Скитания Кота
Скитания Кота
Юрий Вячеславович Ситников
Продолжение истории рыжего кота по кличке Кот. Он по-прежнему ищёт свой дом и любимых хозяев, но на пути постоянно возникают препятствия. Проведя некоторое время в лесу, Кот вступил в схватку с собакой и был ранен. Едва живой он добрался до города, где обрёл временный приют, и мальчик Марк дал ему имя Пират. А потом наступила зима и Кот снова очутился на улице. Вскоре произошло его знакомство с Найдой. Поначалу они были врагами, но внезапная беда сделала двух бездомных животных лучшими друзьями. С приходом весны настала пора расставаться…
Юрий Ситников
Скитания Кота
Книга вторая
Глава первая
Это было недавно, это было давно…
Он – рыжий кот с янтарно-жёлтыми глазами. Ему семнадцать с половиной лет. Его имя – Кот!
Впервые удача улыбнулась Коту в четырёхнедельном возрасте, когда он, будучи маленьким голубоглазым комочком, был замечен Димиными родителями в продуктовом магазине. В тот день малыш выскочил из коробки, забрёл в торговый зал, а там люди, суета, неразбериха…
Котёнка принесли домой, и одиннадцатилетний Димка назвал его Котом.
Шло время, котёнок, как и его юный хозяин, взрослел, превращаясь из забавного несмышлёныша в упитанного рыжего красавца. Потом Кот сделался стариком, а чуть погодя долгожителем. Семнадцать лет – не шутка.
Вырос и Дима: озорной мальчишка стал мужчиной, женился на Марине, и вскоре на свет появился ребёнок – Дениска.
Кот боготворил свою семью. Для него она была святыней, без них, родных и близких людей, он не мыслил своего существования. Вся его жизнь зависела от хозяев: Димы, Марины и пятилетнего Дениски.
Любимым местом Кота в квартире по праву считался кухонный подоконник. Такой удобный и широкий; лежать на нём – одно удовольствие: можно вытянуть лапы, лениво зевнуть, дёрнуть хвостом и царственно осмотреться по сторонам. А у плиты суетится Марина, и Кот мурчит, наблюдая за её торопливыми движениями. Занимаясь готовкой, она изредка смотрит на Кота, и когда их взгляды пересекаются, начинает улыбаться. Улыбка у хозяйки красивая, и голос приятный: нежный, шелковистый.
Потом в кухне появляется Дима, подмигивает Коту, касается пальцем его влажного носа, чешет за ухом. Кот щурится от умиления.
Самый юный хозяин – Дениска – был на особом счету. Его Кот любил больше остальных, оно и понятно – ребёнок. Любое появление Кота воспринималось Дениской настоящим праздником. Мальчик отбрасывал в сторону машинки или карандаши, закрывал книжки, переставал смотреть телевизор. Пришёл Кот, рыжий гигант – друг. Его надо крепко прижать к себе и обязательно уткнуться лицом в мягкую пушистую шерсть.
Обнимая Кота, Дениска на миг замирал, а потом начинал громко смеяться: задорно и звонко. И его весёлые веснушки смеялись вместе с ним, и нос морщился, а на щеках появлялись аккуратные ямочки. Дениска разговаривал с Котом, задавал ему вопросы, рассказывал истории из своей детской жизни – истории важные и интересные, иногда тайные, о которых даже родителям не осмеливался сказать.
Кот его слушал, мурчал, перебирал передними лапами, не выпуская когтей, вглядываясь в искрение глаза своего лучшего маленького друга. Дениска снова хохотал, и создавалось впечатление, что в комнате начинали звенеть хрустальные колокольчики. На смех сына приходила Марина, останавливалась в дверях, улыбалась и говорила, что пора идти ужинать.
Дениска бежал на кухню, Кот семенил следом. В углу стояло несколько мисок: одна с водой, вторая с геркулесовой кашей, третья (самая любимая и большая) имела форму лежавшего на спине мышонка. В эту миску Марина всегда насыпала сухой корм.
Во время еды в кухне воцарялась идиллия; ею дорожили не только люди, ею дорожил сам Кот. Он хрустел сухими шариками, слыша за спиной торопливый голос Дениски (тот опять рассказывал родителям какую-нибудь очень «важную» новость); а чуть погодя начинал говорить Дима, размеренно и спокойно. Дениска не сдерживался, перебивал отца и его смех заполнял каждый уголок кухни. Когда в разговор вступала Марина, Кот всегда оборачивался. Её голос казался ему мягким белым облаком, хотелось запрыгнуть на колени хозяйке, зажмуриться и ощутить на спине лёгкое прикосновение тёплой ладони.
Когда однажды Кот заболел, Марина лечила его лекарствами и своим голосом. Укутала в махровое полотенце, держала на руках и каждые два часа вливала в пасть ложку горькой микстуры – рекомендация ветеринара. Потом делала укол, качала Кота, словно тот был младенцем, успокаивая и отводя боль голосом с нежной интонацией.
Кот слушал Марину, и ему становилось легче: утихала боль, спадал жар – хвори отступали.
Вот что такое преданность, взаимопонимание и любовь. У Кота была семья, и он был счастлив.
Счастье – частичка тепла, подаренная близким человеком.
***
Полгода назад, едва наступил цветущий июнь, семнадцатилетнего Кота отвезли на дачу. До того дня он видел мир исключительно из окна, сидя на широком подоконнике. Улица, и та неизведанная, оттого и чуждая пониманию свобода, казалась некой иллюзорностью. Мир в границах квартиры считался основным; всё, что за его пределами – и улица с ярким солнцем и куском неба, и деревья, искусно менявшие цвет листвы в зависимости от сезона, и маленькие люди, снующие туда-сюда, и машины, и даже ветер, что так свирепо завывал по ночам в ненастную погоду – всё это относилось к царству призрачных фантазий.
Кот не мог потрогать лапой парящий в воздухе листок, не мог прыгнуть на скамью, на которой грелись бездомные кошки, ощутить твердь пыльного асфальта, вырыть ямку в песке, пройтись по газонной траве. Это было за пределами его возможностей, следовательно, воспринималось не более чем красивым миражом.
И вдруг на старости лет Кота привезли на съёмную дачу. Пришлось увидеть мир другими глазами. Свобода оказалась настолько интригующей и манящей, что Кот пьянел от её безграничности. Он слился с ней, вместе они стали ещё большей свободой; Кот ощутил себя властелином необъятных просторов.
На пике своего кошачьего блаженства, потеряв бдительность и не умея правильно разбираться в хитросплетениях людских характеров (откуда домашнему коту научиться этой премудрости), Кот был похищен соседкой по дачному товариществу. Некая Зая, молодая румяная женщина, привечавшая несколько дней Кота ангельским голосом, приветливой улыбкой и блюдцем молока, в итоге оказалась двуличной и опасной. На даче гладила и ласкала, заразительно смеялась, называя Кота «своим Здоровячком», а через неделю, забрав чужое животное в город, изменилась до неузнаваемости.
С того дня начались скитания старого рыжего кота с янтарно-жёлтыми глазами. Счастье вдруг лопнуло, как лопается большой мыльный пузырь, достигнув своего предела. Домашний кот стал бездомным. Жестокая свобода, за которую совсем недавно он ратовал, считая её вершиной блаженства, показала свою оборотную сторону.
Для домашнего кота свобода – это гибель. Для старого домашнего кота свобода – неминуемая гибель.
Но у него была цель: найти хозяев. Во что бы то ни стало, несмотря ни на какие трудности. Идти, терпеть невзгоды и ждать момента долгожданной встречи.
Судьба вела Кота по бесконечному городу; шутила с ним злые шутки, иногда издевалась, дарила надежду, а потом вновь её отнимала.
Улицы, дома, дороги, люди – всё смешалось воедино. А Кот всё шёл, полагаясь на природное чутьё и удачу.
Люди, которым была небезразлична судьба бездомного кота (потерянного и несчастного), не побрезговав, давали ему временный приют. Так Кот познакомился с одинокой пенсионеркой Анной Ниловной – женщиной, чьё милосердие к животным ежедневно заставляло её подкармливать дворовых кошек. Анна Ниловна взяла Кота к себе, назвала его Мальчиком и окружила заботой. Но никакая забота и ласка не шли в сравнение с любовью настоящих хозяев, друзей; и Кот снова был вынужден отправиться в путь, на поиски своей семьи.
Осенью Коту посчастливилось обрести кров в загородном доме знаменитой иллюзионистки Регины Шварц. Как и Анна Ниловна, Регина Васильевна оказывала посильную помощь бездомным животным. Была в ней та самая жилка сострадания, что не позволяла оставаться равнодушной при виде обездоленных хвостатых и усатых.
В доме Регины Васильевны жили две старые собаки: в прошлом цирковые артисты, а ныне списанные со счетов животные-долгожители. Пуделиха Татка – заводная собачонка, которая, несмотря на возраст, могла юлой крутиться от зудящего внутри непоседства, и гордый, степенный и мудрый цвергшнауцер Рамзес.
Они были его друзьями – настоящими, преданными и такими же старыми, прожившими долгую насыщенную жизнь, но не утратившими к ней интереса.
Кот понял простую истину – общаться с животными (пусть даже эти животные и не относятся к твоему семейству) намного проще, чем с людьми.
Одни люди были с ним жестоки и причиняли невыносимую физическую боль, другие настолько добры, что избавляли от страданий. Его любили и ненавидели, пытались уничтожить (и некоторым это почти удавалось) и создавали райские условия для существования.
Кот научился разбираться в людях, научился распознавать их истинную сущность по тембру голоса, вибрации, взгляду и улыбкам. Но встречались и те, кто мастерки скрывал свои пороки за обманчивой добродетелью. Люди-обманки! Притворщики! И тогда снова приходилось стонать от боли, зализывать раны, отчаянно недоумевая, почему человек настолько жесток и бессердечен по отношению к старому животному.
И пока Кот шёл, судьба наносила ему сокрушительные удары; он их сносил и продолжал свой путь. Вперёд и только вперёд. Шаг за шагом. Трудно, больно, страшно. А выбора нет. Или идти и достигнуть цели, или признать поражение, позволив преследующей его по пятам погибели одержать над собой победу.
…Скоро зима, Кот не терял веры. Но его страшила мысль о неминуемом поражении: прошлое казалось зыбким, будущее дышало неясностью. Настоящего у Кота не было. Он уже не жил, он существовал, границы собственной жизни потеряли чёткость.
Полустёртые блеклые воспоминания о семье, словно обрывки свинцовых туч, гонимые беспощадным ветром по небу, всё реже являлись в видениях. Теперь уже семья (как когда-то простиравшийся за окном мир) казалась миражом. Одни невразумительные образы: хлипкие, шаткие, полуистлевшие в глубинах кошачьей памяти.
Мысли кружили чёрными воронами, клевали в затылок, пугали своей стремительностью. Кот тряс головой, отгоняя сокрушительные потоки вероломных дум.
И продолжал идти. И ждать, и терпеть, и верить…
Глава вторая
Лес
Показался ленивый рассвет.
Кот выбежал на дорогу, оставив позади вспаханное поле с промерзшими комьями черной земли. Боязливо озираясь по сторонам, он посеменил вдоль черно-белого бордюра. Идти было легче, чем по нарезанным на поле гребням. Но на дороге существуют определенные риски, машина может появиться из ниоткуда, внезапно; а впопыхах и растеряться недолго: метнешься не туда – и окажешься под колесами.
Гудит. Мотор гудит! Кот задергал ушами – точно, машина едет. Пришлось перебежать дорогу, спуститься по пологому склону с желтеющими островками жухлой травы, покрытой инеем, перепрыгнуть через неглубокий ров, очутившись на том же поле, только по другую сторону от дороги.
А здесь опять знакомые черные гребни, заледенелые и неприступные, и идти по ним (не говоря уже о беге) неудобно – лапы срываются, приходится передвигаться прыжками, как зайцу. Смешно, наверное, со стороны выглядит, но ему не до смеха, он опять стал бездомным, уязвимым перед лицом необъятной свободы.
Вот она, свобода – почти что вселенная, раскинулась до самого горизонта, её слишком много, а вот он, Кот – песчинка в сравнении с масштабами вселенной. Прыгает с гребня на гребень, когда оступится, когда упадет, и ненавистна ему свобода со всеми своими привилегиями. Отберите у Кота свободу, заточите его в четыре стены, но чтобы рядом были хозяева – семья – и станет он самым свободным животным из всех живущих. Кто готов пойти на такой бартер, отзовитесь!
Вскоре Кот дошел до леса. Лес шумел, раскланиваясь в любезном приглашении. Несмотря на ранний час, он был наполнен необыкновенными звуками, а запахи, витавшие всюду, казались чарующими, новыми и зовущими.
Холодный ветер, путаясь в длинных и таких уродливых, без листвы ветвях, трещал от негодования, и потом свистел и качал деревья, заставляя поскрипывать могучие шершавые стволы, поражавшие воображение потрясающим величием. Стволы как живые колонны, тянулись все выше и выше, и наконец достигали такой несокрушимой мощи, что царапали острыми макушками угрюмое серое небо, опустившееся этим утром низко-низко и почти слившись с нагим лесом.
Под лапами похрустывала листва, а там где сошел иней, листва шуршала, источая букет сладковатых запахов, не совсем приятных, но, бесспорно, интересных, ранее неизведанных. Многие кочки пахли весьма недурно, чем-то съестным, и пару раз Кот начинал их подкапывать, обходя с разных сторон и принюхиваясь. Чем тут может пахнуть, одна несъедобная листва, промерзшая трава и земля. А ведь пахнет же. Вкусно пахнет. Значит, надо раскапывать дальше, не останавливаться.
