Атмосфера. Стихи, рассказы, очерки 2023 г
Атмосфера. Стихи, рассказы, очерки 2023 г
Елена Сомова
Новое – не всегда забытое старое, чаще новоестановится переосмыслением и даже отрицанием старого, – об этом говорят психологические фигуры лирическихгероев рассказов Елены Сомовой. Отзывы о стихах Елены Сомовой – самые восторженные от писателя Валериана Маркарова, Юрия Кублановского и многих других причастных к творчеству людей. О рассказах Елены Сомовой: «Сильно по сюжету, мысли, образности!». Александр Мелихов.
Атмосфера
Стихи, рассказы, очерки 2023 г
Елена Сомова
Верстка, корректура, обложка Елена Владимировна Сомова
© Елена Сомова, 2024
ISBN 978-5-0060-7594-8
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
2022 г октябрь.
Елена Владимировна Сомова родилась 2 августа 1966 года в г. Горьком. Окончила филфак ННГУ им. Лобачевского. В декабре 2023 г награждена Дипломом за поэзию: 3-е место в Международном русскоязычном поэтическом конкурсе «Дуэнде Лоркиано» – 2023 в рамках большого многосекционного и мультиязычного конкурса «Парнас» в г. Каникатти (Сицилия).
Лауреат «Российский писатель» по итогам 2023 года в номинации Критика. Знаковые публикации: «Новая Немига литературная» №6 2023 г, «Молодая гвардия» №4/2024, «Невский альманах» №4/2024, «Сетевая словесность», «Литературный Иерусалим» №37, «Текстура», «Клаузура», «Русский Глобус» (США), «Поэтоград» 2017, «45 параллель», «Линия фронта» -2020 г, «Новости женского рода»-2021, «Девочка на шаре, или Письма из детства»-2022, альманах «Клад» (АРТ – Роса), в сборнике памяти поэта Ольги Бешенковской «И надломиться над строкой» – издательство Gesamtherstellung Edita Gelsen e.V. (Германия, 2016). В 1997 году за свои стихи награждена поездкой в Хорватию на остров Крк, на совещание европейских авторов, результат поездки – публикация творческого резюме в журнале «Понтес» -97. Диплом финалистки литературного конкурса им. Дмитрия Симонова «Есть только музыка одна» —2021 в номинации «Поэзия». Лонг-лист премии Искандера-2020 за книгу стихов «Восстание Боттичелли». Автор 30-ти книг. Живет в России, в Нижнем Новгороде.
«Высокое небо выгуливает поздних птиц…»
Высокое небо выгуливает поздних птиц
Они еще помнят земли нескончаемый запах,
Цветы, семена, тонкий гул муравьиных столиц,
Гнезд вешних плетенья в когтистых забористых лапах,
Шум трав луговых и потравы стальное кольцо,
Где клоун Волошина в лапах гуляющих тварей.
Ах, кто бы взглянул на страдающее лицо
И сердце поэта в поганой обдуманной сваре.
Буравящим пламенем певчее сердце сквозит
Меж птицами в той высоте, где бессильны вулканы
И разнообразица войн. Злоба – хуже обмана,
Из Ада в Чистилище через Харона транзит.
21 окт. 23 г.
«О Родине бескровной и немой…»
О Родине бескровной и немой
В кривых ухватах пустоговорильни
Сказать словами, скрытыми стеной, —
Как ягодами в адовой давильне.
Сказать сердцам в коммерческой броне,
Разнюхавшим и вкус, и запах денег,
О доблести… Но помнят лишь истерик
Восторги свинские, как песни сатане,
И одураченных людей тоскливый берег.
8 ноября 2023 г.
«От белых рек сияющих манжет…»
От белых рек сияющих манжет
Утопленники мусорных корзин
Плывут за премиями – веслами в сюжет.
Играй, мышонок, под снегами зим!
Беги уткнуть норушку! Поддувал
Не меряно. Их статус прозевал,
Беги, мышонок, в теплую нору,
Продолжи там манжетную игру,
Перекуси от голода ту нить,
Что над зерном в мешке не развязать.
Она позволит быстро говорить,
Жуя ещё быстрей. Не занимать
Мышонку ловкости над чехардой,
Среди козлов он – важный козодой.
За хитрой челюстью «пи-пи» – язык,
А действует, как львиный грозный рык
С кувалдами для отягчённых дум
О том, кто стеклодув, а кто манул,
Кого погладить, а кого побить,
Кому заклеить, а кому разбить.
Водовороты разбухающих октав
Утильно квакают с лягушками впотьмах,
Играя Альбинони, перепев
Посмертно всплывших Орлеанских дев.
Уносит белая река взахлеб
Поэта, – он акулий был паёк.
Манжет от крови не перестирать,
Но в высший смысл стремится крабов рать,
И в спешке разгребая донный ил,
Забудут всех, кто был их сердцу мил.
9 ноября 2023 г.
«Так бесприютно было бродить среди брошенных елок…»
Так бесприютно было бродить среди брошенных елок,
Палок, топорщащихся, как ежи против танков.
Изгнан из дома шалун-приставала. Без санок
едет на елке верхом. Иглы-пчелки
долго вытаскивались из штанов под упреки.
Весь Новый год – это иглы, петарды и йоги —
долго встают из сугробов и целятся в сотик,
чтоб сообщить, что они «пока на работе».
Страшным похмельем жизни становятся будни, —
даже ребенок для пьяниц, будто день судный.
24 декабря 2023 г.
«Наковальня боли куёт постаменты врачам…»
Наковальня боли куёт постаменты врачам
Горячее ключей оборудованных кабинетов
Разве что молодая любовь.
Бивни этого света
Затыкают вулканные жерла большим трепачам.
О, когда же придёт обезглавленная победа?!
Можно голову заново и государству пришить,
Чтобы стало возможно прожить,
Не теряя статуса и здоровья.
Гимны глушат дудуканьем стоны с пляской коровьи.
Хитрый бес на том свете щекоткой будил Архимеда,
А досталось негодованье от спящего нам.
В бане спрятался стыд,
Прикрывается ёмкостью срам.
Осень – мир патриарха под трам-та-ра-рам.
Шепчут воды о снеге.
Листва о земле говорит.
Всюду стыд, словно скипетр.
Скоки Скиппи:
Прилавок саднит
Новой гадостью для упоенья желудков,
Усыпленья рассудка.
Уже кенгуровая будка
Мульти-счастьем дурачит,
И дурь несусветную длит,
Но у на есть delete.
Дрындолёт чистит зубы,
Считая, что выпрыгнет клык,
Осторожно: здесь бивни меняют на штык.
Палачовая дерзость при лазере – быстрая пытка,
И одна лишь попытка.
20 октября 2023 г.
«Капала, капала и лилась живая струя моей крови…»
Капала, капала и лилась живая струя моей крови
Крепко и накрепко жизнь прорастала любовью.
Хищно торчали клещи, готовили свой подвал
для воровской поденщины.
Ветер-самум вплетал
Ужасы гулкой трещины —
взлом пространства – разлука,
переплетенные руки
держат восторг военщины.
Жизнь сейчас – кровь и боль,
Красным и черным помечена.
Судорожно в неволе
переплетать, где прочерчено,
вклеивать, где убито
и вырезать, где мечено.
18 января 2024 г.
«Ни кленов, ни рябин …»
Ни кленов, ни рябин —
один сплошной туман
снеговорота, —
обличающий обман,
насмешка полусбрендивших высот,
как по снегам по пояс выйти, – кто бы смог?
Пласты снегов закапывают жизнь —
Не протолкнуться в серый увалень отчизн —
Лишь снег наслаивает метры ввысь,
и сто дорог свивает внутрь карниз.
Подвалит к ночи метрища два высь.
Снеговиковая по шею голова
на белом поле утекающих высот.
Вороны на ветвях затеяли фокстрот
в борьбе за корку с неба – этажей,
стеной восставших в поле бешеных ножей,
секущих пламенем открытого лица.
проваренного тухлого яйца.
Буравит снег и клацает метель
по яйцам лиц, спешащих в свой апрель,
в мелодию Нагайны – шип и свист.
и хвост, как столб,
и выживший артист —
Не разгребёт машину три часа,
чтоб выпрямиться мышцами лица —
там будет грим сличать похожесть мест,
где можно жить, где есть пути окрест.
19 января 2024 г.
«Я не смогу не думать о тебе…»
Я не смогу не думать о тебе
О двух планетах твоего пространства,
О двух мирах, пришедших не извне,
а изнутри меня, как постоянство.
Нас будет ветер ливнями терзать
и отдирать от плоскости, как свитки
любовных писем. Шелковые нитки
дождей привяжут и оставят звать
друг друга птицами. И будет день,
как тяжкий вздох. Отвинтит ветер в переулке,
прикрутит лампы и отбросит тень
на шубы снежные, как линии шкатулки
по снегу, и трапеции сгорят,
как память мачты с корабля из детства,
как хмурое и горькое наследство
терять, когда весь мир борьбой объят.
20 января 2024 г.
«Снежные пирожные в ветвях…»
Снежные пирожные в ветвях
Наполняют тихим ожиданьем,
Набивают и в душе бутон в цветах,
Заменяя вздохи и страданья.
В солнечные крыши во снегах
Смотришь, как на горные вершины
с домиками гномов. Минул страх —
Восполненье радостью решило
Время навсегда перевернуть,
В солнечный окрасив расстоянье,
И цветами застилая муть,
Открывает взору изваянье.
Я иду по радуге, и снег
Примет в свои пышные подушки,
если искры, излучая свет,
Зазвенят, как внука погремушки,
Смех послышится, сверкнет, как свет,
Озарит ликующую душу.
Свет – как сердцу радости ответ, —
Можешь ты его со мной послушать,
Умиротвориться и понять, как текут
вневременные реки.
Их теченье, словно высший труд,
Близкий сердцу, как цветы и снеги.
4 января 2024 г
Закон человечности
В миру неписанных страниц
В линейке взорванных законов
Лежит устав форзацем ниц, —
отбросил крылья пантеонов.
И не вольно дышать ему,
и трудно затаить дыханье,
из монстров вырвать состраданье
немыслимо в таком дыму:
коптильня движет все клешни,
гребущие к себе поближе,
склоняя жертв в праматерь – ниже —
в земли размеченные швы.
Черпателей не легион —
и больше, и ухваты шире.
Живая адская могила.
один утраченный закон.
15 января 2024 г.
Век ненависти
Век ненависти. Это современно:
Остывший уголь пишет о любви,
Которой не было в его крови,
И дождь из шланга падает смиренно,
Косит под настоящий дождь с утра.
Такая вот уж хлипкая пора,
Не даст сухой дорогой выйти в небо
И полетать, плюя на ширпотреба
Пестреющие слепки и на склепы,
Семейных бизнесов звереющие скрепки,
Как легион измученных дворняг,
Готовый жрать и лаять на стиляг.
23 окт. 23 г.
«Как будто включенный компьютер…»
Как будто включенный компьютер
меняет осени картинки:
гремят вороньи поединки
за плесень хлебную приюта.
И разворованы ветрами,
звенят разбуженные ветви,
листва над пестрыми дворами
плетёт ковры на километры.
Блеск мокрый, трепеты последних,
болтание на ложноножке,
и раскулаченные бредни
рябин, слоёные подстёжки
дорог, – ну как пирог на праздник!
Сегодня сердца именины!
Блистают щедрые картины
и рад взволнованный проказник!
Паук от спеси не зарделся —
висит под козырем подъезда,
крестом наспинным молит место
оставить – здесь он зиму грелся.
7 октября 2023 г.
«Поймать разноголосицу дорог…»
Поймать разноголосицу дорог
одну не выбрать – отрешиться в праве
желаний.
В небе лишь прочесть, кто Бог,
чтоб не пойти, как быдло, на закланье.
Но рубит холод щупальца любви,
и вспомнишь свет,
палящий жарко сердце…
И день, и ночь в закатной всё крови…
Что делать, раз не успеваю к дверце,
держащей света сноп над головой
и голубя в тревожном всплеске марта?!.
Друзей уж нет. Очнется кто живой?..
Лишь мертвый шелест в резвой тьме азарта.
4 сентября 2023 г.
