришел черед присоединиться и психологам. Уже давно было подмечено, что сказки и мифы представляют не только историческую и литературную, но и терапевтическую ценность. Юнг эмпирически доказал, что сознание базируется и «произрастает» из архаического слоя психики, коллективного бессознательного, «квантами» которого являются архетипы и инстинкты. По аналогии с квантовой природой света, с одной стороны, imago архетипов и инстинктов представляются «частицами», с другой стороны – потенцией, возможностью, формирующей то или иное свойство, качество «психической материи». Сам по себе архетип и инстинкт не обладают позитивным или негативным свойством, но приобретают таковое в зависимости от установки сознания по отношению к нему. Энергетическую манифестацию архетипа в сознании в аналитической психологии принято называть нуминозностью. Описать или сформулировать это явление практически невозможно (как невозможно сформулировать понятие энергии вообще), но его манифестации в сознании поддаются эмпирическому наблюдению и аппроксимативной обрисовке. К психическим феноменам нельзя применить обычные физические методы исследования, такие, как измерение, взвешивание и т. д., и все же их можно наблюдать, сопоставлять и с большей долей скромности и честности (Deo concedente) интерпретировать. Метаморфозы архетипической энергии в сознании в каком-то смысле можно сравнить с поведением Протея.

Эйдотея, жена Протея, предупредила Менелая, царя мирмидонян, о чудесных способностях своего мужа превращаться в разных зверей (льва, быка, кабана, птицу), огонь, воду, дерево. Его нужно держать до тех пор, пока он не остановится на своем истинном облике – старца, только тогда от него можно получить правдивый ответ.

У психолога (как у Менелая) подчас нет другого способа взаимодействия с психикой пациента, как только лишь терпеливое наблюдение за его фантазиями и сновидениями. Психолог и пациент не могут сознательно «срежиссировать» архетипическую драму, разворачивающуюся в ходе психотерапевтического взаимодействия. Психические образы, рождающиеся в бессознательном пациента и терапевта, как и Протей, не терпят насильственного вмешательства извне. Они обладают энтелехией (имеющие цель в самом себе).

Протей – великий бог, гениальный актер, сценарист и режиссер в одном лице. Он порождает «чудесных детей» – бесконечный ряд форм материального, духовного и душевного миров, и нам остается только, как зрителям, наблюдать за его безграничной фантазией.

Психотерапевтический процесс условно протекает на двух уровнях. Первый – субъективный уровень, на котором происходит реконструирование личной истории жизни и заболевания пациента (anamnesis vitae et morbi). Субъективным его можно назвать в силу того факта, что личная история сопряжена с субъективными, личностными, переживаниями в жизни человека как своего рода уникального объекта. Это история его Я, находящегося в мире привычных, доступных для человеческого сознания событий и вещей. Второй – объективный уровень, где терапевту приходится иметь дело с объектами, наполненными символическим значением и содержанием. Понятно, что символ eo ipso (в силу самого факта) не может быть соотнесен с личностной, субъективной, психологией индивида, так как он представляет приемлемую для сознания форму невыразимой коллективной идеи, сущности. Объекты, заключенные в форму символов, по сути дела являются «чистыми» продуктами архетипического слоя психики, коллективного бессознательного, и никогда не являлись изобретением индивидуального сознания. Они существовали в психике априори, до рождения сознания. В психотерапии, исследуя символику, представленную в сновидениях и фантазиях пациентов, мы реконструируем эволюционный путь развития сознания, прослеживаем этапы рождения из глубинных слоев коллективного бессознательного психики индивидуального Я, и в этом смысле этот процесс можно назвать реконструкцией личного мифа.

Читая художественные произведения, невольно ловишь себя на мысли, что творческий акт создания той или иной литературной истории аналогичен (условно) двухуровневому проявлению психических феноменов. Литературные герои живут как бы на двух этажах. Первый уровень – субъективный. Это мир человеческих вещей, где с героями происходят вполне понятные события и где описываются их субъективные, личностные, отношения к ним. Такой тип творчества Юнг назвал психологическим: «Психологический тип (творчества) имеет в качестве своего материала такое содержание, которое движется в пределах досягаемости человеческого сознания, както: жизненный опыт, определенное потрясение, страстное переживание, вообще человеческую судьбу, как ее может постигнуть или хотя бы прочувствовать человеческое сознание». Огромный пласт мировой литературы является в этом смысле психологическим. Второй уровень – объективный. Это мир символов, мир объективной психики, где архетипические образы репрезентируются сознанию в символически объектной форме.

Персонажи литературных произведений, «живущие на втором этаже», попадают в мифологическое пространство, где нет привычных для сознания причинно-следственных связей и пространственно-временных отношений. Объективный мир архетипических образов представлен по большей части мифологическими персонажами, которым не присуще субъективное переживание происходящих событий. Объекты этого мира консервативны в том смысле, что они «живут» типологически заданной им жизнью, другими словами – имеют квазииндивидуальный алгоритм. Сознание воспринимает их как непонятные, чужеродные своей природе объекты, пытаясь их как-то «эвфемизировать», придать им некую приемлемую для восприятия форму. Процессом «эвфемизации» по сути дела занимается литературное творчество в форме мифов и сказок.

Тип литературного творчества, оперирующий символическими объектами, Юнг обозначил как визионерский, имея в виду следующее: «Материал, т. е. переживание, подвергающееся художественной обработке, не имеет в себе ничего, что было бы привычным; он наделен чуждой нам сущностью, потаенным естеством, и происходит он как бы из бездн дочеловеческих веков или из миров сверхчеловеческого естества, то ли светлых, то ли темных, – некое первопереживание, перед лицом которого человеческой природе грозит полнейшее бессилие и беспомощность».

Надо отметить, что в художественном и литературном творчестве в начале ХХ в. развивалась некая промежуточная зона (terra intermedia), где происходило смешивание рационального и иррационального, сознательного и бессознательного, субъективного и объективного восприятия бытия. Такое смешение типов психологического и визионерского творчества породило причудливые, гротескные литературные и художественные произведения, где сосуществовали реальность и миф. В искусстве с калейдоскопической быстротой менялись названия школ и направлений (абстракционизм, экспрессионизм, дадизм, сюрреализм и т. д.), что само по себе свидетельствовало о компенсаторном стремлении заполнить образовавшийся психологический вакуум. Другими словами, на стыке веков создалась некая «революционная ситуация», когда привычные средства изображения психической реальности уже не могли, а новые, нарождающиеся изобразительные средства еще не могли отразить все нюансы переживания человеческого бытия в мире. Именно в этот период многие писатели обратились к психоанализу, надеясь получить «магическое» средство для постижения «глубинного» понимания символической (бессознательной) составляющей творческого процесса. Возникло целое литературное направление писателейсимволистов, пытающихся через доступные для восприятия литературные художественные формы выразить по сути дела невыразимое, т. е. эпифеномены коллективного бессознательного. Эта «битва» за форму смысла и за смысл формы напоминает состояние перманентной войны Протея со своей супругой Эйдотеей. В этом извечном конфликте сталкиваются два универсальных принципа – стремление к совершенству смысла и стремление к постоянству формы, но так как (цитируя Юнга) «совершенство непостоянно, а постоянство несовершенно», похоже, что в этой «войне» не может быть победителя.




Сказка о царе Салтане


Архетипичны все мифы и сказки. Так же архетипичны и многие образы и сюжеты сновидений. Именно наличие общечеловеческих архетипических моделей поведения объясняет сходство мифологий самых разных культур.

