Прощай, Баку!
Прощай, Баку!
Валерий Геннадьевич Климов
"Прощай, Баку!" – приключенческая драма (в 2-х частях) о богатой на события судьбе коренного бакинца Алексея Родионова в молодости (со школы по возвращение из армии) и зрелости (в разгар межэтнического конфликта). В романе есть все: неповторимый шарм юношеских забав и первой любви, острота детективной интриги и отношений в любовном треугольнике, трагизм межнационального противостояния и боевых действий в городе. И все это – на историко-культурологическом фоне приморского Баку. Автор романа подполковник МВД в отставке Климов Валерий Геннадьевич, ЛАУРЕАТ Национальной литературной премии "ПИСАТЕЛЬ ГОДА"(2023), член Российского союза писателей, Российского военно-исторического общества и победитель ряда литературных конкурсов, очень красочно отразил в данном произведении как всю широту палитры чувств взрослеющих старшеклассников в стадии становления их личности, так и все многообразие поведенческого стиля (от подлости до героизма) этих же лиц в зрелом возрасте в смутные времена безвластия.
Валерий Климов
Прощай, Баку!
Прощай, Баку! Тебя я не увижу.
Теперь в душе печаль, теперь в душе испуг.
И сердце под рукой теперь больней и ближе,
И чувствую сильней простое слово: друг.
Прощай, Баку! Синь тюркская, прощай!
Хладеет кровь, ослабевают силы.
Но донесу, как счастье, до могилы
И волны Каспия, и Балаханский май.
Отрывок из стихотворения С.А. Есенина «Прощай, Баку!» (1925 г.)
Пролог
Москва. Красная площадь. 25 июня 2008 года. 11 часов 30 минут.
Рядом с Лобным местом остановились высокий, подтянутый и весьма уверенный в себе, симпатичный мужчина лет сорока пяти – пятидесяти, с русыми волосами, немного тронутыми сединой, и его ровесница – все еще весьма привлекательная, несмотря на возраст, стройная русоволосая женщина – являющаяся, судя по всему, его супругой.
Они синхронно посмотрели на свои часы, словно ожидая кого-то, и также одновременно быстро обменялись взглядами, похожими друг на друга как две капли одной воды.
Затем женщина, что-то сказав мужу, спешно направилась к зданию ГУМа, а он, заметно волнуясь, остался стоять на своем месте.
Алексей Родионов, так звали этого элегантного мужчину, в очередной раз окинув своим острым взглядом малолюдную из-за сильной жары площадь и не увидя на ней тех, кого он так нетерпеливо там ждал, внезапно резко зажмурился от яркого солнечного «зайчика», отразившегося от какого-то стеклянного предмета в руках проходящих мимо него людей и случайно попавшего ему прямо в оба глаза, и, ожидая момента, когда пройдет это временное ослепление, невольно погрузился на несколько секунд в свои волнительные воспоминания…
Вот он – шестнадцатилетний бакинский паренек, к которому в его последние школьные каникулы, проведенные вдалеке от его родного города, накрепко «прилепилось» данное на чужбине прозвище «Бакинец», с первого взгляда влюбляется в самую красивую девушку его школы, волею судьбы появившуюся там лишь в выпускном учебном году.
А вот он – уже двадцатичетырехлетний молодой человек, отслуживший после института положенный срок в армии и вынужденный «на гражданке» бороться за свою любовь с весьма коварным и беспринципным соперником – его личным школьным врагом из их общего детства – в условиях, когда исход этой борьбы отнюдь не очевиден.
Ну, и наконец, вот он же – но уже хорошо знающий себе цену мужчина «под тридцать», попавший вместе с самыми близкими ему людьми и значительной частью горожан нетитульной в их республике национальности в смертельно опасную для них ситуацию, когда в его родном Баку разом сменились все привычные жизненные ориентиры у почти двух миллионов жителей этого прекрасного города, и в нем начали гибнуть ни в чем не повинные люди.
Конечно, после этих страшных событий прошло уже довольно много времени, а точнее – без малого двадцать лет, за которые у Алексея и его близких успели зарубцеваться душевные раны, и смогла постепенно наладиться жизнь, но только проходила она уже не «там» – родине его детства и юности, и не среди «тех» – друзей его беззаботной молодости, которых злодейка-судьба разбросала, с тех пор, по самым разным городам и странам, а совсем в другом месте…
Родионов, прогоняя воспоминания, слегка встряхнул головой и осторожно приоткрыл глаза.
Зрение ожидаемо вернулось, и он тут же ясно увидел, как к нему, отходя от здания ГУМа, уже спешила обратно его супруга. При этом она издалека весьма акцентировано махала рукой и, почему-то улыбаясь, указывала ему жестами в противоположную от них обоих сторону.
Алексей, реагируя на ее активные сигналы, резко обернулся и тут же сам моментально расплылся в широкой улыбке. К нему подходили те, кого он так нетерпеливо ждал не только все эти последние минуты, но и все последние десятилетия – его бакинские одноклассники.
Раскинув широко свои объятья, он поспешно шагнул им навстречу. Однако, почти тут же, по какой-то злой иронии судьбы, его глаза поймали очередной «зайчик», и он вновь надолго зажмурился…
Часть 1. Бакинец
Глава 1. Последний день лета
Наступившее утро тридцать первого августа одна тысяча девятьсот семьдесят седьмого года в городе Баку было по-южному жарким и душным.
В такую погоду, при абсолютном безветрии и полном исчезновении остатков ночной прохлады, невозможно спать долго, и шестнадцатилетний Алексей Родионов, проснувшись от яркого солнечного света, пробившегося из-за неплотно закрытых занавесок на окне, и веселого чириканья стайки воробьев, доносившегося с улицы через открытую форточку, лишь напрасно тратил время на безуспешные попытки повторно заснуть.
Наконец, с пока еще безлюдной улицы раздались звонкие возгласы пришедшего в их двор молодого «мацонщика»: «Мацони! Кому мацони?», и полусонное состояние у расслабленно зевнувшего Алексея окончательно прошло.
Понежившись, по привычке, еще несколько минут, Родионов, все-таки, набрался решимости и, медленно разведя руки в разные стороны, попытался было напоследок сладко потянуться, но внезапно пронзившая левое плечо боль заставила его невольно вздрогнуть и болезненно поморщиться.
И тут же воспоминания о весьма непростых событиях вчерашнего дня нахлынули на него лавиной неприятных ощущений.
Надо же было вчера такому случиться, что он, едва вернувшись утром в родной Баку после неплохо проведенных летних каникул у своих родственников в далеком Арзамасе, уже к обеду успел влипнуть в столь неприятную для него историю.
Направляясь в ближайший магазин за хлебом, Алексей, сокращая путь, невольно вступил на территорию соседнего двора и, проходя там мимо мирно игравших в футбол мальчишек, рефлексивно откинул им ногой внезапно отлетевший в его сторону мяч, который, отскочив от небольшого бугорка, случайно попал одному из играющих сорванцов в место пониже спины.
Раздался громкий смех всех присутствовавших, при этом, ребятишек, и расплакавшийся из-за этого мальчуган моментально побежал жаловаться на него к себе домой.
Родионов же, не придав этому событию большого значения, спокойно продолжил свой путь и уже через минуту начисто забыл про нечаянно обиженного им пацана.
И, как оказалось – весьма напрасно! Купив в магазине круглую буханку теплого душистого хлеба и возвращаясь обратно той же дорогой, он за первым же ее поворотом – вокруг угла местного детского сада – нарвался на уже поджидавших его там трех парней довольно угрюмого вида.
С запоздалым сожалением вспомнив о нелепом инциденте с мальчишкой, Алексей сразу же понял, что зря он пошел к себе домой тем же путем.
Парни были старше его лет на пять и примерным поведением явно не отличались.
Их вожака Алексей узнал сразу.
Это был известный на всю округу «блатной» (так тогда называли людей из криминального мира) по имени «Аслан» – высокий, крепко сложенный, с тонкими чертами лица, молодой человек, уже имевший, к этому времени, на своем счету одну достаточно серьезную судимость.
Он, как оказалось, приходился старшим братом расплакавшемуся мальчугану, и этот факт ничего хорошего шедшему в его сторону Родионову не сулил.
Стоявший слегка в сторонке младший брат Аслана тут же закричал, показывая на него пальцем: «Вот он! Вот он!», и Алексей внутренне напрягся в ожидании худшего.
Не подавая вида, что ему стало немного не по себе, он все так же не спеша продолжал идти прямо на них, не сворачивая и не замедляя шаг.
Когда до парней оставалось пройти около десяти метров, Аслан сделал два небольших шага ему навстречу и, слегка нахмурившись, громко и отрывисто спросил:
– Ты зачем ударил мячом моего брата?
Родионов, продолжая идти прямо на него, миролюбиво ответил:
– Аслан, это произошло совершенно случайно.
Однако, Аслан, похоже, и не собирался его выслушивать.
Он молча выждал момент, когда расстояние между ними сократилось до полутора метров, и попытался с ходу нанести Алексею удар ногой в пах.
Родионову лишь в последний миг удалось отскочить на полшага назад, и нога нападавшего, не коснувшись его, взлетела на уровень груди, отчего сам Аслан на считанные доли секунды оказался в весьма неустойчивом положении.
И Алексей, воспользовавшись этим моментом, резким взмахом своей левой руки поддел ногу нападавшего снизу вверх и быстрым крутящим движением отвел ее в сторону.
Потеряв равновесие, Аслан камнем рухнул на асфальтированную дорожку, и тут же в начавшуюся драку вступили два его друга.
С двух сторон на Родионова обрушился настоящий град кулачных ударов, от которых он едва успевал отбиваться, стараясь правильно ставить «блоки» и невольно отходя к забору детского сада, расположенного вдоль тротуара.
Однако, упершись спиной в металлическую решетку этого забора, Алексей вдруг ясно осознал, что оказался в ловушке, и в тот же миг его неожиданно охватила слепая безудержная ярость.
Не обращая больше внимания на достигающие его тела удары высокорослого противника, нападавшего на него слева, он сам нанес целую серию мощных ударов кулаками обеих рук невысокому парню, наседавшему на него справа.
Явно не ожидая от Родионова такого бешеного отпора и пропустив от него парочку весьма болезненных ударов, тот, в конце концов, не выдержал и позорно отбежал на несколько метров в сторону.
Путь к спасению был открыт, и Алексей, в три прыжка, вновь оказался на тротуаре.
Но там к нему, наперерез, тут же бросился поднявшийся к этому времени на ноги Аслан, в руке которого сверкнула на солнце острым лезвием «финка», и Родионов, не успев развернуться к нему лицом, невольно пропустил нанесенный им этим ножом веерно-горизонтальный удар, от которого у Алексея тут же острой болью резануло левое плечо.
Не обращая внимания на возникшие болезненные ощущения, он «в горячке» отскочил на два-три шага назад и решительно принял оборонительную стойку, после чего, сделав обеими кистями своих рук приглашающее движение, запальчиво произнес вдруг осипшим голосом:
– Ну, давай! Иди сюда! Иди!
Однако, Аслан, посмотрев на его левое плечо, неожиданно спокойно сказал:
– Хватит с тебя, пожалуй.
Опустив руку с ножом вниз и оттолкнув другой рукой своих рвавшихся в драку товарищей, он вместе с ними неторопливым шагом направился в сторону своей многоэтажки.
Только после этого Алексей взглянул на свое левое плечо. Короткий рукав его летней футболки был сильно разрезан, и вдоль всего разреза проступала кровь, тонкая струйка которой, стекая вниз по руке, уже образовала несколько красных пятен на асфальте.
Родионов, расстроенно выругавшись, поднял левой рукой с асфальтированной дорожки брошенный им там, в начале драки, пакет с купленным хлебом и, прижав рану правой рукой, демонстративно медленным шагом прошел в свой двор.
Дома его встретили ожидаемо встревоженными возгласами находившиеся там мать и бабушка, и, чтобы их не огорчать, Алексею пришлось соврать им, сказав, что он, якобы, нечаянно порезался узким осколком стекла, незаметно торчащим в металлической решетке забора детского сада, при случайном соприкосновении с ним своим плечом во время разговора с встретившимися приятелями.
В эти объяснения они, конечно, мало поверили, а пришедший позже дед не поверил и вовсе. Он просто промолчал, выслушав его короткий рассказ о случайном порезе, и лишь поздним вечером, когда рядом не было никого из женщин, тихо спросил у смотревшего телевизор внука:
– Ты точно уверен, Алеш, что не надо вызывать милицию?
На что Алексей также тихо и коротко ответил:
– Да, дед, уверен!
После обработки перекисью водорода его раны, а она, к счастью, оказалась неглубокой, мать с бабушкой аккуратно забинтовали ему плечо и в один голос потребовали, чтобы в этот день он больше никуда не выходил.
Алексей не возражал, поскольку идти ему, собственно говоря, пока было некуда, и весь вечер добросовестно проторчал у телевизора.
Мысленно разобрав до мельчайших подробностей весь вчерашний инцидент, Родионов с удовлетворением пришел к выводу, что поскольку вел он себя в данном конфликте весьма достойно, то в трусости уж точно никто его упрекнуть не сможет. А вот это-то и было главным итогом прошедшей «разборки», так как что-что, а уж смелость у всех дворовых и школьных компаний, где его знают, ценилась превыше всего.
Ну, а в том, что об этой вчерашней драке, наверняка, уже знают почти все молодые парни и мальчишки как его собственного, так и близлежащих дворов, можно было не сомневаться.
Информация подобного рода, в их квартале, распространялась мгновенно. И, осознав это, Алексей теперь уже с оттенком тайной гордости посмотрел на свое перебинтованное плечо.
После этого его мысли окончательно перекинулись на другие, не менее приятные ему, темы.
Во-первых, сегодня наступил последний день августа, и, значит, завтра надо будет идти в школу – в последний десятый класс, по окончании которого уже в следующем году, наверняка, можно будет произнести заветную фразу: «Прощай, Баку, и… здравствуй, новая студенческая жизнь в другом городе!».
Во-вторых, в связи с тем, что недавно совершенный им летний выезд на каникулы к родственникам в Арзамас оказался полным новых и ярких впечатлений, ему будет теперь, что рассказать своим школьным друзьям при завтрашней первосентябрьской встрече.
И наконец, в-третьих, главное: сегодня утром должен вернуться со своих соревнований его лучший друг Виталий Горшенков, живущий в соседней одноподъездной девятиэтажке (кстати, точно такой же, как и та, в которой жил Родионов), а это означает, что скучать ныне не придется.
С Виталиком он дружил с первого дня их поступления в школу, произошедшего девять лет назад. Так получилось, что обе их девятиэтажки сдавались в эксплуатацию и заселялись жильцами в их последнее дошкольное лето, практически, одновременно, и их семьи, как и многие другие, въехали в эти дома лишь в самом конце августа.
Поэтому, в тот свой самый первый школьный день Алексей, увидев в школе мальчика из соседнего дома, сразу же с ним подружился, и, хотя их рассадили, при этом, за разные парты (причем, каждого мальчика обязательно сажали рядом с девочкой), это не помешало им тогда провести все их первые перемены вместе, что, несомненно, помогло обоим сразу же освоиться в новом для них коллективе.
С тех пор они были, что говорится «не разлей вода»: вместе ходили в школу, вместе из нее возвращались и, естественно, бедокурили всегда тоже вместе: по крайней мере, во всех школьных и дворовых историях, плохих ли или хороших, они были замешаны всегда оба.
В начальных классах Горшенков, поскольку его родители днем находились на работе, сразу после школы шел вместе с Алексеем к нему домой и находился там аж до семи часов вечера, пока его не забирала домой возвращающаяся с работы мать Виталика.
Все это время, до ее прихода, Родионов с Горшенковым проводили вместе: делали уроки, играли и обедали под бдительным присмотром бабушки Алексея.
Немного повзрослев, Виталик после школы стал оставаться в своей квартире один вплоть до прихода его родителей с работы. И теперь уже Алексей стремился под разными предлогами улизнуть из дома к Виталику – туда, где они могли беззаботно болтать на самые разные темы, придумывать очередные мелкие каверзы и бесконечно строить грандиозные планы.
Они даже кружки посещали, до поры – до времени, одни и те же: шахматный, теннисный и фотографический.
И лишь в девятом классе их личные интересы стали понемногу расходиться в разные стороны.
Горшенков вместе с их одноклассником Марком Пятницким, имевшим громкое прозвище «Доцент», по-настоящему увлеклись легкой атлетикой: Марк – стайерским, а Виталик – спринтерским бегом. И это их увлечение оказалось довольно серьезным.
Оба они довольно быстро попали в молодежную сборную Азербайджанской ССР по легкой атлетике и стали часто ездить на соревнования в различные города страны.
Конечно, это не могло не отразиться на их успеваемости, но зато сполна окупилось ростом их популярности среди одноклассников… и не только.
Одни их рассказы о посещаемых ими городах и, само собой, обычные спортивные байки всегда собирали вокруг них целые группы благодарных слушателей.
Что же касается Родионова, то его стали увлекать игра на гитаре с сочинением собственных песен и занятия в школьном оперативном отряде или, как его еще иногда называли – отряде содействия милиции.
В этом отряде, руководителем которого был завуч их школы по воспитательной работе Юрий Вячеславович или «Винни Пух», как его звали школьники за его круглое лицо и кругловатую фигуру, Алексей вместе с другими заинтересовавшимися данными занятиями старшеклассниками обучался основам рукопашного боя, криминалистики и правоведения.
Помимо этих увлечений Родионову, поскольку он хорошо учился и был одним из самых заметных школьных активистов, приходилось весьма часто принимать участие в самых различных олимпиадах по всем основным школьным предметам, шахматных соревнованиях, смотрах художественной самодеятельности и, конечно, собраниях комитета комсомола их школы, в состав которого он входил вместе с еще одним своим приятелем по классу – Сергеем Розовым или просто «Серым», как его звали близкие друзья.
Сергей относился к тому типу людей, про которых обычно говорят: «свой в доску». Это был, на редкость, открытый, спокойный, порой даже в чем-то медлительный, но способный мгновенно «взорваться», если его затронуть за живое, юноша.
Он всегда производил впечатление надежного человека, и поэтому с ним Алексею всегда было также легко, как и с Виталиком. Единственное, что мешало тогда их более частому общению, было то, что Сергей жил в диаметрально противоположной (по отношению к школе) от него стороне.
Впрочем, начиная с девятого класса, Родионов после школьных занятий проводил с ним время, пожалуй, уже не меньшее, чем с Горшенковым, так как, помимо комитета комсомола, Розов также входил в состав оперативного отряда и кружка школьной художественной самодеятельности, которые посещал и Алексей.
Что же касается шахмат и футбола, то на них были, буквально, «помешаны» не только Родионов и два его самых близких друга, но и добрая половина остальных их одноклассников.
На констатации данного факта приятные размышления Алексея прервал громкий голос его бабушки, упорно звавшей его завтракать.
«Да, пожалуй, действительно, пора вставать», – решил Родионов и, встав с дивана, натянул на ноги свои спортивные штаны.
Сделав после этого пару разминочных движений корпусом, он поспешно покинул свою спальню и бодро прошел в ванную комнату.
Наскоро умывшись и тщательно вытершись полотенцем, Алексей внимательно посмотрел на свое отражение в зеркале и, увидев у себя на подбородке несколько небольших выросших волосинок, осторожно сбрил их дедовским станком.
«А ведь совсем скоро, видимо, придется уже перейти на ежедневное бритье, – подумал Родионов. – Вот, где будет морока».
Прыснув, напоследок, на себя одеколоном, он, наконец-то, вышел из ванной комнаты и без промедления направился в кухню, где на кухонном столе его ждали готовые к употреблению бутерброды и стоял традиционный бокал с горячим чаем.
Бабушка, приготовившая ему завтрак, уже занималась чем-то своим на балконе, а дед, встававший раньше всех в их семье, видимо, как всегда, ушел на работу еще час назад.
Дед Алексея, фронтовик, человек с большим жизненным опытом, не привыкший сидеть без дела, и на пенсии нашел себе работу по силам – устроился дежурным лифтером в своей же девятиэтажке.
Мать Родионова тоже, скорее всего, была уже на работе. Она работала экономистом на каком-то военном заводе и всю жизнь разрывалась на два дома: квартиру, где жил Алексей с бабушкой и дедушкой, и квартиру в полутора часах езды от них, где жил его больной отчим, периодически ложившийся в больницу, но так и не излечившийся до конца от своего недуга.
Плотно позавтракав, Алексей встал из-за стола и, подойдя к телефонному аппарату, находившемуся в прихожей на прикрепленной к стене подставке, поспешно набрал телефонный номер Виталика.
– Да, – послышался в трубке знакомый голос. – Это ты, Лех?
– Я, – рассмеялся Родионов. – Ты что… ясновидящий?
– Ага… Давай ко мне! Я – один здесь, – сказал Горшенков. – Жду!
– Уже иду, – ответил Алексей и, громко крикнув бабушке, что уходит к Виталику, вышел из квартиры.
Зайдя в подъезд соседней девятиэтажки и поднявшись на третий этаж, Родионов позвонил в дверь квартиры номер девять.
Дверь открылась почти сразу, и на пороге показался Горшенков.
– Привет, Виталь! – радостно произнес Алексей.
– Привет, Лех! – с широкой улыбкой на лице ответил Виталик.
Друзья обменялись крепким рукопожатием.
– Проходи, – Горшенков отодвинулся в сторону, пропуская в квартиру Родионова.
Тот осторожно вошел в прихожую и сразу же стал снимать там свои легкие летние туфли. Аккуратно поставив их в уголок рядом с входной дверью и медленно направившись в зал – самую большую комнату квартиры, он случайно сдвинул лежащий посреди прихожей бежевый половик, под которым на паркетном полу предательски обнажилось большое темное пятно, и друзья, одновременно взглянув на него, разом заулыбались.
Дело в том, что несколько лет назад, когда они оба ходили в секцию настольного тенниса и играли в эту игру везде, где только им заблагорассудится, им, однажды, пришла в голову мысль «сгонять партейку» в теннис не где-нибудь, а… прямо дома у Виталика.
Недолго думая, Горшенков разложил, тогда, в зале их семейный прямоугольный стол и положил в его центральной части, вместо разграничивающей сетки, несколько плоских деревянных линеек. И игра началась…
Наигравшись вдоволь и придя, в конечном счете, к ничейному результату, они договорились, как принято в таких случаях, сыграть последнюю партию. Однако, после нескольких минут решающей игры неожиданно помялся их теннисный шарик.
Вмятина была небольшой, размером с копейку, и Виталик решил ее выправить, подержав шарик над огнем конфорки газовой плиты в кухне.
Алексей и сказать ничего не успел, как его друг уже занес руку с шариком над огнем.
Шарик вспыхнул почти мгновенно, и растерявшийся Горшенков рефлексивно отбросил его на паркетный пол в прихожей.
Теперь уже полыхнуло огнем и паркетное место под шариком.
Все происходило настолько стремительно, что от ужаса на Виталика нашло какое-то странное оцепенение. Он стоял и безмолвно смотрел на все более разгорающийся под объятым пламенем шариком паркетный пол.
Алексей тоже испугался, но, видя, что его друг, буквально, замер от ужаса, инстинктивно схватил валявшийся в стороне бежевый половик (почему тот оказался сдвинутым с его обычного места, они и сами потом не вспомнили) и, накрыв им очаг возгорания, принялся обеими ладонями нещадно бить по этому месту, стараясь как можно быстрее погасить огонь.
И, в конце концов, ему это удалось.
Подняв половик, он увидел, что огня под ним уже нет, как нет и полностью сгоревшего шарика. Зато есть большое темное пятно в самом центре паркетного пола в прихожей и квартира, полная едкого горелого запаха.
Лишь увидев, что огонь потушен, и опасность пожара миновала, понемногу вышел из своего ступора и Виталик.
Придя в себя, он сначала оперативно открыл балконную дверь и все форточки в квартире, затем обильно смочил водой и протер, после этого, насухо появившееся горелое пятно на полу, и лишь потом, в заключение своих «восстановительных» работ, вновь прикрыл его сверху спасительным половиком.
Затем он грустно попрощался с Родионовым и остался один дожидаться прихода своих «родаков» с работы. Кстати, чем тогда закончилась эта история для Горшенкова, Алексей уже и не помнил. Видимо, Виталик, все-таки, ухитрился как-то выкрутиться из этого положения, рассказав родителям свою очередную «правдоподобную» байку, на которые он, поистине, был большой мастак…
Обменявшись улыбками по поводу пятна на паркете, друзья прошли в комнату Горшенкова.
– Ну, как съездил в Москву? – спросил Родионов у своего друга.
– Нормально, – ответил Виталик. – Прикинь, заходим в забронированную для нас московскую гостиницу, а там, в гостиничном «предбаннике» – уже болтаются «Доцент» и его доблестная стайерская команда. Ну, я ему шутливо и говорю: «Марк, привет! Ты зачем все наши номера занял?». И тут он мне в ответ гремит своим басом на весь переполненный людьми вестибюль: «А где ты здесь видишь номера, Виталь? Камеры в «Матросской тишине», и те разрядом выше!». Наши обе команды, естественно, тут же падают со смеху, а гостиничная администраторша за своей стойкой, закашлявшись от охватившего ее праведного негодования, предсказуемо принимается яростно грозить нам милицией.
– Ну, вы там, хоть, выиграли что-нибудь? – поинтересовался Алексей.
– Ага, дырку от бублика! Там, как всегда, москвичи все призы забрали, – грустно заметил Горшенков. – Ну, а ты? Как съездил в этот, как его… Арзамас?
– Тоже нормально, – ответил Родионов, – даже, можно сказать, отлично. Знаешь, никогда бы не подумал, что небольшой провинциальный городок может оказаться таким классным и красивым.
Алексею, действительно, понравился Арзамас – древний русский город с четырехсотлетней историей – один из доброй сотни исторических городов России, являющихся хранителями уникальных по своей ценности реликвий прошлого и настоящего.
Расположенный в южной части Горьковской (ранее и ныне – Нижегородской) области на высоком правом берегу реки Теши (правобережного притока впадающей в Волгу Оки), на расстоянии ста с небольшим километров от еще более древнего города Горького (ранее и ныне – Нижнего Новгорода), он, несмотря на закрепившийся за ним в последнее время статус крупного промышленного центра областного юга и свое стотысячное население, был настоящим кладом для любознательных туристов и настоящих ценителей русской старины.
