Главная страница | Современная русская литература | Минздрав предупреждает

Минздрав предупреждает
orskaya
В сборнике собраны рассказы, написанные автором за несколько лет. Некоторые события в этих рассказах произошли на самом деле, другие – могли произойти, а каким-то лучше бы никогда не случаться. Герои ищут выходы из ситуаций, ошибаются, влюбляются и разочаровываются, преодолевают себя. Одним словом, живут на страницах этой книги. ______________________________________________________
В авторской редакции. Благодарю за помощь в оформлении книги Семёна Белугина и Александру Алёшину.
Содержит нецензурную брань.

orskaya
Минздрав предупреждает

Минздрав предупреждает
Затяжка. Ещё одна. Прищурив правый глаз, Саша медленно выдохнула сероватый дым. Ярко-розовый след помады блестел на фильтре Мальборо.
– Ну, не знаю, – протянула она задумчиво.
– Да чё там знать, Санёк, поехали! – поглядывая на часы, сказал Тимур, – здесь сейчас скукотища, мясокомбинатские к двенадцати подтянутся, наедут на пацанов с биофабрики, менты дискотеку закроют. И всё веселье.
– Откуда знаешь? – Саша пристально посмотрела на Тимура.
– Руслан сказал, у него на мясокомбинате кореш.
– Я бы посмотрела.
– Слушай, ну чё там смотреть? В прошлый раз такой замес был, что и девчонкам досталось. У тебя подружки свободные есть, парочка? Ко мне братья приедут. Посидим культурно, у меня уже поляна накрыта.
Саша поправила короткие черные волосы. Задумалась. Тимура она знала два года. Учился в параллельной группе. Отличник, спортсмен, душа компании. В училище его уважали и однокурсники, и учителя. Познакомились они ещё в начале первого курса на КВН. С тех пор общались, даже приятельствовали. На дискотеке было и вправду скучно. Людей мало, да и за пультом был не директорский сын Артур, который знал толк в танцевальных песнях, а замдиректора, он же завхоз, тщедушный и придурковатый Алёша (Алексей Петрович, на самом деле, но никто из студентов его так не называл). Ставил он всякую древнюю ерунду, типа Аллегровой и Киркорова, под которых танцевать не хотелось.
– Ладно, сейчас Галку с Яной поищу. Если не согласятся, то и я не поеду.
Девчонки были не против поехать к Тимуру. Они тоже знали его, как порядочного парня. Можно было посидеть в домашней обстановке, пообщаться, вкусно поесть, а то в общаге до следующего завтрака из липкой каши и крошечного бутерброда с маслом ничего не будет.
Чтобы не увидела Ирина Ивановна, воспитатель из общежития, верхнюю одежду решили не брать и не переобуваться. Вышли будто покурить на крыльцо. Ирина Ивановна поморщилась вслед девчонкам и, недовольно, но беззлобно сказала: «Вот пепельницы».
За углом общежития их ждал Тимур на машине. Девчонки, поеживаясь от мороза, быстро забрались в машину.
– Ну, что, красивые, поехали кататься?!
Саша села на переднее сиденье, тряхнула волосами и заулыбалась.
– Ну, поехали что ли.
Щёлкнула зажигалкой и подкурила очередную сигарету.
– Сань, не кури в машине. Отец унюхает, башку мне оторвёт.
Она нехотя покрутила ручку, открыла окно и выбросила сигарету.
Через пятнадцать минут были почти за городом, в частном секторе окраинного микрорайона. Дом Тимура, последний на улице и стоящий особняком, распахнул своё теплое и светлое чрево, впустив чуть подмёрзших девчонок.

