Главная страница | Книги для детей | Поллианна

Поллианна
Элинор Ходжман Портер
Читаем по школьной программе
Поллианна – одна из самых известных героинь мировой литературы. Её оптимизм и умение радоваться жизни покорили миллионы читателей.
В книгу вошли две повести Элинор Портер: «Поллианна» и «Поллианна вырастает». Новый перевод Константина Молькова.

Элинор Портер
Поллианна
Повести

Новый перевод Константина Молькова.


© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2023
* * *

Поллианна
Моей кузине Белль

Глава I
Мисс Полли
Мисс Полли Харрингтон энергичным шагом вошла в кухню. Поскольку мисс Полли никогда в двери не входила, но, как и положено настоящей леди, величественно вплывала в них, легко было догадаться, что в это июньское утро она очень куда-то торопится. Или сильно чем-то взволнована. Или то и другое вместе.
Нэнси, мывшая в раковине посуду, бросила на неё удивлённый взгляд. Хотя в этом доме Нэнси работала всего два месяца, она уже успела достаточно много узнать о привычках своей хозяйки.
– Нэнси!
– Да, мэм, – бодро, но при этом довольно равнодушно откликнулась Нэнси, продолжая оттирать тряпкой кувшин, который держала в руках.
– Нэнси! – голос мисс Полли сделался строже и суше. – Когда я разговариваю с тобой, ты должна бросить все свои дела и внимательно слушать, что я тебе скажу.
Нэнси покраснела, неловко принялась ставить на стол недомытый кувшин вместе с тряпкой, едва не опрокинула его на пол и окончательно смутилась.
– Да, мэм. Я буду вас слушать, мэм, – забубнила она, поправляя злополучный кувшин. – Просто вы же сами сказали, чтобы я быстрее посуду перемыла. Дескать, дел ещё много нынче утром. Да сами, наверно, помните…
Её хозяйка нахмурилась.
– Довольно, Нэнси, – совершенно шершавым голосом оборвала её мисс Полли. – Я в твоих объяснениях не нуждаюсь. Просто молчи и слушай.
– Да, мэм, – пискнула Нэнси, подавив вздох, и примолкла.
Вот наградил же её бог хозяйкой, которой вовек не угодишь, как ни старайся! Хотя кто его знает, какими бывают другие хозяйки. Раньше Нэнси ни у кого прислугой не работала, жила на родительской ферме с уютным названием «Уголки» километрах в десяти от города, но теперь нужда заставила. Неожиданно умер её отец, оставив вдову с детьми на руках. Детей было четверо, Нэнси – самая старшая, поэтому пришлось ей искать работу, чтобы поддержать семью. Вот так она и попала к мисс Полли Харрингтон, о которой знала лишь, что она – владелица старинного поместья Харрингтонов и одна из самых богатых женщин в городе. Но с тех пор прошло два месяца, и теперь-то Нэнси знала, что мисс Полли – хозяйка строгая; не очень, скажем прямо, приятная и нервная к тому же. Знаете, как она вздрагивает и хмурится, если вдруг дверь неожиданно хлопнет или ножик со стола на пол упадёт? А впрочем, хмурится она и тогда, когда ножи и двери ведут себя смирно. Ни разу ещё Нэнси не видела, чтобы мисс Полли улыбнулась, хотя бы самую чуточку.
– …а когда закончишь все свои утренние дела, освободи от вещей маленькую комнату в мансарде, ту, что возле лестницы, и принеси туда раскладную кровать, – монотонно продолжала мисс Полли. – Только сначала подмети там и приберись, как только коробки и баулы вынесешь. Ты слушаешь меня, Нэнси?
– Да, мэм. А куда мне вещи-то девать, которые я из той комнаты вынесу?
– Вещи?.. Переложи их к дальней стене, там, где окно над крыльцом, – мисс Полли пожевала губами, а затем добавила: – Полагаю, что должна поставить тебя в известность, Нэнси, о приезде моей племянницы, мисс Поллианны Уиттер. Ей одиннадцать лет, она будет жить у меня и спать в той комнате, которую ты должна прибрать.
– Девочка? К нам приезжает маленькая девочка, мисс Харрингтон? Ой, да это же просто замечательно! – обрадовалась Нэнси, моментально вспомнив о своих младших сестрёнках. От них на ферме «Уголки» даже в хмурый день становилось светлее.
– Замечательно? Честно говоря, это не совсем то слово, которое кажется мне подходящим, – своим суконным голосом ответила мисс Полли. – Нет, я, конечно, позабочусь о ней. Женщина я, надеюсь, добрая, свой христианский долг знаю и исполню его.
– Да, мэм. Само собой, мэм, – густо покраснела Нэнси. – Просто я подумала, что маленькая девочка… Ну, что с ней вам самой жить станет… веселее, что ли.
– Благодарю, – ледяным тоном ответила на это мисс Полли. – Но особого веселья, как ты говоришь, мне в настоящее время не требуется.
– Да… нет… но вы же наверняка должны быть рады. Всё-таки родная племянница приезжает. Дочка вашей сестры… – рискнула продолжить Нэнси, которой очень хотелось сделать более тёплым и благожелательным приём, который ожидал здесь маленькую одинокую странницу.
– Заруби себе на носу, Нэнси, – высокомерно вздёрнула подбородок мисс Полли. – То, что моя сестра оказалась настолько глупой, чтобы необдуманно выйти замуж, а затем, что было уже полным безумием, наплодить никому не нужных детей, вовсе не означает, что я сама желаю возиться с ними. Но, как я уже сказала, свой долг я знаю и надеюсь его исполнить. Всё. Хватит болтать. Принимайся за дело, Нэнси, и не забудь как следует вымести углы в той комнате, ясно?
– Да, мэм, – вздохнула Нэнси, вновь беря со стола кувшин. Он уже остыл, засох – придётся теперь отмывать его заново.
Поднявшись в свою комнату, мисс Полли снова достала письмо, которое пришло пару дней назад из какого-то городка на Дальнем Западе страны и оказалось для неё неприятной неожиданностью. Очень неприятной. На конверте значился адрес: мисс Полли Харрингтон, Белдингсвилл, штат Вермонт, а на вложенном внутрь листе бумаги было написано:

«Уважаемая сударыня! С прискорбием извещаю Вас о том, что преподобный Джон Уиттер две недели назад скончался, оставив сиротой свою дочь, девочку одиннадцати лет от роду. Кроме неё, после смерти преподобного практически не осталось никакого имущества, если не считать нескольких богослужебных книг. Впрочем, Вы сами наверняка знаете, что он был пастором в маленькой миссионерской церкви, где получал весьма скудное жалованье.
Пастор Уиттер был мужем Вашей покойной сестры, и с его собственных слов мне известно, что отношения между вашими семьями были не самыми лучшими. Однако перед смертью он выразил надежду, что в память о своей сестре Вы, возможно, не откажетесь принять его осиротевшую дочь, и она найдёт приют в семье своих родственников на Востоке. Именно поэтому я и пишу Вам.
К тому времени, когда Вы получите это письмо, девочка будет готова к переезду, и если Вам будет угодно взять её к себе, просим немедленно уведомить нас о своём решении. Дело в том, что в самое ближайшее время один местный прихожанин вместе со своей женой отправляется в Бостон. Они могли бы взять девочку с собой и в Бостоне посадить на поезд, идущий до Белдингсвилла. Разумеется, мы Вам непременно сообщим о том, в какой день и каким поездом следует ожидать прибытия Поллианны.
С надеждой на быстрый и благоприятный ответ, искренне Ваш
    Джереми О. Уайт».
Мисс Полли нахмурила брови, сложила письмо и вернула его в конверт. Ответ она отправила вчера, написав, что, конечно же, примет ребёнка. Мисс Полли Харрингтон очень хорошо знала свой христианский долг – так же хорошо, как и то, насколько ей будет неприятно выполнять его.
Присев на стул с письмом в руках, она стала вспоминать свою сестру, Дженни, мать осиротевшей девочки. Когда Дженни едва исполнилось двадцать лет, она вопреки желанию своих родственников настояла на том, чтобы выйти замуж за молодого священника. А ведь был у Дженни более интересный, более выгодный жених. Он-то как раз очень нравился всем членам семьи – кроме самой Дженни, естественно. Был тот жених постарше и намного, намного богаче. Да что, собственно, вообще имел за душой этот священник? Только полную юношеских мечтаний и дурацких идеалов голову да полное любви сердце… Дженни предпочла идеалы и любящее сердце, что, впрочем, было как раз очень похоже на неё. Короче говоря, вышла она за священника замуж и уехала вместе с ним в южные штаты, куда его направили миссионером, обращать в христианство неверующих.
С тех пор отношения между обеими семьями были разорваны. Это мисс Полли очень, очень хорошо помнила, хотя сама была в то время ещё совсем юной девушкой пятнадцати лет. С семьёй миссионера их больше ничто не связывало. Нет, если уж быть совершенно точным, то сама Дженни полностью родственные нити не обрывала, писала время от времени. Сообщила, например, что своего последнего ребёнка, девочку, назвала Поллианной в честь двух своих сестёр – младшей Полли и средней Анны. То письмо, кстати, стало последним, которое они получили от Дженни. Спустя несколько лет им пришло коротенькое, буквально в пару строк, письмо от миссионера о том, что Дженни умерла. Оно было отправлено из какого-то маленького захолустного городка на Дальнем Западе. После этого наступило полное затишье – как говорится, ни слуху ни духу о священнике-миссионере и его дочери.
А время на месте не стояло, и сейчас, глядя из окна на далеко расстилавшуюся внизу под холмом долину, мисс Полли невольно задумалась о тех переменах, которые произошли с обитателями этого большого дома за те двадцать пять лет, что пролетели после отъезда Дженни.
Собственно говоря, за эти годы никого из семьи, кроме самой мисс Полли, и на свете-то не осталось. Мать, отец, сёстры – все умерли, все. Вот уже много лет, как мисс Полли осталась единственной хозяйкой в большом доме на холме и единственной наследницей капиталов её отца. А ещё она осталась одна, совершенно одна в этом мире. Да, находились, конечно, доброжелатели, уговаривали её обзавестись другом или хотя бы компаньонкой, чтобы кто-то жил рядом с нею, спасал от одиночества. Но не нужно было мисс Полли ни их сочувствие, ни их советы. В ответ она всегда говорила, что вовсе не чувствует себя одинокой, что ей совершенно никто не нужен, что ей даже нравится жить в тишине и покое. Но теперь…
Мисс Полли поднялась на ноги, нахмурилась, пожевала плотно сжатыми губами. Нет, она, конечно же, была рада тому, что не только сознавала свой долг, но и нашла в себе сил, чтобы продемонстрировать это. Это поступок, достойный действительно хорошей христианки, не правда ли?
Но вот только… Поллианна… Что за нелепое имя, прости, Господи!

Глава II
Старый Том и Нэнси
Нэнси яростно скребла и тёрла полы в маленькой мансардной комнатке, обращая, разумеется, особое внимание на углы. Это был тот самый случай, когда она вкладывала столько сил в работу не столько из усердия, сколько из желания таким образом «выпустить пар». Что ж, при всей своей робости перед хозяйкой, святой Нэнси всё-таки не была и бесконечным терпением не отличалась.
– Вот так бы… мне… душу её почистить, – пыхтела Нэнси, подкрепляя каждое своё слово звучным шлепком швабры. – Все закутки… все… углы. Да, много раз пришлось бы… тряпку отжимать… и воду менять. Додумалась, тоже мне, ворона старая!.. Ребёнка… сиротку… и в эту душегубку запихнуть, где зимой… холодина, а летом… от жары не продохнуть. Будто у неё в доме других комнат нету!.. Да здесь целую роту солдат разместить можно! Так нет же!.. Самую плохую клетушку выбрала!.. И для кого! Для сиротки, а?.. Как это она сказала, вобла сушёная? Ага… ненужные дети, вот! – Нэнси сильно, до побелевших костяшек пальцев, отжала тряпку и в сердцах повторила: – Ненужные дети! По-моему, не дети здесь никому не нужны! Здесь кое-кто другой явно лишний, кое-кто другой!
После этого она некоторое время работала молча, но закончив уборку, вновь заговорила, с отвращением осмотрев пустую комнатку.
– Ну ладно. Своё дело я сделала, всё тут чистенько стало, а уж всё остальное не в моих силах. Бедная, бедная девочка! Это ж какой камень вместо сердца иметь нужно, чтобы запихнуть в эту конуру маленькую бездомную сиротку, а? – расчувствовавшись, Нэнси вышла в коридор и с грохотом захлопнула за собой дверь. Спохватилась, испуганно прикусила губу, но затем запальчиво добавила, махнув рукой: – И наплевать! Надеюсь, эта злыдня услышала? Вздрогнула? Глазищами своими захлопала? Вот и хорошо, так ей и надо!
В тот же день, ближе к обеду, Нэнси сумела выкроить несколько минуток, чтобы сходить порасспросить кое о чём Старого Тома. При доме Харрингтонов Старый Том служил садовником и сам уже не мог припомнить, сколько лет он клумбы здесь пропалывал да дорожки расчищал.
– Мистер Том, – начала Нэнси, бросив вначале беглый взгляд через плечо – посмотреть, не видит ли её кто-нибудь. – Мистер Том, вы знаете маленькую девочку, которая приезжает сюда? Жить у мисс Полли будет.
– Что-что? – с трудом разогнул свою скрюченную спину старик.
– Ну, вы девочку знаете? Племянницу мисс Полли.
– Да ну тебя со своими шуточками, – фыркнул Том. – В следующий раз придумай что-нибудь поинтереснее. Например, что солнце с завтрашнего дня на востоке садиться будет. Дескать, в газетах так написано.
– Но это правда, про девочку-то, – покачала головой Нэнси. – Хозяйка сама мне сказала, что это её племянница. Что одиннадцать годиков ей.
У Старого Тома от удивления отвисла челюсть.
– Да ладно!.. Какая ещё племянница… Одиннадцать лет… – тут его выцветшие от времени глаза вдруг загорелись. Старый Том сообразил, о ком речь. – Постой… да это же никак… Быть того не может! Неужели это впрямь дочка мисс Дженни? Ну да, она же только одна и была замужем из сестёр-то, только она. Да, Нэнси, так и есть, это, должно быть, дочка мисс Дженни, больше некому. Вот радость-то! Уж никак я не думал, что когда-нибудь своими глазами её увижу, никак не надеялся!
– А кто такая мисс Дженни?
– Она? Ангелом она была. Прямо с небес сюда спустившимся, – благоговейно прошептал старый садовник. – Правда, прежний хозяин и его миссис принимали её за свою старшую дочку. Ошибались, конечно. Куда им такую дочку иметь! А как только мисс Дженни двадцать лет исполнилось, она вышла замуж, да и уехала вместе с мужем. Далеко они куда-то уехали, не помню уже точно куда. Слышал я, что с детьми им не везло – умирали они один за другим. Только одна, самая последняя девочка выжила. Вот она-то, надо думать, и приезжает к нам!
– Ей одиннадцать лет, – напомнила Нэнси.
– Одиннадцать? Что ж, похоже, это она, – кивнул головой старик.
– И эту девочку хозяйка хочет поселить в мансарде, в клетушке! Как ей только не стыдно! – возмутилась Нэнси, не забыв, правда, предварительно ещё раз оглянуться через плечо.
Старый Том нахмурился, а затем уголки его губ приподнялись в улыбке.
– Интересно, что будет делать мисс Полли с приехавшим в её дом ребёнком, – хмыкнул он.
– А мне гораздо интереснее, что будет делать с мисс Полли эта девочка! – сердито фыркнула Нэнси.
– Сдаётся мне, не очень-то она тебе нравится, наша мисс Полли, – ухмыльнулся Старый Том.
– Ага, будто она вообще может кому-то нравиться! – презрительно поморщилась Нэнси.
Старый Том загадочно улыбнулся, поиграл бровями, а затем пробурчал себе под нос, принимаясь за прерванную работу:
– Похоже, ты совсем ничего не знаешь о романе, который случился много лет назад у мисс Полли. Ничего не знаешь.
– Роман? У неё? Да ладно! Не слышала я ничего про её романы, да и никто другой во всём городе, я думаю, тоже.
– Но роман у неё всё-таки был, – медленно покивал старик. – И человек, который её любил, до сих пор, между прочим, живёт в нашем городе. Вот так-то.
– И кто же он?
– А вот этого я тебе не скажу. Права не имею, – Том с кряхтеньем выпрямился и глянул тусклыми голубенькими глазками в сторону дома, с которым была связана вся его долгая жизнь. Старый садовник по-своему гордился семьёй своих хозяев, любил их, служил им верой и правдой и, разумеется, свято хранил их тайны.
– Нет, ну это просто уму непостижимо – она и любовник! – не унималась Нэнси.
– Ты же не знаешь мисс Полли так, как знаю её я, – покачал головой Старый Том. – Она ведь в молодости прехорошенькая была! Да и сейчас могла бы красавицей быть, если бы только захотела!
– Мисс Полли? Красавицей?
– Да. Ей бы только распустить этак небрежно свои волосы, как встарь, да напялить поверх них шляпку соломенную с цветочками! Да платьице кружевное надеть. Белое, само собой. Вот тогда бы ты увидела, какая она красавица! Ведь мисс Полли совсем ещё не старая, Нэнси.
– Не старая? Да ну? Значит, просто очень ловко старой каргой прикидывается. Очень ловко! – снова фыркнула Нэнси.
– Прикидывается, – неожиданно согласился с нею Старый Том. – А началось это с ней как раз после того неудачного романа. Именно с тех пор она сделалась горькой, как полынь, и колючей, как ежевика, с тех самых пор. Несносной она стала, вот что я скажу.
– Это уж точно, – раздражённо подхватила Нэнси. – Несносная. Ничем ей не угодишь, как ни старайся, хоть лоб себе расшиби! И не нужно её выгораживать. Если бы не голодные рты у меня дома, которых кормить нужно, я ни минуточки здесь не задержалась бы. Но и у меня терпение не железное. Когда-нибудь я скажу ей всё, что думаю, и тут же прочь, прочь отсюда. Бегом!
– Знакомая песня, – кивнул Старый Том. – Сам её пел когда-то. Но запомни, девочка, расплеваться и уйти – не лучший выход. Не лучший, это уж ты мне поверь.
И он низко склонил к земле седую голову, вновь принимаясь за работу.
– Нэнси! – долетел с крыльца раздражённый резкий голос.
– Да, мэм, – откликнулась Нэнси и, с отвращением поморщившись, поспешила к дому.

Глава III
Приезд Поллианны
Телеграмма, в которой извещалось, что Поллианна прибудет в Белдингсвилл на следующий день, двадцать пятого июня, четырёхчасовым поездом, пришла вовремя, не запоздала. Мисс Полли дважды перечитала телеграмму, нахмурилась, а затем поднялась по лестнице в мансардную, приготовленную для Поллианны, комнатку. Здесь выражение её лица менее кислым не сделалось.
В комнатке стояла аккуратно застеленная переносная кровать, два стула с жёсткими прямыми спинками, умывальник, комод без зеркала и маленький столик. Всё. Ни картин на стенах, ни занавесок на окнах, в которые весь день било солнце, отчего в комнатке было жарко как в печке. Противомоскитных сеток на окнах тоже не было, поэтому их никогда не открывали. Сейчас в одно из стёкол с сердитым жужжанием билась неведомо как залетевшая сюда муха. Устав биться, она принималась ползать вверх и вниз по стеклу, не оставляя безуспешных попыток вырваться наружу.
Оказаться на воле мухе было не суждено – мисс Полли прихлопнула её и выкинула за окно, приоткрыв для этого на секунду крохотную, не более пары сантиметров, щёлочку. Совершив эту казнь, она поправила неровно, по её мнению, стоявший стул, нахмурилась ещё сильнее, и с совершенно мрачным видом покинула комнату.
– Нэнси, – своим шершавым голосом сказала она, вплывая спустя несколько минут в дверь кухни. – Я обнаружила муху. Наверху, в спальне мисс Поллианны. Это означает, что некоторое время назад в той комнате открывали окна. Я уже заказала для этих окон противомоскитные сетки, но их ещё не доставили, и до тех пор, пока их не привезут, окна должны оставаться закрытыми. Проследи за этим. Далее. Сегодня в четыре приезжает моя племянница, я хочу, чтобы ты встретила её на станции. Поедешь с Тимоти в двуколке. В телеграмме сказано: «волосы светлые, платье клетчатое красное, соломенная шляпка». Больше мне о ней ничего не известно, но думаю, что этого тебе хватит, чтобы узнать её.
– Да, мэм…, но разве вы сами…
Мисс Полли прекрасно поняла смысл недосказанной фразы, и твёрдо ответила.
– Нет, сама я не поеду. Не думаю, что в этом есть какая-то необходимость. Это всё, – и мисс Полли величественно покинула кухню с чувством исполненного перед своей племянницей долга. Она позаботилась о Поллианне? Позаботилась. И кто после этого усомнится, что она добрая женщина?
Оставшись одна, Нэнси продолжила яростно водить шипящим раскалённым утюгом по кухонному полотенцу, раздражённо приговаривая при этом себе под нос:
– Светлые волосы, клетчатое платье и соломенная шляпка – это, видите ли, всё, что ей известно! Вот уж действительно, со стыда сгореть можно! И это она о своей единственной племяннице говорит, о девочке, которая сюда через всю страну едет!
На следующий день, ровно без двадцати четыре, Тимоти и Нэнси выехали в двуколке на станцию встречать маленькую гостью. Тимоти, между прочим, был сыном Старого Тома, поэтому неудивительно, что если Тома частенько называли в городе правой рукой мисс Полли, то Тимоти – её левой рукой.
Тимоти был добрым малым – хорошо воспитанным и к тому же очень симпатичным. Вскоре после того, как в доме появилась Нэнси, они очень, очень сдружились. Правда, сегодня занятой мыслями о девочке Нэнси было не до разговоров, так что до станции они доехали молча. Здесь Нэнси вылезла из двуколки и принялась в ожидании поезда прохаживаться по деревянному перрону, без конца повторяя про себя: «светлые волосы, красное клетчатое платье, соломенная шляпка…»
Интересно, какой она на самом деле окажется, Поллианна?
– Надеюсь, она окажется тихой и спокойной, дверями хлопать не начнёт и не будет ронять на пол ножи, – со вздохом сказала она привязавшему лошадь и присоединившемуся к ней Тимоти.
– Да уж. А если она не такая, то страшно даже подумать о том, что тогда будет. Нет, ты только представь себе эту парочку: девчонка-егоза и наша мисс Полли!.. О, свисток, слышишь? Поезд идёт!
– Ох, Тимоти, я вот всё думаю: ну, какая же она…, что не поехала сама свою племянницу встречать, меня послала! – пробормотала Нэнси, повернувшись и поспешив на то место, откуда было лучше всего видно всех, кто сходит с поезда. Ей почему-то сделалось не по себе. Страшновато как-то.
Поллианну она узнала практически сразу же. Во-первых, не так уж много пассажиров сходило на их маленькой станции, а во-вторых… Ну разве можно было не узнать эту тоненькую девочку в красно-белом клетчатом платье, с двумя светлыми толстенькими косичками, спускавшимися на спину из-под соломенной шляпки. Девочка была совершенно одна, без взрослых, и нервно оглядывалась, поворачивая из стороны в сторону своё милое, щедро усыпанное веснушками личико, – явно искала кого-то.
Да, эту девочку Нэнси узнала сразу же, но ей потребовалось немного времени, чтобы унять неожиданную дрожь в коленях. Короче говоря, к тому времени, когда Нэнси приблизилась, наконец, Поллианна оставалась на опустевшем перроне практически одна.
– Вы… мисс Поллианна? – каким-то чужим, задыхающимся голосом спросила Нэнси. Секунды не прошло, как её уже крепко обняли за шею две худенькие, высунувшиеся из красно-белых рукавов ручки.
– Ах, как я рада видеть тебя… рада, рада, рада, – горячо зашептал в ухо Нэнси срывающийся звонкий голосок. – Да, я Поллианна, конечно же, Поллианна, и я так рада, что ты пришла встретить меня! Я так надеялась, я знала, что ты придёшь!
– З-знала? – растерялась Нэнси, не понимая, как могла эта девочка знать её и хотеть, чтобы она пришла. – Знала, что я приду? – смущённо повторила она, пытаясь поправить свою съехавшую набок шляпку.
– Ну да. Я всю дорогу пыталась представить, какая ты, – воскликнула девочка, радостно пританцовывая вокруг Нэнси и жадно разглядывая её с головы до ног. – А теперь вот вижу и знаю. И очень рада, что ты именно такая… такая…
Нэнси слегка полегчало только тогда, когда к ним подошёл Тимоти. Слова Поллианны донельзя смутили её, проникли до самой глубины души.
– Вот, познакомься, это Тимоти, – сказала она. – У тебя есть чемодан или…
– Есть. Сундучок, – с важным видом кивнула Поллианна. – Он совсем новенький. Его мне купили дамы из благотворительного комитета. Правда же, это было очень любезно с их стороны? Ведь на эти деньги они планировали купить не сундучок, а ковровую дорожку для центрального прохода в церкви. Я, конечно, не знаю, сколько может стоить такой сундучок, но не меньше, чем треть такой дорожки, наверное. Или даже целая половина. У меня с собой в сумочке есть такая маленькая бумажка, квитанция называется. Квитанция, правильно, да? Мистер Грей велел мне отдать её тебе, чтобы ты по ней мой сундучок из багажа получила. А мистер Грей – это, между прочим, муж миссис Грей. А миссис Грей – двоюродная сестра жены пастора Карра. Это вместе с ними я ехала сюда, на Восток. Они чудесные люди, просто чудесные! А вот… вот и эта самая квитанция, – закончила она, порывшись в своей сумочке и выудив из неё наконец сложенный бумажный листочек.
Нэнси вздохнула. Да и кто угодно на её месте вздохнул бы после такого монолога. Затем взглянула украдкой на Тимоти и увидела, что он старательно отводит глаза в сторону.
Вскоре они втроём тронулись в путь в двуколке с притороченным к ней сзади сундучком Поллианны. Сама девочка устроилась между Нэнси и Тимоти. Разговорчивой она оказалась на диво – так и щебетала всю дорогу как птичка, не умолкая. Комментировала всё, что видела вокруг, сыпала сотни вопросов, непрестанно ахала от восторга… Уж на что была болтушкой сама Нэнси, но и у неё вскоре голова кру?гом пошла.
– Ой, красота какая! Нет, вы только взгляните, взгляните на это!.. Нам далеко ещё ехать? Надеюсь, что далеко, – эту песню она завела, пожалуй, даже раньше, чем успели завертеться колёса двуколки. – Нет, если ехать недалеко, то я тоже огорчаться не стану. Ведь это значит, что мы скорее до дома доберёмся, правда? Ах, улица какая красивая! Как она называется? Здесь всё очень красиво, но так и должно быть. Папа рассказывал мне, как здесь хорошо. Рассказывал…
Поллианна ненадолго примолкла, и Нэнси увидела, как задрожал её маленький подбородок, как наполнились слезами прелестные глазки. Но в тот же момент девочка поборола грусть, гордо вскинула голову, и снова зазвучал её звонкий голосок.
– Папа мне рассказывал всё, что ему запомнилось. Папа… Знаешь, я должна была тебе сразу объяснить, забыла просто. А миссис Грей мне строго наказывала, чтобы я сразу тебе об этом сказала. Понимаешь, это насчёт моего платья. Да, оно красное, в клеточку. Весёленькое платье, и ты, наверное, удивляешься, почему я не в чёрном, не в траурном. Но просто, видишь ли, когда мы последний раз собирали пожертвования в пользу церкви, никаких чёрных вещей нам не дали… Нет, вру, было там одно чёрное бархатное платье, только жена пастора Карра сказала, что оно мне не подойдёт. Во-первых, то платье было очень уж «женским», с баской – это, знаешь ли, такая коротенькая юбочка крылышками на талии, поверх основной юбки. В Испании такие носят. Ну, и потом, на том платье много белых протёртых пятен было – под мышками, на локтях и в других местах тоже. Очень старое оно, сильно ношенное. Некоторые дамы из благотворительного комитета даже предлагали купить мне чёрное платье и шляпку, но другие дамы – а их было больше – сказали, что с меня и одного сундучка хватит, а деньги нужно на красную ковровую дорожку оставить. Ну, ты помнишь, я говорила – для церкви. Короче, миссис Уайт сказала, что и так сойдёт, тем более что ей дети в чёрном не нравятся. Нет, не подумай, детей-то она любит, только чтобы они не в чёрное были одеты.
Поллианна на секунду прервалась, чтобы перевести дыхание, и Нэнси воспользовалась этим, чтобы самой вставить словечко.
– Не переживай. Я думаю, что с твоим платьем проблем не будет.
– Да? Я очень рада, что ты так думаешь. И мне самой тоже так кажется, – кивнула Поллианна и, тихонько шмыгнув носом, добавила: – Кроме того, в чёрном платье, я думаю, мне было бы гораздо труднее радоваться…
– Радоваться? – ахнула Нэнси, потрясённая таким неожиданным поворотом.
– Ну да. Нужно радоваться, что папа ушёл на небо, чтобы встретиться там с мамочкой и с моими братиками и сестричками. Папа сказал, что я должна радоваться. Правда, это довольно трудно делать даже в красном клетчатом платье, потому что я… Мне его так не хватает, я это всё время чувствую. Тем более что у мамочки там и до папы был Боженька, и ангелы, и её детки, а у меня никого, кроме дам из благотворительного комитета… Хотя теперь мне радоваться станет намного легче, потому что у меня появилась ты, тётя Полли. Я так рада, что ты у меня есть!
Разрывающая сердце жалость и сострадание, которые испытывала к этой маленькой чудесной девочке Нэнси, внезапно сменились смущением и даже отчасти страхом.
– Э… но… Видишь ли, моя дорогая, произошла ошибка, – растерянно залепетала Нэнси. – Я… не твоя тётя Полли. Я Нэнси.
– Ты не моя тётя Полли? – явно оторопела девочка.
– Нет. Я Нэнси. Я… Мне и в голову не приходило, что ты можешь принять меня за свою тётю. Ведь мы с ней совершенно не похожи. Ну нисколечко!
Тимоти негромко хихикнул, но Нэнси сейчас было не до его шуточек и не до весёлых чёртиков в его глазах.
– Но кто же ты тогда? – спросила Поллианна. – Во всяком случае, на даму из благотворительного комитета ты тоже ни капельки не похожа!
Вот тут уж Тимоти позволил себе рассмеяться в полный голос, а Нэнси принялась объяснять:
– Я Нэнси, служанка. Делаю в доме мисс Полли всякую работу, кроме стирки и глажки больших вещей – постельного белья и всего такого прочего. Стиркой и глажкой у нас миссис Дурджин занимается.
– Но тётя Полли… она существует? – заволновалась девочка.
– Ещё как существует! – широко ухмыльнулся Тимоти. – Можешь не сомневаться.
Поллианна заметно успокоилась.
– Ну, если она существует, тогда всё в порядке, – она облегчённо вздохнула и снова продолжила как ни в чём не бывало: – А знаете, что я вам скажу? Я рада. Да, я даже рада, что тётя Полли не приехала меня встречать, потому что наша с ней встреча ещё впереди, а я уже успела с вами познакомиться. Нэнси, ты просто замечательная!
Нэнси покраснела, а Тимоти сказал ей, лукаво усмехнувшись:
– Отличный комплимент тебе отвесили, Нэнси. Поблагодарила бы за него юную леди, что ли.
– Погоди, Тим. Я сейчас про другое подумала, – выдавила Нэнси. – Про мисс Полли, понимаешь?
– Я тоже о ней сейчас подумала, – нетерпеливо вздохнула Поллианна. – Мне так интересно увидеть, какая она. Тётя Полли – моя единственная родственница на всём белом свете, а я о ней только совсем недавно узнала. Папа мне рассказал, когда уже болел. Говорил, что она живёт «в большом красивом доме на вершине холма».
– Всё верно, – кивнула Нэнси. – А дом этот уже отсюда виден. Вон там, впереди, белый с зелёными ставнями.
– Ой, красота какая! А деревьев сколько вокруг, и травы! Я никогда не видела столько зелёной травы в одном месте! А что, моя тётя Полли… она богатая, да, Нэнси?
– Да, мисс. Богатая.
– Я очень рада за неё. Наверное, это очень приятно – иметь много денег. У нас с папой денег никогда не было, и богатых знакомых тоже. Ну, если не считать Уайтов, у них какие-то денежки водились. У них и ковры во всех комнатах были, и мороженое по воскресеньям. А тётя Полли ест мороженое по воскресеньям?
Нэнси покачала головой, поджала губы, чтобы не улыбнуться, весело переглянулась с Тимоти.
– Нет, моя дорогая мисс. Твоя тётя мороженое не любит. Во всяком случае, я его ни разу у неё на столе не видела.
Поллианна сразу приуныла.
– Не любит? Мороженое не любит? – покачала она головой. – Ну и ну… Не понимаю, как это можно – мороженое не любить? Ну да ладно, может, даже и лучше без мороженого. Живот не заболит как тогда, когда я переела мороженого у миссис Уайт. Да, я его тогда съела много, слишком много… А ковры у тёти Полли есть?
– О да, ковры у неё есть.
– Что, прямо в каждой комнате?
– Ну… почти в каждой, – ответила Нэнси и нахмурилась, вспомнив крохотную мансардную комнатёнку с голым полом. Там-то как раз никаких ковров и в помине не было.
– Это хорошо, – обрадовалась Поллианна. – Я очень люблю ковры. У нас у самих в доме ковров не было, только два маленьких коврика, их кто-то положил в ящик для пожертвований. Один был весь в чернильных пятнах. А в доме миссис Уайт были ещё картины на стенах. Красивые. Особенно одна с розами, а ещё девочка с котёнком. А ещё ягнята и лев. Нет, не вместе ягнята и лев, а на разных картинах. То есть в Библии, конечно, сказано, что со временем они будут пастись вместе, но это когда ещё будет! В Раю. А тебе нравятся картины, Нэнси?
– Я… не знаю, – сдавленным голосом ответила Нэнси.
– А мне нравятся. Правда, у нас самих картин не было. Их, сама понимаешь, в ящики для пожертвований обычно не кладут. Однако как-то раз две картины всё же положили. Но одна картина была такая хорошая, что папа продал её, а на вырученные деньги мне ботиночки купил. А вот другая картина, наоборот, была такая плохая, что развалилась на кусочки, пока мы её вешали. Стекло разбилось, я расплакалась… ну, короче, теперь я только рада, что у нас не было ни картин, ни прочих красивых вещей в доме. Да, рада, потому что не привыкла к ним, а значит, мне ещё сильнее понравится всё, что я увижу в доме у тёти Полли. Это… Это как если вдруг найти в корзине для пожертвований новые красивые ленты для волос вместо твоих старых, выцветших… О, что за дом, что за дом! Красавец! – внезапно переключилась она, когда двуколка свернула на широкую подъездную дорожку к крыльцу.
Чуть позже, пока Тимоти отвязывал и сгружал сундучок Поллианны, Нэнси улучила минуточку, чтобы тихонько шепнуть ему на ухо:
– И не вздумай больше уговаривать меня, чтобы я уволилась, Тимоти Дурджин, понял? Теперь я отсюда никуда не уйду, ни за какие деньги!
– Об этом никто и не говорит, – ухмыльнулся Тимоти. – Меня самого теперь на верёвке отсюда не утащишь. С приездом этой девочки тут сейчас такое веселье начнётся – в кино ходить не надо!
– Кино, кино, – раздражённо откликнулась Нэнси. – Боюсь, этому ангелочку совсем не весело будет жить с такой ведьмой, как наша хозяйка. Ей нужно будет опереться на кого-то, укрыться за чьей-то спиной. Вот такой спиной для неё я и собираюсь стать, Тимоти. И стану, стану! А ты… смотри своё кино, вот!
И, дав самой себе страшную клятву защищать Поллианну, Нэнси взяла девочку за руку и повела вверх по широким каменным ступеням крыльца.

