Главная страница | Триллеры | Мертвые страницы. Том II

Мертвые страницы. Том II
Андрей Лоскутов
Павел Рязанцев
Андрей Скрыль
Тоталитарные режимы, беспокойные мертвецы, психопаты и кровожадные анимешные девочки… Стоп, что?Да, всё верно. Андрей Лоскутов и Павел Рязанцев объединили свои усилия, чтобы пугать, тревожить и удивлять вас.14 рассказов, после которых уже никому не захочется стать книжным героем.Читайте, вздрагивайте и радуйтесь, что история вашей жизни не записана на этих «мертвых» страницах…А также бонус-новинка от Андрея Скрыль.P.S. Одна голова хорошо, а три уже дракон.

Мертвые страницы. Том II

Андрей Лоскутов
Павел Рязанцев
Андрей Скрыль

© Андрей Лоскутов, 2023
© Павел Рязанцев, 2023
© Андрей Скрыль, 2023

ISBN 978-5-0062-0021-0 (т. 2)
ISBN 978-5-0060-8579-4
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

«Мертвые страницы. Том 2»
Соавторский сборник мистики и ужасов

Павел Рязанцев

Пара слов об авторе

Писатель и поэт в «тёмных» жанрах. Родился в 1999 г., живёт в Подмосковье. Литературным творчеством занимается с 2010 года (с перерывами). С 2020 года ведёт авторское сообщество ВК «Кладбище мыслей и чувств», с 2022-го публикуется на самиздат-площадках, участник групповых сборников.
Состоит в «Клубе любителей ужасов и мистики» под эгидой серии «Самая страшная книга». Наиболее примечательные работы: роман в рассказах «Разговоры с живым мертвецом», рассказы «Конечная» и «Запах из соседнего номера». Работает над крупной прозой, сборниками рассказов и поэзии.

Человеческий алмаз
1

На песчаном пляже не было взрослых, лишь маленькая девочка играла вдоль границы сверкавшей воды. По-своему честная игра: собирать красивые ракушки и отдавать морю что-то взамен из своего мира. Что-то столь же симпатичное, красивенькое. Диковинные для морских просторов побрякушки: цветные стёклышки, конфетные фантики и фольга от эскимо – подходили идеально. И вода принимала их, унося в свои глубины откатами волн. Принимала и, казалось, готова была принять всё, что ей ни предложи: и окурки, и гальку, и даже песочные замки!
Хорошо играть с водой! Всё проглотит, всё стерпит!
«Может, вернуть ей некрасивые? Может, они ещё расцветут… раскрасивеют… раскрасятся, в общем».
Девочка села на песок, чтобы перебрать «богатства». Ведёрко сокровищ, по ракушке собранных с песчаного поля, постепенно превращалось в мусорное. Что поделать, игра окончена, а нести добычу домой нельзя – мама отругает за россыпи песка где ни попадя.
Вдруг стало темно и шумно. Девочка подняла голову.
Начался прилив. Море встало на дыбы, ветер свистел и теребил брошенные газеты, норовя унести их Бог знает куда. Перекати-полем по песку слонялся целлофановый пакет. Где-то сбоку, вдоль аллеи, шелестели листья и качались ветви.
Но это лишь обрамление, фон, игравший на атмосферу, будто музыка в фильме-катастрофе. Сама катастрофа виднелась на горизонте.
Чёрное пятно волны росло и приближалось. Налетевшие на солнце облака лишили небеса и песок красок, обратили их в тлен.
Фольга и стёкла поблёскивали в клочьях пены. Они неслись к щедрой девочке, готовые прыгнуть ей в руки. В лицо. В глаза. В беззащитное тело.
Ни встать, ни защититься.

***

– Ай! – вскрикнула Алёна, зажмурившись.
Инстинкт самосохранения взрослой женщины оказался сильнее рассудка. Спасаясь от шквала призрачной волны, Алёна попыталась закрыть лицо, но что-то помешало, что-то удержало руки. Нечаянный рывок головой, и макушка врезалась в лист металла. Удар и приглушённый болью шум – так жизнь ответила на испуг.
Перед глазами заплясали бесформенные разноцветные пятна.
Немного придя в себя, Алёна попыталась пошевелиться, но не вышло. Руки и ноги оказались сцеплены друг с другом скотчем, а сама она лежала, свернувшись в позу эмбриона на твёрдой неудобной поверхности. В крошечные отверстия над головой падало немного света. Блики на стенках намекали Алёне, что она очутилась в металлическом ящике. В голову тут же пролезли мрачные ассоциации с гробом и мусорным баком, отчего медленно наползавший ужас захватил Алёну с головой и заставил вскрикнуть. Не вышло, губы не расцепились, вездесущий скотч не оставил девушке ничего, кроме возможности мычать и скулить. Тысячи обрывков мыслей беспорядочно носились по мозгу, вспыхивали и моментально гасли в урагане эмоций.
Глаза заслезились от гадкого чувства собственной беспомощности. Кислорода не хватало; всё, что поступало извне, тут же превращалось в отработанный, спёртый воздух. Алёна дышала им снова и снова, как утопленник заполнял свои лёгкие стоялой болотной водой.
Пока слёзы текли по щекам, а горло содрогалось от терзавших его рыданий, ящик (гроб? мусорный бак?) пришёл в движение. Кто-то толкал Алёну вперёд. Судя по дребезжанию внизу, ящик с девушкой лежал на чём-то вроде тележки или операционного стола. Ям и колдобин не ощущалось, ровный пол, возможно, бетонный. Из-за стенки доносились напряжённые шаги толкавшего и его шумное дыхание. Впереди раздались приглушённые шумы и мужские голоса.
Тележка остановилась.
– Как же я это всё ненавижу, – прошептал толкавший и обошёл свою ношу.
Алёна попыталась извернуться и увидеть в отверстиях над головой хотя бы силуэт похитителя. Не вышло. Тот отдалился куда-то вперёд. Раздался стук, словно удары кулаком в гаражные ворота. Слишком слабые, чтобы кто-то по ту сторону врат их заметил.
Усталый вздох. Алёна замерла и вслушивалась, затаив дыхание.
– Дрочат они там, что ли? – проговорил похититель.
Алёна вздрогнула от новой серии ударов. Похоже, не она одна. Голоса и шум впереди затихли.
Скрип и щелчки засовов. Незримые ворота впереди приотворились.
– Привёз? – Голос привратника звучал хрипло и нездорово на фоне той липкой грусти, что сквозила в словах похитителя.
«Кто это?! Что им от меня нужно? За что?!» Лишь теперь Алёна начала думать о чём-то, кроме собственно боли и обиды на жизнь за её жестокость и несправедливость.
– Привезли, – отозвался похититель, – я с вами на брудершафт не пил.
Мрачная усмешка, за которой последовали новые щелчки и звук распахиваемых массивных дверей. Похититель вернулся за тележку, и движение возобновилось. Голоса впереди стали громче. Алёна всё ещё не могла разобрать ни слова, но интонации её пугали.
– Welcome to where time stands still, no one leaves and no one will, – напел похититель и вздохнул.
– Принимай посылку! – рявкнул привратник, обгоняя тележку.
Часть голосов впереди одобрительно зацокала, другая умолкла. Ящик с Алёной схватили с разных концов и перенесли на пол. Вряд ли невидных «грузчиков» сильно волновала сохранность девушки; от того, чтобы просто стащить или даже столкнуть добычу с тележки, их удержал разве что громкий и неприятный шум от падения.
– Так! Готовь камеру! Свет! Быстро, подвози! – Новый, резкий голос заглушил все старые, и все в помещении засуетились. Над головой Алёны раздались щелчки заклёпок и скрежет выгибающегося металла. Стало светлее.
– Ну чё, уже снимать?
– Нет, – тихий и мягкий голос похитителя очень выбивался из атмосферы сырого бедлама, создаваемый прокуренными и пьяными голосами вокруг и душным, нездоровым воздухом. – Подождите, пока я не уйду.
Ящик распахнулся, и девушку выволокли наружу на выдвигающемся листе металла, словно курицу на противне. По глазам резанул белый свет. Алёна зажмурилась и попыталась отвернуться – насколько позволяло положение.
– О-о, ты смотри! Ничё такая!
Что-то бросило на лицо тень, и девушка рискнула осмотреться. Помимо грязных кирпичных стен то ли подвала, то ли заброшки Алёну окружала старая мебель: плеснево-зелёный оборванный диван, кровать с приторно-розовыми простынями и мягкими игрушками, щедро раскиданными между подушками. Сравнительно новые лампы. Пара цифровых камер и трое мужчин в спортивных костюмах рядом с ними. Обладатель противного, бьющего по ушам голоса. Небрежно одетый и с немытыми тёмными волосами, он, несмотря на прищур, исполненный презрения, и кривую ухмылку, выглядел на фоне остальной компании относительно прилично.
Между камерами и Алёной стояли, сидели и лежали ещё шестеро – в масках, балаклавах и раздетые до трусов. Кто-то стоял-сидел и без последних.
Девушка отчаянно заёрзала. Не помогло.
Воздух сбоку колыхнулся. Повернув голову, Алёна смогла рассмотреть человека, привёзшего её в это злополучное место. Явно непохожий на матёрого уголовника, он брезгливо оглядывал человеческий серпентарий, его обитателей, а затем наклонился к «жертвенному хомячку».
– Вряд ли вы меня помните, Алёна Владимировна, – почти прошептал незнакомец. – Впрочем, вы тогда и представлялись иначе.
Алёна мотала головой, мычала, жалобно глядела в глаза мучителю. В душе у девушки ещё теплилась надежда на спасение. Надежда, что происходящее было ошибкой.
– Как когда-то я для вас, вы для меня больше не человек. – Голова его опустилась, словно под весом тяжёлых воспоминаний. – Разменная монета, мыльный пузырь, кусок сырого мяса…
Заслышав последнее сравнение, компания у диванов, фонарей и камер разразилась гадким смехом. Алёна заскулила.
– Не факт, что вы выйдете отсюда живой или вообще сможете ходить. Не факт, что вас опознают. На самом деле, – в руках у похитителя оказался паспорт в знакомой Алёне чехле, – вас больше не существует для этого мира.
Паспорт с тяжёлым треском превратился в ворох рваной бумаги и кусочки пластика. Тушь потекла по щекам девушки чёрными ручейками.
– Не думаю, что вас волновало, выберусь ли я из ямы, в которую вы сталкивали людей. Мог ведь и не выбраться…
За спиной похитителя со скрипом затворилась дверь.
Взвыв, Алёна изо всех сил рванула в сторону покинувшего помещение злодея, но даже без пут она вряд ли смогла бы продвинуться дальше, чем на полметра: с полдюжины волосатых рук уже вцепились ей в шею, ноги и грудь.
В животе Алёны похолодело, в голове загудело. Уже выпадая из реальности, девушка услышала будничные распоряжения со стороны камер и ощутила, как холодные жёсткие пальцы залезли к ней в джинсы и закопошились в белье.
– Так, работаем! Включите камеры! Ко, Фил, несите её на диван, вы первые. У кого-нибудь здесь есть перочинный нож? А то тяжеловато будет с сомкнутыми ногами. Хотя…

2

Хуже звонка с незнакомого номера может быть только звонок со знакомого номера утром выходного дня. Особенно по работе. Николай понял, кто надумал выдернуть его из-под одеяла, ещё до того, как поднял веки. Каждому контакту соответствовала своя мелодия или песня. Сейчас играла «Нас не догонят».
– Договаривайся с тобой… – пробурчал Николай, сползая с кровати. Вспомнив, что Полина спит в соседней комнате: в её школе пятидневка, а не как у некоторых бедняг – он поспешил закрыть дверь.
– Да?
– Коль, привет…
Наигранное спокойствие резануло слух. В голосе не было ни следа сонливости, будто женщина по ту сторону трубки проживала не раннее субботнее утро, а предобеденное время вторника.
– Привет, Юль… Что случилось?
– Надо поговорить.
«Ох и не нравится мне это…»
– Мы уже говорим. Давай, выкладывай!
– Тебе надо это увидеть. Приехать и увидеть. Срочно!
– Чего? Я не понимаю… У тебя там всё в порядке?
«Никакой конкретики, давление на срочность. Нижайший уровень, просто дно».
Короткая пауза, а затем раздался нервный смех, от которого Николай поёжился. Он ощутил нечто, что испытывал бы зритель казни на электрическом стуле, играй на фоне гудения и треска матерные частушки.
– Да всё нормально, Коль, только розы сгнили, часто поливала!
Николай закатил глаза: градус абсурда и не думал понижаться.
– Так! Ты мне мозг не компостируй! Шутки у тебя гов… Ч-что? – Гнев вдруг испарился, на смену пришёл испуг. – Что ты сказала?!
– Я говорю, розы сгнили, часто поливала.
Николай почти представил, с каким отчаяньем Юля повторила эту фразу, будто объясняя что-то полицейскому.
За окном тем временем светало. В щель форточки просачивался свист ветра и рычание моторов далёких автомобилей, но Николаю казалось, что в комнате стало тише. Гул в ушах будто заглушал голоса улиц.
– Да. Да, я понял.
Николай надеялся, что всё-таки не понял, или что Юля ошиблась. С той стороны провода ответили не сразу. Повисло неуютное молчание.
– Ты скоро? Долго тебя ждать?
Под конец фразы в голосе прозвенела плачущая нотка. И снова молчаливое ожидание.
«До неё ехать минут тридцать, но… Что-то здесь не так».
– Буду через час. Жди меня и никуда не уходи!
– Я и не собира…
Короткие гудки вместо слов – связь оборвалась. А может, ей помогли.
В соседней комнате прошелестели простыни. Николай не заметил, кричал ли он во время разговора, или то зазвенел будильник на внутренних часах Полины. Она умела программировать себя на ранний подъём по будням, но плохо контролировала по выходным.
Впрочем, простынями всё и ограничилось: ни шагов, ни зевания. И на том спасибо.
«Спи, моё солнышко. Папочке надо решить одну проблему».
В комнате заскрежетало дерево о паркет: Николай вцепился в углы письменного стола и оттащил его от стены.
– Вот не было печали… – Мужчина вытащил из-за батареи прямоугольник пенопласта размером с упаковку из-под мобильного телефона. – Я надеялся, что до этого не дойдёт.
Пара рывков, и из грязно-белого брикета на пол вывалился зип-пакет с пистолетом Лебедева внутри.