– Где у тебя туалет? На улице?
– Обижаешь! Дверь вон направо.
– Ну нифига себе, вот это банкет! – Галка плюхнулась в мягкое глубокое кресло.
Саша и Яна сели на диван, немного оробев от типичной кичливо-кричащей обстановки местных дельцов (родители Тимура торговали мясом) и богато накрытого стола.
– Ну что вы, как в гостях, давайте бокалы, налью!
Выпили кисловатого шампанского, закусили новогодними бутербродами с икрой.
– А где же твои братья? – Саша уже расслабилась.
– Братья скоро приедут.
Тимур, напротив, был какой-то напряжённый, то и дело поправлял чёлку набок, пропуская волосы сквозь расставленные пальцы.
«Влюбился что ли?» – Саша посмотрела в глаза Тимура. Неплохой, в общем-то парень. Он отвёл взгляд. Не успев сказать третьего тоста про родителей, они услышали, как подъехала машина. Поверх поющей из телевизора Натали наложился зациклившийся лай собак.
«Ветер с моря дул, нагонял беду – у…»
«У-у-у», – подвывали собаки в заоконной темноте зимней уральской ночи.
Дверь в коридоре открылась, и с улицы вползли страх и тревога. Ни колбаса диковинных неизведанных вкусов, ни пузырьки желтоватого, пахнущего ароматизированным спиртом шампанского, ни даже весело поющая о несчастной любви, переодетая школьницей Натали, не спасали от наступавшей неясной беды. Беда громыхала, скидывая тяжёлые ботинки, похлопывала по спине Тимура, хохотала басом и наконец ввалилась в гостиную. Их было трое. Девчонки тревожно переглянулись. Лысые, в кожанках и спортивных трико. У первого через плечо висел АК – 47. Лица пришедших были из тех, что «без особых примет».
«Видно нет любви-и-и» – не унималась певица с экрана.
– Что за хуйня? Малой, включи нам киношку. Макс, у тебя с собой кассета?
Макс осклабился и вытащил из кармана явно приготовленную коробочку, с однозначной надписью: «Русское порно».
– Так, ну и чё, девчонки, скучаем? Бухать будем?
Янка выдавила:
– Да нам в общагу уже надо.
– Какая общага? Ща выпьем, кино поглядим, повеселимся.
Саша отряхнула оцепенение:
– Нас ругать будут, поздно уже.
Тимур из любимца девушек, уверенного в себе остроумного красавчика, стремительно мельчал, и скоро уменьшился до пресмыкающейся перед братвой шавки:
– Их воспитатели из общаги до утра дежурят на дискотеке. Никто их искать сейчас не будет.
Девчонки метнули в него тройной колюще-режущий взгляд.
Высокий крупный парень, в котором сразу угадывался лидер, беззастенчиво разглядывал девушек. Распорядился:
– Я здесь сижу, – «забил» место на диване рядом с Сашей.
Пошел в коридор раздеться и поставил автомат в угол.
Шампанское отставили в сторону. В рюмки потекла чуть тягучая с холода водка. Янка резким и коротким движением отставила рюмку от своей тарелки и категорично произнесла:
– Бля буду, если выпью.
Саша чертыхнулась про себя, что не догадалась и себе взять такую защиту, но было поздно. Второй такое говорить бессмысленно.
– Давай-давай, рюмочку за маму, – боров Олег практически залил Саше рюмку, крепко взяв её за плечи и зафиксировав голову своей лапищей.
Янке никто не налил. По понятиям.
– Девчонки, айда в туалет! – Саша призывно повела глазами и девушки встали со своих мест.
– Куда? По очереди, – Макс дернул вставшую рядом с ним Галю и она, неловко подломившись, села обратно в кресло.
Яна даже вставать не стала.
Саша смотрела на своё отражение в зеркале туалетной комнаты, и мысли бились в висок, как дождь по металлической крыше:
«Как добраться домой без верхней одежды и в сменной обуви? Район отдаленный, сейчас уже почти два часа ночи. Общественный транспорт не ходит. Есть шанс поймать машину, но нет денег. Что делать, неясно. Что делать, господи?..»
Когда Саша вернулась в комнату, то в телевизоре вовсю развивалась сюжетная линия фильма. Девчонки сидели красные, как раки, и на экран глаза не поднимали. Там истошно орала мартовским котом белобрысая ярко-накрашенная девица.
Липкий страх заполз Саше под кожу. Она догадалась, наконец, для какой цели они здесь. Подарок этим сытым тупым мордоворотам.

Олег грузно поднялся, почесал бритый череп, как-то по-новому посмотрел на Тимура, вроде «Ты знаешь, что делать», и вышел.
Через минуту Тимур наклонился к смотрящей в потолок Саше, которая, судя по напряженному лицу и сдвинутым бровям, решала какую-то математическую задачку.
– Иди в комнату в конце коридора, там Олег хочет с тобой поговорить.
– Мне не о чем с ним говорить.
– Саня, не выёбывайся, иди, – и потянул за локоть, приподнимая девушку.
– Сука ты, Тимур.
– Ой, да ладно, ещё довольна будешь, Олег щедрый.
Подталкивая Сашу к спальне, он закрывал отходные пути.
Девчонки так и остались сидеть за столом. Молча и опустив глаза.
В спальне было темно. Саша остановилась посредине комнаты, между шкафом и кроватью. Глаза потихоньку привыкали к свету. В окне, через тонкие занавески, виднелся голубой сугроб, подсвеченный луной. На кровати неровной горой угадывалось мужское тело.
– Раздевайся.
Голос дал понять, что вопрос решён, говорить не о чем.
– Я не буду.
Несколько секунд молчания и гора, разрушая собственную конструкцию в темноте, выросла уже рядом с Сашей.
Я сказал, раздевайся, – тихо прорычала темная фигура.
– А я сказала, не буду, – голос Саши дрожал, и она сама тряслась, но решила стоять до конца, будь что будет.
– Ах ты, сука малолетняя, – железные пальцы схватили худую шею, сжали её и толкнули тело вперёд. Ударив Сашу о стену, мужчина легко поднял её за шею вверх. Ноги оторвались от пола, дышать было тяжело. Приблизив свиное рыло с темнеющими прорезями маленьких глаз к лицу девушки, спросил: «Дашь?», – обдав Сашу алкогольно-колбасным смрадом изо рта.
Она не могла ничего сказать, тогда пальцы на шее разжались.
Саша закашлялась и сползла по стене на пол.
– Если бы хотел, давно бы взял тебя. Но нормальные пацаны так не делают. Должна сама согласиться.
– Я не буду ничего делать.
– Хочешь, я тебе заплачу? Шестьдесят штук устроит? Саша вспомнила мамину зарплату повара в столовой в сто семьдесят рублей и ужаснулась сумме.

– Я не проститутка, не продаюсь, – голос звучал тихо, но больше не дрожал.
– У любой бабы есть своя цена.
Саша молчала.
Олег сел на кровать и тоже тихим, но металлическим голосом произнёс:
– Значит так: или ты раздеваешься, или завтра я иду к ментам и пишу заяву, что ты моего одиннадцатилетнего сына совратила.
Саша вскочила:
– Но это же бред, я его никогда не видела, и он меня, ты не знаешь моей фамилии, адреса. Это полный бред.
Мужчина засмеялся обидным смехом, каким смеются над маленькими несмышлёными малышами.
– У меня в машине сейчас хватит бабла, чтобы следак сам написал про тебя сочинение, вместе с твоим чистосердечным, свидетельскими показаниями и экспертизой жертвы.

