Главная страница | Триллеры | Если ты святой

Если ты святой
Владимир Малиновский
В сюжете этой истории пересекаются путешествия через параллельные миры и сегодняшняя реальность, которой автор умело ставить диагнозы. Эта история предлагает погрузиться в красочные миры наполненные загадочными существами, и тайнами порождающими страх перед выбором, который необходимо будет сделать в конце пути. Сюжет поднимает культурные , философские и моральные проблемы быта человека.

Владимир Малиновский
Если ты святой

Глава 1 Дорога

«Мир картонный, а сосули из воды. Ты на них, дружок, просто посмотри», – он пел эту дурацкую песню, десятый раз к ряду. К тому же, голос его вызывал еще большее раздражение, чем сама песня. И мне приходилось доводить себя тем, что я никак не мог повлиять на происходящее. Если кому-то становиться тошно от действий окружающей тебя среды. Варианта два. Первый – уйти. Для меня этот вариант всегда не подходил. А сейчас о таком думать даже не стоит. Ну и второй – начать менять любыми способами структуру системы, сложившуюся вокруг тебя. Даже если что-то пойдёт не так, в оправдание себе можно сказать: «Противодействие, как инъекция, пущена в организм. А то, что она не сработала должным образом, проблема исключительно этого организма».
«Мир картонный, а сосули из воды. Ты на них, дружок, просто посмотри», – ну вот снова. Так может оказаться, что я начну находить смыслы в этой дурацкой песне. Это почти то же самое, если бы через мои оба полушария проложили дихотомические рельсы, но так и не отправили по ним смысловой поезд.
– Ну, давай, спрашивай. К этому времени все начинают задавать. Вопросы, – он наконец повернулся ко мне, и я смог разглядеть его лицо. И тогда я понял, что его ужасное пение, как минимум, было связано с тем, что губы у него полностью отсутствовали. Но из-за густой чёрной бороды это не сразу бросалось в глаза. Мне даже на миг стало совестно за мои суждения о его голосе.
– Да. Как-то. Нет у меня вопросов, – сказал я, а он даже немного растерялся и сразу отвернулся. Видимо, он был не готов к такому развитию событий. – Ну, а что в основном спрашивают? – сказал ему я.
– Ну, в основном, что-то житейское. Ибо конформизм определят ваш быт. Ну, не мне тебе рассказывать, ты и сам это понимаешь. Ваш вид так устроен. Ну, может и есть пару-тройку исключений.
– Сколько нам ещё осталось кругов? – перебил его я.
– Семь. Два уже канули в лету. С каждым кругом скорость будет расти. В геометрической прогрессии. Разумеется. Некоторых пассажиров даже иногда тошнит. Но тебе думаю понравиться, – сказал он и стал постукивать по тонкому рулю старенького Бьюика.
Ритм задавала та самая песня, которую, как мне казалось, он без конца пел. Ту-ру-Ру-Ту-Ту, – буквально мычал он. Я посмотрел на дорогу, а точнее, на асфальт, по которому мы мчались буквально со скоростью звука. К моему удивлению, он не размывался в визуальном смысле. А наоборот, всё было видно отчётливо. Никогда не видел асфальта с такой текстурой. Казалось, что он резиновый или даже съедобный. Возможно, это сравнение было вызвано у меня диким чувством голода. И этот голод не был похож на тот, который чувствуешь в своем организме, когда проголодался. Тот повседневный сигнал, посланный тебе организмом. Тогда ты знаешь, что нужно делать. Добыть еду. И голод пройдёт. Но тут нет еды. Понимание этого тогда вызывало ощущение коллапса внутри меня. Образование маленькой бездны, в которую провалилась отколовшаяся от меня часть.
Вдоль всей дороги, по ее обеим сторонам, величественно возвышались заграждения, визуально похожие на сильно увеличенное графическое изображение. При этом это изображение было настолько растянуто, что видно только лишь разноцветные точки, что-то вроде огромных пикселей, которые к тому же проносились мимо моих глаз, тем самым замутнено растягиваясь.
– А это тоже движется? Как и мы? – спросил я. И он прервал своё мычание.
– Что это?
– Ну всё это? – сказал я, визуально дополняя свой вопрос круговым движением руки, с вытаращенным указательным пальцем.
– А ты про это. Кто знает? Возможно, статичность объекта по отношению к другому объекту всего лишь нелепая формальность, а в общем как знать. Как знать, – ответил он. И самодовольно продолжил мычать дурацкую песню: «Ты в окошко посмотри и ничего не говори. А послушай тишину…».
«Гав-Гав».
Не может быть, – подумал я. – Это слуховая галлюцинация, вызванная раздражением от его песни, в довесок новым чувством вечного голода. Нет, этого не может быть. А откуда ему тут взяться? – продолжал размышлять я. Он снова прекратил петь. Заметив в зеркало заднего вида, что я стал нервничать.
«Гав-Гав». Услышал я более отчетливо, чем в первый раз.
Я повернул голову и увидел через эту яркую стену огней. Как мой пёс Джек бежит по улице и подбегает к прохожим, обнюхивая их. Он был растерян и явно напуган.
– Что ты увидел?– сказал он, развернувшись ко мне. А я продолжал смотреть за Джеком. – Что ты там увидел? – повторил он свой вопрос. Но теперь его голос стал более грубым и пугающим.
– Там мой пёс, – сказал растерянно я.
– Парень. Брось это.
– Но он там совсем один. Ему страшно.
– Там ничего нет.
– Я вижу, его, – он вдохнул и снова развернулся. Я взял правую руку и закрыл ей свой рот. И тут же начал думать, когда я давал такую команду своему мозгу. И понял, что это был не я. А кто-то другой. Я попытался убрать руку, но она была словно чужая. Затем я начал чувствовать, как моя кожа на руке стала буквально сращиваться с кожей на лице. Меня стало тошнить. Я даже думать не хотел, что будет, когда рвота под высоким давлением начнет подниматься. И в конце своего пути упрётся в непреодолимую преграду. Блевать, не имея ротового отверстия, не самый приятный опыт.
Но уже через мгновение это перестало быть моей главной проблемой. Мои глаза стали буквально выползать из черепа, при этом оставались держаться на нервах, как на окровавленных верёвках. И когда они скатились почти до пояса, то обрели прочную форму и стали походить на змей из моей головы. Как и все змеи, мои начали изящно, но беспорядочно извиваться. Пугало то, что при этом я продолжал всё видеть. Он снова развернулся ко мне.
– Ох, какой красавец, – иронично сказал. Улыбаясь, на сколько это возможно, при отсутствии губ. – А теперь скажи мне, что видишь? – спросил он.
– Мн… Мн… – мычал теперь уже я. Я стал пытаться приручить глаза-змеи. Но с первого раза это у меня не вышло.
– Ты говоришь, что-то не внятное. Мне никак не разобрать твои слова.
– Мнн… Мннн… – промычал я.
– Ну вот опять. Ты должен понять, что здесь только я, твой друг. Нравиться тебе это или нет. Именно от меня зависит твоя дальнейшая биография. Уясни это. И так, начнём разговор сначала, что ты там видишь? – сказал он последнюю фразу спокойно и медленно. Я повернул левый глаз-змею в сторону окна, а правым смотрел на него. Мой пёс по-прежнему был там. Я перевёл левый глаз на него и отрицательно покачал головой. – Я так и думал, – сказал он и отвернулся от меня. Глаза-змеи медленно стали вползать в мой череп, вызывая у меня зудящую боль, а кожа стала разрываться, и я освободил руку. Я тут же начал со всхлипами жадно втягивать воздух, словно дайвер, у которого сломалось оборудование, и он в стремительном порыве поднимался с глубины и на самой грани успел выплыть на поверхность.

«Заметки на полях №0»

«Это может быть твоим, нужно только взять это. Не можешь взять – верь, что можешь. Когда вера угасает, остаётся то, что тебе не нужно, и ты берешь это. А затем ты смотришь, как всё вокруг тает: и вера в то, что это могло стать твоим, и даже то ненужное, единственное, что стало твоим.»

«Заметки на полях №1»

«Чем выше любовь, тем ниже поцелуи» – разлетались эти слова по всей вокзальной площади, находя заинтригованные отклики в толпе, снующих суетливым образом повсюду людей. Звуки эти доносились из палатки, а точнее, из динамиков стареньких колонок, которые были разведены по краям брезентовой двухцветной палатки, одна полоса белая, другая красная. Внутри палатки на раскладном стуле сидел молодой человек, в руках его была старенькая книга. Он курил сигарету, а пепел стряхивал в банку с весьма исчерпывающей надписью «Бычки».
– Эй, друг, – разрезал мелодию увесистый баритон. Молодой человек затушил сигарету, отложил книгу в сторону и взял в руки пульт от музыкального центра. Большим пальцем руки, за секунду, он избавил всю площадь от сладострастных женских голосов, обращенных в децибелы.
– Что это за параша у тебя играет? – сказал человек, довольно грозно смотря на юного парнишку. «Он что, тусил на байк-фесте. Да так нажрался, что вырубился где-то в укромном месте, а когда все разъехались, он даже не пошевелился. И вот теперь он пришёл в себя и вынужден скитаться в поисках своих, как уродец, который отстал от бродячего цирка. «Раздражающее пятно на однотонном полотне бытового конформизм» – подумал молодой человек, пристально осматривающий стоящего перед палаткой здоровенного бородатого буйвола в байкерском прикиде.
– Людям нравиться. Берут хорошо, – ответил он.
– Да, эти твои люди также любят водку. Как думаешь, отдают они себе отчёт, что она их неизбежно превратит в ничтожеств?! Слабых, больных и немощных представителей воистину великого вида. А?
– Не думаю, что это одно и тоже, – ответил молодой человек.
«Ну всё, я умру из-за сраной попсы. Он меня найдёт со своими дружками, отвезет на заброшенный завод или ангар, а возможно, у них есть какой-то склад. У всех байкеров есть такое место. Меня привяжут к стулу и будут пытать под «SABATON», отрезая мне конечности. А когда я, не выдержав боли, умру, перед этим намочив свои штаны, с меня снимут кожу и сошьют себе перчатки. Стильные байкерские перчатки. Представляю, как моя кожа будет тереться об ручку газа Харлея», – параллельно разговору выдавала ему его фантазия.
– Правильно. Зачем тебе думать. Если за тебя могут думать другие. Шикарно устроился. Мы гребаный рой. Действия одной особи несут за собой необратимые последствия для всего вида. Это, мать его, хрупкая конструкция сотни миллиардов решений в секунду, потом это дерьмо придётся кому-то разгребать. Врубился, о чём я? – сказал он.
«О да, ещё как врубился. Передо мной стоит редчайшее животное, единорог или нет, Ети, такое же мохнатое и загадочное существо. Так вот, это существо не просто носиться по лесу, а еще и пропагандирует свои идеи. Хотя, это тоже не подходит, слишком просто для него. Его параметры куда сложней».
– Ну, а если вернуться к разговору о, как выражались, попсе. И на неё можно посмотреть иначе. Ну вот, если взять конкретно эту песню. Текст на первый взгляд прост. Это делает его доступным. И в то же время, массовым. Далее мы получаем вербальные сигналы, заложенные художественно смысловыми нормативами.
– И что же это за сигналы? – спросил Байкер.
– А тут всё просто. Там заложено послание и смысл его направлен на сексуальное освобождение от оков ханжества. Это, можно сказать, женский манифест, – байкер совсем умерил свой пыл. На его покрасневшем красном лице появился интерес, в каком направлении проследует мысль юноши. – Там недвусмысленно слышится крик женского отчаяния. Так сказать, мольбы о том, что любовь часто бывает не полноценна. Они как бы вопрошают, почему мускульная архаика лишает их того самого блаженства любви. И, на самом деле, эта проблема в нашей стране достигает огромных масштабов, – байкер опустил глаза и принял задумчивый вид.
– Чёт я не понял. Что ты этим хочешь сказать? – спросил мужчина, погладив бороду.
– Ну, если уж говорить проще. То женские голоса озадачены, почему не все мужчины делают своим любим куннилингус, – сказал молодой человек, и байкер задумался.
– Это, признаться, интересное наблюдения. Действительно, что есть, то есть. Я бы, наверное, под таким углом бы не взглянул на эти слова, – сказал байкер.
«О да, ты бы не посмотрел. Вот интересно, а он сам из какого лагеря? Судя по его реакции, он ещё тот бульдозер. Языковой барьер не про него. Тем более, с такой растительностью на лице. Лев Толстой в куннилиге», – размышлял он.
– Дисочки брать будете? – спросил молодой человек.
– Что есть из тяжёлого?
– Только один мейнстримный шлак. Уверен, вам такое не подойдёт. На Карла Маркса есть один подвальчик, вот там вы попадете в свой персональный рай, – сказал молодой человек, взял тетрадь, оттуда вырвал листок и, записав на нём адрес, передал его байкеру. – Туда вам нужно, – сказал он. Байкер посмотрел на листок, на молодого человека и, смяв листок, положил его в карман.
– А ты, наверное, думаешь, что ничего страшного нет в том, что ты сидишь в этом занюханном клоповнике. Жизнь свою просирать так не страшно? – сказал байкер, сменив очередной раз гримасу своего лица.
– А что, здесь вполне сносно. Как говориться, светло, тепло и мухи не летают. Этим мухам дай только повод. Будут летать, доставать своим сверлом. Это как мини дрель, которая никак не может начать сверлить отверстия, – сказал молодой человек.
– У мух в природе есть определённые функции и конкретные задачи. Чего в твоей жизни нет, – сказал байкер. – На Энгельса есть дом старый, дореволюционный, с красивым двориком. Будешь там, спросишь Ваню «Бороду». Может, поможем и тебе отыскать твой персональный рай. – сказал байкер.
«Ну да, кто бы мог подумать, что кличка у байкера окажется «Борода». Хотя, если он байкер-пират, тогда всё сходится. Водитель фуры видит в зеркало заднего вида, как из-за поворота, в сопровождении шума грохочущих моторов, выезжает стая байкеров–пиратов. Дальше погоня, возможно пальба из дробовиков, перелезание с мотоцикла на кабины фуры, может, кто-то даже эффектно покатиться по дороге. «Мирамакс» забрал бы эту идею со всеми внутренностями, это был бы их ответ «Универсалу» на кассовый «Форсаж». Только вообще без соплей, одни суровые бородачи на «харлеях». Нужно название! Что-то вроде «Пираты без воды», хотя нет, может показаться, что пираты сидят без воды, и тупо не могут нормально помыться. Тогда нужно что-то броское, что-то, что одним названием раскрывает всю эпичность. «Пираты четырёх котлов». Нет. Слишком сложно. «Дорожные пираты». Уже лучше», – разгонялась фантазия у него.
– Мне пора. Может так стать, что наша встреча вовсе и не была простым «гондоном», – сказал Байкер
– В смысле защищенной?
– Нет, друг. Одноразовой, – сказал байкер, подмигнул молодому человеку, развернулся и пошёл. Через несколько секунд его яркий силуэт уже было не разглядеть в толпе быстро движущихся людей по вокзальной площади.

«Заметки на полях №2»

«О да, наклонись и посмотри, что там. Если она ещё простоит так хотя бы секунду, то я взорвусь, как фондовые биржи в конце восьмидесятых. Если расти дальше некуда, возможность скатиться в хаос, невероятно возрастает».
– Это их последний альбом? – спросила девушка, вытащив компакт-диск.
– Нет, это один из первых их релизов. Они тогда ещё больше старались делать ближе к акустическому звучанию. Сейчас, конечно, в них сплошная электроника, – ответил молодой человек, стараясь не смотреть на девушку, а точней на её откровенное декольте.
«Могу только догадываться, какого произведения искусства лишилась человеческая культура. Так и вижу ренессансное полотно, что в стиле Пантоха, где изображен младенец Иисус, который тянется к этой груди губами, а она придерживает свою грудь снизу, потому что не может обхватить её целиком. Да, ещё младенец начинает делать непроизвольное движения рукой, по направлению к сиське. Лёгкая содомия с оттенком Эдипова страдания. Христиане искусствоведы были бы в восторге».
– Я беру этот.
– Двадцать рублей, – сказал молодой человек. Девушка достала кошелёк, на нём блёстками были нарисованы фиалки. И, достав оттуда ровно двадцать рублей, передала их молодому человеку. Когда она стала уходить, он понял, что так ни разу и не посмотрел на её лицо. И от этой мысли ему стало даже чуть тоскливо.

«Заметки на полях №3»

«Боже, ну и вонь. Разве один человек весом не больше 60 килограммов может производить вонище, как от целого свинарника. Наверно, его вонь мутировала и теперь она может точечно поражать носовые отверстия людей в радиусе десяти метров. Вроде вируса, чья цель освоение новых территорий».
– Нирвана «Nevermind» есть?
– Найдем, – сказал молодой человек и встал со стула, чтобы найти нужный диск.
«Нет. Боже. Нет. Вонь ещё отвратней, чем я думал. Если бы у вони была градация, то эта вонь в иерархии занимала бы ключевые места. Может он готовиться к мировому чемпионату по вони. Того чемпионата, чьи участники не моются годами, возможно даже спят в подвалах. Просят собак, чтобы те на них мочились. Пацан явный фаворит этого турнира. Я бы уверенно ставил бы на него».
–Вот, нашёл, держите.
– Сколько?
– Двадцать рублей, – ответил молодой человек. Парень вида эталонного панка, в майке группы «Сектор газа» и в потертых джинсах, украшенных пятнами разного рода происхождения, обутый в видавшие всё на своем пути кеды и с засаленными длинными волосами, полез в карман за деньгами. Из первого кармана он достал немного мелочи, а затем нервно стал обшаривать все остальные.
– У меня только шестнадцать пятьдесят, – сказал панк, уставившись на свою ладонь, где собралась воедино вся мелочь, которая была у него в карманах.
– Во имя святого панк-рока. Давай, что есть.
– От души, братишка. Сейчас просто на мели. Чуть подразморожусь, да зайду к тебе ещё. Музыка всегда должна быть в ушах и в сердце.
– Ну да. Хотя бывает так, что она заседает в печенке. А это не совсем приятное чувство, – сказал молодой человек. Панк посмотрел на молодого человека и взял компакт-диск.
– Бывай братишка, – сказал панк и, повернувшись, пошел через толпу. Молодой человек с интересом наблюдал за реакцией людей на панка. Почти каждый, мимо кого он проходил, каким-то образом удостоил его своим вниманием.

