Сказ о Яре и Чернаве
Сказ о Яре из Яви и Чернаве из Нави
Катя Кожевникова
Славянские миры. Фэнтези для подростков
Жизнь у Ярославы совсем не сказочная: в родной деревне её травят и боятся, называют ведьминой дочкой… Когда отец заболевает, девушка отправляется в Навь – мир духов и мертвецов, чтобы добыть лекарство. Вот только выбраться из царства мёртвых непросто, ведь Навь обнажает все самые тёмные помыслы человека. Теперь Яре придётся бросить вызов собственному отражению – Чернаве, желающей взять контроль над душой девушки, а также встретиться с духом почившей матери и отыскать путь домой с помощью волшебного клубка. Но сумеет ли Яра найти путь в Явь? Или сгинет в Забытых Землях?
Екатерина Кожевникова
Сказ о Яре и Чернаве
© Кожевникова Е., текст, 2024
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024
* * *
Наши беды не снаружи – они внутри нас.
Никто не способен устроить у нас в душе такой мрак, какой мы сами себе устраиваем, и причём совершенно бесплатно.
(Дмитрий Емец, «Лёд и пламя Тартара»)
Часть первая. Детство
Знаем мы токмо, что делится мир на три части: Явь, Навь и Правь. В Прави живут и повелевают всем боги, про них я сказ в тот раз вела. В Нави живут существа неведомые и души мёртвые, и колдуны оттуда силу свою черпают. А в Яви живём мы с вами и всё то, что видим мы каждый день: земля родная, по которой мы ходим; поля, леса и реки, что нас питают; небо, что над нами… всё явное, всё – родное.
– Бабушка Милица! А расскажи ещё про Навь! Непонятно мне, как это – души мёртвые и колдовская сила?
– Так то же Навь, дитятко. Мало что мы знаем об этом. Говорят, что управляют там всем духи и полубоги древние: Баба-яга, Бессмертный Кощей… Всё странное, чародейское оттуда на белом свете появляется. Кто уходит в Навь – либо не возвращается, либо приходит иным, наделённым силой страшной. На то эта земля зовётся Неявной, Неведомой.
– Какой силой, бабушка?
– Либо светлой силой – от Белобога, чтобы людей исцелять и дела добрые вершить. Либо тёмной – от Чернобога. Такие колдуны только пакости творят да другим житья не дают. – Старая бабка-рассказчица недовольно притопнула и нахмурилась. – Ишь! Хватит про Навь выспрашивать! Спать потом не сможете.
– Так это ж Ярослава, ведьмина дочка, ей бы всё сказочки про чародеев да колдунов. – Рыжий мальчишка засмеялся, злобно тыкнув в бок самую маленькую девочку с тонкой светлой косичкой.
– Сам ты ведьмин сын! – моментально огрызнулась девочка. Другие дети залились злобным смехом. Бабка-рассказчица начала недовольно ворчать на них, но толку мало.
– Ведьмины… все вы ведьмины дети! – По щекам Ярославы стекали крупные слёзы. Она выхватила из печки горсточку старой золы, кинула чёрный порошок в лицо рыжему и хлопнула дверью, выйдя из избушки бабки Милицы.
– Тятя, они опять! – Яра вбежала домой. Растрёпанная, щёки в слезах, руки и лоб сажей перемазаны.
– Почто тебя лицом в золу окунули? – Кузнец хитро прищурился. Он как раз недавно вернулся домой и теперь неуклюже возился с горшками и едой.
– Нет! Я себя в обиду не давала. Рыжий Ярун назвал меня ведьминой дочкой, а я в него сажей кинула.
– Сажей… что, он и сам теперь на нечисть стал похож?
– Похож. – Ярослава засмеялась, отмывая в лохани руки и лицо. – Тятя, ну расскажи же про матушку! Почему её нет и почему её ведьмой в деревне кличут?
– Ушла матушка, – отрезал кузнец. Потом всё же смягчился. – Не знаю почему, ушла зимней ночью из дома, и всё. Больше никто не видел. А про ведьму что кличут – то не слушай. Красивая она была больно, на местных девок непохожая: коса чёрная, толщиной с бревно. Завидовали ей, вот ведьмой и прозвали. А ты иди есть, соседи вчера похлёбку наготовили. Вот, погрел, тёплая, только из печки…
Часть вторая. Явь
Осень постепенно съедала последние тёплые дни. Прошло время сбора урожая. В погребах росли ряды заготовок на зиму, шилась тёплая одежда, салом промазывалась от влаги обувь.
Ярославе шёл семнадцатый год. Коса у неё была длинная, светло-русая, толщиной с руку. Щёки румяные, глаза цвета водной глади, сама тонкая, звонкая, быстрая. Проезжие парни как один на дочь кузнеца засматривались, на зависть другим девушкам. А вот местные своих парней-сыновей отваживали, и те стороной Яру обходили. Всё бродили по деревне слухи: «Кузнец Всемил – человек уважаемый, и на работы его любо-дорого смотреть. И дочка у него, конечно, красавица, давно бы такую сосватали, кабы не мать. Мать у неё была что пожар лесной. За коровой присматривала – корова сдыхала. Роженицам помогала – дети больные и слабые на свет появлялись. Больного выхаживала – так тот в Навь отправлялся. То ли проклятая, то ли с нечистью дружбу водила. Если Ярослава в мать пошла, то не надобно нам в семью такого проклятья».
Так и шёл день за днём, месяц за месяцем. Яра хорошела, как цветок аленький. Хозяйство у неё спорилось, в печи стояла еда горячая, дом прибран, вещи постираны, заготовки сделаны, грибы собраны и высушены. Что ещё для счастья в семье надо? Женихи из других деревень и городов уже начинали к кузнецу захаживать, про дочь узнавать. А местные жители всё больше злословили.
Обижали Ярославу косые взгляды. Замечала она, как женщины от неё шарахаются, а мужчины стороной обходят. Матери своей она не помнила и не понимала, что такого страшного все в ней видят. Ни внешне, ни поведением Ярослава не отличалась от остальных девушек. Была только одна странность, о которой, впрочем, никто, даже отец, не знал. Загадочное видение преследовало Ярославу: появлялась то во снах, то в отражениях девушка с косами чёрными, глазами тёмными, белокожая, словно смерть. Лицом и повадками она походила на саму Яру. Иногда видение насмехалось, подмигивало, а иногда давало подсказки и советы, как лучше хозяйство вести, какой дорогой быстрее пройти, где опасной встречи избежать. Что это была за тёмная девушка и отчего являлась? Этого Яра не знала, но про Деву никому не говорила. Кто поверит? А поверят – так точно ведьмой нарекут. Яра боялась своих видений до жути, и чем старше становилась, тем чаще замечала пугающее отражение с кожей бледной, как у мертвеца. Но сделать с этим ничего не могла, поэтому старалась быстрее выкинуть страхи из головы и не думать о них.
Всемилу тоже было невесело, оттого что на дочь его всё время клевету наводят. А что сделаешь со сплетнями? И сам второй раз жениться не стал, хотя сватались к нему. Что новая жена сделает с падчерицей, которую вся деревня побаивается? Лучше им с дочкой жить спокойно вдвоём. Соседки – добрые бабушки – помогали ему с готовкой и домашним хозяйством, пока дочь не подросла и сама не начала справляться. Так и жили много лет. А когда взрослеть начала Ярослава, хорошеть, злые языки всё больше на неё напраслину возводить стали. Кузнец-то точно знал, что дочка его не ведьма и зла никому не желает. Стал замечать, что грустит и тоскует она, особенно после посиделок с молодёжью. Обижали её, видимо.
Подружек у Ярославы, конечно, не было, а от женихов из других деревень она отворачивалась и даже слушать ничего не хотела. Тосковала она по соседскому парню, который всю жизнь её задирал. Не выходил рыжий Ярун из её мыслей. Давно уж деревенские приметили, как она мимо дома парня временами прогуливалась, в сторону окон поглядывала, внимание хотела привлечь. Но Яруну дела до неё не было. Он тот ещё разбойник: высокий, на замечания едкий, всех драк заводила. После того как нескольких коров из соседних деревень украл, прозвали его Лютым. Многим девушкам эта безбашенность нравилась, а вот старшее поколение парня не очень любило: такую кипучую энергию да в мирное русло – цены бы Яруну не было. Каждая молодая девица втайне надеялась этого разбойника приручить, покорить да сделать примерным семьянином, чтоб другим на зависть. Эти же чаяния преследовали и Ярославу, которую Ярун терпеть не мог, ещё с детства ведьминой дочкой обзывал. Так что всё чаще девушка вздыхала грустно, сидя у окна и тоскуя.
Долго ли, коротко ли, день за днём шёл. Понимал кузнец Всемил, что не будет его дочке в деревне счастья. Всё больше задумывался, не выдать ли её замуж да подальше. Или самим уехать?
А потом пришла в деревню хворь, и стало не до свадеб. Не сталкивались люди с таким раньше: долгая зараза мучила человека кашлем и страшной сыпью. А за несколько месяцев и умирать некоторые стали. Знахарка в деревне была – бабка Милица: больше всех знала и о богах, и о травах целебных. Но не помогали простые отвары и подорожник от этой заразы. Всем лечить пробовала бабка, а получалось только время болезни подольше растянуть. Вот ведь напасть! Бояться стали местные, в другие деревни обращаться – а там та же беда. Хорошо, что заболевших было мало. Но кто знает, что завтра будет?
А на носу уже был Зимний праздник солнцестояния, тёмное время. День короткий, а ночь холодная и длинная. В этот тёмный час люди собирались вместе, жгли большие костры, устраивали весёлые гулянья, пили напитки медовые и проводили обряды – гадали, плодородным ли будет следующий год. Просили зиму не лютовать, морозами не одолевать, задабривали богов подношениями в виде зерна и молока. Если огни будут яркими, большие костры не потухнут за ночь, то и год хороший ждёт. Весёлые ряженые колядовать по домам ходили – гостинцы выпрашивать да стишки потешные читать.
Ярослава полдня наряжалась и у зеркала крутилась.
– Что, и праздник Зимний со всеми отмечать пойдём? Ты же обычно из дома на общие сборы не выходишь, – удивился кузнец.
– Пойдём! Что нам дома грустить одним в самую длинную ночь?
– Ой, неспроста. – Всемил хитро прищурился. – Перед женихами красоваться пойдёшь?
– Да на что мне эти женихи. – Ярослава смутилась, выбирая наряд получше. – Веселиться пойдём!
Из сундука была добыта красивая рубаха, которую Яра целый год расшивала сложными узорами: переплелись на рукавах символы-обереги, веточки и травы, красные ягоды, фигуры зверей невиданных. Стянул ту рубаху пояс длиной в два человеческих роста, хотя сам тонкий, серебром да алым переливался, узор на нём пёстрый, фигурный, а на концах – кисточки мудрёные. Ярослава была мастерица ткать, но на этот пояс ушло много дней. Серебряные нитки в работе сложные: кузнец выменял маленький моток у заезжих торговцев на свои самые лучшие ножи. Такого ни у кого в деревне не найти. Достала любимые украшения: бусы яркие, стеклянные, каждая бусинка – цветная, на другую непохожая. Кольца разные, проволочкой-спиралью свитые, среди них даже одно серебряное (от матери осталось). На голову – очелье[1 - Составная часть головного убора. Небольшая тканая лента из шерстяных нитей.] – полоску узорную, колечки-височники[2 - Составная часть головного убора. Чаще всего в виде колец, которые прикреплялись в районе висков к ленте-очелью.] изящные и маленький шёлковый платок[3 - Шёлк себе могли позволить только очень богатые или знатные, для простых людей это было невероятной роскошью.]. (Дорогой, ой дорогой! Еле-еле у батюшки выпросила в подарок.) Кузнец-мастер зарабатывал немало по меркам деревни и понимал, что у дочери должно быть приданое самое лучшее, самое красивое, богатое и необычное, раз уж невзлюбили девочку многие соседи.
Веселиться со всеми – идея, казалось бы, хорошая, да не тут-то было. Кузнец дочку отговаривать не стал. Что такой красавице дома в праздник сидеть, в самом деле? Нарядились, расчесались и отправились в самую большую избу к богатым соседям, которые у себя во дворе веселье и обряды в этом году проводили. Как зашли на двор – так тишина и повисла, смолкли гульба и весёлые разговоры. Потом все же хозяин дома вышел, протянул радушно кузнецу чашу с медовым напитком.
– Проходи, Всемил, вместе с дочерью гостями на празднике будете!
Успокоился народ, продолжил гульбу. Только то тут, то там недовольно шептались за спинами прибывших.
А Коляда шла своим чередом! Зажглись деревянные огненные колёса, покатились по дорогам. Хозяин дома бегал и кричал, как бы ему хлев не поджёг честной народ. Подняли горящее колесо высоко над головами, сияло оно как солнце. Медовый напиток разливался рекой. Заводил народ песню за песней. Кузнец пошёл поздороваться со знакомыми и затерялся в толпе.
Ярослава пробралась в уголок, где бабка Милица про поверья всем желающим рассказывала.
– Ночь Зимнего праздника – самая долгая, тёмная и холодная, потому что умирает Солнце-батюшко, чтобы утром заново родиться. И выходят тогда из Нави злые духи, чтобы помешать ему, чтобы ночь никогда не закончилась, а день не наступил. Летают по земле и пакостят всем. Страшная пора. Люди потому вместе и собираются, чтобы теплее и веселее было, и света больше. Оттого так много костров горит, украшений блестит и шумно вокруг. Вот из лесу принесли сухое дерево и украсили лентами – то Бадняк. Его сначала задобрят, напоят хмельными напитками, а потом сожгут.
– А зачем его сжигают? – удивился кто-то из детишек.
– Чтобы от старого избавиться, а новому дорогу дать.
Вдруг ворвались на праздник ряженые в масках, лохматых тулупах, сажей перемазанные. Устроили веселье, начали девок с детьми пугать и песни-прибаутки распевать. Считается, что приносят колядующие в дом удачу и достаток на весь год, так что никто их не гнал – наоборот, все обрадовались. Во главе группы в страшной зубастой маске был, конечно, Ярун: рыжие кудри спрятать сложно. Этот что угодно в балаган превратит. Он был нахальным, смелым, легко ввязывался в любую авантюру. Сначала делал, потом размышлял о последствиях, если задумывался о них вообще. Девушкам такая смелость и властность нравились, но парню было всё равно – он разбивал сердца красавицам так же легко, как крал соседских коров.
Ярослава исподтишка наблюдала за весельем и тихо вздыхала. Потом заметила, что Яруну надоело бегать в неудобной маске и он подобрался к столу с едой для гостей. Тут она и подсела к нему незаметно.
– Устроили вы в этом году всем веселье на празднике, Ярун. Здорово получилось.
Парень только удивлённо взглянул на неё в ответ.
– Что здесь забыла? Обычно по праздникам тебя не видать.
– Ну вот, пришли с отцом повеселиться со всеми. А не хочешь хоровод у костра поводить, там, на улице? Там тоже хорошо.
– Чтобы я с ведьминой дочкой танцевать пошёл? Вот уж нет!