Сашу тошнило. Сердце билось как сумасшедшее, будто кулак, молотящий изнутри по грудной клетке. Она молчала, больше не понимая, что надо делать.
Вдруг тело вздохнуло и улеглось на кровати.
– Ладно, я сегодня добрый! Давай, массаж сделай и отпущу.
Тонкими худыми пальцами Саша перекатывала валики ненавистной кожи, прищипывала тугую мышечную ткань, мяла её, как тесто.
– И чтобы пацанам ни слова, что у нас ничего не было, поняла. Пришибу.
Саша быстро кивнула. И догадавшись, что в темноте этого не видно, прошептала:
– Хорошо.
Дверь резко распахнулась, заставив зажмуриться:
– А чё это вы тут делаете, а? – Галка суперменом стояла в дверном проёме и фальшиво смеялась. Саша нырнула под рукой у Галки и, увлекая ее за собой, выбралась из темной и душной спальни.


По пути в гостиную, бледная Саша зашептала Галке:
– Надо бежать. Сейчас они ещё выпьют, и нам конец.
В гостиной голоса стали громче, чаще чокались рюмками, снова включили музыку. Руки с перстнями то и дело хватали то девичью грудь, то ягодицу, распаляясь и хохоча, видя смущение и испуг.
– Идем в туалет по очереди, задерживаемся в коридоре, – шепнула Саша на ухо Яне и кокетливо и показно засмеялась. Галя поняла без слов. Нехитрые манипуляции – и все трое у дверей.
Галка, озираясь:
– Давай автомат заберём. Будут преследовать, припугнём.
– Галя, ты чего? Они за оружие нас убьют. Догонят, заберут и на месте положат. Не трогай!

– Девчонки, ну вы где там, мы скучаем! – пьяным голосом позвал Макс.
– Сейчас губки накрасим и идём, – игриво пропела Яна.

– Быстро, давайте, обувайтесь.

– Мы замёрзнем в поле, Саш, там мороз минус тридцать, – Галя надевала лёгкие туфли на высоком каблуке.

– Лучше замёрзнуть. Там у нас хотя бы есть шанс, – прошипела Саша.

Уже через минуту они были на дороге, ведущей в город, насквозь продуваемые ледяным ветром. Их тонкие кофточки, короткие юбки и капроновые колготки не были для этого ветра преградой. Ноги утопали в снегу, выпавшем за ночь. Уже через минуту они поняли, что погибнут здесь, если не случится чудо.
И ровно в эту же минуту чудо случилось. Вдалеке появилось два круглых жёлтых глаза.
Девчонки выскочили на самую середину дороги и замахали, что есть силы руками, заорали какую-то смесь неизвестных слов, из которых иногда выпадало понятное «стойте» и «ну, пожалуйста».
Машина остановилась. Зелёная старенькая копейка покашливала и вздрагивала.
– Дяденька, пожалуйста, помогите нам! Не бросайте!
Посиневшие губы, растрёпанные волосы, дрожащие крупной дрожью юные тельца.
– Садитесь. Откуда вы такие? Вам куда надо вообще?
И девчонки затараторили что-то несусветное про бандитов и автомат, про шестьдесят тысяч и уголовное дело.
«Ох, и врать мастерицы, проститутки, небось» – подумал дядя Коля, рабочий на стремительно беднеющем кирпичном заводе, но домой всё-таки отвёз.

Светало. В комнате вахтёра на первом этаже общежития Ирина Ивановна, уперев руки в бока, орала благим матом что-то про поиски, переживания и ответственность. Вдруг крик оборвался, и воспитательница удивлённо посмотрела на девчонок:
– Нет, ну ты посмотри, лыбятся сидят, шалашовки. Что вы лыбитесь?

Саша подняла глаза и спокойно сказала:
– А мы, Ирина Ивановна, с того света вернулись, радуемся.

2019 г.

Опоздала
– Я тебя прошу, пожалуйста, побыстрее. Ты же знаешь, сколько идёт регистрация. Обычно я приезжаю в аэропорт за два часа!
– Обычно? Ты второй раз в жизни летишь, – усмехнулся Артём.
– Ты бы лучше так собирался, как остришь.
– Остришь?! Мам, никто уже так не говорит. Ты же в 80-м родилась, а не в XIX веке.

Артём вышел из спальни, встал у зеркала и, пропустив обесцвеченные волосы сквозь пальцы, шутливо подмигнул своему отражению. Вера залюбовалась им. Артём был похож на своего отца в юности – высокий, статный, глаза ярко-синие, ямочки на щеках – красивый мальчик. «Но балбес!» – перебила одна мысль другую. Сын. Не муж. Мужа Вера вспоминала другими словами.
– Ну, что ты возишься, Артём?!
– Сейчас, кроссовки зашнурую. Ма, успеем, не переживай. А вообще, если честно, я не понимаю, зачем тебе туда ехать. Жила сорок лет, вдруг – хоба, нарисовался какой-то левый чувак – оте-е-ец!
– Как я тебе объясню? Ты же своего папу знаешь. Мы разошлись, но ты с ним видишься, общаешься. А у меня отца никогда не было.
– Но он чужой тебе. Не растил, не любил, даже не искал тебя.
– Нажимай уже на кнопку. Теперь ещё лифт будет ехать… Сынок, есть такое чувство – зов крови. Понимаешь? Он искал. Всё непросто…

Лифт, не доезжая двух этажей до первого, дёрнулся и встал. В зеркале Вера увидела своё побледневшее лицо.
«О господи, только не это!» – Вера долго смотрела на застывшую красную цифру три на табло. Казалось, из-за этого лифт должен поехать.
– Ну почему, почему именно сегодня?
– Мам, так бывает. Типа, закон подлости.
– Так бывает? У меня на самолёт билеты невозвратные, понимаешь?! Я на них денег у Лены заняла. И отпуск – пять дней.