«Заметки на полях №4»

«Не руки, а биография в картинках. Как еще не забыть, что ты когда-то любил некую Люсю. Конечно, нужно выбить это у себя на руке. Зато, при мастурбации всегда можно ощущать её присутствие. А это что, ласточка? Да, точно ласточка. Ласточка, которая залетела в рот кита, а его желудок до конца не переварил её, и она осталась жива. И, пройдя весь путь тьмы, птица вышла к свету, и теперь она, искалеченная, нашла пристанище на его руке. Нет, серьезно, в его кожу, наверное, залито несколько литров краски. Если он выведет все наколки, он похудеет килограмм на пять».
– Ей. Кореш. Нужно. Ну знаешь, что-то такое. Ну, чтобы по стрункам души холодок пробегал. А глаза чуть макрели.
– Но слёзы не текли, – сказал молодой человек и стал наблюдать за реакцией человека.
– Ты с этим поаккуратней. Так, на всякий случай. Мало ли, в какой ситуации тебя жизнь приземлить.
– Учту. Спасибо за совет.
– Давай-ка, корешок, вернёмся к нашим баранам. Так что. Какой музон отвечает моим чаяниям, – спросил мужчина, похожий на человека, изображенного на любой из листовок с объявлением «Внимание, розыск».
– Думаю, что вам лучше всего подойдёт сборник. Вот этот, пожалуй, – сказал молодой человек и вытащил диск из деревянной фонотеки. – Золотые шлягеры «Русского шансона». Уверен, почти на сто процентов, что вы найдёте в нём, что искали.
–Хм… Подстелил соломку. Это ты, молодец. Ловкий малый. В моём мире человека лучше распознать сразу. Если ты этого не умеешь делать, твоя дорога становиться сразу же короче, – сказал мужчина, говоря каждое слово размеренно.
«Да, представляю я их дороги: всюду разбросаны ножи, заточки и что там у них ещё. Это всё не по мне. Слишком остро. Есть большая вероятность порезаться», – думал молодой человек, пока мужчина рассматривал список исполнителей на обратной стороне диска.
– Ну. Чёрт его знает. Ладно, заворачивай.
– 20 рублей.
– На, держи, – сказал мужчина и передал молодому человеку «полтинник». Он взял его, положил в импровизированную из банки кассу и стал отсчитывать сдачу.
– Да, не надо ничего. Оставь это у себя, – сказал мужчина. При худом телосложении он выглядел вполне мужественно, его лицо было осунувшимся, с выпирающими острыми скулами, а те части кожи, которые не были залиты синей краской, имели темный оттенок. Как у тех людей, которые работают либо на стройке, либо все выходные проводят на дачном огороде.
– Вы очень щедры. Но это не сделает меня богаче. Так что, вот – сказал молодой человек и настойчиво протянул деньги.
– Ну, тебе видней. Ты тут рулишь. Пока что. Вечного нет нигде, – сказал мужчина, улыбнулся и взял деньги из протянутой в его сторону руки. Затем ещё раз посмотрел на молодого человека, хмыкнул, развернулся и пошёл к дороге, где его ждал черный мерседес.

«Заметки на полях №5»

– Ну там еще баба на бэк-вокале с прокуренным таким низким голосом повторяет одну эту же фразу: «На на лаа ооо ууу», примерно такой мотив.
– Может вспомните ещё хотя бы что-нибудь. Не знаю, опишите исполнителя?
«Ну да, я программа, которая по Ту-лу-ла, ту-лу-ла, знает все песни. Представляю себе, как баянисту Егорычу, после несколько осушенных бутылок горючей жидкости говорят: «Егорыч, давай эту – татата тааатаатттаааттаачетамлянана». И Егорыч тут же, не разогрев должным образом меха, начинает её играть. И самое интересное, что Егорыч играет всё ровно то, что ему заказывали. Только вот, никому уже нет до этого никакого дела. Потому что на другом конце праздничного стола, дядя Гриша влепил по роже размашистым ударом дяде Паше, за то, что тот облапал пышные ножки тети Зины – жены дяди Гриши. И все гости уже замешаны в этом беспорядочном клубе пьяного хауса, пропитанном потом, пылью и перегаром. Все там. Кроме Егорыча, он своё дело знает, играть, пока Титаник идет ко дну. Литературоцентричность русского языка дала его носителям способность воспринимать и конструировать точные речевые образы, вдобавок, успешно применять их на практике. В современной трактовке баян перестаёт выполнять свою функцию и становится метафоричным образом. Имеющим значение чего-то пережито, чего-то неприлично безвкусного, чего-то такого, чем можно воспользоваться, но следующего раза быть не должно. А если убрать всю иронию, на самом деле, использование баяна по сей день запрещено во многих странах, на законодательном уровне».
– Ну, он такой ещё, с бородой. А может и без неё. В общем, он в молодости был без бороды, а потом отрастил себе такую роскошную бородищу.
– Может, Джим Моррисон? – сказал молодей человек, радостным тоном.
– Кто? – сказал вопрошающе мужчина с идеальной прической, собранной на бок. На нём был надет свободный льняной костюм светло-серого цвета и идеально белая рубашка без галстука. Вместо этого на его шее повис медальон на тонкой, чёрного цвета, верёвке.
– Джим Моррисон – это львиная доля капитализации группы Дорз. Он индейский шаман, проводник в мир психоделической парадигмы.
– Психоделической парадигмы, говоришь? – сказал мужчина с кулоном на шее и огляделся по сторонам. И его выражение лица сделалось более серьезным. – А ты бывал в этой парадигме?
– Я, можно сказать, подглядывал за ней через дверную щель. Мне, признаться, страшно заходить через нее целиком. Если зайти туда надолго, а на самом деле иначе нет смысла, то возвращаешься оттуда уже другим человек. А эти изменения не всегда идут на пользу. Лотерея, по-другому не скажешь. Не мой вариант.
– А я, пожалуй, загляну, – сказал человек в костюме, смотря на молодого человека с любопытством. – И как я найду ту самую дверь?
– Думаю, что вы это поймёте. Даже скорее почувствуете. Так как эта дверь откроется только вам. И никто другой в неё не сможет войти.
– А вот, когда я открою дверь и войду в неё. Как мне понять, что я там внутри не сверну с дороги и не заблужусь?
– Это хороший вопрос. В том то всё и дело, что никак. Просто нужно понимать, зачем ты там. Это как попасть в страну ОЗ, приходишь туда, чтобы получить желаемое, а потом понимаешь, что это самое желаемое, всегда было у тебя. И как бонус, у тебя останется масса положительных воспоминаний от самого путешествия.
– Звучит хорошо. Теперь осталось проверить это на практике. Слыхал о маркетинговой химере, – молодой человек, задумавшись, отрицательно покачал головой. – Ладно. Давай всё, что есть. – сказал мужчина. Молодой человек стал доставать компакт-диски.
«Так, вот это. Это обязательно. Ну, пожалуй, еще вот это», – говорил он вслух. – Вот, держите полный набор, – сказал он и положил перед мужчиной несколько альбомов с разными вариациями обложек, но на всех были четыре человека и одна и та же надпись «Двери». Человек взял их и стал рассматривать.
– Вот, держи, – сказал человек и передал деньги. – Надеюсь, что следующие предложения будут не менее интересные.
– Боюсь, что таких уже не будет никогда. Кто бы вам, что не говорил. Когда входишь в двери в первый раз, понимаешь, что уникальность этого опыта не повторится, собственно, в этом и есть её уникальность.
– Это ничего. Жизнь еще идет и в ней, я думаю, будет что ещё посмотреть интересного.
– Все на это надеяться. Просто другого ничего не остается, – сказал молодой человек. Они ещё несколько секунд смотрели друг на друга, затем человек кивнул головой и пошёл.

«Заметки на полях №6»

«Ну давай, скажи, что тут у нас есть проблемы, тогда мне придётся отдать ему альбомы группы Любэ бесплатно. Представители власти большие поклонники этой группы. Видимо чтобы подчеркнуть свой патриотизм. Вообще, если говорить откровенно, необходимо понятие патриотизма задокументировать по пунктам. Чтобы было всем понятно. Что такое этот патриотизм! И первым пунктом в списке должно быть знание творчества группы Любэ. И я говорю не о банальном знании текстов песен и пения их в караоке. Хотя, русский, в широком понимание, разуметься, должен петь хорошо песни этой группы, так как они размеренные и подходят под их ощущение широты пространства. Но главным всегда должно быть именно понимание контекста в их текстах, который показывает склонность русской культуры к поиску смыслов через метафизические образы.
Да вот хоть можно взять происходящую ситуацию в пример. Наши боссы уже обо всём договорились, но всё равно, чувство мандража у меня присутствует. А что, если это происки метафизического культурного фантома. Химера одним словом. Ощущение вины перед властью и его законом, даже если ты этот самый закон и вовсе не нарушал. И природа этой перманентной вины заключается в том, что кто бы не приходил к власти в русской культуре политического процесса, тот обязательно стремился овладеть мастерством подавление воли народонаселения, причём всех слоев, сословий и классов. И делалось это самым простым способом, через распространение повсеместного страха. Бесконечный список предшественников на этой должности получали в наследие подобный опыт правление. Для более академического понимания исторической точности, нужно отметить, что в таких условиях каждому из них было очень сложно склониться к выбору другой методики создания политических институтов. Здесь ещё необходимо уточнение, что были и исключения, хоть их было немного, но даже у этих не многих неизбежно наступал момент, когда они начинали жалеть, что не использовали этот традиционный метод. Стокгольмский синдром в исторических масштабах. Тебя терроризируют, потому что могут. Самое несправедливое, что это всё происходит из-за отсутствия соблюдения базовых принципов элементарного уважения. Баг культурного кода. И чтобы пофиксить этот баг, нужно ломать всю систему.
Представляю, если он сейчас скажет, что вся эта шарашкина контора не легальна. И мне придётся отвечать по всей строгости перед законом. И что бы я сделал… Так. Первое. Я б обрушил бы на него боковой стеллаж. Он определенно упал бы под его тяжестью на пол. Второе. Бежать в толпу людей. Не думаю, что он стал бы стрелять в меня в такой ситуации. Третье…»
– Так тут вроде у вас всё в порядке, – прервал мысли молодого человека лейтенант полиции с щуплым, но миловидным лицом, украшенным фуражкой.
– Так точно. Товарищ лейтенант. Иначе быть не может, – сказал молодой человек в игривой форме, при этом отдав милиционеру честь. Тому это явно было не по нраву, и он даже немного растерялся, как ему на это реагировать
– Держите, – сказал хмуро лейтенант и передал молодому человеку кипу бумажек. – Есть Любе? Что-нибудь из новенького.
– Ага. Сейчас, – сказал молодой человек и без лишнего времени на поиск вытащил диск и передал его лейтенанту. Тот, взяв его, стал читать оборотную сторону диска, где были перечислены песни альбома.
– Хорошо. Беру. Сколько?
– Для вас абсолютно бесплатно, – сказал молодой человек, стараясь максимально приглушить ту ироничность, которая в нем разыгралась. Лейтенант снова обрёл серьёзность в виде. На его лице появился отчёт времени, который должен запустить взрывной механизм.
– И на ваши документики нужно ещё взглянуть, – сказал лейтенант и в голосе его стала ощущаться власть, которой он был наделён. Молодой человек осмотрелся повсюду и взгляд его остановился на «Зачетке».
– Вот, держите, – сказал молодой человек, протягивая зачетку.
– Это что ещё такое? – сказал удивлённый лейтенант, рассматривая в руках «Зачетку».
– Это моя Зачетка. Из института.
– И нахрена она мне?
– У меня нет других документов. Это всё, что есть.
– Так, ладно. Сейчас прикрываешь свою лавку. И едешь со мной в отдел. Там разберёмся, что с тобой делать, – сказал лейтенант.
– Так вы сказали, что всё в порядке?!
– С ларьком да. А вот с тобой!!
– «Отдай сумку. Падла», – раздался крик где-то неподалёку. «Стой, зараза. Милиция. Помогите. Грабят, грабят, грабят», – снова прозвенел по площади женский голос. Лейтенант стал осматриваться и, заметив бегущего мужчину, за которым бежала, не отставая, женщина, он стал не уверенными движениями разбегаться на перехват злоумышленника.
– Товарищ лейтенант, – крикнул молодой человек ему вслед. Лейтенант остановился
– Что? – спросил.
– Зачетку, – сказал молодой человек. Лейтенант выдохнул, посмотрев, что в руках у него Зачётка. «Помогите же хоть кто-нибудь», – прокричала снова женщина. Он быстрыми шагами подошёл обратно к палатке, отдал молодому человеку зачетку и затем, прижав фуражку рукой, бросился уже, что было в его силах, за вором.

«Заметки на полях №7»

«Что их заставляет всех куда-то приезжать, уезжать и постоянно наводнять своими телами вокзальную площадь. Переезд в другой город, желание навестить родственников, работа, туризм. Нет, всё это не более, чем ширма, за которой скрываются более глубинные процессы. Желание человека быть в движении, является определяющей концепцией его быта. Движение и есть основа сути жизни. Не перемещения на благо среды обитания, а среда обитания, чтобы в ней можно было перемещаться. Зачем кораблю плыть по морю просто так, без какой-либо цели, можно набить трюм рабами, заработать денег и снова отправиться в путь. Сорок тысяч мужиков выглядели бы глупо, если бы они прошли по всему краю Африки и обошли Европу просто так, без какой-либо цели, а так, другое дело, и, как итог, мощная бойня с римлянами. Как говориться, исторический ивент. Для перемещения нужна цель, но сама суть цели – это перемещение. Если так хреново пойдут дела с продажей дисков, я мог бы стать философом-писателем, по типу Сатара или Ницше. Нет, лучше писателем-философом как Достоевский. Этот куда проще и понятней.
Так же как и у всего у текста, основа конструкции. Но что даёт понимание этой конструкции. Зная, как устроен самолёт, поможет ли это тебе его собрать. Вот в чём вопрос. Ну вот, к примеру, как делали романисты. Берёшь любую человеческую проблематику, возводишь её в абсолют. Да так, чтобы казалось, что проблемы именно этих идеологических смыслов самые важные. Чем максимальней ты убедишь всех в этом, тем глубже будет восприниматься посыл, зашифрованный в тексте. И вот тут нужны действующие лица, как основной предмет движения мысли. Они должны быть гармоничными нотами, через которые проходит мелодия. И чем сложней смыслы, тем сложней гармония. В художественном тексте, как и в мелодии, важна точная манипуляция. И манипуляция здесь является чем-то нейтральным или даже полезным. Она тут выступает в качестве регулятора, который позволяет сохранять баланс, необходимый для того, чтобы определять наглядно границы моральных, а также эстетических аспектов вопроса. Как учёные, которые вынуждены вмешиваться в процесс, чтобы создать возможность для дальнейшего наблюдения за экспериментом. А вообще, главное забросать текст кучей символизмов. На радость псевдоинтеллектуалам. Чтобы они весело могли провести время, устанавливая подлинность культурной значимости произведения», – размышлял молодой человек.
– Здравствуйте! – сказал юноша, лет семнадцати на вид, одетый в скромную майку и заношенные шорты, в руках у него был пакет. Молодой человек медленно поднял голову и посмотрел на юношу. «Такого при битве на реке Калке сразу бы в расход пустили. Он даже не успел бы достать меч из ножен, тут же две стрелы оставили бы его там навечно. Одна прилетела бы в грудь, а вторая чуть выше, в область шеи. Естественный отбор по средневековой версии».
– День добрый, – поздоровался он в ответ.
– Скажите, молодой человек. У вас есть музыкальные диски с классической музыкой, – сказал юноша скромно, но в то же время голос его был пропитан уверенностью.
– Не думаю, что люди, которые покупают диски в палатке привокзальной площади, интересуются классической музыкой, – ответил молодой человек юноше в саркастичных тонах.
– Может спроса нет, так как нет предложения.
– Я так не думаю. На мой скромный взгляд, всё обстоит диаметрально противоположным образом.
– Хм. Возможно, ваши выводы основываются на вашем опыте.
– Что вы имеете в виду?
– Я говорю, что вы смотрите через призму своего только опыта.
– А разве не все так делают?!
– К счастью для людской цивилизации не все.
– Может вы и пример сможете привести?
– Да, разумеется. Например, я. – сказал юноша. У молодого человека после этих слов начала появляться улыбка на лице, которую он не стал скрывать.
– А, вон оно что. Тогда цивилизация в надёжных руках. Теперь я буду жить с чувством полного внутреннего равновесия. Спасибо, товарищ, – сказал молодой человек.
– Мне понятен ваш скептицизм. Но разделить с вами его не могу. Дело то серьёзное
– Не сомневаюсь в этом. Но что-то нет ясности, какая моя роль во всём этом. – сказал молодой человек. А юноша стал доставать из пакета диски и раскладывать их на стойку перед собой.
– Что это? – спросил молодой человек и посмотрел на диски.
– Это Вагнер. Это Шуберт. Это Моцарт. Это Бах, – ответил юноша, указывая на диски по очереди.
– Это безусловно прекрасно. А зачем они мне?
– Как же, вы сами сказали, что у вас нет ни единого диска с классическими произведениями. Вот, теперь будут, – сказал юноша. Молодой человек взял один из дисков, которые выложил юноша, и стал рассматривать его. На простой белой бумаге шариковой ручкой было красиво толстым шрифтом выведено «Моцарт».
– И что прикажешь мне со всем этим делать? – сказал молодой человек.
– Как, что? То же, что и с остальными дисками. Продавать людям.
– Послушай, когда я говорил, что за всю историю моей работы в этой лавке, ни один приобщенный к высокому господин не подошёл к этой палатке и не спросил произведения кого-либо из этих мертвых мужей, которых ты тут разместил, как в морге, я говорил это серьезно.
– Так они и не подходили, потому что этих дисков тут не было. До этих пор. А теперь, когда они есть, шансы, что их купят появятся. А так, их вообще не было, – сказал юноша. Молодой человек посмотрел на него и улыбнулся.
– Чёрт. А ты убедительно излагаешь. С такими аргументами спорить бессмысленно. Хорошо. За какую цену ты продашь мне всё, что у тебя есть?
– Разве в цене дело?
– Ну, тут уж прости. Так работает рынок, без цены ничего не продаётся.
– Хм… Я говорю, что цена сейчас не главное.
– А что тогда главное?
– Главное, чтобы их купили.
– Но без цены произойти это не может. Такой уж этот основной закон рынка – продажа и покупка, а между ними мостик в виде социального договора. А договор этот и есть цена.
– А вот я уверен, что вполне возможно.
– Это как? Хотелось бы узнать, – удивленно спросил молодой человек
– Нам нужен новый способ передачи общественно важной культурной информации. Это немыслимо и дико, как мы можем назначать цену за то, что никому не принадлежит. Хотя возможность получить это должна быть у всех. Это как воздух. Вы же не можете рассчитать его стоимость?
– Здесь я вынужден согласиться. Но как я могу продать то, у чего нет цены.
– Это вы должны понять для себя сами, что здесь цена, условность или основной предмет торга.
– Ладно. Давай проверим твою теорию единственным способом, который возможен. И посмотрим, что из этого получиться.
– Хорошо. Я думаю, что мы заключили отличную сделку, – юноша протянул руку молодому человеку и тот на секунду застыл, а потом хлопнул ему по руке, и они скрепили свой договор рукопожатием.