В записи А. С. Пушкина (Михайловская тетрадь, 1824 г.), сделанной им по памяти либо со слов Арины Родионовны, сохранена основная типологическая структура народной сказки «Чудесные дети», сюжет которой лег в основу «Сказки о царе Салтане». Пушкин записывает в тетрадь:

«Некоторый царь задумал жениться, но не нашел по своему нраву никого. Подслушал он однажды разговор трех сестер. Старшая хвалилась, что государство одним зерном накормит, вторая – что одним куском сукна оденет, третья – что с первого года родит 33 сына. Царь женился на меньшой, и с первой ночи она понесла. Царь уехал воевать. Мачеха его, завидуя своей невестке, реши лась ее погубить. После 9 месяцев царица благополучно разрешилась 33 мальчиками, а 34-й уродился чудом – ножки по колено серебряные, ручки по локотки золотые, во лбу звезда, в заволоке месяц; послали известить о том царя. Мачеха задержала гонца по дороге, напоила его пьяным, подменила письмо, в коем написала, что царица разрешилась не мышью, не лягушкой, а неведомой зверюшкой. Царь весьма опечалился, но с тем же гонцом повелел дождаться приезда его для разрешения. Мачеха опять подменила приказ и написала повеление, чтоб заготовить две бочки – одну для 33 царевичей, а другую для царицы с чудесным сыном – и бросить их в море. Так и делано. Долго плавали царица с царевичем в засмоленной бочке – наконец море выкинуло их на землю. Сын заметил это: «Матушка ты моя, благослови меня на то, чтоб рассыпались обручи и вышли бы мы на свет». – «Господь благослови тебя, дитятка». Обручи лопнули, они вышли на остров. Сын избрал место и с благословения матери вдруг выстроил город и стал в оном жить да править. Едет мимо корабль. Царевич остановил корабельщиков, осмотрел их пропуск и, узнав, что они едут к Султану Султановичу, турецкому государю, обратился в муху и полетел вслед за ними. Мачеха хочет его поймать, он никак не дается. Гости-корабельщики рассказывают царю о новом государстве и о чудесном отроке – ноги серебряные и прочее. «Ах, – говорит царь, – поеду посмотреть это чудо». – «Что за чудо, – говорит мачеха, – вот что чудо: у моря лукомория стоит дуб, а в том дубу золотые цепи, и по тем цепям ходит кот; вверх идет – сказки сказывает, вниз идет – песни поет». Царевич прилетел домой и с благословенья матери перенес перед дворец чудный дуб. Новый корабль. То же опять. Тот же разговор у Султана. Царь опять хочет ехать. «Что это за чудо, – говорит опять мачеха, – вот что чудо: за морем стоит гора, и на горе два борова, боровы грызутся, а меж ими сыплется золото да серебро» и прочее. Третий корабль и проч. Так же. «Что за чудо, а вот чудо: из моря выходят 30 отроков точь-в-точь равны и голосом, и волосом, и лицом, и ростом, а выходят они из моря только на один час».

Тужит царица об остальных своих детях. Царевич с ее благословенья берется их отыскать. «Нацеди ты, матушка, своего молока да замеси 30 лепешечек». Он идет к морю, море всколыхалося, и вышли 30 юношей и с ними старик. И царевич спрятался и оставил одну лепешечку. Один из них и съел ее: «Ах, братцы, – говорит он, – до сих пор не знали мы материнского молока, а теперь узнали». Старик погнал их в море. На другой день вышли они опять и все съели по лепешке и познали брата своего. На третий вышли без старика, и царевич привел всех братьев своих к своей матери. Четвертый корабль. То же самое. Мачехе уже более делать нечего. Царь Султан едет на остров, узнает свою жену и детей и возвращается с ними домой, а мачеха умирает».

Пушкин не возвращается к Михайловской тетради до 1831 г. После бракосочетания с Н. Гончаровой, которое состоялось в Москве 18 февраля 1831 г., чета переезжает в Царское Село. Хронологический факт: «Салтана» Пушкин пишет в то время, когда ему предстоит ломать привычную холостяцкую жизнь. В «Салтане» со всей очевидностью можно проследить метания Гвидона между матерью, отцом, коллективным мнением, персонифицированными фигурами родственников и нарождающимся, еще не вполне осознанным чувством любви к женщине, символически представленной антропоморфным персонажем Царевны-Лебедя. Было бы неверно видеть в образах Гвидона и Салтана личные комплексы поэта, а в связке Гвидона с матерью только лишь сублимированный Эдипов комплекс. В эссе «Психология и поэтическое творчество» Юнг писал: «Дело в том, что сущность художественного произведения состоит не в его обремененности чисто личностными особенностями – чем больше оно ими обременено, тем меньше речь может идти об искусстве, – но в том, что оно от имени духа человечества, сердца человечества, и обращается к ним».

Известно, что чувства Пушкина в отношении брака имели двойственный характер: он беззаветно любил свою жену, но понимал, что семейная жизнь сулит ему не одни «розы». Надо полагать, что семейная жизнь Пушкина обостряла конфликт между Пушкиным-поэтом и Пушкиным-человеком, и, судя по всему, этот конфликт ему так и не удалось разрешить.

Воображение Пушкина помещает героев сказки как бы в два параллельных мира: царство Салтана (человеческий, реальный мир) и остров Буян (духовный, божественный, поэтический мир). Автор проецирует свои субъективные переживания, связанные с этапом женитьбы, в эти миры. В человеческом мире Пушкину свойственно все человеческое, «салтановское», но «гвидоновское» – это уже нечто другое, то, чего нельзя выразить через привычные формы, даже гениально-поэтические, и в этом смысле его творчество, выходя за рамки индивидуального мифа, становится коллективным мифом.

Юнг по этому поводу писал: «Личное начало в поэте только дает ему преимущество или воздвигает перед ним препятствие, но никогда не бывает существенным для его искусства. Его личная биография может быть биографией филистера, честного малого, невротика, шута или преступника: это интересно, и от этого нельзя уйти, но в отношении творца несущественно».

В основу «Сказки о царе Салтане» положен известный у многих народов волшебно-сказочный сюжет «Чудесные дети». Восточные славяне создали самобытный тип (версию) этой сказки, оставляя при этом структурную форму (костяк) мифа о рождении героя. Структурная композиция мотива «Чудесные дети» такова: 1. Царь ходил, невесту выбирал; по подоконью слушал, где бы невесту найти. Он подслушивает разговор трех сестер: старшая обещает одной ниточкой одеть весь мир, средняя одним зерном прокормить весь мир, а младшая – родить чудесных сыновей (3, 9 или 12). Царь женится на младшей.

Мотив может быть утроенным. Царица в отсутствие мужа родит чудесных детей (или родит три раза в течение трех лет). Ее завистливые сестры (или подкупленная Баба Яга, бабка-колдунья, бабка – злая еретичка или злая свекровь и пр.) подкладывают царице поганых щенят, а детей относят в подземелье возле старого дуба (в чисто поле и пр.). Иногда вместо детей совершается подмена письма царю и его ответа. Царица-мать прячет последнего сына в рукав (за пазуху, в подушку и пр.).

Царицу вместе со спрятанным сыном заключают в бочку и спускают в океан-море. Сын растет не по дням, а по часам. После плавания они освобождаются на острове. 4. Сын приобретает волшебное средство (чудесное кольцо, дубинку и пр.) и с его помощью строит на острове город, великое царство, такие палаты, что приходи кума за медом, и т. п. Утроенный мотив: обернувшись насекомым (мушкой, комаром) или птицей (голубем, соловьем, ястребом), сын летит за корабельщиками в царство своего отца, где узнает от вредителя сначала о чудесном коте-баюне, а затем о какойлибо второй диковинке (образ неустойчив: чудесный сад, необыкновенная мельница, золотогривая кобыла и пр.) и, наконец, о своих спрятанных братьях. Все это с помощью приобретенного волшебного средства он переносит на остров. Вредителю больше нечем отвлечь внимание царя от чудесного острова (а теток уже тут нет, лежат в постели; а Бабе Яге нечем больше похвастать, сидит да молчит). Царь туда приезжает, и все выясняется. Вредителя казнят, справедливость восстанавливается.

