Главная страница | Любовное фэнтези | Суккуб для наследника

Суккуб для наследника
Екатерина Оленева
Она – Николь Джанси. Полукровка – наполовину человек, наполовину суккуб. Однажды демонический дар пробудится в ней, превратив в опасную, ненасытную тварь. Он – наследник богатого клана, порочен и избалован. Любит играть в жестокие игры, ломая свои игрушки. Любит нарушать правила, заходить за грани и – острые ощущения.
Каждый знает, что, притворяясь жертвой, охотиться проще. Каждый мнит охотником себя.
Чем же это закончится?

Екатерина Оленева
Суккуб для наследника

Глава 1. Ультиматум
Придирчивый, холодный взгляд посетительницы скользнул по девушке, открывшей дверь.
– Николь Джанси?
Всё в незваной гостье, от костюма до маникюра, кричало о её высоком положении. Обоняние Николь дразнил запах дорогого парфюма, имитируя сладких петушков на стерильных бинтах.
– Чем могу быть полезна?
Натянутая на губы улыбка Николь была такой же синтетической, как упомянутые выше петушки.
С первого же взгляда становилось ясно, что угодить стоявшей перед ней «даме» будет сложно. С такими просто не бывает. Холодные, капризные, избалованные, живущие в убеждении, что планета вращается вокруг своей оси исключительно ради их удовольствия, такие особи приносят лишь проблемы.
– Что вам предложить? – соловьём запела Николь привычную песенку. – Нужны лекарства от простуды? Косметические средства? Может быть, желаете купить что-то из БАДов от нашего бренда?
Холодная улыбка проступила на лице незнакомки, ни капли его не крася.
– Когда мне требуются обычные средства, я посылаю за ним обычную прислугу. Только нечто особенное могло заставить меня в такую жару забраться в этот район. Я не хочу покупать твои притирки, девочка. Я планирую купить тебя саму.
Брови Николь удивлённо приподнялись:
– Признаться, я вас плохо понимаю. Эпоха работорговцев давно закончилась. Как вы собираетесь меня покупать?
– Дорого. Мы можем продолжить разговор внутри …хм-м, твоей аптеки? Здесь, признаться, жарковато. Да и многолюдно.
– Если вы настаиваете…
– Настаиваю.
Незнакомка пёрла как таран. Оставалось лишь посторониться, что Николь и сделала.
Аптечная лавка соединялась с её квартирой недолгим крытым переходом, пройдя через который женщины оказались в небольшой, слишком светлой для такого жаркого дня, гостиной.
– Присаживайтесь, – вежливо предложила Николь незваной гостье. – Могу я вам что-нибудь предложить? Чай? Кофе? Крекеры или эклеры?
– Вы знаете, кто я такая? – жёстко спросила женщина, игнорируя попытки Николь проявить вежливое гостеприимство.
Почему-то богачи, артисты, певцы и блогеры всегда уверены, что их в лицо знает весь белый свет? Неловко говорить людям прямо в лицо, что это, мягко говоря, не так.
– Догадываюсь, что вы не простая женщина, – начала, было, Николь…
– Я – Джастина Стрегонэ.
Это имя было Николь знакомо.
Клан Стрегонэ один из самых влиятельных в стране. Из поколения в поколение члены этой фамилии приумножают свои богатства, оказывая влияние на ход мировой истории. Нет, конечно, до тех, чьи имена стали нарицательными символами могущества и золотых гор, они немного не дотягивают. Не так часто светятся на страницах светской хроники. В списке Forbes числятся лишь во втором десятке. Но – всё же?..
Николь выдавили вымученную улыбку:
– Чем я могу быть полезна такой сиятельной даме? Я ведь всего лишь простая аптекарша?
– Будучи простой аптекаршей – ничем, – резко оборвала Николь синьорина. – Но я отлично знаю, что ты далеко не так проста, как хочешь казаться.
Собеседница понизила голос:
– Мне известно о твоей тайне.
– Какой тайне?.. Не понимаю, о чём вы?
– Я знаю, что твой отец – Верховный инкуб. Ты не могла не унаследовать часть его силы.
Воцарилась долгая, полная недоумения и напряжения, пауза.
– Вы говорите очень странные вещи, – выдохнула, наконец, Николь. – Даже не знаю, как реагировать? Что сказать в ответ на подобное безумие?
Джастина вскинула руку в предупреждающем жесте:
– Не говори ничего. Не хочу тратить время, выслушивая ложь. Просто прими моё знание о себе, как данность. Я – знаю.
– Сеньора, инкубов, вампиров, Хогвартса и Санта-Клауса не существует. Большинство людей смиряется с этим после того, как им исполнится одиннадцать.
– Я точно знаю, о чём говорю, поэтому брось бесполезные увёртки. До своей первой своей «охоты» ты, конечно, не более, чем человек. Но первый же в твоей жизни мужчина инициирует твою вторую ипостась. Мне нужен твой дар. И я готова щедро платить.
При мысли о том, какие планы может иметь на неё эта гламурная сучка, Николь испытала тошноту. Дьявол бы побрал всех пресыщенных жизнью богачей, шалеющих от вседозволенности и скуки!
Отбросив маску, Николь отрезала голосом не менее холодным и надменным, чем у незнакомки:
– Не люблю огорчать людей, но я не продаюсь.
– Все продаются.
– Я, видимо, недостаточно чётко произношу слово «нет»? Мне не нужны ваши деньги. У меня нет нужного вам дара. Ваше предложение мне не интересно. Вам лучше уйти.
Джастина окинула маленькую гостиную Николь пренебрежительным взглядом:
– Если ты продолжишь говорить со мной в таком тоне, девочка, мне придётся закрыть твою лавочку. Не думаю, что это будет сложно? Всегда найдётся какая-то зацепка в законе, если попросить, кого следует. Вот я и попрошу. Возможно, лишившись источника дохода, ты станешь немного сговорчивее?
Николь сжала челюсть:
– Чего вы хотите?
Джастина нервно облизнула губы, напоминая в этот момент змею перед броском:
– Хочу, чтобы ты стала любовницей моего сына.
***
От удивления Николь на несколько секунд буквально онемела.
Когда дар речи вернулся к ней, она спросила:
– Вы, должно быть, шутите?! Если вы знаете, кто я, должны также знать, что связь людей с инкубами порабощает человеческую волю, лишая жизненной энергии? В итоге, в девяноста случаев из ста, человек умирает. Вы хотите заплатить мне смерть своего ребёнка?
– Ты не станешь резать курицу, несущую золотые яйца, – Джастина элегантным жестом вытянула из пачки длинную сигарету. – Люди не всегда милосердны, но всегда – корыстны. Рискну предположить, что с нелюдями та же история.
– Большинство инкубов и суккубов не контролируют процесс питания. Иначе они не убивали бы людей.
– Большинству этих тварей просто плевать на то, жив их «резервуар» или нет. Они – не люди. Человеческие чувства им неведомы. Но ты-то наполовину человек? И у тебя будет отличный мотив для сдержанности.
– И вы готовы рискнуть жизнью сына, чтобы проверить эту бредовую теорию? Для чего играть с огнём? Почему вы решили прийти ко мне с этим… дерьмом?
– Знаю, выглядит странно…
– Не то слово.
Джастина занервничала. Высокомерные взгляды, надменные улыбки остались в прошлом. Проступившие в уголках глаз и в складках губ морщинки выдавали усталость и напряжение.
– Понимаешь ли?.. – руки её нервно теребили край одежды. – У меня очень проблемный сын.
Николь ничего не понимала, но слушала очень внимательно.
– Говорят, дети расплачиваются за грехи родителей. Но, случается, что детьми господь карает их родителей. Это, кажется, мой случай? Ты меня не знаешь, Николь, но когда-то я была близким другом твоей матери. Мы вместе выросли. Нет, не подумай, я не собираюсь сентиментально выдавливать участие у дочери воспоминаниями о матери! Я просто хочу, чтобы ты знала предысторию.
Твоя мать была очень, очень сильной ведьмой. Сальма часто говорила, что люди не понимают, чем платят за исполнение своих желаний. Я провела с ней достаточно времени, чтобы понять – плата за магию непомерно велика.
– Мне ли не знать! Мама умерла в сорок два года.
Рот Николь сжался в упрямую, узкую полосу.
– Да, – согласила Джастина. – Обычно такие, как она, живут дольше. И она могла бы, но Сальма для ведьмы была слишком хорошим человеком. Она не утратила душу, поэтому утратила жизнь.
– Давайте лучше вернёмся к вашей истории, – нахмурилась Николь.
И Джастина подчинилась.
– Когда мне было столько же лет, как тебе сейчас, я встретила Хулио и влюбилась в него без памяти. Беда была в том, что я была простой девчонкой с городских окраин, а он – Стрегонэ. У меня не было никаких шансов заполучить такого парня, понимаешь? И я на коленях умоляла мою подругу помочь. Мне тогда было всё равно, какой ценой. Я была молода, горяча, безрассудна. Всё, что угодно, лишь бы быть рядом с любимым, рядом с ним. Что угодно, лишь бы он принадлежал мне.
Джастина потянулась за следующей сигаретой:
– Сальма отговаривала меня. Говорила, что те, кто на Той Стороне, за исполнения желаний берут слишком дорого, и что платить придётся в любом случае. Мол, лучше использовать обычные, человеческие средства и даже вовсе отказаться от желаемого. Но кого и когда останавливали предупреждения? Расплата виделась далёкой, а Хулио – таким желанным. Я настояла на своём, и магия Сальмы сработала. Хулио не просто стал моим любовником – он женился на мне! Однако, счастья мне это не принесло. А вот боли – с избытком.
Вздохнув, женщина продолжила:
– Со своим старшим сыном я прошла все круги ада. Он сейчас не в тюрьме исключительно потому, что у семьи хватает влияния отмазывать его всякий раз, как угораздит вляпаться в неприятности. Мы прошли через иски об изнасиловании, секс в общественном месте, организацию боёв между несовершеннолетними, распространение наркотиков. Не говоря уже о такой «мелочи», как бесконечное вождение в нетрезвом виде. Это вообще самая стабильная статья наших семейных расходов. Его прегрешения можно перечислять долго.
– Сочувствую вашему несчастью.
Джастина вновь начала нервно теребить край одежды:
– Мой сын легко впадает в зависимости. От всего. До наркотиков и порошков был алкоголь. Дианжело начал пить с тринадцати. Ему не исполнилось ещё и пятнадцати, когда он ухитрился изнасиловать горничную. Я была вне себя от ярости и стыда! Не представляешь, каких трудов стоило замять это дело. Какого было смотреть в глаза этой женщине!
– Может быть, не стоило выгораживать вашего сына? Наказание могло пойти ему на пользу. Безнаказанность же, напротив, усугубляла пороки.
– Тебе легко говорить. Наказание за изнасилование – это, знаешь ли, не пятнадцать суток ареста!? Да и, к тому же, мы не могли допустить скандала. Это было исключено.
– Скандала?..
– Да, скандала! Люди нашего круга и положения не имеют права позориться. У меня не было выбора. К тому же, я продолжала надеяться, что, когда Дианджело повзрослеет, он осознает все неправильность своих поступков. Я надеялась, что он… он исправится…
– Исправился?
Джастина помрачнела:
– Нет. С годами Дианджело, конечно, дорос до соображения того, что купить проститутку дешевле, чем насиловать горничную, но лучше от этого не стало. Алкоголь сменился наркотиками. После очередной дозы в его жизни появлялись разные люди: мальчики, девочки, мужчины, женщины – я давно сбилась со счёта его связям. Сын катился по наклонной. Я не слепая! Я вижу и понимаю, кем он стал. Испорченный, наглый, слабый, но он – всё ещё мой! И я не могу избавиться от мысли, что в его пороках есть моя вина. Что, заключив договор с Той Стороной, я открыла бесам прямую дорогу к своим детям. Те владеют ими, а я – не могу помочь! Пороки и болезни моих детей – это как раз та самая, неизбежная и непомерная плата, о которой предупреждала твоя мать.
Слова Джастины были наполнены такой искренней, живой болью, что Николь прониклась её страданиями.
– Какой помощи вы хотите от меня?
– Иногда одно пламя гасят другим пламенем.
– А иногда сигара – это просто сигара, – мягко возразила Николь. – Порой в пороках человека нет никакой мистики или бесов, а есть всего лишь нежелание сопротивляться собственным слабостям. Возможно, вам следует попробовать полечить вашего сына? Слышала, есть хорошие частные клиники?
– Тебе известно хоть об одном наркомане, который избавился от своей пагубной привычке в клинике? Всё, что могут сделать врачи – не дать умереть от передозняка прямо сейчас, на месте. Ну, позволят протянуть чуть дольше? Дальше то – что?! Я же хочу раз и навсегда забыть о героине, дезоморфине и метадоне. Настолько хочу, что готова второй раз продать душу дьяволу! – голос её дрогнул. – Знаю, ты видишь перед собой сумасшедшую. Но я в отчаянье. Два последних года жизнь всей нашей семьи превратилась в порочный круг, в котором мы кочуем из одного реабилитационного центра в другой. Вспышки надежды, редкие периоды ремиссии становятся раз от раза короче. Глубина падения в черноту депрессии, когда зависимость возвращается к сыну, с каждым разом всё глубже. Я никому не пожелаю переживать такое! Ты изо всех сил гонишь от себя мысль о том, что всё напрасно. Что на самом деле наркозависимость не возвращается и никуда не уходит – она всегда с тобой, потому что не покидает твоего ребёнка. Времена ты даже ненавидишь его! Ненавидишь себя! Ненавидишь весь мир. В самые страшные моменты в голову приходит мысль о том, что, может быть, было бы даже лучше, если бы всё закончилось и он умер? Чувство вины за такие мысли невозможно описать словами. Ты гонишь их от себя, гонишь всеми силами. Ты твердишь себе, что с приходом нового дня всё будет хорошо. Но новый день настаёт и становится только хуже.
Я думала, что скандалы из-за связи Хулио с горничными и актрисульками – это худшее. Я была наивна! Дианджело – вот моя кара. Мой сын – пропащая душа, которая, несмотря на молодость, впитала в себя все пороки. Возможно, я безумна и безрассудна, но мой план прост: я хочу все зависимости заменить одной. Тобой, Николь. Пусть круг замкнётся.
Ладонь Джастины накрыла собой руку Николь, пальцы с силой сжали пальцы девушки. Было в этом движении что-то жалкое и одновременно жадное.
