Звезды мировой поэзии
Звезды мировой поэзии
Станислав Викторович Хромов
Книга «Звезды мировой поэзии» включает переводы стихов известных поэтов Латинской Америки, США, Азии и Европы 20 века, ранее не переводившихся на русский язык.
Звезды мировой поэзии
Станислав Викторович Хромов
Редактор Алексей Германович Виноградов
© Станислав Викторович Хромов, 2024
ISBN 978-5-0050-0404-8
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Звезды мировой поэзии
Переводы разных лет
Станислав Хромов
В книгу переводов разных лет величайшего русского поэта начала 21 века Станислава Викторовича Хромова включены стихотворения лучших мировых поэтов 20 века.
Переводы Станислава Хромова сохраняют неизменным как поэтический строй, так и смысл оригинала.
ИЗ СЕРДЦА…
За всю свою теперь уже долгую жизнь я не нашел ни одного объективного критерия искусства. Поэтому всегда смущаюсь, когда требуется высказать собственное мнение о культуре, искусстве, литературе. Мне нечего сказать, за исключением «нравится – не нравится». Но это мое личное, субъективное мнение, а оно никого не интересует. Слишком жестокая борьба за внимание людей идет в современном мире, слишком слабо и недееспособно искусство вообще. И все же, позволю себе предложить читателю небольшую заметку о стихотворных переводах, о которых, собственно говоря, сказано уже немало. Или почти все… Итак, суть вопроса я проговаривать не стану, не считаю себя настолько компетентным специалистом и авторитетным литератором. Гораздо уместнее, по моему мнению, привести слова одного из наиболее уважаемых мною метров отечественного перевода С. Я. Маршака. В своем письме он говорит: «степень вольности и точности перевода может быть различная – есть целый спектр того и другого. Важнее всего передать подлинный облик переводимого поэта, его время я национальность, его волю, душу, характер, темперамент. Переводчик должен не только знать, что сказал автор оригинальных стихов, – например, Гейне или Бернс, – но и что, какие слова этот автор сказал бы и чего бы он сказать не мог». Лучше, по-моему, не скажешь.
Что касается моих собственных переводов, то я никогда не пытался «переталмачивать» стихотворные тексты слово в слово – это бессмысленно. В таком случае можно ограничиться подстрочником. Я никогда во время работы не думал о читателе – это убивает поэзию. Никогда не писал стихов и не делал переводов за деньги, зарабатывать стараюсь на другом поприще. Не всегда успешно…
Но, тем не менее, поэзией не зарабатывал никогда. Перевожу только то, что мне нравиться, что близко мне. И перевожу так, как мне нравится. А это не всегда соответствует устоявшимся критериям переводческого «ремесла», поскольку между современным человеком и оригиналом лежат, порой, необозримые временные дистанции. Даже ведь и на родном русском языке кто будет наслаждаться сегодня стихами Тредиаковского, Ломоносова или Батюшкова? Их знают специалисты, а моя задача – чтобы стихи давно ушедших от нас поэтов знали мои современники! Страна и эпоха здесь не имеют большого значения, поскольку искусство – субстанция общенациональная. Однако, есть одно обязательное условие для меня. Читая переводы, например, Бодлера, или Рембо, или любые другие, читатель должен знать, что именно ЭТО написал Бодлер, и именно ТАК, как изложено здесь. В той самой коннотации, в тех же семантических полях. Это первое.
Ну и второе, это конечно, задача перевода. Считаю, что культура всегда первична, скажем, культурные аспекты общественного развития Франции вплоть до сегодняшнего дня во многом определяют настоящее положение современного французского общества. А чтобы не повторять ошибок других народов, необходимо знать их культуру изнутри. Лично мне неприятен, и где то крайне неприятен нравственной код французской поэзии в целом, и декаданс «проклятых поэтов», в частности. Но так уж устроен, мир, что невозможно обойти стороной или игнорировать общее течение мирового культурного процесса… Но это к слову.
Так уж вышло, что последние лет пятьдесят россиянам было не до поэзии, а переводы многих иностранных поэтов, в том числе французских, делались мастерами слова сто и более лет назад. Естественно, что современная молодежь ни под каким видом не воспринимает их, они не цепляют душу современного человека в силу своего «устаревшего» изложения. О собственном видении поэзии говорить не стану, поскольку, чтобы сказать об этом коротко, мне потребуется очень много времени… К тому же, природа поэзии, как я считаю, пока не выяснена, не описана, не изучена.
