Главная страница | Морские приключения | Четвертый поцелуй на север

Четвертый поцелуй на север
Дмитрий Сосин
Откуда не Земле появляются безумцы со своими новыми идеями, изобретениями и открытиями? Может быть их родина там откуда пришел Ксавьер, где другие правила жизни, другие законы физики и только чувства такие же как у людей Земли, а еще обстоятельства жизни из-за который ты не можешь прожить свою жизнь спокойно в комфорте и тепле, а вынужден бороться за право жить, быть собой, за право любить и за право вспомнить как рождаются миры.

Дмитрий Сосин
Четвертый поцелуй на север

Глава 1
Я Ксавьер и ты Ксавьер,
Оба мы Ксавьеры.

Детская считалка.
Пролог

Этот сон я вижу каждую тишь. Пустые улицы большого города залиты ярким светом, который вы называете Солнцем. Широкая асфальтовая дорога, размеченная двумя сплошными и четырьмя прерывистыми линиями, упирается в длинное шестиэтажное здание, украшенное огромными полуколоннами в три обхвата. Поднимаясь от гранитной облицовки высокого цокольного этажа глубокие зубчатые канелюры на полуколоннах упираются в ионические капители с завитушками по бокам. Над капителями начинается полуразрушенная декоративная балюстрада, опоясывающая основание пятого этажа. Еще выше – обильно украшенный гипсовым плющом шестой этаж с маленькими круглыми окошками, похожими на трюмные иллюминаторы наших кораблей. Массивный фронтон во всю ширину здания, будто стрелка компаса всегда указывает на бездонное голубое небо, каждый раз напоминая мне, что все мои глубокие познания об этом месте – чужие и я не дома. В треугольнике фронтона черный лишайник, пользуясь любимой китайским народом тактикой шелковичного червя, медленно, но верно осваивает изгибы и изломы древнего герба из серого камня. Проблема в том, что я никогда не видел ни китайского народа, ни тем более шелковичных червей. Если вы не отсюда, не из этого места, я советую вам не думать ни о китайцах ни о червях и ни о чем другом, что выходит за рамки вашего поля зрения, иначе бесконечная череда понятий и образов вытеснит шарик вашего самосознания в то место откуда вы пришли. Вас нет в списке определений этого мира и ваш отчаянный поход снова окончится ничем. Поэтому, я и смотрю изо всех сил на здание в конце улицы и стараюсь думать только о нем. Слева и справа от герба на фронтоне в штукатурке когда-то были выдавлены большие буквы, но прочитать можно только слово слева от герба: «Горный». Большие ступени из грубо отшлифованного гранита, поднимаются с трех сторон к небольшой площадке перед парадным входом, но единственные живые существа, которым есть дело до этих ступеней – молодые березы, воюющие за право расти на стыках камней с пока еще более высокой лебедой и редкими островками пырея и иван-чая. Меня не интересует парадный вход. Я просто держусь за него сознанием каждый раз, когда двигаюсь к Цели. Если самого себя убедить, что идешь именно к дому в конце улицы, непременно продержишься дольше. Нужно только сосредоточить на нем все внимание, заставить внимание искать и запоминать каждую трещинку на фасаде и каждый новый листик пятнистого плюща, ползущего по зданию вверх к своим гипсовым собратьям. По счастью проблем с недостатком трещин нет. Постройка явно очень старая. Желтая краска, в которую выкрашены стены, сильно облупилась, а белые гипсовые картуши вокруг больших окон, рассеченных толстым переплетом на одинаковые квадратики, почти везде отвалились. Серая крыша из оцинкованных железных листов с фальцевыми стыками, похоже, давно утратила свой первоначальный блеск, но нигде не прогнулась и сохранила все прямые линии скатов, восходящие к центру. Вся крыша желтого здания буквально утыкана несколькими десятками одинаковых труб, которые еще больше выделяют его на фоне плоских крыш всех соседних домов. Как и я, этот странный дом не должен здесь находиться, он будто случайно заснул на пыльном проспекте в дни своей молодости, не заметив, что все его собратья давно ушли и теперь миром правят параллелепипеды.
От странного желтого здания повернуть можно только направо. Слева проход перегорожен высокой чугунной оградой из толстых прутьев, но за ней только старинный парк о котором я стараюсь не думать. Этот парк напоминает мне о доме, а мысли о доме означают конец маршрута. Мой поворот – направо. Там за ним должно быть море, я чувствую его по яркому запаху водорослей, йода и особой морской свежести, доносящимися из-за поворота, но это все. Никаких других намеков на море за поворотом нет: ни криков чаек, ни шума прибоя, ни запахов рыбного привоза, ни архитектурных украшений, изображающих элементы оснастки кораблей – ничего. Возможно, мне просто очень хочется, чтобы там было море. Иначе, мой путь станет еще более невыносимым. Любая информация обо всем, что находится за поворотом, мгновенно гаснет в моем сознании. Даже запахи моря я каждое мгновение выцарапываю у памяти с неимоверными усилиями. Как пересохшая земля испытывает трудности с тем, чтобы впитать живительную каплю воды, так и я неотвратимо, и в то же самое время чудовищно медленно приближаюсь к месту, которое наполняет мое существование в этом месте смыслом. Всего восемьдесят шагов до поворота. Полгода назад не мог подойти ближе чем на шестьсот. Я просто знаю, что там за этим поворотом между желтым зданием и серой десятиэтажной коробкой с зеркальными окнами – моя цель, нечто бесконечно ценное для меня и всех кого я знаю. В любой части города чувство Цели всегда остается ярким и отчетливым. Как теплое пятно света от гигантского солнечного зайчика оно постоянно взирает на меня из-за последнего поворота, пронзая стены домов, зеленые насаждения, бетонные заборы и все смехотворные препятствия, которые только смогли придумать создатели этого места. В каком бы районе города я ни очнулся во время тиши, я всегда знаю, где в городе находится моя цель.
По какой-то причине я испытываю чувство родства к этому месту, будто родился здесь когда-то давно или провел детство, но я точно знаю, что это не так. И дело не в том, что здесь проходят мои сны. С самого первого сна город откликнулся во мне гроздьями приятных теплых чувств как при встрече со старым другом. И в то же время всем своим существом я ощущаю неправильность своего пребывания здесь. Я чувствую себя то смертельно раненным солдатом, бегущим по инерции последние метры своей жизни, то шпионской программой, пытающейся открыть доступ на чужой сервер: я будто постоянно ввожу и ввожу пароль в поле авторизации, но город не принимает его. Пароль неправильный. И чем дольше я остаюсь в пустом городе залитым светом Солнца, тем явственней ощущаю, как прогибается асфальт, и стены домов стонут под тяжестью моих ног.
И все же я иду, потому что должен идти. Пока Цель далеко, я стараюсь не рассматривать предметы за стеклами витрин и странные четырехколесные повозки на обочинах дорог. Их название я могу легко узнать, но стараюсь идти вообще без мыслей, сосредотачиваясь на своем дыхании или на тепле, идущем от нагретого солнцем асфальта. Все это из-за того, что в городе память принадлежит не мне. Я могу неограниченно пользоваться ей, но именно из-за того, что память принадлежит самому этому месту, я не в силах остановить информационный поток ничем кроме равнодушия к окружающим предметам, иначе он опять постарается поглотить меня, заполняя каждый мельчайший пробел знаний о городе и тогда я или перестану быть собой, или проснусь в совершенно другом мире не похожем на этот сон и опять не смогу вспомнить, что снилось мне в эту тишь. Я и так узнал уже слишком много. Слишком много, чтобы протащить что-то из этого в свой собственный мир.
Не считая того, что существует там, за последним поворотом, я знаю в этом городе каждый закоулок, но это знание как одинокий отпечаток ноги на влажном песке прибоя: ни предыстории, ни малейшего указания на существование следующего шага. Лишь направление. Я должен помнить, как здесь оказался или хотя бы как называется город, но обычных воспоминаний нет. Есть знание. Каждый изгиб улицы и каждая деталь на фасадах домов всегда доступны моей памяти, я могу вспомнить их без малейших усилий также легко как отражение собственного лица или таблицу умножения на один. Лишь причина, по которой я знаю город так хорошо, остается недоступной, заблокированной в непроходимых отсеках на темной стороне памяти города. Каждый раз, попадая сюда, я мгновенно вспоминаю все свои прошлые визиты и их мельчайшие подробности, среди которых нет ни единого намека почему я здесь и являюсь ли я единственным существом, попавшим в ловушку этого места. Информация о людях или каких-либо других существах, населяющих это место, недоступна. В моих снах улицы всегда пусты и там, в конце этих пустых улиц за последним поворотом, заслоняя все остальные эмоции и чувства, пульсируя всей массой своей безликой необъятности взывает своим беззвучным ревом она – Моя Цель.

***

Сейчас вся моя дрессированная отстраненность кажется пустой тратой времени. Не бывает у людей таких заданий и таких Целей, это просто невозможно вытерпеть человеку. Сил хватает только смотреть под ноги на бликующий в свете солнца идеально ровный асфальт. Еще один шаг к повороту отзывается смертельной усталостью во всем теле. Глаза периодически теряют фокус, изображение двоится, отдаваясь в голове острой болью. Попытки хоть о чем-нибудь думать связно натыкаются на отказ разума соединять слова в осмысленный текст или выдавать информацию по запросу. Шаг. Тело совсем перестает слушаться, сотрясаясь в мелких конвульсиях, зрение отключается. Полшага. Дальше дороги нет. Дальше только образы – древний язык подсознания, который до последнего пытается сохранить некогда порожденную им индивидуальность. Образы – последняя дверь перед вечностью. Они пытаются сохранить меня, напомнить, что у меня есть Цель и я должен дойти. Потому что если я не дойду, то никто не дойдет. Вот дети бегают по весеннему лугу, они смеются и пытаются втянуть в свои догонялки взрослых. Нет-нет не старайтесь, я не побегу, просто нет сил. Большая белая собака бредет под дождем по аллее старого парка. Ее голова опущена, а уши прижаты в тщетной попытке закрыться от безжалостных капель чуждой стихии. Бесполезно. Огромная черная субмарина с КГР, заклинившими на погружение уходит в бездну. Не всплыть. Черный корабль уйдет за предельную глубину, давление раскатает титановую обшивку прочного корпуса и измятая оболочка, словно эхо прекрасного и чистого звука опустится на нетронутую поверхность глухой темноты, туда, где долгожданный покой, туда, где донные сифонофоры впервые увидят свет.

***

Знание вспыхивало в моей голове, постоянно пытаясь доказать что-то. Смотри, смотри, это ты, это про тебя. И в какой-то миг я почти был готов поверить этому. Короткие как вспышки осколки воспоминаний каким-то чудом еще сохранялись в моей памяти и на мгновение складывались в образы людей и мест. Нет, нет, я сам так решил. Это просто агония умирающего мира, но почему-же она такая реальная? Как будто опять я стоял на берегу мертвой бухты у самой кромки неподвижной и идеально прозрачной воды Хрустального моря, а ее губы беззвучно повторяли это глупое человеческое слово «навсегда».
Волна приходит на берег, чтобы плюхнуться на желтый песок и раствориться, вернуться в то место откуда она пришла…
Но люди говорят «навсегда». И кто теперь в мгновении навечно застывшей волны прибоя Хрустального моря сможет разглядеть отражение моей улыбки, понять ее окончательный смысл?
Так устроен ваш примитивный разум, ему кажется, что время движется, и вы движетесь вместе с ним. Но это лишь иллюзия, в которую играет великая неподвижность.
Таково мое решение и не вам его оспаривать. У них останется возможность, потому что у живых всегда есть возможность. Только это имеет значение. Они не должны платить за наши ошибки Кали. Я забыл как это – быть человеком, но теперь у меня будет достаточно времени, чтобы вспомнить. И теперь у них тоже будет достаточно времени, чтобы забыть не только обо мне, но и о себе. Потому что им тоже придется начать заново.

