Теория газового света
Теория газового света
Екатерина Ландер
На окраине Москвы, в глухом районе из серых заплесневелых пятиэтажек, живет убийца – человек, чей страх с годами перерос в паранойю. Кирилл страдает от галлюцинаций и совершает ритуальные жертвоприношения в подвале заброшенной больницы.
Случайно спасена оказалась только восемнадцатилетняя Кристина. Однако теперь ее преследуют навязчивые видения и внезапно открывшаяся правда о погибшей матери: когда-то та была влюблена в Кирилла, ставшего бессердечным чудовищем. Но настолько ли бессердечным, как кажется?..
Екатерина Ландер
Теория газового света
© Екатерина Ландер, текст, 2025
© ООО «ИД „Теория невероятности“», 2025
Я знаю: за гранью, где исчезает всё, есть ромашковое поле.
Там мы и встретимся.
Не вспыхнуть ей было невмочь, Но мрак она только тревожит: Так бабочка газа всю ночь Дрожит, а сорваться не может…
Иннокентий Анненский «Бабочка газа»
Предисловие
Если задуматься, то любое творчество – это интерпретации темы жизни и смерти.
Справедливо будет сказать, что «Теория газового света» – самая хлесткая, злая и неочевидно автобиографическая книга, которую я написала.
Она про смерть, повлекшую за собой безумие. И про безумие, обернувшееся многими смертями.
Это роман-инверсия, роман-иллюзия, роман-лабиринт по закоулкам израненной души.
Но самое главное – это история о любви. О любви наперекор смерти…
О том, что, несмотря на кажущееся отчаяние, свет во всем происходящем есть. И далеко не всегда – газовый.
Пролог
• 2017 •
Алиса
Прошло сорок минут с того момента, как на Москву обрушился еще небывалый для этого лета ливень. И двадцать, как Тимофей остановил машину у обочины, приказав выходить прямо сейчас, если ее что-то не устраивает. Конечно, сгоряча. Но Алиса так яростно хлопнула дверью, что он тут же ожесточенно вдавил педаль газа и скрылся вдали, оставив ее одну в незнакомом районе.
В сизых вечерних сумерках машины мчались по шоссе мимо бредущей вдоль края полосы девушки. Потоки воды разлетались из-под колес и, захлестывая друг друга, заливали ноги. Встречные огни слепили глаза, а в душе пронзительной чернотой расползалась едкая, щемящая пустота, и слезы текли уже непроизвольно, смешиваясь с размазанной по щекам тушью. Пару раз Алисе сигналили, но с дороги она не уходила. Может, оно и к лучшему: если повезет, кто-нибудь наедет на нее, не заметив или не справившись с управлением. Тогда всем страданиям придет конец…
– Девушка, у вас все в порядке? – И все-таки Алиса вздрогнула, когда в пяти шагах от нее притормозила заурядная иномарка. Стекло опустилось, из полумрака салона показалась голова водителя. – Могу чем-то помочь?
Мужчина пытался перекричать дождь, но слышно все равно было через слово.
«Можешь. Свалив отсюда!» – хотела огрызнуться Алиса. Даже рот открыла, глаза сощурила презрительно, но склизкий горький комок, вставший поперек горла, дернулся. Она опять заплакала. А еще, будто назло, чтобы прикончить, пришла мысль: «До чего жалко выглядят эти кривляния. Одна на городской обочине, в раскисших балетках и облепившем тело легком платье… Да этот мужик бог весть что о ней подумал!»
Незнакомец включил аварийку, вышел под проливной дождь и хлопнул дверью. Чертыхаясь, выудил что-то из багажника и, подойдя, накинул Алисе на плечи развернутый плед, который, казалось, тут же намок и потяжелел, начав неумолимо тянуть ее к земле.
– Где живешь? Подброшу тебя до дома.
Она поколебалась, но все-таки сказала:
– Общага на Соколе. С-спасибо. – Зубы выбивали непроизвольную дробь.
Мужчина кивнул. Ему было слегка за тридцать на вид. Острые от излишней худобы, но приятные черты лица, кольцо на безымянном пальце. Алиса пригляделась: на заднем сиденье виднелось детское кресло с парой игрушек. Значит, семейный. Сжалился над бедной дурочкой, поэтому и остановился.
Остатки опасений в последний раз смутно дернулись где-то глубоко внутри, но Алиса подавила их, поспешно запрыгивая в салон и оставляя дурные предчувствия позади вместе с мерзким, кислотным дождем.
Спаситель представился Кириллом.
Он улыбался, шутил, бодро настраивая регуляторы в системе отопления, переключал музыку и мельком поглядывал на Алису. Усмехался. Дружелюбно, с сочувствующим пониманием. Совсем чуть-чуть покровительственно. Алиса зачарованно смотрела, как покачивается в мягком полумраке салона его белая и широкая, будто у Чеширского Кота, улыбка, очень контрастирующая с темным крылом волос.
Чем дольше они ехали, тем спокойнее становилось на душе. В конце концов потоки теплого воздуха прогнали дрожь и испарили влагу окончательно. Теперь нежную кожу под глазами стягивало от высохших едких слез.
Конечно, она все рассказала. Он не мог не спросить – хотя бы из вежливости, из здорового человеческого любопытства или чтобы разрушить стойкую, гнетущую тишину между двумя незнакомыми людьми. А у нее так легко полились в ответ слова, что Алиса даже не ожидала.
– С парнем поссорилась. – Она непроизвольно хлюпнула носом, тут же утерла его ладонью и дополнила вступление подробным рассказом о твердолобости и эгоистичности своих ровесников в частности и всех мужчин в общем.
– Бывает. – Кирилл понимающе усмехнулся и закурил, приспустив стекло.
А Алиса внезапно осознала: с высоты его возраста такие патетичные речи звучат глупо. Наивно. Жалко.
В приоткрытое окно ворвались ветер и шум улиц. Тут же стало холодно, голые руки покрылись гусиной кожей. Спохватившись, Кирилл выкинул сигарету и вернул стекло на место. Вновь сделалось тихо, даже камерно. И, как ни странно, уютно. Даже в неловкой тишине.
– Что это? – спустя долгое время Алиса наконец подала голос, подцепив из подстаканника сложенный лист бумаги. По нему тянулись ровные, как пульс покойника, строки. – Пусть наши крылья за спиной так похожи на крылья птицы, но нам не справиться, не уйти, не остановиться… – прочитала она. – Твое?
– Подруги, – нехотя ответил Кирилл.
Прошла, наверное, минута в молчании. Кирилл встрепенулся и вдруг с деланым оживлением произнес:
– Покатать тебя по городу? Поболтаем. Обсудим стихи, раз ты такое любишь…
Алиса не заметила, как они оказались в незнакомом районе где-то на окраине. Старом, застроенном типовыми серыми «панельками». Не обшарпанном – просто казалось, время здесь остановилось, несмотря на разверзшуюся в стороне стройку. Дождь кончился, тучи отмело прочь. На розоватом горизонте тлела гигантской красно-белой сигаретой труба промышленного комплекса. Свежо пахло озоном и мокрыми листьями. И вид был… прекрасный.
Алиса обвела взглядом открытый балкон, на который они поднялись в поисках места, где можно уединиться и поговорить. Под ногами, семью этажами ниже, прямо возле стен недостроенного здания, раскинулся безлюдный ночной парк, прорезанный далекими фонарями. Алиса стащила с высохших волос резинку, потрясла головой и откинулась на опасно дрогнувшие перила, занося телефон для нового селфи. Колыхающаяся листвой бездна далеко внизу приветливо распахнула объятия, будто призывая прыгнуть.
«Посмотрим, что теперь скажет Тим…»
Телефон издал звук щелкающего затвора фотокамеры.
Очередной зернистый снимок, мигнув на прощание темным квадратиком, улетел в ВК. Хотелось подписать публикацию строчками из прочитанного в машине стиха. Алиса зажмурилась, повторяя его одними губами:
– Пусть наши крылья за спиной так похожи
на крылья птицы,
Но нам не справиться, не уйти, не остановиться.
Не каждым днем, но секундами измеряется вечность.
На грани простора, судьбы за мечтою мы мчим
по встречной.
Практически тут же Алису нагнал сигнал – высветилось окошко сообщения со знакомой аватаркой пользователя: Тимофей Меркулов.
«Где ты???»
Три вопросительных в конце. Пять обвинительных в уме.
Как всегда, неудачно наполняя душу пустыми словами,
Наши годы летят, а мы с ними бродим кругами.
Ноги шаркают, спины сгорблены, а глаза сверкают,
Силой свергнуты вниз, мы летим, забывая ворота рая,
Что захлопнулись вслед, – мы почти что того заслужили.
Одинокие ночью, вдвоем, в коридорах пустой квартиры…
Алиса усмехнулась и смахнула уведомление. Оторвав взгляд от экрана телефона, она с особенным, почти злорадным наслаждением вдохнула прохладный воздух. Все-таки мегаполис для всех разный. Для кого-то яркий, безумный, звенящий пронзительной музыкой улиц, клубов и дискотек. А для кого-то вот такой – тихий, полудремлющий в сладких грезах; с сахарно-розовыми, сотканными из искристой дымки рассветами, серыми крышами глухих спальных районов и огненными шпилями знаменитых столичных высоток…
Умирать больше не хотелось, как два часа назад. Хотелось начать новую жизнь. Желательно с запоминающихся ощущений… Еще одна СМС пришла, отозвавшись короткой вибрацией. Тим. Черт тебя дери!
«Злись. Пиши. Теперь твой черед. А месть, как известно, – блюдо, которое подают холодным…»
Пустота сжимает холодными стальными тисками душу,
Я почти умираю, я почти никому не нужен.
Разве небу, что за тучами мрака в окне, —
Так оно где-то там, вдалеке…
Негромкие звуки за спиной прервали ее раздумья. Шаркнули шаги.
Кирилл
Кирилл приблизился к девушке. В одной руке он держал пластиковые стаканы и бутылку недорогого вина, купленного в круглосуточном ларьке: пара комплиментов толстой продавщице побороли запрет на продажу алкоголя в ночное время. В другой…
Металл жег ладонь, словно одно прикосновение к нему могло вызывать боль. Сглотнув пронзительно-острый игольчатый комок в горле, Кирилл крепче сжал рукоять ножа. Пьянящее чувство близости к Силе нитью притянуло его к балкону, не давая отступить.
Нет и не было смысла в пустом бесконечном поиске.
Что мне жизнь, если только вина играет на аккордах
совести?
Зазывая, маня, завлекая к себе; я в таинственной мгле,
Только тайна не лучше стрихнина с мышьяком в помеси.
– Алис? – тихо позвал он.
Девушка вскинула голову, в радостном ожидании поворачиваясь навстречу. И даже не вскрикнула…
Я уже давно задыхаюсь, я от боли разбужен.
Я почти умираю, я почти никому не нужен…
Удар пришелся точно куда надо. Кирилл отвернулся, прислушиваясь к ощущениям.
Он не знал наверняка, что должно было произойти, будь эта девушка той, кто ему нужен, но понял: в этот раз снова ничего не вышло. Зов Силы постепенно утихал, медленно растекаясь темной лужей на полу. Вывалившийся из руки телефон Алисы лежал с ней рядом экраном вниз, весь в бетонных крошках незаконченной стройки.
Кирилл отпихнул его в сторону носком ботинка, поднял и застыл, несколько секунд бессмысленно глядя на экран, зажегшийся фотографией улыбающейся парочки. Девушка с этого фото теперь неподвижно вытянулась возле его ног, запрокинув голову к небу. Но он уже не обращал на нее никакого внимания.
«Когда же это все наконец закончится?..»
– Ангеле Божий, хранителю мой святый, живот мой соблюди во страсе…[1 - Канон Ангелу-Хранителю, тропарь, глас 6 (и далее).]
Мелко подрагивающие губы привычно зашептали заученные слова, в то время как руки твердыми, знакомыми движениями распаковывали инструменты из спрятанной за углом спортивной сумки: черные пластиковые пакеты, бутыли с перекисью. Пора было заметать следы, но сперва…
Кирилл снова присел, не глядя обмакнул пальцы в вязкую теплую лужу и провел по шершавой стене, вычерчивая Знак.
Мышцы живота судорожно напряглись. Кровь натужно пульсировала в висках. Картинка перед глазами плыла, подергиваясь тлеющими искрами, которые складывались в спасительные слова:
– Ум мой утверди во истиннем пути, и к любви горней уязви душу мою… да тобою направляемь, получу милость…
Еще ощущая краем сознания след уходящей жизни, он бросил мобильник на пол, с размаху наступил подошвой на экран – послышался хруст трескающегося стекла. Затем подобрал его и, подойдя к краю балкона, бесшумно пустил остатки телефона в свободное падение до густых зарослей, обильно переплетающихся под стенами недостроя.
«Всё опять не так.
Всё не то…»
Глава 1
• 2018 •
Кристина
На дискотеке было неуютно. Впрочем, даже приличной дискотекой, как в американских молодежных сериалах, назвать это разношерстное сборище вчерашних первокурсников язык не поворачивался. Но и грубое «вписка» не клеилось к набившимся в двухкомнатную хрущевку экономистам-второгодкам, закрывшим сессию три дня назад: наливали чинно, курили поначалу только на балконе, мусор сгребали на кухню. Даже ковер в гостиной свернули и прислонили к стене, и только ленивый за вечер не пошутил, что выносить тело надо обязательно в темноте. На дешевый юмор не обращали внимания.
Кто-то притащил допотопный проектор. Разноцветные всполохи светомузыки били в глаза, выхватывая из темноты раскачивающиеся в танце тела. Звук, рвущийся из портативной колонки, вибрировал в душной комнате, заставляя все внутри трепетать и отзываться в ответ.
Кристина содрогнулась, когда из выкрученных почти на полную мощность динамиков ударили вступительные аккорды новой песни. Вечеринка начала чахнуть, но после пары медляков и вовремя поднесенных запасов спиртного у толпы открылось второе дыхание. В прокуренном воздухе грохотало начало знаменитой «Видели ночь»[2 - Имеется в виду песня группы «Кино».]. Вокруг сплошным бензиновым пятном колыхались тела танцующих. Капли пота блестели на разгоряченных лицах, распущенные волосы взметались и опадали. Кристина поморщилась и встревоженно огляделась по сторонам.
Все банально и просто. Но что-то все-таки не так. Совсем не так…
Ближе к полуночи ощущение «что-то не так» разрослось и словно газом наполнило комнату, погнав Кристину в ванную – освежить лицо и ладони под холодной водой, – а затем и в другие помещения в поисках друга.
Медленно покачиваясь и иногда бросая взгляд поверх не замечающих ничего необычного людей, Кристина стала осторожно пробираться в кухню: крохотное помещение с заваленным грязным столом и приютившимися в углу шкафчиками унылого серого цвета. Тусклый свет выхватывал из полумрака горы использованной одноразовой посуды, раскрытые коробки из-под пиццы и пустые бутылки. Жизнь на задворках веселья отчетливо попахивала объедками, дешевым пивом и чьей-то рвотой.
– …Говорят, ее еще в восьмидесятых построили. Окна поставили, даже оборудование завезли. Короче, почти все тип-топ было. Только строители не рассчитали зыбкость почвы, и фундамент повело. Это, конечно, официальная версия. Местные говорят, что лет за двадцать до стройки там кладбище с землей сравняли. Вот покойники и обозлились.
Появление Кристины на кухне посреди чужого разговора ощущалось как внезапный выход на сцену опоздавшего актера: все замолчали и синхронно повернули головы к двери, как будто только ее и ждали.
Здесь были душа группы Юлиан с не подходящей имени внешностью дворового задиры, спортсмен Сашка с девушкой Лерой и еще несколько ребят. Лица тонули в тенях и сигаретном дыму.
Ей махнули приветливо, давай, мол, к нам, и тут же вернулись к разговору.
– У нее же еще форма какая-то особенная была? – подсказала вполголоса Лера.
– У больнички? Ща расскажу. Вот… Не знаю, кому реально взбрело в голову, что строить лечебное заведение в виде знака биологической опасности – хорошая идея, но в конце концов имеем что имеем…
Кристина мазнула взглядом по подоконнику, удивительно чистому. За окном колыхал ветками старый клен. Свет фонаря слепым бликом расползался по стеклу, и разглядеть двор удавалось с трудом, но даже так Кристина увидела, что возле подъездного козырька пусто.
Никто не следил за ней… Сегодня не следил.
– Садись, красотка! – Рядом с ней похлопали по табуретке.
К своему стыду, Кристина все еще не знала имен некоторых одногруппников. Те, казалось, поступили после школы в вуз чисто для галочки и на пары не являлись. Зато, едва заходила речь о совместном внеучебном досуге, вырастали, как грибы из-под земли.
Она опустилась на липкую дерматиновую сидушку и, не зная, куда деть руки, стала теребить угол клеенчатой скатерти.
– Артема не видели?
– Был здесь. Ща придет, не боись. Ну че там дальше?
Юлиан побарабанил пальцами по колену, как бы вспоминая, на чем они остановились.
– Короче, и вот. Строительство прекратили в восемьдесят пятом, а уже в девяностых по ближайшим районам расползлись слухи, что в подвале Ховринки обосновалась секта сатанистов под названием «Немостор». Они облюбовали один из четырех уровней подвала, где и проводили свои черные мессы, которые часто заканчивались жертвоприношениями. Сначала, когда в Ховрино стали пропадать бездомные собаки и кошки, никто особо не обратил внимания на это, но впоследствии стали исчезать и люди. А потом вблизи Ховринки находили человеческие останки с явными следами ритуальной смерти.
Грохот музыки в соседней комнате вибрациями передавался по стенам, и зловещего шепота не выходило, но все равно сделалось как-то не по себе.
– Выдавить сектантов из подвала не удалось, поэтому в одну из облав было принято решение просто затопить его, а потом забетонировать все входы-выходы. Что и сделали. Но проверить достоверно невозможно: говорят, ФСБ наложила на эту операцию гриф «секретно».
– Потом же другие завелись? Вроде подражателей. «Дети черного черепа» или как-то так.
Из угла возразили:
– Это в Нижнем было. И не в девяностых, а в конце нулевых. И че там дальше? – Последнее относилось к Юлиану.
Смятый сапожок самокрутки передавался из рук в руки по кругу, и Кристина не была уверена, что внутри был обычный табак.
Кристина поморщилась и демонстративно разогнала дым перед лицом ладонью. В горле першило, и все время тянуло закашлять. На парней ее молчаливое, скрытое недовольство, впрочем, не особо подействовало – или история про то ли ховринских, то ли нижегородских психов слишком увлекла их фантазию.
– А дальше пропажи вроде бы прекратились.
– В каком это году было?
– Я тебе что, «Википедия»? – вяло огрызнулись в ответ.
– Зато теперь девушек опять ищут.
Сказано было как будто просто вслух, не для кого-то конкретного. Тем не менее в кухне стихли даже шорохи. Только музыка по-прежнему долбила из гостиной.
– Думаешь, дело в больничке? – В груди у Кристины что-то болезненно екнуло.
Сашка не ошибался, но факты бессовестно искажал: сообщения об исчезнувших девушках действительно мелькали на просторах «ВКонтакте», заплывая даже в некоторые студенческие беседы (одна из пропавших года три назад училась в их универе, и, говорят, каждый сентябрь ее фотография в тревожной поисковой рамке мелькала в студенческих новостях).
Но ничего, кроме условных границ «возраст 20–25 лет, нормальное телосложение, рост средний», их не объединяло: ни общие знакомые, ни место жительства, ни социальный статус, ни тем более какая-то заброшенная больница в глухомани на севере Москвы.
– Хорош! – вывел Кристину из размышлений бодрый голос Юлиана. Он как раз достал из-за стула гитару, несколькими рублеными и точными ударами по струнам проверил настройку и тряхнул челкой. – Давайте лучше нашу.
Под «нашей» обычно подразумевался любой известный хит, который приходил ему в голову.
– Давно потускневший город
Под рев ледяных моторов
Пытается выжать соки,
Но плесень там не Рокфоров…[3 - Здесь и далее: «Равнодушие» Мальбек feat. Сюзанна.]
Артем все не возвращался. Кристина поежилась и огляделась, внезапно осознав, что не знает и половины из затесавшихся на кухню. И буквально наткнулась взглядом на незнакомку. Закинув ногу на ногу, та сидела здесь же, между холодильником и темным проемом в коридор.
Выглядела студентка так, словно и впрямь «не удержалась и стала готкой»: черное платье из тяжелого бархата, но с атласными лентами; такие же ленты плотными витками оплетают запястья обеих рук. Черные с холодным отливом волосы змеятся по плечам и заканчиваются где-то в районе бедер. Жилка пульсирует на лбу, а кожа бледная, белая – что у гоголевской панночки. Зато губы вишнево-красные, а глаза – двумя темными осенними лужами на лице.
Удивительно, как при такой колоритной внешности девчонка умудрялась оставаться незаметной, подобно какому-нибудь шкафу или еще одной табуретке. Об нее и правда пару раз чуть не споткнулись, когда передвигали стол, расширяя количество посадочных мест, или пытались соорудить на подоконнике башню из пустых коробок от пиццы.
Однако ничто не прошибало ее отрешенного спокойствия: ни болтовня, ни возня, ни дым. Девушка так и сидела, уперев острые локти в острое же колено, и внимательно слушала рассказ, уставившись в пространство неподвижным, как у змеи, взглядом.
«Уже отъехала», – подумала Кристина, и ей вдруг сделалось неуютно.
– От удушия круги под глазами наружу.
Равнодушия я полон, немного простужен.
Закрой небо рукой, мы не помним, как нас зовут,
Дорогой мой друг.
Почувствовав на себе взгляд, девушка пристально уставилась на Кристину – всего на пару секунд, но их хватило, чтобы по спине прошла волна колких мурашек. Стараясь не привлекать к себе внимания, Кристина встала, отодвинула скрипучую табуретку и, огибая пустые бутылки, расставленные так густо, будто кто-то нарочно «минировал» ими кухню, протиснулась в коридор.
Кристину обдало удушающе-сладким парфюмом: немного гвоздики и ладан. Так пахло в церкви: тяжело и обволакивающе.
Вслед донеслось вместе с гитарным боем:
– Проведи меня до дома, мы знакомы до истомы.
Комом в горле застрянут, день был слишком натянут.
Проведи меня до дома, мы знакомы до истомы.
Комом в горле застрянут, день был слишком натянут, а-а…
Артем Леонтьев обнаружился в подъезде: сидел на подоконнике на один лестничный пролет ниже квартиры, в компании чудом уцелевшей герани, равнодушно тыкал в светящийся экран мобильника и, кажется, чувствовал себя вполне комфортно.
Лестничная клетка была как в доме Артема, и на секунду Кристина представила, будто она снова, как много лет назад, по привычке заглянула к нему в гости и наткнулась на друга, пережидавшего родительскую ссору за пределами квартиры.
Артем поморщился, будто не рад был самой Кристине, кинул косой взгляд на дверь, буркнул:
– Как соседи еще никого не вызвали?
Кристина прислушалась. Музыка дрожью и глухими ударами битов разносилась по стене. Прибавь громкость – и дом-шестидесятник развалится подобно карточному собрату.
– На дачах, наверное, все. Суббота, – неуверенно предположила она.
Спорить с Артемом значило нарваться на угрюмое ворчание или, хуже того, лекцию минут на сорок. В школе его дразнили всезнайкой и занудой, в универе на удивление миролюбиво сторонились.
И все-таки компания сначала одногруппников с их музыкой, а теперь и Артема оказалась лучше тревожного, разъедающего изнутри одиночества. Потому что, стоило остаться одной, Кристину настигал липкий страх, живший с ней уже неделю.
– Примитивные радости. Как животные, – сказал Артем, намекая на оставшееся за дверью веселье, и Кристину сразу обдало знакомым холодом. Так чувствовалась опасность, которая незаметно для Артема проникла в дом и устроилась рядом с ним на подоконнике.
Почему-то вспомнилась шутка, что людей с отчеством Артемович не существует, а значит, друг детства заранее обречен.
На фоне темного окна его силуэт казался неясной тенью, явившейся в подъезд из потустороннего мира. Отглаженные брюки, рубашка – жалкий маменькин сынок, чистюля. Разношенные кеды на контрасте с остальной одеждой смотрелись высшим проявлением вольности. Лишь на подобную степень развязности он был способен – этот тихий очкарик-отличник.
Ну, и еще на кое-что…
– Проводи меня домой, Тем. Пожалуйста.
Странности начались чуть больше недели назад. Поинтересуйся кто-то, в чем дело, сама Кристина не смогла бы точно рассказать, почему внезапно воздух за спиной начинал густеть и зло покалывать спину ощущением чьего-то взгляда; почему на пустынной улице или даже в универском коридоре тянуло невзначай обернуться, хоть взгляд каждый раз наталкивался на ничем не примечательную пустоту.
Лезть к тетке с жалобами она не осмелилась: младшие близняшки сдавали экзамены, воротили носы от десятого класса и вместо уроков пропадали у сомнительных друзей, так что беспокоить сестру покойного отца еще и этими пустяками Кристина не решалась.
Правда, сама она не верила в пустячность своих опасений – кто-то и вправду следил за ней, всякий раз ускользая раньше, чем она успевала обернуться.
Но не расскажешь ведь, что по пятам следует невидимка с такими же скрытыми от тебя целями…
На улице дышалось легче. Воздух, точно оставленный в покое на ночь, раскрылся десятками летних ароматов: пахло скошенным газоном, краской для городских заборчиков, мокрым после дождя асфальтом и поникшей сиренью, которая растеряла бутоны и теперь обиженно лезла в окна первых этажей их тихого спального района.
Синеватая, рассеивающаяся предрассветная темнота была похожа на сахарную пастилу – воздушную и мягкую. После бьющих в глаза огней и сигаретного дыма простор и тишина теплой июльской ночи почти физически ощущались вокруг. К окраинным домам зубчатой стеной подступал лесопарк, ни разу за все время своего существования не засветившийся в местных криминальных сводках.
Взяв у подъезда бодрый темп, Кристина не сбавляла шага, позволяя Артему держаться в паре метров позади, и лишь временами оглядывалась, ловя смутно мелькающую на краю сознания тревогу.
Что-то скреблось… Даже не так… Что-то настойчиво копошилось в голове, как мысль о невыключенном утюге, но она то и дело складывалась в лишенные смысла слова: «Он будет ждать в темноте».
Кто он?
Горящие фонари золотистыми шарами отражались в растекшихся по асфальту лужах. Оставалось пятьсот метров до дома, которые Кристина могла бы преодолеть сама, но в этот раз почему-то побоялась. Она старательно пыталась найти рациональную причину ее внезапного беспокойства и… не могла.
– Хороший сегодня был вечер, – несмело произнес Артем, стараясь придать голосу непринужденность. – Я рад, что учебный год наконец закончился.
– Еще пять минут назад ты так не считал. Про вечер. «Примитивные радости» или что там? – ответ прозвучал не резко, но чуть холоднее, чем было запланировано.
Артем моментально сник, будто комментарий относился непосредственно к нему. Но все-таки выдал:
– Ты какая-то нервная в последнее время. Не замечала?
– Нет, – соврала Кристина и отвернулась, чтобы Артем не догадался о лжи по глазам.
Неожиданно на смену тревоге пришла злость на саму себя. Конец года. Нервы. Куча сданных экзаменов. Она просто не успела войти в привычный ритм, вот и всё. Не стоит придумывать глупости.
Район, по которому они шли, был тихим, уединенным, в стороне от гулкой стремительной автострады, но жили тут спокойно и без происшествий. Ночь уже откатилась махровым упругим клубком в подвальные окна домов. Скоро самые ранние из их обитателей выползут на работу, во дворах появятся сонные собачники с любимцами. Даже электрички уже ходят. Ничто не могло случиться здесь в этот час.
До дома оставалось не больше трети пути, и Кристина остановилась.
– Мы пришли. Спасибо за компанию. – Она махнула рукой в сторону железной двери незнакомого подъезда. Главное, чтобы мнительный Леонтьев не почувствовал подвоха в ее словах.
Однако сбить с толку его не удалось.
– Ты же не здесь живешь.
– А ты давно у меня в гостях был?.. Вот именно. Так что знай – мы переехали.
Тот послушно проглотил приманку.
– Жаль… В смысле жаль, что совсем мало прошлись.
Артем топтался рядом, заглядывая девушке в лицо – робко, несмело, словно боялся оскорбить или обидеть подругу взглядом.
Ему явно было неловко. На вечеринке и теперь, стоя под влажными, роняющими с листьев холодные капли кустами сирени. В общении с ней, с одноклассниками, с одногруппниками. Ему было неудобно и неловко по жизни. Кристина отвернулась к двери, потянула за холодную металлическую ручку, желая поскорее избавиться от навязчивого внимания, когда ее догнало предложение:
– Тогда, может, увидимся еще… потом? Я имею в виду, не на парах, а вот… летом… Я бы хотел поговорить. Я же вижу, как ты ведешь себя…
– Иди домой, Тем. – Кристина обернулась, чуть не хлестнув его расплетенными волосами по лицу. Но тут же спохватилась, смягчаясь: – Потом поговорим, окей?
Дверь подъезда оказалась незапертой, и это было сейчас на руку. Подождав несколько минут, Кристина вышла на улицу и, оглянувшись, быстрыми шагами засеменила в направлении, противоположном тому, куда удалился Артем.
Звонкие девичьи каблучки резво отбивали ритм по влажному асфальту. В упругом воздухе, точно в душистом сиропе, плавал невесомый аромат еще молодого лета. Идя по безлюдному тротуару с желтыми пятнами прибитой пыльцы, Кристина почти убедила себя, что никакого странного ощущения не было и в помине.
Она уже подходила к своему дому, затерявшемуся в глубине окутанного предрассветным маревом района, когда почувствовала неладное. Снова острое, навязчивое ощущение тревоги, но теперь другого рода. Кристина замерла посреди улицы, напряженно прислушиваясь.
– Эй, красавица, сколько времени, не подскажешь? – На затерявшейся в зарослях сирени скамейке лежал раскисший пьяница. – Или у тебя нет часов? Если нет, ты извини…
Дернувшись в такт резво застучавшему сердцу, Кристина быстро ускорила шаг.
Черт бы их подрал всех! Повыползали. Лето…
Противный комок паники шевельнулся и застыл в горле, сразу стало нечем дышать.
– Да-а-алеко собралась? – Она испуганно вскрикнула, когда второй не пойми откуда взявшийся мужик вынырнул из-за куста, схватил Кристину за рукав, попытавшись развернуть к себе. – Может, соста-а-авишь нам компанию?
Из приоткрытого рта разило прокисшей кислятиной. Пьянчуга пошатывался, неуверенно стоя на ногах, и вот-вот норовил завалиться, но хватка оказалась неожиданно сильной.
Примерившись каблуком, Кристина с размаху пнула его по ноге и, воспользовавшись секундным замешательством, бросилась бежать настолько быстро, насколько позволяли скользкие босоножки. Сзади послышалась сдавленная ругань, но преследовать ее, кажется, не собирались.
Тяжело дыша, она влетела в подворотню и только здесь чуть сбавила темп, оглядываясь. Неприятная ситуация.
Неприятная, но, слава богу, не смертельная.
Впереди, на стоянке перед домом, вспыхнули фары, водительская дверь приоткрылась, и оттуда высунулся человек. Высокий темноволосый мужчина лет тридцати, может, совсем с небольшим хвостиком, в непримечательных потертых синих джинсах и черной куртке. Широкие дуги бровей, глубоко посаженные глаза. Остро очерченные скулы и бледные тонкие губы. Он казался абсолютно простым, почти заурядным – такие десятками ходят по городу, без труда сливаясь с толпой, спешат по утрам куда-то, шатаясь в давке общественного транспорта, пьют кофе из сминаемых пластиковых стаканчиков, ругаются в пробках, шутят с друзьями и смотрят фильмы по вечерам.
– Девушка, у вас все в порядке? Могу вам чем-то помочь?
Лицо, еще не успевшее очнуться от заторможенно-сонного оцепенения, медленно примеряло на себя выражение участливого беспокойства.
Оставив машину, незнакомец осторожно приблизился, попеременно глядя то на Кристину, то ей за спину, словно предчувствовал что-то нехорошее.
Кристина растерянно кивнула, оборачиваясь. Позади никого не было. Возможно, увидели свет фар и побоялись сунуться. А может, были в таком состоянии, что даже шагу ступить не смогли бы. Она переоценила опасность. Но лучше уж так, чем впутаться в неприятности, не имея возможности выпутаться из них.
– Простите. Все в порядке, спасибо, – наконец раздельно проговорила она, переводя дыхание. Сердце усиленно бухало в груди, не желая приходить в нормальный темп. – Все хорошо.
Незнакомец приятно, немного рассеянно улыбнулся. Глаза по-прежнему оставались серьезными и тревожными, с какой-то лихой сумасшедшинкой, талантливо скрываемой за занавесом дружелюбия. Кристина ощущала на себе внимательный, давящий взгляд.
Его лицо казалось знакомым. Подумалось, память вот-вот подкинет подсказку, где они могли встречаться раньше. Коллега тетки? Школьный учитель, пришедший перед самым выпуском? Старший брат давно забытой знакомой?
– Я пойду. Благодарю вас… за бдительность.
Кристина шагнула в сторону, но тут же почувствовала, как что-то мешает ей отвернуться, притягивает внимание. Чужой взгляд. Взгляд, в котором словно были собраны тлеющие искры темного огня, готового в одно мгновение разгореться с полной силой: внимательный, пронзительный, пульсирующий и втягивающий в себя, в бездонную, клубящуюся темноту зрачков.
Было нечто неестественное, магнетическое в одном ощущении, вызываемом этим взглядом. Как волна холодных мурашек, скользнувших по позвоночнику в жаркий июльский день. Кристина нервно сглотнула, стараясь унять дрожь в ногах.
– Рад помочь. – Незнакомец беспомощно развел руками, отступая к своей машине.
Кристина развернулась, собираясь уйти, как внезапно почувствовала, что что-то случилось с ее глазами. Нет, не так. Что-то происходило вокруг.
Предметы на мгновение помутнели, сделались блеклыми, непривычно вытянутыми и изогнутыми, будто на сюрреалистичной картине. Контуры поплыли, размножились, задрожали, точно раскаленный воздух над костром, и среди наслаивающихся друг на друга изображений проявилось цветное сияние.
Кристину окружал свет. Тусклый, бледный, он исходил от всего, что было рядом, более того – прямо от нее, изнутри, зарождаясь мельчайшей искрой в районе солнечного сплетения. С каждой секундой делался все ярче, плавно перетекая из одной формы в другую. Податливый, теплый. Осязаемый. Тянул к себе магнитом, необъяснимым зовом заставляя следовать за собой. Звал, маня окунуться глубже в облако мерцающих искр. Кристина почувствовала себя бабочкой, мотыльком в ночи, безудержно стремящимся к далеким огням, к их горячему, обжигающему существу.
Коснуться бы его. Дотронуться. Хоть на мгновение.
Кристина попробовала сделать шаг, но мир внезапно потерял привычные ориентиры, и, оступившись, она неловко осела на асфальт. Шершавая крошка кольнула нежные ладони.
– Что с тобой? – Руки незнакомца, внезапно оказавшегося рядом, сжали ее плечи, встряхивая в попытке привести в чувство. – Никогда не…
Слова превратились в белый шум. Голова и мир вокруг затеяли бешеную пляску. Кристина зажмурилась, пытаясь унять этот хоровод. Волна непонимания и страха подкатывала к горлу одним большим жгучим комком.
– Кристина!
Из темноты вынырнула знакомая фигура. Голос – неуверенный, звонкий, почти не изломанный возрастом, все такой же наивный и добрый, как тогда, в пятом классе.
Артем появился из-за угла, из черной дыры подворотни, куда еще пять минут назад зашла она сама. Решил убедиться, что она действительно пошла домой? Или же заранее знал, что сцена у подъезда была представлением?
– Что случи…
Что-то резко, пронзительно быстро, молниеносно резануло воздух. Казалось, тени за спиной незнакомца вдруг встали дыбом, повинуясь необъяснимому яростному порыву, и, сложившись в два рваных, изогнутых полотна, наотмашь полоснули по застывшей в полушаге от Кристины фигуре Леонтьева. Он не успел отреагировать, только вздрогнул, выставив вперед руку, и согнулся пополам, начав медленно оседать на асфальт.
– Нет! – Острый вскрик ножом вспорол окружающую ночную темноту, отразился от нее, пронзительной вспышкой возвращаясь назад. – Это мой друг… Вы не понимаете… Не трогайте!
В этот момент реальность замерла, расслоилась на отдельные рваные кадры. В голове стучала лишь одна мысль: «Не может. Невозможно. Нереально!»
Сквозь заволакивающую глаза пелену с неожиданной четкостью прорезалась склонившаяся над Кристиной фигура. Бледный растрепанный незнакомец был похож на призрака, явившегося к ней сквозь облако невообразимо яркого, ослепительного сияния. Свет плясал по его лицу, расцвечивая кожу причудливой смесью оттенков, отражался в неподвижных темных глазах, терялся отсветами в волосах.
