Главная страница | Морские приключения | Пути океана: зов глубин. Книга вторая

Пути океана: зов глубин. Книга вторая
Ядвига Елисеева
Алекса Райт
Она – дипломат. Он – пират.
Её реальность: борьба с беззаконием вопреки противостоянию самозванных властей.
Его новая жизнь превратилась в залитый кровью путь в попытке выжить.
Ни забыть друг друга, ни сблизиться они не в силах. И за каждым из них – жизни, что нужно спасти и уберечь любой ценой.
Между ними океаны, древнее колдовство, неведомая мистическая связь и любовь, которую не способны разрушить ни испытания, ни время, ни "третий лишний".
Или все-таки способны?
Ведь после расставания они перестали быть теми, кем были прежде…

Алекса Райт, Ядвига Елисеева
Пути океана: зов глубин. Книга вторая

Да-Гуа

Нос корабля разрезал волны с низко лежащей на них рыжей дымкой. «Стремительный» на всех парусах шёл в долгожданную акваторию Да-Гуа. Над паутиной тумана величественно проступали очертания гор, алеющие в восходящем солнце. Грозный конус огромного сизо-синего вулкана упирался вершиной в золотисто-оранжевую пену объемных облаков, ослепительных на фоне густо-лилового неба.
Де Круа стояла на носу и в береговой линии угадывала очертания новой, пронзительно-дикой красоты, что всё приближалась вместе с сушей.
Над головой кружили чайки и невиданные большие чёрные птицы, чьи резкие голоса казались смутно знакомыми.
Шквал необъяснимого волнения накрыл, поднялся в груди и взлетел тихим «ах!».
Чего бы ни касался взгляд в панораме открывающихся островных земель, всё утопало в малахитовой зелени царственно-лохматых зарослей лесов. И только в горах пульсировали светлой лазурью ленты рек и водопадов. Суровая дикость пейзажа заставила Селин вновь засомневаться в актуальности карт. Да и в самих тщательно выведенных границах городов-государств: Новой Вердены, местной столицы Альянса Негоциантов, крепости миссионеров Всеведающего, Оплота Благочестия и пристанища алхимиков с Востока, Акифа. По данным профессора де Фонтенака, акифский торговый порт превзошел даже Ново-Верденский, благодаря более выгодному расположению. Особо не волновало обилие пустых пространств, даром что картограф дал волю воображению и заполнил его то красочными грифонами, то мантикорами… Беспокоило другое: где-то на острове, судя по всему, были спрятаны и опиумные плантации Мейлонга. Если верить Виталу…
Селин прерывисто вздохнула. Могла ли она вообще полагаться на что-либо из его уст?
Пришедший с берега ветер шёпотом коснулся слуха. Де Круа торопливо убрала с лица разметавшиеся волосы и прислушалась. Но наваждение развеялось так же неожиданно, как и появилось.
Антуан приноровился вставать засветло, и теперь стоял на носу в расстёгнутом нараспашку камзоле и разглагольствовал. Вникать в содержание пассажей кузена совсем не хотелось, по мажорной интонации было ясно, что речь – про его торжественные ожидания и полные восторгов приветствия незнакомой земле.
– Драгоценная кузина! Теперь сей, не побоюсь этого слова, крохотный материк, и всё, что на нём – наш новый дом! Земля, которая по праву наша! Где мы – законные властители и благодетельные хозяева!
Кузена понесло в дебри пустых, но радостных, рассуждений. Как бы ни хотелось сейчас виконтессе разделить восторги брата, как бы ни пело сердце от красоты природы и долгожданного завершения пути, нечто тёмное внутри тревожно поднимало голову….
Отравлять его эйфорию своими тревогами и паникой совсем не хотелось. Точно ли будет благом, если Антуан ощутит, как вокруг сгущаются беспросветные вязкие клубы надвигающейся опасности? Может кузену и правда лучше не понимать, куда же в действительности их сослали?..“Остров, Антуан. Да-Гуа – это остров… И в случае опасности – помощи на котором нам ждать неоткуда… да и не от кого… Хороши же хозяева на отрезанном ото всего мира острове, где правит беззаконие, а наши предшественники с континента более полугода не шлют вестей…”, – с сожалением думала Селин. Боль от добела сцеплённых рук вернула её в реальность, и де Круа как могла улыбнулась в надежде, что уголки рта её предательски не дрогнули.
И лица, и интонации ничего хорошего не выражали.Внезапная суета вокруг добавила беспокойства. Только сейчас Селин заметила, как на “Стремительном” оживленнее обычного забегали мореходы. Да и вопреки традиции, сложившейся за месяцы пути, капитан Марсий не спешил её приветствовать очередной порцией беззлобных колкостей.
Из тумана внезапно вынырнул огромный чёрный зловещий монстр.Он застыл неподалеку с подзорной трубой в окружении команды во главе с квартирмейстером Агатой. Обычно разговорчивые, моряки молча мялись и с напряжением ожидали указаний. Селин обернулась в направлении их взглядов. Пахнуло гарью.Остов корабля. Селин поспешила к мореходам у борта.
– Альбатрос его подери…. – по палубе пробежал ропот. – Это же "Морской Бриз"!
Действительно, часть букв на обгоревшем борту, которая уцелела, наводила на мысль, что корабль принадлежал Гильдии Мореходов.
Селин приблизилась и взглянула на капитана. Марсий окаменел. Губы его, обычно оживлённые легкой ухмылкой, теперь были плотно сжаты. Между бровей залегли глубокие складки. От напряженного вида обычно спокойного капитана ей стало очень-очень страшно.
– Что тут произошло? Что всё это значит?..
Он молча подал подзорную трубу и жестом указал направление.
Вершину далёкой горы-вулкана окружало плоское облако. Мелкие барашки на гребнях волн, как она уже знала, говорили о ровном сильном ветре. Наконец линза трубы сфокусировалась на дымке.Поначалу Селин не поняла, на что следует смотреть. Де Круа обомлела.
У самой суши то тут, то там чернеющими скелетами проступали дымящиеся остовы кораблей. Судя по всему, они-то и давали запах гари и густой дым, издалека принятый за туман.
Де Круа тревожно оглянулась.
– Это значит, что нам стоило бы сейчас не швартоваться, а разворачиваться подобру-поздорову, – хмуро бросил Марсий, забрал трубу и быстро удалился.
Эхо голосов матросов повторило его «швартовка носовым шпрингом, якорь не опускать».
***
Громыхание лат идущих впереди гвардейцев звучало зловеще и совсем не ободряло.Небо покрылось тёмными узорами бурых облаков, медленно плетущихся сквозь угрюмую атмосферу. Тягостную тишину нарушал шум бьющих в пристань волн, и гортанные крики редких мореходов у складов и телег. Неподалеку от портовых складов виднелись двухэтажные здания, отдаленно напоминающие архитектуру Гильдии Мореходов. За внушительной каменной аркой возвышались городские крыши во главе с башней ратуши, поблескивающие в редких солнечных лучах влажной россыпью черепиц. На фоне диких зеленых верхушек в туманной дымке гор вдалеке город казался совершенно неуместным островком цивилизации.
Гвардейцы Лиги Доблести выстроились в шеренгу у сходней и вытянулись по струнке. Напирающая толпа зевак немного подалась назад.Под ногами хлюпало после недавнего дождя или, быть может, шторма. Пахло водорослями, чем-то отсыревшим, горелой древесиной и рыбным рынком. Он расположился тут же в порту под навесами рядом с трехэтажной таверной с надписью “Попутный Ветер” на выгоревшей на солнце вывеске. Похоже, у Верденского порта, несмотря на его нынешний запустелый вид, когда-то бывали времена и большего оживления. В ответ на светски-приветственные кивки и улыбки горожане молча смотрели исподлобья, и оттого с каждый шагом становилось жутко. Селин шла под руку с Антуаном и пыталась ничем не выдавать тревогу, что бушевала внутри от грозного вида толпы. Смуглые изможденные лица мужчин и женщин с заостренными чертами смотрели с подозрением, если не враждебно. Скромная, но вполне опрятная одежда выдавала худобу. Уж не голодают они тут часом? Вдруг представилось, как эти жуткие с виду горожане бросаются на прибывших и разрывают на мелкие кусочки. А что, вполне себе допустимый исход… отправиться следом за их предшественниками… Их с Антуаном исчезновение на Лавразе заметят ох как нескоро… Де Круа едва не всхлипнула от страха. Однако лучезарно улыбнулась. – Дар-рогу! Ррррас-ступись! – скомандовал Брут. Он возглавлял процессию гвардейцев, шагая в ногу с подчиненными.
Начищенные до блеска эфесы и рукояти пистолетов за поясами усиливали впечатление готовности среагировать в любой момент.Де Круа обернулась и тут же отвела взгляд. За ними с мушкетами на изготовку шли опытные гвардейцы, часть свиты и несколько вооруженных до зубов мореходов во главе с Марсием. Сошедшие со “Стремительного” моряки исподлобья смотрели по сторонам и даже не пытались скрывать на лицах враждебность, отраженную от мин толпы. И ею же усугубленную. И нет, даже это не утешало поднимающейся внутри паники.
В толпе заплакал ребёнок. Со всех сторон на него тут же зашикали.
Не таким представляла себе Селин прибытие на Да-Гуа, ох,не таким…
Наконец, гости остановились у террасы здания портового управления с начищенной медной табличкой. Как ни в чем не бывало, кузен легко взбежал по ступеням, потянул де Круа за собой и изящно взмахнул рукавом в приветствии:
– Друзья мои! Меня зовут Антуан де Сюлли. Бесконечно рад знакомству!
Толпа с сомнением уставилась на разодетого молодого человека.
– Я – наследник фамилии де Сюлли и герцога Лавраза. – Селин стало страшно неловко от неприкрытого восторга и обожания в голосе Антуана, и она спешно присела в реверанс, не сводя глаз с толпы. – Прошу любить и жаловать – моя кузина, виконтесса Селин де Круа, уполномоченный консул Альянса Негоциантов! Мы прибыли, дабы отныне жизнь ваша расцветилась благоденствием и безмятежностью!
Скептическое молчание его ничуть не смутило.
Непроницаемое лицо Брута ровным счётом ничего не выражало. Вот только перчатка его помощника покоилась на чуть выдвинутой рукояти меча, под которой блестела узкая полоска стали. Селин скосила глаза на Марсия. Ни он, ни ватага самых крепких и рослых гильдийцев за его спиной, не таили своих намерений и прицельно высматривали стрелков на крышах внезапно опустевшего порта. Местные члены Гильдии Мореходов куда-то вдруг исчезли…
Боже мой, Антуан! – внутри себя кричала Селин. – Умоляю, думай, что говоришь! Одно твоё неверное слово – и начнется резня, а от нас и мокрого места не останется!
Как бы ни парализовывал страх, де Круа сжала кулаки. Не к этому ли она шла всю свою сознательную жизнь? Не ради этого ли момента проходили годы её сложнейшего обучения?! Тот самый миг, когда ее таланты, стремления и блестящее образование способны в корне переломить ситуацию. И она его не упустит. Виконтесса собрала все силы, чтобы ни голос, ни дрожь в руках, ни лицо не выдали страха, и сделала шаг вперед. Сотни взглядов уставились прямо на неё. Селин вдохнула, как если бы собиралась запеть перед огромным залом, как когда-то делала много раз…
– Господа, мы здесь, чтобы восстановить порядок…
– Да-да, о делах позже! – вклинился в ее речь Антуан и картинно развел руками, – Сегодня же, властью, данною мне высочайшим и чрезвычайным указом герцога Лавразского, объявляю народные гуляния по поводу нашего прибытия! Всем горожанам Новой Вердены – угощений и вина за счёт казны! А, и да! Господа мореходы, лично приглашаю и вас, и ваших коллег из порта присоединиться! Негоже оставлять за бортом отважнейших членов Гильдии Мореходов!
Разумеется, он не удержался и хохотнул над собственным каламбуром.
Что? Он просто пообещал этим людям еду и выпивку? Но это же…
Нерешительные возгласы превратились в восторженные крики и свист, которые долго не стихали.
Что, если все посещённые лекции и изученные ею научные опусы не стоили и гроша сейчас в сравнении с опытом кузена, что привык шататься по тавернам и общаться с простолюдинами? Теми самыми, которых она хотела бы защитить и сделать их жизнь лучше, но решительно не знала? Де Круа нервно улыбнулась, взглянула на Антуна и задумалась. Антуан, что немыслимо легко отыскал решение в самой напряженной обстановке и вышел из патовой ситуации, уже вовсю жал чумазые руки и хлопал по плечу городских жителей.
– Гуляния?! Блестящее решение, Ваше Высочество! Всеведающий внял нашим молитвам о вас, да пребудет он вовеки! – послышался глубокий женский голос. Впервые в жизни она посмотрела на него другими глазами. Неожиданно трезвый, неожиданно решительный. Боялся ли он эту землю и этих людей так же, как и она сейчас? Было ли привычное фиглярство очередной защитой от реальности или он действительно верил тому, о чём вещал? Ведь и правда, в нём, казавшемся взбалмошным капризным мальчишкой, сейчас выступало наружу нечто особенное. Похоже, герцог всё же не ошибся с выбором, когда отправлял Антуана в качестве управителя на эти дикие земли. Толпа почтительно расступилась и исторгла бодрую даму средних лет с высокой прической, едва тронутую сединой. Нимало не смущаясь, та с выдержанной жеманностью расправила юбки на бархатном бордовом платье и присела в изящном полном реверансе, неожиданно открывшим довольно амбициозное декольте.
Антуан немедленно расцвёл от изысканных, хотя и с налётом провинции, манер. Неуместность лакированной светскости в столь причудливом антураже его не смутила.
– Вот только казна пуста. Город практически осажден, – продолжила дама, и голос её из елейного стал жёстким, – Мы окружены враждебными аборигенами, дикими животными и вооружёнными до зубов бандитами. Мой супруг – Люсьен де Прюм – бывший управитель Новой Вердены, мёртв. С некоторых пор от внешнего мира мы отрезаны. Вы сами, полагаю, видели, как у нас поступают с кораблями…
– Миледи, примите наши искренние соболе… – начала было Селин.
– Меня зовут Элиса де Прюм. Я – временная управительница… являлась ею до вашего появления здесь, по крайней мере…
– Кто же сотворил такое с кораблями? Как?
– Жду ответа на этот вопрос с самого прибытия! Кто посмел уничтожать собственность Гильдии!? Пойман? Какое понесет наказание? А передайте-ка преступников мне. Я уже даже знаю, что с ними сделаю… Если не преподать хороший урок таким выродкам, то конечно никакой казны не хватит устранять последствия, сударыня!
На гневный тон Марсия обернулся даже Брут.
От напора североморца на лицо де Прюм наползла глупая улыбка.
– Капитан Марсий. К вашим услугам, – для приличия смягчился гильдиец.
– Мне ничего неизвестно, капитан. Охотно предоставлю вам возможность самолично выяснить это у местных представителей Гильдии Мореходов, – не без досады пожала плечами де Прюм. – Приношу извинения, мы не успели подготовить порт к вашему прибытию после очередного трагического инцидента… Многие наши надежды были связаны с этими кораблями…
Де Прюм не хотела продолжать неприятную тему и вдруг спросила:
– Остался ли у господина де Сюлли прежний настрой на организацию народных гуляний? Уместно ли это в такой непростой для нас час?..
– Безусловно, – с оживлением откликнулся Антуан, и вихры его блеснули в кивке, – Если с казной затруднения, – я с готовностью покрою все расходы из своего кармана! Больше! Мы воспользуемся и тем, что привезли с собой. У нас потрясающий запас портвейна! И, господа, готов побиться об заклад, вы в жизни не пробовали такой отменной солонины, как на “Стремительном”!..
Голос его утонул в радостных возгласах. Третье сословие умело любить даже за обещания.
– …но сперва мы хотели бы засвидетельствовать почтение адмиралу Пауле Росалес, – закончила Селин и многозначительно посмотрела на Антуана. Обострять отношения с Гильдией после инцидента на Малом Орфее было бы плохим началом правления.
Удерживая елейную улыбку, бывшая управительница промурлыкала:
– Как вам будет угодно. Вас проводит адмиральский адъютант.
Антуан и Селин обернулись. Молодой мореход с задорными глазами уже прикрыл дверь и с расхлябанным поклоном пригласил войти.
***
Увидев гостей, она привстала.В кресле за большим письменным столом из мореного дерева сидела смуглая мореходка без возраста в кожаной треуголке. Туго подвязанная алая косынка выглядывала из-под полей.
Скулы адмирала покрывали убористые, чуть поплывшие за давностью нанесения, татуировки. Селин привлекли живые миндалевидные глаза, сверкающие нездоровым блеском. При этом лучики морщин выдавали человека, любящего от души посмеяться.
Оба уха мореходки пробивали множественные золотые кольца, включая даже такие их части, которые де Круа и в голову бы не пришло украшать серьгами.
«Беспокоиться о похоронах адмиралу явно не приходится», – подумала Селин, вспомнив мореходские обычаи.
Стол аккуратно заставляли стопки документации и подшивки бюллетеней. С края свешивался угол карты Лавразской акватории, испещрённый карандашными трассами. Вдоль стен стояли обитые железом шкафы и пара огромных сундуков.
Де Круа не могла не отметить, как, рассаживая по креслам делегацию, юноша неприметно заменил одиноко стоящую поверх бумаг пустую бутылку новой, заполненной под самую пробку жидкостью благородного красно-коричневого оттенка, что тихонько пронёс под бушлатом.
Завидев Росалес, Марсий дежурно салютовал, протянул ей запечатанный конверт. Адмирал вскрыла письмо, внимательно посмотрела на капитана и обратилась к кузенам, слегка обдавая их коньячным духом:
– Приветствую новоиспечённых personas non grata Гильдии Мореходов в порту Новой Вердены.
И столько горечи прозвучало в её голосе, что де Круа вдруг послышалось сочувствие. Быстро глянув на адмирала, она поймала себя на странной теплоте по отношению к мореходке. Селин опомнилась и начала выкладывать перед ней уведомления и копии всех подписанных документов, когда её взгляд упал на газету на столе и слово «трибунал». Росалес с громким стуком водрузила на это место закупоренную бутылку.
– Как новый Управитель Новой Вердены, свидетельствую глубочайшее почтение, миледи Адмирал. – Антуан сидел довольно расслабленно, однако без панибратства, которого так опасалась от него кузина.
– Ты ещё не вступил в должность, – тихо проговорила она сквозь улыбку. Де Сюлли-младший только отмахнулся.
– Что теперь будет? – спросил Брут.
– Зависит от того, чего вы хотите, – отчеканила Росалес, и не было никакой возможности уловить её настрой сквозь непроницаемое холодное дружелюбие опьянения.
Слегка пошатываясь, но твёрдо стоя на ногах, она прошагала к вошедшему Марсию и снизу вверх заглянула в его лицо.
– Североморская Акватория предписывает вам отдельное адмиральское прошение для предъявления вышестоящим по званию судового журнала и рапорта о доставке нарушителей? Или как?
Марсий бросил краткое извинение, с плохо скрываемым раздражением положил на стол Росалес кипу бумаг и встал по стойке «смирно».
– Всё здесь, – сообщил он.
– Да-да, капитан, благодарю вас. В ношении бумажек вы преуспели. Жаль только, что под вашим началом “Стремительный” прибыл с отставанием по графику аж на трое суток и без части рангоута. Да и швартовка выполнена абы как.
– Наверное у тех судов, что сгорели, швартовка была отменной? Насчет рангоута и связанного с этим опоздания… В море всякое бывает. Поди забыли уже как оно, да, адмирал?
Селин отчего-то стало стыдно за обоих участников этой пикировки. Хотя казалось бы, оба они – члены Гильдии Мореходов! Но вопреки ожиданиям, на нагнетание конфликта Росалес не пошла. Только хмыкнула с кривой усмешкой.
– Что же, капитан второго ранга, вольно. Свою работу по доставке нарушителей вы выполнили. Я самолично разъясню права и свободы членам Чёрного Списка Гильдии. вы займитесь размещением и безопасностью "Стремительного".
– Так точно.
Хмуро озираясь на кузенов, он, явно недовольный, вышел. Де Круа и Брут только переглянулись.
Едва дверь за капитаном закрылась, Росалес плюхнулась в кресло и ловко откупорила коньяк. После пристального изучения наполненного стакана она заговорила.
– Итак, господа, я обязана разъяснить вам…
– Адмирал, может мы как-то договоримся? – вдруг спросил Антуан. – Мы представляем Альянс Негоциантов, и находиться в Чёрном Списке Гильдии Мореходов нам ну крайне неудобно. Я бы даже сказал, такое категорически неприемлемо. Без транспортного сообщения с континентом наши позиции на острове останутся уязвимыми. Вы же видите, в какой все ситуации. Что нам делать?..
– Ваша Светлость, вы нарушили закон. Буде каждому спускать попрание установленных правил и «договариваться», это что же такое с нами станет, а?
– Но адмирал, я же не собираюсь опротестовывать наложенные Гильдией Мореходов штрафы!
– Ничем не могу помочь. Увы. Помимо житейского опыта и нашей знаменитой мореходской интуиции, я научилась разбираться в людях. И, доложу, вас либо по незнанию, либо умышленно, ввели в заблуждение о положении дел здесь, на Да-Гуа. – Росалес одним движением осушила половину стакана и улыбнулась . – Мало того, что на острове идет грызня религиозных фанатиков с этими дикарями, ненормальными алхимиками из Ордена Науки и наркоторговцами! Мало того, что моих людей периодически похищают и выпытывают секреты мореходской «магии»… И это не фигура речи, Ваша Светлость… – безумная улыбка её стала сардонической, – калёным железом выпытывают, – она отхлебнула еще и кашлянула в кулак. – А как вы думаете, каково нам раз за разом переживать поджоги наших судов? Вы даже представить не можете, каково это моряку – видеть горящий корабль! Так ещё и островитяне… эти так вообще… И если я, как адмирал Гильдии здесь, связующего звена всех этих буйнопомешанных, хоть на шаг отступлюсь… Да вы понимаете, какой хаос тогда наступит?..
– Сударыня, помилосердствуйте, мы ведь прибыли именно для того, чтобы навести порядок на Да-Гуа! Вы отдаёте себе отчёт, что налагая арест на наш флот, вы нам же и мешаете! Хорошо-хорошо, вы и подотчётный же вам флот лишаете прибыли, верно?..
Пока Антуан и Росалес препирались, перебирая возможные компромиссы, а Брут напряжённо следил за беседой, в голове де Круа крутилось одно и тоже имя. И проклятое «трибунал». Ей казалось, это опасное, механически-злое, слово буквально разламывает её мозг в мелкое крошево.
Не дожидаясь исхода переговоров, она произнесла чужим голосом:
– Адмирал, каковы итоги трибунала? Вам докладывали?
Спор мгновенно прекратился.
Росалес, не морщась, налила доверху новый стакан и осушила его до дна. И только после кивнула на вынутое из конверта Марсия письмо.
– Узнала буквально на днях. Покамест не вчитывалась, но расклады очевидны. Не понимаете? А всё очень просто, миледи де Круа. Лавразская акватория утратила флот под предводительством «Крылатого Марлина». Я же, как адмирал, потеряла доверенное лицо, все его суда и экипажи… – Росалес горько усмехнулась. – Благодарю, что поинтересовались. – Она учтиво приподняла треуголку. – Надо отдать вам должное, миледи, ваши с Его Сиятельством дневники внесли долю ясности в причины случившегося…
– Что значит «потеряла»?! Что вы имеете в виду? Причем тут наши дневники?! – у Селин стремительно потемнело в глазах, и она вцепилась в подлокотники, чувствуя, как из-под неё уплывают все опоры.
Росалес с сомнением посмотрела на консула и близоруко сощурилась над злополучным донесением.
– Миледи, я в точности так же растерялась, когда получила это сообщение. Зачту его вам, во избежание недопониманий. Минуту, – повозившись, она достала ещё один стакан, налила и в него из своей бутылки и подвинула его де Круа. Щедро налитого оказалось, «с горкой»: газету пропитали пахучие коньячные пары. – Закон – что дышло, да, миледи? Вам же, – обратилась Росалес уже к Антуану, – Ваше Сиятельство, вам определённо стоит развивать эпистолярный жанр…
Кузен напряжённо следил за Селин и бездумно кивал на слова адмирала.
– «На основании сделанных выводов о вящей ненадёжности подсудимого и в назидание прочим лицам, ответственным перед Гильдией, исключить подсудимого из Гильдии в связи с тяжестью совершённых им преступлений; лишить подсудимого Витала Агилара всех званий и наград, полученных ранее за заслуги перед Гильдией; конфисковать всю принадлежащую подсудимому собственность, движимую и недвижимую – список собственности прилагается – с целью возмещения причинённого Гильдии ущерба, как морального, так и материального; приговорить к смертной казни через повешение…»
Внутри всё оборвалось. Селин залпом осушила предложенный стакан и упала в кресло. Выдержанный коньяк огнём опалил горло, на глазах выступили слёзы.
Антуан рассеянно потирал лоб. Брут снял шлем и поджал губу.
Адмирал больше не пыталась унять дрожь в руках и только наклонила голову, глядя на де Круа.
– Это то, что доложили мне, вместе с приложенной копией протокола допроса подсудимого. Изучу позднее. Ваши же письменные свидетельства стали умягчающим обвинения фактом. Но скорее для меня, чем для тех, кто приводил приго… выносил приговор.
– То есть…как это – повешение?!.. Капитан Витал… Они убили его? – прошептала Селин.
Де Круа не слышала слов Росалес. В ушах звенело.
– Я знала его ещё юнгой. Витал попросту не мог быть повинным в том, в чём его обвиняют. Такое не в его характере. Если хотите знать, он был последним, кому я вполне могла довериться и доверилась. Более того, он обладал всеми качествами, необходимыми новому адмиралу…
Не помня себя, Селин пробормотала слова прощания, ударившись о грудь адъютанта Росалес, выбежала из конторы на улицу, где её стошнило. Слезы затуманили вид на порт, дикие красоты вдалеке и океан.
Больше всего на свете ей сейчас хотелось остаться одной и рыдать до полного исступления.
***
В резиденции Управителя Новой Вердены праздновали сразу два события: долгожданное прибытие Антуана де Сюлли и его вступление в должность нового управителя.
В тёмно-зелёном бушлате с золотыми погонами на сухопутный манер, что указывали каждому местному мореходу на чужую акваторию и чужую юрисдикцию, капитан Марсий с бокалом тёмного вина бродил по пышно украшенному тронному залу среди сухопутных господ.
И было ему решительно не по себе. Поджоги судов и их обугленные остовы отзывались страшным горем в самом его сердце. Ни один сухопутный не понял бы такой беды. Кто бы ни стоял за настолько чудовищным зверством, Марсий обязательно найдёт его и накажет.
Старая алкоголичка адмирал, которую в последнее время и так недолюбливали на Малом Орфее, действительно перестала соответствовать своей должности, и его ближайший рапорт несомненно об этом сообщит.
Этим идиотам лавразцам впору бы закрыть порт, оцепить останки судов, да провести тщательное расследование поджога… Раз он уже оказался здесь, долг перед Гильдией – не оставлять всё безнаказанным.
И как назло, подопечная виконтесса его избегала. Впрочем, он догадывался – Селин потребуется время, чтобы хорошенько переварить новости.
Марсий остановился у группы служителей какого-то культа с металлическими жёлтыми солнцами, нашитыми на просто скроенные парчовые ризы, и вполуха слушал скучнейшие теософские диспуты.
Он только хмыкал на примитивные представления местных церковников о сотворении мира, ведь каждому мореходу было известно, что сушу поднял со дна древнего Океана Божественный Альбатрос, который, ухватив останки Морского Змея и разместив их как материки, тотчас же разбился о купол неба и осел на нём осколками звёзд.
Армеец в начищенных громоздких латах хмуро подпирал стену да рассматривал местных представителей собственной гильдии, то и дело отпивая из фляги. Марсий не стал к нему приближаться, они лишь обменялись взглядами и коротко салютовали друг другу. Оба были не в своей тарелке. Факт.
Пожалуй, еще один бокал не помешает, – решил Марсий и подошел к столу с напитками.
Восторженный тон Антуана в обществе той пожилой дамы из приветственной делегации в порту начинал досаждать.
Или все же дело в другом? В том, например, что мысли постоянно возвращаются к этому чертовому салаге…
У него не было ни единой причины уважать Витала.
Напротив, он терпеть не мог этого сопливого выскочку, который с лёгкостью высчитывал в уме то, что ему, Марсию, приходилось решать на сложнейшем арифмометре.
Высокомерный, хвастливый, Агилар только и ждал похвалы в свой адрес. Этому сосунку давалось всё, за что бы он ни брался, а за красивые глаза перед ним открывались такие двери, которые Марсию и не снились. Собственно это и стало причиной решения уволиться с Лавраза в Северморскую Акваторию: неизведанный суровый регион с неподъемными для середняков условиями труда, да и платили с лихвой… Уж там-то Марсий мог доказывать окружающим да и самому себе сутки напролёт, чего он стоит!
Но даже невзирая на неприязнь к Виталу, становилось не по себе от суровости вынесенного приговора. Размышления о том, что в гильдийских порядках далеко не все гладко, занозой засели в сознании.
Он допил вино и направился убедиться, достаточно ли хорошо выставлена охрана в порту на ночь, когда его едва не сбил с ног блондинчик-кузен виконтессы:
– Капитан! Какое счастье обнаружить вас! Селин пропала! Клянусь, что видел её здесь час назад. Мы с Брутом с ног сбились искать её!


Из пепла

Пошатываясь то ли из-за игристого, то ли от земли, что всё ещё не вернулась под ноги после стольких месяцев плавания, де Круа вышла из шумной резиденции. Пахнуло предгрозовой свежестью. Она подняла воротник бушлата юнги, доставшегося от Дафны, надвинула шляпу на глаза и, минуя стражников, быстро смешалась с веселящимися горожанами на площади перед дворцом. На столах с угощениями и кувшинами для жителей Новой Вердены весело горели светильники из цветного стекла, и оттого очертания статуи посреди площади казались совсем тёмными. Ликование толпящихся простолюдинов резало слух.
Назойливые мелодии уличных музыкантов, под чьи лютни, гармонь и флейты отплясывал подвыпивший народ, слились в фоновый шум. Чужие улыбки и смех битым стеклом лишь усиливали боль внутри.
В сгущающихся сумерках становилось всё сложнее ориентироваться, и Селин поспешила побыстрее скрыться в первом же переулке от чужих глаз.
Несмотря на густой аромат смолистой необработанной древесины, после безграничья океанского воздуха Новая Вердена казалась слишком душной. Из-за бурного строительства над домами то и дело высились голые леса, торчали доски, зияли бреши в покрытиях крыш. Но, созвучные глубоким ранам кровоточащей души, они виделись следами распада, и никак не развития.
Замотанная в плащ по самые глаза де Круа поёжилась и зашагала прочь. В темноту.
Шум городской суеты стихал где-то позади в заходящих лучах солнца.
Торговцы спешно закрывали лавки. Молотки строителей больше не стучали, как днём. Прохожие, пошатываясь, разбредались по домам.
В одинокой кузнице всё ещё звенела наковальня, и в подступающую темноту отпрыгивали искры из будущего меча, а может быть плуга, горящего оранжевым металлом.
В окнах зажигались огни.
Селин свернула в Портовый Район, где дышалось намного легче, невзирая на запах гари и рыбного рынка. Плеск океана и крики чаек успокаивали. На пристани она прошлась по деревянному причалу до кромки воды и уселась, свесив ноги. Над горизонтом низко стояла красноватая, почти розовая, звезда, такая яркая, что её свет спорил со светом портового маяка.
В сгустившихся сумерках Селин стала невидимкой. В это время суток до слуха доносились голоса редких мореходов, несущих свою вахту.
На мгновение показалось, что слышится тот самый, чуть развязный, голос. Обернувшись, она разглядела вдали спину коренастого моряка, который абсолютно не имел ничего общего с тем, кого бы ей так хотелось увидеть вновь. Теперь это стало несбыточной мечтой.
Словно прорванная плотина, по щекам хлынули потоки слёз. Здесь, на пристани, в темноте, и тишине, в груди взорвалось жгучее одиночество и вся боль, которую Селин умело закрыла в себе на замок.
Тёплый взгляд, сдержанная улыбка, нежные и жадные объятия… Как жить с мыслью, что все это навсегда останется лишь воспоминанием?
Имело ли теперь какое-то значение, был ли он действительно лжецом? Был ли охотником до наживы или ловеласом? Кем бы он ни являлся, Витала больше нет и никогда не будет.
Селин отрешённо взглянула на темнеющее небо. Где-то там уже должна была взойти Венера…
«Она – настоящая. Ей можно подражать тысячью способов, но невозможно стать ею, потому что она – единственная в своём роде».
Витал же говорил это о Венере или… о ней самой?
Озябшие пальцы коснулись переносицы.
Как и подобает воспитанной леди, она виду не подавала, но видела, видела, чёрт бы его побрал! Какими глазами он смотрел, когда думал, что она не замечает.
Словно молчаливый монолог, сжатый до взгляда… Его неуклюжие комплименты, наспех завёрнутые в иронию… Как всё это могло оказаться невероятно искусной фальшью?
От этой мысли по спине пробежал холодок.
Ложные ли обвинения, или нет, она хотела только одного – быть снова с ним…
Хотя бы лишь потому, что её собственные чувства были самыми настоящими!..
Уничтожить их не смогли ни расстояния, ни потрясения, ни даже объятия другого мужчины.
Уронив голову в руки, леди консул тихо плакала на одинокой пристани, на которую с океана наползала холодная темнота.

***
– Эй, малец! – окликнул её лукавый голос с хрипотцой. – Не местный, чай? Торчать тут ночью отважится или дурак, или совсем заблудшая душа…
Чьи-то ноги застучали каблуками, приближаясь по деревянному причалу.
Селин склонила голову и зажмурилась в надежде, что незнакомец просто оставит ее в покое, не получив ответа.
– Если хочешь предаваться унынию, я знаю место получше. Ну же, идем!
Рука в перчатке потянулась к ней.
– Чай, пятая точка уже к причалу примерзла… Ночи сейчас холодные. В нашем храме есть еда и кое-что из одежды потеплее. Вставай, дружок.
То ли бархатистый голос с отеческой искренней обезоруживающей заботой, то ли собственные стучащие друг о друга зубы заставили Селин повиноваться.
Он помог ей подняться и коротко пожал руку.
– Шагай за мной. Да порезвей! Не испытывай милость Всеведущего… В эдакую-то ночку нам только приключений не хватало…
Де Круа брела за ним, все еще с недоверием вглядываясь в развевающиеся черные полы сутаны незнакомца.
Они прошли пару кварталов, миновав подозрительного стражника, грозную компанию в подпитии у таверны и свернули в тупик, где за коваными воротами, увитыми непролазными зарослями, высилась скромная церквушка с небольшой часовней, напоминающая по архитектуре Храм Всеведущего, какими они были в Вердене.
За высокими деревянными резными дверями открывался вид на залу для проведения молитв и служб, уютно освещенную свечами. Всюду царили спокойствие и простота.
Викарий зажег несколько светильников, и в темноте блеснул символ Ока Провидения – расходящимися лучами солнца внутри кованого треугольника, что был закреплен на алтаре. На душе стало спокойнее.
Селин украдкой взглянула на Доминго из-под шляпы. Мужчина самозабвенно хозяйничал у подвесного лампадария. Лицо его в обрамлении седых волос выражало благодушие с намеком на морщины, которые становились тем глубже, чем теплее он улыбался. В мудрых, но с хитрецой, глазах угадывалась острая умственная проницательность.
– Ну, выкладывай. Что за беда у тебя, малец, раз ты топиться удумал?
Уже через мгновение перед де Круа возникло нехитрое угощение в виде плотного куска хлеба и кружки с вином, но Селин жестом остановила его.
– Я не…
Удивлённый взгляд священнослужителя замер на её лице, но Доминго внезапно галантно улыбнулся и приложил седые усы к её перчатке:
– Миледи… Вот уж сюрприз… Не ожидал… Прошу прощения, возраст даёт о себе знать… Да и с Ново-Верденским марочным пора завязывать… Не признал вас… – собеседник заразительно хохотнул, но сразу же смолк. – Меня зовут викарий Доминго. Хотел представиться днём, но у вас были заботы явно посерьезнее моей скромной персоны. Очень ждал, что и профессор де Фонтенак прибудет с вами. Мы столько лет не виделись…
– Вы хорошо знали его?
– Почему знал? Знаю. Или… Погодите…
Селин вздохнула и посмотрела на каменный пол.
Доминго опустился на лавку и с минуту просто сидел и смотрел перед собой. Селин тихо присела рядом.
– Пусть примет его дух Всеведущего, и да пребудет с ним от веку Око Провидения… – произнес священник.
Викарий Доминго. Конечно, де Фонтенак говорил о нём. Селин вспомнила, что именно с этим человеком велел встретиться на острове наставник.
– Я очень нуждаюсь в вашей помощи, преподобный…
– Это я уже понял. И я к вашим услугам, миледи.
– Для начала, прошу вас, помолитесь за дорогих сердцу людей, что нас покинули …
– Непременно, Селин. Вы позволите вас так называть? – Доминго с теплотой посмотрел ей в глаза, – Вы удивитесь, но это я нарек вас этим именем и стал первым, кто спел вам колыбельную…
***
В предрассветных сумерках Новая Вердена совсем затихла. Настолько, что отчетливо слышалось далекое эхо резких голосов не то птиц, не то зверей.
Утренняя свежесть вплывала в аромат ладана засыпающей молельни. Догорели свечи у алтаря. Голос викария умолк. И Селин всё никак не могла поверить, что рассказанное ей не приснилось. Губы её дрожали, а перед глазами таяли призрачные сцены прошлого, свидетельницей которых она только что стала.
Словно сон наяву, она видела историю невозможной любви собственных родителей. Кроткая миссионерка Серафина, монахиня Всеведущего.
Шорох грубой шерсти её ризы, мешающейся с тенями лап самой ночи всякий раз, как она покидала крохотную келью. Горькие складки у рта Доминго наутро, когда он неприметно стряхивал приставшие к подолу сухие листья и маленькие веточки. И ревниво бдил, чтобы ни одна живая душа не прознала, отчего милая Серафина так лучится счастьем на заутрене, и не сам ли Всеведущего смотрит на него из этих одухотворённых глаз. И что приносит на себе милая Серафина острый запах горьких дымов, холодной луны и голодных зверей, что так успешно скрывает ладан.
Видела она и слезы в глазах молодого Доминго, пропахшего кагором и все тем же проклятым ладаном. Нет-нет, сударыня, вовсе не от неразделенной любви, а от отменно дымящей кадильницы. Всего-то…
Зыбкий силуэт отца и звал, и пугал смертельно.
Других чувств представитель иного народа, свирепый дикарь, и вызывать не мог…
Видела она и корму уходящего в ночи корабля.
И огненный ливень стрел ему вслед.
И Серафину. И её сердце, навеки отданное чужеземцу на загадочном Да-Гуа.
Тонкие руки её белели на тёмном полотне одеяния, что больше не могло скрывать близящегося материнства.
Огни Вердены на горизонте уже виднелись невооружённым глазом, когда Серафины не стало. Казалось, Селин чувствует тепло крохотного тельца младенца и пронзительный холод тела матери, разрешившегося от бремени одновременно со жгучей болью в груди викария, что всё прижимал к себе пищащую голодную крошку. Похоронить послушницу по морскому обычаю – бросить тело за борт – он так и не дал.
Селин видела то, чего не могла помнить: очаровательную Вердену, приморский город, дышащий солнцем. Никакой чумы и в помине не было! Были многочисленные ступени домов в лучших из кварталов, черепичные крыши и – тот самый ни с чем не сравнимый густой запах кожаных корешков тщательно подобранной библиотеки. И де Фонтенак.
Торопливое рукопожатие, перестук чёток, и вот уже маленькую Селин удочеряет вдовствующая дама высшего света. Изабель де Круа.
Мама.
Несмотря на безграничное тепло и любовь, что сызмальства дарила приемная мать, Селин отчего-то всегда чувствовала себя чужой в стенах дворца де Сюлли. И вот теперь, когда она знает правду о своем происхождении, выясняется, что и родной матери уж годы как нет в живых… но быть может отец?…
– Вы очень похожи на Серафину. Особенно ваши глаза. Ни у кого не видел, чтобы они лучились таким светом… – грустно заключил Доминго. – И уж точно я никогда не встречал никого добрее неё. Да уж поди и не встречу…
В голосе викария звучала та самая, особенная, грусть, что с потрохами выдавала всё то, что больше отношения простого соратника по вере или друга умершей. Задавать бестактных вопросов де Круа конечно же не стала.
– Из вашего рассказа следует, я – наполовину… островитянка, а наполовину – наследница Старого света? – задумчиво проговорила она. – Кто же я вообще?
– Это как посмотреть. И как вы сама решите. Кто-то даже скажет, что вы – «дитя океана».. как там у Гильдии Мореходов? Подаренная морем? – усмехнулся викарий.
– Я думала найти здесь ответы, но вопросы лишь множатся….
Селин потерла виски, прикидывая, стоит ли рассказать преподобному о своем «клейме уродства» и о встрече с Уной.
Они посидели ещё немного в полной тишине.
– Эта вещь явно с Да-Гуа, – виконтесса показала на четки, что дал ей Фонтенак до отбытия из Вердены, – Они принадлежали моему отцу?
– Она была на руке вашей матери. Я подумал, что вам стоит иметь что-то в память о ней. Де Фонтенак, вероятно, боялся, что без них я вас не признаю…
– А что если я смогу установить с островитянами контакт благодаря своему происхождению? Я практически одна из них по рождению… Это может оказаться полезным…
Викарий прыснул и шутливо погрозил пальцем.
– А у вас весьма прагматичный подход. На мгновение я даже пожалел, что ваш отец не я, но вспомнил, что гордыню Всеведущий не одобряет…Так вот. Лучше забудьте о любых формах дипломатии в отношении дикарей. Я не шучу.
Доминго вдруг сделался серьезным, потер подбородок, встал и заходил взад и вперед.
– Для них мы – нелюди. И мы это, пожалуй, заслужили. Под видом благ принесли им столько страданий… На протяжении десятилетий мы тесним их с собственной земли, преступно угоняем в рабство, а религиозные фанатики – между прочим наши собратья! – из Братства Смирения силой насаждают свою больную веру. Им-то, язычникам! Остановить вражду способно лишь чудо…
– Мне больше нечего терять и некуда бежать. Я и Антуан – последняя надежда для всех на этом острове. И, похоже, для аборигенов – тоже. Отчего-то мне дан второй шанс. Может, чтобы искупить свою вину? Или доказать самой себе, что я больше, чем чья-то марионетка? Помогите мне, Доминго, умоляю! С чего мне стоит начать?
Старик внимательно посмотрел на нее и кивнул.
– Я попробую организовать вам одну встречу. Не могу назвать ее другом, но она владеет нашим языком и сможет донести нужное послание до аборигенов. Дам знать позже.
Селин благодарно сложила руки на груди.
– Миледи, во дворце наверняка все с ног сбились вас искать. Идемте же. Я проведу вас безопасным путем.
***
Утренний дворец молчал, и шаги в грубых сапогах гулко раздавались по каменному полу, заставляя стражников с подозрением коситься на видавшее виды моряцкое платье Селин. Она же с гордо поднятой головой невозмутимо приветствовала всех сдержанным кивком. Благо, в холле ее встретил взъерошенный сонный секретарь, который без лишних вопросов сопроводил виконтессу к ее апартаментам.
В вестибюле, освещённом одним лишь мягким светом камина, перед лестницей, ведущей в покои виконтессы, развалившись в кресле, дремал Марсий.
Попытка аккуратно прокрасться мимо сразу же провалилась.
– И где ты… вы были всю ночь, миледи?
В голосе одновременно прозвучала неприкрытая угроза и… беспокойство?
– Где вы были всю ночь, миледи? – передразнила его де Круа и горько рассмеялась. – Ах да, сударь, вам же надлежит за мной надзирать… Как это я забыла… Представьте себе: за эту ночь я не встретила ни одного желающего выведать секреты вашей драгоценной Гильдии! Быть может, их значимость несколько преувеличена? Так же как и важность вашей миссии на Да-Гуа!
Марсий вполголоса выругался на сторону и сверкнул глазами.
– Город ночью кишит бандитами! Мы с Брутом и его армейцами полночи зачищали его в поисках пропавшего консула Альянса Негоциантов!
– Похвально. Очень рада, что вы все нашли прошлой ночью равно и полезное, и увлекательное занятие. Выстрелы и крики слышались на весь город даже из церкви! Надеюсь, бандитам дан хороший урок, народные гуляния удались на славу, а наше прибытие сюда запомнится надолго… теперь же, когда вы лично изволили убедиться, что я в порядке, позвольте, я пойду…
Селин собиралась было подняться наверх, когда Марсий настиг ее и, схватив за предплечья, рывком развернул к себе.
– Проклятье, я места не находил! Не приелись еще эти фокусы с переодеваниями? – прорычал он.
– Капитан, вы, возможно, не заметили. Но мы не на корабле. Кто вы такой, чтобы я перед вами оправдывалась?.. Настоятельно рекомендую не лезть больше в мои дела. Ах да… и в мою постель – тоже!
Марсий усмехнулся.
– Вообще-то это ты…
– Что?!
Должно быть её взгляд был слишком разъяренным, потому что он, несмотря на усмешку, все же решил не продолжать фразу. Марсий сделал примирительный жест руками.
– По последнему пункту ваших рекомендаций я вынужден уступить, коль на то ваша воля…. Но расстаться со мной, как с представителем Гильдии, вы не можете…
– О, неужели?.. И почему же? – де Круа почувствовала, как её охватывает недобрый азарт.
– Потому что иначе, помимо вашего личного статуса persona non grata, Новая Вердена и Альянс Негоциантов лишатся всего транспортного сообщения на воде, миледи. А вся ситуация о вашем нарушении закона Гильдии станет достоянием общественности…
Марсий победоносно скрестил руки на груди и снова ухмыльнулся.
– Я всегда чувствовала, что вы – самый настоящий негодяй! – прошипела Селин.
Сейчас ей больше всего на свете хотелось снова отвесить ему пощечину. Благо, Марсий стоял на пару ступенек ниже и был сейчас лишен преимуществ своего роста.
– То была не моя идея… О, и опять этот ваш злой тон… В чьей, говорите, спальне продолжим обсуждать мой моральный облик: в вашей или в моей?
– Замолчите! Доносчик! Всё, что случилось с Виталом – полностью ваша вина!
Из-за беззвучных рыданий её голос совсем сел.
Самодовольная ухмылка капитана внезапно растаяла. Марсий потер наморщенный лоб.
– Я уже говорил, что лишь действовал как порядочный член Гильдии… Откуда мне было знать… Не по Кодексам такое. Исходя из всех нарушений «Крылатого», трибунал не мог закончиться высшей мерой… Возможно, он совершил что-то более серьёзное, о чём мы не знаем…
– Перешёл дорогу кому-то вроде вас, только чином повыше?
Довольная собственной язвительностью, Селин промокнула слёзы и приосанилась, готовая к новому парированию доводов Марсия. Но тот лишь пожал плечами.
– Это точно вас волнует больше того, что судьба дальнейшего транспортного сообщения Да-Гуа и так под вопросом, а вы можете еще и ухудшить положение дел. Не стоит обольщаться после этих всех гуляний: новой власти тут никто не рад. Все эти сухопутные распри только усилятся. Вот о чем стоит подумать в первую очередь…
Самые грязные ругательства, которые она когда-либо слышала, так и застряли невысказанными в горле. Марсий был искренен в своих заблуждениях. Неправ и прав одновременно. Его циничный прагматизм отрезвил. Повернуть время вспять она действительно не могла. А бездействовать – тем более.
Де Круа вздохнула и поднялась в покои. Предстояло привести себя в порядок перед днем, полным новых распоряжений и встреч. И первая из них будет с адмиралом Росалес. Пожилая мореходка явно знала больше, чем могла ей рассказать при первой беседе.

