Главная страница | Современные любовные романы | Сейчас P.S. Вчера. Сегодня. Завтра. Книга 4

Сейчас P.S. Вчера. Сегодня. Завтра. Книга 4
Яна Рихтер
Жизнь Рины вошла в привычную колею, и она не горит желанием что-то менять. Её все устраивает, но временами она грустит о том, чего уже не вернуть. Жизнь любит преподносить сюрпризы, а Рина к ним совсем не готова. Начав новый проект, она и не догадывается, что ей теперь придется выйти замуж за бывшего да еще бросить всё и переехать в другую страну. Но так ли плох Саня в качестве мужа? Что если этот брак именно то, чего так не хватает Рине? Роман о встрече через время, страсти, вынужденном браке и счастье.
Читайте на ЛитРес прямо сейчас.
Содержит нецензурную брань.

Яна Рихтер
Сейчас P.S. Вчера. Сегодня. Завтра. Книга 4

Пролог

Март, 2020
Прикрыв глаза, я чувствовала, как расслаблено моё тело, каждый его миллиметр находится в умиротворении и покое. Запах ванили от свечи окутывал моё сознание, делая акцент на том, как прозрачны мои мысли. Благодарность. Моей жизни, моему опыту, людям, меня когда-либо окружавшим. Я благодарна за каждое событие моей жизни, потому что теперь я это я.
Трель знакомой мелодии пронзила тишину гостиной. Мой телефон.
Звонок в Скайпе.
– Привет, Заюха.
Пока камера настраивается и ловит фокус, я отчетливо без помех слышу его голос. От тембра и интонации у меня сразу бегут мурашки. И вижу в камере моё довольное улыбающееся лицо и мои шашки -два пучка на голове по бокам, я без косметики, уже собиралась ко сну.
Наконец, я вижу его лицо, улыбающиеся карие глаза и двухдневную щетину.
– Привет, Волчара.
– Ты такая лапуля в этой пижаме. Мммм… Люблю, когда ты сонная, – я почти прочитала его похабные мысли и усмехнулась.
– А ты, вижу, давно не спал. Уже в аэропорту, когда твой вылет? Когда тебя ждать?
– Лапуль, ты только не волнуйся. Тут что-то происходит, все рейсы отменили.
– Саша, что случилось? – сон как рукой сняло, я с тревогой вглядывалась в экран телефона.
– Это вирус, сегодня объявили, что все закрывают, перемещаться по улице нельзя, покидать дом тоже. Нас сейчас вывезут обратно в отель, и мы там останемся до снятия ограничений.
– Ты в порядке? Как ты себя чувствуешь?
– Малыш, прекрати панику. Я в порядке. Дети спят?
– Старшой играет в плейстейшн. И не ругайся, я разрешила, сегодня суббота.
– Давай сюда Димона, я соскучился.
Я встала и пошла в комнату сына.
– Дима, папа звонит, – я постучалась и вошла.
Сын быстро стянул наушники, выхватил у меня телефон, улыбнулся, подмигнул мне, и заорал в экран.
– Здорово, Злой.
– Здорово, Добрый, – и обращаясь ко мне, – Добрая мать, иди, разбуди планктон, давно щёчки не целовал.
– Весь? – уточнила я, – Планктон будить весь?
– Ну конечно! Давай, вперед, моя Чудо-женщина.
Я скосила глаза и показала язык, подозревая, что муж сделает скрин экрана и будет показывать коллегам.
Близнецы не спали. Катя заплетала косички брату, сидя на его спине, а он лежал на животе на её кровати, раскинув руки и ноги в стороны. Он рассказывал ей сказку.
– Эй, рыбы мои, папа, звонит, с Димой говорит сейчас, – я головой указала направление.
Катя взвизгнула, вскочила и прыжками оказалась на полу. Засверкали голые пяточки, локоны рассыпались по спине, и она умчалась к Диме.
Алекс быстро последовал за сестрой, а я пошла в спальню, будить Малую. Когда Саша уезжал больше чем на один день, дочка спала со мной, чтобы я не грустила.
Она долго молчала, и только недавно начала говорить, сразу на двух языках, как нам и предсказывали, поэтому очень любила беседовать с единственным мужчиной в ее жизни.
Обняв меня за шею, сонная Наташа прижималась ко мне. Когда мы присоединились к старшим, муж уже был в автобусе по пути в отель.
– Hi, my Batman, – сонно промурлыкала Наташа.
– Здравствуй, моя Принцесса! Ты забыла русский?
– Нет, я помню, па, – малышка зевнула.
– Я скучаю по твоим щёчкам, кроха.
Я посадила Наташу к старшим, и встала рядом, пока они говорили. Пришлось прощаться и прервать звонок, автобус приехал к отелю. Я отправила готовиться ко сну Диму, уложила близнецов, прилегла ненадолго с Наташей, как только она засопела, я спустилась в гостиную и позвонила ему.
– Привет, сладкая. Я уже в номере, ждал твоего звонка. Ну, что, займемся чем-нибудь неприличным… – он плотоядно улыбнулся, – покажи мне… Твоё расписание на понедельник.
И он заржал.
– Честное слово, как конь, Сашка. – я смеялась вместе с ним, – А теперь серьезно, что там происходит?
– Ты вообще следишь за новостями?
– Да, в интернете читаю, телевизор не смотрю, ты же знаешь.
– Про эпидемию в Китае читала?
– Да, конечно, последние новости были из Италии, там всё ужасно.
– Милая, Испания тоже. И Германия, хотя там меньше. Франция, да почти вся Европа. Штаты на очереди.
– А что у вас?
– Здесь ситуация лучше, чем на континенте, но всё равно большое напряжение, медицина в режиме готовности.
– Саш, это так страшно? Как показывают?
– Страшно другое. Страшно оказаться без медицинской помощи. Поэтому, Добрая, давай договоримся. Не жди, когда вирус придёт к вам, начинай готовиться. Но без паники. Ты умеешь, я знаю. Прикинь, что ты не сможешь выйти из дома какое-то время, возможно месяца два-три, возможно дольше. Тяжело будет первые недели две-три, пока будет организована работа волонтеров. Милая, ещё раз – без паники, хладнокровно, как ты умеешь. Постарайся подготовиться. И переведи Димона на домашнее обучение уже сейчас.
– Саша, это надолго? Тогда надо отпустить Эли, отправить её в отпуск на месяц. Что у нас с деньгами?
– Всё окей, можешь закрыться дома и не выходить хоть лет пять, дальше зависит от экономики. Потом будет кризис. Через час у нас будет совещание, будем думать, что делать с ресурсами, с компанией, надо быть готовыми. Но, в любом случае, у нас всё отлично, детка.
– Я завтра сниму наличные. Я тебя поняла. Всё будет хорошо. Береги себя, ты нам нужен.
– Люблю тебя, детка.
– Люблю, – и я послала мужу воздушный поцелуй.

1

Несколько лет назад
Рина
«Так не бывает, так не бывает», – крутилось у меня в голове. Мозг импульсами обрабатывал информацию и передавал её дальше – «так не бывает».
На меня с фото смотрел молодой мужчина. Незнакомые черты лица, щетина, падающие на лоб волосы. Он сидел в студии на циклораме, вытянув босые ноги. Я не отрываясь смотрела на его ступни. Так не бывает. И излом брови, приподнятой вверх. Запястья. Я его не знаю. Какое право он имеет на быть похожим на моего Доброго? Почему этот чужой человек на фото показывает мне части тела любимого мужчины? Это его пальцы! Я не могу их не узнать. Его свод стопы, его привычка выгибать пальцы на ногах. А бровь! Только он мог так её изгибать, когда я шутила или говорила какую-нибудь нелепость. Только он. Это только его. Хотелось закричать парню с фото: «Отдай! Это не твоё!». А потом я прочла имя в профиле. Дмитрий. Закусив губу, я вышла из сети и швырнула телефон на кровать.
Всё. Я поехавшая. Опять. Четыре года психотерапии к чёрту. Дыши, дыши, твою мать. Тебя этому учили.
«Меня зовут Добрая. Мне тридцать два. В моей жизни была одна большая любовь, один садист и один предатель. Вот такой набор. И да, я поехавшая. Хотя кажусь нормальной».
Хорошее начало блокбастера про нас.
Если бы существовала бы машина времени, и возможно было вернуться в прошлое, но при этом изменить только одно событие. Что бы я выбрала?
Я не знала, что нам с Добрым отпущено так мало времени. Я бы ещё в детстве ушла бы из дома, чтобы прирасти к нему второй кожей и разделить с ним каждую секунду нашей короткой жизни? Напитаться им до краев, надышаться его запахом, нацеловать мои любимые уши, чтобы мне на всю жизнь бы хватило, если всё-таки не удастся его уберечь? Или не дать тем отморозкам проломить Шерхану череп? Не поехать в тот день в долбанное кино, предотвратить нападение, болезнь, смерть? Уговорить его уехать к отцу, бросить все, уехать с ним и прожить долгую и счастливую жизнь? Стареть с ним где-нибудь в пригороде Берлина?
Или вернутся в день, когда зазвонил мой телефон? С остатками прошлого на линии.
Я бы не взяла трубку.

Сейчас, сидя за столом переговоров в Администрации города Владивостока, я абстрагировалась от размышлений и пыталась принять решение.
Социальная значимость проекта была огромна, но я сомневалась. В первую очередь, в себе, смогу ли я преподнести материал так, что у людей возникнет желание хотя бы спросить Гугл о подробностях этого проекта. Проект «Дорога к дому» и полуторачасовая телепередача на три выпуска про Центр содействия семейному устройству детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей города Владивостока. Дети. Мне тридцать два года. И дети для меня – это инопланетяне. Конечно, если бы я была с Добрым, то у нас бы были дети, и, возможно, за этот промежуток времени их бы было даже больше чем два. Мой Дима, он был частью меня, я так любила его, что хотелось рожать ему детей. Даже в семнадцать. Хотелось видеть продолжение его и себя в одном отдельно взятом карапузе. С этим мужчиной хотелось стать одним целым. Не вышло. Сейчас детей для меня не существовало. Я не знала, кто они такие, что им от меня надо и всегда терялась. Дети подруг не были исключением, я старалась держаться от них подальше и при встрече в зависимости от возраста ограничивалась «козой» или «как дела?». Я могла помочь моим девочкам решением организационных задач, планированием, сбором информации, даже готовкой ужина и стиркой, но только не с детьми.
– Регина Сергеевна, вы нам очень нужны. Это социальный проект. Без вашей помощи и поддержки мы не справимся, – заместитель главы города заглядывала мне в глаза и просительно складывала руки.
– Не думаю, что могу быть вам полезна. Где я и где дети. Я не мама, вообще с трудом понимаю, что с ними делать.
– Регина Сергеевна, миленькая, ну помогите. Без вас никто передачу смотреть не будет, а у вас получается, – подключился начальник отдела опеки и попечительства, – Вы так информацию подаёте, что за ними очередь выстроится! Расхватают как горячие пирожки.
– Пирожки, пирожочки…, – я вздохнула, – Честно. Я с детьми не очень. Они меня боятся. И я их тоже, если честно.
– А, давайте попробуем! Выслушайте нас, устроим встречу с режиссером, обсудим.
Вот так я оказалась в самом центре событий, которые перевернули мою и так не единожды перевернутую жизнь.