– Никогда не видел ничего подобного раньше.
Кристина почувствовала, как ее подхватили с земли. В свете желтого равнодушного фонаря качнулось перед глазами небо, будто проеденное телевизионной рябью, но ясное, лишенное дымной завесы городских облаков. Небо из фиолетово-спокойного ночного мира тайн.
А затем оно потонуло в неожиданно нахлынувшей темноте…
Глава 2
• 2018 •
Кристина
Это был странный сон. Очень… вещественный.
Кристина стояла перед зеркалом в своей комнате. Отливающие медью вьющиеся волосы приятно контрастировали с оливкового цвета брючным костюмом. Новые босоножки были прелестны. Как и крошечная двустворчатая сумочка. Мягкий овал лица, кожа с россыпью напоенных солнцем веснушек. Глаза цвета янтарного чая.
Кристина хорошо помнила момент, как, наряжаясь на вечеринку перед зеркальной дверцей шкафа, пыталась отогнать грызущую неугомонным червячком тревогу.
Это ощущение преследовало ее уже несколько дней. Иногда оно отступало, растворяясь в повседневных заботах и мимолетных мыслях, но возвращалось вновь.
Неожиданно вынырнувшая из-за плеча черная птица пронеслась в воздухе, оставляя за собой чернильно-темный след. Вздрогнув, Кристина обернулась… Таким безукоризненно правильным выглядело в зеркале отражение комнаты. Никого…
«Все хорошо, – сказала она себе тогда. – Просто показалось…»
Но сейчас это «хорошо» исчезло без следа, уступив место другой реальности – жгучей и отвратительной.
– Свет, и Тьма, и кровь, и крики —
Все тут вместе вразнобой.
В этом мире каждый дикий.
Если дикий – значит, свой!
Перемежаемый приступами истерически надрывного смеха, голос вибрировал, отражаясь в тесных переплетениях стен. Звенел, осколками рассыпался под низким потолком, чтобы возродиться в новом жутком вопле.
– Свет, и Тьма, и кровь, и крики —
Были вместе вразнобой.
В этом мире лучший – дикий.
Если дикий, то живой!
В комнате было темно, из углов сквозила морозящая сырость: не из подвала, но помещения, удаленного от солнечного света. Какая-то заброшенная стройка. С потолка упругими канатами спускались оборванные кабели, под ногами хрустело от бетонной крошки, в дальнем углу грязно-желтыми комьями валялись гнезда стекловаты.
Кристина осторожно подняла голову с подтянутых к подбородку коленей и отрешенно уставилась в пустоту, туда, где одну из стен пересекал каскад массивных перекрытий: единственный выход и узкое, вытянутое по горизонтали зарешеченное окошко.
Она не понимала, сколько прошло времени с того момента, как оказалась здесь.
Кристина очнулась несколько томительно долгих часов назад на жесткой койке, стоявшей тут же, в углу. Проржавевший остов кровати, без матраса, с натянутой скрипящей сеткой.
Ярость кипела в ней, вздымаясь захлестывающими волнами, когда Кристина изо всех сил долбила кулаками в перегородки внешней стены, набивая синяки на руках, сдирая кожу с онемевших пальцев. Она не чувствовала в тот момент ничего, кроме рвущегося изнутри дикого, почти животного страха. Кричала, срывая от отчаяния голос и надеясь на ответ. Но никто не отвечал.
А потом пришла растерянность. Кристина в бессилии осела по стене на холодный, усеянный бетонными крошками пол, сжалась в углу, подтянув к себе колени, и застыла, уткнувшись лицом в ладони. Оставалось только ждать.
Сейчас она даже не чувствовала, что дышала. Голова кружилась. Окружающее воспринималось смазанно и заторможенно. Словно реальный мир поменялся местами со сном.
– Смерть, и страх, и боль, и пытки
Обличают сны в маразм.
Если выжил – значит, дикий.
Если дикий – среди нас!
Грусть, тоска, любви попытки…
Убивают в сердце жизнь.
Если выжил, то единый.
Если выжил, то держись!
Этот голос казался единственным звуком, не считая собственного осторожного дыхания и едва различимого шелеста приближающихся шагов по ту сторону металлической перегородки.
Шаги…
Не помня себя, Кристина вскочила. Пол опасно качнулся. В секунду преодолев несколько метров до стены, она забарабанила по ней кулаками.
– Помогите! Кто-нибудь!..
Снаружи послышались крики. Высокий, на одной ноте голос прорвался сквозь занавес тишины, разрывая его на тонкие лоскуты. Голос, похожий на скрип рассохшихся ставень. Неестественный. Нечеловеческий.
Семьдесят процентов убийств совершается на почве сексуального влечения.
Пятьдесят процентов похищений – людьми, с кем жертва была знакома.
Очень бесполезная и жестокая статистика…
Сердце бешено дернулось и камнем упало куда-то в живот, спину окатила волна холода. Чувствуя, как леденеют от ужаса ноги, Кристина изо всех сил вжалась в стену.
«Только не смотреть, только не смотреть!» – зажмурившись, беззвучно твердила она сама себе, до боли впиваясь ногтями в ладони.
Если за дверью есть нечто ужасное, ей лучше этого не видеть.
– Здесь кто-нибудь есть? Эй! – растерянный незнакомый голос.
Другой сдавленно хихикнул где-то в стороне:
– Конечно есть! Дух заброшенной стройки. Не буди его…
– Не бойся.
Кристина вскочила, вовремя схватившись рукой за стену, потому что голова снова закружилась, и картинку перед глазами повело куда-то вбок. В дергающемся свете фонарика за смотровым окном возникло лицо девушки в обрамлении светлых растрепанных волос. Еще несколько полос света скрестились на стене позади нее, и виднелись несколько силуэтов.
Кристина в испуганном оцепенении уставилась на нее, пытаясь понять, это ей снится или все происходит на самом деле. Та вышла из ступора на мгновение раньше.
– Подожди. Я сейчас тебе помогу. Не знаю, кто тебя здесь запер, но, слава ангелам, он явно не догадался повесить замок. Ты только не переживай…
С полминуты незнакомка возилась у двери – ее голова мелькала в маленьком квадрате окна. Что-то негромко звякало и шуршало, перемежаемое недовольным шепотом сквозь стиснутые зубы.
– Еще чуть-чуть. Тут какая-то проволока.
Послышался тихий скрежет, дверь с натужным скрипом отъехала в сторону ровно настолько, чтобы можно было протиснуться.
– Ты как? – голос отдавался в голове горячим взволнованным шепотом.
Кристина кивнула, сама не понимая зачем.
Снаружи, насколько хватало взгляда, простирался коридор с металлическими перегородками. Откуда-то из-за поворота струился слабый свет.
Похоже на складское помещение. Кристина видела в кино: такое бывает в подвальных этажах больниц или в аварийных переходах между корпусами, где есть комнаты, куда сваливают старое оборудование.
Темнота чертила фигуры пришедших резкими косыми линиями. Скорее всего, это были местные сталкеры, любители лазать по всяким заброшенным, разваливающимся местам в поисках острых ощущений. Небольшая компания: три девушки и четверо парней, насколько удалось разглядеть в темноте. Все светили фонариками от себя, и образы походили на вырезанные из темного картона аппликации. Ближе всех к Кристине стояла та, что возилась с дверью. Кристина узнала ее по взлохмаченной шевелюре и отрывистым, чуть резким движениям.
– Я не знаю, как ты тут оказалась, но нам явно пора выбираться… Пошли. – Развеяв наваждение, девушка потянула ее за руку. Луч фонаря чиркнул в темноте вдоль стен и снова заметался под ногами.
Темнота вокруг казалась живой. Еще чуть-чуть – и ощутишь слабое прикосновение в ответ, почувствуешь ее дыхание. В этом месте она была полноправной хозяйкой – властной, всемогущей. Заполняла собой каждый угол, знала и контролировала происходящее в ее пределах. Здесь темнота была злой. Не вредной, любящей подшучивать над маленьким ребенком случайно шевельнувшейся занавеской или кривой тенью от стоящего на окне цветка. Эта темнота таила коварство, как голодный дикий зверь. Кристина почти в самом деле чувствовала, как та черным сгустком висит над головой где-то за пределами ее ви?дения, кровожадно потирая ладони с отточенными когтями, и жаждет вонзить ей в шею свои острые, точно лезвия, клыки.
Мы боимся не темноты, мы боимся того, что в ней.
Незнакомка завернула за угол, увлекая Кристину за собой. Остальная компания следовала позади, их встревоженные голоса приглушенным эхом откатывались от гулких бетонных стен.
– Может, ментов вызвать? Хрен знает, откуда она здесь.
– Не ментов, а полицию, – наставительно поправил кто-то.
– Одна халва.
– А если это пранк какой-то новый и она специально играет, а здесь везде камеры?..
– Ты дурак, Стас?
– Не, ну а че?..
– Я бы здесь со страху умерла сидеть ждать.
– Живи, Таня, живи…
Они сдавленно рассмеялись.
Едва отдавая себе отчет в происходящем, Кристина двигалась в темноте, мысленно молясь, чтобы ни на что не напороться во мраке или не провалиться в дыру в полу. Но еще несколько поворотов спустя она заметила, что окружающая чернота начинает постепенно редеть и рассеиваться. Вскоре впереди обрисовался сияющий квадратный проем с ведущими вверх ступенями.
Они выбрались из разбитого входа в подвал по обшарпанной лестнице, заросшей колючими сорняками.
Уже был день: безмятежный, вязкий, как послеобеденный сон. Впереди за сетчатым забором виднелся парк. Широкие кроны деревьев, окрашенные темно-зеленой жирной гуашью, переплетались над головой. В освободившемся от клочковатого ночного сумрака воздухе плыли запахи земли, цветения, свежести. После душной бетонной камеры этот пьянящий коктейль, ворвавшийся в легкие, вызывал легкую дезориентацию в пространстве. Сквозь доносящийся издали гул Кристина различила стук мчавшегося состава и гудки автомобилей.
По приветливо расступившимся асфальтированным дорожкам неспешно гуляли молодые мамы с колясками. Крикливые парни оккупировали турники и уличные тренажеры. Уютно ворковали голуби рядом с разбитой клумбой. Дети в смешных цветных аквариумах-шлемах гоняли на самокатах по велосипедной дорожке.
Никто из них не обратил внимания на появившуюся из-за забора компанию.
– Ты помнишь, как здесь очутилась?
Здесь… Кристина резко оглянулась. Голова снова закружилась, и картинку перед глазами размыли потоки выползшей из подсознания черноты.
Здание напоминало распятого паука. Потеснившее собой небо, обнесенное густыми зелеными зарослями, прошившими насквозь бетонные основания, оно топорщилось сложенным внутрь острым углом, об который разбивался взгляд.
Подобно любому давно маячившему на горизонте объекту, недостроенный корпус влился в окружающий пейзаж, стал гармоничным с ним, одновременно живя своей отдельной жизнью. При прямом взгляде на него по коже пробежал нервный неприятный холодок.
– Не помню. Мы отмечали конец года с одногруппниками. А потом… – Кристина потерла виски и лоб. Каждое воспоминание о прошедшем вечере отдавалось в голове радужной бензиновой рябью и отчего-то удушливым запахом гари. И Кристина подозревала, что дело вовсе не в алкоголе.
Она не глядя упала на ближайшую лавочку, ожидая, пока головокружение пройдет и мир снова обретет привычные краски.
– Может, все-таки ментов вызвать? – прозвучал над головой нерешительный голос одного из парней.
– Разберемся, – отрезала девушка. – Вы идите пока, ребят, я сама тут. Идите-идите!
– Уверена?
– Ты мне не доверяешь?..
– Пойдем, ребят. Созвонимся!
– И в штабе не трепитесь особо. А то инфорг мне голову оторвет, что задачу ГСН на себя взяли.[4 - Инфорг (инфокоординатор) – специалист поискового отряда, курирующий поиск дистанционно. ГСН (группа специального назначения) – специально обученные поисковики, работающие в нестандартных и часто сопряженных с риском ситуациях (например, если в ходе поиска человека нужно проверить заброшенное здание).]
– Заметано, – прозвучало не особо бодро.
Голоса компании начали постепенно отдаляться, наконец и их фигуры исчезли за поворотом дорожки. Незнакомка осторожно подошла ближе и участливо склонилась над Кристиной.
– Ну, ты как? – швырнув на скамейку худую стопку ориентировок, сочувственно поинтересовалась она. Следом за ориентировками на деревянную сидушку плюхнулся рюкзак. Кристина подняла голову: взгляд уперся в кислотную аппликацию из змей, черепов и роз на худи. Незнакомка протягивала ей бутылку воды.
Ей было около двадцати трех – двадцати пяти, вчерашняя студентка. Из тех, что с одинаковым увлечением дымят в курилке за университетом и раздают листовки о помощи приюту бездомных животных. Заводилы с их вечными огоньком в глазах и порывистостью движений: «Пожертвуйте монетку в помощь бездомным собакам. Вам это на небесах зачтется. Спасибо за вашу доброту…» и «Ребзя, я тут на днях такой новый бар надыбала, вы прям закачаетесь! Леха, ты там говорил про повышенную стипендию. Проставляешься!»
Холщовый рюкзак с коллекцией бряцающих значков и огромные наушники на полголовы прилагаются. Хипстерский наряд, короткая асимметричная стрижка-артишок с выбритыми висками и капли пирсинга над губой и бровью только добавляли яркости образу. На запястье болтался резиновый браслет с логотипом добровольческой поисковой организации – его незнакомка задумчиво оттягивала и накручивала на палец.
Кристина взяла бутылку, свинтила крышку и машинально отпила. Вода оказалась теплая и оттого противная. Девушка в это время, прищурившись, сканировала Кристину взглядом. Уперев руки в бока, с задумчивым видом склонила голову – густо-карие глаза, в тени казавшиеся совсем темными, смотрели прямо и решительно.
– Как вы меня нашли?
Незнакомка замялась.
– Мы тут вообще-то по делу были. – И перебила сама себя, всплеснув руками: – Ох, как хорошо, что мы все-таки завернули в подвал! Искали эту девушку.
Точно так же, как минуту назад бутылка воды, под носом у Кристины возникла листовка с портретом и кричащими буквами. Кристина скользнула взглядом по веснушкам, смеющимся глазам и ненатурально светлым волосам, но ничего из этого не отозвалось в памяти.
«Алиса Завьялова, 1998 года рождения, СЗАО, г. Москва.
С 17 июня 2017 года местонахождение неизвестно».
Внутри Кристины волной поднялось возмущение: еще двадцать минут назад она сама могла бы считаться пропавшей без вести. А тут… какая-то Алиса.
– Я надеялась, что почувствую ее след. Как выяснилось, она тут действительно была. – Волонтерка нашла в телефоне фотографию и показала ее Кристине: крыши серых панельных многоэтажек на фоне безоблачного неба; солнце отражается от плит, окна леденцово-матовые. Обычное фото, сделанное на телефон, судя по надписи вверху экрана, полчаса назад. Удостоверившись, что Кристина разглядела пейзаж как следует, волонтерка перелистнула влево, на скриншот со страницы некой «Алисы Лисы». Там были те же крыши, только под чуть иным ракурсом и с накинутой поверх кадра дымкой. – Прикинь, искала ее, а почувствовала тебя.
– Что значит «почувствовала»? – Кристина потерла затылок. В одном месте волосы слиплись у корней и покрылись корочкой.
– Ну, помещение пустынное и большое. Фоновых шумов мало, видно далеко.
Кристина ничего не поняла, но промолчала. Поднесла руку к лицу и заметила на пальцах следы запекшейся крови. Так вот почему голова раскалывается.
Вид красных следов вернул Кристине часть воспоминаний о прошедшем вечере. Темная подворотня. Свет фар. Черная птица, конвульсивно бьющаяся на асфальте в свете фонаря. Черный, как демоническая воронка, взгляд Человека-без-лица.
– У-у-у, – протянула незнакомка. – От ментов мы, походу, рано отказались. Кто тебя…
– На меня напали.
– Потому что ты тоже Страж. Как и Алиса. И я. И другие исчезнувшие… – Последние слова прозвучали совсем тихо.
– Кто?!
– Ты разве не знаешь? – изумилась все еще безымянная девушка, глядя на недоумевающее выражение Кристининого лица. – Да, ты, наверное, не знаешь, – ответила она на собственный вопрос.
«Я – Страж».
Слова, эхом прокатившиеся в голове, достигли края сознания и с гулом ухнули куда-то за грань понимания.
Внезапно силуэт незнакомки будто подернулся мелкой рябью и поплыл. Нежное лицо девушки вспыхнуло и озарилось ореолом дрожащего цветного сияния. Кристина сморгнула, но видение не пропало. Голова снова закружилась.
Струящиеся акварельные мазки. Радужный рассеянный свет: бледный, неяркий, но видимый очень отчетливо. Кристина на миг даже удивилась, что не замечала его раньше.
– Осторожно, к этому надо привыкнуть.
Незнакомка сидела рядом и в то же время чуть в стороне, встревоженно заглядывая Кристине в лицо, – та, кто вытащил ее из Тьмы. За их спинами щерилось черными провалами окон недостроенное огромное здание. Вид подействовал на Кристину отрезвляюще.
– Кто вы? – во второй раз спросила она.
– Меня зовут Иринка.
Прямо так и представилась.
– Что… что это все значит? Я… я тебя не понимаю…
– Успокойся. Назови имя. – Иринка мягко взяла ее за плечи и заглянула в глаза.
– Кристина.
– Хорошо, Кристина. Телефон? Ключи? Документы? Что-то было с собой?
Кристина помотала головой и почувствовала прокатившуюся по телу крупную дрожь. Все случившееся, все недавние страхи и непонимание колыхнулись в ней, захлестнули одной гигантской волной, не давая вздохнуть.
– Без резких движений. Курили? Пили? Что за компания?
– Одногруппники, говорю же… – И вспомнила: – За мной следил кто-то.
– Лицо запомнила?
– Не было у него лица. Чертовщина какая-то!.. – Кристина прикрыла ладонями глаза в надежде, что так реальность хотя бы ненадолго отодвинется от нее. Перестанет существовать. Или назойливая волонтерка смилостивится и перестанет донимать вопросами.
– Прости, тебе, наверное, сейчас нелегко. Живешь где? Могу подвезти.
– Крюково. Сейчас дома, наверно, никого. – Она всхлипнула и попробовала отодвинуться, но цепкие руки Иринки уже держали ее запястья. Не жестко, а почти мягко, заботливо. Глаза смотрели обеспокоенно и ласково. – Там все полыхало. А потом я… Я не помню. Просто чернота. Меня как будто из мира выкинуло.
– Инициация, – понимающе кивнула Иринка, как будто странное слово само собой все объясняло.
– Что? Ты можешь по-русски нормально рассказать?
– Я объяснила не совсем правильно, но если ты попытаешься успокоиться и пойдешь со мной, то, обещаю, расскажу все подробно. Шмотки дам, душ примешь. Чай горячий выпьешь. Сойдет? Ну а что ты теряешь, в конце концов?
Утерев тыльной стороной ладони покрасневшие от слез глаза, Кристина подавленно кивнула – хуже уже вряд ли могло быть.
Одна из тропинок вывела их на окраину парка, где вдоль обочины выстроились оставленные на ночь автомобили. Иринка щелкнула вытащенным из кармана брелоком, и фары серой маленькой «Кии» отозвались коротким подмигиванием.
– Залезай.
Кристина хотела отказаться, но мир перед глазами снова отчаянно повело, и она даже не заметила, как оказалась на мягком кожаном сиденье внутри салона. Глухо рокотал двигатель, словно ворочающийся во сне зверь.
Серые невзрачные панельки светились омытыми дождем стенами. По главному проспекту бодро курсировали автобусы. С железнодорожной станции за эстакадой группками прибывал народ, сходящий с электричек.
Кристина узнала место: один из глухих, безрадостных районов, если и приобретающих когда-то славу, то только дурную. Недавно здесь, кажется, открыли новую станцию Замоскворецкой линии метро, и жизнь текла по улицам более оживленным потоком, чем прежде.
В зеркале бокового вида еще отражалось начало улицы с парком, в глубине которого скрывались стены мрачного здания.
Знаменитый абандон, ховринская районная заброшенка, – любимое место тусовки отбитой на голову молодежи, бездомных и других неприятных личностей, заводить знакомство с которыми тихая Кристина вовсе не желала.
Та самая ХЗБ, хранившая в подвалах память о сатанинской секте.
Как ее туда занесло?
Часы показывали полдень. В обеденный час количество машин, снующих по дорогам, казалось особенно небольшим для крупного города, но стоило въехать в центр, как поток погустел, облепив их со всех сторон. Кристина неотрывно смотрела в окно, пытаясь понять, куда они направляются.
Город встречал их задумчивым шелестом улиц. Москва дымной копотью надвигалась на Кристину, заполняла смогом легкие, будоражила чувства и разум, заставляя действовать.
На Кристину снова огромной тяжестью навалилась волна эмоций. Густых, вязких, липких. Они поглотили ее с головой, утягивая в свою беспросветную глубину. И в то же время упрямо накатывало ощущение чего-то знакомого, родного. И снова она не смогла понять, в чем именно кроется это чувство.
Оно клубилось в воздухе облачками невесомого тумана, растворялось в Иринке, сидело в самой Кристине, не давая покоя и при этом согревая изнутри, как горячий чай.
– Все хорошо? – поинтересовалась Иринка. Ветер из раскрытого окна мягко трепал осветленные кончики ее волос. Она покачивала рукой, высунутой наружу, и, кажется, чувствовала себя рядом с Кристиной вполне непринужденно.
Кристина несмело кивнула.
Из-за крыш домов вдали вынырнули величественные сахарные головы делового центра. Друза огромных кристаллов: ОКО, Меркурий, Эволюция, Город столиц… Автомобиль ушел в сторону на развязке, сворачивая навстречу небоскребам, нырнул в тоннель подземной парковки, некоторое время попетлял среди блестящих дорогих иномарок и остановился.
Кристина вздрогнула всем телом, чувствуя, как сотни холодных игл вонзаются в позвоночник. И ощутила внезапный прилив страха. Вырвавшийся из своей клетки, он ледяной лавиной разнесся по телу, замораживая мысли, заставляя их замереть, покрывшись коркой векового льда, и Кристина вдруг почувствовала себя маленькой. Маленькой, слабой, глупой девочкой, оставшейся посреди улицы без поддержки и помощи.
– Пошли. – Иринка нетерпеливо дернула ее за рукав и, тряхнув головой, быстрым, но не суетливым шагом направилась к лифтам.
Проведя ключом в специальной прорези, нажала на кнопку вызова. Тихим сигналом возвестив о прибытии лифта, дверцы бесшумно раздвинулись, пропуская гостей внутрь, и так же тихо сомкнулись за ними. Ткнув пальцем в единственную кнопку на панели, Иринка молча уставилась на табло с мигающими красными цифрами, указывающими номер этажа.
Кабина, больше похожая на часть какого-то космического корабля, мягко тронулась с места и, набирая скорость, понеслась вверх.
Кристина перевела взгляд на отражение в зеркалах. При нормальном освещении собственное лицо выглядело непривычно измененным, словно чужим: бледная кожа, бескровные обкусанные губы и опухшие от бессонной ночи глаза.
Почти незаметно дрогнув, кабина остановилась. Мягкий женский голос из динамика приветливо произнес: «Добро пожаловать».
Глава 3
• 2018 •
Кристина
В коридоре висела огромная люстра. Благородно-бронзовая, с лампами, стилизованными под языки пламени, которые множились в зеркальном потолке оранжевыми огоньками. Светлые стены с золотистыми узорами на обоях убегали вперед, ломаясь в повороте. Из-за угла мягким серебристым полотном виднелся свет.
Недалеко пел женский голос, вторя голосу из записи и перекатывающимся, как волны, звукам пианино. Мелодия была простая, но в то же время притягательная. Так пленяет только истина, преподнесенная в простых тонах.
Я тебя отвоюю у всех земель, у всех небес,
Оттого что лес – моя колыбель, и могила – лес…
Оттого что я на земле стою – лишь одной ногой,
Оттого что я тебе спою – как никто другой.[5 - М. Цветаева «Я тебя отвоюю у всех земель, у всех небес…». На музыку стихи положила группа «Операция пластилин».]
Кристина узнала стихотворение, положенное на музыку. Цветаева. Очень гладко. Пробирающе. Щемяще.
Голос звучал глубже, все громче и проникновенней. Невзначай брошенный вздох дополнял его, заставляя слова перекликаться между собой.
Два крыла твои, нацеленные в эфир, —
Оттого что мир – твоя колыбель, и могила – мир!
Последние звуки затихли, растворяясь в наступившей тишине.
Кристина с Иринкой вошли в просторное светлое помещение.
– Привет, Кейл!
За высокими, от пола до потолка, панорамными окнами, искрясь в стеклянных стенах соседних высоток, сиял ослепительный солнечный диск. Непрерывным потоком струясь сквозь стекло, свет лился в комнату, ложась на обои широкими мазками цвета белого золота, скользил по полу и расплывался пятнами «зайчиков».
От ощущения высоты захватывало дух. Мир, неожиданно открывшийся с непривычного ракурса, манил навстречу чувством пьянящей глубины и завораживающими секретами неизведанных далей.
По периметру гигантской гостиной тянулись диваны с обилием подушек, а центр комнаты с расположившимися кружком пухлыми креслами был утоплен в пол. Да уж, не как у нее дома…
– Здравствуй! Коль не шутишь, – усмехнулся голос, пытаясь скрыть за небрежностью смущение от того, что они подслушали ее пение.
Кристина обернулась. За барной стойкой, островом выдающейся поперек кухни, склонившись над экраном планшета, стояла девушка. В одной руке у нее была пластиковая кулинарная лопатка, другой она рассеянно скребла поясницу. На плите надсадно шкварчало, брызгаясь маслом. Кристина подозревала: готовка шла не по плану.
Облик девушки совсем не вязался с обстановкой: отглаженные брюки с высокой талией, летящая блузка, дорогие украшения, холеные пальцы с длинными ногтями. На ногах – черные лакированные туфли. Словно собралась на важную деловую встречу или в гости, а не блины жарить.
– Что-то я явно делаю не так, – пробормотала она. Больше под нос, чем окружающим.
– Марк уже уехал? – Иринка кинула пиджак с сумкой на стойку и, подойдя, церемонно чмокнула девушку в щеку с россыпью бледных родинок.
– Давно, – пожала та плечами, не поворачивая головы.
– Жаль, мне нужно было с ним поговорить кое о чем.
– Он сегодня вечером улетает на три дня, но я думаю, у вас будет пара часов.
– Хорошо. Ты сейчас куда-то собираешься? – Иринка окинула взглядом ее наряд.
– Нет, но скоро. Ты что-то хотела?
Кристина стояла на месте, пытаясь понять, какая реакция окажется правильной. Да и реагировать ли вообще? Ее появления в комнате, видимо, не заметили.
– Ты мне не поможешь? Тут такое дело… – Иринка сделала шаг, приглушенно зашептала Кейл на ухо.
До Кристины долетали лишь отдельные слова:
– …нашла ее запертой в одном из заброшенных помещений… как Алиса… не знаю, это было похоже на похищение… из наших, да… объяснишь ей?.. а то мне уже нужно бежать…
Кристина вслушивалась в разговор с замирающим сердцем. О чем они вообще?..
На вид незнакомке нельзя было дать больше двадцати четырех – двадцати пяти. Светлые волосы, локонами лежащие на плечах. Матовая кожа, словно озаренная изнутри мягким светом. Изящные тонкие черты. Не девушка, а портрет. Только глаза – внимательные, даже немного строгие, с решительным блеском – да тонкие твердые губы с печально опущенными уголками делали ее старше.
– Кейл – Кристина. Кристина – Кейл.
– Очень приятно.
Необычное имя прошелестело в воздухе и осело в голове.
Кейл. От чего такое производное?
Кристина почувствовала пронзительный, терпкий взгляд на своем лице.
– Скажи, твоя фамилия случайно не Лукьянова? – уточнила Кейл ни с того ни с сего.
– Да. – Кристина не стала удивляться.
– Хорошо, – спокойно кивнула Кейл, жестом приглашая ее пройти к ажурному столику у окна. Прямоугольный, кажущийся игрушечным, с витыми коваными ножками и прозрачной стеклянной поверхностью, он казался позаимствованным у летнего кафе. С потолка к нему на длинных шнурах спускались люстры в виде бутонов.
Иринка подтащила чашки с кофе и вазочку печенья, а сама схватила куртку с островка, подмигнула Кристине, попрощалась и торопливо ушла. Девушка слышала, как хлопнула коридорная дверь, потом внезапно раздались голоса. Неразборчиво, без слов. Одну только фразу удалось расслышать отчетливо:
– Они там, в гостиной. Я убегаю, подвинься!
Второй раз хлопнула входная дверь. Послышались шаги.
– Кейл? – окликнул парень, входя в комнату. – Ты уже вернулась?
Он остановился, непонимающе уставившись на Кристину. Долговязый, в черной рубашке и таких же черных модных потертых джинсах. Похожий на встревоженную, лохматую ото сна большую птицу. Острые черты лица, хрящеватый нос с горбинкой, большие, замершие в холодноватой заинтересованности зеленые глаза в обрамлении длинных ресниц.
– Кристина, знакомься – Тимофей! – Кейл повторила Иринкин недавний жест.
Тимофей скептически хмыкнул:
– У. Ясно.
Тяжело скрипнул отодвигаемый стул. Уже разжившись чашкой какао, парень сел напротив Кристины рядом с Кейл.
– Наша новая новенькая? – нелепое словосочетание он произнес с усмешкой и шумно отхлебнул напиток. Само гостеприимство…
Кейл пожала плечами, о чем-то на секунду задумавшись. Прикусила губу. Высокий лоб нахмурился.
Почувствовав Кристинин взгляд, Тимофей поднял ничего не выражающие глаза, опять хмыкнул своим мыслям и отвернулся к окну. Кристина сжала под столом кулаки, решив наконец взять ситуацию в свои руки.
– Ирина говорила мне о каких-то Стражах… О том, что она нашла меня благодаря особенным способностям.
Кейл переглянулась с Тимофеем, участливо подалась вперед, заглядывая Кристине в глаза. Ей показалось, будто она находится на приеме у первоклассного психолога, честно отрабатывающего свой хлеб.
– Это Небесный Огонь. Божественный свет, наполняющий все живое. Очень давно ангелы принесли его на землю и подарили людям вместе с чувством любви и благодати. Тем самым, что, по сути, есть жизнь. Те, кто умеет видеть этот огонь и несет его в душе, – их земные потомки, Стражи. Так она смогла найти тебя.
«Здравствуйте, девушка! Простите, если напугал. Я путешествую по России. Я монах… Йогой занимаюсь… Нет, не той, где на головах стоят… Помните Веды?.. Возьмите, пожалуйста…»
Кристина помнила сомнительного вида личностей, которые маячили в толпе прохожих на площади Трех вокзалов. Иногда те выцепляли в потоке людей задумавшихся зевак и предлагали им книжки, при этом заискивающе заглядывая в лица, словно верные псы. Религиозные фанатики. Вербовщики.
Кристина всегда пыталась обходить их стороной, а если уж случалось пройти мимо, глубже натягивала капюшон, торопливо заглушая звенящие голоса музыкой в наушниках. Теперь же ей по иронии судьбы довелось сидеть с двумя такими за одним столом и пить кофе.
Ей вдруг стало смешно. Нервически, до хохота, от которого запрокидывается голова, а слезы текут сами собой.
– Кто?! Я, может, не расслышала?
– Все началось с крови, – произнесла Кейл низким вибрирующим голосом, глядя Кристине в глаза. – С одной горячей алой капли. Ангелы воевали против дракона, и дракон и его ангелы воевали против них и оказались низвержены.[6 - Откр. 12:7.]
Перед глазами возникла картинка: гладкое блюдце равнины с приподнятыми краями, а может, срезанная горная вершина – страшная, красно-бурая, безжизненная, как на старинных фресках. Здесь шла своя неуступная борьба между мраком и явью, между не смешиваемыми друг с другом стихиями черного и белого. Чернь напирала со всех сторон широкими выпадами, резкими толчками разрывая расстояние. Они могли только двигаться вперед, видя цель лишь в том, чтобы обратить мир в ночь. Густую угольно-черную бездну с пронзительным, забивающимся в легкие, удушливым запахом гари и едкой копоти.
– Загнанные в угол, не видящие спасения. Все бы закончилось, все бы навеки поглотило мраком, черной завесой, которую невозможно сбросить или разорвать. Все бы кончилось. Когда погибает одна сторона, невозможно противостояние. Но случилось иначе. Видимо, сами Небеса решили вмешаться, – продолжила Кейл.
Хлынул свет. Ослепительной лавиной накрыв небо, он нескончаемым потоком лился вниз. Безудержный, пронзительный, он исходил отовсюду, солнечными вкраплениями рассыпаясь по траве. Полный жизни, густой, податливый, он мягким облаком скользил вокруг, заполняя все свободное пространство, заливая его подобно расплавленному золоту. Неподвижные каменные тени крошились и таяли на глазах, распадаясь под натиском этого сияния.
Кристина зажмурилась. Она – свет. Она – полыхающий росчерк. Она – пламя, Небесный Огонь, одаривший своей силой последних воинов. Первых Стражей…
Девушка вздрогнула, распахнула глаза.
Комната тут же выцвела из багрово-терракотовых тонов до топлено-бежевого. Кристина взглянула на новых знакомых и замерла: сияние концентрировалось над их силуэтами, пульсируя словно в такт сердцебиению. Но стоило моргнуть, и видение растворилось.
– Когда в противостоянии Добра и Зла капля крови упала с Небес на Землю, а первый ангел оказался повержен, появились люди с необыкновенными способностями. Они несли в своих душах отпечатки как темной, так и светлой стороны. Это служило им напоминанием о том, что, пока они сами не выберут, какое из этих начал должно одержать победу, воцарится перемирие.
Нет. Это был не сон, не бред или галлюцинация. Кристина действительно увидела срезанную горную вершину, крылатых воинов. Так было в «Уснувшем в Армагеддоне» у Брэдбери. Великая битва, крошащая сознание.
Кристина огляделась. Все было привычным. Мир оставался таким, каким и должен был. Менялось лишь представление о нем.
Она старалась мыслить трезво. Черные крылья незнакомца, яркий свет, затмевающий собой пространство, – Кристина очень хотела списать все это на галлюцинации. Хотела, но не могла.
А ведь тот человек во дворе был последним, кого она видела. Значит, то, как она оказалась в заброшенном здании на другом конце города, напрямую связано с ним.
Ночные события осели в памяти сплошным цветным туманом, но Кристина даже сейчас хорошо помнила лицо незнакомца: смазанные черты, присущие сотням невзрачных лиц, – заостренные скулы, брови вразлет, внимательный глубокий взгляд, тонкие губы-нитки с приподнятыми в усмешке уголками. Почему-то именно взгляд она запомнила лучше всего. Казалось, стоит только закрыть глаза, и его выражение само собой всплывет перед ней, вызывая волну колких мурашек по спине.
Что ей теперь предстоит делать? Написать заявление в полицию о похищении? Составить фоторобот, пусть ищут несостоявшегося маньяка? Как серьезные мужики в форме отреагируют на рассказ девчонки о внезапно появившемся цветном сиянии вокруг каждого предмета на улице и незнакомце, у которого ночная тьма вырастает острыми изогнутыми крыльями за спиной? Это похоже на сюрреалистичный бред. Максимум, что они сделают, – поржут над явно перебравшей коктейлей малолеткой и отпустят домой. Или отправят к психиатру.
– В любом случае я очень хочу домой. Спасибо вам за гостеприимство и… историю, но мне правда пора.
Происходящее напоминало несмешной розыгрыш с нанятыми актерами. Но – Кристина взглянула на лица новых знакомых – в них не было никакой фанатичности и восторга от собственных слов. Может, зря она перепугалась.
– Это несложно организовать, – обрадовалась Кейл, хотя по лицу было заметно: она озадачена реакцией Кристины. Даже расстроена. – Тим!
Парень встрепенулся. С шумом поставил пустую чашку из-под какао на стол.
– Почему я? – голос источал холодное пренебрежение.
– Потому что у меня дела, – не меняя интонации, отрезала Кейл.
Тим разочарованно скривился, вставая из-за стола.
– У вас дела, один я неприкаянный, – буркнул он и торопливо направился в коридор, прочь из комнаты.
Щеки Кейл вспыхнули. Она виновато улыбнулась Кристине:
– Он не всегда такой. Просто… У него год назад пропала девушка, но, в отличие от тебя, Алису так и не нашли. У него теперь… сложности. В общении. Подожди минутку! – Она торопливо выскочила следом за Тимофеем.
Кристина осталась в комнате одна, равнодушно глядя на поглотившую этих двоих арку.
