Крысиная ненависть. Следствие ведёт Рязанцева
Крысиная ненависть. Следствие ведёт Рязанцева
Елена Касаткина
Он всегда нападает ночью. Он жесток и коварен. Безжалостен и неуловим. Его удушающий захват смертелен. Поймать его почти невозможно, но у следователя Елены Рязанцевой свои счёты с безжалостным зверем.
Крысиная ненависть
Следствие ведёт Рязанцева
Елена Касаткина
Корректор Галина Владимировна Субота
© Елена Касаткина, 2023
ISBN 978-5-0051-3202-4
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Бойся обидеть кого бы то ни было, ибо человек забывает свои обиды не раньше, чем отомстит за них.
Антуан де Сент-Экзюпери
Пролог
Две отливающие синевой бусинки смотрели внимательно и гипнотизирующе. Мерзкое серое чудовище подавляло волю. Больше всего в эту минуту Костик боялся шелохнуться. Казалось, стоит ему сделать одно неосторожное движение, и гадкая тварь, подпрыгнув, вгрызётся своими острыми зубками ему в лицо.
Крыса чувствовала свою силу. «Сиди и не дёргайся», – читалось в её взгляде. Умном, немигающем, властном. Он и не дергался. Не смог, даже если бы захотел. А он и не хотел. Теперь не хотел. И крыса это знала.
Когда минуту назад он вбежал в комнату и увидел лежащую на полу бабушку, а на её груди упирающееся нежно-розовыми лапками животное, он хотел убежать. Но почему-то не смог. Страх сковал его, и это был не просто страх. К нему примешивался интерес. Непонятный, пугающий, завораживающий интерес. Крыса, не обращая внимания на вбежавшего Костика, догрызла кончик бабушкиного носа и только после этого повернула остриё мордочки в его сторону.
Часть первая
Глава первая
На солнце случилась очередная огненная вспышка, и поэтому закат выдался изумительным.
Она как будто знала, как будто предвидела. А что? Может это ей художественное чутьё подсказало. Иначе как объяснить свалившееся ниоткуда щемящее желание творить. Последнее время такое с ней нечасто случалось. Отвлекали отношения. Сложные, непонятные, изнуряющие. Как ей, человеку с вечной потребностью, какой-то жизненной необходимостью любить и постоянно говорить об этом, справляться со своими эмоциями? Словно демон какой-то провоцирует её, а иначе убьёт, размажет, превратит в вату, сделает безвольной и не чувствующей боли. Она не может без него, без своего чувства любви. Любить. Это важнее, чем когда любят тебя?
После того, как она увидела их сидящими так близко друг к другу, что плечи и бёдра сомкнулись в лёгком касании словно в поцелуе, с ней случилась контузия. Или что-то в этом роде. Потому что она продолжала всё видеть и слышать, но не понимала, что происходит. Небольшой старенький томик Бродского в его руке. Её ресницы томно опущены, взгляд тонет в творческих исканиях поэта русской культуры. Пошлая картинка о возвышенной любви, трепетной нежности и… подлой измене.
«Не бойся, если вдруг тебя разлюбят, куда страшней, когда разлюбишь ты…»
Да? Это кто писал? Он сам через такое проходил?
А что там у Бродского?
«Вместе они любили сидеть на склоне холма.
Оттуда видны им были церковь, сады, тюрьма.
Оттуда они видали заросший водой водоём.
Сбросив в песок сандалии, сидели они вдвоём».
Ксюша сбросила сандалии, и её ноги утонули в песке. Ну что ж, лечи подобное подобным. Ни тюрьмы, ни церкви, но остальное всё, как по заказу: заросший водоём, осока с неё ростом, склон холма с другой стороны. «А тюрьму и церковь – символы любви и брака…, – Ксюша зло усмехнулась, вспомнив приглашение на свадьбу, которое полетело в мусорное ведро вместе с кошачьим туалетом, – … потом нарисую».
Откинув косу за плечи, вынула из сумки клеёнчатое сиденье, бросила на песок, достала альбом и краски… Акварель. Природу она любила в акварели. Размытые полутона, перемешанные оттенки, влажный взгляд. Как это близко её теперешнему состоянию. Она присела. Сначала надо насмотреться. Прочувствовать краски. Пропитаться настроением природы. Стать её частью, стать своей. Ксюша замерла.
Сзади послышался шорох и через минуту из кустов вывалился человек. Мужчина дёргал непослушными руками ремень на брюках и нервно сжимал коленки. Его смешно покачивало в разные стороны. При каждом шаге заносило. Он пытался справиться со своим состоянием, но состояние не слушалось, кренило в бок, угрожая падением. Однако падения не происходило, в последний момент мужчина успевал-таки коряво выставить ногу вперёд, и его тут же отбрасывало в другую сторону.
– О! – пьяный визитёр наконец-то заметил девушку. – Ты чего тут… – пробухтел, вращая кашу во рту.
Ответить Ксюша не успела. Мужчина, схватив рукой мотню, согнулся в странный полубоковой угол и, медленно подняв ногу, шагнул. Раз, другой. Он торопился. Он, как сам, наверное, думал, бежал, и этот бег был настолько комичным, что Ксюша громко рассмеялась ему вслед.
Когда хаотично передвигающаяся фигура исчезла из виду, девушка достала из коробки карандаш и принялась делать набросок. Руки будто ждали этого момента, будто соскучились. Линии получались точные, выверенные. Удалось передать и дуновение ветерка, и направление течения. Ксюша достала бутылочку с водой, облила ею лист, остатки вылила в стаканчик, обмакнула в него кисти, открыла краски. Какой цвет выбрать первым? Для неё это всегда был самый трудный момент – угадать.
Всё-таки розовый. Им оттенить все остальные.
Это было здорово. С самого первого касания кисти к бумаге, она забыла обо всём. Где-то там, в совершенно другом мире, остались и горечь разочарования, и муки обиды. Всё это теперь не имело никакого значения. Она творила. Она вливалась в то блаженное состояние покоя, которое буддисты называют нирваной. Здесь ей было хорошо, она была счастлива.
– Зачем мне это? Я собираюсь стать врачом, а не художником, – оправдывалась Ксюша, когда выяснилось, что она прогуливает занятия в художественной школе.
– Нет, ты будешь ходить, – настаивала мать. – Я за что деньги плачу?
– Так не плати.
– Что значит – не плати, что значит – брошу? Четыре года проучиться и бросить за полгода до окончания? Нет, ты будешь ходить. Хотя бы ради «корочки». Я теперь сама тебя буду сопровождать, как маленькую.
– Ну вот ещё.
– А вот так. – Мать хлопнула рукой по столешнице, а это означало, что настроена она серьёзно и лучше ей не перечить. Ксюша отвернулась к окну. – Ты мне ещё спасибо скажешь. Вот увидишь. Никогда не знаешь, где и что тебе может в жизни пригодиться.
Вот и пригодилось. Спасибо, мама.
Сзади снова зашуршало.
Да что ж он всё не угомонится?
К шуршанию добавился тонкий противный писк, как будто кто-то водил пенопластом по стеклу.
Что это? Плеск воды, может где-то рыба…
Она не успела додумать. Резкая боль в затылке, и слёзы брызнули из глаз. Она вскрикнула, на миг стало легче, её отпустили. Что-то мелькнуло перед глазами и обвило шею, дыхание перехватило, сердце затрепыхалось и… успокоилось.
Глава вторая
Утро облачно-зефирное. К остановке подъезжает медленно, как огромное неповоротливое животное, светящийся автобус, в котором сидит только один пассажир – пожилой мужчина с внешностью Вассермана, бородой деда Мазая и в шапочке Боба Марли. «Так вот как ты путешествуешь, дедушка Мороз», – Лена, схватившись одной рукой за поручень, протиснулась к окну в средний ряд сидений. «Скоро я стану такой же неповоротливой, как этот автобус» – мысленно проворчала, приложив руку к животу. Почему беременные всегда держатся за свой живот? Вот и она. Почему? Ведь не такая уж большая ещё выпуклость, и она вполне пролезает между сиденьями, не задевая собой спинку кресла. А всё равно… будто боится… будто оберегает.
Дед Мороз несколько раз клюнул носом в бороду, дёрнул головой, прогоняя сон, выдохнул глубокое «о-хо-хо», скучающе посмотрел в окно и, не найдя там ничего интересного, развернулся в сторону Лены.
– Да… зима… – сообщил непонятно зачем.
Лена терпеть не могла разговоры со случайными попутчиками, но промолчать казалось невежливым, к тому же сходство мужчины с тем… из папье-маше, что стоит у них под ёлкой, очевидно… вот только борода не вся ещё седая.
«А вдруг и впрямь дед Мороз», – Лена едва заметно улыбнулась и примирительно откликнулась:
– Люблю Новый год.
– Да… – протянул дед и вновь уставился в окно.
«Ну вот, даже желание не успела загадать», – разочарованно вздохнула Лена и тоже уставилась в окно.
Дальше ехали молча. Через пять остановок она вышла, оставив деда Мороза в грустном одиночестве, и направилась в торговый центр, в душе ругая себя за упущенную возможность. «Нашла чем удивить. Люблю Новый год. Подумаешь! Кто ж его не любит?». Но она действительно, как бы банально это не звучало, любила Новый год больше всех остальных праздников. И даже не сам праздник, а это щемящее ожидание его прихода. Вот и сегодня, сразу после визита к врачу решила посвятить остаток дня покупкам.
Огромное стеклянное здание встретило любимой «Ласт кристмас». Народу в это время ещё немного. Можно без суеты пройтись по бутикам, примерить понравившиеся наряды, обязательно купить что-то новое. Надо бы какое-нибудь платье на вырост. В ширину, конечно, чтобы потом можно было носить до мая. Но сначала выпить чашечку кофе. Стоп. Какой кофе? Кофе же нельзя. Тогда чай. Заодно подумать, что купить в подарок родителям.
В торговых центрах время всегда летит незаметно. Новое платье, тёмно-бордовое трикотажное, хорошо тянущееся в разнее стороны, с кокетливыми отверстиями на плечах, уже лежало в красивом фирменном пакете. К новому наряду полагается новое бельё, и не только потому, что Новый год, а ещё и потому, что за четыре месяца и живот, и грудь заметно округлились и увеличились в размерах.
На приёме доктор снова пытала её:
– Шевеления есть?
– Нет, – испуганно пролепетала Лена и схватилась за живот. Тот же вопрос доктор задавал две недели назад на очередном посещении.
– Странно, по срокам уже пора бы. Давно пора.
Лена почувствовала, как от страха вспотели ладошки.
– Я не знаю. У меня бурлит всё время в животе, может что-то случилось.
– Бурлит? – Доктор приложила пухлую ладонь к её животу. – Ну, так это плод ваш так шевелится.
Проходя мимо витрины, Лена придирчиво посмотрела на своё отражение. Волосы, которые по глупой примете нельзя состригать беременным, отрасли так, что легко заплетались в косу. Она не верила в приметы, но на всякий случай их соблюдала. Рисковать можно собой, но не новой зачинающейся жизнью. Толстая рыжая коса её раздражала. Какая-то старорежимная причёска. С ней она казалась себе гораздо старше и чопорней. А иногда, наоборот, простушкой.
Две пары кожаных перчаток, купленных в галантерее, завершили план намеченных покупок ровно к 16:00, но возвращаться домой не хотелось. Музыка, праздничный дизайн, всеобщая суета и счастливые лица людей создавали особую атмосферу, которая бывает только перед Новым годом. Хотелось ею напиться так, чтобы хватило надолго.
Но какого-то ингредиента в этом наборе новогоднего настроения всё-таки не хватало. Мандарины! Точно! Не хватает их запаха! Лена спустилась на первый этаж и зашла в супермаркет. Стараясь не смотреть по сторонам, чтобы не накупить лишнего, она сразу направилась в овощной отдел.
В огромном деревянном контейнере мандарины лежат россыпью. Молодой, тощий парнишка – сотрудник магазина подхватывает с тележки картонную коробку, переворачивает и вываливает добавочную порцию. Рыжие солнышки призывно переливают пористой глянцевой кожурой. Пройти мимо невозможно. Вот так берёшь в руки эти яркие ароматные шарики, и они рассказывают тебе историю. Каждый свою. Эти истории обязательно экзотические, о тёплых странах, где живут люди-дикари, не видевшие снега, о дивных птицах с головами дев и чудными голосами, поющими о радости и печали, о морях, океанах полных рыб и чудовищ, о фантастических растениях и цветах, о храбрых путешественниках и их верных возлюбленных.
– Картошку взял. Что ещё? Капусту? Что? Зачем снимать верхние листья?
Лена вздрогнула и замерла. Знакомый до боли, до дрожи в ногах голос за спиной вспугнул мандариновые фантазии. Они вспорхнули и улетучились, как будто их и не было. Мысли спутались, а сердце забилось с частотой дроби, отбиваемой виртуозом барабанщиком. Лена бросила в пакет зажатый в руке мандарин и, не оборачиваясь, прошла за витрину. Только там, в укрытии, она смогла собраться с силами и повернуться в сторону Махоркина.