Сюжетная линия сказки «Чудесные дети» встречается и у античных авторов. В частности, Аполлодор сообщает: «Кикн (лебедь) – сын Посейдона и Калики, отец Тенеса и Гемитеи. После смерти первой жены вступил в брак с Филомоной, которая пыталась соблазнить пасынка Тенеса. Отвергнутая им мачеха оклеветала обоих детей. Кикн приказал Тенеса и его сестру поместить в ящик и сбросить в море. Ящик прибило к острову; Тенес стал царем этого острова и дал ему свое имя (Тенедос)».

Аристотель («Риторика») сообщает о том, что после того, как был раскрыт обман, Кикн приказал закопать Филомону живой в землю. Отправившись на розыски сына, Кикн нашел его на острове. Кикн и Тенес приняли участие в Троянской войне на стороне троянцев и погибли от рук Ахилла. Овидий («Метаморфозы») сообщает, что Тенес погиб при защите своего острова, а Кикн был превращен Аполлоном в лебедя. Антонин Либерал («Превращения») сообщает, что Кикн, сын Аполлона и Фирии, – красавец охотник, живший в окрестностях Калидона. Многие хотели дружить с Кикном, но он отталкивал всех своей надменностью и дурным нравом. Когда от Кикна отказались все, он вместе с матерью бросился в Канопское озеро; Аполлон превратил обоих в лебедей.

Широко распространенный у восточных славян сказочный мотив «Чудесных детей» существовал в различных вариантах. Наиболее правдивая его версия сохранилась до нашего времени в сказке А. Н. Афанасьева «По колено ноги в золоте, по локоть руки в серебре». Примечателен тот факт, что в сказке прямо не говорится о герое, который обладает чудесными отличиями – «по колена ноги в золоте, по локоть руки в серебре», хотя, судя по заглавию, это главное действующее лицо сказки, а в записях сказок Пушкина (Михайловская тетрадь) обнаруживается изменение порядка расположения свойств главного героя («ножки по колено серебряные, ручки по локотки золотые»).

В «Салтане» Пушкин опускает типичную для сказки начальную экспозицию – «в некотором царстве», «давным-давно», «в тридевятом царстве», «как-то раз» и т. д., указывающую на вневременной и внепространственный характер коллективного бессознательного. С самого начала сказки мы попадаем в реальный мир, где действие разворачивается с молниеносной быстротой. В самих событиях вроде бы нет ничего чудесного. Царь с самого начала попадает в нужное время и в нужное место. В реальной жизни совпадения случаются не так уж и редко. Судя по тому, с какой быстротой разворачиваются события в сказке, складывается впечатление, что царь принимает решение жениться спонтанно, как бы боясь критически осмыслить ситуацию. Такое спонтанное поведение характерно для мужчин, испытывающих страх перед любыми значительными изменениями, происходящими с ними в жизни и требующими от них продуманного и ответственного решения. Их сознательная установка становится настолько консервативной в своей инфантильной привязанности к матери, что противится любым инстинктивным провокациям со стороны бессознательного, которое желает только одного – изменить одностороннюю установку сознания. В случаях, когда реальность, что называется, «прижмет к стенке», с мужчиной происходят события, которые можно интерпретировать как «чудесные». Как правило, у таких мужчин в процессе психоанализа (если, конечно, они решаются на него) обнаруживаются страх и зависи мость от реальной матери. В случае если произошло «географическое» отделение от матери, то страх и зависимость приобретают бессознательную форму материнского комплекса. Все, что связано с переживаниями этого комплекса мужчиной, проецируется на реальную мать, а в отсутствие таковой на других женщин или на материю вообще. Мужчина, «парализованный» материнским комплексом, находится в состоянии бессознательной идентичности с матерью, а значит, и со всем тем, что связано с материальным миром и его коллективными ценностями.

В сказке царь представляет, с одной стороны, консервативную установку сознания с ее устаревшими коллективными ценностями, с другой – антиципацию (предвосхищение) обновления сознания, ориентированного на индивидуацию и индивидуальные ценности. Быть царем eo ipso (в силу самого факта) рождения – не значит таковым являться на самом деле, т. е. править во внутреннем, психическом «царстве». В этом смысле Салтан в начале сказки психологически еще не царь, не муж, не отец, а еще ребенок. И хотя он обладает высшей властью в материальном мире, он несвободен в личном, духовном, психическом мире, psychee, как таковой. В его душе правит Великая Мать, персонификацией которой в сказке является утроенный женский архетип – Бабариха, Ткачиха и Повариха (аллюзия на трехглавую богиню Гекату или шестирукую богиню Кали). Следовало ожидать, что под влиянием комплекса Великой Матери (Бабарихи) выбор Салтана остановится на объекте, персонифицирующем материальный, прагматический, известный ему мир (Ткачиха, Повариха). Но инстинкт индивидуации принуждает его остановиться на совершенно незнакомом и, надо полагать, пугающем его переживании – архетипе отца и мужа, что и должно происходить с мужчиной после вступления в брак. Его поведение в этом эпизоде напоминает поведение самоуверенного юнца. Создается впечатление, что ему каким-то образом подвластен процесс таинства зачатия и рождения. Салтан не подвергает критике мечту младшей сестры родить богатыря и не сомневается в том, что это обязательно случится. Желания Салтана принимают форму юношеского максимализма, который проявляется во фразе, высказанной им в форме утверждения: «И роди богатыря мне к исходу сентября». И хотя Салтан по сценарию сказочный царь, выбор невесты происходит в реальном мире – царстве Салтана, где, судя по описанию автора, нет места чудесным событиям. Конечно, редкая женщина не мечтает родить здорового, гениального ребенка, «Спасителя человечества», но нельзя же воспринимать ее мечты буквально! И хотя в этой сказке заканчивается все хорошо и все мечты сбываются, в реальности дела обстоят далеко не так. Женщина, которой овладела архетипическая фантазия о рождении «божественного ребенка», способна «заразить» своей фантазией супруга, но так как природа скупа на подарки и рождение гениев – довольно редкое событие, то при рождении необремененного гениальностью ребенка женщина часто уходит, что называется, в невротические фантазии. Проецируя на чадо свои бессознательные амбиции, она формирует в его психике стойкую установку к превосходству с сопутствующей ей в бессознательной психике ребенка компенсаторной неполноценностью. По сути дела желание женщины родить «божественного ребенка» означает с точки зрения ее бессознательной психики желание реализовать свои скрытые личностные потенции, но так как этот символизм не осознается в полной мере, то желание проецируется (как и все бессознательные содержания) на реальный объект, т. е. на конкретного ребенка или на мужа.