У Яруна на поясе висел мешок для подарков, как у любого колядующего. Он с самого дна сгрёб кучу старой залежавшейся пыли и высыпал Ярославе на колени, прямо на праздничную рубашку.
– Вот тебе счастье на будущий год!
Оскорбил так оскорбил: такими подарками можно легко неурожайный и несчастливый год напророчить. Поэтому колядующих всегда щедро одаривали, чтобы проклятье от них не получить. Переменилась в лице Яра, защипало у неё в глазах. А Ярун уже вскочил и нашёл себе новую собеседницу. Подошла к нему голубоглазая красавица Любава, дочка хозяина дома. Поправила игриво бусы и две длинные косы.
– Ярун! Мы с подружками недавно на женихов гадали, так мне самый рыжий привиделся. Ну что, будешь жениться? – насмешливо поддела его Любава.
– На тебе, может быть, и буду! – Он схватил девушку за руку и утащил в толпу, хороводы водить.
Запретный плод всех слаще, а сердечная обида – всех тяжелее. Ехидному вихрастому рыжему мальчишке, видимо, просто нравилось с детства задевать чувства Ярославы, причинять ей боль. А когда он вырос и стал заводилой, самым быстрым, ловким и смелым – тут уж на него все девушки обращать внимание стали. Но что бы Яра ни делала, пропасть между ней и парнем с годами только росла. Его мать сильно не любила дочь кузнеца, с раннего детства всех троих детей науськивала, натравливала и запугивала небылицами о зловредности ведьм. Поговаривают, что чем-то мать Ярославы ей не угодила, но то личная история, подробностей толком никто не знает. Однако обиделась мать Яруна смертельно: до сих пор, спустя годы, на Ярославе отыгрывалась. А её рыжего сына, с его-то разбойничьим характером, лишний раз не надо просить устроить драку или ссору.
Не помня, как именно, Яра сбежала домой. Лучше бы и не ходила на праздник! Дома было тихо и спокойно, отец ещё не вернулся. Скинув праздничную рубаху, Ярослава переоделась в домашнее и, вытирая слёзы, попыталась отмыть с белой ткани сажу. Но от такого чёрного пятна разве избавишься? Одежда испорчена, а сердце страдало от обиды. Вот это Ярун отомстил спустя годы за ту горстку золы! Яра вышла на зимний двор и вылила из лохани на снег мутную серую воду. Та не впиталась, а растеклась по тонкой ледяной корке. Свежая лужа расплескалась, пачкая всё вокруг, – в ней отразились небо и звёзды. А затем вода вдруг пошла рябью, и в отражении Яра увидела черноволосую девушку. Та ехидно улыбалась и корчила лицо.
– Ты ещё зубоскалить надо мной будешь? – раздражённо крикнула Яра, закидывая лужу снегом с кусочками льда, зачёрпывая его целыми горстями, пока пальцы не начали краснеть.
– Яра! Ты на кого кричала? Почему во двор вышла без тёплой одежды? – Из-за угла дома появился батюшка.
– Не хочу! Не хочу больше быть ведьминой дочкой! – ревела девушка.
– Ох, горе моё… Пойдем в дом…
– Не хочу!
– С отцом не спорь! Отморозишься!
В доме Всемил усадил Яру к печке, разжёг огонь, завернул непутёвую дочь в тёплый плащ.
– Матушка твоя… отличалась от других. Но лучше её никого на всем свете не было: красивая, умная, рукодельная… Ты бы удивилась, какие она тончайшие кружева ткала – я никогда ни у кого таких не видел. А с людьми не могла общий язык найти, сложно ей было почему-то. И неловкая была: могла случайно за коровой недосмотреть, а та в канаву могла упасть…
– Думаешь, не ведьма она?
– Не знаю. Странная она была – странная, но прекрасная. Мне она люба была, да и ты не жалей, что таковы твои родители.
– А как мне всех убедить, что я не зловредная ведьма? – Яра всхлипнула.
– Всех всё равно не убедишь, – помолчав, задумчиво сказал кузнец. – Поживём – увидим. Найдёт и тебя счастье. А про Яруна, разбойника этакого, забудь. Ничего хорошего от него не дождёшься, у него в голове – ветер один.
– Ты уже всё знаешь?
– Так вся деревня судачит, как он тебя оттолкнул и золой обсыпал. Пророчат беды на наши головы. – Кузнец закашлялся, а затем продолжил: – А ты злые языки не слушай. Будешь всему верить – быстро состаришься и станешь похожа на бабку Милицу.
– Не буду. – Уставшая Яра улыбнулась и зевнула. – Пора нам спать отправляться, батюшка. Утро вечера мудренее.
– Это верная мысль, – одобрил кузнец.
На третий день после гуляний к избе бабки Милицы жители деревни вытоптали большую тропинку. Сразу несколько людей, кто на праздник приходил, теперь от кашля раздирающего мучились, а кто-то и сыпью покрываться начал. Множество трав и ягод в запасе держала Милица, отвары делала, воду заговаривала. Вот только толку не было. Не вылечить эту дрянную болезнь травами, не заговорить байками, не запугать присказками. Только кашель на время облегчить получалось или боль убрать.
И кузнеца Всемила настигла та же беда: в первый день кашлял он слабо и редко, а на третий день – уже с кровью. Тело покрылось красной сыпью, лицо стало зелёного цвета, как вода болотная. Ярослава металась по дому и места себе не находила, отпаивала отца горячим иван-чаем, медовым напитком, молоком подогретым. Бегала к бабке Милице, как и другая несчастная родня заболевших. В очередной раз выходя из старушкиной избы, встретила двух соседок-толстушек. То были жена и дочь: пришли за травами от кашля для отца семейства. Увидев Яру, обе неприятно оскалились, сморщили курносые пухлые носы. Мать сильно толкнула девушку плечом, отчего Ярослава поскользнулась и упала в сугроб у тропинки.
– Что, ведьмина дочь, небось ты виновата, что столько в деревне заболевших! Колдуешь по ночам, с нечистой силой водишься, всем нам жизнь портишь!
– Помилуйте, соседушки! Мой батюшка тоже хворает… – Яра неловко выкарабкивалась из снега, отряхивая юбки.
– Так то для отвода глаз!
– Матушка, ты что, не слышала? Её сам Ярун, главный коляда в этом году, проклял и золой на празднике обсыпал. Теперь пусть весь год горюшка попьёт, как мы от ведьм пьём…
– Правду баешь? Вот и хорошо, пойдём, оставим прокажённую.
Яра промёрзла до костей, пока добралась до дома. Но больше от холодных острых слов, чем от мороза на улице.
– Батюшка! Я принесла новых трав сушёных, сейчас на огне отварю снадобье, тебе легче станет.
– Да не беспокойся, милая, само скоро всё пройдёт. – Кузнец криво улыбнулся и в очередной раз зашёлся кровавым кашлем. С каждым часом он становился слабее, бледнее и почти не поднимался с кровати, худо-бедно за собой ухаживал и ел то, что ему подавали. Но даже в этом состоянии пытался успокоить любимую дочь.
– Что же делать мне с тобой? – тихо причитала Яра, закидывая в печь последние дровишки. Надо было идти колоть новые вместо отца. Про случай с соседками она уже и думать забыла.
К вечеру девушка окончательно умаялась: работать по дому приходилось за двоих. Скоро запасы и деньги подойдут к концу, если отец не сможет вернуться в кузню. Может быть, добрые соседки-бабушки помогут, подкормят по старой памяти. Но не ходить же побираться! Да и хорошо в деревне относились только к самому кузнецу, а от дочери его почти все шарахались. Как дальше быть?
Отец уснул на тёплой печке. Во сне лицо его казалось моложе, спокойнее, а кашель отступал. За окном стемнело, Яра оделась в тёплое и вновь пошла знакомой дорожкой – к Милице. Бабка даже если хворь не вылечит, то хоть словом добрым утешит, байку расскажет, кусочком хлеба поделится. Милица с детства жалела и оберегала Яру, защищая её от нападок других детей. И сейчас подросшая девушка привычно искала утешения у заботливой знахарки.
В доме Милицы пахло хлебом и травами, причудливыми отварами. Трещал огонь, а хозяйка сидела на лавке в полумраке, под светом лучины.
– За травушками от кашля пришла, Ярославушка?
– Нет, бабушка. – Девушка вздохнула. – За советом и утешением. Что, если батюшка мой не поправится?
– Что ж об этом думать и себя заранее пугать? Пока мы живы – радуемся тому, что нам послано.
– Пока мы живы… – задумчиво повторила Яра.
Сказки Милицы раньше всегда успокаивали её, а теперь заставляли глубоко задумываться о жизни и смерти, о силе волшебной и о том, что людям простым не по плечу.
– Бабушка, а что ты про Навь говорила, давно, в детстве ещё? Что тот, кто туда пойдёт, силу большую приобретёт…
– Выкинь из головы Навь, глупая! Только безумцы о ней помышляют. Это земля колдунов да мёртвых, живым туда ходу нет!
– Так ли нет?
– Нет! Мёртвой водой дорога туда обозначена. А за живой водой в Навь сунешься – так навечно там и сгинешь!
– Живая вода? Бабушка! – Ярослава схватила старушку за руку. – Так есть средство чудодейственное от любой беды, напасти и хвори? Есть?
– Да то байка волшебная. Никто из живых, кроме ведьм и колдунов, в Навь попасть и вернуться оттуда не сможет.
– А как же мёртвая вода? Она ведёт к Нави? Как найти её? – настаивала Яра.
– Вот упёртая ты! Нет никакой мёртвой и живой воды! Так народ честной кличет воду испорченную, затхлую, смертельную да опасную. Убить такая вода может хоть человека, хоть лошадь. Всё! Больше ничего не скажу, лиса хитрая! Выкинь из головы глупости! – Милица сердито топнула ногой.
– Бабушка, а если я отправлюсь лекарство искать, присмотришь ты за батюшкой моим?
– Ишь, что удумала! Блажь себе вбила всякую, да и я хороша, задурила тебе с детства голову байками… Пойми: Навь существует не для живых и не для простых людей. Это царство мёртвое, опасное, запретное. Как туда попасть, доподлинно никому не известно, как уйти – тем более. А вот бед натворить, не подумавши, каждый может. – Милица погрозила пальцем и удручённо вздохнула. – Ты бы лучше об отце думала, как его выходить или хоть жизнь облегчить. Знахаря более умелого можно и в дальних сёлах поискать. Тебе теперь всё хозяйство вести самой, приданое хорошее собирать, мужа найти бы доброго да заботливого. О жизни надо думать, не о старых байках!
Яра больше её не расспрашивала. Ей и так нашлось над чем поразмыслить.
Пока хлопотала по дому, Яра вспоминала, как много батюшка делал для неё, заботился всегда, иногда тихо, незаметно, ненавязчиво. Жили они на то, что ему удавалось заработать сложным своим ремеслом. Всемил с утра до ночи плавил железо, превращая его, словно колдун, из одного в другое, выковывал прочные и долговечные изделия. Он следил, чтобы в доме всегда были дрова, не забивалась печка, не задували ветра в щели, не гнили доски и крыша. Носил тяжёлые ведра с водой даже зимой, чтобы Ярославе не пришлось отмораживать пальцы. В детстве рассказывал дочке истории, пел песни, а когда она подросла – всегда выслушивал обо всех чаяниях, для любой беды мог найти решение или совет. Кузнец никогда не взваливал на дочь свои переживания, хотя и горько ему было видеть, как в деревне обижают Ярославу. Но всё бросить и уехать из родного дома сложно, страшно.
Всемил болел, а дом скрипел, ворчал, пошатывался, рушился привычный уклад. Ветер злобно выл в трубе, хотя Яра почти без остановки топила печь, чтобы дома было тепло и сухо, колола дрова, добывала хворост. Но прежнего уюта не было. Дом чувствовал, что с хозяином что-то не так, и тоже боялся будущего, разделяя все страхи Ярославы.
Время не щадило здоровье отца, и чем быстрее оно утекало, тем тревожнее было девушке. Понимала она, что не справляется одна со всем хозяйством и делами и уходом за больным. Он уже практически перестал вставать с печи, с трудом ел, а сыпь на теле налилась жёлтым гноем. Если дальше станет хуже, то как быть? Бесконечно металась Ярослава между делами, готовкой еды, топкой печки, иногда успевая покормить отца простой похлёбкой. А если заразится сама Ярослава, то на чьи плечи лягут все заботы?
Как бы Милица ни ворчала, а знала Яра, что за батюшкой она присмотрит вместе с другими добрыми бабушками. Так было и раньше. Да и в деревне кузнеца любят, пропасть не дадут, особливо если рядом не будет непутёвой дочки. Вот и сейчас одна из добрых соседских семей начала приносить к двери еду, делясь тем, что сами для себя наготовили. Жалко им кузнеца.
Не могла Ярослава не думать о том, что колдовством сильным или водой чудодейственной можно снять всю хворь и все проблемы как по мановению руки. Устала она, и мучили её эти мысли, мешая спать. Старания принесли плоды, травы и уход помогли – отец стал меньше кашлять, снова начал есть сам. Одного его оставить совсем больного было страшно. Но пока отцу легче и он может сам что-то делать, надо решаться. Или терпеть болезнь до победного и надеяться на чудо, или сотворить чудо самой.
Что может пригодиться путнику в дальнем странствии? Особенно если он идёт туда – не знаю куда. Попасть туда можно так – не знаю как, а принести то – не знаю что. Ярославе нужно было любой ценой добыть лекарство для отца. У живых ответов на её вопросы не было. Значит, только создания из Нави могут знать, как победить смерть? Смерть. Думать об этом слишком страшно. Само слово сжимало горло холодными тисками, душило, причиняло боль и нагоняло ужас. Разве можно такое допустить?
Отец всё больше спал – и днём, и ночью: сон помогал сдерживать кашель и хворь, как и бабкины отвары.
Два дня понадобилось Ярославе, чтобы всё обдумать и решиться на поход. Тщательно собирала она сумку в дорогу: помимо тёплой одежды надо взять с собой нож и шнурок – вещи полезные. Огниво, чтобы костёр разжечь, если он вообще способен гореть в Нави. Немного хлеба и вяленого мяса, сухих ягод. Гребешок деревянный, чтобы косы длинные не спутались. И две маленькие фляжки: с обычной водой и пустую, чтобы было куда воду живую налить. Али мёртвую – уж как повезёт.
Грамоте Яра не была обучена, записки не могла отцу оставить. Поэтому весь дом прибрала, заготовила побольше дров, еды, воды и трав для отвара. Нашла свою праздничную рубаху, испорченную золой, завернула в неё пустую кружку и положила осторожно под дверь у избушки бабки Милицы. Она поймёт, что Яра была здесь, куда и зачем отправилась.
Укутавшись плотнее во все платки и свиту[4 - Разновидность тёплой одежды, похожа на тулуп.], не оборачиваясь, чтобы не засомневаться, Ярослава тёмной ночью выскользнула из дома и зашагала от деревни в лес. Если кто-то и сможет найти в Нави живую воду, так точно только ведьма.
Либо ведьмина дочка.