В хартии международной федерации переводчиков отмечается, что «переводческая деятельность на сегодняшний день является постоянной, универсальной и необходимой во всем мире, делая возможным интеллектуальный и материальный обмен между нациями, она обогащает их жизнь и способствует лучшему пониманию среди людей». Трудно не согласиться, хотя, в целом, считаю данный «документ» пустой тратой слов и времени, направленной на ограничение беспристрастного выбора, прав и свобод личности в современном мире…
Ну да Бог с ним, меньше всего переводчик думает о каких-то хартиях, берясь за работу. О читателях, как я уже заметил, тоже мыслей немного. Труд литератора, это ведь почти физическая потребность, как пить и есть, спать, заниматься спортом или сексом… Кстати, последнее в сравнении ближе всего к действительности. Отсюда, наверное, и качество поэзии, страсть, любовь, чувства. Ведь им покорны все возрасты и все народы. Это может почувствовать каждый читатель через «мертвые», казалось бы, пожелтевшие страницы. Например, Гнедич переводил «Илиаду» с подлинника, он хорошо знал древнегреческий язык. А вот Жуковский древнегреческого не знал, делал свой перевод «Одиссеи» с подстрочника. Но насколько разнятся по качеству, по стилю и страсти эти два произведения Гомера в русском варианте! А бывает и так, что переводы поднимаются выше оригинала и становятся главным произведениями автора. О баснях дедушки Крылова промолчу. «Лолиту» переведенную самим автором на русский язык даже не вспоминаю. Скажу о переводе Наума Гребнева стихотворения «Журавли», положенном на музыку Яном Френкелем. Кто знает, что в оригинале написал Расул Гамзатов на своем аварском языке? Зато песню «Журавли» знают и любят теперь все!
И последнее. Поэт ведь может впитывать мировую культуру и трансформировать ее в себе. И затем выдавать собственные, оригинальные и одновременно великие произведения…
С этим не поспоришь, наверное, – сложно спорить с графоманами, поэтому могу сказать, в данном случае, только о себе. Если я брался за перевод какого либо стиха, то это значит, что он глубоко задел меня. Задел настолько, что лучше я сказать не смогу, а хуже – не хочу. Я испытываю чувство огромной признательности этому человеку, но не только. Я благодарен тем, кто приобщил меня к мировой культуре, истории, искусству – тем, кто сделал эту радость доступной для меня – своим родителям, наставникам, учителям. И я чувствую также некие обязательства перед ними и обществом в целом – пронести эту культуру и передать следующим поколениям. Одна из таких людей, мой преподаватель Галина Яковлевна Гиевая, лучший учитель всех времен. Благодаря ей я еще совсем молодым человеком понял силу и высокое назначение мировой истории и культуры. Мог бы много рассказать об этой без преувеличения выдающейся женщине. Надеюсь, что она жива и здорова, живет в Дмитрове. Думаю, очень повезло тем детям и их родителям, которые отдали своих детей в ее школу.
Я всегда говорил друзьям – поэтам: не будет среди нас Пушкина, Лермонтова, Блока… Мы пройдем это тяжелое для России время незамеченными. Но мы должны, просто обязаны сохранить на нашей земле отечественную и мировую культуру – для идущих за нами. Как сделали это наши братья в огненные революционные годы, в страшные времена сталинских репрессий, в мутное стеклянное время застоя. Они, эти люди любили нас, они надеялись, что и мы будем так же любить следующих…
Я написал эти строки не задумываясь о последствиях, мне тяжело о них думать. Многое утеряно в моей беспокойной жизни, но то, что осталось, хочу предложить на суд читателя. Я написал эти строки честно и наивно, не вдаваясь в наукообразные подробности. И прямо сейчас посылаю их издателю, чтобы я сам ничего не смог бы уже исправить или убрать из них… Это – как пишется настоящее стихотворение – из души, из сердца, на одном дыхании!
Переводы разных лет
РУБИН И АМЕТИСТ
Из Роберта Грейвза
Две женщины: одна как хлеб насущный
До века предана семье,
Две женщины: прекрасная другая
В любви верна самой себе.
Две женщины: одна как хлеб насущный
Не подведет и не предаст,
Две женщины: прекрасная другая
В любви поклясться повода не даст.