С точки зрения «здравого смысла» выбор Салтана можно считать необдуманным, опрометчивым (нельзя же сразу верить обещаниям совершенно незнакомой девушки!), но с точки зрения инстинктивной архетипической природы его выбор безупречен. Шопенгауэр называет такое явление «метафизикой любви», когда природа, руководствуясь инстинктами и стремлением к совершенству, сама выбирает безупречных с ее точки зрения партнера или партнершу для продолжения рода. Природа в этом смысле аристократична. Мотив перепутья (выбор между тремя сестрами) появляется почти с первых строк сказки. Распространенность этого сказочного мотива свидетельствует о его архетипичности, т. е. архетипической ситуации, когда герой должен сделать самостоятельный выбор. «Собраться с духом» в русском языке означает проявить свободу воли, сделать, доверяясь внутреннему голосу, самостоятельный шаг по пути к намеченной цели. Экспозиция трех дорог (сакральность числа три) типична для этого события. Конечно, за спиной у героя есть четвертый путь – дорога к дому, но этот путь закрыт до тех пор, пока он не пройдет три испытания. После того как герой проходит три испытания (три дороги), на обратном пути его настигает злодей и разрубает. Затем приходит спаситель, который окропляет живой и мертвой водой разрубленное тело, после чего герой возрождается, что знаменует собой полную трансформацию личности – новое рождение. На языке психологии Юнга этот архетипический мотив представляет процесс индивидуации – его начальный и финальный этапы. Индивидуация начинается с того момента, когда сознание признает свою одностороннюю установку. Но признание однобокости и ущербности личности не приходит только лишь по волению сознания. Как правило, такое состояние возникает спонтанно, как озарение. В глубине бессознательного имплицитно (скрытно) происходит процесс, компенсирующий ригидность (неподвижность, косность) сознания, приводящий к состоянию нуминозного, архетипического, сверхчеловеческого переживания греховности и вины за ущербную односторонность личности. Как будто в одночасье вся природа начинает бунтовать против такой двусмысленности и лицемерия в человеке. Другими словами, бессознательные архетипические образы вторгаются в сознание именно в то время, когда энергетический потенциал сознания понижен, «обесточен» в результате длительного и изнуряющего сознание конфликта с бессознательной психикой в борьбе за личный «счастливый миф» и уже не может выставить оборонительные заслоны против горького, но правдивого положения вещей.

О том, что в мотиве сказки о Салтане присутствуют субъективные проекции Пушкина, свидетельствует тот факт, что Салтан выбирает жену из трех сестер и затем некоторое время «проживает в семье», состоящей из трех сестер и бабушки. В реальности Пушкин вошел в семью, состоящую из четырех женщин: тещи Н. И. Гончаровой и ее трех дочерей, младшая из которых стала женой поэта. Н. И. Гончарова, по описанию, была женщиной сурово-религиозной, деспотически властной, отличалась претензиями на аристократизм, но в то же время была мелочно строга по отношению к детям и прислуге. Ведя весь дом и хозяйство, она же руководила всецело воспитанием трех дочерей (ну чем не Бабариха!). Вряд ли три сказочные сестры и три реальные сестры Гончаровы – простое совпадение, но возможно предположить и то, что личностное переживание Пушкина, связанное с проблемой выбора невесты и женитьбы, было спроецировано на персонажи произведения. С точки зрения субъективного переживания такое предположение вполне правдоподобно, но нельзя не учитывать и того, что мотив трех сестер является архетипическим мотивом, а это значит, что он может возникнуть совершенно независимо от сознательного авторского построения сюжета литературного произведения.

Три сестры – часто встречающаяся сказочно-мифологическая триада. Утроенный элемент символизирует динамическую стабильность материального мира, его временные, пространственные и социальные константы. Еще в античные времена троичный элемент связывали с категориями прошедшего, настоящего и будущего, персонификацией которого являлись три сестры – богини мойры. Мойра в буквальном смысле означает «часть», «доля», отсюда «участь», которую получает каждый при рождении. В архаическом представлении мойра-судьба поначалу носила индивидуальный характер и объективировалась через различные фетиши. Архаизм фетиша оказался настолько живуч, что дошел до нашего времени в почти неизмененном виде.

Его проявления можно встретить на «сеансах» современных целителей, в создании различных амулетов, заклинании фотографического изображения, манипуляциях с частями тела (ногти, волосы), одеждой и т. д. Такое «целительство» основано на том архаическом представлении, что мойра-судьба человека находится в некоем объекте, соотносящемся с его владельцем как часть, олицетворяющая целое. На основании этого сопричастия, манипулируя частью как целым, можно добиться магического изменения в жизни человека. Более изощренную форму этот архаизм принимает, когда преподносится в виде медицинского средства, способного обеспечить счастливое будущее человека, кардинально изменить его жизнь, и, конечно же, в лучшую сторону!

Впоследствии, когда возобладали анимистические пред ставления, магическая сила, заключенная в фетише, приобрела вид самостоятельного божества. Мойра в архаическом представлении персонифицирует волю богов, изначально определяющих судьбу человека. Так как воля богов в отношении своей участи недоступна для понимания человека, мойра, как персонификация божественной воли, отождествляется с темной, пугающей своей неизвестностью силой. В античном искусстве она не имеет отчетливого антропоморфного облика. Развитие мифологического сознания приводит к разделению монотеического представления на три составляющие (мотив трех сестер, трех братьев). Каждая составляющая несет функциональную нагрузку: Клото (прядущая нить судьбы), Лахесис (протягивающая ее через все жизненные превратности), Атропос (перерезающая нить судьбы, обрывая жизнь). Все три образа являются попытками архаического сознания осмыслить такие сложные психологические категории, как пространственно-временное существование человеческого бытия в мире в его трех измерениях (прошлом, настоящем и будущем) одновременно.

Типологически и функционально к мойрам близки римские богини судьбы парки: Нона, Децима (покровительствующие рождению ребенка на девятом, десятом месяце) и Морта (от mors, смерть). Близка к мойрам славянская богиня Мокошь, германские норны, прядущие нить судьбы, хеттские богини подземного мира – пряхи и т. д. Мотив прядения распространен повсеместно. Его можно найти в мифах, сказках, преданиях у всех народов, и это дает право рассматривать его как проявление архетипа. Продуктом прядения является нить, которая символизирует синтез, соединение, преемственность, связь таких категорий, как время, пространство, причина, следствие, социальная связь и т. д.

Выбор царя основан на обещании младшей сестры родить необыкновенного ребенка, богатыря. Очевидно, царь при выборе невесты руководствуется не рассудком, а верой в обещание потенциальной невесты, которое приносит ему умиротворение и уверенность в будущем счастливом браке: «Речь последней по всему полюбилася ему». При выборе спутницы (спутника) жизни человек часто руководствуется иррациональными перцепциями (восприя тиями): ощущениями и интуицией. Такое впечатление, что не Я, а «нечто во мне» совершает выбор будущей матери (отца) твоего ребенка, и это «нечто» обладает инстинктивным «знанием» евгеники (улучшения породы). Может быть, причиной многих случаев психогенного бесплодия является «знание» архетипа евгеники? Ничто так не говорит о творце, как его творение. Природа аристократична, она стремится улучшить самою себя, и в этом смысле евгенику можно рассматривать как архетипический аттитьюд, финальной «целью» которого является создание совершенного человека. С точки зрения аналитической психологии парадигмой совершенного человека является личность с четырьмя развитыми высокодифференцированными функциями сознания (ощущением, чувством, интуицией, мышлением), обладающая «непосредственной» связью с коллективным слоем бессознательной психики через безупречно функционирующую трансцендентную функцию anima (animus). Говорить о таком сверхчеловеке можно, разумеется, только гипотетически, имея в виду Совершенную Самость, иными словами, архетип Бога.

