Легенда о шпионе
Легенда о шпионе
Анастасия Кивалова
Повесть основана на реальных событиях: история пути китайского мальчика от послушника даосского монастыря до капитана госбезопасности СССР с долей мистики и романтики. Содержание книги охватывает более 80 лет истории российского Дальнего Востока и Китая, описание жизни двух поколений потомков главного героя. В динамичный сюжет вплетены известные люди, древняя легенда и шпионы всех мастей, диверсии и разоблачения. В качестве иллюстраций использованы фотографии семейного архива.
Анастасия Кивалова
Легенда о шпионе
Для одной страны ты – разведчик, для другой – шпион. Осталось понять, где твоё сердце и истинная Родина.
Моя повесть написана на основе биографии Ван Ин Зуна, прадеда моего мужа, который приехал в Российскую Империю трудовым мигрантом, но стал капитаном Госбезопасности СССР. Семья бережно хранит вещи, связанные с Ван Ин Зуном. Я соединила вместе исторические факты, семейные рассказы, добавила каплю воображение и написала эту историю.
Глава I. Ван Пэй Сян
Июль 1968 года. Советско-китайская граница у реки Туманная.
Славка возвращался с задания. Он нашёл на кукурузном поле возле Хуньчуня тело офицера-разведчика, пропавшего неделю назад. Информация о гибели офицера нужна не только командиру, но и семье погибшего.
Высокий, хорошо сложенный двадцатилетний метис Слава не в первый раз переходил границу. Его восточная внешность, знание языка и китайская одежда позволяли в случае обнаружения сделать вид, что он заблудился.
Были у Славы и свои интересы на китайской стороне. Иногда он ночевал в фанзе китаянки, у которой был маленький ребенок. Малыш последнее время болел, снадобья восточной медицины ему не помогали. В эту вылазку Слава принес в фанзу советское аптечное лекарство. Но скоро Славкина служба закончится. Кто будет помогать этой женщине? Замполит предлагает служить и дальше, и даже ближе к родному Хабаровску. Славе есть над чем подумать, пока он идет к нейтральной полосе.
На подходе к границе лазутчик замер и прислушался: где-то рядом был китайский патруль. Славка с кошачьей ловкостью залез на старую липу. В июле липа стояла пёстрая, как будто в камуфляже: ярко-зелёный лист перемежался с жёлтыми семенами. С этого дерева хорошо было видно и вспаханную пограничную полосу, и приближающихся китайских пограничников.
С обратной стороны липы было большое дупло, а в нем много черной шерсти, пропитанной тяжелым запахом. Видимо, здесь зимовал гималайский медведь. Слава скомкал шерсть и выкинул в сторону кустов, а сам как можно плотнее вжался в древесную полость.
Служебная собака почуяла запах медведя и облаяла кусты. Инструктор отдернул пса, и патрульные продолжили путь. Лазутчик выдохнул, улыбнулся и проводил расчет глазами. Парень спокойно слез с дерева и пошёл к контрольной полосе. Но эти кусты со спелой малиной! А Слава был голоден, и ему хотелось пить. Две горсти ягод спасли бы его положение. Славка соблазнился. Какая же сладкая ягода!
Неожиданно он услышал треск и чавканье. Раздвинув стебли малины, Слава увидел бурого медведя, который наслаждался ягодой с не меньшим удовольствием, чем человек. «Значит, собака почуяла не только запах шерсти», – подумал парень.
Не оглядываясь, Слава сделал три аккуратных шага назад, резкая боль пронзила его левую ногу, он вскрикнул и упал. Медведь, встревоженный криком, ломанулся через кусты. Парень повернул голову и увидел старого китайца в маскировочной одежде.
– Чжэньбао дао нельзя! Привет бабке Нинг от брата, – сказал китаец с акцентом, развернулся и ушёл через малинник.
У Славы было повреждено сухожилие, он подобрал сук и поковылял через вспаханную полосу. На родной стороне его уже ждали товарищи и два месяца госпиталя.
Нина всегда была образцовой хозяйкой. Вот и сегодня она затеяла баодзи – китайские пирожки на пару. Их очень любит внук. Сейчас он за тысячу километров служит в армии, но именно сегодня Нина с утра встала с твердым решением приготовить баодзи. Рецепт она помнила ещё с далёкого китайского детства, вот только пекинской капусты в советском магазине «Овощи и фрукты» не продавали. Нина заменяла её белокочанной.
Квартира у Нины была обычной хрущёвкой, полученной ею по праву жены репрессированного. Но получить жилые метры удалось не сразу. Квартиру дали только после письма Климу Ворошилову, которое скинула в почтовый ящик в самой Москве проводница поезда. Проводницу Нина, конечно же, заранее отблагодарила деньгами. Письма, которые отправляла сама Нина из Хабаровска, до Ворошилова не доходили.
Когда Нина услышала из коридора слова популярной песни «Над Амуром тучи ходят хмуро, край суровый тишиной объят», она уже не сомневалась. Это приехал её внук. Сердце бабушки не ошиблось.
Парень, стараясь не хромать, зашёл на кухню.
– Привет, баб!
– Славик, привет, вот это да! В отпуск или командировку?
Парень обнял Нину. Взгляд женщины уловил хромату внука.
– После госпиталя отпуск дали, не удачно упал. Мне предлагали дальше служить на острове поближе к Хабаровску, но уже не получится. О, баодзи!
Слава придвинул к себе тарелку с готовыми паровыми пирожками, смачно надкусил верхний пирожок.
– Руки помой!
– Вкусно. Соскучился по твоей еде, – солдатик еще раз откусил от пирожка, – Баб, а тебе китайский брат привет передавал.
Нина поменялась в лице и уронила готовый баодзи обратно в пароварку.
– Какой брат?! Он давно умер.
– Да живой он, я его летом видел… Ну, или не его. А почему раньше о нем не рассказывала? Меня по службе проверяли, никаких вопросов не задавали. А я в детстве заветный чемоданчик с иероглифами на замке у тебя видел.
– Раньше нельзя было рассказывать, – уверенно сказала пришедшая в себя Нина.
– А сейчас?
– И сейчас нельзя… Ладно.
Нина поставила миску с баодзи Славке, села напротив внука и начала свой рассказ:
– Мы с Ли из богатой семьи, отец на приисках Желтуги[1 - . Желтуга (Желтугинская республика, Амурская Калифорния) – маленькое самопровозглашённое государство в китайской Манчжурии, самоуправляемая казачья община золотопромышленников, главным образом русских и китайских. Существовало с 1883 по начало 1886 года.] хорошо заработал, многие там спились, проигрались, но он сумел сохранить заработанное. А потом немцы стали Циндао строить, отец там двухэтажный дом купил. Помню, мне лет шесть было, нашли с братом шляпу, английский цилиндр. Ли наполнил его помоями и скинул со второго этажа на прохожих. В даосского монаха и послушника-подростка попал, так я впервые Вана и увидела. Досталось же тогда Ли от отца, – Нина покачала головой.
Циндао в наши дни – это огромный мегаполис на берегу Жёлтого моря провинции Шаньдун. В Циндао расположены филиалы крупнейших банков и представительства фирм «Hisense», «Haier», кинематографический центр страны – китайский Голливуд. В сорока километрах от него расположена гора Ляошань, на её южном склоне находится древний даосский монастырь Тайцин, в котором хранится указ Чингисхана (Тэмучжина) о защите даосизма. В конце девятнадцатого века немцы оккупировали эту территорию и заложили военный порт. Так из портовой деревеньки Циндао превратился в город.
Здесь, в Циндао, и прошло детство наших героев, истории которых рассказала Нина внуку.
1897 год. Деревня Си-Фан, 6 км от Циндао.
Ранним утром по дороге к деревушке шел монах и юноша в одежде послушника.
– Ван Пэй Сян, запомни, главное не на каком языке ты разговариваешь, а то, на каком ты думаешь. Люди не только говорят на разных языках, они и думают по–разному. Мы пишем иероглифы, и думаем также, готовыми образами. Наш язык наполнен тонами, как звуками льющегося ручья. Ручей всегда придет к морю, даже если нужно обогнуть гору. Это его Дао.
Монах ненадолго замолчал. Он нашел глазами строящиеся железнодорожные пути к порту Циндао и указал на них подростку:
– Европейцы всегда следуют логике и пишут буквами. Их языки точны, слова и буквы стоят всегда на своих местах, как вагоны в поездах.
– Учитель, а если мы сейчас пойдем не по дороге, а напрямую, через поле, мы будем как вода или как поезд? Как китайцы или немцы?
Наставник на секунду задумался.
– Мы будем как русские. Они любят сесть на развилке дороги и думать, куда же им пойти, а потом не обходят горы, а лезут наверх. Русские говорят одинаковые слова, но смысл получается разным, а один и тоже смысл доносят разными словами. Для них главное не путь, не правила, а результат.
Художник В. Борегар «Старая фанза», Циндао, Китай, середина ХХ века Холст, масло. Размещено с разрешения коллекционеров Сергея и Ирина Беляевых.
В разговорах они подошли к бедной крестьянской лачуге с тростниковой крышей, и монах решил дать последнее наставление:
– Иногда самый простой путь получается длиннее самого сложного. Это Дао. Но идти надо до конца. И никогда не кури опиум! – учитель пригрозил пальцем отроку.
В это время отец Вана собирался на ежедневную работу в поле. Его крестьянская лачуга, на наш взгляд, напоминала скорее сарай, чем дом. Низкая соломенная крыша, тонкие деревянные стены, приземистый столик, лежанка. В дверь постучали. На пороге стоял знакомый даосский монах и худенький подросток.
– Приветствую тебя, Учитель, – поздоровался крестьянин.
– Благоденствие дому твоему! Вот, привёл твоего сына, чтобы он мог учиться в Немецкой железнодорожной школе в Циндао. Ван Пэй Сян очень способный! – нахваливал мальчика монах.
– Но, учитель! Я отдал сына в монастырь на Ляошань, когда мать его умерла, мне нечем его кормить! В этом году снова неурожай.
– У каждого – свой путь… Все в детстве учат «Троесловие», разве ты сам забыл: «Вырастить без обучения – Это вина отца. Учить без строгости – Это леность учителя». Ван уже выучил три языка и два китайских наречия. Тайцин берет все расходы по обучению Ван Пэй Сяна.
Отец посмотрел на сына, похлопал его по плечу, и решил, что мальчик подрос и скорее помощник, чем обуза, да и на старости будет, кому позаботиться. Хозяин лачуги и мальчик поклонились монаху, и тот пошёл обратно на гору Ляошань, во Дворец Великой Чистоты.
Итак, Ван стал студентом железнодорожной школы, которая готовила младший обслуживающий персонал: билетных кассиров, телеграфистов, стрелочников, помощников начальников станций. Обучение было платным, примерно один рубль в месяц, при этом чернорабочий на железной дороге получал 15-20 копеек в день.
В обычной китайской школе с классическим конфуцианским образованием были многоуровневые экзамены. Обеспеченные родители отдавали своих не слишком одаренных отпрысков в модную германскую школу, полагая, что там любимому чаду будет легче получить нужную профессию в немецкой колонии.
Когда Ван в первый раз зашел в учебный класс, его узнали:
– Ты? Монахи железную дорогу в Тайцин собрались делать? – удивился Ли Минжи Ланг, брат Нины. Он еще помнил тумаки отца за свою проделку с цилиндром.
Любимой шуткой заводилы Ли было привязать кончик косы одноклассника к лавке или связывать косы соседей между собой. Но Ван, как послушник монастыря, был выбрит наголо. Один раз Ван встал для ответа учителю, а Ли незаметно подложил на сиденье Вана три ореха рогульника, водяного чёртика. Ученик сел на колючий чилим, но не подал виду. Его натренированные мышцы ягодиц и умение втягивать яички в промежность выдержали это испытание до конца урока. Покерфейс Вана сильно раздосадовал Ли.
Когда же преподаватель разрешил идти на перерыв, Ван спокойно встал, собрал орехи в ладонь и вышел во двор школы. Там он расколол камнем орехи и предложил их шутнику: «Угощайся!». Все стоящие рядом юноши засмеялись. Этот случай заставил одноклассников относиться к Вану с уважением.