Из частной коллекции. Последние 623 мыслеформы в спектральном секторе Золотой1856FGT

***

Глава 1. Мой мир. (знакомство с Ксавьером и миром Аформы)

Меня зовут Ксавьер. Я родился в шестом фокусе стабильности – самом большом из известных в нашем мире. Наш мир не похож на ваш, и я собираюсь рассказать вам о нем все, что знал сам и считал важным. Быть может, однажды оказавшись в схожей ситуации, вы вспомните обо мне и, улыбнувшись, пойдете другим путем, а может быть мой рассказ просто развлечет вас во время одной из ваших поездок в метро. Это не важно. Рассказывая вам свою историю, я лишь пытаюсь понять, кто я и как получилось, что я, возможно, стою сейчас у вас за спиной. Не оглядывайтесь. Скорее всего, это не я. Читайте дальше, я пока здесь, в своем родном шестом фокусе стабильности, самом большом из известных в нашем мире. В нашем мире, все материальные предметы, которые находятся вокруг нас, имеют постоянные свойства и очертания только в фокусе стабильности – замкнутом пространстве проявленного мира, окруженном бесконечным океаном аформы. Если бы вы захотели познакомиться с этим океаном поближе, то обнаружили бы, что по мере приближения к аформе ваше зрение как бы ухудшается. Контуры предметов быстро теряют очертания, и вы просто не в состоянии отслеживать те изменения, которые происходят в окружающем мире. Реальность расплывается у вас на глазах, и вы можете упасть в непонятно откуда возникший колодец или нарваться на никем не выпущенную стрелу. Во всяком случае, история не знает ни одного человека, который смог бы вернуться назад, удалившись в аформу хотя бы на сто септов. Впрочем, здесь есть один нюанс. Дело в том, что хотя граница аформы на суше довольно ровная, ее плотность не одинакова в разных точках соприкосновения с фокусом стабильности. Для того, чтобы оказаться в глубоких слоях аформы где-то достаточно сделать один маленький шаг, а в других местах вы можете пройти десятки септов и почувствовать лишь легкую рябь в глазах, спокойно наблюдая как мир вокруг вас плавится от невидимого зноя. Правда наслаждаться этим состоянием я вам настоятельно не советую, т.к. плотность границы в любой момент может измениться и, как правило, не в вашу пользу.
Издали границу аформы заметить невозможно. Нет никаких характерных черт рельефа или иных особенностей. Все, смотрящие на аформу из фокуса стабильности видят один и тот же пейзаж или по крайней мере очень схожий: поля, деревья и ручьи, легкая дымка над водой, все как обычно. Но пара лишних шагов – и вас уже не спасет ни один охотник или смотритель из 18 радиуса. Наши универсулумы называют это смертью от потери самосознания. У нас эту тему объясняют школьникам в последнем классе, но любой житель Хормутанга усваивает смысл этих слов почти с молоком матери.
Еще в нашем мире есть блуждающие фокусы и населяющие их кочевники вынуждены постоянно перемещаться, чтобы не оказаться в аформе. Траектория движения всех известных блуждающих фокусов имеет эллиптическую форму, если оценивать ее с позиции, находящегося внутри блуждающего фокуса. Это вычислил известный универсулум-математик Ентидарг по магнитным камням. Но люди вообще-то знали это и раньше, т.к. рисунки древних часто изображали эту форму. Впрочем, некоторые универсулумы считают это учение еретическим, т.к. говорить о какой бы то ни было траектории внутри аформы совершенно абсурдно. Некоторые блуждающие фокусы периодически сливаются друг с другом или с постоянными фокусами стабильности и тогда тот, кто хочет приключений или имеет другие причины покинуть родные места, может отправиться в путь вместе с блуждающим фокусом и населяющими его кочевыми племенами за небольшую плату, обычно – обязательство выполнять какую-то не сложную работу. Кочевые племена почти не нуждаются в ресурсах, места через которые они проходят, очень богаты на разнообразные источники пищи и различные материалы пригодные для изготовления одежды, повозок и любых других предметов необходимых в дороге. Мерилом богатства в блуждающих фокусах являются средства передвижения. Богатые кочевники могут легко содержать полный пурт из восемнадцати гурангов, но это совсем не нужно, да и негде взять так много гурангов в наше время. Гуранги – это исконные обитатели блуждающих фокусов. Они всегда знают, в каком направлении движется фокус и даже если фокус внезапно изменит направление движения из-за бури в Аформе, они всегда почувствуют это и последуют за ним. Гуранги похожи на ваших быков с телом покрытым роговыми чешуями, только раза в два больше и с более короткими мускулистыми ногами. Их одомашнили очень давно. Неизвестно кто и когда именно это сделал, но поймать дикого гуранга не удавалось никому уже больше 300 циклов. Именно тогда был обнаружен последний блуждающий фокус. Большинство гурангов тащат за собой повозки всю свою жизнь и передвигаются очень медленно, но зато могут легко тянуть огромный груз. Передвижные дома богатых кочевников могут тащить три или даже четыре гуранга, но на самом деле это мог бы делать и один.
Границы блуждающего фокуса стабильности никогда не могут войти внутрь постоянного фокуса стабильности. То есть аформа никогда не проникает в постоянный фокус вместе с блуждающим фокусом, а границы блуждающего фокуса как бы сливаются с границами постоянного и общий объем стабильной реальности временно увеличивается. Таким образом, на какое-то время границы постоянного фокуса немного расширяются, и мы можем исследовать те области, которые раньше были недоступны. Отливную зону аформы еще называют временная земля, а иногда Зоопарк т.к. в ней всегда можно обнаружить те виды животных и растений, которые нигде больше не встречаются. В тот период, когда аформа отдает часть своих владений фокусу стабильности для населяющих Зоопарк животных и растений наступает сезон спячки. Наши универсилумы, что-то вроде ваших ученых, но только не такие узко специализированные по дисциплинам, пришли к выводу, что невозможно животное из Зоопарка приручить или приучить к условиям фокуса стабильности. Поэтому, во временные земли сейчас ходят только с целью добычи редких компонентов снадобий и довольно редко ради интереса. Не потому, что мы такие не любопытные, а из-за того, что такая прогулка очень рискованна и требует присутствия одного из штурманов, то есть человека, который точно может определить границу аформы. Но у штурманов есть дела поважнее, их основанная работа в море и никому даже в голову не придет ради развлечения просить штурмана организовать прогулку в Зоопарк. Универсилумы не признают лекарственные свойства растений аформы, но простые люди все равно пользуются разнообразными снадобьями из всего, что только можно найти в отливной зоне аформы и принести домой. Смотрители неохотно признаются в этом, но все знают, что к ним всегда можно обратиться с просьбой принести из литорали аформы редкое животное или растение. Они не ровня штурманам и никогда на это не претендовали, но за долгие годы они изучили границы достаточно, чтобы знать, когда и на сколько можно зайти в отлив с минимальным риском.
За прошедшие сотни больших циклов, универсулумы Хормутанга потратили огромные усилия на исследование блуждающих фокусов, но закономерность нашли только одну: все известные блуждающие фокусы намного меньше, чем любой из постоянных фокусов. Прежде чем были составлены подробные расписания движения этих маленьких капсул реальности, многие путешественники пропали без вести. По всей видимости, некоторые блуждающие фокусы вообще никогда не возвращаются, т.к. ни люди, ушедшие в этих фокусах много больших циклов назад, ни их потомки не вернулись, хотя первые централизованные записи начали вести почти тысячу больших циклов назад.
Было и такое что уже известные блуждающие фокусы приходили совершенно пустыми. Никто не знает какая участь постигла население этих фокусов. Обычно никто не осмеливается уходить с такими фокусами-Покка, как их называют универсулумы. Покк – это часть род-имени ученого, который попытался исследовать это явление и не вернулся, как и другие отважные люди, пошедшие за ним. В народе их называют проще – фокусы смерти. «В каком-то смысле мы все ходим в фокусе смерти». Так говорил Покк, собирая свою команду, но что в точности он имел ввиду история умалчивает.
Еще у нас есть пульсирующие фокусы. Пока люди не поняли, что такие фокусы могут сильно сужать и расширять свои границы с определенной периодичностью, было тоже непонятно, куда пропадают, населяющие их люди. Впрочем, моя история не об этом.

