…под соломенной стрехой. Стихи
…под соломенной стрехой. Стихи
Виктор Серов
Н. Гумилёв сказал: «Поэзия есть высшая форма речи», а Кольридж определяет её как «лучшие слова в лучшем порядке». И это совсем не просто – найти лучшие слова и выстроить их в лучшем порядке…Живая Этика призывает нас быть ответственными за всё, что мы говорим и делаем. Это относится и к стихотворчеству.Н. Д. Спирина. «Слово о стихах». 26 апреля 1996 год.«…под соломенной стрехой» – публикация 2021г.
…под соломенной стрехой
Стихи
Виктор Серов
Редактор Виктор Серов
Иллюстратор Виктор Серов
Дизайнер обложки Виктор Серов
© Виктор Серов, 2024
© Виктор Серов, иллюстрации, 2024
© Виктор Серов, дизайн обложки, 2024
ISBN 978-5-0053-5178-4
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Об авторе
Виктор Серов – человек с большой буквы, честный, открытый, настоящий, с твёрдыми убеждения и чуткой душой. Его творчество пронизано духом патриотизма, любовью и верностью Родине, предкам и той эпохе, в которую мы все родились.
Каждое слово в стихах автора звучит в унисон биению его любящего сердца, каждая строка наполнена болью за то, чего уже не вернуть, за то, что осталось в памяти навсегда. «Сто эпох и одна, что была настоящей…» – говорит поэт, он честен со своим читателем, он говорит правду.
Виктор – человек слова и человек дела, целеустремлённый, решительный, преисполненный силой русского духа. В его произведениях оживает история – многовековая, былинная, мудрая. Даже чёрно-серое в стихах поэта становится ярким, отчётливым и выразительным. Его описания погружают в атмосферу произведения, читатель оказывается вовлечённым в повествование. «Ветры жгучие, дождь как крошево», «малиновый, тлеющий вечер…», «листы понурых ясеней» – всё вокруг нас, всё оживает, кружится, пульсирует, дышит!
«Пахнет вечером жжёным —
Вновь костры у реки,
Там, где рыжие клёны
И туманы горьки…» – и вкус, и цвет, и запах становятся ощутимыми.
Невероятно единение чувств и эмоций поэта с природой:
«В саду у нас рассветы не поют,
Давно не распускались розы…
Цветут холодные мимозы,
Да травы росы стерегут.
В саду у нас осенний листопад,
Все чувства, словно лист осины,
Скрутились в ржавые пружины —
Слова и слёзы невпопад…» – тонко, чувственно, проникновенно. Виктор наполняет смыслом каждую строку.
Необыкновенно талантливый, неординарный человек! Его творчество многогранно и многозначительно. Глубина его мысли поражает воображение, широта его души вдохновляет. Творчество его тревожит разум, трогает сердце. Любовь и тяжесть утраты, война и мирная жизнь старой деревни, чувственность и одновременно твёрдость характера – Виктор Серов, человек времени, человек эпохи, поэт, стихи которого можно перечитывать бесконечно, каждый раз открывая для себя важные, так необходимые всем, истины.
Татьяна Астахова, член Российского союза писателей и Международного союза поэтов.
Опять потянули на юг косяки лебедей…
Опять потянули на юг косяки лебедей…
Опять потянули на юг косяки лебедей
И следом холодная грусть по ушедшему лету,
А лето, как будто гостило лишь несколько дней
И с жёлтой листвой облетело, гонимое ветром.
Всё тянут и тянут с собой побледневшую синь,
Прощаясь отлётною песней на долгую зиму…
А ночью под белой луной проявляется стынь
И утром хрустят под ногами листы, словно иней…
Прощаются лебеди – жалобно песни поют,
Не многим, наверно, домой возвратиться придётся.
– А если и так, оставайтесь – найдём вам приют! —
Кричу я вдогон им, а сердце в грудине так бьётся…
– Прощайте! Свидание будет в цветенье весны.
Дождусь я, конечно, дождусь, – мне уже доводилось.
Я снова про вас буду видеть прекрасные сны,
В которых любовь лебедей навсегда поселилась…
Поют, улетая на юг, косяки лебедей,
Опять загрустилось по быстрому тёплому лету.
А лето промчалось как будто за несколько дней
И пало с листвой тополиной под северным ветром…
Когда строку диктует чувство…
Когда строку диктует чувство
Пространства новые творя,
Душой рождённое искусство
Сплетает нити бытия,
И всё, немыслимо что было,
Вдруг обретает ясный смысл,
Где в букве каждой сказ и были,
И каждый слог – вселенной мысль…
Бабье лето. Закат
Как на горниле плавленая медь —
День остывает огненно-бордовый,
К востоку крутит свет земную твердь,
В стремленье день скорее выжать новый.
Сырой прохладой тянет от реки —
Сентябрь в рассвете, но тепло как летом,
Галдят заспорив о насущном старики,
Поёт собака с кошкою дуэтом…
Чудна картина, но, как мир стара —
Уж сколь с неё написано сюжетов?
Прекрасная осенняя пора,
Приправленная тёплым бабьим летом.
О, как Бальмонт, как Пушкин славный прав,
Как были правы Тютчев и Есенин —
Прекрасен увяданья кроткий нрав,
Но горек, как дымы костров осенних…
В том сентябре прощались мы с тобой…
В том сентябре прощались мы с тобой,
Но отпускать нас время не хотело.
Мы над моложской плыли тишиной,
Что нам прощальной музыкой звенела.
Кружились звёзды в вальсе неземном —
Была нам ночь торжественно-печальна,
И подгоняла вечным колесом
Покинуть мир, где сосны нас венчали.
Когда рассвет чуть слышно заалел,
Расставшись, мы не дали обещанье,
Что повторим – вернёмся в этот плен, —
Была лишь грусть, молчанье и прощанье…
И тот автобус знал, что навсегда
Увозит ту, что в сердце сохранится,
Что будет вечность светом – не года,
Светить и ждать, что счастье повторится…
В том сентябре прощались мы с тобой,
Но отпускать нас время не хотело.
Мы до утра молчали с тишиной,
Что над Мологой музыкой звенела…
Осень
Пахнет вечером жжёным —
Вновь костры у реки,
Там, где рыжие клёны
И туманы горьки.
Это Осень танцует
Чуть касаясь воды —
Ветерком порисует,
Пустит листья-ладьи
И седыми власами
Клёны в ночь оплетёт,
Чтоб обжарить дымами
И отправить в полёт.
Этот огненный танец
В предзакатной заре,
Словно Лета посланец
В дар о тёплой поре
Сохранится, чтоб память
Рыжим чудом согреть —
Нужно только в гербарий
Лист багряный сберечь.
В саду у нас…
В саду у нас рассветы не поют,
Давно не распускались розы…
Цветут холодные мимозы,
Да травы росы стерегут.
В саду у нас осенний листопад:
Все чувства, словно лист осины,
Скрутились в ржавые пружины —
Слова и слёзы невпопад…
У нас в саду закончилась любовь —
Её мы сами гнали, гнали…
Не там мы радости искали,
Теперь себя же ищем вновь…
В эту долгую ночь…
В эту долгую ночь мне по-доброму мама приснилась,
Говорила со мной – трудно вспомнить, о чём разговор.
Может, просто сказать мне хотела о том, что не сбылось,
Что с тяжёлой судьбиной ещё не окончила спор.
Что и там, где сейчас, как и прежде, радеет о детях,
Что жалеет о том, что не выдалось дольше пожить…
Улыбалась она… Как нужны мне порою сны эти —
Чтобы помнить о ней и, конечно, как прежде любить.
…Отпускать тяжело, но давно так красиво не снилась —
Значит, время пришло, и пора ей уйти навсегда.
Но на сердце тепло, словно грусть навсегда поселилась,
Чтобы искрой любви отзываться и жечь иногда…
Снился добрый мне сон… Отпускаю – иди, отпускаю.
Знаю, знаю – пора, – возрождайся в других именах…
Как безоблачен день, – осень добрая нынче какая,
И тепло от небес отзывается даже во снах…
Сегодня осень…
Сегодня осень – похолодало,
Как капли, буквы в строках – сырые…
Раскрасить вечер – чернила мало,
Слова смывает капелью стылой.
Листва кружится – берёзы блёкнут:
Ну вот, настала пора туманов,
Пора прощаний для перелётных,
И для погодных в окне обманов…
Неделя, раньше ль – кленам огниво,
Вспылают ярче свечей вечерних.
Дымиться будут костры сонливо,
И снова мысли – не по теченью…
Похолодало… Повечерело,
Канючит морось незваным гостем.
От непогоды ломает тело
И крутит, словно от злобы, кости.
Сегодня осень, и ночь дождлива,
И листья липнут к стеклу уныло,
И буквы в строках немых поплыли
Смешав с ручьями свои чернила…
Барабанит дождь по крыше…
Барабанит дождь по крыше —
Во дворе прокис октябрь.
Пса соседского не слышно,
Облетают листья с яблонь.
Воет в вытяжке противно,
Вязнет в доме полусумрак.
Смотрит кот в окно наивно,
Ждёт тепла – вдруг всё же будет?
Зря надеется на Осень:
Прицепилась не прогонишь —
А хотелось бы, и очень,
Но пока октябрь всего лишь…
Ноябрь. Утро зачиналось…
Слегка морозно. Золотится
Рожок подъеденной Луны.
С востока новый день зарится,
Дома выкрадывая с тьмы.
Уж кое-где гудят машины
И трудовой спешащий люд
Шагами будто бы в аршины
Спешит к местам, где ждёт их труд.