***
Хозяин таверны «Бычара навеселе», беспокойный, с бегающими глазами, и в очень недешёвых украшениях, несколько раз протер столы для знатных гостей.
Де Круа же с трудом поборола желание попросить его повторить сие действо. В сомнениях она всё же опустила руки в перчатках на грубую поверхность со въевшимися следами многочисленных застолий.
В это раннее время свежий воздух отчего-то не проникал в распахнутые окна, в которые то и дело доносились звуки улицы, и запах чего-то прокисшего продолжал оскорблять обоняние виконтессы.
Стены пустого, чуть неряшливого, зала таверны, украшали вышедшие из обращения доспехи. Как и полагалось в рамках привычек Лиги доблести, которой принадлежало заведение.
Невзирая на вялую брань снаружи парочки нуждающихся в опохмеле, в таверне были они одни.
На входе дежурил Брут.
По дороге сюда он высказал далеко не все претензии по поводу исчезновения Селин минувшей ночью. И потому его значительные взгляды исподлобья обещали ей новую, полную многоэтажных назиданий, тираду по окончанию переговоров.
Паулу Росалес обшарпанная обстановка ничуть не тревожила. С тем же успехом, расслабленно-непоколебимая, чуть уставшая, с насмешливыми уголками глаз, она могла находиться и в салоне при дворе. Даром что её простоватые, но исполненные достоинства, манеры и высокий чин такое допускали.
Едва получив свою пинту пива, адмирал жадно осушила кружку, и ей стало значительно легче. Расслабившись, она приняла удобную позу, и кисти её, покрытые татуировками, наконец перестали трястись.
– Итак, вы удивлены, что наша встреча проходит не в моем кабинете и даже не в портовой таверне, миледи де Круа? Здесь всяко меньше шансов, что нас подслушают. Да и обстановка куда более расслабленная…
– Весьма располагающее к переговорам место, – соврала Селин и, скрепя сердце, даже взялась за ручку своей пивной кружки, – Я здесь, чтобы помочь.
Росалес скептически хмыкнула и приподняла уголок рта. Что лишь придало решительности де Круа:
– Давайте не будем ходить вокруг да около. Я и новый управитель заинтересованы в кратчайшие сроки ликвидировать свой, а значит и Альянса Негоциантов, статус personas non grata. И конечно же устранить угрозу новых поджогов. Одним словом нам важно возобновить транспортное сообщение острова и континента.
Снисходительность адмиральши была объяснима и почти не раздражала.
– Вам придется нелегко, миледи консул. Если говорить о статусе, вы же понимаете, какая работа должна быть проведена для реабилитации доверия? Наше же доверие… то станет для вас задачей непростой, или я не знаю Гильдии. Да и по себе сужу…
– Благодарю вас за откровенность, адмирал. Я… мы к этому готовы. Полагаю, мне хватит сил и знаний, чтобы остановить пожары в порту. Для поисков виновных, мне понадобятся исчерпывающие сведения о поджогах в рамках расследования. Позвольте мне допросить очевидцев.
– Вы выбрали действительно важную для Гильдии задачу, – удивилась Росалес . – Но вы могли бы поручить это капитану Марсию… Кстати, странно, что вы его не взяли на наши переговоры.
– Полагаю, вы догадываетесь, почему я хочу оставить этот разговор между нами, Паула?
Собеседница слегка улыбнулась и кивнула.
– Что касается свидетелей, я бы предпочла допросить их самостоятельно, – продолжила де Круа.
– Исходя из авантюризма, проявленного на Малом Орфее, ваше свободолюбие почти сразу вызвало мой интерес. Однако боюсь, я не готова…
Росалес поморщилась, изучая резьбу на своей кружке.
– О, не стоит, адмирал. Я вам не нравлюсь, и вы мне не доверяете, – Селин с удовлетворением отметила оживление на лице собеседницы. – Убеждена, даже если бы мы с кузеном прибыли сюда благопристойно, безо всяческих нарушений вашего законодательства, у вас также не было бы причин доверять нам или относиться иначе. И такое меня тоже устраивает. Нам необязательно вызывать друг у друга какую-либо симпатию, чтобы стать надежными союзниками в обоюдных целях.
– И каковы же ваши цели?
Де Круа задумалась. Похоже, искренность была единственной монетой в ходу у до паранойи чутких мореходов.
– Адмирал, давайте начистоту. Вы – хотите покойных условий работы Гильдии на Да-Гуа. Что же до меня… Я просто хочу власти. Нет, даже не так. Я очень сильно хочу власти.
Росалес только подняла брови:
– Миледи, помилуйте, но зачем? У вас же и так…
– …всё есть? – Селин коротко выдохнула. – Это лишь иллюзия. На континенте я была просто игрушкой в руках власть имущих. В действительности я никогда ничего не решала. Силы, большие меня самой, лишили меня единственно ценного. Я многого не понимала. Теперь власть – главная моя цель. Потому что только так я смогу стать свободной и иметь возможность менять окружающий мир к лучшему. Только абсолютная власть поможет мне добиться своего. – Она закусила губу. – Я с вами откровенна и мне больше нечего добавить или сказать вам в своё оправдание.
– А вы не так просты, как кажетесь, – горькая улыбка тронула уголки рта адмирала. – Наши цели действительно в чём-то совпадают. Ваша взяла. Я дам вам разрешение допросить свидетелей самостоятельно. Но прошу, действуйте аккуратно, вы же нас знаете…
Селин ответила улыбкой и вопросительно заглянула в прищуренные глаза мореходки. Повисла пауза. Одинокая муха спикировала на столешницу и засеменила, перебирая лапками. Спустя несколько минут затянувшегося молчания де Круа произнесла:
– То есть вы согласились на встречу тет-а-тет, госпожа Росалес, но при том не торопитесь быть со мной откровенной. Отчего не говорите о причинах, по которым капитану Виталу дали приговор о смертной казни вместо гораздо более мягкой кары?
Адмирал усмехнулась. Селин же кивнула трактирщику на её пустую кружку, и на столе сейчас же возникла новая.
– Похоже, ваша прямолинейность меня действительно подкупает, де Круа. Чего уж, откровенность за откровенность. Полагаю, вы вполне убедились в могуществе Гильдии, видели всю красоту Малого Орфея и тому прочее… Только, как вы знаете, у всего есть и обратная сторона. С приходом нового Адмирала Флота вся сила нашего общества стала зиждиться не только на наших учёных и всех тех творцах, что поколениями обеспечивали нас – и вас! – новшествами. Меня только-только перевели в матросы из юнг, когда Густав вступил в должность. И, видите ли, миледи, ему очень не понравилось спорить с нашим Инженерным Корпусом. Мы и так придерживаем технологии, то есть нашу «магию» для суш, до поры, до времени, а тут ему взбрело, дескать знание – не только опасно, но и вредно. Ну и… – не поморщившись, Росалес опрокинула в себя порцию пива. – Он подмял под себя всю угодную его нраву науку. Несогласных же разорил и поснимал с должностей. Налоги поднял, да так, что коли нечем стало платить – снимай погоны и иди в рабочие или на рудник, отрабатывай. Когда из старого поколения не осталось никого, кто бы мог ему возразить, он умышленно уничтожил всю систему наших институций. Витал стал последним, кто умудрился обучиться в прежней школе.
Видимо, адмирал погрузилась в свои мысли и замолкла.
– Паула, умоляю, продолжайте же! Что было потом?
Де Круа так разволновалась, что даже отхлебнула из своей кружки.
О чем тотчас же пожалела.
– А?.. А! Потом… А не стало никакого «потом», сударыня. Теперь мореходов растят в полном невежестве. Думать не учат, как раньше учили. Знай себе, умей по компасу читать, да кораблём править… И не задавай лишних вопросов. Технологии обгоняют время, а большая часть народа пребывает в невежестве. Кого-то, если повезёт, берут в команды, как Витал брал. Видел же, каково им… А вот если не повезёт – милости просим на рудник. Только ставь подписи, не читая, да закладывай собственных потомков на выплату кредитов, которые до смерти не успеешь отработать. Теперь, миледи, никому не интересно выискивать толковых ребятишек. Важны только те, что умеют как следует выслужиться и не спорить с указками сверху. Дураками легче управлять. А чтобы никакая мысль ни в чью голову не залетела, завалили бюрократией по самую маковку. Пока все отчеты посмотришь, да свои напишешь, – уж и не хочется ничего. Теперь матушка-Гильдия ищет только, где бы побольше золота найти, да как бы повыгоднее в него превратить. Вот вам и вся ее истинная суть, миледи…
Де Круа слушала и невидяще смотрела ей за спину.
– Что же до меня… А дело в том, что я после стольких лет службы, видите ли, вдруг стала неугодной Гильдии. Стала задавать слишком много неудобных вопросов. Не люблю поступаться принципами. И увы, сие стало проблемой не только лично для меня…
– …но и для капитана Витала, который работал под вашим началом, – закончила де Круа. Голос её дрогнул.
Росалес отвернулась и поджала губы, глядя в окно.
– Он был невероятно талантливым и как капитан, и как учёный. И чихать он хотел на наши разборки, слишком занят был своими чертежами. Пару раз заявил, где стоило бы помалкивать, свои убеждения, пару раз не при тех ушах выразил свою бескомпромиссность – де, не готов закрывать глаза на несправедливость… И всё. Они поняли, что его все таланты и лидерские качества – больше угроза, чем выгода. – В глазах адмирала стояли пьяные слёзы. – Вы же видели, какой он! Он же – бунтарь… Подними он в своё время голову, как Венсан, да приди в ужас, как я пришла в своё время. Они бы с ним на пару смогли бы возродить истинное величие гильдии!..
Сидящая перед ней женщина с потухшим взглядом замолчала, и несколько минут они сидели в полной тишине. Едва справившись с подступившими слезами, Селин почти полушепотом произнесла:
– Какая чудовищная иллюстрация того, как жажда власти оказывается важнее благополучия своего же народа. Кстати, почему, зная положение мореходов на Да-Гуа, Гильдия не прислала вам подкрепление? Им ведь ничего не стоит направить сюда военные корабли, которые бы защищали торговый флот! Как же так?!..
Хриплый хохот Росалес стал таким внезапным, что де Круа вздрогнула. Адмирал так долго смеялась до слёз, что даже закашлялась. Продышавшись, она похлопала её перчатку маленькой жилистой ладонью и грустно улыбнулась:
– Девочка моя, вы так ничего и не поняли… Со мной всё кончено. Матушке-Гильдии проще отдать меня и подотчётную мне акваторию Да-Гуа на растерзание, да привести на моё место кого поудобнее под предлогом, что я не справляюсь. И тут проще пожертвовать своими людьми, чем тратиться на флот, на экипажи, на артиллерию…
Подбородок де Круа дрожал.
– Вы спросите, чем могу быть полезна, если меня уже списали со счетов? Да ничем! Я больше ничего не могу! Разве что связи кое-какие остались… Решите проблему с поджогами, и я сделаю всё, от меня зависящее, чтобы убрать вас из Чёрного Списка. Что же до расследования – приходите сегодня вечером с вашим главой охраны в порт, – Росалес кивнула на Брута, – Встреча со свидетелями – будет.
Адмирал подмигнула виконтессе, учтиво приподняла треуголку, бросила несколько серебряных монет и нетвёрдой походкой вышла на улицу.
Почти сразу же рядом с Селин за стол плюхнулся Брут, заставив все вокруг содрогнуться. Она быстро вытерла глаза.
– Что это за игры шпионов?
Де Круа пожала плечами.
– Мореходы. Пора бы привыкнуть.
– Да тут и наши себя как-то странно ведут… Ты же не будешь? – не дождавшись ответа, Брут осушил кружку с выдохшимся пивом, стоявшую перед де Круа. – Сейчас в Лиге доблести все какие-то тоже нервные. Неохотно отвечают на вопросы. Собираются в кучки и умолкают, стоит мне оказаться рядом… или у меня уже паранойя после этого проклятого мореходского острова…Но ниче, я на них управу найду.
– Брут, кстати об играх шпионов… – вдруг мрачно проговорила Селин. – Нам нужна сеть собственных информаторов. Поручаю это тебе, как человеку, которому доверяю. Кто отлично знает все эти подводные течения… Вербуй своих подчиненных, не зря же они служат стражами в Акифе и в Оплоте Благочестия. Их информация очень ценна. Не исключено, что и мейлонгцы их тоже нанимают. Я хочу знать обо всём, что происходит на острове. Разумеется действуй по возможности в рамках закона. Финансовая сторона тебя не должна волновать. Доверяю твоему профессионализму. Ты справишься, я знаю.
Для пущей убедительности она похлопала ошалевшего от этих слов Брута по плечу. Глаза гвардейца резко округлились, и он даже поперхнулся.
– Это тот сутулый старикашка-дипломат из Акифа тебя научил так мысли читать? А хоро-о-ош.! Я-то, дурень, всё думал, лучше бы на фехтование это время потратить… Ишь как заговорила… Я бы даже повёлся. Но…
Трактирщик сейчас же поставил перед ними ещё по кружке пива. Брут сделал глоток и набрал побольше воздуха в лёгкие.
Де Круа скрестила руки на груди и обреченно вздохнула в ожидании той самой тирады, которую рассчитывала избежать.
– Можешь считать, я уже сочинил кое-какие заделы. Как оказалось, не меня одного напрягает ситуация у нас в Лиге… – он с сомнением покосился на внезапно одухотворившееся его словами лицо де Круа. – И есть пара капитанов и даже один майор, которые как раз готовы были бы продавать разные сведения… И кажется, я знаю, как организовать встречу с кем-то из главных мейлонгских шишек…
Улыбка Селин стала хитрой.
– …и я уже начал размышлять, что имеет смысл расширить поле сбора ценных сведений…
Явно не в силах выносить горящий взгляд виконтессы, Брут отодвинулся подальше и прихватил заодно и её кружку.
– …и не надейся, что я забуду твою выходку, Птичка! Нечего глаза закатывать! Да мы полночи шлялись по городу с этим капитаном-потрошителем! Где только тебя не искали! Даже в борде… В общем везде. Предупреждай на будущее, а то я уволюсь к чертям. Я ещё слишком молод, чтобы умирать от сердечного приступа…
– Да-да, довольно нелепая смерть для наёмника, – хмыкнула Селин. – Я увеличу твое жалованье в два раза. За вредность. Идет?
Воодушевление на лице Брута сказало всё за него.
– Ставь кружку. У нас полно дел. Вперед!
Они расплатились с богатыми чаевыми, громыхнули деревянными стульями и вышли.
В открытое окно де Круа успела приметить, как трактирщик слил недопитое пиво обратно в бочку, и поморщилась.
***
На площади де Сюлли они с Брутом разделились. Тот пошёл в казармы Лиги доблести, Селин же, воодушевлённая – и раненая – беседой с Росалес, бездумно брела вдоль прилавков на площади у дворца и размышляла.
Перед самим дворцом де Круа подняла взгляд на высящуюся статую и застыла, узнав каменное лицо.
Лицо Герцога Фредерика де Сюлли.
Дядюшкины мраморные глаза надменно и властно смотрели прямо на Селин, словно осуждая её всю. Внутри похолодело. Она невольно сделала шаг назад, и вжала было голову в плечи, совсем как в юности, когда он насмешливо отчитывал её за какие-то крохотные, но такие болезненные проступки.
Исчезла Новая Вердена, пропали голоса в торговых рядах, вольный воздух Да-Гуа застыл. Де Круа снова стала его бесправной собственностью. Ничтожной. Беззащитной. Слабой и глупой в сравнении с дядюшкиным величием и властью, крохи которой с ней разделяли лишь из милости.
Как и всю свою сознательную жизнь, она будто сейчас стояла маленькой девочкой в тени огромного монумента самого Герцога, готовая угадывать его сегодняшнее настроение.
Стоило плыть столько месяцев, пройти все витки того ада, свидетельницей и участницей которого она стала, заглянуть в запретные недра Гильдии Мореходов, чтобы и на новой земле этот человек напоминал всё то, что она оставила навсегда позади.
Брань торговки, поймавшей за руку воришку, вернула в реальность.
Селин сжала кулаки и, не сводя глаз со статуи, тихо произнесла:
– Я – консул Альянса Негоциантов, Селин де Круа. Пришло моё время. А ты, дядюшка, – всего лишь каменный болван, слово которого здесь – пустой звук.
С каждым новым словом в ней разгорался уголёк упрямой, злой решимости. Она больше не игрушка ради подачек чьего-то одобрения. У неё отняли всё, и больше нечего терять. Отныне она бросает вызов всему, что не соответствует представлениям о правильном, справедливом и милосердном.
И как оказывается, в ней много той неукротимой силы, что больше не придётся подавлять.

Кладбище кораблей

Больной континент давно остался позади. Вместе с агонизирующей от чумы Верденой, позади осталась и прошлая жизнь.
Впереди же перед Виталом, сквозь безграничный горизонт, усмехалась неистовая и страшная свобода.
Никогда ещё он не чувствовал так остро и так ошеломительно, как врывается на гребне волны в будущее, в котором не было ничего, кроме изысканных форм смерти, милосердно развернувшей свои объятия во всех направлениях времени.
И единственными ориентирами мерцали обостренные инстинкты морехода и найденная среди пиратских флагов в трюме карта архипелага Скрытых Штормов . известного для гильдийцев нехорошей славой бухты под именем “Кладбище кораблей”.
Их уже наверняка хватились, и погоня с участием военных галеонов Гильдии, вооруженных по самые грот-мачты, стала только вопросом времени.
Времени, утекающего по каплям.
Оторваться от преследователей. Найти прибежище. Перевести дух.
Выдохнуть и понять, что же дальше.
На бортах его маленькой флотилии, хвала Бездне, оставалась артиллерия. Вот только корабельные арсеналы были пусты.
Витал угрюмо достал из-за пазухи педантично сложенный лист и развернул. Бумага зашуршала на ветру. Один из чертежей, что ежевечерне доводил до ума. Он сделает свой флот таким, каким мечтал. И если уж ему и его ребятам суждено жить теперь вне закона, он сделает всё, чтобы с ними считались по обе его стороны.
Ползущая где-то очень высоко муть поедала угасающий свет. Стремительно темнело.
Пасмурная линия горизонта таяла в серости вдалеке, и казалось, граница неба и вод размыкалась. Солнце умирало в плотных низких облаках, и этот закат был таким грузным и таким жёлтым, что его тусклый свет не обещал нового рассвета.
Заворожённый картиной неба, Витал, всё не мигая, смотрел в точку заходящего светила.
Завравшийся самому себе идиот. Его судам не суждено стать и близко к его идеям. Их настигнут и расстреляют, а сам он вместе с экипажами будет болтаться на реях.
В небе что-то случилось.
Уходящее солнце, загромождённое кучевыми облаками, вдруг прорвало дымку и из последних сил ударило в бледную желтизну неба потоками света. Игра марева позолотила края облачных глыб и разметала в глубоких тенях солнечные лучи.
И были они чёрного цвета.
Он грустно усмехнулся. В его новом мире, полном соперничества за горсть монет, оплаченном жизнями тех, кто уже никогда не сожмёт их в кулаке, солнце может быть только чёрным.
Пусть так.

***
Из водной глади клыками неведомого хищника потихоньку поднимались скалы. И чем ближе они приближались, тем больше это напоминало пасть какой-то опасной твари. Открывшийся проём между каменных “зубов” сверху и снизу заставил похолодеть. “Кладбище кораблей” оказалось ещё более зловещим, чем слухи о нём.
Слишком много вечеров в «Пыльном Весле», слишком много легенд осели в мыслях Витала. Пьяная болтовная, как через сито, неделями просеивалась сквозь его интеллект, чтобы стать выверенным маршрутом, наложенным на карту Вдовы, которым ходят лучшие из пиратских бортов. Значит смогут и они.
Витал знал как никто, сколь губительным может стать даже намёк на страх, когда в твоих руках штурвал.
– К-капитан, пошутили-то и хватит?.. Ты ж не сюда нас вел? Это ж смертоубийство и есть!!! Да ты глянь, вона корма чай такого же беглеца, как и мы… А вона и грот чей-то перебитый… смотреть больно… Проклятые рифы! – Красавчик стянул с себя треуголку и промокнул поредевшую седину на макушке.
– Брамселя убрать! Гроты убрать! Приготовиться к отдаче якоря! Что ты, Красавчик, я ещё не спятил… Мы туда не пойдём… Пока что.
Витал сощурился на облака над водоразделом и заглянул в карту. Руки сами собой стали чертить набросок маршрута.
– Ждем прилива.
– Это ещё неизвестно когда! Ты же не хочешь сказать, что мы туда двинем на ночь глядя?!..
– Так точно, старина! Двинем, если придётся. А пока пополним запасы провианта, перед тем как солнце сядет.
Витал хитро кивнул на кружащих в отдалении птиц над волнами:
– Марсовым занять посты! Шлюпки на воду, господа! Провизия ждёт-не дождётся попасть нам на ужин!
Ответом Виталу стал одобрительный каркающий смех.
Замелькали флажки. Под весёлый скрип такелажа с кораблей началась рыбалка.
***
Линза подзорной трубы то и дело бликовала, выискивая птиц на волнах поближе. Лицо капитана наконец оживилось, и из неопределённо-тревожного вдруг исполнилось сосредоточенного внимания.
Уголки поджатых губ приподнялись.
– Поднять бонеты по всем бортам! Вон там их полно. Гарпуны на всех шлюпках проверить!
Вместе с убранными парусами палубы кораблей залило тёплым светом подступающего заката. Бока “Золотых Песков” мерцали, покачиваясь на волнах. Шлюпки “Лентяя” оказались на воде одними из первых: капитанство Маркиза явно шло на пользу дисциплине остатков команды. Сам же он стоял с картинно сложёнными на груди руками и филином зыркал на суету.
Витал скороговоркой разъяснял тактику преследования местных здоровенных рыбин. На случай, если конечно повезёт их встретить на разведке…
Заинтересованный Фаусто внимательно слушал, то и дело сглатывая слюну: не далее получаса назад он громогласно внушал Красавчику, который вызвался – так уж и быть, только на этот раз, и то, только потому, что больше некому – коком, метод приготовления стейков из тунца по-Акифски, да так, чтобы вышли не слишком сухие.
– …подойдём аккуратно и…. Мармышка, ты-то куда? Остаешься на судне.
Дафна возмущённо вытаращила глаза.
– А чё нет-то?!
– Нечего тебе делать в лодке. Трос ты не удержишь, гарпуны тяжелые. В воде – злые голодные твари… Если бы тут только тунцы водились. Мако здесь тоже могут быть. Руки-ноги у тебя не лишние вроде… Смекаешь?
– Да спокойно я с гарпунами управлюсь, капитан! Я порукастей Лукаса буду… Посмотрю хоть… Ну пожалуйста!
Безапелляционный взгляд смеющихся серо-зелёных глаз, обрамлённых пушистыми ресницами, буравил бедную юнгу. Приподняв брови, капитан умолк, ожидая, что Дафна сообразит и откажется от затеи.
– Не смотрите на меня так! Что вам за разница-то! Вы вон, даже того чужого придурка с той каюты, что запирала, с собой в шлюпку берёте! – надулась она.
– Ты не понимаешь. Это другое. Это на прикорм, – рассмеялся Витал.
Дафна досадливо шмыгнула носом.
Упомянутый же моряк стоял неподалёку и слышал каждое слово. Побледнев и явно впав в отчаяние, он было запротестовал:
– Н-нет, капитан… н-но вы же пообещали…
– Да пошутил я, пошутил. Потом придумаем тебе испытание. Мне надо, чтобы сейчас всё прошло чётко. Возьму к себе, если нормально себя покажешь. А нет – так нет…
Виновато улыбаясь, капитан пожал плечами. Его «нет, так нет» означало путешествие за борт в кишащие акулами мако воды следом за прочими, не оправдавшими надежд.
Между тем Дафна потихоньку начинала закипать.
– Вот всегда вы так, капитан. Промеж прочим, я больше вашего рисковала тогда… Меня чуть не выпотрошили… Я разве вас когда просила о чём, а?.. А?..
Капитан сдался:
– Хорошо. Но чуть что – пеняй на себя, поняла? А ну, ребята! Чья палуба первая вернётся с добычей – получит премию!

***
Солёный запах моря, компания голодных, но неунывающих моряков с их людоедскими шуточками и состязанием «чей желудок урчит громче», витающий надо всем вольный дух авантюризма, воодушевленный капитан в предвкушении в неминуемого успеха…
За прошедшую пару недель пути провиант сократился до маленького кусочка солонины в день. А от застревающих между зубами водорослей уже воротило.
Но останавливаться где бы то ни было беглецы не могли, опасаясь погони.
Такого куража в капитане Дафна отродясь не видала.
Она только тихонько улыбаться его задору и сдерживала непостижимое волнение.
Скинув рубаху и оставшись в одних штанах, подвязанных кушаком, Витал прыгнул в шлюпку. За ним последовал также голый по пояс Лукас.
С удовольствием разглядывая торс капитана, Дафна на мгновение задумалась. Оглядев свой увесистый мореходский бушлат, явно не рассчитанный на подвижность ловкого рыбака, она прикинула, что Лукасу больно жирно будет таращиться на ее сиськи.
Тоскливо покосившись на Витала, юнга застегнулась на все пуговицы до самого подбородка и полезла в шлюпку.
Когда они отошли от корабля на приличное расстояние, над поблескивающей от солнца океанской гладью кружили бакланы и то и дело падали в воду. Под поверхностью Дафна успела заметить сразу две громадные быстрые тени. И несколько острых очень злых плавников.
А вот и акулы…
По левому борту вдалеке команда “Фурии” уже вовсю вопила, следуя на буксире за здоровенным тунцом. На бешеной скорости одна из их шлюпок шла в в сторону корабля, трос уходил под воду, вёсла были опущены, и пенные брызги выше человеческого роста окатывали рыбаков с ног до головы.
Дух соперничества додал задору. Они с Лукасом налегли на вёсла, приближаясь к теням без плавника. В одну из них, ближайшую к шлюпке, уже метил Витал.
Под бронзовым плечом перекатились мышцы, короткий свист – и гарпун с едва уловимым стуком прошёл по касательной по гладкой спине твари.
– Вот оно что…
Рассеянно улыбнувшийся капитан обернулся за следующим орудием.
– Спокойно, я просто запамятовал, как это делается…
Перехватив сподручнее, он с разворота с такой силой пустил гарпун в спину рыбине, что едва не ушёл за борт следом. Сейчас же резко натянулся трос, и лодку потащило по воде. Нос резал волну с такой скоростью, что стена брызг искрилась радугой.
– Отлично! Главное, чтобы не пошёл на дно!
Капитан схватил следующий гарпун. Вдруг лодку дёрнуло. Трос отцепился.
Послышались испуганные проклятия Лукаса. Дафна потирала ушибленное колено. Успокоившись, юнга перешёл на пожелания разнообразных мучений тому, кто крепил прошлый канат.
Лукас, продолжая чертыхаться, ловко прикрепил последний трос уже к следующему гарпуну.
Из воды вздыбилась гладкая кожа акулы с острым плавником и торчащим в спине древком. Она бесшумно шла прямо на правый борт шлюпки. Дафна с перепугу резко опустила весло на остромордное рыбье рыло.
Акула дёрнулась и ушла на глубину. Вдруг из-под лодки показалась огромная тёмная тень.
– Гарпун! Ну!
Дафна едва успела подать остриё в подставленную руку, когда капитан размахнулся со всей силы.
– Витал! – пискнула юнга и схватилась за его пояс. Но тут же выпустила, испугавшись получить по голове древком.
Мощное «хрясь» сотрясло всё вокруг. Юнги клацнули зубами и вцепились в борты. Капитан торжествовал.
– Ох и жирные они тут! Как бы не тыща фунтов в этом дружке!
Лодка подпрыгнула и сильно качнулась. На мгновение Дафне почудилась огромная раззявленная пасть с рядами острых зубов. Во все стороны хлынула пенная вода красного цвета.
Дафна в ужасе терла глаза, залитые крепко-солёной кровавой жижей.
Из-за расписанной татуировками загорелой спины было видно, насколько глубоко второй гарпун засел в хребте рыбины, которая теперь тащила шлюпку по водной глади и оставляла за собой высокие волны.
– Ого-о-о! – крикнул капитан, хватая следующий гарпун. – Как не хочется ему угодить к нам на ужин! Лукас, вставай на трос!
Когда Витал с горящими глазами оглянулся на матросов, сверкая белозубой улыбкой, Дафна про себя взвизгнул. Подхватив его мальчишеский восторг, она по-настоящему балдела от азарта охоты.
И эти радостные восклицания она была готова слушать бесконечно.
Капитан скоро вязал следующий трос на гарпуне. Тем временем Лукас заприметил шлюпку “Лентяя”: эти голубчики уже ушатали громадину, и теперь пыхтели на вёслах в сторону собственной палубы. Бледное брюхо добычи с торчащими гарпунами шло следом.
Такого поражения этот идиот конечно же вынести не смог, и вместо того, чтобы сторожить добычу, Лукас взобрался на банку, свистнул и… спустил портки. Чёрные треугольники мако возле их шлюпки он конечно же не заметил.
Дальше всё было как на срамных акварелях в весёлом доме.
Только страшное.
Этот придурошный так увлёкся собственным хвастовством, что ослабил хват. И злой змеёй трос проскользил в кулаке и ожёг, ободрав ладони.
Ясное дело, Лукас заорал.
И с воплем кувыркнулся за борт, сверкая бледными ягодицами.
Капитан бросил снасти и кинулся за ним.
Всё стихло.
Сколько их не было, мгновения или вечность, Дафна не могла сказать. Она только беспомощно металась от борта к борту.
Вечерело, и волны становились тёмными.
И что хуже, пенная прозелень океанской воды окрасилась красным.
Вдруг по правому борту зашумело, и жадно глотая воздух и кашляя, показалась перепуганная башка Лукаса. Дафна же пожалела, что в руках её было не весло.
Сбивая голени о банки, она крепко зацепилась ногами за шлюпку и перегнулась через борт. Зелёный от ужаса Лукас быстрёхонько вскарабкался в лодку.
– Ты слыш, ты идиота кусок! Где капитан!! Отвечай, паскуда!!!
Лукаса трясло. Да так, что зуб на зуб не попадал. Дафна уже сама была готова ринуться на поиски Витала. Душили слёзы.
Но после шумного плеска лодку качнуло. За левый борт ухватилась крепкая пара рук, и Витал, тяжело заглатывая воздух, уже сидел на банке и убирал короткий нож в голенище сапога.
Лукас понуро забормотал оправдания.
– Капитан, клянусь, я и сам не знаю, как так вышло… Поверьте, то было в первый и послед…
Смачный удар в челюсть его заткнул и бросил на дно шлюпки.
Витал потирал кулак. И был каким-то новым…
– Значит так, салага. Запомни. В критической ситуации ты не поднимешься до уровня собственных ожиданий, а упадёшь до степени своей подготовки. За борт, Лукас. Игры кончились. По твоей глупости только что “Крылатый Марлин” чуть не потерял ловкого, хоть и бестолкового, юнгу. А вот палуба наша осталась без ужина. Из-за тебя.
Желудок Дафны жалобно заворчал.
Лукас ошалело кивал и не смел смотреть в глаза Виталу. Таким капитана Дафна ещё не видела. Холодный. Спокойный. Жесткий взгляд его горел.
– Вычту из твоего жалованья расходы на похороны и годовое содержание. Как понял? Не слышу?!
– Т-так точно, капитан… я всё понял…
Сквозь тишину подступающего вечера до слуха долетали возбуждённые крики моряков с палуб их эскадры. Небось радуются себе да свежуют рыбин. Кабы могла, Дафна тотчас бы додала с досады Лукасу в грызло. Но она взялась за весло и с босяцким достоинством опустила в воду. Бестолковый товарищ, всё ещё пунцовый после передряги, спохватился и подхватил и свою рукоять.
Возвращались к стоянке молча.
Капитан сидел на корме и думал о чём-то своём, разглядывая скалы.
Мокрая его кожа на рельефной от мышц груди бликовала в заходящим солнце. С намокших волос по плечам на округлые бицепсы стекали тонкие струйки, ускоряясь при встрече с крупными каплями. Дафне казалось, будь сейчас наедине, она не выдержала и впилась бы в эти губы, зарылась пальцами в мокрые волосы и растеклась бы по его скулам, его сильной шее и невозможно красивой груди…
– Эй, Дафна, ну чё ты. В следующий раз может и подфартит…?
Лукас как ни в чём не бывало пытался паясничать. Как будто это не он вот только что упустил их законную добычу,
Застигнутая врасплох, Дафна с трудом отвела взгляд от капитана, и, чтобы не пялится, поглубже надвинула свою шляпу на глаза. Даже позабыла огрызнуться.
Тем временем они подошли к “Крылатому Марлину”. По воде вовсю стелились ароматы тунцовых стейков с кореньями, смешанные с запахами горькой соли волн.
Им сбросили лестницу. Лукас поднялся первым.
Витал придирчиво осматривал скопища острых как бритва ракушек, выступающих над ватерлинией и вид имел самый что ни на есть хмурый. Подниматься на палубу он не спешил.
Эх, кабы им удалось… представилось, как радостно звучало бы это его “Мармышка”, и как бы он подтрунивал над ней…
– Капитан.. вы это самое.. Да ну, не грустите, а? А давайте, щас как подымемся, я вам кофею заделаю, а? – юнга коротко тронула его за локоть.
Витал только сухо кивнул ей наверх.
Подобрать даже самую простецкую шутку ей не удалось. Потому она пробормотала “так точно” и взялась за скользкую верёвку. Впечатления так запутали, что Дафна никак не могла взять в толк, отчего же так жжётся в глазах: от обиды, смущения, восторга или горечи за горечь своего капитана.

***
Луна выкатилась в ночное небо ослепительным шаром.
И светила так ярко, что затмила собою все звёзды.
Карта Вдовы безусловно помогла кораблям эскадры “Крылатого” дойти досюда. Вот только то был не проход по мастерски построенному Виталом маршруту, а способ уничтожения судов и выворачивания суставов штурманов всех категорий.
Дно здесь поднималось так высоко, что в лунном свете становилось видным сквозь волну, вздымающуюся в любую погоду, под которой колыхались мокрыми волосами широкие тёмно-зелёные водоросли.
Остовы кораблей – идиотов, решивших, будто они умнее подводных течений, сиротливо возвышались среди чересполосицы острых скалистых обломков, сейчас напоминающих зубы гигантской акулы.
С опущенными брамселями кильватерная колонна «Крылатого Марлина» заходила в бешеные воды небольшого, запретного для мореходов, архипелага. Название говорило само за себя.
«Кладбище кораблей».
Витал стоял у руля.
Один неверно просчитанный дюйм – и гарантированный пробой бока, либо посадка на риф, либо трещина.
Либо вообще весь ремонт насмарку.
Форватор прохода благодаря чертежу уже вырисовывался в его голове. И он старался не вспоминать имена бортовз звучавшие в «Пыльном Весле» как воплощение недалекости их капитанов, что осмелились пройти на “Кладбище кораблей” да так и остались в этом проклятом месте.
Нагретый солнцем верхний слой вод снизу подмывало более холодное течение, и от того возникали то и дело неспокойные волны, а студёная подводная пресная река бурлила из донного разлома и поворачивала их ток вспять.
Таким образом единственно возможным делался ход на волне.
Противоходом.
Встречный ветер холодил промокшее от пота лицо, пока «Крылатый Марлин» крался по «игольному уху» – узкому провалу дна, допускающему проход относительно лёгкого судна. «Лентяй», «Золотые Пески» и «Фурия» следовали за ним.
По бокам среди высоких стен пенных брызг всё реже встречались поросшие ракушками чёрно-зелёные скелеты самонадеянных мореходских попыток присвоить Гильдии и это негостеприимное место.
Витал уже не чувствовал рук и покачивал штурвалом, словно повинуясь тонкой нити, что вела за собой. Казалось, они с “Крылатым” слились воедино и несут одно на двоих могучее, но хрупкое, тело в зловещем мраке приближающегося шельфа.
Дальше всё было как в тумане: словно со стороны, Витал видел себя, сосредоточенно-отрешённого, чеканящего приказы. Бледного как смерть Фаусто, дублирущего их на все четыре палубы. Ужас, отражённый на лицах команды. В ворчании прибоя раздался скрип их обшивки, и следом – лёгкий крен…
Но решимость и ледяной покой ртутью залили жилы, а в груди его не осталось места ни сомнениям, ни страхам.
Радостный крик с марса дал понять, что самое сложное уже позади. Под улюлюканье команды его поздравляли, хлопали по плечу, по спине, но руки, ставшие будто чужими, всё никак не выпускали штурвал.
Вся эскадра вставала рядом на дрейф, и возгласы с кораблей утверждали: авантюра удалась.
Можно было выдыхать.
Он скомандовал становиться на якорь. Продолжать плыть в кромешной темноте тихой бухты, поросшей со всех сторон мангровыми зарослями, где скалы погасили даже лунный путь на воде, было действительно безрассудно.
– Отбой, – выдохнул Витал и впервые за эти часы присел.
***
После всех передряг и бессонных ночей очередное тревожное полузабытье застало Витала на бочке у руля. Как бы ни тщился дождаться рассвета, он задремал, уронив голову на руки.
Проснулся он от сопения Джу над самым ухом, что настойчиво тряс за плечо.
– Просыпайся, капитан. И давай швартоваться по-нормальному что ли…
Витал подскочил и вытер лицо ладонями. Утренняя заря едва-едва занималась, и розовый румянец её играл на волнах коралловыми бликами.
Экипаж толпился у фальшбортов.
Осунувшийся с недосыпа, а потому нервный более обычного, Фаусто кружил вокруг штурвала, то задерживаясь у перил, то подбегая к Виталу, возбуждённо причитал и всё оправлял потёртый камзол.
Чуть шатаясь от непроснувшегося тела, капитан достал подзорную трубу и осмотрел окрестности при свете.
Насколько хватало глаз с высоты палубы “Крылатого”, архипелаг оказался сплошь заселённым. То тут, то там виднелись крыши, над которыми кое-где поднимались голубые столбики дыма.
Ветерок донёс запах отличного трубочного табака. Он перевёл фокус прибора ниже.
Чуть поодаль начинался поросший глянцевой зеленью мангров берег. На мостках, среди торчащих над водой тонких удочек и зарослей, стояли несколько мужчин неприветливого вида и, задрав головы, таращилась на их суда.
К нижней губе разинутого рта одного из них прилипла всё ещё дымящаяся самокрутка.
На ходу проверяя оружие, Витал спустился в шлюпку. Фаусто с Красавчиком поспешили за ним.
Гильдейских бушлатов на местных не оказалось. А пара лиц со следами заживших шрамов на месте татуировок отмели все сомнения.
Пираты.
Незнакомцы в нерешительности разглядывали стоящие на якорях суда и экипажи. Жестом Витал приказал своим быть начеку, но не суетиться. Сам же украдкой проверил рукоять мушкета.
– Поглоти меня Бездна, если я ошибся. – Фаусто принюхался и сглотнул. – Вон в том тюке у рябого пироги с курятиной…
Сообразив обстановку как скорее дружественную, наконец, от рыбаков отделился розовощёкий главарь и проковылял вперед по мостку.
– Утро на палубу, – просипел он подошедшей шлюпке.
Круглые глаза навыкате с сомнением смотрели то на Витала, то на орудийные дверцы на бортах “Крылатого Марлина”, то на осунувшиеся с недосыпа лица команды.
– Мое почте… утро на палубу, – сказал Витал и коснулся треуголки в приветственном жесте, подсмотренном в “Пыльном Весле”.
Даже на таком расстоянии он был готов поклясться, что пахло ароматной свининой на углях и отменным портвейном. В животе свело от голода.
– Этсамое лавразцы будете? Чай по наводке Вдовы или чё? – последовал вопрос. Голос пирата звучал с подозрением истинного хозяина положения.
– Ушли от Гильдии, сушим якоря… – кивнул капитан. – Сказали, здесь мы сможем найти новое пристанище.
Глаза навыкате уставились на Витала и переметнулись на чёрные флаги. Волосатая ладонь собеседника почесала затылок под треуголкой. Казалось, слышалась напряжённая работа извилин визави.
– Погоди-ка. Так и чё? Вы сюда вот прям с “Кладбища” зашли?..
– А как иначе-то?
Глаза навыкате собеседника совсем уж вылезли из орбит, пока он соображал, то ли вникая в суть услышанного, то ли прикидывая свои шансы против четырёх неполных экипажей четырех кораблей в отличном состоянии…
– …то есть вот прям ночью прошли, да по рифу?..
– Именно.
Рыбаки заржали. Витал начинал нервничать.
– Ай да Вдова, ай да плутовка… – от смеха пират закашлялся и утирал слёзы, всё не унимаясь. – Ты, поди этсамое, из её “любимчиков” значится, ага… малость забыла сказать, что в Скрытые Штормы заход только через фьорд, что на северо-востоке… Мимо прошли и не заметили? Да этсамое не ссы, никто не замечает его по-первой… Хоть носом тычь…
Витал потёр подбородок, вспомнив заросли на скалах, в которых ему померещился было проход, достаточный для фрегата, но он тут же будто растворился в тенях. Глубоко врезавшийся в сушу узкий залив со скалистыми берегами на карте Вдовы выглядел скорее черновым, чем прорисованным как актуальный.
По всему выходило, эскадра «Крылатого Марлина» встала на якорь с Северо-Востока от входа в архипелаг Скрытых Штормов, освоенный пиратами и гильдейскими изгоями всех мастей.
Всё равно, что обосноваться на пороге, не додумавшись отворить дверь. Просто великолепно!
Чем старательнее преодолевал собственное косноязычие пират, тем скорее успокаивался Витал.
– Выходит значится, ты того… из толковых. Иначе на кой бы Вдова за тебя вписалась. Ну надо ж… Корыта-то свои этсамое по дороге через “Кладбище” не убил…
Архипелаг Скрытых Штормов, как и полагалось всякому приличному ситуации месту, имел все свойства пригодного для жизни сообщества по ту сторону закона. Были там и верфи, и свои литейные, и свои базары, и свои банки, и свои склады, словом, всё, на что хватит пиратской фантазии и кошелька.
Не умея сказать, пират помогал себе руками и рисовал на песке карты перешейков для волока судов до верфей, и только посмеивался незнанию новичка. Впрочем без враждебности.
Витал уже было хотел отдать распоряжения на швартовку в порту и разгрузку, но…
– Дык ты бы это, слыш?..
Пучеглазая физиономия рыбака исполнилась благоговения и кивнула куда-то в сторону удочек. Его товарищи одобрительно закряхтели.
Потирая подбородок, Витал так и не понял, чего от него хотят. Сделалось крайне неудобно, и он отвернулся. Вот только собеседник возник перед ним и упрямо указал на воду.
– Грю этсамое, без клятвы путь тебе заказан, ну!
Мореходы переглянулись.
…повторять слова пиратской присяги за косноязычным рыбаком стало тем ещё испытанием.
Невзирая на избыточность противоречий, составленная клятва оказалась на удивление содержательной. Пункты её включали “не марать руки оружием”, одновременно при том до самой смерти, коли придётся, отстаивать интересы собственной палубы; скромность и так нехитрого мореходского быта, и вместе с тем запрет на экономию в оружии и удовольствиях; фанатичную преданность команде заодно с недоверием к своим же “ажно до ступору”; неукоснительные отчисления в общую кассу. Аргументы же в случае нарушения принятых на себя обязательств вроде “век попутного ветра не видать” и “чтоб морские черти меня драли” выглядели скорее данью традиции и апелляцией к чувству долга, чем чем-то буквальным.
Когда же дошло до распития портвейна впополам со жгучей солью океанских волн, дело пошло веселее. И вот уже Жан с Жаком выкатывали бочки с оставшимся вином из трюмов и матросы, обгоняя друг друга, ловко выгружали их на берег.
Экипажи Витала в полном сборе радостно переговаривались и едва не братались с местными. Впрочем покрасневшие носы пиратов и так объединили моряков во хмелю. Сам же капитан жал руку внезапного знакомого, и впервые с трибунала покой разливался по его жилам.
Хотя он и не знал, смеяться или плакать окончанию мучительного пути в преддверии новой жизни.
Они пришли домой.
***
“Крылатый Марлин” наконец встал на якорь у Базы – небольшого острова, заросшего манграми, аккурат равноудалённого от наиболее значимых мест архипелага Скрытых Штормов.
Тихие берега его хранили следы прошлых обитателей. Тот тут, то там разведка находила то башмак, то половник. Надземная часть, укрытая блестящей зеленью мангров, ничего из себя не представляла. Однако стоило шагнуть в заросли буквально на шаг за линию прилива, и База разворачивала гостеприимные недра.
Скалистые холмы на поверку открылись множеством гротов всевозможных свойств. Одни оказались столь малы, что туда могли протиснуться только субтильные девицы вроде Дафны, да преимущественно дамский экипаж “Фурии”. Надо отметить, роскошные формы их капитана потребовали значительно расширить вход.
Другие гроты оказались так велики, что вмещали полноценные фрегаты, и в них даже оставалось просторное место для проверки руления.
Подземные лабиринты Базы преподнесли Виталу и его людям редчайший дар – одиночество. Набившие оскомину от житья бок о бок лица радостно рассредоточились и заняли каждый свою нору, пещеру или грот.
Жан и Жак оказались больно пугливы для подземелий, и потому заселились в заброшенную землянку.
Красавчик выбрал крохотную пещерку с ловко выделанным печным ходом. Чем бы он ни протапливал молчаливую сырость – дыму не показывалось ни в какую погоду.
Маркиз отчаянно оборонял для себя мрачное подземелье, до отказа забитое истлевшими останками, которое хотели вычистить под склады. Изрыгающий проклятия корабельный врач и плотник по совместительству таки согласился жить при ящиках, однако строго-настрого запретил соваться в своё логово.
Желающих ему возражать не нашлось.
Капитанский же грот определился сам собою.
Короткий путь от воды начинала утлая шлюпка. И спустя высокий, но резкий, подъем, открывался просторный вход в скале, поросший кустарниками.
Внутри обнаружилась пара покосившихся шкафов с жухлыми книгами по средневековой словесности да кусок снятой каютной обшивки с остатками отсыревших записей.
В ветренную погоду естественное оконце в потолке показывало звёзды, а с коротких молоденьких сталактитов капала вода.
Едва моряки развернули деятельность и наладили связи с островами архипелага, Витал обставил себе подобие кабинета с широкой крепкой столешницей, под которой тихо бежала нить пресной воды.
Простор его нового жилища допускал многочисленные и теперь многолюдные совещания глав экипажей, и по вечерам капитан садился у входа и долго курил, рассматривая закат.
Сегодня же, когда после бурных обсуждений и в меру интеллигентной пьянки он наконец остался один, Витал сел за стол и занес перо над белым пятном пустого листа.
«Консулу Альянса Негоциантов…»
Не то.
Ему показалась приставшая волосинка на краю бумаги, и он принялся
скрести ногтями уголок листа, тщетно пытаясь подцепить её кончиками пальцев. Бесполезно.
«Леди де Круа лично в руки…»
Какая чушь…
Он с кадетского класса не писал писем дамам. Сколько всего произошло… Да и кабы не найденная в трюме серьга, разве стал бы он вообще…
Конечно же стал!..

«Моя дорогая Селин,
Отважусь ли отправить это письмо самолично, не знаю. Но передадут его тебе в руки мои доверенные лица, в коих я абсолютно уверен.
Мысли о тебе – то еще испытание. Встреча с тобой на жизненном пути сделала меня самым счастливым человеком на земле. И несчастным. Ведь теперь я понимаю, чего лишен. И возможно… навсегда.
Селин, я пал так низко, что уже никогда не смогу стать достойным тебя и того восторженного взгляда, которым ты смотрела на меня когда-то… Больше всего скучаю по твоей улыбке. Не той, которую ты надеваешь для посторонних, а ту, которой ты улыбалась мне. Только для меня.
Но невзирая ни на что, смею ли просить о встрече и надеяться увидеть тебя вновь? Забавно, даже в статусе пирата не делаюсь отважнее, когда задаю этот вопрос.
В случае согласия, о месте, дате и времени тебя уведомят.
Прекрасно сознаю, какой риск несет сия афера для твоего статуса. И сделаю все, чтобы охранить твою жизнь, честь и репутацию.
Что до меня – о, поверь, я ничем не рискую! Ты не тревожься, если вдруг узнаешь, будто за мою голову назначена награда. До обидного недорого они оценили её, доложу я тебе, но все же приходится держать ухо востро.
Пойму, если ты просто сразу сожжешь это письмо и откажешься от встречи.
Но моя глупая надежда увидеть тебя окрыляет и будто вдыхает в мою грудь новые силы.
Твой V»

В сотый – или пятисотый? – раз перечитав письмо, он наконец успокоился, тщательно запечатал его выбежал вон из грота.

