Главная страница | Социальная фантастика | Новый закон существования

Новый закон существования
Татьяна Васильева
Это история о мире, где действует Новый закон существования. О мире, где правят мужчины, а женщины лишь их собственность.Студентка Лиза отправляется с другом на вечеринку и попадает в неприятную ситуацию. Теперь ей грозит суд и ссылка на год в особую колонию на перевоспитание.Что станет с Лизой, когда она столкнется с домогательством, насилием, предательством и даже смертью?И сможет ли она вернуться прежней, зная, что Новый закон существования всего лишь верхушка айсберга, имя которому "человеческая жестокость"…

Татьяна Васильева
Новый закон существования
По данным Всемирной организации здравоохранения, каждая третья женщина в течение жизни сталкивалась с физическим или сексуализированным насилием.

Наиболее часто с насилием сталкивались молодые девушки.

Каждая четвёртая женщина, когда-либо состоявшая в отношениях, сталкивалась с насилием со стороны партнёра ещё до 25 лет.

Часть 1. Ферр. Глава 1
Выдержка из Нового закона существования женщин:
«п. 4. Женщина лишена свободы передвижения. Женщинам от 10 до 35 лет запрещается находиться в публичных местах без сопровождения мужчины».

– Ну давай сходим! Не понравится – сразу уйдём.
Марк склонился к сидевшей напротив Лизе и настойчиво повторил просьбу. Полчаса он уговаривал её сходить на вечеринку по случаю окончания учебного года и наступления летних каникул. Тусовка обещала быть интересной: крепкие коктейли, шумная компания, тёмные углы чужой квартиры – идеальное место для того, чтобы повеселиться.
Лиза прижала к груди потёртую книгу по латыни и поджала губы. Она никак не решалась ответить, потому что никогда раньше не бывала на подобных вечеринках, её никто не звал. Всё, что она знала о них, – краткие пересказы одногруппниц в институте, случайно услышанные в туалете или между пар. Истории пошлые, порой даже пугающие. Но впервые за два года учёбы её куда-то пригласили. И впервые со смерти отца мужчина выдаст ей браслет сопровождения.
– Лиза! – раздражённо позвал Марк, выдёргивая её из омута раздумий.
– Ладно, уговорил, – Лиза подняла руки, признавая свою капитуляцию. – Но как только я…
– Скажешь, мы сразу уходим, – закончил за неё Марк и, не скрывая победной улыбки, поднялся с места. – Ты не пожалеешь. Вот увидишь! Сама ещё будешь уговаривать меня остаться «хоть чуть-чуть подольше».
Последние слова он проговорил нарочито пискляво, будто подражая избалованной девице. Вышло нелепо, и Лиза ощутила в животе неприятное жжение. Она раскрыла рот, чтобы ответить, но окрылённый Марк помахал рукой, метнул короткое: «Жду в машине», и вышел из комнаты. Озадаченная Лиза принялась собираться на вечеринку. Выудив из глубин шкафа светло-серые прямые джинсы и чёрную плотную майку, она быстро оделась. Затем собрала в пучок густые тёмно-русые волосы, что едва касались плеч. На ноги приготовила проверенные временем бежевые босоножки. Покрутившись у зеркала, она решила, что выглядит «чересчур вызывающе». Распустив пучок и скинув босоножки, Лиза натянула простые белые кеды на плоской подошве и бегло оглядела себя в зеркало:
– Неброско, но вполне мило, – подбадривала она сама себя.
Накрасив губы тонким слоем розового, отдающего переспелой клубникой блеска, Лиза вышла из дома. Она села в дорогую машину Марка и широко улыбнулась ему. Он ответил тем же:
– Готова?
Лиза, будто перед прыжком в воду, набрала в грудь воздуха:
– Готова.
Марк приложил к её запястью браслет. От места соприкосновения по руке Лизы пробежала неоновая змейка, а за ней мурашки: то ли от вечерней прохлады, то ли от волнения. Догнав хвост, змейка издала игривый писк.
«Синхронизация прошла успешно. Вы сопровождаете Елизавету Попову», – донеслось из браслета Марка. На руке Лизы вовсю переливался при свете закатного солнца временный браслет сопровождения. Она поднесла его ближе к глазам и как ребёнок с любопытством разглядывала диковинную вещь: её лицо отражалось в холодном, отполированном как драгоценность металле, как в зеркале. Марк засмеялся:
– Тебя не окольцовывали, что ли, раньше?
Лиза смущённо опустила руку и отвела глаза к окну.
– Давно, – хрипло ответила она, – когда папа был жив.
Улыбка сползла с лица Марка.
– Соболезную.
– Всё нормально, – Лиза выдавила из себя улыбку и повернула голову к Марку. Он смотрел на неё, бесстыдно долго задержав взгляд на её губах. Лиза нервно поёжилась на месте. Марк, будто выйдя из оцепенения, прокашлялся в кулак и повернул ключ в замке зажигания. Двигатель мгновенно взревел, как голодный лев, и, нарушая привычную тишину двора, машина сорвалась с места.

Глава 2
Выдержка из Нового закона существования женщин:
«п 8. Женщина, пробудившая своими словами, действиями или поведением сексуальное влечение у мужчины любого возраста, достатка и рода деятельности, должна незамедлительно удовлетворить вызванную потребность».

Совсем скоро машина Марка припарковалась у ничем не примечательной трёхэтажки. Возле открытой двери подъезда отиралась пара молодых людей, не стоявших толком на ногах, и девушка, всем своим видом демонстрирующая охоту подзаработать. Сквозь опустившиеся сумерки Лиза с сомнением посмотрела на Марка. Проникший в салон машины луч света от ближайшего фонаря едва касался его лица. Он смотрел в окно. А затем, будто решившись на что-то, мотнул головой в направлении подъезда:
– Пойдём, – скомандовал Марк и вышел из машины. Лиза поторопилась за ним.
В подъезде ласкающая прохлада летнего вечера сменилась душной гнилью старого жилья. В нос ударил запах дешёвого пойла и сигарет, которым изрядно пропитались стены. По всему зданию эхом проносился звук танцевальной музыки: то ли техно, то ли чего-то другого – Лиза мало разбиралась в жанрах. С каждым пройденным пролётом звук только усиливался, достигая апогея на площадке верхнего этажа. Здесь собралось порядка двадцати-тридцати человек, большей частью пьяные подростки, отчаянно пытавшиеся прорваться на закрытую вечеринку.
– Как только соседи такое терпят? – брезгливо заметила Лиза, преодолевая последний пролёт.
Марк нагнулся к Лизе и прошептал в ухо:
– Я знаю хозяина. С ним лучше не связываться.
Он широко улыбнулся кому-то впереди и прибавил шагу. Лиза же замерла: тёплый шёпот, коснувшийся уха, скользнул по коже и защекотал внизу живота. Новое ощущение пугало и казалось неправильным. Она опустила голову, скрывая смущение.
Обогнув малолеток, Марк подошёл к двери и жестом пригласил Лизу войти. В квартире было не протолкнуться. Повсюду стоял шум из музыки, голосов, смеха и звона бутылок. В углу возле входа тискались пара девчонок. Уверенным шагом к ним подошёл парень, расцепил их объятия, и в следующую секунду они целовались втроём. Марк довольно ухмыльнулся и пошёл сквозь толпу, потянув за собой Лизу.
Длинный коридор упирался в открытые двери туалета, где одновременно находилось сразу несколько человек. Внимание Лизы привлекла девушка, сидевшая на полу спиной к унитазу. Торчащие из-под короткой джинсовой юбки длинные ноги раздвинулись и открывали публике кружевное бельё. Растрепанные черные волосы прилипли к влажной щеке. Не открывая глаз, она бурчала под нос что-то нечленораздельное и не обращала внимания на то, что сзади кто-то из парней не совсем точно ссал в унитаз.
Марк повернул направо, открыл дверь, и они оказались в огромной кухне с широким окном.
– Я на минутку отойду поздороваться с другом, – безапелляционно заявил Марк. Лиза испуганно округлила глаза. Марку это польстило. – Не бойся. Я быстро. Заодно принесу выпить.
Лиза выдавила улыбку в знак согласия. Оставшись одна, она сцепила руки на груди и предусмотрительно отступила к ближайшему углу. Вместе с ней на кухне стояло ещё несколько человек, разбившихся на группы. Большая часть просто общалась, кто-то пытался танцевать, хотя музыка едва доносилась из-за двери. Рядом с Лизой встала шумная парочка: парень с девушкой некоторое время очень эмоционально и не стесняясь в выражениях ругались, а затем с той же страстью принялись целоваться. В противоположном углу кто-то блевал. Лиза беспокойно обвела взглядом толпу. Увидев знакомую макушку, она облегчённо выдохнула.
– Держи, – Марк протянул ей бутылку пива.
Лиза жадно отпила из бутылки. Рот наполнился горечью чёрного хлеба и вкусом давно прокисшего сока. Желудок подал недвусмысленный знак. Борясь с желанием выплюнуть пойло, Лиза зажала нос и проглотила. Оставшееся пиво она аккуратно поставила на столешницу возле себя, сделав вид, что допьёт позже. К счастью, Марк не заметил её гастрономических терзаний. Он стоял и смотрел куда-то вдаль. Атлетичная фигура возвышалась над макушкой Лизы почти на полторы головы. Тусклый свет от ближайшего к окну уличного фонаря подчёркивал черты его лица: высокий прямой лоб, аристократичный нос с небольшой горбинкой и узкий острый подбородок.
Они вместе учились в медицинском. С первых дней учёбы, в отличие от большинства одногруппников, заносчивых и высокомерных, Марк проявлял к Лизе дружелюбие и тепло: охотно вставал с ней в пару на лабораторных работах по анатомии или тратил время на разбор тестов по латинскому языку. Поначалу такое внимание парня пугало Лизу. Несмотря на то, что учёба давалась тяжело и ей не помешала бы помощь, она предпочитала избегать навязчивого сокурсника. Но через год Лиза привыкла к Марку и учёбе, как привыкают ко всему неудобному: к тесным ботинкам, острой еде и ненадёжным друзьям.
Стоя в полумраке чужой обшарпанной кухни, Лиза внимательно разглядывала Марка, будто видела в первый раз. «А он красив», – внутри от желудка к диафрагме жирным скользким червём прополз нечаянный интерес. Как если бы тот самый назойливый дальний родственник, что ещё в прошлом году дёргал за косы и боролся с прыщами, за лето превратился в привлекательного юношу.
От собственных мыслей Лизу бросило в жар. Желая отвлечься, она перевела взгляд на окружавшую их пьяную толпу, но всё равно украдкой посматривала то на скулу, то на остро выступающий кадык, то на чёрную шевелюру Марка.
Парочка, что страстно ругалась и мирилась рядом с Лизой, снова заголосила. На этот раз они обвиняли друг друга в измене: то ли в гипотетической, то ли в свершившейся. Поначалу Марк просто бросал на них недовольные взгляды, но, когда те в конец разбушевались и перешли на рукоприкладство, он повернулся к Лизе и предложил поболтать наедине. Она без тени сомнения согласилась.
Поиски места уединения прошли быстро: по соседству с кухней располагалась небольшая ярко освещённая комната с причудливыми голубыми обоями.
– Судя по всему, это детская, – сказала Лиза. Она скромно прижалась к стене возле входа и осматривала интерьер. Марк безразлично пожал плечами, пошатываясь прошёл к низкой кровати, стоявшей в углу, и плюхнулся на неё.
– Кто здесь живёт? – спросила Лиза, глядя, как Марк ставит седьмую или восьмую выпитую бутылку пива на тумбу возле кровати. Его глубокие синие глаза покрылись хмельной дымкой.
– Мой друг и его семья. У них очень большая семья.
– Я так и подумала. Квартира огромная. Я насчитала семь комнат.
– Вообще их двенадцать.
В комнате повисло молчание. Марк отпил пива из бутылки, что стояла на полу до его прихода.
– Что стало с твоим папой?
– Он заболел, когда мне было шестнадцать. Его мучили сильные боли. Как он сам говорил, – раздирающие грудь. Он задыхался день за днём. Пока его не стало совсем.
– А врачи?
Лиза дёрнула головой, смахивая накопившиеся слёзы.