Ноябрь. Кажется, свершилось —
Морозец крепкий придавил.
Зима-таки и к нам решилась
Зайти по мере своих сил.
Но все прогнозы не шутейны —
Идёт к тому, что вновь тепло
Порой с дождливой канителью,
Вернётся, чтоб хранить сукно.
Сукно травы уже подросшей
И земляничный где-то куст,
Что в цвет пошёл – нет, не нарочно,
А потому, что Север пуст.
И потому, что полюс начал
Извечный танец перемен,
И времена теперь иначе,
Былым погодам не в пример…
Ноябрь. Утро зачиналось
Морозной праздностью зимы,
Но это только показалось —
В обед проснулись комары…
Былое в сердце стыло долго…
Былое в сердце стыло долго,
Сковав всё любое в гранит,
Но колет будто бы иголкой,
Придёт в ночи – болит, болит…
Рисует тень воображенье,
Стучится в окна память… Дождь.
На стёклах ночи отраженье —
Фонарный свет, зачем ты лжёшь?
В гранитном сердце невозможно
Огню гореть… и вспоминать.
Приди же, сон! Как сложно, сложно…
Не хочет память сон отдать.
Томится в клети каменелой
Нетленной памяти огонь —
Стучит, стучит, стучит по венам,
Влечёт куда-то за собой…
Глаза прикрыв, бегу к былому —
Туда, где всё ещё болит,
И проживаю снова, снова,
Ломая времени гранит…
Ветры жгучие, дождь как крошево…
Ветры жгучие, дождь – как крошево,
Осень стылая спину гнёт.
Запад зарится – не к хорошему,
Тянет с севера – снег пойдёт.
Как паршивенько… Ночи тёмные,
Утро инеем серебрит.
Листья падают испечённые
На дроблёный дорог гранит.
Будто дремлется, но воочию —
Тучи мокрые и дожди.
До тепла верста с многоточием,
А листвы – за год не сгрести.
Расчихалось вот, да неможется:
Свитер, валенки и – на печь.
Всё к утру пройдёт – потом сгонится,
Только раньше спать надо б лечь…
Стёкла мокрые плачут к вечеру,
Печка топится – дым к земле.
Чтиво кончилось, делать нечего,
Скука скучная – всё к Зиме…
Верстовой…
Не удержишь, вдаль бегут лета —
Вот ещё засечка на пороге…
Праздники? – по мне, так ерунда, —
Глянь – вон столб свалили у дороги!
Верстовой – как помню, всё стоял…
Надо же, помеха для кого-то!
Помню, как грибы здесь собирал —
Я тогда в лесу ещё работал…
Нет таких столбов уже нигде —
Это был последний из эпохи.
Цифры, словно тени, на звезде,
Выцвели… и вырезано – «Лёха».
Батю звали Лёхой в те года,
И погиб он здесь неподалёку.
Я, как за грибами, завсегда
Навещал и столбик одинокий.
Вот теперь к кому тут заезжать?
Не к чему прижаться после леса…
А лета бегут – не удержать,
По дорогам пыльным куролеся.
Вскоре отшумит и этот год —
Вот ещё засечка на пороге.
Что там ждёт – ухаб иль поворот?
А столба не будет у дороги…
Дым растёкся над рекою…
Дым растёкся над рекою и осокою,
Тлеет вяло на углях сырой пенёк.
На соломе, под сосною кособокою
Спит, укутавшись в фуфайку, паренёк.
Целый день пескарь наживку игнорировал,
А под вечер, словно сорванный с цепи,
Стал хватать на хлеб – а брали всё солидные,
Сантиметров аж почти до двадцати.
Мамка ищет битый час – поди волнуется,
А он дрыхнет, улыбается во сне.
Вот задаст, когда найдёт – век не забудется,
Спать не будет дня четыре на спине.
Там, во сне, поди, берут сомы пудовые
Да лещи по «три-с-полтиной» и судак:
Улыбается малец – сны снятся добрые, —
Подсекает, да не вытащить никак…
Мамка тихо подошла, присела рядышком,
– Как на папку-то похож – ни дать ни взять.
Шевельнула угольки в кострище колышком,
– Наловился, у костра уснул опять.
Накидала ивняка на пень дымящийся,
Подпихнула берестину под него,
– Не замёрзнем, а домой уж не потащимся. —
Прилегла, обняв сыночка своего.
Дым растёкся над рекою и осокою,
Разгорелся на углях сырой пенёк.
На соломе, под сосною кособокою,
Мамка спит, а рядом с ней – её сынок…
Я пришлю тебе осень…
Я пришлю тебе осень
Не в письме – бандеролью,
Ту, далёкую, в проседь,
Где мы были с тобою.
Где тебя провожал я…
Адрес тот же? – я помню —
Где когда-то желали
Быть навеки с тобою.
Я букет из кленовых
Тебе листьев отправлю —
Тех, бордово-палёных…
Помнишь, как мы играли?
Помнишь, как запускали
По реке наши звёзды?
Мы тогда и не знали,
Что разлуки так слёзны…
Я пришлю тебе дождик —
Соберу его капли.
Погрусти со мной тоже:
Не дожди виноваты.
Не ветра, не морозы —
Сами портим погоду…
Я пришлю тебе розы
За ушедшие годы.
Я пришлю тебе зиму
И рассветы, и лето…
И немую картину,
И письмо без ответа.
Не пиши мне – не надо,
Пусть останется осень,
Лишь она мне отрадна,
Только с ней довелось мне…
Только с нею спокойно —
Листья в вальсе кружатся
И прощаясь достойно,
Мне под ноги ложатся…
За рекою село
За рекою село. Ветер-странник гулящий
Воет в трубах сырых и гудит в проводах —
Сто эпох и одна, что была настоящей,
Что цвела, а сейчас – лишь остовы в кустах.
Чемоданы, хламьё, самоварная зелень,
Битый чешский фарфор, старый фотоальбом…
Чёрно-белый портрет на стене серо-белой,
Словно страж, стережёт покосившийся дом.
Сто эпох и одна: с фотографий истёртых
В двадцать первый наш век с укоризной глядят
Деды наших отцов на потомков упёртых,
Словно просят вернуть все эпохи назад.
Словно просят вернуть старых улиц названья
И с колоннами клуб – наш родной «колизей»,
И фонтанчик с водой питьевою – из камня,
И кино про простых, очень добрых людей…
Сто эпох и одна – ветер стыло взвывает,
На погосте скосились немые кресты.
За рекою село – не оно зарастает,
А эпохи стирают с настоящим мосты…
Встречались Художник и…
Встречались Художник и Осень под сенью кленовой,
Гуляли под старым зонтом, отбивая свой шаг.
О чём говорили? – о всяком: о времени новом,
О том, что меняется климат, но как-то не так…
Болтали о разных летах и о мокрой погоде,
О том, что теперь на экваторе падает снег.
Теперь, мол, не так, как когда-то бывало в природе,
И климат разительно съехал с катушек у всех…
Прогулки, быть может, неделю у них продолжались,
С беседами долгими – днями бывало подчас,
Но как-то под вечер над клёнами ветры игрались
И небо от влаги убрали всего лишь за час.
А утром взошло над туманами тёплое Солнце
И так разогрело, что лужи к обеду сошли.
А Осень… А что ей? – до времени долго придётся
Гулять, выжидая свои незабвенные дни…
Июль отгулял, стали ночи длинней и прохладней,
Но днём ещё разогревало в кленовой тени.
Встречались Художник и Лето на летней веранде —
Портрет он писал ей и в ночь разговоры вели.
Болтали о разном – об осени, вёснах и зимах,
О том, что растаяли льды на земных полюсах,
И Лето потом танцевала и пела красиво
На разных (почти соловьиных) земных голосах…
Встречался Художник потом и с Весной, и с Зимою,
И с ними подолгу молчал, а потом говорил,
И каждой портрет написал своей доброй рукою,
И каждой признался он в том, что их сильно любил…
Другое время, другие люди…
– Я оголтелым шалю пострелом, дрова ломаю… – «костры» всё ярче! —
Однажды небо, нюхнув горелым… подаст мне руку: – «дымку» бы! Старче?!
© Павел Светский
Другое время, другие люди устало стонут «Ну где же барин…
Когда приедет и нас рассудит – мы от сатрапов своих устали…»
Так прежде было (не там, где Сталин) и там хотели уйти в забвенье,
Когда за правду кричать устали… а после выли от сожаленья…
И войны были, и бунт «холерный», и даже «пьяный», но всё напрасно,
Никто не понял (сгорели нервы), но помнил каждый, как важен красный…
Взрывались разом, как допекало, и шли посмертно ища награды,
Но оказалось, что было мало, что очень много для жертвы надо…
Когда горела Москва и люди, и мрамор белый стекал слюдою,
Аплодисменты срывали судьи и брызгал нелюдь в седле слюною,
А после в мире леса горели и кости пеплом ссыпались в ямы,
И те, кто жадно на всё смотрели, как оказалось, виновны прямо.
У них подсчёт есть на все столетья, и знали верно, что будет дальше
(о каждой яме в безлюдной тверди сегодня знает хронолог каждый).
Не город – страны (Москва в финале), а то, что раньше – масоном скрыто,
Но всё исчезло – и прежде «спали», вот только память не лыком шита.
О том, что с искры вспылает пламя, навряд ли помнят сатрапы те же,
Но в каждом веке костры пылают (историк вряд ли меня поддержит).