Из коридора послышался раздраженный голос:
– Существуют автобусы, метро, в конце концов! Сама она не доберется? Или ваши рафинированные девочки не привыкли к трудностям?!
«Трудностям!»
Кристина кривовато усмехнулась, ставя чашку и подцепляя со спинки стула свой изрядно испачканный оливковый жакет. Конечно, привыкла! Кто бы спорил…
Глава 4
• 2018 •
Кристина
«Если постоянно оглядываться на прошлое, неминуемо начинаешь теряться в настоящем…» Еще одна нелепая мысль. Очень не вовремя. И болезненно правдиво.
Кажется, последние одиннадцать лет Кристина старательно жила мыслью о прошлом. Всегда одной и той же. Одно и то же закольцованное воспоминание, не дающее покоя.
Это случилось в сентябре. В самом начале месяца, когда прогретая земля еще не успела до конца остыть, а листья уже трепетали на шальном ветру воздушной позолотой, ловя на себе последние теплые лучи. Кристина помнила то лето: продержавшаяся с начала июня дождливая погода оставила в памяти ощущение от прикосновения ладони к запотевшему стеклу – липкое и холодное.
А сентябрь пылал. Плыл в облаке бронзового вечернего зарева и ждал, с устало-снисходительной улыбкой взирая на распластавшийся под ногами пестрый кленовый ковер.
Ждал нечаянного мгновения, чьего-то волшебного чуда, маленького и прекрасного.
Но чуда не случилось. Случилось другое…
Те выходные, после которых жизнь никогда больше не была прежней, они с родителями провели в деревне у бабушки. Старый просевший в землю домик, удивленно уставившийся распахнутыми ставнями вглубь заросшего сада. Ветхие яблони с отяжелевшими от плодов ветками. Деревянное крыльцо с облупившейся солнечно-желтой краской и старый седой кот. Пыльный сервант с фарфоровым чайным сервизом и крутобокий отполированный самовар.
Все это сохранилось в памяти далекими, помутневшими от времени образами, лишь терпкий, душистый запах нагретого дерева, смолы и красных яблок, которые они собирали с мамой в саду, до сих пор оставался рядом.
Темно-серые брюки Кристины еще сохраняли на себе седые волоски со спины бабушкиного кота: перед отъездом он долго терся о ноги Кристины во время прощания. Она заснула потом в автомобиле, убаюканная мирным перешептыванием радио и тихим разговором родителей.
Кажется, произошедшее после Кристина тоже увидела во сне. Неподвижно зависнув где-то в воздухе, точно поддерживаемая упругими нитями, она наблюдала все как-то со стороны, безучастно. Тяжелый бензовоз, вынырнувший из-за поворота прямо на встречную полосу, скрип шин, визг тормозов и страшный удар, буквально смявший их машину в груду покореженного железа…
Ветер шептал.
Послеполуденное солнце плавило лучами суетящийся в вечном движении город, но как-то вяло, неуверенно, словно лампочка в последние свои минуты. Что-то незначительное на первый взгляд – темнеющие облака на самой кромке горизонта, дуновения ветра, глубина и серость низкого неба – намекало, что через пару часов стоит ждать смены погоды.
Стеклянная дверь подъезда распахнулась, и Кейл стремительно вышла – почти вылетела из здания, все еще сжимая в побелевших от напряжения пальцах пластиковую ключ-карту лифта. Длинные полы блузки разметались следом, и в этот момент Кейл напоминала мечущуюся прекрасную белую бабочку-птицекрылку.
Ветер скользнул вдоль длинной улицы, мимо распахнутых настежь дверей магазинов и кафе, вверх, к стеклобетонным сверкающим пикам высоток, взвился, упал и, снова заходя на вираж, мазнул Кристину по лицу, пытаясь взбодрить.
Все, с высоты казавшееся игрушечным, внизу неожиданно преобразилось и приобрело масштаб. Центр Москва-Сити дыбился десятком строек, топорщился ограждениями, зиял раскопками. В сияющих стеклах башен, закрывавших небо почти полностью, осколками дробилось раскаленное солнце.
В воздухе стоял гул: рокот отбойного молотка, сигналы рабочей техники, зычные и нерусскоязычные крики рабочих. Пахло пылью, бетоном, раскаленным асфальтом и выхлопными газами. Обычный городской коктейль.
Машина обнаружилась за углом, припаркованной возле края тротуара. «Носатый» автомобиль с хищно вытянутыми узкими фарами. Цвета среднего между черным и темно-шоколадным. Стекло со стороны пассажирского места опустилось, и Кристина увидела за рулем Тимофея.
– Запрыгивайте, мадемуазель!..
Они коротко переглянулись с Кейл и за длившийся буквально секунду зрительный контакт, видимо, поняли каждая свое. Кейл прощально вскинула ладонь и, развернувшись, пошла обратно к зданию.
Внутри салона оказалось прохладно. Бесшумный кондиционер старательно гонял воздух и вместе с ним стойкие, но ненавязчивые запахи острой перечной мяты и терпкой лаванды. Оформленная светлым деревом панель управления в сдержанно-минималистичном стиле смотрелась дорого, а к обтянутым кожей пухлым сиденьям, казалось, прилипнешь, только присев на них.
– Куда прикажешь?
Кристина назвала адрес.
– Какая глушь… – Тимофей усмехнулся, но как-то необидно. – Это же за областью? Мне всегда было любопытно, как это одна часть города отделена от другой не-частью?..
По сравнению с тем, каким он был двадцать минут назад, сейчас Тимофей вел себя невероятно дружелюбно.
Автомобиль мягко тронулся с места, попетлял по коротким улочкам и, медленно набирая скорость, выехал наконец на полупустое шоссе.
В боковом зеркале какое-то время отражались крыши знакомых высоток, похожих на причудливые кристаллы, и Кристина наблюдала, как исчезает вдали хранящий свои, недоступные ей пока тайны деловой центр. А потом, когда башни исчезли из виду, перевела взгляд вперед.
– В неплохом вы районе живете, – не без легкой зависти сказала Кристина.
– Марка Меркулова, может, знаешь? – Он коротко взглянул на нее. – Занимается поставками импортного оборудования для предприятий пищевого производства. Можно сказать, даже курирует направление. У него договоры с крупными иностранными компаниями. Я его, хм, сын, Ирка – сестра, а Кейл не так давно стала супругой.
Кристина поперхнулась. Сколько же на самом деле лет так молодо выглядящей хозяйке квартиры?.. Но спросила другое:
– Кейл – это настоящее имя?
– Нет. Будешь смеяться. – Тимофей поймал ее недоуменный взгляд и по-лисьи прищурился. – Это ювелирный бренд. Дорогие безделушки для богатых дамочек. Но Оле нравится зваться на заграничный манер, так что да. Псевдоним. В общем, давняя история нелюбви к собственному имени…
– Я думала, ангелы не работают, – хмыкнула Кристина, запоздало припомнив, что действительно видела затейливый вензель логотипа ювелирного магазина где-то в интернете. – Ну или кто вы там? Гуру эзотерики?
– Типа того, – нехотя согласился Тимофей и добавил тягуче, нараспев, явно цитируя что-то: – И увидел Иаков во сне: вот, лестница стоит на земле, а верх ее касается неба; и вот, Ангелы Божии восходят и нисходят по ней[7 - Быт. 28:12–16.]. Сначала восходят, понимаешь? Знаешь, что это значит? Что дом нам всем – земля, а небо только снится… – Он поглядел на Кристину, явно довольный произведенным эффектом. – На самом деле в определенных кругах больше разговоров об этих самых способностях, чем… самих способностей. Для кого-то снять головную боль – уже верх мастерства.
Кристина не стала спорить. Глядя в насмешливо прищуренные глаза Тима, она могла поклясться, что сказанное им – наполовину шутка. Даже несмотря на серьезность тона. И поэтому решила невзначай сменить тему:
– А в реальной жизни все эти ваши «земные потомки» кто? Тайная организация? Масштабный заговор там, мировое правительство?..
– Кто-то очень любит смотреть телевизор, не так ли?
– Вовсе нет! У меня тетка смотрит. Она любит всю эту ерунду, – Кристина осеклась, не зная, как Тим отреагирует на подобное заявление, но уголок его губ лишь слегка дрогнул в усмешке.
– Они профессионалы своего дела. Что наша жизнь, собственно? Триединство материи, энергии и информации. Каждый из нас по своей сути – точка пересечения этих трех течений. Люди со способностями все ощущают острее, в динамике, и могут предугадывать их изменение. «С чутьем», так про них говорят. Очень удачливые, успешные и способные. Например, если врачи, то высококлассные профессионалы, про таких в народе говорят «целители». Много творческих людей – писатели, режиссеры, музыканты, художники. Сообщества, конечно, есть, но больше факультативно, среди небольших групп людей, кому интересно. Понимаешь, мы «видим» друг друга и так.
Кристина вспомнила мелькнувшие цветные всполохи над головами новых знакомых и слова Кейл о каком-то «Небесном Огне».
– И вы никому не рассказываете?
– А ты бы поверила, если б я заявил, что вижу свет твоей души? Вот и я о том же.
Тимофей снова усмехнулся. Очевидно, подобное жонглирование словами доставляло ему удовольствие.
– А легенда? Откуда вы ее взяли?
– По мне, так она больше похожа на красивую сказку, чем на правду. Каким образом ты собираешься доказать мне или опровергнуть существование Бога и ангелов? Ученые объясняют некоторые сверхспособности повышенной мозговой активностью. Обычно наследственной. Мол, мозг работает больше, чем на привычные десять процентов. Просто в определенный момент, обычно в период созревания организма, нервные ткани трансформируются и приобретают новые свойства. Вроде инициации. Новое тело – новая жизнь… Редко, но иногда дар проявляется позже… Чего ты смеешься?
– Верить? Это же бред, ты понимаешь? – Кристина прикрыла ладонью улыбку, но немного нервического смешка сдержать все равно не удалось.
Тимофей пожал плечами.
– Ты сама ответила на свой вопрос…
Не сказав больше ничего, Кристина отвернулась к окну. Выходит, та цветная вспышка, которую она видела ночью в подворотне, вовсе не была игрой разума? Это была инициация?
Она попробовала прищуриться, вызвать перед глазами чувство расслаивающейся реальности, когда возникал свет, но ничего не смогла и бросила затею. Во всяком случае, эти люди пока ничего плохого ей не сделали, даже помогли. А уж во что верить, каждый волен решать сам…
Город расступался. Разбегался по сторонам дороги, приветливо кивал, кренился, покачивая крышами, и снова замирал за спиной, убаюканный тихой песней пробудившегося после сна ветра.
Ветер резвился с густеющими тучами, взбивая их в тяжелые комки серой шерсти, выстраивая из них облачные башни и неприступные стены, но пока его игра выглядела безобидно, несерьезно.
– А Алиса? – Кристина растерянно пыталась вспомнить, в каком контексте слышала это имя. Она снова повернулась к Тимофею, ища ответного взгляда, и внезапно почувствовала проклюнувшийся внутри росток холода.
Лицо его как-то неуловимо изменилось, потемнело, будто от упавшей тени, сделалось неподвижным, осунувшимся, враждебным. Встретившись с ним взглядом, Кристина невольно вздрогнула – жутко было видеть таким еще минуту назад широко и искренне улыбающегося парня.
– Тебя не касается, – сказал он подчеркнуто ровно. – Кейл любит болтать, но ты не особо слушай.
– Как скажешь, – пожала плечами Кристина, но мысль не выкинула. Она, точно семечко сорняка, упавшее в благодатную почву, уже проросла и пустила корни внутри нее, царапая тревогой и желанием оглянуться в поисках неизвестной, поджидающей за углом опасности.
Настойчивые солнечные зайчики, дрожащими пятнами собравшиеся на стекле, дрогнули и сверкнули вдруг особенно ярко, и Тимофей раздраженно откинул солнцезащитный козырек. Все время с момента неудачно оброненной фразы он молчал, сосредоточенно-отстраненно уставившись вперед, на убегавшую под колеса белую ленту дорожной разметки.
Когда молчание слишком затянулось, Кристина перевела на него осторожный взгляд.
Темные волосы, белое лицо с высокими, чуть заостренными скулами, тонкая линия рта с немного припухлой нижней губой. Поймав ее взгляд, Тимофей отвел глаза.
– Тим? – осторожно позвала Кристина. – Что с ней случилось?
Выражение лица, плотно сжатые губы, скрытые за темнотой очков глаза – все как-то незаметно, едва уловимо изменилось при этом. Он дернул плечами, старательно пытаясь спрятать движение под пологом незначительной небрежности.
– Уехала к родственникам. В Рязань или куда-то там. И не предупредила.
– Разве так бывает, когда встречаетесь?
– А ты у нас эксперт по отношениям?
Кристина притихла. Тимофей неожиданно продолжил:
– Просто Москва не для всех. Она это быстро поняла. И хорошо, что вообще поняла.
Кристина уловила в его словах… не обман даже, а недоговоренность, но смолчала. Желая занять себя, откинула козырек и, оттянув веко, стала рассматривать себя в зеркале. Синяки под глазами после двух бессонных ночей; губы потрескались, покрывшись некрасивой белесой корочкой. Кристина попробовала расчесать волосы пальцами, но быстро сдалась – бесполезно.
Солнце сверкнуло из-за дома резко и прицельно. Тимофей опустил козырек. На Кристину он нарочно не смотрел. Скользнув по козырьку взглядом, она увидела пришпиленную булавкой фотографию.
– Это Алиса? – неожиданно даже для самой себя спросила.
Цветной снимок. Яркий, но не профессиональный, просто на телефон. Не то парк, не то просто цветущая зеленая изгородь, и девушка в нежно-розовом платье, но с дерзкой рваной стрижкой и высветленными прядями. По-детски круглое лицо в мелких родинках. Упрямая и чуть удивленная дуга бровей. Из косметики – только блеск на губах.
Из-за какой-то детской непосредственности, сквозящей в образе, девушку можно было спутать с подростком.
– Может, она тоже… – Кристина сомневалась, стоит ли произносить мысль вслух, но раз уже начала, то имей смелость закончить. – Может, ее похитили, как и меня?
Вспомнился рассказ одногруппника про секту и черные мессы в стенах заброшенной больницы. Той самой, ховринской. И снова по спине прошел зловещий холод.
Тимофей захлопнул козырек и напрягся, подбираясь словно в ожидании удара. Каждым сантиметром кожи Кристина чувствовала его неприязнь. Так не может оставаться незаметным прикосновение раскаленных игл к коже.
– Нет. Точка. Закрыли тему. Если хочется думать о маньяках, лучше потешь себя мыслью о чудесном спасении. Ну и подумай, что будешь делать дальше. Заява – это само собой. Если правда уверена, что не стала жертвой тупого прикола от обкурившихся одногруппников. Ты же уверена?
Кристина не ответила, и Тимофей хмыкнул:
– А от меня отстань. По-хорошему.
Он стиснул зубы, напряженно глядя на дорогу.
Кристина видела, как сжались до белизны его пальцы, натянулись под кожей мышцы на руках и застыло в немом ожесточении лицо. В эту минуту Тимофей показался ей совсем незнакомым, чужим, отстраненным, впрочем, таким он и являлся для нее. Лезть в душу незнакомому человеку оказалось не лучшей идеей.
Но она не могла простить ему резкости. Он не имел права осуждать ее. Он не мог – даже, возможно, не хотел – понять. Ведь Кристине действительно было страшно. До оцепенения, до дрожи, до холода в груди, когда сердце пропускает не один, не два удара и каждый раз будто норовит заглохнуть насовсем.
Как мучительно не хватает воздуха и кажется, что вокруг – лишь тугой, враждебно пустой вакуум, и ты задыхаешься, в замедленном воспроизведении видя, как безвольно оседает на асфальт подломленная знакомая фигура.
«А если с ним тоже случилась беда?!»
Почему-то эта мысль не приходила Кристине в голову раньше.
«Если Артем пропал и сейчас находится где-то не лучше того заброшенного места, а я даже не подозреваю об этом?..»
Железный кулак снова крепко стиснул все внутри, заставляя спину покрыться холодной испариной. Кристина сжала ладонь, больно впиваясь ногтями в кожу.
«Все будет хорошо, – мысленно уговаривала она себя. – Все будет хорошо, иначе просто никак…»
– Завези меня кое-куда. Если тебе не трудно, – стараясь, чтобы голос не дрожал, произнесла девушка, готовясь встретить ответным ударом любой выпад, но Тимофей лишь коротко кивнул после недолгой паузы. И вновь спросил адрес.
Глава 5
• 2018 •
Кристина
Три жилых дома в центре района, утонувшие в гуще тополей и старых кленов, будто в насмешку называли Зубцами, и, глядя на них, Кристина всегда вспоминала шутку о том, что небоскребы удобнее всего строить не ввысь, а вдоль. Длинные пятиэтажки пугливо жались рядком к ограде детского сада. Зеленые тени дворов-закоулков наискось ложились на бетонные пятачки стоянок для немногочисленных машин. Взлелеянная поколениями обветшалая серость. Но вместе с тем было что-то непомерно уютное, трепетное под этими низкими седыми крышами и разросшимися сиреневыми кустами.
Казалось, раздражительной суете и вечно подкарауливающей за порогом спешке просто не хватало здесь места. Среди этих детских горок и качелей рядом с желтой песочницей. Под почти одинаково серыми, похожими на тоскливые старческие глаза квадратными окнами и открытыми балкончиками с развешанным на просушку бельем.
Тимофей притормозил на углу, не решаясь сунуться в узкие, непривычные, непонятные ему дворы. Повернулся, не заглушая мотора.
– Тебя здесь подождать? – поинтересовался он с бесстрастной вежливостью.
– Нет, – отрезала Кристина. – Я к другу. Надолго. Спасибо за… беспокойство.
Последнее слово волей-неволей прозвучало ядовито. Решив, что на этом отчет о ее планах окончен, Кристина выскользнула из машины и, не оборачиваясь, двинулась в сторону дома, чувствуя, как с каждым шагом внутри пробуждается, овладевая сознанием, давящая болезненная тревога.
Почти сразу за домами был широкий бульвар, а за ним – парк с березовой аллеей, где летом размещали аттракционы и передвижные кафе. Там всегда было оживленно и шумно, носились дети, гудели аппараты для сахарной ваты, а шумная реклама зазывала опробовать новые развлечения за символическую плату.
Внутри дворов же царила сонная послеобеденная тишина. Этот покой – непрочный, зыбкий, был дороже и притягательней, чем собранная по всем уголкам света тишина.
Кристина оглянулась. Каждый клочок пространства здесь хранил детские воспоминания о том, как часто они приходили сюда с мамой, об их играх с Артемом – он был сыном маминой подруги, да и сам тогда еще не раздражал своей навязчивой привязанностью и не обращался с Кристиной словно с хрустальной дорогой вазой.
С ним можно было подурачиться, подраться диванными подушками, вдоволь поноситься по двору и придумать очередную, понятную лишь им одним игру, которую Кристина помнила до сих пор.
Сейчас Кристина шла к знакомому дому, будто на казнь.
– В этом Городе горящих торфяников
Каждый сам за себя, невзирая на обстоятельства,
В одиночной квартире-камере храня молчание,
Рассовывает душу по пыльным, дырявым ящикам.
С бульвара доносился голос. Мелодичный, струящийся серебристой рекой, он то звенел и переливался, то покорно затихал под волны нестройного эха, чтобы затем поддаться неизвестному порыву и взлететь ввысь.
– В этом Городе горящих торфяников
Раз за разом гоняешься за пустынным преданием,
Как за сказкой, нелепой, устаревшей, жалостной,
Излитой пером бесталанных писателей.
Это Город горящих торфяников,
Приглушенный роптанием, всегда одинокий,
Он не хочет быть жалким, несчастным, маленьким,
Правда выбор судьбы не за ним.
Да и только…
Словам вторил еле слышный гитарный перебор, ветер подхватывал робкое дрожание струн, и откуда-то со стороны, продравшись сквозь густоту пространства и времени, внезапно повеяло далеким, таинственным, непознанным…
– В этом Городе горящих торфяников
Каждый день, словно стая голодных зверей,
Разрывает на части бессонные ночи слабых,
Уставших от жизни несчастливых людей.
В этом Городе горящих торфяников
На остывших бульварах, в умах безрассудных
Пустота начинает зализывать раны.
Все пришедшие мысли – в нее.
В ниоткуда…
Светлое видение поднялось из душного предгрозового марева. Тихий несуществующий город, весь составленный из опрокинутых на бок спичечных коробков-домиков. С ветвящимися улочками и отглаженными солеными ветрами стенами из хрупкого песчаника, с мостовыми и круглыми, похожими на глаза, чердачными пыльными окнами. С изломами поржавевших водопроводных труб и темными гулкими подъездами.
Город дрогнул, подхваченный воздухом, и застыл, набираясь ветром, становясь более объемным и действительным. Кристина с детства мечтала побывать на море, но желание так и осталось несбывшимся, и, к своему стыду, приходилось отмалчиваться, когда одногруппники обсуждали на перерывах, кто в каких странах уже успел побывать за жизнь.
Кристина стремилась к морю, а вокруг раскидывала ловчие сети Москва: пыльная, шумная, своенравная. Москва, которая проглотит и не заметит. Но вчера почему-то ее, Кристину, выплюнула – то ли не смогла прожевать, то ли кто-то спугнул неизвестного, вершившего свой странный суд большого города…
Снова откуда-то повеяло морской солью и пропеченными солнцем выброшенными на берег кудрявыми водорослями. Снова повторил-пропел невидимый мелодичный голос:
– Вот он, Город горящих торфяников,
Приглушенный роптанием, всегда одинокий.
Он не хочет быть жалким, несчастным, маленьким,
Только выбор судьбы не за ним.
За тобой.
Ветер стих. Голос надломился на миг, а потом вовсе замер, затерявшись между частыми зубьями домов, но отдаленное эхо еще играло уходящими словами: «За тобой… за тобой…»
Кристина ждала какой-то подсказки, намека, но таинственный голос улетел вместе с ветром уже слишком далеко, а она так и стояла под узким козырьком подъезда, и так же взволнованно ворковали сверху серые голуби, под ноги нанесло песка с соседней детской площадки. Не дождавшись ничего, она шагнула внутрь.
После яркой улицы тесный подъезд казался мрачным и темным. Резко пахло кошками, отсыревшими газетами и пережаренным луком. Из-за смутно проявляющихся на площадке дверей слышались чьи-то голоса, где-то громко бубнил телевизор, его звук перемежался с надсадными криками и шумом музыки на втором этаже.
По мере того как глаза постепенно привыкали к подъездному освещению, темнота начинала отступать. Она кристаллизовалась и оседала на кожу влажными холодными капельками. Поднимаясь по отполированным многими шагами ступенькам лестницы, Кристина чувствовала, как та следует за ней, точно стеснительный ребенок.
Эта темнота не была агрессивной, Кристина много раз сталкивалась с ней еще с детства, каждый раз под наигранно сердитый голос и всплески рук тети Тони: «Опять, паразиты, лампочку выкрутили!» А темнота радостно улыбалась из дальнего угла, за квадратной батареей, заваленной рекламными проспектами.
Знакомые обкатанные по краю ступеньки. Такая же знакомая обитая вишневым дерматином дверь с вертикальным рядком круглых заклепок в середине. Чуть криво висящий коробок с кнопкой – звонок.
Пальцы несмело потянулись к зелено-синей западающей клавише… и замерли там, не решаясь коснуться ее и услышать за тонкими перегородками стен знакомую мелодию, похожую на перекат тихих нот: «Та-та-та…»
«Зачем ты пошел за мной вчера?»
Она вздрогнула, интуитивно чувствуя слабую вибрацию воздуха за спиной.
– Кристина?
Удивленный голос эхом отскочил от двери, прокатившись по шумной лестнице, вздрогнул и просочился в соседние квартиры, туда, где кашляло, надрываясь, пенсионного возраста радио.
Кристина резко обернулась, а рука, все еще по инерции тянущаяся к звонку, уперлась Артему в грудь.
– Тема… – шепотом выдохнула Кристина, судорожно сжавшись под его вопросительным улыбающимся взглядом, еще не веря ни в его существование, ни в свое собственное. Кинулась к нему, обняв за плечи и уткнувшись носом в такую родную поношенную спортивную куртку, вдохнула его запах, чувствуя, что вот-вот расплачется от счастья у друга на плече.
– Я переживала, что с тобой что-то случилось! Что ты… – И почти испуганно, но с затаенной в глубине души трепетной надеждой произнесла: – Ты помнишь, что случилось той ночью?..
– Ага?.. – сдавленно то ли согласился, то ли переспросил он, все еще продолжая в неверующем изумлении таращиться куда-то в стену позади девушки, так и не решаясь обнять ее в ответ. – Кристин, отпусти меня, пожалуйста, ты мне ребра сломаешь…
Он вообще не изменился. Кристина поймала себя на этой мысли, хоть и звучала та по-дурацки: как можно измениться за день? Худой, долговязый, с растрепанными, вечно будто немного засаленными волосами.
На левой руке – плотная белая повязка.
– Прости, Тем, я… Я… Это вчера все?
Он снова кивнул, на этот раз молча и слегка озадаченно. Неловко потянулся почесать затылок, но передумал.
– Ободрался, когда упал. Забей. Почти ничего не помню про вчерашний вечер. Только то, что наши напились в хлам, стали рваться, типа мы сейчас сами поедем в Ховринку, кто не зассал, давайте с нами. Они че-то курили не то… Зря ты с ними на кухне торчала.
– То есть это я виновата, по-твоему?
– Я так не сказал.
– Ты сказал ровно это.
– Значит, я не хотел… Подожди. – Артем взлохматил волосы и нахмурился. – Виновата в чем? Что случилось?
Кристина помолчала, подумала, кусая губу.
– Странная история. Ребята болтали про ХЗБ, а потом я… В общем, не ночевала я дома, Артем. И вообще плохо помню, что вчера было. А ты?..
Она требовательно смотрела на него, и Артем сдался, выдал как на духу:
– Мы до утра просидели, часов до трех. Ты потом отказалась, чтобы я тебя проводил, сама домой ушла. А может, и не домой. Юлиан с компанией примерно в то же время свалили. Ты этого не помнишь?
– Я помню, что оказалась одна в заброшенной больнице! – Кристина сжала кулаки так, что ногти впились в ладони. – И что кто-то преследовал меня, а потом напал!
– Подожди… Тебе что-то сделали? Ударили? Попытались изнасиловать?..
– Я… Я не знаю… – Кристина вдруг разозлилась. – Ты слышишь меня вообще? Я просто оказалась на другом конце города фиг знает почему!
– Пойдешь в полицию? – уточнил Артем и, кажется, задумался, взвешивая в уме Кристинины аргументы насчет нападения против пьяной компании молодежи, где-то доставшей травку. Не принесло бы такое обращение за помощью еще больше неприятностей всем, включая саму Кристину.
– А что я им скажу? Здрасьте, мы с одногруппниками отметили конец года, помогите восстановить события пьянки?!
– Ну телефон-то у тебя украли… – неловко заметил Артем.
Кристина раздосадованно махнула рукой.
– Дело явно не в телефоне.
– Да, ерунду сказал. Прости, пожалуйста.
Его взгляд сделался сосредоточенно-твердым, приобретая непривычное выражение, но почти тут же вернулся к прежней рассеянности. Артему тяжело было сосредоточиться, когда рядом оказывалась Кристина. Наверное, это поведение раздражало ее больше всего: тот словно был не собой, а кого-то играл, каждым жестом и репликой пытаясь понравиться. Ничего в нем за прошедший год не изменилось. Стоило ожидать…
Улыбка Артема сияла, несмотря на натянутый тон, так и говоря: «Вот ты здесь, пришла ко мне, хотя никогда бы не сделала подобного по своей инициативе прежде. Что-то заставило тебя прийти: беспокойство ли, чувство вины, но сейчас с тобой все нормально. И молчи. Будь здесь, со мной!»
– Ладно, – нехотя отозвалась Кристина, потупив взгляд. Волна радости, нахлынувшая на нее при встрече с Артемом, прошла, оставляя на своем месте лишь неумолимое желание поскорее укрыться от его внимания. – Теперь я в адеквате…
И продолжила про себя: «На самом деле нет. И ты даже не представляешь насколько».
В холодном воздухе подъезда густело напряжение, и Артем, дернув уголком губ в подобии улыбки, как всегда, первым попытался развеять его. И, как всегда, безуспешно.
– Ты это… прости меня, что… – Он искал нужное слово. Взгляд смущенно бродил из стороны в сторону, боясь задержаться на самой Кристине. – Недосмотрел.
– Ладно, я тогда пойду. Рада была увидеться, и… хорошо, что с тобой все хорошо. – Кристина попыталась выдавить хоть какую-то эмоцию в ответ, но получалось натянуто, и голос вновь срывался на деланое спокойствие, от которого становилось противно.
Только мысль, бившаяся в голове, была иной: нервной, пульсирующей. Отчаянной.
«Ты тоже, тоже ничего не знаешь. Ни-че-го».
От наплыва эмоций, от несоответствия состояния внутреннего с внешним, транслируемым напоказ, слегка подташнивало и кружилась голова.
– Кристин! – Настойчивый оклик нагнал ее уже несколькими ступенями ниже лестничной площадки, заставляя обернуться. Артем качнулся на пятках, наклоняясь в ее сторону. Улыбнулся задорно и открыто, отчего Кристине тоже захотелось улыбнуться в ответ. – Я хочу тебя проводить!
Тимофей
В салоне автомобиля было темно и по-особенному тихо. Умолкли и растворились в подступающем дожде знакомые уличные звуки, крики дворовой ребятни, отголоски оборвавшейся песни с недалекого бульвара.
Даже громкая молодая компания у соседнего подъезда незаметно исчезла, оставив его в беспросветном одиночестве. Много лет он не видел таких дворов: будто постепенно утопающих в небытии, засвеченных солнцем подобно выцветшим зернистым фотоснимкам. И вот, увидев их вновь, пожалел, что пошел на поводу у Кейл и согласился подвезти незнакомую дерзкую девчонку куда-то в жопу мира.
Тимофей чувствовал, что, как и год назад, тонет в холодной, обжигающей тревоге, а мысли и чувства расслаиваются, становясь безликими и мутными, и на их место приходит пустота. Давящий тяжелый вакуум. И кажется, мир съежился вокруг него, норовя в любой момент сжаться в несуществующую мизерную точку.
«Забавно, – подумал он, – еще остаются силы себя жалеть – столько-то времени и бессонных ночей спустя. Еще остались чувства. Какая-то вера. Надежда, может? Что хотя бы с этой разнузданной девчонкой не случится того, что стало с моей Алисой?..»
Тимофей вспомнил голосовое от Иринки, которое прилетело полтора часа назад:
«Я нашла место, откуда она сделала тот последний снимок семнадцатого июня. Это ХЗБ. Ну, заброшка в Ховрино. Считай, местная достопримечательность…»
Мимо прошел мужчина, наспех застегивая молнию на куртке. Ветер трепал ворот, пытаясь пробраться за пазуху, лохматил черные с проседью волосы, но его игра не забавляла прохожего.
Тимофей проводил его равнодушным взглядом и внезапно осознал, что вокруг действительно потемнело. В салоне, навсегда пропахшем мятой и лавандовыми духами Алисы, стало зябко, и он выключил кондиционер. Машинально потянувшись к торчащему в замке зажигания брелоку ключей, замер, потому что отворилась, выпуская кого-то на улицу, и вновь тяжело захлопнулась подъездная дверь.
Привлекающая внимание даже издалека, Кристина огляделась по сторонам, машинально смахивая с лица медно-рыжие волосы. Оглядела ряд припаркованных возле подъезда машин, но либо не заметила Тимофея, либо вспомнила об их последнем разговоре и не удостоила вниманием.
Следом за ней на улице показался молодой человек, по возрасту – явно студент, да еще и младших курсов. Тимофей почувствовал, как на смену пустоты в груди приходит интерес, смешанный с горячим раздражением. Этот незнакомый парень был, как ему показалось, ни о чем. Щуплая тощая каланча, скованный стеснительностью, а оттого напоминавший механическое существо. Но вот он, пересилив себя, сделал шаг к Кристине, и сквозь отражавшуюся в лобовом стекле светлую тень березы Тимофей ясно увидел, как та, улыбнувшись, подала руку, а потом и вовсе прильнула к плечу, и они ушли, вскоре исчезнув за углом стоящего возле дороги дома.
Когда-то и его так обнимали…
• 2017 •
«Все университеты похожи друг на друга: фасад главного корпуса пафосный донельзя, еще немного показного величия распространяется на помещения приемной комиссии, а дальше как карта ляжет. Если ремонт хотя бы не в три раза старше самих студентов, можно считать, что неплохо устроился», – думал Тим, сидя в машине в ожидании Алисы напротив центрального входа художественной академии.
Сам он питал к недавно оконченному учебному заведению противоречивые чувства: спасибо за все, что было, но больше, пожалуй, не надо.
Похожим образом, наверное, могли бы думать друг о друге давно потерявшие прежний огонь чувств любовники: кончил, то есть, простите, о?кончил, и ладно…
Прошло уже полчаса с назначенного времени встречи. Двери, исторгающие толпы студентов и студенток (в основном студенток), теперь были сиротливо неподвижны. А Алиса все не приходила.
Наконец она появилась у входа: выпорхнула на свежий майский воздух в джинсовой куртке и летящей кринолиновой юбке, похожая на весеннюю розу. Тимофей даже скривился от пошлости сравнения. Конечно, Алиса была прекраснее, чем сотни виденных им роз, но лишний раз делать акцент на неоспоримом, как данность, факте казалось ему чрезмерной сентиментальностью. Примерно как говорить розе, что она – роза.
Садясь в машину, Алиса громко хлопнула дверью, и Тимофей поморщился.
– Привет. – Она чмокнула его в щеку и попыталась улыбнуться, но глаза остались серьезные и какие-то печальные. – Я думала, мы прогуляемся до метро. Так быстрее. Сейчас все пробки соберем.
– Зато так престижнее. Вышла бы раньше, устроила одногруппникам шоу: личный водитель к дверям альма-матер. – Тимофей тоже улыбнулся, но вышло слегка натянуто, через силу. Словно тщательно припудренное улыбкой и непринужденностью плохое настроение Алисы вирусом передалось ему по воздуху и поразило все клетки организма до единой.
В сущности, она была права. Но с момента, как Тимофей получил права, а отец подарил машину на день рождения, прошло совсем немного времени, и он еще не успел, как выражалась Кейл, «наиграться».
– Не личный водитель, а мой парень. Это стократ лучше. – Алиса своим женским чутьем уловила негатив и опять потянулась поцеловать его.
– Ко мне сегодня нельзя, – зачем-то сказал он без перехода. – Отец дома, Кейл должна была свалить выпить с подружками, но теперь они играют в семейный ужин.
– Понятно. – Она мгновенно сдулась. По-детски сморщила нос, точно старалась не заплакать.
– У тебя все хорошо?
– Препод один валит. Грозится к экзамену не допустить. Старшие курсы говорят, что он со всеми девушками так. Типа выбрали легкую профессию – отдувайтесь. А вообще, ваше дело – на кухне борщи варить.
– Сексизм обыкновенный. Это Москва, привыкай.
– К такому фиг привыкнешь. Что делать теперь, ума не приложу… Еще с соседкой по общаге траблы. Чуть ли не каждый день у нас в комнате кто-то торчит до ночи. Из ее, ну… Ты понял.
Тимофей кивнул, хотя не то чтобы понимал. Алиса никогда не собирала вокруг себя толп приятелей, но и изгоем на потоке не была. Обычная девчонка. Немного «не такая, как все». Немного обидчивая, в меру вредная, но, несмотря на склонность драматизировать, в нужный момент умеющая за себя постоять. Тимофей привык не лезть в ее дела. Во всяком случае, цена непрошеному совету – грош, и вреда от него порой больше, чем пользы.
– Проблемная я у тебя, да? – с горечью усмехнулась Алиса.
– Все проблемные. Я на самом деле тоже. Забей. Если хочешь, брось этот вуз и поступи в другой. Ты ж сама говорила, что разочаровалась в рисовании. Можно перевестись на дизайн.
– Второй раз на бюджет вряд ли возьмут.
– Можно и не на бюджет. Главное, чтобы нравилось.
Она несогласно дернула плечами, но взгляд отвела: спорить она не любила. Сказала негромко:
– Легко говорить. Не всем повезло отучиться в «Плешке»[8 - Российский экономический университет имени Г. В. Плеханова.] по настоянию отца.
– Именно «по настоянию», – буркнул Тимофей. Разговор явно заходил куда-то не туда, и его это раздражало. Отношения должны приносить радость, а не превращаться в постоянный взаимный обмен нытьем. – Проехали. Я к тому, что всегда можно исправить, если что-то сломалось.
– Как?
– Если проблемы с соседями, можно снять квартиру на пару с подружкой какой-нибудь. Близко к метро вряд ли получится, но где-нибудь за МКАДом или в области – вполне.