Модернизация

Пока разведывал архипелаг, Витал обнаружил, что теперь он и его люди стали частью тех самых ненавистных “крысиных бригад”. И это прозвище ой как разонравилось Виталу. Впрочем, успокоил он себя тем, что возможно не до конца проникся душевностью местного сленга.
К огромной его радости неподалёку, как и предупреждал новый знакомый, располагалась небольшая, но приличная верфь. Открыв дверь в её контору, он снял треуголку и поздоровался с тремя направленными на него дулами.
– Если у вас нет перерыва на обед, давайте поработаем, господа, – невозмутимо начал знакомство Витал.
На него уставились трое очень хмурых моряков с полосами давно заживших толстых шрамов поверх алкоголического румянца на татуированных щеках.
– Здесь список работ. Мне нужна бригада швей и дюжина плотников на четыре корыта. Плачу золотом. Сделаете к сроку – даю премию. Сделаете в половину срока – даю двойную цену.
Об крепко сбитый настил звякнул тяжеленный мешок, который с облегчением свалил с себя Джу. Дула в нерешительности опустились.
– А, и да. Я и вот этот господин, – из-за плеча Джу сверкнул глазами Фаусто. – Будем всенепременнейше присутствовать при работах.
К Виталу протянулась ладонь с огромными заусенцами.
– Э, нет. Чертежей моих вы не получите. Только со слов. По рукам, господа?
***
Спустя месяц беспрестанной ругани и споров с ремонтными обновлённая эскадра «Крылатого Марлина» покинула верфь.
Старый рангоут был демонтирован и тотчас же продан. Новые, облегчённые, мачты установлены в кратчайшие сроки, и вот – вожделенные косые паруса – те самые кливера, подсмотренные у мейлонгцев, но прошедшие доработку – наконец заняли законное место на реях. Количество парусного вооружения на судах увеличилось ровно вдвое. По расчетам в чертежах, корабли ускорились на треть и в вечно загруженном сознании Витала стало одной задачей меньше.
Джу же без обиняков грозил толстым пальцем, дерзнувшим зарисовать схемы положения рей или хотя бы углы наклона брамселей. И отчего-то ослушаться его не отваживался никто из местных.
Страшно ругаясь на нарушения пропорций в сплавах, Витал таки вынудил отправить в переплавку имеющиеся в пиратском арсенале ядра и неплохо вооружился.
Однако он всё ещё не был доволен. Чего-то будто не хватало.
К слову сказать, доки также претерпели изменения в лучшую сторону, даром что новации оставили после себя на верфи много древесины, годной на укрепление построек.
***
День клонился к закату.
Корабли сонно покачивались на залитых золотом волнах, и синева подступающего вечера влажной дымкой задрёмывала у синеющих гор.
“Лентяй” и “Фурия” в окружении крохотных шлюпок словно птицы оживляли панораму.
Больше не было ни спешки, ни опасности. Голоса переговаривающихся матросов музыкой разливались в мирном воздухе этого вечера новой, полной неизвестности, жизни.
Витал сидел на пригорке и мрачно обозревал свои владения в компании стакана и стремительно пустеющей бутылки местного портвейна.
В кои веки расслабленные мореходы занимались рутиной. Красавчик чистил арбалет. Разъярённый Фаусто проигрывал очередную партию в шашки ухмыляющемуся Джу. Запыханные юнги, очевидно, после какой-то проказы, наперебой похвалялись друг другу.
Жан с Жаком усердно гоняли кожаный мяч, поднимая такое облако пыли, которое вызывало отменную брань даже обычно вежливого толстяка Жиля.
Голова Витала шла кругом. И всю вину капитан переложил на убийственно кислый портвейн. Только дело было не в нём…
Конечно же, он влез в долги из-за бесконечных рекламаций по переделке обновлений. За время работ мастера правда очень старались, вот только или по безалаберности, или чисто по человеческой усталости они совершали глупейшие ошибки чаще допустимого.
Денег у него не осталось, и пришлось пойти на страшное: заложить “Крылатого”. Под грабительский – ожидаемо для салаги с нулевой репутацией – процент.
Ставить в известность окружение, даже рачительного квартирмейстера, Витал не стал. Избыточная эмоциональность Фаусто и так не была на руку, а с такими новостями и вовсе выбила бы беднягу из колеи. А ведь каждый человек был на счету…
С досады он так крепко ударил трубкой оземь, что та треснула. Потёр переносицу. Очередная трата… Замечательно…
Из плюсов его незавидного положения как капитана, оставалось единственное: оставшееся от залога золото. Не шибко большое, но приемлемое, количество финансов, что продержит на плаву всю эскадру, пока они вольются в струю пиратских будней и не выйдут в плюс.
Воспоминания о человеческих потерях со злосчастного Венсанова абордажа рвали ему сердце, невзирая на внешнее спокойствие. Ноготь всё скрипел по горлышку бутылки, а Витал крепко думал. Суда-то он усовершенствовал. А как можно усовершенствовать людей?
Отчаянный вопль отвлек от размышлений. Жан скакал на одной ноге, единственной рукой прижимая колено другой к груди, и истошно орал. Жак гневно молотил топором мяч, и чем веселее тот выскакивал из-под лезвия, тем отчаяннее старался близнец потерпевшего.
К ним уже спешил Маркиз и на ходу подворачивал рукава.
Витал же медленно поднялся и направился к месту трагедии. Коварная игрушка лежала в пыли с самым невинным видом.
Добротно заточенное лезвие Жаковой секиры оставило на необычно выделанной чешуйчатой коже лишь светлые ссадины. Пыль забилась в неряшливые швы на мяче, которые размахрились от острия, даром что находились те глубоко.
Витала осенило.
Под обиженное мычание Жака он подхватил пыльную игрушку и быстрым шагом ринулся к себе.
Последующие недели капитан в грот никого не пускал.
Только грузчики с тюками сновали туда-сюда, да приходили счета от кожевенников.
Дафна ставила еду у двери, и всё никак не могла уяснить, что же делается, и подолгу вслушивалась. Иногда из-за неё доносились ужасающие запахи, иногда раздавался лязг клинков, и иногда даже выстрелы.
***
В грот быстрым шагом и без стука ворвался встревоженный Фаусто.
– Капитан! Нет, ты только посмотри, что творится!
Витал оторвался от стола с разложенными на нём выкройками и выглянул в окно.
Береговую линию оглашали жалобные вопли.
Из-под сапог Джу выпрыгивала галька. Сам он неторопливо брёл, и толстые губы его, свёрнутые трубочкой, должно быть, насвистывали нечто бодрое. Добродушный настрой его выражали медлительность и живейший интерес к рисунку прибоя. Левая ручища бережно придерживала подмышкой сверток, правая же волоком тащила за рыжие волосы то и дело брыкающегося человека.
Поодаль на почтительном расстоянии следовала группа то ли зевак, то ли товарищей несчастного из пиратского контингента и тревожно переговаривалась.
Они негромко то предлагали деньги, то робко просили отпустить пленника и взывали к лучшему в человеке, что могло оказаться в Джу, но великан не обращал на них внимания.
Приблизившись к капитанскому гроту, прежде чем поздороваться, он посподручнее перехватил сверток и оправил одежду.
Едва они с вопящей ношей вошли, Фаусто с негодованием уставился на гостей.
Витал поднял голову над разложенными листами антрацитово-тёмных кож.
– И как это понимать?
Небольшая возня, и огромная чёрная лапища извлекла из-за пазухи шелестящий ком. Перед капитаном и квартирмейстером тотчас же оказались смятые чертежи истерзанного вида. И страшно довольный Джу.
Витал бережно развернул бумаги, пробежался по ним, и глаза его блеснули:
– А я всё искал, где же их оставил… уж думал, что потерял! Благодарю. Кто же твой пленник?
Рыжий умолк и вслушивался в разговор. Между тем Джу деловито сообщил:
– Маркиз просил набрать с верфи кой-чего. А там этот тип с твоими записями и попался. Вел себя больно подозрительно, ну я и присмотрелся… Ну, пошли что ли?
– Не брал! Корытом, на котором хожу, клянусь, то был не я! На кой ляд мне твои бумажки-то!!
Сиплое хныканье рыжего никакого эффекта не возымело.
Продолжая насвистывать, Джу двинулся на выход.
– Куда? – спросил Витал.
– Как куда? Таких поганцев за воровство полагается таскать под килем по ракушкам на веревке. – Джу кивнул на пленника. – И будет молодец, если не потонет. Ну и если кровью не истечет… Мы ж под присягой, пиратские там обычаи или нет – всякий закон должно соблюдать. Там уж целая делегация собралась…
– И то верно. – Витал сощурился. – Не терплю краж идей, да к тому же у своих. Буду рад привести приговор в исполнение…
***
Изыскания капитана окончились. И вот, знаменательный день наступил. Фаусто наконец смог выдохнуть.
На берегу горели высокие факелы. Команда флота Витала вовсю праздновала модернизацию. Новоиспечённые пираты торопились опробовать корабельные нововведения, так сказать, в работе.
С темными кругами вокруг глаз после долгого недосыпа, по-новому одетый капитан вышел из грота и остановился перед экипажами всей эскадры, вставшими полукругом. Привычный громоздкий бушлат заменил облегченный зловещий чёрный камзол невиданного кроя, тонкий и лёгкий, как парадный китель офицера. Плечи и грудь бликовали крохотными мелкими шипами в свете огней. Кожаные штаны по виду сделаны были так же. Следом за капитаном появился и бледный как смерть незнакомый рыжий пират средних лет. Формально пленником он не был: ни веревок, ни колодок на нем не наблюдалось. Однако бросалось в глаза крайне стесненное положение бедняги. Он загнанно озирался, но всякий раз взгляд его натыкался на глыбу по имени Джу. На чужаке, как и на Витале, было то же странное одеяние, и тот всё норовил то одёрнуть полы короткого камзола, то нервно охлопывал штанины. После недолгой задержки тем же образом одетый Джу вынес соломенного болвана. Точь-в-точь мореход в гильдийском привычном бушлате со стальным наплечником.
– Друзья мои, – проговорил Витал и вытер ладонью лицо. – Наша жизнь больше никогда не будет прежней.
– Да и насрать! – крикнул кто-то из матросов.
– Благодарю за поддержку, господин Ален!
Зловещая усмешка капитана не сулила ничего хорошего. Фаусто паниковал. Сколько бы лет они с Витасом ни были знакомы, предугадать его он так и не научился. Происходило что-то несомненно нехорошее, и он мог только беспомощно наблюдать.
– А вот мне не “насрать”, кретин. Теперь мы ступили на тропу войны, господа. И наши дома, наши корабли, к ней готовы. Но люди, такие же как ты, Ален, – нет. Иди-ка сюда. Не бойся, давай. Кадры решают всё…
– А? – тревожно переспросил мореход средних лет, сотрудник пороховой бригады с “Золотых Песков”.
– Говорю, хорошие люди важны! – оскалился Витал и вложил в его ладонь рукоять своей сабли.
Ален нервно сглотнул и оглянулся на каменные лица сослуживцев и на рыжего незнакомца, чьи колени тем временем заметно мелко тряслись. С мольбой Фаусто заглянул в глаза Витала и едва заметно помотал головой, словно отрицая нечто страшное. Капитан лишь плотоядно ухмыльнулся. На жестоком лице плясали оранжевые отблески пламени. Моряки умолкли в благоговейном трепете и опасливо поглядывали на разворачивающееся действо.
Широким жестом капитан указал на соломенного морехода.
– Будь так добр, Ален, убей этого человека.
Матрос испуганно озирался в поисках поддержки. Фаусто ободряюще закивал. Характер Витала, да и настрой в целом, сильно изменился, и уж лучше было соглашаться, чем спорить… команда, к его успокоению, почуяла то же:
– Ну же, доходяга! Вмажь ему! Руби грызло-то! Ты в жилу-то сердечную его этсамое-то!
Воодушевлённый, он наконец зажмурился и наугад ткнул саблей в грудь бушлата. Витал закатил глаза, перехватил у него клинок и, заложив руку за спину, цепочкой элегантных ударов превратил соломенную куклу вместе с одеждой в груду лохмотьев.
Резко развернувшись, Витал схватил матроса за шиворот, всучил ему в руку саблю и прорычал:
– Я сказал – наша жизнь больше не будет прежней, Ален! Мы больше не мореходы. Мы отныне – пираты. На нас объявлена охота. За наши головы уже назначена награда, и день ото дня она будет лишь расти. Только мы не жертвы, и мы не станем бежать от преследователей. Мы будем принимать бой. Мы будем утверждать нашу власть по всем акваториям. Мы будем прорубать с честью пусть к нашей власти до тех пор, пока наше торжество не станет абсолютным. Ибо мы не крысы, а хищники! – Короткий злой пинок отправил наплечник с куском рукава мореходского бушлата в кусты. – Но при отношении калибра «да насрать» никто не доживёт до этого дня! Ясно тебе, болван?!
Насмерть перепуганный матрос мелко закивал. Витал кивнул Джу:
– С утра вывеси на бушприте «Песков» этого кретина на денёк-другой. Может осознается.
– А? – Ален очень нервничал.
– Говорю, так и быть, я помилую тебя, если ты изрубишь на флаги вот этого господина. Здесь и сейчас.
Витал кивнул на рыжего, что вжал голову в плечи.
К слову, тот бочком было двинулся в тени, но тотчас взвыл: локоть его уже стискивала лапища Джу.
– Этот человек, как и все мы, присягнул вольному народу Лавразской Акватории и Пиратскому Кодексу. Но это не остановило его от нарушения данных клятв. А дав присягу, посмел посягнуть на имущество своего брата. На моё имущество. Он украл мои чертежи. Мы с вами в отличие от него – люди чести, соблюдаем Пиратский Кодекс, и слово наше чего-то да стоит. За содеянное ему полагается килевание, и я беру на себя ответственность за приведение приговора в исполнение. С небольшой оговоркой. Ну так что, Ален, выполняй?
– Да Бездной!! Нет, всеми безднами клянусь, я не брал!!! То был не я!!!
Отчаянные вопли рыжего и окончательная утрата достоинства огорчали. Фаусто сокрушённо покачал головой.
На ночном побережье стихли все звуки, кроме шипения волн да крика козодоя. Сотни факелов блестели в дрожащих от напряжения глазах.
Видимо усердная работа ума Алена сделала своё дело, и, двумя руками вцепившись в саблю капитана, при гробовом молчании команды, бедняга бросился на безоружного чужака. Вопли его сорвались на фальцет.
Острый клинок тускло бликовал в ночном воздухе. Град ударов и уколов сыпался на вора, и тот только и мог, что закрывать руками голову.
– Давай же, Ален, бушприт ждёт! – подначивал капитан.
Матрос так старался, что устал. Фаусто же только скрипел зубами и сверкал глазами на Витала.
Шокированные моряки не знали, что и думать. Преступник был цел и невредим.
– Он наверное плохо старается, да, братцы?
Витал вырвал из дрожащих рук матроса саблю.
Рыжий встал как можно устойчивее…
В бою каждый занят своим делом. Фигуры фехтования имеют свои порядки, структуру и высокую гармонию пластики тела. Особенно хорошо такое видно в учебных боях, где очередность атаки и защиты беспрекословна и выверена.
В мятущемся свете дымных факелов на ночном берегу, когда один безоружен, а другой ослепительно оскален, и сабля в твёрдой руке не видна в темноте, слышится только свист рассекаемого воздуха. И ахи в молчаливой толпе моряков.
И это уже не битва, а бойня.
Под бешеным натиском капитана пират перестал орать, старался повернуться спиной и тяжко дышал. Зрители же всё дивились, как так одежда на нём ещё не разорвана в клочья, да и сам он жив-здоров?
Наконец устал и Витал. Шокирующая жестокость так и толкала Фаусто стечь прямо на землю. И потому он подпёр плечом вросшую в побережье глыбу. Жар пляшущих факелов дышал на него колючими пустынными суховеями Великого Акифа. С самого своего бегства он почти ничего и не помнил, кроме обжигающего раскалённым маслом позора, ярких кафтанов, сладости терпких масел. И десятков бесчеловечных экспериментов. Они всегда хотя бы на шаг приближали Орден Науки к величию. Но какой ценой… Вот и сейчас, как и много лет назад, из его глаз на экзекуцию смотрел заикающийся от ужаса мальчишка с противным пушком на подбородке. Но тогда он сжёг дорого расшитый фамильный халат и сбежал. Сейчас же глаза его щипало, и ногти стиснутых кулаков впивались в ладони. Но внутри поднимался трепет перед созерцанием кошмарного в своей непостижимости замысла. Ведь в отличие от Родины, здесь и сейчас не было любования изысканностью садизма. Только выверенные короткие движения. Только взвешенные, словно тончайший яд, слова…
Потрясённый Фаусто потирал подбородок. Может в юности ему и довелось повидать множество чудес со времён членства в Ордене Науки… Но увидеть подобное вдали от песков Великого Акифа он никак не ожидал…
Вцепившись в ворот измученного пирата, капитан предъявил его морякам и закричал:
– Я – ваш капитан, и я отвечаю за вас! Раньше я держал ответ перед Гильдией Мореходов, но её больше нет! Теперь я отвечаю за ваши жизни перед вами, перед вашими жёнами, перед вашими семьями и близкими! Времена бушлатов кончены! Отныне моя бригада носит чёрный цвет свободы вместо прошлых гильдейских цветов!
Глухая сила его голоса рвалась наружу и перекрывала звуки прибоя.
– Этот бедолага только что показал, на что способны наши новые камзолы. С сего момента каждый пират бригады под флагами Венсана носит такие!
Проштрафившийся еле стоял на ногах. Витал встряхнул его и тихо проговорил:
– Больше не кради у своих. Это подло. Запомни сегодняшнюю ночь – это ночь твоего второго рождения. Наполни смыслом свою новую жизнь, как когда-то сделал это и я.
И устало толкнул его в толпу моряков.
– Извольте убедиться воочию, как хороша наша новая броня!
Команда не знала, что и думать. К горлу Фаусто подступил ком. Витал ведь мог просто убить вора, но вместо этого великодушно употребил его на пользу всем…
И да, сшитое из неведомого материала чёрное одеяние выглядело жутко и непривычно безобразно, но после устроенного побоища ни дыр, ни проколов, ни мелких порезов на себе не имело.
Кто-то неуверенно сказал «ура», и его подхватили утонувшие в ночи голоса.
Только Витал и Фаусто знали, на какие чудеса при правильной выделке оказались способны кожи ската и арапаймы вместе с чешуёй, усиленные лёгкой костью и тончайшими пластинками обсидиана…
***
Фаусто показалось, что за несколько минут в лазарете он весь провонялся едкими мазями.
Злость на бывшего вора, что не мигая, смотрел в стену, положив голову на смуглые руки, исполосованные сине-фиолетовыми кровоподтёками, практически испарилась. Его мокрые от пота рыжие волосенки распластались на мятой подушке. Подрагивающий кулак едва сжимал простынь, и в полумраке тени от складок отчего-то казались корнями неведомого дерева. Вид у крысеныша был самым жалким…
Вроде же пройди этот тип килевание по местным законам, сейчас бы от него и вовсе мало что осталось, но точно ли стоило подвергать его такой изощренной экзекуции? Или же всё правильно? Отчего тогда так тошно?
Куча мыслей роилась в голове, пока он не вошел в грот, где в тишине звучал лишь мерный звон капель и расходился мелодичным эхом.
– Витал? Ты тут?
Капитан стоял над столом, на котором был разложен кожаный камзол, и при свете колеблющихся свечей придирчиво рассматривал невидимый скол костяного шипа под наплечником снятым с подопытного. При появлении квартирмейстера Витал даже не повернул головы.
– Знаешь, кажется я начинаю тебя бояться, капитан, – бесцветно проговорил Фаусто. – Ты же не был таким…
– Какая досада, – пробормотал Витал, разглядывая швы на просвет. – Я ожидал от тебя глубины искреннего безразличия. Так. Ну огнестрел материал точно не выдержит. Однако в ближнем бою шкура что надо, и таким образом в экипаже Дафна была последней, кто из наших получил ранение в рукопашной…
Фаусто подошел и ещё раз удостоверился, что повреждений на новой экипировке и правда не оказалось.
– Ты всегда был самым башковитым из всех, кого я знаю. Но тебе не кажется, что перегибаешь палку?
Витал отошел от стола, устало рухнул в скрипучее кресло. Пальцы пробежались по стали нового мушкета. Он внимательно изучал каждую гравировку и узор на оружии. Свечи бликовали, и металл оружия переливался таинственным блеском. В глубоких тенях мушкет, с его длинным стволом и массивным прикладом, виделся сейчас Фаусто продолжением самого Витала. Не просто оружие; символ достижений его капитана, пройденных испытаний и – новым, откровенно пугающим, вызовом.
– Башковитый, говоришь? – В усмешке Витала блеснул оскал. – Нет, правда. Будь я “башковитый”, мы оказались бы здесь? Изгоями Гильдии, да в розыске… Фаусто, а теперь послушай. Ты видел этих людей? Там, на верфи. На базаре. В “Пыльном Весле”, в мастерских… Можешь забыть былое гильдейское братство и братские обязательства. Мы все здесь – не друзья…
– …а конкуренты?
– Угу. Каждый – сам за себя и за собственную палубу. И Кодекс писан прежде всего для того, чтобы эти люди, – а теперь и мы, – не перегрызли друг другу глотки за грош.
Сизый дым расползался по кабинету и застывал слоистыми нитями.
– Я понял. Это побоище устроено не просто, чтобы испытать экипировку. Это спектакль, так ведь? Заявление о намерениях?..
Капитан не отвечал и лишь всматривался в темное небо в проеме потолка. Но квартирмейстер не унимался:
– И ты рассчитываешь на широкую огласку… А ведь как пить дать – его товарищи т теперь по кабакам пустят слухи об увиденном.
–… Сам видишь, как у них всё заведено – звериные же законы. А я вроде бы как и от присяги не отклонился, и человека не убил. Не знаю, поймут ли такой мой ход…
Фаусто кивнул.
– Ты прав. Нам придется принимать новые правила игры, Витал. – только сейчас квартирмейстер заметил, как в мочке капитана тускло мерцает новая серьга в виде небольшой жемчужины. – Что это у тебя в ухе? Никогда не замечал за тобой склонности к таким вычурным цацкам. Вот уж теперь точно – вылитый пиратский король… или как там они называются?..
Было нечто в единственном взгляде Витала такое, что вдруг заставило Фаусто замолкнуть.
– Это память.
– О ком?
Ответа не последовало.
– О. Ну раз все так секретно, я избавлю тебя от расспросов.
– Премного благодарен. А теперь, Фаусто, давай на покой, будь так добр. Завтра у нас намечается кое-что интересное…

Первый рейд

Тугой ветер свистел в ушах и обдавал запахом соли со слабыми нотками кофе.
Согласно копии накладной, что наводчик наспех передал Виталу, судно, гружённое кофейным зерном, обещало неплохой навар и добычей служило лёгкой. То что надо для новичков. При этом – какая удача! – корабли сопровождения вооружены не были.
За наводкой последовали понимающая улыбка, панибратский хлопок по плечу и снисходительное «дело плёвое, братан, втянешься».
Риски потерпеть фиаско на первой же вылазке казались ничтожными даже для команды первоходов «Крылатого Марлина».
…На торговом судне «Дельфина» прямо по курсу уже явно поняли что к чему, но белого флага не вывесили. Значит надеялись уйти. Или готовились отражать нападение.
Строевая колонна «Крылатого Марлина» шла на всех парусах, и узел за узлом неминуемо настигала добычу. Судя по просадке по самую ватерлинию, трюмы “Дельфины” были забиты до отказа.
Витал уже знал, как «Крылатый», теперь лёгкий, быстрый, всё тот же, но совсем иной, будет ломать линию построения то бакштагом, то оверштагом, то снова бакштагом; знал, как заиграют орудия нижнего борта «Фурии»; знал, как «Лентяй» будет идти борт-в-борт, внаглую повторять цепочки уворотов, изматывать вражеского штурмана.
Знал, и какие разговоры будут среди экипажа «Песков», вцепившегося в фальшборты, и как ребята станут вырывать друг у друга подзорные трубы, чтобы не упустить ни мгновения их новой жизни.
Затем последует расстрел оснастки, и вот уже тогда, на сниженной манёвренности, он и приступит к абордажу.
Неспешно, как к хорошей трапезе.
– Абордажные крюки приготовить!
– Да, капитан!
Вокруг тяжело забегали и загромыхали. Самбуки, затейливые лестницы для преодоления абордажных сетей, уже подпирали борта каждого из четырёх кораблей, готовые длинношеими головами взмыть с палуб в сторону противника.
Парочка юнг была тут как тут. И каждое их телодвижение выражало вящий энтузиазм.
Особенно когда согнутая в три погибели Дафна пыталась приподнять над палубой тяжеленный крюк.
– Даже не думайте! – Виталу было решительно некогда вступать в разъяснительные беседы.
– А чо нет-то?!..
– Вы оба! Оставаться на палубе «Крылатого»! Прикрываете с борта! Я кому сказал?!
Возразить они не посмели – дисциплину теперь нарушать не решался никто – но нытьё и переругивания всё же стихли в плохо скрытом недовольстве.
Отчаянный вопль Лукаса, громкий стук стали по древесине, виноватая рожица Дафны – и капитан закатил глаза. Это действительно ему не мерещится и Мармышка только что уронила абордажный крюк товарищу на ногу? Он со вздохом проводил взглядом хромающего и стонущего Лукаса, которого с виноватым видом вела под плечо Дафна.
Скверный знак. Бой ещё не начат, а уже есть пострадавшие…
С широко расставленными на поручне руками Витал хмурил брови и вглядывался то в рябое небо, то в белеющий кильватер перед ним. Сердце бешено колотилось.
Глаза болели от напряжения, и странная, незнакомая, глухая злоба поднималась, готовая вот-вот переполнить до краёв.
Повинуясь чести мундира, он оставил право сдать судно без боя. Да только вражеский капитан, видать, решил полагать себя бессмертным.
Что же, пусть будет по-его.
Виталу было не впервой опровергать чужую уверенность.
Всё или ничего.
Прямо сейчас.
Первый бой на земле ли, на море ли, – сродни первой любви. Событие, что навсегда остаётся врезанным в память. Витал знал, что принимает сегодня своё боевое крещение. В новом статусе.
И быть может, ему, наконец, удастся поверить в себя самого.
Но вблизи добыча оказалась не так проста. Даже без подзорной трубы он разглядел бликующие латы и все три вида гербов Лиги Доблести на наёмниках. И людей в колодках, которых спешно сгоняли вниз…
Ещё одна фракция, торгующая законом. На необъявленном рейсе. Под флагами Акифа?
Очень интересно…
В наводке не было ни единого указания на армейцев на борту, что означало штраф для наводчика и уничтожение его репутации. С вражеской палубы уже вовсю отсвечивали линзы выставленных навстречу подзорных труб.
И чем ближе «Крылатый» подходил, тем скорее опадал их блеск.
В последний раз Витал с опаской поднял глаза на чёрный флаг с белыми саблями в виде буквы «V» у себя над головой и облизнул пересохший рот.
– Расчехляй!..
Все невысказанные вопросы растворяются в пороховой завесе.
Злоба нападения.
Ярость защиты.
Выстрелы мушкетов.
Клинки звенят о латы.
Мокрое чавканье ударов в чужой плоти.
Предсмертные хрипы.
Синие лица перепуганных мореходов вперемежку с оскаленными лицами армейцев становятся обезумевшей толпой, из которой его люди в чёрных камзолах шаг за шагом выдёргивают жизни.
Ему кажется, он всего лишь бредёт по палубе.
Только обе руки вооружены, и пороховые удары сами собой отталкивают в вечность отчего-то стремящихся на него вояк. Слышатся какие-то крики, адресованные ему, но он всего лишь идёт да рассчитывает верную траекторию шага. Подмечает отчаянную боевую ярость своей команды впополам со страхом. И их бледные лица.
Когда из трюмной решетки доносится тот самый, до скрежета зубовного знакомый, запах унижения и обреченности, остатки сомнений, а не предаёт ли он собственную совесть, покидают его навсегда.
Лига Доблести, оружие самого Закона, защитники порядка, честь и гордость сухопутных крыс —
– везут рабов.
– Сзади!
Витал сперва увернулся, и только после – посмотрел назад.
Взмах огромной булавы заходил на новый удар. На корме прогремел взрыв.
Здоровяк в пудовой броне и шлеме с опущенным забралом играючи орудовал многофунтовой армейской приблудой, словно дитя – ромашкой. Увороты с перекатами не позволяли зайти ему с тыла.
Неожиданные скорость и мощь атак поражали.
Слишком проворно для такого тяжеловеса, слишком невозможно для законов физики.
Каждый новый удар оружия сопровождался дождем палубной щепы и ошмётками неприбранного груза. Всё вокруг ходило ходуном и угрожало лишить равновесия. Вопреки здравому смыслу, несколько выстрелов в упор, сделанные Фаусто, не остановили противника.
Они его только раззадорили.
Дыры в броне свидетельствовали о прямых попаданиях, но армеец не спешил умирать.
Когда секира Джу погрузилась в его грудину по самую рукоять, детина только слегка вздрогнул.
Но на его проворности и мощи ударов это никак не отразилось.
Изматывающий бой, в который подключились и мушкеты подоспевших членов команды, уже начинал казаться вечностью, когда здоровяк наконец рухнул на палубу и затих.
Массивная туша, закованная в толстую броню, превратилась в багровое решето.
Витал убрал с глаз взмокшие волосы и рукавом вытер пот со лба.
Пошатываясь и тяжело дыша, он подошел к трупу и носком сапога откинул со шлема забрало.
– Что за…
Место, где полагалось быть солдатскому лицу, вздувалось подобием волдырей. Налитые кровью белки глаз, вылезших из орбит, чернели расширенными зрачками. Неестественно бугристая мускулатура приподнимала листы лат толщиной с палец. Сеть крупных вен проступала сквозь рыхлую кожу даже там, где сосудов и вовсе быть не должно.
Фаусто всё никак не мог отдышаться и стоял, упершись руками в колени:
– Он не один тут такой был. Другого вчетвером еле завалили. В капитанской каюте… А? Пятью бочонками пороха…
Новоиспечённые пираты толпились над телом и суеверно переговаривались: «что за чудище-та», «а он точно человек?», «ой не к добру это»…
– Он-ни всё-таки дов-вели её до ума… Однак-ко – однак-ко… – хмыкнул непонятно откуда появившийся Маркиз и уважительно поцокал языком.
Словно стервятник, он восседал на груди покойника и уже вовсю орудовал в его рту и осматривал покрытый волдырями язык.
– Никогда не слыш-шали о «Багр-ряной пыл-ли» что ли?!.. Н-н-невежд-ды…
Пока хмурый Витал давал распоряжения о снятии колодок с рабов, их дальнейшей транспортировке, он прикидывал, хватит ли провизии, чтобы те не померли от голода на обратном пути, к нему рысцой подбежал верный Фаусто:
– Венсан, кроме живого товара в трюмах полно оружия! Последние модели мушкетов и ружей, гранаты, бомбы! Сходи глянь.
Новое имя резануло ухо. Но Витал уже сбежал в трюм. Квартирмейстер не соврал: балластный отсек был до отказа забит амуницией и оружием так, что при желании хватило бы на небольшое войско.
И пересыпан кофейным зерном из надрезанных мешков.
Внимание привлекли несколько тщательно опечатанных бочек со неизвестной маркировкой. С жалобным скрипом крышка одной полетела на пол.
Бочку доверху наполнял искристый красный порошок. Витал было протянул щепоть для пробы, но вдруг его руку крепко перехватил Маркиз.
– Капит-тан. Лучшее, что вы мож-жете сделать для всех-х – пустите-ка ко дну весь запас этого проклятого зелья.
– «Багряная пыль», верно? И что с того?
– Она, р-родимая. – Синие глаза Маркиза досадливо блеснули. – Каж-ждый уваж-жающий себя алхим-мик знает, как опас-сны результаты поисков бессмер-ртия, которые свер-рнули не т-туда… Пр-росто на с-слово повер-рьте…
Маркиз ещё никогда не был таким серьёзным. Витал кивнул.
Он оглядел полную трупами палубу и закрыл глаза.
Сернистый запах пороха, нагретого металла и тяжёлый дух сырого мяса спаялись в единый флёр самой Погибели.
Отныне аромат его права свободы таков.
К ночи по окончании отпевания всех усопших тела отправились за борт к Морскому Дьяволу вместе с проклятым красным порошком.
Боевое крещение состоялось и оставило после себя тревожное послевкусие.
***
С полными трюмами флотилия «Крылатого Марлина» пришвартовалась на Паршивой Чайке, острове пиратского архипелага, наиболее прочих кишащем отменными головорезами.
С виду ничего особенного не происходило: так же коптили тусклые факелы в узких проулках. Так же спешили по своим делам бывшие мореходы, а теперь – джентльмены удачи. Такими же белоснежными зигзагами, как и всегда, кружили крикливые чайки. Так же храпели пьяные вдрызг, заботливо укрытые обрывками парусины…
Злой как чёрт Витал гремел сапогами по настилу в сторону приземистого форта, местного подобия ратуши. Ладно сколоченное здание изо всех построек на островке имело два этажа и черепичную крышу. В сжатом кулаке белел смятый свиток накладных.
За ним неторопливо брёл Джу с большим накрепко заколоченным ящиком на плече.
Чем скорее приближалась «административная зона» Паршивой Чайки, тем ровнее становился шаг капитана. Гнев его разливался по жилам стылой силой, жаждущей крови. Сегодняшний путь слишком напоминал дорогу на эшафот.
Только на этот раз на нём окажется наводчик.
Для себя он уже всё решил, и обратного пути нет.
Интриги и подлости были знакомы ещё по слухам на карьерных лестницах в Гильдии. Здесь же, среди бандитов всех мастей, как он предполагал, ненависть к конкурентам цвела пышнее.
Судя как по потерям экипажа, так и по добыче, наводчик оказался или подлецом, или болваном.
Витал склонялся к первому. И решил этого дела так не оставлять.
Прерывисто дыша, для собственного успокоения он перебирал в кармане розовые жемчужины, оставшиеся на подарки Уне, и размышлял.
Ещё с трюма Джу видел его всяким, даже в самых неприглядных состояниях. Видел – и молчаливо принимал. Их душеспасительные беседы сохранили волю Витала и воспитали зачатки той буйной силы духа, что помогла пройти их первый заказ.
Сейчас же чувство собственного достоинства не позволяло делиться с товарищем собственной злобой, с каждым мгновением рискующей взорваться животным, почти скотским, бешенством.
Великан словно чуял настрой своего лже-хозяина, и ни на минуту не оставлял капитана одного.
И Витал был ему благодарен.
Как бы ни старался, он не мог уложить в голове новую реальность, где предстоит не просто стать тем, кого всю жизнь презирал… В которой ему, офицеру, капитану первого ранга, следует возглавить стаю кровожадного морского отребья… Если типическая карьера в Гильдии предполагала расписание, сроки, достижения, то в мире по Ту Сторону Кодекса царило торжество стихий.
Сила. Власть. Авторитет.
И – беспредельная, зверская, жестокость.
Худшим же стало мрачное чувство удовлетворения от содеянного.
Ещё с Бравелина он усвоил, как быстро у хищников развиваются инстинкты на крови. Даже самые недалёкие из бандитов за версту чуют малейшую ложь, и само подозрение уже является законным поводом вышибить мозги источнику тревоги. Со своей стороны матушка-Гильдия сделала всё, чтобы оставить за бортом моряков на произвол судьбы и способствовать воспитанию в них звериных законов.
Конечно же, он понимал: чтобы выжить, мореходам пришлось откатиться далеко назад в развитии и потерять человеческий облик. Ибо только так при существующих Кодексах, Морском и Сухопутном, можно было отсрочить собственную казнь в качестве пирата.
…Даром что в порту листовки со списками казнённых и разыскиваемых обновлялись с завидной частотой. Впрочем здесь, в вольных водах архипелага Скрытых Штормов, они становились скорее официально заверенным подтверждением своего места в бандитской иерархии и поводом для бахвальства, чем поводом для опасений.
Понимание же, что всё его презрение было всего лишь формой ужаса перед жестокими беспринципными выродками, всё только усугубляло: признание неприглядной правды о себе как о сделанном из того же теста, что и пираты, сил, как ни странно, не добавляло.
Они остановились у скорнячного лотка неподалёку от искомого здания. Здесь же, с угла, прямо на старых ящиках сидели изрядно поддатые пираты и тревожно вслушивались в плотно запертые ставни над головами.
Витал сплюнул под ноги и потёр переносицу.
– Давай, успокаивайся, – перед его носом возникло откупоренное горлышко настолько ядрёного пойла, что от одного запаха защипало в глазах.
Он быстро оглянулся на Джу:
– Я?! А я спокоен! Совершенно спокоен!!!
– Мы уже пришли, капитан…
– Клянусь, это была его последняя наводка, – Витал сделал большой глоток и с силой швырнул бутылку оземь.
Джу только поднял брови:
– Вижу, ага. Полный штиль, ни дать, ни взять.
Оскал приятеля вызвал невольную усмешку:
– Что же. Время наводить порядок!

***
Когда Витал с Джу подошли к дверям форта, путь преградил бугай мрачного вида и грубо сообщил-де заведение закрыто на спецобслуживание, и идти бы им куда подальше подобру-поздорову…
Капитан смерил его взглядом:
– Дело безотлагательное. Битая наводка. Я требую арбитраж. Немедленно.
– И кто ты есть?
– Капитан «Крылатого Марлина».
– К-тооо?
Витал потер переносицу.
– Спокойно, капитан. Еще один труп по дороге сюда нам ни к чему, – послышался сзади тихий голос Джу.
– А ну пошли в…
Верзила не договорил и рухнул со сбитой набок челюстью.
Коротко свистнул втянутый сквозь зубы воздух, и Витал встряхнул кулак.
Джу флегматично хмыкнул на осевшее тело. Капитан пожал плечами и перешагнул через привратника.
В главном холле форта шумели по-нехорошему.
Судя по обрывкам криков и по нарастающей злобе, шли дебаты, предваряющие старый добрый бунт, что рвёт напополам правду, когда-то одну на всех.
Они прошли в набитый моряками холл. Шум стих.
И на них все оглянулись.
Немудрено: двое чужаков в чёрных камзолах нездешнего кроя привлекли внимание. Как и лежачий на пороге охранник.
Визитёры в свою очередь разглядывали собравшихся.
Неряшливая разномастная команда не меньше полтораста человек битком набилась в холле форта и разделила его на два лагеря. И те, и другие, стояли, готовые броситься друг на друга и разорвать в клочья. Витал прикинул, что остальные две трети экипажа, должно быть, оставались снаружи в ожидании решения.
Пожилой мореход в треуголке с красным пером, судя по всему, делопроизводитель, восседал на втором этаже наедине с бутылкой у раскрытого замусоленного журнала и наблюдал.
Беглый взгляд Витала выцепил несколько татуированных лиц, правленных ножами:
– Продолжайте, господа, не обращайте на нас никакого внимания. Мы только на арбитраж.
В ответ на примирительно поднятые руки капитана лязгнули клинки и выставились дула мушкетов, причём с обеих сторон.
Джу покачал головой, дружелюбно вздохнул, поставил на пол ящик и вынул из-за плеч секиру.
Тишину нарушил знакомый развязный голос.
– Спокойно, барышни, эти господа мне известны. Недавно как откинулись с гильдейского трибунала. Из приличных. Выдыхайте.
Говорил тот самый светловолосый пират, чьё изрезанное лицо так потрясло Витала в подпольном арсенале ещё в Вердене. Иронически поклонившись, головорез элегантно вскинул одну руку в крепкой перчатке, другой опустил боёк кичливо украшенного филигранью мушкета и заткнул его за богато расшитый кушак.
В ответном полупоклоне знакомому Витал учтиво приподнял треуголку. Не отставая от капитана, Джу фыркнул, изящно взмахнул секирой, будто снятой шляпой, и потешно расшаркался.
Иронию приветствия оценил только делопроизводитель и кивнул, приглашая подняться к себе на второй этаж.
Пока ступени скрипели под сапогами, Витал отдал должное адекватности заскучавшего старика. Очевидно, тот успел повидать и не такие разборки, а потому выглядел склонным к конструктивному диалогу, пока свара внизу дошкандыбает до единого мнения.
Поверх журнала с записями итогов разбирательств легли накладные по наводке. Джу бодро выдирал секрой гвозди из крышки ящика с уликами.
– Капитан Витал, «Крылатый Марлин». Хожу под флагом Венсана. Первая же наводка вывела нас на делишки Лиги Доблести вместо оговорённого торгового рейса “Дельфины”. Я требую компенсации…
Ответное рукопожатие произошло тотчас же, как только прозвучало имя «Венсан».
Про себя Джу отметил, если бы имя «Витал» старой кожей сошло в змеиной линьке сердца бывшего морехода из трюма, за которым ему так нравилось наблюдать, то «Венсан» проступало в нём новой, гибкой, чешуёй. Оставалось только гадать, чует ли капитан такие в себе перемены, или новые полномочия слишком забивают голос его знаменитой мореходской интуиции. Но определенно – новое имя ему очень подходило…
Джу аккуратно собрал с пола гнутые гвозди, сунул в карман и кивнул собственным мыслям.
Пока Витал и тот синелицый старик в шляпе с пером подбивали остатки, здоровяк расположился на опустевшем ящике и из-под полуприкрытых век тщательно следил за происходящим внизу.
Суть конфликта оказалась тривиальна: делёжка улова.
– Какие молодцы, – думалось ему, – разборка происходит не в рейсе. Квартирмейстер, тот светловолосый головорез из арсенала, распределял добычу в меньшую сторону от рассчитанного, чтобы разницу вложить в ремонт судов после очередной трёпки. Чернобородый же толстяк с прозрачными глазами, капитан, судя по татуировкам на щеках, в прошлой жизни простой шкипер, настаивал, чтобы немедленно осуществить выплаты, и в полном размере.
Квартирмейстер возражал, что команда сейчас же всё пропьёт, и если отложить починку до другого раза, до суши они попросту не дотянут.
Возмущённые матросы уже было похватались за клинки. Кто-то даже заряжал пистолеты. Где такое видано – не давать хорошенько отвести душу после морских трёпок! Порох из рожков то и дело просыпался на пол.
Прогремел выстрел. Недовольные рожи подняли головы.
Витал стоял у перил и сверху вниз смотрел на пиратов. Счетовод переложил ногу на ногу и махнул журналом с подсыхающими чернильными строчками, разгоняя дым.
– Значит так, господа. Лицо я на Скрытых Штормах новое, однако хожу по Лавразской Акватории смолоду. Сегодня благодаря опыту, знаниям и благоволению мсье Майера, – красное перо на шляпе одобрительно качнулось, – мне удалось разрешить возникший арбитраж ко взаимной сатисфакции, кроме одного вопроса. – Витал цепко вглядывался в лица пиратов. – Вы же умные люди, и понимаете: мы смогли провернуть всю операцию при минимальном командном составе. Теперь просто подумайте, на что мы – то есть вы под моим началом – будете способны при полной укомплектовании экипажей? А что будет, когда наша – то есть ваша – эскадра расширится до шести? До шестнадцати? До шестидесяти судов?.. И, разумеется, повинный в подложной наводке, не мог предвидеть такого исхода. Выдадут мне его кстати завтра к полудню…
Белки глаз Джу блестели, и ухмылка всё ширилась, пока он наблюдал как вытягиваются лица пиратов внизу. О, морской народ ох как охоч до баек! Куда там! Кабы он сам не был на злосчастной «Дельфине» да в стычке с Лигой Доблести, ни за какие коврижки не поверил бы, что на воде бывают и такие казусы.
Его перекрикнули.
– Врёшь! Хороша твоя байка, только вот сгодится разве что девкам в борделе! А мы – люди серьезные, вестись на эти бредни! Много тут вас таких, залётных, да…
Выстрел в лоб оборвал мысль. Впрочем и так слишком очевидную. Мсье Майер прикрыл зевок ладонью с расплывшимся синим узором и подпёр кулаком лицо.
– Забыл сказать. Я никогда не вру.
Пираты переглянулись. Поднялся ропот, и перед лицом неожиданной угрозы оба лагеря вдруг сгрудились в единый коллектив.
– Доказательства предъявлены, – каркнул Мсье Майер. – Так всё и было.
По ступенькам в холл скатилась голова того чудовища в шлеме с грохочущим забралом.
Убирая пистолет, Витал продолжил.
– Нерешённым же остался вопрос касательно компенсации потерь моих людей на «Дельфине». Мы с моим ассистентом, господином Джу, – белоснежная улыбка просияла на чёрном лице, – имели удовольствие убедиться, что положение ваших кораблей достаточно отчаянное, чтобы поднять вопрос о правильном руководстве. Вы, господа, вполне отвечаете моей нужде собрать приличную бригаду на все свои корыта. Покамест их четыре, но переобуты они на зависть самому Морскому Дьяволу. У меня большие планы на Лавразскую Акваторию. – Он улыбался и качал головой, как заклинатель змей, воображая вокруг лица своих ребят, и от того чувствовал себя всё свободнее. – Бригада нужна самая мощная и самая добросовестная…
Витал умолк, оглядывая холл. Где-то в дальнем углу пискнула мышь.
– Ходить будете в новых бушлатах для серьёзной работы, как на мне и моём ассистенте. Боевые плачу золотом. После первого предупреждения – расстрел на месте…
Пока капитан спорщиков гневно зыркал по сторонам, и мушка его выискивала согласных, к Виталу взбежал тот самый квартирмейстер. Надменное покрытое шрамами лицо его озаряло приятное удивление.
Ему в грудь тотчас же ткнулся кошелек. Пират подхватил его и цапнул наугад монету, попробовав на зуб. Потом ещё одну. И ещё. По всему, кошелек выглядел странно – в нём не было ни одной фальшивой монеты. Он кивнул своим, утверждая достоверность предложенного.
– Давайте же, господа, смелее.
Пока моряки раздумывали, пират протянул ладонь для рукопожатия.
– Леон. Квартирмейстер и, как говорят, неплохой штурман.
Из-за толстых рубцов на скулах улыбка его выглядела вынужденной, но живой взгляд холодных голубых глаз горел искренной готовностью.
Витал стянул зубами перчатку:
– Моё почтение, Леон. К вашим услугам, и к услугам вашего экипажа.
– А звать-то тебя как, братан?
– Зови Венсаном, – вместо капитана ответил Джу. – Под его флагом ходим.
Витал очень надеялся, что улыбка его не выглядела слишком нервной.
Стройное «ласковой глубины» отдалось эхом в холле форта.
И прозвучало, словно присяга.
Этот незнакомый, неумолимо прорывающийся наружу капитан больше не плутал в лабиринте вопросов без ответов. Ведомый обострёнными инстинктами хищника, вышедшего из многолетней спячки, Витал не чувствовал ни угрызений совести, ни сомнений.