Она смотрела на своего бывшего начальника, на отца её будущего ребёнка и не узнавала в нём человека, которого любила. Махоркин, перебирающий капустные кочаны? Такого она не могла себе представить даже в самом худшем своём сне. Отличный повод для насмешек Волкова.
Взгляд сам собой опустился на тележку, которая упиралась Махоркину в бок. Типичная новогодняя продуктовая корзина: ведёрко майонеза, шампанское, салфетки, лоток с яйцами, сетка с картошкой, две банки икры, ещё что-то… Поверх всего Лена разглядела огромную упаковку подгузников. Ну да!
– Куда посмотреть? На кочерыжку? Так она же внутри? Аа… понял, – отчитался в телефон Махоркин, положил его на плечо, прижал к уху. Освободившейся рукой отодрал верхние листья, повернул капусту кочерыжкой к себе и поскрёб её пальцем. – Какая-то плесень.
Дальше Лена слушать не стала. Плесень! Какая-то плесень. Нет. Это не Махоркин. Не тот Махоркин. Она не хотела этого знать, не хотела видеть эту плесень и, развернувшись, направилась к кассам, чтобы быстрей смешаться с толпой и остаться незамеченной.
Перед Новым годом большинство людей по привычке стараются закупиться всем, чем только можно в немыслимых количествах, как будто за одну эту ночь можно съесть в пять раз больше, чем обычно.
Лена оглядела тянущиеся от касс длинные очереди и почувствовала накипающее раздражение. Ну, конечно, время она выбрала не самое удачное. Насмешливо посмотрела на свой пакет с пятью мандаринами – больше взять не успела. Может бросить их и уйти? Мандарины сейчас можно купить в любом ларьке, прямо возле дома.
– А вы пройдите к первой кассе, там обслуживают тех, у кого товаров не больше пяти.
Милая девушка в синей униформе с бейджиком «Администратор» указала в сторону огромного жёлтого указателя с надписью «Экспресс-касса», где за конвейерной лентой стоял всего один покупатель. Большой, под два метра. Типичный викинг. Чтобы отвлечься от горестных мыслей, Лена стала разглядывать показавшегося ей необычным человека. Прямая спина, мощный торс. Крепкая шея утонула в складках серого шерстяного шарфа, поджимаемого слегка выступающим подбородком. Любопытный экземпляр. Длинные волосы аккуратно собраны в тонкий хвостик. Стоит так гордо, как его предки на драккаре. Он совсем непохож на Махоркина…
Да что ж такое? Как трудно справляться с мыслями. Как будто не она ими управляет, а они ею. Чёрт! Вернёмся к викингу.
Итак, пофантазируем, какую же ему надо подругу?
Почему-то представилась тоже высокая, длинноволосая, с ясным взором, крепкими зубами, крутыми бёдрами, чтоб легко могла нарожать ему кучу детей, и дерзко выступающей грудью, предназначенной не для закачки туда силикона, а для вскармливания потомков. А детей у них должно быть много. И все такие же крепкие, и порода в них будет чувствоваться через поколения. Вот так, и не иначе. Никаких противоположностей, которые якобы притягиваются. В вопросе генофондовом любовь не должна рисковать. Всё правильно. Конечно, та женщина Махоркину подходит больше. Ну вот опять.
– «Кент». Две пачки.
Вскочившая ланью, как по команде, кассирша отточенным движением пробежала пальчиками по корочкам сигаретных пачек и, выудив заказ, протянула мужчине.
– С вас сто пятьдесят рублей, шестьдесят копеек. – Сказала заискивающе. При этом её курносый носик взлетел, а широкая улыбка нарисовала на пухлых щёчках две глубокие ямочки. Девушка явно строила глазки, но мужчина, похоже, не обращал на её кокетство внимания. Казалось, весь его интерес в данную минуту сосредоточен на том, что лежало в кошельке. Даже не взглянув в очаровательные глазки незадачливой поклоннице, он, отсчитав необходимую сумму, положил две купюры на блюдце. Разочарованная невниманием кассирша нервно бросила сдачу и грубо бросила в сторону Лены:
– Кладите товар на ленту.
Смена интонации вызвала ответную реакцию – Лена швырнула пакет с мандаринами на ленту. Кассирша со всей силы надавила на педаль, лента яростно дёрнулась, маленькие шарики обижено подпрыгнули, выкатились из пакета и разбежались в разные стороны. Один из них свалился с ленты и, шмякнувшись об пол, покатился под ноги мужчине с сигаретами.
– Можно аккуратней? – взвизгнула кассирша противным язвительным голосом.
Что происходит? Что за метаморфозы творятся с людьми, или это у неё в голове что-то происходит, разве раньше она стала бы так реагировать? Видимо мы все под стрессом. Конец года, закупки, подведение итогов. У гормона стресса есть реакция «нападай или беги». А вот «прощай и понимай» – такой реакции в организме нет. Это насаждённое от разума, но не от инстинктов. К сожалению, так устроена природа, и эти гормоны просто не в состоянии уговорить наши надпочечники не реагировать. Это невозможно. На агрессию, это известно, лучше отвечать агрессией, иначе, невысказанная, она уйдёт внутрь и неизвестно во что выльется потом. И всё-таки надо взять себя в руки.
Лена присела и потянулась к ногам мужчины за мандарином. Оранжевый мячик будто решил с ней поиграть, он и не собирался останавливаться, а катился всё дальше. На этот раз мужчина, до сих пор безучастный к происходящему, будто опомнившись, нагнулся, подхватил мандарин и положил его на ленту.
– Спасибо, – Лена приподнялась и заинтересованно посмотрела на мужчину. Теперь понятно, почему молодая кассирша так старалась ему понравиться. Это было неожиданным – лицо совершено не вязалось со всем остальным. Тонкие черты – глаза, губы, нос были ошибкой, опечаткой природы, что портило всё впечатление. Но, несомненно, мужчина с лицом Алена Делона был привлекателен для дам, которые ничего не знали про викингов.
Нетипичный викинг скользнул в ответ по её лицу синими глазами и задержался взглядом на рыжей косе. Неужели у всех мужчин сидит в подкорке головы это благоговейное отношение к косе, как к элементу девичьей красы?
Кассирша перехватила взгляд синеглазого красавца, и её затрясло, как сломанный трансформатор.
– Побыстрей, гражданка, вы создаёте очередь. А вы не топчитесь в проходе, идите себе, – последние слова относились к спине мужчине, который и без того уже пересёк черту выхода.
«Ну вот. И зачем я только попёрлась в этот супермаркет», – ругала себя Лена, выходя из торгового центра. Праздничное настроение, созданное предновогодней атмосферой, пропало без следа. Надо что-то делать, что-то срочно придумать. Нельзя же идти с кислым лицом домой. Надо. Но ничего конкретного не приходило в голову.
– Где же ты, дедушка Мороз? – вместе с сизым паром выдохнула из себя Лена, оглядывая людей на остановке. Теперь у неё было желание, но не было того, кто бы его исполнил.
Тёмные фигурки топтались внутри стеклянного ограждения в ожидании своего автобуса. В сумерках все они казались одинаковыми.
Глупо искать его на остановке. Но ведь он ехал, куда-то ехал. Она вышла, а он поехал дальше. Куда? Конечная остановка того маршрута – Царицыно. Она запомнила. Это было написано большими буквами на лобовом стекле автобуса. Ну, конечно! Куда ещё может ехать дед Мороз! Царицыно! Она так любила это место, особенно зимой, особенно в Новый год и Рождество!
Глава третья
Парк тонет в снегу, под ногами приятно поскрипывает.
«Как хорошо!», – слова восторга замёрзают на губах, и жутко хочется горячего глинтвейна, что продают в палатке на входе. Жаль, что нельзя. Это так здорово – пить сладкое ароматное горячее вино прямо на морозе.
Чудный вечер, снежный, слегка ветреный. Обострённое беременностью обоняние словно издевается над ней. Шлейф ароматов корицы, гвоздики, мёда и лимона кружит голову нестерпимым желанием нарушить запрет и пригубить-таки волшебный напиток.
Пробивающийся сквозь ажурные кружева зимы золотой свет фонарей, разбрасывает причудливые тени, а подсветка дворца создаёт иллюзию сказки. Аллеи пустынны. Где-то вдалеке слышится восторженный визг детей, с бешеной скоростью летящих на «ватрушках» по зализанным до ледяных корок холмикам. Хочется идти дальше, углубляясь в ту часть царских угодий, где кроме тебя только деревья. Их ветви словно сотканы из мороза и воздуха. Идти и ни о чём не думать, оставляя после себя чуть заметные следы.
Лена обогнула подёрнутое тонким льдом озерцо и вышла на слегка припорошенную снегом тропинку. Впереди замаячила одинокая фигура. Навстречу двигался человек. В этом не было ничего удивительного, для того он и парк, чтоб в нём гулять. Она же бродит в этой отдалённой части одна, так почему бы кому-то ещё не захотеть того же? Любой человек изредка испытывает желание побыть в одиночестве. Поэт, например. Может быть, он идёт сейчас и сочиняет что-нибудь выдающееся.
Но чем ближе подходил человек, тем меньше он казался похожим на поэта. Поэты так не ходят. Походка у поэта спокойная, размеренная, неторопливая. Он ведь не стометровку сдаёт, он ищет, размышляет, впитывает в себя то, что вокруг.
Этот же явно торопился. Его походка не была прогулочной. Нет, не может человек, ищущий вдохновения, передвигаться с такой скоростью. Он шёл, пружиня шаг, быстро, нервно, торопливо, как будто уверенно двигался к цели. Но что за цель может быть в этой отдалённой части парка?
Лена почувствовала тревогу, но отступать было поздно, да и некуда. «Позвонить кому-нибудь», – первое, что пришло в голову. Она быстро сунула руку в карман и нащупала превратившийся в ледышку телефон. Стянув с руки перчатку, Лена нажала на кнопку, но замёрзший «айфоня» не подавал признаков жизни. Оставалось только одно…
Лена потыкала в дисплей пальцем и поднесла телефон к уху.
– Саша, ты где? – громко крикнула в трубку, искоса поглядывая на приближающуюся фигуру. – Я уже тут, в Царицыно, по парку гуляю, тебя жду. А ты где? На мостике? Я за озером, иди скорей сюда.
Хитрость удалась, человек на секунду остановился, воровато оглянулся и снова двинулся в её сторону, но уже не так уверено.
Они поравнялись, но в тусклом свете луны она не смогла разглядеть его лицо. Мужчина, не обращая на неё внимания, прошёл мимо. Лена уже готова была выдохнуть и даже сделала шаг вперёд, но в этот момент сзади послышался странный звук, и в ту же секунду она почувствовала острую боль в затылке. Рывок был сильный, а боль такая, что она потеряла способность к сопротивлению, упав прямо к нему в объятия. Попытка замахнуться и ударить нападающего тем, что было в руке оказалась неудачной. От боли пальцы непроизвольно разжались, и сумка с пакетами, взлетев, выплюнула в снег всё своё содержимое. Мандариновые шарики нырнули в сугроб, оставив на его поверхности воронкообразные следы.
Он намотал косу на кулак, а потом с отвращением оттолкнул от себя, и она рухнула на дорожку. Уткнувшись лицом в снег, Лена почувствовала тепло растекающейся под носом крови. В животе забурлило, задёргало, она попыталась перевернуться на спину, но не успела, цепкие пальцы снова схватили её за косу и дёрнули вверх. Дикая боль пронзила затылок, но это позволило ей встать на колени и откинуться назад. Он отпустил волосы и, обойдя, пнул её ногой в плечо. На этот раз она упала на спину, ударившись затылком и, не успела прийти в себя, как крепкие пальцы, словно клешни, впились в шею. Он сжимал руками её горло и сознание медленно уходило. Мысли заволокло туманом. «Надо притвориться, что умерла», – успело сработать сознание. Она дёрнулась и затихла. Тело обмякло, превратившись в подобие тряпки.
«Умение обмануть противника позволяет достигнуть внезапности и даёт возможность победить даже превосходящие силы неприятеля с минимальными потерями», – учил Махоркин.
Обманный манёвр сработал вовремя, ещё немного и этот день стал бы последним в её жизни. Мужчина неожиданно ослабил захват и склонил над ней лицо. Она почувствовала горьковатый запах сигарет с примесью ментола и непроизвольно открыла глаза. Она узнала его. Адаптировавшееся к темноте зрение позволило разглядеть красивые глаза, заострённые к верху брови, тонкие губы. Ален Делон из супермаркета!
Взгляд выдал.
– Сука, – выдохнул с морозным паром викинг, – перехитрить меня вздумала?
Он вновь стиснул пальцы, но от мороза они стали уже не такими послушными. Это подарило ей несколько спасительных мгновений. Откуда-то из глубин памяти всплыло:
– Самое главное – выбрать именно тот, который в данной ситуации не навредит, а спасёт. И сделать это надо очень быстро, времени на раздумья нет. Противник не дремлет.
– Ничего себе! Это реально вообще?
– Нереально, но другого выхода всё равно нет.
– Нет, я точно буду три часа думать, выбирать, а за это время…
– Ну, тогда тебе может помочь только правило УКК.