Глава IV
Маленькая комната в мансарде
Мисс Полли Харрингтон не соизволила подняться навстречу своей племяннице – так и осталась сидеть в кресле, когда в гостиной появились Нэнси и маленькая девочка в красном платьице.
– Здравствуй, Поллианна. Я… – начала она, неохотно оторвавшись от книги и протянув для поцелуя свою руку, на каждом пальце которой, казалось, было написано «долг, долг, христианский долг…». Договорить мисс Полли не успела – Поллианна стрелой метнулась через всю гостиную и бросилась ей на грудь обниматься.
– О, тётя Полли, тётя Полли! Я так рада, что ты взяла меня к себе! – захлёбываясь слезами, забормотала девочка. – Ты просто представить себе не можешь, какое это счастье быть с тобой и с Нэнси, если у тебя до этого никогошеньки не было на целом свете, кроме дам из благотворительного комитета!
– Да, вполне вероятно, – ледяным тоном ответила мисс Полли, безуспешно пытаясь оторвать от себя цепкие маленькие пальчики. – Хотя, впрочем, я не имела чести быть знакомой с этими дамами, – она перевела взгляд на стоящую в дверях Нэнси и распорядилась, нахмурив брови: – Можешь идти, Нэнси. А ты, Поллианна, будь любезна встать и выпрямиться. Я ведь до сих пор даже не рассмотрела, как ты на самом деле выглядишь.
Нервно хохотнув, Поллианна отпрянула от своей тётки и отступила на шаг назад.
– Да, конечно, тётя Полли, – сказала она. – Хотя смотреть-то, в общем, и не на что, кроме веснушек. Ах, да, платье! Я должна объяснить, почему на мне красное клетчатое платье, а не чёрное бархатное с баской и белыми пятнами под мышками и на локтях. Я Нэнси уже рассказала по дороге, что мне говорил мой папа…
– Ладно, ладно. Мне совершенно не интересно знать, что говорил твой отец, – резко прервала её тётя Полли. – У тебя чемодан есть, я полагаю?
– Да, конечно есть, тётя Полли. Сундучок. Очень красивый. Мне его подарили дамы из благотворительного комитета. Правда, вещей в нём немного…, ну, то есть моих собственных вещей. Знаете, в последнее время в ящики для пожертвований очень редко стали класть одежду для девочек, поэтому в сундучке в основном книги. Папины книги. Миссис Уайт сказала, что я должна взять их себе. Мой папа, видите ли…
– Поллианна, – вновь, но всё так же резко прервала её мисс Полли. – Я хочу, чтобы ты с самого начала усвоила одну простую вещь. Я не желаю, чтобы ты постоянно говорила при мне о своём отце. Меня это не интересует, ясно?
– Но… тётя Полли, – судорожно вздохнула девочка. – То есть ты хочешь сказать…
Она замолчала, и возникшую в разговоре паузу немедленно заполнила мисс Полли.
– Сейчас мы отправимся наверх, в твою комнату. Надеюсь, твой сундучок туда уже доставлен, я об этом распорядилась, когда говорила с Тимоти. Следуй за мной, Поллианна.
Не говоря ни слова, Поллианна повернулась и вышла из гостиной вслед за своей тёткой. Глаза девочки покраснели от слёз, но она храбро подняла голову.
«В конце концов, я, наверное, должна быть только рада, что она не хочет, чтобы я говорила о папе, – размышляла про себя Поллианна. – Мне самой, возможно, станет легче, если я не буду постоянно вспоминать о нём. Да, наверное, именно поэтому она так и сказала».
Убедив себя таким образом в «доброте» своей тёти, она смахнула слёзы с глаз и с новым интересом принялась рассматривать всё вокруг.
Сейчас они поднимались по лестнице. Впереди перед Поллианной маячило шуршащее чёрное шёлковое платье тёти, позади сквозь приоткрытую дверь виднелся кусочек пола, покрытого бежевым ковром, и обитые атласом кресла. Под ногами Поллианны на ступенях тоже был разостлан ковёр – зелёный, словно мох, и мягкий-мягкий. А на стенах вдоль лестницы висели картины, на позолоченных рамах которых ослепительно сверкали солнечные зайчики, пробившиеся сквозь прикрытые кружевными занавесками окна.
– О, тётя Полли, тётя Полли, – восторженно проговорила Поллианна. – До чего же прекрасный, просто чудесный дом у тебя! И как, наверное, ты должна быть рада, что такая богатая!
– Поллианна! – сердито обернулась через плечо её тётка, поднимаясь на верхнюю площадку лестницы. – Я просто поражена! Как ты можешь говорить мне такие вещи?
– А что, тётя Полли? Ты разве не рада? – простодушно удивилась Поллианна.
– Конечно же нет, Поллианна. И надеюсь, что никогда не забудусь настолько, чтобы возгордиться даром, который послал мне Господь. Гордиться богатством – грех, которого я всячески надеюсь избежать, – твёрдо заявила мисс Полли.
С этими словами она проследовала через лестничную площадку к двери, за которой начиналась лестница на чердак. Теперь она была очень рада тому, что решила поселить девочку в мансарде. Поначалу это было продиктовано желанием поместить племянницу как можно дальше от себя и от богато обставленных комнат, которые могли пострадать от детской неосторожности или шалости. Но теперь, обнаружив в Поллианне, как ей казалось, склонность к суетности и тщеславию, мисс Полли вновь и вновь хвалила себя за свою прозорливость.
Маленькие ножки Поллианны резво топали вслед за тётиными. Большие голубые глаза девочки с восторгом и интересом смотрели вокруг, а в голове нетерпеливо, словно крыльями птица, трепетала мысль: за какой же, за какой же из этих загадочных и чарующих дверей ожидает её собственная комната – прекрасная, уютная, с коврами, красивыми занавесками на окнах и картинами на стенах…
А затем её тётя Полли неожиданно открыла дверь, за которой показалась ещё одна лестница.
На этой лестнице смотреть, в общем-то, было не на что. Голые стены с обеих сторон. Наверху – тёмное пустое пространство со скошенным, снижающимся в дальних углах почти до самого пола потолком. Мансарда. А проще говоря, чердак под скатами крыши. В полумраке виднеются сваленные впереди сундуки и коробки. Жарко. Душно. Поллианна невольно подняла голову повыше – так тяжело здесь было дышать. А тётя Полли тем временем открыла неприметную дверь справа и сказала:
– Вот твоя комната, Поллианна. И твой сундучок уже здесь, как я вижу. Ключ от него у тебя?
Поллианна молча кивнула. Взгляд у неё был удивлённым и испуганным.
– Когда я задаю вопрос, Поллианна, – нахмурилась тётя Полли, – то хочу получить на него ясный ответ, а не какое-то мотание головой. Ты меня поняла?
– Да, тётя Полли. Ключ у меня.
– Вот так уже лучше, благодарю. Ну, всё, что тебе нужно, ты здесь сама найдёшь, – добавила мисс Полли, взглянув на вешалку с полотенцами и кувшин с водой. – Я пришлю Нэнси, она поможет тебе распаковать вещи. Ужин в шесть часов.
С этими словами она выплыла из комнаты, а Поллианна осталась стоять, растерянно глядя ей вслед.
Затем обвела глазами голые стены, голый пол, голые, без занавесок, окна. Посмотрела на свой сундучок, совсем недавно стоявший в другой маленькой комнате, в доме на далёком-далёком Западе. Неуверенно, словно слепая, подошла к сундучку, упала перед ним на колени и уткнулась головой в крышку, закрыв лицо ладонями.
Так её и нашла Нэнси, зашедшая в комнату несколько минут спустя.
– Ну-ну-ну, бедный ты мой ягнёночек, – запричитала она, опускаясь на колени рядом с девочкой и обнимая её. – Этого я и боялась! Что приду и найду тебя вот так – всю в слезах. Милая ты моя!
– Нет, я не милая, Нэнси, я нехорошая. Я гадкая, гадкая, – всхлипывала Поллианна. – Я никак не могу заставить себя понять, что мой папа… что он нужнее Боженьке и ангелам, чем мне.
– И ничуть он им не нужнее! – сердито отрезала Нэнси.
– Нэнси! Что ты, Нэнси! Разве можно так говорить? – ужаснулась Поллианна. Так сильно ужаснулась, что у неё даже слёзы высохли.
Нэнси смущённо улыбнулась и украдкой вытерла свои глаза.
– Ну, конечно же, я так не думаю, детка. Совсем не думаю, – заторопилась она. – Давай-ка лучше свой ключик сюда, посмотрим, что это там в твоём сундучке! Платьица разберём – развесим, и всё будет славненько…
– Да их там совсем мало, – всё ещё дрожащим от слёз голосом тихо сказала Поллианна, протягивая Нэнси ключ от сундучка.
– Мало? Ну, значит, мы быстренько с ними справимся! – бодро воскликнула Нэнси.
– Верно! – неожиданно просияла Поллианна. – А если мы быстренько справимся, то я могу этому радоваться, правда?
– Ну… да… – неуверенно согласилась Нэнси, которую привёл в замешательство такой неожиданный взгляд на вещи. – Само собой…
Нэнси быстро, ловко распаковала всё небогатое содержимое сундучка – зачитанные книжки, залатанное бельишко, несколько жалких, уродливых платьиц. Поллианна старалась держаться стойко, деловито, даже с улыбкой крутилась возле Нэнси, помогала развешивать платья, поправляла разложенные на столе книжки, рассовывала бельишко по ящикам комода.
– Я думаю… Нет, я уверена, что это будет очень уютная комнатка, – с заметным сомнением в голосе сказала она. – А ты как думаешь, Нэнси?
Нэнси ничего не ответила – нырнула с головой внутрь сундучка. Не иначе, как заметила на дне что-то очень важное. Поллианна задумчиво и слегка печально посмотрела на голую стену над комодом, а затем сказала решительно:
– Вот и хорошо, что здесь зеркала нет. Очень хорошо, радоваться надо. Нет зеркала – значит, я свои противные веснушки видеть не буду.
Углубившаяся в сундучок Нэнси издала горлом какой-то странный приглушённый звук и не спешила высовывать голову. Поллианна не стала ей мешать, перешла к окну и неожиданно закричала вдруг, восторженно хлопая в ладоши:
– Ах, Нэнси! Как же я сразу этого не заметила? Нет, ты только взгляни! Какой вид, какой вид! Отсюда же просто всё-всё видно, прямо как на ладони! Деревья, дома, шпиль позолоченный на церкви! Красивый! А чуть дальше река сверкает как серебро. Знаешь, Нэнси, с таким видом из окна никакие картины и не нужны! Как же я рада теперь, что тётя именно в этой комнате меня поселила, именно здесь!
Вот этого Нэнси уже не выдержала и, к ужасу Поллианны, разревелась навзрыд.
– Ты что, Нэнси, ты что? – подбежала к ней девочка и испуганно добавила: – Постой, может, это твоя была комната, а её у тебя отняли?
– Моя комната? – гневно воскликнула Нэнси, глотая слёзы. – Моя?.. Если только ты не маленький ангел, спустившийся прямо с небес, и если кое-кому не придётся горько каяться, прежде чем…, то я просто не знаю… О боже! Звонит! Она звонит!
И, не закончив свою путаную речь, Нэнси стремглав понеслась вниз, грохоча по деревянным ступенькам каблуками тяжёлых башмаков.
Оставшись одна, Поллианна вернулась к своей «картине» – так она называла теперь про себя вид из окошка. Постояв немного, осторожно прикоснулась пальцами к оконной раме. Душно. Как же здесь жарко и душно – сил нет! Рама подалась на удивление легко, окно широко распахнулось, и Поллианна глубоко, всей грудью вдохнула свежий, напоённый сладкими ароматами сада воздух.
Затем она перебежала к другому окну, распахнула и его тоже. Под самым носом Поллианны промелькнула муха и с жужжанием скрылась где-то в глубине комнатки. За нею пролетела ещё одна муха, и ещё одна…
На мух Поллианна внимания не обратила, ей было не до них, потому что под вторым окном обнаружилось огромное дерево. Оно тянуло к Поллианне свои могучие ветви-руки, словно приглашая её в свои объятия.
Поллианна присмотрелась, подумала и вдруг сказала, рассмеявшись вслух:
– Конечно же, смогу!
Она проворно забралась на подоконник, откуда перебраться на ближайшую ветку было уже совсем несложно. Ловко, как обезьянка, спустилась до самого нижнего сука. Прыгать с него на землю было страшновато даже для Поллианны, привыкшей с раннего детства лазить по деревьям, но она повисла на руках, зажмурилась и мягко упала на четвереньки в высокую траву. Живо вскочила и с жадным интересом огляделась вокруг.
Она оказалась за домом, и перед нею открылся сад, в котором, согнувшись в три погибели, работал какой-то старик. За садом начиналась узенькая тропинка, ведущая через поле и дальше вверх по крутому склону холма, на вершине которого у огромной скалы стояла на страже одинокая сосна. Всё это было так красиво, что в этот момент единственным местом, где хотелось бы очутиться Поллианне, стала именно вершина этой скалы.
Ловко и незаметно Поллианна обогнула стороной сгорбившегося старика, промчалась между аккуратными грядками, на которых ровными рядами росла какая-то зелень, и, слегка запыхавшись, выскочила на тропинку. Добежав до подножия холма, она начала подниматься вверх, удивляясь тому, каким долгим получается путь до заветной скалы, ведь из окна её комнаты казалось, что до неё буквально рукой подать!
А ещё спустя пятнадцать минут большие старинные часы в холле особняка Харрингтонов начали отбивать шесть. Едва прозвучал последний, шестой удар, Нэнси зазвонила в колокольчик. Это был сигнал к ужину, который, как мы помним, в этом доме всегда подавали в шесть часов вечера.
Прошла минута, за ней вторая, третья. Сидевшая за столом мисс Полли всё сильнее хмурилась, постукивая по полу носком туфли. Затем не выдержала, встала, вышла в холл и раздражённо, нетерпеливо уставилась на ведущую наверх лестницу. Постояла ещё с минуту, внимательно прислушиваясь, затем развернулась и поплыла назад, в столовую.
– Нэнси, – сухо обратилась она к появившейся в дверях служанке. – Моя племянница опаздывает. Нет-нет, звать её не нужно, – остановила она Нэнси, попытавшуюся немедленно помчаться наверх, в мансарду. – Я ей сообщила, в каком часу мы ужинаем, но она не явилась вовремя и теперь будет за это отвечать. Пусть учится быть пунктуальной. Когда изволит явиться, отведи её на кухню и дай хлеба с молоком.
– Да, мэм, – ответила Нэнси (очень хорошо, что мисс Полли смотрела в этот момент в сторону и не видела выражения на её лице).
Как только выдалась свободная минутка после ужина, Нэнси проскользнула по лестнице наверх, в мансардную комнату.
– Хлеба с молоком! Этому ангелочку, этой бедняжке, которая, наверно, уснула, наплакавшись, всего лишь хлеба с молоком! – сердито приговаривала она, тихонько открывая дверь. Открыла, заглянула в комнату и испуганно воскликнула. – Где ты, Поллианна? Куда ты исчезла?
Нэнси заглянула в шкаф и под кровать, потом – от волнения и растерянности, должно быть – в сундучок и даже в кувшин с водой. Никого там, само собой, не нашла, скатилась по лестнице вниз и выбежала в сад, к работавшему там Старому Тому.
– Мистер Том, мистер Том, эта ангельская девочка исчезла! – запричитала она, заламывая руки. – На небеса вознеслась, не иначе! Ходит сейчас в раю, ягнёночек наш, амброзию вместе с ангелами вкушает. Точно, точно амброзию, головой ручаюсь. А наша ведьма приказала отвести её на кухню и хлеба с молоком дать. Хорошо ещё, что не с водой!
Старый садовник медленно разогнул спину.
– Вознеслась? На небеса? – растерянно переспросил он, невольно поднимая взгляд к пылающему оранжево-красному вечернему небу. Посмотрел немного, затем сказал, усмехнувшись: – Вознестись не вознеслась, но как можно ближе к небу подобраться пыталась, это уж точно.
И он указал своим скрюченным пальцем на тоненькую, обдуваемую ветром фигурку, стоящую на вершине скалы на фоне заката.
– Значит, решила ещё не улетать от нас сегодня, подождать немного. Да-да, именно так, если вам, конечно, интересно знать, что я думаю, – уверенно заявила Нэнси. – Если хозяйка спросит, где я, скажите ей, что про посуду я помню, всё перемою, но сейчас просто пошла пройтись немного. Скажете ей, мистер Том, да?
Конец фразы она договаривала уже через плечо, на бегу, направляясь к ведущей через поле тропинке.

