Главная страница | Современная русская литература | Инцидент. Сборник рассказов

Инцидент. Сборник рассказов
Алексей Николаевич Загуляев
В этот сборник вошли рассказы разного жанра, уже знакомые читателю по отдельным публикациям. Однако все их объединяет атмосфера тайны и излюбленный приём автора – оставить напоследок неожиданный поворот. Здесь вы найдёте и мистическую городскую легенду ("Беглецы"), и романтику приключений ("Неожиданное наследство"). Человеческое коварство ("По закону волка", "Волки") непременно будет соседствовать с бескорыстием ("Инцидент") и любовью ("Рыжик"). Трудный поиск счастья приведёт к неожиданным результатам ("Невеста на вечер"), а ошибки прошлого заставят раскаяться ("Слипь").

Алексей Загуляев
Инцидент. Сборник рассказов

Волки
На вторую годовщину совместной супружеской жизни Андрей с Полиной решили не устраивать никаких пышных торжеств. В прошлом году они наприглашали кучу гостей, и в результате всё получилось не очень приятно: у Полины всю ночь ломило лицо и зубы оттого, что приходилось насиловать себя улыбкой, а у Андрея пропал из кабинета важный документ, который он забыл запереть в сейф.
Полина первой предложила отпраздновать в этот раз событие по-тихому, в самом узком кругу. Даже родителей решили не приглашать.
– Может, – промолвил Андрей, – вообще только вдвоём?
Вид у него при этом был такой, что согласись с ним сейчас Полина, то он наверняка обидится. Да ей и самой не хотелось такого чрезмерно узкого круга.
– Ну нет, – сказала она. – Это было бы странно. Давай хотя бы Наталью пригласим.
Натальей звали лучшую подругу Полины. Они с ней были ровесницы – обеим весной исполнилось двадцать два. «Лучшей» Полина считала свою подругу не потому, что это было и в самом деле так, а потому, что она была единственной, с кем удалось наладить более-менее близкие отношения.
Так получилось, что Андрей оказался старше Полины на девятнадцать лет – осенью ему стукнуло бы сорок один. И в силу этого все его более-менее близкие знакомые были представителями другого поколения, ни интересов которого, ни взглядов на жизнь Полина не разделяла. Страшно подумать, но они в детстве застали ещё последние годы существования СССР, в живую слышали Цоя, а некоторые, что постарше, вместе с особо отчаянными громили на московских улицах легковушки во время путча. Когда разговоры таких гостей заходили о прошлом, Полина совершенно переставала понимать, что их в том времени так притягивает и восхищает. На неё подобные экскурсы в прошлое навевали тоску.
Супруг её был человеком, мягко говоря, не бедным. Первоначальный капитал скопил для него отец, челноча в девяностые между Турцией и «Черкизоном». В начале нулевых, бросив учёбу в институте, Андрей продолжил дело отца, но, быстро сообразив, в какую сторону подул ветер, несколько сменил направление отцовского бизнеса – открыл швейное предприятие, которое через десять лет превратилось в немаленькую компанию. Помимо текстиля, Андрей взялся ещё за цветмет, а потом за малогабаритное строительство, так что к тому времени, когда они познакомились с Полиной, человеком он был состоятельным и серьёзным. Полина училась тогда на третьем курсе экономического, и у неё даже имелся парень, к которому она испытывала глубокие чувства. Правда, в то время о глубине этих чувств Полина ещё не подозревала. Звали этого парня Богдан. Как получилось, что Полина бросила Богдана и оказалась женой Андрея, трудно было понять и ей самой. Словно на какое-то время она ослепла и лишилась разума, и в себя пришла только на следующий день после первой брачной ночи со своим новым избранником. До этого они очень сильно поругались с Богданом. Теперь Полина не помнила во всех подробностях причин их размолвки. Но обиделась она на своего парня серьёзно. В расстроенных чувствах оказалась в ночном клубе, выпила лишнего. К ней стали клеиться какие-то незнакомые мужчины. И за девушку вступился Андрей. В свои тридцать девять он показался Полине настоящим героем из боевика – мужественные черты лица, смелость, умение преподнести себя с самых лучших сторон. Нельзя сказать, что Полина влюбилась в него с первого взгляда. Но увлеклась очень сильно. Девушкой она была красивой и неглупой. И Андрей решил – это то, что ему нужно. Один раз он уже был до этого женат. Но то случилось по молодости, прожили они с первой женой только полтора года, не успев даже завести детей. У Полины, даже если бы она и проявила строптивость, шансов уйти от настойчивых ухаживаний Андрея всё равно не было. Если Андрей чего-то хотел получить, то это он, как правило, всегда получал. Обида Полины на Богдана быстро прошла. Через неделю после знакомства с Андреем она помирилась со своим теперь уже бывшим парнем. Ей даже нравилось какое-то время это двойственное положение между вниманием со стороны Богдана и со стороны Андрея. Однако это совсем не устроило последнего. И ещё больше Богдана. Узнав о такой игре, Богдан посчитал Полину безответственной, легкомысленной и несправедливой и предложил ей определиться со своим выбором. Даже спустя два года она не понимала, что тогда на неё нашло. Но она посчитала себя чуть ли не благородной дамой, за сердце которой Богдан и Андрей непременно должны были скрестить свои копья на рыцарском турнире. Как такое вообще могло придти ей в голову?! Какие рыцари? Какие турниры? Если бы Богдан попытался соперничать с Андреем, то, как минимум, ему в итоге пришлось бы бежать из города, поскольку возможности Андрея повлиять на любую ситуацию были неизмеримо выше. Разумеется, никаких копий никто скрещивать не стал. Богдан просто затаился в новой обиде, ожидая, какое решение примет Полина, а Андрей, словно не замечая никаких помех намеченным планам, продолжал охмурять Полину своей харизмой, совместными поездками за границу и знакомствами со знаменитостями, которых имел возможность приглашать на корпоративы. Разумеется, такой активный подход оказался в итоге куда более результативным, и уже в сентябре, спустя четыре месяца после их знакомства, случилась свадьба. И с тех пор Полина больше не виделась с Богданом, не представляя, как в дальнейшем сложилась его судьба.
Институт она закончила как раз в этом году, так что был ещё один повод, помимо годовщины свадьбы, устроить маленький праздник.
– Давай Наталью, – согласился с предложением Полины Андрей. – Только это странновато будет выглядеть, если я окажусь один в компании двух очаровательных женщин. Насколько я знаю, у неё сейчас нет парня?
– Нет.
– Тогда пригласим Антона. Мне думается, он в Наталью немного влюблён, поэтому не откажется.
– Вот как? Он сам тебе об этом сказал?
– Да нет конечно. Просто мои наблюдения. Могу и ошибаться. Но ещё один мужчина нам точно не помешает.
– Хочешь вечеринку только на четверых?
– Не будем плодить сущности, – уверенно произнёс Андрей. – Я домик сниму в лесу. Там абсолютная глушь, никто нас не побеспокоит. Знаешь, как в Скандинавии. Там такие домики популярны.
– Было бы здорово, – согласилась Полина. Она и правда устала от городской суеты. И от курортов устала. Хотелось уединиться небольшой компанией где-нибудь на задворках мира и пожить спокойно хотя бы денька два.
– Тогда решено, – подытожил Андрей. – Надеюсь, что Наталья и Антон будут не против.
***
Когда Богдану стало известно о предстоящей свадьбе Полины, он долго не мог в это поверить. Надеялся, что всё это какая-нибудь шутка, целью которой было ещё больше его позлить и заставить первым сделать шаг к примирению. Когда он наконец решил проверить достоверность витавших вокруг слухов, то пришёл в ужас – Полина и в самом деле собиралась замуж! И обидным был не столько этот её отчаянный шаг, сколько выбор будущего супруга. Богдан неплохо знал, кто такой Андрей и что он из себя представляет – когда-то пришлось поработать на одном из его текстильных предприятий в охране. Это был последний человек, с которым Богдан захотел бы иметь хоть какое-нибудь дело. Делец до мозга костей, он не интересовался ничем, кроме денег и власти. Поговаривали, что метил даже в госдуму, для чего нужно было формально выйти из бизнеса, то есть, другими словами, переписать его на кого-то из близких, кому он всецело мог доверять. Неужели выбрал на эту роль Полину? Ведь есть же отец. Почему не ему? Внутрисемейная конкуренция? Возможно. Да мало ли тараканов в головах у этих людей. В масштабах области Андрей был, конечно же, мелкой сошкой. Но у всякой мелкой сошки – и это Андрей знал наверняка – амбиций, как правило, даже больше, чем у любого по-настоящему крупного игрока. Что вообще могла найти в нём Полина? Богдан слишком хорошо её знал, чтобы подумать, что и у неё был какой-то расчёт. Нет. Она была из другого теста. Поэтому поступок Полины никак не укладывался в рациональное поведение, а напротив, это казалось просто временным помешательством. Эти люди несовместимы, между ними нет и не может быть ничего общего. Совершенно ничего.
Богдан пытался дозвониться до Полины, чтобы выяснить причины её поступка, но она не брала трубку. Или занесла его в чёрный список? Он пробовал звонить с другой симки – результат был таким же. Он даже приходил к ней домой. Но родители сказали, что по этому адресу дочь давно не живёт, а что касается её выбора, то это не их дело, она девочка взрослая, пусть решает свою судьбу сама. Впрочем, они хотя бы выразили по этому поводу своё сожаление, тоже не понимая, почему Полина вздумала выходить замуж за этого страшного человека. Так и сказали – страшного. Против Богдана они никогда ничего не имели, и, если бы выбор дочери пал на него, то они искренне этому были бы рады. В отчаянии Богдан поехал к Андрею, чтобы поговорить с ним с глазу на глаз. Но встретила его только охрана. Позвонили хозяину, получили какие-то распоряжения, запихали Богдана в «джип» и, вывезя за город, избили до полусмерти.
В себя Богдан пришёл только под утро. Кое-как смог добраться до дома и потом отлёживался целую неделю, прежде чем выйти из квартиры. А когда вышел и купил новый мобильник (старый у него сломали охранники), то от знакомых узнал, что роковая свадьба уже состоялась.
Ещё больше недели он провёл в полном одиночестве, заперевшись у себя дома. С работы его, разумеется, уволили, поскольку он не появлялся там почти месяц. Нечеловеческими усилиями Богдан заставил себя жить дальше. И только теперь со всей силою осознал, насколько сильно любил Полину и насколько глупыми были причины, из-за которых они расстались. Он не знал, что ему теперь делать. Оставаться и дальше в городе, зная, что его любимая девушка находится где-то рядом, ездит с ним по одним дорогам, ходит в те же магазины, но при этом словно существует в недоступной параллельной вселенной, он не мог. Если бы остался, то не было бы никаких гарантий, что он не совершит какого-нибудь безумия, которое погубит либо его, либо Андрея, либо, не дай Бог, Полину. Необходимо было остыть и привести свои мысли в порядок. А для этого надо быть как можно дальше от этого города. Одно он знал наверняка – то, что этот брак, заключённый по неподдающимся здравому смыслу причинам, неизбежно рассыплется как карточный домик. Пусть и не сразу, а спустя годы, но произойдёт именно так. Тогда-то они с Полиной и смогут во всём разобраться. Но никак не раньше. Упрекая себя в малодушии, Богдан всё-таки понимал, что другого решения в ближайшее время найти ему не удастся.
Для бегства Богдан подыскал себе самый разумный способ – устроился егерем в один из сибирских заповедников. Желающих получить эту вакансию оказалось настолько мало, что его взяли без особых проблем. Помимо лицензии на оружие, у него имелся немаленький стаж работы охранником. Этого оказалось достаточно. Все нюансы ему объяснили на месте.
Через месяц Богдан вполне освоился на новой работе. Жил он в довольно приличном домике, хотя и в такой глуши, куда можно было добраться только на вертолёте. Контракт он заключил на полтора года. Времени, чтобы обо всём подумать, было более чем достаточно.
Уже к весне первого года Богдан настолько вжился в свою новую роль, что все былые страсти казались теперь если не смешными, то, по крайней мере, дикими и далёкими от разумности. Тайга накладывала свой отпечаток. Отсюда не только его прошлая жизнь, но и весь якобы цивилизованный мир виделся каким-то искажением истинных смыслов. Он, пожалуй, остался бы здесь и ещё на несколько лет, если бы не одно «но». Любовь к Полине никак не хотела уходить из сердца. Она тлела жарким угольком в душе Богдана, пульсировала, сладкими волнами разливаясь по всему телу. Отчего-то он был уверен, что всё встанет рано или поздно на свои места. Просто нужно время. И он затаился, как зверь, с этим своим чувством. Среди вековых елей и сосен, среди болот, среди звуков истинной жизни. Затаился и ждал, всё больше растворяясь в ночном небе, в запахе хвои, в шуме ветра, в криках совы и в далёком вое волков. Вместе с ним несла службу собака по кличке Рама – огромный пёс, добрый в душе и знавший лес лучше, чем любой егерь.
Так и пролетели полтора года, медленно набирая свой ход вначале и стремительно ускорившись под конец контракта.
В июле Богдан вернулся наконец в город. У знакомых и приятелей, успевших забыть о его существовании, узнал, что Полина по-прежнему живёт с супругом в его доме, что детей у них пока нет, но особой информацией знакомые, в сущности, и не обладали. До августа Богдан колесил по городу в надежде где-нибудь случайно столкнуться с Полиной. Но так ни разу с ней и не встретился. В этот раз он предпочёл не лезть на рожон, а дождаться удобного случая. Рано или поздно этот случай должен был произойти. Так оно и вышло. Но это было чуть позже, после того, как Полина, Андрей, Наталья и Антон убыли в лесной домик, чтобы там отпраздновать годовщину.
***
Оказалось, что до домика ехать больше двухсот километров. По шоссе неслись быстро, но когда свернули на лесную дорогу, то последний участок пришлось преодолевать около двух часов. Дорога долго петляла по лесу по едва заметной, поросшей травой тропе. Потом путь перегородила болотная протока метров тридцати шириной. Всю поклажу из машины пришлось перегружать в лодку, которая была предусмотрительно причалена к берегу. Вещей набралось не так уж и много: еда на два дня, бутылки со спиртным, лимонадами и водой, сменная одежда, дождевики. Андрей сказал, что всё основное и самое необходимое имеется в доме.
Хотя лодка была достаточно вместительная, вчетвером вместе с поклажей перебраться на другой берег виделось затеей проблематичной. Наталья проявляла какую-то особенную активность. То ли ей не терпелось оказаться в доме, то ли что-то не так было с её самочувствием. Её явно знобило. Она оказалась в лодке самой первой, и Андрей предложил, чтобы сначала с вещами к домику перебрались они с Натальей, а потом он уже вернулся бы за Артёмом и Полиной. Никто не придал такому плану особенного значения, и потому молча согласились с предложением Андрея. Погрузили баулы в лодку, и Андрей с Натальей отплыли.
Удалившись метров на десять от оставшейся у машины пары, Андрей посмотрел на Наталью и устало улыбнулся.
– Ну как ты? – спросил он. – С тобой всё в порядке?
Наталья поёжилась.
– Честно говоря, – сказала она, – нервы уже на пределе. Боюсь сорваться.
– Всё хорошо. Расслабься. Ты начинаешь меня пугать. Осталось пережить ночь и утро, и всё закончится.
– Время будто остановилось. – Наталья помотала головой. – Ты уверен, что яд сработает?
– Человек, который мне его дал, отличный специалист. Обещал, что всё произойдёт быстро и безболезненно для неё. И следов не останется уже через пару часов. Я ему доверяю.
– Боже! – воскликнула Наталья, уткнувшись лицом в ладони.
– Перестань! – прикрикнул Андрей. – Другого выхода у нас нет. Нужно идти до конца. Ты готова?
– Да-да. Я готова. Прости. Совсем расклеилась. Я возьму себя в руки. Обещаю.
– Уж постарайся. Не забудь только в нужное время выпить противоядие. Возможности напомнить потом не будет.
– Не забуду. Я же не совсем дура.
– Держись. Приехали.
Лодка уткнулась в рыхлый торфяной берег.
Вдвоём они молча вытащили вещи. До домика от протоки оставалось идти ещё метров сто; крыша его была видна из-за ряда невысоких кедров на западе, куда уверенно клонилось сверкающее ярким золотом солнце.
Они взвалили на себя половину вещей и направились к дому. Наталья была несколько крупнее Полины и чуть выше ростом. В своё время она всерьёз увлекалась туризмом, поэтому таскать тяжести было для неё делом привычным.
Скандинавский домик выглядел весьма экзотично. Достаточно просторный, с узкой верандой по всему периметру и с передней стеной, целиком состоящей из толстого стекла.
– Больше похож на автобусную остановку для троллей, – заметила Наталья, успевшая, судя по всему, придти в себя.
– Сделано в Дании, – сказал Андрей. – В нашей реальности смотрится, конечно, диковато. Но внутри удобно. Днём прохладно, а ночью тепло. Есть шикарный камин.
– Ты уже был здесь?