Ван стал лучшим учеником в классе, но самообразование дало мальчику не меньше учителей германской школы. После уроков Ван часто приходил в порт. Город разрастался, немцы строили большой пивоваренный завод, прокладывали железную дорогу, порт был сердцем города.
В один из таких дней Ван сидел недалеко от британского судна и слушал речь матросов, повторяя за ними английские фразы, пока матросы не ушли с пирса.
На причале лежали бревна, рельсы, уголь, бочки, шныряли чайки. Поблизости от английского судна корейские рыбаки играли в длинные карты. Ван прислушался к ним. Мимо корейцев в сторону Вана семенила тощая собака, один из игроков бросился за ней. Собака ловко обежала кучу с углем и спряталась в штабеле из бочек. Бегущий кореец попытался схватить собаку и завалился в уголь, эмоционально выругался.
Ван проговорил ругательство, рассмеялся, он знал корейский. Ван попытался найти взглядом собаку, но вместо собаки уткнулся глазами в интересное для подростка действие: между рядов с бочками матрос-европеец забавлялся с портовой проституткой. Сверху чайка-ханжа громко возмущалась действием этой парочки.
– Кули! – чопорно одетый англичанин позвал носильщика, спускаясь по трапу вместе с женой.
Носильщик-кули Ван Пэй Сян взлетел по трапу и взял чемодан. Он шёл за иностранцами, жадно впитывая каждое слово. Англичанин думал, что платит парнишке небрежно брошенной монетой. Носильщик Ван больше денег ценил знания.
В 1898 году в провинции Шаньдун начались первые восстания китайцев против оккупации. Уже на следующий год в Китае началось массовое выступление бедняков против иностранцев. Поводом к нему послужила сильная засуха. «Дождь не идёт потому, что христианские церкви заслонили небо. Если иностранцы не будут уничтожены – дождь не пойдёт. Железные дороги, грохочущие огненные телеги (паровозы) беспокоят дракона земли», – с такими лозунгами и песнями выходили на улицы сотни тысяч повстанцев, на флаге которых был нарисован кулак. Это было Ихэтуаньское или Боксёрское восстание.
Ван отрешённо брёл по улице. Сегодня он видел множество мёртвых людей, и самое страшное то, что одним из убитых был его отец, к которому юноша успел привязаться. Юноша шёл туда, где не стреляют, где наставник-монах даст мудрый совет, в Тайцин.
Вдруг его окликнули. Повернув голову, Ван увидел одноклассника Ли Минжи Ланг, красивого и высокого, на полторы головы выше Вана, с длинной блестящей косой.
– Ван, привет. Давно не видел тебя. Чем занимаешься?
– Ли? Здравствуй. Иду в Тайцин. Там спокойно. Я потерял отца, он примкнул к восстанию, разбирал рельсы, его застрелили охранники. Никого из родных не осталось, надеюсь, меня примет Учитель.
– А у меня отца и мать убили, но ихэтуани. Отец задолжал наркоторговцу за опиум, сестра у него заложницей. Я должен её выкупить или продадут в публичный дом. Думаю, где бы достать деньги.
– Нинг? Ей лет восемь сейчас, – Ван вспомнил девочку.
– В Китае сейчас не заработаешь. Нужно ехать на Аляску или в Россию, или в Австралию. Мыть золото, как мой отец.
– Тогда нам нужно идти в порт.
– Нам?! Ван, ты что, со мной? Ты в школе скучным зубрилой был, – Ли искренне удивился, – Приключений захотелось?
– Дао – это не побег, это преодоление препятствий. Я дойду до Тайцина немного позже.
Ли с восхищением посмотрел на Вана, и они стали спускаться в сторону порта по зигзагообразной деревянной лестнице.
– Эй! Ли Минжи Ланг! Верни нашу лодку или заплати за неё! – четверо крепких парней стояли на верху лестницы.
– Бежим! – крикнул Ли и быстро засеменил ногами по ступеням.
– Это у них сейчас Нинг? – на ходу спросил Ван.
– Стой Ли, дохлая собака! – кричали сверху.
Ван и Ли бежали вниз по лестнице, при этом Ван ловко, как паркурщик, перепрыгивал через перила, катился по ним, а Ли, несколько раз споткнувшись, сильно отставал.
– Нет, Нинг не у них, но я им должен, – сбивая дыхание, бормотал Ли.
Ван оглянулся, Ли оказался ближе к дерзким незнакомцам, чем к однокласснику. Ван рванул обратно. В этот момент Ли в очередной раз споткнулся и упал, прокатившись с десяток ступенек вперёд до следующего пролёта. Первый из догоняющих уже готов был схватить Ли за ногу, но Ван в последний момент выхватил Ли за руку и протащил под перилами.
– Заплати за нашу лодку!!!
Ван и Ли побежали дальше, впереди уже был виден причал. Внизу на крики вышли полицейские в немецкой форме.
– Эти люди – ихэтуани, они украли немецкую яхту!!! – кричал Ли, указывая полицейским на бегущих сверху парней.
Резкий свисток оглушил Вана, полицейский бежал как раз мимо него. Четвёрка догонявших мгновенно развернулась и стала четвёркой убегающих. А наши герои спокойно вышли на причал.
В порту стояло несколько судов. Там были и парусные суда, и паровые. Ли и Ван подошли к торговому судну под английским флагом «Nataliya» с трубой и парусами. В его трюм грузили поддоны с мешками муки. На палубе с важным видом, со сложенными на груди руками стоял солидный пятидесятилетий европеец.
Ван начал по-английски:
– Добрый день. Вам нужны матросы на судно?
Мужчина молча смотрел на парней оценивающим взглядом. Ван перешёл на немецкий:
– Мы ищем работу, не дорого, за еду.
– Поднимайтесь, – хозяйским тоном ответил солидный мужчина. Это был Юлиус Бринер[2 - Юлиус Бринер – (нем. Julius Joseph Bryner; 1849 – 1920) – владивостоксий купец 1-й гильдии, потомственный почётный гражданин (1896), родился в общине Ла Рош, расположенной в 30 милях к юго-востоку от Женевы (Швейцария). Занимался торговлей шёлком в Шанхае. Став совладельцем торговой пароходной компании с филиалами на Дальнем Востоке, Юлий Бринер переезжает во Владивосток. В 80-х годах XIX века организовывает компанию, с участием английского и немецкого капитала, «Торговый дом Бринер и К
». В 1890 году Бринер принимает русское подданство. В 1909 г. в результате договора между домом «Бринер и Ко» и германской фирмой «Гирш и сын» создается «Акционерное горнопромышленное общество Тетюхи». Дед американского актёра Юла Бриннера.], успешный торговец и промышленник.
«Nataliya» шла в открытом море, был крепкий ветер и небольшая качка. Ван и Ли драили палубу, а Бринер прогуливался по корме. Владелец судна внимательно наблюдал за китайскими матросами.
С мостика звучала русская речь капитана и боцмана об ухудшении погоды, падало давление. Ван, ловко работая шваброй, прислушивался к новому для него языку и шёпотом повторял русские слова.
Ли никогда в жизни не работал, в какой-то момент его верёвочная швабра застряла в кнехте. Выдергивая швабру, Ли перевернул ведро, споткнулся о свёрнутый канат, поскользнулся на мокрой палубе. И в этот самый момент судно наклонилось в сторону борта, где безуспешно искал равновесие Ли. Так Ли Минжи Ланг оказался в море.
Первым на человека за бортом отреагировал Бринер. Он кинул Ли канат и громко смеялся. Подбежавший Ван помог вытянуть Ли обратно.
Пока Ли выжимал одежду, Бринер решил поговорить с Ваном, выбрав для этого японский:
– Как тебя зовут?
– Ван Пей Сян.
– Народность ицзу[3 - Ицзу (ий) – народ на юго-западе Китая.]?
– Да.
– Меня зовут Жюль Бринер. Я – швейцарец. В шестнадцать лет я покинул родной дом и без гроша в кармане отправился путешествовать, устроившись коком на судно. Так оказался в Шанхае. Наш капитан не брезговал промышлять пиратством, я ушёл от него в Иокогаме. Устроился мальчиком на побегушках в лавку, помогая сбывать шёлк приезжим европейцам. Ты мне нравишься, у меня торговая компания во Владивостоке, мне нужен свой мальчик на побегушках, чтобы торговать с иностранцами. Ты ведь все понял, что я сказал?
– Да. Но я не один, мы с Ли вместе.
– Нет, его я не возьму даже дворником.
Ван отрицательно покачал головой.
– Когда пути различны, не составляют вместе планов, – Бринер процитировал Конфуция и затянулся сигарой.
Через три дня «Nataliya» пришла во Владивосток и пути Вана и Бринера временно разошлись.
Приморская тайга очень сильно отличалась от растительности Циндао. Но двум молодым китайцам некогда было любоваться лианами винограда, висящими на сосне, цветением липы и аралии, слушать стрекот голубых сорок. Лишь иногда парни дивились сине-зеленым бабочкам Парусника Маака размером с ладонь, которые садились на камни ручья.
Только хариусы, водившиеся в ручье, радовали юношей, рыбу можно было поймать, пожарить на длинной палочке и съесть. А еще на деревьях росли грибы: жёлтый ильмак, черный муэр. Все шло к рису, привезённому с собой. Иногда удавалось поймать съедобную лягушку или амурского полоза. Один раз парни поймали кожистую черепаху трионикса, и у них был праздничный ужин.
Ван и Ли мыли в ручье золото. К трудностям физической работы добавлялись полчища кровососущих насекомых. Но как только старатели ложились спать в шалаше, глаза от усталости сами закрывались, и юноши проваливались в сон, и никакие комары уже не могли помещать до рассвета.
Но днем Ли не выдерживал тучи крошечных вампиров. Он стягивал выгоревшую синюю косынку и крутил ею над головой гонял ею насекомых. Вот и тогда Ли отгонял от себя звеняще-гудящий рой, ругаясь и смешно размахивая руками. Вдруг он замер и
– Ван, я прямо сейчас песню сочинил. В голову сама пришла. Слушай:
Тигры идут на север,
Оставляют в снегу следы.
Только солнце в них верит,
Направляя на путь судьбы.
– Здорово про тигров. Путь судьбы – это Дао. Движение к цели всегда лучше, чем сама цель.
– Вот же зануда! – Ли попытался возразить, что золото очень важно для выкупа сестры, но тут злая мошка укусила парня за веко, – А-а-а! Не мошка, а тигр! Так кусает! – Ли громко шлёпнул себя по глазу.
От своего же шлепка Ли вскрикнул еще раз. В этот момент Ван откинул очередную лопату породы и серебряное ожерелье. Пока Ли выл и стонал, Ван спрятал украшение в карман, собираясь вечером рассмотреть свою находку. Но усталость оказалась сильней любопытства.
Той ночью Ван видел очень яркий сон:
Горный ручей в уссурийской тайге. Конец мая, у ручья цветет черемуха. Поют птицы. Из ручья пьет кабарга. Вдруг раздается резкий звук хлыста и конского галопа. Кабарга прыгает в сторону.
– Пошла! Быстрей! – по ручью на белой лошади скачет всадник, он в доспехах из горизонтальных металлических полос, высоких сапогах, в шлеме с конским хвостом, его шею прикрывает кожаная бармица. Лошадь громко, ритмично дышит, от копыт разлетаются брызги.
«Вон он!», – За всадником скачут на лошадях трое лучников. Они приближаются. Стрелы немного не долетают до крупа сильного коня, но вот одна стрела вонзилась в ветку рядом мордой. Лошадь хрипит. Всадник стегает лошадь: «Пошла! Пошла!».
Вдруг Ван понимает, что всадник – молодая девушка. Она оглядывается, и тут же пригибается к белоснежной гриве. И все же стрела находит цель. Ван как в замедленной съемке видит, что острие втыкается в бармицу на шее девушки – раздвигает бычью кожу, входит в звено на ожерелье, размыкает его, наконечник стрелы наполовину входит в шею девушки. Девушка вздрагивает и чуть слышно стонет. Ожерелье падает под ноги лошади, которая задним копытом втаптывает ожерелье в грунт ручья.