Основанный в 1578 году как город-крепость, который повелел заложить еще Иван Грозный в 1552 году во время его третьего похода на Казань, Арзамас сыграл важную роль в обороне юго-восточных границ русского государства от кочевников Ногайской орды.
Название его, как рассказывает одна из легенд, было образовано из мордовских имен двух проживавших там братьев Арзая и Масая, которые дарами встретили русского царя и в его присутствии первыми в здешних краях добровольно приняли православную веру.
Население города состояло, сначала, лишь из пушкарей, стрельцов, казаков и монахов, но, постепенно, в нем начали селиться как мастеровые, так и торговые люди. А чуть позднее его пополнили и высланные Иваном Грозным в здешние края из «Господина Великого Новгорода» провинившиеся перед царем некоторые новгородские дворяне, купцы и ремесленники. От всех этих лиц и происходило подавляющее большинство нынешних горожан древнего города.
С историей Арзамаса неразрывно связана и история ратной славы воинов-арзамасцев.
У города были и свои «триста спартанцев» (триста арзамасских ратников, сложивших свои головы, но не отступивших в битве против превосходящих сил польско-литовских войск Лжедмитрия под городом Зарайском), и своя «Жанна Д,Арк» (местная воительница Алена Арзамасская, командовавшая одним из крупных вооруженных отрядов повстанческой армии Степана Разина и сожженная заживо на костре после ее пленения царскими войсками).
Грозным напоминанием всем горожанам о тех суровых временах являются знаменитые «Ивановские бугры» возле местной реки Теши, в которых, по преданию, захоронено более одиннадцати тысяч здесь же казненных пленных разинцев, и сохранившееся до сих пор (хотя, и значительно переделанное за прошедшие века) старинное здание почтовой станции, возле которой несколько часов стояла клетка с находившимся в ней плененным руководителем другого народного восстания – Емельяном Пугачевым, перевозимым таким варварским способом в Москву на казнь.
Этот небольшой древний город воочию видел не только своего основателя – русского царя Ивана Грозного и двух российских императоров Екатерину Вторую и Николая Второго, но и многих других исторических знаменитостей, таких, как, например, русские полководцы Юрий Долгоруков и Александр Суворов, поэт Александр Пушкин и живописец Александр Ступин, писатели Горький и Гайдар и архитектор Коринфский, и прочие… прочие… прочие…
Одним словом, провинциальный и тихий Арзамас не мог не заворожить любителя истории Родионова своей естественной, дышащей настоящей древностью, красотой.
И восхищенный ею Алексей, временно пребывая в этом городе, целыми днями ходил по его старинным улицам и площадям, искренне любуясь изяществом Воскресенского и Преображенского соборов и чудом сохранившихся зданий Николаевского женского монастыря, духовного и реального училищ, городского магистрата и более десятка старых церквей, буквально дышащих древней историей.
Большое впечатление на него произвели также старый городской парк с дендрарием и бывшая (уже, практически, не существующая в былом виде) Верхняя Набережная на высоком берегу реки Теши, с которого открывался прекрасный вид на всю южную окрестность города.
Еще запомнились ему рыбалка на прудах, сбор орехов в орешнике и замечательный чистый воздух в одной из малых деревень Вадского района – родины его бабушки, куда он заезжал по приглашению до сих пор проживавших там дальних родственников.
Словом, еще не отошедший до конца от приятных «каникулярных» воспоминаний Родионов, буквально, заразил своим позитивным настроением «полусонного» Горшенкова, рассказывая ему об этом, так сильно впечатлившим его воображение, городе.
– Да… – произнес заметно оживившийся Виталик, – видимо, тебе, действительно, очень понравилась твоя поездка в провинцию… Ну, а с молодежью в Арзамасе как? Или там живут только одни старики, древние, как сам город?
– Естественно, с нашим братом там тоже все в полном порядке, – рассмеялся Родионов. – Между прочим, в Арзамасе имеются два собственных ВУЗа (педагогический и авиационный) и целая куча самых различных техникумов и профтехучилищ, не считая еще заводов и фабрик, на которых, понятное дело, работают далеко не пенсионеры. Словом, молодежи там – «пруд пруди». Днем те из них, кто не на работе и не на учебе, ходят в лес, на речку или стадион, а вечером все обычно идут в один из трех городских кинотеатров или на танцплощадку в парк.
– А ты там познакомился с кем-нибудь из местной молодежи? – спросил Виталик.
– Естественно, – ответил Алексей. – У меня, вообще-то, там «клевая» троюродная племянница проживает. Прикинь, по возрасту на полтора года старше меня, а по факту кровного родства – племянница… Короче, она у меня там была за экскурсовода. Один раз, вечером, даже в парк на танцы меня затащила. Там, правда, мне ее ревностные поклонники за нее чуть «морду не намылили», но, слава богу, вовремя разобрались, что я – всего лишь ее дальний родственник. Иначе, точно не сносить бы мне там своей головы. В Арзамасе ребята жесткие: сначала бьют, и лишь затем уточняют: кто ты есть на самом деле… хотя, впрочем, и потом… не всегда выясняют эти «ненужные» им подробности, тем более, что на танцы там местные парни, как правило, трезвыми и в одиночку не ходят.
– Что… заваливаются на танцы целыми компаниями?
– Да. У всех там свои компании, причем делятся они, в основном, по территориальному признаку: каждый парень кучкуется с ребятами лишь из своего района города. Кстати, я в Арзамасе, практически, с первого дня своего приезда сошелся с ребятами с Парковой улицы, что, в принципе, было немудрено, так как на ней жили мои родственники, у которых я остановился.
– И как тебе это удалось?
– Помог, знаешь что… теннис. Выхожу я как-то днем в их двор, а они там в настольный теннис играют, да еще на настоящем теннисном столе, таком, как у нас в секции был. Ну, в общем, встал я скромненько в сторонку и молча наблюдаю за их игрой. Они тоже, как бы невзначай, оценивающе на меня поглядывают. Потом, где-то примерно через час, их лучший игрок – наш ровесник – Вовка Шорохов вдруг спрашивает меня: «Умеешь играть?». «Умею немного», – отвечаю. «Сыграешь со мной?» – снова cпрашивает он. «Да, можно попробовать, – опять скромничаю я. Попробовали… ну, и… словом, разделал я его бедного «под орех» минут за пятнадцать, и то, только потому, что ему за отлетающим шариком далеко бегать приходилось.
– Представляю их реакцию.
– Да, уж… Видел бы ты, Виталь, их глаза. Они даже не знали, как на это реагировать: злиться или смеяться. И здесь, конечно, молодцом повел себя Вовка. Он после окончания проигранной им партии сразу подошел ко мне и, протянув руку, невозмутимо представился: «Володя». Я, конечно, тоже представился и, само собой, пожал протянутую им руку. После этого со мной перезнакомились и все остальные местные ребята. Узнав, кто я, и откуда, и надолго ли приехал, они пригласили меня пройти за гаражи для игры в ножички.
– И ты согласился?
– Пришлось согласиться, хотя я все еще не исключал какого-либо подвоха с их стороны. За гаражами они нарисовали мелом на деревянной стене какого-то сарая небольшой круг, достали откуда-то довольно приличный нож и предложили мне первому бросить его в этот круг метров с семи – с точки, которую они сами отметили, отчеркнув ногой по земле.
– А отказаться нельзя было?
– Отступать, как говорится, было уже поздно, и я, сам знаешь, до этого никогда данным делом не увлекавшийся, со всей силой метнул нож в сторону круга. И… Виталь… ты не поверишь, как не поверил и я своим собственным глазам: нож, как в кино, глубоко воткнулся своим острием прямо внутрь очертанного круга.
– И что дальше?
– А дальше… Дальше наступила гробовая тишина, среди которой тихим шепотом уважительно прошелестело брошенное мельком кем-то из дворовых ребят слово, мгновенно ставшее там моим прозвищем: «Бакинец!». Тут я, конечно, моментально сделал вид, что для меня такое меткое попадание – обычное дело, и спокойно отошел в сторону. С той самой минуты я для них стал своим, и не просто своим, но еще и тем, с чьим мнением необходимо считаться. Правда, после этого, когда все стали метать нож уже по второму-третьему кругу, я попробовал еще раз кинуть его в нарисованную мишень, но он, позорно ткнувшись в стенку рукояткой, камнем упал возле нее. И мне пришлось срочно состроить гримасу, означавшую, что я сделал что-то мне органически несвойственное и поэтому глубоко меня разочаровавшее. Больше я там к ножу не прикасался.
– Клево, – похвалил Виталик то ли Алексея, то ли его рассказ.
– Да… ничего особенного… – довольно махнул рукой Родионов. – Но это – все уже в прошлом. А вот вчера у меня была ситуация, так ситуация… Всем ситуациям – ситуация!
– Слушай, ты… ходячий сборщик приключений… куда еще-то ты успел «влипнуть»? – с легким оттенком «белой» зависти спросил Горшенков.
– Куда-куда… вот куда, – Алексей осторожно приподнял рукав своей новой футболки и показал другу перебинтованное плечо.
– Что это? – встревожился Виталик, понимая, что из-за пустяковой царапины его друг не стал бы даже говорить с ним о причине ее происхождения.
– «Бандитская пуля», – шутливо процитировал Родионов классическую фразу из старого советского фильма, – ну, а если серьезно, то… это меня «сотники» подрезали.
«Сотниками» в их квартале, в котором насчитывалось добрых полтора десятка многоэтажных домов, плотно расположенных в угловом жилом массиве, образованном двумя перпендикулярными друг к другу улицами Жданова и Рустамова (пересекающимися перед спуском дороги из городского микрорайона «Восьмой километр» в пригородный поселок Разино), называли молодежь, проживающую в одной из здешних пятиэтажек под запоминающимся номером сто.
Знаменит этот дом был тем, что слишком уж много его представителей мужского пола побывали в местах лишения свободы. Причем, происходило это все, как на конвейере. Не было ни одной временной паузы, чтобы там кто-нибудь не находился. Говорили, что возникла эта особенность с самого начала существования данной пятиэтажки, с того момента, когда, при ее сдаче в эксплуатацию, туда переселили сразу несколько десятков жителей с улицы Советской – знаменитой, в прежние годы, тем, что расположенный на ней, тогда, жилой массив был одним из самых криминальных районов города Баку.
Дом под номером сто и детский сад с двух сторон примыкали к тротуару, ведущему от двора с двумя девятиэтажками, в которых проживали Алексей и Виталик, к средней школе, где они учились. Поэтому, вчерашний инцидент с «сотниками» грозил для друзей, помимо всего прочего, еще и весьма большими неудобствами.
По сути, их «дорога жизни» в школу и обратно отныне становилась для них чрезвычайно опасна, так как вычислить и встретить их у своего дома для «сотников» не представляло никакого труда.
Учитывая данный фактор, все ребята с их двора (а это, помимо двух девятиэтажек, еще и три длинных пятиэтажки), включая самых бойких и задиристых, всегда старательно избегали конфликтов с «сотниками».
Можно, конечно, в обход их владений, ходить еще и по улице Рустамова с последующим поворотом с нее на старую плохо асфальтированную дорогу, ведущую прямиком до самой школы, но это будет слишком неудобно и станет занимать гораздо больше времени.
– Блин! – философское спокойствие у Горшенкова улетучилось в мгновение ока.
Он прекрасно понимал, что теперь «головная боль» друга становится и его проблемой тоже. Поскольку он всегда ходил в школу и обратно вместе с Родионовым, то рано или поздно, когда их встретят поссорившиеся с Алексеем «сотники», ему тоже придется весьма несладко, так как в этом случае он, ни при каких раскладах, не сможет остаться в стороне.
– Не переживай, прорвемся как-нибудь, – улыбаясь, постарался успокоить его Родионов, хотя легкое беспокойство все же, потихоньку, начало овладевать и им.
– Как же все это произошло? – поинтересовался у него Горшенков.
Отвечая на этот вопрос, Алексей не стал ничего скрывать от друга и подробно рассказал ему обо всех деталях произошедшего вчера конфликта, старательно избегая в своем рассказе ненужной бравады.
Выслушав его до конца, Виталик на минуту замолчал, задумавшись, и вдруг резко выдохнул:
– Ну, и… с ними!
– Кто не с нами, тот против нас! – вновь улыбнулся Родионов, довольный поддержкой друга.
И больше к данной теме в этот день друзья не возвращались.
За разговорами они и не заметили, как наступило обеденное время.
– Ух, что-то «пожрать» захотелось, – заявил Горшенков. – Есть котлеты с рисом. Будешь?
– Давай! Что-то, и вправду, поесть потянуло, – поддержал друга Алексей. – А потом – в город («городом» все бакинцы традиционно называли центр старого Баку)! Ты не против?
– Нет, конечно, – бодро донеслось из кухни, где Виталик уже вовсю орудовал в своем холодильнике.
Пообедав, друзья дождались момента, когда полуденный летний зной пошел на убыль, и, весело болтая, направились вдоль улицы Рустамова к станции метро «Нефтчиляр».
Метро для их «спального» микрорайона было настоящим спасением. Каких-то десять минут ходьбы до ближайшего входа в метро плюс двадцать минут езды на метропоезде до станции «Двадцать шесть бакинских комиссаров», и… ты уже – в самом центре старого Баку.
Впервые этот древний город был упомянут в исторических хрониках, датированных 885 годом нашей эры, хотя многие ученые небезосновательно считают, что, на самом деле, Баку гораздо старше этой даты.
Еще в пятом веке он был известен как один из наиболее значимых городов Кавказской Албании, только тогда (как и в более поздние – средние – века), как они предполагают, Баку носил свое предыдущее название – «Абаку».
В одиннадцатом веке он находился под правлением знаменитой династии Ширваншахов (сделавших его столицей своего государства), которую в двенадцатом – четырнадцатом веках на довольно-таки длительный период времени сменили дошедшие сюда монголы.
Ну, а дальше: пошло-поехало… В шестнадцатом веке Баку входил в состав государства Сефевидов (Ирана), в семнадцатом – Османской империи (Турции), а в восемнадцатом – небольшого Бакинского ханства.
В 1723 году Баку захватили войска Петра Первого, но ненадолго. Уже в 1735 году он был возвращен снова Персии (Ирану). И лишь в 1806 году его вновь на длительное время (до полного распада СССР) заняла Россия.
В исторической части Баку хорошо сохранилась старая крепость «Ичеришехер» (12 века), в которой, до сих пор, находится крупнейший памятник старины – Дворец Ширваншахов (15 века), в чей архитектурный комплекс входит сам дворец, диванхана (место встреч чужеземных послов), дворцовая мечеть с минаретом Сынык-Кала (11 века), мавзолей Сейида Яхья Бакуви, усыпальница Ширваншахов, восточный портал и баня.
Помимо дворцового комплекса в крепости расположены Караван-сарай, многочисленные мечети и бани (15 века), торговый комплекс (16 века), Дом бакинских ханов (18 века), а также множество других богатых зданий (19 века).
Все они – очень изящны и украшены весьма замысловатыми орнаментами и узорами. Ну, и венчает все это архитектурное великолепие старой крепости знаменитая «Девичья башня» (7-12 века), являющаяся одним из самых больших зороастрийских храмов мира.
Двадцативосьмиметровая восьмиярусная башенная красавица, в которой могут разом укрыться более 200 человек, возвышается в юго-восточной части «Ичеришехер».
Истинный возраст этой башни не знает никто. Точно известно лишь одно, что уже в тринадцатом веке она служила главным фортификационным сооружением города, а в 1858 году в ней зажглись первые огни маяка для морских судов, бороздящих Каспийское море.
В азербайджанском народе бытует следующая красивая легенда об этой старинной башне: «Некий местный шах влюбился в собственную дочь и решил на ней жениться. Придя в ужас от предстоящего брака с собственным отцом и желая предотвратить или хотя бы отсрочить данное греховное событие, несчастная девушка пошла на хитрость и попросила шаха сначала построить в ее честь высокую башню, тайно надеясь, при этом, на то, что за время ее строительства тот одумается. Но деспотичный шах, завершив длительную постройку, не изменил своего решения. И тогда несмирившаяся с этим его дочь, взобравшись на самый верх только что построенной башни, бросилась с нее в море и погибла».
Поэтому, название «Девичья», в данном конкретном случае, означает также еще и такие эпитеты, как: «непокоренная» и «неприступная».
В «Ичеришехер», помимо старинных построек, расположено еще и великое множество маленьких уютных магазинчиков, кафе и чайных, в которых всегда можно приобрести различные местные сувениры и даже… сотканные вручную ковры, а также, никуда не торопясь, выпить вкуснейший свежесваренный кофе и, конечно же, крепкозаваренный чай.
Как и любая столица, Баку постоянно наводнен людьми, но здесь нет привычной для больших городов раздражающей суеты, ведь, недаром говорят: «Размеренность во всем – это природная скорость Востока».
При этом в его летнем воздухе широкими волнами разливается пьянящий аромат цветущих олеандров, который, наряду с невыносимым зноем, наводит сладкую истому и постоянно провоцирует гуляющих по городу туристов полакомиться чем-нибудь освежающим.
И здесь, к их услугам тут же возникает огромное множество самых различных видов мороженого, кваса, морса, соков и газировок.
Ну, а если уставшему туристу захочется перекусить, то ему не придется долго заниматься поисками соответствующего заведения. Чайные, кондитерские, закусочные, пирожковые, сосисочные и чебуречные сопровождают жителей и гостей столицы, буквально, на всех улицах и закоулках этого южного города. А в каждом его парке и даже небольшом сквере, под свои разноцветные зонтичные шляпки, их ласково манят прохладой, уютом и мягкой музыкой многочисленные летние кафе.
Баку, вообще-то – город чайный. Здесь многие жители (из числа неработающих) целыми днями сидят в уютных чайханах и пьют, вприкуску с мелкоколотым сахаром, крепкий чай из грушевидных стаканчиков небольшого размера с красивым названием «армуды».
В городе много зеленых деревьев и различных фонтанов. А по стенам многих частных домов часто вьется виноградная лоза. На парковых скамеечках здесь в большом количестве располагаются старики в широких кепках или высоких папахах, перебирающие в руках свои четки и ведущие неспешные беседы на самые различные темы. Во дворах же, как правило, установлены небольшие столики с уютными скамейками, на которых мужчины «за пятьдесят» обычно играют по вечерам в нарды или домино.
В случае свадеб или поминок в этих же дворах мгновенно устанавливают специальные большие шатры, которые способны вместить всех пришедших, и угощают зачастую там же приготовленной едой не только их, но и (разнося по домам) тех своих соседей, кто не смог по каким-либо причинам прийти к ним в шатер.
Любимым же местом отдыха бакинцев и всех гостей столицы, если не считать Площади фонтанов в самом центре Баку, во все времена оставался красивейший Приморский бульвар, который протянулся на многие километры вдоль невысокого берега морской бухты.
Уже не одно десятилетие, на всем своем протяжении, он живописно украшен растущими тут в большом количестве каштанами, платанами и пальмами. И, конечно, на нем тоже расположено огромное число современных кафе, ресторанов, кинотеатров, аттракционов и фонтанов.
Отсюда же, можно подняться на крутом фуникулере в расположенный на горе зеленый парк имени Кирова (ныне – Нагорный парк), откуда открывается захватывающая дух панорама старого города и его глубокой бухты, и возможно совершить самое настоящее морское путешествие на прогулочном катере за пределы видимости береговой линии.
Словом, на человека, впервые попадающего на Приморский бульвар, обрушивается такая масса впечатлений, что он, буквально, растворяется в живительном морском воздухе, безраздельно царствующем на данной территории.
Коренные же бакинцы, такие как, к примеру, Алексей и Виталик, попадая в старый Баку, как правило, не торопятся и стараются сначала хорошенько «нагуляться» в историческом центре и лишь затем переходят на бульвар, оставляя все существующие там «удовольствия» себе на десерт.
Вот и в этот раз друзья, как обычно, сначала побродили по любимым улочкам древней крепости, потом забрались по узкой (винтовой) каменной лестнице на самый верх Девичьей башни, откуда перед ними открылся вид сверху на весь старый Баку, и лишь затем, в вечернее время, с большим наслаждением прогулялись по залитому светом фонарей Приморскому бульвару с его главной архитектурной жемчужиной – «Венецией» – комплексом искусственно сооруженных островков (на каждом из которых также расположены самые различные летние кафе и чайханы), соединенных между собой легкими ажурными мостиками, нависающими над не очень широкими водными каналами, по которым специальные моторные лодки в постоянном режиме катают многочисленных «венецианских» посетителей.
Нагулявшись вдоволь вдоль морской бухты и перекусив в одном из местных летних кафе, Алексей и Виталик, наконец-то, почувствовали, что порядком утомились от своей столь длительной по времени нынешней прогулки, и, прокатившись напоследок на узенькой лодке по каналам «Венеции», благополучно уехали к себе на «Восьмой километр».
Глава 2. Первое сентября
Утро первого сентября оказалось таким же жарким, как и все последние дни прошедшего августа, что предвещало днем настоящее пекло.
Рано проснувшийся Алексей, быстро позавтракав и наскоро созвонившись с Виталиком, встретился в этот раз с ним возле подъезда его дома гораздо раньше обычного срока и, прежде, чем отправиться в школу, оценивающе посмотрел на своего приятеля. Тот моментально ответил ему тем же. И лишь приняв друг у друга молчаливый зачет по внешнему виду, друзья неторопливо направились в школу окольным путем.
Оба они, как и полагалось тогда по строгим школьным требованиям, были в белоснежных рубашках с короткими рукавами, черных брюках и темных до блеска начищенных туфлях.
На груди у обоих красовались комсомольские значки, а в руках были лишь свернутые в трубочку тетради, так как в первый школьный день, как обычно, не имело смысла тащить с собой в школу дневник, учебники и другую «всякую всячину».
Несмотря на то, что приятели проделали весь свой путь в неспешном темпе, к школе они подошли уже где-то в половине восьмого утра.
Это был самый приятный для школьников день, когда занятий, в полном смысле этого слова, не намечалось, но зато было много шума, улыбок и радостных встреч с повзрослевшими за лето одноклассниками, по которым они успевали немного соскучиться, и нескончаемый, непрерываемый даже во время уроков, бурный обмен летними впечатлениями.
Во дворе школы, куда пришли Родионов и Горшенков, уже вовсю шумела разношерстная толпа школьников, среди которых «белыми воронами» выделялись лишь тихие, ошарашенные от всего происходящего вокруг них, первоклашки, молчаливо стоявшие в первых рядах перед лестницей центрального школьного входа.
Пряча свои маленькие личики за большие букеты цветов, они нерешительно осматривали своих будущих одноклассников и поминутно проверяли взглядом наличие стоящих рядом и волнующихся, почти также как и их дети, родителей.
Тем временем, на площадке перед входными дверями уже, понемногу, начали выстраиваться в ряд школьные преподаватели и пионервожатые, и принялись сосредоточенно копошиться возле больших колонок лица, ответственные за микрофоны, усилители и прочую незаменимую при проведении таких мероприятий технику.
Не обращая никакого внимания на шумящую детвору, Алексей и Виталик быстро состроили «ледокольные» физиономии и без особого труда протиснулись сквозь толпу младшеклассников к месту, где происходил сбор новоявленных десятых классов, ставших отныне самыми главными в школьной иерархии.
Их появление среди уже собравшихся одноклассников ожидаемо вызвало со стороны последних целую громогласную волну радостных приветствий.
Впрочем, аналогичным образом встречали, практически, всех вновь прибывающих к месту сбора «собратьев по классу».
Традиционные рукопожатия, при этом, неизменно сопровождались дружескими, зачастую весьма чувствительными, тычками в бока и спины здоровающихся одноклассников.
Слышались возгласы: «Доцент! А, Доцент! Червонец давай, а то опять, однако, без керосинки останемся» (так подкалывали Марка Пятницкого, имевшего прозвище «Доцент»), «Або, не плачь, твой «сожитель» пришел» (а это уже троллили Альберта Ахундова, который сидел в классе за одной партой с Виталиком Горшенковым), «Ой, мой Роз, мой Роз! Не морозь меня! Не морозь меня, моего коня!» (этой слегка переделанной песенной цитатой уже встречали Розова Сергея, ярого болельщика «коней» – футболистов и хоккеистов московского ЦСКА).
Все это сопровождалось жизнерадостным смехом как самих выкрикивающих, так и тех, к кому эти выкрики относились.
На фоне активно выражающих свои эмоции парней их одноклассницы, конечно, были – «само спокойствие», но и они, при каждой удачной шутке своих товарищей по классу, буквально, «заходились» громким смехом.
Когда же к месту сбора подошли уже почти все десятиклассники, и волна веселых приветствий явно «подзахлебнулась», шутливые остроты понеслись уже от одного десятого класса к другому десятому классу, и обратно.
Незримое соперничество между нынешними десятыми «А» и «Б» естественным образом развивалось с самого первого класса и, вполне логично, что к последнему учебному году в их школьной жизни оно достигло своего апогея.
Это незримое, на первый взгляд, соперничество проявлялось абсолютно во всем, начиная со спортивных мероприятий и кончая межличностными отношениями неформальных лидеров и их друзей в обоих конкурирующих между собой классах.
Однако, первого сентября даже эти традиционные «колкости» носили, как правило, мягкий и неконфронтационный характер.
После первых минут бурного общения с одноклассниками Алексей понемногу пришел в себя и, принявшись ненавязчиво осматривать окружающих, тут же заметил «новенького».
Неподалеку от него, в одиночестве, стоял какой-то незнакомый высокий парень крепкого телосложения, который с интересом смотрел на родной для Родионова десятый «А», но явно не решался вступить в их шумный разговор.
Алексей подошел к нему и доброжелательно произнес:
– Привет! Ты, что так, скромно… в сторонке ото всех?
– Привет, – улыбнулся ему незнакомец. – Я – Максим. Новенький. Буду учиться в вашем классе. Ведь, это – десятый «А»? Я правильно встал?
– Правильно, – ободряюще улыбнулся ему Родионов и, обернувшись к своим, громко сказал:
– Ребят! Нашего полка прибыло. У нас – новенький, зовут Максимом!
Из толпы одноклассников тут же к нему посыпались самые разнообразные вопросы, на которые он, мягко улыбаясь, дал краткие, но вполне исчерпывающие ответы.
Выяснилось, что его фамилия – «Северов», сам он – коренной бакинец, живет тоже на «Восьмом», только в другой части их огромного микрорайона, а переведен в их школу в связи с сокращением, с этого года, в его родном учебном заведении неожиданно ставшего «лишним» одного десятого класса.
– А где же остальные твои одноклассники? – поинтересовался Виталик.