– Был. Прочесал местность. Проверил дом и окрестности на наличие камер. Мало ли.
– Не нашёл?
– Камер нет.
– А там что за постройка? – Наталья показала рукой в сторону от дома.
– Что-то типа сарая, – ответил Андрей. – Всякое барахло хранится. Один раз заходил. Вряд ли его содержимое нам понадобится. Но кое-что я там спрятал для себя на всякий случай.
– Что?
– Да не суть, – мотнул головой Андрей. – Мелочь. Ты располагайся пока. – Он отпер дверь дома. – А я поеду за остальными.
– Хорошо, – сказала Наталья и зашла внутрь.
Андрей, нахмурившись, направился к лодке.
Этому странному диалогу, случившемуся между ним и Натальей, предшествовало много событий. Его скоропалительная женитьбы на Полине имела последствия, которых он никак не мог предугадать. Поначалу Полина ему нравилась. Не то чтобы он влюбился в неё – это чувство уже много лет было ему не знакомо, – но просто посчитал удачной кандидатурой на роль новой жены, на чьё имя можно было бы переписать часть своего бизнеса, когда депутатские дела пойдут в гору. В гору они пошли, но неожиданно открылись заманчивые перспективы и в фирме. О таких масштабах он никогда даже не помышлял. Деньги потекли рекой, предложения и контракты сыпались к ногам, как новогодний снег. В самую пору было бы отказаться от своих депутатских амбиций и сосредоточиться исключительно на работе, но Андрей понимал, что Фортуна повернулась к нему лицом как раз потому, что он устремился в думу и имел реальные шансы там оказаться. Многим был нужен свой человек в таком месте, потому и обратили на него внимание серьёзные люди.
Узнав Полину получше и как бы между прочим обмолвившись с ней далеко идущими планами, Андрей понял, что она не горит желанием сделаться пусть и фиктивной, но всё-таки бизнес-леди. Ей хотелось совсем другого. Несмотря на свою более-менее рациональную натуру, Полина мечтала о полноценной семье с детьми и со всем из этого вытекающим. Но Андрей с детьми не спешил. Пока он даже и слушать об этом не собирался. Да и собственных своих родителей Полина до сих пор не могла убедить в правильности своего выбора – они упорно не хотели налаживать отношения с Андреем, ограничиваясь немногочисленными и немногословными встречами по тем поводам, которые никак нельзя было игнорировать. Чувства её к Андрею несколько подостыли. И тот понял это уже через год их совместной жизни. Из разговоров с её самой близкой подругой – Натальей – Андрей узнал, что супруга всё чаще вспоминает теперь Богдана и даже временами жалеет о том, что бросила его и вышла замуж за нелюбимого человека. Так и говорила – за нелюбимого. Эти его беседы с Натальей происходили всё чаще. Эта женщина, будь она его женой, была бы куда более подходящей на ту роль, которую Андрей уготовил Полине. Наталья это тоже вполне осознавала. Быстро сообразив что к чему, она начала вести собственную игру, всё крепче привязывая к себе растерявшегося на миг Андрея. И тот поддался. Последней каплей стала новость о том, что Полина якобы проговорилась подруге о своём желании развестись и прибрать себе часть имущества, положенного ей по закону. Но она уже и без того зашла за ту черту, из-за которой у неё не было пути назад. Андрей не отпустил бы её ни при каких условиях – ни с имуществом, ни без. Он чувствовал себя униженным, а, будучи собственником каждой клеточкой своего существа, не мог позволить Полине быть чьей-то, кроме него самого. Конечно, Наталья могла что-то и придумывать от себя, украшать недостающими деталями вероломные планы своей подруги. Но Андрей в своём эгоистическом порыве был ослеплён настолько, что уже не мог думать и рассуждать здраво. Развод мог бы поколебать с таким трудом налаженный бизнес. Этого Андрей не мог допустить. Выборы были на носу. Медлить нельзя. И они вместе с Натальей решились на преступление. К тому же Андрей узнал, что месяц назад вернулся в город Богдан. А это не могло быть простым совпадением. Полина точно что-то надумала, и Богдан наверняка был с ней в сговоре. И в голове у Андрея созрел этот ужасный план, с которым согласилась и Наталья. Тучи начинали сгущаться, вот-вот грозя разразиться бурей.
***
Андрей перевёз Полину с Артёмом, сказав, чтобы они шли в дом, а сам он задержится – нужно сложить вёсла и привязать лодку.
В доме уже вовсю хозяйничала Наталья: постелила на стол скатерть, расставила посуду, вынула из сумок продукты, из которых предстояло готовить ужин. Полина тут же к ней подключилась. Настроение у неё поднялось – всё же здорово вот так собраться в тесной компании и поговорить по душам за бокалом хорошего вина. На сердце у неё не зародилось никакой тревоги, и никакие предчувствия не теснили её душу.
О разводе последние пару месяцев Полина хоть и задумывалась, но рассказывать об этом не собиралась даже лучшей подруге. Всё-таки это всего лишь мысли – да мало ли чего может придти в голову. Так что Наталья выдумала всё это от начала и до конца, впрочем, раньше других уловив женским чутьём первые флюиды сомнений, принявшиеся с некоторых пор тревожить Полину.
На плите уже шкворчала еда, а в камине занялись огнём первые поленья, заблаговременно приготовленные для гостей, когда наконец вернулся от протоки Андрей.
– Ты чего так долго? – спросил Антон.
– Сигареты забыл в машине, – ответил Андрей. – Пришлось возвращаться. И мне ещё показалось… – он замолчал на секунду.
– Что? – встрепенулась Наталья, так что даже нож выпал у неё из руки и громко зазвенел, ударившись о кафельный пол.
– Показалось, – продолжил Андрей, – то ли человек промелькнул за деревьями с краю леса, то ли животное. Я не успел рассмотреть толком.
– Этого ещё не хватало, – недовольно промолвила Наталья. – Уж лучше волки, чем люди.
– А здесь что, водятся волки? – в свою очередь встревожилась Полина.
– Говорят, иногда заходят, – ответил Андрей. – Но я не видел и не слышал.
– А как ты мог видеть, если мы здесь всего-то полчаса?
Андрей не успел ничего ответить, как в ту же секунду послышался вой, совсем близко, будто в самом доме.
Все, включая Андрея, вздрогнули.
Антон, сидевший возле камина, засмеялся.
– Антоха! – крикнула на него Наталья. – Это ты что ли? Ну ты дурак!
На эту шутку Антона отчего-то никто больше не рассмеялся.
– Да чего вы все напряжённые-то такие? – сказал Антон. – Расслабьтесь. Ну даже если и волки – нам-то что? Мы в домике. Камин, ужин, вино. Что вы как дети малые? В чёрном-чёрном лесу, в чёрном-чёрном доме чёрной-чёрной ночью… У-у-у, – снова завыл Антон.
– Идиот, – чуть слышно проговорила Наталья, подняла с пола нож и бросила его в раковину. – Мужик ещё какой-то придёт, – добавила она уже громко. – Примета такая, если упал нож.
– Чёрный-чёрный мужик, – не унимался Антон.
– Ага. – Наталья ухватила за хвост не порезанную ещё рыбину. – Я те щас по чёрной-чёрной башке да вот этой чёрной-чёрной селёдкой.
– Всё-всё, сдаюсь. Не убивайте меня.
Наталья с Андреем переглянулись.
Через полчаса стол был накрыт. Компания расселась по стульям и откупорила первые бутылки. Антон спиртного не пил. Для него купили безалкогольного пива. Остальные же налили себе «Мартини», произнесли тост за вторую годовщину супружеской жизни и опустошили бокалы.
После третьего тоста все наконец расслабились, насколько это вообще было возможно. Темы для разговоров стали находиться сами собою. Обсудили плюсы и минусы семейной жизни, слегка попытали Антона относительно его планов тоже создать ячейку общества, чуть-чуть затронули работу и даже перспективы Андрея на предстоявших осенью выборах. Все больше отшучивались, нежели говорили всерьёз.
За огромной стеклянной стеной стемнело, и по всему периметру веранды стали загораться жёлтые фонари. Пространство словно увеличилось вдвое, отражая в стекле, как в зеркале, стол и собравшихся за ним гостей. Если бы среди этой компании оказался вдруг посторонний, то ему и в голову не пришло бы, что в этот момент совершается самое настоящее преступление. С каждым выпитым Полиной бокалом приближалась трагедия, избежать которой было уже невозможно. По крайней мере, в этом был уверен Андрей, настроение которого, вопреки переживаниям, поднималось. И только Наталья продолжала в душе тревожиться, будто не веря в реальность происходящего. Слишком уж обыденно выглядело убийство, на которое они с Андреем решились.
***
Компания просидела за столом до двух часов ночи. Всё шло настолько гладко, что Андрей с Натальей начинали периодически забывать о том, что здесь готовится на самом деле. Антон особенно проникся дружеской, как ему казалось, атмосферой, хотя, в отличие от других, был абсолютно трезв. Над его шутками теперь охотно смеялись. В общем, любой, кто посмотрел бы со стороны, мог бы с уверенностью сказать, что компания собралась душевная. Однако к двум часам ночи их пыл начал угасать. Дрова в камине закончились, а выходить на улицу за новой порцией никому не хотелось. И все решили, что пора спать. Андрей искоса поглядывал на Полину, стараясь понять её состояние. Но с виду ничего не отличало её от остальных, разве что зевать она стала чаще, и белки? её глаз слегка покраснели.
Когда все разошлись по спальням на втором этаже (Андрей с Полиной в общую, а Наталья с Антоном в раздельные), то Полина, приняв душ, тут же и отключилась, едва успев забраться под одеяло. Пока что, судя по всему, просто уснула.
Андрей слушал её дыхание, даже пытался нащупать пульс на её запястье. И дыхание, и пульс не вызывали никаких подозрений. Андрей не знал, как всё в итоге должно произойти – человек, снабдивший его ядом, ничего не рассказывал о внешних признаках отравления, просто уверил, что после выпитого нужно спокойно лечь спать, а утром всё будет готово. Так и сказал – «всё будет готово», словно Андрею предстояло готовить какое-то экзотическое блюдо на завтрак. Всю ночь он ворочался, проваливаясь на считанные секунды в тревожный сон. С ужасом просыпаясь, снова поднимался в постели и вглядывался в лицо Полины, едва освещённое тусклым уличным светом. От её тела исходил жар – значит, пока жива. Только под самое утро удалось уснуть.
Разбудил Андрея шум, доносившийся с кухни. Он посмотрел на Полину – в этот раз лицо её показалось ему неестественно бледным. И тело было теперь не таким горячим.
– Полина, – прошептал он дрогнувшим голосом.
Женщина не отозвалась.
– Полина, – ещё раз произнёс он чуть громче.
Осторожно дотронулся до её лба – холодный. Он отдёрнул руку. Через секунду потряс Полину за плечо – она никак на это не отреагировала. Попробовал обнаружить пульс. Показалось, что жилка на руке всё же вздрагивала, только едва заметно и не так часто.
Андрей тихонько вылез из-под одеяла, оделся и пошёл в ванную. Долго смотрел в зеркало на своё осунувшееся за ночь лицо, словно не мог понять, жив ли он в эту минуту сам. На него смотрела небритая физиономия с чёрными, как уголь, глазами. Он с трудом себя узнавал. Потом к горлу подкатил комок, и его стошнило прямо в раковину. Стараясь дышать ровно, он взял бритву, но рука предательски задрожала. Да что ж такое! Если в таком виде спуститься сейчас вниз, то у Антона возникнет масса вопросов. Так нельзя. Нужно взять себя в руки. Андрей воскресил в памяти заранее продуманный план этого утра: во-первых, вниз надо спуститься, излучая спокойствие и ничем не выдавая своей тревоги. Совсем скоро все начнут беспокоиться, почему до сих пор не присоединяется к ним Полина. Андрей сходит её проверить – и вот с этого места нужно будет проявить весь свой артистический дар. Роль растерянного от произошедшего мужа, не понимающего, что случилось с его женой, необходимо отыграть так, чтобы у Антона не возникло и капли сомнений. Потом в поднявшейся суете всё станет намного проще. Главное – настроиться вот в этот момент.
Андрей глубоко вздохнул, напенил лицо и заставил себя побриться.
Ещё раз проверил бесчувственную Полину и спустился наконец вниз, где на кухне уже готовили завтрак Антон с Натальей. Камин снова горел, заполняя теплом успевшее остыть за ночь пространство.
– Долго спите, – сказал Антон. – Завтрак почти готов. А Полина чего?
Наталья вопросительно посмотрела на Андрея. Тот, пока не видел Антон, утвердительно кивнул ей головой.
– Видимо, устала вчера, – ответил Андрей. – Пусть ещё немного поспит. Не стал её будить.
– А ты слышал ночью? – снова спросил Антон.
– Что слышал?
– Мне показалось, что и правда волки выли. Наташа говорит, что ничего такого не слышала.
– И я не слышал, – сказал Андрей. – Опять пытаешься нас напугать?
– Нет. В этот раз без шуток. Неужели приснилось?
– Скорее всего.
Минут через пятнадцать завтрак был готов.
– Ну чего там Полина-то? – нетерпеливо промолвил Антон. – Я проголодался.
– Сейчас схожу за ней.
Андрей поднялся наверх. Его не было минуты две. Потом послышались его быстрые шаги. На кухню он прибежал с выпученными глазами и бледный.
– Что-то не так, – сказал он.
– Что не так? С Полиной? – встревожился Антон.
– Да. Она не реагирует ни на что. Не пойму, что с ней такое.
Втроём они бросились по лестнице наверх. Долго они пытались понять, что произошло. Вернее, понять-то не мог только Антон, но для того и взяли его, чтобы он засвидетельствовал поминутно всё произошедшее в доме. Он видел, что все пили из одной бутылки, закусывали одним и тем же, и не происходило ничего необычного, что могло бы указать на причастность к случившемуся Андрея или Натальи.
– Мне кажется, – сказал наконец Антон, – что она мертва.
– Но как такое возможно? – воскликнул Андрей. – С чего бы вдруг? И что нам теперь делать?
– В скорую звонить, – предложил Антон. – Может, ей ещё можно помочь. Мне кажется, пульс еле-еле, но наблюдается.
– Да, мне тоже так показалось, – согласилась Наталья.
– Да здесь нет связи, – сказал Андрей. – Сотовые не ловят. Эти домики для того и построены в такой глуши, чтобы люди могли отдохнуть от цивилизации.
– Реально? – удивился Антон.
Он достал мобильник и попытался куда-то звонить.
– Да, – сказал он. – Ты прав. Может, в доме есть какая-нибудь спецсвязь на экстренный случай?
– Да нет никакой спецсвязи. Это ж только домик на скандинавский манер. Всё остальное по-нашему, никто дополнительными сложностями не заморачивался.
– Так… – Антон потёр пальцами глаза. – Тогда надо её в машину. Сами доставим до ближайшей больницы.
– Да, – согласился Андрей. – Так и сделаем.
Он осторожно приподнял Полину и взвалил себе на плечо. Сердце быстро билось в груди. Прилив адреналина был настолько велик, что Андрей не почувствовал никакой тяжести.
– Одежду её захватите, – сказал он. – И ключи от машины. Они здесь, на тубмочке.
До протоки они добрались довольно быстро. Но там их ждал совсем неожиданный поворот – лодки не оказалось на месте. Впрочем, неожиданным это стало опять же только для Антона и отчасти для Натальи, потому что Андрей не успел рассказать ей о том, как поступил с лодкой.
– Не понимаю, – стараясь казаться удивлённым, произнёс Андрей.
– Да уж. – Антон склонился над водой, достал оттуда оборванный кусок верёвки, которым когда-то была привязана к быку лодка. – Как такое могло случиться?
– Я не знаю, – помотал головой Андрей. – Вчера я привязал крепко. Всё было нормально.
– Чертовщина какая-то, – зло произнёс Антон, посмотрел по сторонам и через секунду показал пальцем на противоположный берег, правее того места, где они стояли: – Смотрите. На том берегу. Это ведь наша лодка?
Это действительно была она, метрах в пятидесяти. Корма её целиком ушла под воду, возле жидких кустов только одиноко торчал нос.
– Да кто же это мог сотворить? – продолжал недоумевать Антон. – Какой кретин? Похоже, мы здесь не одни. Да и вой ночью я точно слышал. Не приснилось мне это. Может, какие охотники?
– Да какие охотники? Здесь же заповедник.
– А кому это когда мешало?
– Ну не знаю, – нахмурился Андрей. – Что будем делать? Обратно в дом? Там что-нибудь придумаем.
– Нет, – уверенно произнёс Антон. – Медлить нельзя. Вы идите. Я вплавь доберусь до машины, выеду на шоссе, а там найду, откуда сделать звонок. Ждите.
Он медленно зашёл в воду и поплыл, не сказав больше ни слова.
Силы быстро начали покидать Андрея. Тело Полины не казалось уже таким лёгким.
– Пошли, – сказал он Наталье.
– А что с лодкой-то? – спросила та.