– Твои способности – моё спасение. Власть инкубов и суккубов сильнее, чем принято считать. Тебе нужно проявить совсем немного гламора и, я уверена, мой сын думать забудет о своих излишествах. Тяга к тебе заставит его отказаться от других дурных привычек.
Николь вырвала руку из крабьего захвата Джастины.
– Ваш план – безумие чистой воды. Это как самому сжечь дом, боясь подступающего пожара. Что вы знаете о суккубах, сеньора?
– Все думают, что им нужен секс в качестве питания, но это не так. Секс – лишь средство, целью же любого демона является подавления человеческой воли, превращение человека в свою игрушку, ну, и заодно, батарейку для питания. Я встречала сексуальных вампиров и видела их жертв. Но я так же знаю, что ты наполовину человек, Николь, а значит, тебе знакомы сострадания, жалость и, возможно, любовь. Может быть, ты даже полюбишь моего сына? Может быть, вы будете счастливы вместе?
Николь взглянула на несчастную мать, как на сумасшедшую.
Джастина правильно прочитала её взгляд:
– Да, понимаю, звучит сентиментально и бредово. Но Дианджело не всегда был таким, как сейчас. В детстве он был ласковым, очень добрым, красивым мальчиком. Он и сейчас красив. Хотя порок, безусловно, уже оставил свои первые следы на его облике. Но, вдруг у тебя получится спасти его душу?
– Суккубы не спасают души! Мы – демоны, а не ангелы. Ну, хорошо. Давайте подведём итог нашему разговору? Вы хотите, чтобы я, воспользовавшись чарами суккуба, привязала вашего сына к себе, отвлекая его внимание от других любовников и любовниц, а заодно, и от запрещённых веществ? Так? Вы осознаёте, что, по сути, меняете одну зависимость, ведущую вашего сына к смерти, на другую, ведущую туда же?
– Я готова рискнуть.
– Вы должны осознавать, что сейчас, возможно, подписываете своему сыну смертный приговор. Опытные инкубы и суккубы, может быть, и могут контролировать процесс питания, но я в этом плане – чистый младенец. Что там сделаю в моменте инициации – понятия не имею! Может быть, всё пройдёт без сучка и задоринки? А может, от несчастной жертвы останется лишь высушенная кожа да кости? Я ничего не могу гарантировать. Вы покупаете кота в мешке. Очень страшного, очень непредсказуемого кота.
Джастина мягко улыбнулась:
– Ты так похожа на свою мать! Выглядишь, как она. И говоришь, как она – о цене и последствиях. Твоя мать любила твоего отца, несмотря ни на что. И прожила подле него двадцать лет. Срок немалый. Разве это не доказательство того, что, при желании, два наших вида, демонический и человеческий, вполне могут сосуществовать?
– Мама была очень сильной ведьмой. Её связь с отцом продлилась не дольше года. Отец по силе – первый инкуб в ранге Мастера. Полагаю, проблемы самоконтроля давно остались для него в прошлом. Ему, на момент их встречи, исполнилось триста пятьдесят лет. И, вишенка на торте – мама дожила всего лишь до сорока двух лет! Так что, с моей точки зрения, история отношений моих родителей – так себе доказательство. Так себе – аргумент. А ещё, мне, в отличие от моего отца, девятнадцать. Всего – девятнадцать. Я ещё ни разу не «питалась». Стоит ли дальше распространяться на тему, почему ваша идея кажется мне сомнительной и не вызывает особого энтузиазма?
Джастина закусила губу почти до крови, вновь принимаясь теребить край одежды. В задумчивости, не замечая того, она стала раскачиваться, сидя на краю стула, вперёд-назад, обдирая кожу вокруг ногтей. На мгновение Николь показалось, что Джастина колеблется.
– Возможно, решение, которое я принимаю, не самое лучшее…
– Скорее всего.
– Но, если всё получится, у моего сына будет в запасе лет пять нормальной жизни.
– Возможно, – пожала плечами Николь. – Если всё пойдёт по самому лучшему сценарию. Но, скорее всего, моего внушения не хватит, а двойная зависимость убьёт вашего сына с гарантией быстрее, чем одна. И это ещё при условии, что я его не прикончу в первую же совместную ночь.
– Чтобы не было неприятных эксцессов и сюрпризов, потренируйся до встречи с моим сыном.
– Что, простите?.. – округлила глаза Николь.
– Просто сделай это! Не собираешься же ты всю жизнь ходить девственницей?
– А собственно, почему бы нет? Меня устраивает моя теперешняя жизнь. Если ценой чьей-то жизни будет отсутствие у меня сексуального опыта, с моей точки зрения – цена не высока.
Джастина вытянула из сумочки кредитку:
– Здесь пин-код и десять тысяч долларов. За твою девственность. Не думаю, что кому-нибудь за одну ночь платили больше.
– За кого вы меня принимаете? – ошарашенно спросила Николь. – Заберите ваши деньги.
– Деньги на кредитке, а кредитка – твоя. Бери. Ночью найди кого-нибудь погорячее на твоё усмотрение и попробуй его на вкус. Возникнут неприятности – помогу уладить.
– Вы чудовищно циничны.
– Жизнь заставляет.
– Какого это, жить с осознанием того, что ты – чудовище?
Джастина пожала плечами:
– Рано или поздно, но тебе придётся познакомиться с твоей тёмной половиной. Даю тебе эту ночь. Используй время с пользой. Потрать его на то, чтобы научиться держать баланс между своими потребностями и чувствами. Твой чары должны спасти моего сына. Постарайся, чтобы всё шло по плану.
– А если – нет?..
– Давай лучше поговорим о том, что будет в случае «да»? Вытащишь моё дитя из бесовской ямы, сможешь, если захочешь, стать его женой. Получишь положение в обществе, богатство, жизнь, о которой не смеешь даже мечтать, потому что ничего о ней не знаешь. Весь мир ляжет к твоим ногам.
– А если, всё-таки – нет? Если – не смогу? Если у меня не получится?
– Если не получится, я позабочусь о том, чтобы тебя закрыли в Институте Изучения Парапсихологии в отделе психиатрии до конца дней твоих. А сосчитать их количество, когда ты не человек, очень сложно. Поэтому постарайся. Постарайся как следует.

Глава 2. Тёмная сторона
Мать никогда не скрывала от Николь правды и девочка с детства знала, кем был её отец и каковы последствия этого. Её отцом был инкуб, значит, ровно на половину в её венах течёт кровь древних демонов.
Николь приблизилась к зеркалу. С Той Стороны на неё глядел двойник: пышные длинные светлые волосы, огромные голубые глаза, пухлые губы и лёгкий румянец на фарфоровой коже. Такими люди рисуют на витражах ангелов.
Николь провела ногтем по прозрачному стеклу и то зловеще заскрипело. Потом она медленно сняла с рук зачарованные кольца и браслеты. Отражение в зеркале поменялось – черты её лица заострились. Ничего не осталось от мягкой нежной округлости щёк. Теперь о её скулы можно было порезаться. Глаза наполнились искрящимся зелёным огнём. Губы заалели слишком ярко. Золото волос уступил место красному пламени – модный цвет «сидхи-скарлетт». Подобный оттенок модницы-красавицы безуспешно пытаются достичь при помощи красок. Волосы не только поменяли цвет, они сделались длиннее и гуще. В человеческом обличье золотистые локоны едва доходили до плеч, во втором же образе – густой соблазнительной волной вились до самого пояса.
Сальма перед смертью взяла с дочери слово, чтобы та, как не сложилась жизнь, никогда не отрекалась от своей человечности. Дать слово матери казалось нетрудно. Николь выросла среди людей и кроме знаний о том, что Тьма плещется в её крови, с ночными тварями её ничего не связывало. Возможно, благодаря подарку матери – анимагическим браслетам и кольцам, которые девушка носила, не снимая. Но её предупреждали, что после инициации их действие может быть не стабильным.
Отца Николь никогда не видела. Мать рассказала, что связала своего любовника клятвой не появляться в их жизни и никак в ней не участвовать.
Когда мама умерла, отца в городе не было, но на похороны явился один из его демонов. Представился сводным братом.
Убитая горем, девушка не спешила контактировать с пугающими её родственниками.
– Меня зовут Клод. Запомни это имя. Придёт время, когда тебе понадобится моя помощь. Когда это случится, сможешь найти меня по этому адресу, – сказал он, протянув ей визитку.
Клод приходил ещё несколько раз, и всякий раз Николь делала всё возможное, чтобы не затягивать его визиты. Николь верила, что, пока её сила не инициирована, ничто не помешает ей жить обычной человеческой жизнью. И так оно и было. Она жила скучной, размеренной, счастливой жизнь обывателя. Чем была вполне довольна.
– Рано или поздно твоя сила проснётся, – предупреждал Клод. – Вместе с её пробуждением появятся вопросы, на которые в людских книжках не сыскать ответы. Тогда ты придёшь. Буду рад оказать тебе услугу, маленькая сестричка.
Ни у кого из людей Николь не слышала такого голоса. Густой, мелодичный, он будто окутывал с ног до головы пушистым мехом, скользил по коже – убаюкивал, соблазнял, успокаивал, манил, лишал покоя.
Это заставляло нервничать.
Николь хотелось бы ему возразить, но в глубине души она знала – Клод прав. Время придёт. И оно настало.
Николь не доверяла инкубу-Клоду от слова «совсем». Для овцы последнее дело доверять волку. Но больше обратиться за помощью было всё равно не к кому.
Перед тем, как отправляться в опасную авантюру, Николь решила навестить могилу матери. Ей не хватало мудрых советов, дружеского, тёплого участия и безусловной любви, которую могла подарить только Сальма.
Кладбища Уэлллиг, где нашла последнее пристанище одна из первых ведьм города, было не только местом упокоения, но представляло собой роскошный парк с уникальной архитектурой. Жители приходили сюда, чтобы вспомнить предков, побыть в уединении, просто отдохнуть. Здесь покоилось множество знаменитых людей искусства: поэты, художники, писатели, артисты и музыканты.
Старинную часть кладбища отличали гробницы, созданные в лучших традициях готики. Деревья разрослись здесь густо, как в лесу. Каменные надгробия и статуи увило плющом. Всё придавало месту жуткий, но живописный вид.
Новую часть можно смело было причислять к самым красивым местам в городе: живописные аллеи с аккуратно подстриженными кустарниками, памятники, удивляющие изысканной красотой.
Когда Николь впервые увидела памятник над могилой матери, она была поражена до глубины души. Фигура высилась в человеческий рост. Лицо закрывала каменная вуаль, руки разведены в стороны, словно Сальма противостояла жестокому порыву ветра или намеревалась взлететь.
«Смерть не сломила тебя – освободила.
Без тебя целую вечность эта Вселенная пуста», – гласила эпитафия.
Николь не сомневалась в том, чья рука оплатила всё это роскошество. И чьему перу принадлежала эпитафия – отец.
Говорят, демоны не знают любви, но Николь, глядя на памятник матери, не могла не видеть, что неведомый, ужасающий отец, по крайней мере для одного человеческого существа точно сделал исключение. Да и Сальма, хоть всегда предостерегала дочь, рассказывала об опасности Тёмного Дара, никогда не сказала об её отце ни одного плохого слова.
– Здравствуй, мама.
Николь положила на каменную плиту принесённые с собой цветы.
На нём уже лежали две кроваво-алые гвоздиками. Они всегда здесь лежали. свежие, словно только что срезанные.
– Я пришла попросить у тебя прощение и получить благословение. Хотя знаю, ты бы не одобрила моего решения, но я должна, наконец, обрести вторую половину себя. Нас обеих пугало моё темное наследие. Мне и сейчас страшно – я ужасно боюсь. Я не хочу быть чудовищем. Помню, ты хотела видеть меня хорошей. И я хочу быть такой, ради нас обеих. Но невозможно бегать всю жизнь. Ты учила меня, что в магии всё как в жизни. Что, если не открывать в плотине шлюзы, однажды воды станет слишком много и тогда она снесёт всё на своём пути. Чтобы сохранять контроль, нужно уметь сбрасывать воду, уметь сбрасывать негативную энергию. Но, с другой стороны, пока не трогаешь проклятое лихо, она спит тихо. Я не уверена, что поступаю правильно. Хочется сказать себе, что у меня нет выбора; что меня принуждают. Но, на самом деле, выход есть. Выход есть всегда. Сейчас их даже несколько. Я могу обратиться к отцу, сказав, что меня принуждают, мне угрожают и знаю – не спрашивай, откуда! – знаю, он вступится и поможет. Ещё я могу сбежать. Но бежать – глупо. От себя ведь не уйдёшь? На новом месте останутся старые проблемы. Нет, я не побегу. Пришло время заглянуть в Бездну? Я загляну. И, либо проиграю, либо сумею победить мой тайный страх.
Николь замолчала, прислушиваясь к окружающему её миру. Она жадно ловила хоть какое-нибудь движение. Хоть что-то, что можно было бы принять за знак с Той Стороны.
Но мир оставался до комка в горле простым и обыденным. Никаких знаков или голосов.
– Если бы ты только знала, как я скучаю, мама! Как мне плохо без тебя! Кажется, всё бы отдала только за одну возможность на миг услышать тебя! На миг прикоснуться.
«Без тебя целую вечность Вселенная пуста».
Николь пыталась представить, чтобы сказала бы Сальма в ответ на её планы. Пыталась представить лицо матери в этот момент. Наверняка, та попросила бы её быть осторожной, беречь себя. Сказала бы, что будет любить её любой – даже тёмной, но всё же надеется, что она найдёт свою дорогу к свету.
«Во Тьме не бывает счастья. Жизнь возможна лишь при свете, дитя моё. Свет источник жизни».
Поцеловав пальцы, Николь приложила их к памятнику:
– Люблю тебя, мама. Буду любить всегда. Я пошла искать свой Свет.
Солнце клонилось к горизонту, когда, юркнув в старенький жук-нисан жизнерадостного жёлтого цвета, Николь повернула ключ в замке зажигания.
***
Бывают вечера, которые можно назвать идеальными. И небо над головой чистое, и деревья вдоль шоссе – стройные, и догорающий солнечный свет ясен и ярок, похож на янтарь. В воздухе разливается прохлада. В такие вечера хочется романтики. Хочется разговоров по душам, совместных прогулок, чтобы непременно – нежно держась за руки.
И поцелуев. Хочется поцелуев. Настоящих, чтобы не от губ, а от сердца.
Но совсем не романтические встречи ждали Николь впереди. И она крепко держала руль, не снимая ноги с педали – это давало хоть какую-то иллюзию контроля.