Далее события в сказке разворачиваются в соответствии с типологическим мотивом «Чудесные дети». Внешне герои сказки чувственно соотнесены между собою и с событиями, происходящими с ними. Сестры и Бабариха завидуют царице, царь испытывает заботливую нежность к беременной супруге, царица переполнена материнскими чувствами к ребенку и т. д. Это мир человеческих, субъективных переживаний, в котором чудес вроде бы и нет, а если таковые происходят, то они воспринимаются как счастливый или несчастный случай или совпадение. Такой мир не символичен, он психологичен. Однако герои сказки одновременно существуют в мифологическом пространстве, где «случай» или «совпадение» – проявление сверхчеловеческой воли, воли богов. В таком пространстве нет эмоционально-чувственной соотнесенности героев с происходящими вокруг них событиями. Событиями правит рок. Визионерское наблюдение за персонажами позволяет интерпретировать их как некие символические образы, несущие в себе архетипические содержания, и с этой точки зрения герои сказки не чувствуют, не сомневаются в происходящем, они инстинк тивно знают, что им делать, ведь за их поступками стоит таинственная предопределенность. Мы встречаемся с моральным суждением только на психологическом уровне произведения. Так, например, с точки зрения морали поступки сестер и Бабарихи, вне всякого сомнения, подлежат моральному осуждению, но если их интерпретировать с визионерской позиции, то можно сказать, что архетипическое зло, которое они несут в себе, переходит в свою противоположность – архетипическое добро. И действительно, их поистине демоническое упорство, проявленное в разрушении счастливого брака Салтана, приводит к созданию двух счастливых союзов.

В начале сказки кватерион представлен тремя женскими и одним мужским персонажем. Вступление в брак – это инициация, т. е. переход сознания на более высокий уровень развития. На архетипическом уровне бессознательное создает предпосылки для объединения всех четырех функций сознания. Рассматривая сказочный мотив через призму аналитического толкования, можно сказать, что четыре персонажа (кватерион) актуализируют затруднения сознательной установки перед неизвестностью, в нашем случае выбором Салтана. Архетипический мотив выбора требует от сознания полного всеведения. Другими словами, в такой ситуации должен проявиться весь человек. Ведущая функция сознания, персонифицированная царем, должна «довериться» низшей, вторгающейся из бессознательной психики, неизвестной для сознания и потому пугающей анима-функции, представленной младшей сестрой. Две сестры персонифицируют вспомогательные функции сознания. Они известны (Ткачиха и Повариха объективируют материальный мир) и потому не пугают, но и не вызывают интереса у царя. Анима-функция создает интригу рождения божественного ребенка и поэтому в буквальном смысле завораживает сознание Салтана.

Непременным условием качественного изменения сознания является ассимиляция им ранее неизвестного ему содержания, и в этом смысле любое вторжение «чужеродного» материала можно назвать инициацией, просвещением, которое ведет к расширению границ эго-сознания. Три функции представлены женским элементом. Сознание Сал тана как бы на три четверти феминизировано, и, хотя ведущая функция (одна четверть) маскулинная (царь), она все же остается заблокированной, а значит, неполноценной. В психологии Салтана безраздельно властвует женщина (материнский архетип). Долго с таким положением вещей нельзя мириться: «стареющая», односторонняя установка сознания должна обновиться через инициацию браком. Низшая функция (младшая сестра) – самая недифференцированная. «А я ни прясть, ни ткать не умею», – говорила меньшая (версия Афанасьева). Но, несмотря на свою неприспособленность к внешнему миру, она обладает чудесным даром – в ней заключены потенции (обещание рождения божественного ребенка), а значит, надежда исцеления царя. Говоря психологически, подчиненная функция, представленная образом младшей сестры, вторгаясь в сознание, создает здоровую оппозицию триединому (Бабариха, Ткачиха, Повариха) негативному материнскому комплексу. Конфликт, возникший в психике Салтана при новом соотношении сил в сознании, персонифицируется мотивом войны («в те поры война была»). И действительно, нарушается привычное равновесие в дуаде «Салтан—Бабариха». Образуется новый кватерион, в котором наступает динамическое равновесие мужских и женских элементов. Но так как негативный материнский комплекс достаточно сильный (негативная женская триада), то ведущая функция (царь) блокируется, иными словами – отправляется на войну. На деле это означает, что старые сознательные установки и ценности, определяемые ведущей функцией, устаревают. Царь не может жить по-старому, а новое содержание, устремленное в будущее, в силу того, что оно инфантильно и функционально недифференцированно, еще не способно взять на себя ведущую роль. Ассимиляция нового содержания сознания, как правило, протекает достаточно долго, и поэтому Салтан «бьется долго и жестоко». В действительности Бабариха и сестры, описывая рожденного царицей ребенка в своем послании к Салтану, были не так уж далеки от истины: «Родила царица в ночь не то сына, не то дочь; не мышонка, не лягушку…» Именно так безобразно воспринимает консервативное, одностороннее сознание чужеродное ему архетипическое вторжение.

По этому поводу Юнг в своем эссе «Божественный ребенок» писал: «Вместе с потерянным прошлым, которое враз стало «невзрачным», обесцененным и более уже не возвеличиваемым, пропал также носитель исцеления, потому что носитель исцеления является либо этим самым «невзрачным», либо исцеление из него проистекает. Он провозвестник и первенец нового поколения, который неожиданно обнаруживается в невероятном месте (порожденный камнем или деревом, в пахотной борозде или воде) и в двусмысленном облике (карлик, ребенок, мальчик-с-пальчик, животное и т. д.)». Чтобы возродиться в совершенном облике, другими словами, стать зрелым мужчиной, героем, мудрецом, ребенку необходимо пройти ряд трудных испытаний. В мифах и сказках ему содействует некая таинственная сила, способная помочь герою преодолеть любые трудности. С точки зрения юнгианской психологии речь идет о божественном родителе, архетипическом центре психики – самости.

В психике мужчины (например, в сновидениях) самость объективируется через женский образ. В сказках этот образ в зависимости от того, какое содержание (негативное или позитивное) он несет, представлен колдуньей, Бабой Ягой, волшебницей, феей и т. д. «Заблокированная» ведущая функция (Салтан) пытается восстановить свои права, используя весь свой царский авторитет, но все попытки сводятся на нет, так как, с одной стороны, нет зрелого преемника, с другой – слишком сильно влияние негативного материнского комплекса (женская триада). Можно сказать, что ведущая функция сознания «заражена» эмоциональной компонентой материнского комплекса.

Когда бессознательное содержание вторгается в сознание, оно привносит с собой архетипическую энергию, чуждую для сознания. Метафорически этот процесс можно сравнить с весенним половодьем. Сознание как бы выходит из своих берегов, получая дополнительную энергию. «Эго» в таком энергетическом потоке не различает своих привычных границ и поэтому находится в состоянии неведения и самообмана в отношении своих реальных возможностей. Ведущая функция, утрачивая способность волевого контроля над ситуацией, вынуждена создавать альянс с вспомога тельными функциями сознания. Оказавшись в состоянии слияния (идентификации) с ведущей функцией, вспомогательные функции теряют дифференциацию, приобретая деструктивные, теневые свойства. Такое положение дел создает момент временного безвластия сознания, потери контроля над реальностью. Образовавшийся временный функциональный триединый альянс направляет сохранившуюся энергию на стабилизацию положения через вытеснение, подавление вторгнувшегося архетипического образования. Так как триада (Бабариха и две сестры) стремится к завершенности – кватериону, ей необходим четвертый элемент. Поначалу таким элементом представляется Салтан. Образуется нестабильный кватерион. Архетипическое образование, дуада (царица-мать, чудесное дитя), нарушающее равновесие в образовавшемся кватерионе, вытесняется в бессознательное, т. е. заключается в бочку и выбрасывается в море.