– На всякий случай решил её вчера затопить.
– Зачем?
– А вот затем. – Андрей сурово посмотрел на Наталью. – Как чувствовал, что всё может пойти не так, как мы предполагали.
– А что не так-то?
– Да не пойму я. Мне кажется, Полина ещё жива.
– Кажется или уверен?
– Может, что-нибудь вроде комы. Не знаю. Покойники так не выглядят. Надо потянуть время.
– Ладно, – махнула рукой Наталья, и они направились обратно в сторону дома.
Андрей перенёс Полину обратно в спальню, вместе с Натальей переодел её в обычную одежду и устало сел на кровать.
– Одна я теперь спать не смогу, – сказала Наталья, – зная, что где-то тут, за стеной, то ли мёртвый, то ли нет человек. Слушай…
– Что?
– Может, её подушкой?
– Что подушкой?
– Ну… Того… Чтоб уж наверняка.
Андрей аж вздрогнул от такого предложения Натальи.
– Ты серьёзно?
– А похоже, что сейчас самое время шутить? Не делай такой изумлённый вид. Мы уже убили её один раз. Какая теперь разница? Или хочешь всё переиграть?
– Если она в коме, – спокойно сказал Андрей, – то все жизненные функции у неё замедлены. В том числе и дыхание. Заметно, чтобы она дышала?
– Нет.
– И как долго, по-твоему, придётся её душить? Пять минут? Полчаса? Час?
– Ерунда какая-то, – всплеснула руками Наталья. – Просто не верится. Бред. Словно я сплю, и мне снится бессмысленная белиберда.
– Всё скоро закончится, – попытался успокоить её Андрей. – Может, и ночевать не придётся. Антоха сгоняет до цивилизации, вызовет скорую, и мы вернёмся домой.
– А если её откачают?
– Не думаю. Шанс один из ста.
– Но он есть. Да и откуда ты вообще знаешь? Ты же не врач. И человек твой этот… Он вообще кто? Он разбирается в ядах или любитель-самоучка?
– Это уже не важно. Что случилось, то случилось.
Наталья больше ничего не стала говорить, схватила подушку и хотела было опустить её на лицо Полины, когда внизу вдруг загрохотала дверь и раздался голос Антона:
– Эй! Вы дома? Андрюха!
Голос его звучал так, словно вот-вот должно произойти что-то ужасающее и в своём ужасе неотвратимое.
Наталья положила подушку обратно, и они с Андреем бросились из спальни на кухню.

Полина слышала всё, что происходило вокруг. Ещё с самого утра она пробудилась от показавшегося тяжёлым сна и попыталась открыть глаза – но у неё ничего не вышло. Она не могла больше управлять своим телом. Не чувствовала ни холода, ни тепла, ни прикосновений. Её сущность, её «я» будто обложили ватой, лишив коммуникаций со всем внешним. Один только слух продолжал работать, став даже, как ей показалось, намного острее. Сначала она пришла в ужас от такого открытия и судорожно пробовала найти объяснение случившемуся. Потом посчитала, что по какой-то причине она умерла, и вот так, наверное, и выглядела смерть изнутри, по крайней мере, первые дни перед тем, как её душа предстанет перед судом.
Ситуация прояснилась после последнего диалога между Натальей и Андреем. Вот, значит, что. Её отравили. И она, как и предположил Андрей, находится в состоянии, похожем на кому. Сколько это состояние может продлиться, она не знала. День? Два? А может, целую вечность? Не чувствуя боли, Полина не могла ничего предположить. Теперь единственным человеком, который мог бы стать невольным её защитником, был Антон. Если бы он не вернулся вовремя в дом, то лучшая подруга задушила бы её прямо сейчас подушкой. Как же она не разглядела в ней такого чудовища?! Как наивная дура, откровенничала, выдавая ей самые тайные из своих помыслов и желаний. Слава Богу, на умственные способности яд пока не подействовал. Мозг работал как и положено, выстраивая логические связи между новыми обстоятельствами, ставшими следствием её прошлых ошибок. Всё правильно. Так ей, идиотке, и надо. Заслужила. Сразу после того, как бросила Богдана и увлеклась Андреем. И на что только позарилась? Неужели на заманчивую перспективу роскошной жизни? На весь этот высший свет, на Ниццу, на возможность сказать привет какой-нибудь поймавшей звезду певичке? Боже! Это же на неё совсем не похоже. Никогда ведь и не мечтала об этом. И с чего вдруг? Вот что случается, когда начинаешь жить не своей жизнью. Дура, дура и ещё раз дура. Получай теперь по заслугам! Однако окончательно умирать ей всё-таки не хотелось. Не сейчас. Не при таких обстоятельствах. И это тоже логично.
Полина вслушивалась в то, что происходило теперь внизу. Благо что её убийцы не закрыли за собой дверь.
– Что случилось? – спросил Андрей, когда спустился на шум вниз. – Ты чего не уехал-то?
– Я же говорил, – запыхавшись, ответил ему Антон. – Волки.
– Где волки?
– Да теперь, наверное, уже везде. Машина не заводилась. Я вышел, открыл капот, посмотрел. Вроде, всё на своих местах. Хотел было снова в салон… Слушайте… Пить хочу. Сейчас.
Антон подбежал к крану, налил в стакан воды и залпом его выпил. На пол с его промокшей насквозь одежды, обвешанной ещё какой-то болотной травой, стекала коричневая муть.
– Ну так что там? Что? – нетерпеливо спросила Наталья.
– Ну а что… Смотрю, на краю леса двое здоровенных волчар. Говорю же, слышал, как ночью выли. Вот. Стоят, головы пригнули к земле. На меня смотрят. Я делаю шаг – а они два. Зарычали. Расстояние между нами уже метров пять. И понимаю, что они явно не познакомиться со мной вышли. Так-то я человек не из робких. Но тут в штаны-то и я наложил. Образно, конечно. Не подумайте. Не успел бы я забраться в салон. Подумал, что будет лучше вернуться тем же путём, которым сюда пришёл. Ну и сиганул в воду. Вылез на берег и рванул к дому.
– А волки что?
– Через протоку и они поплыли за мной. Только уже не двое. Я насчитал как минимум пятерых. Может, и больше. Не знаю. Да вот, – Антон показал рукой, – сами смотрите.
– Чёрт! – вырвалось у Натальи.
Видимо, за стеклянной стеной им открылась картина не из приятных. Дело начало принимать совершенно непредсказуемый оборот.
***
Ближе к вечеру волков возле дома они насчитали уже восемь. Те освоились и не пытались прятаться, чтобы наблюдать из укрытий. Животным, судя по всему, стало понятно, что бояться пока нечего и что люди, судя по их поведению и, возможно, по запаху, сами напуганы. С хитрыми мордами они периодически сновали туда-сюда, постепенно смыкая кольцо окружения. Пока было не вполне ясно, что заставляет их не идти дальше по своим волчьим делам, а задержаться возле людей – то ли любопытство, то ли желание плотно в конце концов пообедать.
– Что думаете? – спросила Наталья, когда все вместе они опять собрались за столом.
– А что тут думать? – пожал плечами Андрей. – Надо ждать, когда уйдут. Не будут же они тут пастись неделю.
– Да мы неделю и не протянем, – сказал Антон. – Продуктов не хватит. Да и генератор успеет сдохнуть. На сколько у него керосина? Дня на два?
– Я не знаю, – всплеснул руками Андрей. – Как-то не интересовался такой деталью.
– Останемся без электричества, – продолжил Антон. – Я спускался вчера в подвал. Генератор где-то в другом помещении. И вход к нему только с улицы.
– Смотрите, смотрите! – воскликнула Наталья, показывая на окно.
За окном, уже на самой веранде, стоял здоровенный волчище и царапал лапой стекло.
– Совсем осмелели, – буркнул Андрей.
– Хоть бы ракетница, что ли, какая была, – промолвила Наталья. – Я предлагала взять, а Андрей отказался. Я же турист с опытом. Всегда в походы с ракетницей. Мало ли чего может приключиться. Правда, ни разу так пока и не пригодилась.
– То-то и оно, – Андрей чиркнул зажигалкой и закурил. – Кто ж знал. Есть ещё перцовый баллончик. Но не думаю, что он нам сильно поможет. И ещё кое-что есть. В вагончике. Посерьёзнее ракетницы и баллона.
– Что?
– Ружьё.
– Ружьё? – удивился Антон. – Так что ты сразу-то не сказал?
– А что толку-то? До него надо метров восемьдесят пройти да ещё успеть отпереть дверь. Ты рискнёшь?
– Рискну, – внезапно согласился Антон, видимо, обозлённый сам на себя за то, что так трусливо сбежал утром при первой встрече с волками. А ведь тогда шансов было намного больше. Может быть, стыдно было ему и перед Натальей, к которой он явно испытывал больше, чем симпатию.
– Брось, – сказала Наталья. – Ничего не получится. Не успеешь пройти и половины пути. Случись что, мы ничем не сможем тебе помочь. А вдвоём я вас тем более не отпущу. Не хочу остаться в доме в компании с трупом.
– Пока мы медлим, – заметил воодушевлённый своим предложением Антон, – Полина точно уже будет трупом. А пока что не факт. Если бы не она, то могли бы и выдержать такую осаду. Послезавтра нас наверняка хватятся. Забьют тревогу. Пошлют кого-нибудь проверить, всё ли у нас в порядке. Но ситуация сложилась не в пользу этого варианта. Так что я пойду. И не пытайтесь отговорить. Сделаю что-то типа факела и попытаюсь прорваться. Волки боятся огня и дыма.
Андрей уже пожалел, что раньше времени заговорил о припрятанном в вагончике ружье. В его понимании, время-то как раз и нужно было тянуть, чтобы дать возможность Полине отдать наконец Богу душу. О том же самом, наверное, думала в этот момент и Наталья.
– У вас такой вид, – пытаясь шутить, промолвил Антон, – будто вам приспичило, а вы забыли, где туалет. Всё будет нормально.
Минут за двадцать троица соорудила что-то вроде факела. Горел и дымил он весьма неплохо.
– Где ключи от вагончика? – спросил Антон.
– У входа висят на стене.
– Тут три разных ключа, – пытаясь выбрать правильный, пробормотал Антон. – Ладно. Возьму все. Подберу на месте. Всё. Я готов.
– Давай, – хлопнул его по плечу Андрей. – Удачи тебе. Ты наш супергерой.
Наталья даже поцеловала смельчака в щёку, отчего тот, судя по выражению лица, ещё больше поверил в свои силы.
Факел дымил не на шутку, успев заполнить помещение серым дымом и вонью. Волки, из-за стекла едва увидев огонь, отбежали подальше и затаились. Путь к вагончику оказался относительно свободен.
Андрей открыл дверь, и Антон быстрым, уверенным шагом направился к своей цели.
До вагончика ему удалось добраться без проблем. Волки и в самом деле побоялись приближаться к человеку с огнём. Однако все они засуетились, забегали, явно стараясь придумать какую-то тактику действий. Казавшиеся снаружи хаотичными, их движения на самом деле имели понятный только им смысл. Хищники, что называется, перегруппировывались.
– Зачем ты о ружье сказал? – спросила Наталья. – Это та мелочь, о которой ты и упоминал?
– Да.
– А вдруг у него получится?
– Если получится, – ответил Андрей, – то я сильно удивлюсь. Но надо отдать должное Антохе. Я и не думал, что он так быстро решится. Вот что делает с человеком любовь.
Наталья больно ударила Андрея в плечо.
В ту же секунду, пока Антон пытался подобрать правильный ключ к замку, волки резко рванулись в его сторону.
– Боже! – громко воскликнула Наталья.
Антон, заметив их приближение, засуетился и выронил все ключи, которые, судя по всему, скрылись из вида в траве. Он нагнулся, шаря по траве свободной рукой, и в этот момент на спину ему словно из ниоткуда бросился самый крупный из волков, тот, которого они заметили раньше других на веранде. Антону удалось каким-то образом увернуться. Он выпрямился и стал размахивать факелом, пытаясь идти обратно в сторону дома. Об идее с ружьём пришлось теперь забыть. Волки, окружившие его, скалили пасти и постепенно подходили всё ближе. Уйти без боя уже не представлялось возможным.
Наталья закрыла глаза, чтобы не видеть этой страшной картины. Андрей же метался между желанием отвернуться и необходимостью выбежать на улицу, чтобы хоть как-то помочь Антону. Мужское начало всё-таки взяло верх. Он выхватил из камина два продолжавших тлеть полена, открыл дверь и с криками побежал в сторону терзаемого хищниками приятеля. Те от такого неожиданного поворота бросились врассыпную. Андрей кинул им вдогонку одно из поленьев, подхватил истекающего кровью Антона и помог ему добраться до дома. Наталья, пришедшая за это время в себя, открыла дверь и, когда они оказались в безопасности, снова её закрыла. Андрей только успел бросить второе полено в особо смелого волка, который всё это время продолжал их преследовать. Полено ударилось о перила веранды и отскочило на деревянный пол.
Антона потрепали очень сильно. Покусали обе руки, особенно ту, в которой он держал факел. На левой ноге были порваны мышцы выше колена, и возможно, даже задета артерия, потому что кровь из раны текла обильно. Мужчина не говорил ни слова, а только глупо улыбался, будто извиняясь за свою неудачную вылазку за ружьём. Наверняка это был болевой шок, и Антон не вполне отдавал себе отчёт в происходящем.
В аптечке не оказалось ничего существенного, кроме перекиси водорода, жгута, йода, «Ношпы», бинта и ваты. Наталья, как умела, прочистила и перевязала раны, но толку особого это не дало – кровь продолжала сочиться сквозь бинты. Руки её тряслись, из глаз невольно лились слёзы.
– Тут зашивать нужно, – сказала она. – Слишком глубокие раны.
Жгутом Андрей перетянул ногу. Больше ничем они Антону помочь не могли. Пока ещё оставались у того силы, Андрей помог ему подняться наверх в спальню и уложил на кровать.
– Мы что-нибудь придумаем, Антоха, – сказал он. – Держись.
– Ага, – кивнул головой Антон и тут же отключился.
***
Попробовавшие крови волки беспрестанно кружились возле дома. Теперь все они осмелели, почувствовав, что с этой компанией вполне можно справиться. Не только самый крупный из стаи теперь мог ходить по веранде. Их не смущало даже тлеющее на полу полено, под которым постепенно начали чернеть доски.
Вечером, когда солнце уже опустилось за верхушки елей, окрасив пространство зловещим багровым цветом, во всём доме вырубилось электричество.
– Вот и генератор сдох, – сказал Андрей.
Он подошёл к раковине и повернул вентиль на кране – вода не текла.
– Так и думал, – добавил он. – Насос тоже не работает.
– Давай как-нибудь выбираться, – тихо произнесла Наталья. – Не могу я больше. Всё пошло наперекосяк.
– Слушай, – слегка повысил голос Андрей. – Только давай без паники. Этого нам сейчас только и не хватало. Выберемся.
– Как?
– В подвале есть что-то вроде коллектора. Наверняка он ведёт к болоту. Попробуем идти по нему.
– Коллектор? А чего ты раньше молчал?
– Я не знал. Только сегодня, когда спускался, обнаружил в полу люк.
– Других вариантов нет?
– Нет.
– Тогда чего мы медлим?
– Завтра с утра пойдём. Не известно, куда он нас выведет. В темноте не сориентируемся.
– Ещё одну ночь? – жалостливо простонала Наталья. – Я не доживу до утра.
– Доживёшь. Не тебя покусали волки. Всё. Успокойся. Наш план, как ни крути, всё равно пока удаётся.
– А Антон?
– Сопутствующая жертва. Так бывает.
– Боже! Как мы всё это будем объяснять?
– Как собирались, так и будем. Только добавились форс-мажорные обстоятельства. Тут и придумывать нечего. Как было, так и расскажем.

До утра Наталья с Андреем не сомкнули глаз. Периодически проведывали Полину и Антона. Полина по-прежнему не подавала ни признаков жизни, ни свидетельств смерти. Антон время от времени приходил в сознание, стонал от боли и потом снова лишался чувств. Кровь продолжала сочится из раны на ноге, ею пропитались и простынь, и одеяло. Надежд на то, что он выживет, оставалось с каждым часом всё меньше.
С первыми лучами солнца Андрей с подругой спустились в подвал. Включив фонари, отыскали люк, отодвинули крышку и заглянули в колодец. Он был неглубоким. По железным скобам они спустились вниз. Круглая труба большого диаметра уходила в стену. Андрей посветил.
– Конца не видно. Не очень понятно, зачем такие сложности в этом доме. Но если есть вход, должен найтись и выход. Пошли.
По трубе они продвигались минут двадцать. Диаметр не позволял выпрямиться во весь рост. Идти с каждым метром становилось всё труднее. Но довольно приличный сквозняк говорил о том, что выход действительно где-то есть.
– Только бы не оказалось в конце решётки. Не хотелось бы возвращаться назад.
Решётки, на их счастье, не оказалось. Труба действительно выходила к протоке, которая подковой огибала возвышенность, на которой расположился дом. Волков отсюда не было ни слышно, ни видно.