«Стоит погода, как блаженство сна…»
Стоит погода, как блаженство сна,
осенняя сметанная весна,
как будто боли не было вовеки.
Воздушной белизны задумчивые реки
к земле спускались напоить весь мир,
но более всего – двоих,
что на горе Памир, —
В чистейшей белизне, как лилии метались
из мира в явь, колыша лепестки.
Тычинки ног и рук светло легки
то поднимались, то по снегу стлались.
И Богородице плетением казались,
плетением людей, как вязанка из трав,
а это из лебяжьих крыльев, став
единою судьбой, спасаясь от потрав
земных клыков, – как крепость, эта завязь.
24 октября 2023 г.
«На людной улице, что вечной пляской фар…»
На людной улице, что вечной пляской фар
готова паковать большие интересы
и перекрашивать, как стены, тротуар,
и бросить к телевизору на кресло
обдумать жизнь, как замкнутых колец
светящуюся череду восторга,
как пламя сердца и прыжок сквозь стресс
в объятья мага, трижды полубога.
Мечтаний шествие в конический предел
за сворами огней в реликтовой корзинке —
как пойманное чудо на гвозде,
пришпиленное к породненной стенке.
Мечтаний волшебство – на палочке ландрин —
фонарный постовой, смотрящий за востоком, —
не пропустить восход в агонии восторга,
как разгорающийся в новый год камин.
10 сентября 2023 г.
«Всё еще может быть! А я крылья сложила…»
Всё еще может быть! А я крылья сложила.
Когда? За пятьдесят, жизнь пролетела,
как одинокий журавль в небе – каменистая жила, —
как-то взлетел без мозгов по краю предела.
И развлекайся: лети, парься в бане, фотографируй,
целься в живое, пока в нём горит кровь измученная, нагая,
семечко клена. У мужа любовница Ира
тоже горит у меня в крови, как дуло нагана,
только горит еще ярче любовь, словно факел,
(Где же она, прежняя моя сила,
та, что от Льва, от моего зодиака?)
что «…от любви к подруге…» \ другу не излечила,
хоть поливай, – только сердце моё не гаснет.
Вера жива, а Надежда уже почила,
Будто с доски и в тетради стирает ластик.
1 октября 2023 г.
«В моих ошибках виновата я…»
В моих ошибках виновата я:
Не муж, любимый, не второй, не время,
Не подрастающее поколенье —
Я виновата и боязнь себя.
Стремясь к гармонии, звала еще,
И ненасытно мстила ожиданьем
Тому, кто предан. Мной. Моим гаданьем, —
Шел на любовь с кресалом и пращой.
Перелюбив, перекусала нить.
Я дрянь, не баба. Что мне говорить?!
И время мстит несбыточностью мне.
Везет, как мамонту: он жил и умер,
А я жива, но вымираю, – зуммер
И всё. Молчанье рыбье – как на дне.
Недосягаемость мечтаний – факт:
Когда мне поздно – открывались двери,
Фонтан восторга – нет, – спокойный лак,
Но внутренний протест: вдруг не поверят?
И осени магический краплак
Спешил толкнуть в метания химерик.
14 окт. 21 г.
«Промозгло так бывает от людей…»
Промозгло так бывает от людей
От едкой пошлости и подлости угарной
Вдруг поперхнуться смыслом, как кошмаром,
И небо вскрикнет, будто здесь злодей.
В дожде, смывающем и цветики с белья,
слезливость так обрывисто проскачет, —
В ее стаккато просьбы, это значит,
не зря дождь дробно стукал по плечам,
будто просил остановиться, чтоб
понять, куда иду, и долго ль буду
искать свою законную простуду
и может быть, термометр на лоб,
потом достопочтенного врача.
В промозглой дряни нечего бродить,
хоть даже в цвете лазеров, плетущих
по воздуху лагуну в водной гуще
дождя и трепета – из лабиринта нить.
12 ноября 2023 г.
«Догони время, вставь ему линзы …»
Догони время, вставь ему линзы —
лучше дорога видна,
пусть ему светят наши капризы,
здоровая наша трава:
спелый укроп, аромат базилика, мяты разглаженный лист.
Поймёт ли задумку индус магометыч —
лак на штиблетах и твист?
Славно кататься на лошади пони,
мчать километры верхом,
и не мычать, как дебилы на троне,
нос прикрывая цветком.
Чёткие знанья дороги, ухабов,
линз отпочкованный блик, —
всё только в плюс, если надо, так надо,
чтобы твой глаз не поник,
чтобы на ровной и гладкой дороге
в саване труп не стоял
и не крошил нервы, как носороги,
с краю цветочки не мял,
чтобы не портили жизни кредиты
и не махала страна
тонким платочком, сказав, что убито
время твоё задарма.
Путь очень важен, чтоб не столкнули
злые коллеги в бегу
за курсом доллара, йены, фикули,
также иголки в стогу,
что мы искали долго и трудно,
вырезав глобус резьбой,
чтобы не стало скучно и нудно.
Сослепу махом – косьбой
туго с планидой вне стратосферы
дырку копать на Луне,
пальцем крутить у виска, где пределы
больше и ширше вдвойне.
11 декабря 2023 г.
«Противный белый снег, вся эта лажа…»
Противный белый снег, вся эта лажа
мне поперек артерий пролегла,
такая мука, будто сердца кража
и времени. Скучнеют все дела.
Скучайте дальше, милые делишки!
Я вас хочу доделать, я могу,
но некогда, – тут снег, и много слишком —
и падает, кружась. Белиберду
неся в подносе крыши —
очень много. Надолго хватит всем, —
так значит, впрок.
И маленькие черненькие мыши,
Как люди, делят снеговой паёк.
Мечтайте, седовласые гориллы,
опившиеся, как не в СССР, —
на речке – сапогом, капусту – вилой,
и плавить снег под собственный размер.
Игра такая у детей: ложишься
на снежный пух – и ручками маши —
так нарисуешь ангела, и тише:
по снегу ангелы и малыши,
крылатые с рождения созданья.
держащие навеки мирозданье.
13 ноября 2023 г.
Страдания по поводу улетевшего счастья общения с ангелом
Выгрузилась на человека.
Он же не выдержал горечи века,
Слёз вдохновенья, площадки смиренья,
Стенки бетонной и ужаса плача,
Жизни нелепой, почти собачьей,
Несостыковок – несоответствий,
Низкой идиллии нового плебса,
Каверз ухабов, презрения слабых,
Падких до славы пеших лошадок
И вездесущих ракетно-быстрейших
Недосягаемых, почти леших.
Пчёлы на пенсию не выходят.
Два перманентные состоянья:
Пахота – спячка. Работа – горячка.
Прочие прелести нынче не в моде.
Сердцебиение лжепророка
В тазике с грелкой чаще заскока,
Но по прошествии лет мы видим:
Прав лжепророк, и на нас в обиде.
Выгрузила боль, как в соты
мёд, – и будто разбогатела
шагом ко мне навстречу. Предела
не замечал он и высшей ноты
голоса плача в жизни собачьей.
Жалко терять. Не рассчитала
Башни космического накала.
14 – 16 ноября 2023 г.
Просветление
Капустницы – белянки на лету
Снежиночные крылья рассыпали,
Струясь по заколдованной спирали,
К земле стремились, облетев беду,
И в зачарованную высоту
Взгляд от земли до неба поднимали,
У суеты мое вниманье крали,
Давая знак блаженства, красоту.
2003 г
«На дальнем солнце – предсказанья красоты…»
На дальнем солнце – предсказанья красоты
Как замки светятся дома, как звезды
Их отражатели. В пути уже морозы.
Ноябрьски трезвый свет из – под фаты
Тумана раннего, и позади все грозы.
Занепогодится лишь снегом, если снег
Еще воспринимаем человеком
Как благо для души, как пух и смех,
покрытье мехом, словно негой.
Не пачкайте снегов ни кровью, ни слезой, —
Это грешно, как бить невинного ребенка.
Свидетельствуя вечность, кинопленка —
Всем память мировая. Речь грозой.
Так небеса нам предрекают жить,
Приумножая доброту и праздник —
Не гнев и разрушения в экстазе, —
Лишь благодарность миру дать спеши.
3 Ноября 2023 г
«Всегда я замечаю фонари…»
Всегда я замечаю фонари
В окне двора: подобье бровных дуг
Их разветвленье. Не молчат они,
А рвутся сквозь магический испуг.
Взгляд гипнотичен. Их Андрей Тавров
Не замечал, но вдруг увидел так,
Что это было, как открытие вне слов, —
Болел он накануне. Смерти знак
Увидел, как прекрасное лицо,
Век революций – боль закрытых век,
Залитых тяжестью, будто свинцом.
Но даже так прощу я талый снег.
А человек, любя чертоги тайн,
Бросается в погоню. Красота
Чарует магией. Диагональ
Креста – в снежинке, микроскопы – вдаль.
Асфальт – как зеркало, он мокр и свеж,
В нём свет рисует быстро вертикаль, —
Трапецию снежинки. Вырезай
Фантазией, но солнца не порежь,
Оно – два ёжика в одном клубке,
И восклицает в искрах о заре.
Подумать только: в желтом колобке —
Весь мир, и фонари могли сгореть!
30 окт. – 3 ноя. 23 г.
«Это просто музыка в переводе на детский смех…»
Это просто музыка в переводе на детский смех,
Это радуга, радуга музыки,
перемещённая в детский взгляд,
пухлые пальчики сердца,
крохотная вермишель,
в душу бесцеремонно лезущая,
как в свою постель,
в мир души моей тайная дверца
и фонетики слабая «эль».
Мягко, тепло, щекотно, весело, озорно,
ладушки, бережно, сладко, щедро, хитро, вольно,
да кувырком и в прятки в самом смешном кино.
Оживляясь и молодея,
улетать мотыльком
в свежий ветер аллеи
с капелькой – огоньком!
И наблюдая нечто
в свой бинокль сердечный,
лет на двадцать путь млечный
выверить, как поток
музыки бесконечной,
света и лета исток.
29 ноября 2023 г.
«Кусочками врачебных состраданий…»
Кусочками врачебных состраданий
Я в детстве стала у работающей мамы:
То кашель, то кошель, как состязаний
шкала для родственников, черпателей хлама,
То баррикады стульев: я играю.
Театр поднял занавес, там куклы,
цирк с обезьяной Гришкой, поминутный
контроль режима, ну и панорама
дворовой горки, видной сквозь деревья,
и там стоят цыганские кочевья,
палатки для игры, становья.
Я умирающей от боли куклой
у Карабаса под хлыстом стонала,
считая. Гуттаперчиво – простудным
был воздух. И под первое сопрано
«Я в садик не пойду!» меня тащили
в концлагерь. Там хороший лагер-фюрер
с прекрасной дикцией рассказывал про Чили
и патриотах: защищая, главный умер,
и все ревели в голос безутешно.
Потом – ангина, семь микстур, конечно,
и в утренник – в слюде подарок сладкий
без вынутой, по наглой, шоколадки.
Кусочками учительских терзаний
я потом стала. Бабушка варенье
варила, умножая пчёл меж нами,
когда писала я стихотворенье,
хотелось сладкого, но всё потом, и потом
страдальческим добытых пенок сладких
мягчайшее на свете волшебство
тянуло к нам гостей на чай с вареньем.
Гостей, на сладкое варенье падких.
А денежки уплыли все к барыгам,
за ягоды уже штаны снимая,
твердя все сплетни околоток гадких,
пока не образумился владелец
купюр, не убежав в другую кару:
сбирать в корзинку, целый день потея,
кряхтя и пчел противных отгоняя,
всё тех же, что к нам лезли сквозь решётку
чтоб влипнуть и утопнуть в чашке рая.
И так я выросла. Компоты – в магазинах,
варенье – там же под названьем джемы.
И там же, где я юбочки носила,
все в брюках женщины, и выше цены.
4 – 5 декабря 2023 г.
«Сколько детей живёт и смеётся в груди твоей …»
Сколько детей живёт и смеётся в груди твоей —
Столько подарков готовить под Новый год,
Песен, в которых березовая свирель
Ветром поёт и поднимает восход.
Детками борется за тебя сам Бог,
Словно за хлеб, пробуждаясь в твоей груди, —
вечная жажда знаний. Ты взаперти
ловишь снежинки ртом.