– Они лишь разводили руками, говорили нам с мамой «готовиться к худшему». Очень быстро он перестал обслуживать себя сам, и за ним ухаживала я.
Накатили воспоминания: вот Лиза сидит в коридоре на небольшой деревянной тумбе, словно воробей на жердочке, и прислушивается к шагам за входной дверью. Не она. Пройдёт пара минут – снова не она. Ещё две. Ещё пять. Вот и она. Зайдёт, тяжело вздохнёт. Поставит сумку на ещё теплую тумбу и шёпотом позовёт Лизу. Она спросит, как дела у папы. Она устала, но виду не подаёт. Медленно стягивает старые сапоги. Ноги распухли и неохотно расстаются с обувью. Вешает пальто на хлипкий крючок. Идёт, шаркая, в комнату, где лежит папа. Будит его зачем-то. Может, поговорить. Может, поплакать вместе. Лиза скрывается за дверью своей комнаты, заворачивается в кокон из одеяла и закрывает кулаками уши. Она не слышит больше. Ни стонов, ни слёз.
– Мне жаль, – ворвался в её воспоминания Марк. – А твоя мама?
Лиза закусила нижнюю губу и опустила голову.
– Мы не слишком близки. В принципе так было всегда, а после смерти папы и вовсе не можем разговаривать нормально. Она постоянно пропадает на работе. Приходит, когда я сплю, – Лиза обняла себя за плечи, – я в школу-то вернулась, чтобы как-то отвлечься. Из-за смерти единственного мужчины мне разрешили покидать дом только в часы занятий. Но учиться было сложно: сверстники меня не понимали и не принимали. И, как ты мог заметить, со временем мало что изменилось.
Лиза посмотрела на Марка. Он понимающе кивнул и, не отрывая взгляда от неё, снова отпил из чужой бутылки. В его затуманенных глазах блестел похотливый огонь. Взгляд скользнул ниже – на её грудь. Лиза поёжилась и пожалела, что решилась остаться с ним наедине.
– А почему решила пойти в медицинский?
– Так получилось. Признаться честно, медицинский мне не нравится. Я мечтала совсем о другом…
– И о чём же?
– Быть адвокатом…
– Но женщинам по новым законам запрещено изучать юриспруденцию, – закончил за неё Марк.
– Да, так же, как политику, финансы, точные науки. Зато беспрепятственно можно учиться на медсестру или педагога. Мне показалось, что ухаживать за людьми у меня получается лучше, чем их обучать. А ты почему выбрал стать врачом?
– Мой отец – врач. Мой дед – врач. Прадед вроде бы тоже, – Марк отставил пустую бутылку в сторону, поднялся с места, едва пошатнулся и сощурил глаза.
– Забавно, что у тебя, как у мужчины, есть выбор, кем стать, а как у сына своего отца…
– Заткнись! – Марк выплюнул это слово, как старую жвачку. Глаза его потемнели, ноздри раздулись, лоб прорезала глубокая морщина. Разгорячённая алкоголем кровь прилила к щекам. Он мученически закрыл глаза, будто подавляя внутреннюю боль, а затем подошёл к Лизе вплотную и без тени смущения положил ладонь на её промежность.
Сначала Лизу сковал ступор: возможно, ей это привиделось? Но затем волна возмущения поднялась по её телу от места соприкосновения с его ладонью. Рука сама схватила Марка за запястье. Ей нестерпимо захотелось впиться пальцами в грубую кожу и разорвать плоть до кости, а кость переломать пополам. Навсегда лишить возможности пользоваться этой рукой.
С немым вопросом она посмотрела в его обезумевшие глаза. Крепко держа Марка за запястье, Лиза резко шагнула влево. А затем, как учил папа: заломила ему руку за спину и отогнула два пальца к тыльной стороне ладони. По комнате пронёсся звериный рык Марка:
– Отпусти и нормально поговорим!
В ответ Лиза сильнее надавила на вывернутые пальцы. Рискуя повредить руку, Марк дёрнул правым плечом вперёд. Потеряв равновесие, он упал на пол, увлекая Лизу за собой. Секундной растерянности хватило, чтобы Марк перехватил инициативу. В мгновение он оказался на Лизе сверху, прижимая её спиной к полу и до боли сдавливая коленями бёдра.
– Что ты творишь, Марк?
– А на что это похоже? – одурманенный превосходством, он обхватил правой рукой Лизу за грудь, левой сжал тонкие запястья над её головой.
– Да что на тебя нашло? – Лиза с силой оттолкнула Марка от себя так, что тот грохнулся, ударившись головой об кровать.
– С ума сошла? – вскричал он.
Лиза поднялась на ноги.
– Какого чёрта ты стал распускать руки? Мы же друзья!
– Мы. С тобой. Не друзья! – отчеканил он. – Я парень. Ты понимаешь это? Обычный парень. Который хочет тебя! И ты не в праве мне отказать!
Лиза растерянно уставилась на него. Это была правда: по новым законам в подобных ситуациях отказ в близости ей грозил заточением в колонии. Лиза нервно облизнула губы и ответила:
– Ты ведь не сделаешь этого, Марк.
– О-о-о, ещё как сделаю. Если, конечно, ты не передумаешь, – при этих словах он приблизился к ней и схватил обеими руками за бёдра.
– Пошёл ты, – Лиза выдала ему оплеуху. Не сильную, но однозначную.
Ни один мускул на лице Марка не дрогнул. Щетинистая щека ещё горела алым румянцем, когда короткий писк разъединения браслетов прервал их молчание. Низкий безжизненный голос выдавил:
– Твой выбор.
Он подошёл к двери, открыл её и вышел, бросив на прощание:
– Увидимся в Джайкате.

Глава 3
Выдержка из Нового закона существования женщин:
«п. 10. Женщина, нарушившая данный закон и признанная судьей Джайката виновной, приговаривается к принудительному перевоспитанию в колонии Ферр сроком на один год».

Возле дома Лизу ожидали двое патрульных. Облачённые в белоснежную униформу и огромные скрывающие лица шлемы, они получили в народе нелестное прозвище – головастики.
Один из патрульных, высокий и худой, при виде Лизы крепко обхватил одной рукой электрокнут, висевший у него на поясе. Второй – коренастый и значительно уступающий в росте первому, обернулся. Луч восходящего солнца блеснул на позолоченных погонах, привлекая внимание к его званию, очевидно старшему в их паре. Механическим голосом он обратился к Лизе:
– Елизавета Попова, прошу сдать телефон и пройти с нами.
Лиза сглотнула и крепко сжала одной рукой маленькую сумочку, перекинутую через плечо. Перебегая взглядом от одного патрульного к другому, она выдавила из себя:
– У меня есть пять минут?
– Не положено, – безэмоционально ответил старший патрульный.
– Я должна предупредить маму, – страх одновременно сковал движения и развязал язык. – Хотя бы ей позвонить.
– Никаких звонков! – рявкнул младший патрульный и угрожающе выставил электрокнут.
Лиза прикусила губу. В рот брызнула тонкая струя крови. Не поворачивая головы, старший патрульный плавным движением руки велел напарнику убрать оружие и повторил:
– Пройдёмте.
Лиза умоляюще посмотрела в тёмное и холодное стекло шлема:
– Хотя бы оставить сообщение? У неё никого нет, кроме меня.
Высокий патрульный недовольно засопел, но коренастый неожиданно согласился:
– Пускай пишет, – он мотнул головой в сторону Лизы. – Только быстро.
Лиза поблагодарила патрульного и, отыскав в сумочке телефон, принялась печатать сообщение. Мысли в голове налетели растревоженным ульем пчёл. Времени рассказать подробности не было. Детали – заставят нервничать. Нужно, чтобы мама подумала, что Лиза ушла сама. Сжав покрепче гладкую поверхность экрана вспотевшими пальцами, она напечатала сообщение и нажала кнопку «Отправить». Со свистом строчка исчезла из окна печати и появилась в чате. В неуместно жизнерадостном зелёном облаке мигало: «Мама, прости».
Лиза заблокировала телефон и отдала старшему патрульному. Он едва кивнул ей:
– Пойдём, тебя ожидает судья.
Патрульные посадили Лизу в чистый белый фургон с мягкими широкими сидениями по периметру. Одну из стен фургона заменяло тонированное панорамное окно, возле которого Лиза и предпочла разместиться. В салоне стояла приятная прохлада, и пахло чем-то сладким. Даже не верилось, что с таким комфортом они направляются прямиком в Джайкат.
Цепляясь взглядом за мелькавшие в окне пейзажи, Лиза вспоминала, что мама рассказывала ей про Джайкат. Это небольшой район на юге, в центре которого располагалось здание Городского суда. Мужчины могли свободно передвигаться по Джайкату в любое время. Женщины же оказывались в нём только в фургонах патруля, а покидали большей частью в направлении Ферра. Но об этом Лиза думать отказывалась. Она потёрла запястье, на котором ещё пару часов назад горел неоновый браслет. В детстве она не раз видела, как перед выходом из дома отец надевал на руку матери такой же. Это было ещё до того, как он заболел. Лиза каждый раз с любопытством расспрашивала отца об этом, но он всегда поступал одинаково: приспускал на носу круглые очки, упирался взглядом в растерянную Лизу и безразлично выдавал: «Подрастёшь – узнаешь». Разочарованная ответом, Лиза начинала придумывать свои версии. Он воображала, что браслет – это признание папы в вечной любви маме, о котором все должны знать. Глубоко вздыхая, она мечтала, что когда-нибудь кто-то будет так же сильно её любить и надевать на запястье неоновый браслет. Позднее Лиза узнала, что ношение браслета – правительственное требование. Всем гражданам старше десяти лет запрещается покидать свои дома без этих атрибутов. Мужчинам браслеты выдавались по праву рождения. Женщинам – после тридцати пяти лет. Девочкам старше десяти лет браслет не полагался. Покинуть дом они могли только в сопровождении мужчины, который их «окольцевал»: выдал временный браслет-разрешение.
Пытаясь успокоить волнение воспоминаниями, Лиза не заметила, как они прибыли на место. Фургон постепенно стал сбавлять скорость, приближаясь к огромной мощёной площади. В центре на изумрудном пьедестале возвышалась мраморная статуя: грозная атлетичная фигура мужчины словно застыла за секунду до того, как спрыгнуть с возвышения. Из-под широкого напряжённого лба «смотрели» большие глаза, не упускавшие ничего из виду. В поднятой правой руке победоносно сжат электрокнут. Левая рука, украшенная изумрудным браслетом, держит книгу, на обложке которой высечены слова: «Новый закон существования женщин».
Фургон проехал мимо статуи и остановился перед входом в суд. Нервно перебирая пальцами, Лиза задержала дыхание. Может быть, это всё – сон? Может быть, вот сейчас она проснётся, вынырнет из мучительной дремоты? Может быть, ей приснится, что она умирает? Если умереть во сне, то наяву ты проснёшься или тоже умрёшь?
Дверь фургона распахнулась, и ослепляющий солнечный свет впрыгнул в салон. Следом прозвучал приказ:
– На выход.
Лиза на секунду замешкалась: не сбежать ли ей прямо сейчас? Она могла бы обхитрить патруль и броситься наутёк. В школе она неплохо бегала на занятиях по физкультуре…
– На выход, – угрожающе повторил чей-то голос.
Лиза вышла из фургона и упёрлась носом в электрокнут. Повернув голову сначала направо, затем налево, она насчитала шестерых патрульных, каждый из которых направил оружие на неё. Идея побега отпала сама собой. Инстинктивно подняв руки вверх, Лиза покорно последовала за патрулём в здание суда.
«Чувствую себя не обвиняемой, а уже приговорённой», – подумала Лиза.
Внутри суда царили темнота и прохлада. Небольшое фойе на входе разделялось на шесть узких низко сводчатых коридоров. Под потолком каждого из них, убегая вглубь, светилась тонкая красная лента. Некоторое время патрульные стояли, будто ожидая, когда их позовут. Затем один из них скомандовал: «Сюда», и все двинулись в крайний левый коридор, лента которого загорелась зелёным светом.
