Главная страница | Мистика | Свет – Тьма. Вечная сага. Книга 1

Свет – Тьма. Вечная сага. Книга 1
Елена С. Равинг
За пределами земного мира существуют сверхъестественные Силы, способные менять реальность, создавать другие миры и управлять судьбами людей, словно игрушками. В этом приходится убедиться двадцатилетней студентке Елизавете Сем?новой, которая пытается жить обычной жизнью, но оказывается втянутой в вечное противоборство. Только правда ли это или вымысел е? больного воображения?
Погружаясь во тьму и хаос, теряя друзей, родителей, любимых и всё, что было когда-то дорого, как не потерять себя и сохранить свет в душе? И способна ли любовь изменить тысячелетиями проложенные пути?

Елена С. Равинг
Свет – Тьма. Вечная сага. Книга 1
«Граница между светом и тенью – ты».
Станислав Ежи Лец

Свет
«Нет в мире ничего, даже травки, над которой не господствовал бы дух».
Каббала.

Глава 1. Испуганная девочка
Жарко…
Очень жарко и темно…
Глаза режет тьма…
От земли идёт пар, не давая вздохнуть…
Что-то надвигается. Чёрное облако – большое и страшное… Оно уже совсем близко… Совсем рядом…
Блестят молнии, льётся кровь… Его кровь…
И огонь…
Огромный, живой огонь. Его языки тянутся вперёд – это когтистые, длинные лапы. Он смотрит, он завораживает, он зовёт…
У него человеческие глаза…
Его глаза…
Бездонные…
Трудно дышать…
Не хватает воздуха, я задыхаюсь…
Воздуха!..
– Аааай!
***
Я отстегнула поводок, и пёс весело побежал вдоль реки, за несколько секунд превратившись в крошечную точку на горизонте. Маленькое, мохнатое существо – этакий пушистый комочек с белой шерстью и вздорным нравом – он только и ждал повода вырваться на волю, что в городской черте ему не было позволено. Что ж, пусть побегает. Через час всё равно прибежит сам, так что у меня появилось время побродить, подышать утренним, свежим воздухом и подумать.
В шесть утра воздух был действительно свежий, по-весеннему прохладный и чуть влажный, хотя уже наполнялся ароматами раннего лета. И неважно, что возвышавшийся рядом завод периодически выпускал газовое облако, накрывая центральный район и превращая его в большой, парящий котёл. Всё равно здесь было спокойно, свежо…
И красиво!
Мне нравилось гулять по утрам. В ранние часы город окрашивался совсем другими красками, люди только просыпались, а возле реки и вовсе не было ни души, так что никто не мешал нашему уединению. Со Снежком мы спускались к воде, и, пока он бегал, я не спеша прогуливалась, рассматривая небольшой кусочек природы, сохранившийся посреди стекла и бетона. Извилистой, голубой змеёй река проползала через городскую застройку. Скалистые выступы плоских гор ограждали её с одной стороны, серые плиты набережной, покрытые небольшими островками зелени – с другой, а дальше река устремлялась к горизонту, свободная от урбанистических оков. Погружаясь в какое-то медитативное состояние, я часами могла разглядывать подёрнутую лёгкой рябью поверхность её неспешно текущих вод, любовавшиеся на своё отражение тёмные скалы и разбросанную под ногами разноцветную гальку.
Здесь я чувствовала себя по-настоящему спокойно, ведь в последнее время мне всё чаще приходилось так бродить. Вернее, я вообще не ложилась. Но в отличие от изредка попадавшихся прохожих, которые спешили по своим ранним делам, я всю ночь проводила в комнате, опасаясь выключить свет. Как только я закрывала глаза, сознанием овладевал жуткий сон, который, словно навязчивая идея, повторялся из раза в раз и не оставлял в покое уже почти полгода. Каждую ночь мне снился огромный, живой огонь. Он преследовал и пугал, и я никак не могла понять – почему. От его взгляда бросало в дрожь, от его жара перехватывало дыхание… Ощущения были такие реальные, будто я заживо горела во сне!
Раньше мне редко снились плохие сны, а теперь они стекались в голову, словно на заводе по производству кошмаров сорвало какой-то вентиль. Спать приходилось днём после учёбы или вообще на парах – тогда было немного спокойнее. Или же я просто ничего не помнила, поскольку буквально отключалась от усталости, нервов и бесконечного недосыпания.
Естественно, учиться я стала плохо. Появилась невнимательность, ухудшилась память, голова перестала соображать, и даже элементарные задачи стали даваться мне с большим трудом. Последнюю сессию я еле вытянула, едва не скатившись на тройки, хотя раньше получить даже четверку для меня было неприемлемо. Пришлось смириться и, ссылаясь на банальную бессонницу, раз за разом выслушивать разочарованные вздохи преподавателей, ведь им я не могла объяснить настоящие причины своей плохой успеваемости. Считая себя просвещёнными в вопросах медицины, они наперебой советовали попить различные успокоительные средства. Только мне ничего не помогало…
Не помогало даже оставаться вместе с Ваней – моим парнем. Он искренне верил, что я мирно засыпала, когда он проваливался в сон, однако его присутствие, собственно, ни на что не влияло и плохие сны не отпугивало. И всё же, подскакивая от очередного кошмара, приятно было осознавать, что рядом находился человек, который мог защитить от всех монстров и демонов, пусть даже и приснившихся. Так что с ним я хотя бы не испытывала такого страха, как в одиночестве…
Ну, не совсем в одиночестве.
Я жила с отцом. Только его я старалась не беспокоить своими проблемами. Во-первых, папе их и так хватало, а во-вторых, он ни о чём не знал по одной очень серьёзной и неприятной причине, которая давно лежала крестом на нашей семье – мою маму забрали в психиатрическую клинику из-за подобных кошмаров…
Отец рассказывал, что всё началось, когда она забеременела. Сначала маму мучили непонятные страхи, она стала нервной, плохо спала и вскакивала по ночам с громкими криками.
Прямо как я сейчас…
Некоторое время она лежала на сохранении, поскольку из-за постоянного стресса у неё чуть не случился выкидыш на довольно большом сроке. Однако врачи говорили, что таково влияние нестабильного гормонального фона и что всё пройдёт, когда её организм придёт в норму. Беременность удалось сохранить, я родилась в срок – двадцать девятого февраля. Нечего сказать, отличная дата! Мой возраст приходилось отсчитывать четырёхгодовыми циклами и постоянно переносить день рождения на день назад, ведь в свидетельстве мне поставили двадцать восьмое число.
После родов мамины волнения на некоторое время прекратились, и всё моё детство мы жили как нормальная, благополучная семья. Я ни о чём не подозревала, пока её болезнь не вернулась. Меня, конечно же, пытались оградить от этого всеми силами: ничего не рассказывали, уводили в другие комнаты, отправляли погулять или вообще увозили к бабушке. Но иногда я слышала, как мама кричала и рыдала, только была слишком маленькой, чтобы что-то понять. Потом она долго лечилась, принимала таблетки и, в конце концов, её положили в больницу. Она не была буйной, особенно под действием препаратов, поэтому её не изолировали, а на периоды улучшения отпускали домой.
Со временем я привыкла к такой жизни. Во многом благодаря отцу, который находился рядом даже в самые страшные моменты. Он всегда старался нас поддержать, уладить конфликты и внушить, что всё будет хорошо и вскоре совершенно наладится. Он никогда не допускал даже мысли развестись с женой… Хотя, может, и допускал, но ни на секунду не давал нам этого понять. Иногда мне казалось, что другой на его месте послал бы всё к чёрту и уехал куда подальше, но только не папа. Наверное, он до сих пор очень сильно любил маму, раз оставался с ней, несмотря на больничные стены и её расстройства психики. А ещё от папы всегда веяло уверенностью, словно он знал, что вот-вот учёные придумают препарат, который раз и навсегда избавит человечество от душевных недугов. Но психика – вещь тонкая, таблетками неизлечимая и операциям неподдающаяся. А иногда психически больные люди оказывались даже более нормальными, чем мы – считавшие себя абсолютно здоровыми. Ведь никто до сих пор не знал, где проходила грань между нормой и отклонением от неё…
Но в какой-то степени папа оказался прав – лечение помогло. У мамы больше не случалось истерик и приступов страха. Она устроилась на работу в магазин, что было очень кстати, поскольку папиной зарплаты едва хватало на дорогостоящие лекарства и оплату её пребывания в клинике. Да ещё я – школьница-студентка – висела на шее. За этот благодатный период я смогла нормально окончить школу, поступить в университет и даже найти кое-какую подработку. В деньгах мы больше не нуждались, но в жизни могло случиться всякое, поэтому я старалась перестраховаться.
А потом я встретила Ваню.
Мы познакомились совершенно случайно, словно нас столкнула судьба в прямом смысле слова. Был погожий день середины мая, и я просто шла по улице. Куда – давно стёрлось из памяти. Помню, что засмотрелась на малыша с огромным мячом. В этот момент солнечный свет отразился от лужи, ещё не высохшей после ночного дождя, и ослепил меня. Ничего не видя перед собой, я по инерции продолжала двигаться вперёд и буквально налетела на Ваню, ударившись о него всей поверхностью тела. Ему было очень смешно, а я засмеялась только тогда, когда смогла разглядеть здоровенного парня сквозь солнечные блики, таявшие на сетчатке глаз. Он оказался высоким, симпатичным блондином атлетического телосложения с невероятно красивыми глазами кристального цвета. И, будто добрый молодец из славянских преданий, был одет во всё белое (только косоворотки не хватало), поэтому на фоне светлого неба я его не заметила. Мы разговорились. Вместе нам было хорошо и весело, и это случайное столкновение переросло в сильные чувства.
Поначалу я боялась рассказывать о своей семье. Боялась, что Ваня не захочет иметь дело с психически больными людьми и бросит меня, узнав о сумасшедшей матери. Но однажды всё-таки решилась. И испытала огромное облегчение, когда он не выразил ни отвращения, ни страха, ни опаски, а наоборот – сочувствие и готовность помочь. Больше не нужно было ничего скрывать, и между нами рухнула ещё одна преграда…
Вот только спокойное время длилось не так долго, как хотелось бы. Недавно у мамы снова произошёл срыв, и я впервые осознано увидела её безумие. Она металась по квартире, словно зверь, загнанный в клетку, что-то невнятно бормотала, иногда кричала, бросалась ко мне и хватала за руки. Даже хотела отцу лицо расцарапать, когда тот попытался её успокоить. Наверное, я никогда не смогу забыть её глаза – они были огромные, зловеще блестели, и в них таилось столько боли, ненависти и ужаса, что хватило бы на тысячу людей. Это были нечеловеческие глаза, будто в маму вселился бес. В памяти сразу всплыли все её истерики, когда меня, маленькую, уводили подальше, стараясь оградить детскую психику от потрясений. Теперь я выросла, меня больше никто не уводил, и мне было безумно страшно…
В тот момент всё изменилось и стало гораздо хуже.
Периодически я ездила к ней в больницу, и каждый раз моё сердце сжималось от жалости. Мама была красивой, молодой женщиной, а теперь её пичкали какой-то дрянью, от которой она старела и увядала на глазах. Из-за сильнодействующих лекарств она почти не реагировала на происходящее вокруг и редко разговаривала. Если же их отменяли, у неё начиналась новая истерика. Во время предыдущих приступов она не теряла связи с реальностью, а теперь полностью замкнулась, ушла в себя и даже меня с отцом не всегда узнавала. Анатолий Сергеевич Лазаревский – её лечащий врач – только успокаивал нас. Он говорил, что кризис миновал, что мамино состояние стабилизировалось и что вскоре её отпустят домой. Но почему-то никак не выписывал, а только обещал, обещал и обещал… Конечно, плохо было так думать, но, наверное, этот момент уже никогда не настанет…
Как-то, набравшись смелости, я поговорила с доктором Лазаревским и о своих кошмарах. После очередной маминой истерики я не могла отделаться от мысли, что у меня начиналось то же самое, и что рано или поздно это приведёт меня в больничные стены. Вдруг мои плохие сны были признаком развивавшегося наследственного заболевания – онейроидного синдрома, например? Вдруг вскоре я начну сходить с ума, как и она?
Анатолий Сергеевич странно на меня посмотрел. Однако после недолгих расспросов сказал, что мои кошмары могут быть следствием перенесённого стресса и что волноваться пока не о чем. Выписал лёгкое успокоительное, но в блокноте всё-таки что-то записал…
Я твёрдо решила больше не заикаться в его присутствии о своих снах. Во-первых, мне не хотелось угодить в психушку, а во-вторых, характеры у нас с мамой были совершенно разные. Мягкая, ранимая, подверженная чужому влиянию и верующая во всё подряд, она, может, и могла повредиться рассудком, но со мной такого не должно было произойти. С детства я наблюдала эту картину, с детства знала, как она протекает и к чему приводит, поэтому, можно сказать, что я была подготовлена.
Даже внешне я ничем не напоминала маму. Роскошные, слегка вьющиеся каштановые локоны и огромные серо-голубые глаза она оставила себе. Мне же достались папины жидкие прядки соломенного цвета, которые едва отрастали до лопаток (но в этом редком случае больше напоминали крысиные хвостики, нежели здоровые волосы), из-за чего приходилось часто стричься и носить длину максимум по плечи. С глазами дело обстояло немного интереснее. Мама рассказывала, что, когда я родилась, они имели насыщенный синий цвет. Однако потом поблекли, потемнели и теперь являлись абсолютной копией папиных скучно-карих глаз. Хорошо, что хоть фигурой не пошла в отца. Оказаться почти двухметровой, плотно сбитой девицей мне совсем не улыбалось, и я радовалась, что остановилась в росте на средних метр шестьдесят пять и имела такое же среднее, даже немного худощавое телосложение. Для посторонних людей я была самой обычной, заурядной личностью, которую часто даже не замечали. Но только для тех, кто не знал, что происходило в нашей маленькой, но странной семье…
– Снежок, иди ко мне! – позвала я собаку, выплыв из облака мрачных раздумий.
Уставший носиться и пугать голубей пёс медленно подошёл, не торопясь сел и высунул длинный, розовый язык. Он возвращался только тогда, когда хотел сам – звать его, а уж тем более ловить, было бесполезным и очень хлопотным занятием. Снежок играл, подманивая к себе, а потом удирал со всех ног; подходил ближе, демонстрируя покорность, но в любую секунду был готов сорваться с места. Поэтому мы уходили подальше от людей, и пёс бегал, пока не уставал и сам не начинал проситься домой. И всё же в таких долгих выгулах, кроме всех плюсов здорового образа жизни, присутствовал один жирный минус – пока я ждала возвращения Снежка, в голову лезли разные мысли, наполняя её до предела.
Вот и теперь от хорошего настроения не осталось и следа. А на что я, собственно, надеялась? На лёгкую, увеселительную прогулку, полную радостных и приятных впечатлений? После сегодняшней ночи, да и после всех последних ночей, это было просто нереально…
Наконец, собака позволила пристегнуть поводок, и мы пошли наверх в уже просыпавшийся город. Казалось, из-за тяжёлого сердца шагать по ступеням тоже стало тяжелее: ноги не слушались, каждый шаг давался ценой неимоверных усилий, а лестница в шесть пролётов превратилась в бесконечную, словно мы поднимались не из оврага, а из огромной пропасти, куда меня затянули воспоминания. Такой же бесконечной показалась и дорога от реки до дома, хотя нужно было пройти всего пару высоток. Наша улица пролегала параллельно набережной, но возле воды я гуляла только утром с собакой. Днём находились другие, более важные дела, а вечером я, как правило, так уставала, что о прогулках даже не задумывалась. Естественно, зимой на набережной я вообще не появлялась, ограничиваясь пятью-десятью минутами выгула собаки во дворе. Именно поэтому я не понимала завистливых возгласов многих людей, когда те узнавали о моём месте жительства. Я бы с удовольствием переехала в самый густонаселенный район, отдала бы случайное соседство с природой за нормальный человеческий сон, которого была лишена, в отличие от остальных…
«Так, хватит об этом думать!» – прервала я себя, остановившись возле входной двери.
Пытаясь справиться с нервами, я несколько раз глубоко вдохнула и лишь после этого открыла замок. Как назло, петли предательски скрипнули в самый неподходящий момент, отчего по телу пробежала волна противных мурашек, смешанная с волнением и досадой, что я могла разбудить отца. Но оказалось, что он уже встал, поскольку из дальней комнаты доносилось характерное ворчание. Папа всегда начинал бубнить, когда ему что-то не нравилось, а возможности увильнуть от обязанностей не было.
Однако сегодня действительно имелся повод поворчать – начальник срочно вызвал его на работу.
– Доброе утро, пап! – крикнула я и с грохотом задвинула шпингалет.
Больше не было необходимости вести себя тихо.
– А? Доброе утро, Лиза!
Папа выглянул из комнаты, и его вид заставил меня улыбнуться. Небритое лицо, взъерошенные русые волосы, сонные глаза – всё говорило о том, что папа только встал с кровати и даже зубы ещё, наверное, не почистил. Неуклюжими движениями, смахивая на подвыпившего человека, он пытался натянуть футболку, явно запутавшись в её рукавах. И стало понятно, что ворчал он не только из-за необходимости работать в законный выходной, но и из-за не желавших слушаться вещей.
– Не занимай ванную долго, я ещё не умылся, – жалобно попросил он, наконец, справившись с рукавами.
– Ладно, только собаку помою, – пообещала я, скидывая ветровку.
Я завела Снежка в уборную.
