Дело о незваных гостях
Дело о незваных гостях
Игорь Евдокимов
Напротив сыщика и оккультиста Владимира Корсакова сидит до смерти напуганный молодой человек. Он протягивает снимок, на котором запечатлено нечто, грозящее свести гостя с ума.Поиски загадочного фотографа проведут Корсакова и его друга, поручика Постольского, от модных ателье светописи до мрачных петербуржских трущоб, где их противник совершил блестящее научное открытие – и одновременно открыл дверь для незваных гостей, которым не место в нашем мире.
Игорь Евдокимов
Дело о незваных гостях
I
Санкт-Петербург, осень 1884 года
– Скажите, что вы видите на этой фотографии?
Владимир Николаевич Корсаков осторожно принял у собеседника карточку, мимоходом отметив, что руки мужчины мелко дрожат. Гость вообще выглядел нездоровым – синие мешки под глазами и бегающие зрачки, обрамленные сеткой из лопнувших капилляров. Человек, чувствующий себя загнанным в угол, лишенный нормального сна уже несколько дней.
Набросав беглый мысленный портрет посетителя, Корсаков переключил внимание на снимок. Судя по обстановке, фотография была сделана не в декорациях ателье, а комнате настоящего жилища. Небедного, но довольно скромного. На переднем плане запечатлена девочка лет пяти, сидящая на стуле. В паре шагов за ней, в углу кадра, стоит женщина неопределенного возраста – такая могла приходится ребенку как сестрой, так и матерью. На их лицах застыли настороженные выражения – фотографировались они явно впервые и не совсем понимали, чего ожидать от втиснутой в их небольшое жилище странной коробки. Держаться ровно их тоже не научили, отчего силуэты вышли слегка смазанными.
– По правде сказать, ничего необычного, – ответил Корсаков и протянул фотографию обратно, однако посетитель прижал руки к груди, словно опасаясь принять снимок.
– Вы видите… ее? – переспросил мужчина. Владимир смерил собеседника испытующим взглядом. В глазах визитера читалось такое отчаяние, что Корсаков приберег саркастичный комментарий на будущее, вздохнул, извлек из кармашка на жилетке очки для чтения и вернулся к изучению фотографии. Он осмотрел каждый угол, каждую поверхность, способную дать отражение, пригляделся к картине на стене – но не смог увидеть ничего из ряда вон выходящего.
– Нет, положительно не вижу ничего странного, – констатировал Корсаков. – Прошу, потрудитесь рассказать, что вас поразило в данной фотографии?
Молодой человек, представившийся Милосердовым Олегом Викторовичем, сразу сник, словно из него вышел весь воздух. Он протянул дрожащую руку за снимком и спрятал его обратно в карман.
– Тогда, боюсь, вы не сможете мне помочь… – проронил гость.
– Если вы сейчас встанете и молча уйдете – безусловно, не смогу, – откинулся на спинку кресла Корсаков. – Но, учитывая мой род деятельности, с улицы визитеры ко мне не попадают. Раз вы здесь – значит, вы искали того, кто сможет разгадать тайну, которая оказалась не по зубам всем остальным. Но кто-то из них шепнул вам: «Спросите у Корсакова». В этом случае вы отчаянно нуждаетесь в помощи, а ваша история должна показаться мне, как минимум, любопытной. Посему – извольте. Что такого я не вижу на этой фотографии? Вернее, что на ней видите вы?
– Понимаете, моей дочке, Арине, исполнилось 4 года и я… – Милосердов словно споткнулся, не желая продолжать, но пересилил себя. – Я сделал все возможное, чтобы порадовать ее этим праздником. И затем захотел сфотографировать ее. На память. Запечатлеть мгновения счастья. Арина растет очень болезненным ребенком и каждый год я не знаю, проживет ли она еще один… Это у нее в мать…
– Ту, что на фотографии? – спросил Корсаков.
Милосердов вздрогнул и машинально схватился за грудь – там, где у сердца, во внутреннем кармашке сюртука, лежал снимок.
– Да, ту, что на фотографии, – выдавил из себя Олег Викторович.
– Но что не так со снимком? – начал терять терпение Корсаков.
– Надежда, моя жена и мама Арины, болела чахоткой, – пояснил Милосердов. – Понимаете?! Она умерла, когда девочке был год! Она не могла стоять за Ариной на фотокарточке! Комната была пуста!
– Вот как? – заинтересованно подался вперед Корсаков. – Дайте-ка еще раз взглянуть!
Вопреки ожиданиям, даже зная, на что теперь обратить внимание, Владимир так и не увидел ничего странного. Женщина за спиной у девочки выглядела абсолютно обыкновенной. Она не левитировала, не казалась прозрачной, выражение ее лица оставалось естественным.
Корсаков сконцентрировался. Дар, полученный от потустороннего существа 7 лет назад напоминал о себе все реже и реже, но Владимир все еще был способен, при необходимости, обратиться к нему за помощью. Удалось и в этот раз. Фотография в его руках ожила.
Вот девочка сидит одна на стуле, недоверчиво вглядывается в объектив аппарата и не слушается отца, упрашивающего ее сидеть ровно. Вот из погруженного в тень угла за ее спиной возникает женщина, делает бесшумный шаг вперед, бросает мимолетный взгляд на дочь, мужа – и смотрит прямиком в камеру, будто бы зная, что фотограф тоже ее видит. Затем вновь шаг назад – и комната вновь пуста, словно и не было ее здесь.
– Любопытно, – протянул Корсаков. – Что ж, учитывая, насколько реальной выглядит женщина на фотографии, у меня есть два рациональных предположения. Первое – вы замечательный артист, нанятый кем-то дабы разыграть меня или выставить посмешищем. Снимок выглядит обыкновенным потому, что он и является таковым. Никаких призраков – самая настоящая женщина из плоти и крови.
– Но… – начал было Милосердов, однако Владимир не дал ему закончить.
– Но я готов допустить, что верно второе предположение – что ваш случай действительно необъясним, а значит проходит как раз по моей части. И, должен сказать, вы меня заинтриговали. Вы ведь нанимали фотографа, а не делали снимок сами?
– Да. Я побоялся вести Арину в ателье – мало ли, какую заразу могли там оставить предыдущие посетители. Поэтому заказал съемку домой.