Глава 2
Снова в городе

Я снова в городе и снова сон, который не сон, а нечто большее. Я мог бы даже утверждать, что все происходящее – реальность, но одно обстоятельство удерживает меня от такой точки зрения: я точно знаю, что сплю.
Я стою на одной из боковых улиц, выходящих на проспект, ведущий к цели. Как ни странно, здесь нет высоких домов, двух-трехэтажные изящные особняки разных цветов и степени украшенности декоративными элементами. Почти в каждом доме на первом этаже магазин или кафе с пустыми столиками за вечно чистыми витринами. Сто шагов до проспекта и еще шестьсот до последнего поворота. Интересно, сколько я смогу пройти сегодня. Уже три тиши подряд я просыпался на проспекте всего в восьмидесяти шагах до поворота к морю. Первые годы, я никогда не считал шаги. Мне было интересно рассматривать сам город. Я бродил по бесконечным улицам, заходил в дома, рассматривал вещи. Каким-то образом мне удавалось игнорировать зов. Теперь все иначе. Все мое пребывание в городе сфокусировано лишь на Цели, расположенной за поворотом с широкого безымянного проспекта в 2074 шага. Вы можете подумать, что в реальной жизни движение к цели еще сложнее. Нужно самому выбирать маршрут, заставлять себя двигаться дальше, когда наступают минуты апатии и безразличия, преодолевать полосы безуспешных попыток и бесконечных сомнений. У меня все намного проще: есть улица, которую нужно пройти и есть четкое понимание того, где находится цель, есть даже постоянная подсказка в виде невидимого, но ощущаемого притяжения к цели. Тогда ответьте мне на вопрос. Что проще, прогуливаться по улице в поиске вдохновения и неожиданно умереть от шальной пули или осознанно по собственному желанию тащиться на Голгофу как ваш известный пророк? Пусть каждый решает для себя сам. Я не пророк, устало бредущий по улице Роз, и моя цель, не смотря на все мои внутренние ощущения совершенно не обязательно «Голгофа». В любом случае делать шаги к своей цели почти всегда не просто, иначе ваша цель для вас бесполезна. Что болит, то развивается, любил повторять наш тренер по гармоничному развитию тела. Видимо это так и для вечной частицы, которую вы называете душой. Мне же пора идти дальше, шаг за шагом. Еще два шага и … я на два шага ближе к цели. Как же я устал. Дома вдоль улицы невысокие и плотно примыкают друг к другу, образуя длинный каменный желоб, по которому я из тиши в тишь качусь к желтому дому с большими полуколоннами. На первом этаже почти всех домов улицы небольшие магазины или ряды странного вида автоматов. Впрочем, нет, не странного. Избыточно услужливая и совершенно не требующая уговоров внутри пространства сна ваша собственная память всегда готова передать вас из-под своей опеки в местную справочную службу. Одна неверная мысль, содержащая оттенок интереса, и новый поток информации барабанит по вашей разваливающейся накидке из наспех собранного равнодушия. Информация начинает раскрываться как бесконечный ряд вложенных друг в друга шкатулок. Да, именно так я и узнал в прошлый раз про существование китайского народа. Мне стало интересно, где придумали набор шкатулок, который я увидел на одной из витрин. Итог такого праздного любопытства всегда один – досада на себя, на собственную несобранность, отсутствие самоконтроля и просто внимания. Здесь нужно постоянно наблюдать за собой со стороны, осознанно совершать каждый шаг, каждый вдох и каждую мысль. Опять лавина ненужной информация, большую часть которой к тому же уже усвоил в тех или иных вариантах из прошлых снов. Моя задача сейчас – полная невовлеченность в окружающую действительность. Я стараюсь смотреть только под ноги на асфальт или на хорошо изученные предметы и объекты. Если взгляд случайно падает на витрину или рекламное сообщение – читаю их спокойно, без эмоций и проблесков интереса, чтобы иметь возможность продвигаться вперед, но пока у меня не очень получается, нужно больше практики. Пробуя эту мысль на вкус, я с осторожностью читаю рекламный плакат на аптеке справа: «Цианакрилатный клей – заклей свои раны!». Эх, если бы все было так просто я мог бы… Тяжелые мысли об Анкелике почти всплыли тяжелой слипшейся лепешкой из области груди в голову, но я почти физически проглотил их обратно. Как бы мне не было больно, я не могу позволить себе думать об Анкелике, меня снова выбросит в Хормутанг, а я должен быть здесь. Сознание инстинктивно бросилось к единственному близкому якорю – клею из рекламы, который медленно и нехотя все же вытеснил мысли о Хормутанге. В сознании за одно мгновение промелькнуло множество образов: пораненные пальцы альпинистов, какие-то военные с баллончиками спрея, сапожники, подрывники, использующие экзотермические свойства клея при контакте с целлюлозой и криминалисты, снимающие отпечатки пальцев.
К счастью, у этого места есть и свои ограничения. Например, мне совершенно недоступно знание о том, что находится за пределами этого города. Я даже не могу посмотреть план этого города, просто знаю, что он очень большой. Справка выдает информацию только по ближайшим зданиям. Я могу беспрепятственно получить информацию о том, что находится в ближайших домах и даже в шкафах в этих домах, но, если я хочу узнать какие-то подробности о содержании шкатулок или книг я должен увидеть эти предметы своими глазами. Видимо это своего рода предохранитель от сумасшествия, который оставили для меня создатели этого места. Еще один их великий дар – способность быстро забывать. Только если я сам не захочу запомнить, то почти ничего из справочной информации не останется в моей голове надолго и скорее всего исчезнет из памяти без следа всего через несколько секунд. Когда я читал про рекламу клея, мне удалось удержаться от глубокого погружения в информационное поле, но похоже дело совсем не в том, что я научился владеть собой. Просто мне действительно не интересно. Больше никаких тренировок, лучше не искушать судьбу по пустякам. Если бы я поддался на провокацию и проявил интерес к одному из образов, то как обычно получил бы полную всестороннюю информацию, включая обязательную оценку объекта с точки зрения воздействия на человека как мыслящее и духовно развитое существо. Например, глядя на игровые автоматы в ближайшей витрине и задерживая на них свое внимание я не просто получаю информацию об их устройстве и внешней развлекательной функции. На первом месте в информационном потоке всегда стоит суть явления, высказанная не словами, а как готовое знание без формы, минуя словесное описание. Впрочем, облечь явление в слова совсем не сложно, и иногда я проговариваю некоторые описания вслух для большей концентрации. Игровые автоматы – технология порабощения сознания, основанная на внедрении ложного представления о состоянии и параметрах жизнедеятельности индивидуума. Иду дальше, машинально читаю надпись на прозрачной крышке автомата, стоящего ко мне ближе всего: «Правила пользования интерактивным симулятором жизни «Земля»: оплата за порчу оборудования «Земли» будет производиться из вашей жизни. Похоже те, кто приводит меня в этот город подстраховались, на случай если их основной способ передачи информации мне не понравится. Но сейчас это и не важно. Главное – это моя Цель, а то, что окружает ее по всем признакам создано для того, чтобы помочь мне что-то понять или чему-то научиться. Вот только инструкции не оставили. Расположение магазинов и автоматов вдоль улицы не имело никакой видимой для меня логики. Соседствующие магазинчики не просто содержали товары, которые никто не станет продавать рядом друг с другом, но и явно принадлежали разным историческим эпохам. Лавка бакалейщика примыкала к ремонту обуви с большим блестящим заклепывателем слева от входа. Потом посудная лавка с тончайшим фарфором на котором отдыхают какие-то райские птицы и магазин мясника с тушами коров и свиней, висящими на крюках за стойкой. Колода с окровавленным топором почему-то выставлена за дверь лавки и явно мешала бы пешеходам, идущим по тротуару, если бы здесь были пешеходы.
Топор в колоде совсем не ржавый и, глядя на него, кажется, что не хватает какого-то мельчайшего усилия – слега качнуть маятник и часы этого мира снова заработают, весь этот мир заработает. Город оживет. По улицам поедут машины и во дворах закричат дети. Но маятник стоит и на самом деле ничего не ждет. Он совершенно не нуждается в руке, которая сможет его качнуть. Откуда-то внутри меня живет уверенность, что весь этот сложнейший механизм города не создан для того, чтобы однажды заработать, включиться и дать жизнь. Он создан как бы для примера. Показать будущему часовщику саму возможность существования часов, их принципиальное устройство. Но зачем мне эти часы, которые никогда не будут работать?

***

Да, ты все еще Бог. Но теперь ты Бог, списанный в утиль, Бог списавший сам себя на вторсырье. Вот твоя судьба. Прими ее, если сможешь. Потому, что теперь твой удел – сомнения.

Из частной коллекции. Последние 623 мыслеформы в спектральном секторе Золотой1856FGT

Глава 3
Устройство Хормутанга.

Климат в Хормутанге очень мягкий и комфортный для проживания в течение всего большого цикла. Можно ходить практически без одежды и в трудень и во время тиши, но это не принято за пределами семейных территорий и общих купален. Мужчины и женщины, как правило, носят штаны и рубахи свободного покроя. Разница только в том, что женские рубахи более плотно подогнаны по фигуре, содержат больше украшений и более длинные, чем у мужчин. В вашем языке есть разные слова для обозначения фасонов одежды. Вы можете называть длинные рубашки платьями, сарафанами, кардиганами или камзолами, а короткие блузками, сорочками, фуфайками и множеством других слов, но в нашем мире все эти слова практически лишены смысла. Вы не найдете в Хормутанге две одинаковых рубашки. Чаще всего одежда изготавливается для конкретного человека с учетом его пожеланий и особенностей фигуры. Поэтому придумывать специальные слова для обозначения обтягивающих, теплых, или коротких рубашек мы не стали, но я иногда буду использовать привычные в вашем мире слова, чтобы мой рассказ был более понятным. И женская и мужская одежда, чаще всего, содержит оттенки цветов, соответствующие род-имени и орнаменты, придуманные семьей. Цвета играют очень большую роль в нашем мире. Кроме того, отгадывать значения родовых орнаментов было одной из наших самых любимых игр в детстве, но смысл многих орнаментов, пришедших от предков, не знают и взрослые. Каждая семья ведет свое собственное хозяйство и обеспечивает себя всем необходимым продовольствием. Это единственный физический труд в нашем фокусе, который считается не профессией, а одной из основополагающих потребностей человека как дыхание или тяга к путешествиям.
Как я уже говорил, Хормутанг – большой фокус. Если бы можно было подняться над землей до самой верхней границы аформы, то вы увидели бы, что земли Хормутанга имеют форму сильно вытянутого треугольника со скругленными углами и вогнутым основанием, в котором начинается наше море. Где заканчивается море никто не знает и не может знать. Даже самые уважаемые штурманы лишь разводят руками в ответ на этот вопрос. Говорят, что размер моря в несколько раз больше, чем территория, занимаемая сушей, но с высоты вы этого не увидели бы, потому что Море Туманов большую часть времени покрыто дымкой, скрывающей его владения от глаз и простых людей и штурманов. Границы моря изменчивы как оно само, поэтому на картах их никогда не изображают, может быть только на штурманских, хранящихся в Центре наблюдения за аформой – деревянном двухэтажном здании в центре бухты. Но кто же даст обычному сухопутному мастеру взглянуть на штурманскую карту, если эти карты, составляемые советом трех наиболее опытных штурманов, прячут даже от всех остальных штурманов и прочего морского люда. Хотя законы и обычаи в Хормутанге довольно миролюбивые, некоторые секреты мастерства охраняются очень тщательно и штурманские карты в первую очередь. Говорят, что это делается ради блага самих штурманов, потому что штурман, не имеющий чувства аформы и слепо полагающийся на карту, обречен никогда не вернуться в порт. Сухопутные карты гораздо более доступны. Море на них изображается лишь условно и всегда внизу, являясь своего рода основой, из которой произрастает треугольник Хормутанга. Море должно напоминать нам об изменчивости нашего мира, но в тоже время каким-то непостижимым образом оно вызывает во мне ощущение устойчивости и глубокого покоя. Глядя на карту легко понять почему все поместья Хормутанга находятся в нижней половине треугольника. Конечно, на карте не обозначено, что земля на невысоких холмах плодородна, а леса полны ягод, грибов и разнообразной живности. Зато по карте отлично видно, что вся верхняя половина треугольника фокуса – это сплошные горные пики до десяти тысяч септов в высоту, поднимающие свои ледяные склоны к верхней границе аформы. Лишь водам реки Эри удалось пробиться через эти скалы. Эри – единственная известная река во всех фокусах стабильности. Ее воды берут начало в одном из высокогорных плато, на самой границе с аформой, бурлящим потоком проносятся через высокие горные ущелья и постепенно успокаиваясь спускаются к морю, честно разделяя треугольник Хормутанга на две почти равные половины. Однажды, отец был в экспедиции, которая должна была ответить на вопрос, где начинается Эри. Древние предания гласили, что истоки Эри в аформе, но наши универсулумы никак не могли принять эту точку зрения и не прекращали попыток выяснить правду. Мой отец был одним из немногих, кто добровольно вызвался проверить какова истина. Много циклов они пробивались через заледенелые горные перевалы. Даже придуманные отцом ботинки с шипами из листьев агвы не могут удержать вас на месте, когда через перевал дует ветер и им приходилось ждать, когда погода изменится и путь откроется. Экспедиции удалось выяснить, что Эри рождается не в аформе, наша прекрасная река с кристально чистой водой рождается в болотах, которые часть участников экспедиции прозвали Верхними, а другая часть Глубокими. Отец рассказывал, что Верхние Болота – место очень неприветливое из-за огромного числа кусающих и кровососущих насекомых, облепляющих любое живое существо, ступившее на их территорию. Отцу приходилось натираться соком кивагавы, чтобы остаться в живых и суметь добыть в этих местах саженцы редких деревьев, растущих только там. Порой, среди заросшей густым красным мхом трясины Верхних Болот попадаются маленькие, не больше четырех септов, участки открытой воды. Они почти всегда имеют идеально круглую форму, а вода в них так прозрачна, что можно видеть тьму, клубящуюся в двадцати септах под поверхностью воды. Как оказалось позже именно в этих маленьких озерцах, со дна которых бьют мощные холодные ключи и рождается Эри, питающая чистой водой все восемнадцать радиусов Хормутанга.
У Эри нет ответвлений, но она сильно петляет среди горных вершин пока не выйдет на равнину Хормутанга, где ровной с легкими изгибами лентой стелется до моря. Так ли уж это было важно, выяснять откуда берется Эри: из аформы или из Глубоких болот? Так ли важно знать кто был твоим предком и с чего начинался твой род? У нас в Хормутанге это важно, только так мы можем понять, как нам жить дальше, нарисовать свою собственную карту жизни. Я знаю, вы живете иначе, как и наши штурманы вы прокладываете свой путь в грядущее исходя из ощущения момента с той разницей, что ваши ощущения, как правило не рождены внутри, а навязаны извне. Вы уверены, что вы штурманы своей жизни, и штурманам не нужны карты. Это не так. Карта нужна штурману, чтобы он смог понять, что изменилось. Что изменилось на карте и что изменилось в нем. Только так можно понять куда движется корабль и кто на самом деле управляет кораблем.