Часть третья. Как найти мёртвую воду
Всю жизнь Ярослава старалась быть хорошей и не верила, что есть в ней та колдовская тьма, которую приписывали её матери и так боялись соседи. Сторонилась всего неизведанного, волшебного, даже безобидные наговоры на воду бабушки Милицы пугали Ярославу. Но вместе с тем и притягивали: как много не знает человек и какие таинственные силы управляют всем на свете?
А теперь она добровольно ушла из деревни в путь – Навь искать. Тяжело и страшно было Ярославе, не хотелось дом покидать и отца, но и сложа руки сидеть было нельзя. Решения принимать она не привыкла, ответственность всегда лежала на плечах Всемила. Но раз всё равно всю жизнь кличут ведьмой, так, может, это судьба? Неужели всё же правы люди? Пора смириться и поверить, что на роду ей начертано с силами потусторонними якшаться. Всё равно уже нырнула в омут с головой: ослушалась Милицу, отца одного оставила, сбежала. Вот уж соседушки позлорадствуют! Ведьмина дочь ушла вслед за матерью. Можно было, конечно, остаться, но неужели сердце выдержит смотреть, как отец хворает и умирает? Мучилась Яра от смятений, сердце разрывали чувства противоречивые.
Да и легко сказать – сходи в Навь. А где её найти? Два дня вспоминала Ярослава все знакомые байки-россказни, думу думала, про воду мёртвую забыть не могла. И теперь надеялась только на случайность. Всегда храбрые путники искали волшебные тропы там, где лес да вода, по тому же пути, стало быть, и этой истории идти.
Издревле лес – источник и благодатей, и бед. Всё таинственное, незнакомое, коварное или полезное оттуда приходило. Все волшебные поверья с водой и лесом связаны. Вот их и отправилась искать Ярослава. Только ближайший лес ночью да в зимнюю стужу стал совсем неприветливым. Все знакомые тропинки замело. Земля снегом и льдом покрылась. Темень и пронизывающий ветер отводили любого прохожего, загоняя людей в тёплые дома, под защиту крыши, стен и печки. Да кто ночью студёной в лес пойдёт? Только самый отчаянный.
Повернула Ярослава вроде бы в знакомую сторону. Ходила-ходила, да заблудилась. Продрогла, обувь насквозь промочила, одежда уже и не грела. Ноги то в снег мокрый проваливались, то на льду скользком и остром разъезжались. Между деревьями в ночи ничего не видать: ни тропинки, ни деревни, ни просвета. Хоть ветра ледяного нет, но не спасало это от холода и снегопада. Лес наполнен звуками странными – шорохи, скрипы, шаги. Где-то мелькали тени, с веток взлетали птицы, чудилось всякое страшное. Вдалеке выли волки. Незнамо сколько так бродила девушка; снегопад прекратился, лес луна осветила, потом ушла и она. Тьма ночная отступила и начала превращаться в сероватое марево. Светало. Яра уже разодрала до дыр об лёд кожаные ботинки, лицо, руки и ноги обледенели. Волосы изморозью покрылись. И когда показалось ей, что скоро и сердце замёрзнет как ледышка и что идти больше сил нет, увидела она вдали тёмные пятна, почувствовала знакомый гниловатый запах. Вот оно – болото опасное. Люди сюда ходили редко: летом здесь царствовали гадюки, воняло водой застоявшейся и гнилью. Многие в своё время здесь увязли и не смогли выбраться, находили потом только кусочки одежды, всплывшую обувь или забытую на берегу корзинку. Самые смелые ходили сюда за черникой: больно сладкая она росла на болоте, соками местными и водой напитывалась. Черника эта стоила дорого, добывать её было сложно, первые годы охотников за лакомством было много, а потом половина из них в болоте так и увязла. А зимой у опасных топей человеку вообще делать нечего.
Подошла ближе Ярослава, осторожно выискивая устойчивую землю. Гнилое болото даже в такой холод почему-то замёрзло не полностью. Целые пятна зеленоватой воды смотрели в морозное небо, на поверхность всплывали странные пузыри, в глубине что-то чавкало. Яра нашла замёрзшую кочку, осторожно присела и заглянула в мутную водицу. Болото в ответ из глубины выпустило в лицо девушке очередной пузырь, булькнувший на поверхности мелкими вонючими брызгами. Ярослава брезгливо закашлялась. Если и существует на земле мёртвая вода, то что может быть больше похоже на неё, чем эта гнилая лужа? Поверхность воды перестала рябить мелкими волнами, выровнялась, и отражение взглянуло на Ярославу карими глазами. Знакомая девушка с чёрными косами подмигнула и поманила её рукой в самую тёмную глубь.
– Вот уж благодарю, но к тебе я не хочу! – Яра упрямо дёрнула головой, бросила в воду кусок ледышки, прямо в центр отражения. Ненавистный образ пропал. Лучше вообще дорогу не найти, чем поверить видению, у которого в глазах затаились злоба и коварство.
Задумалась Ярослава. А что с мёртвой водой делать-то дальше? В рассказанных байках искатели приключений как-то сами попадали в Навь, шли-шли и… проваливались? Блуждали и выходили, куда надо, или звала их волшебная песня, или манил свет костра. Может, воду пить надо или при себе держать и идти с ней куда глаза глядят?
Огляделась вокруг девушка, потом порылась в сумке, достала одну из фляг, в которой была питьевая вода. Вылила остатки и, морщась, зачерпнула мутной зеленоватой болотной жижи, наполнив ёмкость до краёв. Посмотрела на неё, принюхалась и сделала глоток. Вода была едкой, вонючей, Ярославе показалось, что она то ли выпила гнили, то ли наелась тины. Аж глаза резануло. Прокашлявшись, она посидела ещё немного. Ничего не произошло. Встала, побродила вокруг болота, попрыгала на твёрдой земле, чтобы согреться. И вновь ничего. Подошла к воде и увидела, как беззвучно трясётся и смеётся в отражении темноволосая девушка.
– Да ну тебя! – Яра разозлилась, наклонилась и хлопнула громко ладонью по воде, чтобы скрылось в брызгах отражение. Тут же её схватила холодная и бледная девичья рука, потянула в воду. Не устояла на скользком заснеженном берегу Ярослава, упала в мутное болото, и потащила её неведомая сила ко дну. Одежда моментально намокла и стала очень тяжёлой, утягивая вниз ещё быстрее. Захлёбывалась, кричала, брыкалась девушка, но мутная вода над головой вмиг сомкнулась, исчезли и небо, и звёзды, и лес. Дышать стало нечем, казалось, что вода заполнила всю голову Ярославы, сокрыла мир тишиной. Какая-то тёмная тень беззвучно окутала девушку, кольнула в самое сердце. Сначала стало очень больно, а потом наступили холод и темнота.
Часть четвёртая. Навь
Кристально чистая вода озера затрепетала, всколыхнулась, выплюнула Ярославу на берег. Девушка откашлялась и огляделась вокруг: тихий, странно беззвучный лес царил повсюду. Между деревьями не было видно никакого просвета. Зелёная листва и белёсое небо над головой уверяли, что в свои владения вступило лето, но при этом было холодно. Тучи мешали определить, сколько сейчас времени. Поверхность лесного озера разгладилась и замерла, отражая общую серость и спокойствие. Вода была прозрачной, но в глубине не было ни рыбки, ни травинки, лишь пустота и однообразные камни на самом дне. Это был замерший заколдованный мир. Вне времени, вне понятий о свете или тьме. Беззвучность – вот что пугало в лесу больше всего: ни пения птиц, ни шорохов звериных, ни треска веток. Сколько ни сиди у озера – ничего вокруг не изменится.
А верно, зачем здесь сидеть? Ярослава выдохнула облачко пара, разбавив холодный воздух. Прошлась вдоль озера, наблюдая за неподвижной гладью. Может, это живая вода? Нет, герои всех баек проходят долгий путь, не может всё быть так просто. Ярослава поёжилась: одежда ещё была мокрая и тяжёлая от воды. Сейчас бы у огня погреться…
Словно откликнувшись на её мысли, где-то вдалеке среди деревьев задрожал огонёк. Что делать? Надо узнать, что это и как дальше быть. Заспешила в сторону огонька Ярослава, наступила в мокрый ил – не заметила, что от озера течёт тихий и тонкий ручеёк, почти невидимый. Фыркнула раздражённая девушка, но, рассудив, пошла прямо вдоль ручья. Если огонёк – обман, а Ярослава по его вине заблудится, так хоть дорогу назад найти сможет.
Долго ли, коротко ли шла она по влажной чёрной земле сквозь молчаливый лес. С каждым шагом ручеёк становился шире и полноводнее, бежал быстрее. Что за диво: чем дальше от большого озера, тем больше воды в маленькой извилистой речушке? Деревья вдруг расступились, открыв вид на широкую поляну. Речушка огибала её и бежала дальше. В самом центре стояла избушка на двух высоких широких столбах, частоколом окружённая. В окнах свет горел, а по земле у забора разбросанные кости белели. Земля на поляне была вся в рытвинах, растоптана, разрыта, будто вскапывал кто-то. Жутко стало Ярославе, но куда же ещё идти? По всем признакам это дом Бабы-яги: в байках она и не злая, и не добрая. Повезёт – не съест.
Ярослава трясущимися руками открыла калитку и зашла во двор. За забором – чистота, земля ровная и гладкая, вокруг избушки травы да коренья росли всякие. В саму избушку аккуратная лестница вела с перилами. «Странно, а бабка Милица рассказывала, что избушка стоит на ножках курьих…» – удивилась Яра, поднимаясь по лестнице. Постучала в дверь – тишина. В окнах свет мелькал – значит, есть кто-то. Дверь скрипнула, отворяясь, и Ярослава тихонечко пробралась в дом.
Внутри избушка казалась самым обычным крестьянским жилищем: печка, лавки, прялки, отгороженный угол для сна. Через маленькие низкие окна лился слабый тусклый свет, поэтому здесь царил полумрак, разгоняемый лишь печным огнём. Когда глаза Яры привыкли к темноте, она заметила бесчисленные ряды полок, сундуков, шкатулок, висящие под потолком сушёные травы и грибы, банки, склянки… Вокруг печки степенно расхаживала женщина, переставляя посуду и котелок с каким-то варевом. Несколько минут Ярослава молча прижималась к двери, не зная, как себя вести. Она думала, что хозяйка её не заметила, но та вдруг сама подала голос:
– Что, так и будешь на пороге стоять али гостьей станешь в доме?
– Д… доброго дня тебе, бабушка. – Ярослава робко подошла ближе.
– Кто же здесь бабушка? – удивилась хозяйка, поворачиваясь к гостье. Это была молодая статная женщина с пышными распущенными волосами и глазами такого светлого оттенка, что казалось, будто радужки вообще нет. Нос у неё был длинный, с горбинкой, и постоянно дёргался, что-то вынюхивая. Одета она была в несколько длинных цветных рубах с юбкой-понёвой, а платок завязывала не на голову, а оборачивала вокруг плеч. На поясе её висело множество ножей, амулетов, мешочков и трав. Распущенные волосы, не покрытые платком, пышной волной спускались до пояса; на голове не было ничего, кроме полоски-очелья. Сразу видно – ведьма.
– А… разве не баба Яга в байках…
– Раз Яга – так сразу баба? Глупые вы, смертные… Давно ко мне в избу живые не захаживали. – Женщина вновь принюхалась, скорчила лицо. – Мёртвым здесь, впрочем, тоже делать нечего. Зачем пожаловала, девица?
– Хозяюшка, только не серчай, помоги советом, как мне быть… Я не здешняя.
– Уж это заметно. – Хозяйка недовольно фыркнула, оглядев гостью с ног до головы. – Откуда ты такая растрёпанная?
– Я из деревни. Батюшка мой заболел, я его спасти хочу, лекарство добыть. Бабушка-знахарка сказала, что если мёртвую воду найти, то можно в Навь попасть, воду живую добыть. Я к болоту пошла, а там в отражении – девка с чёрными косами и лицом моим: насмехалась, затащила в воду… Очнулась я на берегу озера, а девки той уже и нет нигде. Увидела я огонёк, пошла за ним вдоль ручейка, вышла на избушку… Как дальше быть, где воду живую искать – не знаю. Прошу, хозяюшка, подскажи, – затараторила испуганно Ярослава.
– А знахарка твоя не сказала, что Навь опасна? Попасть-то сюда не так сложно, как уйти. А даже если уйдёшь – всё равно часть себя оставишь, прежней не вернёшься.
– Я знаю, она нам в детстве байки рассказывала о путешествиях смельчаков и необычных дарах… – Яра мечтательно выдохнула, а потом заметила пронзительный взгляд Яги и осеклась. В историях бабки Милицы всё казалось простым и понятным, добро побеждало зло, путнику всегда помогали найти дорогу. И хоть всю жизнь Ярослава боялась и страшилась всего связанного с колдовством, иногда она всё же мечтала стать героиней такой истории, чтобы не боялись её, а любили. И поход за живой водой казался ей чем-то навроде такой байки. Настоящая же Навь не походила на мир, где всё легко даётся.
– Байки она вам рассказывала, да не обо всём, даже не о главном. – В глубине глаз женщины вдруг загорелся странный огонёк, и она, глядя прямо в лицо Яре, резко дёрнулась в её сторону. Испуганная девушка отшатнулась, споткнулась и села на мешки рядом с печкой. Два мешка затрещали и пошли по шву, на пол посыпались струйками разные крупы.
– Вот ведь растяпа! – гаркнула Яга, одной рукой легко поднимая Ярославу за шиворот с пола и пересаживая на лавку у стола. Взрослую девушку она таскала без усилий, как котёнка. – Что ты о Нави знаешь? Ничегошеньки! То, что ты ручейком лесным назвала, – то начало Смородины-реки, которую мертвецы переходят, отправляясь в Мёртвое царство. Избушка моя на границе той стоит, а я её стерегу испокон веков. Чтобы мёртвые живых не трогали, а неразумные живые, как ты, к мёртвым не рвались. – Хозяйка больно ткнула Яру пальцем в плечо. – Ишь, разгуливают тут, аки у себя во дворе. Это не живая земля, здесь свои законы. И чем дольше ты здесь находиться будешь, тем меньше в тебе будет оставаться человеческого, живого.
– Как это? – Яра испугалась.
– Так-то! Кто, по-твоему, та девушка с чёрными косами?
– Не знаю, хозяюшка, может быть, ведьма какая-то?
– Ты сама это и есть. Навье отражение твоё.
– Да как же возможно такое, чтобы я была и там, и здесь?
– В мире живых у тебя тело есть и свобода выбора. Здесь, в Нави, обитает другая часть твоей души. Та, что подвластна лишь колдовству, смерти, огню и разрушению. Когда смертный хочет овладеть тайной волшебной силой, он ищет путь в Навь, чтобы слиться со своей тёмной частью души или же подчинить её себе. Ты пришла в Навь – отражение с тобой слилось, частью тебя стало. Вы теперь единое целое.
– Это что же, мне теперь ведьмой навеки оставаться? И почему я не ощутила, как та злыдня стала частью меня? – Ярослава вдруг разозлилась, кулаки сжала, аж костяшки пальцев побелели.