Не без труда спустившись к болоту, Андрей помог выбраться из коллектора Наталье. Дальше пришлось плыть.
Когда они оказались на противоположном берегу, то увидели дым, поднимавшийся лёгкой пеленой над тем местом, где предположительно находился дом.
– Что это? – спросила Наталья.
– Возможно, – сказал Андрей, – это полено, которое я вчера бросил, разгорелось и подожгло веранду. Я заметил, что оно всю ночь тлело.
– Наплевать, – махнула рукой Наталья. – Пошли. Так, может, даже и лучше.
– Согласен, – кивнул Андрей, и они, осторожно ступая, двинулись в сторону машины.
До автомобиля добрались без приключений. Его передняя дверь оказалась распахнута, и была открыта крышка капота.
Андрей закрыл капот и забрался в салон. Наталья, дрожа от промокшей одежды, села на соседнее кресло. Андрей захлопнул дверцу, повернул ключ в замке зажигания. С первого раза автомобиль не завёлся. И в эту секунду они с Натальей услышали за своими спинами глухое рычание.
Андрей обернулся и увидел в сантиметрах от своего лица оскаленную морду волка. Слюна капала из его пасти, а в глазах было столько решимости и злобы, что у него перехватило дыхание. Наталья даже не стала оборачиваться. Ей достаточно было увидеть лицо Андрея, чтобы понять, что через секунду всё уже будет закончено, и теперь уж точно у них не осталось никаких вариантов.
***
Богдану позвонила мама Полины. У неё эта поездка дочери в глушь сразу же вызвала подозрения. Не то чтобы для этого беспокойства были какие-то объективные причины, а просто появились нехорошие предчувствия. Уже на второй день у мамы заныло сердце, а ночью не давали толком уснуть кошмары, в которых Полина звала её на помощь и просила, чтобы та позвонила Богдану. Так она и сделала уже наяву, решив, что всё это не спроста.
В этот момент Богдан сидел с удочкой возле речки. После возвращения из тайги он не находил себе в городе места. Поначалу ему казалось, что он соскучился по городской суете, но вышло совсем наоборот – уже через неделю эта суета стала его раздражать своей внутренней пустотой. Его тянуло обратно в лес, туда, где почти нет людей. Он понимал, что ещё неделя-другая – и он снова позвонит в контору, чтобы напроситься в тайгу на очередную вахту.
Звонок Софьи Антоновны (так звали маму Полины) его очень удивил. После возвращения Богдан много думал о Полине, но не решался звонить ни ей, ни её родителям, полагая, что о нём уже все давно позабыли. К его удивлению, оказалось, что это не так. Софья Антоновна, если верить её словам, всегда и раньше благоволила Богдану, а уж после внезапного замужества дочери молила Бога, чтобы Богдан не забыл Полину и поддержал её после того, как её брак с Андреем рассыплется, в чём она была уверена на сто процентов. Всё это женщина рассказала по телефону Богдану, мешая со своими страхами по поводу поездки Полины и просьбами съездить в эти дурацкие домики и проверить, всё ли там хорошо у дочки. А беспокоиться уже и в самом деле пора было начинать, поскольку ещё вчера вся компания должна была вернуться с отдыха. Сегодня все их ждали на работе. А такого не могло быть, чтобы Андрей без объяснения причин вдруг не вышел, тем более, что у него на этот день была назначена очень важная встреча, пропустить которую никак было нельзя. Богдан уверил Софью Антоновну, что обязательно всё проверит и позвонит, как только что-нибудь удастся выяснить.
Через своего знакомого, работавшего в охотничьем хозяйстве, он узнал, в каком районе располагаются те самые «скандинавские домики», куда сбегают от цивилизации городские пижоны. Такое место в их области оказалось только одно, а фирма, арендовавшая в этом районе землю, никаких справок никому не давала. То ли эти домики построены были на заповедной земле не вполне легально, то ли обратиться туда за «путёвкой» могли только особо доверенные люди. Если бы подобных мест оказалось два или три, то Богдану пришлось бы ехать в одно из них наугад. Хорошо, что этот тайный клуб любителей дикой природы не разросся до масштабов масонов.
Прихватив с собой на всякий случай «Сайгу» и надувную лодку, Богдан не мешкая отправился в путь.
На место он прибыл в то самое утро, когда Андрей с Натальей смогли добраться по коллектору до машины.
Возле автомобиля Богдан встретил всю волчью стаю. Волки уже успели растрепать все внутренности салона, а у тел Андрея и Натальи нельзя было различить лиц. Выстрелами Богдан разогнал волков. Те, судя по всему, были уже удовлетворены исходом своего набега и вполне сыты. Ссориться с вооружённым человеком им не хотелось.
Вдали за протокой что-то сильно дымило. Богдан надул лодку, переправился на другой берег и побежал к источнику дыма.
В доме он оказался вовремя. Пока что горела только веранда и задняя, обделанная шпоном стена. Стекло оказалось жаростойким и прочным. Только с пары выстрелов его удалось разбить. Языки пламени сразу перебрались на кухню. Богдан обыскал первый этаж. Никого. Потом забежал на второй и в первой же из спален обнаружил бесчувственное тело Полины. Судя по всему, она была жива, хотя окончательно убеждаться в этом не оставалось времени. Проверив другие спальни, Богдан нашёл и Антона. Тот продолжал цепляться за жизнь, хотя и потерял много крови. По очереди Богдан вынес тела попавших в огненную ловушку людей из дома. Потом перевёз на лодке в свою машину. Волки, слава Богу, утратили к происходящему интерес.
До ближайшей больницы Богдан добрался за три часа.
Как позже сказали ему врачи, окажись он на месте на два часа позже, то спасти Полину и Андрея было бы уже невозможно. Впрочем, он и сам это понимал – если бы их не убили яд и потеря крови, то трагедию довершил бы огонь.
Полина пришла в себя позже Антона, только через четыре дня. И первыми людьми, которых она увидела, оказались Богдан и её мама.
Когда Полина окончательно встала на ноги, то смогла дать все необходимые показания, касающиеся покушения на её жизнь. Следствие хоть и затянулось почти на год, но всё же пришло к справедливому заключению. Однако наказывать было уже некого – судьба сама расставила все точки над «i». Полина, унаследовавшая всё имущество и весь бизнес Андрея, не долго думая, избавилась и от первого, и от второго. Ей стало невыносимо оставаться в сделавшемся чужим доме, и уж тем более её выворачивало наизнанку от тех дел, которыми занимался при жизни Андрей. Желающих всё переписать на себя нашлось немало – ими оказались люди, когда-то слишком много поставившие на фигуру Андрея и теперь сильно расстроенные тем, что их планы придётся переиграть. Даже если бы Полина хотела с ними поспорить, у неё всё равно ничего бы не получилось.
Богдан не стал торопить события. Обида на Полину в его сердце улеглась уже давно, а чувства к ней до сих пор так и не угасли. Он как никогда был уверен в себе и полагал, что Полина отныне обладает таким опытом, который больше не позволит ей поступать опрометчиво и бездумно, как поступила она два года тому назад. Слишком уж очевидно стало, кто друг, а кто враг, где свет, а где тьма. Богдан снова уехал в тайгу на вахту, позволив Полине самой решать, как ей поступать дальше. Главное, что она была жива и здорова.
Но уже через месяц к нему в егерский домик приехал неожиданный гость. Этим гостем была Полина. И её появление окончательно всё расставило по свои местам.
5 июля 2023 г.

Неожиданное наследство
В тысяча девятьсот восемьдесят седьмом, окончив медицинский, Лиза устроилась врачом в психиатрическую больницу. Она могла бы продолжить учёбу в аспирантуре, потом защитить кандидатскую и остаться преподавать – для этого у неё были все возможности. Но так получилось, что именно в день, когда следовало принять решение о своей дальнейшей судьбе, её бросил парень. Неожиданно, жестоко, без особенных объяснений, с дурацкой извиняющейся улыбкой на холёном лице. То ли на зло самой себе, то ли показывая тем самым всю глубину своего отчаяния, но Лиза выбрала именно такой путь – устроилась лечащим врачом, имея на руках красный диплом. Может быть, ей следовало бы доказывать самой себе совершенно другое, обратное сделанному, но минутное помрачение сделалось рубежом, после которого невозможно было вернуться назад.
Совсем скоро она свыклась со своим выбором. Даже с удивлением обнаружила, что ей это нравится. Относительно, конечно. Появилось больше свободного времени. Да и деньги, которые она теперь зарабатывала, оказались весьма кстати, поскольку в противном случае средств к существованию у неё не было бы. Бывший её парень, Андрей, во время учёбы являлся единственным источником дохода. Это получилось как-то само собой и никогда не обсуждалось до того самого дня, когда их судьбы разошлись в разные стороны. Это она со всей полнотой поняла только тогда, когда он её бросил. Родители, конечно, тоже старались помочь, особенно на первых двух курсах, но к третьему году учёбы привыкли, что их дочь сама справляется с бытом, и Лизе не хотелось их разочаровывать и в этом разубеждать. Задним числом, прокручивая в уме былую свою наивность, она чувствовала стыд и даже что-то похожее на вину перед Андреем, хотя никакой вины, разумеется, и быть не могло – со своей стороны она давала мужчине намного больше, только это нельзя было измерить материально.
Два года работы в стационаре пролетели быстро. Лишь первые месяцы после расставания с Андреем Лиза не могла найти себе места: ждала звонков и сожалений от своего бывшего, вслушивалась по вечерам, не открывается ли в коридоре входная дверь (вернуть вторые ключи от квартиры девушка Андрея не просила), искала случайных встреч с предателем, в одиночестве прохаживаясь по знакомым улицам, где они любили раньше гулять вместе. Но всё было напрасно. Андрей как в лету канул. Даже их общие знакомые, хотя и немногочисленные, ничего о нём толком не знали. А может быть, не говорили лишнего по его же просьбе. Доходили слухи, будто бы он уехал куда-то на заработки, перед этим успев познакомиться с какой-то малолеткой. И другие слухи, противоречащие первым, о том, что окрутила его некая не бедная дама в возрасте, и теперь он живёт заложником в её роскошном особняке. Лиза попереживала, взвесила все за и против – да и успокоилась. Замотала себя в кокон, надеясь через какое-то время выпорхнуть из него новым существом – золотокрылой бабочкой, способной летать и впитывать все прелести жизни.
Главврач ей благоволил, прощал все промашки, имевшие место в первый год, и даже наставлял не только в работе, но и в принципах социальной адаптации в случаях, когда судьба поворачивалась к человеку филейной частью. Лизе он казался поначалу чудаком. Он сам курировал некоторых больных, ведя с ними задушевные беседы и привязывая к себе своим расположением. С кем-то из них играл в шахматы, кого-то обещал подтянуть за время лечения в знании иностранных языков. Те ему верили, как бы забывая о цели своего истинного пребывания в психушке – и некоторым это, действительно, шло на пользу. Правда, немногим, поскольку по-настоящему психически нездоровых в их отделении имелось немного. Был молодой парень, лет восемнадцати, который сошёл с ума прямо на стадионе после того, как проиграл его любимый «Спартак». Он просто вскочил и заорал: «Я Горбачёв!» И не мог остановиться, пока не приехала скорая и не привезла его в соответствующее при таких раскладах заведение. Ещё был Володя Зиборов – любимый пациент другого Володи, о котором можно было бы рассказать отдельно. Однажды этот Зиборов ни с того ни с сего спалил собственный дом, а потом убил и съел свою лошадь. Был и один самый настоящий идиот, не способный связать и двух слов, но воспроизводивший свистом любую случайно услышанную мелодию, даже если это играл Шостакович. И ещё имелся старожил этих стен – толстый мужичок по прозвищу Папа?, не сумевший к своим тридцати выйти из детского возраста. Он умел сказать только одну фразу: «Папа? магати? титя? би во». Как позже поняла для себя Лиза, это он кратко рассказывал о перипетиях своей жизни – папа послал его в магазин, а когда он вернулся, не купив того, что требовалось, отец его избил. И скорее всего, это случалось не один раз. От этого в голове у него что-то необратимо сломалось.
Весь остальной контингент отделения состоял из косящих от армии солдатиков, из бомжей со связями, которые зиму старались скоротать в стенах этой больницы, в тепле и с трёхразовым хорошим питанием. И иногда даже из преступников, адвокаты которых убедили их прикинуться невменяемыми. Последние настолько вживались со временем в свою роль, что действительно начинали походить на сумасшедших. Был один такой, зарезавший свою жену. Ещё в СИЗО, сидя в одиночной камере и нервно прохаживаясь от стены к стене, он придумал себе теорию, в который заменял буквы в словах числами, соответствующими их порядковому номеру в алфавите. На основе сравнения получавшихся сумм он сопоставлял некоторые особо значимые слова и находил между ними скрытые от глаз смысловые связи. В психушке, получив возможность пользоваться бумагой и ручкой, он эту теорию усложнил и углубил, в итоге написав целый многостраничный трактат. Набрал себе учеников из палаты, в основном солдатиков, ожидающих, когда их комиссуют, и в конце концов истинно уверовал в самого себя, как в первооткрывателя и проводника тайных смыслов скрытого от обывателя бытия.
Впрочем, комиссовали из армии единицы. Закосить в конечном итоге от тюрьмы тоже удавалось немногим. Бомжи с первым снегом снова возвращались в свои любимые норы. А такие личности как Папа? вообще оставались вечными узниками пасмурных коридоров больницы. За те два года, которые работала Лиза, вылечить удалось только парня, провозгласившего себя Горбачёвым. Так что чудачества главврача и пламенные речи женоубийцы не приносили плодов. Оказалось, что начальник отделения просто развлекал себя таким образом, спасаясь от скуки. Да и проявился в итоге человеком жёстким, своевольным и самолюбивым. Самолюбие его обожгло и Лизу, когда она вежливо отказалась от его ухаживаний. Это стало для девушки ещё одним уроком реальности, в которой ей предстояло отныне жить.
***
В ночные дежурства, на которые часто вызывались лечащие врачи, напарником Лизы всегда был только Вадим. Она с ним легко сошлась по той простой причине, что тот никогда не пытался её клеить. Он был года на два её старше; в отличие от неё, закончил аспирантуру и готовился к защите кандидатской. Психиатрия была единственным его интересом. Имея живой характер, Вадим умел создать вокруг себя лёгкую атмосферу. Разговоры его всегда были интересны, ни с какими советами он не лез и за любыми проблемами, возникающими порой в жизни, видел лишь интересную задачу, которую нужно решить как можно более оригинальным способом. Когда заканчивался ужин и пациенты послушно задвига?ли по углам столы, чтобы освободить пространство для дополнительных спальных мест, Вадим уединялся под жёлтым бра и корпел над своей диссертацией. Один художник из отдельной палаты для буйных успевал до отбоя сделать для него три-четыре рисунка в стиле Леонардо Да Винчи. Ни для кого, кроме Вадима, он рисовать больше не соглашался. А просили многие, особенно солдатики и косившие от тюрьмы ловкачи. Наверное, хотели сохранить себе что-нибудь на память о времени, проведённом среди психов. В палате для буйных было только три человека, включая художника. Да и палатой её назвать было нельзя – обычная комната, не отделённая от общего зала дверью, с обычными кирпичными стенами и деревянными шкафами. Вообще, всё окружающее больных пространство напоминало о положенной строгости режима лишь решёткой на больших окнах, в щели которых задувал холодный зимний воздух. Буйствовали эти трое редко, и никогда чтобы все разом. Художник по ночам мог колотить здоровенными кулаками по своему шкафу, требуя берлинской лазури, или тощий парень, с утра до ночи пишущий великий роман на салфетках и пачках из-под сигарет, принимался вызывать по невидимому телефону Фёдора Михайловича и потом неистово рвал и разбрасывал по палате клочки своего очередного салфеточного шедевра. Третий просто раз в месяц, пятого числа, вешался на спинке кровати, соорудив из кальсон петлю, и ждал, когда кто-нибудь это заметит и позовёт дежурного санитара, чтобы тот вернул кальсоны на положенное им место. На этот шум всегда прибегал Папа? и снова заводил свою историю о неудачном походе в магазин, переходя постепенно на крик. Вадим на такой случай всегда имел сигарету, которую прикуривал и совал в руки Папа?. Тот, хоть и не понимал её истинного предназначения, довольный уходил под лестницу в курилку, неуклюже пускал изо рта клубы дыма, сидя на полу, и через пять минут благополучно возвращался в свою постель. В общем, ничего особенного. Ночные будни обыкновенной психиатрической больницы. Лиза и Вадим к этому настолько привыкли, что, когда выпадала на их дежурство спокойная ночь, были даже немного этим спокойствием удручены.
Такая ночь выдалась и 25 декабря 1989 года. Диссертация Вадима была наконец закончена. Он оказался особенно настроен на разговоры, и после того, как Лиза раздала больным положенные на ночь таблетки, они расположились за столом и пили кофе со сливками.