Пять лет назад моя жизнь не остановилась. Если честно, она только началась. Мне пришлось учиться принимать события и не строить иллюзии. Учиться обнимать весь мир, если я не могу обнять моих ребят. Разбираться, кто я, и принимать себя. Это была сложная работа – самоидетифицировать себя в жизни и научиться жить дальше.
Злой уехал. Я осталась. Как будто и не было нашей встречи спустя десять лет. Я приняла это. Мне пришлось разложить по полочкам мои эгоистичные побуждения, толкающие меня на отношения сначала с Шерханом, а позже – со Злым. Пережить мой конец света. Цепляясь за парней, я старалась задержаться в разрушающемся мире, не обращала внимание на руины, разруху, боль от повреждений. Я выжила. Физически. А теперь пришла пора открыть глаза и сделать вдох моей душе.
Кто я была без Доброго? Я не могла ответить на это вопрос. Он был я. И познавать мир заново, как ребёнок, открывать для себя новые ощущения было страшно. Я так долго воспринимала себя как его, что за десять лет, что я жила без Димы, я так и не нашла ответа на вопрос – кто есть я на самом деле? Что мне нравиться? Чего бы я хотела? Пора выдохнуть и отделить себя от него. Это больно. Потому что он врос в меня, и я отделяю его местами с частью себя. Но в большинстве своем, он всё же остаётся. Тонким слоем вперемешку с моими клетками он остаётся во мне. И меня это радует. Это значит, я смогу жить как я, с частичкой Доброго в моём сердце. Жизнь прекрасна. Всё чаще эта мысль приходит мне в голову. И тогда я сажусь играть что-нибудь из Scorpions на его гитаре.

Мужчины. С ними сложнее. Их по-прежнему для меня нет. Я до сих пор не могу принимать столь явное несовершенство, столь явное отличие от моего «я». Я только учусь прощать людям их ошибки, а также давать себе право ошибаться. Иногда я всё же хожу на свидания. Обычно не больше двух с одним мужчиной. На третье я уже не соглашаюсь, потому что отказываюсь принимать рядом с собой человека, так сильно отличающегося от меня. Не вижу в этом смысла. Это не компромисс, это издевательство над собой же.
Понять и принять меня ещё в детстве, чтобы взрослеть рядом и становиться старше, опираясь на друг друга. А потом оставить меня одну. Это был план? Интересно же, как я выкручусь, правда? Сценаристам моей жизни надо вручить «Оскар».

Я согласилась на участие в проекте, но только при условии, что буду вовлечена во все процессы – от написания сценария до раскадровки и монтажа.
Сценарий был готов через две недели, он был согласован за три дня. Были выбраны дети, распределены по группам, и мы приступили к процессу.
С понедельника через месяц после совещания в администрации я впервые переступила порог детского дома, который по-модному назывался теперь Центром содействия семейному устройству.
Директор детского дома мне не понравилась сразу, и я с тоской подумала, что нам с ней ещё работать вместе какое-то время.
– Регина Сергеевна Добровольская! Знакомьтесь, это Тамара Константиновна Лукьяненко, директор, и ваша правая рука в дальнейшей совместной работе, – начальник отдела опеки и попечительства, улыбаясь представила она нас.
Высокомерная женщина с презрительно поджатыми губами, покосилась на меня и выдавила улыбку. С собранными в шишку волосами, на носу очки в оправе из желтого металла, строгая юбка карандаш, пиджак серого цвета. Женщина-кремень. Я непроизвольно поёжилась.
Мне сделали обзорную экскурсию по Центру, начали с крыла, где живут подростки. Очень непросто было наблюдать «ничьих детей». Обычные дети. Таких мы видим каждый день. Старожилов среди них не было, все попали в Центр относительно недавно. Дети как дети, контактные, не замкнутые, ходят в обычную школу, дружат, влюбляются. Они были уже достаточно взрослыми, и усыновителей не ждали, и спокойно реагировали на гостей. Они воспринимали детский дом как затянувшуюся поездку в пионерлагерь, шутили, смеялись и старались не думать, что они совсем одни на этой планете. Никто из них не представлял себя за пределами Центра, они не смотрели в будущее.
Тяжелее всего было в крыле с малышами. Детей было немного, все опрятные и ухоженные. И катастрофически одинокие. Даже в возрасте трех-четырёх лет одиночество уже опустило им плечики и поселило неуверенность в себе. Эти воробышки, раскрыв глазенки всматривались в лица, а в глазах читался вопрос «может, я твой?». Невозможно смотреть на их беспочвенную надежду без боли. Я спрятала все свои эмоции, и сосредоточилась на рабочем задании. Это работа. Только работа, Рина.
Когда мы покинули младшую группу, я услышала вопрос:
– Регина Сергеевна, а у вас есть дети? – с плохо скрываемым ехидством спросила директор Центра.
Высокая, статная, она представлялась мне как императрица в своих владениях, с очень плохо скрываемым превосходством, она испытывала необходимость показать, кто здесь главный.
– Нет.
– Я так и подумала. Вы очень отстранены, никаких эмоций не испытываете. Вы не любите детей?
В её голосе слышался вызов.
– Тамара Константиновна, это личный вопрос. И он не имеет отношения к моей работе. У меня техническое задание и я готова его выполнить.
– Да, это же для вас только работа, – с наигранным разочарованием выдала она.
Она тронула за руку, Ольгу Валерьевну, начальник отдела опеки и попечительства, привлекая её внимание.
– Ольга Валерьевна, напоминаю вам о нашей договоренности.
– О чём вы, Тамара Константиновна, напомните, пожалуйста – руководитель недоумевала.
– Вы же понимаете, что это дети. Которые и так уже натерпелись в жизни. А тут еще чужая женщина без эмпатии будет нос свой совать. Да она на них как на инопланетян смотрит! Мы с вами договаривались, что детям никакого вреда съемочным процессом не причинят.
– О Боже, детский сад какой-то, – пробубнила я себе под нос.
– Тамара Константиновна, вы неверно понимаете ситуацию…
Всё. Я извинилась и вышла, пусть разбираются сами.

2
– А что ты делаешь?
Отдельно от всех на полу сидел, подогнув колени, мальчишка, я видела только его спину. За полтора часа, которые я там находилась, никто из детей не подходил к нему, он ни разу не поднялся со своего места, даже ни разу не оглянулся по сторонам. Дети сновали небольшими группками, по два-три человека, затевали какую-то игру, присоединялись к игре соседей. Я откровенно разглядывала его минут пятнадцать, а потом встала и направилась к нему и села прямо на пол рядом с ним. Темноволосый мальчуган не обратил на меня никакого внимания. Я, не зная, как определить детский возраст, логически вывела, что ему может быть от четырёх до шести лет.
Разумеется, на мой вопрос он не ответил.
Он молчал. И я тоже. Он собирал из конструктора «ЛЕГО» что-то вроде крепости. Собирал не хаотично, а по какому-то только ему одному известному плану. Всё на удивление было очень рационально. Детали он захватывал и крутил основательно, активно использовал пальчики, значит, с мелкой моторикой всё в порядке, говорит должен, отметила я.
– Вот тут стену надо толще сделать, ещё один ряд сложи, – я показала место, где надо укрепить стену.
Он меня игнорировал и продолжал заниматься своим делом.
Несмотря на то, что съемки шли уже две недели, как нужно разговаривать с детьми я не знала. Я была вовлечена во все жизненные процессы детей в Центре, но как разговорить мальчишку я даже не представляла. А просто заставить его поговорить со мной я не хотела.
Наверное, что-то во мне сломалось, и дети это чувствовали. Большая поломанная тётя. И старались держаться от меня подальше. Хотя, следует отметить, что дети просто очень взаимны, видя, что я не проявляю к ним должного участия, они не особо интересовались мной. На самом деле, я еле справлялась с эмоциями, прячась за своим профессионализмом, потому что невозможно отключить чувства, когда видишь одиночество таких поражающих масштабов.
Я взяла детали конструктора и начала укреплять стену. Мальчик поднял на меня свои глаза.
Длинные черные ресницы, оранжево – жёлтые глаза с крапинками.
Сердце на секунду замерло. Я вспомнила, что нужно дышать.
– Спасибо, – сказал он.
– Как тебя зовут?
– Димка, – сказал он. И улыбнулся. Озорная улыбка, и один уголок рта выше, чем другой.
Я выдавила из себя улыбку, тронула мальчугана за плечо, пообещала, что обязательно вернусь, и быстро вышла из группы на улицу, не надевая пальто. Я вдыхала холодный морозный воздух так часто, как могла. Мелкий микроскопический лед в воздухе царапал мне слизистую носоглотки, но я не обращала на это внимание. Я дышала. Затем рухнула на скамейку и расплакалась. Эмоции прорвались наружу. Неважно, сколько времени прошло, неважно, сколько времени ещё пройдет. Есть моя constanta, и она неизменна. Он до сих пор мне снится. Он до сих пор приходит в мой сон и держит меня за руку, целует в нос и шепчет на ухо, чтобы я не сдавалась. Я до сих пор почти физически ощущаю гладкость кожи, рельеф плеч и его дыхание на моей щеке. Там, во сне я всегда трогаю руками его стриженый затылок и трусь щекой о его щетину.
Я вытерла слёзы, взяла себя в руки и вернулась в группу. Детей собирали на прогулку, и я пошла помогать их одевать. Помогая натягивать сапожки девочке Оле, я искала глазами Димку.
На улице я подошла в Марине.
– Что за мальчик? Давно здесь? – я незаметно кивнула в сторону Димки. Он опять был один.
– Крюков? Дима? Совсем недавно у нас. Печальная история.
– А здесь других не бывает, – прервала я её, – Ну, что с ним?
– Сирота. Мама умерла, онкология. Отца нет. Есть бабушка матери, но она очень стара, за собой ухаживать не может. Просила, чтобы не забирали его, навещать его не может. А он домашний пацан, сюда попал и замкнулся. Почти не разговаривает. Обижать себя не даёт, но ни с кем не разговаривает.
– Может, надо было бабушке помочь, а не в детдом определять?
– Регина Сергеевна, ну плоха бабушка, это ему сейчас пять лет, а в школу пойдет? Есть другие родственники, тётки двоюродные, но забирать себе они его не хотят.
– Понятно. Спасибо, – сказала я и пошла к Димке.
– Я вернулась, Димка.
Он молчал. Я присела и посмотрела в его глаза.
– Димка, скажи, а друзья-то у тебя есть?
Он молчал и разглядывал меня.
– А давай дружить, – я протянула ему руку, – я Рина.
– Ирина Сергеевна ты, а не Рина, – пробурчал пацан.
– А вот и нет. Я Рина. Меня так зовут. Хочешь, паспорт покажу? – а потом добавила, – Да ты ж читать не умеешь. Эх, ладно.
– Умею! Читать я умею, – серьёзно заявил Димка.
– Ого. И что читаешь?
– Я сказки люблю. Про волшебство, – ответил он, опустив голову, – Про чудеса всякие.
– Я принесу тебе завтра самую волшебную сказку, какую только найду, только ты улыбнись мне ещё, пожалуйста.
Димка стал серьёзный, взгляд потух:
– Я не умею, когда просят. Не выходит.
– А давай я тебе анекдот расскажу!
– А что такое анекдот?
Мы поговорили еще какое-то время, а на прощание я научила его на прощание салютовать «по-Доброму».
По пути в офис я заехала в книжный магазин, чтобы купить для моего нового друга самую волшебную сказку.

