Главная страница | Современные детективы | Искатель истины Данила Соколик

Искатель истины Данила Соколик
Антон Волков
Молодой художник по имени Иван Федоров после окончания академии в Санкт-Петербурге не может найти работу. В странных обстоятельствах он вдруг становится подозреваемым в убийстве. Его спасает Данила Соколик, самопровозглашенный искатель истины, который раскрывает преступление, «козлом отпущения» в котором должен был стать Иван.
Ивану становится интересна личность Данилы, и он вызывается помогать ему в расследованиях. Местом действия становится центр Петербурга. Приключения заведут героев на Петроградку, в отель на Васильевском острове, кафе на Сенной площади, клуб на Думской и таинственный приют Черной матери на Боровой. Понемногу Иван узнает о прошлом Данилы и о цели, которая руководит действиями героя.
На обложке автор произведения в роли персонажа Данилы Соколика. Фотография принадлежит автору

Антон Волков
Искатель истины Данила Соколик

Глава 1. Данила Соколик из Толстовского дома
Я никогда не забуду, как познакомился с Данилой Соколиком. События последних дней бросили тень на этого, без сомнений, выдающегося человека. В интернете и общественных СМИ его называли «чудовищем», «беспринципным негодяем» и даже преступником. Однако если бы не он, Петербургу бы никогда не удалось избавиться от смертельной угрозы. Об этой части истории упоминается вскользь, но я намереваюсь в своих рассказах поведать всю правду. И не только потому, что Данила спас меня от незаслуженной тюрьмы. Я уверен, что без таких людей, как он, наше общество ждет незавидная судьба. А если прямо – то он был настоящим героем, или, в его собственных словах – искателем истины. Но обо всем по порядку. Я начну свой рассказ с той судьбоносной встречи в начале невероятно жаркого петербургского лета 2021 года.

***

Я приехал в Петербург из деревни с намерением стать художником. Название моего родного места упоминать не буду – едва ли кто из вас о нем слышал. Амбиции у меня тогда были большие, как и полагается всем, кто страдает юношеским максимализмом. Впрочем, они подкреплялись тем фактом, что мне удалось попасть на бесплатное место в Высшей школе народных искусств. С мольбертом под мышкой и красками наизготовку я бегал на пары в здание школы на канале Грибоедова. Я писал все, что придет в голову – людей, объекты, петербургскую архитектуру. Мой куратор пересматривал мои работы, а после с раздражением бросал очки в сторону и говорил: «Федоров, сконцентрируйся на чем-то одном». Но тут я был бессилен: я чувствовал желание рисовать, огонь творчества пылал внутри, но вот что конкретно изображать – было неясно.
Как-то преподаватель по живописи сказал мне: «Пиши репродукции». Он сам как раз этим занимался, и, надо сказать, у него прекрасно получалось. На углу Невского и Рубинштейна он имел магазинчик, где продавал копии известных картин. Подпитываемый жаром идеализма, я отверг идею копирования и хотел рисовать что-либо оригинальное, что-то свое. В конце концов, рассудил я, художник пишет не ради денег, художник пишет, чтобы остаться в памяти потомков.
Выставки с моим творческим винегретом в Союзе Художников Санкт-Петербурга принимать отказались. Я пытался податься на аукционы, в том числе в интернете. Интереса не было. Одну из работ я считал венцом своего творчества: это было изображение Казанского собора в грозу, где маршал Кутузов был изображен противостоящим натиску стихии. К работе был один комментарий на онлайн-аукционе: «Неплохо». Но больше я ничего не получил. В поисках средств к существованию я даже пытался, заглушив свою совесть, рисовать репродукции известных картин. Но выходило у меня гаденько, ни в какое сравнение с преподавателем живописи эти поделки не шли. Про себя знал, что не хочу этим заниматься, вот рука и выдавала безжизненные контуры.
В июне деньги мои совсем закончились, даже те, что удалось занять у друзей. Я начал голодать – как творчески, так и физически. Возвратиться в родную деревню означало признать поражение. Голодная смерть казалась в тот момент даже лучшей альтернативой, чем явление перед родными без каких-либо свершений в жизни. Неожиданно в один из дней, когда я всерьез раздумывал бросить с концами стезю художника и податься в курьеры или продавцы, мне позвонили.
– Иван? Иван Федоров? – поинтересовался мужской голос на том конце.
– Да. А кто спрашивает?
Это не был голос преподавателя, так что я подумал о телефонной рекламе.
– Меня зовут Марат Суслов, – представился говоривший, – Я представляю управление культуры Санкт-Петербурга. Я слышал, что вы недавно выпустились из ВШНИ, и сейчас ищете работу?
– Ну да, ищу, – протянул я. Неужели он собирался мне что-то предложить?
– Мы проводим бесплатные экскурсии для населения. «Петербург для народа», может слышали?
Нет, я не слышал.
– Ну неважно. Показываем людям разные исторические места Санкт-Петербурга. Обычно мы также приглашаем и художников. Люди иногда хотят заказать свои портреты прямо на месте. Мне вас порекомендовал ваш преподаватель. Как у вас с рисованием портретов, Иван?
С портретами у меня было слабо, и я честно это сказал. Подумалось странным, что меня могли рекомендовать как портретиста.
– В этом нет ничего страшного, я вас представлю как выпускника. Да мы много за портреты и не просим. Все, что вы сможете заработать после экскурсии – ваше.
Он предлагал мне работу! В глубине души я возликовал. Спросил, где будет происходить экскурсия.
– Толстовский дом на Фонтанке. Знаете?
Знал ли я?! Я много раз проходил мимо этого монументального образца северного модерна, не отрывая от него восхищенного взгляда. Такое величие! Такой великолепный архитектурный замысел! Это был шедевр дореволюционного зодчества Петербурга, и я втайне мечтал снять там когда-нибудь квартиру. Конечно, всего этого я Суслову не поведал, ответил лишь: «Да, знаю».
И вот в назначенный день с мольбертом и инструментами наперевес я чуть не бежал по набережной Фонтанки к дому красавцу. Я был вне себя от радости, даром, что днем ранее чуть не падал в обморок от голода. Голову мою занимала одна мысль: я смогу посмотреть легендарный дом изнутри! Конечно же, я пришел раньше всех и в ожидании группы жадно глазел за решетку на массивные фонари, свисавшие с каменных арок. Здесь снимали «Шерлока Холмса», «Зимнюю вишню» и другие знаковые фильмы. И вот, и вот…
– Парень, ты на экскурсию? – пробасил кто-то позади меня.
Я быстро обернулся. За мной стоял настоящий человек-глыба. Он заслонял собой все небо, хотя его фигуру нельзя было назвать статной. Квадратное тело было облачено в спортивный костюм с накидкой, короткие шорты едва налезали на массивные дубы-ноги, а обут он был в банальные шлепанцы. Круглое лицо его напоминало огромный медный шар – так гладко была выбрита его голова. Глаза под белобрысым ежиком скрывали черные очки. Несмотря на нескладный вид, от него исходила сильная энергетика. Мне подумалось, что он управляющий в какой-то крупной фирме.
– Так да или нет? Че молчишь-то? – повторил он.
– На экскурсию, – кивнул я.
Его ладони обращали на себя внимание. А точнее, ладонь правой руки. Большой палец на ней отсутствовал, а обрубок был плотно замотан бинтами. Те были хорошенько пропитаны кровью и, казалось, вот-вот отойдут.
– Как это вас так угораздило? – спросил я, глядя на бинты.
– Как-как, да на стройке, – огрызнулся он, – Болгаркой отхреначило.
Будто с досады от своей увечности – либо что я обратил на это внимание – он запустил руки в карманы и стал вальяжно, расставляя огромные ноги, расхаживать взад-вперед по тротуару. Мимо шли люди, но он их словно не замечал, иногда шел прямо на них. До чего же странный был персонаж! Впрочем, это было только начало того поистине безумного дня.
Вскоре подошла группа экскурсантов вместе с Сусловым. Это был высокий худой человек в клетчатой рубашке и парусиновых брюках. Половину лица его скрывали массивные усы.
– Иван, здравствуйте! Спасибо, что подошли! – воскликнул он, тряся меня за руку. Затем шепотом: – А это кто?
Очевидно, он говорил про здоровяка с оттяпанным пальцем. Но я понятия не имел, кто он, и так и сказал Суслову. Впрочем, тот решил представиться сам.
– Серега меня зовут! – взревел он, – Че вы там про меня шепчетесь?! Спросить нельзя, чтоль?
И далее, уже совсем нетерпеливо:
– Ну, када там уже ваша экскурсия?
– Позвольте, – побелел Суслов, – Вас не было в списках…
– Да мне по хрену! – здоровяк практически выходил из себя.
Он подошел к Суслову и сорвал с носа очки, обнажив свирепый взгляд покрасневших глаз. Суслов потянулся к рюкзаку, достал оттуда бутылочку с водой и сделал основательный глоток.
– Экскурсию начинай, собака, – процедил сквозь зубы Серега, поднося кулак к лицу экскурсовода.
Атмосфера накалялась, и за Суслова начали заступаться участники экскурсии. Всего их было пятеро – три женщины и двое мужчин. Один из них оказался размером не меньше Сереги, подошел и схватил бугая под руку. Серега зарычал и взмахом руки отмахнулся от него. После этого он вдруг схватился за ладонь: сквозь пальцы сочилась и капала на асфальт кровь. Я вспомнил, что именно в этом месте на его ладони отсутствовал большой палец.
– Вы ранены! – ахнула одна из женщин.
В мгновение она оказалась рядом с ним.
– Все в порядке, я врач, – сказала она, – Давайте сюда руку.
– Да это ерунда, – сказал он, но руку все-таки дал.
Женщина нырнула в сумочку и достала оттуда бинт. Никаких обеззараживающих средств у нее, впрочем, не оказалось. Суслов предложил промыть рану водой из своей бутылочки. Размотав старый окровавленный бинт с руки Сергея, женщина тщательно промыла рану. После этого аккуратно перебинтовала ладонь, приговаривая: «Ну кто ж вам так сделал, а? Кто ж так бинтует? Вот я вам сделаю». На что присмиревший громила смиренно отвечал: «Да сам я бинтовал, чего такого».
На этом сумасбродная прелюдия к экскурсии была закончена. После своей внезапной вспышки здоровяк присмирел и на экскурсию хотел все с тем же необъяснимым рвением. Марат Суслов открыл дверь и мы ступили во двор Толстовского дома.
Сейчас самое время рассказать о тех пяти участниках, которые вместе с Маратом подошли на экскурсию. Каждый из них сыграл определенную – а некоторые и весьма существенную – роль в развернувшихся позднее событиях. Во время экскурсии я разговорился с ее участниками, желая узнать получше каждого из них. Не скрою, мной двигало желание и представить себя как их портретиста.
Женщину, которая бросилась на помощь Сергею, звали Илона Василькова. Она работала врачом в Адмиралтейском районе. Я не спрашивал ее возраста, но скорее всего, ей было уже за сорок. Она держалась статно, но вместе с тем общалась безо всякой претенциозности. Как и я, она была пленена красотой архитектуры дореволюционного Петербурга.
Другую женщину звали Артемида Романцева. Без утайки скажу, что она была весьма красива, и я часто на нее заглядывался. Она выглядела очень молодо, возможно, была примерно одного со мной возраста. У нее были длинные каштановые волосы, голубые глаза и тонкие черты лица. Одета она была в длинное платье-тунику, спадавшую до колен. Впрочем, разговаривала она неохотно, короткими фразами, и всю экскурсию ее лицо не покидало волнительное выражение, будто она постоянно думала о чем-то другом.
Рада Радеева, напротив, была очень разговорчива. Эта невысокая бодренькая дама металась по двору Толстовского дома, даже не слушая экскурсовода. Оказалось, она приехала в Петербург специально на эту экскурсию: хотела своими глазами увидеть ту самую парадную, откуда выходила героиня «Зимней вишни». А когда нашла, потребовала от меня сделать фотографию с ней на этом фоне. Я предложил нарисовать вместо этого ее портрет с той же парадной. Рада ответила: «И куда мне его вешать?! А это хоть подружкам покажу в «Одноклассниках!».
В противоположность ей Тихон Баритонов был выдержан и спокоен. Это был невысокий мужчина уже пожилых лет – из под клетчатого картуза выбивались пряди седых волос. Он всегда внимательно слушал экскурсовода, окунув подбородок в ладонь. Объяснялся интеллигентно, и из разговора с ним сразу было понятно, что город он знает прекрасно. Возможно, даже лучше самого Суслова. Рассказал, что пришел на экскурсию в Толстовский дом уже в третий раз. «Архитектура Федора Лидваля – это воплощенная музыка. Она манит меня!», – с вдохновением в голосе сказал он.
Наконец, последний участник экскурсии, Тарзан Шейдаков, не проронил ни слова за время всей экскурсионной части. Именно он ринулся на помощь Суслову, когда тому угрожал Сергей. И никто, кроме него, пожалуй, с ним бы не справился. Его огромные плечи и грудь растягивали черную футболку так, что одежда казалось частью его накачанного мускулистого тела. Он возвышался огромной V-образной горой над всеми участниками экскурсии, чем привлекал к себе взгляды всех женщин, в том числе прохаживающихся по двору. Несмотря на выдающийся внешний вид, было очевидно, что от такого внимания ему неловко. Всем своим видом он будто говорил: «Я просто экскурсию послушать пришел, чего вы все на меня уставились».
После того, как я описал всех участников, перейду к самому главному событию того дня – экскурсии по Толстовскому дому. То, что началось, как предвкушение чуда познания, обернулось для всех нас шокирующей трагедией. А для меня этот день стал поворотным моментом, после которого моя жизнь уже никогда не была прежней.
Как только мы вошли, Суслов поднес к глазам циферблат часов на руке, что-то подвел на боковой панели, а затем нажал кнопочку. По всей видимости, запустил секундомер.
– Дорогие друзья, – громко сказал он с улыбкой, которая чувствовалась сквозь усы, – У нас есть два часа, чтобы увидеть Толстовский дом во всей его красе!
Вскоре после того, как мы вошли, произошло еще одно важное событие. Сергей достал из кармана спортивного костюма длинный нож и стал им поигрывать. Это был не безобидный перочинный ножичек, это был настоящий кинжал! Он был спрятан в ножны, которые он ловко снял, спрятав в карман. Затем, нисколько не смущаясь, начал исполнять финты с ножом в одной руке – той, которая у него была еще целая. Подкидывал его, ловил, вращал вокруг оси и тыкал острием в палец противоположной руки, словно проверяя остроту.
Суслов и экскурсанты сделали огромный шаг назад. Все, кроме Тарзана Шейдакова.
– Да вы не бойтесь, – усмехнулся Сергей, – это у меня привычка такая – как волнуюсь, так начинаю с ножом играть.
Тем не менее, дамы дружно выстроились за спиной Тарзана.
– Уважаемый Сергей, – пробормотал Суслов, – прошу вас спрятать этот нож хотя бы на время экскурсии.
– Да чего ты мне указываешь, а?! – взорвался вдруг тот, – Это ты, падла, мне написал, а?!
Он ткнул острием ножа в сторону Суслова. Затем вдруг взгляд его окаменел, глаза дернулись, и он медленно перевел клинок на Шейдакова. Протянул:
– А можеееет, ты? Я тебя не боюсь, ну иди на меня!
И он распростер руки, словно в приветственном объятии. Шейдаков подошел и щелчком пальцев выбил нож у него из руки. Сергей только повернул голову, взглядом проследив полет своего орудия. Нож пару раз звякнул об асфальт и упал у ступеней каменной лестницы.
– Иван, хватайте! – вскричал Суслов, – Пока он его не подобрал!
Я стоял ближе всех к ножу и, следуя его указке, бросился к нему и крепко зажал в руках. Сергей же вдруг начал вести себя странно. Он двинулся в сторону Шейдакова с занесенным кулаком и вдруг споткнулся. Или оступился. Одними словами, кулак его упал вниз, а он сам припал на колено и громко закашлялся. Илона бросилась к нему, но сделав пару шагов, застыла в нерешительности – помочь или нет? Пока все в раздумьях толпились вокруг нашего странного сотоварища по экскурсии, ко мне подошел Суслов.
– Давайте в дворницкую, – быстро сказал он, – И мольберты ваши. Все равно сейчас не пригодятся.
Я с самого начала думал, куда бы мне сложить свои инструменты для рисования. Суслов поднялся по лестнице, открыл дверь магнитным ключом и позвал меня внутрь. Я оказался в узенькой и тесной кладовке – 10 квадратных метров площади – с единственным окошком во двор. У стены аккуратно стояли метлы и ведра, пара стульев и даже заправленная кровать.
– Ставьте все сюда, – неопределенно махнул рукой Суслов.
– А как же дворник? Ничего не скажет?
– У меня договорено.
Я поставил мольберт и ящичек с кистями и красками у стены. Нож аккуратно запрятал под мольберт. Перед этим я не удержался от того, чтобы его рассмотреть. Рукоять его была посеребренной, с выгравированной змеей, что обвилась вокруг нее. Такой нож наверняка очень дорого стоил. Суслов поторопил меня выходить. Когда мы возвращались во во двор, я заметил коридор, уходивший в лестницу наверх.
– А там что? – спросил я, – Этот Сергей может по ней прийти.
– О нет, – отмахнулся он, – Эта лестница прямиком на крышу ведет, она пожарная.
Он пропустил меня во двор, затем вышел сам и захлопнул за собой дверь. Сергей уже поднялся и, по виду, присмирел – по крайней мере, больше ни на кого не бросался. Суслов приблизился к нему, как осторожный посетитель в зоопарке подходит к клетке с тигром.
– Вы успокоились? – спросил он почему-то со спины.
Сергей обернулся, взгляд его был несобранным, словно он соображал кто и откуда спрашивает.
– Напился перед экскурсией, – прошептала мне на ухо Рада Радеева.
– Да не, тут наркотики, – протянул Баритонов.
Сергей поднял руки, широко распахнув обе ладони, будто собирался бить в воображаемые тарелки. Поднес их к щекам и хорошенько приложился по ним ладонями. Губы его на секунду сложились в трубочку, глаза закрылись, но когда он их открыл, взгляд его четко остановился на Суслове.
– Я готов, шеф. Начинайте экскурсию, – четко и уверенно проговорил он. Затем смущенно добавил, – Извините за этот выпад мой. Не сдержался…
– Мы думали вызывать полицию, – сказала Артемида Романцева, – Но сейчас уже не уверена. Давайте он пойдет с нами!
Суслов задумчиво посмотрел на Сергея, затем вздохнул и сказал:
– Сергей, вы и так пришли без приглашения. А тут еще нож достали. Если от вас будут еще какие-то попытки нанести мне или участникам экскурсии увечья, я буду вынужден вызвать полицию.
Сергей в ответ энергично замотал головой из стороны в сторону. Сказал уверенно:
– Да ничего не буду делать. Только нож отдайте потом.
Инцидент, казалось, был исчерпан. Экскурсия началась в полную силу.
– Толстовский дом – удивительный памятник Санкт-Петербурга, – сказал Суслов, остановившись под огромной лампой, что раскачивалась под аркой, – Вот возьмите этот пролет.
Он указал в обе стороны двора. Одной стороной дом смотрел на набережную Фонтанки, другой выходил на шумную барную улицу Рубинштейна. На протяженности двора стояли клумбы с цветами, а знаменитые арки с фонарями придавали ему торжественный вид.
– Нетипично для Петербурга, правда? – продолжал Суслов, – Как часто мы видим красивые фасады зданий, только затем, чтобы войти во двор и ужаснуться желтым облупленным стенам и обреченным дворам-колодцам? Но Толстовский дом изыскан даже во дворе – об этом позаботился его архитектор Федор Лидваль.
– Ах, это чудесно, – проронила Артемида, в восхищении осматривая узоры стен дома, – Человек думал обо всех, кто будет здесь жить. Чтобы им было приятно смотреть из окна каждый день.
– Прекрасное наблюдение, – кивнул Суслов, – В этом доме, в отличие от других доходных, построенных в конце XIX века, не было разделений на классы. Поскольку двор выглядел как парадная улица, владелец дома – граф Толстой – мог брать одинаковую плату со всех жильцов. Что тут скрывать – доходные дома и строились с целью получать деньги с жильцов. Давайте пройдем к другому выходу, чтобы осмотреть двор получше.
Наша группа медленно прошла сквозь полуизогнутую дугу двора. Проход между выходами не был прямым – на середине дом изгибался, словно пытаясь вместиться в причудливую архитектуру. На середине двор разветлялся еще одним проходом, в конце которого виднелась парадная. К ней сразу бросилась Рада Радеева.
– Здесь снимали «Зимнюю вишню»! – огласила она на весь двор так, что проходившие мимо жильцы дружно обернули к ней свои взгляды.
– Да, – усмехнулся Суслов. А затем указал на арку, через которую мы только что прошли, – А здесь проезжал Ватсон на двуколке в «Приключениях Шерлока Холмса».
Не скрою – окруженный стенами Толстовского дома, я чувствовал себя в совсем другом времени. Возможно, это была всепроникающая архитектура «северного» модерна, возможно, ощущение полной изолированности от современного города, а возможно просто мое воображение – но я мог ясно представить себе, что сейчас начало XX века, а я вышел во двор на прогулку.
– Да, этот дом особенный, – словно читая мои мысли, продолжал Суслов, – Его построил Федор Иванович Лидваль, или, как было его шведское имя, Юхан Фредрик Лидваль. Поразительная судьба была у этого человека: живя в царской России, он возводил настоящие шедевры. Доходный дом на Каменноостровском, дом Циммермана и, конечно, Толстовский – все они стали символами города. Революция вынудила его покинуть Петербург – он бежал в Стокгольм, однако там его архитектурные проекты не снискали большой популярности.
Я слушал Суслова и с трепетом осматривал окружавшие меня каменные своды. Дом нельзя было назвать красивым в привычном смысле этого слова. По крайней мере, если сравнить его с вылизанными фасадами Невского, Толстовский дом выглядел более чем скромно. Однако в нем была правдивость, мало свойственная зданиям парадной улицы. Даже во дворе ощущалась обжитость этого дома, несмотря на время и наверняка статус объекта культурного наследия. Потертые облицовочные камни, фасады с ветвистыми трещинами, где-то поблекшая краска – однако вместе с тем эти детали делали дом живым. Не поймите меня неправильно: видел я и такие дома – и, к сожалению, таких домов в Петербурге как раз великое множество – которые находилось в печальном виде, таком, что человек должен был удивиться, как этот дом еще стоит. Так вот, Толстовский дом был отнюдь таким. Он не был заброшен своими владельцами, он с достоинством сохранился через века, неся на себе следы своего возраста.
– Интересен этот дом и его обитателями, – рассказывал Суслов, – На протяжении более чем столетней истории – дом был построен в 1912 году – здесь жили выдающиеся, известные люди. Вам наверняка знакомы имена Аркадия Аверченко, Александра Куприна, Эдуарда Хиля, и, конечно, Сергея Довлатова…
– Цык, цык, цык, – прервал его Тихон Баритонов, выставил вперед указательный палец и поводил им вперед-назад перед носом, – Прошу прощения, что перебиваю, но Сергей Довлатов никогда не жил в Толстовском доме. Он жил чуть дальше вниз по Рубинштейна, недалеко от Пяти углов.
– Ах да, моя ошибка! – воскликнул Суслов, – Кстати, насчет улицы Рубинштейна. Взгляните сюда.