Как обычно, пёс начал кочевряжиться и обиженно отводить глаза в сторону, а я, словно надзиратель, стояла и ждала, когда он соизволит запрыгнуть под кран. Прошло минуты две, но пёс по-прежнему не сдвинулся с места.
– Прыгай! – приказала я, наконец, потеряв терпение.
Снежок заскулил. Потом, сделав откровенно недовольную морду, неуклюже перевалился через чугунный край и дал помыть себе лапы. Напился проточной воды и уже абсолютно счастливый убежал в зал. Полотенце, которое я постелила, чтобы высушить его после водных процедур, пёс начисто проигнорировал, просто перемахнув через него. Пришлось вытирать стены и пол в коридоре до самой комнаты, а дальше начинался ковёр, благополучно впитавший в себя остатки влаги.
Закончив мини-уборку, я пошла на кухню. Пока папа умывался и брился, что-то тихо напевая себе под нос, я налила нам кофе и решила поджарить яичницу. Мне есть не хотелось, но, поскольку я всё равно встала, подумала побаловать отца завтраком. Я покрошила на сковороду немного ветчины, разбила яйца, посолила и накрыла блюдо крышкой. Вот так, без лишних изысков.
Ожидая, когда яичница приготовится, я отвернулась к окну и устремила задумчивый взгляд на старенький, потрёпанный двор, в котором уже начинала зарождаться жизнь. Дворники подметали дорожки и собирали мусор, родители тащили сонных детей в детский сад выходного дня, а те шли послушно, словно овечки за пастырем. И только один ребёнок громко ревел, выкрикивая столь любимое детьми «Не хочу!». Мне было плохо видно этого малыша – мешало раскинувшееся под окнами дерево с пышной, зелёной кроной. Его ветви слегка покачивались от утреннего бриза и словно шептали, вторя звуку шипящего на сковороде масла…
К реальности меня вернул запах подгоравших яиц.
– Чёрт! – тихо ругнулась я и поспешила убрать сковороду с плиты.
Но второпях схватилась за рукоять чуть дальше, чем следовало. Наткнувшись на раскалённый металл, рука рефлекторно отдёрнулась, сковорода стукнулась о конфорку, и капли масла полетели в разные стороны, попав, в том числе, мне на кожу.
– Блиииин!
Да, сегодня был явно не мой день.
Хорошо хоть яйца по всей кухне не раскидала!
Уже более аккуратно и сосредоточенно я отодвинула сковороду, протёрла плиту от брызг и с досадой глянула на пылавшие пальцы. Ничего серьёзного – просто покраснение. Наверное, на раздражённой коже даже волдыри не появятся, но под холодную воду я их всё-таки засунула. На всякий случай.
Когда папа вышел из уборной, я уже ликвидировала все свои ляпы и сидела за столом, прихлёбывая растворимый кофе. Вид у отца был посвежевший, взгляд прояснился и стал более осмысленным. И в целом он превратился во вполне нормального человека, а жалкое и невыспавшееся существо осталось где-то в ванной. Войдя в кухню, папа втянул носом воздух, как это обычно делал Снежок, и чуть улыбнулся.
– Пахнет вкусно, – произнёс он с ноткой радости в голосе.
«Только с ноткой…» – подумала я, тяжело вздохнув.
Наверное, уже никто и ничто не вернёт радость в этот дом. Простую бытовую радость от румяной яичницы по утрам, от горячего кофе и от заботы друг о друге. Мы словно были искалечены. Вроде вели обычную жизнь, вроде пытались общаться, но радость исчезла, поскольку мы знали – нам никогда не стать нормальными…
– Немного подгорела, – извинилась я и полезла за тарелкой. – Садись завтракать.
– Спасибо, дочка…
Папа неуклюже рухнул на стул и отхлебнул очень горячий и очень крепкий кофе, одним глотком осушив полкружки.
– Ты так рак пищевода заработаешь, – в который раз поразилась я.
– Не заработаю, я уже привык.
– Ну-ну…
– А ты что? Завтракать не будешь? – спросил он, вилкой подцепляя спёкшийся желток.
– Нет, я уже поела, – соврала я. – И прости, желтки не получились.
Папа любил классическую глазунью. Давал желтку растечься, а потом макал в него хлеб и с блаженным причмокиванием отправлял пропитанный кусок в рот. В его действиях не было ничего отвратительного – обычный процесс поглощения пищи. Только сама я желток ненавидела и потому, когда представляла его вкус, ощущала подступавшую к горлу тошноту.
Хорошо, что сегодня всё вышло плохо!
– Ничего страшного, – заверил он меня, а затем спросил: – А ты зачем так рано подскочила?.. Опять.
И вторым глотком допил кофе.
Я встала и налила ему ещё, а вместо ответа просто пожала плечами – мол, привыкла. Не хотелось ни родительских нотаций, ни расспросов, тем более что папа не знал о моих бессонных ночах. Наверное, он до сих пор думал, что я «Жаворонок» от природы.
– Спасибо… Хороший кофе, – то ли всерьёз, то ли с сарказмом произнёс он.
– Обычная гадость, – кисло отозвалась я, занимая своё место. – Разве может быть кофе из банки хорошим?
– Ну, да, – покачал он головой. – А Иван сегодня приедет?
– Он приедет к десяти. Мы собирались съездить к маме, я же говорила… – я виновато потупила взгляд.
Мы старались не обсуждать её здоровье (всё-таки это была не очень приятная для нас тема), но забывать – никогда не забывали. Вот и теперь папа сразу помрачнел. Мысли о маме тяготили его не меньше, чем меня. А может, даже больше, ведь на его плечах лежал груз ответственности не только за больную жену, но и за дочь, хоть и совершеннолетнюю. Сохранять спокойствие так долго, как это делал он, далеко не каждому было под силу.
– Чёртова работа… – ругнулся папа, но быстро взял себя в руки и снова стал невозмутимым. – Извинись за меня перед Варей, ладно? Я обязательно к ней приеду… В другой раз.
– Конечно, пап. Желание начальства – закон!
– Ну, да, – повторил он свою любимую фразу. – Скажи, что я её люблю и… Да ты сама всё знаешь.
– Знаю, – улыбнулась я. – Обязательно скажу, не переживай.
Он расслабился. Посидел минуту молча, пережёвывая хлеб более тщательно, чем того требовала его консистенция, а потом вдруг произнёс:
– Хорошо, что вы дружите.
– С Ваней? – я на секунду замешкалась.
– Да, с Ваней… Он неплохой парень.
– Неплохой… – согласилась я, не понимая, к чему такая перемена темы.
Или он сегодня менял их слишком резко, или я была невнимательной. Но, окинув отца внимательным взглядом, заметила, что он немного нервничал: ёрзал на стуле, испытывал явную неловкость и словно хотел что-то сказать.
– Ты ведь его давно знаешь, – добавила я после секундной паузы.
– Да… Именно это меня и беспокоит, – неожиданно выдал он, виновато или же сконфужено глянув исподлобья, что удивило не меньше.
– Почему? – задала я самый распространённый вопрос, поскольку действительно нуждалась в разъяснениях.
После бессонной ночи я и так плохо соображала, а тут ещё отец решил говорить загадками, и это меня напрягло. Я тоже заёрзала на стуле, словно в него был вбит гвоздь, царапавший пятую точку. Ну, или можно было найти ещё кучу подобных, нелицеприятных сравнений. А в общем и целом – мне стало неуютно под его взглядом, словно папина неловкость передалась и мне.
Наверное, он испытывал дискомфорт от разговоров, которые с девочками обычно ведут матери. Не его это была роль. Как бы отец ни старался, мама уже успела внести свою лепту, пока находилась в здравом или почти здравом рассудке. О наших с ней беседах я никогда ему не рассказывала – это было личное. Тем более многое из того, что мама внушала мне, я списывала на её душевное расстройство, не придавая большого значения и, конечно же, редко когда прислушиваясь. Что и говорить, мне сильно «Повезло» в жизни вдумываться и разбираться самой, где была правда, а где – очередной бред её помутившегося сознания. И, возможно, именно эта привычка теперь заставляла копаться в любом, даже самом незначительном событии, выискивая везде подвох.
Вот и сейчас отец решил обсудить наши с Ваней отношения, а я сразу напряглась и приготовилась обороняться.
– Вы давно встречаетесь и много времени проводите вместе… – продолжил он всё так же виновато. – Мне кажется, что слишком много…
– В каком смысле? – нахмурилась я.
– Ну… Ты мало видишься с подругами, никуда не ходишь. Вечерами сидишь дома… – более уверенно пояснил он, заметив, что я облегчённо выдохнула и расслабилась.
Это были совсем не те беседы, которые в последнее время вела со мной мама. Их можно было вытерпеть.
– Какая бы ни была любовь, надо знать меру.
– А разве вы с мамой не проводили все вечера вместе? – усмехнулась я, окончательно раскрепостившись.
– Да… Но мы ходили и в театры, и в кино. Я с друзьями встречался, а Варя…
– Она сидела дома, – поправила я отца, который вдруг залился краской. – Я же знаю, пап. Мама мало с кем общалась.
– Ты права, – пришлось ему признать.
– Ты боишься, что я похожа на неё? Что я нелюдима, сижу в четырёх стенах и потихоньку схожу с ума, как и она?..
Он не ответил. Только сдавленно кивнул, уставившись на тёмную жидкость в кружке.
– Пап, – уже ласково, стараясь придать голосу необходимую нам обоим уверенность, произнесла я. – Я не мама и не повторю её судьбу. У меня совсем другая жизнь. У меня есть и друзья, и знакомые… Просто сейчас каникулы, и большинство моих подруг разъехались, ты же знаешь. А Дарина…
– Вы были очень дружны, – понимающе кивнул он.
– Мы были лучшими подругами, – печально напомнила я.
– Да, жаль её… Бедная девочка…
– Но ничего уже не исправишь.
– И всё же… Найди себе новых друзей или попробуй сблизиться со знакомыми. На Ване свет клином не сошёлся, ведь вам не по семьдесят лет… Я не к тому, что Ваня плохой. Я рад, что у вас хорошие отношения. Но ты – молодая девушка, студентка. Общайся и развлекайся, пока можешь!
Я недоумённо уставилась на отца.
Его речь абсолютно не походила на то, о чём обычно беседовали отцы с подрастающими детьми. И уж тем более не походила на мои разговоры с мамой. Точнее, походила, но самую малость – в ином ракурсе. Вместо того чтобы заставлять учиться, он буквально отправлял меня во все тяжкие, а это было неправильно и потому настораживало, словно в папиных словах содержался какой-то тщательно завуалированный смысл.
Он не просто беспокоился о моих друзьях – какое ему было до них дело? Ни при чём был и Ваня, и даже моё предполагаемое сумасшествие в будущем. Отец ведь не знал, что это уже началось, и потому пока я оставалась для него совершенно нормальной. Его беспокойство было связано с чем-то другим – я видела это по глазам, которые папа вдруг стал отводить в сторону, избегая моего взгляда. Что-то он не сказал вслух и не скажет никогда.
Просто не сможет…
Я мотнула головой, пытаясь вытряхнуть из неё всякую чушь.
– Вот и славно, – произнёс отец, приняв этот жест за согласие, и залпом допил вторую кружку кофе. – Ну, мне пора.
Немного повеселев, он поднялся из-за стола и пошёл в прихожую, куда заранее отнёс рабочий портфель. Я последовала за ним.
– Ещё раз извини, что не смогу поехать с вами, – произнёс он, накидывая пиджак.
– Всё нормально, я понимаю… И она поймёт, – отозвалась я, стараясь его поддержать. – Пока, пап.
– Угу… Пока, дочка, – он чмокнул меня в лоб и вышел из квартиры.
Снова с грохотом закрылся шпингалет.
Пару минут я стояла в прихожей, почему-то не убирая руку с входной двери и ощупывая старую, потрёпанную клеёнку, которой та была обита, наверное, с советских времён. В голове крутились тревожные мысли, но мне никак не удавалось ухватить за хвост хотя бы одну из них, чтобы додумать до конца.
А потом я плюнула на всё и пошла в комнату.
Какого чёрта я старалась найти скрытый смысл там, где его не было? Папа не сказал ничего особенного, так зачем я себе накручивала? Он просто беспокоился обо мне, как любой нормальный отец беспокоился бы на его месте. Пора было заканчивать с разыгравшимся параноидным синдромом, иначе папа окажется прав – я повторю мамину судьбу, и в этом буду виновата только я и моя бредовая дотошность…
Я со злостью плюхнулась на диван и включила телевизор. В принципе, меня мало интересовало, какой канал транслировали и что по нему показывали – я просто хотела немного отвлечься и занять голову, чтобы в неё не лезла всякая ерунда. Звук я убавила до минимума и приняла горизонтальное положение, воспользовавшись подлокотником вместо подушки. Ваня приедет ещё нескоро, и, может, мне удастся немного поспать. Глаза-то закрывались со вчерашнего вечера, только на спокойный сон я давно перестала надеяться…

Глава 2. Ваня
Я подскочила, совершенно не понимая, где находилась и что меня напугало. Сердце стучало так громко, что я его слышала. Каждый удар отзывался в голове звоном колокола, заглушая все остальные звуки и не давая сосредоточиться на реальности. В ушах противно гудело, а лицо горело от жара…
Что это было?
Что произошло?
Опять кошмар?
Готова была поклясться, что слышала гром и видела блеск молний посреди бушующего неба.
Или нет?..
Я быстро огляделась. А спустя пару секунд сообразила, что ничего особенного не случилось: я находилась в своей квартире, сидела на своём диване, а за окном уже почти наступил день. Ещё секунда ушла на то, чтобы выудить из глубин сонного мозга события, произошедшие утром: как я проводила отца, прилегла, чтобы немного отдохнуть, и опустила голову на подлокотник, ругая себя за идиотские подозрения.
А дальше была темнота…
Я взглянула на часы, они показывали десять утра.
Почти два часа мёртвого сна – большое достижение по сравнению с последними ночами, но всё же недостаточное, чтобы нормально выспаться. Мне бы ещё пару часиков…
Или хотя бы минут тридцать…
Снежок, смешно ворча и особо не торопясь, выполз из-за дивана, едва не застряв между ним и стенкой. Потянулся, поскрёб передними лапами и затрусил ко входу, виляя хвостом. Обычно он выбегал в коридор, чтобы встретить гостей у порога, а значит, кто-то звонил в дверь. И, скорее всего, это был Ваня.
Уже спокойно я поднялась, потёрла глаза спросонья и побрела в прихожую так быстро, как могла, шатаясь, словно пьяная, и сшибая на ходу косяки. Ноги меня совсем не слушались – из-за сна в неудобном положении они затекли и теперь, когда кровь снова начала к ним поступать, налились свинцовой тяжестью. Почти добравшись до коридора, я вдруг запнулась о вертевшуюся юлой собаку и чуть не напоролась на стену. Однако в последний момент успела выставить перед собой руки, чтобы не удариться лицом.
Да, мало мне было нервотрёпки, не хватало ещё посадить хороший синяк под глазом!
– Иди отсюда! – зло шикнула я.
Снежок прижал уши и обиженно отправился обратно за диван. В этот момент звонок, напугавший меня в первый раз, задребезжал снова, отдаваясь в тяжёлой голове неприятной, ноющей болью.
– Кто? – спросила я, но горло пересохло, и наружу вырвался лишь хрип.
Пришлось прокашляться и повторить:
– Кто там?
– Йя! – ответил из подъезда весёлый голос.
И от этого голоса на душе сразу стало легче.
Как только дверь открылась, Ваня заключил меня в объятия, сдавив грудную клетку до хруста и выбив из лёгких весь воздух. Но возмущаться, равно как и пытаться избавиться от железного захвата, сил просто не было – оставалось лишь терпеть и дожидаться освобождения.
– Привет! – радостно воскликнул Ваня, всем своим видом показывая, что безмерно рад этой встрече. – Как ты, малыш?
– Нормально, – произнесла я, когда снова смогла вздохнуть. – Проходи…
Ваня не послушался – лишь отступил на шаг назад и принялся разглядывать моё лицо, всё ещё не отпуская плечи. В его озорных и светлых глазах, несмотря на внешнее веселье, вдруг появилось неподдельное беспокойство. Он стал серьёзным и, казалось, резко повзрослел лет на десять.
Я залюбовалась…
Таким он нравился мне больше, чем беззаботным, радостным разгильдяем. Хотя, кто знает… Может, рано или поздно серьёзность наскучила бы и начала раздражать. А будь Ваня всегда сосредоточен и угрюм, мы бы не разговорились, столкнувшись в тот день на улице, и просто прошли мимо друг друга, так никогда и не познакомившись.
– Спала? – спросил он, заглядывая в глаза. – Опять всю ночь ерундой страдала?..
Я прекрасно понимала, что мой внешний вид оставлял желать лучшего: заспанная, взъерошенная, с синяками под опухшими, воспалёнными глазами и, возможно, с пятном придавленной кожи на щеке, которое повторяло рисунок диванной обивки. Естественно, ему такая картина не понравилась, потому я поспешила отвернуться и спрятать лицо в распущенных волосах.
– И не говори! Обааалденно весёлые каникулы! – протянула я, пытаясь побороть неловкость и думая, как бы избежать лишних расспросов. – Сам-то как? Чаю хочешь? Или, может быть, кофе?
– Нет, не надо… – отказался он, слегка поглаживая меня по голове. – Малыш, нельзя так себя изводить…
– Будто это я виновата! – воскликнула я, бросившись в комнату.
Внутри мгновенно всё закипело, словно в вулкане, и накопившиеся эмоции потоками лавы вырвались наружу. Наверное, моя реакция того не стоила, но Ваня затронул больную тему, которую я не хотела сейчас обсуждать. За полгода всё это изрядно достало, так что держать себя в руках уже не было никаких сил.