– С экзаменом это вообще не поможет.
– Тут придется тебе самой решать.
В сквере между корпусом универа и трамвайными путями расположилась уютная одноэтажная кафешка с вывеской «Шашлык. Шаурма. Кальян». У входа толпилось с десяток студентов обоих полов – курили, болтали, кусали сочные лавашные бока или наколотые на пластиковые вилки кусочки мяса. Из тонкой трубы на крыше домика поднимался дым.
Через открытое окно в салон проникали запахи шаурмы: пережаренного мяса, лука, пряностей и подгоревшего жира. У Алисы голодно заурчало в животе. Тимофей брезгливо поморщился и поднял стекло.
– Раз не к тебе и не ко мне, тогда поехали в парк? Прогуляемся, поедим мороженое. – Он завел двигатель и наконец тронулся с места.
Когда академия и даже тот район, где она находилась, остались позади, Алиса заерзала: утерла рукавом нос и решительно заправила волосы за уши.
– Ты прав. Я справлюсь, – сказала она, словами как бы отсекая сомнения и отметая их прочь. Потянулась через подлокотник, чтобы снова – в третий раз! – поцеловать его. Была у нее такая дурная привычка: все совместные проблемы и конфликты решать поцелуями. – Я сама справлюсь.
• 2018 •
…Внутри опять что-то дрогнуло, отдаваясь болезненной жгучей нотой, и Тимофей удивился и испугался этому одновременно. Чувствуя, как накаляются нервы, доходя до той точки, где жар и холод настолько сильны, что уже невозможно отличить одно от другого, он быстро, боясь передумать, повернул в гнезде ключ зажигания.
Послышался знакомый тихий щелчок, потом короткое покашливание старого двигателя. Автомобиль мигнул фарами и старательно заурчал, налаживая давно знакомый умиротворяющий ритм.
Выезжая со двора на оживленную дорогу, мимо старых пеньков пятиэтажек и детских садов в глубине тенистых, шумящих листвой тихих двориков, он привычным движением откинул солнцезащитный козырек, одновременно выуживая из застрявшего в подстаканнике чехла солнцезащитные очки – скорее желая не укрыться от солнца, но стыдливо спрятать за темными стеклами глаза.
«Всегда можно что-то исправить…» – эхом отдавалось в мыслях.
С потрепанной фотографии на него опять смотрела она – его Алиса.
Глава 6
• 1998 •
Кирилл
«Око… Око… Око за око… – Слова танцевали в голове. – Око за око – и весь мир слеп!»
Микроавтобус сильно тряхнуло на выбоине. Кирилл моргнул. Буквы в голове вздрогнули, перемешались и рассыпались, исчезнув, как в омуте, в глубинном колодце мыслей. Оттуда они, наверное, и взялись. Спросонья Кирилл не был уверен, что голос, послышавшийся ему в дремоте, принадлежал кому-то извне.
Зябко поежившись, он сонно огляделся. Из подступающей по бокам темноты контурами переводной картинки медленно появлялись окружающие предметы. Два ряда темно-серых автомобильных кресел. Между ними – узкий неудобный проход, застеленный выцветшей ковровой дорожкой. Низкий серый потолок, полки над головой (кажется, на одной из них должны быть куртка и рюкзак Кирилла). Водительское сиденье и два передних места отделены от салона глухой перегородкой.
Окна закрыты плотными занавесками. Сквозь просветы между ними временами вспыхивало в свете мелькающих фонарей забрызганное водой и жидкой грязью стекло.
«Прошел дождь», – подумалось меланхолично.
Кирилл любил дождь. Только в этот раз он таил в себе тревожную неизвестность. Прошлое осталось позади, в почти пяти часах езды от города, где проходила его прежняя жизнь, а будущее ждало впереди – кто знает, в скольких километрах?
Настоящее же окутывала пустота. Тягучая и гибкая, растянутая между двумя жизненными пунктами, двумя далекими друг от друга контрольными точками. Неопределенность этой пустоты пугала, волновала… и завораживала его одновременно.
Автобус последний раз тряхнуло. Колеса, мягко пружиня, вкрадчиво зашелестели по дороге, словно та была сплошь покрыта хвоей, и вскоре остановились.
Отогнув шторку, Кирилл выглянул наружу, но это мало помогло: темная, сизо-седая от туч ночь прижалась вплотную к стеклу, словно старалась попасть внутрь. Тусклый луч далекого фонаря выхватывал из нее лишь кончики раскидистых еловых лап да край асфальтированной площадки.
В передней части салона щелкнул замок. Дверь со скрипом начала отъезжать в сторону.
– Берем вещи и на выход! – донесся спереди громкий голос сопровождающей.
Бультерьериха (Кирилл забыл ее настоящее имя) любила обращаться к нему во множественном числе, словно рядом постоянно присутствовал кто-то еще. Кто-то, чье общество нравилось сопровождающей гораздо больше, чем общество маль-чика.
– Что копаемся? Ну-ка! – Сдержав обреченный вздох, женщина протиснула свою обширную фигуру в тесный проход, в полумраке нащупывая на полке вещи. – Давай! – снова требовательно повторила она.
На улице, в пятне света возле ворот, стояли двое.
Первой Кирилл заметил высокую строгую женщину постбальзаковского возраста с темными волосами, зализанными в высокий гладкий пучок. Скуластое лицо с квадратным подбородком казалось навеки застывшим в безразличной холодности и непробиваемой строгости. Остальные черты только подчеркивали это впечатление: идеальная осанка, покатые плечи и крепкие, жилистые ноги в узконосых туфлях-лодочках. Черная юбка сидела на даме в обтяжку, светло-розовая блузка с бордовым жабо казалась безукоризненной в каждой атласной складочке. Своим сдержанным видом женщина походила на училку из какой-то очень крутой гимназии, куда Кириллу путь заказан.
Худая девушка лет двадцати, взволнованно мнущаяся с ноги на ногу рядом, выглядела в сравнении с непрошибаемой дамой кудлатым щенком. На ней было то ли платье, то ли ночнушка – под пестрым «деревенским» халатом не разберешь. Девушка щурилась на свет фонаря, пряча зевки. Она продрогла и тщетно пыталась согреть дыханием ладони.
– Быстрее, чего замер!
Бультерьериха подгоняла Кирилла окриками, больше похожими на короткие команды, и голос ее не казался раздраженным или злым, но звучал низко, грубо, с примесью старательно сдерживаемой усталости, которая, казалось, въелась в нее целиком: от похожей на халу залитой лаком прически до каждого шва на потертом болотно-зеленом жилете.
Еще в первую встречу Кирилл понял, что с такими не шутят. Им повинуются.
Сомнения шевельнулись в груди, но Кирилл подавил их, напоминая себе: происходящее только к лучшему. Потом он снова окажется дома и забудет обо всем, как о страшном сне.
Девушка дружелюбно улыбалась, стараясь выглядеть милой. Сквозило в ее улыбке что-то вымученное. И сочувственное одновременно.
За их с дамой спинами вырастали светло-бежевые стены приземистого корпуса. К крыльцу от парковки тянулась асфальтированная дорожка. Окна были темны, и Кирилл не разглядел, сколько в здании этажей.
Они зашли внутрь с бокового входа, зашагали по длинному коридору. После долгих часов неподвижной дороги ноги затекли и онемели. Кирилл едва переставлял их.
В конце коридора горела квадратная потолочная лампа, но ее света не хватало, и прямоугольники дверей казались темными провалами в никуда. За исключением одной двери, из-под которой сочился тонкой полоской яркий теплый свет. Туда они и направились.
Кабинетом директора оказалась маленькая комнатка, до потолка заваленная разнокалиберным барахлом. Очень светлая. Казалось, кто-то обронил на пол тонкую швейную иглу и теперь пытался осветить в помещении каждый угол, чтобы ее найти. Нагретые лампы тихо потрескивали, напоминая притаившихся в кустах сверчков. От них шел густой, тяжелый жар.
За заваленным бумагами столом сидела тучная женщина в темно-синем жакете, застегнутом на все пуговицы. Круглые, они отливали розово-фиолетовым, в тон уложенным чернильно-бордовым волосам, и казалось, именно это – единственная яркая черта в ее образе. Посреди канцелярского хлама гордо блестела табличка: «Директор Н. К. Угробова». Маленькие, близко посаженные глаза директрисы неясно сверкнули из-за прямоугольной оправы очков, когда она подняла взгляд на вошедших.
Бультерьериха с почтительным кивком передала директорше прозрачную папку с документами, сопровождавшими ее всю дорогу, и вместе со строгой дамой беззвучно ретировалась к выходу. В тесной комнатке, безвкусно высветленной желтым светом ламп, сразу стало слишком свободно, даже пустынно.
Кирилл осторожно разглядывал директрису. Та не выглядела ни угрюмой, ни злой. Скорее, на чем-то сосредоточенной, но пухлое, с большими щеками лицо казалось жестким. Она деловито перебирала извлеченные из папки листы толстыми, похожими на пастилу пальцами. Взгляд неторопливо скользил по черным напечатанным строчкам, изредка задерживаясь на какой-нибудь из них, потом снова перескакивал на другую, и голос, низкий, зудящий, неслышно бормотал себе под нос.
Имя. Фамилия. Фактический адрес. Дата рождения. Полный возраст. «Шестнадцать? Хех, а выглядишь младше…»
Она задавала вопросы, но ей не требовались ответы на них. Только угрюмый голос накатывал волнами. От этого монотонного, равномерного гудения нестерпимо клонило в сон. Только молоденькая девушка, все еще остававшаяся в кабинете, вся подобралась, подтянулась в напряженном ожидании. В тишине между накатами низкого голоса слышалось, как она нервно щелкает пальцами.
– Юлия. – Темные глазки на красном лице директрисы холодно блеснули. – Проводи нашего подопечного в его новую комнату и покажи кровать.
И снова его, сонного, схватили за руку и торопливо потянули куда-то.
Темнота за пределами раскаленной комнаты напоминала мокрое полотенце – противно обволакивающее, липкое. Если еще минуту назад Кириллу казалось, что он плавится от душной жары, то за два коротких коридора успел продрогнуть с ног до головы.
Центральное освещение не работало, но у девушки имелась своя лампа – старинная керосинка с закопченным стеклом. Кирилл давно не видел таких. Кажется, последний раз – во время школьной экскурсии в краеведческий музей.
Еще один поворот, лестничный пролет, и Юлия наконец остановилась напротив ничем не примечательной двери. Таких тут насчитывался целый коридор.
Это был, по-видимому, последний этаж. Низкий потолок надвигался угрюмыми тенями, оплывая при каждом нервном подергивании лампы в руке девушки. Казалось, под ним затаилось в клубящейся тьме большое живое существо.
– Не бойся, здесь с тобой все будет в порядке, – доверительно сообщила Юлия, наклонившись и заглянув Кириллу в лицо.
Впервые за их недолгое знакомство он сумел разглядеть ее. Темные, немного раскосые миндалевидные глаза, высокий лоб и острый подбородок с маленькой ямочкой под пухлой нижней губой. Светло-русые волосы спадали на плечи. Кончики их диковато торчали в разные стороны. Так же, как и длинная рваная челка над светлыми тонкими бровями.
Она могла бы показаться вполне симпатичной, если бы не нос. Он выделялся на лице особенно остро. Казалось, только он и остался единственным видимым из всех ее черт лица.
– А я не боюсь, – спокойно, без хвастовства, сказал Кирилл, глядя куда-то мимо нее, на пыльную решетку вентиляции под самым потолком, потому что внимательные серые глаза девушки были слишком близко, и ему это не нравилось.
– Хорошо. Кстати, я Юля. Можешь обращаться ко мне… если вдруг. А тебя как зовут?
Юля все еще пристально смотрела на Кирилла. Глаза у нее сделались очень тусклыми, неясными. Или так показалось из-за темноты, которая подползала со всех сторон, тугими щупальцами раскручивалась над головой. А может, начинала угасать из-за нехватки керосина лампа в ржавом металлическом подстаканнике.
В голове у Кирилла все бухало и гудело, будто глухо забили вдалеке в тугой барабан.
«Будь осторожен, Кирилл. Ничего не бойся…»
То же самое говорил дома отец. В памяти тупой болью отдавалось его собственное имя. Кирилл.
Кир-рилл…
Вслух он, однако, ничего не произнес.
– Ладно, – расценив его молчание по-своему, сказала Юля. Она изо всех сил делала вид, что не обиделась, но ее вид был до боли красноречив. – Вот твоя комната.
Отошедший из-под плинтуса линолеум противно хрустнул, цепляясь за ботинок, дверь подалась наружу с тихим скрежетом несмазанных петель. Навстречу дохнуло непривычными запахами.
Юля осторожно коснулась ладонью плеча Кирилла, прося зайти. Он сделал шаг, нащупывая в темноте дорогу. Рука Юли, все еще лежавшая на плече, служила ему ориентиром. Он на ощупь двигался вперед, обходя разбросанные между кроватями вещи и кожей чувствуя спертый, колыхавшийся при каждом движении воздух.
Слышались тихое посапывание, редкий скрип пружин в матрасах и шелест дыханий. Звуки существовали в помещении, как существует эхо или ветер, – обособленно от живых обитателей спальни. Кириллу даже показалось, что тут есть кто-то еще. Кто-то невидимый, кому на самом деле принадлежала комната.
– Вот, – тихо, почти шепотом.
Юлина рука указала на узкую кровать возле окна, застеленную коричневым пледом. Плед был заправлен в плоский белый пододеяльник, но даже сквозь него казался неимоверно колючим и жестким.
В изголовье пухлым треугольником лежала взбитая подушка.
– Спокойной ночи.
С робкой осторожностью, с которой она, кажется, делала все, Юля поставила его рюкзак на пол и на цыпочках вышла. Закрывшаяся дверь отрезала все звуки снаружи.
Кирилл долго сидел в темноте, ставшей без старой керосинки еще более густой, и пытался уловить отдаляющиеся шаги, но ничего не расслышал. Даже скрипучий линолеум коридора не выдавал присутствие там кого-то. Юля ушла, словно растворилась в темноте.
Чувствуя вновь накатившую тяжелую усталость, он откинулся назад, на ватную, мгновенно прогнувшуюся под его головой подушку, и уставился в потолок. Бешеный день кончился, но такое ожидаемое одиночество почему-то не принесло облегчения. Наоборот – снова зашевелилось в груди волнительное, непонятное. Кирилл хотел занять себя чем-то, но глаза привыкали к темноте слишком медленно. Пришлось ждать утра.
«Скоро одна жизнь закончится – и начнется другая…»
Так сказал перед отъездом отец. В тот последний раз, когда Кирилл видел его живым.
Глава 7
• 2018 •
Кристина
Погода всегда любила устраивать парадоксы. Вопреки уверенному вранью метеорологов, капризничала и хмурилась тучами, своевольно меняя циклон на антициклон, а солнечную жару утром превращала в нескончаемый дождь вечером.
Сейчас все тоже шло наперекор прогнозу: небо завалилось набок, морщилось складками, теряя свои обычные яркие краски, и казалось рыхлым, густо посыпанным асфальтовой крошкой.
А на земле, наоборот, насмехаясь над всеобщей логикой, искрилась в лужах дрожащая темно-фиолетовая небесная синь. Холодные дождевые капли барабанили по стеклу, прохаживаясь задумчивым перебором.
Запасные ключи, по старому укладу, заведенному мамой, хранились у Леонтьевых. И на том спасибо! Ее собственная сумочка с нехитрым девичьим набором помада – зеркальце – ключи – мобильник сделала ручкой, растворившись в утреннем тумане сегодняшнего дня, но, по сравнению с другими неприятностями, которых удалось избежать, потеря телефона казалась сущей ерундой!
Артем оказался понятлив: нерешительно затормозил у подъезда, пока Кристина доставала из кармана ключ. Почти всю дорогу они прошли в одиноком молчании – каждый замкнутый в своей собственной непрерывной тишине. Тем более они ни разу не упомянули случившееся вечер назад во дворе. Чувствуя в молчании Кристины угрюмое нежелание общаться, Артем не стал напрашиваться в гости.
А может, вспомнил, что совсем недавно она не хотела рассказывать ему, где живет.
Квартира была пуста.
Тетка, по-видимому, еще днем укатила на все выходные в деревню к любимому ненасытному огороду, заодно прихватив заросли рассады, а две старшие двоюродные сестры, воспользовавшись внезапно обретенной свободой, уехали с друзьями на очередную дискотеку.
Дом встретил хозяйку равнодушным молчанием, слепо глядя внутрь пустого подъезда черным дверным глазком. То ли убаюканный разыгравшейся непогодой, то ли просто вредный, замыкающийся в себе даже от краткосрочного одиночества, он упрямо игнорировал все ее печальные вздохи.
21:00
Электронная коробка часов на телевизоре коротко подмигнула, когда невидимая рука в который раз со всей ответственностью переставила составляющие цифры палочки.
Переодевшись в домашнее, Кристина заварила чай и села за рабочий стол в комнате. Темнота за спиной слабо вздрогнула под голубоватым мерцанием старого ноутбука. Отхлебнув из кружки, Кристина вздохнула и решительно ввела в поисковик нужный запрос.
«Все религиозные секты ссылаются на Библию как на основной источник своего вероучения, но произвольно подбирают и извращают смысл вырванных из контекста цитат для доказательства нужных положений…»
Среди строк мелькали незнакомые малопонятные слова: трансцендентальная медитация, неоведантизм, теософия, «живая этика», пока усталый взгляд случайно не выхватил из потока информации одно название – «Небесное Око», очень созвучное с тем, о чем рассказывала днем девушка со странным именем.
Кристина кликнула на картинку. Данных оказалось мало, но, покопавшись на паре форумов, она нашла несколько сообщений. Поговаривали, адепты секты убеждали окружающих в своем особенном происхождении от ангелов. Они верили, что способны превращаться в воронов, поклонялись некоему очищающему Небесному Огню, а также совершали оккультные обряды и жертвоприношения в местах скопления Силы…
Время шло. Часы на стене с монотонным тиканьем отмеряли уходящие секунды. За окном давно стемнело, шумная компания, галдящая у подъезда, успела убраться восвояси. Разбежались, словно рассыпанный горох, гонявшие на площадке мяч дети. Медленно, одно за одним, в соседнем доме зажглись окна, а Кристина, как загипнотизированная, смотрела в экран, листая вкладки.
Картинки заброшенных подвалов, одна мрачнее другой, сменялись на экране. Кристина чувствовала неприятное напряжение, холодком пробиравшееся до шеи вдоль спины. Вычерченные на стене знаки, обрывки одежды, старые матрасы, раскиданные на полу следы пребывания людей, давящие потолки, пепелища костров, мертвые тела животных, кровавые рисунки.
«Некоторое время она базировалась в подвале заброшенной больницы в Московской области, но после исчезновения нескольких местных жителей, причисленных к секте, ее следы оказались потеряны, а лидер остался неизвестен. Однако до сих пор в некоторых местах, где последний раз видели пропавших людей, находят символ секты…»
«– Наши напились в хлам, стали рваться, типа мы сейчас сами поедем в Ховринку, кто не зассал, давайте с нами. Они че-то курили не то…
– Я вообще плохо помню, что вчера было. А ты?..
– Мы до утра просидели, часов до трех. Ты потом отказалась, чтобы я тебя проводил, сама домой ушла. А может, и не домой. Юлиан с компанией примерно в то же время свалили. Ты этого не помнишь?
– Я помню, что оказалась одна в заброшенной больнице! И что кто-то преследовал меня, а потом напал!
– Тебе что-то сделали? Ударили? Попытались изнасиловать?..
– Я… Я не знаю… Ты слышишь меня вообще? Я просто оказалась на другом конце города фиг знает почему!
– Пойдешь в полицию?
– А что я им скажу? Здрасьте, мы с одногруппниками отметили конец года, помогите восстановить события пьянки?!
– Ну телефон-то у тебя украли…
– Дело явно не в телефоне».
Слова недавнего диалога мелькали в голове, то всплывая откуда-то из глубины мыслей, то вновь ныряя туда, как в бездну. Кристина надеялась, что разговор с бывшим одноклассником что-то прояснит, но запуталась еще сильнее. Только одно она знала точно: дело было вовсе не в телефоне, а в ней… И в том свете вокруг фигуры преследователя, о котором она умолчала при встрече с Артемом.
Сила… Ангелы…
«Ладно, хватит!»
Кристина захлопнула крышку ноутбука и откинулась на спинку кресла, с наслаждением потирая усталые глаза. Веки слипались, голова сделалась тяжелой, а шея – неповоротливой. Очень клонило в сон. Не включая свет и не расстилая постели, Кристина прошла к дивану и рухнула на подушки.
Знакомый до последней трещинки потолок навис над головой пустым экраном, по нему лениво бродили отсветы. Затем веки потяжелели и медленно сомкнулись. А цветные отсветы остались…
…Возможно, навеянный прочитанными статьями, а может, просто возникший из подсознания дурацкими ассоциациями, Кристине привиделся ворон. Вторгся посреди еще не начавшегося сновидения размашистой черной кляксой.
Края его силуэта темнели и оплывали подобно чернилам под залившей их водой, но не теряли форму, а обретали все новые грани, проявляясь, словно мгновенная фотография на листке полароида.
Ворон пропорхнул мимо, чуть не задев жестким пером кончик Кристининого носа, на миг загородил собой все обозримое пространство, сверкнул полированным желтым глазом и исчез.
Кристина машинально обернулась следом, но вместо птицы увидела облепленный струящимися ватно-кучевыми облаками небосвод. Вдали неясной зубчатой кромкой темнели вершины леса.
Вокруг был пустырь. Выжженный солнцем, песчано-желтый, явно давно заброшенный. А сама Кристина оказалась стоящей посреди него, возле глинистой, размокшей от недавнего дождя колеи, ведущей к руинам усадьбы.
Несколько корпусов. Центральный обращен входом к воротам. Покосившийся навес перевернутой галкой топорщится над пустынным крыльцом. Закопченные окна с выломанными наружу рамами, крыша местами просела и сложилась внутрь, точно у хрупкого карточного домика. Разбитая дорожка, когда-то мощенная крупным булыжником, ведет за разросшиеся ели, в глубину неухоженной территории.
В стороне, в круге выжженно-черной земли, виднеется обугленный остов второго здания – продолговатого и прямого, от которого остались уже лишь недогоревшие зубья-доски, торчащие пиками откуда-то из впалой глубины, и каменный фундамент.
Следы пожара старые, едва различимые, но очевидные. Даже сам гигантский дом-особняк осознает это, угрюмо пряча телесные и душевные раны под сводами теней и в хмурых заколоченных окнах.
Повинуясь внезапному порыву, Кристина сделала шаг вперед. Ветер, свободный, буйный, хлестнул в спину, разворошил волосы, набрасывая их на лицо. Старая калитка натужно скрипела в петлях, непримятая трава шлепала хвостами-метелками по ногам. Под подошвами ботинок хрустел битый кирпич и несуразный, чужеродный пластиковый мусор.
Дом смотрел в упор, жадно и зло, точно призрак, обозленный нарушенным покоем, но не двигался. Лишь темнел скособоченными стенами, зиял пробитой кирпичной кладкой, шелушился отсохшей штукатуркой, цеплял взгляд паутиной и пылью. Чернел кромешным мраком внутри.
Дом отрицал свет в принципе. Солнечные лучи скользили по его шершавым бокам, но словно не замечали его, обходя стороной.
Обогнув крыльцо, Кристина приблизилась к стене. Рассохшееся окно было наполовину забито фанерой и подперто чем-то тяжелым изнутри, но из глубины, сквозь узкую щель в просвете между стеной и загородкой, в потусторонней мертвой тишине, слышался тоскливый тонкий плач.
– Здесь кто-то есть? – глупый вопрос не мог не сорваться с онемевшего языка полностью.
Из неразличимой темноты на нее смотрел кто-то. Кто-то замер и поднял голову, глядя прямым, несомненно направленным именно на Кристину взглядом.
Что-то резко обхватило ее за плечи, оттаскивая назад. Между двумя ударами сердца.
А затем на сознание обухом опустился мрак, и незнакомый голос произнес:
«Добро пожаловать!»
Сквозь клочья тумана, забившего горло, Кристина почувствовала, что выныривает наружу. Так же резко, отрывисто… страшно.
23:00
Сознание – это ком. Помесь мыслей с невероятным бредом, снов – с реальностью, а реальности – с жуткими кошмарами.
Комнаты узкие, давят, обнимают друг друга углами, стараясь заключить пространство в изломанный круг. У каждой – слепой взгляд внутрь, на собственные бездушные органы мягкой мебели.
«Хватит!» – надломленно прошептала Кристина, выбегая в темную прихожую. Дверь лениво подалась наружу. В подъезде стало лучше, но не сильно.
Слева – слепая кишка коридора, змея лифтовой шахты; узкое квадратное окошко залито бледно-серебристым светом. Он покорно ложится под ноги, расстилаясь дорожкой по усыпанной крошками и мелким мусором подъездной плитке.
Кристина устремилась вперед, мимо других безмолвствующих квартир, на лестничную клетку. Неразличимые в темноте ступеньки уходят вверх и вниз. В небо и в землю, сквозь все восемь предыдущих этажей. Спустившись на пролет ниже и выйдя на балкон, Кристина почувствовала себя получше. Уже действительно лучше.
Сознание потихоньку возвращалось в реальность, выпутывалось из паутины сна, точно из липкого, поглощающего в себя кокона.
Город стремительно менял краски. Слева голубизной и осколками оранжево-красного на краю неба выделялась полоска густых закатных красок, но уже справа темным пологом наползала цельная густеющая пелена ночи.
Прохладный воздух окутывал запахами послегрозовой свежести и листьев плакучих берез, росших под окнами. Пах летом – долгожданным теплом и счастьем. Первыми поцелуями и песнями до утра, музыкой. Дымом дачного костра и нагретыми досками старого деревенского дома. Речной влагой.
Облокотившись на низкие перила, Кристина высунулась, ощущая лицом ветреную ночную прохладу. Манящую и пугающую одновременно. Если закрыть глаза, даже покажется на мгновение, что преград между самой Кристиной и миром не существует, что она парит в воздухе. Вольная и неуловимая, точно ветер. Наверное, именно это чувствуют птицы – абсолютную, безграничную, бесстрашную свободу.
Если закрыть глаза…
Мамин кулон, болтавшийся на цепочке между ключиц, покачивался в такт ветру, и центральный камешек мерцал в отблесках последнего света.
Подвеска из белого золота – подарок мамы и одно из немногих оставшихся о ней воспоминаний. Гладкий блестящий кругляш с матовым полумесяцем. По краям, очерчивая грани, сверкает россыпь мелких драгоценных капель, а в центре, словно в объятиях ласкового светила, сияет небольшой бриллиант. Как звездная пыль в небе среди абсолютной многовековой мерзлой пустоты. То же самое видишь, бывает, если закрыть глаза и ни о чем не думать, – туманная дымка в серебряных крапинках. И одна из них сияет всегда чуть ярче, пульсирует, волнуется. Дышит.
Если закрыть глаза…
Взгляд упал вниз. На обочине, прибившись тесной вереницей к бордюру, дремали автомобили. Все, кроме одного.
Кто-то сидел в салоне. Свет фар разрубал ночь двумя притушенными бледными конусами. Может, разговаривал по телефону или просто хотел побыть в одиночестве. Запоздавший домой путник.
«Надо посидеть дома. Успокоиться. Начались каникулы, можно выкинуть все из головы. Никакого универа. Да и тетя Лена наверняка будет рада помощи с уборкой квартиры. А может, взять рюкзак и махнуть куда-нибудь в Питер? И пусть обломается тот, кто за мной следит, – если кто-то и впрямь за мной следит!»
Над головой через тонкие домовые перекрытия доносились слабые звуки обитателей соседних квартир.
Где-то шаркали почти тяжелой поступью, гулко бубнил телевизор, раздавались незнакомые голоса – только звук, с неразберихой слов.
Слышался плач. Тонкий, детский, почти кошачий голосок, одинокий в томительной пустоте. Всхлипывал жалобно и настойчиво, требуя своим бессловесным бессилием спасения и внимания. Одно равносильно другому. Перемежался тихими паузами, запрокидывался, утопая в прочих звуках, но вновь и вновь возобновлялся с прежней силой и даже делался все громче и громче.
Кристина замерла, настороженно прислушиваясь. Плач казался неестественным, наигранным в смешливом подражании кому-то. Пронзительный, резкий, на высоких нотах голос. Похожий на скрип.
Дети так не плачут.
Звук замер, опадая в прохладной тишине. Так же резко, как и появился. По стене над головой прошелся дробью торопливый топоток, спустился вниз невидимым перебором маленьких ножек и затих в дальнем углу.
Кристина обернулась.
Ничего. Совсем.
Абсолютно.
Темная плитка подъезда, изрезанная почерневшими морщинками сколов, убегала за угол узором из маленьких коричневых квадратиков. В углу от пола до потолка вилась заснувшим удавом зеленая труба мусоропровода. Застывшая створчатая пасть отдавала запахом тухлых фруктов. В углу рядом – кофейная банка с окурками, а возле нее…
Темный комок, похожий на свалянную шерсть, судорожно вздрогнул и дернулся в сторону. Блеснул желтый огонек-искра. Тревога давящей ладонью легла Кристине на плечи, напоминая о недавнем страхе. Густым, почти физически плотным сгустком забралась в легкие, перебивая дыхание.
Черный ворон бился и слабо вздрагивал на кафеле, уставившись на Кристину сверкающим глазом. Грудь его вздымалась и нервно опадала, выдавая рваные короткие выдохи.
«Ворон – птица-вестник», – пришло откуда-то неуместное напоминание.
Не ворон. Всполох черного пламени, который теперь возрастал, поднимался, неловко покачиваясь из стороны в сторону. Оплывая, расползался, вздрагивал и вытягивался. Слипался кучками вороненых перьев и угольного пепла, приобретая человеческие черты.
Существо плавно вставало навстречу, еще не видя, но чуя, ощущая слепым взглядом присутствие Кристины, и надвигалось, перетекая с одного места на другое. Как черный туман, обретающий плоть. Как создание ада.
В черном пламени двумя желтыми отблесками обрисовались глаза на угловатом, рубленом лице. Черная одежда слилась с черной кожей. В темном пепле, усыпавшем пол, проступили отчетливые очертания опавших черных же перьев. Резко завоняло гарью.
Это больше не птица! И никогда ею не была!
Кристина побежала. Ступеньки упруго ударяли в подошвы мягких домашних тапочек. В горле щетинился застрявший крик.
Тень скользнула следом, с наводящим ужас молчанием стекая по лестнице.
Что-то влетело в Кристину на повороте. Или она сама наткнулась на что-то. Точнее, кого-то. От неожиданности и темноты, мешающей рассмотреть лицо, Кристина отчаянно вскрикнула, шарахаясь назад; высокая фигура в черной одежде удивленно подалась навстречу, хватая ее за плечи, стискивая и разворачивая к себе лицом.
– Тим?!
Почти не веря глазам, Кристина обняла ладонями его лицо.
Он смотрел взволнованно и непонимающе. Худой, растрепанный, с темными волосами дыбом. Глаза блестели зелеными огнями.
– Тим!
Радость и облегчение взметнулись в ней одной огромной волной, которая тут же опала, подрубленная у основания. Кристина обернулась и подавилась всепоглощающим холодным ужасом.
Тимофей застыл, глядя наверх, туда, где навстречу им поднималось необъятное, не поддающееся никаким объяснениям жуткое нечто.
Тень впереди. В нескольких шагах. Уже принявшая человеческую форму.
Нечто сжимало в ладони обрывок металлической цепи. Конец ее с угрожающим бряцаньем скользнул на пол.
Замах. Короткий и резкий, но время предательски растянулось. Кристина следила за каждым его движением, хотя ничего, совершенно ничего, конечно же, не могла сделать.
Яркая, непонятно откуда возникшая вспышка света полыхнула в окружающем полумраке, пронзительно резанув по глазам. Изогнулась расползающейся дугой, словно огромное сияющее крыло; голова мгновенно начала кружиться.
– Беги! – крикнул Тимофей.
Ступеньки кинулись под ноги, опасно накреняясь вперед на поворотах.
Сзади слышались неясные звуки борьбы, но все тонуло в шуме. И в голове прыгало, дергаясь от неровного бега, только одно слово: нереально!
На нижний этаж Кристина влетела, пропуская по три ступеньки, ударилась об дверь, притормаживая, заколотила по ней руками, крича что-то неразборчивое.
Ответа не последовало.
Вторая. Третья…
Ну должен же кто-то помочь! Хоть кто-нибудь!
Она бессильно била кулаками дерматиновую вишневую обивку, внутренне содрогаясь от ужаса.
«Это все нереально! Не по-настоящему! Неправда!»
На шум, доносившийся сверху, хрустнула, приоткрываясь, дверь угловой квартиры.
– Чаво бузишь, ошалелая? – донеслось неразборчиво-шамкающее, с хрипотцой. В образовавшейся щели, опасливо высовываясь наружу, блеснули два темных глаза на морщинистом лице.
– Помогите! – Кристина лихорадочно вцепилась в дверь, дергая и тряся ручку, но она не поддавалась, видимо, придерживала изнутри цепочка. – Пожалуйста! – на полувдохе, надломанным шепотом.
Сверху, за изгибом лестницы, раздался грохот и стук. Донеслись приглушенный стон и хрипы.
Дверь судорожно дернулась, чуть не придавив Кристине пальцы, и резко захлопнулась. Послышался скрежещущий звук вновь запираемого замка.
Нет!
– Тим!
Он даже не обернулся. Резко, крест-накрест сводя руки перед собой, сделал шаг назад и вниз, слепо нащупывая ногами ступеньки. В серебряной полутьме сверкнуло молниеносно, взвиваясь вверх, ударилось о его скрещенные запястья и с металлическим лязгом отскочило на пол, извиваясь ядовитой змеей возле ног нападающего. Тень едва заметно покачнулась.
Что-то полыхнуло. Не светом, но едва различимым цветным туманом. Тим развел руки – коротко и резко, будто разрывая невидимую стальную нить, – сияющий дым вздрогнул и опал. Глаза Тимофея на долю секунды остановились на Кристине.
– Беги, – прошептал он одними губами.
Тень хлестнула цепью с замахом и наискось, пуская ее по широкой дуге. Конец с металлическим лязгом ударился в стену, оставив на ней глубокие засечки.
Тимофей
В промежутках между вдохом и выдохом Тимофей ощущал, как колотится бешено, подступив почти к самому горлу, разрывающееся сердце. Его гул стоял в ушах, кровь пульсировала и билась внутри, разгоряченная кожа чувствовала каждое движение, каждую вибрацию воздуха, предугадывая последующий выпад.
От второго удара он едва успел увернуться – откинулся назад и ушел в сторону, едва не потеряв равновесие, но все же удержался на ногах. Бетонная крошка отвратительно скрипела под подошвами, в ноздри бил острый запах гнилого мусора, пыли и гари.
Гарь. Черный силуэт казался объятым пламенем. Тимофей смотрел в широко распахнутые обезумевшие глаза пришельца, не в силах оторвать от них взгляда. Тонкие губы тени насмешливо поползли вверх на неподвижном лице.
Тимофей чуть не пропустил следующий хлесткий бросок. Конец цепи со свистом вспорол воздух возле его уха, раскромсав пространство широкими ломтями, опал и снова прицельно ударил по тому месту, где еще секунду назад стоял Тим. Но попал по железным перилам лестницы, с оглушительным лязгом закручиваясь вокруг них.
Тень попятилась вниз по лестнице, все с тем же неподвижным безразличным выражением на лице, похожим на маску.
Сбоку снова послышался испуганный возглас.
Кристина. Застывшая в углу лестничной площадки, почти вжавшаяся спиной в дерматиновую дверь. Глаза расширены, в них плещется ужас. Пальцы судорожно сжимают ручку, будто она – единственный шанс спастись.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=54167413?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
notes
Примечания
1
Канон Ангелу-Хранителю, тропарь, глас 6 (и далее).
2
Имеется в виду песня группы «Кино».
3
Здесь и далее: «Равнодушие» Мальбек feat. Сюзанна.
4
Инфорг (инфокоординатор) – специалист поискового отряда, курирующий поиск дистанционно. ГСН (группа специального назначения) – специально обученные поисковики, работающие в нестандартных и часто сопряженных с риском ситуациях (например, если в ходе поиска человека нужно проверить заброшенное здание).
5
М. Цветаева «Я тебя отвоюю у всех земель, у всех небес…». На музыку стихи положила группа «Операция пластилин».
6
Откр. 12:7.
7
Быт. 28:12–16.
8
Российский экономический университет имени Г. В. Плеханова.
Екатерина Ландер
На окраине Москвы, в глухом районе из серых заплесневелых пятиэтажек, живет убийца – человек, чей страх с годами перерос в паранойю. Кирилл страдает от галлюцинаций и совершает ритуальные жертвоприношения в подвале заброшенной больницы.