Поначалу Лиза пыталась запомнить дорогу: «Налево, затем направо, снова направо, налево…». Развилок становилось всё больше, и на каждой из них конвой ожидал, когда здание или тот, кто им управляет, «выберет» для них дорогу. Наконец они остановились возле ничем не примечательной чёрной металлической двери, над которой зелёная лента обрывалась. Раздался звуковой сигнал, и дверь открылась. Один из патрульных толкнул Лизу внутрь. Небольшое помещение занимал только металлический подиум, на который Лизе приказали встать. Как только она встала на указанное место, дверь с шумом закрылась, и комната наполнилась назойливым тихим гудением. Лиза прислушалась. Она никак не могла понять, что является источником навязчивого звука. Гудение исходило со всех сторон одновременно. Она попыталась сойти с подиума, но ноги приклеились к полу, не давая сделать ни шага.
«Наверное, подиум создаёт какое-то поле, чтобы я не смогла с него сойти. И звук, вероятно, тоже от него», – догадалась Лиза.
Начались долгие минуты ожидания. Спустя некоторое время над головой Лизы раздался сначала треск, затем чей-то кашель, и грозный мужской голос спросил:
– Елизавета Попова?
Глядя в потолок, Лиза ответила:
– Да, это я.
Голос из динамика снова откашлялся и продолжил:
– Верно ли утверждение, что первого июля этого года в двадцать один час тридцать две минуты вам выдали браслет сопровождения?
– Верно.
– Верно ли утверждение, что этот браслет сопровождения выдал вам Марк Старцев?
По коже Лизы пробежал неприятный холодок.
– Верно.
Голос в динамике замолчал.
– Но я ничего ему не обещала. Я не соблазняла его. Он неправильно меня понял…
– Елизавета Попова, – прервал её голос в динамике. – За нарушение пункта восемь Нового закона существования женщин вы приговорены к заточению с целью перевоспитания в колонии Ферр сроком на один год.
Сердце Лизы провалилось под подиум. Собравшись с мыслями, она попыталась возразить судье, но вместо слов изо рта вырывалось лишь невнятное бульканье. Воздух вокруг заглушал её слова. Затем подиум под ногами засветился, окружив Лизу куполом яркого света. На руках и ногах материализовались чёрные электрические браслеты. Лиза дёрнула руками в стороны, и по телу пробежал электрический разряд. От боли она упала на четвереньки. В памяти тут же всплыло лицо Марка, который однажды с упоением рассказывал ей про браслеты-наручники: «Браслеты срабатывают, только когда расстояние между ними становится больше тридцати сантиметров. Чем дальше отводишь руки или ноги друг от друга, тем более мощный разряд тока пропускают они по телу. Попытка побега обречена на провал. Ты просто сгоришь заживо».
Лиза тяжело отдышалась и подняла глаза. Купол света постепенно меркнул. Комната вернулась в первоначальный вид. А затем платформа под Лизой раскрылась, унося её глубоко под землю. Растерявшись от скорости развития событий и потеряв бдительность, Лиза несколько раз получила разряд тока по телу, падая по неведомой тёмной кишке. И чем дольше она находилась в ней, тем больше сознание мутнело, мысли путались, а веки тяжелели. Последнее, что она увидела перед тем, как отключиться, – мелькнувший под ногами свет.
Очнулась Лиза на пухлом потрёпанном матрасе. В носу стоял сильный запах чужого пота. «Видимо, этот матрас никогда не стирали». Лиза приподнялась на локте. Матрас валялся прямо на полу в вагоне мчащегося поезда. Вокруг – метров пять в длину и два в ширину – не было ни окон, ни видимых дверей. Высоко над головой была крыша, наполовину стеклянная, наполовину металлическая.
Лиза попробовала встать. Уперевшись одной ладонью в матрас, она выбросила вторую руку вперёд для рывка. Тело обожгло зарядом тока: на руках и ногах всё ещё висели браслеты.
Обессилено Лиза упала обратно на матрас. Она лежала и смотрела в потолок, пока солнце ослепляющим жалом не стало прорываться к ней сквозь стекло в крыше. Вагон нагревался, превращаясь в жерло вулкана. Собравшись с силами, Лиза медленно поднялась, стараясь держать руки и ноги на максимально допустимом расстоянии, и перешла в теневую часть вагона. Присев на грязный пол, она подняла глаза. Из стеклянного потолка выглядывал кусочек июльского неба. Лиза улыбнулась, прикрыла глаза и задремала.
Ей снилось, что она снова десятилетняя девочка. И рядом папа – живой и здоровый, улыбаясь, подзывает её ближе. Она трясётся от страха и волнения, но подходит.
– Дорогая. С сегодняшнего дня в глазах общества ты стала женщиной. А значит… – папа делает паузу, чтобы коснуться браслетом тоненькой ручки. На запястье Лизы загораются неоновые буквы «Сопровождение». – Без этой штуки выходить тебе никуда нельзя. Запомнила?
Лиза робко кивает. Папа едва улыбается и обнимает её. Из-за его широкой спины выглядывает кусочек трюмо, а в нём – насмерть перепуганное отражение Лизы.
На повороте поезд дёрнулся и вырвал Лизу из дрёмы. Нагревшийся на солнце вагон наполнил горячий воздух. Дышать стало сложнее. Лиза подняла голову и посмотрела на свободно гуляющие на небе облака, кучерявые, как непоседливые овцы. А ветер, будто пастух, всё гонял их из одной стороны в другую и никак не мог собрать в одно стадо. Качаясь из стороны в сторону, поезд гнался за ними подобно бешеному псу, жаждущему настигнуть отбившуюся скотину. Убаюканная движением, Лиза вновь прикрыла глаза.
Лиза бежит. Сначала по квартире, затем по подъезду, перепрыгивая через ступени. Она выбегает на улицу и несётся прочь. Вслед она лишь слышит одну и ту же фразу: «Нашему папе не помогает лечение. Нам нужно смириться…». Внутри неё бушует гнев, он гонит прочь от этого душного и чужого места. Лиза бежит. Бежит. Бежит. В конец выдохшаяся останавливается и с ужасом осознаёт, что не понимает, где очутилась. Она спешит вернуться, пока не заметил патруль. Но дорогу ей преграждает незнакомый мужчина в тёмном пальто и с грязным, почти полностью заросшим тёмной густой бородой лицом. От него разит гнильём, и Лиза задерживает дыхание, чтобы лишний раз не вдохнуть неприятный запах.
– Что вам нужно? – говорит Лиза. Но её не слышно. Только «бульк-бульк» вырывается из уст.
Мужчина бубнит что-то неразборчивое и хватает за руку. Он жадно тянет её на себя. Лиза кричит, но выходит опять только «бульк-бульк». Она со всей силы ударяет незнакомца по руке. Затем ещё и ещё. Но это не помогает. Он лишь сильнее сжимает её запястье и тянет за поворот. И Лиза знает, что за поворотом с ней случится что-то плохое.
Она замечает справа мелькнувшую тень. Это папа. Он пришёл за ней. Стремительным движением руки он бросает на её запястье браслет. Хватка незнакомца ослабляется, и он исчезает. Лиза поворачивается к папе. Он протягивает ей руку:
– Пойдём домой, дочка.
Лиза открыла глаза. На ресницах слёзы. Она вытерла их кулаком и запрокинула голову, чтобы новые слёзы оставались там. Внутри.
Пустой желудок издал угрожающий рёв и свернулся в клубок. Неизвестно, сколько времени Лиза ничего не ела. Последний вкус, что она помнила, – глоток омерзительного холодного пива. Лиза облизнула пересохшие губы. Духота обжигающего вагона плавила мысли. Она представила маму, как та возвращается домой. Открывает заедавший дверной замок. Находит в кармане телефон, читает сообщение… Она плачет? Она перезванивает, но слышит лишь короткие гудки? Она пишет в ответ? Она ждёт? Или уже не ждёт? Они понимает, что больше не увидит дочь?
Круговорот мыслей снова затянул Лизу в сон.
Бах-бах. Лиза распахнула глаза. Поезд стоит. Чёрное звёздное покрывало укрыло стеклянную часть крыши. Безжалостная духота сменилась освежающей прохладой. Голова Лизы ещё немного кружилась, но разум постепенно прояснялся.
Лиза прислушалась: за стенами вагона звучали голоса и шаркающие по камням шаги. Вероятно, они прибыли на место. Лиза медленно поднялась на ноги, опираясь спиной на стену. Через некоторое время в противоположной стороне вагона раздался предупредительный сигнал, и часть стены с грохотом отъехала в бок. В образовавшемся проёме показалась фигура головастика, приказавшего ей покинуть вагон.
Аккуратно ступая, Лиза приблизилась к выходу. Поезд растянулся на километры в обе стороны: ни хвоста, ни головы Лиза разглядеть не смогла. Всё видимое пространство кишело головастиками. Здесь они исполняли роли охранников: одни выводили из вагонов женщин, другие встречали их на выделенной площадке возле сетчатого забора и строили в шеренги.
Лиза спрыгнула с вагона на устланную щебнем землю и вклинилась в общую шеренгу осуждённых позади сухонькой низкорослой старушки. Охранник, что вывел Лизу из вагона, подошёл к возглавлявшему шеренгу головастику:
– Сколько нынче?
– Двадцать пять. Но две ещё в поезде окочурились, одну устранили – убежать попыталась.
– Вот чёрт, я ставил на двадцать три.
– Не твой день, брат. У меня пока шансы есть. Моя ставка – восемнадцать.
Чья-то рука жёстко приземлилась Лизе на макушку: охранник пересчитывал осуждённых по головам. Будто овец, а не людей. Отсчитав двенадцать человек, он скомандовал: «Уводи», и женщин друг за другом повели за забор.
Шли медленно. Лиза слышала позади тихие всхлипы. Шедшая впереди старушка споткнулась и упала прямо на ноги Лизе. Хвост колонны затормозил.
– С вами всё в порядке? – Лиза помогла встать старушке, чтобы ту не ударило током от наручников.
– Да, – она посмотрела на Лизу выцветшими глазами, – всё в порядке.
Один из головастиков, что сопровождал конвой, подбежал к ним.
– Какого чёрта встали?
– Я споткнулась, – сухим голосом ответила старуха.
– И что? Тебе придать ускорения? – при этих словах он угрожающе выставил вперёд электрокнут.
– Она всего лишь споткнулась, что в этом такого? – высокая девушка, что шла позади Лизы, выступила вперёд.
Охранник шагнул к ней навстречу. Шлем скрывал его выражение лица, но Лизе почему-то казалось, что он непременно улыбается. Звук трескающегося металла рассёк воздух, и девушка упала на землю, сотрясаясь в конвульсиях. Стоявшие рядом с ней женщины, не ожидавшие такого исхода, закричали. Одна девушка, испугавшись, бросилась бежать прочь. Вслед ей прилетел удар электрокнута, разорвавший спину пополам. Безжизненное тело упало лицом на землю. По колонне заключённых пробежала волна плача. Многие упали, прижимая головы и не сдерживая криков и слёз.
– Теперь вас минус две! Ещё хоть кто-нибудь мне будет перечить, получит удар током! – рявкнул головастик. – А теперь встали и пошли!
Потребовалось немного времени, чтобы женщины пришли в себя, поднялись с земли и построились обратно в колонну.
– А ты, – охранник ткнул электрокнутом в старуху, – держись лучше на ногах. А то присоединишься к выбывшим!
Старуха посмотрела на Лизу и, развернувшись, зашагала вперёд. Все остальные в цепочке последовали за ней, недоверчиво поглядывая на головастика и опасаясь, как бы кнут не упёрся кому-то из них в бок. Пять минут спустя впереди сквозь ночной полумрак стала виднеться огромная чёрная тень. Она возвышалась на десяток метров, словно гигантское голодное чудовище, готовое вот-вот накинуться и проглотить всех заключённых за раз.
С каждым шагом очертания тени всё больше проступали сквозь мглу, пока перед глазами не предстало огромных масштабов здание. Его центральная часть высотой с пятиэтажный дом походила на голову Кракена – округлую и вытянутую. На месте, где у чудища располагаются глаза, виднелись два огромных глухих окна. У основания центральной части Ферра – массивные красные металлические ворота, над которыми позолоченными буквами выгравировано "Malum Slits". Впервые в жизни Лиза пожалела, что плохо учила латынь. Вокруг «головы» – пять конусовидных башен с круглыми оконными проёмами. При свете Луны они отливали розовым металлом и напоминали присоски на щупальцах морского чудища. Каждая башня в высоту была метров двадцать пять, а то и все тридцать и соединялась с центральной частью низким сводчатым переходом. Когда конвой был совсем близко к Ферру, здание торжественно поприветствовало их, распахнув кровавые ворота и, будто голодный зверь, поглотило их в свои недра.