– А зло никогда так не ощущается, человек к нему приходит медленно, незаметно, оправдывает себя правильными поступками и мыслями. Раз дашь слабину – возникнет на сердце червоточина, а потом и сам не заметишь, как начнёшь меняться. Только от твоих поступков и выбора зависит, какой дорогой пойдёшь. Сильный человек с чистым сердцем себя не позволит тьме поглотить, заметит её вовремя, сразится и из Нави выйдет воином, победившим свои страхи. А человек со смутой в помыслах и на сердце… Сейчас посмотрим, кто же ты на самом деле. – Яга резко выхватила нож с пояса. Ярослава не успела и моргнуть, как лезвие пронеслось у неё перед глазами, отрезая тонкую светлую прядь.
Вот только что же случилось с волосами? Всю жизнь они были светлыми, золотистыми, на солнце отливали как пшеница. А сейчас сереть начали. Может быть, слишком темно в избушке, мерещится? Или здешний странный мир и впрямь уже начал менять, перекраивать под себя пришлую смертную?
Яга тем временем открыла железную заслонку в печке и бросила прядь волос Ярославы в огонь. А затем присела и замерла, глядя на пламя. Лицо её, казалось, обернулось застывшей маской. Так в тишине прошли томительные минуты, а потом она всё же заговорила:
– Оставаться бы тебе дома, Ярослава, дочь кузнеца и ведьмы. С таким раздраем на душе и сердце в Навь идти – приговор себе подписывать.
Ярослава молча вытянулась, тоже пытаясь взглянуть на огонь в печке. Но ничего особенного не заметила.
– Боишься ты, да не за отца, а за себя: одной остаться не хочешь и его отпустить не сможешь. А ухаживать и на больного смотреть невмоготу тебе стало – вот и сбежала в Навь, бросила отца, чтобы другие за ним приглядывали. Думаешь, колдовство и живая вода все проблемы решат, а ты сухой из речки Смородины выйдешь?
– В чем же не права я, хозяюшка? Неужели нет здесь воды, которая хворь излечит?
– Вода-то есть. Но доберёшься ли ты до неё – никто заранее не скажет. Между тьмой и светом ты постоянно мечешься. То ли для других хорошей хочешь быть, то ли для себя. Хочешь, чтобы любили тебя все люди, да сама не любишь никого, и себя не любишь. Всю жизнь хочешь забыть, что ты ведьмина дочь, показаться иной, а на деле как беда приключилась – так сразу за чарами пришла, не осталась рядом с отцом. Парня из деревни, Яруна, то ли любишь, то ли ненавидишь, то ли себе присвоить мечтаешь, словно трофей. Заслужить его внимание хочешь, да не получается, вот и злишься да с ума по нему сходишь. Любви ищешь от людей, одержима ею, да не выходит ничего.
У Ярославы в глазах закипали слёзы. Яга видела насквозь все страхи, чаяния, надежды и сомнения. Вытаскивала наружу всё, что девушка внутри прятала, в чём ни себе, ни другим не признавалась.
– Я просто найду живую воду и уйду! – Ярослава вскочила с лавки, обняла себя руками, задрожала. – Не останусь я здесь, не нужна мне никакая сила волшебная! Я лишь хочу отца спасти, больше ничего.
– Так ли ничего? А как же всё, что я в огне увидела? Навь обнажает всё плохое, зло на поверхность всплывает, обостряется боль. Все противоречия тебе в сто раз хуже и тяжелее обычного покажутся. Света в тебе тоже много, ты его проявить стараешься. Но в Нави власти больше у Чернавы.
Яга задумчиво облизнула губы, глядя на девушку с нескрываемым сожалением. От её светлых белёсых глаз хотелось сбежать или спрятаться. Но Ярослава выдержала взгляд и не отвернулась.
– Чернавы?
– Так зовут ту твою личину, что в Нави обитает. Черноволосую, которая так тебя пугала с детства.
– Почему я вообще её видела? Ведь других людей не пугает их отражение, оно обычное, неживое, не тёмное… Не пугает же?
– Просто мать твоя, ведьма, слишком долго с Навью играла, тёмное волшебство искала себе в угоду. Думала тень свою из Нави подчинить, получить власть над большой силой. А в итоге Навь её и поглотила.
Задумалась Ярослава, голову повесила. До последнего не хотелось ей верить в россказни о матери-ведьме. Но когда сама Яга, глядя в странное пламя, это увидела…
– А что я тут с тобой рассиживаюсь? – Хозяйка хлопнула себя по коленке. – Дел по горло, до заката успеть бы! А ты, Ярослава, если хочешь помощи моей – так уважь и мои старые кости! – Яга швырнула в девушку старой тряпкой со стола. – Приберись в доме, протри всё. Только не разбей и не порви ничего. Всю рассыпанную крупу заново перебери, друг от друга отдели, по мешкам разложи. И еды сготовь. Как я к вечеру вернусь – всё готово должно быть!
– Сделаю, хозяюшка… Только сколько же у меня времени до заката?
– Время… – Яга рассеянно посмотрела на неё, крутя на пальце седую прядь, которая будто посветлела, пока они с Ярой общались. – Время в Нави только для меня идёт как для стража. И ещё праздники живых людей друг друга сменяют. А так я не смогу тебе объяснить, сама позже увидишь, что время в Нави обычно для всех давно замершее, а то, что здесь есть, – вечное.
– А как же…
Но Яга девушку больше не слушала. Она дунула, плюнула, свистнула – подлетела к ней дрожащая ступа, распахнулась дверь. Подхватила древняя колдунья помело и вылетела из избушки.
Со всем управиться было непросто, а время определить – невозможно. Долго Ярослава протирала пыль, выбивала грязь, собирала мусор и разбросанные вещи, наводила дома порядок, кашеварила. Когда перебирала последние разбросанные крупинки, небо потемнело, резко наступил вечер. Через несколько мгновений дверь распахнулась и влетела ступа. С кряхтением и ворчанием оттуда выбралась сухая старушка с растрёпанной шевелюрой. Разогнулась и оглядела дом.
– Что, смотрю, успела управиться с делами? Да не смотри на меня так удивлённо! Яга я и есть.
– Но как же так, бабушка, днём была молодая женщина…
– Время. Время постоянно течёт только для стража границы, поэтому я старею да молодею день за днём. Остальные – нет. Ты потчевать-то собираешься, али будем у порога вечность стоять?
– Конечно-конечно… – Сбитая с толку Ярослава поклонилась и засуетилась.
После ужина Баба-яга неуклюже выбралась из-за стола и, скрипя всем телом, заковыляла к тёплой печке – спать.
– Бабушка, не сердись, но всё же подскажи, как мне дальше быть, куда в Нави идти?
– Спать ложись, дитё неразумное! – зашепелявила Баба-яга, старея на глазах. – Ночью всё равно здесь ходить нельзя: у границы двух миров неспокойно – то мёртвые к живым рвутся, то наоборот. Утро вечера мудренее, завтра проснёмся, и я расскажу, что тебе делать. А пока прибери тут всё да спать на лавку ложись, плащи шерстяные постели.
Яга тяжело взобралась на печь, с головой накрылась одеялом и моментально провалилась в сон, засопела. Будить и просить её было бессмысленно. Ярослава не спеша прибралась на столе, разложила остатки еды, постелила себе плащи на лавке. Пошла задвигать заслонки на печи и тушить светильники и тут посмотрела в сторону спящей Яги. Но хозяйки дома на печке как не бывало, на глазах девушки одеяло медленно опускалось и разглаживалось, теряя объём, словно кровать ещё с утра аккуратно заправили. Избушку наполнили пустота и беззвучие, даже лучинки и светильники затрепетали и начали гаснуть.
А затем со стороны улицы послышались странные шорохи и возня. Яра подкралась к двери, посмотрела через щёлочку: в огороде перед домом всё было так же спокойно и неподвижно. Но за забором из частокола творилось что-то странное, чего не разобрать было через узкую дверную щель или замочную скважину. Метались вокруг забора и у речки серые тени, слышался то топот, то шорох, то бег, то подвывания. Раздавались звуки падения, словно кто-то бухался в лужу или проезжался по скользкой земле. Будто бы много живых людей бегали и искали что-то рядом с домом. Или, скорее уж, неживых.
Ярославе стало жутко, она отпрянула, кинулась обратно и запрыгнула на лавку, оставив свет непотушенным. Что бы ни шумело на улице, вдруг оно прорвётся и сюда? Кто знает, безопасно ли в доме? Вдруг Ягу не посмеют тронуть, но живого человека… Что? Съедят? Вряд ли неупокоенные вообще что-то едят. Тогда что?
В печке вдруг с шипением вспыхнул огонь. Оттуда послышался шорох, потом второй. Затем возня усилилась. И вдруг Ярослава различила тихий вздох и тонкое, еле слышное сопение. Она испуганно приподнялась на локте, вытянула шею – вдруг в дом прорвалась какая-нибудь страшная сила. На печке одеяло слегка приподнималось, словно кто-то положил под него маленький кулёк или кошка забралась погреться. Тихое сопение выровнялось, стало спокойным и уверенным. Проверять свою догадку Яра не стала, но ей сразу стало менее тревожно. Завернувшись в одеяло с головой, девушка вытянулась на лавке, стала наблюдать, как в закрытой печке мелькает непогасший огонь. И не заметила, как уснула.
– Всё спишь? А я есть хочу! – Кто-то бесцеремонно стащил с Ярославы плащ, который служил ей одеялом.
– Что? – Яра зевнула, потирая глаза. – Ты кто?
– Опять? Я Яга! И если ты не плиготовишь еды, то я тебя съем!
Яра оторопело посмотрела на хозяйку дома и расхохоталась. Перед ней стояла девчушка с тонкими светлыми косичками и выпавшими передними клыками, из-за которых она шепелявила. Одета она была в простую рубашку с поясом и лапти. Узнать Ягу можно было только по оберегам и увесистым ножам на поясе, которые теперь несуразно болтались на хрупкой и тонкой детской талии. И по жутким глазам, которые оставались всё такими же белёсыми и проницательными.
– Как же ты меня без клыков есть будешь, хозяюшка? – Ярослава захихикала.
– Зубоскалит она… Кашу нам лучше плиготовь, – примирительно шепелявила Яга. Хотя она выглядела и двигалась как ребёнок, но разговаривала словно взрослая. Разве что вела себя менее сдержанно и более капризно.
Утро прошло в хлопотах-заботах – готовке, уборке и помощи Яге по дому. Иногда Ярослава отрывалась от дел и оборачивалась посмотреть на хозяйку: наблюдать за изменениями в ней было интересно. Девчачья фигура росла и вытягивалась, как тонкая берёзка, маленькой Яге беспрестанно приходилось раскручивать закатанные рукава рубашки и отворачивать подколотый подол, перевязывать пояс: рубаха становилась ей коротка и мала. К моменту, когда они вдвоём отправились во двор, чтобы проверить состояние забора, хозяйка стала походить на подросшую девочку лет десяти-двенадцати. Рубаху она уже сменила – детская стала безнадёжно мала. На пояс повязала красную юбку-понёву – символ взросления. Волосы из тоненьких куцых косичек превратились в две длинные густые русые косы. Зубы, конечно, все уже выросли и были на месте.
– Вот здесь забор придержи, а я его подправлю пока.
Ярослава держала несколько кольев и осматривалась: за ночь на земле вокруг явно появились свежие следы и рытвины, берег речки был весь истоптан. Но за забором вокруг дома Яги земля была гладкая и ровная – никакие существа на её жилище не покушались.
– Хозяюшка, как же мне мимо всех существ пройти и не сгинуть? Если они меня затопчут, или разорвут, или…
– Что, страшно стало? Может, передумаешь дальше идти-то?
– Не передумаю. – Ярослава твёрдо стояла на своём.
– Как знаешь, – задумчиво промолвила Яга, почёсывая горбатый нос, на котором на глазах зрел огромный прыщ. – Да только боюсь я, что даже если ты воду живую добудешь, то себя в Нави потеряешь. Слишком смуты в тебе много и тьмы… А что касается душ – о тех, что вокруг моей избушки бродят, можешь не беспокоиться: они только сюда, к реке, ночью приходят. Надеются, что ночью я как страж границы слабее всего, пока перерождаюсь. Думают, что я в этот час границу защитить не смогу, а они к живым прорвутся, да пусть зря не надеются. Если в скором времени выйдешь, то ты их не застанешь. Но встречи с духами тебе всё равно не избежать, раз ты в Навьем царстве. Чем смогу – помогу, сейчас посмотрим, какую путь-дорогу тебе держать придётся.
Вернулись они в дом, разожгла Яга печку. С трудом поставила в неё греться огромный котел с водой. И начала колдовать: по дому металась, какие-то травы да грибы хватала, ещё несколько волос Ярославы срезала, кинжалом с пояса варево свое помешивала и брызгала им на Яру. Сложно сказать, сколько времени ритуал проходил, но она успела ещё повзрослеть, превратившись в молодую девушку, не старше самой Ярославы.
– Путь-дорога тебя ждёт долгая и сложная, и много искушений ты встретишь на пути, по грани тьмы и света ходить будешь. Не доверяй слишком никому, особенно мёртвым душам и местным духам. Не забывай, зачем пришла, с пути не сворачивай, не дай себя с толку сбить. Если можешь по дороге дело доброе сотворить, а не зло посеять – то это тебе на благо пойдёт. А иначе – на себя пеняй. Позволишь слабостям и гордыне верх взять – себя потеряешь, совсем иной станешь, другой вернёшься, а Ярославу погубишь.
– Ничего не понимаю, хозяюшка.
Яга только вздохнула.
– Вижу, что не понимаешь, да не могу тебе всего сказать. Помни, что выбор всё равно всегда за тобой, что бы ни происходило. А теперь твой путь будет лежать через Мёртвый лес, к Ниточке-Судьбинушке. Надо терем её найти, он из нитей соткан. Подскажет она тебе, где живую воду найти и как до неё добраться. Дороги точной к терему отсюда нет.
– А как же я тогда её найду?
Яга вдруг схватила дырявые ботинки и носки Ярославы, которые сушились у тёплой печки, и кинула в котёл, помешала. Варево вскипело, забурлило. Вместо старых из него вдруг выпрыгнули две пары новых мягких кожаных ботинок.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=68974275?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
notes
Примечания
1
Составная часть головного убора. Небольшая тканая лента из шерстяных нитей.
2
Составная часть головного убора. Чаще всего в виде колец, которые прикреплялись в районе висков к ленте-очелью.
3
Шёлк себе могли позволить только очень богатые или знатные, для простых людей это было невероятной роскошью.
4
Разновидность тёплой одежды, похожа на тулуп.
Катя Кожевникова
Славянские миры. Фэнтези для подростков
Жизнь у Ярославы совсем не сказочная: в родной деревне её травят и боятся, называют ведьминой дочкой… Когда отец заболевает, девушка отправляется в Навь – мир духов и мертвецов, чтобы добыть лекарство. Вот только выбраться из царства мёртвых непросто, ведь Навь обнажает все самые тёмные помыслы человека. Теперь Яре придётся бросить вызов собственному отражению – Чернаве, желающей взять контроль над душой девушки, а также встретиться с духом почившей матери и отыскать путь домой с помощью волшебного клубка. Но сумеет ли Яра найти путь в Явь? Или сгинет в Забытых Землях?