Он подвел нас к выходу, огороженному решеткой, за которым начиналась главная барная улица Санкт-Петербурга. Хотя была только середина дня, но по тротуару снаружи уже двигались и вовсю голосили толпы людей. Были тут и деловые типажи в строгих костюмах и миловидные девушки на высоких каблуках, и городская шпана в потрепанных одеждах.
– Ох, какой шум-гам! – заголосила Рада Радеева, – А жильцы-то не жалуются на такое соседство?!
– А какая разница, что бы и жаловались? – пожал плечами Суслов, – Еще 10 лет назад на Рубинштейна было не больше 10 баров. Сейчас развлекательными заведениями занята вся улица.
– Неужели так быстро? – ахнула Артемида Романцева.
– А город что? – спросил Баритонов, косясь на Суслова, – Ведь многие дома принадлежали городу. Там нельзя просто так бар открывать.
– А вы разве не слышали о проекте «Развлекательный Петербург»? – ответил тот риторическим вопросом, – Городу нужны деньги. Государство отдало помещения на первых этажах и даже в подвалах тем, кто был готов устроить там бар, ресторан или другое заведение. Эта программа действует и сейчас.
– Но это же глумление над историческим наследием! – воскликнул Баритонов.
– Глумление? Отнюдь, – покачал головой Суслов, – На эту улицу никто бы не ходил, если бы не бары. Будучи развлекательной, она привлекает туристов, а следом – пополняет казну.
– Вы говорите так, будто это поддерживаете!
– А я и поддерживаю. Поймите – вот даже Толстовский дом был бы известен только по фильмам, если не популярность Рубинштейна.
– Если бы я тут жил, никогда бы не разрешил в доме бар, – заворчал Баритонов.
– И в этом проблема этого дома, – сказал Суслов.
– Как это?
– Видите ли, государство ничем не владеет в Толстовском доме. Всем управляет группа собственников-жильцов. А они не дают открывать здесь заведений без согласования с ними.
– Так что же в этом плохого?
– Плохо или хорошо, неважно. Важно, что эти люди не подчиняются указаниям свыше.
Тема была противоречивая, и Суслов, будто почувствовав это, спохватился:
– Ну ладно. К экскурсии это не относится. Давайте продолжим о выдающихся людях.
Он взбросил запястье с часами к глазам, видимо, отсчитывая время до конца экскурсии, а потом с улыбкой позвал нас всех за собой. Мы обошли дом со стороны, где располагался сквер Эдуарда Хиля, и прошли через арку обратно к выходу на Фонтанку. Тут Суслов обратился ко мне:
– Иван, сходите за мольбертами. Скоро мы закончим, и вы сможете заняться портретами.
С этими словами он передал мне магнитный ключ, отпиравший дворницкую.
– Как возьмете, выходите на набережную и наберите в парадную справа от решетки, – наставил он.
Я кивнул и поднялся по лестнице к двери. Меня остановил пронзительный женский крик. Обернулся – кричала Артемида.
– Человеку плохо! – кричала она.
Она имела в виду Сергея. Тот, кто причинил нам столько бед в начале экскурсии, стоял, раскачиваясь из стороны в сторону, словно большое старое дерево под напорами ветра.
– Вам плохо? – строго спросила Илона Василькова, внимательно всматриваясь в него.
– Да все нормально! – взревел Сергей, размахнув рукой. – Надо…
У него словно перехватило на миг дыхание. Он вновь набрал в грудь воздуха, но уже с трудом и выпалил:
– Надо отдохнуть чуть-чуть. Вы идите…
– То есть, как, идите? – изумился Суслов, – Вы хотели эту экскурсию, а теперь…
– С ним что-то не в порядке! – продолжала кричать Артемида.
– Отравился чем-то или наркотики, – продекларировала Василькова. – Тут надо скорую вызвать.
– Я вызову, я вызову, – залепетала Артемида.
– Не надо… Не надо ничего вызывать, – продолжал Сергей.
Он смахнул в сторону всех, кто стоял у него на пути, и вдруг подошел ко мне.
– Отведи меня в дворцку.. дворнич… тьфу, дворницкую! Покумарю там…
Несмотря на несвязную речь, в глазах его была ясность. Пьян он точно не был. Василькова сказала вызывать скорую, но ведь он сам должен лучше знать, плохо ему или нет, рассуждал я. В конце концов, в дворницкой была кровать, может, ему действительно станет легче, если он отлежится. Какими же мы все были слепцами в тот момент!
– Отведите, Иван, – одобрил Суслов, – Только кому-то надо остаться с ним, на случай, если действительно станет хуже.
– Я останусь! – вскричала Артемида.
Тарзан Шейдаков молча вышел вперед, обозначая свою готовностью.
– Тогда остальных прошу проследовать за мной через парадную в квартиру, где мы продолжим экскурсию, – заключил Суслов.
Так и поступили. Рада, Илона и Тихон вместе с Сусловым вышли через ворота на набережную Фонтанки, а мы с Артемидой и Тарзаном повели Сергея в дворницкую. У входа Артемида вконец разволновалась и воскликнула, всплеснув руками:
– Ну я так не могу, я же вижу – он умирает!
Надо сказать, что женская интуиция у нее была развита великолепно, потому что в тот момент она была совершенно права. И в той ситуации девушка действовала решительнее нас всех, ведомая лишь желанием спасти чужую жизнь. Она резко развернулась к Тарзану, ткнула пальчиком ему в грудь и возгласила:
– Вы пойдите поищите воду! А я за скорой!
У нее не ловила связь на телефоне, поэтому вызывать скорую она бросилась к решетке ворот, смотревших на Фонтанку. Тарзан с тем же молчаливым кивком пошел спрашивать у жителей воды. Я остался с Сергеем один. Он уже не мог сам стоять на ногах, и я взял его под руку так, что он всем своим весом навалился на мое плечо. Весил он порядочно, и просто чудо, что мне удалось довести его до кровати внутри дворницкой. Когда он присел на кровать, начался крайне загадочный для меня разговор.
Он уже еле-еле дышал, но вымолвил:
– Каюк мне. Слушай, как тебя?
– Иван, – ответил я, – И тебе не каюк, не надо.
– Каюк каюк. Достали меня собаки эти, – выдохнул он.
Затем запустил руку в карман шорт, достал оттуда увесистый кирпич последнего «Айфона», разблокировал и что-то полистал в нем. Показал мне экран. На нем было сообщение по SMS от скрытого абонента. Я прочитал:
«Приходи к Толстовскому дому 1 июня в 15 часов. Компромат – у одного из экскурсантов. В случае неявки все будет передано в полицию».
– Компромат? – спросил я, – Какой компромат?
Сергей усмехнулся – в последний раз. Телефон выпал у него из руки, громко стукнулся о пол и погас. Он пошарил рукой в другом кармане шорт, вытащил пачку сигарет, но достать сигарету не успел. Последние его слова были:
– Достали… меня…
Только последний вздох покинул его грудь, как все тело грузно сползло на пол, а затем, будто не поддерживаемое мышцами, безвольно упало головой вниз. Я потряс его за плечо. Никакой реакции. Потряс сильнее. Будто бы от этого он встал. Не пойми меня, неверно, читатель, на моих глазах еще никто никогда не умирал – шок от увиденного был настолько сильным, что я никак не мог смириться с ужасающей реальностью.
Я пощупал его пульс. Какого же было мое удивление, когда я почувствовал слабоватые толчки крови на запястье! Он умирал – это было точно, но что с ним происходило?! И что это за сообщение в его телефоне? После падения он выключился, и я не мог посмотреть его заново. Ах, если бы мы сразу вызвали скорую! Послушали Василькову… Но теперь человек умирал на моих глазах, а я ничего не мог сделать, чтобы спасти его. Все эти мысли роились в голове, сводя с ума. Но вдруг меня отвлекло нечто другое.
Со двора раздался надрывный душераздирающий крик. Это был настоящий животный вопль – до того он холодил кровь и заставлял бегать по коже мурашки. Вслед за этим раздался оглушительный грохот, а потом – громкий звон, словно нечто разбилось снаружи. Что это было? Может, что-то случилось с нашими экскурсантами или жителями двора? Я бросился наружу.
Во дворе я увидел десятки распахнутых окон: крик привлек внимание жителей дома. Женщины в бигудях, солидные мужчины и просто заспанные лица шарили взглядами по внутренней части дома в поисках нарушителя спокойствия. Я тоже бросал взгляды по сторонам, но не видел ничего, что привлекло бы внимание. Наконец, справа, по другую сторону от проема, из которого мы вышли, обходя дом, я увидел на асфальте множество стеклянных осколков и разбитые в щепки обломки гнилой рамы. По всей видимости, откуда-то сверху упало окно. Люди, проходившие через проем, опасливо бросали взгляды вверх. Я сбежал вниз, подошел к обломкам и тоже посмотрел в сторону крыши. Там никого не было.
Я вернулся в дворницкую. И как будто судьба решила в этот день посмеяться надо мной, меня ждало еще более ужасное открытие. Сергей лежал на полу у кровати, только теперь на спине, с распростертыми в стороны руками. А между ребер, с левой стороны груди, прямо в том месте, где располагалось сердце, был глубоко всажен кинжал. Тот самый кинжал, который я до этого отнес в дворницкую и положил под мольберты. Огромное красное пятно расплывалось на спортивном костюме, тонкие струйки крови стекали от него на пол.
Увидев это, я в ужасе застыл. Кто мог сюда попасть, когда меня не было? Тарзан? Артемида? Но они не могли! Кто-то другой? Но я не успел никак усмирить поток бешеных мыслей, потому что сзади мне на плечо легла могучая ладонь. Я обернулся – это был Тарзан. Он смотрел на меня со смесью недоверия и презрения. Позади него стояла Артемида. Глаза ее были широко распахнуты, а зрачки прикованы к мертвому телу. Руки она так плотно прижала к губам, что ее пальцы побелели.
– Я не делал этого! – закричал я что было сил.
Но Тарзан уже крепко захватил меня, скрутив руки за спиной. Действительно, какой вывод они могли сделать, вернувшись сюда и застав меня над телом? Я знал, где лежал нож, я остался наедине с Сергеем. Логично было заключить, что виновник этой зловещей картины – я.
– Иван, это ведь не вы? – звенящим, высоким голосом спросила Артемида. – Я не верю, что это вы!
– Я ведь сказал, что не я! – прокричал я, – Я даже не знаю, кто он такой!
И вдруг я вспомнил про телефон.
– У него телефон… у него был телефон! – вскричал я.
Но телефона на полу больше не было. Он загадочным образом исчез. Наверняка его забрал убийца. Больше было некому. Вполне возможно, тот, кто оставил сообщение. В мою голову с неизбежной ясностью пришло понимание – меня подставили. Подставили мастерски и безупречно. И от этого у меня в груди начало зреть другое чувство. Чувство ярости.
– Пустите меня! – вскричал я, – Слушай ты, король обезьян! Я свободный человек, у тебя нет доказательств!
Но Тарзан еще крепче стянул мне руки, сколь бы крепко я ни трепыхался. Он повел меня к выходу из дворницкой. Артемида тем временем позвала всю группу и спешно рассказала им о произошедшем, показывая в мою сторону. Но хуже того – на нас смотрели жители дома, которые припали к окнам после случая с упавшей рамой. Они смотрели и думали – что-то случилось во дворе, и я, стоявший со сведенными за спиной руками, наверняка был в этом виновен.
Подбежал Суслов, заглянул в дворницкую, вышел оттуда белый как мел. Запинающимся голосом сказал мне:
– Как вы… могли?
– Да не я это! Я могу все рассказать как было!
Однако даже выслушав мой сбивчивый рассказ, экскурсовод лишь пожал плечами и сказал:
– Я вызываю полицию. Сами понимаете, Иван, дело серьезное. Человек умер на экскурсии…
У меня сердце ушло в пятки после этих слов. Если придет полиция, то будут ли они вообще что-либо серьезно расследовать? Как ни крути, все улики были против меня. У них будут свидетели – Тарзан и Артемида, которые видели меня у тела в последний момент. Отпечатки на ноже! Там могут быть отпечатки убийцы! Но сразу как только мне пришла эта мысль, я с горечью осознал, что, кто бы ни задумал столь дьявольский план, наверняка позаботился о том, чтобы его отпечатки не остались на ноже. А последним брал его я…
Экскурсанты или не смотрели в мою сторону, или бросали на меня редкие взгляды, полные недоверия и страха. Никто не поверил моей версии событий. Артемида так разволновалась, что упала в обморок: ее приводила в чувство Илона Василькова. Кто-то выразил желание уйти, но Суслов не позволил. «Для проформы должны присутствовать все, кто был на экскурсии», – сказал он.
Полиция появилась быстро. В накрахмаленной бледно-голубой рубашке, с записной книжкой в руке, высокий и статный, передо мной появился сотрудник уголовного розыска. Он сразу вцепился в меня взглядом, затем изучающе осмотрел остальных. Только потом представился:
– Оперуполномоченный Сергей Клыгин.
Суслов показал, где произошло убийство, и Клыгин быстро прошел в дворницкую. После этого он быстро опросил каждого, и, как я и ожидал, пришел к неутешительному для меня выводу. Впрочем, никакого вывода я не услышал. Клыгин просто подошел, отнял меня из захвата Шейдакова и защелкнул наручники за спиной.
– Да вы же ничего не расследовали! – возмутился я.
– Факты очевидны, – холодно сказал он.
– Ничего не очевидно! – упирался я, – Вы меня слушали?! Я же рассказал, как было.
– У нас есть два свидетеля, которые видели вас у тела. Остальные экскурсанты в этом моменты были в другом месте. Только вы знали, где лежал нож. Мне еще что-то добавлять?
Все шло именно так, как я себе представлял – меня собирались бросить в тюрьму без суда и следствия. В последнем отчаянном рывке я быстро развернулся и закричал на весь двор, так, чтобы услышали все, кто сейчас смотрел на нас из окон:
– Я невиновен! Я невиновен!
Не знаю, к кому я взывал – может, к господу Богу. Было наивно полагать, что кто-то вдруг придет мне на помощь, если даже участники экскурсии проявили полную безучастность к моей судьбе. Позади меня раздался низкий глухой голос:
– Прапорщик Клыгин.
Я обернулся. Со стороны выхода к Фонтанке к нам шел еще один полицейский. Сразу чувствовалось, что рангом он повыше Клыгина. Он шел неспешно и даже грузно – в походке его было что-то основательное. По комплекции он был полной противоположностью Клыгина: крупный и приземистый, с круглым лицом и огромным носом. На голове у него красовалась полицейская фуражка, а на плечах сидели погоны с четырьмя звездами.
– Добрый день, капитан Будко! – вскричал Клыгин и вытянулся в струнку, воткнув ладонь в висок.
– Что в позу стал? – нахмурился капитан, подходя к нам вплотную, – А это кто? Чего в наручниках?
– Подозреваемый…
– Подозреваемый, но не преступник, – покачал головой Будко, подкуривая папиросу. Затянулся, закашлялся, выдохнул дым, – Что случилось? Расскажи суть.
Клыгин рассказал. Будко почесал щеку и поправил головной убор.
– Я бы не сказал, что все очевидно, – пробормотал он, – Какой у пацана мотив-то?
– Именно! – вскричал я. Капитан нравился мне все больше и больше.
– Мотив узнаем в участке, – не очень уверенно сказал Клыгин.
– Кто-то хотел его убить! – выпалил я, – Он показывал мне сообщение в телефоне. Кто-то из экскурсантов пригласил его сюда, угрожая компроматом.
– А где этот телефон? – спросил Будко.
– Да пропал!
– Вот видите, – пожал плечами Клыгин, – Пытается выкрутиться.
Будко шумно вздохнул. Он о чем-то сосредоточенно думал. Клыгин, тем временем, вел себя странно. Он осторожно озирался по сторонам, будто ждал неприятной встречи.
– Значит так, – наконец промолвил Будко, – Отвези его в участок, так и быть. Но без меня это дело не расследуй. Не нравится оно мне…
– Это потому что он здесь живет?
«Он»? Клыгин сказал это почти с ненавистью.
– Не только, – покачал головой Будко, – Позже расскажу. Надо выяснить еще, кем был убитый. Запиши данные всех из группы. Они все тоже пока подозреваемые. Я Польку из детского сада заберу и сразу в участок.
Для меня забрезжил луч надежды. Хотя бы этот капитан сомневался в моей вине. Но все равно перспективы были мрачными. Денег на адвоката у меня не было, а сам защищаться в суде я не умел. Сколько там за убийство? Десять лет? Еще месяц назад я выпускался из ВШНИ, полный надежд и мечтаний, а теперь моя жизнь летела откос. Провести молодость в тюрьме! И по чьей вине?! Я даже не знал, кто и почему так жестоко поступил со мной!
Но только Клыгин подтолкнул меня в спину, как в событиях этого дня произошел новый неожиданный поворот. И, пожалуй, самый главный из всех.
Только мы подошли к арке, как сверху на асфальт посыпались мелкие камешки. Что-то коротко зашумело, и не успели мы поднять головы, как прямо перед нами приземлилась чья-то фигура. По инерции он опустился на колено – спрыгивал с балкона, видать, безумец! Затем медленно распрямился, одновременно поднимая правую руку. Коснулся двумя пальцами козырька черной фуражки на голове, бросил на Клыгина стремительный взгляд и выстрелил в его сторону указательным пальцем. Сказал спокойным, но гласным и уверенным голосом:
– Сними наручники.
Мы все застыли, пораженные его эффектным появлением. Да и внешний вид у него был необычный. Как я уже сказал, на голове у него была черная фуражка, только не полицейская, а с укороченной тульей. С околыша смотрела кокарда с изображением занесенного меча. Одет он был в самый настоящий мундир: со стоячим воротником и без всяких украшений и кантов. Мундир не был запахнут – еще бы, в такую жару – и я видел, что он застегивается не на пуговицы, а по-просту на крючки. Мундир выглядел старым и слегка поношенным, но в то же время было заметно, что владелец тщательно за ним следит. Под мундиром виднелась простая белая рубашка.
Несмотря на возраст мундира, владелец его оказался молодым человеком – я бы дал ему столько же лет, сколько и мне, может, чуть старше. Он держался статно и уверенно, и именно это поражало! Я сразу задумался, кто же он такой – вот так эффектно приземлился перед полицией да еще указывает им. Позади себя я услышал, как что-то громко заскрежетало. Это были зубы Клыгина. Я обернулся – лицо его надулось, как красный воздушный шар.
– Соколик! – выплюнул он, будто выпуская пар, – Я так и знал, что без тебя не обойдется!
Наш таинственный персонаж слегка поднял уголки губ и скрестил руки на груди.
– А как иначе, – сказал он, – Убийство? В моем доме? Я это не могу так оставить.
– Прыгай обратно, циркач – огрызнулся Клыгин, – Я уже все сделал. Вот этот парнишка его убил, вопросов нет!
– Парнишка убил, – повторил он слова Клыгина, – Вы тоже так думаете, капитан Будко? Думаете, этот бедолага с испуганным, словно у кролика, выражением на лице мог кого-то убить?
Как у кролика?! Тут уже чуть не взорвался я. Он явно не стеснялся в выражениях. Будко тем временем начал новую сигарету. Попыхивая папиросой, произнес сквозь зубы:
– Есть у меня сомнения…
– Если у вас есть сомнения, мы должны искать правду до конца, – сказал незнакомец.
По какой-то причине, слова его имели вес перед капитаном.
– Я знаю, у тебя тут личный интерес, Данилка, – скребя подбородок, сказал Будко.
– Именно. Вы знаете, что собираются сделать с «Толстовским» домом.
– Знаю. Но и поручить расследование гражданскому мы не можем.
– Вот так! Слышал? – воскликнул Клыгин, – Вот и не мешай на проходе!
– Погоди, – осадил его Будко и снова обратился к парню в мундире, – Данилка, твое мнение будет важно в этой ситуации.
– Что?! – Клыгин прокричал таким тоном, будто его предал самый дорогой человек на свете.
Папироса после щелчка отлетела точно в мусорку, а Будко взглянул на часы на руке.
– Значит так. Я сейчас еду забирать Польку из школы. У тебя есть час времени, чтобы докопаться до правды этого дела. Договорились?
Тот усмехнулся и прикрыл глаза.
– Часа вполне хватит.
Вполне хватит?! Это уже было на грани заносчивости! Даже я, уповавший на его помощь, чуть не воскликнул «Да не успеешь ты!». С другой стороны, выбирать мне не приходилось. Клыгин намеревался упечь меня за решетку. Я готов был ухватиться хотя бы за этого странного Соколика.
– Но у меня есть пара условий, – продолжил он.
– А ты не зазнался, условия диктовать будешь? – заклокотал Клыгин.
– В рамках разумного, Данилка, – сказал Будко.
– Во-первых, подозреваемый – Иван, правильно? – будет со мной.
– Это почему?
– Он обнаружил тело, поэтому его показания имеют большую важность. Кроме того, раз он главный подозреваемый, то и держать его я хотел бы как можно ближе к себе. На случай, если надумает убежать.
– Держать его – моя работа, – парировал Клыгин.
– Нет, мой сумрачный друг, твоя работа – не спускать глаз с экскурсионной группы, а также не допускать посторонних на место преступления.
– Да я их уже отпустил!
– Весьма поспешно. Вероятность того, что кто-то из этой группы и есть настоящий убийца, ненулевая.
– Капитан, я не буду его слушать! – взорвался Клыгин, – Кто он вообще такой!
– Час. Вытерпи Данилку всего час, – пробормотал Будко, – Мне пора, скоро уроки в школе закончатся.
С этими словами он пошел к воротам, давая понять, что разговор окончен.
– Отпусти бедолагу, – сказал парень в мундире.
Даже стоя спиной к Клыгину, я ощутил пламя его ненавистного взгляда, адресованного человеку перед собой. Щелкнули наручники, и я с радостью почувствовал свободу в запястьях.
– Теперь оцепи место преступления. Что мне, говорить как делать твою работу? Я же всего только гражданский.
Клыгин резко развернулся и пошел к дворницкой. Я с нескрываемой радостью обратился к своему спасителю:
– Даже и не знаю, как отблагодарить. Хоть ты мне поверил…
– Ерунда, – отмахнулся он, – По тебе видно, что ты этого не делал. Растрепанная, залитая краской, рубашка, эта безумная прическа – ты студент художественного вуза. Творческая личность, как говорится. Такие люди неспособны на убийство в принципе. Как там говорилось у классика? «Гений и злодейство несовместимы», кажется. Хотя ты, наверно, и не гений, но на злодейство тоже вряд ли способен.
Я не знал теперь, благодарить его или нет, особенно после того, как он усомнился в моих художественных навыках. Хотя, будем честны, гением живописи я правда не был. Тут я спохватился, что еще не представился.
– Иван Федоров, – сказал, открывая навстречу ладонь.
– Хм, и имя у тебя тоже скучное, – пробормотал он.
Каков наглец! Но все-таки он представился в ответ.
– Меня зовут Данила Соколик. Я живу в Толстовском доме.
– Это было трудно не заметить. Эффектное появление.
– А, это… – он махнул рукой, – Да, пришлось смотать веревку из подручной простыни. Совет двора меня, наверно, убьет за то, что ногами упирался в фасад, когда прыгал.
Я взглянул наверх. С балкона четвертого этажа действительно свисала импровизированная веревка из белой простыни. Я не успел оценить высоту, с которой ему пришлось прыгать, потому что на плечо опустилась ладонь:
– Мой друг, архитектура этого двора, без сомнения, прекрасна и достойна пристального внимания. Но сейчас нам нужно отправиться на место убийства. Если ты, конечно, не хочешь снова оказаться на марше у Клыгина.