Ван резко открыл глаза, реалистичность сна не отпускала его. Ван огляделся: он в шалаше, рядом, посапывая, спит Ли.
С приходом осени нашим старателям нужно собираться домой, намытого золота должно было хватить на дорогу и выкуп Нинг. Ван и Ли осторожно пробирались через дикую тайгу. Им нельзя было встречаться ни с китайцами-хунхузами[4 - Хунхузы – члены организованных банд, действовавших в Северо-Восточном Китае (Маньчжурии), а также на прилегающих территориях российского Дальнего Востока, Кореи и Монголии во 2-й половине XIX – 1-й половине XX веков. Отдалённое сходство по организации можно найти с кавказским абреками и казачьей вольницей.], ни с русскими солдатами.
В конце октября парни наткнулись на браконьерскую яму-ловушку с живой тигрицей, которая при виде людей стала метаться по дну.
– Кто-то заработает на шкуре и внутренностях больше, чем мы на золоте, – Ли оценил стоимость зверя.
– Они заработают на убийстве, это против правил Дао.
– О чем ты?! Тигры – людоеды. Или они нас, или мы их!
– Северные тигры, в отличие от южных, охотятся на людей только, если их ранят или отбирают тигрят. Местные народы считают их за людей в полосатой шкуре, – возражал Ван.
– Знаешь, что, монастырский зануда, мне нужно освободить сестру, и я хочу выкупить мой дом! Я сам продам этого тигра! Помоги мне, пока хозяева ловушки не пришли.
Но Ван опусти конец сухого ствола в яму, тигрица выбралась и большими прыжками с рыком скрылась между деревьев. Ли грязно выругался, в гневе не заметил лиану лимонника, запутался в ней, неудачно упал в яму и схватился за лодыжку.
– Нога!
Это был перелом. К вечеру пошёл дождь. Ван с трудом дотащил высокого Ли к фанзе старика панцуйщика – сборщика женьшеня.
– Помоги ему, пожалуйста.
– У меня есть золото, я заплачу, – простонал Ли.
Панцуйщик потрогал ногу Ли, старик был маньчжуром, и на языке Вана и Ли говорил плохо:
– До зима ходить ни как.
Ли опять застонал, и не столько от боли, сколько от беспомощности:
– Ван, иди один, не жди меня, нужно успеть выкупить Нинг.
Панцуйщик покачал головой:
– Один ходить тихо–тихо! Опасно! – к своему совету он добавил в сумку Вана корешок женьшеня, – Панцуй!
Ли отсыпал Вану своего золотого песка. Ван переночевал в фанзе, а утром пошёл дальше.
На темно–сером небе низко летели последние птичьи стаи. Снег падал хлопьями, у берегов реки появилось стекло ледяной корочки. Ван весь день шёл вдоль реки, но долина сужалась, а Вану нужно было перейти на другой берег. На перекате были большие камни на расстоянии, достаточном для прыжка. Ван, понадеявшись на свою ловкость, решил переходить в месте с самым быстрым течением. Камни обледенели и стали скользкими, и на середине переправы Ван всё-таки свалился в реку. Его понесла стремнина. «И это тоже путь», – подумал юноша и позволил течению вынести его на берег. Окоченелыми руками парень карабкался по склону, пока не оказался на вершине скалы. Здесь он нашёл развалины древней чжурчжэньской[5 - Чжурчжэни – племена, населявшие в X-XV веках территорию Маньчжурии, Центрального и Северо-Восточного Китая, Северной Кореи и Приморья. Говорили на чжурчжэньском языке тунгусо-маньчжурской группы. Крупнейшее государство чжурчжэней существовало с 1115 год по 1234 год. Родственный им народ – эвенки (тунгусы). Потомками чжурчжэней также являются удэгейцы (гольды) и нанайцы.] крепости.
Стемнело. Валил густой снег, порывистый ветер не давал надежды согреться в движении. Обессиленный Ван в сырой одежде ходил по развалинам крепости, по земляному валу, остаткам каменной кладки. Наконец, он нашёл полуразрушенное помещение из трёх стен без крыши, здесь, по крайней мере, не было ветра. Развести костёр не удалось, все дрова были мокрыми и не горели. Ван лёг в угол на кучу опавших листьев и уснул.
Сон замерзающего Вана был невероятно ярким: на фоне ступенчатого водопада стояла красивая девушка в старинной богатой одежде, в расшитом халате, с высокой причёской. Девушка обратилась к Вану:
– Я принцесса Хун-лэ-нюй. Ты нашёл моё ожерелье. Его сделали на пожертвования от ста дворов, и оно передавалось в нашем роду от матери к дочери много раз. Но я потеряла его, когда бежала от Куань-Юна, коварного дяди моего мужа. Не говори об ожерелье никому и не продавай, а подари той, с кем хочешь прожить всю жизнь.
Наверное, Ван тихо бы замёрз во сне, если бы не… тигрица. Развалины крепости несколько лет было её логовом, и этой ночью после удачной охоты она вернулась домой. На шерсти тигрицы таял снег, дыхание превращалось в пар, усы были в инее. Подойдя к Вану, тигрица обнюхала его, легла рядом, вытянулась вдоль Вана, и низко и глухо заурчала, как огромная домашняя кошка.
Перед рассветом снег закончился. Первой проснулась тигрица. Зевая, потянулась, отряхнулась от снега и вышла из ночного укрытия. Через пару минут проснулся Ван, озябший без живой грелки. С удивлением и страхом он рассматривал тигриные следы на свежем снеге, затем он встал и побрёл на восход солнца, к морю.
Путь по глубокому снегу по ноябрьской тайге был не прост. Пройдя перевал Ван снова спустился в долину реки. Несколько кедровых шишек и ягоды боярышника помогли заглушить голод, а чай из лимонника придавал сил.
Через пару дней юноша вышел на костёр одинокого путника, который, как и Ван Пэй Сян старался не попадаться на глаза. Это был китаец, ровесник Вана, но рослый и крепкий. Увидев Вана, он схватил нож, Ван сложил ладони вместе и поздоровался поклоном головы, незнакомец указал на место у костра:
– Ты кто?
Ван сразу узнал родное наречие:
– Я Ван Пэй Сян. Из Циндао. Ты тоже из Шаньдун? Говоришь на наречие цзи-лу.
– Я Чжан. Из Шаньдун, но иду в Харбин. К маме.
Ван достал из сумки кедровые шишки и закинул в костер, смола в огне весело разгорелась и защелкала. Пять минут прошло в молчании. Парни приглядывались друг к другу.
– Здесь одному опасно, – продолжил крепкий юноша, – В Хуньчуне русские казаки. Слышал иностранцы Пекин взяли?
– Нет, – Ван выкатил обгоревшие шишки и раздавил их толстой веткой. От шишек валил пар, жирные орешки остывали в снегу.
– Чужаки в столице… Я из лапника вдоль костра шалаш сделаю, – Чжан встал, взял топорик и срубил нижнюю ветку сосны, – Дров на ночь не хватит. Ван, сходи в распадок, там валежника много.
Когда Ван скрылся за деревьями, Чжан обыскал его сумку. Но не нашел ничего, кроме еще одной кедровой шишки, сухого корня женьшеня и медной кружки.
Чжан возвращался к матери в Харбин, где жил несколько лет после того, как она разошлась с отцом-алкоголиком. В Харбине парень успел «поработать» карманником и вышибалой. Он надоумил Вана зашить золотой песок в стёганную тёплую куртку, оставив немного золота в мешочке на шее, так сказать, для неотложных нужд. Ван незаметно вшил серебряное ожерелье в шапку.
Юноши решили вместе продолжить путь в Маньчжурию.
В 1900 году произошли многочисленные нападения на русских по всей протяжённости Маньчжурской железной дороги, более известной как КВДЖ. В июле китайский правитель Шоу Шань попытался выбить русские войска из Харбина. В августе китайские отряды попытались взять Благовещенск, осаду отбивали немногочисленные войска и казаки, в защите Благовещенска принимал участие Владимир Клавдиевич Арсеньев[6 - Владимир Клавдиевич Арсеньев (1872-1930) – русский географ, путешественник, этнограф, писатель, исследователь Дальнего Востока, военный востоковед. Руководитель ряда экспедиций по исследованию горных районов Уссурийского края. Директор Хабаровского краеведческого музея имени?Н. И. Гродекова в 1910-1919 и 1924-1925 годах. Офицер Русской императорской армии: за 26 лет военной службы прошёл путь от вольноопределяющегося и подпрапорщика до подполковника. Состоя на службе офицером для особых поручений в 1911-1915 годах разработал и лично возглавил ряд секретных экспедиций по борьбе с хунхузами (китайскими бандитами), нелегальными иммигрантами и лесными браконьерами. Уже после смерти во время сталинских репрессий был признан японским шпионом.]. Четырнадцатого августа союзные войска Российской Империи, США, Японии, Германии и Великобритании взяли Пекин под предлогом защиты своих посольств от ихэтуаней.
Через тройку дней Ван и Чжан дошли до станции Гродеково. В ранних зимних сумерках на дальнем пути темнел состав: паровоз, тендер с углем и водой, десяток деревянных вагонов. Чжана привлекла черная кожаная куртка, она висела на краю вагонетки с углем и отражала закатные лучи. Чжан ловко запрыгнул на ступеньку тендера.
В этот момент с обратной стороны состава послышался хруст гравия под ногами обходчика. Чжан взмахом руки поманил Вана за собой, тот подпрыгнул, ухватился за руку сильного товарища и оказался на вагонетке. Два юных китайца зарылись в уголь, при этом Чжан успел прихватить черную куртку кочегара.
Почти сразу поезд тронулся и под стук колес друзья поехали на родину. Чжан радовался:
– До Харбина прокатимся!
За станцией они выбрались из угля, перепачканные как черти. Куртка оказалась не кожанкой, а обычной фуфайкой, пропитанной угольной пылью. Чжан вернул её на край вагонетки, и вскоре хозяин пришел за ней.
Уголь был теплым, а ночь спокойной.
Уже на самой границы с Маньчжурией перепуганных юных китайцев обнаружил разъезд казаков. Парни были без оружия и плохо знали русский язык. Однако во время плавания на «Nataliya» Ван успел запомнить несколько самых употребляемых фраз русских моряков, которые он чередовал со словом «ходя». Хорунжий в голос смеялся: «Вот ладно матерится китайский отрок!». Парней задержали и под конвоем сопроводили через границу.
На китайской стороне опасностей было даже больше, чем на русской. Две недели парни смогли быть незаметными для хунхузов, солдат и ихэтуаней. На этом везение закончилось.
Ван и Чжан остановились на ночь в пустой зверовой (охотничьей) фанзе. В фанзе был выложен кан – земляная печь с лежанкой, а трубой кану служило пустотелое дерево. Впервые за долгое время Ван снял свою стёганую куртку, но шапку положил под голову. На тёплой постели Вана сразу накрыл крепкий сон. Чжан засыпал с мыслью проснуться первым и незаметно уйти с курткой и золотом Вана.
Провалившись в сон, Ван снова увидел Хун-лэ-нюй, но в зимнем халате:
– Здравствуй, Ван. Ты пришёл на место, где я родилась. Мой отец в тот день добыл двух лисиц, – принцесса погладила рыжие опушки рукавов. – Иногда, чтобы выжить, лучше не иметь меха, – Принцесса, хитро улыбнулась и погладила себя по голове, а потом крикнула, – Оставь ожерелье здесь, ты вернёшься за ним! А теперь проснись!!!
Ван открыл глаза, в маленьком окошке фанзы мелькал свет факелов. Фанзу окружили хунхузы. Ван закинул шапку и куртку на догорающие дрова в печи и растолкал Чжана.