Иван ли «грозный», Олег ли «вещий»… А вспомни каждый о Святославе,
Как он хазара громил успешно, бросая в степи Итиля камни…
Их много было, эпох и «спящих» – их всех «заразой» одной «косили»,
А был ли вирус тот настоящий… И цели всё же почти достигли…
Народ славянский доверчив очень – дурить такого куда как легче,
Но это если он жить не хочет – а было время не так далече…
Забыли просто (а тут вот Сталин), как поднималась страна Советов,
Лились там люди с клинковой стали и Предков чтили своих заветы,
И шли, хоть знали, что бой последний, когда стравили двух кровных братьев,
Причём не в первой войне бесследной – а сколько ж будет ещё тех пятен?..
– Другое время! – кричат другие, а после стонут и пьют «сивуху»,
И прячут утром глаза слепые, кляня бессилье, смотрясь в разруху.
И долго ль, долго ль терпенью виться – в какой эпохе порвётся жалость?
Настало время кострам дымиться… Вот храбрых только совсем не сталось…
«Забывайте…» – писал поэт…
«Забывайте забывших вас…» —
Пел когда-то поэт народный:
Если дружбы огонь погас,
Будет пусть и для вас не модно.
Забывайте – пускай идут
Всяк забывший своей дорогой.
Если где-то уже не ждут,
Не топчите и вы к ним ноги…
Забывайте… И я забыл,
Только ночью терзают память
И стучатся на грани сил
Те, кого б я хотел оставить,
Может, просто и не в друзьях,
А в душе, чтоб теплее было —
Позабыть-то совсем пустяк,
Но из сердца изгнать не в силах…
«Забывайте…» – писал поэт,
Но и он позабыл навряд ли,
Если в сердце остался след
И любить дал, однажды, клятву…
Дороги, немые дороги…
Дороги, немые дороги,
Столбы верстовые, поля —
Пылят за спиною тревоги,
А следом и слава моя.
Вдогонку дурные собаки,
Как будто за зверем, бегут
И в клочья отцовы рубахи
На мне словоблудием рвут.
И ветры дербанят ночами
Остывшие сны на куски,
Чтоб я не цеплялся руками
За небыль, и выл от тоски…
Пороги, гнилые пороги —
Забытая память моя:
Не сыпьте мне сажу под ноги,
Забудьте совсем про меня.
Не лайте, собаки, мне в спину,
Я сам направленье найду,
И если в дороге не сгину,
То к дому отцову приду…
Бульвар
Здесь пахнет по-особенному вкусно —
И липой, и опавшею листвой,
И чистое лирическое чувство
Рождается в душе само собой.
А время канителью конопляной
Из прошлого дорожкою немой
Влечёт тебя к осеннему бульвару
Пройтись под его кровлей вековой.
И только в тень бульварную вступая,
Теряется с реальностью вся связь —
С того, что здесь она совсем иная,
Не липнет здесь к ногам сырая грязь.
И день иной здесь времени не знает —
Века забыты кем-то на скамье.
А люди всё шагают и пинают
Судьбу свою, как листья по земле…
Блекнет тёплый октябрь…
Блекнет тёплый октябрь, стали улицы серо-седыми,
Под ногами листва – не ожжёт багряницею взгляд.
Этот день… Посмотри! Словно дети ногами босыми
Здесь по тропке прошли – так листочки от дуба лежат.
Надо ж так! Всё ж приходят к нам Духи природы.
Глянь – один наследил, показав нам частицу себя.
Да и день-то какой! Бабье лето – судить по погоде.
Вот, теперь расскажи всем своим о конце октября!
Не поверят – в Тверской уже холод промозглый с дождями,
Иногда и снежит, и морозит, бывает, с утра,
А у нас Дух земной топчет тропы босыми ногами,
Только стелет листву, чтоб к ногам не цеплялась лузга…
За неделей ноябрь – он-то точно испортит погоду.
Так бывает всегда: как придёт – задождит, заснежит…
Стынет в вечер октябрь. Листья дуба ложатся на воду —
Дух природный под ночь уплывает по речке в свой скит…
Село Солнце за дом, сразу стало темно и прохладно,
И подул ветерок, обнажив на востоке Луну.
Всё ж Природа мудра – основательно всё в ней и ладно,
Чтобы корни сберечь, их зимой укрывает в листву.
Блекнет тёплый октябрь. Стали улицы серо-седыми…
Малиновый тлеющий вечер
Малиновый тлеющий вечер…
Что смотришь задумчиво вдаль
И прячешь озябшие плечи
Под мамину тёплую шаль?
Как ты молчалива сегодня,
Не скажешь ни слова в ответ,
И кажется, будто бы с полдня
Тебя в этой комнате нет.
Как часто тебя увлекает
В далёкое прошлое грусть.
Тебя туда ждут и встречают?
Оставь, всё ушло уже. Пусть…
Как снег шелестит за окошком
И будто бы шепчет о чём,
Всё было у нас понемножку —
И холодно, и горячо…
Зачем нам, скажи, возвращаться
В ушедшую прошлую жизнь,
Что может в той жизни остаться,
Что вводит в холодную стынь?
Стемнело, оконные своды
Закрыла ночная вуаль.
Разъяснилась к ночи погода,
А ты всё молчишь. Смотришь вдаль…
Летят листы…
Летят листы понурых ясеней
на багровеющий асфальт:
Их Осень в серый перекрасила,
одела в траурный наряд
И гонит прочь из дома отчего
в монашьи хладные скиты,
И треплет ветер их, и мочит их,
а те сгнивают от воды…
Горька судьбина эмигрантская,
но листьев ясеня удел —
Покинуть дом в ночи октябрьской
не для того, чтоб лес редел,
А для того, чтоб в мае ряженом
вернуться вновь в родимый дом, —
В цвет изумрудный разукрашенным,
блестящим перистым листом…
Бывает, снится река в пустыне…
Бывает, снится река в пустыне:
Одеты в мрамор седой брега,
Прозрачны воды её и стылы,
И всюду женщины в жемчугах.
И всюду пальмы, и город древний,
Не счесть верблюдов несущих груз.
Там люди к старцам своим почтенны
И чтят священный любви союз.
Не правит в городе том правитель —
Там чтят с рожденья Свободы Кон,
И каждый в городе том воитель —
Всегда готов защищать свой дом.
Там ценность жизни превыше злата,
Там люди грамотны и мудры,
Не встретишь бедных там и богатых,
Там все приветливы – нет вражды.
Повсюду счастье на добрых лицах,
Смеются дети, цветы в садах…
Но город этот мне только снится
В таких, как сказка, чудесных снах…
А Осенью стихи как песни пишутся…
А Осенью стихи как песни пишутся —
С грустинкой к уходящему теплу:
В них крики журавлей меж строчек слышатся
И запах пряных листьев поутру.
И вроде так не хочется, но Осенью
Не сложатся стихи в весенний лад,
С того, что строки в них с небесной проседью,
Ложатся в свой, особый, нотный ряд.
То капли по стеклу, то листья о землю,
То ветер загудит вдруг в проводах…
Прохладные стихи поются под Зиму,
Но снится Лето тёплое во снах.
И пишется, и пишется, и пишется…
И где-то – на обрыв, под фа-минор,
Меж строчек утро летнее послышится,
Но смоет дождь осенний всё во двор…
Ложатся строки на землю осенние,
Осиновыми листьями желтя:
Не пишутся стихи с теплом весенние
С того, что журавли на юг летят…
Грань
Как за грань бытия, в миг последний ступая,
Словно камень-гранит, онемела душа —
Позабыв о Руси, русский Дух погибает,
Необдуманный в пропасть снова делая шаг.
На чернёном кресте бьётся бренное тело,
Исторгая свой крик о прощенье Руси,
Но немые рабы – до него нет им дела,
Они молча влекут в пекло мощи свои.
Не о прошлом своём, не о будущем вовсе:
Так случалось не раз, Русь сгорала дотла.
О сегодняшнем дне – что же будет там после?
Это «после» сейчас… Там великая мгла…
От эпохи Тартар не осталось и знаний,
Только пепел и пыль, и забвенье в веках.
Но ещё есть места, что хранят лишь названья
В непоющихся песнях и в нечтимых стихах.
Есть ли где-то страна, где глупеют так люди,
Где святое не чтут и не знают как жить?
Вряд ли есть на Земле, да уже и не будет —
Русь, что прежде была, уже не повторить…
Как за грань бытия, в неизбежность шагая,
В прах стирается Русь за немою чертой.
Лишь мятущийся Дух над Землёю витает
И взывает проснуться и вернуться домой…
Мёрзлый яблок на ветках сырых…
Мёрзлый яблок на ветках сырых —
Не отбила разлука седая —
Сколько было их здесь, наливных,
Только этот остался висеть.
Словно память о днях золотых,
О рассветах июльского рая,
О ночах августовских – застыв,
Будет в холоде зимнем корпеть.
Мёрзлый яблок – скорузлая грусть
Недопитого жаркого лета.
Стиснув зубы, смотрю на него,
Вспоминая о первой любви.
Далеко, истрепалась – и пусть!
Я ведь помню и, может быть, где-то
Вспомнит яблока вкус моего
Та, что чувства дарила свои.
Та, к кому я под утро, в окно
Лез с цветами, и руки целуя,
Говорил о любви и мечтах,
И вдыхал жаркий тела бальзам…
Словно сон – бесконечно давно
Мы расстались зачем-то – вслепую,
Обещая встречаться во снах
И писать на стекле по утрам…
Я ей яблок в автобус принёс —
Сумку целую: красных, с кислинкой.
Она выбрала самый большой,
Чтоб не плакать, а есть и молчать.