Ты вокруг прости
всех навредивших.
Обида – тягчайший груз,
Сбрасывая мешки, молока попей, —
Много его, птичьего, ну и пусть
вызреет для тебя через мглу потерь.
Эта маркиза исчезнет, ты только верь.
Выдержи боль, как вино в подвале веков.
Видишь – в эпоху света открылась дверь, —
Это твоя возможность добыть улов
детского света в птице и тайне слов.
4 декабря 2023 г.
РАССКАЗЫ
Цирковой обряд
Жизнь, подлая служанка Хроноса, ты обкрадываешь людей, когда твой господин готовится совершить свой обряд над твоими детьми…
Ты отнимаешь любовь, охладив сердце тягучими морозными вечерами в их скучных квартирах с тупыми телевизионными рекламами. Подло изымаешь из памяти близких людей картинки бытия, когда твои возлюбленные дети видели молодость их родителей незрелыми взглядами младенцев, а спустя два десятка лет взыскательными взглядами мучеников, каторжников, обеспечивающих мировой прогресс в моровой дыре.
Жизнь, ты увечишь своим благоволением дать много, и берут в несколько раз больше по привычке брать, а ты тем временем ищешь новые жертвы. Найдешь и возвращаешься за старыми довершить свой издевательский смертельный обряд. Ты оставишь без зубов и без волос жертв твоих цирковых выкрутас, размягчишь их кости и мозг.
Какими они предстанут перед Господом? Со скрюченными спинами, лысыми, хромыми и слепыми, с жутким тремором и с клюшками, которыми не сыграешь в хоккей. Ты смеешься над людьми, жизнь, ты выкорчевываешь их интересы в угоду твоим издевательствам.
Ты смеешься над тем, как твои жертвы голыми деснами скребут по пище, которую не в силах разжевать после твоих обрядов, а в унитаз при потугах роняют свою печень.
Жизнь, твои нововведения оборачиваются ликом смерти к соглядатаям процесса твоих преобразований. Когда возлюбленная фокусника становится глубокой старухой, а сам он со слезами сознает свое бессилие совершить свою работу волшебника, ты, жизнь, надсмехаешься, посылая за умельцами поставить вопрос ребром, отменяя тебя, волшебник. Ты не отнимаешь реквизит, а просто даешь понять жертве его бессилие, а когда он признает себя пораженным, открываешь перед ним сосунка-неумеху, и тот, будущий козырь в твоей молотилке, корчится каверзной улыбкой, съезжая по стенке позора.
Некий цирковой обряд с человечеством совершая, властители прогресса ставят на попа трибуны политиков, вынося их вместе с говорильными постаментами и заменяя их площадками для шоу.
Вы любили? Ты жила, слыша голос его рядом, ощущая его дыхание? Искрилась диким счастьем обретения его пульса рядом со своим? Он хвалился друзьям своей победой над тобой, ты же стала его личной победой, ты ждешь, когда он вернется домой. Он тоже ждал ваших встреч поначалу, а потом приелось всё: твои повадки его соблазнить, незатейливые и добрые уловки любящей женщины. Разлюби монстра, он подделает тебя под прежнюю, вынув из тебя всё, что питало тебя изнутри: любовь твоих родителей и бабушки с дедом. Пока в тебе живет их любовь, ты защищена от всего плохого, даже если их уже нет на свете. Любовь вечна, когда ее не предают. Он же предал тебя, ты была его педалью для утех, а теперь его сын слегка по-иному нагадил другой девчонке. Ты понимаешь этот поступок как печать его высочества: наградить ребенком и исчезнуть. Это не печать, это твое тавро: будешь кобылой носиться по врачам и соцзащитникам, кабинетам и холлам, чтобы прокормить его молекулы, размножающиеся и лезущие в твое личное пространство, требующие полностью воссесть на твоем личном пространстве для жизни, воцариться и сделать рабыней его интересов тебя. Он выбрал твою мягкотелость целью для обмана тебя. Этот монстр оповестил тебя в том, что у его сына родился ребенок, и ты должна памяти вашей любви юности, – заботиться о нём, брошенным папой существе. Верх наглости и самообмана мумии любви. А он считает это современными отношениями. Он пополнит гамбургский счет своих интересов, съездит в отпуск зимой на заграничный курорт, пока ты паришься над задачами твоего бытия с добавленными от него тебе в целом его задачами, не нужными ему самому. Это как выбросить на помойку переставший служить пылесос. Нет, чтобы разгрузить тебя, так монстр всегда готов завалить своими кучами готовых для тебя проблем. А ты что, ушла на пенсию по недостатку ума? Решать его проблемы своим временем?! Борись за право человеческого существования! Вассал готов расположиться на твоей спине и стегать тебя плетками исподтишка, убеждая тебя в том, что это массаж спины. Он готов лихо попить твоей крови, и пересесть на другой объект для дальнейшего обогащения рабским твоим существованием, и снова похвалится перед соратниками по угнетению. А что будет с тобой после ограбления тебя здоровьем, его не касается. Он – «сын любимый родной природы». Ему всё можно даже тебя убить морально и выкинуть за забор его интересов.
Жить не нравится в непривычном обществе с очень сильно меняющимся наклоном в сторону, не приемлемую ранее. С народом голодный шок от сообщений о повышении стоимости коммунальных услуг, а он о тигренке, родившимся в зоопарке и помощи родильнице-тигрице. Большая часть в это время смотрящих телевизор сглатывает голодную слюну и с трепетом пустой надежды мечтает о том, что хоть кусочек счастья получит в виде пособия по бедности, и в сокровенном уголке души мечтает о хоть крохотном уголке в клетке с бесплатной арендой места. Кто-то боролся за свободу?..
Жизнь в новом обществе бабкам не нравилась. Не совпадали они своим нутром с нормами, противоречащими морали. Социальные институты утомились решать задачи молодых, стоящие противовесом задачам бывалых. Бывалыми в новом обществе называли бабусенций почти под сто лет. До ста доживали только те, кто не лез советами в жизнь молодых. Кто лез, напрочь лезвиями вопящих голосов порезался о защитные вопли из соседних комнат:
– Засунь свои советы обратно…
Далее шло определение и существительное, но данное определение своей эмоциональной экспрессивностью уже подготавливало к самому страшному для слуха «мирных граждан», ублажённых поездом счастья позапрошлой страны. В этом поезде ехали в рай, а попали в ад, где Дуримар жарил на сковородках своих подданных из сачков для ловли пиявок.
– Дайте дожить…, – раздавался слабый, иногда слегка возмущенный голос.
– Не дадим, самим жить негде, – оскаливались и без высшего умные хапули-сынули, не уступая в скорости прогрессивной мысли кочурам-дочурам. Кочующим от одного хахаля к другому, лишь бы только не оставаться наедине с отжившей свой век родимой разжиревшей доброй бабулей в виде холодильной тумбы, дающей еду.
Если хахали вовремя растворялись в толпе, деваться было некуда, приходилось возвращаться на круги своя и колесить чуть ли не на роликовом тренажерном велосипеде перед отжившими ум пережитками прошлого. Жалость к ним отмирала, подобно хвостам ящериц, или отдавленным щупальцам, протыкающим сердце насквозь, когда они давили на психику своими советами, актуальными два века назад.
Ева даже хула-хупами играла, подбрасывая их кверху, чтобы отвлечь от себя внимание старых пердунов, завладевших крепостью квартиры, где умерли ее родители, не выдержав напора яростной психологической поддержки ее предков. Отец спился, а мать без его поддержки от горя умерла, преследуема неприятностями, плотным кольцом обвивающими всю её хрупкую фигуру. Советы были чудовищны, растворяли в себе все мысли, нажитые родителями Евы в течение сорока пяти лет жизни. Советы предков спорили наотмашь с современной жизнью, а побитые ими потомки и их приличный жизненный опыт становились если не смешны, то абсурдны. Спорить было бесполезно, а существовать на удостоенных прежним государством квадратных метрах оказалось невозможным.
Ева спасалась домашними трюками на уницикле, в разговоре вежливо быстро крутила педали одноколесного циркового велосипеда, чтобы не застояться на одной только кухне. Уницикл был куплен ей в подарок, но никак не думала Ева, что придется ей на этом подарке ездить по дому. Цирковую студию пришлось оставить из личных соображений. На одном колесе далеко не уедешь, но вращения педалями помогали разрулить домашнее пространство по-своему, и вечные ценности оставались в душе, не выдергивая колючек из кактуса ее авторитета, не скандаля с отжившим палеозоем.
Этот палеозой чудил вольным светом. Когда от Евы сегодня утром уходил бой-френд, стало быть, Адам, оказалось, что ему за ночь стали малы ботинки. Новые ботинки тщательно выбирал Адам вместе с девушкой-продавщицей, чтобы перед Евой явиться франтом. Почему малы? Палеозой положил в ботинки стельки для тепла. Умиление сменилось рычаньем:
– Почему эти старые заплесневелые стельки в моих новых модных ботинках? – Адам был в гневе. – Два дня назад на конференцию спешил, и поздно обнаружил стельки в ботинках, когда вышел на солнцем залитую улицу. Пришлось разуваться прямо на улице, чтобы вынуть и выбросить ненужные стельки, так как идти было невозможно, ботинки с толстыми стельками сильно жали ступни и уродовали пальцы ног.
– Палеозой положил, для тепла. Заботятся о тебе, – молвила Ева. – Им хотелось отличиться, но денег на развлечения не было, и приходилось изобретать свои развлечения внутри дома.
Палеозой – престарелый дед и его бабуся довоенных времен, с требованиями высшего порядка и шашкой наголо собственных интересов.
Эти стельки выбесили Адама. Выбросить еще одни стельки он не мог, положил в пакет, чтобы предоставить владельцам, с просьбой не заботиться о нём, и сказать, что ноги у него не мерзнут.
Следующим финтом палеозоя были приношения, как богам, гнилых «подешевле» яблок двум наслаждающимся постельной любовью потомкам. Ярость или смех, но какие-то эмоции должны были возникнуть. Адам принял сотню раз выстиранный тещей целлофановый пакет с подгнившими яблоками, угрюмо выслушал, что темные пятна надо обрезать ножом, хотел было заорать, но посмотрев вниз, увидел смятые туфли и виноватую улыбку несчастной женщины в драной кофте, горловина которой была заколота большой булавкой на груди. Накатила такая жалость… Адам пообещал принести от своих родителей приличные туфли его мамы, которые ей давно уже малы, но не изношены. На этом разговор был закончен, но пришествия именно в ответственный перед женой момент, не прекратились. Адам стал просить Еву запретить матери приходить к ним в тот час, когда нельзя. Объяснить было проблемой, но слезы мамы вывели ее из равновесия.
– Мама, ну в чем мы виноваты перед тобой? Ты пытаешься войти в нашу комнату, когда мы сильно заняты. Мне сказать, чем заняты молодожены?
Мама сделала гримасу, выражающую ужас. Извинилась и ушла.
– Не обижайся! – вдогонку попросила Ева мать.
– Нет-нет, я не знала. Извините меня, пожалуйста.
Потом Ева родила, ребенка надо было водить в ясли и детсад, и снова стало донимать стремительное желание втиснуть между их жизнью свою помощь от мамы в новых туфлях свекрови дочери.
– Это уже хамство какое-то! Ну почему она является и долбит в дверь, когда я сплю? Ты просила ее придти и отвезти в ясли Надю?
– Нет, что ты! Я наоборот сказала не мешать нам. Я сама с удовольствием отвожу ребенка в ясли. Да и ни к чему отвозить каждый день, если ураганный ветер, дочке лучше побыть дома.
Оправдываясь перед мужем, Ева видела, что в его лице теряет помощника, а мать не хотела понимать ничего, и просовывала в дверную щель если не гниловатые яблоки, то еще чего-нибудь такого же отслужившего срок хранения, питания.
Адам не выдержал и сорвался:
– Я работаю, у моих жены и дочери есть всё. Перестаньте носить нам это гнилье. Вы издеваетесь над нами?! Вы ломитесь в дверь за час до моего подъема на работу, вы разрушаете нашу жизнь. Ева уже не маленькая девочка, чтобы так о ней печься.