– Да, кого – куда рассовали по всем школам нашего микрорайона, – ответил Максим. – Кстати, в вашу школу я попал не один. Со мной сюда переведена и моя одноклассница – Ленка Трофимова.
– А где она? – по инерции спросил Родионов.
– Да, вон… Ее в десятый «Б» определили, – кивнул головой Северов в сторону соседнего класса.
Алексей повернулся в сторону, указанную Максимом, и только тут заметил среди стайки щебечущих «о своем – о девичьем» одноклассниц десятого «Б» незнакомую девушку, о чем-то оживленно разговаривающую с Ольгой Ковалевой – активисткой школьной художественной самодеятельности.
Эта новенькая – Лена Трофимова – была настоящей красавицей. Немного ниже его ростом, стройная, с длинными светло-русыми волосами и сверкающими серыми глазами, она поразила воображение Родионова с первого взгляда.
– Что-то она чересчур быстро там освоилась, – не отрывая от нее своего взора, тихо констатировал Алексей.
– А она с Ольгой – лучшие подруги, живущие в одной пятиэтажке на улице Рустамова. Так что, Ленке и осваиваться-то особо не надо, – пояснил Максим.
В этот момент Трофимова, видимо, почувствовав пристальное внимание Родионова, резко обернулась в его сторону, и они на какое-то мгновение встретились взглядами.
Алексей не был ярким красавцем, но относился к тому разряду симпатичных высоких парней, которые никогда не жаловались на отсутствие внимания к себе со стороны девичьей составляющей своей школы.
В младших классах, да… и в старших тоже, только реже, девчонки довольно часто посылали ему свои безымянные любовные записки и красноречиво молчали в телефонную трубку его домашнего телефона, но безразличный к подобному проявлению девичьих чувств Алексей никогда не выяснял имена своих неизвестных поклонниц.
Родионов всегда предпочитал открытость в проявлении симпатий и антипатий. Его друзья до сих пор вспоминали смешной случай, когда он, будучи еще третьеклассником, на спор с одноклассниками, в их присутствии позвонил в квартирный звонок нравившейся ему, в то время, девочки, учившейся в четвертом классе, и громко заявил открывшей ему дверь ее маме: «Я люблю Вашу Зою!», чем вызвал у последней нервный шок, а у своих школьных приятелей – гомерический хохот, продолжавшийся не менее пятнадцати минут после того, как они всей их веселой компанией пулей вылетели из Зоиного подъезда.
Взгляды Алексея и Лены пересеклись лишь на каких-то пару секунд, после которых девушка быстро перевела свой взгляд на Максима и приветственно махнула ему ладошкой.
Северов, в ответ, тут же обрадовано замахал ей левой рукой, и Родионов нехотя отвел глаза от них обоих.
В этот момент, неожиданно для себя, Алексей увидел, что не он один так пристально рассматривал новенькую.
На нее, не сводя глаз, хищно смотрел еще и Олег Лагутин – неформальный лидер десятого «Б», довольно смазливый, даже немного холеный, чуточку нагловатый, но, при всем – при этом, достаточно эрудированный и бойкий парень, с заметным оттенком самовлюбленности и самоуверенности.
И Родионов тут же отчетливо понял, что Лена Трофимова всерьез «зацепила» не только его, но и Лагутина.
В это время мысли Алексея прервало обращение по микрофону ко всем собравшимся директора школы Алины Яковлевны. Она быстро произнесла стандартную для такого дня приветственную речь, касающуюся, прежде всего, первоклассников и их родителей, и первосентябрьское мероприятие пошло дальше по своему накатанному годами сценарию.
Родионов мало вслушивался в произносимые речи. Он поймал себя на мысли, что уже несколько раз, как бы невзначай, ловил своим взглядом в ряду десятиклассников «Б» класса Трофимову Лену. Заметил это и стоявший рядом с ним Виталик.
– Классная девочка! Да? – шепнул он Алексею. – Жаль только, что не в наш класс попала. Кстати, она на тебя, в первый раз, с таким интересом посмотрела, что меня аж завидки взяли…
– Ладно, Виталь… Отвали… – немного растерялся Родионов. – Девочка, конечно – правда, ничего… симпатичная… но, кто ее знает?! Может, она по характеру – стерва или полная дура…
– А это мы сейчас узнаем, – тихо рассмеялся Горшенков.
Он медленно попятился к стоявшему сзади них Северову и, едва слышно, спросил у него:
– Слышь, Макс! А твоя Трофимова – как – нормальная девчонка? Или…
– Да… нормальная! Все бы бабы такими были! – шепнул ему Максим.
Виталику даже не пришлось пересказывать Алексею услышанное, поскольку тот, желая услышать ответ Северова, сам наклонил корпус своего тела назад настолько, что чуть не упал, но зато уловил сказанное Максимом самостоятельно.
Как раз, в это время, торжественное мероприятие благополучно завершилось, и классы, по заведенному порядку, один за другим, наконец-то, прошли в школьное здание.
В классе все расселись строго по своим местам.
Родионов, как обычно, сел за четвертую парту в центральном ряду вместе с Томилой Валиевой, с которой он сидел с первого класса – с того момента, как их всех насильно рассадили в первый школьный день девять лет назад.
Впрочем, он и Валиева хорошо ладили друг с другом. Алексей, поскольку он был одним из лучших учеников в классе, всегда, если это было возможно, подсказывал ей на контрольных работах и давал списывать домашние задания (вообще-то, он всем давал списывать, не ставя этого себе в заслугу). Томила же тщательно старалась, чтобы на их парте всегда были все те принадлежности, которые необходимы на том или ином уроке.
Конечно, они всегда договаривались заранее о том, кто какие учебники «притащит» на следующий день, но Родионов, в старших классах, стал частенько «забывать» приносить те из них, которые не относились к основным предметам. И добросовестная Валиева тут же прилагала максимум своих усилий, чтобы нужный учебник, в начале урока, все же лежал на их парте.
Ко всему прочему, она была верным школьным товарищем: не болтала лишнего и всегда была готова прийти на помощь.
Виталик же, как всегда, сел за одну парту с Альбертом Ахундовым. Эта пара, непонятно как и когда усевшаяся вместе, всегда была под особым прицелом учителей, постоянно ловивших их обоих на невыполнении домашних заданий и «болтовне» во время урока.
Но тем, что они периодически получали далеко неочевидные «неуды», приятели были обязаны, в первую очередь, самим себе, так как жертвами их частых «приколов», как правило, становились сами доблестные «однопартийцы».
Подсказывая друг другу во время устных ответов с места, Виталик с Альбертом запросто могли в массе правильно сообщенной шепотом информации с самым серьезным видом добавить явную «дезу» – абсолютную чушь, при произнесении которой очередной педагог хватался за сердце, а класс покатывался со смеху.
Результатом для отвечавшего закономерно становились двойка в дневнике и отцовский ремень дома. После этого они, обычно, весь следующий день «дулись» друг на друга и говорили, что теперь «ни в жисть» не будут общаться между собой. Однако, уже через сутки оба прилюдно мирились, и все начиналось сначала.
Алексею же особенно запомнилась история, когда Горшенков как-то принес в школу какую-то очень ценную книгу, доставшуюся его родителям с великим-превеликим трудом, и, расхваставшись ею перед одноклассниками, всего лишь на несколько секунд оставил ее без присмотра.
В результате, тот день для него закончился незабываемо…
Чувствуя «белую» зависть одноклассников и с легким чувством превосходства над ними, Виталик после уроков, «на крыльях славы», пулей отправился домой, чтобы успеть до прихода родителей вернуть эту ценную книгу на ее законное место в книжном шкафу, и… о, ужас… обнаружил на ее титульном листе сделанную корявым «альбертовским» почерком следующую бесценную надпись: «Дорогому другу Виталику от дорогого друга Альберта на долгую-долгую память!».
Память об этом, действительно, еще очень долго не давала спокойно сидеть Горшенкову, так как очень болело его заднее место, старательно отутюженное отцовским кожаным ремнем.
Ну, а следующий, после этого, учебный день в их классе предсказуемо начался с дикого вопля Виталика: «Я убью тебя, Або!» и его захватывающей для многочисленных зрителей погони по школьным коридорам за убегающим от него рослым Альбертом, которому, в тот момент, было явно не до смеха.
Но… и это прошло… И приятели по парте, помирившись, снова взялись за старое.
Алексей медленно окинул взглядом всех своих рассевшихся по местам школьных товарищей.
Вот лениво зевает севший в самом конце их ряда Наирик Атабекян, всем своим внешним видом, от ухоженной прически и элегантного пиджака до модного тогда «дипломата» черного цвета, показывающий собственную взрослость и серьезность.
Рядом с ним – Саша Сличенко, высокий худощавый парень, не очень ладивший с учебой, но – верный товарищ, всегда готовый постоять за справедливость.
А это – «Сева» – Султанова Севиль, красивая, как все метисы (дети, родившиеся от брака людей разных национальностей). Самое интересное, что она, вопреки своим имени и фамилии, внешне выглядела типичной славянкой: русские черты лица, светлые волосы, голубые глаза…
Одно время (в младших классах) она очень нравилась Родионову, но ей самой всегда были симпатичны ребята постарше, «продвинутые» в современной музыке и танцах, да и, вообще, не из их школы. И постепенно у Алексея остались к ней только теплые приятельские чувства.
Лучшая подруга «Севы» – Таня Алиева – тоже очень симпатичная девушка во всем ее поддерживала, а, зачастую, была и инициатором каких-либо совместных с Севой действий.
С их мнением считались все ребята «А» класса. Они были «свои в доску», так как даже менталитет у них был максимально приближенный к мальчишечьему. Ни дать, ни взять – «анархисты» в юбках.
Своего рода другой «девичий полюс» в их классе составляли также весьма симпатичные, сидевшие за одной партой и носившие одинаковое имя, две подруги: Ира Гордеева – очень сильная амбициозная личность с претензией навязывания всем своего мнения, поскольку оно, как ей казалось, было единственно верным, и Ира Брошкина – с теми же чертами характера, но раза в два помягче, чем у своей подружки по парте.
К слову, Розов, имевший неосторожность влюбиться (в младших классах) в Гордееву, позднее сильно «влип» со своим безответным чувством к этой девочке. Его записка, написанная к ней, странным образом попала к учителю, и на «классном часе» ее зачитали перед всеми их одноклассниками.
Сергей и Ира молча стояли, тогда, с красными лицами и не знали, куда деваться от стыда. Естественно, эта история тут же дошла до их родителей, и симпатия Розова от всего пережитого постепенно «сошла на нет». Впрочем, у Сергея был легкий характер, и Алексей даже подозревал, что тот просто забыл об Ире, найдя какой-то новый объект для своего увлечения.
Розов, как обычно, сел с «Доцентом». Эта парочка в чем-то дублировала пару Виталика с Альбертом, но страдали они, все-таки, в основном, от своих громких голосов (их бас, даже при попытке говорить шепотом, можно было легко услышать в другом конце класса, не говоря уже о педагоге, чей стол стоял в паре метров от их парты) и коварных происков Горшенкова и Ахундова, сидевших неподалеку от них.
Двое последних, занимая явно более предпочтительную позицию, выбирали момент, когда учитель поворачивался лицом к доске, и наносили массированный коварный удар по Розову с Пятницким.
«Артподготовка» велась всеми доступными им видами вооружения: метанием, вручную, кусков ластика, выстрелами кусочков скатанной бумаги с помощью «школьной рогатки» – оттянутой назад тоненькой резинки, предварительно завязанной своими обеими концами на указательном и среднем пальцах, и даже посылкой «бумажных голубей», собранных по «спецтехнологии» и имевших большую точность попадания.
После этого «стрелки» принимали самый благочестивый вид и вдумчиво смотрели в рот поворачивающемуся лицом к классу учителю, весь гнев которого обрушивался на бедных Сергея с Марком, чья запоздалая реакция на агрессию воспринималась педагогом за акт кощунственного непослушания и пренебрежения к его уроку.
Всю эту пеструю картину разноплановых характеров, во многом, определяющих общее лицо десятого «А», существенно дополняли и обогащали своим присутствием такие личности, как: Аркисов Саша – весьма общительный и ранимый юноша, обладающий явными задатками будущего ученого в области физики и математики; Лунин Боря – очень интеллигентный и эрудированный парень – знаток русского языка и литературы, свободно владеющий, при этом, и английским языком; неисправимый авантюрист Беспалов Виктор; общий любимец «Элик» – самый маленький ростом ученик в классе, художник «от бога» – Эльчин Мирзоев; самый бойкий и темпераментный «Пончик» – круглощекий Артур Мартиросян; вечно спорящий со всеми с пеной у рта «Троцак» – Абрамян Армен; «помешанная» на литературе Гюля Саламова; умница, скромница и очень обаятельный человек – Каримова Назиля; вечно привирающий про свои подвиги (в которые никто не верил из-за весьма худощавого телосложения самого хвастающего) Запятин Андрей; закоренелый двоечник и тугодум Биняев Наиль, по прозвищу «Тормоз»; всегда держащийся особняком ото всех, обладающий сильным и упрямым характером Караев Ровшан; тихий и миролюбивый Юсупов Борис; такой же тихий, но только более волевой и агрессивный Славик Андропов; три скромных и обаятельных Ирины: Мирошникова, Авасян и Буданова, и две абсолютные тихони Балоян Стелла и Акопян Анджела. Теперь к ним добавился еще и севший рядом с Аркисовым Сашей Максим Северов.
Их класс, несмотря на всю разность составляющих его характеров, был единым живым организмом и, пожалуй, самым дружным среди всех классных коллективов школы. Это был его родной, самый лучший в мире, десятый «А».
Незаметно закончился первый урок. Классного руководителя их класса, одновременно, являющуюся их учителем по географии – Марину Александровну – замечательного и очень доброго человека, в этот раз, никто не слушал.
Все тихо перешептывались и обменивались мнениями вплоть до звонка, возвестившего об окончании урока, после которого, стремглав выскочив на перемену и перемешавшись со старшеклассниками из других классов, тут же создали в широком коридоре невообразимый шум и гам, моментально заполнивший атмосферу всей школы.
Высыпал в школьный коридор и соседний десятый «Б». Первыми из него вышли трое Саш: Гроссман, Нарышкин и Гукосян, самые безвредные и миролюбивые парни этого класса. Затем – неразлучные друзья Рома Малоян и Тофик Самедов, с которыми у Алексея (с младших классов) сложились хорошие отношения в связи с их совместным участием в школьной художественной самодеятельности.
За ними выскочила сразу целая группа девушек: Гаврошкина Люба, Кондратьева Ольга и Адиманян Марина.
Вышли Олег Лагутин и его верный «оруженосец» Михаил Приходько, очень скользкий и противный тип, который весьма комфортно чувствовал себя в тени яркого Лагутина. Он всегда поддерживал мнение Олега и даже слегка подхалимничал перед ним, за что, в принципе, и пользовался расположением последнего.
Лагутин и Приходько неспешно подошли к окну и высокомерно оглядели весело шумящую толпу, как бы подчеркивая, что они не имеют к этому никакого отношения.
– Эй, министры без портфеля, не лопните от важности, – стал цепляться к ним задиристый «Пончик», ростом меньше каждого из них на целую голову.
– Закройся, пигмей! – лениво бросил ему Олег.
Обиженный «Пончик» завелся с полуоборота. Он тут же подскочил к Лагутину и, бурно жестикулируя руками, стал вызывать того на драку. Олег, как бы не замечая его, лениво повернулся к стоявшим у другого окна «ашникам» Запятину и Абрамяну и небрежно произнес:
– Уберите своего придурка, пока я его не зашиб ненароком!
От этих слов «Пончик» взвился как ужаленный. Он попытался дать Лагутину пощечину, но тот, ранее занимавшийся какое-то время боксом, без труда сыграл с ним на опережение и резким ударом кулака со всей высоты своего роста, буквально, сбил несчастного «Пончика» с ног.
К нему тут же подскочил стоявший ближе всех к этому месту Северов и, встав между ним и еле встающим с пола и плохо соображающим, что с ним произошло, «Пончиком», сказал, обращаясь к Лагутину:
– Пользуешься тем, что вы в разных весовых категориях?
– Не твое собачье дело, – огрызнулся тот и, заметив выходящих в этот момент из их класса Трофимову и Ковалеву, неожиданно для всех дал сильный пинок по месту пониже спины нагнувшемуся к «Пончику» Максиму.
Это было сделано явно для того, чтобы обратить на себя внимание Лены, и Родионов, до этого не следивший за развитием данного инцидента, поскольку, не отводя глаз от двери «Б» класса, ждал появления в коридоре новенькой, увидел только этот завершающий пинок Олега.
Его до глубины души возмутил этот низменный поступок Лагутина, желавшего унизить Северова в глазах Трофимовой.
– Ты, что делаешь, сволочь?! – Алексей рванулся к нему и с ходу ударил Олега кулаком в челюсть.
Удар прошел, но Лагутин тоже успел ответить ему ударом на удар, и тут же в них обоих вцепились десятки рук одноклассников, сумевших быстро растащить их в разные стороны.
Последнее, что успел заметить Алексей, прежде чем со звонком на урок друзья втолкнули его в их класс, были, как ему показалось, неприязненно смотревшие на него красивые глаза Лены…
Дальнейшему развитию конфликта помешало то, что в этот день было всего два урока, после которых их всех отпустили домой.
Поэтому, выходя из школы в тесном окружении своих одноклассников, ни Алексей, ни Лагутин, не произвели никаких враждебных действий по отношению друг к другу.
Во-первых, прошедшие сорок пять минут успокоили их обоих; во-вторых, по общему мнению и «ашников», и «бэшников», поскольку в их короткой личной стычке они обменялись равным количеством ударов (по одному), то между ними, налицо – ничья, а значит, и обид у них, между собой, больше не должно быть.
Хуже обстояло дело с Максимом и «Пончиком». Они оба чувствовали себя оскорбленными. И, если «Пончик», честно говоря, был, во многом, виноват сам в том, что «нарвался и получил», то у Северова, действительно, были все основания «призвать к ответу наглеца» Лагутина. Но никому не хотелось новых драк в этот день, и «ашники» уговорили Максима отложить его разборки с Олегом «на потом».
Глава 3. Пляж
Прошел месяц. И хотя все это время в Баку стояла по-летнему жаркая погода, летнее «каникулярное» настроение уже давно покинуло старшеклассников.
За это время Северов, удивительным образом, настолько влился в новый для него коллектив «А» класса, что все «ашники» стали считать его «кровь от крови и плоть от плоти» своим.
Особенно близко он подружился с Родионовым, Розовым и Горшенковым, которые с удовольствием и без долгих раздумий приняли его в свою «теплую» компанию школьных активистов.
В один из последних дней сентября, выпавший на субботу, по Баку прошел слух, что очень скоро погода резко изменится, и на улице по-осеннему похолодает. Данная информация не прошла мимо старшеклассников, и вышедшая по окончании уроков из школы мужская половина «ашников» решила в полном составе съездить в воскресенье на пляж.
Их одноклассницы предсказуемо отказались от этой затеи, но, если честно, то парни на них особенно-то и не рассчитывали.
На следующий день в восемь часов утра, уже при посадке в электричку, к их веселой компании неожиданно присоединились «бэшники» Рома Малоян и Тофик Самедов и бывший «ашник», ушедший после восьмого класса в железнодорожный техникум – Игорь Башкиров.
За небольшую полноту Башкирова все, между собой, тихо обзывали «Толстым», но назвать его, подобным образом, прямо в лицо не решался никто, зная, что немедленно получит от него так, что мало не покажется…
С первого по восьмой класс Игорь был настоящим лидером среди тех мальчишек из их класса, кто не очень ладил с учебой и дисциплиной. Но, при этом, несмотря на свою, мягко говоря, не очень хорошую успеваемость, он был весьма толковым и, самое главное, очень волевым парнем, фанатично обожающим драться по поводу и без повода с любым наглецом, позволившим вести себя ненадлежащим образом в его присутствии.
Как это ни странно, но Алексей – лидер остальной части мальчишек из их класса, предпочитавших, в пику избегавшим любых школьных мероприятий «башкировцам», активно участвовать во всех происходящих в школе событиях спортивного и общественного характера и, при этом, успевать успешно учиться, с ним всегда был в хороших отношениях.
Возможно, это произошло из-за того, что в детстве, когда Игорь сломал ногу и, находясь дома, очень долго не ходил в школу, проживавший недалеко от него Алексей посещал его чаще других, а сам выздоровевший Башкиров, парой месяцев позднее, частенько навещал Родионова в весьма похожей ситуации, когда теперь уже тот болел около двух недель в своей квартире.
А может – из-за того, что, когда их мальчишечью братию в шестом классе захлестнула киношная романтика воинских баталий древних греков, римлян и руководимых Спартаком гладиаторов, и они, разделившись после уроков на две равные половины, принялись яростно «хлестаться» деревянными мечами на спортивной площадке за школой, в решающем очном поединке, в котором сошлись между собой Алексей и Игорь – два харизматичных вожака противоборствующих сторон, Родионов оказался единственным, кто сумел устоять перед бешеным напором Башкирова, до этого яростно сметавшего в персональных схватках всех своих «врагов», и даже победить его, зримо коснувшись в нужный момент мечом тела своего противника, тем самым, принеся окончательную победу своей «армии».
Как бы там не было, между ними всегда царило уважительное отношение друг к другу.
И Алексей был искренне рад их неожиданной встрече в электричке, направлявшейся на Бузовнинский пляж Каспийского моря.
Ровный стук ее колес быстро настроил «пляжников» на лирический лад, и в их вагоне, благодаря тому, что Игорь предусмотрительно захватил с собой гитару, очень скоро раздался специфический «бакинский шансон» – популярные, в то время, дворовые и молодежные песни «местного разлива».
При этом, более-менее знакомые куплеты вся веселая компания пела вместе с Башкировым, а незнакомые и те, которые поются от первого лица, исполнял лично Игорь.
Напевшись вдоволь, он неожиданно для многих протянул гитару Алексею:
– Спой, Лех, что-нибудь! Ты, ведь, насколько я знаю, тоже немного играешь…
Родионову не хотелось ни петь, ни играть, но отказать Башкирову он не смог. Приняв от него гитару, Алексей сделал несколько пробных аккордов и сначала тихо, а потом все громче и громче, запел песню своего собственного сочинения:
Давай, дружок, пожмем друг другу руки.
Ведь расстаемся и, быть может, навсегда.
Так выпьем стопку на прощание
Под наше громкое трехкратное «Ура!»
И пусть невзгоды бьют, но не сломают.
Упрямством духа вечно славились все мы.
Так выпьем стопку на прощание.
Уходят в жизнь судьбы выпускники!
Мы не жалеем ни о чем, что было,
И верим в то, что встретимся опять.
Так выпьем стопку на прощание
За то, чтоб веру в дружбу нам не потерять!
С последним аккордом парни восхищенно загудели:
– Клево! Ну, ты, Лех, даешь! А еще можешь?
Башкиров одобрительно хлопнул Родионова по плечу и, присоединившись к остальным, попросил:
– Давай, Лех, еще одну свою… какую-нибудь… лирическую!
– Ну, хорошо! Уговорили, – согласился, усмехнувшись, Алексей и, немного подумав, снова запел:
Вновь навстречу мне
Идешь ты, летишь ты, как всегда.
Как в хорошем сне
Поверю, что вдруг сбудется мечта.
Но опять пройдешь ты стороной,
Не остановишься со мной
И бросишь дерзкий гордый взгляд
Уже который день подряд…
Снова ночь теперь
Не спать мне и думать о тебе.
Как сказать: «Поверь,
Что счастье опять придет к тебе!»
Но опять пройдешь ты стороной,
Не остановишься со мной
И бросишь дерзкий гордый взгляд
Уже который день подряд…
Разлюбить тебя
Не в силах и не властен я уже.
Не прожить и дня
Без мыслей, мечтаний о тебе.
Но опять пройдешь ты стороной,
Не остановишься со мной
И бросишь дерзкий гордый взгляд
Уже который день подряд…
Допев до конца, Родионов решительно отложил гитару в сторону:
– Все, давайте в «дурака» играть!
«Пончик» моментально достал припасенную им заранее колоду карт и, перетасовав ее, стал сдавать. Играли двое надвое. Проигравшие сразу же менялись. Чаще всех, как и следовало этого ожидать, на своих местах оставалась основная пара: «Пончик» и Игорь.
Все прекрасно знали, что «Пончик» жульничает, но поймать его «за руку» было, практически, невозможно, и поэтому, раз за разом, все их соперники, освобождая места для следующей пары игроков, грустно поднимались с очередными «погонами» на плечах.
Последними встала со своих мест самая невезучая команда: Запятин с Беспаловым, и именно в тот момент, когда по вагону, мимо них, проходила большая группа незнакомых парней весьма задиристого типа и, судя по некоторым признакам, сильно обкуренных анашой.
– Эй, брат, одолжи-ка нам колоду! – поигрывая острой «финкой» в правой руке, обратился к «Пончику» самый наглый из них.
– Карты, брат, нам самим нужны, – спокойно за всех ответил Игорь и, поднявшись со своего места, также демонстративно вынул из кармана брюк небольшой охотничий нож.
С соседней скамейки одновременно поднялись Алексей и Саша Сличенко, а за ними и все остальные «ашники». Чужаки оказались в плотном кольце одноклассников Алексея.
Ситуация накалилась до предела. И ее кульминацией стал прыжок маленького разъяренного «Пончика» на скамью, где, до этого, сидели Запятин с Беспаловым. Там он мгновенно выпрямился и, нежно поглаживая левой ладонью неизвестно откуда взявшийся на его правой руке самодельный кастет, язвительно спросил у чужаков:
– Ну, что, пацаны… сыгранем партеечку?
«Пацаны», явно не ожидая такого дружного отпора от простых «пляжников», молча переглянулись и пошли «на попятную».
Их заводила убрал свою «финку» и примирительно поинтересовался:
– Откуда вы, парни?
– С «Восьмого», – ответил кто-то из «ашников».
– А… с «Восьмого»… Ну, ладно. Нет – так нет! – подвел итог разговору их вожак и, подав своим «пацанам» знак отбоя, пошел дальше по вагону.
За ним тут же потянулось все его окружение, и у парней «А» класса появилась возможность облегченно выдохнуть. Правда, произвели они это действие лишь тогда, когда последний обкуренный анашой «пацан» из вагонной шпаны покинул их вагон.
За всеми этими событиями они не успели заметить, как их электричка уже подъехала к нужной им станции «Бузовны», и вместе с ними на жаркий станционный перрон высыпали почти все доехавшие до нее пассажиры.