Вера начала всхлипывать.
– Слушай, у меня тоже сегодня тусовка. Я за пультом. Тебя ещё в аэропорт везти…
Вера вскинула взгляд.
– Ту-у-у-со-о-овка?! Ну, конечно. Это же так важно! Подумаешь, я отца никогда не видела. Подумаешь, если я опоздаю на самолёт, то и не увижу!
– Да чё ты драматизируешь?! Ещё не опоздала. Во-вторых, перенесёшь вылет, да и всё. Не раскисай…
– Лифт не поедет через десять минут – опоздаю. Вылет нельзя перенести, кому я минуту назад объясняла про билеты? И отец болен. Понимаешь? Я могу не застать его.

Артём нажимал на кнопку вызова лифтёра.
– Смертельно что ли болен?
– Люба писала, что он в кардиологии несколько раз за последний год лежал. Сердце, сосуды, давление – букет, в общем. Последнее время тоже нездоровится.
– Слушай, давай службу вызовем, – Вера достала телефон.
– Какую службу?
– Ну, какую вызывают, когда лифт застрял.
– Не знаю я, какую. Интернета нет, погуглить не могу.
– Тогда 112.
– Точно. Давай.
Вера набрала номер, приложила к уху телефон, и, глядя куда-то внутрь себя, застыла.
– Алло, девушка, здравствуйте! Мы в лифте застряли, а у меня самолёт.
На последних словах голос Веры задрожал.
– Пожалуйста, помогите нам! Да, конечно, адрес. Улица Веры Пановой, 28. Второй подъезд. Нас двое: я и мой сын. Нет, сын не маленький, двадцать лет. Сколько? Почему так долго? Поняла, спасибо.
– Долго ждать? – равнодушно спросил Артём.
– Диспетчер передаст бригаде, и они приедут в течение двух часов. В лучшем случае. Говорит, что мы пятые, кто в нашем районе сегодня в лифте застрял.
Вера прислонилась к стенке лифта.
Три месяца собиралась. Сначала на работе никак не могла добиться отпуска. Можно подумать, если она не будет вести одну неделю МХК, то студенты затоскуют. Да никто даже не заметит её отсутствия. Потом деньги искала. Сначала пыталась копить, но – то кран сломался, то утюг сгорел – одно к одному. Хорошо, что подруга выручила. Вспомнив, что билеты не поменять и деньги не вернуть, Вере стало жалко себя, денег, отца.
Он тоже хотел встретиться. Последний раз они виделись много лет назад. Так вышло. Мама сначала переехала, а потом умерла. Вере было три года. Её воспитывала бабушка. Про отца бабушка ничего толком не знала, кроме того, что он из Омска. И что у них «…с дочкой не сложилось».

Вера выросла и искала его. Много лет. Нашла случайно. Даже чудесно. В соцсетях подписалась на блогершу одну, она лекции по психологии вела. И Вера ей зачем-то написала, что лекции замечательные и что «мы ещё и однофамилицы». Потом беседа откровенная, фото, слёзы и телефонный звонок. Сёстры! Люба стала сразу такой родной, будто они друг друга всю жизнь знали. Смеялись, что где-то у отца, может, ещё Надежда есть.
Вера смотрела в зеркало лифта и плакала. Как она могла, дурочка, подумать, что у неё будет семья?
– Мам, ну ладно тебе. Ну, хочешь, я у отца денег попрошу на билет? Не плачь! Я ему не скажу, что для тебя. Он даст.
Они обнялись и долго так стояли.
«Не такой уж и балбес», – подумала Вера.
«Девушка, когда нас отсюда вытащат? Уже два часа прошло. Да, я звонила. Хорошо, мы ждём. На самолёт я уже всё равно опоздала». – последнюю фразу она сказала уже себе.
Когда лифт запустили, Вера и Артём сидели на полу. На первом этаже сеть восстановилась, посыпались сообщения из соцсетей и мессенджеров.
Верхним на экране было сообщение от Любы.
«Вера, сегодня умер папа. Тромб».

2021 г.

Не ходите, дети, в Африку гулять
Утро выдалось морозным. Снег лежал грязноватыми кучами вдоль дорог и дорожек. Район Биофабрики был будто остров, оторванный от основного материка. Серые пятиэтажки жались друг к другу, щерились разбитыми козырьками подъездов, смотрели немытыми глазами окон.
Дверь, обитая красным дерматином, открылась со скрипом.
– О, привет, заходи, – Юлька выглянула одной головой с нечёсаными, пережженными перекисью волосами.
– Мать дома?
– Не, она к бабке в деревню уехала. И слава богу, а то неделю не просыхала, достала уже.
– Так это же лафа!
– А я те чё говорю!
– А отец?
– На смене. Завтра только к обеду приедет.