***
– А роз я в этом доме не приметил…

3

Николай припарковался через дом от Юлиной хрущёвки; до подъезда мужчина добирался, избегая открытых пространств. Сложно сказать, чего он опасался сильнее: быть пойманным в подъезде, на походе к квартире или уже в квартире.
«Розы, значит, поливала… – Мысли пафосно звучали в голове под свист ветра. Николай чувствовал себя героем сериала про ментов или даже нуарным детективом. – Я уж надеялся, что никогда не услышу этот идиотский пароль».
Проскользнув в нужный подъезд следом за нерасторопным жильцом, Николай прокрался к лестнице: подниматься по лифту было опасно. Пешком, впрочем, не намного лучше. Николай надел перчатки. Третий этаж так далеко, так высоко.
Николай держался стены, стараясь не прислоняться к ней. Он следил за тем, куда ставит ногу, и поглядывал вверх. Ступал осторожно и держал правую руку близко к карману с «лебедем». Под подошвами то и дело хрустели куски штукатурки, сами шаги нельзя было назвать бесшумными. Любой внезапный звук: выкрик с улицы, визг шин, свист ветра или коммунальные шумы – заставляли Николая задерживать дыхание и замирать. Он всё ждал, когда ловушка захлопнется, когда его накроют, и жалел, что вообще пришёл на сигнал. В конце концов, можно было и не приходить, а сбежать, схватить Полину под мышку и уехать куда подальше.
«Может, так и надо было сделать».
Это был очень долгий и напряжённый подъём, который, впрочем, так и не прервали. Ни спереди, ни сзади никто не выскочил, и Николай добрался до лестничной клетки. На ней тоже было пусто, возможно, даже слишком. Николаю показалось, что он находился вне привычного мира; что, придя сюда, он ступил на чужую территорию с чуждыми ему правилами. Словно шагнул в Зазеркалье, и всё вокруг было искажено и преломлено. И сквозит…
Дверь в квартиру под номером 337 оказалась приоткрыта.
Чутьё подсказывало Николаю, что ничего хорошего ему ждать не стоит. Из проёма глядела тьма, словно здесь никто не жил. Ни электрического, ни естественного света. Мужчина сунул руку в карман, поближе к пистолету, и подошёл к квартире. В ноздри хлынул резкий запах, от которого защипало в глазах. Амбре ощущалось как смесь дерьма, мочи и гари.
Николай сглотнул и оглядевшись, не следит ли кто, просочился в проём.
Внутри оказалось чуть светлее, чем казалось снаружи, но ненамного. Небольшой участок пола в прихожей мерцал, в темноте угадывались острые углы и проходы в комнаты. В другой раз Николай бы ещё на входе включил свет, но сейчас ему было страшно даже дышать. Собственные шаги казались ужасно громкими, будто Николай ступал сапогами по скрипящим доскам, да ещё и посыпанными битым стеклом. Мозг силился распознать признак опасности: шорох, сопение, силуэт, тень на стене – но ничего не получалось. Лишь звук падающих капель точил сознание. Что странно, капало не из-под крана: это не тот звон, который бы разносился от раковины или ванны. Будто крыша протекала. Или труба.
Николай прижался к стене и вынул пистолет.
– Похоже, здесь никого нет, – вздохнул он и прокашлялся. И стал ждать.
Ждать…
Тишина не обрывалась. Только капало, как и прежде.
«Хм-м…»
Рано или поздно, игра должна была окончиться. Устав от неопределённости, Николай снял пистолет с предохранителя и щёлкнул выключателем, готовый бежать или драться.
Зажглись ламы. Никто за стенами не шелохнулся.
– Юля?
Чувство искажённой реальности не покидало Николая. Молчание Юли казалось зловещим. Услышав секретную фразу, он при всём желании не смог бы убедить себя, что звонившая просто отлучилась в магазин или куда-то ещё. Хотя и это могло случиться. Мало ли что могло взбрести в голову человеку, повесившему в центре гостиной огромную боксёрскую грушу…
«Что-что?». Николай помотал головой, прогоняя наваждение.
Нет, это была не боксёрская груша.
На шнуре, обвязанном вокруг криво перерезанного горла, висела освежёванная туша. Человеческая. Голая плоть блестела на свету, точно обмазанная слизью. Из культей капали скудные остатки крови. На полу росла лужа. Красное, жёлтое и коричневое. Вонь мешалась с ароматом свиного шашлыка. Часть ран на теле явно прижгли. Глазницы пустовали, такие же чёрные, как и всё вокруг меньше минуты назад. На исполосованном сером лице застыла гримаса посмертного безразличия: распахнутый рот, вывалившийся наружу обрывок языка.
Невольно рассмотрев этот бриллиант бесчеловечной жестокости, Николай вздрогнул и схватился свободной рукой за живот. Желудок не выдержал напряжения, и его скудное содержимое покинуло организм тем же путём, что и попало внутрь.
– Боже… Твою мать…
Николай попытался сдвинуться с места, но ноги не слушались. Две силы тянули его в разные стороны: рассудок велел бежать, но что-то толкало к трупу. Неуверенность, подозрение в нереальности произошедшего. Неужели всего за полчаса можно сделать из человека отбивную и скрыться?
В чувство привёл мобильник на беззвучном режиме: он завибрировал и загудел в кармане, точно осиное гнездо. Щёлкнув предохранителем, Николай спрятал пистолет. Мужчина прокрался к выходу и запер дверь изнутри: обычная квартира, в которой ничего не произошло – и только после этого взглянул на экран. Нераспознанный номер.
– Здравствуйте! Вам предодобрен…
Николай добавил номер в «чёрный список» и убрал было телефон обратно в карман, но тот тут же воскрес. Ещё один звонок с ещё одного незнакомого номера.
– Здравствуйте, вас беспокоят из банка «Русский стандарт»…
Этот номер тоже отправился в «чёрный список». Через секунду высветился новый.
– Вы выиграли путёвку на Колыму!..
«Спасибо, не надо».
Ещё один звонок.
«Вот ведь заспамили, суки. Ладно, пусть удивят меня».
Николай надеялся услышать хоть что-нибудь забавное и нестандартное – хоть «Чечня на связи!».
Если у Вселенной есть уши…
– Николай Анатольевич?
– Хм?
– Следственный комитет России, лейтенант Кисленко Дарья Сергеевна.
…то у неё есть и чувство юмора.
Николай убрал палец от кнопки сброса. Холодный женский голос продолжал многократно повторённую, практически заученную легенду о запросе кредита по нотариально заверенной доверенности сразу в нескольких банках. Популярная когда-то легенда. Мужчина сам знал её наизусть.
Вымученная улыбка расплылась по лицу Николая, хотя по коже пробежал мороз. Со стороны эта гримаса смотрелась бы жутко, но окна зашторены, дверь заперта, а над полом покачивался единственный человек, способный оценить всю абсурдность ситуации наравне с Николаем… и самой «Дарьей Сергеевной».
– Алён, ты… Ты чего? Алёна!
На той стороне как будто не слышали Николая. Голос продолжал отыгрывать свою роль в представлении. В сумасшедшем аудиоспектакле для единственного слушателя. Голос Алёны задавал вопрос, ждал секунду или две, и поток лжи продолжался, будто Николай не участник игры, а фон, декорация на сцене. Просто имя, просто малозначимая переменная, не имевшая никакого значения. Просто набор букв.
Николай бросил трубку и доковылял до дивана. От спёртого воздуха разболелась голова, в глазах рябило. Телефон, оказавшись на диване, тотчас задрожал от наплыва входящих сообщений. SMS, соцсети, электронная почта, мессенджеры… Нераспознанные номера и адреса. Телефон подскакивал, разогревался и медленно приближался к краю. Некоторое время Николай не смотрел на высвечивающиеся на экране строки, а лишь сидел с прикрытыми веками, пытаясь прийти в себя, насколько возможно. Смерть пропитала сам воздух, а худшая из её личин по-прежнему стояла перед глазами.
Атмосфера вокруг не могла и не становилась лучше, но человек ко многому привыкает. Смотреть на телефон – значит смотреть в противоположную от трупа сторону. Сбегая от ужасающей реальности, Николай приоткрыл веки и взглянул на экран. Вложения и текст, вложения и текст.
Кошмар не закончился, он принял новую форму. Каждое сообщение содержало прикреплённый файл – фотографию любимой дочери Полины в одном белье, и текст с адресом и призывом поторопиться.
«… а то опоздаешь».

4

– Через двести метров поверните налево.
Машина проносилась мимо щебечущих парочек и возвращавшихся домой визгливых школьников с банками энергетиков в руках. Спальный район сменялся промзоной, однако улыбки, выныривавшие из месива бетона, дерева и стекла, злили везде одинаково. Вселенная безразлична к бедам одиночки. Мир – это коллективная жертва; он, словно старуха на лавочке, радуется чужим бедам.
– Через сто метров поверните направо, затем поверните направо, – подсказал безэмоциональный GPS-навигатор, а на экране в паре сантиметров выше огромной серой зоны нарисовалась куцая оранжевая стрелка. Центр утилизации автомобилей.
За последним поворотом Николая ждал угрюмый бетонный забор высотой два метра с не менее внушительными металлическими воротами.
Можно было припарковаться вплотную к стене и использовать кузов авто, чтобы залезть повыше, но Николай и сам перебрался через забор. Раскошелившись на бетон, владельцы сэкономили на колючей проволоке. Внутри периметра мужчине открылся вид на настоящее кладбище автомобилей; тоннели из взгромождённых друг на друга пустых кузовов, запылившихся шин и бурых кубов спрессованного металла напоминали катакомбы.
«Куда эти уроды могли её деть? Думай, Коля, думай!» Мысль о том, что Полины нет на этой свалке, одновременно и пронзала холодом внутренности, и подавала Николаю, словно нищему с протянутой рукой, крупицы наивной и глупой надежды. Вдруг всё, что связано с Полиной, просто блеф? В конце концов, виноват ли ребёнок в том, что у родителя опасная работа?
Блуждать по свалке в бесплодных поисках можно очень долго, но есть опасность «опоздать». Пришлось выдать себя.
– Полина! Полина, ты здесь? Полина!
Ответом стало лишь бряцание ржавого металла да вороньи крики. Николай звал снова и снова, но его голос тонул в свисте ветра. Это могло продолжаться вечно…
Если бы где-то рядом не раздался до боли знакомый плач.
Затаив дыхания, словно боясь спугнуть звук, Николая пошёл на него.
– Полина? Полина, ты здесь?..
Молчание вновь оборвалось. До девочки оставалось лишь несколько метров.
Николай едва успел остановиться: он едва не свалился в дыру. Глубокую, четыре метра глубиной яму с крутыми чёрными склонами, осыпавшимися при неосторожном прикосновении. Надеясь увидеть дочь, Николай позвал вновь и чуть ли не свесился вниз, но напрасно. На дне покоился лист металла, а на нём – кукла Барби в нижнем белье и… мобильник, принимающий входящий вызов.
Очередной неопознанный номер, а звук плача оказался лишь рингтоном.
– Ах, чёрт…
Николай не успел подняться с земли: нечто упёрлось ему в бок, и заботливый отец полетел на дно.
Николай сообразил сгруппироваться и закрыть лицо руками, но твёрдая бугристая земля и сила притяжения всё равно сделали своё дело. Да и правильно группироваться он не умел.
– АААААА!!!
Плечо мужчины смачно щёлкнуло.
– У-у-о-ох… Су-ука… – Николай со стонами перевалился на спину.
День выдался длинным, но и он, наконец, подходил к концу. Занялись сумерки, голубое небо залилось сиренью. На краю обрыва выросла фигура. Николай наклонил голову, чтобы лучше видеть его. Незнакомец в запылившейся одежде. Человек, на чьём лице кривилась мрачная ухмылка, а в глазах сверкало торжество.
– Какого хрена?..
– Ты, наверное, заметил, что финансовые трудности не делают человека лучше. – Незнакомец отошёл от края и присел на корточки. – Кто-то рвёт очко, кто-то руки стирает до мяса. Хоть вешайся, хоть прижигай! – Под запись детского плача мучитель наклонил голову и высунул язык, изображая висельника, а затем разразился мерзким каркающим смехом.
Николай потянулся было к карману с пистолетом, но жуткая боль практически парализовала руку.
– А у кого-то камень на сердце… стоит. Лично меня это просто убивало. – Незнакомец поднялся. Теперь его глаза горели яростью.
А телефон всё плакал.
– Стой! Что с моей дочерью?! Где она?! – Здоровой рукой Николай выудил пистолет из кармана и кое-как наставил на мучителя. – Где она?! Убью!
«Да мне пофиг!». Николай не столько услышал, сколько прочитал по губам. Вслух же мерзавец ответил:
– Может, ты всё-таки ответишь на звонок? Хотя, какая тебе уже разница…
– Зачем ты всё это делаешь?! За что?! – взвыл Николай.
Незнакомец презрительно сплюнул в яму и отступил от её края. Николай нажал на спусковой крючок, но выстрела не последовало. Он совсем забыл о предохранителе.
– Чтоб тебя!!! – взвыл несчастный. Его мишень уже скрылась из виду и зашагала куда-то в сторону.
С трудом сдержавшись, чтобы не отшвырнуть пистолет с досады, Николай опустил оружие. Мысли выветрились из головы; Николаю хотелось что-то сделать, что-то сказать, но он не мог подобрать слов, как и разобраться в своих ощущениях. Кошмар с человеческим лицом оказался немногим лучше полной неизвестности, и мужчина как будто почувствовал облегчение.
До поры до времени.
Тихие шаги на поверхности прервались, раздался хлопок закрывшейся двери. Затем до ушей донёсся рык мотора.
– Она совсем одна, без матери! Ты слышишь? Одна! – нерадивый отец неуклюже пополз в центр ямы – к кукле и гудящему телефону. – Ты слышишь, ублюдок?! Ты слышишь?!
Шум становился всё громче, его источник приближался.
Николай добрался до игрушки и мобильника.
Показался барабан бетономешалки.
Номер на экране показался мужчине знакомым.
Барабан наклонился.
В груди Николая застучало как никогда, в животе воцарился жестокий холод. Мужчина схватил телефон и, как мог, пополз к дальней грани, пока бетонная смесь растекалась по дну. Ни мыслей, ни злости, только боль в волочащейся по земле руке, и высасывающий силы страх.
Упёршись в земляной вал, Николай поднялся на ноги. К тому моменту серая жижа была ему уже по щиколотку. Холодный пот стекал по лицу. Рукава куртки испачкались в ходе гонки со смертью.
Пальцы здоровой руки по-прежнему сжимали бесполезный пистолет и телефон. Николай нажал на кнопку с зелёным значком, прерывая плач.
– П-полина… Полина, ты слышишь? Ты слышишь меня?..
– Николай Анатольевич! Вера Цыбулькина из Центрального Ба…
Игрушка дьявола исчезла с серой жиже. Следом чуть не полетел пистолет, ладонь некрепко держала рукоять. Николай и сам едва стоял, едва держался, чтобы не рухнул в липкие объятия нового воплощения Смерти.
Жидкий цемент поднялся до уровня колен.
Со своего места Николай видел лишь барабан бетономешалки, шасси КамАЗа и уголок его кузова.
– Сука!
Сняв пистолет с предохранителя, Николай выстрелил. Пули исчезли в будущем бетоне, а то и вовсе улетели далеко за ограду свалки. Совсем скоро эти кусочки свинца найдут на детской площадке, в парке, на мостовой или в упавшей на тротуар птице – где-нибудь, но найдут.
А вот найдут ли того, кто стрелял…
Уровень смеси поднялся до бёдер, сдвинуться с места стало невозможно. Надежда покинула Николая.
Мужчина приставил дуло пистолета к голове.
«Надеюсь, хоть один патрон остался»…