Глава V
Игра
– Господи! Ну и нагнала ж ты на меня страху, Поллианна! Разве так можно? – пыхтела Нэнси, выбираясь на вершину холма, к подножию скалы, с которой только что соскользнула Поллианна. С большой неохотой соскользнула, надо сказать.
– Я тебя напугала? Ой, прости, конечно, только впредь ты за меня никогда не бойся, Нэнси, никогда. Знаешь, мой папа, да и леди из благотворительного комитета, они все сначала боялись за меня, но потом поняли, что я всегда возвращаюсь и ничего плохого со мной не случается.
– Но я вообще не знала, что ты из дома вышла, – воскликнула Нэнси, беря маленькую девочку за руку и вместе с ней начиная спускаться с холма. – Не видела, как ты уходишь, да и никто не видел. По правде сказать, я решила, что ты прямо на небо из окна взлетела! Ей-ей, прямо на небеса!
– А я из окна и вылетела! – радостно подпрыгивая, объявила Поллианна. – Только не вверх, а вниз. По дереву на землю спустилась, вот.
– Погоди, – резко остановилась Нэнси. – Повтори-ка ещё разок, что ты сделала? Наверное, у меня с ушами что-то.
– Я вылезла в окно. А затем спустилась вниз по дереву.
– Звёзды-бабочки! – ахнула Нэнси и вновь устремилась вперёд. – Интересно, что твоя тётка сказала бы, узнай она про это!
– Интересно? Ладно, тогда я расскажу ей, вот ты и узнаешь, – охотно пообещала Поллианна.
– О нет, ни-ни-ни! – замахала свободной рукой Нэнси. – Боже тебя избави!
– А почему? Думаешь, она сильно разволнуется?
– Нет!.. То есть да!.. То есть не важно!.. Слушай, если честно, мне вовсе не интересно знать, что она скажет. Правда! Вот те крест! – затараторила Нэнси, стараясь уберечь Поллианну от тётушкиного гнева. Или ещё от чего похуже. – Ничего никому рассказывать не надо, и давай-ка шагу прибавим. Меня на кухне грязная посуда ждёт, знаешь ли.
– Я тебе помогу с посудой, – с готовностью предложила девочка.
– Да что ты, Поллианна! Спасибо, я сама справлюсь, – ответила Нэнси.
Какое-то время они шли молча. Быстро смеркалось, и Поллианна всё крепче сжимала руку новой подруги.
– А знаешь, я даже рада, что напугала тебя немного, – сказала, наконец, Поллианна и добавила, вздрогнув слегка: – Зато ты пошла искать меня и нашла.
– Ягнёночек ты мой! Крошка моя ненаглядная! Проголодалась, небось. Только, боюсь, ужинать тебе придётся со мной на кухне, и будет это только лишь хлеб с молоком. Так твоя тётя распорядилась, очень уж рассердилась на то, что ты к ужину не пришла. Такие вот дела.
– Но я не могла прийти на ужин. Я в это время была очень высоко.
– Очень высоко, это уж точно! Только она-то об этом не знала, – усмехнулась Нэнси. – И хорошо. И пусть не знает. А насчёт хлеба с молоком ты уж не сердись, ладно?
– Да ты что, Нэнси. «Не сердись!» Я рада.
– Она рада! Господи! Да чему же ты рада?
– Как это чему? Я люблю хлеб, и молоко тоже люблю, и мне приятно будет ужинать вместе с тобой. Не понимаю, чему же тут можно не радоваться?
– Похоже, ты всему на свете радоваться умеешь. Мне бы так научиться, – вздохнула Нэнси, вспомнив о том, как вела себя Поллианна, впервые очутившись в душной мансардной комнатушке с голым полом и стенами.
– Хочешь научиться? – негромко рассмеялась Поллианна. – Так это совсем не трудно. Знаешь, это как бы игра такая.
– Игра?
– Ну да. Игра в то, чтобы просто радоваться.
– Что-то я в толк не возьму, о чём ты?
– Ну, говорю же тебе. Это игра. В неё меня научил играть мой папа, и оказалось, что это просто чудесная игра, – принялась объяснять Поллианна. – Мы всегда в эту игру с ним играли, с тех пор, когда я ещё совсем маленькой была. А позже я сама научила этой игре дам из благотворительного комитета, и они тоже начали в неё играть. Не все, конечно, но некоторые.
– Ну, и что это за игра? Только учти, я в играх плохо понимаю.
Поллианна снова рассмеялась, но тут же посерьёзнела, вздохнула, в угасающем свете дня её лицо казалось ещё более худеньким и печальным.
– Эту игру мы с папой начали, когда получили детские костыли.
– Костыли?
– Ну да. Видишь ли, мне тогда очень хотелось куклу, и папа даже писал об этом в миссионерский отдел, но леди из благотворительного комитета написала в ответ, что среди пожертвований кукол нет. Ни одной. А потом мы получили эти костыли. Та дама из комитета написала, что посылает их, потому что костыли могут пригодиться какому-нибудь ребёнку-калеке. Вот тогда мы с папой и начали игру.
– Что-то я не пойму, что это за игра такая. Как говорится, где кукла, а где костыли, – с лёгкой ноткой раздражения заметила Нэнси.
– Вот в этом-то вся соль! Игра заключается в том, чтобы находить повод для радости во всём. Даже там, где его, казалось бы, нет и быть не может. Так вот, мы с папой получили в виде пожертвования костыли.
– Ужас какой! Да хоть убей, не понимаю, как можно радоваться костылям, когда ты мечтаешь о кукле!
– А вот как! – прищёлкнула пальцами Поллианна. – Я, правда, сначала тоже не понимала как, но мне папа подсказал.
– Ну а теперь ты уж мне подскажи, сделай милость, – мрачно попросила Нэнси.
– Легко! Нужно просто радоваться тому, что эти костыли тебе не нужны! – торжествующим тоном объявила Поллианна. – Ну сама посуди, разве это не повод для радости – знать, что костыли тебе ни к чему?
– Да ну, ерунда какая-то получается, – пробурчала Нэнси, почти со страхом косясь на Поллианну.
– И вовсе не ерунда! Отличная игра! – убеждённо откликнулась Поллианна. – С той поры мы постоянно в неё играли. И чем труднее радоваться чему-то, тем веселее становится, когда ты такой повод всё-таки сумеешь найти. Но порой бывает, конечно, очень трудно радоваться. Например, когда твой папа ушёл на небеса и у тебя не осталось никого, кроме дам из благотворительного комитета.
– Понимаю. Или когда тебя запихнут в какую-то конуру на чердаке вместо нормальной комнаты, – проворчала Нэнси.
– Да, это тоже было тяжело, – со вздохом согласилась Поллианна. – Особенно в самом начале. Я такой одинокой себя почувствовала, что на время даже про игру забыла. Я же воображала, что у меня красивая комната будет – с мебелью, коврами, зеркалами, занавесками на окнах… А потом – бац! – зеркало! Я сразу вспомнила, как неприятно мне всегда видеть в зеркале свои веснушки. А без зеркала их не увидишь – разве не повод радоваться? Повод. Или вид из окна, который лучше любой картины на стене. Тоже радость. Так что понимаешь, Нэнси, когда ищешь, чему радоваться, то при этом как-то забываешь про всё остальное. Ну, как про ту куклу, которую мне так хотелось, например.
– М-м-м, – поперхнулась Нэнси подкатившим к её горлу комком.
– Как правило, много времени эта игра не занимает, – вздохнула Поллианна. – Поводы для радости я обычно нахожу без труда, не задумываясь даже. Я к этой игре привыкла. Она очень хорошая, эта игра. Мы очень её любили с… папой, – тут она слегка запнулась. – Правда, теперь, без него мне в эту игру играть труднее будет. Но может быть, тёте Полли она понравится, – немного поразмыслив, добавила девочка.
– Ей? Ага, сейчас! – под нос себе пробормотала Нэнси, после чего уже решительно, в полный голос заявила: – Слушай, мисс Поллианна. Я, конечно, не обещаю, что всё у меня будет получаться так же хорошо, как у тебя, и как играть, я тоже толком ещё не поняла, но играть с тобой в эту игру я буду. Как уж сумею. Такие вот дела.
– Ах, Нэнси! – расцвела Поллианна, крепко обнимая её. – Это будет замечательно! Просто чудесно будет, правда?
– Ну… может быть, – не скрывая сомнений, ответила Нэнси. – Только ты уж не слишком сильно рассчитывай на меня, ладно? Я играть не мастак, но я буду стараться, так что у тебя будет с кем поиграть, будет.
За этими разговорами они и дошли до дома и сразу направились на кухню.
Поллианна с аппетитом умяла хлеб, запила молоком, а затем по совету Нэнси пошла в гостиную, где её тетка читала, сидя в кресле.
– Ты поужинала, Поллианна? – холодно спросила она, глядя на племянницу.
– Да, тётя Полли.
– Мне очень неприятно, Поллианна, что пришлось в самый первый день отправить тебя на кухню и предложить только хлеб с молоком, но…
– А я была очень рада, что ты это сделала, тётя. Я люблю хлеб и молоко, и Нэнси мне тоже нравится. Так что тебе не должно быть ни капельки неприятно из-за этого.
Тётя Полли от неожиданности выпрямилась в своём кресле.
– А теперь тебе пора в постель, Поллианна. У тебя был трудный день, а завтра мы должны будем составить твой распорядок дня и посмотрим, что тебе нужно купить из одежды. Иди. Нэнси даст тебе свечу. Смотри, не урони её, пожара не наделай. Завтрак у нас в половине восьмого, постарайся на него не опаздывать. Спокойной ночи.
Поллианна подбежала к тётке и крепко обняла её – это получилось у неё совершенно непринуждённо, как что-то само собой разумеющееся.
– Я так чудесно провела сегодняшний день, – искренне сказала девочка. – Я знаю, что мне будет хорошо с тобой, тётя Полли. Я это знала ещё до того, как приехала сюда. Доброй ночи, моя родная.
И с радостной улыбкой упорхнула.
– Да что ж это такое, Господи Боже! – вполголоса проговорила ей вслед мисс Полли, сдвинув брови. – До чего необычный ребёнок! Она, видите ли, «рада», когда я её наказываю. При этом просит меня из-за этого не расстраиваться, и уверена, что ей будет хорошо со мной! Ну и ну! Ну и ну!
Она ещё немного поудивлялась, покачала головой, и взялась опять за свою отложенную книгу.
А в маленькой мансардной комнате, уткнувшись лицом в подушку, безутешно рыдала в это время маленькая одинокая девочка.
– Я знаю, папочка, что не играю сейчас в нашу игру. Прости, не получается. Тебе хорошо, ты среди ангелов, а мне здесь одиноко и даже зацепиться не за что. Не могу я никак радоваться тому, что придётся спать одной в этой тёмной пустой комнате. Если бы рядом со мной была Нэнси, или тётя Полли, или хотя бы дамы из благотворительного комитета, и то легче было бы!
А внизу, на кухне, яростно сражалась с грязной посудой Нэнси и отрывисто бормотала себе под нос, тыча ёршиком в кувшин из-под молока:
– Что за дурацкая игра… Радоваться, что тебе прислали костыли, когда ты хотела… куклу… Но если ей поможет, что я тоже начну играть… то я… конечно… буду играть!.. Буду, буду, буду, звёзды-бабочки!

Глава VI
Священный долг
Наутро после своего приезда Поллианна проснулась около семи часов. Оконца её комнаты выходили на юг и на запад, поэтому солнца ещё не было видно – только подёрнутое лёгкой дымкой голубое небо, обещавшее погожий тёплый день впереди.
В маленькой комнатке под утро стало прохладно, в приоткрытые окна залетал свежий, восхитительно пахнувший умытой листвой ветерок. Весело щебетали в саду птицы, и Поллианна, вскочив с кровати, скорее бросилась к окну – поболтать с ними. Взглянув вниз, она увидела свою тётю – та уже прохаживалась среди розовых кустов, любуясь цветами. Поллианна моментально оделась, привела себя в порядок и, оставив за собой распахнутыми настежь обе двери – в свою комнатку и в мансарду – ринулась вниз, в сад.
Тётя Полли стояла, склонившись над розовым кустом, и о чём-то разговаривала со старым сгорбленным мужчиной.
– Тётя Полли, доброе утро, тётя Полли! Как я рада! Как я рада просто тому, что живу на свете! – восторженно прокричала Поллианна, бросаясь ей на шею.
– Поллианна, – решительно запротестовала мисс Полли, пытаясь выпрямиться ровно настолько, насколько позволяли ей это сделать повисшие на её шее тридцать с лишним килограммов жаркого детского тельца. – Ты что, со всеми так по утрам здороваешься?
Девочка отпустила руки и ответила, пританцовывая на цыпочках.
– Нет, только с теми, кого я люблю! Очень-очень люблю! Я увидела тебя из окна и вдруг подумала, что это ведь ты, моя родная тётя Полли, а не дама какая-нибудь из благотворительного комитета, и мне так радостно стало, так радостно! И я побежала вниз, чтобы поскорее обнять тебя!
Старик неожиданно повернулся к ним спиной и опустил голову, а мисс Полли…
А что мисс Полли? Она по своему обыкновению попыталась нахмуриться, но почему-то это у неё получилось сейчас хуже, чем обычно.
– Поллианна, ты… Я… Томас, пока на этом закончим. Я полагаю, вы поняли, что нужно сделать с этими розами… – сдавленным голосом сказала она, затем поджала губы и быстрым – в её, разумеется, представлении – шагом удалилась к дому.
– А вы всегда работаете в саду, мистер?.. – поинтересовалась Поллианна.
Старик повернулся к ней. На губах его играла улыбка, но глаза влажно блестели, как от слёз.
– Да, мисс. Я садовник, а зовут меня Старый Том. Да, так и зовут. Старый Том, – не в силах утерпеть, он протянул дрожащую руку и притронулся кончиками пальцев к светлым локонам Поллианны. – Как же сильно вы похожи на свою мать, маленькая мисс! Я ведь знал её с тех пор, когда она была даже моложе, чем вы! Но уже тогда я работал в этом саду – видите, как давно я здесь!
– Вы… Вы знали мою маму? – задохнулась от удивления Поллианна. – Правда? Когда она была маленьким ангелом ещё здесь, на земле, а не на небе? Ой, прошу вас, расскажите, расскажите мне о ней!
И Поллианна, не раздумывая, уселась перед садовником прямо на дорожку – довольно грязную и мокрую от утренней росы.
Но поговорить со Старым Томом ей не удалось – со стороны дома долетел звон колокольчика, а следом за этим из задней двери выскочила Нэнси.
– Мисс Поллианна, это сигнал к завтраку, – запыхавшись, воскликнула она и, схватив девочку за руку, подняла её с земли и потащила бегом к дому. – Такой же сигнал даётся к обеду и ужину. К любой еде, короче. Так что, как только услышишь его, беги со всех ног в столовую. А если зазеваешься, то уж прости, придётся нам тогда с тобой искать какой-нибудь другой повод для радости!
Произнеся всё это на одном дыхании, Нэнси загнала Поллианну в дом, как загоняет хозяйка в курятник отбившегося от стаи цыплёнка.
Первые пять минут завтрака прошли в сосредоточенном молчании, но затем мисс Полли заметила двух порхающих над столом мух и строго спросила, провожая их неприязненным взглядом:
– Нэнси, на всех входных дверях и окнах у нас установлены сетки, не так ли? В таком случае потрудись объяснить, откуда здесь взялись эти мухи?
– Понятия не имею, мэм. На кухне у меня ни одной мухи нет.
Накануне Нэнси была слишком взволнована, чтобы заметить открытые окна – без сеток, как мы помним! – в комнатке Поллианны.
– А, так это, должно быть, мои мухи, тётя Полли! – дружелюбно заметила Поллианна. – У меня в комнате их полно, и они прекрасно там себя чувствуют. Жужжат, ползают…
Нэнси согнулась, чтобы не расхохотаться, и поспешно покинула столовую, прихватив, кстати, поднос с горячими булочками, который только что принесла с кухни.
– Твои? – ахнула мисс Полли. – То есть как это твои? И откуда они взялись?
– Здесь они сверху взялись, с чердака, а туда в мои окна залетели.
– То есть ты видела, как эти мухи влетают? Ты открывала свои окна? Без сеток?
– Ну да.
В этот момент с кухни вернулась Нэнси. С булочками и суровым видом, только лицо у неё было каким-то подозрительно красным, как у человека, который перед этим долго, безудержно хохотал.
– Нэнси, поставь на стол булочки и немедленно поднимись в комнату мисс Поллианны, – шершавым хозяйским тоном приказала мисс Полли. – Закрой там окна. И двери тоже закрой. А когда вымоешь посуду и закончишь все прочие дела, возьми мухобойку и проследи, чтобы ни одной мухи в доме не осталось. Ни одной!
А своей племяннице она сказала:
– Поллианна, сетки для твоих окон я уже заказала, это, разумеется, мой священный долг. Но мне кажется, что и ты про свой долг забывать не должна.
– Мой долг? – удивилась Поллианна.
– Разумеется. Я понимаю, что сейчас жарко, но твой долг – потерпеть закрытые окна до тех пор, пока на них не поставят сетки. Мухи, Поллианна, не только раздражают, они ещё и заразу разносят. После завтрака я дам тебе прочитать очень полезную брошюру про мух.
– Прочитать? С удовольствием! Спасибо, тётя Полли, я очень люблю читать!
Мисс Полли с шумом втянула ноздрями воздух, а затем поджала губы. Заметив это, Поллианна озадаченно нахмурилась и поспешила добавить:
– Конечно, мне очень жаль, что я забыла о своём долге, тётя Полли. Очень жаль. Но я исправлюсь, исправлюсь, и окна впредь открывать не стану.
Её тётка ничего на это не сказала. И вообще продолжала молчать как рыба до самого окончания завтрака, после чего прошла в гостиную, взяла там из книжного шкафа маленькую брошюрку в бумажном переплёте и вернулась к племяннице.
– Вот брошюра, о которой я тебе говорила. Ступай в свою комнату и немедленно прочитай её. А через полчаса я сама зайду к тебе, посмотрю, что у тебя есть из одежды.
С интересом рассматривая изображённую на обложке во много раз увеличенную голову мухи, Поллианна радостно воскликнула, не отрывая от неё глаз:
– Да, да! Благодарю тебя, тётя Полли! – и весело, вприпрыжку выпорхнула из столовой, с грохотом захлопнув за собой дверь.
Мисс Полли, разумеется, нахмурилась, поморщилась, величественно подплыла к двери, открыла её, но Поллианны уже и след простыл, лишь детские каблучки звонко и быстро отсчитывали где-то наверху ступени мансардной лестницы.
Спустя ровно полчаса по тем же ступеням неспешно поднялась мисс Полли. Её лицо выражало христианскую покорность перед необходимостью исполнить очередную неприятную, хотя и священную обязанность.
– Ах, тётя Полли! – радостно приветствовала её появление в своей комнатушке Поллианна. – Спасибо тебе, дорогая! Никогда в жизни не читала ничего интереснее, чем эта книжечка про мух! Как хорошо, что ты дала её мне! Знаешь, я и не подозревала никогда, сколько всякого разного могут переносить мухи на своих лапках, и…
– Довольно, Поллианна, успокойся, – холодно осадила её мисс Полли. – Покажи мне лучше весь свой гардероб, я хочу взглянуть на твои вещи. Те, что поприличнее, оставим тебе, а всё остальное я отдам Салливанам.
Поллианна с явной неохотой отложила захватывающую брошюру про мух и направилась к платяному шкафу.
– Боюсь, что тебе мои вещи покажутся ещё ужаснее, чем дамам из благотворительного комитета, а они называли их просто позорными, – вздохнула она. – Но так уж получилось, что в последних двух или трёх сборах пожертвований были в основном вещи для мальчиков или пожилых людей. Скажи, тётя Полли, а ты когда-нибудь получала что-то из церковных пожертвований?
Увидев написанный на лице тётки ужас, Поллианна немедленно поспешила исправить свою оплошность.
– Да, конечно, ты никогда их не получала, тётя Полли! – покраснев, воскликнула она. – Я просто забыла, прости. Богатым людям это совершенно не нужно. Не сердись, но я порой забываю о том, что ты богатая… особенно когда сижу в этой комнате.
Мисс Полли открыла рот, но не смогла выдавить ни слова. А Поллианна, сама не понимая, очевидно, того, какой удар только что нанесла ей своими словами, продолжала свою сагу о церковных пожертвованиях:
– Я, собственно, вот что хочу сказать. Никогда не угадаешь, что тебе пришлют в этих пожертвованиях, никогда. Наверняка знаешь только одно: того, что тебе действительно нужно, в них никогда не окажется. Это уж просто закон. Вот почему нам с папой так трудно было играть в нашу игру…
Тут Поллианна вспомнила, что ей запрещено при тёте говорить о своём отце, и она поспешила замять эту тему, а для этого нырнула в шкаф, чтобы вытащить из него весь скудный запас своих платьиц.
– Они некрасивые, конечно, – вздохнула Поллианна. – Но других у меня нет. И чёрного траурного платья у меня нет, потому что деньги нужны были на красную ковровую дорожку для церкви. Одним словом, это всё, что у меня есть.
Мисс Полли брезгливо, самыми кончиками пальцев притронулась к жалким платьицам, сшитым явно не по мерке Поллианны, затем, уже не притрагиваясь вовсе, взглянула на залатанное бельишко в ящиках комода.
– На мне пара хорошего белья, нового, – испуганно поспешила заверить свою тётку Поллианна. – Дамы из благотворительного комитета специально купили мне его перед поездкой сюда. На этом миссис Джонс настояла. Сказала, что меня необходимо одеть, даже если ради этого им придётся до конца дней своих стучать каблуками по голому проходу между скамьями. Но они всё равно купят ту ковровую дорожку, не волнуйся. Дело в том, что мистер Джонс никакого шума терпеть не может, как говорит его жена, у него «нервы». Но у мистера Джонса не только нервы, у него и деньги тоже есть, так что он, надо думать, раскошелится на ту красную ковровую дорожку. Ну, нервы-то ему дороже, правильно? А ты как думаешь?
Мисс Полли её, казалось, не слышала. Закончив осматривать бельишко племянницы, она спросила, резко – для неё, конечно, резко – повернувшись к ней:
– Надеюсь, ты ходила в школу, Поллианна?
– Ходила. Кроме того, папа… Словом, я ещё и дома училась.
– Хорошо, хорошо, – нахмурилась мисс Полли. – Значит, осенью пойдёшь в школу. В какой класс тебя записать? Впрочем, это пусть решит директор школы, мистер Холл. А пока что ты будешь читать каждый день по полчаса вслух. При мне.
– Я очень люблю читать, тётя Полли, а если ты не захочешь меня слушать, то я и одна с удовольствием буду читать. Правда, правда, тётя Полли! И мне даже не придётся стараться, чтобы радоваться этому, потому что я даже больше люблю про себя читать, а не вслух. Ну, из-за длинных слов, понимаешь?
– Нисколько в этом не сомневаюсь, – суровым тоном откликнулась мисс Полли. – А музыке тебя учили?
– Так, чуть-чуть. Если честно, то сама я играть не люблю, зато очень люблю слушать, как другие играют. Я немного училась на пианино играть. Мне давала уроки мисс Грей – она у нас в церкви на органе играет. А вообще-то, тётя Полли, мне всё равно – учиться музыке или нет, правда.
– Охотно верю, – пошевелила бровями мисс Полли. – Охотно верю, но, тем не менее, считаю своим долгом дать тебе достойное воспитание, а значит, ты должна овладеть хотя бы азами нотной грамоты. Хорошо. Ну а шитьё? Шить-то ты наверняка умеешь?
– О да, – со вздохом ответила Поллианна. – Шить меня учили дамы из благотворительного комитета, но это был ужас какой-то. Миссис Джоунс, например, считала, что, когда обмётываешь петли, иголку нужно держать не так, как её все остальные держат, а как она показывает. Миссис Уайт хотела, чтобы я сначала обратный шов освоила и уж только потом училась подрубать края. Или наоборот, не помню уже. А миссис Гарриман твердила, что мне вообще ни к чему учиться сшивать лоскутки…
– Больше таких проблем не будет, я сама буду учить тебя шить. Ну а готовить… Нет, готовить ты, я думаю, совсем не умеешь.
– Они только-только начали было учить меня этим летом, но… – тут Поллианна неожиданно рассмеялась и продолжила, покачав головой: – Продвинулись мы совсем немного, потому что по поводу кулинарии мнения у них расходились ещё сильнее, чем с шитьём. Собирались начать с хлеба, но оказалось, что каждая дама печёт его по-своему, и в результате они только перессорились. Потом решили, что каждая из них будет учить меня на своей кухне. Первую неделю одна дама, следующую неделю другая, и так далее. Короче, я научилась делать только шоколадную помадку и торт с инжиром, когда… – тут голос у неё задрожал, – …когда… пришлось всё бросить.
– Шоколадная помадка и торт с инжиром! – презрительно фыркнула мисс Полли. – Ну, ничего, это мы быстро исправим.
Она немного помолчала, прикидывая что-то в уме, затем решительно объявила:
– Значит, так. Каждое утро, ровно в девять часов, ты будешь читать для меня вслух. Недолго, всего полчаса. До этого будь любезна навести порядок в своей комнате. По средам и субботам после чтения и до полудня Нэнси станет учить тебя на кухне готовить. В остальные дни будешь шить со мной. После обеда – занятия музыкой, преподавательницу я тебе найду.
Закончив говорить, мисс Полли величественно поднялась со стула, на котором сидела, а Поллианна закричала в ужасе:
– Но, тётя Полли, тётя Полли! Ты же совсем не оставила мне времени чтобы… просто жить!
– Жить? Не понимаю, что ты хочешь этим сказать. Разве ты не живёшь всё время?
– Ну, да, я буду дышать, и даже говорить, пока меня учат всяким премудростям, но это же не жизнь! Вот во сне ты тоже дышишь, но не живёшь же, верно? Для меня жить – это значит делать то, что хочется. Играть во дворе, читать – не по приказу, а для себя, по холмам бродить, с мистером Томом и Нэнси разговаривать обо всём на свете. Узнавать всё, что мне интересно о городе, улицах, по которым я проезжала вчера, о домах, о людях, которые в них живут. Вот это я называю жизнью, тётя Полли. А просто дышать… Нет, это не жизнь, не жизнь.
– Поллианна, ты самый необычный ребёнок, которого мне когда-либо доводилось видеть! – раздражённо вздёрнула подбородок мисс Полли. – Конечно, тебе будет предоставлено время для игр. В разумных пределах, разумеется. Но мой священный долг – это позаботиться прежде всего о том, чтобы ты получила надлежащее образование и воспитание. Однако священная обязанность есть и у тебя – ты не должна отвечать на мою заботу о тебе чёрной неблагодарностью.
Поллианна, казалось, была потрясена до глубины души.
– О, тётя Полли! Как же я могу быть неблагодарной… тебе! Я же так люблю тебя, так люблю! И ты же не какая-то дама из благотворительного комитета, но моя тётя! Родная!
– Ну, хорошо, хорошо. Посмотрим, сумеешь ли ты быть благодарной, – сухо заметила мисс Полли, направляясь к двери. Она была уже примерно на середине лестницы, когда сверху до неё долетел тоненький взволнованный голосок:
– Тётя Полли! Тётя Полли! Ты так и не сказала, какие из моих вещей ты хочешь отдать этим… Салливанам, да?
Тётя Полли раздражённо вздохнула, и этот вздох долетел до ушей Поллианны.
– Да, я совсем забыла сказать тебе, Поллианна. Сегодня, в половине второго, Тимоти отвезёт нас с тобой в город. По магазинам. Ни одно из твоих платьев не годится для того, чтобы его носила моя племянница. Я не выполнила бы свой долг, если бы позволила тебе ходить в этом… Короче говоря, все твои платья пойдут Салливанам. Все до одного.
Теперь пришла пора тяжело вздохнуть самой Поллианне. Вот уж никогда не думала она, что так возненавидит когда-нибудь слово «долг»!
– Скажи, тётя Полли, – печально спросила она. – А в этом самом «долге» можно найти хоть что-нибудь, чему можно радоваться?
– Что? – оторопела мисс Полли. Она посмотрела наверх, покраснела и продолжила спускаться по лестнице, сердито приговаривая: – Не дерзи, Поллианна, не дерзи!
А Поллианна в своей жаркой душной комнатке опустилась на стул с жёсткой спинкой и задумалась. Будущее рисовалось ей сейчас как бесконечное исполнение священного долга и выглядело, честно говоря, безрадостно.
– Ну, честное слово, не понимаю, что я ей такого дерзкого сказала, – вздохнула она. – Ну, спросила, можно ли найти хоть какой-то повод для радости в исполнении этого её священного долга, только и всего.
Несколько минут Поллианна сидела, молча глядя на жалкую кучку выложенных на кровать платьев, потом встала и принялась убирать их назад в шкаф.
– Да уж, радоваться тут совершенно нечему, как я вижу, хотя… А почему бы не радоваться тому, что ты свой долг исполнила, а? – и она радостно рассмеялась. Впервые за всё утро.