Юлька пожарила яичницу, заварила чай.
– Кайфово без предков.
– Угу, – сказала я с набитым ртом.
– На дискотеку двинем?
– Конечно. Выпить есть?
– Не, у меня лучше есть, но я тебе потом расскажу. Собирайся, мне тоже надо.
– Слушай, у тебя ботинок никаких нет? Пока я к тебе шла, у меня один до конца разорвался, – я показала Юльке черный ботинок на огромной платформе с полностью оторвавшимся носом.
– Ща гляну. На вот, померь.
– Они как раз.
– Ну и всё, носи.
– Да я только на несколько дней, родители денег пришлют, я новые куплю.
– Носи, говорю. Они мне малы уже. А чего родители, пишут?
– Пишут. Мама скучает. Я тоже, конечно. Закончу каблуху и уеду домой. А пока гуляем! – и я закружила Юльку в шуточном танце.

В школьном фойе вовсю шла дискотека. Пускали всех, не только школьников. Вход – десять рублей.
Музыка громыхала, светомузыка расцвечивала стены цветными пятнами, делая холл казённого помещения похожим на зал ночного клуба. Ну, так нам казалось.
– Иди сюда, – Юлька потащила меня за руку в туалет. Проверила все кабинки. Там было грязно, дым висел серой субстанцией, и стояла жуткая вонь.
– Ну? Чего?
– Ты выпить хотела?
– Ну, для настроения немного.
– У меня есть кое-что получше, – Юлька протянула два сжатых кулака.
– В правой или в левой?
Я со смехом ткнула в её правый зажатый кулак.
– Опа! Угадала! – она развернула руку и медленно открыла ладонь. Там лежал маленький аптечный флакон без этикетки, наполовину наполненный коричневой жидкостью.
– У меня немного, но с настоящими друзьями надо делиться. Юлька обняла меня за плечи и, подмигивая, крутила флакон перед лицом.
Я молчала и смотрела на её руку.
Юлька порылась в кармане олимпийки и достала два шприца.
– Не боись, одноразовые.
– Я не хочу умирать.
– Дурочка, я тоже не хочу умирать. Ты не умрешь. Точно не от этого.
– Это ханка?
– Ну, да. Классная штука. Уносит на раз-два. Добрые люди уже сварили.
– Я слышала, что от неё привыкание почти сразу.
– Херня это. Я уже вторую неделю плотно и никакого привыкания. Принимаю, когда хочу.
– Юлька, страшно в вену колоть. Я никогда внутривенно уколы не делала.
– Давай я. Кто ж поможет, как ни подруга?
Промелькнула мысль про фильм о наркоманах, на который водили всем училищем. Потом где-то на задворках сознания чередой прошли плакаты «Скажи наркотикам нет». Но это же всего разок. Попробовать. И больше никогда. Никто не узнает.
– Страшно, Юлька.
– А ты глаза закрой.
– Ладно, давай, – я зажмурила глаза и протянула левую руку.

Прошел год.

Утро било по вискам. Я еле-еле открыла глаза. Отодвинув спутанные волосы с лица, я потёрла его руками. Было уже одиннадцать.
– Твою мать, одиннадцать.
Я вскочила с дивана. Вернее, хотела. Голова закружилась, к горлу подкатила тошнота. Переступив спавшую прямо на полу Юльку, я поплелась в ванную. Из зеркала на меня смотрело измождённое худое лицо с темными кругами под глазами.
– Чёрт, зубная паста кончилась. Я в приступе раздражения швырнула щётку в стакан.
– Юлька! Вставай. Мы на работу проспали. Эта тварь, Егоровна, нас уволит.
Юлька не шелохнулась.
– Вставай, говорю. Это ты не завела будильник. Из-за тебя всё. Потеряем работу – опять на нулях будем. Мы же должны сегодня долг Длинному отнести. Не говоря о том, что сами пустые. Хоть на пару доз надо наскрести.
– Блядь, чё ты разлеглась? – я со злости пнула Юльку по ноге. И в ужасе остановилась. Нога была холодная.
Я села рядом и тронула её за плечо. Оно тоже было холодным. Я закрыла рот ладонями и что есть мочи в них заорала.
Господи, что делать? Что делать? Я туманным взглядом оглядела комнату. Около дивана валялись шприцы, на тумбочке окурки и бутылки пива. Я стала бессмысленно всё сгребать в найденный на кухне пакет. В кухне, кажется, прошёл Армагеддон. Сколько мы не мыли посуду? Месяц? Два? В раковине зарождалась новая жизнь. Зачем я всё это делаю? А что вообще надо делать? Вызывать скорую? Я подняла трубку телефона на тумбочке и застыла. Но ей же уже не помочь. Тогда кого? А если меня обвинят в убийстве? Эта мысль заставила меня замереть. Надо бежать. А куда бежать? Неважно, главное, отсюда.

– Длинный. Я тебе отвечаю, Юлька мёртвая в своей квартире лежит.
– Слушай, вот вы девки прошаренные. Чё вы ещё придумаете, чтобы долг не отдавать? Думаете, Длинный – лох?
– Хочешь, иди сам посмотри.
– Ага, уже пошёл. Где мои три штуки?
– Длинный, я всё отдам, отвечаю. Мне бы вмазаться разок, подругу помянуть. Одолжи, а?
Длинный затянулся сигаретой, посмотрел на меня пристально.
– Я бы с тебя натуроплатой взял. Ты ещё ничё такая. Но у меня самого голяк, москва пустая – он открыл засаленную деревянную шкатулку и развернул ко мне.
– Длинный, подскажи, родной, у кого взять? Подыхаю уже.
– Точку знаю, но там ребята серьёзные. В долг не дадут. Или за бабки, или по кругу пустят – он хохотнул и шлёпнул меня по ягодицам.
– А цены знаешь?
– Такие же, как у меня.
– Дай адрес.
– Значит, есть бабки?
– Нет пока, буду искать.
– Степная, восемь. У калитки звонок. Скажешь: «Я от Длинного». Пропустят. Но не косячь там.
Длинный помолчал. Снова пристально посмотрел.
– Слазила бы ты с иглы. Ты же ещё не пропащая, как Юлька твоя. Сдохнешь ведь.
– Не сдохну. Я слезу. В любой момент. Скоро. Ещё немного и уеду домой.