***
Ночь. На свалке тихо, только огонь потрескивает в дырявой металлической бочке. Вокруг таких любят собираться бездомные по вечерам: теплом от пламени можно согреть ладони. А если очень повезло днём, то и поджарить голубя, крысу или собаку.
Но на сей раз обитателей улиц не было на привычном месте, и пламя, хоть и горело, не лизало плоть – ни живую, ни мёртвую. Одинокий мужчина в запылившейся куртке молча скармливал прожорливой стихии осколки недалёкого прошлого. Картонная коробка у его ног была полна сокровищ, но порой богатство приносит боль. Как и любой инструмент, его можно использовать во зло. А добро… Добро очень относительно.
Не всё, что падало огню в пасть, легко им переваривалось, и оранжевые языки периодически мельчали и синели. Одиночка подкладывал хвороста в костёр и окроплял пламя содержимым прозрачной бутылочки. К стихии возвращался аппетит, и пир возобновлялся.
– Всё… закончилось.
Одиночка достал из кармана помятый лист бумаги и в последний раз пробежал глазами по его содержимому. Призрак прошлого всё ещё давил на сердце.
– «Сто к одному, что не найдём», говоришь… – Оскалившись, человек в пыльной куртке скормил бумагу, символ былого отчаяния, адским побегам.
«Возможно, там мразь и узнает, за что сдохла».
Одиночка шумно выдохнул и перевёл взгляд на серую прямоугольную площадку. Бетон в котловане застыл не так давно.
– Ну и хер с тобой.
Пламя снова скукожилось, но это уже никого не волновало. Свою роль оно выполнило – все телефоны, сим-карты, обрывки паспортов и свидетельство о регистрации заявления в полицию сгинули. Как и что-то внутри человека в пыльной куртке.
Может, трудности и делают человека сильнее, но не добрее уж точно.

Дневник девочки-подростка
Запись 1
Нашла эту записную книжку вчера, когда лазила по нашей сторожке. Старик-сторож разрешил взять её в обмен на обещание не заглядывать в окна и не заходить без разрешения. Такой скрытный! И ручку подарил, ей сейчас пишу. Буду вести дневник, прямо как в детстве. Делать-то особо нечего.

Запись 2

Сегодня плохо спала, просыпалась среди ночи. Снилась всякая мешанина из новой и прежней жизней. Кадры из каких-то фильмов. Увядшие цветы, которые зачем-то из лейки поливали желудочным соком.
Не знаю, смогу ли когда-нибудь назвать этот погост своим Домом, чувствую себя словно в сиротском приюте (без понятия, почему такое сравнение, никогда там не была). Кругом серо и тихо. Все чужие. Зато никто не шпыняет.

Запись 3

Почти всё время сплю. Постоянно хочу есть.

Запись 4

Как же одиноко…

Запись 5

Выбралась за забор. Соседи никак не мешали. Им, похоже, всё равно. Только мистер Купер поздоровался, пожелал приятной прогулки. Джентльмен, однако. Даже фрак носит.
Бродила вокруг нашего участка. Какая-то бабулька перекрестилась при моём приближении. Ну да, я же поздно гуляла. И выгляжу, наверное, как наркоманка.
Ветер продувал насквозь, но я не мёрзла.
Дошла до ворот и заплакала. Не хочется возвращаться, но больше идти некуда. Скучаю по старому дому, но путь туда закрыт на веки.

Запись 6

Мне часто снится один и тот же сон.
Стою в прихожей перед какой-то семьёй: отец, мать, дочь. Глаза в пол. Вдруг замечаю какое-то движение, начинаю мотать головой. Мотаю-мотаю-мотаю – хоп! – выскакивает рыжая мелюзга. Сама лбом мне в пупок упирается, а насупится грозно, кулачки сожмёт, говорит что-то. Я не слышу ни её, ни себя, но, кажется, отвечаю. Смотрю на остальных. «Отец» с «матерью» кивают, словно подбадривают. Отвечаю мелкой снова. Та, довольная ответом, улыбается, прыгает, льнёт ко мне, целует.
Это просто сон, всего лишь сон…

Запись 7

Только сейчас заметила, что наша Лиза похожа на ту девочку из сна. Только крупнее, и, когда лезет обниматься, упирается не в пупок, а в нос. Смешная, но милая.
Сегодня она познакомила меня со своей старшей сестрой Анной. Жуткая. Как Уэнздэй Аддамс, только носит распущенные волосы и брюки. И готова в любой непонятной ситуации сначала врезать по носу, а затем скастовать заговор на понос. А потом зарезать в переулке. Я бы, наверное, умерла уже на стадии поноса.
Лиза сказала, что всегда мечтала куснуть её за задницу. (0_0)
А я уж начала думать, что хоть одна из нас нормальная.

Запись 8

Обожеобожеобоже мой! Кажется, я влюбилась!
По просьбе Лизы проследила за Анной до городского бассейна. «Смотри внимательно, много нового о ней узнаешь», – заверила тогда рыжуля. Звучит странно и попахивает сталкингом, но расстраивать Лизу отказом не решилась, ведь больше друзей у меня нет.
Войти внутрь не решилась, я же буквально скелет с кожей. Пришлось изворачиваться, лезть по пожарной лестнице и заглядывать в окна, благо они были большие.
Поначалу Анна просто плавала в одном из бассейнов. Не понимаю этого странного интереса рыжули к ней: задница как задница. Всяко лучше моей, конечно, но ничего особенного на фоне жопастых девчонок, что плескались там же. Мужики, похоже, видят всё как-то иначе. Анна высмотрела одного из них, странно посмотрела ему в глаза, не моргая, и тот пошёл за ней в подсобку.
Было безумно интересно, чем они там занимаются, но я постыдилась подсматривать. Да, у меня есть совесть! Похоже, отросла вместо жопы с сиськами.
А потом я увидела его. Рельефный, гладкий, голубоглазый блондин. У него ещё улыбка была такая светлая и лёгкая. Ему бы в кино сниматься или в рекламе. Может, он модель?
Не я одна такая глазастая оказалась: на красавчика половина тамошних баб заглядывалась.
У меня нет шансов.

Запись 9

Ничего от них не скроешь!
Анна поймала нас с Лизой и прозрачно намекнула, что заметила слежку в бассейне. А ещё она заметила мой… интерес к тому красавчику и описала его с точностью до мелочей, ровно так, каким я его запомнила. Даже цвет плавок назвала. Лиза покрутила носом, узнав, что речь о мужчине, но сжалилась надо мной (в ту секунду я мечтала провалиться сквозь землю) и предложила помочь его… хм, вот так сразу? (0_о)
В общем, она поможет мне с ним познакомиться и «сблизиться». Ох, тревожно! В последний раз, когда мне понравился мальчик, всё закончилось катастрофой.
Но вдруг… Лиза, похоже, знает, что делать.

Запись 10

Лизонька принесла мне косметичку, туфли и вечернее платье. Оно стоит, наверное, как какое-нибудь авто.
Анна принесла мусорный пакет с семнадцатью килограммами свиного фарша. Ням-ням, вкусно!

Запись 11

Не прошло и двух дней с первой встречи, а я уже иду на свидание!
Лиза всё устроила, так она сказала. Я даже имени его не знаю, а уже…
Ох, волнуюсь! Вдруг это ловушка? Второго такого позора я не вынесу! Вдруг он ждёт не меня, а Лизу? А если и меня, то кто знает, какой лапши она ему навешала?
Ух, Боже!.. Надо поесть. Где там был фарш?

Запись 12

Кажется, это была не свинина.

Запись 13

Песец. Просто песец. Но обо всё по порядку.
Когда в пакете с фаршем начало просматриваться дно, у меня почему-то поднялась температура. Перед глазами поплыло, и я отключилась.
Мне снова приснилась та семья. Взрослые сидели в креслах, сонные и бледные. Мелкая сновала между ними и прикладывалась к запястьям. На коже оставались дырки. Вены чернели!
Потом, помню, девочка подбежала ко мне. Сама серая, глазёнки красные как аварийные лампочки, а улыбка до ушей, губы, кажется, в джеме. И глядит на меня… даже не знаю. Как на Деда Мороза. Или как на Микки Мауса в Диснейленде. Протянула мне батончик. Гематоген.
Я очнулась в незнакомом месте. Кругом всё разломано и обшарпано. Похоже на заброшку.
Пока вертела башкой, нашла осколки зеркала. Забавно: кругом всё хоть под снос, а я вся такая наштукатуренная, в вечернем платье. Кто бы мог подумать!
На секунду даже показалось, что я ничего.
Вдруг в соседней комнате замычали. Приглушённо так, будто в тряпочку. И точно: к батарее был прикован мой… моя… ох, блин. В общем, тот парень из бассейна – в носках, трусах, галстуке и с кляпом во рту! Рядом лежала его одежда: пиджак, рубашка, брюки. Всё аккуратно сложенное, там же стояли туфли.
По-моему, первое свидание должно проходить как-то не так.
И Лиза тут как тут. Спрыгнула с подоконника, вынула кляп и представила нас друг другу. Красавчика звали Тимур, и по выражению лица было видно, ситуация его не радовала, и я понимаю почему. Вот есть Лиза – красотка с формами, с роскошными волосами, в обтягивающих джинсах, в куртке, в маечке… Я бы и сама, будь мужиком, такую цацу за задницу цапнула, if you know what i mean. И вот есть я – размалёванная лупоглазая вешалка с мочалкой вместо волос и без сисек. Даром что в шикарном платье с глубоким, как долбаная Марианская впадина, декольте!
Оглядев меня, Тимур вжался в батарею и как-то съежился. Лиза оставила нас наедине, но наручники почему-то не расстегнула. Тимур был напуган, тараторил, слёзно просил отпустить его, говорил, что никому не скажет. Я растерялась. Я не хотела, чтобы Тимур кричал и плакал. Он ведь такой хорошенький! (^-^)
Я пыталась его утешить, успокоить, а потом… У него была такая приятная на ощупь кожа, живот так смешно подрагивал! А запах! В общем, касание за касанием, и я попыталась его… возбудить.
Знаю, не стоило заходить так далеко на первом свидании. Ничего не могла с собой поделать.
Это странное чувство, когда противно, мерзко, но ты заставляешь себя, продолжаешь, зная – надеясь, что любимому приятно. Я следила за его реакцией и не понимала, правильно ли всё делала или не очень. Поначалу он молчал. Потом он робко улыбнулся и опустил свою руку мне на плечо. Погладил по щеке, простонал.
Наверное, у нас бы всё получилось.
А потом меня накрыло, и я… я увлеклась. = (
Не помню, что произошло, но у Тимура оттуда пошла кровь. Много крови. Прямо ручей. А Тимур визжал… визжал как сучка! =)
Со мной что-то происходило. Я отключалась, просыпалась, видела свои руки в чем-то влажном, пульсирующем и красном. Тимур больше не кричал и не шевелился, но что-то трещало и хлюпало, чавкало…
Очнулась я уже дома (ладно уж, пускай это подземное убежище в окружении могил и склепов будет называться домом). Платья на мне не было, но тело всё ещё было тёплым и выглядело неплохо.
Ни следа Тимура. Не видать мне счастья.

Запись 14

Лиза улетает куда-то за океан. Капец. Что я теперь буду делать?!
Может, завести себе питомца? Крысу там, кота или пёселя.

Запись 15

Нашла енота, он рылся в мусорке за воротами. Не котик, но тоже ничего. Принесла полосатика домой. Думаю, нужна ли ему клетка или нет. Тут и портить особо нечего.
Назову его Гришей. Это ведь нормально, давать животным имена людей? По-моему, они не обижаются.

Запись 16

Проснулась среди ночи, а Гриши нет. Сбежал. Блин, надо было найти ему клетку.
Есть мне, кстати, не хотелось, что странно.

Запись 17

Приезжала Анна, притащила тело, замотанное в ковёр. Песец. Когда я говорила, что Анна жёсткая, то не думала, что настолько.
Парень в ковре похож на того, что я видела в бассейне. Он ещё пошёл с Анной в подсобку. У них, похоже, тоже не срослось, раз он так кончил.
Такое чувство, что на эту семью наложили венец безбрачия или ещё как-то прокляли. Грустно, но, по крайней мере, мы друг другу помогаем. Всё-таки сёстры, хоть и сводные, больше некому.
Девочки говорят об «Отце», но я его ни разу не видела. Он типа как местный Бог: его как бы нигде нет, но он везде есть.
Культ предков – это зло, я считаю.