Вот и лапы уже перепачканы, и кочка раскопана, и струя хорошего запаха сильнее бьет в нос, а съестного не видно. Повинуясь инстинкту, Кот продолжал копать, появилась первая ямка, затем вторая, запах вскружил голову – пахло мышью. Невероятно, меньше всего он ожидал почуять в лесу запах грызуна: по наивности Кот полагал, те живут исключительно на дачах и в больших городах. Но нет, пахнет же сейчас здесь мышью. Определенно мышью!
Кот работал лапами все быстрее и быстрее, чувствовал, цель близка, надо поднапрячься – и удастся позавтракать шустрым зверьком.
Заостренная морда маленькой мыши показалась из разрытой норы в момент наивысшего кошачьего азарта. Вот она – лови! Мышь выскочила из норы, добежала до пня, хотела юркнуть в кучу листьев и даже зрительно наметила траекторию побега, но сегодня был не её день. Кот оказался проворнее. А мышь была очень даже вкусной, вкуснее дачной, что не могло не придать бодрости духа.
Можно сказать, Коту повезло, он наткнулся на неглубокую защитную мышиную нору, в которой отдыхала молодая неопытная мышь. В большинстве случаев такие норы не имеют кладовых камер и у них есть всего одно входное отверстие. В защитных норах мыши отдыхают, прячутся от хищных птиц, но в случае с лестными животными, кто не прочь полакомиться грызунами, защитные норы, увы, малоэффективны. Их удается ловко разрыть сильными лапами, и участь добычи предрешена. Другое дело – сложные норы, там и отнорков несколько, и глубже они намного, и надежней. Но не об этом сейчас речь, позавтракал Кот мышью – и хорошо.
Побродив какое-то время вблизи разрытой норы (а вдруг снова повезет?), разворошив для порядка лапой листья у трухлявого пня и сжевав невкусную вялую травинку, Кот рысцой побежал вглубь леса, ощутив призыв, беззвучно влекущий куда-то.
Не побоялся, не счел для себя опасной прогулку между высокими стонущими исполинами, с уродливыми переплетающимися друг с другом ветвями, потерявшими свою привлекательность после обильного листопада. И пусть скрипят стволы с отмершей отваливающейся корой, пусть повизгивает ветер, и кто-то незримый поблизости издает рокочущие звуки, а вдалеке слышен стук, беспокойный и резкий.
И птицы кричат совсем не по-городскому, ведь это лесные птицы, и сорока надрывается «Чакр-чакр!», а ей вторит осторожный глухарь, «Тэкэ-тэке!», устроившись на нижней ветке молодого дуба. И завывает самец серой неясыти, его длинное глуховатое «Ууу-х, ууу-х!» слышно за несколько километров. А фоном этой лесной переклички служит многократное заунылое «Ку-ку, ку-ку!».
Лес живет насыщенной жизнью, и Кот идет по лесу и уже не свернет с пути. Позади остались горечь и страх, ему необходимо убежать подальше от места, где судьба столкнула его с обезьяной Чолей (хорошим, добрым другом), а потом бесцеремонно разрушила не только эту дружбу, но и шаткий мирок счастья, созданный для себя Котом в доме Шварцев.
Лес встретил его по-особому, очаровал, заставив проникнуться соблазнительным духом гостеприимства, этим и подкупил, усыпив кошачью бдительность.
К середине дня на пути все чаще стали появляться преграды: на холодной земле, устланной мокрой преющей хвоей и плесневелыми листьями, лежали выкорчеванные с корнем деревья. Израненные, покрытые густым серым лишайником и мхом стволы с поломанными ветками и торчащими в разные стороны сучьями, казались Коту живыми существами.
Вот они, изуродованные колючие великаны, лежат неподвижно, затаившись до поры до времени, и тихо дышат. Делают вдох, тяжелый, по-стариковски боязливый, и потрескивают от тихого вдоха тонкие веточки, а потом следует мощный выход, и ветки начинают трепыхаться сильнее, бьются, словно в агонии. Это ветер заставляет «дышать» мертвые деревья.
Он проносится над лесом, будоража каждую травинку, не оставаясь равнодушным ни к живым, ни к мертвым. Ветер в лесу чувствует себя властелином, здесь все в его власти, и он шныряет туда-сюда, вороша палую листву, качая ветки, заставляя подчиняться своей силе даже неприступные на вид высокие живые пики. Торжествующий ветер врывается из ниоткуда, вдыхает в лес жизнь, и поднимается высоко в небо, и кружит там, набираясь опыта, на раскинувшихся воздушных просторах. Затем стрелой падает вниз. И снова будоражит лес, и снова смешивает его многочисленные запахи, и пронзает насквозь лесное кладбище – бурелом – заставляя мертвые полусгнившие стволы, ставшие отличным местом зимовки жукам и личинкам, дышать тяжело и по-стариковски боязливо.
Запрыгнув на мшистый пень Кот подозрительно принюхался. Пахнет плесенью – неудивительно, но, что интересно, слабо ощущается и другой, уже съестной запах. Не иначе совсем недавно по пню пробегала мышь? А что толку гадать, сытнее от этого не станет. Но из бурелома надо выбираться.
Пришлось проявить смекалку: там подлезть, тут перепрыгнуть, перешагнуть, перелезть, а бурелом не кончается. Лес шумит, и теперь шум воспринимается насмешкой, исчезло первоначальное гостеприимство, а может, его и не было совсем, а тот порыв, вселяющий надежду, оказался обыкновенным самообманом. Лес превратился в ловушку. Вот это да! Даже в городе, в суматошном, сумасшедшем и страшном городе, где все непонятно и идет бесконечная борьба за выживание, Кот ощущал себя намного спокойней.
Бурелом остался позади, когда лес накрыли сумерки. Именно тогда Коту удалось поймать раненую овсянку. Он заприметил её на опушке: неестественно растопырив крылья, птаха отчаянно пыталась взлететь на ветку. Каждый раз, оторвавшись от земли и быстро-быстро взмахивая одним крылом (второе почти не двигалось), овсянка взлетала метра на полтора, совершала в полете нелепый кульбит, камнем падая вниз.
Поймать несчастную овсянку труда не составило, сломанное крыло обрекало птицу на верную гибель. Овсянка и не сопротивлялась, чирикнула что-то перед самым концом и затихла. Кот съел её целиком, оставив на жухлой траве кучку перьев. Вроде вкусная овсянка, до конца он так и не понял. Мала оказалась птичка, на один зубок, что называется, не распробовал. Но идти после трапезы стало легче, веселее, правда, когда стемнело окончательно, пришлось замедлить шаг, ища место для безопасного ночлега.
Неглубокий овражек, засыпанный листвой и сухими ветками, показался Коту наиболее подходящим местом если не для сна, то хотя бы для ночного бдения.
Ночной лес – предательство дня, заманившего Кота в эти дебри, подарившего надежду (точнее, не посмевшего её отнять), а под конец бросившего на произвол судьбы. И нет здесь пощады.
Ночью в лесу преобладает только один запах – запах безысходности. Он напорист и убедителен. Он кристально чист и прозрачен, но все-таки это безысходность, и чем глубже и настойчивей её вдыхаешь, тем сильнее она начинает ломать тебя изнутри.
Ночной лес – купол черного цирка. Здесь есть хозяева, есть гости, они же зрители, и для них (все самое лучшее зрителю) с наступлением темноты начинают давать представление.
Внимание! Парад-алле!
Лес загудел, властный ветер жаждет аплодисментов, оттого и неистовствует. И мало ему скрипа и треска, мало мечущихся в беспорядке звуков, мало напора и безудержного порыва, ветер неукротим, он требует атмосферы всеобщего хаоса.
Парад-алле продолжается!
Ветер набирает обороты, ночные птицы, те, что во мраке начинают активную жизнь и участвуют в представлении, подают голоса – заунывные, неспокойные голоса ночного леса.
Отовсюду слышен шепот, словно восхищенные началом представление зрители, находясь в предвкушении, обмениваются друг с другом первыми впечатлениями, и лес продолжает рукоплескать, а ветру этого мало, он недоволен аплодисментами, они слишком слабые. Нужна бурная овация. Облетев лес, ветер приносит новые звуки, звуки ночной природы, искаженные недовольным эхом, явственные, непривычные, рождающие ложную тревогу.
Взъерошенный Кот лежал на влажной листве, вздрагивал от шума, принюхивался к ночи, пронзая её светящимся взглядом испуганного животного. Ночь его враг! Здесь и сейчас она ему не помощник, и лес – ах, какой он искусный обманщик – вызывает отторжение, он неприятен Коту до спазмов в горле. И страх мелкими колкими шажочками бегает по спине и настойчиво гладит Кота против шерсти.
И вдруг над самой головой слышится шуршащий звук, недобро сверкнули два огромных глаза, в нос ударила струя запаха – древесной смолы и свежей крови – вслед за этим раздался гнусавый крик, заставивший Кота отпружинить от нагретого местечка к истрескавшемуся корявому стволу старого дерева. А крик не смолкает, и опять над самой головой зловеще и незнакомо зашелестели чьи-то огромные крылья, умело наводя смуту в сознании.
Треснула ветка, птица, что напугала Кота, сложила крылья, начав беспокойно раскачиваться. Щелкает клювом, как заведенная, надрывается «Иг-угууу, иг-угууу». Тоже участвует в представлении ночного цирка, играет свою роль. И надо сказать, играет мастерки. Вон как Кота всполошила! Нагнала страху и никак не успокоится, не может из роли выйти – «Иг-угууу, да иг-угууу».
С ней лучше не связываться, ночной лес её стихия, она хозяйка, а Кот – незваный гость, будет лучше, если он сгинет в темноте, попытается найти новое временное пристанище. До утра бы отсидеться, это главное.
Под гнусавое «Иг-угууу» он посеменил вдоль оврага, пригнув голову и поджав хвост, немного жалкий, немного потерянный, уставший.
А ночь и лес были заодно. Будоража, подстегивая друг друга, они продолжали свое представление…
Глава третья
Встреча со злым человеком
Постепенно хвойный лес редел. Все чаще на пути встречались березы, клены, осины с дрожащими на длинных ножках редкими листьями, потом появились ряды калины с больными белесыми стеблями и крючковатыми ветками. Вскоре Кот вышел на узкую просеку, съел несколько зеленых и на удивление вкусных травинок, побежал вперед, туда, куда упирался край просеки, и где виднелась вертикальная полоса холодного утреннего неба.
Просека вывела Кота на поляну, откуда были видны крыши деревенских домов и возвышавшаяся проржавевшим столбом старая водокачка. Человеку от поляны до деревни можно добраться минут за пять, при условии, что идти придется быстрым шагом.
Для начала необходимо спуститься по крутому спуску, затем по тропе дойти до пологого берега тихой речушки с черной, похожей на нефть водой, пересечь довольно хлипкий деревянный мост, ступив на возвышенный берег, заросший травяными кочками.
Первый дом стоял в ста метрах от реки, он был огорожен шатким покосившимся забором, в нескольких местах подпертым вбитыми в землю ломами, а для надежности (скорее для успокоения души), ломики были скреплены с почерневшими штакетинами толстой медной проволокой. Калитка распахнута настежь, в захламленный дворик может зайти любой желающий, очевидно, гостеприимные хозяева рады каждому.
Коту хотелось миновать выставленную на улицу электрическую плитку, обежать высившиеся у самой веранды дощечатые ящики, подбежать к входной двери и мяукнуть. Может, пустят? А там, глядишь, накормят. Но нет, не рискнул. Испугался. А чего испугался, сам не понял, но внутренний голос упорно советовал бежать от крайнего домика подальше. И вообще, не мешало бы из деревни уйти, зря он сюда пришел.
Минут через десять добрался Кот до места, где замерзшую колдобистую дорогу внезапно перерезала дорога другая: широкая, гладкая, асфальтированная. Вела она в поселок с большими кирпичными домами, высокими решетчатыми заборами и серьезной охраной. Кот побежал по дороге в противоположную сторону. Слева опять показался лес, справа раскинулась ровная площадка со скамейками, высаженными в ряд конусовидными туями, фигурными клумбами, удивительно сочным для поздней осени газоном и петляющими дорожками, выложенными бордюрным камнем. Эдакий местный скверик в миниатюре.
На одной скамье сидел худощавый усатый мужчина. Откинувшись на спинку и закинув ногу на ногу, он с любопытством поглядывая на присевшего на краю дороги Кота.
– Кис-кис, – позвал незнакомец. – На-на-на. Иди сюда, кис-кис.
Интуиция молчала. О возможных подвохах не предупреждала. Кот был голоден, а человек, столь настойчиво зовущий к себе, мог накормить. Вдруг у него с собой есть кусочек чего-нибудь съестного. Не зря же он его зовет. Даже со скамьи встал, на корточки сел, руку вперед протянул. Точно, накормить хочет.
И не придал Кот значение быстрым поворотам головы усатого незнакомца, странному блеску его глаз и всей той нервозности, которая буквально выплескивалась наружу. Мужчина звал Кота, протягивая вперед руку (для кошек это означает одно – подойди ближе и получишь лакомство), и Кот, поверив его голосу и искренности благих намерений, шел вперед по невероятно зеленой траве. Однако траве невкусной. По пути к скамье он успел прожевать пару травинок. Такой гадостью оказались травинки, врагу не пожелаешь. Пожалуйста – опять обман: на вид трава сочная, а вкус отвратительный. Странно как-то, даже удивительно.
– Давай, давай, – торопил мужчина. – Подходи ближе. Ну!
Кот едва успел принюхаться к растопыренным пальцам незнакомца (они неприятно пахли табаком и чем-то кислым), а мужик уже схватил его за загривок. Это произошло настолько неожиданно, что Кот от испуга издал дрожащий высокий писк, напоминавший тревожный лепет маленького котенка.
