Главная страница | Магические академии | Школьный заговор в городе солнца

Школьный заговор в городе солнца
Евгения Высоковская


Шесть лет прошло с тех пор, как разгулявшаяся стихия чуть не уничтожила наш мир. Никто на земле так и не понял, почему природа внезапно восстала против людей и так же резко успокоилась. И никто не знал, какой ценой было достигнуто спасение.Отчаянные, смелые ребята во главе с учителями, верными своей идее, объединились в борьбе с силами зла и смогли победить. Кто-то потерял свой дар, кто-то лишился рассудка, кто-то и вовсе расстался с жизнью. Но все это осталось в магическом мире, а жизнь на нашей планете потекла своим чередом.Демон, выбравшись из бреши, растерял способности и трусливо скрылся в неизвестном направлении. Злодеи, затеявшие бунт, отправлены в главную тюрьму мира стихий. Ученики закончили магическую школу, их места заняли новые. А в городах стихий воцарилась смена сезонов и погодных явлений, как в обычном мире. Теперь всем доступно и солнце, и дождь, и радуга, и снег. Настало время гармонии и равновесия. Но оказывается, такое положение вещей устраивает далеко не всех.





Евгения Высоковская

Школьный заговор в городе солнца





Глава 1. Спор, не рождающий истину


– Как же достала эта постоянная смена погодных явлений, – сквозь зубы процедил раскосый светловолосый парнишка, сердито хмуря почти бесцветные брови. Он выплюнул тонкую травинку, кончик которой только что грыз, и нагнулся к высокой изумрудной поросли, окаймляющей берег реки, чтобы сорвать новую. Густо растущая трава, потревоженная его неловким движением, обдала парня ворохом брызг, и тот стал брезгливо отряхиваться, ругаясь под нос.

– Опять ты начинаешь, Гай? – недовольно произнесла миловидная румяная девушка, сидевшая рядом с ним на узенькой скамье с навесом, где они прятались от сильнейшего ливня. Дождь только-только закончился. Выглянуло солнце, легкий ветерок принес запахи озона и скошенной травы. – Ты только посмотри, какая красота!

Девушка, с наслаждением вдохнув сочный свежий воздух, высунулась из-под навеса и обвела взором синее небо, через которое разноцветным коромыслом перегнулась радуга – с одного берега реки на другой. Серые тучи, принесшие недавний ливень, торопились скрыться за кромкой леса вдали, быстро исчезая друг за дружкой, словно нашкодили и теперь убегали изо всех сил.

– Ничего этого бы не было, если бы не смена погоды, – поучительным тоном сказала девушка и привычным жестом заправила за уши тонкие светлые прядки волос, завившиеся от влаги в тугие кудряшки. – Ни радуги, ни свежести, ни этого чудесного запаха после грозы…

– А заодно не было бы промокшей обуви и потерянного времени, – сварливо пробурчал Гай и, вытянув длинные ноги, с досадой уставился на совершенно мокрые кроссовки. – Можешь сколько хочешь любоваться своей радугой, Нэсти, но мне это все не нужно. Я родился для того, чтобы греться под жаркими лучами. Да мое второе слово в жизни после «мама» было «солнце»! Я жил в нашем унылом дождливом городишке одной лишь мечтой: что когда настанет время поступать в школу стихий, я попаду в город солнца…

– Ну ты же в него и попал, – робко возразила Анастасия, которую Гай предпочитал называть на свой манер: Нэсти. – Мы…

– Конечно, попал, – оборвал ее Гай, возмущенно раздувая ноздри. – Только благодаря кучке недоумков это больше не город солнца! Какой это тебе город солнца, если мы только что застряли под проливным дождем. Как же я их ненавижу!

Гай демонстративно отжал края обеих брючин, пытаясь выдавить воду, и угрюмо уставился на пестрое отражение радуги, подрагивающее на поверхности юркой речки.

– Ох, каждый раз одно и то же, – вздохнула Настя, поднимаясь. – Надоело спорить. Это тебя лишили постоянного палящего солнца над головой, а кто-то наконец выбрался из вечной мерзлоты города льда! А кому-то больше не нужно постоянно дышать пылью или отводить от себя дождь.

Гай насупленно молчал и продолжал сидеть, наблюдая за плывущей по реке радугой.

– Я тоже была рождена, чтобы управлять лучами солнца, но мне нравится то, что дарит нам природа. И я рада, что к моему поступлению все так изменилось! Как бы я ни любила свою стихию, жить в ней постоянно – это ужасно. А ты подумай о тех ребятах, которым выпали менее приятные погодные явления.

– Знаешь, не зря говорят: «Кем родился, на то и сгодился!», – высокомерно произнес Гай, тоже наконец вставая и выходя из-под навеса. Мокрые кроссовки хлюпнули, отчего парень чуть не заскрежетал зубами.

– Говорят по-другому, – начала Настя, но Гай махнул рукой.

– Проехали. Пошли домой, надоел этот разговор ни о чем.

Настя обиженно вспыхнула и замолчала. В полной тишине парочка, обходя и перешагивая многочисленные лужи, двинулась по узкой тропинке от речки к небольшому холму, за которым находилась их школа – приземистое кирпичное здание, построенное в виде замкнутой окружности. Во внутренний двор можно было пройти, не заходя в саму школу, через высокие полукруглые арки.

Гай с Анастасией все так же молча ступили под каменные своды, прошли по небольшому тоннелю и оказались на школьном дворе. Гай с кривой улыбкой махнул девушке рукой, развернулся и пошагал к кучке ребят, сидевших за небольшим деревянным столиком. Настя рассеянно кивнула ему в ответ и отправилась вдоль закругленной стены в противоположную сторону – туда, где под старым разлапистым дубом расположилась группа девушек, постелив на траву большое покрывало. Изогнутые толстые ветви простирались над головами словно множество серых жилистых рук. Листва дерева была настолько густой, что лучше любого навеса укрывала от ненастья или палящих лучей солнца.

Еще не так давно преподавателям, а потом и ученикам, овладевшим толикой магической премудрости, приходилось прятать это почти реликтовое дерево от жарких солнечных лучей, когда лето вступало в права. Система орошения, оплетавшая весь город солнца, не справлялась с постоянной жаждой, мучившей старый дуб. Ему требовался дополнительный полив, а также защита от раскаленного светила. Но вот уже шесть лет как все изменилось. Названия городов стихий стали лишь названиями, из которых становилось ясно, где каких готовят специалистов для поддержания природного баланса. В магические города вернулась обычная смена сезонов, и можно больше было не беспокоиться о том, что дерево засохнет без воды, ведь в городе солнца теперь шли дожди, а зимой засыпанный снегом ковер листьев у его подножия сохранял влагу и согревал старые корни.



* * *



Настя, бросив расстроенный взгляд в сторону, где с ребятами уже оживленно о чем-то болтал Гай, уселась на край покрывала к одноклассницам. Как-то незаметно все совсем разладилось. Подходила к концу такая чудесная, казалось бы, дружба, зародившаяся почти в самом начале их с Гаем обучения в школе стихии солнца. Это было в прошлом году, они познакомились еще на интервикис – на занятиях, где учеников из разных уголков нашего мира обучали магическому эсперанто. Люди со способностями к управлению стихиями имели врожденную предрасположенность к легкому освоению этого языка и почти сразу начинали понимать друг друга. Но все-таки некоторым интервикис давался сложнее, чем большинству, и к ним относилась Анастасия. Уверенный в себе и магически одаренный Гай взялся натаскивать симпатичную отстающую, и как-то быстро и незаметно они подружились.

Про них, конечно, сразу пошли слухи по школе города солнца. Но Гай с Нэсти действительно были просто друзьями, хотя девушке очень льстило, что о них говорят. Далеко не каждой первокурснице удается с такой легкостью сойтись с парнем в первые же дни пребывания в школе. Поэтому она не разубеждала своих новых подруг, когда они строили догадки об отношениях.

Но скоро все стало меняться. Гай и раньше неодобрительно высказывался о том, что в школах стихий снова началась смена сезонов, как в обычном мире. Но холодная и очень снежная затяжная зима, нагрянувшая в том году в город солнца, видимо, окончательно доконала вечно мерзнущего Гая. Его не радовал ни крупный пушистый снег в канун Нового года, ни выбеленная равнина за рекой, простирающаяся до самого леса, ни искрящийся лед катка, устроенного на речке. Гай не участвовал в зимних забавах, которыми развлекались ученики школы солнца. Ребята строили крепость, закидывали друг друга снежками.

– Да не собираюсь я впадать в детство, – сказал Гай как-то Насте, когда та позвала его кататься на ледянках с холма между школой и рекой. Набросив на плечи осеннюю курточку, он почти бегом пересекал школьный двор, чтобы попасть из жилых комнат в библиотеку. Можно было пройти внутри здания, но так было намного дольше, поэтому Гай торопливо шел по улице, когда его остановила Настя с оранжевым пластмассовым кругом в руках. – Мне уже по горло хватит этих мерзлых игрищ, все детство ждал, когда я вырасту и уеду сюда, в постоянное тепло. Но вот я здесь, и зима снова меня настигла.

На простые и робкие возражения Насти, что это весело, у него был свой ответ:

– Мне не весело. Правда. Иди, катайся, конечно. А я пойду погреюсь в библиотеке у камина в ожидании, когда наконец закончатся эти тоскливые выходные и мы сможем опять приступить к занятиям. Ведь только на них нам позволено работать с солнцем и его теплом! – Его зубы выстукивали дробь, нос покраснел, и Гай постоянно шмыгал. – Это же просто уму непостижимо: мне, магу стихии солнца, не позволено даже крошечный летний уголок себе создать среди этой гадостной мерзлоты! Мы должны упражняться только в специально отведенных местах! Почему?

Настя пожала плечами.

– Беги в тепло, ты совсем замерз, – с печалью, смешанной с досадой, сказала девушка. Как можно убедить человека, что происходящее – это очень весело, если ему не весело? – У тебя совсем нет теплых вещей?

– А зачем они мне? – с вызовом ответил Гай, уже отходя от нее и оборачиваясь. – Я зиму ненавижу и находиться в ней не собираюсь.

Вскоре он скрылся за тяжелыми деревянными дверями учебного сектора, а Настя, волоча за собой на ремнях оранжевую ледянку, грустно побрела к арке, ведущей наружу. Очень жаль было, что ее друг словно переключился на другую волну и все меньше и меньше становится у них общих интересов.

Несмотря на это, Гай с Настей продолжали дружить и, за исключением редких ситуаций, почти не расставались. Но после летних каникул, во время которых ученики возвращались в наш мир, каждый к себе домой, парня словно подменили. Он стал еще более нетерпимым, и казалось, даже сама Настя раздражала его своим смирением с тем, что в городе солнца слишком мало солнца.

Нынешний сентябрь удивлял местных жителей не только жаркой, совершенно летней погодой. Дожди в начале этой осени были здесь очень уж частыми гостями. Такие же по-летнему проливные, с грозами и обязательной радугой в итоге. Жара, сменяющаяся ливнями, Гая не радовала, Настины восторги делали его еще более угрюмым, и он все чаще проводил время со своими новыми приятелями, которых в прошлом учебном году словно и не замечал. В их компании Настя неоднократно видела и одну девчонку, отчего глупая и беспричинная ревность каждый раз очень болезненно колола невидимой иглой в самое сердце. Гай никогда не предлагал Насте присоединиться к его друзьям.



* * *



– Что, прошла любовь? – хихикнула одна из девчонок, по-турецки сидевшая на покрывале, когда Настя с грустной миной на лице примкнула к однокурсницам.

– Никакой любви и не было. Мы просто друзья, – буркнула в ответ Настя, поворачиваясь к девочке спиной.

– Не знаю, что ребята в ней нашли? Курносая, глазки маленькие, губки сковородничком, пацанка какая-то, а не девушка, – сказала девчонка, то ли желая сделать этим Насте приятное и подбодрить, то ли, наоборот, поддеть. – В этих своих старомодных клешах и глупой джинсовой курточке…

– Может, потому и дружат с ней, что пацанка. Она им своя.

– Как ее зовут? Одри, кажется? – наперебой заговорили девчонки, увлекаясь обсуждением Настиной соперницы.

– Ее Акула все зовут, – сказала первая девушка.

– Почему?!

– Ну вон видите, парнишка сидит чернявый, постоянно себе вверх на челку длинную дует, чтобы та на глаза не падала? Знаете, наверное, его Ли зовут. Это он мне рассказал, еще на первом курсе. – Девчонка, поерзав на покрывале и усевшись поудобнее, обвела подруг хитрым взглядом, а те, почуяв любопытную историю, придвинулись поближе. Настя тоже наконец обернулась. Увидев, что ей все с интересом внимают, девушка вдохновленно продолжила: – Они с Акулой, ну то есть с Одри, еще в детском саду дружили. И у них там игра одно время была, в дельфинов. Мальчишки были дельфинами, а девочки – акулами. Акулы гонялись за дельфинами. Ли говорит, пол-лета как-то в это играли. Парням понравилось от девчонок убегать. И чаще всего гонялись именно за Ли, мол, самый жирненький дельфинчик. Видимо, самый симпатичный был из ребят. А среди акул заводилой считалась как раз Одри. Так вот к ней это прозвище Акула и прилепилось. И в школьные годы ее так старые знакомые звали. Ну и сейчас до сих пор кто-то помнит.

– Вот бы не хотела, чтобы меня так дразнили! – возмутилась одна из слушательниц.

– Так это даже вроде и не дразнилка. По крайней мере, Одри явно не в обиде, раз на такую кличку отзывается, – предположила Настя.

– Да небось обижается, просто так хочет в компании пацанов быть, что терпит, – не согласилась рассказчица. – Вот ты, Нэсти, гордая. Ты бы не пошла за Гаем, если бы он тебя какой-нибудь барракудой обозвал. Или муреной. Ведь да?

Девчонки дружно захихикали, а Настя снова с грустью посмотрела в сторону, где о чем-то увлеченно беседовал ее приятель с новой компанией. Да какая разница, мурена, пиранья, хоть еж морской, если все равно дружба закончилась. Вон как у этой Акулы и Ли – дружба аж с детского сада! И даже удалось в одну школу попасть. А ведь действительно, глазки маленькие, подбородок тяжелый, и кривой хвостик на затылке…




Глава 2. Рождение плана


– И откуда ты столько всего знаешь? – с легким недоверием в голосе спросил у Гая один из его новых приятелей, когда их компания из четырех ребят и одной девчонки собралась в каминном зале учебного сектора на втором этаже, прячась от очередного ливня и промозглого ветра. Были только первые дни октября, но со стороны реки уже вовсю тянуло сыростью и холодом, и погода стояла дождливая. Несмотря на то, что некоторые ученики, проявлявшие усердие, довольно хорошо уже работали с солнцем и могли заставить солнечные лучи пробиться сквозь дождевые тучи, чтобы согреть воздух и высушить землю на небольшом участке вокруг себя, в школе были установлены четкие правила, запрещающие творить эту магию. Нельзя было мешать чередованию сезонов, нарушать привычный ход событий и менять погодные условия по своей прихоти или из-за личных неудобств. Лишь во время сильной жары, когда солнце расходилось не на шутку и слишком пекло, ученикам было дозволено облегчить себе жизнь и ослабить действие солнечных лучей. Но растопить зимой лед себе в угоду или согреться в морозный день считалось недопустимым.

Некоторых эти жесткие рамки совершенно не устраивали. Они часто вспоминали рассказы своих предшественников, учившихся здесь раньше, о том, как здорово было жить круглый год в тепле, наслаждаясь солнцем, и постоянно упражняться в своих магических способностях. Возможно, шесть лет было слишком малым сроком, чтобы привыкнуть жить по-новому, установить правила и порядки, комфортные для всех, и прийти к общему согласию в том, как теперь вести управление своей стихией. Но никто не знал, сколько должно пройти времени, чтобы все улеглось, а ученики находились здесь и сейчас, и им так хотелось получить как можно больше приятного от времени, проведенного в стенах школы.

Приятели расположились на полукруглом диванчике возле небольшого камина. Остальные такие же диваны и отдельные креслица с журнальными столиками, расставленные беспорядочно по всему помещению, сейчас пустовали. Небольшие каминные залы для отдыха и самостоятельных занятий учеников имелись на каждом этаже жилого сектора, а также в учебной части здания. Еще один большой камин находился в библиотеке. В те времена, когда лишь солнце имело власть в этом городе, столько каминов в здании школы всегда вызывало удивление у учащихся, да и у преподавателей. Теперь же, когда выяснилось, что давным-давно сезоны в городах стихий менялись, как и в обычном мире, все встало на свои места. Каминные комнаты снова стали собирать много учеников в холодное время года. Раньше большинство ребят предпочитало проводить свободное от уроков время на улице, под открытым небом. Почти вся крыша круглого здания школы была отведена под солярии, оборудованные навесами-зонтиками для тех, кому вдруг захочется полежать в тенечке, и небольшими купальнями. Навесами мало кто пользовался, ведь те, кому предназначено было управлять солнечной стихией, не боялись ультрафиолета и жары. Организм был защищен собственной магией стихии – например, в городах дождя, мороза, снега или ветра никто никогда не простужался, а в городе пыли – не испытывал проблем с дыханием. Сейчас эти солярии усердно поливал мелкий противный дождь, мокрые зонтики стояли сложенные, на дне слитых в конце лета купален серели тусклые лужи.

Обычно в послеобеденное время каминные комнаты были заполнены учениками, и довольно трудно было найти свободное место, чтобы посидеть с книжкой возле огня. Но на втором этаже учебного сектора чаще всего было пусто. Этот зал и облюбовали для своих сборищ и бесед Гай с приятелями. Здесь можно было наговориться всласть, ругая ненавистные новые порядки и запреты.

– И откуда ты столько всего знаешь?

Разговор шел о тех самых прошлых временах, длившихся много-много лет, когда можно было не прятаться от дождя и холода, не укрываться от ветра, не пугаться грозы и молний. Когда в городе солнца было только солнце, и попасть в магическую школу этой стихии было мечтой почти всех юных магов, ступающих на путь развития своих способностей.

– Дядя кое-что порассказал, – с легкой надменностью сквозь зубы проговорил Гай, вытягивая к огню ноги в затасканных кроссовках.

– Дядя? Твой дядя Бэррол? – с недоумением воззрился на него товарищ, дерганый вертлявый парень по прозвищу Руди. Прозвали его так за ярко-рыжие волосы, хотя и имя было под стать: Роди. – Так он же вроде это…

Парень смущенно замолчал. Он, как и многие другие ученики, слышал, что родственник Гая находится в заключении: в единственной на все города стихий тюрьме. Учреждении, куда помещали провинившихся магов, что случалось очень редко. Обычные стены вряд ли могли бы удержать людей, способных призвать на помощь одну из стихий, поэтому условия содержания там были особенные. Много сил было вложено, чтобы заключенные не могли использовать свои природные дары. И на охрану каждую смену одновременно заступали маги разных стихий, чтобы ни одной не удалось проскользнуть.

– Что – это? – с вызовом спросил Гай. – Если ты про его наказание, так он уже его отбыл и вернулся домой.

Ребята притихли, с тревогой и уважением глядя на товарища, чей родственник недавно вышел из тюрьмы, где он отсидел срок, как говорили, «за свои убеждения». Те самые убеждения, которые, пока только на словах, разделял с ним его племянник.