У него были торчащие темные волосы, красивые жёлтые глаза с длинными пушистыми ресницами и немного длинноватые клыки.
Димке было пять лет. Но выглядел он младше из-за маленького роста и худобы.  Однако, когда он начинал говорить с тобой, создавалось очень странное ощущение несоответствия возраста и развития. Это был маленький мудрец. Иногда очень мудрые вещи слетали с его языка. По большей части он молчал. Несмотря на его угрюмый вид и нелюдимость, что-то подсказывало мне, что это был очень смешливый и озорной парнишка, когда он жил дома. Оказалось, читать его научила бабушка, потому что большую часть своего времени он проводил под её присмотром. В детский сад он не ходил, но был очень смышленым, учил с бабушкой стихи и занимался с мамой математикой. Мама очень много работала, и каждую свободную минуту проводила с сыном. Жили они в однокомнатной квартире втроём с котом Барсиком. И в детдоме ему было очень плохо. Несмотря на уход, хорошее питание, дружелюбный персонал, за два месяца Димка похудел, замкнулся и перестал разговаривать. А ещё он плохо спал. Часто его заставали ночью сидящим на подоконнике и смотрящим в окно.
После того, как я привезла Димке книжку, он долго стеснялся, топтался на месте, а потом попросил меня наклониться, и на ухо попросил меня принести ему спицы и нитки. Стесняясь, заикаясь, он сказал, что свяжет мне носки, его бабушка научила. У меня внутри потеплело, и началась капель. Как всегда, из глаз, пока никто не видит. Я не умела вязать носки. Я вообще не умела вязать.
Основная часть материала была уже отснята, а я продолжала ездить в детдом три раза в неделю, оправдывая это тем, что возможно следует отойти от сценария и доснять пару эпизодов. Я возила Димке сказки, мы играли в «ЛЕГО», и он рассказывал мне, как он жил до того, как оказался в Центре. Самые свежие воспоминания были связаны с мамой и её болезнью.
С какой любовью и эмоцией мальчик рассказывал о своем самом главном человеке! С нежностью он описывал как она выглядела, её глаза, родинку на левой щеке, её теплые руки. Он вспоминал о том, как она стеснялась быть без волос, и как он помогал завязывать ей платочек, как он любил обнимать маму во сне (они спали на одной кровати), как они ходили гулять вдвоём, пока мама ещё могла ходить, и он не оставлял её, садился рядом на скамейку и развлекал её. И как он навещал маму в больнице с соседкой, бабушке было тяжело добираться до больницы. Как он грел её холодные худые пальцы своим дыханием, как обещал маме забрать её домой и обещал не шуметь, чтобы она выспалась, она выглядела очень уставшей. Он вспоминал её живой, весёлой и смеющейся. И не говорил о её смерти. И мне даже представить было страшно, через что прошёл этот маленький мужчина. Я внимательно слушала, и во время его рассказов я покрывалась мурашками, сердце моё переворачивались, и начинала болеть душа. Мне хотелось прижать к себе этого ребенка и сказать ему, что всё будет хорошо, всё обязательно наладится. Но я не могла ему врать. Мама умерла, её больше нет. И ничего не наладится. Всё будет просто по-другому, без неё. Это как с Добрым – ничего не наладилось, просто жизнь продолжает идти без него. В доме у Димки было так много любви, и сейчас без нее он замерзает.
Я верила в Бога. И мне хотелось верить, что желтые глаза и кривоватая улыбка были даны ему свыше, чтобы я его заметила.
В последнюю неделю монтажа я решила, что после проекта ноги моей не будет в этом месте, и уйду я отсюда с Димкой.

3
– Я забираю его отсюда. – Регина Сергеевна, не всё так просто, – директор Центра презрительно поджала губы. – Давайте не будем усложнять. Тамара Константиновна, что я должна сделать, чтобы он уехал отсюда со мной? – Регина Сергеевна, во-первых, надо связаться с отделом опеки и попечительства. – Считайте, что я уже оттуда. Что дальше? – Потом собрать документы, чтобы вашу кандидатуру рассмотрели, потом школа приёмных родителей. – Это не усыновление, это опека, это позволит забрать Диму быстрее? – Вы должны понимать, в приоритете усыновитель, конечно, – она ехидно ухмыльнулась. – Так, Тамара Константиновна, я знаю, что я вам не нравлюсь. Я тоже не ваша поклонница. Но тут дело не в личных симпатиях. Ему здесь плохо. Очень плохо. Он не есть, не спит, не разговаривает. – Регина Сергеевна, вот видите, как вы сейчас заговорили, а у меня таких детей десятки! И… – Мы сейчас говорим об одном конкретном ребёнке. И вы в силах сделать для него хоть что-то. Поэтому предлагаю не вступать в полемику, а сказать, что от меня нужно, – я бесцеремонно перебила её, не желая слушать очередные разглагольствования полчаса. – Я вам сказала, свяжитесь с опекой и собирайте документы. – Я вас поняла, спасибо, всего доброго.
Я с улыбнулась губами и вышла из кабинета. Выйдя на улицу, я тут же набрала номер и стала ждать ответа.
– Риночка, здравствуй! Что там у тебя с моим делом?
– Добрый день, Пётр Алексеевич, ваш материал будет готов к следующему вторнику, а пока предлагаю встретиться, мне очень нужна ваша помощь. СЕЙЧАС.
– Обеденный перерыв через час, давайте встретимся в «Зимней вишне», я вас буду ждать.