Теща молча протянула денежную бумажку зятю и виновато взглянула прямо в глаза ему. Накал скандала разгорался. Это были деньги, которые мама Евы хотела положить на сберкнижку, сэкономив на качестве питания.
– Так у вас есть деньги! Отлично! Я уезжаю отсюда, и растите сами свою дочь, если вы считаете, что она маленькая!!! Свою дочь я забираю себе, мои родители вырастят.
С тещей стало плохо. Фигура ее обмякла, и по стенке начала сползать вниз.
– Я же хотела, как лучше… – слова были вытеснены из едва шевелящегося рта.
Адам поддержал тещу и передал ее в руки Евы.
– Мама, ты что? Ну, глупенькая моя, успокойся! Всё хорошо!
– Извините меня, пожалуйста. Отца в больницу с инфарктом увезли, а я не знаю, куда идти. Он так переживал за Еву, ты же у нас одна, дочка.
Уже на кухне мать пришла в себя. Ева налила ей чай и дала бутерброд. Адам слышал все ее слова, оставил денег и сказал, что ему, чтобы работать, необходимо высыпаться, иначе глаза не выдержат нагрузки. Он печатал фотографии на новом аппарате Кодак. За аппарат отвечал он лично, шеф никому не разрешал подходить к технике, за которую были заплачены огромные деньги. Эту аппаратуру надо было еще окупить, а работать спокойно мог только Адам, он эту технику привез вместе с шефом, получил разрешение и выиграл в конкурсе свой сертификат на работу. И теперь эта глупая женщина рушила его нервы и его семью, созданную не без труда. Всем друзьям надо было показать молодую жену еще до женитьбы, чтобы получить их одобрение, поговорить о жизни, расспросить, как у них в семье, какие трудности могут появиться, чтобы избежать их. Ева прошла все праздничные застолья, получила все одобрения от друзей мужа, а их было немало. А теперь вот этот стоп-кран понимания приводил в отчаяние.
При полном отсутствии времени на разбирательства, кто прав, кто виноват, Адам захотел спокойной жизни, и завел женщину самостоятельную, постарше. Это чтобы никто не мешал жить. В современной молотилке жизни уделять время родителям могут не все, и если у старших людей нет никакого дела на пенсии, то рушатся семьи молодых из-за желания родителей получить заветное душевное тепло их детей.
Не надо винить Адама, он пытался решить ситуацию мирно, однажды даже купил теще клубки шерстяных ниток и спицы для вязания, чтобы она не лезла в их семью ни советами, ни своей убогой помощью. Им с Евой нужно было просто время для жизни, их законное время на личное счастье. А маме Евы требовался живой жизненный спектакль, и чтобы этот спектакль проходил непременно перед ее глазами, чтобы рассказать ее папе о ней, единственной и поздней их дочке.
Разбитая склянка духов
Были эти великосветские именины, где племенная знать упражнялась в памятных речах, запивая восторги виновника торжества словами умиления. Весь кавардак кавалергардов с букетами, вытолкнутых мудрыми мамашами из дверей, да так, чтобы не передумали, как ленивых женихов послали свататься на праздник лжи и засранства.
Старый мухомор Федя Шапочник прошляпил невесту, и восседал на именинах среди салфеток треугольниками, салатов, тарталеток… Завороженный и семикрылый, сидел Федя и стряхивал пепел в свою шапку-не шапку, но на голове носил.
Вокруг порхали чижиками-пыжиками официанты, и их помощники. День был не то чтобы вялым, но несуразным. Начался он с карканья вороны, слышимое из окна, затем мадам Коржева, консьержка, принюхивалась к нему в парадной. Потом в библиотеке, будто случайно, наступила на ногу девушка, выронив свой блокнот со смайликами, и сама улыбнулась, извиняясь лицом смайлика.
«Это вы меня извините», – вежливо ответил Шапочник, и растворился в нафталинной пыли ученой толпы.
А вот вечером, когда Федя вышел из блестящего авто маменьки и очутился не дома, а по случаю собственных именин в ресторане, где под фанфары трубили поздравления голосом с гайморитом приглашенные маменькой чины, его разморило сильно. Словно пятьдесят лет каторжных трудов науки легли свиной тушей на плечи и загорали, пока осень не задождила, задолжав пару слезинок. И Федя решил стряхнуть груз прошлого, и пОшло раскланялся вдруг перед дамой. Изображая сиюминутную влюбленность, жених сбрызнул слезой свой рассказ перед дамой о своем светлом детстве, о катаниях в лодке и кумысе для поднятия иммунитета. Конское молоко приносила с базара няня, а ей наказывала маменька, закалывая ужасные волосы на темечке, будто так было хоть сколько-нибудь красивее. Дама устала зевать и вышла из игры, – слушать пьяный бред старого негодяя и маменькиного сынка не было сил и терпения.
– Мы вообще чего тут сидим? – заторопила бубновая дама Федю Шляпника, будто от ее слов он был способен на подвиг.
– А мы не сидим, мы летим, – осенило Шляпника под грохот стула, который дама не успела поддержать, убегая из-за стола, к которому уже бежал официант. В беге раскрасневшись, официант отсчитывал в уме свои чаевые плюс вознаграждение учреждению за приятный вечер, как вдруг на горизонте возникла дама треф. С усилием потирая свой затылок, будто ему на плечи уже взгромоздилась бубновая дама с выводком младенцев, рожденных от него, Федя Шляпник стал искать на столе заливную рыбу, чтобы было, чем отомстить официанту за бегство бубновой дамы и эту наглую кариесную щель дамы треф, оскаленную на него.
Обозвав форшмак заливной рыбой, Федя получил ботинком в нос от шеф-повара, вломясь в закулисье с кипящими кастрюлями и шипящими сковородками, минуя охрану. Мускулистый охранник работал вышибалой, зная правила содержания заведения и всех его посетителей, но на этот раз сплоховал, беседуя по сотовому тс-тс… Мелкий бес дергал все же Федю за ворот, отчего он суетно и нервно расчесывал шею под воротником рубашки.
– У вас аллергия? – услышал он приятный голос за спиной.
– Вы – видЕние? – состроил Федя гримасу, выбрасывая маминого любимого таракана из под воротника пиджака.
– Ой, я боюсь тараканов! – завопила что есть мочи червовая дама.
Она не была похожа на тетеньку боевого рабочего подполья, что есть мочи трудящуюся за денежным станком олигархического феодализма, сгорбленно волочащую себе домой в свой единственный на неделе выходной новый телевизор из М-видео. Такая тетенька несёт свой родной, только что купленный телевизор, по-особенному: схватив, как щенка за холку, драноватый пакет, в который вложен сей предмет в интеллектуально развитой стране: руки чуть даже присогнуты в локтях, будто она сейчас в футбольных воротах бдит, – сторожит их, чтобы не пропустить гол. Спина тоже согнута, а лопатки сведены, так что плечи лихо откинуты назад, но вся ее фигура при ходьбе усердно наклоняется вперед. И вот с такой типичной походкой вОрона на местном «поле Куликовом», по которому прошли добры молодцы из приличной забегаловки аж с книгами и сухими букетами, чешет баба вдоль улицы мимо распахнутых дверей соблазнительных магазинов. Чешет лихо так, сведя лопатки, растопырив локти и держа в руках чудо техники, схватив пакет за его загривок. Не повезло с мужем, который чинно нёс бы купленный телевизор. Сэкономив на муже и экспресс-доставке, хорошо идти, целеустремленно глядя вдаль, машинально выбирая из прохожих возможных знакомых. Бабье лето. Манящий хмель угасающего солнца. Бестрепетный хам за столиком в ресторане пытается закадрить даму, а она его – просто развести на деловые. Хамство времени. Обалденные глаза с объемной тушью.
«Нет, это блажь!», – вскрикивает совесть, безудержно давая советы на пути к раю. Далее – почти свадебные похороны огорчившейся родни, хамелеон в спальне и на кухне, в комнате – этот самый телевизор, и ностальгическое желание оказаться в ранней юности на пороге выбора.
И всего-то два года прошло или три…
Кому нравится имидж скотины, делает специально так, чтобы обиженные им люди еще раз ему произнесли его призвание. Он отодвигает намеченные планы все дальше и дальше, а реальность он облекает в неосуществленные мечтания, любовь – в страдания. Скотина превращает заслуженное счастье в отодвигаемый край, с которого это счастье просто разобьется, как склянка. Червовая дама ждала мужа с работы, но пришел скот, перевернул весь бисер наизнанку, предъявил несуществующие права на нее, нагадил в душу. Затем пришел муж, но чувство театральной сцены изменило еще в прошлый раз, когда она назвала его именем скота. «Сейчас убьет…», – подумала червовая дама, и приготовилась к худшему.
Изгаженная душа требовала отмывки, и она говорила не то, что хотела сказать, если бы не была изгажена ненавистным скотом. Он срежиссировал ее размолвку с мужем, внушив страх за вынужденное предательство, скот же не получил право на даму червей, ее согласие. Уверенной поступью он шел к ее дому, заранее зная, что сейчас будет. Холодная рука его скользнула рыбой в сердце, выпотрошило его, и заставило видеть сердечные мучения со стороны. Скот наслаждался властью и отобранным у ее мужа правом владеть ею. «Надо бить в рыло с размаха только лишь при его приближении», – подумала червовая дама, когда было уже совсем поздно. Никаких пустых реплик и вопросов: в рыло, и чтоб не слышать его скрежета. Она даже посоветовала такой исход подруге, но легко советовать, и трудно выполнить мечтания остервенелой тетки в схватке с тщеславием и обиженным сердцем.
На улице у подъезда стойкий аромат оповещал о страшном: разгневанный и оскорбленный муж с размаха разбил самые лучшие духи о стенку. В знак того, что эти духи, которые он хотел подарить ей, своей законной супруге, никогда уже не станут ее, лежали эти красивые стекляшечки во французском дыме иллюзий на русской почве.
В сад за аглеброй
Душа матери, мелкие бельевые прищепки, фантики от мороженого, высохший в упаковке лейкопластырь… Она точно отмороженная. Ей всегда было жарко от папиной любви, наверное. Теперь убирается, моет и пылесосит прямо по сердцу. Всю любовь выполоскала претензиями ко мне. Чашка для чая, моя… Плюнула в нее и пошла дальше убираться. Хорошо, когда чисто, и еще лысо и гладко, как в ее мозгах, бутоньерка приколота к извилине. Тянет чем-то непоправимо гадким, похоже, спиртовым. Непоправимо.
Эту дуру мать искала по улице, когда ей было 15 – 16 лет, помочь понять ей хотела, куда она падает, пожалеть и помочь – и только это. Не ругаться. Оказалось, всё уже бесполезно: ей промыли мозги соглядатаи деятельности ее матери через свою призму, прямо противоположную ее жизненной позиции. Оттого разговоры Марии с дочерью так тяжки: всю свою горькую жизнь перелили в нее соседки, всю боль за тяжкие труды над сознанием своих мужей-алкоголиков. И когда Мария со своей престарелой мамой встречается, ее тянет ноша жизни матери, тяжкая горькая сума с камнями и сниженной самооценкой, советы ее из мира сумрака сознания.
– Вся по горло в слезах всю жизнь, но учит жить, – чему? Как плакать и не увиливать, когда тебе веслом по башке дают?.. Меня такие встречи лишают иммунитета, – разговор с подругой переходит границы приличного в откровениях. – Тянет, как в тину, в свое безденежье и неумение поймать луч оптимистического взгляда на жизнь, в свой беспросвет любимый и такой привычный, желанный. Накатанный поколениями нищенского существования в рыданиях по совершенству, – разошлась в прениях Мария. Дочь родилась, луч света показался из-за туч. Так надо же явиться растоптать своим нищенством и этот луч, внушить ребенку, что мир – сер, одуванчики – месяц, а там снова зима, чернота, нытье и ка
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/elena-somova/atmosfera-stihi-i-rasskazy-2023-g-69872353/chitat-onlayn/?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Елена Сомова
Новое – не всегда забытое старое, чаще новоестановится переосмыслением и даже отрицанием старого, – об этом говорят психологические фигуры лирическихгероев рассказов Елены Сомовой. Отзывы о стихах Елены Сомовой – самые восторженные от писателя Валериана Маркарова, Юрия Кублановского и многих других причастных к творчеству людей. О рассказах Елены Сомовой: «Сильно по сюжету, мысли, образности!». Александр Мелихов.