Я, конечно, не хотел, и вместе с Данилой мы пошли обратно в дворницкую. Когда проходили мимо экскурсионной группы, ко мне подошел Суслов.
– Объясните, что тут происходит, – сказал он раздраженным тоном, – Нас вроде отпустили, а теперь сказали стоять, не двигаться с места. И вас же арестовали?
– Мы проводим расследование, – сказал я как можно более важным тоном.
Он так опешил, что его усы подпрыгнули к щекам.
– Но вы же…
– Я невиновен, – продекларировал я с железной уверенностью, – И Данила Соколик это докажет.
Бог знает, почему я был так уверен в нем, что это сказал. Тем временем, Данила позвал меня из дворницкой.
– Мы к вам выйдем скоро… – уверил я Суслова, – За показаниями.
– За чем, за чем? – Суслов, казалось, аж побелел от моей наглости.
Я в два прыжка оказался наверху лестницы. Внутри дворницкой все оставалось неизменным, только теперь во всем помещении стоял запах запекшейся крови. Данила присел на корточки, ухватил обеими руками лицо погибшего и повернул к себе. Только сделав это, он громко присвистнул.
– Вот так-так. Ты его узнаешь? – спросил он меня.
– Первый раз вижу.
– А ведь это известный человек, – сказал Данила, поднимаясь на ноги, – По крайней мере, в последнее время он был на хорошем слуху. Так, что даже я видел его фотографии в новостях. Это не кто иной, как король Кудрово – Серега Япончик. Или, как его зовут в полиции – король откатов.
– А кто такой этот Сергей Япончик? – спросил я.
– Самый главный застройщик спального района Кудрово, – ответил Данила, – Строил в том числе загородные элитные дома для госслужащих. Долгое время шли слухи, что он получал заказы через откаты, но доказательств не было.
После этих слов у меня в голове словно ярко вспыхнула лампочка.
– Так вот, наверно, что это был за компромат! – воскликнул я.
И я рассказал, как Япончик в последние минуты перед смертью показывал мне сообщение на телефоне.
– Компромат – у одного из экскурсантов… – повторил за мной Данила, – Ты уверен, что сообщение было именно таким?
– Более-менее, да.
Данила вдруг переменил тему. Взгляд его обратился к ножу в груди убитого.
– Кстати, что это за кинжал? – спросил Данила, вглядываясь в рукоять, – Необычная гравировка.
– Это его личный был, – сказал я. – Он нам угрожал сначала этим ножом, но Тарзан его выбил. Потом Суслов, экскурсовод группы, сказал мне поднять его и принести сюда.
– А куда ты его положил?
– Да вот, под свои мольберты, чтоб никто случайно не нашел.
– И Суслов был с тобой?
– Да, он и открыл дворницкую. Но я вот, что хочу сказать важное – он умер еще до того, как в него всадили нож.
Данила нахмурился.
– Если он умер до того, как его ударили ножом, зачем его вообще били ножом? – спросил он.
– Да я вот и сам этого не понимаю! Тут одна загадка на другой.
– И как он умер тогда, Иван? – спросил Данила.
– Я не совсем правильно выразился – он не умер, а умирал на моих глазах.
Я рассказал про все ухудшающееся состояние жертвы во время экскурсии и описал его смерть.
– Когда он упал на пол, у него все еще был пульс, хотя говорить он уже не мог.
– А потом? Его ведь ударили ножом не в твоем присутствии? Почему ты вышел из дворницкой?
Я рассказал об упавшей раме и безумном крике, огласившем двор. Данила некоторое время стоял в задумчивости. Затем кивнул в направлении жертвы.
– А когда ему отрубили палец на ладони? Полагаю, не во время экскурсии?
– Нет. Он его вчера случайно сам отрубил болгаркой.
– Откуда ты знаешь?
– Он сам мне рассказал. Мы пришли на экскурсию раньше всех.
– А эта рана открывалась во время экскурсии? Бинты выглядят свежими.
– Да. Он напал на Суслова, нашего экскурсовода, и рана закровоточила. Илона Василькова – женщина-врач из группы – меняла ему повязку.
Данила какое-то время обдумывал мои слова, а затем щелкнул пальцами, словно ему пришло что-то на ум, и сказал:
– Есть всего два возможных объяснения его смерти. Одно из них маловероятно. Но мне нужно больше информации. Скорей – нам нужно спешить!
В этот момент я был поражен его взглядом. Вид у него вдруг стал какой-то нечеловеческий: как у хищного животного – ястреба или волка, почуявшего запах крови. Но прошла секунда, и на лице снова было спокойное выражение, хотя и все равно с какой-то манией в глазах. Он быстрым шагом покинул дворницкую. Когда мы спускались, я не вытерпел и спросил:
– Ты сыщик или следователь получается?
Он быстро оглянулся, лицо его выражало огромное презрение.
– Нет ничего более вульгарного, чем слово «сыщик», а от «частного детектива» веет дешевым чтивом. Я лишь искатель истины, не более того.
Не более того?! Как ни крути, а он все-таки умел придать себе значимость. Но в то же время его слова не выглядели просто позерством. Когда он загорался вот так, его энергетика заряжала энтузиазмом окружающих. Уверенность Данилы и его стремление узнать правду передались и мне – через его слова и поступки.
Клыгин обносил вход в дворницкую сигнальной лентой, чтобы за нее не проходили пытливые жильцы, которых набралось уже немалое количество. Участники экскурсии стояли ближе к входу под аркой, и их ограждали от любопытных уже сотрудники полиции. Мы спустились по лестнице и направились к ним, пробираясь через толпу. Полиция пропустила нас за живое ограждение, и мы начали опрашивать экскурсантов. Все – кроме Артемиды – смотрели на меня косо, в глазах читался невысказанный вопрос: «Почему его не арестовали?». Впрочем, они охотно отвечали на вопросы – видно, подумали, что Данила относится к полиции.
Первым он начал опрашивать Илону Василькову:
– Скажите, пожалуйста, это вы меняли повязку умершему?
Она слабо кивнула. Глаза ее были широко раскрыты, а на лице было выражение тревоги.
– Полагаю, перекиси ни у кого не было. Чем в таком случае вы обрабатывали рану?
– Да просто водой.
– А откуда была вода?
– Да я уже не помню… Марат Вениаминович дал свою бутылочку, как мне кажется.
– Бутылочку? С питьевой водой?
– Да. Больше ни у кого ничего не было тогда.
– А вы сами видели, как он пил из этой бутылочки?
– Что за странный вопрос? Конечно, видела. Я и сама из нее пила.
– Благодарю.
Но только Данила собрался отходить от Илоны, как она ухватила его за рукав.
– Ему было очень плохо, – заговорила она вдруг, – Я это видела, но ничего не сделала!
– Вы думаете, он умер не от ножа в сердце?
– Я не знаю, – она покачала головой, – Но я точно видела, что с ним что-то не в порядке. Будто ему не хватало воздуха, и он вот-вот задохнется. Я хорошо знаю эти симптомы, в реанимации работала. Лицо было синее, да и одышка сильная.
Теперь уже Данила взял ее за руку.
– Уважаемая Илона, прошу вас не корить себя. Вы уже очень много делаете, помогая этому расследованию. Ваши показания сейчас были бесценными.
– Я очень надеюсь на это.
Данила отвернулся от нее. В его взгляде было что-то странное. На мгновение я увидел в его глазах страх, потом злость – словно его одна за другой обуревали разные эмоции. Впрочем, это длилось всего мгновение, вскоре он уже с невозмутимым выражением подходил к свидетелям убийства. Точнее, тем, кто застал меня над телом – Тарзану и Артемиде.
– Мне сказали, вы не разговариваете, – обратился Данила к Тарзану.
Тот в ответ скрестил руки-бревна на груди, презрительно посмотрев на нас сверху вниз.
– Похоже, он все еще думает, что это я его убил, – сказал я Даниле.
– Да не убивали вы его, – всплеснула руками Артемида, – Я ему который раз говорила, что вы невиновны.
Она держала в руке пластиковый стаканчик и судорожно пила из него воду в перерывах между фразами.
– А почему вы так думаете? – спросил Данила.
– Так ведь ты тоже так думаешь! – вскричал я, – Что за сомнения?
– Не пойми меня неправильно. Во время расследования мы должны проверить все гипотезы.
– Да потому что это слишком очевидно! – воскликнула Артемида. – Разве неясно? Он остался один с этим Сергеем, тогда как мы убежали – я за помощью, Тарзан – за водой. Сразу было понятно, что если Сергея убьют, это может быть только Иван!
– Возможно, Иван просто не успел спрятаться с места преступления после того, как коварно всадил нож в сердце своего злейшего врага. А на самом деле он хотел подставить вас двоих, – сказал Данила.
– Об этом я не подумала… – задумчиво сказала Артемида, подперев подбородок кулачком, – Вот теперь я уже не так уверена.
Тарзан закивал головой и ударил кулаком одной руки о ладонь другой. Идея Данилы, очевидно, понравилась и ему.
– Да что ты говоришь! Я думал, ты на моей стороне, – протянул я.
– Мой друг, если я и на чьей стороне, то только на стороне правды, – ответил Данила, – А правду не так легко запятнать наспех собранными догадками.
– А вот теперь переубедите меня, что это не он! – воскликнула Артемида. – Я уже ему не верю.
– Нож, – сказал Данила. – Кто-нибудь из вас знал, где лежал нож, которым ударили Сергея?
– Я не знала, – покачала головой Артемида.
Тарзан покачал вслед за ней.
– Причина, по которой подозрение так выгодно падает на несчастного Ивана, кроется именно в том, что он знал, где лежит орудие преступления. Поскольку сам его положил под мольберты. И, как вы сами только что сказали, это делает его слишком очевидным подозреваемым. Можно сказать, подсадной уткой.
Артемида захлопала в ладоши и аж засветилась от радости.
– Точно, точно! Иван, вы снова невиновны!
– Но мы немного ушли в сторону, – сказал Данила, – Я подошел к вам не рассказывать о своих выводах, а послушать вас. Вы, уважаемая Артемида, ходили звать скорую, а вы, Тарзан – за водой. Насколько успешны были ваши предприятия?
Тарзан поднял полупустую пластиковую бутылку с водой.
– Воду я уже почти всю сама выпила, – сказала Артемида, потрясая уже пустым стаканчиком, – А скорую я вызвала, но без толку. Когда они приехали, уже нужно было вызывать полицию, что мы и сделали.
– А почему вы выходили вызывать скорую на набережную Фонтанки?
– Потому что связи не было в дворницкой. Да и во дворе тоже плохо ловило.
– Есть свидетели, которые видели вас там, где вы говорите?
– Вы думаете, я вру?! – воскликнула Артемида, – Да спросите хоть охранника в будке у ворот. Он меня видел! Да еще люди по набережной ходили, видели меня, только их искать надо. Тарзана видели в «Дикси», где он воду покупал.
– Нет, конечно, я не думаю, что вы врете, – улыбнулся Данила, – А за время, что вы там были, никто не выходил из ворот?
– Наверняка много людей выходило. Это ведь жилой дом, я, если честно не следила, – покачала головой Артемида.
Она вдруг нахмурила взгляд и подняла палец вверх, будто вспомнила что-то важное.
– Из окна дома вылетела птица! – воскликнула она.
– Птица? – переспросил я.
Данила промолчал, но сощурил взгляд.
– А может и не птица, – тут же сдала назад девушка, – В общем, я думаю, что-то выпорхнуло из окна одной из квартир Толстовского дома. Я подумала, что кто-то голубей разводит.
– Проясните, – попросил Данила, – Вы совершенно четко видели голубя, который вылетал из окна квартиры?
– Скорее, нет. Я заметила краем глаза, как что-то пролетело из дома в сторону Фонтанки.
– И вы решили, что это был голубь?
– А почему бы и нет? – тон Артемиды был почти вызывающим, – Это прекрасные птицы, и я уверена, что их здесь кто-то разводит. Это вполне мог быть голубь.
– Спасибо, Артемида. Это были очень важные показания, – сказал Данила, – А теперь, если позволите, могу попросить ваш стаканчик?
– Стаканчик? А зачем? Я из него пила уже, он грязный.
– Я не привередливый.
Озадаченная Артемида отдала ему стаканчик.
– И правда, зачем тебе стаканчик? – спросил я Данилу, когда мы отошли от девушки и великана.
– Долго объяснять. Скажем так, хочу проверить одну теорию.
Сказав так, он подошел к Суслову. Экскурсовод как раз в этот момент достал свою бутылочку с водой и хотел к ней приложиться.
– Позвольте, – сказал вдруг Данила и резким жестом вырвал бутылочку у него из руки.
– Что вы себе позволяете?! – вскричал Суслов, онемевший от такой наглости. Он нахмурился, но вместе с тем я заметил, как на лбу его сразу выступили капельки пота. Хотя вечер был уже далеко не таким жарким.
Данила сделал небольшой глоток, запрокинул голову и стал громко полоскать горло. Вскоре булькающие звуки закончились, и он с шумом опорожнил содержимое глотки в стаканчик, позаимствованный у Артемиды.
– Правила этикета, – с улыбкой объяснил он свое поведение, – Не хочется плевать на асфальт этого прекрасного двора.
Суслов быстро протянул руку и вырвал бутылку назад. Потянулся он было и к стаканчику, но Данила отвел руку.
– Благодарю, но я сам вылью эту воду, – сказал он.
– Да я ничего… – стал было оправдываться тот. Казалось, будто его застали за каким-то общественно порицаемым действием.
– Как вас зовут? – спросил Данила как ни в чем ни бывало.
– Марат Вениаминович Суслов, – ответил экскурсовод. Он жадно приложился к бутылке и выпил то, что оставалось на самом донышке. Однако бутылку не выкинул, а бросил себе в сумку.
– И давно вы занимаетесь экскурсиями? Признаться, я никогда не видел вас на экскурсиях по этому дому.
– Недавно. Я работаю в управлении культуры нашего города. «Петербург для народа» – отличный проект, вот я и вызвался стать экскурсоводом-волонтером.
– Я встречался со всеми вашими предшественниками. И все они писали на меня доносы в управление.
– До меня доходили слухи о неком молодом человеке, который пытался мешать экскурсиям… Так это были вы?
– Мешать экскурсиям?! – вскричал Данила, – Эти экскурсоводы даже не знали общеизвестных фактов об этом доме. Но даже не это главное. Все они пытались лезть в жизнь честных жильцов. Рассказывали, как ужасно, что государство здесь ничего не контролирует.
– Так вы здесь живете? В таком случае, я не обязан отчитываться перед гражданским. У меня было впечатление, что вы из полиции. Как вас вообще допустили к расследованию?
В последней фразе слышались раздраженные нотки.
– Всего один вопрос, прежде чем вы от меня закроетесь, – прервал его Данила, – Вы знали погибшего?
– Нет. Первый раз видел его.
На этом Суслов замолчал. Демонстративно повернулся к нам вполоборота, скрестив руки на груди.
– Но дайте нам хотя бы показания! – вскричал я.
– Бесполезно, – покачал головой Данила и потянул меня в сторону. – Займемся лучше другим. Я тебе сейчас дам задание, а сам отлучусь ненадолго.
– Какое задание?
– Опроси оставшихся двух свидетелей. Надо понять, что они делали вместе с Сусловым во время убийства. А мне надо вот от этого избавиться.
И он помахал у меня перед носом стаканчиком с водой, которой полоскал горло.
– Как это может быть важнее показаний свидетелей?! – выпалил я, – Да вылей просто!
Но Данила уже растворился в толпе, окружавшей экскурсионную группу. Ничего не оставалось, как подойти к Баритонову и Радеевой.
– Ужас, ужас! – причитала она, – Да когда нас уже отпустят, когда отпустят?
– Не нервничайте, – старался приободрить ее мужчина, – Постоим еще чуть-чуть, и отпустят.
Увидев меня, Радеева бесцеремонно выставила вперед указательный палец.
– Вы! Вас же взяли! Это ведь вы его убили! А теперь…
– Никого я не убивал, – стараясь спрятать раздражение в голосе, сказал я. – Расскажите мне, куда вас повел Суслов, когда мы с Артемидой и Тарзаном остались с Сергеем.
– Можно ему говорить, как думаете? – с опаской спросила Рада Тихона.
– Я был бы осторожен, – ответил Тихон, – Хотя раз вас отпустили, то может вы и невиновны.
– Пока не отпустили, – покачал я головой, – Поэтому мы с Данилой Соколиком ищем доказательства моей невиновности!
– С каким-каким соколом? – переспросила Рада, – Что вы мелете-то?
– Неважно! Так где вы были, расскажите, пожалуйста?
– Тут тайны никакой нет, – сказал Баритонов, – Мы были в музее истории Толстовского дома. Уважаемый Марат Вениаминович повел нас через прекрасную парадную со стороны набережной. Мы поднялись на четвертый этаж, где находится музей. Оттуда прекрасный вид на набережную, к слову сказать.
– Именно! – воскликнула Радеева, – Я оторваться от этого вида не могла. Но Суслов нас чего-то поторапливал места занять.
– Да, он выключил свет и включил нам фильм. Сам в это время стал рассказывать историю дома на фоне.
– Рассказывал он сам? – с сомнением спросила Рада.
– А кто ж еще? Кроме нас троих там ведь никого не было.
– Мне казалось, там запись шла.
– Почему это вам так казалось? – чуть не сердито спросил ее Баритонов.
– Ну я ему вопрос задала, помните, а он не ответил. Все бубонил и бубонил: «А тут жил такой, а тут жил сякой». А я спрашиваю: «Ну а Ольга Николаевна тут жила?». А он бубонит и бубонит…
– Да он из вежливости не ответил. Ясно ведь, что не жила.
– Да я не имела в виду героиню! Может, актриса сама жила, кто его знает.
– Не жила!
– Ну да Бог с ней. Не ответил он мне.
– А вы сами видели его во время фильма? – спросил я.
– Видеть-то не видели, но голос его слышали, – сказал Баритонов. – Зачем на него смотреть, если он нам фильм показывает.
– То есть, вы были к нему спиной?
– Не только спиной. Он был за перегородкой.
– Какой перегородкой?
– Тут сложно объяснить… В этом музее есть перегородка. За ней находится проектор, который показывал фильм. А мы сидели по ту сторону перегородки и смотрели на экран. Марат Вениаминович был как раз за нами, рассказывая историю дома.
– А когда фильм закончился, вы все пошли во двор?
– Да. И увидели плачущую Артемиду и вас в хватке Тарзана. Дальше вы знаете.
– Вы вернулись тем же путем?
– Да, тем же. Спустились по великолепной лестнице, я еще сделал пару снимков в парадной. Прошли через набережную обратно во двор.
– И с вами ведь все время была еще Илона Василькова, верно?
– Была, была! – подтвердила Радеева, – Только она молчала все время. Думала о своем о чем-то.
Я задумался. Получается, у четверых участников экскурсии было железное алиби. Суслов, Радеева, Баритонов и Василькова – все в момент смерти Сергея находились в музее Толстовского дома и попасть в дворницкую не могли. Когда вернулся Данила, я передал ему показания. К моему недоумению, он воскликнул:
– Прекрасно! Все почти сходится!
– Что сходится? – спросил я, – У четверых из группы алиби. Остальные тоже вроде как непричастны. Убийца, наверно, все-таки не из группы был.
– Мой друг, ты разве забыл, что сам мне сказал? – спросил Данила тоном разочарованного экзаменатора, что принимает зачет у студента, – «Компромат – у одного из экскурсантов» – так гласило сообщение, если я не ошибаюсь?
– Да, но это могла быть ложь! – воскликнул я. На меня вдруг накатило отчаяние. Это убийство теперь выглядело донельзя непонятным и запутанным. Я уже не был так уверен, что Данила раскроет правду. Вдруг он действительно был просто самоуверенным паяцем, как его и описывал Клыгин?
– Нет, – покачал головой мой спутник, – Все указывает на то, что убийца действительно был членом экскурсионной группы. Я удивлен, что ты сам этого еще не понял. И все представленные доказательства указывают всего на одного человека.
– И кого же?
Вместо ответа Данила спросил:
– Скажи мне, зачем уже мертвое тело ударили ножом?
– Чтобы подставить меня, понятно!
– Если так, то ударить его ножом мог только сам убийца. И если убийца не ты… Кто еще знал, где лежит нож?
Бывают такие мысли – а скорее не мысли, а откровения даже – которые буквально шилом пронзают мозг, быстро доносят то, что так долго варилось в недоступных областях нашего серого вещества. После слов Данилы меня пронзило как раз такое откровение. Ну конечно, это мог быть только он!
– Но как?! – тут же воскликнул я.
– Я пока не готов ответить на этот вопрос, – уклонился Данила, – Осталась всего пара штрихов.
Он нетерпеливо взглянул на часы.
– Поспешим в музей, где были Суслов и трое других экскурсантов. Не в твоих интересах терять время.
– А уже время? – фальцетом спросил я.
– Осталось десять минут из отпущенного капитаном часа.
Не дожидаясь моего ответа, он поспешил, как ни странно, к дворницкой. Когда Данила поднимался к двери, за которой лежало тело, я окликнул его:
– Но здесь же нет выхода на этаж!
– Кто тебе сказал? – нахмурился он.
– Суслов. Он сказал, что здесь нет выхода на лестничную площадку. Можно попасть только по черной лестнице на крышу.
– Отнюдь, – покачал головой Данила, – Здесь есть выходы на каждый из этажей.
Мы быстро, чуть не бегом, поднялись на четвертый этаж. Данила буквально летел по ступеням, тогда как я выбился из сил на третьем пролете. Либо у него была прекрасная физическая подготовка, либо мое голодное существование, наконец, стало отражаться на моем бренном теле. Когда, шумно захватывая ртом воздух, я ступил на лестничную площадку, Данила уже стоял у окна. Рама была снята, из голого проема воздух с шумом вырывался во внутренний двор. Справа у стены стояли части рамы – заплесневелые доски с облупленной краской по краям.
– Отсюда упало окно, так грандиозно переполошив моих соседей, – сказал Данила, когда я подошел. – Совет двора намеревался заменить эти окна, но рабочие пока успели только снять рамы с них.
Я выглянул в проем. Действительно, прямо под нами, внизу на асфальте лежали разбитые в щепки части рамы и куски стекла.
– И кто его уронил, как думаешь? – спросил я.
– Уронил? Его сбросили. Ты ведь сам рассказывал про страшный шум во дворе, когда она упала. Если не ошибаюсь, звук падения предварял также безумный крик, верно? Давай-ка проверим…
При последних словах в глазах его появилось озорное выражение, как у ребенка, который придумал интересную шалость и ему не терпелось ее воплотить. Данила сорвал с головы фуражку, высунулся по пояс из окна, так что ступни едва не оторвались от пола, и огласил двор истошным воплем. Я зажал уши – до того громким было это неожиданное напряжение голосовых связок. Только закончился его крик, как раздались звуки распахиваемых окон – совсем как тогда, во время убийства. Кто испуганный, кто раздраженный – люди высматривали источник крика.
– Все в порядке! – прокричал Данила, махая рукой из проема, – Прошу прощения!
– Что ты там творишь, Соколик?!
Последний возглас донесся снизу, где из нахлынувшей на крик толпы людей на нас взирало искаженное недовольством лицо Клыгина.