Глава 4
О рождении и усыновлении Ксавьера, происхождении названий Домов.
Амвра сидел мрачный и сосредоточенный, чувствуя свою неподъемную ответственность за дальнейшую судьбу Дома. Молчаливая Ари весь трудень занималась уборкой дома. За исключением мягких звуков, сопровождающих чистку ковров и мытье полов, в доме было тихо и, на первый взгляд, совершенно по-обычному. И все же если бы кто-нибудь посмотрел на спокойное лицо Ари более внимательно, то услышал бы внутри себя совсем другое. Почти физическое ощущение, что под обутыми в мягкие светло-желтые туфли ножками ломается тонкая ветка на вершине большого старого дерева и изящная женская фигурка падает с большой высоты на землю, нисколько не беспокоясь о последствиях. Кого здесь винить, человек всегда сам загоняет себя на хрупкую вершину дерева ожиданий и надежд. Знакомо ли вам дорогой читатель чувство полной беспомощности, когда вы сами прекрасно понимаете, что падение не остановить, но продолжаете судорожно хвататься руками за воздух? Если вы недостаточно опытны в жизни, глядя на Ари вам, скорее всего, захотелось бы тут же что-нибудь сделать, остановить падение или даже предотвратить его, став надежным упором или ступенькой, на которую она сможет опереться. Это ведь так просто посмотреть в глаза отчаявшемуся человеку, вселяя надежду и делясь своей собственной устойчивостью. Так просто и так бесполезно подставлять плечо пустоте. Если вы достаточно искренни в своих заблуждениях, то глядя в глаза Ари увидите лишь то же, что видит она – бесконечную неохватную пустоту в которой нет места не только свету и тьме, но даже аформе, место, где не за что зацепиться, потому что все однажды обитавшее в этом взгляде было скрупулезно разобрано до изначального состояния небытия. Слова лекаря, казалось, извлекли из Ари всю волю и все эмоции. То, что должно гореть в каждом человеке, почти погасло в ней. Зачем жить, если не можешь привести в мир ребенка, можешь быть женщиной только по форме, но не по сути? Уже три больших цикла прошло с тех пор, как Амвра и Ари стали супругами и во всем поддерживали друг друга, но в этот трудень каждый из них, подобно усердной гусенице закрылся в своем собственном коконе страдания, думая, что пытается оградить от страдания другого и еще не понимая, что аварийный таран из боли и страдания всего лишь пытается пробить неподатливые и закостенелые слои скрупулезно воспитанного эгоизма.
Бывает так, что человек незаметно и легко проникает в твое сердце. Тогда любовь завладевает человеком как бурный поток, упавшим в него листком. Но бывает и так, что для того, чтобы пустить кого-то в сердце требуется изрядная смелость и момент решимости как при прыжке в холодную воду. Нужно собраться и сделать шаг, но именно этот единственный шаг и вызывает колебания и сомнения. Ведь с определенной точки зрения такой поступок является жертвой, соглашаясь на которую необходимо преодолеть порог гордыни и самолюбия. Отречься от той своей части, которая бьется за сохранение временного в человеке. И для такого вдохновленного и воодушевленного человека, созревшего действовать, жертва перестает быть жертвой. Он начинает явственно ощущать, что только будучи актом доброй воли, наполненным радостью и пониманием, его поступок обретает ценность и устойчивость. Надолго ли? Все ответы скрыты до поры в складках покрывала времени.
Амвра и Ари из Дома Пурпурной заты. Так они представлялись на всех официальных мероприятиях и все три больших цикла совместного проживания мечтали о том, что дополнят свой дом Пурпурной заты новым маленьким хормом. Все говорило о том, что проблем с наследником возникнуть не должно, ведь Пурпурная зата образовалась из потомков двух практически не родственных домов: дома Первых цветов каталиксы к которому принадлежал Амвра и дома Крови шерстопалов. Право иметь в названии новообразованного имени рода один из оттенков основного ряда говорило о крайне удачной влюбленности, произошедшей между Амвра и Арии, с точки зрения возможности здорового потомства. Вся гильдия смотрителей здоровья утверждала, что никаких препятствий к продолжению рода не наблюдается. Очевидно, препятствия оставались незамеченными даже самыми добросовестными представителями гильдии, т.к. новый хорм никак не желал почтить своим появлением молодую семью.
В фокусах стабильности всегда рождалось мало детей.  Семьи с двумя детьми считаются большими. Все это из-за близости аформы, ее дыхание губит все живое и дети приходят в наш мир очень неохотно. Поэтому многие семьи без детей стараются проводить больше времени в центральных частях фокуса, подальше от границ. В целом, отсутствие детей в течение трех или даже десяти больших циклов у молодой семьи не является чем-то необычным, но не в том случае, когда представитель гильдии смотрителей здоровья вдруг изменился в лице и позвал молодую пару для серьезного разговора. Такое случается не часто, но сегодня не повезло именно Дому Пурпурной заты.
Когда-то, как гласит предание, первыми жителями фокуса Хормутанг, оказались всего девять семей. Чтобы избежать близкородственных связей и связанных с этим негативных последствий, каждому Роду-Основателю был присвоен свой цвет: белый, красный, оранжевый, желтый, зеленый, голубой, синий, фиолетовый, черный.
Перед тем как заключить брак специальный Круг Матерей производил сравнение между цветами родов, вступающих в брак, и выносил свое решение относительно возможности брака. Если разрешение давалось, на торжественной церемонии Рождения Цвета производилось смешивание красок, символизирующих цвет каждого из домов, вступающих в союз и флакир – особая емкость для хранения Цвета Рода передавалась молодым. Флакир хранился в каждом доме в особом месте, где низкая температура и отсутствие света должны были сохранить Цвет Рода в изначальном состоянии. Открывать флакир разрешалось только в особых случаях, таких как свадьба или судебное разбирательство. Небольшой флакир с цветом нового Рода оставался также в Кругу Матерей, чтобы гарантировать честность дальнейших союзов.
Первые поколения жителей Хормутанга всегда старались выбрать супруга из наиболее далеко стоящего цвета и оценка возможности заключения брака не составляла труда. Но теперь население Хормутанга сильно разрослось и пополнилось жителями других фокусов стабильности, что привнесло в давний уклад жизни некоторую путаницу. Появились десятки тысяч родов, каждый со своим оттенком и Кругу Матерей иногда приходилось проводить целое расследование историй родов, чтобы прийти к заключению о возможности заключения брачного союза.
Большинство современных родов имеют в своем названии два слова, привязывающие их цвет к какому-либо природному явлению, только прямые потомки Родов-Основателей сохранили за собой право носить в названии Рода непосредственную характеристику оттенка цвета, что несколько уменьшало возможности сравнения и делало необходимость тщательного хранения флакиров особенно важной. Однако к Амвре и Ари это не имело никакого отношения, за исключением того, что наследник рода никак не хотел приходить в их небольшой, но очень уютный дом в семнадцатом радиусе.
Тогда они еще не знали, что к большинству пар продолжатели рода не приходят из-за длящихся вот уже полтора больших цикла возмущений в аформе. Гильдия штурманов и Совет не спешили раскрывать эту информацию, чтобы не провоцировать в своих согражданах чувство страха и нестабильности. Это была не первая и не самая продолжительная из известных бурь в аформе, так что поводов особо беспокоиться не было. Конечно, все хормы прекрасно знали, что в аформе случаются бури и в учебниках истории даже упоминались некоторые из них, как, например, великая красная буря сто два больших цикла назад, когда рваные волны аформы доходили до шестнадцатого радиуса, оставляя после себя комья оплавленных красных камней. Но все же это было давно. Разумеется, получить информацию о бурях текущих можно было в Совете Хормутанга, но воспитанные и тактичные жители Хормутанга никогда не станут беспокоить Совет по пустякам. Ведь все знают, что случись что-нибудь серьезное, Совет сам объявит о сборе Большого круга из представителей всех радиусов, чтобы донести информацию до населения. Во всех трех самых больших фокусах стабильности, то есть в Хормутанге, Бейке и Лаприне, система управления устроена примерно одинаково. Все вопросы внутри восемнадцати соседствующих семей решаются на общем собрании имеющих право на время, то есть всех достигших совершеннолетия. Для решения более общих вопросов касающихся жизни всего радиуса собирается большой круг в который входит по одному представителю от каждых 18 соседствующих семей. Те вопросы, которые касаются устройства всего фокуса решаются в малом круге в который обычно входят только представители Совета, каждый из которых избирается 18 соседствующими представителями большого круга из своего числа. Почетным председателем малого круга считается божество-покровитель фокуса, в нашем случае Хорма – любимый ученик Мертвого бога незримо следящий за порядком в Хормутанге и других фокусах стабильности. Так как в Хормутанге есть море, то в малый круг помимо представителей Совета также входят все тринадцать штурманов, точнее те из них, кто в момент обсуждения не находится в море.
В отличие от Амвры и Ари в малом круге Хормутанга было прекрасно известно о происходящем в аформе. Похоже, Рангор, бог аформы и Хорма, хранитель Хормутанга, все хуже справляются со своими обязанностями по защите фокусов стабильности от аформы и однажды их может постигнуть участь Мертвого бога. Слишком много дурных знаков, что-то приближается. Жители приграничья принесли уже двух мертвых огнехвостов за последние пять циклов. На памяти всех членов малого круга Хормутанга, не считая почетного председателя, такое было впервые. Если бы они точно не знали, что такое невозможно, то можно было бы подумать, что сама аформа перешла в наступление и обитаемые земли фокуса сокращаются. Впрочем, к чему сеять панику, быть может это просто очередная буря в аформе, мало ли их было? Было принято решение всесторонне изучить все факты и задействовать для этого лучших универсулумов из Высшей академии мастерства. Разумеется, Амври и Ари ничего об этом было неизвестно, они просто решили действовать, полагаясь на свои силы и удачу посланную Хормой. После долгих терзаний и сомнений, чутких прислушиваний к голосу сердца и доводам разума они так и не смогли найти решение. Но они звали его и решение пришло к ним само, когда устав от бесплодной борьбы они пошли на прогулку. Амври и Ари хватило одного долгого взгляда, когда соседи из Дома Внутренних перьев долгита рассказывали им о своей удочеренной наследнице из Обители детей Рангора.
Брать приемных детей всегда считалось дурным знаком в Хормутанге. Ведь если боги оставили ребенка без родителей, значит и весь Дом навлек на себя гнев богов, а искупать вину чужого Дома придется тем, кто решится взять ребенка аформы – именно так называли детей, оставшихся по какой-то причине без родителей. К счастью, детей аформы в Хормутанге было мало, но никто из обычных жителей не знал сколько. Ясно было только одно, раз ворота в обитель закрыты, значит дети аформы сейчас есть.
После бессонной от волнения тиши, едва фиолетовый цвет возвестил о начале трудня, они отправились в Обитель, занимающую самую дальнюю часть правого сектора в третьем радиусе. Так далеко от дома они выбирались крайне редко. Может быть раз в несколько больших циклов, чтобы навестить родственников или полюбоваться морем. Дальняя дорога должна была успокоить нервозность и волнение, но в действительности они лишь усиливались, а редкие прохожие удивлялись куда это в такую рань можно идти с таким чувством решимости на лице.
Амвра был выше своей изящной возлюбленной на полторы головы. Его широкоплечая фигура и резковатая манера движения сильно контрастировали с плавными движениями Ари и ее миниатюрной фигурой. Амври беспокоило, что уже много циклов он не видел как по детски пухлые губы его жены растягиваются в улыбке, а в уголках глаз появляются озорные морщинки. Зато на ее прекрасном высоком лбу все чаще проступали две коротких вертикальных черточки – отметины тревоги и неповоротливых тяжелых мыслей. Сам Амвра старался следить за тем, чтобы печаль о наследнике не захватывала его разум окончательно, а нос с горбинкой, почти такой же по форме как у Ари, оставался единственной большой неровностью на его молодом лице.
Почти два цвета они простояли перед дверями обители, ожидая открытия приемной. Амври уткнулся в каштановые длинные волосы супруги и почти дремал, вдыхая ее неповторимый аромат. Ари, напротив, все время пока они ждали оставалась собранной и сосредоточенно обдумывала шаги, которые им предстоит сделать.
Все происходящее за стенами обители было скрыто высокой стеной в три септа плотно увитой древовидным плющом с пятнистыми бело-красными листьями. Входом и одновременно приемной служило двухэтажное прямоугольное здание, фасад которого плавно перетекал в стену, опоясывающую территорию обители.
Присутствие над входом надписи на старом наречии свидетельствовало о том, что местные постройки или очень древние или пытаются копировать стиль эпохи Мафаила и Джуны – двух самых известных представителей малого совета Хормутанга, не считая их прямого, но очень дальнего потомка Хуфия, стоящего сейчас во главе рекомендательного комитета Обители.
Во времена правления Мафаила и Джуны оставлять над дверью своего жилища надписи, отражающие мировоззрение хозяина дома считалось хорошим тоном и позволяло, с точки зрения правителей, поднять искренность общения между людьми на новую высоту. Однако со временем от традиции отказались. Взрослея, люди часто меняли свои взгляды на жизнь и переделывать постоянно надписи было зачастую неудобно. С другой стороны, появилось много и тех, кто сильно лукавил, оставляя на фасаде своего дома надписи, сулящие уважение соседей или подчеркивающие несуществующие добродетели хозяина дома. Через двести больших циклов после появления, традиция оставления надписей над входом в жилище стала восприниматься как символ лицемерия и нежелания двигаться вперед. Но и такой взгляд на надписи устарел уже много больших циклов назад. Теперь до них просто никому не было дела. Надпись над входом в обитель тоже давно не обновлялась и местами заросла лишайником, что сильно затрудняло чтение. У Амври и Арии было достаточно времени, чтобы разобрать почти все полустертые письмена и даже понять, что все их сомнения о возможности воспитания ребенка аформы и необходимости похода в обитель тоже стали тускнеть и стираться:

Ваши дети – не дети вам.
Они сыновья и дочери тоски Жизни по самой себе.
…
И хотя они с вами, они не принадлежат вам.
Вы можете дать им вашу любовь, но не ваши мысли,
Ибо у них есть свои мысли.
Вы можете дать пристанище их телам, но не их душам,
Ибо их души обитают в доме завтрашнего цикла, где вы не можете побывать даже в мечтах.
Вы можете стараться походить на них, но не стремитесь сделать их похожими на себя.
Ибо жизнь не идет вспять и не задерживается на вчерашнем дне.
…

Джебран Халиль Джебран,
2084 условный цикл до прихода аформы

Надпись живительным бальзамом проникала в души многих поколений родителей и Амври с Ари не были исключением. Погрузившись в свои мысли, они не сразу заметили, как к ним подошел невысокий плотного телосложения человек в обычной для хорма одежде, состоящей из белых шаровар и такого же цвета рубахи с короткой шнуровкой под горлом. Необычным было отсутствие на одежде каких-либо других цветов или вышивки, а также слишком уж свободный покрой, подразумевающий вдвое большие размеры своего носителя. Обычно так одевались представители малого совета или большого круга, желающие подчеркнуть, что они стремятся соблюдать интересы всех родов. Черные тапочки на ногах и черные волосы до плеч не просто контрастировали с остальной одеждой подошедшего, а казались двумя концами флагштока, между которыми белый флаг – древний символ благоразумия, безуспешно пытался догнать легкомысленный утренний ветер.
Голос незнакомца оказался на удивление мягким и наполненным искренним соучастием:
– Этот завет дошел до нас из очень глубокой древности, еще с тех времен, когда Мертвый бог был живым. Мы бережно храним его, ибо верим, что спасение всего нашего общества в поддержании незыблемого равновесия и в сохранении сложившегося баланса сил. Хотя с семантической точки зрения некоторые слова утратили свою значимость в связи с известными событиями, мы оставили первоначальный вариант текста, ибо его суть осталась прежней.
Меня зовут Кинтра, я отвечаю за общение с будущими истинными родителями и подбор оптимального состава семьи, то есть за подбор ребенка, который наиболее близок вашей семье по врожденному мировосприятию. Разумеется, вы можете оспаривать мой выбор, это допустимо, но за тридцать лет служения я еще ни разу не ошибся.
Прежде всего, оговорим некоторые формальности. Это потребует времени, поэтому прошу следовать за мной.
– Амври хотел было уточнить, что вопрос с усыновлением еще окончательно не решен и они лишь рассматривают эту возможность, но в присутствии Кинтры все эти слова выдавали свою полную неуместность. Этому человеку объяснения были не нужны. Будущие родители последовали за Кинтрой во внутренний двор, где располагались расставленные казалось совершенно случайным образом одноэтажные домики окруженные сетью небольших озер и всевозможных растений. Здесь же можно было заметить большое число разных животных. От обычных канисов и лошадуков, мирно посущихся на траве, до экзотических псицев – нелетающих птиц, передвигающихся с помощью больших прыжков.
Беседа заняла больше восьми цветов, казалось, еще никогда в жизни им не приходилось так подробно рассматривать свою собственную жизнь и честно без утайки рассказывать постороннему человеку обо всех своих сомнениях и жизненных неудачах. Кроме того, пришлось оставить Кинтре небольшой флакир с цветом рода, который должен теперь навсегда остаться в Обители детей Рангора. По окончании беседы, довольный улыбающийся Кинтра сообщил, что рассмотрение заявки Дома Пурпурной заты займет два цикла и утром третьего цикла представителям дома надлежит явиться в полной готовности к вратам Обители.
Казалось, Ари считала каждый полутон от назначенного срока, затаив дыхание, а внешне невозмутимый Амври на самом деле испытывал не меньшее волнение, стараясь посвятить все свободное время работе и мыслям о будущем счастливом доме.
Задолго до появления начального цвета цикла Амври и Ари стояли перед закрытыми дверями обители. Как ни странно, Кинтра тоже пришел раньше оговоренного срока, но не один, а в компании знаменитого Хуфия – самого несговорчивого из членов Совета. Любое решение малого круга может быть принято только при единогласном одобрении всех членов малого круга без исключения. Исключением почти всегда был Хуфий, но его доводы зачастую действительно оказывались ценными и позволяли принять наиболее взвешенное решение из всех. Он очень эмоционально и почти агрессивно отстаивал свою точку зрения, но только по тем вопросам, в которых у него самого имелся богатый жизненный опыт или глубокие познания на основании всестороннего изучения вопроса. Все знают, что Хуфий не интересуется детьми, поэтому его присутствие несколько смутило молодых родителей. Воссоединение семьи конечно значимое событие, но все же довольно интимное, ставящее всех участников в очень уязвимое положение. Появление на таком внутрисемейном собитии члена Совета выглядело очень неожиданным и странным. Понять, что перед ними именно знаменитый Хуфий было просто, вряд ли кто-то еще в Хормутанге решился бы одеть такой ярко-красный камзол с золотой вышивкой по обшлагам свободных расширяющихся рукавов. Немного грузный Хуфий улыбался совершенно искренне и по детски отчего его мясистое, слегка припухлое лицо и лысая голова казались головой новорожденного.
– Приветсвую Дом Пурпурной заты в Обители. – торжественно скзал Хуфий. Я сегодня впервые, как и вы присутствую на Дне воссоединения. И мне вдвойне приятно, что я попал сюда во время столь необычного случая. Как же здорово, что дела не отвлекли меня от такого особенного воссоединения.
– Особенного? – повторила Ари, нарядившаяся по случаю встречи с ребенком, в свою лучшую одежду цветов Дома. Красивое фиолетовое платье было застегнуто на груди изысканной брошью в виде гуранга, переливающейся в малиново-фиолетовой гамме. Платье, прикрывающее светло-фиолетовые легкие штаны доходило бы почти до колен, если бы Ари не теребила бессознательно его край между рук во время разговора с Хуфием. Этот наряд она сшила еще три больших цикла назад, сразу после свадьбы, но повода одеть его до этого дня не нашлось. По всей видимости, Хуфий заметил, что смущает девушку и счел за лучшее сделать полшага назад, предоставив настоятелю самому отвечать на вопросы родителей.
– Именно так – подтвердил Кинтра. Случай действительно особый. Вы знаете, что мы стараемся подбирать состав семей таким образом, чтобы цвет Дома родителей был максимально близок к цвету ребенка. Так вот, оказалось, что родовой цвет одного из наших детей как минимум практически идентичен вашему. В сущности, если бы я не знал, что ребенка доставили кочевники почти полтора больших цикла назад, я бы подумал, что это ваш ребенок.
Амври и Арии преглянулись и Амври сказал – Боги услышали нас. Это наш ребенок, когда мы сможем его забрать?
– И вы не хотите сначала пообщаться с ним или хотя бы посмотреть. Это ведь очень важный шаг.
– Поверьте, это лишнее. Мы будем любить этого ребенка в любом случае.
– Любовь – это прекрасное чувство. Но вы, похоже, не совсем понимаете важность принимаемого решения – возразил Кинтра – дети ведь не идеальны, но они совершенны. Ребенок достанет из вас все: все самое хорошее и самое плохое, что в вас есть, а в вас есть такое плохое и такое хорошее о котором вы даже не подозреваете.
– Хуфий одобрительно кивнул на эту фразу настоятеля, но прерывать его речь не стал
– Поверьте, даже маленький ребенок всегда сможет легко нащупать дно у вашего терпения. К этому нельзя подготовиться, здесь срабатывает только любовь и опыт. Впрочем, не расстраивайтесь, мы не ждем от вас безупречности. Бесконечное терпение – это другой уровень развития личности, уровень Богов.
– Амври помрачнел, но счел нужным не возражать старику, который зачем-то решил совсем ни к месту продемонстрировать свою осведомленность о трудностях воспитания детей, и так ведь ясно, что пока не попробуешь, никогда не узнаешь каким родителем ты будешь для ребенка.
– Я вижу вы расстроились моими словами. Не стоит. Я просто хочу, чтобы вы правильно относились к своим реакциям на ребенка. Ведь дети приходят к нам не на то хорошее, что есть в нас.  Боги посылают нам детей в помощь, чтобы в полной мере показать нам то плохое, что в нас есть, а значит получить возможность исправить. Этого не надо бояться, это совершенно нормальная ситуация. Развитие, а не совершенство, вот что важно этих отношениях. В вашем же случае добавляется и еще один сложный момент. И он связан с тем, что…
– Мы не кровные родители – в этом заледенелом бесстрастном голосе Ари едва могла узнать голос мужа.
– Этого не стоит стесняться или стыдится. Сирота в дом – счастье в дом – так говорили древние и весь мой опыт говорит о том, что они были правы. Нам ни к чему все эти предрассудки про наказание богов и что дети аформы якобы приносят беду. Но учитывать фактор происхождения ребенка мы все же обязаны. Ну чего вы так напрягаетесь, мы ведь вам уже объяснили, что этот ребенок вполне возможно даже ваш родственник. Мы не знаем точно к какому роду относится ребенок, которого вы так легко согласились сделать частью семьи. Его принесли кочевники из блуждающего фокуса Гаута. Добиться от них внятного ответа нам не удалось, но мы хотя бы добыли образец родового цвета ребенка и как вы знаете он оказался практически идентичен вашему. Матери уже дали свое согласие на усыновление, слово за вами.
– Амври и Ари переглянулись – наше слово уже было сказано, и мы его не изменим – в голосе говорившего мужчины слышалось раздражение, усталость и небольшие оттенки угрозы – это наш ребенок. Разумеется, Амври понимал неуместность такого поведения в этом месте, но Кинтра и Хуфий не были из тех, кого может расстроить небольшой всплеск эмоций, даже если это раздражение. Судя по улыбке, промелькнувшей в глазах Кинтры ему, даже понравилась такая реакция, но он счел более важным не отступать от темы обсуждения.
– Тогда остались сущие формальности, вы должны подписать соглашение крови. Если вы когда-либо сообщите ребенку, что не являетесь его биологическими родителями, ребенок имеет право свободного выбора профессии и имеет право покинуть вас в любую минуту. Также вам придется пройти четырнадцатицикловые курсы истинных родителей. Вы ведь не думали, что мы отдадим ребенка в неподготовленные руки. – В этом месте улыбка Кинтры уже переползла из его глаз непосредственно на лицо – Да-да, придется сначала хорошо потрудиться. В отличает от Мертвого бога, ребенок – это живой бог в вашем доме, а вы его добровольные слуги, которые, уверяю вас, будут раз за разом не понимать элементарных требований маленького божества, не знающего компромиссов и уступок. Вы пока и представить себе не можете как это тяжело, оставаться спокойным, глядя на плачущего ребенка. Долго плачущего ребенка. А плакать или хныкать он будет долго, т.к. отсутствие у ребенка способностей к фальши и навыков контроля своих эмоций потребует от вас отдать все ваши силы, все ваше внимание и любовь, а потом, когда вы уже будете уверены, что у вас ничего из этого не осталось, он несомненно потребует еще. И это нормально. Особенно важно, чтобы это понял отец ребенка. Я лично наблюдал как наша сотрудница пыталась успокоить истерику этого ребенка, длившуюся пять цветов и специально не вмешивался. Подумайте, что в этой ситуации предприняли бы вы? Поверьте, это опытный педагог и она знает, как отвлекать внимание ребенка не только ударом по мягкому месту, но и гораздо более изощренными способами. Она знает, как плачет ребенок когда голоден или не выспался, когда хочет в туалет, какие объекты внешнего мира ему особенно интересны и какие слова действуют успокаивающе. Причина в том конкретном случае оказалась в приходившей к нам накануне бездетной семейной паре, чьи родовые цвета очень схожи с вашими. Ребенок всего лишь почувствовал то раздражение и внутренний дисбаланс, с которым они пришли к нам в обитель и восприняв его не смог успокоить себя ни сам, ни с помощью воспитателя. Думаете вы готовы к такому развитию событий?
– Амвра не был из тех, кто слушает собеседника в пол уха, соглашаясь со всем, что сказано для достижения конечной цели. Он всегда с уважением относился и к словам мастеров с большим опытом в своем ремесле, а Кинтра, несомненно, был одним из самых выдающихся мастеров своего дела.
– Думаю, мы готовы к такому, наверное.
– Не говорите ерунды дорогие родители. – Легко отмахнулся Кинтра – Разумеется вы не готовы. К этому невозможно подготовиться, даже зная в точности все, что вас ожидает. Но это не имеет значения. Гораздо важнее способность родителей быть искренними со своим ребенком и научиться любить его, не скрывать от него свои истинные чувства и мотивы, тем более что обмануть его все равно не получится. Я должен был просто убедиться, что вы не испортите ребенка до такой степени, что он не сможет найти свой путь в жизни. В результате общения с ребенком родители всегда получают больше выгоды. Вы, несомненно, станете лучше понимать себя и более полно принимать те стороны своей личности, которые не принято выставлять на показ. Это трудное и увлекательное путешествие по темной стороне вашей вечной частицы. – Глядя как побледнели родители Кинтра понял, что возможно немного перестарался с описанием прелестей жизни с ребенком и все же реакция будущих родителей была не просто ожидаемой, а своего рода вступительным экзаменом на право восстановления семьи и Амвра с Ари его успешно сдали.
– Перестаньте, я вовсе не стремился вызвать в вас чувства тревоги и страха. Ребенок останется с вами, если вы не передумали. Все что мне нужно было увидеть, я увидел. А теперь у меня есть еще дела. Ждем вас завтра на занятиях. Они начнутся с синего цвета.
Кинтра удалился, а Хуфий, Амври и Ари остались, смотря ему в след. Бледная Амври похоже совсем потеряла уверенность в своих силах.
– Мастер Хуфий, вы тоже думаете, что воспитание ребенка – это так непосильно как рассказал Кинтра?
– Ну что вы. Это еще хуже, заулыбался Хуфий хитрой улыбкой. – да бросьте вы, все не так страшно и сложно, просто нужно вспомнить как вы сами были детьми. Знаете, я думаю, что легенды о великанах, которыми изобилуют наши сказания – это просто воспоминание о детстве, о беззаботности, чувстве любви и защищенности, то есть о наших больших родителях, которые были источником всех этих благ и которых мы навсегда потеряли когда выросли сами. То есть конечно у нас у всех остаются теплые отношения с родителями и любовь, но…
– Я, кажется, поняла о чем вы…
– Возможно и поняли, но… я бы не хотел, чтобы вы поняли мои слова буквально как … совет. Если вы попробуете быть для детей пятисептовой легендой – у вас скорее всего ничего не получится, но вы неизбежно останетесь в их памяти великаном из легенды, если будете просто любить их. На понимание этой простой истины ушла не малая часть моей жизни. Но сдается мне, что вы одни из тех счастливчиков, которые рождаются с этим очевидным знанием в крови.
Бесконечная способность этого человека извергать из себя потоки слов просто поражала, и не очень утомляла только из-за искренности и открытости, которые переполняли его, выплескиваясь на все живое.