Атмосфера
Стихи, рассказы, очерки 2023 г
Елена Сомова
Верстка, корректура, обложка Елена Владимировна Сомова
© Елена Сомова, 2024
ISBN 978-5-0060-7594-8
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
2022 г октябрь.
Елена Владимировна Сомова родилась 2 августа 1966 года в г. Горьком. Окончила филфак ННГУ им. Лобачевского. В декабре 2023 г награждена Дипломом за поэзию: 3-е место в Международном русскоязычном поэтическом конкурсе «Дуэнде Лоркиано» – 2023 в рамках большого многосекционного и мультиязычного конкурса «Парнас» в г. Каникатти (Сицилия).
Лауреат «Российский писатель» по итогам 2023 года в номинации Критика. Знаковые публикации: «Новая Немига литературная» №6 2023 г, «Молодая гвардия» №4/2024, «Невский альманах» №4/2024, «Сетевая словесность», «Литературный Иерусалим» №37, «Текстура», «Клаузура», «Русский Глобус» (США), «Поэтоград» 2017, «45 параллель», «Линия фронта» -2020 г, «Новости женского рода»-2021, «Девочка на шаре, или Письма из детства»-2022, альманах «Клад» (АРТ – Роса), в сборнике памяти поэта Ольги Бешенковской «И надломиться над строкой» – издательство Gesamtherstellung Edita Gelsen e.V. (Германия, 2016). В 1997 году за свои стихи награждена поездкой в Хорватию на остров Крк, на совещание европейских авторов, результат поездки – публикация творческого резюме в журнале «Понтес» -97. Диплом финалистки литературного конкурса им. Дмитрия Симонова «Есть только музыка одна» —2021 в номинации «Поэзия». Лонг-лист премии Искандера-2020 за книгу стихов «Восстание Боттичелли». Автор 30-ти книг. Живет в России, в Нижнем Новгороде.
«Высокое небо выгуливает поздних птиц…»
Высокое небо выгуливает поздних птиц
Они еще помнят земли нескончаемый запах,
Цветы, семена, тонкий гул муравьиных столиц,
Гнезд вешних плетенья в когтистых забористых лапах,
Шум трав луговых и потравы стальное кольцо,
Где клоун Волошина в лапах гуляющих тварей.
Ах, кто бы взглянул на страдающее лицо
И сердце поэта в поганой обдуманной сваре.
Буравящим пламенем певчее сердце сквозит
Меж птицами в той высоте, где бессильны вулканы
И разнообразица войн. Злоба – хуже обмана,
Из Ада в Чистилище через Харона транзит.
21 окт. 23 г.
«О Родине бескровной и немой…»
О Родине бескровной и немой
В кривых ухватах пустоговорильни
Сказать словами, скрытыми стеной, —
Как ягодами в адовой давильне.
Сказать сердцам в коммерческой броне,
Разнюхавшим и вкус, и запах денег,
О доблести… Но помнят лишь истерик
Восторги свинские, как песни сатане,
И одураченных людей тоскливый берег.
8 ноября 2023 г.
«От белых рек сияющих манжет…»
От белых рек сияющих манжет
Утопленники мусорных корзин
Плывут за премиями – веслами в сюжет.
Играй, мышонок, под снегами зим!
Беги уткнуть норушку! Поддувал
Не меряно. Их статус прозевал,
Беги, мышонок, в теплую нору,
Продолжи там манжетную игру,
Перекуси от голода ту нить,
Что над зерном в мешке не развязать.
Она позволит быстро говорить,
Жуя ещё быстрей. Не занимать
Мышонку ловкости над чехардой,
Среди козлов он – важный козодой.
За хитрой челюстью «пи-пи» – язык,
А действует, как львиный грозный рык
С кувалдами для отягчённых дум
О том, кто стеклодув, а кто манул,
Кого погладить, а кого побить,
Кому заклеить, а кому разбить.
Водовороты разбухающих октав
Утильно квакают с лягушками впотьмах,
Играя Альбинони, перепев
Посмертно всплывших Орлеанских дев.
Уносит белая река взахлеб
Поэта, – он акулий был паёк.
Манжет от крови не перестирать,
Но в высший смысл стремится крабов рать,
И в спешке разгребая донный ил,
Забудут всех, кто был их сердцу мил.
9 ноября 2023 г.
«Так бесприютно было бродить среди брошенных елок…»
Так бесприютно было бродить среди брошенных елок,
Палок, топорщащихся, как ежи против танков.
Изгнан из дома шалун-приставала. Без санок
едет на елке верхом. Иглы-пчелки
долго вытаскивались из штанов под упреки.
Весь Новый год – это иглы, петарды и йоги —
долго встают из сугробов и целятся в сотик,
чтоб сообщить, что они «пока на работе».
Страшным похмельем жизни становятся будни, —
даже ребенок для пьяниц, будто день судный.
24 декабря 2023 г.
«Наковальня боли куёт постаменты врачам…»
Наковальня боли куёт постаменты врачам
Горячее ключей оборудованных кабинетов
Разве что молодая любовь.
Бивни этого света
Затыкают вулканные жерла большим трепачам.
О, когда же придёт обезглавленная победа?!
Можно голову заново и государству пришить,
Чтобы стало возможно прожить,
Не теряя статуса и здоровья.
Гимны глушат дудуканьем стоны с пляской коровьи.
Хитрый бес на том свете щекоткой будил Архимеда,
А досталось негодованье от спящего нам.
В бане спрятался стыд,
Прикрывается ёмкостью срам.
Осень – мир патриарха под трам-та-ра-рам.
Шепчут воды о снеге.
Листва о земле говорит.
Всюду стыд, словно скипетр.
Скоки Скиппи:
Прилавок саднит
Новой гадостью для упоенья желудков,
Усыпленья рассудка.
Уже кенгуровая будка
Мульти-счастьем дурачит,
И дурь несусветную длит,
Но у на есть delete.
Дрындолёт чистит зубы,
Считая, что выпрыгнет клык,
Осторожно: здесь бивни меняют на штык.
Палачовая дерзость при лазере – быстрая пытка,
И одна лишь попытка.
20 октября 2023 г.
«Капала, капала и лилась живая струя моей крови…»
Капала, капала и лилась живая струя моей крови
Крепко и накрепко жизнь прорастала любовью.
Хищно торчали клещи, готовили свой подвал
для воровской поденщины.
Ветер-самум вплетал
Ужасы гулкой трещины —
взлом пространства – разлука,
переплетенные руки
держат восторг военщины.
Жизнь сейчас – кровь и боль,
Красным и черным помечена.
Судорожно в неволе
переплетать, где прочерчено,
вклеивать, где убито
и вырезать, где мечено.
18 января 2024 г.
«Ни кленов, ни рябин …»
Ни кленов, ни рябин —
один сплошной туман
снеговорота, —
обличающий обман,
насмешка полусбрендивших высот,
как по снегам по пояс выйти, – кто бы смог?
Пласты снегов закапывают жизнь —
Не протолкнуться в серый увалень отчизн —
Лишь снег наслаивает метры ввысь,
и сто дорог свивает внутрь карниз.
Подвалит к ночи метрища два высь.
Снеговиковая по шею голова
на белом поле утекающих высот.
Вороны на ветвях затеяли фокстрот
в борьбе за корку с неба – этажей,
стеной восставших в поле бешеных ножей,
секущих пламенем открытого лица.
проваренного тухлого яйца.
Буравит снег и клацает метель
по яйцам лиц, спешащих в свой апрель,
в мелодию Нагайны – шип и свист.
и хвост, как столб,
и выживший артист —
Не разгребёт машину три часа,
чтоб выпрямиться мышцами лица —
там будет грим сличать похожесть мест,
где можно жить, где есть пути окрест.
19 января 2024 г.
«Я не смогу не думать о тебе…»
Я не смогу не думать о тебе
О двух планетах твоего пространства,
О двух мирах, пришедших не извне,
а изнутри меня, как постоянство.
Нас будет ветер ливнями терзать
и отдирать от плоскости, как свитки
любовных писем. Шелковые нитки
дождей привяжут и оставят звать
друг друга птицами. И будет день,
как тяжкий вздох. Отвинтит ветер в переулке,
прикрутит лампы и отбросит тень
на шубы снежные, как линии шкатулки
по снегу, и трапеции сгорят,
как память мачты с корабля из детства,
как хмурое и горькое наследство
терять, когда весь мир борьбой объят.
20 января 2024 г.
«Снежные пирожные в ветвях…»
Снежные пирожные в ветвях
Наполняют тихим ожиданьем,
Набивают и в душе бутон в цветах,
Заменяя вздохи и страданья.
В солнечные крыши во снегах
Смотришь, как на горные вершины
с домиками гномов. Минул страх —
Восполненье радостью решило
Время навсегда перевернуть,
В солнечный окрасив расстоянье,
И цветами застилая муть,
Открывает взору изваянье.
Я иду по радуге, и снег
Примет в свои пышные подушки,
если искры, излучая свет,
Зазвенят, как внука погремушки,
Смех послышится, сверкнет, как свет,
Озарит ликующую душу.
Свет – как сердцу радости ответ, —
Можешь ты его со мной послушать,
Умиротвориться и понять, как текут
вневременные реки.
Их теченье, словно высший труд,
Близкий сердцу, как цветы и снеги.
4 января 2024 г
Закон человечности
В миру неписанных страниц
В линейке взорванных законов
Лежит устав форзацем ниц, —
отбросил крылья пантеонов.
И не вольно дышать ему,
и трудно затаить дыханье,
из монстров вырвать состраданье
немыслимо в таком дыму:
коптильня движет все клешни,
гребущие к себе поближе,
склоняя жертв в праматерь – ниже —
в земли размеченные швы.
Черпателей не легион —
и больше, и ухваты шире.
Живая адская могила.
один утраченный закон.
15 января 2024 г.
Век ненависти
Век ненависти. Это современно:
Остывший уголь пишет о любви,
Которой не было в его крови,
И дождь из шланга падает смиренно,
Косит под настоящий дождь с утра.
Такая вот уж хлипкая пора,
Не даст сухой дорогой выйти в небо
И полетать, плюя на ширпотреба
Пестреющие слепки и на склепы,
Семейных бизнесов звереющие скрепки,
Как легион измученных дворняг,
Готовый жрать и лаять на стиляг.
23 окт. 23 г.
«Как будто включенный компьютер…»
Как будто включенный компьютер
меняет осени картинки:
гремят вороньи поединки
за плесень хлебную приюта.
И разворованы ветрами,
звенят разбуженные ветви,
листва над пестрыми дворами
плетёт ковры на километры.
Блеск мокрый, трепеты последних,
болтание на ложноножке,
и раскулаченные бредни
рябин, слоёные подстёжки
дорог, – ну как пирог на праздник!
Сегодня сердца именины!
Блистают щедрые картины
и рад взволнованный проказник!
Паук от спеси не зарделся —
висит под козырем подъезда,
крестом наспинным молит место
оставить – здесь он зиму грелся.
7 октября 2023 г.
«Поймать разноголосицу дорог…»
Поймать разноголосицу дорог
одну не выбрать – отрешиться в праве
желаний.
В небе лишь прочесть, кто Бог,
чтоб не пойти, как быдло, на закланье.
Но рубит холод щупальца любви,
и вспомнишь свет,
палящий жарко сердце…
И день, и ночь в закатной всё крови…
Что делать, раз не успеваю к дверце,
держащей света сноп над головой
и голубя в тревожном всплеске марта?!.
Друзей уж нет. Очнется кто живой?..
Лишь мертвый шелест в резвой тьме азарта.
4 сентября 2023 г.
«Стоит погода, как блаженство сна…»
Стоит погода, как блаженство сна,
осенняя сметанная весна,
как будто боли не было вовеки.
Воздушной белизны задумчивые реки
к земле спускались напоить весь мир,
но более всего – двоих,
что на горе Памир, —
В чистейшей белизне, как лилии метались
из мира в явь, колыша лепестки.
Тычинки ног и рук светло легки
то поднимались, то по снегу стлались.