В ювелирном магазине на меня сразу обратили внимание. Конечно! Среди этих расфуфыренных я выделялась: спортивный костюм, капюшон на голове, разорванные кроссовки.
– Девушка, вам помочь?
– Нет, спасибо, я посмотрю. А хотя, да, покажите вот это кольцо.
Чёрт, кажется, начинается. Бросает то в жар, то в холод. Мышцы натягиваются, как канаты. Тошнит. Кстати, когда я ела последний раз? Позавчера, вроде. А вчера, как вмазались с утра, догнались вечером, а утром не до того было. Перед глазами встал Юлькин труп. Я совсем забыла про неё. Надо же в скорую позвонить.


Принесли кольцо. Охранник на входе отсутствующе смотрел на меня. Я прикидывала, прорвусь или нет. Дверь широкая. До неё моих три шага примерно. Он и глазом не моргнет, как я вылечу. Моргнул он, сука, глазом и схватил меня за капюшон.

– Командир, ну, отпусти, а. Я вообще ничего брать не хотела. И не брала. Мне приспичило, я и побежала.
– С кольцом в руке?
– Да забыла я его отдать. Забыла!
– Будем память тебе лечить. На вот, пиши.
– Чё писать?
– Чё-че? Чё – по-китайски жопа. Хорош выеживаться! Ты у нас не первый раз. Пиши, как всё было.
– Нельзя как было, командир. Условка у меня.
– Идиотка ты, несмотря на то, что умная девка. Мы твои писульки всем отделом читаем. Писателем могла бы стать.
Я потерла слезящиеся глаза руками.
– Командир, отпусти. Прошу как человека. Я уеду из города. На юг, к родителям. Вы меня больше не увидите.
– Не могу. Честно. Нашли труп твоей подруги. Хана тебе. Если не за убийство, так за распространение сядешь. Жалко мне тебя, дочка такая же, семнадцать ей. Но всё, поздно. Не ходите, дети, в Африку гулять… Пиши.
Вот так могла закончиться моя история, если бы в том грязном, прокуренном туалете, я не сказала бы Юльке «нет» и не исчезла навсегда из её жизни. Как сложилась её судьба, я не знаю.
2019 г.

Изменить с помощью
– Автобус дальше не идёт.
Я была в наушниках и всей фразы не расслышала. Водитель оглянулся в салон и хриплым голосом сказал ещё раз:
– Автобус дальше не идёт.
– Но мне до конечной.
– Пересядете на другой. Я в парк.

Я вышла на остановке. Одна. Местность мне совершенно не знакома. На старой, наполовину стёртой табличке, написано время последнего рейса – 23:30. Время за полночь. Чёрт, ну вот люблю я попадать в истории. Дорога в обе стороны была пустынная и заросшая кустарником по обочинам. Решила идти по ходу движения, чтобы добраться до пункта назначения или поймать попутку. Хотя и страшно в таком месте и в этот час. Дорога была освещена тусклыми фонарями, выхватывающими из темноты небольшой пятак асфальтовой поверхности, а сзади моих круглоголовых одноногих спутников была непроглядная тьма.
Наушники я вынула сразу. Чтобы услышать приближение. Приближение кого? Так, нет, только не бояться! Услышать приближение машины, которая может подвезти. Какое-то время дорога тянулась однообразной полосой. Фонари всё чаще работали через один. И вдруг там, где, казалось, должен был начаться новый освещенный пятак, вынырнул из темноты большой ангар. Дорога упиралась прямо в него. Как так? Куда же мне идти дальше? Я не могла свернуть куда-то не туда просто потому, что вообще никуда не сворачивала. Обойти ангар нельзя было – когда заканчивались его стены, начинался забор из сетки высотой метра три-четыре.

Ещё не отчаяние, но сильное беспокойство овладело мной. Я подошла к ангару. В нем была одна единственная дверь. Под ней виделась тонкая полоска света. Дверь была не заперта. Во мне боролись здравый смысл, который говорил: «Разворачивайся и уходи» и врождённое любопытство к жизни: «Неужели ты не посмотришь, что там?»

Я открыла дверь, боясь услышать её противный металлический стон, как из фильмов ужасов. Но нет. Дверь бесшумно растворилась. Внутри горел свет. Ангар оказался каким-то огромным компьютерным центром. Длинные ряды столов, на которых стояли компьютеры. Почти у всех были выключенные тёмные экраны. Людей не было. Мерно гудел сервер. В самом углу светился синим включённый экран. Я шла между рядами и оглядывала поверхности. На столе рядом с экранами стояли кружки с недопитым чаем, семейные фотографии или фото маленьких детей, иногда дешёвые китайские сувенирные статуэтки.

