Главная страница | Триллеры | Стрекот муравья

Стрекот муравья
Лоя Гессаль
История Лои – главной героини романа «Муравейник» – тронула сердца многих читателей. Но так ли в ее рассказе все было на самом деле? Ведь любой человек может что-то забыть, приврать или не знать важных деталей вовсе. И тогда события прошлого начинают переворачиваться вверх тормашками. В этом нас старается убедить один из близких Лои.Он был хорошо знаком с ней. Их связывали не только общие интересы. Одно время они даже любили друг друга. Ему есть что сказать в свое оправдание. Козыри в его рукавах – воспоминания. К тому же каждый видит мир по-своему.Но каковы истинные намерения его исповеди? Стоит ли ему верить? И зачем он вообще высунул голову из песка? Быть может, все не так сложно, а правда лежит на поверхности?Данный текст не содержит пропаганды наркотиков, алкоголя, табачных изделий, насилия и других девиаций. Не воспринимать как призыв к употреблению, использованию и действию.

Лоя Гессаль
Стрекот муравья
Все события и персонажи вымышлены.
Любые совпадения случайны.

Предисловие
Книга «Стрекот муравья» – сиквел нашумевшего мирового бестселлера «Муравейник» – впервые опубликована в 2054 году издательством «Росчерк», город Москва. Уже через месяц после выхода произведение попало в топы литературных продаж России и стало самым раскупаемым за всю историю книжного рынка в этой стране. Только за 2054–2057 годы продолжение истории о так полюбившейся читателям Лое было распродано в бумаге общим тиражом более 342 млн экземпляров.
В 2058 году книга переведена на 30 языков, дополнена предисловием, послесловием, интервью из журнала «GOLD and RICH» и переиздана. Сегодня она украшает центральные витрины книжных магазинов не только в США, России, Китае, но и во многих других странах, таких как: Германия, Франция, Италия, Швеция, Испания.
Последнюю версию «Стрекота муравья» вы сейчас держите в руках. Приятного чтения!

Глава I

Анапа, 2053 год
Погода в тот день была, как всегда, дерьмовой. Поганое солнце пекло беспощадно, пытаясь зажарить меня, словно курицу гриль. Еще не стукнуло и двенадцати, а я уже вспотел так, будто сутки разгружал мешки с цементом или нырял к рыбам.
Футболка прилипала к телу, а из подмышек веяло жутким амбре, стоило лишь приподнять руки.
– Каждый день, блин, моюсь как проклятый, и хоть бы хны! – разговаривал я сам с собой. – Все равно что затхлый бомж вылез из подвала проветрить одежду. Ни один дезодорант не спасает! Какие твари производят эту бесполезную косметику? – взглянул на ближайшую к набережной улицу. «Хотя что за глупый вопрос? Вот же они! Ходят туда-сюда каждый день: спешат, толкаются, хихикают – безмозглые эгоисты, – промокнул взмокший лоб салфеткой. – Каждый думает лишь о себе, плевать они хотели на остальных, – повернул голову в сторону пляжа. – А эти! Посмотрите на них: бегают по песку чуть ли не в стрингах, выпячивают мышцы, которых нет, ха-ха. Перемазались подсолнечным маслом, увешали себя украшениями, отпустили волосы… Тьфу, блин, разве это мужики?»
Я сидел за пластиковым столиком на открытой террасе какого-то дешевого кафе на набережной и ждал свой кофе. То и дело до меня долетали клубы дыма от мангала, на котором местный повар готовил мясо. Эти ароматы будоражили аппетит, но я искушению не поддавался. Последний раз перекусив говядиной, которую как раз томили на огне в этой забегаловке, я не слезал с толчка два дня. Больше в таких марафонах мне участвовать не хотелось.
Официант не торопился, продолжая флиртовать с кассиршей, и делал вид, что не замечает моих взмахов руки.
«Ну и убогая же у тебя рожа, паренек! – думал я про себя. – И подкаты избитые. Так она на тебя никогда не клюнет. Эх, мне бы твои годы…»
С левой стороны открывался прекрасный вид на горы, вершины которых заслоняла туманная завеса, и море. Природа – наверно, единственное, что мне еще нравилось в этой дыре. Хотя палящее солнце все равно бесило. «Это Анапа, мать ее!»
В юности я мечтал переехать в Москву или Питер, но жизнь испортила мне планы. «Гребаная судьба, кто просил ее вмешиваться? Я бы себе такую старость мог обеспечить! А теперь так и сдохну в этой маленькой гнилой Анапе: без друзей, семьи и денег. Ненавижу… все и всех вокруг!»
– Официант! – проорал я и щелкнул пальцами. – Да отлипни ты уже от барной стойки и неси мой кофе!
Паренек с окрашенными, как у баб, волосами оглянулся и кивнул. Затем поставил чашку с горячим напитком на поднос, взмахнул шевелюрой и походкой горной лани направился ко мне.
– Надеюсь, я не найду твоих желтых волос в своем кофе? – выпалил я, взглянув на официанта, и злобно прищурил глаза. – Принеси счет! Его мне не придется ждать до вечера?
Желтоволосый ничего не ответил, но было видно, как мышцы его скул одеревенели, а кисти рук сжались в кулаки. «Еще чуть-чуть, и этот болван лопнет от злости», – размышлял я и ехидно улыбался. Искреннюю радость мне приносило то, как легко я мог испортить настроение любому. «Потому что нечего улыбаться, когда другим плохо». Понимая, что я клиент и никто из сотрудников кафе нахамить мне не может, я продолжил насмехаться над пареньком и глотнул кофе.
– Тьфу! – тут же выплюнул жижу обратно в чашку. – Что за гадость вы здесь подаете?! В мое время в забегаловках готовили вкуснее! И на совесть! – с отвращением я отодвинул напиток в сторону. – Унеси эту дрянь от меня подальше.
В голове прокручивались воспоминания – те, в которых я был молод, красив и сам работал в общепите. Только в нашем ресторане сервис был куда лучше: внимания клиентам больше, обслуживание быстрее и цены ниже. А еще местный бармен, Маша, готовила безупречный кофе – натуральный, ароматный, со светло-коричневой пенкой сверху. Я выпивал одну чашку горячего напитка, и энергия выплескивалась из меня через край, а заряда бодрости хватало до конца дня. Заведение наше называлось «Чайка» и пыхтело ежедневно до последнего гостя. Так что частенько приходилось оставаться на смене до утра. Тем более в ресторане мерцал огнями маленький танцпол. К одиннадцати вечера разгоряченная алкоголем молодежь заполняла его битком. Со многими грудастыми цыпочками я был знаком лично, и мы неплохо проводили время вместе по выходным. С тех пор прошло много лет. Теперь я старик… и мир давно изменился.
– Эй, блонди! – выкрикнул я официанту. – Рассчитай меня уже. Я ухожу из этого гиблого места.
Через мгновенье на моем столе стоял пластиковый стакан с надписью «На чай» и чеком внутри. Я взглянул на бумажку.
– Сколько?! За эту чашку говна вы просите двести пятьдесят рублей? – я вытаращил глаза, но деваться было некуда: достал кошелек, положил на стол всю сумму под расчет и с недовольным видом кинул пару монет сверху. Затем бросил злой взгляд в сторону желтоволосого и покинул заведение. – Больше сюда ни ногой! – пробубнил я себе под нос и повернул голову назад, чтобы еще раз посмотреть и запомнить название этого отвратительного места.
Спустя минуту меня догнал официант и, ехидно улыбаясь, швырнул на мои колени мелочь, которую я оставил для него на столе.
– Возьмите, пожалуйста! Вам нужнее. Может купите себе чего-нибудь – то, о чем давно мечтали: вкусный кофе или чехлы на колеса, – он развернулся и, не дождавшись моего ответа, ушел.
Я закипел и разом смахнул монеты с ног. Со звоном они упали на асфальт и покатились в разные стороны.