– Завтра «Горбачёва» моего выписывают, – сказал Вадим. Он вёл этого пациента два месяца и был доволен положительным результатом лечения. – Божился, что больше ни ногой на стадион. А от красного цвета его уже вообще тошнит. Решил болеть за «Динамо».
– Я бы на его месте вообще о футболе забыла. Как бы рецидив не случился.
– Тьфу-тьфу. – Вадим постучал костяшками пальцев по столу. – Это мой первый положительный пациент. Плюсик в карму моей диссертации.
– А кого после «Горбачёва» вести будешь?
– Старика одного завтра привезут. Дети его сдать хотят. Лет семьдесят дедушке. Альцгеймер и все сопутствующие.
– Безнадёжный?
– Разберусь по ходу. Может, просто избавиться хотят от обузы. Детишки не бедные. Да и батя их не последним человеком по молодости был. Геолог какой-то или что-то вроде того. Книги писал, кафедрой одно время заведовал. Договаривались напрямую с главным. Мутное дело. И неприятное. Жалко старика. И в случае какой-то левой договорённости всё равно он отсюда не выйдет, даже если голова встанет на место. Не хотелось бы брать напоследок такое дело.
– Ты уходить собираешься?
– Если кандидатскую защитить получится – а в этом я почти не сомневаюсь, – то, конечно, уйду. Что мне тут ещё делать? Как говорится, меня ждут великие дела. Не чета здешним.
– Жаль, – опустила глаза Лиза. – Кого мне теперь в пару поставят? Я привыкла к тебе. Ты хороший.
Вадим снова усмехнулся:
– Тогда молись, чтобы я провалился с защитой.
– Да ну тебя. Защитишь ты всё. Сам же сказал, что не сомневаешься. И я в этом с тобой солидарна. Зря я в аспирантуру не пошла.
– Да… – протянул Вадим. – Любовь, что движет солнце и светила, – а потом добавил: – И заставляет людей делать непростительные глупости.
Они помолчали немного, допивая по очередной кружке кофе. Потом Вадим, слегка замявшись, снова заговорил:
– Слушай… Я понимаю, что это с моей стороны свинство… Но всё же не могу не попросить у тебя об одном одолжении.
– Спрашивай.
– Всё равно ведь я больше месяца здесь не задержусь. Начальство я пока в известность об этом не ставил. Ты возьми себе этого деда, а? Не потому, что это может быть случаем безнадёжным. Может, оно всё и не так сложится, как я предполагаю. Мне просто жалко его. Понимаешь? Возьмёт его себе главный, или отдадут старика Вовану. Он же садист самый настоящий. Кроме клизм, никакой больше терапии не признаёт. Загубит деда. А ты хорошая, добрая. Под твоим присмотром дед, глядишь, и оживёт. А, Лизка?
Краешком ума девушка догадалась, что именно об этом её и попросит Вадик. Но аргументы его были железны. И главврач, и больной на всю голову Володя, – они доконают старика и даже не поперхнутся. Тем более если Вована оторвут от женского отделения, где он, как говорили, развернулся по полной программе со своей клизмой. Да ещё если поставят его с ней на ночные дежурства! Тогда кричи караул.
– Ну так что скажешь? – прервал её мысли Вадим. – Я в долгу не останусь. Когда развернусь в НИИ, обязательно пришлю тебе приглашение. Ты ведь голова. Никто здесь по достоинству тебя всё равно не оценит. И поверь, это не просто благодарность с моей стороны. Я просто ясно вижу и свои перспективы, и чужие. Ты будешь мне нужна на новой работе.
Лиза не сомневалась, что так оно и получится, если Вадиму действительно удастся построить свою карьеру. И она согласилась. И потому, что сама не собиралась задерживаться в больнице надолго, и, главным образом, потому что боялась ночных посиделок с Володей.
***
На следующее утро привезли деда. Пока Лиза была на выходных, Вадим внеурочно вышел не в свою смену, чтобы оформить и передать документально старика другому лечащему врачу. Главврач был не против. Дети тоже особо не возражали тому, чтобы за отцом присматривала девушка. Вадим даже пообещал особое внимание и уход, всячески восхвалял профессиональные и душевные качества Лизы, и делал это так настойчиво, что обескураженные этими обещаниями дети даже высказали желание отдельно каждую неделю вознаграждать Лизу небольшой денежной суммой. Может быть, они приняли слова Вадима за скрытое вымогательство, а может, зашевелились в них остатки какой-никакой совести, которую сложно изъять из человеческой души с корнем. В любом случае, сделкой все были довольны, кроме Лизы – её слегка покоробила денежная часть договорённостей. Но отказываться теперь тоже было неловко – сын с сестрой могли бы в этом случае засомневаться в обещанной им заботе и настоять, чтобы отца передали кому-то другому.
Сам же Вадим взял себе напоследок солдата, вскрывшего вены в туалете железнодорожного вокзала. Хотелось ему сделать доброе дело перед увольнением и отправить бедолагу домой с «жёлтым билетом». Но так он этого и не успел – за неделю до комиссии дело солдата передали Ольге Дмитриевне, той ещё стерве, которая, наоборот, сделала всё для того, чтобы вернуть суицидника обратно в воинскую часть. Тот после комиссии насобирал у других больных из палаты таблеток, мешая галоперидол с реланиумом, и ночью съел их целую пригоршню. Утром его едва откачали, сделали промывание желудка и вкололи морфина, а уже через три часа с нешевелящимся языком отправили дослуживать свои положенные два года.
Вадим уволился из-за этого раньше, чем планировал. Рассобачился с Ольгой Дмитриевной, так что та не преминула накатать на него жалобу в министерство. В таком состоянии Вадим даже побоялся поговорить с Лизой, чтобы проститься. Ушёл по-английски. И Лиза осталась без напарника, сосредоточив все свои силы и знания на бедном старике, Фёдорове Алексее Петровиче. Купила в киоске мягкую пачку «Явы» для Папа?, а от новых напарников вообще отказалась, уверив, что со всем сможет справиться и сама. Главврач снова не возражал, словно подталкивая девушку к тому, чтобы все эти неудобства (безнадёжный старик и одинокие ночные дежурства за столом возле палаты буйных) обернулись в конце концов и её увольнением по собственному желанию.
Но Лиза держалась молодцом. Алексей Петрович оказался очень душевным пожилым человеком. В минуты, когда память его делалась ясной (а это, как правило, происходило перед самым отбоем), он рассказывал ей истории из своей жизни. О том, как колесил по стране с геологическими экспедициями, проводя в тайге и в предгорьях Урала всё долгое время летних сезонов. Не хоженые никем тропы, не виданные никем животные, случаи, граничащие с фантастикой, – истории Алексея Петровича с каждым вечером становились всё необычней. Лиза была благодарным слушателем, лишний раз стараясь не перебивать, задавая вопросы. Ей было и правда интересно, хотя она понимала, что старик, скорее всего, выдумывает половину из своих баек или накручивает на обычные будни геологоразведчиков сказочные детали. В один из таких вечеров Алексей Петрович поведал Лизе особенно интересную историю.
– Это было в пятьдесят четвёртом году, – начал он. – Мне тогда исполнилось сорок восемь. Это была необычная экспедиция. В Бирму. Теперь это Мьянма. Ты, Лиза, была когда-нибудь в Мьянме или в Таиланде?
– Нет, Алексей Петрович. Не успела пока. Училась. А на стипендию особо ведь не разъездишься.
– Да-да, – согласился Алексей Петрович. – А ты представь, как было в те годы. Война ещё в памяти не улеглась. Сталин только недавно умер. Заграничные командировки в то время разве что присниться могли простым смертным. И вот нас отправляют. Пять человек. Помимо трёх геологов, двое ещё из секретной службы. Молчаливые, суровые. Бог знает, с какой целью их к нам приставили. Тогда в Бирме гражданская война ещё продолжалась, правительство боролось с коммунистической оппозицией. К коммунистам примкнули ещё повстанцы разных сортов, этнические меньшинства. Страну раздирало на части. Опасной та поездка была. К советским геологом относились сдержанно как с той, так и с другой стороны, по крайней мере, нам так говорили. Может быть, просто чтобы мы не дёргались и не отвлекались от своих задач. А задачей была разведка ископаемых нефрита и рубина. Правительство Бирмы тоже в этом заинтересовано было. Ну и, само собой, разные преступные группировки, связанные с контрабандой. Рисовые поля чередовались часто с опиумными. Все старались нажиться на чём-нибудь, половить рыбки в мутной воде. Как раз в такие края нас и откомандировали. Где-то на юге-востоке – самые что ни на есть джунгли.
Добрались благополучно. В Воронеже морозы стояли, а там – жара плюс тридцать и ливни ни на минуту не затихали. Льёт и льёт. Как из ведра. Дошли мы по карте до назначенного места. Развернули лагерь. Настроили нехитрую аппаратуру. Начали, в общем, работать. Два дня ищем магнезиальные скарны или хоть какие-нибудь признаки присутствия кристаллов – никаких результатов. Нужно смещать лагерь ещё километров на десять к югу. Послали меня на предварительную разведку. Я самым крепким из всех оказался. Другие размякли от непогоды и от смены климата. Не хотели лишний раз задействовать всю бригаду. Пораньше с утра ушёл. Добрался до места. Посмотрел. По косвенным признакам – есть рубин. Уже к вечеру клонилось, когда вернулся обратно в лагерь. Но наших никого уже не нашёл. Палатки стоят рваные. Угли от костра по полянке разбросаны, словно взорвалось что-то. И видно, что паника была. Гильзы стреляные. Трава помятая. Деревца?, что поменьше, поломаны. Первая мысль – какие-нибудь шаны или качины. Либо в плен взяли, либо погоню устроили за успевшими пуститься в бега геологами. Ну что делать? Нужно как-то выбираться. Ночью без костра сидел, дрейфил. Да и надеялся, что кто-нибудь из наших за мной вернётся, если вообще в живых кто-то остался. Но так и просидел, никого не дождавшись. Но ни карт, ни документов я в палатках не обнаружил. Все бумаги пропали. От аппаратуры одни обломки. От продуктов тоже только банка тушёнки осталась. А у меня один лишь планшетик с компасом и кусочек местности, от руки нарисованный, той области, куда я на разведку ходил.
Решил двигаться строго на север. Рано или поздно всё равно, подумал, наткнусь на какую-нибудь деревню. Лишь бы не на опиумные плантации. Дождь, слава богу, прекратился. Но мошкара начала мучить. До обеда шёл, не останавливаясь. И вышел к реке. Довольно широкая, с сильным течением. По дороге сюда не встречалась она нам на пути. А плавать я, к стыду своему, не умею, от слова совсем. Не научился в детстве, а потом не посчитал жизненно необходимым такой навык. Пошёл вниз по течению, то есть на восток. До сумерек брёл – ни брода, ни мостика, ни единой живой души. Даже звери будто бы куда-то все разбежались. Только на одном повороте река поуже делалась. Принял решение переправляться. На свой страх и риск. Была-не была. Разделся. Одежду всю в плёнку упаковал, соорудив что-то вроде воздушных карманов; на грудь вместо поплавка приспособил. Вода холодная, мутная. Ногу сразу свело. Шагу не успел сделать, как споткнулся, упал – и понесло меня течением за поворот. Барахтаюсь, как котёнок, ничего не могу сделать – несёт течением. А за поворотом – порог. Местность каменистая пошла. Перепад-то уровнем совсем небольшой, всего метра три. Но так меня башкой шандарахнуло о камень, что сознание потерял. И дальше что было – уже не помню.
Когда открыл глаза, долго не мог понять, где я. Лежу в какой-то хижине. Голова бинтом перемотана, тепло идёт от огня. Хижина типа веранды, открытая. На улице ночь. Рядом никого. Только одежда моя сухая около очага. И кружка алюминиевая с водой. Приподнялся. Понял, что не только голову повредил, но и ногу. Или трещина в кости, или сломал. От боли аж в глазах помутнело. А как только пелена спа?ла, смотрю – сидит передо мной девушка, вот прямо как ты сейчас… – Алексей Петрович замолчал на секунду, и глаза его сделались влажными. – Не девушка, Лиза, а самый что ни на есть ангел божий. Красоты такой я никогда в своей жизни не видел. А ты знаешь, ведь я женат тогда был. И сын маленький дома меня ждал. Но в ту секунду, когда я ангела этого увидел, понял, что влюбился необратимо и сделать с этим ничего уже не смогу. Звали её Ну Ну. Было ей, как она утверждала, двадцать два года, но выглядела девушка самым настоящим ребёнком – тоненькая, невысокого роста, с нежными чертами лица. Как я узнал много позже, почти все бирманки и тайки выглядят моложе своих лет. Она знала довольно сносно английский. И даже, ты не поверишь, начала изучать месяц назад русский, так что я и на своём родном языке мог перекинуться с ней несколькими фразами. Поначалу это было для меня удивительно – девушка в тропической глуши, говорящая на иностранных языках и читающая в оригинале Эдгара По. Жила она в этой хижине вдвоём со своим отцом. Отец почти всегда отсутствовал, занимаясь какими-то важными, как она говорила, делами. Мы провели вместе десять незабываемых дней. Не подумай – ничего такого. Просто разговаривали. Я даже в чувствах своих признаться ей не решался. А потом, когда нога моя зажила и настала пора как-то выбираться к своим, я узнал наконец, кто она есть на самом деле. Я, Лиза, понимаю, что ты не веришь и половине того, о чём я тебе рассказываю. Думаешь, вот сумасшедший старик пытается наделить смыслом свою угасающую жизнь.
– Бросьте, Алексей Петрович, – возразила Лиза, хотя и понимала, что старик отчасти всё-таки прав. – Я готова слушать ваши истории бесконечно.
– Ладно, милая, ладно. Я на твоём месте тоже, наверное, не верил бы. Но что было, то было. И я не выдумал ни одной детали.
– Так кем же оказалась Ну Ну?
– Принцессой.
– Что?
– Да. Самой настоящей принцессой. Из одного очень древнего бирманского рода. С отцом они скрывались в джунглях от преследовавших их коммунистов. Знаешь, те коммунисты – не чета нашим. Одно название только, а по существу бандиты бандитами. Она не объяснила, почему именно к ним у коммунистов были какие-то особые счёты. За головы их назначили немаленькую сумму, потому скрываться приходилось и от всех других группировок, которыми кишела округа. Они, конечно, очень рисковали, выхаживая меня и ничего о себе не скрывая. Тем более, когда решили отправить меня к людям. Я же мог выдать их убежище. Но у них имелись на мой счёт свои виды. К тому моменту они сами готовились к переезду, и не абы куда, а в Советский Союз. Однако, хотелось им прежде переправить через границу все свои семейные ценности, которые удалось сохранить. Их было не так много, этих ценностей: какие-то архивные документы, фотографии и чуть больше килограмма ювелирных украшений. Отец Ну Ну мне всё показал. Такого я не видел никогда раньше – красота, достойная королевы. Однажды Ну Ну появилась передо мной в чудесном платье, с браслетами, ожерельем и колечками на каждом из пальцев. Я был ослеплён. Сердце вырывалось у меня из груди, когда я смотрел на неё. Ну разве мог я предать её? Разве мог отказать? Может быть, и она это вполне понимала и поэтому доверяла безоговорочно. Я согласился.
На следующий день они вручили мне два чемодана. В одном – мои оставшиеся вещи и скромные подарки; в другом – образцы с того участка, куда нас послали на разведку с командой. У этого второго чемодана имелось потайное отделение, куда и сложили они свои реликвии. Я должен был вывезти их из Бирмы, а потом ждать, когда Ну Ну с отцом переберутся в Союз. Тайными тропами они вывели меня к ближайшей безопасной деревне. Оттуда я уже сам добрался до советского посольства.
Никого из группы моей найти так и не удалось. Что случилось тогда в лагере и куда все подевались – так и осталось до сей поры неразрешённой загадкой. Я рассказал в посольстве свою историю, заменив только своих спасителей жителями деревни. Не думаю, что мне во всём поверили, но странным образом особо не настаивали на деталях. И более того, чемоданы с образцами и подарками отправили дипломатической почтой прямо в Воронеж, откуда я их благополучно забрал и привёз к себе домой. То ли не было до меня никому дела, то ли существовали ещё какие-то договорённости, о которых мне не положено было знать.
– О, – раздалось с соседней койки. – Папа? магати? титя?. Би. Во. Ну Ну ро?ша.
Это решил вставить свой комментарий Папа?, всё это время, лёжа на боку, внимательно слушавший историю Алексея Петровича.
Старик улыбнулся:
– Да, дружище. Ну Ну хорошая.
– Ага, – согласился тот.
– Что-то я подустал, Лиза, – сказал Алексей Петрович, закрыв глаза. – Больно вспоминать обо всём этом. Сорок лет прошло, а в памяти всё так живо, будто вчера было. Я ведь, Лизанька, часто и об этом забывать стал. И не всё ещё рассказал. О Ну Ну и о тебе.
– Обо мне? – удивилась Лиза.