Глава VII
Поллианна и наказания
Ровно в половине второго Тимоти повёз свою хозяйку и её племянницу по магазинам одежды, которых в городе было не так много, всего четыре или пять.
Подобрать новый гардероб для Поллианны оказалось делом непростым для всех, кто в нём принимал участие. В большей или меньшей степени непростым, конечно, делом, но зато для всех. Мисс Полли вышла из этого испытания с тем чувством облегчения, которое испытывает человек, успешно перешедший реку по тонкому льду. Продавцы, обслуживавшие этих двух клиенток, вышли из него с раскрасневшимися распаренными лицами и вдобавок с таким запасом историй, которых хватило, чтобы их друзья целую неделю потом покатывались со смеху. Поллианна? Она закончила поход по магазинам, сияя улыбкой, уставшая, но довольная до глубины души. Ещё бы! Ведь, как она объяснила одному из продавцов: «После того, как ты всю жизнь носила то, что тебе досталось из церковных пожертвований, удивительно приятно вот так просто пойти в магазин и купить совершенно новые красивые вещи, которые ни укорачивать, ни надставлять не надо».
Поход по магазинам занял у Поллианны почти весь день, после чего был ужин, а затем приятные разговоры – сначала со Старым Томом в саду, а затем на заднем крыльце с Нэнси – но это уже когда вся посуда была перемыта, а тётя Полли отправилась навестить соседку.
Старый Том рассказал Поллианне удивительные вещи про её маму, отчего она почувствовала себя счастливой, а Нэнси вспоминала об «Уголках», своей маленькой ферме за городом, где она жила со своей любимой мамочкой и – тоже любимыми, конечно же – братиком и сёстрами. И обещала, что когда-нибудь возьмёт с собой Поллианну познакомиться с ними. Если мисс Полли возражать не станет, само собой.
– А какие у них у всех прекрасные имена! Тебе очень понравится, как их зовут. Братика – Элджернон, а сестрёнок Флорабель и Эстелла. А я… – тяжело вздохнула она. – Ненавижу имя Нэнси!
– Какие страшные слова ты говоришь, Нэнси! Ненавижу! Да почему?
– Потому что у меня имя не такое красивое, как у остальных. Тут понимаешь, какое дело – я же первым ребёнком в нашей семье была, а в то время моя мама ещё не начала читать книжки всякие, в которых красивые имена встречаются.
– А мне имя Нэнси нравится, просто потому, что оно твоё.
– Хм! Ну, тогда тебе и Кларисса Мейбл тоже понравилось бы, – парировала Нэнси. – А уж как я сама рада была бы такому имени! Роскошное имя Кларисса Мейбл, просто роскошное!
– Ну, в таком случае радуйся, что тебя не назвали… Хаджиба!
– Хаджиба? – ужаснулась Нэнси.
– Ага. Миссис Уайт так зовут. Муж её называет «Ха». Миссис Уайт это ужасно не нравится. «Ха-Ха, подойди сюда!», «Ха-Ха, пойдём туда!» – словно она собачка какая-то.
Тоску-печаль Нэнси как рукой сняло, и она тут же заулыбалась во весь рот.
– Ну, ты даёшь, Поллианна, ну даёшь, звёзды-бабочки! Теперь как услышу «Нэнси», сразу это «Ха-Ха» вспомню и хохотать начну от радости… – Нэнси вдруг на полуслове остановилась и спросила, удивлённо глядя на девочку: – Скажи… ты это сейчас нарочно, да? Сыграла со мной в свою игру, чтобы я радовалась, что меня не Хаджиба зовут?
Полианна нахмурилась, потом рассмеялась.
– Вообще-то, да, Нэнси. Я действительно сыграла в свою игру, но на этот раз… как бы тебе объяснить… совсем не задумываясь. Само собой так получилось. Знаешь, такое случается, когда привыкаешь к этой игре. Ведь в жизни практически всегда можно найти повод для радости, особенно если долго учишься искать его.
– Н-ну, наверное, – не скрывая сомнения, согласилась Нэнси.
В половине девятого Поллианна отправилась спать. Сетки для окон ещё не доставили, поэтому в мансардной комнатушке было жарко как в раскалённой печке. Поллианна с тоской посмотрела на плотно закрытые окна, однако даже подходить к ним не стала – разделась, аккуратно сложила одежду, прочла молитву, задула свечу и залезла в постель.
Время шло, а уснуть Поллианне никак не удавалось. Проворочавшись с боку на бок целую, как ей показалось, вечность, она не выдержала, выбралась из постели, впотьмах пробралась через комнату и открыла дверь.
Весь чердак чёрным бархатом окутала тьма, которую нарушала только узкая серебристая дорожка лунного света, протянувшаяся из восточного окна мансарды. Именно по ней и пошла Поллианна, стараясь не обращать внимания на пугающую темноту слева и справа от себя.
Ей очень хотелось надеяться, что хоть на этом освещённом луной окне окажется сетка, но её надежды не оправдались. А за окном широко раскинулся прекрасный, сказочный мир, в котором – это Поллианна знала совершенно точно! – было столько свежего, сладкого воздуха, такого прохладного, такого приятного для разгорячённых щёк и рук…
Подойдя к окну вплотную, Поллианна обнаружила ещё одну интересную вещь – крытую жестью крышу веранды, которую мисс Полли построила прямо под этим окном. И как же сильно захотелось Поллианне оказаться сейчас там, на этой широкой манящей крыше!
Она осторожно оглянулась – где-то там, в темноте, осталась раскалённая комнатка с жаркой, как сковорода, постелью. От окна её отделяла опасная темнота, через которую предстояло идти с тревожно бьющимся сердцем и широко раскинутыми в стороны руками. Далеко. Страшно. А совсем рядом, сразу за окном – чудесная крыша, залитая лунным светом и обдуваемая лёгким ночным ветерком.
Ах, если бы её кровать стояла на этой крыше! А что? Спят же некоторые под открытым небом! Взять, например, Джоэля Хартли из её родного городка на Западе. Он вообще круглый год спал на свежем воздухе, так ему врачи велели, потому что у Джоэля была чахотка.
И тут Поллианна вдруг вспомнила про мешки. Длинные, белые, они висели на чердаке на гвоздиках как раз рядом с этим окном. Нэнси говорила, что в этих мешках хранят летом зимнюю одежду. Полианна ощупью добралась до этих мешков, выбрала один из них – пухлый, мягкий, на котором, должно быть, очень приятно будет спать. Как потом оказалось, в этом мешке хранилась котиковая шуба мисс Полли. Потом нашла ещё один мешок, тоньше первого, который можно было свернуть как подушку, и третий, почти пустой – чтобы укрыться им вместо одеяла. Поллианна выбросила все три мешка на крышу, выбралась следом сама и аккуратно прикрыла за собой окно – она очень хорошо помнила о мухах, которые столько разного, оказывается, переносят на своих удивительных лапках.
Как же хорошо, как восхитительно свежо и прохладно было на этой крыше! Поллианна чуть не запрыгала от радости, вдыхая полной грудью сладкий ночной воздух. Ей здесь нравилось буквально всё – даже то, как потрескивает жестяная крыша у неё под ногами, нравилось, и она с удовольствием прошлась по ней пару раз. Какой простор вокруг после её тесной душной комнатки! Крыша была такой большой и надёжной, что упасть с неё Поллианна совершенно не боялась. Находившись, насмотревшись и надышавшись, она уютно устроилась на матрасе из котиковой шубы, подложила под голову второй мешок вместо подушки, укрылась третьим и приготовилась заснуть.
– Теперь я так рада, что те сетки до сих пор не привезли! – сонно пробормотала она, глядя в звёздное ночное небо. – Иначе не спала бы здесь…
А тем временем внизу, в примыкающей к веранде комнате, бледная, испуганная мисс Полли в криво накинутом халате и домашних туфлях нервно говорила в телефонную трубку:
– Тимоти, поднимайся скорее и приходи сюда вместе со своим отцом. Фонари возьмите. По крыше веранды кто-то ходит. Наверное, забрался по решётке для роз или ещё как-то, не знаю. Боюсь, он может залезть в дом через восточное окно чердака. Чердачную дверь я уже заперла, но всё равно… Одним словом, поспешите!
Вскоре только что уснувшую Поллианну разбудил яркий свет фонарей и громкие удивлённые голоса. Разлепив глаза, она увидела перед собой Тимоти, стоящего на вершине приставной лестницы, Старого Тома, вылезающего на крышу из чердачного окна, а за его спиной – лицо своей тёти.
– Поллианна, что всё это значит? – сердито воскликнула тётя Полли.
Поллианна сонно поморгала ресницами и села на своих мешках.
– Ой, мистер Том… тётя Полли… – забормотала она. – Да не пугайтесь вы так! У меня нет чахотки, как у Джоэля Хартли. Я просто сбежала сюда от жары. Но ты не волнуйся, тётя Полли, не переживай, окно я за собой закрыла, так что мухи не занесут в дом этих… как их… мекробов.
После этих слов Тимоти неожиданно пропал, будто его ветром с лестницы сдуло. Старый Том поспешно сунул свой фонарь в руки мисс Полли и последовал за сыном. Мисс Полли сильно прикусила губу, дождалась, пока мужчины окончательно исчезнут в темноте, после чего суровым тоном сказала:
– Поллианна, немедленно подай мне эти вещи и сама залезай сюда. Ну, что за наказание, а не ребёнок!
Вернув мешки на место, мисс Полли взяла Поллианну за руку и повела с собой, подсвечивая фонарём, который держала в другой руке.
После свежего ночного воздуха духота на чердаке казалась ещё невыносимее, но Поллианна ни на что не жаловалась, терпела, лишь разок-другой позволила себе долго, жалобно вздохнуть.
Дойдя до лестничной площадки, мисс Полли всё так же строго объявила:
– Остаток этой ночи ты, Поллианна, будешь спать со мной, на моей кровати. Сетки на окна привезут и поставят завтра, а до тех пор я считаю своим священным долгом не упускать тебя из вида.
– С тобой? В твоей постели? – ахнула от восторга Поллианна. – Ах, тётечка Полли, тётечка Полли, как это чудесно! Если бы ты только знала, как давно мне хотелось спать рядом с кем-то родным, не с дамами из комитета, ты же меня понимаешь, правда? Теми дамами я по горло сыта! Боже, до чего же я рада, что те сетки до сих пор не привезли! А ты? Ты рада, тётя?
Мисс Полли ничего не ответила, продолжала молча идти вперёд, чувствуя себя совершенно беспомощной. Ощущение это было очень странным и неприятным. Вот уже третий раз после приезда Поллианны мисс Полли наказывала – точнее сказать, пыталась наказать её, и в третий раз эта удивительная девочка встречала наказание словно какую-то особую награду. Неудивительно, что из-за этого мисс Полли чувствовала себя совершенно выбитой из колеи, совершенно.

Глава VIII
Поллианна наносит визит
Прошло не так уж много времени, и жизнь в особняке Харрингтонов более или менее вошла в своё русло, хотя это был не тот, совсем не тот порядок, который изначально планировала мисс Полли. Да, Поллианна шила, играла на пианино гаммы, читала вслух и училась готовить на кухне, но ни одному из этих занятий не уделяла ни столько времени, ни столько прилежания, как ожидала её тётя. Каждый день Поллианна имела достаточно много времени для того, что она называла «просто жить», а если быть точным, то с двух до шести она занималась всем, чем хотела. Правда, за исключением тех вещей, которые были запрещены тётей Полли.
Впрочем, неизвестно ещё, кому больше нужны были эти часы досуга – Поллианне, чтобы отдохнуть от занятий, или мисс Полли, чтобы отдохнуть от Поллианны. Даже не счесть, сколько раз за прошедшие до начала июля дни мисс Полли приходилось восклицать: «Боже, ну что за ребёнок!», да и после каждого обычного сеанса чтения вслух или урока шитья она чувствовала себя совершенно измученной и слегка ошеломлённой.
А вот у Нэнси на кухне дела обстояли куда лучше. После общения с Поллианной она не чувствовала себя ни измученной, ни одуревшей, напротив, среды и субботы стали для неё теперь, что называется, красными днями календаря, праздниками.
Особняк Харрингтонов стоял на окраине городка, соседних домов здесь было мало, а детей примерно одного возраста с Поллианной в них и вовсе не было. Могло показаться, что отсутствие сверстников – мальчишек и девчонок – станет для девочки проблемой, но этого не произошло. Поллианна прекрасно умела обходиться без них.
– Нет, меня совсем не волнует, что здесь не с кем играть, – объяснила она Нэнси. – Мне очень нравится просто бродить вокруг, разглядывать улицы, дома, за людьми наблюдать. Я очень люблю людей. А ты, Нэнси?
– Ну, как тебе сказать… – замялась Нэнси. – Люблю, пожалуй… но не всех.
Почти каждый погожий день Поллианна выпрашивала разрешение «пробежаться вокруг» и, получив его, отправлялась в путешествие по городским улицам. И так уж получилось, что во время этих прогулок она стала постоянно встречать Мужчину. Именно так, с большой буквы она называла его про себя, выделяя среди многих других мужчин – с маленькой буквы.
Мужчина чаще всего был одет в длинный чёрный сюртук, а на голове у него блестел шёлковый цилиндр. Собственно говоря, именно сюртук и цилиндр в первую очередь выделяли Мужчину из числа других прохожих, ничего подобного не носивших. Что вам ещё сказать про Мужчину? Лицо у него было гладко выбритое и довольно бледное, из-под цилиндра выглядывали волосы с проседью («соль с перцем», как говорят в таких случаях). Спину Мужчина держал прямо, не сутулился, ходил быстрым шагом и при этом всегда был один, отчего Поллианне каждый раз становилось немного жаль его. Возможно, именно поэтому она и рискнула однажды заговорить с ним.
– Как поживаете, сэр? – спросила она, в очередной раз столкнувшись с Мужчиной на улице. – Прекрасный сегодня день, не правда ли?
Мужчина удивлённо оглянулся по сторонам, никого, кроме Поллианны, не увидел и остановился в нерешительности.
– Ты… это мне? – хрипловато спросил он.
– Да, сэр, – лучезарно улыбнулась Поллианна. – Я сказала, что сегодня прекрасный день, вы не находите?
– А?.. Хм! Э… – пробурчал Мужчина и широкими шагами поспешил прочь.
Поллианна рассмеялась. «Какой он смешной!» – подумала она про себя.
На следующий день она вновь увидела его.
– Сегодня день не такой замечательный, как вчера, но тоже отличный! – радостно сообщила ему Поллианна.
– А?.. Хм! Э… – так же, как в прошлый раз, проворчал Мужчина, а Поллианна вновь рассмеялась.
Когда же она в третий раз приветствовала Мужчину теми же словами, он спросил:
– Послушай, девочка, ты кто? И почему ты каждый раз заговариваешь со мной?
– Я Поллианна Уиттер, и мне кажется, что вы одиноки. Я очень рада, что вы остановились поговорить со мной. Ну, теперь мы, можно сказать, знакомы… хотя я до сих пор не знаю, как вас зовут.
– Ну знаешь, вот так, ни с того ни с сего… – и, не договорив, Мужчина зашагал прочь ещё быстрее, чем всегда.
Поллианна посмотрела ему вслед, только не улыбаясь на этот раз, а печально опустив уголки губ.
– Может, он не понял… но мы же с ним только наполовину познакомились. Я-то до сих пор не знаю, как его зовут, – пробормотала она и продолжила свой путь.

Сегодня Поллианна несла заливное из телячьих ножек для миссис Сноу. Раз в неделю мисс Полли Харрингтон всегда что-нибудь посылала ей, считая это ещё одним своим священным долгом, потому что миссис Сноу была бедной, больной и посещала ту же церковь, что и мисс Полли. Ну а священный долг каждого доброго прихожанина – это проявлять сострадание и заботу к другим членам общины, чего же тут непонятного? Свой священный долг в отношении миссис Сноу обычно выполнялся мисс Полли по четвергам, ближе к полудню. Исполняла она этот долг не лично, разумеется, а через Нэнси. Но сегодня почётное право совершить этот христианский подвиг выпросила для себя Поллианна, на что Нэнси с огромным удовольствием согласилась – с ведома и разрешения мисс Полли, конечно же.
– Если честно, я очень рада, что избавилась от этой мороки, – призналась Нэнси, оставшись наедине с Поллианной. – Стыдно, конечно, сваливать такие хлопоты на тебя, бедняжка, понимаю, но…
– Да что ты, Нэнси, мне такое поручение даже нравится.
– Разонравится после того, как сходишь туда разок, – с мрачным видом предсказала Нэнси.
– Да почему?
– Потому. Зануда она, эта миссис Сноу. Сварливая зануда. Если к ней кто и приходит, так только из жалости. Ещё дочка у миссис Сноу есть, которая о ней заботится. Вот уж кому не позавидуешь, так это дочке!
– Нет, Нэнси, я всё равно не понимаю, почему все так не любят миссис Сноу. Что в ней такого?
– Ну, если по-простому объяснить… – пожала плечами Нэнси. – Понимаешь, ей, то есть миссис Сноу, всегда кажется, что всё в мире устроено неправильно и идёт не так, как надо. Вот хоть дни недели взять. Сегодня, скажем, понедельник, а она нудит, что лучше бы это воскресенье было. Или заливное принесёшь, а миссис Сноу, видишь ли, цыплёнка хочется. А принеси ей цыплёнка – скажет, что по бараньему бульону истосковалась, звёзды-бабочки!
– Какая забавная женщина! – рассмеялась Поллианна. – Знаешь, Нэнси, я, пожалуй, с удовольствием схожу повидаться с ней. По-моему, она должна быть особенной… странной. А я люблю странных людей.
– Хм… Ну да, миссис Сноу странная, это точно. Таких больных на голову людей ещё поискать, – всё так же кисло согласилась Нэнси. – И дочка у неё тоже не без того.
Весь этот разговор Поллианна вновь и вновь прокручивала в голове, поворачивая к воротам, за которыми виднелся маленький неказистый домик. Глаза девочки горели огнём в ожидании встречи с особенной и странной миссис Сноу.
Дверь на стук ей открыла бледная, уставшая на вид молодая девушка.
– Добрый день, – вежливо поздоровалась с ней Поллианна. – Я от мисс Полли Харрингтон, и мне хотелось бы повидать миссис Сноу.
– Ну, тогда ты первая, кому «хотелось бы» её повидать, – невнятно пробормотала себе под нос девушка и, повернувшись, повела Поллианну в дом, к двери в дальнем конце прихожей.
Открыв её, девушка впустила Поллианну внутрь, а сама тут же выскочила из комнаты и прикрыла за собой дверь. В комнате больной царил полумрак. Когда глаза Поллианны привыкли к нему, она рассмотрела силуэт полулежащей в постели женщины и приблизилась к ней.
– Как вы себя чувствуете, миссис Сноу? – спросила она. – Тётя Полли надеется, что вам сегодня получше и прислала заливное из телячьих ножек.
– Заливное? Из телячьих ножек? – прозвучал в ответ раздражённый дребезжащий голос. – Это, конечно, очень мило с её стороны – прислать мне заливное, но я вообще-то надеялась, что сегодня это будет бараний бульон.
– Да? А я думала, что, когда приносят заливное, вам всегда хочется цыплёнка, – слегка нахмурившись, заметила Поллианна.
– Что, что?.. – заворочалась вдруг в постели больная.
– Нет, ничего, простите, – поспешно извинилась Поллианна. – Какая разница, в конце концов. Просто Нэнси сказала, что, когда она приносит вам заливное, вы всегда хотите цыплёнка, а бараний бульон хотите, когда вам цыплёнка приносят. Ну, может, она и перепутала что-нибудь, не знаю.
Миссис Сноу приподнялась и села в постели, что случалось с ней не просто редко, но крайне редко, хотя Поллианна об этом не знала и не догадывалась.
– Кто вы такая, мисс… мисс Нахалка? – сварливо спросила больная.
– О, нет, меня зовут совсем иначе, миссис Сноу, – весело рассмеялась Поллианна. – И честно говоря, я этому очень рада, потому что Нахалка – это, пожалуй, ещё хуже, чем Хаджиба! Нет, я Поллианна. Поллианна Уиттер, племянница мисс Полли Харрингтон. Я теперь буду жить у неё, поэтому и принесла вам сегодня заливное вместо Нэнси.
В начале этой коротенькой речи миссис Сноу с интересом слушала Поллианну сидя, но при упоминании о заливном снова с безжизненным видом откинулась на подушки.
– Хорошо, спасибо, – проскрипела миссис Сноу. – Это, конечно, очень любезно со стороны твоей тёти, но у меня сегодня что-то совсем нет аппетита. К тому же мне хотелось бараньего… – она остановилась, не договорив, и резко сменила вдруг тему разговора. – Прошлой ночью я совсем не спала. Глаз не сомкнула!
– Ах, мне бы так! – с завистью вздохнула Поллианна, поставив заливное на столик и удобно усаживаясь в кресло. – А то столько времени напрасно теряешь, пока спишь! Вы тоже так считаете?
– Напрасно?.. Пока спишь?.. – озадаченно переспросила больная.
– Конечно! Когда спишь – не живёшь, сами знаете! Ой, мне так жаль, что мы не можем жить по ночам – спать, к сожалению, должны.
Миссис Сноу вновь поднялась и села в постели.
– Ты меня просто поражаешь, девочка, – воскликнула она. – А ну-ка, подойди к окну и раздвинь шторы. Хочу посмотреть на тебя.
Поллианна поднялась с кресла, но тут же хмыкнула, покачав головой.
– Ага, я штору открою, и вы мои веснушки сразу увидите, кому это надо?
Впрочем, к окну она всё же подошла.
– А я уж так обрадовалась, что у вас здесь так темно, что ничего не видно… Ну ладно, если уж вы так настаиваете, смотрите… – Она раздёрнула шторы, повернулась к больной и радостно захлопала в ладоши. – Нет-нет, это очень хорошо, что вы захотели меня увидеть, потому что теперь и я могу вас рассмотреть! Боже, почему никто не сказал мне, что вы такая красавица?
– Я?.. Красавица?.. – сердито проскрипела больная.
– Да, конечно. А вы что, сами этого не знали разве? – улыбнулась Поллианна.
– Сама? Нет, не знала, – сухо ответила миссис Сноу.
На свете миссис Сноу прожила сорок лет, и пятнадцать из них была занята только тем, что желала изменить весь порядок вещей вокруг себя. Но когда ставишь перед собой такую грандиозную задачу, разве останется время на то чтобы просто радоваться жизни – такой, какая она есть?
– У вас такие большие, такие тёмные глаза, и волосы – тоже тёмные, кудрявые, – защебетала Поллианна. – Ах, я так люблю чёрные кудри! Это одно из первых сокровищ, которые я надеюсь получить, когда попаду на небеса. А этот чудный румянец на ваших щеках! Нет, вы действительно красавица, миссис Сноу, не сомневайтесь даже! А ещё лучше, просто сами взгляните на себя в зеркало!
– Зеркало! – неприязненно воскликнула больная, вновь откидываясь на подушки. – Да уж, не часто я смотрюсь в зеркало, что и говорить! Да что там – вообще никогда не смотрюсь! И ты тоже не смотрелась бы, если бы весь день лежала пластом, как я!
– Да, не смотрелась бы, – сочувственно согласилась Поллианна. – И всё же… Позвольте, я покажу вам.
И она взяла с комода лежавшее на нём маленькое ручное зеркальце.
Возвращаясь от комода к кровати, Поллианна предложила, окинув больную критическим взглядом:
– Только знаете, хорошо бы вас причесать немножко по-другому, пожалуй. Вы позволите мне причесать вам волосы?
– Э… думаю, что да, если тебе так хочется, – по-прежнему ворчливо ответила миссис Сноу. – Только учти, они у меня всё равно держаться не будут, уж я-то знаю.
– Вот спасибо! Я очень люблю людей причёсывать, – пропела Поллианна, откладывая зеркальце в сторону и берясь за гребень. – Конечно, за один раз всего, что хочется, не сделаешь, но как уж выйдет. Очень уж не терпится показать вам, какая вы красивая. А вот в следующий раз постараемся найти время, чтобы привести вас в полный порядок, – приговаривала она, осторожно колдуя своими тоненькими пальчиками над кудрявыми локонами миссис Сноу.
Минут пять Поллианна работала молча, ловко распушала тугие пряди, зачёсывала наверх упрямые волосы на затылке, поправляла подушку, чтобы на её фоне эффектнее смотрелась голова больной, которая поначалу недовольно хмурилась, потом откровенно усмехалась, но наконец…
Но наконец миссис Сноу охватило странное, совершенно неожиданное для неё волнение.
– Пуф! Готово! – выдохнула Поллианна. Она посмотрела по сторонам, выхватила розовую гвоздику из стоявшей на комоде вазы и воткнула её в тёмные волосы миссис Сноу. – Ну вот, теперь можно и в зеркало посмотреться! – удовлетворённо кивнула она, торжественно протягивая больной зеркальце.
– Хм… – протянула миссис Сноу и тут же по привычке нашла повод побрюзжать. – Вообще-то красные гвоздики я больше люблю, чем розовые. Впрочем, какая разница, до вечера что эта завянет, что та…
– Так вы, я думаю, радоваться должны, что завянет, – рассмеялась Поллианна. – Значит, у вас будет повод новый цветок в волосы воткнуть. Но мне, честно говоря, и с розовой гвоздикой ваша причёска нравится. А вам?
– Э… пожалуй. Только долго она не продержится, я же постоянно головой ворочаю, лёжа на подушке.
– Ясное дело, не продержится, и этому я тоже рада, – весело кивнула Поллианна. – Потому что тогда я приду и заново вам причёску сделаю. И уж наверняка вам нужно радоваться тому, что у вас волосы тёмные, они гораздо лучше на фоне белой подушки смотрятся, чем такие белобрысые, как у меня, например.
– Возможно, возможно, однако не так уж долго им чёрными оставаться. Вот поседею скоро… – гнула свою линию миссис Сноу, однако зеркальце не опускала, продолжала разглядывать себя.
– Люблю я тёмные волосы, ох, как люблю! – вздохнула Поллианна. – Кто бы только знал, как мне хочется стать брюнеткой!
Тут миссис Сноу опустила зеркальце и раздражённо бросила:
– Не захотелось бы тебе быть брюнеткой, окажись ты на моём месте! Ни тёмные волосы тебя не радовали бы, и вообще ничто на свете! Не приведи Господь никому лежать вот так целыми днями напролёт, как я!
Поллианна задумчиво нахмурила брови и негромко произнесла, словно рассуждая вслух:
– Да, в этом случае было бы довольно сложно найти что-нибудь…
– Что найти?
– То, чему можно радоваться.
– Радоваться! Да чему вообще я могу радоваться? Бревном в кровати валяться радости никакой, это уж можешь мне поверить, – мрачно проскрипела миссис Сноу. – Или ты так не думаешь? Тогда скажи, чему это я должна радоваться, а? Поделись с больной старухой, будь добра.
К нескрываемому удивлению миссис Сноу, Поллианна вдруг вскочила на ноги и воскликнула, хлопнув в ладоши:
– Да, вы правы. Трудная задача. Но я возьмусь за неё. Всё время буду искать для вас повод для радости и найду! К следующему разу обязательно найду, обещаю. А теперь до свидания, мне домой пора. Очень приятно было познакомиться. Всего вам доброго, – ещё раз попрощалась она уже от двери.
– Ну и ну! Не девчонка – ураган какой-то! И как это всё понимать? – покачала головой миссис Сноу, глядя вслед своей посетительнице. Затем взяла зеркальце и принялась пристально разглядывать себя, приговаривая вполголоса: – Однако волосы эта егоза умеет укладывать, тут уж ничего не скажешь. Ведь я на самом деле даже не подозревала, что могу выглядеть такой красивой, она и тут не ошиблась… Да, но только что толку-то от этого?
Она уронила зеркальце на постель и обессиленно откинула на подушки голову.
Когда чуть позже в комнату зашла дочь миссис Сноу, Милли, это зеркальце так и продолжало лежать, спрятанное в складках простыней.
– Мама, что я вижу – шторы раздвинуты! С чего бы это? – испуганно воскликнула Милли, переводя взгляд с открытого окна на розовую гвоздику в волосах матери и обратно.
– А что, собственно, такого? – сварливо ответила миссис Сноу. – Не обязана я всю жизнь впотьмах сидеть, даже если болею! Не так разве?
– Ну, почему же… Так, конечно, – поспешила согласиться Милли, беря со стола пузырёк с лекарством. – Просто я столько времени уговаривала тебя сделать в твоей комнате посветлее, но ты всегда отказывалась наотрез, и вдруг…
Миссис Сноу ничего на это не ответила, и какое-то время задумчиво перебирала пальцами кружева на своей ночной рубашке, а потом наконец заговорила – как всегда ворчливо, разумеется:
– Я думаю, что кто-нибудь мог бы догадаться и подарить мне новую ночную рубашку… вместо бараньего бульона. Хотя бы для разнообразия, что ли!
– Но… мама… – растерянно ахнула Милли. Удивляться было чему – ведь в ящике комода прямо за её спиной лежали две совершенно новые ночные рубашки, которые она месяцами – и абсолютно безуспешно – уговаривала свою мать надеть.