Дочь Да-Гуа

Послеобеденное солнце мягко скользило по покрывалу пышной зелени, и венчики высоких деревьев изгибались, отчего свет играл на земле причудливыми пятнами и периодически заставлял щуриться Селин и ее спутников. Лошади не привыкли к сырой влаге лесного ковра. Уставшие от часового галопа, и после неприметного поворота с дороги, они уже грузно ступали увязшими копытами по мягкой траве и прелым листьям, перешагивая тут и там торчащие массивные корни деревьев.
Душистый воздух полнился пением птиц и шелестом листвы. Казалось, так и слышится аромат первобытной древности этих мест, нетронутых цивилизацией.
Информатор викария Доминго – капризная и непредсказуемая островитянка Фия из числа вхожих в приближенные самого Верховного Вождя, похоже, сделала всё, чтобы в очередной раз набить себе цену.
Уговоры, щедрые дары, гарантии расторопного Доминго всякий раз как будто приближали встречу с Фией, и в самый последний момент стабильно отменялись без объяснения причин. Селин была готова пойти на всё, лишь бы на этот раз долгожданные переговоры состоялись. Обрывочные слухи, многочисленные и безрезультатные расследования привели только к одному: единственный, кто хоть как-то мог повлиять на несговорчивых аборигенов, был некто Верховный Вождь Эхекатль. Фия же выступала одинокой связующей с ним нитью, которую и поспешила ухватить де Круа.
Ведь от прекращения нападений на порты зависели не просто политика, а фактическое выживание Новой Вердены. Изучив все противоречивые донесения, невнятные нюансы партнерских договоров и многочисленные доверенности, Селин снабдила Антуана четкими инструкциями, приправленные последними запасами привезенного с материка вина, и доверила очередные не слишком важные переговоры с Акифскими представителями. Самой же ей за пределами золочёных стен гостиных предстояло распутывать клубок островных взаимоотношений с аборигенами.
Что и радовало, и пугало одновременно…
– Не, ну мы зашли в очевидный тупик… Кто-нибудь уже удосужился свериться с картой? – послышался раздраженный голос Марсия. Далее ожидаемо последовали рассуждения об умственных способностях лавразцев.
Шестеро гвардейцев сопровождения в полном боевом облачении разом остановились по знаку Брута. Командор уткнулся в потрепанную карту.
– Спокойно. Мы на верном пути. Видать, карта неправильная. Готов поклясться, тут была дорога вперед… Но ее же… теперь тут нет?..
Застигнутые стеной непроходимых зарослей путники заозирались.
– Тпррру! Стоять! – Марсий, едва не свалившись со скакуна, тяжело спрыгнул на землю. Как бы ни был хорош в море, застигнутый врасплох в седле морской болезнью, капитан внезапно оказался совершенно не приспособлен к верховой езде. То, как он старался скрыть свою внезапную уязвимость, выглядело весьма презабавно. Селин не удалось сдержать улыбку.
Североморец невозмутимо принялся расхаживать по поляне и деловито осматриваться. Впрочем, познания в навигации вряд ли способствовали ориентации в буйстве непролазной зелени.
В окружении подчиненных Брут тем временем вертел карту и ругался вполголоса. Де Круа спешилась, стряхнула приставшие к подолу листики и парочку ярких жуков с синего бархата своей амазонки. В платье для верховой езды было жарко, но оставалось надеяться, что богатая золотая вышивка сможет донести до коренного населения острова высокий статус переговорщицы и всю серьёзность её намерений.
То и дело увязая полусапожками во влажном мхе, Селин направилась к гвардейцам.
Мозолистый палец Брута упрямо тыкал в наиболее непригодное для ориентации на местности пятно на карте, и единственное, что удавалось понять – путь лежал на восток. Вот только где находился этот самый восток в такой непролазной чаще?
– Затея нехорошая, Птичка. Предлагаю вернуться сюда сразу после того, как мои ребята тут все разведают. Сейчас слишком опасно. Кто их знает, этих дикарей…
Де Круа всплеснула руками:
– Промедление – вот что действительно опасно сейчас, Брут! Я добивалась этой встречи с момента едва ли не с самого нашего прибытия уже три месяца! Тебе ли не знать, что аборигены продолжают атаки порта и на днях они чуть не сожгли один из складов с продовольствием… Что они сделают завтра?! Мы не можем больше ждать!
– Согласен. Это должно закончиться! И как можно скорее, – Марсий заставил гвардейцев расступиться, осмотрел карту и, презрительно поморщившись, надменно щелкнул крышкой компаса. – Нам туда!
Все посмотрели в направлении, что указал механический палец его руки.
Аккурат в зловещую тёмноту чащи густого леса.
– Да ты шутишь, моряк?! А если это ловушка?! Ты посмотри, там же верхом не пройти! Мы не можем бросить лошадей!…
– А я не понял, зачем тогда здесь столько этих твоих бронированных армейцев? Чай оружие у них не для красоты же… – Марсий взвалил за спину мешок с провиантом и с новыми силами зашагал вперед. Выскочившие из протеза клинки бодро захрустели свисающими на его пути лианами и косматыми ветвями.
На вопросительный взгляд Брута Селин безапелляционно кивнула на морехода и, подобрав юбки, поспешила за ним. Кто бы мог подумать: бунтарство Марсия в кои-то веки оказалась очень кстати. Она обернулась на нестройный лязг брони и мечей за собой и нервно вздохнула. Следующие за ними гвардейцы выглядели предельно неуместно и неуклюже на фоне буйства дикой природы вокруг.
Почти как и её расшитая золотом амазонка.
Перед ними неохотно расступалась густая чаща.
Словно живая, она хлестала по щекам ветвями, хватала кореньями за голенища сапог, и приходилось то и дело увязать в не в меру пушистом ярко-зеленом мхе.
Над головой щебетали и ухали неизвестные птицы, из-под ног взлетали стайки невиданных насекомых наподобие стрекоз. Пахло прелой листвой и той самой свежестью, что питает саму тайную жизнь дикой красоты лесных угодий.
Когда объятья непролазных джунглей внезапно разомкнулись, у самых ног им открылся скалистый берег бурлящей, и оттого пенной, горной реки. И перед ними, строением из другого мира и самого времени, поскрипывал канатный мост. Оплетенный лианами и поросший вьющимися ветвями, он выступал продолжением окружающей дикости. Оставалось лишь гадать, сколько ливней и порывов ветра довелось ему выдержать, и когда в последний раз по нему кто-либо проходил.
Брут снял шлем и провёл рукой по лицу:
– Надо искать другой путь.
– Насколько мы вообще можем доверять информатору? И этому вашему викарию? – Марсий скептически осмотрел скрипучую хлипкую конструкцию и озадаченно потер лоб.
– Достаточно того, что ему доверяю я. Возможно, при назначении места встречи она не учла, что переговорщик явится в сопровождении целой кавалькады закованных в доспехи и вооруженных до зубов солдат, – с легкой укоризной де Круа взглянула на Брута. – Мы слегка перестарались. Наша процессия выглядит враждебно. Или даже не слегка. Напомню, на встречу приглашена я одна…
Брут замотал головой и категорично махнул рукой.
– Даже не думай! Одну я тебя не отпущу! Это ж дикари!..
– Хорошо. Пойдём вместе. Но пусть господа гвардейцы подождут нас на этой стороне.
– Исключено! Мы найдем другой путь.
Брут снова развернул карту. Потянулись утомительные минуты, которые казались вечностью. Судя по ворчанию и спорам, найти обходную дорогу никак не удавалась. Селин посмотрела на мост, решительно надвинула шляпу и, улучшив момент быстро взбежала на доски. Стараясь не смотреть вниз.
– Птичка, стой!
Вот еще. До цели – всего пара десятков шагов. Если уж все эти мужчины настолько нерешительны, то…
Резкий порыв ветра швырнул в сторону, и от неожиданности она изо всех сил вцепилась в осклизлый канат-поручень. Ненадёжная опора под ногами заскользила, и будто ушла из-под ног. Грохочущая горная река с ошеломительными порогами и острыми камнями словно оказалась у самого лица. Голова нещадно кружилась. Но де Круа всё ступала по зыбким дощечкам и упрямо перебирала руками канат, приближаясь к спасительному берегу. Сорвавшимся с цепи зверем ветер трепал юбки, поля шляпы и прическу. Ноги и руки дрожали от напряжения. Ужасный мост был явно неисправен и всё норовил сильно крениться на один бок.
– Замри! Я сейчас! – перекрикивая шум, закричал позади Брут. – Осторожно… двигайся назад! Ко мне!
Силы Селин были на исходе.
– Нельзя…
От нового порыва ветра дощечки под ногами жалобно скрипнули, но вдруг крен выровнялся. Красный от натуги Брут обеими руками вцепился в истрёпанные поручни, и железный сапог его всем весом вернул баланс.
Конструкция угрожающе затрещала.
– Срочно назад! – донесся рык Марсия.
Она было сделала шаг в обратном направлении.
И взвизгнула. Перекладина из-под сапожка вдруг с влажным хрустом сорвались вниз.
– Нет! Ты почти дошла! Беги на ту сторону! Беги, Селин!
То ли сработал с детства воспитанный Брутом инстинкт, то ли привычка подчиняться авторитету в форс-мажоре, и она слепо последовала указанию и рванула к спасительному берегу по оставшейся части моста.
Де Круа не чувствовала, как под ногами раскачивается, прогибается, скрипит и стонет дощатая опора. Чудом ей удавалось балансировать расставленными руками, пока ноги всё путались в юбках. Время растянулось, и считанные мгновения приблизили конец пути. Отчаянно хватаясь за истрёпанные канаты, Селин перескочила на каменистую кромку. Колени тут же подкосились от изнеможения, и она рухнула на землю.
Мгновение спустя раздался грохот.
Виконтесса подняла голову. На противоположном берегу гвардейцы сгрудились у края и с ужасом смотрели вниз. У остатков того, что секунды назад являлось мостом.
Брута и Марсия среди них не было.
Селин взглянула в пенные воды внизу. Даже если они выжили после падения… их бы убили пороги. Обоих. В глазах защипало от отчаяния и злости на саму себя. Кулачки в перчатках сжались.
Неужели же ей пришлось заплатить столь высокую цену за попытку устроить нормальную жизнь на острове? Стоило ли оно того?
Для Селин Брут был больше чем правой рукой. Кроме кузена, он – практически единственный, кому она могла доверять. За эти три месяца он сумел выстроить довольно широкую сеть информаторов по всему Да-Гуа, смог организовать встречи с руководством Мейлонга и Акифа, а также завоевать лояльность своих подчиненных на новой земле.
Марсий же… Его преданность своему делу восхищала почти так же, как выводила из себя его беспардонность и беспрестанные злоупотребления статусом надзирателя от Гильдии Мореходов. Но только благодаря ему за прошедшие месяцы они сумели наладить первые безопасные торговые пути по воде, чтобы хоть как-то выйти из изоляции от внешнего мира. Дотошность Марсия помогла мореходам и страже заключить временное перемирие и худо-бедно скооперироваться, чтобы пресечь несколько нападений на порт и склады. Нет, конечно же Селин временами искренне ненавидела североморца за историю с доносом и попытки очернить Витала… И уж о чем она вообще старалась не вспоминать – ту возмутительно неправильную ночь с ним на “Стремительном”… Но уж точно она не желала ему смерти!..
Ну по крайней мере всерьёз…
Какое-то движение. Один из канатов, опутавших мощный ствол, подрагивал в натяжении. Де Круа робко подползла к краю, но вдруг отпрянула и зажала рот обеими ладонями.
Живы!
Перебирая руками то, что некогда было хлипкой конструкцией моста, по практически отвесному берегу наверх шагал Марсий. Да так, словно проделывал такой трюк ежедневно. И тяжеленный заплечный мешок не оказался помехой. И самое удивительное – даже сквозь рокот реки слышалась звучная перебранка. Пара утомительных минут, и послышалась возмущённая брань уже главы личной гвардии фамилии де Сюлли.
На сердце отлегло. Только сейчас Селин рассмотрела из-за моряцкой спины, как Брут тяжело продвигался следом, неловко цепляясь за всё тот же канат, обвитый лианами.
Словно это могло хоть как-то помочь, Селин дрожащими руками вцепилась в натянутый струной канат, и, путаясь в словах забормотала, все известные ей молитвы Всеведующему…
– В вашем обществе, миледи, встреча со стаей глубинников – серая обыденность… – пропыхтел североморец и взобрался наверх. Вид он имел самый невозмутимый, и только лоб его блестел от пота. Так и не переводя дыхания, Марсий отошел от края, крепко уперся ногами в землю, согнул колени и потянул за канат, наматывая его на механический кулак. – Командора малость… приложило… об скалу… Уверяю, самую малость! Сущие пустяки же…Одним шрамом на лице больше… Ему не привыкать…
Канат скрипел и подавался медленно. Невзирая на едкие, но монотонные, колкости, руки Марсия тряслись от напряжения. Сапоги его внезапно заскользили, и североморца протащило ближе к обрыву. Селин бросилась к капитану, обхватила сзади и со всей силы уперлась в землю ногами. Как если бы вес субтильной девушки смог поспособствовать подъему закованного в тяжеленную сталь гвардейца.
– Ах, оставьте нежности… для другого раза, миледи. – Прохрипел Марсий и, уперев ногу в торчащий из земли корень, наконец остановил их движение по скользкому граниту.
Селин задохнулась от смеси напряжения и негодования. Для убедительности она даже стукнула нахала в широкую спину:
– Какой ещё другой раз?! И не мечтайте!..
Наконец блестящая от воды рука в латной перчатке царапнула поверхность. Марсий только сильнее налег на канат.
– Ой, и без тебя бы поднялся! – На скуле главы гвардии красовался широкий красный кровоподтёк. – Возомнишь себе там поди ещё…
– Нет… не поднялся бы… – Марсий обессиленно уперся в собственные колени и пытался восстановить дыхание. – Жестянки ваши… армейские… пять-шесть дюжин фунтов… поди будут… А уж с твоей-то ловкостью…
– Да кто бы говорил-то, э!… Ты б… для начала… в седле… в седле держаться выучился… чтобы по-людски… – прокряхтел Брут, перевалился за спасительную кромку и с лязгом громыхнул оземь.
Одобрительный свист младшего гвардейского состава по ту сторону оказался куда как громче зловещего грохота злосчастной горной реки.

***
Передвигаться в таких густых сумерках, да по дебрям, где стайки противных светлячков так и норовят запутаться в бороде и волосах, затеей было отвратительной, неразумной и совершенно лишённой всякого смысла. Шорохи за деревьями только нагоняли нервозности.
И небо, как назло, выдалось особенно мутным. Наползающая красноватая пелена гарантировала отсутствие звёзд, так что на ориентацию хотя бы по небу рассчитывать не приходилось. Ещё час, и видимость станет нулевая.
Поход был изматывающим даже для него: ноги гудели от усталости, плечи и здоровая рука ныли. И угораздило же заблудиться!… Отправляться в путь без компаса и нормальной карты… Чертов остров! Чертовы лавразцы! Чертовы дикари! Был бы сейчас “Кот” на плаву, стал бы он заниматься эдакой ерундой!…
Марсий покосился на виконтессу. Грязный подол, приставшие ветки с листьями, косые пятна разодранных юбок и растрепанная прическа. Но при этом горящие решимостью глаза… И приподнятый подбородок в сочетании с неизменно расправленными плечами.
Пойманный взгляд и то, как она его поспешно отвела, вызвали улыбку и внезапно на душе стало чуть светлее. Что ж. Значит, все-таки кошки-мышки, а, миледи?..
– Слушай, мореход, а ты уверен, что твоя рука тебе полностью подконтрольна? – вдруг спросил Брут. – Ну, скажем, решишь поправить свою гриву и – чик – срежешь себе ненароком скальп?..
Марсий хмыкнул и пнул ветку в сторону прочь со своего пути.
– А иногда срабатывает сама по себе. При потугах скверных шутников, например.
В темноте уже было трудно разглядеть выражения лица армейца, но Марсий почуял, как тот залыбился.
– Не, серьёзно, всё же жду реванша. В тот раз я не ожидал такого фокуса с твоей железкой… Знай я заранее, шанса у тебя всё равно не было, конечно, но теперь-то меня врасплох не…
– Господа, кажется, мы на месте! – воскликнула виконтесса. – Это наш ориентир.
Среди корявых ветвей показалась поляна, где с краю темнел равносторонний высокий прямоугольник размером с фок-мачту. Глядя на него, де Круа просияла. Как будто не было непролазной чащи, чавкающей под сапогами мягкой земли, сверчков и уханья пернатой твари где-то над головами.
После тщательного осмотра места предполагаемой встречи, выяснилось, что они здесь совершенно одни.
– Тогда у нас привал, – Марсий отвязал от пояса мешок и бросил его на траву, но на всякий случай проверил оружие.
***
Дрова в костре потрескивали и чуть искрили непривычно фиолетовыми отблесками. Ветер доносил запах листвы, влажной земли и грибов. Шум дневной жизни в непролазных зарослях сменились пугающими звуками чернильно-густой ночи. Казалось, за дружелюбным пятном огня совсем близко в тенях раздавалась возня десятков зверей, что догрызали тела своих жертв. Потрескивание, хруст веток, внезапно оборванный писк…
Де Круа беспокойно оглядела спутников и вслушалась.
В гомоне ночи на миг показалось, будто слышатся странные звуки, спрятанные в траве. Пусть с момента прибытия на Да-Гуа и прошло время, но Селин никак не могла привыкнуть к преследующему необъяснимому дежавю и тому особому чувству, как если бы запахи имели звук, а звуки обретали форму…
Становилось все холоднее. Фия же не объявлялась. Неужели им придется провести ночь прямо здесь? А что, если это всё – ловушка? Селин поёжилась и подсела ближе к костру.
– Птичка, у меня плохая новость. Обед будет без фуа-гра и трюфелей, – с деланной чопорностью Брут помешал варево в закипающем котелке, распространявшем аромат нехитрого овощного бульона и кореньев.
– Ты уверен, что вода в том озере чистая, а это вообще съедобно? – поинтересовалась Селин. Впрочем больше для вида, поскольку была чудовищно голодна.
Вместо ответа рядом упала большая морская сеть с рыбёшками. Раздвоенные хвосты торчали из ячей, сердито бились и отдавали серебром. Торжествующий вид Марсия утверждал неоспоримое превосходство над беспомощными лавразцами.
– Съедобно. Но только если добавить хотя бы вот это. Хм… На Севере и дня бы не протянули… – начал было мореход.
Брут саркастически поклонился Марсию, приглашая заняться приготовлением еды, и ушёл в темноту за дровами. Североморец устало присел напротив у костра и начал увлеченно что-то искать в мешке рядом.
– Хотела поблагодарить вас, – вдруг неожиданно сама для себя произнесла Селин.
Под вопросительным взглядом она продолжила:
– Я насчет Брута.
– Так вы ж помните, я – просто надзиратель, исполняющий свою работу надлежащим образом… Не более того, – усмехнулся Марсий. – Но ещё хоть одна армейская байка на сегодня – и я могу пожалеть о своем поступке… Да и вообще, чувствуете, насколько нам стало лучше без него?
– Ах, перестаньте! – закатила глаза Селин и покачала головой.
Мореход тихо усмехнулся и продолжил поиски в мешке.
Де Круа расправила смятую карту и задумалась, глядя на то расстояние, которое они прошли от Новой Вердены. Каким образом они смогут вернуться?
Ей вдруг подумалось, что пока они здесь, в сердце непролазного леса, Антуану во дворце Новой Вердены сейчас на ужин тоже поди подают суп с кореньями, с незначительными отличиями вроде молодого фазана. Должен же бедный управитель как-то восстанавливать силы, после стольких поставленных вензелей подписей на указах, которые наверняка даже не читал… Впрочем, в этой глуши и в такой абсурдной компании кузену точно не место…
В кромешной темноте было куда тревожнее, чем даже в первую встречу с правителями Мейлонга – царственной четой неопределенного возраста. В составе помпезной делегации белолицые супруги-наместники явились в Новую Вердену на переговоры сами, даже не дожидаясь официального приглашения. И совсем не выглядели как бандиты или преступники, что снабжают незаконным “черным молоком” весь Старый и Новый свет. Вкрадчивыми голосами через переводчика они зачитывали Селин многочисленные пункты соглашений с местными, из коих следовала сугубо взаимовыгодная сделка между ними и Мейлонгом в обмен на более чем щедрую ренту земель… При упоминании же плантаций черноцвета Селин наблюдала полное недоумение. Супруги несколько раз просили переводчика повторить вопрос, растерянно посмотрев друг на друга. Затем последовали поспешные заверения, что после надлежащего расследования виновные в таком возмутительном преступлении, кем бы они ни оказались, будут непременно найдены и строжайше наказаны.
К удивлению Селин, она тут же получила письменные гарантии лояльности и обещания пресечь незаконнную деятельность, буде обнаруженной. Финалом переговоров стали дары от правителей восточного народа в виде нескольких обозов овощей, злаков и рыбы. Встреча прошла согласно протоколу, парламентёры были изысканно приветливы и сдержанны, их дары – щедры, но без чрезмерности.
Но… в Селин отпечаталось гадкое чувство тревоги. И как бы ни пыталась, де Круа никак не смогла отыскать его причин. Потому и объяснила себе это чувство простым переутомлением.
Разумеется доверять им не было ни одной причины. Как впрочем и каждому, с кем ей довелось познакомиться на острове.
Небольшим исключением был разве что викарий Доминго.
По её расчётам, в этот самый момент он занимался добычей важнейших сведений о собратьях по вере. Впрочем старый интриган, вопреки заверениям, мог играть и в свою игру. У неё не было достаточных оснований полагать его лояльным. Но возможно, их интересы действительно пересекаются…
Она задумчиво откусила угощение, что машинально оказалось в руке, и продолжила изучать карту в попытках определить путь обратно.
Помилуй меня Всеведущий, она отродясь не пробовала такой свежей, отдающей тонкими солоноватыми нотками пряного металла, сочности!
Рядом что-то грохнуло оземь. Оторопевший Брут выронил весь хворост и испуганно переглядывался с Марсием.
– Птичка, с тобой всё в порядке?..
Де Круа с сомнением посмотрела на него: вопрос был явно неуместным. Но крайнее удивление на лице господина надзирателя вынудило хорошенько себя осмотреть.
Мгновение спустя Селин осознала: только что у всех на глазах со вкусом съела целиком сырую рыбу, от которой в кулаке остался зажатым лишь чешуйчатый хвост.
От смеси брезгливости и удивления на лицах спутников де Круа захотелось провалиться сквозь землю. Но ни отвращения, ни желания отбросить лакомство не возникло. Ещё раз взглянув на соблазнительный улов, она с трудом отмахнулась от искушения вгрызться в тугую рыбью мякоть.
***
Брут искренне считал, что крепкий сон – удел господ. Или лодырей. Долгие годы службы приучили спать вполуха и вполглаза. Поэтому нельзя было сказать, что он запоминал свои сны. Разве лишь смутно помнил кошмары из детства.
Случившееся спустя мгновение живенько освежило в памяти, что такое кошмар, и почему это чертовски плохо.
Он только и успел разглядеть белую головку Птички на фоне чёрной громадины камня да провал раззявленного рта моряка. А дальше…
Земля под ногами дрогнула. Словно беззвучно раздавшийся взрыв снаряда, в лицо брызнули комья и ветки. Сырой песок забил глаза. На зубах захрустело.
Ослепительная вспышка громыхнула выстрелом. Свист рикошета. На мгновение лес осветился. Тотчас же его заволокло дымом. Ещё выстрел. Снова рикошет. Белые пятна даже сквозь закрытые веки. Сталь доспехов заскрипела не то под когтями, не то под чем-то острым и твёрдым. И чертовски сильным. Конечности сдавило. Из груди вырвался хрип.
И сейчас же раздался приглушенный стон Марсия.
Над головой.
Ночные дебри подсветило грязно-зеленым свечением. Так светилась плесень в казематных подвалах.
Вдруг из черноты деревьев позади обелиска вывалилась многоглазая тварь невиданного размера. Словно сотни плетей, ветвистые лапы вдарили по ним с моряком. Всё ещё ослеплённый пальбой во тьме, Брут сообразил: Марсий успел дать залп из мушкета, да только твари было нипочем.
В дыму он видел Селин, вжавшуюся в камень. Задрать голову всё никак не удавалось. Его сковали невесть откуда взявшиеся корни. Над макушкой раздавались звуки ожесточенной борьбы. По шлему и наплечникам забарабанили тяжёлые ветви со светлыми спилами. Моряк, поди, решил продать себя подороже…
Брут скосил глаза на Птичку.
Впрочем, лучше бы он этого не делал.
Спроси кого, каково это – оказаться беспомощным в дурном сне, из которого никак не проснуться, и ноги, как назло, лишь глубже увязают в жиже, как бы быстро ты ни пытался двигаться, – так наверняка же скажут, что дурак…
Некогда голубые глаза де Круа горели нездешним светом. Личико искажала страшная гримаса. Ещё мгновение, и она издала такой вопль, как если бы кто надумал пилить чугун и при том лупить им себя же по яйцам.
В страшном визге он смог разобрать “хватит!”. Все задрожало и оборвалось. После чего почуял как из заложенных ушей потекло тёплое, а песок на зубах посолонел от вкуса собственной крови.
Тут-то безобразная тварь на неё и обернулась. И поползла. Со страшным стоном теряя ветви.
Какая бы отвага ни переполняла, Брут всё же решил зажмуриться. Поделать он всё равно ничего не мог. Видеть же последние минуты подопечной…
Сейчас же хватка проклятого плена ослабла. И совершенно некстати на него приземлился моряк. Когда тот чуть приподнялся и закашлялся, из носа его хлынула кровь.
Но наступила такая оглушительная тишина, что один глаз-таки пришлось приоткрыть. А за ним и другой.
Перед Селин стояла… неизвестная голожопая деваха?..
Брут протёр глаза. Высокая, едва ли не на голову выше Птички, та, ничуть не стесняясь, выхаживала вокруг его подопечной. Казалось, она не то обнюхивает де Круа, не то близоруко рассматривает.
Понемногу возвращался шум ночных дебрей. Щёлкало. Свистело. Тявкало. Прозвучало по-птичьи резкое, с грубым говором:
– Из стихийных будешь… Твой белый колдун конечно говорил, что ты полукровка. Но чтобы из наших..
Стараясь не шуметь – насколько такое вообще было возможно в полном доспехе – палец Брута скользнул на курок. Роскошные формы девицы на мушке покрывали подозрительные рисунки. При ходьбе полная грудь дикарки покачивалась. Брут вгляделся. Выглядела её кожа так, будто секли плетьми, да с умыслом. Чтобы красиво? Или как? Выпуклые узоры с острыми загогулинами ползли по шее, раздваивались на плечах, растраивались по лопаткам, учетверялись на грудях, ну а к промежности так множились, что…
Кабы не наруч, руку он потерял бы мигом. Невиданной силы удар прилетевшего булыжника хлестнул по мушкету, да так, что Брута отбросило. Жуткая девка обернулась:
– Вас двоих здесь вообще быть не должно!
Так вот какие тут водятся дикари… У Брута заболело всё разом и во всех местах. Вот же занесло их…
Но при всей злобе ведьмы, взгляд ее был лишен интереса. Как если бы кто-то отмахнулся от назойливого комара. Выразительное узкое лицо со злыми зелёными глазами таращилось только на Птичку.
– Тебе что было велено, а? Одна приходи, тебе Фия сказала! А ты как сделала?! А?! А?!
Теперь Птичка уже выглядела как обычно, но так, будто только что пришла в себя. Она схватилась за собственную шею, с ужасом огляделась, застыв округлившимися глазами на их с Марсием окровавленных рожах, но, увидев незнакомку, таки взяла себя в руки и присела в реверансе, будто не в лесу, а во дворце.
– Селин де Круа, виконтесса, консул Альянса Негоциантов. Полагаю, вы – Фия?
– Угу.
Ведьма по-хозяйски собрала с земли горсть и принялась сердито мазать себе шею. Комья посыпались по коже, всё увеличиваясь в количестве, и вот уже тяжёлая попона до самых пят с шуршанием болталась на её плечах.
– Приношу изви..
– Фия тебе для чего велела одной приходить, бестолковая нелюдь, а?..
Глаза де Круа округлились от нахальства девицы.
– Д-да, для чего?..
– Да чтобы не осквернять священную землю! То немногое, что вы нам оставили. Гости, ставшие хозяевами.
Фия цедила сквозь зубы.
– Хотя чего вам, врагам… Вы – нелюди! Заявились как к себе домой!.. Свой порядок принесли! Растят везде черный больной цветок!… Радостная земля Да-Гуа от веку знала два десятка священных рощ. Осталось – всего четыре! Вы разрываете наши пещеры, вы вынимаете из них цветные камни! Ваш скот объедает наши пастбища! Мои братья и сёстры пропадают целыми деревнями! Вы, нелюди, и в своем доме воруете и убиваете, а?! И уж если ваши боги не карают за такие преступления, тогда это сделают наши!..
Птичка, замерши, слушала.
– И вот после всего этого у тебя хватает наглости искать встречи с Верховным Вождём, а?! Мало того, ты ещё и убийц с собой целое стадо привела!
– Мне очень горько за поведение своих земляков, Фия, уверяю. Но скажи, если бы ты не верила, что я способна помочь вашему горю, разве ты стала бы идти на встречу? Пусть я и нарушила ваши правила… Полагаю, даже самым ужасным злодеяниям не удалось убить в тебе надежду?
Теперь уже застыла насупленная дикарка.
– Фия, что я могу сделать, чтобы вам помочь и остановить вражду? Говори, как есть. Я слушаю.
Та коротко кивнула.
***
Они подошли к обрыву, и волосы Селин тут же взмыли вверх от порыва прохладного ветра. Она поежилась от дурного предчувствия и предутреннего холода. Заря только занималась, и под серым небом живописные просторы Да-Гуа казались чёрно-белыми. Проплешины равнин перечёркивали редкие вертикали кривых деревьев.
Дикарка молча куталась в попону. Уголки её рта опустились. Тяжёлый взгляд Фии с болью блуждал по окрестностям и с надеждой остановился на робко розовеющем восходе. Холодный ветер отдавался воем в трещинах хмурых скал.
– Что это?
– А на что похоже?
– Пустошь…
– А были леса, озера… Все высохло, – Фия горестно кивнула на панораму и развернулась спиной. – Они – злые проклятые колдуны. Повернули русла наших рек, чтобы растить свой чёрный цветок. Мы не хотим, но смотрим ваши разрушающие сны…
Дикарка опустила голову и прижала руки к груди. Фия плакала. Селин едва не отпрянула: по смуглым щекам с узорчатыми шрамами медленно ползли две капли крови. Щемящее чувство сострадания наполнило глаза слезами.
– …оскверняют себя. Оскверняют нашу землю. Засуха и голод. Злые змеиные глаза…
Селин прошептала:
– Если ваш народ так могущественен, как ты, то почему бы вам просто не…
– Былой силы больше нет! Мы приняли вас как братьев и сестер. А вы лишили нас почти всего!
Ладонь Селин мягко тронула плечо впадающей в транс дикарки.
– Фия, я здесь чтобы помочь вам. И сделаю всё, чтобы восстановить справедливость!..
Ведьма распахнула веки и махнула рукой к северу от тропы:
– Если в тебе течет хоть капля крови Да-Гуа, ты не оставишь всё как есть. Иди.
На обратном пути Селин не замечала ни хищных пастей растений, не вздрагивала от взлетающих из-под самых ног птиц. Казалось, лес расступался перед ней и её спутниками. Брут и Марсий шли молча, словно раздумывая над чем-то, понятным только им двоим.
Де Круа же не испытывала ни страха, ни облегчения. В груди разгоралось ровное пламя долга перед землей, которая стала на шаг ближе, чтобы однажды она смогла назвать ее своей.
Мейлонг. Знакомство их уже состоялось.
Но теперь ей предстоит новая встреча.

Чжоуфу
Мягкое покачивание экипажа – или дело было в хмельном Ново-Верденском? – убаюкивало.
Едва кузина заговорила о визите в представительство загадочного Мейлонга, столицу Чжоуфу, он пришёл в тотальный восторг. Ещё бы! Прежний контакт их в виде морского боя определённо принёс интенсивные впечатления, но на этот раз Антуан весь извёлся в предвкушении более безопасных проявлений знаменитой экзотики.
За окном проплывали совершенно одинаковые в густоте своей зелени деревья. Единственный собеседник, кузина со сдвинутыми бровями, всё не поднимала головы над уже какой по счёту страницей дневника. А кучер, шельмец, давно вырулил на ровную дорогу, казалось бы невозможную в этой дикой местности.
Антуан украдкой оторвал уголок от наспех смятого и засунутого во внутренний карман камзола документа. Не то указа, не то приказа – кто их разберет… Скатал в шарик, сжал между пальцев, сощурился, прикидывая траекторию, и – пустил снаряд в Селин.
– Антуан Адриан Урсус Вильгельм де Сюлли!..
Выражение вящей кротости и смирения разумеется не отвело подозрения от его причастности к проказе – они были совершенно одни в экипаже – но и не вызвало и тени улыбки у сестры.
Будь на ней лорнет, по строгости кузина ничем не уступала бы их классной даме в юности:
– Если они так опасны, как о них говорят, нам следует держать ухо востро. Ты же – ведёшь себя, будто отправился на променад! Антуан, соберись!
Он немедленно сосредоточился. В последнее время кузина всё чаще была в разъездах, и редким аудиенциям у него во дворце предпочитала скучнейшие архивы.
И тем заметнее стало изменение её вкуса в гардеробе. Вопреки тяготеющему к жаре летнему сезону, платья её становились всё более закрытыми. И, о ужас, всё более простыми по крою.
Кузина отодвинула шторку, и кружево её рукава смешалось с незамысловатым плетением на занавеси.
Антуан занервничал.
Определённо, это всё дурное влияние викария Доминго. Еще немного, и такими темпами Селин предпочтёт монашескую сутану! А то и вовсе рубище!
Внутри себя ужаснувшись, он нахмурился и озабоченно заглянул ей в лицо. Ну конечно. Она и серьги стала надевать совершенно простого фасону. Так недолго и все приличия позабыть!..
О, по возвращении в Новую Вердену он непременно выпишет ей пару дюжин футов приличной парчи на гардероб! Зачем она надела атлас на эту аудиенцию? Неужто из экономии? Уж не впала ли кузина в меланхолию?! А ежели она продолжит держать сдвинутыми брови, таковое неизбежно приведёт к морщинам…
Должно быть беспокойство придало его лицу серьезности. Поскольку прозвучало одобрительное:
– Вот это – совсем другое дело. Не время расслабляться.
Он заёрзал и уставился в окно, где уже показались рисовые поля. Словно в сотни раз увеличенные гравюры, полотна залитых грядок перечёркивали узкие длинные кочки, и до самого горизонта небо отражалось в глади стоячей воды. Босоногие крестьяне в закатанных до колен портках, не разгибая спин, всё возились в мокроте, а их забавные треугольные шляпы из золотистой соломы и вовсе делали их похожими на грибы.
– Ты только взгляни на них! – Антуан приложил лорнет. – Как трогательно семенят те трое мальчуганов! Приглядись же, вон те трое, что волокут сноп! Ах нет, пятеро… великоват на троих-то будет!
– Они используют в полях детский труд! Неслыханно!
Вместо умиления исполненный порицания взгляд кузины едва не испортил ему весь настрой. Закусив губу, Селин спешно продолжила водить пером в дневнике. Наверняка торопилась зарисовывать здешние красоты…
Антуан залюбовался. Многоярусный ажурный мост вдалеке голубел в дымке, солнце блестело, а на душе стало так хорошо и так привольно, что ему немедленно захотелось повелеть гвардейцам сопровождения грянуть песню, да повеселее.
Прехорошенькие крашеные домики с затейливо приподнятыми уголками карнизов квадратных крыш впечатляли.
Началась брусчатка, и их процессия замедлилась.
Брут ловко сообразил заменить рессоры накануне, иначе их растрясло бы в течение первой мили такой дороги.
По улочкам вразвалку брели низкорослые смуглые простолюдины с огромными корзинами на головах и улыбались щербатыми ртами на его улыбку. Мальчишки вели за собой тонконогую козу на лохматой верёвке. Упиралась зверюга, надо сказать, отменно! Семенящие в громоздких невиданных деревянных туфлях бледнолицые девицы в платьях с широкими рукавами из расписного шелка выглядывали из-под изящных зонтиков. Он едва не свернул шею в попытке угадать кокетство в продолговатых глазах с поднятыми к вискам уголками.
Антуан немедленно приказал бы остановиться, но по коленке уже стукнул кузинин сложенный веер. Неодобрительно поджатые губы её лишь привнесли диссонансу.
Ему только и оставалось, что с тоскою наблюдать отдаление здешних нимф, да хихиканье, тающее в перезвоне длинных бусин затейливых шпилек в чёрных как смоль волосах.
– Ты только взгляни, моя дорогая! Сплошь мирные селяне, женщины, дети да старики. И заметь, ни одного из моряков-головорезов, что нам довелось встретить на “Крылатом Марлине”! Нет, все-таки какова стычка была! Я ведь даже написал мемориальную оду о тех событиях! Как! Я не давал тебе?! Самый лирический момент посвящён средоточению на команде капитана Витала. О, они такие смельчаки…
Де Круа вдруг застыла и уставилась перед собою невидящим взглядом.
– Селин? Что случилось? О… Неужто ты так близко принимаешь всё к сердцу? Ах, оставь это. То дело прошлое…
Антуан взял сестру за руку, отчего она вздрогнула и мелко закивала.
– Да-да… Давай больше не вспоминать… Всё, что было до прибытия на Да-Гуа…
Едва прогремела разложенная подножка, де Сюлли-младший потянул затёкшие с дороги члены и спешно пригладил прическу. Стало крайне волнительно.
Селин же тихонько захлопнула пудреницу и выдохнула.
Как если бы поднималась на сцену.
– Дорогая моя, клянусь, я не дам тебя в обиду. – С его губ едва не сорвалось покровительственное “глупышка”, но сегодня Антуан отчего-то был исполнен благоразумия, как никогда. – Я крайне уважаю твое сосредоточение, но сама посмотри, разве могут быть злыми люди, о, я бы сказал, истинные художники, соорудившие в здешних суровых краях такие пасторали?
Нога не успела ступить на дощатый тротуар, как откуда ни возьмись, выскочил какой-то бонза с метелкой и начал усердно подметать безупречно начищенные доски.
Карету со всех сторон окружили высокопоставленные люди с совершенно одинаковыми лицами, богато одетые в шитые шёлком многослойные светлые одеяния, и принялись бить поклоны со столь энергичным старанием, что в глазах поднялась рябь. Голову немедленно вскружило, и любезно улыбающемуся Антуану пришлось начать срочно обмахиваться шляпой.
Пухлые белые ручки прятались в длинные до самых пят рукава, улыбки на плоских лицах так ширились, что и без того узкие глаза превратились сплошь в складки. Взмахи кисточек тоненьких смоляных косичек церемонно следовали изгибам натруженных в поклонах спин.
Кузина благосклонно кивала, и лишь выше обычного приподнятые брови выдавали её недоумение.
Безобразие сие прекратило явление гладко выбритых и даже надушенных бесчисленных охранников в изукрашенных длинными алыми перьями кирасах. Все как один, грациозно и бесшумно выстроились в два ряда караулом. Разомкнув шеренгу, они явили собой коридор, в самом дальнем конце которого образовалась пара хозяев здешних чудес.
И по мере приближения, двое облаченных в роскошные одежды чужестранцев разжигали все больше любопытства.
Коротко стриженные дети со смехом разбрасывали цветы по ковровой дорожке.
Моложавые лица радушных хозяев не давали ни единого повода к определению их возраста.
Алые одежды развевались по ветру. Головы обоих венчали вычурные конструкции из чистого золота, отдалённо напоминающие короны. И судя по размерам, да и весу, ношение их было тем еще испытанием. Та, что ростом пониже, семенила с опущенными ресницами, и крохотные шелковые туфельки её даже не сминали лепестки роз, по которым ступала коварная её ножка. Та же, что повыше, шла с прямой спиной, и нежное лицо её источало благоговение паломника, в конце изнурительного пути узревшего вожделенную святыню.
Обе излучали такой смиренный восторг, что Антуану даже пришлось обернуться: им ли с Селин адресован столь искренний почёт? Но за спиною раскинулась лишь пустующая площадь дворца, обнесённая сплошной стеной красного камня.
– Т-т-твою дивизию, – тихонько выдохнул Брут стоявшему рядом капитану Марсию и, судя по выражению лица последнего, тот полностью разделял оценку происходящего. Антуан хихикнул, прикрывшись шляпой.
Пока переводчик зачитывал многочисленные регалии вкупе с достоинствами благородных господ обеих делегаций, сил не таращиться не оставалось совершенно никаких. Окрыленный вдохновением ум его вот-вот должен был сложить неминуемый сонет или даже маленькую поэму, да к несчастью от восторга он потерял дар речи.
Воодушевлённый де Сюлли-младший с благоговением приложился губами к кончикам пальцев той, что пониже:
– Я потрясен вашим изяществом, небожительница! Сударыня, зовите меня просто Антуан.
– Ву Си, – мелодично пропела она.
– Сердце моё забилось вдвое быстрее, – сообщил Антуан запястью высокой, предвкушая нежность её руки.
Но вздрогнул от отчётливо мужского тона:
– Чан Шэнь, к вашим услугам, милостивый государь.
Вовремя оброненный кузиной платок спас положение от неминуемого конфуза. Сейчас же Чан Шэнь мягко перехватил батист и в полупоклоне вернул его совершенно оробевшей от очарования Селин.
Сдержанный ответный реверанс её всею плавностью и открытостью сообщил обоим сторонам благонравие ново-верденских делегатов и ровно тот же восторг, что переживал и сам Антуан.

***
Торжественно сервированный круглый стол являл собою произведение высокого искусства чужеземных кулинаров.
В центре его возвышалась скульптура изогнутого во всех направлениях дракона с тонкими усами, сложенного из лангустов и крабов. Великолепная утка с хрустящей золотистой корочкой источала аромат, вызывающий мгновенное ощущение голода. Вокруг нее в круглых корзинках расположились нежные димсамы, полупрозрачное тесто коих бесстыдно приоткрывало внутри себя сокровищницу вкусов – от пикантных мясных до сладких фруктовых начинок. Блюда же из рыбы, украшенные тонкими ломтиками цитруса, от грейпфрукта до лимонов, и съедобными цветами, завораживали своей изысканностью и немедленно приковали внимание и кузины, которая с трудом могла отвести от них взгляд…
Хоть стол и накрыли на мейлонговский манер, мудрые хозяева приёма отдали предпочтение винной карте вкусов Новой Вердены, да всего Лавраза в целом.
В высоких бокалах игристое уже танцевало столбиками пузырьков. Антуан никогда прежде не пробовал настолько тонкого и деликатного вина! Затейливый вкус раскрывался едва приметной горчинкой на самом кончике языка, сдержанная кислинка далее обещала скорый хмель, но вопреки ожиданиям, становилась ненавязчивой сладостью с томными нотами вечерних цветов. Глаза сами собою прикрылись от теплоты расползающегося удовольствия где-то в самой груди:
– Всего лишь напиток, а как изысканно сварен! Какие ещё чудеса сокрыты за вашими ширмами?!
От Антуана не могло не укрыться, как среди роскоши золота и резного дерева драгоценных пород, за причудливо сервированным столом вёлся и тайный диалог взглядов.
Одновременно трое наяд в полупрозрачных шелках обслуживали здоровяка Брута. Гвардеец коротко кивал и с пристальным интересом изучал лакомства. Но отчего-то едва пригубив вина из кубка, отставил его и нахмурился. Поди трактирное пойло было куда привычнее для выходца из третьего сословия… На мгновение их взгляды пересеклись. Как бы невзначай Брут кивнул на кубок и слегка повел головой. Селин, которая было сделать глоток вина, после этого жеста с обворожительной улыбкой едва коснулась кромки бокала губами и поставила обратно на стол.
– Ваша Светлость, для нас – величайшая честь получить столь высокую оценку трудам наших виноделов! Здешняя земля щедро родит, и всего-навсего простой рис производит совершенно удивительные свойства…
Переполненный гордости переводчик тщательно подбирал слова. Умильно-сдержанные улыбки Ву Си и Чань Шэня, казалось сочились солнечным светом и самой поэзией.
– Отчего же ваш спутник из Морского Народа так невесел?
Спутник из Морского Народа, капитан Марсий, между тем рассматривал у самого лица рыбью мякоть на вилке и имел вид самый сосредоточенный, хотя и невозмутимый. Его кубок так же был неотпит.
Впрочем, чего было взять с “господина надзирателя”, как метко прозвала его кузина…
– Мы могли бы поговорить – как это по-вашему – Тет-а-тет? В прошлый раз нам это не удалось… – переводчик в точности воспроизвёл просительную интонацию.
– Невозможно… Все переговоры ведутся строго в присутствии наших советников. Согласно Уставу Альянса Негоциантов, как вы, возможно, знаете.
Антуан удивленно покосился на сестру. Виноватую робость её возражения не украсил румянец. А он крайне гармонировал бы с красным с золотом… Он как-то упустил момент, когда Брут и этот гильдеец, капитан Марсий, заполучили столь высокие статусы. В подтверждение его мыслей новоявленные советники переглянулись, и лица их тотчас же приняли солидное выражение. И до боли потешное! Пришлось изрядно поднапрячь лицевую мускулатуру, чтобы не уронить себя в хохот.
Дабы разрядить неловкую ситуацию, Антуан решился пренебречь всеми канонами протокольного этикета:
– Дражайшие господа мои! Ваш ажурный мост выглядит ошеломительно! Какой уникальный проект! Очевидно, он позволяет вашим горожанам передвигаться между частями города гораздо быстрее. Ответьте же скорее, во сколько вам обошлась стоимость столь фантастического сооружения? Клянусь, я выкраду вашего инженера для своего нового фонтана, если не раскроете его имени!..
Колоссальные арки дворцовых окон открывали живописный вид на тот самый многоярусный замысловатый мост, от самих полей соединяющий между собой обе части прехорошенького города. Мысли Антуана унеслись прочь в лирическое воссоздание всего увиденного в самых живописных строках из возможных. Ему уже наяву мерещились рисовые грядки, что проползали сквозь стены и бросали радужные блики на расписной потолок обеденного зала…
– Эта конструкция вовсе не то, чем кажется, – вдруг мечтательно произнесла Селин и с восхищением посмотрела на сидевшую перед ней чету. Стоявшие подле неё разноцветные пирожные отчего-то превратились в птичек, что норовили упорхнуть с тарелки.
– А миледи консул у вас однако наблюдательна! Сия конструкция называется акведук. Исключительное по важности строение, проект которого был разработан нашими предками для увеличения плодородия земель. Он помогает насыщать водой наши скромные поля вне зависимости от здешних причуд погодных условий…
Но польщённый Антуан уже не мог отвечать, и лишь радушно принимал комплименты. Все силы его уходили в созерцание полноцветных картин, что рисовало воображение, подвластное мерному журчанию беседы…
– Правду ли говорят, будто вы растите некий удивительный цветок с чёрными как смоль лепестками? “Черноцвет”, верно? Его Сиятельству постоянно несут доклады о таких его чудодействах, о коих мы и знать не знали!..
В пальцах Селин откуда ни возьмись обнаружилась птичка-пирожное, от которой та с удовольствием откусила бочок, брызнувший струйками алого сока. Или.. не сока? Что ты делаешь, Селин?! Нельзя так с птичками!!! Но ни язык, ни руки больше не были подвластны Антуану. Он всё видел и всё понимал, но мог только наблюдать как затихает крохотное тельце между пальчиками кузины.
– В нашей культуре это чудодейственное растение называется иначе… Впрочем, как и имя нашего города – вовсе не Мейлонг, в честь земель, откуда мы прибыли, а Чжоуфу. Что означает “благословение доблести”…
Разъяснения Чан Шэня обращались к нему, но умница Селин словно бы услышала всю невозможность его разгоряченного состояния, и перехватила инициативу говорить за него. Внутри Антуана не было никакой паники. Только ужасная неловкость и любопытство от необычайного хмеля, а уж он-то в хмеле был большой знаток!
– Да что вы говорите! Как интересно! Но все же хотелось бы вернуться к этому растению… Это ведь некая редкая специя с поразительными свойствами… Кузен, умоляю, упроси наших хозяев угостить и нашу кухню? Мне так наскучил чабрец в дифлопе из фазана…
Высокая причёска кузины показалась распущенной, и поднятые дыбом волосы колебались в такт движениям её головы, словно молочно-белые змеи. Он попытался сглотнуть. Отчего-то не вышло. Под камзолом заструился необычайно обильный холодный пот.
Надежду Антуану оставляла лишь дружелюбная искренность в звоне её голоса.
– Разумеется. Вы могли бы и не просить!
Прозвучало отрывистое распоряжение на непонятном. Хорошенькое личико Ву Си неожиданно потекло с её головы, и осталась лишь сомкнутая змеиная пасть, промеж сухих губ которой мелькало раздвоенное жало. Бедному Антуану вдруг сильно захотелось наградить аплодисментами происходившие метаморфозы. Но поделать он ничего с собою не мог: тело почему-то всё хуже слушалось его ума.
– Антуан, с тобой всё хорошо?
Прикосновение к собственной руке отозвалось нестерпимым щекотанием. Он с трудом повернул на Селин лицо и хихикнул, радостно уставившись на колебания её волос.
– Должно быть, ваши виноделы преуспели во вкусе напитка, господа, – Селин, несомненно, переживала те же видения, что и он сам.
– А не несёт ли мнэээ… вреда ваша “специя”?
Совершенно лишённый воли Антуан перевёл глаза на капитана Марсия. Хвала Всеведущему, он остался прежним. Только татуировки на его лице… ожили! Чем сильнее вглядывался, там больше деталей раскрывала бурная жизнь синих линий. Короткий зигзаг внезапно раздвинулся подобно треснувшему льду и превратился в снежный шторм.
– Уверяем, речь никак не может пойти о каком бы то ни было ущербе. Сами посудите, разве может нанести вред какая-то трава? – вкрадчиво-любезный ответ победил всякие сомнения в искренности намерений хозяев переговоров.
Голова переводчика оказалась надетой на руку Чан Шэня. Красивый рот его беззвучно двигался, царственный мейлонгец смыкал и размыкал пальцы. Голос же издавала голова с идеальным срезом, словно от топора, на шее.
– Вы не поверите, Их Сиятельству также доносят многочисленные жалобы о последствиях вашей деятельности на Да-Гуа, – тон Селин стал заговорщическим, как у заправской сплетницы. – Дескать, образовались огромные территории пустошей. И якобы вы процветаете, а аборигены вынуждены голодать… Говорят даже, кто-то попал в некую ужасающую зависимость…
Тягостное, нестерпимое, молчание разлилось почти на целую вечность. Затем Чан Шэнь заговорил, лишь изредка давая переводчику место для его работы. И в ровном голосе его звучала зловещая холодность металла.
– Миледи консул, неужто вы верите сплетням наших завистников? Отчего мне кажется, будто вы заняли сторону островитян? Дикарей, что атакуют наши с вами города, поля и пастбища. И порты, судя по донесениям… Здесь, на Да-Гуа, всё не то, чем кажется, уверяю вас. Эти создания – не более чем животные, принявшие человеческий облик. Рационально ли отстаивать их интересы в данном случае? Они бестолковы и не прогнозируемы. Нелогичны в своих действиях. Варвары и сущие звери, кои движимы единственно инстинктами. Мыслят и близко не так, как мы с вами – потомки древнейших цивилизаций. Они слабы и уже весьма немногочисленны, но все еще вредоносны. В то время как мы предлагаем вам коалицию на понятных и взаимовыгодных условиях. Новая Вердена станет процветать. Ваши люди смогут наконец перестать переживать о том, будет ли у них завтра кусок хлеба. Набеги этих зверей прекратятся. Подумайте об этом, миледи. Мы видим, что вы неравнодушны к их судьбе. Мы же – неравнодушны к вам. Не хотелось бы, чтобы наши разногласия привели к печальным последствиям. Вы же понимаете: победит сильнейший…
Судя по промелькнувшей тревоге на лице Брута, Антуан почуял значительность прозвучавших слов, смысл которых понимать перестал. Североморец был мрачен более чем обычно. Лицо Селин ничего не выражало, кроме интереса, но льдистые голубые глаза ее остановились на ораторе. Белые локоны тем временем продолжали парить над ее головой, словно очутились под толщей воды. Наконец кузина поставила на стол чашку чая. Рука чуть дрогнула, но ни капли не пролилось.
– Чан Шэнь, как же вы правы! Увы, с горечью вынуждены признать… Вы раскрыли нам глаза! И подумать не могла о столь тонком подлоге со стороны самой природы… Как консул, я здесь прежде всего для того, чтобы позаботится о своих людях. Островитян очень жаль, бедные твари… но вы, Мейлонг, и впрямь не только цивилизованы, но и щедры в предложениях. Ах, с вами действительно куда как проще будет найти общий язык…
Оживление и улыбки на лицах собеседников неприятно контрастировали с недоумением и осуждением на физиономии Брута.
Антуан было расслабился, когда сестра сделала знак переводчику, взяла с тарелки новую птичку и вдруг деловито продолжила:
– Итак, для вхождения в Альянс Негоциантов условия таковы: вы обязуетесь ежемесячно направлять в Новую Вердену четырнадцать обозов лучшей провизии. Также мы, как консорциум, представляющий прочим участникам ваши интересы, хотим получить половину от той суммы, что вы имеете с продаж черноцвета и его… рецептов. К сожалению, таковы условия… И нам было бы любопытно воочию увидеть образцы местной фауны, то есть островитян, что согласно донесениям, причастны к поджогам в порту Новой Вердены, и находятся сейчас у вас. Для плодотворного товарообмена и сотрудничества нам требуется снять с себя санкции этой въедливой Гильдии Мореходов. Преступников мы обязаны отловить и представить к суду Новой Вердены. Приговоры к соответствующему наказанию уже приготовлены и подписаны. Я всё верно сказала, кузен?
Засыпающего Антуана передёрнуло от густого гнетущего напряжения в зале. Голова его сама собою осуществила кивок. Казалось, все присутствующие перестали дышать после слов Селин, сказанных вкрадчивым, и оттого еще более зловещим, голосом.
– А у вас большие аппетиты. – Сквозь сомкнутые Антуаном веки улыбка Ву Си так и сочилась ядом. – Прошлый управитель был гораздо скромнее в запросах…
– Не от того ли он мёртв, что плохо кушал? – искренний смех благородного собрания поддержал шутку Селин. – Наши же аппетиты… Да, великоваты, соглашусь. Но только сообразно статусу наших новых покровителей, господа. Или мы неверно оценили всю вашу силу и величие?
Тяжёлые головные уборы качнулись в одобрении. Золото изысканных шпилек ответило мелодичным перезвоном. Ву Си скромно потупила глаза:
– С вами приятно иметь дело, драгоценные гости. Вы верно понимаете положение дел. Но у нас есть небольшое встречное требование. О, сущий пустяк, уверяем… Вы должны оказать помощь в освобождении этих благословенных земель от дикарей. До знакомства с вами, при всём могуществе Мейлонга нам недоставало лишь капли для исполнения задуманного. Ваша гвардия, как и все дружественные ей подразделения Лиги Доблести, очень пригодятся нам, чтобы наполнить гармонией наш мир… Как мы знаем, при всей неразвитости, дикари владеют опасным колдовством, пользуются звериными преимуществами для управления дикими животными. Ну а о лучших знаниях местности и говорить не приходится… А их ужасные колдуны так вообще…
– Ву Си, дорогая, не ослышалась ли, вы предлагаете напасть на островитян совместными силами? – кузина будто затруднялась произнести дальнейшие слова, – Чтобы… истребить их, так?
– Да-да, миледи консул, всё так. На первый взгляд, звучит конечно чудовищно. Мы понимаем. Но вам ли не знать: такова участь всех правителей – во имя процветания выбирать меньшее из зол. Мы долгие годы понуждаем к дрессировке этих животных. Но с болью в сердце мы поняли: либо мы, либо они на острове. Также нам пригодится рабочая сила…
Селин повернула голову в окно с шагающими горами на горизонте, чуть помедлив, кивнула, чуть всколыхнув летающую над собой собственную шевелюру. Североморец озадаченно потер бороду и тронул ее за рукав:
– Миледи консул, дважды подумайте. Вы уверены в своем решении?
– Не вы ли, капитан, все эти месяцы с согильдийцами ратуете за прекращение угрозы для кораблей и морских перевозок? Нам любезно дают ключ к решению проблемы!
Она подобострастно подняла глаза на Ву Си и Чан Шэня:
– Для нас – великая честь выступить плечом к плечу против общего врага, господа. Ваше доверие потрясло меня до глубины души. Похоже у нас действительно нет другого выбора, если мы хотим жить в мире. Я принимаю… мы принимаем ваше предложение. Да, кузен? Дорогие друзья, в ближайшие дни ожидайте гонцов с подписанными бумагами!
Антуан, не просыпаясь, снова кивнул.