Легкий ветерок с моря сразу же обдал новоявленных «пляжников» неповторимым морским запахом и физически ощущаемой влажностью, отчего каждый вышедший на перрон пассажир электрички автоматически замирал на месте на две-три секунды и, вдыхая этот живительный воздух, жадно вглядывался в виднеющуюся вдалеке синеву Каспийского моря.
Докупив к взятым с собой припасам еще и фрукты с вареной кукурузой, продававшиеся прямо у станции, веселая компания старшеклассников, дружно поснимав обувь, бодро зашагала босиком по горячему белому песку, слегка обжигая на ходу подошвы своих ног и спеша побыстрее добраться до воды.
Минут через восемь они уже были на месте.
Найдя небольшой, все еще остающийся пока свободным, тенистый пятачок под навесом, компания старшеклассников со смехом, кое-как, разместилась на нем и стала быстро раскладывать на газетах принесенные с собой яства.
Поскольку все они не ели с самого утра и успели за время поездки хорошенько проголодаться, то на еду набросились, даже не попытавшись сначала окунуться в море.
Отсутствием аппетита никто не страдал, и все яства были сметены, буквально, за десять минут.
Однако, здесь тоже все прошло не без приключений.
Здоровый «бугай» Пятницкий, в своем репертуаре, с невозмутимым видом брал одно за другим вареные яйца из общей кучи, лежащей на газете, мгновенно разбивал их о свой могучий лоб и, тщательно очистив от скорлупы, также быстро закидывал к себе в большой рот, съедая их без видимого посторонним взглядам разжевывания.
Сопровождал он эти отточенные долгой практикой действия короткими выражениями типа: «Хлоп!», «Вжик, Вжик!» и «Ням-Ням!». После окончательного «проглатывания» очередного яйца им обязательно подводилась фиксирующая данный миг черта: «Готово!», после чего завораживающий нечаянных зрителей процесс поглощения «яичного продукта» повторялся снова…
Таким образом Марком было съедено уже не менее шести яиц, когда вдруг ни с того ни с сего «завелся» вечный спорщик «Троцак». «Я тоже так могу! Спорим?» – сказал он. И, хотя никто с ним не собирался спорить, «Троцак», недолго думая, тоже хватанул первое попавшееся яйцо из общей кучи и с силой «саданул» его себе в лоб.
Что произошло потом, трудно описать словами.
Почему из всех сваренных вкрутую яиц именно это оказалось сваренным всмятку, не знал никто. В общем, сцена была не хуже той, что показана в старом советском фильме, когда киногерой артиста Савелия Краморова выпил за столом, по ошибке, шампунь.
Но, если у вышеупомянутого артиста, в кадре, пузырящийся шампунь вытекал только изо рта, то у застывшего в немом изумлении «Троцака» желточно-белковая жидкая масса плавно растекалась по всему его круглому лицу.
Венцом этого эпизода было то, что абсолютно никто не был морально готов к такому результату «троцаковского» эксперимента.
Сказать, что всех присутствующих охватил истерический смех – значит, ничего не сказать… Это был «ржач» до икоты, до посинения, до валяния на спине и дрыганья, при этом, ногами в воздухе.
Прошло не менее получаса, прежде чем компания старшеклассников отошла от этого инцидента, и, наконец-то, все полезли в воду, из которой, потом уже, очень долго никто не выходил.
Море у берега оказалось достаточно прогретым, и одноклассники «засели» в нем весьма капитально. Лишь только через час они, наконец-то, собрались вновь на берегу, решив немного отдохнуть от воды. Кто-то отошел поиграть в волейбол, кто-то, упав на песок, принялся загорать, а кто-то принялся снова играть в карты.
И лишь умиротворенный покоем Алексей, сам не зная почему, вдруг взял в руки гитару и негромко запел еще одну свою песню, которая, как ему показалось, должна была наиболее подходить данному моменту:
Я стою на приморском бульваре.
Взгляд на моря безбрежного дали.
Что же ты до сих пор не приходишь?
Неужели любви ты не помнишь?
Вновь и вновь я брожу под крик чаек,
Только мне на душе не легчает.
Видя это, ласкаются волны
С тихим шумом, ленивым и сонным.
Да, я слышу твой зов, мое море,
Славный друг мой в веселье и в горе.
Ты зовешь меня в дальние страны,
Чтобы там излечить мои раны.
Но, увы, не прелестны напевы чужбины.
В них нет солнца, а в небе нет сини.
Режет душу надрывный гитары аккорд…
Ухожу… Я достаточно горд.
Закончив петь, Родионов механически оглянулся и к своему изумлению увидел, что его пение, оказывается, слушали не только друзья-одноклассники, но и посторонние отдыхающие, разместившиеся дальше них под навесом.
Какой-то мужик, лет пятидесяти, не выдержал и в общей тишине громко сказал:
– Парень, тебе бы, с таким талантом, в артисты поддаться!
Алексей благодарно улыбнулся:
– Спасибо за добрые слова, но у меня – несколько другие планы на жизнь.
К этому времени, все его одноклассники, подобравшись за время исполнения им своей песни к нему поближе, уселись рядышком и стали рассказывать друг другу смешные анекдоты.
После нескольких «заезженных серий» про Вовочку и Чапая с Петькой главные «специалисты» по данному жанру Малоян и Самедов, наконец-то, устали «молоть языком» и ушли на станцию встречать своих приезжающих чуть позже «бэшников», также решивших отметиться в последнее жаркое воскресенье сезона на Бузовнинском пляже.
После ухода признанных мастеров жанра анекдоты стали рассказывать все «кому не лень», но получалось это далеко не у каждого. И в этот момент в круг рассказчиков вдруг неожиданно вклинился Северов, громко объявивший, что у него есть для них кое-какой «свежачокс», поведанный ему вчера его отцом.
И, правда, он весьма артистично рассказал им, действительно, смешной анекдот про партийное руководство страны и их истинное отношение к народу, по окончании которого все «ашники» дружно расхохотались.
– Весело живете! – вдруг громко раздалось рядом с ними.
Одноклассники разом обернулись.
Мимо них, видимо немного разминувшись с ушедшими их встречать Малояном и Самедовым, небольшой группкой проходили парни из десятого «Б».
Ближе всех к «ашникам» шел Приходько, и, судя по всему, это именно он обратился к ним с данной короткой репликой.
– А где твой дружок Лагутин? У меня к нему давний счетик имеется, – обратился к Михаилу «Пончик», проигнорировав, как и все остальные «ашники», его фразу об их веселой жизни.
– Передай этому «козлу», что я его рано или поздно все равно по стенке размажу, – добавил Северов. – Не посмотрю, что наши отцы вместе работают.
Но Приходько, в своей обычной осторожной манере, ничего им не ответил и сделал вид, что уже удалился на расстояние, на котором не слышны их угрозы в адрес отсутствующего здесь Лагутина.
Остальные «бэшники» с непроницаемым выражением лица молча прошли вдалеке от своих извечных соперников – «ашников», и лишь Гроссман, проживавший с Родионовым в одном дворе и относившийся к той же дворовой компании, что и тот, миролюбиво улыбнулся и дружески подмигнул Алексею, который, не задумываясь, ответил ему тем же.
После того, как группа «бэшников» прошла мимо них, улегшемуся позагорать Родионову вспомнилась история двухгодичной давности, когда в рамках внутришкольной игры «Орленок» младшие и средние классы были условно поделены на «зеленых» и «синих».
«Зеленым», при этом, были выданы зеленые пилотки, а «синим» – соответственно, синие.
Класс Алексея волей школьного руководства относился к «зеленому» воинству, а класс «Б» – к «синему».
Сначала, как всегда, прошли конкурсы на лучший командный строевой шаг, потом – на маршировку с песней, а затем – на наступательно-отступательные маневры классов в поле. Последними были конкурсы по сборке-разборке автомата и, конечно же, стрельбе.
Счет по очкам, до последнего конкурсного дня, шел равный. И все школьники, зная, что оглашение окончательных результатов их «войны» должно произойти на следующие сутки, сильно волновались по этому поводу.
А в этот, предпоследний, день конкурса до конца занятий оставался тогда лишь один урок.
Перед ним-то и произошла, как ее долго потом называли сами школьники, «решающая битва» между «зелеными» и «синими».
Первыми потасовку на школьной лестнице затеяли «синие» из младших классов, вытеснив своих «зеленых» ровесников в общий коридор. Потом к этой «битве», постепенно, стали присоединяться средние классы, строго следуя своим цветовым различиям.
«Битвой», конечно, эту потасовку назвать было нельзя. Скорее, это было веселое толкание, пихание и хватание. Были все элементы жесткой спортивной борьбы. Агрессии же – не было и в помине. И тем интереснее было это состязание.
Естественно, дело дошло и до участия в «битве» тогдашних восьмых классов.
Класс «А» в своих лихо заломленных на затылок зеленых пилотках стремительным ударом вытеснил «синих» из коридора второго этажа на лестницу, ведущую на первый этаж, но преследовать их дальше не смог из-за внезапного нападения на «зеленых» тогдашнего восьмого «Б» (выступавшего под «синими знаменами»), неожиданно спустившегося с лестницы третьего этажа.
Положение для «зеленых» из угрожающего переросло в критическое.
И тут в голову Алексея пришла спасительная мысль. Вместе с Игорем Башкировым и последним оставшимся у них резервом – пятью или шестью «зелеными» разных возрастов, бесцельно болтавшимися в коридоре и до поры до времени не участвовавшими в «свалке», они пробежали по коридору до следующей лестницы, поднялись по ней на третий этаж и, добежав до «места сражения», неожиданно для «синих», напали на них с тыла.
Этот «удар» был как неожиданный, так и весьма мощный по своему напору.
«Синие», находившиеся на верхней лестнице, оказались зажатыми с двух сторон. В панике они стали перелазить через перила и спрыгивать на нижнюю лестницу, еще занятую их «союзниками по цвету».
В результате, эта паника охватила и их нижних соратников; и «синие», всей своей огромной толпой, позорно бежали вниз, спотыкаясь на ступеньках и сшибая друг друга на поворотах.
Победа «зеленых» была полная и безоговорочная. Мало того, в плен к «зеленым» попал Гроссман из «Б» класса, не успевший перепрыгнуть через перила и таким образом вырваться из окружения.
Победители, крепко держа пленного за руки и плечи, силком потащили его в свой класс, хотя, как раз в это время, уже прозвенел звонок на урок.
Бедный Саша чуть не плакал, прося отпустить его на урок и не дергать за рукава из-за риска порвать ему, при этом, рубашку.
Но «опьяненные» своей победой «зеленые», устроив вокруг него импровизированный победный «танец дикарей», и не думали его отпускать.
Вдобавок ко всем его бедам, в классное помещение «ашников» слишком долго не приходила где-то задержавшаяся учительница, и полностью растерявшийся Гроссман уже был готов разрыдаться, когда за него, наконец-то, решил вступиться Алексей.
– Так, хватит! Отвалите от него, – тоном, не терпящим возражения, приказал он своим одноклассникам и, вырвав из чьих-то рук ценный военный «трофей» – синюю пилотку Гроссмана, надел ее Саше на голову.
Растолкав одноклассников, он, буквально, вытолкнул Гроссмана из их теплых «объятий» в коридор.
– Беги, Саш, – шепнул он ему.
И тот, мгновенно сориентировавшись, вприпрыжку рванул к своему классу.
– Все, игра окончена, – обернулся Родионов к «ашникам», столпившимся за его спиной.
Те побурчали немного, но упрекать его за освобождение пленного не стали, так как отчетливо понимали, что своей победой они обязаны, в первую очередь, именно ему…
Тем временем, пока ударившийся в воспоминания Алексей, ненароком задремал на солнышке, его одноклассники, успевшие еще раз искупаться в море, принялись потихоньку собираться домой. И очнувшемуся от дремоты Родионову не оставалось ничего другого, как только поспешно к ним присоединиться.
Обратно старшеклассники доехали без приключений.
При расставании парни еще долго обменивались мнениями по «узловым» моментам их школьной жизни, периодически прыская от смеха при очередном воспоминании кем-то из них желточно-белковой жидкой массы на лице «Троцака», но, постепенно, темы для разговора закончились, и все разошлись.
Глава 4. Происшествие с подтекстом
Следующий день начался для учеников, как обычно, с общего построения перед школой.
И у Алексея с Виталиком, ныне пришедших минут за пять до того, как всех, по-классно, стали пропускать в школьное помещение, было время неспешно оглядеться.
Само собой, что, первым делом, Родионов обратил свое внимание на то, как Северов о чем-то непринужденно разговаривает с Трофимовой и Ковалевой и, видимо, рассказывает им что-то очень смешное, поскольку последние, то и дело, начинали смеяться.
Обе девушки, одетые, как собственно, и все другие школьницы, в черные форменные платья с белоснежными фартуками, нижние края которых, согласно моде того времени, были сантиметров на двадцать выше их колен, обладали, на редкость, стройными ножками, что делало их, и так несомненно очаровательных, главными мишенями жгучих взглядов значительного числа десятиклассников мужского пола.
Немного погодя, а точнее, за несколько секунд до захода десятиклассников в школу, на месте их сбора появился Лагутин.
Алексей еще издали увидел его испепеляющий взгляд на болтающего с Леной Максима.
«Похоже, что он, на полном «серьезе», ревнует ее к Северову и, поэтому, с первого дня появления обоих новеньких в их школе так негативно реагирует на него», – подумал про Олега Родионов.
Ему самому тоже очень нравилась эта девушка, но он, в отличие от Лагутина, не испытывал, из-за этого, к Максиму каких-либо неприязненных чувств.
В этот момент Олег, проходя за спиной не увидевшего его Северова, как бы невзначай, сильно задел последнего своим плечом. Тот оглянулся и, увидев Лагутина, «вспыхнул как спичка»:
– Слушай, ты, «козел надутый», жду тебя сегодня за школой после шестого урока, или лучше сразу повесься, чтобы не позориться!
– Между прочим, Олежка, у Максима за спиной три года в секции каратэ, – язвительно добавила Ковалева, которой и самой, видимо, не очень-то нравился Лагутин.
В ответ Олег, не удосужив их даже взглядом, презрительно процедил сквозь зубы:
– Не сегодня, а завтра… после шестого урока… жду тебя за школой, «каратист долбанный»!
Алексей, конечно, знал, что Лагутин занимался, одно время, в секции бокса, но не имел ни малейшего представления о северовском увлечении каратэ.
«Что же, завтра будет, видимо, неплохая «мясорубка» между ними», – механически подумал он, обратив, при этом, свое основное внимание непосредственно на то, с каким неподдельным интересом посмотрела на Олега Лена.
«Все-таки, этот самовлюбленный позер сумел произвести на нее впечатление, – недовольно мелькнуло у него в голове. – Господи, до чего же все бабы падки на дешевые «понты» подобных франтов… А если, вдруг, у этих позеров есть еще и приличный автомобиль «под пятой точкой», да большая пачка денег в их внутреннем кармане, то, порой, даже у неглупых, в принципе, баб «крыша» начисто съезжает – на раз».
Тем временем, все, наконец-то, разошлись по своим классам, и в школьных коридорах наступило долгожданное затишье.
Первым уроком в десятом «А» была математика.
Это занятие у старшеклассников-«ашников» всегда сопровождалось идеальной тишиной, так как педагог по этому предмету – Инна Павловна – была очень строгой учительницей, и все нарушения дисциплины жестко пресекались ею «на самом корню». Но преподавала она великолепно… по крайней мере, для тех, кто внимательно слушал и искренне хотел понять ее математические премудрости.
Вторым уроком у Родионова с его школьными товарищами был азербайджанский язык. Его вела замечательная женщина – Зульфия Аббасовна. Она давала всем ученикам возможность, в меру, пошептаться и также, в меру, наказывала слишком шумных из них, но, при этом, очень редко ставила кому-нибудь двойки. На ее уроках можно было все: дописать неоконченное домашнее задание к другому предмету, сыграть в «крестики-нулики», обменяться мнением с близсидящими, но… главное, при этом, было «не перегнуть палку», то есть – не наглеть и не создавать излишнего шума.
До нее азербайджанский язык в их классе вел Аликпер Аскерович. Это был старый и сильно глуховатый «склеротик», над которым издевались многие школьники. Алексею же всегда было жалко этого доброго старика, прошедшего войну и имевшего множество боевых наград, и он постоянно одергивал своих излишне ретивых одноклассников, любивших безнаказанно «хохмить» над этим преподавателем.
Помимо «стандартных» розыгрышей, типа выкладывания кнопок на его стуле, некоторые «хохмачи» придумывали и другие «приколы». Один раз, например, они мелом нарисовали на его стуле круги в виде мишени, и бедный старик целый урок ходил с этой «задней» мишенью на своих брюках.
Но любимыми розыгрышами данных «любителей острых ощущений» были: исчезновение классного журнала со стола преподавателя и звонок заранее принесенного будильника минут через двадцать после начала урока, благодаря которому занятие по азербайджанскому языку заканчивалось гораздо раньше установленного времени, поскольку глуховатый Аликпер Аскерович, не отличая раздающегося звука от традиционного, искренне полагал в этом случае, что все отведенные на его предмет сорок пять учебных минут уже прошли.
Третьим уроком у десятиклассников была физика. Здесь тоже испытывался «напряг», не меньший, чем на математике.
Данный предмет вела Снежана Арсеновна – также чрезвычайно строгий преподаватель, на занятии у которой, порой, можно было расслышать даже муху, жужжащую у окна.
При этом, особенно большую порцию адреналина в крови школьники получали в тот момент, когда Снежана Арсеновна, желая кого-то из них вызвать к доске, начинала медленно, сверху вниз, проводить своей авторучкой по списку фамилий учеников в классном журнале. Поразительно, но острота ситуации, по мере опускания ее авторучки вниз, нисколько не снижалась, поскольку у данной учительницы была неприятная для школьников привычка неоднократно повторять такую процедуру заново, прежде чем, наконец-то, назначенный ею «ответчик» вызывался к доске.
Для Алексея этот предмет являлся самым дискомфортным, так как Снежана Арсеновна, почему-то, сразу невзлюбила его и придиралась к его ответам, почем зря.
При равном качестве ответов отдельным ученикам она ставила пятерки, а ему – обязательно, на бал ниже. Это давно заметили не только он и его друзья, но и многие другие одноклассники, которые стали частенько подшучивать над ним по этому поводу.
Однако, начиная с девятого класса, отношение строгой «физички» к нему постепенно нормализовалось; по крайней мере, ушла явная предвзятость с ее стороны в оценке уровня его знаний данной учебной дисциплины, и Родионову стало немного полегче.
Четвертый урок – биологию – у десятого «А» вела Людмила Рубеновна, добрейший человек и полнейшая противоположность, по характеру, Снежане Арсеновне – ее ближайшей подруге.
Людмила Рубеновна, наоборот, максимально хорошо относилась к Алексею, и он, не без основания, предполагал, что именно ее мнение, в конце концов, и растопило «лед недоверия» к нему со стороны Снежаны Арсеновны.
Последние же два урока, в этот день, были отданы «на откуп» их школьному физруку, которого все ученики за глаза называли странным прозвищем «Тли-Тли», придуманное ему кем-то из предшествующих поколений старшеклассников за невыговаривание им буквы «р» и соответствующую спортивно-военную считалку, звучащую в его исполнении следующим образом: «Лаз, два, тли! Лаз, два, тли!».
«Тли-Тли», как и всегда, не стал слишком долго размышлять над тем, какое же занятие им придумать, и, выдав девушкам волейбольный мяч, оставил их одних играть в школьном спортзале, а парней, чтобы они не мешали последним, предусмотрительно вывел на открытую спортивную площадку за школой, после чего торопливо бросил им футбольный мяч и спешно удалился в свою маленькую «физруковую» каморку.
Давние клубные пристрастия позволили парням из десятого «А» почти мгновенно разделиться на две футбольные команды болельщиков «Спартака» и «ЦСКА», моментально разошедшихся в разные стороны.
Костяк «армейцев», при этом, составили Горшенков, Розов, Пятницкий, Ахундов и Аркисов, традиционно болевшие за хоккейный «ЦСКА» и футбольное киевское «Динамо».
Основу же их извечных соперников, фанатично «топивших» за хоккейный и футбольный «Спартак» представляли Родионов, Атабекян, Сличенко, Андропов и Караев.
Остальные их одноклассники, не имевшие столь явных клубных пристрастий, разделились с помощью проведенной, на скорую руку, жеребьевки и примкнули к той или иной команде лишь в соответствии с результатом выпавшего им жребия.
Сама же игра, как и всегда, при таких составах, получилась жесткой и принципиальной. Старшеклассники не щадили ни себя, ни ног соперника, что в условиях, когда спортивная площадка представляет собой сплошную каменистую почву, огражденную металлической решеткой, прогнозируемо приводило к многочисленным ссадинам и синякам периодически падавших футболистов.
После очередного падения кого-то из «спартаковцев» Караев, не на шутку, сцепился с Розовым, но их, хотя и с большим трудом, все-таки, удалось разнять. Потом разругались между собой Горшенков с Ахундовым из-за неудачного паса последнего. Затем захромал и ушел с поля «подкованный» противником Андропов…
Казалось бы, еще немного, и игра, грозящая перейти из разряда жесткой в разряд жестокой, вот-вот прекратится, но она лишь набирала свои спортивные обороты.
Параллельно с ней из школьного спортзала доносились не менее страстные крики и визги родионовских одноклассниц. Было полное впечатление, что хрупкие девушки, там, играли не в обычный «девчачий» волейбол, а, как минимум, в крутое «мужское» регби, причем, без всяких спортивных правил…
Наконец, к концу второго «физкультурного» урока на футбольное поле вышел бесстрастный «Тли-Тли» и резким свистком объявил об окончании матча. Свисток констатировал факт того, что в данной игре со счетом 5:3 победили «спартаковцы», которые тут же довольно побрели в раздевалку. И лишь спустя минуту, вслед за ними, потянулись раздосадованные проигрышем «армейцы», возбужденно обсуждающие причины своего поражения.
Однако, в раздевалке, когда футбольные страсти, наконец-то, улеглись, «спартаковцы» с «армейцами» очень быстро успокоились и дружно принялись дурачиться.
«Доцент», как пушинку, высоко поднял обеими руками маленького Мирзоева и, перевернув последнего ногами вверх, поднес его к потолочному перекрытию. И Элик, предварительно напяливший на свои ноги тридцать седьмого размера огромные туфли Пятницкого, весело зашагал по недавно побеленному потолку, оставляя на нем грязные следы сорок шестого размера.
Данный процесс тут же вызвал громкий хохот у переодевающихся старшеклассников, убежденных в том, что эта петляющая цепочка следов, протянувшаяся по всему потолочному перекрытию от одного края раздевалки до другого, несомненно станет настоящей загадкой как для физруков, так и для всего руководства их школы.
После этого дурачества в руках у Пятницкого и Мирзоева незамедлительно появилась неизвестно кем сюда принесенная настоящая пара боксерских перчаток, и в мальчишечьей раздевалке, естественно, тут же начался импровизированный бокс.
Одну перчатку – на правую руку себе надел Марк, другую – на левую – себе надел Элик, и боксерский поединок начался…
Это комичное состязание было похоже на драку «Моськи» со «Слоном», если бы такая случилась на самом деле.
Мирзоев налетал на Пятницкого, как жужжащий шмель, но, поскольку его голова была на уровне живота «Доцента», то все его удары попадали тому только в корпус.
Сам Марк лишь отмахивался от Элика, как от назойливой мухи. Наконец, ему это надоело, и он слегка ткнул своей правой рукой в перчатке в лицо наседавшему Мирзоеву.
Однако, эффект от этого тычка оказался просто потрясающим.
Элик отлетел на пять метров в сторону дальнего угла раздевалки (причем, последние три метра он уже, собственно говоря, не летел, а ехал на пузе) и уткнулся там, в завершении этого столь короткого путешествия, своим носом в длинную деревянную скамейку.
Не на шутку перепугавшийся за него Марк, в два прыжка, подскочил к товарищу и, как ребенка, поднял его на руки. Их тут же обступила взволнованная толпа одноклассников.
– Элик, как ты? Элик, как ты? – несколько раз подряд встревожено спросил Пятницкий у Мирзоева.
– Нормально, – с трудом вымолвил еле пришедший в себя Элик. – Хорошо, хоть, не убил, «Кинг-Конг» доморощенный!
К счастью для них обоих, все обошлось без последствий: у Мирзоева не было ни синяка, ни царапины, ни выбитых зубов.
На этом их поединок и закончился.
Продолжать боксировать после данного инцидента тоже больше никто не захотел, и десятиклассники мирно разошлись по домам.
Горшенков, вышедший из школы вместе с Родионовым, почему-то выбрал новый маршрут и повел Алексея мимо маленького тупичка, образованного двумя гаражами и котельной, около которой он неожиданно остановился и, загадочно подмигнув приятелю, вошел в этот крошечный закуток.
Тот, заинтригованный столь необычным поведением друга, естественно тут же последовал за ним, но… ничего интересного там не обнаружил.
Просто, в этот день Виталик умудрился «схватить» двойку за поведение на уроке физики и решил от нее избавиться довольно оригинальным способом.
Предварительно вырвав из дневника первый лист со своей фамилией, он с напутственными словами: «Пущай, полетает!» решительно отправил его в полет на крышу котельной, после чего, хладнокровно порвав на мелкие кусочки ранее вырванную бумагу, разбросал их в разные от себя стороны.
– Если ты так будешь расправляться с дневниками после каждой своей двойки, то для тебя никаких дневниковых запасов страны не хватит, – иронично заметил Алексей.
– Хм… – довольно хмыкнул Виталик. – Недельки через две мне уже опять нужно будет уезжать на соревнования. Так что, Леха, хватит для меня дневниковых запасов!
Рассмеявшись, друзья вышли из закутка и уже без остановок пошли в сторону своего двора.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/valeriy-gennadevich-klimov/proschay-baku-67375895/?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Валерий Геннадьевич Климов
"Прощай, Баку!" – приключенческая драма (в 2-х частях) о богатой на события судьбе коренного бакинца Алексея Родионова в молодости (со школы по возвращение из армии) и зрелости (в разгар межэтнического конфликта). В романе есть все: неповторимый шарм юношеских забав и первой любви, острота детективной интриги и отношений в любовном треугольнике, трагизм межнационального противостояния и боевых действий в городе. И все это – на историко-культурологическом фоне приморского Баку. Автор романа подполковник МВД в отставке Климов Валерий Геннадьевич, ЛАУРЕАТ Национальной литературной премии "ПИСАТЕЛЬ ГОДА"(2023), член Российского союза писателей, Российского военно-исторического общества и победитель ряда литературных конкурсов, очень красочно отразил в данном произведении как всю широту палитры чувств взрослеющих старшеклассников в стадии становления их личности, так и все многообразие поведенческого стиля (от подлости до героизма) этих же лиц в зрелом возрасте в смутные времена безвластия.