– Да, милая. О тебе. Но об этом как-нибудь в другой раз. Устал я. Да и тебе что тут со стариком полуночничать. У тебя работа.
– Хорошо, Алексей Петрович. Вы отдыхайте. Продолжите в другой раз.
– Ну Ну и?за, – снова пробормотал Папа? и повернулся на другой бок.
***
Следующие несколько вечеров Алексей Петрович не возвращался к рассказам о бирманской принцессе. Провалы в памяти участились. Порою он даже начал забывать своё имя. Оживал только тогда, когда Лиза выходила дежурить в свою смену. Анализы показывали, что болезнь прогрессирует. Развилась к тому же и сердечная недостаточность, которая мешала назначению необходимых лекарств – все они так или иначе сказывались на работе сердца.
Володю всё-таки перевели из женского отделения. К счастью для Лизы, не ей в напарники. Но к несчастью для Алексея Петровича, под его варварскую опеку.
Когда бывали банные дни, то все женщины приходили мыться в мужскую половину, потому что у них в душевой шёл ремонт. В такие дни Володя был сама доброта, аж слюни текли. Загоняя в душ женщин, словно это была отара овец, он и сам проводил с ними всё время, отведённое им для гигиены. Отгонял перевозбуждённых солдатиков, следил, чтобы женщины не подрались из-за куска мыла, сбривал им безопасным станком лишние волосы, если те об этом просили. Доверить им бритву, само собой, считалось недопустимым. Было непонятно, почему Володе доверяют такую миссию. Однако дело обстояло именно так. В обычные же дни Володя, как обычно, был со всеми жесток. Клизма, торчавшая из его кармана, говорила сама за себя. Даже Папа? старался в такие дни не докучать своими историями про магазин. Но, как на зло, Алексей Петрович начал мочиться в кровать. И всё внимание Володи переключилось теперь на него.
Лиза жаловалась главврачу, обращая его внимание на бесчинства по отношению к её пациенту. Но тот только разводил руками и говорил, чтобы она искала точки соприкосновения со своим коллегой. Да какие ещё точки! Лиза готова была выцарапать этому извращенцу глаза. И Володя после нескольких разговоров с ней, кажется, уловил её решительный настрой – и пыл свой умерил. Было странно для Лизы обнаружить под непрошибаемой оболочкой этого мужлана позорную трусость. Володя оказался на поверку совершеннейшей тряпкой. Это почувствовали даже больные и стали давать отпор. А однажды ночью скрутили его в туалете в тот момент, когда он измывался над Вовой Зиборовым, и провернули операцию «Клизма» под предводительством художника и под радостные восклицания Папа?. И с той ночи Володя в их отделении больше не появлялся. А Папа? перевели на какое-то время в палату для буйных.
Алексей Петрович снова стал приходить в сознание. Но рассказы его делались всё короче, а к теме Ну Ну он так больше и не вернулся. Лиза, чтобы хоть как-то его взбодрить, заказала ему в подарок необычную записную книжку. Это была самая настоящая книга на триста страниц, с красивой обложкой, на которой были нарисованы джунгли и имелась надпись «Последняя экспедиция». Только страницы были пусты. Лиза надеялась, что Алексей Петрович собственноручно сможет их теперь заполнять. Он обрадовался такому вниманию Лизы. Вооружившись ручкой, по полдня корпел над своими записями. Даже художника привлёк для оформления книги. Тот читал истории и снабжал их великолепными рисунками. Писатель Евгений, сосед художника по палате, тоже увлёкся книгой. Поначалу злился на что-то, сидел суровый и молчаливый, перестав мучить своей собственной писаниной салфетки. Потом всё же оттаял. Но писать так и не продолжил, смирившись, судя по всему, с тем, что рассказы Алексея Петровича куда интереснее его графоманских виршей. Да и художник перестал колотить по ночам шкафы, и «висельник» больше не прикручивал по пятым числам к спинке кровати свои кальсоны. Обе палаты словно обуяла атмосфера творчества.
Так продолжалось около двух месяцев. Алексей Петрович не позволял Лизе читать. Она единственная не знала, о чём он пишет. Но Алексей Петрович пообещал, что, как только закончит, обязательно подарит ей эту книгу. И даже целиком посвятит ей.
Однако самочувствие старика становилось с каждой неделей всё хуже. По ночам стали случаться сердечные приступы. Анализы показывали ясно – жить ему оставалось считанные дни. Он больше не рассказывал по вечерам историй. Лежал молча, уставившись в потолок. Лиза сидела рядом с ним, держала за руку до тех пор, пока тот не засыпал. Папа?, вернувшийся из ссылки на своё прежнее место, тоже наблюдал за всей этой картиной молча, разглядывая Лизу по-детски добрыми светло-серыми глазами.
Однажды утром, – случилось это уже в конце февраля, когда начал подтаивать снег, обнажая бледную зелень прошлогодней травы, – к ней, слегка задремавшей под жёлтым бра, подошёл рано проснувшийся Алексей Петрович.
– Вот, – тихо сказал он, положив перед девушкой свою книгу. – Я закончил. Теперь, Лизочка, ты можешь прочитать. Дочитай до конца. В последней главе ты узнаешь очень много важного. Для меня. И, возможно, для себя тоже.
– Хорошо, Алексей Петрович. Вы рано встали. Как вы себя чувствуете?
– Теперь хорошо, Лиза. Теперь хорошо. Благодаря тебе. – Он жестом показал, чтобы Лиза не возражала. – Ты сама поймёшь, когда прочитаешь всё до конца.
И Лиза не стала ему возражать.
Дома она прочитала первые сто страниц. Какие-то из историй она слышала от Алексея Петровича, но какие-то оказались новыми. Прекрасные рисунки художника радовали глаз. Животные, нарисованные по описанию старика, выглядели почти сказочными. Пейзажи дикой тайги. Люди у костра, поющие под гитару. В этой компании Лиза без труда узнала Алексея Петровича. Художник изобразил его молодым, но основные черты внешности сумел подчеркнуть так, что не узнать его было невозможно. Какие же талантливые люди всё это время окружали её!
С намерением высказать своё восхищение и художнику, и самому Алексею Петровичу, Лиза и вышла на следующую свою смену. Но её желанию не суждено было осуществиться. На работе её ждала весть о том, что сегодня, в 16:30, Алексей Петрович скончался. Сердце его остановилось…
Дети Алексея Петровича, за крайние два месяца ни разу его не посетившие, приехали за телом на следующий день. Лиза знала, что последнее время перед тем, как совершенно забыть о своём отце, они с ним сильно ругались, разговаривая в зале для посетителей. Что-то требовали от него. Нужно было то ли подписать какие-то бумаги, то ли сказать, где эти бумаги находятся. Алексей Петрович на ругань и истерики никак не реагировал – просто молчал, опустив в пол глаза. Видимо, так и не добившись от него никаких результатов, брат с сестрой исчезли. Однако деньги на счёт Лизы исправно продолжали перечислять. Она не сняла с накопленной суммы ни копейки, надеясь однажды вернуть всё обратно.
Чуть позже она узнала, что хоронить Алексея Петровича увезли в Липецк, где проживала вся немногочисленная его родня. И хотя девушку на похороны никто не приглашал, всё же она посчитала своим долгом проводить в последний путь человека, посвятившего ей целую книгу. Он стал ей почти родным за это недолгое время. На кафедре психиатрии их учили ни в коем случае не привязываться к своим пациентам, иначе можно в конце концов свихнуться от бесконечных потерь. И Лиза только теперь со всей силой почувствовала это на своей шкуре. Но поделать с собой ничего не могла. Она взяла положенный ей уже давно отпуск, купила билет до Липецка и в полночь двадцать четвёртого февраля села в поезд.
***
День выдался ясным. Не по-весеннему горячее солнце беспощадно топило расползшийся по дорогам снег, а тёплый ветер подсушивал рыхлую землю, в которой вязли острые каблуки Лизы. Выбор гардероба на такой случай у Лизы оказался невелик – вышло и не по погоде и не совсем по настроению. Несмотря на печальный повод, мысли её блуждали вокруг ещё живого Алексея Петровича. Прожить ещё несколько лет в их богоугодном заведении было бы слишком жестоко для старика. Конечно, он мог бы ещё радовать сказочными историями и девушку, и своих соседей по несчастью, но всё это не настоящая жизнь, а только болезненное хватание за прошлое, которое к тому же и угасало с каждой неделей и больше становилось похожим на едва различимые тени. Наверное, Алексей Петрович и сам это понимал и потому уходил из жизни осознанно и с достоинством, успев подвести правильные итоги.
Лиза никогда раньше не задумывалась о Боге или о рае. Но в эти минуты, когда она вошла в кладбищенские ворота, вдруг ясно поняла для себя, что рай существует. Она почти видела его, ощущала своей кожей. Слышала радостные голоса и смех, чувствовала жар от костра, вокруг которого сидели бородатые люди и пели под гитару полные смыслов песни. И Алексей Петрович будто даже махал ей рукой и пальцем показывал куда-то в сторону залитого светом востока. И она смотрела – и видела восхитительной красоты девушку, спешащую присоединиться к компании бородачей. И она понимала – то была принцесса Ну Ну. Конечно. Ведь теперь они непременно встретятся и расскажут друг другу о том, о чём промолчали сорок лет тому назад.
К церемонии прощания Лиза опоздала. Гроб с телом уже опускали в могилу. Но она подумала, что это даже и к лучшему. Не хотелось ей видеть Алексея Петровича бледным подобием самого себя, со смиренно скрещенными на груди руками и с венчиком на холодном лбу. Она хотела запомнить его живым.
Провожавших в последний путь оказалось немного. Впереди, отдельно от остальных, стояли брат с сестрой и ещё какой-то мужчина. Лиза видела только их спины. Поодаль, будто опасаясь к ним приближаться, стояли ещё человек семь. Двоих она узнала, хотя никогда знакома лично с ними и не была – пожилые мужчины, немногим моложе усопшего. Неужели художник смог так точно передать и их лица в той недочитанной пока книге? Как такое возможно? Но других объяснений Лиза этому найти не могла. Один из мужчин чуть заметно кивнул ей, с интересом вглядываясь в её лицо. Что-то сказал своему соседу. Тот тоже обратил на Лизу внимание, и заметно было, что слегка удивился. Лизу это смутило. Откуда они могли её знать? В больнице, кроме детей, посетителей у Алексея Петровича никогда не было.
Троица из первой шеренги бросила в яму свои положенные комки клейкой глинистой земли, пропуская для церемонии остальных. Мужчина, стоявший возле брата с сестрой, на секунду повернулся к Лизе своим профилем – и сердце у неё бешено заколотилось. Да что сегодня за наваждение такое?! Профиль мужчины был точной копией профиля её бывшего парня, Андрея. Бред. Откуда он мог здесь взяться?! Все сегодня кажутся ей знакомыми, словно она выпала из реального мира и её окружили призраки прошлых лет. Лиза бросила на крышку гроба комок земли, развернулась и столкнулась взглядом с глазами дедушки, который минуту назад поприветствовал её кивком головы.
– Будьте осторожны, – едва слышно произнёс тот.
– Что? – испуганно переспросила она.
– Соболезную, – уже громко сказал старик.
Наверно, первая фраза ей только почудилась. С чего бы вдруг говорить ему такое? Может, подумал, что Лиза могла поскользнуться? Воображение разыгралось с той минуты, как она начала думать о рае. Лиза поёжилась, отряхнула от земли руки и направилась обратно к выходу с кладбища. На поминки ехать она не собиралась, да и вообще ей не хотелось как-то акцентировать на себе внимание. Она пришла только ради Алексея Петровича, ничего более её здесь не задерживало.
Люди гуськом потянулись к забрызганной грязью «газельке», вытирая о рыхлый снег жёлтую от налипшей глины обувь. Только парень, показавшийся Лизе похожим на Андрея, прошёл мимо, направившись, как и она, к выходу. Лиза шла метрах в пяти от него сзади. Ещё раз внимательно всмотрелась в фигуру – сходство всё-таки было поразительным. Даже походка Андрея и его привычка держать руки в карманах.
– Андрей? – негромко окликнула она.
Парень не обернулся, только ускорив шаг.
Лиза тоже пошла быстрее и, когда почти догнала незнакомца, повторила чуть увереннее и громче:
– Андрей!
Мужчина лениво обернулся. И сердце у Лизы ушло в пятки. Теперь сомнений быть не могло – это был никто иной как Андрей.
– Лиза? – остановился тот.
Девушке показалось, что он не особенно удивился, когда произнёс это. Скорее, он был слегка озадачен и даже недоволен неожиданной встречей.
– Что ты тут делаешь? – спросил он.
– Хотела задать тебе тот же вопрос. Ты был знаком с Алексеем Петровичем?
– Друзья мои, Дашка с Олегом… – Он достал из портсигара чёрную сигарету и закурил. – Это их отец.
– А я была его лечащим врачом.
– Вот как? Превратности судьбы. А с каких пор лечащие врачи ходят на похороны своих пациентов?
– Это особый случай. Для меня.
– Ты всегда была впечатлительной. – Андрей слегка улыбнулся. – Хотя, насколько я знаю, Дашкин папаша умел привязать к себе людей. Видимо, способность эту не утратил, даже потеряв память.
– А Дашка… Это…
– Да, – перебил Лизу Андрей. – Моя новая половинка.
– Значит, – заметила вполголоса Лиза, – слухи имеют под собой основания.
– Какие слухи?
– О том, что ты живёшь с женщиной, которая намного тебя старше.
– Так уж прямо и намного? – Андрей бросил на обочину наполовину выкуренную сигарету и сплюнул. – Ей тридцать восемь. Десять лет разницы – это не так уж и много.
– Извини, – смутилась Лиза. – Я не хотела тебя обидеть. Это не моё дело. А на поминки почему не поехал?
– Не люблю такие мероприятия. Меня на кладбище-то еле уговорили. Так чем же тебя так привязал Петрович? Баснями своими о приключениях?
– Просто хороший человек. И басни его, как ты выразился, тут не при чём. Хотя, все их слушали с удовольствием.
– Психи-то? – ехидно усмехнулся Андрей. – Не удивительно.
Та неприязнь, с которой он говорил об Алексее Петровиче, покоробила Лизу. Всё-таки хорошо, что она рассталась с Андреем. Было в нём что-то холодное, мертвящее её душу. Ей захотелось побыстрее закончить этот разговор, потребовать вернуть, наконец, ключ от её квартиры и навсегда распрощаться с этой ядовитой тенью из своего прошлого. И всё же напоследок хотелось как-то возразить, защитив и себя, и память о старике.
– А знаешь, – выпалила Лиза, – Алексей Петрович не только рассказывать умел. Он и писателем оказался великолепным. И даже книгу свою мне посвятил.
– Книгу? – На этот раз Андрей искренне удивился. – Какую ещё книгу?
– Он вёл в больнице дневник воспоминаний. А у нас художник ещё лежит. Так тот украшал его записи рисунками. И в итоге получилась такая вот книга. Перед смертью он подарил её мне. Вот такие у нас, как ты говоришь, психи. Поталантливей многих, кого люди считают адекватными.
– И что же в этой книге? – Андрей снова закурил. – Интересно хоть?
– Истории.
– О чём?
– О многом. Байки, в твоём понимании. И замечательные картинки.
– Горные пейзажи и карты странствий?
– И карты, и пейзажи, и люди, и животные…
– Дашь почитать?
– Размечтался. Тебе такое не зайдёт. Ты же не псих.
– Ладно. – Андрей нахмурился и остановился. – Я пошутил. В общем, рад был тебя повидать. Мне теперь по делам нужно отъехать. Тебя подвезти куда? Я на колёсах.
– Не надо. Пока. И да… Ключ мне, пожалуйста, верни от квартиры. Давно хотела тебе сказать.
– Да ты не беспокойся. Я его давно уже потерял. На старой хате, наверное, на съёмной. Но если переживаешь, смени замок – какие проблемы. Пока.
И Андрей, выйдя за ворота кладбища, повернул налево, где оставил свой новенький чёрный «Рено». А Лиза пошла направо, в сторону вокзала.
Неприятный осадок на душе от этой встречи преследовал её всю дорогу, пока она не добралась до перрона. Зачем она стала оправдываться перед этим кретином? Книгу ей посвятили – какая детская наивность с её стороны. Андрей, наверное, сейчас ржёт, чувствуя своё превосходство. У него богатая подруга, дорогущий автомобиль, и всё, видимо, в шоколаде. А она в стареньких каблукастых сапожках месит снежную кашу и требует какой-то ключ, о котором Андрей сто раз уже позабыл. Дура! Самая настоящая дура. Надеялась, что он специально тянет с ключом, оставляя за собой повод однажды вечером явиться к ней в гости. До сих пор ведь ревнует этого болвана неизвестно к чему и к кому и не хочет в этом признаться самой себе. А он даже не спросил, как у неё дела. Не удивился тому, что она работает в психушке, а значит, не пошла в аспирантуру, о которой мечтала. Она для него – пустое место, бесполезный отработанный материал. Скорее всего он вообще заметил её раньше, когда они ещё стояли рядом с могилой. Заметил, но не захотел признаваться. Поэтому и не удивился, когда она его окликнула. Дура!