Разбойники выволокли парней на улицу: «Кто такие? Куда идёте? Деньги давай!». Они забрали мешочки с остатками золотого песка и были недовольны нищенством парней. Чжан взял роль переговорщика на себя, он красочно описывал, как русские пограничники взяли мзду за переход. Хунхузы в свою очередь сделали щедрое предложение: либо вступить в отряд, либо быть проданным в рабство. Чжан, узнав, что имя атамана банды Чжан Байма[7 - Чжан Байма (Чжан Белый Конь) – атаман хунхузов, который ввел четкие правила для членов группировки. Он какое-то время был на службе знаменитой старательской Желтугинской республики и вынес оттуда кое-какие наблюдения за творчеством ее законодателей образованных людей. Законы Чжана Байма состояли из тринадцати статей. Запрещалось грабить одиноких путников, женщин, стариков и детей.], ответил за себя и Вана согласием влиться в отряд. На самом деле хунхузы не брали в свои ряды случайных людей, но не сопротивляющиеся жертвы были гораздо удобнее, чем готовые сбежать. Юный Чжан обладал определённой харизмой, кроме того, он называл имена харбинских криминальных авторитетов, чем всё-таки заслужил доверие хунхузов.
Спустя три года Чжан возглавит крупный отряд хунхузов, с которым будет участвовать в Русско-японской войне, и будет состоять на жаловании у русского командования. Его отряд будет совершать диверсионные и разведывательные акции в тылу японских войск. А еще через пару лет Чжан Цзунчан станет криминальным королём китайского квартала Владивостока, а после революции, китайским генералом с множеством прозвищ: «Собачье мясо», «Три Не Знаю».
Хунхузы дали друзьям кремниевые ружья и мохнатых коротконогих лошадок, Чжану рыжую, а Вану светло-серой масти. Именно таких «монгольских пони» через десять лет купит в Харбине Роберт Скотт и попытается покорить Южный полюс. Дао англичанина состояло в том, чтобы совершить множество ошибок, погибнуть и за свое упорство стать посмертно героем. Но в конце 1900 года невысокий юный китаец Ван не хотел быть ни разбойником, ни героем, ни командиром. Он просто следовал потоку событий, которые вовлекали его в свой круговорот.
В середине декабря казачья сотня в Хуньчуне потеряла сотника Бацуева. Его на постоялом дворе убили хунхузы. Боевой отряд решил преследовать головорезов. Казаки с лёгкостью нагнали разбойников, завязался бой, в котором победила выучка и оружие казаков.
Хунхузы спасались бегством. Старая лошадка Вана сильно отставала. Когда свист казачьих пуль стал сбивать ветки рядом с Ваном, он, натренированный в монастыре, сгруппировался и спрыгнул в кусты. Ван откатился и замер, молился и ждал, пока преследователи скроются из виду. Потом он по совету принцессы избавился от «меха» – обрил ножом волосы и в роли послушника продолжил своё путешествие.
Парень вернулся на зверовую фанзу, нашёл в печи кана потемневшие серебряное ожерелье, просеял и промыл золотой песок от золы, и пошёл к своей цели, в Циндао.
Глава II. Ван Ицзу
Китаец за жизнь меняет несколько имён. Первое имя (детское или молочное) китайцу дадут при рождении, второе имя мужчина получит на совершеннолетие от родителей или учителя, а третье – прозвание человек выбирает себе сам.
В Циндао вчерашний послушник первым делом отправился на могилу отца, а затем выполнять важную миссию длиною в год жизни.
Ван Ицзу подошёл к дому торговца опиумом. На пороге сидели двое китайцев по виду завсегдатаи этого притона. Ван зашёл в дом, за столом были пожилой хозяин и его сын, которому было около сорока лет. Ван поздоровался и положил деньги на стол.
– Я хочу Нинг, выкупить сестру моего друга Ли Минжи Ланг.
Продавец опиума посмотрел на деньги, взял многозначительную паузу, и забарабанил по столу длинными крючками ногтей. Указав на деньги, старик сказал:
– Здесь много не хватает. Эта сумма покроет только долг Ли. Мы кормили девчонку больше года. И ты не брат ей, сможешь на ней заработать или пользоваться сам. У неё покладистый характер и она хорошо готовит. Ещё столько же, и мы в расчёте.
В это время в комнату зашла Нинг. Большеглазая, худенькая девочка, она несла на палке-коромысле ведерко с крабом, рыбой и устрицами. Ван и Нинг узнали друг друга. Юноша выхватил ведерко из рук Нинг и раскидал содержимое в сторону торговцев, взял Нинг за руку и выбежал на улицу. Летящий краб попал в лицо пожилого торговца, а его сын, выбегая из-за стола, поскользнулся на рыбе и ракушках, с размахом упав на спину.
Ван, крепко держа за руку Нинг за руку, бежал по улице, с одной стороны которой была высокая подпорная стена. Сын наркоторговца догонял их, а за ним бежали посетители притона. Ван подсадил Нинг на стену: «Беги!». Нинг пробежала по стене метров пять до абрикосового дерева, растущего с обратной стороны стены. Девочка перелезла на ветку, а потом за стеной спрыгнула с дерева.
Когда наркоторговец поравнялся с Ваном, Ван уже был готов защищаться. Наркоторговец попытался нанести Вану удары руками, но лёгкий и юркий Ван, легко уклонился от них. Ван оказался со спины противника и пнул под коленку. Противник упал. Ван с разбега оттолкнувшись от лежащего врага и взобрался на стену. Подбежавшие к наркоторговцу помощники лишь посочувствовали ему и помогли подняться, а тому оставалось лишь кидаться проклятьями вслед юноше, ловко бегущему по стене.
Нинг подошла к двухэтажному дому с балконом, где раньше так счастливо жила. Из дверей вышла незнакомая красиво одетая европейка. Нинг заплакала. К девочке подошёл Ван, взял её за руку, и они пошли вместе на окраину Циндао, в Си-Фан.
Внутри лачуги Ванов была полная разруха, крыша зияла дырами, через них весело сочился свет, соревнуясь с лучами, льющимися из единственного окна. Нинг оглядела комнату и вздохнула. Ван, оптимистично улыбаясь, подбодрил её:
– Здесь ты подождёшь брата, он вернётся за тобой. Все будет хорошо.
Нинг посмотрела в глаза Вана и ещё раз вздохнула.
– Нинг, мне нужно искать работу, попробую устроиться на пивоваренный завод. Приберись, пожалуйста.
Девочка послушно принялась собирать тряпьё с лежанки. А на праздник Нинг украсила окно красным карпом, ловко вырезанным ею из рисовой бумаги. Уют поселился в хижине.
Первое время Ван был чернорабочим на железной дороге, затем грузчиком на пивоваренном заводе, а потом боем (слугой) у германского унтер-офицера Вильде. А так как иметь боя могли только старшие офицеры, Вану приходилось постоянно прятаться или выдавать себя за поденщика по чистке уборных. И тем не менее, Вильде поколачивал своего слугу.
Однако каждый вечер Вана ждал горячий ужин. Парень стал для девочки не только братом, но и школьным учителем, обучал письму и счёту. Так прошло пять лет. За эти годы Нинг превратилась в ладную девушку с пухлыми губами и плавными дугами бровей.
В тот дождливый вечер Ван и Нинг ужинали за низким столиком. Рис в пиалах и чай в глиняном чайнике – что еще нужно для счастья.
– Ван, Ли так и не вернулся, – девушка озвучила свои тревоги.
– Ему в России либо очень хорошо, либо очень плохо.
– Надеюсь, что хорошо.
Ван выглядел сосредоточенным, было заметно, что он давно готовился к разговору:
– После взятия иностранцами Пекина, жить стало очень тяжело. Другой работы нет, но нам двоим еле хватает на жизнь, дальше будет ещё хуже.
– Ты предлагаешь мне уйти?
– Нет, Нинг, я хочу поехать в Харбин на заработки. Говорят, там можно зарабатывать в два раза больше, я получаю сейчас у Вильде.
– Ван, а давай уедим в Россию. Вместе. Вдвоём. Найдем там Ли.
– Не получится вместе, женщинам нельзя выезжать из Китая…
Ван посмотрел в бездонные глаза Нинг и сдался.
– Хорошо, я что-нибудь придумаю.
Ван достал из кармана серебряное украшение Хун-лэ-нюй.
– Что это? Это можно продать, чтобы добраться до России? – Нинг удивлённо рассматривала ожерелье, – Где ты это взял?
– Нинг, это нельзя продавать. Это мой тебе подарок, Ван надел украшение на шею девушки, – Я люблю тебя. Ты согласна стать моей женой?
– Ван, я согласна!
У Нинг от переживания выступили слёзы, Ван приблизился к Нинг, вытер большими пальцами слёзы, его руки прошлись по головке девушки, спустились на спину. Ван притянул Нинг к себе и поцеловал:
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/anastasiya-kivalova/legenda-o-shpione-66723810/?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
notes
Примечания
1
. Желтуга (Желтугинская республика, Амурская Калифорния) – маленькое самопровозглашённое государство в китайской Манчжурии, самоуправляемая казачья община золотопромышленников, главным образом русских и китайских. Существовало с 1883 по начало 1886 года.
2
Юлиус Бринер – (нем. Julius Joseph Bryner; 1849 – 1920) – владивостоксий купец 1-й гильдии, потомственный почётный гражданин (1896), родился в общине Ла Рош, расположенной в 30 милях к юго-востоку от Женевы (Швейцария). Занимался торговлей шёлком в Шанхае. Став совладельцем торговой пароходной компании с филиалами на Дальнем Востоке, Юлий Бринер переезжает во Владивосток. В 80-х годах XIX века организовывает компанию, с участием английского и немецкого капитала, «Торговый дом Бринер и К
». В 1890 году Бринер принимает русское подданство. В 1909 г. в результате договора между домом «Бринер и Ко» и германской фирмой «Гирш и сын» создается «Акционерное горнопромышленное общество Тетюхи». Дед американского актёра Юла Бриннера.
3
Ицзу (ий) – народ на юго-западе Китая.
4
Хунхузы – члены организованных банд, действовавших в Северо-Восточном Китае (Маньчжурии), а также на прилегающих территориях российского Дальнего Востока, Кореи и Монголии во 2-й половине XIX – 1-й половине XX веков. Отдалённое сходство по организации можно найти с кавказским абреками и казачьей вольницей.
5
Чжурчжэни – племена, населявшие в X-XV веках территорию Маньчжурии, Центрального и Северо-Восточного Китая, Северной Кореи и Приморья. Говорили на чжурчжэньском языке тунгусо-маньчжурской группы. Крупнейшее государство чжурчжэней существовало с 1115 год по 1234 год. Родственный им народ – эвенки (тунгусы). Потомками чжурчжэней также являются удэгейцы (гольды) и нанайцы.
6
Владимир Клавдиевич Арсеньев (1872-1930) – русский географ, путешественник, этнограф, писатель, исследователь Дальнего Востока, военный востоковед. Руководитель ряда экспедиций по исследованию горных районов Уссурийского края. Директор Хабаровского краеведческого музея имени?Н. И. Гродекова в 1910-1919 и 1924-1925 годах. Офицер Русской императорской армии: за 26 лет военной службы прошёл путь от вольноопределяющегося и подпрапорщика до подполковника. Состоя на службе офицером для особых поручений в 1911-1915 годах разработал и лично возглавил ряд секретных экспедиций по борьбе с хунхузами (китайскими бандитами), нелегальными иммигрантами и лесными браконьерами. Уже после смерти во время сталинских репрессий был признан японским шпионом.
7
Чжан Байма (Чжан Белый Конь) – атаман хунхузов, который ввел четкие правила для членов группировки. Он какое-то время был на службе знаменитой старательской Желтугинской республики и вынес оттуда кое-какие наблюдения за творчеством ее законодателей образованных людей. Законы Чжана Байма состояли из тринадцати статей. Запрещалось грабить одиноких путников, женщин, стариков и детей.
Анастасия Кивалова
Повесть основана на реальных событиях: история пути китайского мальчика от послушника даосского монастыря до капитана госбезопасности СССР с долей мистики и романтики. Содержание книги охватывает более 80 лет истории российского Дальнего Востока и Китая, описание жизни двух поколений потомков главного героя. В динамичный сюжет вплетены известные люди, древняя легенда и шпионы всех мастей, диверсии и разоблачения. В качестве иллюстраций использованы фотографии семейного архива.