Но я видел, как капельки слёз
По щекам рисовали тропинки —
Может, знала, что общей судьбой
Не дано будет счастье познать…
Мёрзлый яблок на серых ветвях —
Недопетая юности песня,
Словно поздний посланник от той,
Что когда-то уехала вдаль.
Что-то там потерялось в тех днях —
Я б нашёл это, только бы если…
Не вернуться к той вехе былой,
Нет тропинки – а жаль, очень жаль…
В доме твоём
В доме твоём и град, и дождь,
Холод и мрак ночной…
Что же ты счастье не найдёшь,
Не позовёшь с собой?
В доме твоём бывает свет —
Ты ж на него кричишь,
Ну, а когда рассвета нет,
Ты всё молчишь, молчишь…
Где же твой отсвет от зерцал —
Ты прогнала его?
Он на стене писал… мерцал
В доме, где нет всего.
Нет там улыбок, смеха нет,
Нет и любви моей.
Так убеги со мной в рассвет
В дом, где вдвоём светлей!
Там нет ни града, не дождя,
Есть только бриз ночной…
Ты же таишься от меня
И не зовёшь с собой.
Канавы, разруха…
В память о Максатихинском ЛесПромХозе №1
Я хотел бы, Россия,
чтобы ты не забыла,
что когда-то ты вся
началась с деревень…
© С. Викулов
Канавы, разруха… Темнеют руины…
Кому-то казалось – была здесь война.
Но где-то на памяти живы картины,
Как на эстакаде кряжует пила,
Визжат лесовозы, стучат бревнотаски,
Гигантские краны за вёрсты видны…
Теперь преподносят реальность как сказку,
Что не было вовсе великой страны.
Как будто глазницы зияют пустые
У «тарного» цеха в растерзанный мир,
И ветры взвывают, как призраки злые
На странное время, на глупости пир…
Руины, руины – молчите, ни слова:
Не нужно о времени том горевать,
Пускай зарастают останки былого,
Теперь уже некому жизнь продлевать…
Лет тридцать ещё или, может, чуть больше —
Не вспомнится вовсе родной леспромхоз.
Затянется лесом, навеки замолкший,
Оставивший в сердце местечко для грёз…
Канавы, разруха… Темнеют руины…
Кажется, было так ветрено…
Кажется, было так ветрено
В день, когда встреча случайная
Жизнь изменила намеренно,
Высушив чувства отчаяньем.
Знаю, что было бессмысленно
Верить и долго надеяться,
Тень обнимать её мысленно…
К тени дорожка не стелется.
Значит, так было задумано…
Тени – не чувства, не вяжутся.
Фраза крутилась заумная —
Думал, при встрече всё скажется…
Думал, но было так ветрено,
Пыль поднималась над улицей.
Знал же, что внешность заметная
Вряд ли когда-то забудется…
Играй, гармонь моя, играй!
С небес под вечер каплет грусть,
Смывая бренное земное:
Я под гармонь пою про Русь,
Про наше лето наливное.
Про сенокос и про Сибирь,
Про куст смородины у речки,
Про глубину её и ширь,
Про бабу Шуру на крылечке.
Играй, гармонь моя, играй:
Спою немного и про осень,
Про бабье лето через край —
Люблю небес немую просинь.
Про паутинки в волосах,
Про сладко-горькую рябину…
Спою об огненных лесах,
Кленами в осень опалимых.
Ещё про зиму пропою
С её морозными ночами —
Я так снега её люблю
И хруст сугробов под ногами.
Люблю на лыжах по лесам,
Когда немного щиплет щёки.
Берёзки любы по утрам
И россыпь звёзд на небе блёклом.
И про весну я пропою,
Про серый снег и южный ветер,
Что прогоняет стынь мою
В поля, где солнце ярко светит.
Я буду петь вам песнь свою,
Чтоб грусть прогнать свою сырую,
Про Русь великую мою,
Про край, который так люблю я!
Играй, гармонь моя, играй…
В парке зажглись фонари…
В парке зажглись фонари —
Мыши летучие жмурятся.
Будем сидеть до зари,
Лясы точить и сутулиться.
Что нам с тобой – «молодым»,
Семечек сумку да зонтики.
Спать комарам не дадим —
Пусть развлекаются додики.
Пусть нашу кровушку пьют —
Щёлочь со вкусом вареников.
Может их гены сгниют —
Нам хоть не надо их веником…
Небо как ярко звездит —
Чисто сегодня, ни облачка.
Пёс под скамейкой храпит,
Как старый дед после стопочки.
С хрустом мы мысли грызём:
Ножки качаются веером,
В травы чехуйки плюём,
Сыплются, будто с конвейера.
Ночь до утра, как юла,
За разговорами скрутится —
Встретим рассвет добела,
Что с «молодыми-то» случится…
Тапки шагают домой,
Зонтики в такт им качаются.
– Слушай, а как же зимой?
В холоде плохо щелкается…
Пень (Кикимора)
Это зверь или скрипнуло деревце,
Или трётся, быть может, где сук о сук?
Здесь бывает такое! – не верится,
Приключается чудо в глухом лесу.
Если ягоды брать – встретишь Лешего,
За грибами – Ягиня к тебе придёт.
На машине нельзя здесь, лишь пешему,
Дядька Леший обидится – заведёт…
Вот скрипит и скрипит – всё ж не деревце,
Хоть немного похоже, что сук о сук,
Так бывает, что стонет медведица
Иль попавший в силки молодой барсук.
Сунет нос, где привада разложена,
Лапой мягкой продавит подход-мосток —
Раз! – и всё: лапы с мордой стреножены,
Начинает беситься и драть кусток.
То рычит, то застонет, озлобится.
Ну да ладно, не то – растянул байду…
Вот же, ветви трещат – кто-то ломится,
Так и знал, будет что-то, как в лес приду.
Вот уже это «что-то» поблизости:
В молодом ельняке будто зверь пыхтит,
А чуть дальше, скрежещет как жилисто —
Всё ж похоже на сук, что о сук скрипит…
Шевельнуться боюсь – вдруг медведица,
Иль какой-то неведомый чудо-зверь?
Вот уж близко совсем канителится,
Но на свет не выходит… И что теперь?
Через ельник продралось огромное,
В два обхвата почти… в высоту – сажень,
Не бревно, не скотина голодная,
А обросший грибами и мхами… пень!
Грозно зыркнув «как-будто глазницами»,
Мне, «как-будто рукой» он махнул присесть.
– Что застыл-то? Ну да, я безлицая,
Но зато мне не надо ни пить, не есть.
Вон, грибочки – и кормят, и радуют,
И лишайник, как шуба – всегда тепло.
Ну а ты, что молчишь-то – рассказывай!
По делам здесь каким или так… занесло?
– А ты кто хоть, чучундра мохнатая?
Напугала меня, аж дышать забыл.
А с тобою кто был – не сохатый ли,
То не он ли рогами о ель скрипел?
Предо мною лохматое чудище —
Я таких не встречал здесь в глухом лесу:
– Ты реальное хоть или чудится?
Напугало-то как… я здесь Лень пасу.
Не грибов да не ягод – гуляю так,
Надоело уж дома без дел сидеть.
Вот и думаю, что там в лесу да как,
И пошёл прогуляться да поглазеть…
Пень чихнул на мои изъяснения,
Буркнул что-то – и лес зашумел вокруг,
А потом, словно по мановению,
Отовсюду полезли пенёчки вдруг.
Вдоль дороги расселись: кряхтят, галдят,
А о чём – дюже речь непонятная.
Только в сторону, вроде, мою глядят —
Глаз-то нет… вот картина занятная!
– Не пойму, кто вы есть, да откуда хоть?
Ну а эти – твои все… сопливые?
Пень хихикнул незлобно:
– Мои все вродь.
Мы же эти… в народе – кикиморы.
– Это ж надо – присел я, – вот это день!
– Что, ужель на меня не похожие?
Попадётся им кто, будет нем, как тень…
Глянь, красавцы, как я – мохнорожие!
Я не выдержал всё же – «заржал как конь»,
Пять минут хохотал залихватисто…
– Ладно, больше не буду. Простить изволь?
Ну уж больно «детишки» чудатисты!
Знаешь, как ни пойду погулять в лесу, —
То с Ягой заболтаюсь, то с Лешими,
А сегодня скрипело, что сук о сук —
То проделки твои или «меньшего»?
– Ты ступай лучше, парень – идёт гроза. —
Пробубнила мне… пень иль Кикимора? —
В раз другой приходи. Как найти нас зна… —
В этот миг меня будто подкинуло
Силой ране неведанной, понесло
Над тайгой, над рекой, над равниною,
А вокруг – в небесах, всё от стрел цвело
И гремело, гремело невиданно!
Эта Сила меня принесла за двор,
Опустила к землице спокойненько…
Вот с тех пор затеваю с собою спор —
Кто ж меня переправил так скоренько?
Чьи проделки такие: то пень с болот,
Иль Кикимора? В общем, без разницы.
Не сказала она мне про скрип-то тот,
Или стон… Ах, лесная проказница!
Ладно! Всё-таки завтра иду с утра
По малину… а там, может, к Лешему.
Расспрошу, что за Сила меня несла —
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/viktor-serov-12507548/pod-solomennoy-strehoy-64698031/chitat-onlayn/?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Виктор Серов
Н. Гумилёв сказал: «Поэзия есть высшая форма речи», а Кольридж определяет её как «лучшие слова в лучшем порядке». И это совсем не просто – найти лучшие слова и выстроить их в лучшем порядке…Живая Этика призывает нас быть ответственными за всё, что мы говорим и делаем. Это относится и к стихотворчеству.Н. Д. Спирина. «Слово о стихах». 26 апреля 1996 год.«…под соломенной стрехой» – публикация 2021г.