Бэррол до своего заключения работал кем-то из обслуги в школе города дождя и одним из первых поддержал стремления Януса, занимавшего в то время директорский пост, к смене порядков. Он тоже считал пустой тратой времени и сил удержание природного баланса на Земле в то время, когда маги стихий могли бы жить припеваючи в своем мире, выстраивая для себя погодные условия по настроению. Кому вообще в голову пришло когда-то, что они должны спасать людей ценой своих жизней?

Но переворот Януса, его верных помощников Гектора и Мелиссы и остальных приспешников был пресечен с помощью нескольких учеников и учителей школы дождя, и заговорщиков приговорили, в зависимости от степени содеянного, к разным срокам заключения в тюрьме всех стихий. Роль Бэррола во всей этой истории сочли незначительной, и спустя шесть лет он вышел на свободу. Но убеждений своих он не поменял, и его рассказы о несостоявшемся мятеже упали в благодатную почву. Он нашел достойного слушателя в лице племянника, который впоследствии понес эти идеи в школу солнца.

– И что ты хочешь сделать? – не унимался настырный Руди, чувствуя при этом, как холодок ползет по спине снизу вверх. Одно дело – с интересом слушать байки про неудачный переворот в какой-то там школе дождя, а другое – внимать словам настоящего преступника, пусть и услышанным из других уст. Россказни Гая звучали почти как призыв к действию, и это было одновременно маняще и очень пугающе. Руди, как и его друг, ненавидел холод и дожди и с самого детства был уверен, что на обучение магии попадет именно в город солнца. Даже если бы комиссия по отбору сочла мальчика более подходящим для другой стихии, его родители готовы были заплатить за нужную школу. И вот он здесь, в якобы солнечном городе. А за окнами – проливной дождь, листопад и промозглый ветер. И где справедливость? Лишь разбитые мечты детства. Да проще остаться в обычном мире и поселиться где-нибудь поближе к экватору: там вечная жара царит даже без магии. И пусть кто-то другой пашет в поте лица, сберегая планету от превращения в сплошную выжженную пустыню. Наделить человека даром управлять солнечными лучами и не дать возможности пользоваться этим на благо самому себе! Странно, что многие вообще приняли эти перемены как должное. Возможно, недовольных было значительно больше, чем казалось на первый взгляд. Просто мало кто высказывался об этом открыто. Если руководство взбунтовавшейся школы вместе с сочувствующими до сих пор теперь гнило в тюрьме!

– Я хочу завершить начатое, – угрюмо отозвался Гай после затяжной паузы. Он долго не решался поделиться с друзьями своими мыслями и планами. Если кто-то настучит, и его отчислят за противозаконные идеи, то какой из него помощник? Даже если его не отправят обратно в обычный мир, он будет прозябать в городе солнца, в котором нет солнца, без возможности устроиться на работу в соответствии со своими талантами. В лучшем случае. А ему необходимо было оставаться в школе. Бэррол знал не так много, но все-таки был убежден, что действовать есть смысл только находясь в школе. Эти места словно являлись эпицентрами некоей силы, которую им так хотелось выпустить.

– Как? Как ты собираешься это сделать? – Все друзья как по команде придвинулись поближе к Гаю. В любопытных глазах, устремленных на него, плясали языки каминного пламени. Одри, или, как ее все звали, Акула – единственная девчонка из их компании – тоже не сводила с него горящего взгляда.

– Пока не знаю. Да и завершить-то я не смогу. Только заново если начинать. А для этого нужно как-то открыть брешь.

– Ты же говорил, что брешь защищают какие-то странные постройки, – нетерпеливо сказала Акула. – Что вокруг школы дождя стояли четыре здания, которые требовалось разрушить.

– Разрушить надо было три. Последняя нужна для того, чтобы замкнуть круг света и тьмы, – важно поправил ее Гай, и Акула согласно закивала, стараясь не пропустить ни единого слова. – Но кучка фанатиков разрушила и четвертую, поэтому у наших ничего и не вышло.

– То есть нам надо найти эти здания, – принялся перечислять Руди, загибая пальцы. – Затем разрушить три из них – и все? Смена сезонов прекратится?

– Нет, – с легкой досадой ответил Гай, стараясь быть терпеливым. Он уже пытался объяснить, но до товарищей все очень долго доходило. Конечно, он располагал не полным набором фактов и сам в них путался, но уж элементарные вещи-то можно было запомнить! – Если все сделать правильно, то не просто прекратится смена сезонов. Нам больше не нужно будет работать на обычных людей, сохраняя погодный баланс!

– Ого, вот это круто! Я тоже всегда удивлялся, почему мы – одаренные, наделенные особой силой люди, должны тратить свою жизнь.

Ребята одобрительно загудели, Одри просто молча переводила внимательный взгляд серых глаз с одного лица на другое. Ей, в отличие от остальных членов команды, почему-то нравилась смена сезонов. За детство и юность Одри так надоела жара, в которой приходилось жить дома, что, попав в школу солнца, где теперь были и настоящая дождливая осень, и снежная зима, и ароматная нежная весна, она весь прошлый учебный год просто наслаждалась жизнью. Она никогда и не высказывала недовольство новыми порядками, но попала в компанию вместе со своим детским другом, и ей очень льстило, что мальчишки приняли ее в свой круг заговорщиков и общались на равных. Теперь не Насте, а ей завидовали однокурсницы. А еще у нее была тайная мечта, о которой она никому не говорила. И помочь исполнить ее, кажется, мог только Гай. Потому что он хоть что-то знал о происшествии шестилетней давности, случившемся в школе дождя.

– Только есть кое-какие сложности, – наконец заговорил Гай, когда ребята прекратили шуметь. – Не все способны видеть эти постройки. Есть какие-то особые люди, по крайней мере, в школе дождя были, и только они могут найти эти здания и показать другим. А так можно мимо ходить и не видеть. И в этом, конечно, загвоздка.

– Ну так в чем проблема, поищем таких людей!

– Проблема в том, что я понятия не имею, как их вычислить. Может, я сам даже такой, но не знаю об этом.

– А может, я? – хохотнул Пиро – еще один из ребят, поддерживающий опасные идеи Гая и его дяди. Рослый кареглазый парень с длинными волосами, собранными в хвост, и выбритыми висками.

– Может, и ты. – Гай равнодушно пожал плечами. – Но это еще не главная задача. Разрушением тех зданий мы откроем брешь и поможем существу, что находится по ту сторону, набраться сил. Но беда в том, что наружу его может вывести только проводник.

– Что за проводник? А зачем его вообще выпускать? – посыпались вопросы.

– Затем, что именно эта потусторонняя сущность и должна завершить круг. Она выйдет из тьмы и войдет в свет. А проводник – единственный, кто выведет ее. И это маги с еще одним особенным даром. Но они встречаются даже реже, чем эти дурацкие хранители, которые умеют находить невидимые постройки.

Ребята слушали Гая, на их лицах отражались сомнения и досада. Одно дело, когда все просто – поломал четыре постройки, и мир наш. А если все так запутанно и сложно… стоит ли игра свеч?

– Слышали про магов, отмеченных стрелами всех стихий?

– Да, вроде, – неуверенно закивали Пиро и Руди, Акула и ее друг детства – Ли – пожали плечами.

– Их появление случается очень редко. Может, раз в десятилетие. Может, раз в столетие. Только с их помощью можно выпустить наружу потустороннюю сущность.

– Ну здорово, – разочарованно протянул Руди. – Тогда что же нам, сто лет ждать этого отмеченного? И как его искать? Глупости какие, это даже несерьезно.

– Ну, искать его не надо. Обычно про таких слухи распространяются далеко впереди. Если отмеченный или отмеченная стрелами появится в нашей школе – мы сразу узнаем. Да и из других школ слухи дойдут быстро. Но да, это может случиться не в этом и не в следующем году. И даже не на нашем веку! – высокопарно и торжественно произнес Гай. – Но я это хочу сделать не для себя, а для всех магов стихий. Чтобы меня потомки с благодарностью вспоминали. Хотя директору школы дождя, который у себя там открыл первую брешь, удалось как-то дожить до появления в его школе отмеченной. Только дядя Бэррол не знает, как.

– Вот бы нам нашего директора в союзники, – мечтательно произнес Пиро, и ребята захмыкали.

– У нас не директор, а директриса, – усмехнувшись, ответил ему Руди. – И, по-моему, она просто прется от смены сезонов. Прошлой зимой пыталась всех учеников поставить на лыжи. Осенью какие-то гербарии все собирала разноцветные, классы украшала. Пытается привить нам любовь к тому, что полюбить в принципе невозможно.

– М-да, у нее, кажется, с головой не в порядке. Это страшно, когда на руководящем посту сумасшедший находится.

– Слушай, – торопливо заговорил вдруг Руди. – Ну, хорошо. Вот проживем мы сто лет, как этот твой директор, и дождемся отмеченную, и постройки найдем. А как мы их разрушим-то? А что, если они большие и прочные?

– Ну, Руди, не ожидал, что ты такой дурачок. А магия стихии тебе для чего? В школе дождя именно так и сделали. С помощью воды все и развалили.

– Ого! А мы, значит, сожжем? Направим солнечные лучи невиданной мощи на эти постройки? – с деланым восторгом протянул Руди, словно не замечая обидных слов.

– Все-таки не такой дурачок, – засмеялся Гай, и ребята подхватили. – Соображаешь.

– Ага, соображаю, – в голосе Руди послышалась издевка. – А что делать с запретом на использование магии в своих целях? А?

Гай с несчастным видом сделал глубокий вдох и шумно выдохнул, разводя руками.

– А я тебя уже было зауважал. Да кому какое дело будет до этих запретов, когда мы сломаем систему? Победителей не судят! Если к нам вернется вечное солнце в город, то мы постоянно будем использовать свою магию. А так как круг замкнется, и обычного мира не станет, то можно будет даже не задумываться, что своими действиями мы кому-то там навредим. Вот о чем я мечтаю!

Ребята так заболтались, фантазируя и строя планы, что не сразу даже услышали разносящийся по коридорам мерный звук школьного колокола, возвещающего, что пора готовиться ко сну. За все время их разговоров ни единая живая душа не появилась в каминном зале. Ученики и учителя избегали этой комнаты. Почему-то никто не чувствовал себя там уютно даже в глубоком и мягком диване возле ярко горящего жаркого камина. Но это было именно то, что нужно юным заговорщикам. Им никогда никто здесь не мешал.

Однако когда негромкий звон прокатился по стенам школы, друзья почувствовали беспокойство, взявшееся словно ниоткуда. Просто всем сразу захотелось покинуть это место, почти бегом. Они никогда так поздно здесь не засиживались. Почти не сговариваясь, все разом поднялись на ноги.

– Пойдемте, – сказал Гай. – Времени-то, оказывается, уже много, а нам еще половину круга обходить до жилого сектора. А всем надо выспаться. Наконец-то выходные закончились, и завтра нас ждут на занятиях. Хоть там позволят поиграть с солнечными лучами.

Его фальшиво-уверенный голос странно прозвучал в каминном зале. Неестественно и глухо. Словно утерял свою звонкость, обложенный ватой. Ребята поежились и гуськом потянулись к выходу. Казалось, что даже огонь перестал давать тепло и в комнате похолодало.

Пока друзья шли по длинному полукруглому коридору, тревога рассеялась, и все повеселели. В жилом секторе ребята свернули к своей комнате, а Одри отправилась в спальню девочек-второкурсниц.


Глава 3. Баланс

vs

полигон

На улице было сухо и прохладно. Тусклое октябрьское солнце из последних сил пыталось пробиться через вязкие осенние тучи, чтобы осветить и хотя бы немного согреть город, в котором еще не так давно было постоянным и любимым гостем. А может, и хозяином. Гай с хмурым лицом сбежал с невысокого крылечка жилого сектора во внутренний двор, где его дожидались приятели, чтобы вместе идти на первое занятие.

Учебный день сегодня начинался с «теплицы», как называли это помещение ученики, да и преподаватели тоже. Часть обширной территории внутреннего двора была отведена под большой зал со стеклянной крышей. Еще несколько лет назад этой крыши не было. Вместо нее над учебным помещением периодически натягивали то тент из солнцезащитного материала, то просто прозрачный пластик – в зависимости от опыта и умений класса, приходящего на занятия, а также от активности солнца, которое, хоть и не скрывалось никогда в дневные часы, все-таки грело и светило по-разному. Новички еще не были способны ослабить действие его лучей, поэтому учились под затемненной крышей. Отсюда они наблюдали за солнцем, тренировались смотреть на него подолгу без вреда глазам и понемногу начинали управлять солнечным светом. Второкурсникам обычно уже не нужна была защита, и чаще всего они занимались на открытом воздухе. Однако когда им необходимо было работать только с одним видом солнечного излучения, занятие проводилось в «теплице» со специальным покрытием, пропускающим лишь нужные лучи.

Теперь же, с вернувшейся в город солнца сменой сезонов, крыша требовалась, чтобы прятаться под ней от непогоды, а не от жарких лучей и яркого света. А с приходом холодов «теплицу» огораживали съемными панелями, заменяющими стены. Уроки по управлению солнцем теперь проводились здесь нечасто. Сюда перенесли часть теоретических занятий для старшекурсников – тех самых, что должны были помочь им при последующей работе по сохранению равновесия между природными стихиями в обычном мире.

– Целых два урока по балансу, – процедил Гай вместо приветствия, подходя к компании. – Тоска зеленая, скука смертная.

– Да уж, – отозвался Пиро. – Ужасно, когда занятия не просто сами по себе тягомотные, а когда ты понимаешь, что они тебе точно не пригодятся. Ладно бы что-то нудное, но полезное. Можно потерпеть еще. Но баланс…

– А ты уверен, что они не пригодятся? – робко встряла Одри, глядя на мальчишек снизу вверх. – Ведь мы же не знаем, когда у нас получится вернуть все на места. Вдруг до этого момента еще далеко? Тогда нам придется работать, а для этого и нужны знания по балансу.

– Вот еще, – огрызнулся Пиро. – Я тогда уж лучше в обычный мир вернусь и отсижусь там. Найду какую-нибудь работенку попроще и подожду.

– Ага, здорово придумал! – Гай презрительно скривил губы. – Нетушки. Акула права, если дело затянется, нам всем придется работать и притворяться. Зато так у нас больше шансов расшатать систему изнутри. Так что либо ты с нами, либо сразу проваливай.

– Эй, ты что, не выспался, что ли?

Пиро сжал кулаки и приосанился, сверля товарища взглядом. Гай молча стоял напротив, чуть нагнувшись вперед и раздувая широкие ноздри. Ли и Руди напряглись, готовые в любой момент броситься разнимать спорщиков. Одри всплеснула руками.

– Ребята, да бросьте вы, нельзя с этого начинать! – Она аккуратно встала между Гаем и Пиро, разведя тонкие руки в стороны, словно смогла бы остановить парней, если бы они друг на друга накинулись. – Сейчас помучаемся на балансе, ну да, зато потом мы идем на полигон! Они наконец вывесили расписание, я его изучила. Полигон теперь будет часто!

В ее дрожащем напуганном голосе тем не менее звенела радость. Все уже так давно ждали занятий на полигоне, но руководство школы все что-то медлило и откладывало их. Наконец учебный план утвердили, решив не лишать учеников школы солнца того, что для них действительно было очень важно.

– Что? На весь день? – обрадованно воскликнул Руди. Пиро и Гай опустили напряженные плечи, по компании прокатился вздох облечения. Слишком долго они этого ждали, чтобы, сцепившись как два мартовских кота, загреметь потом в лазарет и пропустить самые любимые уроки.

– Да, все остальные сегодняшние занятия будут там!

– Ладно, с таким настроем можно даже два баланса перетерпеть, – усмехнулся Гай и миролюбиво хлопнул Пиро по плечу, тот выдавил кривую виноватую улыбку. – Ну, пойдемте тогда в теплицу, что ли. Поучимся беречь наш чудный обычный мирок!

Компания, будто тут же забыв о недавней стычке, нестройным шагом направилась через школьный двор к «теплице», которая постепенно наполнялась второкурсниками.



* * *



Ребята рассаживались по местам. Гай, на какое-то мгновение застыв посередине зала, с легкой, но щемящей тоской посмотрел на парту, за которой одиноко примостилась его бывшая подруга Нэсти. Девушка сидела, склонив голову над тетрадкой, русые локоны почти закрывали ее лицо, словно она хотела отгородиться, спрятаться за ними. Гай вздохнул и резко отвернулся, не успев заметить мимолетный взгляд печальных серых глаз, брошенный исподлобья, а затем, оттеснив Ли, собравшегося усесться за парту к Акуле, сам плюхнулся с ней рядом и с притворным сожалением развел руками. Товарищ, ошарашенно глядя на Гая, открыл было рот, чтобы возмутиться, но по классу мгновенно пронесся гул голосов и резко смолк, и в «теплицу» вошла довольная директриса.

Заметив удивленные и даже напуганные взгляды учеников, она еще сильнее растянула рот в улыбке. Круглым миловидным лицом директриса напоминала сказочную луну, которую рисуют иллюстраторы для детских книжек. Пышная золотая коса обручем, похожим на спелый колос, обвивала голову.

– Не волнуйтесь, ничего страшного не произошло, я к вам с небольшим, но приятным объявлением! – возвестила она. – Прежде всего, конечно, здравствуйте, мои дорогие! И на всякий случай хочу представиться. Вдруг за прошлый учебный год вы так со мной и не познакомились? Меня зовут Джульетта, и я директор школы солнца.

Класс принялся вразнобой здороваться, и директриса властным жестом заставила всех замолчать, не убирая при этом улыбки с лица.

– Так вот, – продолжила она, прохаживаясь вдоль полупрозрачных панелей, заменяющих в «теплице» стены, сквозь которые размыто виднелся школьный двор и старый дуб. – Сегодня занятия по балансу проведу я сама. Вашему постоянному учителю что-то нездоровится. Ну и, пользуясь случаем, я хочу вас обрадовать! Наконец-то на постоянной основе открыт солнечный полигон, где вы сможете упражняться сколько вашей душе угодно!

Ученики опять зашумели, радостные и одобрительные голоса становились все громче, и директриса, с улыбкой закатив глаза, терпеливо пережидала восторги какое-то время, затем снова взмахнула рукой.

– Все, все! Еще сможете порадоваться и пошуметь! – Она с умилением окинула взором собравшихся. – Я сказала, что упражняться будете сколько душе угодно. Ну, конечно, я преувеличила. Не сколько душе угодно, а сколько положено по учебному плану. Но поверьте, мы были очень щедры и вас не обидели. Вы ведь так долго этого ждали! Но сперва – баланс! Баланс прежде всего!

С этими словами она подошла к учительскому столу и, запорхнув в свое кресло, раскрыла толстый журнал.

– Я смотрю, вы не так много успели пройти, – пробормотала она. – Тогда мне лучше начать с азов. С общеобразовательных знаний. Думаю, вам будет полезно освежить в памяти то, что вы все должны были изучать в обычной школе, когда находились еще дома.

– Что-о? – прошипел себе под нос Гай, в недоумении поворачиваясь к Одри. – О чем это она?

Акула в таком же недоумении пожала плечами.

– Да какая разница? – прошептала она. – Два урока отсидим, а затем – полигон!

– Да, да, точно, – закивал Гай, успокаиваясь. Слово «полигон» действовало сейчас как волшебное заклинание, обещающее сплошные удовольствия.

Полигоном в школе солнца, да и в других магических школах, называлось определенное, довольно обширное место, где действовала именно та стихия, которой было посвящено обучение в городе. Здесь не сменялись сезоны, не происходили другие погодные явления, если только они не нужны были для занятий. И на солнечном полигоне всегда было жарко и светло, и именно тут ученики могли всласть напрактиковаться в полученных умениях и навыках.