***
Шахта винтовой лестницы, ведущей в подземелья Лиги Доблести пахла затхлой сыростью. Селин то и дело прикладывала к ноздрям надушенный платок в надежде хоть как-то спастись от тяжелого духа обреченности застенков.
Сопение гвардейца с факелом впереди эхом отдавалось в ушах. Гнетущая тяжесть молчаливой безнадёжности вливалась с каждым новым шагом. Знакомый с устройством казематов Брут заметно расслабился, и казалось, даже повеселел. Его доверительное ворчание раздражало до злобы.
– Птичка, сознавайся, и тебя следом за кузеном срубило от пойла узкоглазых? Иначе как вообще в голову могло прийти класть под Мейлонг наш Альянс?!.. “Утютю, гости дорогие, владейте нами”. Ты бы ещё ключ от Новой Вердены преподнесла этим выб… выродкам! Прям не узнаю тебя…
– О нет, Брут. Я-то хорошо понимаю, что делаю. В отличие от тебя. Да сколько можно называть меня “птичкой”!!!
– Да-да, и именно поэтому я несу по твоему указанию дикарям-преступникам новую одежду… Лекарю бы тебя показать!
– Мы вернем этих пленных родным…
От неожиданности командор поперхнулся и долго откашливался прежде чем продолжить.
– Ты точно в себе? Вспомни только ту ведьму! До сих пор сплю при свечах! А мореходы что скажут? Каким образом мы снимем с себя гильдейские ограничения? Они же просили остановить это безумие с поджогами, а не потакать преступникам!
– А мы по-твоему, что сейчас делаем? Каждое моё решение ведет к исполнению поставленной задачи. Да и если эти несчастные и вправду имеют отношение к поджогам, то во-первых, они уже свое получили…
– Послушай-ка, Птичка. Как глава твоей шпионской сети, я отказываюсь понимать, что происходит. Сначала мы едем приструнять мейлонгцев, но вместо этого прогибаемся под них, и ты обещаешь им совместными усилиями уничтожить всех аборигенов на острове. Затем ты велишь забрать дикарей-преступников и упечь в ново-верденскую тюрьму. Мы их поим, тайно кормим лучшей провизией, таскаем им украдкой одежду, и оказывается, готовимся их передать родне… Я ничего не упустил?
Де Круа так резко развернулась к нему на каблуках, что гвардеец едва не налетел на подопечную.
–Послушайте-ка теперь, вы, Ваше Благородие! Хватит говорить со мной как со слабоумной и упражняться в панибратстве! Прошу считать это приказом! Да! Мне самой ужасно страшно, но я отлично понимаю, что и зачем делаю. Это понятно?!
Не терпящий возражений взгляд и до безжизненности беспристрастный тон мгновенно сбили усмешку с лица Брута. И, невзирая на разницу в высоте, гвардеец так потупился, что едва не вжал голову в плечи. Селин вздохнула и смягчилась:
– В самое ближайшее время будут даны все разъяснения о том, каков у нас план.
Официоз поставил гвардейца на место и заставил надолго замолчать. Обычно милосердная и терпеливая Селин начинала чувствовать в себе незнакомую клокочущую силу. Новая, пока что ещё болезненная, жесткость где-то в груди многое упрощала. И становилось так страшно, и так сладко, что пугало и раззадоривало ещё больше.
Из темноты за прутьями на них смотрело несколько пар зрачков, по-кошачьи горящих во мраке.
Казалось, за хриплым “вольно!”, гвардеец сопровождения прогрохотал наверх с заметным облегчением.
Как бы ни репетировала эту встречу, Селин никак не могла ожидать столь горький укол сострадательной жалости. Пятно факела высветило просторную камеру с буграми поросшего белёсой плесенью камня. На полу и у стен расположились изможденные аборигены в едва прикрывающих жилистые тела лохмотьях. В углу стояла аккуратная деревянная кадка. Повсюду белели тарелки с остатками свежей пищи и кувшины с водой. К приборам никто не прикасался. Ели руками.
Судя по всему, Мейлонг с местным населением не церемонился, к людям относились как к скоту. Но и на дружественной территории они вынуждены были пребывать в подобных условиях.
Благо её распоряжение перевязать раны пленников и накормить исполнили быстро. Но от этого не легчало. Словно подавая открытую ладонь раненому зверю, она начала было:
– Я здесь, чтобы помочь…
Голос предательски дрогнул. То ли плачевное положение ни в чём ни повинных людей, то ли ненависть в гордых несломленных глазах подступили слезами. Она передала сквозь прутья сверток с чистой одеждой. Но рука её так и осталась протянутой. Заговорил ветхий старик.
– Кукла-чужак без души на красивом теле приходить. Кукла-чужак врать и смеяться. Все чужаки врать и смеяться. Ты приходить, ты уходить. Мы остаться. Мы жить длинно! Мы – не вы!…
Суть сказанного оскорбила, словно плевок. Но на достоинство униженных де Круа выбрала отвечать достоинством спасителя. Потому виду не подала.
– Меня зовут Селин де Круа. Я консул. – Казалось, её слова сыпались песком сквозь сито, и совершенно не трогали собеседника. – Мы называемся Альянсом Негоциантов. От его имени я представляю здесь новую власть и закон, и мне нужен Эхекатль. Мы говорили о нём с Фией. Она всё рассказала о ужасном положении коренных жителей на Да-Гуа, и я ищу способы помочь вашему горю. Здесь как-то замешан черноцвет. Но без вашей поддержки я вряд ли смогу что-либо сделать. Прошу вас, расскажите нам как можно больше. Давайте поможем друг другу.
Слышалось только прерывистое дыхание пленников. За ним последовали негромкие гортанные голоса.
– Тенлок.
Из самого тёмного угла говорил парнишка лет пятнадцати. Вихры его давно не знали ни мытья, ни расчёски. Рёбра и толстые суставы колен и локтей узлами выпирали из-под облезлого меха грязных остатков одежды. Жилистый кулак его со сбитыми костяшками стискивал кулон на кожаном ремне.
– Здравствуйте, Тенлок. Нам известно о преступлениях Мейлонга достаточно, и уверяю, эти негодяи не останутся безнаказанными.
Юноша вышел в жёлтое пятно факела и подставил свету лицо. Горящие глаза его стали обычные. Слабые пальцы дрожали, пряча кулон. Несчастный еле держался на ногах.
– Женщина воды с голосом птицы сокровенных чащ. Ребенок, что убивает своими играми. Сильная в своей хрупкости, неуязвимая в ужасе собственного естества.
– Простите, что?
– Тенлок видит твою душу, Селин де Круа. Тенлок – колдун. Что ты хочешь знать?
– Фия достаточно убедительно показала возможности вашего народа. И я не понимаю, как же так, почему ваше сопротивление оказалось недостаточным, чтобы защититься и отстоять свои права?
– Тебе надо понимать движения наших душ, чужачка. Люди с узкими глазами принесли нам чёрные цветы. Плохие, злые, цветы, Селин де Круа!
В свете факела серо-голубые зрачки Тенлока на мгновение полыхнули оранжевым.
– Души моего народа, каждого семени его земли, рождены чтобы слушать ее волю. Нам, колдунам, правом рождения полагается стоять на страже силы самой жизни нашей земли. Хранить и защищать наших братьев и сестер, разрешать споры трав и зверей по праву родства. Но черный цветок заглушает голос счастливых земель Да-Гуа! Он сладко поет и навевает красивые сны. Он уводит с тропы предназначения и заставляет слушать свои песни. Он заменяет собой глоток воздуха, жизненную силу огня и опору, что есть сама земля! Силы противостоять ему не остается. Он отбирает все, и становится все сильнее от нашей слабости…
Парнишка с таким жаром и с таким страданием открывал де Круа свою душу, что колебание его лохмотьев обнажило грудину, а там…
На тонкой коже проступала тонкая вязь сложного рисунка. Прекрасные угловатые линии напоминали бы шрамы, если бы не расходились от самого сердца по веткам сосудистых путей и, словно живые, слагались в прекрасный орнамент, поднимающийся к самому солнцу из темнейших глубин.
Селин завороженно смотрела на Тенлока. Хмурые аборигены почтительно в молчании опустили головы.
– Я должен был пройти посвящение. Но слишком рано познал весь яд черного цветка…
Юноша опустил голову.
– Посвящение? Что это?
– Обряд предков, снимающий оковы человеческих границ в самом сердце. С самого рождения я слышу голос огня. Дед берег меня для этого дня, но увы, до него уж не дожить…
– Что будет на посвящении?
– Селин де Круа, я сказал тебе: Тенлоку не суждено подойти к Вратам, не суждено пройти всех испытаний, не суждено познать силы и власти духа самого пламени. Тенлок поддался. Проклятый черный цветок увел Тенлока во тьму… Я умру здесь, я знаю…
В груди Селин полыхало и жгло.
Она приоткрыта ключицу и повернулась к факелу.
Пленники ахнули. На коже чужачки обозначились всё ещё бледные, но выстроенные тем же образом, что и у островитян, рисунки. И Селин остро чувствовала, как это выглядит. По щекам её бежали горячие слёзы.
– Этому не бывать!
Пальцы дрожали, но говорила она твердо.
– Нашими силами мы не сумеем вылечить вас и ваших братьев. Поэтому мы отправим вас тайными тропами к Фие. Мы сделаем всё, чтобы очистить земли Да-Гуа от черноцвета. Ты пройдешь то, что должен, Тенлок. Даю тебе слово. Брут, ты знаешь, что делать.
Гвардеец кивнул.
Она стиснула кулаки и закрыла глаза. Если бы в ее силах было сделать , чтобы проклятая тюрьма рассыпалась прахом! Истлела под лучами живого теплого солнца. Чтобы огненные вихри высушили мокрый камень. Ветер сдул дыхание боли с этих земель. И древние воды смыли остатки, и живительная сила наполнила покоем и безмятежностью руины страшного места…
Всхлипы Селин не слышались в удаляющемся стуке ее каблуков. Но до слуха донеслось хриплое:
– Скоро увидите мамок и жен. Держись, пацанва.

Аудиенция

Две крытые грубой холстиной повозки в сопровождении небольшой кавалькады пёстро одетых всадников неторопливо покачивались по просеке. Плотно уложенные вязанки с хворостом поскрипывали в такт неспешному топанью отменно подкованных копыт.
Но опытный глаз мгновенно подметил бы интригу: налицо контрабанда. Ибо что за вздор – возить дрова с сопровождением? Да и самое поскрипывание колёсных осей выдавало опытному слуху вес куда легче древесины…
Чем больше узнавал эту де Круа, тем он сильнее проникался к ней симпатией. Но одно дело – прошлое и обстоятельства, что подарили её миру, и совершенно другое: то, как она себя проявляла здесь и сейчас.
Помимо естественных обитателей флоры и фауны, у Да-Гуа были и другие глаза и уши. Остров пронизывала паутина разведчиков, что питали управителей от городов-государств всё новыми фактами хитросплетений, обнажая расстановку различных сил на острове, как в шахматной партии. Но вот сможет ли столь неопытное дитя с самыми смелыми амбициями и благородными намерениями занять позиции ферзя там, где честная игра обречена? И более того – по-настоящему опасна? Впрочем то, что де Круа в гнезде Мейлонга догадалась разыграть спектакль и даже вывезти пленных аборигенов, чтобы передать их тайком сородичам, весьма обнадеживало. Узнай что консул так распорядилась судьбой дикарей информаторы мейлонгцев, да и простые горожане, которые успели настрадаться от мести аборигенов – неизвестно, чем бы все обернулось.
Много лет назад ему уже удалось установить истинную картину сложившихся на Да-Гуа отношений. Акифский Орден Науки, славящийся жестокими ударами в спину. Ненасытный и неистребимый Мейлонг.
Собственный Оплот Благочестия, в отличие от ненормальных из Братства Смирения, беспокоил его мало. Как может беспокоить комариный укус при открытой гангрене.
Через густую листву пробивались алеющие лучи заката.
Его Святейшество Преподобный Викарий Доминго оправил сутану и приосанился.
Сам путь к Священной чаще, как и всегда, шёл легко и, если бы не грозно жужжащие стрекозы величиной с локоть, приятно. Очевидно, де Круа сделала всё, что могла, ради этой встречи. Вот только вопреки собственным успехам, на лице её не было ни тени воодушевления. Бледнее обычного, с прямой спиной, в седле она держалась подобающе. Но строгость вида её была уж больно напряжённой. Что-то ее явно тревожило.
Доминго слишком хорошо понимал природу этой грызущей пустоты. В сознании даже всплывали утешительные наставления из трудов Луки Челинского и Священной Книги Солемы. Более того, он и сам был бы рад взять девочку за плечи, заглянуть в глаза, сказать, как сильно ею гордится… вот только не решался.
Как и предполагалось, Фия ждала в условленном месте. И викарий невольно усмехнулся: неисповедимы пути Всеведущего. Годы промчались вмиг. И колдунью, и виконтессу он знал едва ли не с пелёнок, и как бы ни было близко сердцу его Провидение, он не переставал удивляться Его Промыслу. В судьбе обеих он поучаствовал, и какими же непохожими выросли обе!
Доминго помнил Фию совсем крошкой, диким зверьком, которого он, прыщавый семинарист, рискуя будущим саном, упросил оставить при семинарии после очередного беспощадного погрома местного населения. Деревню родителей девочки выжгли, оставшихся в живых угнали в рабство на карьеры.
Помнил он и трогательную кротость юной Серафины, когда в неё летела очередная плошка с размоченным в молоке хлебом для маленькой разъярённой дикарки. Невзирая на протесты и голодовки, в монахине хватало смирения приглаживать стоячие дыбом космы и убаюкивать её колыбельными.
Когда в девочке стали проявляться первые, ещё зверино-жестокие, признаки здешних сил несомненно магической природы, из опекуна бедной сиротки будущий викарий превратился в жадного до новых знаний учёного. Ночами он засиживался над немногочисленными трудами с небрежными заметками фольклористов, чтобы наутро каяться и молиться, молиться и каяться за прегрешение расширения горизонтов, установленных догмой конфессии. А Фия росла. Как и буйная, удивительная, невообразимо прекрасная, но совершенно необъяснимая сила её. Как бы ни старалась усмирять собственный бешеный нрав, как бы прилежно монахиня-дикарка ни посещала службы, натура её взяла своё, и Доминго сам однажды вывел девушку за стены семинарии со словами напутствия.
На прощание Серафина передала ей посох странницы, но тут же отпрянула: старое дерево в руках Фии внезапно расцвело крупными небесно-голубыми цветами.
И Доминго с Серафиной долго-долго стояли в ночи у ворот, глядя вслед покидающей обитель Фие. Тогда викарий и понял, что чудны дела Всеведущего, сколь дивными ни были чада его. И Кто как не Он, милосердный в великом Замысле своём, суть источник всякого блага для всякого проявления самой Жизни…
Теперь же, спустя годы их крепкой дружбы, Фия в своей неизменной попоне, чудными силами сотканной из волокон кореньев и почвы, воплощала собой некую грозную природную стихию. Особенно воинственную в окружении свиты соплеменников с внушительными топорами за поясом.
Лошади зафыркали, раздувая ноздри и замедлили ход. Викарий коснулся шляпы в приветствии и Фия благосклонно кивнула в приветствии.
Брут, поглядывая на насупленную дикарку, нервно ерзал в седле и всё норовил ослабить ворот кольчуги. Марсий также явно весь напрягся и хмуро поглядывал на островитянку. Внутри себя Доминго хохотнул: в своё время им с Серафиной ого-го доставалось от строптивой юной ведьмы. Какие премудрости за эти годы она освоила за стенами обители, викарий и думать не хотел. А уж с её-то возможностями, он не сомневался, дикарка при первой встрече явила себя чужакам во всей красе…
Едва соплеменники сорвали покров с повозки с пленными из Чжоуфу, Фия приблизилась.
И суровость её лица дрогнула.
Колдунья всплескивала руками, по-матерински обнималась с каждым пленником, качала головой, осматривала их повязки, цокала языком, улыбалась сквозь слёзы и что-то тараторила.
Те же почтительно обступили островитянку и наперебой начали о чем-то с ней говорить, размахивали руками и озирались на де Круа.
Тенлоку помогли слезть с повозки и подвели к колдунье. Ему Фия обрадовалась больше остальных. Бедняга едва держался на ногах, но зрачки его издавали мягкое свечение. Внезапно под ним задрожала почва, и в мгновение ока её пробил узловатый прямой корень. Юноша склонил голову набок и устало улыбнулся Фие. Обеими руками та выломала посох и передала ему.
– Спасибо, Дочь Земли… – прошептал Тенлок.
В который раз осмотрев состояние юного колдуна, чародейка выглядела озадаченной. Но, напустив на заплаканное лицо спокойствия, сухо отчеканила:
– Я и мой народ благодарим тебя, Селин де Круа. – Фия сдержанно кивнула виконтессе, – Но если ты ждешь встречи с Верховным Вождём, тебе придется полностью выполнить наш уговор. Покончи с чёрным цветком и засухой!
Дав знак Бруту и остальным не следовать за ней, Селин спешилась с лошади и подошла ближе. От холодного огня взглядов Фии и воинов по обе руки её под рясой Доминго похолодело.
– Я знаю, что как представитель народов, причинивших вам столько страданий, я не вправе требовать доверия. Никаким колдовством так же не обладаю, а потому и не способна решить все проблемы по щелчку пальцев. Но я могу делать небольшие шаги, что приведут вас к покою и миру. Пока мы спорим, из-за вражды страдают простые люди. Ты – великая колдунья, Фия, и я перед тобой как на ладони: мне очень нужна эта встреча…
– Ты настойчива. И хитра, Селин де Круа. Мой ответ: нет. Даже если на твоей коже и есть знаки родства с нашими стихийными, ты и твои спутники – чужаки. И ты мне – не подруга и не сестра. Возвращайтесь на землю, которую вы прибрали к рукам – нашу землю по праву – и радуйтесь. Этой ночью мы оставим ваши поселения в покое.
Селин с мольбой посмотрела на Фию, но колдунья оставалась непреклонной.
Де Круа медленно развернулась и зашагала к своей лошади. Личико её хранило прежнюю любезность, но сердце Доминго сжалось: девочка делала всё, чтобы досада и разочарование не проявились на лице перед сопровождающими ее гвардейцами. Как и перед Брутом и Марсием, чьи скептические прогнозы всю дорогу отвлекали от красоты здешних мест.
– Не чужаки.
Слова Тенлока поднялись над гомоном. Юноша обеими руками опирался на посох. Глаза его пылали.
– Я хочу их присутствия на моем Посвящении. Имею право!
Фия зашипела. Поднялся страшный гвалт. Воины и бывшие пленники вступили в яростную перепалку.
– Селин де Круа, стой!
Та обернулась, не веря своим ушам.

***
Они вышли к каменной арке, чёрной на фоне звёздного неба, у которой горел одинокий высокий факел. Запахи сырой земли и ночных цветов таяли в свежем воздухе.
– Мы на месте, – сообщила Фия.
Презрительно-настороженнный взгляд колдуньи ещё раз смерил Брута и Марсия, которым позволили сопровождать Селин только после долгих препирательств и заверений викария Доминго, кто, судя по всему, уже не раз бывал в поселениях местных.
Разумеется, оружие и обмундирование пришлось оставить охранять парочке хмурых аборигенов, и недовольство спутников красноречиво отражалось на сердитых лицах.
Из темноты навстречу им вышли трое в национальных туниках до самых пят.
Сине-зелёные блики длинных чёрных перьев воротников и волосы, свитые в подобие кос на плечах шевелил ветер. Сотни кожаных ремешков и верёвочек постоянно двигались, и чудилось, люди напротив сотканы из эфемерных нитей самой земли. Вместо человеческих голов на их плечах находились страшные лица из переплетённых ветвей с чёрными провалами на месте глаз… Но отчего-то страха не было. Комком к горлу подступало шальное, странное волнение.
Фиа выступила вперед, и полилась местная речь.
Шёпот дикой чародейки еле слышался в свисте ветра. Де Круа превратилась в слух.
Они неспешно брели в темноте за спинами троих сопровождающих. Мимо проплывали сгустками черноты дремлющие хижины. Запахи дневной жизни исчезли.
Густая, пропитанная полынными дымами ночь, разверзалась в звёдном небе. Где-то далеко тявкали койоты.
Процессия вышла к огромному кругу камней на плато. Крохотные огоньки свечей норовили вот-вот погаснуть, но упрямо мерцали искорками словно самой жизни.
Внутри каменного кольца огонь не горел. Темнота не была чёрной и только серела при приближении. У Селин заложило уши. Фия тихонько взяла её за руку и подвела к колдунам за пределами круга таинства.
Когда глаза привыкли к темноте, она разглядела фигурки людей внутри.
Вдруг прозвучали удары барабанов. Но что за странность, звучали они так, словно раздавалось биение сразу нескольких сердец: большого, принадлежащее кому-то неизмеримо огромному, с редкими и спокойными ударами, маленьких, нервно и сбивчиво колотящиеся, и её собственное, вибрирующее эхом ото всех.
Окружающая темнота и тишина не давали ни одной подсказки к предстоящему.
Зрение становится отчётливым, и Селин видит силуэт долговязого юноши, совсем ещё мальчика. Словно в лабиринте, он медленно проходит одному ему видимой узорчатой дорогой и останавливается в самом центре.
Свечи по периметру начинают мигать, и он пугливо озирается.
Приглядевшись, Селин видит разложенные в беспорядке предметы. По обе стороны от них сидят пышная девица томного вида и мужчина, сосредоточенные только внутри себя самих. Оба медленно поворачивают на вошедшего головы.
До ноздрей доносится резкий дух мускуса. Что-то сладкое и пьянящее, что-то, что кружит голову.
Молодой человек робко водит ладонью над сокровищами и что-то забирает. Пятится, прижимает к груди свою драгоценность. Садится на землю и начинает говорить, и в тоне его звучит плач. Воздух над головой взвивается призрачными узорами, не то цветами, не то птицами.
Мутной вспышки лезвия Селин не видит, но чувствует на кончике языка солёную жгучую каплю крови. Большое сердце начинает колотиться так, что у Селин трясутся рёбра. Мужчина с девицей поднимают на него головы, и становятся слышны голоса, лишённые интонаций.
Каменная поляна погружается в тишину.
Щеки касается мягкое крыло ночной птицы, и де Круа вздрагивает.

***
Над головой шумели и раскачивались мозаики разлапистых крон.
Селин приподнялась на локте и с удивлением обнаружила себя лежащей в гамаке. Колючее шерстяное одеяло укрывало с головы до пят.
Она протерла глаза и пригляделась. Гамак оказался сплетенным из тонких веток дерева, покрытых мелкими голубыми цветочками.
У костра в предрассветной тишине вполголоса о чем-то увлеченно спорили Марсий и викарий Доминго. Брут дремал, уткнув лицо в сложенные на согнутых коленях руки.
Серое утро принесло сильную жажду, свежую сырость и мерцание бусинок росы.
Шагов сзади слышно не было, но будто собственной кожей Селин почувствовала присутствие Фии. От нее пахнуло одновременно и цветами, и травой после дождя. Дикарка протянула тяжелый кувшин с чем-то белым, напоминающим молоко.
– Ты везучая, Селин де Круа. – В голосе Фии звучала торжественность и даже нечто похожее на радость, – Он готов встретиться. Подкрепитесь и следуйте за мной!
Содержимое кувшина пахло травами и непременно вызвало бы подозрение Брута, но Селин приникла к нему с такой жадностью, что влага потекла по подбородку, а за ним и на платье… Впервые в жизни стало искренне всё равно, но по привычке промелькнула ленивая мысль для приличия поужасаться утрате всех манер позже.
Спутники с трудом приходили в себя после бессонной ночи и в утренних сумерках по привычке переговаривались полушепотом.
Бледная в восходящих алых лучах колкая зелень сосен с розовеющими стволами резко выделялась на фоне сизо-свинцовых туч, закрывающих вершины изломанной линии гор.
Узкая каменистая тропа вела вверх. Спрятанная в кронах огромных секвой деревня осталась позади, и взору открылось застывшее бархатно-зелёное море древнего, как мир, леса. За ним под розовеющим рассветом лентой тёмной синевы просыпался океан.
Вид на каменистые скалы, от края до края поросшие дикими лесами, ввел де Круа в задумчивое оцепенение.
Отчего-то подумалось, что вот только вчера она простилась с маменькой, и невыносимая жизнь её продолжала отъедать дни, один за другим. Только вчера она отменно сдала экзамен по экономической политике, и крепкое рукопожатие доброго профессора Фонтенака словно бы отметило знаком качества её знания. Как и уверенность в себе. И даже возможность немножко собою погордиться. Но строго до следующего экзамена…
Что же теперь?
Она же ничегошеньки не знала о жизни! В каком пособии ей было подглядеть план действий, когда палуба ходит под ногами, и повсюду носятся вооруженные до зубов пираты?!
Или даже нет. Вот кто бы сказал, что нога её ступит на запретный остров мореходов, который и вовсе не остров, а огромная механическая шкатулка?!
А здесь на Да-Гуа… на враждебных землях, которые по невозможному стечению обстоятельств оказались ее Родиной, она… Она везде чужая, нигде не своя, как всегда одна-одинёшенька. И ни на кузена, ни на вес его фамилии надежды нет…Кого она обманывает?! Никаких сил, никаких знаний ей не хватит собрать подмогу. Да ей элементарного опыта не хватит выступить против этих чудовищ-мейлонгцев, поколениями отточивших мастерство в истреблении неугодных! Как в здешнем человеконенавистническом безумии объединить в союзы совершенно разные народы, с разными интересами… И ведь при всём при этом ещё надо обязательно выглядеть сильной, уверенной в себе и спокойной!
Что же до колдовства… Сколько необъяснимого случилось и словно сгустилось вокруг неё! Та же Фия и её уму непостижимая власть над почвой!.. Этот странный мелодичный шепот в голове.. Прекрасная музыка, что безостановочно играет, но всякий раз стихает, отвлекись она от бесконечных продумываний, предположений, прогнозирований и проклятых стратегем… ещё и узоры эти на теле разрастаются, и никакие мази и посыпки их не замедляют… Ох, кто бы знал, с каким жжением!!!
Она проверила, закрывает ли платье полностью плечи и медленно перевела глаза на свиту. Преподобный Доминго шел степенно, перебирая неизменные чётки одной рукой, Брут не мигая таращился на возглавляющую их процессию Фию, Марсий же озирался вокруг и то и дело с удивлением поглядывал исподтишка на компас.
Вдруг вспомнилось бешеное вращение стрелки компаса в руках Витала, когда они подплывали к Малому Орфею. Неужто у островитян земля тоже защищена от ориентации неведомой силой? И если у мореходов определённо тому причиной некая технология, то здесь наверняка речь о колдовстве, не иначе…
Витал… Если бы ты только был рядом… Наверняка ты легко бы объяснил устройство и этого мира, подсказал бы, что стоит предпринять… Ты бы нашел все ответы, ты бы развеял этот постоянный щемящий страх и чувство, что я совсем одна и бреду куда-то на ощупь, уже не зная, куда меня приведет эта дорога в то время, когда от меня зависят сотни жизней… О, если бы ты был жив…
Она украдкой вытерла слёзы, застилающие глаза и ей вдруг даже захотелось расхохотаться от внезапной мысли: все следуют за ней, да еще с такими серьезными лицами, полагая, что у нее есть надежный план, и она точно знает, что делает. В неё верят, на нее надеются. Что, если она заблуждается? Что, если все ее знания и гипотезы – лишь иллюзия и ошибка? Что, если она ведёт всех в тупик?
Соберись, де Круа! И немедленно! На кону жизни! Предстоят сложнейшие переговоры, и так распускаться она не имеет никакого права!.. О, только бы не потерять лица, только бы не выдать собственной неуверенности и постоянных мучений…
Какую тактику избрать на встрече с Верховным Вождем? Даже заблаговременно заготовленные четыре сценария предстоящих переговоров не внушали ни капли уверенности. Единственное, в чём можно было быть уверенной: Эхекатль – сложный человек, который ненавидит чужаков. Как сказал викарий Доминго, нынешний вождь являлся бессменным абсолютным монархом в течение многих лет. И невзирая на растущую мощь врагов, его не свергли. Значит, он располагает достаточно серьёзным потенциалом. Что же…
– Я тоже удивлена, что он согласился, Селин де Круа. Но тебе и твоим сопровождающим нечего опасаться. Если вы не замышляете зла. Или же это не так? Тогда я даю вам последний шанс сейчас же убраться со Священной земли. Последствия неотвратимы. Великий Вождь видит каждого. Насквозь.
Доминго пошевелил губами и приложился к чёткам. Брут закашлялся. Лицо Марсия осталось непроницаемым.
Селин чуть ускорила шаг, обогнала свиту и остановилась:
– У нас нет злых или любых неподобающих намерений. Мы здесь ради мира. Веди же нас, Фия!
Но на душе скребли кошки. Правда ли то, что сказала шаманка? С чего бы ей, виконтессе, желать скверного незнакомому человеку? Она ведь не такая? Или такая, помилуй Всеведующий?!…
Селин нервно сглотнула. Второго шанса у нее не будет. Приструнить мейлонцев в одиночку не удастся. А значит ставка на эту встречу была тотальной. Провалить переговоры с самим Верховным Вождем Да-Гуа означало бы поставить крест как на возвращении морских путей, так и на любых попытках мирного урегулирования конфликтов… О, её поражение обречёт лавразцев на бесконечную гружданскую войну…
Де Круа зажмурилась и попыталась унять дрожь.

***
Это больше всего напоминает игру в гляделки, и де Круа нервничает.
Нервничает и Фия. Стук чёток Доминго почти не слышен. Ходящий туда-сюда кадык Брута то и дело выдает напряжение своего хозяина. Марсий внешне спокоен, но железная рука отчего-то сжата в кулак.
Вереница минут идёт и вытягивает в доли часа утомительное молчание, в котором звенит взгляд белёсых глаз. Каждый из членов делегации убеждён, что он смотрит именно ему в лицо.
…его называют Верховный Вождь. Эхекатль. Танцующий Солнечный Ветер. Воплощение острова и свирепая душа Да-Гуа.
Он застыл сгорбленной горгульей, положившей голову на кулаки, и, не мигая, смотрит на них. Тяжелые пластины кованого золота с квадратными узорами лежат на широкой груди. И кажется, само время запуталось в перьях, вплетённых в тронутые сединой косы.
Наконец глухой стук кастетов о камень нарушает тишину. Брут делает шаг назад.
В глазах Фии – немое бешенство.
Рядом с кастетами оказывается маленький пистолет. И элегантная мизеркордия, “кинжал милосердия” в дорого инкрустированных ножнах. Доминго делает шаг назад и оправляет рясу.
Марсий остаётся стоять со скрещёнными на груди руками.
Едва слышный шорох юбок, и к арсеналу у ног делегации присоединяются короткий клинок из невысокого сапожка и крохотный пузырёк яду. Из декольте. На самый непредвиденный случай.
Вытянувшееся лицо Брута выражает крайнее удивление. И плохо скрываемое одобрение.
Белёсые горящие глаза внимательно читают лица людей.
Немое недовольство, которое Селин чует кожей.
Между людьми и существом, то ли человеком, то ли статуей, проносится ветерок и кружит соринки.
– Мы пришли с миром, – собственный голос кажется де Круа чужим, – Великий Вождь… Да будут ветра вам попутными…
Во рту пересохло, и слова прилипают к языку.
– Правильное решение, хитрая чужачка. – Он медленно переводит глаза от сложенного оружия и обратно. – Я слышу запахи всего, что приносит смерть.
Гортанный голос чудовища с сильным акцентом отзывается в костях де Круа.
Его шагов не слышно. Он мягко приближается, хотя слишком близко не подходит. Но от ощущения пристального взгляда будто бы со всех сторон, по коже пробегают мурашки.
Узкие ноздри подрагивают, втягивая запах чужаков. На его лице и вокруг глаз завораживающе расходятся линии затейливых шрамов.
Напряжённый, как струна. Как мускул, что вот-вот ударит.
– Мы… Я пришла просить вас… Не жгите…
– Нет.
– Но… Великий Вождь…
– Нет. Время болтовни давным-давно вышло. Убирайтесь вон с моей земли, чужаки.
Его глаза на мгновение останавливаются на Марсии, и в пристальном взгляде Верховного Вождя читается недоумение. И оно выглядело бы приятным, если бы не жестокая усмешка. И чем шире она расползается по каменному лицу, тем страшнее становится.
Что происходит?
Селин нервно бросает взгляд на смотрящего исподлобья Марсия и пытается сдержать подступающую панику. Но видимых причин для неё – нет.
Они впятером в красивом месте. С горного плато открывается великолепный пейзаж. Спины их греют лучи рассвета. Но что-то неуловимо происходит. Опасное. Смертельно злое.
Все опасения не напрасны. Её готовили к переговорам с людьми всех сословий. Всех фракций. Вот только речь шла о переговорах с людьми. Её же визави – лишь кажется человеком.
Волны неудержимой силы, исходящей от высокого существа, заставляют колени подгибаться.
И она ничуть бы не удивилась, если бы кто сказал, что древесина корабля может загореться от одного взгляда этого… Вождя.
– Мы можем жить в мире, Великий Вождь!
– А мы и жили в мире!!! Пока с моря не пришли чужаки на проклятых белых птицах из мёртвого дерева. Ты либо обманываешь меня, предлагая сотрудничество, либо обманываешь себя, если думаешь, что я пойду на уступку во имя чужаков после всего вами сделанного!
– Мне действительно жаль… Но я хочу помочь… Я одна из вас!
Да что с ней? Куда делось красноречие? Почему так путаются мысли? Селин в отчаянии приспускает рукав, чтобы продемонстрировать собственные отметины.
– Твоя природа – единственная причина, почему мы говорим. Только она не влияет на суть: пришлые угоняют детей Да-Гуа в рабство как скот. А мы – не скот! Мы – люди!!! Наши леса редеют из-за ваших топоров. Мясо и шкура наших младших братьев пополняет ваши запасы сил. Земля вас ненавидит и перестаёт родить даже для нас. Дети Да-Гуа слабеют и уходят от Предназначения, обманутые чёрным цветком. Ваши колдуны силой обращают в вашу веру и убивают несогласных. Вы – паразиты, высасываете последние соки и жиреете на чужой крови. И самое страшное – вы глупые и жадные, потому как не понимаете, что уничтожаете и свое будущее тоже! Как ты можешь повернуть это вспять, полукровка?
То ли по причине музыкального слуха Селин, то ли вследствие внезапно обострившейся на острове чуткости, за клокочущей злобой его рыка слышалась глубокая горечь. Только она дала де Круа силы не отступить.
Ей пришлось как следует сжать кулаки и ни в коем случае не ставить себя на место правителя, чтобы не пораниться о масштаб страдания, причинённого её земляками местным жителям. Да и самим землям некогда счастливого острова…
– Я имею в виду, Великий Вождь, – сделать остров процветающим и для Детей Да-Гуа. Прежде всего – для Детей Да-Гуа! – Селин закусила губу, вспоминая груды трупов на улицах Вердены. – Да, мой народ оказался здесь, на вашей земле, вследствие непростительной захватнической политики. Но всё зашло слишком далеко, вы же видите!.. И мы не покинем эти земли… Потому что многим из нас нет больше другого пристанища. Однако в моих силах если не вернуть всё как было, – мы оба понимаем, прежней жизни уже не будет никогда! – то по крайней мере я сумею найти, как возместить вам ущерб, причинённый моим народом… Великий Вождь, мы многое можем дать вам… Образование, искусство, торговля, наука, медицина…
– Ты знаешь много хороших слов, чужачка. Твой покровитель должен гордиться таким заместителем. – Эхекатль в упор уставился на де Круа, и её уши тотчас же заложило. – Убирайтесь вон! Провалитесь под землю! Развейтесь прахом! Исчезните! Ты же понимаешь меня, полукровка?!
Ей оставалось только воспользоваться арсеналом запрещённых приёмов.
– Мне удалось почувствовать сам дух вашей культуры. Позвольте же мне помочь вам и вашему народу, Эхекатль…
– Ну на-адо же! Небо, смотри, земля, смотри – ей «удалось почувствовать»!.. Да что б тебе камни варить! Времена, когда мы слепо отдавали свое доверие и дары нашей земли за ваши сладкие посулы дружбы и бусы из стекла давно позади. Опоздала ты!
Де Круа тихонько выдохнула и украдкой посмотрела на свою свиту. В обманчиво-расслабленной позе Брут сидел у скалы, готовый сорваться по первому вздоху. Марсий так и стоял, чуть задрав подбородок, но на висках его отчего-то блестели крупные капли пота. Фия во все глаза таращилась на них с Эхекатлем. Доминго будто бы мирно любовался видом.
– Поджоги портов только усиливают напряжённость обстановки, и не решают всех противоречий. И если мы хотим разрубить этот Гордиев узел…Прошу, Вождь. Просто остановите поджоги портов. Остальное я беру на себя.
– Да что ты о себе возомнила?!..
Легкий вихрь танцующих листьев и веток взвился вокруг, и вождь вытянул вперед руку. Селин почувствовала, как эта самая рука отрывает её от земли. И жёсткие пальцы на собственной шее. Казалось, она брезгливо взятый за шкирку грязный котёнок.
– Я вижу весь твой путь. На нём было очень много боли и несправедливости. Ты кровоточишь. Самую большую рану нанесла… надо же… любовь, которую ты так и не смогла похоронить. – Хватка ослабла. Эхекатль умолк. – Мы с тобой похожи. Разница в том, что мои возможности значительно превосходят твои, и даны они мне только ради служения моей земле и её Детям. У тебя же нет и не будет власти, чтобы это все остановить, полукровка. Не трать более мое время.
– Во всякой тьме всегда найдется выход, если следовать хотя бы за самым последний лучом света, – произнес викарий.
Рука с перстнем протянулась было к Эхекатлю, но мощный удар, казалось, самим воздухом, швырнул беднягу оземь. Хватка ослабла, и ноги Селин мягко вернулись на землю.
Взгляды же Вождя и викария встретились, и вокруг них поднялся столб бешено вращающейся листвы.
За Доминго стало по-настоящему страшно. Чудовище могло серьёзно покалечить старика. Селин беспомощно озиралась то на свиту, то на сложенные остатки оружия. Брут схватился за кастеты. Марсий почему-то выжидал. Но Эхекатль вдруг отпрянул от преподобного. Пронеслась догадка о силе молитвы, но… Абориген смотрел на Селин широко распахнутыми глазами, словно видел впервые. Воздух мгновенно стал прежним, и листья в вихре опали.
Эхекатль встал к ним спиной и замер.
В тишине слышался вой ветра где-то наверху. Викарий потирал ушибленный бок. Кулаки Брута разжались, и он стоял по стойке “вольно”. Насупленный Марсий так же смотрел на аборигена. Фия безмолвствовала. Непринужденная протокольная беседа была явно неуместна, и Селин в поиске подсказок уставилась на далёкую птицу в безоблачном небе.
– Такая маленькая, а дела такие большие. Пытаешься… не сдаешься. Ты не одна, полукровка. Разуй глаза.
В голосе Вождя больше не было злости. Лишь непостижимая усталость.
– Как будто у меня есть выбор… – растерянно проговорила Селин. Ей внезапно стало очевидным: вот же Брут. Вот Марсий. Доминго их привёл. Благодаря Фие. Да и Антуан особо не мешает… Она что, и взаправду не одна с этим всем?..
– Твоя взяла. Я оставлю в покое порты и ваш город. Но в ответ жду, что вы поступите по справедливости с вашими безумцами. Теми, что носят на спинах знаки круга из ненавистных цепей …Моя земля снова потеряла своих детей… недавно…
– Братство Смирения, – проговорил Доминго.
– Да будут ветра крепкими под крылами твоего племени, Вождь. То есть… всего наилучшего, Ваше Величество.
Уходя, Эхекатль внимательно посмотрел на Фию. Та лишь едва заметно кивнула, будто обещая сохранить в тайне увиденное.
– Прощай.
Кровавые луки рассвета медленно растворялись в мягкой молочной дымке и водной глади моря вдали. Как только Вождь исчез из виду, раздался сдавленный крик. Марсий. Обессиленный, североморец рухнул со стоном на одно колено и едва держался на дрожащих руках.
Все, кроме Фии бросились к нему.
Лицо капитана блестело от испарины. Он мотал головой и невидяще озирался. Белый платок в руке Селин промок, но она всё утирала ему лицо и трясла за плечи.
– Марсий! Что с тобой?!
Тот лишь хватал ртом воздух и хрипел.
Едкая жижа из пузырька Доминго наконец привела его в чувство.
– Проклятый колдун… знает… где больнее… – простонал Марсий и, с трудом разогнувшись, тяжело облокотился на плечо Брута.
Фия фыркнула:
– Всё в порядке. Вождь проучил его за черный умысел. Поделом! Люди моря живучие! Идемте же!