Случайно спасена оказалась только восемнадцатилетняя Кристина. Однако теперь ее преследуют навязчивые видения и внезапно открывшаяся правда о погибшей матери: когда-то та была влюблена в Кирилла, ставшего бессердечным чудовищем. Но настолько ли бессердечным, как кажется?..
Екатерина Ландер
Теория газового света
© Екатерина Ландер, текст, 2025
© ООО «ИД „Теория невероятности“», 2025
Я знаю: за гранью, где исчезает всё, есть ромашковое поле.
Там мы и встретимся.
Не вспыхнуть ей было невмочь, Но мрак она только тревожит: Так бабочка газа всю ночь Дрожит, а сорваться не может…
Иннокентий Анненский «Бабочка газа»
Предисловие
Если задуматься, то любое творчество – это интерпретации темы жизни и смерти.
Справедливо будет сказать, что «Теория газового света» – самая хлесткая, злая и неочевидно автобиографическая книга, которую я написала.
Она про смерть, повлекшую за собой безумие. И про безумие, обернувшееся многими смертями.
Это роман-инверсия, роман-иллюзия, роман-лабиринт по закоулкам израненной души.
Но самое главное – это история о любви. О любви наперекор смерти…
О том, что, несмотря на кажущееся отчаяние, свет во всем происходящем есть. И далеко не всегда – газовый.
Пролог
• 2017 •
Алиса
Прошло сорок минут с того момента, как на Москву обрушился еще небывалый для этого лета ливень. И двадцать, как Тимофей остановил машину у обочины, приказав выходить прямо сейчас, если ее что-то не устраивает. Конечно, сгоряча. Но Алиса так яростно хлопнула дверью, что он тут же ожесточенно вдавил педаль газа и скрылся вдали, оставив ее одну в незнакомом районе.
В сизых вечерних сумерках машины мчались по шоссе мимо бредущей вдоль края полосы девушки. Потоки воды разлетались из-под колес и, захлестывая друг друга, заливали ноги. Встречные огни слепили глаза, а в душе пронзительной чернотой расползалась едкая, щемящая пустота, и слезы текли уже непроизвольно, смешиваясь с размазанной по щекам тушью. Пару раз Алисе сигналили, но с дороги она не уходила. Может, оно и к лучшему: если повезет, кто-нибудь наедет на нее, не заметив или не справившись с управлением. Тогда всем страданиям придет конец…
– Девушка, у вас все в порядке? – И все-таки Алиса вздрогнула, когда в пяти шагах от нее притормозила заурядная иномарка. Стекло опустилось, из полумрака салона показалась голова водителя. – Могу чем-то помочь?
Мужчина пытался перекричать дождь, но слышно все равно было через слово.
«Можешь. Свалив отсюда!» – хотела огрызнуться Алиса. Даже рот открыла, глаза сощурила презрительно, но склизкий горький комок, вставший поперек горла, дернулся. Она опять заплакала. А еще, будто назло, чтобы прикончить, пришла мысль: «До чего жалко выглядят эти кривляния. Одна на городской обочине, в раскисших балетках и облепившем тело легком платье… Да этот мужик бог весть что о ней подумал!»
Незнакомец включил аварийку, вышел под проливной дождь и хлопнул дверью. Чертыхаясь, выудил что-то из багажника и, подойдя, накинул Алисе на плечи развернутый плед, который, казалось, тут же намок и потяжелел, начав неумолимо тянуть ее к земле.
– Где живешь? Подброшу тебя до дома.
Она поколебалась, но все-таки сказала:
– Общага на Соколе. С-спасибо. – Зубы выбивали непроизвольную дробь.
Мужчина кивнул. Ему было слегка за тридцать на вид. Острые от излишней худобы, но приятные черты лица, кольцо на безымянном пальце. Алиса пригляделась: на заднем сиденье виднелось детское кресло с парой игрушек. Значит, семейный. Сжалился над бедной дурочкой, поэтому и остановился.
Остатки опасений в последний раз смутно дернулись где-то глубоко внутри, но Алиса подавила их, поспешно запрыгивая в салон и оставляя дурные предчувствия позади вместе с мерзким, кислотным дождем.
Спаситель представился Кириллом.
Он улыбался, шутил, бодро настраивая регуляторы в системе отопления, переключал музыку и мельком поглядывал на Алису. Усмехался. Дружелюбно, с сочувствующим пониманием. Совсем чуть-чуть покровительственно. Алиса зачарованно смотрела, как покачивается в мягком полумраке салона его белая и широкая, будто у Чеширского Кота, улыбка, очень контрастирующая с темным крылом волос.
Чем дольше они ехали, тем спокойнее становилось на душе. В конце концов потоки теплого воздуха прогнали дрожь и испарили влагу окончательно. Теперь нежную кожу под глазами стягивало от высохших едких слез.
Конечно, она все рассказала. Он не мог не спросить – хотя бы из вежливости, из здорового человеческого любопытства или чтобы разрушить стойкую, гнетущую тишину между двумя незнакомыми людьми. А у нее так легко полились в ответ слова, что Алиса даже не ожидала.
– С парнем поссорилась. – Она непроизвольно хлюпнула носом, тут же утерла его ладонью и дополнила вступление подробным рассказом о твердолобости и эгоистичности своих ровесников в частности и всех мужчин в общем.
– Бывает. – Кирилл понимающе усмехнулся и закурил, приспустив стекло.
А Алиса внезапно осознала: с высоты его возраста такие патетичные речи звучат глупо. Наивно. Жалко.
В приоткрытое окно ворвались ветер и шум улиц. Тут же стало холодно, голые руки покрылись гусиной кожей. Спохватившись, Кирилл выкинул сигарету и вернул стекло на место. Вновь сделалось тихо, даже камерно. И, как ни странно, уютно. Даже в неловкой тишине.
– Что это? – спустя долгое время Алиса наконец подала голос, подцепив из подстаканника сложенный лист бумаги. По нему тянулись ровные, как пульс покойника, строки. – Пусть наши крылья за спиной так похожи на крылья птицы, но нам не справиться, не уйти, не остановиться… – прочитала она. – Твое?
– Подруги, – нехотя ответил Кирилл.
Прошла, наверное, минута в молчании. Кирилл встрепенулся и вдруг с деланым оживлением произнес:
– Покатать тебя по городу? Поболтаем. Обсудим стихи, раз ты такое любишь…
Алиса не заметила, как они оказались в незнакомом районе где-то на окраине. Старом, застроенном типовыми серыми «панельками». Не обшарпанном – просто казалось, время здесь остановилось, несмотря на разверзшуюся в стороне стройку. Дождь кончился, тучи отмело прочь. На розоватом горизонте тлела гигантской красно-белой сигаретой труба промышленного комплекса. Свежо пахло озоном и мокрыми листьями. И вид был… прекрасный.
Алиса обвела взглядом открытый балкон, на который они поднялись в поисках места, где можно уединиться и поговорить. Под ногами, семью этажами ниже, прямо возле стен недостроенного здания, раскинулся безлюдный ночной парк, прорезанный далекими фонарями. Алиса стащила с высохших волос резинку, потрясла головой и откинулась на опасно дрогнувшие перила, занося телефон для нового селфи. Колыхающаяся листвой бездна далеко внизу приветливо распахнула объятия, будто призывая прыгнуть.
«Посмотрим, что теперь скажет Тим…»
Телефон издал звук щелкающего затвора фотокамеры.
Очередной зернистый снимок, мигнув на прощание темным квадратиком, улетел в ВК. Хотелось подписать публикацию строчками из прочитанного в машине стиха. Алиса зажмурилась, повторяя его одними губами:
– Пусть наши крылья за спиной так похожи
на крылья птицы,
Но нам не справиться, не уйти, не остановиться.
Не каждым днем, но секундами измеряется вечность.
На грани простора, судьбы за мечтою мы мчим
по встречной.
Практически тут же Алису нагнал сигнал – высветилось окошко сообщения со знакомой аватаркой пользователя: Тимофей Меркулов.
«Где ты???»
Три вопросительных в конце. Пять обвинительных в уме.
Как всегда, неудачно наполняя душу пустыми словами,
Наши годы летят, а мы с ними бродим кругами.
Ноги шаркают, спины сгорблены, а глаза сверкают,
Силой свергнуты вниз, мы летим, забывая ворота рая,
Что захлопнулись вслед, – мы почти что того заслужили.
Одинокие ночью, вдвоем, в коридорах пустой квартиры…
Алиса усмехнулась и смахнула уведомление. Оторвав взгляд от экрана телефона, она с особенным, почти злорадным наслаждением вдохнула прохладный воздух. Все-таки мегаполис для всех разный. Для кого-то яркий, безумный, звенящий пронзительной музыкой улиц, клубов и дискотек. А для кого-то вот такой – тихий, полудремлющий в сладких грезах; с сахарно-розовыми, сотканными из искристой дымки рассветами, серыми крышами глухих спальных районов и огненными шпилями знаменитых столичных высоток…
Умирать больше не хотелось, как два часа назад. Хотелось начать новую жизнь. Желательно с запоминающихся ощущений… Еще одна СМС пришла, отозвавшись короткой вибрацией. Тим. Черт тебя дери!
«Злись. Пиши. Теперь твой черед. А месть, как известно, – блюдо, которое подают холодным…»
Пустота сжимает холодными стальными тисками душу,
Я почти умираю, я почти никому не нужен.
Разве небу, что за тучами мрака в окне, —
Так оно где-то там, вдалеке…
Негромкие звуки за спиной прервали ее раздумья. Шаркнули шаги.
Кирилл
Кирилл приблизился к девушке. В одной руке он держал пластиковые стаканы и бутылку недорогого вина, купленного в круглосуточном ларьке: пара комплиментов толстой продавщице побороли запрет на продажу алкоголя в ночное время. В другой…
Металл жег ладонь, словно одно прикосновение к нему могло вызывать боль. Сглотнув пронзительно-острый игольчатый комок в горле, Кирилл крепче сжал рукоять ножа. Пьянящее чувство близости к Силе нитью притянуло его к балкону, не давая отступить.
Нет и не было смысла в пустом бесконечном поиске.
Что мне жизнь, если только вина играет на аккордах
совести?
Зазывая, маня, завлекая к себе; я в таинственной мгле,
Только тайна не лучше стрихнина с мышьяком в помеси.
– Алис? – тихо позвал он.
Девушка вскинула голову, в радостном ожидании поворачиваясь навстречу. И даже не вскрикнула…
Я уже давно задыхаюсь, я от боли разбужен.
Я почти умираю, я почти никому не нужен…
Удар пришелся точно куда надо. Кирилл отвернулся, прислушиваясь к ощущениям.
Он не знал наверняка, что должно было произойти, будь эта девушка той, кто ему нужен, но понял: в этот раз снова ничего не вышло. Зов Силы постепенно утихал, медленно растекаясь темной лужей на полу. Вывалившийся из руки телефон Алисы лежал с ней рядом экраном вниз, весь в бетонных крошках незаконченной стройки.
Кирилл отпихнул его в сторону носком ботинка, поднял и застыл, несколько секунд бессмысленно глядя на экран, зажегшийся фотографией улыбающейся парочки. Девушка с этого фото теперь неподвижно вытянулась возле его ног, запрокинув голову к небу. Но он уже не обращал на нее никакого внимания.
«Когда же это все наконец закончится?..»
– Ангеле Божий, хранителю мой святый, живот мой соблюди во страсе…[1 - Канон Ангелу-Хранителю, тропарь, глас 6 (и далее).]
Мелко подрагивающие губы привычно зашептали заученные слова, в то время как руки твердыми, знакомыми движениями распаковывали инструменты из спрятанной за углом спортивной сумки: черные пластиковые пакеты, бутыли с перекисью. Пора было заметать следы, но сперва…
Кирилл снова присел, не глядя обмакнул пальцы в вязкую теплую лужу и провел по шершавой стене, вычерчивая Знак.
Мышцы живота судорожно напряглись. Кровь натужно пульсировала в висках. Картинка перед глазами плыла, подергиваясь тлеющими искрами, которые складывались в спасительные слова:
– Ум мой утверди во истиннем пути, и к любви горней уязви душу мою… да тобою направляемь, получу милость…
Еще ощущая краем сознания след уходящей жизни, он бросил мобильник на пол, с размаху наступил подошвой на экран – послышался хруст трескающегося стекла. Затем подобрал его и, подойдя к краю балкона, бесшумно пустил остатки телефона в свободное падение до густых зарослей, обильно переплетающихся под стенами недостроя.
«Всё опять не так.
Всё не то…»
Глава 1
• 2018 •
Кристина
На дискотеке было неуютно. Впрочем, даже приличной дискотекой, как в американских молодежных сериалах, назвать это разношерстное сборище вчерашних первокурсников язык не поворачивался. Но и грубое «вписка» не клеилось к набившимся в двухкомнатную хрущевку экономистам-второгодкам, закрывшим сессию три дня назад: наливали чинно, курили поначалу только на балконе, мусор сгребали на кухню. Даже ковер в гостиной свернули и прислонили к стене, и только ленивый за вечер не пошутил, что выносить тело надо обязательно в темноте. На дешевый юмор не обращали внимания.
Кто-то притащил допотопный проектор. Разноцветные всполохи светомузыки били в глаза, выхватывая из темноты раскачивающиеся в танце тела. Звук, рвущийся из портативной колонки, вибрировал в душной комнате, заставляя все внутри трепетать и отзываться в ответ.
Кристина содрогнулась, когда из выкрученных почти на полную мощность динамиков ударили вступительные аккорды новой песни. Вечеринка начала чахнуть, но после пары медляков и вовремя поднесенных запасов спиртного у толпы открылось второе дыхание. В прокуренном воздухе грохотало начало знаменитой «Видели ночь»[2 - Имеется в виду песня группы «Кино».]. Вокруг сплошным бензиновым пятном колыхались тела танцующих. Капли пота блестели на разгоряченных лицах, распущенные волосы взметались и опадали. Кристина поморщилась и встревоженно огляделась по сторонам.
Все банально и просто. Но что-то все-таки не так. Совсем не так…
Ближе к полуночи ощущение «что-то не так» разрослось и словно газом наполнило комнату, погнав Кристину в ванную – освежить лицо и ладони под холодной водой, – а затем и в другие помещения в поисках друга.
Медленно покачиваясь и иногда бросая взгляд поверх не замечающих ничего необычного людей, Кристина стала осторожно пробираться в кухню: крохотное помещение с заваленным грязным столом и приютившимися в углу шкафчиками унылого серого цвета. Тусклый свет выхватывал из полумрака горы использованной одноразовой посуды, раскрытые коробки из-под пиццы и пустые бутылки. Жизнь на задворках веселья отчетливо попахивала объедками, дешевым пивом и чьей-то рвотой.
– …Говорят, ее еще в восьмидесятых построили. Окна поставили, даже оборудование завезли. Короче, почти все тип-топ было. Только строители не рассчитали зыбкость почвы, и фундамент повело. Это, конечно, официальная версия. Местные говорят, что лет за двадцать до стройки там кладбище с землей сравняли. Вот покойники и обозлились.
Появление Кристины на кухне посреди чужого разговора ощущалось как внезапный выход на сцену опоздавшего актера: все замолчали и синхронно повернули головы к двери, как будто только ее и ждали.
Здесь были душа группы Юлиан с не подходящей имени внешностью дворового задиры, спортсмен Сашка с девушкой Лерой и еще несколько ребят. Лица тонули в тенях и сигаретном дыму.
Ей махнули приветливо, давай, мол, к нам, и тут же вернулись к разговору.
– У нее же еще форма какая-то особенная была? – подсказала вполголоса Лера.
– У больнички? Ща расскажу. Вот… Не знаю, кому реально взбрело в голову, что строить лечебное заведение в виде знака биологической опасности – хорошая идея, но в конце концов имеем что имеем…
Кристина мазнула взглядом по подоконнику, удивительно чистому. За окном колыхал ветками старый клен. Свет фонаря слепым бликом расползался по стеклу, и разглядеть двор удавалось с трудом, но даже так Кристина увидела, что возле подъездного козырька пусто.
Никто не следил за ней… Сегодня не следил.
– Садись, красотка! – Рядом с ней похлопали по табуретке.
К своему стыду, Кристина все еще не знала имен некоторых одногруппников. Те, казалось, поступили после школы в вуз чисто для галочки и на пары не являлись. Зато, едва заходила речь о совместном внеучебном досуге, вырастали, как грибы из-под земли.
Она опустилась на липкую дерматиновую сидушку и, не зная, куда деть руки, стала теребить угол клеенчатой скатерти.
– Артема не видели?
– Был здесь. Ща придет, не боись. Ну че там дальше?
Юлиан побарабанил пальцами по колену, как бы вспоминая, на чем они остановились.
– Короче, и вот. Строительство прекратили в восемьдесят пятом, а уже в девяностых по ближайшим районам расползлись слухи, что в подвале Ховринки обосновалась секта сатанистов под названием «Немостор». Они облюбовали один из четырех уровней подвала, где и проводили свои черные мессы, которые часто заканчивались жертвоприношениями. Сначала, когда в Ховрино стали пропадать бездомные собаки и кошки, никто особо не обратил внимания на это, но впоследствии стали исчезать и люди. А потом вблизи Ховринки находили человеческие останки с явными следами ритуальной смерти.
Грохот музыки в соседней комнате вибрациями передавался по стенам, и зловещего шепота не выходило, но все равно сделалось как-то не по себе.
– Выдавить сектантов из подвала не удалось, поэтому в одну из облав было принято решение просто затопить его, а потом забетонировать все входы-выходы. Что и сделали. Но проверить достоверно невозможно: говорят, ФСБ наложила на эту операцию гриф «секретно».
– Потом же другие завелись? Вроде подражателей. «Дети черного черепа» или как-то так.
Из угла возразили:
– Это в Нижнем было. И не в девяностых, а в конце нулевых. И че там дальше? – Последнее относилось к Юлиану.
Смятый сапожок самокрутки передавался из рук в руки по кругу, и Кристина не была уверена, что внутри был обычный табак.
Кристина поморщилась и демонстративно разогнала дым перед лицом ладонью. В горле першило, и все время тянуло закашлять. На парней ее молчаливое, скрытое недовольство, впрочем, не особо подействовало – или история про то ли ховринских, то ли нижегородских психов слишком увлекла их фантазию.
– А дальше пропажи вроде бы прекратились.
– В каком это году было?
– Я тебе что, «Википедия»? – вяло огрызнулись в ответ.
– Зато теперь девушек опять ищут.
Сказано было как будто просто вслух, не для кого-то конкретного. Тем не менее в кухне стихли даже шорохи. Только музыка по-прежнему долбила из гостиной.
– Думаешь, дело в больничке? – В груди у Кристины что-то болезненно екнуло.
Сашка не ошибался, но факты бессовестно искажал: сообщения об исчезнувших девушках действительно мелькали на просторах «ВКонтакте», заплывая даже в некоторые студенческие беседы (одна из пропавших года три назад училась в их универе, и, говорят, каждый сентябрь ее фотография в тревожной поисковой рамке мелькала в студенческих новостях).
Но ничего, кроме условных границ «возраст 20–25 лет, нормальное телосложение, рост средний», их не объединяло: ни общие знакомые, ни место жительства, ни социальный статус, ни тем более какая-то заброшенная больница в глухомани на севере Москвы.
– Хорош! – вывел Кристину из размышлений бодрый голос Юлиана. Он как раз достал из-за стула гитару, несколькими рублеными и точными ударами по струнам проверил настройку и тряхнул челкой. – Давайте лучше нашу.
Под «нашей» обычно подразумевался любой известный хит, который приходил ему в голову.
– Давно потускневший город
Под рев ледяных моторов
Пытается выжать соки,
Но плесень там не Рокфоров…[3 - Здесь и далее: «Равнодушие» Мальбек feat. Сюзанна.]
Артем все не возвращался. Кристина поежилась и огляделась, внезапно осознав, что не знает и половины из затесавшихся на кухню. И буквально наткнулась взглядом на незнакомку. Закинув ногу на ногу, та сидела здесь же, между холодильником и темным проемом в коридор.
Выглядела студентка так, словно и впрямь «не удержалась и стала готкой»: черное платье из тяжелого бархата, но с атласными лентами; такие же ленты плотными витками оплетают запястья обеих рук. Черные с холодным отливом волосы змеятся по плечам и заканчиваются где-то в районе бедер. Жилка пульсирует на лбу, а кожа бледная, белая – что у гоголевской панночки. Зато губы вишнево-красные, а глаза – двумя темными осенними лужами на лице.
Удивительно, как при такой колоритной внешности девчонка умудрялась оставаться незаметной, подобно какому-нибудь шкафу или еще одной табуретке. Об нее и правда пару раз чуть не споткнулись, когда передвигали стол, расширяя количество посадочных мест, или пытались соорудить на подоконнике башню из пустых коробок от пиццы.
Однако ничто не прошибало ее отрешенного спокойствия: ни болтовня, ни возня, ни дым. Девушка так и сидела, уперев острые локти в острое же колено, и внимательно слушала рассказ, уставившись в пространство неподвижным, как у змеи, взглядом.
«Уже отъехала», – подумала Кристина, и ей вдруг сделалось неуютно.
– От удушия круги под глазами наружу.
Равнодушия я полон, немного простужен.
Закрой небо рукой, мы не помним, как нас зовут,
Дорогой мой друг.
Почувствовав на себе взгляд, девушка пристально уставилась на Кристину – всего на пару секунд, но их хватило, чтобы по спине прошла волна колких мурашек. Стараясь не привлекать к себе внимания, Кристина встала, отодвинула скрипучую табуретку и, огибая пустые бутылки, расставленные так густо, будто кто-то нарочно «минировал» ими кухню, протиснулась в коридор.
Кристину обдало удушающе-сладким парфюмом: немного гвоздики и ладан. Так пахло в церкви: тяжело и обволакивающе.
Вслед донеслось вместе с гитарным боем:
– Проведи меня до дома, мы знакомы до истомы.
Комом в горле застрянут, день был слишком натянут.
Проведи меня до дома, мы знакомы до истомы.
Комом в горле застрянут, день был слишком натянут, а-а…
Артем Леонтьев обнаружился в подъезде: сидел на подоконнике на один лестничный пролет ниже квартиры, в компании чудом уцелевшей герани, равнодушно тыкал в светящийся экран мобильника и, кажется, чувствовал себя вполне комфортно.
Лестничная клетка была как в доме Артема, и на секунду Кристина представила, будто она снова, как много лет назад, по привычке заглянула к нему в гости и наткнулась на друга, пережидавшего родительскую ссору за пределами квартиры.
Артем поморщился, будто не рад был самой Кристине, кинул косой взгляд на дверь, буркнул:
– Как соседи еще никого не вызвали?
Кристина прислушалась. Музыка дрожью и глухими ударами битов разносилась по стене. Прибавь громкость – и дом-шестидесятник развалится подобно карточному собрату.
– На дачах, наверное, все. Суббота, – неуверенно предположила она.
Спорить с Артемом значило нарваться на угрюмое ворчание или, хуже того, лекцию минут на сорок. В школе его дразнили всезнайкой и занудой, в универе на удивление миролюбиво сторонились.
И все-таки компания сначала одногруппников с их музыкой, а теперь и Артема оказалась лучше тревожного, разъедающего изнутри одиночества. Потому что, стоило остаться одной, Кристину настигал липкий страх, живший с ней уже неделю.
– Примитивные радости. Как животные, – сказал Артем, намекая на оставшееся за дверью веселье, и Кристину сразу обдало знакомым холодом. Так чувствовалась опасность, которая незаметно для Артема проникла в дом и устроилась рядом с ним на подоконнике.
Почему-то вспомнилась шутка, что людей с отчеством Артемович не существует, а значит, друг детства заранее обречен.
На фоне темного окна его силуэт казался неясной тенью, явившейся в подъезд из потустороннего мира. Отглаженные брюки, рубашка – жалкий маменькин сынок, чистюля. Разношенные кеды на контрасте с остальной одеждой смотрелись высшим проявлением вольности. Лишь на подобную степень развязности он был способен – этот тихий очкарик-отличник.
Ну, и еще на кое-что…
– Проводи меня домой, Тем. Пожалуйста.
Странности начались чуть больше недели назад. Поинтересуйся кто-то, в чем дело, сама Кристина не смогла бы точно рассказать, почему внезапно воздух за спиной начинал густеть и зло покалывать спину ощущением чьего-то взгляда; почему на пустынной улице или даже в универском коридоре тянуло невзначай обернуться, хоть взгляд каждый раз наталкивался на ничем не примечательную пустоту.
Лезть к тетке с жалобами она не осмелилась: младшие близняшки сдавали экзамены, воротили носы от десятого класса и вместо уроков пропадали у сомнительных друзей, так что беспокоить сестру покойного отца еще и этими пустяками Кристина не решалась.
Правда, сама она не верила в пустячность своих опасений – кто-то и вправду следил за ней, всякий раз ускользая раньше, чем она успевала обернуться.
Но не расскажешь ведь, что по пятам следует невидимка с такими же скрытыми от тебя целями…
На улице дышалось легче. Воздух, точно оставленный в покое на ночь, раскрылся десятками летних ароматов: пахло скошенным газоном, краской для городских заборчиков, мокрым после дождя асфальтом и поникшей сиренью, которая растеряла бутоны и теперь обиженно лезла в окна первых этажей их тихого спального района.
Синеватая, рассеивающаяся предрассветная темнота была похожа на сахарную пастилу – воздушную и мягкую. После бьющих в глаза огней и сигаретного дыма простор и тишина теплой июльской ночи почти физически ощущались вокруг. К окраинным домам зубчатой стеной подступал лесопарк, ни разу за все время своего существования не засветившийся в местных криминальных сводках.
Взяв у подъезда бодрый темп, Кристина не сбавляла шага, позволяя Артему держаться в паре метров позади, и лишь временами оглядывалась, ловя смутно мелькающую на краю сознания тревогу.
Что-то скреблось… Даже не так… Что-то настойчиво копошилось в голове, как мысль о невыключенном утюге, но она то и дело складывалась в лишенные смысла слова: «Он будет ждать в темноте».
Кто он?
Горящие фонари золотистыми шарами отражались в растекшихся по асфальту лужах. Оставалось пятьсот метров до дома, которые Кристина могла бы преодолеть сама, но в этот раз почему-то побоялась. Она старательно пыталась найти рациональную причину ее внезапного беспокойства и… не могла.
– Хороший сегодня был вечер, – несмело произнес Артем, стараясь придать голосу непринужденность. – Я рад, что учебный год наконец закончился.
– Еще пять минут назад ты так не считал. Про вечер. «Примитивные радости» или что там? – ответ прозвучал не резко, но чуть холоднее, чем было запланировано.
Артем моментально сник, будто комментарий относился непосредственно к нему. Но все-таки выдал:
– Ты какая-то нервная в последнее время. Не замечала?
– Нет, – соврала Кристина и отвернулась, чтобы Артем не догадался о лжи по глазам.
Неожиданно на смену тревоге пришла злость на саму себя. Конец года. Нервы. Куча сданных экзаменов. Она просто не успела войти в привычный ритм, вот и всё. Не стоит придумывать глупости.
Район, по которому они шли, был тихим, уединенным, в стороне от гулкой стремительной автострады, но жили тут спокойно и без происшествий. Ночь уже откатилась махровым упругим клубком в подвальные окна домов. Скоро самые ранние из их обитателей выползут на работу, во дворах появятся сонные собачники с любимцами. Даже электрички уже ходят. Ничто не могло случиться здесь в этот час.
До дома оставалось не больше трети пути, и Кристина остановилась.
– Мы пришли. Спасибо за компанию. – Она махнула рукой в сторону железной двери незнакомого подъезда. Главное, чтобы мнительный Леонтьев не почувствовал подвоха в ее словах.
Однако сбить с толку его не удалось.
– Ты же не здесь живешь.
– А ты давно у меня в гостях был?.. Вот именно. Так что знай – мы переехали.
Тот послушно проглотил приманку.
– Жаль… В смысле жаль, что совсем мало прошлись.
Артем топтался рядом, заглядывая девушке в лицо – робко, несмело, словно боялся оскорбить или обидеть подругу взглядом.
Ему явно было неловко. На вечеринке и теперь, стоя под влажными, роняющими с листьев холодные капли кустами сирени. В общении с ней, с одноклассниками, с одногруппниками. Ему было неудобно и неловко по жизни. Кристина отвернулась к двери, потянула за холодную металлическую ручку, желая поскорее избавиться от навязчивого внимания, когда ее догнало предложение:
– Тогда, может, увидимся еще… потом? Я имею в виду, не на парах, а вот… летом… Я бы хотел поговорить. Я же вижу, как ты ведешь себя…
– Иди домой, Тем. – Кристина обернулась, чуть не хлестнув его расплетенными волосами по лицу. Но тут же спохватилась, смягчаясь: – Потом поговорим, окей?
Дверь подъезда оказалась незапертой, и это было сейчас на руку. Подождав несколько минут, Кристина вышла на улицу и, оглянувшись, быстрыми шагами засеменила в направлении, противоположном тому, куда удалился Артем.
Звонкие девичьи каблучки резво отбивали ритм по влажному асфальту. В упругом воздухе, точно в душистом сиропе, плавал невесомый аромат еще молодого лета. Идя по безлюдному тротуару с желтыми пятнами прибитой пыльцы, Кристина почти убедила себя, что никакого странного ощущения не было и в помине.
Она уже подходила к своему дому, затерявшемуся в глубине окутанного предрассветным маревом района, когда почувствовала неладное. Снова острое, навязчивое ощущение тревоги, но теперь другого рода. Кристина замерла посреди улицы, напряженно прислушиваясь.
– Эй, красавица, сколько времени, не подскажешь? – На затерявшейся в зарослях сирени скамейке лежал раскисший пьяница. – Или у тебя нет часов? Если нет, ты извини…
Дернувшись в такт резво застучавшему сердцу, Кристина быстро ускорила шаг.
Черт бы их подрал всех! Повыползали. Лето…
Противный комок паники шевельнулся и застыл в горле, сразу стало нечем дышать.
– Да-а-алеко собралась? – Она испуганно вскрикнула, когда второй не пойми откуда взявшийся мужик вынырнул из-за куста, схватил Кристину за рукав, попытавшись развернуть к себе. – Может, соста-а-авишь нам компанию?
Из приоткрытого рта разило прокисшей кислятиной. Пьянчуга пошатывался, неуверенно стоя на ногах, и вот-вот норовил завалиться, но хватка оказалась неожиданно сильной.
Примерившись каблуком, Кристина с размаху пнула его по ноге и, воспользовавшись секундным замешательством, бросилась бежать настолько быстро, насколько позволяли скользкие босоножки. Сзади послышалась сдавленная ругань, но преследовать ее, кажется, не собирались.
Тяжело дыша, она влетела в подворотню и только здесь чуть сбавила темп, оглядываясь. Неприятная ситуация.
Неприятная, но, слава богу, не смертельная.
Впереди, на стоянке перед домом, вспыхнули фары, водительская дверь приоткрылась, и оттуда высунулся человек. Высокий темноволосый мужчина лет тридцати, может, совсем с небольшим хвостиком, в непримечательных потертых синих джинсах и черной куртке. Широкие дуги бровей, глубоко посаженные глаза. Остро очерченные скулы и бледные тонкие губы. Он казался абсолютно простым, почти заурядным – такие десятками ходят по городу, без труда сливаясь с толпой, спешат по утрам куда-то, шатаясь в давке общественного транспорта, пьют кофе из сминаемых пластиковых стаканчиков, ругаются в пробках, шутят с друзьями и смотрят фильмы по вечерам.
– Девушка, у вас все в порядке? Могу вам чем-то помочь?
Лицо, еще не успевшее очнуться от заторможенно-сонного оцепенения, медленно примеряло на себя выражение участливого беспокойства.
Оставив машину, незнакомец осторожно приблизился, попеременно глядя то на Кристину, то ей за спину, словно предчувствовал что-то нехорошее.
Кристина растерянно кивнула, оборачиваясь. Позади никого не было. Возможно, увидели свет фар и побоялись сунуться. А может, были в таком состоянии, что даже шагу ступить не смогли бы. Она переоценила опасность. Но лучше уж так, чем впутаться в неприятности, не имея возможности выпутаться из них.
– Простите. Все в порядке, спасибо, – наконец раздельно проговорила она, переводя дыхание. Сердце усиленно бухало в груди, не желая приходить в нормальный темп. – Все хорошо.
Незнакомец приятно, немного рассеянно улыбнулся. Глаза по-прежнему оставались серьезными и тревожными, с какой-то лихой сумасшедшинкой, талантливо скрываемой за занавесом дружелюбия. Кристина ощущала на себе внимательный, давящий взгляд.
Его лицо казалось знакомым. Подумалось, память вот-вот подкинет подсказку, где они могли встречаться раньше. Коллега тетки? Школьный учитель, пришедший перед самым выпуском? Старший брат давно забытой знакомой?
– Я пойду. Благодарю вас… за бдительность.
Кристина шагнула в сторону, но тут же почувствовала, как что-то мешает ей отвернуться, притягивает внимание. Чужой взгляд. Взгляд, в котором словно были собраны тлеющие искры темного огня, готового в одно мгновение разгореться с полной силой: внимательный, пронзительный, пульсирующий и втягивающий в себя, в бездонную, клубящуюся темноту зрачков.
Было нечто неестественное, магнетическое в одном ощущении, вызываемом этим взглядом. Как волна холодных мурашек, скользнувших по позвоночнику в жаркий июльский день. Кристина нервно сглотнула, стараясь унять дрожь в ногах.
– Рад помочь. – Незнакомец беспомощно развел руками, отступая к своей машине.
Кристина развернулась, собираясь уйти, как внезапно почувствовала, что что-то случилось с ее глазами. Нет, не так. Что-то происходило вокруг.
Предметы на мгновение помутнели, сделались блеклыми, непривычно вытянутыми и изогнутыми, будто на сюрреалистичной картине. Контуры поплыли, размножились, задрожали, точно раскаленный воздух над костром, и среди наслаивающихся друг на друга изображений проявилось цветное сияние.
Кристину окружал свет. Тусклый, бледный, он исходил от всего, что было рядом, более того – прямо от нее, изнутри, зарождаясь мельчайшей искрой в районе солнечного сплетения. С каждой секундой делался все ярче, плавно перетекая из одной формы в другую. Податливый, теплый. Осязаемый. Тянул к себе магнитом, необъяснимым зовом заставляя следовать за собой. Звал, маня окунуться глубже в облако мерцающих искр. Кристина почувствовала себя бабочкой, мотыльком в ночи, безудержно стремящимся к далеким огням, к их горячему, обжигающему существу.
Коснуться бы его. Дотронуться. Хоть на мгновение.
Кристина попробовала сделать шаг, но мир внезапно потерял привычные ориентиры, и, оступившись, она неловко осела на асфальт. Шершавая крошка кольнула нежные ладони.
– Что с тобой? – Руки незнакомца, внезапно оказавшегося рядом, сжали ее плечи, встряхивая в попытке привести в чувство. – Никогда не…
Слова превратились в белый шум. Голова и мир вокруг затеяли бешеную пляску. Кристина зажмурилась, пытаясь унять этот хоровод. Волна непонимания и страха подкатывала к горлу одним большим жгучим комком.
– Кристина!
Из темноты вынырнула знакомая фигура. Голос – неуверенный, звонкий, почти не изломанный возрастом, все такой же наивный и добрый, как тогда, в пятом классе.
Артем появился из-за угла, из черной дыры подворотни, куда еще пять минут назад зашла она сама. Решил убедиться, что она действительно пошла домой? Или же заранее знал, что сцена у подъезда была представлением?
– Что случи…
Что-то резко, пронзительно быстро, молниеносно резануло воздух. Казалось, тени за спиной незнакомца вдруг встали дыбом, повинуясь необъяснимому яростному порыву, и, сложившись в два рваных, изогнутых полотна, наотмашь полоснули по застывшей в полушаге от Кристины фигуре Леонтьева. Он не успел отреагировать, только вздрогнул, выставив вперед руку, и согнулся пополам, начав медленно оседать на асфальт.
– Нет! – Острый вскрик ножом вспорол окружающую ночную темноту, отразился от нее, пронзительной вспышкой возвращаясь назад. – Это мой друг… Вы не понимаете… Не трогайте!
В этот момент реальность замерла, расслоилась на отдельные рваные кадры. В голове стучала лишь одна мысль: «Не может. Невозможно. Нереально!»
Сквозь заволакивающую глаза пелену с неожиданной четкостью прорезалась склонившаяся над Кристиной фигура. Бледный растрепанный незнакомец был похож на призрака, явившегося к ней сквозь облако невообразимо яркого, ослепительного сияния. Свет плясал по его лицу, расцвечивая кожу причудливой смесью оттенков, отражался в неподвижных темных глазах, терялся отсветами в волосах.
– Никогда не видел ничего подобного раньше.