Созданы эти участки были искусственно и поддерживались силами магов стихий специально для обучения и тренировок. И какое-то время в школе города солнца никак не могли наладить работу своего полигона: то не получалось справиться с другими стихиями, которые вели себя почти так, как в обычном мире. То не хватало магов, способных работать в таких условиях. То еще что-то мешало, например, неуверенность руководства школы в том, что учеников можно допускать под искусственно созданное воздействие солнца. Но наконец решение было принято, полигон заработал на постоянной основе и ждал первых учеников. Ребята и раньше бывали на нем, но очень редко, с частыми отменами и переносами, поэтому ни о каком системном образовании и речи не шло.

Теперь должно было все наладиться. О полигоне мечтали все ученики без исключения. Разве ж это дело – пытаться работать с искусственными солнечными лучами, находясь в закрытом кабинете школы, стараясь не смотреть в сторону окон, за которыми вовсю хлещет дождь или сыплется густой снег? Это как изучать мировую литературу по одному абзацу из книги. Как учиться готовить множество блюд, имея под рукой единственный клубень картофеля. Пытаться понять музыку, слушая три блатных аккорда.

– Солнечный свет состоит из спектра различных цветов, включая видимый свет, ультрафиолетовое и инфракрасное излучение, а также радиоволны, – вещала тем временем Джульетта, покинув учительское место и снова прохаживаясь перед учениками. – Вам нужно это знать, дорогие мои. Вы должны понимать, что находитесь в уникальной школе! Работаете с удивительной стихией! Солнечные лучи – это не только свет и тепло. Это энергия, и экология, и медицина с косметологией. Конечно, главная ваша задача – научиться управлять солнечными лучами, чтобы поддерживать равновесие всех стихий на Земле. Но в нашей работе столько важных направлений, вы сможете выбрать то, что будет вам ближе, и тоже использовать на благо.

Ученики, внимавшие мелодичному голосу Джульетты, то и дело переглядывались с удивлением и радостью. Им предстояло нечто большее, чем простое управление стихией. Директриса обещала познакомить будущих магов города солнца с нюансами и особенностями, о которых они раньше даже не задумывались.

– Вы, наверное, и не догадывались о таких деталях, – все с той же улыбкой продолжала Джульетта. – На первом курсе у вас была иная вводная лекция, насколько я помню. Но с этого года мы решили посвятить вас сразу во все тонкости нашей очень важной работы. И мы хотим, чтобы вы попробовали делать особенные вещи уже тут, в школе. Сразу поняли, к чему предрасположены. Может, вы сможете улучшить наш мир. Наш – в смысле весь. И обычный, и стихийный. Надеюсь, некоторые из вас выйдут из стен этой школы с умением лечить людей, используя инфракрасные и ультрафиолетовые лучи. А кто-то займется ботаникой, управляя процессами фотосинтеза. А еще кто-нибудь изобретет новый вид связи с помощью радиоволн. Я считаю, пора сделать новый шаг в помощи планете и всему живому на ней. Мы же можем не только беречь ее от буйства стихий. Мы способны на большее!

Руди, сидевший за Гаем, за время торжественной лекции Джульетты уже извертелся на своем месте от невысказанных мыслей. Наконец не выдержал и потыкал товарища в спину тупым кончиком ручки. Гай резко повернулся к нему, сердито сверкнув глазами.

– Она что, хочет, чтобы кто-то из нас в итоге жил в обычном мире? – скривившись, прошептал Руди, перегибаясь над столом в сторону Гая. Его сосед по парте – Пиро – тоже наклонился вперед. – Не просто пахать ради того, чтобы люди жили себе спокойненько, а еще и торчать рядом с ними? Лечить их, греть, кормить?

– Давай потом, – одними губами еле слышно произнес Гай. – Я сам в шоке. Пытаюсь осмыслить.

Руди, погрозив в пространство обоими кулаками кому-то невидимому, с досадой откинулся на спинку стула.

– Почему я должен? – раздраженно прошептал он. – Особенная школа, м-да.

Пиро, обернувшись на товарища, согласно покивал, но ничего не сказал. А Акула, замечтавшись, во все глаза смотрела на директрису и слушала ее пафосные речи. Воображение рисовало девушке, как она, вернувшись домой после обучения, сможет ловить пальцами невидимые ультрафиолетовые лучи, преображая их, фильтруя, очищая от опасного воздействия. Она станет направлять эти волшебные лучи на раны и ожоги, заживлять их. А ее будут считать экстрасенсом. А может, не все эти колдуны – шарлатаны? Может, среди них есть те, кто умеет по-особому работать со стихиями? Просто по какой-то причине им не нашлось места в магических городах?

– Полигон! Марш бегом! – оглушил ее веселый и очень громкий голос Руди, так, что защекотало барабанную перепонку, и Одри, ойкнув, зажала ухо ладонью. Непонимающим взглядом она обвела мальчишек, стоявших над ней с радостными улыбками.

– Что случилось? – пролепетала она.

– Баланс закончился. Разбалансировался! – хохотнул Руди. Ли протянул ей руку, вытаскивая из-за стола.

– Нельзя спать на уроках! – весело сказал он.

– Я не спала.

Одри послушно поднялась и потерла глаза. Правда, что ли, заснула?

– Почему я не догадался поспать, пока Джульетта тут разлагольствовала? – посетовал Ли.

– Какое поспать? – мрачно бросил Гай, косясь на Одри. – Нам наоборот важно слушать все, что говорят. Ведь дела еще хуже, чем мы думали. Это даже не рабство для нас готовится. Это рабство в квадрате.

Ребята с посмурневшими лицами потянулись к выходу из «теплицы». Нужно было перекусить и отправляться на полигон, радость перед которым слегка померкла после того, как Гай указал им на ядро проблемы.



* * *



Полигон представлял собой незастроенный участок земли площадью в несколько квадратных километров. В планах руководства школы было размещение здесь учебного здания – хотя бы для того, чтобы хранить там вспомогательные материалы, но вот уже два года как заложили фундамент, и на этом дело приостановилось. Пока здесь была только плешивая, выгоревшая под постоянным солнцем трава и деревья, точнее, то, что от них осталось после слишком усердных упражнений учеников, вызывавших лесные пожары в ограниченных масштабах. И по всей площади бессистемно были расставлены большие зонтики и несколько палаток, где неумехи, еще не научившиеся защищаться от солнца, могли спрятаться в тени.

Школьники, добравшись до полигона, перешагивали через невидимую границу учебной зоны и невольно замирали у самого ее края, с наслаждением подставляя лицо и руки палящему солнцу. Быстро согревшись под жаркими лучами, ребята принялись скидывать с себя верхнюю одежду, закатывать рукава. Некоторые разулись и, побросав обувь, дальше отправились босиком.

Настя тоже сняла осенние сапоги и, запихнув в них носочки, аккуратно поставила возле невидимой черты, отделяющей пожухшую влажную траву, покрытую налетом грязи, от высохшей земли с чахлой пожелтевшей растительностью. Раскаленный песок непривычно и почти нестерпимо, но приятно покалывал ступни. Затылок мгновенно напекло. Настя пошла вслед за остальными по направлению к будущему учебному корпусу, где, усевшись на горячие камни фундамента, ждал их преподаватель. Девушка, начиная с утренних занятий по балансу, держалась сегодня ото всех особняком. Гай не приглашал ее присоединиться к компании. Даже не сел рядом с ней, хотя она специально выбрала пустую парту, чтобы осталось свободное место. А с однокурсницами они накануне слегка повздорили, и сейчас Насте не хотелось с ними общаться. Девчонки все продолжали свои беззлобные шутки на тему их расставания с Гаем, не задумываясь, что сильно задевают ранимое сердце, и теперь Настя старалась их избегать. Хотя бы на время. А может, надеялась, что Гай наконец увидит, как ей одиноко, и позовет?

– О, наконец-то, второкурсники! – обрадованно возвестил преподаватель, вставая и залезая на камни, как на постамент, чтобы лучше всех видеть. Или чтобы всем было лучше видно его самого. Солнце, стоявшее в зените, позолотило короткие светлые волосы, жадными лучами лизнуло поджарую фигуру, облаченную в белую футболку и свободные летние штаны со множеством карманов. – Меня зовут Константин, и я буду вести у вас практические занятия. Надеюсь, ваших умений хватит, чтобы привести эту выжженную пустыню в оазис. Или хотя бы в его подобие. Не за один заход, конечно, но теперь вы будете здесь частыми гостями. Если опять ничего не случится. – Он закашлялся, словно скрывая смущение, и лишь смеющийся взгляд говорил, что он притворяется. – Кстати, чего это вы все разделись? Неужели до сих пор не научились остужать раскаленный воздух?

– Научились, научились, – загалдели ученики.

– Но не хочется остужать! Погреться хочется!

– Да какой смысл находиться под солнцем в теплой одежде и принудительно себя охлаждать?

– Ладно, ладно, сдаюсь! – засмеялся учитель. – Только зря вы свою одежду бросили где попало. У нас, знаете ли, пожары тут случаются. Достаточно одному кому-то переусердствовать.

Заметив, что подопечные даже и не подумали двинуться с места, продолжая расслабленно стоять и щуриться из-под ладоней на яркий солнечный диск, учитель усмехнулся, затем поднял над головой напряженные руки и сосредоточенно уставился в одну точку. Почти сразу ребята почувствовали, как жар палящего солнца становится нестерпимым. Воздух сгустился и словно стал видимым и осязаемым: казалось, будто это не воздух, а расплавленный прозрачный гель бурлит и переливается в ярком свете. Почуяв неладное, ученики как по команде повернули головы назад – туда, где оставили свои теплые куртки и ботинки, а затем дружно ринулись к границе полигона. Вокруг набросанных беспорядочно вещей уже занималась огнем сухая трава, легко вспыхивая под раскаленными лучами.

Ученики хватали свою одежду, кто-то отчаянно затаптывал горящую траву. Учитель все так же снисходительно улыбался, издалека наблюдая за суетой.

– Несите все в укрытие, – наконец крикнул он и махнул рукой на одну из палаток. – Если кто-нибудь переборщит с жарой, туда она не доберется. Там защита. Или кто-то может похвастаться, что уже умеет оберегать вещи от лучей на расстоянии?

Никто не отозвался, и все принялись перетаскивать одежду в палатку. Настя с удивлением наблюдала за смолчавшим Гаем. А ведь он точно уже научился управлять защитой. Ему легко давались любые занятия, и он всегда опережал своих однокурсников. Когда они еще проводили много времени вместе, Настя обмолвилась товарищу, что больше всего на свете боится пожаров, и он принялся натаскивать ее, самостоятельно обучая защите от возгорания. Если бы Гай сейчас похвастался перед всеми, что умеет такое вытворять, она обязательно бы присоединилась к нему. Настя надеялась, что он признается, чтобы снова поймать хоть какую-то ниточку их связи. Но он решил это скрыть, а она тем более не отважилась выйти в одиночку.

Странно. Когда они дружили и ничего не предвещало этот непонятный разрыв, Настя действительно считала его просто приятелем, несмотря на смешки и намеки девчонок. Теперь же ей казалось, словно она переживает размолвку с возлюбленным, и от этого становилось совсем горько на душе.

– Эх, смотрите, сколько мы уже времени потеряли с этими вашими переодеваниями, – посетовал учитель, когда все вещи наконец были в безопасности. – А я как раз думал показать вам эту защиту, но что-то вы мне не нравитесь. Желторотые совсем. Давайте-ка лучше вы покажете мне, чего нахватались за время обучения, и от этого я и буду отталкиваться. Эй! Только не все разом, один за другим.

Ребята, толкаясь и смеясь, стали потихоньку выстраиваться в более-менее ровную очередь желающих продемонстрировать уже приобретенные навыки.

– Как же, когда бы мы тут успели чему-то научиться, если полигон недавно открыли? – Настя различила знакомые недовольные интонации: компания ее бывшего друга сейчас стояла почти сразу за ней, их разделяло два или три человека.

– Да ладно тебе, ты столько всего умеешь! Тебе грех жаловаться! – раздался в ответ звонкий девичий голосок, и Настя догадалась, что это Акула. «Ишь, подхалимка», – подумалось девушке. Она попыталась разобрать, что же ответил Гай, но тот, видимо, специально заговорил тише, и Настя ничего не услышала.




Глава 4. Организованное дружелюбие


– Я все-таки не понимаю, как мы сможем найти эти… странные здания, – проговорил с досадой Пиро, развалившийся на одиночном кресле в каминной комнате второго этажа, где ребята по обыкновению собрались вечером пообщаться, чтобы никто не мешал и не подслушивал. Все остальные разместились рядом на диване, кроме Гая, который, заявив, что уже за день насиделся в теплице, стоял у камина, повернувшись ко всем спиной и грея руки у огня. – Ну сколько мы уже ходим, ходим по окрестностям. И вокруг полигона даже шатались.

– Ну да, – подхватил Ли. – А если среди нас нет этих особенных магов, мы только время зря теряем. Может, мы десять раз мимо прошли, но не видим.

Заговорщики действительно уже довольно давно бродили вокруг школы, уходя с каждым разом все дальше и дальше и расширяя зоны поиска, но пока не наткнулись ни на одно мало-мальски необычное строение. Да даже обычное им и то не попадалось. Первоначальный энтузиазм стал спадать, друзья ощущали прилив разочарования.

– Вот я тоже думаю, какова вероятность, что из нашей пятерки кто-то окажется хранителем? – Руди, которому наскучило сидеть, подскочил и нервным шагом стал прохаживаться вдоль стен, разглядывая картины разной степени художественного мастерства, на которых обязательным атрибутом являлось солнце. – Может, ты как-нибудь узнаешь у дяди Бэррола, как вычислить таких людей? Мы тогда кого-нибудь отловим и заставим увидеть!

– Да просто попросить можно, зачем силой-то? – удивилась Акула. – Заинтересовать чем-нибудь.

– Не знает он никаких особенных примет хранителей, – раздраженно буркнул в ответ Гай, не оборачиваясь. – И не надо меня тут засыпать упреками о потерянном времени. Сам уже вижу, что не выходит. А к полигону вас никто и не посылал. Эти штуки должны находиться рядом со школой.

В комнате на какое-то время повисла недружелюбная тишина, нарушаемая лишь мерным тиканьем настенных часов и потрескиваньем дров в камине. Из коридоров по обе стороны каминного зала не доносилось ни единого звука: ни шагов, ни чьих-то голосов, словно никто даже близко не хотел сюда подходить. Наконец Одри робко подала голос:

– Может быть, нам просто стоит рассредоточиться?

Ребята непонимающе уставились на нее, Гай тоже повернулся, с легкой надменностью глядя на девушку.

– Я имею в виду, что нам нужно меньше вариться в собственном соку и больше общаться с другими учениками. Разговаривать и, главное, слушать! Вдруг кто-то расскажет про что-то необычное? – пояснила Одри.

– Да нужны они нам… – начал было Руди, ероша рыжие волосы, но Гай его перебил:

– Хорошая идея! Акула дело говорит. Правда, если бы нашли что-то действительно необычное, уже небось раззвонили бы по всей школе.

– А вдруг нет? Мы же не знаем, что там можно найти. Вдруг для кого-то это тайное место сборищ, как для нас каминная?

Гай задумался и снова уставился на огонь. Он какое-то время молча созерцал пляску язычков пламени, мечущихся по углям, затем поворошил дрова изящной кочергой, прислоненной к закопченной кирпичной кладке, и важно изрек:

– Значит, так. Больше на нашем коллективе не замыкаемся. Можно даже попытаться подружиться с кем-то. Каждый пусть выберет себе хотя бы одного ученика и вотрется в доверие. Так, кстати, и на свою сторону еще народ привлечем. Но и поиски не прекращаем.

– Можно ходить с другими! – подсказала Акула. – Тогда больше шансов, что настоящий хранитель что-то найдет, а мы засечем!

– Точно. В общем, с завтрашнего дня становимся дружелюбными и общительными. Расширяем зону влияния. – Он издал короткий едкий смешок, ребята нестройно подхватили, но Гай одернул их: – Только старайтесь выглядеть естественно. Не переборщите с дружелюбием-то.



* * *



Настя вот уже несколько дней была на седьмом небе от счастья. Кажется, Гай наконец-то понял, какого друга чуть не лишился, и решил все исправить. Они снова начали общаться, почти как раньше, а может, даже лучше! Потому что теперь старый приятель, не сетуя на погоду, не осыпая проклятиями новые порядки, таскал ее на длительные прогулки за территорией школы.

В первый раз, правда, разговор совсем не клеился. Куда-то запропали общие, близкие им обоим темы, которые раньше с такой легкостью возникали сами собой: прочитанные книги, истории из детства, забавные случаи.

– Как учеба, продвигается? – не однажды за время прогулки спросил у Насти Гай, словно тут же забывая ее ответ. Услышав этот вопрос в третий раз, Настя, которая до этого честно и пространно отвечала, что ей отлично дается теория, но она спотыкается на практических занятиях и особенно ее пугает полигон, ответила уже назло:

– Я подожгла Константину волосы направленным потоком лучей, и меня скоро вызовут к Джульетте на ковер.

– Ага, ага, ну ладно, – покивал, явно не слушая, Гай, и Настя уже собиралась высказать ему все, что про него думает, как он вдруг резко остановился и выкатил на нее глаза: – Что-о?! Что ты натворила?

– Ого! Меня услышали! Земля-космос! Прием! – Девушка встала рядом с ним и подбоченилась.

– Тьфу ты, напугала меня! – усмехнулся Гай. – Чего это тебе в голову взбрело так шутить?

– Потому что ты меня совсем не слушаешь. Решила проверить, вдруг мне только кажется. Оказалось – не казалось, – вздернув курносый нос, обиженно заявила Настя и снова двинулась по тропинке. Гай молча пошел следом. Они гуляли вдоль речки и проходили сейчас мимо той самой лавочки с навесом, где когда-то сидели жарким сентябрьским днем и спорили, после чего пошло охлаждение. В голове Насти крутились вопросы о том, с чего вдруг Гай решил возобновить их общение. Но задавать их не хотелось. Девушка боялась нарушить, спугнуть ту эфемерную связь, что робкой ниточкой протянулась от бывшего друга к ней вновь, поэтому молчала.

В итоге первая после перерыва встреча вышла довольно скомканной, друзья побродили по окрестностям школы и вернулись домой, но и то Настя была удивлена, что Гай потащился в ненастную погоду к речке. Раньше, наоборот, она была инициатором прогулок на свежем воздухе, а ее товарищ предпочитал либо торчать во внутреннем дворе школы, либо вообще греться где-нибудь внутри.

А в последующие разы общаться становилось все проще и проще. Они снова разболтались, как когда-то прежде, в прошлом году, и девушка чувствовала, как то один из них, то другой подхватывает волну настроения товарища. Они улыбались, Гай был оживлен и искренен. И уводил ее с каждой прогулкой все дальше и дальше от школы. Они гуляли по осеннему лесу, полному вкусных насыщенных запахов, от которых кружилась голова. Аромат прелых листьев и порыжевшей хвои под ногами был настолько густой, что, казалось, его можно черпать ложкой и глотать. Длинные сосновые иглы лежали толстым ковром, скользким от частых дождей. Настя постоянно спотыкалась, и Гай предложил ей руку. И в эти моменты единения разве можно было спросить, почему он снова проводит время с ней, а не со своими новыми друзьями?