Глава 5
Еще один сон.
Солнце встало из-за небоскреба – это значит полдень наступил. Черт, кажется, я начинаю разговаривать стихами, да еще и местную мифологию беспокою без особых на то оснований. Наверно, все дело в Солнце. Никак не могу привыкнуть к этому яркому шару, излучающему бешенный поток энергии. Или не шару. Может быть это течь, желтая дыра через которую в мир живых вливаются смертельные потоки Аформы. Не даром существа Аформы так ярко светятся. Даже небо не выдержало этого потока и отступило подобно тому, как стенка воздушного шара, в который вдувают и вдувают воздух отходит все дальше и дальше от центра. Как же далеко убежало это голубое бесконечно глубокое небо. Этот мир того и гляди лопнет. Все неправильно. Небо должно быть свинцово-серое и висеть в пяти килосептах над поверхностью суши, озаряемое сотнями разноцветных вспышек, потому что правильное небо – это марь, что висит над тобой в пяти килосептах. Или правильно говорить в трех километрах? Кто такой этот километрах? Что-то в моей голове все совсем перепуталось. Это все так неправильно, так неуютно. Но надо идти. Цель близко. Я знаю. Надо просто сделать небольшое усилие. Шаг за шагом. Поднять ногу, переместить вперед, опустить. Вот так, молодец. Сегодня у меня все получится. Главное настрой. В этом месте так много зависит от мыслей. На чем же я остановился. Ах да, Солнце. Солнце светит надо мной. Кажется, так и должно быть. Не упустить бы это название, может быть оно удержит меня. Солнце, Солнце. Но может быть оно тоже всего лишь тень моих мыслей, только это уже, кажется не моя мысль. Где-то я это слышал или читал, в какой-то детской песенке. Или это была считалка.

Если б завтра земли нашей путь

Осветить наше солнце забыло -

Завтра ж целый бы мир осветила

Мысль безумца какого-нибудь! *
(*Пьер-Жан Беранже "Безумцы".)

Значит я безумен. Флегматично повертев эту мысль, сознание лениво выплюнуло ее куда-то обратно.