На следующий день к Тамаре Константиновне приехал первый заместитель главы города. Внезапно и без предупреждений. О чем они говорили, остаётся только догадываться. Параллельно с визитом первого зама начальник департамента давал инструкции, а отдел опеки и попечительства.
А я тем временем покупала кровать. Простую и самую обычную детскую кровать, которую я собиралась поставить в кабинете Доброго. Я решила, что оформлением комнаты мы должны заниматься вместе с Димкой. И да, Димке я ничего не сказала, решила, что скажу ему, когда буду забирать.
Через четыре дня опека была оформлена, и я стала официальным опекуном Дмитрия Михайловича Крюкова.
Забрав документы из отдела опеки и попечительства, я заехала в книжный магазин и купила «Лев, колдунья и платяной шкаф» К.С. Льюиса. Взрослая книжка. Димке не по годам. Но она на будущее. На наше с ним совместное будущее. Эту книжку я буду читать ему на ночь.
В Центр содействия семейному устройству я приехала чуть позже, чем обычно. Поднялась на второй этаж, в игровой сразу увидела Димку и помахала ему. Увидев меня, он улыбнулся и побежал мне навстречу.
– Ирина Сергеевна! Пришла! Пришла!
– Скучал, Димка? Я тоже скучала по тебе, – я раскрыла объятия и прижала его к себе. Он был такой худенький и теплый, как птенчик. Надо же, я поймала себя на мысли, что я никогда не обнималась с детьми раньше. Это было здорово. Какая-то теплота поднялась из солнечного сплетения и мне не хотелось разжимать руки и прерывать наши «обнимашки». А потом я по привычке уселась на пол возле него.
– Я тебе сказку принесла, – и я достала из пакета книгу.
– Ого! Толстая сказка! У меня такой ещё не было! – от восторга он прикрыл ручонками открытый рот.
– Дима, – начала я.
Нужных слов я не находила и очень волновалась. Он повернул голову и смотрел на меня. – Дима, я тебя забираю отсюда, будешь со мной жить, одевайся и поехали домой.
Глаза стали как блюдца, миллион эмоций в секунду отразились на его лице. Он не сдвинулся с места, у него задрожала нижняя губа, он сжал кулачки и крепился из последних сил. Заплакал. Застеснялся, как обычно, стал размазывать слезы по лицу.
Я обняла его и сидела на полу, испытывая странные эмоции. Это было похоже на чувство эйфории. Я чувствовала себя счастливой, как в детстве. И ещё мне было страшно, что подведу Димку.
Через полчаса, уладив все формальности, я помогла ему обуться, завязала шапку и, держась за руки, мы навсегда покинули стены детского дома.
***
Я не придумала ничего, кроме как позвонить Юльке. Юлька это маленький торнадо, многомать и моя подружка со времен радио по совместительству. Виделись мы не часто в последнее время по причине её мега материнства, но если с первым ребёнком она и её муж Толик носились как с писаной торбой, то, когда появились второй, а затем третий ребенок в течение трёх с половиной лет, они как-то расслабились, изобрели какую-то семейную систему управления домашними процессами и воспитанием, и даже завели ретривера. В общем, в моих глазах Юлька была эксперт.
– Юлька, привет.
– Добренькая моя, привет. Милая, спасай-помогай. Мне срочно нужен кофе. И поговорить. Я больше в этом доме ни минуты не выдержу, – выдала как из пулемёта Юлька, – Деня, забери у него картошку, она же грязная. Это я не тебе. Толик будет через час. Обещал. Риночка, он обещал!
– Заеду за тобой через час. Мне, вообще-то твоя помощь нужна.
– О как. Ну-ка, колись
– Надо помочь купить всё необходимое для пацана пятилетки. Я опеку оформила, а у меня дома ничего нет, я только кровать купила.
– Ахр4неть. Добровольская. И ты молчала?!
– Давай при встрече. Ты поможешь?
Юлька выскочила из подъезда, едва я позвонила. Я обрадовалась, когда увидела, что она не на «коблах», что бывало исключительно редко – своего роста метр с кепкой в прыжке она стеснялась.
По-хозяйски упав на переднее пассажирское сидение, она обернулась на Димку:
– Здорово мелкий, как тебя называть – Малой или Добрый?
– Димка я. – недоуменно пробубнил пацан.
– А я Юля, только давай без этих тёть. Просто Юля.
– Слышь, а нормальный такой пацан, – обратилась она ко мне, ткнув локтем в бок.
– Слышь, это твои дети нормальные. А мой – самый лучший, – и мы засмеялись.
Потом я повернулась к Диме:
– Дим, это мой хороший друг, она сегодня будет нам помогать, она хорошая, просто смешная.
– А у тебя дети есть? – спросил он Юлю.
– Трое. Два сына и дочка. Приходи в гости, они классные, – ответила Юлька.
– Тоже смешные?
– Сообразительный пацан, – засмеялась Юлька. Она застегнула ремень безопасности, и мы поехали.
Через час мы, наконец-то, закончили с одеждой, даже учитывая, что взяли мы только самое необходимое, обилие выбора и бесконечные примерки вымотали и Димку, и меня. Хотя, Юлька была полна оптимизма и скакала по отделу как козочка, ну, ещё бы, у неё их трое, подумала я.
Затем мы позволили выбрать малому постельное белье, пока мы рассматривали сугубо пацанские принты, выбирая между синими якорями со штурвалами на белом фоне и белыми ракетами со звездами на синем, Димка встал как вкопанный и восторженно водил пальчиками по белому полотенцу с синими акварельными реалистичными китами. Тогда я сказала, что у него обязательно должны быть свои личные киты, значит, мы их покупаем, тут же сложила весь набор в корзину. И увидела её – пока ещё нерешительную, слегка озорную улыбку.
Посуду мы тоже купили. Димка выбрал себе керамическую кружку мятного цвета.
В торговом комплексе был детский игровой центр. Видно было, что Димка уже бывал в подобных местах, и от того, как загорелись его глазёнки, видимо, не часто. Он выбрал мягкую комнату с лабиринтом, и посмотрел на меня, спрашивая разрешения. – Дима, взрослым туда нельзя. Если ты не против, то мы с Юлей будем сидеть вот здесь и смотреть, как ты играешь.
– Ты не уйдёшь? – он схватил меня за руку и заглянул в глаза.
– Дима, я буду ждать тебя здесь и без тебя я отсюда не уйду, – я обняла его, и он снял ботиночки, аккуратно поставил их на обувную полку, скрылся внутри.
Юлька смотрела на меня как на восьмое чудо света.
– Рассказывай.
– Да особо и нечего. Уговорили меня поучаствовать в проекте социальном для одного из детских домов.
– Да я о другом! Как ты смогла взять ребенка!? Ты! Которая детей держит на расстоянии вытянутой руки и от «обнимашек» шарахается? – Юлька хохотнула, – Рина, ты конечно мой супергерой, но я такого от тебя не ожидала. Итак, ну?
Она вытянула маленькую ладонь с растопыренными смешными пальчиками, давая мне понять, что ждёт продолжения.
– Я вот его увидела и поняла, что ему там плохо. Будто он стучит в мою дверку здесь, – я прижала кулак к груди, – А я, поганка бледная, стою и размышляю – открыть или не открыть. У него мир рухнул, и я вдруг себя увидела. Только ему всего пять лет. Я нужна ему. А он нужен мне.
Юлька заинтересованно смотрела на меня, наклонив голову, а я так не смогла ей признаться, что Димка улыбается так же, как улыбался Добрый. И точно так же распространяет вокруг себя такое же поле силы, и рядом с ним чувствуешь себя человеком со сверхспособностями, уверенным в себе и в своих силах, с желанием сворачивать горы, просто потому что ты это можешь. Хочется быть лучше и сильнее, и ты знаешь, что у тебя получится. Потому что рядом с Димкой, находясь в этом силовом поле, я чувствовала себя счастливой. Это был мой персональный «Лидокаин» для всех моих ран и дыр. Рядом с ним было не больно. Я уже и забыла, как это, когда внутри у тебя ничего не болит.
А ещё Димка смотрел на меня глазами Шерхана. И от его глаз мне становилось тепло и мне хотелось читать ему сказки.
И вообще, смотря на Димку, мне хотелось подарить ему счастье, чтобы он почувствовал, что он не один, что его любят. И я могу это сделать.
Всего этого я Юльке объяснить не могла.
– Мы нужны друг другу, понимаешь? Я нужна ему, чтобы он наконец-то перестал молчать, мог спать по ночам и вспомнил, как улыбаться.
– Ну, с ним всё ясно, тебе-то он зачем?
– Я с ним себя счастливой чувствую.
– Хм, понятно. Ну, вот, забрала ты его, а дальше что? Что вы будете дальше делать? – Жить. Возьмём и будем жить. И беречь друг друга. И любить. Ну, ты поняла.

4
С трудом разлепив веки в восемь утра, я получила такой хороший ощутимый удар от совести. Завтрак. Твою мать, я должна накормить ребенка. Как это? Я никогда никому не готовлю завтрак. С тех пор как мне исполнилось восемнадцать. Я вылезла из-под тёплого одеяла и прошлёпала на кухню, автоматически поправляя шорты. Теперь мне всегда придётся спать в пижаме. Внутри я застонала, уж очень давно я сплю без одежды.
Димка услышал, что я встала, и сел на кровати.
– Привет, солнце, – заглянула я в кабинет.
– Привет, – он улыбнулся.
– Пошли умываться, – я махнула головой в сторону ванной.
Димка усердно начищал зубы своей апельсиновой пастой, а затем тщательно натирал мордашку маленьким полотенцем с китом. Он старался мне понравиться. А я отдавала себе отчет, что он мне нравился бы даже если бы он совсем не почистил зубы. Я улыбнулась.
Потом я усадила парня на высокий стул за стойку и спросила, что он будет на завтрак. Димка растерялся. Я, на самом деле, тоже. В холодильнике была какая-то еда, но я не очень следила за сроками годности и за тем, что там есть.
Поэтому на завтрак у нас были тосты с маслом, клубничным джемом и какао. Клубничным джемом, 4ля. Откуда у меня в холодильнике клубничный джем? Завтрак закончился составлением меню на неделю, чтобы закупить продукты. Так, надо отметить, медвежонок любит сосиски, овсяное печенье и яблоки.
Первое утро опекуна я пережила. Когда мы сели в машину, мне пришлось учить Димку пользоваться автомобильным детским креслом, на авто он ездил не часто, у мамы машины никогда не было. Мы отправились во «Фрэш», где закупились едой. Я тщательно следила за списком, а мой маленький генерал сидел в тележке для продуктов и командовал парадом.
Потом у нас была стирка вперемешку с пусканием мыльных пузырей. Мы с ним перестирали все новые вещи – от трусишек до рубашек, с классным вкусным кондиционером для белья, и теперь дома у меня появился новый запах – теперь это запах моего Димки. Потом посмотрели мультики, и обнявшись, уснули на моей кровати. Дневной сон – это важно, особенно, когда тебе за тридцать. А вечером я приготовила сайровый суп, и мы играли в настольную «бродилку».
На следующий день я раскладывала и расставляла вещи, наводила порядок, а Дима помогал мне обустраивать свою комнату. Под вечер второго опекунского дня я сделала вывод, что функция «мать» идет в моей базовой комплектации, и многие вещи делались мной неосознанно, на автомате. Мы поладим с парнем, я была в этом уверена.
Уложив моего уставшего мишку в кровать, я сняла со стены гитару Доброго и спела «Колыбельную медведицы». Димка был в восторге. Он не знал, что я умею играть на гитаре и петь. С тех пор наш обязательные ритуал перед сном – гитара и «Колыбельная медведицы».
В понедельник мы отправились в медицинский центр, где прошли медицинскую комиссию, и уже во вторник Димка первый раз пошёл в детский сад.
Не могу сказать, что он был в восторге от детского сада и от нашей разлуки, он сильно переживал, что однажды я за ним не приду. Он очень болезненно переносил любое наше расставание. Из-за его провожающих меня огромных страдающих глаз я ревела в машине и не хотела идти на работу. Поэтому мы стали посещать психолога, чтобы он, наконец-то, понял, что я его не брошу.
Моя жизнь не сильно изменилась с появлением в ней мальчишки пятилетки, так же два раза в неделю мы ездили на репетиции Shaman, а в моём спортивном комплексе был бассейн и детское время, поэтому я просто передвинула тренировки по времени. Я стала более организованной и бросила курить, в целом, ребенок упорядочил мою жизнь и добавил в нее смысла. А ещё у меня появились вязанные носки. Потому что медвежонок умел вязать и хотел это делать.