Запись 19

Сегодня снился мужской голос, он говорил о трагедии – то ли его, то ли моей. Сказал, что присмотрит за мной, «как обещал в прошлый раз». Понятия не имею, о чём он.
Проснулась я почему-то на чемодане. Нашла в нём утеплённую куртку с капюшоном, колготки, шарф, перчатки, сапоги, авоську и немного денег. Ещё записку. На ней словно курица лапой водила. Спросила соседей, они разобрали. Там написано: «На карманные расходы. Отец».
Тело, что привезла Анна, куда-то пропало, только кровавые разводы. Ковёр тоже остался. Хоть не на земле спать. Может, потом подгонят матрас и всё остальное.

Запись 20

Анна привезла мне… ещё тела. Сказала сжечь вещи, которые я не буду носить, и оставила коробок спичек и канистру с бензином.
Что она за человек такой… И, я ей что, утилизатор?!
Надоело сырое мясо. Самое время научиться готовить.

Запись 21

Что-то здесь не так. Я вроде не писала про мясо и готовку. (0_0)
Снова видела рыжую малявку во сне. Я лежала в полутьме, в постели. Мелкая, мило улыбаясь, подкралась и заползла под одеяло. Я была рада её видеть. А потом мелюзга уткнулась мне в грудь лицом. Мне стало тяжело и больно дышать, холодно, но в груди горело. Будто привкус крови во рту. Это так странно, но мне… не хотелось, чтобы ощущения прекращались.
Проснулась, но тяжесть не исчезла. Оказалось, я спала рядом с горой одежды, и с неё мне на грудь упал ботинок.

Запись 22

Ура, Лиза вернулась!!! Из Америки, однако. Красиво жить не запретишь.
Обещала когда-нибудь взять меня с собой в Париж, а то и вовсе организовать вояж. Я без понятия, откуда у неё столько сил и времени. А главное, денег.
Я даже не знаю, чем девочки по жизни занимаются. Анна всегда такая занятая, к нам приезжает очень редко… К нам? Ко мне! Лиза ведь тоже здесь не живёт. Тут только я и Отец, и то я его ещё не видела, только слышала.
Обалденная семейка, ничего не скажешь!

Запись 23

Неспокойная выдалась ночка. Но обо всём по порядку.
Утром нам привезли Лизин багаж. Я видела, как его закопали рядом с мавзолеем (или как это называется). Не очень понимаю, почему её вещи хранятся в гробу.
Не писала об этом раньше, но… Когда я сплю, бывает, вижу сны, словно воспоминания, хотя ничего такого со мной не случалось, а иногда будто кино смотрю. Кино, снятое на телефон. Иногда ещё отрубаюсь днём, как это было на свид… на ужине с Тимуром, а в это время что-то происходит. Со мной.
Вот и сегодня ночью так было.
Снаружи шумели. Я вылезла посмотреть и увидела чужаков. Они были пьяные и зачем-то откопали вещи Лизы. Похоже, они знали, что ящик привезли из-за океана, и думали, что в нём кто-то есть.
Они разбудили не только меня: я видела мистера Купера. Мы с ним иногда общались, он говорил, что родился в Англии, но умер и был похоронен где-то в Штатах, а затем его перевезли сюда. Почему-то. Но не суть.
Один из готов (или панков? не шарю) попытался ко мне подкатить. У него было большое сердце. Большое, мясистое, вкусненькое сердце!
Началась заваруха. Кричали, даже стреляли… Под конец пришла Лиза – за вещами. Анна тоже подъехала на своём фургончике. Пипец она жёсткая! Она заставила одного из тех эмо (панков, готов янизнаю) выстрелить себе в голову (этот гад убил сторожа и мистера Купера, так что ещё легко отделался), а одному собственноручно сломала шею.
Староста, которую мы заслужили!
Все трупы оставили мне. И ещё одно тело из фургончика. Всё, что у них в карманах, похоже, тоже моё. Им-то уже без надобности.
Погребок забит под завязку. До конца месяца точно не буду голодать.
Я – сертифицированная мясорубка! А ещё у меня есть соль, перец и специи. И кетчуп. :)

Запись 24. 12 октября, воскресение

Да кто пишет всякий трэш в моём дневнике?!! Какая к чёрту мясорубка? Что значит «вкусненькое сердце»?
Какой-то бомж передал мне записку от Лизы. Там был адрес, и просьба навестить её как-нибудь ночью. «Очень жду тебя, Вишенка!» Вот почему рыжик всё время зовёт меня Вишенкой? Я даже не помню, откуда это прозвище взялось.
Ладно, неважно.
Схожу к подруге… то есть, к сестре в среду. Или в четверг. Днем всё ясно, а вот от заката до рассвета что – ещё среда или уже четверг?
Да, теперь у меня есть календарь, купила. Деньги тоже иногда водятся. Карманные. Что-то дают Анна с Отцом (нахожу на пороге убежища), что-то нахожу в карманах трупов. И бомжи ещё дают мне всякое барахло.
Я что, так плохо выгляжу? Хотя, так даже прикольнее. Я у них типа Буки или вроде того.
Ладно, не суть.
Надо будет добыть какой-нибудь гостинец. Ну что же любит моя Принцесса, моя сладкоежка?
Она не ест, а пьёт. И почему-то не переносит мужчин. Какая разборчивая, эстетка прямо. Значит, надо найти ей кого-то молодого, здорового, милого, и чтобы без колбаски между ног.
Кажется, я знаю, где искать. О, да…

Запись 25. 16 октября, четверг

По дороге за гостинцем заглянула в окна квартиры, в которой когда-то жила. У меня, оказывается, есть братик. Не знаю, как его зовут, но он, похоже, любит рисовать.
Да, я… я всё ещё жалею о том, что чуть не сделала с мамой. И с ним. Иногда я думаю о том, чтобы показаться им, вернуться к ним, но, похоже, пути назад просто нет.
Я плохо помню, что случилось потом и как я вообще попадала сперва к Лизе, а затем на кладбище. Помню только, что пришла в себя уже в склепе. Анна с Лизой были рядом, и Лиза плакала.
Видимо, я брякнула что-то не то. Я не знала, как её утешить, что сказать. Лиза продолжала улыбаться мне до конца, но как-то наигранно, словно я чужая.
Я по-прежнему чужая для них.

Запись 26. 18 октября, суббота

Теперь мне всё ясно. «Вишенка», в которой Лиза души не чает, это не я. Это та, что живёт в моих снах. Это та, что бодрствует, когда я засыпаю, а моё тело тем временем превращается в ходячий кошмар и жрёт людей. И не только.
Она страдает не меньше меня. Она потеряла семью, обрела её, а затем умерла за свою Принцессу. И та вернула её к жизни… в моём теле. А я… я согласилась на это.
Умирая, я согласилась на такое соседство. Тогда мне казалось, что оно того стоит. А сейчас…
у меня есть семья. Настоящая семья. Они любят меня и принимают со всеми недостатками: с этой вечно гниющей веткой вместо тела, с голодом как у стрекозы и с постоянно ноющей тупой п… в голове.
ДА, АЛИСА, ЭТО Я О ТЕБЕ. Мы теперь едины, как долбаные сиамские близнецы, так что смирись с этим.

Запись 27. 18 октября, суббота

Вишенка, это уже слишком.
Я больше не хочу вести дневник.

Новые лисы
1

Порыв тёплого ветра рассеял дым, оставшийся после автобуса. Обратный путь в райцентр займёт не один час, и водитель явно не хотел терять времени. Двое туристов, парень и девушка, чуть ли не соскочили с площадки и едва успели отпрянуть, спасая ноги и багаж от колёс. Чемодан завалился на бок, а сумки и рюкзаки грузно хлопнули по бокам, поясницам и спинам. На задворках сознания мелькнуло беспокойство о сохранности багажа: пара привезла с собой хрупкую аппаратуру, в частности, цифровые камеры.
А вокруг было что поснимать.
В первые же секунды Дмитрий осознал, что погорячился, когда заочно окрестил Новые Лисы «очередным Мухосранском». В отличие от Киры он никогда не видел ни просто маленьких городов, ни по-настоящему вымирающих сёл. Во всяком случае, российских. Шутка про Москву как отдельное государство возникла не на пустом месте, и соцсети не давали забыть об этом. Неудивительно, что чистые просторные улицы, дразнящий ноздри запах ванили и множество симпатичных девушек оказались для Дмитрия полной неожиданностью. За время пути парень успел представить уйму пейзажей, едва ли лестных даже жителям средневековой деревни в разгар эпидемии чумы.
– Песец всегда подкрадывается незаметно, – буркнул Дмитрий, отвечая на ехидный взгляд Киры. Беззлобно улыбаясь, девушка достала из кармана шорт смартфон: предстояло найти путь к гостинице.
– Не туда ли нам? – Угадав намерения Киры, Дмитрий указал на белое трехэтажное здание дальше по дороге. Над входной дверью висела огромная вывеска с нарисованной рыжей фигурой.
Кира навела объектив встроенной в телефон камеры на здание. Там, где пасует не самое острое зрение, вполне справляется мощный зум.
– Похоже на то, – Кира пожала плечами, и путешественники, нагруженные сумками и чемоданом, отправились в путь.
Быстро идти могла только Кира, самый тяжёлый и хрупкий груз, по обыкновению, достался оператору, то есть Дмитрию. Тот плёлся следом, по возможности осматривая красоты городка, который покинет уже завтра. Максимум, послезавтра. При всей аккуратности фасадов и улыбчивости жителей, Дмитрия не покидала мысль, что в облике Новых Лис было что-то от молодящейся старухи: не то слишком пахучие духи, не то слишком белое лицо, не то роскошное платье ни к селу, ни к городу. И взгляды. Странные взгляды, не выражавшие ни презрения к чужакам, ни хитрой торгашеской радости, ни даже показного безразличия. Лишь праздный интерес, с каким закоренелый скептик читает гороскоп. Или с каким ребёнок разглядывает поросёнка на этикетке с ветчиной, что лежит здесь же, на хлебе с маслом и сыром.
«Так вот какая ты была…»
Путешественники вышли к гостинице «Рыжий хвост». Фигура на вывеске оказалась лисой: остромордой, усатой и хвостатой. Точно такую же Кира с Дмитрием увидели, открыв стеклянную дверь. Зверёк свободно бродил по вестибюлю, а при вторжении убежал за стойку администратора. Дмитрий невольно проследил за лисой, и его взгляд задержался на глазах… да, именно на больших и ясных глазах шатенки в белой блузке.
– Здравствуйте! Чем могу вам помочь?
«Всюду вас, красавиц, ставят…»
Кирин локоть упёрся Дмитрию в бок. Хоть парень и примерил на себя роль оператора впервые, знакомы с блогершей они давно.
– Здравствуйте, на прошлой неделе нам пришло письмо, – Кира открыла приложение электронной почты и показала администратору экран айфона. – Я владелица блога-миллионника «40 000 километров», и вы – ну, не вы конкретно, ваше начальство…
Администратор кивнула. Лиса к тому моменту перестала бояться и приблизилась к прибывшим. Вернее, к Кире. Зверёк с явным интересом обнюхал её и потёрся о ногу. В этот момент лицо администратора стало серьёзным и даже озадаченным.
– …попросило… да что же ты… застримить ваш праздник. Как его там… – Кира отмахнулась от лисы, – Рассвет Опыления?
– А, вы на Зарю Цветения? Очень рады!
Дмитрий поежился от улыбки девицы за стойкой. Так же зловеще и искусственно улыбалась Кира, когда только начинала вести видеоблог о путешествиях. – Мы уже боялись, что вы не успеете. Церемония начнётся завтра на рассвете. Ваш номер готов! – Администратор передала ключ Кире и сделала пометку в журнале. – Дальше по коридору, последняя дверь слева.
Когда Дмитрий, следуя за Кирой, поравнялся со стойкой, администратор заговорщицки поманила его.
– Подождите… – шепнула она и, нагнувшись, скрылась за стойкой.
«Так, а это ещё что?»
– Заря Цветения – праздник любви и возрождения, – промурлыкала девушка, вручая Дмитрию бутылку вина. – Хорошее вино. Девушкам всегда нравится. Мне оно тоже нравится! – и улыбнулась.
Не так искусственно, как при Кире.

2

Номер был явно не из люксовых, на что оператор в тайне надеялся. Однокомнатный и без изысков: ни картин, ни развесистых люстр, только крохотный серый сейф в шкафу да мини-бар у стола. Кире, впрочем, было не привыкать – после ночёвок в палатках под уханье сычей и в полуразвалившихся комнатушках со скрипящими при каждом шаге половицами. У Дмитрия не было тяги к роскоши и изобильным шведским столам, но ему всё равно не нравился номер. Не нравилось, что сбоку от комнаты расположен чёрный ход; что в туалете всего один рулон бумаги, и тот не новый; что нет одноразовых тапочек и халатов.
– Херня – это всё, – пробурчал Дмитрий, расстёгивая чемодан, ведь, помимо прочего, в нём ожидали своего часа чистые шлёпки и домашние шорты. Так же парень точно знал: у Киры есть запасной рулон туалетной бумаги, возможно, даже два.
– Может, сдвинуть их в одну? – предложил парень и указал на односпальные кровати, но осёкся, наткнувшись на угрюмый взгляд. Плохой Wi-Fi не лучшим образом сказывается на настроении.
«Может, она ещё передумает» – подумал Дмитрий, подходя к мини-бару с подарком от администрации.
Ко многим вещам можно приспособиться: что-то предусмотреть, с чем-то смириться, что-то приспособить под себя. Но вечно держать себя в узде невозможно. У Дмитрия давно не было тёплой компании, а администратор явно разбиралась в людях и неспроста вручила Дмитрию бутылку лёгкого алкоголя.
– А знаешь, мне тут винишко подогнали, – как бы между делом заявил Дмитрий и откупорил бутылку штопором, что нашёл на подносе поверх мини-бара. – Говорят, суперское. Будешь?
– Не буду, – буркнула Кира, занятая анонсом завтрашней трансляции в социальных сетях. – Не хватало ещё нажраться в хлам и всё проспать.
«План А не сработал, переходим к плану Б».
– А я выпью! – Крякнув с досады, Дмитрий сделал несколько крупных глотков прямо из горла бутылки.
«Может, надо было к девке за стойкой подкатить, – запоздало всплыло у Димы в мозгу, – а то зачем она о себе сказала? Может, любит чпокаться с приезжими…»
Поглощённая работой, Кира не замечала шумного бульканья друга. Или не просто друга, сама ещё не разобралась.
– И потом, – продолжил Дмитрий, поставив бутылку на тумбочку, – тут и градусов почти нет… Ик! Уж я-то в жизни бухла…
Тень выросла за дверью. Колонны ног встали на пути света.
Мысли Дмитрия тяжело ворочались в голове, равно как и язык во рту. Слова обрывались, едва сказанные. Промямлив что-то на пьяном наречии, Дмитрий рухнул на пол.
Ещё несколько теней замельтешили под дверью, появившись откуда-то сбоку. Дмитрий успел заметить, как Кира вскочила с места, прежде чем мир смазался и потух.
В щель от замка вошёл ключ. Раздался тихий щелчок.
Сквозь барабанную дробь в висках, слившуюся в один нескончаемый гул, пробивались и другие звуки – всё тише и тише с каждой секундой.
Топот. Скрип двери. Визг. Крик боли, а за ним хлёсткий удар и звук падения тела…
Фырканье.