Братство Смирения
В ясную погоду шпили главного собора и колокольни Оплота Благочестия проглядывались даже с ново-верденского маяка. Но дорога туда занимала порядка трех часов из-за непрерывных серпантинов. И долгое время она находилась в таком разбитом состоянии, что добраться до города монахов даже верхом было просто немыслимо. Сейчас же проблему устранили, и вот уже карета Альянса Негоциантов в сопровождении неизменных гвардейцев медленно, но уверенно колесит по новой горной дороге.
От однообразного положения ноги затекли, скулы сводило из-за сдерживаемой зевоты, а уши вяли от бесконечных малопонятных дискуссий виконтессы и викария о Всеведущем, о священных писаниях. Или что там эти двое обсуждали уже пару часов?..
Впрочем, Марсий не мог себе ответить на вопрос, что хуже: плестись по серпантинам верхом, рискуя в очередной раз потерять равновесие с непривычки и поразвлечь тем самым Брута и его армейцев, или вот так слушать пространные многочасовые проповеди…
Единственной отдушиной стало наблюдать, как попутчики за своими просветительскими беседами не брезгуют перекинуться в картишки, и при этом не гнушаются самого настоящего мухлежа. Правда пару раз Марсию пришлось притворно закашляться и отвернуться, пряча смех над неуклюжими шулерскими фокусами юной виконтессы. Но невозмутимый вид старого пройдохи-святоши веселил не меньше.
Карету знатно тряхнуло и занесло на очередном повороте. Марсий с трудом вытянул онемевшие ноги, стараясь не задеть сидящую напротив де Круа.
– Не желаете партейку, капитан? – спросил Доминго, глядя поверх веера карт в руках.
Марсий отрицательно покачал головой. Победа над якобы неопытной аристократкой и добродушным стариком викарием будет казаться сомнительной. А вот риск опростоволосится на радость этим двоим шулерам был довольно высок. Тогда какой смысл?
– Господин надзиратель, неужто Гильдия Мореходов настолько вас обязала? Ну помилуйте, какова причина вам везде меня сопровождать? Подозреваю, у вас полно дел в порту.
Голубые глаза хитро блеснули из-под ресниц, и на её губах заиграла легкая усмешка. Отчего-то всякий раз, когда виконтесса так делала, ее лицо казалось крайне… милым. Впрочем не менее привлекательной она выглядела и в моменты, если говорила необычайно холодным, подчеркнуто-любезным тоном.
– Да-да, дел там действительно по горло, особенно теперь, когда в разгаре строительство причалов и верфи взамен сгоревших… Но что поделать…
– Ну или вы хотя бы могли скоротать вечер в таверне за бражкой вместо того, чтобы трястись тут с нами по горным дорогам… – продолжала виконтесса, глядя в свои карты.
Чем больше времени они проводили вместе, тем сильнее Марсий рисковал шагнуть дальше сбора необходимых для рапортов данных. И он шагал. И даже усмехался внутри себя, насколько манила эта притягательная власть хрупкости, что мешалась с поразительной личной силой, вплоть до таинственного, чему он пока не нашел малейших оправданий. Впрочем, этих объяснений вероятно не было и у самой де Круа.
Стараясь не поддаваться гипнотизирующему покачиванию серег, которые бросали блики на тонкую шею и ключицы, он тщательно избегал воспоминаний о том, что произошло на “Стремительном”. Будучи одиночкой по жизни, не он ли самолично никогда не придавал значения мимолетным связям? Как правило, первая же ночь с женщиной зачастую оставалась и последней. Интерес к очередной покоренной красотке неизменно улетучивался уже наутро. И то, что с де Круа всё вышло иначе, он объяснял себе лишь собственным уязвленным самолюбием. Но предательский голос внутри говорил, что в эту игру он заигрался и, продиктованный всего лишь азартом, флирт перешёл на неподконтрольную рассудку Марсия стезю.
Карета снова содрогнулась и дала ощутимый крен. Опять поворот. Марсий посмотрел в окно и вздохнул. Не вылезать из шкуры надсмотрщика и пережёвывать осточертевшую тему важности его роли ой как не хотелось… Тем более, он отлично понимал, насколько она формальна, но не соблюдению ли тех самых формальностей учила его годами вышколившая служба?
– Миледи, давайте вы не будете лукавить – вы же знаете, почему я здесь?..
… чтобы по заданию Гильдии шпионить за каждым вашим шагом, прикрываясь наложенными санкциями…
… чтобы понять расстановку сил на острове для дальнейшей экспансии Гильдии Мореходов…
… и в самую последнюю очередь – проследить, чтобы вы не сболтнули лишнего…
Привычные мысли вдруг показались чужими. Раньше Марсия мало заботила моральная сторона назначения. Или это проповеди начали действовать и на него?
– Вы лучше вот что скажите. Что я буду за надзиратель, если вместо сопровождения подопечной в крестовом походе против одержимых сектантов, предпочту компанию бражки в таверне?
Виконтесса вздохнула и закатила глаза.
– Иногда лучше посидеть в таверне, чем попасть в передрягу вроде последних переговоров, капитан. Что это все-таки было, кстати? По моим наблюдениям, вы как будто оправились, так, может, объяснитесь?
– Ничего особенного. – Его воротило от собственной беззаботности. Внутри полыхало. – Просто размышлял, что смерть того колдуна на аудиенции – самый рациональный и в некотором смысле менее кровопролитный вариант. Без главаря у дикарей мало шансов… А чему вы так удивляетесь? Я прекрасно помню ваше обещание мейлонгцам. Они вряд ли пустят это на самотек и потребуют выполнения своей части договоренностей. Да и признаться, ожиданий благоприятного исхода переговоров у меня не было. Просто вспомните, как он нас встретил… А еще даже день промедления в вопросе с портом… В пожаре Гильдия потеряла нескольких людей только по прибытию сюда. Включая лучшего плотника. Но хуже того – риски для флота. В вашем представлении это всего лишь транспорт. Вам не понять, что есть корабль для морехода… В общем я просто представил в голове схему, как можно все провернуть, чтобы под шумок устранить и эту ведьму, и их вождя. Обезглавить дикарей разом… Да, то было лишь идеями в уме… Но он будто их учуял… Откуда мне было знать…
На секунду боль в руке снова запульсировала, и страшная память, от которой он так и не смог убежать сквозь все эти годы, вновь проступила перед глазами. Марсий поморщился и уставился в окно.
Тишина в карете затянулась.
– Капитан, а как насчет моей рекомендации быть добрее к людям?, – небрежно произнесла де Круа, – думали о таком?
В ответ он только хмыкнул. я
Явно чтобы сгладить неловкую паузу, Селин развернулась к сидящему рядом Доминго.
– Ваше Преподобие, мы как-то упускали все это время из виду священников из Оплота Благочестия. Основное внимание отнимали набеги островитян, соседство с мейлонгскими плантаторами и новости об акифских алхимиках, которые явно что-то замышляют… Что мне стоит учесть перед разговором с епархом Писториусом?
На очередном повороте карета подпрыгнула. Пассажиры едва удержали равновесие. Колода карт, скользя, рассыпалась по сиденью. Но викарий Доминго был как всегда спокоен и благодушен. Мягкая доброта его черт едва ли не выражала умиление.
– Оплот здесь появился самым первым изо всех наших поселений колонизаторов. Всё было довольно мирно. Мы несли весть о Всеведущем заблудшим землям. В нашем монастыре даже предусмотрели кельи для семей последователей из местного населения, которые обрели веру. – Он сладко сощурился. – Но со временем, как то бывает, от братьев моих во Всеведущем выделилась группа, что сочла доктрины Священной Книги устаревшими, а силу убеждения настоятелей оплота излишне мягкими…
Глаза виконтессы вопросительно округлились, на что Викарий грустно покачал головой:
– Они называют себя “Братством Смирения”. Только вот никакого смирения там нет и в помине. Это всего лишь заблуждение о собственных ценностях, не более чем пустая декларация. Мол наивысшими добродетелями считаются смирение и покаяние, а страдания телесные усиляют духовность. Священную Книгу они, конечно же, переписали по образу своему и подобию. Любви и милости Всеведущего в ней не осталось… – изящные пальцы его беззвучно перебирали чётки. – Ну то есть как. Мои браться сочли ужас отвержения, убийства во имя Всеведущего, уничтожение несогласных высшим и сладчайшим свойством. “Братья” строго соблюдают весьма абсурдный набор правил, полностью отвечающий запросам их жесткой иерархии. Думать головой им необязательно. Сказать по правде, я бы не отказался полюбопытствовать, кому же в действительности они поклоняются… И пусть бы отправляли свой новый культ, проводили бессмысленные, но якобы таинственные, обряды с самобичеванием и самоповреждениями, но их рвение превратилось в тиранию. К счастью, епарх Писториус, несмотря на преклонный возраст, продолжает сдерживать рост членов так называемого “братства”… Но покончить с ними он конечно же не в силах.
– Звучит очень пугающе… Только этого нам не хватало… – де Круа явно занервничала.
Викарий повернулся к ней и тепло улыбнулся, будто сообщил благую весть.
– Да они же самые настоящие негодяи! Мы должны потребовать распустить Братство Смирения сегодня же! – невзирая на безжалостные колебания кареты, виконтесса взялась за перо и размашисто чиркнула в записной книжке, – Как нам встретиться с их лидером?
Мягкая улыбка викария отразилась ужасом даже в видавшем виде Марсие. Только побелевшие костяшки, стиснувшие чётки, выдавали нерв святого отца. И тем не менее, тот снова добродушно усмехнулся:
– Предположу, вам не доводилось договариваться с маньяком? Боюсь, вы правы. Договориться с ним невозможно. Возглавляет их некий экзекутор Исидор. Полагаю, он достаточно молод, но без посредников я с ним не знаком. Лично глава этой шайки к себе никого не подпускает. Говорят, он не смыслит в тонкостях политических манёвров и считает, будто ведет священную войну, в коей долг его – огнём и мечом насаждать собственные убеждения, да с таким рвением, как если бы он самолично их изобрёл.
– Это всё, что мне нужно знать. Благодарю вас, Доминго. После всего пережитого, думаю, с ним будет договориться не сложнее, чем с Эхекатлем, – белозубо улыбнулась де Круа.
Виконтесса держалась великолепно, хотя абсолютно всем присутствующим было ясно как день, что таким образом она просто пытается отогнать тревогу.
***
Замшелые городские ворота, поросшие среди мха вьющимися цветами, стояли монолитом. Судя по тому, как они слились с горной породой, что служила стенами обители, поднимали их весьма нечасто.
Едва процессия остановилась, раздался оглушительный скрежет. С ворот посыпался песок, и старая массивная древесина дрогнула.
Оплот Благочестия являл собою снаружи неприступную крепость с чёрными провалами крохотных бойниц в безжизненных стенах. Внутри же таил огромный город и саму обитель.
Монастырь переполняли величественные постройки. Казалось, не одно поколение ухаживало за аскетической чистотой добротно сложенных стен каждого здания – такую атмосферу древности и торжественности они источали. Улочки, вымощенные черным булыжником, вели на главную площадь мимо небольшого рынка вдоль плотной стены невысоких часовен и строгих монашеских келий.
Резиденция Епарха Писториуса располагалась здесь же, рядом со скрипторием и библиотекой. Об этом гласила двуцветная мозаика над дверью, что обозначала покои главы обители.
Над зданиями на площади возвышался величественный собор с разноцветными витражами. Высокие шпили, устремлённые к небу, словно пытались пробить грозовые облака ради хотя бы единственного солнечного луча.
Приближающийся дождь распугал последних горожан, роняя крупные капли на брусчатку. Пахло палёным волосом, горелой зеленью и жжёной костью. Марсию стало не по себе. И тут он заметил на площади отвратительно зловещую конструкцию, очевидно палаческого назначения. Судя по взгляду Доминго, того это зрелище так же озадачило.
Не успевший осесть из-за капель воды пепел крупными хлопьями кружил в воздухе. Глухая тревога застыла на лицах сопровождения, включая Брута, который, казалось, вот-вот отдаст приказ возвращаться.
Вспыхнула молния. Загромыхало.
– Викарий Тарвидий! – Доминго окликнул кого-то позади. – У вас всё в порядке? Консул Альянса Негоциантов здесь ради аудиенции с Епархом…
– Добро пожаловать в Оплот Благочестия! С миром и благодатью Всеведущего! Мне велено проводить вас в его резиденцию, миледи де Круа. – Опасливо, но без тени малейшего чувства, произнес собеседник. Подле молчаливо стояли монахи и смиренно смотрели в брусчатку, над которой разбивался в пыль дождь. Одинаковые рубища, одинаково потупленные взоры. Казалось, все равны. Но…
– С миром и благодатью! Благослови Всеведущий, мы готовы! Ведите нас.
Делегация проследовала к высокому зданию, сомкнутые двери которого выходили прямо на площадь.
Несколько священнослужителей подступили к гвардейцам. Вкрадчивые голоса просили бойцов остаться снаружи, ссылаясь на строгость Устава Обители.
– Должно быть, вас обманули? – тон де Круа безупречно соответствовал давящим нотам смиренных монахов. – Альянс Негоциантов и его участники вне юрисдикции вашего Ордена, как и его подразделений.
– С прискорбием вынужден возразить: всё верно, консулу дозволено пройти, но военным запрещено заходить на территорию резиденции, – пропел заготовку священник.
– К сожалению, такой порядок действительно имеет место, – обратился Доминго к де Круа. – Но я вас не оставлю. И капитан Марсий также может пойти с нами, поскольку является не воином, а членом Гильдии Моряков.
– Да, но… В любом случае, процедура для мирян такова, что в резиденцию можно пройти, только сдав оружие…
Де Круа с готовностью кивнула, и все посмотрели на североморца.
Пришлось отдать Бруту свой пистолет и шпагу. Давая себя обыскать, Марсий небрежно поднял руки. Свысока смерил грозным взглядом горе-стражника и проследовал за остальными.
***
Очертания храма расчертили полосы дождя. Их провели в резиденцию через стрельчатый и совершенно пустой холл, где у подножия огромной, размером в пару этажей, хмурой статуи Святого Арканиуса, стройными рядами расположились монахи. На стенах белели пятна снятых полотен. Несколько монахов, истово молящиеся Озарённому в холле, не обратили на гостей внимания, увлечённые службой.
В сравнении с искусно выкованными сотнями рук величественного Орфея в бухте острова мореходов, здешний идол напоминал скорее мёртвого золочёного болвана, чем олицетворение божественных сил.
Марсий хмыкнул. Оно и неудивительно, – поклоняться чурбанам могут только пустоголовые.
В руках статуи горело высокое пламя огромного коптящего светильника, объятого по периметру толстой цепью.
– Китовый жир, – догадался Марсий по характерному запаху.
Варвары-лавразцы конечно же до сих пор ничего не знали про керосин и его альтернативы…
Ожидаемо.
– Увы, миледи, епарху Писториусу сегодня нездоровится, – позади них гулким эхом прозвучал гнусавый голос. Худощавый молодой монах с заостренными скулами и глазами навыкате скорбно развел руками. – К нему будет допущен только викарий Доминго. Но, хвала Всеведущему, все права по решению вопросов Альянса Негоциантов он доверил мне… Идемте же, поднимемся в кабинет.
Молодой священник указал наверх, где за перилами располагался второй ярус резиденции, обставленный книжными шкафами.
Марсий подметил озадаченный вид Доминго, которого под руку подхватил один из святош и повел к ближайшей двери. Но вслух ничего не сказал.
Скверное предчувствие тисками сжало грудь.
Со второго уровня здания, огороженный перилами, открывался скупой вид на холл со статуей и молящимися изможденными святошами в ветхих рясах. Их число будто бы существенно прибавилось. Они расселись вокруг статуи и заныли молитвы. Сосредоточение некоторых подстёгивали многохвостые плети, что свистели по обнажённым спинам с торчащими позвонками.
Тем временем доверенный епарха предложил де Круа и капитану присесть у большого письменного стола, за которым расположился сам. Смирение его с каждым жестом становилось всё более фальшивым.
Североморец ещё раз огляделся и неохотно устроился в кресле.
Грязно-голубые глаза навыкате смотрели на гостей с приторной благостностью, в которой таилось осуждение не без привкуса презрения.
– Миледи де Круа, Всеведущий благословил нас вашим визитом! Ибо Всеведущий учил…
Марсий закатил глаза, предвкушая очередную проповедь. Ох не зря его терзало предчувствие. Это встреча обещает стать еще мучительнее, чем предыдущая с главарем дикарей… Рука – та, что когда-то была живой – будто в подтверждение догадки, слегка заныла.
– А скажите-ка, миледи, что завещал нам Всеведущий в Своём Откровении, когда смирение праведности встречается с сошедшими с пути духовного?
Подобострастие впополам с кротостью отдавало самой настоящей ловушкой. Марсию померещилась разинутая голодная пасть, которая немедленно порвёт виконтессу в куски, ответь она неверно. Но де Круа опустила ресницы и тон-в-тон процитировала:
– «Железом калёным выжигать на сердце своём искушение оставлять нечестивцев в неведении».
Святоша восторженно посмотрел на виконтессу и зашевелил губами в безмолвной молитве. Тягостное молчание нарушало лишь монотонные песнопения молящихся снизу и удары плетей. Марсий окинул взглядом обстановку. На столешнице морёного дуба – а уж что-что, а морёное дерево капитан распознавал сходу! – расположился целый набор печатей, несколько томом вздорных молитв, при показушной аскетичности братства уж больно дорогие письменные принадлежности, шкатулка с четками и даже весы, на одной из чаш которых лежал человеческий череп.
Действительно, почему бы отморозкам не повзвешивать человечьи черепа? Не делом же им заниматься…
– Вы же понимаете, как опасно дружить с врагами Всеведущего? С язычниками? – При упоминании язычников святоша победоносно уставился на Марсия. Боковым зрением тот заметил, как де Круа выставила туфельку и неприметно придвинула к себе под юбки белеющий прямоугольник конверта, упавший со стола собеседника. – С колдунами?! С демонами?!!!
– Простите, святой отец, я не расслышала ваше имя…
– В последний раз, когда братья наши с болью в сердцах своих обнаружили предателей веры, мы судили их сообразно завету нашему. – Бледный язык плотоядно облизнул пересохший рот, и монах даже привстал с кресла.
На лице де Круа появилось нечто столь учтиво-ядовитое, и Марсий, ухмыльнувшись, уже предвкушал, как этот зарвавшийся служка получит справедливую кару и будет виртуозно поставлен на место.
– Если позволите, вернусь к повестке. Мы прибыли, чтобы узнать больше об островитянах, которые недавно угодили в лапы так называемому Братству Смирения. К кому мы можем обратиться, чтобы прояснить ситуацию…
– Все верно, миледи. Я – именно тот, кто прояснит вам положение дел. Как бы мы не тщились принести свет этим заблудшим душам, всё было бесполезно. Ибо сердца их источены демоническим влиянием!!! – собеседник неожиданно сорвался на крик. – Лишь священное пламя смогло очистить их!!!
– Можете не представляться. Я поняла, кто вы, – взгляд Селин остановился на кольце из цепей, что висело на стене. Хор молящихся снизу показался Марсию в эти томительные секунды вдруг особенно противным. – Экзекутор Исидор, полагаю?
Благостная улыбка на лице лидера Братства обнажила ряд пожелтевших зубов.
– Оплот наш! Уже три дня как, но конечно, откуда вам знать? Вы ослеплены праздностью и грехопадением! Итак, к повестке, миледи! Только один момент…
Внезапно из ниоткуда в руках святоши возник мушкетон.
Нацеленный Марсию в голову.
Два черных дула смотрели прямо в лицо. Как два глаза.
Селин взвизгнула.
Но поздно. Экзекутор спустил курок.
Время застыло. Сейчас прогремит выстрел. Марсий на доли мгновения зажмурился. Запоздалое понимание, что увернуться он попросту не успеет, ведь его реакция и металлическая рука в разы медленнее пули, отдалось тоской. Это конец.
Щелчок.
Осечка?! Он приоткрыл один глаз. Так и есть! Святоша таращился на мушкетон. Потрясённая виконтесса в ужасе застыла. Прямо через стол Марсий бросился на горе-стрелка, вырвал оружие и сбил экзекутора с ног.
Сапог плотно прижал башку монаха к полу. Казалось, Марсию уже слышится хруст под подошвой.
– Пусть скажет, где островитяне и епарх! – руки Селин вцепились в плечо.
– Братья!!! – срывающимся голосом заорал фанатик.
Наиболее ёмкой мерой оценки ситуации стало самое крепкое словцо, что Марсий знал. Но прежде чем он успел выругаться… гудение молящихся исчезло. Зловещая тишина взорвалась топотом ног по ступеням. Прорва серых теней заплясала на стенах. Он быстро глянул вниз и спрятался обратно. Среди фанатиков были здоровяки на пару локтей выше прочих. Покрытые волдырями и перетянутые черными венами пятерни гигантов сдирали с раздутых красных голов клобуки. Это еще что за исчадья?!
Счёт шёл на минуты. Марсий рванулся к Селин и в одно движение выдернул кинжал из её сапожка. Схватив за шкирку Исидора, он заломил ему руку за спину и приставил к горлу нож. Безумные глаза торжествующего маньяка оказались прямо перед лицом де Круа. Она зажала руками рот, чтобы не закричать.
– Держи его! Ну же!
О, конечно, де Круа не понимала! Рывком он повернул экзекутора спиной к виконтессе и вложил оружие в дрожащую маленькую ручку и скороговоркой проговорил, глядя ей прямо в глаза.
– Крепче держи! Рыпнется – режь глотку! Или ты, или он!!! Поняла?!
Зажмурившись, Селин мелко закивала, перехватила кинжал, и святоша скривился. Вертикальной полосой по тощей шее скатилась багровая капля.
Умница.
Пучеглазый экзекутор злобно хрипел. И не дёргался. Пока что.
Быстро глянув через перила, капитан едва успел пригнуться. Пальба прогремела по ограждению и разнесла в мелкую щепу.
Выход отрезан. Как мог быстро, тяжёлым шкафом Марсий забаррикадировал дверь на лестницу. Вовремя. Старое дерево содрогалось под ударами. Он бросил взгляд на мушкетон, отобранный у фанатика. Проржавевшее старье. Неудивительно, что неисправно. Но схватил.
Вдруг померещилось, будто огромный золоченый болван из холла, подмигнул. Шальная мысль осенила Марсия.
Он навел мушкетон на огромный светильник в руках у идола и спустил курок. Осечка. Времени искать неисправность не было. Он зло потряс ружье и выругался. Разъяренные фанатики уже молотили в шкаф, остальные носились по холлу.
– Что нам делать!? – сквозь истерические песнопения заложника крикнула Селин.
Марсий снова про себя чертыхнулся и щёлкнул курком…
Сработало!
Светильник в руках статуи взорвался брызгами пылающих черепков. Горящий жир, налитый до краёв, огненной рекой хлынул следом. Вязкая жёлтая жижа залила толпу озверевших сектантов. Весь пол первого этажа вспыхнул трескучим пламенем.
Волна жара взметнула волосы вверх. В лицо пахнуло пеклом. Смрад горелой плоти и невыносимые крики. Он отшатнулся и невольно схватился за протез. За нагретый бронзовый сплав. Кошмар наяву.
Истошные вопли отозвались ядовитой смесью триумфа и болью памяти. Липкий чёрный дым заполонил помещение. Гортань мгновенно наполнилась горечью гари.
Обезумевшие фанатики уже были у самой двери. Судя по треску, ее разнесли и теперь рубили топорами шкаф. Вцепившись в гадкого попа, Марсий помог виконтессе затащить согнутого в три погибели экзекутора за угол и выглянул. От шкафа почти ничего не осталось. Отлично! И что теперь делать?!
– Миледи, самое время прикрикнуть на этих доходяг, как тогда вы в лесу! Очень нам поможете!
– О чём это вы?!.. – побледневшая де Круа искренне пыталась вникнуть в вопрос. Рука её с кинжалом дрожала то ли от напряжения, то ли от страха. Святоша бешено вращал глазами и изрыгал проклятия.
– Эх, понял. Что ж, придется самому…
Едва прорвалась первая порция фанатиков в дымящихся рубищах, Марсий выступил навстречу. Взмах – и лязгнули выскочившие ножи. Отшатнувшиеся монахи ошалело накладывали на себя охранные знаки. Конечно же, против бесовского колдовства татуированного язычника.
– А ну назад! Или ваш главный встретится с создателем!
Монахи медленно соображали и растерянно топтались. И прибывали всё новые. Вдруг их стало так много, что пол прогнившей палубой дал крен и провалился на первый этаж. Благо капитан сориентировался, и сделал шаг назад. За оставшимися вдогонку сейчас же последовал письменный стол, который пришелся как раз по ногам и отправил преследователей в самую преисподнюю, откуда вовсю валил дым.
Пинками под костлявые зады Марсий швырнул парочку замешкавшихся святош к остальным.
Получите, слизни!
Дышать становилось нечем. Под потолком клубился дым и сжирал видимость. Глаза резало.
Марсий бросился назад к Селин. Но ни её, ни экзекутора у стены в кабинете не было.
Как мог быстро, опираясь на перегородки, капитан забежал в соседнее помещение и замер. Ничего себе резиденция…
Смрад смерти ни с чем нельзя было перепутать. Прямо напротив дверного проёма на деревянном щите висели инструменты и цепи, покрытые запекшейся и совсем свежей, яркой, кровью…
В стороне, на узком столе, залитом красной жижей, лежало тело островитянина в кандалах. Вернее то, что от него осталось.
Оказавшись в этом месте, миледи консул потеряла человеческий облик. Глаза её ужасающе посветлели и стали совсем как тогда, в лесу ведьмы. Ощеренные черты её заострились, и из груди вырывался рык, словно у хищника.
Маленькие руки её душили экзекутора. Негодяй судорожно пытался разжать хватку. Ноги бешено болтались, горло хрипело и булькало. Та же, кто совсем недавно была виконтессой, хотела одного: видеть его смерть. На секунду она отпрянула.
Исидор, всё ещё живой, рухнул на пол. Селин схватила ближайший из окровавленных инструментов, висящих в пыточной, но Марсий твёрдо взял её за запястье и развернул к себе.
Её ярость будто обрела самостоятельную форму. И он уже знал её такой.
– Остановись. Я сделаю это.
Она что-то прошипела, но белёсые глаза вдруг прояснились и лицо Селин вновь обрело прежние, людские, черты.
Под униженные мольбы экзекутора, сменившиеся проклятиями, Марсий свернул ему шею. Короткий хруст позвонков и замерший взгляд маньяка вызвали у капитана отвращение.
Однако коль запачкался, так уж запачкался…
Марсий изо всех сил гнал прочь воспоминания о собственном пылающем аде, и только нестерпимый жар, гудение пламени и клубы густого дыма вернули его в реальность. Без права повторять прошлое. Селин уже истошно кашляла.
Выглянув из дверного проема, Марсий увидел лишь жирную дымку и сквозь неё – красные отблески пламени.
Хорошая новость заключалась в том, что преследователей больше не было.
Плохая – им не выжить в огне. Сколько бы ни пытались продержаться.
Мучительное дежавю мурашками пробежало по коже и проступило испариной.
Срочно найти любую щель…
Глаза слезились от гари. Он снова выглянул в соседнее помещение. Нет. Слишком опасно.
Североморец стал простукивать стены. Подхватил липкий от крови молот. Начал бить каменную кладку. Бесполезно.
Стена оказалась внешняя, как и предполагал, но слишком крепкая. С досады он ударил ещё наугад. Но понял по звуку: прямо за доской с экзекуторскими инструментами расположено наспех заколоченное окно.
Собрав все свои силы, Марсий отчаянно, почти уже вслепую дробил древесину, разлетавшуюся в щепки, пока в ней не показалась брешь. В лицо пахнула свежая сырость ночного дождя.
Кашляя и хватая влажный воздух ртами, вдвоем они выбрались на скользкую от воды черепицу.
Оба повалились на склон крыши пристройки, да так и лежали, подставляя лица ливню, и жадно глотали свежий воздух. Отсветы разгорающегося пожара уже подсвечивали низкие брюха туч над их головами тревожным оранжевым.
Де Круа пристально изучала свои ладони. Её била крупная дрожь. Впрочем он знал, как сменить ей настроение:
– А вы молодец, миледи! Все позади… “Ухахаха! Священное пламя смогло очистить их!!!” – даже сбившееся дыхание и кашель не испортило пародию на экзекватура, – Всегда недолюбливал святош!
– Надо же… А вы вообще кого-нибудь “долюбливаете”, Марсий?
Селин повернула на него голову. Отсветы занимающегося пожара вовсю плясали на мокрых стенах спящего Оплота Благочестия. Глупая шутка достигла цели, и виконтесса отвлеклась от своих дум. И от того казалось, что в глазах её сверкали искорки.
– Вы узнаете об этом первой, обещаю.
Под спиной стремительно горячело. С нагревающейся под ними крыши начал подниматься пар, и пришлось посерьёзнеть:
– Нужно уходить! Быстро!
Селин согласно фыркнула и вцепилась в протянутую руку.
Преодолев несколько крыш стоящих вплотную зданий, они всё же отыскали спуск по строительным лесам и оказались на площади.
Догорающий штаб Братства Смирения ярко пламенел в ночи. Толпа зевак стояла у фасада и отупело наслаждалась зрелищем, невзирая на раскаты грома и ливень.
В отсветах пожара капитан смотрел, как копоть стекала серыми ручьями со светлых волос и с лица Селин.
Но самой в манере держать его под руку, в её гордой осанке, всё равно виднелась благородная леди. Покрытая копотью, промокшая насквозь от дождя благородная леди.
Удивительно, как ей всегда удается оставаться такой. Даже когда он вытаскивал её, посиневшую, из океана после шторма, де Круа оставалась леди.
И даже когда с самым невинным видом сожрала целиком сырую рыбу. Какая она всё-таки…
Марсий тихо рассмеялся.
– Вам – смешно?! – округлила глаза Селин. – Вы хоть понимаете, что мы наделали?!..
– Задача была – разобраться с фанатиками? Так? Смело вычёркивайте её из своего списка дел на сегодня!
– Марсий! А последствия?! Теперь Альянсу Негоциантов гарантирован скандал!.. Ещё не хватало, чтобы весь город сгорел!… И где Брут? Где викарий?!
Последняя фраза едва не утонула в грохоте. Крыша резиденции все-таки рухнула, и по толпе на площади пронеслись радостные возгласы. Спустя мгновение они переросли в самое настоящее ликование.
– Птичка! Вот ты где! – послышалось из толпы. – На нас напали эти чертовы фанатики. Без раненых с нашей стороны не обошлось. Но гвардия и не такое проходила. Ты цела???
Прелестно чумазая де Круа едва не бросилась в объятия армейца. Впрочем, Марсий как никто знал, каково это – увидеть живым своего после старого доброго боя. Но глаз с обоих не сводил.
– Ты жив! О, Брут!… вы видели Доминго? Неужели же и он…какая страшная смерть…
Гвардеец только хотел ответить, но сзади прозвучало внезапное:
– Вопреки молитвам заблудших, мой час еще не пробил!
На добродушное ехидство знакомого голоса капитан и виконтесса обернулись одновременно. Викарий поддерживал под руку ветхого старичка и вид имел самый благообразный:
–Эх, не сразу сообразил я, старый болван. Братья захватили тут все, а резиденцию сделали своим штабом. Но истина открылась тотчас же, когда увидел импровизированную тюрьму в подвале. И самого епарха, которого заблудшие души там держали в заточении. – Он чинно поднял брови на останки представительства, – Но пути Всеведущего неисповедимы, и кто же знал, что именно сегодня флюгер на резиденции во время грозы поразит молния… Довольно опрометчиво хранить на чердаке солому, знаете ли… Ввиду данного трагического случая мы с Его Святейшеством Писториусом проведём заупокойную службу. – Старичок рядом с Доминго лучезарно улыбался и покачивал покрытой седым пухом лысиной.
Брут с уважением кивнул на викария:
– Мы тоже ничего сначала не поняли. Когда вы зашли в резиденцию, какие-то подозрительные попы с рисунком из цепей на спинах резко начали нас забалтывать и пытаться увести от здания. Подальше. Тут-то я смекнул, что к чему. Мы попытались прорваться к вам, но их было больше. Ну а потом эти ненормальные повынимали из-под ряс оружие, и начался бой. Нас оттеснили к храму, но мы все равно смогли пробиться к резиденции. Но только когда огонь выбил окна, и на нас выскочила новая толпа…
Брут вовсю размахивал руками перед напряженно слушающей его де Круа. Доминго перебирал чётки и негромко переговаривался с епархом, одобрительно кивая рассказу. К ним подтягивались остальные гвардейцы. На некоторых красовались перевязи. Кого-то вели под руки. Неслабая заварушка вышла…
– А местные нас поддержали. Вилами и лопатами. Спасибо, братцы, сказали, что попёрли “нечестивцев”. – Брут устало вытер лицо рукавицей. – Поговаривают, фанатики добыли большую партию некой “багряной пыли”. Штука страшная и серьёзная. Займусь уже в Новой Вердене. Судя по описанию, нам очень и очень повезло, что они не успели толком его применить. А вы, миледи, между прочим, оказались в самом пекле. Во всех смыслах.
Брут одобрительно хлопнул Марсия по плечу и добавил с восхищением:
–– Снесли разом все бошки этой гидре!
Острое чувство понимания всей важности, что же в действительности они сотворили, вырвалось вздохом облегчения.
– Преподобный, вы-то как выбрались? – обратился Марсий к Доминго, чтобы замаскировать смущение.
Викарий приосанился.
– Сын мой, порой, дабы одержать победу, необходимо сдаться…
И только лукавый прищур в лучиках морщин в уголках его глаз выдал мастерство стратега. Старый лис всё просчитал. Наверняка он без свидетелей вырубил конвоира, ну а там спёр с трупа ключи и вытащил из казематов всех пленников. Пока они с виконтессой приняли на себя основной удар. Ну хитёр…
Доминго только улыбнулся и прикрыл глаза, будто догадываясь о чем думает собеседник:
– Не все проблемы решаются кровопролитием, сын мой… Расскажу по дороге назад кое что важное…
Марсий хмуро внимал и наделся, что его лицо имеет не слишком кислый вид. Еще пара часов проповедей и нудных бесед… Эх, сейчас бы на палубу…
Но Доминго хитро подмигнул:
– Позаимствовал в дорогу из погребов Епарха кое-что покрепче, а то стук зубов виконтессы поди у самого алтаря Собора слышно…
Карета и сопровождение уже выехали на площадь. Её тут же окружила громогласно ликующая толпа. И Брут слишком уж нервно велел всем пассажирам занять места.
У самых дверей кареты молчащий всё это время Писториус вдруг направил обе дрожащие ладони на Марсия и Селин и произнес:
– Всеведущий мне свидетель, ваш вклад в защиту добродетельности нашей Обители неоценим! Язычник и благородная виконтесса, благословляю вас, дети мои!
Де Круа, не меняясь в лице, исполнила полупоклон. Лишь веко её едва заметно дёрнулось. Марсий оторопело кивнул.
– Что имеет в виду этот дед? – тихонько пробормотал он, когда двери уже захлопнулись.
– Просто забудьте… – процедила сквозь улыбку Селин.
– Велите трогаться, мне ещё готовить траурную речь! – викарий развернулся и энергично махнул в окно.
Дождь перестал. Серые низкие тучи расступились, приоткрыв вид на поросшие лесами горы и пронзительно яркие звезды, что отражались в зеркалах лужах. Почти такие же, какие он видел когда-то в Северных Морях.
***
Огромная горячая ванна, полная ласковой пены. Аромат лаванды. Свечи и фрукты.
Всё, как она любила.
Не прошло и ста лет, когда наконец местная обслуга начала радовать своей предупредительностью. Селин скинула грязную одежду, скользнула в нежную пену и блаженно опустила голову на край ванны, массируя шею.
Ну и денёк! Не так она себе представляла работу консула, ох не так…
Всё снова и снова проносилось перед глазами: напряженные переговоры с экзекутором Исидором, внезапный пожар в штабе Братства Смирения и внезапная же расправа со всеми его членами…
Что если бы ей пришлось пустить в ход свой кинжал? Одно дело стрелять в пиратов в бою, а другое… собственными руками воткнуть лезвие в безоружного… Впрочем она тут же вспомнила как Исидор лихо обращался с мушкетоном, и ей полегчало.
Перед глазами де Круа вдруг всплыл тот конверт, который выпал у экзекутора. Жаль, ливень уничтожил имя отправителя. Но по счастью на нём стоял сургучный оттиск, слишком похожий на печать генерала Мортема. Что могло быть общего у лидеров Лиги Доблести и боевиков-фанатиков? Идей на этот счёт у неё не было.
Стоит поставить задачу Бруту прояснить эту ситуацию. И предельно тактично, ведь коллегиальность Лиги Доблести не приемлет подозрений. А уж в адрес командования… После всего пережитого на Да-Гуа он и так поглядывает на неё косо… Если она еще и неумело натравит его на собственное командование, так поди и вовсе сочтёт её сумасшедшей…
Что теперь будет с договоренностью с Эхекатлем, когда он узнает о смерти своих людей, что угодили в лапы фанатиков?
Селин вздохнула и умыла лицо. Поморщилась. Боль в руках напоминала о случившемся и отдавала куда-то в душу. Самооборону с оружием при ужасе абордажа и тех страшных пиратах ещё можно было как-то себе объяснить. Но пытаться убить монаха, пусть даже негодяя? Вот этими вот руками?..
Де Круа сползла в воду по самые ноздри.
– Ну, миледи, сегодня нам есть, что отметить. – Дверной проём совершенно некстати явил капитана Марсия. Тот неспешно вошел, на ходу стреляя пробкой шампанского в потолок.
– Да как вы смеете?! Вы совсем ошалели!!! Кто вас пропустил в мои покои?! Я сейчас закричу и поставлю на уши всю стражу!!!
– Бросьте. Вы этого не сделаете. Такой скандал вам ни к чему, – пробуя здоровой рукой воду в ванной, произнес он. – Я и пальцем вас не трону. Если конечно вы сами не попросите…
Де Круа побагровела от злости и прижала колени к подбородку, закрываясь от нахала.
– Какой вы… наглый!.. Самодовольный…и… наглый, да настолько, что… у меня просто нет слов!!!
– «Наглый» уже было. Дважды.
– Беспардонный! Развязный! Циничный!
– Угу. Я понял.
Он поставил шампанское на тумбу с кремами у ванны.
Неторопливо разделся и, кое-как прикрыв рукой пах, с невозмутимым видом улёгся на противоположном конце ёмкости. На пол тут же шлёпнулась выплеснутая пенная вода.
Не веря своим глазам, Селин приоткрыла рот от возмущения и уставилась на капитана.
– Зашёл поболтать и погреться. Что такого-то? Обнаженной я вас уже видел, и вы меня, кстати, тоже. Мне, промеж прочим, прислуги здесь не выделяли, а Карин опять куда-то запропастилась… Всё ваше дурное влияние… и абсолютно неразумное свободомыслие. Шампанского?
Де Круа не поняла как, но одна её рука, прижатая к груди в попытках прикрыть наготу, вдруг сама протянулась за наполненным золотистыми искрами бокалом.
– Ладно-ладно, шучу. Я сам дал ей отгул. Вынужден признать – с прискорбием, прошу заметить! – что стало быть, и сам сделался жертвой вашего влияния…
Она только фыркнула. Потешная капитуляция североморца смягчила гнев.
– И что же мы празднуем, господин надзиратель?
Всё же что-то было забавное в этой ситуации, – вдруг подумалось Селин, которая изо всех сил старалась, чтобы улыбка не испортила праведное негодование на лице.
– Ну как что. Ваш очередной политический триумф, и наше чудесное спасение из западни.
Звякнули бокалы. Марсий шумно отхлебнул и устроился поудобнее.
– Как вы сказали?.. Бражка в таверне? – его бокал запотел.
Селин подняла на него ресницы. В её памяти до сих пор плясали отсветы занимающегося пожара на мокрых стенах спящего Оплота Благочестия. Североморец, спасший её из огня и безумия стаи сумасшедших, вот так запросто сидел напротив и просто смотрел на неё. С обнажённым татуированным торсом. На который она старательно отказывалась смотреть…
– Напрашиваетесь на похвалу?
– Естественно!
– Так и быть. Вы – молодец.
– Ну нет… Как-то неубедительно…
– Ну хорошо. Марсий, вы – лучший из надзирателей?
– Вооот… – он поучительно поднял вверх палец. На его губах в отсветах свечей играла тень улыбки.
Она пихнула пяткой его бедро. Радужные пузырьки на пене заколыхались.
– Знаете, капитан, у вас – настоящий дар выводить меня из себя. И иногда даже вынуждаете вас ненавидеть. Самое же интересное, что вы обладаете и противоположным: у вас также дар заставлять меня улыбаться даже в самых ужасных ситуациях. И как на вас сердиться, если постоянно чувствуешь себя благодарной? Как столько противоречий может уживаться в одном человеке? Вы меня окончательно запутали…
– Как и вы – меня. Смотрите сами: аристократка с блестящим образованием, успешный консул и островитянка с неким колдовским даром в одном лице. Много таких еще знаете?
Селин посмотрела на пузырьки в бокале и вздохнула:
– Странно, что со стороны все выглядит именно так. Про колдовство я до сих пор не понимаю ровным счетом ничего. А что касается консула… Стоит поверить в себя, как вдруг всё идет не по плану… И начинаю сомневаться: кто я все-таки… Получается, ни там, ни здесь… не отвечаю ничьим критериям и ожиданиям…
– А для меня выглядит так, будто всё лучшее сошлось в тебе одной, – неожиданно серьезно произнес Марсий и явно замялся.
– Простите, что?
– Ну то есть в вас, миледи… А можно без официальных регалий? Чай не на светском рауте…
На его лице снова появилась улыбка. Селин неопределённо пожала плечами. Повисло неловкое молчание.
– Судя по всему, вам не раз приходилось бывать в опасных ситуациях… – Селин посмотрела на предплечье со следами ожога, ниже которого был прилажен протез.
На лице Марсия промелькнула тень, но оно тут же обрело прежнее беспечное выражение.
– А, это… Всякое бывало. И я понял, что передряги и потери обязательно ведут к новым возможностям. – Он пошевелил металлическими пальцами, – Кстати, данный инструмент мне смастерили на Большом Орфее… Теперь я лучше всех умею шинковать фрукты например… Крайне полезный навык. Поверите на слово или давайте продемонстрирую?
Приняв потешно-угрожающий вид, он взял с подноса яблоко живой рукой. По татуированному локтю потекла звонкая струйка воды. Больше не сдерживая улыбки, Селин остановила его.
– Оставьте бедное яблоко, тиран! Я вам на слово верю…
– Так уж и тиран?
– Самый настоящий! А скажите-ка, отчего вы постоянно оскорбляете лавразских мореходов? Вы же сами рождены на Лавразе…
– Потому что считаю своей насоящей Родиной Северные воды. Там рождаешься заново, понимаешь, чего стоишь… Да и… вы же моего «Кота» видели? Не создан мой зверюга для тёплой водички здешней акватории. Когда я впервые увидел, как его нос ломает лёд, отчего-то показалось, что он похож на шоколад. Только белый…
Кислые пузырьки игристого приятно пощипывали язык. А Марсий тем временем говорил. И в её воображении складывались картины серебряных волн Северной акватории, полных ледяного крошева. Это воодушевление, этот азарт и пылкость восхищали и напоминали о…
Селин изо всех сил отгоняла мысли, способные разрушить хрупкое душевное равновесие.
– …жаль, я не достаточно красноречив, чтобы передать вам, насколько сказочным бывает полярное свечение. Да и в байках не силён…
– М?
– Как я уже сказал, вы совершенно не вписываетесь в каноны моего бытия. Хотя обычно, чтобы впечатлить дам, хватает одной моей неотразимой животной притягательности…
Марсий какое-то время рассматривал её лицо и вдруг тепло рассмеялся, отчего и Селин прыснула со смеху.
– Капитан, совершенно очевидно – вы себе на уме. Почему же тогда мне так спокойно рядом с вами? Несмотря на все необъяснимые и по большому счёту возмутительные вещи, которые происходят, вам в голову не приходит меня осуждать за то что вы слышали на переговорах. Вы не бежите в ужасе, а продолжаете смотреть такими глазами… вопреки здравому смыслу… Как это все неправильно… но знаете… отчего-то мне нравится.
– Но видимо мои чары она на вас не действуют не в полной мере, если вы напрочь забыли про то, что произошло между нами той ночью на “Стремительном”. Кстати, что до меня, то я отлично все помню. Даже возможно, слишком хорошо для якобы недоразумения и случайности.
Голос капитана звучал вполне серьезно. Селин проследила за его взглядом и обнаружила, что пузырьки пены давно полопались и поверхность воды больше не спасает её наготы. Кожа покрылась мурашками, и руки сами собой потянулись прикрыть грудь. Стало немного не себе от того, что североморец изучает эти странные проступившие на коже знаки Да-Гуа…
– Сударыня, по моим наблюдениям, с той нашей последней встречи тело ваше подверглось… изменениям. Совсем как в той книге… И эти рисунки просто непостижимо подчеркивают… вашу красоту. Мое желание изучить чувствительность этих узоров вы конечно же сочтете варварским…
Де Круа приподняла бровь и чуть склонила голову набок. Капитан покраснел? Неужто и он чувствует себя так же уязвимо, как и она сама? А что, если в данный момент этому самодовольному манипулятору вовсе не очевидно, кто тут хищник и кто добыча?
– …да и вода становится прохладной, и я вижу, вы совсем замерзли… Вот мне что-то жарковато, да и сложновато соображать, знаете ли, для продолжения светской дискуссии. Так что с вашего позволения, вынужден откланяться…
Марсий вопросительно приподнял подбородок и положил обе руки на борта ванной. Откланиваться, он конечно же, не собирался.
Впрочем, де Круа самой было сложно допустить, что он сейчас просто оставит её в одиночестве, полностью обнажённую, уже распалённую влажно бликующими рельефами его тела, подчеркнутыми линиями татуировок и непристойными взглядами. В ней снова поднимались отголоски дикой необузданной энергии, сметающей холодный голос разума.
– Вода тут совершенно ни при чем, – усмехнулась Селин, допила шампанское и властно уперлась пальцами своей ноги в узорчатую грудь капитана, вынуждая его откинуться назад. – Сегодня вы уйдете из моих покоев только тогда, когда я вам это позволю.
Прикушенная губа в попытке сдержать улыбку и полуприкрытый многообещающий взгляд, выдали весь его внутренний триумф.
– В этот раз обошлось без пощечин и оскорблений? Да вы меня балуете! Но, миледи, предупреждаю: если после сегодняшней ночи вы опять не вспомните, что между нами было… То… Ну пожалуй мне просто придется напоминать вам об этом почаще. Что скажете?
Теплая ладонь ладонь тем временем проскользила по ее ноге к колену.
– Хитро, капитан. Но лучше, постарайтесь, чтобы действительно было о чем помнить.