«Заметки на полях №8»

«Жуткая боль внизу живота. Такой ещё не было. Вот оно, начало процесса, ведущего к смерти. Почему-то создаётся ощущение, что этот процесс не обратим. Интересно, это каждый из нас начинает подмечать?! Хотя да, конечно, каждый рано или поздно, в том или ином виде. Ну, может быть тут, как и везде, есть свои исключения, вроде законченных наркоманов и алкоголиков, этим всё равно, для них боль и отчуждение – повседневная среда. Да уж, вот она ценность жизни, точнее сказать, её индивидуальные ощущения. Ты можешь быть одним из самых влиятельных и богатых людей на свете, а у тебя находят жопный рак, да тот еще, который не исследован и вылечить его шансов нет совсем. А в это же время, на другой части света, тот же жопный рак находят у простого рабочего угольной шахты. И у кого из них будет больше раздуваться внутри ощущение несправедливости, переходящее в неприятие, которое перерастет в ненависть ко всему. Точно можно сказать одно, они оба начнут подводить итоги своего бытия. Избавит ли одного от всех этих мучений то, чем он может гордиться: деньгами, властью, да и в целом, роскошной жизнью, наполненной эпичными воспоминаниями. А может, другой осознает свою никчемность в еще более ярких и объемных цветах. И кто же из них в итоге победитель в этой жизни. Тут победитель – это тот самый жопный рак, малюсенькие клеточки размером с крошку. И вот так, неожиданно для них, жопный рак на финишной прямой забирает золото в этом соревновании, стирая все заслуги на пройденной ими трассе. Чувствуете унижение, когда вы проиграли всё, что у вас было, жопному раку», – в подобных размышлениях молодой человек проводил большую часть своего рабочего времени. Он называл это «мысленный остров», куда он мог отправиться в любой момент, при этом оставаясь на виду у сотни прохожих.
Солнце беспощадно обжаривало привокзальную площадь так, что от асфальта поднимались испарения, создавая вид знойных пустынных песков. Молодой человек, мучаясь от жары в своей палатке, остановил взгляд на женщине, которая шла медленно, а её образ был размыт испарениями, поднимающимися от асфальта, лежащего на привокзальной площади. Женщина приближалась, и образ её становился всё отчетливей. Молодой человек смог разглядеть женщину. Женщина была средних лет, хотя ее вид добавлял ей возраста: тощего телосложения, старая серая юбка, на ногах заношенные сандалии, а на её лице не было ни капли косметики, и поседевшие волосы она уложила в самый простой пробор на левый бок. Она прошла еще несколько метров, и молодой человек понял, что она идёт к нему. Он для себя разработал некую методику, которая позволяла ему определить из толпы людей человека, который направлялся к его палатке. Их всех объединяло, что за два шага, все, без исключения, смотрели на свою обувь. Так было и с этой женщиной, походя, она поправила сумку, а потом посмотрела на свои заношенные сандалии.
– Здравствуйте молодой человек, – сказала уверенно женщина.
– И вам доброго дня, – ответил молодой человек, развалившись на стуле и куря сигарету. – Чем могу быть вам полезен? – сказал он, выпуская дым вверх к потолку палатки. Женщина подняла глаза и посмотрела на дым, который завис над молодым человеком.
– Хм… – усмехнулась женщина. – Сомневаюсь, что вы мне можете чем-то помочь, – сказала женщина, посмотрев на молодого человека холодным взглядом.
– Возможно, я не в силах решить все ваши проблемы. Но я, как минимум, могу помочь вам подобрать музыкальный диск. А так, кто знает. Говорят, что музыка может влиять на судьбу человека кардинальным образом.
– Может. Только не в вашем и уж точно не в моём случае, – сказала женщина. Молодой человек выпустил дым от очередной затяжки, но теперь в стену палатки. Глаза женщины вновь проследовали за дымом. Молодой человек не мог не обратить своё внимание на эту странность.
– Если вам не нужны диски с музыкой. Тогда этот разговор становится куда более интересным. И так, чем могу быть вам полезен? – сказал молодой человек и выпустил дым вверх. Женщина снова стала смотреть на клубы дыма
– С чего вы взяли, что мне от вас что-то нужно? Разве я похожа на человека, кому что-то вообще нужно?
– Если честно, то я не готов давать оценки людям и уж тем более выявлять их потребности. Ну, если речь, конечно, не идёт о выборе музыкальных дисков.
– Вы наивно полагаете, что на земле живут люди, про которых можно сказать то, что они знают, чего хотят на самом деле. Я вас уверяю, что таких людей попросту нет. И быть не может.
– Ну почему же. Вот, к примеру, я… – начал говорить молодой человек и поймал себя на мысли, что, если проникнуть в самую глубину, то там будет пусто и стройной концепции желания у него не сформировано, так, только хаотичные обрывки. – Ну хорошо. Предположим, что я, может, и не знаю, что мне нужно. Но было бы абсурдно предполагать, что нет таких людей, которые знают.
– Это исключено, – сказала женщина. – Вопросов много, а ответов нет. И вот скажите мне, любезный, как в такой неразберихе может родиться что-то полноценное. Что-то поистине фундаментальное, что могло бы образовать вечный храм, – сказала женщина, а молодой человек, хоть и пытался внимательно слушать, его увело в сторону выражения вечный храм. «Вечный храм. Если храм вечный, то что находиться в нём, тоже стало быть вечное».
– Возможно вы и правы. Но задача приручить стихию вокруг нас остается первоочередной. И мы в этом, хоть как то, но всё же продвигаемся. Это как разделение труда, только труд этот делят поколения, представленные цивилизацией. Целые поколения собирают одну деталь какой-то будущей модели, которую они не увидят. Тут всё логично. Потому что так уж сложился временной цикл, – сказал молодой человек.
– Вот видите, какие вы правильные выводы сделали, что путь наш не верен. А все мы продолжаем по нему следовать, наивно полагая, что в конце этого пути мы обретем суть истины. Это агония, мы просто сгораем в ней и всё. Просто без причины, без смысла. Адский котел, где варятся сотни миллиардов судеб, – говорила женщина, в некоторых местах своей речи приходя в эмоциональные состояния. Молодой человек ощутил странное чувство, что слова женщины имеют некий вес, который придавливает его мысли.
– Предположим, что вы правы. Но это не имеет смысла в условиях, когда люди проживают жизни и не знают, что они на самом деле горят в адском пламени. Если мы все, по вашим словам, находимся в этом самом котле и при этом прибываем плюс-минус в среде, комфортной для себя, то какая разница, котёл это или райский сад?
– Хм… Разница, молодой человек, огромная. Вы, разумеется, видели, как что-то горит. Ну вот, предположим, взять хотя бы вашу сигарету, когда она сгорает, от неё остаётся только пепел и разная гарь на стенках, ваших ещё пока молодых, лёгких. Огонь оставляет за собой лишь разрушения. И чего тут хорошего? Нам всё это уже досталось в огне, как и тем, кто нам всё предал в таком виде, и мы поступим так же. Разве это хорошо? – говорила проникновенно женщина. – И что самое главное, винить то некого… Каждый день мы убиваем бога. Каждый день мы терзаем его. Он хоть и всемогущ, но убить его окончательно в наших силах.
– Так, а делать тогда, что нужно? – сказал молодой человек.
– А ничего.
– Как ничего? – сказал молодой человек.
– А вот так, ничего. Этот процесс не обратим.
– Тогда, что нам остаётся?
– Только верить, что Бог что-то ещё сможет исправить. Хотя сил у него становиться меньше с каждым днём.
– А помочь мы ему можем?
– А вот этого я не знаю. И знать не могу, – сказала женщина и полезла в сумку. Немного покопавшись, она достала три диска. – Вот, – протянула она диски молодому человеку.
– Что это? – сказал он, взяв их в руки.
– Это аудиокниги. На них то немногое, что мы знаем про него.
– О Боге?
– Разумеется. Об Иегове. Да славится имя его, – сказал женщина.
– И зачем они мне?
– Сами послушаете. Другим отдадите.
– Ну хорошо. Спасибо. Как-нибудь обязательно послушаю.
– Как-нибудь? – сказала женщина, рассердившись на слова молодого человека. – Тогда. Давайте их обратно. Раз они вам без надобности, – сказала женщина и протянула руку.
– Да всё в порядке. Мне они нужны. Я, может, давно хотел найти что-то подобное, да вот не знал где. Может это даже и неслучайно, что вы ко мне пришли, – сказал молодой человек. «Как она меня чётко зацепила на крючке, это она так специально или это просто случайность? В целом, схема хорошая. Эффективная. Да блин, она гений маркетинга. Мне теперь реально хочется послушать. А что, если второй дорожкой наложить на эту словесную эквилибристику классическую музыку, которую принёс мне этот блаженный. Интересно, как это будет звучать. И принёс Иегов спасение, только слепы и глухи были люди, и вот тут, запил, проникновенный на скрипке и пауза. Интересное решение. Или вот ещё, под моцартовский «Реквием», найти часть текста, где идёт последовательное утяжеление смысла и подогнать её под кульминацию».
– В этом можете даже и не сомневаться. Случайности в таком деле абсолютно невозможны, – сказала женщина в ответ и оборвала мысли молодого человека. Затем женщина просто стала молча смотреть на молодого человека, не произнося при этом ни единого слова. Молодому человеку даже стало в какой-то мере жутко от происходящего, но он никак не мог решиться прервать это зловещее молчание. И как только он решил, что всё, пора что-то предпринимать, то женщина, не сказав ни слова, развернулась, осмотрелась и, выбрав сторону, пошла как ни в чём не бывало.

«Заметки на полях №9»

«Со мною вот, что происходит, ко мне мой старый друг не ходит… Как там дальше. Ко мне мой старый друг не ходит, а ходит… Да что за… Кто там к нему ходил… Мой старый друг не ходит, а ходит… А ходит…
Вообще, советской культуре пришлось быть заложниками того, что они не могли говорить языком реализма. Всем нужно было прятать политический контекст. Кроме исторических работ, там просто без этого не обойтись. Но взгляды всё равно должны быть правильными. Всё это привело к тому, что в массовом советском культурном продукте отсутствовал образ реального насилия. Хотя социальную проблематику поднимать творцам той эпохи всё же удавалось. И что самое важное, что со своей главной задачей этот продукт культуры справлялся. Задачей объяснить всем, что их реальность является нормой. И тут тоже можно понять почему советские властители всех периодов уделяли контролю над этим столько внимания и сил. Вообще, их стиль управления создаёт образ некой тайной организации. Чей главной целью было создать людям иллюзию, почему и не нужна нормальная еда, нормальные условия жилья, нормальные машины, нормальные предметы быта и все другие чревоугодные прелести свободного рынка. А, ну да. Еще свобода передвижения и свобода вообще. Хотя может понятие свободы просто мифологизированный культурный образ, через который легче продавать товары. И централизованное управление твоими мыслями создает защиту от мерзких лап торгашей. Тогда замысел советской концепции бытия понять можно. Создать другое восприятие к предметам через рыночный аскетизм. Тем самым изменить баланс между духовным и материальным. Только, как показала практика, нет желающих приносить себя в жертву светлому трасендентному будущему. И к слову , про тайные ордены, интересно было посмотреть на государство масонов.».
– Добрый день. Мне нужна ваша профессиональная консультация, – врезался юный голос в мысли молодого человека. Молодой человек настолько увлечённо прибывал в своих размышлениях, что даже не заметил, как к нему подошёл юноша. Он был высокого роста, но щуплого телосложения и вся одежда на нём была на размер больше, это создавало комичность его внешнего вида. И всю эту комичность подчеркивали жирным штрихом очки с толстой роговой оправой.
– Простите, конечно. Но вряд ли я вам могу помочь. Я просто продаю диски, – сказал молодой человек.
– Ну вот. Мне как раз и нужно купить музыкальный диск.
– А я его вам продам. Только вот тут нет ничего профессионального, – сказал в ответ молодой человек. Юноша задумался.
– Простите. Но мне кажется, в любом труде есть профессионализм.
– Что ж. Вы определённо заблуждаетесь. Чтобы мыть полы и чем-то торговать, не нужен профессионализм, для это достаточно просто усилия над собой и выработка определённых навыков.
– Но, простите. Эти работы тоже можно выполнять скрупулёзно.
– Можно. Да, вот только даже если ты прогрессируешь в мытье пола, и он становиться всё чище и чище. Этому есть предел. И как итог, ты всё равно моешь пол, – сказал молодой человек. Юноша снова задумался.
– Мне кажется вы обесцениваете труд миллионов, а то и миллиардов человек.
– Отнюдь. Труд есть труд. Я говорю о том, что если мы дали эту работу хомоэретусу или неандертальцу, то, так или иначе, они бы с ней справились. И в этом точно нет ничего близкого с ницшеанским сверхчеловеком. По всему, мы можем сделать выводы, что не каждый труд обременён наличием профессионализма. И это самая ужасная проблема человека. Нужно как можно скорей искать более гуманные формы социально-экономического строя.
– У вас интересная теория, – сказал юноша и стал смотреть фонотеку, любезно представленную привокзальной палаткой.
– Вы уже знаете в каком направлении пойдёт ваш выбор?
– Что вы имеете в виду? – сказал юноша и поправил очки.
– Ну, с жанром определились?
– А вы об этом. Вы можете мне не поверить, но я никогда не приобретал себе музыкальные диски и кассеты. Разумеется, я слышал музыку. По радио там или в телевизоре. Но чтобы целенаправленно что-то послушать, это у меня впервые. В детстве всё больше техникой увлекался. Мне больше было интересно, как устроен магнитофон, чем то, что он может воспроизводить.
– Тогда предлагаю начать с самого чистого продукта. Не разбавленного.
– Это как?
– Очень просто. Примесей никаких не должно быть. В таком возрасте оставить свой музыкальный вкус девственным, это признаться дорого стоит. Редкий случай! – сказал молодой человек и бесхитростно улыбнулся. И сразу полез доставать диски, которые недавно ему принесли.
– Вот! – сказал молодой человек, выложив перед юношей несколько музыкальных дисков кустарного производства. Юноша взял первый попавшийся из дисков и стал его осматривать.
– Это Римский Корсаков – Симфониетта на русские темы, – сказал молодой человек.
– И как? – сказал юноша.
– Очень по-русски. Простым языком говорит о сложном, – сказал молодой человек и докурил сигарету.
– Хорошо. Я беру. Сколько?
– Это произведение искусства. Разве я в праве назначать за него цену. Забирайте так.
– Большое вам спасибо. И за диск, и за приятный разговор.
– Не стоит благодарности.
– И всё-таки… – они попрощались и юноша пошёл через вокзальную площадь, изредка оборачиваясь в сторону палатки.

«Заметки на полях №10»

«Мы, баптисты, преклоняемся пред абсолютным могуществом Слова Божия, сознавая, что только Один Бог имеет право определять, чем мы, Его творение, должны быть, что мы должны делать или от чего мы должны воздерживаться; чему должны верить и от чего должны отворачиваться. Мы безусловно преклоняемся пред Владычеством Христа, как пред Господом и Царём над всем видимым и невидимым…» – начитывал текст спокойный мужской голос, который проходил через динамики наушников старенького СиДи плеера. – «В разгар проповеди дверь в баптистскую церковь отрывает Иисус, за ним тянется свет, он гневно идёт через проход, осматривая пристально прихожан. Все замирают. Он поднимается на сцену и тут же забирает микрофон. Тут важно, что микрофон проповедник отдает не сразу Иисусу приходится отнимать его с силой из рук оцепеневшего проповедника. «А ну, дай его сюда» – говорит Иисус. Взяв микрофон в руки, Иисус говорит с прихожанами о том, что их путь не верен и им нужно вернуться в лоно канонической церкви. Люди начинаю свистеть и улюлюкать Иисусу «Вон со сцены. Если нечего сказать, отдай микрофон», – кричат люди с места. Затем проповедник пытается отнять микрофон у Иисуса под овации зала. И тут Иисус и проповедник падают на пол и начинаю бороться за микрофон, катаясь по всей сцене… А это ещё кто?», – внимание молодого человека привлекла съёмочная группа, которую он заметил на другой стороне привокзальной площади.
Оператор поставил камеру и стал снимать общие планы. Затем камеру переместили, и репортёрша встала перед ней и стала говорить текст. После чего репортёрка стала подходить к разным торговым палаткам, которыми была усыпана привокзальная площадь, а оператор с камерой всюду следовал за ней. Через некоторое время они подошли к палатке молодого человека. Молодой человек, наблюдая за этой картиной, предположил, что очередь может дойти и до него, и предусмотрительно убрал все пустые бутылки, окурки, старые кроссовки под стеллаж и после ещё причесал волосы на бок.
– Так давай, иди сюда, – сказала девушка репортёрка своему оператору. – Здрасте… – сказала репортёрка высокомерным тоном.
– Здравствуйте, – сказал робко молодой человек. Он смотрел на неё, взгляд его словно зафундаментировался, молодой человек сидел, практически не шевелясь. В своих фантазиях он часто представлял себе, как даёт комментарий по тому или иному вопросу. Молодой человек окрестил это мыслительно-фантазийное явление, как «Сам себе интервьюер».
– Так, по моей команде начнёшь снимать.
– Хорошо, – сказал оператор, прикурив сигарету. Они вели себя так, будто бы молодого человека там в принципе не было, девушка просматривала свои записи в блокноте, а оператор, поставив камеру на треногу, продолжал курить.
– Вы что-то хотели? – сказал молодой человек, ему никто не ответил. – Чем я вам могу помочь? – сказал молодой человек более настоятельным тоном, но вышло у него это не ловко. Девушка закрыла блокнот и бросила его оператору, тот ловким движением поймал его и положил в сумку, которая висела у него на плече.
– Так, давай, наверное, снимем проход.
– Сейчас?
– Да нет, давай завтра. Работаем… – сказала репортёрка гневным голосом. Оператор выкинул окурок и затем развернул немного камеру, а репортёрка отошла от палатки на несколько метров. – Давай, – сказала репортёрка, оператор навёл на неё камеру, и она медленными крадущимися шагами стала двигаться к палатке. – А вот сейчас мы подходим ещё к одному представителю так называемого ларьково-палаточного бизнеса нашей столицы, – говорила, смотря в камеру репортёрка, объектив медленно двигался за ней. – Здравствуйте. Как вы могли бы прокомментировать тот факт, что ваш бизнес наносит удар по облику нашего города? – сказала репортёрка и перевела микрофон в сторону молодого человека.
– Я отношусь сугубо отрицательно. Наш город заслуживает того, чтобы на его красивом лице не было отёков и синяков.
– Так стоп, – сказал репартёрка и оператор выключил запись. – Так, что вы говорите? Как это вообще можно понимать?
– А что? Вы спросили, как я отношусь к этой проблеме, и я вам честно ответил. Вы разве не этого ждали от меня?
– Послушайте. Это всё выглядит так, как будто вы просто решили размять ваше чувство юмора. Не могли бы вы быть чуточку серьёзней.
– Хорошо, тогда скажите. Что именно вы хотите от меня услышать? Я постараюсь проследовать формату.
– Ну, не знаю. Вы правда так считаете?
– Да кончено. Мне кажется, это мнение единственное, которое может быть сформировано в уме сознательного жителя нашего прекрасного города.
– Ну ладно. Давайте тогда продолжим. С того же места, где остановились. Пишем, – сказала репортёрка, повернувшись к оператору. – Вы сказали, что вам не нравиться то, как подобные вашей бизнес-точке, портят внешний вид нашего города.
– Да, именно это я и сказал.
– Хорошо. Как вы отнесётесь к закону, который обяжет владельцев такого бизнеса закрыться?
– Ну, естественно, отрицательно. По моему мнению, всё должно проходить органично. Люди должны сами прийти к выводу, что такой способ заработка плохо влияет на окружающую среду, к тому же, портя картинные виды нашего культурно воспетого города. Но лишать людей их работы, на мой взгляд, тоже не честно. У людей из-за этого может открыться депрессия.
– Так, я не пойму. Вы за или против?
– Остановите запись, – сказал молодой человек. Девушка выдохнула и махнула рукой оператору, чтобы тот приостановил запись.
– Что?
– Мне не понятен вопрос. Что вы имеете в виду, когда говорите «за»? И что значит «против»? – сказал молодой человек, и девушка задумалась на несколько секунд.
– Так. Это всё. Достаточно, – сказала репортёрка и повернулась к оператору. – Всё, сворачиваемся, с меня хватит на сегодня, – сказала она. Оператор выключил камеру, девушка, вздохнув, повернулась к молодому человеку. – Спасибо.
– Это долг каждого гражданина.
– Угу, – хмыкнула девушка. Оператор сложил треногу, поднял камеру, и они с репортёркой двинулись через вокзальную площадь к своему служебному автобусику.