Район, который предстояло посетить, в народе прозвали Тёмной Стороной. Естественно, он имел дурную славу. Власти старательно делали вид, что здесь всё «о*кей», что ничего противозаконного не происходит. Бордели, притоны, стрип-клубы, бойцовые ямы – это всё так обыденно, поэтому ничего удивительного, что люди мрут, как мухи.
Честно говоря – куда чаще мух.
Если бы люди только знали, что все те, кого они считали «мифическими» существами, свивали в подобных местах свои гнёзда. «Тёмная сторона» была таковой в прямом смысле слова. Каждую ночь вампиры, фэйры, демоны охотились здесь, считая эти улицы своими законными угодьями.
Каждый раз, как Николь приезжала в стрип-клуб к сводному брату, у неё возникало ощущение, будто она окунается в нечто липкое, вязкое и грязное. Смерть и разврат выглядывали из каждого угла, точа клыки. А люди, тупое стадо, сами брели на убой, добровольно принося священный, божественный дар жизни, на пропитание тварям из сумеречных щелей.
В отличие от овец и свиней, которым хватало ума вопить от ужаса перед смертью, люди на собственный убой бежали охотно, надеясь на изысканное развлечение.
Дорога сузились. Продвигаться вперёд теперь можно было лишь на скорости не больше девяти миль в час.
Эта часть города сохранилась ещё с тех времён, когда по мощёным улочкам двигались не машины, а лошади. На современные скорости улочка была не рассчитала.
«Дети ночи» имели свои слабости. Как и люди, они не слишком любили перемены. Порой, обжившись в одном месте, не двигались с него столетиями.
Припарковавшись у чугунной ограды, Николь направилась к зданию с извитой неоновой вывеской кроваво алого цвета: «Тёмные мечты», – гласила надпись. Три широкие ступени вели ко входу, который охранял качок-негр. Не человек, сразу было видно, но для того, чтобы определить, к какому виду нежити он принадлежал, Николь не хватало опыта.
– Добрый вечер. Я – Николь Джанси. Доложите вашему боссу, что его пришла навестить младшая сестра.
Чёрные глаза равнодушно мазнули по ней, как по стене:
– Вам назначена встреча?
– Я могу приходить в любое время.
– Вам назначена встреча? – голосом бездушного автомата повторил негр.
Если сейчас сказать «нет», пошлют на хутор бабочек ловить.
– Да! Брат меня ждёт.
– О вас доложат. Ждите.
– Как долго?
– Сколько потребуется.
– Клоду не понравится, что меня заставляют ждать. Он будет недоволен.
Вампир скрестил руки на груди:
– Я сказал – ждите.
– Сколько?
– Сколько потребуется.
– Могу я, хотя бы, войти внутрь?!
– У вас есть пропуск?
– Нет.
– Тогда – нет.
Не оставалось ничего иного, как отойти в сторонку.
Ждать пришлось, впрочем, недолго.
– Николь Джанси? Идёмте.
Людей внутри было много: юноши, девушки, мужчины и женщины. Пахло алкоголем, конфетами, пылью и кровью.
Проводник подвёл Николь к уже знакомой комнате с занавешенной дверью, придержав перед ней занавеску:
– Прошу, – сказал он галантно.
Дверной проём заполняла тьма.
Сделав несколько глубоких вдохов, будто там, в темноте, даже воздуха не будет, Николь шагнула вперёд.
Она слышала шёлковый шёпот колышущихся от сквозняков занавесок. Во тьме из было много. Под ноги стелился ковёр. На нём, посреди комнаты, стояла огромная кровать под старинным балдахином.
И снова занавески – алые, просвечивающиеся насквозь; струящиеся, вздыхающие под невидимым ветром.
Плуобнажённый Клод возлежал на кроваво-красных подушках в окружении нагих женщин. Его красные, словно рубин, прямые волосы, алой рекой текли по рельефным мускулам, привлекая внимание. Картина показалась Николь столь же непристойной, сколь и приковывающей внимание.
Встречи с братом ожидаешь в иной обстановке.
«Он инкуб», – напомнила она себе. – «То, что по человеческим меркам аморально, по представлению их расы-племени, должно быть, норма?».
Инкубы и суккубы – воплощение аморальности и извращенности. Глупо ведь ожидать благопристойности в таком месте, верно? Но как себя не уговаривай, а контролировать кровь, приливающую к щекам от смущения, получалось плохо.
– Сестрица! Милый ангел!
Бархатный голос дуновением прошёлся по коже, словно изысканная ласка:
– Как мило с твоей стороны наконец-то навестить меня.
– Где ты берёшь такие винтажные сорочки?
Николь, как могла, старалась разрядить слишком пафосную атмосферу. Всё казалось нереальным, как павильон для съемки фильма.
– Тебе нравится? – облизал он алые губы.
– Подобные тебе даже в саване для покойника выглядят сексуально. А что касается твоего наряда, – Николь развела руками, – думаю, если пороюсь в сундуках на антресолях, смогу отыскать нечто похожие в гардеробе моей бабушки.
Клод засмеялся. Смех его растекался прохладным ручьём; играл, как пузырьки в шампанском – мелодичный, манящий.
– Ты соскучилась, маленькая сестрёнка?
– Ты сказал, что я могу прийти, если мне понадобится помощь или защита.
Лицо Клода приняло внимательное, заинтересованное выражение:
– Кто-то посмел угрожать тебе, мой ангел?
– Мы может поговорить наедине?
Три обнажённые красавицы легко вспорхнули с кровати и словно растворились, затерявшись за многочисленными занавесками и сквозняками
– Теперь мы одни. Говори, – мягко и вкрадчиво произнёс Клод.
Николь не знала, как подступиться к разговору. Присутствие Клода давило на неё, окружающая обстановка – смущала, и вся ситуация казалась сюрреалистической.
– Я хочу знать, что на деле означает быть суккубом. Что я почувствую при инициации? И что будет с человеком после… – Николь заколебалась, подыскивая подходящее слово, – после этого процесса?
Бровь Клода насмешливо и вопросительно изогнулась:
– Сложный вопрос. У меня нет исчерпывающего ответа. Потому что я – не суккуб, а инкуб. Мы одного с тобой вида, ангелочек, но разного пола, что различает ощущения. Могу я, в свой черёд, поинтересоваться, почему вдруг это стало важно? О какой такой угрозе ты говоришь?
– Боюсь, что я сама себе угроза.
– Ты влюбилась? Хочешь подарить возлюбленному первую свою ночь?
Николь не заметила никакого движения, но вдруг оказалось, что Клод уже не лежит на своих алых подушках, а стоит рядом с ней. Его рука ласкающим движением прошлась по её волосам, легко и невесомо. Движение виделось, но не чувствовалось.
Она почувствовала себя ещё больше не в своей тарелке.
– Я угадал?
– Да, – солгала она.
Ну, не так уж и солгала. Ночь-то дарить сегодня точно кому-то придётся.
– Ты боишься. Ччувствую твой страх, ангелочек. Он ползёт по моему животу. Я ощущаю на губах его горьковато-терпкий вкус… или не совсем страх? Это я тоже чувствую.
– Хватит! – резко отпрянула Николь от протянутой к ней руки.
Он рассмеялся. Смех на этот раз был как мягчайший мех, даже пух, скользящий по коже.
– Не издевайся надо мной! – взмолилась Николь. – Мне нужны ответы на вопросы, которые я столько лет боялась задать. Ты же единственный, к кому я могу обратиться! И ты обещал помочь, – почти с отчаянием произнесла она.
– Я не издеваюсь. Просто я – это я. Такова моя природа.
Николь отступила ещё на пару шагов.
Инкуб усмехнулся краешками губ:
– Ты хочешь меня, маленькая сестрёнка.
– Нет!
– Такие, как я, это ощущаем кожей.
– Не знаю, что ты ощущаешь, но меня ситуация напрягает и смущает. А когда я напрягаюсь и смущаюсь, то я злюсь. Ты… ты ведёшь себя странно. Словно заигрываешь со мной? Пытаешься очаровать? Надеюсь, хоть чары не используешь?
– Использую. Заигрываю. И пытаюсь очаровать. Я ведь инкуб. Использование, заигрывание и очарование также свойственны мне, как огню привычка жечь, а воде – течь.
– Но вы же мой брат!
– У людей не принято флиртовать с родными братьями, не говоря уже о большем – знаю. Но мы с тобой не люди.
– Это ты – не человек.
– Ты сказала, что пришла за тем, чтобы узнать, каково это – быть суккубом. Но как иначе я смогу показать тебе это? Чтобы узнать что-то новое и почувствовать что-то новое, это новое следует пережить. Рано или поздно твоя вторая сущность заявит о себе. Ты права, что заранее готовишься к этому. И права в том, что я могу помочь. Только позволь…
Глаза Клода были большими и глубокими, как океан. Смертоносно-прекрасными. Затягивающими, как омут, до такой степени, что в коленках ощущалась слабость и дрожь.
– Позволить? Каким образом?! Лишиться девственности с родным братом?.. Это – не обсуждается. Другие предложения будут?
– Когда просишь о помощи, маленькая сестрёнка, лучше избегать требовательного тона. Ведь не я пришёл к тебе с просьбой?
– Прости. Прости, я – расстроена, растерянна. Я не хотела никого обидеть, но когда я пугаюсь…
– Ты злишься, я помню. Хорошо. Извинения приняты. Раз для тебя это так важно, ангелочек, твоя девственность останется при тебе. Хотя, говоря по правде, лишись ты её со мной или с кем-то мне подобным, для твоего человека было бы лучше. При инициации мы почти всегда убиваем, если речь идёт о простых смертных.
– Что я почувствую? – дрогнувшим голосом спросила Николь.
Бровь Клода вновь удивлённо изогнулась, выражая вопрос и, одновременно, сарказм:
– Я не знаю, что чувствуют женщины во время коитуса. Вопреки человеческим сказкам, свой пол мы не меняем.
Николь вспыхнула от смущения, но продолжала держаться делового тона:
– Я говорю о метафизической стороне вопроса. Что я почувствую, как пробуждённый суккуб?
– Голод. Ты почувствуешь очень сильный голод. Это чувство будет расти, станет всеобъемлющим, трудноуправляемым. Как правило, новички с ним не справляются. Потребуется время, чтобы научиться самоконтролю.
– Значит, мой первый партнёр обречён?
– Ну, чисто теоретически мы можем прерывать процесс питания. Но проблема в том, что теории – это теория, а вот на практике я о таком не слышал.
– Как это происходит? Как мы убиваем людей?
– Ты выпиваешь жизненную энергию. Человек умирает.
– Как это – выпиваешь?.. Я не понимаю! Как можно выпить то, чего нельзя увидеть? Это же не кровь, не вино, не вода?
– Опять упираемся в тоже, что и четверть часа назад – как я могу рассказать тебе о том, о чём у тебя нет даже понятия? Но могу показать.
– Я не готова к перверсиям.
– Жизнь таких, как мы, – я и ты, – с точки зрения таких, как твоя мать – одна сплошная перверсия. Если хочешь жить, рекомендую с этим смириться. Если не хочешь – тоже. Ведь как суккуб, ты бессмертна. Как ты хочешь, чтобы я помог тебе, Николь? Могу показать, как сам питаюсь жертвой? Могу отпить пару глотков от твоей Чаши жизни? Выбирай, маленькая сестрёнка.
Выбрать было нелегко. Всё было равно противно и неприятно. Но Николь должна знать заранее, чтобы быть готовой. Если она убьёт наследника Стрегонэ, добром это не закончится. Да и просто, если в дальнейшем она хочет жить полноценной нормальной жизнью (а она – хочет!), нужно понимать, что ждёт бедолаг, которым не посчастливится стать её мужчинами.
– Я хочу видеть, как это происходит.
– Как пожелаешь, маленькая сестричка, – повторил инкуб с улыбкой.
Он потянулся к Николь, проводя длинными пальцами по её щеке.
Она ощутила прикосновение руки Клода, ласковое и прохладное.
– Помни, люди идут к нам добровольно, по собственной воле. Они дарят нам часть жизненной энергии, служат нам, взамен же получают возможность воплотить самые запретные, самые тёмные свои мечты и желания. Ничего нового, маленький ангел. Договор, древний, как мир: демоны исполняет желания – люди платят жизнью. Это в лёгких случаях, когда речь идёт о таких мелких бесах, как я или ты. В худших же платить приходится душой и посмертием. Но нам с тобой душа ни к чему. Мы не столь сильны и всемогущи. Мелким бесам достаточно жизни.
Голос Клода звучал шёлковым шёпотом. Он дразнил, ласкал, манил, обещал. Убаюкивал, затягивая в состояние полусна.
Свет убывал.
Они словно переместились в другое место, к круглой арене.
В центре арены стояла обнажённая, стройная смуглая женщина с большой, крепкой грудью грушевидной формы. На шее её, чуть выше грудей, поблескивала серебристая цепочка с искрящемся в тусклом неоновом свете алмазом-каплей. Единственной одеждой женщины были ярко-красные, блестящие сапоги на высокой острой шпильке. Дополняли образ острые чёрные ногти, ярко алые губы, в высокий хвост забранные чёрные волосы и густо подчёркнутые чёрной краской глаза.
В руке женщина держала длинный гибкий хлыст.
Зазвучала музыка, такая же ритмичная и жёсткая, как визуальный ряд. Женщина задвигалась в такт, вращая бёдрами, сексуально и призывно. Её взгляд овладевал сознанием. Разворачивающейся в руках хлыст ритмично ударял по земле, органично вплетаясь в общий ритм.
Суккуб улыбалась. Улыбка у неё была вызывающая, дерзкая. Её руки с острыми чёрными ногтями заскользили по полушариям груди, приковывая внимание к тёмным кружкам сосков, наливающихся на глазах.
Николь почувствовала, как Клод обнимает её сзади. Как его руки обвиваются вокруг её талии.
– Она великолепна, не так ли?
Ответить не получалось. Голову наполнял тяжёлый туман. Николь словно поразил сонный паралич. Тело сделалось тяжёлым, собственное дыхание – прерывистым. Каждый нерв на теле – предельно чувствительным. Грудь ныла от желания, чтобы к ней прикоснулись. В лоне вспыхнул пожар. Каждый нерв на коже умолял о прикосновении. Состояние было острым, почти мучительным.
Неважно кто и неважно как, но ей нужно было, нужно было прямо сейчас…
Всё, о чём получалось думать, это о его твёрдом члене, упирающимся в ягодицы и его руках, скользящих по её телу.