– Всего лишь эксперимент! – ответил ему Данила и, отойдя от проема, сказал в мою сторону, – Люди меня заметили, как видишь. Однако если бы, вместо того, чтобы остаться у окна, я сразу побежал вниз, в дворницкую, источник шума установить было невозможно.
– И как раз на том этаже, что музей, – заметил я, – Как удобно!
Данила кивнул. Мы вышли с лестничной клетки на этаж, где располагались квартиры жильцов. Музей тоже располагался в одной из квартир в конце коридора с видом на Фонтанку. Дверь была закрыта, но у Данилы оказался ключ.
– Перед тобой – один из основателей этого музея, – объяснил он, приглашая меня внутрь.
Музей состоял из прихожей и двух больших комнат. Первая комната была посвящена прошлому дома. Возле стен стояли старинные предметы утвари, от утюгов до чайников, а стены украшали портреты видных жильцов дома. В одном из углов были выложены кирпичи с выбитыми на них фамилиями и именами. На двух самых верхних было выбито «Эдуард» и «Хиль».
Данила, не задерживаясь, прошел во вторую комнату. Я вошел за ним и некоторое время потерянно озирался, нигде не находя своего спутника. В центре комнаты стоял стол, к которому были приставлены стулья в несколько рядов один за другим. Прямо перед столом, у стены, висела белая простыня, которая играла роль экрана для проектора. Я вспомнил, как Радеева и Баритонов рассказывали, что Суслов показывал им здесь фильм. В комнате царила полутьма – окна с правой стороны были завешены черной драпировкой. С левой стороны черные шторы были отдернуты. За окном открывался прекрасный вид на Фонтанку. Я подошел к окну, из которого открывался вид на канал, обрамленный, с одной стороны, мостом Ломоносова, а с другой – Аничковым.
– Тебя не смущает, что эта часть окна не закрыта? – спросил Данила, явившийся будто из ниоткуда.
– Где ты был? – спросил я.
Данила показал на едва заметную перегородку слева от входа в комнату. Это была небольшая импровизированная шторка, цветом не отличимая от обоев на стене.
– Там стоит проектор, – сказал Данила, – И еще там мусорка, в которой я нашел вот это.
Он разжал ладонь, и я увидел пару смятых одноразовых перчаток. Такие используют горничные для уборки номеров в отелях. В паре мест у пальцев перчатки были надорваны, будто владелец снимал их в спешке.
– Я так полагаю, уборщиц здесь нет.
Данила покачал головой.
– Мусор выносят обычно те, кто проводят здесь экскурсии. Другими словами, основатели музея.
– Получается, Суслов тоже основатель? Это он здесь показывал экскурсантам фильм.
– Нет. Правительство Петербурга попросило нас одолжить им ключ на время экскурсии. Совет Дома одобрил, хотя я был одним из воздержавшихся.
– А что насчет окна? – спросил я.
– Радеева, Баритонов и Василькова смотрели здесь фильм в полной темноте, при полностью завешенной драпировке. Я знаю это наверняка, потому что даже при одном незанавешенном окне количество света в дневном время таково, что различить на экране решительно ничего нельзя.
– Тогда кто его отдернул?
– Мы ответим на этот вопрос, когда зададим себе другой – «Зачем его отдернули»? – ответил Данила, – Вспомни показания Артемиды.
– Она звонила в скорую, стоя на набережной. Что в этом такого?
– Да, – кивнул он, – И что она видела?
– Голубя… – я начал прозревать, – Ты думаешь, он вылетел из этого окна?
– Именно. Только не голубь, а нечто неодушевленное. Например, телефон. Я не знаю, сравнимы ли последние модели «Айфона» сейчас с голубями?
– Вполне.
Вдруг хлопнула входная дверь. Ровный стук ботинок по полу предварял явление оперуполномоченного Клыгина. Как вестник рока, высокий и сумрачный, он стал в проходе, загораживая мне путь к свободе. Вздернув левую руку, он показал на циферблат часов.
– Время, Соколик, – проследовали холодные слова. – Или ты говоришь что-то внятное или я его забираю.
Данила поправил фуражку. На душе у меня было мрачно. Успел ли он понять, как все в точности произошло? Кто и как убил Япончика до удара ножом? У нас больше не было времени на расследование! Данила должен был предложить ясное объснение событий полиции и назвать убийцу. Наверняка, от него потребовали бы доказательств. Да впрочем, даже если бы он не доказал мою невиновность, я был благодарен ему уже за то, что он вступился. Но стоило мне так подумать, как его следующие слова повергли меня в еще большее изумление.
– Соберите всю экскурсионную группу во дворе, включая Суслова. Я назову вам убийцу и расскажу в точности, как произошло убийство.
Клыгин издал короткий смешок. Смерил Данилу снисходительным взглядом.
– Надеюсь, у тебя есть чем подкрепить такие слова, – сказал он, – Если ничего не докажешь, сядешь на сутки за помеху аресту. Мне все равно, что там капитан говорит. Ты меня уже достал, Соколик.
После этих слов Клыгин схватил меня за руку, завел ладонь за спину и нацепил наручники. С силой толкнул меня в проход, словно я уже был арестован. Я бросил быстрый взгляд на Данилу. Лицо его было спокойным, а в глазах читалась решимость.
Клыгин протолкал меня вниз по лестнице к самому выходу из дворницкой. Полиция привела всех экскурсантов и Суслова, и они стали перед нами в ряд. Подошел и капитан Будко. За руку он вел маленькую девочку – я предположил, что это была его дочь. Длинные светлые волосы были сплетены в длинную косичку, спадавшую за спиной, а одета она была в традиционный для школьников костюм. Девочка с любопытством озиралась по сторонам, хотя во взгляде ее читалось некоторое напряжение.
– Капитан, вы уверены, что стоит приводить Полину на… такое? – спросил своего начальника Клыгин.
– На какое? Полька знает, где я работаю, с чем дела имею. Уже не впервой. Да и Данилку увидеть хотела.
И действительно – только он появился из дверей дворницкой, как девочка издала радостный возглас и стрелой метнулась в его сторону.
– Дядя Даня! Дядя Даня! – восклицала она, хватая его за торс так, будто хотела приклеиться.
– И я тебя рад видеть, Полина, – ответил он с доброй усмешкой.
– Я там новую джосеки придумала, давай сегодня посмотрим! – прокричала она.
В ряду экскурсантов кто-то тихо прокашлялся.
– Я прошу прощения, что прерываю эту, без сомнения, трогательную сцену. Но позвольте узнать, зачем нас здесь сейчас собрали?
Говорил Суслов. В его сущности будто что-то изменилось: он больше не выглядел тщедушным государственным сотрудником, как он представлялся мне в начале экскурсии. Речь стала более твердой, а тон – нетерпеливым. Он стоял, скрестив руки, с расправленными вперед плечами, хмуро взирая на полицейских. Посмотрел на часы, дополнил:
– Я уже час назад должен был вернуться в управление. Мне казалось, здесь все ясно, убийца был уже схвачен…
– Подозреваемый, – поправил его Будко. – Да, я прошу прощения, что мы отнимаем у вас время. Но наша работа – находить виновных.
– Ведь уже понятно, кто виновный, – процедил Суслов, сверля меня взглядом.
– Почему понятно?
Спрашивал уже Данила. Он вышел перед нами, все участники экскурсии теперь смотрели на него. Я огляделся по сторонам: в лучах заходящего солнца отражались десятки раскрытых окон, люди с интересом выглядывали наружу, ожидая, что же он скажет. Казалось, что Данила был на импровизированный сцене, готовый исполнять смертельный танец. И это действительно был танец – логики и дедукции. А от его мастерства зависела вся моя жизнь.
Он начал так:
– Это правда, что подозреваемый Иван Федоров очень хорошо подходит на роль преступника. Очевидно, бедный студент, который делал вид, что пытается заработать на жизнь рисунками портретов в ходе этой экскурсии, на самом деле вынашивал план по убийству строительного магната.
Если это и был сарказм, то хорошо замаскированный. Артемида прижала пальцы к губам, сдерживая смешок.
– Факты указывают именно на это, – продолжал Данила, – Он был наедине с жертвой и знал, где лежит нож. Никого, кроме Ивана и Сергея, больше не было в дворницкой в тот момент. Шейдаков и Романцева это подтвердили. Однако именно поэтому Иван наверняка этого не делал. Этот молодой человек не производит впечатление глупца. А только глупец совершил бы это преступление таким образом, чтобы сразу попасться.
Можно сказать, что он просто не успел сбежать и был схвачен с поличным. Но однозначно обвинить Ивана мешают несколько обстоятельств. Во-первых, известно, что он не все время был наедине с жертвой. В какой-то момент, когда они с Япончиком были внутри, во двор с грохотом обрушилась рама с четвертого этажа. Иван выбежал на шум, посмотреть, что случилось. Я верно говорю?
Он обращался уже к жителям дома – тем, что обступили нас, взяв в кольцо, и тем, что смотрели из окон. Сотни голосов слились в унисон, дружно подтверждая его слова. А ведь действительно – все они тогда высунулись на шум, чтобы посмотреть, что случилось! Внезапно этот факт сыграл мне на руку.
– Во-вторых, – продолжал Данила, – Не только Иван знал о том, где лежит нож.
Он обернулся ко мне и задал вопрос:
– Можешь ли напомнить нам, кто попросил тебя спрятать нож в дворницкой?
Я пошевелил губами, но слова не шли. Это был Рубикон, который мой мозг еще не был готов перейти. «Не говори! Не говори!» – отзывалось в голове. Но почему? Я ведь уже понял, что сделать это мог только он. Я боялся последствий? Возможно. Скажи я сейчас его имя, это будет означать фактически обвинение. Но если он действительно это сделал, то у меня не должно быть сомнений! И все-таки что-то меня смущало. Возможно то, что мы оба с Данилой понимали, что удар ножом был лишь прикрытием. Сможет ли Данила открыть потайное дно в этом деле? Мне оставалось только довериться ему, когда я, неожиданным для себя высоким голосом, произнес:
– Наш экскурсовод, Марат Суслов.
И только я это сказал, как на него со всех сторон устремились удивленные взгляды. Люди в окнах и вокруг нас стали шептаться. Остальные экскурсанты неловко переступали с ноги на ногу, бросая опасливые взгляды в сторону Суслова. Конечно, все поняли, что значили мои слова. Понял и Суслов. Он резко рассмеялся и бросил:
– Послушайте, это уже на грани. Я не собираюсь участвовать в этом фарсе, особенно учитывая подобные инсинуации.
– В чем дело? – спросил Данила, – Я всего лишь уточнил две вещи, в результате чего мы установили два факта. Подозреваемый отлучался с места преступления, а кроме него, местоположение ножа знали только вы. Разве не так?
– Капитан… как вас там? – обратился Суслов к капитану Будко, – Почему мы должны слушать домыслы этого доморощенного детектива? Полиция настолько некомпетентна, что поручает расследования преступлений гражданским?
– Отнюдь, – возразил тот, – В компетенции Данилы я не сомневаюсь, хотя в полиции он не состоит, это верно.
В последней фразе мне явно послышалась досада. Тем временем капитан продолжал:
– Мы лишь выслушиваем его точку зрения на происходящее, основанную на фактах и логике. Скажем так, альтернативное мнение – он мог увидеть то, что мы пропустили. Поэтому прошу вас уделить десять минут своего времени. Заранее благодарю.
Несмотря на смягчающие слова, тон капитана был непоколебим. Он не тушевался перед государственным служащим: очевидно, статус Суслова в его глазах ничего не значил. Экскурсовод же молчал. Лицо его стало будто каменным. Если его и терзали сейчас волнения, то он делал все возможное, чтобы этого не показывать. Нехотя, он произнес:
– Ну что ж, давайте послушаем вашу точку зрения.
– Пока это лишь гипотеза, но у нее есть сильные основания, – продолжил Данила, – Действительно, единственным человеком, который мог пронзить сердце Сергея Япончика, были вы – Марат Суслов. После того, как вы оставили Ивана, Тарзана, Артемиду и Сергея, вы с другими экскурсантами пошли в музей через вход со стороны набережной. Там вы включили фильм об истории Толстовского дома. В начале показа вы зашли за перегородку – без этого невозможно включить фильм. Именно это обстоятельство позволило вам отлучиться во время показа. Будучи увлечены фильмом, экскурсанты думали, что вы все это время были с ними. Чтобы эта иллюзия поддерживалась, вы включили запись – возможно на своем телефоне – с заранее записанной речью. Показания Рады Радеевой подтверждают это: запись на телефоне не могла ответить на ее вопрос.
Данила помахал перед собой перчатками, что мы нашли в музее.
– Вы надели перчатки, чтобы не оставить нигде отпечатков пальцев. Затем вышли на черную лестницу и издали громкий крик из окна четвертого этажа, после чего сбросили вниз оконную раму. Вашим намерением было привлечь внимание всех, кто был в тот момент в дворницкой. И это действительно сработало – внизу был только Иван, и он сразу же выбежал на шум. Вы же тем временем сбежали вниз по черной лестнице, достали нож из-под мольбертов – вы знали, что Иван положил его именно туда – и всадили его в грудь несчастного.
Но это не все. У жертвы также был телефон с инкриминирующим вас сообщением. Чтобы полиция не увидела его, вы забрали телефон с места преступления и вернулись так же по черной лестнице обратно в музей. Перчатки вы выбросили в мусорку, где мы их и нашли. Но оставалось еще избавиться от телефона. Когда фильм закончился, вы попросили экскурсантов собраться снаружи. Как только комната опустела, вы отдернули одну из занавесок, открыли окно и выбросили телефон в Фонтанку. Именно летящий телефон Артемида Романцева спутала с голубем – она в тот момент как раз вызывала скорую с набережной. Закончив с избавлением от улик, вы вернулись к группе и спустились вместе к выходу на набережной, а оттуда – к дворницкой. Оставалось только сыграть удивление, когда Артемида и Тарзан сообщили вам об убийстве.
Данила закончил, и по всему двору воцарилась тишина. Люди ожидали реакции Суслова, а он стоял со все тем же каменным лицом. Я нутром чувствовал – что-то было не так. Что это только первый акт представления, в котором еще непонятно, кто главное действующее лицо. И продолжение не заставило себя ждать.
– Это было весьма занимательно, – разогнал тишину Суслов, – А теперь позвольте разнести вдребезги эти ваши полусвязные догадки.
Выбросив руки в воздух, он вышел вперед и огласил двор неожиданно громким и сильным голосом:
– Так называемый детектив без роду без племени пытается обвинить меня в убийстве. Позвольте сразу сказать, что у меня есть алиби.
Он указал на Тихона Баритонова.
– Тихон Владимирович видел, как я показывал экскурсантам фильм в музее на четвертом этаже. Он сидел рядом со мной и помогал настраивать проектор. Должен сказать, в технической части я мало силен. Так что мне нужна была его помощь.
С нарастающим в груди, как пламя, гневом я наблюдал, как Тихон Баритонов кивнул и сказал:
– Да, я был с ним все это время за перегородкой. Могу посвидетельствовать, что Марат Вениаминович никуда не выходил.
– Не может быть! – вскричал даже не я, а вот этот пламенный гнев во мне, – Вы сами мне говорили, что не видели его своими глазами!
– Тогда я неверно вас понял, – хладнокровно сказал Баритонов, – Во время фильма я был за перегородкой вместе с Маратом Вениаминовичем, помогал ему запускать фильм.
– Рада, Илона, вы его видели? – спросил я женщин.
– Я не видела, где Тихон Владимирович сидел, – задумчиво ответила Илона, – Он вроде за спиной у нас был весь фильм.
Глаза Рады метались от Суслова в мою сторону, словно она выбирала, чью точку зрения поддержать. Последний ее взгляд в моем направлении был из-под нахмуренных бровей. И тогда она уверенно объявила:
– Точно не видела. Тихон Владимирович был с Маратом Вениаминовичем. Уж ему-то я верю.
– А мне? – обреченно спросил я.
Мой вопрос потонул в рассерженном возгласе Суслова:
– Я думаю, теперь все очевидно! Уважаемый капитан, вы потратили мое время на выслушивание инфантильных фантазий о том, как я кого-то убил. Я нахожу это весьма оскорбительным. Не думайте, что вам это сойдет с рук.
К моему великому разочарованию, и капитан, и Данила молчали. Последний склонил голову, и я даже не видел его лица. Туз в рукаве у Суслова – хотя и насквозь жульнический – по всей видимости обескуражил обоих. Неужели, неужели ничего нельзя было сделать?! Вот так легко и просто с помощью подставного свидетеля он заслужил себе алиби? А я отправляюсь за решетку на 10 лет?
– Я так и знал, что время зря потратили, – пробормотал за моей спиной Клыгин, – Еще и капитана подставили.
Он потянул было за наручники, но тут гнетущую тишину двора нарушил голос Данилы:
– Если можно, последний вопрос, Марат Вениаминович.
Экскурсовод уже пересекал двор, всем своим видом показывая, что для него допрос уже закончен. Услышав реплику Данилы, он остановился – прямо напротив него.
– Что, еще больше порождений воспаленного детективными романами ума? – с презрительной ухмылкой спросил он.
– Нет, сейчас я бы хотел узнать ваше предположение. Раз подозрение с вас снято благодаря алиби, то, как по-вашему подозреваемый смог справиться с жертвой? Если мы сравним их физическую конституцию, различие налицо. Голодающий студент-художник против практически бойца тяжелого веса. Как ему это удалось?
Суслов пожал плечами:
– Понятия не имею. У этого Япончика большого пальца не было. Слышал, болгаркой отрубило на стройке. Не мог в полную силу драться.
Эти слова имели поразительный эффект на Данилу. До того опущенная голова его взметнулась вверх, и я увидел на его лице едва скрываемую улыбку. Была это не дружелюбная улыбка, нет, она была по-хорошему безумной! Такая улыбка появляется у людей, когда их переполняет энергия от хороших новостей или удачного для них поворота событий. Только я увидел эту улыбку, как понял – что бы ни сказал сейчас Суслов, из хватки Данилы он уже не выберется.
– Как вы сказали, он лишился пальца? – четко, почти по слогам, спросил он.
– Болгаркой отрубило, сказал же, – нахмурился Суслов.
– Откуда вы узнали это? Нам вы сказали, что первый раз видели погибшего, так что знать от него это не могли.
– Да он сам мне сказал… во время экскурсии.
Глаза Суслова заметались из стороны в сторону, поза перестала быть уверенной.
– Правда? И экскурсанты могут это подтвердить?
Данила взглянул в их сторону, ожидая ответа.
– Я не помню такого, – покачала головой Артемида, – Сергей говорил только в начале экскурсии, и то больше грозился кого-то убить. А потом просто молча ходил за всей группой. Ни с кем точно не разговаривал.
– Да, я тоже не помню, чтобы вы с ним о таком говорили, – вторила Илона, – Он вообще про свою рану никому не говорил.
Вслед за ней кивнули и все остальные. У Суслова на лице появилось разъяренное выражение.
– Да какая разница, что там с его пальцем было! Значит я придумал это!
Данила покачал головой и показал в мою сторону.
– Нет, вы совершенно верно назвали причину. Это подтвердит Иван – только ему Сергей рассказал о том, как он лишился пальца.
Я кивнул, пока еще не понимая, к чему он ведет.
– Болгарка или что там – неважно! – вскричал Суслов, – К делу здесь отношения нет.
– Напротив, тот факт, что вы знаете это, меняет все дело. Видите ли, ранее я рассказывал вам не о том, как вы его убили. Я рассказывал вам о том, как вы имитировали убийство. С целью подставить Ивана, вне сомнений. Настоящее убийство произошло гораздо, гораздо раньше.
Толпа издала дружный удивленный возглас. А через него пробился неожиданно высокий, почти пронзительный голос Илоны Васильковой:
– Вы имеете в виду – когда ему было плохо?
– Именно, – кивнул Данила и теперь уже обратился к ней. – Вы врач, видели его симптомы. На что это было похоже?
– Если честно, это было похоже на сердечный приступ.
После этих слов она прижала руки к груди, а взгляд устремила в землю. Язык жестов выдавал в ней чувство вины – наверняка она корила себя за то, что не отнеслась серьезнее к его состоянию.
– Почему вы так подумали? – спросил Данила.
– Я видела, что ему не хватает воздуха. Это верный признак.
– Так теперь ты будешь навешивать на меня его сердечный приступ?! – рявкнул Суслов в сторону Данилы, – То, что у него было не в порядке со здоровьем, ко мне не относится.
Я вдруг услышал, как позади меня кто-то громко извинялся. Я обернулся: сквозь толпу жителей дома протискивалась молодая женщина. Она была в длинном медицинском халате, а в одной руке держала пакет с пробиркой. Когда она приблизилась к нам, я подумал, что она только что пробежала марафон: грудь быстро поднималась и опускалась в аккомпанемент частому дыханию, лицо все раскраснелось, а длинные светлые волосы разметались по измятому халату.
– Лера, ты что тут делаешь? – спросил у девушки Клыгин.
– Да вот, Даня попросил глянуть, что в воде этой было.
Она потрясла пакетиком с пробиркой. Клыгин был вне себя.
– Я тебе сколько раз говорил – ты не его лакей. Ты судмедэксперт по нашим внутренним делам.
– Но он сказал, это относится к делу! – оправдывалась Лера, – Сказал, что надо быстрее, а то осудят невиновного. Даня!
Она помахала рукой из толпы. Данила был в тот момент в самом разгаре словесного поединка с Сусловым, но, увидев девушку, тут же отвлекся и подошел к ней.
– Держи, – сказала она, протянув ему пакет, – Ты был прав, это не просто вода. Намешали хлорид тубокурарина столько, будто слона усыпить хотели. Даже не думала, что когда-нибудь такое увижу в лаборатории. Мы же в Петербурге живем, а не в джунглях.
– Прекрасная работа, Лера, благодарю, – кивнул Данила.
Он опять повернулся к Суслову и показал ему пробирку с водой.
– И что это? – спросил тот. Ненависти в интонации он уже не скрывал.
– Это доказательство, что у жертвы не было сердечного приступа.
– Ну слава Богу, – с облегчением выдохнула Илона.
– В этой пробирке вода с растворенным в ней алкалоидом, – продолжал Данила, – В незначительных количествах он используется для расслабления мышц. В больших – как здесь – он ведет к параличу и смерти. Более известное название этого вещества – кураре.
– Что, как у индейцев? – спросил Тихомиров.
Суслов истерично расхохотался.
– Сейчас ты будешь доказывать, что Сергея убили аборигены из Африки?! – сквозь натужный смех спросил он.
– Нет, – парировал Данила, – Жидкость в этой пробирке попала сюда из бутылки с водой. Вашей бутылки с водой. Помните, как я тогда позаимствовал у вас ее? Мне нужен был образец жидкости для анализа, и я не видел другого способа его забрать.
– Ты совсем ополоумел? – снова помрачнел Суслов. В его голосе появились угрожающие нотки, – Все видели, как я пил из этой бутылки. Будь там это твое кураре, я бы сам отравился!
– В этом нет ничего удивительного. Напротив, тот факт, что вы спокойно пили воду, натолкнул меня на мысль, что в ней может быть кураре. Видите ли, главное отличие этого яда от всех остальных – он попадает в организм жертвы только через внешнюю рану, например, царапину на коже. При употреблении внутрь яд совершенно безвреден. Именно поэтому аборигены из Африки, которых вы упомянули, спокойно ели мясо убитых таким образом животных.