– У-ух, маленькое отродье! Если бы не эта коляска, я бы догнал тебя и навалял как следует! – крикнул я ему вслед. – Ты что, засранец, берега попутал?! Или решил записать меня в марамои[1 - Так у нас в ресторане называли неблагодарных клиентов – жмотов, проще говоря. – Примечание Мити.]? Тьфу, – смачно плюнул в сторону удаляющегося официанта, схватился руками за колеса и, напирая на них что есть мочи, уехал прочь.
«Коляска – моя отдушина и одновременно – проклятие. Благодаря ей я могу выезжать в город, самостоятельно ходить за покупками, гулять по набережной, наконец. Если бы ее не было, я давно сгнил бы дома, как бесполезный и никому не нужный овощ, выброшенный на помойку много лет назад. С другой стороны, мир не рассчитан для таких, как я. Хотя парковочных мест для инвалидов, специальных кнопок, знаков, отдельных туалетов и подъемников в нем хватает. Нас мало и так же мало тех, кто нам помогает, заботится. Не везде есть пандусы для каталок или грузовые лифты с широкими дверями. Прикованные к креслам не могут самостоятельно сесть в автобус и тем более в маршрутку. Не каждое заведение для нас доступно. Мы не лазаем по горам, не нежимся на пляже, не плескаемся в аквапарке… Большая часть мира нам недоступна.
Окружающие редко обращают на меня внимание, чаще просто отводят в сторону глаза, будто я собираюсь просить у них милостыню. Деньги, которые я получаю в качестве помощи по инвалидности, ничтожно малы. Их хватает лишь на оплату квартиры и кое-какую еду. А на что покупать лекарства? На какие шиши развлекаться? Хотя о каком веселье я говорю?.. С тех пор как я превратился в немощный кусок дерьма, единственными доступными мне потехами стали телевизор, ежедневные газеты и прогулки на свежем воздухе. Даже друзей, с кем можно поговорить по душам, не осталось. Первое время они навещали меня, а потом куда-то испарились. Ненавижу всех и все вокруг!»
– Би-и-и-и-ип! – раздался протяжный автомобильный гудок, который тут же вернул меня к реальности.
Пока в своих раздумьях я колесил по Анапе, какие-то две девушки на другой стороне улицы перебегали дорогу. Одна из них – запыхавшаяся и только что чуть не угодившая под машину – крикнула:
– Дедушка, стойте!
Я опешил. «Такие эффектные молодые красавицы обратили внимание на жалкого старика. Что им понадобилось от меня?» – насторожился, прикинулся глухим и проехал мимо.
– Постойте, мужчина! Не уезжайте! – проорала другая.
Я остановился. Дал задний ход и даже оглянулся, чтобы точно понять: мне ли в действительности кричат?
Стуча каблуками, девушки целенаправленно шли на меня и перешептывались по дороге. Выглядели они мило. В юности я бы таких без внимания точно не оставил. Брюнетка и блондинка. Обе с длинными ногами и хорошенькими мордашками. Одна из них в руках держала несколько книг. «Наверно, студентки, – подумал я. – Или только что вышли из библиотеки».
– Здравствуйте! – улыбнулась мне брюнетка, нервно покусывая губы. – Скажите, пожалуйста, вас случайно не Митя зовут? – она крепко вцепилась пальцами в свои книги.
– Ну да. А что?
Они довольно переглянулись.
– А в Анапе вы давно живете? – пропищала блондинка.
– Да почти всю жизнь.
– Я же говорила, это точно он!
Они завизжали, стараясь радоваться как можно тише. Наверно, стеснялись меня. А потом одна из девушек спросила:
– Можно взять у вас автограф?
Я не понял, о чем речь, и разозлился.
– Зачем он вам? Хотите прибрать к рукам чужую квартиру? – пробубнил я сквозь зубы. – Знаю я таких, как вы! Только и ждете момента, как бы кинуть очередного старика на деньги, – я активно тряс перед их носами указательным пальцем. – Вот еще! – развернул коляску и начал отъезжать.
– Бли-и-н, ты его спугнула, – донесся до меня голос девушки.
– Постойте! Мы обычные студентки, – выкрикнула ее подруга. – Хотите проводим вас до дома?
– Ага, с-час-с-с! – я поднажал и поехал быстрее. – А потом вы отравите меня? И наутро я окажусь в доме для престарелых?! – засмеялся. – Или того хлеще – на небесах? Катитесь ко всем чертям!
– Послушайте, а если мы вам заплатим? – нашлась блондинка.
Я остановился и задумался. Затем снова развернулся и подъехал к красавицам ближе.
– За автограф?.. Сколько?
– Двести рублей.
– Четыреста.
– Да мы же студентки! Книга, из которой мы о вас узнали, стоит почти столько же.
– Какая книга? – обалдел я.
– «Муравейник». Вы что, не в курсе? Сейчас вся Анапа ее читает, – протараторила одна из девушек с удивлением – так, будто все люди только и должны, что следить за книжными новинками.
– И не только Анапа, – добавила ее подруга. – Я слышала, что она даже в других странах на пике популярности.
– Допустим. Только я-то тут причем?
– Ну как же? Вы там… – начала объяснять блондинка, но брюнетка толкнула ее в бочину и перебила:
– …почти что главный герой!
– Да?! – у меня голова пошла кругом. – Девушки, вы точно не ошиблись? Хотя какая разница. Если вы платите, я согласен расписаться вам на память. «Тем более подпись же не обязательно должна быть настоящей, – подумал я. – Эти дуры все равно никогда не узнают, что я вообще не тот, за кого они меня держат». – Ручка, бумага у вас есть?
– Конечно, – ответили они вместе, блондинка полезла в сумочку, а брюнетка протянула мне книгу.
– Напишите, пожалуйста, на внутренней стороне обложки что-нибудь для Вики. Вот здесь, – она перевернула первую страницу и ткнула пальцем в то место, где желала видеть мои каракули.
Ее подруга вытащила фломастер:
– Только его нашла. И мне, пожалуйста, напишите что-нибудь приятное, – подсовывая мне свою книгу, проговорила она. – Я Лена.
– Вторая книга? Нет, так не пойдет. Мы договаривались на один автограф. Если нужно два, то с вас, девочки, восемьсот рублей.
– Вы шутите?! Это грабеж средь бела дня.
– Ну, не хотите, как хотите, – я вернул подписанную книгу с фломастером брюнетке и протянул руку. – С вас четыреста рублей.
– Ладно, – согласилась блондинка, достала кошелек, отсчитала четыре сотни и протянула их мне вместе со своей книгой. – Держите и напишите: «Лене от Мити. Пусть в жизни тебе не встречаются козлы!» и подпись.
Я улыбнулся, вновь взял в руки фломастер, как вдруг мой взгляд упал на автора книги – Лоя Гессаль. Перед глазами все поплыло, руки задрожали, дыхание участилось. «Фамилия, конечно, идиотская. Но девушку с таким именем я знаю только одну. Автор книги – она», – пролетела мысль в моей голове.
– Вам плохо? Может, воды? – спохватилась брюнетка.
– Да, если можно. На таком солнцепеке давление у меня шалит часто.
Блондинка достала из сумки пластиковую бутылку, открутила крышку и протянула мне напиток.
– Вот, возьмите. Только купила.
Я моментально влил себе в глотку половину и приложил холодную тару ко лбу.
– Где продается эта книга?
– Ближайший магазин с канцелярией и прессой тут, за углом. «Муравейник» есть везде, где торгуют газетами и журналами.
– Хорошо, – я выдохнул. – Давайте сделаем так. Я не возьму денег за автографы, но кто-нибудь из вас сбегает и купит мне эту книгу. В коляске я туда, скорее всего, даже не заеду.
– Это правда. Там ступени при входе. Вы пока подписывайте томик для Лены, а я схожу в магазин, – обрадовалась брюнетка.
Через час я уже сидел у себя дома, на кухне. На столе передо мной стояла большая чашка сладкого черного чая и лежала книга. Последний раз что-то большее, чем газета, я читал еще в школе. И, если честно, никогда не увлекался литературой. Но тут другое дело. Я знал автора. В юности Лоя Гессаль была моей лучшей подругой и девушкой.