Мужчина повертел Кота перед лицом, пристально вглядываясь ему в глаза.
– Ты попал! – сказал он, положив Кота на скамью. Руку не убрал, продолжая сжимать животному шею. Сам обернулся назад, засвистел: – Шэйн, ко мне!
Появившись словно из-под земли, к скамье подбежал крупный эрдельтерьер. Заметив Кота, пес начал лаять, пытался поставить лапы на скамью; мужик рявкнул в густые темные усы:
– Шэйн, сидеть!
Пес послушно сел, но в глазах продолжали бесноваться кровожадные искры, Кот вызывал ту самую неприязнь, которую большинство собак испытывают к семейству кошачьих на подсознательном уровне.
Эрдельтерьер Шэйн не имел ничего общего со своими хвостатыми собратьями Рамзесом и Таткой. Те, считай, интеллигенты животного мира, цирковые артисты, там воспитание, дрессура. А здесь… Нет, как раз с дрессурой у Шейна все в порядке, да только не та эта дрессура. Жестокая она, направленная в первую очередь на причинение боли.
Кот дернулся, мужик крепче прижал его к скамье.
– Шэйн, сидеть! – повторил он, сжав Коту шею настолько сильно, что животному пришлось открыть пасть и вытолкнуть наружу язык.
– Не нравится, да? – на лице усатого появилась ухмылка, вид беспомощного Кота доставлял удовлетворение, мужик буквально упивался потерянным взглядом огромных желтых глаз, ставших от страха и возбуждение черными.
– Шэйн, место! – новая команда заставила эрдельтерьера подойти ближе к хозяину, покорно заскулить и посеменить передними лапами.
Кота мужик на несколько мгновений прижал к груди, но лишь для того, чтобы удобнее схватить за загривок, и сразу после этого вновь вытянул руку вперед. Кот извивался, но мучитель настолько ловко и умело держал его в руке, что эту самую руку не удавалось, ни укусить, не оцарапать.
В подвешенном состоянии Кот пробыл секунд тридцать, эрдельтерьер начал поскуливать от нетерпения, мужик ухмылялся. И вот он оттянул руку в сторону, швырнув Кота на землю. И сразу резкий, какой-то дикий крик:
– Фас! Шэйн, фас!
От удара Кот на доли секунд растерялся, но кошачья сущность вкупе с пресловутым инстинктом самосохранение сработали вовремя.
Началась погоня. Пождав хост и прижав уши, Кот выскочил на асфальтированную дорогу. Эрдельтерьер, чье неровное горячее дыхание в прямом смысле обжигало Коту затылок, был близок к тому, чтобы вцепится зубами в горло противнику. И если вцепится – пиши, пропало.
Здесь даже вариантов нет, исход будет один. Но Кот продолжает бежать, он чувствует, что останавливаться рано. Не время. Надо попытаться убежать, а остановиться он всегда успеет, и остановится, если настанет тот самый крайний случай. А пока нет нужного сигнала – бежать. Пока есть надежда – бежать. Ни о чем не думать, сейчас первостепенное значение имеет скорость, любые мысли – балласт, нельзя перегружать мозг, Кот даже смог (был вынужден) избавиться от страха. Страх тоже балласт, он, как и мысли, способен замедлить скорость, что совсем непозволительно.
Бежать! Терпеть и бежать! Не оглядываться назад, не видеть пса, не чувствовать усталости. Бежать, чтобы выжить! Ради этого стоит постараться, и Кот старался. Рывок – и он немного оторвался от преследователя. Ещё один рывок. Пес вроде отстал. Это хорошо. И снова на затылке жаркое собачье дыхание и хрип. Нет, нагнал все-таки. Значит, нужен новый рывок – из последних сил, мощный, дерзкий рывок.
Бежать. Жить. Эти слова стали для Кота синонимами. Кот мчится по дороге, он хочет жить, он будет жить, потому что у него есть семья: Дениска, Марина и Дима. Они его ждут, и он их найдет. А для этого нужно жить. Жить и бежать! Новый рывок. Кот бежит, а вдогонку слышался крик усатого мужика:
– Давай, Шэйн! Давай!
И Шэйн хочет угодить хозяину, он жаждет не только удовлетворить свои животные инстинкты, эрдельтерьер преследует иные цели. Он ведь пес дрессированный, преданный, в первую очередь ему необходимо выслужиться. Чтобы хозяин похвалил, похлопал по боку и назвал хорошей собакой. И ради этого, ради угоды жестоким хозяевам некоторые псы готовы убивать. Через кровь, через боль и страдания других они получают похвалу.
Собаки – преданные животные, но не все люди умеют правильно распоряжаться собачьей преданностью. Кого сейчас винить в том, что крупная собака пытается поймать и растерзать Кота? Собаку? Навряд ли. Кто отдал приказ, кому нужна перепачканная кошачьей кровью морда? В чьем изощренном мозгу рождается жестокость? А собака просто пытается выслужиться, такова её природа, ничего не поделаешь.
На повороте Шэйну удалось схватить Кота за лапу. Боль ошпарила бедро, Кот взревел, несколько раз кубарем перевернулся и резко прижался к земле. Вот теперь момент настал, пришло время взглянуть в глаза обидчику. Из лапы шла кровь, Кот прижимал голову к земле, издавая с пятисекундными интервалами устрашающее шипение, столь неприятное собачьему слуху.
Шэйн залаял, вытянул лапы, опустил голову, сам дрожит: от нетерпения, от эмоций, от скорой развязки. Гавкнет – и назад отскочит, затем всем корпусом подается вперед, лает, черная кожа на носу морщинится, глаза наливаются злобой, пасть уже готова начать раздирать рыжего Кота на части. А все же боится псина, боится делать решающий шаг. Кошачье шипение не пустой звук. Эрдельтерьер попытался зайти с другой стороны, Кот зарычал, повернул голову, заметив краем глаза приближавшегося усатого.
Лай раздался над самым ухом, в морду Коту брызнула собачья слюна. И усатый почти подошел, и снова приказывает псу «взять» Кота.
Значит, пора вступить в схватку и пустить в ход главное оружие – когти. Кошачьи когти в два раза сильней, чем крюки, используемые альпинистами.
Во время очередного опасного приближения морды Шэйна к Коту, последний, на доли секунды пригнувшись ещё ниже к земле, вскочил, молниеносно замахнувшись лапой с выпущенными когтями. В серьезной схватке с собаками, когда дело доходит до когтей и зубов, кошки всегда целятся в самые чувствительные места на морде противника – глаза и нос. Кот не был исключением, его когти вонзились в верхнее веко Шэйна, а затем лапа, на которую оказывалось сильное давление, и возлагались большие надежды, прошлась по глазу, затронув часть щеки.
Эрдельтерьер завизжал, начал пятиться, порываясь передней лапой коснуться глаза. На шерсти появились капельки крови, Шэйн пребывал в неком замешательстве, левый глаз закрылся, по морде потекла клейкая красноватая слеза. Боль была невыносимой – жгло так, что казалось, глаз сейчас вывалится из глазницы.
Но несмотря на боль и временную дезориентацию в пространстве, преданный эрдельтерьер бросился за драпанувшим в лес Котом. Уже не догнал. Кот был далеко, он сорвался с места сразу, как только понял, нутром догадался – враг побежден. Напрасно Шэйн лаял ему вслед, непрестанно мотал головой, в этой схватке он проиграл. Хотя… У Кота тоже была рана, счет – один-один.
И чего, спрашивается, добился усатый живодер? Сделал калекой собственное животное, хотел почувствовать себя хозяином положения, а оказался за бортом. Теперь испугался сам, подбежал к псу, обнял, а что изменится? Утешай не утешай, проклинай Кота не проклинай – дело сделано. А собаку жаль. Нет здесь её вины, ни на грамм нет.
…А есть человек! И есть жалкий человечишка! Как мало осталось первых, как много появилось последних.
Глава четвертая
Мир не без добрых людей!
В лесу Кот провел ещё сутки. Все это время он практически пролежал под деревом, вылизывая кровоточащую рану. Боли как таковой она не причиняла, если ей не шевелить, а стоило встать и сделать несколько осторожных шажков, появлялись неприятные ощущения. Вскоре кровь свернулась, наверняка благодаря проведенной необходимой «санобработке»: кошки ведь отличные лекари, и когда рядом нет человека, который может оказать помощь, лечат себя сами. Вот и Кот усердно вылизывал рану, попутно прислушиваясь к голосам неспокойного леса.
Вечером, едва Коту удалось пройти пару сот метров, из раны пошла сукровица. Пришлось остановиться. Задняя лапа начала ныть. И вспомнилась Коту та несчастная птаха овсянка с раненным крылом, что стала ему легкой добычей. Ей было больно, а он её съел. А теперь больно ему, и он тоже легкая добыча… Вот так! Понимай, как хочешь.
Вечер пугал скорым появлением ночи. Темнота леса бросала вызов редким сероватым просветам угасающего дня.
Ночь Кот провел в ожидании утра, а стоило показаться рассвету, встал и медленно побрел по палой листве, волоча заднюю лапу. Рана нарывала, иногда боль «стреляла» настолько резко и сильно, что Кот вздрагивал, замирал на месте, осмеливаясь сделать следующий шаг, только когда лапа переставала подрагивать.
Он шел, и каждый шаг давался с трудом. Приходилось делать частые привалы, отлеживаться, пережидать боль, а затем снова идти. Вылизывать рану стало трудно, едва шершавый язык касался лапы, появлялась боль, но Кот все равно старался слизывать сукровицу и прилипшие к шерсти песчинки грязи. Очередная ночь настигла его недалеко от трассы. Удалось все-таки выйти из леса. Уже хорошо.
Ночь Кот провел в холодной канаве метрах в пяти от дороги. Опять не спал, мучила боль, место укуса заметно отекло, и дышать теперь приходилось с открытой пастью. Горячий язык вываливался наружу, при выдохе из пасти шел пар, Коту было холодно и жарко одновременно. Как удалось провалиться в забытье, он не помнил, но в себя пришел от промчавшейся по дороге машины. Утро! Уже светло. Кот открыл глаза, и все вокруг покачнулось, потом замерло, но стоило повернуть голову, начало раскачиваться сильнее.
Земля была покрыта белой простыней инея, заледеневшие травинки, словно облаченные в прозрачные скафандры, оказались единственным источником пищи. Безвкусные – это факт, но очень хотелось чего-нибудь пожевать.
Проехала вторая машина, затем промчался рейсовый автобус, прогудел дребезжащий трактор и постепенно дорога ожила. Кот встал на лапы. Стоять удобно, а если сделать шаг? Больно! Лапу ошпарило кипятком. Значит, надо постоять, подумать и решить, как действовать дальше. Не идти – нельзя. Идти больно. Кот сделал шаг, стараясь не наступать на поврежденную лапу. Так, конечно, лучше, боль уже не адская, но лапа жжет. И тело трясет в лихорадке, голова почему-то дергается, тошнит от съеденных травинок. Невеселая ситуация вырисовывается. А идти надо. Как угодно, хоть ползком, но надо.
Кот стал прыгать на трех лапах, метров через сто осмелился поставить больную лапу на землю. Болит, но не так яростно, можно немного похромать. Совсем чуть-чуть. И снова лапу обожгло жаром. Это сигнал, значит – пора прыгать. И чередовать!
Вот так, то прыгая, то хромая, то замирая в неудобной позе, чтобы перевести дух, Кот исхитрялся продвигаться к цели. К хозяевам его вела интуиция, вела столь же умеючи, как пес-поводырь уверенно ведет по оживленной дороге своего слепого подопечного.
Спустя два дня обессиленный, голодный с распухшей лапой и снова начавшей кровоточить раной, Кот оказался в городе. Он сумел добраться до панельного девятиэтажного дома, лег под балконом и начал мяукать.
Это был призыв о помощи к людям, последняя кошачья надежда, притаившаяся в мутном взгляде. На зов никто не реагировал, в подъезд постоянно входили люди, другие выходили на улицу, они все видели Кота, слышали его мольбу, некоторые даже останавливались, смотрели на рыжего страдальца, что-то говорили и… уходили по своим делам.
А он продолжал просить их о помощи, сипло мяукал, пытаясь доползти до подъезда, но боль стала настолько жестокой, что даже передние лапы двигались с большим трудом. У Кота остался только его голос и маленький кусочек надежды.
– Больной какой-то, – сказала одна женщина, вышедшая из подъезда.
– Во разорался, жрать, наверное, хочет, – сказал старик, прежде чем набрал код домофона.
– Ни фига себе! Смотри какая лапа опухшая… И шерсть в крови. Гадость какая! – поморщилась девушка, держа под руку молодого человека.
– Господи, когда этих кошек перетравят, до чего надоели! Заразу разносят! – зло бросила бабка, выкатив на крыльцо сумку-тележку.
Прежде чем провалиться в зыбкую темноту, Кот издал сип, мало чем напоминавший кошачье мяуканье, положил голову на вытянутую вперед лапу и закрыл глаза. Он сделал все, что было в его силах. Теперь силы иссякли. Очередь за вами, люди! Кот уже вас не видит, он впал в полубессознательное состояние, но его видите вы. Помогите! Не проходите мимо. Коту нельзя умирать, у него есть цель – воссоединиться с семьей. Помогите ему выжить, сделайте доброе дело, и доброта обязательно вернется вам бумерангом. Быть человеком – значит, быть человечным.
Ваш выход, люди!..
***
Его погладили по голове, и Кот приоткрыл глаза. Рядом на корточках сидела женщина, от неё пахло Мариной, и Коту даже показалось, это она и есть. Он подался вперед, начал быстро моргать, сгоняя с глаз пелену, попытался встать на лапы и упал.