Димку забрала во второй половине декабря. Приближался Новый год. У него никогда не было настоящей живой ёлки. Они с мамой ставили маленькую искусственную ёлочку на кухне, на маленьком столике, потому что у них в комнате не было места, и кот охотился за игрушками. Они с мамой наряжали эту маленькую ёлочку, а ещё они разукрашивали окна белой гуашью.
Впервые за много лет я почувствовала приближение праздника и волшебную атмосферу. С этого момента новогодние ёлки опять стали деревьями, исполнявшими желания, они перестали быть для меня просто мёртвыми деревьями.
Ёлку нам принес Толик. Просто позвонил, спросил дома ли мы, и через полчаса приволок маленькую пушистую красавицу.
В субботу мы с Димой поехали покупать ёлочные игрушки и мишуру. Я позволила ему выбирать самостоятельно, как будет выглядеть наша первая новогодняя ёлка. Ему понравились ангелочки, серебряные колокольчики, керамический снеговик и синие шары, я добавила к этому украшение на верхушку, дождик и гирлянду, мерцающую белыми огоньками света. После «Бубль Гума» с огромными пакетами мы сидели в кофейне, где я пила мой капучино, а Димка вылавливал маленькие звездочки маршмелоу из какао. Я видела, что такие приготовления к празднику ему по душе – мой малыш просто светится, возможно, подобное он видит первый раз в жизни, и радость в его глазах искрится совсем не от того, что мы тратили деньги или от того, что купили ему что-то желаемое. Нет, он улыбался от красоты и предвкушения праздника. Я опять поймала себя на том, что смотрю на него, как заколдованная. У него была его улыбка, такая же мальчишеская озорная. Он улыбался как мой Добрый. Жизнь несправедливая штука. Доброго больше нет. А улыбка его – вот она. А ведь если подумать, если предположить, что вдруг он вернулся, и мы поженились, вот так напротив меня с его улыбкой мог бы сидеть наш сынишка. Я вздрогнула и отогнала от себя эти мысли. Но они опять вернулись. И у сына Андрея могли быть такие глаза. Мои мальчики ушли. И никого после себя не оставили. Ушли молодыми, красивыми, полными сил и надежд. А мне осталась только боль и мое богатое воображение, чтобы представлять, как выглядели бы наши дети. Как Добрый заплетает дочке косички. Как Андрей гоняет с сыном футбол. Я сразу вспомнила Звёздный, лето, школьный стадион. И мои мальчишки, уже не дети, но ещё не мужчины, гоняют мяч, а я сижу на трибуне и каждый раз подскакиваю с места, когда мяч летит в сетку ворот, и кричу: «ГОЛ!». И не важно, в какие именно ворота летит мяч, я всегда болела за обе команды, в одной играл Добрый, а в другой Шерхан. Слезы навернулись на глазах. Мне с трудом удалось взять себя в руки. Я улыбнулась Димке. Вот моё чудо. Вот этот не по годам рассудительный малыш. Сидит напротив меня и жуёт зефирки. И для меня совсем не имеет значения его цвет глаз, цвет волос, улыбка, длинные клыки, маленький рост. Сегодня мы будем учить стих для Дед Мороза, а через четыре дня мы с ним пойдём на ёлку в Театр имени Горького, и после хороводов под ёлкой нам покажут замечательную сказку «Снежная Королева». Я счастлива, потому что в моём «сейчас» есть он.

5
Я припарковала машину возле бельевой площадки в маленьком замызганном дворе старой хрущёвки. В подъезде в нос ударил запах кошачьей мочи и подвальной сырости. Я поднялась на второй этаж и нажала кнопку звонка. Дверь открыла немолодая плотная женщина с седеющими волосами в цветастом халате.
– Добрый день, я к вашей соседке.
– К Ильиничне, что ли. Из соцзащиты? Наконец-то, давно вас не было, уже бы и пол вымыть надо, в магазин я ходила позавчера, – женщина обула тапки и вышла на лестничную клетку.
Достав из кармана ключ, она открыла соседнюю дверь.
– Соседка, к тебе гости.
– Гала, здравствуй. Заходи на чай.
– Неее, не могу, надо Лёнчика встретить, я вечерком.
И я осталась в прихожей одна.
Сняв обувь, я прошла в комнату.
Вся обстановка состояла из кровати, дивана, одного кресла и шкафа. На тумбе стоял старый телевизор, по которому сейчас шла какая-то передача. А ещё был стеллаж, аккуратно заставленный книгами, корешок к корешку, я не сразу его заметила. На полу сидел рыжий кот, видимо тоже не очень молодой. Наверное, это Барсик.
В кресле сидела высохшая старушка с пергаментной кожей, с гладко зачёсанными седыми волосами, в домашнем платье, в вязанных носках, а рядом с креслом стояла трость.
– Здравствуйте, Варвара Ильинична. Я Регина Добровольская. Как вы себя чувствуете?
– Вы из собеса? Я раньше вас не видела, – сказала она хорошо поставленным приятным голосом.
– Нет, Варвара Ильинична, я не из собеса, я с телевидения. Но я к вам не по работе.
– Деточка, может вы чаю хотите? У меня есть сушки с маком, Гала мне купила.
– А давайте чаю. У меня конфеты есть! – а потом я добавила, – Вам же можно конфеты?
– Мне повезло! Конфеты мне можно, – улыбнулась старушка губами.
Она рассказала мне где найти чайник, и пока он закипал, мы продолжили общение.
– Вам что-нибудь нужно?
– Что ты! У меня всё есть. Даже больше, чем необходимо, – и тут она с такой тоской посмотрела мне прямо в глаза, и я не выдержала.
– Я забрала его оттуда. Сейчас он живет со мной. Димка.
Задрожали губы, вздох, слеза покатилась по щеке.
– А завтра мы к вам придем Новый год праздновать, – сказала я первое, что пришло мне в голову, и взяла её за руку.
Это был первый Новый год, который я хотела отпраздновать за много лет. Это был первый Новый год для нас с Димкой. Я уже мысленно представляла его, прикрывающего ладошкой открытый буквой «О» рот, когда он обнаружит подарки под ёлкой.
Но бабушка – это последний родственник моего медвежонка, и она старая и больная. А если это последний Новый год, когда они могут побыть вдвоём?
Поэтому мы встретим этот праздник втроём.
– Расскажите мне о его маме. Пожалуйста, кроме вас мне больше некого спросить.
– Моя Оленька, – мечтательно сказала старушка, – Знаете, какая она была! Как солнышко. Улыбалась всегда, даже когда тяжело было. Как всё-таки несправедливо всё устроено.
Варвара Ильинична приехала на Дальний Восток с мужем, которого направили во Владивосток по распределению. Муж обещал ей, что это ненадолго, уж очень тяжело ей было покидать родной Воронеж, свою семью, и ехать за ним на край света. После переезда она устроилась работать учителем начальных классов в школе, где и проработала до самой пенсии. В Воронеж после этого она ездила всего дважды, на Дальнем Востоке она застряла навсегда. У Варвары Ильиничны было двое детей, сын Валера и дочка Таня. Дети закончили школу, уехали учиться, а тем временем муж Варвары Ильиничны умер, и она осталась одна. Ведомственную большую трёхкомнатную квартиру в центре пришлось освободить, и переехать в однокомнатную хрущевку в спальном районе. Таня к тому времени вышла замуж, устроилась на работу и жила своим домом. Через год у неё родилась дочка Оленька, милая улыбчивая девчушка. Валера же после учебы начал пить, появлялся у Варвары Ильиничны редко. Она вообще неохотно говорила о сыне, видимо разочарование в нём спровоцировало её закрыться от этой болезненной темы. Когда Оле было два года муж Тани бросил их с дочкой и уехал в неизвестном направлении. Жилья у них своего не было, и дочка с внучкой переехали жить к Варваре Ильиничне. Это было очень хорошее время. Его старушка вспоминала с удовольствием и нескрываемой радостью. Конфеты и мандарины на Новый год, походы с Оленькой на каток, дружба с соседями, когда не запирали двери и ключи оставляли под ковриком, походы в гости к друзьям, у которых тоже были внуки. А когда Оленька училась во втором классе, Таня однажды не вернулась с работы домой. О том, что она больше никогда не вернётся, они узнали от парня в форме, почти мальчишки. Стоял, смотрел в пол и говорил сухими официальными словами: светофор, пешеходный переход, машина, водитель не справился с управлением. Так они с Оленькой остались вдвоём. Когда внучка закончила школу, Варвара Ильинична очень переживала, что учить её дальше она не сможет, но девушка самостоятельно поступила на бюджет на факультет Психологии и педагогики в Дальневосточный государственный университет.
Прикидывая года обучения, я отметила про себя, что предположительно могла быть знакома с Ольгой Михайловной Крюковой, и возможно даже пересекалась с ней в стенах университета.
На последнем курсе Оля начала встречаться с парнем с университета, на кого он учился точно Варвара Ильинична не помнила, как зовут его, внучка ей сказала только один раз – Женя, фамилию не назвала. Когда она сообщила парню, что беременна, он сказал, что они расстаются и предложил ей деньги на аборт.
Варвара Ильинична обнимала плачущую внучку, и ей очень хотелось побеседовать с родителями этого паршивца. Оля уговорила её ничего не предпринимать, сказала, что ребёнок – это чудо, и они и так проживут. В университете Оля взяла академический отпуск, и пошла работать кассиром в супермаркет, чтобы потом уйти в декретный отпуск. А потом родился Димка. И одним солнышком в их жизни стало больше. Все свои знания и умения старушка передавала мальчишке, привила ему любовь к чтению, показала, как лепить из пластилина пиратский корабль, научила вязать и читать стихи с выражением. Оленька защитила диплом, устроилась педагогом-психологом в центр дополнительного образования и продолжала там работать до того момента, пока однажды при прохождении медосмотра совершенно случайно не обнаружили опухоль. Оля была очень светлая и добрая, очень любила бабушку и сынишку. У неё была обычная жизнь, со своими взлетами и падениями, она много смеялась. Она никогда не винила отца Димы, что он поступил именно так. Благодаря этому человеку у неё был замечательный желтоглазый малыш. Она вообще никогда никого не винила в том, как сложилась её жизнь. Она сгорела за год, угасала на глазах бабушки и сына, который очень рано повзрослел и взял на себя функции единственного мужчины в доме.
А после того, как Олю похоронили, пришла опека и Димку забрали в детский дом.
Я не знаю, что меня больше всего поразило в этой истории. То, что у моего медвежонка где-то есть биологический отец, который предал его ещё до его рождения. Или то, что я могла встречать его маму в университете, теоретически я могла встретить первокурсницу Олю, когда уже заканчивала университет. И отца Димы, кстати, тоже.
Я ещё раз поставила чайник, и старушка рассказывала мне про Олю всё, что помнила. Теперь я знала, что любимый цвет у нее был зелёный, из всех сладостей больше всего она любила мармеладки на агар-агаре фабрики «Приморский кондитер» и яблочный сок, в детстве она ела мел у доски, пока учитель не видел. А еще мне показали любимое платье Оли, она в нем была на выпускном вечере в школе – обычное короткое платье без рукавов из черной сетки на втором платье из черного шёлка. Я рассматривала фотографии и убеждалась, что у моего Димки мамины глаза, янтарные, в обрамлении густых черных ресниц. И улыбка открытая, как у мамы.
Я попрощалась в Варварой Ильиничной, попросила её не волноваться и принять лекарства, потому что завтра мы с Димкой будем у неё в девять вечера.
Я шла до машины, низко опустив голову и глядя себе под ноги. А в мозгу субтитрами бежала строка: «Я должна ему счастье. Я должна ему детство. За меня, за маму Олю, за моего Доброго. За всех. Я должна ему счастье».