– Интересная теория, – включился в разговор капитан Будко, – Но как эту воду использовали для отравления жертвы?
– У Сергея, как мы уже знаем, была серьезная рана на одной из ладоней – отрублен палец. Поскольку он лишился пальца вчера – и по какой-то причине не ходил зашивать рану к хирургу – из нее еще сочилась кровь. По рассказам свидетелей, он напал на Марата Суслова в начале экскурсии, из-за чего рана начала кровоточить из-под наскоро наложенных бинтов. Илона вызвалась перемотать рану, но для этого ее надо было промыть от крови. Она использовала бутылочку с водой, которую предложил ей Суслов. Я все верно рассказываю?
Он обернулся к Илоне. Женщину было не узнать. На лице ее застыло выражение удивления и одновременно ужаса – без сомнений, после того, как она поняла подноготный смысл данилиных слов. Какое-то время она молчала, а затем устремила взгляд в сторону Суслова. Следующие слова ее были словно иглы, которые она стремилась загнать ему под кожу:
– Как вы могли? Из-за вас я стала убийцей!
– Нет-нет, дорогая Илона, вы не убийца. Вы даже не знали, что Сергей появится на экскурсии в тот день. Однако Марат Вениаминович прекрасно это знал. Это подтверждает его специфическое знание о том, как жертва была ранена. Знание, которое он мог получить либо лично, либо от того, кто наблюдал за жертвой. За день до экскурсии – я предполагаю вечером вчерашнего дня – он отправил Сергею сообщение о компромате. Это сообщение очень разволновало последнего, вынудив прийти на экскурсию с ножом. С самого начала Сергей разыскивал того, кто угрожал ему в сообщении. Самым логичным подозреваемым был как раз экскурсовод, и именно на Марата Суслова он сначала и набросился.
Однако физические усилия привели к кровотечению из раны. Господин Суслов предвидел это, равно как и то, что на экскурсии появится врач. Илона бросилась перематывать повязку, а ему лишь оставалось предложить сполоснуть кровь водой из своей бутылочки. После этого смерть Сергея была вопросом времени. Смею предположить также, что в момент удара ножом он все еще был жив. Дело в том, что смерть от кураре наступает по причине отказы мускулатуры. Мышцы перестают управлять легкими, и человек буквально задыхается. Когда он упал на пол перед Иваном и перестал говорить, он, скорее всего, был еще в сознании.
Таким образом, удар ножом служил двум целям: убедиться, что жертва мертва, а также навести подозрение на единственного человека, который тогда был в дворницкой – Ивана.
Это был финальный coup-de-grace Данилы. Кто-то сзади присвистнул. Я обернулся – капитан Будко снял фуражку и обтер ладонью крупные капли пота со лба.
– Я полагаю, вскрытие покажет, насколько верны твои заключения, Данила. Если причиной смерти окажется кураре, то сомнений уже не останется. К сожалению, вы, Марат Вениаминович, становитесь главным подозреваемым в убийстве. Оперуполномоченный Клыгин, прошу…
Но он не успел закончить – его прервало всего одно слово, сказанное Сусловым:
– Мотив.
– Прошу прощения? – нахмурился Будко.
– Все эти нагромождения домыслов, и я так и не услышал самого главного. Зачем мне было его убивать?
Голос Суслова был уставшим. От того, что он хватался за соломинки? Нет, была это другая усталость. Будто он не хотел, чтобы доходило до этого, будто он знал, что за этим последует что-то скучное и банальное для него. В то же время не чувствовалось, что он боится объявления его подозреваемым. Но почему? От того, что ему ничего не будет? От этой мысли я вздрогнул и затем прокричал:
– Как будто у меня был мотив! Если это важно, Сергей перед смертью сказал, что его собаки достали.
Я кричал наобум. Мне казалось, что в его предсмертных словах не было никакого смысла, что было это просто сленговое обозначение убийцы. Но моя фраза неожиданно возымела действие на Данилу. Он на секунду остолбенел, затем одним прыжком оказался рядом с Сусловым и, не дав тому опомниться, закатал рукав рубашки на его правой руке.
– Бог ты мой… – слетели слова с его губ, – Не может быть.
Кольцо присутствующих сузилось – все пытались рассмотреть, что же такого нашел Данила. В тот момент Клыгин перестал меня держать, и я тоже ринулся к Суслову. На запястье у него, чуть ниже локтевого сгиба, была выбита татуировка чернилами. Она изображала странное существо – на человеческое туловище, одетое в длинное платье до стоп, были посажены две головы. На одной из них тоже было лицо человека, хотя и донельзя хмурого. А вот из затылка у него росла другая голова, невообразимо страшная и вызывающая отторжение. Была это не голова даже, а морда зубастого пса с хищным оскалом и свирепым взглядом.
При взгляде на татуировку меня взяла дрожь. Я не знал, что она означала, но где-то на уровне подсознания я почувствовал примитивный ужас. Суслов быстро вырвал руку из хватки Данилы и спешно закатал рукав рубашки. При этом он озирался будто загнанный зверь, в глазах – страх, смешанный с ненавистью. Что бы ни означала эта татуировка, он был совсем не рад, что она открылась такому количеству взглядов.
– Капитан, вы видели? – спросил Данила, повернувшись к Будко.
Полицейский некоторое время молчал, будто что-то прокручивая в голове. Наконец, он кивнул, а затем бросил Клыгину:
– Отпусти пацана.
После чего обратился к загнанному экскурсоводу.
– Марат Суслов, вы подозреваетесь в убийстве Сергея Япончика. Прошу вас пройти в отделение полиции, где будет проведен допрос.
Вопреки ожиданиям, экскурсовод спокойно протянул руки для наручников. Перед тем как Клыгин защелкнул их, Суслов бросил на Данилу последний взгляд. Ненависти в нем больше не было: скорее, это было даже любопытство. Я же бросился благодарить своего спасителя. Я схватил Данилу за ладонь и в эмоциональном порыве потряс ее так, что, наверно, мог бы вывернуть ему сустав.
– Спасибо огромное, Данила! Благодарю за помощь!
Но он вдруг покачал головой.
– Не спеши радоваться.
– То есть, как? – выпалил я, – Ты ведь доказал, что это он убил!
– Я доказал возможность того, что он убийца, – поправил Данила, – Теперь все зависит от следствия. Смогут ли они подтвердить способ убийства и найти мотив.
Это подтвердил и капитан Будко, когда мы подошли к нему, после того, как увели Суслова.
– Мы все возможное сделаем, – сказал капитан, – По крайней мере, предварительное следствие будет под моим руководством. А пока, Данилка, тебе нужно приглядывать за Иваном. Я мог бы его тоже увести, но боюсь камер у нас не хватит.
– Я все еще подозреваемый? – спросил я.
– Пока не будет точно доказана вина Суслова, да, – подтвердил Будко. – Тебе нельзя покидать Петербург, пока не завершится следствие.
– А сколько оно займет?
– Точно сказать нельзя. Может быть, месяц, но скорее всего, два.
– Два месяца?! Я скорее умру с голоду к тому времени.
И я рассказал им про свою сложную финансовую ситуацию.
– Выходит, моя оценка была не так далека от истины, – сказал Данила, – Бедный художник… Ну что ж, ты можешь пожить у меня, пока идет следствие. Мой последний сосед по квартире недавно съехал, так что одна из комнат свободна.
– Правда? Я бы рад, но мне нечем платить за жилье, – развел я руками.
– Пожалуй, выбора у тебя и нет, – вставил Будко, – Данилка найдет, чем тебя занять, уж не волнуйся.
С этими словами он отвернулся от нас и стал разгонять толпу. Представление действительно уже закончилось, а главным актерам пора было уходить со сцены. Хотя, скорее, кончился лишь первый акт. Меня так и не оправдали. Дамоклов меч все еще висел над головой.
Двор опустел. Ушла полиция, экскурсанты и жители медленно расходились по домам. Кто-то подходил к Даниле и о чем-то эмоционально с ним говорил. Многие панибратски закидывали ему руку на плечо. В тот момент я понял – Данила сделал нечто большее, чем просто спас меня. Он спас в тот момент и весь Толстовский дом. Мне на память пришли слова его, оброненные в момент разговора с капитаном. «Вы же знаете, что собираются сделать с «Толстовским» домом» – сказал он. К чему это было?
Лучи солнца уже не падали во двор, светя отблесками на воде канала из-за ворот. Закончив все разговоры, Данила наконец подошел ко мне.
– Представляю, какой у тебя был день, Иван, – сказал он, поправляя фуражку. – Все так резко переменилось в твоей жизни.
Я смотрел на его мундир, на фуражку, где блестела кокарда с занесенным мечом, и чувствовал, будто передо мной человек из другого времени. Возможно, даже из другого века. Кто же он был такой? И что сейчас только что случилось между ним и Сусловым? Вопросы роились у меня в голове, ложась на язык, и я уже готов был выпустить их на волю, но Данила меня опередил.
– Предполагаю, у тебя сейчас немало вопросов, – сказал он, – Раз уж наши судьбы оказались переплетены вместе, я думаю, тебе стоит кое-что узнать обо мне.
Он кивнул головой в сторону выхода на Фонтанку.
– Пойдем. Здесь недалеко есть кофейня с лучшим в Петербурге кофе. Там и поговорим.
Мы вышли на утопающую в закатных лучах мостовую и пошли в сторону Садовой. Так я познакомился с Данилой Соколиком.


Глава 2. Скандал в доме Романцевых
Одной из странностей Данилы Соколика было чрезмерное употребление кофе. В дни высокого умственного напряжения он мог выпить до 10 кружек!
– Ничто так не заставляет мозг работать, как отлично сваренный кофе, – говорил он.
Впрочем, пил он не всякий кофе. Если мы были в городе, он всегда заходил только в одну кофейню – «Кофе и кава». Она располагалась в тихом оазисе посреди шумной толкучки Сенного рынка. Туда мы и пришли после злосчастного дела Сергея Япончика.
Это было полутемное помещение, находившееся в подвале. Свет попадал внутрь из узких окон на уровне потолка, а также от круглых ламп, развешанных в середине зала. Струившийся от них теплый свет создавал атмосферу уюта над деревянными столами. Рядом с каждым из них стоял большой фикус, благодаря чему воздух в кофейне чувствовался свежим. Растения также были приятным контрастом с красными кирпичными стенами, которые наверняка достались хозяевам этого заведения от оригинальной постройки. Почти половину кофейни занимала огромная высокая стойка, за которой на многочисленных полках, уходивших до потолка, лежали нераскрытые пачки кофе. «Мадагаскар», «Бразилия», «Эфиопия» и другие названия были написано простым мелом на черной стене. Под ними на импровизированной кухне стояли всевозможные агрегаты по приготовлению кофе. Один из них, с завитой стеклянной трубкой, ведущей к колбе над горелкой, напоминал больше древние приспособления алхимиков. Другие выглядели менее внушительно, но не менее загадочно для меня.
– Это что? Разве кофе не готовят просто в турке на плите? Или там заваривают в кофемашине? – спросил я Данилу.
Он посмотрел на меня словно на дикаря.
– Мой друг, кофе – это поэзия, выраженная в химических процессах. Малейшая оплошность в процессе создании напитка, и весь стих кажется насквозь фальшивым. Впрочем, кофемашина здесь тоже имеется.
Пока Данила просвещал меня, из погруженной в полутьму части стойки вышла девушка. Она была одета весьма импозантно: короткие волосы были спрятаны под элегантной маленькой шляпкой, а наряд из белой рубашки и черного жилета венчала аккуратная бабочка.
– Привет, Данила, – сказала она с улыбкой. Причем не была эта улыбка той искусственной, какой встречают тебя в любых подобных заведениях. Это был знак приветствия старого друга.
– Здравствуй, Катенька, – сказал Данила и показал на меня, – Я привел к тебе неофита. Представь себе, он до сих пор не пил твой кофе!
Я представился. Катенька приветственно кивнула, потом спросила Данилу:
– Чего не пришел с утра? Новое расследование?
– Можно и так сказать, – ответил он. – Распутывал дело в нашем доме. И теперь нас с Иваном свела судьба на неопределенное время.
Девушка не стала выспрашивать у Данилы подробности – я отметил, что у нее есть чувство такта. Вместо этого она хлопнула в ладоши и сказала:
– У меня сегодня свежезаваренная Кения. Налью вам по чашечке, что скажете?
Данила энергично закивал, мне оставалось только вторить ему. Мы сели за стойку, Данила снял фуражку и положил ее перед собой. Он посмотрел на меня, ожидая вопросов. Я же не знал, с чего начать и прямо сказал:
– У меня слишком много вопросов!
– Понятно, ты же художник – творческая личность. Всегда сомневаешься. Ничего, подумай, потом спроси. Мы не спешим.
– Нет, дело не в этом. Я скорее пытаюсь сформулировать… Ладно, сначала я спрошу, кто был тот человек, который меня сегодня подставил? Марат Суслов, кто он?
– Он был экскурсовод вроде. Ты ведь и сам это знаешь.
– Но ведь он был не просто экскурсовод? Иначе зачем ему убивать Япончика и подставлять меня?
– А вот этого, мой друг, не знаю даже я. Я представил логичную теорию, как он совершил убийство, но его мотив остался для меня загадкой.
Я пристально посмотрел на Данилу.
– Знаешь, я прежде всего ценю в людях честность, – сказал я, – И у меня ощущение, что ты мне не договариваешь. Если нам с тобой жить вместе бог знает сколько времени, стоит хотя бы раскрыть карты.
– А что я не договариваю? – удивился он.
– Ты увидел его татуировку, эту, с человеком-псом, и сразу весь переменился. Что она значила? Только не говори, что ничего!
Краем глаза я увидел, как после моих слов Катенька быстро посмотрела в нашу сторону. Я повернулся к ней, но успел заметить лишь встревоженное выражение на лице перед тем, как она вернулась к приготовлению кофе. Данила рассмеялся.
– Ты мне нравишься, Иван, – сказал он, – У нас с тобой схожие принципы: я тоже ценю в людях честность. Но помимо этого на мне есть ответственность.
– Ответственность за что?
– За тебя, конечно. И поэтому я не могу сказать тебе, что значила эта татуировка.
– Но почему?! – взвился я. – Меня чуть не посадили на десять лет. Я имею право знать, кто был этот человек!
– Если ты узнаешь это, твоя жизнь станет гораздо более опасной. Ты этого хочешь?
– А разве сейчас я в комфорте и безопасности?
– Справедливо, – признал он. Подумал и добавил, – Давай условимся так: если по истечении срока следствия Суслов будет признан виновным, ты просто вернешься к себе и будешь жить счастливой жизнью, будто всего этого никогда не было.
Я горько усмехнулся. Счастливой жизнью он называл нищее прозябание без каких-либо просветов? Что тогда было альтернативой?
– Но если Суслову удастся выкрутиться, – продолжал Данила, – Тогда тебе придется окунуться в мрачную бездну истории этого города. Ты узнаешь истинное значение символа человека-пса. Договорились?
Он протянул мне ладонь.
– У меня ведь и выбора нет? – спросил я.
– Поверь мне, так будет лучше для нас обоих, – ответил он.
Я пожал руку, совершенно безо всякого желания ее пожимать. Перед нами приземлились два белых блюдца с чашечками кофе на них. Данила сразу нагнулся над своей чашкой, закрыл глаза и с блаженным видом втянул носом кофейный аромат. Я потянулся было к своей чашке, но Данила как раз в тот момент открыл глаза, увидел это и схватил меня за руку.
– Подожди! Если выпьешь сейчас, не почувствуешь ничего, кроме горечи. Дай чашке раскрыть себя.
– Чего? – нахмурился я, но руку убрал, – Ладно, пока мы ждем, я хотел бы задать еще вопрос. Что это за титул такой – искатель истины?
Катенька прыснула в кулачок.
– Видишь! – указывая на нее пальцем, сказал я, – Ей тоже смешно. Так кто ты такой?
– Искатель истины. Что тут непонятного? – ответил Данила.
– Это я так Данилу назвала в шутку, – объяснила бариста, – Он постоянно приходил ко мне, рассказывал про свои расследования. И ты знаешь его главный принцип, да?
Судя по тому, как наморщился мой лоб, она поняла, что не знаю.
– В любом расследовании его интересует только поиск истины. И вот он как-то спрашивает меня: «Катенька, люди не понимают, кто я. Детективом быть не хочу – тоска. Сыщиком противно». Вот я в шутку и сказала ему как-то: «Почему бы тебе не называть себя «искателем истины»? Он как загорелся!
– Это была прекрасная подсказка! – сказал Данила.
– Знаешь, как в аниме или фильмах про супергероев герой перед встречей со злодеем всегда проговаривает свой титул, – сказала Катенька, – Вот так я и посоветовала Даниле делать.
– Серьезно? – спросил я.
– Да, это наша с ней шутка, которая потихоньку стала моим титулом, – подтвердил Данила.
– Так ты супергерой, получается?
– Нет, заблуждений насчет своей значимости у меня нет. Немного самоиронии никому в жизни не помешает. Однако я уверяю тебя, расследования для меня – вовсе не шутка. Я всегда стараюсь помочь людям по мере сил, кем бы они ни были. И главный принцип для меня – стремление в любых обстоятельствах следовать правде. А теперь настало время насладиться чудесным кофе.
Он указал на чашки с остывшим напитком. Я отпил из чашки, пытаясь разобрать, что же такого он находит в этом кофе. А Данила смотрел на меня с нескрываемым любопытством, словно я был подопытным кроликом в эксперименте. Я только пожал плечами: кофе как кофе. Моя реакция его страшно оскорбила.
– Как! – вскричал он, едва не рушась на пол со стула, – Как можно не чувствовать все богатство вкуса в этой чашке!
– Нет, нет, хороший кофе… – сказал я. Нужно было как минимум не оскорбить хозяйку заведения.
– Ты разве не чувствуешь всего многобразия цветов, красок и оттенков, что есть этот кофе?
И он повернулся к баристе, ожидая ее реакции. Катенька только пожала плечами, смеясь. Ей, похоже, было все равно, понравился мне ее кофе или нет.
Закончив с напитком, мы расплатились и вышли из кофейни. Уже было темно, и Данила предложил вернуться в Толстовский дом.
– Посмотришь свои новые апартаменты, – сказал он.
Мы поднялись теперь уже по парадной лестнице на третий этаж. Дверь в его квартиру – под номером 451 – была обычной деревянной и, в целом, ничем не отличавшейся от остальных на этаже. Сам не знаю почему, но я ожидал увидеть нечто экстравагантное. Данила отпер дверь, и мы вошли в темноту, разгоняемую только светом белой ночи из окна.
Щелкнул выключатель, и я увидел перед собой нечто, от чего захотелось резко развернуться и двинуться в обратную сторону. Прихожей здесь не было, ее роль играла комната, в которой мы с порога и оказались. И посреди нее на паркетном полу стоял человеческий манекен, словно повторявший позу какой-то известной античной статуи. Само по себе это не было так страшно. Пугал тот факт, что в грудь пластиковой модели был глубоко всажен клинок длинной сабли.
– Практикуешь? – спросил я, сам не понимая, к чему относился мой вопрос.
– О! Черт побери, забыл совсем убрать, – сказал Данила.
Он обхватил манекен, и осторожно неся его перед собой, убрал в соседнюю комнату. Я заглянул было туда, но Данила сразу вышел обратно, закрыв за собой дверь. Я успел только заметить шкафы, уставленные до потолка книгами и часть какого-то портрета.
– Там моя комната, – сказал он, – А ты будешь жить здесь.
И он обхватил руками комнату, в которой произошло убийство манекена. Назвать эту комнату аскетичной было бы преувеличением: это были буквально четыре стены, пол и потолок. А в центре этой жилой коробки располагалось окно. Сквозь пыльное стекло блистала огнями Фонтанка. Что ж, хотя бы вид скрашивал уныние антуража.
– А как… – попытался я сформулировать хотя бы базовую потребность в комфорте.
– Спать? Хм, это интересный вопрос. Видишь ли, до тебя здесь снимал комнату немецкий студент по обмену, и, когда он уезжал, то увез с собой все.
– Даже кровать?!
– Что тут сказать – немцы народ педантичный. Но у меня есть решение.
Он снова ушел в свою комнату. Раздался невообразимый грохот, за которым последовали скрипящие звуки. Данила вернулся, тужась и пыхтя. Он тащил за собой огромную раскладушку с торчавшими в разные стороны пружинами.
– Фух, наконец-то ты пригодилась, – сказал он, обрушив ее на пол у моих ног. В ответ на мой взгляд он объяснил, – Держал ее на балконе.
Раскладывать скрипучую старушку пришлось нам обоим – до того проржавели механизмы. Если бы кто-то попросил сравнить, на что это было похоже, то на ум бы пришел изощренный цирковой номер. К счастью, матрас и белье у Данилы тоже нашлись и, к счастью, в неплохом состоянии.
– Спокойной ночи, Иван! – пожелал он, уже дверь прикрывая в свою комнату. Но вдруг спохватился, – Ты обычно встаешь в 7 или в 8?
Я честно сказал, что в 12. Данила что-то прокрутил в уме, кивнул и захлопнул дверь. Когда я выключил свет и упал на матрас, мне было далеко не до сна. В голове крутился ворох мыслей, они толкались и перебивали друг друга. Яркий свет из окна отражался белым квадратом на стене и тоже мешал заснуть. Я смотрел на него и думал: «Кто он такой, Данила Соколик? Можно ли ему доверять?» Он явно не хотел, чтобы я видел его комнату, он почти ничего не рассказал о себе, он занимался странными делами. Но все же он спас меня сегодня по какой-то причине. Хотел он спасти меня или дом, в котором живет? Вот главный вопрос.
Вскоре я понял, что на все эти вопросы у меня нет ответа и я по-просту трачу время. Повернулся на бок и заснул. Утро наступило почти мгновенно: мне ничего не снилось. В квартире было тихо, только из открытого настежь окна доносился смех и разговоры прохожих да гудки проплывавших по каналу теплоходов. На часах было 12:30. Решив, что Данилы нет, я решил пока позавтракать.
Кухня была полной противоположностью комнате, в которой я провел ночь. Такое нагромождение вещей, наверно, бывает только у завзятых клептоманов. Здесь было большое окно, только свет задыхался в нагромождении самых разных штук, для описания которых у меня иногда не хватало слов.
На столе рядом с окном стояла деревянная доска, похожая на шахматную, на которой стояли белые и черные камушки. К стене над ней был кнопкой приколот лист бумаги с надписями: «Данила – 52, Поля – 40». На подоконнике лежал армейский бинокль, рядом с которым соседствовали не то африканские, не то южноамериканские погребальные маски. Рядом с холодильником стоял настоящий комплект из доспехов средневекового рыцаря. Я потянул ручку холодильника: на меня налетел едкий, почти тошнотворный запах от стоявших в ряд на дверце пробирок. Жидкость в них была красного цвета. Помимо этого, в холодильнике на полке стояли пластиковые контейнеры с прилепленным на них бумажным скотчем. На них стояли подписи черным маркером. Я пригляделся к одной: она гласила «Печень, 1 месяц». Дверца с грохотом закрылась.
Единственное, чего здесь не было – и я обнаружил это с большим разочарованием после получаса тщетных поисков – это еды. Часть стола занимали косые башни из коробок пиццы, в которых я нашел только недоеденные корки. Приколотые на стену флаеры с объявлениями о бесплатной доставке и разными промокодами от пиццерий и суши-ресторанов открывали для меня печальную правду: Данила ничего не готовил.