3

Боль в лопатках прорвалась сквозь вуаль тёмного беззвучья. Очнувшись, Дмитрий поёрзал, но тут же простонал, пожалев, что вообще пошевелился: под спиной и затылком был лишь неровный холодный камень. Постепенно возвращались остальные чувства. В ушах стояло хоровое пение и сухой треск. Под веки просачивался неровный свет.
Пелена сна спала, и теперь мозг мучительно восстанавливал картину последних событий.
«Админка с бухлом… ударило в голову… шум… фыр-фыр… Фыр-фыр?»
Усилием воли Дмитрий разлепил веки, а затем наклонил голову, чтобы оглядеться. Тут ему в лицо упёрлась фыркающая лисья морда.
– Ах, это ты, сука…
Лисица сердито чихнула в лицо парню и спрыгнула куда-то вниз. Дмитрий попытался подняться, но обнаружил, что обездвижен, крепко связан по рукам и ногам бечёвкой. Лишь шея была свободна от пут, можно было вращать головой.
Роща, пылающие костры, венки и разноцветные ленты на ветвях – всё напоминало декорации к фильму о древних славянах. «Массовка» соответствовала. Широкий дуб – старейшее дерево если не в округе, то в роще уж точно – опоясывали люди: мужчины в светлых рубахах, женщины в сарафанах. Ближе всех к безликому идолу стояли старики. Дети, смеясь и тявкая, беспорядочно скакали и кружились, точно собаки, пытающиеся поймать собственный хвост. Девушки в коротких, то и дело задиравшихся льняных сорочках водили хороводы вокруг костров. В двух шагах позади девушек лежали бумажные, картонные и даже деревянные маски, изображавшие лисью морду.
Такую красоту не грех бы и заснять.
Поначалу Дмитрий не верил глазам и думал, что всё ещё спит, но проснуться не получалось, сколько бы он ни тряс головой или моргал.
– Что вы делаете?! Отпустите меня!
Это была Кира – её крик Дмитрий узнал бы из тысячи даже сквозь бухтение толпы вокруг дуба. К нему и была привязана владелица блога-миллионника, раздетая и с синяками на лице и руках.
– Дима!!!
– Тотем Покровителя общины указал на тех, чья жертва пробудит Природу, – провозгласил длиннобородый старик, стоявший перед древом с кинжалом в ладони. – Во благо Рода, Яви и Правды!
– Во благо Рода, Яви и Правды! – подхватили кругом.
Раздался свист рассекаемого воздуха, и из перерезанного горла на корни полилась молодая кровь. Древняя земля жадно впитывала пищу.
Дети загалдели громче прежнего, к ним присоединились девушки, и кольца вокруг костров распались. Красавицы подхватили маски и, надевая их на ходу, устремились к ошеломлённому Дмитрию.
– Ди-и-ы-ы-ы… а-а-а… – прохрипела Кира, прежде чем обмякнуть и закрыть глаза в последний раз.
– Нет… Нет! Уроды! Что вы… – Дмитрий задёргался и попытался доползти до края своего каменного алтаря, но это оказалось бессмысленно: над ним уже нависли самодельные лисьи морды.
– Когда деревья снова станут зелёными, а небо очистится, ваши души воссияют в лучах Божественного Света, ибо жертва ваша была не напрасна!
– Что?! Что за грёбаную херню ты несёшь, больной укурок?! Отпусти меня!!!
Между редкими листьями показалось предрассветное солнце. Рыжий талисман деревни затявкал. В руках «лис» блеснули заточенные бычьи рога.
– Очень жаль, что не удалось застримить торжество! – из-за ближайшей маски раздался знакомый женский голос. Голос администратора гостиницы.
– Да чтоб вас всех! – прохныкал Дмитрий, почти ослепший слёз.
Члены общины притихли, дети умолкли, а затем…
Затем десятки ударов в живую плоть и предсмертные крики возвестили о начале весны.

Ошибка выбывшего
Неровное пламя билось об окна затопленной мраком комнаты. Семь зажжённых свечей окружали очерченный солью круг, в центре которого лежала обездвиженная жертва. Её беспомощные конечности были надёжно привязаны к перекрещенным доскам, словно развернувшееся действо было извращённой пародией на казнь Иисуса Христа. Извращённой и кошмарной до отвращения.
Страшно подумать, какие чувства переполняли несчастное создание, обречённое стать мучеником во имя возвращения сумрачного божества!
Перед жутким алтарём распластался служитель мёртвого культа. Его руки, казавшиеся жёлтыми на свету, высовывались из-под тёмного покрова и плыли в воздухе над телом безмолвной жертвы, а пальцы скручивались в невообразимые мистические пасы, изображая таинственные символы забытого алфавита, древнего как само человечество.
– Касымат! Урук-хай! Ни-шо! – шептал культист, напряжённо вглядываясь в широко распахнутые глаза распятого. – О, Великая Чучундра, Пожирательница младенев, Пастырь чёрных овец. Яви Себя во всём Своём великолепии! Я хочу узреть Твои бездонные глаза!..
Жертва нервно задёргалась, ощутив инородное присутствие. Нечто, одинаково чуждое как ей, так и её палачу, неожиданно дало о себе знать. Культист, казалось, не замечал отдалённые шорохи и легчайшее дуновение ветра…
Дверь шумно распахнулась. Жрец подпрыгнул и завалился на бок, едва не опрокинув ближайшую свечу. Справившись с первым испугом и непослушным капюшоном, на мгновение перекрывшим обзор, культист вперил взгляд в сторону потусторонней сущности.
Яркий свет извне вычерчивал жуткий корявый силуэт, отдалённо похожий на человеческий. Огромная голова в форме то ли помятой пирамиды, то ли нарисованного дрожащей рукой треугольника на волнистой шее, утолщавшейся ближе к верху. Обвисшие уши с широкими блиноподобными мочками. Скрюченные пальцы с длинными когтями. Массивный, выпирающий вперёд живот поверх кривых ног.
Культист опустил голову и съежился под тяжёлым взглядом невидимых ему глаз. Существо подняло когтистую лапу и принялось шарить по стене.
Раздался щелчок. Тьма рассеялась.
– Тима!
Тима лежал на полу, закутавшись в великоватую ему робу. Пламя свечей, некогда напоминавшее костёр, терялось на фоне тусклого света от люстры с энергосберегающими лампочками.
Пирамидоголовый монстр оказался беременной сестрой Полиной, облачённой в предельно клишированный костюм ведьмы (и в серьги в форме тыковок), и Женей, которому до рождения оставалось ещё два месяца.
– Что ты опять творишь?! Что ты сделал с Криси?!
– Я ничего такого не хотел! – затараторил Тима, спешно отвязывая грызуна от досок. – Мне просто нужно было принести кого-нибудь в жертву Чучундре! – Мальчик поднялся и протянул сестре заёрзавшую в руках крысу.
Полина всмотрелась в острую мордочку Криси; грызун, узнав хозяйку, расплылся в подобии улыбки.
– В жертву принести… Чучундре. Вот дуралей… Ну и как, вызвал своего демона? – ядовито скривилась старшая.
Тима смерил её с ног до головы.
– Даже двух, – пробормотал он, не решив до конца, хочет ли он, чтобы сестра услышала ответ.
– Давай, сворачивай свой недоалтарь и выходи! – Обычно Полина устраивает долгие и громкие разборки, но на этот раз ей было не до этого. – Не хочу опаздывать на тусняк из-за твоих закидонов, – добавила она и удалилась с крысой в руках, не потрудившись выключить свет или хотя бы прикрыть за собой дверь.
Печально вздохнув, Тима закрыл дверь сам. В который раз он пожалел, что родители отказываются устанавливать на неё замок, или хотя бы обычную щеколду. Ритуал сорван, а ночь, подобная этой, бывает лишь раз в году. Но делать нечего. Мальчик вытащил из-под кровати потрёпанную школьную тетрадь и с кислой миной пролистал её страницы.
«Долгие часы размышлений и поисков в Интернете. Все эти походы в лес и за гаражи, все эти приготовления – и всё зря!»
Серые страницы в широкую линейку запечатлели на себе загадочные формулы, рисунки диковинных и жутких существ, отрывки корявого, едва читабельного текста и громкие заголовками: «Призыв Кровавой Мэри», «Призыв Слэндермэна», «Коридор в Закулисье» и многие, многие другие. В неровных кружках напротив большинства из них были выведены жирные кресты.
Кружок напротив заголовка «Призыв Чучундры» дразнил своей незаполненностью.
– Может быть, всё это работает лишь в определённое время? – пробубнил Тима, ставя крест на прерванном ритуале. – А вдруг это могло сработать только сегодня, в Хэллоуин? Умеет же Поля припереться, когда не надо! Поля-корова… – он швырнул тетрадь и ручку с обгрызенным колпачком на кровать.
Раньше Тиму не брали на праздник. Более того, раньше от праздника-то было только название, а на этот раз кое-кто подсуетился и организовал настоящую костюмированную вечеринку. А раз сестра заглянула в Тимину комнату, значит, родители уже собрались, и ждали только его. Мальчик пригнулся к полу и разом задул все свечи, после чего переставил их на стол. Только сейчас, когда ритуал уже завершился, до мальчика дошло, что он не удосужился задёрнуть шторы, из-за чего, в случае успеха призыва, кто-нибудь мог заметить Чучундру.
«Ей бы это не понравилось».
Глаза Тимы уже начинали щуриться и слипаться, ибо он не привык бодрствовать столь долго и до столь позднего часа – родители вечно старались уложить его спать пораньше. А ведь это сильно мешало: не каждого монстра можно призвать днём на выходных! Запоздало зашторив окна, Тима выключил свет и подхватил тетрадь с ритуалами – ещё раз посмотреть, всё ли он правильно делал.
«Блин, а вдруг всё надо было делать наоборот?»
Взгляд мальчика пал на зеркало. Уличный свет, худо-бедно просачивавшийся сквозь крошечные интервалы между коричневыми полотнами шифона и белыми оконными рамами, едва вылавливал из тьмы очертания мебели и некоторых предметов: свечей, книг на полке, зеркала на стене, двух силуэтов в нём, блестящую латунью дверную ручку…
Ручка резко опустилась. Тима обернулся, а его сердце чуть не выскочило из груди. Казалось, что дверь открывается слишком медленно…
– Ты уже готов?
Знакомый голос разом смыл тревогу, словно растворитель краску с картины. Тут же в проёме появилась кудрявая голова, а затем и всё остальное, облачённое в костюм скелета.
– Да, мам, – выдохнул Тима, невольно улыбаясь и натягивая на голову капюшон. – Уже иду!
– Хорошо! – весело подмигнула мама и тоже натянула на голову свой капюшон, демонстрируя сверкающий белизной череп.
Затем женщина вернулась в коридор и прикрыла дверь. Пока та закрывалась, Тима заметил, что кости на костюме светились тем ярче, чем темнее становилось кругом.
«Это даже круче, чем мой костюм сектанта!»
Увлечённый мыслью о маскарадном костюме, Тима не почувствовал лёгкое, эфемерно-воздушное прикосновение к спине.
Цепкие, словно щипцы, руки схватили мальчика за плечи и рывком развернули. Вскрикнув от неожиданности, мальчик упёрся взглядом в тёмное ничто. Лишь спустя несколько мгновений испуганного снования по чернильным прямоугольникам штор глаза выцепили шероховатый столб позвоночника, не обременённого ничем, кроме нескольких пар рёбер.
В животе похолодело. Тима поднял голову.
Высохшее бледное лицо с провалившимся носом.
Бездонные глаза.
Вместо вопля ужаса из горла мальчика вырвался только хрип, похожий на сиплое бормотание пьяницы.
Тима не смог отвести взгляда от чёрных кругов пустых глазниц, даже когда они сменились космическим простором раскрытой пасти…

***
– …слышишь, ктулхист хренов? Вылезай из своей пещеры, а то без нас всё съедят!
Полина вошла ещё бесцеремоннее, чем прежде. Скудное уличное освещение не позволяло сходу разглядеть низкорослую фигуру в робе, если таковая здесь была. Снова нашарив на стене выключатель и вернув миру вокруг определённость, Полина нервно усмехнулась.
– Ладно, сейчас ты меня напугал… Выходи, ну! «Шалость удалась» и всё такое…
Раскрытая на кровати школьная тетрадь в линейку смотрела в потолок загадочными формулами, рисунками, отрывками корявого, едва читабельного текста…
– Тима, г-где ты?
Что явно было не так. Ни под кроватью, ни в шкафу никого не оказалось.
Зато кружок напротив «Призыва Чучундры» злорадно щеголял галочкой.