Та компания вообще словно раздружилась. Настя часто видела ребят порознь – и во внутреннем дворе, и в обеденном зале. Акула даже со своим этим другом детства не общалась почти, вечно торчала то с одной девчонкой, то с другой. К Насте, правда, ни разу не подошла. Зато противная зудящая ревность оставила сердце Анастасии. Странное дело – даже подружки-однокурсницы почему-то перестали ее поддевать насчет Гая.



* * *



Где-то на третью или четвертую встречу Гай с Настей, перебравшись по узенькому подвесному мостику через шуструю речку, отправились в лес. Уже начинало подмораживать, трава возле школы по утрам серебрилась от инея. В «теплице» проставили дополнительные панели, потому что ученики жаловались на холод в помещении. Гай, где-то раздобыв теплую шапку и куртку, снова позвал Настю гулять после занятий.

– Странно, – проговорил задумчиво Гай, когда они вошли под сень деревьев. От ноябрьского морозца, сковавшего воздух, словно почти исчезли ароматы леса. Остался лишь запах свежести, и ноздри покалывало при вдохе. – Мы столько гуляли уже в разных местах, но везде только лес, лес. Ни единой постройки, даже заброшенной.

– Разве это странно? – удивилась Настя. – Я слышала, что школы стихий всегда строили на отшибе, чтобы ученики неумелыми руками случайно не натворили бед в городе.

Гай внимательно посмотрел на подругу.

– Ну, все равно, – сказал он. – Мне казалось, что в лесу мог бы находиться хотя бы дом лесника. Или что-то еще. А ощущение, что мы в каких-то диких дебрях живем. Ты сама никогда не натыкалась ни на что?

– Нет, – удивленно протянула Настя и пожала плечами. – Да я не так часто и гуляла в лесу, а далеко, как сейчас, и вовсе не заходила. А вообще было бы здорово наткнуться вдруг на избушку лесничего, правда же? Мне всегда казалось, что такой домик должен быть окружен какой-то тайной.

Девушка лукаво взглянула на приятеля, и тот улыбнулся в ответ.

– Да, я б не отказался. Всегда хотел посмотреть, как живут отшельники, решившие связать свою жизнь с природой.

Они походили по лесу совсем недолго, когда Гай вдруг начал стонать, что замерз и устал. Настя, которой прогулка приносила удовольствие, сильно расстроилась, но не подала виду. Что ж было поделать, раз ее друг оказался таким непривычным к холоду? Зато их дружба вернулась, а может быть, это значит больше, чем дружба.



* * *



– Ну что, ребят? Как дела? У меня все глухо, – уныло протянул Руди, перешагивая границу между холодом и искусственной жарой и ступая внутрь зоны полигона. Вся компания уже находилась там, у самого края, распахивая куртки, стаскивая шапки и капюшоны, чтобы позволить яркому солнцу напечь затылки. Только Гай стоял пока в зимней одежде и никак не мог напитаться теплом.

Друзья специально пришли на практические занятия раньше всех, чтобы успеть поболтать. В остальное время они старательно изображали дружелюбие, как выразился Гай, и вертелись среди других учеников в надежде услышать хоть какую-то информацию про необычные здания возле школы.

– Да у нас тоже глухо, – ответил Пиро. – Либо никто и правда ничего не знает, либо очень тщательно скрывает.

– Но их можно понять, – влезла Акула. – Если они так называемые хранители, то разве не должны по умолчанию держать все в секрете? А то какие же из них тогда хранители?

– Думаешь, нам просто никто не признается? – с горечью спросил Гай. – Я надеялся, что они и сами не знают, что особенные. Насколько я понял, все эти истории про хранителей – почти как мифы, в которые никто не верит. По крайней мере, в городе дождя они не сразу поняли, что им нужно что-то защищать. Прервалась связь времен, никто не передавал по наследству эту миссию. Они потом только как-то сами докопались, но было уже поздно.

Он махнул рукой, и приятели двинулись к ближайшей палатке, чтобы оставить там одежду.

– Ну вот у меня ничего не получилось выведать, – по пути расстроенно сказала Одри. В руках перед собой она тащила объемную серую куртку, из рукава которой неаккуратно свисал длинный шарф, норовя запутаться у девушки в ногах. Ли, шедший рядом, поморщившись, поднял его за бахромистый кончик и молча запихнул целиком в рукав.

– А ты со многими говорила?

– Да я даже вечер жутких историй устроила! – расширив глаза, ответила Акула. – Мы с девчонками в спальне перед сном по очереди рассказывали страшилки. Кто какие знает! Я так надеялась, что кто-нибудь сболтнет интересненькое, но увы. Толку ноль. Только заснуть потом полночи не могла.

– А я не ожидал, Акула, что ты из слабонервных! – хихикнул Руди, шагавший сзади.

– Какая есть, – огрызнулась Одри.

Друзья добрались до палатки, скинули там теплую одежду и пошли к центру полигона. Они пришли так рано, что даже Константин еще не появился.

– У меня тоже ничего не выходит, – признался по дороге и Гай. – Почему-то мне казалось, что Нэсти что-то должна знать. Уж мне бы она точно сказала! А вместо этого Нэсти ходит за мной, исполненная восторга, смотрит преданными глазами, каждое слово подхватывает. Мы уже пол-леса прочесали, но ничего не нашли. Видимо, я самоуверенный дурак. С чего-то решил, что все сразу получится. Не зря же в школе дождя после разрушения первого здания прошло очень много лет, пока не нашлись остальные.

Слышать от их неформального лидера, что он самоуверенный дурак, было непривычно и грустно, от этих слов веяло безысходностью. Ребята шли с расстроенными лицами и только молча переглядывались.

– Ладно, придется мне смотаться в самоволку, – заключил Гай, когда они расселись на горячем фундаменте, ожидая остальных учеников. Парень прижал ладони к раскаленному камню, словно тепла, которым щедро снабжало их солнце в зоне полигона, ему не хватало. – Может, дядя что подскажет. Он-то там времени не теряет, у него тоже есть план.

– Ого, ты хочешь выбраться в обычный мир? Сам, без проводника? Ты знаешь, как? – Ребята в полном изумлении вытаращились на товарища.

Гай какое-то время молчал, хмуря светлые брови. На этапе обучения никому не было известны способы перемещения между мирами: стихий и обычным. Это правило было введено в незапамятные времена и очень четко соблюдалось. Закончив обучение и попадая на работу по соблюдению баланса между стихиями, юные маги получали доступ к заветной тайне, но ученикам эти знания были недоступны. И, как ни удивительно, никто этого закона не нарушал. Учащиеся могли переходить в обычный мир и обратно только в сопровождении взрослых магов и почему-то никогда не помнили, как это происходило. Никому не нужно, чтобы неокрепшие умы шатались туда-сюда между мирами. Видимо, в этом были солидарны все взрослые маги, даже не согласные друг с другом по остальным пунктам.

– Я думаю, у меня получится, – наконец выдавил Гай и, приложив руку козырьком к глазам, чтобы не мешало солнце, вгляделся вдаль. От границы полигона в их сторону уже вовсю двигались остальные ученики. Впереди шагал Константин. Он точно так же, как и Гай, прятал глаза от солнца, копируя его движение, будто дразнился. На лице была широкая улыбка. – Все, заканчиваем, к нам идут.

– А как ты пройдешь? – не унимался Руди, вертя рыжей головой. – Ну расскажи, они еще далеко!

– Потом, – одернул его Гай и спрыгнул с камней навстречу Константину. Кажется, учитель и правда его передразнивал.

– Привет! – весело окликнул ребят Константин, приблизившись к компании. – Вы новички? Впервые у нас?

Друзья в недоумении переглянулись. Неужели учитель их забыл? Но на прошлых занятиях он их узнавал.

– Или только ваш главный, белобрысый? – смеясь, спросил Константин, кивая в сторону Гая. Юноша растерянно хлопал глазами, продолжая держать ладонь над лицом. Учитель закатил глаза и снисходительно произнес: – Молодой человек! Вы учитесь на втором курсе, но до сих пор щуритесь от солнца и, страшно сказать, еще и рукой от него прикрываетесь? А вы точно в нужную школу попали? Может, вам стоило попробовать себя где-нибудь в тумане?

Гай, опешив, медленно опустил руку и уставился на учителя. Внутри закипала злость вперемешку со стыдом.

– Ой, только не говорите, что во всем виновата организация школы, которая слишком поздно выпустила вас на полигон. Этот навык можно было натренировать и не находясь под солнцем, – махнул рукой Константин, пресекая попытки Гая оправдаться.

– Но нам действительно этого никто не показывал, – вступилась за друга Одри, и учитель перевел на нее внимательный взгляд смеющихся глаз.

– А вы, конечно, в точности соблюдаете режим и правила и никогда не пытаетесь освоить что-то самостоятельно? – хохотнул Константин. – Да ни в жизнь не поверю! У вас у каждого на лбу написано «Ломаю систему!».

Ребята непроизвольно заулыбались, даже Гай не выдержал и хмыкнул. Кажется, учитель вовсе не хотел его оскорбить. Просто по-доброму поддел. Злые слова, готовые уже сорваться, замерли на языке, и Гай удрученно развел руками.

– Да как-то даже не задумывались об этом, – сказал он. – Пока на полигон не пришли и не получили в глаз лучом, вроде и необходимости не было. Вы же нас научите?

– Ну конечно, научу. Значит, сегодня с этого и начнем, – обрадованно объявил Константин, оборачиваясь на остальных учеников, постепенно собиравшихся вокруг их небольшой компании. – Скоро вы у меня затмение будете без коричневых стеклышек наблюдать.

– А здесь бывают затмения?! – Руди, выкатив круглые глаза, вытаращился на учителя.

– Да нет, конечно, откуда? Здесь и луны-то нет. Город солнца же! – серьезно ответил тот, но не выдержал и улыбнулся. – Ну разумеется, бывают!

Он несколько раз хлопнул в ладоши, призывая к тишине – ребята вокруг расшумелись – и с легкой ехидцей спросил:

– Разрешите начать? Вот спасибо! Значит, так. Когда лучи солнца бьют нам в глаза, первым делом хочется их защитить, так? Но на наш организм воздействовать мы, увы, не можем. Зато способны справиться со своей стихией, своим явлением природы. Поэтому учиться мы будем сейчас работать именно с солнечными лучами, чтобы изменить их воздействие. Я покажу вам, как преломлять их, чтобы они не вредили зрению, не слепили, не мешали смотреть. Все готовы?

Ученики одобрительно загудели, и Константин принялся демонстрировать, как легко удается ему глядеть на солнце, не мигая и не щурясь. Яркие лучи отражались в его глазах, и было непонятно, какого они на самом деле цвета. Сейчас радужка переливалась золотом, и казалось, что солнечный свет льется внутрь, наполняя ее теплом.

– Первым делом, – говорил учитель, – вы должны открыть глаза навстречу этому нестерпимому свету, впустить его в себя, поглотить. Этот шаг обычно самый трудный. Вспышка настолько яркая, что кажется, будто луч выжигает глаза и вы сейчас ослепнете. Но вы не должны закрываться от солнца. Не тяните руки к лицу, не опускайте веки, просто продолжайте смотреть. Давайте, давайте! Я что, для себя это рассказываю?

Он с деланым возмущением оглядел своих подопечных, которые нехотя и нерешительно отрывали от глаз ладони и пытались сквозь щелочки век смотреть на пылающий диск солнца.

Константин прошелся вдоль ребят, насильно отводя каждому руки от лица.

– Продолжайте смотреть, – повторил он. Кто-то застонал в ответ, еще двое учеников вдруг принялись ожесточенно тереть слезящиеся глаза. Учитель подскочил к ним и тоже дернул за руки. – Это не поможет. Просто смотрите на солнце. У некоторых из вас уже получается!

Он одобрительно взглянул на Одри, которая, широко распахнув серые глаза, таращилась на небо, откуда солнце изливалось слепящими лучами. По щекам девушки ручьем текли слезы, но она не опускала веки, и губы ее понемногу растягивались в горделивой улыбке. Жар солнца скоро высушил слезы, и Одри уже с легкостью глядела на небесное светило, которое больше не слепило, не заставляло плакать, а словно дарило ей свой бесконечный свет. Гай и Ли, забыв, что нужно делать то же самое, завороженно уставились на подругу, глаза которой сейчас были такие же золотые, как еще недавно у Константина.

– Я поняла! Я почувствовала! – воскликнула Одри, поворачивая к друзьям счастливое лицо. – Это просто. Главное, перетерпеть момент вспышки, что больно бьет по глазам, а дальше солнечный свет залечит эту боль. Вы только попробуйте! Вы наконец сможете рассмотреть солнце. Какое оно красивое!

Вдохновленные успехом одноклассницы, все ученики, как по команде, снова задрали головы кверху и уставились в небо, откуда солнце – символ их стихии – продолжало безжалостно изливать свои слепящие лучи. И вот уже меньше рук потянулось к глазам. Кто-то смог вытерпеть жгучую вспышку, принял в себя свет и теперь тоже впитывал радужкой золото.

На обратной дороге Гай и его друзья уже привычно разбрелись среди ребят, возвращавшихся к школе. Гай незаметно оказался возле Насти. Неподалеку, погруженный в свои размышления, шел Константин.

– Скажите, учитель, – заговорил Гай, подходя ближе. – А почему полигон не возвели вокруг школы? Это ж было бы логично. Просто обвели бы зоной солнца всю ее территорию!

Услышав вопрос, который, по-видимому, волновал не только одного Гая, несколько других учеников сгрудились вокруг них и зашагали рядом. Действительно, какой смысл был в отдельном полигоне, до которого нужно было еще идти, теряя время, и где предстояло еще что-то строить, если уже имелось учебное здание?

Константин не сразу понял, что к нему обращаются, поэтому растерянным взглядом окинул окруживших его учеников. Он замедлил шаг, и вся компания наконец остановилась. Те, кто шел впереди, несколько раз оглянулись на кучку ребят во главе с учителем, но возвращаться не стали и отправились в сторону школы.

– Ну вы же знаете, что полигон – это искусственная зона? – сказал Константин и слегка поежился, потирая руки через рукава куртки. «Искусственную зону» они уже покинули, поэтому находились под серым ноябрьским небом, и пронизывающий осенний холод пытался просочиться каждому за воротник. – И знаете, что создать ее получилось не сразу, поэтому лучше такие вещи делать подальше от места, где мы все живем. Плюс тут тренируются новички, и некоторые эксперименты заканчиваются довольно опасно.

– Но как же было до этого? – удивился Гай. – Раньше везде была эта зона. И все тренировались.

Константин помолчал, подбирая слова.

– Ключевая фраза – искусственная зона, – повторил он терпеливым тоном наставника. – Мы еще не до конца сами знаем, как она будет работать. Повторяю – это может быть опасно. Когда повсеместно царила естественная жара, задачи наши были несколько иными.

Гай пробормотал себе под нос что-то вроде «м-да, все опять сводится к тому, что когда-то здесь был настоящий город солнца».

– Кроме того, – наконец сказал Константин, пристально глядя на пытливого юношу, – далеко не всем хотелось бы жить, находясь под постоянным прицелом солнечных лучей. Не все здесь уж настолько любят жару, чтобы находиться в ней безвылазно и ночью, и днем. Возвращение смены сезонов – это лучшее, что могло случиться с нашими мирами за последнее время.

– Ясно, – кивнул Гай, мысленно вычеркивая учителя из возможных союзников, как ему почему-то показалось вначале.



* * *



Вечером Одри, вдохновленная сегодняшним успехом с поглощением глазами солнечных лучей, никак не могла заснуть. Когда она опускала веки, вместо темноты под ними словно заново вспыхивал яркий свет, будто теперь ее взгляд возвращал накопленные лучи. Одри казалось, что она снова видит пылающий оранжевый диск: огромный, окруженный языками пламенной короны, невообразимо прекрасный. Она любовалась им, а сон не шел, и минуты, отведенные на ночной отдых, медленно сочились в никуда.

Измучившись бессонницей, девушка наконец прекратила попытки заснуть. Она приподнялась на постели и оглядела темную девичью спальню. Все ее однокурсницы давно спали, посапывая, кто-то даже причмокивая во сне. Тогда, тихонько свесив ноги с кровати, Одри положила на колени подушку, сунула руку под матрас и вытащила из-под него сложенный вчетверо лист плотной бумаги в конверте. Еще раз бросив быстрый взгляд на соседок – не проснулся ли кто – девушка развернула листок. В темноте едва угадывался карандашный набросок, сделанный на пожелтевшей бумаге. Одри приблизила его к глазам, и то ли они немного привыкли к темноте, то ли это было еще одно неизвестное ранее свойство солнечных лучей, которым сегодня она смело подставила взгляд, но ей показалось, что стало немного светлее. Теперь она смогла рассмотреть искусно выполненный черно-белый рисунок: портрет очень красивого молодого мужчины с надменным взором. Длинные черные волосы были собраны на затылке в старомодную пышную прическу и волнами стекали по плечам, уголки резко очерченных губ приподнимались в едва заметной усмешке, мастерски нарисованные серые глаза словно лучились светом. Одри долго вглядывалась в прекрасное лицо, любуясь и изредка нежно касаясь его пальцами, затем почувствовала, как тяжелеют веки и усталость берет свое. Аккуратно сложив и спрятав под матрасом портрет, девушка легла и снова попыталась заснуть. На этот раз веки не полыхали огнем, взгляд заволокло тьмой, и Одри провалилась в безмятежный сон. Засыпая, она попыталась вообразить красавца со своего рисунка, чтобы перенести его образ в грезы, но вместо этого перед мысленным взором вдруг возник рыжий кривляка Руди и отправился вместе с ней по путаным дорожкам сновидения.




Глава 5. Первая странная вещь


Сегодня вечно голодный Руди опоздал на ужин. Он, на ходу стаскивая с себя шапку и куртку, вбежал в круглый обеденный зал школы солнца, когда все уже доедали свои порции, но, услышав грозный окрик дежурившей на входе нянечки, попятился обратно за дверь. Там он торопливо разделся и вернулся в столовую. Руди весь дергался и буквально подпрыгивал на месте, и его друзья в полном изумлении наблюдали за тем, как он, не глядя, набирает на поднос порцию ужина – что-то из уцелевших после налета голодных учеников остатков.

Плюхнувшись на свободное место рядом с Гаем, Руди быстро прикончил свой ужин, в три глотка выхлебал компот и повертел взъерошенной рыжей головой, заглядывая в подносы товарищей. Мальчишки уже поели, одна Акула с невозмутимым видом тщательно соскребала с тарелки пюре с подливкой.

– Ох, ребята! – с мечтательным видом произнес Руди и загадочно замолчал. По лицу его растекалась горделивая улыбка.

– Что стряслось? – не выдержал Гай. – Ты где пропадал? Мы думали, тебя снегом занесло.

– Ага, лавиной накрыло! – перегнувшись к ним через стол, брякнул Пиро, сидевший напротив.

– Доедайте скорее, и идем в зал, есть новости! – все так же таинственно объявил Руди и снова замолчал. Видно было, что его распирает от этих новостей, но он крепился изо всех сил.

– Да мы все уже поели давно, Акула только свою тарелку вылизывает, – недовольно пробурчал Гай и легонько толкнул девушку локтем. – Эй, хватит колупаться, заканчивай давай.

Одри важно отправила в рот последнюю ложку пюре, спокойно выпила компот и только тогда поднялась из-за стола. За ней последовали все ребята.

Руди мужественно молчал, пока они наконец не оказались в своем месте тайных сборищ у камина. Ноги несли его вперед, и он буквально летел по коридору, теряя то шапку, то шарф, выпадающие из рукавов его зимней куртки. Ребята, пришедшие на ужин вовремя, оставили одежду в спальне.