Отречение

В окно уже вовсю бил утренний свет, но спросонья Марсий не сразу сообразил, где находится. Взгляд окинул бирюзовый бархат на балдахине кровати, изящное трюмо с гнутыми ножками и… локоны Селин, спящей на его груди.
Он чмокнул светлую макушку, откинулся обратно на подушку и улыбнулся. События предыдущих вечера и ночи чередой проносились перед глазами, и ликующее сердце его ускоренно стучало. Что ж, можно признать за собой по-настоящему безоговорочный успех на любовном поле битвы.
Из-за неудобного положения мышцы живой руки затекли. Но поменять позу он не решился.
Механическая ладонь осторожно провела по причудливым узорам спины Селин. Увы, сверкающий металл пальцев не мог передать ни гладкости кожи, ни тепла замысловатого рисунка, ни нежности прядей волос… И уж наверняка его прикосновение сложно было назвать лаской…
Тот редкий случай, когда Марсий с горечью задумался о том, как увечье обкрадывает его, несмотря на все совершенства боевых преимуществ, дарованных чудо-протезом.
Ну разумеется, он создан быть одиночкой и давно вышел из возраста безрассудных влюбленностей. Да, дамское внимание обычно давалось ему без особых усилий, но отношения с женщинами, кроме самых кратковременных, решительно не были его стихией.
Как же так получилось, что эта миниатюрная голубоглазая аристократка, казалось бы уже ставшая когда-то желанным трофеем, за последние несколько месяцев вытянула из него все жилы?
Сколько раз в сердцах Марсий и вовсе хотел дать заднюю и тотчас отчалить! Неважно куда, лишь бы подальше из этого места и от этой женщины! Враждебная нелогичная суша и – абсолютно непредсказуемая виконтесса, что раз за разом ставили его в тупик.
…И с каждым днем поглощали его всё больше…
Дабы сократить установленную виконтессой дистанцию, он планомерно стремился быть максимально авторитетным и незаменимым в ее окружении.
А иногда вовсе безотчетно, но усердно выводил Селин из себя. Доходило до смешного, когда он, словно зеленый мальчишка, пытался вызвать её интерес ответным показным безразличием. И даже ревность – благо вокруг него вилось достаточно заинтересованных придворных дам. Взять хотя бы многочисленные надушенные записки из дома де Прюм, которые он выбрасывал, не читая…
Но все безуспешно. Виконтесса с упрямством северного морского слона шла к собственным одной ей понятным целям, не замечая ничего – и никого! – вокруг.
Марсий страшно злился сам на себя, когда готовил очередные рапорты для Гильдии и всё не мог решить, хочет ли продолжать оставаться в ненавистном им самим статусе «надзирателя» и «доносчика».
Но он также понимал, что отказ от данной роли означал бы прощание. А эта мысль почему-то становилась всё более тягостной. Странное ощущение. Как если бы на его шею накинули удавку, не позволяющую сделать прочь и пары шагов.
Вчера он видел её растерянность и страх в каменных стенах монастыря. Видел ужас хрупкой девушки перед превосходящим в своем безумии количеством противника.
И её слабость отчего-то сделала его сильнее. Даже перед личным врагом. Воплощённым в пламени…
Стоит ей сказать или нет? Теперь он уже точно знал о своем решении. Но, пожалуй, нет. Всему свое время..
Вдруг дробь неровного стука в дверь прервала его размышления.
– Драгоценная кузина! Мне надо срочно с тобой поговорить! Озарение, не иначе, на меня наконец-то снизошло озарение!..
Марсий раздраженно выдохнул и покосился на Селин, что продолжала спокойно посапывать. Может Антуан просто уйдет, не дождавшись ответа?
– Ты там? Мне ведь докладывали, ты у себя! Да открывай же! – не унимался управитель.
С первого взгляда Марсий невзлюбил этого изнеженного взбалмошного блондинчика. Пусть и при регалиях. Жаль все-таки, что тогда на “Стремительном” во время шторма волна смыла за борт не Антуана…
Селин наконец открыла глаза и уставилась на Марсия.
Он ожидал чего угодно. Скандала, пощёчин, упрёков или всё тех же заверений, что эта ночь была ошибкой и случайностью… Но уж точно не того, что она тихо сказала:
– В шкаф. Быстро!
– Чего-о-о?! Он сейчас уйдет! Я легко это устрою…
Де Круа немедленно зажала его рот ладошкой.
– Лезь в шкаф, говорю… – решительно прошептала она и показала в угол комнаты громко выкрикнув, – Антуан, я сейчас!
Из угла на него смотрел изрезанный вензелями шифоньер. Зная вкусы в гардеробе виконтессы, моряк примерно оценил и его загрузку:
– Исключено. Я же там не помещусь!..
Вялое сопротивление осталось без ответа. Селин скрипнула дверцей, сорвала с вешалки первое попавшееся платье и затолкала капитана внутрь, приглушенно хихикая.
В максимально неудобном положении Марсий подпёр головой потолок шкафа. В спину упирались кринолины. Острый же ус глубинника из корсета колол аккурат под ребро. Стараясь избежать скрипа вешалок, моряк замер.
Но коварное облако лавандовых духов защекотало ноздри.
Капитан крепился, как мог.
Духи все же оказались сильнее, и – он не выдержал и чихнул.
Предельно дурацкая затея!
Дурацкие духи!
Дурацкий шкаф!
Впрочем, он представил себя в чем мать родила на карнизе дворца и осознал, что светлую голову леди консула, вероятно, посетила не самая нелепая идея.
***
– Селин, бесценная моя, уверяю, ты будешь потрясена вестью, что я принёс! – Сияющий Антуан, вопреки этикету, взял кузину за плечи и слегка встряхнул. – Но – всё по порядку! Как я не устаю подчеркивать всякий раз, когда мы видимся: твои успехи здесь, на Да-Гуа, поистине восхищают! Я понял! Ты – прирожденный политик! Неслыханно! Оплот Благочестия сегодня прислал представителя с подарками, благословением и с премилым письмом от Его Святейшества Епарха Писториуса! Так… о чем же это я? Ах да! Ты только вообрази, я нашёл своё призвание!
Зарумянившееся лицо брата сияло, он вдохновенно вышагивал по будуару и размашисто жестикулировал. Воротник его был развязан совершенно не по-протокольному, а в петлице камзола печально раскачивались подвядшие придорожные цветочки. Не переставая выражать удивление, Селин тихонько покосилась на шифоньер:
– Милый кузен, я в совершенном недоумении! В чём же оно заключилось, это твоё призвание?
– Без ложной скромности я открыл в себе недюжинный писательский талант! Да-да! И ты совершенно напрасно надо мной подшучивала. Я принес тебе свежеизданный сборник собственных трудов! Вот, насладись! Леди де Прюм и все, кому бы я его ни презентовал, все как один, единогласно высоко оценили величие и красоту моего слога, новизну идеи и элегантное исполнение! Я планирую написать ещё очень много о Да-Гуа! Источников вдохновения здесь – просто неисчерпаемо!.. Остается досаднейшая проблема: я не в состоянии сочетать свои грандиозные планы с чином управителя. Ты же знаешь, эти бесконечные просители, приемы… А какая непомерная нагрузка этой ужасной документацией, знала бы ты! – Кузен извлёк из-за пазухи толстую стопку листов и сосредоточенно зашелестел. – Муза – хрупка и капризна, и немедленно покидает меня, начни я читать заглавие очередного прошения. И посему, выбирая промеж скукою и искусством, выбор мой стал очевиден… Сейчас я зачитаю тебе избранные места, и ты убедишься… Селин?.. Готов поклясться, ты только что зевнула! Ты здорова?..
– О, я в совершенном порядке, уверяю, но не отказалась бы от плотного завтрака, – продолжая заинтересованно заглядывать в лицо Антуана, де Круа деликатно оттесняла кузена от шкафа.
– Смотри-ка, что это я тебе еще принес! Держи же, читай!
В кипе разрозненных бумаг обнаружился и чудом не смятый плотный лист.
– Что это?
– Отречение от должности управителя, конечно же. И я выпустил приказ о твоём назначении вместо себя! Оказывается, так можно! Имею на это полное право, я узнавал. Селин? Драгоценная моя кузина, почему ты так спокойна? Ты совсем не рада???
– Я… даже… я не знаю что сказать…
Больше всего ей сейчас хотелось завизжать от восторга, как в детстве. Но лицо ее хранило спокойствие.
Любимый, словно кровный, брат, но постоянно путающийся под ногами, кузен изволил сделать для неё истинно царский подарок. Селин не смела и помыслить о таком повороте событий. Теперь она наконец сможет делать всё необходимое для наведения порядка на острове без оглядки на, по сути, фиктивного правителя. Она могла открыто делать что должно, не прикрываясь ограниченным в полномочиях статусом консула.
– Ты теперь – единоличная управительница! – Антуан схватил её руки и закружил по комнате. – Моя прекрасная кузина, какое же облегчение! Ты станешь лучшей управительницей из возможных! Заступишь в новый чин уже через неделю, пока верифицируются все эти глупые подписи и вырезают тебе новые печати. Обо всём объявят в местной газете! Разошлём гонцов по всему острову! Организуем торжество, как дома, в Вердене… Розы и жемчуг на столах, томные скрипки, те лакричные палочки, которые ненавидела маменька! И уж теперь-то их будет столько, сколько мы захотим!..
– Антуан… Какое счастье, что на мне нет корсета, иначе лишилась бы чувств!.. Мое потрясение столь велико… Почему же в голову лезет всякий вздор? Например, что бы сказала Патрисия де Монблан, узнай она о твоем решении?..
Собственный смешок показался Селин немного нарочитым и нервным.
– О ком это ты?
– Ну как же, я о той, с кем тебя обручил дядюшка… Пойдем, расскажу тебе все за завтраком. Ну вспомни тот бал по случаю вашей помолвки!.. Тогда ещё сёстры Тюрбо пришли в том скандально-жёлтом платье! Обе!.. Да вспомни же! Ты ещё велел премировать повара за то, что Гастону в фазане попалась острая кость и остановила его безобразную декламацию памфлетов!.. Ну же!..
Антуан расхохотался, махнул рукой, мол какой вздор эти все ваши помолвки, и вдруг на мгновение замер уже в дверях:
– Почему у меня чувство, будто тут кто-то есть кроме нас?..
Младший де Сюлли тревожно выпустил её из объятий и заглянул в уборную. Нервничая, Селин подхватила его под руку и беззаботно заворковала:
– Ах какие глупости! Скажи ещё, что я завела у всех под носом любовника и прячу его у себя в шкафу, – де Круа задорно рассмеялась. – Идём же уже вниз, завтракать!
Едва за ними хлопнула дверь, раздалось сдавленное сердитое чихание. Скрип дверцы злосчастного шифоньера потерялся в болтовне Антуана. Селин же звонко расспрашивала его бесконечными “почему?” и веселилась.
Как не веселилась уже очень давно.
***
Хаос правил в кабинете бывшего управителя.
По углам висела паутина. Меж высоких ваз и горшков с зеленью валялись скомканные листы. На загроможденном бумагами и бутылками письменном столе рядом с большой засохшей кляксой чернил покоилось одинокое яблоко. Когда-то укушенный бочок потемнел и навлек на себя паломничество целой орды муравьев. В портрете де Сюлли-старшего над столом красовались пёстрые хвосты дротиков. И, судя по лихой дерзости мазка, спьяну были пририсованы чернильные усы поверх настоящих.
Впрочем, за последнее Селин не могла осуждать кузена, хотя дротики постаралась аккуратно вынуть не без потерь для сохранности красочного слоя.
В другое время она бы конечно немедленно вызвала горничную, да не одну. Возмущалась и высказывалась об соответствии беспорядка на рабочем месте с беспорядком в голове, но… Сейчас же она присела за стол и не без торжества окинула свои новые владения. В нагромождениях бумаг наверняка оставались нерешённые задачи. Среди кучи неразобранной корреспонденции обнаружился нераспечатанный конверт с пыльно-винными разводами, адресованный ей. Вздохнула. Кузен просто не сумел передать письмо вовремя…

“Дорогая Селин,
К моменту, когда ты прочитаешь эти строки, меня, увы, уже не будет среди живых.
Но пусть тебя это не печалит! Знай, я горжусь тобой! Я не встречал столько прилежания и жажды знаний ни у кого из моих студентов. Это утешает мои последние минуты и дарит покой. Как и сейчас, до финального вздоха, все эти годы я всегда желал тебе только добра. И, полагаю, стану делать это и в мире ином. Девочка моя, запомни: жизнь есть путешествие, полное испытаний и открытий, где каждое препятствие происходит единственно во имя воспитания лучших в нас качеств. Сила и мудрость – бесценные дары, коими награждают нас невзгоды. Знай: никакая тьма, никакие страхи не способны угасить свет истинных стремлений и веры в свои силы. Всегда доводи до конца начатое, каким бы непокорным оно ни казалось! Слушай сердце, не поддавайся голосу сомнений! Ни чужих, ни тем более собственных! В душе твоей достаточно крепости, а в разуме – тяги к знаниям, чтобы найти свой истинный, пусть даже самый с виду обескураживающий путь!
Не знаю, удалось ли тебе раскрыть тайну своего происхождения. Но так или иначе, Селин, прошу тебя, сохрани всё то любопытство, с которым ты всегда исследовала мир и не дай очерстветь открытому сердцу, с какими ты прошла через самые темные времена в Старом свете.
Не пугайся мира! Исследуй его всесторонне! Верь: мир смотрит на тебя с той же увлеченностью и страстью, с коими ты располагаешься в нём! Пусть твой путь будет увенчан светом и исполнением мечтаний, а дух всегда остается свободным и неколебимым. Не предавай собственных чувств, даже если выбор крайне очевиден и рационален!
С уважением и вечной признательностью,
Профессор де Фонтенак”

Последняя строка расплылась в глазах. Селин прижала письмо к груди и всхлипнула.
Прошло уже восемь месяцев с момента отплытия из Вердены. Множество событий растянуло их в целую вечность. И вот письмо с того света наконец-то достигло адресата. Даже будучи погребенным под грудой нераспечатанной корреспонденции.
Де Круа быстро просмотрела прочие конверты, и сердце её дрогнуло. Конверт плотной бумаги с треснувшей за давностью сроков небольшой затёртой сургучной печатью разрисовывали восхитительные шестеренки. Художник очень старался, и даже засохшие винные разводы не нарушили грации выведенной пером композиции.
Дрожащими пальцами она разорвала конверт…
Кропотливо прорисованная афиша приглашала миледи консула ещё в прошлой должности на открытие часовой лавки…
Больше ничего, адресованного ей, Селин не нашла.
Де Круа поднялась и распахнула окно. Соленый запах бриза и звуки с площади, в которых слышались отзвуки строительных работ и крики торгашей, оживили пыльные покои. Новая Вердена теперь – её город. Отныне она, виконтесса Селин де Круа, единолично и абсолютно, принимает на себя бремя власти, а с ней и ответственности, за него! Как и за всех колонистов на острове! Сама мысль об этом одновременно и напугала, и вдохновила. Непривычный, сладкий силою самой Власти, покой разливался по жилам…
– Птичка! Так ты теперь тут самая важная шишка? Мои поздравления! – послышалось хриплое в дверях. – Хотя по сути ничего не изменилось…
– Нет, Брут. Изменилось очень многое. Если не всё.
Селин обернулась на гвардейца:
– Теперь я чувствую себя поистине свободной в своих действиях. Ты наверное не поймешь, каково это стать – уполномоченной…
– Ха! Знаю-знаю! Когда меня, из рядовых поставили главным по казарме, я знатно нажрался…
– Ммм… вроде того. Все ли у нас готово?
– Выступаем по твоей отмашке. – Брут щелкнул каблуками и поджал губы. Но, немного подумав, встал по стойке “вольно”. – Я уже говорил, что мне страшно не нравится твоя затея, честно. Думал, что вроде как знал тебя, что ты не способна на такое… ты же пешком под стол ходила, когда мы познакомились…а сейчас!… Послушай, Птичка, уж мне-то ты можешь сказать: за каким лядом тебе продавать этим козлам узкоглазым в принципе нормального мужика?!.. Хоть и колдун… брр! …ты что, не понимаешь, они же убьют его, а земли приберут к рукам!.. Тьфу!…
Удивлённо приподнятая бровь заставила гвардейца поутихнуть. Впрочем ненадолго:
– Да вспомни же ты, сколько мерзких случаев по работорговле нам доносят! И это я тебе ещё не обо всём докладываю! А ты хоть знаешь, что стоит за каждой строчкой сводок?! Мало того, что они ноги им ломают за попытку побега, так еще и… – как бы ни хотел раскрыть ей глаза, Брут всё же сдержался и не выдал ничего из того, что грызло его самого. Прерывисто сглотнув, он продолжил. – Да они же специально этой отравой им пашни засевают, потому что местных колдунов боятся… цветок этот чёрный… Да как можно принимать их сторону, Селин?! Да-да… Кто я такой, чтобы с тобой спорить в вопросах морали, Ваше Сиятельство… – вояка досадливо умолк и забарабанил пальцами по столешнице. – Ладно с этим… Но и по тактике твоей ведь тоже все мутно! Это что за распоряжения такие?! Я тебе даже так скажу: мне настолько не нравится вся эта затея, – он потряс картой, – что подумываю подать рапорт на увольнение по факту исполнения задачи! Надеюсь, все пройдет по плану. Безо всяких сюрпризов. И вот еще: тебе не стоит в этом принимать участие лично. Не обольщайся: вечно выходить сухим из воды не может никто!
Собственная тирада так завела Брута, что он аж раскраснелся, и теперь стоял перед ней, тяжело дыша. С глазами преданного пса, которого вот-вот выставит вон нерадивая хозяйка.
– Это всё?
В по-военному коротком кивке было слишком много горечи.
– Благодарю вас, господин Рувар, за искренность. Ценю. Но дата уже назначена. Пора действовать. Все прочее – после.
В собственных словах Селин показалось столько силы, что дыхание её едва не сбилось. Они стояли друг напротив друга в захламлённом кабинете, и одновременно – на ступенях Ее Величества Иерархии, матери всякой власти и самого Закона. Госпожа и её верный служака.
Хороший, добрый, честный Брут! Как больно было услышать пощёчину сомнения в его словах! И как хорошо было получить её в подтверждение правоты собственного решения! Как бы хотелось рассказать ему обо всём! Кому, как не ему…
Да все теперь иначе, и я больше не ребенок. Игры мои стали взрослые, и ставки в них возросли до смертельно опасных высот.
Любезная улыбка и доброжелательный взгляд Селин снаружи, и – плохое, царапающее, слово “верный” – внутри. После обнаруженного письма с печатью Лиги Доблести в Оплоте Благочестия стало понятно, что доверять Бруту она больше не имеет права. Какими бы искренними ни были их отношения прежде, она прекрасно понимала: печать генерала Готфрида Мортема и его слово может быть куда весомее против ее слова. Приказ для солдата всегда есть приказ. Вшитый в самое нутро, туда, где у мужчин располагается честь.
Гвардеец явно хотел что-то сказать, но хмуро кивнул и покинул кабинет. Сейчас же на его место с робким стуком просеменили слуги, что принесли сундук, новые светильники и канцелярскую утварь.
– Как вовремя. Благодарю вас. Продолжим завтра. Вы свободны, господа, – предельно доброжелательно кивнула им виконтесса. Носильщики вытирали лоснящиеся лица рукавами, и умудрялись при том хаотично бить поклоны.
– Миледи, простите ещё раз за вазу, – пробормотал один и виновато покосился на пёстрые осколки, блестящие в углу. – Вычтите из моего жалованья…
– Чепуха! Она была воплощением безвкусицы, – махнула рукой Селин и, как только шаги работяг стихли за дверью, снова опустилась в кресло.
Она осталась одна. В тишине раздавалось мерное тиканье напольных часов. Боковое зрение уловило взгляд с портрета, и Селин вздрогнула.
Черты герцога Фредерика де Сюлли, еще молодого, несмотря на правильность и аристократическую гармонию, отталкивали невыносимым холодом. Уголки губ и наметившиеся складки у рта указывали на высокомерное, едва сдерживаемое отвращение.
Селин ещё какое-то время вглядывалась в свое прошлое, прежде чем с новой решимостью взяться за перо.
Разумеется, писать законы её никто не учил, но азы юриспруденции Селин знала лет с четырнадцати. И каждое слово, выходившее из-под пера, получалось столь складно, официально и убедительно, что с каждым завитком каллиграфически-убористого почерка все сомнения уносились прочь.
***
На фоне стоячей серой дымки, стелющейся среди глухой тёмной зелени, алые пятна знамён Мейлонга резали глаз.
Ритмичный хруст прорубаемых стеблей единственный звучал в молчании многовековой сырости. Невзирая на ранний вечер, факельщики растянулись вдоль тропы и, то и дело спотыкаясь, чеканили шаг.
Впереди низко лежал густой молочный туман. Сернисто-кислая затхлость сейчас же наполнила ноздри.
Живописные заросли и тропа остались позади. Перед процессией раскинулось молчаливое зеркало стоячей воды. С кривых огромных деревьев свисал седой мох. Ветер шевелил его, словно волосы мертвеца. Глухая, страшная тишина навалилась на путников. Ни лягушка, ни сумеречная птица не подавали ни звука. У кромки воды в тёмной траве белели человеческие кости. Задавленные гнетущим молчанием местности люди невольно понизили голоса.
Великолепный тяжёлый паланкин алого бархата несла дюжина рослых воинов в алых же доспехах с закрытыми лицами. Они нерешительно встали. Бледная рука с длинными ногтями чуть отодвинула полог. Задернула.
Раздалась свирепая брань на непонятном языке.
– То есть наш путь лежит прямо через болота? Вы в своем у… – переводчик промокнул лоб и, повернувшись к Бруту, зашептал: – У нашего командира есть некоторые сомнения относительно выбранного маршрута…
Гвардеец снял шлем, с неприязнью взглянул на плосколицего мейлонгского вояку подле себя и ткнул в карту местности, зажатую в кольчужных лапищах, отороченных ярко-красной кожей:
– Повторю еще раз. С этого направления нас точно не ждут! Да, ориентироваться тут крайне сложно: старые карты бесполезны, как и компасы. Но нам удалось разведать местность – все в рапортах. Каждую кочку знаем! Придется обойтись без лошадей, но дело верное. Зайдем с заднего фланга и застанем врасплох. Что непонятно?! Мы же это согласовали в начале маршрута!
Мейлонгский командир разразился безостановочной тирадой, не оставляя переводчику шансов успевать озвучивать сказанное. Но даже его старания не смогли сгладить интонации, что разили недоверием и возмущением.
Паланкин опустился на землю. Брезгливо ступая по лежачей траве, в сопровождении телохранителей из него вышли Чэн Шань и Ву Си и встали поодаль. Недовольство четы юных правителей утонуло в зловещей тишине.
Селин из-под капюшона своего плаща осторожно оглядела выстроившееся войско из Чжоуфу. Собранные и неподвижные, словно им полагалось дышать только по приказу, они стояли навытяжку. Огни факелов в сумерках бликовали на внушительных пластинчатых доспехах и даже при небольшой видимости было очевидно, что численность мейлонгских воинов примерно троекратно превосходила ее гвардейцев. Впрочем, де Круа давно знала обо всех преимуществах из донесений…
Словно угадав ее мысли, Брут прикрикнул на подчиненных. И сравнение обеих гвардий было определенно не в пользу Лиги Доблести: против ярких лёгких доспехов Мейлонга, декорированных ярко-красным, их устаревшие кольчуги и латы выглядели жалко. Гвардейцы держались особняком, вполголоса переговаривались и то и дело попивали содержимое своих фляг. Рык командора все же заставил их собраться.
– Хотелось бы верить, что для вас как для нашего нового вассала, подобное предприятие есть сугубо продуманный шаг… – начала поджавшая крохотные губки Ву Си и кашлянула. – Ах, эта сырость!.. Ваше решение вести нас по этим омерзительным болотам весьма сомнительно. Мейлонг несколько поколений знает: места эти гиблые и совершенно не подходящие ни для дорог, ни для добычи чего-либо ценного. С позволения сказать, только недалекий или неопытный человек мог догадаться идти таким путём… Я слыхала, что никто ранее не возвращался из Зыби Душегуба живым.
Опущенные ресницы отчего-то не придавали собеседнице ни красоты, ни выверенно протокольного смирения. А подобная манера речи ох как напомнила де Круа типичную салонную пикировку.
– Благодарю вас за наблюдательность, дражайшая Ву Си. Топи действительно опасны… Но уверяю: выбранный для Ваших Сиятельств маршрут тщательным образом предварительно выверен нашими гвардейцами…
– Весьма спорная рекомендация, – просипела собеседница, окинув неодобрительным взглядом солдат Лиги Доблести, – Скольких же из них вы потеряли?
– Дорогая, отчего же ты столь нелюбезна с нашими драгоценными партнерами? – улыбнулся Чэн Шань, но вдруг закашлялся в рукав и элегантно вытер рот. – Разве стали бы они рисковать нашим расположением и своими жизнями зазря? Напомню,что мы здесь ради милосердного дара Альянса Негоциантов – головы самого Эхекатля. Сколько лет он оставался для нас неуловимым? И ради свидетельства такой победы воочию я не прочь запачкать подол… До миледи виконтессы никому и в голову не приходило заходить столь далеко в рвении услужить нашему величию. Не так ли, сударыня?
Не выдавая дрожи в руках, де Круа глотнула из фляги и совсем уж по-простецки беззаботно кивнула:
– Идемте, господа. И пусть эта охота будет доброй!
Брут, идущий рядом, тихонько выругался вполголоса. Ву Си прикрыла лицо и засеменила рука об руку с Чен Шанем.
Под ногами чавкало. Вопреки огням, в сумерках видимости не добавлялось. Свет упирался в стену призрачной мглы, и оттого на Селин нахлынуло непостижимое чувство нереальности происходящего и одиночества. И даже доносящиеся из тумана покашливание и сырое хлюпанье из под сапог многочисленных воинов совсем рядом не были способны развеять столь резкие ощущения.
Потому и любые, пусть даже самые неприятные, беседы стали уж куда предпочтительнее тревожного молчания, словно на кладбище среди потерянных душ.
– Говорят, глава дикарей неуловим, а власть его абсолютна. – Плохо скрываемая зависть в голосе Ву Си сочилась едва ли не вожделением. – Это надо же так организовать под собою всех животных, чтобы иметь столь непререкаемое подчинение!
Супруг тихонько одернул ее.
– Твои эпитеты недостаточно почтительны, моя дорогая глупышка.
– Любезный муж, разве что ты говоришь о почтении перед хорошей трапезой… Обезглавить дикарей, дабы влегкую захватить их земли – отличная идея. Я хочу видеть голову их вождя у себя в будуаре, ты не возражаешь? Но это потом. Сперва разберемся, чем еще он может быть нам полезен…
Ослабив воротники и покашливая, оба умилённо взялись за руки и не сводили друг с друга глаз. Отвращение подступило к самому горлу. Де Круа поспешила сменить тему:
– Верно ли говорят, что у вас принято супружеское правление? Мейлонг для нас – партнёр новый, и Альянсу Негоциантов важно знать больше о вас и вашей культуре. – Селин торопливо улыбнулась. – Никогда прежде не встречала таких форм власти. Как родилась подобная традиция?
Польщённый вопросом, Чен Шань приосанился:
– Ваше любопытство делает вам честь, миледи консул. На континенте подобного нет. Традиция равноправной и совместной власти правящих чет принадлежит только землям Да-Гуа. Ее заложили еще наши прапрадеды и прапрабабки по прибытию сюда…
– К тому же одна голова хорошо, а две – лучше, – вторила Ву Си. – Бремя правления не так отягощает, будучи разделенным вполовину. Помнится, едва мы уявили, сколь велико могущество дикарей, так немедленно решились разделить наши полномочия. – Под неожиданно гневным взглядом Чен Шаня супруга скороговоркой добавила: – уявили из летописей предков… конечно же, наших предков… Да и разработка действенной стратегии противостояния этим тварям требовала куда больше одной жизни…
Селин всеми фибрами души уже ненавидела обоих белолицых супругов, и ненависть ее становилась тем сильнее, чем больше ее подхлестывал страх неудачи.
Но, увлеченная восхвалением собственной бесчеловечности, чета продолжала.
– Сударыня, откроем вам секрет. Ценность Да-Гуа – не столько в богатстве земель, сколько в их фауне. Животные, коих вы по наивности сочли за людей, содержат драгоценный флюид. Вы же понимаете, при всей своей выгоде для управления простолюдинами, черноцвет – всего лишь компонент… Наши ученые после многолетних опытов наловчились готовить из местных двуногих уникальную вытяжку, исключительно полезную для здоровья. В сочетании с нею, черноцвет способен продлить жизнь посвященных… и многократно…
Де Круа старалась не слушать. Все её силы сосредоточились вокруг умения ничем не выдать себя.
***
В спертом воздухе туман стоял плотной пеленой и, пропуская людей одного за другим, создавал крохотные завихрения, которые немедленно смыкались за спинами. В свете немногих факелов казалось, что тёмные искривлённые деревья в отчаянии тянулись к глубокому вечернему небу прочь из этого гиблого места. Не было слышно ни квакания, ни стрекота насекомых, и лишь сдавленные покашливания нарушали жутковатую тишину.
Густая вязкая грязь под ногами уже на подходе затрудняла шаги, а ведь им придется пройти в самое сердце болот… От усталости Селин пару раз едва не рухнула прямо в трясину под ногами, если бы не вовремя протянутая рука рослого гвардейца, с ног до головы закованного в латы, которого Брут приставил к ней, похоже, в единственном качестве – охранника.
Что же она делает? Что если все пойдет не по плану?
Впереди показалась огромная скала, поросшая ветвями и лианами, в которой зиял проем, заполненный едва светящейся молочной дымкой.
– Мы на месте, ваши благородия, – мрачно произнес Брут и подал знак остальным.
Мейлонгский командир позади настороженно кивнул и энергично взмахнул ножнами.
– Будьте наготове! Старик хоть и ведет жизнь отшельника, но еще способен на многое, – зловеще проговорил Чен Шань и переглянулся с супругой.
Показалось, или прозвучал плеск?
Шаги по мокрой жиже слышались иначе.
Легче.
Тише.
– Сдавайся, вождь! И прольется меньше крови твоих сородичей!
Пелена выпустила тень. Внушительный силуэт не оставлял сомнений, кто перед ними…
Эхекатль…
В груди де Круа всё сжалось. Пульс гремел в висках.
Вождь стоял недвижим и молчал, даже когда несколько рослых гвардейцев обступили его, и в тишине раздалось тяжелые бряцание кандалов.
– Мудрое решение. Какой смысл бороться с неизбежным?! – ядовито проговорила Ву Си было подалась вперед, но Чэн Шань совсем уж не по-протокольному дернул ее за рукав назад.
В сопровождении гвардейцев позади себя, пленник двигался медленно, словно на прогулке, с заложенными за спину руками. В тонкой выпростанной из штанов рубахе, без доспехов, безоружный, он шёл с прямой спиной. От дуновения легкого ветра заплясали огни факелов гвардейцев и зашевелились перья в гриве длинных кос островитянина. Амулеты на широкой груди позвякивали в такт его шагу.
В бликах красных факелов черты благородного лица казались зловещими. Великий Вождь Эхекатль спокойно оглядел собрание.
Но от Селин не укрылась тень усмешки в уголке тонких губ.
– Предсказуемые. Понятные. Ваше племя – ничто иное, как источник бед и предательства. Ваше двуличие написано в глубине ваших лживых глаз. – Гордый профиль делал его, даже скованного и поверженного, величественным.
Жестокими птицами с острыми крыльями в груди Селин забилось сомнение. А что если Вождя сейчас растерзают, и она действительно станет той самой предательницей, которой ее уже счёл Брут?
Ву Си в сопровождении охраны осматривала пленного островитянина, когда тихий вкрадчивый голос Чен Шань практически прямо у уха заставил Селин вздрогнуть.
– Миледи, Мейлонг оценил вашу изворотливость и исполнительность. Как и влияние на Да-Гуа.
– Что вы сказали?
Его голос неожиданно провозгласил во всеуслышание:
– Дело сделано! Выражаем нашу благодарность! Печально, что с сего момента мы более не нуждаемся в услугах Альянса Негоциантов. – Рука в перчатке больно схватила ее за подбородок, принуждая посмотреть в раскосые черные глаза, полные презрения. Холодная сталь кинжала блеснула у лица, – Как и лично в ваших, виконтесса.
Чэн Шань с презрением оттолкнул ее и выбросил руку вверх. Ему ответил лязг мейлонгского оружия вокруг. Что могло еще красноречивее обозначить бесславный конец её затеи?..
По застоявшейся воде всюду пробежала мелкая рябь. Селин успела бросить взгляд на Вождя. Со звоном брызнули взорванные колодки. Мгновение – и всех с силой отбросило назад. Де Круа, путаясь в мокром плаще, откинула волосы с капюшоном с глаз и замерла.
Над оцепеневшими в странных позах Ву Си и Чен Шанем возвышался Эхекатль. Из царственного пленника перед ними стоял полководец. Древние доспехи обнимали сильное тело, и вставшее дыбом оперение традиционного ворота искрило в темноте вспышками огней святого Ансельма. Внушительный силуэт его все не давался прямому зрению, и напоминал сгусток почерневшего тумана. В глазах же горел спокойной злобой потусторонний свет.
Не обращая внимание на поднимающуюся суету, он вытянул руки и, не касаясь, приподнял обоих супругов над чавкающей грязью. Те сейчас же стали давиться кашлем и хвататься за шеи.
Колдун говорил тихо, но вибрирующий рык его зазвучал в ушах каждого:
– На протяжении стольких жизней вы называете наши спокойные болота Зыбью Душегуба. Хотя здесь нет смертельно опасной трясины. Проще множить свою ненависть, страх и ложь, чем искать истину о земле, что даровала вам дом. Мы – дикари, рабы, а вы над нами хозяева. Но отчего же вы решили, что так? Мы готовы были дать вам пристанище, ведь промеж нас с вами нет особых различий! Но этого было вам мало. Не умея одолеть нас в открытую, вы погубили и засорили наши плодородные поля проклятым черным цветком, и он отравил кровь и дух лучших из нас! Вы поколениями сподвигаете нас к открытому противостоянию, которого мы избегаем, расплачиваясь жизнями своих сыновей за худой мир. Ибо победителей в этой войне не будет… Но довольно уступок! Мы восстаем, чтобы вернуть свое по праву. Мы, те самые, которых вы пришли истребить за то, что они стали неугодны на собственной земле…
Вдруг гигантский огненный шар, рассыпая искры, взвился в воздух. Ночная тьма осветилась и отступила, забрав за собой дымку.
Сверкнул причудливый посох. Словно из ниоткуда, по обе руки вождя возникла Фия и молодой абориген. Приглядевшись, Селин ахнула: Тенлок! От израненного затравленного юнца не осталось и следа. Лишь горение глаз в агрессивном боевом раскрасе лица выдавало в статном молодом мужчине давнего знакомого. Ладони его пылали языками бело-голубого пламени. Грозный вид внушал трепет тем больше, чем больше других островитян возникало из вязкой тьмы, окружая врагов. Тенлок бесстрастно осмотрел чужаков, и взгляд его ни на миг не задержался на виконтессе. Не узнал.
Эхекатль провозгласил:
– Вы не имеете права на бессмертие! Я возвращаю вашим телам украденное время! Я забираю жизни своего народа, пожранные вами во имя продления собственных! Я – Закон и Власть счастливой земли Да-Гуа!
Звуки его рыка разбивались о фарфоровую кожу юных супругов. И она таяла, наливалась морщинами. Ссыхалась и, обвисая, стремилась к земле. Блестящие чёрные волосы сложных причёсок седели. Тяжесть золотых уборов пригибала им головы, и Селин готова была поклясться, что увидела как таяли мышцы обоих узурпаторов, а позвоночники кривились и съеживались…
И вот, освещенные огнями, перед войсками сгорбились двое немощных: старик со старухой.
В следующий же миг их тела рассыпались прахом, и богатые одеяния осели, погребенные топью под ногами.
Шок от увиденного растекся масляно-густой тишиной и взорвался нечеловеческим воплем. И над болотами пронесся клёкот боевого клича великого Мейлонга.
– В укрытие, бегом! – пробасил кто-то рядом и рывком помог ей встать.
Путаясь в мокром подоле, Селин помчалась к спасительным щитам с гербами Лиги Доблести под оглушительные крики и звон металла вокруг.
– Порох отсырел! Нас слишком мало! Это конец! Проклятье! – среди гвардейцев пробежал ропот. В воду под ногами со всплесками попадали бесполезные мушкетоны. Выставленные щиты слаженно громыхнули сплошной стеной с направленными вперед пиками копий.
Мейлонгцы группировались, готовясь к схватке.
– Не ударим же мордами в грязь! Стоять насмерть! – рявкнул Брут, опустил забрало, сжал меч и занял позицию.
Она надеялась до последнего на удачу! Так не должно было случиться! Селин в отчаянии искала глазами Эхекатля с Тенлоком.
Огненные шары в небе с медленным шипением опустились в воду, напоследок осветив несколько сотен выстроившихся противников. За мгновение до того, когда все погрузилось во тьму, Селин послышался стремительно нарастающий свист сверху. Сейчас же со всех сторон вокруг гвардейского бастиона забарабанило. Стрелы! Раздались оглушительные вопли. Следом послышались смесь из предсмертных криков противников, ликование воинов Лиги Доблести и …воинственный клич островитян позади.
Новый огненный шар взмыл в воздух и выхватил из темноты груды распластанных в воде тел в чешуйчатых доспеха непобедимого Мейлонга с торчащими из них пёстрым оперением тонких древков.
Де Круа огляделась в поисках лучников и увидела множество неприметных теней, что слились с очертаниями местности. Вождь сдержал данное слово! Люди Эхекатля вступили в схватку против Мейлонга! Но точно ли они теперь союзники? Разумеется, доверять вождю у нее не было никаких оснований. Такой роскоши как доверие, она не могла себе позволить с самого детства, и, как раз за разом доказывала жизнь, не зря. Те немногие, кого она впускала в сердце, уже были в мире ином…
Вождь тем временем играючи отшвырнул от себя нескольких уцелевших мейлонгских солдат и хладнокровно отдал приказ своим. Судя по спокойному выражению лица островитянина, численность противника его вообще не интересовала. В поднявшейся панике вооружённые тени одна за другой выскальзывали из проема в скале и почтительным кольцом окружали Эхекатля.
Противник же вновь скрылся в темноте.
Неожиданно откуда-то выскочивший с мечом наголо мейлонгский командир рванул на Брута. Глухой удар смазанно чиркнул по наплечнику гвардейца, когда противник вдруг осел на землю. Обе его рукавицы стиснули рукоять, но как бы ни силился, поднять оружие он так и не сумел.
Брут переложил меч в другую руку и уставился на бойца у своих ног. Тот тяжело дышал и… зачем-то стягивал с себя броню. Трясущиеся руки с видимым усилием тянули потайные перевязи, и легкая дубленая кожа с бамбуковыми вставками скорлупой осыпалась на землю. Но выглядел мейлонгец так, будто избавлялся от пудового бремени. Хриплое дыхание его прерывали приступы кашля.
Де Круа всмотрелась в темноту. Вопреки команде к бою, звуков его не слышалось. Только гул слабых криков. И многоголосый хрип. Де Круа не верила собственным глазам. Да чего там! Она до последнего не верила в успех всей затеи…
Селин проскользнула вперед через заслон.
– Птичка, назад!
–– Брут, Эхекатль не обманул! Дурная слава болот не из-за трясины, а из-за белого тумана, что вызывает удушье! Я приказала подмешать противоядие аборигенов во все наши фляги!
Глаза командора сверкнули. Если им суждено будет выжить, виконтессу будет ждать весьма неприятный разговор.
– Всем по глотку из фляг – и в бой!
Гвардейцы как один выполнили приказ.
Де Круа торопливо сделала глоток из своей фляги .Травяной вкус варева островитян почти не ощущался.
– Пора! – приказ Брута прозвучал будто через толщу воды.
Готовые стоять насмерть гвардейцы Лиги Доблести начали добивать хрипящего врага. Превосходящий противник более не держался на ногах. Внезапно ослабевшие мейлонгцы словно младенцы, барахтались в ставших неподъемными легчайших доспехах. Хаос их сражения с собственным облачением смешивал с тиной горделивые алые цвета.
Селин в оцепенении замерла в болотном сыром сумраке посреди побоища, оглушенная окружающей яростью, ужасом, ненавистью и отчаянием. И упрямством своих бороться до конца. И чем больше она видела, тем сильнее нарастала в ней сила собственного голоса. Истошный кашель и хрипы стали какофонией, аккомпанирующей ее финальному аккорду.
Стоялая вода клокотала. В поднявшейся панике десятки людей в алых доспехах шатко топтались, сталкивались друг с другом… Тускло-серебристая Лига Доблести потихоньку просачивалась между ними. И островитяне. Пестрые в свете факелов боевые раскрасы мелькали то тут, то там и скрывались в тенях…
Непобедимое войско бесчисленного Мейлонга имело жалкий вид. С ног до головы спрятанные в яркую броню мужчины хрипели, срывали шлемы и держались за горло.
Она вскарабкалась, цепляясь за ветки на выступ скалы и изо всех сил закричала:
– Живым останется тот, кто присягнет Альянсу Негоциантов и лично мне, Селин де Круа!
Она поискала глазами переводчика. Мейлонгца держал тот самый огромный гвардеец в латах. На секунду Селин показалось, что цвет наручей у здоровяка-телохранителя различается. Гвардеец явно сам едва стоял на ногах, но словно по приказу хорошенько встряхнул бедолагу переводчика, приводя в чувство. Тот срывающимся голосом прокричал что-то на мейлонгском.
Через кашель и проклятья послышалось несколько утвердительных выкриков вперемешку со стонами.
Новый огненный шар, рассыпая искры, взвился в воздух чудовищным солнцем. Ночная тьма осветилась и отступила, забрав за собой дымку.
Она видела как напряжены стрелки. Как сверкнул причудливый посох в руках медленно шагающего из дымки Эхекатля. И продолжила с еще большей уверенностью:
– Сдавайтесь! Вас переиграли! Это – наша земля! И – наша Родина. И она – свободна от рабов и хозяев! За всё, что вы причинили, вам полагается смерть!!! Но я готова подарить вам новую жизнь. Жизнь, где ваши дети не будут мозолить свои руки, выращивая проклятый черный дурман!
К победителям потянулись солдаты Мейлонга. Шатаясь, они выходили побросавшими оружии и шлемы, демонстрируя раскрытые ладони. И люди Эхекатля протягивали им бурдюки с противоядием.
Голос Эхекатля звучал в ее голове, но сам он стоял поодаль, спиной к ней.
– Никто не укроется от Тумана. Непокорные останутся в нашей земле питать ее в расплату за отнятые их правителями соки. – Вождь наконец обернулся и посмотрел ей в глаза, – Ты готова бороться и выгрызать свое место на этой земле. Как и я. Мы поладим, Селин де Круа.
***
Ноги гудели, но продолжали шагать по узкой тропе среди диких зарослей и деревьев.
Казалось, за ней на цыпочках крадется усталость после пережитого, да все не решается настигнуть. Селин равнодушно окинула вглядом испорченный топями подол и промокшие сапожки. Измученная и опустошенная, она брела, не в силах даже разрыдаться от воспоминаний пережитой ночи. Так много раненных и убитых…Есть ли в этом ее вина? Все ли она сделала, чтобы было иначе?
Вспомнились донесения о зверствах над местными жителями, гнусные усмешки и вероломство правящей мейлонгской четы. Бессмертные чудовища, построившие собственную вечность на чужих костях… Они получили по заслугам! Ведь так?
Она на шаг ближе к освобождению своей земли. Но что же теперь? Лишенные порочной прибыли мейлонгцы будут ли готовы присягнуть ей на верность?
И самое главно: как выполнить обещание, данное островитянам по восстановлению их земли и не оставить остальную часть острова без пропитания?
Осознание собственной победы и навалившейся новой ответственности настолько оглушило, что не приносило радости…
– Это пройдет.
Мягкая ладонь змеей вползла ей под руку. Впрочем, прохлада и гладкость ее так же были несомненно змеиной.
– Ф-фия, это.. со мной все в порядке. Это от радости, уверяю…
Остаток нервных сил одарил колдунью самой убедительной и самой лучезарной из улыбок сквозь слезы.
– Селин де Круа, спроси свое сердце и хорошенько задумайся прежде ответа: кого в действительности ты вот сейчас уверяешь – меня или себя, м?
Такую непоколебимую доброту и тревожную заботу она слышала только от матушки. Неожиданная ласковая строгость Фии так обезоружили, что виконтесса разрыдалась в голос.
Она встала посреди лесной тропы, и безудержный поток сдерживаемых за долгое время переживаний обрушился на островитянку. Здесь было все: и стыд за собственную трусость, и недоверие даже к собственному окружению и осознание всей той шокирующей несправедливости, которая до сих пор творилась на острове в отношении аборигенов. Через слезы прорывалось и всепоглощающее чувство вины. Да, она конечно же знала, что ловушка для Мейлонга – авантюра, где победитель получал все или ничего. Но оказавшись в эпицентре противостояния и воочию видя смерть и ранения воинов, Селин увидела истинную цену этой победы.
Чем больше говорила де Круа, тем на душе отчего-то становилось легче. И спокойнее. Вспомнила она и еще про одну незаживающую рану – извечную тоску по тому, в чьей гибели она никогда не перестанет себя винить. То, в чем она боялась признаться даже самой себе.
Невесомое касание шершаво-колючей ткани заключило в грубоватое, но такое искреннее объятие…
Зарывшись носом в плечо островитянки, де Круа чувствовала, как последние слезинки сохнут в чудесной накидке. Разомкнув руки, она только прошептала:
– Благодарю тебя.
– Не вини себя… – тихо произнесла Фия, – Ты берешь на себя очень тяжелую ношу. Следуй за мной, я покажу тебе кое-что. Это место священно, и может тебе помочь.
– С чем?
– С осознанием, кто же ты. Смелее!
Селин обернулась в попытках разглядеть поселение островитян в густоте зелени чащи позади.
Фия фыркнула и улыбнулась.
– Не беспокойся, Селин де Круа. Все сейчас, включая твоего главного воина, заняты бахвальством о реальных и вымышленных подвигах. Выпили слишком много нашего настоя из трав. Хватятся не скоро.
Колдунья беззаботно рассмеялась и покачала головой.Селин кивнула и попробоавала изобразить улыбку на своем лице.
– Идем же!
Колдунья шагнула в заросли кустарников между деревьями и раздвинула свисающие ветви. Спустя несколько минут, послышался громкий шум воды и перед ними открылся вид на водопад. Искристая заводь внизу пахну?ла прохладной свежестью и нестерпимо манила.
– Как жаль, что я не умею плавать.
Фия только фыркнула, не спеша скинула попону, обнажая многочисленные узоры на своем теле, и с разбегу прыгнула в воду.
– Раздевайся и прыгай, Селин де Круа! – раздался крик дикарки вперемешку со смехом.
Виконтесса поежилась, осматриваясь вокруг.
– Нет-нет! Спасибо! Тут очень красиво, пожалуй полюбуюсь отсюда на вид…
– Эй! Если бы я хотела тебя прикончить или утопить, ты давно бы смешалась с землей! Иди скорей! – не унималась Фия.
– Да-да, это очень мило с твоей стороны. Премного благодарна!
Селин пожала плечами и осмотрелась. Похоже, что здесь они действительно одни.
– Ты не можешь быть трусихой, ведь ты – дочь Да-Гуа!
– Да, но лишь наполовину, как стало известно…
– Не прыгнешь – не узнаешь сути “рисунков”, что на тебе! – хохотнула Фия, без тени стеснения распластавшись звездой на водной поверхности. – Меня б кто так уговаривал!
Нет, конечно, леди не пристало купаться в озере прямо в чем мать родила… Но здесь, на забытом всеми богами острове, при всей благодатной дикости нетронутой природы, ей вдруг стало невыносимо следовать заповедям норм приличий…
Хватаясь за кусты и ветви, Селин осторожно спустилась вниз.
Выдохнула, чувствуя, что совершает страшное кощунство. Воровато огляделась – и скинула пыльную одежду. Прикрывая руками наготу, она на носочках засеменила к водяной кромке, кривясь от впившихся в нежные пальцы камешков.
Вокруг островков искристой водной глади покачивались причудливые бутоны нежно-лилового цвета. Сверкающая заводь источала запах прохладной свежести и нестерпимо манила.
Струи водопада, поймавшие лучи солнца, оживляли кожу и увлекали за собой усталость вместе с дурными мыслями на самое дно к разноцветным камешкам.
Заводь была такой прозрачной, что обманчивая глубина манила подёргать за хвосты важных усатых сомиков.
Когда прохладная влага обвила её уставшие ступни, Селин с восторгом рванула вперед и неожиданно для себя – нырнула.
Удивительно.
Де Круа никогда толком не умела плавать. Но сейчас, под водой, она чувствовала себя так же уверенно, как и на суше. И казалось, кожа её жадно пьёт воду, и силы восстанавливаются сами собой.
Стайки с пёстрыми узорами на чешуе сновали прямо у ног. Сейчас же вспомнился инцидент со съеденной целиком рыбой. Она невольно скривилась: Брут и Марсий до сих пор подначивали её и при малейшем поводе припоминали тот досадный эпизод. На всякий случай де Круа отплыла подальше от аппетитно мерцающих бочков рыбок и вынырнула.
Тем временем Фия весело болтала и разглядывала облака, лёжа на спине. Де Круа изо всех сил старалась не таращиться на шокирующую наготу островитянки, чья изрисованная узорами грудь то уходила под воду, то поднимались над поверхностью. Селин только и оставалось, что тихонько выдохнуть и попытаться расслабиться в столь противоестественной ситуации, которая Фие конечно же виделась абсолютно нормальной.
Дабы скрыть накатившее смущение, виконтесса отвела глаза от испещренной выпуклыми завитками кожи дикарки и проговорила:
– Эти рисунки… На тебе их много… Я так до конца и не поняла, что они значат… Это принадлежности к чему-то… волшебному… Так ведь? Это какое-то колдовство?
Фия тут же пустилась в полное неожиданных метафор пояснение, исходя из которого выходило, что отмеченные подобными знаками являлись носителями некоего редкого дара. А носители этих узоров принадлежали к своего рода местной духовной аристократии. Их народ Да-Гуа с детства обучал раскрытию переданного силою самой земли магического потенциала…
– Мне было бы очень трудно поверить в твои слова, если бы не видела своими глазами, на что вы способны… Но скорее всего ты ошибаешься, милая Фия. Ведь до того, как очутилась здесь, я никогда не замечала за собой никаких удивительных способностей подобного рода. А как бы они были кстати в минувшем бою… Отчего же эти знаки начали разрастаться и на мне? – де Круа задумчиво коснулась рельефа на собственном плече.
– Тебя разлучили с землей Да-Гуа, а вдали от нее каждый из нас бессилен. – она кивнула в сторону по-видимому растерянности Селин, – не удивительно, что ты пока ничего не можешь поделать со своим даром. Если бы ты жила здесь с рождения, знание до тебя шло ровнее. Да и быстрее тоже…
На веснушчатый нос Фии уселась крупная стрекоза и шевельнула радужными крыльями. Девушка смешно сморщилась, однако не чихнула, и нежно провела кончиком пальца по длинной спинке насекомого.
– Весь мир вещей – всегда гармония, сестрёнка, – продолжила поучать она. – Чужаки принесли нам гремящий порошок, ружья, пушки, бомбы, черные цветы – ужас что принесли они нам! Колдуны, такие как мы, нужны, чтобы охранять гармонию сил стихий. Чтобы ни одна не одолевала другую. Но таких как мы, – нас почти всех истребили или поработили.
В голове де Круа начала складываться нехорошая догадка. Она поёжилась. Фия же продолжала.
– Путь сил – сложно. Даже если мы уже рождаемся такими. Тенлок с самого детства все норовил что-то да поджечь. Мать вся в ожогах с самого младенчества его ходила. С тех пор его вели к судьбе Посвященного, год за годом. И смотри, как он стал хорош.. Что же до меня, – с детства играла в камешки и землю. Слушала их сказки. И могла говорить с ними так, чтобы они просыпались и ну… – На этом месте Фия умолкла. Уметь-то она делать поразительное может и умела, но вот рассказать об этом совершенно не могла. – Пожалуй, я могу убедить твердую силу земли следовать моей воле что ли… В общем, и тебе предстоит стать одной из стихийных после ритуала Посвящения …
– Что это значит – Посвящение?
– Охо-хо… – островитянка задумалась. – Чтобы понять, таинство Посвящения надо его прожить. Словами об этом и не расскажешь… У каждого оно особенное свое. В каком-то смысле это смерть при жизни. – Фия покосилась на отшатнувшуюся Селин. – Ну… не настоящая смерть. А какая-то …другая?.. Ты как будто забываешь себя прошлую, прошлую жизнь. Важное становится неважным. Незаметные штуки становятся первостепенными. Твои чувства становятся новыми. Старые погибают. Ты засыпаешь и просыпаешься собой истинной. И новые чувства становятся нужны для удержания и восприятия дарованной тебе мощи. Я не знаю сути твоего дара, мы видим только свой путь, но не пути других. Ты обязательно все поймешь, как понимает это каждый из нас. У тебя редкий дар связанный с водами, как свидетельствуешь ты, и как слышит его Эхекатль.
Селин слушала ее как завороженная:
– Теперь понятно, почему Тенлок после Посвящения стал совсем другим. Он больше не помнит ни меня, ни Брута.
Колдунья довольно ухмыльнулась.
– А зачем ему память о вас? При переходе в Посвящённые многое наносное остается позади. Шелуха, что мешает. Обиды, боль, люди, мешающие либо способствующие исполнению предначертанного. Открывается предназначение. Разве что-то может быть важнее него? Тенлок помнит главное – он сын нашей земли. И ты была рождена для этого. И я. И все мы. Оберегать земли Да-Гуа.
Колдунья поменяла положение и тепло смотрела на Селин.
С каждым новым словом Фии в ней таяло и теряло всякую значимость прошлое.
Все прочитанные книги казались грудой мертвой, замученной и истертой в пыль древесины. Детским лепетом рассыпались вызубренные принципы и законы, и живая, чистая, Сила показывала видения из жизни поколений её собратьев. Простой, свободный от условностей, быт. Наполненные переливчатым солнцем дни, в которых блеск больших оленьих глаз сплетался с дрожью росинок в траве и открывал глубинные смыслы самого Бытия…
Сколько же она сумеет с такими возможностями! У Селин захватило дух.
– Я чувствую внутри себя кого-то еще. Её имя Уна. Русалка или сирена. Ммм… игривое, но темное и пугающее существо…
Ослепительный блеск будущей, несомненно справедливой, власти рождал сладкое чувство покоя. И того самого контроля, что ни за что не допустит малейшего зла. Только во благо!..
Она закрыла глаза. Нахлынуло то особенное чувство, что и во время переговоров с Эхекатлем. Слов она не могла вспомнить. Однако в память врезался его взгляд.
Будто Вождь острова смотрел на неё… двумя парами глаз. Он – и спрятанное в нём чудовище. А что, если и взгляд изнутри неё самой был таким же?..
Селин зажала разинутый рот мокрой ладонью, чтобы не вскрикнуть.
Все эти необычайные вещи, что с ней творились: видения, умение плавать, которому она не училась, восприятие всей полноты природы острова словно новыми органами чувств, встречи с Уной, разрастающиеся рисунки на теле…
Грусть, словно лёгкая вуаль, накрыла де Круа. Её задумчивый взгляд блуждал по водопаду, остролистному кружеву зарослей, сверкающим от воды цветам…
– Я чувствую себя дочерью Да-Гуа, это правда. Это моя земля. Так вот почему с самого начала так хотелось помочь острову!… Хотя бы как-то возместить весь ущерб, что принесли сюда чужаки. Я хочу мира на этой земле и сделаю все, от меня зависящее!..
– Не понимаю. Но неважно. В твоих словах есть искренность, Селин де Круа. Именно это и увидел в тебе Эхекатль, – в серьезности Фии промелькнула хитринка. – А ну-ка покажи мне свою стихию воды, сестра!
– Ты, должно быть, шутишь?
В де Круа полетел столб брызг, метко направленный узкой ладошкой колдуньи.
Отфыркавшись, Селин решила взять реванш, и у водопада развернулся настоящий морской бой. Струи прозрачной воды взмывали вверх под визг и хохот, и сверкали они почище любого хрусталя на самых роскошных люстрах столиц.
То что произошло после, она так и не сумела себе объяснить.
Серебристая тихая гладь вокруг пришла в движение. Медленное вращение всей толщи вод закружило Селин в неумолимом танце, не знавшем отказа. Настойчивый водоворот увлек за собой, плавно унося ее от поверхности в непроглядную глубину. Пронизавшее воду солнце выхватывало искристые пузырьки воздуха, что не спеша парили вокруг нее так, как если бы само время замедлило свой ход. Или то были… Жемчужины? С мягким сиянием сотни белых и розовых бусин всевозможных размеров проплывали вокруг. Робкими поцелуями касались лба, скул и губ, скользили по плечам и медленно опускались на дно вместе с ней.
Словно во сне зазвучал наполненный нежностью голос. Казалось, он утешал, успокаивал, звал… И хоть слов было не разобрать, Селин не могла бы его спутать ни с чьим другим. Голос Витала. Он таял, неумолимо растворяясь в сладко-пресной воде, и все попытки ухватиться за смысл фраз казались тщетны.
Если это было лишь наваждением, она оставалась благодарной даже за это. Казалось, что Селин чувствовала, как слезинки без остатка растворялись в сладко-пресной воде.
Она начинала понимать. Зачем хвататься за самые радостные из иллюзий? Место горечи и страха заняла приятная пустота.
Селин на мгновение коснулась стопами песчаного дна, взметнув вихрь разноцветной рыбьей мелюзги. Солнце над головой светило сквозь толщу вод и водоворот волос. Какое умиротворение… Она развела руки в стороны и на мгновение закрыла глаза.
Безымянный сильный вихрь из солнечного сплетения прошел по рукам и вырвался из кончиков пальцев. Тело выгнулось в судороге, смешанной, казалось,с самим островом. Как будто она вошла в самый его кровоток, где каждые подземные и поверхностные ручьи и реки были венами и несли живительную влагу. Она скользила мимо животных на водопое, текла рекой сквозь непролазные чащи, выныривала в островках оазисов среди пустошей, падала с водопадами в облако брызг и растворялась в прибрежной морской пене…
Видение длилось вечность. Оно несло умиротворение и невероятное чувство слияния с чем-то совсем родным. Но постепенно оцепенение спало, и Селин распахнула глаза уже обнаружив себя на поверхности.
– Ну? Каково? Все еще считаешь свой дар ненужным?
Лёгкий ветерок поднял хоровод из лепестков и закружил его над головами.
Колдунья, когда-то надменная и озлобленная, теперь ребячилась и пускала фонтанчики из надутых щек.
– Фия, не поверишь! Но я вдруг поняла, как сделать так, чтобы акведук Мейлонга вернул вам реки…
– Чего-чего?
– Ну тот огромный мост в их большой дереве. Я будто бы вспомнила, как все отладить, чтобы земля начала процветать… Но как… Как можно помнить такое, чего не могло со мной происходить?!
– Ты даже не представляешь всей власти, которая тебе откроется. Это – только начало…