Глава II

Анапа, 2053 год
Я смотрел на обложку «Муравейника», гладил ее ладонью, водил пальцем по буквам имени автора и не верил своим глазам. Как Лоя могла написать книгу? Это совсем на нее не похоже. С чего вдруг? Почему? Хотя… о чем я? Какие только идеи не приходили ей в голову в то время, когда мы с ней были близки. Я порой думал, что она сумасшедшая. Ни один нормальный человек не рисовал картины на обоях, не влезал в окно горящей квартиры, не пускал мыльные пузыри с крыши дома… Она была не такой, как все, – особенной: бесстрашной, дерзкой, обаятельной, доброй и очень красивой. Все это манило, притягивало меня и сводило с ума.
Я страстно желал узнать, что находится на страницах ее книги. Одновременно меня терзали волнение – от незнания темы романа – и страх, обжигающий пятки. Я боялся найти там то, что тщательно старался забыть, уничтожить, стереть из памяти навсегда. Трясущимися руками крутил в руках бумажный томик, читал слова на обложке, благодарности, оглавление… Как мог оттягивал момент перелистывания первых страниц.
От тех студенток я знал, что история обо мне, и это, конечно, льстило. Много ли на свете людей, кому посвятили хотя бы строчку? А тут – целая книга. Безумно подкупало – как халявная тачка в семнадцать лет. «Наверно, там описано столько событий, произошедших с нами. Многие из них давно затерялись в моей голове из-за возраста. Но все же я рад, что вновь смогу погрузиться в нашу любовную историю», – подумал я и приступил к чтению.
Из первой главы узнал, как Лоя устроилась под Питером, о ее профессии, доме и семье. То, что она стала известным художником, меня совсем не удивило. Одна из ее картин до сих пор висит в раме на стене у меня в квартире – кстати, с подписью: «С любовью от Лои». Наверно, сейчас она стоит огромных денег.
Прочитав еще несколько страниц, я погрузился в детство автора и понял: многое из того, что рассказывала мне Лоя, – ложь. Она говорила, родители ее были людьми обеспеченными, занятыми и работали без выходных. Времени на своего единственного ребенка у них просто не находилось, поэтому они и отдали двенадцатилетнюю дочь на воспитание бабушке – в Анапу. Если бы Лоя тогда поделилась со мной правдой, возможно, и я поведал бы ей что-то сокровенное о себе.
А дальше я дошел до Мити – того самого героя, о котором трещали студентки, попросившие у меня автограф. И знаете что?
– Как бы тут обойтись без мата?..
Я был в шоке!
– Нет, не так.
Меня намертво прибило к креслу.
– Тоже не то. Поучиться бы у Лои писать красиво…
Я растекся по коляске, словно закипающее говно. Хотелось разорвать эту книгу в мелкие клочья! Смять в кулаках обрывки, растоптать ногами, бросить ошметки в раковину, полить их подсолнечным маслом и поджечь ко всем чертям! Но я лишь ударил ей по столу несколько раз, а затем отшвырнул к стене.
Отрицать то, что я был знаком с Лоей, дружил и встречался с ней – бессмысленно. Какие-то вещи в «Муравейнике» действительно отражали реальность. А со многим я не был согласен. Она выставила все иначе, по-своему, не так. В ее книге я предстал гнусным ничтожеством, а потом жалким и никому не нужным отбросом. Лоя видела во мне продажную шкуру и мнила, что бабки – самое важное и ценное в моей жизни. Не все знала! Она думала, я изменял ей направо и налево. Ошибалась! Мне было больно читать эту мерзость, но я доехал до книги, поднял ее с пола и продолжил листать.
С каждой новой главой прошлые события для меня открывались с других сторон – тех, о которых я не знал ранее, не догадывался и даже не думал никогда.
– Боже… – черные буквы на белых листах бумаги расплывались перед глазами. – Этого не могло быть. Или?..
Я сомневался в собственных воспоминаниях, прокручивал старую пленку вновь и вновь, собирал детали в целое, сопоставлял историю Лои с обрывками эпизодов из своей памяти. Ритм моего сердца менялся от страницы к странице, дыхание то учащалось, то наоборот – будто замирало на мгновение, иногда подрагивали пальцы. Я даже выпил успокоительное, чтобы прийти в себя. Боялся, что сдохну раньше, чем дочитаю эту книгу.
Осознавать некоторые вещи из «Муравейника» было трудно. Особенно те, о которых я слышал впервые. Эмоционально меня раздавило. А потом я дошел до эпилога, и из моих глаз закапали слезы – такие горькие и тяжелые – будто в горле застрял кусок гранита.
Я понял, что моя жизнь не так плоха, как казалось раньше. Нет! Она прекрасна! И мне повезло, что в свои шестьдесят семь лет я жив, сижу в кухне с уже пустой чашкой из-под чая и читаю книгу. Возможно, к лучшему, что я потерял своих друзей много лет назад и большую часть жизни провел в одиночестве. Уж лучше так, чем как Лоя.
***
После знакомства с «Муравейником» мир вокруг меня перевернулся. Эта история помогла мне найти смысл в жизни и набраться смелости, чтобы рассказать вам о своем пути. Конечно, обойти стороной Лою у меня не получилось. Все-таки до того, как наши дороги с ней разошлись, мы встретились и какое-то время провели вместе.
В своей книге она облила меня грязью, и это ее дело и право. Я же написал вторую часть «Муравейника», где повернулся к читателям другим боком, а точнее – лицом. Можно сказать, что мои каракули – ответ на все то, чем ранее уже поделилась Лоя. Вот только эта малышка знала далеко не все, и в этом ее упущение. Я же сложил пазл воедино.
Быстро настрочил текст, хотя дался он мне с трудом. Вышел на несколько московских издательств, и они с радостью взяли мою рукопись в работу. Еще бы, ха-ха. Какой дурак отказался бы от продолжения книги, разорвавшей литературный рынок в клочья? Да еще и написанного одним из главных персонажей «Муравейника».
Конечно, пришлось попотеть. Этим недоумкам в моем тексте многое не нравилось. Кое-что убрал, кое-где добавил. Поменьше болтовни, побольше эротики. В общем, получилась конфетка. Правда название истории – «Ответ муравья» – в издательстве тоже запороли. Видите ли, муравьи не разговаривают, а значит, не могут отвечать. А еще они не протестуют, не исповедуются и даже не пищат, блин. Как сказал редактор: «Звуки, которыми изъясняются между собой эти насекомые, больше походят на вибрацию. Поэтому ученые обозвали их стрекотом». Так вот и получила заглавие моя книга.
Да и хрен с ним – с заглавием! Дело вообще не в нем, а в нашем с Лоей романе, который она видела несколько иначе – по-своему. Не думайте, что я решил просто заработать денег, нажиться на ее имени. Нет! Я хотел отбелить свое! Как ни крути, а «Муравейник» останется в истории. И я – герой этой книги – вместе с ней. Почему Лоя должна запомниться читателям как известная на весь мир жертва, художник и писатель, а я – как омерзительное ничтожество, не способное любить, дружить, сочувствовать и уважать? Нет, я не такой!
Я знаю правду, но начну эту историю с себя. Ведь эта книга обо мне. Блин, до сих пор не верю, что пишу роман…

Глава III

Анапа, 1985–1994 годы
Судьба начала играть со мной еще в утробе матери. Не успел я родиться, как отец погиб. Он работал в милиции и при исполнении получил пулю в голову. К сожалению, мне не удалось познакомиться с ним, обнять на прощание или хоть раз пожать его крепкую мужскую руку. Своего папу я знаю лишь по фотографиям и рассказам близких.
Мать осталась одна – без заработка, с ребенком на руках – моим старшим братом – и на сносях – в квартире, которую вот-вот нужно было освободить. Хрущевку отец брал в аренду. Хозяева, конечно, в наше положение вошли, но отсрочку оплаты дали лишь на месяц.
Ближайшие родственники, на Камчатке, ютились в однокомнатной квартире. Мама съехала от них еще после школы и возвращаться не планировала. Да и билеты купить ей было просто не на что. Даже представить себе не могу, что она чувствовала в тот момент. Наверно, плакала горькими слезами в подушку, старалась подавить самые гнусные мысли и прикидывала, как жить дальше.
Но ей повезло: Бог наградил красивой внешностью – настолько, что даже беременная она получала ухаживания от посторонних мужчин. Одним из таких был наш сосед по лестничной клетке – Заза. Он на одиннадцать лет старше моей матери и перебрался в Анапу из Грузии. «Порядочный мужик, со своей трехкомнатной квартирой и несколькими палатками на рынке, которые приносили небольшие, но стабильные деньги», – так описывала его мама, вспоминая начало их отношений.
Белокурые косы и лазурные глаза русской красавицы покорили Зазу с первой же встречи. При любой возможности он осыпал даму сердца комплиментами, делал маленькие подарки ее сыну, а когда случилось горе, предложил стать его женой. Мама даже не думала, сразу согласилась. Ведь сосед мог решить все ее проблемы.
Сыграли свадьбу, а через пару месяцев родился я и до восьми лет даже не догадывался, что Заза мне не родной. У нас с братом сразу появились родственники в Закавказье, свои комнаты и отчим с неплохим заработком. Он не только протянул нам руку помощи в трудное время, но и сам по себе был хорошим человеком: маму любил безумно, о финансах семьи заботился и нас баловал, чем мог. Часто мы прогуливались с ним по набережной, разговаривали как отец с сыном, кино хорошее вместе смотрели. И в торговле мужик был подкован: знаниями делился и опыт передавал. Вот только брат мой, Илюха, Зазу сразу в штыки воспринял. Наверно, потому что в отличие от меня застал настоящего папу. На фоне того отчим казался некой заменой, фальшивкой и, конечно, в его глазах никогда бы не стал лучше родного бати. Думаю, Заза все понимал, но ругались от этого они с моим братом не меньше.
Илюха вообще был оторвой с детства. Старше меня на семь лет, а ума – не больше чем у дошкольника. Хлопоты, которые он доставлял родителям, со временем лишь увеличивались. То он ногу сломал, то руку, в очередной раз свистнул шоколадку в магазине или разбил соседское окно. В четырнадцать постоянно с кем-то дрался, курил вовсю и впервые угодил в детскую комнату милиции – за распитие алкогольных напитков в общественных местах. Ох и доставалось за него маме с папой! По сравнению с братом я был просто идеальным ребенком, хотя, конечно, со своими тараканами в голове. Или, как говорила в книге Лоя, – «муравьями». Ее философия, кстати, мне близка: хорошо отражает реальный мир.
Летом 1994-го я узнал правду о Зазе – не самую приятную новость для ребенка. В тот день падало много тополиного пуха. Он кружил, словно мягкие хлопья снега, залетал в открытые настежь окна квартир и рты зазевавшихся прохожих. Я вышел на улицу. Детей на площадке не было, и тогда я впервые заговорил с бабульками на лавочке во дворе. Они много сплетничали, обсуждали сериалы, цены в магазинах, мировые новости… А потом спросили, почему у меня с братом волосы белые как мел, а у нашего папы – черные, словно уголь? Хотя, конечно же, сами знали ответ. Мою мать соседи помнили еще с тех самых пор, когда она только перебралась в этот дом со своим первым мужем. Меня же их вопрос заставил задуматься. Я побежал домой, и тогда мама мне все рассказала.
Было грустно осознавать, что Заза, которого я так любил, оказался не моим настоящим отцом. Было больно рассматривать фотографии незнакомого мне мужчины в красивой форме и, зная, что он мой папа, так и не посидеть с ним на диване в гостиной, не поиграть в футбол, не поесть за одним столом. Трудно было принять все это вот так – с бухты-барахты, когда еще вчера я весело играл во дворе с друзьями и рассказывал всем, какой крутой у меня батя. Переваривал новость долго, но так и не смог свыкнуться с мыслью, что Заза – всего лишь мой отчим. Он продолжил оставаться для меня отцом с большой буквы, и ничья глупая болтовня не пошатнула наши с ним отношения. Более того, мы с ним даже перешли на какой-то новый уровень: стали друзьями, что ли, а не только одной семьей.
Причин я не знаю, но совместных детей мама с папой так и не нажили. Может, Бог не дал или нас – двух оболтусов – им хватало с лихвой. Зато все вместе мы часто ездили в Грузию к родственникам Зазы: два-три раза в год, не реже. Мне там очень нравилось: другой язык, великолепная природа, люди громкие и веселые. А сколько эмоций и впечатлений я привозил обратно! Какое-то время мечтал даже переехать туда насовсем, но потом передумал. Расскажу об этом чуть позже.
Учился я хорошо, старался. А еще посещал занятия по карате. До сих пор храню вырезку из ежедневной газеты со статьей, где описывается, как я в свои восемь лет занял первое место в детских городских турнирах по боевым видам искусств. Илья моим успехам никогда не радовался и в шутку называл Зубрилкой. Сам-то он был школяром неважным: часто прогуливал уроки, да и спортом не увлекался. Если честно, брат, кроме улицы, вообще ничем не интересовался, будто жил на другой планете. Иногда я пересекался с его друзьями, но в компанию свою они меня не принимали: делали вид, что не замечают. Оно и понятно, разница в возрасте семь лет давала о себе знать. Я расстраивался из-за этого, но не сильно. У меня своих приятелей было много: Артем – занимался футболом, мы часто гоняли с ним мяч по двору, Толстый – Юрец – угощал конфетами, Полина – делилась мороженым, ее папа работал на хладокомбинате, Костян – давал погонять на велике, Витек – всегда носил на прогулку самые крутые игрушки вроде педального автомобиля, йо-йо со светодиодами или тетриса. Во дворе нас с ним часто путали из-за созвучных имен, так что прозвище Ржавый – по цвету волос – прилипло к нему быстро. И другие… С Лоей мы познакомились позже. Тогда она еще не переехала в Анапу.