И Богородице плетением казались,
плетением людей, как вязанка из трав,
а это из лебяжьих крыльев, став
единою судьбой, спасаясь от потрав
земных клыков, – как крепость, эта завязь.
24 октября 2023 г.
«На людной улице, что вечной пляской фар…»
На людной улице, что вечной пляской фар
готова паковать большие интересы
и перекрашивать, как стены, тротуар,
и бросить к телевизору на кресло
обдумать жизнь, как замкнутых колец
светящуюся череду восторга,
как пламя сердца и прыжок сквозь стресс
в объятья мага, трижды полубога.
Мечтаний шествие в конический предел
за сворами огней в реликтовой корзинке —
как пойманное чудо на гвозде,
пришпиленное к породненной стенке.
Мечтаний волшебство – на палочке ландрин —
фонарный постовой, смотрящий за востоком, —
не пропустить восход в агонии восторга,
как разгорающийся в новый год камин.
10 сентября 2023 г.
«Всё еще может быть! А я крылья сложила…»
Всё еще может быть! А я крылья сложила.
Когда? За пятьдесят, жизнь пролетела,
как одинокий журавль в небе – каменистая жила, —
как-то взлетел без мозгов по краю предела.
И развлекайся: лети, парься в бане, фотографируй,
целься в живое, пока в нём горит кровь измученная, нагая,
семечко клена. У мужа любовница Ира
тоже горит у меня в крови, как дуло нагана,
только горит еще ярче любовь, словно факел,
(Где же она, прежняя моя сила,
та, что от Льва, от моего зодиака?)
что «…от любви к подруге…» \ другу не излечила,
хоть поливай, – только сердце моё не гаснет.
Вера жива, а Надежда уже почила,
Будто с доски и в тетради стирает ластик.
1 октября 2023 г.
«В моих ошибках виновата я…»
В моих ошибках виновата я:
Не муж, любимый, не второй, не время,
Не подрастающее поколенье —
Я виновата и боязнь себя.
Стремясь к гармонии, звала еще,
И ненасытно мстила ожиданьем
Тому, кто предан. Мной. Моим гаданьем, —
Шел на любовь с кресалом и пращой.
Перелюбив, перекусала нить.
Я дрянь, не баба. Что мне говорить?!
И время мстит несбыточностью мне.
Везет, как мамонту: он жил и умер,
А я жива, но вымираю, – зуммер
И всё. Молчанье рыбье – как на дне.
Недосягаемость мечтаний – факт:
Когда мне поздно – открывались двери,
Фонтан восторга – нет, – спокойный лак,
Но внутренний протест: вдруг не поверят?
И осени магический краплак
Спешил толкнуть в метания химерик.
14 окт. 21 г.
«Промозгло так бывает от людей…»
Промозгло так бывает от людей
От едкой пошлости и подлости угарной
Вдруг поперхнуться смыслом, как кошмаром,
И небо вскрикнет, будто здесь злодей.
В дожде, смывающем и цветики с белья,
слезливость так обрывисто проскачет, —
В ее стаккато просьбы, это значит,
не зря дождь дробно стукал по плечам,
будто просил остановиться, чтоб
понять, куда иду, и долго ль буду
искать свою законную простуду
и может быть, термометр на лоб,
потом достопочтенного врача.
В промозглой дряни нечего бродить,
хоть даже в цвете лазеров, плетущих
по воздуху лагуну в водной гуще
дождя и трепета – из лабиринта нить.
12 ноября 2023 г.
«Догони время, вставь ему линзы …»
Догони время, вставь ему линзы —
лучше дорога видна,
пусть ему светят наши капризы,
здоровая наша трава:
спелый укроп, аромат базилика, мяты разглаженный лист.
Поймёт ли задумку индус магометыч —
лак на штиблетах и твист?
Славно кататься на лошади пони,
мчать километры верхом,
и не мычать, как дебилы на троне,
нос прикрывая цветком.
Чёткие знанья дороги, ухабов,
линз отпочкованный блик, —
всё только в плюс, если надо, так надо,
чтобы твой глаз не поник,
чтобы на ровной и гладкой дороге
в саване труп не стоял
и не крошил нервы, как носороги,
с краю цветочки не мял,
чтобы не портили жизни кредиты
и не махала страна
тонким платочком, сказав, что убито
время твоё задарма.
Путь очень важен, чтоб не столкнули
злые коллеги в бегу
за курсом доллара, йены, фикули,
также иголки в стогу,
что мы искали долго и трудно,
вырезав глобус резьбой,
чтобы не стало скучно и нудно.
Сослепу махом – косьбой
туго с планидой вне стратосферы
дырку копать на Луне,
пальцем крутить у виска, где пределы
больше и ширше вдвойне.
11 декабря 2023 г.
«Противный белый снег, вся эта лажа…»
Противный белый снег, вся эта лажа
мне поперек артерий пролегла,
такая мука, будто сердца кража
и времени. Скучнеют все дела.
Скучайте дальше, милые делишки!
Я вас хочу доделать, я могу,
но некогда, – тут снег, и много слишком —
и падает, кружась. Белиберду
неся в подносе крыши —
очень много. Надолго хватит всем, —
так значит, впрок.
И маленькие черненькие мыши,
Как люди, делят снеговой паёк.
Мечтайте, седовласые гориллы,
опившиеся, как не в СССР, —
на речке – сапогом, капусту – вилой,
и плавить снег под собственный размер.
Игра такая у детей: ложишься
на снежный пух – и ручками маши —
так нарисуешь ангела, и тише:
по снегу ангелы и малыши,
крылатые с рождения созданья.
держащие навеки мирозданье.
13 ноября 2023 г.
Страдания по поводу улетевшего счастья общения с ангелом
Выгрузилась на человека.
Он же не выдержал горечи века,
Слёз вдохновенья, площадки смиренья,
Стенки бетонной и ужаса плача,
Жизни нелепой, почти собачьей,
Несостыковок – несоответствий,
Низкой идиллии нового плебса,
Каверз ухабов, презрения слабых,
Падких до славы пеших лошадок
И вездесущих ракетно-быстрейших
Недосягаемых, почти леших.
Пчёлы на пенсию не выходят.
Два перманентные состоянья:
Пахота – спячка. Работа – горячка.
Прочие прелести нынче не в моде.
Сердцебиение лжепророка
В тазике с грелкой чаще заскока,
Но по прошествии лет мы видим:
Прав лжепророк, и на нас в обиде.
Выгрузила боль, как в соты
мёд, – и будто разбогатела
шагом ко мне навстречу. Предела
не замечал он и высшей ноты
голоса плача в жизни собачьей.
Жалко терять. Не рассчитала
Башни космического накала.
14 – 16 ноября 2023 г.
Просветление
Капустницы – белянки на лету
Снежиночные крылья рассыпали,
Струясь по заколдованной спирали,
К земле стремились, облетев беду,
И в зачарованную высоту
Взгляд от земли до неба поднимали,
У суеты мое вниманье крали,
Давая знак блаженства, красоту.
2003 г
«На дальнем солнце – предсказанья красоты…»
На дальнем солнце – предсказанья красоты
Как замки светятся дома, как звезды
Их отражатели. В пути уже морозы.
Ноябрьски трезвый свет из – под фаты
Тумана раннего, и позади все грозы.
Занепогодится лишь снегом, если снег
Еще воспринимаем человеком
Как благо для души, как пух и смех,
покрытье мехом, словно негой.
Не пачкайте снегов ни кровью, ни слезой, —
Это грешно, как бить невинного ребенка.
Свидетельствуя вечность, кинопленка —
Всем память мировая. Речь грозой.
Так небеса нам предрекают жить,
Приумножая доброту и праздник —
Не гнев и разрушения в экстазе, —
Лишь благодарность миру дать спеши.
3 Ноября 2023 г
«Всегда я замечаю фонари…»
Всегда я замечаю фонари
В окне двора: подобье бровных дуг
Их разветвленье. Не молчат они,
А рвутся сквозь магический испуг.
Взгляд гипнотичен. Их Андрей Тавров
Не замечал, но вдруг увидел так,
Что это было, как открытие вне слов, —
Болел он накануне. Смерти знак
Увидел, как прекрасное лицо,
Век революций – боль закрытых век,
Залитых тяжестью, будто свинцом.
Но даже так прощу я талый снег.
А человек, любя чертоги тайн,
Бросается в погоню. Красота
Чарует магией. Диагональ
Креста – в снежинке, микроскопы – вдаль.
Асфальт – как зеркало, он мокр и свеж,
В нём свет рисует быстро вертикаль, —
Трапецию снежинки. Вырезай
Фантазией, но солнца не порежь,
Оно – два ёжика в одном клубке,
И восклицает в искрах о заре.
Подумать только: в желтом колобке —
Весь мир, и фонари могли сгореть!
30 окт. – 3 ноя. 23 г.
«Это просто музыка в переводе на детский смех…»
Это просто музыка в переводе на детский смех,
Это радуга, радуга музыки,
перемещённая в детский взгляд,
пухлые пальчики сердца,
крохотная вермишель,
в душу бесцеремонно лезущая,
как в свою постель,
в мир души моей тайная дверца
и фонетики слабая «эль».
Мягко, тепло, щекотно, весело, озорно,
ладушки, бережно, сладко, щедро, хитро, вольно,
да кувырком и в прятки в самом смешном кино.
Оживляясь и молодея,
улетать мотыльком
в свежий ветер аллеи
с капелькой – огоньком!
И наблюдая нечто
в свой бинокль сердечный,
лет на двадцать путь млечный
выверить, как поток
музыки бесконечной,
света и лета исток.
29 ноября 2023 г.
«Кусочками врачебных состраданий…»
Кусочками врачебных состраданий
Я в детстве стала у работающей мамы:
То кашель, то кошель, как состязаний
шкала для родственников, черпателей хлама,
То баррикады стульев: я играю.
Театр поднял занавес, там куклы,
цирк с обезьяной Гришкой, поминутный
контроль режима, ну и панорама
дворовой горки, видной сквозь деревья,
и там стоят цыганские кочевья,
палатки для игры, становья.
Я умирающей от боли куклой
у Карабаса под хлыстом стонала,
считая. Гуттаперчиво – простудным
был воздух. И под первое сопрано
«Я в садик не пойду!» меня тащили
в концлагерь. Там хороший лагер-фюрер
с прекрасной дикцией рассказывал про Чили
и патриотах: защищая, главный умер,
и все ревели в голос безутешно.
Потом – ангина, семь микстур, конечно,
и в утренник – в слюде подарок сладкий
без вынутой, по наглой, шоколадки.
Кусочками учительских терзаний
я потом стала. Бабушка варенье
варила, умножая пчёл меж нами,
когда писала я стихотворенье,
хотелось сладкого, но всё потом, и потом
страдальческим добытых пенок сладких
мягчайшее на свете волшебство
тянуло к нам гостей на чай с вареньем.
Гостей, на сладкое варенье падких.
А денежки уплыли все к барыгам,
за ягоды уже штаны снимая,
твердя все сплетни околоток гадких,
пока не образумился владелец
купюр, не убежав в другую кару:
сбирать в корзинку, целый день потея,
кряхтя и пчел противных отгоняя,
всё тех же, что к нам лезли сквозь решётку
чтоб влипнуть и утопнуть в чашке рая.
И так я выросла. Компоты – в магазинах,
варенье – там же под названьем джемы.
И там же, где я юбочки носила,
все в брюках женщины, и выше цены.
4 – 5 декабря 2023 г.
«Сколько детей живёт и смеётся в груди твоей …»
Сколько детей живёт и смеётся в груди твоей —
Столько подарков готовить под Новый год,
Песен, в которых березовая свирель
Ветром поёт и поднимает восход.
Детками борется за тебя сам Бог,
Словно за хлеб, пробуждаясь в твоей груди, —
вечная жажда знаний. Ты взаперти
ловишь снежинки ртом.
Ты вокруг прости
всех навредивших.
Обида – тягчайший груз,
Сбрасывая мешки, молока попей, —
Много его, птичьего, ну и пусть
вызреет для тебя через мглу потерь.
Эта маркиза исчезнет, ты только верь.
Выдержи боль, как вино в подвале веков.