Со стороны моей комнаты донесся щелчок поворачивавшегося замка. Хлопнула дверь, и вскоре на кухне появился Данила. Он быстро дышал, вид у него был запыхавшимся, лицо – красным от прилившей крови. Я спросил его, куда он ходил с утра.
– Пробежка. Ничего так не бодрит и не придает сил, как бег по набережной в такое прекрасное утро. Не хочешь ко мне как-нибудь присоединиться? Только тебе придется изменить свой график и тоже вставать в 8 утра, как я.
– Не то, чтобы у меня был прямо график… – протянул я, – В целом, я не против.
– Отлично! Здоровый образ жизни обязателен для ясного мышления. Я рад, что в этом мы с тобой схожи.
Состояние кухни он никак не прокомментировал и ушел в свою комнату. Я решил, что просить у него еды будет унизительно – в конце концов, мы с ним даже не обсудили, на каких основаниях будет происходить наше совместное проживание. Я решил, что задам ему прямой вопрос, когда он снова появится из своего убежища. В этот момент мне на телефон пришло уведомление. Я пролистал его и тут же огласил на всю квартиру:
– Данила, нам Артемида пишет!
Щелчок – его дверь распахнулась. Заинтересованный взгляд.
– Артемида мне что-то написала, – повторил я, проглядывая уведомление на смартфоне. – Помнишь, девушка с экскурсии?
– Конечно. Ее трудно забыть. У тебя есть смартфон?
– Ну да, а что в этом удивительного? У тебя разве нет смартфона?
– Нет. А зачем он мне?
– Ты чего? Современная жизнь невозможна без приложений, без переписок. Как же «Инстаграм», «ТикТок», «Телеграм»?
Он нырнул обратно за дверь, а потом вернулся и показал мне черную кнопочную «Нокиа», выщербленную по краям за годы использования. Сказал, пожав плечами:
– Мне этого хватает. Я считаю лишним тратиться на смартфон. Но ты лучше скажи, что написала Артемида. Она хочет, чтобы мы помогли ей или это личное дело к тебе? Если последнее, я не буду вмешиваться.
Я быстро проглядел переписку.
– «Здравствуйте, Иван» – я принялся зачитывать вслух, – «Прошу извинить за то, что подозревала вас во вчерашнем убийстве. На меня нашла минутная слабость, вызванная всеобщим смущением. Но, как вы помните, я с самого начала верила в вашу невиновность. Надеюсь, вы на меня не злитесь за этот инцидент. Также я хотела бы вас попросить об одолжении. Точнее не вас, а человека по имени Данила, который раскрыл убийцу вчера. Насколько я понимаю, вы сейчас с ним живете вместе. У меня нет его контакта, поэтому я пишу вам. Так вот, я хотела бы, чтобы вы попросили его помочь мне в одном деле. Его детективные навыки очень впечатлили меня, и я надеюсь, он сможет разрешить мою ситуацию, которая, признаюсь, стала сейчас почти невыносимой. За его – и вашу, если вы придете – помощь я готова вас щедро отблагодарить. Не знаю, какие сейчас расценки у подобного рода услуг, но надеюсь, что сумма в пятьдесят тысяч рублей не будет скромной в отношении того дела, что я прошу. К сожалению, я не могу разгласить подробности – видите ли, оно слишком личное, чтобы доверять его переписке. Если Данила согласится, то я жду сегодня во второй половине дня в своей квартире на Петроградке». И дальше она пишет свой адрес.
Я закончил читать и взглянул на Данилу. На лице его читалось легкое раздражение.
– Сколько раз людям говорить, я не детектив! – взорвался он.
– Да ладно это! – сказал я, – Она хочет, чтобы мы что-то расследовали для нее! И она готова нам заплатить!
– Это определенно удачный поворот событий, – признал Данила, – Мне как раз скоро оплачивать аренду квартиры.
Он опять исчез в своей комнате и вскоре вернулся в мундире и фуражке, в которых я видел его вчера во дворе. Подойдя к входной двери, он обернулся на меня, словно что-то забыл.
– Можешь сказать номер Артемиды? Я позвоню ей, как буду подходить.
– Ты что, один пойдешь? – спросил я. – А как же я?
– Ты хочешь тоже пойти? Но зачем?
Не успел я ответить, как он сделал широкий кивок головой и картинно выставил вперед правую руку с отставленным вверх указательным пальцем.
– Я понял, в чем суть дела, – сказал он, – Ты думаешь, что тебе нужно тоже присутствовать, чтобы отработать аренду этой квартиры со своей стороны. И ты будешь пытаться помочь так, как посчитаешь нужным. Верно я говорю?
– Если ты не против…
– Мой друг, давай сразу проясним, что я не требую от тебя ни участвовать в моих расследованиях, ни как-то помогать финансово в оплате этих апартаментов. Ты волен делать в течение дня все, что тебе заблагорассудится. Я даже дам тебе копию ключей, чтобы ты мог сам приходить и уходить когда хочешь. Единственное – покупать еду и банные принадлежности для себя прошу тебя самого. Как я понимаю, ты уже видел, насколько пустынна в плане еды моя кухня.
– И с чего такая щедрость?
– Ведь мы так условились вчера. Пока идет дело над Сусловым, ты можешь жить у меня в квартире. Я взял на себя эту ответственность. Своего рода, я выполняю обещание, данное капитану Будко.
– Получается, я пленник.
– Можно и так сказать, – задумавшись, сказал Данила.
– Ну раз так, я хочу тебе помогать, а не сидеть тут сиднем, – сказал я, – Разве мои расспросы вчера не помогли нам докопаться до сути дела?
– Не особенно, – покачал головой Данила, – Ты скорее бегал за мной весь вечер, умоляя тебя спасти.
Как ни обидно было это признавать, он был прав. Я был для него практически бесполезен во вчерашнем расследовании. Тем не менее, во мне проснулась странная решимость и отступать я был не намерен.
– Возьми меня с собой, – сказал я, – Я буду стараться лучше. Я хочу помогать людям тоже.
Что-то изменилось в его взгляде после этих последних слов. Если до этого он выжидательно смотрел, когда же я закончу говорить, то теперь глаза его вспыхнули живым интересом.
– Ты хочешь помогать людям, – повторил он мои слова, – Я думал, ты был заинтересован в оплате жилья.
– И это тоже. Слушай, я не знаю твоей работы, но я хочу помогать, вот. Бесполезным не буду!
Уголки его губ слегка приподнялись.
– Хорошо, – сказал он, – Только предупреждаю, эта работа может быть опасной. Ты точно хочешь пойти со мной?
– Да и пусть опасная! Я ко всему готов.
Честно сказать, его слова меня только распалили. Данила открыл дверь, и мы вместе вышли в коридор. Вроде обычный коридор, а для меня это была самая настоящая неизвестность. Я еще сам не знал, на что подписывался, и куда меня заведет этот человек. Но почему-то мне хотелось пройти вместе с ним этот путь. Мы пошли к метро и сели на поезд к «Горьковской».
Девушка жила в двух шагах от Большого проспекта. Как и бывает обычно в домах в центре города, парадная и лестницы были в печальном состоянии, со следами настенной живописи проходимцев самого разного пошиба, однако стоило нам ступить за порог квартиры, мы словно перенеслись в другое место.
Это была классическая коммуналка-«расческа», с комнатами, отходившими в сторону от основного коридора. Ремонт в ней был просто роскошный: идеально выбеленные стены упирались в обрамленный лепниной потолок. В проходах стояли античные статуи, изображавшие известных персонажей греческой мифологии. Артемида радушно нас встретила, предложив еду и напитки. Мы вежливо отказались, однако она все равно принесла нам по стакану воды.
Девушка пригласила нас в одну из комнат, пожалуй, самую просторную в квартире. В углу возвышалась старинная печь, так характерная для доходных домов того времени. Люстра распустившимся цветком из хрусталя занимала большую часть пространства потолка. У просторного окна с деревянными рамами (скорее всего, даже родными!) стоял невысокий стол с ножками-пиками. На столе были гипсовые бюсты в разной стадии готовности. На некоторых проявлялись черты лица, другие были бесформенными заготовками. Рядом с бюстами лежали инструменты. Из учебы в «вышке» я знал некоторые из них – например, стеки и штихели. Остальные выглядели для меня чуждо, но я понимал – передо мной набор настоящего скульптора.
– Это вы сами… – начал было я вопрос, но меня вдруг перебил Данила:
– Нет, ее жених – скульптор.
Он тоже склонился над столом, внимательно рассматривая инструменты.
– Откуда вы знаете? – удивилась Артемида.
– Ваши руки, – пожал плечами Данила, словно описывал какую-то банальность, – Одного взгляда на нежную кожу ваших ладоней достаточно, чтобы понять – вы ни разу даже не касались этих инструментов. Кольца у вас на пальце нет, но вы бы не позволили кому попало расставлять здесь античные бюсты. Из чего можно заключить, что их сделал, скорее всего, ваш жених.
– Действительно, – кивнула Артемида.
Вид ее был чуть ошеломленный, но также заинтересованный. Изящным движением руки она указала на два венских стула, что стояли посередине комнаты.
– Прошу, садитесь, – сказала девушка.
Сама она села напротив нас. Сегодня на ней было розовое платье с изображениями цветков астр. Волосы были убраны в хвостик, скромно лежавший на плече. Она начала было говорить, но ей помешал собачий лай, раздавшийся из входа в комнату.
– Орфик! – воскликнула Артемида, выбрасывая вперед руки, словно встречала только начинавшего идти младенца, – Ну как же, забыли о тебе!
Перебирая короткими лапами, к девушке подбежал маленький пятнистый бигль. Внезапно он остановился в метре от хозяйки, повернул к нам мордочку и громко залаял, сопровождая каждый «ваф-ваф!» протяжным воем. Артемида подхватила собаку на ручки и стала ласкать, приговаривая:
– Ну чего ты? Это друзья – Данила и Иван. Невежливо на них лаять.
Успокоенный поглаживаниями девушки, пес присмирел.
– Извините за это вторжение, – сказала она, – Орф боится оставаться один, но тут он увидел незнакомых людей. Боится чужаков, вот и залаял.
– Ничего страшного. Зато у вас есть защитник, – улыбнулся Данила.
– Это точно, – посмеялась девушка. – Но давайте перейдем к делу. Не хочу отнимать у вас много времени.
Она вдруг замялась, рука ее скользнула к краешку платья, она быстро стала перебирать его пальцами. Это продолжалось практически минуту. Данила за это время и бровью не повел: сидел, сложив руки на коленях, словно школьник на своем любимом предмете.
– Вы верно заметили, Данила, – наконец, сказала она, – У меня есть жених. Его зовут Аполлон. Мы должны были пожениться неделю назад. Но в день свадьбы он… он не пришел.
Край платья сжался в комок, оказавшись в плену ее кулачка.
– В течение дня от него не было никаких вестей. Он не отвечал на телефон, от него не было сообщений. Он словно исчез с лица земли. Я чуть с ума не сошла от безумных мыслей. Я обзвонила его знакомых и родных. Их у него было немного, да и большинство – в других городах. Однако никто ничего не знал о его исчезновении.
Уголок ее одеяния натянулся, грозя вот-вот надорвать изысканную ткань.
– Почему я не обратилась в полицию, а к вам… Несколько дней назад в почтовом ящике в конверте я обнаружила вот это.
Она встала со стула, заставив Орфа спрыгнуть на пол, подошла к нам и показала смятый листок. Данила взял его в руки, разгладил, и перед нашими глазами предстала размашистая надпись от руки:
«ТЫ БУДЕШЬ СЛЕДУЮЩАЯ»
Надпись была алого цвета, причем кляксы от букв достигали краев небольшого листка. По ширине вся надпись была усеяна крошечными красными пятнами. Над текстом также был нарисован от руки символ, все теми же алыми чернилами. Это был треугольник, из которого смотрел человеческий глаз.
– Как это жутко, не правда ли? – спросила Артемида.
– Что именно? – спросил Данила.
– Ну как же! Это… это кровь! И эта фраза… она явно предназначена для меня. Эта следующая – я!
Я вгляделся в надпись. Действительно, расплывчатая надпись производила впечатление, что она сделана кровью. Это осознание заставило вздрогнуть и меня.
– И если это кровь, – стала отчаянно заламывать руки Артемида, – То чья же?! Не может быть, чтобы… чтобы… Ах, нет, я не хочу об этом думать!
Данила тем временем игнорировал девушку. Он некоторое время пристально смотрел на листок, затем приблизил его к лицу и принюхался. Словно недовольный результатом, он высунул язык, опустил его на надпись и тщательно провел им от начала до конца фразы.
– Что, что вы делаете?! – заголосила Артемида.
И упала в обморок. Я вскочил со стула и успел ее подхватить, до того, как голова девушки встретилась с полом.
– Данила, у нас жертва! – вскричал я, – Неси нашатырь!
Бигль яростно вился возле меня и отчаянно лаял, думая, что хозяйка попала в беду. Данила быстро отыскал нашатырный спирт, и вскоре девушка пришла в чувство.
– Прошу меня извинить, – сказал он, – Я совсем не подумал, какое впечатление на вас это может произвести. Тем более, если вы думали, что там кровь Аполлона.
– А разве нет?! – вскричала она.
– Отнюдь. Это даже не кровь. Подобную жидкость может приготовить каждый, у кого есть сахарный сироп, красители и крахмал. Правду сказать, я сам подобным баловался в детстве.
– Я не понимаю… Если это шутка, то кто мог так жестоко со мной поступить?
Ее глаза устремились к окну, словно она что-то увидела в нем. Словно не хотела принять тот ответ, что неожиданно пришел к ней в мыслях.
– Дорогая Артемида, прошу вас не спешить с выводами, – сказал Данила.
Он предложил ей стакан воды, который девушка наливала для нас. После нескольких глотков она успокоилась и Данила продолжил разговор.
– Давайте по порядку, – сказал он, – Суть дела, насколько я понял, в том, что вы хотите, чтобы я отыскал вашего жениха, верно?
Слабый кивок головы.
– В его квартире вы обнаружили этот листок, – он показал на бумажку с надписью. – Это всего одна улика, на ее основе я бы не стал делать никаких выводов. Хотя она уже многое говорит. Но чтобы добраться до истины, мне нужно знать больше. Расскажите о том, как вы познакомились с Аполлоном.
– Познакомились? – приятное удивление в ее голосе. Она была рада, что ее об этом спросили, – Мы познакомились два года назад в «Эрмитаже». Я гуляла по античному залу, а он сидел в кружке с другими студентами из «Мухи». Я подошла посмотреть, что же такого они делают – мне всегда было страшно любопытно, чем же занимаются творческие люди вот на таких «вылазках».
– Скука смертная, – вставил я.
– Вот он мне что-то такое и сказал в первый раз, – рассмеялась Артемида, – Только в более вежливой форме. Их группа изучала статуи античности и делала зарисовки. Я подошла, мы разговорились. Оказалось, между нами было много общего. Из «Эрмитажа» мы выходили вместе, а спустя год он стал жить у меня. Вот в этой самой комнате, где вы сейчас сидите.
– Если не секрет, как давно вы здесь живете? – спросил Данила, – Эта квартира ваша?
– Да, моя, – с некоторой заминкой сказала девушка. – Видите ли, я переехала сюда три года назад из родного города. Название его значения не имеет, скажу лишь только, что это далеко на Урале. Папа оставил мне большое наследство, и я купила здесь квартиру. Он очень любил античность, и я обставила все в стиле классицизма. Первое время одной было очень страшно, хотя Петербург я люблю всей душой. Но сами понимаете, когда ты один в чужом городе, нужен хотя бы комфорт собственного жилья.
Орф, лежавший у нее в ногах, протяжно завыл.
– И любящий пес, конечно, – сказала Артемида, поднимая собаку к себе на колени. – Ты меня тоже утешал в первые дни, помню-помню.
– Ваш отец тоже переехал? Или остался в родном городе? – спросил Данила.
– Нет. Папы уже нет в живых, – ответила Артемида, – Сердечный приступ.
– Соболезную.
– Благодарю вас. Папа всегда очень много работал, но его некому было поддержать.
– А как же ваша мать?
– Они развелись, когда мне было четыре года. Мама уехала жить отдельно и забрала с собой сестру. Я помогала отцу по мере сил, но он всегда старался оградить меня от тяжелой работы. Он всю жизнь пахал как проклятый, чтобы нам… – она запнулась, а потом немного виновато продолжила, – мне потом было легче.
– Нам? – зацепился Данила за ее оговорку. – Вы имеете в виду себя и сестру?
Артемида слабо кивнула и принялась гладить собачку у себя на руках. Этот разговор явно вызывал у нее беспокойство, вороша старые раны, и она искала способ отвлечься.
– А ваша сестра? Что вы о ней можете рассказать?
– Дафна? – Артемида на секунду задумалась, а потом покачала головой, – Я о ней почти ничего не знаю. Как я сказала, мама уехала с ней в другой город, когда мне было четыре. Родители очень сильно поссорились, и мы не поддерживали контактов. По правде говоря, я даже не знаю, как она выглядит сейчас и где живет.
– А все наследство отца после смерти досталось вам?
– Да. В своем завещании папа передал все деньги и имущество мне.
Из прихожей раздался мелодичный звонок.
– О, это наверно горничная пришла, – сказала Артемида. Она бережно сняла Орфа с колен, – Извините, мне надо открыть.
Когда Артемида отошла, Данила встал со стула и подошел к окну. Отодвинув кружевную занавеску в сторону, он стал смотреть куда-то вниз. Мне стало любопытно, что же он там высмотрел, и я подошел к нему. Проследил за его взглядом и посмотрел в ту же сторону. На другой стороне дороге, рядом с углом соседнего здания стояла высокая фигура, вся в темном. У него (это был, насколько я мог разглядеть, мужчина) были длинные черные волосы, спадавшие на плечи, черный кожаный плащ, закрывавший всю его фигуру, а в дополнение к тому большие черные очки. По направлению его головы можно было судить, что смотрит он именно в нашу сторону, хотя очки и мешали сказать это наверняка.
– Кто это, по-твоему? – спросил я Данилу.
– Элементарно. Это глава масонского культа, который угрожал Артемиде в записке.
– Масонского? А, вот к чему относился глаз!
– Именно, – кивнул Данила, – Если мы прямо сейчас не сбежим по лестнице и не повяжем его, девушке грозит смертельная опасность.
– Ну давай, чего мы ждем? – всполошился я.
Адреналин уже дал моему сердцу приказ усиленно качать кровь в приготовлении к будущей схватке, но Данила рассмеялся и хлопнул меня по плечу.
– Это шутка, мой друг.
– Шутка? – озадачился я, – Мне казалось, ты никогда не шутишь.
– Да, это шутка, – повторил Данила, но потом посерьезнел, – Однако, хотя это и не член масонской ложи, но выглядит весьма подозрительно. Нам стоит за ним проследить.
В комнату вернулась Артемида. За ней вошла горничная. Это была молодая девушка, ростом пониже Артемиды. Во внешности ее не было ничего примечательного: широкий лоб, маленькие губы, серые глаза. Длиные коричневые волосы завязаны в пучок на затылке.
– Как вас зовут? Еще раз? Извините, не запомнила, – обратилась Артемида к ней.
– А я и не сказала еще, – ответила девушка, – Меня зовут Елена.
– Елена? – удивилась Артемида, – Мою маму тоже звали Елена.
– Это хорошо, – засмеялась горничная тем смехом, когда человек не знает, что сказать, но должен произвести приятное впечатление.
– Просто ко мне всегда приходила Лора. Я сегодня не ожидала увидеть вас. Но постараюсь запомнить.
– Лоре нужны были выходные. Я у вас буду пару раз всего, можете не запоминать, – махнула рукой Елена.
Орф подошел к горничной, осторожно повел носом возле ее туфлей и завилял хвостом.
– Ну надо же, признал! – воскликнула Артемида, – Он всегда на новых лает, а вас сразу признал.
– Тогда это хороший знак.
Артемида подошла к нам и спросила:
– Вам нужна еще какая-нибудь информация? К сожалению, мне сейчас нужно покинуть дом. Я специально позвала горничную на уборку, пока меня не будет. Я не думала, что она придет раньше.
– Ничего страшного, – сказал Данила, – Осталась всего пара моментов. Первый вопрос – как вы думаете, куда и почему мог пропасть Аполлон?
Артемида только покачала головой, смахивая каштановые локоны по очереди с обоих плечей.
– Я даже представить не могу, почему он пропал. Куда? Загадка еще больше. У него ведь все было. Я дала ему комфорт, предоставила возможность свободно творить, не волнуясь о выживании…
– Не волнуясь о выживании? Дорогая Артемида, нет ничего более разрушительного для мужчины, чем комфорт. Тем более, для художника.
– Вы думаете, он бросил меня из-за того, что я слишком о нем заботилась? – спросила Артемида. Взгляд ее нахмурился, – Но я все равно не понимаю. Даже если так, он бы сказал.
– Я ничего не думаю. Это лишь догадки. Я слишком мало знаю о характере Аполлона, чтобы сказать наверняка. И напоследок – у вас есть его фотография? Нам нужно его опознать, если найдем.
Девушка вручила нам полароидный снимок. На нем был запечатлен долговязый парень в выцветших синих джинсах и мятой белой футболке. Из под вороха сальных волос на голове выглядывал огромный нос и водруженные на него очки. Парень стоял, крепко обняв за плечи Артемиду, которая тоже была на снимке. Широко улыбаясь, оба смотрели прямо в камеру.
Данила взял снимок и мы направились к выходу. Проходя мимо горничной, Данила вдруг замедлил шаг, а затем повернулся в ее сторону.
– Простите, я хотел узнать, из какой вы компании? – спросил он, – В будущем я, возможно, тоже закажу услуги горничной. Как вижу, горничные у вас отлично справляются со своей работой.
– Моя компания? – переспросила она. – «Лесные нимфы».
– Неужели? Это не та, где девушки во время работы переодеваются в короткие белые платья с цветочными узорами, а не в халат горничной?
– Да, именно они, – сказала она безо всякого энтузиазма.
– Я никогда не заставляла Лору переодеваться в это, – отмахнулась Артемида, – Убирайтесь, в чем вам будет удобно, Елена.
Разговор был окончен, но у меня осталось смутное впечатление недосказанности. Когда она говорила о месте своей работе, во взгляде ее на миг промелькнул то ли страх, то ли волнение. Данила тоже это заметил, но виду не подал. Обсудили мы это уже на лестнице, когда спускались к выходу.
– Может быть, просто стеснительная была, – объяснил ее поведение он, – Артемида ведь нас не представила. Не во всем есть скрытый смысл.
– Тогда зачем ты вообще ее спрашивал про уборку? Даже мне было понятно, что это невсерьез. Ты хотел выудить у нее какую-то информацию.
Он нажал кнопку, открывавшую магнитный замок входной двери в парадную, прижал к металлу руку и застыл.
– Честно говоря, сам не знаю, зачем я это спросил, – сказал он, – Я проходил мимо нее, и в голове будто что-то щелкнуло. «Спроси ее, где она работает» – сказал мне голос.
– Ты слышишь голоса? Так ты раскрываешь преступления?
– В основном, да, – ответил он.
– Но это же…
– Безумие? Друг мой, кажется, ты находишься в большом заблуждении относительно того, как работает человеческий разум. Но если ты хочешь обсудить мой метод, давай сделаем это позже. Снаружи нас ждет джентльмен в черном, как помнишь. Не думаю, что он намерен ждать.