Просьба
1

– Молодой человек! Молодой человек!
Понадобилось несколько мгновений, чтобы осознать, что звали меня. Одиночество притупляет восприятие, и голос должен был пробиться через пелену рефлексии и музыки в голове (я и без наушников могу оградиться от этого мира). Плюс ко всему, я шёл с работы и сильно устал. Даже не от самой работы, а от дороги туда-обратно. Толпа в метро высасывает жизнь, аж в сон клонит.
На другой стороне дороги стояла пожилая пара, довольно симпатичная, если не обращать внимания на морщины: высокий старик в строгом костюме, блестящий сединой на висках, и миниатюрная, улыбчивая, с блестящими глазами бабулька-живчик в бежевых свитере, брюках и туфлях-лодочках. Она махала рукой до тех пор, пока я не пошёл в их сторону.
– Вы не торопитесь?.. Простите, пожалуйста. Видите ли, – начала старушка, – мы приехали за внучкой, забрать её за город. Поле, лес, речка… Она не в курсе, это сюрприз. Все говорят ей, что мы не сможем приехать… Мы хотим забрать её, но так, чтобы ни с кем не видеться; моего сына удар хватит, если он нас увидит – так давно мы не общались… Молодой человек, можно, мы вас попросим кое о чём?
У меня нет привычки отказывать пожилым людям. То ли они так убедительно просят, то ли мне попросту жалко их из-за присущей их возрасту немощи. Я молча кивнул, давая понять, что выслушаю просьбу, хотя, признаюсь, высказанное желание забрать ребёнка незаметно от родителей должно было насторожить.
– Динка сейчас во-он в том доме, – заговорил старик, указывая на четырёхэтажное здание в конце улицы, – срединный подъезд, третий этаж… —Старик не успел договорить, так как его перебила бабушка.
– Квартира номер 27. Не могли бы вы подняться и позвать её выйти к нам?
Тут уж я не смог промолчать.
– Лол! То есть, вы считаете, что незнакомец, заходящий в чужой дом и зовущий ребёнка выйти с ним – это нормально?
Старики переглянулись. Я, конечно, выразился жёстко и даже грубо, но – вот реально! Не хотят, чтобы их заметили, втихую вывести ребёнка уговаривают… Больше похоже на похищение, а не на сюрприз.
– Это не похищение, юноша, – произнёс старик, пристально глядя мне в глаза, – это освобождение.

***

– Пап, а мама приедет меня навестить?
– Боюсь, что нет.
– Мама всё ещё в карантировке?
– Да, Динозаврик, ей пришлось там задержаться.
– А когда она вернётся?
«Как сказать ребёнку, что мама больше не приедет?» Мужчина понуро опустил голову, словно искал ответ где-то на полу. «Сказать, что она очень-очень далеко? Что надо терпеливо ждать её возвращения?» Он не знал, что ответить. К счастью, в этот момент его позвали снаружи:
– Андрей Иванович, можно вас на минутку? Надо кое-что обсудить.
Андрей Иванович вышел за дверь.
Дина неважно себя чувствовала. Голова болела, подташнивало, сил бегать-прыгать не было. Да и не дали бы ей играть сейчас. Все говорили, – папа говорил, – что нужно пару недель поменьше шевелиться, лежать в кровати, да в целом «поберечь себя» Тогда ей станет лучше. Но шла уже третья неделя, а лучше почему-то не становилось.
«Пара недель – сколько это на самом деле?»
Девочке стало плохо, когда они всей семьёй поехали в парк аттракционов. День прошёл чудесно. Маме нанесли на лицо боевой раскрас индейца. Папа чуть не подавился попкорном. В целом, было весело. Вечером же, когда они возвращались, она уснула в машине, а когда проснулась, то уже лежала в этой самой кровати, а папа сидел на стуле, с поцарапанным лицом, грустный и какой-то «помятый». Мамы рядом не было. Папа тогда сказал, что мама уехала куда-то по делам, в ко-ман-ди-ровку.
«Командир-коровка? Как же она носит фуражку, с рогами-то? Ах, у коровок нет рогов, они только у бычков и барашков. И у невезучих пап, как говорила воспитательница».

2

Я вошёл в комнату. Девочка лежала в кровати со страдальческим лицом и забинтованной головой; правая рука бессильно свисала с края, левая покоилась поверх одеяла.
Часы на стене как будто не шли – я не слышал тиканья. И не слышал собственных шагов. Слышала ли она их? Неясно, но, по крайней мере, она почувствовала, что больше не одна в комнате. Засопев и скривившись как от неприятного запаха, когда я приблизился в кровати, она открыла глаза.
– Ты не папа.
– Да, я не папа. А тебе пора.
– Чиво?
– Тебя. Ждут. На улице.
Ребёнок недоверчиво вскинул бровь, но приподнялся – проверить, не маячит ли кто-то в окне, однако всё, что можно было увидеть из кровати, – это окна соседнего дома.
– О, не-ет, тебе придётся встать!
Изображая на лице страдания Прометея, девочка сползла с кровати и доковыляла до окна.
– Мама!!! – взвизгнула она и, не обращая на меня никакого внимания, с улыбкой до ушей и выпученными глазами рванула в открытый дверной проём. Мне оставалось лишь последовать за ней.
Спустившись и выйдя из дома, я увидел, что все: старики, девочка и некая женщина, которая, надо полагать, и есть «мама», – в сборе.
– Я тоже рада тебя видеть, Диночка, золотко моё! – женщина заключила свою «золотку» в капкан объятий и подняла глаза на меня: «Спасибо!»
– Спасибо, молодой человек, – старушка будто бы озвучила её мысли. После этих слов все четверо собрались в кучку, словно собираясь сделать семейное фото.
Я всё ещё не понимал, что тут происходит. Почему нельзя было войти в дом самим? Что это вообще такое? Какого чёрта?!
Видимо, все эти мысли нашли своё отражение на моём лице
(«Смотри и учись, Динозаврик, смотри и учись – перед тобой настоящая drama queen»),
и все они дружно и беззлобно рассмеялись, глядя на меня. Внутри уже забурлило нечто вроде обиды, но что-то в их поведении казалось неправильным. А может, слишком правильным, картинным.
– Цените свою жизнь, мальчик мой, – всё ещё смеясь, выдала бабушка, – и близких своих тоже цените, любите и берегите.
Туман. Раньше я не замечал его, но теперь он стремительно наползал на семейство, а через мгновение и окутал вовсе. Я посмотрел на старика. Он стал ещё бледнее, чем был, ещё тоньше. Перевёл глаза на старушенцию. Её улыбка, словно натянутая на лицо, скорее устрашала, чем вызывала желание улыбнуться в ответ; казалось, на месте глаз зияли чёрные дыры, настолько они утонули в глазницах.
Туман становился всё плотнее и непрогляднее. Когда их черты стёрлись окончательно, а силуэты стали почти неразличимы, яркая вспышка (словно это не туман, а грозовое облако) осветила их
…закутанные в погребальные костюмы скелеты.

***
Всё закончилось так же стремительно, как и началось. Туман рассеялся, семейство исчезло. Вернулись звуки. Я обернулся, но на месте «хрущёвки», из которой я вышел две минуты назад, стояла больница.
(Две минуты назад? И уже стемнело? Так быстро?)
Из больницы вышел мужчина со шрамами на лице; он шатался, словно пьяный, и глядел в никуда. Шёл он тоже в никуда. Проходя мимо меня, он, впрочем, остановился и принюхался.
– Пахнет дымом и смертью… – задумчиво пробормотал он, поворачивая голову в мою сторону. В его глазах на мгновение вспыхнуло… что-то. Рот дрогнул. Я видел, он едва сдерживался, чтобы не разрыдаться.
– Скажи мне, они теперь в лучшем мире? – спросил он у меня с дрожью в голосе.
– Скажу лишь, что они вместе. Все вместе.
– Меня нет с ними! – почти заплакал мужчина.
Что я могу на это ответить? Его родные уже пересекли черту, он – ещё нет. Иногда обстоятельства непреодолимой силы рушат все планы и сокрушают надежды. Как торнадо проносятся по воздушным замкам, оставляя за собой бесплотные руины. Можно принять это и пытаться жить дальше, можно не принимать. Каждый сам делает выбор. И всё-таки…
Я не ангел.
– Дверь заперта, но окна…

3

В переполненном автобусе стояла почти невыносимая духота, как это обычно и бывает летними вечерами. В унисон с июньским солнцем тепло источали и разгорячённые людские тела, пытавшиеся спастись от перегрева обильным потом.
– Как в сауне, блин, – простонал менеджер низшего звена, скованно снимая пиджак; лавандовая рубашка местами превратилась в фиолетовую. Вслух мыслят только ради сочувствия слушателей, но Андрей не обратил внимания на возмущение незнакомца. Его глаза скользили по дворам и тротуарам. Кое-где уже стояли будки торговцев квасом, отчаянно нуждавшиеся в продавцах, ибо покупателей с избытком хватило бы для достижения самых смелых плановых показателей. Чуть поодаль, в глубине, иногда мелькали детские площадки. Когда за окном осень, они выглядят заброшенными и жуткими, и неважно, есть ли там дети или нет; летом все эти незамысловатые качели, карусели и горки притягивали улыбки вне зависимости от численности малышей-оккупантов.
– А где-то сейчас ветерок, прохлада… – не унимался офисный планктон. К счастью, автобус затормозил, и Андрей смог сойти до того, как возмущённый жарой пассажир попытался бы расширить свой монолог до диалога. Видит Бог, он и так сказал всё, что нужно.
На лавочке у подъезда дома, в котором жил Андрей с семьёй, шла партия в шахматы, но она не была удостоена вниманием. Пока мальчик делал ход конём в атаке на пешку ухмыляющегося старика, Андрей успел миновать дверь с магнитным замком и вызвать лифт. Как долго пришлось ждать, сказать сложно, ведь время, проведённое в пустом мире, не имеет веса, оно как дым: такое же серое и такое же бесплотное.
Лифт поднялся на самый верх, и когда Андрей дёрнул за ручку, оказалось, что…
– Дверь заперта…
Тяжёлая металлическая дверь выдержала несколько сильных толчков плечом, и он перестал упорствовать. Как это ни странно, боль всё ещё имела на него влияние.
Нужен был другой выход.
– …но окна…
Ещё одна минута в лифте, и Андрей очутился на лестничной клетке девятого этажа. В одной из здешних квартир он и жил со своими девочками: с Диной и Машей. Жил до этого самого вечера. Смерть шла без спешки, но каждый её шаг был подобен подземному толчку. Бух – из тьмы вынырнула фура, бух – в лицо Андрею глядят остекленевшие глаза Маши, бух – маленькая Дина уснула вечным сном, и поцелуй даже самого благородного диснеевского принца её не пробудит.
(Лучше без всяких там принцев: оригинальная версия сказки куда жёстче и правдоподобнее.)
Теперь смерть стучится в дверь.
На полу уже собрались клочья пыли, она же успела тонкой серой плёнкой осесть на чашках и тарелках, оставленных на кухонном столе. Закатное солнце сквозь окно высвечивало витавшие в воздухе частицы и придавало пространству красноватый оттенок, словно в фантастическом фильме о мире будущего. О неоновом мире победившего киберпанка.
Андрей прошёл в спальню и остановился у окна. Закрытого, но без труда, отпираемого изнутри. За двойным слоем стекла в раме сновали люди, ездили автомобили и летали голуби. Снаружи жизнь, а что внутри? Обернувшись, он увидел лишь следы своего пребывания в комнате: в спешке недозаправленная кровать, торчащий из выдвижной полки носок…
– Я иду к вам, – прошептал Андрей и распахнул окно.
– Бэтмен! – восторженно прошептал маленький мальчик, задравший голову вверх, вместо того чтобы копаться в песочнице как все нормальные дети…

Пустые сожаления
Скотч отлепился от обоев, и плакат с полуобнажённой Ноль Два отправился в коробку. Печально вздохнув, словно прощаясь, Дима прикрыл створки картонного общежития улыбчивых большеглазых девушек и оглянулся. Удивительно, сколь непривычно унылыми могут показаться жёлтые облезлые стены после одномоментного лишения всех глянцевых красот, украшавших комнату годами.
Приготовления к приёму гостей – точнее, гостьи – включали в себя не только избавление от гиковской мишуры, но ещё и обыкновенную уборку. Ничего не поделать, пришлось Диме взяться за швабру.
На что только не пойдёшь, чтобы вырваться из цепких лап одиночества.
Выпрямившись передохнуть, Дима бросил взгляд на настенные часы. Половина шестого. До предполагаемого времени икс оставалось всего полчаса. А ведь этого времени икс могло и не случиться. Димин случай – редчайший, ибо посещение выставок и имитация интереса к картинам Пикассо, Ван Гога и прочих гениев в кой-то веки принесли плоды. Один плод, точнее цветочек по имени Вика. То, что Диминых до смешного неуверенных ответов и ничтожных познаний в области изобразительного искусства хватило для поддержания беседы, казалось фантастическим везением, даже чудом. А дальше – месяц вялой переписки в социальных сетях, пара вылазок на другие выставки, перекус в кафе – и вуаля! Дима почувствовал себя достаточно уверенно, чтобы предложить Вике посетить его. И она согласилась!
Уборка шла слишком медленно, чтобы всё успеть. Дима кое-как затолкал сор с самых просматриваемых участков за кровать. Предстояло ещё привести в порядок ванную с туалетом. Родители ничего не знали о гостье и уехали… куда они там уехали, не озаботившись чистотой зеркал и прочими мелочами.
– А со мной тебе бы не пришлось так напрягаться!
Едва не упав на пол от неожиданности, парень неуклюже развернулся. Никого.
«Наверное, показалось».
Бросив ведро со шваброй посреди комнаты, Дима побежал в ванную – спешно забрасывать носки в корзину для белья и полировать зеркало над раковиной, занимавшее половину стены. Раковину тоже не мешало бы почистить…
«Ванная – есть, спальня – есть, гостиная – в порядке. Туалет?»
Туалет. Крошечная раковина, крошечное зеркало – и большой унитаз. На первые много времени тратить не пришлось, а вот принц финской сантехники требовал к себе соответствующего внимания.
Дима явно не страдал склонностью к физическому труду… и к любому другому труду тоже.
Скрежет ёршика о фаянс напоминал старческое кряхтение, а островки крупных пузырьков в пене чистящего средства ассоциировались с «Криком» Мунка. Из-за ряби в глазах казалось, что микротрещины и остатки грязно-белого налёта собирались в жуткие гримасы, похожие на плачущих младенцев или на незабываемую эмблему телеканала «Вид». Собирались – и отслаивались от стенок под напором воды и бездушного инструмента. Дима аж вздрогнул, представив писк сотни, тысячи мёртвых детей, смываемых в канализацию.
«Брр, какая жесть!»
Но нет, это лишь помутневшая эмаль и блики воды на свету. И страх нового, выдуманный плач рисованных большеглазых девчонок, таких же фальшивых, как и сожаления, оставшиеся после просмотра очередного порно.
Завибрировал мобильник. Дима запустил обе руки в карман и почувствовал, что что-то порвалось. Проклиная свою неуклюжесть, парень всё-таки выудил из попорченного кармана «самсунг». Вика уже зашла в подъезд, и с минуты на минуту раздастся звонок в дверь.
– Швабра! – Дима сломя голову бросился в спальню, хотя, кто знает, может девушка, знакомящаяся на художественных выставках, оценила бы как инсталляцию «Швабра с ведром в центре комнаты», так и прерванный перформанс-уборку. Но было решено не рисковать, и инструменты наведения чистоты отправились в кладовку.
Раздался звонок.
– Всё, приплыли, – Дима торопливо вымыл руки и вытер их об отцовский халат, что висел на крючке напротив смесителя. За дверью ждала брюнетка с острым подбородком и в очках с блёстками на оправе. Есть в этом что-то романтичное, когда человек, заражающий улыбкой и весельем, пересекает десятки километров ради встречи с тобой. Пусть даже на общественном транспорте.
От осознания собственной значимости привычные мысли о подражании Анне Карениной отходят на второй план.
– А как же мы?
Чтобы заметить раздражитель и испугаться, нужны силы и сосредоточенность. У Димы в тот момент не было ни того, ни другого.
«Показалось».