Екатерина Кожевникова
Сказ о Яре и Чернаве
© Кожевникова Е., текст, 2024
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024
* * *
Наши беды не снаружи – они внутри нас.
Никто не способен устроить у нас в душе такой мрак, какой мы сами себе устраиваем, и причём совершенно бесплатно.
(Дмитрий Емец, «Лёд и пламя Тартара»)
Часть первая. Детство
Знаем мы токмо, что делится мир на три части: Явь, Навь и Правь. В Прави живут и повелевают всем боги, про них я сказ в тот раз вела. В Нави живут существа неведомые и души мёртвые, и колдуны оттуда силу свою черпают. А в Яви живём мы с вами и всё то, что видим мы каждый день: земля родная, по которой мы ходим; поля, леса и реки, что нас питают; небо, что над нами… всё явное, всё – родное.
– Бабушка Милица! А расскажи ещё про Навь! Непонятно мне, как это – души мёртвые и колдовская сила?
– Так то же Навь, дитятко. Мало что мы знаем об этом. Говорят, что управляют там всем духи и полубоги древние: Баба-яга, Бессмертный Кощей… Всё странное, чародейское оттуда на белом свете появляется. Кто уходит в Навь – либо не возвращается, либо приходит иным, наделённым силой страшной. На то эта земля зовётся Неявной, Неведомой.
– Какой силой, бабушка?
– Либо светлой силой – от Белобога, чтобы людей исцелять и дела добрые вершить. Либо тёмной – от Чернобога. Такие колдуны только пакости творят да другим житья не дают. – Старая бабка-рассказчица недовольно притопнула и нахмурилась. – Ишь! Хватит про Навь выспрашивать! Спать потом не сможете.
– Так это ж Ярослава, ведьмина дочка, ей бы всё сказочки про чародеев да колдунов. – Рыжий мальчишка засмеялся, злобно тыкнув в бок самую маленькую девочку с тонкой светлой косичкой.
– Сам ты ведьмин сын! – моментально огрызнулась девочка. Другие дети залились злобным смехом. Бабка-рассказчица начала недовольно ворчать на них, но толку мало.
– Ведьмины… все вы ведьмины дети! – По щекам Ярославы стекали крупные слёзы. Она выхватила из печки горсточку старой золы, кинула чёрный порошок в лицо рыжему и хлопнула дверью, выйдя из избушки бабки Милицы.
– Тятя, они опять! – Яра вбежала домой. Растрёпанная, щёки в слезах, руки и лоб сажей перемазаны.
– Почто тебя лицом в золу окунули? – Кузнец хитро прищурился. Он как раз недавно вернулся домой и теперь неуклюже возился с горшками и едой.
– Нет! Я себя в обиду не давала. Рыжий Ярун назвал меня ведьминой дочкой, а я в него сажей кинула.
– Сажей… что, он и сам теперь на нечисть стал похож?
– Похож. – Ярослава засмеялась, отмывая в лохани руки и лицо. – Тятя, ну расскажи же про матушку! Почему её нет и почему её ведьмой в деревне кличут?
– Ушла матушка, – отрезал кузнец. Потом всё же смягчился. – Не знаю почему, ушла зимней ночью из дома, и всё. Больше никто не видел. А про ведьму что кличут – то не слушай. Красивая она была больно, на местных девок непохожая: коса чёрная, толщиной с бревно. Завидовали ей, вот ведьмой и прозвали. А ты иди есть, соседи вчера похлёбку наготовили. Вот, погрел, тёплая, только из печки…
Часть вторая. Явь
Осень постепенно съедала последние тёплые дни. Прошло время сбора урожая. В погребах росли ряды заготовок на зиму, шилась тёплая одежда, салом промазывалась от влаги обувь.
Ярославе шёл семнадцатый год. Коса у неё была длинная, светло-русая, толщиной с руку. Щёки румяные, глаза цвета водной глади, сама тонкая, звонкая, быстрая. Проезжие парни как один на дочь кузнеца засматривались, на зависть другим девушкам. А вот местные своих парней-сыновей отваживали, и те стороной Яру обходили. Всё бродили по деревне слухи: «Кузнец Всемил – человек уважаемый, и на работы его любо-дорого смотреть. И дочка у него, конечно, красавица, давно бы такую сосватали, кабы не мать. Мать у неё была что пожар лесной. За коровой присматривала – корова сдыхала. Роженицам помогала – дети больные и слабые на свет появлялись. Больного выхаживала – так тот в Навь отправлялся. То ли проклятая, то ли с нечистью дружбу водила. Если Ярослава в мать пошла, то не надобно нам в семью такого проклятья».
Так и шёл день за днём, месяц за месяцем. Яра хорошела, как цветок аленький. Хозяйство у неё спорилось, в печи стояла еда горячая, дом прибран, вещи постираны, заготовки сделаны, грибы собраны и высушены. Что ещё для счастья в семье надо? Женихи из других деревень и городов уже начинали к кузнецу захаживать, про дочь узнавать. А местные жители всё больше злословили.
Обижали Ярославу косые взгляды. Замечала она, как женщины от неё шарахаются, а мужчины стороной обходят. Матери своей она не помнила и не понимала, что такого страшного все в ней видят. Ни внешне, ни поведением Ярослава не отличалась от остальных девушек. Была только одна странность, о которой, впрочем, никто, даже отец, не знал. Загадочное видение преследовало Ярославу: появлялась то во снах, то в отражениях девушка с косами чёрными, глазами тёмными, белокожая, словно смерть. Лицом и повадками она походила на саму Яру. Иногда видение насмехалось, подмигивало, а иногда давало подсказки и советы, как лучше хозяйство вести, какой дорогой быстрее пройти, где опасной встречи избежать. Что это была за тёмная девушка и отчего являлась? Этого Яра не знала, но про Деву никому не говорила. Кто поверит? А поверят – так точно ведьмой нарекут. Яра боялась своих видений до жути, и чем старше становилась, тем чаще замечала пугающее отражение с кожей бледной, как у мертвеца. Но сделать с этим ничего не могла, поэтому старалась быстрее выкинуть страхи из головы и не думать о них.
Всемилу тоже было невесело, оттого что на дочь его всё время клевету наводят. А что сделаешь со сплетнями? И сам второй раз жениться не стал, хотя сватались к нему. Что новая жена сделает с падчерицей, которую вся деревня побаивается? Лучше им с дочкой жить спокойно вдвоём. Соседки – добрые бабушки – помогали ему с готовкой и домашним хозяйством, пока дочь не подросла и сама не начала справляться. Так и жили много лет. А когда взрослеть начала Ярослава, хорошеть, злые языки всё больше на неё напраслину возводить стали. Кузнец-то точно знал, что дочка его не ведьма и зла никому не желает. Стал замечать, что грустит и тоскует она, особенно после посиделок с молодёжью. Обижали её, видимо.
Подружек у Ярославы, конечно, не было, а от женихов из других деревень она отворачивалась и даже слушать ничего не хотела. Тосковала она по соседскому парню, который всю жизнь её задирал. Не выходил рыжий Ярун из её мыслей. Давно уж деревенские приметили, как она мимо дома парня временами прогуливалась, в сторону окон поглядывала, внимание хотела привлечь. Но Яруну дела до неё не было. Он тот ещё разбойник: высокий, на замечания едкий, всех драк заводила. После того как нескольких коров из соседних деревень украл, прозвали его Лютым. Многим девушкам эта безбашенность нравилась, а вот старшее поколение парня не очень любило: такую кипучую энергию да в мирное русло – цены бы Яруну не было. Каждая молодая девица втайне надеялась этого разбойника приручить, покорить да сделать примерным семьянином, чтоб другим на зависть. Эти же чаяния преследовали и Ярославу, которую Ярун терпеть не мог, ещё с детства ведьминой дочкой обзывал. Так что всё чаще девушка вздыхала грустно, сидя у окна и тоскуя.
Долго ли, коротко ли, день за днём шёл. Понимал кузнец Всемил, что не будет его дочке в деревне счастья. Всё больше задумывался, не выдать ли её замуж да подальше. Или самим уехать?
А потом пришла в деревню хворь, и стало не до свадеб. Не сталкивались люди с таким раньше: долгая зараза мучила человека кашлем и страшной сыпью. А за несколько месяцев и умирать некоторые стали. Знахарка в деревне была – бабка Милица: больше всех знала и о богах, и о травах целебных. Но не помогали простые отвары и подорожник от этой заразы. Всем лечить пробовала бабка, а получалось только время болезни подольше растянуть. Вот ведь напасть! Бояться стали местные, в другие деревни обращаться – а там та же беда. Хорошо, что заболевших было мало. Но кто знает, что завтра будет?
А на носу уже был Зимний праздник солнцестояния, тёмное время. День короткий, а ночь холодная и длинная. В этот тёмный час люди собирались вместе, жгли большие костры, устраивали весёлые гулянья, пили напитки медовые и проводили обряды – гадали, плодородным ли будет следующий год. Просили зиму не лютовать, морозами не одолевать, задабривали богов подношениями в виде зерна и молока. Если огни будут яркими, большие костры не потухнут за ночь, то и год хороший ждёт. Весёлые ряженые колядовать по домам ходили – гостинцы выпрашивать да стишки потешные читать.
Ярослава полдня наряжалась и у зеркала крутилась.
– Что, и праздник Зимний со всеми отмечать пойдём? Ты же обычно из дома на общие сборы не выходишь, – удивился кузнец.
– Пойдём! Что нам дома грустить одним в самую длинную ночь?
– Ой, неспроста. – Всемил хитро прищурился. – Перед женихами красоваться пойдёшь?
– Да на что мне эти женихи. – Ярослава смутилась, выбирая наряд получше. – Веселиться пойдём!
Из сундука была добыта красивая рубаха, которую Яра целый год расшивала сложными узорами: переплелись на рукавах символы-обереги, веточки и травы, красные ягоды, фигуры зверей невиданных. Стянул ту рубаху пояс длиной в два человеческих роста, хотя сам тонкий, серебром да алым переливался, узор на нём пёстрый, фигурный, а на концах – кисточки мудрёные. Ярослава была мастерица ткать, но на этот пояс ушло много дней. Серебряные нитки в работе сложные: кузнец выменял маленький моток у заезжих торговцев на свои самые лучшие ножи. Такого ни у кого в деревне не найти. Достала любимые украшения: бусы яркие, стеклянные, каждая бусинка – цветная, на другую непохожая. Кольца разные, проволочкой-спиралью свитые, среди них даже одно серебряное (от матери осталось). На голову – очелье[1 - Составная часть головного убора. Небольшая тканая лента из шерстяных нитей.] – полоску узорную, колечки-височники[2 - Составная часть головного убора. Чаще всего в виде колец, которые прикреплялись в районе висков к ленте-очелью.] изящные и маленький шёлковый платок[3 - Шёлк себе могли позволить только очень богатые или знатные, для простых людей это было невероятной роскошью.]. (Дорогой, ой дорогой! Еле-еле у батюшки выпросила в подарок.) Кузнец-мастер зарабатывал немало по меркам деревни и понимал, что у дочери должно быть приданое самое лучшее, самое красивое, богатое и необычное, раз уж невзлюбили девочку многие соседи.
Веселиться со всеми – идея, казалось бы, хорошая, да не тут-то было. Кузнец дочку отговаривать не стал. Что такой красавице дома в праздник сидеть, в самом деле? Нарядились, расчесались и отправились в самую большую избу к богатым соседям, которые у себя во дворе веселье и обряды в этом году проводили. Как зашли на двор – так тишина и повисла, смолкли гульба и весёлые разговоры. Потом все же хозяин дома вышел, протянул радушно кузнецу чашу с медовым напитком.
– Проходи, Всемил, вместе с дочерью гостями на празднике будете!
Успокоился народ, продолжил гульбу. Только то тут, то там недовольно шептались за спинами прибывших.
А Коляда шла своим чередом! Зажглись деревянные огненные колёса, покатились по дорогам. Хозяин дома бегал и кричал, как бы ему хлев не поджёг честной народ. Подняли горящее колесо высоко над головами, сияло оно как солнце. Медовый напиток разливался рекой. Заводил народ песню за песней. Кузнец пошёл поздороваться со знакомыми и затерялся в толпе.
Ярослава пробралась в уголок, где бабка Милица про поверья всем желающим рассказывала.
– Ночь Зимнего праздника – самая долгая, тёмная и холодная, потому что умирает Солнце-батюшко, чтобы утром заново родиться. И выходят тогда из Нави злые духи, чтобы помешать ему, чтобы ночь никогда не закончилась, а день не наступил. Летают по земле и пакостят всем. Страшная пора. Люди потому вместе и собираются, чтобы теплее и веселее было, и света больше. Оттого так много костров горит, украшений блестит и шумно вокруг. Вот из лесу принесли сухое дерево и украсили лентами – то Бадняк. Его сначала задобрят, напоят хмельными напитками, а потом сожгут.
– А зачем его сжигают? – удивился кто-то из детишек.
– Чтобы от старого избавиться, а новому дорогу дать.
Вдруг ворвались на праздник ряженые в масках, лохматых тулупах, сажей перемазанные. Устроили веселье, начали девок с детьми пугать и песни-прибаутки распевать. Считается, что приносят колядующие в дом удачу и достаток на весь год, так что никто их не гнал – наоборот, все обрадовались. Во главе группы в страшной зубастой маске был, конечно, Ярун: рыжие кудри спрятать сложно. Этот что угодно в балаган превратит. Он был нахальным, смелым, легко ввязывался в любую авантюру. Сначала делал, потом размышлял о последствиях, если задумывался о них вообще. Девушкам такая смелость и властность нравились, но парню было всё равно – он разбивал сердца красавицам так же легко, как крал соседских коров.
Ярослава исподтишка наблюдала за весельем и тихо вздыхала. Потом заметила, что Яруну надоело бегать в неудобной маске и он подобрался к столу с едой для гостей. Тут она и подсела к нему незаметно.
– Устроили вы в этом году всем веселье на празднике, Ярун. Здорово получилось.
Парень только удивлённо взглянул на неё в ответ.
– Что здесь забыла? Обычно по праздникам тебя не видать.
– Ну вот, пришли с отцом повеселиться со всеми. А не хочешь хоровод у костра поводить, там, на улице? Там тоже хорошо.
– Чтобы я с ведьминой дочкой танцевать пошёл? Вот уж нет!
У Яруна на поясе висел мешок для подарков, как у любого колядующего. Он с самого дна сгрёб кучу старой залежавшейся пыли и высыпал Ярославе на колени, прямо на праздничную рубашку.
– Вот тебе счастье на будущий год!
Оскорбил так оскорбил: такими подарками можно легко неурожайный и несчастливый год напророчить. Поэтому колядующих всегда щедро одаривали, чтобы проклятье от них не получить. Переменилась в лице Яра, защипало у неё в глазах. А Ярун уже вскочил и нашёл себе новую собеседницу. Подошла к нему голубоглазая красавица Любава, дочка хозяина дома. Поправила игриво бусы и две длинные косы.