Одна из них – рубин почти чистейшей,
А люди принимают за вранье
Ее простые искренние речи,
И не положат глаза на нее…
Две женщины: одна как хлеб насущный
Ценней иных в селенье и важней,
Две женщины: прекрасная другая
Презрела славу, шедшую за ней.
И в аметисте розовые грани
Смешали рай и ад, —
В них пропадают, как на поле брани,
Там нет пути назад.
То женственности тайный ореол,
Сокрытый от мужчины,
Как ласточки полет над головой
Для нас без видимой причины.
Две женщины: одна как хлеб насущный
Сильней в года лихие,
Две женщины: прекрасная другая
В себе таит свои стихии.
ТАЙНАЯ СТРАНА
Из Роберта Грейвза
У каждой женщины-царицы
Загадочное царство есть,
Оно охотнее ей снится,
Чем мир, успевший надоесть.
Когда дома уснут за дымкой,
Оставив книгу и шитье,
Она полночной невидимкой
Скользнет в урочище свое.
Замкнет узорные ворота
На них, глаза свои прикрыв,
Напишет, кто, какого рода,
И выйдет к речке на обрыв.
Явится конь, и это значит,
Ее порыв неукротим —
Бежит, потом летит и скачет
По всем владениям своим.
Велит траве тянуться выше,
Бутонам лилий – расцветать,
Накормит рыбок, чуть колыша
Воды серебряную гладь.
Сажает рощи, строит села,
Чтоб был прекрасен этот вид
Ручьем прекрасным и веселым
Звенящий луг благословит.
И я не спрашивал вовеки,
Какой закон у ней и суд.
Какие горы там и реки
В стране загадочной текут?
Нет, я в ночи за ней не крался,
И не пускался на обман,
И у ворот не отирался,
Смотря сквозь призрачный туман.
И обещала не за то ли
Мне подарить, когда умру
С дворцом, невиданным дотоле,
Соседний дом, чтоб поутру
Там колокольчики звенели,
И было вольно всем цветам…
Что ж, я не против, в самом деле,
Быть может, встретимся мы там.
ВЕДЬМИН КОТЕЛОК
Из Роберта Грейвза
Невесть откуда выползший туман
Вдруг заволок исхоженную местность…
И путник, будто в пролитый дурман,
Шагнул с тропы в немую неизвестность.
Сойдя с пути, наитием одним
Перевалить пытался холм высокий,
Но трижды возникали перед ним
Клубящиеся заросли осоки.
И выходя низиной через лог
К тому же месту, только третьим разом
Узнал: ведь это Ведьмин Котелок,
Ему знакомый больше по рассказам!
И он вокруг загадочно и страстно
Кружит, как муха, в завесях тумана.
Со склона камни круглые летели,
По гиблым мхам сквозь папоротник круто
Текли ручьи к невидимой купели —
Все вниз и вниз…
Кольцо его маршрута
Разорвалось, – он вниз решил спуститься,
Он брел один, озера и болота
Тянулись вдаль, кричала в роще птица…
На валунах замшелого оплота
Упал, скользя, и вновь стремился в дали,
И пот, и кровь с лица его стекали.
И наконец, как дар самой природы,
Безумцу неожиданная милость,
Хибарка на пути его явилась,
Вела к завалам поднятой породы
Размытая в тумане колея…
Он огляделся в стороны немного —
Наезженная, кажется, дорога
Спускалась вниз, туда идти веля.
Он быстро шел в горячечном бреду,
Не зная, где к селенью отворотка,
Усталость одолела, на беду,
Но колея уверенно и ходко
Вела сквозь тьму густую, как во сне,
И вот уклон сворачивает круто,
Неясный указатель на стене:
«Семнадцать миль…» – понятно, но докуда?
Нарочно закодировали словно
Дожди и зной спасительное слово.
Не разобрать годами стертый слог,
Он глянул на табличку с разворота
И обнаружил: «Ведьмин Котелок»,
И дальше «Миля»: – Только и всего-то,
А выбирался добрых два часа!
Здесь приложил из местных кто-то руку,
Поддев на стрелку дохлую гадюку…
Ревело стадо, падала роса.
Гнев одолел его…
КОНЕЦ ПЬЕСЫ
Из Роберта Грейвза
Конец блаженным играм навсегда!
А люди видят (впрочем, не любые),
Марии, словно в прежние года,
Одежды в небе чисто голубые.
Я знаю, наше время не прошло —
Среди цветов, не думая о хлебе,
Беспечно в травах нежится оно,
И вера обретается на небе.