…под соломенной стрехой
Стихи
Виктор Серов
Редактор Виктор Серов
Иллюстратор Виктор Серов
Дизайнер обложки Виктор Серов
© Виктор Серов, 2024
© Виктор Серов, иллюстрации, 2024
© Виктор Серов, дизайн обложки, 2024
ISBN 978-5-0053-5178-4
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Об авторе
Виктор Серов – человек с большой буквы, честный, открытый, настоящий, с твёрдыми убеждения и чуткой душой. Его творчество пронизано духом патриотизма, любовью и верностью Родине, предкам и той эпохе, в которую мы все родились.
Каждое слово в стихах автора звучит в унисон биению его любящего сердца, каждая строка наполнена болью за то, чего уже не вернуть, за то, что осталось в памяти навсегда. «Сто эпох и одна, что была настоящей…» – говорит поэт, он честен со своим читателем, он говорит правду.
Виктор – человек слова и человек дела, целеустремлённый, решительный, преисполненный силой русского духа. В его произведениях оживает история – многовековая, былинная, мудрая. Даже чёрно-серое в стихах поэта становится ярким, отчётливым и выразительным. Его описания погружают в атмосферу произведения, читатель оказывается вовлечённым в повествование. «Ветры жгучие, дождь как крошево», «малиновый, тлеющий вечер…», «листы понурых ясеней» – всё вокруг нас, всё оживает, кружится, пульсирует, дышит!
«Пахнет вечером жжёным —
Вновь костры у реки,
Там, где рыжие клёны
И туманы горьки…» – и вкус, и цвет, и запах становятся ощутимыми.
Невероятно единение чувств и эмоций поэта с природой:
«В саду у нас рассветы не поют,
Давно не распускались розы…
Цветут холодные мимозы,
Да травы росы стерегут.
В саду у нас осенний листопад,
Все чувства, словно лист осины,
Скрутились в ржавые пружины —
Слова и слёзы невпопад…» – тонко, чувственно, проникновенно. Виктор наполняет смыслом каждую строку.
Необыкновенно талантливый, неординарный человек! Его творчество многогранно и многозначительно. Глубина его мысли поражает воображение, широта его души вдохновляет. Творчество его тревожит разум, трогает сердце. Любовь и тяжесть утраты, война и мирная жизнь старой деревни, чувственность и одновременно твёрдость характера – Виктор Серов, человек времени, человек эпохи, поэт, стихи которого можно перечитывать бесконечно, каждый раз открывая для себя важные, так необходимые всем, истины.
Татьяна Астахова, член Российского союза писателей и Международного союза поэтов.
Опять потянули на юг косяки лебедей…
Опять потянули на юг косяки лебедей…
Опять потянули на юг косяки лебедей
И следом холодная грусть по ушедшему лету,
А лето, как будто гостило лишь несколько дней
И с жёлтой листвой облетело, гонимое ветром.
Всё тянут и тянут с собой побледневшую синь,
Прощаясь отлётною песней на долгую зиму…
А ночью под белой луной проявляется стынь
И утром хрустят под ногами листы, словно иней…
Прощаются лебеди – жалобно песни поют,
Не многим, наверно, домой возвратиться придётся.
– А если и так, оставайтесь – найдём вам приют! —
Кричу я вдогон им, а сердце в грудине так бьётся…
– Прощайте! Свидание будет в цветенье весны.
Дождусь я, конечно, дождусь, – мне уже доводилось.
Я снова про вас буду видеть прекрасные сны,
В которых любовь лебедей навсегда поселилась…
Поют, улетая на юг, косяки лебедей,
Опять загрустилось по быстрому тёплому лету.
А лето промчалось как будто за несколько дней
И пало с листвой тополиной под северным ветром…
Когда строку диктует чувство…
Когда строку диктует чувство
Пространства новые творя,
Душой рождённое искусство
Сплетает нити бытия,
И всё, немыслимо что было,
Вдруг обретает ясный смысл,
Где в букве каждой сказ и были,
И каждый слог – вселенной мысль…
Бабье лето. Закат
Как на горниле плавленая медь —
День остывает огненно-бордовый,
К востоку крутит свет земную твердь,
В стремленье день скорее выжать новый.
Сырой прохладой тянет от реки —
Сентябрь в рассвете, но тепло как летом,
Галдят заспорив о насущном старики,
Поёт собака с кошкою дуэтом…
Чудна картина, но, как мир стара —
Уж сколь с неё написано сюжетов?
Прекрасная осенняя пора,
Приправленная тёплым бабьим летом.
О, как Бальмонт, как Пушкин славный прав,
Как были правы Тютчев и Есенин —
Прекрасен увяданья кроткий нрав,
Но горек, как дымы костров осенних…
В том сентябре прощались мы с тобой…
В том сентябре прощались мы с тобой,
Но отпускать нас время не хотело.
Мы над моложской плыли тишиной,
Что нам прощальной музыкой звенела.
Кружились звёзды в вальсе неземном —
Была нам ночь торжественно-печальна,
И подгоняла вечным колесом
Покинуть мир, где сосны нас венчали.
Когда рассвет чуть слышно заалел,
Расставшись, мы не дали обещанье,
Что повторим – вернёмся в этот плен, —
Была лишь грусть, молчанье и прощанье…
И тот автобус знал, что навсегда
Увозит ту, что в сердце сохранится,
Что будет вечность светом – не года,
Светить и ждать, что счастье повторится…
В том сентябре прощались мы с тобой,
Но отпускать нас время не хотело.
Мы до утра молчали с тишиной,
Что над Мологой музыкой звенела…
Осень
Пахнет вечером жжёным —
Вновь костры у реки,
Там, где рыжие клёны
И туманы горьки.
Это Осень танцует
Чуть касаясь воды —
Ветерком порисует,
Пустит листья-ладьи
И седыми власами
Клёны в ночь оплетёт,
Чтоб обжарить дымами
И отправить в полёт.
Этот огненный танец
В предзакатной заре,
Словно Лета посланец
В дар о тёплой поре
Сохранится, чтоб память
Рыжим чудом согреть —
Нужно только в гербарий
Лист багряный сберечь.
В саду у нас…
В саду у нас рассветы не поют,
Давно не распускались розы…
Цветут холодные мимозы,
Да травы росы стерегут.
В саду у нас осенний листопад:
Все чувства, словно лист осины,
Скрутились в ржавые пружины —
Слова и слёзы невпопад…
У нас в саду закончилась любовь —
Её мы сами гнали, гнали…
Не там мы радости искали,
Теперь себя же ищем вновь…
В эту долгую ночь…
В эту долгую ночь мне по-доброму мама приснилась,
Говорила со мной – трудно вспомнить, о чём разговор.
Может, просто сказать мне хотела о том, что не сбылось,
Что с тяжёлой судьбиной ещё не окончила спор.
Что и там, где сейчас, как и прежде, радеет о детях,
Что жалеет о том, что не выдалось дольше пожить…
Улыбалась она… Как нужны мне порою сны эти —
Чтобы помнить о ней и, конечно, как прежде любить.
…Отпускать тяжело, но давно так красиво не снилась —
Значит, время пришло, и пора ей уйти навсегда.
Но на сердце тепло, словно грусть навсегда поселилась,
Чтобы искрой любви отзываться и жечь иногда…
Снился добрый мне сон… Отпускаю – иди, отпускаю.
Знаю, знаю – пора, – возрождайся в других именах…
Как безоблачен день, – осень добрая нынче какая,
И тепло от небес отзывается даже во снах…
Сегодня осень…
Сегодня осень – похолодало,
Как капли, буквы в строках – сырые…
Раскрасить вечер – чернила мало,
Слова смывает капелью стылой.
Листва кружится – берёзы блёкнут:
Ну вот, настала пора туманов,
Пора прощаний для перелётных,
И для погодных в окне обманов…
Неделя, раньше ль – кленам огниво,
Вспылают ярче свечей вечерних.
Дымиться будут костры сонливо,
И снова мысли – не по теченью…
Похолодало… Повечерело,
Канючит морось незваным гостем.
От непогоды ломает тело
И крутит, словно от злобы, кости.
Сегодня осень, и ночь дождлива,
И листья липнут к стеклу уныло,
И буквы в строках немых поплыли
Смешав с ручьями свои чернила…
Барабанит дождь по крыше…
Барабанит дождь по крыше —
Во дворе прокис октябрь.
Пса соседского не слышно,
Облетают листья с яблонь.
Воет в вытяжке противно,
Вязнет в доме полусумрак.
Смотрит кот в окно наивно,
Ждёт тепла – вдруг всё же будет?
Зря надеется на Осень:
Прицепилась не прогонишь —
А хотелось бы, и очень,
Но пока октябрь всего лишь…
Ноябрь. Утро зачиналось…
Слегка морозно. Золотится
Рожок подъеденной Луны.
С востока новый день зарится,
Дома выкрадывая с тьмы.
Уж кое-где гудят машины
И трудовой спешащий люд
Шагами будто бы в аршины
Спешит к местам, где ждёт их труд.
Ноябрь. Кажется, свершилось —
Морозец крепкий придавил.
Зима-таки и к нам решилась
Зайти по мере своих сил.
Но все прогнозы не шутейны —
Идёт к тому, что вновь тепло
Порой с дождливой канителью,
Вернётся, чтоб хранить сукно.
Сукно травы уже подросшей
И земляничный где-то куст,
Что в цвет пошёл – нет, не нарочно,
А потому, что Север пуст.