– И ателье вы, безусловно, запомнили? – спросил Корсаков.
– Конечно! Вот! – Милосердов протянул ему вырезанное из газеты рекламное объявление.
– Eh bien! – азартно потер ладони Владимир. – Я берусь за ваше дело. Правильно ли понимаю, что за Ариной есть, кому присмотреть?
– Да, я смог позволить себе няню, – кивнул Олег Викторович. – Но, боюсь, в остальном я стеснен в средствах, и ваш гонорар…
– Заметьте, я пока ничего не говорил про гонорар! – усмехнулся Корсаков. Он резко встал из-за стола и направился к выходу из кабинета, отчего Милосердову пришлось неуклюже заторопиться следом. А Корсаков, тем временем, продолжал разглагольствовать на ходу: – С вознаграждением мы что-нибудь придумаем, я не собираюсь отнимать последние копейки у одинокого отца с больным ребенком, не переживайте.
– Но куда мы идем?
– Как это, «куда»? – подивился непонятливости собеседника Корсаков. – Нанесем визит в ателье, конечно! Я весьма заинтересован в их аппаратуре!
II
На улице стояла та специфическая промозглая осенняя погода, что отчего-то нравилась Корсакову: густой туман, штиль и кусачий морозец, от которого можно закрыться шарфом и поднятым воротом. Куда лучше обычных петербуржских ветров и ливней. Милосердов обитал на Каменном острове и выбранное им ателье располагалось недалеко от его квартиры. Владимир же, появляясь в столице, жил и принимал гостей и клиентов в просторных апартаментах на втором этаже доходного дома за Спасо-Преображенским собором. Корсаковы продали собственный особняк еще во времена его деда, который предпочитал фамильное имение под Смоленском, а траты на собственное жилье в Петербурге непозволительной роскошью. Особенно, учитывая, что большую часть года члены семьи пребывали в разъездах.
Пришлось кликнуть извозчика и дважды пересечь ветренную, промозгло-осеннюю Неву, сначала по Александровскому мосту до Выборгского вокзала, а затем по Самсониевскому – на Каменный остров. Жилье Милосердова пряталось в переулках, а вот фотостудия не скрывалась вовсе, гордо зазывая клиентов прямо на Большом проспекте.
Фасад первого, торгового, этажа украшала яркая вывеска: «Ателье светописи[1] Я. Одляницкого». Второй мог похвастаться огромными окнами, столь необходимыми для студии – Петербург не славился обилием солнечных дней, посему приходилось ловить любые возможности для освещения, не требующие дорогих софитов.
Владелец салона, щеголяющий крайне художественной бородой поляк, услышал звякнувший колокольчик у двери и встретил визитеров у входа.
– Добрый день, господа, добрый день! Чем могу быть полезен? Хотя нет, подождите – я угадаю! Желаете визитные карточки? Извольте ознакомиться с паспарту!
– Ян Антонович, возможно, вы помните меня. Я Милосердов, заглядывал к вам насчет фотографического портрета около двух недель назад…
– Ох, простите! – смутился Одляницкий. – У меня хорошая память на лица тех, кого я запечатлеваю, но вас, молодой человек, я не помню. Хотя… Да! Да-да-да! Действительно, вы хотели портрет дочери, на дому. Конечно!
– Да, пришел ваш ученик… – подтвердил Олег Викторович, но фотограф перебил его.
– Постойте-ка, это невозможно, молодой человек! Я использую труд ассистентов, верно, но ни одного я не готов назвать учеником. И уж точно не доверил бы съемку! Нет-с, сударь, все заказы, в студии или на дому, я выполняю сам!
– Но как же… – растерянно начал Милосердов.
– Ян… гм… Антонович, – вступил в разговор дотоле молчавший Корсаков, который с интересом разглядывал обстановку ателье. – Возможно, вам стоит буквально на полчаса закрыть ателье, чтобы мы могли спокойно обсудить один щепетильный вопрос?
– А вы, собственно кто?
– Корсаков, Владимир Николаевич, – он лениво обозначил вежливый поклон.
– И по какому праву вы хотите нарушить работу моего ателье?
– По такому, что могу это сделать. Желаете проверить? – Корсаков подался вперед, опершись обеими руками на трость, и одарил собеседника неприятной улыбкой из своего богатого арсенала. Одляницкий выглядел так, словно собирался поспорить, но быстро передумал и пригласил гостей проследовать в студию.
Несмотря на туманный сумрак на улице, огромные окна давали достаточно света, чтобы не зажигать лампы. Сравнительно небольшое помещение делилось на несколько маленьких уголков, призванных изобразить различные фоны для съемки. Вот оплетенные плющом качели перед ковром[2], изображающим зеленый лес. Вот неопределенно-античное патио. Вот простой белый фон, на котором можно изобразить любую позу, от важно-политической (с откинутой назад головой и рукой, заложенной за лацкан фрака) до глубокомысленно-гениальной (со скрещенными на груди руками и взглядом исподлобья). Хозяин предложил им разместиться вокруг столика с тремя стульями, предназначенного, очевидно, для групповых фотографий.
– Итак, давайте постараемся восстановить события, приведшие нас сюда, – предложил расположившийся со всей возможной вальяжностью Корсаков. – Начинайте, пожалуйста, Олег Викторович.
– Да, я… эээ… Я зашел к господину Одляницкому справится о возможности съемки на дому. Ян Антонович уверил меня, что это не составит ни малейшего труда. Мы сошлись на цене и назначили дату. В оговоренный день у меня на пороге возник господин с фотографическими принадлежностями. Он заявил, что является учеником Яна Антоновича, принес извинения за мастера Одляницкого, который слег с болезнью и предложил заменить его, если я соглашусь. Абсолютно безвозмездно. Выглядел господин очень добропорядочно, поэтому я не протестовал. Он был крайне любезен и терпелив. Пообещал, что доставит портрет на дом, чтобы мне не пришлось заходить за ним в ателье. И действительно, через несколько дней я обнаружил конверт со снимком у себя на пороге…
– Спасибо, Олег Викторович, – Корсаков повернулся к фотографу. – Теперь вы, Ян Антонович. Буду рад услышать вашу часть сей истории.