«Заметки на полях №11»

– Ну, как идёт торговля? – сказал мужчина, подошедший неожиданно для молодого человека к палатке. На нём были надеты светлые джинсы и чёрная прилегающая к телу майка. Его лицо скрывали солнцезащитные очки, а на руке красовались золотые часы. Молодой человек сидел с книгой в руках и на его лице было видно, что он был немного растерян, увидев этого человека. – Михал Иваныч, – сказал молодой человек и отложил книжку в сторону. – Не ждал меня? – сказал мужчина. – «Я видел его всего раз. Когда он мне давал работу. Естественно, что я тебя здесь не ждал. Ты всегда посылаешь кого-то, чтобы те забрали у меня деньги. А теперь ты стоишь здесь сам лично и спрашиваешь меня, ждал ли я тебя… А сам, как думаешь?!»
– Можно сказать, что я немного удивлён вас здесь видеть, – сказал молодой человек, привстав со своего раскладного стульчика.
– Да ты сиди. Зачем тебе вставать, – сказал мужчина и молодой человек покорно сел обратно. – Ты, наверное, во всю напрягаешь свой мозг. Что он тут забыл? Хрена ли приперся? Так?
– Ну, я бы так радикально бы не мыслил. Но меня не может не занимать факт вашего появления здесь.
– Ты мне скажи… Когда ты ко мне нанимался. Почему ты забыл мне сказать одну незначительную на первый взгляд вещь? – «Он не может знать. Это просто невозможно».
– К сожалению, никак не могу понять, о чём идёт речь, – сказал молодой человек, пытаясь сохранять спокойствие.
– Так, я тебе подскажу. Что же ты не упоминал, что ты у нас прирожденный оратор. Как там ты сказал, с красивого лица нашего города, – сказал мужчина в саркастичной манере и после ещё выдал не продолжительные аплодисменты. – Нет, но браво. И почему мы узнаём из новостей по телеку, что наш… Такой талант. А?
– Они подошли, я ответил, что думаю.
– И тебя ничего не смутило?
– Да вроде нет.
– Как думаешь, зачем эти журналюги терлись здесь?
– Не могу знать наверняка.
– Ну, хотя бы какая-нибудь версия у тебя есть?
– Видимо идёт война за палаточно-ларьковый бизнес.
– Как опять ты верно слова подставил. Именно война. И в этой войне мы все в крайне проигрышной позиции. Отступать больше некуда. Может ты ещё мне скажешь, кто наш враг в этой войне? – «Конечно знаю, ваш враг это – время, которое просто закончилось», – подумал молодой человек.
– Телевидение было федеральным, так что… – сказал молодой человек.
– Так, если ты всё понимаешь. Какого хрена ты там наплёл, – сказал мужчина довольно резко, но при этом оставаясь хладнокровным.
– Михал Иваныч. Это чёртовы телевизионщики, они режут, а потом монтируют, как им выгодно. У них все карты на руках, это по хуже шулеров ребята будут. Беспредельщики, одним словом. Я им говорил про обратную сторону медали, что мол люди лишатся работы и всё такое прочее. А они…
– Так, слушай меня внимательно. Завтра за тобой приедут. И отвезут к городской администрации. Там тебе дадут плакат, ты пойдешь и присоединишься к толпе протестующих. К тебе подойдут репортёры. И ты на камеру задвинешь речь о том, как плохо тебе будет жить без работы, которую ты так сильно любишь. Опыт давать комментарии у тебя есть. Да и смотришься ты по телеку колоритно. Есть какие-то вопросы?
– Да, один. Мне палатку закрывать или вы кого пришлёте?
– Что? Блин. Да, хрен знает. Да, мне пофиг. На эту палатку.
– Хорошо, Михал Иваныч, я всё сделаю.
– Конечно, сделаешь. Ещё бы ты не сделал. Ладно, дай мне что-нибудь в тачку послушать, – сказал мужчина и молодой человек стал окидывать взглядом фонотеку. Затем он взял свой СиДи плеер и достал оттуда диск, положив его в коробку, он передал её своему шефу. – Что это?– сказал мужчина, удивлённо посмотрев на коробку без каких-либо надписей.
– Это! Современная философия. Мысли прочищает капитально. Это как сауна для мозга.
– С проститутками…?! – сказал мужчина и стал смотреть на молодого человека. Тот стал улыбаться. – Смотри не обосрись. На этот раз. Ибо последствия могут тебе не понравится. Думаю, ты и так это знаешь. Ты вон какой умный. Книги читаешь, философов слушаешь, – сказал мужчина, медленно придавая каждому слову некую бескомпромиссную фундаментальность, которую правильно считывал молодой человек.

«Заметки на полях №12»

«Что если наш быт находиться во власти истории. История, как единственный инструмент коммуникации. Мы как-то раз с друзьями… Помню в детстве… Вот у меня случай был… Ты слушаешь, чтобы потом рассказать. Оглянись, всё вокруг, куда бы ты не посмотрел, и есть так или иначе атрибуты истории. Христианство, Ислам, Иудаизм, и даже Буддизм состоят из рассказа историй. Конституции всех стран основаны на правоприменительных историях. Да и вообще, любая передача данных и есть история, так происходит только в прошедшем времени. Таким образом, получается, что история – это необходимая материя для образования формы информации. И уже сформированная через историю, подходящая форма информации, является готовым, и что самое важное, неисчерпаемым в своём ресурсе, продуктом. Изготовленным для последующей всеобщей трансляции, для всевозможных в своём многообразие целей, через структурно и технологически развитые средства массовой коммуникации. При помощи Текста – речевого передатчика. Ибо передавать информацию можно только двумя способами. Таким образом, следует, что история – это базовый код нашего мира. И мир наш управляется только посредством информации чья основа это история. », – размышлял юноша… Он проговаривал текст в своей голове, будто кто-то его слышал и слушал. И так было каждую ночь., кроме той самой. В ту его размышления были прерваны… Сложно сказать, когда он понял, что сейчас должно произойти что-то страшное. Что-то непоправимое. Тогда, когда он услышал те странные звуки, несвойственные его обычному быту или уже, когда он втянул в свои лёгкие первые клубы дыма – зарождающегося огня.

Торговые точки на привокзальной площади закрывались поздно, около десяти часов вечера, людей на площади к этому времени практически не оставалось. И молодой человек каждый день закрывал к этому времени палатку, он прощался со всеми своими соседями по бизнесу и шёл через аллейку с фонарями, которые горели через один, по ней он приходил в пиццерию, не подделку. Там он брал себе два кусочка пиццы и что-нибудь запить. Затем он шёл через ту же самую аллейку, к своей палатке обратно, отрывал её и, попадая внутрь, опускал за собой роллет, а потом зажигал свечу. После того как он ставил её на полочку, он вытаскивал из-под стеллажа с дисками свёрнутый матрас, расстилал его, брал в руки книгу, читал некоторое время и уже затем засыпал.
Он вставал очень рано, на привокзальной площади к тому времени уже начиналась суета. Молодой человек закрывал палатку, пред этим надевая спортивный костюм, а затем устремлялся на ежедневную пробежку. Он пробегал по аллейке, затем выбегал на дорожку, ведущую в парк. Он пробегал весь парк, а после бежал обратно по другой дорожке мимо пруда, где почти круглый год плавали утки. После он бежал к зданию вокзала и, заходя внутрь здания, молодой человек здоровался с охранниками и проходил холл вокзала. Потом он спускался по лестнице и шел в туалет для персонала, там он раздевался по пояс и обмывал себе торс. А уже закончив эту процедуру, он возвращался обратно в палатку, открывал роллет, переодевался и начинал торговлю всегда раньше, чем это делали его соседи. Все они не оставляли этого без внимания и отпускали по этому случаю шутливые замечания: «ой, вот миллионером хочет стать, трудоголик, человек, который не спит, утренняя звезда», – это наблюдение видно было отсылкой к утренней музыкальной передаче, а может…
Молодой человек открыл глаза и увидел, что палатка начинает заполняться дымом, который медленно осваивался по всему пространству. А затем стены, сколоченные из листов фанеры, начали издавать треск, такой же, который издаёт разгоревшийся костёр. Он поднялся и, уже сидя на раскладушке, пытался понять, что происходит.
– Кхмкхмкхм… – покашлял он от дыма, который успел попасть ему в легкие. – Кхмкхм, – опять откашлялся он. Он посмотрел вправо и увидел, что стену насквозь прожигают языки пламени.