«Это неправильно. Так нельзя. Нужно это прекратить, пока не поздно», – но мысли будто вязли в ощущения, лишающих воли.
Каждое новое прикосновение было подобно ветке, брошенной в огонь – лишь заставляло костёр гореть сильнее и жарче.
Когда ладони инкуба скользнули под грудь, Николь застонала. Его пальцы осторожно и мягко сжали набухшие, чувствительные соски. Николь не противилась, не сопротивлялась, когда инкуб развернул её лицом к себе.
Легко, без усилий, он оторвал лёгкую девушку от пола, прижимая спиной к стене, так, что Николь не оставалась ничего иного, кроме как оплести талию Клода ногами, чувствуя его тяжёлый член у входа в собственное лоно. Их разделяла ткань, мешая дальнейшему проникновению, но, ощутив жёсткий напор, она забилась в сладких судорогах, скрутивших узлом низ живота.
В тот же момент в глазах Клода вспыхнуло яркое алое пламя. Из его рта выскользнул длинный змеиный раздвоенный язык.
Испуг на мгновение разогнал туман вожделения, но прежде чем голова прояснилась, длинный гибкий язык заскользил по шее, скользнул в ложбинку между грудей, сомкнулся вокруг сосков сладкой присоской и одуряющий дым неги вновь непреодолимым течением повлёк за собой.
Тело Николь превратилось в инструмент, на котором виртуозный музыкант играл одуряющую мелодию.
Она плыла на огромной тугой волне. Летела, оседлав ветер.
Никогда ничего подобного ранее переживать не приходилось. Это было божественно-прекрасно. Это стоило любой цены. В ней вдруг соединились огонь и прохлада, перекатываясь по телу, ото рта до алчущего заполнения лона.
Жажда и тьма, заполнившая тело снизу, будто гигантский осьминог, требовали продолжения. То, минутное облегчение, что Николь испытала минутой назад, уже не могло её насытить. Её требовалось большее – гораздо большее.
Но вместо того, чтобы овладеть ею, Клод притянул девушку к своему лицу, их губы почти соприкоснулись и Николь увидела, как голубоватое свечение, словно облако, вырывалось из её губ и вливалось в него.
Перламутровый дым струился между ними, и Клод легко его поглощал.
Алое пламя в его зрачках погасло. Глаза вновь стали человеческими.
Мир перестал вращаться. Сонливость и истому как рукой сняло. Николь вновь стала самой собой. Опустошённой, обессиленной.
Сама себе она казалось пустой оболочкой. Чары обольщения, – гламор – не притупляли больше её сознания и от только что пережитого сделалось тошно даже на физическом уровне.
Её мутило. Собственное тело казалось грязным.
До сих пор она думала, что её воля чего-то стоит, но Клод доказал ей, что она такая же глупая овца, как и все. Сгодится только на пропитание. И, подобно всем людям, бежит на убой, ласково повизгивая.
Глянув в зеркало, Николь ужаснулась собственному виду. Такой ещё называют «героиновым шиком». Черты лица заострились, глаза обвело тёмными тенями, губы истончились.
Она ощутила приступ дичайшей ярости:
– Что это только что сейчас было?!
– То, что ты просила у меня, ангелочек. За чем пришла – ответы на твои вопросы. Теперь ты знаешь, как выглядит жизненная энергия человека и что испытывает человек, попавший в сеть наших чар.
– Я не этого просила!
– Так говорит каждый человек. Столкнувшись с последствиями своих желаний большинство предпочитают отрицать их.
– Правду говорят про вас, демонов – вам нельзя доверять! Ты обещал не трогать меня!
– Я и не трогал. Твоя девственность при тебе. Один глоток жизненной энергии не способен всерьёз повредить даже человеку.
Клод склонил голову к плечу:
– И, рискну напомнить, наполовину ты тоже демон. С большим, пусть и не раскрытым, потенциалом.
– Человеческая кровь во мне сильнее!
– Не обманывай себя, крошка, – он почти грубо схватил её за руку.
Возмущённая, Николь попыталась вырваться. После того, что она пережила по его милости совсем недавно, ей было невыносимо даже стоять рядом, не то, чтобы вновь ощущать его прикосновения.
– Пусти!
Вырываться было бессмысленно. В инкубе была нечеловеческая сила.
Его глаза скользнули по её руке. Безуспешно.
– Кольцо, – с иронией проговорил он. – Теперь понятно. В какой-то мере оно блокирует твою силу. А зря. От силы отказываться глупо. Это даже людишки знают.
Он, наконец, разжал пальцы, отпуская её.
– Зря я пришла к тебе!
Клод глядел на Николь. Глаза его сейчас были, как обычно. Красивыми, но ничего сверхъестественного.
Николь никогда в жизни ещё так не злилась. От одной мысли о том, что она ему позволила, что она себе позволила, звериная ярость поднималась из глубины, разливалась по рукам и ногам. Её дико подмывало дать ему по морде, расцарапать наглую физиономию в кровь – вовсе уничтожить.
– Ты обещал помощь, а вместо этого питался мной. Ты не имел права трогать меня. Ты – мой брат! Как мне отмыться от всего того, что случилось?! Как жить с этим дальше?!
– Проблема в нашем родстве? – лениво откликнулся он. – Ну, так утешь себя, убедив, что я мог солгать, назвавшись тем, кем не являюсь. Что никакой я тебе не брат, а просто наглый проходимец.
– Это правда? – с надеждой вскинула глаза Николь.
– Насчёт проходимца – да. Но твой отец – отец и мне. Иначе стал бы я возиться с глупой человеческой девчонкой? Он велел мне позаботиться о тебе. И я забочусь. Как могу.
– Сколько тебе лет?
– Восемьдесят.
– Мне – девятнадцать. Связался чёрт с младенцем?
– Чёрт младенца всего лишь немного поучил, как тот его об этом и просил. Давай поставим на этом точку. Хочешь, угощу тебя чаем?
– Не хочу я твоего чая.
– Зря У меня самый вкусный чай в городе.
– Да у тебя, по-твоему собственному убеждению, всё самое лучшее! – ядовито прошипела Николь.
А Клод в ответ засмеялся шёлковым смехом:
– Садись, маленькая сестрёнка. И перестань злиться. Давай поговорим, как старший брат с младшей маленькой сестрой.
Они скривилась, будто запихала в рот целый лимон без кожуры.
– Не называй меня так!
– Сестричкой? Младшей? Или – маленькой?
– Никак не называй.
– Почему ты злишься на меня? – голос его вновь упал до интимного шёпота. – Ты спросила, что значит быть суккубом? Спросила, что почувствуешь в момент пробуждения твоей силы? Теперь ты знаешь.
– Это было слишком… – она нервно сглотнула, борясь со смущением. – слишком личным! Слишком – интимным. Неужели ты не понимаешь?!
– Если бы я привёл к тебе человека, ты бы его убила и всё равно винила меня. Но лучше меня, чем себя. Вы люди – такие странные. С вами очень сложно.
– Ты это серьёзно?
– Да. Хоть ты мне и не веришь мне, я правда пытаюсь позаботиться о тебе. Это сложно, учитывая разницу наших с тобой мировоззрений. Не злись на меня. Я не виноват в том, что ты не можешь быть просто человеком. Я всего лишь пытался показать тебе, что такое наша жажда.
– Жажда? – поморщилась Николь. – Разве это была не твоя магия? Именно так и описывают нападение инкубов и суккубов – вы лишаете человека воли.
– Инкубы не способны внушать желания суккубам, как и наоборот. Твоя жажда принадлежала только тебе. У тебя иммунитет к гламору.
– Нет! – отшатнулась Николь. – Это всё твоё колдовство!
Вспоминать о пережитом было мучительно стыдно.
– Ты для меня не пища и не жертва. По твоей коже катилось твоё желание, не моё. Я не насмехался над тобой и не пытался тобой воспользоваться. Я не взял тебя, уважая твоё право на выбор. Я помогал тебе укротить твой огонь. Так что напрасно ты смотришь на меня с такой ненавистью. Я – на твоей стороне. Ну, а теперь о плохом…
– О плохом?! То есть, вот это всё – это было хорошо?
– Довольно приятно. Не станешь же ты это отрицать?
– Прекрати! Говори уже о своём «плохом».
– Маленькая сестрица с человеческой кровью – то, что ты почувствовала сейчас, лишь тень настоящей жажды, которая родится в твоём теле в момент принятия первой жертвы. Если лёгкое возбуждение так легко подавило твою волю, то что говорить о настоящем сексе? Будь осторожна с тем, чья жизнь будет тебе дорога. Нет ничего хуже бесплотных сожалений. Люди – хрупкие создания. Их свечу легко задуть.
Николь пристально вглядывалась в лицо Клода, выискивая в нём насмешку, желание поддеть, подтрунить над ней. Но ничего такого прочитать не удалось. Его лицо оставалось гладким и дружелюбным.
Но хуже всего, внутренним чутьём она понимала – он говорит правду.
– Хочешь добрый совет, ангелочек? Выбери для своего первого раза какого-нибудь мерзавца, чья жизнь стоит дешевле мусора. Какого-нибудь незнакомца. Найди укромное место и тихо прикончи его.
– Я не хочу убивать! Именно потому я и пришла к тебе сегодня.
– Ты можешь попытаться сдержаться. Может быть, у тебя и получится. А если не получится, то об этом будешь знать только ты и – звёзды. Не придётся ни на кого злиться и не перед кем стыдиться, если нет свидетелей. Но ты можешь наплевать на советы такого мерзавца, как я. Можешь хранить себя для любимого, как принято среди высоко нравственных людей. Отдать ему свою девственность и инициировать с ним полное пробуждение своих сил. Только помни, какой ценой придётся заплатить за это. Я сделал то, что ты просила: показал тебе силу нашей жажды, предупредил о рисках – а дальше, решать тебе.

Глава 3. Первый раз
Хотелось плакать от злости – на себя, на жизнь и на обстоятельства. Всё казалось омерзительным. Сама себе Николь была противна. Нет ничего хуже, чем родиться полукровкой и объединить собой два враждующих начала. Она ругала себя, корила за то, что встретилась с Клодом. Недаром все источники утверждают, что Дети Ночи опасны для людей и встречи с ними дурному человека – верное зло, да и доброму радости мало.
Демоны приносят в людские души лишь смятение.
Тяжелее всего была мысль о том, что Клод-то, на самом деле, ни в чём не солгал. Всюду, как не посмотри – он прав.
Волки сыты – овцы целы, увы, не её случай.
Если бы не сегодняшний опыт, Николь так и прибывала бы в полной уверенности, что преодолеть себя не только посильная, но и ничуть не сложная задача. Она же никогда не страдала от зависимостей? Не сталкивалась с проблемой самоконтроля? А тут всего лишь первый сексуальный опыт? Что может пойти не так?
Оказывается– всё, если ты – суккуб. Оказывается, она и близко не представляла, что, в понимании демонов, означает голод. Это и впрямь похоже на всепожирающий огонь.
Хотелось бы забыть этот вечер, как страшный сон. Хотелось бы, да не получалось.
«Во что я вписалась?», – думала Николь с отчаянием, крепче сжимая руками руль. – Всё это не может хорошо кончиться.
Что с ней сделает Джастина, если Николь, не совладав со своим «огнём», всё-таки убьёт её «чудесного» сыночка?
Но боль причиняло другое – сознание того, что нормальной её жизнь никогда не будет. Не будет человеческих отношений. Не суждено влюбиться, отдаться любимому мужчине, подарить ему детишек, жить долго и счастливо.
Не суждено…
Вернее, долго-то – сколько угодно. Жить будет даже дольше обычных людей, но человеческое счастье – не для неё. Будет Николь, как мокрица, прятаться по щелям, притворяясь тем, кем не является. Спустя полвека называться собственной дочкой, а ещё полвека – внучкой. И не будет в её жизни ни радости, ни тепла, ни смысла, а будет вечная охота и то, при одном воспоминании о чём, тошнит.
«Прими свою тёмную половину», – шепнул призрак Клода, на мгновение отразившись в зеркале заднего вида. – «Иди к нам».
Скрипнув зубами, Николь вдавила педаль газа почти до отказа. Машина, взвизгнув, прибавила ход, оставляя на дорожном полотне следы жжёной резины.
Принять свою тёмную половину, значит, признать то, что было между ней и Клодом – нормой? Погрузиться в смрадное развратное облако, забыв обо всём человеческом? Предать память матери? Не откажется она от мира людей! В собственных глазах Николь оставалась человеком, по крайней мере – пока. Пусть с изъяном, – опасным изъяном, но – человеком!
И почему она должна верить Клоду? Он же – демон. А демоны занимаются тем, что сбивают с толку, толкая на тёмную сторону.
«Так вперёд, маленькая сестричка, – вновь глумливо кривлялся призрак сводного брата. – Пойди сейчас и проверь, кто из нас двоих прав».
Нужно бороться за свою светлю сторону – этому всегда учила её мать. Но чтобы бороться за светлую сторону, нужно знать, что представляет собой тёмная. И тут Клод прав: некоторые вещи пока не попробуешь – не узнаешь.
Николь должна сделать это сегодня. Завтрашний вечер, по условию заключённого контракта, она уже должна будет встретить в красивом доме Стрегонэ.
«Я сделаю это», – решила она. – «Нужно только отыскать подходящую жертву».
Сколь не была Николь неопытным охотником, всё же понимала – для инициации нужен человек, сексуально для неё привлекательный. Без этого никак. Нужен кто-то с приятной внешностью с отталкивающим нутром, чтобы, в случае неудачи, не мучиться потом угрызениями совести. Мучиться-то всё равно, конечно, придётся, но, когда ты убил подлеца и негодяя, договориться с совестью как-то легче.
Николь затормозила у ночного клуба. Сердце колотилось от волнения сильно, почти больно – совсем по-человечески.
Она сняла кольцо, подаренное матерью. Внешность её в тот же миг изменилась: светлые ангелоподобные локоны сменились буйным водопадом алых пламенных волос. Пухлые щёки истончились, скулы же, напротив, заострились. Губы и грудь увеличилась, бёдра округлились, натягивая ткань платья.
Инкубы и суккубы источают привлекательность, очарование так же естественно, как цветы – аромат. Эта обольстительность практически не зависит от них самих.
Положив кольца и тонкие браслеты в бардачок, прикрыв их, для надёжности, отталкивающими чарами, Николь вышла из авто и решительным шагом направилась ко входу. Она выбрала один из самых фешенебельный и дорогих заведений. Богачи, посещающие подобные места, обычно наглые, самоуверенные, постоянно ищущие острых ощущений. То, то нужно голодному суккубу.