Наконец, обогнув по окружности почти половину длинного здания, друзья добрались до каминного зала, где Руди на всякий случай еще проверил второй коридор. Тот, как обычно, пустовал, и приятели в конце концов расселись на диване и приготовились слушать дрожащего от нетерпения товарища.

– Ребята! Я нашел, я её нашел! – наконец прорвало Руди, и он забегал между камином и диваном, потрясая руками, словно сам не верил в то, что произошло. Несколько пар глаз ошеломленно уставились на раскрасневшегося от гордости и возбуждения товарища.

– Кого её? Это она? – Гай сразу догадался, что речь идет о хранителе, и подался вперед, чуть не падая с дивана. – И кто это?!

– Что значит, кто? – опешил Руди, растерянно опуская руки.

– Кто хранитель? Ты же нашел хранителя!

– Да нет! – Он внезапно расхохотался и хлопнул себя по коленкам, затем с широкой улыбкой подбоченился, наслаждаясь эффектом. – Я сам хранитель!

– С чего это ты взял? – с вызовом спросил Гай, поднимаясь.

– Я нашел странную печь! Точнее, вещь! Странную! – громким и счастливым шепотом почти прокричал Руди. – Ребята, я хранитель! Вы представляете? Все-таки это я!

Команда уже очень давно в бесплодных попытках бродила по окрестностям в поисках необычного здания, которому там было не место. Не приносило результатов и дружеское общение с одногруппниками, которые то ли не хотели рассказывать, то ли действительно не знали ничего о загадочных и странных объектах, что могли защищать школу. Друзья уже стали сомневаться в том, что здесь могло существовать что-то подобное. Вдруг такие странные вещи построили только в городе дождя? Недаром лишь о той школе ходили слухи.

Тем временем в свои права вступила самая настоящая зима, морозная и снежная. Все меньше ребятам хотелось мерзнуть, проводя время на улице и шатаясь по лесу. Вместо этого они пытались выяснить хоть какую-то информацию, изучая старые книги в школьной библиотеке. Одри даже как-то заглянула в школьный музей солнца в надежде отыскать там хоть намек на существование четырех особенных зданий, но ничего не нашла, однако ей там приглянулось. Она стала иногда приходить в музей, чтобы полюбоваться вещичками, бережно хранящимися там. Хотя это место и музеем можно было назвать с натяжкой. В основном там были собраны простенькие безделушки или рисунки с изображением солнца, чаще всего сделанные руками ребят, что когда-то жили и учились в стенах этого заведения. Было несколько толстых старинных книг в красивом переплете. Одри пролистала их, но ничего интересного не обнаружила. Однако девушке понравилось туда приходить, и старенькая смотрительница теперь каждый раз с одобрением встречала ее и ласково кивала, узнавая.

А зима все наглела и распоясывалась. Она словно издевалась над Гаем, ненавидящим холод. Щедро усыпала город солнца слоями пушистого снега, больно щипала щеки морозцем, рисовала диковинные узоры на стеклах. На заснеженных холмах теперь постоянно устраивали катания на ледянках и санях, недалеко от школы залили каток. Ребята, может, и рады были бы поучаствовать в зимних играх, но никому не хотелось спорить и ссориться с Гаем. Да и Настю он снова почти забросил, пару раз только сходил с ней куда-то неглубоко в лес, но тут же увяз в сугробе, начерпал сапогами снега и промочил ноги. Кататься он с ней, конечно, не пошел, как она ни звала.

Руди и Одри были единственными, кто в последнее время часто пропадал на улице – то на горке, то с лыжами, то на катке. Гая это злило: как могли его соратники так хорошо относиться к холоду и снегу? Впрочем, Одри никогда не скрывала, что ее не так и печалит смена сезонов, а Руди неожиданно полюбил кататься на лыжах. Но, видать, он времени даром не терял и вовсе не прохлаждался на горке. Он продолжал важные поиски! И в итоге наткнулся на строение, которое в лесу смотрелось более чем странно. Руди нашел огромную кирпичную печь, одиноко притулившуюся среди деревьев.

– Я думал, ты там покоряешь горные вершины, – все же не удержался, чтобы не съязвить, Гай. – А ты, оказывается, полезным делом занят был. Черт, да ты крутой крендель. Ребята, поздравляю! С нами наш собственный хранитель!

Он обернулся к друзьям, торжественным жестом указывая на Руди, словно представлял его им в первый раз.

– Прошу любить и жаловать! Хранитель Руди! И это значит, что нам больше не нужно мотаться среди остальных и изображать дружелюбие. Конец притворству! Мы можем действовать!

– Давай, рассказывай скорее, что там за печь и как ты ее нашел? – загомонили обрадованные ребята, и Гай зашикал, делая страшные глаза и показывая на выходы в оба коридора. Тогда Руди пододвинул поближе отдельное кресло, поставив его напротив дивана спиной к огню. Уселся, как настоящий рассказчик, перед публикой и принялся в красках описывать встречу со своей первой странной вещью.

– А ты почувствовал что-то особенное? Ты сразу печь увидел или ее не было, а потом она появилась? Как это происходит? – снова наперебой принялись расспрашивать его друзья.

– Как ты вообще понял, что это именно странная вещь? – подозрительно спросил Ли.

– Ну как – как понял? – возмутился Руди, важно закидывая ногу на ногу перед компанией. – Вот ты мне скажи – что делает печь посреди леса? А?

– Ну ты дубок! – захихикал Пиро, несильно пихая Ли кулаком под ребра. – А ты бы печку среди леса нашел, глазами похлопал и дальше потопал?

Ребятам было весело, на лицах светились счастливые улыбки. Ну надо же! А ведь они уже почти совсем отчаялись и перестали верить в успех своего предприятия. И даже Гай почти сдулся, бродил мрачнее тучи, а ведь это он всех вдохновлял. А теперь первая странная вещь найдена, и с ее разрушения можно будет начинать отсчет до возвращения вечных солнечных дней! И кто бы мог подумать, что именно Руди окажется тем самым хранителем?!

Одри радовалась вместе со всеми, но по ее лицу то и дело пробегала легкая тень. Если над городом и школой взойдет солнце «на постоянной основе», то очень быстро его жаркие лучи растопят снег. Веселая и шумная снежная горка превратится в холм с выжженной травой, а на месте катка появится огромная лужа, которая под палящим солнцем очень скоро высохнет. Шустрая прохладная речка обмелеет, превратившись в ручей, и теплая вода будет медленно красться по самому дну, огибая крупные камни. А весной сочная зелень, едва пробившись на ветках, пожухнет, и лишь стойкие южные сосны будут радовать глаз изумрудными кронами. И так будет всегда.

Но если бы она сейчас сказала это вслух, то вряд ли бы к ней стали относиться по-прежнему и вообще доверять. Скорее всего, ее бы просто прогнали. Отговорить их не получится. Жаль, что не она хранитель. Возможно, найдя эту странную вещь, она просто бы притворилась, что ничего не произошло. Но, увы, процесс запущен. Руди, наделенный способностью видеть недоступное другим и обязанный защищать его от чужих глаз, наоборот, помогает его уничтожить. Он не виноват, его же не воспитывали с детства как хранителя. Для него это пустой звук. Жаль, что выбор судьбы пал именно на Руди. Одри бы поступила иначе.

– Эй, Акула! Пора выходить из транса! – ворвался в мысли девушки смешливый голос ее приятеля Ли, и она очнулась. Часы на стене каминного зала показывали, что через пять минут начнут всех созывать ко сну. А уже завтра ребята планировали отправиться вслед за Руди в лес, чтобы он показал им печь – первую из странных вещей, подлежащих уничтожению, чтобы вернуть этому городу былое величие под вечным сиянием солнца.



* * *



На следующий же день, отзанимавшись в плотно застекленной «теплице» и наскоро пообедав, ребята засобирались в лес. Перед походом Руди повел всех к временной пристройке недалеко от снежной горы: там можно было взять лыжи.

– Что за глупости? – тут же зашипел на него Гай, увидев, как Руди, Одри, а за ними и остальные принимаются деловито выбирать себе ботинки и лыжи. – Я на это не встану! Мы не развлекаться идем вообще-то!

– Не умеешь ходить на лыжах, так и скажи, – озорно прищурившись, вдруг поддела его Акула. – И лыжи нам небось не для забавы, а чтобы по лесу можно было пройти.

Ободренный ее словами, Руди, отвлекшись от рядов лыжных палок, всем корпусом развернулся к Гаю и уставил руки в боки.

– Вот именно! Я же вроде говорил, как далеко эта печь находится. Там ни проехать, ни пройти. Дорог нет, даже маломальской тропинки не найдешь! Хочешь в снегу увязнуть, чтобы нам тебя из сугробов вытаскивать? А печью кто будет заниматься?

Гай зло сверкнул на него глазами и, приблизившись к стене, вдоль которой были расставлены разноцветные лыжи, с недовольным лицом стал их рассматривать. Постояв в замешательстве некоторое время, он наконец не выдержал.

– Да, не люблю и не умею! – с вызовом произнес он, сцепляя руки на груди. – И что в этом такого? Я был создан для жизни под солнцем, а не в сугробах, и не вижу ничего тут стыдного.

– Так тебя никто и не стыдит, – примирительно ответила Одри. – Но все равно придется идти на лыжах, потому что иначе ты не сможешь добраться до места. Да, в первый раз будет нелегко, но уж точно проще, чем если ты будешь в наст проваливаться на каждом шагу.

Гай уже с почти несчастным видом развел руками и покачал головой.

– Но я даже не смогу выбрать! – в его голосе звенело отчаяние. Еще бы, ему, ненавидящему снег и постоянно критикующему друзей за то, что они иногда предаются зимним играм, сейчас придется сделать то же самое. А они небось хоть немного, но тренировались. И сейчас их предводитель примется нелепо, неумеючи ковылять на этих несуразных конструкциях, едва передвигая ногами в тяжелых уродливых ботинках, зажатых в железные тиски. От этих мыслей Гая даже пробрала дрожь. А Акула, усмехнувшись, молча выудила пару длинных лыж и сунула ему в руки палки.

– Попробуй, примерь, их кончики должны быть где-то на уровне груди или чуть ниже. В общем, чтобы в подмышки упирались, – сказала она. Гай скривился и принялся перебирать палки, утыкая каждую в подмышку.

– Вот так?

– Да, эти тебе по росту! – подтвердил Руди.

Наконец вся команда, в том числе и злой растерянный Гай, была экипирована для похода в лес. Нужно было торопиться: темнело рано, а путь предстоял неблизкий, тем более на хвосте у них торчал новичок в непростом лыжном деле.

– Может, стоит дождаться выходных? – предложил Пиро, когда ребята выстроились в почти ровный ряд возле хранилища спортинвентаря, притопывая и елозя лыжами по укатанному снегу. – С утра спокойно уйдем, даже если обед пропустим, ничего страшного. А так по темноте мы все лыжи вместе с ногами переломать можем! Или ноги с лыжами.

– Вовремя сказал, – возразил Гай. – Когда на меня уже нацепили эти орудия пыток! Давайте вообще весны дождемся, чтобы можно было на своих двоих идти!

– Ну так походи где-нибудь поблизости, заодно потренируешься. Стемнеет же!

– А фонарики нам на что? – огрызнулся Гай. – Я не могу ждать, мы так долго искали это место! А ведь в школе дождя достаточно было разрушить одну эту непонятную постройку, после чего в город вернулись дожди! А заодно и остальные стихии расположились на своих местах. Значит, если сегодня мы сотрем с лица земли эту печь, может, завтра уже начнется оттепель!

Ребята с хмурыми лицами двинулись в сторону леса. Приближение темноты тревожило всех до единого, даже Одри и Руди, которые довольно ловко управлялись с лыжами. Кое-как компания новоявленных спортсменов добралась до кромки леса, после чего все-таки пришлось развернуться. Гай уже успел натереть ноги, палки ему мешали, лыжи не слушались и разъезжались. Стало ясно, что ничего хорошего сегодня не получится: их предводителю нужна была хотя бы небольшая тренировка.



* * *



Пока Гай осваивал новый для себя, ненавистный вид спорта, Руди на неделе сбегал проверить свою находку. Одри увязалась за ним.

– Вот! – возвестил Руди, когда они с девушкой выехали на небольшую прогалину, посреди которой действительно совершенно не к месту величаво возвышалась очень большая кирпичная печь. Просто печь, сама по себе. Не было ни единого признака, что когда-то рядом что-нибудь находилось или что она раньше была частью строения. Стены дома, возможно, полностью осыпались и были сейчас погребены под снегом. Но тогда почему так идеально сохранилась сама печь?

Руди с любопытством посмотрел на Акулу, следя за ее реакцией.

– Ты же тоже ее видишь?

Одри кивнула и аккуратно прошагала на лыжах по высокому насту поближе к странной печи. Ей тут же стало грустно. От задора, который появился, пока они с товарищем неслись по лесу, не осталось и следа. Их команда собиралась разрушить это необычное и очень красивое строение. Разобрать по кирпичику. Буквально стереть в порошок. Дядя Бэррол говорил, что странные вещи нужно полностью уничтожить, чтобы осталась лишь гора мусора, не подлежащего восстановлению. Но как же больно становилось от одной мысли, что придется разрушить такую красоту. Одри стянула с маленькой руки перчатку и погладила ледяные кирпичи. Остановившийся поодаль Руди наблюдал за ней, морща в недоумении веснушчатый лоб.

– Неужели ты ничего не чувствуешь? – обернувшись, крикнула ему Одри.

– А что я должен чувствовать? – Руди с удивлением развел руками.

– Ну, ты же хранитель! – воскликнула девушка и для наглядности похлопала печь по стене. – Хранитель вот этой самой вещи, если верить всему, что мы знаем. И тебе не страшно от того, что ты должен ее разломать?

– Нет, – просто ответил Руди и пожал плечами. – Вот вообще. У нас же важная цель! Почему ради великой идеи мне должно быть жалко какую-то старую печку?

– Да почему старую? Ты только взгляни, какая она чудесная, – с восторгом проговорила Одри и отъехала на несколько шагов назад, любуясь строением. – Посмотри, какая узорная кладка! Какие заслонки невероятные. На них же даже рисунки выкованы. Ты подойди только поближе.

– Акула, ты меня пугаешь. – Руди, глядя на девушку с гримасой снисходительности вперемешку с притворным страхом, подкатился к ней. – Ты говоришь об этой древности словно о произведении искусства.

– А может, так оно и есть? Когда возводили эти странные вещи, кто знает, какой смысл в них вкладывали. И это не древние люди, а маги делали, между прочим.

– Конечно, вкладывали смысл, – ехидным тоном ответил Руди. – Специально небось покрасивше кирпичей накидали, чтобы таким, как ты, стало жалко.

– Грустно, что я не умею рисовать, – мечтательно сказала Одри. – Я бы ее хоть на память набросала. Что-то есть в ней такое особенное. Странный ты какой-то хранитель.

– Нормальный я хранитель! – вскипел Руди, небольшими шагами разворачивая лыжи, чтобы ехать домой. Затем он на минуту задумался и повернулся обратно. – Давай-ка поможем ребятам, раз мы уж здесь. Утрамбуем хоть немного снег.

– Не буду я ничего утрамбовывать, – буркнула обиженно Одри и, с силой толкнувшись, покатилась к лесу. – Сам тут и топчись. А ночью снега нападает, и все твои труды псу под хвост.

Вскоре ее красная куртка скрылась среди деревьев, а Руди, начавший было утаптывать снег возле печки, сплюнул, поскрежетал зубами и поехал вслед за девушкой. Да и правда, что он тут будет пыхтеть в одиночестве, а первый же снегопад – и все старания насмарку. И ходи хвались потом перед Гаем, как он здорово всем помог, если назавтра тут уже опять сугробы по колено будут. Ловко работая палками, Руди поехал по свежей, едва заметной лыжне, которую они проложили сегодня с Одри по пути сюда, и вскоре нагнал спутницу.




Глава 6. Минус один


Более-менее нормально держаться на лыжах Гаю удалось только через несколько дней, и спортивная команда, подгадав под воскресенье, уже после завтрака отправилась в лес. День выдался тихий, морозный и ясный, на чистом небе золотился диск солнца: холодного и чужого, совсем не похожего на раскаленное светило, властвующее на учебном полигоне. Поскрипывая деревянными полозьями по снегу, друзья гуськом потянулись за Руди и Одри, обновлявшими лыжню. Холодный воздух щипал ноздри при каждом вдохе, возвращаясь на выдохе в виде облачков пара.

Гай, неуклюже передвигаясь на лыжах в хвосте процессии, вскидывал то и дело глаза на небо и думал, что, объединив силы, они могли бы уже сейчас заставить солнце сиять ярче и жарить так, что начнут плавиться высокие снежные сугробы вокруг расчищенных дорожек у школы. Можно было растопить снег в лесу, высушить потоки талой воды и идти по-человечески, не прибегая к помощи неудобных, громоздких лыж. Но только это был бы их последний поход по городу солнца. За применение способностей вне учебных классов или полигона нарушителям грозило отчисление. Без разбирательств, без испытательных сроков, без возможности восстановления. Парочку учеников уже отправили домой, в обычный мир, всего лишь за то, что они решили пошутить и привлекли солнечную энергию для розжига углей в мангале. Вроде бы безобидный поступок, дурацкая выходка ребят, захотевших поэкспериментировать и похвастаться, чему уже научились. Но Джульетта была очень жесткой в таких вопросах.

Вначале Гай планировать разрушить и первую странную вещь с помощью солнечного жара, направив в одну точку всю его мощь, способную сжечь даже огнеупорный кирпич, из которого была сложена печь. Но только это было непозволительной роскошью: ведь для успешного завершения их дела требовалось уничтожить еще две. Как рассказал дядя Бэррол, существу, которое выйдет из бреши, требуется войти в последнее магическое здание, чтобы замкнуть круг, после чего города стихий освободятся от гнета обычного мира и магам не придется больше поддерживать баланс сил природы на планете. А кто будет искать и громить еще два здания, если их всех отчислят из школы? Совсем не факт, что и им удастся это сделать, ведь с момента разрушения магической плотины возле школы дождя до обнаружения маяка прошло очень много времени. Возможно, что эту миссию придется продолжать их потомкам. Однако Бэррол говорил, что местонахождение остальных странных вещей можно вычислить. Надо только понять, где именно откроется брешь.

В любом случае, разрушать эту печь ребятам предстояло без привлечения способностей к управлению солнечной энергией, поэтому каждый тащил с собой какой-то инструмент, с помощью которого можно было бы разломать прочную кирпичную кладку. Работа предстояла нелегкая. Это сколько сил надо, чтобы разгромить, раскрошить крепко сложенную постройку? Но все же ломать – не строить, поэтому у приятелей настрой был боевой и оптимистичный. Только здоровяк Пиро всю дорогу ныл и постанывал, потому что волок на своем горбу тяжелую кувалду, длинная рукоять которой торчала из рюкзака. Остальные вооружились молотками и зубилами, найденными в кабинете труда. Кувалда оказалась в единственном экземпляре.

Наконец друзья выехали на небольшое пространство, где находилась заветная печь. Окружив ее, ребята принялись разглядывать постройку, прикидывая, с какой стороны лучше подступиться, чтобы проще было разрушить. На лицах у всех пролегла еле заметная тень сомнения и сожаления: печь действительно была очень красивой, добротной, и от того, что находилась сама по себе посреди леса, казалась волшебно-загадочной.