Валерий Климов
Прощай, Баку!
Прощай, Баку! Тебя я не увижу.
Теперь в душе печаль, теперь в душе испуг.
И сердце под рукой теперь больней и ближе,
И чувствую сильней простое слово: друг.
Прощай, Баку! Синь тюркская, прощай!
Хладеет кровь, ослабевают силы.
Но донесу, как счастье, до могилы
И волны Каспия, и Балаханский май.
Отрывок из стихотворения С.А. Есенина «Прощай, Баку!» (1925 г.)
Пролог
Москва. Красная площадь. 25 июня 2008 года. 11 часов 30 минут.
Рядом с Лобным местом остановились высокий, подтянутый и весьма уверенный в себе, симпатичный мужчина лет сорока пяти – пятидесяти, с русыми волосами, немного тронутыми сединой, и его ровесница – все еще весьма привлекательная, несмотря на возраст, стройная русоволосая женщина – являющаяся, судя по всему, его супругой.
Они синхронно посмотрели на свои часы, словно ожидая кого-то, и также одновременно быстро обменялись взглядами, похожими друг на друга как две капли одной воды.
Затем женщина, что-то сказав мужу, спешно направилась к зданию ГУМа, а он, заметно волнуясь, остался стоять на своем месте.
Алексей Родионов, так звали этого элегантного мужчину, в очередной раз окинув своим острым взглядом малолюдную из-за сильной жары площадь и не увидя на ней тех, кого он так нетерпеливо там ждал, внезапно резко зажмурился от яркого солнечного «зайчика», отразившегося от какого-то стеклянного предмета в руках проходящих мимо него людей и случайно попавшего ему прямо в оба глаза, и, ожидая момента, когда пройдет это временное ослепление, невольно погрузился на несколько секунд в свои волнительные воспоминания…
Вот он – шестнадцатилетний бакинский паренек, к которому в его последние школьные каникулы, проведенные вдалеке от его родного города, накрепко «прилепилось» данное на чужбине прозвище «Бакинец», с первого взгляда влюбляется в самую красивую девушку его школы, волею судьбы появившуюся там лишь в выпускном учебном году.
А вот он – уже двадцатичетырехлетний молодой человек, отслуживший после института положенный срок в армии и вынужденный «на гражданке» бороться за свою любовь с весьма коварным и беспринципным соперником – его личным школьным врагом из их общего детства – в условиях, когда исход этой борьбы отнюдь не очевиден.
Ну, и наконец, вот он же – но уже хорошо знающий себе цену мужчина «под тридцать», попавший вместе с самыми близкими ему людьми и значительной частью горожан нетитульной в их республике национальности в смертельно опасную для них ситуацию, когда в его родном Баку разом сменились все привычные жизненные ориентиры у почти двух миллионов жителей этого прекрасного города, и в нем начали гибнуть ни в чем не повинные люди.
Конечно, после этих страшных событий прошло уже довольно много времени, а точнее – без малого двадцать лет, за которые у Алексея и его близких успели зарубцеваться душевные раны, и смогла постепенно наладиться жизнь, но только проходила она уже не «там» – родине его детства и юности, и не среди «тех» – друзей его беззаботной молодости, которых злодейка-судьба разбросала, с тех пор, по самым разным городам и странам, а совсем в другом месте…
Родионов, прогоняя воспоминания, слегка встряхнул головой и осторожно приоткрыл глаза.
Зрение ожидаемо вернулось, и он тут же ясно увидел, как к нему, отходя от здания ГУМа, уже спешила обратно его супруга. При этом она издалека весьма акцентировано махала рукой и, почему-то улыбаясь, указывала ему жестами в противоположную от них обоих сторону.
Алексей, реагируя на ее активные сигналы, резко обернулся и тут же сам моментально расплылся в широкой улыбке. К нему подходили те, кого он так нетерпеливо ждал не только все эти последние минуты, но и все последние десятилетия – его бакинские одноклассники.
Раскинув широко свои объятья, он поспешно шагнул им навстречу. Однако, почти тут же, по какой-то злой иронии судьбы, его глаза поймали очередной «зайчик», и он вновь надолго зажмурился…
Часть 1. Бакинец
Глава 1. Последний день лета
Наступившее утро тридцать первого августа одна тысяча девятьсот семьдесят седьмого года в городе Баку было по-южному жарким и душным.
В такую погоду, при абсолютном безветрии и полном исчезновении остатков ночной прохлады, невозможно спать долго, и шестнадцатилетний Алексей Родионов, проснувшись от яркого солнечного света, пробившегося из-за неплотно закрытых занавесок на окне, и веселого чириканья стайки воробьев, доносившегося с улицы через открытую форточку, лишь напрасно тратил время на безуспешные попытки повторно заснуть.
Наконец, с пока еще безлюдной улицы раздались звонкие возгласы пришедшего в их двор молодого «мацонщика»: «Мацони! Кому мацони?», и полусонное состояние у расслабленно зевнувшего Алексея окончательно прошло.
Понежившись, по привычке, еще несколько минут, Родионов, все-таки, набрался решимости и, медленно разведя руки в разные стороны, попытался было напоследок сладко потянуться, но внезапно пронзившая левое плечо боль заставила его невольно вздрогнуть и болезненно поморщиться.
И тут же воспоминания о весьма непростых событиях вчерашнего дня нахлынули на него лавиной неприятных ощущений.
Надо же было вчера такому случиться, что он, едва вернувшись утром в родной Баку после неплохо проведенных летних каникул у своих родственников в далеком Арзамасе, уже к обеду успел влипнуть в столь неприятную для него историю.
Направляясь в ближайший магазин за хлебом, Алексей, сокращая путь, невольно вступил на территорию соседнего двора и, проходя там мимо мирно игравших в футбол мальчишек, рефлексивно откинул им ногой внезапно отлетевший в его сторону мяч, который, отскочив от небольшого бугорка, случайно попал одному из играющих сорванцов в место пониже спины.
Раздался громкий смех всех присутствовавших, при этом, ребятишек, и расплакавшийся из-за этого мальчуган моментально побежал жаловаться на него к себе домой.
Родионов же, не придав этому событию большого значения, спокойно продолжил свой путь и уже через минуту начисто забыл про нечаянно обиженного им пацана.
И, как оказалось – весьма напрасно! Купив в магазине круглую буханку теплого душистого хлеба и возвращаясь обратно той же дорогой, он за первым же ее поворотом – вокруг угла местного детского сада – нарвался на уже поджидавших его там трех парней довольно угрюмого вида.
С запоздалым сожалением вспомнив о нелепом инциденте с мальчишкой, Алексей сразу же понял, что зря он пошел к себе домой тем же путем.
Парни были старше его лет на пять и примерным поведением явно не отличались.
Их вожака Алексей узнал сразу.
Это был известный на всю округу «блатной» (так тогда называли людей из криминального мира) по имени «Аслан» – высокий, крепко сложенный, с тонкими чертами лица, молодой человек, уже имевший, к этому времени, на своем счету одну достаточно серьезную судимость.
Он, как оказалось, приходился старшим братом расплакавшемуся мальчугану, и этот факт ничего хорошего шедшему в его сторону Родионову не сулил.
Стоявший слегка в сторонке младший брат Аслана тут же закричал, показывая на него пальцем: «Вот он! Вот он!», и Алексей внутренне напрягся в ожидании худшего.
Не подавая вида, что ему стало немного не по себе, он все так же не спеша продолжал идти прямо на них, не сворачивая и не замедляя шаг.
Когда до парней оставалось пройти около десяти метров, Аслан сделал два небольших шага ему навстречу и, слегка нахмурившись, громко и отрывисто спросил:
– Ты зачем ударил мячом моего брата?
Родионов, продолжая идти прямо на него, миролюбиво ответил:
– Аслан, это произошло совершенно случайно.
Однако, Аслан, похоже, и не собирался его выслушивать.
Он молча выждал момент, когда расстояние между ними сократилось до полутора метров, и попытался с ходу нанести Алексею удар ногой в пах.
Родионову лишь в последний миг удалось отскочить на полшага назад, и нога нападавшего, не коснувшись его, взлетела на уровень груди, отчего сам Аслан на считанные доли секунды оказался в весьма неустойчивом положении.
И Алексей, воспользовавшись этим моментом, резким взмахом своей левой руки поддел ногу нападавшего снизу вверх и быстрым крутящим движением отвел ее в сторону.
Потеряв равновесие, Аслан камнем рухнул на асфальтированную дорожку, и тут же в начавшуюся драку вступили два его друга.
С двух сторон на Родионова обрушился настоящий град кулачных ударов, от которых он едва успевал отбиваться, стараясь правильно ставить «блоки» и невольно отходя к забору детского сада, расположенного вдоль тротуара.
Однако, упершись спиной в металлическую решетку этого забора, Алексей вдруг ясно осознал, что оказался в ловушке, и в тот же миг его неожиданно охватила слепая безудержная ярость.
Не обращая больше внимания на достигающие его тела удары высокорослого противника, нападавшего на него слева, он сам нанес целую серию мощных ударов кулаками обеих рук невысокому парню, наседавшему на него справа.
Явно не ожидая от Родионова такого бешеного отпора и пропустив от него парочку весьма болезненных ударов, тот, в конце концов, не выдержал и позорно отбежал на несколько метров в сторону.
Путь к спасению был открыт, и Алексей, в три прыжка, вновь оказался на тротуаре.
Но там к нему, наперерез, тут же бросился поднявшийся к этому времени на ноги Аслан, в руке которого сверкнула на солнце острым лезвием «финка», и Родионов, не успев развернуться к нему лицом, невольно пропустил нанесенный им этим ножом веерно-горизонтальный удар, от которого у Алексея тут же острой болью резануло левое плечо.
Не обращая внимания на возникшие болезненные ощущения, он «в горячке» отскочил на два-три шага назад и решительно принял оборонительную стойку, после чего, сделав обеими кистями своих рук приглашающее движение, запальчиво произнес вдруг осипшим голосом:
– Ну, давай! Иди сюда! Иди!
Однако, Аслан, посмотрев на его левое плечо, неожиданно спокойно сказал:
– Хватит с тебя, пожалуй.
Опустив руку с ножом вниз и оттолкнув другой рукой своих рвавшихся в драку товарищей, он вместе с ними неторопливым шагом направился в сторону своей многоэтажки.
Только после этого Алексей взглянул на свое левое плечо. Короткий рукав его летней футболки был сильно разрезан, и вдоль всего разреза проступала кровь, тонкая струйка которой, стекая вниз по руке, уже образовала несколько красных пятен на асфальте.
Родионов, расстроенно выругавшись, поднял левой рукой с асфальтированной дорожки брошенный им там, в начале драки, пакет с купленным хлебом и, прижав рану правой рукой, демонстративно медленным шагом прошел в свой двор.
Дома его встретили ожидаемо встревоженными возгласами находившиеся там мать и бабушка, и, чтобы их не огорчать, Алексею пришлось соврать им, сказав, что он, якобы, нечаянно порезался узким осколком стекла, незаметно торчащим в металлической решетке забора детского сада, при случайном соприкосновении с ним своим плечом во время разговора с встретившимися приятелями.
В эти объяснения они, конечно, мало поверили, а пришедший позже дед не поверил и вовсе. Он просто промолчал, выслушав его короткий рассказ о случайном порезе, и лишь поздним вечером, когда рядом не было никого из женщин, тихо спросил у смотревшего телевизор внука:
– Ты точно уверен, Алеш, что не надо вызывать милицию?
На что Алексей также тихо и коротко ответил:
– Да, дед, уверен!
После обработки перекисью водорода его раны, а она, к счастью, оказалась неглубокой, мать с бабушкой аккуратно забинтовали ему плечо и в один голос потребовали, чтобы в этот день он больше никуда не выходил.
Алексей не возражал, поскольку идти ему, собственно говоря, пока было некуда, и весь вечер добросовестно проторчал у телевизора.
Мысленно разобрав до мельчайших подробностей весь вчерашний инцидент, Родионов с удовлетворением пришел к выводу, что поскольку вел он себя в данном конфликте весьма достойно, то в трусости уж точно никто его упрекнуть не сможет. А вот это-то и было главным итогом прошедшей «разборки», так как что-что, а уж смелость у всех дворовых и школьных компаний, где его знают, ценилась превыше всего.
Ну, а в том, что об этой вчерашней драке, наверняка, уже знают почти все молодые парни и мальчишки как его собственного, так и близлежащих дворов, можно было не сомневаться.
Информация подобного рода, в их квартале, распространялась мгновенно. И, осознав это, Алексей теперь уже с оттенком тайной гордости посмотрел на свое перебинтованное плечо.
После этого его мысли окончательно перекинулись на другие, не менее приятные ему, темы.
Во-первых, сегодня наступил последний день августа, и, значит, завтра надо будет идти в школу – в последний десятый класс, по окончании которого уже в следующем году, наверняка, можно будет произнести заветную фразу: «Прощай, Баку, и… здравствуй, новая студенческая жизнь в другом городе!».
Во-вторых, в связи с тем, что недавно совершенный им летний выезд на каникулы к родственникам в Арзамас оказался полным новых и ярких впечатлений, ему будет теперь, что рассказать своим школьным друзьям при завтрашней первосентябрьской встрече.
И наконец, в-третьих, главное: сегодня утром должен вернуться со своих соревнований его лучший друг Виталий Горшенков, живущий в соседней одноподъездной девятиэтажке (кстати, точно такой же, как и та, в которой жил Родионов), а это означает, что скучать ныне не придется.
С Виталиком он дружил с первого дня их поступления в школу, произошедшего девять лет назад. Так получилось, что обе их девятиэтажки сдавались в эксплуатацию и заселялись жильцами в их последнее дошкольное лето, практически, одновременно, и их семьи, как и многие другие, въехали в эти дома лишь в самом конце августа.
Поэтому, в тот свой самый первый школьный день Алексей, увидев в школе мальчика из соседнего дома, сразу же с ним подружился, и, хотя их рассадили, при этом, за разные парты (причем, каждого мальчика обязательно сажали рядом с девочкой), это не помешало им тогда провести все их первые перемены вместе, что, несомненно, помогло обоим сразу же освоиться в новом для них коллективе.
С тех пор они были, что говорится «не разлей вода»: вместе ходили в школу, вместе из нее возвращались и, естественно, бедокурили всегда тоже вместе: по крайней мере, во всех школьных и дворовых историях, плохих ли или хороших, они были замешаны всегда оба.
В начальных классах Горшенков, поскольку его родители днем находились на работе, сразу после школы шел вместе с Алексеем к нему домой и находился там аж до семи часов вечера, пока его не забирала домой возвращающаяся с работы мать Виталика.
Все это время, до ее прихода, Родионов с Горшенковым проводили вместе: делали уроки, играли и обедали под бдительным присмотром бабушки Алексея.
Немного повзрослев, Виталик после школы стал оставаться в своей квартире один вплоть до прихода его родителей с работы. И теперь уже Алексей стремился под разными предлогами улизнуть из дома к Виталику – туда, где они могли беззаботно болтать на самые разные темы, придумывать очередные мелкие каверзы и бесконечно строить грандиозные планы.
Они даже кружки посещали, до поры – до времени, одни и те же: шахматный, теннисный и фотографический.
И лишь в девятом классе их личные интересы стали понемногу расходиться в разные стороны.
Горшенков вместе с их одноклассником Марком Пятницким, имевшим громкое прозвище «Доцент», по-настоящему увлеклись легкой атлетикой: Марк – стайерским, а Виталик – спринтерским бегом. И это их увлечение оказалось довольно серьезным.
Оба они довольно быстро попали в молодежную сборную Азербайджанской ССР по легкой атлетике и стали часто ездить на соревнования в различные города страны.
Конечно, это не могло не отразиться на их успеваемости, но зато сполна окупилось ростом их популярности среди одноклассников… и не только.
Одни их рассказы о посещаемых ими городах и, само собой, обычные спортивные байки всегда собирали вокруг них целые группы благодарных слушателей.
Что же касается Родионова, то его стали увлекать игра на гитаре с сочинением собственных песен и занятия в школьном оперативном отряде или, как его еще иногда называли – отряде содействия милиции.
В этом отряде, руководителем которого был завуч их школы по воспитательной работе Юрий Вячеславович или «Винни Пух», как его звали школьники за его круглое лицо и кругловатую фигуру, Алексей вместе с другими заинтересовавшимися данными занятиями старшеклассниками обучался основам рукопашного боя, криминалистики и правоведения.
Помимо этих увлечений Родионову, поскольку он хорошо учился и был одним из самых заметных школьных активистов, приходилось весьма часто принимать участие в самых различных олимпиадах по всем основным школьным предметам, шахматных соревнованиях, смотрах художественной самодеятельности и, конечно, собраниях комитета комсомола их школы, в состав которого он входил вместе с еще одним своим приятелем по классу – Сергеем Розовым или просто «Серым», как его звали близкие друзья.
Сергей относился к тому типу людей, про которых обычно говорят: «свой в доску». Это был, на редкость, открытый, спокойный, порой даже в чем-то медлительный, но способный мгновенно «взорваться», если его затронуть за живое, юноша.
Он всегда производил впечатление надежного человека, и поэтому с ним Алексею всегда было также легко, как и с Виталиком. Единственное, что мешало тогда их более частому общению, было то, что Сергей жил в диаметрально противоположной (по отношению к школе) от него стороне.
Впрочем, начиная с девятого класса, Родионов после школьных занятий проводил с ним время, пожалуй, уже не меньшее, чем с Горшенковым, так как, помимо комитета комсомола, Розов также входил в состав оперативного отряда и кружка школьной художественной самодеятельности, которые посещал и Алексей.
Что же касается шахмат и футбола, то на них были, буквально, «помешаны» не только Родионов и два его самых близких друга, но и добрая половина остальных их одноклассников.
На констатации данного факта приятные размышления Алексея прервал громкий голос его бабушки, упорно звавшей его завтракать.
«Да, пожалуй, действительно, пора вставать», – решил Родионов и, встав с дивана, натянул на ноги свои спортивные штаны.
Сделав после этого пару разминочных движений корпусом, он поспешно покинул свою спальню и бодро прошел в ванную комнату.
Наскоро умывшись и тщательно вытершись полотенцем, Алексей внимательно посмотрел на свое отражение в зеркале и, увидев у себя на подбородке несколько небольших выросших волосинок, осторожно сбрил их дедовским станком.
«А ведь совсем скоро, видимо, придется уже перейти на ежедневное бритье, – подумал Родионов. – Вот, где будет морока».
Прыснув, напоследок, на себя одеколоном, он, наконец-то, вышел из ванной комнаты и без промедления направился в кухню, где на кухонном столе его ждали готовые к употреблению бутерброды и стоял традиционный бокал с горячим чаем.
Бабушка, приготовившая ему завтрак, уже занималась чем-то своим на балконе, а дед, встававший раньше всех в их семье, видимо, как всегда, ушел на работу еще час назад.
Дед Алексея, фронтовик, человек с большим жизненным опытом, не привыкший сидеть без дела, и на пенсии нашел себе работу по силам – устроился дежурным лифтером в своей же девятиэтажке.
Мать Родионова тоже, скорее всего, была уже на работе. Она работала экономистом на каком-то военном заводе и всю жизнь разрывалась на два дома: квартиру, где жил Алексей с бабушкой и дедушкой, и квартиру в полутора часах езды от них, где жил его больной отчим, периодически ложившийся в больницу, но так и не излечившийся до конца от своего недуга.
Плотно позавтракав, Алексей встал из-за стола и, подойдя к телефонному аппарату, находившемуся в прихожей на прикрепленной к стене подставке, поспешно набрал телефонный номер Виталика.
– Да, – послышался в трубке знакомый голос. – Это ты, Лех?
– Я, – рассмеялся Родионов. – Ты что… ясновидящий?
– Ага… Давай ко мне! Я – один здесь, – сказал Горшенков. – Жду!
– Уже иду, – ответил Алексей и, громко крикнув бабушке, что уходит к Виталику, вышел из квартиры.
Зайдя в подъезд соседней девятиэтажки и поднявшись на третий этаж, Родионов позвонил в дверь квартиры номер девять.
Дверь открылась почти сразу, и на пороге показался Горшенков.
– Привет, Виталь! – радостно произнес Алексей.
– Привет, Лех! – с широкой улыбкой на лице ответил Виталик.
Друзья обменялись крепким рукопожатием.
– Проходи, – Горшенков отодвинулся в сторону, пропуская в квартиру Родионова.
Тот осторожно вошел в прихожую и сразу же стал снимать там свои легкие летние туфли. Аккуратно поставив их в уголок рядом с входной дверью и медленно направившись в зал – самую большую комнату квартиры, он случайно сдвинул лежащий посреди прихожей бежевый половик, под которым на паркетном полу предательски обнажилось большое темное пятно, и друзья, одновременно взглянув на него, разом заулыбались.
Дело в том, что несколько лет назад, когда они оба ходили в секцию настольного тенниса и играли в эту игру везде, где только им заблагорассудится, им, однажды, пришла в голову мысль «сгонять партейку» в теннис не где-нибудь, а… прямо дома у Виталика.
Недолго думая, Горшенков разложил, тогда, в зале их семейный прямоугольный стол и положил в его центральной части, вместо разграничивающей сетки, несколько плоских деревянных линеек. И игра началась…
Наигравшись вдоволь и придя, в конечном счете, к ничейному результату, они договорились, как принято в таких случаях, сыграть последнюю партию. Однако, после нескольких минут решающей игры неожиданно помялся их теннисный шарик.
Вмятина была небольшой, размером с копейку, и Виталик решил ее выправить, подержав шарик над огнем конфорки газовой плиты в кухне.
Алексей и сказать ничего не успел, как его друг уже занес руку с шариком над огнем.
Шарик вспыхнул почти мгновенно, и растерявшийся Горшенков рефлексивно отбросил его на паркетный пол в прихожей.
Теперь уже полыхнуло огнем и паркетное место под шариком.
Все происходило настолько стремительно, что от ужаса на Виталика нашло какое-то странное оцепенение. Он стоял и безмолвно смотрел на все более разгорающийся под объятым пламенем шариком паркетный пол.
Алексей тоже испугался, но, видя, что его друг, буквально, замер от ужаса, инстинктивно схватил валявшийся в стороне бежевый половик (почему тот оказался сдвинутым с его обычного места, они и сами потом не вспомнили) и, накрыв им очаг возгорания, принялся обеими ладонями нещадно бить по этому месту, стараясь как можно быстрее погасить огонь.
И, в конце концов, ему это удалось.
Подняв половик, он увидел, что огня под ним уже нет, как нет и полностью сгоревшего шарика. Зато есть большое темное пятно в самом центре паркетного пола в прихожей и квартира, полная едкого горелого запаха.
Лишь увидев, что огонь потушен, и опасность пожара миновала, понемногу вышел из своего ступора и Виталик.
Придя в себя, он сначала оперативно открыл балконную дверь и все форточки в квартире, затем обильно смочил водой и протер, после этого, насухо появившееся горелое пятно на полу, и лишь потом, в заключение своих «восстановительных» работ, вновь прикрыл его сверху спасительным половиком.
Затем он грустно попрощался с Родионовым и остался один дожидаться прихода своих «родаков» с работы. Кстати, чем тогда закончилась эта история для Горшенкова, Алексей уже и не помнил. Видимо, Виталик, все-таки, ухитрился как-то выкрутиться из этого положения, рассказав родителям свою очередную «правдоподобную» байку, на которые он, поистине, был большой мастак…
Обменявшись улыбками по поводу пятна на паркете, друзья прошли в комнату Горшенкова.
– Ну, как съездил в Москву? – спросил Родионов у своего друга.
– Нормально, – ответил Виталик. – Прикинь, заходим в забронированную для нас московскую гостиницу, а там, в гостиничном «предбаннике» – уже болтаются «Доцент» и его доблестная стайерская команда. Ну, я ему шутливо и говорю: «Марк, привет! Ты зачем все наши номера занял?». И тут он мне в ответ гремит своим басом на весь переполненный людьми вестибюль: «А где ты здесь видишь номера, Виталь? Камеры в «Матросской тишине», и те разрядом выше!». Наши обе команды, естественно, тут же падают со смеху, а гостиничная администраторша за своей стойкой, закашлявшись от охватившего ее праведного негодования, предсказуемо принимается яростно грозить нам милицией.
– Ну, вы там, хоть, выиграли что-нибудь? – поинтересовался Алексей.
– Ага, дырку от бублика! Там, как всегда, москвичи все призы забрали, – грустно заметил Горшенков. – Ну, а ты? Как съездил в этот, как его… Арзамас?
– Тоже нормально, – ответил Родионов, – даже, можно сказать, отлично. Знаешь, никогда бы не подумал, что небольшой провинциальный городок может оказаться таким классным и красивым.
Алексею, действительно, понравился Арзамас – древний русский город с четырехсотлетней историей – один из доброй сотни исторических городов России, являющихся хранителями уникальных по своей ценности реликвий прошлого и настоящего.
Расположенный в южной части Горьковской (ранее и ныне – Нижегородской) области на высоком правом берегу реки Теши (правобережного притока впадающей в Волгу Оки), на расстоянии ста с небольшим километров от еще более древнего города Горького (ранее и ныне – Нижнего Новгорода), он, несмотря на закрепившийся за ним в последнее время статус крупного промышленного центра областного юга и свое стотысячное население, был настоящим кладом для любознательных туристов и настоящих ценителей русской старины.
Основанный в 1578 году как город-крепость, который повелел заложить еще Иван Грозный в 1552 году во время его третьего похода на Казань, Арзамас сыграл важную роль в обороне юго-восточных границ русского государства от кочевников Ногайской орды.
Название его, как рассказывает одна из легенд, было образовано из мордовских имен двух проживавших там братьев Арзая и Масая, которые дарами встретили русского царя и в его присутствии первыми в здешних краях добровольно приняли православную веру.
Население города состояло, сначала, лишь из пушкарей, стрельцов, казаков и монахов, но, постепенно, в нем начали селиться как мастеровые, так и торговые люди. А чуть позднее его пополнили и высланные Иваном Грозным в здешние края из «Господина Великого Новгорода» провинившиеся перед царем некоторые новгородские дворяне, купцы и ремесленники. От всех этих лиц и происходило подавляющее большинство нынешних горожан древнего города.