– Она очень проста, – пожал плечами Одляницкий, опасливо покосившись на Владимира. – За день до оговоренной даты мне принесли записку, что назначенная съемка отменяется, так как у господина Милосердова возникли другие обязательства. На этом все. Я повторяю, у меня нет учеников, и я решительно не посылал никого вместо себя к Олегу Викторовичу. А в чем, собственно, дело? Какой-то мошенник посмел выдать себя за моего протеже и предоставить неудовлетворительные услуги? Только… Вы сказали, что работал он безвозмездно? В чем тогда смысл мошенничества?
– Et franchement, c'est une bonne question[3], – покивал Корсаков. Все это время он задумчиво разглядывал то Милосердова, то фотографа, внимательно прислушиваясь к тому, что и, главное, как они говорят. – Не беспокойтесь, Ян Антонович, ваша репутация вне опасности, а господин Милосердов не имеет к вам ни малейших претензий. Однако с вашим самозванным подмастерьем я бы с удовольствием перекинулся парой слов… Вы сказали, что привлекаете к работе ассистентов. Не подскажете, находился ли кто-то из них в ателье, когда вы уславливались с Олегом Викторовичем о съемке на дому?
– Дайте подумать… Это был четверг, кажется… Сейчас!
Он метнулся к бюро, заваленному бумагами и фотографическими карточками, извлек из-под очередной кипы журнал и зашелестел страницами.
– Да, все верно, четверг. Тогда у меня трудился Сережа Трутнев, студент, очень старательный и милый мальчик. Хотя постойте…
Он вновь начал листать журнал, меняясь в лице, а затем повернулся к Корсакову с удивленными видом.
– Позвольте, угадаю, – опередил его Владимир. – Именно с четверга этот старательный и милый мальчик больше не появлялся у вас в ателье?
– Да! Как вы…
– Логика, – усмехнулся Корсаков. – Благодарю вас за помощь, Ян Антонович. Не смею далее мешать вашей работе и, надеюсь, что больше мы вас не побеспокоим!
Владимир и Олег вышли обратно на туманную улицу. После тишины ателье шум множества голосов, цокот копыт и стук колес по мостовой первое время казался оглушающим.
– Вы думаете, именно студент Трутнев сделал этот портрет? – спросил Милосердов.
– Утверждать наверняка не берусь, но пока это наиболее очевидный вывод, – кивнул Корсаков.
– И что теперь?
– Теперь вы отправляетесь домой, присматривать за дочерью. А я постараюсь найти таинственного последователя фотографического искусства. И, на всякий случай… – Корсаков порылся в карманах и извлек три небольших свечи из непримечательного на вид бледного воска. – Я не знаю, какие цели преследовал этот студент и представляют ли его опыты опасность, поэтому возьмите это. Если вы или ваша дочь увидите или, скорее, почувствуете в доме что-то неладное, тревожащее душу, зажгите свечу и оставайтесь в комнате, пока она не прогорит. А затем – немедля езжайте ко мне. Поняли?
– Да, но что может сделать свечка…
– Господин Милосердов, просто поверьте сведущему человеку и выполните мои рекомендации в точности, как если бы они были врачебными предписаниями.
[1] Старое название фотографии.
[2] «Ковром» в старых ателье иногда именовалось то, что сейчас принято называть фотообоями.
[3]Действительно, это очень хороший вопрос (франц.)
III
Тем же вечером Корсаков назначил встречу своему другу Павлу Постольскому, жандарму из тайного подразделения, по привычке именуемого Шестой экспедицией. А в качестве адреса, дабы совместить приятное с полезным, указал ресторан «Медведь», что на Большой Конюшенной, буквально в десяти минутах ходьбы от здания градоначальства, где служил поручик.
Если кто-то из посетителей задавался вопросом, откуда взялось название заведения, то ответ ждал его уже на входе – в виде чучела гигантских размеров медведя с серебряным подносом в руках. Ресторан открылся сравнительно недавно, около шести лет назад, и быстро завоевал репутацию одного из лучших в столице. Публика здесь собиралась в основном буржуазная – фабриканты и купцы обсуждали сделки, наслаждаясь борщом или ухой из стерляди, отдельные кабинеты снимались кутящими гвардейцами, а подвал часто оккупировали редакции ведущих петербуржских газет.
Корсаков прошел в главный зал через пышный атриум-сад, накрытый стеклянной крышей. Рассеянно кликнув официанта, он истребовал себе кабинет, сделал заказ и погрузился в раздумья. Владимир неоднократно снимался в ателье, и даже немного научился фотографировать сам, полагая, что техническая новинка может помочь в расследованиях, но вплотную с индустрией светописи он еще не сталкивался.
В Россию сей новый вид искусства пришел аккурат посреди века, незадолго до рождения самого Корсакова, хотя первые робкие опыты начались гораздо раньше. Первопроходцами и популяризаторами, как водится, выступили жители столицы. Почти одновременно свои заведения в Петербурге открыли Сергей Левицкий и Андрей Деньер. Первые дагерротипы были удовольствием не из дешевых, а потому не каждый мог их себе позволить. Однако прогресс не стоял на месте, и вскоре стоимость фотографий снизилась, а клиентами ателье становились не только господа из высшего света, купцы-миллионщики, да гвардейские офицеры, но и люд попроще. Фотографических салонов открывалось все больше и больше, забираясь даже в губернские, а то и уездные городки. Появилась даже откровенно макабрическая традиция посмертных фотографий, где усопшему придавали вид живого человека, чтобы близкие могли запечатлеть себя рядом с ним на память. В общем, индустрия прибыльная, быстрорастущая и народу интересная. А значит, появление первого злодея, решившего воспользоваться светописью в недобрых целях, оставалось вопросом времени. И время это, похоже, настало.
Поручик Постольский прибыл в ресторан, с небольшим опозданием, а посему застал своего задумчивого друга уже приступающим к десертному суфле д’Орлеан. Корсаков лишь виновато пожал плечами. Мыслительная работа всегда раззадоривала его аппетит, а еда выступала топливом этого энергозатратного процесса. По крайней мере, именно это оправдание нравилось Владимиру больше всего.
– Ты же знаешь, что это заведение мне не по карману, – заметил Постольский.