Как будто свыше зеркало и эхо
Для нас судьбу елейно отражали…
А это гласу высшему помеха,
Как плач слепца беспомощный и жалкий.
Уходят грезы… Что же, не пристало
Молочный зуб оплакивать, взрослея,
Но вот уж ропщут многие устало
И ждут с небес привычного елея.
Мы непорочны, значит мало проку
Хранить тревог обманчивую рать,
И больше не считаем, слава Богу,
Что кто-то нас готовится сожрать.
От ханжества душа освободится —
Не закружат в запретном вихре танца
Ни робкие ухаживания принца,
Ни страстные объятья ловеласа.
Но лишь любовь живую с миром этим
И под секирой связывает нить,
Ее в зеркалах памяти заметим,
Спеша главу на плаху преклонить.
«ПРОДЛИТЬ УМЕРШИМ ВЫДЕЛЕННЫЙ СРОК…»
Из Роберта Грейвза
Продлить умершим выделенный срок —
Заслуга чародейства небольшая:
Подул на догоревший уголек,
Дыханием их мертвых воскрешая,
И пламя жажды жизненной разжег.
Из прошлого вернется пилигрим,
Распустятся усохшие надежды —
Его перо послужит и двоим,
Лишь подпишись он, как бывало прежде,
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/stanislav-viktorovich-hromov/zvezdy-mirovoy-poezii-43018338/chitat-onlayn/?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Станислав Викторович Хромов
Книга «Звезды мировой поэзии» включает переводы стихов известных поэтов Латинской Америки, США, Азии и Европы 20 века, ранее не переводившихся на русский язык.
Звезды мировой поэзии
Станислав Викторович Хромов
Редактор Алексей Германович Виноградов
© Станислав Викторович Хромов, 2024
ISBN 978-5-0050-0404-8
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Звезды мировой поэзии
Переводы разных лет
Станислав Хромов
В книгу переводов разных лет величайшего русского поэта начала 21 века Станислава Викторовича Хромова включены стихотворения лучших мировых поэтов 20 века.
Переводы Станислава Хромова сохраняют неизменным как поэтический строй, так и смысл оригинала.
ИЗ СЕРДЦА…
За всю свою теперь уже долгую жизнь я не нашел ни одного объективного критерия искусства. Поэтому всегда смущаюсь, когда требуется высказать собственное мнение о культуре, искусстве, литературе. Мне нечего сказать, за исключением «нравится – не нравится». Но это мое личное, субъективное мнение, а оно никого не интересует. Слишком жестокая борьба за внимание людей идет в современном мире, слишком слабо и недееспособно искусство вообще. И все же, позволю себе предложить читателю небольшую заметку о стихотворных переводах, о которых, собственно говоря, сказано уже немало. Или почти все… Итак, суть вопроса я проговаривать не стану, не считаю себя настолько компетентным специалистом и авторитетным литератором. Гораздо уместнее, по моему мнению, привести слова одного из наиболее уважаемых мною метров отечественного перевода С. Я. Маршака. В своем письме он говорит: «степень вольности и точности перевода может быть различная – есть целый спектр того и другого. Важнее всего передать подлинный облик переводимого поэта, его время я национальность, его волю, душу, характер, темперамент. Переводчик должен не только знать, что сказал автор оригинальных стихов, – например, Гейне или Бернс, – но и что, какие слова этот автор сказал бы и чего бы он сказать не мог». Лучше, по-моему, не скажешь.
Что касается моих собственных переводов, то я никогда не пытался «переталмачивать» стихотворные тексты слово в слово – это бессмысленно. В таком случае можно ограничиться подстрочником. Я никогда во время работы не думал о читателе – это убивает поэзию. Никогда не писал стихов и не делал переводов за деньги, зарабатывать стараюсь на другом поприще. Не всегда успешно…
Но, тем не менее, поэзией не зарабатывал никогда. Перевожу только то, что мне нравиться, что близко мне. И перевожу так, как мне нравится. А это не всегда соответствует устоявшимся критериям переводческого «ремесла», поскольку между современным человеком и оригиналом лежат, порой, необозримые временные дистанции. Даже ведь и на родном русском языке кто будет наслаждаться сегодня стихами Тредиаковского, Ломоносова или Батюшкова? Их знают специалисты, а моя задача – чтобы стихи давно ушедших от нас поэтов знали мои современники! Страна и эпоха здесь не имеют большого значения, поскольку искусство – субстанция общенациональная. Однако, есть одно обязательное условие для меня. Читая переводы, например, Бодлера, или Рембо, или любые другие, читатель должен знать, что именно ЭТО написал Бодлер, и именно ТАК, как изложено здесь. В той самой коннотации, в тех же семантических полях. Это первое.