С историей Арзамаса неразрывно связана и история ратной славы воинов-арзамасцев.
У города были и свои «триста спартанцев» (триста арзамасских ратников, сложивших свои головы, но не отступивших в битве против превосходящих сил польско-литовских войск Лжедмитрия под городом Зарайском), и своя «Жанна Д,Арк» (местная воительница Алена Арзамасская, командовавшая одним из крупных вооруженных отрядов повстанческой армии Степана Разина и сожженная заживо на костре после ее пленения царскими войсками).
Грозным напоминанием всем горожанам о тех суровых временах являются знаменитые «Ивановские бугры» возле местной реки Теши, в которых, по преданию, захоронено более одиннадцати тысяч здесь же казненных пленных разинцев, и сохранившееся до сих пор (хотя, и значительно переделанное за прошедшие века) старинное здание почтовой станции, возле которой несколько часов стояла клетка с находившимся в ней плененным руководителем другого народного восстания – Емельяном Пугачевым, перевозимым таким варварским способом в Москву на казнь.
Этот небольшой древний город воочию видел не только своего основателя – русского царя Ивана Грозного и двух российских императоров Екатерину Вторую и Николая Второго, но и многих других исторических знаменитостей, таких, как, например, русские полководцы Юрий Долгоруков и Александр Суворов, поэт Александр Пушкин и живописец Александр Ступин, писатели Горький и Гайдар и архитектор Коринфский, и прочие… прочие… прочие…
Одним словом, провинциальный и тихий Арзамас не мог не заворожить любителя истории Родионова своей естественной, дышащей настоящей древностью, красотой.
И восхищенный ею Алексей, временно пребывая в этом городе, целыми днями ходил по его старинным улицам и площадям, искренне любуясь изяществом Воскресенского и Преображенского соборов и чудом сохранившихся зданий Николаевского женского монастыря, духовного и реального училищ, городского магистрата и более десятка старых церквей, буквально дышащих древней историей.
Большое впечатление на него произвели также старый городской парк с дендрарием и бывшая (уже, практически, не существующая в былом виде) Верхняя Набережная на высоком берегу реки Теши, с которого открывался прекрасный вид на всю южную окрестность города.
Еще запомнились ему рыбалка на прудах, сбор орехов в орешнике и замечательный чистый воздух в одной из малых деревень Вадского района – родины его бабушки, куда он заезжал по приглашению до сих пор проживавших там дальних родственников.
Словом, еще не отошедший до конца от приятных «каникулярных» воспоминаний Родионов, буквально, заразил своим позитивным настроением «полусонного» Горшенкова, рассказывая ему об этом, так сильно впечатлившим его воображение, городе.
– Да… – произнес заметно оживившийся Виталик, – видимо, тебе, действительно, очень понравилась твоя поездка в провинцию… Ну, а с молодежью в Арзамасе как? Или там живут только одни старики, древние, как сам город?
– Естественно, с нашим братом там тоже все в полном порядке, – рассмеялся Родионов. – Между прочим, в Арзамасе имеются два собственных ВУЗа (педагогический и авиационный) и целая куча самых различных техникумов и профтехучилищ, не считая еще заводов и фабрик, на которых, понятное дело, работают далеко не пенсионеры. Словом, молодежи там – «пруд пруди». Днем те из них, кто не на работе и не на учебе, ходят в лес, на речку или стадион, а вечером все обычно идут в один из трех городских кинотеатров или на танцплощадку в парк.
– А ты там познакомился с кем-нибудь из местной молодежи? – спросил Виталик.
– Естественно, – ответил Алексей. – У меня, вообще-то, там «клевая» троюродная племянница проживает. Прикинь, по возрасту на полтора года старше меня, а по факту кровного родства – племянница… Короче, она у меня там была за экскурсовода. Один раз, вечером, даже в парк на танцы меня затащила. Там, правда, мне ее ревностные поклонники за нее чуть «морду не намылили», но, слава богу, вовремя разобрались, что я – всего лишь ее дальний родственник. Иначе, точно не сносить бы мне там своей головы. В Арзамасе ребята жесткие: сначала бьют, и лишь затем уточняют: кто ты есть на самом деле… хотя, впрочем, и потом… не всегда выясняют эти «ненужные» им подробности, тем более, что на танцы там местные парни, как правило, трезвыми и в одиночку не ходят.
– Что… заваливаются на танцы целыми компаниями?
– Да. У всех там свои компании, причем делятся они, в основном, по территориальному признаку: каждый парень кучкуется с ребятами лишь из своего района города. Кстати, я в Арзамасе, практически, с первого дня своего приезда сошелся с ребятами с Парковой улицы, что, в принципе, было немудрено, так как на ней жили мои родственники, у которых я остановился.
– И как тебе это удалось?
– Помог, знаешь что… теннис. Выхожу я как-то днем в их двор, а они там в настольный теннис играют, да еще на настоящем теннисном столе, таком, как у нас в секции был. Ну, в общем, встал я скромненько в сторонку и молча наблюдаю за их игрой. Они тоже, как бы невзначай, оценивающе на меня поглядывают. Потом, где-то примерно через час, их лучший игрок – наш ровесник – Вовка Шорохов вдруг спрашивает меня: «Умеешь играть?». «Умею немного», – отвечаю. «Сыграешь со мной?» – снова cпрашивает он. «Да, можно попробовать, – опять скромничаю я. Попробовали… ну, и… словом, разделал я его бедного «под орех» минут за пятнадцать, и то, только потому, что ему за отлетающим шариком далеко бегать приходилось.
– Представляю их реакцию.
– Да, уж… Видел бы ты, Виталь, их глаза. Они даже не знали, как на это реагировать: злиться или смеяться. И здесь, конечно, молодцом повел себя Вовка. Он после окончания проигранной им партии сразу подошел ко мне и, протянув руку, невозмутимо представился: «Володя». Я, конечно, тоже представился и, само собой, пожал протянутую им руку. После этого со мной перезнакомились и все остальные местные ребята. Узнав, кто я, и откуда, и надолго ли приехал, они пригласили меня пройти за гаражи для игры в ножички.
– И ты согласился?
– Пришлось согласиться, хотя я все еще не исключал какого-либо подвоха с их стороны. За гаражами они нарисовали мелом на деревянной стене какого-то сарая небольшой круг, достали откуда-то довольно приличный нож и предложили мне первому бросить его в этот круг метров с семи – с точки, которую они сами отметили, отчеркнув ногой по земле.
– А отказаться нельзя было?
– Отступать, как говорится, было уже поздно, и я, сам знаешь, до этого никогда данным делом не увлекавшийся, со всей силой метнул нож в сторону круга. И… Виталь… ты не поверишь, как не поверил и я своим собственным глазам: нож, как в кино, глубоко воткнулся своим острием прямо внутрь очертанного круга.
– И что дальше?
– А дальше… Дальше наступила гробовая тишина, среди которой тихим шепотом уважительно прошелестело брошенное мельком кем-то из дворовых ребят слово, мгновенно ставшее там моим прозвищем: «Бакинец!». Тут я, конечно, моментально сделал вид, что для меня такое меткое попадание – обычное дело, и спокойно отошел в сторону. С той самой минуты я для них стал своим, и не просто своим, но еще и тем, с чьим мнением необходимо считаться. Правда, после этого, когда все стали метать нож уже по второму-третьему кругу, я попробовал еще раз кинуть его в нарисованную мишень, но он, позорно ткнувшись в стенку рукояткой, камнем упал возле нее. И мне пришлось срочно состроить гримасу, означавшую, что я сделал что-то мне органически несвойственное и поэтому глубоко меня разочаровавшее. Больше я там к ножу не прикасался.
– Клево, – похвалил Виталик то ли Алексея, то ли его рассказ.
– Да… ничего особенного… – довольно махнул рукой Родионов. – Но это – все уже в прошлом. А вот вчера у меня была ситуация, так ситуация… Всем ситуациям – ситуация!
– Слушай, ты… ходячий сборщик приключений… куда еще-то ты успел «влипнуть»? – с легким оттенком «белой» зависти спросил Горшенков.
– Куда-куда… вот куда, – Алексей осторожно приподнял рукав своей новой футболки и показал другу перебинтованное плечо.
– Что это? – встревожился Виталик, понимая, что из-за пустяковой царапины его друг не стал бы даже говорить с ним о причине ее происхождения.
– «Бандитская пуля», – шутливо процитировал Родионов классическую фразу из старого советского фильма, – ну, а если серьезно, то… это меня «сотники» подрезали.
«Сотниками» в их квартале, в котором насчитывалось добрых полтора десятка многоэтажных домов, плотно расположенных в угловом жилом массиве, образованном двумя перпендикулярными друг к другу улицами Жданова и Рустамова (пересекающимися перед спуском дороги из городского микрорайона «Восьмой километр» в пригородный поселок Разино), называли молодежь, проживающую в одной из здешних пятиэтажек под запоминающимся номером сто.
Знаменит этот дом был тем, что слишком уж много его представителей мужского пола побывали в местах лишения свободы. Причем, происходило это все, как на конвейере. Не было ни одной временной паузы, чтобы там кто-нибудь не находился. Говорили, что возникла эта особенность с самого начала существования данной пятиэтажки, с того момента, когда, при ее сдаче в эксплуатацию, туда переселили сразу несколько десятков жителей с улицы Советской – знаменитой, в прежние годы, тем, что расположенный на ней, тогда, жилой массив был одним из самых криминальных районов города Баку.
Дом под номером сто и детский сад с двух сторон примыкали к тротуару, ведущему от двора с двумя девятиэтажками, в которых проживали Алексей и Виталик, к средней школе, где они учились. Поэтому, вчерашний инцидент с «сотниками» грозил для друзей, помимо всего прочего, еще и весьма большими неудобствами.
По сути, их «дорога жизни» в школу и обратно отныне становилась для них чрезвычайно опасна, так как вычислить и встретить их у своего дома для «сотников» не представляло никакого труда.
Учитывая данный фактор, все ребята с их двора (а это, помимо двух девятиэтажек, еще и три длинных пятиэтажки), включая самых бойких и задиристых, всегда старательно избегали конфликтов с «сотниками».
Можно, конечно, в обход их владений, ходить еще и по улице Рустамова с последующим поворотом с нее на старую плохо асфальтированную дорогу, ведущую прямиком до самой школы, но это будет слишком неудобно и станет занимать гораздо больше времени.
– Блин! – философское спокойствие у Горшенкова улетучилось в мгновение ока.
Он прекрасно понимал, что теперь «головная боль» друга становится и его проблемой тоже. Поскольку он всегда ходил в школу и обратно вместе с Родионовым, то рано или поздно, когда их встретят поссорившиеся с Алексеем «сотники», ему тоже придется весьма несладко, так как в этом случае он, ни при каких раскладах, не сможет остаться в стороне.
– Не переживай, прорвемся как-нибудь, – улыбаясь, постарался успокоить его Родионов, хотя легкое беспокойство все же, потихоньку, начало овладевать и им.
– Как же все это произошло? – поинтересовался у него Горшенков.
Отвечая на этот вопрос, Алексей не стал ничего скрывать от друга и подробно рассказал ему обо всех деталях произошедшего вчера конфликта, старательно избегая в своем рассказе ненужной бравады.
Выслушав его до конца, Виталик на минуту замолчал, задумавшись, и вдруг резко выдохнул:
– Ну, и… с ними!
– Кто не с нами, тот против нас! – вновь улыбнулся Родионов, довольный поддержкой друга.
И больше к данной теме в этот день друзья не возвращались.
За разговорами они и не заметили, как наступило обеденное время.
– Ух, что-то «пожрать» захотелось, – заявил Горшенков. – Есть котлеты с рисом. Будешь?
– Давай! Что-то, и вправду, поесть потянуло, – поддержал друга Алексей. – А потом – в город («городом» все бакинцы традиционно называли центр старого Баку)! Ты не против?
– Нет, конечно, – бодро донеслось из кухни, где Виталик уже вовсю орудовал в своем холодильнике.
Пообедав, друзья дождались момента, когда полуденный летний зной пошел на убыль, и, весело болтая, направились вдоль улицы Рустамова к станции метро «Нефтчиляр».
Метро для их «спального» микрорайона было настоящим спасением. Каких-то десять минут ходьбы до ближайшего входа в метро плюс двадцать минут езды на метропоезде до станции «Двадцать шесть бакинских комиссаров», и… ты уже – в самом центре старого Баку.
Впервые этот древний город был упомянут в исторических хрониках, датированных 885 годом нашей эры, хотя многие ученые небезосновательно считают, что, на самом деле, Баку гораздо старше этой даты.
Еще в пятом веке он был известен как один из наиболее значимых городов Кавказской Албании, только тогда (как и в более поздние – средние – века), как они предполагают, Баку носил свое предыдущее название – «Абаку».
В одиннадцатом веке он находился под правлением знаменитой династии Ширваншахов (сделавших его столицей своего государства), которую в двенадцатом – четырнадцатом веках на довольно-таки длительный период времени сменили дошедшие сюда монголы.
Ну, а дальше: пошло-поехало… В шестнадцатом веке Баку входил в состав государства Сефевидов (Ирана), в семнадцатом – Османской империи (Турции), а в восемнадцатом – небольшого Бакинского ханства.
В 1723 году Баку захватили войска Петра Первого, но ненадолго. Уже в 1735 году он был возвращен снова Персии (Ирану). И лишь в 1806 году его вновь на длительное время (до полного распада СССР) заняла Россия.
В исторической части Баку хорошо сохранилась старая крепость «Ичеришехер» (12 века), в которой, до сих пор, находится крупнейший памятник старины – Дворец Ширваншахов (15 века), в чей архитектурный комплекс входит сам дворец, диванхана (место встреч чужеземных послов), дворцовая мечеть с минаретом Сынык-Кала (11 века), мавзолей Сейида Яхья Бакуви, усыпальница Ширваншахов, восточный портал и баня.
Помимо дворцового комплекса в крепости расположены Караван-сарай, многочисленные мечети и бани (15 века), торговый комплекс (16 века), Дом бакинских ханов (18 века), а также множество других богатых зданий (19 века).
Все они – очень изящны и украшены весьма замысловатыми орнаментами и узорами. Ну, и венчает все это архитектурное великолепие старой крепости знаменитая «Девичья башня» (7-12 века), являющаяся одним из самых больших зороастрийских храмов мира.
Двадцативосьмиметровая восьмиярусная башенная красавица, в которой могут разом укрыться более 200 человек, возвышается в юго-восточной части «Ичеришехер».
Истинный возраст этой башни не знает никто. Точно известно лишь одно, что уже в тринадцатом веке она служила главным фортификационным сооружением города, а в 1858 году в ней зажглись первые огни маяка для морских судов, бороздящих Каспийское море.
В азербайджанском народе бытует следующая красивая легенда об этой старинной башне: «Некий местный шах влюбился в собственную дочь и решил на ней жениться. Придя в ужас от предстоящего брака с собственным отцом и желая предотвратить или хотя бы отсрочить данное греховное событие, несчастная девушка пошла на хитрость и попросила шаха сначала построить в ее честь высокую башню, тайно надеясь, при этом, на то, что за время ее строительства тот одумается. Но деспотичный шах, завершив длительную постройку, не изменил своего решения. И тогда несмирившаяся с этим его дочь, взобравшись на самый верх только что построенной башни, бросилась с нее в море и погибла».
Поэтому, название «Девичья», в данном конкретном случае, означает также еще и такие эпитеты, как: «непокоренная» и «неприступная».
В «Ичеришехер», помимо старинных построек, расположено еще и великое множество маленьких уютных магазинчиков, кафе и чайных, в которых всегда можно приобрести различные местные сувениры и даже… сотканные вручную ковры, а также, никуда не торопясь, выпить вкуснейший свежесваренный кофе и, конечно же, крепкозаваренный чай.
Как и любая столица, Баку постоянно наводнен людьми, но здесь нет привычной для больших городов раздражающей суеты, ведь, недаром говорят: «Размеренность во всем – это природная скорость Востока».
При этом в его летнем воздухе широкими волнами разливается пьянящий аромат цветущих олеандров, который, наряду с невыносимым зноем, наводит сладкую истому и постоянно провоцирует гуляющих по городу туристов полакомиться чем-нибудь освежающим.
И здесь, к их услугам тут же возникает огромное множество самых различных видов мороженого, кваса, морса, соков и газировок.
Ну, а если уставшему туристу захочется перекусить, то ему не придется долго заниматься поисками соответствующего заведения. Чайные, кондитерские, закусочные, пирожковые, сосисочные и чебуречные сопровождают жителей и гостей столицы, буквально, на всех улицах и закоулках этого южного города. А в каждом его парке и даже небольшом сквере, под свои разноцветные зонтичные шляпки, их ласково манят прохладой, уютом и мягкой музыкой многочисленные летние кафе.
Баку, вообще-то – город чайный. Здесь многие жители (из числа неработающих) целыми днями сидят в уютных чайханах и пьют, вприкуску с мелкоколотым сахаром, крепкий чай из грушевидных стаканчиков небольшого размера с красивым названием «армуды».
В городе много зеленых деревьев и различных фонтанов. А по стенам многих частных домов часто вьется виноградная лоза. На парковых скамеечках здесь в большом количестве располагаются старики в широких кепках или высоких папахах, перебирающие в руках свои четки и ведущие неспешные беседы на самые различные темы. Во дворах же, как правило, установлены небольшие столики с уютными скамейками, на которых мужчины «за пятьдесят» обычно играют по вечерам в нарды или домино.
В случае свадеб или поминок в этих же дворах мгновенно устанавливают специальные большие шатры, которые способны вместить всех пришедших, и угощают зачастую там же приготовленной едой не только их, но и (разнося по домам) тех своих соседей, кто не смог по каким-либо причинам прийти к ним в шатер.
Любимым же местом отдыха бакинцев и всех гостей столицы, если не считать Площади фонтанов в самом центре Баку, во все времена оставался красивейший Приморский бульвар, который протянулся на многие километры вдоль невысокого берега морской бухты.
Уже не одно десятилетие, на всем своем протяжении, он живописно украшен растущими тут в большом количестве каштанами, платанами и пальмами. И, конечно, на нем тоже расположено огромное число современных кафе, ресторанов, кинотеатров, аттракционов и фонтанов.
Отсюда же, можно подняться на крутом фуникулере в расположенный на горе зеленый парк имени Кирова (ныне – Нагорный парк), откуда открывается захватывающая дух панорама старого города и его глубокой бухты, и возможно совершить самое настоящее морское путешествие на прогулочном катере за пределы видимости береговой линии.
Словом, на человека, впервые попадающего на Приморский бульвар, обрушивается такая масса впечатлений, что он, буквально, растворяется в живительном морском воздухе, безраздельно царствующем на данной территории.
Коренные же бакинцы, такие как, к примеру, Алексей и Виталик, попадая в старый Баку, как правило, не торопятся и стараются сначала хорошенько «нагуляться» в историческом центре и лишь затем переходят на бульвар, оставляя все существующие там «удовольствия» себе на десерт.
Вот и в этот раз друзья, как обычно, сначала побродили по любимым улочкам древней крепости, потом забрались по узкой (винтовой) каменной лестнице на самый верх Девичьей башни, откуда перед ними открылся вид сверху на весь старый Баку, и лишь затем, в вечернее время, с большим наслаждением прогулялись по залитому светом фонарей Приморскому бульвару с его главной архитектурной жемчужиной – «Венецией» – комплексом искусственно сооруженных островков (на каждом из которых также расположены самые различные летние кафе и чайханы), соединенных между собой легкими ажурными мостиками, нависающими над не очень широкими водными каналами, по которым специальные моторные лодки в постоянном режиме катают многочисленных «венецианских» посетителей.
Нагулявшись вдоволь вдоль морской бухты и перекусив в одном из местных летних кафе, Алексей и Виталик, наконец-то, почувствовали, что порядком утомились от своей столь длительной по времени нынешней прогулки, и, прокатившись напоследок на узенькой лодке по каналам «Венеции», благополучно уехали к себе на «Восьмой километр».
Глава 2. Первое сентября
Утро первого сентября оказалось таким же жарким, как и все последние дни прошедшего августа, что предвещало днем настоящее пекло.
Рано проснувшийся Алексей, быстро позавтракав и наскоро созвонившись с Виталиком, встретился в этот раз с ним возле подъезда его дома гораздо раньше обычного срока и, прежде, чем отправиться в школу, оценивающе посмотрел на своего приятеля. Тот моментально ответил ему тем же. И лишь приняв друг у друга молчаливый зачет по внешнему виду, друзья неторопливо направились в школу окольным путем.
Оба они, как и полагалось тогда по строгим школьным требованиям, были в белоснежных рубашках с короткими рукавами, черных брюках и темных до блеска начищенных туфлях.
На груди у обоих красовались комсомольские значки, а в руках были лишь свернутые в трубочку тетради, так как в первый школьный день, как обычно, не имело смысла тащить с собой в школу дневник, учебники и другую «всякую всячину».
Несмотря на то, что приятели проделали весь свой путь в неспешном темпе, к школе они подошли уже где-то в половине восьмого утра.
Это был самый приятный для школьников день, когда занятий, в полном смысле этого слова, не намечалось, но зато было много шума, улыбок и радостных встреч с повзрослевшими за лето одноклассниками, по которым они успевали немного соскучиться, и нескончаемый, непрерываемый даже во время уроков, бурный обмен летними впечатлениями.
Во дворе школы, куда пришли Родионов и Горшенков, уже вовсю шумела разношерстная толпа школьников, среди которых «белыми воронами» выделялись лишь тихие, ошарашенные от всего происходящего вокруг них, первоклашки, молчаливо стоявшие в первых рядах перед лестницей центрального школьного входа.
Пряча свои маленькие личики за большие букеты цветов, они нерешительно осматривали своих будущих одноклассников и поминутно проверяли взглядом наличие стоящих рядом и волнующихся, почти также как и их дети, родителей.
Тем временем, на площадке перед входными дверями уже, понемногу, начали выстраиваться в ряд школьные преподаватели и пионервожатые, и принялись сосредоточенно копошиться возле больших колонок лица, ответственные за микрофоны, усилители и прочую незаменимую при проведении таких мероприятий технику.
Не обращая никакого внимания на шумящую детвору, Алексей и Виталик быстро состроили «ледокольные» физиономии и без особого труда протиснулись сквозь толпу младшеклассников к месту, где происходил сбор новоявленных десятых классов, ставших отныне самыми главными в школьной иерархии.
Их появление среди уже собравшихся одноклассников ожидаемо вызвало со стороны последних целую громогласную волну радостных приветствий.
Впрочем, аналогичным образом встречали, практически, всех вновь прибывающих к месту сбора «собратьев по классу».
Традиционные рукопожатия, при этом, неизменно сопровождались дружескими, зачастую весьма чувствительными, тычками в бока и спины здоровающихся одноклассников.
Слышались возгласы: «Доцент! А, Доцент! Червонец давай, а то опять, однако, без керосинки останемся» (так подкалывали Марка Пятницкого, имевшего прозвище «Доцент»), «Або, не плачь, твой «сожитель» пришел» (а это уже троллили Альберта Ахундова, который сидел в классе за одной партой с Виталиком Горшенковым), «Ой, мой Роз, мой Роз! Не морозь меня! Не морозь меня, моего коня!» (этой слегка переделанной песенной цитатой уже встречали Розова Сергея, ярого болельщика «коней» – футболистов и хоккеистов московского ЦСКА).
Все это сопровождалось жизнерадостным смехом как самих выкрикивающих, так и тех, к кому эти выкрики относились.
На фоне активно выражающих свои эмоции парней их одноклассницы, конечно, были – «само спокойствие», но и они, при каждой удачной шутке своих товарищей по классу, буквально, «заходились» громким смехом.
Когда же к месту сбора подошли уже почти все десятиклассники, и волна веселых приветствий явно «подзахлебнулась», шутливые остроты понеслись уже от одного десятого класса к другому десятому классу, и обратно.
Незримое соперничество между нынешними десятыми «А» и «Б» естественным образом развивалось с самого первого класса и, вполне логично, что к последнему учебному году в их школьной жизни оно достигло своего апогея.
Это незримое, на первый взгляд, соперничество проявлялось абсолютно во всем, начиная со спортивных мероприятий и кончая межличностными отношениями неформальных лидеров и их друзей в обоих конкурирующих между собой классах.
Однако, первого сентября даже эти традиционные «колкости» носили, как правило, мягкий и неконфронтационный характер.
После первых минут бурного общения с одноклассниками Алексей понемногу пришел в себя и, принявшись ненавязчиво осматривать окружающих, тут же заметил «новенького».
Неподалеку от него, в одиночестве, стоял какой-то незнакомый высокий парень крепкого телосложения, который с интересом смотрел на родной для Родионова десятый «А», но явно не решался вступить в их шумный разговор.
Алексей подошел к нему и доброжелательно произнес:
– Привет! Ты, что так, скромно… в сторонке ото всех?
– Привет, – улыбнулся ему незнакомец. – Я – Максим. Новенький. Буду учиться в вашем классе. Ведь, это – десятый «А»? Я правильно встал?
– Правильно, – ободряюще улыбнулся ему Родионов и, обернувшись к своим, громко сказал:
– Ребят! Нашего полка прибыло. У нас – новенький, зовут Максимом!
Из толпы одноклассников тут же к нему посыпались самые разнообразные вопросы, на которые он, мягко улыбаясь, дал краткие, но вполне исчерпывающие ответы.
Выяснилось, что его фамилия – «Северов», сам он – коренной бакинец, живет тоже на «Восьмом», только в другой части их огромного микрорайона, а переведен в их школу в связи с сокращением, с этого года, в его родном учебном заведении неожиданно ставшего «лишним» одного десятого класса.
– А где же остальные твои одноклассники? – поинтересовался Виталик.
– Да, кого – куда рассовали по всем школам нашего микрорайона, – ответил Максим. – Кстати, в вашу школу я попал не один. Со мной сюда переведена и моя одноклассница – Ленка Трофимова.
– А где она? – по инерции спросил Родионов.
– Да, вон… Ее в десятый «Б» определили, – кивнул головой Северов в сторону соседнего класса.
Алексей повернулся в сторону, указанную Максимом, и только тут заметил среди стайки щебечущих «о своем – о девичьем» одноклассниц десятого «Б» незнакомую девушку, о чем-то оживленно разговаривающую с Ольгой Ковалевой – активисткой школьной художественной самодеятельности.