– Мам, что с ним? – спросил тоненьким голоском шестилетний мальчик. Он стоял на крыльце, держась за деревянную спинку скамьи, вытягивал шею, чтобы лучше разглядеть лежавшего под балконом рыжего Кота.
Кот всполошился. Этот голос! Детский голосок… Неужели Дениска? Но что же стало со зрением, почему все размывчато, словно в туманной дымке, и откуда в голове столько шума, а ещё звон и боль. Боль хозяйкой металась по всему телу, болела уже не только нога, стонала каждая клеточка, любое движение приводило к кратковременным спазмам, пустой желудок сжимался в режущих судорогах, в пасти настолько пересохло, что не получалось мяукнуть. А мяукнуть надо. Надо позвать Дениску. Это он! Он стоит на крыльце, а рядом сидит Марина.
Превознемогая боль, мобилизовав последние силы, Кот вскочил на ноги (боль в лапе взорвалась огненной бомбой перед глазами), совершил рывок, ударившись головой о локоть незнакомки. И все погрузилось во мрак.
Он уже не мог слышать, как Марик подошел к матери, качнул ее за плечо и произнес свою излюбленную фразу:
– Мам, давай все обсудим.
Марку всего шесть лет, но мальчуган уже настолько серьезный и ответственный, что Анастасия общается с сыном на равных. А когда выражение лица Марка делается немного суровым, задумчивым и сосредоточенным, на переносице появляется глубокая вертикальная морщинка, а взгляд становится пристальным и глубоким, Анастасия видит в сыне не шестилетнего беззаботного мальчика, а маленького мужчину. У него есть собственное мнение на многие вещи, умение отстаивать свою точку зрения (не путать с настырностью и эгоизмом) и обостренное чувство долга.
– Позже обсудим, Марк, у кота лапа в крови. Видишь, как её раздуло! Я сейчас Владу позвоню, в ветлечебницу нам надо, – женщина вернулась к подъезду, достав из сумочки мобильный телефон.
– Мам, я как раз хотел предложить отвезти кота в лечебницу. Только Влад нам не нужен. Давай сами отвезем.
Анастасия мотнула головой. Марик вздохнул совсем по-взрослому, даже обреченно, сел на корточки и коснулся ладошкой взъерошенной шерсти Кота.
– Влад скоро приедет, – Настя предложила сыну подняться в квартиру, взять сумку, куда можно будет положить Кота и немного перекусить.
– Мам, я не хочу есть, – возразил Марик, – ты забрала меня сразу после полдника. Но сама поешь. А можно я здесь останусь, вдруг кот убежит.
– Не убежит, – Анастасия потянула сына к подъезду. – Пошли, мы быстро вернемся. Марк, не отставай.
Владислав – или просто Влад для Насти и дядя Влад для Марика – приехал минут через сорок. Его иномарка остановилась возле второго подъезда в тот момент, когда Анастасия с сыном пытались успокоить вырывавшегося из сумки Кота. Кот проснулся, увидел незнакомых людей (зрение было четким) и занервничал. Где Марина, где Дениска? Они же были здесь, он помнит, но сейчас их нет. Надо найти хозяев. Пустите!
– Это и есть та зверюга? – улыбнулся Владислав. Он открыл заднюю дверцу, помог Насте с Котом на руках сесть в салон, потрепал по волосам Марка, но мальчик быстро отстранился, обежал машину, юркнув внутрь с другой стороны.
Когда машина выехала со двора и Влад с Анастасией начали переговариваться, Марик, стараясь отключить слух, сначала гладил Кота, а потом, повернувшись к окну, закрыл глаза. Он думал о странном поведение мамы. Изменилась, конечно, она за последние месяцы, и эта перемена Марику не по нраву. Раньше как было, жили они вдвоем и не знали забот, Марк ходил в детский сад, мама дома занималась своими переводами. Вечера проводили вместе, гуляли, ходили в кафе, в кино на мультфильмы, дома играли в многочисленные настольные игры, а как смеялись заразительно. Скажет что-нибудь Марк – и заливаются оба. Весело было, беззаботно, и казалось Марку, будет продолжаться эта веселая беззаботность целую вечность. А почему бы и нет? Хорошо ведь ему, хорошо его маме, чего ещё надо?
И вдруг полгода назад, откуда ни возьмись, появился Владислав. Домой стал к ним приезжать, подарки Марку дарил, маме цветы привозил, конфеты, коробочки какие-то в яркой бумаге. Веселый вроде он, Влад этот, но непонятно Марику, чего ему от них надо? Зачем нарушил их уединение, испортил идиллию?
Вечерами мама стала другой, неинтересной, все чаще просит поиграть Марика одного. Сама или по телефону с Владом разговаривает, или стоит у окна с чашкой кофе, размышляет о чем-то. Одним словом – странная. Опять же, с появлением Влада разучилась принимать самостоятельные решения. То все сама и сама, а теперь чуть что – надо с Владом посоветоваться. Вот, например, как сегодня, с рыжим котом. Недалеко от дома есть ветеринарная клиника, и Марик с мамой запросто могли отнести туда кота без посторонней помощи. Так нет, позвонила Владу. А тот примчался, конечно, куда ж он денется. И зачем-то повез их в совсем другую ветлечебницу.
Марик вздохнул. Какие же все взрослые загадочные люди. Его маме и Владу по тридцать семь лет, а они ведут себя как дети, честное слово. Спрашивается, чего сейчас улыбаются? Марк посмотрел на мать. Держа на коленях сумку с утихомирившимся Котом, Анастасия улыбалась краешком губ, когда замечала в зеркале заднего вида взгляд Влада. И он тоже улыбался и подмигивал Насте, отстукивая пальцами по рулю в ритм льющейся из динамиков тихой музыке.
– Как дела в саду, Марк? – спросил Влад, обернувшись назад на светофоре.
– Нормально.
– А чего такой грустный, если дела нормально?
– Кота жалко.
– Не вешай нос, парень, сейчас доставим его врачам, подлатают вашего пирата, будет как новый.
– Мам, мы возьмем его себе?
– А вот этого делать не советую, – Влад выключил радио. – За ним уход нужен, зачем вам лишние хлопоты. В лечебнице оставим, подлечат, на волю выпустят. Правда, Настен?
– Мам, пожалуйста!
Анастасия переглянулась с Владом, тот снова ей подмигнул и улыбнулся.
– Посмотрим, – ответила она сыну.
Марик погладил спящего Кота по спине. Посмотрим – не ответ. Это слишком пространно и может означать как да, так и нет. Раньше мама согласилась бы сразу, теперь прислушивается к Владу. А почему он должен решать, кто будет жить в их квартире, а кто нет? Марик перевел взгляд на мать и пришел к выводу, что все-таки сможет уговорить её не оставлять Кота в лечебнице. Так ему подсказывал его внутренний голосок.
Глава пятая
Возвращение в страшную комнату
Коту сбрили шерсть на больной лапе, обработали кожу антисептическим раствором, сделали укол и отправили минут на двадцать в коридор. А в коридоре другие животные, тоже больные и несчастные, и от каждого животного исходит специфический запах, и Кот вдыхает эти непохожие друг на друга запахи и пытается понять, в чем он провинился, если его снова привезли в место, где есть страшная комната?
В кресле напротив сидит женщина, держит на коленях белую кошку, а та надрывается – тоже не может взять в толк, зачем она здесь. Заметила Кота – ноль эмоций, продолжает кричать. Хозяйка успокаивает, гладит, целует, а кошка, обезумев от страха, предупреждает хвостатых сородичей об опасности. Люди-то не понимают кошачьего языка, а Кот понимает, и он слышит, как белая ангорка молит о помощи, и каждое её гортанное «Мя-я-яуа, мя-я-яуа!» в переводе на человеческий язык означает «Беда, беда!».
А хозяйка успокаивает. Глупая какая! Бежать отсюда надо, а не целовать. Почему же люди такие непонятливые?
Чуть поодаль стоит переноска, внутри кролик – ушастый серый зверек отдаленно похожий на кошку. Тоже трясется, боится, а хозяину (высокому парню) нет до его страхов дела. Стоит себе, читает книгу.
Вскоре из операционной на каталке вывезли овчарку. Собака не шевелилась, но лежала с открытыми глазами и высунутым языком. Каталку провезли по коридору, который расширялся в конце и заканчивался высокими арочными окнами. У окон стояло несколько каталок: на одних лежали собаки, на других кошки. Возле каждой каталки – штатив с капельницей и стул для хозяев. Вот, значит, как все здесь обстоит. Страшно не только в комнате с резкими запахами, но и в самом коридоре витает ужас.
Кот мяукнул, мяукнула белая ангорка, их беспомощная мольба звучала в унисон со звенящей неопределенностью.
Марик начала чесать Кота за ухом, хочет успокоить, щебечет что-то, улыбается. Эх, не похож этот мальчуган на Дениску, нисколечко не похож. И пахнет от него по-другому. Хотя, учитывая специфику данного места, можно предположить, что в этом длинном коридоре ото всех людей пахнет одинаково. Местные запахи поглощают людей, люди начинают пахнуть страхом.
А Марик все-таки другой. Черноволосый, нос картошкой, лопоухий – ничего общего с его юным хозяином. Но взгляд светлый, хороший взгляд, и поглаживания такие же теплые, в них чувствуется успокоение.
Когда в коридор вывезли небольшую каталку с распластанной на ней кошкой в цветастой попоне, и сидевшая возле аквариума девушка резко вскочила с кресла, подбежав к питомице, Кот ощутил, что его задняя лапа, та самая, что была прокусана Шэйном, онемела. Он перестал её чувствовать. Совсем! Как же так получилось, ведь каких-то десять минут назад была сильная боль, куда она делась? Что с лапой?
Дверь страшной комнаты открылась, когда Кот намеривался облизать заднюю лапу. Не успел. Началось страшное…
Влад занес Кота в кабинет, снова – только не это! – положил его на стол (каким же он стал ненавистным, этот стол с блестящей поверхностью), сам остался стоять рядом. Смотрит на женщину в зеленом костюме. Та молчит, перебирает какие-то железяки, потом поворачивается к Владу, спрашивает:
– Мне его зафиксировать или будете держать сами?
Влад пожал плечами, посмотрел на Кота, снова пожал плечами.
– Давайте подержу.
Врач показала, что и как необходимо сделать, Влад припечатал Кота к столу (явно не рассчитал силы), и кабинет оглушил голос кошачьего протеста. Он не мог видеть, чем занимается врач, но иногда ощущал слабую боль в лапе – это хорошо, значит, она все-таки не онемела, – вдыхал отвратительные едкие запахи, порываясь соскочить со стола.
Мучения длись минут двадцать и наконец Влад взял обмякшего Кота на руки, вышел из кабинета – и все вдруг поплыло перед глазами четвероного пациента. Ещё находясь в страшной комнате, Кот почувствовал, что жутко хочется спать.
Парадокс! За один бок кусает страх, за другой тянет сонливость. Обычно страх выходит победителем, ловко отгоняя не только сон, но и порой, здравый смысл. А тут вдруг глаза сами закрываются, тело делается чужим, раненая лапа (врач туго её перебинтовала) снова онемела. Что происходит? Кот отчужденно смотрел на Марика, на Анастасию, потом, как в дыму, увидел приоткрытую дверь страшной комнаты и белую ангорку на столе с блестящей поверхностью. И голова закружилась, глаза закрылись, все рухнуло в пропасть небытия.
– Рану прочистили, положили лекарство, вкололи антибиотик, – сказал Влад.
– Его уже можно везти домой? – Марику не терпелось забрать Кота из клиники.
– Подожди, парень, – Влад похлопал Марка по плечу. – Нужно будет сделать ещё пять уколов, антибиотик колют через два дня. Итого десять дней.
– И что? – Марку не нравилось это предисловие.
– Плюс каждый день необходимо менять повязку на лапе.
– И что? – повторил мальчик.
– А то, парень, мама не сможет делать ему уколы. Я прав, Настен?
– Мам, ты же можешь, скажи?
Настя виновато качнула головой.
– Сменить повязку смогу, а на уколы придется привозить Пирата сюда.
– Так это хорошо! – обрадовался Марк и даже не обратил внимания, что мать уже дала Коту новую кличку. – Значит, мы берем его домой.
– Другого выхода нет.
– Подождите, ребят, не усложняйте, есть лучший вариант – оставить Пирата в клинике. За ним будет хороший уход, во всяком случае, тебе не придется с ним возиться. Кстати, Настен, не думай, что сменить котяре повязку на больной лапе плевое дело. Он парень с гонором, зубастый, когтистый.
– Мам, будем возить его сюда, – Марк потянул Настю за рукав.
– Настен!
Повисла пауза. Три человека были напряжены, а спящий Кот и не подозревал, что решается его судьба.
– Марк, наверное, Влад прав, нам лучше оставить Пирата в лечебнице. Через десять дней мы его навестим и…
– Навестим или заберем? – Марик почти плакал от безысходности и обиды. Опять этот Влад лезет в их жизнь, что он себе позволяет, и почему мама постоянно прислушивается к его мнению? Почему?!
– Возможно, заберем, – уклончиво ответила Настя.
Возможно – это так же неопределенно, как и «посмотрим».
– Держите своего вояку, – Влад передал Кота Насте. – Спущусь вниз, узнаю, что и как, посидите здесь.