Глава 2. Прыжок

«Мир картонный, а сосули из воды, тари тари тари ти».
«Давай ещё разок на бис, браво. А я буду аплодировать твоему таланту, как самый преданный почитатель», – думал я у себя в голове, если тогда это была еще моя голова. Я словно, тот всадник, который носил свою голову у себя в руках, которая была всегда при нём, но в обычном мирском понимании, ему не принадлежала. Я боковым зрением всё ещё видел моего пса, который так же скитался по улицам в поисках меня. В зеркале заднего вида я увидел его глаза, которые смотрели на меня. Помню, что тогда никак не мог понять, что наполняло его взгляд яростью ко мне или состраданием. Грань между этим была настолько размытая, что мои ощущения от его взгляда попросту не вызывали у меня эмоций, кроме этих раздумий. «Главное не думать про пса и что я должен ему помочь», – подумал тогда я, когда увидел его глаза, смотрящие на меня в зеркале заднего вида. Меня страшно пугало ощущение того, что он слышать всё, о чём я думаю. Я больше ни за что не хотел, чтобы он проделывал со мной штуки, вроде тех, как змей-глаза. Кто мог знать, что у него было подобное в его садистском арсенале. Но как бы я не старался, всё равно думал про Джека и о том, что я обязан прийти к нему.
– Ты это чувствуешь? – спросил он и откинулся на сидение, словно наркоман, который только вытащил шприц из вены. «Что я должен ещё чувствовать, кроме ненависти к твоей омерзительной морде?» – подумал в тот момент я. А буквально через мгновение, я уже понимал, о чём идёт речь. Представьте себе внутреннее ощущение, то которое возникает, когда качели взмывают очень высоко, а затем падают в другую сторону, как мы там говорили, дух захватывает. Так вот, это не то секундное ощущение, а это же чувство, только оно в тебе постоянно. Разница между оргазмом свиньи и человека – это время присутствия этого прихода. – Как же это можно не любить. Тебе это нравиться? – сказал он и отпустил руки с руля.
– Да, нравится, – ответил робко я, зациклившись на том, что это постоянное свербение от захваченного духа расстраивало медленно мою пищеварительную систему. Хоть я и не ел ничего несколько дней перед тем, как всё случилось. Накануне в гостиничном номере я выпил несколько банок газировки.
– Вот, еще кружок. Пройден! – крикнул восторженно он. – Этот пройдем еще быстрей? – сказал он и повернулся посмотреть на меня. – Ты чего это, парень? На тебе лица нет! – сказал он мне, а меня уже было не остановить, точнее, мой слабый и измученный вредными элементами газировки желудок. Сначала меня стали разрывать сильные спазмы. Ну, а затем всё было, как в тех гипертрофированных кино-сценах. Газировка разного цвета, вперемешку с моими желудочными выделениями, гейзерным извержением в секунду залепили всё лобовое стекло. Он быстро повернулся обратно к рулю, который резко потянуло влево, и схватился за него, пытаясь не выронить его. Я замер, в ожидание удара в эту странную диодную стену, служившую некими бортиками, вроде тех, которые вылезают вдаль всей дорожке в кегельбане. И вот, удар. Я ощутил, как мои внутренности, словно перемешались, а затем откатились обратно по своим местам. Бьюик стал крутиться по дороге, словно барабан в одной известной телеигре. Затем снова удар об стену, только уже с другой стороны. А после снова вращения, и вот, мы уже врезаемся в стену снова. Если была такая возможность заснять это всё планом сверху, это было бы похоже на то, как пластиковая шайба в аэрохоккее молниеносно отлетает от бортиков, таким образом продвигается вперёд, но наш удар к тому же был ещё крученый.
Сила ударов начала уменьшаться, и толстая сталь Бьюика стал высекать значительно меньшее количество диодных искр от красочной стены. К тому времени запах моей блевотни перешёл в стадию едкой вони. Мне было дико неловко, что я превратил его машину в нечто схожее с отходной ямой. К моему стыду, добавлялось то, что от такого резкого запаха, моё дыхание прерывалось и мне практически нечем было дышать. Смотря на него, я понимал, что ему такое зловоние даётся ещё сложней. Это было заметно по его виду. Каждый его вздох сопровождался хрипом, а его лицо морщилось. По всей видимости, это у него был первый раз, когда он столкнулся с запахом реального внутреннего мира человека.
Бьюик медленно катился к стене. Наконец он смог взять управление под свой контроль. Мой спутник стал плавно поворачивать руль, а затем, самое мягкое столкновение из всей сотни ударов. Мы уперлись правым боком в стену, это было похоже на то, как корабль швартуется к причалу, сначала он подставляет борт, а затем его мягко притягивают к берегу вручную швартовыми.
Всё это время, пока длился наш неуправляемый полёт, он всё время молчал. Мне показалось, что он расстроился, что я испачкал его межгалактический Бьюик, но причина его безмолвия была в другом.
– Выходи, – грубо сказал он. Я дёрнул за серебристую ручку и вылез из машины.
– Мне очень жаль, что так вышло, – сказал я.
– Нет, ну всегда найдётся один из сотни. Который всё будет портить, – говорил ворча он, при этом копаясь в багажнике. – Говоришь с ними, пытаешься быть вежливым. Но нет, им всё мало. Вот, что-то постоянно надо. Не понятно, зачем и для чего?! Просто надо! – продолжал причитать мой спутник. Он достал небольшую чёрную коробку из багажника и, поставив её перед Бьюиком, открыл и сделал два шага назад. Я пытался посмотреть, что в коробке, но смог разглядеть только черноту. – Лучше отойди парень. Они не должны тебя видеть.
–Кто? – спросил я. Он не ответил, взяв меня под руку, притянул к себе. Из коробки вылезло жукоподобное существо и село величественно на край коробки. Если быть более точным, это было что-то среднее между жуком и мухой. Часть груди и брюхо напоминало обыкновенную муху, только размером с ладонь. А вот, голова больше походила на жучинную, такая круглая с чёрными глазами и клешнями на пасти. Ко всему прочему, голова была немного крупноватая для такого туловища. Её расположение было не продолжением тела, как принято у насекомых, а создавалось впечатление, что её кто-то просто прикрепил, как отдельную деталь. Сидя на краю коробки, муха-жук, словно лев, открыл свою пасть, раздвинув клешни и издал пискляво-свирепый рык, а его голова начала вращаться по кругу, в сопровождении неприятного треска. Такой звук можно услышать в лесу от разных насекомых. Муха-жук взлетел и устремился прямиком в салон Бьюика. Не переставая свирепо пищать, он опустился на мои испражнения, которые уже начали засыхать. Коробка стала трястись и целый рой муха-жуков вырвался из неё. За секунду они проникли в Бьюик и облепили все места, где была моя рвота, и, толкаясь между собой, стали её поедать.
– Что они делают? – спросил я у него.
– А на что это похоже? – сказал он и его обезображенные губы стали натягиваться в подобие улыбки. – Где-то вышло. А в кого-то зашло. – сказал он на своём жутко философском языке. Мне было противно всё это зрелище, и мой взор перенаправился в сторону диодной стены, я по-прежнему видел, как за ней слонялся по улице мой пёс. Только изображение стало более отчётливое, я это связал с тем, что мы были не в движение на бешеной скорости, а стояли на месте.
Я почувствовал, что по моим волосам что-то лазит. Резко моя рука в автоматическом режиме скользнула по волосам. Это был муха-жук, видимо, несколько капель моего извержения попали мне на волосы. Муха-жук издал свой вопль и стал летать возле меня.
– Отряхни волосы, – сказал он мне. Я спешно стал водить рукой по волосам, до тех пор, пока не почувствовал, что на волосах ничего не осталось. Но уродец не улетел, а завис перед моим лицом. Я начал дуть на него, думая, что это его отпугнет. – Только без резких движений, парень, – сказал он мне, пристально наблюдая за развитием этой ситуации.
– Что мне делать? – сказал я. Мне казалось, что муха-жук смотрит прямо мне в глаза. Затем он открыл пасть и издал свой вопль. Не помню, что меня сподвигло на такое необдуманное действие, скорее всего, просто рефлекс. Я резко хлопнул по нему ладонью и тот упал на асфальт. Без каких-либо раздумий я прихлопнул его, раздавив тварь ногой. Рой муха-жуков синхронно остановил трапезу и замер, словно кто-то нажал кнопку на пульте управления, выключил каждого из них. Я посмотрел на свою подошву и увидел, что к ней прилип муха-жук, точнее мерзко-зелёная слизь, вперемешку с раздробленными кусочками его тельца. Вся стая, словно по команде, вылетела из Бьюика и, организовавшись в стройную колонну, с жутким визгом полетели в нашу сторону.
Я был занят тем, что пытался сбросить мерзкие липкие останки муха-жука со своей подошвы, как он оттолкнул меня в сторону. И, встав на пути этой жутко пищащей чёрной тучи, стал открывать свой рот. Его щёки начали рваться, и я услышал хруст челюсти, а голова его стала в два раз больше, при этом тело осталось прежнего размера. Как постепенно исчезающий поезд, въезжающий в туннель, муха-жуки влетали в его рот. Живот моего спутника стал вырастать, а одежда на нём растягиваться, и, когда последний муха-жук оказался в нём, его голова резко уменьшилась. Его брюхо отвисло почти до самого асфальта, и он начал качаться, при этом передвигаясь из стороны в сторону, а затем, в животе моего спутника стали слышны хлопки. Я понял, что это лопаются муха-жуки, а те, которые ещё не лопнули, попытались организовать прорыв из его живота. Это было понятно по тому, как его брюхо начало подниматься и вытягиваться вперёд.
– Быстрей, дай мне флакон из сумки, – сказал он.
– Где она? – растерянно крикнул я.
– В багажнике, – ответил он. Я побежал к багажнику, где лежала эта сумка, но при этом, я не мог перестать смотреть за тем, как из его живота пыталась вырваться стая уродливых тварей. Открыв сумку, я увидел, что в ней была сотня таких мелких флаконов, и на горловине каждой была прикреплена бумажная бирка.
– Какой мне взять? – крикнул я. И посмотрел, что там происходит. Его брюхо начало трескаться, а хлопки ещё продолжались.
– Номер 3, – крикнул он в ответ. Я стал неловко перебирать флаконы и понял, что на всех бирках написано «Номер три». Схватив флакон с номером 3, я тут же бросился к нему. – Стой. Не подходи ближе, – сказал он мне. Я остановился. – Бросай его мне, – сказал он, и я бросил флакон. Не долетев до его вытянутой руки, флакон разбился об асфальт. Мы одновременно посмотрели на разбитый флакон, жидкость которого растеклась на асфальте. – Быстро в машину, – сказал он. И через мгновение муха-жуки вспороли ему брюхо и вырвались наружу.
Эти твари жаждали мести. Единственная преграда между мной и этим смертельным роем лежала на асфальте с разорванным брюхом, пытаясь собрать его ошмётки в кучу. В машину мне было не успеть, и я бросился бежать по асфальтированной дороге в другую сторону.
– Стой, – крикнул он мне. Я решил повернуться к нему, но страх не позволил мне этого сделать. От первоначальной стаи муха-жуков осталось не больше кучки, но её бы хватило, чтобы обглодать меня всего. Расстояние между нами уменьшалось. Я это понимал по приближающемуся яростному жужжанию, по звуку это напоминало, что-то вроде бензопилы в руках серийного убийцы, который жаждет воткнуть её в твоё тело.
Я понимал, что мне не убежать. Рано или поздно они меня догонят, и тогда меня ничто не сможет спасти. Я повернул голову и посмотрел на диодную стену. Через неё мне все еще виделась размытая картина, где среди прохожих бегал мой пес, малыш Джек. Подобно тому, как игрок в американский футбол резко меняет траекторию для того, чтобы скинуть с хвоста преследователя, я проделал такой же манёвр с муха-жуками. Это дезориентировало тварей, но ненадолго, и они быстро перестроились. И вот, я бежал прямиком в диодную стену, а муха-жуки строго следовали за мной.
– Там бездна, приятель, – услышал я крик моего спутника, который продолжал лежать на том же месте с распоротым брюхом. Когда до столкновения со стеной оставалось всего ничего, я повернулся назад и, сделав толчок, прыгнул вниз и приземлился на асфальт. Вся стая муха-жуков влепилась в диодную стену, без каких-либо шансов, как у тех машин при краш-тесте. Один за другим муха-жуки лопались об светодиодную стену, при этом, почему-то они оставляли следы своих внутренностей в виде жуткой слизи, но они не высекали световые искры, как это было с Бьюиком. Они будто бы преобразовывались в свет, и стена их вбирала в свой светодиодный поток.
С моего подбородка закапала кровь, а затем я почувствовал, как кончики пальцев моей левой руки что-то щекочет. Подняв голову, я увидел, что мои пальцы прошли сквозь диодную стену. Я продвинул их немного глубже.
– Эй, приятель! – крикнул он своим хриплым голосом, и я резко вытащил пальцы из стены. – Ты будешь и дальше там лежать? Или, может, всё-таки встанешь и поможешь мне? – сказал он. Я поднялся с асфальта и первым делом ощупал рану у себя на подбородке. Я нащупал кусок мяса, который висел на коже, образовав в моём подбородке не большую дырку. Я пошёл к нему, придерживая кусок подбородка, тем самым закрывая дырку, чтобы кровь текла не так обильно. – – Ой, йо. Мир картонный, а сосули из воды. А посмотри ты на меня, а посмотри.
«Самое время петь мерзкую песню, хотя, что можно ждать от такого мерзкого типа, как он. Нужно было дать муха-жукам тебя выесть изнутри, пока они были бы заняты тобой, прыгнуть обратно за эту грёбаную стену, отделяющую нормальность от безумия», – Думал я, смотря на него, беспомощно лежащего на асфальте, собиравшего разорванную кожу своего эластичного живота.
– Ох, приятель. Да у тебя кровище хлещет. Так мы с тобой туда не придем. Посмотри на нас. Сгинем в безызвестности, тут, на этой дороге, – сказал он, посмотрев на меня и на себе.
– И что мы будем делать? – спросил я у него.
– Сядь на заднее сидение.
– И как это мне поможет?
– Послушай, парень. Я тебе говорил, это ни к чему не приводит. Все такие разговоры не имеют смысла для тебя. Ты же уже начинаешь все понимать. Это заметно по тебе. Сядь в машину, – сказал он спокойным тоном.
– Вот, черт, – сказал я, развернулся и пошёл садиться на заднее сидение Бьюика. Придерживая одной рукой подбородок, другой я открыл дверцу Бьюика и залез в машину, тупые муха-жуки не выполнили свою работу до конца и в салоне остался жуткий запах моей рвоты. – И, что дальше? – крикнул я. Он ничего не ответил. И тут я почувствовал невыносимое жжение, словно кто-то засунул мой подбородок в чашу с раскаленными углями. Я закричал так, как никогда не кричал в своей жизни. Мне кажется подобный крик можно услышать в древности, когда чье-нибудь влагалище пропускало через себя плод аномально больших размеров, а анестетиков, к большому разочарованию, для тех страдальцев тогда ещё не придумали. Почему-то мне показалось, что если я выберусь из бьюика, то всё закончится. Я начал дергать ручку, но дверь была закрыта. Продолжая кричать, я упал на спину, разложившись по всей длине на сиденье. Я слышал, как моя кожа на подбородке шипит, звук был схож с тем, когда горит бенгальский огонь.
Запах в салоне стал ещё отвратней, к вони от моей рвоты добавилась ещё и вонь горелой кожи и волос. Услышав щелчок замков Бьюика, я быстро поднялся и дёрнул за ручку. Вывалившись из машины на асфальт, я сменил крики на стоны. Катаясь туда и обратно по асфальту, я схватил рукой свой подбородок. Он был весь сморщенный и липкий.
–Эй. Эй. Не трогай сейчас его. Дай ему застыть, – сказал он. Я тут же убрал руку и, просто свернувшись калачиком, продолжил стонать от жуткой, не проходящей боли. –Эй. Как ты там? – спросил мой спутник, который продолжал лежать на том же месте.
– Нормально, – спокойно ответил я.
– Парень. Сейчас не время лежать. Тебе нужно подниматься. Мы должны пройти этот путь. Или это может занять целую вечность. Ты знаешь, как долго длится вечность?! – сказал он, и я начал медленно подниматься. После того, как я встал на ноги, первое, что я сделал, подошёл к боковому зеркалу Бьюика, чтобы осмотреть свой подбородок. Кожа на моём подбородке напоминала кожу морщинистого старика. – Эй, парень! Заканчивай собой любоваться, – сказал он чуть ли не приказным тоном. Я ещё некоторое время по рассматривал в зеркало свой изуродованный подбородок, а затем резко повернулся к нему.
– И что прикажешь дальше?
– Мне нужна сумка с моими флаконами. Принеси мне её, – сказал он, я пошёл к багажнику Бьюика, где лежала эта сумка. Я вытащил сумку из багажника и, не дойдя до него несколько шагов, остановился и поставил сумку на пол. Он посмотрел на сумку, а потом на меня.
– Что будет, если я прыгну через стену?
– Тебя размажет так же, как и бедняг муха-жуков, – теперь я точно знал, что он мне врёт. – Это путь в бездну. А в бездне ничего нет, а это несёт за собой лишь вечные страдания. Ты же сам все видел, что с ними стало.
– В твоих объяснениях всегда есть утверждение. Только вот доверять сказанному, у меня поводов остаётся всё меньше. Хотя, ты для меня единственный источник информации. И это-то и затрудняет моё положение. Тут я могу строить только копрологические теории.
«Это что-то вроде искусственного сна, созданного с помощью биоинженерных технологий. Правительственная разработка. Точно, что-то вроде этого», – подумал я, но вслух произносить не стал.
– Ха! Сон, говоришь? Может и сон. Только вот выйти из него у тебя не получится.
– А я всё же рискну и проверю.
– Ну, как знаешь! – сказал он. И когда я понял, что у него больше нет контроля надо мной. Я развернулся к стене и резко сорвался с места. И когда стена была уже передо мной, я оттолкнулся и сделал прыжок. Я решил, что так у меня будет больше шансов на то, чтобы преодолеть эту стену.
В толщу стены меня растянуло так, что я видел, как часть моего тела находиться на столько далеко от другой, что не было видно, где я начинаюсь и где заканчиваюсь. Я чувствовал, что толщу стены мне преодолеть по силам, и что для этого нужно ещё сделать небольшое усилие. Я толкнулся вперёд. А затем понял, что там ничего не было. Ни каких из ведомых мне чувств, ни ощущений какой-либо формы. Вообще ничего. Всё выглядело так, словно я прыгнул вниз с обрыва или скалы. Но представление вещей, как подобный полёт должен проходить, изменилось кардинальным образом. Я видел всё это, словно картинку на экране. Как сторонний наблюдатель, но с некой связью с объектом своего наблюдение. Я стал чувствовать ощущение падения, но всё равно наблюдал своё падения со стороны. А затем картинка стала отдаляться от места моего падения, и я вместе с ней. Все дальше и дальше, словно режим «отъезд камеры», который способен удалиться до бесконечности, где есть только чёрная пустота вокруг. И уже в этой пустоте я стал понимать, что вот-вот моё долгое падения завершается, так, как завершается каждое подобное падение, бескомпромиссно и фатально.
«Заметки на полях.
Постскриптум»

«И вот, разрушен света храм. Пал бастион надежды, в гневе варварского пламени, пришедшем с наступлением ночи. Пожаром неверия охвачен мир старых порядков. И на его месте теперь пепел, сулящий сотни лет кромешной тьмы», – образно вышло. Назовём этот стиль – пространные священные писания. Хотя каноном подобных текстов является предметный реализм. Где каждый предмет символизирует самого себя. Максимальная ясность повествования. Никакой иносказательности. Тут становиться на первое место контекст.
А вообще сложно вообразить тот поток сознания, который захватывает разум, при создании текста такой силы. Это как открытие нового света. Смена форменной парадигмы бывает, видимо, только раз. Поместить создателя всего сущего за пределы этого мира грандиознейшая сюжетная находка. Конечно, не всё в этом тексте было гладко. В сюжете, где всё человечество происходит из одной еврейской семьи и кроме них по сюжету нет никого, загадочным образом, откуда не возьмись, появляется уже развитая, совершенно другая цивилизация. Сегодняшние читатели, искушённые многообразием сложных сюжетных конструкций, не смогли бы пройти мимо такой бессвязности.
Он стоял среди уже собравшейся толпы, держа пакет в руках, в который он успел сложить свои вещи. С задумчивым видом он смотрел на то, как пожарные заливают водой то, что осталось от его палатки. «Ну, что ж, прощай», – мысленно попрощался он с этим местом, которое последнее время стало для него пристанищем. Постояв так ещё несколько секунд, он медленно стал пробираться через толпу. «Да, бандитские разборки это». «Нет, точно сами подожгли. Их скоро собирались сносить. А так, компенсацию со страховки успеют получить«, – говорил кто-то в толпе. Молодой человек вышел из толпы и пошёл в сторону аллеи, через которую он бегал каждый день.
Полковник с подсвеченным камерами красным и заспанным лицом давал интервью столпившимся вокруг него журналистам. «Сейчас сложно что-то говорить. Скоро скажем предварительную версию», – после этих слов журналисты оживились и стали задавать эмоционально вопросы. Молодому человеку пришлось их обходить. Когда он поравнялся с окружившей полковника толпой, он повернул голову и увидел среди журналистов ту девушку, которая у него брала интервью. Почему-то она то же обратила на него внимание. Он приветственно кивнул ей головой и махнул рукой. И тут же девушка пренебрежительно отвернула от него взгляд.
Ровно в том месте, где заканчивалась привокзальная площадь и начиналась аллея, стояли два милиционера и о чём-то живо разговаривали. Один из милиционеров был местным участковым. Он не так давно наведывался к молодому человеку. Когда молодой человек проходил мимо них, участковый пристально стал разглядывать его. Юношей завладела паника. Подозрительный взгляд участкового провожал его.
«Что ты так вылупился на меня, как комиссар Катании на мафию?» – подумал он и продолжил идти, не изменяя темпа.
«Что ты на него так смотришь?» – услышал молодой человек у себя за спиной.
– Ей. Гражданин. А ну-ка, постой, – крикнул участковый. Молодой человек не стал останавливаться, а наоборот прибавил ходу. – Стоять. Я тебе говорю! – прокричал снова участковый. На этот раз он остановился и замер на месте. Милиционеры пошли к нему. Он стал слышать, как они приближаются к нему, и тут молодой человек бросился бежать. – Стой. Куда?! – крикнул милиционер, и они рванули за ним вслед.
Молодой человек бежал изо всех сил, решив, что нужно изначально максимально разорвать дистанцию. И его расчёт был верен, милиционеры стали отставать. А затем он резко свернул с аллеи на тропинку, которая вела вглубь парковой зоны. Так как это было раннее утро, то видимость была не такой плохой, если бы погоня состоялась на час раньше, тогда на стороне молодого человека было бы ещё одно преимущество. Милиционеры через несколько секунд свернули за молодым человеком и им снова стал виден его убегающий силуэт.
– Стой. Сука. Стой. Кому говорят! – услышал молодой человек крики милиционеров, которые стали терять темп бега, и разрыв между ними увеличивался. Он тоже сбавил обороты и оглянулся назад. Посмотрев на отстающих милиционеров, он снова выполнил резкий манёвр. На этот раз он свернул с дорожки в лесной массив с не густо заставленными деревьями. Так что его было очень хорошо видно. Милиционеры, заметив это, бросились ему на перерез через кустарники, растущие вдоль тропинки. Один из них не смог их оббежать и из-за набранной скорости наткнулся на кустарники животом. Скорость его бега была настолько высока, что тот выполнил комичный переворот через них. Участковому, в отличие от коллеги, удалось беспрепятственно пройти и продолжить погоню. – Стой. Мразь. Стрелять буду, – крикнул участковый. Молодой человек обернулся посмотреть назад. Этот поворот головы сыграл с ним злую шутку. Он не увидел, что он несётся прямо в овраг.
– А-а-а, – продолжительно крикнул молодой человек и полетел вниз оврага. Так как тот был обрывистым, то молодой человек рухнул быстро и ему не пришлось катиться кубарем. Он приземлился на живот, его правая коленка попала ровно на камень. Молодой человек, как можно скорее поднялся, и, хромая, стал интенсивно идти по руслу оврага.
Участковый добежал до края оврага и резко остановился, а затем посмотрел, сможет ли он там спуститься. Поняв, что это опасно, он достал пистолет из кобуры и выстрелил воздух. Молодой человек прижал плечи от испуга, но продолжил ковылять дальше.
– Ещё не набегался? Следующая пуля летит в тебя, – крикнул участковый. – Ну, сука. Я тебя предупреждал, – сказал участковый полушёпотом. И взяв пистолет в обе руки, он стал методично ловить молодого человека на мушку. Выстрел. Пуля вонзилась в землю в метре от ноги парня. Он остановился и повернулся к участковому.
– Что я тебе сделал? – крикнул он, раскинув вопрошающе руки. И после этого, что было сил, бросился снова бежать, при этом виляя из стороны в сторону. Милиционер стал производить выстрелы один за другим. Но пули летели куда угодно, в пенёк, в землю, только не в молодого человека.
– Ты рехнулся что ли?! Что ты, мать твою, творишь?!– крикнул подбежавший напарник, который резко отвёл пистолет в сторону.
– Уйдёт, сука, – сказал участковый, смотря на то, как молодой человек убегает, петляя по оврагу.
– Давай за ним. Дальше его перехватим. И убери пистолет. Устроил тут вестерн, – сказал напарник участковому. Милиционеры побежали вдоль оврага, надеясь ещё настигнуть беглеца. Молодому человеку было не видно своих преследователей, но из-за абсолютной тишины он мог расслышать настигающий топот от милицейских туфель. Его нога теперь мешала ему вести полноценный забег, и он стал окидывать взглядом место, где бы он смог спрятаться.
Буквально в нескольких метрах от него его взор привлекла труба, достаточно большого диметра, торчавшая из земли. Оттуда лилась непрерывным потоком небольшая струя воды. Торопясь, но хромая, он двинулся к ней. Вокруг трубы образовалось болотце из грязи и воды. Он обошёл болотце, чтобы не оставлять следов, попутно зацепив палку, которая лежала на его пути. Полкой он стал тыкать в болотце, она вошла туда полностью. Затем он подошёл к месту, где труба выходила из земли и стал аккуратно спускаться прям в самую жижу, помещая своё тело под трубу. – Давай сюда! – глухо слышались слова преследователей. – Куда он делся? – крикнул один из милиционеров, оглядываясь по сторонам.
– Да здесь он, где-то, – сказал участковый. – Вон, смотри, – сказал участковый, кивая на трубу. – Зачем ты прячешься? Оказание сопротивления при аресте усугубляет положение, – говорил громко участковый, рассчитывая на то, что молодой человек его всё же слышит.
Медленно они подошли к трубе. И участковый стал идти по ней к самому краю. Ему ничего не оставалось, как встать на колени и заглянуть внутрь.
– Ну что там?
– Да, не видно ни хера, – сказал участковый. – Эй, ты там? – крикнул участковый в трубу и его голос превратился в глухое эхо.
– Да, нету его там, – сказал напарник.
– Крыса могла спрятаться глубже.
– И что будем делать?
– Сейчас, – сказал участковый и ловким движением залез в трубу. В полуприседе он стал пробираться вглубь трубы, пока не дошёл до конца. Убедившись, что там юноши нет, он вернулся обратно и стал вылезать.
– Ну и как? – спросил напарник. Участковый встал в полный рост, по его туфлям стала бежать вода. Он опёрся на верхнюю часть трубы руками и стал подтягиваться. Когда он занёс ногу на верхнюю часть, то его подошва соскользнула, и он повис на трубе. Молодой человек увидел туфли участкового, которые болтались в болотце. Напарник бросился к товарищу. Участковый сделал рывок и, потянувшись, поставил ноги на нижнюю часть трубы. – Давай, помогу, – сказал напарник и протянул ему руку. Тот не отреагировал на предложенную помощь и вскарабкался на верхнюю часть трубы самостоятельно.
– Там его нет. Где-то, сука, спрятался. Как крыса, – сказал участковый и стал вытирать туфли о траву. – Сука, все туфли засрал. Я тебя найду. Слышишь меня? – яростно крикнул участковый.
– Давай, нужно идти. Сейчас ливанёт. А мокнуть, что-то неохота, – сказал напарник, ладонью ловя капли дождя, которые начали падать с неба. Участковый осмотрелся ещё раз вокруг, и они пошли обратно к вокзальной площади. Молодой человек отчётливо слышал последние слова участкового.
«Что ж, время перейти к расчёту имеющихся теорий. Какова вероятность того, что он ждёт сейчас там наверху, притаившись и хладнокровно выжидая? Давай, выползай от сюда, приползи к нему в лапы. И тогда ему останется сжать эти лапы и наблюдать, как ты беспомощно цепляешься за возможность существования. Он зверь, а ты его добыча. Роли распределены. Бояться нет смысла, что дает страх? Он контролирует чувство самосохранения. Хм. Дурак. Это же очевидно, что любой перебор контроля неизбежно обречён на деструктивность. Как те мамаши, которые прибегают к чрезмерной заботе о своём ребёнке, закладывая под его судьбу бомбу разрушительного инфантилизма. Неужели, у страха нет предела? И бояться можно до бесконечности?» – думал молодой человек, лёжа в грязи под трубой, смотря на то, как дождь впивается в водную гладь болотца.