И потому, что полюс начал
Извечный танец перемен,
И времена теперь иначе,
Былым погодам не в пример…
Ноябрь. Утро зачиналось
Морозной праздностью зимы,
Но это только показалось —
В обед проснулись комары…
Былое в сердце стыло долго…
Былое в сердце стыло долго,
Сковав всё любое в гранит,
Но колет будто бы иголкой,
Придёт в ночи – болит, болит…
Рисует тень воображенье,
Стучится в окна память… Дождь.
На стёклах ночи отраженье —
Фонарный свет, зачем ты лжёшь?
В гранитном сердце невозможно
Огню гореть… и вспоминать.
Приди же, сон! Как сложно, сложно…
Не хочет память сон отдать.
Томится в клети каменелой
Нетленной памяти огонь —
Стучит, стучит, стучит по венам,
Влечёт куда-то за собой…
Глаза прикрыв, бегу к былому —
Туда, где всё ещё болит,
И проживаю снова, снова,
Ломая времени гранит…
Ветры жгучие, дождь как крошево…
Ветры жгучие, дождь – как крошево,
Осень стылая спину гнёт.
Запад зарится – не к хорошему,
Тянет с севера – снег пойдёт.
Как паршивенько… Ночи тёмные,
Утро инеем серебрит.
Листья падают испечённые
На дроблёный дорог гранит.
Будто дремлется, но воочию —
Тучи мокрые и дожди.
До тепла верста с многоточием,
А листвы – за год не сгрести.
Расчихалось вот, да неможется:
Свитер, валенки и – на печь.
Всё к утру пройдёт – потом сгонится,
Только раньше спать надо б лечь…
Стёкла мокрые плачут к вечеру,
Печка топится – дым к земле.
Чтиво кончилось, делать нечего,
Скука скучная – всё к Зиме…
Верстовой…
Не удержишь, вдаль бегут лета —
Вот ещё засечка на пороге…
Праздники? – по мне, так ерунда, —
Глянь – вон столб свалили у дороги!
Верстовой – как помню, всё стоял…
Надо же, помеха для кого-то!
Помню, как грибы здесь собирал —
Я тогда в лесу ещё работал…
Нет таких столбов уже нигде —
Это был последний из эпохи.
Цифры, словно тени, на звезде,
Выцвели… и вырезано – «Лёха».
Батю звали Лёхой в те года,
И погиб он здесь неподалёку.
Я, как за грибами, завсегда
Навещал и столбик одинокий.
Вот теперь к кому тут заезжать?
Не к чему прижаться после леса…
А лета бегут – не удержать,
По дорогам пыльным куролеся.
Вскоре отшумит и этот год —
Вот ещё засечка на пороге.
Что там ждёт – ухаб иль поворот?
А столба не будет у дороги…
Дым растёкся над рекою…
Дым растёкся над рекою и осокою,
Тлеет вяло на углях сырой пенёк.
На соломе, под сосною кособокою
Спит, укутавшись в фуфайку, паренёк.
Целый день пескарь наживку игнорировал,
А под вечер, словно сорванный с цепи,
Стал хватать на хлеб – а брали всё солидные,
Сантиметров аж почти до двадцати.
Мамка ищет битый час – поди волнуется,
А он дрыхнет, улыбается во сне.
Вот задаст, когда найдёт – век не забудется,
Спать не будет дня четыре на спине.
Там, во сне, поди, берут сомы пудовые
Да лещи по «три-с-полтиной» и судак:
Улыбается малец – сны снятся добрые, —
Подсекает, да не вытащить никак…
Мамка тихо подошла, присела рядышком,
– Как на папку-то похож – ни дать ни взять.
Шевельнула угольки в кострище колышком,
– Наловился, у костра уснул опять.
Накидала ивняка на пень дымящийся,
Подпихнула берестину под него,
– Не замёрзнем, а домой уж не потащимся. —
Прилегла, обняв сыночка своего.
Дым растёкся над рекою и осокою,
Разгорелся на углях сырой пенёк.
На соломе, под сосною кособокою,
Мамка спит, а рядом с ней – её сынок…
Я пришлю тебе осень…
Я пришлю тебе осень
Не в письме – бандеролью,
Ту, далёкую, в проседь,
Где мы были с тобою.
Где тебя провожал я…
Адрес тот же? – я помню —
Где когда-то желали
Быть навеки с тобою.
Я букет из кленовых
Тебе листьев отправлю —
Тех, бордово-палёных…
Помнишь, как мы играли?
Помнишь, как запускали
По реке наши звёзды?
Мы тогда и не знали,
Что разлуки так слёзны…
Я пришлю тебе дождик —
Соберу его капли.
Погрусти со мной тоже:
Не дожди виноваты.
Не ветра, не морозы —
Сами портим погоду…
Я пришлю тебе розы
За ушедшие годы.
Я пришлю тебе зиму
И рассветы, и лето…
И немую картину,
И письмо без ответа.
Не пиши мне – не надо,
Пусть останется осень,
Лишь она мне отрадна,
Только с ней довелось мне…
Только с нею спокойно —
Листья в вальсе кружатся
И прощаясь достойно,
Мне под ноги ложатся…
За рекою село
За рекою село. Ветер-странник гулящий
Воет в трубах сырых и гудит в проводах —
Сто эпох и одна, что была настоящей,
Что цвела, а сейчас – лишь остовы в кустах.
Чемоданы, хламьё, самоварная зелень,
Битый чешский фарфор, старый фотоальбом…
Чёрно-белый портрет на стене серо-белой,
Словно страж, стережёт покосившийся дом.
Сто эпох и одна: с фотографий истёртых
В двадцать первый наш век с укоризной глядят
Деды наших отцов на потомков упёртых,
Словно просят вернуть все эпохи назад.
Словно просят вернуть старых улиц названья
И с колоннами клуб – наш родной «колизей»,
И фонтанчик с водой питьевою – из камня,
И кино про простых, очень добрых людей…
Сто эпох и одна – ветер стыло взвывает,
На погосте скосились немые кресты.
За рекою село – не оно зарастает,
А эпохи стирают с настоящим мосты…
Встречались Художник и…
Встречались Художник и Осень под сенью кленовой,
Гуляли под старым зонтом, отбивая свой шаг.
О чём говорили? – о всяком: о времени новом,
О том, что меняется климат, но как-то не так…
Болтали о разных летах и о мокрой погоде,
О том, что теперь на экваторе падает снег.
Теперь, мол, не так, как когда-то бывало в природе,
И климат разительно съехал с катушек у всех…
Прогулки, быть может, неделю у них продолжались,
С беседами долгими – днями бывало подчас,
Но как-то под вечер над клёнами ветры игрались
И небо от влаги убрали всего лишь за час.
А утром взошло над туманами тёплое Солнце
И так разогрело, что лужи к обеду сошли.
А Осень… А что ей? – до времени долго придётся
Гулять, выжидая свои незабвенные дни…
Июль отгулял, стали ночи длинней и прохладней,
Но днём ещё разогревало в кленовой тени.
Встречались Художник и Лето на летней веранде —
Портрет он писал ей и в ночь разговоры вели.
Болтали о разном – об осени, вёснах и зимах,
О том, что растаяли льды на земных полюсах,
И Лето потом танцевала и пела красиво
На разных (почти соловьиных) земных голосах…
Встречался Художник потом и с Весной, и с Зимою,
И с ними подолгу молчал, а потом говорил,
И каждой портрет написал своей доброй рукою,
И каждой признался он в том, что их сильно любил…
Другое время, другие люди…
– Я оголтелым шалю пострелом, дрова ломаю… – «костры» всё ярче! —
Однажды небо, нюхнув горелым… подаст мне руку: – «дымку» бы! Старче?!
© Павел Светский
Другое время, другие люди устало стонут «Ну где же барин…
Когда приедет и нас рассудит – мы от сатрапов своих устали…»
Так прежде было (не там, где Сталин) и там хотели уйти в забвенье,
Когда за правду кричать устали… а после выли от сожаленья…
И войны были, и бунт «холерный», и даже «пьяный», но всё напрасно,
Никто не понял (сгорели нервы), но помнил каждый, как важен красный…
Взрывались разом, как допекало, и шли посмертно ища награды,
Но оказалось, что было мало, что очень много для жертвы надо…
Когда горела Москва и люди, и мрамор белый стекал слюдою,
Аплодисменты срывали судьи и брызгал нелюдь в седле слюною,
А после в мире леса горели и кости пеплом ссыпались в ямы,
И те, кто жадно на всё смотрели, как оказалось, виновны прямо.
У них подсчёт есть на все столетья, и знали верно, что будет дальше
(о каждой яме в безлюдной тверди сегодня знает хронолог каждый).
Не город – страны (Москва в финале), а то, что раньше – масоном скрыто,
Но всё исчезло – и прежде «спали», вот только память не лыком шита.
О том, что с искры вспылает пламя, навряд ли помнят сатрапы те же,
Но в каждом веке костры пылают (историк вряд ли меня поддержит).
Иван ли «грозный», Олег ли «вещий»… А вспомни каждый о Святославе,
Как он хазара громил успешно, бросая в степи Итиля камни…
Их много было, эпох и «спящих» – их всех «заразой» одной «косили»,
А был ли вирус тот настоящий… И цели всё же почти достигли…
Народ славянский доверчив очень – дурить такого куда как легче,
Но это если он жить не хочет – а было время не так далече…
Забыли просто (а тут вот Сталин), как поднималась страна Советов,
Лились там люди с клинковой стали и Предков чтили своих заветы,
И шли, хоть знали, что бой последний, когда стравили двух кровных братьев,
Причём не в первой войне бесследной – а сколько ж будет ещё тех пятен?..