Едва он отошел, Марик обратился к матери со словами:
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=66594528) на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Юрий Вячеславович Ситников
Продолжение истории рыжего кота по кличке Кот. Он по-прежнему ищёт свой дом и любимых хозяев, но на пути постоянно возникают препятствия. Проведя некоторое время в лесу, Кот вступил в схватку с собакой и был ранен. Едва живой он добрался до города, где обрёл временный приют, и мальчик Марк дал ему имя Пират. А потом наступила зима и Кот снова очутился на улице. Вскоре произошло его знакомство с Найдой. Поначалу они были врагами, но внезапная беда сделала двух бездомных животных лучшими друзьями. С приходом весны настала пора расставаться…
Юрий Ситников
Скитания Кота
Книга вторая
Глава первая
Это было недавно, это было давно…
Он – рыжий кот с янтарно-жёлтыми глазами. Ему семнадцать с половиной лет. Его имя – Кот!
Впервые удача улыбнулась Коту в четырёхнедельном возрасте, когда он, будучи маленьким голубоглазым комочком, был замечен Димиными родителями в продуктовом магазине. В тот день малыш выскочил из коробки, забрёл в торговый зал, а там люди, суета, неразбериха…
Котёнка принесли домой, и одиннадцатилетний Димка назвал его Котом.
Шло время, котёнок, как и его юный хозяин, взрослел, превращаясь из забавного несмышлёныша в упитанного рыжего красавца. Потом Кот сделался стариком, а чуть погодя долгожителем. Семнадцать лет – не шутка.
Вырос и Дима: озорной мальчишка стал мужчиной, женился на Марине, и вскоре на свет появился ребёнок – Дениска.
Кот боготворил свою семью. Для него она была святыней, без них, родных и близких людей, он не мыслил своего существования. Вся его жизнь зависела от хозяев: Димы, Марины и пятилетнего Дениски.
Любимым местом Кота в квартире по праву считался кухонный подоконник. Такой удобный и широкий; лежать на нём – одно удовольствие: можно вытянуть лапы, лениво зевнуть, дёрнуть хвостом и царственно осмотреться по сторонам. А у плиты суетится Марина, и Кот мурчит, наблюдая за её торопливыми движениями. Занимаясь готовкой, она изредка смотрит на Кота, и когда их взгляды пересекаются, начинает улыбаться. Улыбка у хозяйки красивая, и голос приятный: нежный, шелковистый.
Потом в кухне появляется Дима, подмигивает Коту, касается пальцем его влажного носа, чешет за ухом. Кот щурится от умиления.
Самый юный хозяин – Дениска – был на особом счету. Его Кот любил больше остальных, оно и понятно – ребёнок. Любое появление Кота воспринималось Дениской настоящим праздником. Мальчик отбрасывал в сторону машинки или карандаши, закрывал книжки, переставал смотреть телевизор. Пришёл Кот, рыжий гигант – друг. Его надо крепко прижать к себе и обязательно уткнуться лицом в мягкую пушистую шерсть.
Обнимая Кота, Дениска на миг замирал, а потом начинал громко смеяться: задорно и звонко. И его весёлые веснушки смеялись вместе с ним, и нос морщился, а на щеках появлялись аккуратные ямочки. Дениска разговаривал с Котом, задавал ему вопросы, рассказывал истории из своей детской жизни – истории важные и интересные, иногда тайные, о которых даже родителям не осмеливался сказать.
Кот его слушал, мурчал, перебирал передними лапами, не выпуская когтей, вглядываясь в искрение глаза своего лучшего маленького друга. Дениска снова хохотал, и создавалось впечатление, что в комнате начинали звенеть хрустальные колокольчики. На смех сына приходила Марина, останавливалась в дверях, улыбалась и говорила, что пора идти ужинать.
Дениска бежал на кухню, Кот семенил следом. В углу стояло несколько мисок: одна с водой, вторая с геркулесовой кашей, третья (самая любимая и большая) имела форму лежавшего на спине мышонка. В эту миску Марина всегда насыпала сухой корм.
Во время еды в кухне воцарялась идиллия; ею дорожили не только люди, ею дорожил сам Кот. Он хрустел сухими шариками, слыша за спиной торопливый голос Дениски (тот опять рассказывал родителям какую-нибудь очень «важную» новость); а чуть погодя начинал говорить Дима, размеренно и спокойно. Дениска не сдерживался, перебивал отца и его смех заполнял каждый уголок кухни. Когда в разговор вступала Марина, Кот всегда оборачивался. Её голос казался ему мягким белым облаком, хотелось запрыгнуть на колени хозяйке, зажмуриться и ощутить на спине лёгкое прикосновение тёплой ладони.
Когда однажды Кот заболел, Марина лечила его лекарствами и своим голосом. Укутала в махровое полотенце, держала на руках и каждые два часа вливала в пасть ложку горькой микстуры – рекомендация ветеринара. Потом делала укол, качала Кота, словно тот был младенцем, успокаивая и отводя боль голосом с нежной интонацией.
Кот слушал Марину, и ему становилось легче: утихала боль, спадал жар – хвори отступали.
Вот что такое преданность, взаимопонимание и любовь. У Кота была семья, и он был счастлив.
Счастье – частичка тепла, подаренная близким человеком.
***
Полгода назад, едва наступил цветущий июнь, семнадцатилетнего Кота отвезли на дачу. До того дня он видел мир исключительно из окна, сидя на широком подоконнике. Улица, и та неизведанная, оттого и чуждая пониманию свобода, казалась некой иллюзорностью. Мир в границах квартиры считался основным; всё, что за его пределами – и улица с ярким солнцем и куском неба, и деревья, искусно менявшие цвет листвы в зависимости от сезона, и маленькие люди, снующие туда-сюда, и машины, и даже ветер, что так свирепо завывал по ночам в ненастную погоду – всё это относилось к царству призрачных фантазий.
Кот не мог потрогать лапой парящий в воздухе листок, не мог прыгнуть на скамью, на которой грелись бездомные кошки, ощутить твердь пыльного асфальта, вырыть ямку в песке, пройтись по газонной траве. Это было за пределами его возможностей, следовательно, воспринималось не более чем красивым миражом.
И вдруг на старости лет Кота привезли на съёмную дачу. Пришлось увидеть мир другими глазами. Свобода оказалась настолько интригующей и манящей, что Кот пьянел от её безграничности. Он слился с ней, вместе они стали ещё большей свободой; Кот ощутил себя властелином необъятных просторов.
На пике своего кошачьего блаженства, потеряв бдительность и не умея правильно разбираться в хитросплетениях людских характеров (откуда домашнему коту научиться этой премудрости), Кот был похищен соседкой по дачному товариществу. Некая Зая, молодая румяная женщина, привечавшая несколько дней Кота ангельским голосом, приветливой улыбкой и блюдцем молока, в итоге оказалась двуличной и опасной. На даче гладила и ласкала, заразительно смеялась, называя Кота «своим Здоровячком», а через неделю, забрав чужое животное в город, изменилась до неузнаваемости.
С того дня начались скитания старого рыжего кота с янтарно-жёлтыми глазами. Счастье вдруг лопнуло, как лопается большой мыльный пузырь, достигнув своего предела. Домашний кот стал бездомным. Жестокая свобода, за которую совсем недавно он ратовал, считая её вершиной блаженства, показала свою оборотную сторону.
Для домашнего кота свобода – это гибель. Для старого домашнего кота свобода – неминуемая гибель.
Но у него была цель: найти хозяев. Во что бы то ни стало, несмотря ни на какие трудности. Идти, терпеть невзгоды и ждать момента долгожданной встречи.
Судьба вела Кота по бесконечному городу; шутила с ним злые шутки, иногда издевалась, дарила надежду, а потом вновь её отнимала.
Улицы, дома, дороги, люди – всё смешалось воедино. А Кот всё шёл, полагаясь на природное чутьё и удачу.
Люди, которым была небезразлична судьба бездомного кота (потерянного и несчастного), не побрезговав, давали ему временный приют. Так Кот познакомился с одинокой пенсионеркой Анной Ниловной – женщиной, чьё милосердие к животным ежедневно заставляло её подкармливать дворовых кошек. Анна Ниловна взяла Кота к себе, назвала его Мальчиком и окружила заботой. Но никакая забота и ласка не шли в сравнение с любовью настоящих хозяев, друзей; и Кот снова был вынужден отправиться в путь, на поиски своей семьи.
Осенью Коту посчастливилось обрести кров в загородном доме знаменитой иллюзионистки Регины Шварц. Как и Анна Ниловна, Регина Васильевна оказывала посильную помощь бездомным животным. Была в ней та самая жилка сострадания, что не позволяла оставаться равнодушной при виде обездоленных хвостатых и усатых.
В доме Регины Васильевны жили две старые собаки: в прошлом цирковые артисты, а ныне списанные со счетов животные-долгожители. Пуделиха Татка – заводная собачонка, которая, несмотря на возраст, могла юлой крутиться от зудящего внутри непоседства, и гордый, степенный и мудрый цвергшнауцер Рамзес.
Они были его друзьями – настоящими, преданными и такими же старыми, прожившими долгую насыщенную жизнь, но не утратившими к ней интереса.
Кот понял простую истину – общаться с животными (пусть даже эти животные и не относятся к твоему семейству) намного проще, чем с людьми.
Одни люди были с ним жестоки и причиняли невыносимую физическую боль, другие настолько добры, что избавляли от страданий. Его любили и ненавидели, пытались уничтожить (и некоторым это почти удавалось) и создавали райские условия для существования.
Кот научился разбираться в людях, научился распознавать их истинную сущность по тембру голоса, вибрации, взгляду и улыбкам. Но встречались и те, кто мастерки скрывал свои пороки за обманчивой добродетелью. Люди-обманки! Притворщики! И тогда снова приходилось стонать от боли, зализывать раны, отчаянно недоумевая, почему человек настолько жесток и бессердечен по отношению к старому животному.
И пока Кот шёл, судьба наносила ему сокрушительные удары; он их сносил и продолжал свой путь. Вперёд и только вперёд. Шаг за шагом. Трудно, больно, страшно. А выбора нет. Или идти и достигнуть цели, или признать поражение, позволив преследующей его по пятам погибели одержать над собой победу.
…Скоро зима, Кот не терял веры. Но его страшила мысль о неминуемом поражении: прошлое казалось зыбким, будущее дышало неясностью. Настоящего у Кота не было. Он уже не жил, он существовал, границы собственной жизни потеряли чёткость.
Полустёртые блеклые воспоминания о семье, словно обрывки свинцовых туч, гонимые беспощадным ветром по небу, всё реже являлись в видениях. Теперь уже семья (как когда-то простиравшийся за окном мир) казалась миражом. Одни невразумительные образы: хлипкие, шаткие, полуистлевшие в глубинах кошачьей памяти.
Мысли кружили чёрными воронами, клевали в затылок, пугали своей стремительностью. Кот тряс головой, отгоняя сокрушительные потоки вероломных дум.
И продолжал идти. И ждать, и терпеть, и верить…
Глава вторая
Лес
Показался ленивый рассвет.
Кот выбежал на дорогу, оставив позади вспаханное поле с промерзшими комьями черной земли. Боязливо озираясь по сторонам, он посеменил вдоль черно-белого бордюра. Идти было легче, чем по нарезанным на поле гребням. Но на дороге существуют определенные риски, машина может появиться из ниоткуда, внезапно; а впопыхах и растеряться недолго: метнешься не туда – и окажешься под колесами.
Гудит. Мотор гудит! Кот задергал ушами – точно, машина едет. Пришлось перебежать дорогу, спуститься по пологому склону с желтеющими островками жухлой травы, покрытой инеем, перепрыгнуть через неглубокий ров, очутившись на том же поле, только по другую сторону от дороги.
А здесь опять знакомые черные гребни, заледенелые и неприступные, и идти по ним (не говоря уже о беге) неудобно – лапы срываются, приходится передвигаться прыжками, как зайцу. Смешно, наверное, со стороны выглядит, но ему не до смеха, он опять стал бездомным, уязвимым перед лицом необъятной свободы.
Вот она, свобода – почти что вселенная, раскинулась до самого горизонта, её слишком много, а вот он, Кот – песчинка в сравнении с масштабами вселенной. Прыгает с гребня на гребень, когда оступится, когда упадет, и ненавистна ему свобода со всеми своими привилегиями. Отберите у Кота свободу, заточите его в четыре стены, но чтобы рядом были хозяева – семья – и станет он самым свободным животным из всех живущих. Кто готов пойти на такой бартер, отзовитесь!
Вскоре Кот дошел до леса. Лес шумел, раскланиваясь в любезном приглашении. Несмотря на ранний час, он был наполнен необыкновенными звуками, а запахи, витавшие всюду, казались чарующими, новыми и зовущими.
Холодный ветер, путаясь в длинных и таких уродливых, без листвы ветвях, трещал от негодования, и потом свистел и качал деревья, заставляя поскрипывать могучие шершавые стволы, поражавшие воображение потрясающим величием. Стволы как живые колонны, тянулись все выше и выше, и наконец достигали такой несокрушимой мощи, что царапали острыми макушками угрюмое серое небо, опустившееся этим утром низко-низко и почти слившись с нагим лесом.
Под лапами похрустывала листва, а там где сошел иней, листва шуршала, источая букет сладковатых запахов, не совсем приятных, но, бесспорно, интересных, ранее неизведанных. Многие кочки пахли весьма недурно, чем-то съестным, и пару раз Кот начинал их подкапывать, обходя с разных сторон и принюхиваясь. Чем тут может пахнуть, одна несъедобная листва, промерзшая трава и земля. А ведь пахнет же. Вкусно пахнет. Значит, надо раскапывать дальше, не останавливаться.
Вот и лапы уже перепачканы, и кочка раскопана, и струя хорошего запаха сильнее бьет в нос, а съестного не видно. Повинуясь инстинкту, Кот продолжал копать, появилась первая ямка, затем вторая, запах вскружил голову – пахло мышью. Невероятно, меньше всего он ожидал почуять в лесу запах грызуна: по наивности Кот полагал, те живут исключительно на дачах и в больших городах. Но нет, пахнет же сейчас здесь мышью. Определенно мышью!