В противоположность гнетущему фасаду внутри их ждал огромный, изысканно обставленный зал: мраморные плиты на полу, бордовые стены, украшенные живописными картинами и гобеленами в позолоченных рамах. По периметру потолка свисали сверкающие люстры, а в глубине зала располагалась металлическая винтовая лестница. В центре стоял массивный дубовый стол, за которым сидел бледный лысый мужчина. На губах его застыла холодная плотоядная улыбка. Всем своим видом он показывал, что в этих стенах он главный. Упираясь локтями в поверхность стола, он сложил ладони «домиком» и поднёс их к лицу в ожидании, когда охрана закончит выстраивать женщин в колонны по четыре. Когда все приготовления завершились, мужчина отвёл руки от лица и тонким, почти писклявым голосом заговорил:
– Жил-был один муж. Был он сильно богат, имел роскошный дом с садами и слугами. И сходились к нему горожане местные, потому что был он почтеннейший из всех. И были поставлены к нему два старца из народа, что постоянно бывали в его доме, и к ним приходили все, имевшие спорные дела. Взял этот муж в жёны деву, молодую и очень красивую. Каждый день около полудня выходила она в сад своего мужа для прогулки. И каждый день видели её в саду старейшины, и в них родилась похоть к ней, что извратила ум. Стыдились они себя и вожделения своего, стыдились, что хотели совокупиться с девой. Как-то раз признались они в похоти своей друг другу, и тогда решили найти её одну и добиться своего. Выждали они удобного дня, когда дева вновь вышла в сад с двумя служанками и захотела мыться. Приказала она служанкам принести масла и мыла да оставить её одну в саду. Служанки так и сделали: заперли двери сада и вышли боковыми дверями, чтобы принести, что приказано было им, и не видали старейшин, что спрятались в зарослях кустарника. И вот, когда служанки вышли, встали старейшины и прибежали к деве. Признались они, что испытывают похоть к ней, и предложили ей побыть с ними. Если же откажет она, то они будут свидетельствовать, что с ней был юноша, и потому она отослала от себя служанок своих. Девушка красивая была, но не разумная. Закричала она громким голосом. Закричали и оба старейшины, и один побежал и отворил двери сада. Вбежало к ним всё находившееся в доме собрание, а во главе – почтенный муж. И старейшины сказали слова свои. И свидетельствовали они против девы. Поверило им собрание, как старейшинам народа и судьям, и осудили деву на смерть. Ибо та, что возбудила похоть, заставила возжелать её и отказала, есть блудница, убийца души праведной и заслуживает умерщвления. Так с ней и поступили.
Наступила мёртвая тишина. Мужчина за столом обвёл взглядом собравшихся женщин. Удовлетворённый увиденным в их глазах страхом, он встал из-за стола и, прибавив голосу силы, произнёс:
– Добро пожаловать в колонию Ферр! В этом месте вам напомнят, что есть истинное предназначение женщины. Вас научат быть услужливыми, сговорчивыми и обходительными с мужчинами. Пребывание здесь для вас не наказание. Это начало вашего нового праведного пути, – глаза его горели, на лице застыл оскал. – Будьте благоразумны и примите этот дар!
После этих слов охранники принялись опускать присутствующих женщин на колени. Один из головастиков вплотную подошёл к Лизе, больно зажал пальцами шею, склонил голову вперёд и вколол в неё иглу. Холод металла сначала обжёг кожу, а затем ледяная волна прошлась по всему телу. Наручники исчезли, и Лиза ощутила долгожданную свободу в руках и ногах.
Охранник подхватил Лизу за подмышки, рывком заставил встать и поволок к выходу из общего зала. За тяжёлыми резными дверями начинался коридор со сводчатым потолком, ведущий к винтовой лестнице, которую Лиза преодолевала из последних сил. Прижимаясь грудью к металлическим ступеням, она доползла до очередного пролёта, возле которого охранник остановился. Он втолкнул Лизу в крохотную ярко освещённую комнатку, от пола до потолка обшитую зеркалами.
– Вот вещи, – вслед за Лизой в комнату влетела одежда и приземлилась на пол. – Пять минут на переодевание. Время пошло.
Сказав это, он захлопнул дверь. Лиза, не торопясь, расстегнула пуговицу джинс и скинула кеды. Что-то сильно смущало её в этой комнате. То и дело оглядываясь, она стянула с себя джинсы и бросила их на пол. За спиной Лизы послышался шорох. Она обернулась, но в комнате по-прежнему никого не было. Лиза подошла ближе к зеркальному полотну и легонько постучала в него костяшкой указательного пальца. Зеркало слегка затряслось, и по ту сторону мелькнула слабая тень. Лизу передёрнуло: за ней подглядывают. Она инстинктивно пригнулась и натянула ниже майку, чтобы прикрыть наготу.
– Пошевеливайся давай, – послышалось из-за двери.
Лиза ощутила себя голой, несмотря на то, что на ней оставались бельё и майка. Она села на пол и прижала грудь к коленям. Дрожащими руками взявшись за края майки, она потянула её вверх. Всё тело напряглось, сопротивляясь происходящему. В том же положении Лиза натянула выданные охранником тапки и платье, больше походившее на робу, и поднялась с пола. Дверь комнаты распахнулась, и головастик жестом приказал Лизе выходить.
– Старую одежду оставь здесь. Больше тебе это не пригодится.
Лиза с грустью посмотрела на свои вещи, разбросанные по полу, и вышла из комнаты. Головастик проводил её вниз по лестнице и снова остановился.
– Заходи, – приказал он, указывая на закрытую дверь.
Лиза толкнула её и снова оказалась в коридоре со сводчатым потолком, в конце которого горел свет. Вдоль обеих стен стояли мужчины, лица которых скрывала темнота. Лиза кожей чувствовала их плотоядные взгляды на себе. Повсюду виднелись мелкие огоньки выкуриваемых сигарет, словно глаза стаи гиен, почуявших добычу. Жутко воняло по?том. Толпа с голодным интересом впилась глазами в очередное женское тело, глумясь и гогоча. Страх сковал Лизе ноги.
– Иди! – кто-то позади сильно толкнул её в спину, вынудив сделать несколько шагов.
Лиза медленно двинулась вперёд. Она отчего-то вспомнила, как ей боязно было возвращаться одной домой. Как она волновалась и порой дрожала от страха при виде шедшего навстречу мужчины. Или, что ещё хуже, нескольких мужчин. Каждый раз Лиза оценивала, что ей следует делать в случае нападения: бежать или защищаться. И чем стремительнее сокращалось расстояние между ними, тем сильнее она волновалась.
Лиза шла, а коридор всё сужался. Или ей так казалось. Фигуры мужчин, окружавших её, становились всё ближе, пока проход не сузился до метра. Теперь она могла разглядеть их лица – все они казались ей омерзительными. Она слышала, как они свистели и отпускали грубые шутки в её адрес. Видела, как они хватались за свои гениталии, выкрикивая, что ей с этим нужно сделать. Вскоре фигуры были уж совсем близко, и Лиза едва ли могла протиснуться мимо, не получив шлепка и щипка за зад. Ей было страшно и стыдно. Она не могла сохранять спокойствие. Лиза закрыла глаза руками и пошла быстрее. Кто-то особо смелый подбежал к ней и схватил за грудь. Лиза остановилась и оторвала руки от лица. Перед ней стоял грязный низкорослый парень, в его растянутой улыбке виднелись два жёлтых кривых зуба. Лиза инстинктивно ударила ладонью и попала ему по шее. В глазах парня мелькнула растерянность, а затем он упал. Вслед за ним беспомощно повалилась на пол и Лиза, которую накрыл удар тока по телу. Двое головастиков, схватив её за руки, поволокли на свет. Раздосадованная толпа разошлась.
Охранники дотащили Лизу до камеры, бросили на пол и ушли. Ледяная поверхность молниеносно привела её в чувства. Лиза приподнялась и осмотрелась. Когда глаза привыкли к темноте, она смогла различить очертания коек и женский силуэт в дальнем углу комнаты. Девушка сидела на кровати, поджав ноги, и внимательно следила за Лизой.
– Кто вы? – обратилась к ней Лиза.
Девушка поднялась и уверенно прошагала по камере. Подойдя к Лизе, она присела на корточки и хриплым голосом спросила:
– Как зовут?
– Лиза.
– Я – Марго, – она протянула руку. Лиза ответила тем же. Не разжимая руки, Марго поднялась, помогая новенькой встать. Их лица оказались в аккурат напротив друг друга, и Лиза смогла хорошо разглядеть новую знакомую. На вид ей было не больше тридцати. Грубые черты лица, угловатые скулы, глубоко посаженные глаза с широкими бровями, сведёнными на переносице, тонкие бледные губы. Тусклые длинные волосы забраны в низкий хвост.
Убедившись, что Лиза стоит на ногах, Марго продолжила:
– Твоё место там, – она указала тонким кривым пальцем на койку в углу. – Пока спи. Будет время познакомиться.
* * *
Лиза проснулась посреди ночи от подозрительного скрипа петель и глухих шагов по бетонному полу. Поначалу ей показалось, что это продолжение безумного сна, но заскрипевшая пружина матраса окончательно разбудила её сознание. Лиза поняла, что в камеру кто-то зашёл. Не смущаясь присутствующих женщин, вошедший расстегнул ремень. С вызывающим звоном на пол упали штаны. Сверху на них приземлились трусы.
«Это охранник. Он сейчас изнасилует девушку», – подумала Лиза и подскочила с койки, но тяжёлая жёсткая рука прижала её обратно к подушке.
– Спи, дура, а то за тебя возьмутся, – прошипела Марго.
Лиза развернулась и уткнулась лицом в вонючую ткань подушки. Она до боли зажмурила глаза, стиснула зубы и заткнула уши, чтобы только не слышать бездушный ритмичный скрип пружин. Животный стон насильника нарастал, в то время как его жертва оставалась мертвенно молчаливой. Затем он издал хрипящий рык, оттолкнул использованное тело, оделся и ушёл как в ни в чём не бывало.
Выждав, когда шаги ночного гостя стихнут в глубине коридора, Марго соскользнула с койки, подошла к несчастной и по-матерински укрыла одеялом. Когда она направлялась к своему месту, в камере прозвучало робкое приглушённое «спасибо».
______________________________
Ветки деревьев, как розги, безжалостно исполосовали лицо и руки. Но она, не замечая этого, бежала вперёд, вглубь леса. Глаза едва различали дорогу в темноте. Разорванная грязная юбка давно не стесняла движения. Тяжёлое дыхание и пересохшие губы выдавали усталость, но времени на передышку не осталось. «Нужно бежать. До поляны столетнего дуба, затем направо», – крутилось в голове как молитва. Гул приливающей к голове крови оглушал. Легкие наливались свинцом. Из груди вырывался тяжёлый хриплый кашель.
Ещё чуть-чуть, и она будет на свободе. Там можно будет отдохнуть…
«Ещё чуть и появится дуб… А затем просто повернуть направо…»
Сочащаяся из шеи кровь намочила платье на спине. Лёгкий порыв ветра вызвал на разгорячённой коже волну мурашек. Тропа резко повела в гору. Усталость сковала ноги. Запнувшись о корни деревьев, она упала на землю. Боль пронзила колени. Цепляясь ногтями за землю, она ползком продолжила подниматься в гору.
«Без маячка есть все шансы. Лишь бы добраться до дуба, а там… Налево или направо? Запуталась».
Панически схватившись за голову, она нервно перебирала в памяти слова.
«Что он там говорил? Направо или налево? Направо? Точно направо!»
Она двинулась дальше, и через несколько метров тропа прервалась, открывая глазу лесную поляну. В центре стоял высокий старый дуб. Он, как добродушный хозяин, ожидавший гостя, широко раскинул свои ветви. На глазах проступили слёзы счастья. Она добрела до дуба и нежно, как друга, его обняла.