– Ярун! Мы с подружками недавно на женихов гадали, так мне самый рыжий привиделся. Ну что, будешь жениться? – насмешливо поддела его Любава.
– На тебе, может быть, и буду! – Он схватил девушку за руку и утащил в толпу, хороводы водить.
Запретный плод всех слаще, а сердечная обида – всех тяжелее. Ехидному вихрастому рыжему мальчишке, видимо, просто нравилось с детства задевать чувства Ярославы, причинять ей боль. А когда он вырос и стал заводилой, самым быстрым, ловким и смелым – тут уж на него все девушки обращать внимание стали. Но что бы Яра ни делала, пропасть между ней и парнем с годами только росла. Его мать сильно не любила дочь кузнеца, с раннего детства всех троих детей науськивала, натравливала и запугивала небылицами о зловредности ведьм. Поговаривают, что чем-то мать Ярославы ей не угодила, но то личная история, подробностей толком никто не знает. Однако обиделась мать Яруна смертельно: до сих пор, спустя годы, на Ярославе отыгрывалась. А её рыжего сына, с его-то разбойничьим характером, лишний раз не надо просить устроить драку или ссору.
Не помня, как именно, Яра сбежала домой. Лучше бы и не ходила на праздник! Дома было тихо и спокойно, отец ещё не вернулся. Скинув праздничную рубаху, Ярослава переоделась в домашнее и, вытирая слёзы, попыталась отмыть с белой ткани сажу. Но от такого чёрного пятна разве избавишься? Одежда испорчена, а сердце страдало от обиды. Вот это Ярун отомстил спустя годы за ту горстку золы! Яра вышла на зимний двор и вылила из лохани на снег мутную серую воду. Та не впиталась, а растеклась по тонкой ледяной корке. Свежая лужа расплескалась, пачкая всё вокруг, – в ней отразились небо и звёзды. А затем вода вдруг пошла рябью, и в отражении Яра увидела черноволосую девушку. Та ехидно улыбалась и корчила лицо.
– Ты ещё зубоскалить надо мной будешь? – раздражённо крикнула Яра, закидывая лужу снегом с кусочками льда, зачёрпывая его целыми горстями, пока пальцы не начали краснеть.
– Яра! Ты на кого кричала? Почему во двор вышла без тёплой одежды? – Из-за угла дома появился батюшка.
– Не хочу! Не хочу больше быть ведьминой дочкой! – ревела девушка.
– Ох, горе моё… Пойдем в дом…
– Не хочу!
– С отцом не спорь! Отморозишься!
В доме Всемил усадил Яру к печке, разжёг огонь, завернул непутёвую дочь в тёплый плащ.
– Матушка твоя… отличалась от других. Но лучше её никого на всем свете не было: красивая, умная, рукодельная… Ты бы удивилась, какие она тончайшие кружева ткала – я никогда ни у кого таких не видел. А с людьми не могла общий язык найти, сложно ей было почему-то. И неловкая была: могла случайно за коровой недосмотреть, а та в канаву могла упасть…
– Думаешь, не ведьма она?
– Не знаю. Странная она была – странная, но прекрасная. Мне она люба была, да и ты не жалей, что таковы твои родители.
– А как мне всех убедить, что я не зловредная ведьма? – Яра всхлипнула.
– Всех всё равно не убедишь, – помолчав, задумчиво сказал кузнец. – Поживём – увидим. Найдёт и тебя счастье. А про Яруна, разбойника этакого, забудь. Ничего хорошего от него не дождёшься, у него в голове – ветер один.
– Ты уже всё знаешь?
– Так вся деревня судачит, как он тебя оттолкнул и золой обсыпал. Пророчат беды на наши головы. – Кузнец закашлялся, а затем продолжил: – А ты злые языки не слушай. Будешь всему верить – быстро состаришься и станешь похожа на бабку Милицу.
– Не буду. – Уставшая Яра улыбнулась и зевнула. – Пора нам спать отправляться, батюшка. Утро вечера мудренее.
– Это верная мысль, – одобрил кузнец.
На третий день после гуляний к избе бабки Милицы жители деревни вытоптали большую тропинку. Сразу несколько людей, кто на праздник приходил, теперь от кашля раздирающего мучились, а кто-то и сыпью покрываться начал. Множество трав и ягод в запасе держала Милица, отвары делала, воду заговаривала. Вот только толку не было. Не вылечить эту дрянную болезнь травами, не заговорить байками, не запугать присказками. Только кашель на время облегчить получалось или боль убрать.
И кузнеца Всемила настигла та же беда: в первый день кашлял он слабо и редко, а на третий день – уже с кровью. Тело покрылось красной сыпью, лицо стало зелёного цвета, как вода болотная. Ярослава металась по дому и места себе не находила, отпаивала отца горячим иван-чаем, медовым напитком, молоком подогретым. Бегала к бабке Милице, как и другая несчастная родня заболевших. В очередной раз выходя из старушкиной избы, встретила двух соседок-толстушек. То были жена и дочь: пришли за травами от кашля для отца семейства. Увидев Яру, обе неприятно оскалились, сморщили курносые пухлые носы. Мать сильно толкнула девушку плечом, отчего Ярослава поскользнулась и упала в сугроб у тропинки.
– Что, ведьмина дочь, небось ты виновата, что столько в деревне заболевших! Колдуешь по ночам, с нечистой силой водишься, всем нам жизнь портишь!
– Помилуйте, соседушки! Мой батюшка тоже хворает… – Яра неловко выкарабкивалась из снега, отряхивая юбки.
– Так то для отвода глаз!
– Матушка, ты что, не слышала? Её сам Ярун, главный коляда в этом году, проклял и золой на празднике обсыпал. Теперь пусть весь год горюшка попьёт, как мы от ведьм пьём…
– Правду баешь? Вот и хорошо, пойдём, оставим прокажённую.
Яра промёрзла до костей, пока добралась до дома. Но больше от холодных острых слов, чем от мороза на улице.
– Батюшка! Я принесла новых трав сушёных, сейчас на огне отварю снадобье, тебе легче станет.
– Да не беспокойся, милая, само скоро всё пройдёт. – Кузнец криво улыбнулся и в очередной раз зашёлся кровавым кашлем. С каждым часом он становился слабее, бледнее и почти не поднимался с кровати, худо-бедно за собой ухаживал и ел то, что ему подавали. Но даже в этом состоянии пытался успокоить любимую дочь.
– Что же делать мне с тобой? – тихо причитала Яра, закидывая в печь последние дровишки. Надо было идти колоть новые вместо отца. Про случай с соседками она уже и думать забыла.
К вечеру девушка окончательно умаялась: работать по дому приходилось за двоих. Скоро запасы и деньги подойдут к концу, если отец не сможет вернуться в кузню. Может быть, добрые соседки-бабушки помогут, подкормят по старой памяти. Но не ходить же побираться! Да и хорошо в деревне относились только к самому кузнецу, а от дочери его почти все шарахались. Как дальше быть?
Отец уснул на тёплой печке. Во сне лицо его казалось моложе, спокойнее, а кашель отступал. За окном стемнело, Яра оделась в тёплое и вновь пошла знакомой дорожкой – к Милице. Бабка даже если хворь не вылечит, то хоть словом добрым утешит, байку расскажет, кусочком хлеба поделится. Милица с детства жалела и оберегала Яру, защищая её от нападок других детей. И сейчас подросшая девушка привычно искала утешения у заботливой знахарки.
В доме Милицы пахло хлебом и травами, причудливыми отварами. Трещал огонь, а хозяйка сидела на лавке в полумраке, под светом лучины.
– За травушками от кашля пришла, Ярославушка?
– Нет, бабушка. – Девушка вздохнула. – За советом и утешением. Что, если батюшка мой не поправится?
– Что ж об этом думать и себя заранее пугать? Пока мы живы – радуемся тому, что нам послано.
– Пока мы живы… – задумчиво повторила Яра.
Сказки Милицы раньше всегда успокаивали её, а теперь заставляли глубоко задумываться о жизни и смерти, о силе волшебной и о том, что людям простым не по плечу.
– Бабушка, а что ты про Навь говорила, давно, в детстве ещё? Что тот, кто туда пойдёт, силу большую приобретёт…
– Выкинь из головы Навь, глупая! Только безумцы о ней помышляют. Это земля колдунов да мёртвых, живым туда ходу нет!
– Так ли нет?
– Нет! Мёртвой водой дорога туда обозначена. А за живой водой в Навь сунешься – так навечно там и сгинешь!
– Живая вода? Бабушка! – Ярослава схватила старушку за руку. – Так есть средство чудодейственное от любой беды, напасти и хвори? Есть?
– Да то байка волшебная. Никто из живых, кроме ведьм и колдунов, в Навь попасть и вернуться оттуда не сможет.
– А как же мёртвая вода? Она ведёт к Нави? Как найти её? – настаивала Яра.
– Вот упёртая ты! Нет никакой мёртвой и живой воды! Так народ честной кличет воду испорченную, затхлую, смертельную да опасную. Убить такая вода может хоть человека, хоть лошадь. Всё! Больше ничего не скажу, лиса хитрая! Выкинь из головы глупости! – Милица сердито топнула ногой.
– Бабушка, а если я отправлюсь лекарство искать, присмотришь ты за батюшкой моим?
– Ишь, что удумала! Блажь себе вбила всякую, да и я хороша, задурила тебе с детства голову байками… Пойми: Навь существует не для живых и не для простых людей. Это царство мёртвое, опасное, запретное. Как туда попасть, доподлинно никому не известно, как уйти – тем более. А вот бед натворить, не подумавши, каждый может. – Милица погрозила пальцем и удручённо вздохнула. – Ты бы лучше об отце думала, как его выходить или хоть жизнь облегчить. Знахаря более умелого можно и в дальних сёлах поискать. Тебе теперь всё хозяйство вести самой, приданое хорошее собирать, мужа найти бы доброго да заботливого. О жизни надо думать, не о старых байках!
Яра больше её не расспрашивала. Ей и так нашлось над чем поразмыслить.
Пока хлопотала по дому, Яра вспоминала, как много батюшка делал для неё, заботился всегда, иногда тихо, незаметно, ненавязчиво. Жили они на то, что ему удавалось заработать сложным своим ремеслом. Всемил с утра до ночи плавил железо, превращая его, словно колдун, из одного в другое, выковывал прочные и долговечные изделия. Он следил, чтобы в доме всегда были дрова, не забивалась печка, не задували ветра в щели, не гнили доски и крыша. Носил тяжёлые ведра с водой даже зимой, чтобы Ярославе не пришлось отмораживать пальцы. В детстве рассказывал дочке истории, пел песни, а когда она подросла – всегда выслушивал обо всех чаяниях, для любой беды мог найти решение или совет. Кузнец никогда не взваливал на дочь свои переживания, хотя и горько ему было видеть, как в деревне обижают Ярославу. Но всё бросить и уехать из родного дома сложно, страшно.
Всемил болел, а дом скрипел, ворчал, пошатывался, рушился привычный уклад. Ветер злобно выл в трубе, хотя Яра почти без остановки топила печь, чтобы дома было тепло и сухо, колола дрова, добывала хворост. Но прежнего уюта не было. Дом чувствовал, что с хозяином что-то не так, и тоже боялся будущего, разделяя все страхи Ярославы.
Время не щадило здоровье отца, и чем быстрее оно утекало, тем тревожнее было девушке. Понимала она, что не справляется одна со всем хозяйством и делами и уходом за больным. Он уже практически перестал вставать с печи, с трудом ел, а сыпь на теле налилась жёлтым гноем. Если дальше станет хуже, то как быть? Бесконечно металась Ярослава между делами, готовкой еды, топкой печки, иногда успевая покормить отца простой похлёбкой. А если заразится сама Ярослава, то на чьи плечи лягут все заботы?
Как бы Милица ни ворчала, а знала Яра, что за батюшкой она присмотрит вместе с другими добрыми бабушками. Так было и раньше. Да и в деревне кузнеца любят, пропасть не дадут, особливо если рядом не будет непутёвой дочки. Вот и сейчас одна из добрых соседских семей начала приносить к двери еду, делясь тем, что сами для себя наготовили. Жалко им кузнеца.
Не могла Ярослава не думать о том, что колдовством сильным или водой чудодейственной можно снять всю хворь и все проблемы как по мановению руки. Устала она, и мучили её эти мысли, мешая спать. Старания принесли плоды, травы и уход помогли – отец стал меньше кашлять, снова начал есть сам. Одного его оставить совсем больного было страшно. Но пока отцу легче и он может сам что-то делать, надо решаться. Или терпеть болезнь до победного и надеяться на чудо, или сотворить чудо самой.
Что может пригодиться путнику в дальнем странствии? Особенно если он идёт туда – не знаю куда. Попасть туда можно так – не знаю как, а принести то – не знаю что. Ярославе нужно было любой ценой добыть лекарство для отца. У живых ответов на её вопросы не было. Значит, только создания из Нави могут знать, как победить смерть? Смерть. Думать об этом слишком страшно. Само слово сжимало горло холодными тисками, душило, причиняло боль и нагоняло ужас. Разве можно такое допустить?
Отец всё больше спал – и днём, и ночью: сон помогал сдерживать кашель и хворь, как и бабкины отвары.
Два дня понадобилось Ярославе, чтобы всё обдумать и решиться на поход. Тщательно собирала она сумку в дорогу: помимо тёплой одежды надо взять с собой нож и шнурок – вещи полезные. Огниво, чтобы костёр разжечь, если он вообще способен гореть в Нави. Немного хлеба и вяленого мяса, сухих ягод. Гребешок деревянный, чтобы косы длинные не спутались. И две маленькие фляжки: с обычной водой и пустую, чтобы было куда воду живую налить. Али мёртвую – уж как повезёт.
Грамоте Яра не была обучена, записки не могла отцу оставить. Поэтому весь дом прибрала, заготовила побольше дров, еды, воды и трав для отвара. Нашла свою праздничную рубаху, испорченную золой, завернула в неё пустую кружку и положила осторожно под дверь у избушки бабки Милицы. Она поймёт, что Яра была здесь, куда и зачем отправилась.
Укутавшись плотнее во все платки и свиту[4 - Разновидность тёплой одежды, похожа на тулуп.], не оборачиваясь, чтобы не засомневаться, Ярослава тёмной ночью выскользнула из дома и зашагала от деревни в лес. Если кто-то и сможет найти в Нави живую воду, так точно только ведьма.
Либо ведьмина дочка.
Часть третья. Как найти мёртвую воду
Всю жизнь Ярослава старалась быть хорошей и не верила, что есть в ней та колдовская тьма, которую приписывали её матери и так боялись соседи. Сторонилась всего неизведанного, волшебного, даже безобидные наговоры на воду бабушки Милицы пугали Ярославу. Но вместе с тем и притягивали: как много не знает человек и какие таинственные силы управляют всем на свете?