Кот работал лапами все быстрее и быстрее, чувствовал, цель близка, надо поднапрячься – и удастся позавтракать шустрым зверьком.
Заостренная морда маленькой мыши показалась из разрытой норы в момент наивысшего кошачьего азарта. Вот она – лови! Мышь выскочила из норы, добежала до пня, хотела юркнуть в кучу листьев и даже зрительно наметила траекторию побега, но сегодня был не её день. Кот оказался проворнее. А мышь была очень даже вкусной, вкуснее дачной, что не могло не придать бодрости духа.
Можно сказать, Коту повезло, он наткнулся на неглубокую защитную мышиную нору, в которой отдыхала молодая неопытная мышь. В большинстве случаев такие норы не имеют кладовых камер и у них есть всего одно входное отверстие. В защитных норах мыши отдыхают, прячутся от хищных птиц, но в случае с лестными животными, кто не прочь полакомиться грызунами, защитные норы, увы, малоэффективны. Их удается ловко разрыть сильными лапами, и участь добычи предрешена. Другое дело – сложные норы, там и отнорков несколько, и глубже они намного, и надежней. Но не об этом сейчас речь, позавтракал Кот мышью – и хорошо.
Побродив какое-то время вблизи разрытой норы (а вдруг снова повезет?), разворошив для порядка лапой листья у трухлявого пня и сжевав невкусную вялую травинку, Кот рысцой побежал вглубь леса, ощутив призыв, беззвучно влекущий куда-то.
Не побоялся, не счел для себя опасной прогулку между высокими стонущими исполинами, с уродливыми переплетающимися друг с другом ветвями, потерявшими свою привлекательность после обильного листопада. И пусть скрипят стволы с отмершей отваливающейся корой, пусть повизгивает ветер, и кто-то незримый поблизости издает рокочущие звуки, а вдалеке слышен стук, беспокойный и резкий.
И птицы кричат совсем не по-городскому, ведь это лесные птицы, и сорока надрывается «Чакр-чакр!», а ей вторит осторожный глухарь, «Тэкэ-тэке!», устроившись на нижней ветке молодого дуба. И завывает самец серой неясыти, его длинное глуховатое «Ууу-х, ууу-х!» слышно за несколько километров. А фоном этой лесной переклички служит многократное заунылое «Ку-ку, ку-ку!».
Лес живет насыщенной жизнью, и Кот идет по лесу и уже не свернет с пути. Позади остались горечь и страх, ему необходимо убежать подальше от места, где судьба столкнула его с обезьяной Чолей (хорошим, добрым другом), а потом бесцеремонно разрушила не только эту дружбу, но и шаткий мирок счастья, созданный для себя Котом в доме Шварцев.
Лес встретил его по-особому, очаровал, заставив проникнуться соблазнительным духом гостеприимства, этим и подкупил, усыпив кошачью бдительность.
К середине дня на пути все чаще стали появляться преграды: на холодной земле, устланной мокрой преющей хвоей и плесневелыми листьями, лежали выкорчеванные с корнем деревья. Израненные, покрытые густым серым лишайником и мхом стволы с поломанными ветками и торчащими в разные стороны сучьями, казались Коту живыми существами.
Вот они, изуродованные колючие великаны, лежат неподвижно, затаившись до поры до времени, и тихо дышат. Делают вдох, тяжелый, по-стариковски боязливый, и потрескивают от тихого вдоха тонкие веточки, а потом следует мощный выход, и ветки начинают трепыхаться сильнее, бьются, словно в агонии. Это ветер заставляет «дышать» мертвые деревья.
Он проносится над лесом, будоража каждую травинку, не оставаясь равнодушным ни к живым, ни к мертвым. Ветер в лесу чувствует себя властелином, здесь все в его власти, и он шныряет туда-сюда, вороша палую листву, качая ветки, заставляя подчиняться своей силе даже неприступные на вид высокие живые пики. Торжествующий ветер врывается из ниоткуда, вдыхает в лес жизнь, и поднимается высоко в небо, и кружит там, набираясь опыта, на раскинувшихся воздушных просторах. Затем стрелой падает вниз. И снова будоражит лес, и снова смешивает его многочисленные запахи, и пронзает насквозь лесное кладбище – бурелом – заставляя мертвые полусгнившие стволы, ставшие отличным местом зимовки жукам и личинкам, дышать тяжело и по-стариковски боязливо.
Запрыгнув на мшистый пень Кот подозрительно принюхался. Пахнет плесенью – неудивительно, но, что интересно, слабо ощущается и другой, уже съестной запах. Не иначе совсем недавно по пню пробегала мышь? А что толку гадать, сытнее от этого не станет. Но из бурелома надо выбираться.
Пришлось проявить смекалку: там подлезть, тут перепрыгнуть, перешагнуть, перелезть, а бурелом не кончается. Лес шумит, и теперь шум воспринимается насмешкой, исчезло первоначальное гостеприимство, а может, его и не было совсем, а тот порыв, вселяющий надежду, оказался обыкновенным самообманом. Лес превратился в ловушку. Вот это да! Даже в городе, в суматошном, сумасшедшем и страшном городе, где все непонятно и идет бесконечная борьба за выживание, Кот ощущал себя намного спокойней.
Бурелом остался позади, когда лес накрыли сумерки. Именно тогда Коту удалось поймать раненую овсянку. Он заприметил её на опушке: неестественно растопырив крылья, птаха отчаянно пыталась взлететь на ветку. Каждый раз, оторвавшись от земли и быстро-быстро взмахивая одним крылом (второе почти не двигалось), овсянка взлетала метра на полтора, совершала в полете нелепый кульбит, камнем падая вниз.
Поймать несчастную овсянку труда не составило, сломанное крыло обрекало птицу на верную гибель. Овсянка и не сопротивлялась, чирикнула что-то перед самым концом и затихла. Кот съел её целиком, оставив на жухлой траве кучку перьев. Вроде вкусная овсянка, до конца он так и не понял. Мала оказалась птичка, на один зубок, что называется, не распробовал. Но идти после трапезы стало легче, веселее, правда, когда стемнело окончательно, пришлось замедлить шаг, ища место для безопасного ночлега.
Неглубокий овражек, засыпанный листвой и сухими ветками, показался Коту наиболее подходящим местом если не для сна, то хотя бы для ночного бдения.
Ночной лес – предательство дня, заманившего Кота в эти дебри, подарившего надежду (точнее, не посмевшего её отнять), а под конец бросившего на произвол судьбы. И нет здесь пощады.
Ночью в лесу преобладает только один запах – запах безысходности. Он напорист и убедителен. Он кристально чист и прозрачен, но все-таки это безысходность, и чем глубже и настойчивей её вдыхаешь, тем сильнее она начинает ломать тебя изнутри.
Ночной лес – купол черного цирка. Здесь есть хозяева, есть гости, они же зрители, и для них (все самое лучшее зрителю) с наступлением темноты начинают давать представление.
Внимание! Парад-алле!
Лес загудел, властный ветер жаждет аплодисментов, оттого и неистовствует. И мало ему скрипа и треска, мало мечущихся в беспорядке звуков, мало напора и безудержного порыва, ветер неукротим, он требует атмосферы всеобщего хаоса.
Парад-алле продолжается!
Ветер набирает обороты, ночные птицы, те, что во мраке начинают активную жизнь и участвуют в представлении, подают голоса – заунывные, неспокойные голоса ночного леса.
Отовсюду слышен шепот, словно восхищенные началом представление зрители, находясь в предвкушении, обмениваются друг с другом первыми впечатлениями, и лес продолжает рукоплескать, а ветру этого мало, он недоволен аплодисментами, они слишком слабые. Нужна бурная овация. Облетев лес, ветер приносит новые звуки, звуки ночной природы, искаженные недовольным эхом, явственные, непривычные, рождающие ложную тревогу.
Взъерошенный Кот лежал на влажной листве, вздрагивал от шума, принюхивался к ночи, пронзая её светящимся взглядом испуганного животного. Ночь его враг! Здесь и сейчас она ему не помощник, и лес – ах, какой он искусный обманщик – вызывает отторжение, он неприятен Коту до спазмов в горле. И страх мелкими колкими шажочками бегает по спине и настойчиво гладит Кота против шерсти.
И вдруг над самой головой слышится шуршащий звук, недобро сверкнули два огромных глаза, в нос ударила струя запаха – древесной смолы и свежей крови – вслед за этим раздался гнусавый крик, заставивший Кота отпружинить от нагретого местечка к истрескавшемуся корявому стволу старого дерева. А крик не смолкает, и опять над самой головой зловеще и незнакомо зашелестели чьи-то огромные крылья, умело наводя смуту в сознании.
Треснула ветка, птица, что напугала Кота, сложила крылья, начав беспокойно раскачиваться. Щелкает клювом, как заведенная, надрывается «Иг-угууу, иг-угууу». Тоже участвует в представлении ночного цирка, играет свою роль. И надо сказать, играет мастерки. Вон как Кота всполошила! Нагнала страху и никак не успокоится, не может из роли выйти – «Иг-угууу, да иг-угууу».
С ней лучше не связываться, ночной лес её стихия, она хозяйка, а Кот – незваный гость, будет лучше, если он сгинет в темноте, попытается найти новое временное пристанище. До утра бы отсидеться, это главное.
Под гнусавое «Иг-угууу» он посеменил вдоль оврага, пригнув голову и поджав хвост, немного жалкий, немного потерянный, уставший.
А ночь и лес были заодно. Будоража, подстегивая друг друга, они продолжали свое представление…
Глава третья
Встреча со злым человеком
Постепенно хвойный лес редел. Все чаще на пути встречались березы, клены, осины с дрожащими на длинных ножках редкими листьями, потом появились ряды калины с больными белесыми стеблями и крючковатыми ветками. Вскоре Кот вышел на узкую просеку, съел несколько зеленых и на удивление вкусных травинок, побежал вперед, туда, куда упирался край просеки, и где виднелась вертикальная полоса холодного утреннего неба.
Просека вывела Кота на поляну, откуда были видны крыши деревенских домов и возвышавшаяся проржавевшим столбом старая водокачка. Человеку от поляны до деревни можно добраться минут за пять, при условии, что идти придется быстрым шагом.
Для начала необходимо спуститься по крутому спуску, затем по тропе дойти до пологого берега тихой речушки с черной, похожей на нефть водой, пересечь довольно хлипкий деревянный мост, ступив на возвышенный берег, заросший травяными кочками.
Первый дом стоял в ста метрах от реки, он был огорожен шатким покосившимся забором, в нескольких местах подпертым вбитыми в землю ломами, а для надежности (скорее для успокоения души), ломики были скреплены с почерневшими штакетинами толстой медной проволокой. Калитка распахнута настежь, в захламленный дворик может зайти любой желающий, очевидно, гостеприимные хозяева рады каждому.
Коту хотелось миновать выставленную на улицу электрическую плитку, обежать высившиеся у самой веранды дощечатые ящики, подбежать к входной двери и мяукнуть. Может, пустят? А там, глядишь, накормят. Но нет, не рискнул. Испугался. А чего испугался, сам не понял, но внутренний голос упорно советовал бежать от крайнего домика подальше. И вообще, не мешало бы из деревни уйти, зря он сюда пришел.
Минут через десять добрался Кот до места, где замерзшую колдобистую дорогу внезапно перерезала дорога другая: широкая, гладкая, асфальтированная. Вела она в поселок с большими кирпичными домами, высокими решетчатыми заборами и серьезной охраной. Кот побежал по дороге в противоположную сторону. Слева опять показался лес, справа раскинулась ровная площадка со скамейками, высаженными в ряд конусовидными туями, фигурными клумбами, удивительно сочным для поздней осени газоном и петляющими дорожками, выложенными бордюрным камнем. Эдакий местный скверик в миниатюре.
На одной скамье сидел худощавый усатый мужчина. Откинувшись на спинку и закинув ногу на ногу, он с любопытством поглядывая на присевшего на краю дороги Кота.
– Кис-кис, – позвал незнакомец. – На-на-на. Иди сюда, кис-кис.
Интуиция молчала. О возможных подвохах не предупреждала. Кот был голоден, а человек, столь настойчиво зовущий к себе, мог накормить. Вдруг у него с собой есть кусочек чего-нибудь съестного. Не зря же он его зовет. Даже со скамьи встал, на корточки сел, руку вперед протянул. Точно, накормить хочет.
И не придал Кот значение быстрым поворотам головы усатого незнакомца, странному блеску его глаз и всей той нервозности, которая буквально выплескивалась наружу. Мужчина звал Кота, протягивая вперед руку (для кошек это означает одно – подойди ближе и получишь лакомство), и Кот, поверив его голосу и искренности благих намерений, шел вперед по невероятно зеленой траве. Однако траве невкусной. По пути к скамье он успел прожевать пару травинок. Такой гадостью оказались травинки, врагу не пожелаешь. Пожалуйста – опять обман: на вид трава сочная, а вкус отвратительный. Странно как-то, даже удивительно.
– Давай, давай, – торопил мужчина. – Подходи ближе. Ну!
Кот едва успел принюхаться к растопыренным пальцам незнакомца (они неприятно пахли табаком и чем-то кислым), а мужик уже схватил его за загривок. Это произошло настолько неожиданно, что Кот от испуга издал дрожащий высокий писк, напоминавший тревожный лепет маленького котенка.
Мужчина повертел Кота перед лицом, пристально вглядываясь ему в глаза.
– Ты попал! – сказал он, положив Кота на скамью. Руку не убрал, продолжая сжимать животному шею. Сам обернулся назад, засвистел: – Шэйн, ко мне!
Появившись словно из-под земли, к скамье подбежал крупный эрдельтерьер. Заметив Кота, пес начал лаять, пытался поставить лапы на скамью; мужик рявкнул в густые темные усы:
– Шэйн, сидеть!