Мать и дитя, как новое архетипическое образование, представляют опасность власти материнского архетипа, так как привносят мужской элемент (царевича). Чтобы сохранить власть, Великая Мать способна на любые, даже самые ужасные с точки зрения морали, поступки: ложь, убийство, клевету и т. д. Ее неблаговидные деяния можно обнаружить во многих мифах и сказках, что указывает на архетипическое зло, априори присущее этому архетипу. С психологической точки зрения обман, как это ни парадоксально, целесообразен и «правдив» по отношению к моменту переживания. Действительно, человек часто сталкивается с ситуациями, болезненными для восприятия сознанием. В таких случаях психика инстинктивно вынуждена подавлять, вытеснять или приуменьшать их травматическое воздействие. Примером такого явления могут служить различные формы амнезий. Психотерапевту известно, как трудно пробиваться через «баррикады лжи» так называемых покрывающих воспоминаний, личных мифологем и т. д., которые можно отнести к естественным психическим защитным механизмам. Не следует забывать, что, лишив пациента защитной иллюзии (личного мифа) и не дав ничего взамен, терапевт рискует спровоцировать у него серьезный психотический срыв. Создается впечатление, что человек сознательно держится за иллюзии, но это лишь отчасти так. На самом деле процесс искажения реальности, обмана, иллюзии архетипичен и инстинктивен и в этом смысле парадоксально правдив, т. е. психологически верен. Мы не знаем реальности, мы имеем представление о ней, основанное во многом на архетипических проекциях. Оттягивая проекции из окружающего мира, мы узнаем его.




Богини-девственницы, уязвимые богини и алхимическая богиня


Большинство из нас слышали об олимпийских богах хотя бы в школе и видели их статуи или изображения. Римляне поклонялись тем же божествам, что и греки, однако называли их латинскими именами. Согласно мифам, обитатели Олимпа были очень похожи на людей по своему поведению, эмоциональным реакциям и внешнему облику. Образы олимпийских богов воплощают архетипические образцы поведения, которые присутствуют в нашем общем коллективном бессознательном. Именно поэтому они близки нам.

Наиболее известны двенадцать олимпийцев: шесть богов – Зевс, Посейдон, Гермес, Аполлон, Арес, Гефест и шесть богинь – Деметра, Гера, Артемида, Афина, Афродита и Гестия. Впоследствии место Гестии, богини домашнего очага, в этой иерархии занял бог вина Дионис. Таким образом равновесие было нарушено – богов стало больше, чем богинь. Архетипы, которые мы рассмотрим в начале книги, – это шесть олимпийских богинь: Гестия, Деметра, Гера, Артемида, Афина, Афродита и, кроме них, Персефона, миф о которой неотделим от мифа о Деметре.

Мы классифицируем этих богинь следующим образом: богини-девственницы, уязвимые богини и алхимическая богиня.

Богини-девственницы вычленялись как отдельная группа еще в Древней Греции. Две другие группы определены автором книги. Для каждой из рассматриваемых категорий характерно особое восприятие мира, а также предпочитаемые роли и побуждения. Богини отличаются по своим привязанностям и по тому, как они относятся к другим. Для того чтобы женщина глубоко любила, с радостью работала, была сексуальна и жила творчески, в ее жизни должны быть выражены все вышеназванные богини, причем каждая в свое время.

В первую из описанных здесь групп входят богини-девственницы – Артемида, Афина и Гестия. Артемида (у римлян – Диана) – богиня охоты и Луны. Владения Артемиды – дикая местность. Она – не знающий промаха стрелок и покровительница диких животных. Афина (у римлян – Минерва) – богиня мудрости и ремесел, покровительница названного в ее честь города. Она также покровительствует многочисленным героям. Афину обычно изображали одетой в доспехи, поскольку она была известна еще и как превосходный военный стратег. Гестия, богиня домашнего очага (у римлян – Веста), из всех олимпийцев наименее известна. Символом этой богини был огонь, пылавший в очагах домов и в храмах.

Богини-девственницы – воплощение женской независимости. В отличие от других небожителей они не склонны к любви. Эмоциональные привязанности не отвлекают их от того, что они считают важным. Они не страдают от неразделенной любви. Как архетипы они являются выражением потребности женщин в самостоятельности и сосредоточении на значимых для них целях. Артемида и Афина олицетворяют целеустремленность и логическое мышление, и потому их архетип ориентирован на достижения. Гестия – архетип интроверсии, внимания, направленного во внутренние глубины, в духовный центр женской личности. Эти три архетипа расширяют наши представления о таких женских качествах, как компетентность и самодостаточность. Они присущи женщинам, которые активно стремятся к собственным целям.

Вторую группу составляют уязвимые богини – Гера, Деметра и Персефона. Гера (у римлян – Юнона) – богиня брака. Она – жена Зевса, верховного бога Олимпа. Деметра (у римлян – Церера) – богиня плодородия и земледелия. В мифах особое значение придается Деметре в роли матери. Персефона (у римлян – Прозерпина) – дочь Деметры. Греки также называли ее Корой – «девушкой».

Эти три богини представляют традиционные роли жены, матери и дочери. Как архетипы они ориентированы на взаимоотношения, обеспечивающие переживания целостности и благополучия, иначе говоря, на значимую связь. Они выражают потребность женщин в прочных связях и привязанности. Эти богини подстраиваются к другим и потому уязвимы. Они страдают. Их насиловали, похищали, подавляли и унижали боги-мужчины. Когда разрушались их привязанности и они чувствовали себя оскорбленными, у них проявлялись симптомы, подобные симптомам психических расстройств обычных людей. И каждая из них в конце концов преодолевает свои страдания. Их истории дают возможность женщинам понять природу собственных психоэмоциональных реакций на потери и найти в себе силы справиться с душевной болью.

Афродита, богиня любви и красоты (у римлян – Венера), – прекраснейшая и неотразимая алхимическая богиня. Она единственная, кто подпадает под третью категорию. У нее было много романов и как их результат множество отпрысков. Афродита – воплощение эротического притяжения, сладострастия, сексуальности и стремления к новой жизни. Она вступает в любовные связи по собственному выбору и никогда не оказывается в роли жертвы. Таким образом, она сочетает самостоятельность богинь-девственниц и близость в отношениях, свойственную уязвимым богиням. Ее сознание одновременно и сосредоточенно, и восприимчиво. Афродита допускает отношения, которые равным образом затрагивают и ее, и предмет ее увлечений.

Архетип Афродиты побуждает женщин искать во взаимоотношениях скорее интенсивности, чем постоянства, ценить творческий процесс и быть открытой для изменений и обновления.

Чтобы лучше понять сущность каждой из богинь и их взаимоотношения с другими божествами, вначале следует рассмотреть их в мифологическом контексте. Такую возможность дает нам Гесиод. «Теогония», его главный труд, содержит сведения о происхождении богов и их «семейном древе».

Вначале, согласно Гесиоду, существовал Хаос. Затем появились Гея (Земля), мрачный Тартар (неизмеримые глубины подземного мира) и Эрос (Любовь). Могучая, плодоносная Гея-Земля родила сына Урана – голубое беспредельное Небо. Затем она сочеталась браком с Ураном и произвела на свет двенадцать титанов – первобытные природные силы, которым поклонялись в Греции в древности. По гесиодовской генеалогии богов, титаны были первой верховной династией, предками богов-олимпийцев. Уран, первая патриархальная, или отцовская, фигура в греческой мифологии, возненавидел своих рожденных от Геи детей и не позволял им выйти из ее чрева, тем самым обрекая Гею на страшные муки. Она призвала титанов помочь ей. Но никто из них, кроме самого младшего, Кроноса (у римлян – Сатурн), не решился вмешаться. Кронос откликнулся на мольбу Геи о помощи и, вооружившись полученным от нее серпом, стал поджидать Урана в засаде.

Когда Уран пришел к Гее и возлег с ней, Кронос взял серп, отрезал у отца гениталии и выбросил их в море. После этого самым могущественным из богов стал Кронос. Вместе с титанами он управлял Вселенной. Они породили множество новых богов. Одни из них представляли реки, ветры, радуги. Другие были чудовищами, олицетворяющими зло и опасности.