– Хватит, сколько можно?! – крикнула я из зала. – Пью я эти чёртовы таблетки! И с Лазаревским уже разговаривала! Между прочим, он ничего серьёзного в моих симптомах не увидел!
Я остановилась возле окна и уставилась на улицу, пытаясь успокоиться. Мешала занавеска. Так хотелось её отдёрнуть, но я знала, что, расцепив сложенные на груди руки, обязательно что-нибудь порву или сломаю – ту же занавеску, например. Потому я просто сделала несколько глубоких вдохов и осталась стоять, не доверяя своему собственному телу.
Ваня тихо подошёл сзади. Аккуратно прикоснулся ко мне, словно к гранате, которая могла вот-вот взорваться. Потом так же осторожно приобнял за талию и потянул за собой.
– Извини, малыш. Не злись, – вкрадчиво произнёс он, усаживая меня на диван. – Просто ты мне небезразлична. Я очень за тебя беспокоюсь.
– Я просто устала… – проканючила я, уткнувшись головой в его грудь.
– Я знаю.
– И с мамой всё никак не ладно… – продолжила всхлипывать я.
– Знаю, Лиз, знаю. Она обязательно поправится.
– Ты тоже прости, что сорвалась. Я не хотела…
– Всё будет хорошо, малыш, – пообещал он, крепко прижав к себе.
Волна гнева, только что захлестнувшая сознание, отступила, сменившись тягучим ощущением грусти и безысходности, поскольку я понимала, что нет – не будет. Захотелось расплакаться. Спрятаться в Ваниных объятиях от невзгод и разочарований и, как когда-то давно, снова ощутить себя маленькой девочкой, для которой любовь и защита являлись непреступной крепостью. Я так устала от переживаний, бессонных ночей и бесконечных секретов, которыми ни с кем нельзя поделиться. И Ваня был единственной радостью во всём этом кошмаре.
Наверное…
– Может, всё-таки хочешь чаю? – взяв себя в руки, предложила я снова.
Не стоило окончательно при нём раскисать.
– Ммм… Ну, давай! – улыбнулся Ваня, вновь став беззаботным и весёлым. – По чаю-чаю-чаю и поедем!
– Угу, – угрюмо пробубнила я, отправляясь на кухню.
Как легко у него это получалось, просто поразительно!
Раз! И Ваня снова радовался жизни и смотрел на мир сквозь розовые очки. Раз! И он обо всём забыл, словно не было тяжёлого разговора, а я не хотела разреветься в его рубашку. Почему бы и нет? Ведь с его жизнью всё было в порядке: мать не лежала в психушке, отец не ходил, раздавленный горем, а его самого каждую ночь не преследовали кошмары.
Хотя, нет – я была неправа. Ваня тоже переживал, жалел меня и пытался помочь, но проникнуться до конца всё-таки не мог. И никогда не сможет, пока сам не испытает что-либо подобное. Однако это было последнее наказание, которое я бы ему пожелала.
– Я люблю тебя, Лиза, – еле слышно добавил он мне вослед, оторвав от злых мыслей.
– И я тебя…
Да что такое?!
Это ведь правда!
Мы так давно встречались, что, казалось, знакомы целую вечность. Так хорошо друг друга знали, что между нами не осталось ни тайн, ни недомолвок. Но меня всё равно словно что-то гложило изнутри…
Постоянно…
Вот и сейчас – Ваня проявлял заботу, а я злилась и пыталась найти изъяны в его поведении. Я прекрасно понимала, что это жестоко и эгоистично, ведь без него давно сдалась бы и опустила руки. Он был моей поддержкой и опорой: стержнем, который не давал мне сломаться; надёжным плечом, на которое всегда можно было опереться; стеной, за которой можно было укрыться от всех бурь и ветров. И я нуждалась в его заботе как в воздухе. Нуждалась в нём…
И только?
Где проходила грань между любовью и простой потребностью видеть человека рядом? И что было между нами, если не любовь? Привычка? Привязанность? Симбиоз? Как в природе, когда два организма настолько тесно и долго находятся вместе и рядом, что сливаются в единое целое. А если их что-то разъединяет, то они погибают, поскольку по-другому существовать не могут и не умеют.
Или, может, у нас была зависимость друг от друга, как у наркоманов от химии?
Нет! Это не могла быть зависимость или болезнь! Я ведь его любила. Мне без него было плохо, я без него дышать не могла…
А жить?
Ведь некоторые избавлялись от зависимостей, оставляли прежнюю жизнь и учились выживать самостоятельно…
Могла ли я так?
Была ли я способна жить без него?
И что тогда представляла собой настоящая любовь? Кто её придумал, и зачем она вообще была нужна? Мы привыкли объяснять этим понятием все свои глупые, безрассудные и жестокие поступки, находить в ней утешение или возможность пострадать. Но, по сути, всё это являлось лишь сантиментами, биохимией и неконтролируемым всплеском гормонов. Так существовала ли любовь на самом деле или мы просто пытались найти для себя оправдания, лучшие условия, взаимную выгоду и компромисс? Что тянуло людей друг к другу, кроме полового влечения? Что позволяло не расставаться до старости? И что заставляло сводить счёты с жизнью из-за разлуки или потери? Ведь всегда можно было приспособиться, подстроиться и даже найти новую любовь со временем. Но нет, люди выбирали шекспировские страсти, а мы называли их безумными, слабохарактерными и эгоистичными. Называли, поскольку сами трусили сделать что-либо подобное. Или же нам просто была неведома такая сила и глубина чувств, и потому нашу любовь можно было обозвать всё той же потребностью или привычкой, которая быстро проходит…
– Лиза, что с тобой? – Ванин голос вырвал меня из раздумий.
Я не заметила, что стояла с заварником в руках и смотрела в одну точку, а Ваня терпеливо за мной наблюдал.
– Ты льёшь мимо чашки, – тихо произнёс он, помогая привести заварник в горизонтальное положение.
– Ой, – снова осеклась я и поспешила убрать злосчастный чайник в сторону.
Уже второй раз за этот едва успевший начаться день я пачкала кухню из-за своей невнимательности. Да, полугодовое недосыпание давало о себе знать не только в учёбе – я всё больше отдалялась от реальности и буквально спала на ходу.
Что же будет дальше?..
– О чём ты задумалась? – как бы между прочим спросил Ваня, старательно разглядывая свой бутерброд.
Бутерброды я успела приготовить всё в том же беспамятстве.
Занятно…
– Так, ни о чём… – соврала я.
Мне стало ужасно стыдно за свои предательские мысли. Ваня столько времени мучился со мной и ещё немало намучается в будущем, что я не имела права рассказывать ему такое…
– Просто не выспалась, – добавила я немного правды и попыталась улыбнуться.
– Угу… – хмыкнул Ваня в ответ. – Ты где-то не здесь сегодня. Не со мной.
– Ты прав, – напряжённо ответила я.
– Тебе не хочется ехать? – вкрадчиво спросил он, развеяв мои сомнения.
– Конечно, не хочется! – я облегчённо выдохнула, стараясь сделать это как можно незаметнее.
Хорошо, если он подумал, что я вела себя странно из-за мамы – это была веская и даже вполне достоверная причина. А о моих настоящих мыслях ему совсем необязательно знать.
– Мы можем остаться дома, тебя никто не заставляет, – пожал он плечами.
– Нет. Ты же понимаешь, что мы должны… Точнее, что я должна. Я ни разу не приезжала к ней, пока сдавала сессию.  Мне уже стыдно.
– И всё-таки, если ты не хочешь…
– Правда, всё нормально, – поспешила я заверить. – Ты прости, что я такая… Задумчивая. Я просто переживаю.
– Конечно, малыш, – отозвался он.
– Но, если тебе это в тягость, я могу съездить одна… Я ведь знаю, что ты не горишь желанием там появляться.
– Мне не трудно, – чётко произнёс Ваня. – Тем более я не могу тебя бросить. Мы ведь договорились, что поедем вместе, а значит – поедем вместе и никак иначе!
– Спасибо… – улыбнулась я.
– Да пожалуйста! – он тоже улыбнулся, но, в отличие от меня, не извиняясь, а ободряя. – Кстати, я сдал на права!
– Правда? – изумилась я, снова почувствовав себя виноватой.
– Ага, – довольно кивнул он.
Так вот откуда взялась эта бурная радость! Ваня наконец-то исполнил половину мечты своей жизни – обучился вождению. Для абсолютного счастья ему осталось только приобрести автомобиль, на который он копил весь последний год, не желая принимать помощь от родителей. И как я могла забыть, что утром у него был экзамен?!
– Прости! – воскликнула я, схватив его за руку. – С этими дурацкими нервами у меня совершенно вылетело из головы! Я тебя поздравляю!
– Спасибо! – усмехнулся Ваня. – Лучше поздно, чем никогда.
– Обиделся? – осеклась я. – Ну, прости! Я, правда, очень за тебя рада!
– Забудь, – добродушно махнул он рукой. – Чем планируешь заниматься после больницы?
– Пока не знаю, – пожала я плечами. – Сначала посмотрим, во сколько вернёмся. На обратном пути надо заскочить в магазин, хочу приготовить что-нибудь вкусное… Или ты что-то придумал?
– Нет, не особо… Но ты ведь снова не выспалась, да? – теперь он спросил виновато.
– А что? Говори уже, к чему клонишь.
– Мне Костя звонил, – сказал Ваня, продолжая неловко на меня поглядывать.
– И?
– Звал вечером в клуб отметить сессию… Заодно обмыли бы мои права. Я пока ничего не ответил, обещал с тобой поговорить. Но, если ты плохо себя чувствуешь, мы можем отказаться…
– Да… – начала я, но замолчала, вспомнив утренний разговор с отцом.
Действительно, я ездила только на учёбу и иногда убегала на подработку, а в остальном сидела дома, и Ваня сидел рядом со мной. Скорее всего, ему до чёртиков надоело видеть грустную физиономию и слушать бесконечные жалобы девушки, которая к тому же совершенно перестала им интересоваться. Папа рассуждал правильно – так не могло продолжаться. Сколько ещё он будет это терпеть? Ведь я не являлась ни беспомощным ребёнком, ни инвалидом, прикованным к кровати, но ограничивала и себя, и его.
Не сказать, что мне безумно хотелось куда-то идти, тем более что я действительно не выспалась и чувствовала себя ужасно. Настроения тоже не было, и вряд ли оно появится к вечеру, но Ване необходимо было немного развеяться. Конечно, можно было предложить ему сходить без меня, но… Во-первых, он ни за что не согласится, и мне потом будет стыдно. Во-вторых, папа начнёт меня пилить, ведь он решил, что я ему пообещала. В-третьих, я буду злиться на себя, что упустила такую возможность и продолжила заниматься самобичеванием. Ну, и в-четвёртых – это был замечательный повод увидеть и своих подруг, пока я не растеряла их всех.
– То есть, нет, – через несколько секунд закончила я фразу, дождавшись, когда вязкие мысли протекут в голове. – Не думаю, что нужно отказываться. Ты давно не видел своих друзей, да и я тоже.
– Но ты… – поспешил возразить Ваня, озабоченным взглядом рассматривая моё помятое лицо.
– К вечеру отойду, – быстро заверила я, пытаясь внушить уверенность больше себе, чем ему.
Я-то знала, что это неправда.
– Точно? – он подозрительно посмотрел, пытаясь уловить подвох в моих словах.
– Точно! – кивнула я. – В конце концов, лето на дворе, каникулы, и надо этим пользоваться! Не обещаю, что получится надолго, но часов до трёх, думаю, выдержу.
«Тем более ночью я всё равно не сплю…» – по привычке мрачно добавила я про себя.
– Ну… Тогда я скажу, что мы пойдём! – обрадовавшись, воскликнул Ваня.
– Угу… И предупреди, что я позову Таю и Вику. Думаю, они не откажутся… Да, и Вика, скорее всего, придёт с парнем.
– Ладно. Только, если захочешь домой, сразу скажешь мне, хорошо?
– Обязательно, – снова кивнула я, твёрдо решив сделать всё наоборот.
Я лучше усну под столом, чем уеду, когда Ваня ещё не нагулялся! А трезвая или пьяная – посмотрю по настроению.
– Хочешь ещё чаю? – спросила я, пытаясь перевести разговор на другую тему, чтобы Ваня не начал допытываться.
– Нет, спасибо.
Я вздохнула.
– Тогда пора ехать…
– Да, – Ваня бегло взглянул на часы. – Ты права.
– Посидишь, ладно? Я постараюсь собраться быстро, а то сегодня я всё на свете проспала…
Я убежала переодеваться, тихо радуясь, что удалось избежать и лишних расспросов, и множества фальшивых обещаний, которые не собиралась выполнять. И всё же поход в ночной клуб показался мне отличной идеей. Молодец, Костя! Нужно будет потом позвонить ему, чтобы поблагодарить, ведь в самом клубе он вряд ли меня услышит… А я как-нибудь перетерплю. Подумаешь, не посплю ещё одну ночь. Сколько у меня таких было – не сосчитать! Да и в клубе она пролетит быстрее, чем в четырёх стенах тесной комнаты…
Перебирая шкаф, я пыталась настроиться на оптимистичный лад. Однако вскоре поняла, что одно обещание, данное Ване, уже не выполнила – я собиралась слишком долго. Схватив первое, что попалось под руку (а это оказались обычные синие джинсы и чёрная майка – то, что не нужно было гладить), я побежала прочь из комнаты.
– Готова! – оповестила я Ваню, на ходу подхватывая сумку и приготовленный со вчерашнего вечера пакет.
Ваня уже перебазировался в зал и завладел пультом от телевизора. Обычно он смотрел юмористические передачи, но сейчас включил новости, чему я немного удивилась. Не так давно я и сама перестала их смотреть, предпочитая что-то более лёгкое, поскольку ничего хорошего по ним всё равно не транслировали, вещая лишь про катастрофы, убийства и несчастные случаи, от которых становилось тошно…
– Там дождь собирается, – предупредил меня Ваня, выключая телевизор.
– Прогноз погоды посмотрел? – усмехнулась я.
– Нет, на улицу посмотрел, – усмехнулся он в ответ. – Всё небо затянуло, пока мы чаи гоняли!
Я подошла к окну и взглянула наверх.
Действительно, среди тёмной, беспокойной массы не виднелось ни единого просвета и ни единого клочка голубого неба. Под бушующей серостью сильный, порывистый ветер гнул ветви деревьев, срывая с них одиночные листья и не предвещая ничего хорошего. Затем на стекло упало несколько тяжёлых капель, оставив длинные диагональные полосы, а где-то вдали полыхнуло.
И над городом пронёсся раскат грома.
Я вздрогнула. Я так привыкла бояться, что теперь даже обычная гроза поднимала в душе волну неконтролируемого ужаса. И хотя я прекрасно понимала, что в ней не было ничего страшного (если не стоять посреди поля, являясь самой высокой точкой на километр вокруг), совладать с собой всё равно не могла – слишком долго этот звук преследовал меня по ночам.
– Захвати зонт, – крикнул из коридора Ваня, видимо, уже обуваясь.
– Захвачу, – тихо отозвалась я, поспешив туда же.
До грозы мы явно уже не успевали. Не хотелось торчать на остановке под дождём, но откладывать поездку я тоже не собиралась. Я сунула зонт в сумку, накинула ветровку, и мы выскочили на улицу в самый разгар ливня.
Надо же, как быстро испортилась погода! А ведь ещё утром светило солнце, и было довольно тепло. Но мы жили в России, в резко континентальном климате, и погода здесь менялась, словно настроение у ветреной девицы. Один неаккуратный взгляд, одно неверное слово – и она уже гневалась вместо того, чтобы улыбаться и согревать своей добротой. Вот и теперь с неба лил косой, холодный дождь. Извергавшие его тяжёлые тучи висели низко, почти задевая кроны согнутых деревьев, а люди, застигнутые ненастьем, разбегались в разные стороны, чтобы найти укрытие и окончательно не промокнуть. Наверное, только мы осмелились куда-то выдвинуться в такую бурю.
Глупцы…
Мы добежали до остановки за пару минут, но один зонт на двоих не спас нас от подкравшегося ненастья. Промокшая одежда липла к коже, джинсы путались вокруг ног, в кроссовках хлюпало. Спрятавшись под навес, мы принялись стряхивать с себя лишнюю воду, однако это мало помогло – одежда уже достаточно в себя впитала. А вокруг бушевала стихия, пытаясь разбить крышу с пластиковыми стенами и добраться до двух укрывшихся за ними людей.
– Да, с погодкой сегодня не повезло! – почему-то развеселившись, произнёс Ваня.
– Не то слово! Очень удачно попали! – подхватила я, но не так весело.
И всё же было что-то особенное в таких забегах под дождём. Мы словно вернулись в детство, когда, стоило упасть первым тёплым каплям, выбегали на улицу и резвились, несмотря на крики родителей и риск заболеть. Тогда это действительно казалось весёлым, да и сейчас будоражило душу. Правда, сегодняшний ливень тёплым можно было назвать лишь с натяжкой – я уже дрожала всем телом и прижималась к Ване, пытаясь согреться в его мокрых объятиях.
Однако нам неожиданно повезло – автобус подъехал быстро, и мы запрыгнули в него, словно в спасательную шлюпку, прихватив с собой ещё с пол-литра воды. Дворники на лобовом стекле работали в ускоренном режиме, но всё равно не справлялись с мощным небесным потоком, из-за которого снаружи ничего не было видно. Я едва различала мелькавшие силуэты машин, домов, деревьев и людей с крохотными зонтиками, которые толком не спасали ни от ветра, ни от дождя. Наверное, водитель догадался, что рано или поздно это приведёт к потере управления и аварии, потому сбросил скорость. Но ровно настолько, чтобы не выбиться из графика.