Увлеченный беседой с Данилой, я и совсем забыл про того подозрительного типа. Впрочем, когда мы вышли, он все так же стоял через дорогу, не сводя взгляда с окна квартиры Артемиды.
Данила не стал прятаться или скрываться, он пошел к нему напрямую.
– Добрый день, – поздоровался он, касаясь фуражки.
Тип в черном вздрогнул так, словно через него прошел разряд электричества. Поправляя съехавшие очки, он вперился в Данилу.
– Да, добрый и вам, – пробормотал он.
– Я хотел поинтересоваться, чем вызван ваш интерес к этой квартире? – Данила показал пальцем в сторону окна.
– Вы меня заметили, да? – вздохнул он, – Я просто турист… Здесь очень интересная архитектура.
Вдруг он низко пригнулся, словно по нам стреляли. Я инстинктивно нагнулся тоже. Данила обернулся по сторонам, ища угрозу. Человек в черном сорвался с места и, все так же согнувшись в три погибели, исчез во дворе ближайшего здания.
– Куда это он? – спросил я.
– У него аллергия на нашего клиента, – ответил Данила.
Я повернул голову и увидел, что у парадной, откуда мы недавно вышли, стояла Артемида. Она только что закончила говорить что-то Орфу, который радостно вилял хвостом. Девушка пошла с собачкой по улице в сторону Большого проспекта. Нас она не заметила.
– Ты думаешь… – начал было я, повернувшись к Даниле, но он уже исчез.
Я забежал во двор – наверняка он отправился за человеком в черном! В колодце из желтых щербатых стен было пусто. Я услышал справа от себя, в темноте свода одной из арок, голоса и побежал на звук. Данила и неудавшийся глава масонов стояли там.
– А ты кто такой? – спрашивал тип.
– Данила Соколик, искатель истины. Артемида Романцева попросила нас расследовать исчезновение ее жениха. Вам что-нибудь об этом известно?
– Наняла?! – казалось, его это очень удивило. Или испугало, – Вы его никогда не найдете!
– Почему же?
– Потому что его уже нет. Все! Артемида может о нем забыть!
В ответ на это Данила не стал ничего говорить, а вдруг потянулся к его волосам. Только он коснулся одного из кончиков длинных черных волос, как человек рванул с места. Был он, надо сказать, огромного роста и телосложения, и когда я встал у него на пути, он просто смел меня в сторону. Я ударился о стену и сполз на асфальт. Из лежачего положения наблюдал, как эта громадина в два прыжка оказался у низкого заграждения, что вело обратно на улицу, и попытался через него перемахнуть. Именно попытался – в процессе полета, из-за широко расставленных в воздухе ног, полы плаща разметались в стороны и вцепились в острые пики ограды. Здоровяк потерял равновесие прямо в полете и, нелепо размахивая руками, грузно рухнул на мостовую. Впрочем, он тут же вскочил на ноги и исчез из виду. Надо мной навис Данила.
– Ты как, цел? – спросил он, протягивая руку.
– Да ерунда, – отмахнулся я. Руку не взял. Мне было досадно, что со мной так просто расправились. Я поднялся и отряхнул пыль с одежды, – В следующий раз обязательно бери меня с собой на пробежку. И что еще ты там делаешь утром. А то я как мешок картошки, совсем толку нет.
– Договорились.
– А он все-таки удрал, – с досадой сказал я, – Наверно, тебе надо было драпать за ним, а не обо мне волноваться.
Данила подошел к ограде, на которой висели клочья плаща, и медленно опустился на корточки. Отодвинул траву и что-то поднял.
– Не все так плохо, мой друг, – обернулся он ко мне, держа в поднятой руке свою находку, – Я думаю, это он обронил.
Я подошел поближе, чтобы ее рассмотреть. Это был тощий бумажник с потертыми краями, откуда уже вылезали нитки. На лицевой стороне его был изображен Казанский собор.
– Тогда что, подтверждается все-таки теория с масонами? – спросил я.
Данила вопросительно посмотрел на меня.
– Ты разве не знаешь? Там всевидящее око над входом.
Но он только состроил гримасу, говорившую «Ой, пожалуйста, какая ерунда». Впрочем, я и сказал это шутки ради.
Данила раскрыл бумажник. В прозрачный кармашек одной из складывающихся сторон его была вставлена фотография Артемиды. Девушка стояла на фоне петербургских крыш, на лице у нее была спокойная улыбка. Волосы ее развевались за спиной, а над головой висело затянутое сиреневыми облаками небо. Данила отогнул края бумажника. Внутри оказались засаленная купюра в 50 рублей, потертая карта «Подорожник» и сложенная вчетверо фотография. Больше ничего внутри не было. Он осторожно достал фотографию, разогнул края и распрямил. Увиденное на снимке ошеломило нас обоих.
На снимке был изображен высокий человек в белой футболке, синих джинсах и очках – пары секунд хватило мне на то, чтобы опознать в них Аполлона. Он держал в объятиях девушку, и их губы сливались в страстном поцелуе. Только девушкой этой была не Артемида. Это была, без сомнений, горничная, которую мы видели сегодня в ее квартире. Всего 10 минут назад!
– Ты понимаешь что-нибудь? – спросил я Данилу.
Он не отвечал. Он смотрел в сторону окна квартиры Артемиды. Так же пристально и внимательно, как до этого смотрел тип в черном.
– Не хватает, – проговорил он, – Еще не хватает.
– Чего не хватает-то? Пойдем к ней с этой фотографией. Расспросим.
Данила посмотрел на меня с разочарованием. Будто ему было лень даже объяснять, почему нам не следует этого делать.
– Аполлон напортачил, тут все ясно, – сказал я, – У него была такая красивая женщина, но нет – ему надо было пойти налево. Знаешь, что я думаю? Я думаю, что эти люди – эта горничная Елена и этот фокусник в черном – мошенники. Она его соблазнила, он сделал снимки и теперь намерен шантажировать ими Артемиду. Они наживаются на таких, как она. Ясно как день, по-моему.
– Прекрасная теория, – сказал он будто похлопал маленького щеночка по голове, когда тот принес палку в первый раз.
– Ну видишь! Я тебе все-таки небесполезен.
– Вот только одна маленькая деталь меня смущает. Зачем этой Елене идти туда горничной, если можно просто прислать снимки и потребовать деньги? И зачем угрожать псевдомасонскими посланиями?
– Может, она хочет подзаработать. И у нее мрачное чувство юмора, – стал я хвататься за соломинки. Мне так нравилась моя теория, что я готов был латать в ней дыры любыми удобными объяснениями.
– Нет, – покачал головой Данила, – Тут никак не вяжется одно с другим. Кроме того, ты забываешь о главном – куда пропал Аполлон? Мы расследуем именно это. Даже если это аферисты, наша главная задача – не они, а поиск жениха.
Он задумался на минуту, а потом спросил меня:
– Поищи телефон этой компании, где работает Елена. «Лесные нимфы», если не ошибаюсь?
Я нашел номер в интернете и сказал Даниле. Он позвонил, но потом, разочарованный, сбросил номер.
– Роботы отвечают, – сказал мне, – Нам придется туда ехать.
– Зачем? Эта Елена здесь, можно пойти ее допросить.
– Опять ты за свое? Ты что думаешь, она все нам так и расскажет? «Здравствуйте, мы расследуем исчезновение Аполлона и думаем, что вы пришли шантажировать Артемиду». Нам вот так начать разговор?
– Нет, – сконфузился я.
– Чтобы узнать правду о ней, нам нужно отправиться к тем, кто ее нанял – именно тогда, когда ее там нет.
Он был прав. Мы снова сели в метро и поехали – теперь уже на «Звездную». В поездке я смотрел как мой спутник коротает время между станциями.
Пока пассажиры доставали смартфоны и книги, Данила просто недвижимо сидел, устремив взгляд куда-то за стекло, где по стенам метро бежали жилы поводов. Несколько станций он просто сидел и смотрел. Впрочем, а что ему еще было делать: смартфона у него и так не было, а книг, насколько я знаю, он не брал.
– Ты просто сидишь и ничего не делаешь в поездках? – спросил я, стараясь перекричать грохот состава. – Это же скучно!
Его искренне удивил мой вопрос.
– Друг мой, такие поездки не просто не скучны, они необходимы мне порой для решения дел. Пока я сижу, моя голова думает и налаживает связи между установленными фактами и событиями. А стоит мне выйти на станции, как – раз! – меня озаряет новое понимание.
– То есть, как это? Ты сидишь и думаешь о той горничной, той фотографии, том человеке?
– Нет, я сознательно ни о чем не думаю. Думает моя голова. Точнее, та ее часть, куда я забраться не могу.
– Теперь я совсем ничего не понимаю. Мозгом думаем мы, как может он думать сам?
– Ну хорошо. Я тебе расскажу про такой опыт, – сказал Данила, – Один человек однажды ослеп после инсульта, и ему нужна была трость, чтобы ходить. Ученые, изучавшие работу мозга, решили проверить, насколько хорошо он сможет ориентироваться в непривычной для него ситуации. Они отобрали у него трость и попросили пройти через коридор, где были разбросаны разные предметы. И что, ты думаешь, случилось?
– Он споткнулся.
– Как раз наоборот. Он обошел все препятствия.
– Тогда он и не был слепой, – проворчал я. Мне что-то не верилось его рассказу.
– Нет, он совершенно точно был слепой. Просто картинка, до того, как дойти до сознания, проходит в мозгу через множество этапов. Еще до того, как ты сознательно различишь все, что видишь вокруг себя, твоя голова уже примет важные решения насчет этой картинки. Иначе как ты объяснишь, что мы отпрыгиваем от змей еще до того, как поймем, что это именно змея, а не кусок шланга?
Я не нашелся, что ответить. Честно говоря, таких рассказов от него я не ожидал. Я готов был услышать, какой он гений дедукции и как прекрасно все внутри его головы разложено по полочкам. А тут он говорил, что мозг думает за него.
– Считать, что мы распоряжаемся нашим мозгом сами – огромное заблуждение, – продолжал Данила, – В мозгу человека огромное количество частей, которые работают автономно. А если бы даже ты ими управлял, то делал бы это, скорее всего, настолько плохо, что умер через пару минут. Например, представь, если бы ты мог контролировать свое сердце?
– Я бы, скорее всего забыл это делать.
– Именно.
– Но ведь это совсем другое! Одно дело – автоматизация жизненно важных органов, а другое – логическое мышление, речь.
– Хорошо. Но логика должна оперировать фактами из опыта. А мы их получаем из органов чувств. И у этих органов есть свой разум, который скрыт за кулисами. Вспомни, что я тебе только что сказал по зрение.
– Ну хорошо, – сдался я, – А как это помогает тебе в расследованиях?
– Да никак, – пожал он плечами, – Я просто понимаю эту особенность своей головы и никуда не тороплюсь. Не извожу свою голову постоянными мыслями и догадками. Я просто внимательно наблюдаю, даю голове, как можно больше информации, чтобы решение в конце концов пришло ко мне само.
– Правда? – его ответ меня разочаровал. Не так я себе представлял деятельность «искателя истины».
– Именно так, мой друг. Я бы даже сказал, что внимательность гораздо важнее интеллекта, ибо интеллект очень любит создавать химер и влюбляться в эти свои творения. Внимательность же разбивает химер вдребезги. Но это тема для другого разговора. Давай вернемся к нашему расследованию. Ты спрашивал, почему я решил расспросить горничную, где она работает. Так вот – я наконец понял. Мне показались странными два обстоятельства. Первое – она назвалась по имени матери Артемиды.
– Так это может быть простое совпадение.
– Может быть. Второе – собака не залаяла на нее, когда та вошла. Это значит, что она ее уже знала. Хотя Артемида видела ее первый раз в жизни. Как такое может быть?
– И как же? Горничная до этого уже была в доме?
– На данный момент я не имею ни малейшего понятия. Визит к «Лесным нимфам» должен многое прояснит.
Голос из динамика в вагоне как раз объявил нашу станцию.
«Лесные нимфы» располагались в нескольких кварталах от метро. Компания снимала небольшой офис внутри стеклянной коробки торгового центра. За идеально чистой пластиковой дверью с опущенными жалюзи нас встретила стойка для посетителей. Справа в углу стоял белоснежный диван, рядом с ним – кофемашина. С левой стороны на стене висела большая карта Петербурга. Квадратные часы над стойкой мерно отсчитывали секунды.
Только мы вошли, из-за стойки появилась голова девушки. Наверно, она была администратор.
– Добро пожаловать! – поприветствовала она, – Чем могу помочь?
Перед девушкой лежал раскрытый журнал. По страницам и формату я узнал «Пинакотеку» – сам читал ее, когда учился на втором курсе в университете. Это был журнал об искусстве, который освещал современные направления живописи. Увидев его, я даже обрадовался: раз девушка это читает, у нее хороший вкус в искусстве.
Данила представил нас, хотя на девушку его имя не произвело никакого впечатления. Видимо, за пределы Толстовского дома слава Данилы еще не распространялась.
– Мы хотели бы получить информацию о вашей сотруднице по имени Елена, – сказал он, – Сегодня она ездила на этот адрес.
И он назвал дом, в котором жила Артемида. Девушка сомкнула ресницы в долгом прищуре и спросила:
– А что именно вы хотите узнать? Она что-то наделала?
«Наделала»? Я отметил интересный выбор слов.
– Скажем так, есть основания подозревать, что она не та, за кого себя выдает. Вы брали данные ее паспорта при приеме на работу? Мы бы хотели узнать ее реальные имя и фамилию.
Девушка нахмурилась:
– Простите, но такую информацию я не могу разглашать. Наши сотрудники имеют право брать псевдонимы, это не запрещено. Чем-то еще могу вам помочь?
Я понял, что из нее ничего выудить не удастся. Если бы она, как еж, могла свернуться клубком и выпустить иголки, наверно, уже бы так сделала. Данила надвинул фуражку на лоб и почесал затылок. Я тихонько спросил его, что нам теперь делать.
– Теперь мы вернемся к Артемиде и все-таки допросим Елену сами, – сказал он, – Как видишь, не всегда расследования идут как по маслу.
Я был разочарован тем, что Данила так легко сдался. Он уже развернулся обратно к двери, как мне в голову пришла отчаянная идея. Я повернулся к девушке-администратору, развалил локоть на стойке и на грани фамильярности заговорил:
– А как вам последнее собрание в «Эрарте»? По-моему, достаточно смелая выставка, хотя некоторые работы там на любителя.
Она осторожно посмотрела на меня. Так выглядывает ежик, пряча иголки, высматривает, ушла ли угроза. Я ожидал хоть какой-то фразы в ответ на мою наживку. И она последовала.
– Я не была в «Эрарте», – ответила она. Потом ее тон стал заинтересованным, – А что за выставка такая?
– О, это Зарубин, современный авангардист. Любит играть с публикой. Вот, например, там есть картина «Натюрморт». Что обычно изображают на натюрмортах? Еду и различные предметы на столе, верно?
Девушка кивнула. Ее внимание я точно поймал – она с интересом ждала, что я скажу дальше.
– Так вот, этот «Натюрморт» – никакой не натюрморт. Представьте простые геометрические формы, которые накладываются друг на друга. Они лишь отдаленно напоминают композицию натюрморта. Конечно, это скорее абстракционизм. Неважно, что изображено на картине, важен метод ее создания. Я не большой любитель абстрактного искусства, но автор в данном случае идет немного дальше и играет с ожиданиями классического зрителя. Назвать смешение простых геометрических фигур натюрмортом – это удачная игра с названием.
– Я бы хотела посмотреть, – сказала она. Кажется, мой энтузиазм передался и ей.
И я продолжил рассказывать о картинах Зарубина, а она все слушала. В то же время я лихорадочно думал, как же перевести этот диалог в нужное нам русло. Переводить тему нужно было деликатно, чтобы она вновь не закрылась. Но как это сделать? Я не нашел ничего лучше, как соврать.
– Я буду честен. Наша общая подруга, у которой проводит сейчас уборку ваша горничная, очень переживает за свою коллекцию картин и скульптур. Она тоже большой любитель искусства. Сегодня не пришла Лора, ее обычная горничная, вот она и волнуется, что из-за новенькой в квартире что-то может пропасть. Понимаете?
– Вы считаете, что наши горничные – воры?
– Нет, конечно. Но на всякий случай хотелось бы знать, есть ли у вас их реальные паспортные данные.
Администратор задумалась. Похоже, мои слова все-таки оказали на нее влияние. Она подвинула к себе папку с документами и стала быстро их перебирать. Наконец, нашла то, что искала в россыпи бумаг.
– Вот новенькая, что заменила Лору, – сказала она, показывая на копию страниц паспорта. Посмотрела имя, – Диана Холмогорова ее зовут. Можете не волноваться.
– Спасибо!
– Можете не волноваться, – с улыбкой сказала девушка, – Хотя она у нас первый день работает, но я в ней уверена. У вашей подруги лакшери-тариф, там хорошая горничная нужна. Хотя мне казалась, Артемида должна знать Елену. По крайней мере, эта горничная по какой-то причине очень рвалась убираться именно на ее адресе. Мне пришлось даже подвинуть Лору.
– Вот как?
– Ну ладно, – вздохнула девушка и попросила, – А расскажите еще про выставки, на которые ходили!
Мне на плечо легла ладонь. Я обернулся и увидел Данилу. Всем своим видом он показывал, что нам пора идти и разговоры об искусстве закончены. Мы попрощались и покинули офис «Лесных нимф».
– Как я ее разговорил, а?! – вскричал я, когда мы вышли из торгового центра на улицу. Меня прямо распирало от гордости. Я довольствовался сознанием того, что все-таки пригодился Даниле в этом деле.
– Это было здорово, – признал он, – Только зачем обманывал?
От этой фразы я поник. Данила кольнул по больному: с одной стороны, я сам злился на себя, что врал, с другой – я злился на него, что он не может закрыть на это глаза. Ведь мы получили, что нам нужно! Именно так я и сказал.
– Да, мы узнали ее имя, – сказал он, – Но то, что ты сделал, не вяжется с принципами расследования.
– Какими такими принципами? – спросил я.
– Мы не обманываем людей.
– Но…
– Но ты получил имя, – закончил он, – Хорошо, как исключение, я закрою на это глаза. Однако вранье не в моих принципах. А если ты вызвался помогать мне, значит и в твоих тоже. Нам нужно больше поговорить о моих принципах.
– Ого, он у тебя не один!
– Да, и ты их услышишь, но не сейчас. Сейчас нам нужно отправиться на Васильевский остров.
Он показал мне 50-рублевую купюру – ту самую, что сидела в бумажнике типа в черном. Я не понял, почему он мне снова ее показывает, а потом пригляделся. На обратной стороне, в белом поле справа от изображения биржи и ростральных коллон была нарисована ручкой схематическая карта. Кварталы и улицы были подписаны небрежным мелким почерком, а между ними пробегала линия со стрелочкой, указывавшей на один из домов.
– Пока ты забалтывал нашу любительницу искусства, я сверил это изображение с картой Петербурга на стене в офисе. Мне удалось точно определить его местоположение на Васильевском острове.
– И кто там живет, по-твоему?
– Аполлон, конечно.
– Но купюра же принадлежала… – начал я.
Данила коротко кивнул. Похоже, для него в этом деле все было уже ясно.
– Ты не хочешь рассказать, как пришел к такому выводу?
– Пойдем, и сам все увидишь, – сказал он.
Ориентируясь по нарисованной на купюре карте, мы в конце концов пришли к пересечению Среднего проспекта и 16 линии. Стрелка упиралась в то, что в реальности было невзрачным доходным домом. Он был выполнен в классицистическом стиле, без особых изысков на фасаде. Дай Бог, что время над ним смилостивилось, а может проводили реставрацию. На первом этаже располагались продуктовый магазин и рюмочная. Вход к парадным был, очевидно, со двора, куда вела просторная арка.
– Там указана квартира? – спросил я, кивая на банкноту.
– Не указана. Давай поспрашиваем. Ты загляни в рюмочную, а я в продукты.
Мы разделились, но наши расспросы оказались бесплодными. В рюмочной лежали три тела, у которых спрашивать что-то было бесполезно. Человек за стойкой курил «электронку» и при вопросе, видел ли он здесь высокого блондина, только пожал плечами. Данила тоже вышел без наводок, зато с яблоками. Мы зашли через арку во внутренний двор, сели на скамейку и стали молча жевать яблоки. Наверно, мы ждали, когда из одной из парадных появится Аполлон. Или пока Данилу не озарит одно из его «пониманий», как он выразился тогда в метро.
От яблок захотелось есть еще сильнее. А от теплой погоды, которая даже летом в Петербурге редкость – спать. Я распахнул рубашку, опустил локти на спинку скамьи и, откинув назад голову, стал смотреть в небо. От круга полуденного солнца вдаль тянулась вереница облаков, словно ветром сдуло лепестки с ярко-желтого цветка. Такого узора на питерском небе я еще не видел. Именно питерское небо – такое разное и изменчивое, капризное и непостоянное – вдохновляло меня все эти годы. Стоило мне отчаяться в чем-то – например, что я не найду работу – я выходил на улицу и смотрел на небо. Да и когда я писал картины с натуры, я всегда старался как можно интереснее изобразить питерскую вышину.
Предаваясь ленивой неге, я постепенно задремал. Во сне я почему-то перенесся в квартиру Данилы и сидел на стуле в его комнате. Он сидел передо мной в своем полном облачении – мундире и фуражке – а я писал его портрет. Притом оказалось, что в его комнате уже и так было много портретов. «Почему ты не показываешь их никому?» – спрашиваю я его. Он молчит и продолжает просто позировать. Меня это почему-то злит, я встаю, подхожу к нему. Вблизи понимаю, что это не Данила, а капитан Будко. Он встает, подходит к моей работе и говорит: «Никто еще не написал портрета современного героя». А я говорю: «Я обязательно напишу».
Из этих бессвязных грез меня вывели толчки и шепот Данилы.
– Просыпайся, – раздался голос у самого уха, – Аполлон здесь.
Пары мгновений мне хватило, чтобы вернуться во двор на Васильевском острове. Данила кивнул на парадную напротив нас. Около нее стоял тип в черном, которого мы видели у Артемиды. Правая рука его судорожно шарила по карманам брюк, вероятно, в поисках магнитного ключа от домофона. Судя по всему, добирался сюда он пешком – пола плаща была изорвана в клочья в том месте, где он зацепился за ограду. Он стоял спиной к нам и не замечал нашего присутствия.
– Откуда ты узнал, что это Аполлон? – шепотом спросил я.
Но тут незнакомец сам дал мне ответ на этот вопрос. Он запустил руки в густую черную шевелюру на голове и резко стянул с себя весь огромный ворох волос. Под массивным париком обнаружились густые локоны золотых волос. Точь-в-точь, как у Аполлона! Тем временем, он запустил руку в парик и выудил оттуда связку звенящих ключей. Пропищал входной замок, и он скрылся за дверью.
Данила сорвался с места и через секунду уже схватился за ручку – в считанных миллиметрах от встречи двери с магнитным замком. Мы нырнули внутрь и оказались в сумраке парадной. После залитого светом двора глаза еще не привыкли к темноте, и внутри ничего не было видно. Только в нос ударял запах плесени, старых камней и чего-то гнилого. Когда глаза начали различать покрытые трещинами ступени перед нами, мы поднялись наверх.
Чуть выше, на ступеньках лестницы, сидел мужчина с животом размера перезрелого арбуза. Одной рукой мужчина прислонял к губам сигарету, другой – периодически подхватывал со ступеньки пиво и с шумом опорожнял в глотку.