Пес послушно сел, но в глазах продолжали бесноваться кровожадные искры, Кот вызывал ту самую неприязнь, которую большинство собак испытывают к семейству кошачьих на подсознательном уровне.
Эрдельтерьер Шэйн не имел ничего общего со своими хвостатыми собратьями Рамзесом и Таткой. Те, считай, интеллигенты животного мира, цирковые артисты, там воспитание, дрессура. А здесь… Нет, как раз с дрессурой у Шейна все в порядке, да только не та эта дрессура. Жестокая она, направленная в первую очередь на причинение боли.
Кот дернулся, мужик крепче прижал его к скамье.
– Шэйн, сидеть! – повторил он, сжав Коту шею настолько сильно, что животному пришлось открыть пасть и вытолкнуть наружу язык.
– Не нравится, да? – на лице усатого появилась ухмылка, вид беспомощного Кота доставлял удовлетворение, мужик буквально упивался потерянным взглядом огромных желтых глаз, ставших от страха и возбуждение черными.
– Шэйн, место! – новая команда заставила эрдельтерьера подойти ближе к хозяину, покорно заскулить и посеменить передними лапами.
Кота мужик на несколько мгновений прижал к груди, но лишь для того, чтобы удобнее схватить за загривок, и сразу после этого вновь вытянул руку вперед. Кот извивался, но мучитель настолько ловко и умело держал его в руке, что эту самую руку не удавалось, ни укусить, не оцарапать.
В подвешенном состоянии Кот пробыл секунд тридцать, эрдельтерьер начал поскуливать от нетерпения, мужик ухмылялся. И вот он оттянул руку в сторону, швырнув Кота на землю. И сразу резкий, какой-то дикий крик:
– Фас! Шэйн, фас!
От удара Кот на доли секунд растерялся, но кошачья сущность вкупе с пресловутым инстинктом самосохранение сработали вовремя.
Началась погоня. Пождав хост и прижав уши, Кот выскочил на асфальтированную дорогу. Эрдельтерьер, чье неровное горячее дыхание в прямом смысле обжигало Коту затылок, был близок к тому, чтобы вцепится зубами в горло противнику. И если вцепится – пиши, пропало.
Здесь даже вариантов нет, исход будет один. Но Кот продолжает бежать, он чувствует, что останавливаться рано. Не время. Надо попытаться убежать, а остановиться он всегда успеет, и остановится, если настанет тот самый крайний случай. А пока нет нужного сигнала – бежать. Пока есть надежда – бежать. Ни о чем не думать, сейчас первостепенное значение имеет скорость, любые мысли – балласт, нельзя перегружать мозг, Кот даже смог (был вынужден) избавиться от страха. Страх тоже балласт, он, как и мысли, способен замедлить скорость, что совсем непозволительно.
Бежать! Терпеть и бежать! Не оглядываться назад, не видеть пса, не чувствовать усталости. Бежать, чтобы выжить! Ради этого стоит постараться, и Кот старался. Рывок – и он немного оторвался от преследователя. Ещё один рывок. Пес вроде отстал. Это хорошо. И снова на затылке жаркое собачье дыхание и хрип. Нет, нагнал все-таки. Значит, нужен новый рывок – из последних сил, мощный, дерзкий рывок.
Бежать. Жить. Эти слова стали для Кота синонимами. Кот мчится по дороге, он хочет жить, он будет жить, потому что у него есть семья: Дениска, Марина и Дима. Они его ждут, и он их найдет. А для этого нужно жить. Жить и бежать! Новый рывок. Кот бежит, а вдогонку слышался крик усатого мужика:
– Давай, Шэйн! Давай!
И Шэйн хочет угодить хозяину, он жаждет не только удовлетворить свои животные инстинкты, эрдельтерьер преследует иные цели. Он ведь пес дрессированный, преданный, в первую очередь ему необходимо выслужиться. Чтобы хозяин похвалил, похлопал по боку и назвал хорошей собакой. И ради этого, ради угоды жестоким хозяевам некоторые псы готовы убивать. Через кровь, через боль и страдания других они получают похвалу.
Собаки – преданные животные, но не все люди умеют правильно распоряжаться собачьей преданностью. Кого сейчас винить в том, что крупная собака пытается поймать и растерзать Кота? Собаку? Навряд ли. Кто отдал приказ, кому нужна перепачканная кошачьей кровью морда? В чьем изощренном мозгу рождается жестокость? А собака просто пытается выслужиться, такова её природа, ничего не поделаешь.
На повороте Шэйну удалось схватить Кота за лапу. Боль ошпарила бедро, Кот взревел, несколько раз кубарем перевернулся и резко прижался к земле. Вот теперь момент настал, пришло время взглянуть в глаза обидчику. Из лапы шла кровь, Кот прижимал голову к земле, издавая с пятисекундными интервалами устрашающее шипение, столь неприятное собачьему слуху.
Шэйн залаял, вытянул лапы, опустил голову, сам дрожит: от нетерпения, от эмоций, от скорой развязки. Гавкнет – и назад отскочит, затем всем корпусом подается вперед, лает, черная кожа на носу морщинится, глаза наливаются злобой, пасть уже готова начать раздирать рыжего Кота на части. А все же боится псина, боится делать решающий шаг. Кошачье шипение не пустой звук. Эрдельтерьер попытался зайти с другой стороны, Кот зарычал, повернул голову, заметив краем глаза приближавшегося усатого.
Лай раздался над самым ухом, в морду Коту брызнула собачья слюна. И усатый почти подошел, и снова приказывает псу «взять» Кота.
Значит, пора вступить в схватку и пустить в ход главное оружие – когти. Кошачьи когти в два раза сильней, чем крюки, используемые альпинистами.
Во время очередного опасного приближения морды Шэйна к Коту, последний, на доли секунды пригнувшись ещё ниже к земле, вскочил, молниеносно замахнувшись лапой с выпущенными когтями. В серьезной схватке с собаками, когда дело доходит до когтей и зубов, кошки всегда целятся в самые чувствительные места на морде противника – глаза и нос. Кот не был исключением, его когти вонзились в верхнее веко Шэйна, а затем лапа, на которую оказывалось сильное давление, и возлагались большие надежды, прошлась по глазу, затронув часть щеки.
Эрдельтерьер завизжал, начал пятиться, порываясь передней лапой коснуться глаза. На шерсти появились капельки крови, Шэйн пребывал в неком замешательстве, левый глаз закрылся, по морде потекла клейкая красноватая слеза. Боль была невыносимой – жгло так, что казалось, глаз сейчас вывалится из глазницы.
Но несмотря на боль и временную дезориентацию в пространстве, преданный эрдельтерьер бросился за драпанувшим в лес Котом. Уже не догнал. Кот был далеко, он сорвался с места сразу, как только понял, нутром догадался – враг побежден. Напрасно Шэйн лаял ему вслед, непрестанно мотал головой, в этой схватке он проиграл. Хотя… У Кота тоже была рана, счет – один-один.
И чего, спрашивается, добился усатый живодер? Сделал калекой собственное животное, хотел почувствовать себя хозяином положения, а оказался за бортом. Теперь испугался сам, подбежал к псу, обнял, а что изменится? Утешай не утешай, проклинай Кота не проклинай – дело сделано. А собаку жаль. Нет здесь её вины, ни на грамм нет.
…А есть человек! И есть жалкий человечишка! Как мало осталось первых, как много появилось последних.
Глава четвертая
Мир не без добрых людей!
В лесу Кот провел ещё сутки. Все это время он практически пролежал под деревом, вылизывая кровоточащую рану. Боли как таковой она не причиняла, если ей не шевелить, а стоило встать и сделать несколько осторожных шажков, появлялись неприятные ощущения. Вскоре кровь свернулась, наверняка благодаря проведенной необходимой «санобработке»: кошки ведь отличные лекари, и когда рядом нет человека, который может оказать помощь, лечат себя сами. Вот и Кот усердно вылизывал рану, попутно прислушиваясь к голосам неспокойного леса.
Вечером, едва Коту удалось пройти пару сот метров, из раны пошла сукровица. Пришлось остановиться. Задняя лапа начала ныть. И вспомнилась Коту та несчастная птаха овсянка с раненным крылом, что стала ему легкой добычей. Ей было больно, а он её съел. А теперь больно ему, и он тоже легкая добыча… Вот так! Понимай, как хочешь.
Вечер пугал скорым появлением ночи. Темнота леса бросала вызов редким сероватым просветам угасающего дня.
Ночь Кот провел в ожидании утра, а стоило показаться рассвету, встал и медленно побрел по палой листве, волоча заднюю лапу. Рана нарывала, иногда боль «стреляла» настолько резко и сильно, что Кот вздрагивал, замирал на месте, осмеливаясь сделать следующий шаг, только когда лапа переставала подрагивать.
Он шел, и каждый шаг давался с трудом. Приходилось делать частые привалы, отлеживаться, пережидать боль, а затем снова идти. Вылизывать рану стало трудно, едва шершавый язык касался лапы, появлялась боль, но Кот все равно старался слизывать сукровицу и прилипшие к шерсти песчинки грязи. Очередная ночь настигла его недалеко от трассы. Удалось все-таки выйти из леса. Уже хорошо.
Ночь Кот провел в холодной канаве метрах в пяти от дороги. Опять не спал, мучила боль, место укуса заметно отекло, и дышать теперь приходилось с открытой пастью. Горячий язык вываливался наружу, при выдохе из пасти шел пар, Коту было холодно и жарко одновременно. Как удалось провалиться в забытье, он не помнил, но в себя пришел от промчавшейся по дороге машины. Утро! Уже светло. Кот открыл глаза, и все вокруг покачнулось, потом замерло, но стоило повернуть голову, начало раскачиваться сильнее.
Земля была покрыта белой простыней инея, заледеневшие травинки, словно облаченные в прозрачные скафандры, оказались единственным источником пищи. Безвкусные – это факт, но очень хотелось чего-нибудь пожевать.
Проехала вторая машина, затем промчался рейсовый автобус, прогудел дребезжащий трактор и постепенно дорога ожила. Кот встал на лапы. Стоять удобно, а если сделать шаг? Больно! Лапу ошпарило кипятком. Значит, надо постоять, подумать и решить, как действовать дальше. Не идти – нельзя. Идти больно. Кот сделал шаг, стараясь не наступать на поврежденную лапу. Так, конечно, лучше, боль уже не адская, но лапа жжет. И тело трясет в лихорадке, голова почему-то дергается, тошнит от съеденных травинок. Невеселая ситуация вырисовывается. А идти надо. Как угодно, хоть ползком, но надо.
Кот стал прыгать на трех лапах, метров через сто осмелился поставить больную лапу на землю. Болит, но не так яростно, можно немного похромать. Совсем чуть-чуть. И снова лапу обожгло жаром. Это сигнал, значит – пора прыгать. И чередовать!
Вот так, то прыгая, то хромая, то замирая в неудобной позе, чтобы перевести дух, Кот исхитрялся продвигаться к цели. К хозяевам его вела интуиция, вела столь же умеючи, как пес-поводырь уверенно ведет по оживленной дороге своего слепого подопечного.
Спустя два дня обессиленный, голодный с распухшей лапой и снова начавшей кровоточить раной, Кот оказался в городе. Он сумел добраться до панельного девятиэтажного дома, лег под балконом и начал мяукать.
Это был призыв о помощи к людям, последняя кошачья надежда, притаившаяся в мутном взгляде. На зов никто не реагировал, в подъезд постоянно входили люди, другие выходили на улицу, они все видели Кота, слышали его мольбу, некоторые даже останавливались, смотрели на рыжего страдальца, что-то говорили и… уходили по своим делам.
А он продолжал просить их о помощи, сипло мяукал, пытаясь доползти до подъезда, но боль стала настолько жестокой, что даже передние лапы двигались с большим трудом. У Кота остался только его голос и маленький кусочек надежды.
– Больной какой-то, – сказала одна женщина, вышедшая из подъезда.
– Во разорался, жрать, наверное, хочет, – сказал старик, прежде чем набрал код домофона.
– Ни фига себе! Смотри какая лапа опухшая… И шерсть в крови. Гадость какая! – поморщилась девушка, держа под руку молодого человека.
– Господи, когда этих кошек перетравят, до чего надоели! Заразу разносят! – зло бросила бабка, выкатив на крыльцо сумку-тележку.
Прежде чем провалиться в зыбкую темноту, Кот издал сип, мало чем напоминавший кошачье мяуканье, положил голову на вытянутую вперед лапу и закрыл глаза. Он сделал все, что было в его силах. Теперь силы иссякли. Очередь за вами, люди! Кот уже вас не видит, он впал в полубессознательное состояние, но его видите вы. Помогите! Не проходите мимо. Коту нельзя умирать, у него есть цель – воссоединиться с семьей. Помогите ему выжить, сделайте доброе дело, и доброта обязательно вернется вам бумерангом. Быть человеком – значит, быть человечным.
Ваш выход, люди!..
***
Его погладили по голове, и Кот приоткрыл глаза. Рядом на корточках сидела женщина, от неё пахло Мариной, и Коту даже показалось, это она и есть. Он подался вперед, начал быстро моргать, сгоняя с глаз пелену, попытался встать на лапы и упал.
– Мам, что с ним? – спросил тоненьким голоском шестилетний мальчик. Он стоял на крыльце, держась за деревянную спинку скамьи, вытягивал шею, чтобы лучше разглядеть лежавшего под балконом рыжего Кота.