Глава IV

Анапа, 1999–2000 годы
По воскресеньям мы с Артемом играли в мяч перед окнами соседского дома и каждый раз сквозь прозрачные шторы одной из квартир на первом этаже видели девочку. Она опускалась под подоконник, как только кто-то из нас смотрел в ее сторону. Познакомиться с ней нам даже в голову не приходило. Да и как мы могли это сделать, если она во дворе не появлялась?
– Наверно, заучка, – смеялся Артем. – Ну или недавно переехала. Фиг с ней, за мячом следи! – орал он мне.
Кроме как дружеского влечения я к девочкам тогда не испытывал в силу возраста. А может, не было просто той, которая могла зацепить, – не знаю. Я и не целовался в то время еще ни разу, только учился это делать на помидорах.
Ха-ха, вспоминаю и заливаюсь краской.
У нас по двору даже ходила некая байка-инструкция: «Берешь, значит, помидор – начинать лучше с мягкого, а потом переходить к твердому. Подносишь овощ ко рту и… сначала очень нежно и поверхностно целуешь его губами. Когда чувствуешь, что помидор нагрелся и увлажнился, давишь на него посильнее – засасываешь так, чтобы он лопнул в руке! Главная задача в это время – обсасывать и облизывать красный овощ. Ни одна капля помидорного сока не должна просочиться мимо рта! Вот, в принципе, и все». Те, у кого получалось, считались профи, которые могут оттачивать навык дальше – на девушках. Я учился несколько дней. Наверно, килограмма два помидоров на упражнения грохнул. Хорошо, что у моего бати были свои фруктово-овощные палатки, а то денег бы на эти помидоры ушло немерено. В итоге все, кто потом пробовал со мной целоваться, оставались довольны. Во всяком случае, не жаловались уж точно.
А Артем в то время встречался с Полиной. Она как раз жила в соседней квартире от незнакомки, их окна были совсем близко. Даже если новенькая девочка ему и понравилась тогда, обеим им футболист уделять внимание бы не смог – слишком палевно. К тому же кроме Полины у него были и другие подружки. Плюс футбольные тренировки отнимали много времени, дома он почти не появлялся: наверно, только ночевал там и все.
Позже я стал часто видеть Лою во дворе. То она играла в бадминтон, то резалась в карты с другими детьми. Иногда прыгала через резинку от трусов с соседскими девчонками. С Полиной они тогда стали очень близки: все время ходили вместе, как сиамские близнецы. То спешат за семечками или жвачкой, то хохочут на лавочке, то бегают спозаранку перед школой…
А еще как-то Лое попал в ногу ржавый гвоздь. После этой истории о ней говорила вся Анапа, потому что даже телевизионщики приезжали снимать работу спасателей и брали интервью у соседей. Я хоть и не присутствовал при самой трагедии, а в кадр камеры все же попал. Рассказал, как сильно испугался переполоха во дворе: скорая, репортеры, операторы… Думал, случилось что-то непоправимое. А тут на тебе, опять эта новенькая девчонка всему виной. Уж очень я хотел с ней познакомиться, но как-то возможность все не подворачивалась.
И вот возвращался я однажды домой с рынка – помогал маме сумки с овощами и фруктами до квартиры донести – ребята играли в «Сапожника», а вместе с ними и эта девочка. Я, значит, скорее допер все эти пакеты до кухни и побежал во двор. Даже не поел. Подхожу к Полине и на ушко у нее спрашиваю:
– Кто это? Может, представишь?
И тут Лоя:
– Я вообще-то не глухая и все слышу. Больше двух – говорят вслух, – и давай хохотать.
Короче, я заулыбался, как дурак, и сам с ней заговорил:
– Тебя вроде Лоя зовут? А я Митя – самый крутой парень во всей округе. Так что ты, если че, обращайся, – важно взмахнул головой, будто кинозвезда, зачесал пальцами волосы набок и по правилам игры встал на свободный люк.
Все заржали, а она как-то странно на меня посмотрела – как на деревенского придурка, что ли. Но мне было плевать. Главное – я с ней познакомился.
Среди других девчонок Лоя выделялась ангельской красотой и миловидным личиком. Чем-то она напоминала мне хорошенькую куклу: золотые волосы, завязанные в растрепанный хвостик, ярко-синие глаза, светлые брови и ресницы, ямочки на щеках, загорелая кожа. А вот характером она не удалась: этакая дерзкая, взбалмошная заноза в заднице, любящая поиграть на нервах других. К тому же неприступная до раздражения, как Китайская стена или Кремлевская ограда. Одевалась Лоя тогда простенько и неброско: резиновые шлепки на маленькой платформе, обтягивающие джинсовые шорты и какая-нибудь футболка или майка, например. На руках всегда носила много браслетов из ниток со всякими бусинами, на шее – дурацкие кулоны типа ракушек или камней из моря на веревках.
Общий язык мы с ней нашли быстро. Ха-ха, не в прямом смысле, конечно. Просто общались легко и непринужденно. Я бы даже сказал, очень тесно: каждый день проводили вместе во дворе, с утра и до вечера. Расставались лишь на время уроков в школе и быстрых перекусов дома. А! Еще днем она час смотрела бразильские сериалы. Кстати, и меня на них подсадила.
Соседских детей было много, но все они для меня как-то резко ушли на второй план. Лоя их подвинула, но и к себе близко не подпускала.
Артем в то время совсем выпал из жизни. Наверно, погряз в тренировках и на спортивных сборах или разрывался между девчонками. Если честно, я тогда про него не вспоминал и даже был рад, что он так и не познакомился с Лоей. Вдруг она бы ему тоже понравилась.
Думаю, вам уже понятно, что эта оторва стала моей первой любовью – той самой, ради которой я и учился целоваться на помидорах. Именно она задела мои чувства, притягивала к себе и тут же отталкивала. Я много раз пытался к ней подступиться, намекал на что-то большее – прямо и между строк. Однажды даже подарил ей парный браслет – как символ нашей вечной с ней дружбы. Привез его из очередной поездки в Тбилиси. Долго выбирал: хотел купить что-то значимое – со смыслом – не простую безделушку. В итоге наткнулся на туристическую лавку, в ней торговали всякими украшениями с классными надписями и отсылками к Грузии. Мне понравились два парных браслета на кожаных веревках с бусинами в виде металлических кубиков. На каждом из них – буквы, образующие слово. Если сложить их вместе, получится фраза: «дружба навеки». Продавец рассказал, что в Москве есть монумент с таким названием – символ дружбы народов России и Грузии. Раньше в Тбилиси у него была пара – памятник «Узы дружбы» – два позолоченных кольца, затянутых между собой в узел. Но в начале 90-х его взорвали.
Короче, я подумал, легенда очень романтичная, и купил два браслета: один себе, другой – Лое. Подарок она приняла, а вот слушать меня до конца не стала:
– Спасибо, Мить! Очень красивый браслет, но… – она надела его на руку и покрутила несколько бусин пальцами. – …с лапшой своей завязывай побыстрей. Знаю я все твои байки, – ее лицо озарила ехидная улыбка.
Я даже не смог ничего ответить. Лишь улыбнулся в ответ, а про себя подумал: «Пожалуйста».
Все мои попытки подкатить к Лое всегда заканчивались ничем. Она делала вид, что не понимает, о чем я болтаю, переводила тему или начинала задирать меня и подкалывать. В общем, мне оставалось только весело проводить с ней время, мечтать о чем-то большем между нами и пробовать склеить ее чем-то другим: «Вдруг когда-нибудь повезет».
Вместе с Лоей мы: строили шалаши из ненужных соседских досок и тумбочек, объедались алычой и шелковицей с деревьев, брызгались водой в самое пекло, играли в карты с другими ребятами и плескались в море. Когда выяснилось, что Лоя не умеет плавать, я решил преподать ей пару уроков, но она оказалась страшной трусихой и напрочь отказывалась держаться на воде без моей страховки. Тогда я сбросил ее с мостика на глубину, а сам остался на суше: сложил руки в позе наблюдателя, ухмыльнулся и стал ждать, когда эта дрянная девчонка подплывет сама. Конечно, если бы она начала тонуть, я бы прыгнул за ней и спас. Может, мне и с искусственным дыханием бы еще подфартило, ха-ха. Но Лоя бултыхалась в воде до последнего. А потом, как я и думал, взяла да и поплыла к лестнице – сама. Как всегда, обломала мне все планы на поцелуй. В этом вот вся она.