– Это что ещё за правило такое?
– Убегай, кричи, кусайся.
– О! Это по мне, – захихикала Лена.
– Надеюсь, что это никогда тебе не пригодится, но всё же запомни: у мужчины есть три уязвимых места – кадык, глаза и паховая зона. С последним лучше не рисковать. Любой мужик воспринимает это как покушение на самое святое, поэтому будет защищаться жестоко и яростно. Что у тебя остаётся? Глаза и кадык. В первом случае давишь костяшками пальцев на глазницы со всей силой, пока не выдавишь.
– Фу! – Лена брезгливо поморщилась.
– Если не уверена в том, что отвращение позволит тебе сделать это с достаточной силой, то лучше даже не пробуй. Остаётся последнее – ударить ребром ладони в кадык.
– Во! Это мне подходит.
– Но! Тут тоже есть определённые условия. Во-первых, вряд ли противник с готовностью подставит тебе свою шею. И второе: надо правильно рассчитать силу удара и желательно не промахнуться.
– Не переживай, не промахнусь.
– А сила?
– Будет сила.
Махоркин… Если бы ты знал тогда, как пригодятся мне твои уроки…
Она не промахнулась. Удар в кадык был сильный и точный. Обмякшее тело рухнуло прямо на неё, придавив к земле. Выбраться не представлялось возможным.
«У тебя есть несколько секунд. Пока противник не пришёл в себя – беги!», – диктовал ей из прошлого Махоркин.
Но как бежать? Как выбраться из-под придавившего её тела. Что там в УКК? Кричи!
Это было непросто, набрать в легкие воздух, когда твои пятьдесят прижимает к земле девяносто килограммов чужого веса, очень сложно, но она это сделала – тишину парка разорвало истошное: «Помогите!». Срывая голос до хрипоты, она кричала отчаянно, надрывно, и безлюдная тишина разносила этот вопль по всем закоулкам парка, заглушая слабые отзвуки человеческих голосов.
Силы уходили очень быстро, и постепенно крик превратился в шёпот. Отпущенное время закончилось, тело зашевелилось и стало приподыматься. Очнувшись, мужчина издал странный, нечеловеческий, похожий на хриплый визг, звук и снова вцепился в горло своей жертве, сжимая смертельное кольцо.
Где-то там, у озера заскрипел снег, кто-то спешил на помощь.
– Сука! – прохрипел мужчина и ослабил кольцо. – Я тебя ещё найду.
Он быстро поднялся с колен, на миг задержал взгляд на распахнувшейся шубе, из которой выглядывал округлый живот, и с размаху пнул в него ногой. Эта боль стала последней из того, что она почувствовала. Все остальные удары, беспощадные, безжалостные, финальные он наносил уже на безжизненное тело.
Глава четвёртая
На кольце у Соломона было написано: «всё пройдёт…». Эдакое смирись, отдайся времени. А вот Бисмарк на своём кольце выгравировал другое русское слово: «Ничего», смысл которого он долго не мог понять, когда русские его говорили. А говорили они его часто. Понял только потом, когда из саней вывалился, морду расквасил, а ямщик, вытирая его снегом, приговаривал: «Ничего, ничего, барин…". Ещё и по плечу прихлопывал. И понял тогда дипломат Отто фон… как же много-то в этом слове: и поддержка, и надежда, и утешение, и сострадание. Ничего! Прорвёмся!
– Ничего, ничего, – врач со смешной козлиной бородкой похлопал одеяло, едва прикасаясь морщинистой рукой. – Прорвемся! Теперь прорвёмся! – и, ссутулившись, направился к двери.
Там, за дверью, его уже ждали оперативники.
– Ну что? – Котов сделал шаг навстречу, – уже можно?
– Нет, ребятки, нельзя. – Доктор посмотрел на Виктора виноватым взглядом.
– Как нельзя? – дёрнулся Ревин. – Вы же сказали…
– Что я сказал? Сказал, что попробую… Ничего не обещал. Она 16 часов пролежала без сознания.
– Елена Аркадьевна сильная женщина, несколько лет сама проработала следователем…
– И что? Поймите вы, она ребёнка потеряла! Вы знаете, что это для женщины значит? Возможно, что она вообще больше не сможет иметь детей. У неё не только физические раны, у неё тяжелейшая психологическая травма.
– Мы не можем больше ждать, доктор, – Виктор Котов смотрел неотрывно и настойчиво. – Чем больше проходит времени, тем меньше у нас шансов найти преступника. Мы вынуждены нарушить ваш запрет.
Доктор ссутулился еще сильнее.
– Ну что ж… – вздохнул, – только аккуратней, пожалуйста. Учитывайте состояние пациентки. Даю вам 10 минут, не более. И только один пусть идёт.
– Но…
– Никаких «но», а то вообще не пущу.
Зима плакала капелью. Ледяные стрелы, преломляя солнечные лучи, отливали радугой. Тонкие струйки бежали по оконному стеклу кривыми дорожками. Оттепель.
«Когда что-то кончается в жизни, будь то плохое или хорошее, остаётся пустота. Но пустота, оставшаяся после плохого, заполняется сама собой. Пустоту же после чего-то хорошего можно заполнить, только отыскав что-то лучшее», – кажется, так считал Хемингуэй. А где искать это лучшее? И надо ли? Может кому-то надо. Ей нет.
Лена закрыла глаза. Хотелось снова провалиться в преисподнюю, откуда её зачем-то вытащили. Вытащили, что б похоронить заживо.
Дверь тихонько скрипнула.
Ну зачем? Разве они ещё не всё ей сказали? Разве они не могут оставить её в покое?
– Здравствуйте, Елена Аркадьевна!
Олег… Олег Ревин. Странно, но это был именно тот, пожалуй, единственный человек, чей голос она, если не желала, то готова была слышать. И слушать.
Лена открыла глаза. Олег!
– Я понимаю, вам сейчас трудно говорить, но вы же знаете, что это необходимо, что это важно…
– Да. – Каких неимоверных усилий стоил ей этот еле слышный то ли хрип, то ли стон.
– Давайте сделаем так: я буду задавать вопросы, а вы, если да, в ответ моргните.
Лена попробовала кивнуть, но почувствовала боль в области шеи и просто закрыла глаза.
Олег придвинул стул к кровати, сел.
– Вы видели, кто на вас напал?
Лена моргнула.
– Вы его знаете?
Ответа не последовало.
– Описать сможете?
Снова моргнула.
Олег посмотрел на катетер, вставленный в кисть правой руки, тянущуюся из него гибкую прозрачную трубку, наполненную раствором, и почувствовал лёгкое головокружение. Он до ужаса боялся уколов, эта фобия была родом из детства. Маленький Олежка часто болел, а мать – человек, хотя и далёкий от медицины, почему-то считала, что сама знает, чем лечить сына и при первом же чихе всаживала ему укол в попу.
Как же быть? Ни говорить, ни писать пострадавшая не может.
Лена, которая в упор смотрела на оперативника, будто прочитав его мысли, прохрипела:
– Я смогу. Скоро.
– Может быть есть какая-то примета, по которой…
– Ален Делон… – вместе с остатками сил выдавила из себя Лена, и её голова откинулась на бок.
– Что? – удивлённо переспросил Ревин, но в это время раздался скрип, и в разрез двери протиснулась голова доктора.
– Всё. На этом всё. Выходите.
На улице скользко. И надо же такому случиться, чтоб прямо накануне Нового года наступила оттепель. Необычная. Весенняя. Зимой солнечные дни всегда морозны, а тут какая-то природная аномалия. Солнце и совсем слабенький морозец. Приятный. И всё бы ничего, только ужасно скользко.
Виктор осторожно опустил ногу с крыльца, щупая ботинком покрывшуюся слоем льда дорожку.
– Что так и сказала: «Ален Делон»?
– Ну да.
– И как это понимать?
– Не знаю. Может похож?
– На французского актёра? Ты его видел?
– Кого?
– Не тупи, Олег, Делона этого.
– В детстве еще. Моя мать от него балдела. Тогда модно было фото актёров собирать. Кто-то марки, кто-то фантики, а она актёров. Их тогда в ларьках «Союзпечати» продавали. Так, прикинь, она у моей сестры двоюродной фото этого Делона украла. Та тоже увлекалась коллекционированием актёрских снимков.
– Зачем же красть, если они в каждом ларьке продавались?
– Так тираж этих фото небольшой был. Кто кого успел купить, тем и владел. Были особо любимые всеми актёры, которых иметь в коллекции было престижно. Таких быстро разбирали. Например, Тихонов тогда был в дефиците. Все хотели иметь Штирлица в своей коллекции. Вот и Делон тоже любимчик советских женщин. Сестра его фотку берегла, хвасталась вечно. Уж чего только маманя моя ей взамен не предлагала, даже Олега Видова. Помнишь, был такой фильм в детстве «Всадник без головы», он там играл?
– И чего?
– И ничего! Ни за что Светка меняться не хотела. Тогда-то маманя и решила пойти на преступление.
– Так вот откуда у тебя тяга к криминалистике? – ухмыльнулся Котов.
– Наверное…
– Ну, если ты его не только на фото, но и в фильме каком видел, то помнишь, какая у него субтильная фигура. Одно слово – француз.
– И что?
– А то, что человек, напавший на Лену, как говорят эксперты, был ростом под два метра. Следы, оставленные на снегу, о том свидетельствует. И то, с какой силой он её душил и избивал, говорит о том же. Это был крупный человек, и никак он не может быть похож на худосочного француза.
– И что нам делать? Она ни говорить, ни писать не может.
– Придётся подождать.
– Сколько?
– Надеюсь, что недолго.
– Пока мы ждать будем, этот подонок ещё на кого-нибудь нападёт.
– Вполне возможно. Но мы ведь не сложа руки ждать будем. Расследование идёт своим ходом.
– Ага. С Амберским мы быстро… – Олег сложил два пальца в кавычки и дважды согнул, – это дело раскроем.
– Мда. Махоркина бы…
– Или саму Рязанцеву вернуть. Лихо они в паре работали.
– Да… Я Саше звонил неделю назад, разговаривал с ним, он после Нового года в Тверь собирается уехать. Там теперь будет расследованиями заниматься.
– Слушай, а может ему позвонить и рассказать, что с Леной случилось?
– Я думал об этом.
– Ну и…
– Неблагодарное это дело лезть в чужие отношения, Олег. Можно таких дров наломать… И в итоге ещё и виноватым останешься. Нет уж. Пусть всё идёт так, как идёт.
Глава пятая
Проснулось рано. В 7.00, когда входная дверь стукнула, извещая о том, что все ушли. Жутко захотелось чаю. С сахаром.
Благодатное одиночество поддержал кот сверх нормой Кит Кета. Гулять так гулять. Лена подсыпала ещё немного. Кот дожевал то, что дали и, облизнувшись, ушёл досыпать.
Удерживая одной рукой чашку с блюдцем, она подошла к окну и, прижимаясь коленками к батарее, выглянула на улицу. Первый рабочий день после Новогодних каникул. В городе, которому не один век, после Рождественской суеты туманно и, как в отстоявшейся настойке, тихо, а в квартире пахнет хвоей и выпечкой. Мандаринов нет и не будет. Больше никогда.
Если остановиться в пространстве, то отчётливей будет ощущаться ход времени. Лена допила чай, отошла от окна, положила чашку в мойку и прошла в прихожую.
Из всех, оставшихся на месте преступления вещей, ей вернули только телефон и паспорт. После проверки оказалось, что на них только её отпечатки. Всё остальное: сумочка, пакеты и всё их содержимое теперь хранилось у оперативников. Всё, кроме мандаринов и перчаток. Мандарины остались погребенными сугробом, а перчатки, подарок родителям, не нашли. По всей видимости, их унёс преступник. Господи, неужели из-за перчаток? Или рассчитывал на большее?
– Ааа… – Лена попробовала напрячь голосовые связки. Получилось тихо, но это уже было кое-что. Покряхтела, прочищая горло, взяла с полки телефон.
Дисплей оказался таким же мёртвым, как и в тот день. «Эх, ты!», – подумала, вставляя шнур от зарядки.
Как только штепсель вошёл в розетку, «айфоня» обрадовано подмигнул чёрным огрызком и издал благодарный звук пробуждения.
Лена набрала номер Ревина и, услышав, приветственное «Да», прохрипела.
– Приезжайте, я могу.
Волшебный вопрос «зачем?». Его часто путают с другим – «Почему?» А ведь между ними такое несходство, как между прошлым и будущим.
– Получается, что он за вами следил. Зачем? Ну понятно, что для того, чтобы напасть. Но ведь должен был быть у него мотив. Вы говорите, что не знаете его? Вы уверены?
– Ребят, что вы мне всё выкаете, мы же не на службе, – полушёпот с каждым словом становился громче, голос восстанавливался, и говорилось легче. – Я точно никогда раньше нигде с ним не пересекалась. Когда мы встретились взглядом… там, в магазине… никакого интереса у него в глазах я не увидела. Отсюда можно сделать вывод, что мотив не сексуальный.
– Тогда грабёж? – предположил Олег.