Кронос сочетался браком со своей сестрой – титанидой Реей. От их союза родилось первое поколение олимпийских богов – Гестия, Деметра, Гера, Гадес, Посейдон и Зевс. И снова патриархальный прародитель – на этот раз уже сам Кронос – попытался уничтожить своих детей. Гея предсказала, что ему суждено быть побежденным собственным сыном. Он решил этого не допустить и проглатывал всех своих детей сразу же после их рождения, даже не выясняя, мальчик это или же девочка. Так он поглотил трех дочерей и двух сыновей. В очередной раз забеременев, оплакивающая судьбу своих детей Рея обратилась к Гее и Урану с просьбой помочь ей спасти своего последнего ребенка и наказать Кроноса. Родители посоветовали ей удалиться на остров Крит и, когда наступит время родов, обмануть Кроноса, дав ему завернутый в пеленки камень. В спешке Кронос проглотил камень, думая, что это младенец.

Спасенного ребенка звали Зевсом. Позднее он сверг своего отца и стал править всеми богами и смертными. Выросший втайне от Кроноса, он впоследствии обманом заставил его извергнуть обратно своих братьев и сестер и вместе с ними начал длительную борьбу за власть над миром, закончившуюся поражением титанов и их заключением в мрачных безднах Тартара.

После победы над титанами три брата-бога – Зевс, Посейдон и Гадес – разделили между собой Вселенную. Зевс взял себе небо, Посейдон – море, Гадес – подземное царство. Хотя земля и Олимп, как предполагалось, были общими, тем не менее Зевс распространил свою власть и на них. Три сестры – Гестия, Деметра и Гера – согласно патриархальным греческим верованиям не имели существенных прав. Благодаря своим любовным связям Зевс стал отцом следующего поколения богов: Артемида и Аполлон (бог Солнца) – дети Зевса и Лето, Афина – дочь Зевса и Метис, Персефона – дочь Зевса и Деметры, Гермес (посланник богов) – сын Зевса и Майи, Арес (бог войны) и Гефест (бог огня) – сыновья законной супруги Зевса, Геры. Есть две версии происхождения Афродиты: согласно одной из них, она дочь Зевса и Дионы, в другом случае утверждается, что она предшествовала Зевсу. Благодаря любовному роману со смертной женщиной Семелой Зевс также стал отцом Диониса.

Мифология, посвященная описываемым нами греческим богам и богиням, является отражением исторических событий. Это патриархальная мифология, возвеличивающая Зевса и героев. В ее основе – столкновение людей, исповедовавших веру в материнское начало, с захватчиками, которые поклонялись воинственным богам и создавали основанные на мужском начале религиозные культы.

По оценкам ученых, культура Старой Европы сформировалась по крайней мере за пять (а возможно, и за двадцать пять) тысяч лет до того, как возникли патриархальные религии. Эта матриархальная, оседлая и миролюбивая культура была связана с землей, морем и культом Великой Богини. Сведения, собранные по крупицам в ходе археологических раскопок, показывают, что общество Старой Европы не знало имущественного и социального рас слоения, в нем царило равноправие. Старая Европа была разрушена в ходе вторжения полукочевых, иерархически организованных индоевропейских племен с севера и востока. Захватчики были воинственными, равнодушными к искусству людьми патриархальных нравов. Они с презрением относились к порабощенному ими более развитому в культурном отношении коренному населению, исповедующему культ Великой Богини, известной под многими именами, например Астарта, Иштар, Инанна, Нут, Исис. Ей поклонялись как животворящему женскому началу, глубоко связанному с природой и плодородием, ответственному как за созидательные, так и за разрушительные проявления силы жизни. Змея, голубь, дерево и Луна – священные символы Великой Богини. До появления патриархальных религий полагали, что Великая Богиня бессмертна, неизменна и всемогуща. Она брала себе любовников не для того, чтобы у ее детей был отец, но исключительно для собственного наслаждения. Боговмужчин не было, а в контексте религиозного культа не существовало такого понятия, как отцовство.

Великую Богиню свергли с престола в ходе следующих одна за другой волн вторжений индоевропейцев. Авторитетные исследователи датируют начало этих волн между 4500 и 2400 гг. до н. э. Богини не исчезли совсем, а вошли в культы захватчиков на второстепенных ролях.

Захватчики навязали свою патриархальную культуру и свой воинственный религиозный культ завоеванному населению. Великая Богиня в различных своих ипостасях стала играть подчиненную роль супруги богов, которым поклонялись завоеватели. Силы, первоначально принадлежавшие женскому божеству, были отчуждены и переданы божеству мужскому. Впервые в мифах появилась тема изнасилования; возникли мифы, в которых герои-мужчины убивали змей – символ Великой Богини. Атрибуты Великой Богини были поделены среди многих богинь.

Великая Богиня, как в разбитом зеркале, отразилась во многих меньших богинях: Гера получила обряд священного брака, Деметра – мистерии, Афина – змею, Афродита – голубя, Артемида – функцию хозяйки дикой природы.

Окончательное низвержение Великой Богини произошло позднее, с приходом иудаизма, христианства и мусульманства. Мужское божество заняло главенствующее положение. Женские богини постепенно отодвинулись на задний план; женщины в обществе последовали их примеру.

Великой Богине поклонялись как Создательнице и Разрушительнице, ответственной за плодородие и катаклизмы. Великая Богиня все еще существует как архетип в коллективном бессознательном. В психиатрической практике есть такой удивительный пример. Молодая мать после родов отождествила себя с Великой Богиней в устрашающем ее аспекте. Вскоре после рождения ребенка она пережила психоз. Эта женщина пребывала в состоянии депрессии, видела галлюцинации и винила себя в том, что поглотила мир. Она расхаживала по больничной палате, несчастная и жалкая. Когда к ней пришел психиатр, она рассказала, что «жадно съела и разрушила мир». В течение беременности она отождествляла себя с Великой Богиней в ее положительном аспекте Создательницы, однако после родов почувствовала, что имеет власть разрушить все, что было ею создано, и сделала это. Ее эмоциональная убежденность была столь велика, что она игнорировала очевидность того, что мир по-прежнему существует как ни в чем не бывало.

Этот архетип актуален также и в его позитивном аспекте. Например, образ Великой Богини как животворящей силы овладевает человеком, убежденным, что его жизнь зависит от сохранения связи с определенной женщиной, которая ассоциируется с Великой Богиней. Это довольно распространенная мания. Иногда мы видим, что потеря такой связи настолько опустошительна, что приводит человека к самоубийству.

Архетипу Великой Богини присуща сила, которой обладала сама Великая Богиня в те времена, когда ей действительно поклонялись. И потому из всех архетипов именно этот в состоянии оказывать наиболее сильное воздействие. Этот архетип способен вызывать иррациональные страхи и искажать представления о реальности. Греческие богини были не столь могущественны, как Великая Богиня. Они более специализированны. Каждая из них обладала собст венной сферой влияния, и их силы имеют определенные пределы. В женских душах греческие богини также не столь могущественны, как Великая Богиня; их способность эмоционально подавлять и искажать восприятие окружающей действительности гораздо слабее.

Из семи греческих богинь, представляющих главные, самые общие архетипические модели женского поведения, наиболее влиятельны Афродита, Деметра и Гера. Они гораздо теснее связаны с Великой Богиней, чем остальные четыре богини. Афродита – ослабленный вариант Великой Богини в ее ипостаси богини плодородия. Деметра – уменьшенная копия Великой Богини как Матери. Гера – лишь эхо Великой Богини как Повелительницы небес. Однако, хотя каждая из них «меньше» Великой Богини, вместе они представляют те силы в душе женщины, которые становятся неодолимыми, когда требуют отдать им должное.