Наконец я подошла к включённому компьютеру. И в первые секунды у меня случился ступор. Я не могла вымолвить ни слова, ни возгласа, только смотрела на экран, на котором было моё фото на автозаправке, где я пару часов назад покупала кофе. Посреди экрана было написано: «Ошибка 773».
Я села за стол. Помедлила, на секунду задумавшись о противоправности своих действий, и взяла в руку серебристую мышь. Она удобно легла в мою ладонь. Закрыв окно с фото, я в изумлении уставилась на экран. Он был покрыт десятками иконок со знакомыми мне надписями: «1982 – рождение», «1996 – переезд в Орск, новая жизнь», «2001 – свадьба и рождение Антона», «1993 – первая любовь и первое разочарование», «1985 – научилась читать», «2019 – выпуск первой книги».
Я стала открывать папки, надеясь найти свои фотографии, которые каким-то чудом попали в сеть и были зачем-то украдены. В папках были фото и видео – я никогда их не видела, но всё же это были фрагменты именно моей жизни, сомнений в этом не было.
Вот я в три года старательно вожу пальчиком по строчкам книги. А вот я уже в группе детского сада читаю детям сказки, пока воспитательница пишет планы. Мне тут четыре, я помню. А если вдруг бы забыла, название папок напомнит. Вот видео: общежитие ПЛ-52, мне шестнадцать, и предложенная подругой в десятый раз сигарета наконец впервые закурена и сбивает с ног головокружением (я потом несколько лет долго и мучительно бросала). А вот на этой фотографии из 2007 года я впервые беру на руки свою дочь.
Я обескуражена и изумлена. В голове один очень русский глагол, который описывает моё состояние. Мне кажется, что какой-то безумец следил все эти годы за мной. Но некоторые фото сделаны с такого близкого расстояния… И вдруг я понимаю, что часть фотографий запечатлели моменты моей жизни, где я была совершенно точно в полном одиночестве. Эта новая мысль не укладывается в голове.
Я вскакиваю с места, как ужаленная.
– Кто ты? – кричу я кому-то мне неизвестному.
– Как ты это сделал?
В ответ мне слышится только ровное гудение сервера.
Любопытство возвращает меня за компьютер. Я пересматриваю новые и новые фотографии. Я себя такой уже совсем не помню. И никогда не видела со стороны. Боже, как же я всё-таки жутко красилась в восемнадцать. Ужас просто.
Насмеявшись над собой маленькой и поплакав над теми моментами, которые давно были погребены в сознании, я увидела папку под названием «август – 2019». Я вошла. В папке было одно видео и одна фотография. Немудрено, сегодня же только первое число. Я открыла фото. То самое, с заправки. У меня усталый вид, я пью кофе на скамейке и жду автобус.
Закрывая фото, я случайно жму на правую кнопку мыши и появляется меню. Оно очень странное. В нем всего два слова: «продолжить» и «изменить». Жму «продолжить». На фото ничего не меняется. Возвращаюсь в меню и жму «изменить». Высвечивается новое большое меню: «Изменить с помощью…» – материальные ценности, вещи, люди, события, инсайты, культурные коды.
«Интерфейс» – внешность, место, климат, время, окружающая среда.
У меня появляется азарт. Теперь я понимаю: это такая игра. Сейчас я попробую что-нибудь изменить. Так, начнем прямо с первого: наступаю мышкой на строку «материальные ценности». «Лотерея, наследство, гонорар, высокая зарплата, клад». О, конечно, лотерея (всегда мечтала выиграть). Ух ты, выигрыш в лотерею можно регулировать. Та-ак, миллиард, нет, сто миллиардов американских, конечно, рублей. Да, ничего у меня не треснет: куплю всем родственникам и друзьям квартиры, дома, машины, подарю путешествия (родителей наконец-то свожу на море), открою своё дело, полезное для общества, объезжу весь мир и ещё столько всего сделаю.
Вещи, ну тут что их выбирать – у меня же сто миллиардов, куплю вещей, каких мне надо. Интересно, а можно вещь из прошлого. Нажала. В длинном перечне нахожу «несуществующие, но увиденные когда-то предметы». Долго ищу среди сотен предметов старинный пузатый прабабушкин комод. Нахожу и выбираю. Пусть он материализуется в моей жизни.
Люди. Тут мне немного страшно. Ведь это так необычно: увидеть человека раньше, чем он появится в твоей жизни. А если ты должен сам его придумать и вставить, как пазл в свою жизнь, то и вовсе на уме какой-нибудь идеальный принц. Нет уж! Сейчас мне достаточно тех людей, которые уже есть в моей жизни. А дальше посмотрим.
События. Тут я становлюсь маленькой тщеславной девочкой и хочу написать гениальный роман. Прям такой, чтобы ещё несколько поколений зачитывалось. Так как изменения только на август 2019, то успею я его один, не больше. Но вдохновлённая успехом, позже напишу ещё. Меня откровенно веселит эта игра.
О, внешность. Вот с чего надо было начать. Так, рост. Нет, я люблю свои сто пятьдесят шесть сантиметров. Ноги выровнять немного. Ну нет, они тоже ничего, я привыкла. А, вот что, похудеть! Когда бы ещё без усилий я бы смогла достичь желаемого?! Выбираю – пятьдесят три килограмма – мой самый комфортный вес. И волосы. До поясницы. Огненно-рыжие – мой любимый цвет. Ну, не растут они ниже плеч, сколько не растила.
Так, что с инсайтами. Оставим их на сентябрь. Пусть август будет лёгким, радостным, творческим и беззаботным. «Сохранить».
Нажав на кнопку, я с полным удовлетворением откинулась на спинку стула. Вот теперь-то начнётся настоящая жизнь, та, которую всегда хотелось. Без ежедневной головной боли о насущном, без унылых забот и компромиссов с совестью ради выживания. Я прикрыла глаза и увидела себя, стройную рыжеволосую нимфу, на далёком лазурном берегу в ослепительно-белом платье. Я смотрю на море, и оно лижет ступни моих ног прохладными волнами.
– Мама, мам, проснись. У тебя пятьдесят рублей на проезд будет?
Чёрт, всё-таки это был сон… А всё же куплю-ка я сегодня лотерейный билет.