– Как я рада, что ты здесь, – прошептала она. – Осталось повернуть…
Шорох травы и треск веток выдал присутствие на поляне кого-то ещё. Она с облегчением выдохнула и обернулась, ожидая встретить знакомое лицо. Но, окружив её, на поляну вышли несколько головастиков. Ужас накрыл её с головы до ног. Отчаянный женский крик разорвал предрассветную тишину.

Глава 4
Выдержка из Нового закона существования женщин:
«п. 11. Женщина, повторно нарушившая закон, независимо от возраста вновь приговаривается к заточению в колонии Ферр. Срок повторного заключения определяется следующим образом: длительность предыдущего заточения в годах плюс ещё один год».

Лиза проснулась от оглушительного рёва сирены. Она приподнялась на локтях и оглядела камеру. Девушки одна за другой поднимались и вставали у изножья кроватей. Лиза последовала их примеру. Всё тело мучительно болело.
В камеру зашёл головастик и пересчитал присутствующих: их было четверо. Как только спина охранника скрылась за решёткой, Марго по-командирски объявила:
– Ну, теперь давайте знакомиться. Это Лиза. – Лиза слегка улыбнулась и махнула приветственно рукой. – Лиза, это Саша. – Марго указала на красивую блондинку лет тридцати с круглым лицом и широкой улыбкой. Большие голубые глаза светились искренней радостью, словно в Лизе она узнала старую знакомую. Длинный крючковатый нос добавлял светлому образу приятную изюминку. – И Маша.
Лиза перевела взгляд на невысокую девушку с короткой прямой, словно выстриженной по линейке, чёлкой. Та недовольно поджала и без того тонкие губы и сложила на груди руки. Равнодушно скользнув взглядом по Лизе, девушка отошла от койки к умывальнику. Марго нагнулась к Лизиному уху и прошептала:
– Только будь умничкой, не болтай о том, что произошло ночью.
Лиза с удивлением перевела взгляд на Марго.
– Всё, что ты скажешь… никому здесь не упёрлось, понимаешь? – а затем, повысив голос, игриво добавила, – выше нос, малышка. Ты скоро втянешься.
Из соседней камеры послышался грозный мужской крик:
– Где Столетова?! Я вас спрашиваю! Где эта сучка?!
Все сокамерницы Лизы побросали дела и метнулись к решётке. Прильнув к холодному металлу – кто лбом, кто ухом – они с жадным интересом вслушивались в каждое слово невидимой глазу сцены.
– Вы пожалеете, что прикрывали эту дрянь! Я вам устрою… – головастик выскочил в общий коридор и понёсся в направлении главной лестницы.
– Вот Столетова даёт! – неожиданно воодушевилась Маша.
– Мне бы никогда не хватило духу сбежать, – робко сказала Саша.
– Надеюсь, этой курице хватило ума вырезать маячок, – злобно добавила Марго.
– Маячок? – удивилась Лиза.
Марго коснулась сухими пальцами её шеи:
– А ты думала, что это?
Лиза инстинктивно протянула руку к тому месту, которого только что касалась Марго, и уловила лёгкую пульсацию.
– Они в шею специальный маячок вживляют. Он показывает, где ты и сколько дней тебе осталось в Ферре. Если его не вытащить, тебя быстро отыщут и вернут сюда.
– Ещё и срок добавят, – дополнила Маша.
Марго кивнула и продолжила:
– Только чем ты его вытащишь? Не голыми же руками вырывать? – Марго хихикнула и закатила глаза, что-то вспоминая. – Был случай такой: девчонки парой сбежали и пытались выгрызть зубами друг у друга эти штуковины. Закончилось всё тем, что одна из них напарнице артерию какую-то перегрызла случайно. Та тут же и померла. Когда головастики отыскали их, вторая лежала в луже крови и пыталась утопиться.
Лиза представила девушек, перегрызающих друг другу шеи, и содрогнулась от страха. Марго без тени смущения продолжала:
– Потом головастики заковали её в наручники, чтобы назад в Ферр привезти, так она нарочно побежала. От ударов тока сердце её не выдержало и разорвалось.
– Это ужасно. Неужели это реально произошло? – засомневалась Лиза.
– А ты спроси у Старухи, так это или нет. Потом и поговорим.
– Кто это – Старуха?
– Бабка одна, постоянница здесь. Уж не знаю, в чём она так провинилась в этой жизни, но, кажется, в Ферре она сидит дольше, чем на свете существует. Да ты её наверняка видела, она вчера прибыла. В одном поезде с тобой.
Лиза напрягла память. Перед глазами всплыл образ сухонькой старушки, которая шла, сгорбившись, перед ней в конвое. Действительно, в чём она могла провиниться, что в таком возрасте попала в Ферр в очередной раз?
– Этот маячок навсегда теперь с тобой. Когда выйдешь отсюда, его лишь деактивируют, но доставать не будут. А как вернёшься, пик, – Марго пальцем нажала на невидимую кнопку в воздухе, – снова тебя пасут.
– Из Ферра даже если и выйдешь, то Ферр из тебя – никогда, – удручённо добавила Маша.
– А вы здесь не первый раз? – обратилась к ней Лиза.
Маша, даже не взглянув в ответ, повернулась к Марго:
– Она любопытная. Не люблю таких.
– Ой, можно подумать, ты хоть кого-то любишь? – вмешалась Саша.
– Раньше любила, потому и тут, – ответила Маша. Саша театрально вздохнула, откровенно демонстрируя неприязнь к прозвучавшим словам. Выждав минуту, она присела на край кровати и решила сменить тему:
– Я здесь второй раз. Осталось сидеть полгода – она убрала длинные волосы, обнажив изящную шею и маячок. В металлическом круге изумрудным светом горела цифра «183». – Первый раз попала сюда, когда мне было двадцать три: меня пытались изнасиловать на улице. Правда, мне тогда удалось сбежать. Пришла домой, рассказала всё родителям. А они… – Саша опустила голову и чуть тише продолжила. – Они меня не приняли. Обвинили в том, что я сама виновата в случившемся. Якобы слишком легкомысленная. Отправили сюда на перевоспитание.
– А второй раз? – спросила Лиза.
Саша безжизненно махнула рукой в сторону, опустила голову и пробурчала что-то отдалённо похожее на «да по накатанной». На серое платье упали и растеклись чёрными пятнами крупные слёзы. Лиза растерянно перевела взгляд на Марго и Машу. Судя по их лицам, происходящее с Сашей их мало беспокоило.
– Маша тоже здесь второй раз, – взяла слово Марго. – Ей сидеть ещё год.
– А Марго у нас старожил – четвёртый раз в Ферре, – перехватила Маша.
– Четвёртый? – удивилась Лиза. Марго ехидно улыбнулась:
– Ага, следующий год – юбилейный.
– Но… почему? Как? Кто? – недоумевая, вопрошала Лиза.
– Да разве упомнишь всех мужиков, которым не дала! – Марго громко засмеялась. Саша и Маша робко её поддержали. Лиза не унималась:
– Как же так получается, что вы снова и снова сюда попадаете?
– А виной эта штучка, – Марго постучала ладонью по загривку. – Для мужиков это – как клеймо проститутки. Не понравишься кому на свободе, нахамишь или пошлёшь куда подальше, тут же настучит на тебя. «Повторным» в Джайкате даже слово не дают сказать, ссылают сразу в Ферр.
– Получается, все всегда возвращаются сюда?
Марго со вздохом поднялась с кровати и подошла к Лизе:
– Есть женщины, которым везёт…
– А есть мы! – закончила за неё Маша.
Девушки звонко рассмеялись и разбрелись по камере, занимаясь каждая своим делом: Саша склонилась над умывальником, удаляя следы прошедшего сна; Марго, распустив волосы, принялась расчесывать их пальцами, словно гребёнкой; Маша же, справив нужду, застилала кровать. Через некоторое время зазвучала сирена.
– Завтрак, – отвечая на немой вопрос Лизы, констатировала Саша.
Решетчатые двери камер по очереди распахивались, порционно выпуская в коридор заключённых. Лиза вышла вслед за Марго и прежде, чем направиться в столовую, остановилась и осмотрелась. Второй этаж Ферра полностью состоял из камер, размещённых по кругу друг за другом. Окон и дверей здесь не было. Только одна лестница, убегающая на этаж вверх и вниз. Столовая находилась этажом выше и занимала всю его площадь. Те два гигантских круглых окна, что Лиза видела снаружи, располагались именно здесь. Кроме череды столов и скамеек, здесь протянулась длинная линия раздачи блюд и стояло ведро для параши. Лиза забрала положенный ей завтрак, включавший овсянку, кусок мягкого хлеба и сладкий чай, и вместе с новыми знакомыми присела за столик в углу. Каша выглядела крайне неаппетитно, а на вкус и вовсе была отвратительна. Но измученной голодом Лизе выбирать не пришлось. Поэтому она быстро проглотила завтрак, практически не жуя и отвлекаясь на рассказ Марго об укладе в Ферре:
– Подъём у нас ежедневно в шесть утра: в каждую камеру заходит головастик, проверяет, не сбежал ли кто, не отбросил ли коньки. Потом идём на завтрак и едим очередную кашеобразную бурду. В восемь всех собирают в лекционном классе. Наш дорогой Херр читает лекции о нравственном воспитании и морали.
– Кто-кто?
– Херр. Директор Ферра. На самом деле он Герр, но мы за глаза зовём его Херром. Больно уж он уродливый и на член похож, – девушки захихикали. – Эта пытка длится три с половиной часа, зато потом сразу обед.
– На обеде кормят получше, но тоже особо не разгуляешься, – дополнила Саша.
– С часу начинается рабочий день: обычно это стирка или глажка формы для головастиков. В семь – ужин. После него у нас час тишины: всех загоняют по камерам и запрещают разговаривать. Директор специально это придумал, мол, так у нас есть время «осознать свои проступки и покаяться в грехах». Перед отбоем в десять вечерняя проверка: зайдут опять, пересчитают по головам и уйдут. И так день за днём, пока твои часы на шее не подадут сигнал об окончании этих мучений.
– Бывают, конечно, и исключения, – добавила Саша. – Иногда Херр даёт нам погулять на верхнем этаже или вместо своей нудной лекции включает фильм о нравственном поведении женщин. Но по большей части дело это не меняет. Мы всё равно остаёмся в худшем месте на земле.
– А что за верхний этаж?
– Мы его называем «полянка», – заговорщически прошептала Саша. Лиза непонимающе перевела взгляд с одной девушки на другую.
– Как ты видела, – начала Марго, – снаружи Ферр не обнесён ни забором, ни рвом, ни канавами. Всё потому, что заключённых здесь годами не выпускали на прогулку. У многих из-за этого начались проблемы со здоровьем. И наш дорогой Херр не придумал ничего лучше, чем превратить верхний этаж в прогулочную зону. Он проделал в крыше здания дыру…
– Он буквально снял скальп с этой уродливой головы, – вклинилась Саша.
Марго сделала паузу и посмотрела на блондинку уничижительным взглядом:
– Он проделал дыру в крыше, застелил газоном площадку и теперь выводит нас раз или два в неделю пастись на полянке.
– Звучит не лучшим образом, – резюмировала Лиза.
– Выглядит также, – отозвалась Марго.
– Но мы не жалуемся: это куда лучше, чем нудная лекция лысого Херра.
После завтрака всех заключённых проводили в лекционный класс: большой ярко освещённый зал с высокими потолками и окнами. Напротив входа по центру стояло массивное кресло, обтянутое тёмной гладкой кожей. Высокая изогнутая спинка, прошитая узором из ромбов с внешней стороны, полностью скрывала сидящего в нём человека. Длинные позолоченные ножки в виде рогаток впивались под собственным весом в мягкий ворсистый ковёр.