Вид скользивших по стеклу струй, похожих на причудливо извивавшихся змей, и монотонный стук капель по крыше убаюкивал. Потихоньку начиная скучать и клевать носом, я прижалась к Ваниной руке. Мокрый и холодный джинс, конечно, являлся не слишком приятной вещью, но зато так здорово было чувствовать, что мой любимый со мной. Хотелось ехать и ехать целую вечность, чтобы дамокловым мечом над нами не висела необходимость выходить на холод и идти туда, куда совсем не тянуло, видеть серые больничные стены и мать в ужасном состоянии…
Я подняла глаза на Ваню.
Было видно, что он нервничал: скулы подрагивали, сосредоточенный взгляд устремился вперёд. Ваня ничего не видел перед собой и погрузился в собственные раздумья, но потом, краем глаза заметив моё движение, чуть улыбнулся и крепче прижал к себе.
Какой же он был хороший…
Мы встречались три года и за это время ни разу серьёзно не поссорились, а лишь пару раз повздорили по мелочам. Ваня ценил, оберегал и любил меня. Возможно, даже больше, чем я его…
И в этом-то «Возможно» крылся корень всех зол – сама проблема, заставлявшая сомневаться и порождавшая в голове ворох предательских мыслей. Проблема, от которой я старалась отмахнуться, но отрицать которую всё равно не получалось. Я любила его, но в то же время не так, как могла бы любить. Он был мне очень дорог как человек, как друг и как любимый, но в то же время я всегда чувствовала, что мы не должны быть вместе… Точнее, что существовал кто-то ещё, кто каждому из нас подошёл бы намного лучше, чем мы подходили друг другу. Возможно, ни я, ни он ещё не встретили такого человека. Возможно, когда-нибудь встретим и тогда разбежимся в разные стороны. И возможно, для нас обоих так будет намного лучше…
Но я не могла представить, каково это – не видеть каждый день его лицо, на котором я изучила каждую линию, каждую родинку и каждую морщинку. Я не знала, с кем ещё мы бы понимали друг друга так же хорошо, как с ним. Ведь иногда нам хватало полуслова и полувзгляда, чтобы догадаться о мыслях и эмоциях друг друга, будто мы обладали телепатической связью. Разве можно было испытывать подобное родство душ и расстаться с человеком? Нет. Я никогда не смогу этого сделать, если только Ваня не захочет оставить меня первым…
– Нам выходить.
– А?
– Наша остановка. Пойдём, – Ваня помрачнел, словно прочитав мои мысли.
Он ведь всё чувствовал и всё понимал, поскольку какая-то подсознательная, интуитивная телепатия между нами действительно существовала. Таков был наш симбиоз – наше настроение передавалось друг другу. Моя хандра и задумчивость – ему. Его оптимизм и весёлость – мне. И только это не позволяло окончательно раскиснуть и потерять связь с миром, однако я опять допускала некрасивые, предательские мысли по отношению к Ване. Важно ли, кто и для кого был создан, ведь мы тоже встретились неслучайно. Не просто столкнулись на улице – что-то задержало нас рядом на долгих три года, а значит, в этот момент и на данном этапе мы были нужны друг другу и были созданы друг для друга.
Что произойдёт дальше – я не знала.
Может, завтра я впаду в безумие и расстанусь с ним, поскольку для меня существовал кто-то ещё. А может, прекращу страдать ерундой, и мы проживём вместе долгую и счастливую жизнь до самой старости…
Когда бешеный поток мыслей в голове, наконец, замедлился, я заметила, что и стихия немного успокоилась. Ветер стих и теперь больше напоминал морской бриз, нежели ураган. В просветах между домами виднелись обширные пустыри, поросшие дикими травами, по которым, словно по водной глади, он гонял беспокойные волны. Дождь практически прекратился, но и зонт уже был бесполезен – изрядно промокнув при забеге до остановки, промокнуть ещё раз мы не боялись и не спеша шли по безлюдной улице.
Затем свернули за поворот, и путь нам преградило огромное серое здание, внезапно выросшее отвесной стеной. Тёмные окна, затянутые давно некрашеными и подёрнутыми налетом ржавчины решётками, напоминали пустые глаза чудовища, а то и дело открывавшиеся створки входной двери – такой же старой и облупившейся – вечно голодный рот, в котором исчезали и появлялись люди. Двор для прогулок находился за зданием, под неустанной охраной серого монстра, а со всех сторон вздымался высокий забор, словно державший его в клетке.
«Клетка-тюрьма…» – промелькнула очередная неприятная мысль.
И действительно, только вышек с автоматами не хватало…
Возле входа, по обе стороны от него, тянулись узкие газоны, и стояла будка с охраной, которую мы беспрепятственно миновали, отделавшись недолгим штудированием документов. А когда ступили на территорию клиники – моё сердце бешено заколотилось, словно у дрессировщика, вошедшего в помещение к голодным тиграм. Я невольно вцепилась в Ванину руку, и он ответил лёгким пожатием, от которого по телу тёплой волной разлилось спокойствие.
Действительно, какие тигры?
Здесь находились только люди.
Только люди…
Пройдя через двери, мы попали не в пасть к чудовищу, наполненную огнём и смрадом, а в небольшое, затемнённое помещение, совершенно невязавшееся своими объёмами и простотой с внешним массивом здания. Внутри больница уже не пугала, а угнетала и вгоняла в депрессию. Интерьер был невзрачным и серым, поскольку оттенок стен, выкрашенных масляной краской, был лишь немного светлее, чем снаружи. Да плюс прибавлялась небольшая полоса побеленной штукатурки, начинавшаяся чуть выше человеческого роста и тянувшаяся до такого же побеленного потолка.
В приёмной сегодня сидела Александра Никитична – мой самый нелюбимый регистратор. Это была полная женщина с густой щетиной под носом и таким же густым, басистым голосом, вызывавшая у меня отрицательные эмоции. Она вела себя слишком грубо и иногда хамила без повода, поэтому я старалась приезжать к маме не в её смену. Однако сегодня нам не повезло. Наверное, Александра Никитична с кем-то поменялась, чтобы освободить себе воскресенье и испортить нам субботу.
– Мы к Варваре Семёновой из двести пятой палаты, – произнесла я, склонившись к небольшому отверстию в перегородке из поцарапанного, бывшего некогда прозрачным пластика.
– Кем приходитесь? – пробасила она, не отрывая близоруких глаз от бумажек.
– Родственниками.
– Документы?
– Вот…
Я просунула в отверстие наши паспорта. Александра Никитична бегло пролистала их, не обращая внимания, что держит мой паспорт вверх ногами, и вернула обратно.
– Спиртное, сигареты, наркотики имеются? – машинально спросила она, набирая номер на телефоне.
– Нет… – промямлила я.
Интересно, а какой дурак дал бы другой ответ, если бы всё это у него на самом деле имелось?
– Пришли к больной Семёновой! – гаркнула она в трубку дежурному по этажу, параллельно выписывая пропуска. – Бахилы наденьте, нечего грязь разводить! – прозвучала последняя фраза, окончательно испортившая мне настроение.
Хотя, сегодня мы отделались малой кровью – видимо, она пребывала в хорошем расположении духа!
Притихшие от такого обращения, мы послушно купили в автомате бахилы и прошли дальше по коридору к облупившимся, старым дверям, ведущим на лестницу. В больнице вообще всё было облупившееся и старое. Неужели из городского или областного бюджета не могли выделить средства хотя бы на косметический ремонт подобных учреждений? Ведь в такой обстановке просто невозможно от чего-либо вылечиться. Зато заработать новые неврозы и погрязнуть в беспросветной депрессии – это запросто! Никогда не видела тюрьму изнутри, но, скорее всего, даже там было менее тоскливо и плачевно, чем здесь.
И всё же это была не тюрьма. Больные могли выходить в холл, общаться, смотреть телевизор, играть в шахматы, шашки, нарды и прочие спокойные игры, либо прогуливаться по внутреннему двору. Фактически – санаторий, если бы не мрачные, серые стены, пристальный надзор санитаров и санитарок, да высокий забор, окружавший здание.
Но мама никогда не выходила и ни с кем не общалась. Она предпочитала одиночество, поскольку даже в здоровом состоянии была нелюдима. Замкнутая и скромная, она с трудом налаживала контакты и плохо сходилась с людьми, а потому практически не имела друзей. Ей требовалось много времени, чтобы привыкнуть к человеку, открыться, и подобное поведение сразу отметало всех случайных знакомых. Заводить новые знакомства в клинике мама тем более не стремилась, самоизолировавшись ото всех. Правда, один раз, по секрету, рассказала мне, что к ней приходил старый друг, которого она давно не видела. Однако кем был этот таинственный мужчина – так и не призналась. На мои вопросы доктор Лазаревский лишь пожимал плечами – её никто ни с кем не видел, а навещать приходили только мы с отцом.
И снова сделал в блокноте пометку…
Как же я ненавидела его блокнот! Мне казалось, что в нём содержался компромат на всех и каждого, с кем врач когда-либо разговаривал. Один раз даже приснилось, что я порвала злосчастные записи в клочья – так мои подсознательные желания и страхи, которые Лазаревский научно называл «Фрустрациями», вырвались наружу. Почему-то после этого я стала ненавидеть и Лазаревского тоже. А заодно и бояться, ведь врач словно посмотрел мой сон, сидя в кабинете со стаканом попкорна, и с тех пор странно на меня поглядывал.
Но что он мог знать? Он не был телепатом, экстрасенсом или ясновидящим. Он был обычным врачом психиатром и, кажется, ещё наркологом по совместительству, однако для меня стал страшнее дьявола…
При мысли о неотвратимости разговора с Лазаревским по коже пробежали мурашки. Пришлось сделать вид, что я задрожала от холода, и потереть себя по предплечьям, хотя в больнице было достаточно тепло.
Затем мы поднялись на второй этаж, где нас встретил дежуривший санитар. Сегодня им оказался высокий, светловолосый, очень худой мужчина с потрёпанным жизнью лицом и уставшим взглядом. Он почти без интереса осмотрел вещи и содержимое передачки, чтобы мы не пронесли ничего запрещённого, проводил до палаты и открыл дверь.
Мама стояла возле окна, задумчиво разглядывая разорённый внутренний двор сквозь старую железную решётку. В своём цветастом халатике, мягких розовых тапочках, с абсолютным отсутствием косметики на лице и нечёсаными волосами, выбившимися из-под перетягивавшей их бархатной резинки, она казалась хрупкой, одинокой и немного сонной. Если бы не бледность, я бы подумала, что эта женщина вовсе не больна, а недавно проснулась и ещё не успела привести себя в порядок. Захотелось подбежать к ней, обнять и пожалеть. Но почему-то я осталась стоять на пороге, не решаясь сделать даже шаг, словно дверь за спиной могла закрыться, оставив меня в крошечной палате навсегда.
Сначала мама не заметила моего появления.
– Мам?.. – тихо позвала я, прочищая пересохшее от волнения горло.
Она медленно повернула голову. Перевела на меня мутный, неосознанный взгляд, но потом узнала и вяло улыбнулась – и это было самое большое проявление эмоций за последнее время. Теперь я разглядела, что её щёки впали, нарисовав под скулами тёмные пятна, похожие на синяки, кожа прилипла к шее и рукам, обтянув их до невозможности, а под потускневшими глазами появились болезненные круги, развеявшие случайную иллюзию о том, что мама только проснулась.
– Лизонька! – слабым голосом произнесла она, неуверенно подошла ко мне и слегка обняла.
Мы постояли так немного, а затем она опустилась на кушетку и обессилено положила руки на узловатые коленки.
Я неловко присела рядом.
Обстановка меня нервировала: голые стены, обшарпанные двери, окна с решётками и едкий запах хлорки от больничного белья, который раздражал нос – всё это не давало расслабиться. Хотелось забрать маму домой, в нормальные, человеческие условия, но я прекрасно понимала, что от этого ей станет только хуже. В клинике за ней присматривали врачи, ухаживали медсёстры, санитары давали лекарства и водили на процедуры. А дома она снова впадёт в безумие, и что нам тогда делать?..
– Как ты себя чувствуешь? Ты так похудела… – я засуетилась, передавая ей пакет. – Я тут вкусненького принесла и одежду, которую ты просила. Помнишь?.. Мам, мы так по тебе соскучились! Лазаревский сказал, что тебя скоро выпишут! Здорово, правда?..
Я говорила, чтобы разбавить неловкое молчание, а сама не верила ни в одно сказанное слово. Почему-то казалось, что врала я не только ей, но и самой себе.
– Не отпустят, дочка… – печально покачала она головой и поставила пакет рядом с кроватью, совершенно им не интересуясь. – Сама знаешь, что не отпустят. А ты знаааешь… Как дела у вас с Иваном? – быстро сменила она тему, заметив, что я вздрогнула.
– Всё хорошо… Он стоит за дверью. Подумал, что ты не захочешь его видеть, и не стал заходить…
– И правильно… У Паши всё нормально?
– Да. Только папа не смог приехать, его срочно вызвали на работу. Просил передать, что обязательно потом заедет, что любит тебя и всё такое, – я хихикнула, стараясь придать голосу шутливый тон, однако получилось неестественно.
– Хорошо… А ты как? – спросив это, мама нежно коснулась моей щеки.
Я не выдержала и отвела глаза в сторону.
– У меня каникулы, так что я отдыхаю… Сессию сдала неплохо. Правда, хуже, чем в прошлый раз, но я обязательно исправлюсь в следующем году.
– А что же сейчас?
– Не получилось как-то… – я замялась, а потом сказала первое, что пришло в голову: – Наверное, была невнимательна и плохо учила.
– Почему? – не унималась мама.
Больше я ничего не смогла придумать – после бессонной ночи мысли путались и текли слишком медленно.
– Не знаю даже… Уставала и не высыпалась… Я же подработку нашла, а она отнимает много времени, вот и нахватала «Хвостов»…
– Не высыпалась? – настороженно переспросила мама, и её голос слегка дрогнул.
– Ну, да, – поспешила я оправдаться, чтобы не пугать её ещё больше. – Говорю же, нашла подработку, поэтому приходилось учить ночами…
К сожалению, я со стопроцентной уверенностью знала, о чём она сейчас подумала.
Подняв глаза, я уловила момент, когда мама опасливо оглянулась, словно нас могли подслушивать. Я тоже оглянулась – голова санитара маячила в окошке, врезанном в дверь и затянутом сеткой из проволоки, однако вряд ли он интересовался нашим разговором.
– Дочка, ты думаешь, я сумасшедшая, да?.. – слегка понизив голос, спросила мама.
– Мам, ну что ты?!
– Думаешь-думаешь, знаю… Но послушай… – и она осторожно взяла мои руки в свои.
Было приятно чувствовать мамины прикосновения, ведь я так по ним соскучилась, но пришлось невольно отметить, какой сухой и шершавой стала её кожа – как у старухи! В следующий раз обязательно принесу ей крем.
Если разрешат.
– Дочка, я не сошла с ума! – произнесла мама почти шёпотом. – Я очень тебя люблю и хочу, чтобы у тебя была спокойная и счастливая жизнь. Не такая, как у меня. Я ведь не зря сюда попала, а за дело!
– Что за глупости, мам? – попыталась я возразить.
Но она не услышала и продолжила шептать:
– Близится время, дочка, и ты должна знать! Я провинилась! Очень сильно провинилась, но всё это ради тебя!
– Я не понимаю…
– Скоро всё изменится! Для всех нас! Знаю, что ты его любишь, но я говорила – с Иваном тебе нужно расстаться!
– Мам, пожалуйста, не надо снова! – отпрянула я, в который раз услышав неприятные слова.
– Послушай! – резко и властно оборвала она мой несмелый протест, схватив за плечо.
Но тут же снова оглянулась на санитара – не услышал ли чего.
Мама больше не выглядела измотанной и обессиленной, она горела от возбуждения, наполняясь изнутри неизвестно откуда взявшейся энергией, словно подключившись к неведомому источнику. На её щеках проступил румянец, болезненными пятнами переползая на тонкую шею, а зрачки расширились, от чего глаза стали непроницаемо-чёрными и заблестели.
Ненормально ярко заблестели.
Мне стало жутко. Я уже видела подобное перед тем, как маму увезли в больницу, и не знала, что лучше сейчас сделать: позвать санитара или попытаться самой её успокоить. Приступ только начинался, а лишняя доза успокоительного её организму была ни к чему. В него и так слишком много всего вкалывали и вливали. Однако в результате я осталась сидеть, окаменев, словно статуя, и слушая взбудораженную мать.
– Тебя другая Судьба ждёт! – продолжила она, фанатично сжимая моё плечо. – Ты из колена нашего, а он другой! Имя ему – Прощёный! Его простит Бог! И счастье ему будет, но не с тобой!
– Мам…
– Лиза, послушай! – она встряхнула меня так неожиданно и с такой силой, что голова чуть не оторвалась от шеи.
Шёпот закончился. Теперь мама почти кричала, больше ни на кого не обращая внимания и ничего не боясь. Я оцепенела, не смея пошевелиться или возразить ей, и ощутила, как по телу удушливой волной начал расползаться страх.
За неё.
Успокаивать её было поздно. Звать санитара – тоже. Он и так через секунду прибежит и сделает маме очередной укол. К сожалению, своим появлением я всё испортила…
– Придёт Змий! Уже три знамения было! – не унималась мама, дрожащей рукой тряся меня всю. – После пятого Змий явится!