– К кому? – спросил он, завидев нас еще внизу лестничного пролета. Но сам и ответил, – А, к Завулону этому. Ну идите.
– Аполлону, – поправил я, – А как вы узнали?
– Да к нему такие только и шастают, – процедил он. Проводил нас мутным взглядом, выражавшим презрение, – Выпендрежники.
Мы проглотили оскорбление и прошли мимо этого Цербера комуналки. Внутри было совсем иное зрелище, чем в квартире Артемиды. Честно говоря, то, где мы оказались, трудно было назвать даже квартирой. В полутьме единственной лампы, светившей с потолка противным желтым цветом, я различил щербатые стены, которые пестрели пятнами сколов, словно кто-то удовольствия ради бил по ним огромным молотом. На стенах и по потолку протянулись сплетенные жилы проводов. Никакой системы и замысла в этих переплетениях не было – часть проводов вела к черным от грязи выключателям, другая оканчивалась веером рассыпанных голых контактов.
На полу были постелены куски картона. В некоторых местах картон истерся и порвался, обнажив раздробленную плитку. По бокам весь коридор был уставлен разнообразной утварью жильцов и просто мусором. Старый велосипед, пустые пятилитровые бутылки из под воды, стеклянные бутылки из-под пива, деревянный мольберт, гладильная доска – все это и многое другое словно на авангардистской выставке тянулось вдаль. Ряд вещей продолжался, уходя в темноту. Из этой темноты раздавались шипящие звуки, будто что-то жарили на сковородке. Доносился и характерный запах – не то сало, не то кусок башмака обжигали на максимальном огне.
К такому виду мне было не привыкать, потому что я часто навещал друзей из школы искусств, которые жили в подобных условиях. Но все равно каждый раз при взгляде на эту житейскую нищету, полуразрушенные стены и неустроенный быт я чувствовал тоску и отчаяние. Хотелось побыстрее уйти из подобной обстановки и никогда больше не приходить. Данилу, впрочем, вид коммуналки нисколько не смутил. Он без всяких стеснений ходил и стучался в двери, окликая Аполлона по имени. Из одной двери выглянула женщина с осунувшимся лицом, вся его голова была покрыта бигудями, из которых торчали жесткие темные волосы. Она что-то прокричала в лицо Даниле, тот приложился к фуражке и отошел.
Наконец, искомая дверь была найдена. После очередного вопроса «Аполлон?» старая, вся в изломах, деревянная дверь со скрипом медленно отворилась. К нам выглянуло пытливое лицо в очках. Тут же заинтересованный вид его сменился досадой. Но закрывать дверь он не стал. Напротив, открыл пошире, приглашая внутрь.
– Все-таки нашли меня, – сказал он, – Ну что ж, заходите.
Комната была узкая и длинная, с большим окном напротив двери, выходившим на улицу. У стены притулился покосившийся шкаф, который, наверно, пережил еще революцию. Кроме него, в комнате стояла кровать, стул и небольшой стол. На кровати лежали черный плащ, парик и темные очки. На столе я заметил те же инструменты, что видел тогда у Артемиды. Рядом со столом высилась какая-то скульптура, скратя под белой простыней. Наверно, одна из его работ.
– Прошу, присаживайтесь, – Аполлон указал на кровать.
Он убрал предметы маскировки, освобождая для нас место. Сам сел на стул напротив. Данила достал из кармана потертый бумажник и протянул ему.
– Возвращаю потерянное.
– А, вот как вы меня нашли! – воскликнул Аполлон, – А я думал, где же я его посеял.
– С картой на купюре это ты интересно придумал, – отметил Данила
– А зачем вообще рисовать карту на деньгах? – спросил я, – Любой смартфон тебе сегодня дорогу покажет.
– Это да, – согласился Аполлон, – Только нет у меня смартфона больше. Я его продал, чтобы оплатить здесь квартиру. А Ваську я знаю не очень хорошо. Вот и решил нарисовать маршрут на купюре, чтобы не забыть.
Он сунул бумажник в карман. На миг повисла неловкая пауза.
– Так Артемида вас наняла меня искать? – спросил он.
Только он это сказал, как сразу поник. Уперев ладонь в широкий лоб, он бросил:
– Сколько я ей уже хлопот доставил. Так страдает из-за меня, что позвала вас!
– То есть, ты берешь на себя всю ответственность за исчезновение? – поинтересовался Данила.
– Конечно, – он поднял голову, – Смалодушничал я.
У Данилы в руке появилась сложенная вчетверо фотография – та самая, на которой Аполлон и горничная сливались в поцелуе. Только бросив на нее взгляд, Аполлон сразу ощетинился – так оскаливается пес на опасного незнакомца.
– Думаю нет нужды пояснять, что это за снимок. И показывать тоже. Также прошу простить, что я вытащил это из бумажника, до того как вернуть. Но это фото – ключевое в этом деле.
– Деле? – усмехнулся Аполлон, – Нет тут никакого дела. Я вам могу все рассказать, а после этого вы посмеетесь, какой я дурак.
– Это едва ли. Хотя мне не дает покоя один момент… – задумался Данила, – Но прошу. Как все было?
Аполлон вздохнул. По его лицу читалось, что вспоминать об этом он совсем не хочет, как не хотят люди вспоминать о несчастном случае – только ворошить плохие воспоминания. Наконец, он стал рассказывать:
– Нам с Тимой оставалось два дня до свадьбы. Я этого дня больше жизни ждал.
Он вдруг осекся. Словно распробовал слова на вкус, и они показались ему неправильными. Однако смущение его быстро рассеялось, и он продолжил рассказ, как ни в чем ни бывало. Данила никак не обратил внимания на эту его паузу.
– Были большие приготовления, мы все репетировали. А потом меня в середине дня вызывает курьер к парадной. Знаете, такие от «Яндекса», на велосипедах ездят. Он передал мне простой белый конверт, безо всяких опознавательных знаков. Отправитель был анонимный. Я вскрыл конверт, думал, что там какое-то тайное поздравление от близких друзей или что-то в этом роде. И представьте мои удивление, ужас и гнев, когда я обнаружил в конверте этот проклятый снимок.
Я никогда в своей жизни не видел этой женщины. Но вот мы стояли и целовались вместе с ней! Снимок был явно сфабрикован. Я подумал: кому это понадобилось? А потом пришла мысль просто разорвать его, кинуть в мусорку и пойти. Но вместе с фотографией была записка. Там было написано – «Позвони на этот номер», и был указан номер. И приписка: «Иначе Артемида все узнает».
– И ты позвонил? – спросил Данила.
– Конечно, я позвонил. Я не хотел, чтобы Тима видела эти провокационные кадры. Я думал припугнуть их полицией или на худой конец просто заплатить, чтобы отстали…
Данила кивнул и просил продолжать. Я вдруг почувствовал, что он нисколько не удовлетворен ответом Аполлона. Что он хочет спросить больше. Но почему-то не стал. Видимо, он ждал полного рассказа, чтобы потом коснуться частностей. Не стал допытываться и я, хотя эта часть рассказа Аполлона вызвала вопросы и у меня.
– Лучше бы я не звонил, – продолжал он, – На том конце ответила женщина. Я сказал, что эти снимки явная фальшивка, и она может не трудиться шантажировать нас. Тогда она сказала, что старая подруга Артемиды, и что мы с девушкой не пара. Говорила, что ей пришлось прибегнуть к такому обману, чтобы мы не сошлись, иначе нас двоих ждет впереди катастрофа. Так и сказала: «Ничего у вас не выйдет. Будет катастрофа».
Меня эти слова почему-то задели за живое. Какой-то страх обуял, что нашему союзу действительно грозит крах. Я спросил ее, что надо сделать, чтобы она не отправляла снимки. И она сказала, что я должен покинуть девушку, ничего ей не объясняя. Эта мысль тоже была страшной.
– Надо признать, ужасный выбор, – сказал Данила, – Но ты склонился ко второму.
– Да, – сказал Аполлон тоном, словно его вели на казнь, – Я просто убежал. Что-то во мне очень сильно не хотело, чтобы Тима видела этот снимок.
– Но почему ты вернулся к дому? Почему следил за ее квартирой?
– Две причины. Первая сентиментальная – я хотел посмотреть, как она справляется без меня. Как перенесла мой поступок. Знаю, это звучит глупо и даже жестоко, но я не могу объяснить лучше. Я сам себя иногда плохо понимаю. Но вторая причина главнее – я хотел увидеть эту подругу, которая так со мной поступила. Спросить ее, почему она решила нас разлучить.
– Поэтому ты носил карточку в кошельке и не избавлялся от нее, – кивнул Данила.
– Поэтому, – повторил он. Вдруг взгляд его сделался грозным, хотя предназначался не для нас, – И я видел ее сегодня! Она заходила к Артемиде за пару минут до того, как вышли вы!
– Это так, но это неважно, – сказал Данила.
Аполлон чуть не упал со стула. Его голос заполнил собой всю комнату и кажется, грозил сорвать с петель дверь и вырваться в коридор коммуналки, когда она прокричал:
– Как неважно?! Она разрушила мою жизнь!
На Данилу его полный боли возглас не произвел никакого впечатления. Напротив, он уселся поудобнее и сказал так:
– Конечно, эта девушка играет центральную роль в этом деле. И мы до нее еще дойдем. Но сейчас я бы хотел поговорить о том, почему ты на самом деле покинул Артемиду. И девушка эта здесь не причем.
Аполлон нахмурил светлые брови.
– Ответь мне вот на что, – сказал Данила, – Почему, после того, как ты получил конверт со снимком, ты позвонил на этот номер?
– Я же сказал – меня шантажировали. Я не хотел, чтобы Тима это видела.
– А что было бы, если она увидела?
– Не знаю… – он запнулся, будто сам впервые задумался об этом.
– Ты боялся, что увидев снимок, она бросит тебя? Поверит фотографии?
– Наверно. Я же говорю, что плохо понимаю себя. Я просто испугался, поддался этому страху. А она будто знала, за какие струнки дернуть во мне. Я сам всегда чувствовал, что Артемида слишком хороша для меня. Я сам не верил, что мне так повезло с ней. Знаете историю про Пигмалиона?
– Конечно, – сказал я, – Скульптор, который влюбился в собственное творение. Он просил богов оживить свою идеальную женщину и те выполнили его просьбу.
– Именно, – улыбнулся он. – Понимаете, я как увидел Артемиду в первый раз, так меня в грудь будто молотом что-то ударило. «Это она», – что-то говорило внутри меня. «Она – твоя идеальная женщина». А я ее даже еще не сваял в то время!
– Почему же ты думал, что она слишком хороша для тебя? – спросил Данила.
– Вы же видели, какая она красавица! – воскликнул в сердцах Аполлон и тут же зарделся, – И какой я. Я даже не понимал, что она во мне нашла, не понимал, почему помогает во всем. Даже пригласила жить к себе. Мне было очень неудобно, ведь у нее такая квартира. Я в таких даже не был никогда. А тут жить!
– И почему, по-твоему, она тебе помогала? – продолжал Данила. – Ты считаешь, у нее был некий корыстный интерес?
– Да какая тут корысть! – воскликнул он, – У меня ничего нет за душой, что она могла у меня взять. Скульпторство мое еще даже денег не приносит, так что на это положить глаз она не могла. Скорее это я пользовался ее благами.
– Тогда если это не корысть, то что?
Аполлон отвел взгляд.
– Если хочешь меня обвинить в трусости или назвать дураком, пожалуйста. Да я и сам в этом признался.
– Я тебя не обвиняю, я хочу, чтобы ты увидел правду, – ответил Данила, – Вместо того, чтобы дать девушке увидеть снимки и дать ей принять собственное решение, ты даже не показывал ей их. Ты уже испугался, что таких слабых доказательств будет достаточно, чтобы разрушить ваш союз. Что Артемида на самом деле не любит тебя. Или что ты недостаточно хорош для нее. При этом я вижу лишь доказательства обратного. Иначе зачем ей просить нас найти тебя?
Аполлон склонил голову, снял очки и погрузился в тоскливое молчание.
– У меня остался один вопрос, прежде чем мы уйдем, – сказал Данила, – И я прошу ответить на него искренне. Искренне не перед нами, а перед самим собой. Ты любишь Артемиду?
Он поднял взгляд, хотел было что-то сказать, но вдруг его будто осенило, он резко поднялся со стула и стремительно прошел в угол комнаты к окну. Стянул простынь со своей работы у стола. Это была гипсовая скульптура в античном стиле. Она изображала девушку в тунике, которая стояла, положив руку на плечо. Длинные волосы, характерные черты лица – я сразу догадался, что он моделировал девушку с Артемиды. Скульптура еще не была закончена, но даже в таком виде она воплощала всю красоту оригинала.
– Талантливо, – похвалил Данила.
– Надеюсь, этого ответа вам достаточно.
– Будем считать так.
Данила поднялся, поправил фуражку и направился к двери.
– Подождите, – окликнул его Аполлон, – И что теперь будет?
– На твоем месте я бы пришел к ней сам и рассказал все как есть, – сказал Данила, – Я со своей стороны сообщу Артемиде о том, где ты живешь. Придет она или нет – решать ей.
– Но здесь ужасно! – вскричал он, – Она убежит отсюда, как только ступит за порог.
– Ты опять решаешь за нее, – улыбнулся Данила, – Друг мой, оставь эти глупые волнения. Если твои чувства к ней искренни, ты должен верить в нее. Точнее, верить в вас двоих.
Мы вышли за порог. Нас провожала внимательным взглядом женщина с бигудями. Видимо, она все это время подслушивала у двери. Мужик на ступеньках все так же хлестал пиво и курил.
– Ну как там ваш Артемон? – пробасил он, когда мы проходили мимо.
Выйдя во двор, Данила тут же набрал Артемиде. Спросил, не ушла ли еще горничная. Услышав ответ, прокричал, чтобы она ее задержала. Уронил телефон в карман брюк и поторопил меня следовать за ним.
Мы сели на трамвай, который вернул нас к дому, где жила Артемида. Данила даже не шагами, а прыжками взлетел на третий этаж и позвонил в дверь. Открыла взволнованная Артемида.
– Ну как? – спросила с порога, – Нашли?
Данила проигнорировал ее вопрос и вошел за порог. Я последовал за ним. Горничная стояла рядом с девушкой, с сумочкой в руках, по виду, уже готовая уходить.
– Да, и что вы хотели от Елены-то? Я ей сказала задержаться, но она очень спешит.
– Надеюсь, у вас что-то важное ко мне, – нахмурилась горничная.
Я знал, что ее настоящее имя было Диана. Но что это давало нам? Как она была связана с Артемидой? Этого я вовсе не понимал. Глядя на Данилу, я ожидал услышать обличительную речь, но вместо этого мой спутник широким жестом указал вглубь квартиры.
– Покажите, пожалуйста, где вы убирались.
– А это зачем? – спросила она.
Артемида взволнованно посмотрела на нас.
– Причем здесь ее уборка? Она все хорошо сделала, если вас это интересует.
– Это невероятно важно, – обезумевшим голосом сказал Данила, – Вся ваша жизнь зависит от этой уборки. Поверьте мне.
Слова эти звучали донельзя глупо, но Данила сказал их таким тоном, что Артемида сразу бросилась показывать.
– А вас прошу пройти с нами, – сказал он горничной.
И он пропустил ее вперед, всем своим видом показывая, что не спускает с нее глаз. Артемида сначала показала комнату, в которой сидели мы в свой первый визит. Данила, кажется, забрался во все углы и чуть не перевернул стол, когда пытался что-то под ним найти. Выпрямив смятую от ползания лицом к полу фуражку, он покачал головой и просил показывать дальше. Мы прошли в общий зал и обеденную комнату. И здесь Данила чуть не перевернул все вверх дном, распахивая дверцы и вытаскивая до упора полочки. Артемида с ужасом смотрела на это варварство. В конце осмотра последней комнаты мой спутник, видимо, осознал, как неприглядно смотрятся его действия и снял фуражку, отвесив низкий поклон.
– Прошу извинить меня, – сказал он, – Но медлить нельзя ни секунды. Сколько комнат нам осталось?
– Спальня, – со слезами на глазах сказала девушка.
И Данила ворвался в спальню. В сторону полетели одеяла, матрас и подушки. Прикроватный шкафчик был буквально разворочен. Впрочем, Даниле все-таки хватило такта не вламываться в шкаф девушки. Он попросил Артемиду посмотреть, все ли там в порядке. Она посмотрела и сказала, что в порядке.
– А что может быть не так? Данила, вы меня изводите! Скажите, уже, наконец, что мы ищем?! – плакала она, заламывая руки.
Но он по-прежнему молчал. В ванной тоже ничего не оказалось, хотя Данила даже скрутил лейку с шланга и заглянул внутрь. Струя воды залила мундир, но это его не смутило. Из всех комнат оставалась лишь кухня. Только мы вошли, Данила остановился на полушаге и стал смотреть куда-то в пол. Я проследил за его взглядом. Орф что-то мирно ел из миски. Будто почувствовав взгляд Данилы, он развернул к нему морду и стал смотреть в ответ. Потом обтер морду язычком и вернулся к миске.
– Артемида, это вы положили ему еды сейчас?
– Нет, – покачала головой девушка.
– Тогда…
И он посмотрел на горничную. Она стояла у входа на кухню как изваяние из камня, безо всяких движений. Ничего не дрогнуло в ней, когда она говорила:
– Да, я положила.
И поспешила дополнить:
– Это просто еда. Я решила, что собака будет голодной с прогулки.
– Вы молодец! – похвалила Артемида, – Но Данила…
Только она повернулась к нему, чтобы продолжить фразу, а он вдруг нырнул к миске, хватаясь за нее обеими руками. Собака сначала с недоумением посмотрела, как из-под носа уплывает еда, а затем зарычала и попыталась отобрать миску. Данила же запустил в нее ладонь и стал перебирать корм. Внезапно он распрямился и развернулся к нам. Протянул вперед руку с влажным коричневым месивом. Среди кусочков собачьего корма виднелись кусочки чего-то фиолетового, будто обломки длинного стержня. Приглядевшись к ним, Артемида нахмурилась.
– Что это такое? – спросила она, касаясь пальцем одного из кусочков.
– Если это то, что я думаю, то трогать не советую, – предостерег Данила, – Скорее всего, это флокумафен – мощный пестицид. Откуда он у вас?
Вопрос был направлен горничной, которая стояла у нас за спинами. В ответ было молчание. Я развернулся – проход был пустой. Пока мы все смотрели на кульбиты Данилы у миски, Елена-Диана использовала эту возможность, чтобы убежать.
– Звоните ветеринару! – крикнул Данила и рванул за горничной.
Я за ним. От кухни до входной двери расстояние было около трех-четырех метров. В конце коридора я видел, как девушка в отчаянии возится с замками, пытаясь распахнуть дверь и бежать. Вот щелкнул последний замок, дверь подалась и она уже готова была выскользнуть. Но в этот же миг рядом с ней оказался и Данила. Схватил ее за локоть – несильно – завел за спину и аккуратной подсечкой положил девушку на пол. С заведенной за спину рукой, отчаянно дергающая ногами, она выглядела сейчас как рыба, которую выудили зимой из проруби и она стучит хвостом об лед.
– Пусти! На женщин нападает! Помогите! – кричала самозванка.
– Не советую тратить силы, – сказал Данила.
Хватка у него была железная. Захват он тоже сделал грамотно: любая попытка вырваться вела только к тому, что девушка сильнее выла от боли в суставах.
– Иван, глянь ее сумочку, – сказал он.
Поколебавшись, я потянулся к ее сумочке, лежавшей рядом. С некоторым смущением стал шарить там рукой.
– Смелее, – сказал Данила, – Скорее всего, она подмешала средство от крыс. Есть там что?
– Я в полицию заявлю! – рычала тем временем девушка, – Вы не имеете права!
Среди вороха одежды, косметички и еще бог знает чего, моя рука наткнулась на картонную упаковку. Я вытащил ее на свет. Это был пестицид с труднопроизносимым названием. На упаковке была изображена мышь внутри красного перечеркнутого круга. Я осторожно сунул внутрь руку и извлек на свет те самые фиолетовые кусочки, что лежали в миске у собаки.
– Так это правда! – ахнула Артемида.
Девушка подошла к нам, трясущимися руками держа у груди Орфа. Собака облизывалась и с понурым взглядом смотрела по сторонам. Пес вовсе не понимал, от чего вдруг такой шум.
– Позвонили врачу? – спросил Данила, – Собака или еще не успела съесть яд, или он не успел подействовать.
– Конечно, позвонила! – сказала она, не отрывая взгляда от лежавшей на полу девушки. – Зачем вы это сделали?
Та неожиданно засмеялась. От беспрестанной борьбы с Данилы, волосы на ее голове растрепались и попали в рот. Она выплевывала их, слюна падала на ковер, оставляя там пенистые следы. Зрелище было неприятное, как, впрочем, и вся возникшая ситуация.
– Какая ты тупая! – вдруг закричала девушка. В этих грубых словах чувствовалось облегчение, будто она давно хотела выразить эту эмоцию презрения. Я понял, что на полу лежала уже не горничная «Лесных нимф». Будто девушка решила наконец снять с себя эту надоевшую личину, показав истинное лицо.
– Простите, – опешила Артемида, – Разве мы с вами знакомы?
– Верите или нет, но девушка, что сейчас перед вами – ваш кровный родственник, – вступил Данила. – Не так ли, Дафна?
В ответ она противно и высоко рассмеялась. Слюна еще глубже пропитала ковер.
– Дафна? – повторила Артемида, – Моя сестра Дафна?
– Да! – закричала та, вонзив в Артемиду ненавидящий взгляд, – Та Дафна, которую вы с отцом бросили! Дафна, которая жила все это время в бедности и безвестности, пока дорогая Артемида развлекалась в Петербурге на деньги отца!
Она надула щеки и громко сплюнула на пол.
– Знаешь, сколько мне пришлось работать уборщицей, посудомойщицей, кассиром в занюханном ларьке, просто, чтобы прокормить нас с мамой? Ты наверно и не работала нигде никогда. Приехала сюда, расфуфыренная цаца, сразу купила себе хоромы, хотя и жизни настоящей не знаешь!
Мне вдруг захотелось как-то заставить эту девушку замолчать – до того противные и ядовитые слова исходили из нее. Я сказал было ей прекратить, но неожиданно меня остановила сама Артемида. Девушка показывала недюжинное спокойствие в ответ на поток брани и оскорблений. Хотя, когда она заговорила, голос ее звенел от напряжения:
– Дафна, я ничего не знала о вас с мамой. Я не знала, где вы жили. Если бы…
– Ой, прекрати! – перебила сестра, – Тебе было плевать на нас. Ты ни с кем не хотела делиться состоянием отца. Я уверена, что ты даже не пыталась нас найти! Как это так получилось, что ты не знала о нас, но я знала о тебе все? И смотри – приехав в Петербург, я смогла легко тебя найти.
– Я понимаю, – кивнула Артемида. – После своих выводов ты решила, что нужно разрушить мою жизнь. Исчезновение Аполлона – тоже твоих рук дело? Эта записка…
– Ну надо же, сама догадалась? – съязвила Дафна, – Вы друг друга стоите – он такой же тупой как ты! Я даже не думала, что у меня получится вас разлучить, а он будто сам слился! Ха-ха!

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/anton-volkov-32684506/iskatel-istiny-danila-sokolik-69550807/?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.