Кристина почувствовала, как ее подхватили с земли. В свете желтого равнодушного фонаря качнулось перед глазами небо, будто проеденное телевизионной рябью, но ясное, лишенное дымной завесы городских облаков. Небо из фиолетово-спокойного ночного мира тайн.
А затем оно потонуло в неожиданно нахлынувшей темноте…
Глава 2
• 2018 •
Кристина
Это был странный сон. Очень… вещественный.
Кристина стояла перед зеркалом в своей комнате. Отливающие медью вьющиеся волосы приятно контрастировали с оливкового цвета брючным костюмом. Новые босоножки были прелестны. Как и крошечная двустворчатая сумочка. Мягкий овал лица, кожа с россыпью напоенных солнцем веснушек. Глаза цвета янтарного чая.
Кристина хорошо помнила момент, как, наряжаясь на вечеринку перед зеркальной дверцей шкафа, пыталась отогнать грызущую неугомонным червячком тревогу.
Это ощущение преследовало ее уже несколько дней. Иногда оно отступало, растворяясь в повседневных заботах и мимолетных мыслях, но возвращалось вновь.
Неожиданно вынырнувшая из-за плеча черная птица пронеслась в воздухе, оставляя за собой чернильно-темный след. Вздрогнув, Кристина обернулась… Таким безукоризненно правильным выглядело в зеркале отражение комнаты. Никого…
«Все хорошо, – сказала она себе тогда. – Просто показалось…»
Но сейчас это «хорошо» исчезло без следа, уступив место другой реальности – жгучей и отвратительной.
– Свет, и Тьма, и кровь, и крики —
Все тут вместе вразнобой.
В этом мире каждый дикий.
Если дикий – значит, свой!
Перемежаемый приступами истерически надрывного смеха, голос вибрировал, отражаясь в тесных переплетениях стен. Звенел, осколками рассыпался под низким потолком, чтобы возродиться в новом жутком вопле.
– Свет, и Тьма, и кровь, и крики —
Были вместе вразнобой.
В этом мире лучший – дикий.
Если дикий, то живой!
В комнате было темно, из углов сквозила морозящая сырость: не из подвала, но помещения, удаленного от солнечного света. Какая-то заброшенная стройка. С потолка упругими канатами спускались оборванные кабели, под ногами хрустело от бетонной крошки, в дальнем углу грязно-желтыми комьями валялись гнезда стекловаты.
Кристина осторожно подняла голову с подтянутых к подбородку коленей и отрешенно уставилась в пустоту, туда, где одну из стен пересекал каскад массивных перекрытий: единственный выход и узкое, вытянутое по горизонтали зарешеченное окошко.
Она не понимала, сколько прошло времени с того момента, как оказалась здесь.
Кристина очнулась несколько томительно долгих часов назад на жесткой койке, стоявшей тут же, в углу. Проржавевший остов кровати, без матраса, с натянутой скрипящей сеткой.
Ярость кипела в ней, вздымаясь захлестывающими волнами, когда Кристина изо всех сил долбила кулаками в перегородки внешней стены, набивая синяки на руках, сдирая кожу с онемевших пальцев. Она не чувствовала в тот момент ничего, кроме рвущегося изнутри дикого, почти животного страха. Кричала, срывая от отчаяния голос и надеясь на ответ. Но никто не отвечал.
А потом пришла растерянность. Кристина в бессилии осела по стене на холодный, усеянный бетонными крошками пол, сжалась в углу, подтянув к себе колени, и застыла, уткнувшись лицом в ладони. Оставалось только ждать.
Сейчас она даже не чувствовала, что дышала. Голова кружилась. Окружающее воспринималось смазанно и заторможенно. Словно реальный мир поменялся местами со сном.
– Смерть, и страх, и боль, и пытки
Обличают сны в маразм.
Если выжил – значит, дикий.
Если дикий – среди нас!
Грусть, тоска, любви попытки…
Убивают в сердце жизнь.
Если выжил, то единый.
Если выжил, то держись!
Этот голос казался единственным звуком, не считая собственного осторожного дыхания и едва различимого шелеста приближающихся шагов по ту сторону металлической перегородки.
Шаги…
Не помня себя, Кристина вскочила. Пол опасно качнулся. В секунду преодолев несколько метров до стены, она забарабанила по ней кулаками.
– Помогите! Кто-нибудь!..
Снаружи послышались крики. Высокий, на одной ноте голос прорвался сквозь занавес тишины, разрывая его на тонкие лоскуты. Голос, похожий на скрип рассохшихся ставень. Неестественный. Нечеловеческий.
Семьдесят процентов убийств совершается на почве сексуального влечения.
Пятьдесят процентов похищений – людьми, с кем жертва была знакома.
Очень бесполезная и жестокая статистика…
Сердце бешено дернулось и камнем упало куда-то в живот, спину окатила волна холода. Чувствуя, как леденеют от ужаса ноги, Кристина изо всех сил вжалась в стену.
«Только не смотреть, только не смотреть!» – зажмурившись, беззвучно твердила она сама себе, до боли впиваясь ногтями в ладони.
Если за дверью есть нечто ужасное, ей лучше этого не видеть.
– Здесь кто-нибудь есть? Эй! – растерянный незнакомый голос.
Другой сдавленно хихикнул где-то в стороне:
– Конечно есть! Дух заброшенной стройки. Не буди его…
– Не бойся.
Кристина вскочила, вовремя схватившись рукой за стену, потому что голова снова закружилась, и картинку перед глазами повело куда-то вбок. В дергающемся свете фонарика за смотровым окном возникло лицо девушки в обрамлении светлых растрепанных волос. Еще несколько полос света скрестились на стене позади нее, и виднелись несколько силуэтов.
Кристина в испуганном оцепенении уставилась на нее, пытаясь понять, это ей снится или все происходит на самом деле. Та вышла из ступора на мгновение раньше.
– Подожди. Я сейчас тебе помогу. Не знаю, кто тебя здесь запер, но, слава ангелам, он явно не догадался повесить замок. Ты только не переживай…
С полминуты незнакомка возилась у двери – ее голова мелькала в маленьком квадрате окна. Что-то негромко звякало и шуршало, перемежаемое недовольным шепотом сквозь стиснутые зубы.
– Еще чуть-чуть. Тут какая-то проволока.
Послышался тихий скрежет, дверь с натужным скрипом отъехала в сторону ровно настолько, чтобы можно было протиснуться.
– Ты как? – голос отдавался в голове горячим взволнованным шепотом.
Кристина кивнула, сама не понимая зачем.
Снаружи, насколько хватало взгляда, простирался коридор с металлическими перегородками. Откуда-то из-за поворота струился слабый свет.
Похоже на складское помещение. Кристина видела в кино: такое бывает в подвальных этажах больниц или в аварийных переходах между корпусами, где есть комнаты, куда сваливают старое оборудование.
Темнота чертила фигуры пришедших резкими косыми линиями. Скорее всего, это были местные сталкеры, любители лазать по всяким заброшенным, разваливающимся местам в поисках острых ощущений. Небольшая компания: три девушки и четверо парней, насколько удалось разглядеть в темноте. Все светили фонариками от себя, и образы походили на вырезанные из темного картона аппликации. Ближе всех к Кристине стояла та, что возилась с дверью. Кристина узнала ее по взлохмаченной шевелюре и отрывистым, чуть резким движениям.
– Я не знаю, как ты тут оказалась, но нам явно пора выбираться… Пошли. – Развеяв наваждение, девушка потянула ее за руку. Луч фонаря чиркнул в темноте вдоль стен и снова заметался под ногами.
Темнота вокруг казалась живой. Еще чуть-чуть – и ощутишь слабое прикосновение в ответ, почувствуешь ее дыхание. В этом месте она была полноправной хозяйкой – властной, всемогущей. Заполняла собой каждый угол, знала и контролировала происходящее в ее пределах. Здесь темнота была злой. Не вредной, любящей подшучивать над маленьким ребенком случайно шевельнувшейся занавеской или кривой тенью от стоящего на окне цветка. Эта темнота таила коварство, как голодный дикий зверь. Кристина почти в самом деле чувствовала, как та черным сгустком висит над головой где-то за пределами ее ви?дения, кровожадно потирая ладони с отточенными когтями, и жаждет вонзить ей в шею свои острые, точно лезвия, клыки.
Мы боимся не темноты, мы боимся того, что в ней.
Незнакомка завернула за угол, увлекая Кристину за собой. Остальная компания следовала позади, их встревоженные голоса приглушенным эхом откатывались от гулких бетонных стен.
– Может, ментов вызвать? Хрен знает, откуда она здесь.
– Не ментов, а полицию, – наставительно поправил кто-то.
– Одна халва.
– А если это пранк какой-то новый и она специально играет, а здесь везде камеры?..
– Ты дурак, Стас?
– Не, ну а че?..
– Я бы здесь со страху умерла сидеть ждать.
– Живи, Таня, живи…
Они сдавленно рассмеялись.
Едва отдавая себе отчет в происходящем, Кристина двигалась в темноте, мысленно молясь, чтобы ни на что не напороться во мраке или не провалиться в дыру в полу. Но еще несколько поворотов спустя она заметила, что окружающая чернота начинает постепенно редеть и рассеиваться. Вскоре впереди обрисовался сияющий квадратный проем с ведущими вверх ступенями.
Они выбрались из разбитого входа в подвал по обшарпанной лестнице, заросшей колючими сорняками.
Уже был день: безмятежный, вязкий, как послеобеденный сон. Впереди за сетчатым забором виднелся парк. Широкие кроны деревьев, окрашенные темно-зеленой жирной гуашью, переплетались над головой. В освободившемся от клочковатого ночного сумрака воздухе плыли запахи земли, цветения, свежести. После душной бетонной камеры этот пьянящий коктейль, ворвавшийся в легкие, вызывал легкую дезориентацию в пространстве. Сквозь доносящийся издали гул Кристина различила стук мчавшегося состава и гудки автомобилей.
По приветливо расступившимся асфальтированным дорожкам неспешно гуляли молодые мамы с колясками. Крикливые парни оккупировали турники и уличные тренажеры. Уютно ворковали голуби рядом с разбитой клумбой. Дети в смешных цветных аквариумах-шлемах гоняли на самокатах по велосипедной дорожке.
Никто из них не обратил внимания на появившуюся из-за забора компанию.
– Ты помнишь, как здесь очутилась?
Здесь… Кристина резко оглянулась. Голова снова закружилась, и картинку перед глазами размыли потоки выползшей из подсознания черноты.
Здание напоминало распятого паука. Потеснившее собой небо, обнесенное густыми зелеными зарослями, прошившими насквозь бетонные основания, оно топорщилось сложенным внутрь острым углом, об который разбивался взгляд.
Подобно любому давно маячившему на горизонте объекту, недостроенный корпус влился в окружающий пейзаж, стал гармоничным с ним, одновременно живя своей отдельной жизнью. При прямом взгляде на него по коже пробежал нервный неприятный холодок.
– Не помню. Мы отмечали конец года с одногруппниками. А потом… – Кристина потерла виски и лоб. Каждое воспоминание о прошедшем вечере отдавалось в голове радужной бензиновой рябью и отчего-то удушливым запахом гари. И Кристина подозревала, что дело вовсе не в алкоголе.
Она не глядя упала на ближайшую лавочку, ожидая, пока головокружение пройдет и мир снова обретет привычные краски.
– Может, все-таки ментов вызвать? – прозвучал над головой нерешительный голос одного из парней.
– Разберемся, – отрезала девушка. – Вы идите пока, ребят, я сама тут. Идите-идите!
– Уверена?
– Ты мне не доверяешь?..
– Пойдем, ребят. Созвонимся!
– И в штабе не трепитесь особо. А то инфорг мне голову оторвет, что задачу ГСН на себя взяли.[4 - Инфорг (инфокоординатор) – специалист поискового отряда, курирующий поиск дистанционно. ГСН (группа специального назначения) – специально обученные поисковики, работающие в нестандартных и часто сопряженных с риском ситуациях (например, если в ходе поиска человека нужно проверить заброшенное здание).]
– Заметано, – прозвучало не особо бодро.
Голоса компании начали постепенно отдаляться, наконец и их фигуры исчезли за поворотом дорожки. Незнакомка осторожно подошла ближе и участливо склонилась над Кристиной.
– Ну, ты как? – швырнув на скамейку худую стопку ориентировок, сочувственно поинтересовалась она. Следом за ориентировками на деревянную сидушку плюхнулся рюкзак. Кристина подняла голову: взгляд уперся в кислотную аппликацию из змей, черепов и роз на худи. Незнакомка протягивала ей бутылку воды.
Ей было около двадцати трех – двадцати пяти, вчерашняя студентка. Из тех, что с одинаковым увлечением дымят в курилке за университетом и раздают листовки о помощи приюту бездомных животных. Заводилы с их вечными огоньком в глазах и порывистостью движений: «Пожертвуйте монетку в помощь бездомным собакам. Вам это на небесах зачтется. Спасибо за вашу доброту…» и «Ребзя, я тут на днях такой новый бар надыбала, вы прям закачаетесь! Леха, ты там говорил про повышенную стипендию. Проставляешься!»
Холщовый рюкзак с коллекцией бряцающих значков и огромные наушники на полголовы прилагаются. Хипстерский наряд, короткая асимметричная стрижка-артишок с выбритыми висками и капли пирсинга над губой и бровью только добавляли яркости образу. На запястье болтался резиновый браслет с логотипом добровольческой поисковой организации – его незнакомка задумчиво оттягивала и накручивала на палец.
Кристина взяла бутылку, свинтила крышку и машинально отпила. Вода оказалась теплая и оттого противная. Девушка в это время, прищурившись, сканировала Кристину взглядом. Уперев руки в бока, с задумчивым видом склонила голову – густо-карие глаза, в тени казавшиеся совсем темными, смотрели прямо и решительно.
– Как вы меня нашли?
Незнакомка замялась.
– Мы тут вообще-то по делу были. – И перебила сама себя, всплеснув руками: – Ох, как хорошо, что мы все-таки завернули в подвал! Искали эту девушку.
Точно так же, как минуту назад бутылка воды, под носом у Кристины возникла листовка с портретом и кричащими буквами. Кристина скользнула взглядом по веснушкам, смеющимся глазам и ненатурально светлым волосам, но ничего из этого не отозвалось в памяти.
«Алиса Завьялова, 1998 года рождения, СЗАО, г. Москва.
С 17 июня 2017 года местонахождение неизвестно».
Внутри Кристины волной поднялось возмущение: еще двадцать минут назад она сама могла бы считаться пропавшей без вести. А тут… какая-то Алиса.
– Я надеялась, что почувствую ее след. Как выяснилось, она тут действительно была. – Волонтерка нашла в телефоне фотографию и показала ее Кристине: крыши серых панельных многоэтажек на фоне безоблачного неба; солнце отражается от плит, окна леденцово-матовые. Обычное фото, сделанное на телефон, судя по надписи вверху экрана, полчаса назад. Удостоверившись, что Кристина разглядела пейзаж как следует, волонтерка перелистнула влево, на скриншот со страницы некой «Алисы Лисы». Там были те же крыши, только под чуть иным ракурсом и с накинутой поверх кадра дымкой. – Прикинь, искала ее, а почувствовала тебя.
– Что значит «почувствовала»? – Кристина потерла затылок. В одном месте волосы слиплись у корней и покрылись корочкой.
– Ну, помещение пустынное и большое. Фоновых шумов мало, видно далеко.
Кристина ничего не поняла, но промолчала. Поднесла руку к лицу и заметила на пальцах следы запекшейся крови. Так вот почему голова раскалывается.
Вид красных следов вернул Кристине часть воспоминаний о прошедшем вечере. Темная подворотня. Свет фар. Черная птица, конвульсивно бьющаяся на асфальте в свете фонаря. Черный, как демоническая воронка, взгляд Человека-без-лица.
– У-у-у, – протянула незнакомка. – От ментов мы, походу, рано отказались. Кто тебя…
– На меня напали.
– Потому что ты тоже Страж. Как и Алиса. И я. И другие исчезнувшие… – Последние слова прозвучали совсем тихо.
– Кто?!
– Ты разве не знаешь? – изумилась все еще безымянная девушка, глядя на недоумевающее выражение Кристининого лица. – Да, ты, наверное, не знаешь, – ответила она на собственный вопрос.
«Я – Страж».
Слова, эхом прокатившиеся в голове, достигли края сознания и с гулом ухнули куда-то за грань понимания.
Внезапно силуэт незнакомки будто подернулся мелкой рябью и поплыл. Нежное лицо девушки вспыхнуло и озарилось ореолом дрожащего цветного сияния. Кристина сморгнула, но видение не пропало. Голова снова закружилась.
Струящиеся акварельные мазки. Радужный рассеянный свет: бледный, неяркий, но видимый очень отчетливо. Кристина на миг даже удивилась, что не замечала его раньше.
– Осторожно, к этому надо привыкнуть.
Незнакомка сидела рядом и в то же время чуть в стороне, встревоженно заглядывая Кристине в лицо, – та, кто вытащил ее из Тьмы. За их спинами щерилось черными провалами окон недостроенное огромное здание. Вид подействовал на Кристину отрезвляюще.
– Кто вы? – во второй раз спросила она.
– Меня зовут Иринка.
Прямо так и представилась.
– Что… что это все значит? Я… я тебя не понимаю…
– Успокойся. Назови имя. – Иринка мягко взяла ее за плечи и заглянула в глаза.
– Кристина.
– Хорошо, Кристина. Телефон? Ключи? Документы? Что-то было с собой?
Кристина помотала головой и почувствовала прокатившуюся по телу крупную дрожь. Все случившееся, все недавние страхи и непонимание колыхнулись в ней, захлестнули одной гигантской волной, не давая вздохнуть.
– Без резких движений. Курили? Пили? Что за компания?
– Одногруппники, говорю же… – И вспомнила: – За мной следил кто-то.
– Лицо запомнила?
– Не было у него лица. Чертовщина какая-то!.. – Кристина прикрыла ладонями глаза в надежде, что так реальность хотя бы ненадолго отодвинется от нее. Перестанет существовать. Или назойливая волонтерка смилостивится и перестанет донимать вопросами.
– Прости, тебе, наверное, сейчас нелегко. Живешь где? Могу подвезти.
– Крюково. Сейчас дома, наверно, никого. – Она всхлипнула и попробовала отодвинуться, но цепкие руки Иринки уже держали ее запястья. Не жестко, а почти мягко, заботливо. Глаза смотрели обеспокоенно и ласково. – Там все полыхало. А потом я… Я не помню. Просто чернота. Меня как будто из мира выкинуло.
– Инициация, – понимающе кивнула Иринка, как будто странное слово само собой все объясняло.
– Что? Ты можешь по-русски нормально рассказать?
– Я объяснила не совсем правильно, но если ты попытаешься успокоиться и пойдешь со мной, то, обещаю, расскажу все подробно. Шмотки дам, душ примешь. Чай горячий выпьешь. Сойдет? Ну а что ты теряешь, в конце концов?
Утерев тыльной стороной ладони покрасневшие от слез глаза, Кристина подавленно кивнула – хуже уже вряд ли могло быть.
Одна из тропинок вывела их на окраину парка, где вдоль обочины выстроились оставленные на ночь автомобили. Иринка щелкнула вытащенным из кармана брелоком, и фары серой маленькой «Кии» отозвались коротким подмигиванием.
– Залезай.
Кристина хотела отказаться, но мир перед глазами снова отчаянно повело, и она даже не заметила, как оказалась на мягком кожаном сиденье внутри салона. Глухо рокотал двигатель, словно ворочающийся во сне зверь.
Серые невзрачные панельки светились омытыми дождем стенами. По главному проспекту бодро курсировали автобусы. С железнодорожной станции за эстакадой группками прибывал народ, сходящий с электричек.
Кристина узнала место: один из глухих, безрадостных районов, если и приобретающих когда-то славу, то только дурную. Недавно здесь, кажется, открыли новую станцию Замоскворецкой линии метро, и жизнь текла по улицам более оживленным потоком, чем прежде.
В зеркале бокового вида еще отражалось начало улицы с парком, в глубине которого скрывались стены мрачного здания.
Знаменитый абандон, ховринская районная заброшенка, – любимое место тусовки отбитой на голову молодежи, бездомных и других неприятных личностей, заводить знакомство с которыми тихая Кристина вовсе не желала.
Та самая ХЗБ, хранившая в подвалах память о сатанинской секте.
Как ее туда занесло?
Часы показывали полдень. В обеденный час количество машин, снующих по дорогам, казалось особенно небольшим для крупного города, но стоило въехать в центр, как поток погустел, облепив их со всех сторон. Кристина неотрывно смотрела в окно, пытаясь понять, куда они направляются.
Город встречал их задумчивым шелестом улиц. Москва дымной копотью надвигалась на Кристину, заполняла смогом легкие, будоражила чувства и разум, заставляя действовать.
На Кристину снова огромной тяжестью навалилась волна эмоций. Густых, вязких, липких. Они поглотили ее с головой, утягивая в свою беспросветную глубину. И в то же время упрямо накатывало ощущение чего-то знакомого, родного. И снова она не смогла понять, в чем именно кроется это чувство.
Оно клубилось в воздухе облачками невесомого тумана, растворялось в Иринке, сидело в самой Кристине, не давая покоя и при этом согревая изнутри, как горячий чай.
– Все хорошо? – поинтересовалась Иринка. Ветер из раскрытого окна мягко трепал осветленные кончики ее волос. Она покачивала рукой, высунутой наружу, и, кажется, чувствовала себя рядом с Кристиной вполне непринужденно.
Кристина несмело кивнула.
Из-за крыш домов вдали вынырнули величественные сахарные головы делового центра. Друза огромных кристаллов: ОКО, Меркурий, Эволюция, Город столиц… Автомобиль ушел в сторону на развязке, сворачивая навстречу небоскребам, нырнул в тоннель подземной парковки, некоторое время попетлял среди блестящих дорогих иномарок и остановился.
Кристина вздрогнула всем телом, чувствуя, как сотни холодных игл вонзаются в позвоночник. И ощутила внезапный прилив страха. Вырвавшийся из своей клетки, он ледяной лавиной разнесся по телу, замораживая мысли, заставляя их замереть, покрывшись коркой векового льда, и Кристина вдруг почувствовала себя маленькой. Маленькой, слабой, глупой девочкой, оставшейся посреди улицы без поддержки и помощи.
– Пошли. – Иринка нетерпеливо дернула ее за рукав и, тряхнув головой, быстрым, но не суетливым шагом направилась к лифтам.
Проведя ключом в специальной прорези, нажала на кнопку вызова. Тихим сигналом возвестив о прибытии лифта, дверцы бесшумно раздвинулись, пропуская гостей внутрь, и так же тихо сомкнулись за ними. Ткнув пальцем в единственную кнопку на панели, Иринка молча уставилась на табло с мигающими красными цифрами, указывающими номер этажа.
Кабина, больше похожая на часть какого-то космического корабля, мягко тронулась с места и, набирая скорость, понеслась вверх.
Кристина перевела взгляд на отражение в зеркалах. При нормальном освещении собственное лицо выглядело непривычно измененным, словно чужим: бледная кожа, бескровные обкусанные губы и опухшие от бессонной ночи глаза.
Почти незаметно дрогнув, кабина остановилась. Мягкий женский голос из динамика приветливо произнес: «Добро пожаловать».
Глава 3
• 2018 •
Кристина
В коридоре висела огромная люстра. Благородно-бронзовая, с лампами, стилизованными под языки пламени, которые множились в зеркальном потолке оранжевыми огоньками. Светлые стены с золотистыми узорами на обоях убегали вперед, ломаясь в повороте. Из-за угла мягким серебристым полотном виднелся свет.
Недалеко пел женский голос, вторя голосу из записи и перекатывающимся, как волны, звукам пианино. Мелодия была простая, но в то же время притягательная. Так пленяет только истина, преподнесенная в простых тонах.
Я тебя отвоюю у всех земель, у всех небес,
Оттого что лес – моя колыбель, и могила – лес…
Оттого что я на земле стою – лишь одной ногой,
Оттого что я тебе спою – как никто другой.[5 - М. Цветаева «Я тебя отвоюю у всех земель, у всех небес…». На музыку стихи положила группа «Операция пластилин».]
Кристина узнала стихотворение, положенное на музыку. Цветаева. Очень гладко. Пробирающе. Щемяще.
Голос звучал глубже, все громче и проникновенней. Невзначай брошенный вздох дополнял его, заставляя слова перекликаться между собой.
Два крыла твои, нацеленные в эфир, —
Оттого что мир – твоя колыбель, и могила – мир!
Последние звуки затихли, растворяясь в наступившей тишине.
Кристина с Иринкой вошли в просторное светлое помещение.
– Привет, Кейл!
За высокими, от пола до потолка, панорамными окнами, искрясь в стеклянных стенах соседних высоток, сиял ослепительный солнечный диск. Непрерывным потоком струясь сквозь стекло, свет лился в комнату, ложась на обои широкими мазками цвета белого золота, скользил по полу и расплывался пятнами «зайчиков».
От ощущения высоты захватывало дух. Мир, неожиданно открывшийся с непривычного ракурса, манил навстречу чувством пьянящей глубины и завораживающими секретами неизведанных далей.
По периметру гигантской гостиной тянулись диваны с обилием подушек, а центр комнаты с расположившимися кружком пухлыми креслами был утоплен в пол. Да уж, не как у нее дома…
– Здравствуй! Коль не шутишь, – усмехнулся голос, пытаясь скрыть за небрежностью смущение от того, что они подслушали ее пение.
Кристина обернулась. За барной стойкой, островом выдающейся поперек кухни, склонившись над экраном планшета, стояла девушка. В одной руке у нее была пластиковая кулинарная лопатка, другой она рассеянно скребла поясницу. На плите надсадно шкварчало, брызгаясь маслом. Кристина подозревала: готовка шла не по плану.
Облик девушки совсем не вязался с обстановкой: отглаженные брюки с высокой талией, летящая блузка, дорогие украшения, холеные пальцы с длинными ногтями. На ногах – черные лакированные туфли. Словно собралась на важную деловую встречу или в гости, а не блины жарить.
– Что-то я явно делаю не так, – пробормотала она. Больше под нос, чем окружающим.
– Марк уже уехал? – Иринка кинула пиджак с сумкой на стойку и, подойдя, церемонно чмокнула девушку в щеку с россыпью бледных родинок.
– Давно, – пожала та плечами, не поворачивая головы.
– Жаль, мне нужно было с ним поговорить кое о чем.
– Он сегодня вечером улетает на три дня, но я думаю, у вас будет пара часов.
– Хорошо. Ты сейчас куда-то собираешься? – Иринка окинула взглядом ее наряд.
– Нет, но скоро. Ты что-то хотела?
Кристина стояла на месте, пытаясь понять, какая реакция окажется правильной. Да и реагировать ли вообще? Ее появления в комнате, видимо, не заметили.
– Ты мне не поможешь? Тут такое дело… – Иринка сделала шаг, приглушенно зашептала Кейл на ухо.
До Кристины долетали лишь отдельные слова:
– …нашла ее запертой в одном из заброшенных помещений… как Алиса… не знаю, это было похоже на похищение… из наших, да… объяснишь ей?.. а то мне уже нужно бежать…
Кристина вслушивалась в разговор с замирающим сердцем. О чем они вообще?..
На вид незнакомке нельзя было дать больше двадцати четырех – двадцати пяти. Светлые волосы, локонами лежащие на плечах. Матовая кожа, словно озаренная изнутри мягким светом. Изящные тонкие черты. Не девушка, а портрет. Только глаза – внимательные, даже немного строгие, с решительным блеском – да тонкие твердые губы с печально опущенными уголками делали ее старше.
– Кейл – Кристина. Кристина – Кейл.
– Очень приятно.
Необычное имя прошелестело в воздухе и осело в голове.
Кейл. От чего такое производное?
Кристина почувствовала пронзительный, терпкий взгляд на своем лице.
– Скажи, твоя фамилия случайно не Лукьянова? – уточнила Кейл ни с того ни с сего.
– Да. – Кристина не стала удивляться.
– Хорошо, – спокойно кивнула Кейл, жестом приглашая ее пройти к ажурному столику у окна. Прямоугольный, кажущийся игрушечным, с витыми коваными ножками и прозрачной стеклянной поверхностью, он казался позаимствованным у летнего кафе. С потолка к нему на длинных шнурах спускались люстры в виде бутонов.
Иринка подтащила чашки с кофе и вазочку печенья, а сама схватила куртку с островка, подмигнула Кристине, попрощалась и торопливо ушла. Девушка слышала, как хлопнула коридорная дверь, потом внезапно раздались голоса. Неразборчиво, без слов. Одну только фразу удалось расслышать отчетливо:
– Они там, в гостиной. Я убегаю, подвинься!
Второй раз хлопнула входная дверь. Послышались шаги.
– Кейл? – окликнул парень, входя в комнату. – Ты уже вернулась?
Он остановился, непонимающе уставившись на Кристину. Долговязый, в черной рубашке и таких же черных модных потертых джинсах. Похожий на встревоженную, лохматую ото сна большую птицу. Острые черты лица, хрящеватый нос с горбинкой, большие, замершие в холодноватой заинтересованности зеленые глаза в обрамлении длинных ресниц.
– Кристина, знакомься – Тимофей! – Кейл повторила Иринкин недавний жест.
Тимофей скептически хмыкнул:
– У. Ясно.
Тяжело скрипнул отодвигаемый стул. Уже разжившись чашкой какао, парень сел напротив Кристины рядом с Кейл.
– Наша новая новенькая? – нелепое словосочетание он произнес с усмешкой и шумно отхлебнул напиток. Само гостеприимство…
Кейл пожала плечами, о чем-то на секунду задумавшись. Прикусила губу. Высокий лоб нахмурился.
Почувствовав Кристинин взгляд, Тимофей поднял ничего не выражающие глаза, опять хмыкнул своим мыслям и отвернулся к окну. Кристина сжала под столом кулаки, решив наконец взять ситуацию в свои руки.
– Ирина говорила мне о каких-то Стражах… О том, что она нашла меня благодаря особенным способностям.
Кейл переглянулась с Тимофеем, участливо подалась вперед, заглядывая Кристине в глаза. Ей показалось, будто она находится на приеме у первоклассного психолога, честно отрабатывающего свой хлеб.
– Это Небесный Огонь. Божественный свет, наполняющий все живое. Очень давно ангелы принесли его на землю и подарили людям вместе с чувством любви и благодати. Тем самым, что, по сути, есть жизнь. Те, кто умеет видеть этот огонь и несет его в душе, – их земные потомки, Стражи. Так она смогла найти тебя.
«Здравствуйте, девушка! Простите, если напугал. Я путешествую по России. Я монах… Йогой занимаюсь… Нет, не той, где на головах стоят… Помните Веды?.. Возьмите, пожалуйста…»
Кристина помнила сомнительного вида личностей, которые маячили в толпе прохожих на площади Трех вокзалов. Иногда те выцепляли в потоке людей задумавшихся зевак и предлагали им книжки, при этом заискивающе заглядывая в лица, словно верные псы. Религиозные фанатики. Вербовщики.
Кристина всегда пыталась обходить их стороной, а если уж случалось пройти мимо, глубже натягивала капюшон, торопливо заглушая звенящие голоса музыкой в наушниках. Теперь же ей по иронии судьбы довелось сидеть с двумя такими за одним столом и пить кофе.
Ей вдруг стало смешно. Нервически, до хохота, от которого запрокидывается голова, а слезы текут сами собой.
– Кто?! Я, может, не расслышала?
– Все началось с крови, – произнесла Кейл низким вибрирующим голосом, глядя Кристине в глаза. – С одной горячей алой капли. Ангелы воевали против дракона, и дракон и его ангелы воевали против них и оказались низвержены.[6 - Откр. 12:7.]
Перед глазами возникла картинка: гладкое блюдце равнины с приподнятыми краями, а может, срезанная горная вершина – страшная, красно-бурая, безжизненная, как на старинных фресках. Здесь шла своя неуступная борьба между мраком и явью, между не смешиваемыми друг с другом стихиями черного и белого. Чернь напирала со всех сторон широкими выпадами, резкими толчками разрывая расстояние. Они могли только двигаться вперед, видя цель лишь в том, чтобы обратить мир в ночь. Густую угольно-черную бездну с пронзительным, забивающимся в легкие, удушливым запахом гари и едкой копоти.
– Загнанные в угол, не видящие спасения. Все бы закончилось, все бы навеки поглотило мраком, черной завесой, которую невозможно сбросить или разорвать. Все бы кончилось. Когда погибает одна сторона, невозможно противостояние. Но случилось иначе. Видимо, сами Небеса решили вмешаться, – продолжила Кейл.
Хлынул свет. Ослепительной лавиной накрыв небо, он нескончаемым потоком лился вниз. Безудержный, пронзительный, он исходил отовсюду, солнечными вкраплениями рассыпаясь по траве. Полный жизни, густой, податливый, он мягким облаком скользил вокруг, заполняя все свободное пространство, заливая его подобно расплавленному золоту. Неподвижные каменные тени крошились и таяли на глазах, распадаясь под натиском этого сияния.
Кристина зажмурилась. Она – свет. Она – полыхающий росчерк. Она – пламя, Небесный Огонь, одаривший своей силой последних воинов. Первых Стражей…
Девушка вздрогнула, распахнула глаза.
Комната тут же выцвела из багрово-терракотовых тонов до топлено-бежевого. Кристина взглянула на новых знакомых и замерла: сияние концентрировалось над их силуэтами, пульсируя словно в такт сердцебиению. Но стоило моргнуть, и видение растворилось.
– Когда в противостоянии Добра и Зла капля крови упала с Небес на Землю, а первый ангел оказался повержен, появились люди с необыкновенными способностями. Они несли в своих душах отпечатки как темной, так и светлой стороны. Это служило им напоминанием о том, что, пока они сами не выберут, какое из этих начал должно одержать победу, воцарится перемирие.
Нет. Это был не сон, не бред или галлюцинация. Кристина действительно увидела срезанную горную вершину, крылатых воинов. Так было в «Уснувшем в Армагеддоне» у Брэдбери. Великая битва, крошащая сознание.
Кристина огляделась. Все было привычным. Мир оставался таким, каким и должен был. Менялось лишь представление о нем.
Она старалась мыслить трезво. Черные крылья незнакомца, яркий свет, затмевающий собой пространство, – Кристина очень хотела списать все это на галлюцинации. Хотела, но не могла.
А ведь тот человек во дворе был последним, кого она видела. Значит, то, как она оказалась в заброшенном здании на другом конце города, напрямую связано с ним.
Ночные события осели в памяти сплошным цветным туманом, но Кристина даже сейчас хорошо помнила лицо незнакомца: смазанные черты, присущие сотням невзрачных лиц, – заостренные скулы, брови вразлет, внимательный глубокий взгляд, тонкие губы-нитки с приподнятыми в усмешке уголками. Почему-то именно взгляд она запомнила лучше всего. Казалось, стоит только закрыть глаза, и его выражение само собой всплывет перед ней, вызывая волну колких мурашек по спине.
Что ей теперь предстоит делать? Написать заявление в полицию о похищении? Составить фоторобот, пусть ищут несостоявшегося маньяка? Как серьезные мужики в форме отреагируют на рассказ девчонки о внезапно появившемся цветном сиянии вокруг каждого предмета на улице и незнакомце, у которого ночная тьма вырастает острыми изогнутыми крыльями за спиной? Это похоже на сюрреалистичный бред. Максимум, что они сделают, – поржут над явно перебравшей коктейлей малолеткой и отпустят домой. Или отправят к психиатру.
– В любом случае я очень хочу домой. Спасибо вам за гостеприимство и… историю, но мне правда пора.
Происходящее напоминало несмешной розыгрыш с нанятыми актерами. Но – Кристина взглянула на лица новых знакомых – в них не было никакой фанатичности и восторга от собственных слов. Может, зря она перепугалась.
– Это несложно организовать, – обрадовалась Кейл, хотя по лицу было заметно: она озадачена реакцией Кристины. Даже расстроена. – Тим!
Парень встрепенулся. С шумом поставил пустую чашку из-под какао на стол.
– Почему я? – голос источал холодное пренебрежение.
– Потому что у меня дела, – не меняя интонации, отрезала Кейл.
Тим разочарованно скривился, вставая из-за стола.
– У вас дела, один я неприкаянный, – буркнул он и торопливо направился в коридор, прочь из комнаты.
Щеки Кейл вспыхнули. Она виновато улыбнулась Кристине:
– Он не всегда такой. Просто… У него год назад пропала девушка, но, в отличие от тебя, Алису так и не нашли. У него теперь… сложности. В общении. Подожди минутку! – Она торопливо выскочила следом за Тимофеем.
Кристина осталась в комнате одна, равнодушно глядя на поглотившую этих двоих арку.
Из коридора послышался раздраженный голос:
– Существуют автобусы, метро, в конце концов! Сама она не доберется? Или ваши рафинированные девочки не привыкли к трудностям?!
«Трудностям!»