Местечко для тусовки было классное: крытая парковка, огромная площадка на улице, бассейн на крыше. Так и хочется сказать: «Живут же люди!».
У дверей в эту прелесть выстроилось с полсотни народу. Желающие попасть внутрь вели себя весело и шумно.
Николь, решив впервые испробовать всю полноту своих чар, пошла напролом.
– Эй, красотка! – окликнула её какая-то девица, хватая за руку. – Ты куда без очереди?
Николь обернулась, поддалась вперёд и с улыбкой, в которую вложила всё своё желание нравиться, проговорила:
– Прости, но у меня нет времени ждать. Мне очень надо. Прямо сейчас Ты ведь не против?
Откровенно говоря, она рассчитывала, что девица рассмеётся ей в лицо и пошлёт по известному адресу, но та заморгала, робко отняла руку и кивнула:
– Конечно, иди.
Улыбнувшись ещё раз, будто рассчитывая отблагодарить за услугу всего одной улыбкой, Николь двинулась вперёд, кожей чувствуя липнущие к ней взгляды.
Появление Клода всегда производило маленький фурор. Сколько бы людей вокруг толпой не толпилось, он был заметен, словно яркий фонарик во тьме. На него всегда хотелось смотреть, не отрываясь. Николь часто задавалась вопросом, как же так получается, что всё, что он носит, выглядит не надетым, а нарисованным, до того хорошо любая одежда смотрелась на его фигуре? Неужели же всё дело в чарах? Чем больше их «включаешь», тем больше внимания и взглядов тебе достаётся. А ещё чары способны прикрывать от камер и фотообъективов. Всё, что на них останется от «детей ночи» – это засвеченное пятно.
Удобная, как не крути, штука, эти «чары»
– Девушка, вам сюда нельзя, – покачал головой охранник, глядя на Николь сверху-вниз. – Даже если вы заплатили цену билета. Вход только по пропускам. Простых людей не пропускаем.
– Конечно, – с улыбкой кивнула Николь, кладя ладонь на сгиб его ладони и заглядывая в глаза.
Мысленно приказывая не видеть её, не мешать, не препятствовать.
Охранник моргнул и молча отодвинулся в сторону.
С каждым пройденным рубежом настроение у Николь поднималось. Ей всё больше нравилось быть суккубом. Веселило то, с какой лёгкостью удаётся манипулировать людьми, практически не прилагая к этому никаких усилий. И почему она раньше так не делала? Насколько же это упрощает жизнь!
Внутри помещения стояла почти сплошная завеса из искусственного дыма. Над танцполом мельтешили прожектора различного цвета: белые, синие, золотистые, кислотно-розовые.
Николь никогда не ходила в клубы. Она вообще вела весьма уединённый и размеренный образ жизни.
Каждый, кто связал свою жизнь с магией, знает, что алкоголь, даже в самых малых количествах, открывает каналы, к которым присасываются лявры. Для тех, кто не в теме – это маленькие ментальные паразиты самого низшего порядка. Всё равно, что блохи в нашем мире. Лявры прикрепляются к человеческой ментальной оболочке, подобно клещу, и начинают питаться негативными эмоциями.
Чем чаще человек пьёт, тем больше повисает на нём маленьких засранцев. Чем сильнее они питаются, тем сильнее сами становятся. В отдельных случаях на себе можно вырастить с добрый десяток откормленных бесят.
Всего одной рюмки, даже слабого алкоголя, даже раз в месяц, вполне хватит, чтобы нацепить на себя парочку-другую ментальных «блошек а-ля клещей». И ровно месяц после этого, даже если совсем ничего не пить, кроме воды, они будут тобой питаться.
Оно ей надо?
Но людям-то всё равно. Люди- то глупые.
«Сколько их не учи, сколько препятствий не ставь – человек всё равно отыщет свою дорогу в ад», – с горечью говорила когда-то мать.
И была права.
В клубе алкоголь растекался рекой. Красиво растекался. На стойке стояли фужеры и стаканы. Яркие, разноцветные. Под соломинками-зонтиками. В некоторых их них жидкость напоминала яркие полосатые гетры – слои алкоголя не смешивались между собой. Над другими бенгальским огнём искрилось пламя. В воздухе носился запах дорогого табака, смешенный с запахом гашиша и марихуаны.
У нечисти более острое обоняние, чем у людей. Николь отчётливо слышала в наркотической отраве стойкий запах падали. Такой запах часто источают подгнивающие петунии, болеющие смертельной хворью люди и захваченные слабым тленом тела. Тошнотворная гнилая сладость, от которой нутро выворачивает наизнанку.
Большинство людей вокруг уже были пьяны. Кто-то больше, кто-то меньше.
Столько липких взглядов! И похоть – она обступает Николь плотной стеной. На неё хоть топор вешай. Но её это нисколько не заводит, скорее отвращает. Хочется уйти и помыться. Но нет, нельзя. Она будет терпеливо ждать подходящую кандидатуру в жертвы для своего первого раза.
Терпеливый паук, поджидающий глупую мушку.
Мысленно Николь нарисовала себе портрет: мужчина зрелый, но не старый. Развратный, властный, не привыкший к отказам. Наглый и испорченный, но привлекательный. Присев за барную стойку, она присматривалась к толпе, в надежде выискать того, кто совпадёт с её мыслеформой.
– Привет, – раздаётся голос над правым ухом.
Повернув голову, Николь встречается взглядом с парнем. Смазливое, полу-девичье, большеглазое лицо с высокими скулами и чуть пухлым ртом. Золотистые волосы красиво, как рамка картину, обрамляют его черты. Такие мальчики нравятся девочкам-подросткам. Те от них аж пищат. Но красавчик был совершенно не во вкусе Николь.
Ей всегда нравились брутальные брюнеты с волевыми подбородками. Блондинам не хватает яркости и перчика. Есть в них что-то пресное.
– Привет, – без особого энтузиазма откликается Николь.
При втором взгляде становится заметно, что зрачки у парня почти полностью закрывают радужку, а сухие губы испещрены морщинками, аж в паре мест полопались, как перезревшая кожура у чернослива.
Наверное, если коснуться их языком, можно почувствовать металлический вкус крови?
Николь отвернулась.
– Можно заказать коктейль такой красивой девушке? – улыбка у парня была кривая и не слишком приятная.
Николь оцепенела, ощутив чужой подбородок на своём плече.
Она почти непроизвольно высвободилась, но гневные слова замерли на устах. Не стоит быть грубой. Она же за приключениями сюда пришла, а не отстаивать личные границы? Глупо будет с видом святоши заявить, что она не пьёт.
– Можешь рискнуть и попробовать, – голос Николь, вопреки намерению, прозвучал не слишком-то дружелюбно, но парня это не смутило.
– Бармен, эй! – небрежным жестом подозвал он человека. – Принеси девушке… что тебе заказать?
Николь была без понятия, поэтому ткнула пальцем в разноцветный полосатый коктейль, напомнивший её старомодные гетры.
– Аравику. А мне – двойной виски со льдом.
Бармен, кивнув, услужливо отходит, оставляя молодых людей наедине. Николь почти с тоской смотрит ему вслед. Соседство с избалованным малахольным блондиночкам мало вдохновляет. Как бы от него побыстрее избавиться и закончить то, зачем пришла?
Повернув голову, она вновь наткнулась на весёлый, оценивающий взгляд:
– Почему я тебя здесь никогда прежде не видел?
– Потому, что я никогда прежде здесь прежде не была.
Оценивающий взгляд скользит по её фигуре. Николь догадывается, что он оценивает её, душманский-дешёвые, с его точки зрения, шмотки. Её массмаркет так же не скрыть в этом полумраке, как и его дорогие брендовые вещички.
– Что так?..
– Времени не было, – с вызовом вскидывает она голову и прищуривается.
Её бесит, что с одного взгляда этот пижон оценил «птицу по полёту». Бесит его кривая усмешка. Бесит его дорогой светлый костюм, который он носит с такой небрежностью. Бесят золотые часы на тонком запястье и тонкий запах парфюма, с тонкой ноткой цитрусовых и мяты.
Парень придвигается, окутывая её этим запахом. Неожиданно упирается лбом в лоб Николь:
– Как это? – шепчет он, блестя глазами. – Как это, когда нет времени?
Он одновременно провоцирует и проверяет границы дозволенного.
Николь с трудом удерживается, чтобы не отшатнуться. Она всегда болезненно воспринимала вторжение чужаков в её внутреннее простанство.
– Это когда работы много, – шепчет она в ответ.
И только потом отодвигается.
Бармен деловито ставит перед ними заказанное спиртное. Молодой человек, достав бумажник, расплачивается наличкой и с небрежностью того, кто не привык считать деньги, цедит:
– Сдачи не нужно.
Бармен благодарно кивает.
– Как тебя зовут? – это адресовано уже ей.
Не дожидаясь ответа, парень опрокидывают стакан, практически одним глотком осушая половину. Лёд стучит, как кости, о стенки и дно.
– Я закурю. Ты же не против?
Вопрос риторический, потому что между сухими губами сигарета уже зажата. Щелчок зажигалкой и по воздуху плывёт тот самый мерзкий трупный смрад, которым тут пропитано всё и вся: запах марихуаны.
– Хочешь? – протягивает он ей.
Николь молча мотает головой.
– Зря. Нормальная трава. Бывает хуже, – морщится он, запуская руку в карман брюк.
– Где ты это взял?
Николь спрашивает это исключительно для того, чтобы не молчать. На самом деле ей плевать, откуда у него травка. Как и на то, куда он сам свалит через минуту, другую.
– На танцполе, – бледные пальцы небрежно ссыпают пепел в прозрачную пепельницу. – Здесь косяк стоит дешевле коктейля. Ты чего не пьёшь?
Николь пожимает плечами.
– Странная ты какая-то. Так и не сказала, как тебя зовут?
– Я же твоего имени не спрашиваю?
Он собрался представиться, но Николь зажала ему рот рукой. В светлых глазах парня промелькнуло удивление.
Николь не хотела знать его имени. Потому, что ночь длилась достаточно долго, но до рассвета остаётся всё меньше.
– Не нужно имён, – улыбается она.
Да, до рассвета всё меньше времени. Так зачем суетиться и что-то ещё искать? Почему бы и не этот смазливый, слащавый мальчик? Если всё пойдёт не так, если обернётся самым неприятным образом, так любая экспертиза покажет, что в нём столько алкоголя и наркоты, что смерть вполне логичное завершение подобного бездумного химического соединения.
– Пойдём, потанцуем? –хватает Николь незнакомца за руку.
Он не сопротивлялся. В несколько коротких затяжек дотягивает косяк, осушает стакан и следует за ней. Музыка вместе с лучами света обрушиваются на них, как лавина. Дезориентируют. Но руки блондина поддерживают, направляют, прижимают Николь к его разгорячённому, чуть влажному телу.
В неоновых лучах лицо парня кажется избыточно бледным, а глаза, из-за расширенных зрачков, слишком тёмными.
Громкая музыка и ритм ударников током бежит по телу.
Наверное, зря она не попробовала коктейль? Ей было бы легче сделать то, что она наметила, да вот только сниженный самоконтроль уменьшал шансы парня остаться в живых.
– У тебя отличное чувство ритма, – он словно бы случайно прижимается к Николь ближе, теснее.
Жарко дышит в ухо.
По-мальчишески гибкий, стройный. В вороте распахнутой рубашки виднеются острые ключицы и мышцы шеи. Николь внезапно ловит себя на мысли, что, будь у неё клыки, она бы сейчас с радостью вонзила их в тёплую кожу…
– Ты не слишком разговорчива, – его улыбающееся лицо с расширенными зрачками совсем близко. – Обычно девчонки любят поболтать.
Только не с тем, кого, возможно, собираются убить. Чем меньше знаешь о жертве, тем лучше. Ненужно думать о нём как о ком-то, кто может думать и чувствовать. Как о ком-то, кого дома ждёт мать и любит так же, как Сальма любила Николь.
Чтобы заткнуть ему рот, чтобы добавить градус к тем лёгким пузырькам, что уже плясали в её в крови, Николь прижимается губами к его губам. Его рот раскрылся ей навстречу горячо и жадно. Сухие, горячие, пахнущие свежим алкоголем и возбуждением, губы.
Руки парня жадно сжимаются вокруг её талии, притягивая к себе.
Они продолжают двигаться. Медленно, рядом друг с другом, не размыкая рук, не отрывая губ.
У парня кожа под рубашкой тёплая, гладкая, мягкая на ощупь. На мгновение Николь охватывает желание расписаться на этой белизне острыми чёрными когтями, вычерчивая глубокие ссадины. Хочется увидеть страх в его синих глазах.
– Давай уйдём отсюда? – шепчет блондинчик, зарываясь обеими руками в буйные, огненно-рыжие кудри Николь. – Куда-нибудь, где темноты побольше, а народу – поменьше?
Может быть, он рассчитывал на то, что она откажется? Но, не тут-то было. Его предложение полностью соответствует её цели.
– Давай, – покорно кивает Николь.
Они протискиваются вперёд, сквозь толпу. Блондинчик крепко держит Николь за руку. Вокруг до отвратительного много народу. Каждое случайное прикосновение незнакомцев раздражает, будоражит и без того взвинченные нервы.
Они входят в длинное тёмное помещение с диванчиками, затянутое густым дымом. На сей раз – натуральным. На каждом диване по парочке, большинство из которых в шаге от секса прямо здесь и сейчас, на месте.
Каким-то чудом блондинчик отыскивает свободное место. На губах его играет неприятная усмешка:
– Пососёмся?
Вопрос кажется Николь грубым и вульгарным, но – плевать. Всё, что происходит, не имеет ни малейшего отношения ни к любви, ни к чувствам.
Николь качает головой:
– Не здесь. Слишком много людей.
Не споря, парень берёт её под руку, и они продолжают идти куда-то дальше.
– Куда ты меня ведёшь? –спрашивает Николь.
– Туда, где народу меньше, – не оборачиваясь, отвечает он.
Они выходят из здания. Ветер треплет серебреные, в свете полной луны, волосы парня.
– Ты уверен? Здесь людей даже больше. Они всюду, -смеётся Николь.
– А мы отойдём подальше.
Их шаги гулко отдаются в огромном пространстве крытой парковки. Недобро подмигивают металлические глазницы автомобилей.
– Хочешь показать свою машину? Есть, чем похвастаться? – изображает насмешливое фырканье Николь.
– Определённо, – парень снова берёт её за руку.