Анастасия Кивалова
Легенда о шпионе
Для одной страны ты – разведчик, для другой – шпион. Осталось понять, где твоё сердце и истинная Родина.
Моя повесть написана на основе биографии Ван Ин Зуна, прадеда моего мужа, который приехал в Российскую Империю трудовым мигрантом, но стал капитаном Госбезопасности СССР. Семья бережно хранит вещи, связанные с Ван Ин Зуном. Я соединила вместе исторические факты, семейные рассказы, добавила каплю воображение и написала эту историю.
Глава I. Ван Пэй Сян
Июль 1968 года. Советско-китайская граница у реки Туманная.
Славка возвращался с задания. Он нашёл на кукурузном поле возле Хуньчуня тело офицера-разведчика, пропавшего неделю назад. Информация о гибели офицера нужна не только командиру, но и семье погибшего.
Высокий, хорошо сложенный двадцатилетний метис Слава не в первый раз переходил границу. Его восточная внешность, знание языка и китайская одежда позволяли в случае обнаружения сделать вид, что он заблудился.
Были у Славы и свои интересы на китайской стороне. Иногда он ночевал в фанзе китаянки, у которой был маленький ребенок. Малыш последнее время болел, снадобья восточной медицины ему не помогали. В эту вылазку Слава принес в фанзу советское аптечное лекарство. Но скоро Славкина служба закончится. Кто будет помогать этой женщине? Замполит предлагает служить и дальше, и даже ближе к родному Хабаровску. Славе есть над чем подумать, пока он идет к нейтральной полосе.
На подходе к границе лазутчик замер и прислушался: где-то рядом был китайский патруль. Славка с кошачьей ловкостью залез на старую липу. В июле липа стояла пёстрая, как будто в камуфляже: ярко-зелёный лист перемежался с жёлтыми семенами. С этого дерева хорошо было видно и вспаханную пограничную полосу, и приближающихся китайских пограничников.
С обратной стороны липы было большое дупло, а в нем много черной шерсти, пропитанной тяжелым запахом. Видимо, здесь зимовал гималайский медведь. Слава скомкал шерсть и выкинул в сторону кустов, а сам как можно плотнее вжался в древесную полость.
Служебная собака почуяла запах медведя и облаяла кусты. Инструктор отдернул пса, и патрульные продолжили путь. Лазутчик выдохнул, улыбнулся и проводил расчет глазами. Парень спокойно слез с дерева и пошёл к контрольной полосе. Но эти кусты со спелой малиной! А Слава был голоден, и ему хотелось пить. Две горсти ягод спасли бы его положение. Славка соблазнился. Какая же сладкая ягода!
Неожиданно он услышал треск и чавканье. Раздвинув стебли малины, Слава увидел бурого медведя, который наслаждался ягодой с не меньшим удовольствием, чем человек. «Значит, собака почуяла не только запах шерсти», – подумал парень.
Не оглядываясь, Слава сделал три аккуратных шага назад, резкая боль пронзила его левую ногу, он вскрикнул и упал. Медведь, встревоженный криком, ломанулся через кусты. Парень повернул голову и увидел старого китайца в маскировочной одежде.
– Чжэньбао дао нельзя! Привет бабке Нинг от брата, – сказал китаец с акцентом, развернулся и ушёл через малинник.
У Славы было повреждено сухожилие, он подобрал сук и поковылял через вспаханную полосу. На родной стороне его уже ждали товарищи и два месяца госпиталя.
Нина всегда была образцовой хозяйкой. Вот и сегодня она затеяла баодзи – китайские пирожки на пару. Их очень любит внук. Сейчас он за тысячу километров служит в армии, но именно сегодня Нина с утра встала с твердым решением приготовить баодзи. Рецепт она помнила ещё с далёкого китайского детства, вот только пекинской капусты в советском магазине «Овощи и фрукты» не продавали. Нина заменяла её белокочанной.
Квартира у Нины была обычной хрущёвкой, полученной ею по праву жены репрессированного. Но получить жилые метры удалось не сразу. Квартиру дали только после письма Климу Ворошилову, которое скинула в почтовый ящик в самой Москве проводница поезда. Проводницу Нина, конечно же, заранее отблагодарила деньгами. Письма, которые отправляла сама Нина из Хабаровска, до Ворошилова не доходили.
Когда Нина услышала из коридора слова популярной песни «Над Амуром тучи ходят хмуро, край суровый тишиной объят», она уже не сомневалась. Это приехал её внук. Сердце бабушки не ошиблось.
Парень, стараясь не хромать, зашёл на кухню.
– Привет, баб!
– Славик, привет, вот это да! В отпуск или командировку?
Парень обнял Нину. Взгляд женщины уловил хромату внука.
– После госпиталя отпуск дали, не удачно упал. Мне предлагали дальше служить на острове поближе к Хабаровску, но уже не получится. О, баодзи!
Слава придвинул к себе тарелку с готовыми паровыми пирожками, смачно надкусил верхний пирожок.
– Руки помой!
– Вкусно. Соскучился по твоей еде, – солдатик еще раз откусил от пирожка, – Баб, а тебе китайский брат привет передавал.
Нина поменялась в лице и уронила готовый баодзи обратно в пароварку.
– Какой брат?! Он давно умер.
– Да живой он, я его летом видел… Ну, или не его. А почему раньше о нем не рассказывала? Меня по службе проверяли, никаких вопросов не задавали. А я в детстве заветный чемоданчик с иероглифами на замке у тебя видел.
– Раньше нельзя было рассказывать, – уверенно сказала пришедшая в себя Нина.
– А сейчас?
– И сейчас нельзя… Ладно.
Нина поставила миску с баодзи Славке, села напротив внука и начала свой рассказ:
– Мы с Ли из богатой семьи, отец на приисках Желтуги[1 - . Желтуга (Желтугинская республика, Амурская Калифорния) – маленькое самопровозглашённое государство в китайской Манчжурии, самоуправляемая казачья община золотопромышленников, главным образом русских и китайских. Существовало с 1883 по начало 1886 года.] хорошо заработал, многие там спились, проигрались, но он сумел сохранить заработанное. А потом немцы стали Циндао строить, отец там двухэтажный дом купил. Помню, мне лет шесть было, нашли с братом шляпу, английский цилиндр. Ли наполнил его помоями и скинул со второго этажа на прохожих. В даосского монаха и послушника-подростка попал, так я впервые Вана и увидела. Досталось же тогда Ли от отца, – Нина покачала головой.
Циндао в наши дни – это огромный мегаполис на берегу Жёлтого моря провинции Шаньдун. В Циндао расположены филиалы крупнейших банков и представительства фирм «Hisense», «Haier», кинематографический центр страны – китайский Голливуд. В сорока километрах от него расположена гора Ляошань, на её южном склоне находится древний даосский монастырь Тайцин, в котором хранится указ Чингисхана (Тэмучжина) о защите даосизма. В конце девятнадцатого века немцы оккупировали эту территорию и заложили военный порт. Так из портовой деревеньки Циндао превратился в город.
Здесь, в Циндао, и прошло детство наших героев, истории которых рассказала Нина внуку.
1897 год. Деревня Си-Фан, 6 км от Циндао.
Ранним утром по дороге к деревушке шел монах и юноша в одежде послушника.
– Ван Пэй Сян, запомни, главное не на каком языке ты разговариваешь, а то, на каком ты думаешь. Люди не только говорят на разных языках, они и думают по–разному. Мы пишем иероглифы, и думаем также, готовыми образами. Наш язык наполнен тонами, как звуками льющегося ручья. Ручей всегда придет к морю, даже если нужно обогнуть гору. Это его Дао.
Монах ненадолго замолчал. Он нашел глазами строящиеся железнодорожные пути к порту Циндао и указал на них подростку:
– Европейцы всегда следуют логике и пишут буквами. Их языки точны, слова и буквы стоят всегда на своих местах, как вагоны в поездах.
– Учитель, а если мы сейчас пойдем не по дороге, а напрямую, через поле, мы будем как вода или как поезд? Как китайцы или немцы?
Наставник на секунду задумался.
– Мы будем как русские. Они любят сесть на развилке дороги и думать, куда же им пойти, а потом не обходят горы, а лезут наверх. Русские говорят одинаковые слова, но смысл получается разным, а один и тоже смысл доносят разными словами. Для них главное не путь, не правила, а результат.
Художник В. Борегар «Старая фанза», Циндао, Китай, середина ХХ века Холст, масло. Размещено с разрешения коллекционеров Сергея и Ирина Беляевых.
В разговорах они подошли к бедной крестьянской лачуге с тростниковой крышей, и монах решил дать последнее наставление:
– Иногда самый простой путь получается длиннее самого сложного. Это Дао. Но идти надо до конца. И никогда не кури опиум! – учитель пригрозил пальцем отроку.
В это время отец Вана собирался на ежедневную работу в поле. Его крестьянская лачуга, на наш взгляд, напоминала скорее сарай, чем дом. Низкая соломенная крыша, тонкие деревянные стены, приземистый столик, лежанка. В дверь постучали. На пороге стоял знакомый даосский монах и худенький подросток.
– Приветствую тебя, Учитель, – поздоровался крестьянин.
– Благоденствие дому твоему! Вот, привёл твоего сына, чтобы он мог учиться в Немецкой железнодорожной школе в Циндао. Ван Пэй Сян очень способный! – нахваливал мальчика монах.
– Но, учитель! Я отдал сына в монастырь на Ляошань, когда мать его умерла, мне нечем его кормить! В этом году снова неурожай.
– У каждого – свой путь… Все в детстве учат «Троесловие», разве ты сам забыл: «Вырастить без обучения – Это вина отца. Учить без строгости – Это леность учителя». Ван уже выучил три языка и два китайских наречия. Тайцин берет все расходы по обучению Ван Пэй Сяна.
Отец посмотрел на сына, похлопал его по плечу, и решил, что мальчик подрос и скорее помощник, чем обуза, да и на старости будет, кому позаботиться. Хозяин лачуги и мальчик поклонились монаху, и тот пошёл обратно на гору Ляошань, во Дворец Великой Чистоты.
Итак, Ван стал студентом железнодорожной школы, которая готовила младший обслуживающий персонал: билетных кассиров, телеграфистов, стрелочников, помощников начальников станций. Обучение было платным, примерно один рубль в месяц, при этом чернорабочий на железной дороге получал 15-20 копеек в день.
В обычной китайской школе с классическим конфуцианским образованием были многоуровневые экзамены. Обеспеченные родители отдавали своих не слишком одаренных отпрысков в модную германскую школу, полагая, что там любимому чаду будет легче получить нужную профессию в немецкой колонии.
Когда Ван в первый раз зашел в учебный класс, его узнали:
– Ты? Монахи железную дорогу в Тайцин собрались делать? – удивился Ли Минжи Ланг, брат Нины. Он еще помнил тумаки отца за свою проделку с цилиндром.
Любимой шуткой заводилы Ли было привязать кончик косы одноклассника к лавке или связывать косы соседей между собой. Но Ван, как послушник монастыря, был выбрит наголо. Один раз Ван встал для ответа учителю, а Ли незаметно подложил на сиденье Вана три ореха рогульника, водяного чёртика. Ученик сел на колючий чилим, но не подал виду. Его натренированные мышцы ягодиц и умение втягивать яички в промежность выдержали это испытание до конца урока. Покерфейс Вана сильно раздосадовал Ли.
Когда же преподаватель разрешил идти на перерыв, Ван спокойно встал, собрал орехи в ладонь и вышел во двор школы. Там он расколол камнем орехи и предложил их шутнику: «Угощайся!». Все стоящие рядом юноши засмеялись. Этот случай заставил одноклассников относиться к Вану с уважением.
Ван стал лучшим учеником в классе, но самообразование дало мальчику не меньше учителей германской школы. После уроков Ван часто приходил в порт. Город разрастался, немцы строили большой пивоваренный завод, прокладывали железную дорогу, порт был сердцем города.