Глава V

Анапа, 2000–2001 годы
Мне было почти пятнадцать, когда мама серьезно заболела. Все случилось очень неожиданно и быстро. Как-то ночью ей стало плохо. Мы вызвали скорую, и ее забрали в больницу. Затем врачи, обследования, анализы и… страшный диагноз – рак в последней стадии. Она мучалась три недели, а потом умерла.
Я места себе не находил. Не понимал: как такое могло случиться? Это же не кино – жизнь. Спал плохо, почти не ел, школу забросил… Да, какая, к черту, учеба, когда тут такое? Отчаяние, боль, пустота… – вот то, что переполняло меня в те дни, недели и месяцы. Хотелось выть, разломать, разорвать и разбить в доме все вещи, которые напоминали о маме. Но стоило мне подойти – к ее шкафу например – и открыть дверцы, как в нос проникал аромат знакомых духов… Тут же тело охватывала слабость, ноги переставали слушаться и я без сил падал на колени, цепляясь за платья на вешалках. Зарывался в мамину одежду и пачкал ее слезами, слюнями и соплями. Мог подолгу рассматривать старые фотографии в фотоальбомах – те, где она была совсем девочкой с бантами на голове и другие – на которых обнимала любимых мужчин: меня, Илюху, нашего с ним настоящего отца и Зазу. Первое время я даже таскал домой свежие лилии – мама их обожала – и ставил цветы в вазы по всей квартире. Мне казалось, что ей, наверно, приятно видеть с небес такие знаки внимания от близких. Но потом понял, что этим делаю себе только хуже, и перестал.
Отец горевал по-своему – пропадал на работе. Брат мой вконец забухал и совсем исчез из семьи. А я сидел дома безвылазно и рыдал в одиночестве. На улице почти не появлялся. Только изредка ездил к маме на могилу и оставался там, пока сторож на кладбище меня не выгонял.
Во дворе о трагедии знали все, но общаться я с ними не хотел. Телефон не брал, а когда звонили в дверь, делал вид, что меня нет дома. Особенно назойлива была Лоя. И уж кого-кого, а ее я тогда видеть хотел меньше всех. Все эти детские сценки со сближением и отдалением… Вроде мы нравимся друг другу, но, кроме дружбы, между нами и быть ничего не может… От ее «бразильского сериальчика» меня уже поташнивало. Хотелось нормальную девчонку, которая бы с пониманием отнеслась к моему горю, успокоила, поддержала, приласкала, наконец. А от Лои даже поцелуя было не дождаться. Бесполезная трата времени и однобокая игра в любовь.
Короче, около двух месяцев я убивался, а потом вышел из своего логова и ушел в кураж: начал курить, пить и менять девушек как трусы. Хотя нет. Трусы я все же переодевал чаще и стирал их, кстати, с тех пор себе сам. Питался в основном чипсами, шаурмой, семечками и другой уличной дрянью. Иногда готовил дома яичницу или там макароны с сосисками. Но все это, конечно, с маминой стряпней даже рядом не стояло, а Заза был еще тем кулинаром. В общем, пришлось учиться мыть пол, стирать, готовить жрать и все остальное, чем обычно занимаются женщины.
Хорошо, что бо?льшую часть времени я все-таки зависал на улице с девчонками. Какие-то из них были моего возраста, кто-то младше, некоторые старше. В общем, опыта в любовных делах я понабрался. Хоть в чем-то мне повезло. К тому же одна девица устроила меня в ресторан «Чайка» по блату. Она там барменом работала, а я официантом – без трудовой, конечно, – по-черному. Вот тогда жизнь моя зацвела.
Сотрудников там кормили до отвала – три-четыре раза в день. Чаевые от клиентов сыпались – только успевай забирать. Бухло халявное было с банкетов – бери не хочу. Так еще и столько новых знакомств. Меня там и коктейли делать научили, и вкусно жрать готовить. А сколько телочек мне свои номера телефонов на салфетках оставили – не сосчитать. Эх! Вернуться бы в то время хоть на сутки.
С девушкой я той вскоре расстался, а вот работать продолжил. Денег у меня появилось прилично и связей тоже. Так что потихоньку обновил свой гардероб и переобулся в бренды. Купил хороший мобильник, рубашки всякие, джинсы от «Армани», ремень и трусы – «Кельвин Кляйн», кожаные туфли – «Бугатти», а еще сногсшибательный парфюм от «Картье» – с дорогим благородным запахом. От меня веяло бергамотом и чем-то древесным. Короче, если бы я был девушкой, такого парня не упустил бы точно.
Жизнь била ключом. Вот только спустя полгода после того, как я устроился в ресторан, моему папе стало очень интересно: откуда это я беру такие деньжищи? Потом он узнал про школу, которую я давно забросил, мою восемнадцатилетнюю девушку и… пошло-поехало. В день, когда все эти новости свалились на моего отчима, мы разругались с ним в пух и прах. Я отказался учиться и бросать работу. В ответ на это он принудительно отправил меня к своей сестре – в Грузию – на перевоспитание. Сказал, что обратно я вернусь только тогда, когда закончу там школу и научусь манерам. Конец. Я даже попрощаться ни с кем толком не успел. Утром улетел в Тбилиси.