– Мама, мне больно! – жалобно пропищала я.
– Ты из колена нашего!
– Мам, пожалуйста… Тебя услышат…
– Елизар скажет!
Я уже рыдала, когда поздно среагировавший на шум санитар ворвался в палату и вытащил из кармана шприц. А второй мужчина, прибежавший на помощь, стал спешно выталкивать меня в коридор, бормоча что-то невнятное.
– Поправляйся, мам… – пролепетала я, и дверь перед моим носом захлопнулась.
Глотая слёзы, сквозь крошечное окошко я наблюдала, как маму скрутили по рукам и ногам, чтобы уложить на кровать. Как светловолосый мужчина прижал её всем своим весом, пытаясь обездвижить, а другой сделал укол в руку. Сердце разрывалось на части, но я прильнула к стеклу, боясь пропустить даже секунду страшного действа, словно именно в этот момент её могли забрать у меня навсегда…
– Успокойся, малыш, всё хорошо, – Ваня обнял меня и попытался увести от двери.
– Нет, не хорошо! – я ревела с широко распахнутыми глазами, в перерывах между всхлипами стараясь глотнуть немного воздуха. – Ты же видел! Как это может быть хорошо?! Это ужасно, просто ужасно!..
– Ну, успокойся. Присядь, а я поговорю с доктором, – произнёс он, настойчиво подталкивая меня к диванам в холле.
В ответ я смогла лишь нервно кивнуть.
Пока он общался с Лазаревским в его кабинете, я просто сидела и плакала, закрыв лицо руками и не обращая внимания на вопросительные взгляды находившихся в коридоре людей.
Зачем я только приехала?..
В прошлый раз мама разнервничалась, пытаясь мне что-то сказать, а сейчас вообще потеряла контроль. Может, мне больше не навещать её, чтобы не провоцировать новые срывы? По крайней мере, тогда она вернётся домой, а не проведёт остаток жизни в дурдоме!
Почему она сорвалась? Зачем так рьяно пыталась сообщить мне этот бред про какого-то змея?.. Я бы ещё поняла – про зверя, дьявола или антихриста, всё-таки мама являлась глубоко верующей христианкой. Но при чём тут змей?! Какие ещё знамения? Неужели она превратилась в очередную ненормальную, возвещавшую о конце света?..
Да, в мире было неспокойно: снова воевали, горели леса, разбивались самолёты, тонули танкеры… Но ведь всё это происходило и раньше! Это были не первые и не последние катастрофы за время существования человечества! И точно не конец света! Его уже столько раз предсказывали и в наш век, и в прошлые столетия, но он что-то никак не наступал!
И какое отношение ко всему этому имела я?!
На данный вопрос у меня имелся лишь один вразумительный ответ – просто моя мать являлась сумасшедшей, как бы не хотелось верить в обратное. Просто ей действительно было плохо, и она находилась там, где и должна…
– Лиза, – тихо окликнул меня Ваня.
Я подняла на него заплаканное лицо и снова принялась корить себя, на чём свет стоял. Он выглядел таким бледным, что почти сливался с блёклой больничной стеной. Не стоило втягивать его в наши семейные разборки, но уже было поздно – Ваня увяз в них по самое горло.
И прекратить его мучения могла только я…
– Ты меня бросишь? – скорее, это был не вопрос, а утверждение.
– Перестань ерундить, малыш, – он присел рядом, прижал к себе и свободной рукой попытался вытереть мне слёзы. – Всё нормально. Я не собираюсь с тобой расставаться. Я тебя люблю, и на это ничто не повлияет.
– У меня сумасшедшая мать…
– И что? Ты же не виновата.
– А если её болезнь передалась по наследству?..
– Значит, буду сходить с ума вместе с тобой! – усмехнулся Ваня.
Но в ответ я смогла лишь скривиться.
– Что сказал Лазаревский?..
– Ну… Я же не родственник, мне не раскрывают врачебные тайны. А в общих чертах он сказал, что подержит Варвару Михайловну ещё немного.
– Он будет держать её ещё долго… Ты же видел этот приступ… – я тяжело вздохнула. – Я хочу к ней.
– В смысле? – Ваня уставился на меня так, словно я уже содержалась в этом заведении.
– Я хочу увидеть её ещё раз, – пояснила я.
– Э… Не думаю, что это хорошая идея. Наверное, Варвара Михайловна уже спит, а ты слишком расстроилась…
– Теперь мне вообще к ней не приезжать?! – разозлившись, я попыталась вырваться из его рук, хотя ещё недавно сама обдумывала такой вариант.
Но Ваня лишь сильнее прижал к себе, и я расслабилась, позволив остаткам слёз стекать по щекам.
– Я не это имел в виду! Просто, может, лучше в другой раз?..
– Я не могу так уехать. Я должна… Не знаю… Пошли к Лазаревскому.
– А если он не разрешит?
– Ну, я хотя бы попробую…
Одной рукой я потянула Ваню за собой, а второй попыталась привести лицо в порядок. Естественно, ничего у меня не получилось, но зеркала в коридорах отсутствовали, поэтому оценить свой внешний вид я не могла. Ваня больше не сопротивлялся и шёл вровень со мной, что-то тихо бормоча под нос из-за недовольства. Так мы дошли до резиденции Лазаревского, где я на секунду остановилась, чтобы перевести дух, а затем осторожно заглянула в кабинет.
– Можно войти?
Пожилой мужчина с бывшими некогда тёмными волосами, теперь покрытыми серым налетом седины, сидел за столом и что-то писал, демонстрируя начинавшую лысеть макушку. Услышав голос, он оторвал взгляд от бумаг и сфокусировал его на мне. Несмотря на разделявшие нас толстые стёкла очков, от его невозможно-чёрных глаз у меня по спине побежали мурашки. Захотелось захлопнуть дверь и никогда больше не возвращаться в эту больницу. Убежать – неважно куда, лишь бы подальше от него.
Я не знала, откуда брался этот животный страх, просыпавшийся в глубине души, стоило посмотреть в его глаза. Может быть, я боялась, что Лазаревский запрячет меня в клинику, как и маму. Или опасалась, что он догадается о моём не очень хорошем к нему отношении. Однако, вероятнее всего, мне просто было что скрывать, потому я подсознательно старалась избегать встреч.
Но иногда с ним всё же приходилось общаться.
– А? Да, входи, Лиза, – врач отложил в сторону карточку какого-то пациента, возможно, даже моей мамы, и сцепил перед собой руки, слегка потерев большим пальцем основание кисти.
Меня передёрнуло от этого жеста.
Обычно Лазаревский ставил «Замок», когда собирался копаться в чьих-то мозгах. В данном случае – в моих. Я набрала в грудь побольше воздуха и осторожно закрыла за собой дверь, прошептав Ване, чтобы он подождал в коридоре.
– Здравствуйте, – я опустилась в кресло напротив Лазаревского.
– Здравствуй, Лиза, – он слегка сощурил левый глаз, и я едва не потеряла сознание. – Неважно выглядишь. Плохое самочувствие?
– Нет-нет, – поспешно ответила я.
Наверное, слишком поспешно, поскольку его глаз сощурился ещё сильнее.
– Со мной всё в порядке!
Неловкими движениями я снова попыталась навести порядок на лице и в волосах. Красоткой, конечно же, не стала, зато свою нервозность продемонстрировала ему в полной мере, потому тут же обхватила руками колени и твёрдо решила больше не шевелиться.
– Кошмары ещё мучают? – спросил он, просверлив взглядом мою черепную коробку.
– Нет, после экзаменов сплю нормально. Вы оказались правы, это был просто стресс. А сейчас я очень расстроилась из-за мамы…
– Понимаю… Неожиданная реакция. Состояние Варвары Михайловны в последнее время было вполне стабильным, поэтому я отменил некоторые лекарства. Наверное, слишком рано.
– Я тут подумала… Может, мне пока не стоит к ней приезжать, чтобы не доставлять лишних волнений?..
– В этом нет необходимости, – ответил Анатолий Сергеевич. – Даже наоборот, Варваре нужно знать, что её семья рядом, и что она может рассчитывать на вашу поддержку. Положительные эмоции только способствуют выздоровлению депрессивных больных.
– Но сегодня… Мне показалось, что это случилось из-за меня.
– Вполне возможно, что Варвара немного разволновалась и её реакция стала неконтролируемой… Я снова назначу отмененные препараты. Ну и, сама понимаешь, придётся твоей маме ещё какое-то время побыть у нас…
– Да, Ваня сказал мне… А как долго?
– Пока не могу ответить. Нужно провести мониторинг после нового курса.
– Понятно, – пробормотала я, опустив глаза в пол. – А можно ещё раз к ней зайти? Я хочу нормально попрощаться.
– Варваре дали сильное снотворное. Скорее всего, она уснула, так что…
– Я только загляну. Если мама спит, то не буду её тревожить. А если нет, то попрощаюсь и сразу уйду.
– Хорошо, – согласился Лазаревский. – Только я пойду с тобой, не возражаешь?
– Нет. Конечно, нет.
– Тогда идём.
Он поднялся из-за стола и, пропустив меня вперёд, направился к выходу. Ваня, терпеливо ожидавший всё это время, безмолвной тенью последовал за нами, а затем в третий раз остался стоять в коридоре, не мешая и практически не напоминая о своём присутствии. Лазаревский же, бегло заглянув в окошко палаты с двести пятым номером, уверенно распахнул дверь и сделал широкий приглашающий жест рукой.
Непроизвольно кинув на него настороженный взгляд, я шагнула внутрь…
Мама не спала. Она лежала с открытыми глазами и невидящим взглядом рассматривала потолок. А когда я подошла ближе – слегка повернула голову в мою сторону и попыталась натянуть улыбку. Уголки рта едва дрогнули, но лицо осталось таким же спокойным и умиротворённым.
– Мам, я пришла попрощаться, – тихо произнесла я, поглаживая её шершавую руку. – Ты поправляйся, ладно? А я ещё приеду. Может, мы даже вместе с папой приедем, когда у него появится свободное время…
– Не говори ему…
– А?
Я не сразу поняла, что она что-то сказала, поскольку её голос прозвучал очень тихо.
– Не говори отцу… – мама медленно моргнула.
– Но доктор ему расскажет. Он же не может…
– Не говори… Что я сказала тебе…
– Ладно, мам, не скажу. Ты только не волнуйся.
Ну вот, я снова почти плакала.
Или мне стоило порадоваться? Возможно, мама осознала все глупости, которые наговорила, и теперь хотела, чтобы о них никто не узнал?
– Хорошо, – выдохнула мама.
Её глаза закрылись, и она тут же перестала казаться напряжённой и измученной. Морщинки на лбу разгладились, вернув пару лет молодости, а и без того тихое дыхание стало совсем незаметным, словно она провалилась в глубокий сон без сновидений. Готова была поклясться, что мама даже улыбнулась расслабленной, блаженной улыбкой.
– Отдыхай, мам…
Я наклонилась и поцеловала её в лоб.
Доктор Лазаревский слегка кашлянул за моей спиной, специально или нет напомнив, что мы были не одни, и что я обещала уйти, как только попрощаюсь.
Уходить не хотелось. Хотелось сесть рядом и наблюдать за её сном. Гадать, что ей снилось, какие видения посещали измученный разум, когда мама была спокойна и не терзалась навязчивыми мыслями. Сейчас она выглядела абсолютно нормальной – будто вот-вот проснётся, узнает меня, и мы уйдём отсюда, забыв больницу как страшный сон.
Но уходить пришлось мне одной.
Я вздохнула и повернулась к Лазаревскому.
– Спасибо… – прошептала я и вылетела из палаты, стараясь больше на него не смотреть.
Врач что-то ответил, но что именно – я не уловила, поспешив к Ване в поисках поддержки и защиты. Тот ободряюще потрепал меня по плечу и попрощался с Лазаревским. Я тоже пробубнила прощальные слова и направилась к выходу, подгоняемая желанием как можно быстрее покинуть давящие стены.
– Ты как? – спросил запыхавшийся Ваня, наконец, поравнявшись со мной на улице.
– Сойдёт, – угрюмо пробубнила я, сбавив шаг.
В конце концов, от себя не убежишь.
– Знаю, что не вовремя… Но… Можем сегодня всё отменить, – виновато пропыхтел он.
– Нет, не надо.
– Правда, нам необязательно идти. Ребята сходят без нас…
Я резко остановилась.
Не ожидавший такого поворота Ваня чуть не налетел на мою спину, затормозил в последнюю секунду и удивлённо уставился. А я, воспользовавшись паузой, попыталась придать лицу более мягкое выражение.
– Я в порядке, – уверенно и чётко произнесла я. – Давай забудем то, что сейчас произошло, и сходим в клуб. Нам обоим нужно отдохнуть…
– Но я беспокоюсь…
– Не беспокойся, – отрезала я. – С настроением у меня всё будет нормально. Я тебе обещаю.
– Ну, хорошо… – смирившись, пожал он плечами. – До вечера ещё далеко. Чем займёмся? Готовить ты явно уже не будешь – я просто не пущу тебя к плите.
«Будем сидеть дома, киснуть и заниматься самобичеванием!» – зло подумала я.
– Я бы хотела поспать, – произнесла уже вслух.
Не самое приятное в жизни, когда твоя девушка постоянно ходит сонная, но это лучше, чем когда она пребывает в беспросветной депрессии. Хотя, моё враньё находилось не так уж и далеко от правды – мне действительно нужно было вздремнуть, поскольку я чувствовала себя выжатым лимоном. Приду домой, выпью ударную дозу снотворного и… Буду молиться, чтобы мне не приснились очередные ужасы, иначе никакая гулянка не состоится. По крайней мере, для меня.
– Я должен охранять твой сон?
– Нет, сама справлюсь. А вечером ты просто за мной заедешь, хорошо? Только позвони за пару часов, чтобы я успела проснуться и собраться.
– Договорились! – подмигнул Ваня и щёлкнул пальцами, изображая волшебника.

Глава 3. Ночной клуб
Ночной клуб встретил нас тяжёлым гулом басов, который сотрясал всё вокруг: деревья, дорогу, припаркованные рядом машины и дома даже на соседней улице. Вывеска над входом мерцала и переливалась разноцветными огнями, отбрасывала весёлые блики на тротуар и призывно завлекала зайти и прожечь ночь в алкогольно-эротическом угаре под ритмы модных ди-джеев.
Мы приехали рано.
Местная молодёжь только начала стекаться в клуб и ещё не успела образовать длинную очередь возле входа. Это вдохновляло – не придётся стоять, переминаясь с ноги на ногу в ожидании, когда нам позволят войти. И всё ради того, чтобы оказаться в подобной толкучке и переминаться с ноги на ногу уже посреди танц-пола, периодически ощущая у себя под рёбрами чей-нибудь локоть.
Так веселиться мне совсем не хотелось.
Я с тоской смотрела на буйство красок из окна такси и откровенно не понимала, что здесь забыла. Ваня ведь отговаривал, а я всё равно решила поехать, да ещё и его убедила, как назло. Мне казалось, что посещение клуба поможет прогнать тяжёлые мысли, но, похоже, вечер станет для меня тягостным мучением. Ладно, хоть Ваня порадуется. Хватит ему сидеть в четырёх стенах и зализывать мне раны. Это были мои проблемы, а не его. Он не должен был расплачиваться душевным и физическим здоровьем за хаос, царивший в нашей семье, но пока только этим и занимался…
Как и всегда, с невозмутимым видом Ваня вышел из машины, открыл дверь с моей стороны и галантно предложил руку.
– Не передумала? – в очередной раз спросил он, заботливо на меня посмотрев. – Ещё не поздно вернуться…
– Всё нормально, – в очередной раз соврала я, попытавшись изобразить улыбку.
Может, я и хотела бы поддаться на уговоры и уехать обратно домой, только отступать было поздно – Ваня расстроится, да и я буду чувствовать себя безвольной тряпкой. Поэтому, пока Ваня снова не начал меня отговаривать, я сказала водителю, что он может уезжать. Тот сдал назад, отъехал на несколько метров и припарковался в ожидании следующих клиентов.
– Пойдём, – я потянула Ваню в сторону входа.
– Сейчас, я только позвоню…
Он достал мобильный телефон и нажал вызов. Не успел оператор сделать соединение, как на том конце кто-то быстро и громко заговорил, перекрикивая доносившуюся из динамика музыку. Но слов я не смогла разобрать.
– Ага, я понял. Уже идём, – Ваня кивнул, словно его могли видеть, а потом обратился ко мне, выключив телефон и запихав его в карман: – Костя, Андрей и Настя уже внутри, они заняли столик. Говорят, что музыка сегодня супер! Какой-то московский ди-джей играет…
Он осёкся, и огонёк, только-только зародившийся в кристальных глазах, погас, сменившись привычным беспокойством.
– Но, ты точно…
У меня сжалось сердце.
Так нельзя!
Так не должно продолжаться вечно!
– Да! – быстро произнесла я и снова потянула Ваню ко входу.
Как же мне это надоело! Я не нуждалась в няньке! Пусть сегодня утром я ревела на его плече и думала, что жизнь закончилась, пусть чувствовала себя самым несчастным существом на земле, но Ваня не должен был из-за меня отказываться от привычных развлечений и портить себе жизнь.
Так может, нам действительно стоило расстаться?..