Ладонь у него тёплая, почти горячая и – сухая. Такая же, как губы. Но твёрдая. Даже странно, учитывая, сколько он выпил.
Они останавливаются около белого «ягуара».
– Машинку к костюму по цвету, что ли, подбирал? – фыркает Николь.
– Хочешь прокатиться?
– На тебе или на ней?
– На нас обоих.
– Боюсь, ты слишком пьян для обоих вариантов.
Подтянув Николь к себе, парень зажимает девушку между своим телом и машиной. Ранки на его губах и впрямь солоноватые, но ей нравилось раздражать их кончиком языка, ощущая металлический привкус. Второй поцелуй, если сравнить с первым, нежнее и чувственнее.
Николь бедром ощущает его твердеющий член. Странно, что блондинчик остаётся таким внимательным и деликатным.
Николь забирается пальцами под его одежду. Ведёт ногтями по его спине, перехватывая инициативу в поцелуе. Она выкручивает свой «гламор» на максимум, может быть, не слишком-то и умело. Её сила струится между ними, оказывая ощутимое давление на кожу. И вот уже его член стоит колом. Она чувствует, что возбуждение, охватившее парня, уже не наигранное, а настоящее. Его дыхание становится хриплым и прерывистым, а движения – страстными и грубыми.
Парень заглядывает Николь в глаза:
– Скажи мне, ты хочешь этого?
Она молча кивает.
– Уверена? – шипит он и, получив повторное разрешение, разворачивает девушку спиной к себе.
Она слышит звук расстёгиваемой ширинки.
Чтобы не упасть, Николь упирается ладонями о холодный капот машины.
Ещё немного и они перейдёт черту и пути назад уже не будет. Она сцепила зубы, стараясь не паниковать.
Пока, вроде, ничего сверхъестественного не происходило?
Нечто жёсткое и твёрдое упёрлось внутрь, а потом скрытая преграда внутри её тела прорвалась, как тонкая бумага, вызывая резкую боль, заставившую выгнуться дугой и скрипнуть зубами.
– Чёрт! – охнул парень. – Какого хрена?! Ты что – девственница?! – спросил он, почти в ужасе, готовый отпрянуть.
Николь перевернулась, обнимая, оплетая его руками, ногами, всем телом. Заставляя вернуться обратно.
Боль оживила ощущение пустоты и неполноты, которую срочно требовалось заполнить. Соски её напряглись и покалывали. Всё тело ныло. Уже знакомая истома нарастала, умоляя о продолжении.
– Не уходи, – припала она к нему, как изнывающий от жажды к источнику в пустыне. – Не уходи, прошу.
Он продолжил, вновь заставляя Николь выгибаться от боли. Но эта боль порождала жар.
Казалось, что она находится на незнакомой и непонятной грани. Ещё вот –вот и либо полетит, либо сорвётся вниз и разобьётся.
И вот уже Николь сама двигается навстречу бьющимся в неё бёдрам. Его лоб упирается ей в плечо, влажные волосы липнут к лицу. Она резко подаётся вперёд всем корпусом, хватая его за плечи. От быстрых спонтанных движений по телу будто разбегаются разряды. Неистовый жар разгонялся всё быстрее, жарче и – ярче.
Последние остатки самоконтроля вот-вот будут утрачены…
Они стонали оба, в унисон.
Весь мир для Николь сузился до горячих толчков внутри её жаркого тела. Она словно ощущала на языке биение его сердца, вкус его жизни в то мгновение, когда их обоих окутало голубоватым жемчужным сиянием.
Подобно ветру это сияние шевелило волосы, раздувая их горящим пламенем.
– Что ты такое?.. – его пальцы коснулись скул Николь.
Глаза закрылись. Инфернальный свет погас, будто исчерпался источник.
Стало холодно, неуютно, тоскливо, страшно.
***
В этот момент до Николь дошло, что она самым неприличным образом сидит верхом на парне, распростёртом на холодном бетонном полу.
Он выглядел красивой, восковой, поломанной куклой. Главное – безжизненной!
Паникуя, она схватила парня за руку, пытаясь прощупать пульс.
Рука его была податливой, безвольно-мягкой, но – биения сердца в венах не ощущалось. Прижав пальцы к сонной артерии. Николь ощутила то же – пустоту. В голове сигнальной лампочкой запел неслышимый звук остановки сердца на электронной аппаратуре.
Опустошённая и одновременно с тем словно пьяная, она поднялась, судорожно оправляя одежду на себе.
Ужас и пустота кружились в гротескном танце.
«Он – мёртв! – билась в голове мысль. – Боже, он мёртв. Я всё-таки убила его!».
– Прости, – пятясь, прошептала Николь, будто слова могли что-то изменить. – Прости! Я – не хотела…
Она бросилась прочь, бегом.
Сердце стучалось так, что отдавалось в ушах и висках.
Николь смутно помнила, как добралась до своей машины. Как вообще отыскала её в рассветных сумерках? Её трясло. Она всё ещё не могла поверить в реальность происходящего. Она только что впервые убила человека. Молодого, симпатичного парня.
Сжав руками руль, она упёрлась в него лбом. Хотелось завыть волком, дико, протяжно и надрывно.
До последнего Николь не верила в то, что смертельный исход – это не сказки, а реальность.
Как такое вообще возможно? Она даже не поняла, в какой именно момент процесса это произошло? Что вообще его убило?
В стекло постучали. Вид полицейского, нависшего над машиной, заставил Николь испуганно вздрогнуть.
Приоткрыв окно, она приветственно кивнула:
– Доброе утро, сэр.
– С вами всё в порядке? Помощь не нужна?
– Всё в порядке. Просто голова немного болит.
– Будьте, пожалуйста, осторожнее на дороге.
– Конечно, сэр.
Николь надела на пальцы кольца-обереги. Вновь волосы изменили цвет с рыжего на белый, а лицо – черты. Нос сделался короче, щёки – пухлее, а линия скул мягко округлилась. Лишь глаза остались того же цвета, что у её ночного двойника – яркие и зелёные.
Полные нечеловеческого огня.

Глава 4. Дом Стрегонэ
Истёкшая ночь подтвердила худшие опасения: жить, как человек, Николь не сможет. А жить как нечисть – не хочет. И не будет!
Самоубийство – страшный грех, а жертва – великий подвиг. Чем уход из жизни будет в её случае?
Мать всегда говорила, что боги карают за бегство из жизни так же сурово, как военный командир – дезертира. Жизнь – это бой. Пока он длится, ты не имеешь право сдаться. Ошибаться, не вывозить, ломаться, смиряться, сопротивляться, драться, идти вперёд, даже стоять на месте – всё, что угодно! Но – не сдаваться.
Человеку не ведомо, зачем он пришёл в этот мир, но каждая человеческая жизнь – это нить в полотне-гобелене Вселенной. Никто не вправе выходить из игры раньше срока, иначе гобелен может расплестись.
Самоубийца либо трус, либо богоборец. Ни тот, ни другой не войдут в Светлый Мир.
Николь не боялась жить. Ей нравилось. Она любила жизнь. Но, после случившегося есть ли у неё моральное право продолжать жить дальше? Ведь она – чудовище. Паразит, продлевающий собственную жизнь, умножающий свои силы за счёт других.
Выходит, человеку придётся умереть, чтобы умер монстр? Вопрос к знатокам: спасёт она тем свою душу или погубит её?
Николь набрала полную ванну воды. Холодную – не любила, горячую не могла сейчас позволить, поэтому выбрала индифферентную, равную комнатной.
Пока вода набиралась, Николь подошла к зеркалу. С той стороны отражения на неё смотрело ангельски-милое, сдобное личико, так называемое беби-фэйс: вздёрнутый, короткий, хоть и прямой носик, пухлые губы, большие глаза, маленький подбородок и круглые, тронутые нежным румянцем, щёки. Ямочки, наивный взгляд. Образ дополняли нимбом окружающие лицо золотистые локоны.
Кто, взглянув на это милое видение, воскрешающее в памяти синее небо и ромашковые, бескрайние поля, сияющие улыбки и летнее тепло, мог поверить, что за этой маской прячется чудовище?
Николь медленно сняла один за другим кольца. С каждым снятым кольцом менялся и образ. Мягкость и плавность черт таяла. Лицо истончалось. Кожа из золотистой сделалась фарфорово-белоснежной, лишённой намёка на румянец. Скулы приобретали чёткие выразительные очертания. Во взгляде читалась жадность. В волосах, огненно-рыжих, словно вспыхивали искры пламени.
Кто из них – настоящая она? Блондинка? Огненноволосая красавица?
Вода в ванной набралась.
Не желая, чтобы её нашли обнажённой, Николь облачилась в длинное светлое платье. Классический образ вечно плачущей невесты, поджидающей запозднившегося жениха на проклятых перекрёстках после полуночи. Убереги, господь, от такой судьбы, но чего другого ждать той, кто родилась проклятой? Возможно, после смерти ей придётся заниматься именно тем, от чего она пытается сбежать сейчас?
Хотелось бы верить, что мама будет с ней в этот тяжёлый момент. Что хоть кто-то болеет, переживает, одобряет или – порицает. Но вокруг была лишь тишина и одиночество.
Судьбоносные решения в жизни некому принять, кроме нас самих.
«Дай знак мне, если ты существуешь, Господи», – горячо обратилась она к тому, в кого неизменно верила, как человеком, так и нечистью. Но никто не ответил. Царила привычная тишина.
– Я не буду служить Тьме, – упрямо прошептала она, делая шаг в ванную.
Удивительно, в этот момент она думала не о том, что, возможно, делает последние вздохи в жизни – её страшили острое лезвие и боль.
Любые нити рвать нелегко, что-то приходится и перерезать.
Николь погрузилась в воду, чувствуя твёрдую поверхность бортика под затылком.
Страшно…
Ни о чём не думать. Просто сделать то, что надо. То, что должна.
Лезвие легко вспарывает кожу, следуя синей линии вен, светящейся из-под кожи. Вот и всё. Алая, горячая кровь смешивается с прохладной водой и плывёт в ней экзотическим сгустком.
Николь отстранённо наблюдает словно со стороны.
Ей представлялось, что она стоит на одном берегу этой кровавой реке, а на другой стороне её ждёт незнакомец в белом костюме. Он стоял, запустив руки в карманы и с улыбкой ждал.
– Прости, – ещё раз прошептала Николь. – Я правда не хотела. Я верила, что справлюсь.
Призрак проявлял привычное для призраков молчаливое безразличие.
«Скоро я узнаю, есть что-то на Той Стороне – или в смерти нас ждёт лишь пустота», – закрывая глаза, подумала Николь. – «Прости мама. Ты просила меня не выпускать эту тварь в мир. Я делаю, что могу».
Николь проваливалась куда-то вниз и сознание затопило чернотой.
Потом она почувствовала, что плывёт в чёрной воде. Вязкой, густой, как подогретой молоко. Плывёт, продвигаясь плавными, сильными движениями. Впереди сиял яркий проём, подобный луне. Николь точно знала, что должна туда попасть туда.
Ничего в своей жизни она не хотела так сильно! Достичь этой заветной сияющей черты, где ждала её мать, Творец и всё то светлое и счастливое, чего не было в этой жизни.
– Вернись, – проговорил мужской голос, тихий и глубокий.
Николь, не слушая, продолжала плыть.
– Вернись. Твоё время ещё не пришло. Ты должна вернуться, пока не поздно.
– Не хочу убивать людей! – упрямо отмахнулась от навязчивого голоса Николь.
– Не убивай.
– Но я не могу!
– Не ищи лёгких путей – ищи правильный. Ты просила знака свыше? Вот он: вернись!
Сияющий проход отдалялся. Мощным течением Николь сносило назад.
***
Вскрикнув, она села, с удивлением наблюдая, как кровь, которую только что видела расходящейся по воде, собираясь, втягивается обратно в вены, а сами раны затягиваются без следа.
На весь дом стоял дикий звон. Кто-то упрямо жал кнопку звонка. Тот отзывался визгливым треньканьем.
– Вот чёрт! – выругалась Николь, скользя по кафелю мокрыми ногами, срывая с вешалки махровый халат и оборачиваясь в него. – Да, иду я! Иду!
Будто тот, кто стоял за дверью, мог её отсюда услышать?
Короткая пауза и звонок заголосил снова.
Вернуть кольца на пальцы и спуститься вниз оказалось делом ещё пяти минут.
Рывком Николь распахнула дверь и нос к носу столкнулась со смуглым стройным красавчиком. У того был острый подбородок и острый, как лезвие, взгляд.
– Ты оглохла? – надменно фыркнул он Николь прямо в лицо. – Какого чёрта так долго?
– Я не ждала гостей, – ошарашенно выдохнула она в ответ.
Парень оттолкнул дверь и, отодвинув плечом хозяйку, нагло вторгся внутрь.
– Ты что себе позволяешь? – возмутилась она.
Незваный гость притормозил, обернулся и окинул Николь надменным взглядом:
– Я Фэйро Стрегонэ, – заявил он, как будто это должно было всё объяснить.
– Да мне плевать, кто ты! Я тебя не впускала.
Парень сцепил руки за спиной, словно боялся не сдержаться и распустить их.
Приблизившись, он навис над ней. Благо, рост позволял. Макушка Николь находилась приблизительно на уровне его плеч.
Выразительно окинув её взглядом, парень вопросительно приподнял брови.
Вода ещё стекала с Николь. Под халатом мокрая ткань противно липла к телу. Пряди волос липли к лицу и к шее, а у босых ног уже собиралась лужица.
Взгляд непрошенного визитёра задержался на этом мокром пятне и Николь почувствовала себя так, словно ненароком описалась.
Затянув пояс на халате, она с вызовом взглянула в полуночно-синие, мрачные глаза, словно требуя объяснений.
– Мать попросила забрать тебя, – произнёс он, пожимая плечами. – Я полагал ты меня ждёшь.
Ах, Стрегонэ? Ну, конечно!..
– Вы – сын Джастины?
– Для тебя – сеньоры Джастины, – поправили её жёстко. – Собирайся. Я не рассчитывал на то, что придётся так долго с тобой копаться.
– Переживёшь, – огрызнулась она.
– Что ты сказала?..
– Сказала то, что слышал. Ещё раз – как там тебя зовут?..
Привалившись плечом к стене, он холодно повторил:
– Фэйро.
– Сеньора, – Николь нарочито подчеркнула это слова, – сеньора Джастина сказала, что её сына зовут Дианджело.
– И? – дёрнул бровью он. –Что с того?
– Фэйро – не Дианджело.