– А вдруг эта печка самоходная? – вдруг пробормотал Пиро, сбрасывая на землю рюкзак с кувалдой, и друзья с любопытством повернули к нему головы.

– Чего-о? – протянул Руди, озадаченно почесав затылок через красную вязаную шапку.

– Ну, как в русской сказке. Я в детстве читал. Она сама по лесу разъезжала, на ней какой-то ленивый мужик катался. Вдруг ее никто тут не строил, а она просто приехала?

После этих слов даже мрачный и уставший с непривычки Гай скроил улыбку на лице. Остальные же просто принялись хохотать.

– Если бы она могла сама ездить, она бы уже давно отсюда сбежала! – давясь от смеха, проговорил Руди. – Она же слышала, что мы с ней сделать собираемся!

– Хи-хи-хи! – залилась Одри, забыв, что ей еще недавно было очень жалко печь. – Как она сбежит? Тут проход между деревьями узкий, а она толстая!

Отсмеявшись, ребята принялись уже с хозяйским видом разглядывать кирпичную кладку. Утрамбовав полозьями снег вокруг печки, они отстегнули лыжи и наконец взялись за дело.

Сначала ничего не получалось. Кирпичи разваливаться не хотели, цементная прослойка между ними не крошилась. Но через какое-то время друзья приспособились. С помощью молотков и зубил они выдалбливали щели между кирпичами, а затем Пиро со всего маху бил по ослабленной кладке своей кувалдой. По всему лесу разносился многоголосый перестук инструментов. Оставалось надеяться, что до стен школы он не долетал, скрадываясь по пути в снежных завалах. Работа потихоньку спорилась.

Вскоре перчатки у всех были изодраны, верхняя одежда покрылась каменной крошкой, кирпичная пыль окрасила светлую меховую оторочку на капюшоне и манжетах куртки Одри. Утоптанный снег вокруг теперь напоминал грязное оранжевое месиво.

– Ничего, потом в снегу поваляемся, вот и постираем, – пошутил Руди, разглядывая чумазых товарищей, когда они решили сделать передышку. Сбившись кучкой в стороне от того, что раньше было красивой кирпичной печью, они деловито рассматривали результаты своего труда. От былого величия постройки уже не осталось и следа. Теперь печь выглядела уродливым бессмысленным нагромождением кирпичных обломков, сквозь которые проглядывали еще более-менее целые стены.

Пока друзья в порыве азарта махали инструментами, усталость как-то не ощущалась, а теперь нахлынула на всех разом. Вдруг ребята почувствовали, как ломит плечи, начинают ныть руки. А им еще предстоял довольно долгий обратный путь через лес. Одри, запихнув грязные рваные варежки в один карман, дула на замерзшие, саднящие от непривычного труда ладони. Пиро, умаявшись долбить стены кувалдой, жадно хлебал ледяную воду из фляжки.

– Да просто снегу поешь, – не выдержал Руди. – Зачем воду питьевую переводишь?

Пиро даже подумал, не отвесить ли ехидному приятелю подзатыльник, но поленился. Тем временем солнце скрылось, на посеревшее небо наползли снеговые тучи, готовые вот-вот просыпаться ледяным пухом, как старые рваные перины.

– Ребята, надо бы закончить, – простонал Гай, который устал еще после лыжной пробежки по лесу, а теперь совсем вымотался и сник. – Так неохота еще раз сюда приходить.

– А может, этого достаточно? – пожал плечами Ли. – Уже даже не понятно, что это печь.

Гай задумался. Дядя рассказывал, что на месте разрушенных в школе дождя построек оставались либо доски, либо груды кирпичей. Не обязательно было стирать их в порошок. Но все же здесь еще виднелись фрагменты цельной кладки. Однако от одной мысли, что сейчас снова придется, нагнувшись над кирпичными останками, стоять и стучать молотком по зубилу, у Гая потемнело в глазах.

– Давайте так, – предложил он. – На сегодня закончим. Вижу, все устали. Не ожидал я, что она такая огромная окажется. Да и мы работали руками! В школе дождя-то им стихия помогала, и никто ничего не запрещал. Тем более там не ученики действовали. Отчислять при всем желании было бы некого.

Послышались вздохи облегчения. Все очень боялись, что Гай упрется и скажет продолжать. С неба неторопливо западали первые снежинки: крупные и пушистые. Они кружились в воздухе, усаживались на шапки и куртки и через несколько секунд таяли. С приходом снега на улице слегка потеплело.

– Поехали домой. Будем наблюдать за изменениями. Если мы все сделали правильно, то скоро это почувствуем!

– Отличная идея, – сказала Одри. – А то мне уже хочется выкопать в каком-нибудь сугробе ямку, свернуться там калачиком и заснуть.

– В последний раз, – тихонечко пробормотал Руди, ухмыляясь.

– Поддерживаю! – объявил Пиро. – Если ничего не произойдет – вернемся и доломаем.

Повеселев, что на сегодня «демонтажные работы» закончены, ребята принялись цеплять на ноги лыжи, которые постепенно уже заносило снегом. Чтобы не привлекать внимание своим внешним видом, было решено и впрямь перед выходом из леса поваляться в сугробе, оставив в нем кирпичную пыль, а затем дождаться начала обеда и только тогда вернуться в спальню и быстро развесить в сушилке мокрую верхнюю одежду.



* * *



Гай, спустившись с третьего этажа, пересекал вестибюль жилого отсека по направлению к противоположной лестнице, когда робкий оклик Насти заставил его остановиться.

– Гай, подожди!

Он закатил глаза, потом нацепил на лицо вежливую улыбку и повернулся к девушке. Ему не терпелось попасть в каминный зал, чтобы обсудить с друзьями результаты сегодняшней вылазки, и маленькая задержка в виде Насти его раздосадовала. Гай и так опаздывал, все остальные уже собрались в их тайном месте. А он после ужина заглянул зачем-то вечером в сушилку и увидел, что его куртка валяется на полу. Одежда оказалась совершенно непросохшей, видимо, упала почти сразу. Он долго возился, пристраивая ее «поудобнее» в самое теплое место, чтобы наверняка высохла до утра: не в мокрой же идти на полигон. Друзья, не дождавшись, отправились в каминный зал без Гая.

– Привет, Нэсти, – довольно холодно ответил он, разглядывая фигурку, облаченную в голубой лыжный костюм. Из-под белой вязаной шапки выбивались русые завитушки волос.

– Ты чего тут делаешь? – спросила Настя, и пока Гай придумывал логичный ответ, что он делает раздетый на выходе из здания, она снова заговорила: – Может, сходишь со мной на горку? Там уже елку поставили! Красота неописуемая! Так сказочно!

В вестибюле сейчас царил хаос приготовления к празднику. Полы были завалены коробками разных размеров, рядом криво лежала огромная стремянка: здесь тоже собирались наряжать елку. Еще одну уже установили во внутреннем дворе напротив старинного дуба. Оба дерева опутывала частая сетка светящихся гирлянд, их было хорошо видно сквозь прозрачные двери выхода. Гай окинул разбросанные коробки быстрым взглядом и покачал головой, нетерпеливо посматривая в сторону лестницы.

– Нет, ты же знаешь, я не любитель этих зимних развлечений. И вообще всего зимнего.

– Но мы же с тобой недавно гуляли! – возразила Настя. – Гуляли по зимнему лесу.

– Ну так, прошлись. Но где я и где горка? – Он усмехнулся, а Настя нахмурила брови.

– Однако я видела тебя на лыжах, – с обидой заметила она, и Гай нервно сжал губы, на скулах заходили желваки. Интересно, что она могла видеть? – Да-да, и не отнекивайся. Ты ходил на лыжах! Или ты это… перед девочкой? Перед девочкой выпендривался?

На лице Насти вспыхнул румянец, и глаза сделались несчастными от ужасной догадки.

– Перед какой девочкой? – искренне удивился Гай и часто заморгал, но, увидев шанс отвязаться таким образом от приставучей подружки, вдруг хмыкнул и слегка приосанился. – Ну ладно, раскусила. Покрасовался немного кое перед кем. Но это одноразовая акция, больше я на лыжи не встану и на горку не пойду.

– Понятно. Перед этой вашей Акулой выделывался, – упавшим голосом пробормотала Настя, и Гай едва расслышал последние слова. Расстроенная девушка покивала каким-то своим мыслям и, больше ничего не говоря, пошла к выходу на улицу. Гай с облегчением вздохнул и быстрым шагом рванул к лестнице. Они с друзьями в последнее время часто ходили такими странными путями – сначала вниз, потом снова наверх. Путали следы. Но сейчас Гай подумал, что это большая глупость. Лучше пройти спокойно по коридору своего этажа и спуститься на второй, чем шататься по вестибюлю, где каждый может увидеть и остановить праздным вопросом.



* * *



– Ну, ты где ходишь? – спросил Пиро, когда Гай наконец, оглядываясь, шагнул в каминный зал. Вся команда уже была в сборе, но ребята не расселись, как обычно, на диване у огня, а бродили по комнате, словно к чему-то прислушиваясь. Ли и Пиро будто что-то искали, а Руди так вообще водил руками над головой, как экстрасенс-шарлатан во время прилюдного сеанса. И только Одри молча стояла, опершись на спинку дивана, и угрюмо смотрела в пол.

– Ну как, есть что-то? – не отвечая ему, поинтересовался Гай. – Чувствуется? Руди, ты что-то ощущаешь?

Руди, опустив наконец руки, замотал рыжей головой.

– Все как обычно, – бормотнул он.

– Да он и у печки ничего не чувствовал, – бросила Одри, поднимая глаза, и все повернулись к ней.

– Эй, я ее нашел, ты не забывай! – возмутился Руди. – Она только мне открылась, потому что я хранитель. А кто тебе сказал, что я что-то чувствовать должен?

Одри пожала плечами. Гай прошел к камину и плюхнулся в кресло, с наслаждением вытянув ноги. Все тело ломило после сегодняшней работы в лесу. Поясница ныла, потому что приходилось стоять, согнувшись в три погибели.

– А когда вообще должно заработать? – спросил Пиро. – Может, просто рано еще?

– Так я тоже думаю, что рано, – отозвался Ли, продолжая обходить комнату. – Мы только сегодня днем ее развалили, надо же немного подождать.

– А ты руками-то зачем махал? – вдруг ухмыльнулся Гай, обращаясь к Руди. Тот смутился.

– Ну, вон они говорят, что, раз хранитель, должен что-то чувствовать. Я пытался отловить вибрации негативные.

Вся команда приглушенно захихикала. Гай вдруг резко подскочил и прошелся по залу.

– Думаете, что это все-таки здесь? Здесь должна брешь открыться?

Он изучающим взглядом медленно обвел всю комнату, поднял глаза к потолку, рассматривая изящную, но уже не очень чистую лепнину, словно пытался вычислить, в каком из мест каминного зала должна появиться та самая расщелина, сдерживаемая когда-то лесной печью.

– А где еще? – удивился Руди и, снова задрав руки, принялся производить ими странные пассы. Пиро зажал ладонью рот, чтобы нечаянно громко не заржать.

– Мне кажется, мы просто сами настроились на то, что все должно начаться здесь, – задумчиво проговорил Гай, продолжая обследовать глазами стены. Затем подошел к камину, погладил теплые кирпичи облицовки и уставился на угли, по которым пробегали оранжевые всполохи. – Это место действительно странное. Знаете, как аномальная зона. Не зря сюда никто не ходит. Мне стыдно признаться, но я сам испытываю тревогу, находясь здесь.

Ребята испуганно переглянулись. Все чувствовали то же самое, но не ожидали, что даже Гай готов открыть свой иррациональный страх.

– Но так было и раньше. В зале всегда витает этот потусторонний холод, от которого не спасает жар камина. Словно кто-то наблюдает за нами ледяным взглядом. – Он поежился от своих же слов и, торопливо подкинув несколько поленьев в огонь, перемешал их с раскаленными углями. Из камина выбилось облако серого пепла, запахло копотью. – Может, это никак не связано и брешь откроется вовсе не тут?

– А вдруг она уже открыта? – Руди, прекратив свои шаманские пляски, округлил глаза и таинственно зашептал: – Может, мы уже вторую вещь нашли? Поэтому отсюда и фонит зловещим негативом?

– Так не говорят – «зловещий негатив», это как масло масляное, – фыркнул Пиро. Он уже закончил свои поиски и развалился на кресле, задрав ногу на ногу.

– Ну я же не сказал «негативный негатив» или «зло зловещее»! – огрызнулся Руди, поворачиваясь к оппоненту. – И ты вообще не по делу. Мы сейчас о том, что брешь может быть уже давно открыта!

– Нет, не может, – устало сказал Гай. Он так и стоял у камина. Его до сих пор пробирал озноб, и он вертел ладонями прямо над самым пламенем, почти обжигаясь, но никак не мог согреться. – Если бы брешь была открыта, то здесь бы вовсю уже круглый год палило солнце. Даже если этот процесс не сразу запускается. Мы же тут не первый год все-таки, и в этой комнате всегда ощущаем тревогу. Но с неба все равно валит этот идиотский снег.

– А мне нравится снег, – вклинилась в разговор Одри, и Гай резко дернул головой. Ему вдруг некстати вспомнились слова Нэсти о том, что он выделывался перед Акулой, и он вдруг испугался: а что, если так и есть? Ему вообще не обязательно было тащиться к этой печи через весь лес, без него прекрасно бы справились. А он зачем-то еще тренировался, учился стоять на этих дурацких лыжах и махать этими дурацкими палками.

«Да что за глупости?» – одернул он сам себя, но в голову тут же полезли воспоминания о легкой досаде, с которой он каждый раз провожал в лес Одри с Руди, с завистью глядя на их удаляющиеся спины. Точнее, на спину Руди, которому долгое время предстояло находиться с Акулой один на один.

«Боже, да что за ерунда, в конце концов!» – он вдруг даже негромко засмеялся, и товарищи в полном удивлении воззрились на него. С чего бы это вдруг у Гая такие резкие перепады настроения? То про зловещий холод вещает, то хихикает. А не открылась ли и впрямь брешь? Ведь, по слухам, в школе дождя все как раз часто начиналось с сумасшествия!

– Ты чего? – на всякий случай осторожно спросил Ли.

– Да так, обстановку решил разрядить, – отвертелся Гай и, потирая ладони, наконец отошел от камина и вдруг, разозлившись на свои же недавние мысли, ядовито произнес: – А ты, Акула, раз такой любитель снега и зимы, может быть, зря вообще сюда затесалась? Не засланный ли ты казачок?

Ребята даже опешили от его неожиданного злого тона и слов, а Одри, вначале совершенно растерявшись, быстро взяла себя в руки, подбоченилась и в том же тоне едко парировала:

– Конечно. Я даже специально помогала вам печь разрушать, чтобы подставить. Слышишь шаги? Это за тобой идут. Упрячут сейчас на место дяди.

Назревавшую склоку прервал здоровяк Пиро, тут же вскочивший из своего кресла и вставший посреди комнаты, возвышаясь над всеми на целую голову.

– Так, ребята, вы чего творите-то? Сегодня все очень устали, может, просто разойдемся? – примирительным тоном заговорил он. – Мы так долго этого момента ждали, что, конечно, все взбудоражены! Ну и подумаешь, что нравится Акуле снег. Это же не значит, что она предатель какой-то, наоборот, она честно сказала. С чего ты, Гай, вообще завелся?

А Гай уже и сам не рад был своей несдержанности и мысленно костерил себя на чем свет стоит. А все из-за этой Нэсти и ее глупых предположений, что ему нравится Акула. А теперь ему и самому так кажется. Или не кажется?

Гай внимательно взглянул на Одри, сверлившую его исподлобья злыми серыми льдинками, отчего она почему-то казалась еще симпатичнее, чем обычно, и заставил себя сделать дружелюбный жест.

– Не думал, что ты такой дипломат, Пиро! – с улыбкой сказал Гай, разводя руками. – Действительно, и устали все, и задергались. Да и я, видимо, перемерз сегодня. И веду себя как отмороженный. Ты прости, Акул, ладно? Я не со зла. Ну просто мне кажется, раз мы так боремся с этим нашествием ненавистных сезонов, то все должны не любить снег, как и я.

– У нас другие цели, – буркнула Одри, понемногу оттаивая. – Мы же не хотим людям прислуживать, вроде в этом наша главная проблема?

– Ты права. – Гай изо всех сил старался, чтобы скандал сошел на нет. Это он, конечно, все затеял, и вся информация к ним поступает через его дядю. Но в последние дни он ведет себя как нервная истеричка, а не предводитель бунтарей. То снег ему холодный, то предатели везде мерещатся. А еще он кожей почувствовал, как напряглись ребята, когда он повысил на девушку голос. Хорошо, что Пиро оказался таким миротворцем. – А вообще, я вот о чем подумал. Мы, конечно, можем сразу начать искать, где открылась брешь. Но есть смысл немного подождать. Вдруг вскоре изменится что-то в погоде? Тогда мы будем точно уверены, что подействовало. А если нет – сходим и добьем эту печь!

Его разумные доводы вместо недавней торопливости и нетерпимости возымели действие, и друзья быстро успокоились и согласились подождать. Только Руди пробурчал, что он как хранитель должен быть начеку и продолжит искать. Никто не возражал.



* * *



Оставалось еще довольно много времени до отбоя, но Одри и ребята потянулись к своим спальням. Дневные «работы по камню» давали о себе знать. Болели руки от непривычного махания инструментами, тянуло мышцы после долгого нахождения в неудобной позе и быстрой пробежки через весь лес на лыжах туда и обратно. Днем усталость и боль в теле еще не ощущалась, но к вечеру друзья напоминали себе кучку ноющих разваливающихся старичков. Вечно мерзнущий Гай шмыгал носом, и чихал, и очень переживал, что завтра разболеется и не сможет пойти на полигон. Для него эти занятия стали настоящей отдушиной среди вечной мерзлоты, а проводили их нечасто, и пропустить даже один день было очень обидно.

«Даже больной пойду, – решил Гай, вкручиваясь в теплое одеяло, как в кокон, с головой, когда все стали укладываться. – Солнце меня вылечит. А лазарет тут никакой не поможет».

Привыкший обычно засыпать не сразу, успевая подумать обо всех дневных событиях и будущих планах, Гай в этот раз отключился почти моментально и забылся в нервном, горячечном сне. Видимо, непривычное длительное нахождение на морозном воздухе не прошло даром. Ли, Пиро и Руди, чьи кровати стояли рядом, еще какое-то время пошушукались, обсуждая бурные события сегодняшнего дня, и тоже заснули.

Не спалось только Одри. Она долго ворочалась под одеялом, то высовывая из-под него ноги, то пряча обратно, потому что ее бросало то в жар, то в холод. Сон бродил поблизости, но не подходил вплотную. Дразнил и дергал за ниточки. Не давал ни сосредоточиться на каких-то мыслях, ни провалиться в глубины дремы. Измучившись от бессонницы, Одри приподнялась на кровати и уселась по-турецки, нахлобучив на себя одеяло. Она прислушалась. В комнате раздавалось лишь мерное сопение и изредка чей-то тихий храп. Девушка заученным жестом сунула руку под матрас и нащупала там заветный конверт. Налюбовавшись на карандашный набросок красивого мужского лица, она спрятала его, укуталась и неожиданно быстро заснула.




