Главная страница | Юмористические стихи | Стихи о девушках и феях

Стихи о девушках и феях
Инна Ивановна Фидянина


Стихи смешные и горькие одновременно о девах, девушках и девках, а также о феях и лесных нимфах. И да… этими стихами не в любви объясняться, а песни петь, либо в пляс пускаться! / Не дружите со мной, не играйте, и в друзья меня не добавляйте! Потому как не ваше дело, что мои пироги подгорели. Не накрашенная я сегодня, и хожу, как дура, в исподнем. Не смотрите на меня, я плохая, а с утра вся больная-пребольная, злая, голодная, не поевши, на белый свет глядеть не захотевши. Не дружите со мной, не дружите! Поскорей отсюда заберите, увезите меня в края таёжные, где избушки стоят молодёжные, пацанятки гуляют скороспелые, и девки с топорами несмелые.





Инна Фидянина

Стихи о девушках и феях


Много ль нам, женщинам, надо?

Холодный букет из сада,

тёплое прикосновение,

весеннее настроение!

И миллион улыбок,

немножко женских ошибок,

целую кучу прощений

да солнечных стихотворений

от заезжих поэтов

и приветов, приветов, приветов!

А ещё нам, женщинам, надо

Весь мир зачем-то в награду!





Думки девичьи горькие







Тебе зиму, ему лето





Торговала я планетой:

тебе зиму, ему лето.

Торговала я едой:

тебе кашу. Мне ж в пивной

пенку пенную от пива,

чтобы я была красива,

чтобы я была полна

снегом, ветром, и одна

засыпала, просыпалась,

говорила, улыбалась —

всё любименькой себе

да мерцающей звезде.

Проверяла я себя

на лето, зиму. А весна

улыбнулась: «Ну, встречай,

наливай мне, дочка, чай,

да продай уж всё на свете:

кошку, мужа, дом.» Но дети

посмотрели и сказали:

– Мама, как жила в печали,

так и дальше будешь жить,

и не надо ворошить

на планете лето, зиму.

Зыбь – не сон, а пелерина,

ей накройся и сиди

да стихи свои пиши.



Торговала я планетой:

ему зиму, тебе лето.

Торговала я едой.

Рот закрой, иди домой.






Замуж я за Пересвята





Бойтесь, люди, пересуда,

Перегуда, Пересвята.

Бойтесь, люди, душегуба,

Троекура, партократа.

Бойтесь, люди, бояться;

и не смейте смеяться

над моею обидой великою:

ведь кого на Руси ни покликаю,

никто ко мне не кидается,

народ на зов не сбирается.

Видимо, нет во мне силы.

Открою-ка рот я пошире

и позову Перегуда:

– Гыть, Перегуд, отсюда!



Гыть, а он не уходит,

все рядом орёт да ходит,

ходит и ходит кругами.

Боялась бы я вместе с вами

всех Переглядов на свете,

да выросли мои дети

и закончили школу.

Теперь с Троекуровым спорить

старую мать заставляют.

А я и не спорю, я знаю,

что от пересуда

не спасёт душегуба простуда,

не затмит партократа награда.

В общем, замуж за Пересвята

собралась я, добрые люди.

А чего ору? Не убудет!






Рисовала я сегодня





Я сегодня рисовала

очень древнее чело,

я, конечно, не узнала

чьё оно? Нет, не моё.

Я сегодня рисовала

сердцу милое чело.

Говорят, что небо пало.

Мне и правда, всё равно.

Плохи эти ваши мысли

о разбитом серебре!

Мне, наверно, показалось,

что сидит оно во мне,

рассыпаясь на осколки,

мелкой проседью во лбу.



Я сегодня рисовала.

А кого? Нет, не пойму.

Серым просветом гуляет

непокорная быль-соль,

никому не позволяет,

стиснув зубы, крикнуть: боль!

Я сегодня прокричала:

ах, как больно, больно! Не,

тут же мне чело сказало:

«Я древнее, боль во мне».

Рисовала, рисовала

очень древнее чело.

Нет, его я не узнала.

Ты мой муж? Мне всё равно.






Меня стали на улице узнавать





Меня никто никогда не спросит:

«Какой во времени век?»

И я никогда не отвечу:

– Каков человек, такой век.

– И есть ли на сердце рана?

– Не бередит её

ни случайный прохожий,

ни смешное кино.