А теперь она добровольно ушла из деревни в путь – Навь искать. Тяжело и страшно было Ярославе, не хотелось дом покидать и отца, но и сложа руки сидеть было нельзя. Решения принимать она не привыкла, ответственность всегда лежала на плечах Всемила. Но раз всё равно всю жизнь кличут ведьмой, так, может, это судьба? Неужели всё же правы люди? Пора смириться и поверить, что на роду ей начертано с силами потусторонними якшаться. Всё равно уже нырнула в омут с головой: ослушалась Милицу, отца одного оставила, сбежала. Вот уж соседушки позлорадствуют! Ведьмина дочь ушла вслед за матерью. Можно было, конечно, остаться, но неужели сердце выдержит смотреть, как отец хворает и умирает? Мучилась Яра от смятений, сердце разрывали чувства противоречивые.
Да и легко сказать – сходи в Навь. А где её найти? Два дня вспоминала Ярослава все знакомые байки-россказни, думу думала, про воду мёртвую забыть не могла. И теперь надеялась только на случайность. Всегда храбрые путники искали волшебные тропы там, где лес да вода, по тому же пути, стало быть, и этой истории идти.
Издревле лес – источник и благодатей, и бед. Всё таинственное, незнакомое, коварное или полезное оттуда приходило. Все волшебные поверья с водой и лесом связаны. Вот их и отправилась искать Ярослава. Только ближайший лес ночью да в зимнюю стужу стал совсем неприветливым. Все знакомые тропинки замело. Земля снегом и льдом покрылась. Темень и пронизывающий ветер отводили любого прохожего, загоняя людей в тёплые дома, под защиту крыши, стен и печки. Да кто ночью студёной в лес пойдёт? Только самый отчаянный.
Повернула Ярослава вроде бы в знакомую сторону. Ходила-ходила, да заблудилась. Продрогла, обувь насквозь промочила, одежда уже и не грела. Ноги то в снег мокрый проваливались, то на льду скользком и остром разъезжались. Между деревьями в ночи ничего не видать: ни тропинки, ни деревни, ни просвета. Хоть ветра ледяного нет, но не спасало это от холода и снегопада. Лес наполнен звуками странными – шорохи, скрипы, шаги. Где-то мелькали тени, с веток взлетали птицы, чудилось всякое страшное. Вдалеке выли волки. Незнамо сколько так бродила девушка; снегопад прекратился, лес луна осветила, потом ушла и она. Тьма ночная отступила и начала превращаться в сероватое марево. Светало. Яра уже разодрала до дыр об лёд кожаные ботинки, лицо, руки и ноги обледенели. Волосы изморозью покрылись. И когда показалось ей, что скоро и сердце замёрзнет как ледышка и что идти больше сил нет, увидела она вдали тёмные пятна, почувствовала знакомый гниловатый запах. Вот оно – болото опасное. Люди сюда ходили редко: летом здесь царствовали гадюки, воняло водой застоявшейся и гнилью. Многие в своё время здесь увязли и не смогли выбраться, находили потом только кусочки одежды, всплывшую обувь или забытую на берегу корзинку. Самые смелые ходили сюда за черникой: больно сладкая она росла на болоте, соками местными и водой напитывалась. Черника эта стоила дорого, добывать её было сложно, первые годы охотников за лакомством было много, а потом половина из них в болоте так и увязла. А зимой у опасных топей человеку вообще делать нечего.
Подошла ближе Ярослава, осторожно выискивая устойчивую землю. Гнилое болото даже в такой холод почему-то замёрзло не полностью. Целые пятна зеленоватой воды смотрели в морозное небо, на поверхность всплывали странные пузыри, в глубине что-то чавкало. Яра нашла замёрзшую кочку, осторожно присела и заглянула в мутную водицу. Болото в ответ из глубины выпустило в лицо девушке очередной пузырь, булькнувший на поверхности мелкими вонючими брызгами. Ярослава брезгливо закашлялась. Если и существует на земле мёртвая вода, то что может быть больше похоже на неё, чем эта гнилая лужа? Поверхность воды перестала рябить мелкими волнами, выровнялась, и отражение взглянуло на Ярославу карими глазами. Знакомая девушка с чёрными косами подмигнула и поманила её рукой в самую тёмную глубь.
– Вот уж благодарю, но к тебе я не хочу! – Яра упрямо дёрнула головой, бросила в воду кусок ледышки, прямо в центр отражения. Ненавистный образ пропал. Лучше вообще дорогу не найти, чем поверить видению, у которого в глазах затаились злоба и коварство.
Задумалась Ярослава. А что с мёртвой водой делать-то дальше? В рассказанных байках искатели приключений как-то сами попадали в Навь, шли-шли и… проваливались? Блуждали и выходили, куда надо, или звала их волшебная песня, или манил свет костра. Может, воду пить надо или при себе держать и идти с ней куда глаза глядят?
Огляделась вокруг девушка, потом порылась в сумке, достала одну из фляг, в которой была питьевая вода. Вылила остатки и, морщась, зачерпнула мутной зеленоватой болотной жижи, наполнив ёмкость до краёв. Посмотрела на неё, принюхалась и сделала глоток. Вода была едкой, вонючей, Ярославе показалось, что она то ли выпила гнили, то ли наелась тины. Аж глаза резануло. Прокашлявшись, она посидела ещё немного. Ничего не произошло. Встала, побродила вокруг болота, попрыгала на твёрдой земле, чтобы согреться. И вновь ничего. Подошла к воде и увидела, как беззвучно трясётся и смеётся в отражении темноволосая девушка.
– Да ну тебя! – Яра разозлилась, наклонилась и хлопнула громко ладонью по воде, чтобы скрылось в брызгах отражение. Тут же её схватила холодная и бледная девичья рука, потянула в воду. Не устояла на скользком заснеженном берегу Ярослава, упала в мутное болото, и потащила её неведомая сила ко дну. Одежда моментально намокла и стала очень тяжёлой, утягивая вниз ещё быстрее. Захлёбывалась, кричала, брыкалась девушка, но мутная вода над головой вмиг сомкнулась, исчезли и небо, и звёзды, и лес. Дышать стало нечем, казалось, что вода заполнила всю голову Ярославы, сокрыла мир тишиной. Какая-то тёмная тень беззвучно окутала девушку, кольнула в самое сердце. Сначала стало очень больно, а потом наступили холод и темнота.
Часть четвёртая. Навь
Кристально чистая вода озера затрепетала, всколыхнулась, выплюнула Ярославу на берег. Девушка откашлялась и огляделась вокруг: тихий, странно беззвучный лес царил повсюду. Между деревьями не было видно никакого просвета. Зелёная листва и белёсое небо над головой уверяли, что в свои владения вступило лето, но при этом было холодно. Тучи мешали определить, сколько сейчас времени. Поверхность лесного озера разгладилась и замерла, отражая общую серость и спокойствие. Вода была прозрачной, но в глубине не было ни рыбки, ни травинки, лишь пустота и однообразные камни на самом дне. Это был замерший заколдованный мир. Вне времени, вне понятий о свете или тьме. Беззвучность – вот что пугало в лесу больше всего: ни пения птиц, ни шорохов звериных, ни треска веток. Сколько ни сиди у озера – ничего вокруг не изменится.
А верно, зачем здесь сидеть? Ярослава выдохнула облачко пара, разбавив холодный воздух. Прошлась вдоль озера, наблюдая за неподвижной гладью. Может, это живая вода? Нет, герои всех баек проходят долгий путь, не может всё быть так просто. Ярослава поёжилась: одежда ещё была мокрая и тяжёлая от воды. Сейчас бы у огня погреться…
Словно откликнувшись на её мысли, где-то вдалеке среди деревьев задрожал огонёк. Что делать? Надо узнать, что это и как дальше быть. Заспешила в сторону огонька Ярослава, наступила в мокрый ил – не заметила, что от озера течёт тихий и тонкий ручеёк, почти невидимый. Фыркнула раздражённая девушка, но, рассудив, пошла прямо вдоль ручья. Если огонёк – обман, а Ярослава по его вине заблудится, так хоть дорогу назад найти сможет.
Долго ли, коротко ли шла она по влажной чёрной земле сквозь молчаливый лес. С каждым шагом ручеёк становился шире и полноводнее, бежал быстрее. Что за диво: чем дальше от большого озера, тем больше воды в маленькой извилистой речушке? Деревья вдруг расступились, открыв вид на широкую поляну. Речушка огибала её и бежала дальше. В самом центре стояла избушка на двух высоких широких столбах, частоколом окружённая. В окнах свет горел, а по земле у забора разбросанные кости белели. Земля на поляне была вся в рытвинах, растоптана, разрыта, будто вскапывал кто-то. Жутко стало Ярославе, но куда же ещё идти? По всем признакам это дом Бабы-яги: в байках она и не злая, и не добрая. Повезёт – не съест.
Ярослава трясущимися руками открыла калитку и зашла во двор. За забором – чистота, земля ровная и гладкая, вокруг избушки травы да коренья росли всякие. В саму избушку аккуратная лестница вела с перилами. «Странно, а бабка Милица рассказывала, что избушка стоит на ножках курьих…» – удивилась Яра, поднимаясь по лестнице. Постучала в дверь – тишина. В окнах свет мелькал – значит, есть кто-то. Дверь скрипнула, отворяясь, и Ярослава тихонечко пробралась в дом.
Внутри избушка казалась самым обычным крестьянским жилищем: печка, лавки, прялки, отгороженный угол для сна. Через маленькие низкие окна лился слабый тусклый свет, поэтому здесь царил полумрак, разгоняемый лишь печным огнём. Когда глаза Яры привыкли к темноте, она заметила бесчисленные ряды полок, сундуков, шкатулок, висящие под потолком сушёные травы и грибы, банки, склянки… Вокруг печки степенно расхаживала женщина, переставляя посуду и котелок с каким-то варевом. Несколько минут Ярослава молча прижималась к двери, не зная, как себя вести. Она думала, что хозяйка её не заметила, но та вдруг сама подала голос:
– Что, так и будешь на пороге стоять али гостьей станешь в доме?
– Д… доброго дня тебе, бабушка. – Ярослава робко подошла ближе.
– Кто же здесь бабушка? – удивилась хозяйка, поворачиваясь к гостье. Это была молодая статная женщина с пышными распущенными волосами и глазами такого светлого оттенка, что казалось, будто радужки вообще нет. Нос у неё был длинный, с горбинкой, и постоянно дёргался, что-то вынюхивая. Одета она была в несколько длинных цветных рубах с юбкой-понёвой, а платок завязывала не на голову, а оборачивала вокруг плеч. На поясе её висело множество ножей, амулетов, мешочков и трав. Распущенные волосы, не покрытые платком, пышной волной спускались до пояса; на голове не было ничего, кроме полоски-очелья. Сразу видно – ведьма.
– А… разве не баба Яга в байках…
– Раз Яга – так сразу баба? Глупые вы, смертные… Давно ко мне в избу живые не захаживали. – Женщина вновь принюхалась, скорчила лицо. – Мёртвым здесь, впрочем, тоже делать нечего. Зачем пожаловала, девица?
– Хозяюшка, только не серчай, помоги советом, как мне быть… Я не здешняя.
– Уж это заметно. – Хозяйка недовольно фыркнула, оглядев гостью с ног до головы. – Откуда ты такая растрёпанная?
– Я из деревни. Батюшка мой заболел, я его спасти хочу, лекарство добыть. Бабушка-знахарка сказала, что если мёртвую воду найти, то можно в Навь попасть, воду живую добыть. Я к болоту пошла, а там в отражении – девка с чёрными косами и лицом моим: насмехалась, затащила в воду… Очнулась я на берегу озера, а девки той уже и нет нигде. Увидела я огонёк, пошла за ним вдоль ручейка, вышла на избушку… Как дальше быть, где воду живую искать – не знаю. Прошу, хозяюшка, подскажи, – затараторила испуганно Ярослава.
– А знахарка твоя не сказала, что Навь опасна? Попасть-то сюда не так сложно, как уйти. А даже если уйдёшь – всё равно часть себя оставишь, прежней не вернёшься.
– Я знаю, она нам в детстве байки рассказывала о путешествиях смельчаков и необычных дарах… – Яра мечтательно выдохнула, а потом заметила пронзительный взгляд Яги и осеклась. В историях бабки Милицы всё казалось простым и понятным, добро побеждало зло, путнику всегда помогали найти дорогу. И хоть всю жизнь Ярослава боялась и страшилась всего связанного с колдовством, иногда она всё же мечтала стать героиней такой истории, чтобы не боялись её, а любили. И поход за живой водой казался ей чем-то навроде такой байки. Настоящая же Навь не походила на мир, где всё легко даётся.
– Байки она вам рассказывала, да не обо всём, даже не о главном. – В глубине глаз женщины вдруг загорелся странный огонёк, и она, глядя прямо в лицо Яре, резко дёрнулась в её сторону. Испуганная девушка отшатнулась, споткнулась и села на мешки рядом с печкой. Два мешка затрещали и пошли по шву, на пол посыпались струйками разные крупы.
– Вот ведь растяпа! – гаркнула Яга, одной рукой легко поднимая Ярославу за шиворот с пола и пересаживая на лавку у стола. Взрослую девушку она таскала без усилий, как котёнка. – Что ты о Нави знаешь? Ничегошеньки! То, что ты ручейком лесным назвала, – то начало Смородины-реки, которую мертвецы переходят, отправляясь в Мёртвое царство. Избушка моя на границе той стоит, а я её стерегу испокон веков. Чтобы мёртвые живых не трогали, а неразумные живые, как ты, к мёртвым не рвались. – Хозяйка больно ткнула Яру пальцем в плечо. – Ишь, разгуливают тут, аки у себя во дворе. Это не живая земля, здесь свои законы. И чем дольше ты здесь находиться будешь, тем меньше в тебе будет оставаться человеческого, живого.
– Как это? – Яра испугалась.
– Так-то! Кто, по-твоему, та девушка с чёрными косами?
– Не знаю, хозяюшка, может быть, ведьма какая-то?
– Ты сама это и есть. Навье отражение твоё.
– Да как же возможно такое, чтобы я была и там, и здесь?
– В мире живых у тебя тело есть и свобода выбора. Здесь, в Нави, обитает другая часть твоей души. Та, что подвластна лишь колдовству, смерти, огню и разрушению. Когда смертный хочет овладеть тайной волшебной силой, он ищет путь в Навь, чтобы слиться со своей тёмной частью души или же подчинить её себе. Ты пришла в Навь – отражение с тобой слилось, частью тебя стало. Вы теперь единое целое.
– Это что же, мне теперь ведьмой навеки оставаться? И почему я не ощутила, как та злыдня стала частью меня? – Ярослава вдруг разозлилась, кулаки сжала, аж костяшки пальцев побелели.
– А зло никогда так не ощущается, человек к нему приходит медленно, незаметно, оправдывает себя правильными поступками и мыслями. Раз дашь слабину – возникнет на сердце червоточина, а потом и сам не заметишь, как начнёшь меняться. Только от твоих поступков и выбора зависит, какой дорогой пойдёшь. Сильный человек с чистым сердцем себя не позволит тьме поглотить, заметит её вовремя, сразится и из Нави выйдет воином, победившим свои страхи. А человек со смутой в помыслах и на сердце… Сейчас посмотрим, кто же ты на самом деле. – Яга резко выхватила нож с пояса. Ярослава не успела и моргнуть, как лезвие пронеслось у неё перед глазами, отрезая тонкую светлую прядь.