Видишь – в эпоху света открылась дверь, —
Это твоя возможность добыть улов
детского света в птице и тайне слов.
4 декабря 2023 г.
РАССКАЗЫ
Цирковой обряд
Жизнь, подлая служанка Хроноса, ты обкрадываешь людей, когда твой господин готовится совершить свой обряд над твоими детьми…
Ты отнимаешь любовь, охладив сердце тягучими морозными вечерами в их скучных квартирах с тупыми телевизионными рекламами. Подло изымаешь из памяти близких людей картинки бытия, когда твои возлюбленные дети видели молодость их родителей незрелыми взглядами младенцев, а спустя два десятка лет взыскательными взглядами мучеников, каторжников, обеспечивающих мировой прогресс в моровой дыре.
Жизнь, ты увечишь своим благоволением дать много, и берут в несколько раз больше по привычке брать, а ты тем временем ищешь новые жертвы. Найдешь и возвращаешься за старыми довершить свой издевательский смертельный обряд. Ты оставишь без зубов и без волос жертв твоих цирковых выкрутас, размягчишь их кости и мозг.
Какими они предстанут перед Господом? Со скрюченными спинами, лысыми, хромыми и слепыми, с жутким тремором и с клюшками, которыми не сыграешь в хоккей. Ты смеешься над людьми, жизнь, ты выкорчевываешь их интересы в угоду твоим издевательствам.
Ты смеешься над тем, как твои жертвы голыми деснами скребут по пище, которую не в силах разжевать после твоих обрядов, а в унитаз при потугах роняют свою печень.
Жизнь, твои нововведения оборачиваются ликом смерти к соглядатаям процесса твоих преобразований. Когда возлюбленная фокусника становится глубокой старухой, а сам он со слезами сознает свое бессилие совершить свою работу волшебника, ты, жизнь, надсмехаешься, посылая за умельцами поставить вопрос ребром, отменяя тебя, волшебник. Ты не отнимаешь реквизит, а просто даешь понять жертве его бессилие, а когда он признает себя пораженным, открываешь перед ним сосунка-неумеху, и тот, будущий козырь в твоей молотилке, корчится каверзной улыбкой, съезжая по стенке позора.
Некий цирковой обряд с человечеством совершая, властители прогресса ставят на попа трибуны политиков, вынося их вместе с говорильными постаментами и заменяя их площадками для шоу.
Вы любили? Ты жила, слыша голос его рядом, ощущая его дыхание? Искрилась диким счастьем обретения его пульса рядом со своим? Он хвалился друзьям своей победой над тобой, ты же стала его личной победой, ты ждешь, когда он вернется домой. Он тоже ждал ваших встреч поначалу, а потом приелось всё: твои повадки его соблазнить, незатейливые и добрые уловки любящей женщины. Разлюби монстра, он подделает тебя под прежнюю, вынув из тебя всё, что питало тебя изнутри: любовь твоих родителей и бабушки с дедом. Пока в тебе живет их любовь, ты защищена от всего плохого, даже если их уже нет на свете. Любовь вечна, когда ее не предают. Он же предал тебя, ты была его педалью для утех, а теперь его сын слегка по-иному нагадил другой девчонке. Ты понимаешь этот поступок как печать его высочества: наградить ребенком и исчезнуть. Это не печать, это твое тавро: будешь кобылой носиться по врачам и соцзащитникам, кабинетам и холлам, чтобы прокормить его молекулы, размножающиеся и лезущие в твое личное пространство, требующие полностью воссесть на твоем личном пространстве для жизни, воцариться и сделать рабыней его интересов тебя. Он выбрал твою мягкотелость целью для обмана тебя. Этот монстр оповестил тебя в том, что у его сына родился ребенок, и ты должна памяти вашей любви юности, – заботиться о нём, брошенным папой существе. Верх наглости и самообмана мумии любви. А он считает это современными отношениями. Он пополнит гамбургский счет своих интересов, съездит в отпуск зимой на заграничный курорт, пока ты паришься над задачами твоего бытия с добавленными от него тебе в целом его задачами, не нужными ему самому. Это как выбросить на помойку переставший служить пылесос. Нет, чтобы разгрузить тебя, так монстр всегда готов завалить своими кучами готовых для тебя проблем. А ты что, ушла на пенсию по недостатку ума? Решать его проблемы своим временем?! Борись за право человеческого существования! Вассал готов расположиться на твоей спине и стегать тебя плетками исподтишка, убеждая тебя в том, что это массаж спины. Он готов лихо попить твоей крови, и пересесть на другой объект для дальнейшего обогащения рабским твоим существованием, и снова похвалится перед соратниками по угнетению. А что будет с тобой после ограбления тебя здоровьем, его не касается. Он – «сын любимый родной природы». Ему всё можно даже тебя убить морально и выкинуть за забор его интересов.
Жить не нравится в непривычном обществе с очень сильно меняющимся наклоном в сторону, не приемлемую ранее. С народом голодный шок от сообщений о повышении стоимости коммунальных услуг, а он о тигренке, родившимся в зоопарке и помощи родильнице-тигрице. Большая часть в это время смотрящих телевизор сглатывает голодную слюну и с трепетом пустой надежды мечтает о том, что хоть кусочек счастья получит в виде пособия по бедности, и в сокровенном уголке души мечтает о хоть крохотном уголке в клетке с бесплатной арендой места. Кто-то боролся за свободу?..
Жизнь в новом обществе бабкам не нравилась. Не совпадали они своим нутром с нормами, противоречащими морали. Социальные институты утомились решать задачи молодых, стоящие противовесом задачам бывалых. Бывалыми в новом обществе называли бабусенций почти под сто лет. До ста доживали только те, кто не лез советами в жизнь молодых. Кто лез, напрочь лезвиями вопящих голосов порезался о защитные вопли из соседних комнат:
– Засунь свои советы обратно…
Далее шло определение и существительное, но данное определение своей эмоциональной экспрессивностью уже подготавливало к самому страшному для слуха «мирных граждан», ублажённых поездом счастья позапрошлой страны. В этом поезде ехали в рай, а попали в ад, где Дуримар жарил на сковородках своих подданных из сачков для ловли пиявок.
– Дайте дожить…, – раздавался слабый, иногда слегка возмущенный голос.
– Не дадим, самим жить негде, – оскаливались и без высшего умные хапули-сынули, не уступая в скорости прогрессивной мысли кочурам-дочурам. Кочующим от одного хахаля к другому, лишь бы только не оставаться наедине с отжившей свой век родимой разжиревшей доброй бабулей в виде холодильной тумбы, дающей еду.
Если хахали вовремя растворялись в толпе, деваться было некуда, приходилось возвращаться на круги своя и колесить чуть ли не на роликовом тренажерном велосипеде перед отжившими ум пережитками прошлого. Жалость к ним отмирала, подобно хвостам ящериц, или отдавленным щупальцам, протыкающим сердце насквозь, когда они давили на психику своими советами, актуальными два века назад.
Ева даже хула-хупами играла, подбрасывая их кверху, чтобы отвлечь от себя внимание старых пердунов, завладевших крепостью квартиры, где умерли ее родители, не выдержав напора яростной психологической поддержки ее предков. Отец спился, а мать без его поддержки от горя умерла, преследуема неприятностями, плотным кольцом обвивающими всю её хрупкую фигуру. Советы были чудовищны, растворяли в себе все мысли, нажитые родителями Евы в течение сорока пяти лет жизни. Советы предков спорили наотмашь с современной жизнью, а побитые ими потомки и их приличный жизненный опыт становились если не смешны, то абсурдны. Спорить было бесполезно, а существовать на удостоенных прежним государством квадратных метрах оказалось невозможным.
Ева спасалась домашними трюками на уницикле, в разговоре вежливо быстро крутила педали одноколесного циркового велосипеда, чтобы не застояться на одной только кухне. Уницикл был куплен ей в подарок, но никак не думала Ева, что придется ей на этом подарке ездить по дому. Цирковую студию пришлось оставить из личных соображений. На одном колесе далеко не уедешь, но вращения педалями помогали разрулить домашнее пространство по-своему, и вечные ценности оставались в душе, не выдергивая колючек из кактуса ее авторитета, не скандаля с отжившим палеозоем.
Этот палеозой чудил вольным светом. Когда от Евы сегодня утром уходил бой-френд, стало быть, Адам, оказалось, что ему за ночь стали малы ботинки. Новые ботинки тщательно выбирал Адам вместе с девушкой-продавщицей, чтобы перед Евой явиться франтом. Почему малы? Палеозой положил в ботинки стельки для тепла. Умиление сменилось рычаньем:
– Почему эти старые заплесневелые стельки в моих новых модных ботинках? – Адам был в гневе. – Два дня назад на конференцию спешил, и поздно обнаружил стельки в ботинках, когда вышел на солнцем залитую улицу. Пришлось разуваться прямо на улице, чтобы вынуть и выбросить ненужные стельки, так как идти было невозможно, ботинки с толстыми стельками сильно жали ступни и уродовали пальцы ног.
– Палеозой положил, для тепла. Заботятся о тебе, – молвила Ева. – Им хотелось отличиться, но денег на развлечения не было, и приходилось изобретать свои развлечения внутри дома.
Палеозой – престарелый дед и его бабуся довоенных времен, с требованиями высшего порядка и шашкой наголо собственных интересов.
Эти стельки выбесили Адама. Выбросить еще одни стельки он не мог, положил в пакет, чтобы предоставить владельцам, с просьбой не заботиться о нём, и сказать, что ноги у него не мерзнут.
Следующим финтом палеозоя были приношения, как богам, гнилых «подешевле» яблок двум наслаждающимся постельной любовью потомкам. Ярость или смех, но какие-то эмоции должны были возникнуть. Адам принял сотню раз выстиранный тещей целлофановый пакет с подгнившими яблоками, угрюмо выслушал, что темные пятна надо обрезать ножом, хотел было заорать, но посмотрев вниз, увидел смятые туфли и виноватую улыбку несчастной женщины в драной кофте, горловина которой была заколота большой булавкой на груди. Накатила такая жалость… Адам пообещал принести от своих родителей приличные туфли его мамы, которые ей давно уже малы, но не изношены. На этом разговор был закончен, но пришествия именно в ответственный перед женой момент, не прекратились. Адам стал просить Еву запретить матери приходить к ним в тот час, когда нельзя. Объяснить было проблемой, но слезы мамы вывели ее из равновесия.
– Мама, ну в чем мы виноваты перед тобой? Ты пытаешься войти в нашу комнату, когда мы сильно заняты. Мне сказать, чем заняты молодожены?
Мама сделала гримасу, выражающую ужас. Извинилась и ушла.
– Не обижайся! – вдогонку попросила Ева мать.
– Нет-нет, я не знала. Извините меня, пожалуйста.
Потом Ева родила, ребенка надо было водить в ясли и детсад, и снова стало донимать стремительное желание втиснуть между их жизнью свою помощь от мамы в новых туфлях свекрови дочери.
– Это уже хамство какое-то! Ну почему она является и долбит в дверь, когда я сплю? Ты просила ее придти и отвезти в ясли Надю?
– Нет, что ты! Я наоборот сказала не мешать нам. Я сама с удовольствием отвожу ребенка в ясли. Да и ни к чему отвозить каждый день, если ураганный ветер, дочке лучше побыть дома.
Оправдываясь перед мужем, Ева видела, что в его лице теряет помощника, а мать не хотела понимать ничего, и просовывала в дверную щель если не гниловатые яблоки, то еще чего-нибудь такого же отслужившего срок хранения, питания.
Адам не выдержал и сорвался:
– Я работаю, у моих жены и дочери есть всё. Перестаньте носить нам это гнилье. Вы издеваетесь над нами?! Вы ломитесь в дверь за час до моего подъема на работу, вы разрушаете нашу жизнь. Ева уже не маленькая девочка, чтобы так о ней печься.
Теща молча протянула денежную бумажку зятю и виновато взглянула прямо в глаза ему. Накал скандала разгорался. Это были деньги, которые мама Евы хотела положить на сберкнижку, сэкономив на качестве питания.
– Так у вас есть деньги! Отлично! Я уезжаю отсюда, и растите сами свою дочь, если вы считаете, что она маленькая!!! Свою дочь я забираю себе, мои родители вырастят.