– Димка, – позвала парня я уже дома, – Димуль, подойди ко мне, пожалуйста.
Он прибежал из своей комнаты, где собирал игрушки в ящик.
Я взяла его за руки, улыбнулась и сказала:
– Димка, а поехали Новый год к бабушке встречать!
Он опешил на секунду, а потом захлопал в ладоши:
– А можно, да? Можно?
– Конечно! Соскучился по ней?
– Да! – он закивал головой.
Утром 31 декабря мы вскочили чуть свет и к десяти утра помчались в торговый центр. Я купила маленькую искусственную ёлку с шарами, мишуру. А потом мы пошли в отдел посуды и Дима выбрал для бабушки кружку в подарок, и ещё кружку для соседки Галы. Потом я заказала на вынос еду в ресторане, чтобы накрыть новогодний стол.
Вернувшись домой, я быстро накидала программу с поздравлениями, стихами и конкурсами для нас с Димкой, будем развлекать Варвару Ильиничну.
В девять вечера я припарковала машину всё в том же маленьком дворе хрущевки. С пакетами в одной руке и Димкиной ладошкой в другой, а изловчилась надавить на кнопку звонка соседки.
Она открыла сразу, в трикотажном серебристом платье и кудрями, и тут же всплеснула руками.
А Дима протянул ей упакованную в подарочную коробку кружку и коробку конфет и рассказал заученное наспех четверостишье.
Гала горячо обняла моего супермена, посмотрела на меня с восхищением и побежала открывать нам дверь.
Димка, едва скинув обувь, побежал к сидящей в кресле причитающей старушке. По пути он успел стянуть шапку и бросить её на пол.
С визгом он упал в объятия бабушки, прижимался к ней, целовал её впалые пергаментные щёки, что-то бормотал ей на ушко. А я стояла и плакала, наблюдая эту картину. Кажется, сегодня мне удалось сделать счастливыми минимум двух человек и ещё одного порадовать, потому что соседка Гала была очень рада и за старушку, и за Димку.
Мы с Димкой под руководством бабушки быстро накрыли на стол, я установила ёлочку. Мальчика протянул бабушке коробку с кружкой, целовал и рассказал стих, который мы учили для Деда Мороза.
А потом мы сели за стол и до самой полуночи решали ребусы, выполняли задания, рассказывали стихи. В полночь мы разлили лимонад «Буратино» по высоким хрустальным бокалам и поздравили друг друга с наступившим Новым годом под новогоднюю речь президента. Потом я включила музыку, и мы с Димой танцевали. По-дурацки, как умели. Видимо, дурацкие танцы – это наша семейная черта. Варвара Ильинична смотрела на нас и смеялась тихим каркающим смехом.
Через полчаса мы убрали со стола, я вымыла посуду, и мы распрощались с Варварой Ильиничной и поехали домой. Я за рулем машины среди ночного города, подсвеченного огнями, и мой Димка, спящий на заднем сидении. Это было лучшее празднование Нового года за последние пятнадцать лет.
На Рождество мы подарили старушке сотовый телефон, и с тех пор мы регулярно заезжали в ней в гости, а иногда я просто оставляла у неё Димку, чтобы они могли побыть вдвоём.
Все новогодние праздники мы провели в кругу друзей. Встречали гостей – к нам приходили Юля с семейством, Даша и Лиля. Потом ходили в гости сами, Дима подружился с ребятишками Юльки и ему очень понравился их ретривер Босс. А ещё мы впервые сходили на каток. Я не стояла на коньках со времен Звездного, наверное. Но проехав два круга с Димой, я всё вспомнила, и к Старому новому году Димка уже, не торопясь, сносно катался.
Часто вечером дома мы садились под ёлкой, включали гирлянду и зажигали бенгальские огни. В это время я включала новогодний плейлист и подпевала знакомым песням. Димка в такие моменты прижимался ко мне и начинал светиться.

6

Весна
Крупным планом скрывающаяся капля в замедленной съёмке со звонким звуком падает на поверхность.
Обычно так показывают в фильмах. В реальности все происходит иначе. Ты сидишь за рулём, и вдруг в носу у тебя открывается кран и начинает хлестать кровь. Пятилетний пацан смотрит на тебя испуганными глазами. Ты включаешь «аварийки», съезжаешь на обочину, пытаясь словами успокоить ребёнка, одной рукой зажимая нос, мне приходится глотать кровь, чтобы не пугать Димку ещё больше.
Кое как остановив кровотечение, я на «аварийках», доехала до станции скорой помощи, где мне измерили давление и провели обычный осмотр. Я оставила машину на парковке, домой мы уехали на такси. Димка был белый. По его расширившихся зрачками и широко распахнутым глазам, я видела, что у него опять рушится мир. Он сидел рядом и держал меня за руку. Да, не я держала его за руку, а его маленькие худенькие пальчики держали мою руку. От вкуса крови мне было нехорошо.
– Дима, Дим, всё хорошо.
– Тебе больно?
– Нет, что ты, мне не больно, это просто кровь. Иногда так бывает.
– У тебя?
– Нет, у меня такое нечасто, обычно, когда ударюсь.
– Тебя в больницу положат?
– Ещё чего! Я здорова.
– Ты умрёшь?
– Нет! Не сейчас, когда-нибудь, мы все умрём. Но вот точно я умирать не собираюсь. Ближайшие лет сто, по крайней мере.
Разрядить обстановку у меня не получилось. Димка был притихший, какой-то вялый и пассивный.
Дома я позвонила Альбине из отдела кадров и предупредила её, что возьму завтра один день за свой счёт. Мы пили сладкий чай с рогаликами с вишнёвым повидлом, которые очень нравились Димке, и пыталась его разболтать. Потом я разрешила ему лечь спать со мной и до пол одиннадцатого ночи читала ему «Лев, колдунья и платяной шкаф». Когда Димка засопел, я положила ему под бок его зайца, подоткнула одеяло, и почувствовала себя лучше.
Утром я проснулась от того, что на меня смотрят. Димка сидел, завернувшись в одеяла как в кокон и пальцами расчесывал мои запутанные волосы.
Мы провели весь день вместе, дурачились, жарили блинчики, смотрели «Гарри Поттера», играли в настольную «бродилку», читали. Я объявила, что этот день у нас «пижамный» и мы можем не переодеваться и провести весь день в пижаме, и кровать я тоже заправлять не стала.
Вечером я сыграла на гитаре его любимые песни из «Бременских музыкантов», потом я сделала ему ванну с лавандовой пеной, и уже к через час он дремал под «Колыбельную медведицы».
Я приняла душ, взяла в кровать книгу, но через полчаса включила фильм и отключилась. Проснулась я от того, что на экране под звуковое сопровождение шли титры. Я налила себе воды и заглянула в детскую.
Димка не спал. Он сидел на кровати, обхватив колени, и смотрел в темноту. Я поставила стакан, села рядом, притянула к его себе, обняла и начала гладить по голове.
– Дима, Димуль, что, котёнок, не спится? Давай, я тебе спинку поглажу, а? – шептала я ему.
Он молчал, как умел только он – таким пронзительным молчанием, что внутри всё содрогалось, а потом по телу начинали бегать мурашки от того, что становилось холодно, и ты чувствовал, как леденеет душа.
– А ты меня назад не отдашь? – спросил он. – Ты ж сын мой, как я могу.
– А если заболеешь? Если тебе будет плохо и тяжело?
– Значит, будем заботиться о тебе оба, вместе – ты и я, будешь мне помогать.
Он обхватил меня руками и поднял голову:
– Я тебе верю.
И я обняла его ещё крепче.
Мне было сложно. Меня разрывали противоречия. Я запретила себе любить, потому что все, кого я любила, умерли. Уверена, что я приношу несчастье. Но для этого маленького пацана большим несчастьем было бы провести ещё один день в детдоме. Поэтому неважно, что будет дальше, сейчас главное дать ему проснуться в своей кровати, в своём доме, дать возможность пить чай из своей собственной кружки, сидеть на своем стуле и болтать ногами, ставить зубную щётку в свой стакан и вытирать мордаху полотенцем с китами.
А ещё мне было страшно, что я не справлюсь, что забота и ответственность это не про меня, что не смогу быть ему надёжным проводником в жизни ближайшие лет тринадцать. Я не хотела думать о возможных болезнях и о том, что могло со мной произойти за это время. Но Димка не должен вернуться в детдом. Никогда.
Когда Дима наконец уснул, я лежала рядом с ним на кровати и не могла заснуть. Мысли завладели мной полностью, и я всё думала и думала. Нет такой страховки в жизни, чтоб ты застраховался и тебе пообещали, что ты не умрёшь. Как там у классика – «Да, человек смертен, но это было бы ещё полбеды. Плохо то, что он иногда внезапно смертен…»[1 - Воланд – роман «Мастер и Маргарита», М.А. Булгаков]. Я вдыхала запах уже такой родной макушки, и в эту ночь я приняла два важных решения. Первое – я хочу стать мамой Димы Доброго. И второе – я решила позвонить единственному человеку, которому смогла бы доверить самое дорогое. Я решила позвонить Сане Злому.
***
Утром я отвела Димку в детский сад. Он как обычно не хотел меня отпускать, держал меня за руку и заглядывал в глаза.
– Ты вернешься за мной? Точно?
Поцеловала его в висок, обняла и пообещала забрать из детского сада сегодня пораньше.
А затем я поехала в Отдел опеки и попечительства. Усыновлять Димку надо было начинать сейчас же.
На работе о работе не думалось совсем, пока разбирала почту, отказалась от двух интересных проектов – съёмки восхождения на Эльбрус, репортаж об участии в Чемпионате по пулевой и стендовой стрельбе для проекта «Взгляд изнутри». Тут я поняла, что на «Нашествие» я в этом году тоже не еду. Изменения в моей жизни требовали изменения моих планов. Я десять лет жила адреналином и тем, что потенциально опасно. Теперь я не могу рисковать. Ну и ладно, значит, буду фотографом, буду снимать утренники, детишек и ловить адреналин от отказов моделей позировать. Я усмехнулась.
Итак, Злой. Я не смогла найти ни одного контакта в электронной почте, известный мне телефонный номер был отключен. Аккаунты были неактивны больше года. Единственный, у кого я могла попросить помощи, был Мороз Алексей Владимирович, он же Лёха, он же Доктор.
И я поняла, что надо ехать в Москву.
Во-первых, я не видела брата почти год, во-вторых, он ничего не знает о Димке. А в-третьих, он очень трепетно относился к мужской дружбе, а я, поганка бледная, так или иначе причастна к смерти двух друзей, а третьего «поматросила и бросила». При чём, сделала это в такой ярости, что ещё полгода не могла об этом даже вспоминать. Надо ехать, решила я.
Отдел опеки и попечительства подготовили заключение в конце недели, а решение суда об усыновлении было готово через месяц, и ровно через полтора месяца после бессонной ночи на свет появился Добровольский Дмитрий Михайлович, и в свидетельстве о рождении было написано, что Добровольская Регина Сергеевна его мать. Вот так я стала Доброй матерью.