Продолжение рассказа о Хормутанге
В Хормутанге принято, чтобы у каждой семьи был свой отдельный участок земли с домом и большим садом. В принципе, земли хватает на всех. Отчасти это связано с тем, что детей рождается немного, а кроме того, в малом и большом кругах строго следят за соблюдением правил умножения населения и пропорций ремесел. Если у семьи уже есть два ребенка, то Круг Матерей дает женщине какой-то настой и новые дети к ней не приходят, но если случается убыль населения, то это правило отменяется.  Конечно, многие семьи хотели бы жить поближе к берегам нашей прекрасной реки Эри, но с этой привилегией нужно родиться или заслужить ее добродетельным трудом полезным для общины в целом. Помимо участков, принадлежащих каждой семье, есть еще много общих земель, где обычно устраиваются разного масштаба праздники, спортивные состязания или просто обустроены дорожки для прогулок с резными лавочками под старыми деревьями и деревянными настилами у воды на которых можно лежать целой компанией. Для выращивания продовольствия обычно хватает участка земли, на котором живет семья, но в редких случаях семье разрешается делать посевы и на общественных землях.
Земли усадьбы, где проживает каждая семья считаются неприкосновенными, то есть пройти на них можно только по разрешению хозяев. Обычно семьи встречаются на Вольницах – общих территориях, по которым можно ходить свободно, не рискуя быть обвиненном в нарушении границ усадьбы. Практически все серьезные проступки в постоянных фокусах стабильности наказываются уменьшением территории семейного поместья. Если за какой-то очень серьезный проступок одного из членов семьи вся территория поместья становится общей территорией – семья вынуждена уйти из постоянного фокуса с одним из блуждающих или поселиться в бесплодных землях кандидатов на поселение, без права обрабатывать землю. Такие люди могут получить средства к существованию только обучившись какому-либо ремеслу. За самые тяжки преступления человека могут отправить в Аформу, оставив его в приливной зоне фокуса стабильности, но уже много больших циклов такое наказание не применялось. За всю историю Хормутанга был случай, когда Сейма Хромого, еще до моего рождения уличили в умышленном убийстве. Его поместили в блуждающий фокус смерти в качестве исключительной меры наказания и больше о нем никто не слышал.
Близость Аформы диктует свои правила. Ничто не ценится в нашем мире так как нерушимость границ, даже если эти границы всего лишь между соседними усадьбами.
Детей с детства приучают соблюдать все зримые и незримые границы, существующие в обществе. Некоторые считают, что это делает наш народ слишком скучным и предсказуемым, другие утверждают, что эти правила и ограничения сохраняют людей живыми. Знать где твой предел и не переступать за него – я думаю это важно для любого существа. Тем более, что границ в привычном вам понимании у нас нет. Границу между участками как правило отмечают невысокой живой изгородью, но только не со стороны Аформы. Те, кому выпало жить по соседству с Аформой отгораживаются от нее очень плотной и высокой живой изгородью в два яруса. Нижний и самый плотный ярус образует можжевельник, а чуть ближе к Аформе высокой стеной поднимаются стройные кипарисы. Такая изгородь была высажена вдоль всей сухопутной Аформы на расстоянии ста септов от границы приливной зоны по настоятельной рекомендации малого круга. Заходить за эту границу дозволено только смотрителям.
Владельцы земель, примыкающих к Аформе в шутку, иногда называют заборниками из-за этой ограды, но в действительности это очень смелые люди. Жить бок о бок с Аформой решится не каждый, а ведь эти земли никому не навязывали. Их давали только тем семьям, которые сами брали на себя обязательство приглядывать за кусочком предпоследнего предела, таково официальное название кипарисовой изгороди, и следить, чтобы никто из жителей ни случайно, ни специально не пересекал эту границу.
Впрочем, сами дороги в Хормутанге устроены таким образом, чтобы максимально обезопасить заборников от хлопот.
Главный тракт Хормутанга со своими ответвлениями похож по структуре на жилки листа остролиста. Если представить, что полукруг Изумрудной бухты – это основание листа, а самый дальний угол Хормутанга – его вершина. Главный тракт, похожий на центральную жилку тянется почти от центра бухты и шумной вечно наполненной людьми набережной до острого угла, в котором никто не живет и в который даже смотрители стараются без дела не заходить – слишком уж близко с трех сторон находится находится Аформа. Его так и называют – мертвый угол. Про это место рассказывают много небылиц. Самые безобидные из них утверждают, что в мертвом углу между двумя границами Аформы часто появляются черные колышущиеся жгуты в два человеческих обхвата и будто эти жгуты могут охотиться на людей и утаскивать их в Аформу. Правда это или нет не так уж и важно, проверять дураков нет.
В каждую сторону от главного тракта под небольшим углом отходят более мелкие дороги, которые называются радиусами. Если стоять спиной к морю, то правые радиусы называют деснами, а левые шуями.  Отсчет радиусов начинается от моря. Самый последний радиус – восемнадцатый, дальше идут общие земли, на которых размещаются претенденты из блуждающих фокусов и незаселенные территории. От каждого радиуса отходят более мелкие дорожки и тропинки, которые образуют довольно хаотичную сеть, ведущую к хозяйствам отдельных семей. Ни одна из дорог, идущих от радиусов, не подходит только к Предпоследнему пределу, все тропинки заканчиваются у дальнего от кипарисовой ограды входа в усадьбы заборников. Если идти от моря, то земля моих родителей находится на пересечении главного тракта и семнадцатой шуи, то есть семнадцатого ответвления главного тракта слева. Чем дальше радиусы от моря, тем уже пространство между границами Аформы и тем меньше усадеб помещается в этой области. В нашей шуе дорожки отходят всего к девяноста семи поселениям, и мы хорошо знаем всех соседей.
Когда-то очень давно эта земля принадлежала Наблюдателям, тем кто должен был следить за активностью Аформы, по потом людей стало больше и людям разрешили селиться в 18 радиусе. Именно поэтому крыльцо нашего дома выходит прямо в сторону шуи, откуда раньше ничего не загораживало обзор в сторону Аформы, а теперь с крыльца дома видно только соседнюю усадьбу через дорогу и множество деревьев. Комнаты в нашем доме расположены так, чтобы две смены наблюдателей не мешали друг-другу. Пять высоких и широких деревянных ступенек ведут на крыльцо откуда можно продолжить путь в трех направлениях: прямо – дверь на бывший склад, где теперь хранится всякая нужная по хозяйству мелочь. Налево и направо – двери, ведущие в одинаковые блоки из двух комнат каждый. В комнатах, расположенных ближе к дороге сделаны большие окна, идущие вдоль стены, выходящей на шую и вдоль стены напровти входа в отсек.  Из этих комнат в заднюю часть дома ведет еще одна дверь, за которой находится по одной большой теплой комнате с печкой и одним окном. Печи есть мало у кого, т.к. климат в Хормутанге довольно мягкий и перепады температур бывают крайне редко. Просто дом смотрителей должен быть оборудован на все случаи жизни. Отцу дом достался на общем собрании совета, когда между молодыми семьями распределялись освободившиеся и вновь построенные дома. Сначала родители расстроились, что будут жить в старом доме, но довольно быстро смогли оценить добротность поста наблюдателей, привыкли к нему, а потом и полюбили свой дом. В первой комнате правого крыла мама устроила кухню, а мастерская отца располагалась в такой же комнате в левом крыле. Задняя комната справа принадлежала родителям, а в левой безраздельно властвую я. Крыша всего дома односкатная и потолок в комнатах тоже идет с наклоном.  В детстве мне нравилось лежа на кровати рассматривать рисунок, созданный на деревянных панелях природой и представлять, что это чудесные существа из Аформы, которые пробились в фокус, чтобы поведать людям великий секрет. Секрет каждый раз был разным, как и сами животные. В реальности же, любые секреты просто выводили меня из себя. Я не люблю секреты и всегда старался избавиться от них, как только они попадали в мое распоряжение. Мальчишки из соседних домов сначала обижались на меня и даже грозились побить за то, что я рассказываю все родителям, но так как я честно предупредил их, что хранить секреты не буду, они просто оставили меня в покое, отчего мое детство протекало несколько вдали от общих игр и развлечений. Исключением был только Кинли.
Я знаю Кинли столько сколько живу. Мы были вместе еще в доме детей Рангора. Когда родители забрали меня, наши соседи тоже решили взять ребенка и этим ребенком оказался Кинли. Наверное, этого добился Настоятель, хотя последнее слово всегда остается за Истинными родителями – теми, кто берет ответственность за ребенка.
В доме детей Рангора нас называли мелкий и здоровяк. Сейчас все изменилось, но в детстве здоровяком был я, а Кинли был мелким и субтильным ребенком. Долихоморфный астенический тип как говорят у вас на Земле, но наш районный инспектор сохранения здоровья называл его просто задохлик. Между тем, физически неразвитые люди практически не встречаются в нашем обществе. Отчасти, это связано с давним мифом о способности физически сильного человека дольше прожить в Аформе, а отчасти с тем, что именно эта версия написана в нашем главном школьном учебнике – Книге Рангора. В действительности же, если человек попадет в Аформу, его физическая сила не будет иметь никакого значения, как бы развит он не был, его тело скорее всего начнет разваливаться на глазах. По крайней мере такие у нас в школе ходят россказни о тех, кто якобы потерял своих товарищей в Аформе. Учителям мы, конечно, будем пересказывать только то, что написано в Книге Рангора, ни один нормальный человек не будет спорить с учеником Мертвого бога:
«Тело – ваш якорь, что удерживает вас в мире существующего. Я сделал ваши тела совершенными, дабы они могли противостоять всякому влиянию Аформы, но и в них может проникнуть ее незримое дыхание если вы недостаточно бдительны. Поэтому мой вам завет: следите за своими телами, но более того, следите за своими мыслями, ибо они связывают между собой миры проявленного и непроявленного”. Написано довольно туманно, но в итоге в Хормутанге принято хорошо ухаживать за телом, которые наши универсулумы именуют просто оболочкой. Наверное, поэтому в нашем фокусе самый большой цикл жизни из всех известных миров: 160 больших циклов. Потом оболочка отмирает, и вечная основа человека уходит в чертог Рангора где решается ее дальнейшая судьба: возвращение в фокус или окончательное разъединение в Аформе, если человек не совершил за свою жизнь ни одного настоящего поступка. Впрочем, не совершить настоящий поступок крайне сложно, ибо их список обширен и в целом соответствует природным устремлениям человека: освоение ремесла до уровня мастера, помощь нуждающемуся в минуту собственной нужды, выращивание тысячи деревьев или пяти гурангов и тому подобное. У меня еще полно времени, чтобы выполнить хотя бы одно из этих условий. Когда я учился в школе, я думал именно так.