***

– Миленько тут у тебя, – Вика сдержанно огляделась по сторонам, и по поджатым губам можно было предположить, что под её фразой подразумевалось: «По крайней мере, ты старался».
– Да, с-спасибо, – сопя и задыхаясь от волнения, Дима подал разувшейся подруге тапочки. И не просто подал, а собственноручно надел на ступни. Со стороны это выглядело настолько мило и завлекательно, что не могло остаться без отклика. Ребята едва не стукнулись лбами, когда паренёк резко вскочил с колен, но обошлось. Дима чётко видел, что ему под руки попалась ещё одна ступня – в белом как вата носочке.
«Показалось. Надеюсь…»
– Ну, какой у нас план? – Без очков глаза девушки были не такими большими и ясными, как привык Дима.
– План? План, да… Мы можем… хм-м… посмотреть фильм на большом экране?
Лицо Вики стало задумчивым, а взгляд сверлил потолок.
– Да-а, можно, – кивнула она, после чего её взгляд скользнул вниз – на тапочки, формой и сочетанием цветов напоминающие главного героя сериала «Наруто».
Дима не мог похвастаться большой коллекцией интересных фильмов, но едва ли Вика стала бы упрекать его за это: DVD-диски уже несколько лет как вышли из моды.
– Я схожу за компьютером и выведу всё на экран. Пожалуйста, располагайся! – Дима указал на диван, видневшийся из-за приоткрытой двери в гостиную, а сам направился в спальню.
Ноутбук привычно лежал на столе. Если не считать учёбы, то агрегат с треснувшим от неудачного падения корпусом и перепачканными клавишами использовался, главным образом, для саморазвития и самообразование. Если, конечно, просмотр аниме и прохождение игр можно трактовать таким образом. Сегодня было не до саморазвития.
Но ноутбук оказался раскрыт. И включён.
«Ладно, так даже быстрее выйдет». Дима собрался выдернуть провод из розетки, благо у компьютера есть съёмная батарея, и уже дошёл до стола, как вдруг услышал шелест бумаги.
Окна надёжно ограждали комнату от свистящего ветра, однако коробка с постерами, оставленная у изножья кровати, всё равно завалилась набок, и её содержимое вывалилось наружу. Мираджейн, Рори Меркьюри, Ноль Два – все они разлетелись по комнате, словно в ней бушевал сквозняк.
– Да вы издеваетесь!
Дима бросился было к вайфу, чтобы вернуть их в коробку – до тех пор, пока свидание с Викой не завершится.
«Хотя, если она даст понять, что тоже любит аниме…»
На спину упал электрический свет, а в уши ударило тарахтение вкупе с воем – так шумит радиатор включённого компьютера; воздух сзади ощущался горячим. Таким горячим, что даже достигавших тела частиц хватало, чтобы по коже под футболкой разлилось приятное тепло. Дима обернулся. На экране высвечивался рабочий стол, но что-то в нём казалось неправильным. Какая-то рябь…
Область ниже центра зарябила ещё сильнее, и в мониторе возникли… пальцы. Дима протёр глаза, не поверив им. На раму монитора, цепляясь за неё же изнутри, изящно вскарабкалась миниатюрная женщина. Взобравшись на узенькую полоску пластика, она уселась на колени, словно находилась на обширной плоскости, и встряхнула гриву длинных волос. Заметив замершего перед монитором Диму, женщина улыбнулась и, соблазнительно глядя на оторопевшего зрителя, чувственно провела ладонями по своему телу, облачённому лишь в чёрное бюстье в глубоким вырезом и кружевные трусы того же цвета. Дима закусил губу; в горле пересохло, а на границе нёба с носоглоткой скопилась вязкая слюна. Довольная произведённым эффектом, искусительница вскинула брови и поманила зрителя пальцем. Когда Дима приблизился к монитору и едва не упёрся в него носом, женщина эротично положила палец в рот, а вторую руку медленно и плавно опускала от пышной груди к низам живота, пока не уперлась в кружевное бельё.
Но остановка не была долгой. Пальцы вползли в брешь между тканью и кожей. Димин рот невольно открылся.
– Ты так хорош, – раздалось томно из динамиков.
Кровь отхлынула от Диминого лица и перетекла в совсем другое место.
Из динамиков вырвался липкий стон похоти. Женщина закрыла глаза, блестящий слюной палец выпал из раскрывшегося рта и вместе со своими братьями присоединился к пальцам второй руки.
Мозг зрителя перестал соображать…
– Ты там как? Помощь нужна?
Вздрогнув от неожиданности, Дима оглянулся. В дверях стояла Вика. Парень поднял руку, чтобы указать подруге на сирену на рабочем столе, но прежде, чем произнести хоть слово, увидел, что монитор мерцал пустой. Дива-чаровница пропала бесследно.
– Нет, я… всё в порядке.
Покидая комнату с ноутбуком в руках, Дима наступил на один из своих постеров, случайно оказавшийся под ногами – постер с Акаме.
Постер, на котором была Акаме.

***

Провода для вывода изображения на экран свисали с телевизора мёртвыми змеями, всегда готовые к подключению. Включённый Asus, пристроившись на белой табуретке, терпеливо ждал, выставив, словно эксгибиционист, пыльный экран и заляпанные жиром клавиши напоказ. Вика искала, куда бы приткнуть блуждающий взгляд, но единственное, на чём хотелось задержаться – это собственные ногти.
– Дело двух минут, – заверил Дима. – Что бы ты хотела посмотреть?
– Я бы посмотрела «Солярис», – раздалось из-за спины. Дима печально опустил глаза.
«Вряд ли она интересуется аниме».
– А я бы посмотрела прохождение Doki Doki!
На спине выступил холодный пот: голос, произнёсший последнюю фразу, звучал знакомо, но явно не принадлежал Вике.
Дима обернулся. У подлокотника дивана замерла черноволосая азиатка с большими рубиновыми глазами и блестящей, словно воск, кожей.
И с катаной на поясе.
Парень зажмурился и тряхнул головой, пытаясь прогнать наваждение.
– Что-то не так? – Вика прищурилась, разглядывая Димино лицо, словно неправильно собранный паззл.
Парень покачал головой и нажал на иконку пуска. Экраны ноутбука и телевизора потемнели, а в центре возникло крутящееся серое кольцо, отражавшее процесс загрузки видео. Делая вид, что не замечает аниме-девочку рядом с 3D-шной подругой, Дима сел к Вике, положив коврик с «мышкой» между ними.
Кольцо исчезло. Вика откинулась на спинку дивана. Дима, стараясь не привлекать внимания, чуть повернул голову. Боковое зрение отметило лишь острый профиль девушки, дверной проём в прихожую и белые обои на стене. Ничего необычного.
Заиграла музыка, из черноты возникли титры. Изнурённый последними часами разум Димы не отметил знакомой мелодии и надписи на чёрно-оранжевом фоне до того, как лицо Вики исказила гримаса недоумения, что отнюдь не делало его красивее.
– Что ты поставил?! – Она повернулась к хозяину квартиры. Тот же, нервно щёлкавший мышкой, уже и сам понимал, что сочная картинка и название – «Две пальмы над кустом» – едва ли подходили «артхаусу».
Хотя, если подумать, такое кино тоже не для всех.
Отчаянно закрывая окна хлынувшей на экран контекстной рекламы, Дима коснулся пальцев Вики – бледных и холодных. Девушка отдёрнула руку.
– Напомни, где у тебя ванная?

***

На подушечках пальцев вот-вот вскочат пупырышки, а ощущение брезгливости всё никак не смывалось. Сквозь легкую персиковую эссенцию, а затем и едкий запах хозяйственного мыла всё равно просачивалось отвратительное мускусное амбре. Оно пропитало ладонь девушки; словно облако испарений от жидкостей, обильно текущих по канализационным трубам, нашло Вику и окутало всё вокруг неё – и её саму тоже. Всё, что тем или иным образом контактировало с Димой— застенчивым, но вроде бы не плохим парнем – почему-то казалось мерзким.
«У приличных людей порносайты сами собой не открываются!» – всплыла в голове перефразированная реплика управдома, пока «правильная девочка» тщательно вытирала руки. Спешка никогда не доводит до добра; не следовало идти в гости к малознакомому парню. Мать была права. Отец был прав. Пенсионерки, нарекающие каждого второго социально-опасным субъектом, оказались правы. Все оказались правы, лишь сама Вика ошиблась.
Вика подняла глаза – посмотреть на самую легкомысленную, самую легковерную дуру на свете. Но увидела лишь силуэт. Торопимая брезгливостью, девушка не потратила полсекунды на то, чтобы включить свет.
«Поспешишь – людей насмешишь». Вика помотала головой и, высунув руку в коридор, нащупала на стене пластину выключателя. Щелчок. Холодный свет мгновенно разлился по помещению, отражаясь в многочисленных каплях, что стекали по вычищенной до блеска раковине к сливу, покрытому налётом торфяного цвета. Резкая вспышка на миг ослепила девушку, и этого мига оказалось достаточно, чтобы в благодатную почву обиды, недоверия и отвращения заронилось семя страха. Пока глаза не приспособились к сверкающей плитке и бликам на стекле, устремлённые на зеркало полуслепые глаза заметили: Вика в ванной не одна.
Вздрогнув, Вика спешно развернулась. Однако всё, что представало её взору теперь – стена, увешанная чудом не размякшими от влаги постерами. Вполне возможно, сей мультяшный иконостас, предназначенный для стимулирования влажных фантазий, был устойчив к разного рода жидкостям и легко отчищался.
«Он ещё и анимешник!»