– Димка, а хочешь в Москву?
– В Москвуууу? – мальчишка удивленно уставился на меня, – С тобой?
– Конечно со мной, – я потрепала его по макушке.
– С тобой хочу. А это далеко?
– Да, далеко. Десять тысяч километров. Мы полетим на самолёте.
Ребёнок от волнения прижал руки к груди, смотрел на меня с восторгом и предвкушением чуда, разумеется, самолёт он видел только на картинках и по телевизору. И в тот же день мы с Димкой, сидя за ноутбуком, купили два билета бизнес-класса на самолёт Кневичи – Шереметьево и выбрали для него место у иллюминатора.
Следующим утром сразу после завтрака я взяла телефон и набрала номер.
– Здравствуйте, Доктор, – загадочно с придыханием вещала я в трубку, рассчитывая смутить брата.
– О, привет, Малая. Как ты?
– Не Малая, а Добрая.
– Да-да, Добрая, Добрая.
– Как ты? Как твои девчонки?
– ХА-РА-ШО! – громко по слогам выдал брат.
– Леха, ты на следующей неделе дома будешь? Есть какие планы?
– Буду. Планов нет.
– Тогда жди, я еду.
– У тебя все хорошо?
– Лёшка, у меня всё просто офигенно. И да, я буду не одна. Но, никаких вопросов!
– Во бл4. О, ну окей.
– Лёш, квартиру я забронировала, можешь нас встретить?
– Говори номер рейса, встречу, без проблем.
Мы ещё поболтали немного, сказали друг другу «пока» и я нажала сброс.

7

Дима волновался. Он перестал спать за пять дней до полёта, и пришлось обратиться к врачу. На ночь мы пили ромашковый чай, я гладила ему спинку, и только тогда медвежонок закрывал глазки и засыпал.
Едва мы зашли в аэропорт, Дима начал суетиться, оглядываться, он выглядел обеспокоенным, много новой информации, неизвестность. Я периодически отвлекала его своими вопросами, опускалась на колени, чтобы быть с ним на одном уровне, обнимала и ещё раз проговаривала, что ничего страшного не происходит, это всего лишь новый опыт. Когда мы пошли на посадку, он и вовсе побледнел. Усадив мальчишку на место и пристегнув его ремнем безопасности, я не отпускала его руку пока самолет не набрал высоту. После чего я включила ему мультики, и он уснул. В целом, весь оставшийся полёт у Димки были глаза как блюдца, если ему и было страшно, то вида он не подавал.
Доктор стоял в зале прилёта и вглядывался в толпу. Увидев меня, он улыбнулся, помахал рукой. И удивился. Сильно удивился. Когда его взгляд, опустился ниже и он увидел, что за руку я держу мальчишку.
Мы обнялись.
– Знакомься, мой сын, Димка. А это мой брат, Лёха.
Парни изучали друг друга.
Уже в машине Лёха повернулся ко мне и сказал, улыбаясь:
– Малая, ну вот знаю тебя всю жизнь, а ты даже через столько времени меня удивляешь.
– Ой. Да ладно, сказки рассказываешь.
Тут я обратилась к Диме:
– Дим, мы с ним в детстве очень дружили, он тебе столько про меня рассказывать начнет. Но ты, главное, помни – я хорошая.
– Ага, бегут-бегут по стенке зеленые глаза, – и мы дружно рассмеялись.
Лёха жил в комплексе малоэтажной застройки в Серебряном бору. Он женился семь лет назад на коллеге, Марина была медсестрой. Они почти не встречались до этого, он ухаживал за ней недолго, месяца три-четыре, а потом сразу заявление в ЗАГС подали. Позже, когда я у Доктора спрашивала, почему так, он сказал мне простую истину – когда ты видишь своего человека, не важно сколько вы знакомы, у тебя не возникает ни одного сомнения, а когда нет сомнений, нет выбора, и время воспринимаешь по-другому. Хочется сразу, навсегда, и непременно счастливо. Ему это удалось. Конечно, они с Маринкой иногда шипели друг на друга, но в целом были как две части целого. Через два года у них родилась первая дочка Ульяна, и почти сразу же у неё появилась сестричка Олеся. Вот так мой серьезный хирург стал жить в царстве фей, с резиночками, заколочками, лаком для ногтей и помадой. Лёшка был мировой папа, и позволял девчонкам делать с собой всё, что заблагорассудится.
Они познакомились с Димкой поближе, и мой Добренький очаровал его. Я даже не сомневалась в том, как примет Диму моя семья. Он был маленький мужчина. Очень рассудительный и не по годам развитый. И в то же время он мог рассмешить какой-нибудь детской нелепой выходкой.
Мариша с девчонками Димке тоже обрадовались, и пока она знакомились, показывали квартиру, ловили их кота, я приступила сразу к делу.
– Леха, я должна встретиться с Саней. Где он сейчас, не знаешь?
– Зачем вам встречаться, Малая? Ну вот для чего это опять надо?
– Я хочу, чтобы он позаботился о Димке. Если со мной что-нибудь случиться.
– Так, чего я ещё знаю? Тебе что-то угрожает? Во что ты вляпалась, а?
– Ааааа, сейчас буду орать уже. Нет. Ничего не угрожает. Не вляпалась. Просто мне так будет спокойней.
– Что у вас случилось-то тогда? Ты была как дракон, когда вы расстались.
– Расстались? Хммм, а мы были вместе?
– Не начинай. Даже думать не хочу, что там было между вами. Но что-то было, это точно. Ну, и?
– Всё просто. Он изменил мне.
– Пфффф. И всё?
– Этого недостаточно?
– Почему не простила? Ты же знала, под что подписываешься. Он же на ладони весь был. Столько лет.
– Нет, ты не понимаешь. Я простила. Сразу же. Я не держу на него зла. Но, ты знаешь… Что-то там было ещё. Он сильно давил на меня. Хотел, чтобы я замуж за него вышла зачем-то. Я была не готова к переменам. К отношениям. Так что, если разобраться, сама виновата.
– А если не разбираться?
– Тогда все случилось так, как случилось.
– А зачем сейчас ты хочешь повесить на него какие-то обязательства? Зачем ему это? Можно ведь оставить всё как есть. Если ты переживаешь, что с тобой может что-то случиться, то всегда есть я. Будь уверена, что я не оставлю Димку.
– Леха, я уверена, что ты так и сделаешь. Ты не оставишь его. Но, с тобой он все равно будет сиротой. Ты много работаешь, твои девчонки требуют внимания, и Димка будет лишним. Нет, ему нужен не просто человек, который посвятит ему свое свободное время и горы ради него свернёт, нужна родная душа, чтобы он не был одинок. Злой один, он очень, очень одинокий. И они с Димой могут быть друг для друга той недостающей частичкой души, в которой каждый из них нуждается. Димке нужен отец.
– Хотел бы я посмотреть на Злого в момент, когда ты ему скажешь, – он усмехнулся.
Я засмеялась. Вечером я оставила Димку с Лёхой и его семейством, нашла кафе с верандой, взяла кофе и набрала номер. Длинные гудки. Сердце пульсом где-то в горле.
– Hallo.
– Здравствуй, Злой. Это Добрая.
Пауза. Тишина в трубке. Хриплый голос в ответ:
– Что случилось? У тебя все хорошо?
– Да, Саня, я – нормально. Давай сразу к делу. Когда ты можешь со мной встретиться и где? Я в Москве сейчас.
Опять пауза. А потом мы назначили место и время встречи.
После моего возвращения Леха отвез нас в арендованную квартиру.