Глава 6
Глава о структуре фокуса и его законах, марь, жизнь Ксавьера.
Марь – это наше небо. Никто не называет марь верхней границей аформы, потому что никто в точности не знает где начинается верхняя граница аформы. А кроме того, там наверху если и есть аформа, то она ведет себя совершенно по-особенному. Марь похожа на очень густой светящийся туман и по тому, как именно светится марь штурманы умеют предсказывать погоду. Свет мари не просто дарит энергию всему живому, он сам постоянно меняется и оттого многие считают, что и сама марь тоже живая. Если марь спокойна – вы видите лишь слабое свечение плотной пелены тумана всех оттенков серого. Области, которые подсвечены более ярко и менее ярко постоянно перемещаются, образуя живой узор на поверхности неба. Обычно марь спокойна во время тиши, но на то она и марь, что в любой момент может заполыхать всеми оттенками радуги и чрез серые разводы вечной дымки станут видны блуждающие с огромной скоростью разноцветные вспышки живительного света. Их траектории не поддаются пониманию простого человека, можно лишь до бесконечности любоваться как яркие пятна света движутся по самым немыслимым траекториям, вспыхивая и постепенно угасая по мере своего движения и уступая место новым вспышкам всех цветов и размеров.
Я всегда мечтал посмотреть на марь поближе, но не слишком близко. Говорят, что если смотреть на марь слишком долго, то можно сойти с ума. Становиться сумасшедшим я не хочу, тем более что у нас в 17 радиусе хватает интересного. 17 радиус – это вам не вылизанный до скучной предсказуемости центр Хормутанга. Здесь порой случаются удивительные вещи. В любом случае эта часть Хормутанга более узкая, поэтому дыхание аформы здесь ощущается гораздо более сильно чем в первых радиусах. Конечно, наш дом расположен не так близко к аформе, как поместья смотрителей, которые примыкают к пограничной зоне, но и нам порой перепадает полюбоваться на причудливые переливы горизонта или на необычных многолапых созданий размером не меньше сторожевого каниса, что забрели из аформы во время прилива. В 18 радиусе, наверное, жить еще интересней, но и опасней, поэтому население 18 радиуса совсем небольшое, гораздо меньше, чем могло бы быть. Если к шуе нашего радиуса примыкает 97 заселенных поместий, то к шуе 18 радиуса только 15, половина из которых потомки первых Смотрителей, которые ведут себя довольно странно и общаются по большей части только между собой. Ну еще в 18 радиус любят перебираться охотники, но только на время отлива в аформе, а потом возвращаются к себе в поместье. Про потомков Смотрителей говорят всякое, но если мама слышала, что я говорю про них что-то дурное, то она тихо подзывала меня к себе, обнимала, говорила мне какой я красивый или умный и что не стоит говорить такие вещи про других людей, особенно про тех, кого я сам плохо знаю. Это почему-то действовало безотказно и желание над кем-то потешаться или принижать куда-то испарялось. Я как и мама привык называть всех потомков смотрителей лекарями, что близко к истине. Если кто серьезно заболел, то идут непременно к ним, и только в самых крайних случаях обращаются к штурманам. Официальной гильдии лекарей у нас в Хормутанге нет. Все лекарства от обычных заболеваний, таких как простуда, изготавливаются из трав, которые растут практически в любом поместье. По более сложным медицинским вопросам мама всегда общалась только с двумя очень странными, на мой взгляд даже безумными стариками-лекарями: Адонисом и Тармисом. Они мало того, что жили в 18 радиусе, так еще и в самом крайнем поместье возле приливной зоны аформы. Дальше них жила только Аформа как любил говорить наш учитель по Явлениям природы мастер Таркова.
Исторически сложилось, что начало отсчета всех земель Хормутанга ведется от порта и каждые 36 лиг стоит дозорная башня, сигнализирующая об окончании одного радиуса и начале следующего. Разумеется, никакой окружности или хотя бы полукруга, к которому можно применить слово радиус, у нас в Хормутанге нет. Первые поселенцы Хормутанга понятия не имел какую форму имеет тот клочок земли, на котором они оказались, по этому по мере удаления от «Места где проснулись живые», то есть от берега моря, называли новоосвоенные полосы земли радиусами. В составе Хормутанга было выделено 18 радиусов, точные границы которых очень долго не могли установить из-за незнания основных особенностей аформы, в том числе того сколько блуждающих фокусов и в какое время сливаются с Хормутангом.  Составление полной карты Хормутанга с обозначением постоянных и временных границ фокуса затянулось на долгие 43 больших цикла и стоило жизни многим отважным людям. Тогда и появилась к Хормутанге гильдия штурманов, людей способных лучше других чувствовать и выявлять границы аформы. Именно они смогли определить, что земли Хормутанга имеют форму похожую на затупленный наконечник копья с подковообразной выемкой морского залива в основании или слегка обрезанный лист мангоры. Отсюда же происходят и многочисленные поэтические сравнения нашего мира с вечным деревом мангоры, чьи листья навсегда разлучены друг с другом. Еще позже выяснилось, что форма каждого фокуса стабильности уникальна, но всегда имеет контур далекий от окружности, в том числе в самых больших фокусах стабильности, то есть Хормутанге, Адисе и Хемплеме. Несмотря на это, деление на радиусы стало традиционным во всех известных фокусах стабильности. Отчасти такой подход оказался оправданным, т.к. все обнаруженные позже блуждающие фокусы имеют форму круга или эллипса и в них отсчет радиусов ведется более логичным образом, то есть из центра фокуса стабильности.
Башни, которые отмечают границы радиусов – это не просто памятники отважным прародителям современных хормов. Это еще и наш способ отправлять своих сородичей и друзей в последний путь. Мы живем в среднем в два раза дольше чем люди в вашем мире, но мы точно также старимся и умираем. Из-за ограниченного размера изведанных земель, наши прародители очень страдали от инфекционных заболеваний и искали самый чистый способ прощаться с телами умерших. Так были придуманы башни тишины. Башни тишины стоят только на границе с аформой и имеют особое строение. Стены башен выложены из крупных камней на квадратном фундаменте. Каждая башня имеет три этажа, чтобы ее было видно издали и накрыта четрехскатной крышей. На первом этаже находится единственная комната для хранения вещей и запасных материалов, небольшой запас воды и пищи, на втором этаже находится каменное возвышение, на котором мы оставляем наших умерших родственников. На третьем этаже сделано два окна, одно из которых смотрит в сторону аформы, а другое в сторону фокуса стабильности. Между окнами расположен маленький алтарь, на котором всегда горит огонь. Мы верим, что так, души заблудившиеся в аформе, смогут увидеть свет этого маяка и найти путь к фокусу стабильности, чтобы родиться новыми хормами. С другой стороны, всегда есть опасность, что человек на самом деле не умер. Это иногда случается, когда человек попадает в приливную волну аформы и выглядят как мертвый, но потом по неизвестной причине оживает как ни в чем не бывало. Проснувшись в башне, человек может погасить огонь и утолить голод из запасов на первом этаже. Мы с детства приучены смотреть и замечать, горит ли огонь в ближайших к нам башнях. Если огонь в башне погас – значит там проснулся один из тех людей, которых мы называем дважды рожденными. У таких проснувшихся часто появляются способности чувствовать аформу и многие из них становятся штурманами, но в любом случае погасший в башне огонь – это сигнал тревоги на который придут люди. Если же до первого прилива аформы человек не очнулся, то аформа заберет его тело и душу без остатка.  Именно поэтому все башни тишины всегда поддерживаются в хорошем состоянии и быть хранителем огня башни тишины очень почетно. Флагштоки на башнях также могут использоваться для передачи экстренных сообщений в соседние радиусы, но этим методом давно никто не пользуется. Родители рассказывали, что в былые времена во время прилива в аформе на башнях поднимали флаги, чтобы люди не приближались, но потом оказалось, что этот способ оповещения жителей слишком трудозатратный, гораздо проще просто не приближаться к аформе без острой необходимости. Один раз в большой цикл, чаще всего на праздник урожая, штурманы назначают день, в который любой желающий может подняться на третий этаж башни тишины, чтобы полюбоваться на окрестности нашего большого фокуса и вечная часть человека, которую вы называете душой, наполнились трепетом и благоговением от созерцания бесконечности и красоты мира. Никаких других границ между радиусами нет. Хотя каждый радиус является самодостаточным поселением со своими традициями и даже некоторыми правилами. Конечно, все главные правила для радиусов создаются в Совете, который находится в Ультиме – прибрежном городе в первом радиусе. Ультима – наш единственный город, но он отличается от того, что вы привыкли называть городами. Для нас город – это, прежде всего, место для больших сборов во время которых происходит поклонение богам, обсуждение важных вопросов и конечно всеобщее празднование больших событий, таких как окончание посевов и сбора урожая. Конечно, во время таких больших сборищ можно продать или купить какие-то редкие товары. Постоянно в городе живут только штурманы, а каждый радиус строит свои постройки для временного проживания. Даже представители Совета почти все время находятся в своих радиусах и только на совещания приезжают в Ультиму каждый двадцать восьмой трудень. Количество представителей Совета в каждом радиусе пропорционально количеству семей в каждом радиусе, чтобы знать о нуждах всех жителей Хормутанга в зависимости от особенностей той территории, на которой они находятся. Чаще всего Совет собирается, чтобы обсудить текущие вопросы, но иногда на Совете принимаются и новые рекомендательные послания для населения при необходимости сгармонизировать какую-либо сторону жизни общества. В первом радиусе находятся особо почитаемые части Хормутанга: Изумрудная бухта и Море туманов.  У нас нет традиции гордиться проживанием рядом с такими священными местами, в этом нет никакого смысла. О возможности такого рода отношения я узнал гораздо позже, когда познакомился с вашим миром и это было для меня крайне удивительным. Для нас, жителей дальних радиусов, гораздо более доступным развлечением и поводом погордиться собой всегда был поход в 18 радиус. Формально, ходить в него без крайней необходимости считалось дурным тоном и не приветствовалось. Но в действительности, ни одного мальчишку из нашего класса это никогда не останавливало. Точнее о походах в восемнадцатый любили рассказывать все 9 мальчиков из нашего класса, но все эти рассказы были как минимум сильным преувеличением и каждый из нас об этом догадывался. Строжайший запрет на приближение к аформе, действующий с незапамятных времен, никто не нарушал. Разумеется, все границы аформы, точнее конец безопасной для человека зоны проявленного мира были отмечены штурманами много сотен больших циклов назад. С тех пор Смотрители только обновляют краску на линиях. Схлопывания аформы, как того боялись первые проснувшиеся нашего мира, не происходит. А вот расширяются границы нашего мира регулярно за счет слияния с блуждающими фокусами. Тут все тоже происходит предсказуемо и регулярно, строго по расписанию. Каждый блуждающий фокус из тех, что периодических сливаются с Хормутангом, помимо своего обычного названия имеет еще и цветовое обозначение – это одна из немногих тем в школе, знание которой наизусть проверяют очень тщательно. Например, основная граница Хормутанга, когда с ним не слит ни один блуждающий фокус, всегда обозначается белым костяным порошком, он самый заметный. Раньше для обозначения границ аформы Смотрители использовали древесину и камни, но в приграничной полосе эти материалы очень быстро разрушаются. Дыхание аформы разрушает их как говорят у нас в Хормутанге. Разумеется, костный порошок, используемый для обозначения границ, готовится только из скелетов животных аформы, благо их всегда остается очень много после отлива аформы. Сбором этих животных занимаются Смотрители они же регулярно приводят в школу мальчишек из нашего и других классов, возомнивших себя великими путешественниками, и проводят обряд публичного наказания и принесения извинений. После белой пограничной линии идут еще 8 цветных линий, обозначающих границы аформы при слиянии Хормутанга с одним из блуждающих фокусов стабильности. Например, ближе всего к белой линии в паре десятков септов, находится фиолетовая линия Гауты, самого маленького блуждающего фокуса из тех, что сливается с Хормутангом. До самой далекой границы, обозначенной красным костяным порошком примерно три тысячи септов. Мы с ребятами, разумеется, постоянно хвастались друг перед другом, что “залезали за белую” аж до самой желтой или до синей. Не считая того, что это было чистой воды враньем и каждый из нас знал об этом, мы действительно иногда помогали после школы окрашивать смотрителям костный порошок, используемый для обозначения границ, в разные цвета. Цветные границы считаются действительными во время прихода соответствующего блуждающего фокуса, но даже во время слияния с блуждающим фокусом детям заходить за основную белую границу строжайше запрещено. Более того, до наступления возраста совершеннолетия запрещено ходить даже в 18 радиус без сопровождения взрослых. И это, пожалуй, единственное правило за нарушение которого нет серьезных наказаний. Все мальчишки из нашего класса нарушали этот запрет, и я конечно не исключение. Ходил ли кто-то из в 18 радиус из полагающихся каждому классу 9 девченок доподлинно было неизвестно. Эти создания похоже умели хранить свои секреты. Можно сказать, что наше общество в целом очень уважительно относится к правилам и все нарушители запрета на посещение 18 радиуса в любом случае рассказывают о своем проступке родителям во время Родительского ритуала. Это особое время, когда каждый ребенок может рассказать родителю о своем проступке без последующего наказания или осуждения. Я же говорю, что наша жизнь очень сильно упорядочена, гораздо больше, чем у вас. Отчасти это связано и с некоторыми отличиями нашей физиологии от людей Земли. Например, у всех жителей Хормутанга отличная память. Нам не нужны как вам тетради для записей, мы прекрасно помним все, что рассказывает каждый преподаватель в школе, а наши дни не сливаются в один как это часто бывает в вашем мире. Может быть поэтому тишь и сны для нас такая же важная часть жизни как для вас время бодрствования. Обычно мы прекрасно запоминаем наши сны и обсуждение видений во время сна и их толкование, является обычной темой разговора между родственниками. Ведь сон по своей сути является путешествием в мир богов и мы верим, что через сны боги сообщают нам свою волю. Согласитесь, что глупо строить свои планы на жизнь, не узнав предварительно планы богов. Именно поэтому родители очень переживали за меня, когда я сказал им, что перестал запоминать свои сны. Больше никому, кроме друга Кинли я не решался рассказать об этом. Ведь чем еще может быть отказ в посещении мира богов как ни наказанием и дурным знаком?
Не смотря на отличную память, мне довольно сложно вспомнить как именно началась эта история. Я рос вполне обычным подростком в обычном для меня мире. Ну да, было много волнений по поводу моей неспособности запоминать большинство снов во время тиши, но в остальном я был самым обычным молодым человеком, почти достигшим возраста ответственности, то есть 16 больших циклов от прихода в мир. Примерно тогда и началась эта череда событий, которые привели к тому, что теперь я рассказываю эту историю жителям Земли. До больших каникул оставалось всего несколько циклов. В тот трудень Рэнджи, один из самых сильных парней в нашем классе вбежал в комнату для занятий весь взъерошенный и явно очень возбужденный.
– Вы слышали? – с порога начал мой вечный недруг – аформа сожрала Адониса! Конец старику!
– Все знали, что отец Рэнджи работал смотрителем в 16 радиусе и поводов не доверять его словам не было. К счастью, сегодня занятия проводил сам Таркова и он быстро поставил нарушителя спокойствия на место.
– Рэнджи из дома мокрых песков Тирка, немедленно займи свое место! Разве ты не знаешь, что распускание слухов не делает чести твоему дому. Адонис, несомненно, является очень опытным смотрителем и ко мне не поступало никаких сведений о несчастных случаях. В этой связи, тебе Рэнджи придется задержаться после уроков в комнате размышлений над поступками на два цвета, я предупрежу твоих родителей. А теперь, если никто не возражает мы приступим непосредственно к теме наших сегодняшних занятий.
– Лика, самая низенькая и хрупкая по телосложению, но одна из самых красивых девочек в нашем классе встала со своего места и дождалась пока Таркова кивнет ей, разрешая говорить, но Лика молчала, будто не могла подобрать нужных слов.
– Что ты хочешь сказать Лика?
– Значит, если с Адонисаом все же что-то случилось, наш поход отменяется? – Весь класс, разумеется, понимали о каком походе идет речь. Первый и, как правило, последний для рядового жителя Хормутанга поход в аформу происходил в предпоследнем классе Дома познаний во время большого отлива, когда с Хормутангом сливалось сразу три блуждающих фокуса: Меркана, Ракуна и Кирана. Их еще называют три сестры. Когда три сестры приходят к Хормутангу у нас отмечают начало нового большого цикла – самый главный праздник в нашем фокусе стабильности. Именно поэтому пропустить время большого отлива и не увидеть своими глазами отлив аформы считалось большой жизненной неудачей. К счастью, Таркова всех успокоил, заверив, что ничего не отменяется, и традиция для нашего класса будет соблюдена в любом случае.
– Конечно старика Адониса было жалко, если с ним действительно что-то произошло, но услышав, что поход состоится, класс чуть ли не синхронно выдохнул с облегчением, все очень опасались, что одно из важнейших событий в жизни каждого хорма пройдет мимо нас, но как потом выяснилось опасаться следовало вовсе не этого.

***
Занятия в классах всегда очень насыщены и требуют от всех учеников большого внимания.
Тем не менее перед походом в аформу в расписание все же включили дополнительный урок по правилам поведения вблизи аформы которые каждый ученик и так знает с детства.
Во время большого отлива действующая граница аформы обозначается красным костным порошком и находится примерно в трех тысячах септов от основной белой границы. Основное правило гласит, что учащимся запрещается приближаться к красной границе ближе, чем на десять септов. Мы все прекрасно знаем это правило, но мальчишки все равно остаются мальчишками. Кому же не хочется похвастаться друзьям, что он подошел к аформе немного ближе, чем другие?

Гл

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/dmitriy-sosin/chetvertyy-poceluy-na-sever-70418941/?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.