Глава VI

Тбилиси, 2001 год
Грузия – настоящий рай для души. Природа там – глаз не оторвать: горные ландшафты, яркая и сочная зелень, кристально чистые озера. Мандарины, хурма, гранаты, инжир растут прямо на деревьях. Виноградные листья оплетают решетки балконов и ограды домов. Солнце будто ласкает все и всех. Кричат петухи, поют соловьи, гогочут гуси. И на их фоне кто-нибудь из местных весело орет песни и отплясывает национальный танец под пандури или чонгури. Это такие струнные музыкальные инструменты, чем-то напоминающие русскую балалайку.
Моря в Тбилиси нет, хотя почему-то искусственное водохранилище с водами горной реки Иори местные называют именно Тбилисским морем. Наверно, из-за ширины разлива. Есть там и другие чистые водоемы. Озеро Лиси со множеством уток, серых цапель и разных хищных птиц. Из-за близости к лесу оно напоминает лоно дикой природы. А на склоне горы Мтацминда красуется зеркало Черепашьего озера. Как рассказал мне какой-то дед, такое название оно получило, потому что в прошлом в нем водилось много черепах. Кстати, пляжи грузинской столицы очень ухоженные и не хуже наших – анапских. Шезлонги, зонтики, катамараны, мороженое и прохладительные напитки в Грузии тоже имеются.
А еще, не поверите, в Тбилиси есть метро! Когда я увидел его впервые ребенком, мои эмоции были сравнимы с восторгом от предстоящего полета на Луну. В Анапе метро нет, город слишком маленький. А тут целых две ветки, и, кстати, есть как закрытые станции – под землей, так и открытые – на таких поезда ходят как обычные электрички. Да, сами вагоны в метрополитене катятся по рельсам гораздо быстрее наземного транспорта и на остановки приезжают чаще – примерно каждые минуты три. Станции очень мрачные и из-за высоких потолков, выкрашенных в темный цвет, напоминают готические пещеры. Платформы широкие, вымощены гранитной плиткой. При входе в подземку красуется огромная красная буква М, а при спуске и подъеме работают эскалаторы – лестницы, которые едут сами. Пассажиры просто встают на ближайшую к ним ступень и уже через несколько минут оказываются в конечной точке: на платформе или в блекло-желтом холле метрополитена.
Воздух на Кавказе чистый и свежий, с ароматами пряных специй, древесного угля и хвои. Климат теплый, мягкий. А люди приветливые и гостеприимные: напоят, накормят, песням и танцам научат, а напоследок обнимут крепко и домашнего вина с собой нальют. Это чтобы помнили их всегда и другим о них рассказывали.
Кстати, насчет гостеприимства сделаю небольшую поправку: до поры до времени. Если вы приехали в Грузию надолго – к кому-нибудь пожить, как я тогда например, – то и показательные выступления закончатся для вас быстро. Да, какое-то время перед вами будут расстилаться, даром поить, кормить от души, устраивать ради вас шумные застолья… Но потом шоу закончится и вы превратитесь в обычного местного жителя. Доброжелательный настрой к вам останется, конечно, но не более того. В остальном, «ты теперь свой – значит, помогай, убирай, работай, учись». Просто так дифирамбы вам больше петь никто не будет. А еще я заметил, что гостей на Кавказе любят потому, что это отличный повод блеснуть своей страной, достижениями, песнями, танцами, вином, национальными блюдами и умением их вкусно приготовить. Короче, похвастаться грузины любят – гордятся всем, что имеют, и показывают это, как могут.
Тбилиси – город старый, так что достопримечательностей тут много. Мои первые ощущения были такими, будто я очутился на археологических раскопках древнего культурного центра. Каждое здание для меня обладало своим неповторимым вкусом, изыском и притягивало взгляд. Я небольшой любитель туризма, но некоторые сооружения произвели на меня ошеломляющие впечатления.
Крепость Нарикала, например, напоминает рыцарский замок, стоящий на горе, или королевский дворец из диснеевского мультфильма. Мост Мира – пешеходный, тянется через реку Кура, сделан из стали и стекла. Лучше всего им любоваться в темноте, когда он красиво подсвечен. Есть тут и горы, конечно. Одна из них, Мтацминда – самая высокая точка в Тбилиси, – почти восемьсот метров над уровнем моря. Я не все видел, но могу сказать, что один Старый город стоит потраченного на него времени. Там, кстати, тоже живут люди, хотя домам уже много лет. Я был в восторге от необычного сочетания каменно-глиняных зданий, стены которых увивал виноградник, потрепанных широких лестниц, резных балконов и длинных веревок, на которых сушилось только что выстиранное белье. Тут же во дворах соседи играли в нарды, а рядом с ними носились кудахчущие куры и заливались смехом резвящиеся дети.
Конечно, в городе были и современные постройки – такие, как многоэтажки, например. Некоторые из них вызывали во мне удивление и заставляли останавливаться на улице и подолгу их рассматривать. Грузины часто пристраивают к своим квартирам дополнительные помещения, балконы и даже целые этажи. Причем делают это самостоятельно и не всегда законно. За такие «мелкие» нарушения в стране сурово не наказывают, если только вся эта пирамида не рухнет кому-нибудь на голову или, чего хуже, не лишит жизни.
Недостроенных домов тут тоже хватает. И, как бы смешно и страшно это ни звучало, в таких тоже живут люди. Когда-то они купили здесь квартиру и совсем не виноваты в том, что строительство заморозили. Жить им где-то надо, вот и заселяются в рухлядь семьями. Завешивают пустые окна и двери шторами, устанавливают стены из фанеры или кирпича. Караул, короче! Но как есть.
А еще в Тбилиси встречаются платные лифты. Когда я увидел один такой впервые, подумал, что сплю. Только представьте! Обычный многоэтажный дом. Вам надо подняться на девятый этаж например. Так вот, вы либо тащитесь пешком на своих двоих, либо бросаете монетку в металлический ящик для мелочи – он находится в лифте – и спокойно едете вверх. Хорошо, если вы в гости пришли. А вдруг вы живете в таком доме?! Придется отстегивать деньги каждый раз, когда приспичит выйти из квартиры на улицу или подняться на свой этаж.
При всем этом грузины настоящие патриоты. Они будто не видят недостатков своей страны, искренне обожают ее, гордятся и восхваляют все, что с ней связано. Себя в том числе.
Серебро, кханци – рога для вина, национальные кинжалы и музыкальные инструменты есть в каждой грузинской семье, как и угол с иконами. Вера впитывается у этого народа с молоком матери. И даже если кто-то из них не сторонник религиозных канонов, все равно будет носить крест и ходить в церковь. Но вернемся к моей семье и родственникам Зазы.
Приехал я в тот год к родной сестре отчима – тете Манане, – низкорослой старухе с перекошенными плечами и увесистым брюхом. Чаще всего она носила закрытые темные платья и прятала седые волосы под косынкой.
В Грузии многие любят черный цвет в одежде. Он немаркий, строгий и хорошо сочетается с темными волосами и глазами кавказцев. К тому же некоторые женщины здесь часто ставят крест на своей личной жизни после смерти мужа, так что с траура остаются преданы мрачным тканям до конца своих дней. Но к тете Манане тогда последнее никакого отношения не имело. Ее муж был жив и здоров. Просто не любила она яркие и светлые цвета. Наверно, они ее полнили.
Лицо у старухи и так было крупное, как у коренастого мужика. А голова маленькая, словно вдавлена в плечи. Или мне так казалось из-за ее торчащего грузинского носа? На его фоне даже мохнатые серые брови, сросшиеся на переносице, едва проглядывались.
Странно, но при такой внешности с мужем тете Манане повезло. Он любил ее безумно, как и она его. К тому же в Тбилиси у них был свой дом и бизнес.
Не могу назвать родственников Зазы миллионерами, но людьми обеспеченными – вполне. Все необходимое для жизни у них имелось, а еще – дети и внуки, некоторые из которых продолжали жить вместе с родителями. Традиции на Кавказе такие – младший сын после свадьбы никуда не съезжает, а наоборот – приводит к матери с отцом жену и заботится обо всех них до самой смерти.
В доме тети и дяди я бывал прежде не один раз. Правда, раньше в гостях, и вели тогда хозяева себя со мной очень приветливо и любезно. Теперь же я вернулся к родственникам жить, и отношение ко мне чуть изменилось. Я должен был во всем их слушаться, работать и помогать по хозяйству, чем мог.
В Анапе все было иначе. На любую просьбу я находил отговорки и миллион причин побездельничать. Пока мама была жива, хозяйничала по дому она. Работал отчим. А когда случилось горе, я вообще оказался предоставлен сам себе. Никто меня носом не тюкал и делать ничего особо не заставлял. В Тбилиси же ко мне придирались по любому поводу. И без. То я, видите ли, чайник носиком не в ту сторону на стол поставил, то воды мало принес, то дрова в щепки нарубил…
Да-да, вы не ослышались. Каждое утро меня заставляли ходить за водой к колодцу. Надо было принести домой не меньше двух ведер. И, блин, ладно бы водопровода у них не было. Но он же, сволочь, был! А воду все равно таскать вынуждали. Тетя Манана готовила еду только на родниковой воде – и точка. С ее слов: у водопроводной вкус не тот, да и не такая уж она и чистая. Хотя я, например, как и многие другие в доме, пил воду прямо из-под крана и ничего, от холеры не умер.
Дрова были еще одной моей задачей на день. Хорошо хоть мне не приходилось ездить в лес на телеге и валить деревья! Заготовки уже лежали в сарае на год вперед. Причем покупные, а не срубленные собственноручно. Дровами тетя Манана топила печь и на ней же готовила – хачапури например.
Центрального отопления у хозяев не было, как и у большинства жителей Грузии, кстати. Какие-то у них с этим проблемы. В теплое время года оно не сильно и нужно, конечно. Но зимой здесь холодно, и поэтому дом обогревают печами, каминами, ну или обогревателями. У тети Мананы, мать ее, радиаторы не водились! Наверно из-за постоянных сбоев в электричестве. Зато была печь. И камин. А еще дрова – полена! Блин, ну зачем они их купили? Почему нельзя было взять сразу нормальные – разрубленные на части дрова? Но это еще не все…
Знаете, кем работал муж сестры моего отчима? Ха-ха, ни за что не догадаетесь! М-м-м, я даже помариную вас немного для подогрева интереса. Та-да-та-та-а-ам!.. У него была своя компания ритуальных услуг. И, конечно, меня и туда припахали помощником. Поначалу я тете с сестрой помогал цветы на похоронные венки делать, а через пару месяцев уже и ямы под могилы вовсю на кладбище копал. И нет, не бульдозером! Лопатой! Штука такая, знаете, – металлический ковш на длинной деревянной палке. Берешь его в руки и наяриваешь до мозолей на коже. Корячишься, пока тебя самого земля не скроет и другой помощник лестницу не притащит. Только так можно было выбраться из этой дыры. Спасибо хоть дядя мне за эту работенку денег подкидывал. А то я бы точно ощущал себя рабом в Африке, не меньше.
В общем, ходил я тогда по струнке. То ли отец постарался – попросил сестру вести себя со мной построже, – то ли традиции воспитания у кавказских народов такие – держать подростков в ежовых рукавицах и спуска не давать.
Кроме того, меня еще и в русскую школу отдали. Надо было закончить девятый класс как минимум. А то папа бы меня домой обратно не забрал. Но, скажу честно, после всего этого ада занятия в школе для меня казались отдыхом на Черноморском побережье. Сидишь себе спокойненько за партой, учителя слушаешь, книжки читаешь… Вроде как я даже некоторые предметы полюбил и много нового узнал – того, что и не слышал никогда в России. Наверно, потому что уроки прогуливал.