Напротив кресла по всей свободной площади помещения стояли ряды дешёвых складных стульев. Каждой из женщин предполагалось занять своё место: первые три ряда по десять стульев отводились новичкам Ферра, следующие три ряда – для тех, кто в ближайшие три месяца покинет колонию. Остальные рассаживались в свободном порядке. Лизе досталось крайнее справа место во втором ряду. Расположившись как можно удобнее, чтобы выдержать трёхчасовую лекцию, Лиза обвела взглядом класс и заметила знакомое лицо с мерзкой улыбкой. Директор Ферра выждал, когда гул рассадки утихнет, и заговорил:
– Многие из вас меня знают. Но для новеньких я представлюсь. Меня зовут Герр Альфредович. Я директор колонии Ферр. Места, которое призвано открыть запутавшимся девушкам и женщинам глаза на истину. Направить их на путь просветления. Позволить им познать подлинное предназначение. Здесь, в стенах Ферра, я вам друг, который поможет и рассудит. Который ответит на все ваши вопросы. Тот, кто расскажет, как искупить свои грехи и жить праведно, – он сделал небольшую паузу и продолжил. – И сегодня я поведаю вам, почему женщина – причина страданий нашего мира. И что вы должны делать, чтобы это исправить. Итак, по своей природе все женщины скверны…
Время шло с мучительной неторопливостью. Поначалу Лиза, как и остальные новички, старалась вслушиваться в слова директора и даже уловить их суть. Но монотонный скрипучий голос слово за словом вводил в транс. Сознание расплывалось, голова тяжелела. Раз за разом Лиза ловила себя на мысли, что почти спит.
Постепенно аудитория оживала. Начиная с задних рядов, в порыве вырваться из дремоты девушки стали вести себя более раскованно. Сначала по классу пробежал лёгкий шорох, затем шёпот, а за ними несколько тихих смешков. Для поддержания внимания директор встал и в тон своему голосу стал неспешно прогуливаться вдоль рядов слушающих. На какое-то время этот манёвр действительно сработал. Но не прошло и получаса, как шум возобновился, стоило директору повернуться спиной к слушательницам. К удивлению Лизы, директор никак на это не реагировал и не спешил открыто делать замечания. Он всё так же плавно прохаживался по аудитории, монотонно читая заученный текст. Вернувшись к креслу, он сел и оглядел, будто сканируя, тяжёлым взглядом аудиторию. Уловив движение, он упёрся ладонями в ручки кресла, наклонился вперёд и произнёс:
– Авдеева, встань!
Высокая и худая девушка позади Лизы подскочила на месте и, задержав дыхание, поднялась.
– Сколько ты находишься в стенах этого прекрасного места?
– Девять месяцев и двенадцать дней, Герр Альфредович.
– И что же? За девять месяцев и двенадцать дней ты не выучила, как правильно себя нужно вести на занятиях?
Девушка смиренно опустила голову.
– Подойди ко мне.
Она испуганно посмотрела на остальных девушек. В глазах её читалась мольба, ноги не сделали ни шага.
– Подойди ко мне! – угрожающе повторил директор.
Она осторожно двинулась в его сторону. В это время директор встал и вышел к ней навстречу. Ощущение надвигающейся беды парализовало всех присутствующих. Подойдя к Герру, девушка развернулась к аудитории лицом, стараясь не встречаться с директором взглядом. Он же в свою очередь кружил вокруг неё, как голодный волк:
– В чём основная цель женщины?
– Служение мужчине, – произнесла девушка зазубренный текст.
– Мужчине, – задумчиво повторил директор и потёр подбородок. – А что ещё?
Глаза девушки округлились. С ужасом она смотрела на следящие за разворачивающейся сценой лица. Директор продолжал монотонно ходить вокруг неё. Снисходительным тоном он спросил:
– Ты, вероятно, плохо слушала меня. Так?
– Да, директор, – прошептала девушка.
– Тогда моя обязанность – напомнить тебе, для чего ты рождена, – он резко остановился напротив неё. – Так?
– Да, директор, – чуть не плача, ответила она.
– И я считаю своим долгом не только напомнить тебе это, но и вбить это в твою тупую головёшку! – последние слова он прокричал, извергая слюну ей в плечо. Добившись, что его жертва сотрясается от страха и слёз, он удовлетворённо пошёл обратно к креслу и сел.
– Подойди сюда! – прорычал он.
Она повиновалась. Он поднял на неё переполненные злостью глазёнки и взглядом дал понять, что делать дальше. Девушка беспрекословно присела возле него. Затем грудью легла ему на колени, свесив голову к полу, подобрала подол платья и оголила ягодицы. Маленькой, похожей на лапку крохотного зверя рукой Герр поводил по бледной коже.
– Видишь ли, дорогая моя, неразумная, глупая женщина. Вы созданы для того, чтобы служить мужчине, – рука со звонким шлепком приземлилась на ягодицу, – ублажать его. – Снова удар, только сильнее. – Женщина должна отвечать всем прихотям мужчины, – удар и ещё один, ещё сильнее, – его желаниям! Женщина никогда не должна отказывать мужчине и ему перечить!
Удар. Удар. Удар, и девушка взвыла от боли. Не обращая внимания на её рыдания, директор продолжил поглаживать алую кожу, на которой проступил лиловый синяк.
– Надеюсь, сейчас ты запомнишь это. И больше никогда не забудешь. А чтобы полностью убедиться в этом, – он потянулся к часам на руке и ввёл на них какую-то комбинацию. Маячок на шее девушки спроецировал в воздух голограмму с остатком дней пребывания в Ферре: «80», – я прибавлю тебе год воспитательных работ.
В одно мгновение проецируемое число превратилось из «80» в «445». Не скрывая отвращения, директор сбросил ревущую девушку на пол. Всем присутствующим стал виден бугор возбуждения в его штанах. Ни капли не смущаясь, директор поднялся с места. Натянув излюбленную ухмылку, он сказал:
– Надеюсь, теперь эта догма очевидна для всех? – и вышел из аудитории.
Гробовая тишина в зале нарушалась только тихими всхлипами избитой девушки. Никто не смел встать с места и помочь ей. Через четверть часа всех отвели в столовую. Обед прошёл в полной тишине.
После обеда охрана отвела Лизу в медицинский кабинет: небольшую комнату, расположенную в одной из башен-щупалец. От остальных помещений Ферра, которые Лизе уже довелось видеть, кабинет отличался невероятно ярким освещением: свет от нескольких потолочных ламп, спускаясь, отражался от стен и пола, отделанных белой керамической плиткой. Посередине стояло гинекологическое кресло, возле ближайшей ко входу стены – металлический стул с прикрученными ножками и небольшим ковриком перед ним. Напротив, возле зарешеченного окна, стоял широкий белый стол, сохранявший идеальный порядок, несмотря на множество папок, книг и бумаг на нём. По одну сторону от стола располагался закрытый буфет с медицинскими инструментами и препаратами, за ним – умывальник. По другую сторону – ещё один привинченный стул. Повсюду стоял запах кварца, смешанный со спиртом.
Лиза сняла на входе обувь и прошла на коврик возле стула ожидания. Дверь распахнулась, и белый силуэт ворвался в кабинет и пролетел к столу. Не обращая внимание на Лизу, он сел к ней спиной, разложил перед собой принесённые бумаги и приступил к их заполнению. Не отвлекаясь от дела, он ровным голосом приказал:
– Раздевайтесь.
Лиза, смущаясь, медленно сняла убогое серое платье, аккуратно свернула и положила на расположенный сзади стул. В кабинете было прохладно, и по оголённой тонкой коже побежали мурашки. Зажав посиневшие ладони под мышками, Лиза прикрыла грудь руками в попытке согреться. Раньше ей не доводилось раздеваться при мужчине. Тем более перед незнакомым.
Спустя минуту врач оторвался от дел, бросил короткий взгляд на Лизу и снова отвернулся к столу.
– Бельё тоже снимайте, – тем же ровным тоном проговорил он.
Лиза напряглась. Оказывается, ей предстояло оказаться не просто раздетой, а совершенно голой перед незнакомым мужчиной. Пускай врачом, но всё же мужчиной. Дрожа всем телом, она расстегнула лифчик и стянула его с груди. Прикрывая одной рукой грудь, она так же педантично сложила бельё на стул под платье. Затем взялась за тонкую ткань трусов сбоку. Собравшись с духом, она резко дёрнула вниз. Бельё бесшумно упало на коврик к ногам. Вспотевшей ладонью Лиза прикрыла оголённый лобок. Вцепившись пальцами в кожу, она затряслась то ли от холода, то ли от стыда, то ли от едва сдерживаемых слёз, предательски выступивших на глазах. Она так и стояла, когда он сказал:
– В Ферре вообще-то нельзя носить бельё.
Скрипнул стул. Лиза поняла, что врач обернулся к ней, но молчит. Она не могла поднять головы, чтобы проверить, так ли это. Ей не хватало духу посмотреть. Одна за одной на застывшие стопы упали горячие слёзы. Она слышала, как скрипнуло сиденье стула во второй раз от того, что он встал. Слышала, как, мягко ступая по кафельному полу, он приблизился, и отполированные коричневые ботинки остановились в сантиметрах от оголённых пальцев её ног. А потом он спокойно и мягко сказал:
– Я не сделаю тебе ничего плохого. Посмотри на меня.
Лиза, не поднимая глаз, покачала головой из стороны в сторону. Но тут же осеклась. Приподняв подбородок, она, как провинившийся ребёнок, взглянула на врача снизу вверх.
Перед Лизой стоял высокий мужчина спортивного телосложения с невероятно обаятельной улыбкой. Светлые волосы, подстриженные чрезмерно коротко, отливали золотом от яркого света ламп. Из-под высокого лба и густых бровей на Лизу смотрели глубоко посаженные голубые глаза. Их опущенные уголки придавали взгляду печали и лёгкой загадочности. Мелкие морщинки вокруг выдавали возраст – немного за тридцать. Красивые полные губы, обрамлённые щетиной, сложились в широкую подбадривающую улыбку.
Он не прикоснулся к обнажённому телу ни руками, ни взглядом. Он смотрел ей прямо в глаза и тепло улыбался. Постепенно волнение Лизы отступило, и он негромко продолжил:
– Меня зовут Денис Валерьевич. Но ты меня можешь называть просто Денис. Я работаю врачом в Ферре. Мне нужно лишь тебя осмотреть на предмет возможных инфекций, болезней или беременности. Понимаешь? – его речь действовала успокаивающе, и Лиза сама не заметила, как тело расслабилось, а слёзы высохли. – Я не сделаю тебе больно.
– Но… – Лиза вновь опустила глаза, словно стыдясь следующих слов. – Я… У меня…
– Ты девственница? – удивлённо спросил он.
Лиза кивнула.
– Теперь всё стало понятно, – Денис подобрал её трусы, выудил из-под платья на стуле лифчик и выбросил в стоявшее рядом ведро. Платье он вернул Лизе:
– Можешь одеться.
После этих слов он вернулся к столу. Пока Лиза одевалась, Денис продолжил тем же спокойным голосом:
– Такое, конечно, бывает в Ферре, но крайне редко. Поэтому я так и удивился. Безусловно, я должен осматривать в кресле всех без исключения, но я вижу, как для тебя это непросто, – Лиза оделась и присела на стул возле Дениса. – Думаю, что не так страшно, если мы проведём осмотр в другой день, когда будешь готова. Правда?
Он подмигнул ей и ласково улыбнулся. Лиза смущённо опустила глаза. Лишь изредка она бросала на него короткие робкие взгляды, пока Денис заполнял бумаги. Затем он встал, прошёл к двери и вызвал охрану.
– На этом я с тобой прощаюсь.
Лиза, не находя слов, кивнула в ответ и прошла мимо него в коридор.
– До встречи, – повторил Денис и плавно закрыл за ней дверь. Растерянной Лизе ничего не оставалось, кроме как последовать за головастиком в камеру.
Весь оставшийся вечер она раз за разом прокручивала сцену в кабинете. Вспоминала его нежный голос, печальные глаза, добрую улыбку. Он очаровал её. Ей казалось чудом, что в таком жутком отвратительном месте, как Ферр, можно встретить такого светлого человека, тем более мужчину. Он отнёсся к ней с такой теплотой и пониманием, которых она давно не встречала.
Уже после отбоя, когда Лиза легла в койку и упёрлась глазами в потолок, она без конца представляла его лицо и как дурочка улыбалась. И до последнего не хотела засыпать, боясь, что на утро всё произошедшее исчезнет, как сон. Она продолжала грезить, пока, обессилев от мечтаний, не заснула с его именем на губах.

Глава 5
Выдержка из Нового закона существования женщин:
«п. 12. Женщина, приговорённая к заточению в колонии Ферр и имеющая намерения, попытку или совершённый факт побега с территории колонии, подлежит публичному наказанию».