– Тащиться через весь город, что бы украсть пару перчаток? – Котов пожал плечами. – Чушь какая-то.
– Может он не знал… Может думал…
– Нет. Виктор прав. Чушь. Во-первых, я расплачивалась картой, и он наверняка видел, что налички у меня нет.
– Наверняка, потому что кошелёк лежал на снегу нетронутым. Его даже не открывали.
– Вот. – Лена прищурила зелёные глаза, и они впервые за всё время разговора заискрились, как раньше. – И телефон не взял. Почему? Нет, прав Виктор, не будет грабитель выслеживать жертву, не будет так рисковать, ради перчаток. Если только он не фетишист. К тому же грабители так не действуют. Зачем душить было? Ну вырвал бы из рук, пригрозил в конце концов, я бы сама отдала. А он как зверь себя повёл. Он убить хотел. Зачем?
– Может он вас с кем-то перепутал? – осенило Ревина.
– Кстати, вполне может быть, – поддержал друга Котов.
– Может, может… – эхом повторила Рязанцева. – Тогда это многое объясняет. А перчатки, как трофей унёс.
– Надо бы фоторобот составить, Елена Аркадьевна. Чем быстрей, тем лучше.
– Ну вот, опять официоз, Виктор. Мы же не на работе.
– А мне кажется, что на работе. И всё, как прежде. С вами интересно. Может вернётесь? Ну не сейчас, конечно, потом, когда окончательно поправитесь.
– Признаться, я тоже скучаю по следственной работе.
– Ну вот, – обрадовался Олег.
– Но говорить об этом рано. Я пока не готова. Да и дело это мне всё равно никто не даст. Я не просто лицо заинтересованное, я жертва.
– Жалко.
– А кто дело ведёт? Меня ведь должны на допрос вызвать.
– Амберский, – махнул рукой Котов.
– Кажется, я что-то про него слышала.
– Да… личность известная. Начальство его уважает. Он, и правда, громкие дела раскрывал, только…
– Что? – Лена заинтересованно посмотрела на Виктора.
– Не знаю, скользкий он какой-то. Не нравится он мне.
– И мне, – поддакнул Ревин.
– Ну так он и не обязан всем нравиться. Главное, чтоб дела раскрывал.
– Да что-то не больно он торопится.
– Чем критиковать, давайте лучше поможем. Итак, чтобы определить направление поиска, надо попытаться построить психологический портрет преступника. Это поможет определить мотив.
– В нём было что-то необычное?
– Всё. Начиная от внешности и заканчивая повадками. Сочетание несочетаемого. Тонкие черты лица при такой внушительной фигуре. И этот крысиный хвостик…
– Хвостик? Какой хвостик?
– Жидкие волосики стянутые на затылке резинкой. Мне и раньше такое не очень нравилось, а теперь так и подавно.
– Так может он музыкант? – почему-то обрадовался Ревин.
– Качок-музыкант? Вот тебе первое несоответствие, – кивнула Лена.
– Почему? Сейчас многие качаются, и музыканты некоторые тоже.
– Допустим. Но мне представляется, что такая причёска нужна мужчине скорее, чтобы привлечь к себе внимание, а задача преступника – оставаться как раз незамеченным, не выделяться в толпе. Вот вам второе противоречие.
– Если предположить, что он напал на вас… – Лена поморщилась, и Виктор исправился, – …на тебя только потому, что перепутал с кем-то, то он не рецидивист.
– Или рецидивист? – Лена сверкнула глазами. – Ребят, надо проверить, не было ли похожих за последнее время преступлений.
– Ага.
– Так, ещё нужно поговорить с кассиршей, её фамилия Буханкина. На бейджике было написано. Она и фоторобот поможет составить. Если вдруг он не первый раз в этом супермаркете отоваривался, тогда можно предположить, что и живёт он где-то поблизости. Что ещё мы знаем? Курит сигареты «Кент». Примета для поиска слабая, но вдруг пригодится.
– Может ещё что-то есть?
– Ещё? – Лена задумалась. – От него как-то странно пахло.
– Чем?
– Сначала, когда он дыхнул, почувствовался слабый запах сигарет и ментола. Как будто он покурил и жвачкой зажевал. А вот, когда очнулся, появился совершенно другой, еле уловимый запах.
– И что это за запах?
– Трудно описать… Я бы сказала, что так пахнет старый мех.
Оперативники удивлённо смотрели на Рязанцеву.
– А что, старый мех как-то пахнет?
– Сейчас, – Лена вышла в коридор и через минуту вернулась с шапкой в руках. Лежалый мех напоминал драную кошку. – Надо же, столько раз мама порывалась выбросить, а руки так и не дошли. Вот и пригодилась. – Лена протянула шапку.
Оперативники, как по команде всунули носы в мех.
– Ну, чувствуете?
– Не-а, – Виктор почесал нос и громко чихнул. – Извините, я вообще-то аллергик.
– А ты? – Лена посмотрела на Олега.
– А мне носками пахнет. Но так… отдалённо, если совсем уж глубоко носом зарыться.
– Ясно. Ну ладно. Тогда по составленному плану: кассирша, фоторобот, архив. На первое время работы хватит. А там, глядишь, и Амберский чем-нибудь порадует.
Глава шестая
Алина Тупик считала себя женщиной роскошной. Такое самомнение возникло не с бухты-барахты. Три года назад Алина почти выиграла конкурс красоты. До первого места оставался один шаг, но дорогу в последний момент перешла черноволосая красавица южных кровей, которая сумела обаять жюри не только внешней привлекательностью, но и своим остроумием. И кто только придумал этот дурацкий интеллектуальный этап? Она была уверена, слишком уверена, что питерское происхождение (как-никак культурная столица) поможет ей пройти проверку на интеллект без особых проблем. Ведь она всё время училась, а это не только повышало её самооценку, но и давало интеллектуальное наполнение. Так она считала. И вполне справедливо. Никто не мог сказать, что Алина Тупик – пустышка. С ней всегда есть о чём поговорить, это раз. Она игнорирует провокации на хамство, это два. Высокодуховна, три. А ещё она следит за собой, регулярно занимается спортом, посещает косметолога, разные салоны и прочее. Принципиально не экономит на себе, всегда держит спину ровно, приветлива и мила со всеми.
К своему успеху Алина шла уверено, обходя соперниц на каждом этапе, победа почти была у неё в руках, она уже мысленно примерила корону, прикидывая, с какой причёской та будет лучше смотреться. Завить волосы или, наоборот, оттянуть утюжком? А может заплести в косу? Будет мило смотреться, трогательно и создаст образ русской красавицы, а это, наверняка, станет дополнительным бонусом ко всем остальным её достоинствам.
Тогда, с конкурса он нёс её на руках. Пытался утешить. Что-то говорил. Что-то типа, что она для него всегда первая, всегда лучшая. Даже предложение сделал. Но какое там. Уж лучше бы молчал. Она послала его подальше, вместе с его предложением и колечком. Он обиделся и ушёл. И ей пришлось зализывать эту рану одной. Она долго ещё мучилась, проклиная в душе соперницу. Влезла на её страничку в Станграме, написала какую-то гадость. Тут же отправилась в бан. Но не успокоилась. Нашла её в Контакте, изучила всю подноготную.
Очуметь! Соперница оказалась провинциальной выскочкой, уроженкой Воронежа. Вот и сидела бы в своём Мухосранске. Что они все в столицу прутся? Она хоть и сама не коренная москвичка, но, где Питер и где Воронеж? Алина с пристрастием рассматривала фотографии улыбчивой брюнетки и не могла понять, что же в ней самой не так.
Сравнила. Как бы ей не хотелось, но пришлось-таки признать, что смуглянка Илона Касинская довольна привлекательна. Но она-то лучше! Определённо лучше! Красивые серые глаза под чуть нависающими веками, но это природное и ничуть её не портит. Припухлые губы. Не надутые, как у силиконовых станграмных красавиц, а в самый раз. Нос… Ах да, нос! Свой нос она ненавидела, его кончик был похож на греческую сливку. Ну всё понятно. Всё из-за носа. Признавать иное превосходство соперницы Алина не собиралась.
Чтобы пережить такой провал, такой удар по самолюбию, понадобилось немало времени. Она всегда считала свою психику устойчивой, но на деле оказалось, что это не совсем так. Она заперла себя в четырёх стенах и долгое время совсем не выходила из дома.
Прошло три года, с Санькой они помирились (да куда он денется), а воспоминания до сих пор терзали её душу. Ох, уж эти воспоминания! Лучше и не вспоминать!
Алина нервно заправила за уши торчащие по бокам прядки. Знакомая парикмахерша умела плести невероятно красивые косы, которые недавно вошли в моду. Чем небрежней торчали из косы волосы, тем это считалось моднее. Но привычка к гладко уложенным причёскам осталась, и руки неосознанно всё время тянулись что-нибудь, да поправить.
Серый вечер, лёгкая пурга застилает землю. Это зима морозу постель стелет. Помирились, видно. Наконец-то, а то оттепель надоела уже.
Алина поднялась по старым каменным ступенькам, перегнулась через перила, посмотрела на покрытую льдом воду. Мосты она любила, они же, как символ соединения, может, поэтому влюблённые и вешают на них замочки. И поцелуи на них самые страстные, самые желанные.
Полдня она бродила по городу просто так. Ей нравилось слышать голоса и отдельные слова прохожих, заглядывать в их лица (у кого-то улыбка, у кого-то слёзы) и отпускать свои мысли погулять. Просто наслаждаться жизнью.
Женщинам на свидания положено опаздывать. Обычно так и происходило, но сегодня она решила прийти раньше назначенного времени. Она знала, что Санька не просто так позвал её на этот мостик. Сегодня он сделает ей предложение, и ажурную ковку перил украсит ещё один замочек. Символ их соединения.
Алина посмотрела на часики, минутная стрелка перевалила за цифру двенадцать. Санька опаздывал. Ну вот. Алина повернулась в сторону спуска и надула губки. Сзади послышались неторопливые шаги. Ах, он ещё и не торопится. Надо показать ему своё «фи». Алина демонстративно закинула косу за плечи и сделала шаг в направлении спуска.
Всё произошло так быстро, что она даже не успела понять, откуда взялась эта боль в затылке, и почему мгновенно перехватило дыхание. Она попыталась глотнуть воздух, но не смогла…
Санька Маклаков опаздывал. День не задался с самого утра. А ведь он всё заранее распланировал. Но как говорится, хочешь насмешить Бога, расскажи ему о своих планах. Вот ведь бывают такие дни, когда ты идёшь такой погружённый в собственные мысли, как в анабиоз, механически переставляя ноги, и вдруг упираешься носом в стеклянную дверь. А она тебя игнорирует. Ты машешь руками, тычешь локтями, пинаешь ногами, как та лягушка в крынке со сметаной. И всё бестолку. А так хочется просто сесть, списать всё на случай, на фатальное стечение обстоятельств и ругаться матом, обвиняя всех и каждого и, наверное, в первую очередь, себя в своей неудачливости и ждать… А чего ждать?
В общем, с сюрпризом ничего не получилось. Не срослось. Заболел главный массовик затейник, организатор всего действа. Прям накануне, то есть в ночь на сегодня, заболел. И заменить кем-то уже поздно и отложить нельзя. Не скажешь ведь Алинке – подождем, когда он выздоровеет. Пришлось, быстренько менять всю программу. А что менять? Купил розы, футляр с колечком в них спрятал, на большее фантазии не хватило. Ну не фантазёр он, и что теперь? Креативить не умеет. Зато умеет любить искренне, глубоко, без вывертов. Зато с ним можно не только говорить о чём попало, но и просто молчать. Обесценивать важное, путаться в простом, переживать по пустякам и понимать великое… чувствовать, что нежности при этом течёт больше, чем страсти.
Он взбежал по каменным ступенькам моста, выдохнул. Алины не было. Опаздывает. Вот и хорошо. А то б она ему за опоздание по башке-то надавала. Санька улыбнулся. Капризная она у него и требовательная. Всё, как полагается королеве. Хоть и несостоявшейся, но для него это никакого значения не имеет. Остановился. Прижался к парапету. Стал прокручивать речь, которую готовил вчера весь вечер. Не запутаться бы. Что там по тексту? Алина… Вот, блин, так и знал, все мысли перепутались, всё забыл… Алина… Чёрт!
Посмотрел под ноги. Следы маленьких ножек – треугольники остроносых сапожек и точечные пятнышки каблучков задавлены грубой рифлёной мужской подошвой сапог. Он сразу узнал следы Алининой обуви. Они были похожи на бегущий курсор «мышки». Забавный отпечаток не раз веселил его. Следы были свежими, их ещё не успел окончательно замести снег. Что это? Похоже, она была здесь. И не одна. Но куда делась? Санька склонился. Мужские следы уходили вниз, за ними тянулись две тонкие полоски. Санька не сразу понял что это…
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/elena-kasatkina-12049863/krysinaya-nenavist-sledstvie-vedet-ryazanceva-57393822/chitat-onlayn/?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Елена Касаткина
Он всегда нападает ночью. Он жесток и коварен. Безжалостен и неуловим. Его удушающий захват смертелен. Поймать его почти невозможно, но у следователя Елены Рязанцевой свои счёты с безжалостным зверем.