2019 г.

Возвращение
В сумерках открываю глаза. В комнате серо-синяя мгла. На потолке, в самом дальнем углу, пролегла золотистая полоска света. Глаза привыкают к синему мареву. Облизываю губы. Они немного шершавые. Пить хочется. В тишине я слышу своё дыхание. Чувствую, как втягиваю этот синий воздух вокруг меня. Моя грудь поднимается и опускается.
Мне хочется встать, но не выходит. Тело не слушается. Это тревожит меня. Тревожит, что я не могу сделать то, что хочется. Я оглядываю комнату. Она большая. Высокие прямоугольные фигуры расставлены по углам. Что это? Хочу посмотреть.
Поворачиваю голову влево. Прямо передо мной продольные округлые прутья. Я не вижу, где они начинаются и заканчиваются. Хочу дотронутся до них, но рука будто у сломанной марионетки дёргается и вздымается вверх. Пробую снова и снова. Ничего не выходит. Раздражение растет во мне. И пить хочется всё сильнее. В горле пересохло.
Рукой беру свою ногу (сначала долго-долго ловлю её – как же это тело неповоротливо), трогаю пальцы на ноге. Они такие маленькие. Кожа на них немного сморщенная, зато пятка гладкая и приятная на ощупь.
Интересно, почему я не могу встать? Я хочу, очень хочу, но не получается. Ноги дёргаются рефлекторно, руки не слушаются, будто не мои.
Может мне позвать кого-нибудь? А кого? Кого я здесь знаю? А где – здесь? И тут вся эта неопределенность сваливается на меня. Мне страшно. Почему я не знаю, где я?
Я набираю в лёгкие побольше воздуха, чтобы крикнуть: «Здесь есть кто-нибудь? Люди-и-и!», и вместо этого слышу неистовый рёв. Ни одного слова, ни одного. Теперь уже хочу крикнуть, что со мной что-то не в порядке, что-то с телом и с голосом, и ещё громче нечленораздельно ору.
Я в отчаянии. Как мне позвать на помощь? Кого? Вдруг я заключён здесь в этой сумеречной зоне? Мне становится так жаль себя одинокого и не владеющего собой. Реву, что есть силы, сжимая кулаки и перебирая бесполезными ногами.
Вдруг открывается дверь. В комнату врывается свет. Становится так светло, что я щурюсь – глаза не терпят этой яркости и от неожиданности замолкаю. Сверху на меня смотрит самая прекрасная женщина, которую я когда-либо видел. Она протягивает ко мне руки и обнимает меня. Всё, больше ничего не страшно. Мне хочется рассказать ей, что я только что пережил, чтобы мы вместе посмеялись над нелепой ситуацией. Но у меня ничего не выходит. Только гласные, да ещё никак не связанные друг с другом, вырываются из моего горла. Страх снова накатывает. Я плачу.
Женщина смотрит на меня и говорит ласково:
– Ну-у, кто это у нас плачет? Проголодался, сыночек? И памперс, наверное, полный?
– О боже, опя-я-я-ять… Вспомнил!
2019 г.

В авторство не верю
Деревянная дверь со скрипом открылась. По крашеному бетонному полу прополз сквозняк. Заглянув в проём, пожилая санитарка, спросила: «Кто Петренко?»
– Я!
– Иди в ординаторскую. Тебя к телефону.
Надев тапочки, я быстро пошла по коридору. В прокуренной ординаторской никого не было. На старой коричневой тумбочке стоял дисковый телефон ярко-красного цвета. Его трубка лежала на гладком боку, а чёрная спираль провода обмоталась дважды вокруг аппарата.
– Алло. Мама?
– Привет, дочь! Как ты себя чувствуешь?
– Уже лучше. Вены, правда, все истыкали. Сегодня поставили подключичный катетер, наконец-то.
– Это хорошо. У меня для тебя новость. У нас в отделении лежит главный редактор нашей газеты – Тамара Алексеевна.
– «Сельской газеты»?
– Да. Так вот, я сказала, что у меня талантливая дочь.
– Мама!
– Нет, ну а что? Сказала, что ты пишешь стихи и рассказы.
– Ты же знаешь, я не люблю, когда ты мною хвалишься. Да и что я там пишу: так, ерунду всякую.
– Вот и пусть профессионал оценит, ерунда или нет.
– Ну, не знаю. Сомневаюсь, что им понравится.
– Не сомневайся, понравится. Так вот, она попросила принести твои записи для прочтения. Где мне их взять?
– В шкафу, на моей полке.
– Так что, давай, выздоравливай скорее и возвращайся.

Утро возвращения было морозным и радостным. Позади тяжелая болезнь, впереди новая интересная жизнь.
– Ты помнишь Каланчу? Ну, дядька Вовка с завода. Который газеты на рынке продает? – подруга Светка вбежала в коридор, размахивая местной газетой.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=67644072) на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.