Глава 7. Клептоманка в музее


Потянулись дни ожидания. Большинство учеников, да и учителей, мечтало сейчас только об одном: поскорее бы наступили веселые новогодние праздники и каникулы. Учеба – это все равно учеба, даже если занятия проходят в школе магии, и пусть даже это магия солнца. Кто-то хотел отдохнуть от уроков, кто-то просто горел желанием повидаться с родными, а кому-то и вовсе хотелось на время вернуться в обычный мир. Например, чтобы погреться, слетав в теплые страны. Это только в школах стихий установилась слишком четкая смена сезонов, и уж если это лето – так жаркое, а коли зима – так снежная. Планета, спасенная шесть лет назад от надвигающейся катастрофы, жила по обычным правилам, вращалась вокруг своей оси и вокруг солнца и каким-то боком поворачивалась к нему всегда сильнее.

Но несколько человек ждали вовсе не Нового года, а резкого потепления. Каждое утро Гай, едва проснувшись, подскакивал к окну в надежде увидеть солнечные лучи, заливающие землю, забывая, что светило зимой поднимается слишком поздно, чтобы разбудить своим сиянием. Но каждый ясный день дарил надежду, что это не ледяное зимнее солнце равнодушно светит на свой город, а то самое постоянное тепло возвращается сюда. Но чем ярче была небесная синева, тем лишь сильнее искрился снег под холодными лучами и крепчали морозы.

Компания друзей планировала на ближайшую субботу новую вылазку в лес, чтобы доломать несчастную печь. Оставались последние выходные перед праздниками, нужно было использовать эти дни, иначе потом всех бы распустили на каникулы. Никому не хотелось пережидать очередную отсрочку. Руди как-то предложил сбегать в лес после обеда, но сейчас были самые длинные ночи в году, и уходить так далеко, когда начинало темнеть, было просто опасно.

Поэтому после учебы ребята обычно занимались каждый своим делом, чтобы убить время. Одри снова зачастила в полюбившийся ей музей. Ей нравилась его тишина и почти пустое помещение. Сюда и раньше-то редко забегал кто-то из учеников, а перед праздниками и вовсе словно дорожку забыли.

Сегодня первым делом ее внимание привлек старинный фотоальбом. Большой и тяжелый, с плотными картонными листами, он лежал под стеклом, распахнутый примерно посередине. В изящные прорези было вставлено несколько черно-белых фотографий. Одри и раньше видела этот альбом, но тогда он был открыт на другой странице. Девушка прильнула к стеклу, пытаясь разглядеть лица на поблекших снимках.

– Хочешь поближе посмотреть? – раздался приветливый голос, и к Одри подошла смотрительница.

– А можно? – с восторгом спросила девушка.

– Почему бы и нет, ты же будешь аккуратно листать?

– Конечно!

Смотрительница приоткрыла стеклянную створку и, с видимым трудом вытащив тяжелый альбом, перенесла его на один из журнальных столиков.

– Нужно страницу запомнить? – на всякий случай уточнила Одри перед тем, как перелистнуть в начало.

– Да нет, не обязательно. – Женщина улыбнулась. – Я, наоборот, периодически меняю разворот. Мне кажется, так хоть выцветают они равномерно. Жалко фотографии.

Одри открыла фотоальбом на самой первой странице и с легкой грустью стала рассматривать старые карточки. В основном здесь были общие фотографии учеников: видимо, все выпуски школы солнца старались запечатлеть и сохранить на память. С каждой новой страницей качество и четкость снимков становились немного лучше. Менялась одежда учеников, особенно это было заметно по девочкам, старавшимся следить за модой. Менялись лица. Что-то новое приобретали их черты и взгляды, смотревшие с фотокарточек. Одри листала альбом, боясь на него дышать, словно переворачивала страницы тончайшего пергамента, хотя листы были очень прочными. Ей казалось, что она прикасается к старинной тайне. И как знать, может, среди этих ребят были и те, которые тоже мечтали избавиться от гнета людей и жить лишь для себя и магического мира, отдавая только ему свой дар?

Незаметно пролетел час. Одри вернула альбом. Сама бережно уложила его на красную подушку под стекло и открыла на странице, которую увидела сегодня первой. Альбом до самого конца был наполнен старинными снимками. Видимо, более новые хранились где-то еще, но не в музее.

Уходить не хотелось. Кивнув смотрительнице, которая с теплом и благодарностью взглянула на нее, Одри принялась снова прохаживаться вдоль музейных рядов: открытых стеллажей и застекленных витрин. И на одной из полок она увидела необычайной красоты резную шкатулку из красного дерева с медной гравировкой. Раньше Одри сюда еще не доходила, иначе сразу бы заметила такое сокровище. На крышке было искусно выточено солнце с рассыпающимися вокруг медными лучами. Чудилось, будто эти лучи и в самом деле сейчас изливались из раскаленного светила, освещая и обжигая. Сбоку шкатулки по всему периметру тянулись разной глубины желобки, свиваясь в спирали, запутываясь в лабиринты, и при внимательном взгляде казалось, что в этих орнаментах есть какая-то система. Одри, почти касаясь стекла, вгляделась в узор на крышке и поняла, что и вокруг солнца, и вдоль лучей тоже проходят странные углубления.

«Шкатулка с секретом!» – осенило Одри, и она с надеждой повернулась к смотрительнице, которая с легкой улыбкой давно за ней наблюдала через большие очки в роговой оправе.

– Ее можно открыть? – прошептала девушка, но старушка вздохнула и покачала головой.

– Увы, она не открывается. Все в конце концов обращают внимание на эти хитрые ходы по всему дереву, на эти необычные защелки из меди. Все хотят разгадать секрет шкатулки. Но, к сожалению, это обманка.

В голосе смотрительницы сквозила искренняя печаль, словно и она сама не раз пыталась отомкнуть таинственные замки и заглянуть внутрь, но не получилось.

– Не может быть…

Одри не верила глазам. Зачем было делать столько сложных и запутанных следов, если не ради загадки? Ведь эти желобки не настолько хороши, чтобы украсить шкатулку. Медные лучи и тонкая резьба, которой был выполнен лик самого солнца – вот что действительно выглядело прекрасно. Почему же не пройтись было этой резьбой по всей поверхности? Зачем портить чудесную вещь, почти произведение искусства, фальшивыми тайниками?

– Она даже внутри не полая, – все с той же грустной улыбкой проговорила смотрительница, подходя ближе и близоруко вглядываясь в шкатулку. – Хочешь, посмотри ее. Открыть не получится, но ты хотя бы ощутишь пальцами тепло дерева и изящество резьбы.

Одри, раскрыв от восхищения рот, завороженно наблюдала, как старушка отпирает застекленный шкафчик, достает заветную шкатулку и передает ей. Где-то скрипнула дверь.

– Вот, рассматривай. Садись где-нибудь у окошка, чтобы свет дневной падал, хотя какой уж там свет, солнце село, – проворчала смотрительница. – А я проверю, кто пришел. Может, еще посетители забрели, нужно же им все показать.

Она неторопливо удалилась и скрылась за высоким непрозрачным стеллажом, а Одри, одними пальцами удерживая шкатулку и не отрывая от нее глаз, уселась за ближайший столик и принялась вертеть чудную вещицу в руках.

Сначала ей было даже страшно дотрагиваться до искусных узоров и загадочных желобков, проложенных по деревянной поверхности. Несмотря на то, что шкатулка была довольно увесистой, она почему-то казалась Одри необычайно хрупкой, и ей все чудилось, что она, неаккуратно пощупав прорези или коснувшись одной из медных вставок, может нечаянно испортить драгоценную вещь. Не открыть, нет, раз уж это всего лишь имитация тайника, а именно сломать.

Затаив дыхание, Одри рассматривала, изучала красивую старинную шкатулку, но руки сами потянулись погладить медные выступы и углубления в полированном дереве. Одри очень осторожно провела кончиком указательного пальца по расходящимся лучикам, обрисовала солнечный лик, а затем, осмелев, принялась ощупью обследовать загадочные впадинки, выемки и фальш-замочки.

Пальцы почувствовали нарастающее тепло, и кожу вдруг словно обожгло. Не больно. А так, как ощущаем мы, нежась под жарким солнцем, что словно лижет горячими лучами тело, наполняя его негой. Сердце Одри бешено застучало, она почти перестала дышать, захлебнувшись восторгом. Пальцы бегали по шкатулке, и под ними вдруг оживали, приходили в движение секретные запоры, перемещались медные шипы в своих пазах, проворачивались невидимые ключи. Внутри таинственного механизма что-то едва слышно щелкало, будто кто-то очень-очень далеко отпирал дверь, закрытую на множество хитроумных замков.

Одри даже не понимала, что именно она делает, просто доверилась движению пальцев, которые словно механически повторяли многократно заученные комбинации. Откуда-то издалека доносились тихие голоса – смотрительницы и, видимо, ее гостей. Эти звуки долетали до слуха Одри как сквозь густой слой ваты, сейчас она отчетливо слышала лишь щелчки из глубины шкатулки. Наконец ее крышка дрогнула и разъехалась на две половинки, которые вдруг перевернулись и встали вертикально. Внутри была сплошная деревянная панель с очередной серией орнамента, и Одри уже смелее прошлась пальцами по этим узорам. Раздался легкий металлический звон, и вертикальные половинки крышки уехали вниз, закрыв дно шкатулки, а сама она будто треснула ровно посередине. Одри сначала попыталась ее разломить по трещине, но скоро поняла, что нужно повернуть одну из половинок. Она стала аккуратно двигать часть шкатулки относительно второй. Та поддавалась и вращалась легкими рывками, сдвигаясь каждый раз на одно небольшое деление и издавая тихий скрип. Наконец, выкрутив половину шкатулки так, что наверху оказалась часть донышка, Одри почувствовала, как вещица словно снова стала цельной. Не было даже видно границы между половинками. Дрожащими руками Одри поставила шкатулку на стол и прислушалась, не возвращается ли смотрительница. Но та, наверное, показывала музей новым посетителям и не торопилась обратно, доверяя частой гостье.

Сейчас загадочная вещь опять выглядела обычной шкатулкой, просто слегка другой формы. Наверху – между слившимися половинками – Одри заметила еще одну небольшую полукруглую выемку и потрогала ее пальцем. Шкатулка снова щелкнула, и у нее откинулась крышка. То есть те детали, которые теперь выглядели как крышка.

От неожиданности Одри чуть не ойкнула и зажала себе рот рукой. Внутри было углубление, вырезанное ажурными ступеньками почти до самого низа, в котором посверкивало что-то темно-красным огнем. Одри, облизнув пересохшие губы, очень осторожно потянулась к нему и двумя пальцами вытащила небольшой кулон из рубина без огранки, похожий на кровавую каплю. А может, не из рубина, а из бордового стекла. Одри подняла кулон наверх, чтобы посмотреть на свет. Ей показалось, что внутри, как застывшее в янтаре насекомое, поблескивал узор в виде солнца, и непонятно было, как он туда попал. Украшение выглядело совсем простым, но вместе с тем невероятно красивым, и невозможно было глаз оторвать от багряных переливов, играющих внутри, словно лучи солнца в капле гранатового вина.

Одри снова прислушалась и тревожно огляделась по сторонам. Она была одна. Еще не веря, что она это делает, девушка трясущейся рукой засунула волшебной красоты кулон в карман брюк и принялась торопливо собирать шкатулку. Та на удивление легко и быстро складывалась, поддаваясь нажиму ее пальцев, как будто открывать и закрывать тайник было для Одри привычным делом.

К моменту, когда за спиной раздались шаркающие шаги смотрительницы, Одри уже сидела перед шкатулкой, полностью собранной в том виде, в котором и взяла ее посмотреть.

– Ну что, никак не налюбуешься? – с улыбкой спросила старушка, подходя к Одри. Та, изо всех сил стараясь держать себя в руках, чтобы не проявилось ни одной лишней эмоции на лице, приветливо улыбнулась в ответ и кивнула. – Давай-ка я ее все-таки верну на место?

Одри сама отнесла волшебную вещь на подставку, и смотрительница заперла стеклянную створку.

– Ну что, не разгадала древний секрет? – усмехнулась она, с теплом глядя на девушку.

– Увы, не получилось.

Ответ прозвучал вполне натурально, ровным голосом, хотя внутри у Одри все клокотало: и от удивления, что ей единственной удалось раскрыть шкатулку с секретом, и от злости на себя за то, что вспомнила свою давнишнюю отвратительную привычку. Еще в школьные годы она заметила за собой приступы клептомании и, несколько раз чуть не влипнув в очень неприятные ситуации, боролась с этим пороком. Она справилась, но сегодня снова не удержалась. Рубиновый кулон так манил ее, к тому же никто не знал, что он находился в шкатулке! Ведь принято было считать, что это не тайник, а обманка! Никто никогда не поймет, что произошло.

Так уговаривала себя Одри, пока шла на ужин, а украденное украшение жгло ей кожу: сквозь слой одежды, сквозь карман направленным огнем, раскаленным железом царапало бедро, и девушка была почти уверена, что, раздевшись, увидит там ожог. Но от мысли, чтобы сходить и вернуть кулон на место в шкатулку, ее бросало в дрожь и ледяной холод сковывал сердце. Нет, эта вещь теперь принадлежала ей. Может, она ее и ждала, раз никто до нее не смог добраться.

Этим вечером Одри даже не пошла в каминный зал с ребятами, сославшись на плохое самочувствие. Она просидела до отбоя в спальне девочек с книжкой, едва дождавшись, когда все улягутся спать. Раздеваясь перед сном, она аккуратно сняла джинсы и очень осторожно положила их на стул, чтобы ненароком не вывалился из кармана ворованный кулон. Даже в умывальню пошла самая последняя, когда все улеглись. Все боялась, что девчонки перед сном расшалятся и случайно заденут стул.

Вернувшись в спальню, она сразу же незаметным жестом похлопала по карману и лишь тогда почувствовала облегчение: рука нащупала заветный камень сквозь жесткую ткань. Одри юркнула под одеяло и долго пучила глаза в темноту, не позволяя себе заснуть. Убедившись, что одноклассницы утихомирились и засопели, она как можно тише залезла в карман и выудила оттуда рубин. Драгоценный камень с солнечной сердцевиной неожиданно полыхнул оранжевым светом, озарив на мгновение лицо Одри и выхватив из мрака ближайшие предметы. Затаив от ужаса дыхание, девушка судорожно зажала камень в кулаке и быстрым взглядом окинула темную спальню. Кажется, никто ничего не заметил, или все уже просто спали. Одри попыталась унять сердце, которое колотилось так сильно, что, казалось, этим стуком способно перебудить всю округу. Днем в музее волшебный рубин так не сиял, а может быть, это было просто не заметно в освещенном помещении. Одри, укрывшись с головой, наконец осмелилась разжать кулак, молясь, чтобы одеяло оказалось плотным, не пропускающим яркие лучи, которые тут же полились из впаянного в глубь камня крошечного солнца.

Периодически выглядывая наружу, чтобы проверить спальню, Одри долго любовалась ворованной драгоценностью, вертела камень и так, и эдак, отчего по внутренней стороне одеяла скользили замысловатые желтые узоры и тени. Затем она вынула из матраса еще одно свое сокровище: сложенный вчетверо рисунок. Аккуратно разгладив лист бумаги, Одри чуть не расплакалась: в местах сгибов карандашный набросок почти совсем истерся, а она все не отваживалась его подправить, боясь, что только испортит. И сейчас прекрасное мужское лицо на рисунке ровно посередине перечеркивала почти белая вертикальная линия, а вторая эполетами срезала плечи.

При свете волшебного рубина черно-белый портрет казался цветным, выполненным в оттенках сепии, что придавало безупречным чертам еще больше шарма. Одри любовно разглядывала красивое лицо, чувствуя, как глаза наполняются слезами умиления и восторга.

Чудесный портрет много лет назад нарисовала Джейна, соседка Одри. Местная сумасшедшая, когда-то давно вернувшаяся полностью обезумевшей из школы дождя. В те времена, когда она там училась, Одри была еще малышкой. Она слышала от взрослых и от старших ребят историю, которую передавали друг другу все кому не лень, отчего та обросла фантастическими подробностями и, возможно, сильно изменила свой изначальный смысл. Но суть ее была одна и та же: Джейна, подающая надежды магиня со способностью к управлению стихией дождя, отучившись в печально известной школе чуть более полугода, была отчислена и отправлена домой. Девушка словно потеряла связь с реальным миром, не выныривая из своих больных фантазий и грез. Но она была не буйной, и ее признали совершенно безвредной, поэтому родители не стали отправлять дочь в специальное заведение. Джейну старались изолировать от окружающих, просто чтобы тем не приходилось слушать ее тихий бред, но периодически она выходила на улицу, всегда с блокнотом для набросков, и иногда у нее появлялись случайные собеседники. Всем она рассказывала только одно: о своей безумной и страстной любви, ради которой стоит пожертвовать целой жизнью. Эта любовь, по ее словам, случилась ночью, прямо в спальне девочек школы дождя, пока все остальные ученицы спали беспробудным сном. И все вокруг тоже напоминало сон. Все, кроме ее возлюбленного: властного, как бог, прекрасного, как ангел, и страстного, как демон.

Рассказывая о нем, Джейна преображалась, и даже безумие в эти моменты будто сходило с ее лица. Она выглядела так искренне, так воодушевленно, что слушатели начинали ей верить, глядя в горящие глаза, наполненные страстью, на порозовевшие щеки, помолодевшее лицо. Шли годы, и из юной девочки она уже превратилась во взрослую женщину, но не отказалась от своей странной истории любви, с удовольствием и восторгом рассказывая ее каждому, кто пожелает слушать.

Местные мальчишки любили поиздеваться над бедной сумасшедшей и, специально подгадав момент, когда та останется одна где-нибудь во дворе, вцепившись пальцами в свой неизменный блокнот, просили рассказать о возлюбленном. И несчастная безумная Джейна с готовностью принималась описывать в красках и подробностях свою единственную и самую счастливую встречу с прекрасным мужчиной, пришедшим к ней в сновидении и любившим ее всего один раз, но так, что ей этого счастья хватит до конца дней, и лишь остается благодарить судьбу за подарок. Ребята глумились и просили подробностей, и доверчивая Джейна, погружаясь в больные фантазии, а может, реальные воспоминания, становилась мечтательной и печальной и начинала рассказывать, как все происходило. Хулиганов гоняли ее родители, да и их родные тоже сердились, но шли годы, мальчишки взрослели, и на их месте появлялись новые. А иногда и девчонки были не прочь пошутить над несчастной Джейной.

Повзрослев, Одри тоже неоднократно слышала историю сумасшедшей любви, но почему-то у нее она вызывала не смех, а неподдельный интерес, к тому же она восхищалась рисунками Джейны, и та иногда давала ей полистать альбом, хотя обычно не любила выпускать его из рук. Эти портреты, кстати, поражали не только Одри. Как бы ни звучали странно и неправдоподобно рассказы сумасшедшей, ее рисунки словно говорили об обратном: казалось, что художница действительно видела этот образ вживую. На всех набросках был изображен один и тот же человек, но в разных ракурсах. Джейна рисовала его и в полный рост, и только лицо крупным планом. В профиль и анфас. В одежде и полностью обнаженным. Просто стоящим без движения и изогнутым во время ласк. На одних ее портретах он улыбался, а на других, напротив, был мрачен, и взгляд его пугал. Однажды Одри долистала почти до самого конца, где таинственный красавец был изображен со змеями, выползающими из глаз. Увидев, как застыла Одри, разглядывая жуткий рисунок, Джейна вырвала блокнот из ее рук и долго после этого не хотела с ней разговаривать.