Глава IX,
в которой рассказывается о Мужчине
Когда Поллианна в следующий раз увидела Мужчину, накрапывал дождь, но непогода не помешала ей с радостной улыбкой приветствовать его:
– Денёк сегодня не самый приятный, не правда ли, сэр? Впрочем, я всё равно рада, потому что дождь не всё время идёт и он не очень сильный!
В ответ Мужчина не хрюкнул, как обычно, и даже головы не повернул.
«Не расслышал меня», – решила Поллианна, и при следующей встрече – а она случилась уже буквально на следующий день – поздоровалась с ним гораздо громче. Ей было очень нужно, чтобы Мужчина, наконец, услышал её, потому что он шагал, заложив руки за спину и уставившись взглядом в землю. Но это же просто нелепо – быть в таком настроении в такой чудесный солнечный день. А денёк действительно выдался на славу, потому что Поллианне – в награду за хорошее поведение, наверное – разрешили пойти на утреннюю прогулку, что случалось, в общем-то, довольно редко.
– Как поживаете? – радостно и громко спросила Поллианна, поравнявшись с Мужчиной. – Сегодня денёк совсем не такой, как вчера. Я очень этому рада, а вы?
Мужчина резко остановился. Лицо у него было сердитым, мрачным.
– Послушай, девочка, давай разберёмся и покончим с этим недоразумением раз и навсегда, – раздражённо начал он. – Усвой, что у меня есть о чём подумать помимо погоды. Я, сказать по правде, даже не знаю, светит сегодня солнце, не светит…
– Я так и подумала, сэр, что вы не знаете, – радостно просияв, перебила его Поллианна. – Вот и решила сказать вам.
– Да… Э… Что? – опешил Мужчина, когда до него дошёл смысл сказанных Поллианной слов.
– Я говорю, что поэтому и решила сказать вам, что сегодня солнце светит, и всё такое прочее, чтобы вы наконец заметили это. Я же знала, что вы обрадуетесь, если только остановитесь и узнаете о том, какой сегодня чудесный день. А то, судя по вашему виду, вы совершенно об этом не думаете!
– Ну, знаешь… – фыркнул Мужчина и, как-то беспомощно махнув рукой, двинулся было дальше, но, сделав всего пару шагов, остановился и обернулся. Лицо у него по-прежнему было хмурым. – Послушай, почему бы тебе не найти для разговоров кого-нибудь, кто больше подходит тебе по возрасту? Сверстников, что ли.
– Да я бы с радостью, сэр, только Нэнси говорит, что в округе нет моих ровесников – ни девочек, ни мальчиков, никого. Но я не очень-то расстраиваюсь, между прочим. Мне и взрослые нравятся, причём ничуть не меньше. А порой, может, даже больше. Это всё потому, наверное, что я привыкла к компании дам из благотворительного комитета.
– Хм! Дам из благотворительного комитета! Ты что же, принимаешь меня за одну из них? – губы Мужчины уже начали было складываться в улыбку, но он усилием воли сдержал её.
А Поллианне сдерживаться было ни к чему, и она весело рассмеялась.
– О, нет, нет, сэр, на даму из благотворительного комитета вы ни капельки не похожи, могу вас заверить. По-моему, вы ничуть не хуже…, нет, даже, наверное, лучше их, – поспешила добавить она. – Да-да, я думаю, что вы гораздо симпатичнее, чем кажетесь на первый взгляд.
Из горла Мужчины вырвался какой-то странный сдавленный звук.
– А ну вас всех! – махнул он рукой, повернулся и быстро зашагал прочь.
Но при следующей встрече, которая не заставила себя долго ждать, Мужчина смотрел уже не под ноги, как обычно, а прямо в глаза Поллианне, и она сразу подумала, что вот так его лицо выглядит гораздо, гораздо симпатичнее.
– Добрый день, – слегка неуверенно, а потому чопорно поздоровался он. – Вероятно, мне лучше сразу сказать, что я уже знаю, что сегодня светит солнце.
– А вам даже не нужно было этого говорить, – радостно откликнулась Поллианна. – О том, что вы знаете, я поняла, как только увидела вас.
– Неужели?
– Да, сэр, да. Я сразу это узнала по вашим глазам и по вашей улыбке тоже.
– Э… хм… – привычно хмыкнул Мужчина и пошёл своей дорогой.
После этого Мужчина начал всегда здороваться с Поллианной, даже если его разговор ограничивался всего парой слов: «добрый день», например. Но даже это коротенькое приветствие неожиданно стало огромным потрясением для Нэнси, вышедшей как-то на прогулку вместе с Поллианной.
– Мисс Поллианна, мисс Поллианна, – негромко ахнула она. – Этот человек… он поздоровался с тобой?
– Ну да. Он всегда со мной здоровается, – улыбнулась Поллианна. – Теперь, во всяком случае.
– Всегда здоровается! Звёзды-бабочки! Да ты хоть знаешь, кто это?
Поллианна пожала плечами и отрицательно покачала головой.
– По-моему, он просто забыл мне это сказать. Понимаешь, когда мы познакомились, я сказала ему, как меня зовут, а он… Забыл. Забыл, наверно.
– Он никогда, никогда ни с кем не разговаривает! – страшным шёпотом поведала Нэнси, вытаращив глаза. – И так уже много лет! Ну, то есть он иногда говорит несколько слов, но только по делу или по крайней уж какой-нибудь нужде. Короче, это Джон Пендлтон. Живёт в большом доме на Пендлтонском холме. Совсем один там живёт, между прочим! У него даже своей кухарки нет, представляешь? Вот он и ходит три раза в день в ресторан при гостинице – завтракать, обедать и ужинать. Я это от Салли Майнер узнала, она официанткой в том ресторане работает и как раз мистера Пендлтона всегда обслуживает. Мы с Салли вроде как подружки. Так вот, она говорит, что он редко когда обронит словечко, когда заказ делает, но либо просто пальцем в меню ткнёт, либо вообще молчит, и сама гадай, что ему нужно. Но Салли и так, без слов знает теперь, что ему нужно, а любит мистер Пендлтон еду самую простую, при этом самое главное, чтобы она самой дешёвой была! Вот такие дела, понимаешь?
– Понимаю, – сочувственно кивнула Поллианна. – Если ты бедный, всегда приходится выбирать что подешевле. Мы с папой довольно часто обедали не дома, а в соседней закусочной и обычно брали там бобы да рыбные тефтельки. Ну, и как всегда, играли в радость – рассказывали друг другу о том, как любим эти бобы с тефтельками. Радуемся, а в закусочной жареной индейкой пахнет! Так пахнет… но шестьдесят центов за порцию, можешь себе представить? С ума сойти! А бобы мистер Пендлтон любит, не знаешь?
– Бобы?.. Да какая разница, любит – не любит! Он, между прочим, совсем не бедняк, мисс Поллианна, совсем не бедняк. Мистер Джон Пендлтон кучу денег унаследовал после своего отца. Богаче, чем он, во всём городе человека не сыскать. Да он… он… может долларовыми бумажками закусывать, и даже не заметить этого!
– Закусывать? – хихикнула Поллианна. – Ну, по-моему, невозможно закусить долларовой бумажкой и не заметить. Никак невозможно. Она же жёсткая, не прожуёшь!
– Да это я не напрямую, а так… Он мог бы хоть есть свои долларовые бумажки, хоть сигары от них прикуривать, – пояснила Нэнси. – Только он денежки свои зря не тратит, всё копит, копит их, а на что – не понятно.
– На богоугодные дела, наверное, – предположила Поллианна. – Для обращения язычников в истинную веру, например. И это настоящий подвиг! Отказывать себе во всём и со смирением нести свой крест. Я знаю таких подвижников, мне папа о них рассказывал.
Нэнси, намеревавшаяся высказать всё, что она сама думает о мистере Пендлтоне, уже и рот для этого раскрыла, но, взглянув на сияющее от простодушного восторга лицо Поллианны, прочитала в её глазах нечто такое, что осеклась, и решила вернуться к самому началу их разговора.
– Так вот, – сказала она. – Мне, знаешь ли, просто очень удивительно, что он с тобой разговаривает, мисс Поллианна, очень. Ведь мистер Пендлтон вообще ни с кем… впрочем, это я уже говорила. Короче, живёт в огромном доме совершенно один, а в доме-то у него, рассказывают, обстановка как в музее – позолота, хрусталь, и всякое такое. А ещё поговаривают, что он полоумный слегка. Другие, правда, считают его просто нелюдимым, а третьи вообще думают, что у него скелет в шкафу!
– Скелет? Да ты что, Нэнси? – в ужасе передёрнулась Поллианна. – Разве можно в своём шкафу такую гадость держать?
Поняв, что Поллианна по простоте душевной приняла известную поговорку про скелет за чистую правду, Нэнси невольно хмыкнула, однако объяснять ничего не стала. Ну, скелет так скелет, немного дополнительной жути образу мистера Пендлтона не повредит.
– Но по любому все – абсолютно все! – считают мистера Пендлтона личностью загадочной, таинственной, – продолжила она. – И то сказать, он же подолгу на одном месте не сидит, то и дело ездит по разным странам. Неделю здесь, неделю там. Да всё к каким-то дикарям да нехристям его тянет. То в Египет укатит, то в Китай какой-нибудь, то в эту… пустыню Сары.
– Ну, он миссионер, ясное дело, – кивнула Поллианна.
– Да я бы так не сказала, мисс Поллианна, – как-то странно хихикнула Нэнси. – А когда мистер Пендлтон возвращается из тех далёких стран, он книжки пишет. Чудны?е книжки, говорят. Всё вроде как про разные безделушки, которые он находит и покупает у тех нехристей. Вот там он деньги свои тратит направо и налево, там их ему не жаль, а здесь, дома, лишний грош на еду потратить не хочет.
– Ну, экономит деньги чтобы язычников в нашу веру обращать, что ж тут непонятного? – сказала Поллианна. – При этом мистер Пендлтон очень милый человек, хотя и немного странный, как та же миссис Сноу, например. Правда, он совсем по-другому странный, чем она.
– Ну, можно, конечно, и так про него сказать, – хмыкнула Нэнси.
– Знаешь, я теперь ещё больше рада тому, что он со мной разговаривает, – с довольным видом вздохнула Поллианна.

Глава X
Сюрприз для миссис Сноу
Придя в следующий раз навестить миссис Сноу, Поллианна застала её, как и прежде, в затемнённой комнате.
– Мама, к тебе снова та маленькая девочка от мисс Полли, – усталым тоном объявила Милли и тут же испарилась, оставив Поллианну наедине с больной.
– А, это ты! – раздался недовольный голос со стороны постели. – Я тебя помню. Впрочем, тебя, я думаю, любой запомнит, кто хоть однажды встречался с тобой. Мне хотелось, чтобы ты вчера пришла. Вчера я тебя ждала, вчера.
– Правда? Ну, тогда я рада, потому что от вчера до сегодня ждать совсем недолго, – весело рассмеялась Поллианна, проходя дальше в комнату и осторожно опуская на стол принесённую с собой корзинку. – Ой, а что ж это вы опять в темноте сидите? Я вас совсем не вижу, – и она решительно направилась к окну, чтобы раздвинуть шторы. – Хочется взглянуть, у вас волосы так же лежат, как мы их в прошлый раз причесали?.. Ой, нет! Ну, ничего, я даже рада, потому что мы их снова причешем… позже. Если вы позволите, конечно. А сейчас я хочу, чтобы вы взглянули на то, что я вам принесла.
– Можно подумать, что внешний вид каким-то образом влияет на вкус, – сварливо проворчала миссис Сноу, однако с интересом уставилась на корзинку. – Ну, что там у тебя?
– А вы угадайте! – подошла к стоящей на столе корзинке Полианна. Лицо её сияло. Лицо больной женщины ещё больше потускнело и сделалось совсем кислым.
– Да не буду я гадать! И не хочу ничего, – вздохнула она. – В конце концов, что бы ты ни принесла, всё равно будет так же, как всегда.
– Нет, сегодня так же, как всегда, не будет, – тихонько засмеялась Поллианна. – Ну, давайте, давайте, угадывайте! Вот если бы вас спросили о том, чего вам хочется, как бы вы ответили?
Миссис Сноу задумалась. Сама того не сознавая, она за последние годы настолько привыкла – просто из принципа! – желать не того, что ей предлагают, что было как-то непривычно говорить о том, чего ей хочется, до того, как она узнает, а что же, собственно, ей сегодня принесли. Но при этом она должна была что-то ответить, потому что её ответа ждёт эта необычная, невероятная девочка.
– Ну, бараний бульон…
– Я его принесла! – воскликнула Поллианна.
В тот же миг больная вдруг поняла, что ей не хочется этого бульона. Ну, совершенно не хочется. А хочется…
– Нет, бараньего бульона мне не хочется, – вздохнула миссис Сноу. – Вот цыплёнка жареного…
– Есть у меня и жареный цыплёнок, – всё так же радостно объявила Поллианна.
– И то, и другое? – удивлённо приподнялась в своей постели больная.
– Ага. И заливное из телячьих ножек в придачу, – торжественно добавила Поллианна. – Я решила, что хотя бы раз вы должны, наконец, получить то, чего хотите! Мы договорились с Нэнси, и она приготовила для вас и одно, и второе, и третье. Правда, сегодня каждого блюда будет понемножку – зато всё! – проговорила она, вынимая из своей корзинки три небольших горшочка. – Знаете, я очень рада, что вам хочется цыплёнка. Пока я сюда шла, всё думала, что вдруг вам захочется рубец, например, или луку маринованного, или ещё чего-нибудь, а у меня этого нет! Тогда вышло бы, что я старалась, старалась, да и села в лужу! – весело рассмеялась Поллианна.
Ответа не последовало. Больная женщина задумалась, будто пыталась мысленно нащупать опору, которую она потеряла.
– Ну, вот! Я вам все три горшочка оставлю, – сказала Поллианна, выстраивая их рядком на столе. – Очень может быть, что завтра вам как раз бараньего бульона захочется. А послезавтра заливного. Скажите, как вы себя сегодня чувствуете?
– Спасибо, плохо. Очень плохо, – страдальчески пробормотала миссис Сноу, откидываясь назад и принимая свою привычную лежачую позу. – Всю ночь не спала и даже утром вздремнуть не смогла, потому что моя соседка, Нелли Хиггинс, начала брать уроки музыки и теперь гаммы играет. Каждый день, с утра до вечера, с утра до вечера! Я от этих гамм скоро с ума сойду! Прямо не знаю, что мне делать!
– Понимаю, – сочувственно кивнула Поллианна. – Гаммы – это ужасно! В таком же положении однажды миссис Уайт оказалась. Это дама из благотворительного комитета, если вам интересно. Соседка гаммы играла, а у миссис Уайт как раз приступ ревматизма случился, и она даже в постели повернуться не могла. Она говорила, что ей было бы легче, если бы она хотя бы повернуться умела. А вы можете?
– Я?.. Что?..
– В постели повернуться. Ну, знаете, если повернуться с боку на бок, то музыка уже не так донимает. Сильно, конечно, но не так.
Миссис Сноу ошалело посмотрела на девочку, пожевала губами и раздражённо ответила:
– Да, я могу повернуться в постели. Конечно. На любой бок.
– Ну, тогда вам радоваться надо. Вот миссис Уайт-то не могла, а вы можете. Значит, у вас и приступа ревматизма нет. Помнится, миссис Уайт говорила тогда, что ей ужасно хочется метаться в кровати, но ревматизм-то не даёт, и от этого можно с ума сойти. Она, может, и сошла бы, но её уши золовки, то есть сестры мистера Уайта, спасли. Её золовка, вы понимаете… она совершенно глухая была, как пень.
– Золовка… глухая, как пень?.. Да при чём здесь золовка, не понимаю?
– Ой, я же совсем забыла, что вы совершенно не знаете миссис Уайт. Это моя вина, я вам ничего о ней не рассказывала. Так вот, та золовка, мисс Уайт, была глухой, как пень, и приехала к ним помогать ухаживать за миссис Уайт и так… по дому. Так вот, когда соседка через дорогу начинала терзать гаммами своё пианино, золовка, разумеется, никак на это не реагировала, а миссис Уайт начинала радоваться тому, что сама-то она слышит эти гаммы, значит, сама-то она не глухая. Посмотрит на золовку и радуется тому, что может слышать, что не глухая, как сестра мужа. Ну, одним словом, она в ту же игру играла, что и мы с папой. Это я её научила.
– Игру? Какую игру?
– Ой, я совсем забыла! – хлопнула в ладоши Поллианна. – Миссис Сноу, я же придумала, чему вы можете радоваться.
– Радоваться?.. Игра?.. Ты о чём вообще?
– Я же обещала вам, что придумаю! Вы что, не помните? Вы просили меня найти то, чему вы можете радоваться, несмотря на то что вам приходится целыми днями лежать в постели. Ну, вспомнили?
– Ах, это… – насмешливо протянула миссис Сноу. – Помню, помню, но не думала, что ты к этой ерунде отнесёшься серьёзнее, чем я сама.
– А я отнеслась. И совсем это не ерунда. Отнеслась и нашла. Не просто это было, но ведь чем труднее задача, тем веселее её решать, верно? Честно признаюсь, я долго ничего не могла придумать, но потом всё-таки придумала!
– Да неужели? – с неприкрытой иронией протянула миссис Сноу. – И что же это?
– Это… – набрала в грудь воздуха Поллианна. – Я подумала, что вы можете быть рады тому, что лежите у себя дома, в своей постели. Ведь не всем больным так везёт, понимаете?
– Вот как? – неприятным скрипучим голосом произнесла миссис Сноу, сердито глядя на сияющую от радости Поллианну.
– Ну да! А теперь я расскажу вам про саму игру в радость. Уверяю, что вам очень приятно будет в неё играть, потому что трудно. А чем труднее, тем веселее, помните? Ну, так вот…
И Полианна начала уже знакомый нам рассказ о церковных пожертвованиях, о костылях и кукле, которой она так и не дождалась…
А как только Поллианна закончила, в дверях комнаты появилась Милли.
– Поллианна, тебя ждёт твоя тётя, – уныло-равнодушно сообщила она. – Звонила по телефону в дом Харлоу, что напротив нас на улице. У них одних по соседству имеется телефон. Так вот, она сказала, чтобы ты поживее шла домой, тебе ещё надо успеть поиграть гаммы до того, как стемнеет.
– Хорошо, – неохотно поднялась со своего стула Поллианна. – Уже бегу, – и добавила, неожиданно рассмеявшись. – А ведь я должна радоваться тому, что у меня ноги есть, чтобы бежать, правда, миссис Сноу?
Миссис Сноу ничего не ответила, лежала с закрытыми глазами. Но у Милли глаза сделались большими, как розетки для варенья, когда она увидела текущие по щекам матери слёзы.
– Прощайте, – прощебетала Поллианна, устремляясь к двери. – И простите, что не успела сегодня сделать вам причёску. Но сами видите… Ничего, в следующий раз сделаю, может быть!

Один за другим летели июльские дни. Для Поллианны все они были по-настоящему счастливыми, и она постоянно повторяла тёте, как замечательно она чувствует себя здесь, в её доме, на что мисс Полли обычно отвечала ей своим суконным голосом:
– Очень хорошо, Поллианна, очень хорошо. Я рада, конечно, что ты счастлива, но надеюсь, что дни твои не только приятны, но и плодотворны, без чего я не могла бы считать исполненным свой священный долг.
Уф-ф! Выслушав эту тираду, Поллианна обычно отвечала тем, что обнимала свою тётю и целовала её в щеку, чем всегда приводила мисс Полли в замешательство. Но однажды Поллианна нарушила эту традицию.
– То есть ты, тётя Полли, считаешь, что наши дни не должны быть просто счастливыми? – спросила она, застыв с иголкой в руке, поскольку дело было во время урока шитья.
– Да, именно так я считаю.
– То есть дни должны быть еще и плодо… творными, да?
– Разумеется.
– А что это значит – плодотворными?
– Ну… плодотворными, значит… э… они должны приносить пользу. Какой же ты всё-таки странный ребёнок, Поллианна! Полезными должны быть наши дни.
– Тогда что же, выходит, что просто радость – она не пло… плодо… творная, да?
– Нет, конечно.
– Жаль. Тогда, боюсь, тебе моя игра не понравится, тётя Полли, и ты никогда в неё играть не станешь.
– Игра? Какая ещё игра?
– Ну, та, что мы с папой… – Поллианна испуганно прихлопнула себе рот ладошкой и пробормотала: – Нет, так… ничего.
– На сегодня хватит, Поллианна, – сухо сказала мисс Полли и нахмурилась. – Урок окончен.
Позже в тот же день Поллианна, спускаясь со своего чердака, столкнулась с мисс Полли, поднимавшейся вверх по лестнице.
– Ой, тётя Полли, как я рада, что ты решила навестить меня! – радостно воскликнула Поллианна. – Пойдём, пойдём! Я люблю гостей, заходи!
Она стрелой бросилась назад, наверх и широко распахнула чердачную дверь.
Честно говоря, никакого намерения навещать свою племянницу у мисс Полли и в помине не было, а направлялась она на чердак затем, чтобы взять свою белую шерстяную шаль, что хранилась в кедровом сундуке возле восточного окна. Но, тем не менее, немало удивляясь самой себе, она не прошла к тому сундуку и не взяла ту шаль, но оказалась сидящей на одном из жёстких стульев с прямой спинкой в крошечной комнатке Поллианны. Странно, но после приезда в её дом племянницы, с мисс Полли довольно часто случались удивительные, непонятные вещи, когда она, словно против собственной воли, вдруг совершала то, чего ну никак не собиралась делать!
– Я люблю гостей, – повторила Поллианна, порхая по комнатушке с достоинством и грацией принцессы, принимающей в своём дворце королеву из соседнего государства. – Особенно теперь, когда у меня появилась своя комната! Нет, комнаты-то у меня и раньше всегда были, но не свои, а съёмные. А съёмная комната – это же совсем не то, свою собственную комнату в сто раз приятнее иметь, это всем известно. Скажи, тётя, ведь это теперь моя собственная комната, правда же?
– Ну, да… конечно, – пробормотала мисс Полли, не переставая смутно удивляться про себя тому, что до сих пор сидит здесь, а не идёт за белой шалью.
– И теперь я очень полюбила эту комнату, хотя в ней ни ковров нет, ни занавесок, и картин тоже нет, которые мне так хотелось бы… – не договорив, Поллианна густо покраснела, лихо свернула разговор в другую сторону и защебетала о каких-то пустяках.
– Что ты сказала, Полианна? – резко осадила её мисс Полли.
– Ничего, тётя Полли, ничего, правда. Я не хотела… я не подумала… У меня случайно вырвалось, прости.
– Вполне возможно, что вырвалось, – холодно сказала мисс Полли. – Но уж если начала, то договаривай.
– Ну, понимаешь, когда я ехала сюда, то напридумывала себе и ковры красивые, и занавески кружевные, и всякое-разное. Надеялась на это, но, конечно…
– Надеялась! Напридумывала… – задумчиво протянула мисс Полли.
– Да нет, напрасно я это всё, конечно, тётя Полли, совершенно напрасно, – принялась оправдываться Поллианна. – Это, наверное, просто потому, что мне всегда хотелось всё это иметь, но никогда не было. Однажды нам положили два коврика в ящик для пожертвований, но они очень маленькие были, и один из них в чернильных пятнах, а второй весь протёртый до дыр. Картины? За всё время и картин мы тоже две получили. Одну пап… короче, одну, что получше, мы продали, а вторая картина такая старая была, что сломалась и рассыпалась вместе с рамой. И стекло разбилось. А когда мы с тобой в самый первый день поднимались по лестнице, я увидела сквозь приоткрытую дверь одну комнату, такую красивую… И подумала, что у меня теперь тоже такая же будет. Напрасно, напрасно я так подумала, я понимаю, тётя Полли, я всё понимаю. И длилось это совсем недолго, лишь несколько минут, а потом я начала радоваться тому, что в моей – вот этой – комнате нет, например, зеркала на комоде. Нет – и хорошо! Значит, я не буду в нём постоянно свои веснушки видеть! Картин нет? Так вместо них у меня есть отличный вид из окна! И ты, тётя, ты всегда была так добра ко мне…
Мисс Полли с редкой для себя резвостью поднялась на ноги. Лицо её сделалось красным как свёкла.
– Довольно, Поллианна, – холодно сказала она. – По-моему, сказано уже более чем достаточно.
Мисс Полли так же резво спустилась вниз и только спустившись на первый этаж вспомнила, что так и не взяла с чердака белую шаль, за которой приходила. Ту самую, что хранится в кедровом сундуке у восточного окна.
А ещё – не прошло и суток после того разговора – мисс Полли позвала Нэнси и приказала:
– Перенеси вещи мисс Поллианны вниз, в комнату, которая находится прямо под её нынешней комнатой. Я решила, что отныне моя племянница будет спать там.
– Да, мэм! – ответила Нэнси вслух.
А про себя добавила: «Счастье-то какое!» – и спустя минуту уже радостно кричала во весь голос:
– Нет, ты послушай, Поллианна, ты только послушай! Теперь ты будешь спать этажом ниже, в комнате, которая находится прямо под этой твоей каморкой! Будешь, будешь, будешь, да-да-да!
– Ты что? – побледнела Поллианна. – Это правда, Нэнси? Правда-правда-правда?
– Правда. Сама скоро увидишь, что это правда, – торжественно обещала Нэнси, волоча охапку вынутых из шкафа платьев Поллианны. – Мне велели отнести туда твои вещи, и я, вот видишь, поторапливаюсь. На всякий случай. Пока она не передумала…
Не дослушав, Поллианна повернулась и, рискуя упасть и разбить коленки, понеслась вниз по лестнице, прыгая сразу через две ступеньки.
Хлопнув одной дверью, затем второй и перевернув второпях подвернувшийся по пути стул, Поллианна, наконец, достигла своей цели. А целью её была мисс Полли.
– Ах, тётя Полли, тётя Полли, ты в самом деле так решила? Ведь в той комнате, куда ты меня переселяешь, и ковёр есть, и занавески, и целых три картины! Нет, четыре, потому что окна там выходят на ту же сторону. Как же я тебя люблю, тётя!
– Ну, хорошо, хорошо, Поллианна. Мне, конечно, приятно, что ты так довольна этой переменой, но только давай договоримся на будущее. Если тебе нравятся вещи, которые есть в твоей новой комнате, будь любезна вести себя аккуратно и беречь их. Надеюсь, что впредь к этому разговору нам возвращаться не придётся. А сейчас подними стул, который ты уронила, и не носись как угорелая. За последние полминуты ты дважды хлопнула дверями. Дважды! Это никуда не годится.
Всё это мисс Полли произносила строгим – даже более строгим, чем обычно – тоном, потому что на самом деле ей хотелось расплакаться. Само собой, эту слабость необходимо было скрыть, поскольку всем известно, что мисс Полли Харрингтон не плачет. Никогда.
Поллианна подняла уроненный стул.
– Да, тётя Полли, я знаю, что грохнула теми дверями, – охотно, даже радостно согласилась Поллианна. – Просто, когда я узнала про новую комнату, то мне… то я… Наверное, ты на моём месте тоже забылась бы… – Поллианна внезапно замолчала и спросила, с каким-то новым интересом глядя на свою тётю: – Тётя Полли, а ты сама когда-нибудь дверями хлопала?
– Я?.. – растерялась мисс Полли. – Не знаю. Не помню. Надеюсь, что нет.
– Да ну? Так это же ужасно, тётя Полли.
– Ужасно? – повторила тётя Полли, и не нашлась, что ещё можно сказать.
– Конечно, ужасно. Понимаешь, если вдруг у тебя появилось такое чувство, что ты просто не можешь не хлопать дверями, ты ими хлопнешь, разумеется. Но если ты никогда не хлопала дверями, значит, ты никогда не радовалась так сильно, чтобы ими хлопать. И это ужасно, что у тебя в жизни никогда не случалось такой радости.
– Поллианна, – ахнула мисс Полли, но Поллианна уже упорхнула, и вот уже наверху громко, сочно хлопнула чердачная дверь. Всё ясно, девочка помчалась помогать Нэнси переносить свои вещи в новую комнату.
А мисс Полли осталась сидеть в гостиной, ощущая странное беспокойство. Неужели она никогда не умела так искренне радоваться, как её племянница? Вздор, вздор! Были, непременно были в жизни вещи, которые действительно радовали её! Не могло же их не быть, таких вещей?