Женщины, на которых воздействует любая из этих трех богинь, должны учиться сопротивляться, поскольку слепое следование повелениям Афродиты, Деметры или Геры может неблагоприятно сказаться на их жизни. Подобно самим богиням Древней Греции, их архетипы не обслуживают интересы и взаимоотношения смертных женщин. Архетипы существуют вне времени, им нет дела до жизни женщины или ее нужд.

Три из оставшихся четырех архетипов – Артемида, Афина и Персефона – это богини-дочери. Они удалены от Великой Богини еще на одно поколение. Соответственно как архетипы они не обладают такой же поглощающей мощью, как Афродита, Деметра и Гера, и влияют главным образом на особенности характера.

Гестия, самая старшая, мудрая и наиболее почитаемая богиня среди всех, полностью сторонилась власти. Она представляет духовную составляющую жизни, которую следует чтить каждой женщине.

Греческие богини – это женские образы, которые живут в человеческом воображении уже более трех тысячелетий. Они олицетворяют женские устремления; в них воплощены поведенческие модели, которые исторически не дозволялись женщинам. Греческие богини прекрасны и сильны. Они следуют исключительно собственным побуждениям, не зная диктата внешних обстоятельств. Как архетипы они способны определять и качество, и направленность жизни женщины.

Эти богини отличаются друг от друга. У каждой из них есть свои положительные и свои потенциально отрицательные свойства. Мифология показывает, что именно для них важно, и в метафорической форме говорит нам о возможностях похожих на них женщин.

Греческие богини Олимпа, каждая из которых уникальна, а некоторые из них даже враждебны друг другу, представляют собой метафору внутреннего разнообразия и внутренних конфликтов женщины, тем самым проявляя ее сложность и многогранность. В каждой женщине потенциально присутствуют все богини. Когда несколько богинь сражаются за господство над женщиной, ей необходимо самой решить, какие аспекты ее сущности и в какое время будут доминирующими, иначе она будет метаться из крайности в крайность.

Греческие богини, как и мы, жили в патриархальном обществе. Боги-мужчины управляли землей, небом, океаном и подземным царством. Каждая богиня приспособилась к такому положению дел по-своему – кто посредством обособления от мужчин, кто благодаря присоединению к мужчинам, кто посредством ухода в себя. Богини, ценившие патриархальные взаимоотношения, были уязвимы и относительно слабы в сравнении с мужчинами-богами, которые властвовали в сообществе и могли отказывать им в их желаниях. Таким образом, греческие богини воплощают жизненные модели женщины в патриархальной культуре.

Рассмотрим теперь взаимоотношения мужского и женского с точки зрения изложенных в предыдущих главах принципов. Разделение на ян и инь – эта форма проявления Абсолюта. Отсюда реальность существует между двумя полюсами – мужским и женским. Другими словами, все сущее представляет собой всевозможные сочетания мужского и женского.

Свойство проявляется в сравнении с другим, отличным. Для проявления инь необходимо присутствие ян; соответственно ян проявляется в иньском окружении. Существо вать в определенном качестве означает находиться в сфере противоположного. Ян всегда находится внутри инь, в свою очередь инь – внутри ян. Поэтому в целом женщина живет в мужском мире, для мужчины внешний мир представляется женским.

Если с одного полюса мир представляется женским, а с другого – мужским, чем тогда является так называемая объективная реальность? Стрелки часов с прозрачным циферблатом вращаются в противоположных направлениях в зависимости от того, с какой стороны мы на них смотрим. Посмотреть на прозрачный циферблат с противоположной стороны равносильно отражению в зеркале. (Вспомним иллюзию бесконечности, возникающую между двумя параллельными зеркалами.) Слоеный пирог реальности состоит из бесчисленных взаимных отражений мужского и женского. При этом правое становится левым. Проявления подобных инверсий можно проследить на разных уровнях: застежки на одежде, направление письменности, православное и католическое крестное знамение, правополушарное и левополушарное восприятие.

Люди принадлежат к конкретному полу, определяющему основные стереотипы поведения. Однако внутри себя каждый человек содержит множество взаимопроявляющих иньских и янских качеств. Эта внутренняя многослойность позволяет взаимодействовать с миром на различных уровнях. Человек различает нечто внешнее, узнавая это в себе. Невозможно различить то, о чем не имеешь представления.

Объективность представлений о мире подразумевает не только реальность существования, но и тождественность восприятия. Если каждый воспринимает реальность по-своему, какова эта реальность «на самом деле» и есть ли она вообще? Воспринимаемый мир может быть и иллюзией. Но факт жизни вполне реален. Возможно, надо искать не объективность, а собственную точку зрения в соответствии со своим предназначением. Воспринимать мир по-разному означает находиться по отношению к нему в различных точках. Множество отличий и формирует Единое. Если бы все люди имели абсолютно тождественное представление о мире, он перестал бы существовать, свернувшись в точку. Выделение себя из мира (дифференциация) означает жизнь, полное слияние с миром (интеграция) означает смерть. На уровне атомов при этом ничего не изменяется.

Множество индивидуальных отличий, составляющих Единое, подразумевает множество путей соединения с Единым, которые и формируют пространство жизни. Религии группируют людей, находящихся рядом в пространстве жизни, указывая им единый путь. Можно сказать, что религии, каждая в своей полосе, осуществляют резонансную настройку единичных эманаций человеческих жизней. С этой точки зрения переход к единой религии мог бы способствовать большему энергетическому резонансу, но одновременно он бы означал процесс сворачивания пространства жизни.

Еще одна важная цитата – из Рене Генона из «Очерков о традиции и метафизике»: «…бытие и знание о бытии есть в принципе одно и то же; это два, если можно так сказать, неотделимых аспекта одной-единственной реальности, которые уже нельзя различить на уровне “недвойственности”». То есть качество жизни даже в обыденных, бытовых проявлениях напрямую связано с уровнем представлений о мире. При этом любые межличностные отношения являются проявлением всеобщего взаимодействия ян и инь. Отношения между мужчиной и женщиной складываются в соответствии с их системами представлений об этом взаимодействии. Системы же представлений заведомо различны, поскольку женщина живет в мужском мире, а мужчина – в женском.

В теории внутреннего Творения дискретная единица информации определяется порогом чувствительности. Соответственно дискретную единицу жизни можно определить как минимально различимое отличие между мужским и женским. Как только это отличие становится различимым, появляется стремление его убрать, слиться с Единым. Так рождается желание – перводвигатель жизни. Жизнь появляется в интервале между появлением отличия и его исчезновением, что соответствует рождению и смерти. Внутри этого исчезающе малого интервала из первичного стремления возникают все формы движения. С появлением движения начинают существовать пространство и время как меры движения и разворачивается физическая реальность. Желание проявляется как стремление индивидуального к слиянию с Единым, что порождает новую жизнь и в то же время приводит к смерти. В каком-то смысле небытие, смерть является тем заброшенным вперед грузом, за которым тянется ниточка жизни.

Возможно, причиной гомосексуализма, в том числе латентного, является подсознательная попытка отождествить себя с миром (ян – в янском мире, инь – в иньском), уходя от противопоставления, от конфликта. Рождение новой жизни, продолжение Творения, при этом становится невозможным. Приведем классификацию женских архетипов, способствующих проявлению определенных мужских установок. Систематизация объединяет в себе греческую мифологию, тезис о «верхе» и «низе», заимствованный у М. Кундеры («Бессмертие»), и идею К. Кастанеды об особой связи естественного пути женщины с определенным направлением ветра – с четырьмя сторонами света.




Конец ознакомительного фрагмента.


Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/chitat-onlayn/?art=70535227?lfrom=390579938) на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.