***

– Всё хорошо? Что-то случилось?
Ответа не последовало, но из проёма высунулось Викино лицо. Мрачное, словно та вернулась с похорон. Дима отшагнул назад – настолько странным ему показался вид девушки. А она, наоборот, направилась к нему.
Громкий всплеск.
«Кажется, это в туалете».
– Здесь есть кто-то ещё? – Вика больше не смотрела на Диму, а, нервно озираясь, пятилась в прихожую.
– Не-ет, – голос дрожал, хотя у парня точно не было домашних животных, которых он мог случайно закрыть в туалете, пока прибирался. – М-мои родители совершенно т-точно сейчас на работе, оба…
– Блеск! Так ты ещё и с родителями живёшь! – Впервые за всё время их знакомства Вика повысила на Диму тон. Они на самом деле очень мало знали друг о друге, несмотря на солидный по молодёжным меркам период общения. Что следует рассказывать, а о чём лучше умолчать, чтобы не спугнуть?
«Может, стоило рассказать ей о своих интересах? Но тогда она бы не согласилась встречаться…»
«Может, следовало уточнить свои ожидания? Хотя…»
Нечто в туалете шлёпнулось на кафель. Гостья и хозяин квартиры замерли. Их взгляды оказались прикованы к двухметровому листу фанеры, отделявшему уборную от коридора. Тоненький ручеек пахнувшей химией воды просочился из-под двери на мытую плитку.
– Там что-то… вылезло из унитаза? – Лицо девушки кривилось всё сильнее. Дима шагнул к источнику шума. Вика тем временем поравнялась с выходом из квартиры; на ощупь, не спуская глаз с Диминой спины, стряхнула с ног тапочки и поспешила облачиться в демисезонную куртку и резиновые сапоги.
Словно зачарованный мистерией, разыгравшейся в его собственном доме, Дима приблизился к туалету. Ладонь нерешительно опустилась на медную ручку. Дима, казалось, не замечал возни в прихожей. Его лицо расплылось в кривой улыбке: бессмыслица какая-то!
«Весь этот день… бред, всё как будто не по-настоящему. Не может такого быть. Наверное, это сон. Да, всего лишь сон! Ха-ха, сон… да…»
Дверная ручка задёргалась: нечто немыслимое изо всех сил пыталось выбраться из туалета. Зрачки Димы сузились, и он отпрянул, едва не влетев в стену затылком.
Раздался щелчок – нечто справилось без посторонней помощи. Дверь отворилась. В проёме засветилась лишь малая часть уборной, но и этого оказалось достаточно. Вика больше не смотрела на вжавшегося в стену паренька, что с разинутым ртом и широко раскрытыми глазами ждал, когда скрипучие петли замолкнут, и реальность разобьёт его ожидания на тысячи стеклянных осколков – либо, наоборот, убедит в возможности небывалого. Вика и сама замерла, не успев застегнуть правый сапог. Она сидела на банкетке и отчётливо видела, как в коридоре прямо напротив неё возникли…
отвратительные чёрные отростки, скребущиеся о плитку, фанеру и пластик, словно волосатые ножки гигантского тарантула…
сгусток отвратительной жижи, покрывающей пол белёсыми вязкими каплями, пахнущий протухшей рыбой…
и лица. Сотни, тысячи. Миллионы крошечных гримас, выпирающих из склизкой дряни на ножках, будто торчащие из мусорной кучи головы разбитых пупсов. Они словно извивающиеся в голубином помёте бледно-жёлтые личинки. Они повсюду. У них нет глаз, чтобы видеть, и ушей, чтобы слышать, но у них есть рты, чтобы кричать.
И они закричали.
– Папочка-а-а!
От хора писклявых голосов ёкнуло сердце. Не выдержав потрясения – а может, поскользнувшись в подступившей к ногам воде и слизи – Дима рухнул на пол. Вика решила не заострять своё внимания на мелочах и вскочила на ноги с расстёгнутым сапогом.
– Ну всё, я сваливаю! – Куртка успела собрать с пола несколько пропущенных во время уборки пылинок прежде, чем оказаться на Викиных плечах.
«Давно пора».
– П-па-подожди! – Дима перевернулся на живот и пополз к выходу вслед за выскочившей на лестничную клетку Викой. – Это всё не настоящее! Я н-не…
– Не пиши мне больше!
– Ха-ха-ха-ха!!!
Смех полудюжины звонких голосов пронзил воздух. Вика обернулась. Дима лежал на полу, протягивая к девушке руку, словно та была его соломинкой, его последней надеждой вырваться из зыбучих песков, болота, безопасного внешне, но смертоносного и ненасытного на деле. Но девушка не смотрела на парня, она смотрела поверх него.
Эти лица не принадлежат миру, в котором живёт Вика; эти женщины не похожи на настоящих, чёрно-белых, висящих на стене почёта: на Галу, Цветаеву, Ахматову, Бронте. Они явились из вымышленных, ярких и сочных миров. Миров-галлюцинаций, подменяющих собой реальность как слабое утешение для ничтожеств, слабых духом.
И вот, фантомы чужого воображения, олицетворявшие собой потерянное время и наивные мечты, стояли над беспомощно распластавшимся человеком – живым, настоящим – дерзко и самодовольно наблюдая за тем, как другой человек – такой же живой и настоящий – несётся по лестнице, не глядя под ноги от страха, ежесекундно рискуя споткнуться и сломать шею.
– Ви-ика-а-а!!! – Крик обжёг Диме горло. Не взрыв, но всполох искр в замкнутом пространстве. Этого оказалось мало, чтобы встать, но достаточно, чтобы продолжать ползти под аккомпанементы собственного дыхания. И под многочисленные тихие шаги, едва отличимые от тиканья механических часов. Эти шаги вызывали дрожь, от них хотелось сбежать, скрыться, спрятаться. Забиться в какой-нибудь угол и закрыть уши ладонями.
«На улицу! На улицу!»
Дима полз на локтях к лестничной клетке, но за несколько секунд не приблизился к ней ни на метр. Словно в кошмарном сне, граница, отделявшая его квартиру от внешнего мира, оказывалась всё дальше и дальше.
Или это он полз назад?
Маленькие ножки больше не стучали позади. Теперь они упирались в спину, а на футболку капали белёсо-жёлтые капли, с каждой секундой – всё выше и выше…
Топот на лестнице смолк. Вика уже должна была преодолеть несколько этажей вниз, когда что-то заставило её остановиться. Пауза. Дима услышал вздох то ли ужаса, то ли удивления, вырвавшийся из девичьей груди. А затем…
Вика закричала. Её крик отдалялся, спускался, сменяясь всхлипами и глухими ударами. Глухими ударами, перемежавшимися со звонким стуком затылка о ступеньки.
– Нет!
Отчаянный удар кулаком об пол прозвучал молотком судьи, только что огласившего приговор. Понадобилось несколько секунд, чтобы его эхо растворилось в шумах, пронизывающих воздух. Тишина не бывает абсолютной. Абсолютная тишина – это смерть.
А Вика… Вика больше не услышит раздражавших её опенингов.
– Не расстраивайся, милый сенпай!

***

Вернувшись в свою комнату, Дима обессиленно рухнул на кровать и опустил голову на колени. Хотелось плакать, и не было причин сдерживаться. Тело дрожало, пока слёзы текли по щекам. В голове шумело, а кожа на макушке зудела, словно предупреждая: стоит приподнять голову, как она во что-то упрётся.
Вокруг шелестела бумага – наверное, постеры кружил сквозняк из-за незакрытой входной двери. В зале заиграл опенинг сериала. Дима не знал наверняка, но почему-то был уверен: сейчас он поднимет взгляд, и весь цвет лучших миров: Акаме, Мираджейн, Рори Меркьюри, Ноль Два и многие, многие другие – вновь улыбнётся ему со стен.
– Мы тебя не покинем.
Когда Дима поднял голову, он почти ощутил прикосновение мягкой женской груди к своей макушке.

Шевеление
1

Чем ближе зима, тем меньше остаётся света. На дворе октябрь, а уже в пять часов дня темно как ночью. Кажется, сама природа вместе с серостью ландшафта угнетает человека. Апатия становится основным состоянием. Впрочем, не единственным. Некоторые вещи не привязаны ко времени года.
Рабочий день закончился, и на строительной площадке развернулось выступление одного из рабочих – он читал стихи. Половина строителей разошлась по домам, не обратив внимания на декламацию, остальные слушали без особого энтузиазма, но проходившая мимо площадки беременная женщина подошла к краю толпы и стала слушать.
Что-то про цветы, любовь, родителей, детей; что-то казалось знакомым – некоторые произведения и авторы годами вбиваются в голову школьной программой. Чтец декламировал с чувством, но об обратной связи – как и о «безмолвном восхищении» – говорить не приходилось, что явно удручало и отбивало желание стараться.
Минутка поэзии подходила к концу, однако, заметив нового заинтересованного слушателя, чтец решил закончить красиво и выдать что-нибудь необычное. Меньше пафоса, больше смысла.
«Может, тогда хоть в одном человеке что-нибудь шевельнётся».

А что за жизнь успеешь ты
Короткую, бездарную, скупую?
И даже если сбудутся мечты,
Захочется иметь судьбу иную.

Захочется геройствовать и быть
Единственным. Кумиром. Человеком,
Способным навсегда остаться жить
В истории страны, Тьмой или Светом —
Уже не важно, главное – сам факт!
Запомниться и вдохновлять собою.
За гранью жизни будет новый акт,
Но не узнать, что ждёт нас за чертою.

Поэтому желаем славы здесь —
На этом, чересчур реальном свете.
Урвать кусок почёта, лучше весь,
И умереть красиво на рассвете.[1 - Рупасова Е. П. «Геройство», 2009 г]

«Шевельнулось».
Реакция разнилась от строителя к строителю: один презрительно хмыкнул и сплюнул, другой одобрительно закивал с гримасой в духе «достойно уважения», третий потупил взгляд и поспешил уйти домой. Прораб похлопал чтеца по плечу и вынес вердикт: «Нормально-нормально». Отзвучали скупые аплодисменты (местами искренние), и женщина незаметно покинула площадку. Она и так задержалась.
Промзона мало подходит для прогулок и может отрицательно сказаться на состоянии плода, но выбора не было. Бетонные стены, разделённые узкими проходами, создавали угрюмый лабиринт, а пройти предстояло в самые его глубины, к заброшенным складским и цеховым помещениям. Туда не забредёт случайный прохожий, и должно произойти что-то совсем из ряда вон выходящее, чтобы в эти дебри отправили полицейский наряд. И то – не факт…

***
– О-о, вот и вы! – мужчина в сером трикотажном костюме привстал с обшарпанного табурета. – Надеюсь, без слежки. Это в ваших же интересах, Диана.
За спиной женщины завыли ржавые петли – ещё один мужчина закрыл дверь и запер её изнутри. Этот, в чёрном спортивном костюме с белыми полосами, не был знаком Диане, но это неважно. Виктора Эдипова, сменившего дорогой итальянский костюм на максимально неприметный трикотаж, она знала. Как и муж Дианы.
После заключения особо удачного контракта Евгений и Виктор, по обыкновению, приняли участие в дружеской попойке – отметить дело, что называется, с размахом официально было невозможно. О подробностях самой вечеринки она мало что знает, но Евгений крупно подставился, и теперь его судьба висит на волоске. Виктор вызнал нечто, что должно остаться в тайне, должно быть вычеркнуто из реальности, иначе карьера несчастного будет разрушена, а вместе с ней погибнут и все надежды на счастливую семейную жизнь.
Об этой тайне Диане рассказ Виктор. И он сам предложил ей «спасти мужа, спасти брак и защитить светлое будущее ребёнка».
Евгению она ничего не сказала: ни о том, что узнала, ни о шантаже, ни о жертве, которую ей предстоит принести. Если всё тайное станет явным, как смотреть друг другу в глаза? Она проглотила позор любимого, переживёт и свой ради него. А Евгений… Он бы не вынес.
«Не вынес бы чего? Того, что его предал и шантажировал друг и коллега? Того, что жизнь не рухнула лишь благодаря Диане? Он бы возненавидел её за такое спасение и бросил бы одну с ребёнком?»
Да. Не вынес бы.
Диана молча встала перед Виктором и опустила взгляд. К горлу подкатила волна тошноты – то ли от нервов, то ли вследствие беременности.
«Нужно сдержаться», – сказала она себе и, глубоко вздохнув, взглянула на Эдипова.
Тот не заставил себя ждать и жестом приказал Диане встать на колени. Она подчинилась, и Виктор подошёл к ней сбоку.
– Возможно, вам это даже понравится, – он запустил пальцы в её волосы.
Диана зажмурилась, Эдипов уткнул её лицо себе в пах, а его колено упёрлось в живот. Сообщник, ухмыляясь, сложил руки на груди и приготовился смотреть представление.
– Ну же, Дианочка, не стесняйтесь.
Глаза стали влажными, спазмы возобновились, но выхода нет. Женщина на ощупь нашла край штанов и приспустила.
Последующие минуты показались Диане вечностью. Поначалу «мужчина» предоставил ей самой «управлять процессом» и решать, с какой интенсивностью будет проходить пытка («Я добр к вам, – сказал Виктор, пальцами приподняв женщине веки и вынуждая глядеть на него, – будьте же и вы любезны со мной»); Диана ушла в себя, впала в своеобразную кому. Представила, как лицо Евгения исказила гримаса презрения и брезгливости; представила маленького мальчика, растерянно глядящего вслед избегающим его родственникам.
Представила и себя, с дрожью в руках затягивающую на шее петлю.
– Экая вы безынициативная! – притворно возмутился Эдипов. – Как вы с Евгением вообще коротаете вечера? Ладно, так и быть, помогу…
Сообщник рассмеялся. Диана чуть не задохнулась.

2

Изо всех сил стараясь не упасть на живот, Диана на четвереньках ползла в сторону выхода. Её тошнило, она кашляла и плевалась, почти ревела. Сообщник Эдипова с глупой ухмылкой снимал происходящее на смартфон. Виктор неодобрительно зацокал языком и зарядил беременной ремнём по лопаткам. Та завыла и рухнула на бок.
– Мы ещё не закончили! Я ещё не закончил! – стянувший штаны Виктор развалился на бетонном блоке с предусмотрительно подстеленным пенопластом и поманил измученную женщину пальцем. Та попыталась встать, но ноги не слушались.
– Коля, будь добр, помоги ей.
Сообщник прервал запись и дотащил Диану до блока. Оглядев находящуюся в полубессознательном состоянии беременную, Виктор поморщился и подал знак. Женщину водрузили на шантажиста, и запись была возобновлена.
– Я жду.
Виктор с досады шлёпнул женщину по животу (не отреагировала) и решил закончить всё сам. Диана захрипела и закатила глаза; Эдипов упёрся ей в живот и со смаком наблюдал за выражением её лица: глаза закатились, язык свисал изо рта…
– Кажется, теперь у вас будет девочка или «голубок»! – осклабился Виктор и засмеялся собственной шутке.
Сообщник одобрительно хмыкнул. Будущая мать, практически выпавшая из реальности, шутку не оценила. Во чреве, словно оскорбившись, задёргался младенец. Ноги маленького человека упёрлись в живот, кожа женщины натянулась, казалось, она вот-вот порвётся.
Диана замычала, но Виктора это почему-то не раззадорило: ему становилось неуютно, как под осиным гнездом. В детстве он кидал камни в такие гнёзда. Они висели на чужих участках, а он прятался и ждал криков дачников, подвергающихся внезапному нападению. Тогда Эдипов мерзко хихикал в кулачок, но сейчас выражение его лица демонстрировало брезгливость и нарастающее недоумение. Неужели начались роды? Крайнюю плоть словно обвило кольцами мышц.
«Нет, это ненормально!»
Вдруг Эдипов вскрикнул, а уже через секунду – истошно завопил. Сообщник Николай вздрогнул от неожиданности и выронил телефон. Тот рухнул на бетон экраном вниз.
– Коля, сделай что-нибудь! – Виктор визжал и силился спихнуть с себя судорожно дёргающееся тело, но ничего не получалось.
Диана на крики не реагировала; в отключке она больше походила на трясущийся сгусток киселя, нежели на живого человека. Сообщник спешно извлёк из кармана маленький пистолет («магазин на четыре патрона; если не промахиваться, то хватит на всех»), но не понимал – в кого следует стрелять.
Голова женщины тем временем повернулась в его сторону, и на Николая уставились грязно-белые глаза без зрачков. Живот разросся до размеров фитбола, под кожей активно шевелилось нечто («ребёнок так себя не ведёт, это ненормально!»), и после очередного мощного толчка из горла Дианы вырвалась бесцветная струя. Незадачливый стрелок попытался увернуться, но безуспешно. Кислота задела лицо, шею и кисти рук. Ствол пистолета оплавился, а вопили теперь двое.
Из влагалища высунулись многочисленные инсектоидные конечности и резво вонзились Виктору в ноги и живот. Крики Эдипова даже безучастную Диану заставили поморщиться во сне. Лапы с шипами прошили тело Виктора насквозь и вонзились в спину словно крючья, словно наконечники стрел.
«Теперь он точно не соскочит, мамочка!»
Превозмогая боль, Николай практически на ощупь добрался до ворот и отпер их. Теперь ему предстояло отыскать путь из лабиринта железобетонных конструкций и разбитых асфальтовых дорог. Но, прежде чем сбежать, горе-телохранитель оглянулся на своего «босса».

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/chitat-onlayn/?art=70097710?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

notes
Примечания

1
Рупасова Е. П. «Геройство», 2009 г