А когда на дворе очень жарко

(холодно, душно), умно

я разгребаю подарки —

улыбок веретено.



«Проходи, проходимка,

мы узнали тебя,

ты поэт-невидимка,

ты всегда голодна

этим городом пыльным,

лесом, полем!» Давно

смотрю взором остывшим —

мне уже всё равно

на мерцание улиц,

на мелькание лиц.

Нет, никто мне не скажет:

– Почему ты молчишь?

– Я молчу, потому что

не узнала тебя,

кто ты: призрак могучий

иль закон бытия?






Подари нам своё бытиё





– Дочь, подари нам кусочек,

кусок своего бытия.

– Я бы хотела, но очень,

очень я занята:

я запираю дверцу

дома, сажусь писать

длинную, длинную повесть

о горе. Вам не отнять

это большое горе

у меня никогда, никогда,

потому что оно, как море,

большое – просто вода;

больше его только слёзы

всех на земле матерей

и девичьи, девичьи грёзы.

Нет этого горя добрей!



– А зачем тебе, девочка, горе?

– Мне оно ни к чему,

но есть у поэтов доля:

«босяками» ходить по дну.

Поэтому я всегда дома,

поэтому и одна.

– Ну подари нам кусочек,

кусок своего бытия!

– Нате, берите ручку,

о бумагу дерите перо!

И о горе моём не забудьте

про лучшее бытиё.






Я сама себе задавала вопросы





– Какая сегодня история?

– Непроходимая боль!

– Какая погода на территории?

– Холод, дожди … уволь!

– Скучно тебе живётся?

– Ну что ты, ведь солнце

светит на этой планете,

а поэтому скоро лето,

когда-то оно случится,

и будет мне материться

значительно легче, поверьте!

– Ты бы сходила в гости.

– В гости? Вы это бросьте,

не до походов долгих.

– А ты была на Волге?

– Нет, не была, но хотела.

Знаешь, ведь я не успела

ничего сделать в жизни.

Вот и стихи повисли

нечитаемой паутиной

очень и очень длинной.

– Длинная паутина.

Ты к чему это, Инна?

– Так, ни к чему, а просто,

просто не ходим в гости

мы никогда друг к другу.

– Я – это ты, подруга!






Хоронить или любить





Не спешите меня хоронить!

Положите на скатерть белую,

и не надо по мне скулить,

я для вас ничего не сделала.



Плачь не плачь, не вырастут розы,

от рыданий завянет цвет.

Некрасиво мёртвую спрашивать:

«Любила кого или нет?»

Не люблю, не люблю, не любила,

только косами травы косила,

косищами травы косила,

никого о том не спросила.

Петлю скрутила, лежу,

никем из людей не спрошенная,

не встану теперь, не пойду —

я трава зелёная, скошенная.



Я бы так век лежала,

но собака мимо бежала,

мимо бежала да разбудила.

И во мне невиданна сила

(не снаружи) внутри раскрылась.

Люди добрые, я влюбилась!

А в кого и сама не знаю,

но по нему скучаю.

Встану, пойду с косою

по деревне, все двери открою

и найду его, хоть за печкой!

Сяду с ним на крылечко,

ни о чем он меня не спросит,

лишь косу стальную забросит

подальше куда-то, куда-то,

а заодно и лопату.



Не спешите меня хоронить,

я для вас ничего не сделала.

Мне б на свадьбе своей побыть

да платье примерить белое!






Десять тысяч некрасавцев





Ой да на нашу раскрасавицу

10 тысяч некрасавцев найдется:

«Мы тебя не сделаем счастливой,

мы тебя не сделаем любимой,

а ежели чего, с тебя же спросим:

почему таки мы нехороши,

почему живем мы небогато,

и пошто у нас кривые хаты,

в рукомойниках вода зачем застыла?

Как же так, царя ты не побила,

и весь мир не превратила в остров,

на котором жить было бы просто!»



Я думала, гадала, сомневалась,

с некрасавцами своими соглашалась,

ну а согласившись, заболела,

заболев, плохую песню спела:

как жила я вовсе небогато,

не имея ни двора, ни хаты.

Кошка воду выпила с корыта.

Вот, сижу больная, не умыта,

а до царской доли не допрыгнуть,

остаётся лишь к забору липнуть

у себя на острове дремучем

да кивать лишь ивушке плакучей.



Отвернулись 10 тысяч некрасавцев:

«Ладно, мы пошли, одна справляйся,

тебе ж не привыкать. Ну, поправляйся!»