– А ты прекрасно знаешь, что угостить друга мне не доставляет ни малейших неудобств, одно лишь удовольствие, – улыбнулся Владимир и отправил в рот очередную ложку десерта.
В результате к разговору о делах перешли только когда официант расторопно принес графин «Курвуазье». Корсаков, по обыкновению, зашел издалека:
– Скажи-ка, до вас в последнее время не доходили слухи о странных делах, связанных с фотографиями?
Постольский, уже поднесший к губам рюмку коньяка, остановился, вернул ее на стол и укоризненно уставился на Владимира.
– И откуда же тебе это известно?
Корсаков промолчал, лишь загадочно пожав плечами.
– Да, недавно по городу поползли слухи о странных фотографиях, на которых, якобы, видны силуэты покойных…
– Это не слухи. И речь идет не просто о силуэтах, иначе бы я не спрашивал, – Корсаков протянул другу снимок, оставленный ему Милосердовым.
– Не вижу ничего странного, но, судя по тому, что ты заинтересовался, на нем запечатлен кто-то, кого уже нет в живых, – сказал Постольский после изучения карточки. – Девочка или женщина?
– Женщина.
– Уверен, что это не розыгрыш?
– Павел, ты меня сейчас обидеть хочешь? – сварливо поинтересовался Корсаков. – Конечно, я уверен! Иначе бы не тратил ни свое, ни твое время. В фальшивых снимках привидений нет ничего нового, они начали появляться одновременно с рождением самой светописи, и, поверь, я видел не один десяток подобных подделок. Но сейчас у меня есть показания заслуживающего доверие человека, утверждающего, что на снимке – его усопшая жена, которой точно не было в комнате в момент съемки. Так что посмертную фотографию тоже исключаем. А что знает шестая экспедиция?
– Меньше твоего, к сожалению. Этот снимок – первый, что попал нам в руки. Но, как я уже говорил, слухи о них начали бродить по столице несколько месяцев назад.
– А в этих слухах говорилось о том, что происходит с людьми, которые запечатлены с мертвецами?
– Ничего определенного. Думаешь, что они представляют опасность?
– Павел, ты не первый год занимаешься этими делами. Любые действия, что приоткрывают полог, отделяющий жизнь от смерти, представляют опасность. Поэтому мне требуются ваши возможности для продолжения расследования – я могу заняться этим сам, но вместе у нас получится быстрее.
– Конечно, – не раздумывая кивнул Постольский.
– Помоги мне найти одного человека. Вероятнее всего студент, и зовут его Сергей Трутнев, но это может быть псевдоним. Несомненно только одно – этот субъект питает интерес и к фотографии, и к оккультным наукам.
– Да, не сказать, что описание исчерпывающее, но я приложу все усилия, – пообещал Павел.
IV
Ночью Милосердова разбудил звонкий детский смех.
Он настороженно сел на скрипнувшей старой кровати и прислушался, почти уверенный, что ему лишь почудилось. Однако смех раздался вновь.
Ночь выдалась мрачной и ненастной, поэтому внутри меблированных комнат, где они жили с дочерью, царила полная тишина. Милосердов нащупал на прикроватном столике керосинку и коробок, чиркнул спичкой и отрегулировал дрожащий огонек. Накрыв лампу плафоном, он опустил ноги на холодный пол и двинулся в коридор. Хотя на печных дровах Милосердов не экономил, в квартире все же было достаточно холодно, чтобы заставить его поежится. Или это не холод, а нервы?
Тихо ступая по трескучему полу, Олег Викторович подошел к детской. Оттуда вновь раздался чуть приглушенный, но, несомненно, веселый детский смех. Милосердов взялся за ручку двери и с замиранием сердца посмотрел внутрь.
Арина сидела на краешке кровати и завороженно смотрела в угол комнаты, туда, где свет лампы не способен был разогнать сгустившиеся тени. Заметив отца девочка довольно подпрыгнула.
– Папа, папочка, гляди! – радостно крикнула она. – Мамочка вернулась!
– Нет, Арина, что-то ты! – зашептал Милосердов. – Мама не могла вернуться. Должно быть, тебе приснился сон…
– Нет! Нет же! Посмотри туда! Вон она! – Арина указала пальчиком на угол.
Милосердов поднял лампу над головой, чтобы ее яркость не била в глаза, и медленно начал прибавлять огонек, освещая темную часть комнаты. Тени нехотя поползли по стенам, устремляясь дальше, в угол. Туда, где на фоне стен медленно проступил силуэт, который отдаленно можно было счесть человеческим. Арина рядом с ним радостно захлопала в ладоши. Но Милосердов не мог разделить ее радость. Все его тело сковало жуткое оцепенение. Руки отказывались слушаться. Милосердов не испытывал ни малейших сомнений – если свет станет достаточно ярким, чтобы осветить существо в углу, то он просто сойдет с ума.
Олег Викторович метнулся к Арине, подхватил дочь на руки и вылетел из комнаты. Напуганная его стремительностью и расстроенная расставанием с матерью девочка громко заплакала, но Милосердов ее не слушав. Оказавшись у дверей спальни он на мгновение оглянулся. Он не мог быть уверен – слишком уж темным сейчас казался коридор – но ему все равно пригрезилось, что нечто, стоявшее в углу детской, сейчас выглядывает из комнаты им вслед. Руки существа скребли по стене, бесконечно, противоестественно удлиняясь – и тянулись к отцу и девочке.
Больше Милосердов не медлил. Вбежав в спальню, он усадил рыдающую Арину на кровать, запер захлопнутую за собой дверь и принялся судорожно искать оставленные Корсаковым свечи.
– Я хочу увидеть маму! – плаксиво крикнула у него за спиной дочь.
– Погоди, маленькая, погоди! – умоляюще сказал Милосердов. Он перерыл карманы сюртука, зашарил руками на комоде, пока не наткнулся на корсаковские свечи. Теперь спички. Где же спички? Он же как-то зажег лампу, когда проснулся! Милосердов оглянулся – и обомлел.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/igor-evdokimov/delo-o-nezvanyh-gostyah-70485061/chitat-onlayn/?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Игорь Евдокимов
Напротив сыщика и оккультиста Владимира Корсакова сидит до смерти напуганный молодой человек. Он протягивает снимок, на котором запечатлено нечто, грозящее свести гостя с ума.Поиски загадочного фотографа проведут Корсакова и его друга, поручика Постольского, от модных ателье светописи до мрачных петербуржских трущоб, где их противник совершил блестящее научное открытие – и одновременно открыл дверь для незваных гостей, которым не место в нашем мире.