Вот только что же случилось с волосами? Всю жизнь они были светлыми, золотистыми, на солнце отливали как пшеница. А сейчас сереть начали. Может быть, слишком темно в избушке, мерещится? Или здешний странный мир и впрямь уже начал менять, перекраивать под себя пришлую смертную?
Яга тем временем открыла железную заслонку в печке и бросила прядь волос Ярославы в огонь. А затем присела и замерла, глядя на пламя. Лицо её, казалось, обернулось застывшей маской. Так в тишине прошли томительные минуты, а потом она всё же заговорила:
– Оставаться бы тебе дома, Ярослава, дочь кузнеца и ведьмы. С таким раздраем на душе и сердце в Навь идти – приговор себе подписывать.
Ярослава молча вытянулась, тоже пытаясь взглянуть на огонь в печке. Но ничего особенного не заметила.
– Боишься ты, да не за отца, а за себя: одной остаться не хочешь и его отпустить не сможешь. А ухаживать и на больного смотреть невмоготу тебе стало – вот и сбежала в Навь, бросила отца, чтобы другие за ним приглядывали. Думаешь, колдовство и живая вода все проблемы решат, а ты сухой из речки Смородины выйдешь?
– В чем же не права я, хозяюшка? Неужели нет здесь воды, которая хворь излечит?
– Вода-то есть. Но доберёшься ли ты до неё – никто заранее не скажет. Между тьмой и светом ты постоянно мечешься. То ли для других хорошей хочешь быть, то ли для себя. Хочешь, чтобы любили тебя все люди, да сама не любишь никого, и себя не любишь. Всю жизнь хочешь забыть, что ты ведьмина дочь, показаться иной, а на деле как беда приключилась – так сразу за чарами пришла, не осталась рядом с отцом. Парня из деревни, Яруна, то ли любишь, то ли ненавидишь, то ли себе присвоить мечтаешь, словно трофей. Заслужить его внимание хочешь, да не получается, вот и злишься да с ума по нему сходишь. Любви ищешь от людей, одержима ею, да не выходит ничего.
У Ярославы в глазах закипали слёзы. Яга видела насквозь все страхи, чаяния, надежды и сомнения. Вытаскивала наружу всё, что девушка внутри прятала, в чём ни себе, ни другим не признавалась.
– Я просто найду живую воду и уйду! – Ярослава вскочила с лавки, обняла себя руками, задрожала. – Не останусь я здесь, не нужна мне никакая сила волшебная! Я лишь хочу отца спасти, больше ничего.
– Так ли ничего? А как же всё, что я в огне увидела? Навь обнажает всё плохое, зло на поверхность всплывает, обостряется боль. Все противоречия тебе в сто раз хуже и тяжелее обычного покажутся. Света в тебе тоже много, ты его проявить стараешься. Но в Нави власти больше у Чернавы.
Яга задумчиво облизнула губы, глядя на девушку с нескрываемым сожалением. От её светлых белёсых глаз хотелось сбежать или спрятаться. Но Ярослава выдержала взгляд и не отвернулась.
– Чернавы?
– Так зовут ту твою личину, что в Нави обитает. Черноволосую, которая так тебя пугала с детства.
– Почему я вообще её видела? Ведь других людей не пугает их отражение, оно обычное, неживое, не тёмное… Не пугает же?
– Просто мать твоя, ведьма, слишком долго с Навью играла, тёмное волшебство искала себе в угоду. Думала тень свою из Нави подчинить, получить власть над большой силой. А в итоге Навь её и поглотила.
Задумалась Ярослава, голову повесила. До последнего не хотелось ей верить в россказни о матери-ведьме. Но когда сама Яга, глядя в странное пламя, это увидела…
– А что я тут с тобой рассиживаюсь? – Хозяйка хлопнула себя по коленке. – Дел по горло, до заката успеть бы! А ты, Ярослава, если хочешь помощи моей – так уважь и мои старые кости! – Яга швырнула в девушку старой тряпкой со стола. – Приберись в доме, протри всё. Только не разбей и не порви ничего. Всю рассыпанную крупу заново перебери, друг от друга отдели, по мешкам разложи. И еды сготовь. Как я к вечеру вернусь – всё готово должно быть!
– Сделаю, хозяюшка… Только сколько же у меня времени до заката?
– Время… – Яга рассеянно посмотрела на неё, крутя на пальце седую прядь, которая будто посветлела, пока они с Ярой общались. – Время в Нави только для меня идёт как для стража. И ещё праздники живых людей друг друга сменяют. А так я не смогу тебе объяснить, сама позже увидишь, что время в Нави обычно для всех давно замершее, а то, что здесь есть, – вечное.
– А как же…
Но Яга девушку больше не слушала. Она дунула, плюнула, свистнула – подлетела к ней дрожащая ступа, распахнулась дверь. Подхватила древняя колдунья помело и вылетела из избушки.
Со всем управиться было непросто, а время определить – невозможно. Долго Ярослава протирала пыль, выбивала грязь, собирала мусор и разбросанные вещи, наводила дома порядок, кашеварила. Когда перебирала последние разбросанные крупинки, небо потемнело, резко наступил вечер. Через несколько мгновений дверь распахнулась и влетела ступа. С кряхтением и ворчанием оттуда выбралась сухая старушка с растрёпанной шевелюрой. Разогнулась и оглядела дом.
– Что, смотрю, успела управиться с делами? Да не смотри на меня так удивлённо! Яга я и есть.
– Но как же так, бабушка, днём была молодая женщина…
– Время. Время постоянно течёт только для стража границы, поэтому я старею да молодею день за днём. Остальные – нет. Ты потчевать-то собираешься, али будем у порога вечность стоять?
– Конечно-конечно… – Сбитая с толку Ярослава поклонилась и засуетилась.
После ужина Баба-яга неуклюже выбралась из-за стола и, скрипя всем телом, заковыляла к тёплой печке – спать.
– Бабушка, не сердись, но всё же подскажи, как мне дальше быть, куда в Нави идти?
– Спать ложись, дитё неразумное! – зашепелявила Баба-яга, старея на глазах. – Ночью всё равно здесь ходить нельзя: у границы двух миров неспокойно – то мёртвые к живым рвутся, то наоборот. Утро вечера мудренее, завтра проснёмся, и я расскажу, что тебе делать. А пока прибери тут всё да спать на лавку ложись, плащи шерстяные постели.
Яга тяжело взобралась на печь, с головой накрылась одеялом и моментально провалилась в сон, засопела. Будить и просить её было бессмысленно. Ярослава не спеша прибралась на столе, разложила остатки еды, постелила себе плащи на лавке. Пошла задвигать заслонки на печи и тушить светильники и тут посмотрела в сторону спящей Яги. Но хозяйки дома на печке как не бывало, на глазах девушки одеяло медленно опускалось и разглаживалось, теряя объём, словно кровать ещё с утра аккуратно заправили. Избушку наполнили пустота и беззвучие, даже лучинки и светильники затрепетали и начали гаснуть.
А затем со стороны улицы послышались странные шорохи и возня. Яра подкралась к двери, посмотрела через щёлочку: в огороде перед домом всё было так же спокойно и неподвижно. Но за забором из частокола творилось что-то странное, чего не разобрать было через узкую дверную щель или замочную скважину. Метались вокруг забора и у речки серые тени, слышался то топот, то шорох, то бег, то подвывания. Раздавались звуки падения, словно кто-то бухался в лужу или проезжался по скользкой земле. Будто бы много живых людей бегали и искали что-то рядом с домом. Или, скорее уж, неживых.
Ярославе стало жутко, она отпрянула, кинулась обратно и запрыгнула на лавку, оставив свет непотушенным. Что бы ни шумело на улице, вдруг оно прорвётся и сюда? Кто знает, безопасно ли в доме? Вдруг Ягу не посмеют тронуть, но живого человека… Что? Съедят? Вряд ли неупокоенные вообще что-то едят. Тогда что?
В печке вдруг с шипением вспыхнул огонь. Оттуда послышался шорох, потом второй. Затем возня усилилась. И вдруг Ярослава различила тихий вздох и тонкое, еле слышное сопение. Она испуганно приподнялась на локте, вытянула шею – вдруг в дом прорвалась какая-нибудь страшная сила. На печке одеяло слегка приподнималось, словно кто-то положил под него маленький кулёк или кошка забралась погреться. Тихое сопение выровнялось, стало спокойным и уверенным. Проверять свою догадку Яра не стала, но ей сразу стало менее тревожно. Завернувшись в одеяло с головой, девушка вытянулась на лавке, стала наблюдать, как в закрытой печке мелькает непогасший огонь. И не заметила, как уснула.
– Всё спишь? А я есть хочу! – Кто-то бесцеремонно стащил с Ярославы плащ, который служил ей одеялом.
– Что? – Яра зевнула, потирая глаза. – Ты кто?
– Опять? Я Яга! И если ты не плиготовишь еды, то я тебя съем!
Яра оторопело посмотрела на хозяйку дома и расхохоталась. Перед ней стояла девчушка с тонкими светлыми косичками и выпавшими передними клыками, из-за которых она шепелявила. Одета она была в простую рубашку с поясом и лапти. Узнать Ягу можно было только по оберегам и увесистым ножам на поясе, которые теперь несуразно болтались на хрупкой и тонкой детской талии. И по жутким глазам, которые оставались всё такими же белёсыми и проницательными.
– Как же ты меня без клыков есть будешь, хозяюшка? – Ярослава захихикала.
– Зубоскалит она… Кашу нам лучше плиготовь, – примирительно шепелявила Яга. Хотя она выглядела и двигалась как ребёнок, но разговаривала словно взрослая. Разве что вела себя менее сдержанно и более капризно.
Утро прошло в хлопотах-заботах – готовке, уборке и помощи Яге по дому. Иногда Ярослава отрывалась от дел и оборачивалась посмотреть на хозяйку: наблюдать за изменениями в ней было интересно. Девчачья фигура росла и вытягивалась, как тонкая берёзка, маленькой Яге беспрестанно приходилось раскручивать закатанные рукава рубашки и отворачивать подколотый подол, перевязывать пояс: рубаха становилась ей коротка и мала. К моменту, когда они вдвоём отправились во двор, чтобы проверить состояние забора, хозяйка стала походить на подросшую девочку лет десяти-двенадцати. Рубаху она уже сменила – детская стала безнадёжно мала. На пояс повязала красную юбку-понёву – символ взросления. Волосы из тоненьких куцых косичек превратились в две длинные густые русые косы. Зубы, конечно, все уже выросли и были на месте.
– Вот здесь забор придержи, а я его подправлю пока.
Ярослава держала несколько кольев и осматривалась: за ночь на земле вокруг явно появились свежие следы и рытвины, берег речки был весь истоптан. Но за забором вокруг дома Яги земля была гладкая и ровная – никакие существа на её жилище не покушались.
– Хозяюшка, как же мне мимо всех существ пройти и не сгинуть? Если они меня затопчут, или разорвут, или…
– Что, страшно стало? Может, передумаешь дальше идти-то?
– Не передумаю. – Ярослава твёрдо стояла на своём.
– Как знаешь, – задумчиво промолвила Яга, почёсывая горбатый нос, на котором на глазах зрел огромный прыщ. – Да только боюсь я, что даже если ты воду живую добудешь, то себя в Нави потеряешь. Слишком смуты в тебе много и тьмы… А что касается душ – о тех, что вокруг моей избушки бродят, можешь не беспокоиться: они только сюда, к реке, ночью приходят. Надеются, что ночью я как страж границы слабее всего, пока перерождаюсь. Думают, что я в этот час границу защитить не смогу, а они к живым прорвутся, да пусть зря не надеются. Если в скором времени выйдешь, то ты их не застанешь. Но встречи с духами тебе всё равно не избежать, раз ты в Навьем царстве. Чем смогу – помогу, сейчас посмотрим, какую путь-дорогу тебе держать придётся.
Вернулись они в дом, разожгла Яга печку. С трудом поставила в неё греться огромный котел с водой. И начала колдовать: по дому металась, какие-то травы да грибы хватала, ещё несколько волос Ярославы срезала, кинжалом с пояса варево свое помешивала и брызгала им на Яру. Сложно сказать, сколько времени ритуал проходил, но она успела ещё повзрослеть, превратившись в молодую девушку, не старше самой Ярославы.
– Путь-дорога тебя ждёт долгая и сложная, и много искушений ты встретишь на пути, по грани тьмы и света ходить будешь. Не доверяй слишком никому, особенно мёртвым душам и местным духам. Не забывай, зачем пришла, с пути не сворачивай, не дай себя с толку сбить. Если можешь по дороге дело доброе сотворить, а не зло посеять – то это тебе на благо пойдёт. А иначе – на себя пеняй. Позволишь слабостям и гордыне верх взять – себя потеряешь, совсем иной станешь, другой вернёшься, а Ярославу погубишь.
– Ничего не понимаю, хозяюшка.
Яга только вздохнула.
– Вижу, что не понимаешь, да не могу тебе всего сказать. Помни, что выбор всё равно всегда за тобой, что бы ни происходило. А теперь твой путь будет лежать через Мёртвый лес, к Ниточке-Судьбинушке. Надо терем её найти, он из нитей соткан. Подскажет она тебе, где живую воду найти и как до неё добраться. Дороги точной к терему отсюда нет.
– А как же я тогда её найду?
Яга вдруг схватила дырявые ботинки и носки Ярославы, которые сушились у тёплой печки, и кинула в котёл, помешала. Варево вскипело, забурлило. Вместо старых из него вдруг выпрыгнули две пары новых мягких кожаных ботинок.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=68974275?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
notes
Примечания
1
Составная часть головного убора. Небольшая тканая лента из шерстяных нитей.
2
Составная часть головного убора. Чаще всего в виде колец, которые прикреплялись в районе висков к ленте-очелью.
3
Шёлк себе могли позволить только очень богатые или знатные, для простых людей это было невероятной роскошью.
4
Разновидность тёплой одежды, похожа на тулуп.
Катя Кожевникова
Тип: электронная книга
Жанр: Триллеры
Язык: на русском языке
Издательство: Эксмо
Дата публикации: 18.09.2024
Отзывы: Пока нет Добавить отзыв
О книге: Жизнь у Ярославы совсем не сказочная: в родной деревне её травят и боятся, называют ведьминой дочкой… Когда отец заболевает, девушка отправляется в Навь – мир духов и мертвецов, чтобы добыть лекарство. Вот только выбраться из царства мёртвых непросто, ведь Навь обнажает все самые тёмные помыслы человека. Теперь Яре придётся бросить вызов собственному отражению – Чернаве, желающей взять контроль над душой девушки, а также встретиться с духом почившей матери и отыскать путь домой с помощью волшебного клубка. Но сумеет ли Яра найти путь в Явь? Или сгинет в Забытых Землях?