– Другое время! – кричат другие, а после стонут и пьют «сивуху»,
И прячут утром глаза слепые, кляня бессилье, смотрясь в разруху.
И долго ль, долго ль терпенью виться – в какой эпохе порвётся жалость?
Настало время кострам дымиться… Вот храбрых только совсем не сталось…
«Забывайте…» – писал поэт…
«Забывайте забывших вас…» —
Пел когда-то поэт народный:
Если дружбы огонь погас,
Будет пусть и для вас не модно.
Забывайте – пускай идут
Всяк забывший своей дорогой.
Если где-то уже не ждут,
Не топчите и вы к ним ноги…
Забывайте… И я забыл,
Только ночью терзают память
И стучатся на грани сил
Те, кого б я хотел оставить,
Может, просто и не в друзьях,
А в душе, чтоб теплее было —
Позабыть-то совсем пустяк,
Но из сердца изгнать не в силах…
«Забывайте…» – писал поэт,
Но и он позабыл навряд ли,
Если в сердце остался след
И любить дал, однажды, клятву…
Дороги, немые дороги…
Дороги, немые дороги,
Столбы верстовые, поля —
Пылят за спиною тревоги,
А следом и слава моя.
Вдогонку дурные собаки,
Как будто за зверем, бегут
И в клочья отцовы рубахи
На мне словоблудием рвут.
И ветры дербанят ночами
Остывшие сны на куски,
Чтоб я не цеплялся руками
За небыль, и выл от тоски…
Пороги, гнилые пороги —
Забытая память моя:
Не сыпьте мне сажу под ноги,
Забудьте совсем про меня.
Не лайте, собаки, мне в спину,
Я сам направленье найду,
И если в дороге не сгину,
То к дому отцову приду…
Бульвар
Здесь пахнет по-особенному вкусно —
И липой, и опавшею листвой,
И чистое лирическое чувство
Рождается в душе само собой.
А время канителью конопляной
Из прошлого дорожкою немой
Влечёт тебя к осеннему бульвару
Пройтись под его кровлей вековой.
И только в тень бульварную вступая,
Теряется с реальностью вся связь —
С того, что здесь она совсем иная,
Не липнет здесь к ногам сырая грязь.
И день иной здесь времени не знает —
Века забыты кем-то на скамье.
А люди всё шагают и пинают
Судьбу свою, как листья по земле…
Блекнет тёплый октябрь…
Блекнет тёплый октябрь, стали улицы серо-седыми,
Под ногами листва – не ожжёт багряницею взгляд.
Этот день… Посмотри! Словно дети ногами босыми
Здесь по тропке прошли – так листочки от дуба лежат.
Надо ж так! Всё ж приходят к нам Духи природы.
Глянь – один наследил, показав нам частицу себя.
Да и день-то какой! Бабье лето – судить по погоде.
Вот, теперь расскажи всем своим о конце октября!
Не поверят – в Тверской уже холод промозглый с дождями,
Иногда и снежит, и морозит, бывает, с утра,
А у нас Дух земной топчет тропы босыми ногами,
Только стелет листву, чтоб к ногам не цеплялась лузга…
За неделей ноябрь – он-то точно испортит погоду.
Так бывает всегда: как придёт – задождит, заснежит…
Стынет в вечер октябрь. Листья дуба ложатся на воду —
Дух природный под ночь уплывает по речке в свой скит…
Село Солнце за дом, сразу стало темно и прохладно,
И подул ветерок, обнажив на востоке Луну.
Всё ж Природа мудра – основательно всё в ней и ладно,
Чтобы корни сберечь, их зимой укрывает в листву.
Блекнет тёплый октябрь. Стали улицы серо-седыми…
Малиновый тлеющий вечер
Малиновый тлеющий вечер…
Что смотришь задумчиво вдаль
И прячешь озябшие плечи
Под мамину тёплую шаль?
Как ты молчалива сегодня,
Не скажешь ни слова в ответ,
И кажется, будто бы с полдня
Тебя в этой комнате нет.
Как часто тебя увлекает
В далёкое прошлое грусть.
Тебя туда ждут и встречают?
Оставь, всё ушло уже. Пусть…
Как снег шелестит за окошком
И будто бы шепчет о чём,
Всё было у нас понемножку —
И холодно, и горячо…
Зачем нам, скажи, возвращаться
В ушедшую прошлую жизнь,
Что может в той жизни остаться,
Что вводит в холодную стынь?
Стемнело, оконные своды
Закрыла ночная вуаль.
Разъяснилась к ночи погода,
А ты всё молчишь. Смотришь вдаль…
Летят листы…
Летят листы понурых ясеней
на багровеющий асфальт:
Их Осень в серый перекрасила,
одела в траурный наряд
И гонит прочь из дома отчего
в монашьи хладные скиты,
И треплет ветер их, и мочит их,
а те сгнивают от воды…
Горька судьбина эмигрантская,
но листьев ясеня удел —
Покинуть дом в ночи октябрьской
не для того, чтоб лес редел,
А для того, чтоб в мае ряженом
вернуться вновь в родимый дом, —
В цвет изумрудный разукрашенным,
блестящим перистым листом…
Бывает, снится река в пустыне…
Бывает, снится река в пустыне:
Одеты в мрамор седой брега,
Прозрачны воды её и стылы,
И всюду женщины в жемчугах.
И всюду пальмы, и город древний,
Не счесть верблюдов несущих груз.
Там люди к старцам своим почтенны
И чтят священный любви союз.
Не правит в городе том правитель —
Там чтят с рожденья Свободы Кон,
И каждый в городе том воитель —
Всегда готов защищать свой дом.
Там ценность жизни превыше злата,
Там люди грамотны и мудры,
Не встретишь бедных там и богатых,
Там все приветливы – нет вражды.
Повсюду счастье на добрых лицах,
Смеются дети, цветы в садах…
Но город этот мне только снится
В таких, как сказка, чудесных снах…
А Осенью стихи как песни пишутся…
А Осенью стихи как песни пишутся —
С грустинкой к уходящему теплу:
В них крики журавлей меж строчек слышатся
И запах пряных листьев поутру.
И вроде так не хочется, но Осенью
Не сложатся стихи в весенний лад,
С того, что строки в них с небесной проседью,
Ложатся в свой, особый, нотный ряд.
То капли по стеклу, то листья о землю,
То ветер загудит вдруг в проводах…
Прохладные стихи поются под Зиму,
Но снится Лето тёплое во снах.
И пишется, и пишется, и пишется…
И где-то – на обрыв, под фа-минор,
Меж строчек утро летнее послышится,
Но смоет дождь осенний всё во двор…
Ложатся строки на землю осенние,
Осиновыми листьями желтя:
Не пишутся стихи с теплом весенние
С того, что журавли на юг летят…
Грань
Как за грань бытия, в миг последний ступая,
Словно камень-гранит, онемела душа —
Позабыв о Руси, русский Дух погибает,
Необдуманный в пропасть снова делая шаг.
На чернёном кресте бьётся бренное тело,
Исторгая свой крик о прощенье Руси,
Но немые рабы – до него нет им дела,
Они молча влекут в пекло мощи свои.
Не о прошлом своём, не о будущем вовсе:
Так случалось не раз, Русь сгорала дотла.
О сегодняшнем дне – что же будет там после?
Это «после» сейчас… Там великая мгла…
От эпохи Тартар не осталось и знаний,
Только пепел и пыль, и забвенье в веках.
Но ещё есть места, что хранят лишь названья
В непоющихся песнях и в нечтимых стихах.
Есть ли где-то страна, где глупеют так люди,
Где святое не чтут и не знают как жить?
Вряд ли есть на Земле, да уже и не будет —
Русь, что прежде была, уже не повторить…
Как за грань бытия, в неизбежность шагая,
В прах стирается Русь за немою чертой.
Лишь мятущийся Дух над Землёю витает
И взывает проснуться и вернуться домой…
Мёрзлый яблок на ветках сырых…
Мёрзлый яблок на ветках сырых —
Не отбила разлука седая —
Сколько было их здесь, наливных,
Только этот остался висеть.
Словно память о днях золотых,
О рассветах июльского рая,
О ночах августовских – застыв,
Будет в холоде зимнем корпеть.
Мёрзлый яблок – скорузлая грусть
Недопитого жаркого лета.
Стиснув зубы, смотрю на него,
Вспоминая о первой любви.
Далеко, истрепалась – и пусть!
Я ведь помню и, может быть, где-то
Вспомнит яблока вкус моего
Та, что чувства дарила свои.
Та, к кому я под утро, в окно
Лез с цветами, и руки целуя,
Говорил о любви и мечтах,
И вдыхал жаркий тела бальзам…
Словно сон – бесконечно давно
Мы расстались зачем-то – вслепую,
Обещая встречаться во снах
И писать на стекле по утрам…
Я ей яблок в автобус принёс —
Сумку целую: красных, с кислинкой.
Она выбрала самый большой,
Чтоб не плакать, а есть и молчать.
Но я видел, как капельки слёз
По щекам рисовали тропинки —
Может, знала, что общей судьбой
Не дано будет счастье познать…
Мёрзлый яблок на серых ветвях —
Недопетая юности песня,
Словно поздний посланник от той,
Что когда-то уехала вдаль.