Глава XI
Появление Джимми
Как-то незаметно наступил август и принёс с собой целый ряд сюрпризов и перемен, что, впрочем, совершенно не стало неожиданностью для Нэнси. Сюрпризов и перемен она ждала с того самого дня, когда в их доме появилась Поллианна.
Первым сюрпризом стал котёнок.
Поллианна нашла его во время прогулки – услышала, как он жалобно и тихо мяукает в придорожной канаве. Немедленно расспросив всех жильцов соседних домов и выяснив, что заявлять свои права на котёнка никто из них не собирается, Поллианна, естественно, забрала его с собой.
– Я так рада, что у этого котёнка не оказалось хозяина! – восторженно призналась она своей тёте. – Потому что мне сразу же, сразу захотелось взять его домой. Я люблю котят. И знаю, что ты будешь рада оставить его здесь.
Мисс Полли посмотрела на маленький комочек серой шерсти в руках Поллианны – жалкий, грязный, беззащитный – и передёрнула плечами. Сказать по правде, мисс Полли кошек вообще терпеть не могла, даже красивых, чистых и ухоженных.
– Фу, Поллианна! Он же такой грязный! И больной, может быть. А уж шелудивый и блохастый – наверняка!
– Конечно, блохастый, конечно, грязный, бедняжечка, – нежно ворковала Поллианна, с любовью глядя в испуганные кошачьи глазки. – И весь так и дрожит от испуга. Ну да, он же ещё не знает, что мы оставим его у себя и будем за ним ухаживать.
– Ну, этого, положим, никто ещё не знает, – со значением сказала мисс Полли.
– Как это никто? Все уже знают, – не поняла истинного смысла слов своей тёти Поллианна. Своим бесхитростным сердцем она порой всё ещё слишком буквально понимала сказанные другими людьми слова. – Я уже всем сказала, что котёнок будет жить у нас – если, конечно, не отыщется вдруг его прежний хозяин. Но я надеюсь, что не отыщется, а ты, тётя, конечно же, будешь рада приютить этого маленького бедного одинокого зверёныша!
Мисс Полли открыла рот, хотела заговорить – и не смогла. Не смогла, и всё тут! Снова вдруг почувствовала себя странно беспомощной, что стало довольно часто с ней происходить после приезда Поллианны.
– Да, да, разумеется, я знала, что ты не позволишь пропасть бедному котёнку, знала это с той минуты, как только очутилась под твоей крышей и узнала, какая ты у меня хорошая, добрая, щедрая, – не останавливалась между тем Поллианна. – Да, я так и сказала миссис Форд, когда она спросила, разрешишь ли ты мне оставить котёнка. «Вы просто не знаете, какое у моей тёти Полли доброе сердце!» – вот что я ей сказала. У меня самой когда-то хоть дамы из благотворительного комитета были, а у котёнка даже их нет! Я знала, что ты всё это поймёшь и именно так и поступишь. Спасибо за котёнка, тётя!
– Но, Поллианна, Поллианна! Я ещё не… – попыталась запротестовать мисс Полли, но куда там! Поллианна уже неслась вместе с котёнком на кухню, возбуждённо выкрикивая на бегу:
– Нэнси, Нэнси, посмотри, какого котёнка тётя Полли позволила оставить у нас!
И что после этого оставалось мисс Полли, которая кошек терпеть не могла? Правильно, опуститься в кресло и сложить на коленях руки, ощущая свою полную беспомощность.
А на следующий день был щенок – ещё более грязный и блохастый, чем котёнок (как такое могло произойти, понять совершенно невозможно). И вновь мисс Полли против своей воли и к огромному своему удивлению оказалась милосердной защитницей бездомных животных и добрым ангелом. Эту роль, теперь уже как нечто само собой разумеющееся, уверенно возложила на неё Поллианна, а у мисс Полли… Знаете, как ни удивительно, но у неё, ненавидевшей собак ещё сильнее, чем кошек, вновь не нашлось сил возражать. Короче говоря, щенок поселился в их доме вместе с котёнком, и оба были бесконечно счастливы.
Не прошло и недели – и вот вам новое приобретение. На этот раз Поллианна привела с собой маленького оборванца, но, когда она стала требовать и для этого уличного мальчишки такого же покровительства, как для щенка и котёнка, мисс Полли нашлась, наконец, что ответить. А было всё так.
Погожим утром в четверг Поллианна понесла миссис Сноу очередной горшочек с заливным из телячьих ножек. Следует заметить, что к этому времени миссис Сноу и Поллианна стали лучшими подругами. Начало их дружбе положил третий визит Поллианны, то есть следующий после того, как она рассказала миссис Сноу про игру в радость. Теперь миссис Сноу играла в неё вместе с Поллианной. Справедливости ради стоит заметить, что играть у миссис Сноу получалось пока что не очень – давала о себе знать давнишняя привычка на всё ворчать и сетовать. Согласитесь, что после этого не так-то просто переключиться на то, чтобы находить во всём и везде повод радоваться. Впрочем, следуя весёлым наставлениям Поллианны и разбирая вместе с нею со смехом свои ошибки, миссис Сноу очень быстро училась и набирала форму. Вот и в этот четверг она, к восторгу Поллианны, сказала, что радуется заливному из телячьих ножек. При этом миссис Сноу не знала о том, что открывшая Поллианне дверь Милли успела шепнуть ей, что сегодня у них уже побывала жена местного священника и принесла в подарок… ну, конечно же, большую миску точно такого же заливного. Из таких же ножек.
Возвращаясь домой, Поллианна радостно обдумывала это событие и в этот момент неожиданно увидела мальчишку.
Жалкий, грязный, он сидел на обочине дороги и с независимым видом строгал ножом какую-то палочку.
– Здравствуй, – широко улыбнулась ему Поллианна.
– И тебе не хворать, – хмуро пробормотал в ответ мальчик. Он искоса взглянул на Поллианну и тут же отвёл взгляд в сторону.
– У тебя такой вид, будто ты сейчас даже заливному из телячьих ножек не обрадовался бы, – заметила Поллианна, остановившись перед ним.
Услышав про еду, мальчишка вздрогнул, ещё раз – теперь удивлённо – взглянул на неё, а затем продолжил строгать палочку своим явно тупым ножиком с обломанным кончиком лезвия.
Поллианна немного – совсем немного – подождала, затем удобно уселась на траву рядом с мальчиком. Несмотря на все её уверения, что она «привыкла к дамам из комитета» и «ни капельки не переживает» оттого, что по соседству нет детей, Поллианна не раз вздыхала тайком по компании сверстников. Возможно, потому-то она и притормозила возле этого мальчишки, потому-то и желала извлечь максимум из их непредвиденной встречи.
– Я Поллианна Уиттер, – светским тоном представилась Поллианна. – А тебя как зовут?
Мальчик снова вздрогнул, едва не вскочил на ноги, чтобы сорваться и убежать, однако всё же усидел на месте.
– Джимми Бин, – неохотно пробурчал он.
– Отлично! Вот мы и познакомились. Я рада, что ты сказал, как тебя зовут, а то, знаешь, некоторые этого не делают почему-то. Я живу в доме мисс Полли Харрингтон, а ты где живёшь?
– А нигде.
– Нигде? Но так не может быть, все где-то живут, – уверенно заявила Поллианна.
– Все где-то живут, а я нигде. Сейчас нигде. Вот, новое место себе ищу.
– Да? И где же?
– Ты что, глупая, что ли? – презрительно процедил сквозь зубы мальчишка. – Знал бы где, не искал бы!
Поллианна слегка тряхнула головой. С одной стороны, грубияном, конечно, был этот мальчишка, не поспоришь, да ещё и глупой её обозвал, но с другой стороны, было у него одно очень ценное преимущество перед взрослыми – возраст.
– А раньше ты где жил? – спросила она.
– Ну, допекла ты меня своими вопросами, – теряя терпение, ответил Джимми.
– А что ещё прикажешь делать? – спокойно возразила Поллианна. – Я же ничего о тебе не знаю, всё приходится словно клещами вытягивать. Рассказывал бы ты о себе побольше, я вопросов бы меньше задавала.
Мальчишка коротко хохотнул. Смешок у него получился какой-то неуверенный, приглушённый, однако лицо Джимми после этого немного подобрело, и он уже спокойнее принялся рассказывать о себе.
– Ну, ладно, слушай, коли так. Я Джимми Бин, десять лет мне, скоро одиннадцать исполнится. В прошлом году мне пришлось отправиться в приют для сирот, но у них там и без меня перебор детей, как говорится, полна коробочка. Одним словом, то ли взаправду у них места для меня не хватает, то ли они просто оставлять меня у себя не хотят, короче, посмотрел я, посмотрел, да и решил смыться оттуда. Хватит, намыкался. Теперь вот ищу, где ещё можно жить, только не нашёл пока. Конечно, мне бы хотелось в настоящем доме жить, ну, ты понимаешь. Чтобы с мамой своей, а не тёткой-воспитательницей. Когда у человека есть свой дом, у него и своя семья есть, а у меня ни того, ни другого, с тех пор как мой отец помер. Ищу, значит… Сегодня в четырёх местах уже пробовал – ничего не вышло, никому не нужен лишний рот, хотя я говорил, что не просто так буду жить, что отработаю. Ну вот, чего тебе ещё? – на последних словах голос Джимми предательски дрогнул.
– Какой кошмар! – искренне ужаснулась Поллианна. – Значит, никто тебя не захотел взять? Так-таки никто? О боже! Я понимаю, что ты должен чувствовать, очень даже хорошо понимаю, потому что у меня самой не так давно тоже папа умер, и у меня никого не осталось. Ну, кроме чужих дам из благотворительного комитета, и не было до тех пор, пока меня к себе тётя Полли не взяла… – Поллианна запнулась, не договорив, потому что у неё в голове зародилась прекрасная идея. Просто замечательная. – Стой, я знаю, где для тебя найдётся местечко! – воскликнула она. – Тебя возьмёт к себе тётя Полли. Я уверена, что возьмёт! Взяла же она Флаффи и Баффи, когда у них никого не осталось и им деваться было некуда! А ведь они не люди, это просто щенок и котёнок. Всё, вставай, пошли! Ты ещё просто не знаешь, какая она добрая, моя тётя Полли! Она обязательно тебя возьмёт!
Худенькое личико Джимми Бина просветлело.
– Возьмёт? Честное-благородное? – переспросил он. – Вот здорово! А я отработаю. Я смотри, какой сильный!
И он задрал оборванный рукав, чтобы показать свою маленькую тощую руку.
– Возьмёт-возьмёт, конечно! Моя тётя Полли лучше всех на свете – ну, после того, конечно, как моя мама на небо к ангелам ушла. А места у неё в доме – у-у! Огромный дом! Домище прямо! – она вскочила, взяла Джимми за руку, потащила за собой и уже на ходу заговорила взахлёб, слегка встревожившись: – Правда, тебе, может быть, придётся жить в мансарде. Ну, как я первое время жила. Но теперь там сетки на окнах поставили, и уже не будет так жарко, и мухи, опять же, в дом не залетят, не станут разносить ме… мекробы на своих лапках. А ты знал, что мухи всякую заразу разносят? Я только совсем недавно про это узнала. И вообще, всё будет здорово! Может, тётя тебя вслух читать заставит, если ты будешь хорошо себя вести… ой, то есть, наоборот, плохо. А самое главное, – добавила Поллианна, внимательно взглянув на Джимми. – Самое главное, что у тебя тоже есть веснушки, а значит, ты будешь рад, что в мансардной комнате зеркала нет, чтобы их разглядывать. А какой там вид из окна! Никакой картины на стене не нужно! Короче, тебе там понравится, я не сомневаюсь. Ни капельки не сомневаюсь, – здесь Поллианне пришлось ненадолго остановиться, чтобы отдышаться, потому что очень трудно говорить такие длинные речи на бегу, сами понимаете.
– Ну ничего себе, ты даёшь! – коротко, но восторженно отозвался на эту речь Джимми Бин и, подумав немного, добавил: – Никогда не думал, что можно столько слов сказать на бегу.
– Тебе повезло, радуйся, – с довольным видом рассмеялась Поллианна. – Потому что пока я говорю, ты помолчать можешь, дыхание поберечь.
Затем они добежали до дома, и Поллианна тут же решительно повела своего нового знакомого к мисс Полли.
– Тётя Полли, тётя Полли! – восторженно воскликнула она. – Ты посмотри только, кого я нашла! Он лучше даже, чем Флаффи и Баффи! Это мальчик! Настоящий живой мальчик! Он не прочь спать в мансарде, первое время, во всяком случае, и говорит, что может работать, но я почти всё время просто играть с ним буду, ладно?
Мисс Полли побледнела, затем вспыхнула. Нельзя сказать, что она поняла всё, что выпалила сейчас Поллианна, но и того, что она поняла, было достаточно. Больше, чем достаточно.
– Что это значит, Поллианна? И кто этот грязный мальчишка? Где ты его нашла? – сухим противным тоном спросила она.
«Грязный мальчишка» попятился назад, косясь на дверь, а Поллианна, весело смеясь, ответила:
– Ну да, конечно! Я забыла тебе его представить! Совсем как тот Мужчина! Да, он грязный…, не Мужчина, конечно, а мальчик, так и что? Флаффи и Баффи тоже грязными были, когда я их подобрала. Но он умоется, и сразу станет совершенно другим, вот увидишь… Ой, я опять забыла! – хихикнула она. – Его зовут Джимми Бин, тётя Полли.
– И что он здесь делает?
– Как что, тётя Полли? Я же тебе сказала, – искренне удивилась Поллианна. – Я привела его жить у тебя. Ему нужен дом и семья. Я рассказала Джимми, какая ты у меня добрая, что ты позволила мне взять в дом Флаффи и Баффи, и его тоже возьмёшь, я уверена, потому что Джимми лучше даже, чем щенок или котёнок.
Мисс Полли откинулась на спинку кресла, в котором сидела, и поднесла к горлу свою трясущуюся ладонь. Прежняя беспомощность вновь грозила овладеть ею, но мисс Полли усилием воли прогнала её прочь и выпрямила готовую согнуться спину.
– Довольно, Поллианна. Это уже переходит все границы. Бродячих котов и паршивых псов тебе оказалось недостаточно, и теперь ты притащила ко мне в дом какого-то маленького оборванного попрошайку с улицы!
Глаза мальчика внезапно вспыхнули, подбородок гордо вскинулся вверх, Джимми Бин стремительными шагами подошёл к мисс Полли и сказал, без малейшего страха глядя ей прямо в глаза:
– Я не попрошайка, мэм, и ничего от вас не хочу. Да, я, разумеется, готов был отработать свой кусок хлеба и крышу над головой, но… Нет, не пришёл бы я в ваш пафосный дом, если бы эта девчонка не наговорила мне с три короба о том, будто такая уж вы добрая да сердечная, что просто помираете от желания приютить меня. Всё! Счастливо оставаться!
Он круто развернулся и покинул гостиную мисс Полли с неожиданным достоинством, которое могло бы, пожалуй, показаться забавным, однако не вызывало ничего, кроме острой жалости.
– Тётя Полли! – ахнула Поллианна. – Как же так? Я думала, ты будешь рада поселить Джимми у себя. Нет, я уверена была, что ты…
Мисс Полли вскинула вверх свою руку, заставляя свою племянницу замолчать. Нервы мисс Полли были на пределе. Слова мальчика «добрая и сердечная» до сих пор звенели у неё в ушах, кинжалами впивались в сердце. Вновь подступало чувство беспомощности, и для борьбы с этим врагом мисс Полли заставила себя собрать все остатки сил, до последней капельки.
– Поллианна! – резко воскликнула она. – Ты когда-нибудь прекратишь то и дело повторять слово «рада»? Рада-рада, рада-рада, с утра до вечера, с утра до вечера, с ума сойти можно!
От неожиданности у Поллианны даже рот приоткрылся.
– Как же так, тётя Полли, – чуть слышно выдохнула она. – Я думала, ты радуешься тому, что даришь мне рад… Ой! – спохватилась она и, прихлопнув свой рот ладошкой, опрометью бросилась вон.
Мальчика она догнала раньше, чем тот успел дойти до ворот.
– Джимми Бин, эй, Джимми Бин! Поверь, мне очень жаль, что всё так получилось, – задыхаясь, воскликнула она, хватая его за руку.
– Не стоит, не извиняйся. Ясное дело, ты тут ни при чём, – мрачно ответил мальчик. – Только я не попрошайка! – с неожиданной яростью добавил он.
– Конечно, не попрошайка, нет! Но ты и тётю мою прости, пожалуйста, – умоляющим тоном попросила его Поллианна. – Это, наверное, всё из-за меня. Просто я неправильно тебя представила, не объяснила, кто ты и откуда. А вообще-то моя тётя Полли хорошая, добрая, это я всё испортила. Но я очень хочу найти для тебя место, очень хочу, поверь!
Мальчик безразлично пожал плечами и отвернулся, собираясь уйти.
– Ничего. Сам себе что-нибудь найду. Отстань. И запомни, что я не попрошайка!
Поллианна задумалась, хмуря брови, затем её лицо посветлело.
– Слушай, вот что я, пожалуй, сделаю! Сегодня собрание благотворительного комитета, я знаю, мне об этом тётя Полли говорила. Я приду туда и расскажу этим дамам о тебе. Мой папа всегда так поступал, если ему нужно было получить… деньги на обращение язычников в нашу веру, например, или новый ковёр для церкви.
– Послушай, ты, – резко обернулся мальчик. – Я не язычник и не новый ковёр, поняла? И вообще, что это за лавочка такая – благотворительный комитет?
– Да ты что? – возмущённо воскликнула Поллианна. – Где тебя воспитывали, мистер Джимми Бин, если ты не знаешь, что такое благотворительный комитет?
– Ну, не хочешь говорить и не надо, – равнодушно ответил мальчик и пошёл прочь.
– Это… это… – догнала его Поллианна. – Ну, когда дамы – много дам! – собираются вместе. Вышивают, ужинают, собирают деньги на добрые дела… ну, и разговаривают, само собой. Это и есть благотворительный комитет. И эти дамы все ужасно добрые – во всяком случае, так у нас в городке было, откуда я приехала. Здешних дам из комитета я ещё не видела, но они тоже добрые, я уверена. Сегодня же ближе к вечеру пойду к ним на собрание и расскажу о тебе.
Мальчик вновь резко обернулся и с прежней яростью в голосе воскликнул:
– Ну уж нет! Или ты думаешь, что я пойду туда, чтобы стоять и снова слушать, как не одна старая ворона попрошайкой меня называть станет, а целая воронья стая? Ни за что!
– Да тебе вовсе и не нужно туда приходить, – поспешила заверить его Поллианна. – Я одна пойду и всё им расскажу.
– Ты? – с сомнением переспросил мальчик.
– Да, и на этот раз справлюсь со своей задачей гораздо лучше, можешь быть уверен, – торопливо продолжила Поллианна, заметив, что лицо Джимми пусть едва заметно, но смягчилось. – И среди этих дам наверняка найдётся хотя бы одна, которая будет рада взять тебя к себе.
– Я отработаю, ты это им сказать не забудь, – предупредил Джимми.
– Конечно, не забуду, – облегчённо, счастливо вздохнула Поллианна. – А затем всё тебе расскажу, что там было. Завтра.
– Где?
– У дороги. Там, где я тебя встретила, возле дома миссис Сноу.
– Ладно. Приду, – Джимми немного помолчал, потом медленно продолжил: – А сегодня на ночь в приют вернусь, пожалуй. Деваться-то мне всё равно больше некуда. Убежал-то я от них только сегодня утром, так что они и не заметят, пожалуй, что меня весь день не было. Думаю, им вообще наплевать – вернулся я, нет ли. Приют, знаешь ли, не семья, там до тебя никому дела нет!
– Я знаю, – понимающе кивнула Поллианна. – Но уверена, что до завтра, когда мы увидимся с тобой, я найду дом и семью, которая готова будет принять тебя к себе. До свиданья! – тепло попрощалась она с Джимми и повернула назад, к дому.
А в это время за разговором двух детей наблюдала из окна гостиной мисс Полли. Тяжёлым взглядом проводила бездомного мальчика до ворот, за которыми он исчез из виду. Затем вздохнула, повернулась и вяло, безвольно поплелась вверх по лестнице, что было совершенно не похоже на неё, ходившую всегда неторопливо, плавно, но уверенно. «Такая уж вы добрая да сердечная, что просто помираете от желания приютить меня», – продолжали звучать в её ушах слова бездомного мальчика, и от них на сердце мисс Полли становилось тяжело и горько, как от какой-то безвозвратной, непоправимой потери.

Глава XII
В благотворительном комитете
В день, на который было назначено собрание благотворительного комитета, обед в доме Харрингтонов прошёл в полном молчании. Точнее, Поллианна пыталась несколько раз начать разговор, но безуспешно. Основной помехой тому стало слово «рада», на котором она четыре раза спотыкалась и умолкала, не решаясь продолжить и краснея от смущения. Когда дело дошло до пятой попытки, мисс Полли устало вздохнула и сказала ей.
– Давай, давай, скажи это слово, девочка, если тебе так сильно хочется. Лучше уж произноси его, чем так переживать и мучиться.
Огорчённое лицо Поллианна слегка прояснилось.
– Спасибо, тётя. Боюсь, мне действительно было бы очень трудно обойтись без этого слова. Понимаете, я слишком давно играю в эту игру.
– Ты… что? – не поняла тётя Полли.
– Играю. В игру, которую мой папа… – Поллианна замолчала и покраснела, вновь споткнувшись на запрещённом слове.
Тётя Полли нахмурилась, но ничего не сказала. Больше до самого конца обеда никем не было сказано ни слова.
Чуть позже Поллианна подслушала телефонный разговор тёти Полли с женой местного священника. Мисс Полли извинилась и сказала, что не придёт на собрание благотворительного комитета, сославшись при этом на головную боль, и Поллианна, что уж там скрывать, ничуть не была огорчена этим. Правда, когда мисс Полли поднялась к себе в спальню и закрыла за собой дверь, Поллианна честно попыталась пожалеть её, но радость от того, что тёти не будет на сегодняшнем собрании благотворительного комитета, на котором будет поставлен вопрос о Джимми Бине, перевешивала печаль по поводу тётиной головной боли. Поллианна не могла забыть о том, как тётя Полли назвала Джимми «маленьким попрошайкой», и не хотела, чтобы она повторила это перед дамами из комитета.
Поллианна знала, что собрание благотворительного комитета назначено на два часа и состоится в здании воскресной школы рядом с церковью. От дома мисс Полли до церкви было около километра, так что Поллианна постаралась так спланировать свою сегодняшнюю прогулку, чтобы прийти туда часам к трём – так будет в самый раз.
«К трём они должны уже все быть там, – размышляла она. – А то вдруг в два часа ещё не придёт именно та дама, которая захочет взять Джимми Бина. И вообще, для дам из благотворительного комитета «два часа» на самом деле означает, как правило, «три».
Подниматься на крыльцо воскресной школы было страшновато, конечно, но Поллианна отважно забралась на него, отворила дверь и вошла внутрь. Из-за двери большой комнаты для собраний доносились женские голоса и приглушённый смех. Помедлив секунду, чтобы собраться с духом, Поллианна открыла и эту дверь.
Голоса стихли, сменились удивлённым перешёптыванием. Чувствуя непривычную робость, Поллианна нерешительно шагнула вперёд. Всё-таки одно дело – хорошо знакомые её дамы из того, прежнего благотворительного комитета в городке на Западе, а другое дело – эти, практически почти все незнакомые.
– Добрый день, дамы из благотворительного комитета, – вежливо, хотя и несколько неуверенно поздоровалась Поллианна. – Меня зовут Поллианна Уиттер. Я… я думаю, что некоторые из вас меня знают… Некоторых из вас знаю я, но только не всех вместе. То есть не как благотворительный комитет, понимаете?
Теперь в большой комнате стало тихо-тихо. Такую тишину часто называют звенящей, потому что от неё действительно звенит в ушах. Некоторые из дам действительно знали Поллианну, считавшуюся довольно необычной девочкой, племянницу мисс Полли Харрингтон – тоже члена их комитета, но ни одна из них не знала, что сейчас сказать.
– Я… пришла… внести на ваше рассмотрение… один вопрос, – запинаясь, с трудом выговорила Поллианна заранее приготовленную фразу. Придумывая её, она попыталась вспомнить слова, которые использовал в подобных случаях папа.
Дамы зашевелились, принялись переглядываться друг с другом.
– Скажи, дорогая… это твоя тётя тебя послала? – спросила Поллианну миссис Форд, жена пастора.
– Нет, – покраснев, смутилась Поллианна. – Я пришла сама по себе. Понимаете, я привыкла иметь дело с дамами из благотворительного комитета. Это они после смерти моей мамы воспитывали меня вместе с папой.
Одна из дам нервно хихикнула, услышав эти слова, а жена пастора спросила, нахмурившись:
– Ну, хорошо, хорошо. Так какой же это вопрос?
– Это вопрос о Джимми Бине, – вздохнула Поллианна. – У него нет дома… если не считать, конечно, сиротского приюта. Только там всё переполнено, мест не хватает, и вообще, как считает Джимми, он там никому не нужен. А ему хочется, чтобы у него был свой, нормальный дом, и мама вместо воспитательницы, и семья, которая будет о нём заботиться… Джимми десять лет, скоро исполнится одиннадцать. Вот я и подумала, что, может быть, кто-нибудь из вас захочет взять его к себе. В свою семью…
– Это неслыханно! – произнёс чей-то голос, и следом снова наступила тишина.
– Да, я забыла сказать, что Джимми будет работать, он готов… – поспешила добавить Поллианна, обводя встревоженным взглядом дам из комитета.
Какое-то время по-прежнему длилось молчание, затем одна дама из комитета сухо задала Поллианне какой-то вопрос, за ней вторая, третья… Одним словом, вскоре им стала известна вся история Джимми Бина, и дамы начали обсуждать её – довольно оживлённо, но без особой симпатии, мягко говоря.
Поллианна слушала их с нарастающим беспокойством. Многое из того, что она слышала, оставалось ей непонятным, ясно становилось только то, что ни одна из этих дам не горит желанием взять Джимми Бина к себе в дом. Ни одна, хотя у некоторых дам из комитета, как выяснилось, своих сыновей не было. Потом жена пастора робко предложила, чтобы их комитет принял на себя расходы на Джимми, то есть его содержание и обучение. Деньги на это она предложила взять из тех сумм, что собирались направить на обращение в христианство маленьких язычников из Индии. В ответ дамы громко и взволнованно принялись ей возражать. Оказалось, что их комитет давно уже славится своими щедрыми пожертвованиями на миссионерскую работу в Индии, поэтому многие дамы заявили, что сгорят со стыда, если в этом году эта сумма будет урезана из-за какого-то Джимми. Сказано по этому поводу было много, однако Поллианна сумела понять не всё, хотя и слушала очень внимательно. Получалось как бы так, что этим дамам было, в принципе, всё равно, на что пойдут собранные ими деньги. Главное, чтобы их благотворительный комитет продолжал занимать первое место в каком-то «списке». Поллианне искренне хотелось думать, что она просто чего-то не понимает или понимает не так, как надо. Ну не могут же дамы из благотворительного комитета думать именно так, как ей кажется? Непонятно было это всё, и неприятно, поэтому Поллианна была действительно, безо всякой игры, рада вновь оказаться на улице, на свежем воздухе. Конечно, к её радости примешивалась грусть при мысли о том, как тяжело ей будет сказать завтра Джимми Бину, что комитет решил передать все свои деньги на далёкую Индию, вместо того чтобы потратить их часть на мальчика, который живёт в их родном городе. И всё только потому, что иначе «комитет не будет отмечен в годовом отчёте», как сказала одна сухопарая дама в круглых очках.
– Нет, давать деньги на перевоспитание язычников дело хорошее, кто же спорит, но почему же, почему эти дамы ведут себя так, что своих бездомных мальчиков можно вообще не принимать в расчёт и не давать на них вообще ничего? – вздыхая, размышляла вполголоса сама с собой Поллианна, медленно бредя по улице. – Почему они думают о тех детях, которые далеко, и совсем не хотят думать о тех, кто рядом? И почему для них важнее всего на свете не судьба живого мальчика, а какая-то галочка в отчёте?