Кот всполошился. Этот голос! Детский голосок… Неужели Дениска? Но что же стало со зрением, почему все размывчато, словно в туманной дымке, и откуда в голове столько шума, а ещё звон и боль. Боль хозяйкой металась по всему телу, болела уже не только нога, стонала каждая клеточка, любое движение приводило к кратковременным спазмам, пустой желудок сжимался в режущих судорогах, в пасти настолько пересохло, что не получалось мяукнуть. А мяукнуть надо. Надо позвать Дениску. Это он! Он стоит на крыльце, а рядом сидит Марина.
Превознемогая боль, мобилизовав последние силы, Кот вскочил на ноги (боль в лапе взорвалась огненной бомбой перед глазами), совершил рывок, ударившись головой о локоть незнакомки. И все погрузилось во мрак.
Он уже не мог слышать, как Марик подошел к матери, качнул ее за плечо и произнес свою излюбленную фразу:
– Мам, давай все обсудим.
Марку всего шесть лет, но мальчуган уже настолько серьезный и ответственный, что Анастасия общается с сыном на равных. А когда выражение лица Марка делается немного суровым, задумчивым и сосредоточенным, на переносице появляется глубокая вертикальная морщинка, а взгляд становится пристальным и глубоким, Анастасия видит в сыне не шестилетнего беззаботного мальчика, а маленького мужчину. У него есть собственное мнение на многие вещи, умение отстаивать свою точку зрения (не путать с настырностью и эгоизмом) и обостренное чувство долга.
– Позже обсудим, Марк, у кота лапа в крови. Видишь, как её раздуло! Я сейчас Владу позвоню, в ветлечебницу нам надо, – женщина вернулась к подъезду, достав из сумочки мобильный телефон.
– Мам, я как раз хотел предложить отвезти кота в лечебницу. Только Влад нам не нужен. Давай сами отвезем.
Анастасия мотнула головой. Марик вздохнул совсем по-взрослому, даже обреченно, сел на корточки и коснулся ладошкой взъерошенной шерсти Кота.
– Влад скоро приедет, – Настя предложила сыну подняться в квартиру, взять сумку, куда можно будет положить Кота и немного перекусить.
– Мам, я не хочу есть, – возразил Марик, – ты забрала меня сразу после полдника. Но сама поешь. А можно я здесь останусь, вдруг кот убежит.
– Не убежит, – Анастасия потянула сына к подъезду. – Пошли, мы быстро вернемся. Марк, не отставай.
Владислав – или просто Влад для Насти и дядя Влад для Марика – приехал минут через сорок. Его иномарка остановилась возле второго подъезда в тот момент, когда Анастасия с сыном пытались успокоить вырывавшегося из сумки Кота. Кот проснулся, увидел незнакомых людей (зрение было четким) и занервничал. Где Марина, где Дениска? Они же были здесь, он помнит, но сейчас их нет. Надо найти хозяев. Пустите!
– Это и есть та зверюга? – улыбнулся Владислав. Он открыл заднюю дверцу, помог Насте с Котом на руках сесть в салон, потрепал по волосам Марка, но мальчик быстро отстранился, обежал машину, юркнув внутрь с другой стороны.
Когда машина выехала со двора и Влад с Анастасией начали переговариваться, Марик, стараясь отключить слух, сначала гладил Кота, а потом, повернувшись к окну, закрыл глаза. Он думал о странном поведение мамы. Изменилась, конечно, она за последние месяцы, и эта перемена Марику не по нраву. Раньше как было, жили они вдвоем и не знали забот, Марк ходил в детский сад, мама дома занималась своими переводами. Вечера проводили вместе, гуляли, ходили в кафе, в кино на мультфильмы, дома играли в многочисленные настольные игры, а как смеялись заразительно. Скажет что-нибудь Марк – и заливаются оба. Весело было, беззаботно, и казалось Марку, будет продолжаться эта веселая беззаботность целую вечность. А почему бы и нет? Хорошо ведь ему, хорошо его маме, чего ещё надо?
И вдруг полгода назад, откуда ни возьмись, появился Владислав. Домой стал к ним приезжать, подарки Марку дарил, маме цветы привозил, конфеты, коробочки какие-то в яркой бумаге. Веселый вроде он, Влад этот, но непонятно Марику, чего ему от них надо? Зачем нарушил их уединение, испортил идиллию?
Вечерами мама стала другой, неинтересной, все чаще просит поиграть Марика одного. Сама или по телефону с Владом разговаривает, или стоит у окна с чашкой кофе, размышляет о чем-то. Одним словом – странная. Опять же, с появлением Влада разучилась принимать самостоятельные решения. То все сама и сама, а теперь чуть что – надо с Владом посоветоваться. Вот, например, как сегодня, с рыжим котом. Недалеко от дома есть ветеринарная клиника, и Марик с мамой запросто могли отнести туда кота без посторонней помощи. Так нет, позвонила Владу. А тот примчался, конечно, куда ж он денется. И зачем-то повез их в совсем другую ветлечебницу.
Марик вздохнул. Какие же все взрослые загадочные люди. Его маме и Владу по тридцать семь лет, а они ведут себя как дети, честное слово. Спрашивается, чего сейчас улыбаются? Марк посмотрел на мать. Держа на коленях сумку с утихомирившимся Котом, Анастасия улыбалась краешком губ, когда замечала в зеркале заднего вида взгляд Влада. И он тоже улыбался и подмигивал Насте, отстукивая пальцами по рулю в ритм льющейся из динамиков тихой музыке.
– Как дела в саду, Марк? – спросил Влад, обернувшись назад на светофоре.
– Нормально.
– А чего такой грустный, если дела нормально?
– Кота жалко.
– Не вешай нос, парень, сейчас доставим его врачам, подлатают вашего пирата, будет как новый.
– Мам, мы возьмем его себе?
– А вот этого делать не советую, – Влад выключил радио. – За ним уход нужен, зачем вам лишние хлопоты. В лечебнице оставим, подлечат, на волю выпустят. Правда, Настен?
– Мам, пожалуйста!
Анастасия переглянулась с Владом, тот снова ей подмигнул и улыбнулся.
– Посмотрим, – ответила она сыну.
Марик погладил спящего Кота по спине. Посмотрим – не ответ. Это слишком пространно и может означать как да, так и нет. Раньше мама согласилась бы сразу, теперь прислушивается к Владу. А почему он должен решать, кто будет жить в их квартире, а кто нет? Марик перевел взгляд на мать и пришел к выводу, что все-таки сможет уговорить её не оставлять Кота в лечебнице. Так ему подсказывал его внутренний голосок.
Глава пятая
Возвращение в страшную комнату
Коту сбрили шерсть на больной лапе, обработали кожу антисептическим раствором, сделали укол и отправили минут на двадцать в коридор. А в коридоре другие животные, тоже больные и несчастные, и от каждого животного исходит специфический запах, и Кот вдыхает эти непохожие друг на друга запахи и пытается понять, в чем он провинился, если его снова привезли в место, где есть страшная комната?
В кресле напротив сидит женщина, держит на коленях белую кошку, а та надрывается – тоже не может взять в толк, зачем она здесь. Заметила Кота – ноль эмоций, продолжает кричать. Хозяйка успокаивает, гладит, целует, а кошка, обезумев от страха, предупреждает хвостатых сородичей об опасности. Люди-то не понимают кошачьего языка, а Кот понимает, и он слышит, как белая ангорка молит о помощи, и каждое её гортанное «Мя-я-яуа, мя-я-яуа!» в переводе на человеческий язык означает «Беда, беда!».
А хозяйка успокаивает. Глупая какая! Бежать отсюда надо, а не целовать. Почему же люди такие непонятливые?
Чуть поодаль стоит переноска, внутри кролик – ушастый серый зверек отдаленно похожий на кошку. Тоже трясется, боится, а хозяину (высокому парню) нет до его страхов дела. Стоит себе, читает книгу.
Вскоре из операционной на каталке вывезли овчарку. Собака не шевелилась, но лежала с открытыми глазами и высунутым языком. Каталку провезли по коридору, который расширялся в конце и заканчивался высокими арочными окнами. У окон стояло несколько каталок: на одних лежали собаки, на других кошки. Возле каждой каталки – штатив с капельницей и стул для хозяев. Вот, значит, как все здесь обстоит. Страшно не только в комнате с резкими запахами, но и в самом коридоре витает ужас.
Кот мяукнул, мяукнула белая ангорка, их беспомощная мольба звучала в унисон со звенящей неопределенностью.
Марик начала чесать Кота за ухом, хочет успокоить, щебечет что-то, улыбается. Эх, не похож этот мальчуган на Дениску, нисколечко не похож. И пахнет от него по-другому. Хотя, учитывая специфику данного места, можно предположить, что в этом длинном коридоре ото всех людей пахнет одинаково. Местные запахи поглощают людей, люди начинают пахнуть страхом.
А Марик все-таки другой. Черноволосый, нос картошкой, лопоухий – ничего общего с его юным хозяином. Но взгляд светлый, хороший взгляд, и поглаживания такие же теплые, в них чувствуется успокоение.
Когда в коридор вывезли небольшую каталку с распластанной на ней кошкой в цветастой попоне, и сидевшая возле аквариума девушка резко вскочила с кресла, подбежав к питомице, Кот ощутил, что его задняя лапа, та самая, что была прокусана Шэйном, онемела. Он перестал её чувствовать. Совсем! Как же так получилось, ведь каких-то десять минут назад была сильная боль, куда она делась? Что с лапой?
Дверь страшной комнаты открылась, когда Кот намеривался облизать заднюю лапу. Не успел. Началось страшное…
Влад занес Кота в кабинет, снова – только не это! – положил его на стол (каким же он стал ненавистным, этот стол с блестящей поверхностью), сам остался стоять рядом. Смотрит на женщину в зеленом костюме. Та молчит, перебирает какие-то железяки, потом поворачивается к Владу, спрашивает:
– Мне его зафиксировать или будете держать сами?
Влад пожал плечами, посмотрел на Кота, снова пожал плечами.
– Давайте подержу.
Врач показала, что и как необходимо сделать, Влад припечатал Кота к столу (явно не рассчитал силы), и кабинет оглушил голос кошачьего протеста. Он не мог видеть, чем занимается врач, но иногда ощущал слабую боль в лапе – это хорошо, значит, она все-таки не онемела, – вдыхал отвратительные едкие запахи, порываясь соскочить со стола.
Мучения длись минут двадцать и наконец Влад взял обмякшего Кота на руки, вышел из кабинета – и все вдруг поплыло перед глазами четвероного пациента. Ещё находясь в страшной комнате, Кот почувствовал, что жутко хочется спать.
Парадокс! За один бок кусает страх, за другой тянет сонливость. Обычно страх выходит победителем, ловко отгоняя не только сон, но и порой, здравый смысл. А тут вдруг глаза сами закрываются, тело делается чужим, раненая лапа (врач туго её перебинтовала) снова онемела. Что происходит? Кот отчужденно смотрел на Марика, на Анастасию, потом, как в дыму, увидел приоткрытую дверь страшной комнаты и белую ангорку на столе с блестящей поверхностью. И голова закружилась, глаза закрылись, все рухнуло в пропасть небытия.
– Рану прочистили, положили лекарство, вкололи антибиотик, – сказал Влад.
– Его уже можно везти домой? – Марику не терпелось забрать Кота из клиники.
– Подожди, парень, – Влад похлопал Марка по плечу. – Нужно будет сделать ещё пять уколов, антибиотик колют через два дня. Итого десять дней.
– И что? – Марку не нравилось это предисловие.
– Плюс каждый день необходимо менять повязку на лапе.
– И что? – повторил мальчик.
– А то, парень, мама не сможет делать ему уколы. Я прав, Настен?
– Мам, ты же можешь, скажи?
Настя виновато качнула головой.
– Сменить повязку смогу, а на уколы придется привозить Пирата сюда.
– Так это хорошо! – обрадовался Марк и даже не обратил внимания, что мать уже дала Коту новую кличку. – Значит, мы берем его домой.
– Другого выхода нет.
– Подождите, ребят, не усложняйте, есть лучший вариант – оставить Пирата в клинике. За ним будет хороший уход, во всяком случае, тебе не придется с ним возиться. Кстати, Настен, не думай, что сменить котяре повязку на больной лапе плевое дело. Он парень с гонором, зубастый, когтистый.
– Мам, будем возить его сюда, – Марк потянул Настю за рукав.
– Настен!
Повисла пауза. Три человека были напряжены, а спящий Кот и не подозревал, что решается его судьба.
– Марк, наверное, Влад прав, нам лучше оставить Пирата в лечебнице. Через десять дней мы его навестим и…
– Навестим или заберем? – Марик почти плакал от безысходности и обиды. Опять этот Влад лезет в их жизнь, что он себе позволяет, и почему мама постоянно прислушивается к его мнению? Почему?!
– Возможно, заберем, – уклончиво ответила Настя.
Возможно – это так же неопределенно, как и «посмотрим».
– Держите своего вояку, – Влад передал Кота Насте. – Спущусь вниз, узнаю, что и как, посидите здесь.
Едва он отошел, Марик обратился к матери со словами:
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=66594528) на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Юрий Ситников
Тип: электронная книга
Жанр: Современная русская литература
Язык: на русском языке
Издательство: Автор
Дата публикации: 17.04.2024
Отзывы: Пока нет Добавить отзыв
О книге: Продолжение истории рыжего кота по кличке Кот. Он по-прежнему ищёт свой дом и любимых хозяев, но на пути постоянно возникают препятствия. Проведя некоторое время в лесу, Кот вступил в схватку с собакой и был ранен. Едва живой он добрался до города, где обрёл временный приют, и мальчик Марк дал ему имя Пират. А потом наступила зима и Кот снова очутился на улице. Вскоре произошло его знакомство с Найдой. Поначалу они были врагами, но внезапная беда сделала двух бездомных животных лучшими друзьями. С приходом весны настала пора расставаться…