– Догадаться, что у моей матери не один сын – не судьба? Слушай, у меня, в отличие от тебя, не так много свободного времени. Может быть, начнёшь уже собираться?
Жаль, что у неё контракт на старшего брата. Младший чертовски привлекателен.
Непрошенный гость тем временем без приглашения плюхнутся в кресло:
– Бери по минимуму, лишь самое необходимое. Униформу и всё остальное дадут на месте, – холодно инструктировал он её.
Вскоре они уже сидели внутри автомобиля – Фэйр Стрегонэ за «штурвалом», а Николь – прямо за ним, на заднем сидении. Она замечала, как, время от времени, он посматривает на неё через зеркало заднего вида.
– Раньше матушка не занималась благотворительностью, – сузил он глаза. – Мы никогда не впускали в дом случайных людей.
– Отличная традиция.
– Чем тебе удалось зацепить её до такой степени, что матушка решила оказать тебе покровительство?
– Не знаю. Я до вчерашнего дня твою матушку в глаза не видела. Признаться, её появление удивило меня и не слишком порадовало.
– Думаешь, я тебе поверю? Не часто, наверное, в твою сраную лавчонку миллионеры-то заходят?
– Мне плевать, во что ты веришь. Мнение незнакомцев для меня не в приоритете.
На сей раз он не хмыкает – кривит губы. Затем молча лезет в карман и небрежно достаёт оттуда стодолларовую банкноту:
– Скажешь, почему моя мать наняла тебя на работу и можешь это взять.
Взгляд синих глаз тяжёлый. В нём читается оскорбительное пренебрежение, словно перед ним сидит выползший на чистую скатерть таракан.
Она молчит. И в длинных пальцах, гибких, словно у хорошего фокусника, уже зажато две стодолларовые купюры:
– Я хочу знать правду. Этого хватит?
– Хочу десять раз по столько, – издевательски смеётся Николь.
– Твоя правда столько стоит? – невозмутимо и ровно звучит его голос.
– Нет.
– Не люблю переплачивать.
– Возможно, эта черта – проявление бережливости, но не исключено, что ты просто жаден.
– Возьми деньги и ответь на вопрос.
– Или – что?
– Тебе правда интересно? – в спокойном тихом голосе явственно звучит угроза.
– С первого взгляда, возможно, незаметно, но девушка я очень совестливая. Я не привыкла брать незаработанные деньги.
– Так заработай, – гнёт он свою линию.
– Я сама удивилась предложению вашей матушки, высказанному приблизительно в вашей же манере общения. «С завтрашнего дня работаешь у меня. Отказа не приму». И вот– я еду.
– Звучит странно.
– Ваша матушка, возможно, как и вы, считает, что решать дано только ей. Все остальные должны её решению восхищённо аплодировать.
– Работать в нашем доме – это привилегия. Тебе следует быть благодарной.
– Это ваше чисто субъективное мнение. А как по мне, так в мою жизнь ворвались странные люди и хотят причинить мне добро. Положите уже ваши деньги обратно – у меня на бумагу аллергия. И следите, пожалуйста, за дорогой. Мы так, чего доброго, разобьёмся.
– Тебя не учили почтительности?
– Меня в прислуги не готовили, а между равными простой вежливости вполне достаточно.
Ответить парню помешал проснувшийся смартфон, затянувший мелодию в стиле тяжёлого рока. Нажав кнопку вызова, Фейро приложил мобильник к уху, зажимая его плечом.
– Да?
Его манера вождения заставляла Николь нервничать. Они то и дело резко перестраивались, забирая в сторону, обходя другие машины и снова возвращаясь в поток автомобилей. Всё это в стиле «потеснись, грязь, навоз ползёт». То ускорялись, то подсекали, то тормозили, то вылетали на встречную полосу.
А тут он ещё побеседовать решил!
Кажется, новости были плохими? Парень сделался темнее тучи.
– Что значит: «Нигде нет»? Придурок! Тебе за что платят?! Ты должен был следить за ним!
На том конце связи кто-то поспешно, взволнованно оправдывался.
– Да мне насрать! Делай, что хочешь! Хоть землю носом рой, но, если через час не сядешь ему на хвост, я тебе лично яйца отрежу и сожрать заставлю. И это не фигура речи, идиота кусок!
Неразборчивый фон в трубке загудел сильнее, словно рой потревоженных пчёл.
А лицо Фэйро теперь не выглядело тёмным – напротив, побелело, как мел.
– Ищи, – коротко прорычал он. – Приеду через час.
Бросив смартфон на соседнее сидень, Стрегонэ ударил по рулю обеими руками.
– Чёрт! – рявкнул он. – Чёрт! Чёрт! Чёрт!!!
Руль жалобно скрипнул. Машину повело влево, вынося на соседнюю полосу. Сзади отчаянно засигналили, визжа тормозами.
У Николь сердце ушло в пятки, и она заорала с испугу:
– Угробить нас решил?!
Фэйро успел удачно вырулить:
– Закрой пасть!
Стрегонэ ударил по газам. Машина, взревев как зверь, стала ракетой, проносясь мимо других машин, играя в «шашечки». Ветер свистел в приоткрытых окнах, разметав волосы. Спидометр показывал 100 миль в час.
«Он – псих!», – подумала Николь, зажмурившись.
Молния два раза в одно дерево не бьёт – смерть два раза на дню не приходит. К тому же, она существо сверхъестественное. Выживет. Чего ей бояться?
Того, что будет больно! А боль – не пирожное с фруктовыми сливками и не ванильно-амбровые духи. Её никто не любит.
Вскоре оживлённая трасса осталась позади. Деревьев становилось больше, бетона – меньше и вот уже впереди забелел шикарный особняк, окружённый ландшафтным садом.
Они вошли в дом через внутренний дворик. Внимание Николь привлекла красивая ваза, стоящая на круглом столике. В ней красовался красивый букет из экзотических орхидей и зелени.
Джастина поспешила им навстречу. С виду –довольная и счастливая.
– Наконец-то! Я уже начала волноваться, – она нежно поцеловала сына в щёку. – Как доехали?
– С ветерком, – хмыкнул он, покосившись на Николь. – Путешествие было даже приятным. Правда?
Николь заулыбалась и закивала китайским болванчиком.
– А где Ди? Разве вы за ним не заехали?
– Как видишь, нет.
– Мы же договорились, что ты привезёшь его.
В голосе Джастины отчётливо зазвучали нотки недовольства и обеспокоенности.
– Я всё равно планирую возвратиться в город. Тогда к брату и заскачу.
– Не понимаю, к чему крутиться лишний раз? Я надеялась, что мы поужинаем вместе, как нормальная семья. Хотела познакомить вас с Николь.
– Новая служанка не настолько важная птица, чтобы менять из-за неё планы.
– Николь – не служанка.
Перехватив удивлённый взгляд сына, Джастина поправилась:
– Я хочу сказать, не простая служанка. Она моя личная протеже. И я была бы просто счастлива, если хотя бы кто-то из моих детей, пусть изредка, считался с моими желаниями.
– Прости, мама, но как я мог заранее знать о твоих желаниях?
– Я хочу, чтобы и к Николь ты отнёсся с уважением. Я кое-чем обязана её покойной матери. Прошу тебя, сынок, помоги девушке здесь освоиться. Будь вежливым и хорошим.
– Разве я бываю невежливым или не хорошим? Сделаю, что смогу, – раздражённо отмахнулся он. – А сейчас, если не возражаешь, мне нужно уйти.
Мать и сын вышли на улицу, но Николь было прекрасно слышно всё, о чём они говорили.
– Твой брат, сколько я не звоню – не отвечает.
– Что в этом нового?
– Ничего, – вздох. – Просто я надеялась, что он может быть с тобой. Или у тебя на квартире, – скороговоркой затараторила Джастина, словно боясь, что её вот-вот прервут. – Он опять под кайфом, да? Не скрывай от меня правды. Я пойму, почему ты пытаешься его покрывать. Он у тебя. Да?
– Да, мам. Он со мной. Как всегда, невменяемый после ночного загула. К сожалению, всё лечение в очередном центре – коту под хвост.
– Он не исправим.
– Боюсь, что так. Пока не сдохнет, будет отравлять нам жизнь.
– Не говори так.
– Молчу ли я об этом, говорю ли – результат один.
– Нам необходимо, чтобы завтра он был во вменяемом состоянии. Твой дядя заявился в город. Он собирается оспорить завещание вашего отца и хочет сам занять кресло в совете директоров.
– Тебе не приходило в голову, что, учитывая обстоятельства, так было бы лучше для нас для всех?
– Что ты несёшь?! Ты себя слышишь?! Хочешь, чтобы Райль пустил нас по миру?! Только дай ему шанс!
– Энджело пустит нас по миру в разы быстрее. И куда с худшими последствиями.
– Тебе прекрасно известно, что твой брат не интересуется компанией.
– Да. Всем управляет Карлос. И он нарочно выбрал Энжа, потому, что мной у него крутить так не получится.
– Твоего брата наследником выбрал твой отец, а не Карлос. Не понимаю, за что ты так его невзлюбил? Мы всем ему обязаны. Чтобы стало с нами без его поддержки?
– Да уж выкрутились бы как-нибудь. Будь моя воля, я избавился бы от обоих своих добрых любящих и горячо любимых, дядюшек.
– И занял бы кресло директора сам?
– И справился бы. Уверен.
– Пока тебе нет двадцати одного года твоя главная задача – это учёба. А делами должен заниматься твой старший брат.
– Ключевое слово «должен», но он и собой-то управлять не может и не собирается. Мне осточертело бегать вокруг него на цирлах, маменька. Он меня достал.
– Знаю, – обречённо выдохнула Джастина. – Он всех достал. Но он мой сын и твой брат. А завтра на Совете директоров он должен был трезвым.
– Нам повезёт, если он вообще там будет.
– Нужно постараться, чтобы был.
– Постараюсь. Постараюсь отмыть его, вытащив из очередной дыры, от очередного дерьма и притащить чистеньким. Но не рассчитывай на слишком многое. Я же не волшебник.
– Фэйро, ты не представляешь, как я тебе благодарна! Я ценю всё, что ты делаешь для семьи, сынок.
– Мне пора идти.
– Ты ведь позвонишь?..
– Не волнуйся, как только этот свин проспится, я заставлю его позвонить. Люблю тебя.
– И я тебя.
Догадавшись, что Джастина сейчас вернётся, Николь поспешила сесть в кресло, схватила первый попавшийся глянцевый журнал и притворилась, будто погружена в светские, а не в семейные, сплетни.
Сложить два к двум было несложно. Похоже, эта заноза в заднице, ради которого её сюда приволокли, в очередной раз заставляет болеть головы у всего семейства. Мать предполагает, что старший сынок пока обретается у младшего, младший его покрывает, но на деле этот Дианджело куда-то запропастился.
И чего этим богатеньким спокойно не живётся? Вот ведь, кажется, весь мир у тебя на ладони: самые интересные путешествие, доступ к любым знаниям, просто жизнь без забот и хлопот среди красивых людей и вещей? Так ведь нет! Несёт их бес зачем-то туда, куда обычным людям и даром не надо.

Глава 5. Странная семейка
Привыкшая к замкнутым пространствам, Николь в большой комнате чувствовала себя неуютно, но больше всего в новом жилище её впечатляла стеклянная стена с раздвижными дверями, ведущая на балкон-террасу, откуда по ступенькам можно было спуститься на пляж.
Это было потрясающе – видеть море прямо из окна. Столько воды, уходящей за горизонт, жёлтый раскалённый песок, белые шезлонги под цветными зонтиками. Красивое зрелище. Здорово, когда целый пляж принадлежит тебе одному. Здорово быть богачом. Даже лучше, чем демоном.
Раздвинув двери, Николь подставила лицо лёгкому бризу, ласковому и мягкому. Так приятно чувствовать дуновение воздуха и ни о чём не думать!
Но долго наслаждаться безмятежным одиночеством не пришлось. Внимание Николь привлекла угловатая фигурка в белом – девочка-подросток лет двенадцати стояла слишком близко к волнам. Вроде бы картина вполне умиротворяющая, но отчего-то на душе сделалось тревожно и Николь решила спуститься вниз.
Пляж оказался не так близко, как виделось. Пока Николь спустилась, пока пересекла площадку перед домом, пока снова спустилась (теперь уже по второй лестнице), девочка уже успела зайти в воду по пояс.
Начался вечерний прилив. Волны накатывали одна на другую. Море пенилось и шумело. Крик чаек сделался пронзительным, как удар бича. От них становилось тоскливо.
А ещё тоскливее была фигура странного ребёнка, зачем-то медленно бредущего в пучину. Что она пытается сделать? Увлечена чем-то в плещущейся воде настолько, что не понимает опасности? Хорошо, если плавать умеет, а если оступится в какую-нибудь неровность на дне? Упадёт, да чего доброго и утонет!
– Эй! – крикнула Николь, взмахивая руками не хуже чайки, в безуспешных попытках привлечь к себе внимание девочки. – Эй! Стой!
Вода плескалась. Худенькая фигурка в белом колыхалась в ней как водоросль.
Не долго раздумывая, Николь припустила бегом.
– Стой, тебе говорят! Да какого чёрта ты творишь?!
Может, дитё утопиться решило? Где няньки-шофёры-горничные? Почему никто не приглядывает?!
К счастью, Николь успела схватить сумасшедшую за руку ещё до того, как очередная волна обрушилась на них, орошая каскадом солёных брызг. Не успей она вовремя, девчонку точно уволокло бы течением на глубину.
Но стоило ей схватить ребёнка за руку, как та начала истошно вопить.
Рывком вытолкнув её на берег, Николь с возмущением, недоумением и даже страхом глядела на девочку.
– Пусти! Пусти! Пусти меня! – вопила та.
Истошные крики, наконец-то, привлекли внимание прислуги. Фигурки в униформе замельтешили наверху, спеша на помощь. Но им, как и самой Николь, потребовалось время, чтобы спуститься на пляж.
– Не кричи, – попросила Николь и, видя, что на голос девочка не реагирует, добавила капельку чар. – Не кричи, пожалуйста. Всё хорошо. Хорошо. Взгляни на меня.
Девочка смолкла, глядя на Николь широко распахнутыми, светлыми глазами.
– Я сейчас тебя отпущу. А ты будешь вести себя спокойно. Договорились?
Девочка медленно кивнула, но взгляд её оставался отсутствующим. Она вся сжалась, словно опасаясь, что к ней снова прикоснуться.
– Меня зовут Николь. Николь Джанси. А тебя?