Крысиная ненависть
Следствие ведёт Рязанцева
Елена Касаткина
Корректор Галина Владимировна Субота
© Елена Касаткина, 2023
ISBN 978-5-0051-3202-4
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Бойся обидеть кого бы то ни было, ибо человек забывает свои обиды не раньше, чем отомстит за них.
Антуан де Сент-Экзюпери
Пролог
Две отливающие синевой бусинки смотрели внимательно и гипнотизирующе. Мерзкое серое чудовище подавляло волю. Больше всего в эту минуту Костик боялся шелохнуться. Казалось, стоит ему сделать одно неосторожное движение, и гадкая тварь, подпрыгнув, вгрызётся своими острыми зубками ему в лицо.
Крыса чувствовала свою силу. «Сиди и не дёргайся», – читалось в её взгляде. Умном, немигающем, властном. Он и не дергался. Не смог, даже если бы захотел. А он и не хотел. Теперь не хотел. И крыса это знала.
Когда минуту назад он вбежал в комнату и увидел лежащую на полу бабушку, а на её груди упирающееся нежно-розовыми лапками животное, он хотел убежать. Но почему-то не смог. Страх сковал его, и это был не просто страх. К нему примешивался интерес. Непонятный, пугающий, завораживающий интерес. Крыса, не обращая внимания на вбежавшего Костика, догрызла кончик бабушкиного носа и только после этого повернула остриё мордочки в его сторону.
Часть первая
Глава первая
На солнце случилась очередная огненная вспышка, и поэтому закат выдался изумительным.
Она как будто знала, как будто предвидела. А что? Может это ей художественное чутьё подсказало. Иначе как объяснить свалившееся ниоткуда щемящее желание творить. Последнее время такое с ней нечасто случалось. Отвлекали отношения. Сложные, непонятные, изнуряющие. Как ей, человеку с вечной потребностью, какой-то жизненной необходимостью любить и постоянно говорить об этом, справляться со своими эмоциями? Словно демон какой-то провоцирует её, а иначе убьёт, размажет, превратит в вату, сделает безвольной и не чувствующей боли. Она не может без него, без своего чувства любви. Любить. Это важнее, чем когда любят тебя?
После того, как она увидела их сидящими так близко друг к другу, что плечи и бёдра сомкнулись в лёгком касании словно в поцелуе, с ней случилась контузия. Или что-то в этом роде. Потому что она продолжала всё видеть и слышать, но не понимала, что происходит. Небольшой старенький томик Бродского в его руке. Её ресницы томно опущены, взгляд тонет в творческих исканиях поэта русской культуры. Пошлая картинка о возвышенной любви, трепетной нежности и… подлой измене.
«Не бойся, если вдруг тебя разлюбят, куда страшней, когда разлюбишь ты…»
Да? Это кто писал? Он сам через такое проходил?
А что там у Бродского?
«Вместе они любили сидеть на склоне холма.
Оттуда видны им были церковь, сады, тюрьма.
Оттуда они видали заросший водой водоём.
Сбросив в песок сандалии, сидели они вдвоём».
Ксюша сбросила сандалии, и её ноги утонули в песке. Ну что ж, лечи подобное подобным. Ни тюрьмы, ни церкви, но остальное всё, как по заказу: заросший водоём, осока с неё ростом, склон холма с другой стороны. «А тюрьму и церковь – символы любви и брака…, – Ксюша зло усмехнулась, вспомнив приглашение на свадьбу, которое полетело в мусорное ведро вместе с кошачьим туалетом, – … потом нарисую».
Откинув косу за плечи, вынула из сумки клеёнчатое сиденье, бросила на песок, достала альбом и краски… Акварель. Природу она любила в акварели. Размытые полутона, перемешанные оттенки, влажный взгляд. Как это близко её теперешнему состоянию. Она присела. Сначала надо насмотреться. Прочувствовать краски. Пропитаться настроением природы. Стать её частью, стать своей. Ксюша замерла.
Сзади послышался шорох и через минуту из кустов вывалился человек. Мужчина дёргал непослушными руками ремень на брюках и нервно сжимал коленки. Его смешно покачивало в разные стороны. При каждом шаге заносило. Он пытался справиться со своим состоянием, но состояние не слушалось, кренило в бок, угрожая падением. Однако падения не происходило, в последний момент мужчина успевал-таки коряво выставить ногу вперёд, и его тут же отбрасывало в другую сторону.
– О! – пьяный визитёр наконец-то заметил девушку. – Ты чего тут… – пробухтел, вращая кашу во рту.
Ответить Ксюша не успела. Мужчина, схватив рукой мотню, согнулся в странный полубоковой угол и, медленно подняв ногу, шагнул. Раз, другой. Он торопился. Он, как сам, наверное, думал, бежал, и этот бег был настолько комичным, что Ксюша громко рассмеялась ему вслед.
Когда хаотично передвигающаяся фигура исчезла из виду, девушка достала из коробки карандаш и принялась делать набросок. Руки будто ждали этого момента, будто соскучились. Линии получались точные, выверенные. Удалось передать и дуновение ветерка, и направление течения. Ксюша достала бутылочку с водой, облила ею лист, остатки вылила в стаканчик, обмакнула в него кисти, открыла краски. Какой цвет выбрать первым? Для неё это всегда был самый трудный момент – угадать.
Всё-таки розовый. Им оттенить все остальные.
Это было здорово. С самого первого касания кисти к бумаге, она забыла обо всём. Где-то там, в совершенно другом мире, остались и горечь разочарования, и муки обиды. Всё это теперь не имело никакого значения. Она творила. Она вливалась в то блаженное состояние покоя, которое буддисты называют нирваной. Здесь ей было хорошо, она была счастлива.
– Зачем мне это? Я собираюсь стать врачом, а не художником, – оправдывалась Ксюша, когда выяснилось, что она прогуливает занятия в художественной школе.
– Нет, ты будешь ходить, – настаивала мать. – Я за что деньги плачу?
– Так не плати.
– Что значит – не плати, что значит – брошу? Четыре года проучиться и бросить за полгода до окончания? Нет, ты будешь ходить. Хотя бы ради «корочки». Я теперь сама тебя буду сопровождать, как маленькую.
– Ну вот ещё.
– А вот так. – Мать хлопнула рукой по столешнице, а это означало, что настроена она серьёзно и лучше ей не перечить. Ксюша отвернулась к окну. – Ты мне ещё спасибо скажешь. Вот увидишь. Никогда не знаешь, где и что тебе может в жизни пригодиться.
Вот и пригодилось. Спасибо, мама.
Сзади снова зашуршало.
Да что ж он всё не угомонится?
К шуршанию добавился тонкий противный писк, как будто кто-то водил пенопластом по стеклу.
Что это? Плеск воды, может где-то рыба…
Она не успела додумать. Резкая боль в затылке, и слёзы брызнули из глаз. Она вскрикнула, на миг стало легче, её отпустили. Что-то мелькнуло перед глазами и обвило шею, дыхание перехватило, сердце затрепыхалось и… успокоилось.
Глава вторая
Утро облачно-зефирное. К остановке подъезжает медленно, как огромное неповоротливое животное, светящийся автобус, в котором сидит только один пассажир – пожилой мужчина с внешностью Вассермана, бородой деда Мазая и в шапочке Боба Марли. «Так вот как ты путешествуешь, дедушка Мороз», – Лена, схватившись одной рукой за поручень, протиснулась к окну в средний ряд сидений. «Скоро я стану такой же неповоротливой, как этот автобус» – мысленно проворчала, приложив руку к животу. Почему беременные всегда держатся за свой живот? Вот и она. Почему? Ведь не такая уж большая ещё выпуклость, и она вполне пролезает между сиденьями, не задевая собой спинку кресла. А всё равно… будто боится… будто оберегает.
Дед Мороз несколько раз клюнул носом в бороду, дёрнул головой, прогоняя сон, выдохнул глубокое «о-хо-хо», скучающе посмотрел в окно и, не найдя там ничего интересного, развернулся в сторону Лены.
– Да… зима… – сообщил непонятно зачем.
Лена терпеть не могла разговоры со случайными попутчиками, но промолчать казалось невежливым, к тому же сходство мужчины с тем… из папье-маше, что стоит у них под ёлкой, очевидно… вот только борода не вся ещё седая.
«А вдруг и впрямь дед Мороз», – Лена едва заметно улыбнулась и примирительно откликнулась:
– Люблю Новый год.
– Да… – протянул дед и вновь уставился в окно.
«Ну вот, даже желание не успела загадать», – разочарованно вздохнула Лена и тоже уставилась в окно.
Дальше ехали молча. Через пять остановок она вышла, оставив деда Мороза в грустном одиночестве, и направилась в торговый центр, в душе ругая себя за упущенную возможность. «Нашла чем удивить. Люблю Новый год. Подумаешь! Кто ж его не любит?». Но она действительно, как бы банально это не звучало, любила Новый год больше всех остальных праздников. И даже не сам праздник, а это щемящее ожидание его прихода. Вот и сегодня, сразу после визита к врачу решила посвятить остаток дня покупкам.
Огромное стеклянное здание встретило любимой «Ласт кристмас». Народу в это время ещё немного. Можно без суеты пройтись по бутикам, примерить понравившиеся наряды, обязательно купить что-то новое. Надо бы какое-нибудь платье на вырост. В ширину, конечно, чтобы потом можно было носить до мая. Но сначала выпить чашечку кофе. Стоп. Какой кофе? Кофе же нельзя. Тогда чай. Заодно подумать, что купить в подарок родителям.
В торговых центрах время всегда летит незаметно. Новое платье, тёмно-бордовое трикотажное, хорошо тянущееся в разнее стороны, с кокетливыми отверстиями на плечах, уже лежало в красивом фирменном пакете. К новому наряду полагается новое бельё, и не только потому, что Новый год, а ещё и потому, что за четыре месяца и живот, и грудь заметно округлились и увеличились в размерах.
На приёме доктор снова пытала её:
– Шевеления есть?
– Нет, – испуганно пролепетала Лена и схватилась за живот. Тот же вопрос доктор задавал две недели назад на очередном посещении.
– Странно, по срокам уже пора бы. Давно пора.
Лена почувствовала, как от страха вспотели ладошки.
– Я не знаю. У меня бурлит всё время в животе, может что-то случилось.
– Бурлит? – Доктор приложила пухлую ладонь к её животу. – Ну, так это плод ваш так шевелится.
Проходя мимо витрины, Лена придирчиво посмотрела на своё отражение. Волосы, которые по глупой примете нельзя состригать беременным, отрасли так, что легко заплетались в косу. Она не верила в приметы, но на всякий случай их соблюдала. Рисковать можно собой, но не новой зачинающейся жизнью. Толстая рыжая коса её раздражала. Какая-то старорежимная причёска. С ней она казалась себе гораздо старше и чопорней. А иногда, наоборот, простушкой.
Две пары кожаных перчаток, купленных в галантерее, завершили план намеченных покупок ровно к 16:00, но возвращаться домой не хотелось. Музыка, праздничный дизайн, всеобщая суета и счастливые лица людей создавали особую атмосферу, которая бывает только перед Новым годом. Хотелось ею напиться так, чтобы хватило надолго.
Но какого-то ингредиента в этом наборе новогоднего настроения всё-таки не хватало. Мандарины! Точно! Не хватает их запаха! Лена спустилась на первый этаж и зашла в супермаркет. Стараясь не смотреть по сторонам, чтобы не накупить лишнего, она сразу направилась в овощной отдел.
В огромном деревянном контейнере мандарины лежат россыпью. Молодой, тощий парнишка – сотрудник магазина подхватывает с тележки картонную коробку, переворачивает и вываливает добавочную порцию. Рыжие солнышки призывно переливают пористой глянцевой кожурой. Пройти мимо невозможно. Вот так берёшь в руки эти яркие ароматные шарики, и они рассказывают тебе историю. Каждый свою. Эти истории обязательно экзотические, о тёплых странах, где живут люди-дикари, не видевшие снега, о дивных птицах с головами дев и чудными голосами, поющими о радости и печали, о морях, океанах полных рыб и чудовищ, о фантастических растениях и цветах, о храбрых путешественниках и их верных возлюбленных.
– Картошку взял. Что ещё? Капусту? Что? Зачем снимать верхние листья?
Лена вздрогнула и замерла. Знакомый до боли, до дрожи в ногах голос за спиной вспугнул мандариновые фантазии. Они вспорхнули и улетучились, как будто их и не было. Мысли спутались, а сердце забилось с частотой дроби, отбиваемой виртуозом барабанщиком. Лена бросила в пакет зажатый в руке мандарин и, не оборачиваясь, прошла за витрину. Только там, в укрытии, она смогла собраться с силами и повернуться в сторону Махоркина.
Она смотрела на своего бывшего начальника, на отца её будущего ребёнка и не узнавала в нём человека, которого любила. Махоркин, перебирающий капустные кочаны? Такого она не могла себе представить даже в самом худшем своём сне. Отличный повод для насмешек Волкова.