Я вздрогнула всем телом от уже ставшей привычной мысли. Неужели мама думала в первую очередь о нём? Неужели, несмотря на своё сумасшествие, она понимала, что рано или поздно меня постигнет такая же судьба – я попаду в психушку, а Ваня будет мучиться с больной девушкой, как мучился отец с ней? Неужели она просто хотела оградить его от потрясений и пожизненной каторги, а меня от угрызений совести? Или нет? Ваня не станет утирать мне сопли и уйдёт сам, от чего я ещё больше погрязну в своей депрессии. Иначе зачем она так настаивала на нашем расставании – она же видела, что я счастлива с Ваней…
Или она видела что-то другое?
– Лиза, пойдём…
Я поняла, что застыла посреди холла, уставившись в одну точку и не замечая ничего и никого вокруг. Люди проходили мимо, пытаясь обогнуть вдруг появившуюся статую, задевали, толкали, ворчали, но я ни на кого и ни на что не реагировала.
Я растеряно подняла глаза.
Ваня стоял возле меня. Вид у него был сосредоточенный и угрюмый, между бровей пролегла морщинка, а во взгляде читались недовольство и тревога. Оказывается, он уже отстоял очередь и взял нам билеты, пока я торчала здесь как истукан…
– Ой, прости, я задумалась, – пролепетала я и поспешила на контроль. – Пойдём, конечно.
Охранник, наблюдавший эту сцену, недоверчиво на меня посмотрел, старательно разглядывая зрачки в тусклом и переменчивом свете. От и до перерыл мою сумку, но всё-таки пропустил.
И мы погрузились в другой мир.
Музыка, казавшаяся громкой на входе, здесь звучала в сто раз громче. Она раскатами грома ударяла по барабанным перепонкам, грозя вот-вот выбить их окончательно. Басы сотрясали всё тело до кончиков пальцев, а вспышки прожекторов слепили, на доли секунды отнимая способность видеть. То и дело возле импровизированной сцены – небольшого подиума – выпускали густой дым, прожигая его зелёными лазерами и создавая фееричную атмосферу заплесневелого ада.
Народ ещё не заполнил танц-пол, а накачивался спиртным за столиками и у барной стойки. Плясали только три девицы в умопомрачительно коротких юбках, расшитых блёстками и стразами, ловко балансируя на высоченных шпильках, на которых, как мне казалось, и стоять-то было невозможно. Я завистливо смерила их взглядом. С моим настроением наряжаться в пух и прах, как они, совсем не хотелось, и теперь я чувствовала себя белой вороной среди райских пташек. Серый топ, синие джинсовые бриджи и белые кеды – вот всё, что на мне было надето. Но я пришла сюда ради других целей, нежели они. Я не хотела никого завлекать и ни перед кем не хотела красоваться. Я не ставила себе задачу в обязательном порядке подцепить какого-нибудь парня, чтобы вечер не прошёл зря, ведь у меня уже был парень – самый лучший в этом мире! Хотя, конечно, это было жалкое оправдание хандре и безобразному внешнему виду…
Мы протиснулись сквозь толпу и направились к столикам в самом дальнем углу. Ребята всегда выбирали места подальше от основного веселья, поскольку музыка там громыхала не так сильно, и можно было услышать друг друга. За наше короткое путешествие через клуб я получила несколько толчков под рёбра. А когда мы, наконец, добрались до конечного пункта, даже успела пару раз ненароком дать сдачи особо развязным личностям.
За столом, рассчитанным человек на десять, сидело трое. Настя – красивая блондинка с длинными, лоснящимися кудрями, в миниатюрном топе через одно плечо и с кучей косметики на юном лице. Её парень Андрей – высокий, ростом под два метра, сероглазый и широкоплечий – буквально ожившая мечта любой девушки. И Костя – симпатичный, коренастый брюнет со смуглой кожей, чем-то напоминавший турецкого султана. Наверное, обилием украшений, которое было не характерно для мужчин: на нём висело несколько цепей, пара браслетов и как минимум три печатки красовались на крепких пальцах. Он являлся местным балагуром и донжуаном, всегда улыбался, демонстрируя идеально белые зубы, и мог разговорить кого угодно, даже таких молчаливых и необщительных индивидов, как мы с Андреем.
Завидев нас, Костя подскочил с места и в приветственном жесте развёл руки в стороны, напомнив мне торговца с восточного базара. Я усмехнулась и постаралась задержать внезапно появившуюся улыбку надолго.
– Кого я вижу! – воскликнул он и кинулся обниматься сначала с Ваней, а потом со мной.
Мы расцеловались в щёки, а с остальными я просто поздоровалась. Такие вольности принимали не все, но Косте сложно было в чём-либо отказать.
– Что за лицо? Мы же пришли сюда веселиться! – по-доброму сделал он замечание и слегка щёлкнул меня по носу.
А я-то думала, что мне удастся всех обмануть…
Я приготовилась сочинять оправдания, но Костя избавил меня от них и, потирая руки в предвкушении, принялся вещать:
– Вы как раз вовремя! Мы только что заказали выпивку и кое-что из закуски. Никто не возражает против огурчиков-помидорчиков? А ещё мясной нарезки, сырных палочек, сухариков с чесноком и орешков. И я взял водку и сок. Вы ведь пить будете?
– Я буду! – отозвался Ваня, который, наконец, смог вставить слово.
– Отлично, а то эти двое уже пиво дуют! – он махнул рукой в сторону Андрея с Настей.
Настя скривила рожицу, но улыбнулась. Видимо, он давно раскручивал их на крепкое спиртное.
– Лиза, а ты?
– Пожалуй, я начну с коктейля, а там посмотрю…
– Ага, держи меню! Я его у официантки силой вырвал. Представляешь, хотела забрать, типа народу много, а меню мало. Больше печатать надо! Ой, сто лет вас не видел! Как разгульный отдых, студентики?..
Я изучала коктейльную карту, пока Костя устраивал Ване допрос. Тот общался с большим энтузиазмом и нескрываемой радостью от своего нового достижения. Периодически в разговор вступала Настя, разбавляя атмосферу звонким смехом, а Андрей больше молчал, отвечая, лишь когда его спрашивали напрямую. Они обсуждали каникулы, поскольку все являлись студентами, погоду, предстоящие вылазки на природу и стоимость машин, которые присмотрел для себя Ваня. Я особо не вмешивалась и сосредоточенно пыталась разобраться в составах модных напитков, но не получалось – музыка давила на уши, да плюс Костя периодически дёргал по каким-нибудь мелочам. Отвечать мне часто не приходилось, достаточно было кивнуть в знак согласия. А иногда Костя вообще сам всё говорил за меня, чему я, собственно, и не возражала.
Сообразив, что сосредоточиться мне так и не удастся, я захлопнула меню, остановив свой выбор на уже знакомом коктейле «Космополитен» и решив поискать что-нибудь новенькое потом. Подошла официантка с заказанными блюдами и принялась расставлять их, чуть небрежно роняя тарелки на крышку стола. Уловив момент, я сделала свой заказ.
– Можно забрать меню?! – крикнула она сквозь музыку.
– Конечно, нет! – воскликнул Костя и одарил её своей фирменной улыбкой. – Мы ещё людей ждём! Вдруг они на миллион закажут, а вы меню забрали!
Официантка хмуро кивнула и удалилась.
– Надеюсь, она не плюнет тебе в коктейль! – рассмеялся Костя.
– Я тоже надеюсь! – подхватила я, но не так весело.
– А вот и твои подружки! – Ваня махнул рукой в сторону выхода из нашего закутка.
Вика, озиравшаяся по сторонам, заметила его жест и помахала в ответ. Потом позвала из толпы своих спутников, и они направились к нашему столику.
– Как я рада вас видеть! – воскликнула она, протягивая руки.
Мы по-девчачьи обнялись. Потом с не меньшими визгами расцеловались с Таей, а с Лёшей ограничились рукопожатием.
– Это Вика, Лёша и Тая, – представила я. – Это Настя и Андрей. Костю и Ваню вы знаете.
– Ага, – хором отозвались девчонки.
Ещё бы они не знали Костю! Он присутствовал почти на всех гулянках, мероприятиях и праздниках. У меня даже складывалось впечатление, что он мог находиться сразу в нескольких местах и везде оказывался своим в доску. Был же у некоторых талант находить общий язык с любыми людьми и вызывать только положительные эмоции! В этом я откровенно ему завидовала. Не сказать, что я была необщительной, как, например, моя мама, но иногда испытывала с этим трудности. Репутация дочери сумасшедшей не способствовала созданию дружеских отношений, а после начала кошмаров мне и вовсе стало казаться, что люди вокруг обо всём догадываются и стараются обходить меня стороной.
Мужчины скупо поздоровались. Девушки просто помахали друг другу. А наш общительный Костя, как всегда, принялся всех расцеловывать, чуть задержав в объятиях Таю…
С ней мы познакомились не так давно, но нас сразу связала лёгкая девчачья дружба. Она была студенткой по обмену из Монголии, и мы звали её Таей, но на самом деле её имя было Туаяацэцэг – «Лучистый цветок». Красиво, но труднопроизносимо, а в России ещё и нелепо. Восточные черты лица: широкие скулы, маленький нос и раскосые глаза – смотрелись экзотично среди людей славянской внешности, хотя и у себя на родине Тая считалась красавицей. И, конечно же, подобная экзотика не могла не привлечь внимание Кости – известного ловеласа. Ему нравилась Тая. Мы втайне надеялись, что, в конце концов, они станут яркой и интересной парой, но ребята осторожничали и не торопили события. Костя – потому что Тая была нашей подругой, и он не мог поступить с ней легкомысленно. Тая – потому что прекрасно знала о его репутации и не хотела становиться очередной подружкой на месяц. Очередной женщиной в его гареме, как все мы шутили. Хотя могла бы стать любимой женой, ведь если Костя влюблялся по-настоящему, то всерьёз и надолго, превращаясь в преданного и заботливого человека. Однако пока их стадия знакомства затянулась, и мы лишь гадали, чем она закончится.
Теперь наша компания была в сборе. Когда все расселись вокруг стола, весело щебеча и пытаясь перекричать музыку, подлетела официантка, приняла от вновь прибывших заказ и, наконец, смогла забрать вожделенное меню. Я попросила ещё один коктейль. Но второй бокал опустел так же быстро, как и первый, и я почувствовала, что начала засыпать.
Я клевала носом, ковыряясь соломинкой в остатках напитка, и иногда пыталась поддержать разговор. Но выходило вяло и невнятно, поэтому вскоре я бросила это гиблое занятие и просто сидела, слушая трескотню ребят. Мы с Андреем оказались главными молчунами среди громких и неугомонных людей. Он – из-за природной скованности. А я – из-за привычной усталости. Периодически я оглядывала подвыпившую компанию, пытаясь понять, что, собственно, забыла в столь шумном месте. Несмотря на просьбу отца увидеться с друзьями, удовольствия от встречи я не испытывала. Но, пересекаясь взглядом с Ваней, запихивала свои эгоистичные мысли куда подальше – он был счастлив, общался и веселился. Правда, танцевал редко, поскольку считал, что должен находиться рядом со мной, а я танцевала ещё реже и с большой неохотой.
Хотелось спать.
Хотелось домой.
Хотелось тишины и покоя.
В последнее время у меня и так голова шла кругом, а теперь мозг словно взрывался изнутри с каждым ударом басов. Ещё и вспышки стробоскопа заставляли щуриться и часто моргать, от чего глаза вскоре начали болеть и слезиться.
И слипаться.
«Сонная доза алкоголя…» – объяснила я себе.
Может, если выпить ещё, станет легче и хоть чуть-чуть веселее? А если вообще послать всё к чертям и напиться до потери сознания? Может, тогда кошмары и огненные демоны, наконец, оставят меня в покое?..
Я снова огляделась.
Настя и Андрей тихо ворковали в уголке, не обращая внимания ни на кого вокруг. Ребята начали встречаться недавно, и Настя души не чаяла в редкостном красавце, да ещё и хорошем парне по совместительству, поэтому при любой удобной возможности они целовались, обнимались или где-нибудь уединялись. Тая и Лёша тоже сидели за столом и о чем-то оживлённо разговаривали. А Костя, Вика и Ваня задорно отплясывали на танц-поле под зажигательные ритмы испанской, или бразильской, замиксованной композиции. Я почувствовала себя неуютно, находясь в одиночестве посреди умопомрачительного веселья, и, не выдержав гнетущей тоски, решила догнать ребят по кондиции.
– Вам что-нибудь заказать? – крикнула я в надежде, что меня услышат сквозь грохот музыки.
И надежда оправдалась. Настя с Андреем перестали целоваться, но ничего не ответили, покачали головами и вернулись к своему занятию.
– Возьми мне пива! – с небольшим акцентом попросила Тая.
– Ладно, – отозвалась я, поднимаясь из-за стола.
К барной стойке пришлось проталкиваться с помощью локтей, отвешивая направо и налево увесистые толчки. В ответ мне раза три прилетело по почкам и раза два по позвоночнику. Добравшись до заветной цели, я грудью рухнула на столешницу – кто-то неаккуратно прошёл сзади, хорошенько толкнув меня напоследок. Потом минут пять я безуспешно пыталась привлечь внимание бармена, жестикулируя, словно маленькая обезьянка в зоопарке. Рядом освободилось место, и я поспешила его занять, пока меня не опередили, а затем продолжила размахивать руками.
Наконец, бармен заметил мои старания и слегка улыбнулся. Что ж, хоть кого-то удалось развеселить, а то я думала, что со мной тоска зелёная…
– Три пива и коктейль «Смерть мексиканца», мммм… Двойной и побольше текилы! – крикнула я, руками помогая ему усваивать информацию.
Официант удивлённо на меня посмотрел, но отправился смешивать пойло.
Да, обычно девушки такое не заказывали, предпочитая более экзотичные коктейли на основе ликёров и фруктовых соков. А этот был всё равно, что цивильный «Ёрш». Но, смотря какие девушки – мне, например, очень хотелось сегодня напиться и как можно быстрее.
Я печально покачала головой и усмехнулась сама себе.
До чего же я докатилась…
Ожидая свой заказ, я пространно оглядывалась по сторонам. Пьяные люди вокруг были охвачены каким-то взбудораженным и ненормальным весельем, словно надышались веселящего газа. Они махали руками, танцевали, смеялись, выпивали возле бара и обнимались по углам. Ничего, скоро и мне должно было стать так же весело…
Если не станет плохо от гремучей смеси текилы, пива и непонятного соуса.
Краем глаза я заметила какое-то движение, хотя движения здесь, конечно же, хватало. Человеческая масса перетекала, перемешивалась и шевелилась, словно клубок гремучих змей. Не понять, где заканчивалась одна и начиналась вторая, где была чья голова, а где хвост. На секунду я представила, как они тёрлись друг о друга скользкой, мерзкой чешуёй, и мне захотелось сбежать, пока кто-нибудь меня не укусил. Однако там, в отдалении, я заметила что-то другое, что сразу притянуло моё внимание, будто магнитом. Я отклонилась и попыталась разглядеть это что-то, но мешали люди, сновавшие туда-сюда, мешал стробоскоп, на доли секунды отнимавший способность видеть, мешала даже музыка, не дававшая сосредоточиться.
И всё же я нашла…
В тени очередного закутка стоял человек и, не отрываясь, смотрел мне прямо в глаза. В помещении уже стало довольно душно, но под его взглядом я почему-то ощутила озноб, пробежавший по спине и собравшийся в тугой пучок на макушке. Человек был стар. Длинная, седая борода сливалась с не менее длинной, спускавшейся до пола светлой рубашкой, которая не светилась в неоне, как остальные белые вещи, а казалась застирано-серой и уж точно не походила на отвязные наряды местной молодёжи. Само появление подобной личности в ночном клубе было неудивительным. Случались прецеденты, когда какой-нибудь старичок обряжался в рокерскую куртку, надевал драные джинсы и развлекался, весело отплясывая всю ночь. Но этот человек больше напоминал друида или средневекового мага, чем выжившего из ума тусовщика. То и дело его фигуру заслоняли проходившие мимо люди, и я крутила головой, пытаясь не потерять старика из виду. Я не понимала, зачем мне это понадобилось, но была не в состоянии оторвать от него глаз.
Неожиданно старик шевельнулся и сделал шаг в моём направлении…
– Ваш заказ!
Я вздрогнула и подпрыгнула на стуле, в воздухе развернувшись к напугавшему меня бармену.
– Ваш заказ! – повторил он, протягивая бокал светло-коричневой жидкости и выставляя бутылки пива.
– А, да…
Дрожащей рукой я отдала ему деньги. Парень посмотрел, чуть поморщившись, и сразу удалился, чтобы обслужить других клиентов.
Я снова повернулась в сторону, где видела странного мужчину, но того и след простыл. Закуток опустел. Совершенно неосвещённый, он напомнил мне заброшенный и жуткий вход в какой-то туннель. Воображение тут же нарисовало каменные, влажные, затянутые паутиной стены, скелеты, висевшие по углам, и гробы, в одном из которых старик и спрятался. Конечно, ничего подобного там не было, и, скорее всего, закуток просто заканчивался запасным выходом.
А может, старик просто ушёл, затерявшись в людской массе? Я прочесала взглядом толпу, но ничего похожего на серый балахон не заметила.
Почудилось…
Однако это не обрадовало, а испугало даже больше, поскольку означало, что у меня начались галлюцинации наяву – новая стадия. Вскоре ночные кошмары перетекут в жизнь, и я буду наблюдать их всегда и постоянно…
Напиться! Мне срочно нужно было напиться!
Я схватила стакан и залпом его осушила. От отвратительного вкуса текилы с пивом во рту начался пожар. Молодец, бармен – сделал отличный «Ёрш»! Оставалось надеяться, что от него я скоро опьянею, хотя не мешало бы добавить что-то ещё… Что-то менее противное.