Кристина кривовато усмехнулась, ставя чашку и подцепляя со спинки стула свой изрядно испачканный оливковый жакет. Конечно, привыкла! Кто бы спорил…
Глава 4
• 2018 •
Кристина
«Если постоянно оглядываться на прошлое, неминуемо начинаешь теряться в настоящем…» Еще одна нелепая мысль. Очень не вовремя. И болезненно правдиво.
Кажется, последние одиннадцать лет Кристина старательно жила мыслью о прошлом. Всегда одной и той же. Одно и то же закольцованное воспоминание, не дающее покоя.
Это случилось в сентябре. В самом начале месяца, когда прогретая земля еще не успела до конца остыть, а листья уже трепетали на шальном ветру воздушной позолотой, ловя на себе последние теплые лучи. Кристина помнила то лето: продержавшаяся с начала июня дождливая погода оставила в памяти ощущение от прикосновения ладони к запотевшему стеклу – липкое и холодное.
А сентябрь пылал. Плыл в облаке бронзового вечернего зарева и ждал, с устало-снисходительной улыбкой взирая на распластавшийся под ногами пестрый кленовый ковер.
Ждал нечаянного мгновения, чьего-то волшебного чуда, маленького и прекрасного.
Но чуда не случилось. Случилось другое…
Те выходные, после которых жизнь никогда больше не была прежней, они с родителями провели в деревне у бабушки. Старый просевший в землю домик, удивленно уставившийся распахнутыми ставнями вглубь заросшего сада. Ветхие яблони с отяжелевшими от плодов ветками. Деревянное крыльцо с облупившейся солнечно-желтой краской и старый седой кот. Пыльный сервант с фарфоровым чайным сервизом и крутобокий отполированный самовар.
Все это сохранилось в памяти далекими, помутневшими от времени образами, лишь терпкий, душистый запах нагретого дерева, смолы и красных яблок, которые они собирали с мамой в саду, до сих пор оставался рядом.
Темно-серые брюки Кристины еще сохраняли на себе седые волоски со спины бабушкиного кота: перед отъездом он долго терся о ноги Кристины во время прощания. Она заснула потом в автомобиле, убаюканная мирным перешептыванием радио и тихим разговором родителей.
Кажется, произошедшее после Кристина тоже увидела во сне. Неподвижно зависнув где-то в воздухе, точно поддерживаемая упругими нитями, она наблюдала все как-то со стороны, безучастно. Тяжелый бензовоз, вынырнувший из-за поворота прямо на встречную полосу, скрип шин, визг тормозов и страшный удар, буквально смявший их машину в груду покореженного железа…
Ветер шептал.
Послеполуденное солнце плавило лучами суетящийся в вечном движении город, но как-то вяло, неуверенно, словно лампочка в последние свои минуты. Что-то незначительное на первый взгляд – темнеющие облака на самой кромке горизонта, дуновения ветра, глубина и серость низкого неба – намекало, что через пару часов стоит ждать смены погоды.
Стеклянная дверь подъезда распахнулась, и Кейл стремительно вышла – почти вылетела из здания, все еще сжимая в побелевших от напряжения пальцах пластиковую ключ-карту лифта. Длинные полы блузки разметались следом, и в этот момент Кейл напоминала мечущуюся прекрасную белую бабочку-птицекрылку.
Ветер скользнул вдоль длинной улицы, мимо распахнутых настежь дверей магазинов и кафе, вверх, к стеклобетонным сверкающим пикам высоток, взвился, упал и, снова заходя на вираж, мазнул Кристину по лицу, пытаясь взбодрить.
Все, с высоты казавшееся игрушечным, внизу неожиданно преобразилось и приобрело масштаб. Центр Москва-Сити дыбился десятком строек, топорщился ограждениями, зиял раскопками. В сияющих стеклах башен, закрывавших небо почти полностью, осколками дробилось раскаленное солнце.
В воздухе стоял гул: рокот отбойного молотка, сигналы рабочей техники, зычные и нерусскоязычные крики рабочих. Пахло пылью, бетоном, раскаленным асфальтом и выхлопными газами. Обычный городской коктейль.
Машина обнаружилась за углом, припаркованной возле края тротуара. «Носатый» автомобиль с хищно вытянутыми узкими фарами. Цвета среднего между черным и темно-шоколадным. Стекло со стороны пассажирского места опустилось, и Кристина увидела за рулем Тимофея.
– Запрыгивайте, мадемуазель!..
Они коротко переглянулись с Кейл и за длившийся буквально секунду зрительный контакт, видимо, поняли каждая свое. Кейл прощально вскинула ладонь и, развернувшись, пошла обратно к зданию.
Внутри салона оказалось прохладно. Бесшумный кондиционер старательно гонял воздух и вместе с ним стойкие, но ненавязчивые запахи острой перечной мяты и терпкой лаванды. Оформленная светлым деревом панель управления в сдержанно-минималистичном стиле смотрелась дорого, а к обтянутым кожей пухлым сиденьям, казалось, прилипнешь, только присев на них.
– Куда прикажешь?
Кристина назвала адрес.
– Какая глушь… – Тимофей усмехнулся, но как-то необидно. – Это же за областью? Мне всегда было любопытно, как это одна часть города отделена от другой не-частью?..
По сравнению с тем, каким он был двадцать минут назад, сейчас Тимофей вел себя невероятно дружелюбно.
Автомобиль мягко тронулся с места, попетлял по коротким улочкам и, медленно набирая скорость, выехал наконец на полупустое шоссе.
В боковом зеркале какое-то время отражались крыши знакомых высоток, похожих на причудливые кристаллы, и Кристина наблюдала, как исчезает вдали хранящий свои, недоступные ей пока тайны деловой центр. А потом, когда башни исчезли из виду, перевела взгляд вперед.
– В неплохом вы районе живете, – не без легкой зависти сказала Кристина.
– Марка Меркулова, может, знаешь? – Он коротко взглянул на нее. – Занимается поставками импортного оборудования для предприятий пищевого производства. Можно сказать, даже курирует направление. У него договоры с крупными иностранными компаниями. Я его, хм, сын, Ирка – сестра, а Кейл не так давно стала супругой.
Кристина поперхнулась. Сколько же на самом деле лет так молодо выглядящей хозяйке квартиры?.. Но спросила другое:
– Кейл – это настоящее имя?
– Нет. Будешь смеяться. – Тимофей поймал ее недоуменный взгляд и по-лисьи прищурился. – Это ювелирный бренд. Дорогие безделушки для богатых дамочек. Но Оле нравится зваться на заграничный манер, так что да. Псевдоним. В общем, давняя история нелюбви к собственному имени…
– Я думала, ангелы не работают, – хмыкнула Кристина, запоздало припомнив, что действительно видела затейливый вензель логотипа ювелирного магазина где-то в интернете. – Ну или кто вы там? Гуру эзотерики?
– Типа того, – нехотя согласился Тимофей и добавил тягуче, нараспев, явно цитируя что-то: – И увидел Иаков во сне: вот, лестница стоит на земле, а верх ее касается неба; и вот, Ангелы Божии восходят и нисходят по ней[7 - Быт. 28:12–16.]. Сначала восходят, понимаешь? Знаешь, что это значит? Что дом нам всем – земля, а небо только снится… – Он поглядел на Кристину, явно довольный произведенным эффектом. – На самом деле в определенных кругах больше разговоров об этих самых способностях, чем… самих способностей. Для кого-то снять головную боль – уже верх мастерства.
Кристина не стала спорить. Глядя в насмешливо прищуренные глаза Тима, она могла поклясться, что сказанное им – наполовину шутка. Даже несмотря на серьезность тона. И поэтому решила невзначай сменить тему:
– А в реальной жизни все эти ваши «земные потомки» кто? Тайная организация? Масштабный заговор там, мировое правительство?..
– Кто-то очень любит смотреть телевизор, не так ли?
– Вовсе нет! У меня тетка смотрит. Она любит всю эту ерунду, – Кристина осеклась, не зная, как Тим отреагирует на подобное заявление, но уголок его губ лишь слегка дрогнул в усмешке.
– Они профессионалы своего дела. Что наша жизнь, собственно? Триединство материи, энергии и информации. Каждый из нас по своей сути – точка пересечения этих трех течений. Люди со способностями все ощущают острее, в динамике, и могут предугадывать их изменение. «С чутьем», так про них говорят. Очень удачливые, успешные и способные. Например, если врачи, то высококлассные профессионалы, про таких в народе говорят «целители». Много творческих людей – писатели, режиссеры, музыканты, художники. Сообщества, конечно, есть, но больше факультативно, среди небольших групп людей, кому интересно. Понимаешь, мы «видим» друг друга и так.
Кристина вспомнила мелькнувшие цветные всполохи над головами новых знакомых и слова Кейл о каком-то «Небесном Огне».
– И вы никому не рассказываете?
– А ты бы поверила, если б я заявил, что вижу свет твоей души? Вот и я о том же.
Тимофей снова усмехнулся. Очевидно, подобное жонглирование словами доставляло ему удовольствие.
– А легенда? Откуда вы ее взяли?
– По мне, так она больше похожа на красивую сказку, чем на правду. Каким образом ты собираешься доказать мне или опровергнуть существование Бога и ангелов? Ученые объясняют некоторые сверхспособности повышенной мозговой активностью. Обычно наследственной. Мол, мозг работает больше, чем на привычные десять процентов. Просто в определенный момент, обычно в период созревания организма, нервные ткани трансформируются и приобретают новые свойства. Вроде инициации. Новое тело – новая жизнь… Редко, но иногда дар проявляется позже… Чего ты смеешься?
– Верить? Это же бред, ты понимаешь? – Кристина прикрыла ладонью улыбку, но немного нервического смешка сдержать все равно не удалось.
Тимофей пожал плечами.
– Ты сама ответила на свой вопрос…
Не сказав больше ничего, Кристина отвернулась к окну. Выходит, та цветная вспышка, которую она видела ночью в подворотне, вовсе не была игрой разума? Это была инициация?
Она попробовала прищуриться, вызвать перед глазами чувство расслаивающейся реальности, когда возникал свет, но ничего не смогла и бросила затею. Во всяком случае, эти люди пока ничего плохого ей не сделали, даже помогли. А уж во что верить, каждый волен решать сам…
Город расступался. Разбегался по сторонам дороги, приветливо кивал, кренился, покачивая крышами, и снова замирал за спиной, убаюканный тихой песней пробудившегося после сна ветра.
Ветер резвился с густеющими тучами, взбивая их в тяжелые комки серой шерсти, выстраивая из них облачные башни и неприступные стены, но пока его игра выглядела безобидно, несерьезно.
– А Алиса? – Кристина растерянно пыталась вспомнить, в каком контексте слышала это имя. Она снова повернулась к Тимофею, ища ответного взгляда, и внезапно почувствовала проклюнувшийся внутри росток холода.
Лицо его как-то неуловимо изменилось, потемнело, будто от упавшей тени, сделалось неподвижным, осунувшимся, враждебным. Встретившись с ним взглядом, Кристина невольно вздрогнула – жутко было видеть таким еще минуту назад широко и искренне улыбающегося парня.
– Тебя не касается, – сказал он подчеркнуто ровно. – Кейл любит болтать, но ты не особо слушай.
– Как скажешь, – пожала плечами Кристина, но мысль не выкинула. Она, точно семечко сорняка, упавшее в благодатную почву, уже проросла и пустила корни внутри нее, царапая тревогой и желанием оглянуться в поисках неизвестной, поджидающей за углом опасности.
Настойчивые солнечные зайчики, дрожащими пятнами собравшиеся на стекле, дрогнули и сверкнули вдруг особенно ярко, и Тимофей раздраженно откинул солнцезащитный козырек. Все время с момента неудачно оброненной фразы он молчал, сосредоточенно-отстраненно уставившись вперед, на убегавшую под колеса белую ленту дорожной разметки.
Когда молчание слишком затянулось, Кристина перевела на него осторожный взгляд.
Темные волосы, белое лицо с высокими, чуть заостренными скулами, тонкая линия рта с немного припухлой нижней губой. Поймав ее взгляд, Тимофей отвел глаза.
– Тим? – осторожно позвала Кристина. – Что с ней случилось?
Выражение лица, плотно сжатые губы, скрытые за темнотой очков глаза – все как-то незаметно, едва уловимо изменилось при этом. Он дернул плечами, старательно пытаясь спрятать движение под пологом незначительной небрежности.
– Уехала к родственникам. В Рязань или куда-то там. И не предупредила.
– Разве так бывает, когда встречаетесь?
– А ты у нас эксперт по отношениям?
Кристина притихла. Тимофей неожиданно продолжил:
– Просто Москва не для всех. Она это быстро поняла. И хорошо, что вообще поняла.
Кристина уловила в его словах… не обман даже, а недоговоренность, но смолчала. Желая занять себя, откинула козырек и, оттянув веко, стала рассматривать себя в зеркале. Синяки под глазами после двух бессонных ночей; губы потрескались, покрывшись некрасивой белесой корочкой. Кристина попробовала расчесать волосы пальцами, но быстро сдалась – бесполезно.
Солнце сверкнуло из-за дома резко и прицельно. Тимофей опустил козырек. На Кристину он нарочно не смотрел. Скользнув по козырьку взглядом, она увидела пришпиленную булавкой фотографию.
– Это Алиса? – неожиданно даже для самой себя спросила.
Цветной снимок. Яркий, но не профессиональный, просто на телефон. Не то парк, не то просто цветущая зеленая изгородь, и девушка в нежно-розовом платье, но с дерзкой рваной стрижкой и высветленными прядями. По-детски круглое лицо в мелких родинках. Упрямая и чуть удивленная дуга бровей. Из косметики – только блеск на губах.
Из-за какой-то детской непосредственности, сквозящей в образе, девушку можно было спутать с подростком.
– Может, она тоже… – Кристина сомневалась, стоит ли произносить мысль вслух, но раз уже начала, то имей смелость закончить. – Может, ее похитили, как и меня?
Вспомнился рассказ одногруппника про секту и черные мессы в стенах заброшенной больницы. Той самой, ховринской. И снова по спине прошел зловещий холод.
Тимофей захлопнул козырек и напрягся, подбираясь словно в ожидании удара. Каждым сантиметром кожи Кристина чувствовала его неприязнь. Так не может оставаться незаметным прикосновение раскаленных игл к коже.
– Нет. Точка. Закрыли тему. Если хочется думать о маньяках, лучше потешь себя мыслью о чудесном спасении. Ну и подумай, что будешь делать дальше. Заява – это само собой. Если правда уверена, что не стала жертвой тупого прикола от обкурившихся одногруппников. Ты же уверена?
Кристина не ответила, и Тимофей хмыкнул:
– А от меня отстань. По-хорошему.
Он стиснул зубы, напряженно глядя на дорогу.
Кристина видела, как сжались до белизны его пальцы, натянулись под кожей мышцы на руках и застыло в немом ожесточении лицо. В эту минуту Тимофей показался ей совсем незнакомым, чужим, отстраненным, впрочем, таким он и являлся для нее. Лезть в душу незнакомому человеку оказалось не лучшей идеей.
Но она не могла простить ему резкости. Он не имел права осуждать ее. Он не мог – даже, возможно, не хотел – понять. Ведь Кристине действительно было страшно. До оцепенения, до дрожи, до холода в груди, когда сердце пропускает не один, не два удара и каждый раз будто норовит заглохнуть насовсем.
Как мучительно не хватает воздуха и кажется, что вокруг – лишь тугой, враждебно пустой вакуум, и ты задыхаешься, в замедленном воспроизведении видя, как безвольно оседает на асфальт подломленная знакомая фигура.
«А если с ним тоже случилась беда?!»
Почему-то эта мысль не приходила Кристине в голову раньше.
«Если Артем пропал и сейчас находится где-то не лучше того заброшенного места, а я даже не подозреваю об этом?..»
Железный кулак снова крепко стиснул все внутри, заставляя спину покрыться холодной испариной. Кристина сжала ладонь, больно впиваясь ногтями в кожу.
«Все будет хорошо, – мысленно уговаривала она себя. – Все будет хорошо, иначе просто никак…»
– Завези меня кое-куда. Если тебе не трудно, – стараясь, чтобы голос не дрожал, произнесла девушка, готовясь встретить ответным ударом любой выпад, но Тимофей лишь коротко кивнул после недолгой паузы. И вновь спросил адрес.
Глава 5
• 2018 •
Кристина
Три жилых дома в центре района, утонувшие в гуще тополей и старых кленов, будто в насмешку называли Зубцами, и, глядя на них, Кристина всегда вспоминала шутку о том, что небоскребы удобнее всего строить не ввысь, а вдоль. Длинные пятиэтажки пугливо жались рядком к ограде детского сада. Зеленые тени дворов-закоулков наискось ложились на бетонные пятачки стоянок для немногочисленных машин. Взлелеянная поколениями обветшалая серость. Но вместе с тем было что-то непомерно уютное, трепетное под этими низкими седыми крышами и разросшимися сиреневыми кустами.
Казалось, раздражительной суете и вечно подкарауливающей за порогом спешке просто не хватало здесь места. Среди этих детских горок и качелей рядом с желтой песочницей. Под почти одинаково серыми, похожими на тоскливые старческие глаза квадратными окнами и открытыми балкончиками с развешанным на просушку бельем.
Тимофей притормозил на углу, не решаясь сунуться в узкие, непривычные, непонятные ему дворы. Повернулся, не заглушая мотора.
– Тебя здесь подождать? – поинтересовался он с бесстрастной вежливостью.
– Нет, – отрезала Кристина. – Я к другу. Надолго. Спасибо за… беспокойство.
Последнее слово волей-неволей прозвучало ядовито. Решив, что на этом отчет о ее планах окончен, Кристина выскользнула из машины и, не оборачиваясь, двинулась в сторону дома, чувствуя, как с каждым шагом внутри пробуждается, овладевая сознанием, давящая болезненная тревога.
Почти сразу за домами был широкий бульвар, а за ним – парк с березовой аллеей, где летом размещали аттракционы и передвижные кафе. Там всегда было оживленно и шумно, носились дети, гудели аппараты для сахарной ваты, а шумная реклама зазывала опробовать новые развлечения за символическую плату.
Внутри дворов же царила сонная послеобеденная тишина. Этот покой – непрочный, зыбкий, был дороже и притягательней, чем собранная по всем уголкам света тишина.
Кристина оглянулась. Каждый клочок пространства здесь хранил детские воспоминания о том, как часто они приходили сюда с мамой, об их играх с Артемом – он был сыном маминой подруги, да и сам тогда еще не раздражал своей навязчивой привязанностью и не обращался с Кристиной словно с хрустальной дорогой вазой.
С ним можно было подурачиться, подраться диванными подушками, вдоволь поноситься по двору и придумать очередную, понятную лишь им одним игру, которую Кристина помнила до сих пор.
Сейчас Кристина шла к знакомому дому, будто на казнь.
– В этом Городе горящих торфяников
Каждый сам за себя, невзирая на обстоятельства,
В одиночной квартире-камере храня молчание,
Рассовывает душу по пыльным, дырявым ящикам.
С бульвара доносился голос. Мелодичный, струящийся серебристой рекой, он то звенел и переливался, то покорно затихал под волны нестройного эха, чтобы затем поддаться неизвестному порыву и взлететь ввысь.
– В этом Городе горящих торфяников
Раз за разом гоняешься за пустынным преданием,
Как за сказкой, нелепой, устаревшей, жалостной,
Излитой пером бесталанных писателей.
Это Город горящих торфяников,
Приглушенный роптанием, всегда одинокий,
Он не хочет быть жалким, несчастным, маленьким,
Правда выбор судьбы не за ним.
Да и только…
Словам вторил еле слышный гитарный перебор, ветер подхватывал робкое дрожание струн, и откуда-то со стороны, продравшись сквозь густоту пространства и времени, внезапно повеяло далеким, таинственным, непознанным…
– В этом Городе горящих торфяников
Каждый день, словно стая голодных зверей,
Разрывает на части бессонные ночи слабых,
Уставших от жизни несчастливых людей.
В этом Городе горящих торфяников
На остывших бульварах, в умах безрассудных
Пустота начинает зализывать раны.
Все пришедшие мысли – в нее.
В ниоткуда…
Светлое видение поднялось из душного предгрозового марева. Тихий несуществующий город, весь составленный из опрокинутых на бок спичечных коробков-домиков. С ветвящимися улочками и отглаженными солеными ветрами стенами из хрупкого песчаника, с мостовыми и круглыми, похожими на глаза, чердачными пыльными окнами. С изломами поржавевших водопроводных труб и темными гулкими подъездами.
Город дрогнул, подхваченный воздухом, и застыл, набираясь ветром, становясь более объемным и действительным. Кристина с детства мечтала побывать на море, но желание так и осталось несбывшимся, и, к своему стыду, приходилось отмалчиваться, когда одногруппники обсуждали на перерывах, кто в каких странах уже успел побывать за жизнь.
Кристина стремилась к морю, а вокруг раскидывала ловчие сети Москва: пыльная, шумная, своенравная. Москва, которая проглотит и не заметит. Но вчера почему-то ее, Кристину, выплюнула – то ли не смогла прожевать, то ли кто-то спугнул неизвестного, вершившего свой странный суд большого города…
Снова откуда-то повеяло морской солью и пропеченными солнцем выброшенными на берег кудрявыми водорослями. Снова повторил-пропел невидимый мелодичный голос:
– Вот он, Город горящих торфяников,
Приглушенный роптанием, всегда одинокий.
Он не хочет быть жалким, несчастным, маленьким,
Только выбор судьбы не за ним.
За тобой.
Ветер стих. Голос надломился на миг, а потом вовсе замер, затерявшись между частыми зубьями домов, но отдаленное эхо еще играло уходящими словами: «За тобой… за тобой…»
Кристина ждала какой-то подсказки, намека, но таинственный голос улетел вместе с ветром уже слишком далеко, а она так и стояла под узким козырьком подъезда, и так же взволнованно ворковали сверху серые голуби, под ноги нанесло песка с соседней детской площадки. Не дождавшись ничего, она шагнула внутрь.
После яркой улицы тесный подъезд казался мрачным и темным. Резко пахло кошками, отсыревшими газетами и пережаренным луком. Из-за смутно проявляющихся на площадке дверей слышались чьи-то голоса, где-то громко бубнил телевизор, его звук перемежался с надсадными криками и шумом музыки на втором этаже.
По мере того как глаза постепенно привыкали к подъездному освещению, темнота начинала отступать. Она кристаллизовалась и оседала на кожу влажными холодными капельками. Поднимаясь по отполированным многими шагами ступенькам лестницы, Кристина чувствовала, как та следует за ней, точно стеснительный ребенок.
Эта темнота не была агрессивной, Кристина много раз сталкивалась с ней еще с детства, каждый раз под наигранно сердитый голос и всплески рук тети Тони: «Опять, паразиты, лампочку выкрутили!» А темнота радостно улыбалась из дальнего угла, за квадратной батареей, заваленной рекламными проспектами.
Знакомые обкатанные по краю ступеньки. Такая же знакомая обитая вишневым дерматином дверь с вертикальным рядком круглых заклепок в середине. Чуть криво висящий коробок с кнопкой – звонок.
Пальцы несмело потянулись к зелено-синей западающей клавише… и замерли там, не решаясь коснуться ее и услышать за тонкими перегородками стен знакомую мелодию, похожую на перекат тихих нот: «Та-та-та…»
«Зачем ты пошел за мной вчера?»
Она вздрогнула, интуитивно чувствуя слабую вибрацию воздуха за спиной.
– Кристина?
Удивленный голос эхом отскочил от двери, прокатившись по шумной лестнице, вздрогнул и просочился в соседние квартиры, туда, где кашляло, надрываясь, пенсионного возраста радио.
Кристина резко обернулась, а рука, все еще по инерции тянущаяся к звонку, уперлась Артему в грудь.
– Тема… – шепотом выдохнула Кристина, судорожно сжавшись под его вопросительным улыбающимся взглядом, еще не веря ни в его существование, ни в свое собственное. Кинулась к нему, обняв за плечи и уткнувшись носом в такую родную поношенную спортивную куртку, вдохнула его запах, чувствуя, что вот-вот расплачется от счастья у друга на плече.
– Я переживала, что с тобой что-то случилось! Что ты… – И почти испуганно, но с затаенной в глубине души трепетной надеждой произнесла: – Ты помнишь, что случилось той ночью?..
– Ага?.. – сдавленно то ли согласился, то ли переспросил он, все еще продолжая в неверующем изумлении таращиться куда-то в стену позади девушки, так и не решаясь обнять ее в ответ. – Кристин, отпусти меня, пожалуйста, ты мне ребра сломаешь…
Он вообще не изменился. Кристина поймала себя на этой мысли, хоть и звучала та по-дурацки: как можно измениться за день? Худой, долговязый, с растрепанными, вечно будто немного засаленными волосами.
На левой руке – плотная белая повязка.
– Прости, Тем, я… Я… Это вчера все?
Он снова кивнул, на этот раз молча и слегка озадаченно. Неловко потянулся почесать затылок, но передумал.
– Ободрался, когда упал. Забей. Почти ничего не помню про вчерашний вечер. Только то, что наши напились в хлам, стали рваться, типа мы сейчас сами поедем в Ховринку, кто не зассал, давайте с нами. Они че-то курили не то… Зря ты с ними на кухне торчала.
– То есть это я виновата, по-твоему?
– Я так не сказал.
– Ты сказал ровно это.
– Значит, я не хотел… Подожди. – Артем взлохматил волосы и нахмурился. – Виновата в чем? Что случилось?
Кристина помолчала, подумала, кусая губу.
– Странная история. Ребята болтали про ХЗБ, а потом я… В общем, не ночевала я дома, Артем. И вообще плохо помню, что вчера было. А ты?..
Она требовательно смотрела на него, и Артем сдался, выдал как на духу:
– Мы до утра просидели, часов до трех. Ты потом отказалась, чтобы я тебя проводил, сама домой ушла. А может, и не домой. Юлиан с компанией примерно в то же время свалили. Ты этого не помнишь?
– Я помню, что оказалась одна в заброшенной больнице! – Кристина сжала кулаки так, что ногти впились в ладони. – И что кто-то преследовал меня, а потом напал!
– Подожди… Тебе что-то сделали? Ударили? Попытались изнасиловать?..
– Я… Я не знаю… – Кристина вдруг разозлилась. – Ты слышишь меня вообще? Я просто оказалась на другом конце города фиг знает почему!
– Пойдешь в полицию? – уточнил Артем и, кажется, задумался, взвешивая в уме Кристинины аргументы насчет нападения против пьяной компании молодежи, где-то доставшей травку. Не принесло бы такое обращение за помощью еще больше неприятностей всем, включая саму Кристину.
– А что я им скажу? Здрасьте, мы с одногруппниками отметили конец года, помогите восстановить события пьянки?!
– Ну телефон-то у тебя украли… – неловко заметил Артем.
Кристина раздосадованно махнула рукой.
– Дело явно не в телефоне.
– Да, ерунду сказал. Прости, пожалуйста.
Его взгляд сделался сосредоточенно-твердым, приобретая непривычное выражение, но почти тут же вернулся к прежней рассеянности. Артему тяжело было сосредоточиться, когда рядом оказывалась Кристина. Наверное, это поведение раздражало ее больше всего: тот словно был не собой, а кого-то играл, каждым жестом и репликой пытаясь понравиться. Ничего в нем за прошедший год не изменилось. Стоило ожидать…
Улыбка Артема сияла, несмотря на натянутый тон, так и говоря: «Вот ты здесь, пришла ко мне, хотя никогда бы не сделала подобного по своей инициативе прежде. Что-то заставило тебя прийти: беспокойство ли, чувство вины, но сейчас с тобой все нормально. И молчи. Будь здесь, со мной!»
– Ладно, – нехотя отозвалась Кристина, потупив взгляд. Волна радости, нахлынувшая на нее при встрече с Артемом, прошла, оставляя на своем месте лишь неумолимое желание поскорее укрыться от его внимания. – Теперь я в адеквате…
И продолжила про себя: «На самом деле нет. И ты даже не представляешь насколько».
В холодном воздухе подъезда густело напряжение, и Артем, дернув уголком губ в подобии улыбки, как всегда, первым попытался развеять его. И, как всегда, безуспешно.
– Ты это… прости меня, что… – Он искал нужное слово. Взгляд смущенно бродил из стороны в сторону, боясь задержаться на самой Кристине. – Недосмотрел.
– Ладно, я тогда пойду. Рада была увидеться, и… хорошо, что с тобой все хорошо. – Кристина попыталась выдавить хоть какую-то эмоцию в ответ, но получалось натянуто, и голос вновь срывался на деланое спокойствие, от которого становилось противно.
Только мысль, бившаяся в голове, была иной: нервной, пульсирующей. Отчаянной.
«Ты тоже, тоже ничего не знаешь. Ни-че-го».
От наплыва эмоций, от несоответствия состояния внутреннего с внешним, транслируемым напоказ, слегка подташнивало и кружилась голова.
– Кристин! – Настойчивый оклик нагнал ее уже несколькими ступенями ниже лестничной площадки, заставляя обернуться. Артем качнулся на пятках, наклоняясь в ее сторону. Улыбнулся задорно и открыто, отчего Кристине тоже захотелось улыбнуться в ответ. – Я хочу тебя проводить!
Тимофей
В салоне автомобиля было темно и по-особенному тихо. Умолкли и растворились в подступающем дожде знакомые уличные звуки, крики дворовой ребятни, отголоски оборвавшейся песни с недалекого бульвара.
Даже громкая молодая компания у соседнего подъезда незаметно исчезла, оставив его в беспросветном одиночестве. Много лет он не видел таких дворов: будто постепенно утопающих в небытии, засвеченных солнцем подобно выцветшим зернистым фотоснимкам. И вот, увидев их вновь, пожалел, что пошел на поводу у Кейл и согласился подвезти незнакомую дерзкую девчонку куда-то в жопу мира.
Тимофей чувствовал, что, как и год назад, тонет в холодной, обжигающей тревоге, а мысли и чувства расслаиваются, становясь безликими и мутными, и на их место приходит пустота. Давящий тяжелый вакуум. И кажется, мир съежился вокруг него, норовя в любой момент сжаться в несуществующую мизерную точку.
«Забавно, – подумал он, – еще остаются силы себя жалеть – столько-то времени и бессонных ночей спустя. Еще остались чувства. Какая-то вера. Надежда, может? Что хотя бы с этой разнузданной девчонкой не случится того, что стало с моей Алисой?..»
Тимофей вспомнил голосовое от Иринки, которое прилетело полтора часа назад:
«Я нашла место, откуда она сделала тот последний снимок семнадцатого июня. Это ХЗБ. Ну, заброшка в Ховрино. Считай, местная достопримечательность…»
Мимо прошел мужчина, наспех застегивая молнию на куртке. Ветер трепал ворот, пытаясь пробраться за пазуху, лохматил черные с проседью волосы, но его игра не забавляла прохожего.
Тимофей проводил его равнодушным взглядом и внезапно осознал, что вокруг действительно потемнело. В салоне, навсегда пропахшем мятой и лавандовыми духами Алисы, стало зябко, и он выключил кондиционер. Машинально потянувшись к торчащему в замке зажигания брелоку ключей, замер, потому что отворилась, выпуская кого-то на улицу, и вновь тяжело захлопнулась подъездная дверь.
Привлекающая внимание даже издалека, Кристина огляделась по сторонам, машинально смахивая с лица медно-рыжие волосы. Оглядела ряд припаркованных возле подъезда машин, но либо не заметила Тимофея, либо вспомнила об их последнем разговоре и не удостоила вниманием.
Следом за ней на улице показался молодой человек, по возрасту – явно студент, да еще и младших курсов. Тимофей почувствовал, как на смену пустоты в груди приходит интерес, смешанный с горячим раздражением. Этот незнакомый парень был, как ему показалось, ни о чем. Щуплая тощая каланча, скованный стеснительностью, а оттого напоминавший механическое существо. Но вот он, пересилив себя, сделал шаг к Кристине, и сквозь отражавшуюся в лобовом стекле светлую тень березы Тимофей ясно увидел, как та, улыбнувшись, подала руку, а потом и вовсе прильнула к плечу, и они ушли, вскоре исчезнув за углом стоящего возле дороги дома.
Когда-то и его так обнимали…
• 2017 •
«Все университеты похожи друг на друга: фасад главного корпуса пафосный донельзя, еще немного показного величия распространяется на помещения приемной комиссии, а дальше как карта ляжет. Если ремонт хотя бы не в три раза старше самих студентов, можно считать, что неплохо устроился», – думал Тим, сидя в машине в ожидании Алисы напротив центрального входа художественной академии.
Сам он питал к недавно оконченному учебному заведению противоречивые чувства: спасибо за все, что было, но больше, пожалуй, не надо.
Похожим образом, наверное, могли бы думать друг о друге давно потерявшие прежний огонь чувств любовники: кончил, то есть, простите, о?кончил, и ладно…
Прошло уже полчаса с назначенного времени встречи. Двери, исторгающие толпы студентов и студенток (в основном студенток), теперь были сиротливо неподвижны. А Алиса все не приходила.
Наконец она появилась у входа: выпорхнула на свежий майский воздух в джинсовой куртке и летящей кринолиновой юбке, похожая на весеннюю розу. Тимофей даже скривился от пошлости сравнения. Конечно, Алиса была прекраснее, чем сотни виденных им роз, но лишний раз делать акцент на неоспоримом, как данность, факте казалось ему чрезмерной сентиментальностью. Примерно как говорить розе, что она – роза.
Садясь в машину, Алиса громко хлопнула дверью, и Тимофей поморщился.
– Привет. – Она чмокнула его в щеку и попыталась улыбнуться, но глаза остались серьезные и какие-то печальные. – Я думала, мы прогуляемся до метро. Так быстрее. Сейчас все пробки соберем.
– Зато так престижнее. Вышла бы раньше, устроила одногруппникам шоу: личный водитель к дверям альма-матер. – Тимофей тоже улыбнулся, но вышло слегка натянуто, через силу. Словно тщательно припудренное улыбкой и непринужденностью плохое настроение Алисы вирусом передалось ему по воздуху и поразило все клетки организма до единой.
В сущности, она была права. Но с момента, как Тимофей получил права, а отец подарил машину на день рождения, прошло совсем немного времени, и он еще не успел, как выражалась Кейл, «наиграться».
– Не личный водитель, а мой парень. Это стократ лучше. – Алиса своим женским чутьем уловила негатив и опять потянулась поцеловать его.
– Ко мне сегодня нельзя, – зачем-то сказал он без перехода. – Отец дома, Кейл должна была свалить выпить с подружками, но теперь они играют в семейный ужин.
– Понятно. – Она мгновенно сдулась. По-детски сморщила нос, точно старалась не заплакать.
– У тебя все хорошо?
– Препод один валит. Грозится к экзамену не допустить. Старшие курсы говорят, что он со всеми девушками так. Типа выбрали легкую профессию – отдувайтесь. А вообще, ваше дело – на кухне борщи варить.
– Сексизм обыкновенный. Это Москва, привыкай.
– К такому фиг привыкнешь. Что делать теперь, ума не приложу… Еще с соседкой по общаге траблы. Чуть ли не каждый день у нас в комнате кто-то торчит до ночи. Из ее, ну… Ты понял.
Тимофей кивнул, хотя не то чтобы понимал. Алиса никогда не собирала вокруг себя толп приятелей, но и изгоем на потоке не была. Обычная девчонка. Немного «не такая, как все». Немного обидчивая, в меру вредная, но, несмотря на склонность драматизировать, в нужный момент умеющая за себя постоять. Тимофей привык не лезть в ее дела. Во всяком случае, цена непрошеному совету – грош, и вреда от него порой больше, чем пользы.
– Проблемная я у тебя, да? – с горечью усмехнулась Алиса.
– Все проблемные. Я на самом деле тоже. Забей. Если хочешь, брось этот вуз и поступи в другой. Ты ж сама говорила, что разочаровалась в рисовании. Можно перевестись на дизайн.
– Второй раз на бюджет вряд ли возьмут.
– Можно и не на бюджет. Главное, чтобы нравилось.
Она несогласно дернула плечами, но взгляд отвела: спорить она не любила. Сказала негромко:
– Легко говорить. Не всем повезло отучиться в «Плешке»[8 - Российский экономический университет имени Г. В. Плеханова.] по настоянию отца.
– Именно «по настоянию», – буркнул Тимофей. Разговор явно заходил куда-то не туда, и его это раздражало. Отношения должны приносить радость, а не превращаться в постоянный взаимный обмен нытьем. – Проехали. Я к тому, что всегда можно исправить, если что-то сломалось.
– Как?
– Если проблемы с соседями, можно снять квартиру на пару с подружкой какой-нибудь. Близко к метро вряд ли получится, но где-нибудь за МКАДом или в области – вполне.
– С экзаменом это вообще не поможет.
– Тут придется тебе самой решать.