Эта новенькая – Лена Трофимова – была настоящей красавицей. Немного ниже его ростом, стройная, с длинными светло-русыми волосами и сверкающими серыми глазами, она поразила воображение Родионова с первого взгляда.
– Что-то она чересчур быстро там освоилась, – не отрывая от нее своего взора, тихо констатировал Алексей.
– А она с Ольгой – лучшие подруги, живущие в одной пятиэтажке на улице Рустамова. Так что, Ленке и осваиваться-то особо не надо, – пояснил Максим.
В этот момент Трофимова, видимо, почувствовав пристальное внимание Родионова, резко обернулась в его сторону, и они на какое-то мгновение встретились взглядами.
Алексей не был ярким красавцем, но относился к тому разряду симпатичных высоких парней, которые никогда не жаловались на отсутствие внимания к себе со стороны девичьей составляющей своей школы.
В младших классах, да… и в старших тоже, только реже, девчонки довольно часто посылали ему свои безымянные любовные записки и красноречиво молчали в телефонную трубку его домашнего телефона, но безразличный к подобному проявлению девичьих чувств Алексей никогда не выяснял имена своих неизвестных поклонниц.
Родионов всегда предпочитал открытость в проявлении симпатий и антипатий. Его друзья до сих пор вспоминали смешной случай, когда он, будучи еще третьеклассником, на спор с одноклассниками, в их присутствии позвонил в квартирный звонок нравившейся ему, в то время, девочки, учившейся в четвертом классе, и громко заявил открывшей ему дверь ее маме: «Я люблю Вашу Зою!», чем вызвал у последней нервный шок, а у своих школьных приятелей – гомерический хохот, продолжавшийся не менее пятнадцати минут после того, как они всей их веселой компанией пулей вылетели из Зоиного подъезда.
Взгляды Алексея и Лены пересеклись лишь на каких-то пару секунд, после которых девушка быстро перевела свой взгляд на Максима и приветственно махнула ему ладошкой.
Северов, в ответ, тут же обрадовано замахал ей левой рукой, и Родионов нехотя отвел глаза от них обоих.
В этот момент, неожиданно для себя, Алексей увидел, что не он один так пристально рассматривал новенькую.
На нее, не сводя глаз, хищно смотрел еще и Олег Лагутин – неформальный лидер десятого «Б», довольно смазливый, даже немного холеный, чуточку нагловатый, но, при всем – при этом, достаточно эрудированный и бойкий парень, с заметным оттенком самовлюбленности и самоуверенности.
И Родионов тут же отчетливо понял, что Лена Трофимова всерьез «зацепила» не только его, но и Лагутина.
В это время мысли Алексея прервало обращение по микрофону ко всем собравшимся директора школы Алины Яковлевны. Она быстро произнесла стандартную для такого дня приветственную речь, касающуюся, прежде всего, первоклассников и их родителей, и первосентябрьское мероприятие пошло дальше по своему накатанному годами сценарию.
Родионов мало вслушивался в произносимые речи. Он поймал себя на мысли, что уже несколько раз, как бы невзначай, ловил своим взглядом в ряду десятиклассников «Б» класса Трофимову Лену. Заметил это и стоявший рядом с ним Виталик.
– Классная девочка! Да? – шепнул он Алексею. – Жаль только, что не в наш класс попала. Кстати, она на тебя, в первый раз, с таким интересом посмотрела, что меня аж завидки взяли…
– Ладно, Виталь… Отвали… – немного растерялся Родионов. – Девочка, конечно – правда, ничего… симпатичная… но, кто ее знает?! Может, она по характеру – стерва или полная дура…
– А это мы сейчас узнаем, – тихо рассмеялся Горшенков.
Он медленно попятился к стоявшему сзади них Северову и, едва слышно, спросил у него:
– Слышь, Макс! А твоя Трофимова – как – нормальная девчонка? Или…
– Да… нормальная! Все бы бабы такими были! – шепнул ему Максим.
Виталику даже не пришлось пересказывать Алексею услышанное, поскольку тот, желая услышать ответ Северова, сам наклонил корпус своего тела назад настолько, что чуть не упал, но зато уловил сказанное Максимом самостоятельно.
Как раз, в это время, торжественное мероприятие благополучно завершилось, и классы, по заведенному порядку, один за другим, наконец-то, прошли в школьное здание.
В классе все расселись строго по своим местам.
Родионов, как обычно, сел за четвертую парту в центральном ряду вместе с Томилой Валиевой, с которой он сидел с первого класса – с того момента, как их всех насильно рассадили в первый школьный день девять лет назад.
Впрочем, он и Валиева хорошо ладили друг с другом. Алексей, поскольку он был одним из лучших учеников в классе, всегда, если это было возможно, подсказывал ей на контрольных работах и давал списывать домашние задания (вообще-то, он всем давал списывать, не ставя этого себе в заслугу). Томила же тщательно старалась, чтобы на их парте всегда были все те принадлежности, которые необходимы на том или ином уроке.
Конечно, они всегда договаривались заранее о том, кто какие учебники «притащит» на следующий день, но Родионов, в старших классах, стал частенько «забывать» приносить те из них, которые не относились к основным предметам. И добросовестная Валиева тут же прилагала максимум своих усилий, чтобы нужный учебник, в начале урока, все же лежал на их парте.
Ко всему прочему, она была верным школьным товарищем: не болтала лишнего и всегда была готова прийти на помощь.
Виталик же, как всегда, сел за одну парту с Альбертом Ахундовым. Эта пара, непонятно как и когда усевшаяся вместе, всегда была под особым прицелом учителей, постоянно ловивших их обоих на невыполнении домашних заданий и «болтовне» во время урока.
Но тем, что они периодически получали далеко неочевидные «неуды», приятели были обязаны, в первую очередь, самим себе, так как жертвами их частых «приколов», как правило, становились сами доблестные «однопартийцы».
Подсказывая друг другу во время устных ответов с места, Виталик с Альбертом запросто могли в массе правильно сообщенной шепотом информации с самым серьезным видом добавить явную «дезу» – абсолютную чушь, при произнесении которой очередной педагог хватался за сердце, а класс покатывался со смеху.
Результатом для отвечавшего закономерно становились двойка в дневнике и отцовский ремень дома. После этого они, обычно, весь следующий день «дулись» друг на друга и говорили, что теперь «ни в жисть» не будут общаться между собой. Однако, уже через сутки оба прилюдно мирились, и все начиналось сначала.
Алексею же особенно запомнилась история, когда Горшенков как-то принес в школу какую-то очень ценную книгу, доставшуюся его родителям с великим-превеликим трудом, и, расхваставшись ею перед одноклассниками, всего лишь на несколько секунд оставил ее без присмотра.
В результате, тот день для него закончился незабываемо…
Чувствуя «белую» зависть одноклассников и с легким чувством превосходства над ними, Виталик после уроков, «на крыльях славы», пулей отправился домой, чтобы успеть до прихода родителей вернуть эту ценную книгу на ее законное место в книжном шкафу, и… о, ужас… обнаружил на ее титульном листе сделанную корявым «альбертовским» почерком следующую бесценную надпись: «Дорогому другу Виталику от дорогого друга Альберта на долгую-долгую память!».
Память об этом, действительно, еще очень долго не давала спокойно сидеть Горшенкову, так как очень болело его заднее место, старательно отутюженное отцовским кожаным ремнем.
Ну, а следующий, после этого, учебный день в их классе предсказуемо начался с дикого вопля Виталика: «Я убью тебя, Або!» и его захватывающей для многочисленных зрителей погони по школьным коридорам за убегающим от него рослым Альбертом, которому, в тот момент, было явно не до смеха.
Но… и это прошло… И приятели по парте, помирившись, снова взялись за старое.
Алексей медленно окинул взглядом всех своих рассевшихся по местам школьных товарищей.
Вот лениво зевает севший в самом конце их ряда Наирик Атабекян, всем своим внешним видом, от ухоженной прически и элегантного пиджака до модного тогда «дипломата» черного цвета, показывающий собственную взрослость и серьезность.
Рядом с ним – Саша Сличенко, высокий худощавый парень, не очень ладивший с учебой, но – верный товарищ, всегда готовый постоять за справедливость.
А это – «Сева» – Султанова Севиль, красивая, как все метисы (дети, родившиеся от брака людей разных национальностей). Самое интересное, что она, вопреки своим имени и фамилии, внешне выглядела типичной славянкой: русские черты лица, светлые волосы, голубые глаза…
Одно время (в младших классах) она очень нравилась Родионову, но ей самой всегда были симпатичны ребята постарше, «продвинутые» в современной музыке и танцах, да и, вообще, не из их школы. И постепенно у Алексея остались к ней только теплые приятельские чувства.
Лучшая подруга «Севы» – Таня Алиева – тоже очень симпатичная девушка во всем ее поддерживала, а, зачастую, была и инициатором каких-либо совместных с Севой действий.
С их мнением считались все ребята «А» класса. Они были «свои в доску», так как даже менталитет у них был максимально приближенный к мальчишечьему. Ни дать, ни взять – «анархисты» в юбках.
Своего рода другой «девичий полюс» в их классе составляли также весьма симпатичные, сидевшие за одной партой и носившие одинаковое имя, две подруги: Ира Гордеева – очень сильная амбициозная личность с претензией навязывания всем своего мнения, поскольку оно, как ей казалось, было единственно верным, и Ира Брошкина – с теми же чертами характера, но раза в два помягче, чем у своей подружки по парте.
К слову, Розов, имевший неосторожность влюбиться (в младших классах) в Гордееву, позднее сильно «влип» со своим безответным чувством к этой девочке. Его записка, написанная к ней, странным образом попала к учителю, и на «классном часе» ее зачитали перед всеми их одноклассниками.
Сергей и Ира молча стояли, тогда, с красными лицами и не знали, куда деваться от стыда. Естественно, эта история тут же дошла до их родителей, и симпатия Розова от всего пережитого постепенно «сошла на нет». Впрочем, у Сергея был легкий характер, и Алексей даже подозревал, что тот просто забыл об Ире, найдя какой-то новый объект для своего увлечения.
Розов, как обычно, сел с «Доцентом». Эта парочка в чем-то дублировала пару Виталика с Альбертом, но страдали они, все-таки, в основном, от своих громких голосов (их бас, даже при попытке говорить шепотом, можно было легко услышать в другом конце класса, не говоря уже о педагоге, чей стол стоял в паре метров от их парты) и коварных происков Горшенкова и Ахундова, сидевших неподалеку от них.
Двое последних, занимая явно более предпочтительную позицию, выбирали момент, когда учитель поворачивался лицом к доске, и наносили массированный коварный удар по Розову с Пятницким.
«Артподготовка» велась всеми доступными им видами вооружения: метанием, вручную, кусков ластика, выстрелами кусочков скатанной бумаги с помощью «школьной рогатки» – оттянутой назад тоненькой резинки, предварительно завязанной своими обеими концами на указательном и среднем пальцах, и даже посылкой «бумажных голубей», собранных по «спецтехнологии» и имевших большую точность попадания.
После этого «стрелки» принимали самый благочестивый вид и вдумчиво смотрели в рот поворачивающемуся лицом к классу учителю, весь гнев которого обрушивался на бедных Сергея с Марком, чья запоздалая реакция на агрессию воспринималась педагогом за акт кощунственного непослушания и пренебрежения к его уроку.
Всю эту пеструю картину разноплановых характеров, во многом, определяющих общее лицо десятого «А», существенно дополняли и обогащали своим присутствием такие личности, как: Аркисов Саша – весьма общительный и ранимый юноша, обладающий явными задатками будущего ученого в области физики и математики; Лунин Боря – очень интеллигентный и эрудированный парень – знаток русского языка и литературы, свободно владеющий, при этом, и английским языком; неисправимый авантюрист Беспалов Виктор; общий любимец «Элик» – самый маленький ростом ученик в классе, художник «от бога» – Эльчин Мирзоев; самый бойкий и темпераментный «Пончик» – круглощекий Артур Мартиросян; вечно спорящий со всеми с пеной у рта «Троцак» – Абрамян Армен; «помешанная» на литературе Гюля Саламова; умница, скромница и очень обаятельный человек – Каримова Назиля; вечно привирающий про свои подвиги (в которые никто не верил из-за весьма худощавого телосложения самого хвастающего) Запятин Андрей; закоренелый двоечник и тугодум Биняев Наиль, по прозвищу «Тормоз»; всегда держащийся особняком ото всех, обладающий сильным и упрямым характером Караев Ровшан; тихий и миролюбивый Юсупов Борис; такой же тихий, но только более волевой и агрессивный Славик Андропов; три скромных и обаятельных Ирины: Мирошникова, Авасян и Буданова, и две абсолютные тихони Балоян Стелла и Акопян Анджела. Теперь к ним добавился еще и севший рядом с Аркисовым Сашей Максим Северов.
Их класс, несмотря на всю разность составляющих его характеров, был единым живым организмом и, пожалуй, самым дружным среди всех классных коллективов школы. Это был его родной, самый лучший в мире, десятый «А».
Незаметно закончился первый урок. Классного руководителя их класса, одновременно, являющуюся их учителем по географии – Марину Александровну – замечательного и очень доброго человека, в этот раз, никто не слушал.
Все тихо перешептывались и обменивались мнениями вплоть до звонка, возвестившего об окончании урока, после которого, стремглав выскочив на перемену и перемешавшись со старшеклассниками из других классов, тут же создали в широком коридоре невообразимый шум и гам, моментально заполнивший атмосферу всей школы.
Высыпал в школьный коридор и соседний десятый «Б». Первыми из него вышли трое Саш: Гроссман, Нарышкин и Гукосян, самые безвредные и миролюбивые парни этого класса. Затем – неразлучные друзья Рома Малоян и Тофик Самедов, с которыми у Алексея (с младших классов) сложились хорошие отношения в связи с их совместным участием в школьной художественной самодеятельности.
За ними выскочила сразу целая группа девушек: Гаврошкина Люба, Кондратьева Ольга и Адиманян Марина.
Вышли Олег Лагутин и его верный «оруженосец» Михаил Приходько, очень скользкий и противный тип, который весьма комфортно чувствовал себя в тени яркого Лагутина. Он всегда поддерживал мнение Олега и даже слегка подхалимничал перед ним, за что, в принципе, и пользовался расположением последнего.
Лагутин и Приходько неспешно подошли к окну и высокомерно оглядели весело шумящую толпу, как бы подчеркивая, что они не имеют к этому никакого отношения.
– Эй, министры без портфеля, не лопните от важности, – стал цепляться к ним задиристый «Пончик», ростом меньше каждого из них на целую голову.
– Закройся, пигмей! – лениво бросил ему Олег.
Обиженный «Пончик» завелся с полуоборота. Он тут же подскочил к Лагутину и, бурно жестикулируя руками, стал вызывать того на драку. Олег, как бы не замечая его, лениво повернулся к стоявшим у другого окна «ашникам» Запятину и Абрамяну и небрежно произнес:
– Уберите своего придурка, пока я его не зашиб ненароком!
От этих слов «Пончик» взвился как ужаленный. Он попытался дать Лагутину пощечину, но тот, ранее занимавшийся какое-то время боксом, без труда сыграл с ним на опережение и резким ударом кулака со всей высоты своего роста, буквально, сбил несчастного «Пончика» с ног.
К нему тут же подскочил стоявший ближе всех к этому месту Северов и, встав между ним и еле встающим с пола и плохо соображающим, что с ним произошло, «Пончиком», сказал, обращаясь к Лагутину:
– Пользуешься тем, что вы в разных весовых категориях?
– Не твое собачье дело, – огрызнулся тот и, заметив выходящих в этот момент из их класса Трофимову и Ковалеву, неожиданно для всех дал сильный пинок по месту пониже спины нагнувшемуся к «Пончику» Максиму.
Это было сделано явно для того, чтобы обратить на себя внимание Лены, и Родионов, до этого не следивший за развитием данного инцидента, поскольку, не отводя глаз от двери «Б» класса, ждал появления в коридоре новенькой, увидел только этот завершающий пинок Олега.
Его до глубины души возмутил этот низменный поступок Лагутина, желавшего унизить Северова в глазах Трофимовой.
– Ты, что делаешь, сволочь?! – Алексей рванулся к нему и с ходу ударил Олега кулаком в челюсть.
Удар прошел, но Лагутин тоже успел ответить ему ударом на удар, и тут же в них обоих вцепились десятки рук одноклассников, сумевших быстро растащить их в разные стороны.
Последнее, что успел заметить Алексей, прежде чем со звонком на урок друзья втолкнули его в их класс, были, как ему показалось, неприязненно смотревшие на него красивые глаза Лены…
Дальнейшему развитию конфликта помешало то, что в этот день было всего два урока, после которых их всех отпустили домой.
Поэтому, выходя из школы в тесном окружении своих одноклассников, ни Алексей, ни Лагутин, не произвели никаких враждебных действий по отношению друг к другу.
Во-первых, прошедшие сорок пять минут успокоили их обоих; во-вторых, по общему мнению и «ашников», и «бэшников», поскольку в их короткой личной стычке они обменялись равным количеством ударов (по одному), то между ними, налицо – ничья, а значит, и обид у них, между собой, больше не должно быть.
Хуже обстояло дело с Максимом и «Пончиком». Они оба чувствовали себя оскорбленными. И, если «Пончик», честно говоря, был, во многом, виноват сам в том, что «нарвался и получил», то у Северова, действительно, были все основания «призвать к ответу наглеца» Лагутина. Но никому не хотелось новых драк в этот день, и «ашники» уговорили Максима отложить его разборки с Олегом «на потом».
Глава 3. Пляж
Прошел месяц. И хотя все это время в Баку стояла по-летнему жаркая погода, летнее «каникулярное» настроение уже давно покинуло старшеклассников.
За это время Северов, удивительным образом, настолько влился в новый для него коллектив «А» класса, что все «ашники» стали считать его «кровь от крови и плоть от плоти» своим.
Особенно близко он подружился с Родионовым, Розовым и Горшенковым, которые с удовольствием и без долгих раздумий приняли его в свою «теплую» компанию школьных активистов.
В один из последних дней сентября, выпавший на субботу, по Баку прошел слух, что очень скоро погода резко изменится, и на улице по-осеннему похолодает. Данная информация не прошла мимо старшеклассников, и вышедшая по окончании уроков из школы мужская половина «ашников» решила в полном составе съездить в воскресенье на пляж.
Их одноклассницы предсказуемо отказались от этой затеи, но, если честно, то парни на них особенно-то и не рассчитывали.
На следующий день в восемь часов утра, уже при посадке в электричку, к их веселой компании неожиданно присоединились «бэшники» Рома Малоян и Тофик Самедов и бывший «ашник», ушедший после восьмого класса в железнодорожный техникум – Игорь Башкиров.
За небольшую полноту Башкирова все, между собой, тихо обзывали «Толстым», но назвать его, подобным образом, прямо в лицо не решался никто, зная, что немедленно получит от него так, что мало не покажется…
С первого по восьмой класс Игорь был настоящим лидером среди тех мальчишек из их класса, кто не очень ладил с учебой и дисциплиной. Но, при этом, несмотря на свою, мягко говоря, не очень хорошую успеваемость, он был весьма толковым и, самое главное, очень волевым парнем, фанатично обожающим драться по поводу и без повода с любым наглецом, позволившим вести себя ненадлежащим образом в его присутствии.
Как это ни странно, но Алексей – лидер остальной части мальчишек из их класса, предпочитавших, в пику избегавшим любых школьных мероприятий «башкировцам», активно участвовать во всех происходящих в школе событиях спортивного и общественного характера и, при этом, успевать успешно учиться, с ним всегда был в хороших отношениях.
Возможно, это произошло из-за того, что в детстве, когда Игорь сломал ногу и, находясь дома, очень долго не ходил в школу, проживавший недалеко от него Алексей посещал его чаще других, а сам выздоровевший Башкиров, парой месяцев позднее, частенько навещал Родионова в весьма похожей ситуации, когда теперь уже тот болел около двух недель в своей квартире.
А может – из-за того, что, когда их мальчишечью братию в шестом классе захлестнула киношная романтика воинских баталий древних греков, римлян и руководимых Спартаком гладиаторов, и они, разделившись после уроков на две равные половины, принялись яростно «хлестаться» деревянными мечами на спортивной площадке за школой, в решающем очном поединке, в котором сошлись между собой Алексей и Игорь – два харизматичных вожака противоборствующих сторон, Родионов оказался единственным, кто сумел устоять перед бешеным напором Башкирова, до этого яростно сметавшего в персональных схватках всех своих «врагов», и даже победить его, зримо коснувшись в нужный момент мечом тела своего противника, тем самым, принеся окончательную победу своей «армии».
Как бы там не было, между ними всегда царило уважительное отношение друг к другу.
И Алексей был искренне рад их неожиданной встрече в электричке, направлявшейся на Бузовнинский пляж Каспийского моря.
Ровный стук ее колес быстро настроил «пляжников» на лирический лад, и в их вагоне, благодаря тому, что Игорь предусмотрительно захватил с собой гитару, очень скоро раздался специфический «бакинский шансон» – популярные, в то время, дворовые и молодежные песни «местного разлива».
При этом, более-менее знакомые куплеты вся веселая компания пела вместе с Башкировым, а незнакомые и те, которые поются от первого лица, исполнял лично Игорь.
Напевшись вдоволь, он неожиданно для многих протянул гитару Алексею:
– Спой, Лех, что-нибудь! Ты, ведь, насколько я знаю, тоже немного играешь…
Родионову не хотелось ни петь, ни играть, но отказать Башкирову он не смог. Приняв от него гитару, Алексей сделал несколько пробных аккордов и сначала тихо, а потом все громче и громче, запел песню своего собственного сочинения:
Давай, дружок, пожмем друг другу руки.
Ведь расстаемся и, быть может, навсегда.
Так выпьем стопку на прощание
Под наше громкое трехкратное «Ура!»
И пусть невзгоды бьют, но не сломают.
Упрямством духа вечно славились все мы.
Так выпьем стопку на прощание.
Уходят в жизнь судьбы выпускники!
Мы не жалеем ни о чем, что было,
И верим в то, что встретимся опять.
Так выпьем стопку на прощание
За то, чтоб веру в дружбу нам не потерять!
С последним аккордом парни восхищенно загудели:
– Клево! Ну, ты, Лех, даешь! А еще можешь?
Башкиров одобрительно хлопнул Родионова по плечу и, присоединившись к остальным, попросил:
– Давай, Лех, еще одну свою… какую-нибудь… лирическую!
– Ну, хорошо! Уговорили, – согласился, усмехнувшись, Алексей и, немного подумав, снова запел:
Вновь навстречу мне
Идешь ты, летишь ты, как всегда.
Как в хорошем сне
Поверю, что вдруг сбудется мечта.
Но опять пройдешь ты стороной,
Не остановишься со мной
И бросишь дерзкий гордый взгляд
Уже который день подряд…
Снова ночь теперь
Не спать мне и думать о тебе.
Как сказать: «Поверь,
Что счастье опять придет к тебе!»
Но опять пройдешь ты стороной,
Не остановишься со мной
И бросишь дерзкий гордый взгляд
Уже который день подряд…
Разлюбить тебя
Не в силах и не властен я уже.
Не прожить и дня
Без мыслей, мечтаний о тебе.
Но опять пройдешь ты стороной,
Не остановишься со мной
И бросишь дерзкий гордый взгляд
Уже который день подряд…
Допев до конца, Родионов решительно отложил гитару в сторону:
– Все, давайте в «дурака» играть!
«Пончик» моментально достал припасенную им заранее колоду карт и, перетасовав ее, стал сдавать. Играли двое надвое. Проигравшие сразу же менялись. Чаще всех, как и следовало этого ожидать, на своих местах оставалась основная пара: «Пончик» и Игорь.
Все прекрасно знали, что «Пончик» жульничает, но поймать его «за руку» было, практически, невозможно, и поэтому, раз за разом, все их соперники, освобождая места для следующей пары игроков, грустно поднимались с очередными «погонами» на плечах.
Последними встала со своих мест самая невезучая команда: Запятин с Беспаловым, и именно в тот момент, когда по вагону, мимо них, проходила большая группа незнакомых парней весьма задиристого типа и, судя по некоторым признакам, сильно обкуренных анашой.
– Эй, брат, одолжи-ка нам колоду! – поигрывая острой «финкой» в правой руке, обратился к «Пончику» самый наглый из них.
– Карты, брат, нам самим нужны, – спокойно за всех ответил Игорь и, поднявшись со своего места, также демонстративно вынул из кармана брюк небольшой охотничий нож.
С соседней скамейки одновременно поднялись Алексей и Саша Сличенко, а за ними и все остальные «ашники». Чужаки оказались в плотном кольце одноклассников Алексея.
Ситуация накалилась до предела. И ее кульминацией стал прыжок маленького разъяренного «Пончика» на скамью, где, до этого, сидели Запятин с Беспаловым. Там он мгновенно выпрямился и, нежно поглаживая левой ладонью неизвестно откуда взявшийся на его правой руке самодельный кастет, язвительно спросил у чужаков:
– Ну, что, пацаны… сыгранем партеечку?
«Пацаны», явно не ожидая такого дружного отпора от простых «пляжников», молча переглянулись и пошли «на попятную».
Их заводила убрал свою «финку» и примирительно поинтересовался:
– Откуда вы, парни?
– С «Восьмого», – ответил кто-то из «ашников».
– А… с «Восьмого»… Ну, ладно. Нет – так нет! – подвел итог разговору их вожак и, подав своим «пацанам» знак отбоя, пошел дальше по вагону.
За ним тут же потянулось все его окружение, и у парней «А» класса появилась возможность облегченно выдохнуть. Правда, произвели они это действие лишь тогда, когда последний обкуренный анашой «пацан» из вагонной шпаны покинул их вагон.
За всеми этими событиями они не успели заметить, как их электричка уже подъехала к нужной им станции «Бузовны», и вместе с ними на жаркий станционный перрон высыпали почти все доехавшие до нее пассажиры.
Легкий ветерок с моря сразу же обдал новоявленных «пляжников» неповторимым морским запахом и физически ощущаемой влажностью, отчего каждый вышедший на перрон пассажир электрички автоматически замирал на месте на две-три секунды и, вдыхая этот живительный воздух, жадно вглядывался в виднеющуюся вдалеке синеву Каспийского моря.
Докупив к взятым с собой припасам еще и фрукты с вареной кукурузой, продававшиеся прямо у станции, веселая компания старшеклассников, дружно поснимав обувь, бодро зашагала босиком по горячему белому песку, слегка обжигая на ходу подошвы своих ног и спеша побыстрее добраться до воды.