В один из таких дней Ван сидел недалеко от британского судна и слушал речь матросов, повторяя за ними английские фразы, пока матросы не ушли с пирса.
На причале лежали бревна, рельсы, уголь, бочки, шныряли чайки. Поблизости от английского судна корейские рыбаки играли в длинные карты. Ван прислушался к ним. Мимо корейцев в сторону Вана семенила тощая собака, один из игроков бросился за ней. Собака ловко обежала кучу с углем и спряталась в штабеле из бочек. Бегущий кореец попытался схватить собаку и завалился в уголь, эмоционально выругался.
Ван проговорил ругательство, рассмеялся, он знал корейский. Ван попытался найти взглядом собаку, но вместо собаки уткнулся глазами в интересное для подростка действие: между рядов с бочками матрос-европеец забавлялся с портовой проституткой. Сверху чайка-ханжа громко возмущалась действием этой парочки.
– Кули! – чопорно одетый англичанин позвал носильщика, спускаясь по трапу вместе с женой.
Носильщик-кули Ван Пэй Сян взлетел по трапу и взял чемодан. Он шёл за иностранцами, жадно впитывая каждое слово. Англичанин думал, что платит парнишке небрежно брошенной монетой. Носильщик Ван больше денег ценил знания.
В 1898 году в провинции Шаньдун начались первые восстания китайцев против оккупации. Уже на следующий год в Китае началось массовое выступление бедняков против иностранцев. Поводом к нему послужила сильная засуха. «Дождь не идёт потому, что христианские церкви заслонили небо. Если иностранцы не будут уничтожены – дождь не пойдёт. Железные дороги, грохочущие огненные телеги (паровозы) беспокоят дракона земли», – с такими лозунгами и песнями выходили на улицы сотни тысяч повстанцев, на флаге которых был нарисован кулак. Это было Ихэтуаньское или Боксёрское восстание.
Ван отрешённо брёл по улице. Сегодня он видел множество мёртвых людей, и самое страшное то, что одним из убитых был его отец, к которому юноша успел привязаться. Юноша шёл туда, где не стреляют, где наставник-монах даст мудрый совет, в Тайцин.
Вдруг его окликнули. Повернув голову, Ван увидел одноклассника Ли Минжи Ланг, красивого и высокого, на полторы головы выше Вана, с длинной блестящей косой.
– Ван, привет. Давно не видел тебя. Чем занимаешься?
– Ли? Здравствуй. Иду в Тайцин. Там спокойно. Я потерял отца, он примкнул к восстанию, разбирал рельсы, его застрелили охранники. Никого из родных не осталось, надеюсь, меня примет Учитель.
– А у меня отца и мать убили, но ихэтуани. Отец задолжал наркоторговцу за опиум, сестра у него заложницей. Я должен её выкупить или продадут в публичный дом. Думаю, где бы достать деньги.
– Нинг? Ей лет восемь сейчас, – Ван вспомнил девочку.
– В Китае сейчас не заработаешь. Нужно ехать на Аляску или в Россию, или в Австралию. Мыть золото, как мой отец.
– Тогда нам нужно идти в порт.
– Нам?! Ван, ты что, со мной? Ты в школе скучным зубрилой был, – Ли искренне удивился, – Приключений захотелось?
– Дао – это не побег, это преодоление препятствий. Я дойду до Тайцина немного позже.
Ли с восхищением посмотрел на Вана, и они стали спускаться в сторону порта по зигзагообразной деревянной лестнице.
– Эй! Ли Минжи Ланг! Верни нашу лодку или заплати за неё! – четверо крепких парней стояли на верху лестницы.
– Бежим! – крикнул Ли и быстро засеменил ногами по ступеням.
– Это у них сейчас Нинг? – на ходу спросил Ван.
– Стой Ли, дохлая собака! – кричали сверху.
Ван и Ли бежали вниз по лестнице, при этом Ван ловко, как паркурщик, перепрыгивал через перила, катился по ним, а Ли, несколько раз споткнувшись, сильно отставал.
– Нет, Нинг не у них, но я им должен, – сбивая дыхание, бормотал Ли.
Ван оглянулся, Ли оказался ближе к дерзким незнакомцам, чем к однокласснику. Ван рванул обратно. В этот момент Ли в очередной раз споткнулся и упал, прокатившись с десяток ступенек вперёд до следующего пролёта. Первый из догоняющих уже готов был схватить Ли за ногу, но Ван в последний момент выхватил Ли за руку и протащил под перилами.
– Заплати за нашу лодку!!!
Ван и Ли побежали дальше, впереди уже был виден причал. Внизу на крики вышли полицейские в немецкой форме.
– Эти люди – ихэтуани, они украли немецкую яхту!!! – кричал Ли, указывая полицейским на бегущих сверху парней.
Резкий свисток оглушил Вана, полицейский бежал как раз мимо него. Четвёрка догонявших мгновенно развернулась и стала четвёркой убегающих. А наши герои спокойно вышли на причал.
В порту стояло несколько судов. Там были и парусные суда, и паровые. Ли и Ван подошли к торговому судну под английским флагом «Nataliya» с трубой и парусами. В его трюм грузили поддоны с мешками муки. На палубе с важным видом, со сложенными на груди руками стоял солидный пятидесятилетий европеец.
Ван начал по-английски:
– Добрый день. Вам нужны матросы на судно?
Мужчина молча смотрел на парней оценивающим взглядом. Ван перешёл на немецкий:
– Мы ищем работу, не дорого, за еду.
– Поднимайтесь, – хозяйским тоном ответил солидный мужчина. Это был Юлиус Бринер[2 - Юлиус Бринер – (нем. Julius Joseph Bryner; 1849 – 1920) – владивостоксий купец 1-й гильдии, потомственный почётный гражданин (1896), родился в общине Ла Рош, расположенной в 30 милях к юго-востоку от Женевы (Швейцария). Занимался торговлей шёлком в Шанхае. Став совладельцем торговой пароходной компании с филиалами на Дальнем Востоке, Юлий Бринер переезжает во Владивосток. В 80-х годах XIX века организовывает компанию, с участием английского и немецкого капитала, «Торговый дом Бринер и К
». В 1890 году Бринер принимает русское подданство. В 1909 г. в результате договора между домом «Бринер и Ко» и германской фирмой «Гирш и сын» создается «Акционерное горнопромышленное общество Тетюхи». Дед американского актёра Юла Бриннера.], успешный торговец и промышленник.
«Nataliya» шла в открытом море, был крепкий ветер и небольшая качка. Ван и Ли драили палубу, а Бринер прогуливался по корме. Владелец судна внимательно наблюдал за китайскими матросами.
С мостика звучала русская речь капитана и боцмана об ухудшении погоды, падало давление. Ван, ловко работая шваброй, прислушивался к новому для него языку и шёпотом повторял русские слова.
Ли никогда в жизни не работал, в какой-то момент его верёвочная швабра застряла в кнехте. Выдергивая швабру, Ли перевернул ведро, споткнулся о свёрнутый канат, поскользнулся на мокрой палубе. И в этот самый момент судно наклонилось в сторону борта, где безуспешно искал равновесие Ли. Так Ли Минжи Ланг оказался в море.
Первым на человека за бортом отреагировал Бринер. Он кинул Ли канат и громко смеялся. Подбежавший Ван помог вытянуть Ли обратно.
Пока Ли выжимал одежду, Бринер решил поговорить с Ваном, выбрав для этого японский:
– Как тебя зовут?
– Ван Пей Сян.
– Народность ицзу[3 - Ицзу (ий) – народ на юго-западе Китая.]?
– Да.
– Меня зовут Жюль Бринер. Я – швейцарец. В шестнадцать лет я покинул родной дом и без гроша в кармане отправился путешествовать, устроившись коком на судно. Так оказался в Шанхае. Наш капитан не брезговал промышлять пиратством, я ушёл от него в Иокогаме. Устроился мальчиком на побегушках в лавку, помогая сбывать шёлк приезжим европейцам. Ты мне нравишься, у меня торговая компания во Владивостоке, мне нужен свой мальчик на побегушках, чтобы торговать с иностранцами. Ты ведь все понял, что я сказал?
– Да. Но я не один, мы с Ли вместе.
– Нет, его я не возьму даже дворником.
Ван отрицательно покачал головой.
– Когда пути различны, не составляют вместе планов, – Бринер процитировал Конфуция и затянулся сигарой.
Через три дня «Nataliya» пришла во Владивосток и пути Вана и Бринера временно разошлись.
Приморская тайга очень сильно отличалась от растительности Циндао. Но двум молодым китайцам некогда было любоваться лианами винограда, висящими на сосне, цветением липы и аралии, слушать стрекот голубых сорок. Лишь иногда парни дивились сине-зеленым бабочкам Парусника Маака размером с ладонь, которые садились на камни ручья.
Только хариусы, водившиеся в ручье, радовали юношей, рыбу можно было поймать, пожарить на длинной палочке и съесть. А еще на деревьях росли грибы: жёлтый ильмак, черный муэр. Все шло к рису, привезённому с собой. Иногда удавалось поймать съедобную лягушку или амурского полоза. Один раз парни поймали кожистую черепаху трионикса, и у них был праздничный ужин.
Ван и Ли мыли в ручье золото. К трудностям физической работы добавлялись полчища кровососущих насекомых. Но как только старатели ложились спать в шалаше, глаза от усталости сами закрывались, и юноши проваливались в сон, и никакие комары уже не могли помещать до рассвета.
Но днем Ли не выдерживал тучи крошечных вампиров. Он стягивал выгоревшую синюю косынку и крутил ею над головой гонял ею насекомых. Вот и тогда Ли отгонял от себя звеняще-гудящий рой, ругаясь и смешно размахивая руками. Вдруг он замер и
– Ван, я прямо сейчас песню сочинил. В голову сама пришла. Слушай:
Тигры идут на север,
Оставляют в снегу следы.
Только солнце в них верит,
Направляя на путь судьбы.
– Здорово про тигров. Путь судьбы – это Дао. Движение к цели всегда лучше, чем сама цель.
– Вот же зануда! – Ли попытался возразить, что золото очень важно для выкупа сестры, но тут злая мошка укусила парня за веко, – А-а-а! Не мошка, а тигр! Так кусает! – Ли громко шлёпнул себя по глазу.
От своего же шлепка Ли вскрикнул еще раз. В этот момент Ван откинул очередную лопату породы и серебряное ожерелье. Пока Ли выл и стонал, Ван спрятал украшение в карман, собираясь вечером рассмотреть свою находку. Но усталость оказалась сильней любопытства.
Той ночью Ван видел очень яркий сон:
Горный ручей в уссурийской тайге. Конец мая, у ручья цветет черемуха. Поют птицы. Из ручья пьет кабарга. Вдруг раздается резкий звук хлыста и конского галопа. Кабарга прыгает в сторону.
– Пошла! Быстрей! – по ручью на белой лошади скачет всадник, он в доспехах из горизонтальных металлических полос, высоких сапогах, в шлеме с конским хвостом, его шею прикрывает кожаная бармица. Лошадь громко, ритмично дышит, от копыт разлетаются брызги.
«Вон он!», – За всадником скачут на лошадях трое лучников. Они приближаются. Стрелы немного не долетают до крупа сильного коня, но вот одна стрела вонзилась в ветку рядом мордой. Лошадь хрипит. Всадник стегает лошадь: «Пошла! Пошла!».
Вдруг Ван понимает, что всадник – молодая девушка. Она оглядывается, и тут же пригибается к белоснежной гриве. И все же стрела находит цель. Ван как в замедленной съемке видит, что острие втыкается в бармицу на шее девушки – раздвигает бычью кожу, входит в звено на ожерелье, размыкает его, наконечник стрелы наполовину входит в шею девушки. Девушка вздрагивает и чуть слышно стонет. Ожерелье падает под ноги лошади, которая задним копытом втаптывает ожерелье в грунт ручья.
Ван резко открыл глаза, реалистичность сна не отпускала его. Ван огляделся: он в шалаше, рядом, посапывая, спит Ли.