Работа пирата

В аукционном зале как всегда было душно и царил полумрак. Солнце зашло и в витражах окон чернели силуэты домов и пальм с резными листьями.
Взгляд Витала скользнул по стенам, на которых пестрели гобелены со сценами охоты, пасторалями и контрастными пятнами морских баталий. В тусклом свете свечей все сливалось в едва различимый гротеск. Впрочем он помнил название каждого полотна, как и – чьей оно кисти. Как знал и то, что половина из них – не что иное, как дешевая безыскусная подделка. В том числе и та, на которой старательный неизвестный запечатлел отвратительную ложь о побоище, получившем название “Битва при Бравелине”.
Инкогнито- пары дюжин покупателей тихо переговаривались на своих местах, и перья на шляпах их силуэтов мягко покачивались. Запах свечной копоти мешался с многоголосьем духов, что усиливало ощущение тайны и некого заговора.
В ожидании следующего лота Витал обвел глазами помещение, неприметно ослабил удавку идиотски-пышного жабо и надвинул на лоб широкополую шляпу.
Маскарад, как правила игры, был необходим, чтобы задрать ставки до предела и с максимальной выгодой продать награбленное по ходу рейдов. Никому из своих это Витал доверить не мог, потому приходилось регулярно проворачивать все самому.
И оно того стоило. В противном случае являться сюда под личиной дворянина средней руки стало бы ничем иным как оголтелым идиотизмом.
Статус грозы всей Лавразской акватории, “того самого” Венсана, о котором в приличных местах говорили только суеверным полушепотом, плохо сочетался бы с образом завзятого перекупщика и спекулянта. Да и риски на суше оказаться схваченным и вздернутым на рее повышались многократно, невзирая на количество примкнувших под его флаги.
Он устало взглянул в списки и с удовлетворением подсчитал сегодняшний навар. С молотка лихо ушел целый ворох трофеев: золотые бессмысленные побрякушки, жемчужные украшения, статуэтки пузатых и усатых божков в стиле раннего Мейлонга… Заодно удалось выкупить за бесценок подлинники Ван де Фелде, чья истинная стоимость превышала сегодняшнюю в десятки раз.
Грамотная скупка и сбыт предметов искусства зачастую приносили не меньший барыш, чем рядовая продажа грузов с захваченных судов. Сами корабли также нередко можно было сбыть на аукционе Мурены. Этот небольшой зелёный оазис архипелага пышущих жизнью островов на южном отшибе Лавразской акватории будто был создан для сделок высокоранговых торговцев черного рынка. Тихий и неприметный в бушующем океане, он связывал многие узлы Морского Шелкового Пути.
Седой аукционист дал знак. В центр зала, где на мягком ковре с изысканным акифским орнаментом возвышался массивный старинный стол из красного дерева, торжественно внесли очередную картину, укрытую шелковой тканью.
Приглушенные беседы в зале резко оборвались. Витал подавил зевоту и постарался сосредоточиться.
То что он увидел, когда с рамы соскользнул шелк, оглушило.
Словно внезапный удар.
С полотна на него смотрели голубые глаза в обрамлении длинных ресниц.
Селин.
В самую его душу, где все сжалось на стыке острой боли и благоговения.
Мир провалился вместе аукционами, судами, маршрутами, цветами, звуками и запахами.
Хотелось лишь безотрывно смотреть на знакомые черты…
Ожили и завертелись в голове воспоминания: слова, голос, аромат, прикосновения. Её смех, её слезы…
Но как?! Как единственный в своем роде, сделанный на заказ портрет из его особняка оказался здесь?!
Он не успел опомниться, как на полотно вновь набросили ткань и понесли прочь.
– Погодите! Я удваиваю, утраиваю ставку! Десять цен! – выкрикнул Витал.
Но ему вежливо сообщили, что торги окончены, и картина уже выкуплена.
Он отупело смотрел на затухающее колебание бархатных штор, сомкнутых за спинами вынесших картину из зала.
Витал подскочил и двинул к выходу, стараясь не сорваться на бег. Пара лакеев уже деловито спускала укрытую раму по ступеням. У лестницы поджидала распахнутая пасть кареты с поблескивающем в темноте витиеватым золотым гербом.
Еще мгновение – и копыта глухо затопали в песке, и карета скрылась за невысокими домиками в колониальном стиле, что едва освещались фонариками у самых дверей. Сквозь резную черноту пальмовых лап вокруг проглядывали звездные россыпи.
– Милорд, у вас великолепный вкус. Буду рад организовать вам встречу с фамилией де Монблан, – пробасили сзади. – Их семейство давно ищет выходы на самого Венсана.
– Да, сделайте это, – дернул подбородком Витал, не глядя на поверенного. – И побыстрее.
***
Поместье фамилии де Монблан уведомляло каждого, кто имел счастье околачиваться поблизости, о достатке и влиянии владельцев.
Стриженные пирамидальные кипарисы молчаливыми часовыми стояли по обе стороны широкого подъезда, засыпанного колотым розовым мрамором. То тут, то там возвышались статуи легендарных правителей, вооружённые, помимо классических скипетров, золотыми трезубцами, алебардами, палашами и прочим холодным оружием. Жирно покрытым листовым золотом.
– Даже как-то неловко за всю эту роскошь в такой поросшей пальмами глуши… – усмехнулся Фаусто, когда Витал и еще несколько сопровождающих подошли к резиденции. Замысловатые кованые ворота тут же беззвучно раскрылись, как по команде.
– Я дал слово, что приду один.
– Все в порядке, Венсан! Наше присутствие, даже пусть и за воротами, внушит этим де Монбланам к тебе должное почтение! – Фаусто нервничал. Впрочем как и всегда. – А не их ли судно мы оприходовали в прошлом месяце? Не за него ли хотят нам предъявить? В общем, если что, мы рядом…
Витал слегка кивнул и неторопливо зашагал по ведущей в сторону особняка дороге, шурша полупрозрачными камешками под ногами.
Встреча предстояла с Патрисией де Монблан, наследницей амбициозной династии. Об этом говорил витиеватый слог на бумаге приглашения с золотым тиснением, посланного в его номера. И судя по всему, визави была заинтересована во встрече не меньше него самого.
Оценив еще раз блистающие статуи по обе стороны пути, щедро усаженного пальмами, Витал всерьез предположил, что ночные вазы и лохани для мытья семьи де Монблан наверняка также сделаны из неизбежного золота.
Боковое зрение отметило несколько силуэтов, крадущихся в тени деревьев. Он только усмехнулся и почесал короткую бороду: для кланов, обладающих подлинным могуществом, традиции встречи гостей де Монблан были уж больно нервными: истинная сила не знает напряжения. Он знал это не понаслышке, и от того представление о визави складывалось самое противоречивое.
Впрочем, в том, возможно, была и его вина. Не стоило являться на встречу в обычном облачении Венсана и его людей. Черная кожа с шипами и костяными наростами куртки имела довольно устрашающий вид и делала силуэт пирата близким скорее к очертаниям воинственного демона из Писания Святого Арканиуса, чем похожим на привычного глазу моряка. Перчатки он заткнул за пояс.
Внутренний двор особняка де Монблан напомнил ему собственный дом. Наверняка архитектор бывал на Малом Орфее или подсмотрел чертежи: с такой точностью воспроизвели пропорции пространства и гармония жилых строений.
Впрочем других признаков знакомства с тайной жизнью мореходов не обнаружилось. Оглядывая небрежную роскошь утопающего в розах двора, капитан насчитал еще пятерых, так сказать, сотрудников миледи Патрисии. Итого вышло девятеро. И чем ближе он подходил к двери резиденции, тем острее чувствовалось присутствие охраны. Как и недоверие к нему, невзирая на приглашение, полное заверений и расшаркиваний.
Явно нервируя крадущийся за кипарисами конвой, Витал остановился перед парадным входом у кружевного фонтана из резного белого нефрита. Глубоко вдохнул пресный запах хрустальной воды и неспешно зачерпнул полную горсть. Присев на бортике, он медленно пил и смаковал драгоценную свежесть.
Раздалось мелодичное перезвякивание. Утирая рот, он оглянулся и в упор посмотрел на застывшего пожилого слугу в вычурной ливрее. Поднос с бокалами в дрожащих руках мелко трясся.
Капитан вытер лицо мокрой ладонью и поприветствовал старика, приподняв треуголку.
– Не из-зволит ли м-м-милорд… в-воды? – спросил слуга с трясущимся подбородком и зачем-то сделал шаг назад.
– Премного благодарен, я уже утолил жажду.
На лице бедолаги отобразилась такая паника, что он едва не уронил поднос.
– Господа, – Витал обернулся и обратился к тревожно зашевелившемуся кустарнику, – если с торжественной частью мы закончили, я бы предпочел уже зайти внутрь. С вашего позволения.
Последняя фраза прозвучала с такой ноткой раздражения, что чуть помявшись, наёмники, наконец, медленно показались из зарослей.
Венсан, он же Витал, насмешливо поклонился и прошел в распахнувшиеся двери особняка.
***
Миледи Патрисия де Монблан была ослепительна.
Особенно издалека.
Приняв возвышенно-задумчивую позу у перил грандиозной лестницы, украшенной титанидами и титанами в объятиях питонов, она ожидала гостя.
Если бы они не находились на Мурене, далеком от светского общества поросшем пальмами острове, можно было даже подумать, что она только что с бала или же – на бал.
Спущенная на локти тяжёлая шитая золотом и цветными камнями лиловая накидка прикрывала – или приглашала рассмотреть получше? – струящееся платье глубокого фиолетового цвета.
Голубоватую белизну кожи плечей оттеняли тёмные медно-красные локоны, деланно-небрежно выбранные из высокой причёски.
Вполне ожидаемо было увидеть как инкрустированную рукоять стилета на её талии, так и крохотную усыпанную бриллиантами ладанку на тонкой нитке жемчуга, обвившей длинную шею. Впрочем всю ладанку было рассмотреть весьма сложно, поскольку та почти полностью утопала в недрах невиданной глубины декольте.
Коварная мушка-«пленительница» над правой грудью неумолимо оттягивала внимание на себя. С неё же любопытный пленник перескакивал на «любительницу поцелуев» у правого уголка чувственного рта, тронутого улыбкой, и погибал смертью раздавленного великолепием обольщения на «убийце» – мушке на виске у левого глаза, прямо называющую свою хозяйку страстной особой.
Венчал же красоту несомненно неземного происхождения крепкий дух парфюма. Тем самым ароматом “на века”, где правила ваниль, жжёный сандал и белый перец. Именно это амбре источало густо надушенное письмо, что Витал получил накануне.
У капитана начинали слезиться глаза, но он мужественно держал себя.
– Благодарю вас за то, что нашли время навестить дом де Монблан, господин Венсан. Очень рада видеть вас в моём скромном жилище.
Невесть откуда выпорхнувший веер скрыл наконец вопиющее торжество мушек.
Густой томный голос медленно разливался среди колонн и давал потрясённому гостю хорошенько пропитаться красотой и величием как резиденции, так и её августейшей хозяйки.
– Благодарю вас за приглашение, миледи. – Витал отвесил положенный поклон и грустно набрал в лёгкие остатки свежего воздуха. Упивающаяся собственным величием аристократка начала торжественное снисхождение к гостю где-то у подножия своих атласных туфелек. Облако парфюмного духа всё крепчало, а капитан, как бы ни спешил дышать, принюхаться ещё не успел.
Колючий взгляд томных глаз леди де Монблан бесстыже обшаривал пирата. Витал почувствовал себя чёрной жгучей лакрицей на кончике девичьего языка, которая опалит и оставит незаживающие язвы, буде глупышка не догадается вовремя его выплюнуть. Ухмыльнувшись претензиям на королевский престол всея Лавраза в виде вышитых на платье золотых пчёл, – ибо никакие деньги никакому дому не давали права носить королевскую символику, – он произнес:
– Сударыня, я деловой человек, и ни в коем случае не могу вас торопить, однако смею просить, как можно скорее перейти к сути дела. Мне нежелательно длительное пребывание на суше…
– Да-да, я понимаю, как вы, мсье Венсан, должно быть, растеряны и польщены приглашением к сотрудничеству с самой влиятельной семьёй Лавраза, – свысока усмехнулась леди де Монблан.
– Я, признаться, хотел бы сперва выкупить картину, что вы приобрели вчера. Остальное можно обсудить позже.
– Вы слишком напористы, милорд, – она отчего-то совсем не величественно захихикала в веер. – Немного терпения.
Де Монблан вдруг начала рассказывать об истории своего рода и его былом и нынешнем величии.
Капитан неспешно разглядывал стены, плотно увешанные картинами Ватто с нимфами и портретами монархов кисти именитых мастеров. Глаз отдыхал на гладких мазках подлинников, в то время как уши были забиты возмутительной околесицей, которую несла его визави.
По слабому колебанию высоких портьер стало очевидно присутствие охраны, достаточной для серьезной потасовки.
– Миледи, я потрясён, – бездумно повторял капитан, прикидывая план действий на случай если светская беседа перерастет в конфликт.
Наконец в паузе, когда прелестное создание притомилось от потока собственного монолога, вдруг сказал:
– Сударыня, я что-то не припомню, чтобы слышал о великих деяниях, связанных с именем дома де Монблан. А я считаю себя вполне осведомлённым о том, что происходит на суше. В чём же дело?
– Видимо, вы не столь осведомлены, как следовало бы, – парировала она. – Нам не существовало нужды быть на виду до поры, до времени. Но именно наши клинки и яды стоят за вступлением в должности генерала Мортема в Лиге Доблести и кардинала Сантониуса… Впрочем я могу понять, отважному пирату незачем вникать в такие тонкости политических игр…
Далее миледи Патрисия продолжила называть громкие фамилии, вовлечённая в игру по набиранию значимости в собственных глазах. В заключение своей тирады она аппетитно закусила пухлую губку и торжествующе взглянула на Витала.
– Миледи Патрисия, не тратьтесь. Я с одного раза понял, насколько велика и могущественна ваша империя. Но я всего лишь пират Венсан, и всё не возьму в толк, если фамилия Монблан столь исключительна, мои-то скромные возможности вам для чего? Уверен, за ваши денежки гильдейские крысы будут бегать за вами на задних лапках…
Вместо ответа неожиданно сильная ручка с аккуратными коготками вцепилась в его расстёгнутый ворот, как бы невзначай коснулась ключицы и потянула к себе.
– Мсье Венсан, вы умный, известный и очень привлекательный мужчина. Холостой. И талантливый стратег. – Рука девушки с крупным перстнем легла ему на грудь и медленно двинулась ниже. – Только вы и ваш флот сделаете дом де Монблан поистине неуязвимым…
– Мне искренне жаль, сударыня, но вам не удалось меня заинтересовать.
Пальцы миледи де Монблан тем временем преодолели пряжку его ремня, продолжая свой путь.
– Неужели не удалось? – Искренне удивилась она. – Какая у вас любопытная серьга, мсье Венсан…
– Совершенно согласен с вами. Редкой красоты вещица.
– А я не верю в совпадения, мсье Венсан. Вы хотели обсудить со мной покупку того портрета? Замечу, вас привлекают весьма спорные вещи и женщины… И это глубоко меня волнует… ведь вы достойны куда большего, чем какая-то племянница герцога де Сюлли. И как всем известно, наскучившая ему в качестве любовницы уже лет пять как… С таким-то наследником да вышедшим в тираж довеском дни клана де Сюлли сочтены. Фамилия же де Монблан станет новым солнцем Лавраза…
Витал в жизни своей не поднимал руки на женщину. Ни при каких обстоятельствах. Сейчас же от бешенства в глазах его потемнело, и ему страшно захотелось дать ей пощечину если не рукой, то хотя бы словом. Но он неприметно вдохнул и выдохнул, хватаясь за остатки рассудка. Глядя на неё сверху вниз, внутри себя Витал удивлялся, как много себе позволяет это юное создание, и насколько оно прагматично в каждом своём жесте.
– Ваше предложение льстит. Но мой ответ – нет.
Мгновение, и под мочкой уха холодом вжалось дуло его же собственного пистолета, сжатого твёрдой рукой очаровательной миледи.
– Мсье Венсан, зачем же вы так со мной. Я ведь и по-плохому умею…
Витал чуть приобнял Патрисию, и вот уже холодный блеск поясного кинжала миледи де Монблан отсвечивал у её же горла.
– Помилуй меня Всеведущий, – прошептала она, с восхищением глядя ему в лицо. – Неужто вы способны обидеть женщину?
В ямке на белоснежной шее миледи Патрисии, в которую мягко упиралось острие её стилета, медленно наливалась вишнёвая капля.
– Что вы, сударыня, как я могу! Ни за что. Просто ведь и я умею по-плохому… Вы умная девушка, и понимаете, мне и моим ребятам не нужны покровители. Я многажды потрясён блеском и величием вашей фамилии, миледи Патрисия, однако не расслышал своей выгоды в озвученном вами предложении.
Грудь леди Патрисии вздымалась.
В подёрнутых поволокой глазах не было ни тени испуга, только крайний интерес. От него не утаилось, как увлечённо она рассматривает его губы.
– Сотни и тысячи фунтов золота, естественно, – улыбнулась она. – Сразу же по факту исполнения заказа. Докажите мне вашу лояльность совершенно невинной шалостью, и мы поладим.
– Я не работаю в аванс, сударыня. Как и не вовлекаюсь в недоступные моему уму схемы: я всего лишь простой моряк, и как вы справедливо отметили, совершенно не вникаю в тонкости политических игр. Таким образом, к моему глубочайшему сожалению более не имею возможности тратить ваше драгоценное время, милая леди. – Витал помахал треуголкой, как если бы ему было дурно, – Сударыня, эти ваши духи просто сногсшибательны… Я же – на свежий воздух, с вашего позволения…
***
«Крылатый Марлин» жил обновлённой жизнью. Крики матросов и чаек вместе с шумом волн смешивались в музыку моря. Шаткая палуба стала куда роднее берега, и команда споро суетилась в судовом быту под неизменные разухабистые вирши полотеров.
Фаусто икал от смеха.
– Ну же! Вот же гадина какая! Картину так и не получил, но хоть повеселился. Продолжай!
– А нечего продолжать. Репутация у этих Монбланов с душком во всех смыслах. Я не настолько себя не уважаю, чтобы связываться со столь ненадежными партнёрами. Но буду иметь в виду их интерес к нам… Кстати, знаешь, как мы попрощались? – теперь рассмеялся уже капитан. – Она мне попыталась угрожать. Это недоразумение угрожало. Мне. Мол я не терплю отказов, мсье Венсан, в этом случае вам не покинуть резиденцию живым! Пришлось немного проредить охрану, прежде чем откланятся.
Квартирмейстер вытирал слёзы от смеха.
– Самое, говоришь, влиятельное…
– Одним словом, крысы сухопутные, – Витал зло сплюнул. – Кстати а куда делась охрана снаружи-то?
– Да мы там обменивались любезностями, и они сами дружно куда-то делись…
Об стол звякнула разрозненная пара измятых латных наручей.
– Посмотри, как хорошо сделано, и из какого говна. Богатые же люди, а на самом важном экономят. – Витал ненадолго задумался. – Будет образец для наших мастеров, как делать нельзя.
– Ты оторвал наплечник в потасовке, чтобы заполучить плохой пример? – Фаусто снова засмеялся. Все таки горбатого может исправить только могила.
Но он тут же вспомнил о пустующих трюмах скользнул к капитану и вкрадчиво прошептал:
– Я перевёл груз на «Золотые Пески» с последнего захваченного судна…
Капитан смерил его взглядом.
– Это не груз, а живые люди! Мы зовём их “грузом” только в присутствии врагов. Ещё раз без моего ведома что-нибудь сделаешь, вышвырну из экипажа к чёртовой матери.
Фаусто обиженно посмотрел на него.
– У нас с ребятами для тебя сюрприз. И уж лучше нашим трюмам пустовать. Ты не пожалеешь!
– О чем ты?
– Угадай, чей “караван” сегодня к вечеру мы перехватим прямо на подходе сюда?
– Да о чем же ты! Мы в нейтральных водах, или ты забыл? В акватории Мурены так не принято… Приличным людям негоже здесь охотиться.
Оскорбленный квартирмейстер вытаращил на него глаза:
– Я же все продумал, чего ты! Мы выйдем из акватории и встретим их вот тут. – Фаусто развернул карту и ткнул смуглым пальцем в жирно выведенную метку. – Мы строго чтим законы и не выходим за рамки. Все чин чином. Да ой, ну расслабься же! Это – сюрприз.
***
Команда тем временем застёгивала броню и проверяла оружие. Моряки переговаривались и вели себя совершенно буднично, как если бы собирались на рыбалку. Или охотиться на дичь. Шутки, болтовня, приготовления… Виталу эта затея совершенно не нравилась. Но он утешал себя тем, что команда по крайней мере разомнется.
– Допустим. Чей, говоришь, “караван”? – раздраженно спросил капитан.
Он наконец сердито вырвал из рук Фаусто подзорную трубу. И вгляделся. Лицо его преобразилось.
– Да ладно!.. – с сомнением пробормотал он. – Глазам не верю…Флаги судов Лавраза. Да непростые…
– С днём рождения, Венсан!
Квартирмейстер стоял со сложенными на груди руками и прятал волнение: капитан наконец ожил. Угрюмая меланхолия совершенно его оставила. Глаза его вспыхнули, а в жестах возникла медлительность, свойственная хищному зверю.
– Поднять флаги, и – полный вперёд, господа! – скомандовал с плотоядной улыбкой капитан.
Вверх по грот-мачтам всей колонны взвились чёрные флаги со скрещёнными саблями в форме буквы «V».
***
В последнее время дурная слава пиратов Венсана навела истинный ужас на каждого, кто ходил по водам Лавразской Акватории.
Очевидно, невежество в среде мореходской черни плодило суеверия, и сила разума человека образованного, не доступная обывателю, легко развеивала самые завиральные байки, что по обыкновению преумножали могущество морской босоты.
И тем не менее герцог Фредерик де Сюлли зажмурился, протёр глаза, и снова заглянул в подзорную трубу. Нет, не показалось.
Нехороший, иррациональный холодок пробежал по спине и вызвал совсем уж неподобающую дрожь поджилок.
Зловещие тени белокрылах фрегатов, с небольшими, но яркими, чёрными флагами, сокращали дистанцию с невиданной скоростью.
Это не кошмарное видение.
О рисках на маршруте из порта Вердена до острова Да-Гуа ему многократно докладывали. И он как будто бы даже особенно не возражал, подписывая отказы от ответственности в нескольких экземплярах.
Его предупреждали.
Но он пошёл вопреки всем рекомендациям советников и – против увещеваний капитана Дайона.
Ведь медлить было никак нельзя. Обстановка на Да-Гуа давно уже требовала его личного участия, и теперь он, герцог де Сюлли, решительно стоял на палубе и на всех парусах шёл вершить справедливость.
После смерти сестры, а затем и жены от чумы на него навалилась невероятная тоска.
Ему вдруг стала очевидна собственная уязвимость перед старухой с косой, что не щадит ни бедных, ни богатых. Пришла меланхолия. Заглушить её не удавалось ни с помощью прежде безотказных алкоголя и разврата, ни погружением в политические дрязги, ни силами лекарей. Даже щедрые отчисления в казну ближайшего к небесам братства Солемы не принесли обещанного облегчения.
Он ждал, что встреча с племянницей и сыном вдохнут в него жизнь. Дела же Альянса Негоциантов по проблемам колонизации острова возродят его некогда крепкую политическую хватку.
Селин.
Что она творит?! Судя по донесениям, в девчонке проснулись серьезные аппетиты едва ли не государственного размаха, и она перешла к захвату власти. Что ж. Какая ирония: он всегда чувствовал в ней талант и сам взращивал его все эти годы. Но предположить, что донесения не лгут, и она повернет против него же собственные кропотливые усилия… Селин действительно предала его!
И ее письма. Полные холода, словно от чужой, они носили сугубо формальный характер. Как будто бы племянница никогда не была перед ним в неоплатном долгу. Да эта бесприданница ноги ему целовать обязана за всё, что он для неё сделал!
Но несмотря на заверения себя самого со стиснутыми кулаками, будто бы он все простит, покайся она за каждый свой шаг против его воли, в мозгу кипела единственная очевидная мысль.
Неблагодарная тварь! О, скорее бы берега Новой Вердены, и племянница будет на коленях умолять его о пощаде! Да! Он сочтётся с ней сполна!..
Праведное негодование герцога нарушил сбивчивый лепет капитана:
– Ваше Сиятельство, это армада Венсана! Я дважды… дважды, милорд!.. упоминал о ней перед вашим решением отплывать… Мы ещё могли бы взять курс на… Но видите ли, они быстрее… и… знаете, лучшее, что мы можем сделать, так это не вступать в бой!
– Прекратите мямлить!!! Что вы несете! Вы в своем уме капитан Дайон?!
– Разумеется! У них – собственный кодекс. Так, если успеем вывесить белый флаг до абордажа и не окажем сопротивления, трюмы-то они может и выгребут, но в живых оставят…
– А если мы не пойдем у этих бродяг на поводу?
– Помилуй нас Глубина! Вот такого нам как раз сейчас и не надо! В-ваше Сиятельство-о…
Капитан Дайон сорвал с себя треуголку, дрожащей рукой вытер лоб, придвинулся ближе, видать чтобы не расслышала команда, и зачастил громким шёпотом:
– Сударь мой, да они же – настоящие мясники! Вам, должно быть и не докладывали… такого… Они приходят… как единое тело действуют, да как будто в них вместо крови – сама морская вода текёт! Никому пощады не дают! Да об них только все и говорят, после них только палубу и перекладывать, такую кровавую бойню после себя оставляют… Я же вам. докладывал, Ваша Светлость!.. Они пустили ко дну столько отменных галеонов!.. Это же всё было в моих рапортах… А какая у них артиллерия… Говорят, сам Морской Дьявол им орудия-то ставил…
– Довольно истерики, Дайон. Вы омерзительны. Немедленно готовьте пушки к бою!
Казалось, моряк вот-вот рухнет перед ним на колени и начнёт типическое для третьего сословия нытьё за собственный скарб:
– Вы совершаете непоправимую ошибку, Ваша Светлость! Гильдия не потерпит…
– Выполнять!!!
Капитан повернулся и прокричал что-то на грубом языке мореходов. Экипаж заметался по палубе.
– Вам лучше пройти в каюты, Ваше Сиятельство…
– Благодарю, но разве я похож на труса?, – де Сюлли-старший приосанился, не сводя подзорной трубы с вражеского флота, расстояние до которого стремительно сокращалось.
Дайон дрожащими руками откупорил флягу и, давясь, выпил все до дна.
Между тем, пираты уже приблизились на расстояние пушечного выстрела, но орудия по прежнему молчали. Флагман пошёл на опасный угол поворота.
– Что происходит…?! – прошипел Фредерик де Сюлли. – Атакуйте! Немедленно!
– Сударь, вы, возможно, и готовы к неминуемой смерти!.. А вот я и мои ребята – нет, – дыхнул ему в лицо дешевым бренди Дайон. – Мы подняли белый флаг! Да!
Герцог задрал голову голову и стиснул зубы. Какой позор. Пока он молча наблюдал за происходящим и обдумывал кару всей команде, его возмущение утонуло в грохоте абордажных крюков о борт.
Среди трусливого ропота раздался женский визг.
Но быстро смолк, – дама лишилась чувств. Как бы мореходы ни собирали господ и ни пытались силой увести в каюты, любопытство на грани ужаса сбило дворян в испуганное стадо.
Не успел Фредерик опомниться, как на палубе почти одновременно появилось около дюжины людей. Вооружённые, одетые в одинаковые чернёные камзолы, они бодро разбежались по сторонам и замерли. Самый высокий из них по-хозяйски осмотрел палубу, взглянул на мачты, вышел вальяжной походкой вперед и произнес:
– Дамы и господа! Никто никуда не расходится. Благодарю за проявленное благоразумие и экономию наших боеприпасов. Капитан Дайон, приветствую вас, мой дорогой!
Капитан промычал что-то неразборчивое. Но пират спокойно продолжил.
– А сейчас почтенная публика поочередно снимает с себя цацки и кладёт в эту бочку. Смывать кровь с ювелирки крайне хлопотно, знаете ли… Экипаж! Немедленно перегрузить всё из трюмов на наше судно! Шевелитесь!.. Кстати, эй, у нас вакантно место марсового юнги. Кем бы вы ни были здесь, у меня – начинаете с этой позиции. Все вопросы – после погрузки. Ну же!..
Раздались причитания пассажиров. Моряки забегали.
– Венсан, а тебе штурман не нужен? – послышался голос позади.
Пират расхохотался:
– А ты сначала до погрузки доживи! Глядишь – и возьму…
Он всё бродил по палубе, придирчиво осматривал снасти и сам корабль, да так, словно собирался его вот-вот покупать. На своих людей и захваченную команду никакого внимания не обращал: синелицые занимались своим делом, и Фредерику де Сюлли казалось, будто он чувствует облегчение осадки борта – с такой скоростью его покидал груз. С любезностью радушного хозяина бандит здоровался с дамами, не подавая руки, приветствовал господ, и только неизвестные жесты рук в перчатках указывали знаки сообщникам, куда перейти да кого взять на мушку.
Он вдруг неожиданно развернулся, глядя прямо на де Сюлли.
Ухмылка головореза исчезла. Жестокое лицо преступника с татуировками извивающимися из выгоревшей короткой бородвы, наконец проявило свою зверскую натуру:
– Высокопоставленный гость! Надо же, как мне сегодня повезло! Герцог де Сюлли, полагаю? Очень надеялся на встречу… А вам говорили, как же бессовестно льстит придворный портретист? Нет? О, гоните его в шею…
Глава головорезов шёл на Фредерика с такой уверенностью, что тот поспешил отбросить дрожавший в руке мушкет в сторону.
Густо покрашенные сурьмой горящие серые глаза наполнились шальной ненавистью и внимательно изучали лицо герцога.
Под этим взглядом и ощущением разящей опасности от этого чудовища, Фредерик отступал назад до тех пор, пока в спину его не ткнулась нечто твердое.
Вдруг оскаленный пират сгрёб де Сюлли за грудки и приложил того головой об мачту. Явно вполсилы. Но в глазах потемнело. Фредерик по себе знал это холодное бешенство, предваряющее жестокую расправу. Негодяй же только входил в раж и даже не вынимал оружия.
– Эй-эй, Венсан! Поберег бы шкуру гостя! Так и пришибить их велико-четатам недолго! И плакал наш выкуп, – послышался тревожный голос кого-то из пиратской своры.
– Выкуп? Помилуй, какой выкуп, Красавчик? Здесь не тот случай… Да и у меня сегодня праздник, – в конце концов отведу душу… Думаю, меня бы весьма порадовал вид выпущенных герцогских кишок или его конвульсии на рее… А лучше – все вместе.
Казалось, подобного ответа не ожидали даже сами головорезы. Их задор поутих. И от этого стало еще страшнее.
– Постойте! Я готов предложить заплатить выкуп сам! Сколько? Назовите цену!
– Так сильно хочешь жить? И думаешь, что можешь сторговаться даже со смертью? – голос того, кого назвали Венсаном зазвучал тихо и зловеще, – Тогда у меня есть идея поинтереснее.
Он развернулся, не выпуская ворота камзола герцога, и что-то прокричал на языке мореходов. На солнце блеснули ятаганы. Свиту де Сюлли, пару дюжин верденских аристократов, подвели и выстроили полукругом вокруг мачты. Дамы всхлипывали. Бледные как полотно господа сохраняли остатки достоинства. Впрочем бешеному сброду до них не было дела. Главарь тем временем всё допытывался:
– Все «сливки общества» здесь? Все палубы досмотрены?
– Вот еще этих нашли в адмиральской каюте, – сказал один из головорезов и кивнул на Фредерика.
Обеих его перепуганных фавориток вывели на всеобщее обозрение и поставили прямо перед пиратом. Набеленные и нарумяненные наподобие взрослых дам, они смотрели оцепеневшими оленятами. Словно одурманенный, Венсан уставился на них. Казалось, прищуренные глаза читают письмена с их лиц, так внимательно бандит осматривал бледные заплаканные личики. Фредерик не выдержал:
– Нравятся? Забирайте их!
Венсан резко развернулся к нему и замер. Да неужто этот бандит согласен на торг?! О, разумеется, Фредерик уже знал, кому первым делом напишет о награде за голову проклятого босяка. Но как глава Альянса Негоциантов, де Сюлли умело управлялся и не с такими подонками, так что приосанился и продолжил:
– Совершенно верно, Венсан. Отдаю их вам. Забесплатно. И выкуп. Девицы благородных кровей, надлежащего воспита…
– Молчать!
Негодяй, чьи глаза почернели от бешенства внезапно свирепо отчеканил:
– Я запрещаю трогать детей. Тебе, твоим лакеям, да неважно кому, слышишь, ты? – Не глядя на юных пассажирок, он прорычал: – Увести их с палубы!
– Уверяю, я не это имел в виду… Это недоразумение. Меня неверно поняли… – начал было герцог.
Девиц, что едва вышли из детского возраста, Фредерик любил всегда. И по-разному. С кем-то он был ласков, кому-то везло меньше. Зависело от того, кто ему их поставлял…
– Не сомневаюсь.
Тело парализовал страх. Губы задрожали. Пират же с ухмылкой развернулся к нему.
Де Сюлли не сразу почувствовал, как по коже на бедре полоснула холодная кромка ятагана. Запоздалая боль испугала. Ткань штанов вместе с панталонами бесшумно опала на палубу.
Пират с сомнением потёр подбородок:
– Знаешь, я думал, ты будешь как-то посолиднее, герцог.
Какое унижение…
Де Сюлли одной рукой зажал кровоточащую рану на бедре, а другой прикрыл пах.
Исполненный поруганного достоинства, он избегал встречаться взглядами с ропчущей свитой.
Фредерик повернул голову, и вдруг его взгляд выхватил лёгкий пиратский галеон.
Над носовой фигурой возвышались два перепончатых крыла, формой повторяя те узкие паруса, что служат залогом скороходности кораблей. Сама же носовая фигура устрашала. Наполовину девица, а ниже пояса – морское чудовище с щупальцами спрута, словно в кошмарном объятии захватившими нос корабля. Распущенные волнистые волосы почти прикрывали красивую высокую грудь.
Строгое же лицо её было точной копией… Он побледнел.
– Господин Маркиз, прошу вас, – обратился негодяй к кому-то.
К Фредерику подошёл ужасающего вида черноволосый старик с пронзительно синими глазами и уставился на него. Головорез что-то прошептал ему на ухо и отступил, вынув мушкет. Дуло смотрело герцогу в лицо.
– А, так эт-то недол-лго, – проскрипел старик и ухмыльнулся.
***
– Сюрприз удался. Подарок, так подарок!..
Капитан гонял вино в стеклянном бокале и рассматривал сквозь него каюту. Розово-красные волны ходили по стенам, завешанным картами и схемами элементов брони, по окнам, через которые виднелись море и небо, по молчаливому Фаусто.
– Знаешь, Венсан, ты по-моему перегнул палку.
– М?
– Лучше бы ты его убил.
Капитан с блаженным удовольствием допил вино и посмотрел на него:
– Тебе-то что?
– Не знаю… Нехорошо это как-то… Нас и так боятся и ненавидят. Союзников мало. А такое – так вообще самоубийство… После подобного их и вовсе не останется…
– Не трусь. Нам достаточно поддержки Вдовы и её людей.
Фаусто нервно почесал затылок.
– Не знаю, не знаю…
– А по-моему, вполне неплохо вышло. И довольно остроумно.
Увешанный гроздьями жемчугов Джу всё прикидывал на вес, тяжелее ли драгоценности привычных ему цепей или такие же.
Маркиз же разразился упрёками в малодушии, что дескать надо было и ухо отрезать на память, и всё норовил напомнить о кровавых традициях пиратства былых эпох.
Но он не станет ничего объяснять. И неважно, как будут трактовать поступок свои же: кто-то выражал восторг, кто-то стал его бояться еще больше.
Станет ли меньше кошмаров появляться в девичьих снах – неизвестно. Но вот ему-то точно стало легче где-то в груди.
Споры команды и хмельной смех заглохли за дверью и Витал достал из стола перо.
***
«Милая Селин,
Догадываюсь, как тебе нелегко сейчас.
Слухи об успехах Альянса Негоциантов на Да-Гуа впечатляют и здорово успокаивают. И мне хочется в них верить так же, как верю и в тебя.
Понимаю, ты наверняка вся в делах и пока так и не нашла возможности ни встретиться, ни даже передать мне ответного письма.
Мои люди регулярно проверяют то место под камнем у маяка, о котором я писал, но даже простой записки от тебя до сих пор не было. Смею надеяться, я не обидел и не смутил неосторожным словом в предыдущих письмах. А если и так, то приношу самые искренние извинения: столько всего происходит, что иногда бываю сам не свой…
Прошу, не мучай меня так.
Напиши хоть две строчки. Что угодно… Чтобы я знал, что с тобой все хорошо и ты меня всё ещё помнишь. Я в замешательстве, но моя надежда жива.
Часто думаю, как бы сложилось всё, если…
Сейчас настолько всё изменилось. Ты теперь управительница, а я, представь себе, стремительно постигаю всю теневую сторону ведения дел в Лавразской акватории. Здесь малая ошибка – вернейшая смерть. Пока что моя пиратская голова и головы многих, кого, возможно, ты помнишь из экипажа – всё ещё на плечах, а значит – справляемся.
Интересно, как легко узнала бы ты меня теперь? Моя новая жизнь накладывает отпечатки.
Шрамов становится больше, впрочем, как и моего хладнокровия. Волосы совсем выцвели на солнце. Нашёл удобным носить бороду (хотя и тревожусь, что ты вздумаешь прозвать меня из-за неё обезьяном). Стараюсь не превратиться в потерявшего человеческий вид во всяких смыслах бородатого головореза, как нашего брата малюют на афишах, которого ты бы нипочём не узнала. Как и я порой не узнаю сам себя в зеркале… Однако бриться до гладкости физиономии, как было привычно раньше, теперь решительно некогда и незачем. Времена застолий с экипажем также теперь крайне редки.
Давеча ностальгировали. Вспоминали всем «Крылатым» твой прекрасный голос. Скажу по секрету, эти бездельники так истосковались, что втайне репетируют ту твою арию, когда трюмы пустые. Случайно услышал, как К. даёт петуха и строго-настрого запретил им сие безобразие. И вот ведь представь! Пока не стал вычитать из жалованья штрафом свою претензию к их оскорбительным упражнениям, этим шельмам было всё нипочём…
Представляю, как сильно могла измениться и ты в давлении политических течений: они что вода, точащая даже камень. Но они, при всей их жестокости, не смогли бы исказить твою нежную и чувствительную сущность.
Отказываюсь верить, что наши пути пересеклись случайно. В моей памяти до сих пор тот твой взгляд особенной ласковой проницательности, каким ты смотрела на меня тогда, когда мы виделись в последний раз…
Твои глаза делают меня сильным. Знай это.
Как и всегда, жду тебя там же, у заброшенного маяка на закате каждую вторую и четвертую субботу месяца. И надеюсь на твое ответное письмо.
Мыслями с тобой,
Твой V»
***
Дафна надёжно забаррикадировала дверь, чтобы никто не посмел её потревожить.
Не сводя восторженных глаз с сургуча, она сделала несколько глубоких вдохов и трясущимися руками сломала печать.
Прикрыв ладонью рот, юнга начала жадно читать почерк капитана «Крылатого Марлина».
Слова не всегда были ей понятны, но она морщила лоб, шевелила губами, перечитывала их вновь и вновь и каждый раз искренне радовалась, если удавалось уловить смысл.
Могла ли она подумать, что строгий и вечно занятой капитан Витал был способен на те переживания, что изливались на бумагу?
Она то улыбалась, то боролась со слезами, затапливающими буквы перед глазами.
Ну какой же он душечка!..
А что, если бы всё это он писал ей, Дафне?…
Она прикрыла пальцем обращение к Селин и ещё раз перечитала. Сложив письмо, она прижала его к груди, всхлипнула и мечтательно закрыла глаза.