Я сделала бармену знак. На этот раз он быстро обратил на меня внимание и, как только закончил готовить ядовито-голубую жидкость для симпатичной брюнетки, подошёл без удивлений и улыбок.
– Что? – спросил он, пытаясь перекричать рёв музыки.
– «Б-52»! – прокричала я в ответ, протягивая деньги.
Бармен лишь угрюмо кивнул.
Наверное, он повидал много подобных девушек, приходивших в клуб, чтобы напиться, забыть несчастную любовь, обиды или слёзы. Наверное, думал, что и я была такой же – хотела утопить в алкоголе разбитое сердце. И, наверное, ему даже было меня жаль… Или ему было наплевать, ведь, если каждый день наблюдать одну и ту же картину, рано или поздно обязательно появится иммунитет к сочувствию. Останется только работа в сочетании с полным отсутствием эмоций, кроме разве что отвращения к напивавшимся до поросячьего визга недолюдям…
Бармен поставил передо мной рюмку с разноцветными ликёрами, поджёг верхний слой и протянул соломинку. Быстро, пока синий огонь не погас, я осушила свою порцию. Приятное тепло тут же разлилось по горлу, спустилось вниз по пищеводу, а во рту остался сладковатый привкус – этот напиток был явно вкуснее, чем «Смерть мексиканца».
– Ещё? – участливо поинтересовался бармен.
– Нет, спасибо! – покачала я слегка затуманенной головой и сползла со стула.
Наконец-то я начала пьянеть! Сейчас ещё залью сверху бутылку пива, а если не поможет и эффект быстро пройдёт – перейду на чистый алкоголь…
Но напьюсь я сегодня обязательно, и к чёрту все стрессы и галлюцинации!
Я схватила пиво, чтобы отнести его ребятам, но в развороте наткнулась на чью-то светлую грудь, перепугавшись до полусмерти и едва не выронив бутылки. Конечно, в клубе подобным столкновениям удивляться не стоило. Более того – их не стоило даже замечать, и я бы не заметила, если бы не тот странный старик. Просто на секунду мне показалось, что он в мановение ока оказался рядом со мной, покинув свой тёмный закуток…
– Это я, Лиз! – Ваня улыбнулся, подхватывая мою ношу.
– Блин, напугал! – я шумно выдохнула и расслабила руки.
– Всё нормально? – крикнул он.
– Конечно! Просто неожиданно!
– Мы же в одном месте тусим!
– Да… Но я кого-то видела… Показалось, что это он…
– Может, надо меньше пить? – серьёзно спросил Ваня. – Зачем ты рюмки осушала?
– Хотела расслабиться! – крикнула я, пожимая плечами. – А то вы все такие весёлые…
– Смотри осторожнее!
– Не волнуйся, я ещё трезвая!
– Ну, не знаю… Ты так в себя вливала… Домой не хочешь?
– Нет!
– Точно? – переспросил он.
– Ты говорил, мы уедем, когда я попрошу.
– Ну?
– Я пока не прошу! Пошли, а то ребята заждались своё пиво!
Я слегка щёлкнула пальцами по бутылкам в Ваниных руках и потянула его к нашему столику.
От несусветной лжи у меня горели уши, поскольку врала я не только насчёт причины, по которой хотела напиться, но и насчёт своего состояния: голова уже слегка кружилась, перед глазами появился туман, а ноги стали заплетаться, из-за чего я вместо прямой линии выписывала небольшие зигзаги. Благо, навстречу то и дело попадались люди, которых приходилось обходить, так что моя неровная походка была не столь заметна. По крайней мере, я на это очень надеялась, спиной ощущая пристальный взгляд Вани.
Мы добрались до нашего столика, и я буквально рухнула на стул, испытав некоторое облегчение.
– А вот и пиво! – радостно крикнула я, пытаясь разрядить обстановку больше внутри себя, чем вокруг.
Людям и так было комфортно.
– Спасибо! – крикнула Тая в ответ.
Вторую бутылку забрала вернувшаяся с танц-пола Вика, словно птичка подпорхнувшая к Лёше. А третью я взяла себе, но Ваня заметил это.
– Давай ты выпьешь позже? Не хочу нести тебя домой на плече! – произнёс он, отодвигая от меня пиво.
– Меня отвезёт такси! – возразила я.
– И всё же давай позже! – продолжил настаивать Ваня.
Я почувствовала себя крайне неловко и негодующе на него посмотрела. Но спорить не стала, чтобы ребята не подумали, будто я истерю, словно алкоголик, у которого отобрали выпивку.
– Как скажешь… – угрюмо согласилась я, уткнувшись взглядом в стол.
Ваня только что разрушил мои планы утопить проблемы в алкоголе. Лёгкое опьянение от двух, точнее, почти трёх коктейлей скоро пройдёт, и мне вновь станет противно и тоскливо…
И зачем я только согласилась на этот дурацкий поход в этот дурацкий клуб?!
– Хочешь потанцевать? – спросил Ваня.
– Не знаю… Если честно, то не очень.
– А медленный танец?
– Шутишь? Его ещё не скоро поставят! Мы уже домой уедем, – усмехнулась я, бросив взгляд на дёргавшуюся в агонии людскую массу.
– Я сейчас! – Ваня сорвался с места и устремился в сторону диджейского пульта, но потом помедлил и добавил: – Обещай без меня не пить!
– Ладно, – хмыкнула я, провожая его взглядом.
Когда он удалился, я снова опасливо оглядела танц-пол, в глубине души надеясь, что не замечу там человека в белом.
Так и произошло.
Может, мне просто показалось? Я увидела мужчину, одетого во всё светлое, а разыгравшееся воображение дорисовало ему бороду и седые волосы? И в действительности он был лишь обманом зрения – не призраком и не галлюцинацией?
Ведь я не сходила с ума.
Ведь со мной всё было нормально…
Развернувшись назад, я наткнулась на озадаченный взгляд Насти, который та, спохватившись, быстро отвела в сторону. Наверное, выражение моего лица было очень странным, раз она так удивилась. Я попыталась посмотреть на себя со стороны, и мне стало противно – я обнаружила панику, страх и неуверенность в пьяных глазах. Настя ни о чём не знала, но увидела перед собой взбудораженную девушку, одержимую непонятной паранойей. И самое гадкое, что её догадки были недалеки от истины.
Несмотря на данное Ване обещание, я схватила открытую бутылку пива и сделала большой глоток. Холодная жидкость протекла по горлу, но застряла где-то возле желудка и несмело попросилась обратно. Наверное, на сегодня мне действительно было достаточно, однако разум требовал ещё и ещё. Ему хотелось забыться, погрузиться в алкогольный туман и больше не размышлять ни о чёртовых снах, ни о галлюцинациях, ни о семейных тайнах. Ему хотелось отдыха и покоя. Через силу я сделала ещё один глоток и отставила пиво в сторону, надеясь, что никто из ребят меня не выдаст. При этом на них я старалась не смотреть. Я бы не выдержала новых осуждающих взглядов по отношению к душевнобольной подруге…
Бывшей подруге.
Почему-то казалось, что скоро все они от меня отвернутся. Все, кроме Вани. Он останется со мной, что бы ни случилось, а я буду терзаться чувством вины. Наверное, мама рассуждала правильно, а я со своей слепой и эгоистичной любовью отказывалась это понимать – Ване нужна была нормальная жизнь и нормальная девушка.
Не такая, как я…
– Пойдём! – произнёс Ваня над самым моим ухом.
Надо же, алкоголь сделал своё дело – я не заметила его появления, хотя только этого и ждала. Молча я вложила ладонь в протянутую руку, тяжело поднялась со стула и на непослушных ногах добралась до танц-пола. Как только мы вошли в толпу, зазвучали первые аккорды тягучей, красивой мелодии, подействовавшей на собравшихся, словно ведро холодной воды на кошек в марте. Люди замерли, перестали дёргаться и быстро разбрелись, освободив место для желающих потанцевать медленный танец.
Ваня притянул меня к себе и крепко обнял за плечи.
– А ты говорила, не поставят! – произнёс он.
– А ты, как всегда, договорился! – констатировала я факт.
В этом ему не было равных! Ваня мог уговорить кого угодно сделать что угодно! Даже самого дьявола сыграть с ним в футбол, например!
– Конечно! – самодовольно подтвердил он.
Мелодия заиграла громче. Певец надрывался, выводя немыслимые для мужчины ноты, и иногда его голос звучал настолько высоко, что казалось – пела женщина. Мы начали двигаться, раскачиваясь под музыку. Вряд ли наше переминание с ноги на ногу можно было назвать танцем, но лучше вокруг танцевать всё равно никто не умел. Медленно-медленно и довольно долго мы так переминались, и я почувствовала, как расслабляются напряжённые мышцы. Может, дело было в выпитых коктейлях, может, в томительных звуках, может, в крепких объятиях любимого человека, в которых я чувствовала себя абсолютно спокойно. В принципе, причина меня не особо волновала. Главное, что это ощущение охватило меня всю. Здесь остались только мы, а все страхи и кошмары унеслись куда-то далеко.
Я с наслаждением прильнула к Ване, а он тихо замурлыкал над моим ухом, пытаясь подпевать мужчине с женским голосом. Естественно, у Вани не получалось. Его баритон звучал грубее и жёстче, но атмосферу совсем не портил. Я прижалась к нему ещё сильнее, уткнулась щекой в плечо и закрыла глаза…
А потом резко открыла, осознав, что увидела его.
Человек в светлой рубахе стоял на краю танц-пола и вновь пристально на меня смотрел. Я вздрогнула всем телом и вскинула лицо, но уже повернулась к тому месту спиной.
– Что с тобой? – спокойно спросил Ваня, пребывая в состоянии эйфории.
– Н-ничего, – выдавила я.
Я покрутила головой, кляня свои галлюцинации на чём свет стоял, но снова никого не увидела.
Ну не мог живой человек так внезапно появляться и исчезать! В клубе сейчас танцевало слишком мало пар, чтобы он затерялся в толпе. Я должна была заметить, как он уходил, но я не заметила, а значит, это моё воображение разыгралось по новой – старик мне просто померещился…
– Елизавета…
Я подскочила на месте.
Незнакомый голос, прошептавший моё имя, прозвучал очень близко. Однако Ваня по-прежнему спокойно и невозмутимо мялся рядом, словно ничего не слышал.
– Елизавета…
Я вновь лихорадочно огляделась и на этот раз нашла – незнакомец стоял возле выхода. Почему-то я была уверена, что звал меня именно он. Но, даже если бы он крикнул, сквозь рёв музыки до танц-пола не донеслось бы ни звука. А голос звучал так, словно старик находился рядом, склонился над моим ухом и шептал мне прямо в голову.
Невозможно…
Этот странный и пугающий человек выглядел слишком нереальным для посетителя клуба и слишком материальным и физически плотным для галлюцинации. А ещё он больше не исчезал, теперь являя собой устоявшееся видение. Мы с Ваней сделали полный оборот, но старик продолжал стоять на том же месте, и, казалось, никто, кроме меня, его не замечал. Люди проходили мимо, не глядя на него, не удивляясь и не задевая. Они просто огибали застывшего старца и шли дальше, что привело меня в состояние полнейшего ужаса. Руки задрожали на Ваниных плечах, и я пару раз всхлипнула, чувствуя, что вот-вот расплачусь.
– Всё в порядке? – спросил Ваня, остановившись.
– Ты видишь… Его? – вместо ответа спросила я, не отрывая взгляда от человека в светлом балахоне.
А тот неожиданно сделал призывный жест и, развернувшись к нам спиной, направился прочь из клуба.
– Кого? Я не понимаю… Кого я должен увидеть?
Ваня крутил головой, пытаясь разглядеть что-то необычное в направлении моего взгляда, но его попытки были тщетными.
Он тоже не видел старика.
– Я сейчас… – белыми от страха губами прошептала я и рванула за незнакомцем, оставив Ваню в гордом одиночестве.
Я пробиралась к выходу так быстро, как могла, но путь то и дело преграждали люди, будто специально выраставшие, словно из-под земли. Их приходилось распихивать руками, получая в ответ недовольное ворчание, маты и тычки в спину, но я старалась не обращать на это внимания. Человек, к которому я спешила, вселял в меня суеверный ужас, но в то же время я боялась потерять его из виду, словно он должен был сказать что-то очень важное. И он обязательно скажет, если не растворится в воздухе, когда я до него доберусь…
Я преодолела узкие двери с пунктом охраны, сбежала вниз по лестнице и выскочила на улицу вслед за светлым балахоном.
И остановилась как вкопанная.
Никого.
Здесь никого не было.
Ночной город окутывала тишина, нарушаемая лишь доносившимися из клуба звуками и гулом изредка проезжавших мимо машин. Несколько девиц в компании двух качков курили возле дверей. Сначала они уставились на меня, но потом, потеряв интерес, продолжили болтать с новыми ухажёрами. На стоянке дежурили машины такси, добрая половина водителей в которых спала, откинувшись в креслах как в гамаках.
И всё.
Я покрутилась на месте, но ни с одной, ни с другой стороны не увидела ни души. Как я и боялась, или ожидала, старик снова исчез. Растаял в воздухе, словно призрак. Вход в клуб располагался на середине здания, и он просто не успел бы свернуть в подворотню, даже до угла бы не дошёл, если только не являлся чемпионом мира по спортивной ходьбе…
– Лиза! – Ваня подбежал ко мне сзади и резко развернул к себе. – Что случилось, чёрт побери?!
– Ничего, – ответила я, испуганно замотав головой.
– Ничего… Ничего? – со злости он хлопнул себя руками по коленям и замер в такой позе, восстанавливая дыхание после неожиданного забега. – Что значит «Ничего»? Ты срываешься с места, бежишь непонятно куда, и это называется «Ничего»?!
– Прости… – прохрипела я, пытаясь придумать ложь, которая бы его устроила. – Мне показалось… Я увидела знакомого… Одноклассника… Но он быстро ушёл, и я не успела его догнать…
– И куда же он делся? Я никого на улице не вижу, – Ваня развёл руками и подозрительно на меня посмотрел.
Я попыталась сделать невинное лицо.
– Уехал… На такси. Только что. И он оказался не моим одноклассником. Я обозналась.
– Ладно… – Ваня немного успокоился и обнял меня. – Ты меня напугала.
– Прости, я не хотела.
– Я думал, что…
– У меня галлюцинации? – закончила я фразу за него.
– Если честно, то да.
– Ничего подобного, – произнесла я, прикусив губу, чтобы не расплакаться.
Ну, вот, Ваня тоже начинал принимать факт, что я сходила с ума…
– Пошли внутрь, ты замёрзнешь, – предложил он, растирая мои холодные руки.
Только похолодели они давно и от страха, а не от низкой температуры на улице.
– Нет, – помотала я головой. – Поехали домой, я устала…
– Ты действительно хочешь домой или что-то мне недоговариваешь? – он вздёрнул одну бровь.
– Не будь таким подозрительным! Я просто хочу спать.
– Ладно. Тогда заберём наши вещи…
– А можно я подожду в холле? Не хочу туда возвращаться, у меня уже голова от долбёжки раскалывается…
– Как знаешь, – пожал он плечами.
– Попрощаешься за меня со всеми? – попросила я напоследок. – А то они обидятся.
– Угу…
Ожидая Ваню, я стояла возле охранников и по привычке оглядывалась по сторонам, но уже не так явно, чтобы те не подумали, будто я под кайфом. Нужно было прекращать это дурацкое занятие, пока шея не сломалась, но остановиться я не могла. Меня слегка потряхивало. Каждую секунду я ждала, что снова услышу сверхъестественный голос или увижу пристальный взгляд, пронзающий мозг до самых глубин. А в голове носился вихрь вопросов, которые доставляли ещё больше беспокойства.
Кем был этот странный человек?
Что ему от меня было нужно?
А может, он вообще не был человеком?..
Воображение тут же нарисовало демона, присмотревшего себе жертву, от чего по коже пробежали мурашки. Я вжалась в угол, стараясь стать незаметной, но этим только привлекла внимание охранников, теперь косившихся на меня недобрым взглядом.
– Держи.
Ваня, подоспевший как раз вовремя, протянул мне сумку, помог набросить на плечи кофту, и мы не спеша двинулись к выходу. Ваня – потому что не хотел уходить. А я – потому что изо всех сил старалась не бежать.
– Всё нормально? – задала я его любимый вопрос.
– Да, я со всеми попрощался. Ребята расстроились, что мы рано уходим, но я сказал, что у тебя разболелась голова.
– Спасибо… А сам сильно расстроился?
– Смеёшься?! Я рад, что мы вообще выбрались! Только ты, кажется, не рада…
– Нет-нет, всё было замечательно! Не думай, мне тоже иногда нужна встряска… Просто я устала, столько всего навалилось…
– Прости, я совсем забыл, – Ваня приобнял меня, пытаясь согреть.
– Я и старалась, чтобы ты забыл… – задумчиво протянула я, когда мы остановились возле машины такси.
– Спасибо, малыш. Но я не хочу, чтобы ты делала что-то через силу, – произнёс он, положив руки мне на плечи. – Я знаю, что тебе сейчас тяжело, и хочу помочь. Я хочу помогать тебе всегда. Понимаешь?
– Да… – кивнула я, а у самой от таких проникновенных слов к горлу подступил горький ком.
– Эй, голубки! Или садитесь, или воркуйте в другом месте! – раздался неожиданно громкий и резкий голос сонного водителя, который рассмешил нас обоих.
– Сейчас сядем! – сквозь смех произнёс Ваня и снова повернулся ко мне, чтобы поцеловать.
– Вот, блин, молодёжь, – продолжил ворчать водитель, заводя двигатель, – всё никак не нацелуются!