Но перед самым отбытием в школу солнца Одри помирилась с сумасшедшей, и та снова дала ей полюбоваться портретами прекрасного незнакомца. Улучив момент, когда Джейна отвернулась, Одри резким движением вырвала наугад один из листов блокнота, быстро спрятала его, запихнув за пояс юбки, и почти сразу ушла. Заметила ли безумная пропажу одного из своих чудесных рисунков или просто занялась новым, Одри так и не узнала. Лишь дома она смогла проверить, какую же картину удалось украсть, и хотя надеялась заполучить рисунок со змеями, оказалось, что она вытащила простой портрет. Но на нем загадочный красавец был так хорош, что она только порадовалась своей удаче. Одри, наверное, была одной из немногих, если не единственной, кто верил в существование этого человека, которого Джейна называла «гостем». Красота ангельских черт пленила юное наивное сердце Одри, вытеснив все остальные мужские образы, что видела она раньше. И в ее душе поселилась несбыточная мечта о встрече с ним.




Глава 8. Снежное солнце


Гаю снилась бескрайняя снежная гора, залитая солнечным светом. Он, ловко и умело отталкиваясь то одной, то второй лыжей для ускорения полета, залихватски несся вниз по сверкающему серебром склону наперегонки с Одри. Яркое, почти белое зимнее светило торчало в самом зените, освещая накатанный блестящий спуск, и – куда ни кинь взгляд – все искрилось под его холодными лучами радужными блестками.

Крутизна горы то уменьшалась, подготавливая лыжника к трамплину, то спуск резко уходил вниз, но Гай с неизменной легкостью катился вперед на высокой скорости, не ощущая ни страха, ни недоумения, как он вообще здесь оказался. Иногда он вырывался вперед в бешеной гонке, но Одри быстро настигала его, а затем обходила, и Гай, мастерски лавируя по снегу, старался сократить расстояние, попутно наблюдая за юркой маленькой фигуркой с красным развевающимся шарфом. Его длинные концы мотались и бились, как алые флаги на ветру, словно поддразнивая отстающего. Но Гай не унывал, а просто выжимал из себя немного сил и вот уже снова догонял девушку.

Он находился в странно-замечательном настроении, и дело не в том, что это было непривычно для самого Гая. Во сне чувство эйфории приходит редко, чаще творится что-то несуразное, а порой и пугающее. И то, как мастерски удавалось Гаю владеть лыжней, да еще и при крутом спуске и бешеной скорости, действительно было необычно. Но он продолжал катиться до свиста в ушах, снова обогнал подружку и, оказавшись в поле ее зрения, гордо поехал впереди. Прямо на ходу подпрыгивая на лыжах, Гай вытворял немыслимые сальто и пируэты, переворачивался в воздухе. В общем, вовсю выпендривался перед девушкой, стараясь показать насколько эффектен и неотразим.

К его изумлению, Одри не обращала на его акробатические выкрутасы никакого внимания. Внезапно, пригнувшись к земле и поднажав, она понеслась с такой скоростью, что почти сразу скрылась у Гая из виду, и он слегка растерялся. Ему хотелось показать, что он уже не тот нытик, который еще недавно, спотыкаясь на каждом шагу, ковылял по лесу в самом хвосте, когда друзья ходили разваливать печь, а вполне себе профессиональный лыжник! И что он больше не ругается на вездесущий снег, а катится по нему с улыбкой на лице. Разве это не должно было обрадовать Одри?

Сердце даже во сне защемило от не знакомой ранее тоски. На глаза, в которые нещадно било ледяное солнце, навернулись слезы и сразу застыли холодным хрусталем на длинных ресницах. Недоумение и обида болью разлились в груди. Почему Акуле нет до него дела? Он всегда верховодил, он собрал ребят, он собирается устроить бунт! Это под его предводительством друзья начали поворачивать вспять чуждое им течение событий. А она его даже не замечает! Может, и другие уже иначе относятся к Гаю? Не уважают его, как раньше, смотрят свысока.

От этих странных мыслей Гай показался себе вдруг маленьким, незначительным и слабым. Ноги сразу задрожали, и хотя Гай только недавно демонстрировал мастер-класс по фристайлу, он тут же почувствовал себя все тем же неуклюжим неумехой, только вчера вставшим на лыжи впервые в жизни. Солнце словно потускнело наверху, и снег уже не казался таким разноцветно-искристым. Он стал грязно-желтым, словно огромная стая собак только что пометила всю гору и быстро умчалась прочь. Спуск стал еще круче, отчего по спине Гая пополз липкий страх, что он не удержится на ногах, но скорость движения почему-то очень сильно замедлилась. Теперь ему предстояло долго тащиться к недосягаемой цели и, возможно, уже никогда не догнать Одри.

Впереди на его пути вдруг возник огромный шар, скатанный из почерневшего пористого снега. Гай попытался хоть немного его объехать, чтобы не врезаться, но ноги не слушались: он катился прямо на этот гигантский серый ком. Тот с каждой секундой выглядел все более зловещим, и из впаянных в мерзлую субстанцию обломков палок и шишек вдруг соткалось подобие лица: два перекрестья в виде иксов на месте глаз, кривой нос и глубокая дыра там, где должен быть рот. Эта темная щель расползалась шире и шире, превращаясь в кошмарную улыбку. Кривые черные палки торчали сверху и снизу, как гнилые зубы.

Гай пытался затормозить, свернуть, даже упасть, только чтобы не вкатиться снежной голове прямиком в уродливый рот, но лыжи словно присосались к горе и медленно-медленно ползли вниз, таща на себе пленника. Глянув вниз, он с ужасом увидел, что лыжи – это продолжение его ног и отстегнуть их просто не получится. На загнутых деревянных кончиках шевелились босые пальцы.

– Иди ко мне! – вдруг громко зашипел снежный шар, улыбаясь все веселее. До него было еще довольно далеко, но расстояние неумолимо сокращалось. – Ты боишься? Неужели ты не узнал меня! Это же я! Солнце!

И тут Гай увидел, что из грязного снежного кома во все стороны торчат длинные кривые сучья и палки, отчего тот похож, конечно, не на солнце с лучами, а на огромного мерзкого ежа.

– Ты любишь солнце! Я твое солнце! – басисто шептал шар, широко разевая пасть, а Гай катился прямо в нее. Кинув быстрый взгляд на небо, он увидел, что солнца там и правда больше нет.

За спиной послышался хруст снега, и Гай, в угасающей надежде увидеть каким-то образом попавшую туда Одри, обернулся. Все-таки это был сон, а во сне всякое случается. Вдруг она вернулась, чтобы помочь?

Вместо Акулы за ним, громко топая, по склону бежала Нэсти. Она была ростом со здоровяка Пиро и в руке держала кувалду: ту самую, с помощью которой Пиро разбивал печь.

– Я отомщу тебе! – закричала Нэсти, перекрывая воплем громкий шепот снежного шара. – Ты поплатишься за печь! Я никогда тебя не прощу.

Она бежала так же медленно, как ехал Гай: не приближаясь, но и не отставая от него, и угрожающе размахивала кувалдой. Он отвернулся от Нэсти, чтобы посмотреть, где находится страшное солнце, и то вдруг возникло прямо перед ним. Солнце раззявило свой черный зубастый рот и весело сказало:

– Ням!

И Гай проснулся.

Он лежал, взбивая ногами подушку, потому что во сне перевернулся на кровати. Видимо, пируэты, что вытворял Гай на горе, повторялись и в постели. Скомканное одеяло валялось на полу, простыня почти вся выбилась из-под матраса, скрутилась и жестким жгутом давила на поясницу. При виде белого белья, казавшегося в темноте голубоватым, Гай тут же вспомнил снежную гору и уродливое солнце, лежавшее у ее подножия в ожидании кормежки.

Почувствовав, что продрог, Гай поднял одеяло, с отвращением нащупав, что с одной стороны оно влажное от пота. Он завернулся в него, накинув другой стороной, уселся на кровати и, нахохлившись, обвел спальню мрачным взглядом из-под насупленных бровей. К счастью, своей возней он никого не разбудил, поэтому свидетелей того, как еще недавно Гай барахтался в постели под влиянием ночного кошмара, не оказалось.

Самое странное было в том, что тоска по неуловимой, убегающей вдаль Одри не исчезала по мере того, как рассеивался сон. Гадкие подробности стирались из памяти, стекая и бесследно просачиваясь в зыбкие пески забвения, а вот чувства, которые он испытывал, оставались почти такими же яркими. Никуда не делся липкий страх, который вызвало у него уродливое снежное солнце, и вот эта боль потери, горечь равнодушия близкого человека. Или того, кто должен был стать ближе, но не стал. Гай, который пока и не думал снова ложиться и засыпать, потому что боялся повторения кошмара, еще плотнее завернулся в одеяло, поджал под себя озябшие ноги, невольно вспомнив пальцы на кончиках лыж, и задумался. Откуда взялись эти чувства? Неужели ему понравилась эта не особо-то и красивая девчонка, а он даже не заметил? И в какой момент? Когда осмелела и принялась ему дерзить? Или когда она впервые уехала в лес вдвоем с Руди? Вот же глупости какие! Ему только влюбиться сейчас не хватало! У них только-только, может быть, дела начали спориться!

Согреться не получалось. Гая продолжало знобить, и влажное одеяло ничуть не помогало. Тогда он оделся и потихоньку выбрался в коридор, стараясь неслышно прикрыть за собой дверь в спальню. Усевшись на широкий подоконник, Гай уставился в окно, из которого хорошо просматривался круглый внутренний двор, усыпанный снегом. Яркими разноцветными огнями переливалась елка, так же радужно сверкал старинный дуб, обмотанный гирляндами. Окна всех спален выходили на внешний двор школы, поэтому новогодние огни на ночь не гасили, не опасаясь, что их свет помешает ученикам заснуть. Гай следил за морганием лампочек, зачем-то пытаясь уловить и запомнить систему, последовательность цветов и сочетаний, но никак не выходило. Мысли путались, то и дело возвращаясь к ночному кошмару и неожиданному открытию о чувствах к Акуле. Одна мысль постоянно мелькала и тут же ускользала, свербя в мозгу зудящей точкой, но Гай никак не мог ее зафиксировать, чтобы разглядеть и поразмышлять.

В школе стояла полнейшая, умиротворяющая тишина. В спальне еще слышалось сопение одноклассников, а коридор будто охватывал совершенный вакуум, не пропускающий звуки. Гай старательно прислушивался, пытаясь различить хоть малейший шорох, но мир словно застыл, погребенный под толстой шапкой снега. К его удивлению, сейчас сравнение со снежным спокойствием наоборот показалось Гаю уютным и теплым. Тишь была приятной, она убаюкивала. Ритмичное мерцание разноцветных лампочек гипнотизировало, и он начал задремывать. И только пару раз клюнув носом прохладное стекло, Гай понял, что еще немного – и он заснет прямо на подоконнике. Представив утреннюю картину, как его находят спящим в коридоре, он усмехнулся, легко спрыгнул на пол и, стараясь двигаться беззвучно, вернулся в спальню. Одеяло в теплой комнате уже успело просохнуть. Гай поправил сбившуюся простыню, укрылся с головой и почти сразу провалился в безмятежный, легкий сон.




Глава 9. Дождь в городе дождя


– Что-то не так, – задумчиво протянул Джейкоб и, опершись руками на низкий подоконник, пристально вгляделся в синюю хмарь за окном. Лоб коснулся прохладного стекла, и оно затуманилось от дыхания. Пригнув голову, Джейкоб взглянул на вечернее небо. – Не нравится мне это.

– По-моему, ты преувеличиваешь.

Елена, быстрым шагом подойдя к двери в детскую, бесшумно отворила ее и проверила близнецов. Чуткий слух уловил едва слышное ровное дыхание. Белокурые кудряшки рассыпались по одной из подушек. На второй виднелась лишь стриженая макушка: мальчик почти полностью закутался в одеяло. Дети сладко спали. Улыбнувшись, Елена прикрыла дверь и подошла к мужу, все еще стоявшему с нахмуренным лицом у окна. Она обняла его сзади за талию, уткнувшись носом в длинные волосы, и бросила взгляд на небо из-за его плеча. Джейкоб, не меняя позы, накрыл ее маленькие руки своими и продолжил наблюдать за ненастьем.

– Зимой тоже бывают дожди, – кротко сказала Елена. – А иногда в мае выпадает снег. Это в порядке вещей, хоть и необычно.

– Не здесь, только не здесь. – Джейкоб покачал головой. В голосе слышалась тревога. Вот уже третий день как в городе дождя отступили декабрьские морозы, и с неба вместо пушистого предновогоднего снега полилась вода. По мнению Елены, в зимней оттепели не было ничего удивительного, но Джейкоба уже с первого дня беспокоил этот дождь.

– Ну почему? – возразила Елена, пытаясь успокоить мужа. – Здесь теперь, как и в обычном мире, чередуются сезоны, меняется погода. И дожди тут тоже бывают. И довольно часто.

Она обошла мужа, уселась перед ним на подоконник и заглянула в глаза смеющимся взглядом.

– Дождь в городе дождя – твои любимые слова! – сказала она. – Я не вижу ничего странного в нем, хотя, честно, меня это очень расстраивает. Всегда хочется, чтобы на Новый год город был засыпан пушистым снегом. Чтобы цветные гирлянды отражались в его искрах, а не в лужах.

Джейкоб с рассеянной улыбкой взглянул на жену и вновь уставился за окно. Елена развернулась и, приникнув лбом к стеклу, тоже принялась таращиться на дождь, брызги которого мельтешили под фонарями, рябью бежали по лужам, мокрыми мазками штриховали полупрозрачный воздух.

– Я чувствую, что-то неправильно. – Джейкоб приоткрыл окно и высунул руку, словно пытаясь на ощупь определить уместность нынешнего дождя. – Дожди зимой бывают. И оттепели бывают. Но для здешних мест это все равно странно. С тех пор, как смена сезонов пошла во всех городах стихий своим чередом, они всегда слишком нарочитые. Я бы сказал, лубочные.

– Лубочные? – Елена с удивлением повернулась к мужу. – Сезоны?

– Ну да. Я не знаю, как еще назвать. Словно для наглядной демонстрации того, какой должна быть настоящая зима, как выглядит истинная весна. Ну вспомни. Уж если лето – то лето мечты! Если осень – то буйство красок.

– Ну, мы все-таки не в обычном мире, – усмехнулась Елена. – Вот и сезоны здесь такие яркие.

– Так о чем я и говорю! – подхватил Джейкоб.

Он наконец закрыл окно, шелест дождя смолк, и в комнате стало почти совсем тихо. Елена зябко повела плечами: с улицы успело надуть, и внутри заметно посвежело. Она какое-то время в раздумьях смотрела на комнату, где спали близнецы, но дверь была закрыта плотно, вряд ли они почувствовали холод.

– Яркие сезоны, – повторил за женой Джейкоб. – Значит, зима должна быть зимой. Особенно сейчас, перед Новым годом, снег должен валить, словно наверху кто-то только и делает, что разрезает перины и посыпает нас пухом. А вместо этого третий день льет дождь. И я бы совершенно не волновался, покажись бы при этом солнце хотя бы ненадолго. Сразу стало бы понятно, что нет никакого сбоя. Но уже три дня наш город ведет себя точно так же, как тогда, шесть лет назад. И многие годы до этого. Небо затянуто дождевыми тучами, и дождь не прекращается ни на минуту. Тебе было не до этого, но я постоянно наблюдал. Он не остановился ни разу!

– Ты не можешь этого знать, ты же все-таки ночами спишь. – Елена заметно погрустнела. Тревога мужа понемногу начала передаваться и ей, хотя она и не верила, что происходит какой-то сбой. Но уже засосало под ложечкой, заныло сердце.

– Ты права. Может, когда я сплю, дожди не идут. Если так, то все в порядке, и у меня просто приступ паранойи. Но я хочу убедиться, поэтому этой ночью собираюсь понаблюдать.

– Если будет невмоготу, я тебя сменю, – предложила Елена, спрыгнула с подоконника и подошла к письменному столу в углу комнаты. Вытащив из домотканой лоскутной сумки стопку бумаг и несколько тонких папок, она принялась раскладывать их на столе в каком-то определенном порядке, периодически сосредоточенно пролистывая.

– Но ты пока не ложишься?

– Хочу перед сном немного поработать.

Поймав на себе удивленный взгляд мужа, Елена легонько хлопнула себя по лбу.

– Я ж и не сказала! Весь день мечтала и представляла, как тебе похвастаюсь, а момент настал, у меня и вылетело.

– Что случилось? – с интересом спросил Джейкоб, подходя к столу, уже полностью заваленному какими-то документами и газетными подшивками, и, смеясь, добавил: – Как ты столько дотащила?

– Охота пуще неволи! Мне же наконец дали доступ ко всем материалам. Я теперь полноценный журналист, и у меня первое самостоятельное дело.

– Дело? Так ты журналист или следователь? – Джейкоб улыбался, от недавней тревоги на его лице вроде не осталось и следа. А может, он просто решил больше не нервировать жену, пока не убедится, что и ночью дождь продолжает идти, не прекращаясь ни на минуту.

– Ну, статья, статья. Доверили мне, я так ждала! Но бумаги к ней не относятся, это факультатив… и как раз, скорее, дело. Хочу провести маленькое собственное расследование. Вот, воспользовалась положением и забрала домой то, что пока удалось найти.

Елена нагнулась над столом, аккуратно поправляя подшивки и записи, словно выравнивая их по невидимой линейке. Ее руки почти нежно касались пожелтевших листов бумаги, как хрупкого полуистлевшего пергамента из раскопок древних руин. Джейкобу невольно вспомнились толстые фолианты в маяке, которые он так же бережно листал, будто неосторожное и грубое прикосновение уже само по себе было кощунственным для священных страниц. Но его трепетное отношение не спасло старинные книги, все они были сметены разбушевавшейся стихией, обезумевшей водой, которой управляла жестокая рука Януса.

– И о чем будет твое расследование? – Джейкоб мягко заправил за ухо Елене длинные светлые пряди, которые почти касались бумаг, чтобы лучше видеть ее точеный профиль. Жена подняла на него теплый взгляд.

– Я хочу разобраться в событиях тех лет, ведь мы почти так ничего и не поняли. Мы действовали по наитию, по зову души. Делали то, что было в наших силах. Но так до конца ничего и не знаем. Откуда все это пошло? Как Янус додумался до того, чтобы остановить смену сезонов, откуда он это узнал? Что за странные вещи и почему мы, хранители, сами ни о чем не знали? Ведь этот опыт должен был передаваться, нас должны были учить.

– Ого, вот даже как! – Джейкоб присвистнул, еще внимательнее всматриваясь в бумаги, заполонявшие письменный стол. – И как же тебе удалось добыть эти данные?

– Я журналистка! – важно сказала Елена и зарделась. – Имею право изучать все материалы, касающиеся городов и школ стихий. И мне дали доступ в центральную библиотеку.

– Так вот где ты была! В главном городе?! И скрывала!

– Очень боялась, что сорвется в последний момент. Там не то чтобы был гриф секретности. Наоборот. Все словно поросло быльем, никому не хочется углубляться и заниматься этим. Подумаешь, какой-то новоиспеченной журналисточке захотелось покопаться в старых газетах и записях. Стоит ли ради нее менять привычный режим? Но я же упрямая. Я и так долго ждала, пока доучусь, студентов туда не пускают.




Конец ознакомительного фрагмента.


Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/evgeniya-vysokovskaya/shkolnyy-zagovor-v-gorode-solnca-70396477/?lfrom=390579938) на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.