Взгляд сам собой опустился на тележку, которая упиралась Махоркину в бок. Типичная новогодняя продуктовая корзина: ведёрко майонеза, шампанское, салфетки, лоток с яйцами, сетка с картошкой, две банки икры, ещё что-то… Поверх всего Лена разглядела огромную упаковку подгузников. Ну да!
– Куда посмотреть? На кочерыжку? Так она же внутри? Аа… понял, – отчитался в телефон Махоркин, положил его на плечо, прижал к уху. Освободившейся рукой отодрал верхние листья, повернул капусту кочерыжкой к себе и поскрёб её пальцем. – Какая-то плесень.
Дальше Лена слушать не стала. Плесень! Какая-то плесень. Нет. Это не Махоркин. Не тот Махоркин. Она не хотела этого знать, не хотела видеть эту плесень и, развернувшись, направилась к кассам, чтобы быстрей смешаться с толпой и остаться незамеченной.
Перед Новым годом большинство людей по привычке стараются закупиться всем, чем только можно в немыслимых количествах, как будто за одну эту ночь можно съесть в пять раз больше, чем обычно.
Лена оглядела тянущиеся от касс длинные очереди и почувствовала накипающее раздражение. Ну, конечно, время она выбрала не самое удачное. Насмешливо посмотрела на свой пакет с пятью мандаринами – больше взять не успела. Может бросить их и уйти? Мандарины сейчас можно купить в любом ларьке, прямо возле дома.
– А вы пройдите к первой кассе, там обслуживают тех, у кого товаров не больше пяти.
Милая девушка в синей униформе с бейджиком «Администратор» указала в сторону огромного жёлтого указателя с надписью «Экспресс-касса», где за конвейерной лентой стоял всего один покупатель. Большой, под два метра. Типичный викинг. Чтобы отвлечься от горестных мыслей, Лена стала разглядывать показавшегося ей необычным человека. Прямая спина, мощный торс. Крепкая шея утонула в складках серого шерстяного шарфа, поджимаемого слегка выступающим подбородком. Любопытный экземпляр. Длинные волосы аккуратно собраны в тонкий хвостик. Стоит так гордо, как его предки на драккаре. Он совсем непохож на Махоркина…
Да что ж такое? Как трудно справляться с мыслями. Как будто не она ими управляет, а они ею. Чёрт! Вернёмся к викингу.
Итак, пофантазируем, какую же ему надо подругу?
Почему-то представилась тоже высокая, длинноволосая, с ясным взором, крепкими зубами, крутыми бёдрами, чтоб легко могла нарожать ему кучу детей, и дерзко выступающей грудью, предназначенной не для закачки туда силикона, а для вскармливания потомков. А детей у них должно быть много. И все такие же крепкие, и порода в них будет чувствоваться через поколения. Вот так, и не иначе. Никаких противоположностей, которые якобы притягиваются. В вопросе генофондовом любовь не должна рисковать. Всё правильно. Конечно, та женщина Махоркину подходит больше. Ну вот опять.
– «Кент». Две пачки.
Вскочившая ланью, как по команде, кассирша отточенным движением пробежала пальчиками по корочкам сигаретных пачек и, выудив заказ, протянула мужчине.
– С вас сто пятьдесят рублей, шестьдесят копеек. – Сказала заискивающе. При этом её курносый носик взлетел, а широкая улыбка нарисовала на пухлых щёчках две глубокие ямочки. Девушка явно строила глазки, но мужчина, похоже, не обращал на её кокетство внимания. Казалось, весь его интерес в данную минуту сосредоточен на том, что лежало в кошельке. Даже не взглянув в очаровательные глазки незадачливой поклоннице, он, отсчитав необходимую сумму, положил две купюры на блюдце. Разочарованная невниманием кассирша нервно бросила сдачу и грубо бросила в сторону Лены:
– Кладите товар на ленту.
Смена интонации вызвала ответную реакцию – Лена швырнула пакет с мандаринами на ленту. Кассирша со всей силы надавила на педаль, лента яростно дёрнулась, маленькие шарики обижено подпрыгнули, выкатились из пакета и разбежались в разные стороны. Один из них свалился с ленты и, шмякнувшись об пол, покатился под ноги мужчине с сигаретами.
– Можно аккуратней? – взвизгнула кассирша противным язвительным голосом.
Что происходит? Что за метаморфозы творятся с людьми, или это у неё в голове что-то происходит, разве раньше она стала бы так реагировать? Видимо мы все под стрессом. Конец года, закупки, подведение итогов. У гормона стресса есть реакция «нападай или беги». А вот «прощай и понимай» – такой реакции в организме нет. Это насаждённое от разума, но не от инстинктов. К сожалению, так устроена природа, и эти гормоны просто не в состоянии уговорить наши надпочечники не реагировать. Это невозможно. На агрессию, это известно, лучше отвечать агрессией, иначе, невысказанная, она уйдёт внутрь и неизвестно во что выльется потом. И всё-таки надо взять себя в руки.
Лена присела и потянулась к ногам мужчины за мандарином. Оранжевый мячик будто решил с ней поиграть, он и не собирался останавливаться, а катился всё дальше. На этот раз мужчина, до сих пор безучастный к происходящему, будто опомнившись, нагнулся, подхватил мандарин и положил его на ленту.
– Спасибо, – Лена приподнялась и заинтересованно посмотрела на мужчину. Теперь понятно, почему молодая кассирша так старалась ему понравиться. Это было неожиданным – лицо совершено не вязалось со всем остальным. Тонкие черты – глаза, губы, нос были ошибкой, опечаткой природы, что портило всё впечатление. Но, несомненно, мужчина с лицом Алена Делона был привлекателен для дам, которые ничего не знали про викингов.
Нетипичный викинг скользнул в ответ по её лицу синими глазами и задержался взглядом на рыжей косе. Неужели у всех мужчин сидит в подкорке головы это благоговейное отношение к косе, как к элементу девичьей красы?
Кассирша перехватила взгляд синеглазого красавца, и её затрясло, как сломанный трансформатор.
– Побыстрей, гражданка, вы создаёте очередь. А вы не топчитесь в проходе, идите себе, – последние слова относились к спине мужчине, который и без того уже пересёк черту выхода.
«Ну вот. И зачем я только попёрлась в этот супермаркет», – ругала себя Лена, выходя из торгового центра. Праздничное настроение, созданное предновогодней атмосферой, пропало без следа. Надо что-то делать, что-то срочно придумать. Нельзя же идти с кислым лицом домой. Надо. Но ничего конкретного не приходило в голову.
– Где же ты, дедушка Мороз? – вместе с сизым паром выдохнула из себя Лена, оглядывая людей на остановке. Теперь у неё было желание, но не было того, кто бы его исполнил.
Тёмные фигурки топтались внутри стеклянного ограждения в ожидании своего автобуса. В сумерках все они казались одинаковыми.
Глупо искать его на остановке. Но ведь он ехал, куда-то ехал. Она вышла, а он поехал дальше. Куда? Конечная остановка того маршрута – Царицыно. Она запомнила. Это было написано большими буквами на лобовом стекле автобуса. Ну, конечно! Куда ещё может ехать дед Мороз! Царицыно! Она так любила это место, особенно зимой, особенно в Новый год и Рождество!
Глава третья
Парк тонет в снегу, под ногами приятно поскрипывает.
«Как хорошо!», – слова восторга замёрзают на губах, и жутко хочется горячего глинтвейна, что продают в палатке на входе. Жаль, что нельзя. Это так здорово – пить сладкое ароматное горячее вино прямо на морозе.
Чудный вечер, снежный, слегка ветреный. Обострённое беременностью обоняние словно издевается над ней. Шлейф ароматов корицы, гвоздики, мёда и лимона кружит голову нестерпимым желанием нарушить запрет и пригубить-таки волшебный напиток.
Пробивающийся сквозь ажурные кружева зимы золотой свет фонарей, разбрасывает причудливые тени, а подсветка дворца создаёт иллюзию сказки. Аллеи пустынны. Где-то вдалеке слышится восторженный визг детей, с бешеной скоростью летящих на «ватрушках» по зализанным до ледяных корок холмикам. Хочется идти дальше, углубляясь в ту часть царских угодий, где кроме тебя только деревья. Их ветви словно сотканы из мороза и воздуха. Идти и ни о чём не думать, оставляя после себя чуть заметные следы.
Лена обогнула подёрнутое тонким льдом озерцо и вышла на слегка припорошенную снегом тропинку. Впереди замаячила одинокая фигура. Навстречу двигался человек. В этом не было ничего удивительного, для того он и парк, чтоб в нём гулять. Она же бродит в этой отдалённой части одна, так почему бы кому-то ещё не захотеть того же? Любой человек изредка испытывает желание побыть в одиночестве. Поэт, например. Может быть, он идёт сейчас и сочиняет что-нибудь выдающееся.
Но чем ближе подходил человек, тем меньше он казался похожим на поэта. Поэты так не ходят. Походка у поэта спокойная, размеренная, неторопливая. Он ведь не стометровку сдаёт, он ищет, размышляет, впитывает в себя то, что вокруг.
Этот же явно торопился. Его походка не была прогулочной. Нет, не может человек, ищущий вдохновения, передвигаться с такой скоростью. Он шёл, пружиня шаг, быстро, нервно, торопливо, как будто уверенно двигался к цели. Но что за цель может быть в этой отдалённой части парка?
Лена почувствовала тревогу, но отступать было поздно, да и некуда. «Позвонить кому-нибудь», – первое, что пришло в голову. Она быстро сунула руку в карман и нащупала превратившийся в ледышку телефон. Стянув с руки перчатку, Лена нажала на кнопку, но замёрзший «айфоня» не подавал признаков жизни. Оставалось только одно…
Лена потыкала в дисплей пальцем и поднесла телефон к уху.
– Саша, ты где? – громко крикнула в трубку, искоса поглядывая на приближающуюся фигуру. – Я уже тут, в Царицыно, по парку гуляю, тебя жду. А ты где? На мостике? Я за озером, иди скорей сюда.
Хитрость удалась, человек на секунду остановился, воровато оглянулся и снова двинулся в её сторону, но уже не так уверено.
Они поравнялись, но в тусклом свете луны она не смогла разглядеть его лицо. Мужчина, не обращая на неё внимания, прошёл мимо. Лена уже готова была выдохнуть и даже сделала шаг вперёд, но в этот момент сзади послышался странный звук, и в ту же секунду она почувствовала острую боль в затылке. Рывок был сильный, а боль такая, что она потеряла способность к сопротивлению, упав прямо к нему в объятия. Попытка замахнуться и ударить нападающего тем, что было в руке оказалась неудачной. От боли пальцы непроизвольно разжались, и сумка с пакетами, взлетев, выплюнула в снег всё своё содержимое. Мандариновые шарики нырнули в сугроб, оставив на его поверхности воронкообразные следы.
Он намотал косу на кулак, а потом с отвращением оттолкнул от себя, и она рухнула на дорожку. Уткнувшись лицом в снег, Лена почувствовала тепло растекающейся под носом крови. В животе забурлило, задёргало, она попыталась перевернуться на спину, но не успела, цепкие пальцы снова схватили её за косу и дёрнули вверх. Дикая боль пронзила затылок, но это позволило ей встать на колени и откинуться назад. Он отпустил волосы и, обойдя, пнул её ногой в плечо. На этот раз она упала на спину, ударившись затылком и, не успела прийти в себя, как крепкие пальцы, словно клешни, впились в шею. Он сжимал руками её горло и сознание медленно уходило. Мысли заволокло туманом. «Надо притвориться, что умерла», – успело сработать сознание. Она дёрнулась и затихла. Тело обмякло, превратившись в подобие тряпки.
«Умение обмануть противника позволяет достигнуть внезапности и даёт возможность победить даже превосходящие силы неприятеля с минимальными потерями», – учил Махоркин.
Обманный манёвр сработал вовремя, ещё немного и этот день стал бы последним в её жизни. Мужчина неожиданно ослабил захват и склонил над ней лицо. Она почувствовала горьковатый запах сигарет с примесью ментола и непроизвольно открыла глаза. Она узнала его. Адаптировавшееся к темноте зрение позволило разглядеть красивые глаза, заострённые к верху брови, тонкие губы. Ален Делон из супермаркета!
Взгляд выдал.
– Сука, – выдохнул с морозным паром викинг, – перехитрить меня вздумала?
Он вновь стиснул пальцы, но от мороза они стали уже не такими послушными. Это подарило ей несколько спасительных мгновений. Откуда-то из глубин памяти всплыло:
– Самое главное – выбрать именно тот, который в данной ситуации не навредит, а спасёт. И сделать это надо очень быстро, времени на раздумья нет. Противник не дремлет.
– Ничего себе! Это реально вообще?
– Нереально, но другого выхода всё равно нет.
– Нет, я точно буду три часа думать, выбирать, а за это время…
– Ну, тогда тебе может помочь только правило УКК.
– Это что ещё за правило такое?
– Убегай, кричи, кусайся.
– О! Это по мне, – захихикала Лена.