Я решила не приходить в кафе заранее. Сидеть и ждать Саню, переживать, дёргаться, какая будет встреча, обрадуется ли он, когда меня увидит или не очень. Нет, это не моё. Мы договорились встретиться у стойки администратора кафе. Главным определяющим моего выбора заведения было то, что там была хорошая детская комната, и я могла спокойно поговорить, не отвлекаясь на Диму. Вот, Добрая, ты уже мать, и заведения выбираешь семейные.
Я увидела его сразу. Высокий мужчина в черные джинсы, белая рубашка, часы. Кто-то ещё носит часы? Боже, прошлый век. Пальто перекинуто через руку. Его нельзя не заметить, такой же огромный, как и раньше. И красивый. Он не видел меня, и я могла немножко посмотреть на него, пока он не видел. Сердце ускорилось, мне стало жарко. Он обернулся, когда я была уже в шаге от него. Застыл. Не рассматривает даже, в глаза смотрит. И улыбается. По телу побежали мурашки. Он рад, вижу, что рад меня видеть.
– Привет, – тронул меня за плечо.
– Привет, – мой рваный выдох, – Знакомься – Димка, мой сын.
Я достала стесняющегося Димку из-за моей спины, и он с интересом уставился на Саню, наклонив при этом голову на бок.
Я посмотрела на Злого. Его улыбка застыла на лице, лицевые мышцы подрагивали, зрачки расширились, в глазах полыхал огонь. Саня схватил меня за куртку, рывком притянул к себе и сделал два шага в сторону, а потом он шепотом на ухо стал на меня орать:
– Твою ж мать, Малая, почему ты не сказала раньше? Он же мой, да? Я его отец? Вот не думал, что ты такая сука!
– Саня, ты дебил? Руки убери от меня, пока я тебя прям здесь не положила, – я не отставала от него, шепотом на ухо ставя его на место.
– Да ты вообще берега попутала, какого хрена ты его от меня прятала?
– Придурок, это МОЙ сын! Мой! И ты не имеешь к нему никакого отношения, – начала я атаку, но вспомнила о цели и добавила, – Ты станешь его отцом, если я умру. Злой резко отпустил меня, он изменился в лице, в глазах его я увидела страх. Он встряхнул меня и, глядя мне в глаза, шёпотом сказал:
– Да что, бл4дь, здесь происходит?
– Саня, давай потом. А пока будь зайчиком и включи обаяние, стань для мальчика Бэтменом, очаруй его, – я подмигнула ему, и толкнула в плечо.
Димка одиноко стоял возле стойки администратора и не понимал, что происходит.
Злой, игнорируя меня, уверенным шагом подошел к нему и присел, чтобы быть с ним на одного роста, хмыкнул, когда увидел Димкины глаза.
– Здорово, ну и кто ты – Малой или Добрый? Я Саня, Саня Злой, это фамилия такая, – Саня подмигнул ему.
– Димка я, – растерянно буркнул пацан и по-взрослому протянул руку.
– Ого, Малая научила? Молодец, – увидев недоумение, спохватился, – Ну, мать, я имел в виду.
– Рина? – поправил его Димка.
– Ну, да, она.
– А чего он как Юля обзывается, Малой я или Добрый, спрашивает? – спросил Димка, когда я присела рядом с Саней.
– Ага, я не первый, кто это спросил! – развеселился Саня.
И мы прошли за столик.
Через минут пятнадцать и серию дежурных вопросов я отвела Димку в детскую комнату, взяла с него обещание, что он нарисует самый красивый мамин портрет, какой только можно нарисовать по памяти, и вернулась к Злому.
– Что будешь? Виски, мартини, мохито, – начал перечислять он, когда я села за столик.
– У меня ребенок, я не пью. Можно кофе, лате с карамельным сиропом?
Он сделал заказ и опять переключил внимание на меня.
– Рассказывай. Кто его отец?
И тут я поняла, что Злой действительно думает, что Димка мой. Забавно, но его реакция мне понравилась.
– Ну, я жду. Кто? – он сдерживался как умел.
– Я не знаю, – и увидев в его глазах сомнение, отрицание этой мысли, злость, разочарование, сменяющие друг друга, я добавила, – Мама умерла год назад, онкология, а в графе отец прочерк стоит.
Злой не успел взять под контроль свои эмоции и со стоном выдохнул воздух. Только сейчас я заметила, что он не дышал.
– Я усыновила его, Саня. А до этого полгода под опекой моей был.
– Поздравляю, – энтузиазма в голосе я не услышала, – А от меня ты что хочешь?
– Саня. Женись на мне.
– Них4я себе, вот это поворот. Злой усмехнулся, задумался на минуту, а потом и вовсе заржал.
– Я хочу, чтобы у него кроме меня был ещё кто-нибудь, – пыталась я донести основную мысль.
– Малая, ты в себе?
– Что?
– Ты вообще нормальная?
– Саша, он не должен попасть в детдом, если что.
– Если что? Кирпич на голову, да? У тебя х4рова туча родственников, у тебя деньги, ты можешь всё устроить и без меня. Нах4й я тебе нужен? – столько нецензурных слов сразу я от него ни разу не слышала.
Я не знала, что ему сказать. Я уже проиграла. Даже если я начну искренне рассказывать, почему могу доверить мое самое дорогое только ему, он не поверит мне. Я вдруг всхлипнула. Затянула себя в узел, чтобы не разрыдаться. Но слеза уже вырвалась на волю. – Вот только не начиная, а, – он выглядел раздраженным.
Я улыбнулась, быстро стерла влагу с щеки, а потом встала, подошла к нему, обняла, поцеловала в макушку.
– Ладно, Саня, мне пора. Рада была увидеться, – он смотрел на меня, а я улыбалась.
– И это всё?
Я развернулась, ещё раз улыбнулась и замахала головой:
– Да.

Злой
Конечно, я думал о ней. Постоянно. Аж бесило, никак не мог переключиться, перестать гонять одни и те же мысли. Я ждал звонка. Ну вот, ещё чуть-чуть – и она позвонит. Позвонит, и опять своим низким голосом «привет» в трубку выдохнет. Главная задача – не сдохнуть без неё. А я уже близок к этому. Нет, я в отличной физической форме. Но я почти уничтожил себя морально. И тоска смертельная по её смеху, по пальчикам смешным. Ногти у неё такие, прикольные, форма забавная. А ещё два пальца на левой руке искривлены.
Тогда, в Амстердаме, на всю спину мне напоминание, что я без неё никто. Напоминание, что она такая одна, она навсегда в моей голове. Together FOREVER. Краской под кожу мне мою девочку, болью, чтобы помнить. Чтобы всю жизнь помнить, что дебил, сцка.
Когда понял, что она не позвонит, почувствовал себя как с обрыва вниз шагнул. Головой понимаю, что всё, конец. А там внутри добрый пацан продолжает ждать. Каждый месяц этот добрый пацаненок говорит, что вот в следующем месяце точно позвонит. Или напишет.
Она закрыла все свои соцсети. Иногда ломал кого-нибудь из общих знакомых или из её подруг, аккуратно, чтоб хозяин аккаунта не видел гостя. Смотрел на неё. Волосы отрастила. Новая стрижка каре. Брюнетка. Блондинка. Андеркад. Опять коса. Татуировка. Бл4. Зачем? Малая, зачем татуировка? Потом приходил в себя, и опять держался – месяц, полгода, год.
Жизнь, как и боль, когда-нибудь проходит.  Однажды поймал себя на том, что праздную не детский день рождения. Рядом со мной кудрявая девушка по возрасту как Малая, когда они встречаться с Добрым начали. Хотя, нет, Крис всё же немного моложе. А мне уже ничего не хочется. Даже работаю на автомате. Успехи компании не приносят радости. Просто воспринимаешь как должное. Вознаграждение за потраченное время и усилия. Новые впечатления, новые люди, новые места. Женщины тоже новые. И никаких эмоций. Глухо как в танке. Я жил раньше примерно так же, много времени. Но после того года с Региной, когда я благодаря ей вылез из своей скорлупы и начал чувствовать, возвращаться опять в пустыню было подобно смерти. Тоска. Ничто не радует. Просто жизнь идёт.
Один звонок. Она. В Москве. И через десять секунд перекраиваю планы, меняю билеты и мчу к ней.
Вот она, улыбается, глаза смеются, ручонки свои изящные ко мне тянет. Худая, глазастая, красивая. И малой с ней. Сын. Сразу подумал, что мой. И как кувалдой между глаз – кровь разом прилила к голове, а внутри волчара зарычал. Пять лет. Сцко, я пропустил пять лет. Первый смех, первая улыбка, первый шаг. Хотелось ей шею сломать за такую низкую месть. А она говорит, что я не причём. А вот так ещё больнее стало. А кто при чём? Утырок какой-то? Вот взвыть готов был, еле сдерживался. Не, ну а что ты хотел, Саня. Пока ты там по всяким коровам шастал, у неё тоже была личная жизнь. Саня, ты мудак. Оказалось, усыновила. В голове не укладывается, зачем, почему. А потом заметил глаза жёлтые и улыбку. Да она поехавшая! Кукуха поехала! Точно, тихо шифером шурша едет крыша не спеша. Хотя, глянул, как она с ним возится, как он на неё смотрит, может и правильно всё, может, семья у них не из-за цвета глаз и имени. Может там, наверху так решили.

Рина
– Ну, что? – Лёха заглядывал мне в глаза, пытаясь понять, что там произошло.
Я продолжала держаться, прислонившись спиной к двери и обнимая Димку, который снимал обувь. Как только Димка убежал к Лёхиным девчонкам, я затянула брата на кухню, закрыла дверь и разревелась. Он обнимал меня, гладил по голове, что-то приговаривал, а я отчаянно ревела и шмыгала носом, как маленькая.
– Ну, скажи что-нибудь, Добренькая.
– Нечего сказать. Не вышло. Ржал надо мной. Всё.
– Ну и нах не надо. Сопли собери. У тебя будет длинная жизнь. Обязательно счастливая. И у вас с Димкой семья, и нах вам никто больше не нужен. И с тобой ничего не случиться. Я тебе обещаю! Вот в понедельник пойдем, и я тебя на всё-всё проверю. Как в космонавты. И ты успокоишься, и будешь жить и воспитывать этого клопа.
– Димка не клоп.
– Ну маленький он какой-то. Такой, клопик.
Все мои родительские обязанности и забота о сыне отодвинули на второй план мою правду. Я думала о нём. Часто я вспоминала тот наш единственный год с улыбкой, и всё чаще с какой-то щемящей тоской. Любила ли я Сашку? Да. Могли ли мы быть вместе? Нет. Почему? Я не могла ответить на этот вопрос. Даже себе.
Я же знаю его с детства. И про неумение выражать эмоции помню. Всегда такой закрытый, молчаливый. Не очень умный. Да, ведь правда, он не очень умный. Вспыльчивый, с контролем у него не всё так просто. Иногда его несёт. Бронепоезд. Но такой волевой и преданный. Кобель. Вот так заканчивается перечисление его недостатков обычно. Достоинствами и бл4дством.
Как жить без любви? Нормально. Возможно. Только иногда находит что-то и лезешь в ноутбук пересматривать совместные фото.
Самое интересное, что из всех троих он подходил мне меньше всего. Из всех троих моих мальчиков я меньше всего могла бы представить себя с ним. Я часто анализировала этот вопрос и удивлялась такому сценарию нашего трёх серийного блокбастера.
Мой Добрый. Он был плоть от плоти моей. Мы были настолько родные души, что иногда даже мне было не понятно, где заканчиваюсь я и начинается он. Нам не надо было говорить, чтобы слышать друг друга. Это был тот уровень близости, к которому стремятся всю жизнь. Два настроенных друг на друга радара. Я была как гитара, которая была настроена им и играла только для него. Для того, чтобы быть счастливой, мне достаточно было просто быть. Такая, какая я есть. Рядом с ним.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/yana-rihter/seychas-p-s-vchera-segodnya-zavtra-kniga-4-67782384/?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

notes
Примечания

1
Воланд – роман «Мастер и Маргарита», М.А. Булгаков