Игорь Евдокимов
Дело о незваных гостях
I
Санкт-Петербург, осень 1884 года
– Скажите, что вы видите на этой фотографии?
Владимир Николаевич Корсаков осторожно принял у собеседника карточку, мимоходом отметив, что руки мужчины мелко дрожат. Гость вообще выглядел нездоровым – синие мешки под глазами и бегающие зрачки, обрамленные сеткой из лопнувших капилляров. Человек, чувствующий себя загнанным в угол, лишенный нормального сна уже несколько дней.
Набросав беглый мысленный портрет посетителя, Корсаков переключил внимание на снимок. Судя по обстановке, фотография была сделана не в декорациях ателье, а комнате настоящего жилища. Небедного, но довольно скромного. На переднем плане запечатлена девочка лет пяти, сидящая на стуле. В паре шагов за ней, в углу кадра, стоит женщина неопределенного возраста – такая могла приходится ребенку как сестрой, так и матерью. На их лицах застыли настороженные выражения – фотографировались они явно впервые и не совсем понимали, чего ожидать от втиснутой в их небольшое жилище странной коробки. Держаться ровно их тоже не научили, отчего силуэты вышли слегка смазанными.
– По правде сказать, ничего необычного, – ответил Корсаков и протянул фотографию обратно, однако посетитель прижал руки к груди, словно опасаясь принять снимок.
– Вы видите… ее? – переспросил мужчина. Владимир смерил собеседника испытующим взглядом. В глазах визитера читалось такое отчаяние, что Корсаков приберег саркастичный комментарий на будущее, вздохнул, извлек из кармашка на жилетке очки для чтения и вернулся к изучению фотографии. Он осмотрел каждый угол, каждую поверхность, способную дать отражение, пригляделся к картине на стене – но не смог увидеть ничего из ряда вон выходящего.
– Нет, положительно не вижу ничего странного, – констатировал Корсаков. – Прошу, потрудитесь рассказать, что вас поразило в данной фотографии?
Молодой человек, представившийся Милосердовым Олегом Викторовичем, сразу сник, словно из него вышел весь воздух. Он протянул дрожащую руку за снимком и спрятал его обратно в карман.
– Тогда, боюсь, вы не сможете мне помочь… – проронил гость.
– Если вы сейчас встанете и молча уйдете – безусловно, не смогу, – откинулся на спинку кресла Корсаков. – Но, учитывая мой род деятельности, с улицы визитеры ко мне не попадают. Раз вы здесь – значит, вы искали того, кто сможет разгадать тайну, которая оказалась не по зубам всем остальным. Но кто-то из них шепнул вам: «Спросите у Корсакова». В этом случае вы отчаянно нуждаетесь в помощи, а ваша история должна показаться мне, как минимум, любопытной. Посему – извольте. Что такого я не вижу на этой фотографии? Вернее, что на ней видите вы?
– Понимаете, моей дочке, Арине, исполнилось 4 года и я… – Милосердов словно споткнулся, не желая продолжать, но пересилил себя. – Я сделал все возможное, чтобы порадовать ее этим праздником. И затем захотел сфотографировать ее. На память. Запечатлеть мгновения счастья. Арина растет очень болезненным ребенком и каждый год я не знаю, проживет ли она еще один… Это у нее в мать…
– Ту, что на фотографии? – спросил Корсаков.
Милосердов вздрогнул и машинально схватился за грудь – там, где у сердца, во внутреннем кармашке сюртука, лежал снимок.
– Да, ту, что на фотографии, – выдавил из себя Олег Викторович.
– Но что не так со снимком? – начал терять терпение Корсаков.
– Надежда, моя жена и мама Арины, болела чахоткой, – пояснил Милосердов. – Понимаете?! Она умерла, когда девочке был год! Она не могла стоять за Ариной на фотокарточке! Комната была пуста!
– Вот как? – заинтересованно подался вперед Корсаков. – Дайте-ка еще раз взглянуть!
Вопреки ожиданиям, даже зная, на что теперь обратить внимание, Владимир так и не увидел ничего странного. Женщина за спиной у девочки выглядела абсолютно обыкновенной. Она не левитировала, не казалась прозрачной, выражение ее лица оставалось естественным.
Корсаков сконцентрировался. Дар, полученный от потустороннего существа 7 лет назад напоминал о себе все реже и реже, но Владимир все еще был способен, при необходимости, обратиться к нему за помощью. Удалось и в этот раз. Фотография в его руках ожила.
Вот девочка сидит одна на стуле, недоверчиво вглядывается в объектив аппарата и не слушается отца, упрашивающего ее сидеть ровно. Вот из погруженного в тень угла за ее спиной возникает женщина, делает бесшумный шаг вперед, бросает мимолетный взгляд на дочь, мужа – и смотрит прямиком в камеру, будто бы зная, что фотограф тоже ее видит. Затем вновь шаг назад – и комната вновь пуста, словно и не было ее здесь.
– Любопытно, – протянул Корсаков. – Что ж, учитывая, насколько реальной выглядит женщина на фотографии, у меня есть два рациональных предположения. Первое – вы замечательный артист, нанятый кем-то дабы разыграть меня или выставить посмешищем. Снимок выглядит обыкновенным потому, что он и является таковым. Никаких призраков – самая настоящая женщина из плоти и крови.
– Но… – начал было Милосердов, однако Владимир не дал ему закончить.
– Но я готов допустить, что верно второе предположение – что ваш случай действительно необъясним, а значит проходит как раз по моей части. И, должен сказать, вы меня заинтриговали. Вы ведь нанимали фотографа, а не делали снимок сами?
– Да. Я побоялся вести Арину в ателье – мало ли, какую заразу могли там оставить предыдущие посетители. Поэтому заказал съемку домой.
– И ателье вы, безусловно, запомнили? – спросил Корсаков.
– Конечно! Вот! – Милосердов протянул ему вырезанное из газеты рекламное объявление.