Лёд 1.0

Оказалось, что сама пустота имеет пределы. Не знаю, сколько я находился в её широтах. Наверно, время это не имело никакого значения для меня. Я пришёл в себя. Мои глаза были уставшие, и открывать их мне не хотелось, и я продолжал держать их закрытыми. Чувства постепенно возвращались ко мне. И я стал ощущать поверхность, на которой лежал.
– Милосердный Господь. Это снег, – подумал я. Водя рукой по привычной мне материи. – Я вернулся. Теперь я точно дома. Сейчас ещё немного полежу и пойду искать Джека. – продолжал размышлять я, лёжа в снегу.
Меня стал пронизывать дикий холод. Это значило, что все мои чувства, которыми я владел раньше, вернулись ко мне окончательно. Я медленно стал открывать глаза, но сделать эту простую задачу мне было тяжело, словно на мои веки кто-то повесил маленькие гири. Собравшись с силами и оперевшись на руки, я поднялся.
Вокруг ничего не было видно. Я стал тереть глаза. Думая, что моё зрения временно испортилось от того, что я так долго находился во мраке. Но видел я хорошо. Только вот видеть было нечего. Метель была такой плотной, что кроме этой метели не было видно вообще ничего. Ко мне стала подбираться старая добрая паника. Но я не хотел размещать её в себе, ибо тревога забирает у тебя силы. А силы были мне нужны в полном объёме. Так что нужно было действовать быстро.
И мне не пришло идеи лучше, чем начать просто идти. Может вперёд, а может назад, может в право или даже влево. Моя задача была очень проста, не останавливаться, пока есть силы. И я пошёл. Смотреть кроме как вниз, не было никакого смысла, и я видел снег. Точнее, как мои ноги одна за одной погружаются в него. Я стянул как можно сильнее пиджак на себе, тешась в надежде, что так станет хоть чуточку теплее.
После того как я прыгнул сквозь диодную стену и оказался во мраке, моё сознание никак не становилось обратно. Словно оно обрело новую формацию и на старый базис всё это насаживалось криво.
«Какое скучное однообразие. Смотреть, как твои ноги раз за разом тонут в снегу. Но мне ничего не остаётся. Здесь только я и холод», – думал я. Продолжая поднимать раз за разом ноги, погружая их в снег. Я не представлял, сколько мне нужно ещё пройти. Метель не прекращалась, и я шёл буквально в слепую. Одно я знал точно. Если идти становилось сложнее, то это значило, что я поднимался в горку, а если мои ноги буквально сами меня несли, значит я с этой горки спускаюсь.
В моей голове воцарилась одна мысль и она никак не хотела отдавать власть чему-то ещё. «Вот сейчас у меня закончатся силы. И это точно произойдёт, и произойдёт внезапно молниеносно, как смерть от пули в голову. Тогда, когда я не буду готов. Вот сейчас», – повторял я в голове, делая каждый шаг. Так не могло продолжаться бесконечно.
В один момент я понял, что нахожусь совершенно в иной плоскости. И тут я начал падать вниз. А затем катиться по довольно гладкой снежной поверхности. Я продолжал и продолжал катиться. Если бы на меня можно было посмотреть со стороны, то можно было увидеть какие сложные пируэты я выделывал. По всей видимости, из-за выброса адреналина мне стало чуточку теплее. Хотя, возможно, тут всему виной сила трения. Так или иначе, если выбирать между сводящим с ума холодом или не прекращающимся кувырканием. Я отдал предпочтение второму.
Я будто снова просыпаюсь в том же самом дне. Всё остается по-прежнему, не было того ощущения, что время продвинулось вперёд. Оно словно попало в замедленную съёмку. Это новое понимание не стало сразу меня ошарашивать, как сделал бы это отпетый рецидивист – ударив со спины по затылку тупым предметом. Нет, тут игра куда тоньше. Это новое ощущение времени будет сводить меня с ума медленно, подобно изощрённому убийце, который подливает своей жертве не большую дозу яда в еду, и тот умирает в мучениях медленно.
Метель прекратилась и небо было чистым, но в нём не было ни искорки света. Я поднялся и осмотрелся вокруг. «Что это?» – подумал я. Увидев, что абсолютно все поверхности, которые были мне видны, оказались идеально ровными, с геометрической точки зрения. Это напомнило ту мобильную игру, где ты на мотоцикле преодолеваешь горы, чьи иглы острые, как ровно порезанные куски стекла. Я чувствовал, как мой клетчатый пиджак набрал несколько килограммов дополнительного веса. Теперь он больше не был похож на изделие из шерсти, теперь он походил на монументальный памятник, вылитый из бронзы или ещё какого-нибудь плотного сплава.
Я стоял ровно у подножья того самого склона, с которого так весело и задорно не так давно спустился. Моё внимание приковало то, что следов моего спуска, словно и не было, снег на склоне лежал так, будто его выровняли какой-то замысловатой приспособой к приезду генерала в часть или даже министра обороны. Мне стало безумно интересно, как можно подробней разглядеть этот гигантский склон. Ничего более массивного и в то же время однородного я никогда не видел. Это выглядело так, словно какая-то неведомая сила взяла один край океана и подняла его вверх, а второй край остался на месте, и затем всё это очень быстро замёрзло, и получился огромный ледяной угол. Я посмотрел направо и затем налево, чтобы увидеть, где же края у этого белого холодного чуда. Но оба края уходили за пределы мрачного горизонта.
Когда мой взор снова упал на вершину склона, я заметил небольшую чёрную точку. Я стал вглядываться, не показалась ли мне она. Чем больше я присматривался к ней, тем отчетливее было видно, что эта точка не плод моих галлюцинаций, а, что ни на есть, реальная чёрная точка, которая к тому же ещё и не была статична. Ну, а потом у меня отпали напрочь все оставшиеся сомнения, когда стало отчётливо видно, что эта чёрная точка двигается ровно тем же маршрутом, которым спускался я.
И дело оставалось только за временем, когда эта точка преодолеет белоснежную гладь склона и окажется передо мной. Я смотрел, как под гипнозом, не отводя ни секунду от неё глаз. А когда мои ноги устали, я присел на снег перед подножием склона и продолжил завороженно смотреть на чёрную точку. Не знаю сколько прошло времени и прошло ли оно вообще. Но точка стала превращаться в небольшое пятно. Гипнотическое любопытство потихоньку стало вымещать банальный страх. И тогда я решил, что нужно держаться подальше от этого чёрного нечто. Я встал и первым делом снял мой пиджак. Он был слишком тяжёл, и силы тратить на лишний груз было полной бессмыслицей. Я посмотрел в последний раз на чёрное пятно, которое к тому времени еще увеличилось в размерах и значительно приблизилось. Я поставил пиджак у подножья склона и продолжил свой поход по этому бесконечному белому полотну.

Духовное искусство. 1.1

Он продолжал лежать под трубой, смотря на то, как дождь превращался в ливень. Струя воды из трубы резко увеличила свою мощь. И теперь то расстояние между трубой и водой, которое позволяло ему держать голову на поверхности стало исчезать. Молодой человек до последнего втягивал в себя воздух, а затем его голова оказалась полностью в воде. Выбора у него не оставалось и ему пришлось немедленно покинуть своё укрытие. Он постарался вынырнуть из болотца, как можно незаметней, на тот случай, если его ждали милиционеры, а это сохраняло за ним хоть какой-то шанс. Молодой человек, не издавая ни звука, вылез из воды, при этом он старался не показываться из-за трубы и, прикрываясь ей, как щитом, вышел из болотца.
Его одежда была напрочь мокрой и к тому же испачканной грязью и илом. Осмотревшись по сторонам и убедившись, что его преследователей нет поблизости. Он стал выбирать направление, куда ему пойти, боясь сделать неправильный шаг, который мог его привести обратно в сторону привокзальной площади. Где, как он думал, его могут поджидать участковый и его напарник.
«Выбор, выбор, выбор. И снова нужно делать выбор», – думал молодой человек, стоя посреди парка под проливным дождём, весь промокший, грязный, с пакетом в руках. Он вертел головой по сторонам.
«Сложно делать выбор из ничего. Вот другое дело, если бы вот на том дереве была бы табличка, на которой была надпись: Прямо пойдёшь – жену найдёшь. Влево свернёшь – пиз..лей огребёшь. Ну, а направо захочешь – херни наворотишь», – думал он. Молодой человек услышал шум, который доносился чуть поодаль от него. А затем, на парковой дорожке, показались силуэты. И он, не дожидаясь их появления, бросился в другую от них сторону, прямиком в лесную зону парка.
Молодой человек блуждал среди деревьев, высматривая подходящий выход из лесного массива обратно в урбанистическую часть города. К его счастью, ливень сменило яркое солнце. Заприметив лежащее между деревьев бревно. Он движимый невыносимой усталостью решил, что пора бы ему сделать небольшую остановку. Как только юноша оказался сидящим на бревне, он принялся осматривать повреждённую ногу. Закатав штанину, он провёл пальцем по ране. Рана ещё сочилась и из неё выступала густая кровь, а вокруг появилась синеющая гематома. Молодой человек открыл пакет и стал доставать оттуда вещи, и разложил их перед собой. Это было всё, что ему удалось спасти из горящей палатки: СиДи-плеер, паспорт, несколько дисков, две книги – Энгельс «Диалектика природы» и «Гарри Поттер и тайная комната», и ещё майка.
Он взял в руки паспорт и открыл его. Все надписи на страницах распались и прочесть в ней что-либо теперь не представлялось возможным. А вот фотография в паспорте осталась целой. Он положил его рядом с собой на бревно, ровно на то место, куда ярким лучом попадало солнце. Затем он поднял СиДи-плеер и открыл крышку. Он осмотрел внутреннюю часть плеера. Затем потряс его. Ему отчётливо было слышно, как внутри бултыхается вода. Он стал его крутить по-всякому, надеясь, что вода вытечет из какой-нибудь дырки. И его старания не прошли даром, вода неохотно вытекала из плеера через дырку для наушников.
Отложив плеер в сторону на бревно рядом с паспортом, молодой человек поднялся, при этом стараясь, как можно меньше опираться на повреждённую ногу. Он снял спортивную куртку, а затем майку. И, как можно сильней, выжал ту другую, которая была у него в пакете. Надев её на себя, он снова сел на бревно и, взяв в руку вторую майку, как можно плотней свернул её в комок. Этим комком из майки он стал обрабатывать свою рану.
«Вот же, сука. А!» – сквозь боль проговорил он вслух. Кровь быстро впитывалась в майку, превращая её из белой в красную.
«Враги сожгли мою палатку. Сгубили всё, что было в ней… Ещё и эти киношные экшен-погони. Вот, как может начинаться твой день. Так себе утро конечно», – размышлял он, а затем вытянул ноги и посмотрел на свои кроссовки.
«Найк – нас не догонят», – подумал он. И на его лице появилась улыбка. Он развернул майку обратно и стал рвать её на лоскуты. Заготовив лоскуты, он посмотрел на то, что осталось от его майки, а затем бросил её на землю. Лоскуты он использовал в качестве жгута, которым перевязал свою рану. Он стал складывать предмет за предметом обратно в пакет и по какой-то причине его внимание застыло на книге Энгельса.
«Старина Энгельс – защитник всех обездоленных. Вот, чем был должен заняться Брюс Уйвейн, если на самом деле хотел помогать людям«.
Молодой человек всматривался в таблички с номерами домов по улице Энгельса.
«И где тут его можно найти? Что я, на хрен, здесь делаю? Похоже на то, что я просто сошёл с ума. Как те школьные стрелки, которых мир загоняет в угол, и они от этого едут крышей. Якобы от усталости, которая вызывает ощущение безвыходности. Кто-то скажет, что можно до этой стадии не доводить. Но среда жестокости привлекает многих«, – размышлял молодой человек.
Он прошёл через старую арку, которая выглядела так будто вытащив один из ветхих кирпичей, всё здание начнёт заваливаться. Войдя внутрь двора, молодой человек увидел крыльцо с красивым навесом, под которым висела табличка с надписью «Всё для размножения диких мух».
Молодой человек зашёл на крыльцо и оказался перед чёрной массивной железной дверью, по центру которой был лючок, как на дверях в тюремных камерах. Справа висел старенький звонок с огромной красной кнопкой. Он поставил на кнопку палец и затем утопил её. Звонок стал издавать протяжный и в то же время громкий скрежещущий звук. Затем он убрал палец и стал ждать. Ему так никто и не открыл. И он решил, что нужно позвонить ещё. Дзинь-дзинь-дзинь. Раздавалось по двору. Он снова отпустил кнопку. И тут же поставил палец на кнопку обратно, и нажал ещё раз. Не успел прозвенеть ещё один звон до конца, как лючок открылся.
– Эй, убрал, нах, свой палец, – сказал ему человек, который грозно смотрел на него через окошко.
– Извините, – сказал молодой человек и убрал свой палец с кнопки.
– Хрен тебе надо? – сказал человек из окошка. Попутно разглядывая молодого человека с ног до головы.
– Я ищу Бороду. Мы с ним приятели, можно так сказать, – сказал молодой человек, нервно сжимая пакет в руках. – Вы его знаете? – добавил он.
– Че у тебя такой прикид стрёмный? – спросил человек из окошка.
– А это! Да, с погодой что-то с утра не заладилось, – сказал в ответ молодой человек. Человек из окошка снова окинул пристальным взглядом стоящего пред ним парня.
– И зачем тебе, красивый, нужен Борода? – сказал человек из окошка после небольшой паузы.
– Дело одно к нему есть, – ответил он.
– Что за дело? – грубо спросил человек из окошка.
–Да вот, мимо проходил. Дай, думаю, зайду. Он ждёт меня, – уверенно сказал молодой человек.
– Чё ты грузишь меня, походу, пацан. Может съебёшь от сюда, пока не пострадал.
– А вы его позовите, и он вам всё подтвердит, – сказал молодой человек.
– Сейчас я позову своего деревянного друга. Битой его зовут, и мы вместе с ним отобьём тебе ноги. Что скажешь? – сказал человек из окошка.
– Ну, вы ему передайте, что я пришёл. Я пойду, вон там подожду, – сказал молодой человек, указав на круглую беседку в самом конце двора.
В беседке ощущался стойкий запах свежесрубленного дерева. Молодей человек вошёл внутрь беседки, окинул взглядом её. Он выбрал место ровно по центру и сел на лавочку, которая протягивалась по всему деревянному строению. Поставив рядом с собой пакет, он закатил штанину и, сняв повязку, осмотрел рану, которая к этому времени начинала менять цвет с красного на бордовый.
«И это моя нога. Такой мне придётся её запомнить перед тем, как врач в травмпункте вколет мне дешёвый анестетик, а затем начнёт её отрезать. Уверяя меня, что последствия гангрены не обратимы. И что ампутация – единственный выход. Меня охватит паника, и она тут же проявится вместе с потом на моём лице. Он не сможет этого не заметить и отечески, успокаивающе скажет мне: «Да, сейчас тебе это сложно принять. И тебе придётся жить с этим до конца твоих дней. Ты же понимаешь, что ты не первый и тем более не последний. Чем быстрей ты возьмёшь себя в руки, тем лучше будет для тебя. Посмотри, что может современная медицина. Люди, лившиеся конечностей, бегают быстрей людей с целыми ногами. Жизнь с протезом, всяко лучше, чем отсутствие жизни, как таковой». – О да, такие речи всегда обнадёживают. Что тут скажешь?» – думал он, промачивая скопившуюся в ране запёкшеюся кровь предусмотрительно заготовленными лоскутами майки.
–Ццц. Кровь, моя кровь, – выдавил сквозь зубы молодой человек, щурясь от боли. Он обработал рану и наложил на неё свежую повязку.
– Это он? – услышал басистый голос молодой человек сквозь сон. И стал отрывать глаза и затем всматриваться в людей, которые стояли над ним.
– Эй, ты чё ты тут разлёгся? – говорил человек из окошка, который толкал его в ногу. Рядом с ним стоял довольно крупный человек. Юноша не мог его разглядеть из-за солнечного света, который бил ему в глаза, ему был только виден его внушающих размеров силуэт. Молодой человек стал подниматься, прикрывая ладонью глаза. – Ты что за хрен такой? – спросил его басистый голос.
– Я человек, которому некуда идти, – сказал молодой человек, продолжая прикрывать глаза рукой.
– Что ты хочешь, человек, которому некуда идти? – спросил его человек с басистым голосом.
– А чего хотят люди, которым некуда идти?! – сказал молодой человек, в этот момент свет солнце перегородило облако и ему стал виден человек с басистым с голосом. Оба мужчины смотрели растерянно друг на друга. – А я вам скажу. Он хочет, чтобы его не гнали отовсюду, как безродного пса. Он хочет уважения. Признания его, как полноценного члена общества. У него должна быть возможность того, чтобы реализовать свой потенциал. Заиметь амбиции. Определить траекторию своего пути и следовать ей. Ошибаться. Влюбляться. Пытаться. Лениться. Страдать. Гордиться. И просто верить, хотя бы во что-то. Чего стоит жизнь одного скитальца?! Да, практически ничего. Вот только, если подумать, какая это великая возможность – наделить чью-то жизнь ценностью. Это она – алхимическая формула, из ничего создающая золото, – говорил молодой человек, а его слушатели стояли с задумчивыми лицами. Искренне проникаясь его речью.
– Хм, – сказал человек в байкерской одежде. – Что с ногой? Идти можешь? – добавил он.
– Вроде, могу, – сказал молодой человек, вставший на обе ноги с лавочки.
– Ну, тогда пошли, – сказал байкер, и они все вместе пошли в сторону крыльца с чёрной металлической дверью.
Он сидел в каком-то плохо освещённом коридоре, где ему сказал подождать его байкер по кличке Борода. Облокотившись спиной к стене, его глаза невольно закрывались и он плавно проваливался в сон.
– Ты спи. Тебя никто не потревожит. Правда, Ден?
– О. Да. Будем хранить твой сон. Как самое дорогое, что есть в этом здании, – буквально вытащили молодого человека из дремоты двое мужчин, которые нависли над ним.
Молодой человек открыл глаза, вид его был нервным или, даже лучше сказать, испуганным. Около него стояли здоровенный байкер по кличке Борода и Ден – человек, который говорил с ним через окошко в двери. Ден – человек невысокого роста, но при этом телосложение у него было достаточно коренастое: широкие плечи, большие руки, выпирающая из-под майки грудь. На его голове практически не осталось волос, только виски и затылок закрывали короткие чёрные волоски. Зато на его лице с растительностью было значительно лучше – большие чёрные усы, которые были завиты на кончиках и покрывающая небольшую часть подбородка густая чёрная бородка.
– Твоя нога, – сказал Борода и кивнул в сторону повреждённого колена молодого человека. Он посмотрел на свою коленку, а потом на Бороду.
– Да тут… – начал он говорить, как его перебил Ден.
– Ну-ка, оголите. Будьте так любезны, – сказал Ден, придавая художественной ироничности своим фразам. Молодой человек посмотрел на Дена с Бородой. И нехотя закатал штанину, на сколько это позволяла поза, в которой он находился. – И повязку тоже, – сказал Ден. Молодой человек развязал повязку. Ден присел на корточки и стал осматривать рану. – И кто тут у нас? Вы только посмотрите, какая красотка, – говорил Ден, не выходя из ироничной формы повествования. Его пальцы ощупывали рану. И после одного из нажатий из раны молодого человека просочилась тонкая струйка крови и тут же покатилась вниз по ноге.
– Сии…сука, – не выдержав, зашипел молодой человек, который всячески старался не поддаваться эмоциям.
– Справишься? – сказал Борода, который внимательно наблюдал за всем происходящим.
– Не знаю. Тут сложно делать прогнозы. Попробуем. Ну что, пошли?! – сказал Ден. Молодой человек поднялся.
– Куда?– сказал он.
– Как, куда?! В хирургическое отделение. Оно у нас на втором этаже. Прошу следовать за мной, – говорил Ден всё в той же ироничной манере, которая в общем-то была ему присуща.
«Что он там так долго делает.? Хотя тут всё очевидно. Всё это не что иное, как организация последователей доктора Менгеля. Они просто заманивают случайных людей или каких-то бродяг бедолаг сюда, ставят над ними опыты. Какой же я дурак, как я раньше не догадался. Мне пришьют на коленку нос или ухо. Нет, точно ухо. И заставят подслушивать коленным ухом, о чём там внизу шепчутся карлики», – фантазировал молодой человек.
– Ну что! Скучал?
– О! Да. Так скучал, что аж соскучился, – сказал в ответ молодой человек, вошедшему в комнату Дену. В руках которого были бинты, игла с протянутой толстой нитью и какая-то бутылочка.
– То, что у тебя есть желание к юмору. Говорит о том, что твой организм настроен правильно. Но вот, шутишь ты! Так себе, конечно, – сказал Ден, расставляя различные предметы возле молодого человека.
– Я могу лучше! – сказал молодой человек.
– Я не сомневаюсь, – дверь в комнату открылась снова и в неё вошёл Борода. – Ну, что там? – спросил его Ден.
– Анальгин. И вот, ещё какая-то хрень, – сказал Борода и предал таблетки Дену. Тот стал их разглядывать. А затем он повернулся к молодому человеку.
– Будет больно. А местами и вовсе – не приятно, – сказал он.
– Так, чего мы ждём! – сказал молодой человек. И улыбнулся.
– Вот, может зашить тебе, что-то, кроме раны?! Может, тогда ты перестанешь, так неуклюже шутить, – сказал Ден, который во всю вёл приготовление к оказанию медицинской помощи, кропотливо вставляя в искривлённую иглу толстую нить. – Ну что, приступим. На, выпей это! – сказал Ден и дал молодому человеку несколько круглых белых таблеток и стакан воды.
Молодой человек, взяв таблетки, закинул их в рот и запил водой. Затем Ден взял вату и вымочил её в спирте. Ваткой он протёр иглу и положил её на марлевую тряпку.
– Так. Вытяни ногу.
– В каком это смысле вытяни?
– В том, в котором твоя нога будет лежать ровно, – сказал Ден. Молодой человек выпрямил ногу. Ден тряпкой вытер подтеки крови, которые к тому времени засохли на ноге молодого человекам, образовав вокруг абстрактную картину. – Возьми банку. И капни мне на руки, – сказал Ден, обращаясь за помощью к Бороде. Тот, взяв банку, открутил крышку, капнул несколько капель Дену в подставленные руки. – Всё. Всё. Всё. Хорош, – сказал Ден и стал растирать спирт по рукам. – Так, ну что. Начнём! – сказал Ден и посмотрел сначала на молодого человека, а затем на Бороду. Те синхронно кивнули. Ден подошёл к ноге молодого человека и, выдохнув, стянул пальцами кожу на коленки юноши, так что образовался нахлест, словно это была не кожа, а ткань на джинсах. Игла вошла в кожу молодого человека, при этом был слышен тихий, но заставляющий обратить на себе внимание звук рвущейся кожи. Цык. Игла прошла кожу снова. – Ну как? – сказал Ден Бороде, который всматривался в свежий обрамлённый капельками крови шов на коленке молодого человека. – Ты посмотри на эту идеальную линию, – говорил Ден. Борода вытащил из шкафа бутылку виски и три стакана. И тут же их наполнил.
– Ну что. Господа, отметим!– сказал Борода и протянул бокал Дену. Тот взял его в руки. Следующим на очереди был молодой человек и Брода отдал ему бокал. Он взял его, понюхал виски и поставил его рядом с собой на импровизированную кушетку.
– Посмотри. Он побрезговал нашим виски, – сказал иронично Ден.
– О нет. Это не брезгливость. У меня сейчас ощущения, как будто я на карусели, которая почему-то никак не останавливается. И в такой ситуации пить виски, абсурдно, – сказал молодой человек.
– Не знаю. Я как-то катался на колесе обозрения. И при этом не слабо так накидывался. Сел абсолютно трезвый, а через круг я был уже вдрабадан. Мне было настолько тяжело идти. Что пришлось прокатиться ещё несколько кругов, прежде чем я смог вылезти оттуда, – сказал Ден. Борода посмотрел на него. – А что, вы так никогда не делали, что ли?! Известный факт. Что на высоте приход от бухла совсем другой. Это как секс с женой после пластической реконструкции. Вроде, всё то же самое, только ощущения другие.
– Ты поэтому купил квартиру на двенадцатом этаже? – сказал ему Борода.
– Ага. Да, видимо поэтому, – ответил Ден, и они усмехнулись. Затем ударили стаканами друг об друга и под застывший в их ушах звон Борода и Ден отпили виски.
– Думаю, что нашему гостю не помешает сейчас отдых. Что скажешь, доктор? – сказал Борода.
– Это хорошая идея, – ответил Ден.