– Надеюсь, что это никогда тебе не пригодится, но всё же запомни: у мужчины есть три уязвимых места – кадык, глаза и паховая зона. С последним лучше не рисковать. Любой мужик воспринимает это как покушение на самое святое, поэтому будет защищаться жестоко и яростно. Что у тебя остаётся? Глаза и кадык. В первом случае давишь костяшками пальцев на глазницы со всей силой, пока не выдавишь.
– Фу! – Лена брезгливо поморщилась.
– Если не уверена в том, что отвращение позволит тебе сделать это с достаточной силой, то лучше даже не пробуй. Остаётся последнее – ударить ребром ладони в кадык.
– Во! Это мне подходит.
– Но! Тут тоже есть определённые условия. Во-первых, вряд ли противник с готовностью подставит тебе свою шею. И второе: надо правильно рассчитать силу удара и желательно не промахнуться.
– Не переживай, не промахнусь.
– А сила?
– Будет сила.
Махоркин… Если бы ты знал тогда, как пригодятся мне твои уроки…
Она не промахнулась. Удар в кадык был сильный и точный. Обмякшее тело рухнуло прямо на неё, придавив к земле. Выбраться не представлялось возможным.
«У тебя есть несколько секунд. Пока противник не пришёл в себя – беги!», – диктовал ей из прошлого Махоркин.
Но как бежать? Как выбраться из-под придавившего её тела. Что там в УКК? Кричи!
Это было непросто, набрать в легкие воздух, когда твои пятьдесят прижимает к земле девяносто килограммов чужого веса, очень сложно, но она это сделала – тишину парка разорвало истошное: «Помогите!». Срывая голос до хрипоты, она кричала отчаянно, надрывно, и безлюдная тишина разносила этот вопль по всем закоулкам парка, заглушая слабые отзвуки человеческих голосов.
Силы уходили очень быстро, и постепенно крик превратился в шёпот. Отпущенное время закончилось, тело зашевелилось и стало приподыматься. Очнувшись, мужчина издал странный, нечеловеческий, похожий на хриплый визг, звук и снова вцепился в горло своей жертве, сжимая смертельное кольцо.
Где-то там, у озера заскрипел снег, кто-то спешил на помощь.
– Сука! – прохрипел мужчина и ослабил кольцо. – Я тебя ещё найду.
Он быстро поднялся с колен, на миг задержал взгляд на распахнувшейся шубе, из которой выглядывал округлый живот, и с размаху пнул в него ногой. Эта боль стала последней из того, что она почувствовала. Все остальные удары, беспощадные, безжалостные, финальные он наносил уже на безжизненное тело.
Глава четвёртая
На кольце у Соломона было написано: «всё пройдёт…». Эдакое смирись, отдайся времени. А вот Бисмарк на своём кольце выгравировал другое русское слово: «Ничего», смысл которого он долго не мог понять, когда русские его говорили. А говорили они его часто. Понял только потом, когда из саней вывалился, морду расквасил, а ямщик, вытирая его снегом, приговаривал: «Ничего, ничего, барин…". Ещё и по плечу прихлопывал. И понял тогда дипломат Отто фон… как же много-то в этом слове: и поддержка, и надежда, и утешение, и сострадание. Ничего! Прорвёмся!
– Ничего, ничего, – врач со смешной козлиной бородкой похлопал одеяло, едва прикасаясь морщинистой рукой. – Прорвемся! Теперь прорвёмся! – и, ссутулившись, направился к двери.
Там, за дверью, его уже ждали оперативники.
– Ну что? – Котов сделал шаг навстречу, – уже можно?
– Нет, ребятки, нельзя. – Доктор посмотрел на Виктора виноватым взглядом.
– Как нельзя? – дёрнулся Ревин. – Вы же сказали…
– Что я сказал? Сказал, что попробую… Ничего не обещал. Она 16 часов пролежала без сознания.
– Елена Аркадьевна сильная женщина, несколько лет сама проработала следователем…
– И что? Поймите вы, она ребёнка потеряла! Вы знаете, что это для женщины значит? Возможно, что она вообще больше не сможет иметь детей. У неё не только физические раны, у неё тяжелейшая психологическая травма.
– Мы не можем больше ждать, доктор, – Виктор Котов смотрел неотрывно и настойчиво. – Чем больше проходит времени, тем меньше у нас шансов найти преступника. Мы вынуждены нарушить ваш запрет.
Доктор ссутулился еще сильнее.
– Ну что ж… – вздохнул, – только аккуратней, пожалуйста. Учитывайте состояние пациентки. Даю вам 10 минут, не более. И только один пусть идёт.
– Но…
– Никаких «но», а то вообще не пущу.
Зима плакала капелью. Ледяные стрелы, преломляя солнечные лучи, отливали радугой. Тонкие струйки бежали по оконному стеклу кривыми дорожками. Оттепель.
«Когда что-то кончается в жизни, будь то плохое или хорошее, остаётся пустота. Но пустота, оставшаяся после плохого, заполняется сама собой. Пустоту же после чего-то хорошего можно заполнить, только отыскав что-то лучшее», – кажется, так считал Хемингуэй. А где искать это лучшее? И надо ли? Может кому-то надо. Ей нет.
Лена закрыла глаза. Хотелось снова провалиться в преисподнюю, откуда её зачем-то вытащили. Вытащили, что б похоронить заживо.
Дверь тихонько скрипнула.
Ну зачем? Разве они ещё не всё ей сказали? Разве они не могут оставить её в покое?
– Здравствуйте, Елена Аркадьевна!
Олег… Олег Ревин. Странно, но это был именно тот, пожалуй, единственный человек, чей голос она, если не желала, то готова была слышать. И слушать.
Лена открыла глаза. Олег!
– Я понимаю, вам сейчас трудно говорить, но вы же знаете, что это необходимо, что это важно…
– Да. – Каких неимоверных усилий стоил ей этот еле слышный то ли хрип, то ли стон.
– Давайте сделаем так: я буду задавать вопросы, а вы, если да, в ответ моргните.
Лена попробовала кивнуть, но почувствовала боль в области шеи и просто закрыла глаза.
Олег придвинул стул к кровати, сел.
– Вы видели, кто на вас напал?
Лена моргнула.
– Вы его знаете?
Ответа не последовало.
– Описать сможете?
Снова моргнула.
Олег посмотрел на катетер, вставленный в кисть правой руки, тянущуюся из него гибкую прозрачную трубку, наполненную раствором, и почувствовал лёгкое головокружение. Он до ужаса боялся уколов, эта фобия была родом из детства. Маленький Олежка часто болел, а мать – человек, хотя и далёкий от медицины, почему-то считала, что сама знает, чем лечить сына и при первом же чихе всаживала ему укол в попу.
Как же быть? Ни говорить, ни писать пострадавшая не может.
Лена, которая в упор смотрела на оперативника, будто прочитав его мысли, прохрипела:
– Я смогу. Скоро.
– Может быть есть какая-то примета, по которой…
– Ален Делон… – вместе с остатками сил выдавила из себя Лена, и её голова откинулась на бок.
– Что? – удивлённо переспросил Ревин, но в это время раздался скрип, и в разрез двери протиснулась голова доктора.
– Всё. На этом всё. Выходите.
На улице скользко. И надо же такому случиться, чтоб прямо накануне Нового года наступила оттепель. Необычная. Весенняя. Зимой солнечные дни всегда морозны, а тут какая-то природная аномалия. Солнце и совсем слабенький морозец. Приятный. И всё бы ничего, только ужасно скользко.
Виктор осторожно опустил ногу с крыльца, щупая ботинком покрывшуюся слоем льда дорожку.
– Что так и сказала: «Ален Делон»?
– Ну да.
– И как это понимать?
– Не знаю. Может похож?
– На французского актёра? Ты его видел?
– Кого?
– Не тупи, Олег, Делона этого.
– В детстве еще. Моя мать от него балдела. Тогда модно было фото актёров собирать. Кто-то марки, кто-то фантики, а она актёров. Их тогда в ларьках «Союзпечати» продавали. Так, прикинь, она у моей сестры двоюродной фото этого Делона украла. Та тоже увлекалась коллекционированием актёрских снимков.
– Зачем же красть, если они в каждом ларьке продавались?
– Так тираж этих фото небольшой был. Кто кого успел купить, тем и владел. Были особо любимые всеми актёры, которых иметь в коллекции было престижно. Таких быстро разбирали. Например, Тихонов тогда был в дефиците. Все хотели иметь Штирлица в своей коллекции. Вот и Делон тоже любимчик советских женщин. Сестра его фотку берегла, хвасталась вечно. Уж чего только маманя моя ей взамен не предлагала, даже Олега Видова. Помнишь, был такой фильм в детстве «Всадник без головы», он там играл?
– И чего?
– И ничего! Ни за что Светка меняться не хотела. Тогда-то маманя и решила пойти на преступление.
– Так вот откуда у тебя тяга к криминалистике? – ухмыльнулся Котов.
– Наверное…
– Ну, если ты его не только на фото, но и в фильме каком видел, то помнишь, какая у него субтильная фигура. Одно слово – француз.
– И что?
– А то, что человек, напавший на Лену, как говорят эксперты, был ростом под два метра. Следы, оставленные на снегу, о том свидетельствует. И то, с какой силой он её душил и избивал, говорит о том же. Это был крупный человек, и никак он не может быть похож на худосочного француза.
– И что нам делать? Она ни говорить, ни писать не может.
– Придётся подождать.
– Сколько?
– Надеюсь, что недолго.
– Пока мы ждать будем, этот подонок ещё на кого-нибудь нападёт.
– Вполне возможно. Но мы ведь не сложа руки ждать будем. Расследование идёт своим ходом.
– Ага. С Амберским мы быстро… – Олег сложил два пальца в кавычки и дважды согнул, – это дело раскроем.
– Мда. Махоркина бы…
– Или саму Рязанцеву вернуть. Лихо они в паре работали.
– Да… Я Саше звонил неделю назад, разговаривал с ним, он после Нового года в Тверь собирается уехать. Там теперь будет расследованиями заниматься.
– Слушай, а может ему позвонить и рассказать, что с Леной случилось?
– Я думал об этом.
– Ну и…
– Неблагодарное это дело лезть в чужие отношения, Олег. Можно таких дров наломать… И в итоге ещё и виноватым останешься. Нет уж. Пусть всё идёт так, как идёт.
Глава пятая
Проснулось рано. В 7.00, когда входная дверь стукнула, извещая о том, что все ушли. Жутко захотелось чаю. С сахаром.
Благодатное одиночество поддержал кот сверх нормой Кит Кета. Гулять так гулять. Лена подсыпала ещё немного. Кот дожевал то, что дали и, облизнувшись, ушёл досыпать.
Удерживая одной рукой чашку с блюдцем, она подошла к окну и, прижимаясь коленками к батарее, выглянула на улицу. Первый рабочий день после Новогодних каникул. В городе, которому не один век, после Рождественской суеты туманно и, как в отстоявшейся настойке, тихо, а в квартире пахнет хвоей и выпечкой. Мандаринов нет и не будет. Больше никогда.
Если остановиться в пространстве, то отчётливей будет ощущаться ход времени. Лена допила чай, отошла от окна, положила чашку в мойку и прошла в прихожую.
Из всех, оставшихся на месте преступления вещей, ей вернули только телефон и паспорт. После проверки оказалось, что на них только её отпечатки. Всё остальное: сумочка, пакеты и всё их содержимое теперь хранилось у оперативников. Всё, кроме мандаринов и перчаток. Мандарины остались погребенными сугробом, а перчатки, подарок родителям, не нашли. По всей видимости, их унёс преступник. Господи, неужели из-за перчаток? Или рассчитывал на большее?
– Ааа… – Лена попробовала напрячь голосовые связки. Получилось тихо, но это уже было кое-что. Покряхтела, прочищая горло, взяла с полки телефон.
Дисплей оказался таким же мёртвым, как и в тот день. «Эх, ты!», – подумала, вставляя шнур от зарядки.
Как только штепсель вошёл в розетку, «айфоня» обрадовано подмигнул чёрным огрызком и издал благодарный звук пробуждения.
Лена набрала номер Ревина и, услышав, приветственное «Да», прохрипела.
– Приезжайте, я могу.
Волшебный вопрос «зачем?». Его часто путают с другим – «Почему?» А ведь между ними такое несходство, как между прошлым и будущим.
– Получается, что он за вами следил. Зачем? Ну понятно, что для того, чтобы напасть. Но ведь должен был быть у него мотив. Вы говорите, что не знаете его? Вы уверены?
– Ребят, что вы мне всё выкаете, мы же не на службе, – полушёпот с каждым словом становился громче, голос восстанавливался, и говорилось легче. – Я точно никогда раньше нигде с ним не пересекалась. Когда мы встретились взглядом… там, в магазине… никакого интереса у него в глазах я не увидела. Отсюда можно сделать вывод, что мотив не сексуальный.
– Тогда грабёж? – предположил Олег.
– Тащиться через весь город, что бы украсть пару перчаток? – Котов пожал плечами. – Чушь какая-то.
– Может он не знал… Может думал…
– Нет. Виктор прав. Чушь. Во-первых, я расплачивалась картой, и он наверняка видел, что налички у меня нет.