Глава XIII
В Пендлтонском лесу
Выйдя из здания воскресной школы, Поллианна не пошла домой, но направилась к довольно высокому и довольно густо заросшему лесом Пендлтонскому холму. Тяжёлый сегодня выдался день у Поллианны, хотя и считался у неё выходным, потому что не было ни урока шитья, ни занятий на кухне, поэтому прогулка в зелёной тиши представлялась ей очень и очень полезной. Жаркое предвечернее солнце сильно припекало спину, но Поллианна упорно, размеренным шагом продолжала взбираться вверх по склону холма.
– Домой мне нужно вернуться к половине шестого, – продолжала она свои мысли вслух. – Очень хорошо. Заберусь на самую вершину холма и оттуда спущусь тоже лесом. Красота!
В лесу на Пендлтонском холме всегда было прекрасно, но сегодня он показался Поллианне ещё чудеснее, чем обычно. Даже тяжёлые мысли о завтрашнем неприятном разговоре с Джимми Бином как-то сгладились, отступили на второй план.
– Этим дамам из комитета, которые так любят кричать, здесь бы провести своё собрание, а не в воскресной школе, – вздохнула Поллианна, глядя на проглядывающие в верхушках высоких деревьев ярко-голубые пятнышки освещённого солнцем неба. – Будь они здесь, наверняка решили бы всё в пользу Джимми, и какая-нибудь из них взяла бы его к себе.
Почему-то Поллианна была уверена, что так оно и было бы, хотя и не смогла бы объяснить, почему именно она так думает.
Внезапно Поллианна остановилась и прислушалась. Да, это был собачий лай. Он повторился, а следом прямо на тропинку перед Поллианной выскочила небольшая рыженькая собачка.
– Привет, пёсик! – весело приветствовала его Поллианна, звонко щёлкнув пальцами, и подняла голову, глядя на тропинку. Этого пёсика она уже видела раньше, он был вместе с Мужчиной, то есть с мистером Джоном Пендлтоном, и сейчас Поллианна ждала его появления на тропинке. Прошла минута, другая, но мистер Пендлтон всё не появлялся, и тогда Поллианна повернулась к собачке.
А пёсик вёл себя странно, очень даже странно. Не переставая, коротко лаял, словно подавал сигнал бедствия. Отбегал немного в ту сторону, откуда появился, затем снова возвращался к Поллианне – явно звал её за собой. Она сделала шаг-другой вслед за песиком, и он вдруг сорвался с места и резво побежал вперёд. Вскоре они добрались до развилки, и пёсик уверенно свернул на боковую, узкую тропинку.
– Эй, приятель, ты куда? – окликнула его Поллианна. – Твой дом в другой стороне!
Но рыженький пёсик словно обезумел – отбегал немного по боковой тропинке, возвращался к Поллианне, бешено виляя своим хвостиком, и лаял, лаял, лаял… а ещё подвывал, высоко и жалобно, дрожа всем своим маленьким тельцем и умоляюще заглядывая в лицо Поллианне тёмными прекрасными глазками. Поллианна поняла, что дело неладно, и пошла следом за пёсиком.
Совсем недолго они прошли по боковой тропке, и Поллианна увидела, куда и зачем звал её хвостатый умница. У подножия крутой скалы в нескольких метрах от тропинки неподвижно лежал человек.
Под ногой Поллианны хрустнул сучок, и человек повернул на звук голову.
– Мистер Пендлтон! Вы ранены? – стремглав бросилась к нему Поллианна.
– Ранен? Нет, конечно. Просто прилёг отдохнуть на солнышке после обеда, – раздражённо откликнулся он. – Посмотри-ка, что там с моей ногой и скажи, сможешь ли ты чем-нибудь мне помочь. Хотя что ты можешь знать? И насколько у тебя соображения хватит?
Поллианна сделала глубокий вдох-выдох, чтобы собраться с мыслями, и принялась отвечать, как привыкла – на один вопрос за другим, по порядку.
– Чем я смогу вам помочь, сейчас посмотрим. Знаю я, мистер Пендлтон, наверное, не очень много и многого не умею, хотя большинство дам из благотворительного комитета – кроме миссис Роусон, правда – говорили, что я очень сообразительная. Я сама слышала, как они это говорили. Ну да, подслушала, что такого?
Мужчина хмуро ухмыльнулся.
– Ладно, ладно, дитя моё. Не сердись, прости. Это всё моя нога, из-за неё, проклятой, я так разворчался. А теперь слушай, – морщась от боли, он полез в карман брюк и вытащил из него связку ключей. Отделил один ключ и протянул Поллианне, держа его большим и указательным пальцем. – Прямо по этой тропинке, буквально в пяти минутах ходьбы, мой дом. Вот этим ключом откроешь боковую дверь, она находится в порт-кошер, это…
– Знаю. Это такие крытые ворота. У моей тётушки веранда над этими воротами устроена. Я один раз спала на её крыше… то есть не совсем спала. Они слишком быстро нашли меня.
– Что? А!.. Ладно, когда попадёшь в дом, сразу иди через холл к двери в дальнем его конце. За дверью комната, посередине комнаты стоит большой письменный стол, на нём телефон. Ты умеешь пользоваться телефоном?
– Да, сэр! Однажды, когда тётя Полли…
– К черту тётю Полли! – рявкнул мужчина. – Не до неё сейчас. Найдёшь номер доктора Томаса Чилтона в телефонном справочнике… Поищи, он где-нибудь на этом столе должен валяться. Ты знаешь, что такое телефонный справочник? Поймёшь, что это он, когда его увидишь?
– Конечно, сэр! У тёти Полли тоже есть телефонный справочник. Я очень люблю листать его, в нём столько забавных фамилий…
– Скажешь доктору Чилтону, что Джон Пендлтон лежит со сломанной ногой у подножия Малого Орлиного уступа в Пендлтонском лесу, и пусть он немедленно поспешит сюда с носилками и двумя санитарами. Что ещё ему нужно будет взять, он сам знает. Да, скажи ему, чтобы шёл по тропинке, которая идёт от дома.
– У вас нога сломана? О, мистер Пендлтон, как это ужасно! – запричитала Поллианна. – Но я так рада, что пришла вовремя! Не могу ли я чем-то…
– Можешь! Ещё как можешь, но, мне кажется, не хочешь! А если хочешь мне помочь, то немедленно замолчи и сделай, о чём я тебя прошу, – простонал мужчина. Поллианна слабенько всхлипнула и бегом отправилась выполнять данное ей поручение.
Теперь она уже не засматривалась на голубые просветы в вершинах деревьев и по сторонам головой не вертела, но внимательно глядела себе под ноги, чтобы не споткнуться о какой-нибудь корень или о камень и самой ногу не сломать.
Вскоре показался дом. Поллианна и раньше видела его, правда, так близко к нему никогда ещё не подходила. Вблизи эта махина из серого камня с колоннами, верандами и внушительным портиком выглядела слегка пугающе, однако Поллианна, почти не задерживаясь, бегом пересекла большую заброшенную лужайку и обогнула дом, чтобы оказаться перед утопленной под козырьком порт-кошер боковой дверью. Долго и крепко сжимавшие в ладони ключ пальцы онемели и поначалу не могли справиться с замком, но затем всё же щелкнул стальной язычок, и тяжёлая резная дверь медленно повернулась на петлях.
Поллианна затаила дыхание. Она понимала, конечно, как дорога? сейчас каждая секунда, но всё равно не могла не остановиться, чтобы осмотреться в огромном мрачном холле. Это был таинственный дом Джона Пендлтона. Дом, в который не мог войти никто, кроме его хозяина, хранившего где-то здесь, в одном из шкафов, скелет! И вот сейчас Поллианне в одиночку предстояло пройти по пугающим комнатам этого пустого загадочного дома, отыскать в нём телефон и сообщить доктору о том, что хозяин этого дома лежит сейчас…
Поллианна прерывисто вдохнула, зажмурилась, не глядя по сторонам добежала до двери в дальнем конце холла и открыла её.
Комната за дверью оказалась большой, неуютной, с тёмной мебелью и плотными шторами на окнах. От сумрачного холла её отличал только пробившийся сквозь выходящее на запад окно длинный золотистый луч солнечного света. Он лежал на полу, тускло блестел на медной подставке для дров в камине, ярко горел на никелированном диске телефона, стоявшего на большом письменном столе посреди комнаты. На этот блик, как на огонь маяка, и направилась Поллианна. На цыпочках.
Телефонного справочника на столе не было, он валялся на полу. Поллианна нашла его, раскрыла на букве «Ч» и повела пальцем по строчкам до тех пор, пока не увидела фамилию Чилтон. Набрала номер. К счастью, доктор Чилтон оказался дома, сразу же снял трубку, и Поллианна передала ему всё, о чём просил мистер Пендлтон. Закончив разговор, она осторожно повесила трубку и облегчённо выдохнула.
Бросив лишь один короткий взгляд на багровые шторы, забитые книгами полки на стенах, разбросанные в беспорядке бумаги на письменном столе и на полу, на бесчисленные закрытые двери (за одной из них был спрятан скелет, не забудьте!), на пыль, толстым серым слоем покрывавшую буквально всё вокруг, Поллианна бросилась назад, к выходу. Промчалась через холл, выскочила из дома сквозь оставшуюся полуприкрытой резную дверь.
Спустя недолгое время, показавшееся коротким даже раненому мужчине, она возвратилась и опустилась рядом с лежавшим на прежнем месте мистером Пендлтоном.
– Ну, в чём загвоздка? – сердито спросил он. – Ты что, в дом не смогла попасть?
– Почему не смогла? Смогла! Я же здесь, – широко раскрыла глаза Поллианна. – Если бы я не попала в дом, меня бы здесь не было, разве не ясно? Доктору я дозвонилась, он сказал, что придёт так быстро, как только сможет. С людьми и всем необходимым. Он сказал, что знает то место, где вы лежите, поэтому я могу не дожидаться его возле дома, чтобы дорогу показать. Вот я и вернулась. Чтобы быть рядом с вами.
– Да неужели? – криво усмехнулся мужчина. – Не самый лучший выбор, должен я тебе сказать. Могла бы и более приятную компанию для себя подыскать.
– Вы так говорите, потому что вы такой… противный?
– Что ж, спасибо за откровенность. Ответ – да.
– Ответ – нет, – негромко рассмеялась Поллианна. – Это вы только с виду противный, а внутри – вовсе нет, ни капельки!
– Интересно! А откуда ты это знаешь? – спросил мистер Пендлтон, пытаясь повернуть голову так, чтобы при этом всё остальное тело оставалось неподвижным.
– Ну как откуда? Вот хотя бы потому, как вы со своей собакой обращаетесь, – ответила Поллианна, указывая на руку мистера Пендлтона. Своими длинными тонкими пальцами он нежно поглаживал прижавшегося головкой к его ладони и млеющего от радости рыжего пёсика. – Ведь собаки и кошки разбираются в людях гораздо лучше самих людей. Забавно, правда? Знаете, давайте я подержу вашу голову, – неожиданно предложила она.
Мужчина несколько раз поморщился, а один раз даже негромко застонал от боли, но в конце концов его голова переместилась на колени Поллианны, где ей было, конечно же, гораздо удобнее и мягче лежать, чем на жёстком камне.
– Да… так гораздо лучше, – тихо пробормотал он.
После этого мистер Пендлтон довольно надолго замолчал. Поллианна тоже молчала, глядя на его лицо, подумала даже, не уснул ли он. Губы мужчины были крепко сжаты, словно он боялся, что с них может сорваться стон. Поллианне и самой плакать хотелось, глядя на его большое, сильное, но ставшее вдруг таким беспомощным тело. Одна его рука была откинута в сторону и крепко сжата в кулак, другая лежала на голове пёсика. Сам пёсик не спал, но и не двигался, не сводя с хозяина своих прекрасных печальных глаз.
Время шло – минута за минутой, минута за минутой. Вот уже и солнце стало всё сильнее клониться к западу, и тени от деревьев стали длиннее и гуще. Поллианна сидела так тихо, что даже дышать боялась. Какая-то бесстрашная птичка опустилась на землю рядом с Поллианной на расстоянии вытянутой руки, белка появилась на ветке над самой её головой, распушила свой роскошный рыжий хвост, внимательно следя при этом своими блестящими глазками не за девочкой, а за неподвижно лежащим пёсиком.
Наконец пёсик навострил свои ушки, тихонько заскулил, а затем коротко, уверенно пролаял. Тут же и Поллианна услышала далёкие голоса, и очень скоро на тропинке появились сами обладатели этих голосов – трое мужчин с носилками и прочими вещами. Самый высокий из них – гладко выбритый джентльмен с добрыми глазами, которого Поллианна уже встречала раньше и знала как доктора Чилтона, подошёл к ней первым и спросил с улыбкой.
– Сиделкой работаете, моя маленькая леди?
– О нет, сэр, – улыбнулась в ответ Поллианна. – Ни лекарств, ни даже воды у меня нет, так что просто держу его голову. Но я рада, что оказалась здесь.
– Я тоже, – кивнул доктор и занялся пострадавшим.

Глава XIV
Суета вокруг заливного
В тот день, когда произошёл несчастный случай с Джоном Пендлтоном, Поллианна немного опоздала к ужину, но так уж вышло, что этот её проступок остался совершенно без последствий.
В дверях Поллианну встретила Нэнси.
– Ну, наконец-то! – облегчённо вздохнула она. – Уже половина седьмого!
– Я знаю, – встревоженно ответила Поллианна, – но моей вины здесь нет. Правда, правда. Думаю, что даже тётя Полли с этим согласится, когда обо всём узнает.
– Не согласится и не узнает, – хмыкнула Нэнси, и с довольным видом добавила: – Уехала она.
– Уехала? – удивлённо ахнула Поллианна. – А куда уехала, ты знаешь? И почему?
В голове Поллианны пронеслись воспоминания, пробуждающие чувство вины. Джимми Бин, которого она привела в дом. Котёнок. Щенок. Раздражающее тётю слово «радость» и ещё одно запретное слово, «папа» – и то, и другое то и дело срывались у неё с языка.
– Она что… из-за меня уехала? – растерянно спросила Поллианна.
– Думаю, что не столько из-за тебя, сколько из-за своей бостонской кузины, – насмешливо ответила Нэнси. – Умерла её кузина. Совершенно неожиданно умерла. Короче говоря, как ты сегодня днём из дому ушла, тут и телеграмму принесли. Мисс Полли прочитала её, тут же собралась и на станцию. Дня три теперь в Бостоне пробудет, не меньше. Ну а нам с тобой – радость, верно? Будем здесь как две хозяйки, только ты да я, я да ты. Хоть три дня да наши будут, наши, наши!
– Радость? – опешила Поллианна. – Но это же похороны, Нэнси!
– Ну, так я же не похоронам радуюсь, я же не ведьма какая. Я другому радуюсь, тому, что… – Нэнси резко оборвала фразу, и с упрёком покачала головой, хотя в глазах её продолжали плясать весёлые огоньки. – Послушай, мисс Поллианна, не ты ли сама научила меня играть в свою игру?
Поллианна помолчала, подумала, хмуря брови, затем ответила, решительно тряхнув головой:
– Знаешь, Нэнси, наверное, у игры в радость есть свои исключения. Они в каждой игре бывают. Так вот, похороны, наверное, одна из таких вещей, когда радоваться ну совершенно нечему, как ни старайся.
– Ну почему же? – спокойно возразила Нэнси. – Можно радоваться, например, что это не наши похороны.
Однако Поллианна её уже не слушала, она взахлёб принялась рассказывать про несчастный случай со сломанной ногой мистера Пендлтона. Нэнси слушала Поллианну, боясь пропустить хоть слово.
На следующий день Поллианна в условленном месте встретилась с Джимми Бином. Как и следовало ожидать, Джимми задело то, что судьба каких-то маленьких индусов занимает дам из благотворительного комитета куда больше, чем его собственная.
– Ну и ладно, может быть, так оно и правильно, – с горечью заметил он. – Ведь всегда то, чего мы не знаем, привлекает нас сильнее того, что под боком. Как говорится, в чужой тарелке бифштекс всегда больше кажется. Да, хотелось бы мне, чтобы кто-то вот так же и на меня посмотрел откуда-нибудь издалека. А что, если бы про меня, например, в той же Индии узнали, глядишь, и нашлась бы какая-нибудь индуска, захотевшая взять меня к себе.
– Постой! – радостно хлопнула в ладоши Поллианна. – Ну конечно, как же я сразу не подумала? Ты в самую точку попал, Джимми Бин, поздравляю! Знаешь, что я сделаю? Я напишу о тебе дамам из моего благотворительного комитета. Они, конечно, не в Индии живут, а только на Западе, но всё равно это очень далеко, почти одно и то же. Можешь поверить, уж я-то знаю, сама оттуда приехала.
– Ты думаешь… они действительно возьмут меня? – с надеждой посмотрел на неё Джимми.
– Да, конечно, возьмут, тут и говорить не о чем! Деньги на воспитание маленьких индусиков они дают? Дают! Значит, могут просто прикинуться на этот раз, будто ты тоже инду… индийский мальчик. По-моему, ты достаточно далеко от них, чтобы включить тебя в отчёт о зарубежной помощи. Решено, я напишу миссис Уайт. Нет, лучше миссис Джоунс напишу. Богаче всех миссис Уайт, конечно, но денег всегда больше всех даёт миссис Джоунс. Забавно, если над этим задуматься, верно? Короче, я ни капельки не сомневаюсь, что одна из дам возьмёт тебя, слышишь?
– Хорошо, только не забудь написать, что я не просто так, я работать буду за еду и жильё, – сказал Джимми. – Я не попрошайка, я человек деловой, и бизнес есть бизнес. Даже с дамами из комитета нужно сразу всё обговаривать, я думаю, – он помялся немного и добавил: – А пока что мне, наверное, лучше остаться там, где я сейчас, в приюте. Ну, во всяком случае, до тех пор, пока ты ответа от своих дам не получишь.
– Само собой, – кивнула Поллианна. – По крайней мере, буду знать, где мне тебя искать. А они возьмут тебя, возьмут, ты достаточно далеко от них живёшь, как будто настоящий иностранец. Вот взяла же меня тётя Полли… Постой! – неожиданно тормознула она. – А как ты думаешь… я для тёти Полли тоже была вроде маленькой инду… индийской девочки?
– Насчёт индийской девочки не знаю, не скажу, но то, что ты самая чудна?я девчонка, какую я когда-нибудь встречал, так это точно, – ухмыльнулся Джимми и отправился восвояси.
После несчастного случая в Пендлтонском лесу прошла примерно неделя, когда Поллианна спросила у возвратившейся из Бостона мисс Полли:
– Тётя Полли, а ты не сильно будешь возражать, если я отнесу сегодня заливное из телячьих ножек не миссис Сноу, а кому-то другому? Я думаю, что за этот один раз миссис Сноу не обидится.
– Боже мой, Поллианна, что ты ещё задумала? – вздохнула её тётя. – Нет, таких неординарных детей, как ты, я ещё никогда не видела.
Поллианна нахмурилась, обдумывая непривычное для неё слово.
– Тётя Полли, а что значит не… неординарный? И если кто-то неординарный, значит, он просто ординарным быть уже не может?
– Уж ты так точно не можешь.
– Ну, тогда всё в порядке. Я очень рада, что я неординарная, – улыбнулась Поллианна. – Знаешь, тётя, миссис Уайт много раз говорила, что миссис Роусон очень ординарная женщина, а ведь она ужасно её не любила. Они с миссис Роусон постоянно ругались, и папе приходилось… То есть я хочу сказать, что всем нам стоило больших хлопот поддерживать мир между ними. Труднее, чем между всеми остальными дамами, – и Поллианна облегчённо выдохнула, мастерски справившись с двойной задачей. С одной стороны, не нарушила тётин запрет упоминать о своём отце, а с другой стороны, не выставила напоказ дрязги, которые случались у них в церкви.
– Ну, хорошо, хорошо, – отмахнулась от неё мисс Полли. – Знаешь, Поллианна, о чём бы ни зашёл разговор, ты непременно его на своих дам из благотворительного комитета переводишь.
– Да, тётя, – беззаботно улыбнувшись, согласилась Поллианна. – Так уж получается. Но вы сами знаете, это же они растили и воспитывали меня, и…
– Довольно, Поллианна, – вновь прервала её мисс Полли и холодно спросила: – Так что там с этим заливным?
– Ничего такого, что могло бы тебе не понравиться, тётя Полли. Если ты разрешала мне носить заливное миссис Сноу, то и ему, я думаю, разрешишь. У него нога сломана, но она же срастётся, и он не останется инвалидом на всю жизнь, как миссис Сноу. Так что она ещё успеет нашего заливного поесть, и если пропустит разок-другой, то ничего страшного. Наверстает.
– Подожди. «Он»… «ему»… «сломанная нога»… О ком ты говоришь, Поллианна?
Поллианна удивлённо посмотрела на свою тётю, потом улыбнулась, махнув рукой.
– Ой, ну, конечно. Я просто забыла о том, что ты ничего не знаешь. Это же случилось, когда ты в Бостон уехала. Как раз в день твоего отъезда, кстати. Я нашла его в лесу, потом сбегала к нему домой, отперла сама дверь, нашла в справочнике телефон и позвонила доктору. А потом вернулась и держала его голову у себя на коленях, пока не пришёл доктор с людьми и носилками. Ну а когда всё закончилось, ушла домой и с тех пор больше его не видела. А когда Нэнси на этой неделе сварила заливное для миссис Сноу, я вдруг подумала, что будет очень хорошо, если я это заливное ему отнесу, а не ей. Ну, хотя бы один разок. Можно, тётя Полли? Разрешишь?
– Да-да, разумеется, – слегка утомлённым голосом согласилась мисс Полли. – А кто, ты говоришь, тот пострадавший джентльмен?
– Мужчина. Ой, то есть, я хотела сказать, мистер Джон Пендлтон.
Мисс Полли едва не упала со своего кресла.
– Джон Пендлтон? – ахнула она.
– Ага. Это Нэнси мне сказала, что его так зовут. Возможно, ты тоже его знаешь.
На этот вопрос мисс Полли не ответила и вместо этого спросила сама:
– А ты, получается, с ним знакома?
– Ну да, – кивнула Поллианна. – Он всегда разговаривает со мной, а теперь ещё и улыбается. Можно подумать, что он скучный и противный, но это только внешне, ты не думай. Так я пойду, отнесу ему заливное. По дороге сюда я встретила Нэнси, она говорит, что оно готово.
Конец фразы Поллианна договорила, уже почти дойдя до двери гостиной.
– Постой, Поллианна! Погоди! – неожиданно жёстким тоном остановила её мисс Полли. – Я передумала. Я хочу, чтобы ты сегодня отнесла это заливное миссис Сноу. Как обычно. Это всё. Можешь идти.
– Да, но, тётя Полли, на её век заливного ещё хватит. Она всегда будет хворать и получать от тебя бульон, заливное и всё такое прочее. А он проболеет недолго. Нога срастётся, и всё. Тем более сломал он её уже целую неделю назад, – огорчилась Поллианна.
– Вот теперь вспомнила. Да, я действительно слышала, что с мистером Джоном Пендлтоном произошёл несчастный случай, – каким-то странно сдавленным голосом произнесла мисс Полли. – Но… я не понимаю, с какой стати мне ему посылать заливное?
– Понимаю, ты его тоже противным считаешь, и он тебе не нравится, – печально покивала головой Поллианна. – Но если хочешь, я не стану ему говорить, что это ты ему заливное прислала. Скажу, что это от меня ему подарок. Мне-то он нравится. Я была бы рада послать ему заливное.
Мисс Полли мелко затрясла головой, затем вдруг перестала трясти и неожиданно тихо спросила:
– Он знает, кто ты, Поллианна?
– Уверена, что нет, – вздохнула девочка. – Я ему однажды представилась, но он так ни разу и не назвал меня по имени. Не запомнил, наверное.
– А где ты живёшь, он тоже не знает?
– Нет, этого я ему никогда не говорила.
– А о том, что ты моя племянница?
– Думаю, тоже нет. Откуда?
Какое-то время мисс Полли смотрела на Поллианну отсутствующим взглядом. Её племянница нетерпеливо переминалась с ноги на ногу, громко вздыхала, но помалкивала. Ждала.
Наконец мисс Полли приняла решение.
– Ну, хорошо, Поллианна, – всё тем же необычным для неё тихим голосом сказала она. – Ты можешь отнести заливное мистеру Пендлтону. Но только как подарок от тебя самой. И заруби себе на носу: я этого заливного не посылала. Он ни в коем случае не должен узнать, что оно от меня!
– Да, тётя Полли… спасибо, тётя Полли, – радостно пролепетала Поллианна, выбегая из комнаты.