В сквере между корпусом универа и трамвайными путями расположилась уютная одноэтажная кафешка с вывеской «Шашлык. Шаурма. Кальян». У входа толпилось с десяток студентов обоих полов – курили, болтали, кусали сочные лавашные бока или наколотые на пластиковые вилки кусочки мяса. Из тонкой трубы на крыше домика поднимался дым.
Через открытое окно в салон проникали запахи шаурмы: пережаренного мяса, лука, пряностей и подгоревшего жира. У Алисы голодно заурчало в животе. Тимофей брезгливо поморщился и поднял стекло.
– Раз не к тебе и не ко мне, тогда поехали в парк? Прогуляемся, поедим мороженое. – Он завел двигатель и наконец тронулся с места.
Когда академия и даже тот район, где она находилась, остались позади, Алиса заерзала: утерла рукавом нос и решительно заправила волосы за уши.
– Ты прав. Я справлюсь, – сказала она, словами как бы отсекая сомнения и отметая их прочь. Потянулась через подлокотник, чтобы снова – в третий раз! – поцеловать его. Была у нее такая дурная привычка: все совместные проблемы и конфликты решать поцелуями. – Я сама справлюсь.
• 2018 •
…Внутри опять что-то дрогнуло, отдаваясь болезненной жгучей нотой, и Тимофей удивился и испугался этому одновременно. Чувствуя, как накаляются нервы, доходя до той точки, где жар и холод настолько сильны, что уже невозможно отличить одно от другого, он быстро, боясь передумать, повернул в гнезде ключ зажигания.
Послышался знакомый тихий щелчок, потом короткое покашливание старого двигателя. Автомобиль мигнул фарами и старательно заурчал, налаживая давно знакомый умиротворяющий ритм.
Выезжая со двора на оживленную дорогу, мимо старых пеньков пятиэтажек и детских садов в глубине тенистых, шумящих листвой тихих двориков, он привычным движением откинул солнцезащитный козырек, одновременно выуживая из застрявшего в подстаканнике чехла солнцезащитные очки – скорее желая не укрыться от солнца, но стыдливо спрятать за темными стеклами глаза.
«Всегда можно что-то исправить…» – эхом отдавалось в мыслях.
С потрепанной фотографии на него опять смотрела она – его Алиса.
Глава 6
• 1998 •
Кирилл
«Око… Око… Око за око… – Слова танцевали в голове. – Око за око – и весь мир слеп!»
Микроавтобус сильно тряхнуло на выбоине. Кирилл моргнул. Буквы в голове вздрогнули, перемешались и рассыпались, исчезнув, как в омуте, в глубинном колодце мыслей. Оттуда они, наверное, и взялись. Спросонья Кирилл не был уверен, что голос, послышавшийся ему в дремоте, принадлежал кому-то извне.
Зябко поежившись, он сонно огляделся. Из подступающей по бокам темноты контурами переводной картинки медленно появлялись окружающие предметы. Два ряда темно-серых автомобильных кресел. Между ними – узкий неудобный проход, застеленный выцветшей ковровой дорожкой. Низкий серый потолок, полки над головой (кажется, на одной из них должны быть куртка и рюкзак Кирилла). Водительское сиденье и два передних места отделены от салона глухой перегородкой.
Окна закрыты плотными занавесками. Сквозь просветы между ними временами вспыхивало в свете мелькающих фонарей забрызганное водой и жидкой грязью стекло.
«Прошел дождь», – подумалось меланхолично.
Кирилл любил дождь. Только в этот раз он таил в себе тревожную неизвестность. Прошлое осталось позади, в почти пяти часах езды от города, где проходила его прежняя жизнь, а будущее ждало впереди – кто знает, в скольких километрах?
Настоящее же окутывала пустота. Тягучая и гибкая, растянутая между двумя жизненными пунктами, двумя далекими друг от друга контрольными точками. Неопределенность этой пустоты пугала, волновала… и завораживала его одновременно.
Автобус последний раз тряхнуло. Колеса, мягко пружиня, вкрадчиво зашелестели по дороге, словно та была сплошь покрыта хвоей, и вскоре остановились.
Отогнув шторку, Кирилл выглянул наружу, но это мало помогло: темная, сизо-седая от туч ночь прижалась вплотную к стеклу, словно старалась попасть внутрь. Тусклый луч далекого фонаря выхватывал из нее лишь кончики раскидистых еловых лап да край асфальтированной площадки.
В передней части салона щелкнул замок. Дверь со скрипом начала отъезжать в сторону.
– Берем вещи и на выход! – донесся спереди громкий голос сопровождающей.
Бультерьериха (Кирилл забыл ее настоящее имя) любила обращаться к нему во множественном числе, словно рядом постоянно присутствовал кто-то еще. Кто-то, чье общество нравилось сопровождающей гораздо больше, чем общество маль-чика.
– Что копаемся? Ну-ка! – Сдержав обреченный вздох, женщина протиснула свою обширную фигуру в тесный проход, в полумраке нащупывая на полке вещи. – Давай! – снова требовательно повторила она.
На улице, в пятне света возле ворот, стояли двое.
Первой Кирилл заметил высокую строгую женщину постбальзаковского возраста с темными волосами, зализанными в высокий гладкий пучок. Скуластое лицо с квадратным подбородком казалось навеки застывшим в безразличной холодности и непробиваемой строгости. Остальные черты только подчеркивали это впечатление: идеальная осанка, покатые плечи и крепкие, жилистые ноги в узконосых туфлях-лодочках. Черная юбка сидела на даме в обтяжку, светло-розовая блузка с бордовым жабо казалась безукоризненной в каждой атласной складочке. Своим сдержанным видом женщина походила на училку из какой-то очень крутой гимназии, куда Кириллу путь заказан.
Худая девушка лет двадцати, взволнованно мнущаяся с ноги на ногу рядом, выглядела в сравнении с непрошибаемой дамой кудлатым щенком. На ней было то ли платье, то ли ночнушка – под пестрым «деревенским» халатом не разберешь. Девушка щурилась на свет фонаря, пряча зевки. Она продрогла и тщетно пыталась согреть дыханием ладони.
– Быстрее, чего замер!
Бультерьериха подгоняла Кирилла окриками, больше похожими на короткие команды, и голос ее не казался раздраженным или злым, но звучал низко, грубо, с примесью старательно сдерживаемой усталости, которая, казалось, въелась в нее целиком: от похожей на халу залитой лаком прически до каждого шва на потертом болотно-зеленом жилете.
Еще в первую встречу Кирилл понял, что с такими не шутят. Им повинуются.
Сомнения шевельнулись в груди, но Кирилл подавил их, напоминая себе: происходящее только к лучшему. Потом он снова окажется дома и забудет обо всем, как о страшном сне.
Девушка дружелюбно улыбалась, стараясь выглядеть милой. Сквозило в ее улыбке что-то вымученное. И сочувственное одновременно.
За их с дамой спинами вырастали светло-бежевые стены приземистого корпуса. К крыльцу от парковки тянулась асфальтированная дорожка. Окна были темны, и Кирилл не разглядел, сколько в здании этажей.
Они зашли внутрь с бокового входа, зашагали по длинному коридору. После долгих часов неподвижной дороги ноги затекли и онемели. Кирилл едва переставлял их.
В конце коридора горела квадратная потолочная лампа, но ее света не хватало, и прямоугольники дверей казались темными провалами в никуда. За исключением одной двери, из-под которой сочился тонкой полоской яркий теплый свет. Туда они и направились.
Кабинетом директора оказалась маленькая комнатка, до потолка заваленная разнокалиберным барахлом. Очень светлая. Казалось, кто-то обронил на пол тонкую швейную иглу и теперь пытался осветить в помещении каждый угол, чтобы ее найти. Нагретые лампы тихо потрескивали, напоминая притаившихся в кустах сверчков. От них шел густой, тяжелый жар.
За заваленным бумагами столом сидела тучная женщина в темно-синем жакете, застегнутом на все пуговицы. Круглые, они отливали розово-фиолетовым, в тон уложенным чернильно-бордовым волосам, и казалось, именно это – единственная яркая черта в ее образе. Посреди канцелярского хлама гордо блестела табличка: «Директор Н. К. Угробова». Маленькие, близко посаженные глаза директрисы неясно сверкнули из-за прямоугольной оправы очков, когда она подняла взгляд на вошедших.
Бультерьериха с почтительным кивком передала директорше прозрачную папку с документами, сопровождавшими ее всю дорогу, и вместе со строгой дамой беззвучно ретировалась к выходу. В тесной комнатке, безвкусно высветленной желтым светом ламп, сразу стало слишком свободно, даже пустынно.
Кирилл осторожно разглядывал директрису. Та не выглядела ни угрюмой, ни злой. Скорее, на чем-то сосредоточенной, но пухлое, с большими щеками лицо казалось жестким. Она деловито перебирала извлеченные из папки листы толстыми, похожими на пастилу пальцами. Взгляд неторопливо скользил по черным напечатанным строчкам, изредка задерживаясь на какой-нибудь из них, потом снова перескакивал на другую, и голос, низкий, зудящий, неслышно бормотал себе под нос.
Имя. Фамилия. Фактический адрес. Дата рождения. Полный возраст. «Шестнадцать? Хех, а выглядишь младше…»
Она задавала вопросы, но ей не требовались ответы на них. Только угрюмый голос накатывал волнами. От этого монотонного, равномерного гудения нестерпимо клонило в сон. Только молоденькая девушка, все еще остававшаяся в кабинете, вся подобралась, подтянулась в напряженном ожидании. В тишине между накатами низкого голоса слышалось, как она нервно щелкает пальцами.
– Юлия. – Темные глазки на красном лице директрисы холодно блеснули. – Проводи нашего подопечного в его новую комнату и покажи кровать.
И снова его, сонного, схватили за руку и торопливо потянули куда-то.
Темнота за пределами раскаленной комнаты напоминала мокрое полотенце – противно обволакивающее, липкое. Если еще минуту назад Кириллу казалось, что он плавится от душной жары, то за два коротких коридора успел продрогнуть с ног до головы.
Центральное освещение не работало, но у девушки имелась своя лампа – старинная керосинка с закопченным стеклом. Кирилл давно не видел таких. Кажется, последний раз – во время школьной экскурсии в краеведческий музей.
Еще один поворот, лестничный пролет, и Юлия наконец остановилась напротив ничем не примечательной двери. Таких тут насчитывался целый коридор.
Это был, по-видимому, последний этаж. Низкий потолок надвигался угрюмыми тенями, оплывая при каждом нервном подергивании лампы в руке девушки. Казалось, под ним затаилось в клубящейся тьме большое живое существо.
– Не бойся, здесь с тобой все будет в порядке, – доверительно сообщила Юлия, наклонившись и заглянув Кириллу в лицо.
Впервые за их недолгое знакомство он сумел разглядеть ее. Темные, немного раскосые миндалевидные глаза, высокий лоб и острый подбородок с маленькой ямочкой под пухлой нижней губой. Светло-русые волосы спадали на плечи. Кончики их диковато торчали в разные стороны. Так же, как и длинная рваная челка над светлыми тонкими бровями.
Она могла бы показаться вполне симпатичной, если бы не нос. Он выделялся на лице особенно остро. Казалось, только он и остался единственным видимым из всех ее черт лица.
– А я не боюсь, – спокойно, без хвастовства, сказал Кирилл, глядя куда-то мимо нее, на пыльную решетку вентиляции под самым потолком, потому что внимательные серые глаза девушки были слишком близко, и ему это не нравилось.
– Хорошо. Кстати, я Юля. Можешь обращаться ко мне… если вдруг. А тебя как зовут?
Юля все еще пристально смотрела на Кирилла. Глаза у нее сделались очень тусклыми, неясными. Или так показалось из-за темноты, которая подползала со всех сторон, тугими щупальцами раскручивалась над головой. А может, начинала угасать из-за нехватки керосина лампа в ржавом металлическом подстаканнике.
В голове у Кирилла все бухало и гудело, будто глухо забили вдалеке в тугой барабан.
«Будь осторожен, Кирилл. Ничего не бойся…»
То же самое говорил дома отец. В памяти тупой болью отдавалось его собственное имя. Кирилл.
Кир-рилл…
Вслух он, однако, ничего не произнес.
– Ладно, – расценив его молчание по-своему, сказала Юля. Она изо всех сил делала вид, что не обиделась, но ее вид был до боли красноречив. – Вот твоя комната.
Отошедший из-под плинтуса линолеум противно хрустнул, цепляясь за ботинок, дверь подалась наружу с тихим скрежетом несмазанных петель. Навстречу дохнуло непривычными запахами.
Юля осторожно коснулась ладонью плеча Кирилла, прося зайти. Он сделал шаг, нащупывая в темноте дорогу. Рука Юли, все еще лежавшая на плече, служила ему ориентиром. Он на ощупь двигался вперед, обходя разбросанные между кроватями вещи и кожей чувствуя спертый, колыхавшийся при каждом движении воздух.
Слышались тихое посапывание, редкий скрип пружин в матрасах и шелест дыханий. Звуки существовали в помещении, как существует эхо или ветер, – обособленно от живых обитателей спальни. Кириллу даже показалось, что тут есть кто-то еще. Кто-то невидимый, кому на самом деле принадлежала комната.
– Вот, – тихо, почти шепотом.
Юлина рука указала на узкую кровать возле окна, застеленную коричневым пледом. Плед был заправлен в плоский белый пододеяльник, но даже сквозь него казался неимоверно колючим и жестким.
В изголовье пухлым треугольником лежала взбитая подушка.
– Спокойной ночи.
С робкой осторожностью, с которой она, кажется, делала все, Юля поставила его рюкзак на пол и на цыпочках вышла. Закрывшаяся дверь отрезала все звуки снаружи.
Кирилл долго сидел в темноте, ставшей без старой керосинки еще более густой, и пытался уловить отдаляющиеся шаги, но ничего не расслышал. Даже скрипучий линолеум коридора не выдавал присутствие там кого-то. Юля ушла, словно растворилась в темноте.
Чувствуя вновь накатившую тяжелую усталость, он откинулся назад, на ватную, мгновенно прогнувшуюся под его головой подушку, и уставился в потолок. Бешеный день кончился, но такое ожидаемое одиночество почему-то не принесло облегчения. Наоборот – снова зашевелилось в груди волнительное, непонятное. Кирилл хотел занять себя чем-то, но глаза привыкали к темноте слишком медленно. Пришлось ждать утра.
«Скоро одна жизнь закончится – и начнется другая…»
Так сказал перед отъездом отец. В тот последний раз, когда Кирилл видел его живым.
Глава 7
• 2018 •
Кристина
Погода всегда любила устраивать парадоксы. Вопреки уверенному вранью метеорологов, капризничала и хмурилась тучами, своевольно меняя циклон на антициклон, а солнечную жару утром превращала в нескончаемый дождь вечером.
Сейчас все тоже шло наперекор прогнозу: небо завалилось набок, морщилось складками, теряя свои обычные яркие краски, и казалось рыхлым, густо посыпанным асфальтовой крошкой.
А на земле, наоборот, насмехаясь над всеобщей логикой, искрилась в лужах дрожащая темно-фиолетовая небесная синь. Холодные дождевые капли барабанили по стеклу, прохаживаясь задумчивым перебором.
Запасные ключи, по старому укладу, заведенному мамой, хранились у Леонтьевых. И на том спасибо! Ее собственная сумочка с нехитрым девичьим набором помада – зеркальце – ключи – мобильник сделала ручкой, растворившись в утреннем тумане сегодняшнего дня, но, по сравнению с другими неприятностями, которых удалось избежать, потеря телефона казалась сущей ерундой!
Артем оказался понятлив: нерешительно затормозил у подъезда, пока Кристина доставала из кармана ключ. Почти всю дорогу они прошли в одиноком молчании – каждый замкнутый в своей собственной непрерывной тишине. Тем более они ни разу не упомянули случившееся вечер назад во дворе. Чувствуя в молчании Кристины угрюмое нежелание общаться, Артем не стал напрашиваться в гости.
А может, вспомнил, что совсем недавно она не хотела рассказывать ему, где живет.
Квартира была пуста.
Тетка, по-видимому, еще днем укатила на все выходные в деревню к любимому ненасытному огороду, заодно прихватив заросли рассады, а две старшие двоюродные сестры, воспользовавшись внезапно обретенной свободой, уехали с друзьями на очередную дискотеку.
Дом встретил хозяйку равнодушным молчанием, слепо глядя внутрь пустого подъезда черным дверным глазком. То ли убаюканный разыгравшейся непогодой, то ли просто вредный, замыкающийся в себе даже от краткосрочного одиночества, он упрямо игнорировал все ее печальные вздохи.
21:00
Электронная коробка часов на телевизоре коротко подмигнула, когда невидимая рука в который раз со всей ответственностью переставила составляющие цифры палочки.
Переодевшись в домашнее, Кристина заварила чай и села за рабочий стол в комнате. Темнота за спиной слабо вздрогнула под голубоватым мерцанием старого ноутбука. Отхлебнув из кружки, Кристина вздохнула и решительно ввела в поисковик нужный запрос.
«Все религиозные секты ссылаются на Библию как на основной источник своего вероучения, но произвольно подбирают и извращают смысл вырванных из контекста цитат для доказательства нужных положений…»
Среди строк мелькали незнакомые малопонятные слова: трансцендентальная медитация, неоведантизм, теософия, «живая этика», пока усталый взгляд случайно не выхватил из потока информации одно название – «Небесное Око», очень созвучное с тем, о чем рассказывала днем девушка со странным именем.
Кристина кликнула на картинку. Данных оказалось мало, но, покопавшись на паре форумов, она нашла несколько сообщений. Поговаривали, адепты секты убеждали окружающих в своем особенном происхождении от ангелов. Они верили, что способны превращаться в воронов, поклонялись некоему очищающему Небесному Огню, а также совершали оккультные обряды и жертвоприношения в местах скопления Силы…
Время шло. Часы на стене с монотонным тиканьем отмеряли уходящие секунды. За окном давно стемнело, шумная компания, галдящая у подъезда, успела убраться восвояси. Разбежались, словно рассыпанный горох, гонявшие на площадке мяч дети. Медленно, одно за одним, в соседнем доме зажглись окна, а Кристина, как загипнотизированная, смотрела в экран, листая вкладки.
Картинки заброшенных подвалов, одна мрачнее другой, сменялись на экране. Кристина чувствовала неприятное напряжение, холодком пробиравшееся до шеи вдоль спины. Вычерченные на стене знаки, обрывки одежды, старые матрасы, раскиданные на полу следы пребывания людей, давящие потолки, пепелища костров, мертвые тела животных, кровавые рисунки.
«Некоторое время она базировалась в подвале заброшенной больницы в Московской области, но после исчезновения нескольких местных жителей, причисленных к секте, ее следы оказались потеряны, а лидер остался неизвестен. Однако до сих пор в некоторых местах, где последний раз видели пропавших людей, находят символ секты…»
«– Наши напились в хлам, стали рваться, типа мы сейчас сами поедем в Ховринку, кто не зассал, давайте с нами. Они че-то курили не то…
– Я вообще плохо помню, что вчера было. А ты?..
– Мы до утра просидели, часов до трех. Ты потом отказалась, чтобы я тебя проводил, сама домой ушла. А может, и не домой. Юлиан с компанией примерно в то же время свалили. Ты этого не помнишь?
– Я помню, что оказалась одна в заброшенной больнице! И что кто-то преследовал меня, а потом напал!
– Тебе что-то сделали? Ударили? Попытались изнасиловать?..
– Я… Я не знаю… Ты слышишь меня вообще? Я просто оказалась на другом конце города фиг знает почему!
– Пойдешь в полицию?
– А что я им скажу? Здрасьте, мы с одногруппниками отметили конец года, помогите восстановить события пьянки?!
– Ну телефон-то у тебя украли…
– Дело явно не в телефоне».
Слова недавнего диалога мелькали в голове, то всплывая откуда-то из глубины мыслей, то вновь ныряя туда, как в бездну. Кристина надеялась, что разговор с бывшим одноклассником что-то прояснит, но запуталась еще сильнее. Только одно она знала точно: дело было вовсе не в телефоне, а в ней… И в том свете вокруг фигуры преследователя, о котором она умолчала при встрече с Артемом.
Сила… Ангелы…
«Ладно, хватит!»
Кристина захлопнула крышку ноутбука и откинулась на спинку кресла, с наслаждением потирая усталые глаза. Веки слипались, голова сделалась тяжелой, а шея – неповоротливой. Очень клонило в сон. Не включая свет и не расстилая постели, Кристина прошла к дивану и рухнула на подушки.
Знакомый до последней трещинки потолок навис над головой пустым экраном, по нему лениво бродили отсветы. Затем веки потяжелели и медленно сомкнулись. А цветные отсветы остались…
…Возможно, навеянный прочитанными статьями, а может, просто возникший из подсознания дурацкими ассоциациями, Кристине привиделся ворон. Вторгся посреди еще не начавшегося сновидения размашистой черной кляксой.
Края его силуэта темнели и оплывали подобно чернилам под залившей их водой, но не теряли форму, а обретали все новые грани, проявляясь, словно мгновенная фотография на листке полароида.
Ворон пропорхнул мимо, чуть не задев жестким пером кончик Кристининого носа, на миг загородил собой все обозримое пространство, сверкнул полированным желтым глазом и исчез.
Кристина машинально обернулась следом, но вместо птицы увидела облепленный струящимися ватно-кучевыми облаками небосвод. Вдали неясной зубчатой кромкой темнели вершины леса.
Вокруг был пустырь. Выжженный солнцем, песчано-желтый, явно давно заброшенный. А сама Кристина оказалась стоящей посреди него, возле глинистой, размокшей от недавнего дождя колеи, ведущей к руинам усадьбы.
Несколько корпусов. Центральный обращен входом к воротам. Покосившийся навес перевернутой галкой топорщится над пустынным крыльцом. Закопченные окна с выломанными наружу рамами, крыша местами просела и сложилась внутрь, точно у хрупкого карточного домика. Разбитая дорожка, когда-то мощенная крупным булыжником, ведет за разросшиеся ели, в глубину неухоженной территории.
В стороне, в круге выжженно-черной земли, виднеется обугленный остов второго здания – продолговатого и прямого, от которого остались уже лишь недогоревшие зубья-доски, торчащие пиками откуда-то из впалой глубины, и каменный фундамент.
Следы пожара старые, едва различимые, но очевидные. Даже сам гигантский дом-особняк осознает это, угрюмо пряча телесные и душевные раны под сводами теней и в хмурых заколоченных окнах.
Повинуясь внезапному порыву, Кристина сделала шаг вперед. Ветер, свободный, буйный, хлестнул в спину, разворошил волосы, набрасывая их на лицо. Старая калитка натужно скрипела в петлях, непримятая трава шлепала хвостами-метелками по ногам. Под подошвами ботинок хрустел битый кирпич и несуразный, чужеродный пластиковый мусор.
Дом смотрел в упор, жадно и зло, точно призрак, обозленный нарушенным покоем, но не двигался. Лишь темнел скособоченными стенами, зиял пробитой кирпичной кладкой, шелушился отсохшей штукатуркой, цеплял взгляд паутиной и пылью. Чернел кромешным мраком внутри.
Дом отрицал свет в принципе. Солнечные лучи скользили по его шершавым бокам, но словно не замечали его, обходя стороной.
Обогнув крыльцо, Кристина приблизилась к стене. Рассохшееся окно было наполовину забито фанерой и подперто чем-то тяжелым изнутри, но из глубины, сквозь узкую щель в просвете между стеной и загородкой, в потусторонней мертвой тишине, слышался тоскливый тонкий плач.
– Здесь кто-то есть? – глупый вопрос не мог не сорваться с онемевшего языка полностью.
Из неразличимой темноты на нее смотрел кто-то. Кто-то замер и поднял голову, глядя прямым, несомненно направленным именно на Кристину взглядом.
Что-то резко обхватило ее за плечи, оттаскивая назад. Между двумя ударами сердца.
А затем на сознание обухом опустился мрак, и незнакомый голос произнес:
«Добро пожаловать!»
Сквозь клочья тумана, забившего горло, Кристина почувствовала, что выныривает наружу. Так же резко, отрывисто… страшно.
23:00
Сознание – это ком. Помесь мыслей с невероятным бредом, снов – с реальностью, а реальности – с жуткими кошмарами.
Комнаты узкие, давят, обнимают друг друга углами, стараясь заключить пространство в изломанный круг. У каждой – слепой взгляд внутрь, на собственные бездушные органы мягкой мебели.
«Хватит!» – надломленно прошептала Кристина, выбегая в темную прихожую. Дверь лениво подалась наружу. В подъезде стало лучше, но не сильно.
Слева – слепая кишка коридора, змея лифтовой шахты; узкое квадратное окошко залито бледно-серебристым светом. Он покорно ложится под ноги, расстилаясь дорожкой по усыпанной крошками и мелким мусором подъездной плитке.
Кристина устремилась вперед, мимо других безмолвствующих квартир, на лестничную клетку. Неразличимые в темноте ступеньки уходят вверх и вниз. В небо и в землю, сквозь все восемь предыдущих этажей. Спустившись на пролет ниже и выйдя на балкон, Кристина почувствовала себя получше. Уже действительно лучше.
Сознание потихоньку возвращалось в реальность, выпутывалось из паутины сна, точно из липкого, поглощающего в себя кокона.
Город стремительно менял краски. Слева голубизной и осколками оранжево-красного на краю неба выделялась полоска густых закатных красок, но уже справа темным пологом наползала цельная густеющая пелена ночи.
Прохладный воздух окутывал запахами послегрозовой свежести и листьев плакучих берез, росших под окнами. Пах летом – долгожданным теплом и счастьем. Первыми поцелуями и песнями до утра, музыкой. Дымом дачного костра и нагретыми досками старого деревенского дома. Речной влагой.
Облокотившись на низкие перила, Кристина высунулась, ощущая лицом ветреную ночную прохладу. Манящую и пугающую одновременно. Если закрыть глаза, даже покажется на мгновение, что преград между самой Кристиной и миром не существует, что она парит в воздухе. Вольная и неуловимая, точно ветер. Наверное, именно это чувствуют птицы – абсолютную, безграничную, бесстрашную свободу.
Если закрыть глаза…
Мамин кулон, болтавшийся на цепочке между ключиц, покачивался в такт ветру, и центральный камешек мерцал в отблесках последнего света.
Подвеска из белого золота – подарок мамы и одно из немногих оставшихся о ней воспоминаний. Гладкий блестящий кругляш с матовым полумесяцем. По краям, очерчивая грани, сверкает россыпь мелких драгоценных капель, а в центре, словно в объятиях ласкового светила, сияет небольшой бриллиант. Как звездная пыль в небе среди абсолютной многовековой мерзлой пустоты. То же самое видишь, бывает, если закрыть глаза и ни о чем не думать, – туманная дымка в серебряных крапинках. И одна из них сияет всегда чуть ярче, пульсирует, волнуется. Дышит.
Если закрыть глаза…
Взгляд упал вниз. На обочине, прибившись тесной вереницей к бордюру, дремали автомобили. Все, кроме одного.
Кто-то сидел в салоне. Свет фар разрубал ночь двумя притушенными бледными конусами. Может, разговаривал по телефону или просто хотел побыть в одиночестве. Запоздавший домой путник.
«Надо посидеть дома. Успокоиться. Начались каникулы, можно выкинуть все из головы. Никакого универа. Да и тетя Лена наверняка будет рада помощи с уборкой квартиры. А может, взять рюкзак и махнуть куда-нибудь в Питер? И пусть обломается тот, кто за мной следит, – если кто-то и впрямь за мной следит!»
Над головой через тонкие домовые перекрытия доносились слабые звуки обитателей соседних квартир.
Где-то шаркали почти тяжелой поступью, гулко бубнил телевизор, раздавались незнакомые голоса – только звук, с неразберихой слов.
Слышался плач. Тонкий, детский, почти кошачий голосок, одинокий в томительной пустоте. Всхлипывал жалобно и настойчиво, требуя своим бессловесным бессилием спасения и внимания. Одно равносильно другому. Перемежался тихими паузами, запрокидывался, утопая в прочих звуках, но вновь и вновь возобновлялся с прежней силой и даже делался все громче и громче.
Кристина замерла, настороженно прислушиваясь. Плач казался неестественным, наигранным в смешливом подражании кому-то. Пронзительный, резкий, на высоких нотах голос. Похожий на скрип.
Дети так не плачут.
Звук замер, опадая в прохладной тишине. Так же резко, как и появился. По стене над головой прошелся дробью торопливый топоток, спустился вниз невидимым перебором маленьких ножек и затих в дальнем углу.
Кристина обернулась.
Ничего. Совсем.
Абсолютно.
Темная плитка подъезда, изрезанная почерневшими морщинками сколов, убегала за угол узором из маленьких коричневых квадратиков. В углу от пола до потолка вилась заснувшим удавом зеленая труба мусоропровода. Застывшая створчатая пасть отдавала запахом тухлых фруктов. В углу рядом – кофейная банка с окурками, а возле нее…
Темный комок, похожий на свалянную шерсть, судорожно вздрогнул и дернулся в сторону. Блеснул желтый огонек-искра. Тревога давящей ладонью легла Кристине на плечи, напоминая о недавнем страхе. Густым, почти физически плотным сгустком забралась в легкие, перебивая дыхание.
Черный ворон бился и слабо вздрагивал на кафеле, уставившись на Кристину сверкающим глазом. Грудь его вздымалась и нервно опадала, выдавая рваные короткие выдохи.
«Ворон – птица-вестник», – пришло откуда-то неуместное напоминание.
Не ворон. Всполох черного пламени, который теперь возрастал, поднимался, неловко покачиваясь из стороны в сторону. Оплывая, расползался, вздрагивал и вытягивался. Слипался кучками вороненых перьев и угольного пепла, приобретая человеческие черты.
Существо плавно вставало навстречу, еще не видя, но чуя, ощущая слепым взглядом присутствие Кристины, и надвигалось, перетекая с одного места на другое. Как черный туман, обретающий плоть. Как создание ада.
В черном пламени двумя желтыми отблесками обрисовались глаза на угловатом, рубленом лице. Черная одежда слилась с черной кожей. В темном пепле, усыпавшем пол, проступили отчетливые очертания опавших черных же перьев. Резко завоняло гарью.
Это больше не птица! И никогда ею не была!
Кристина побежала. Ступеньки упруго ударяли в подошвы мягких домашних тапочек. В горле щетинился застрявший крик.
Тень скользнула следом, с наводящим ужас молчанием стекая по лестнице.
Что-то влетело в Кристину на повороте. Или она сама наткнулась на что-то. Точнее, кого-то. От неожиданности и темноты, мешающей рассмотреть лицо, Кристина отчаянно вскрикнула, шарахаясь назад; высокая фигура в черной одежде удивленно подалась навстречу, хватая ее за плечи, стискивая и разворачивая к себе лицом.
– Тим?!
Почти не веря глазам, Кристина обняла ладонями его лицо.
Он смотрел взволнованно и непонимающе. Худой, растрепанный, с темными волосами дыбом. Глаза блестели зелеными огнями.
– Тим!
Радость и облегчение взметнулись в ней одной огромной волной, которая тут же опала, подрубленная у основания. Кристина обернулась и подавилась всепоглощающим холодным ужасом.
Тимофей застыл, глядя наверх, туда, где навстречу им поднималось необъятное, не поддающееся никаким объяснениям жуткое нечто.
Тень впереди. В нескольких шагах. Уже принявшая человеческую форму.
Нечто сжимало в ладони обрывок металлической цепи. Конец ее с угрожающим бряцаньем скользнул на пол.
Замах. Короткий и резкий, но время предательски растянулось. Кристина следила за каждым его движением, хотя ничего, совершенно ничего, конечно же, не могла сделать.
Яркая, непонятно откуда возникшая вспышка света полыхнула в окружающем полумраке, пронзительно резанув по глазам. Изогнулась расползающейся дугой, словно огромное сияющее крыло; голова мгновенно начала кружиться.
– Беги! – крикнул Тимофей.
Ступеньки кинулись под ноги, опасно накреняясь вперед на поворотах.
Сзади слышались неясные звуки борьбы, но все тонуло в шуме. И в голове прыгало, дергаясь от неровного бега, только одно слово: нереально!
На нижний этаж Кристина влетела, пропуская по три ступеньки, ударилась об дверь, притормаживая, заколотила по ней руками, крича что-то неразборчивое.
Ответа не последовало.
Вторая. Третья…
Ну должен же кто-то помочь! Хоть кто-нибудь!
Она бессильно била кулаками дерматиновую вишневую обивку, внутренне содрогаясь от ужаса.
«Это все нереально! Не по-настоящему! Неправда!»
На шум, доносившийся сверху, хрустнула, приоткрываясь, дверь угловой квартиры.
– Чаво бузишь, ошалелая? – донеслось неразборчиво-шамкающее, с хрипотцой. В образовавшейся щели, опасливо высовываясь наружу, блеснули два темных глаза на морщинистом лице.
– Помогите! – Кристина лихорадочно вцепилась в дверь, дергая и тряся ручку, но она не поддавалась, видимо, придерживала изнутри цепочка. – Пожалуйста! – на полувдохе, надломанным шепотом.
Сверху, за изгибом лестницы, раздался грохот и стук. Донеслись приглушенный стон и хрипы.
Дверь судорожно дернулась, чуть не придавив Кристине пальцы, и резко захлопнулась. Послышался скрежещущий звук вновь запираемого замка.
Нет!
– Тим!
Он даже не обернулся. Резко, крест-накрест сводя руки перед собой, сделал шаг назад и вниз, слепо нащупывая ногами ступеньки. В серебряной полутьме сверкнуло молниеносно, взвиваясь вверх, ударилось о его скрещенные запястья и с металлическим лязгом отскочило на пол, извиваясь ядовитой змеей возле ног нападающего. Тень едва заметно покачнулась.
Что-то полыхнуло. Не светом, но едва различимым цветным туманом. Тим развел руки – коротко и резко, будто разрывая невидимую стальную нить, – сияющий дым вздрогнул и опал. Глаза Тимофея на долю секунды остановились на Кристине.
– Беги, – прошептал он одними губами.
Тень хлестнула цепью с замахом и наискось, пуская ее по широкой дуге. Конец с металлическим лязгом ударился в стену, оставив на ней глубокие засечки.
Тимофей
В промежутках между вдохом и выдохом Тимофей ощущал, как колотится бешено, подступив почти к самому горлу, разрывающееся сердце. Его гул стоял в ушах, кровь пульсировала и билась внутри, разгоряченная кожа чувствовала каждое движение, каждую вибрацию воздуха, предугадывая последующий выпад.
От второго удара он едва успел увернуться – откинулся назад и ушел в сторону, едва не потеряв равновесие, но все же удержался на ногах. Бетонная крошка отвратительно скрипела под подошвами, в ноздри бил острый запах гнилого мусора, пыли и гари.
Гарь. Черный силуэт казался объятым пламенем. Тимофей смотрел в широко распахнутые обезумевшие глаза пришельца, не в силах оторвать от них взгляда. Тонкие губы тени насмешливо поползли вверх на неподвижном лице.
Тимофей чуть не пропустил следующий хлесткий бросок. Конец цепи со свистом вспорол воздух возле его уха, раскромсав пространство широкими ломтями, опал и снова прицельно ударил по тому месту, где еще секунду назад стоял Тим. Но попал по железным перилам лестницы, с оглушительным лязгом закручиваясь вокруг них.
Тень попятилась вниз по лестнице, все с тем же неподвижным безразличным выражением на лице, похожим на маску.
Сбоку снова послышался испуганный возглас.
Кристина. Застывшая в углу лестничной площадки, почти вжавшаяся спиной в дерматиновую дверь. Глаза расширены, в них плещется ужас. Пальцы судорожно сжимают ручку, будто она – единственный шанс спастись.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=54167413?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
notes
Примечания
1
Канон Ангелу-Хранителю, тропарь, глас 6 (и далее).
2
Имеется в виду песня группы «Кино».
3
Здесь и далее: «Равнодушие» Мальбек feat. Сюзанна.
4
Инфорг (инфокоординатор) – специалист поискового отряда, курирующий поиск дистанционно. ГСН (группа специального назначения) – специально обученные поисковики, работающие в нестандартных и часто сопряженных с риском ситуациях (например, если в ходе поиска человека нужно проверить заброшенное здание).
5
М. Цветаева «Я тебя отвоюю у всех земель, у всех небес…». На музыку стихи положила группа «Операция пластилин».
6
Откр. 12:7.
7
Быт. 28:12–16.
8
Российский экономический университет имени Г. В. Плеханова.
Екатерина Ландер
Тип: электронная книга
Жанр: Триллеры
Язык: на русском языке
Стоимость: 372.00 ₽
Издательство: Теория невероятности
Дата публикации: 13.05.2025
Отзывы: Пока нет Добавить отзыв
О книге: На окраине Москвы, в глухом районе из серых заплесневелых пятиэтажек, живет убийца – человек, чей страх с годами перерос в паранойю. Кирилл страдает от галлюцинаций и совершает ритуальные жертвоприношения в подвале заброшенной больницы.