Лёд 1.1

Можно ли больше, чем сейчас, что-то любить или ненавидеть. Из того, что когда-то было привычно. Процесс отчуждения долгий и очень медленный. Можно даже его назвать – эволюционным. Конечно, без того, чтобы давать этому явлению моральную оценку. Тогда мне сложно ещё было это признать. Я продолжал бороться за, как мне казалось, то, что можно было назвать моими идеологическими ценностями.
– Джек. Малыш. Где ты? – звал я своего пса охрипшим от холода голосом. Я увидел, как белая гладь внезапно обрывается. Замедлив ход я стал идти медленно неуверенными шагами, а затем и вовсе пополз на четвереньках. Как только я подполз к краю, я стал смотреть вниз. Этот склон проигрывал в масштабах тому, по которому я был вынужден устроить тело-горный спуск. Мне увиделась возможность сэкономить свои силы и я, сев на пятую точку, съехал вниз. Спуск был недолгим и по его завершению предо мной снова разлеглась ледяная равнина, засыпанная снегом.
Пройдя ещё одну вечность по пустотной белой глади, она стала приходить в подъём. Это был не резкий подъём в гору. А медленно тянувшийся по нарастающей угол, который простирался всё дальше и дальше. Склон начал заметно усложняться и мои шаги стали тяжелеть. И я рухнул на снег, чтобы сменить привычный человеку шаг на более удобный для меня тогда, ползучий стиль. Когда я только оказался в этой ледяной ловушке, то я думал, что смерть вот-вот прекратит всё это. Но когда я полз по ледяному склону вверх, не зная сколько мне ещё ползти, идти, бежать, прежде чем я смогу выбраться отсюда, я начал задумываться о том, что здесь теперь моя вотчина. И я ищу выход там, где его попросту нет. Новый мир в замен старого. Я перестал ползти. Перевернулся на спину и просто закрыл глаза. А когда я открыл их снова, то увидел, как высоко забрался.
Перед моим взором лежало белое ровное мерзлое полотно, чьи края срастались где-то вдали с кромешным мраком. Только на этой высоте мне представилась возможность ознакомиться с полным пейзажем, здешних мест. Как будто бы до этого я видел первые эскизы этой картины, незначительный её кусок, а теперь я смотрю на завершённый вариант этой работы. Словно, по замыслу архитектора, в этом безжизненном холодном пространстве были размещены различные геометрические фигуры изо льда. Абсолютно хаотичны в выборе места и размерах. Возможно, чтобы создать некую хаотичную абстракцию, эти фигуры падали с неба как попало, разными краями впивались в ледяную поверхность. Шары, кубы, параллелепипеды, конусы, цилиндры, пирамиды.
– Не уж-то! Эти геометрические тела и вправду упали с неба. Или это следы какой-то цивилизации, которая не нашла ресурсов, чтобы закончить некий грандиозный проект. И всё было заброшено. А может, это всё плод моего воображения. Что-то вроде галлюцинаций на фоне полного обморожения всего организма и в частности мозга, – пытался я подвести некий итог всему этому.
Мой взор продолжал бегло исследовать удивительные и в то же время пугающие местные достопримечательности. И среди них, где-то вдалеке, я увидел снова это чёрное пятно.
– Почему я решил, что оно должно меня оставить. Ведь здесь, в этом ледяном забвении, кроме нас никого, – думал я. Страх к этому пятну по-прежнему сжимал во мне все промёрзлые внутренности. – Может это и есть тот выход, который я здесь ищу?! Но как же страх? Нет, нельзя поддаваться искушению. Я как тот моряк, который сбился с пути и так измучен невыносимостью вечных скитаниях, позабывший кто он и откуда. И тут опьяняющее и сулящее скорый покой пение Сирен, проникающее в твой ослабленный разум, и ты попадаешь в это коварную ловушку, а затем пропадаешь навсегда, – подумал я, смотря на приближающееся чёрное пятно. Продолжая ползти вверх по склону. Преодолев его, я оказался снова на равнине. Поднявшись на ноги, я стал высматривать чёрное нечто, но оно снова исчезло. А через какое-то время оно оказалось настолько близко ко мне, что я даже смог разглядеть его форму. Эта была безликая тень человекоподобного существа.
Когда она начала меня настигать, то я перешёл на бег. И мне удавалось держать от этого преследователя дистанцию. Иногда и я останавливался, прячась за геометрическим телом и отдыхая. И чёрная тень в это время тоже брала паузу. И мы долгое время сохраняли одно и то же расстояние между собой.
– Ну что. Не так и просто меня достать. Я так могу вечность. А ты? – кричал я своему преследователю. Но в ответ я ничего не услышал. Это преследование могло и вправду быть вечным, если бы не очередной излом поверхности. Я упал и стал катиться. Моё вращение остановил ледяной куб. Это был хлёсткий удар спиной об твёрдую ледяную поверхность. Я попробовал встать, но у меня не вышло. В груди всё сжалось так, что я чувствовал, как воздух ходит во мне. – Хмхм, – стал хрипеть я. Невзирая на это, я не оставлял попыток подняться и продолжить свой побег, но ни одна из них не увенчалась успехом. Мои силы стали покидать меня окончательно. На вершине показалась тень. Она замерла, словно не зная, что делать дальше. Мои глаза невольно закрывались. А затем тень медленно стала спускаться. – Что ж, славный был поход. Это конец, – прошептал я. – Давай. Покончим с этим, – крикнул я тени. И она стала с большей скоростью приближаться ко мне. И тут мои глаза закрылись.
«Ту Ру Ту тУру. Мир картонный. Ну а сосули из воды. Ти. Ра. Ту Ру. Тиии. Посмотри на него, ты посмотри», – где-то в темноте своих мыслей слышал я. Глаза мне открывать не хотелось, так как за долгое время мне было комфортно. Не было ощущения боли, не было ощущения холода и моё эмоциональное состояние стало за долгое время уравновешенным. Но всё же любопытство заставило меня разлепить глаза и убедится в том, что я и так уже знал.
– АААА, – закричал я. Открыв глаза, я увидел мухо-жуков, которые лежали на мне и смотрители на меня таким же яростным взглядом, как тогда. Я резким движением оттолкнул их от себя.
– Спокойно. Что ты так завёлся. Эти ребятки тебе согревают, – сказал знакомый уже мне голос. Я повернулся. К нему. И стал смотреть на него. В ожидании какой-нибудь выходки в мою сторону, наподобие той, как со змея-глазами.
На нем была новая рубашка, а поверх неё надета меховая жилетка. Ещё одним атрибутом, который менял его образ, была чёрная большая шляпа. Я уже видел точно такую же шляпу однажды в фильме про Ван Хельсинга. Мой спутник умело прикрывал ей лицо, словно хотел предать интригу своему появлению.
– Какого хрена?– крикнул я. Он одним пальцем поднял внушительные поля шляпы, как какой-нибудь мушкетёр.
– Этот вопрос должен задавать я, – сказал он. Я встал и пошёл подобрать мухо-жуков из которых мой спутник сделал каким-то образом, что-то похожее на манто или полушубок. Надев его, я сел на ледяной куб, который только что служил мне лежанкой.
– Это ты был тем чёрным пятном? – спросил я.
– Как же странно ты устроен. Тебя волнует то, что не имеет абсолютно никого значение. Я думал, что хорошо говорю на твоём языке. И все слова которые я произношу, ты понимаешь буквально. Они для тебя значат то, что значили и раньше. Это большой труд для меня. Говорить твоими словами. А получается, что?! Либо дело в моём произношении. Либо ты вообще не понимаешь, что происходит, – говорил он. А я снова, как в первый раз смотрел на его изуродованный рот. Только теперь раны на нём были свежими. И выглядело это достаточно мерзко. Почему-то после его речи я успокоился. И теперь у меня не было страха от того, что он со мной рядом. Но дружественным его присутствие я не находил для себя. – Тебе понравился прыжок? – спросил с усмешкой он.
– Мы сможем отсюда выйти?
– Хм… Что-то в тебе начинает зарождаться разумное, – сказал он и замолчал. Затем он стал медленно уходить в сторону. Я смотрел за ним внимательно. Он будто бы почувствовал мой взгляд. Повернулся и посмотрел на меня в ответ. А после нескольких шагов скрылся за огромный квадрат, воткнутый в землю. На секунду я испугался, что он мог оставить меня. Но тут же в это переживание врезался его голос. – Зачем тебе отсюда уходить? Посмотри вокруг, это всё твоё. Здесь нет никого больше, – сказал он, сидя на верхушке квадрата, свесив с его края ноги.
– Я хочу найти своего пса. Он где-то там ждёт меня.
– Это твое искреннее желание?
– Да, – крикнул я ему.
– Я уже начал думать, что ты и вправду стал хотя бы что-то понимать, – сказал он. А затем спрыгнул с квадрата вниз, и вышло у него это довольно-таки ловко. – Скажи мне, ты сейчас говоришь в точности то, что думаешь или ты действительно ничего так и не понял? – сказал он и обошёл меня, встав за моей спиной. Я поднялся. И стал задумчиво смотреть в холодное бездушие этого места.
«Мир катонный, а сосули из воды. Посмотри на него. Ты посмотри», – пропел он. Мне хотелось, чтобы он прочёл мои мысли. Тогда бы он понял, что во мне больше нет того сомнения, которое было когда-то. Буквально прожитую вечность назад. Воин обретает бесстрашие, когда понимает, что война и есть его жизнь. Это не смирение, а просветление.
– Так, если ты знаешь, что для меня нет другого выбора. Как идти дальше с тобой. Зачем ты создаешь во мне ощущение некой иллюзии, что выбор всё же есть? – сказал ему я. Он продолжал стоять у меня за спиной.
– А что плохого в иллюзиях? Они помогают понять, как могло бы быть по другому. Они могут стать настоящим или заменить прошлое, – сказал он. Я обернулся, чтобы посмотреть на него, но его там не было. Будто он просто исчез. А буквально через секунду он снова появился.
– Зачем ты это делаешь? – спросил я про его внезапные исчезновения.
– Это делаю не я. На такое способно только время, – сказал он своим обезображенным ртом. К чему уродству я так до конца и не привык.
Я шёл за ним, его шаги были для меня приемлемого темпа, а шуба из муха-жуков делала этот поход для меня более чем комфортным. Проходя мимо очередной ледяной фигуры, мне казалось, что я уже проходил мимо неё. Это было что-то вроде перманентного дежавю. С одинаковым финалом – я перевожу взгляд на спину моего спутника. Ощущение пропадает. А затем всё повторяется.
С чёрного неба стал падать снег. Он был ледяной. Снежинка буквально была покрыта льдом. Он не парил, как бы мягко приземляясь, наоборот, летел быстро. Как мелкие белые кометы, падающие на планету. Моя голова ощущала каждую снежинку. Но удары были не критичны.
– Стой, – сказал он и сделал жест рукой. Это был очередной спуск, который прерывал абсолютно ровную плоскость, переводя её в другую. У меня не было желания ещё раз скатываться с этой ледяной громадины кубарем. И я надеялся, что у моего спутника припасён козырь в рукаве на такие случаи. Он подошёл к тому месту, где начинается перелом и стал смотреть вниз. – Нас ждёт долгое путешествие, – сказал он и поставил на снег свой кожаный портфель. – Тебе нужно одеть муха-жуков наоборот.
– Что это значит? – спросил я.
– Снимай, – сказал он, и я снял муха-жукную шубу. Взяв её, он сказал мне вытянуть мои руки. Я так и сделал. И он одел на меня шубу другой стороной. Как смирительную рубашку. – Если ты поедешь вниз на муха-жуках. То они все отвалятся. А так, они будут защищать тебя от встречного ветра, – сказал он. Я был не против. Он взял свой портфель обратно в руки и сел на землю. А затем стал толкаться одной рукой, а другой держать сумку.
Мой спутник, быстро набирая скорость, покатился вниз. Поднявшись, я посмотрел ему вслед. После нескольких секунд раздумья, я опустился на снег и, проделав за ним все движение, как под копирку, поскользил по ледяной горе за ним вслед.