Минут через восемь они уже были на месте.
Найдя небольшой, все еще остающийся пока свободным, тенистый пятачок под навесом, компания старшеклассников со смехом, кое-как, разместилась на нем и стала быстро раскладывать на газетах принесенные с собой яства.
Поскольку все они не ели с самого утра и успели за время поездки хорошенько проголодаться, то на еду набросились, даже не попытавшись сначала окунуться в море.
Отсутствием аппетита никто не страдал, и все яства были сметены, буквально, за десять минут.
Однако, здесь тоже все прошло не без приключений.
Здоровый «бугай» Пятницкий, в своем репертуаре, с невозмутимым видом брал одно за другим вареные яйца из общей кучи, лежащей на газете, мгновенно разбивал их о свой могучий лоб и, тщательно очистив от скорлупы, также быстро закидывал к себе в большой рот, съедая их без видимого посторонним взглядам разжевывания.
Сопровождал он эти отточенные долгой практикой действия короткими выражениями типа: «Хлоп!», «Вжик, Вжик!» и «Ням-Ням!». После окончательного «проглатывания» очередного яйца им обязательно подводилась фиксирующая данный миг черта: «Готово!», после чего завораживающий нечаянных зрителей процесс поглощения «яичного продукта» повторялся снова…
Таким образом Марком было съедено уже не менее шести яиц, когда вдруг ни с того ни с сего «завелся» вечный спорщик «Троцак». «Я тоже так могу! Спорим?» – сказал он. И, хотя никто с ним не собирался спорить, «Троцак», недолго думая, тоже хватанул первое попавшееся яйцо из общей кучи и с силой «саданул» его себе в лоб.
Что произошло потом, трудно описать словами.
Почему из всех сваренных вкрутую яиц именно это оказалось сваренным всмятку, не знал никто. В общем, сцена была не хуже той, что показана в старом советском фильме, когда киногерой артиста Савелия Краморова выпил за столом, по ошибке, шампунь.
Но, если у вышеупомянутого артиста, в кадре, пузырящийся шампунь вытекал только изо рта, то у застывшего в немом изумлении «Троцака» желточно-белковая жидкая масса плавно растекалась по всему его круглому лицу.
Венцом этого эпизода было то, что абсолютно никто не был морально готов к такому результату «троцаковского» эксперимента.
Сказать, что всех присутствующих охватил истерический смех – значит, ничего не сказать… Это был «ржач» до икоты, до посинения, до валяния на спине и дрыганья, при этом, ногами в воздухе.
Прошло не менее получаса, прежде чем компания старшеклассников отошла от этого инцидента, и, наконец-то, все полезли в воду, из которой, потом уже, очень долго никто не выходил.
Море у берега оказалось достаточно прогретым, и одноклассники «засели» в нем весьма капитально. Лишь только через час они, наконец-то, собрались вновь на берегу, решив немного отдохнуть от воды. Кто-то отошел поиграть в волейбол, кто-то, упав на песок, принялся загорать, а кто-то принялся снова играть в карты.
И лишь умиротворенный покоем Алексей, сам не зная почему, вдруг взял в руки гитару и негромко запел еще одну свою песню, которая, как ему показалось, должна была наиболее подходить данному моменту:
Я стою на приморском бульваре.
Взгляд на моря безбрежного дали.
Что же ты до сих пор не приходишь?
Неужели любви ты не помнишь?
Вновь и вновь я брожу под крик чаек,
Только мне на душе не легчает.
Видя это, ласкаются волны
С тихим шумом, ленивым и сонным.
Да, я слышу твой зов, мое море,
Славный друг мой в веселье и в горе.
Ты зовешь меня в дальние страны,
Чтобы там излечить мои раны.
Но, увы, не прелестны напевы чужбины.
В них нет солнца, а в небе нет сини.
Режет душу надрывный гитары аккорд…
Ухожу… Я достаточно горд.
Закончив петь, Родионов механически оглянулся и к своему изумлению увидел, что его пение, оказывается, слушали не только друзья-одноклассники, но и посторонние отдыхающие, разместившиеся дальше них под навесом.
Какой-то мужик, лет пятидесяти, не выдержал и в общей тишине громко сказал:
– Парень, тебе бы, с таким талантом, в артисты поддаться!
Алексей благодарно улыбнулся:
– Спасибо за добрые слова, но у меня – несколько другие планы на жизнь.
К этому времени, все его одноклассники, подобравшись за время исполнения им своей песни к нему поближе, уселись рядышком и стали рассказывать друг другу смешные анекдоты.
После нескольких «заезженных серий» про Вовочку и Чапая с Петькой главные «специалисты» по данному жанру Малоян и Самедов, наконец-то, устали «молоть языком» и ушли на станцию встречать своих приезжающих чуть позже «бэшников», также решивших отметиться в последнее жаркое воскресенье сезона на Бузовнинском пляже.
После ухода признанных мастеров жанра анекдоты стали рассказывать все «кому не лень», но получалось это далеко не у каждого. И в этот момент в круг рассказчиков вдруг неожиданно вклинился Северов, громко объявивший, что у него есть для них кое-какой «свежачокс», поведанный ему вчера его отцом.
И, правда, он весьма артистично рассказал им, действительно, смешной анекдот про партийное руководство страны и их истинное отношение к народу, по окончании которого все «ашники» дружно расхохотались.
– Весело живете! – вдруг громко раздалось рядом с ними.
Одноклассники разом обернулись.
Мимо них, видимо немного разминувшись с ушедшими их встречать Малояном и Самедовым, небольшой группкой проходили парни из десятого «Б».
Ближе всех к «ашникам» шел Приходько, и, судя по всему, это именно он обратился к ним с данной короткой репликой.
– А где твой дружок Лагутин? У меня к нему давний счетик имеется, – обратился к Михаилу «Пончик», проигнорировав, как и все остальные «ашники», его фразу об их веселой жизни.
– Передай этому «козлу», что я его рано или поздно все равно по стенке размажу, – добавил Северов. – Не посмотрю, что наши отцы вместе работают.
Но Приходько, в своей обычной осторожной манере, ничего им не ответил и сделал вид, что уже удалился на расстояние, на котором не слышны их угрозы в адрес отсутствующего здесь Лагутина.
Остальные «бэшники» с непроницаемым выражением лица молча прошли вдалеке от своих извечных соперников – «ашников», и лишь Гроссман, проживавший с Родионовым в одном дворе и относившийся к той же дворовой компании, что и тот, миролюбиво улыбнулся и дружески подмигнул Алексею, который, не задумываясь, ответил ему тем же.
После того, как группа «бэшников» прошла мимо них, улегшемуся позагорать Родионову вспомнилась история двухгодичной давности, когда в рамках внутришкольной игры «Орленок» младшие и средние классы были условно поделены на «зеленых» и «синих».
«Зеленым», при этом, были выданы зеленые пилотки, а «синим» – соответственно, синие.
Класс Алексея волей школьного руководства относился к «зеленому» воинству, а класс «Б» – к «синему».
Сначала, как всегда, прошли конкурсы на лучший командный строевой шаг, потом – на маршировку с песней, а затем – на наступательно-отступательные маневры классов в поле. Последними были конкурсы по сборке-разборке автомата и, конечно же, стрельбе.
Счет по очкам, до последнего конкурсного дня, шел равный. И все школьники, зная, что оглашение окончательных результатов их «войны» должно произойти на следующие сутки, сильно волновались по этому поводу.
А в этот, предпоследний, день конкурса до конца занятий оставался тогда лишь один урок.
Перед ним-то и произошла, как ее долго потом называли сами школьники, «решающая битва» между «зелеными» и «синими».
Первыми потасовку на школьной лестнице затеяли «синие» из младших классов, вытеснив своих «зеленых» ровесников в общий коридор. Потом к этой «битве», постепенно, стали присоединяться средние классы, строго следуя своим цветовым различиям.
«Битвой», конечно, эту потасовку назвать было нельзя. Скорее, это было веселое толкание, пихание и хватание. Были все элементы жесткой спортивной борьбы. Агрессии же – не было и в помине. И тем интереснее было это состязание.
Естественно, дело дошло и до участия в «битве» тогдашних восьмых классов.
Класс «А» в своих лихо заломленных на затылок зеленых пилотках стремительным ударом вытеснил «синих» из коридора второго этажа на лестницу, ведущую на первый этаж, но преследовать их дальше не смог из-за внезапного нападения на «зеленых» тогдашнего восьмого «Б» (выступавшего под «синими знаменами»), неожиданно спустившегося с лестницы третьего этажа.
Положение для «зеленых» из угрожающего переросло в критическое.
И тут в голову Алексея пришла спасительная мысль. Вместе с Игорем Башкировым и последним оставшимся у них резервом – пятью или шестью «зелеными» разных возрастов, бесцельно болтавшимися в коридоре и до поры до времени не участвовавшими в «свалке», они пробежали по коридору до следующей лестницы, поднялись по ней на третий этаж и, добежав до «места сражения», неожиданно для «синих», напали на них с тыла.
Этот «удар» был как неожиданный, так и весьма мощный по своему напору.
«Синие», находившиеся на верхней лестнице, оказались зажатыми с двух сторон. В панике они стали перелазить через перила и спрыгивать на нижнюю лестницу, еще занятую их «союзниками по цвету».
В результате, эта паника охватила и их нижних соратников; и «синие», всей своей огромной толпой, позорно бежали вниз, спотыкаясь на ступеньках и сшибая друг друга на поворотах.
Победа «зеленых» была полная и безоговорочная. Мало того, в плен к «зеленым» попал Гроссман из «Б» класса, не успевший перепрыгнуть через перила и таким образом вырваться из окружения.
Победители, крепко держа пленного за руки и плечи, силком потащили его в свой класс, хотя, как раз в это время, уже прозвенел звонок на урок.
Бедный Саша чуть не плакал, прося отпустить его на урок и не дергать за рукава из-за риска порвать ему, при этом, рубашку.
Но «опьяненные» своей победой «зеленые», устроив вокруг него импровизированный победный «танец дикарей», и не думали его отпускать.
Вдобавок ко всем его бедам, в классное помещение «ашников» слишком долго не приходила где-то задержавшаяся учительница, и полностью растерявшийся Гроссман уже был готов разрыдаться, когда за него, наконец-то, решил вступиться Алексей.
– Так, хватит! Отвалите от него, – тоном, не терпящим возражения, приказал он своим одноклассникам и, вырвав из чьих-то рук ценный военный «трофей» – синюю пилотку Гроссмана, надел ее Саше на голову.
Растолкав одноклассников, он, буквально, вытолкнул Гроссмана из их теплых «объятий» в коридор.
– Беги, Саш, – шепнул он ему.
И тот, мгновенно сориентировавшись, вприпрыжку рванул к своему классу.
– Все, игра окончена, – обернулся Родионов к «ашникам», столпившимся за его спиной.
Те побурчали немного, но упрекать его за освобождение пленного не стали, так как отчетливо понимали, что своей победой они обязаны, в первую очередь, именно ему…
Тем временем, пока ударившийся в воспоминания Алексей, ненароком задремал на солнышке, его одноклассники, успевшие еще раз искупаться в море, принялись потихоньку собираться домой. И очнувшемуся от дремоты Родионову не оставалось ничего другого, как только поспешно к ним присоединиться.
Обратно старшеклассники доехали без приключений.
При расставании парни еще долго обменивались мнениями по «узловым» моментам их школьной жизни, периодически прыская от смеха при очередном воспоминании кем-то из них желточно-белковой жидкой массы на лице «Троцака», но, постепенно, темы для разговора закончились, и все разошлись.
Глава 4. Происшествие с подтекстом
Следующий день начался для учеников, как обычно, с общего построения перед школой.
И у Алексея с Виталиком, ныне пришедших минут за пять до того, как всех, по-классно, стали пропускать в школьное помещение, было время неспешно оглядеться.
Само собой, что, первым делом, Родионов обратил свое внимание на то, как Северов о чем-то непринужденно разговаривает с Трофимовой и Ковалевой и, видимо, рассказывает им что-то очень смешное, поскольку последние, то и дело, начинали смеяться.
Обе девушки, одетые, как собственно, и все другие школьницы, в черные форменные платья с белоснежными фартуками, нижние края которых, согласно моде того времени, были сантиметров на двадцать выше их колен, обладали, на редкость, стройными ножками, что делало их, и так несомненно очаровательных, главными мишенями жгучих взглядов значительного числа десятиклассников мужского пола.
Немного погодя, а точнее, за несколько секунд до захода десятиклассников в школу, на месте их сбора появился Лагутин.
Алексей еще издали увидел его испепеляющий взгляд на болтающего с Леной Максима.
«Похоже, что он, на полном «серьезе», ревнует ее к Северову и, поэтому, с первого дня появления обоих новеньких в их школе так негативно реагирует на него», – подумал про Олега Родионов.
Ему самому тоже очень нравилась эта девушка, но он, в отличие от Лагутина, не испытывал, из-за этого, к Максиму каких-либо неприязненных чувств.
В этот момент Олег, проходя за спиной не увидевшего его Северова, как бы невзначай, сильно задел последнего своим плечом. Тот оглянулся и, увидев Лагутина, «вспыхнул как спичка»:
– Слушай, ты, «козел надутый», жду тебя сегодня за школой после шестого урока, или лучше сразу повесься, чтобы не позориться!
– Между прочим, Олежка, у Максима за спиной три года в секции каратэ, – язвительно добавила Ковалева, которой и самой, видимо, не очень-то нравился Лагутин.
В ответ Олег, не удосужив их даже взглядом, презрительно процедил сквозь зубы:
– Не сегодня, а завтра… после шестого урока… жду тебя за школой, «каратист долбанный»!
Алексей, конечно, знал, что Лагутин занимался, одно время, в секции бокса, но не имел ни малейшего представления о северовском увлечении каратэ.
«Что же, завтра будет, видимо, неплохая «мясорубка» между ними», – механически подумал он, обратив, при этом, свое основное внимание непосредственно на то, с каким неподдельным интересом посмотрела на Олега Лена.
«Все-таки, этот самовлюбленный позер сумел произвести на нее впечатление, – недовольно мелькнуло у него в голове. – Господи, до чего же все бабы падки на дешевые «понты» подобных франтов… А если, вдруг, у этих позеров есть еще и приличный автомобиль «под пятой точкой», да большая пачка денег в их внутреннем кармане, то, порой, даже у неглупых, в принципе, баб «крыша» начисто съезжает – на раз».
Тем временем, все, наконец-то, разошлись по своим классам, и в школьных коридорах наступило долгожданное затишье.
Первым уроком в десятом «А» была математика.
Это занятие у старшеклассников-«ашников» всегда сопровождалось идеальной тишиной, так как педагог по этому предмету – Инна Павловна – была очень строгой учительницей, и все нарушения дисциплины жестко пресекались ею «на самом корню». Но преподавала она великолепно… по крайней мере, для тех, кто внимательно слушал и искренне хотел понять ее математические премудрости.
Вторым уроком у Родионова с его школьными товарищами был азербайджанский язык. Его вела замечательная женщина – Зульфия Аббасовна. Она давала всем ученикам возможность, в меру, пошептаться и также, в меру, наказывала слишком шумных из них, но, при этом, очень редко ставила кому-нибудь двойки. На ее уроках можно было все: дописать неоконченное домашнее задание к другому предмету, сыграть в «крестики-нулики», обменяться мнением с близсидящими, но… главное, при этом, было «не перегнуть палку», то есть – не наглеть и не создавать излишнего шума.
До нее азербайджанский язык в их классе вел Аликпер Аскерович. Это был старый и сильно глуховатый «склеротик», над которым издевались многие школьники. Алексею же всегда было жалко этого доброго старика, прошедшего войну и имевшего множество боевых наград, и он постоянно одергивал своих излишне ретивых одноклассников, любивших безнаказанно «хохмить» над этим преподавателем.
Помимо «стандартных» розыгрышей, типа выкладывания кнопок на его стуле, некоторые «хохмачи» придумывали и другие «приколы». Один раз, например, они мелом нарисовали на его стуле круги в виде мишени, и бедный старик целый урок ходил с этой «задней» мишенью на своих брюках.
Но любимыми розыгрышами данных «любителей острых ощущений» были: исчезновение классного журнала со стола преподавателя и звонок заранее принесенного будильника минут через двадцать после начала урока, благодаря которому занятие по азербайджанскому языку заканчивалось гораздо раньше установленного времени, поскольку глуховатый Аликпер Аскерович, не отличая раздающегося звука от традиционного, искренне полагал в этом случае, что все отведенные на его предмет сорок пять учебных минут уже прошли.
Третьим уроком у десятиклассников была физика. Здесь тоже испытывался «напряг», не меньший, чем на математике.
Данный предмет вела Снежана Арсеновна – также чрезвычайно строгий преподаватель, на занятии у которой, порой, можно было расслышать даже муху, жужжащую у окна.
При этом, особенно большую порцию адреналина в крови школьники получали в тот момент, когда Снежана Арсеновна, желая кого-то из них вызвать к доске, начинала медленно, сверху вниз, проводить своей авторучкой по списку фамилий учеников в классном журнале. Поразительно, но острота ситуации, по мере опускания ее авторучки вниз, нисколько не снижалась, поскольку у данной учительницы была неприятная для школьников привычка неоднократно повторять такую процедуру заново, прежде чем, наконец-то, назначенный ею «ответчик» вызывался к доске.
Для Алексея этот предмет являлся самым дискомфортным, так как Снежана Арсеновна, почему-то, сразу невзлюбила его и придиралась к его ответам, почем зря.
При равном качестве ответов отдельным ученикам она ставила пятерки, а ему – обязательно, на бал ниже. Это давно заметили не только он и его друзья, но и многие другие одноклассники, которые стали частенько подшучивать над ним по этому поводу.
Однако, начиная с девятого класса, отношение строгой «физички» к нему постепенно нормализовалось; по крайней мере, ушла явная предвзятость с ее стороны в оценке уровня его знаний данной учебной дисциплины, и Родионову стало немного полегче.
Четвертый урок – биологию – у десятого «А» вела Людмила Рубеновна, добрейший человек и полнейшая противоположность, по характеру, Снежане Арсеновне – ее ближайшей подруге.
Людмила Рубеновна, наоборот, максимально хорошо относилась к Алексею, и он, не без основания, предполагал, что именно ее мнение, в конце концов, и растопило «лед недоверия» к нему со стороны Снежаны Арсеновны.
Последние же два урока, в этот день, были отданы «на откуп» их школьному физруку, которого все ученики за глаза называли странным прозвищем «Тли-Тли», придуманное ему кем-то из предшествующих поколений старшеклассников за невыговаривание им буквы «р» и соответствующую спортивно-военную считалку, звучащую в его исполнении следующим образом: «Лаз, два, тли! Лаз, два, тли!».
«Тли-Тли», как и всегда, не стал слишком долго размышлять над тем, какое же занятие им придумать, и, выдав девушкам волейбольный мяч, оставил их одних играть в школьном спортзале, а парней, чтобы они не мешали последним, предусмотрительно вывел на открытую спортивную площадку за школой, после чего торопливо бросил им футбольный мяч и спешно удалился в свою маленькую «физруковую» каморку.
Давние клубные пристрастия позволили парням из десятого «А» почти мгновенно разделиться на две футбольные команды болельщиков «Спартака» и «ЦСКА», моментально разошедшихся в разные стороны.
Костяк «армейцев», при этом, составили Горшенков, Розов, Пятницкий, Ахундов и Аркисов, традиционно болевшие за хоккейный «ЦСКА» и футбольное киевское «Динамо».
Основу же их извечных соперников, фанатично «топивших» за хоккейный и футбольный «Спартак» представляли Родионов, Атабекян, Сличенко, Андропов и Караев.
Остальные их одноклассники, не имевшие столь явных клубных пристрастий, разделились с помощью проведенной, на скорую руку, жеребьевки и примкнули к той или иной команде лишь в соответствии с результатом выпавшего им жребия.
Сама же игра, как и всегда, при таких составах, получилась жесткой и принципиальной. Старшеклассники не щадили ни себя, ни ног соперника, что в условиях, когда спортивная площадка представляет собой сплошную каменистую почву, огражденную металлической решеткой, прогнозируемо приводило к многочисленным ссадинам и синякам периодически падавших футболистов.
После очередного падения кого-то из «спартаковцев» Караев, не на шутку, сцепился с Розовым, но их, хотя и с большим трудом, все-таки, удалось разнять. Потом разругались между собой Горшенков с Ахундовым из-за неудачного паса последнего. Затем захромал и ушел с поля «подкованный» противником Андропов…
Казалось бы, еще немного, и игра, грозящая перейти из разряда жесткой в разряд жестокой, вот-вот прекратится, но она лишь набирала свои спортивные обороты.
Параллельно с ней из школьного спортзала доносились не менее страстные крики и визги родионовских одноклассниц. Было полное впечатление, что хрупкие девушки, там, играли не в обычный «девчачий» волейбол, а, как минимум, в крутое «мужское» регби, причем, без всяких спортивных правил…
Наконец, к концу второго «физкультурного» урока на футбольное поле вышел бесстрастный «Тли-Тли» и резким свистком объявил об окончании матча. Свисток констатировал факт того, что в данной игре со счетом 5:3 победили «спартаковцы», которые тут же довольно побрели в раздевалку. И лишь спустя минуту, вслед за ними, потянулись раздосадованные проигрышем «армейцы», возбужденно обсуждающие причины своего поражения.
Однако, в раздевалке, когда футбольные страсти, наконец-то, улеглись, «спартаковцы» с «армейцами» очень быстро успокоились и дружно принялись дурачиться.
«Доцент», как пушинку, высоко поднял обеими руками маленького Мирзоева и, перевернув последнего ногами вверх, поднес его к потолочному перекрытию. И Элик, предварительно напяливший на свои ноги тридцать седьмого размера огромные туфли Пятницкого, весело зашагал по недавно побеленному потолку, оставляя на нем грязные следы сорок шестого размера.
Данный процесс тут же вызвал громкий хохот у переодевающихся старшеклассников, убежденных в том, что эта петляющая цепочка следов, протянувшаяся по всему потолочному перекрытию от одного края раздевалки до другого, несомненно станет настоящей загадкой как для физруков, так и для всего руководства их школы.
После этого дурачества в руках у Пятницкого и Мирзоева незамедлительно появилась неизвестно кем сюда принесенная настоящая пара боксерских перчаток, и в мальчишечьей раздевалке, естественно, тут же начался импровизированный бокс.
Одну перчатку – на правую руку себе надел Марк, другую – на левую – себе надел Элик, и боксерский поединок начался…
Это комичное состязание было похоже на драку «Моськи» со «Слоном», если бы такая случилась на самом деле.
Мирзоев налетал на Пятницкого, как жужжащий шмель, но, поскольку его голова была на уровне живота «Доцента», то все его удары попадали тому только в корпус.
Сам Марк лишь отмахивался от Элика, как от назойливой мухи. Наконец, ему это надоело, и он слегка ткнул своей правой рукой в перчатке в лицо наседавшему Мирзоеву.
Однако, эффект от этого тычка оказался просто потрясающим.
Элик отлетел на пять метров в сторону дальнего угла раздевалки (причем, последние три метра он уже, собственно говоря, не летел, а ехал на пузе) и уткнулся там, в завершении этого столь короткого путешествия, своим носом в длинную деревянную скамейку.
Не на шутку перепугавшийся за него Марк, в два прыжка, подскочил к товарищу и, как ребенка, поднял его на руки. Их тут же обступила взволнованная толпа одноклассников.
– Элик, как ты? Элик, как ты? – несколько раз подряд встревожено спросил Пятницкий у Мирзоева.
– Нормально, – с трудом вымолвил еле пришедший в себя Элик. – Хорошо, хоть, не убил, «Кинг-Конг» доморощенный!
К счастью для них обоих, все обошлось без последствий: у Мирзоева не было ни синяка, ни царапины, ни выбитых зубов.
На этом их поединок и закончился.
Продолжать боксировать после данного инцидента тоже больше никто не захотел, и десятиклассники мирно разошлись по домам.
Горшенков, вышедший из школы вместе с Родионовым, почему-то выбрал новый маршрут и повел Алексея мимо маленького тупичка, образованного двумя гаражами и котельной, около которой он неожиданно остановился и, загадочно подмигнув приятелю, вошел в этот крошечный закуток.
Тот, заинтригованный столь необычным поведением друга, естественно тут же последовал за ним, но… ничего интересного там не обнаружил.
Просто, в этот день Виталик умудрился «схватить» двойку за поведение на уроке физики и решил от нее избавиться довольно оригинальным способом.
Предварительно вырвав из дневника первый лист со своей фамилией, он с напутственными словами: «Пущай, полетает!» решительно отправил его в полет на крышу котельной, после чего, хладнокровно порвав на мелкие кусочки ранее вырванную бумагу, разбросал их в разные от себя стороны.
– Если ты так будешь расправляться с дневниками после каждой своей двойки, то для тебя никаких дневниковых запасов страны не хватит, – иронично заметил Алексей.
– Хм… – довольно хмыкнул Виталик. – Недельки через две мне уже опять нужно будет уезжать на соревнования. Так что, Леха, хватит для меня дневниковых запасов!
Рассмеявшись, друзья вышли из закутка и уже без остановок пошли в сторону своего двора.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/valeriy-gennadevich-klimov/proschay-baku-67375895/?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Валерий Климов
Тип: электронная книга
Жанр: Современная русская литература
Язык: на русском языке
Издательство: Автор
Дата публикации: 04.08.2024
Отзывы: Пока нет Добавить отзыв
О книге: "Прощай, Баку!" – приключенческая драма (в 2-х частях) о богатой на события судьбе коренного бакинца Алексея Родионова в молодости (со школы по возвращение из армии) и зрелости (в разгар межэтнического конфликта). В романе есть все: неповторимый шарм юношеских забав и первой любви, острота детективной интриги и отношений в любовном треугольнике, трагизм межнационального противостояния и боевых действий в городе. И все это – на историко-культурологическом фоне приморского Баку. Автор романа подполковник МВД в отставке Климов Валерий Геннадьевич, ЛАУРЕАТ Национальной литературной премии "ПИСАТЕЛЬ ГОДА"(2023), член Российского союза писателей, Российского военно-исторического общества и победитель ряда литературных конкурсов, очень красочно отразил в данном произведении как всю широту палитры чувств взрослеющих старшеклассников в стадии становления их личности, так и все многообразие поведенческого стиля (от подлости до героизма) этих же лиц в зрелом возрасте в смутные времена безвластия.