***
Когда Лиза, усталая и разбитая, к вечеру вернулась домой, её ждал ещё один неприятный сюрприз. Дверь квартиры оказалась незапертой. Сначала она подумала, что сама забыла её запереть, но, войдя в комнату, поняла, что дело обстоит намного хуже. Всё в комнате было перевёрнуто вверх дном: стулья лежали опрокинутыми, ящики шкафов и комодов выдвинуты и содержимое их раскидано по ковру. Даже книги с полок валялись все на полу. Первым делом Лиза бросилась к документам и деньгам, которые потихоньку скапливала на чёрный день. И те, и другие оказались на месте в целости и сохранности. Драгоценностей у неё вообще никогда не имелось. Что же искали тогда воры? Лиза в бессилии уселась на пол и, окидывая бардак беспомощным взглядом, пыталась найти здравый смысл в действиях домушников. Не было никакого смысла. Сберкнижку, с которой ещё вчера она перевела детям Алексея Петровича все те деньги, что они успели ей за три месяца переслать, тоже не тронули. Лиза осмотрела замок на двери – взлома заметно не было, открывали умело, словно родным ключом. Ничего не понятно. Хотела было позвонить соседке, узнать, не видела ли та каких-нибудь странных людей отирающимися возле их дома, но так и не решилась. Не сильно она была знакома с соседями, да и не хотелось лишний раз обращать на себя внимание, особенно сейчас. Кому же она вдруг стала интересна в этом безумном мире? Таких людей она не могла представить.
На кухне, слава богу, воры не тронули почти ничего. Лиза вскипятила чайник, налила большую кружку кофе и заревела. Потом достала сумочку, с которой ходила на работу, нашла в ней пачку сигарет, предназначенную для Папа?, и закурила. Последний раз курила она лет в девятнадцать, на втором курсе. Но в эту минуту давно позабытая привычка вдруг вспыхнула с новой силой, словно и не было тех лет, которые отделяли Лизу от славной студенческой поры. Лиза сделала затяжку и закашлялась. Посмотрела на пачку – «Ява» явская. Такие она обычно и курила раньше, не жалуя «Яву» фабрики «Дукат». Но вкус был отвратительный. Она затушила сигарету под струёй воды из-под крана и выбросила в ведро. Это теперь никак не поможет.
Допив кофе и доплакав до красных глаз, Лиза вернулась в комнату и стала собирать разбросанные вещи. Аккуратно сложила бельё в ящики, вернула в исходное положение стулья, сложила в один общий пакет все документы. И вдруг поняла, что кое-что всё же пропало – её красные кружевные трусики от «Петры», которые она купила три года назад, отстояв шесть часов в очереди в январскую стужу. Она и одевала-то их всего лишь один раз, в ночь на годовщину их с Андреем знакомства. Ну, это уж вообще ни в какие ворота не лезло. Воры пришли за её трусами? Она рассмеялась. Какая чушь! Может, просто сунула куда-то в другое место. Но нет – лифчик, который шёл в паре, лежал на своём месте, а трусики очевидно пропали. Кем бы ни были эти воры, но с фантазией у них явно проблемы.
Странным образом это обстоятельство подняло Лизе настроение. Она уже заканчивала ставить обратно на полки книги, когда в руках её оказалась «Последняя экспедиция» Алексея Петровича. Поднимая её за корешок, Лиза заметила, как из книги выпала фотография. Девушка подняла снимок и всмотрелась. Господи! Она глазам не могла поверить. С фотографии смотрела на неё она же сама, Лиза Замятина, только совсем молоденькая и в странной одежде, какой у неё никогда не могло быть. Карточка была старой, потрёпанной на краях, потрескавшаяся и пожелтевшая от времени. Но лицо легко можно было рассмотреть. Её лицо. Чуть раскосые глаза, высокие скулы – раньше люди всегда думали, что она какая-нибудь кореянка. Это досталось ей от отца, который, собственно, и сам не знал, в кого из своих предков пошёл такими азиатскими чертами. Для одного дня всё это было уже чересчур. Не могло быть Лизы на этом фото. Разгадку следовало искать в книге.
Девушка открыла страницы на последней главе, о которой ей говорил Алексей Петрович, и начала читать:
«Я ждал больше месяца, надеясь, что Ну Ну с отцом вот-вот постучатся в мою дверь. Но ничего не происходило. Я вернулся к работе на кафедре. Всё шло своим обычным чередом. За доставленные в институт образцы из Бирмы меня наградили премией. О пропавших напарниках по экспедиции тоже известий никаких не было. Несмотря на разлуку, образ Ну Ну не переставал терзать моё сердце. Супруга моя словно почувствовала это, всячески допытывалась, не разлюбил ли я её и не замыслил ли какую-нибудь пакость. Я чувствовал себя виноватым. Я любил её. Я любил нашего сына. А четыре месяца спустя, узнав, что у нас будет ещё один ребёнок, искренне был этому рад. Но то была совсем другая любовь – привычная, земная, уютная, не требующая никакого надрыва. Чувства мои к Ну Ну я видел иными. Она звучала в моей душе, как отголосок чего-то небесного, равного самому настоящему чуду. Но тревога за её судьбу становилась с каждым днём всё сильнее. Я начал читать газеты, надеясь найти там новости о последних событиях в далёкой Бирме. И однажды такая новость попалась мне на глаза: одной из враждебных и правительству, и коммунистам группировок были захвачены в плен и позже казнены отец и дочь из знатного бирманского рода, за головы которых ранее назначили большое вознаграждение. В новости не упомянули ни их имён, ни конкретных титулов. Но мне всё стало понятно.
Я уехал с чемоданом на свою старенькую дачу, сказав жене, что отправляюсь в командировку, и целую неделю проливал там горькие слёзы, вспоминая о своей погибшей в муках принцессе. И всё же я мог ошибаться. Новость могла оказаться совсем о другой семье, не имеющей никакого отношения к Ну Ну. Слабая, конечно, отговорка для того, чтобы продолжать верить. Однако это затаилось в моём сердце не гаснущим угольком.
Я достал из потайного отделения драгоценности Ну Ну, не зная, что теперь с ними делать. Документы можно было хранить и дома, но объяснить наличие этих сокровищ никаким образом невозможно. Я вертел их в руках и так и сяк, вспоминая принцессу и её танец в отблесках быстрого тропического заката. Память об этом нужно было спрятать в самой глубине своего сердца, а кольца и браслеты закопать в лесу, чтобы больше не таскать с собой в чемодане. И я схоронил их в надёжном месте.
Милая Лиза, эта глава написана мной исключительно для тебя. Только ты знаешь её содержание, если смогла, как я тебя и просил, дочитать до конца мою книгу. И ещё знает художник, потому что ему пришлось рисовать карту с точными координатами моего тайника. Ты, конечно, можешь мне не поверить и посчитать, что я под конец совершенно сошёл с ума. И всё же я надеюсь на твою интуицию, на твоё женское начало. На фотографии, которую я прилагаю, моя Ну Ну. Представляю, как ты удивилась, увидев её впервые. Понимаешь теперь, почему я так к тебе привязался? Вы с ней почти близнецы. Как только я увидел тебя в больнице, то будто воскрес. Память, до этого уже превратившаяся в решето, обрела прежнюю цельность. Всё ожило внутри меня – каждая деталь, каждая минута испытанного мной когда-то восторга. К счастью, ты оказалась, ко всему прочему, очень хорошим человеком. А это такая редкость – сочетание совести и красоты в нашем мире. Только не говори ни слова моим детям. Держись от них подальше. Они догадываются о существовании клада. В бреду я, видимо, часто о нём говорил, и они заподозрили, что это может быть правдой. Хоть и неправильно так говорить о своих детях, но они, к несчастью, выросли нехорошими людьми. Возможно, я уделял им слишком мало времени. Я не отрицаю своей вины. Я не могу доверить им самое ценное, что было в моей жизни. Бедная моя жена, наверное, проклинает меня на том свете за такие слова. Но слов из песни уже не выкинуть. Говорю как есть. Не браслеты, и не колечки я называю здесь самым ценным. Надеюсь, ты понимаешь, что я имею в виду. Но если любовь мою я могу унести с собой, то драгоценности пусть останутся здесь, на земле, но только в добрых руках достойного человека. Я завещаю их тебе, моя дорогая. Ты одна можешь справиться с этой ролью. Так уж решила судьба.
Съезди ко мне на дачу по адресу, разыщи по карте то место – и сама увидишь. Только будь осторожна. Если что-то в последний момент пойдёт не так… Впрочем… Это вряд ли, если ты будешь благоразумна. Сам клад закопан под живописной такой корягой. Её нельзя не заметить. Она ещё там, я проверял перед тем, как окончательно лишиться рассудка. У неё есть толстый острый сучок. Ни в коем случае не трогай его, не хватайся сильно рукой. Это опасно. Небольшая инженерная хитрость на случай непредвиденных обстоятельств.
На этом я, пожалуй, и закончу свои истории. Будь счастлива, Лиза, и хоть иногда добрым словом вспоминай старика. Мне же настало время отправляться к моей Ну Ну. Или… совсем превратиться в овощ. В любом случае мне придётся сказать прощай».
***
Лиза два дня ещё приходила в себя, то плача, то снова принимаясь читать воспоминания Алексея Петровича. На третий день она, наконец, взяла себя в руки. Прежде всего сменила замок на двери. Потом сходила в магазин, где купила садовую лопату и компас. Соседку так и не стала ни о чём спрашивать, хотя встретилась с ней у подъезда, возвращаясь с покупками, и проболтала минут десять ни о чём. Пришлось соврать насчёт лопаты, сказав, что собралась к родителям на дачу.
На пригородной электричке Лиза добралась до Подлесного. В резиновых сапогах, голубом дождевике и с рюкзаком за плечами она почти ничем не отличалась от других дачников, которые косяком повалили на свои освободившиеся из-под снега участки. Весна выдалась ранней. Солнышко припекало, лишь время от времени заслоняемое редкими тучами, которые непременно проливались мелким дождём на землю. Длинноносые грачи деловито копались в полях, изображая из себя агрономов; последние снегири и синички уже перекочевали за городские кварталы, готовясь на всё лето вернуться в лес, утратив яркое зимнее оперение и затерявшись в листве деревьев. Чавкала грязь под ногами, слышно было, как шипит тающий на обочинах снег. Ну разве можно было не улыбаться, наблюдая всё это? И Лиза улыбалась, хотя мысли её продолжали блуждать вокруг нерадостных последних событий. Неужели воры искали книгу Алексея Петровича? Эта мысль пришла ей в голову только сегодня утром, когда слесарь в очках, стянутых на затылке резинкой, внимательно разглядывал её старый замок.
– Вскрыли, говорите?
– Вскрыли, – отвечала она.
– Тут работал либо профи, либо тот, у кого был родной ключ, – заключил слесарь.
Родной ключ имелся только у Андрея. Но Лиза видела его на кладбище в тот день, когда вторглись в её квартиру. Брат с сестрой тоже там были. Алексей Петрович писал, что дети догадывались о существовании клада, да она и сама слышала, как те ругались с отцом по поводу каких-то документов. Искали карту? Она же, дура, сама рассказала Андрею о книге. Неужели… Да нет. Теоретически он, конечно, мог на машине быстренько сгонять до Воронежа, пока она в это время тряслась в поезде. Он же наверняка в курсе всех дел, поскольку сожительствовал с дочерью Алексея Петровича. Но это всё конспирология какая-то. Это она накручивает себя, потому что не в состоянии найти никаких простых объяснений. Нужно искать самые очевидные связи, но ничего более очевидного она придумать не могла.
В таких чувствах и мыслях от вокзала до дачи Алексея Петровича Лиза добиралась почти час. В этой области дачного посёлка дома? стояли по большей части заброшенные. Это было понятно по их худым крышам, по выбитым стёклам в окнах и по наклонившимся до самой земли заборам. Домик Алексея Петровича на их фоне смотрелся довольно прилично.
Лиза достала компас и сверилась с картой. Идти следовало в сторону леса, начинавшегося метрах в ста от дома. Здесь земля, не раздолбаная машинами, делалась твёрже, так что идти стало полегче. Ещё метров на двести пришлось углубиться в лес. Наконец нужный пункт назначения открылся перед глазами. Это была совсем небольшая полянка, поросшая низкорослым кустарником, усыпанным капельками воды, и с огромным муравейником в человеческий рост, облепившим собой ствол толстенного дуба. Недалеко от дуба Лиза увидела ту самую корягу, которую художник нарисовал отдельно. Копать нужно было прямо возле неё.
Лизе показалось, будто что-то хрустнуло недалеко за её спиной. Она обернулась и прислушалась. Тихо. Только тоненько журчал где-то ручей. Девушка скинула со спины рюкзак, привела складную лопату в рабочее состояние и начала копать. Сердце её возбуждённо колотилось в груди. Копалось легко. Всё-таки чернозём. Её родители всегда вилами выкапывали в сентябре картошку на своём участке.
Лиза углубилась уже на метр, когда лезвие лопаты упёрлось во что-то твёрдое. Она отбросила инструмент и стала расчищать яму руками. Всё же Алексей Петрович не фантазировал, и клад действительно существовал! Это была шкатулка. Деревянная, обёрнутая в тряпку и полиэтиленовую плёнку. Когда Лиза её открыла, то на секунду блики от отражённого бриллиантами солнца ослепили её. Да. Это было именно то, о чём и рассказывал старик: браслеты, кольца, ожерелье, серьги и золотые цепочки. Наверное, это стоило бы немало денег, учитывая не только камни и драгоценный металл, но и саму историю украшений. Разумеется, Лиза ни минуты не думала о том, чтобы всё это продать. Она и себе всё это оставлять не хотела, хотя Алексей Петрович прямым текстом завещал драгоценности ей. Лиза уже думала о том, как передать сокровища их настоящим наследникам, которые наверняка остались где-то там, в Бирме.
Девушка продолжала стоять в яме, разглядывая разноцветные камни и не решаясь дотронуться до них рукой, когда над головой её вдруг раздался голос:
– Так, так. А вот и наша принцесса. Ну здравствуй. Давно не виделись.
Лиза вздрогнула и посмотрела вверх. С другой стороны коряги показалась половина мужской фигуры. Это был Андрей!
– Ты? – только и вырвалось у неё.
– Не ожидала?
– А я ведь думала, что только ты мог вломиться ко мне в квартиру. Просто верить самой себе не хотела.
– Вот и умница. Всё правильно сделала. А теперь, малыш, передай мне, пожалуйста, коробочку, и я уйду так же тихо, как и пришёл.
– Да хрен вот тебе, а не коробочка, – удивляясь собственной смелости, громко сказала Лиза.
Её мысли заработали в голове со скоростью света.
– Ох, какие мы страшные, – усмехнулся Андрей, и в руке его показался пистолет. – Я не буду считать до трёх. Это, малыш, не кино. Если я закопаю тебя в этой яме, ведь никто не станет искать. Друзей-то у тебя нет. Да и не знает никто, куда ты отправилась этим утром. Не дури. Я нажму на курок.
Слёзы невольно брызнули из глаз Лизы. Неужели всё закончится именно так? Неужели все смыслы, которыми были исполнены чувства Алексея Петровича, и все надежды его, возложенные на Лизу, – всё канет теперь в лету? Вот так вот банально, под дулом пистолета и под взглядом какого-то безвестного негодяя? Но что она могла сделать? Если он оставит её в живых, то будет ли шанс как-то повернуть всё в правильном направлении? Вряд ли. По закону она никакого отношения не имела к Алексею Петровичу и не могла ни на что претендовать в случае судебных разбирательств. Более того, дело могло вообще обернуться против неё, поскольку она была лечащим врачом Алексея Петровича, имела мотив и возможность свести его в могилу из корыстных побуждений. Теперь эта безумная семейка распродаст драгоценности вместе с архивными документами какому-нибудь барыге. Денег хватит ещё на один дом, ещё на один автомобиль и даже, может быть, на безбедное существование до конца их жалких жизней. Боже! Как это всё несправедливо, дико и омерзительно.
Лиза вытерла слёзы, размазывая по щекам грязь с мокрых перчаток, и, ухватившись одной рукой за сук, торчавший из коряги, другой поставила шкатулку перед Андреем. Сук под тяжестью её тела слегка сдвинулся с места. И она вспомнила про то, что Алексей Петрович писал в книге про этот сук. Он просил ни в коем случае не трогать его. А что если… Чего она теряет теперь? Если нажать на него сильнее, то что-то непременно произойдёт. Теперь-то ни в одном из слов Алексея Петровича Лиза не сомневалась. Будь что будет. И она всем телом повисла на суку. Тот сработал как рычаг. Со скрипом повернувшись вниз на девяноста градусов, он остановился. Из-за коряги послышался шум поднявшейся в воздух прошлогодней листвы, и тело Андрея взмыло вверх, опутанное сетью из толстых верёвок. Это была ловушка. И просто повезло, что она оказалась как раз там, где до этого стоял мужчина. Андрей, пойманный, словно рыба, и перепутанный верёвками, беспорядочно стал палить из пистолета в сторону Лизы. Она схватила шкатулку и присела в яме, спрятав голову за стволом коряги. Лиза ожидала, что вокруг неё начнут разлетаться от пуль щепки. Но выстрелы ничему не причинили вреда.