С тещей стало плохо. Фигура ее обмякла, и по стенке начала сползать вниз.
– Я же хотела, как лучше… – слова были вытеснены из едва шевелящегося рта.
Адам поддержал тещу и передал ее в руки Евы.
– Мама, ты что? Ну, глупенькая моя, успокойся! Всё хорошо!
– Извините меня, пожалуйста. Отца в больницу с инфарктом увезли, а я не знаю, куда идти. Он так переживал за Еву, ты же у нас одна, дочка.
Уже на кухне мать пришла в себя. Ева налила ей чай и дала бутерброд. Адам слышал все ее слова, оставил денег и сказал, что ему, чтобы работать, необходимо высыпаться, иначе глаза не выдержат нагрузки. Он печатал фотографии на новом аппарате Кодак. За аппарат отвечал он лично, шеф никому не разрешал подходить к технике, за которую были заплачены огромные деньги. Эту аппаратуру надо было еще окупить, а работать спокойно мог только Адам, он эту технику привез вместе с шефом, получил разрешение и выиграл в конкурсе свой сертификат на работу. И теперь эта глупая женщина рушила его нервы и его семью, созданную не без труда. Всем друзьям надо было показать молодую жену еще до женитьбы, чтобы получить их одобрение, поговорить о жизни, расспросить, как у них в семье, какие трудности могут появиться, чтобы избежать их. Ева прошла все праздничные застолья, получила все одобрения от друзей мужа, а их было немало. А теперь вот этот стоп-кран понимания приводил в отчаяние.
При полном отсутствии времени на разбирательства, кто прав, кто виноват, Адам захотел спокойной жизни, и завел женщину самостоятельную, постарше. Это чтобы никто не мешал жить. В современной молотилке жизни уделять время родителям могут не все, и если у старших людей нет никакого дела на пенсии, то рушатся семьи молодых из-за желания родителей получить заветное душевное тепло их детей.
Не надо винить Адама, он пытался решить ситуацию мирно, однажды даже купил теще клубки шерстяных ниток и спицы для вязания, чтобы она не лезла в их семью ни советами, ни своей убогой помощью. Им с Евой нужно было просто время для жизни, их законное время на личное счастье. А маме Евы требовался живой жизненный спектакль, и чтобы этот спектакль проходил непременно перед ее глазами, чтобы рассказать ее папе о ней, единственной и поздней их дочке.
Разбитая склянка духов
Были эти великосветские именины, где племенная знать упражнялась в памятных речах, запивая восторги виновника торжества словами умиления. Весь кавардак кавалергардов с букетами, вытолкнутых мудрыми мамашами из дверей, да так, чтобы не передумали, как ленивых женихов послали свататься на праздник лжи и засранства.
Старый мухомор Федя Шапочник прошляпил невесту, и восседал на именинах среди салфеток треугольниками, салатов, тарталеток… Завороженный и семикрылый, сидел Федя и стряхивал пепел в свою шапку-не шапку, но на голове носил.
Вокруг порхали чижиками-пыжиками официанты, и их помощники. День был не то чтобы вялым, но несуразным. Начался он с карканья вороны, слышимое из окна, затем мадам Коржева, консьержка, принюхивалась к нему в парадной. Потом в библиотеке, будто случайно, наступила на ногу девушка, выронив свой блокнот со смайликами, и сама улыбнулась, извиняясь лицом смайлика.
«Это вы меня извините», – вежливо ответил Шапочник, и растворился в нафталинной пыли ученой толпы.
А вот вечером, когда Федя вышел из блестящего авто маменьки и очутился не дома, а по случаю собственных именин в ресторане, где под фанфары трубили поздравления голосом с гайморитом приглашенные маменькой чины, его разморило сильно. Словно пятьдесят лет каторжных трудов науки легли свиной тушей на плечи и загорали, пока осень не задождила, задолжав пару слезинок. И Федя решил стряхнуть груз прошлого, и пОшло раскланялся вдруг перед дамой. Изображая сиюминутную влюбленность, жених сбрызнул слезой свой рассказ перед дамой о своем светлом детстве, о катаниях в лодке и кумысе для поднятия иммунитета. Конское молоко приносила с базара няня, а ей наказывала маменька, закалывая ужасные волосы на темечке, будто так было хоть сколько-нибудь красивее. Дама устала зевать и вышла из игры, – слушать пьяный бред старого негодяя и маменькиного сынка не было сил и терпения.
– Мы вообще чего тут сидим? – заторопила бубновая дама Федю Шляпника, будто от ее слов он был способен на подвиг.
– А мы не сидим, мы летим, – осенило Шляпника под грохот стула, который дама не успела поддержать, убегая из-за стола, к которому уже бежал официант. В беге раскрасневшись, официант отсчитывал в уме свои чаевые плюс вознаграждение учреждению за приятный вечер, как вдруг на горизонте возникла дама треф. С усилием потирая свой затылок, будто ему на плечи уже взгромоздилась бубновая дама с выводком младенцев, рожденных от него, Федя Шляпник стал искать на столе заливную рыбу, чтобы было, чем отомстить официанту за бегство бубновой дамы и эту наглую кариесную щель дамы треф, оскаленную на него.
Обозвав форшмак заливной рыбой, Федя получил ботинком в нос от шеф-повара, вломясь в закулисье с кипящими кастрюлями и шипящими сковородками, минуя охрану. Мускулистый охранник работал вышибалой, зная правила содержания заведения и всех его посетителей, но на этот раз сплоховал, беседуя по сотовому тс-тс… Мелкий бес дергал все же Федю за ворот, отчего он суетно и нервно расчесывал шею под воротником рубашки.
– У вас аллергия? – услышал он приятный голос за спиной.
– Вы – видЕние? – состроил Федя гримасу, выбрасывая маминого любимого таракана из под воротника пиджака.
– Ой, я боюсь тараканов! – завопила что есть мочи червовая дама.
Она не была похожа на тетеньку боевого рабочего подполья, что есть мочи трудящуюся за денежным станком олигархического феодализма, сгорбленно волочащую себе домой в свой единственный на неделе выходной новый телевизор из М-видео. Такая тетенька несёт свой родной, только что купленный телевизор, по-особенному: схватив, как щенка за холку, драноватый пакет, в который вложен сей предмет в интеллектуально развитой стране: руки чуть даже присогнуты в локтях, будто она сейчас в футбольных воротах бдит, – сторожит их, чтобы не пропустить гол. Спина тоже согнута, а лопатки сведены, так что плечи лихо откинуты назад, но вся ее фигура при ходьбе усердно наклоняется вперед. И вот с такой типичной походкой вОрона на местном «поле Куликовом», по которому прошли добры молодцы из приличной забегаловки аж с книгами и сухими букетами, чешет баба вдоль улицы мимо распахнутых дверей соблазнительных магазинов. Чешет лихо так, сведя лопатки, растопырив локти и держа в руках чудо техники, схватив пакет за его загривок. Не повезло с мужем, который чинно нёс бы купленный телевизор. Сэкономив на муже и экспресс-доставке, хорошо идти, целеустремленно глядя вдаль, машинально выбирая из прохожих возможных знакомых. Бабье лето. Манящий хмель угасающего солнца. Бестрепетный хам за столиком в ресторане пытается закадрить даму, а она его – просто развести на деловые. Хамство времени. Обалденные глаза с объемной тушью.
«Нет, это блажь!», – вскрикивает совесть, безудержно давая советы на пути к раю. Далее – почти свадебные похороны огорчившейся родни, хамелеон в спальне и на кухне, в комнате – этот самый телевизор, и ностальгическое желание оказаться в ранней юности на пороге выбора.
И всего-то два года прошло или три…
Кому нравится имидж скотины, делает специально так, чтобы обиженные им люди еще раз ему произнесли его призвание. Он отодвигает намеченные планы все дальше и дальше, а реальность он облекает в неосуществленные мечтания, любовь – в страдания. Скотина превращает заслуженное счастье в отодвигаемый край, с которого это счастье просто разобьется, как склянка. Червовая дама ждала мужа с работы, но пришел скот, перевернул весь бисер наизнанку, предъявил несуществующие права на нее, нагадил в душу. Затем пришел муж, но чувство театральной сцены изменило еще в прошлый раз, когда она назвала его именем скота. «Сейчас убьет…», – подумала червовая дама, и приготовилась к худшему.
Изгаженная душа требовала отмывки, и она говорила не то, что хотела сказать, если бы не была изгажена ненавистным скотом. Он срежиссировал ее размолвку с мужем, внушив страх за вынужденное предательство, скот же не получил право на даму червей, ее согласие. Уверенной поступью он шел к ее дому, заранее зная, что сейчас будет. Холодная рука его скользнула рыбой в сердце, выпотрошило его, и заставило видеть сердечные мучения со стороны. Скот наслаждался властью и отобранным у ее мужа правом владеть ею. «Надо бить в рыло с размаха только лишь при его приближении», – подумала червовая дама, когда было уже совсем поздно. Никаких пустых реплик и вопросов: в рыло, и чтоб не слышать его скрежета. Она даже посоветовала такой исход подруге, но легко советовать, и трудно выполнить мечтания остервенелой тетки в схватке с тщеславием и обиженным сердцем.
На улице у подъезда стойкий аромат оповещал о страшном: разгневанный и оскорбленный муж с размаха разбил самые лучшие духи о стенку. В знак того, что эти духи, которые он хотел подарить ей, своей законной супруге, никогда уже не станут ее, лежали эти красивые стекляшечки во французском дыме иллюзий на русской почве.
В сад за аглеброй
Душа матери, мелкие бельевые прищепки, фантики от мороженого, высохший в упаковке лейкопластырь… Она точно отмороженная. Ей всегда было жарко от папиной любви, наверное. Теперь убирается, моет и пылесосит прямо по сердцу. Всю любовь выполоскала претензиями ко мне. Чашка для чая, моя… Плюнула в нее и пошла дальше убираться. Хорошо, когда чисто, и еще лысо и гладко, как в ее мозгах, бутоньерка приколота к извилине. Тянет чем-то непоправимо гадким, похоже, спиртовым. Непоправимо.
Эту дуру мать искала по улице, когда ей было 15 – 16 лет, помочь понять ей хотела, куда она падает, пожалеть и помочь – и только это. Не ругаться. Оказалось, всё уже бесполезно: ей промыли мозги соглядатаи деятельности ее матери через свою призму, прямо противоположную ее жизненной позиции. Оттого разговоры Марии с дочерью так тяжки: всю свою горькую жизнь перелили в нее соседки, всю боль за тяжкие труды над сознанием своих мужей-алкоголиков. И когда Мария со своей престарелой мамой встречается, ее тянет ноша жизни матери, тяжкая горькая сума с камнями и сниженной самооценкой, советы ее из мира сумрака сознания.
– Вся по горло в слезах всю жизнь, но учит жить, – чему? Как плакать и не увиливать, когда тебе веслом по башке дают?.. Меня такие встречи лишают иммунитета, – разговор с подругой переходит границы приличного в откровениях. – Тянет, как в тину, в свое безденежье и неумение поймать луч оптимистического взгляда на жизнь, в свой беспросвет любимый и такой привычный, желанный. Накатанный поколениями нищенского существования в рыданиях по совершенству, – разошлась в прениях Мария. Дочь родилась, луч света показался из-за туч. Так надо же явиться растоптать своим нищенством и этот луч, внушить ребенку, что мир – сер, одуванчики – месяц, а там снова зима, чернота, нытье и ка
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/elena-somova/atmosfera-stihi-i-rasskazy-2023-g-69872353/chitat-onlayn/?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Елена Сомова
Тип: электронная книга
Жанр: Стихи и поэзия
Язык: на русском языке
Издательство: Издательские решения
Дата публикации: 30.05.2024
Отзывы: Пока нет Добавить отзыв
О книге: Новое – не всегда забытое старое, чаще новоестановится переосмыслением и даже отрицанием старого, – об этом говорят психологические фигуры лирическихгероев рассказов Елены Сомовой. Отзывы о стихах Елены Сомовой – самые восторженные от писателя Валериана Маркарова, Юрия Кублановского и многих других причастных к творчеству людей. О рассказах Елены Сомовой: «Сильно по сюжету, мысли, образности!». Александр Мелихов.