Всю следующую неделю Лиза ловила себя на мысли, что постоянно думает о Денисе. Поначалу она ждала, что он заглянет к ней в камеру поинтересоваться её здоровьем. Затем ждала, что позовёт на приём. К концу недели Лиза почти потеряла рассудок: она искала глазами Дениса повсюду в надежде увидеться хотя бы мельком. Она придумывала предлоги прийти к нему в кабинет, но каждый раз не могла собраться с духом. Так проходил день за днём. А вечерами уставшая от рутинной работы, игнорируя боль в распухших руках и затёкшей спине, Лиза закрывала глаза и видела только его улыбающиеся лицо. И на душе становилось тепло. И день, казалось, был прожит не зря.
Во вторник за обедом, ковыряя в тарелке очередное пюреобразное нечто, Лиза его увидела. Он стоял в углу в столовой полубоком к ней и оживлённо переговаривался с охраной. На короткое время взгляд его оторвался от собеседников и заскользил по залу в поисках кого-то. Сердце Лизы бешено запело: «Меня! Меня! Меня!» С трудом удерживаясь на месте, Лиза едва сохраняла спокойствие и разум, чтобы не прокричать его имя на всю столовую. Она сделала глубокий вдох и замерла. Не сводя с него глаз, терпеливо ждала. И её долгое ожидание было вознаграждено: их взгляды робко коснулись друг друга. Она тут же забыла, как дышать. Денис коротко улыбнулся и кивнул ей. Сердце остановилось. Волна трепета пробежала от пят до макушки, и Лиза робко улыбнулась в ответ. Денис отвернулся к собеседникам, а через минуту вышел в их компании из столовой.
Сердце Лизы запустилось с удвоенной силой, будто наверстывая пропущенные удары. Всё тело взмокло, на лбу выступили капельки пота. Рука, державшая обеденную ложку, не слушалась и заметно тряслась при попытках поднести пищу ко рту. Внутри под рёбрами, уходя вглубь тесного пространства между желудком и селезёнкой, вытесняя всё на своём пути, в Лизе зародилось неведомое доселе ощущение чего-то важного. Её мутило, било дрожью, трясло. Но вместе с тем Лиза поймала себя на мысли, что нестерпимо хочет испытать это чувство вновь. Она непроизвольно положила руку на живот.
– Тошнит, что ли? – спросила Марго. Лиза недоумённо посмотрела в ответ. – Лучше держи всё в себе. И так есть эту парашу тяжко.
Лиза улыбнулась и про себя подумала: «Разве может тошнить от счастья?»
В последнюю неделю месяца Лиза как обычно проснулась от оглушительной сирены. Натренированным движением она соскочила с кровати и встала возле изножья. В камеру вошёл головастик. Он целенаправленно прошёл в глубину помещения к Марго и Маше и стал внимательно изучать их постели. Лиза вопросительно посмотрела на стоявшую напротив Сашу, лицо которой казалось бледнее обычного. Выпученные глаза упирались в пол под ногами Лизы. Проследив за её взглядом, Лиза склонила голову: между стоп на светлом полу отчетливо виднелись две небольшие красные капли. С глухим шлепком к ним упала третья. Лиза бесшумно сдвинула ноги и прикрыла кровь собственной ступнёй.
– А чего, собственно, ищем, начальник? – не выдержала напряжения Марго.
– Не твоего ума дела! – рявкнул охранник, с нездоровым интересом заглядывая под кровать Маши. Не найдя ничего важного, он соскочил с места и направился к выходу. Проходя мимо Лизы, он внезапно остановился, оглядел её с ног до головы и, мотнув головой в сторону кровати, спросил:
– Твоя?
Лиза кивнула. Головастик приблизился к её постели. Ухватившись за край одеяла, он сдернул его на пол. Перед глазами присутствующих предстала испачканная кровью простынь.
– Ты, – указав на Лизу пальцем, приказал головастик, – идёшь со мной!
Направив на неё электрокнут, он вывел из камеры Лизу, провожаемую испуганными взглядами сокамерниц.
Охранник провёл Лизу по катакомбам Ферра до узкой, ничем не освещённой комнатушки, завёл внутрь и запер за ней дверь. Лиза осталась одна в кромешной темноте. Поначалу она надеялась, что это пристанище временное и вскоре её отведут на публичное наказание. Но к середине дня надежда на выход из темницы угасла. Живот всё сильнее растягивало, а ноги изрезали полоски стекающей из промежности крови. В попытках найти средство, чтобы хоть как-то её остановить, Лиза внимательно осмотрела комнату. Крохотное пространство оказалось пустым. Лиза обессиленно опустилась на пол возле стены и поджала под себя ноги. Низ живота разрывало от мучительной боли: словно изнутри к ней привязали шнур и изо всех сил тянули за него. Грудь набухла и при отсутствии поддерживающего белья сильно обвисла, причиняя дополнительную боль. Лиза глубоко вдохнула и на выдохе постаралась расслабить мышцы таза. В нос ударил неприятный запах сырой плоти.
«Неужели меня заперли сюда только из-за месячных – подумала Лиза. – Но это же дикость какая-то! Это не моя вина! И разве недостаточно тех болей, что я и так испытываю?» Мысли бушевали, волна гнева захлестнула Лизу. В порыве злости она неистово закричала. Затем билась руками и ногами о стены и пол, пока боль от ударов и хруст костяшек не отрезвили её. Глотая ртом воздух и слёзы, Лиза отчаянно боролась за частички сознания. Мысли накрывали её с головой: «Сколько женщин побывало в этом жутком месте до неё? И сколько будет после? Какие ещё наказания она должна терпеть только потому, что родилась женщиной? Сколько жизней загублено здесь, в стенах Ферра, от несправедливости и жестокости мужчин? Сколько жертв у этой чудовищной машины под названием “Новый закон существования”?».
Она вспомнила, как, будучи подростком, заметила первые изменения в себе: левый сосок на груди подозрительно опух. Она тогда жутко испугалась, но ей даже в голову не пришло обратиться к родителям. Вместо этого она изо дня в день перебирала в голове все возможные причины такой перемены: «Может, ночью её укусил какой-то жук? Или ещё хуже – он проник ей под кожу и теперь там живёт? Или это опухоль, и она скоро умрёт от рака?» Мучения Лизы продлились недолго, пока однажды утром мама случайно не обратила внимание:
– Лиза, да у тебя растёт грудь.
К тому моменту у Лизы набухли оба соска, и она смиренно принимала приближение скорой смерти.
Лиза засмеялась. Какая она была маленькая, какая глупая. Да и сейчас не лучше. Иначе попала бы она в такую ситуацию? Оказалась бы в Ферре и в этой комнатушке?
Стены давили на Лизу. Словно все истории и судьбы, что они хранили, обрушились разом ей на голову, и под завалом этих гнетущих мыслей в Лизе зародилось огромное желание выбраться на волю.
«Чем быстрее это пройдёт, тем быстрее я отсюда выйду», – подумала Лиза. Она сидела, опираясь на стену, одной рукой поддерживая грудь, второй – теребя подол ненавистного серого платья. В какой-то момент Лиза заметила небольшую дырку на нём и с силой дернула подол. Платье с треском разорвалось, оставив в руке тонкую полоску ткани. Лиза скрутила из неё жгут и затолкала в промежность. Это решение немного успокоило её, и ей даже удалось немного поспать. Но к вечеру ткань сильно намокла, и Лизе пришлось заменить её новым лоскутком.
Постепенно крови становилось меньше, а платье всё короче. К моменту, когда в дверях карцера появился охранник, оно едва прикрывало ягодицы. Недовольный головастик отвёл Лизу в душ. Под струей холодной воды и его бурчания она отмыла засохшие следы крови на теле, затем переоделась в новое, ничем не отличавшееся от предыдущего серое платье и, еле плетя ногами, отправилась на завтрак.
Чем ближе Лиза приближалась к столовой, тем больше в нос проникал дразнящий запах еды. Воздух застревал у неё в груди, не давая возможности вдохнуть. Голова загудела, ноги предательски подгибались. Ухватившись пальцами за обшарпанную стену, истощённая Лиза едва удержалась, чтобы не упасть. Желудок, свернувшись в животе тугим змеиным узлом, издал устрашающий вой.
– Иди давай! – рявкнул охранник, ткнув ей в бок не включённым электрокнутом.
Собравшись с силами, Лиза побрела в столовую, где её ждал спасительный завтрак. Игнорируя удивлённые взгляды сокамерниц, она прошла к их столу, приземлилась рядом с Марго и с аппетитом принялась за тарелку склизкой несладкой каши. Девушки переглянулись. Марго наклонилась к Лизиному уху и поинтересовалась:
– Ты как, малышка?
Лиза, оторвавшись от еды, злобно взглянула в ответ и процедила сквозь зубы:
– А как ты думаешь? Я четыре дня ничего не ела. – Молчание накрыло стол. Лиза, расправившись с кашей и перейдя на подсушенный хлеб, возмущённо добавила. – Почему вы мне не рассказали, что эти уроды делают с нами в месячные?
– Мы и представить не могли, что такое произойдёт, – ворвалась в разговор Саша. – Обычно они выдают специальные таблетки: выпиваешь, и за час вся кровь выходит. Приятного, конечно, мало, и боль адская. Но пережить можно. А тут… Мы волновались за тебя…
– К обеду мы поняли, что что-то не так. Стали спрашивать про тебя у головастиков. Но все без толку, – продолжила Марго. – Они молчали, словно хранили государственную тайну.
Девушки, не скрывая волнения, смотрели на Лизу. Та с силой сжимала в руках хлебный мякиш, не решаясь отправить в рот. Крошки падали вместе со слезами друг за другом на поверхность стола.
– Что они сделали с тобой? – спросила Маша.
– Ничего. Просто держали в какой-то комнате без еды, воды и света.
– К тебе… – голос Маши сорвался. – К тебе не приставали?
– Нет. Ко мне никто не приходил.
Маша вопросительно посмотрела на Лизу:
– У тебя хоть кто-то был?
Лиза непонимающе посмотрела на Машу:
– Что ты имеешь в виду?
Маша нервно прыснула и посмотрела на Марго. Лиза тоже перевела взгляд на Марго, которая показывала Маше кулак.
– Ты девственница? – шёпотом поинтересовалась Марго.
Откровенность вопроса смутила Лизу. Лицо её мгновенно залилось румянцем, который ответил красноречивее слов.
– Ясно, – резюмировала Марго. – Это даже хорошо. Значит, головастики тебя и пальцем не тронут.
Марго положила тяжёлую руку на хрупкое плечо Лизы и крепко сжала костлявыми пальцами. Лиза подняла голову и с сомнением посмотрела в ответ. В голове мелькнула пугающая мысль:
– А кто тогда тронет?
Марго приоткрыла рот и округлила глаза: Лиза ударила точно в цель.
– Не думай сейчас об этом, – улыбаясь, сказала Саша. – Главное, что с тобой всё хорошо!
Лиза только открыла рот, чтобы задать следующий вопрос, но прозвучал сигнал, возвестивший об окончании завтрака.
Саша, Маша и Марго облегчённо выдохнули и поспешили покинуть столовую. Лиза последовала за ними, но у дверей её остановил один из головастиков:
– Ты идёшь со мной, – пробурчал он.
Лиза испытала дежавю: руки моментально покрыли мурашки, по телу пробежала мелкая дрожь. Отделившись от толпы заключённых, она безропотно последовала за охранником. К её удивлению, они пошли в противоположную от карцера сторону – в направлении северной башни Ферра. Лиза и головастик поднялись по узкой каменной лестнице и свернули в небольшой коридор на три двери. Пройдя к первой из них и покопавшись в замке, охранник отворил дверь. В нос Лизе ударил стойкий запах старой бумаги и натуральной кожи. Комната оказалась небольшой, но светлой и, на первый взгляд, достаточно прибранной. Справа от входа возле окна стояла кровать, аккуратно заправленная на армейский манер. Рядом с ней размещался большой деревянный стол. На нём одиноко покоились карандаш и чистый лист бумаги. Под столом – тумба с четырьмя ящиками. Стул задвинут по самую спинку. У дальней стены – закрытые на замок комод и высокий платяной шкаф. Возле них полки, забитые под завязку книгами, источающими узнаваемый запах старых страниц. В углу стояла изящная деревянная вешалка для униформы. Над ней на стене – не менее изящный держатель для электрокнута и массивные безвкусные часы. Рядом кривоногое зелёное кожаное кресло с невысокой спинкой и подлокотниками.