Лиза выглянула из-за укрытия. Скорчив лицо от бессильной злобы, на неё молча смотрел из ловушки Андрей. И Лиза не смогла сдержать смех, хотя коленки её дрожали. Мужчина неуклюже барахтался в сетчатом мешке, словно кот в авоське. Он пытался освободить запутавшуюся в одной из ячеек ногу.
– Да у тебя, я смотрю, и пистолетик-то даже не настоящий, – сказала сквозь смех девушка.
– Всё равно ж я тебя достану, – проскрипел Андрей. – Лучше освободи меня, и мы сделаем так, как я тебе предлагал.
– Да ты себя сначала достань, придурок. – Лиза вылезла из ямы, убрала шкатулку в рюкзак и сложила лопату.
– Куда ты? – жалобно простонал мужчина.
– На кудыкину го?ру.
– Это тебе, Лиза, не шутки, – снова стал угрожать Андрей. – Ты же понимаешь, с какими людьми связалась. Так просто мы это дело всё равно не оставим.
– А кто это «мы»? Я так понимаю, что о твоём вояже за картой брат с сестрой даже не догадываются. В одно рыло хотел это дело обстряпать? Так ведь, Андрюша?
– Какая разница? – не унимался Андрей. – Я не жадный. Поделюсь с ними. Тут на всех камушков хватит. Ну хочешь, я и тебе колечко подарю?
– Засунь его сам знаешь куда, если, конечно, в ближайшие пару дней тебя здесь дачники обнаружат. Я теперь всего тебя насквозь вижу, Андрей. Словно кино смотрю. Дешёвенький такой триллер. Хочешь расскажу, как всё было на самом деле?
– Да пошла ты.
– А я расскажу. До электрички ещё три часа. И вот слушай… Думаю, познакомился ты с Алексеем Петровичем случайно. Так уж звёзды сошлись. Не удивлюсь, если даже в то время, когда мы с тобой вместе жили. Истории он свои об экспедициях рассказывал, но никто из слушающих, кроме тебя, не воспринимал их всерьёз. А ты жилу почувствовал. Золотоносную. Втёрся в доверие. С семьёй его познакомился. Он по доброте душевной о принцессе своей тебе рассказал, фотку её даже продемонстрировал и слегка так намекнул на существование некой шкатулки, закопанной где-то в лесу, которую следовало бы вернуть законным владельцам, если таковые отыщутся. Но ты же нетерпеливый. Думаю, что чрезмерно поднажал на старика с расспросами о кладе. И тот вовремя сообразил, кто ты на самом деле и какого рожна ты путаешься с его дочкой. Увидел душу твою гнилую и замолчал. А тут и болезнь поспела. Память начал Алексей Петрович терять. Действовать нужно было теперь быстро. Ты правильно сообразил, что, увидев меня, как две капли воды похожую на его принцессу, он проникнется ко мне чувством. Уговорил подругу свою и её брата поместить отца в психушку, в моё отделение. Может, если бы не ты, они вообще оставили бы старика дома под присмотром сиделки. Может, и не такие уж они сволочи, как ты. План твой сработал. Это ты понял, когда случайно встретил меня на похоронах. По твоим расчётам, встретиться мы должны были чуть позже, чтобы ты смог разузнать всё о моих разговорах с Алексеем Петровичем. Но вышло даже лучше. Я сама всё тебе выложила за пять минут. Ты тут же бросился ко мне домой, перерыл все ящики и полки. Но не думал, что воспоминания старика выглядят, как самая настоящая книга. Не обратил на книги внимания. Оставалось только следить за мной и ждать, когда я сюда приеду. Ведь так всё было, Андрюш? Я права?
– Сука ты, Лиза, – вполголоса произнёс Андрей. – Надо было молча тебя грохнуть.
– Да кишка у тебя тонка. – Лиза явно была в ударе, уже не вдумываясь в собственные слова. – Надеюсь, как-нибудь выберешься без моей помощи? А то мне пора.
Лиза закинула за спину рюкзак и двинулась прочь. Но на краю полянки вдруг остановилась, задумалась и снова обратилась к Андрею:
– Я вот во всей этой истории только одного понять не могу… Зачем тебе понадобились мои трусы?
27 октября 2022 г.

Беглецы
История эта произошла в начале девяностых годов прошлого века, когда ещё не водилось сотовых телефонов и однокомнатную квартиру в провинциальном городке можно было обменять на четыре компьютера IBM, которые сейчас и бесплатно-то никому не нужны. Скажем, в некоем городе N. жила-была семья, не успевшая обзавестись потомством, но, как и многие другие, не сумевшая уберечь себя ни от невзгод, ни от соблазнов новой морали. Невзгоды выпали на долю супруга, которого звали, предположим, Олег, а соблазны свили гнёздышко в сердце его жены, Марины (впрочем, могло быть и наоборот). Хотя, конечно, назвать невзгодами то, что случилось с Олегом, было бы чересчур мягко. На самом деле для него это был приговор. Смертельный приговор. У Олега эта сцена, когда они с Мариной, взявшись за руки, сидели в кабинете врача, отпечаталась в памяти чётко, как голубая заставка студии «Carolco», с которой начинались тогда почти все голливудские фильмы, включая «Рэмбо» и «Терминатора». Каждый его день стартовал теперь именно с этого кадра – врач совершенно обыденно, как делал это, наверное, уже сотню раз до них, объявил: «Рак поджелудочной. Четвёртая стадия. Неоперабельная. Метастазы в кишечнике и в лёгких». По научной классификации – TNM-стадирование. Это врач добавил чуть позже, наверное, чтобы у пациента не возникло сомнений в его вердикте. На стандартный в таких случаях вопрос «сколько мне осталось» последовал стандартный ответ «это зависит от многих факторов, сейчас трудно делать прогноз». И опять через паузу, предполагая, что пациент просто так не отстанет, доктор уточнил: «Может быть, три месяца, полгода, год, два… Десять процентов больных с вашим диагнозом живут более пяти лет». В любом случае помощь могла быть только паллиативной, а это значит – строгая диета, химиотерапия и в конце концов хоспис, если будут места. Марина вцепилась в руку Олега так сильно, будто это был её собственный диагноз. И Олег понимал, что, пожалуй, он сделал бы в этот момент так же, окажись на её месте. Жить рядом с умирающим человеком, зная, что ничем не можешь ему помочь… Это немногим лучше, чем умирать самому.
Дома Олег как мог успокаивал супругу, гладил по голове, целовал в мокрые от слёз щёки и на все глупые риторические вопросы, типа «чем мы так перед Господом провинились» и «почему это случилось именно с нами», отвечал, что «так вышло» и «кто мы такие, чтобы осуждать Бога». В конце концов, виновны перед Ним все от самого своего рождения хотя бы потому, что едят мясо. Да и случилось это в тот день не только с ними, а ещё с десятью миллионами несчастных во всём мире. Такова ежегодная статистика, на которую до поры никто не обращает внимания.
Потом они купили тоненькую школьную тетрадь в клетку (в ней удобнее было чертить таблицы) и два вечера подряд высчитывали бюджет, необходимый на предполагаемый курс лечения. Марина предложила расчертить таблицу на четыре года (добрая женщина), но Олег всё же уговорил остановиться на восьми месяцах, про себя подумав, что и этого, наверное, лишку – четыре года смотреть на то, как прогрессирует растерянность супруги, было бы выше его сил. Впрочем, на четыре года средств просто и не хватило бы, учитывая то, что никакой финансовой подушки после дефолта у них не осталось, а зарплаты стали задерживать, и просветов в экономической ситуации в ближайшее время не намечалось. Олег подумывал, не продать ли старый дом покойного деда, затерянный в глуши брянских лесов, но интуиция подсказывала ему даже не начинать разговор об этом с Мариной. Во-первых, она вообще не знала, что дед умер два года назад, и, во-вторых, что и явилось причиной её неведения, она этого деда невзлюбила с первой же минуты на свадьбе, когда Олег их друг другу представил. Прямо посреди торжества дед постучал ей пальцем по лбу и сказал тихонечко вместо напутствия: «Погубишь ты моего внука. Чёрный огонь за тобой следом». Да и не смог бы Олег этот дом продать. Когда в позапрошлом году он, втайне от Марины, ездил проводить в последний путь деда, то деревня предстала перед ним совсем не той, какой он видел её последний раз в детстве. Почти все дома? были уже заброшены, заборы покосились, а сараи, будто от стыда за своих хозяев, вросли в землю. Умирала деревня. Даже на кладбище пришли только три человека – сам Олег, дед Прошка, всю свою жизнь проработавший трактористом в давно разорившемся колхозе «Луч», и какой-то пьянчужка, которого Олег не узнал. Как позже выяснилось на поминках (тоже на трёх человек), этим пьяницей оказался никто иной, как бывший директор местного клуба, много лет пытавшийся отстоять свой культурный центр ради будущего, так сказать, возрождения, но в конце концов спившийся под натиском сначала барыг, устроивших в клубе показ порнофильмов и дешёвых боевиков, а потом исторического процесса, в котором ме?ста для деревни под странным названием Чу?тки не было. Кто-то, видимо, из молодых и азартных, в спешке покидавших деревню, закрасил на указателе букву «т» и вместо неё написал «ди» – и получилось Чудики. Таковыми эта троица на поминках и выглядела – все это понимали, и никто о несправедливости нового топонима не спорил.
Однако планы планами, а в реальности всё пошло совершенно не по намеченному сценарию. Траты оказались поначалу не такими уж и большими. За исключением взяток, которые приходилось давать врачам, раскошелиться пришлось только на лекарства (половина которых вообще оказалась бесплатной), на пароварку, на заранее подготовленную стопку впитывающих пелёнок, на ведро с сидушкой для тех сумрачных времён, когда Олег не сможет уже сам дойти до туалета. Всё это выглядело печально, как покупка мыла в парфюмерном отделе для смазывания петли, медленно затягивающейся на шее Олега. Совсем скоро они с женой вычеркнули все эти пункты из своего списка, запрятали ведро с пелёнками подальше от глаз и по вечерам просто играли в шашки, ни о чём особо не говоря. Разве что о новых фильмах, которые выходили в нелегальный прокат на кассетах, и лишь однажды о книге, которую вдруг взялась прочитать Марина.
– А ты читал когда-нибудь Солженицына? – спросила она однажды.
– «Архипелаг ГУЛаг». В институте пришлось, – ответил Олег.
– А «Раковый корпус»? – воодушевилась отчего-то жена.
– Нет. Ру?ки так и не дошли.
– А зря. Я сейчас читаю.
– Нашла время, – удивился Олег.
– Ну, это только название страшное. А так-то там про любовь. И это… Ты знаешь, что Солженицын тоже болел раком?
– Знаю.
– А то, что он самоизлечился?
– Думаю, не совсем так. Я в курсе, о чём роман. Ты прочитала там про некий иссык-кульский корень? Ну это же только такой ход для сюжета. Сам Солженицын лечился от семеномы вполне традиционно, в больнице.
– Но бывают же случаи самоизлечения? – не унималась Марина.
– Надо полагать, да, – спокойно согласился Олег и «съел» сразу три чёрные шашки. – Один человек на десять миллионов больных. И не с четвёртой стадией, Марина.
– Ну, я это так, – смутилась супруга, поняв, что и эту партию, уже пятую, она опять проиграла. – Надежда всё равно есть.
– Конечно, Мариш. Куда без неё? На том и весь свет стоит.
– Ох, Олежка, – вздохнула жена. – Ты не против, если я к Ольге сейчас съезжу? Скучать без меня не будешь?
– Поезжай, само собой. Чего ты спрашиваешь? Я кино посмотрю. Потом с Волчком погуляю. Всё нормально.
Волчком звали их пса, тёмненького, с серебристым отливом, беспородного, хоть и очень смышлёного. Он жил с ними уже пять лет.
Как только Олег произнёс его имя, тот сразу навострил уши и завилял хвостом.
Вот с этих самых поездок к Ольге и начался Маришкин соблазн. Сначала она ездила к ней раз в неделю, потом раз в три дня, а по прошествии двух месяцев с момента приговора уже через день. Олег понимал, что бо?льшая часть поездок с Ольгой никак не связана, но проверить это хотя бы звонком по телефону не решался. Что ему было теперь беспокоиться о крепости семейных уз, если он одной ногой заступил уже за границу жизни? Но осознавать это, даже гипотетически, было всё равно больно.
Он смотрел «Налево от лифта» с Пьером Ришаром, а слёзы сами собой скатывались по щекам на подушку. И совсем не от смеха, а от какой-то внутренней пробки, которая не позволяла им утекать в самую глубину сердца. Это были не грусть, не обида, не сожаление, а полная душевная расхлябанность, делавшая его сознание ватным. Он мог хорошо играть в шашки, складывать в уме пятизначные цифры, читать наизусть стихи, которые, казалось, давно забыл, но просто думать о жизни, о Марине, о самом себе и о том, к чему всё движется, было невмоготу.
Выплакав всю лишнюю влагу, Олег умылся, рассматривая в зеркале своё осунувшееся, желтоватое лицо, кликнул Волчка и вышел с ним во двор для вечерней прогулки.
Июньское небо рдело на западе золотисто-красным закатом; матовым серебром облаков подёрнулась тающая синева; первые звёзды уже пульсировали сквозь толщу вселенной. И никому-то в этой галактике не было дела ни до Олега, ни до Марины, ни до подозревающего что-то неладное Волчка. Всё шло своим чередом.
***
Через три месяца они уже не играли в шашки и не смотрели вместе кино. Марина ходила хмурая и задумчивая, словно хотела что-то сказать Олегу, но не решалась. «Раковый корпус» так и не дочитала. Вместо него стала штудировать модные журналы и пробовать разные диеты, внушив себе, что слишком уж за последнее время растолстела. Пароварка пришлась кстати, а меню стало разнообразнее. Тошнота, к которой Олег начал уже привыкать, отступила, лишь изредка давая о себе знать. Дома Ольга бывала теперь меньше, чем в предполагаемых гостях у их общей подруги, в парикмахерских и в маникюрных салонах. Бо?льшая часть бюджета стала уходить на эти походы да ещё на экзотические продукты в виде чудодейственных чаёв и пищевых добавок. Правда, Марине удалось-таки выбить для Олега первую группу инвалидности, что упрощало покупку некоторых лекарств и экономило деньги.
Пользуясь временным улучшением самочувствия, Олег стал выезжать на своём стареньком «Москвиче» за город вместе с Волчком, а по пути туда и обратно удавалось даже иногда таксовать. Этот свой заработок он складывал в бардачок, стараясь особо не тратить, и Марине об этом не говорил ни слова. В лесу было хорошо. Пели птички, толстые ёжики выползали из травы на прогретые солнцем тропки. Жаль, что не доживёт, наверное, до сентября, думал Олег, а там бы и гриб пошёл… Волчку в лесу нравилось даже больше, чем Олегу. Раньше его на природу почему-то не брали, оставляли в квартире, когда удавалось осенью выбраться на тихую охоту. Всё тут псу казалось диковинным и необыкновенным. Он полной грудью вдыхал новые запахи, вслушивался в каждый шорох и в каждую соловьиную трель. И как бы даже улыбался, глядя с прищуром на Олега и кивая вбок головой, словно говорил: «Смотри, дружище, ты это видишь? Уму непостижимо. А слышишь? Вот там, за той елью». И Олег будто понимал его и разделял с ним радость открытий. Пожалуй, за последнее время они с Волчком сблизились даже больше, чем когда-то с женой. И Олег забывал о своей болезни, шёл уверенно, смотрел зорко и уже не чувствовал боли, которая, как казалось с утра, никогда больше не отпустит его спину.
И только дома боль всё-таки возвращалась. И не уходила до полуночи, пока Олег не сдавался и не принимал капсулу трамадола.
Как-то так получилось, что с Мариной они теперь спали в разных комнатах. Что именно стало тому причиной, Олег не мог определить точно. Само собой вышло. С супружескими обязанностями, как казалось Олегу, он пока ещё вполне справлялся, пусть и не с той охотой, как раньше, но всё же. Не в этом крылась причина. В чём-то другом, напрямую к нему не относящемся. Сначала Марина допоздна читала и якобы не хотела его тревожить, потом подолгу болтала с кем-то по телефону на кухне, плотно закрыв все двери, чтобы шум её голоса не мешал уснуть. Олег слышал только унылое «бу-бу-бу» и думал, что лучше бы Марина говорила прямо у него над ухом. Это не раздражало его, нет. Это приводило именно в уныние, нюансы которого точнее сформулировать он не мог.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/aleksey-zagulyaev/incident-sbornik-rasskazov-70522180/?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.