Глава VII

Тбилиси, 2001–2002 годы
Тот Новый год я встретил в Грузии. Кстати, в этой стране праздник именуют «Ахали цели». Вечер накануне стоял морозный и шумный. На снег из окон домов падал теплый свет, отчего казалось, что пушистые пихты усыпаны серебром и драгоценными камнями. Метель кружилась в танце, а разгоряченные грузины вовсю танцевали и орали песни. Слова одной из них до сих пор крутятся у меня в голове:
– Гогона! (Девушка!) – бум-бум, бум-бум-бум. – Бодиши! (Извините!) – бум-бум, бум-бум-бум. – Ах, кхалбатони! (Ах, госпожа!) Бодишс гихдит, ром шегацухебт (Извините, что беспокою), – рум-бу-рум-бум.
– Укацравад, мечкареба (Извините, я спешу).
– Ра гквиат? (Как вас зовут?)
– Укацравад, ме дакавебули вар! (Извините, я занята!)
– Имеди маквс, мале шевхвдебит! (Надеюсь, скоро увидимся!)
– Трам-та-ра-рам. Джер-джеробит! (Пока!)
– Гогона! (Девушка!) – бум-бум, бум-бум-бум. – Бодиши! (Извините!) – бум-бум, бум-бум-бум. – Ах, кхалбатони! (Ах, госпожа!) Бодишс гихдит, ром гацухебт (Извините, что беспокою), – рум-бу-рум-бум.
В Анапе зимы теплые. Чаще идут дожди и дует сильный ветер. А если мороз ударит, то ненадолго: превратит город в ледяное царство – и все на этом. Бывает, увидишь пару снежинок, протянешь ладонь, чтобы поймать их и рассмотреть поближе, а они тут же тают, успев лишь коснуться кожи. Так что настоящий хруст снега под ногами я услышал только в Тбилиси и, конечно, радовался, как дурак. Слепил снеговика, построил крепость вместе с детьми родственников и с ними же от души поиграл в снежки. Ох и весело же нам было! Промокли до нитки, зато потом кайфовали, отогреваясь дома у камина.
31 декабря тетя Манана с дочерью и невестками наготовили всякой вкуснятины к празднику и накрыли на стол еще днем. Чего там только не было: свежие хинкали, чихиртма – густой суп из наваристого мясного бульона, жаренный поросенок, хачапури, мцвади – шашлык по-нашему, аджика и, конечно, сациви – ореховый соус. Без него в Грузии Новый год не встречают. Кстати, мясо для мцвади кавказцы не маринуют, а только щедро посыпают душистыми специями. И для розжига огня обязательно используют дрова старых фруктовых деревьев или виноградную лозу. Так что можно легко представить, какие божественные ароматы стояли тогда в доме. Из сладостей помню всем известные гозинаки – обжаренные грецкие орехи в меде – и чурчхелу. Ну а главными праздничными напитками служили национальные вино и чача.
Вообще застольям в этой стране уделяют особое внимание. Душевные разговоры, песни, тосты, пляски, игры на музыкальных инструментах – все это обязательно есть за грузинским столом. Вкусные еда и напитки – не единственное, ради чего кавказцы собираются вместе.
Как и в России, новогоднюю ночь здесь сопровождают елка – «чичилаки» по-грузински, фейерверки и Дед Мороз. Вот только на Кавказе его называют Товлис Бабуа («Снежный Дедушка» по-нашему). Родом он из высокогорного села Ушгули, и внучки у него нет. Одевается дед по грузинским традициям: шапка из овчины, кинжал на поясе и черная чоха, похожая на черкеску, но с поднятым воротником и широкими рукавами до плеч.
Чичилаки тут тоже своеобразная. Ее делают своими руками из веток орешника и украшают ягодами и конфетами. Так что деревце получается небольшое и белое. Кстати, в конце праздничных дней его сжигают, а пепел развеивают по ветру. Но что-то я увлекся рассказом о новогодних кавказских застольях. Дело вообще не в них, а в человеке, с которым я познакомился в тот день.
На праздники к тете Манане съехались все ближайшие родственники: сыновья с женами и детьми, сестры, братья, дочери… Среди них были мой отец и Резо – двоюродный брат – тот самый, имя которого Лоя так и не смогла вспомнить в своей книге.
Приехал сын сестры моего отчима из Москвы на своей новенькой машине – «БМВ-3». Въехал на ней во двор почти беззвучно. Лишь под шинами едва уловимо поскрипывал снег. Я, когда увидел эту тачку, кажется, потерял дар речи. Во всяком случае остолбенел уж точно, широко раскрыл глаза и приоткрыл рот. Мне о такой машине можно было только мечтать.
В ее глянцевом синем корпусе отражались ветви деревьев, облака и лучи солнечного света. Глубокий, насыщенный цвет моря подчеркивали сияющие металлические диски, отполированные на совесть. Казалось, машина только что покинула автомойку, где две сногсшибательные цыпочки бережно натерли ее мягкими губками, смоченными воздушной пеной. Затем малышку щедро окатили прохладной водой из шланга, высушили и отзеркалили до блеска замшевыми салфетками.
Эта бэха вполне могла поравняться с любой спортивной тачкой. Модель обтекаемых форм, двухдверная. С характерными фарами, будто вырезанными с обложки глянцевого журнала. И крышей, которая непременно должна была складываться, превращая красотку в кабриолет.
Одна из дверей авто отворилась и по очереди на землю ступили две мужские ноги в кожаных черных ботинках на толстой прорезиненной подошве и такого же цвета брюках с отутюженными стрелками.
– Салами! (Привет!) – проорал бородатый мужик и, выйдя из машины, зазвенел ключами, которые постукивали о его золотые цепи и перстни на пальцах, пока тот вертел металлическую связку в руках. – Резо, – представился он. – Ра гквиат? (Как твое имя?)
Я не сразу нашелся, что ответить. Да и не совсем понял, что мне сказали. Кажется, вообще плохо расслышал его речь и забыл, как меня назвали при рождении.
Грузин засмеялся и приподнял меховой воротник на своей коричневой дубленке. От него веяло дорогими приторными духами, натуральной кожей и мускатным орехом.
– Кхартулад лапаракопт? (Ты говоришь по-грузински?)
Я замотал головой из стороны в сторону, втянул ее в плечи и развел руками.
– А-а-а. Ты нэ па?нять мэна? Ха-ха. Рускый?
– Ага, – я улыбнулся.
– Ты лубыть мой гого (девочка)? – он пожал мне руку.
– Че-го?
– Ха-ха. Ну… Мой тачка улот?!
– А-га, – протянул я на выдохе.
– За?лезай вь нэво! Вьнутри он тикибила (конфетка)! – Резо чмокнул кончики собственных пальцев, подкинул мне ключи и направился к дверям дома. – Толко нэ ка?таца! Он са?вьсэм новый.
Я не знал, как благодарить его. Так что неосознанно сложил руки перед собой, будто в молитве, и поклонился. Тот снова засмеялся и ступил на порог. Я же провел рукой по переднему металлическому диску машины, затем поднялся выше – к синей дверце – открыл ее и совсем потерялся.
Кожаная обивка сидений. Не тряпичная, не замшевая, не кожзам! Самая настоящая мягкая черная кожа с характерными ей запахом и фактурой. Безупречная приборная панель со всякими прибамбасами. Автоматическая коробка передач. Идеально круглый руль – тоже покрытый кожей. И да – крыша, которая действительно поднималась и опускалась путем нажатия одной лишь кнопки.
В тот момент, сидя на водительском сидении этой малышки, я чувствовал себя на седьмом небе от счастья и представлял, как мчу на бэхе по Анапе. На бешеной скорости. С открытым верхом или приспущенными стеклами. Из салона ревет какой-нибудь клубный музлон, и все проходящие мимо цыпочки ахают и чуть ли не сворачивают себе шеи, любуясь удаляющейся «БМВ». Мне казалось, я мог сидеть в этой машине вечно. Но спустя полчаса во дворе показался Резо.
– Эй!.. – вновь засмеялся он. – Ты там прылыпь, што ль? Па?йдом в дом.
Но я его будто не слышал. Тогда он подошел, открыл дверь машины, сел рядом со мной и потянулся за ключами.
– За-а-ка-а-анчыват! На днах тэба па?катат.
– Сколько она стоит? – с серьезным видом спросил я.
– Ха-ха-ха!.. У тэба нэ быть столка дэнэк.
Я вздохнул и опустил голову, продолжая поглаживать руль малышки. Резо похлопал меня по плечу.
– Как-ныбут за?работать. Нэ плач. Ты Мытай? Сын дады Зазы?
– Ага.
– О! Так вьстрэчаца ськоро, – его густые черные брови приподнялись. – Я кь вам чэрэс год-дьва са?бэраца. Т?агда па?драсьтошь ы сва?я тачка уже быть. Кручэ ма?ей! – он снова засмеялся. – Па?йдом в дом. Всэ тэба ждать.
Я еще раз глубоко вздохнул и вылез из машины.