Мне не привыкать, я поправляюсь

и на острове своем одна справляюсь:

я медведям плакаться устала.

Села, встала, села, встала, села, встала

и пошла по замкнутому кругу —

ни невеста, ни жена и ни подруга.






Раны





Зализывала я раны

каким-то образом странным:

то пила, то ела,

то в окно пустое глядела.

А жизнь как-то не торопилась

отвечать на «Ты б отпустила!

и не мучила ежедневно

своим временем верным».



А ведь лет было мне – середина.

Я у неба просила:

нет и не смерти даже,

а чтоб старость была покраше.

Но с чего бы ей быть покраше,

когда юность босая машет,

а невесёлая зрелость

кивает на дом, там серость

и полный таз мыла:

«Ты не все углы перемыла!»



И этот круг бесконечный

раны мои не залечит,

боли мои не залижет.

Огонь в печурке всё ближе:

«Кушай, родная, и пей,

нету судьбы добрей,

чем твоя одинокая,

такая, как яма, глубокая!»






То грязь на дворе, то простуда





Когда жизнь похожа на клетку,

это не шутки, детка,

это со всех сторон клетка,

и снаружи мир не менее страшен

в чёрно-белый цвет перекрашен:

там на ветке синице

никак не сидится,

журавлю не летается,

а убийцам не кается;

прошлое с будущим перемешалось,

настоящее не отзывалось,

и вокруг тишина.

Ты искала себя сама.

Не находила.

В тёплый угол свой уходила

и там зачем-то рыдала.



Чего тебе было мало?

Что пропало, то и пропало,

не подберёшь, не склеишь,

дыханьем не отогреешь.

Вот и ходи теперь с богом

всё одним и тем же порогом.

Ключ у тебя с собой,

им свою хатку закрой,

да и сиди в ней тихо:

не пролетит ли лихо,

ворон ли не прокарчет,

дитя ли где не заплачет.

Тебе нет до этого дела,

ты выйти на улицу не захотела,

тебе мир за околицей страшен:

в черный цвет разукрашен.



А выйти когда-нибудь да придётся:

шаг, другой и нога разойдётся,

размашутся руки,

от величайшей скуки

раскричится голова

и пошла, пошла, пошла

на «вы» одна-одинёшенька!

Какая же дева хорошенькая

в пустой квартире томится!

Спи родная, пусть тебе снится

море, берег да оберег —

твой родной человек

и с ним настоящая дружба,

если он тебе нужен.



Что ж, выбор за ней. Иль за вами.

А я подожду, когда свалит

цвет черно-белый отсюда.

То грязь на дворе, то простуда.






Плач девицы





– Ой, одна я у маменьки,

одна-одинёшенька я у папеньки,

никто меня замуж не берёт:

никто в наши ворота не пролезает!

– А широки ли ворота?

– Папанька сделал для кота.

Ой, несчастная я, горемычная!

– К горю мы привычные!

– Да кто это лезет,

кто плакать мне мешает?

– Сосед твой Мишаня!

– Я соседей с малых лет не видала,

маманя гулять не пускала.

А страшной ты сам али нет?

– Пригож собой, пока что не дед.

– Ой, жизнь моя нескладная,

гори она неладная!

А замуж ты меня, Мишаня, возьмёшь?

– Через забор ко мне сиганёшь?

– А зачем мне через забор сигать?

– По другому мне тебя не забрать!

– Ой-о-ой, ведь папанька будет ругаться,

а маманька по полу кататься!

Уходи-ка подальше Михайло,

моего деда не видел ты хайло!

– Тьфу на тебя, дура деревенская!

– Ой да несчастная я, честная!

И зачем бог мучился:

делал меня мученицу?

Пойду-ка, утоплюсь я в корыте.

– Голову свою не простудите!

– Да кто ж это опять мне плакать мешает?

– Борька-хряк с корыта вещает!

Тьфу на тебя, Борька, сто раз тьфу!

– Доплюёшься, замуж не возьму!






Плач девы красной





– Что ты, дева красная, плачешь?

– Злые недруги надругались.

Злые недруги надругались,

они со мной целовались,

они со мной миловались,

но я была безучастная,

у меня ведь горе ненастное,

горе такое большое,

всеобщее горе, людское:

то мор, то голод, то дети

не слушаются. И плети

даже не помогают.

Уж которые розги ломают

об граждан приставы эти!