Сопровождавший Лизу головастик выдал ей ведро, тряпку и щётку, походившую на зубную:
– Ототри пол до блеска, вымой окна изнутри, подоконники, стены. Сотри пыль с книг и поверхностей. Времени у тебя до обеда.
После этих слов он вышел и закрыл за собой дверь на ключ. Лиза, не откладывая в долгий ящик, приступила к делу.
Такая работа совсем её не раздражала: погрузившись в собственные мысли, она усердно тёрла щёткой перекошенный временем деревянный пол; затем уставшие обшарпанные окна, сквозь стёкла которых продирался серый солнечный свет; затем жёлтые холодные стены. Незаметно для себя Лиза переместилась на приборку книжных полок и с интересом изучила литературные предпочтения владельца небольшой библиотеки. Среди значительного числа книг по военному делу нашлись экземпляры нескольких детективов, пара книг по психологии, два издания Нового закона существования и библия.
Безвкусные часы на стене как раз пробили два, когда в дверном замке заскоблил ключ. В комнату по-хозяйски вошёл охранник и оглядел результаты работы. Он провёл пальцем, одетым в белоснежные перчатки, по подоконнику, шкафу и часам, после чего равнодушно резюмировал:
– Свободна.
Лиза нагнулась к ведру, чтобы забрать с собой.
– Можешь оставить всё в коридоре. После обеда продолжишь, – объявил головастик.
Действительно, после обеда он вновь утащил её в северную башню. Поднявшись по узкой лестнице, Лиза обнаружила одну из трёх дверей открытой. Оттуда доносилось тихое мурлыкающее пение. Охранник подошёл ближе к открытой двери и жестом указал Лизе пройти внутрь. В огромной комнате царил мрак, несмотря на мерцающий под потолком десяток точечных светильников. Приглядевшись, Лиза заметила вдоль стен комнаты странные незнакомые механизмы. Похожие она видела только в музеях или на страницах книг о Средневековье. Посередине стояла широкая скамья. На её поверхности поблёскивала густая тёмная лужа, капли которой лениво стекали прямо на пол. Возле скамьи на полу спиной ко входу сидела женщина. Она тихо напевала себе под нос, едва покачиваясь в ритм. Глухие шаги охранника позади заставили её прервать песню и обернуться. Даже при плохом освещении Лиза признала в дряхлом морщинистом лице Старуху, оказавшуюся с ней в колонне по приезде в Ферр.
– Что? Помощницу мне привёл? – будто продолжая напевать, протянула Старуха.
– Одной тебе и до конца жизни не справиться. А мне надо, чтобы к завтрашнему дню комната была готова для приёма гостей.
– Неужели поймали? – хитро прищурив один глаз, спросила женщина.
– Не твоего ума дело, старая! – возмутился головастик.
– Значит, поймали. Жаль, хорошая девушка была, добрая.
– Почему была? Она ещё есть, – сболтнул лишнего в ответ охранник.
– Сегодня есть, а завтра не будет. Ты ведь и сам знаешь, – грустно ответила Старуха.
Охранник, будто вспомнив, что в комнате они не одни, расправил плечи и повелительно рявкнул:
– Много ты болтаешь! Работай лучше! А то прежде неё сама ляжешь на скамью.
Нервно раздувая ноздри, он протянул Лизе щётку и, размахивая руками, вышел из комнаты. Лиза непонимающе перевела взгляд с него на Старуху. Та, словно приглашая новенькую к работе, мотнула головой в сторону лужи. Лиза подошла ближе к скамье и присела. Только сейчас она поняла, что до рассвета им предстоит оттереть чью-то кровь.
Первые часы работы проходили в молчании, нарушаемом лишь звуком шаркающей по полу щётки. Лиза то и дело бросала любопытные взгляды на напарницу. Она запомнила её: в ту ночь, что они прибыли в Ферр, та шла перед ней в конвое. Сейчас у Лизы появился шанс разглядеть её повнимательнее. Старуха была невысокого роста, немного сутулая и вполне стройная для своего возраста. Редкие седые волосы аккуратно убраны в короткий хвост. Лицо, изрезанное глубокими бороздами морщин, словно шрамами, ещё хранило остатки былой красоты и изящества. Двигалась она весьма быстро для женщины в годах, но при этом во всех её движениях читалась мало подходящая обстановке грация.
Старуха монотонно тёрла успевшую изрядно присохнуть кровь, изредка прерываясь, чтобы прополоскать щётку или переместиться на новое место. Спустя некоторое время Лиза решилась завести беседу со Старухой:
– Меня Лиза зовут.
Старуха даже не подняла головы в ответ.
– А вас как? – не унималась Лиза.
Старуха продолжала молчать. Лиза расстроилась. Если бы ранее она не стала бы свидетелем разговора Старухи с охранником, решила бы, что та по меньшей мере глуха. Слегка повысив голос, Лиза спросила:
– Что это за комната?
В ответ Старуха тихонько замурчала заунывную мелодию. Лиза непонимающе посмотрела на женщину, затем склонилась над щёткой и продолжила теперь пол. Теперь их работа проходила под монотонные звуки, исходящие из не раскрытого рта Старухи. Постепенно этот дьявольский звук стал выводить Лизу из себя и нервировать каждую клеточку её тела. Не сдержав раздражения, она выпалила:
– Прошу прощения, не могли бы вы не петь? – сказала она и, «прижав хвост», добавила, – меня это раздражает.
Старуха лукаво улыбнулась, будто только что свершился её хитроумный план:
– А ты не из робких. Теперь даже спрашивать не буду, как ты сюда попала. И так всё ясно.
Лиза вопросительно посмотрела на неё.
– А как вы сюда попали?
– Тебя который раз интересует? – не поднимая головы, ответила Старуха.
Лиза растерянно захлопала глазами. В её голове этот вопрос звучал не так бестактно, как вышло в итоге.
– Я хотела сказать… спросить, – залепетала Лиза. Старуха оторвалась от пола и ехидно взглянула в ответ. От этого в горле Лизы пересохло и защипало от застрявших в нём слов. – Почему вы снова и снова оказываетесь здесь?
Старуха загадочно промурлыкала:
– Вопросов много, толку мало. Три давай.
Лиза разочарованно уткнулась глазами в пол. Не отрываясь от работы, она продолжила расспрашивать напарницу:
– Это ведь пыточная, да?
– Да.
– И если мы оттираем чью-то кровь, то значит… – голос Лизы сорвался. Старуха ждала. – Значит, кто-то здесь был…
– И?
– …и кого-то сюда скоро приведут вновь, – закончила Лиза.
Старуха благосклонно кивнула и в унисон шаркающим по камню щёткам начала свой рассказ:
«Я была совсем молодая, когда впервые попала сюда. Ничего не знала, всего боялась. Прямо как ты…
Моя мама держала небольшую пекарню в спальном районе города. Днём туда заходили мамы с детьми, чтобы угостить своих чад сладкой булкой, а по вечерам трудяги, после тяжёлого рабочего дня мечтавшие восполнить силы буханкой пышного хрустящего хлеба. Никто не пёк хлеб так вкусно, как моя мама. Я часто спрашивала её: ?Мама, почему твой хлеб такой вкусный?” А она всегда отвечала: ?Потому что в каждую булку я добавляю щепотку своего секретного ингредиента – любовь”. Она любила своё дело. Даже на двери пекарни красовался аккуратный рисунок из булок, сложенных в сердце. Банально? Возможно. Но такая она была: добрая, любящая и наивная.
Я часто ошивалась в пекарне: маме требовался помощник, а у меня были свободные руки. Мне было не больше двенадцати, когда я впервые увидела его в пекарне. Хоть я и была ребёнком, но выглядела старше. Груди мои уже тогда начали наливаться, бёдра – округляться, а лицо украшал невинный детский румянец. Он пришёл как обычный покупатель, услыхал где-то истории про мамин хлеб. Молва тогда не скупилась на похвалу. А может, его привлёк сладкий аромат свежевыпеченного калача, разносившийся за несколько кварталов вокруг.
Он был взрослым мужчиной: статным, высоким, видным. Красивым и ужасным одновременно. Что-то неясное в нём пугало меня, и я мечтала поскорее выпроводить его из пекарни. Я продала ему булку хлеба, отдала сдачу. Он ненавязчиво коснулся меня грубой рукой. Его палец скользнул по моему запястью. Я поняла всё сразу, как подняла глаза. Взгляд его тёмных глаз вцепился в меня, как голодный зверь. Меня пробрало до мурашек. Всё тепло, вся жизнь словно вылетели из меня. Тогда, в первую нашу встречу, этим всё и ограничилось. Но позже маме пришло письмо, в котором ей требовалось привести меня к нему сразу после первых месячных.
Мама моя слабости не показала, но я знала, как сильно она переживает: весь хлеб, что она пекла следующие три дня, пришлось выбросить. Слишком солёный он выходил из печи. А на четвёртый день мы решили с ней сбежать. Денег у нас было немного. Но их бы хватило, чтобы перекантоваться пару недель. А там, глядишь, и работу подыскали бы на новом месте. Но в день, когда мы решили бежать, мать моя бесследно исчезла. А через пять дней меня привели в спальню к нему.
Он овладел мною быстро и без прелюдий. А затем снова. И снова. Кровь сочилась из моей промежности, глаза распухли от слёз, но он не выпускал меня из спальни десять дней. Десять ночей подряд он насиловал меня, а я лишь лежала под ним и молила Бога, чтобы всё это поскорее закончилось. Столько лет прошло, а я как будто всё так же не могу дышать полной грудью. Словно тело его до сих на мне и сдавливает мою грудь.
В одиннадцатую ночь я взбунтовалась, не позволила даже прикоснуться ко мне: огрела его то ли кочергой, то ли палкой какой по голове. Он так взбесился, крушил всё на своём пути. Кровь струилась у него по голове, заливала лицо, окрашивая пол в красный. А он, как обезумевший бык, преследовал меня. Когда гнев его угас, а разум взял верх над желанием, он приказал увести меня. Так я попала в Ферр. Как он полагал, это будет служить мне достойным наказанием.
Здесь я узнала, что беременна. Но новость накрыла меня, как огромный булыжник, и раздавила. Я не могла понять, чем заслужила такое наказание: сначала моим телом завладел он, а теперь – его отпрыск. С этим я не смогла смириться. Я не могла доставить ему такую радость. На обеде я проткнула живот ложкой, только чтобы выскрести его вонючее семя из своего чрева. Как мне потом сказали, меня еле откачали. А то, что было во мне, хвала небу, нет.
Через год я вышла, и меня вновь привели к нему. И я вновь отказала. Он-то думал, что я на всё пойду, лишь бы не возвращаться за решётку. Но, по правде сказать, я полвека пребываю в этих стенах. И нет для меня большей печали, чем дни, когда я вижу воочию его лицо.
Меня отводили к нему десять раз. Десять встреч прошло, а он все так же ждёт, когда я снова буду ему принадлежать. В следующий раз я выйду отсюда старухой. Уж не знаю, возбудится этот чёрт на мое дряхлое тело или нет. Но я лучше лягу заживо в гроб, чем с ним в одну кровать».
Старуха победно заулыбалась во все сохранившиеся зубы. Лиза горько улыбнулась в ответ:
– Этот мужчина, что поступил с вами так, он имеет большую власть?
– О-о-о, – протянула старуха, – ты даже не представляешь какую. Это был Джали.
Лиза нахмурила брови в попытках вспомнить прозвучавшее имя. Когда-то мама ей рассказывала, что страной управляли двенадцать мудрейших и влиятельных старейшин: поровну женщин и мужчин. Однажды одного из них не стало, на его место пришёл молодой и суровый. Он предложил убрать всех женщин из совета. Старейшины ему отказали и за это поплатились. Тех, кто не разделял его интересы, находили мёртвыми. Остальные из страха или внутренней гнили присоединились к нему. С того момента страной стали управлять двенадцать жестоких мужчин, а во главе их – Джали.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/tatyana-vasileva-32732380/novyy-zakon-suschestvovaniya-69898603/chitat-onlayn/?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.