Глава XV
Доктор Чилтон
Во время второго визита серая каменная громада дома мистера Джона Пендлтона произвела на Поллианну совершенно иное впечатление, чем в первый раз. Уже на подходе дом выглядел живым – многие окна были открыты, на заднем дворе какая-то женщина развешивала сушиться бельё, возле крыльца стояла двуколка доктора Чилтона.
Как и в прошлый раз, Поллианна подошла к боковой двери и позвонила в колокольчик. Сегодня пальцы легко слушались её, не онемели оттого, что долго и крепко стискивали в ладони ключ от дома.
На ступени выбежал знакомый рыженький пёсик и радостно завилял хвостиком, приветствуя Поллианну. Узнал её, наверное. Вскоре подошла развешивавшая бельё женщина и открыла дверь.
– Добрый день, – улыбнулась ей Поллианна. – А я вот заливное из телячьих ножек для мистера Пендлтона принесла.
– Спасибо, – ответила женщина и протянула руку, чтобы взять горшочек из рук девочки. – От кого ему передать привет и заливное?
В этот момент в холл вышел доктор Чилтон, услышал слова женщины, заметил разочарование на лице Поллианны и быстро подошёл к ним.
– О, заливное из телячьих ножек? – приветливо спросил он. – Отлично, отлично! Может быть, ты хочешь сама повидаться с моим пациентом?
– Да, сэр! Да! – просияла Поллианна, и женщина, повинуясь кивку доктора, повела её вглубь дома, не переставая, впрочем, удивлённо играть бровями.
Подошедший тем временем к доктору молодой человек – как оказалось впоследствии, специально приехавший из соседнего города санитар, умеющий профессионально ухаживать за больными, – спросил его:
– Но, доктор, по-моему, мистер Пендлтон распорядился никого к нему не пускать? Никого!
– Совершенно верно, – невозмутимо ответил доктор Чилтон. – Но сейчас приказы отдаю я. И я принимаю всю ответственность за них на себя, – он прищурился и добавил, загадочно улыбнувшись при этом: – Вы, конечно, не подозреваете, но эта маленькая девочка подействует на нашего больного лучше, чем целая бутыль укрепляющего снадобья. Если что-то или кто-то способен избавить сегодня Пендлтона от его хандры, так это она, уж поверьте. Вот почему, собственно, я и разрешил ей свидание с моим пациентом.
– Но кто она?
– Она?.. – на секунду замялся доктор. – Она племянница одной из самых известных наших горожанок. Её зовут Поллианна Уиттер. Девочку зовут, не её тётю. Я… Мне, честно говоря, ещё не выпала честь быть близко знакомым с этой юной леди, но её хорошо знают многие… скажем так, мои пациенты. И это, должен признать, очень и очень меня радует.
– Неужели? – улыбнулся санитар. – И в чём же секрет этой маленькой феи?
– Не знаю, право. Насколько мне известно от моих пациентов, она отличается необыкновенным умением и желанием находить положительную сторону буквально во всём – в том, что было, в том, что есть или может случиться. В её речах, которые кому-то кажутся странными, кому-то забавными, постоянно повторяется мысль о том, что в жизни нужно «просто радоваться всему». Наверное, эта мысль и этот настрой Поллианны и творят чудеса. Знаете, друг мой, – с загадочной улыбкой добавил доктор Чилтон, выходя на крыльцо, – мне ужасно хотелось бы иметь возможность прописывать её своим больным так же, как прописывают микстуру или пилюли. Хотя с другой стороны, если таких девочек, как она, станет много на свете, то нам с вами придётся зарабатывать на жизнь продажей пуговиц или канавы копать, потому что доктора и санитары будут никому не нужны. Вот так-то, друг мой, вот так-то.
Он рассмеялся, сел в свою двуколку, взял в руки поводья, но уезжать не спешил.
Поллианну же тем временем по распоряжению доктора вели в спальню Джона Пендлтона.
Путь оказался неблизким. Пришлось пройти через весь холл, затем миновать знакомую ей по прошлому разу комнату – библиотеку, судя по всему. Даже проходя здесь довольно быстрым шагом за сопровождавшей её женщиной, Поллианна успела заметить и отметить большие, произошедшие здесь, перемены. Увешанные книжными полками стены и красные шторы на окнах остались, правда, прежними, но какая здесь теперь была чистота и какой порядок! Нигде ни соринки, ни пылинки, ни одной бумажки на полу, письменный стол прибран, телефонный справочник на месте, медная подставка для дров в камине надраена до блеска. Одна из загадочных, так сильно пугавших Поллианну в прошлый раз дверей была открыта – именно к ней и повела Поллианну служанка. Ещё секунда, и Поллианна очутилась в большой, роскошно обставленной спальне.
– С вашего позволения, сэр… – испуганным голосом начала служанка. – Здесь маленькая девочка… она принесла вам заливное. Доктор велел мне привести её к вам…
В следующий момент служанку как ветром сдуло, и Поллианна осталась наедине с сердитым – очень сердитым на вид джентльменом, лежавшим на спине среди простыней и подушек.
– Я же приказал, чтобы никого… – сердито проворчал он. – А, это ты…
– Да, сэр, это я, – улыбнулась Поллианна, приблизившись к кровати. – Я очень рада, что они всё-таки впустили меня! Понимаете, сначала одна женщина едва не отобрала у меня моё заливное, и я забоялась, что и заливного больше не увижу, и вас тоже! Но тут пришёл доктор и сказал, что меня можно к вам пропустить. Правда, это очень мило с его стороны, что он разрешил?
Уголки губ больного против его воли поползли вверх, но он сдержал улыбку и пробормотал только своё коронное:
– Хм… э…
– Я принесла вам заливное, – продолжила Поллианна. – Из телячьих ножек. Вы любите заливное, я надеюсь?
– Заливное? Никогда не ел, не знаю, – хмуро ответил мистер Пендлтон.
На лице Поллианны отразилось разочарование, потом недоумение, потом оно просветлело, и она с широкой улыбкой воскликнула, ставя свой горшочек на прикроватный столик:
– Не пробовали заливное? Ну, тогда, конечно, как же вам знать, любите вы заливное или нет, если никогда его не ели. А я даже рада, что вы его никогда не ели. Иначе вы бы знали…
– Стоп, стоп, стоп! Я ничего не ел и знаю сейчас только то, что проваляюсь теперь вот так на спине, как перевёрнутая черепаха, до самого Судного дня!
– О, что вы, что вы, сэр! – перепугалась Поллианна. – Вы не пролежите до Судного дня, когда архангел Гавриил протрубит в свою трубу. Если только он, конечно, не сделает этого раньше, чем мы думаем. Ну да, в Библии говорится о том, что этот день может настать внезапно, я знаю, и Библии верю, конечно, но только мне почему-то кажется, что это всё же случится не так быстро и вы успеете…
Вот тут Джон Пендлтон не выдержал и расхохотался. Громко расхохотался. На шум примчался санитар, заглянул в дверь, но тут же беззвучно и бесследно исчез. Вид у него при этом был как у испуганной кухарки, увидевшей, что её пирог не допечён и спешащей закрыть дверцу духовки раньше, чем в неё хлынет холодный воздух.
– Ты не запуталась слегка, а? – спросил Поллианну мистер Пендлтон.
– Есть немного, – улыбнулась она. – Просто хотела сказать, что сломанная нога – это не навсегда, она заживёт, и вы не останетесь инвалидом до самого конца своей жизни, как та же миссис Сноу, например. Так что поправитесь, надо надеяться, ещё до Судного дня. Надеюсь, вас это радует?
– Ещё как, – мрачно ответил мужчина.
– Кроме того, вы всего одну ногу себе сломали, а не две. Это ещё один повод порадоваться, – Поллианна явно всё больше входила во вкус своей игры в радость.
– Конечно! Я просто счастливчик! – фыркнул Джон Пендлтон. – А если пойти ещё дальше, то я должен радоваться тому, что не родился сороконожкой, иначе мог бы и двадцать ног сломать!
– Замечательно! – восхитилась Поллианна. – Я видела сороконожек, у них действительно много ног… Очень много. Так что вы вполне можете радоваться…
– Да, да, да! – резко, с прежней неприязнью перебил её мужчина. – Радоваться! По-твоему, я могу радоваться всему! И санитару, и доктору, и этой чёртовой кухарке на кухне!
– Ну да, сэр! А как же, сэр? Вы только представьте, что было бы, не будь их у вас?
– Э… если бы что? – сердито переспросил он.
– Я сказала, что без них вам пришлось бы гораздо хуже. Лежали бы здесь один-одинёшенек, вот уж радость-то была бы!
– Да что ты понимаешь? – вспыхнул мистер Пендлтон. – Вот ты призываешь меня лежать здесь, как бревно, и радоваться, что я не один. А чему, позволь тебя спросить, я должен радоваться? Тому, что эта безмозглая корова перевернула мне весь дом? Порядок, она, видишь ли, навела! А этот бугай, санитар, он тоже на её стороне. Говорит, что чистота помогает уходу за больным. А уж про доктора я вообще молчу! Он главный враг, он их обоих подстрекает! Вдобавок вся эта орава рассчитывает за свои безобразия денежки с меня получить! Причём немалые денежки, доложу я тебе!
– Понимаю, – сочувственно вздохнула Поллианна. – Терять деньги – это ужасно. Особенно после того, как вы столько лет экономили…
– Когда я… что?
– Экономили. Экономить – это значит брать в закусочной самые дешёвые блюда. Бобы с рыбными тефтельками. Кстати, вы бобы любите? Или съели бы лучше жареную индейку, да только она слишком кусается – шестьдесят центов за порцию, это же с ума сойти!
– Постой, девочка, постой. О чём ты мне сейчас толкуешь? Ничего не понимаю. Бобы какие-то…
– Я говорю о ваших деньгах, – терпеливо, как маленькому, разъяснила ему Поллианна. – Вы во всём отказываете себе, чтобы сэкономить деньги для обращения язычников в христианство. Я узнала об этом… случайно узнала, и это очень помогло мне догадаться, что в глубине души вы добрый человек, мистер Пендлтон, а вовсе не сварливый и не противный. Ладно, чего уж там. Нэнси мне про вас рассказала.
– Какая-то Нэнси рассказала, что я экономлю деньги на каких-то… – от удивления у мистера Пендлтона даже челюсть отвисла. – А могу я полюбопытствовать, кто она такая, эта Нэнси?
– Что значит кто она? Это наша Нэнси. Она у тёти Полли работает. Кухаркой.
– У тёти Полли. Восхитительно! А кто такая эта тётя Полли?
– Это мисс Полли Харрингтон. Я живу с ней.
Мужчина как-то странно дёрнулся.
– Мисс… Полли… Харрингтон! – прохрипел он. – И ты с ней живёшь…
– Да, я её племянница. Она взяла меня на воспитание после моей мамы, – печально пояснила Поллианна. – Мама была её сестрой. А когда и мой папа ушёл, чтобы встретиться с ней и остальными моими сёстрами и братиками на небесах, у меня не осталось никого, кроме дам из благотворительного комитета. Когда тётя узнала об этом, она взяла меня к себе… Всё.
Мужчина долго ничего не отвечал, лежал, откинувшись на подушках, и лицо его сделалось таким же белым, как сами подушки. Таким бледным, что Поллианна не на шутку испугалась и нерешительно поднялась на ноги.
– Может, мне лучше уйти? – спросила она. – Я надеюсь, что вам понравится… заливное.
Джон Пендлтон резко повернул голову и открыл глаза, в глубине которых притаилась странная тоска, поразившая Поллианну, когда она её заметила.
– Значит, ты – племянница мисс Полли Харрингтон, – тихо сказал он.
– Да, сэр.
Мужчина смотрел на Поллианну своими тёмными глазами так долго и так пристально, что это стало смущать девочку.
– Я… Мне кажется, вы её знаете, – пробормотала она.
Губы Джона Пендлтона тронула странная, слабая улыбка.
– О, да. Я её знаю, – он помолчал немного, а затем медленно продолжил всё с той же загадочной улыбкой. – Но… ты же не хочешь… не можешь сказать, что это мисс Полли Харрингтон прислала мне это заливное?
– Д-да, сэр… Н-нет, сэр, – совсем уже запутавшись, ответила Поллианна. – Не могу. Она сказала, чтобы я ни в коем случае вам этого не говорила. Вы не должны были догадаться, что это заливное от неё, но я…
– Так я и думал, – сказал мужчина и отвернул голову к стене.
Чувствуя себя ужасно неловко, Поллианна тихо вышла из комнаты.
Под порт-кошер она встретила сидевшего в своей двуколке доктора, а на ступенях крыльца стоял санитар.
– Дорогая мисс Поллианна, могу ли я подвезти тебя до дома? – улыбаясь, спросил доктор. – Соглашайся, доставь мне такое удовольствие. Я хотел уехать раньше, но потом мне пришло в голову задержаться и подождать тебя.
– Благодарю вас, сэр. Я очень рада, что это пришло вам в голову. Я ужасно люблю кататься, – просияла Поллианна и приняла протянутую руку доктора, который помог ей забраться в двуколку.
– Вот как? – снова улыбнулся доктор и кивнул на прощание стоявшему на ступенях крыльца молодому человеку. – Но я слышал, что ты не только кататься любишь, что тебе ещё очень много вещей нравятся. Я прав? – спросил он, когда двуколка выкатила за ворота.
– Не знаю, – рассмеялась Поллианна. – Наверное. Понимаете, я люблю почти всё, что называется жизнь. А вот другие вещи не люблю. Например, шитьё, или вслух читать, ну и всякое такое. Потому что это не жизнь.
– Не жизнь? А что же они тогда, эти вещи?
– Тётя Полли говорит, что они «учат жизни», – печально вздохнула Поллианна.
Доктор опять улыбнулся, но на этот раз какой-то странной и непонятной была его улыбка.
– Она так и говорит? Впрочем, конечно, конечно. Что ещё она может сказать – только это.
– Ага, – кивнула Поллианна. – Но я сама думаю совсем иначе. Не думаю, что нужно учиться тому, как жить. Я, во всяком случае, никогда этого не делала.
Доктор глубоко вздохнул.
– Но, видишь ли, девочка моя, некоторые… Некоторым из нас приходится… – сказал он и замолчал. Надолго замолчал. Поллианна поглядывала на его ставшее печальным лицо, и ей очень хотелось сказать ему что-то приятное. И, подумав, она робко заметила:
– Знаете, доктор Чилтон, по-моему, работа врача – самая радостная на свете.
Доктор удивлённо повернулся к ней.
– Самая радостная? – воскликнул он. – При том, что я вижу столько страдания и боли, куда бы ни пришёл?
– Страдания, боль… Я понимаю, – кивнула Поллианна. – Но вы же помогаете этим людям, разве не так? Конечно, так! А значит, у вас самая радостная работа, какая только может быть!
Глаза доктора неожиданно наполнились горячими слезами. Жизнь его протекала в совершенном одиночестве – не было у доктора Чилтона ни жены, ни даже дома, только две комнаты, которые он снимал в пансионе. Одна комната служила ему спальней, вторая – рабочим кабинетом. Своей профессией доктор очень дорожил и гордился, и вот теперь, глядя в сияющие глаза Поллианны, он вдруг почувствовал себя так, словно впервые в жизни его голову накрыла тёплая, ласковая, благословляющая рука. И столько новой энергии придало ему это ощущение, столько утешения! Доктор понял, что теперь, после этого, у него хватит сил на любую работу, какой бы сложной она ни была, и на любые ночные бдения возле больных, которые больше не будут для него такими утомительными, как прежде. Вот сколько всего подарил ему ясный, радостный взгляд Поллианны.
– Благослови тебя Господь, дитя моё, – срывающимся от волнения голосом сказал доктор Чилтон, и уже с широкой улыбкой, которую так хорошо знали и любили его пациенты, добавил: – Думаю, что доктор не меньше своих больных нуждается в глотке этого чудодейственного средства!
Загадочных слов доктора о каком-то чудодейственном средстве Поллианна не поняла, но задумалась над ними и думала до тех пор, пока её внимание не отвлёк бурундучок, отважно перебежавший дорогу перед самой двуколкой.
А вскоре они и до дома добрались. Доктор высадил Поллианну возле самой двери, передав её, что называется, с рук на руки улыбающейся Нэнси, которая как раз в это время подметала крыльцо, и поспешно укатил.
– Я замечательно прокатилась с доктором! – радостно сообщила Поллианна, взбираясь вверх по ступеням крыльца. – Он такой милый, Нэнси!
– Правда?
– Ага. И я сказала ему, что у него самая радостная работа на свете.
– Ну, ты скажешь тоже! Ходить целый день по больным или, ещё хуже, к тем, кто здоров, но им кажется, что они болеют. Придумывают себе болячки от делать нечего. Фу-у! – поморщилась Нэнси.
– Вот примерно то же самое и он сказал, – весело рассмеялась Поллианна. – Но даже при такой работе есть чему радоваться. Ну-ка, придумай сама!
Нэнси задумалась, наморщила лоб, уставившись в небо. Она искренне считала себя девушкой сообразительной, а значит, очень даже способной играть в игру, которой её научила Поллианна. Во всяком случае, Нэнси всегда с большим удовольствием разгадывала «задачки», как она называла вопросы Поллианны.
– Есть! Я догадалась! – торжествующе воскликнула она. – Это то же самое, что ты сказала миссис Сноу, только наоборот!
– Наоборот? – удивлённо переспросила Поллианна. – Это как это наоборот?
– А так. Ты говорила, что она должна радоваться, потому что есть другие больные, которым хуже приходится, чем ей? Говорила?
– Говорила, – кивнула Поллианна.
– Ну вот, а доктор должен радоваться тому, что он другой. Они больные, а он нет!
Теперь уже пришла очередь Поллианны задуматься.
– Ну-у, да. Можно и так сказать, конечно, – неохотно согласилась она, – хотя на самом деле я ему совсем не так сказала. А то, что ты предлагаешь, мне не нравится. Получается, он должен радоваться тому, что они больные? Нет, так нельзя. Странно ты иногда в эту игру играешь, Нэнси. Неправильно как-то, – вздохнула Поллианна, проходя в дом.
Свою тётю она нашла в гостиной.
– Кто был этот мужчина? – довольно резко спросила её мисс Полли. – Тот, с которым ты подъехала к дому, Поллианна?
– Ах, этот? Это был доктор Чилтон, тётя Полли. Ты разве его не знаешь?
– Доктор Чилтон! А что ему здесь нужно?
– Ничего. Он просто подвёз меня до дома. Я передала заливное мистеру Пендлтону, и…
– Поллианна, он не подумал, что заливное от меня? – быстро вскинула голову мисс Полли.
– Нет, что ты, тётя Полли, конечно, нет. Я ему сказала, что это не ты.
– Ты… сказала ему, что это… не я? – стремительно краснея, спросила мисс Полли.
– Но, тётя Полли, именно так ты мне сама сказала! – ответила Поллианна, изрядно испугавшись за свою тётушку.
– Я сказала, Поллианна, что он ни в коем случае не должен заподозрить, что это заливное прислала ему я! – вздохнула тётя Полли. – Надо было скрыть, что это моё заливное, а не говорить ему, что оно не от меня! Промолчать и проболтаться – совершенно разные вещи!
– Если честно, совершенно не понимаю, в чём тут разница, – пожала плечами Поллианна, вешая свою шляпку на крючок, который специально для этого приказала вбить её заботливая тётушка.

Глава XVI
Красная роза и кружевная шаль
Около полудня в дождливый день примерно через неделю после визита Поллианны к мистеру Джону Пендлтону Тимоти повёз мисс Полли на собрание благотворительного комитета. Часа в три она возвратилась с разрумянившимися щеками и растрёпанными лёгким влажным ветерком волосами. Некоторые шпильки, державшие причёску, ослабли, другие вообще выпали, и на свободу вырвались и распушились блестящие локоны.
Такой свою тётю Поллианна не видела ещё никогда.
– Ой, ой, ой! Так они у тебя тоже есть, тётушка, тоже есть! – восторженно кричала, пританцовывая вокруг неё, Поллианна.
– Да что у меня есть, что? Какая же ты непоседа!
– А я никогда и не знала, что они у тебя тоже есть! – продолжала, прыгая по гостиной, её племянница. – Разве они могут у кого-то быть, а он и не знает этого? Интересно, у меня они могли бы быть, как ты думаешь? – Поллианна принялась азартно трепать пальцами прямые пряди волос у себя над ушами. – Правда, они у меня всё равно не будут чёрными. Вот досада!
– Поллианна, потрудись объяснить, что всё это значит? – потребовала тётя Полли, неспешно снимая свою шляпку и пытаясь пригладить пришедшие в беспорядок волосы.
– О, нет-нет-нет, тётя Полли! Прошу тебя, нет! – восторг в голосе Поллианны сменился самым настоящим отчаянием. – Не приглаживай их, не надо! Это же я о них говорю, о твоих маленьких прелестных чёрных локонах. Тётя Полли, они же… бесподобны!
– Что ещё за глупости, Поллианна? Бесподобны! Скажи лучше, зачем ты ходила в комитет со своими нелепыми предложениями насчёт того маленького оборванца?
– И вовсе это не глупости, – возразила Поллианна, отвечая только на первый вопрос своей тётушки. – Ты сама не знаешь, какой красивой становишься с такими волосами! Послушай, тётя, позволь мне причесать тебя так, как я миссис Сноу причёсывала, и давай тебе в причёску цветок воткнём, а? Мне ужасно хочется увидеть тебя с цветком! Ты наверняка в сто раз красивее будешь, чем миссис Сноу. Нет, в миллион тысяч раз!
– Поллианна! – строгим голосом заговорила мисс Полли. Очень строгим, чтобы скрыть неожиданную радость, охватившую её после слов племянницы. Господи, раньше хоть кому-нибудь хотелось увидеть, какая она красивая? Да никому и никогда! – Ты не ответила на мой вопрос, Поллианна. Зачем ты обращалась в благотворительный комитет со своим нелепым предложением?
– Да, теперь-то я знаю, что оно нелепое. Но поняла я это только там, в комитете, когда выяснилось, что этим дамам важнее написать в отчёте, что они помогли каким-то инд… индусцам, чем Джимми. Тогда я написала дамам из моего благотворительного комитета, потому что от них Джимми тоже достаточно далеко, чтобы его можно было включить в отчёт. Может, они посчитают его за маленького мальчика из Индии, точно так же… Тётя Полли, а я для тебя тоже была маленькой индийской девочкой?.. Так ты позволишь мне причесать тебя?
Тетя Полли поднесла ладонь к горлу – к ней стремительно возвращалось старое, подзабытое уже ощущение полной беспомощности перед своей племянницей.
– Но, Поллианна, мне было так стыдно, когда наши дамы рассказали мне о том, как ты к ним приходила! Я…
– Ты не сказала! – вновь принялась пританцовывать Поллианна. – Ты не сказала, что мне нельзя заняться твоими волосами! А если не сказано «нет», это значит «да». Ну, примерно как с заливным для мистера Пендлтона получилось. Я ему не сказала, что это ты его прислала, но по моему «нет» он догадался, что «да». А теперь подожди минуточку, я только расчёску возьму.
– Но, Поллианна, Поллианна… – запротестовала тётя Полли, направляясь вслед за своей племянницей к выходу из гостиной.
– А, ты сюда решила прийти? Так это ещё лучше, – обрадовалась Поллианна, встречая мисс Полли в дверях её собственной спальни. – А где расчёска? Ага, вот она! Садись, садись, тётушка. Вот сюда. Ой, я так рада, что ты мне позволила себя причесать!
– Но, Поллианна, я… Я…
Договорить мисс Полли так и не удалось. Поражаясь своей беспомощности, она опустилась на низкий пуфик перед туалетным столиком, а над её волосами уже колдовали быстрые ловкие пальчики Поллианны.
– Ах, что за волосы у тебя, тётушка! Просто прелесть, а не волосы! – ворковала над ней племянница. – А насколько они гуще, чем у миссис Сноу, это просто удивительно! Наверное, это потому, что ты здорова и можешь бывать в таких местах, где тебя видят люди. Боже, да они, я думаю, глаз от тебя вскоре оторвать не смогут! Наверное, даже будут ругать тебя за то, что ты так долго от них такую красоту скрывала! Ах, тётя Полли! Я сделаю тебя такой красавицей, такой красавицей…
– Поллианна! – ахнул из-под густой копны волос слегка придушенный и явно удивлённый голос. – Я… Я сама не понимаю, почему вдруг позволила тебе заниматься с собой такими глупостями…
– Почему глупостями, тётя Полли? Какими глупостями? Я думаю, ты порадуешься тому, как теперь на тебя все вокруг смотреть будут! Ты сама разве не любишь на красивых людей смотреть? Я очень люблю, потому что, когда вижу некрасивых людей, мне их жалко становится.
– Да… но…
– А ещё я очень люблю кого-нибудь причёсывать, – не переставала ворковать Поллианна. – Я многих дам из нашего комитета причёсывала, но ни у кого из них не было таких красивых волос, как у тебя. У миссис Уайт, правда, были хорошие волосы, она просто великолепно выглядела, когда я её однажды принарядила. Ой, тётя Полли, я что-то придумала! Только это пока секрет! Прошу тебя, никуда не уходи и лучше вообще не двигайся. Я мигом вернусь, и мы закончим, осталось совсем чуть-чуть. Ничего не трогай и не подглядывай, я на секундочку!
Поллианна ураганом вылетела из комнаты. Вслух мисс Полли не сказала ничего. Про себя же подумала, что, конечно, уничтожит это творение племянницы и причешет волосы строго и правильно. Как подобает, одним словом. Ну а насчёт «не подглядывай»… Очень нужно ей подглядывать…
И в тот же момент, как это часто бывает, она, конечно же, взглянула на себя в зеркало. Ну, просто так, почему бы нет? Взглянула, и её щёки вспыхнули, словно осенний ветреный закат.
Так что же увидела мисс Полли там, в этом зеркале? Увидела она лицо – не молодое, что уж там скрывать, но живое, приятно удивлённое и слегка взволнованное. Розовые щёки (они, правда, почти сразу покраснели). Блестящие молодые глаза. Тёмные, всё ещё слегка влажные после улицы волосы, обрамляющие лицо свободными плавными волнами.
Это зрелище настолько захватило мисс Полли, что она моментально забыла о своём намерении причесать свои волосы «по-старому» – да вообще обо всём на свете забыла, и очнулась только тогда, когда в зеркале мелькнула Поллианна. Затем что-то промелькнуло перед глазами мисс Полли, закрыло их, и было завязано сзади на голове.
– Поллианна, что ты делаешь, Поллианна? – ахнула она.
– Сюрприз, тётя Полли, сюрприз! Боюсь, что ты станешь подглядывать, поэтому завязала тебе глаза платком. А теперь сиди спокойно. Это займёт всего одну минутку, а потом сможешь посмотреть.
– Но, Поллианна, – начала мисс Полли, пытаясь вслепую подняться на ноги. – Нет! Немедленно сними это! Что ты делаешь?
Что-то мягкое накрыло ей плечи, а Поллианна только ещё радостнее рассмеялась. Дрожащими от нетерпения пальцами она живописными складками укладывала на плечах своей тётки красивую кружевную шаль, слегка пожелтевшую от долгого лежания в сундуке и пропахшую лавандой, с помощью которой здесь боролись с молью. Эту шаль Поллианна приметила с неделю назад, когда Нэнси перебирала при ней хранившиеся на чердаке вещи. Вот и пришло ей сегодня в голову нарядить свою тётушку так же, как нарядила она когда-то миссис Уайт у себя дома на Западе.
Закончив укладывать шаль, Поллианна оценила результат своей работы и поняла, что не хватает одной, самой последней детали. Поняла и потащила мисс Полли на веранду, где на деревянной решётке виднелась запоздалая красная роза, до которой можно было дотянуться рукой.
– Поллианна, что ты делаешь? Куда ты меня тащишь? – безуспешно пыталась отбиться мисс Полли. – Поллианна, я не…
– На веранду тебя тащу, всего на минуточку! Сейчас всё будет готово, сейчас! – пыхтела от натуги Поллианна, дотягиваясь до розы. Сорвала её и воткнула в волосы мисс Полли, над её левым ухом. – Ну вот! Надеюсь, тебя порадует то, как я тебя нарядила и причесала!
С минуту примерно мисс Полли ошеломлённо рассматривала в зеркале себя и свой наряд, потом вдруг сдавленно вскрикнула, словно испугалась чего-то, и поспешила в свою комнату. Взглянув в ту сторону, где что-то привело в ужас её тётю, Поллианна сквозь открытое окно веранды увидела лошадь и двуколку, которая подвозила её к дому. Мужчину, державшего вожжи, Поллианна узнала мгновенно и радостно крикнула, высунувшись из окна:

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/chitat-onlayn/?art=69878701?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.