– Наверняка, потому что кошелёк лежал на снегу нетронутым. Его даже не открывали.
– Вот. – Лена прищурила зелёные глаза, и они впервые за всё время разговора заискрились, как раньше. – И телефон не взял. Почему? Нет, прав Виктор, не будет грабитель выслеживать жертву, не будет так рисковать, ради перчаток. Если только он не фетишист. К тому же грабители так не действуют. Зачем душить было? Ну вырвал бы из рук, пригрозил в конце концов, я бы сама отдала. А он как зверь себя повёл. Он убить хотел. Зачем?
– Может он вас с кем-то перепутал? – осенило Ревина.
– Кстати, вполне может быть, – поддержал друга Котов.
– Может, может… – эхом повторила Рязанцева. – Тогда это многое объясняет. А перчатки, как трофей унёс.
– Надо бы фоторобот составить, Елена Аркадьевна. Чем быстрей, тем лучше.
– Ну вот, опять официоз, Виктор. Мы же не на работе.
– А мне кажется, что на работе. И всё, как прежде. С вами интересно. Может вернётесь? Ну не сейчас, конечно, потом, когда окончательно поправитесь.
– Признаться, я тоже скучаю по следственной работе.
– Ну вот, – обрадовался Олег.
– Но говорить об этом рано. Я пока не готова. Да и дело это мне всё равно никто не даст. Я не просто лицо заинтересованное, я жертва.
– Жалко.
– А кто дело ведёт? Меня ведь должны на допрос вызвать.
– Амберский, – махнул рукой Котов.
– Кажется, я что-то про него слышала.
– Да… личность известная. Начальство его уважает. Он, и правда, громкие дела раскрывал, только…
– Что? – Лена заинтересованно посмотрела на Виктора.
– Не знаю, скользкий он какой-то. Не нравится он мне.
– И мне, – поддакнул Ревин.
– Ну так он и не обязан всем нравиться. Главное, чтоб дела раскрывал.
– Да что-то не больно он торопится.
– Чем критиковать, давайте лучше поможем. Итак, чтобы определить направление поиска, надо попытаться построить психологический портрет преступника. Это поможет определить мотив.
– В нём было что-то необычное?
– Всё. Начиная от внешности и заканчивая повадками. Сочетание несочетаемого. Тонкие черты лица при такой внушительной фигуре. И этот крысиный хвостик…
– Хвостик? Какой хвостик?
– Жидкие волосики стянутые на затылке резинкой. Мне и раньше такое не очень нравилось, а теперь так и подавно.
– Так может он музыкант? – почему-то обрадовался Ревин.
– Качок-музыкант? Вот тебе первое несоответствие, – кивнула Лена.
– Почему? Сейчас многие качаются, и музыканты некоторые тоже.
– Допустим. Но мне представляется, что такая причёска нужна мужчине скорее, чтобы привлечь к себе внимание, а задача преступника – оставаться как раз незамеченным, не выделяться в толпе. Вот вам второе противоречие.
– Если предположить, что он напал на вас… – Лена поморщилась, и Виктор исправился, – …на тебя только потому, что перепутал с кем-то, то он не рецидивист.
– Или рецидивист? – Лена сверкнула глазами. – Ребят, надо проверить, не было ли похожих за последнее время преступлений.
– Ага.
– Так, ещё нужно поговорить с кассиршей, её фамилия Буханкина. На бейджике было написано. Она и фоторобот поможет составить. Если вдруг он не первый раз в этом супермаркете отоваривался, тогда можно предположить, что и живёт он где-то поблизости. Что ещё мы знаем? Курит сигареты «Кент». Примета для поиска слабая, но вдруг пригодится.
– Может ещё что-то есть?
– Ещё? – Лена задумалась. – От него как-то странно пахло.
– Чем?
– Сначала, когда он дыхнул, почувствовался слабый запах сигарет и ментола. Как будто он покурил и жвачкой зажевал. А вот, когда очнулся, появился совершенно другой, еле уловимый запах.
– И что это за запах?
– Трудно описать… Я бы сказала, что так пахнет старый мех.
Оперативники удивлённо смотрели на Рязанцеву.
– А что, старый мех как-то пахнет?
– Сейчас, – Лена вышла в коридор и через минуту вернулась с шапкой в руках. Лежалый мех напоминал драную кошку. – Надо же, столько раз мама порывалась выбросить, а руки так и не дошли. Вот и пригодилась. – Лена протянула шапку.
Оперативники, как по команде всунули носы в мех.
– Ну, чувствуете?
– Не-а, – Виктор почесал нос и громко чихнул. – Извините, я вообще-то аллергик.
– А ты? – Лена посмотрела на Олега.
– А мне носками пахнет. Но так… отдалённо, если совсем уж глубоко носом зарыться.
– Ясно. Ну ладно. Тогда по составленному плану: кассирша, фоторобот, архив. На первое время работы хватит. А там, глядишь, и Амберский чем-нибудь порадует.
Глава шестая
Алина Тупик считала себя женщиной роскошной. Такое самомнение возникло не с бухты-барахты. Три года назад Алина почти выиграла конкурс красоты. До первого места оставался один шаг, но дорогу в последний момент перешла черноволосая красавица южных кровей, которая сумела обаять жюри не только внешней привлекательностью, но и своим остроумием. И кто только придумал этот дурацкий интеллектуальный этап? Она была уверена, слишком уверена, что питерское происхождение (как-никак культурная столица) поможет ей пройти проверку на интеллект без особых проблем. Ведь она всё время училась, а это не только повышало её самооценку, но и давало интеллектуальное наполнение. Так она считала. И вполне справедливо. Никто не мог сказать, что Алина Тупик – пустышка. С ней всегда есть о чём поговорить, это раз. Она игнорирует провокации на хамство, это два. Высокодуховна, три. А ещё она следит за собой, регулярно занимается спортом, посещает косметолога, разные салоны и прочее. Принципиально не экономит на себе, всегда держит спину ровно, приветлива и мила со всеми.
К своему успеху Алина шла уверено, обходя соперниц на каждом этапе, победа почти была у неё в руках, она уже мысленно примерила корону, прикидывая, с какой причёской та будет лучше смотреться. Завить волосы или, наоборот, оттянуть утюжком? А может заплести в косу? Будет мило смотреться, трогательно и создаст образ русской красавицы, а это, наверняка, станет дополнительным бонусом ко всем остальным её достоинствам.
Тогда, с конкурса он нёс её на руках. Пытался утешить. Что-то говорил. Что-то типа, что она для него всегда первая, всегда лучшая. Даже предложение сделал. Но какое там. Уж лучше бы молчал. Она послала его подальше, вместе с его предложением и колечком. Он обиделся и ушёл. И ей пришлось зализывать эту рану одной. Она долго ещё мучилась, проклиная в душе соперницу. Влезла на её страничку в Станграме, написала какую-то гадость. Тут же отправилась в бан. Но не успокоилась. Нашла её в Контакте, изучила всю подноготную.
Очуметь! Соперница оказалась провинциальной выскочкой, уроженкой Воронежа. Вот и сидела бы в своём Мухосранске. Что они все в столицу прутся? Она хоть и сама не коренная москвичка, но, где Питер и где Воронеж? Алина с пристрастием рассматривала фотографии улыбчивой брюнетки и не могла понять, что же в ней самой не так.
Сравнила. Как бы ей не хотелось, но пришлось-таки признать, что смуглянка Илона Касинская довольна привлекательна. Но она-то лучше! Определённо лучше! Красивые серые глаза под чуть нависающими веками, но это природное и ничуть её не портит. Припухлые губы. Не надутые, как у силиконовых станграмных красавиц, а в самый раз. Нос… Ах да, нос! Свой нос она ненавидела, его кончик был похож на греческую сливку. Ну всё понятно. Всё из-за носа. Признавать иное превосходство соперницы Алина не собиралась.
Чтобы пережить такой провал, такой удар по самолюбию, понадобилось немало времени. Она всегда считала свою психику устойчивой, но на деле оказалось, что это не совсем так. Она заперла себя в четырёх стенах и долгое время совсем не выходила из дома.
Прошло три года, с Санькой они помирились (да куда он денется), а воспоминания до сих пор терзали её душу. Ох, уж эти воспоминания! Лучше и не вспоминать!
Алина нервно заправила за уши торчащие по бокам прядки. Знакомая парикмахерша умела плести невероятно красивые косы, которые недавно вошли в моду. Чем небрежней торчали из косы волосы, тем это считалось моднее. Но привычка к гладко уложенным причёскам осталась, и руки неосознанно всё время тянулись что-нибудь, да поправить.
Серый вечер, лёгкая пурга застилает землю. Это зима морозу постель стелет. Помирились, видно. Наконец-то, а то оттепель надоела уже.
Алина поднялась по старым каменным ступенькам, перегнулась через перила, посмотрела на покрытую льдом воду. Мосты она любила, они же, как символ соединения, может, поэтому влюблённые и вешают на них замочки. И поцелуи на них самые страстные, самые желанные.
Полдня она бродила по городу просто так. Ей нравилось слышать голоса и отдельные слова прохожих, заглядывать в их лица (у кого-то улыбка, у кого-то слёзы) и отпускать свои мысли погулять. Просто наслаждаться жизнью.
Женщинам на свидания положено опаздывать. Обычно так и происходило, но сегодня она решила прийти раньше назначенного времени. Она знала, что Санька не просто так позвал её на этот мостик. Сегодня он сделает ей предложение, и ажурную ковку перил украсит ещё один замочек. Символ их соединения.
Алина посмотрела на часики, минутная стрелка перевалила за цифру двенадцать. Санька опаздывал. Ну вот. Алина повернулась в сторону спуска и надула губки. Сзади послышались неторопливые шаги. Ах, он ещё и не торопится. Надо показать ему своё «фи». Алина демонстративно закинула косу за плечи и сделала шаг в направлении спуска.
Всё произошло так быстро, что она даже не успела понять, откуда взялась эта боль в затылке, и почему мгновенно перехватило дыхание. Она попыталась глотнуть воздух, но не смогла…
Санька Маклаков опаздывал. День не задался с самого утра. А ведь он всё заранее распланировал. Но как говорится, хочешь насмешить Бога, расскажи ему о своих планах. Вот ведь бывают такие дни, когда ты идёшь такой погружённый в собственные мысли, как в анабиоз, механически переставляя ноги, и вдруг упираешься носом в стеклянную дверь. А она тебя игнорирует. Ты машешь руками, тычешь локтями, пинаешь ногами, как та лягушка в крынке со сметаной. И всё бестолку. А так хочется просто сесть, списать всё на случай, на фатальное стечение обстоятельств и ругаться матом, обвиняя всех и каждого и, наверное, в первую очередь, себя в своей неудачливости и ждать… А чего ждать?
В общем, с сюрпризом ничего не получилось. Не срослось. Заболел главный массовик затейник, организатор всего действа. Прям накануне, то есть в ночь на сегодня, заболел. И заменить кем-то уже поздно и отложить нельзя. Не скажешь ведь Алинке – подождем, когда он выздоровеет. Пришлось, быстренько менять всю программу. А что менять? Купил розы, футляр с колечком в них спрятал, на большее фантазии не хватило. Ну не фантазёр он, и что теперь? Креативить не умеет. Зато умеет любить искренне, глубоко, без вывертов. Зато с ним можно не только говорить о чём попало, но и просто молчать. Обесценивать важное, путаться в простом, переживать по пустякам и понимать великое… чувствовать, что нежности при этом течёт больше, чем страсти.
Он взбежал по каменным ступенькам моста, выдохнул. Алины не было. Опаздывает. Вот и хорошо. А то б она ему за опоздание по башке-то надавала. Санька улыбнулся. Капризная она у него и требовательная. Всё, как полагается королеве. Хоть и несостоявшейся, но для него это никакого значения не имеет. Остановился. Прижался к парапету. Стал прокручивать речь, которую готовил вчера весь вечер. Не запутаться бы. Что там по тексту? Алина… Вот, блин, так и знал, все мысли перепутались, всё забыл… Алина… Чёрт!
Посмотрел под ноги. Следы маленьких ножек – треугольники остроносых сапожек и точечные пятнышки каблучков задавлены грубой рифлёной мужской подошвой сапог. Он сразу узнал следы Алининой обуви. Они были похожи на бегущий курсор «мышки». Забавный отпечаток не раз веселил его. Следы были свежими, их ещё не успел окончательно замести снег. Что это? Похоже, она была здесь. И не одна. Но куда делась? Санька склонился. Мужские следы уходили вниз, за ними тянулись две тонкие полоски. Санька не сразу понял что это…
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/elena-kasatkina-12049863/krysinaya-nenavist-sledstvie-vedet-ryazanceva-57393822/chitat-onlayn/?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Елена Касаткина
Тип: электронная книга
Жанр: Современные детективы
Язык: на русском языке
Издательство: Издательские решения
Дата публикации: 24.09.2024
Отзывы: Пока нет Добавить отзыв
О книге: Он всегда нападает ночью. Он жесток и коварен. Безжалостен и неуловим. Его удушающий захват смертелен. Поймать его почти невозможно, но у следователя Елены Рязанцевой свои счёты с безжалостным зверем.