Николь говорила, как можно мягче, ласковее, добавляя магию чар. Немного, ровно столько, чтобы понравиться, расположить к себе.
– Тони.
Голос у девочки был глухой, низкий, невнятный.
– Господи, боже! – подбежала запыхавшаяся горничная, а следом за ней какой-то мужчина. – Как вы здесь очутились, сеньорита? Вам срочно нужно вернуться в дом!
Девочка вновь шарахнулась от протянутой к ней руки, зажимая уши. В глазах читались неприятие и страх.
– Пожалуйста, пойдёмте! Ваша матушка будет очень недовольна, если узнает, что вы ходили на пляж. Меня уволят. Вы же этого не хотите?
Девочка отчаянно замотала головой, сильнее прижимая руки к ушам.
– Ну, прошу вас! – едва не плача, причитала женщина.
– Как ты за ней не усмотрела?! – буркнул мужчина.
– Отвернулась всего на секундочку, а она возьми – и выскользни. Я не виновата. Попробуй следить за ней целыми днями!?
– С чего бы? Это ведь твоя обязанность.
Девочка принялась бормотать что-то себе под нос.
– Надо бы ей переодеться, – нахмурился мужчина. – Она же вымокла насквозь.
– Тони, возьми меня за руку. Пойдём в твою комнату? Покажешь её мне? – напевным голосом проворковала Николь, молясь про себя, чтобы чары подействовали как нужно.
Девочка медленно потянулась к открытой ладони Николь.
Ещё четверть часа ушло на то, чтобы проводить ребёнка и уговорить переодеться. Затем, оставив Тони на попечении слуг, в чью обязанность входило заботиться о ней, Николь вернулась к себе, размышляя о том, что же так вышло, что все дети Джастины получились на редкость странными? А если отбросить модную нынче толерантность, то, говоря правду – дефективными.
У среднего сына явные проблемы с агрессией, младшая дочка – аутистка. А ведь изначально-то речь шла о том, что только у старшенького проблемы?..
Солнце ниже клонилось к плещущимся волнам, окрашивая воду в розовый цвет, когда в дверь заглянула смазливая горничная.
– Тебя ждут к ужину, – оповестила она. – Давай, не задерживайся.
Николь не предупреждали об ужине. В качестве кого её там ждут? Вырядится гостьей, а ждут прислугу? Не найдя в шкафу униформы, она решила, что джинсы и бледно-салатовая футболка, вполне сгодятся к данному случаю.
По всему дому навязчиво пахло лилиями. Цветы стояли в вазонах, высоких и низких, распространяя вокруг себя тяжёлый, удушающий в такой зной, аромат. Хорошо ещё, сквозняки наполняли дом воздухом, а то – совсем беда.
За столом, сервированном в малой гостиной, сидели четверо: Джастина, Тони (всё с тем же отсутствующим видом и пустыми глазами), двое мужчин. С первого же взгляда становилось ясно, что оба мужчины, несмотря на подтянутый и элегантный вид, слишком взрослые, чтобы оказаться пресловутым Дианджело.
– Садись, – кивнула ей Джастина. – Позволь представить? Это Карлос, мой младший брат. Он адвокат. А это – Джулиан.
Тёмные глаза последнего похотливо скользнули по фигуре Николь, вызывая у неё инстинктивное чувство гадливости.
– Очень приятно, – вслух сказала она.
– Я планировала устроить твою судьбу, дав место горничной в нашем доме, – заявила Джастина, – но Карлос убедил меня, что будет правильнее пригласить тебя в качестве гостьи. Поразмышляв, я согласилась.
Николь молчала, не зная, что сказать. У богатых свои причуды. Гостья – так гостья. Ей всё равно.
– Я навел о тебе кое-какие справки. Узнал, что ты закончила школу с отличием, – деловито начал Карлос. – Почему не поступила в колледж, учиться дальше?
Действительно – почему? В чём могут быть проблемы?
– Мама умерла, не оставив средств. То есть, на жизнь мне вполне хватает, – поправилась Николь, – но этого недостаточно для получения хорошего образования.
– Диплом с отличием способен открыть двери многих учебных заведений. Почему хотя бы не попытаться?
– Диплом с отличием ничего не открывает, если за тобой не стоят спонсоры или меценаты. На самом деле я пыталась пройти сквозь стены и сражаться с мельницами, но проиграла. Не подумайте, я не жалуюсь, – с улыбкой добавила Николь. – Я всем довольна. Меня не тяготит привычная жизнь.
– Но ведь это нормально – мечтать о лучшем будущем для себя, – подхватил Джулиан, похотливо блестя глазами.
– Почему тебя не приняли? – нахмурился Карлос.
– Возможно, мне не хватило коммуникативных навыков и обаяния? – усмехнулась Николь. – По оценкам я набрала высший балл.
– То, как работают социальные лифты в стране, увы, вызывает лишь сожаление. Талантливые леди, вроде вас, в идеале должны иметь шанс проявить себя.
– Но мы живём не в идеальном мире.
– Увы! – вздохнул Джулиан, пригубив вино.
– Фэйро так и не позвонил? – сменил тему Карлос, обращаясь к сестре.
– Нет.
– Не хочу портить семейный ужин, но, не кажется ли вам, что если бы Ди не устроил очередную дикую выходку, Фэй уже давно приволок бы брата домой?
– Не сгущай краски, – отмахнулся Джулиан. – Конечно, всё не радужно, но что страшного в том, что парень покуралесит ночку, другую? Нет причин волноваться. Скорее всего, Фэй не хочет демонстрировать жалкое состояние брата матери. Пацан, наверняка, отвёз его к себе на квартиру, где пытается привести в более или менее сносный вид. Только и всего.
–– Только и всего? – с иронией поднял бровь Карлос.– Действительно, с кем не бывает? Так ты пыталась дозвониться до Фэйро? – вновь повернул он голову к сестре.
– Звонила. Не отвечает, – упавшим голосом отозвалась та.
Ей явно приходилось прилагать усилия, чтобы сохранять видимость спокойствия.
Карлос нахмурился:
– Это на племянника совсем не похоже. Думаю, что-то случилось. И нужно что-то делать.
– Неужели ты не видишь, что пугаешь сестру? – поднявшись, Джулиан встал за спиной Джастины, успокаивающе положив ей руку на плечо. – Будто ей и без твоей паники не достаёт неприятностей?
– Райль Стрегонэ в городе рыщет ищейкой, выискивая малейший повод, чтобы лишить нас возможности доступа к фамильным активам. А мой племянник пропал! По мне есть всё вводные для того, чтобы начинать паниковать. Так что не учи меня жизни. Понял?
– Карлос, прошу тебя! – предостерегающе подняла руку Джастина. – Не ссорьтесь! Всё и без того плохо. Я тоже волнуюсь, но верю, что, если бы ситуация вышла из-под контроля, Фэйро непременно бы позвонил и дал знать, что нуждается в помощи.
– Веришь? – с сарказмом протянул её брат. – Веришь! Ну-ну. Блажен, кто верует.
В этот момент за открытыми окнами послышался резкий визг тормозов и лицо Джастины просветлело:
– Они приехали!
К моменту, как все вышли на террасу, Фэйро успел выбраться из машины.
В свете фонарей было хорошо видно фигуры обоих братьев – темноволосого Фэйро и светлую макушку Дианджело, безвольной тряпочкой висящего у него на плече.
– Кажется, кто-то опять «забил» на добрые советы и здравый смысл, – хмыкнул Джулиан, облокачиваясь на поручень.
Достав из пачки сигарету, он с наслаждением затянулся:
– Признаться, я тебе не завидую, дружище, – покосился он на Карлоса, застывшего с мрачным видом рядом. – Проще бегемота из болота вытянуть, чем доказать завтра совету, что старший сын Хулио Стрегонэ подходящая фигура для кресла директора корпорации. Какая гримаса судьбы, что Фэйро родился вторым? С ним было бы легче. Неправда ли?
– Я тебе не «дружище», – презрительно скривился Карлос.
Дианджело был ниже Фэйро, как минимум, на полголовы. Он казался младшим, а не старшим братом. Но главное не это…
Теперь, когда Николь увидела братьев вместе, она с трудом удержалась от желания сбежать. Это казалось невероятным и закономерным одновременно: Дианджело Стрегонэ – её вчерашняя жертва. Её первый любовник.
Нарочно бы так прицеливалась – не попала.
Когнитивный диссонанс – штука сложная.
С одной стороны, какое же облегчение знать, что ты никого не убивала! Будто гора с плеч. Ура! Её совесть чиста! Она – свободна!
Но с другой – что же теперь делать-то?.. Или – всё уже сделано?
– Заберите его!
Фэйро с явным облегчением сгрузил старшего братца, скидывая того на руки подоспевших матери и дядюшки.
– Ничего нового, мама. Всё как всегда, – окинул он почти бесчувственного старшего брата брезгливым взглядом.
– Пьян? – поинтересовался подошедший следом за Карлосом Джулиан, продолжая невозмутимо попыхивать сигаретой.
Тёмно-синие глаза Фэйро вспыхнули, его челюсть и кулаки сжались.
– Что он здесь делает? – прорычал он.
– Твоя мать пригласила меня на ужин, – оповестил Джулион.
– Убирайся! Не дожидайся, пока я вышвырну тебя за порог!
– Фэйро, прекрати! –попыталась одёрнуть сына Джастина. – Займись лучше братом…
– Сама им займись. Он, в конце концов, твой сын, а не мой. Вот и неси за него ответственность, раз сам он этого сделать явно не в состоянии.
Фэйро вновь развернулся в сторону Джулиана с самым воинственным видом.
– Пошёл вон! Чего ты ждёшь?!
– Ты не слишком-то гостеприимен…
– Вообще не гостеприимен. Поужинал, пока меня не было, и хватит с тебя. Других десертов точно не обломится.
– Фэйро! – Джастина попыталась схватить сына за рукав куртки, но тот так взглянул на неё, что рука матери замерла, повиснув в воздухе.
– Выдался паршивый день. Ты! – кивнул Фэйро Николь. – Проводи гостя до передней.
Нашёл же кому поручить важное дело? Хоть расстреляй, Николь понятия не имела, где в доме озвученная «передняя». Которая из дверей -«задняя». И за какой порог следует проводить «дорогого» гостя.
По счастью, Джулиан умел правильно расставлять приоритеты. Решив благоразумно убраться восвояси, он без посторонней помощи отыскал входную дверь.
Николь всего лишь его сопроводила.
Они благополучно миновали тёмный коридор.
– Мелкий гадёныш, – шипел мужчина себе под нос. – Приятных снов, красавица, – подмигнул он Николь на прощание.
Она, не отвечая, закрыла за ним дверь и, для верности, провернула ключ на два оборота. С этой стороны в дом ему теперь точно не вернуться.
Тишина в этой части дома стояла бы гробовая, если бы не большие, в человеческий рост, напольные часы. Они мерно тикали, отмеряя время.
Николь вдруг почувствовала себя неуютно. Для такой большой площади в доме было слишком мало людей. Хоть собаку, что ли, завели бы? Никогда не стоит оставлять пространство необжитым. Пустующие комнаты обзаводятся невидимыми жителями с той стороны. А если в доме «негативят», то лявры появятся наверняка. Когда же мелкие бестии немного «отожрутся», жителям мало не покажется. Станет дом вот таким жутким, несмотря на всё свою роскошь.
Ещё этот проклятый запах лилий!
Николь, как магнитом, тянуло на лестницу. «Магнит» вывел на второй этаж и продолжал тянуть до тех пор, пока она не остановилась перед очередной светлой дверью.
Реальность изменилась. Воздух стал вязким. Николь была в нём словно попавшая в янтарь муха.
Её покинули все мысли и чувства. Осталось только одно желание – толкнуть дверь, войти и, припав к ярко-красным губам, вытянуть из Дианджело голубой огонёк жизни.
Жажда была острой. Она хотела этого. Хотела прямо сейчас!
Запах лилий мешался с йодом и солью. А ещё – с запахом железа, растворённым в человеческой крови.
Его кожа наверняка мягкая и нежная, почти девичья. Податливая, если прикусить острыми зубами. Разойдётся под ними, стоит только сжать чуть сильнее…
Острая боль в руке вернула Николь в реальность. Раскалившиеся кольца отливали красным, будто их только что вытащили из огня. Стоило Николь обратить на это внимание, как морок окончательно растворился и отпустил её.
Слух различил голоса, раздающиеся с лестницы.
– Да не пьян он, мама! Всё хуже. У «милого» братца передоз. Не знаю уж, чего и в каком количестве он наглотался, но врачи еле откачали. Они ни в какую не хотели отпускать его из клиники.
– Но, в итоге, отпустили?..
– Мне пришлось быть очень убедительным. Врачи раз десять предупредили меня о имеющихся рисках и о том, что брат висит буквально на волосе. Я подписал туеву кучу бумаг, что беру ответственность на себя и не имею претензий… Не знаю, правильно ли я сделал?
– Если бы не завтрашний Совет, то ему действительно было бы лучше остаться в больнице, – всхлипнула Джастина.
– Но завтра клятый Совет, клятый дядя и всё это чёртово дерьмо! Я устал, мама. Пойду отдохну. Приставь кого-нибудь к его комнате понадёжней. Как бы не сдох до того, как ты получишь свои чёртовы активы.
– Будто, активы нужны лично мне? Я стараюсь для вас!
– Ага. Всё-таки охрану приставь. А то как бы, прочухавшись, твой драгоценный сыночка не сбежал за новой дозой. Спокойной ночи.
– Подожди! Хотя бы поужинай! Я велела оставить еду на кухне…
– Я не голоден. До завтра.
Николь отступила в тень, прикрываясь лёгкой вуалью морока.
Джастина, поднявшись, распахнула дверь в комнату старшего сына.
Лунный свет пробивался сквозь занавески. В холодном потустороннем свечении старший из Стрегонэ казался прекрасным, как ангел и хрупким, как тонкое стекло. Черты его лица выглядели кукольно-бесполыми, губы скорбно сомкнуты, от густых ресниц на щеках дрожали тени.
Как порочный дух может жить в теле, которое выглядит так невинно?
Джастина с горечью, болью и тревогой вглядывалась в лицо сына. Луна подглядывала за ней через окно. А из тени за всем наблюдала Николь.

Глава 6. Новый день – новые проблемы
Проснувшись, Николь не сразу поняла, где находится? Чужая комната, шум волн, слишком много света… она с удивлением оглядела светлый интерьер и только тут всё вспомнила.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/ekaterina-oleneva-15951107/sukkub-dlya-naslednika-70113796/?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.