Глава VIII

Тбилиси, 2002 год
Следующим вечером Резо выполнил обещание – покатал меня на бэхе, да еще и свозил в крутой местный клуб. Там и девчонок красивых было много, и бассейн на открытом воздухе, и еды с выпивкой до отвала. Светомузыка, кальян, распальцованная молодежь… Купюрами братец сорил направо и налево. Боюсь себе даже предположить, сколько чаевых он оставил местной обслуге. Короче, с тетей Мананой я бы об этой стороне Грузии не узнал точно.
Кстати, забыл сказать, Резо оказался не совсем простым кавказцем с бородой. Когда мы, подвыпившие, сидели с ним за одним из столиков того самого клуба, я задал ему вопрос: «Откуда у тебя такие деньжищи?» Дословный ответ сейчас я уже не помню, но суть передать смогу.
В девяностые в Грузии процветали так называемые воры в законе. Их корни в основном отсюда и поползли. Но это не те элитные перцы в малиновых пиджаках и толстых золотых цепях на шеях, которых мы привыкли видеть в кино. В реальности все гораздо серьезнее и страшнее.
Да, они баснословно богаты, крышуют все и всюду. Преступники, короче. Лучше с ними дел не иметь. Но! Настоящих воров в законе не так много. В их круги нелегко попасть. У них строгие правила жизни, к которым не все готовы. Например, они открещиваются от своей семьи: забывают о ней навсегда и никогда не навещают родителей, жен, детей… Делают это для безопасности своих же близких, а не ради пафоса или галочки «выполнено». К тому же увидеть настоящего вора в законе, раскинувшего пальцы веером, разъезжающего на спортивной тачке, сорящего деньгами направо и налево где-нибудь в Тбилиси или Анапе, вообще нереально. Ха-ха, у них просто есть дела поважнее.
Так что, конечно, Резо не был вором в законе, но с криминалом держал крепкую связь. Он брал на себя всякую мелкую работенку вроде сбора дани, например, и через третьих лиц выполнял поручения приближенных к «законным» верхушкам лиц. В подробности двоюродный брат меня не погружал, но один раз я стал свидетелем неприятной сцены, после которой понял, что с Резо лучше всегда дружить, не отказывать ему ни в чем, а характер свой засунуть в одно место.
В том клубе мне понравилась одна девушка. Пухлые губы, огромные карие глаза, смуглая кожа, пышная грудь… Она весь вечер искоса поглядывала на меня и перешептывалась с подружкой, будто требуя моего внимания. Пару раз я потанцевал с ней и все на этом. Меня смущали несколько амбалов, которые постоянно оказывались рядом с нами, стоило мне приблизиться к красавице.
Через пару дней на улице я встретил одного из этих чмырей. Точнее, он сам меня выследил и хорошенько отмутозил. После его ударов у меня в голове сутки колокола звенели, адски болел живот и заплыл один глаз.
Оказалось, что этот перец – родной брат той цыпочки из клуба. Ему очень не понравилось, что после танцев с его сестрой я о ней напрочь забыл и жениться на кавказской принцессе даже не собирался. То, что я русский и у нас после нескольких танцев девушек замуж не зовут, его мало волновало. Он просто навалял мне как следует и бросил помирать посреди улицы.
Когда я добрался до дома и тетя Манана обработала мои раны, Резо сделал пару звонков. Затем усадил меня в свою тачку и куда-то повез. Всю дорогу я ныл. Простите за подробности, но задница у меня болела не меньше живота.
– Гаудзло! Катси кхар! (Терпи! Ты же мужик!) – орал на меня брат.
Потом мы приехали на дядькино кладбище и дошли до одной из пустых ям, которую я своими руками раскапывал еще до праздников. А в ней…
– Твою мать! Резо, какого черта?! – я чуть не обделался от неожиданности.
На дне валялся тот самый амбал, который меня избил. Он был весь грязный, с перевязанными за спиной руками, заклеенным ртом и без сознания.
Двоюродный брат протянул мне лопату.
– Че-го?! – я вытаращил глаза. – У меня руки болят.
– Эта твой вьрак! – грозно выпалил Резо и бросил грабарку мне под ноги.
– Не-е-е-ет, – протянул я. – Пусть живет. Я его прощаю.
Родственник захохотал.
– Ты мать Тэрэза, што ль? Ха-ха. Пра?щать эво быть? – улыбка тотчас исчезла с губ Резо, а глаза загорелись яростью. – За?валыват яму! Бэс ра?сгаворов.
Я понял, что деваться мне некуда. Если не закопаю сейчас этого упыря, рискую сам оказаться на дне. Взял лопату и раз за разом стал нагребать в нее землю, посыпая ей беззащитного перца.
Помню, что тогда я совсем забыл про боль. Меня одолевали лишь противоречивые чувства злобы и страха к Резо и жалости к этому незнакомому мне амбалу. Да, он нехило меня прессанул. Но все же делал это, защищая родную сестру. А значит, не было в его поступке ничего ужасного, за что стоило бы лишать жизни. Я взмахивал лопатой и размышлял, как вдруг этот грузин очнулся.
– У-у-ум. У-у-ум, –выдавливал он из себя через заклеенный рот.
Глаза упыря выкатились, лоб напрягся так, что вены на нем виднелись через кожу. А сам он задергался, словно рыба на суше. Старался уворачиваться от падающей на него земли и освободить руки.
– О! Дила мшвидобиса! (Доброе утро!) – сострил Резо.
Я перестал работать, воткнул лопату в землю перед собой и навалился на деревянную рукоятку.
– Сиквдилис тсин рамис ткхма гинда? (Хочешь сказать что-то перед смертью?) – спросил присыпанного землей парня мой брат.
Тот закивал головой.
– Мытай! Слэзать к нэму и а?тарват скоч.
Я даже не думал больше перечить Резо, так что делал все, что он говорил.
– Убралот ар габедо квивирили! (Только не вздумай орать!) – пригрозил незнакомцу мой родственник. – Да мере… Итси. (А то… Сам знаешь).
Я аккуратно отклеил полоску скотча.
– Бодиши, дзмао! (Прости, брат!) – взмолился амбал. – Самудамод мемакхсовреба! Тсудад моиктса схентан. Гхвтис гулиствис, бодиши… (Век буду помнить! Плохо себя с тобой вел. Ради Бога, прости…) – он прильнул головой к моим ногам и стал целовать обувь.
В шоке я отступил пару шагов назад.
– Все хорошо, не переживай… Я тебя прощаю.
Резо загоготал в голос. Мы с незнакомцем его смех не поддержали. С каменными лицами и испуганными глазами смотрели на него, как на вершителя судеб и ждали, что же он скажет.
– Ладна, Мытай. Ра?зьвазат ему руки и вылаз ыз ямы.
– Как? Тут глубоко.
– Ну-у-у… Пуст этат тэба па?тсадыт, – он махнул рукой в сторону амбала.
Я развязал парню руки и взобрался к нему на плечи. Резо помог мне выбраться окончательно. Затем братец похлопал меня ладонью по плечу и ей же подтолкнул в сторону дороги, которая вела к выходу с кладбища.
– Э-э-э! Да мэ? (Э-э-э! А я?) – заорал человек из ямы.
– Схен твитон гамокхвал (Сам вылезешь), – ответил ему Резо.
Уже в машине я осыпал брата благодарностями. За то, что он защитил меня, объяснил обидчику, кто тут главный, и сохранил жизнь этому незнакомцу. Не знаю, собирался ли Резо прикончить его по-настоящему или хотел лишь припугнуть? Спрашивать я его об этом не стал. Меня и так колотило от всего произошедшего не меньше, чем того амбала в яме. Зато я точно понял одно: с двоюродным братом лучше не ссориться.

Глава IX

Тбилиси, 2002 год
В середине года я приспособился к жизни в Грузии, закончил девятый класс, обзавелся друзьями и даже немного выучил местный язык. Для меня он оказался жутко сложным.
Длинные слова, много согласных букв. Попробуйте, например, сами выговорить «вефхвтмбрдгвнели». Как, получилось? Хорошо, что эта фраза означает «убийца тигров» и при разговоре совсем не нужна. А вот «нахвамдис» (до свидания), «гмадлобт» (благодарю), «гхвинобиствэ» (октябрь) даже заменить в речи не всегда есть чем. К тому же стоит ошибиться в каком-нибудь звуке, как слово меняет свое значение. Из-за этого я часто попадал в неловкие ситуации и чувствовал себя полным идиотом.
Деда грузины называют «бабуа», мать – «дэда», а отца – «мама». Блин, с ума же сойти можно! А знаете, как переводится на русский «джигари»? Внутренние органы! И все бы ничего, да только значение этого слова на Кавказе – «лучший друг».
Сначала я думал, что в стране процветает черный рынок, причем за счет тел лучших друзей. Но легенда оказалась не такой страшной и даже красивой. Просто грузины за друзей порвать готовы, обожают их наравне с родными. Так что жизнь без них сравнима для кавказцев с теми чувствами, как если бы им самим из груди вырвали сердце.
А еще раньше мне казалось, что грузины слишком вспыльчивы. Ведь то и дело орут, повышают голос по поводу и без. Но потом я понял, делают они это не из-за своей эмоциональности или потому, что ссорятся. Просто в их языке нет ударений и основной слог выделяется повышением интонации. Хотя на расшатанную нервную систему это тоже списать можно.
Если говорить о любовных делах… У меня их в Тбилиси не было. Совсем. Мужчины здесь властные и ревнивые собственники. Своих женщин охраняют так же, как ценные вещи: машины, квартиры, раритетные кинжалы. А ворует в Грузии каждый второй. Так что стоит постороннему хотя бы взглянуть в сторону возлюбленной кавказца, сразу последует хук слева. И это не оттого, что они горячо любят своих красавиц и переполнены страстными к ним чувствами. Дело даже не в соперничестве. Просто «это мое!» – и точка. А если непонятно – удар в табло. Нефиг на чужую собственность коситься!
И, как в старые добрые времена, главный в доме здесь тоже мужчина. Сила женщин по законам горных народов в слабости, и это не обсуждается. Думаю, для девушек тут есть свои плюсы. Вышла замуж и не заморачиваешься: работать не надо – веди хозяйство, расти детей. Муж в обиду не даст, всегда защитит, да еще и одарит всем, чем можно. Даже если денег у него на это ВСЕ не хватит, займет.
Грузины очень щедры к друзьям и родным. Если вдруг кавказец свободен и ему понравилась девушка – тушите свет! Засыплет ее цветами, забросает порог дома мягкими игрушками, дорогими украшениями, всякими безделушками… И плевать ему, что ради этого придется продать квартиру или машину.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/olga-chepishko/strekot-muravya-68867814/?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

notes
Примечания

1
Так у нас в ресторане называли неблагодарных клиентов – жмотов, проще говоря. – Примечание Мити.