Духовное искусство. 1.2
«Как можно думать о том, чтобы жить вечно. Если даже на этом небольшом временном отрезке тебе не принадлежит ничего. Даже такая значимая часть жизни как сон. Сон тебе не подвластен. Тогда, что вообще принадлежит тебе. Вот сейчас я открою глаза и что дальше меня за этим ждёт? Ты думаешь, что день твой распланирован, с утра несколько яиц, принять душ, подобрать одежду на сегодня. Может одеть то, что уже надевал вчера. Почему бы и нет. Дальше едешь на работу, и там тебя ждут большие свершения или маленькие проблемы. Разница не большая. Всё ведёт к тому, что это пожирает твое время. И где то в глубине зарождается ненависть, с которой нужно что то делать. И где за этим контроль? Выбор, конечно, есть всегда, только вот, тот ли это выбор, который сделает тебя лучше. Наша микроволновка оснащена технологией «хуйтач», с ней ваша сосиска будет разогрета до небывалых температур. Ну а наши разработчики постарались и придумали пылесос с функцией «блэкхолсакнано» – засосёт целую галактику. Сядь, сконцентрируйся, представь, что ты гепард, который выбирает за какой антилопой из стаи тебе погнаться, выбор должен быть верным, а иначе тебя ждет лишь фрустрация. Ну что выбрал?!» – молодой человек открыл глаза.
Он лежал на кожаном диване с раскладным механизмом. Юноша откинул покрывало в сторону и стал осматривать свою рану. Шов выглядел надёжным из-за прочных ниток, которые использовал Ден. Кожа вокруг раны на колене была синей, как океан на рекламных пасторах в тур агентствах. Он потянулся к коленке пальцами, и легким касанием ощупал рану.
– Ай, – прошипел он. Дверь открылась, в кабинет вошёл Ден, держав руках поднос. А ещё на руке его что-то висело, молодой человек не смог разглядеть.
– Ну что, спящий красавец. Пора вставать. Сказка для тебя подошла к концу, – сказал Ден и поставил поднос на стол. – На вот, примерь. – сказал Ден и кинул в сторону молодого человека штаны. Юноша поймал их рукой. Поднялся с дивана и сразу же стал примерять штаны. – Ну как? – спросил Ден.
– Отлично, – ответил юноша, рассматривая старенькие спортивные штаны, которые к тому же были ему немного велики.
– Ален Делон умер бы от зависти, – сказал Ден, посмотрев на молодого человека. – Вот. Иди, поешь, – сказал Ден, молодой человек подошёл к столу, где стоял поднос. Там была чашка кофе, пара бананов, дольки апельсина, варёные яйца, и нарезка из колбасы и сыра. Молодой человек взял поднос и сел на стул, который стоял возле огромного деревянного стола Бороды. Ден обошёл этот громадный стол и сел за роскошное кожаное кресло напротив парня. Тот стал робко брать еду с подноса. – Ешь. Давай, – сказал Ден и стал вращаться в кресле, с видом, как будто бы он Тони Монтана. Затем он достал портсигар и вытащил оттуда папиросу. Смочив её у себя во рту, он поднёс к ней огонь зажигалки и втянул в себя дым. – Хм. Хм, – прокашлялся он. – На, держи, – сказал Ден, протягивая папиросу юноши.
– Нет, спасибо. Может, потом, – сказал молодой человек, посмотрев на папиросу. В кабинете уже стало пахнуть земленистым едким дымом.
– Ну что, рассказывай? – сказал Ден и затянулся ещё раз. Парень в этот момент положил себе в рот несколько кусочков колбасы и сыра.
– Да, что тут расскажешь?! – ответил он. Его слова прозвучали неразборчиво из-за еды у него во рту.
– Чего тебе хочется? – переформулировал вопрос Ден.
– Да, мне бы жильё какое-нибудь.
– И всё?
– Ну да, – ответил молодой человек, опустил голову к подносу и стал выбирать, что ему съесть ещё. Выбор пал на яйцо. В кабинет вошёл Борода и Ден заёрзал на кресле. Он прошёл к столу и Ден быстро встал с кресла. Тот молча сел. Ден отошёл к стулу, который был рядом с парнем и сел возле него. Юноша уже съел яйца, сыр, колбасу и перешёл на фрукты.
– Опять ты гадость свою тут куришь. Вони от неё, – сказал, морщась, Борода Дену. Ден сделал ещё одну затяжку и, встав со стула, затушил папиросу в пепельнице.
– Ничё она не воняет. Наоборот, какой благородный запах. Запах блаженства и ярких цветов, – сказал воодушевлённо Ден.
– Обманом придать яркость сознаю – это то же самое, что…
– Катится с реальной горы на велотренажёре, – вставил молодой человек и стал жевать апельсин.
– Поясни? – сказал Борода и стал внимательно смотреть на парня.
– Ну, как педали, ты крутишь, а по горе вниз не едешь. Это подмена понятий. Действие мы меняем на полу-действие. И хотим убедить себя и всех остальных, что так и должно было быть изначально.
– Вон она, как! Ты понял? – сказал Борода, с довольным видом обращаясь к Дену.
– Лихо ты завернул, – сказал Ден.
– И много у тебя такого в запасе? – сказал Борода.
– Надеюсь, что хватит до конца времён, – ответил юноша и взял чашку кофе в руку. Сделав глоток, он поставил его обратно на поднос. – А разрешите задать вопрос?
– Вперёд, – сказал Брода и сопроводил свои слова жестом.
– А чем вы тут занимаетесь?
– А сам, как думаешь? – сказал саркастично Ден.
– Не знаю.
– Ну мысли есть?
– Думаю, чем-то… Вроде… Незаконной торговли .
–Ну вот, мы его приютили, а он… Закон – понятие очень сложное. И не всегда моральное. Слыхал про Закон о граждани?не Рейха? – сказал Борода.
– Нет, – растерянно помотал головой молодой человек.
– Так что, дело такое. Ладно, к этому мы вернёмся. Зовут-то тебя как?
– Никак…
– Как?
– Никак.
– Что за имя такое? – сказал, улыбаясь Борода.
– Не знаю. Может европейское.
– Мм… А родители у тебя есть?
– Если честно, я не помню.
– Как так, не помнишь? – удивленно сказал Ден.
– Ладно тебе. Сказал человек, что не помнит. Тебе чего? – сказал решительно Борода. Ден развёл руками и томно вздохнул. – Давай мы будем звать тебя. Ни?
– А что мне нравится, – сказал молодой человек и отпил кофе.
– А скажи мне, Ни. Любишь кино?
– Если честно, мне книги как-то больше нравятся.
– Кино. Книги. Какая разница, и там, и там иллюзия. Либо иллюзия, которая симулирует реальность, либо создает свою, – сказал Борода. – Так вот. Мы тут кино снимаем, и ты сейчас находишься в киностудии, – сказал борода и закурил сигарету. Ни допил кофе и поставил чашку на поднос.
– Можно и мне? – сказал Ни, показывая на сигарету. Борода толкнул пачку сигарет через весь стол к юноше. – А… – начал говорить Ни, и Борода толкнул следом железную зажигалку. Молодой человек вытащил сигарету из пачки и вставил её себе в рот. Плотно зажав зажигалку между большим пальцем и остальными, он резко дёрнул её на себя. Щелчок. И крышка зажигалки открылась сама. Ни переложил её в другую руку и щёлкнул пальцами по камню, и огонь загорелся. – Не сильно-то и похоже это всё на киностудию, – сказал Ни, прикурив.
– Слышь, что говорит? Непохожи мы на киностудию, – сказал Борода, смотря на Дена и кивая в сторону Ни. Борода положил сигарету в пепельницу, открыл шкаф в столе и достал оттуда «пачку» дисков. И положил их ровно посередине стола. – Вот, смотри! – сказал Борода. Ни поднялся и, взяв диски со стола, снова сел на стул. И принялся рассматривать обложки, на которых были порнографические постеры. – Ну, что скажешь? – сказал Борода, выждав некоторое время.
– Название так себе. Как-то они не дают старта для погружения, – ответил Ни.
– Что ты имеешь в виду?
– Вот, к примеру, «Мокрые школьницы». Не говорит буквально ни о чём. Можно подумать, что они просто забыли зонты и промокли под дождём по дороге в школу. Или мальчишки хулиганы на перемене облили их водой.
– А какое название предлагаешь ты?
– «Новые знания» и ниже слоган: «В школьные годы ничто не входит бесследно». Сразу понятно, что девочки жаждут получить новый полезный опыт. И на то, что по-женски они ещё свежи. Определяет, так сказать, узкую специфику вопроса. И объясняет преимущество данного жанра. Ну, или это вот, «Мамаши7». Тут же видится картина, как семь мамаш в семь часов собираются в дворе, чтобы выгулять своих сорванцов. Тут нужно что-то более конкретное, – Ни задумался, при этом не отводя взгляд от Бороды. – «С возрастом все пенисы покорны». Да, то что нужно! И тут пред нами предстаёт мудрёная опытом женщина, она знает, как что и чего. Её не отягощает излишняя застенчивость, а мужик в её руках. Не что иное, как очередная жертва.
– А мне кажется я понял сейчас про какое ты погружение говорил. Вот у меня прямо сейчас отгрузилось немного крови для мини Дена, – сказал Ден. И рукой помял свой пах.
– Что ещё?– сказал Борода, обращаясь к Ни, и посмотрев неодобрительно на Дена.
– Тут нужно смотреть, вникать, пощупать, так сказать, материал.
– Ты смотри. Какой молодец. Уже и пощупать захотел, – сказал Ден.
– Насчёт чего-то там пощупать, у нас с этим строго. Девочки должны чувствовать себя в комфорте. А иначе химия кино, волшебство не происходит. Ну, если это всё обоюдно, то проблем нет, – сказал Борода буквально деловым тоном.
– Так, я имел…
– Это неважно. Правило есть правило. Оно либо для всех, либо всё придёт в анус. Так что, считай инструктаж по технике безопасности на производстве тебе был прочитан.
– Я понял. Значит, никакого харрасмента, – сказал Ни и положил диски перед собой на стол.
– Что ещё за харассмент? – спросил Ден.
– Харассмент – американское слово, обозначающее любое сексуальное домогательство на рабочем месте.
– Это что, и по жопе по-отечески хлопнуть нельзя? – сказал с любопытством Ден.
– Нет. Запрещено. Даже словесные замечания могут считаться домогательством сексуального характера.
– Вот она, американская мечта, прийти к идеальному обществу через тоталитарный подход точечного удара. Тонко. Главное объяснить всем, что это не кнут, это такой пряник, – сказал Борода, придавая своим словам мудрость за счёт протяжной интонации.
– Буржуазная диалектика, – сказал Ни, подытожив размышления Бороды.
– Ладно. Перейдём к нашим делам. Пришёл ты к нам в таком виде не от хорошей жизни. И мы в свою очередь тебя приняли не только по доброте душевной. У меня глаз намётан на людей, которые могут создавать что-то из ничего. Ден? – сказал Борода.
– Это точно, – сказал Ден. – Так что, не думай, что это всё так. Это чёртово проведение, которое нужно распознать и направить во благость. Понимаешь про что я?
– Пока да.
– Оглянись вокруг. Что тут видишь? – сказал Борода. Ни посмотрел вокруг, осмотрел предметы, посмотрел на Бороду и на Дена.
– Не знаю. Лоно церкви святого Петра, – сказал Ни первое, что пришло ему в голову. Борода стал пристально всматриваться в поведение, жесты и мимику молодого человека.
– Про святого не знаю. Но лоно у нас тут найти можно. И не одно. Чет я, не пойму тебе работа нужна ?
– Даже,очень – громко сказал Ни.
–Тогда ты должен присягнуть на верность нашему делу.
– Это как ? – сказал Ни.
– Выпусти наружу свои вибрации.
– Ага,выпускаю – громко сказал Ни.
– Вот это вибрации. Ты почувствовал? – сказал воодушевленно Борода, обращаясь к Дену.
– Да, капитан, – сказал Ден, подхватив сложившийся настрой.
– А ты, парень, чувствуешь?
– Ага. Чувствую.
– Чёрт возьми, и почувствовал. Ты принят, парень, – сказал борода, и с улыбкой встал и протянул руку Ни. Тот тоже стал улыбаться и протянул руку в ответ. – Покажи ему тут всё и посадите его у писарей на втором, – сказал Борода с патерналистским тоном, давая указание Дену.
«Что может быть круче, чем преодолевать за небольшой промежуток времени громадное расстояние. Я словно Либрон, который совершил свой первый полёт к кольцу. Сегодня ты ещё простой пилот военной авиации, таких было много и будет ещё больше. Ну а завтра ты уже первый человек, полетевший в космос и смотрящий на землю с той высоты, с которой её ещё никто не видел. Ты ложишься спать подростком, а на утро тебе командовать войском в историческом сражении. Такая скорость событий может быть только в мире квантов», – Ни шёл в сопровождении Дена по коридору.
– Это у нас «Зал», – сказал Ден и демонстративно открыл дверь. За дверью была пустая комната, довольно-таки просторная. Ремонт был сделан в ней только на половину. – Здесь мы снимаем сцены в обстановки, так сказать, «Зала». Ты не смотри, что ремонтик так себе. Это «натура», мать её. Реализм. Создавали антураж, максимально приближенный к 80-ым. На следующей недели тут будет викторианский стиль. Неделя истории. У нас тут всё по-серьёзному. Как говорится, развлекай и образовывай.
– Ясно, – сказал Ни. Затем они вышли. И пошли дальше по коридору.
– Так, тут у нас что, – сказал Ден и подёргал ручку двери. – Нафиг закрывать? Ну ладно. Пойдём, покажу тебе кухню, – сказал Ден, и они прошли ещё несколько шагов. Ден открыл очередную дверь. На кухонном столе животом вниз лежала голая девушка, позади неё вплотную стоял голый парень атлетического телосложения и повторял однообразные движения вперёд-назад, вперёд-назад. Между его ног в искоряченной позе находился человек с камерой в руках. Там был ещё один человек, который стоял чуть поодаль, а в руках у него были листы. На его седых длинных волосах заметно выделяясь чёрные наушники. – Работаете?– сказал Ден.
– А на что это похоже? – сказал человек, снимая наушники.
– Это наш гений, – сказал Ден, указывая на человека.
– Нам остановится? – спросила запыханным голосом девушка.
– Продолжайте! – крикнул режиссёр. – Ты чего сюда припёрся?
– Да вот, новый писарь. Решили ему тут всё показать.
– Александр, – сказал режиссёр и протянул руку молодому человеку.
– Ни, – сказал он, пожав режиссёру руку.
– Про доставщика пиццы, сантехников, учительниц можешь даже и не думать. Теперь это в индустрии «признак халтуры» и «дурного вкуса». Так что, тут придётся подумать, покреативить. А вообще, если так подумать. Секс есть во всём. Это ещё дедушка Фрейд об этом говорил, – сказал режиссёр под раздававшиеся в комнате звуки шлепков.
– Во всём, кроме самого Фрейда, – сказал Ни. И после секундной паузы режиссёр рассмеялся. Где-то под столом послышался смех оператора. А Ден, не поняв в чём шутка, лишь улыбался.
– Ладно. Не тушуйся. Главное видеть в банальности глубину, скрытую от всех. И тогда будет всё, как в сказке… – сказал режиссёр, подмигнул и хлопнул Ни по плечу. – Так, давай другую позу. В этой всё отработали, – скомандовал он, и голый парень наконец остановился.
– Давай, пошли, не будем им мешать, – сказал Ден молодому человеку. Ни был в небольшом смятение и не сразу понял, что хочет от него Ден. – Чего встал, пошли говорю, – сказал Ден, и они вышли обратно в коридор. В конце коридора была лестница, бетонная, монолитная. Такую можно встретить в любом подъезде любого дома. Ни, поднимаясь по ней, увидел, как она стала словно размываться, и сквозь неё Ни увидел белый песок на каком-то пляже. Он остановился, стал присматриваться и песчаный пляж сразу исчез. – Идём, – сказал Ден. Ни стал подниматься по лестнице вслед за ним.
– Странная у вас лестница, – Сказал Ни.
– Нормальная. Главное прочная, – сказал Ден. Они поднялись на второй этаж. Ден открыл старую обшарпанную дверь с кожаной обтяжкой красного цвета. – Ну что, пидарки. Не надоело вам гомосячить друг друга?! – сказал Ден в шутливой форме двум парням, сидевшим по разным углам комнатёнки. Они сидели, уткнувшись в мониторы своих компьютеров.
– А ты, наверное, мечтаешь хотя бы разок присоединится. Но мамка не разрешает, – сказал парень, одетый как панк. Все, кроме Дена, стали смеётся. Ни рассматривал обоих парней, он был уверен, что встречал их. Но при каких обстоятельствах, вспомнить ему не удавалось. Панк тоже всматривался в лицо Ни.
– Что это вы пялитесь так друг на друга? Точно гомики, – сказал, не понимая, почему они смотрят так.
– Ты же тот тип. В палатке на вокзале. Нирвану я у тебя купил… – сказал панк.
– Да, я помню. – «Забудешь такую вонь», – подумал он. – И вас я помню, – сказал молодой человек, обращаясь к другому парню. – Вы мне дали несколько «болванок» с академическими композиторами.
– Хм. Это я его к тебе послал, – сказал панк. – У вас их всё же купили?
– Можно и так сказать, – ответил Ни.
–Какие диски, болванки? Что вы тут несёте?
– Давай, Сева. Тащи комп. У вас новый коллега. В вашем задротском мирке прибыло, – сказал иронично Ден.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/vladimir-malinovskiy-32655214/kovcheg-69467032/chitat-onlayn/?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.