Что-то там потерялось в тех днях —
Я б нашёл это, только бы если…
Не вернуться к той вехе былой,
Нет тропинки – а жаль, очень жаль…
В доме твоём
В доме твоём и град, и дождь,
Холод и мрак ночной…
Что же ты счастье не найдёшь,
Не позовёшь с собой?
В доме твоём бывает свет —
Ты ж на него кричишь,
Ну, а когда рассвета нет,
Ты всё молчишь, молчишь…
Где же твой отсвет от зерцал —
Ты прогнала его?
Он на стене писал… мерцал
В доме, где нет всего.
Нет там улыбок, смеха нет,
Нет и любви моей.
Так убеги со мной в рассвет
В дом, где вдвоём светлей!
Там нет ни града, не дождя,
Есть только бриз ночной…
Ты же таишься от меня
И не зовёшь с собой.
Канавы, разруха…
В память о Максатихинском ЛесПромХозе №1
Я хотел бы, Россия,
чтобы ты не забыла,
что когда-то ты вся
началась с деревень…
© С. Викулов
Канавы, разруха… Темнеют руины…
Кому-то казалось – была здесь война.
Но где-то на памяти живы картины,
Как на эстакаде кряжует пила,
Визжат лесовозы, стучат бревнотаски,
Гигантские краны за вёрсты видны…
Теперь преподносят реальность как сказку,
Что не было вовсе великой страны.
Как будто глазницы зияют пустые
У «тарного» цеха в растерзанный мир,
И ветры взвывают, как призраки злые
На странное время, на глупости пир…
Руины, руины – молчите, ни слова:
Не нужно о времени том горевать,
Пускай зарастают останки былого,
Теперь уже некому жизнь продлевать…
Лет тридцать ещё или, может, чуть больше —
Не вспомнится вовсе родной леспромхоз.
Затянется лесом, навеки замолкший,
Оставивший в сердце местечко для грёз…
Канавы, разруха… Темнеют руины…
Кажется, было так ветрено…
Кажется, было так ветрено
В день, когда встреча случайная
Жизнь изменила намеренно,
Высушив чувства отчаяньем.
Знаю, что было бессмысленно
Верить и долго надеяться,
Тень обнимать её мысленно…
К тени дорожка не стелется.
Значит, так было задумано…
Тени – не чувства, не вяжутся.
Фраза крутилась заумная —
Думал, при встрече всё скажется…
Думал, но было так ветрено,
Пыль поднималась над улицей.
Знал же, что внешность заметная
Вряд ли когда-то забудется…
Играй, гармонь моя, играй!
С небес под вечер каплет грусть,
Смывая бренное земное:
Я под гармонь пою про Русь,
Про наше лето наливное.
Про сенокос и про Сибирь,
Про куст смородины у речки,
Про глубину её и ширь,
Про бабу Шуру на крылечке.
Играй, гармонь моя, играй:
Спою немного и про осень,
Про бабье лето через край —
Люблю небес немую просинь.
Про паутинки в волосах,
Про сладко-горькую рябину…
Спою об огненных лесах,
Кленами в осень опалимых.
Ещё про зиму пропою
С её морозными ночами —
Я так снега её люблю
И хруст сугробов под ногами.
Люблю на лыжах по лесам,
Когда немного щиплет щёки.
Берёзки любы по утрам
И россыпь звёзд на небе блёклом.
И про весну я пропою,
Про серый снег и южный ветер,
Что прогоняет стынь мою
В поля, где солнце ярко светит.
Я буду петь вам песнь свою,
Чтоб грусть прогнать свою сырую,
Про Русь великую мою,
Про край, который так люблю я!
Играй, гармонь моя, играй…
В парке зажглись фонари…
В парке зажглись фонари —
Мыши летучие жмурятся.
Будем сидеть до зари,
Лясы точить и сутулиться.
Что нам с тобой – «молодым»,
Семечек сумку да зонтики.
Спать комарам не дадим —
Пусть развлекаются додики.
Пусть нашу кровушку пьют —
Щёлочь со вкусом вареников.
Может их гены сгниют —
Нам хоть не надо их веником…
Небо как ярко звездит —
Чисто сегодня, ни облачка.
Пёс под скамейкой храпит,
Как старый дед после стопочки.
С хрустом мы мысли грызём:
Ножки качаются веером,
В травы чехуйки плюём,
Сыплются, будто с конвейера.
Ночь до утра, как юла,
За разговорами скрутится —
Встретим рассвет добела,
Что с «молодыми-то» случится…
Тапки шагают домой,
Зонтики в такт им качаются.
– Слушай, а как же зимой?
В холоде плохо щелкается…
Пень (Кикимора)
Это зверь или скрипнуло деревце,
Или трётся, быть может, где сук о сук?
Здесь бывает такое! – не верится,
Приключается чудо в глухом лесу.
Если ягоды брать – встретишь Лешего,
За грибами – Ягиня к тебе придёт.
На машине нельзя здесь, лишь пешему,
Дядька Леший обидится – заведёт…
Вот скрипит и скрипит – всё ж не деревце,
Хоть немного похоже, что сук о сук,
Так бывает, что стонет медведица
Иль попавший в силки молодой барсук.
Сунет нос, где привада разложена,
Лапой мягкой продавит подход-мосток —
Раз! – и всё: лапы с мордой стреножены,
Начинает беситься и драть кусток.
То рычит, то застонет, озлобится.
Ну да ладно, не то – растянул байду…
Вот же, ветви трещат – кто-то ломится,
Так и знал, будет что-то, как в лес приду.
Вот уже это «что-то» поблизости:
В молодом ельняке будто зверь пыхтит,
А чуть дальше, скрежещет как жилисто —
Всё ж похоже на сук, что о сук скрипит…
Шевельнуться боюсь – вдруг медведица,
Иль какой-то неведомый чудо-зверь?
Вот уж близко совсем канителится,
Но на свет не выходит… И что теперь?
Через ельник продралось огромное,
В два обхвата почти… в высоту – сажень,
Не бревно, не скотина голодная,
А обросший грибами и мхами… пень!
Грозно зыркнув «как-будто глазницами»,
Мне, «как-будто рукой» он махнул присесть.
– Что застыл-то? Ну да, я безлицая,
Но зато мне не надо ни пить, не есть.
Вон, грибочки – и кормят, и радуют,
И лишайник, как шуба – всегда тепло.
Ну а ты, что молчишь-то – рассказывай!
По делам здесь каким или так… занесло?
– А ты кто хоть, чучундра мохнатая?
Напугала меня, аж дышать забыл.
А с тобою кто был – не сохатый ли,
То не он ли рогами о ель скрипел?
Предо мною лохматое чудище —
Я таких не встречал здесь в глухом лесу:
– Ты реальное хоть или чудится?
Напугало-то как… я здесь Лень пасу.
Не грибов да не ягод – гуляю так,
Надоело уж дома без дел сидеть.
Вот и думаю, что там в лесу да как,
И пошёл прогуляться да поглазеть…
Пень чихнул на мои изъяснения,
Буркнул что-то – и лес зашумел вокруг,
А потом, словно по мановению,
Отовсюду полезли пенёчки вдруг.
Вдоль дороги расселись: кряхтят, галдят,
А о чём – дюже речь непонятная.
Только в сторону, вроде, мою глядят —
Глаз-то нет… вот картина занятная!
– Не пойму, кто вы есть, да откуда хоть?
Ну а эти – твои все… сопливые?
Пень хихикнул незлобно:
– Мои все вродь.
Мы же эти… в народе – кикиморы.
– Это ж надо – присел я, – вот это день!
– Что, ужель на меня не похожие?
Попадётся им кто, будет нем, как тень…
Глянь, красавцы, как я – мохнорожие!
Я не выдержал всё же – «заржал как конь»,
Пять минут хохотал залихватисто…
– Ладно, больше не буду. Простить изволь?
Ну уж больно «детишки» чудатисты!
Знаешь, как ни пойду погулять в лесу, —
То с Ягой заболтаюсь, то с Лешими,
А сегодня скрипело, что сук о сук —
То проделки твои или «меньшего»?
– Ты ступай лучше, парень – идёт гроза. —
Пробубнила мне… пень иль Кикимора? —
В раз другой приходи. Как найти нас зна… —
В этот миг меня будто подкинуло
Силой ране неведанной, понесло
Над тайгой, над рекой, над равниною,
А вокруг – в небесах, всё от стрел цвело
И гремело, гремело невиданно!
Эта Сила меня принесла за двор,
Опустила к землице спокойненько…
Вот с тех пор затеваю с собою спор —
Кто ж меня переправил так скоренько?
Чьи проделки такие: то пень с болот,
Иль Кикимора? В общем, без разницы.
Не сказала она мне про скрип-то тот,
Или стон… Ах, лесная проказница!
Ладно! Всё-таки завтра иду с утра
По малину… а там, может, к Лешему.
Расспрошу, что за Сила меня несла —
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/viktor-serov-12507548/pod-solomennoy-strehoy-64698031/chitat-onlayn/?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Виктор Серов
Тип: электронная книга
Жанр: Стихи и поэзия
Язык: на русском языке
Издательство: Издательские решения
Дата публикации: 24.09.2024
Отзывы: Пока нет Добавить отзыв
О книге: Н. Гумилёв сказал: «Поэзия есть высшая форма речи», а Кольридж определяет её как «лучшие слова в лучшем порядке». И это совсем не просто – найти лучшие слова и выстроить их в лучшем порядке…Живая Этика призывает нас быть ответственными за всё, что мы говорим и делаем. Это относится и к стихотворчеству.Н. Д. Спирина. «Слово о стихах». 26 апреля 1996 год.«…под соломенной стрехой» – публикация 2021г.