С приходом осени нашим старателям нужно собираться домой, намытого золота должно было хватить на дорогу и выкуп Нинг. Ван и Ли осторожно пробирались через дикую тайгу. Им нельзя было встречаться ни с китайцами-хунхузами[4 - Хунхузы – члены организованных банд, действовавших в Северо-Восточном Китае (Маньчжурии), а также на прилегающих территориях российского Дальнего Востока, Кореи и Монголии во 2-й половине XIX – 1-й половине XX веков. Отдалённое сходство по организации можно найти с кавказским абреками и казачьей вольницей.], ни с русскими солдатами.
В конце октября парни наткнулись на браконьерскую яму-ловушку с живой тигрицей, которая при виде людей стала метаться по дну.
– Кто-то заработает на шкуре и внутренностях больше, чем мы на золоте, – Ли оценил стоимость зверя.
– Они заработают на убийстве, это против правил Дао.
– О чем ты?! Тигры – людоеды. Или они нас, или мы их!
– Северные тигры, в отличие от южных, охотятся на людей только, если их ранят или отбирают тигрят. Местные народы считают их за людей в полосатой шкуре, – возражал Ван.
– Знаешь, что, монастырский зануда, мне нужно освободить сестру, и я хочу выкупить мой дом! Я сам продам этого тигра! Помоги мне, пока хозяева ловушки не пришли.
Но Ван опусти конец сухого ствола в яму, тигрица выбралась и большими прыжками с рыком скрылась между деревьев. Ли грязно выругался, в гневе не заметил лиану лимонника, запутался в ней, неудачно упал в яму и схватился за лодыжку.
– Нога!
Это был перелом. К вечеру пошёл дождь. Ван с трудом дотащил высокого Ли к фанзе старика панцуйщика – сборщика женьшеня.
– Помоги ему, пожалуйста.
– У меня есть золото, я заплачу, – простонал Ли.
Панцуйщик потрогал ногу Ли, старик был маньчжуром, и на языке Вана и Ли говорил плохо:
– До зима ходить ни как.
Ли опять застонал, и не столько от боли, сколько от беспомощности:
– Ван, иди один, не жди меня, нужно успеть выкупить Нинг.
Панцуйщик покачал головой:
– Один ходить тихо–тихо! Опасно! – к своему совету он добавил в сумку Вана корешок женьшеня, – Панцуй!
Ли отсыпал Вану своего золотого песка. Ван переночевал в фанзе, а утром пошёл дальше.
На темно–сером небе низко летели последние птичьи стаи. Снег падал хлопьями, у берегов реки появилось стекло ледяной корочки. Ван весь день шёл вдоль реки, но долина сужалась, а Вану нужно было перейти на другой берег. На перекате были большие камни на расстоянии, достаточном для прыжка. Ван, понадеявшись на свою ловкость, решил переходить в месте с самым быстрым течением. Камни обледенели и стали скользкими, и на середине переправы Ван всё-таки свалился в реку. Его понесла стремнина. «И это тоже путь», – подумал юноша и позволил течению вынести его на берег. Окоченелыми руками парень карабкался по склону, пока не оказался на вершине скалы. Здесь он нашёл развалины древней чжурчжэньской[5 - Чжурчжэни – племена, населявшие в X-XV веках территорию Маньчжурии, Центрального и Северо-Восточного Китая, Северной Кореи и Приморья. Говорили на чжурчжэньском языке тунгусо-маньчжурской группы. Крупнейшее государство чжурчжэней существовало с 1115 год по 1234 год. Родственный им народ – эвенки (тунгусы). Потомками чжурчжэней также являются удэгейцы (гольды) и нанайцы.] крепости.
Стемнело. Валил густой снег, порывистый ветер не давал надежды согреться в движении. Обессиленный Ван в сырой одежде ходил по развалинам крепости, по земляному валу, остаткам каменной кладки. Наконец, он нашёл полуразрушенное помещение из трёх стен без крыши, здесь, по крайней мере, не было ветра. Развести костёр не удалось, все дрова были мокрыми и не горели. Ван лёг в угол на кучу опавших листьев и уснул.
Сон замерзающего Вана был невероятно ярким: на фоне ступенчатого водопада стояла красивая девушка в старинной богатой одежде, в расшитом халате, с высокой причёской. Девушка обратилась к Вану:
– Я принцесса Хун-лэ-нюй. Ты нашёл моё ожерелье. Его сделали на пожертвования от ста дворов, и оно передавалось в нашем роду от матери к дочери много раз. Но я потеряла его, когда бежала от Куань-Юна, коварного дяди моего мужа. Не говори об ожерелье никому и не продавай, а подари той, с кем хочешь прожить всю жизнь.
Наверное, Ван тихо бы замёрз во сне, если бы не… тигрица. Развалины крепости несколько лет было её логовом, и этой ночью после удачной охоты она вернулась домой. На шерсти тигрицы таял снег, дыхание превращалось в пар, усы были в инее. Подойдя к Вану, тигрица обнюхала его, легла рядом, вытянулась вдоль Вана, и низко и глухо заурчала, как огромная домашняя кошка.
Перед рассветом снег закончился. Первой проснулась тигрица. Зевая, потянулась, отряхнулась от снега и вышла из ночного укрытия. Через пару минут проснулся Ван, озябший без живой грелки. С удивлением и страхом он рассматривал тигриные следы на свежем снеге, затем он встал и побрёл на восход солнца, к морю.
Путь по глубокому снегу по ноябрьской тайге был не прост. Пройдя перевал Ван снова спустился в долину реки. Несколько кедровых шишек и ягоды боярышника помогли заглушить голод, а чай из лимонника придавал сил.
Через пару дней юноша вышел на костёр одинокого путника, который, как и Ван Пэй Сян старался не попадаться на глаза. Это был китаец, ровесник Вана, но рослый и крепкий. Увидев Вана, он схватил нож, Ван сложил ладони вместе и поздоровался поклоном головы, незнакомец указал на место у костра:
– Ты кто?
Ван сразу узнал родное наречие:
– Я Ван Пэй Сян. Из Циндао. Ты тоже из Шаньдун? Говоришь на наречие цзи-лу.
– Я Чжан. Из Шаньдун, но иду в Харбин. К маме.
Ван достал из сумки кедровые шишки и закинул в костер, смола в огне весело разгорелась и защелкала. Пять минут прошло в молчании. Парни приглядывались друг к другу.
– Здесь одному опасно, – продолжил крепкий юноша, – В Хуньчуне русские казаки. Слышал иностранцы Пекин взяли?
– Нет, – Ван выкатил обгоревшие шишки и раздавил их толстой веткой. От шишек валил пар, жирные орешки остывали в снегу.
– Чужаки в столице… Я из лапника вдоль костра шалаш сделаю, – Чжан встал, взял топорик и срубил нижнюю ветку сосны, – Дров на ночь не хватит. Ван, сходи в распадок, там валежника много.
Когда Ван скрылся за деревьями, Чжан обыскал его сумку. Но не нашел ничего, кроме еще одной кедровой шишки, сухого корня женьшеня и медной кружки.
Чжан возвращался к матери в Харбин, где жил несколько лет после того, как она разошлась с отцом-алкоголиком. В Харбине парень успел «поработать» карманником и вышибалой. Он надоумил Вана зашить золотой песок в стёганную тёплую куртку, оставив немного золота в мешочке на шее, так сказать, для неотложных нужд. Ван незаметно вшил серебряное ожерелье в шапку.
Юноши решили вместе продолжить путь в Маньчжурию.
В 1900 году произошли многочисленные нападения на русских по всей протяжённости Маньчжурской железной дороги, более известной как КВДЖ. В июле китайский правитель Шоу Шань попытался выбить русские войска из Харбина. В августе китайские отряды попытались взять Благовещенск, осаду отбивали немногочисленные войска и казаки, в защите Благовещенска принимал участие Владимир Клавдиевич Арсеньев[6 - Владимир Клавдиевич Арсеньев (1872-1930) – русский географ, путешественник, этнограф, писатель, исследователь Дальнего Востока, военный востоковед. Руководитель ряда экспедиций по исследованию горных районов Уссурийского края. Директор Хабаровского краеведческого музея имени?Н. И. Гродекова в 1910-1919 и 1924-1925 годах. Офицер Русской императорской армии: за 26 лет военной службы прошёл путь от вольноопределяющегося и подпрапорщика до подполковника. Состоя на службе офицером для особых поручений в 1911-1915 годах разработал и лично возглавил ряд секретных экспедиций по борьбе с хунхузами (китайскими бандитами), нелегальными иммигрантами и лесными браконьерами. Уже после смерти во время сталинских репрессий был признан японским шпионом.]. Четырнадцатого августа союзные войска Российской Империи, США, Японии, Германии и Великобритании взяли Пекин под предлогом защиты своих посольств от ихэтуаней.
Через тройку дней Ван и Чжан дошли до станции Гродеково. В ранних зимних сумерках на дальнем пути темнел состав: паровоз, тендер с углем и водой, десяток деревянных вагонов. Чжана привлекла черная кожаная куртка, она висела на краю вагонетки с углем и отражала закатные лучи. Чжан ловко запрыгнул на ступеньку тендера.
В этот момент с обратной стороны состава послышался хруст гравия под ногами обходчика. Чжан взмахом руки поманил Вана за собой, тот подпрыгнул, ухватился за руку сильного товарища и оказался на вагонетке. Два юных китайца зарылись в уголь, при этом Чжан успел прихватить черную куртку кочегара.
Почти сразу поезд тронулся и под стук колес друзья поехали на родину. Чжан радовался:
– До Харбина прокатимся!
За станцией они выбрались из угля, перепачканные как черти. Куртка оказалась не кожанкой, а обычной фуфайкой, пропитанной угольной пылью. Чжан вернул её на край вагонетки, и вскоре хозяин пришел за ней.
Уголь был теплым, а ночь спокойной.
Уже на самой границы с Маньчжурией перепуганных юных китайцев обнаружил разъезд казаков. Парни были без оружия и плохо знали русский язык. Однако во время плавания на «Nataliya» Ван успел запомнить несколько самых употребляемых фраз русских моряков, которые он чередовал со словом «ходя». Хорунжий в голос смеялся: «Вот ладно матерится китайский отрок!». Парней задержали и под конвоем сопроводили через границу.
На китайской стороне опасностей было даже больше, чем на русской. Две недели парни смогли быть незаметными для хунхузов, солдат и ихэтуаней. На этом везение закончилось.
Ван и Чжан остановились на ночь в пустой зверовой (охотничьей) фанзе. В фанзе был выложен кан – земляная печь с лежанкой, а трубой кану служило пустотелое дерево. Впервые за долгое время Ван снял свою стёганую куртку, но шапку положил под голову. На тёплой постели Вана сразу накрыл крепкий сон. Чжан засыпал с мыслью проснуться первым и незаметно уйти с курткой и золотом Вана.
Провалившись в сон, Ван снова увидел Хун-лэ-нюй, но в зимнем халате:
– Здравствуй, Ван. Ты пришёл на место, где я родилась. Мой отец в тот день добыл двух лисиц, – принцесса погладила рыжие опушки рукавов. – Иногда, чтобы выжить, лучше не иметь меха, – Принцесса, хитро улыбнулась и погладила себя по голове, а потом крикнула, – Оставь ожерелье здесь, ты вернёшься за ним! А теперь проснись!!!
Ван открыл глаза, в маленьком окошке фанзы мелькал свет факелов. Фанзу окружили хунхузы. Ван закинул шапку и куртку на догорающие дрова в печи и растолкал Чжана.