– Eh bien! – азартно потер ладони Владимир. – Я берусь за ваше дело. Правильно ли понимаю, что за Ариной есть, кому присмотреть?
– Да, я смог позволить себе няню, – кивнул Олег Викторович. – Но, боюсь, в остальном я стеснен в средствах, и ваш гонорар…
– Заметьте, я пока ничего не говорил про гонорар! – усмехнулся Корсаков. Он резко встал из-за стола и направился к выходу из кабинета, отчего Милосердову пришлось неуклюже заторопиться следом. А Корсаков, тем временем, продолжал разглагольствовать на ходу: – С вознаграждением мы что-нибудь придумаем, я не собираюсь отнимать последние копейки у одинокого отца с больным ребенком, не переживайте.
– Но куда мы идем?
– Как это, «куда»? – подивился непонятливости собеседника Корсаков. – Нанесем визит в ателье, конечно! Я весьма заинтересован в их аппаратуре!
II
На улице стояла та специфическая промозглая осенняя погода, что отчего-то нравилась Корсакову: густой туман, штиль и кусачий морозец, от которого можно закрыться шарфом и поднятым воротом. Куда лучше обычных петербуржских ветров и ливней. Милосердов обитал на Каменном острове и выбранное им ателье располагалось недалеко от его квартиры. Владимир же, появляясь в столице, жил и принимал гостей и клиентов в просторных апартаментах на втором этаже доходного дома за Спасо-Преображенским собором. Корсаковы продали собственный особняк еще во времена его деда, который предпочитал фамильное имение под Смоленском, а траты на собственное жилье в Петербурге непозволительной роскошью. Особенно, учитывая, что большую часть года члены семьи пребывали в разъездах.
Пришлось кликнуть извозчика и дважды пересечь ветренную, промозгло-осеннюю Неву, сначала по Александровскому мосту до Выборгского вокзала, а затем по Самсониевскому – на Каменный остров. Жилье Милосердова пряталось в переулках, а вот фотостудия не скрывалась вовсе, гордо зазывая клиентов прямо на Большом проспекте.
Фасад первого, торгового, этажа украшала яркая вывеска: «Ателье светописи[1] Я. Одляницкого». Второй мог похвастаться огромными окнами, столь необходимыми для студии – Петербург не славился обилием солнечных дней, посему приходилось ловить любые возможности для освещения, не требующие дорогих софитов.
Владелец салона, щеголяющий крайне художественной бородой поляк, услышал звякнувший колокольчик у двери и встретил визитеров у входа.
– Добрый день, господа, добрый день! Чем могу быть полезен? Хотя нет, подождите – я угадаю! Желаете визитные карточки? Извольте ознакомиться с паспарту!
– Ян Антонович, возможно, вы помните меня. Я Милосердов, заглядывал к вам насчет фотографического портрета около двух недель назад…
– Ох, простите! – смутился Одляницкий. – У меня хорошая память на лица тех, кого я запечатлеваю, но вас, молодой человек, я не помню. Хотя… Да! Да-да-да! Действительно, вы хотели портрет дочери, на дому. Конечно!
– Да, пришел ваш ученик… – подтвердил Олег Викторович, но фотограф перебил его.
– Постойте-ка, это невозможно, молодой человек! Я использую труд ассистентов, верно, но ни одного я не готов назвать учеником. И уж точно не доверил бы съемку! Нет-с, сударь, все заказы, в студии или на дому, я выполняю сам!
– Но как же… – растерянно начал Милосердов.
– Ян… гм… Антонович, – вступил в разговор дотоле молчавший Корсаков, который с интересом разглядывал обстановку ателье. – Возможно, вам стоит буквально на полчаса закрыть ателье, чтобы мы могли спокойно обсудить один щепетильный вопрос?
– А вы, собственно кто?
– Корсаков, Владимир Николаевич, – он лениво обозначил вежливый поклон.
– И по какому праву вы хотите нарушить работу моего ателье?
– По такому, что могу это сделать. Желаете проверить? – Корсаков подался вперед, опершись обеими руками на трость, и одарил собеседника неприятной улыбкой из своего богатого арсенала. Одляницкий выглядел так, словно собирался поспорить, но быстро передумал и пригласил гостей проследовать в студию.
Несмотря на туманный сумрак на улице, огромные окна давали достаточно света, чтобы не зажигать лампы. Сравнительно небольшое помещение делилось на несколько маленьких уголков, призванных изобразить различные фоны для съемки. Вот оплетенные плющом качели перед ковром[2], изображающим зеленый лес. Вот неопределенно-античное патио. Вот простой белый фон, на котором можно изобразить любую позу, от важно-политической (с откинутой назад головой и рукой, заложенной за лацкан фрака) до глубокомысленно-гениальной (со скрещенными на груди руками и взглядом исподлобья). Хозяин предложил им разместиться вокруг столика с тремя стульями, предназначенного, очевидно, для групповых фотографий.
– Итак, давайте постараемся восстановить события, приведшие нас сюда, – предложил расположившийся со всей возможной вальяжностью Корсаков. – Начинайте, пожалуйста, Олег Викторович.
– Да, я… эээ… Я зашел к господину Одляницкому справится о возможности съемки на дому. Ян Антонович уверил меня, что это не составит ни малейшего труда. Мы сошлись на цене и назначили дату. В оговоренный день у меня на пороге возник господин с фотографическими принадлежностями. Он заявил, что является учеником Яна Антоновича, принес извинения за мастера Одляницкого, который слег с болезнью и предложил заменить его, если я соглашусь. Абсолютно безвозмездно. Выглядел господин очень добропорядочно, поэтому я не протестовал. Он был крайне любезен и терпелив. Пообещал, что доставит портрет на дом, чтобы мне не пришлось заходить за ним в ателье. И действительно, через несколько дней я обнаружил конверт со снимком у себя на пороге…
– Спасибо, Олег Викторович, – Корсаков повернулся к фотографу. – Теперь вы, Ян Антонович. Буду рад услышать вашу часть сей истории.