Я сдавленно хихикнула в самый ответственный момент. Оказывается, несмотря на всё произошедшее, я ещё была способна смеяться…
– Поехали, – прошептала я, убирая руки с Ваниной шеи.
Он открыл дверь и помог мне забраться в салон. Потом сел на переднее сидение и назвал водителю адрес конечного пункта.
В поздний час машин на дорогах почти не было, но мы ехали медленно, часто останавливаясь на ещё работавших светофорах. Мимо проплывали яркие витрины магазинов, окна домов и подсвеченные рекламные щиты со всякой ерундой и с не менее ерундовыми лозунгами. От этого мелькания или же от усталости, меня опять начало клонить в сон. Я прислонила голову к стеклу, стараясь не обращать внимания на периодические потряхивания, ведь в России дороги особой гладкостью не отличались. Потом закрыла глаза и уже через веки наблюдала за огнями ночного города. Проходя сквозь кровеносные сосуды и кожу, световые вспышки приобретали красноватый оттенок, взрывались беспокойными всполохами и пропадали во мраке, напоминая сказочный, багряный фейерверк.
На душе стало удивительно спокойно.
Что ещё могло случиться в этот безумно длинный день? Казалось, произошедших событий хватило бы на целую неделю, а то и на месяц жизни, и в ближайшее время мне были уготованы лишь тишина и покой. Никаких потрясений и никаких кошмаров. Мне очень хотелось верить в такую возможность слепой, наивной верой ребёнка. Пусть сейчас было не Рождество, не Новый год, а раннее лето, но неужели для меня не могло произойти маленькое чудо? Жаль, что в чудеса я давно перестала верить…

Глава 4. Родители
Как можно тише, стараясь не потревожить немногочисленных обитателей маленькой квартиры, я зашла домой и принялась неуклюже пританцовывать в прихожей, снимая обувь. Только для Снежка утренним будильником стали уже мои шаги по подъезду. Он выполз из-за дивана, где обычно спал, и радостно закрутился юлой у меня под ногами, зевая и поскуливая. Повторяя вчерашние злоключения, я чуть не запнулась о назойливую собаку, и это снова меня разозлило. В такси я благополучно заснула, так что теперь глаза никак не хотели открываться, а тут ещё пёс привязался, радуясь возможности выйти на улицу. Но я сама решила поехать домой, а не к Ване, и собаку приучила гулять рано тоже сама, так что злиться могла лишь на себя.
Снежок заскулил громче и нетерпеливо завилял хвостом, отбивая барабанную дробь по полу.
– Не сейчас! – шикнула я на него. – Иди на место, утром погуляем!
Собака обиженно заворчала и отправилась досматривать сны, а я облегчённо вздохнула. От одной проблемы я избавилась, но осталась вторая – от меня несло выпивкой и сигаретами, как от законченного алкоголика. Это был самый большой и ощутимый минус ночных тусовок – к головной боли и сухости во рту прибавлялась куча посторонних запахов, от которых следовало избавляться с особой тщательностью немедленным посещением душа.
Сделав два шага в сторону ванной, я остановилась и слегка покачнулась под действием ещё гулявшего в крови алкоголя. С секунду подумала… За столь короткое время веки сами поползли вниз, а в душу закрались сомнения, разрастаясь в ней всё шире и всё глубже пуская корни в невыспавшийся разум.
Я поймала прядь волос и понюхала её.
Табак…
К сожалению, утром жуткий аромат усилится раза в три, но принимать душ сейчас я была не в состоянии. Решила отложить до завтра. Однако в ванную всё же зашла, чтобы умыться, и выползла оттуда минут через десять, немного посвежев и взбодрившись. Даже глаза приоткрылись, что позволило мне увидеть все дверные косяки и ни в один из них не вписаться. А также обнаружить белый лист бумаги, лежавший на столе в зале – папа написал записку, зная, что после клуба я приеду домой.
Захватив листок, я направилась в комнату и только там включила свет, чтобы его прочитать. Аккуратным, почти каллиграфическим подчерком были выведены два предложения:
«Лиза, завтра в одиннадцать поеду к Варе. Если захочешь со мной, напиши, могу тебя разбудить».
Я упала на кровать, крепко задумавшись сонным мозгом.
С одной стороны, мне очень хотелось ещё раз увидеть маму, но с другой – я боялась, что у неё опять случится приступ из-за моего присутствия. А также я боялась Лазаревского и боялась заходить в больничные стены, рискуя больше оттуда не выйти. Остатками здравого рассудка я понимала, что эти страхи давно стали патологическими и мало на чём основывались, но остальная, нездоровая его часть вопила в панике. И я не могла её игнорировать, поскольку она всё больше и больше брала надо мной верх. Ещё и вставать придётся рано, раз сегодня я так и не добралась до душа, что тоже являлось проблемой, поскольку я не знала наверняка, удастся ли поспать в оставшееся время. Веки смыкались со скоростью света, но ещё ни разу это не мешало кошмарам испортить мне сон.
Я колебалась.
Я боялась.
Я заснула…
А спустя некоторое время разлепила глаза и обнаружила себя по-прежнему в одежде и с запиской в руках.
Тааак…
Я положила листок на пол. Не открывая глаз и не поднимая ватного тела с матраса, а перекатываясь по нему, словно откормленный поросёнок, умудрилась стянуть бриджи, топ и с отвращением забросила их в угол, заверив себя, что завтра обязательно постираю. Можно представить, сколько ароматов сгенерируют прокуренные вещи в таком маленьком помещении, но нести их до ванной сейчас, чтобы спрятать в корзину с грязным бельём, не представлялось возможным. Будильник я поставила на девять утра, чтобы успеть сходить в душ и сделать все дела, благополучно отложенные сегодня.
И провалилась в сон…
***
По телу разлилось приятное тепло, окутав его нежным облаком всепоглощающего чувства. Я таяла в объятиях крепких рук, касавшихся меня со страстной силой и в то же время – с осторожностью и бережностью, словно я являлась хрустальным изваянием и вот-вот могла рассыпаться на мелкие осколки.
Но я не боялась разбиться.
Я чувствовала себя защищённой.
Его руки были щитом, а он сам – преградой, которую ничто и никто не мог преодолеть или сломать. Даже сам дьявол. Я была абсолютно уверенна в нём, в его руках и в его объятиях. Я растворялась в них, не желая больше ничего на этом свете, и лишь хотела знать, что он будет рядом – поддержит, защитит, убережёт.
Только он.
Всегда…
***
Резкий звук ворвался в сознание и стрелой пронзил голову между висками, связав их крепче каната и потянув прочь из такого трепетного и волнующего сна. Я не сразу поняла, что это звонил будильник, своим противным треском вызвав волну разочарования, раздражения и досады. Не отрывая головы от подушки, я нащупала сотовый телефон и нажала первую попавшуюся кнопку. Звук сразу прекратился, а воцарившаяся тишина принесла облегчение.
Я только что легла, неужели уже нужно было вставать?..
Несправедливо…
Лишь через несколько секунд я сообразила, что проспала всю ночь без единого кошмара. Даже наоборот – мне не хотелось просыпаться. Хотелось провалиться обратно в чудесный, сладостный сон и снова испытать то чувство. В свои обычные сны я никогда не пожелала бы вернуться, достаточно было того, что они просто отравляли мне жизнь, а этот был таким приятным, таким волнующим…
Опомнившись, я села и взглянула на часы.
Девять тридцать.
Вот, чёрт!
Если я сейчас же не отправлюсь в душ избавляться от запаха перегара, то вставать смысла уже не будет.
Заставить себя сползти с кровати оказалось так же тяжело, как и проснуться после ночной гулянки. Внутри словно продолжалась вчерашняя дискотека: голова гудела страшно, мозг всё ещё сотрясался от ударов басов, а нейроны плясали под заевшую мелодию. Каждый взмах ресниц сонных глаз создавал им световое шоу, а кровеносные сосуды доставляли остатки выпивки, поддерживая в организме состояние лёгкого опьянения. И как только я об этом подумала, желудок сконфужено сжался.
Нет. Я не могла допустить, чтобы мне стало плохо…
Пошатываясь, я сгребла валявшуюся на полу ароматную одежду и вывалилась из комнаты. Снежок услышал, выскочил из-за дивана и вновь радостно начал виться вокруг ног, не давая сделать ни шагу.
– Не сейчас! – снова шикнула я на него. – Позже, ладно?..
Собака заскулила и обиженно на меня посмотрела огромными коричневыми глазами.
– Ну, потерпи немного. Сейчас приду в себя и обязательно с тобой погуляю, – виновато прошептала я, потрепав его по холке.
Но он так и остался сидеть, проводив меня укоризненным взглядом.
В ванной я сделала воду попрохладнее – замёрзнуть не замёрзну, а взбодриться должно помочь. Быстро забралась под душ и минут пять просто стояла, наслаждаясь ощущением от стекавших по лицу и телу мелких струек, приносивших долгожданное облегчение. Это было именно то, чего требовал измотанный организм: разум быстро прояснялся, басы стихали, нейрончики успокаивались и недовольно разбредались по местам, чтобы приступить к работе. Затем по коже пробежал первый озноб, означавший, что я начала замерзать. Пришлось подкрутить горячий вентиль, от чего в крошечном помещении сразу стало жарко и душно. Когда же самоощущение себя человеком восстановилось, я налила на ладонь немного шампуня и принялась массировать пока ещё нывшую голову.
Тоже неплохо…
Я разомлела, изнывая в клубах пара и запаха шампуня, и, казалось, вот-вот растаю, как сегодня во сне.
В чудесном, сладком сне…
Что-то зашелестело. Этот звук вернул меня к реальности, не дав в очередной раз провалиться в беспамятство, ведь сейчас я вполне могла уснуть и в душе, и на кухне, и где угодно. Я принялась быстро смывать с волос остатки шампуня, но он попал в глаза, и их неприятно защипало. Пока я избавлялась от раздражителя, звук повторился.
– Пап? Это ты?.. – крикнула я.
Наверное, отец уже встал и попытался попасть в ванную. Но ему не повезло – я заняла её раньше и планировала находиться здесь ещё долго. Или это Снежок скрёбся под дверью, преисполненный надеждой, что я с ним всё-таки погуляю.
Наконец, я промыла глаза и смогла нормально видеть, однако то, что открылось взору, совсем не порадовало. Сначала показалось, что на занавеску просто падала тень от корзины с бельём, которая стояла на стиральной машинке.
Но тень шевельнулась…
– Папа?..
На что я надеялась?
Что это действительно вошёл отец?
Невозможно, ведь я закрыла дверь на защёлку…
Тень снова пошевелилась и медленно поползла вверх по занавеске, становясь больше и темнее. От этого зрелища у меня перехватило дыхание. Сердце испуганно замерло, а потом бешено заколотилось снова, и его стук раскатами грома ворвался в больную голову, сотрясая воспалённый мозг и заглушая шум воды.
Что же со мной творилось?..
Мои кошмары действительно перемещались в реальность или я спала и видела очередной жуткий сон?
А тень продолжала ползти…
Теперь очертаниями она напоминала человеческую фигуру в широкой, длинной рубахе. Напоминала человека, которого я видела вчера в клубе, вот только его рост был не менее двух с половиной метров, а в ширину он занимал практически всю комнату, и это никак не могло являться правдой, даже если бы кто-то на самом деле вломился в мою ванную.
От охватившей тело и разум паники я осела на холодный чугун, сжавшись в крошечный, мокрый комок. Вода заливала лицо. Хотелось зажмуриться, но мне казалось, что если я закрою глаза даже на мгновение, то обязательно произойдёт что-то ужасное. Поэтому я продолжала, не моргая, смотреть на пугающую тень.
– Кто ты?.. – прошептала я сорвавшимся голосом.
Ответа не последовало.
Тень не шелохнулась.
Она просто нависла надо мной, как огромная скала, закрывавшая солнце.
– Что тебе нужно?..
Тишина.
Только шумела вода, вырываясь из многочисленных отверстий душевой насадки и разбиваясь о моё съёжившееся тело, да покрытые кафелем стены отражали частое, неровное сердцебиение. Дрожащей рукой я несмело взялась за край занавески, боясь сделать следующее движение. Боясь даже пошевелиться, будто тень могла наброситься на меня, ожидая лишь этого. Мне было страшно до смерти, но я затаила дыхание и рванула занавеску в сторону…
Никого.
Ванная была абсолютно пуста.
Я расслабила напряжённые плечи и несмело поднялась на одеревеневших ногах. Вода полилась на пол, и там медленно, но верно, начала собираться огромная лужа, грозившая подтопить соседей снизу. Однако сейчас это мало меня беспокоило. Я быстро задёрнула занавеску обратно, желая убедиться, что тень не являлась обычным мокрым пятном, но та исчезла, словно её никогда и не было.
Снова отдёрнула, оглядела комнату и снова задёрнула.
Похоже, я и вправду уснула в душе…
Внезапный стук в дверь заставил в очередной раз вздрогнуть от неожиданности. На секунду я потеряла равновесие, поскользнулась и чуть не упала на дно ванной, но успела схватиться за злосчастную шторку, что меня и спасло.
– Лиза! Хватит там плавать! – услышала я приглушенный голос отца.
– Сейчас выйду! – крикнула я в ответ и перевела дыхание, сообразив, что отмокала почти час.
Пора было завязывать с непонятными тенями и выходить…
Я быстро почистила зубы, выключила воду и ступила на абсолютно мокрый пол, который пришлось тщательно после себя вытирать, несколько раз отжимая полотенце. Потом осторожно приоткрыла дверь, словно за ней могли прятаться чудовища, и выглянула в коридор. В лицо тут же ударил порыв сквозняка, отрезвив замутнённый страхом рассудок и вернув утерянную в клубе ясность мысли.
Действительно, какие чудовища? Все чудовища прятались только в моей не совсем здоровой голове…
– Наконец-то! Доброе утро, дочка! – папа чмокнул меня в мокрую макушку, и от холодных волос, прижатых к коже, по ней забегали мурашки.
– Доброе утро, пап. Сколько времени?
– Пятнадцать минут одиннадцатого. Если ты решила поехать со мной, то поторопись.
– Успею. Иди умывайся, а я сделаю завтрак…
– Я уже всё приготовил! Лучше собирайся, русалка! – ухмыльнулся он, потрепав меня по голове.
И скрылся в ванной.
Я почувствовала себя виноватой. Но, раз уж сегодня я была плохой и невнимательной дочерью, придётся мне с этим мириться.
Быстро высушив волосы, я натянула джинсы, уже высохшие после вчерашнего забега под дождём, и серую водолазку, найденную в глубине шкафа, после чего сборы официально закончились. На причёску и макияж я откровенно наплевала – не на свидание же идти – и направилась на кухню. Но мои опасения, зародившиеся в тот момент, когда папа произнёс слово «Приготовил», не подтвердились. У него не хватило фантазии ни на что, кроме бутербродов, а их сложно было испортить, даже если очень постараться. Я только налила нам кофе. Чайник папа тоже вскипятил, так что это заняло меньше минуты.
– Ты готова? – он вошёл в кухню, вытирая лицо полотенцем.
– Да.
– Тогда давай быстренько перекусим и по коням… Кстати, как вчера погуляли?
– Хорошо, – я с трудом проглотила чуть не застрявший в горле хлеб, надеясь, что мой голос прозвучал достаточно правдоподобно.
В последнее время я постоянно всем врала. А что ещё мне оставалось делать? Если я начну говорить правду, то недолго пробуду свободным человеком…
– Выглядишь неплохо, только немного заспанно.
– Как и ты, – усмехнулась я. – На самом деле мы приехали не поздно. Часа в три.
– Было скучно? – отец удивлённо вскинул брови.
– Нет, просто я захотела спать…
– Ну, тебе хотя бы понравилось?
– Да, очень… Ты оказался прав, мне стоило встретиться с друзьями, а то я совсем засиделась дома. А как у тебя на работе? – попыталась я сменить тему.
– Нормально. Сделали всё, что планировали. Может, начальник даже премию выдаст, – несмотря на радостное известие, папа погрустнел и опустил глаза.
– Здорово! – воскликнула я, чтобы его поддержать. – Знаешь, через неделю я тоже планирую выйти на новую работу. Нашла неплохое место. Там и платят больше, и условия получше. Скорее всего, потом буду совмещать с учёбой. У них гибкий график, и директор часто идёт навстречу студентам.
– Отлично, – папа сконфужено улыбнулся. – Мне жаль, что я не могу…
– Пап, ты ни в чём не виноват, – мягко произнесла я. – Здесь никто не виноват…
Я прекрасно понимала, о чём он сейчас подумал. Миллионерами мы совсем не являлись, поэтому вопрос финансов для нашей семьи стоял особенно остро. Папа делал всё, чтобы заработать дополнительные несколько тысяч к зарплате, и, несмотря на мои заверения, часто мучился чувством вины, что не мог обеспечить нам достойную жизнь.
– Возможно… – он криво усмехнулся, спрятав от меня лицо.
Остаток завтрака прошёл в неловкой тишине. Потом я быстро выскочила со Снежком во двор, наспех помыла ему лапы, радуясь, что сегодня пёс был не в настроении выпендриваться, и уже вместе с отцом спустилась вниз.
Ехали мы тоже молча, по дороге обменявшись лишь несколькими фразами. Я всё ещё терзалась не оставлявшим в покое вопросом – может, стоило остаться дома? Но что-то – то ли данное маме обещание, то ли относительно необходимый крем для рук, который я захватила в последнюю минуту – словно подталкивало меня вперёд и заставляло спешить к ней.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/elena-s-raving/svet-tma-69446713/?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.