Разбойники выволокли парней на улицу: «Кто такие? Куда идёте? Деньги давай!». Они забрали мешочки с остатками золотого песка и были недовольны нищенством парней. Чжан взял роль переговорщика на себя, он красочно описывал, как русские пограничники взяли мзду за переход. Хунхузы в свою очередь сделали щедрое предложение: либо вступить в отряд, либо быть проданным в рабство. Чжан, узнав, что имя атамана банды Чжан Байма[7 - Чжан Байма (Чжан Белый Конь) – атаман хунхузов, который ввел четкие правила для членов группировки. Он какое-то время был на службе знаменитой старательской Желтугинской республики и вынес оттуда кое-какие наблюдения за творчеством ее законодателей образованных людей. Законы Чжана Байма состояли из тринадцати статей. Запрещалось грабить одиноких путников, женщин, стариков и детей.], ответил за себя и Вана согласием влиться в отряд. На самом деле хунхузы не брали в свои ряды случайных людей, но не сопротивляющиеся жертвы были гораздо удобнее, чем готовые сбежать. Юный Чжан обладал определённой харизмой, кроме того, он называл имена харбинских криминальных авторитетов, чем всё-таки заслужил доверие хунхузов.
Спустя три года Чжан возглавит крупный отряд хунхузов, с которым будет участвовать в Русско-японской войне, и будет состоять на жаловании у русского командования. Его отряд будет совершать диверсионные и разведывательные акции в тылу японских войск. А еще через пару лет Чжан Цзунчан станет криминальным королём китайского квартала Владивостока, а после революции, китайским генералом с множеством прозвищ: «Собачье мясо», «Три Не Знаю».
Хунхузы дали друзьям кремниевые ружья и мохнатых коротконогих лошадок, Чжану рыжую, а Вану светло-серой масти. Именно таких «монгольских пони» через десять лет купит в Харбине Роберт Скотт и попытается покорить Южный полюс. Дао англичанина состояло в том, чтобы совершить множество ошибок, погибнуть и за свое упорство стать посмертно героем. Но в конце 1900 года невысокий юный китаец Ван не хотел быть ни разбойником, ни героем, ни командиром. Он просто следовал потоку событий, которые вовлекали его в свой круговорот.
В середине декабря казачья сотня в Хуньчуне потеряла сотника Бацуева. Его на постоялом дворе убили хунхузы. Боевой отряд решил преследовать головорезов. Казаки с лёгкостью нагнали разбойников, завязался бой, в котором победила выучка и оружие казаков.
Хунхузы спасались бегством. Старая лошадка Вана сильно отставала. Когда свист казачьих пуль стал сбивать ветки рядом с Ваном, он, натренированный в монастыре, сгруппировался и спрыгнул в кусты. Ван откатился и замер, молился и ждал, пока преследователи скроются из виду. Потом он по совету принцессы избавился от «меха» – обрил ножом волосы и в роли послушника продолжил своё путешествие.
Парень вернулся на зверовую фанзу, нашёл в печи кана потемневшие серебряное ожерелье, просеял и промыл золотой песок от золы, и пошёл к своей цели, в Циндао.
Глава II. Ван Ицзу
Китаец за жизнь меняет несколько имён. Первое имя (детское или молочное) китайцу дадут при рождении, второе имя мужчина получит на совершеннолетие от родителей или учителя, а третье – прозвание человек выбирает себе сам.
В Циндао вчерашний послушник первым делом отправился на могилу отца, а затем выполнять важную миссию длиною в год жизни.
Ван Ицзу подошёл к дому торговца опиумом. На пороге сидели двое китайцев по виду завсегдатаи этого притона. Ван зашёл в дом, за столом были пожилой хозяин и его сын, которому было около сорока лет. Ван поздоровался и положил деньги на стол.
– Я хочу Нинг, выкупить сестру моего друга Ли Минжи Ланг.
Продавец опиума посмотрел на деньги, взял многозначительную паузу, и забарабанил по столу длинными крючками ногтей. Указав на деньги, старик сказал:
– Здесь много не хватает. Эта сумма покроет только долг Ли. Мы кормили девчонку больше года. И ты не брат ей, сможешь на ней заработать или пользоваться сам. У неё покладистый характер и она хорошо готовит. Ещё столько же, и мы в расчёте.
В это время в комнату зашла Нинг. Большеглазая, худенькая девочка, она несла на палке-коромысле ведерко с крабом, рыбой и устрицами. Ван и Нинг узнали друг друга. Юноша выхватил ведерко из рук Нинг и раскидал содержимое в сторону торговцев, взял Нинг за руку и выбежал на улицу. Летящий краб попал в лицо пожилого торговца, а его сын, выбегая из-за стола, поскользнулся на рыбе и ракушках, с размахом упав на спину.
Ван, крепко держа за руку Нинг за руку, бежал по улице, с одной стороны которой была высокая подпорная стена. Сын наркоторговца догонял их, а за ним бежали посетители притона. Ван подсадил Нинг на стену: «Беги!». Нинг пробежала по стене метров пять до абрикосового дерева, растущего с обратной стороны стены. Девочка перелезла на ветку, а потом за стеной спрыгнула с дерева.
Когда наркоторговец поравнялся с Ваном, Ван уже был готов защищаться. Наркоторговец попытался нанести Вану удары руками, но лёгкий и юркий Ван, легко уклонился от них. Ван оказался со спины противника и пнул под коленку. Противник упал. Ван с разбега оттолкнувшись от лежащего врага и взобрался на стену. Подбежавшие к наркоторговцу помощники лишь посочувствовали ему и помогли подняться, а тому оставалось лишь кидаться проклятьями вслед юноше, ловко бегущему по стене.
Нинг подошла к двухэтажному дому с балконом, где раньше так счастливо жила. Из дверей вышла незнакомая красиво одетая европейка. Нинг заплакала. К девочке подошёл Ван, взял её за руку, и они пошли вместе на окраину Циндао, в Си-Фан.
Внутри лачуги Ванов была полная разруха, крыша зияла дырами, через них весело сочился свет, соревнуясь с лучами, льющимися из единственного окна. Нинг оглядела комнату и вздохнула. Ван, оптимистично улыбаясь, подбодрил её:
– Здесь ты подождёшь брата, он вернётся за тобой. Все будет хорошо.
Нинг посмотрела в глаза Вана и ещё раз вздохнула.
– Нинг, мне нужно искать работу, попробую устроиться на пивоваренный завод. Приберись, пожалуйста.
Девочка послушно принялась собирать тряпьё с лежанки. А на праздник Нинг украсила окно красным карпом, ловко вырезанным ею из рисовой бумаги. Уют поселился в хижине.
Первое время Ван был чернорабочим на железной дороге, затем грузчиком на пивоваренном заводе, а потом боем (слугой) у германского унтер-офицера Вильде. А так как иметь боя могли только старшие офицеры, Вану приходилось постоянно прятаться или выдавать себя за поденщика по чистке уборных. И тем не менее, Вильде поколачивал своего слугу.
Однако каждый вечер Вана ждал горячий ужин. Парень стал для девочки не только братом, но и школьным учителем, обучал письму и счёту. Так прошло пять лет. За эти годы Нинг превратилась в ладную девушку с пухлыми губами и плавными дугами бровей.
В тот дождливый вечер Ван и Нинг ужинали за низким столиком. Рис в пиалах и чай в глиняном чайнике – что еще нужно для счастья.
– Ван, Ли так и не вернулся, – девушка озвучила свои тревоги.
– Ему в России либо очень хорошо, либо очень плохо.
– Надеюсь, что хорошо.
Ван выглядел сосредоточенным, было заметно, что он давно готовился к разговору:
– После взятия иностранцами Пекина, жить стало очень тяжело. Другой работы нет, но нам двоим еле хватает на жизнь, дальше будет ещё хуже.
– Ты предлагаешь мне уйти?
– Нет, Нинг, я хочу поехать в Харбин на заработки. Говорят, там можно зарабатывать в два раза больше, я получаю сейчас у Вильде.
– Ван, а давай уедим в Россию. Вместе. Вдвоём. Найдем там Ли.
– Не получится вместе, женщинам нельзя выезжать из Китая…
Ван посмотрел в бездонные глаза Нинг и сдался.
– Хорошо, я что-нибудь придумаю.
Ван достал из кармана серебряное украшение Хун-лэ-нюй.
– Что это? Это можно продать, чтобы добраться до России? – Нинг удивлённо рассматривала ожерелье, – Где ты это взял?
– Нинг, это нельзя продавать. Это мой тебе подарок, Ван надел украшение на шею девушки, – Я люблю тебя. Ты согласна стать моей женой?
– Ван, я согласна!
У Нинг от переживания выступили слёзы, Ван приблизился к Нинг, вытер большими пальцами слёзы, его руки прошлись по головке девушки, спустились на спину. Ван притянул Нинг к себе и поцеловал:
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/anastasiya-kivalova/legenda-o-shpione-66723810/?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
notes
Примечания
1
. Желтуга (Желтугинская республика, Амурская Калифорния) – маленькое самопровозглашённое государство в китайской Манчжурии, самоуправляемая казачья община золотопромышленников, главным образом русских и китайских. Существовало с 1883 по начало 1886 года.
2
Юлиус Бринер – (нем. Julius Joseph Bryner; 1849 – 1920) – владивостоксий купец 1-й гильдии, потомственный почётный гражданин (1896), родился в общине Ла Рош, расположенной в 30 милях к юго-востоку от Женевы (Швейцария). Занимался торговлей шёлком в Шанхае. Став совладельцем торговой пароходной компании с филиалами на Дальнем Востоке, Юлий Бринер переезжает во Владивосток. В 80-х годах XIX века организовывает компанию, с участием английского и немецкого капитала, «Торговый дом Бринер и К
». В 1890 году Бринер принимает русское подданство. В 1909 г. в результате договора между домом «Бринер и Ко» и германской фирмой «Гирш и сын» создается «Акционерное горнопромышленное общество Тетюхи». Дед американского актёра Юла Бриннера.
3
Ицзу (ий) – народ на юго-западе Китая.
4
Хунхузы – члены организованных банд, действовавших в Северо-Восточном Китае (Маньчжурии), а также на прилегающих территориях российского Дальнего Востока, Кореи и Монголии во 2-й половине XIX – 1-й половине XX веков. Отдалённое сходство по организации можно найти с кавказским абреками и казачьей вольницей.
5
Чжурчжэни – племена, населявшие в X-XV веках территорию Маньчжурии, Центрального и Северо-Восточного Китая, Северной Кореи и Приморья. Говорили на чжурчжэньском языке тунгусо-маньчжурской группы. Крупнейшее государство чжурчжэней существовало с 1115 год по 1234 год. Родственный им народ – эвенки (тунгусы). Потомками чжурчжэней также являются удэгейцы (гольды) и нанайцы.
6
Владимир Клавдиевич Арсеньев (1872-1930) – русский географ, путешественник, этнограф, писатель, исследователь Дальнего Востока, военный востоковед. Руководитель ряда экспедиций по исследованию горных районов Уссурийского края. Директор Хабаровского краеведческого музея имени?Н. И. Гродекова в 1910-1919 и 1924-1925 годах. Офицер Русской императорской армии: за 26 лет военной службы прошёл путь от вольноопределяющегося и подпрапорщика до подполковника. Состоя на службе офицером для особых поручений в 1911-1915 годах разработал и лично возглавил ряд секретных экспедиций по борьбе с хунхузами (китайскими бандитами), нелегальными иммигрантами и лесными браконьерами. Уже после смерти во время сталинских репрессий был признан японским шпионом.
7
Чжан Байма (Чжан Белый Конь) – атаман хунхузов, который ввел четкие правила для членов группировки. Он какое-то время был на службе знаменитой старательской Желтугинской республики и вынес оттуда кое-какие наблюдения за творчеством ее законодателей образованных людей. Законы Чжана Байма состояли из тринадцати статей. Запрещалось грабить одиноких путников, женщин, стариков и детей.
Анастасия Кивалова
Тип: электронная книга
Жанр: Шпионские детективы
Язык: на русском языке
Издательство: Автор
Дата публикации: 07.05.2024
Отзывы: Пока нет Добавить отзыв
О книге: Повесть основана на реальных событиях: история пути китайского мальчика от послушника даосского монастыря до капитана госбезопасности СССР с долей мистики и романтики. Содержание книги охватывает более 80 лет истории российского Дальнего Востока и Китая, описание жизни двух поколений потомков главного героя. В динамичный сюжет вплетены известные люди, древняя легенда и шпионы всех мастей, диверсии и разоблачения. В качестве иллюстраций использованы фотографии семейного архива.