А мы всё бродим, как Йети,

и песни поём дурные.

– А недруги то холостые,

те, которые целовались?



– Я с ними больше не знаюсь,

я им и вовсе не верю.

Я открываю двери,

а там писем целая куча.

Как рассказать получше?

Каждый в тех письмах хочет

в ответ получить мой почерк

с коротким ответом «да».

Но говорю я себе: никогда

не пойду за недругов замуж!

Потому как в пропасти канут

все земные народы.

Таков вердикт у природы!

И не надо меня жалеть,

на Луну хочу улететь.

Ходят слухи, там дети послушны

и приставы бродят ненужны.

А природа, так та, королева,

лунных жителей пожалела

и ни топит, ни мочит, ни жжёт,

а лелеет и бережёт!



– Эх, ты б замуж пошла за меня?

– А ты кто таков? Ну да.

– Беги тогда, девка, за мамкой,

пусть та приготовит санки.

Увезу я тебя на Чукотку.

А родителям вышлем фотку:

их дочь, куча внуков, хибара.

А что ж ты хотела, родная?

– Ой, ничего не хотела,

ведь внутри всё кричит: перезрела!

Увези меня, милый, отсюда,

клянусь, про Луну я забуду.

А приставы есть там?

– А как же!

У каждого галстук наглажен,

и ждут от тебя письма

с коротким ответом «да»!






Как я замуж выходила





Собралась я замуж, однако.

Зачесалась у бати срака:

– Доню, денег нет на это дело,

а с чего ты замуж захотела?

– Тятенька, пора бы, лет мне много,

вон Колян стоит возле порога.

– Ты скажи-ка своему Коляну:

пусть он свадебку сам и играет!

– Ну, папанечка, спасибо за подмогу!

– Извиняйте, доню, я не могу.

Я к маманьке (та у печки):

– Надо б замуж выйти вашей дочке!



Мать поварёшку лизнула,

как-то странно на меня взглянула:

– Ты б пошла, дровишек наколола.

– Мама, у порога стоит Коля!

– Правильно, пусть Коля и наколет;

а ведь замуж, донь, никто и не неволит.

– Да хочу я замуж, вы поймите!

Вы к Коляновым родителям сходите.



Что ж, попёрлись наши к родичам Коляна.

Также странно на меня смотрела его мама,

у отца его чесалась тоже срака,

в огород послал нас за бураком.

Хошь не хошь, а свадьба состоялась!

Я столы накрывала, старалась

и за водкой бегала с Коляном,

низко кланялись мы папам, мамам.

На гармошке я сама играла,

песни деревенские орала.

А как выпила, пошла я, девки, в поле.

Замуж ведь никто и не неволит!






Когда совесть с планеты ушла





Я проснулась и поняла:

совесть с планеты ушла,

совести больше нет,

закрылась она на обед,

в синем море купается,

а людьми и вовсе не знается,

в чаще сидит иль на небе.

И пока наши мысли о хлебе,

о домах, о яхтах богатых,

совесть ушла виновато

и больше уже не вернётся.

Она над нами смеётся

где-то в чужих мирах.



Вот я сижу на сносях.

Кто ж у меня родится?

Без совести где пригодится,

куда пойдёт и зачем:

за золотом, к власти. «Почём

нынче совесть?» – скажет,

а если скажет, повяжут

и кинут в темницу, да, да!

Ведь совесть ушла навсегда

и никогда не вернётся.

Ладно, раз мать твоя не сдаётся,

то и ты расти, мой сынок,

как в поле бессовестный колосок.

Беги, разыщи нашу совесть!

А я напишу о ней повесть.






Девочка-невидимка





Если Арктический Воин

обиделся навсегда,

то девочка-невидимка

не будет смотреть никогда

на эту тяжкую тяжбу,

на эту зыбкую зыбь.

Девушка-невидимка

сможет про всё забыть,

а также прощать не прощая

и не любя любить.



Женщина-невидимка

сможет в себя влюбить

города и народы,

неведомые пески.

Тебе понять это тяжко?

Значит, к ней не ходи!

Не ходи, она не полюбит

твои тревожные сны.

Она полмира погубит

от собственной простоты.

Её шокирует чудо,




Конец ознакомительного фрагмента.


Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/inna-ivanovna-fidyanina/stihi-o-devushkah-i-feyah-68867739/chitat-onlayn/?lfrom=390579938) на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.