– Она очень проста, – пожал плечами Одляницкий, опасливо покосившись на Владимира. – За день до оговоренной даты мне принесли записку, что назначенная съемка отменяется, так как у господина Милосердова возникли другие обязательства. На этом все. Я повторяю, у меня нет учеников, и я решительно не посылал никого вместо себя к Олегу Викторовичу. А в чем, собственно, дело? Какой-то мошенник посмел выдать себя за моего протеже и предоставить неудовлетворительные услуги? Только… Вы сказали, что работал он безвозмездно? В чем тогда смысл мошенничества?
– Et franchement, c'est une bonne question[3], – покивал Корсаков. Все это время он задумчиво разглядывал то Милосердова, то фотографа, внимательно прислушиваясь к тому, что и, главное, как они говорят. – Не беспокойтесь, Ян Антонович, ваша репутация вне опасности, а господин Милосердов не имеет к вам ни малейших претензий. Однако с вашим самозванным подмастерьем я бы с удовольствием перекинулся парой слов… Вы сказали, что привлекаете к работе ассистентов. Не подскажете, находился ли кто-то из них в ателье, когда вы уславливались с Олегом Викторовичем о съемке на дому?
– Дайте подумать… Это был четверг, кажется… Сейчас!
Он метнулся к бюро, заваленному бумагами и фотографическими карточками, извлек из-под очередной кипы журнал и зашелестел страницами.
– Да, все верно, четверг. Тогда у меня трудился Сережа Трутнев, студент, очень старательный и милый мальчик. Хотя постойте…
Он вновь начал листать журнал, меняясь в лице, а затем повернулся к Корсакову с удивленными видом.
– Позвольте, угадаю, – опередил его Владимир. – Именно с четверга этот старательный и милый мальчик больше не появлялся у вас в ателье?
– Да! Как вы…
– Логика, – усмехнулся Корсаков. – Благодарю вас за помощь, Ян Антонович. Не смею далее мешать вашей работе и, надеюсь, что больше мы вас не побеспокоим!
Владимир и Олег вышли обратно на туманную улицу. После тишины ателье шум множества голосов, цокот копыт и стук колес по мостовой первое время казался оглушающим.
– Вы думаете, именно студент Трутнев сделал этот портрет? – спросил Милосердов.
– Утверждать наверняка не берусь, но пока это наиболее очевидный вывод, – кивнул Корсаков.
– И что теперь?
– Теперь вы отправляетесь домой, присматривать за дочерью. А я постараюсь найти таинственного последователя фотографического искусства. И, на всякий случай… – Корсаков порылся в карманах и извлек три небольших свечи из непримечательного на вид бледного воска. – Я не знаю, какие цели преследовал этот студент и представляют ли его опыты опасность, поэтому возьмите это. Если вы или ваша дочь увидите или, скорее, почувствуете в доме что-то неладное, тревожащее душу, зажгите свечу и оставайтесь в комнате, пока она не прогорит. А затем – немедля езжайте ко мне. Поняли?
– Да, но что может сделать свечка…
– Господин Милосердов, просто поверьте сведущему человеку и выполните мои рекомендации в точности, как если бы они были врачебными предписаниями.
[1] Старое название фотографии.
[2] «Ковром» в старых ателье иногда именовалось то, что сейчас принято называть фотообоями.
[3]Действительно, это очень хороший вопрос (франц.)
III
Тем же вечером Корсаков назначил встречу своему другу Павлу Постольскому, жандарму из тайного подразделения, по привычке именуемого Шестой экспедицией. А в качестве адреса, дабы совместить приятное с полезным, указал ресторан «Медведь», что на Большой Конюшенной, буквально в десяти минутах ходьбы от здания градоначальства, где служил поручик.
Если кто-то из посетителей задавался вопросом, откуда взялось название заведения, то ответ ждал его уже на входе – в виде чучела гигантских размеров медведя с серебряным подносом в руках. Ресторан открылся сравнительно недавно, около шести лет назад, и быстро завоевал репутацию одного из лучших в столице. Публика здесь собиралась в основном буржуазная – фабриканты и купцы обсуждали сделки, наслаждаясь борщом или ухой из стерляди, отдельные кабинеты снимались кутящими гвардейцами, а подвал часто оккупировали редакции ведущих петербуржских газет.
Корсаков прошел в главный зал через пышный атриум-сад, накрытый стеклянной крышей. Рассеянно кликнув официанта, он истребовал себе кабинет, сделал заказ и погрузился в раздумья. Владимир неоднократно снимался в ателье, и даже немного научился фотографировать сам, полагая, что техническая новинка может помочь в расследованиях, но вплотную с индустрией светописи он еще не сталкивался.
В Россию сей новый вид искусства пришел аккурат посреди века, незадолго до рождения самого Корсакова, хотя первые робкие опыты начались гораздо раньше. Первопроходцами и популяризаторами, как водится, выступили жители столицы. Почти одновременно свои заведения в Петербурге открыли Сергей Левицкий и Андрей Деньер. Первые дагерротипы были удовольствием не из дешевых, а потому не каждый мог их себе позволить. Однако прогресс не стоял на месте, и вскоре стоимость фотографий снизилась, а клиентами ателье становились не только господа из высшего света, купцы-миллионщики, да гвардейские офицеры, но и люд попроще. Фотографических салонов открывалось все больше и больше, забираясь даже в губернские, а то и уездные городки. Появилась даже откровенно макабрическая традиция посмертных фотографий, где усопшему придавали вид живого человека, чтобы близкие могли запечатлеть себя рядом с ним на память. В общем, индустрия прибыльная, быстрорастущая и народу интересная. А значит, появление первого злодея, решившего воспользоваться светописью в недобрых целях, оставалось вопросом времени. И время это, похоже, настало.
Поручик Постольский прибыл в ресторан, с небольшим опозданием, а посему застал своего задумчивого друга уже приступающим к десертному суфле д’Орлеан. Корсаков лишь виновато пожал плечами. Мыслительная работа всегда раззадоривала его аппетит, а еда выступала топливом этого энергозатратного процесса. По крайней мере, именно это оправдание нравилось Владимиру больше всего.
– Ты же знаешь, что это заведение мне не по карману, – заметил Постольский.
– А ты прекрасно знаешь, что угостить друга мне не доставляет ни малейших неудобств, одно лишь удовольствие, – улыбнулся Владимир и отправил в рот очередную ложку десерта.
В результате к разговору о делах перешли только когда официант расторопно принес графин «Курвуазье». Корсаков, по обыкновению, зашел издалека:
– Скажи-ка, до вас в последнее время не доходили слухи о странных делах, связанных с фотографиями?
Постольский, уже поднесший к губам рюмку коньяка, остановился, вернул ее на стол и укоризненно уставился на Владимира.
– И откуда же тебе это известно?
Корсаков промолчал, лишь загадочно пожав плечами.
– Да, недавно по городу поползли слухи о странных фотографиях, на которых, якобы, видны силуэты покойных…
– Это не слухи. И речь идет не просто о силуэтах, иначе бы я не спрашивал, – Корсаков протянул другу снимок, оставленный ему Милосердовым.
– Не вижу ничего странного, но, судя по тому, что ты заинтересовался, на нем запечатлен кто-то, кого уже нет в живых, – сказал Постольский после изучения карточки. – Девочка или женщина?
– Женщина.
– Уверен, что это не розыгрыш?
– Павел, ты меня сейчас обидеть хочешь? – сварливо поинтересовался Корсаков. – Конечно, я уверен! Иначе бы не тратил ни свое, ни твое время. В фальшивых снимках привидений нет ничего нового, они начали появляться одновременно с рождением самой светописи, и, поверь, я видел не один десяток подобных подделок. Но сейчас у меня есть показания заслуживающего доверие человека, утверждающего, что на снимке – его усопшая жена, которой точно не было в комнате в момент съемки. Так что посмертную фотографию тоже исключаем. А что знает шестая экспедиция?
– Меньше твоего, к сожалению. Этот снимок – первый, что попал нам в руки. Но, как я уже говорил, слухи о них начали бродить по столице несколько месяцев назад.
– А в этих слухах говорилось о том, что происходит с людьми, которые запечатлены с мертвецами?
– Ничего определенного. Думаешь, что они представляют опасность?
– Павел, ты не первый год занимаешься этими делами. Любые действия, что приоткрывают полог, отделяющий жизнь от смерти, представляют опасность. Поэтому мне требуются ваши возможности для продолжения расследования – я могу заняться этим сам, но вместе у нас получится быстрее.
– Конечно, – не раздумывая кивнул Постольский.
– Помоги мне найти одного человека. Вероятнее всего студент, и зовут его Сергей Трутнев, но это может быть псевдоним. Несомненно только одно – этот субъект питает интерес и к фотографии, и к оккультным наукам.
– Да, не сказать, что описание исчерпывающее, но я приложу все усилия, – пообещал Павел.
IV
Ночью Милосердова разбудил звонкий детский смех.
Он настороженно сел на скрипнувшей старой кровати и прислушался, почти уверенный, что ему лишь почудилось. Однако смех раздался вновь.
Ночь выдалась мрачной и ненастной, поэтому внутри меблированных комнат, где они жили с дочерью, царила полная тишина. Милосердов нащупал на прикроватном столике керосинку и коробок, чиркнул спичкой и отрегулировал дрожащий огонек. Накрыв лампу плафоном, он опустил ноги на холодный пол и двинулся в коридор. Хотя на печных дровах Милосердов не экономил, в квартире все же было достаточно холодно, чтобы заставить его поежится. Или это не холод, а нервы?
Тихо ступая по трескучему полу, Олег Викторович подошел к детской. Оттуда вновь раздался чуть приглушенный, но, несомненно, веселый детский смех. Милосердов взялся за ручку двери и с замиранием сердца посмотрел внутрь.
Арина сидела на краешке кровати и завороженно смотрела в угол комнаты, туда, где свет лампы не способен был разогнать сгустившиеся тени. Заметив отца девочка довольно подпрыгнула.
– Папа, папочка, гляди! – радостно крикнула она. – Мамочка вернулась!
– Нет, Арина, что-то ты! – зашептал Милосердов. – Мама не могла вернуться. Должно быть, тебе приснился сон…
– Нет! Нет же! Посмотри туда! Вон она! – Арина указала пальчиком на угол.
Милосердов поднял лампу над головой, чтобы ее яркость не била в глаза, и медленно начал прибавлять огонек, освещая темную часть комнаты. Тени нехотя поползли по стенам, устремляясь дальше, в угол. Туда, где на фоне стен медленно проступил силуэт, который отдаленно можно было счесть человеческим. Арина рядом с ним радостно захлопала в ладоши. Но Милосердов не мог разделить ее радость. Все его тело сковало жуткое оцепенение. Руки отказывались слушаться. Милосердов не испытывал ни малейших сомнений – если свет станет достаточно ярким, чтобы осветить существо в углу, то он просто сойдет с ума.
Олег Викторович метнулся к Арине, подхватил дочь на руки и вылетел из комнаты. Напуганная его стремительностью и расстроенная расставанием с матерью девочка громко заплакала, но Милосердов ее не слушав. Оказавшись у дверей спальни он на мгновение оглянулся. Он не мог быть уверен – слишком уж темным сейчас казался коридор – но ему все равно пригрезилось, что нечто, стоявшее в углу детской, сейчас выглядывает из комнаты им вслед. Руки существа скребли по стене, бесконечно, противоестественно удлиняясь – и тянулись к отцу и девочке.
Больше Милосердов не медлил. Вбежав в спальню, он усадил рыдающую Арину на кровать, запер захлопнутую за собой дверь и принялся судорожно искать оставленные Корсаковым свечи.
– Я хочу увидеть маму! – плаксиво крикнула у него за спиной дочь.
– Погоди, маленькая, погоди! – умоляюще сказал Милосердов. Он перерыл карманы сюртука, зашарил руками на комоде, пока не наткнулся на корсаковские свечи. Теперь спички. Где же спички? Он же как-то зажег лампу, когда проснулся! Милосердов оглянулся – и обомлел.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/igor-evdokimov/delo-o-nezvanyh-gostyah-70485061/chitat-onlayn/?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Игорь Евдокимов
Тип: электронная книга
Жанр: Триллеры
Язык: на русском языке
Издательство: Автор
Дата публикации: 25.04.2024
Отзывы: Пока нет Добавить отзыв
О книге: Напротив сыщика и оккультиста Владимира Корсакова сидит до смерти напуганный молодой человек. Он протягивает снимок, на котором запечатлено нечто, грозящее свести гостя с ума.