Ну и второе, это конечно, задача перевода. Считаю, что культура всегда первична, скажем, культурные аспекты общественного развития Франции вплоть до сегодняшнего дня во многом определяют настоящее положение современного французского общества. А чтобы не повторять ошибок других народов, необходимо знать их культуру изнутри. Лично мне неприятен, и где то крайне неприятен нравственной код французской поэзии в целом, и декаданс «проклятых поэтов», в частности. Но так уж устроен, мир, что невозможно обойти стороной или игнорировать общее течение мирового культурного процесса… Но это к слову.
Так уж вышло, что последние лет пятьдесят россиянам было не до поэзии, а переводы многих иностранных поэтов, в том числе французских, делались мастерами слова сто и более лет назад. Естественно, что современная молодежь ни под каким видом не воспринимает их, они не цепляют душу современного человека в силу своего «устаревшего» изложения. О собственном видении поэзии говорить не стану, поскольку, чтобы сказать об этом коротко, мне потребуется очень много времени… К тому же, природа поэзии, как я считаю, пока не выяснена, не описана, не изучена.
В хартии международной федерации переводчиков отмечается, что «переводческая деятельность на сегодняшний день является постоянной, универсальной и необходимой во всем мире, делая возможным интеллектуальный и материальный обмен между нациями, она обогащает их жизнь и способствует лучшему пониманию среди людей». Трудно не согласиться, хотя, в целом, считаю данный «документ» пустой тратой слов и времени, направленной на ограничение беспристрастного выбора, прав и свобод личности в современном мире…
Ну да Бог с ним, меньше всего переводчик думает о каких-то хартиях, берясь за работу. О читателях, как я уже заметил, тоже мыслей немного. Труд литератора, это ведь почти физическая потребность, как пить и есть, спать, заниматься спортом или сексом… Кстати, последнее в сравнении ближе всего к действительности. Отсюда, наверное, и качество поэзии, страсть, любовь, чувства. Ведь им покорны все возрасты и все народы. Это может почувствовать каждый читатель через «мертвые», казалось бы, пожелтевшие страницы. Например, Гнедич переводил «Илиаду» с подлинника, он хорошо знал древнегреческий язык. А вот Жуковский древнегреческого не знал, делал свой перевод «Одиссеи» с подстрочника. Но насколько разнятся по качеству, по стилю и страсти эти два произведения Гомера в русском варианте! А бывает и так, что переводы поднимаются выше оригинала и становятся главным произведениями автора. О баснях дедушки Крылова промолчу. «Лолиту» переведенную самим автором на русский язык даже не вспоминаю. Скажу о переводе Наума Гребнева стихотворения «Журавли», положенном на музыку Яном Френкелем. Кто знает, что в оригинале написал Расул Гамзатов на своем аварском языке? Зато песню «Журавли» знают и любят теперь все!
И последнее. Поэт ведь может впитывать мировую культуру и трансформировать ее в себе. И затем выдавать собственные, оригинальные и одновременно великие произведения…
С этим не поспоришь, наверное, – сложно спорить с графоманами, поэтому могу сказать, в данном случае, только о себе. Если я брался за перевод какого либо стиха, то это значит, что он глубоко задел меня. Задел настолько, что лучше я сказать не смогу, а хуже – не хочу. Я испытываю чувство огромной признательности этому человеку, но не только. Я благодарен тем, кто приобщил меня к мировой культуре, истории, искусству – тем, кто сделал эту радость доступной для меня – своим родителям, наставникам, учителям. И я чувствую также некие обязательства перед ними и обществом в целом – пронести эту культуру и передать следующим поколениям. Одна из таких людей, мой преподаватель Галина Яковлевна Гиевая, лучший учитель всех времен. Благодаря ей я еще совсем молодым человеком понял силу и высокое назначение мировой истории и культуры. Мог бы много рассказать об этой без преувеличения выдающейся женщине. Надеюсь, что она жива и здорова, живет в Дмитрове. Думаю, очень повезло тем детям и их родителям, которые отдали своих детей в ее школу.
Я всегда говорил друзьям – поэтам: не будет среди нас Пушкина, Лермонтова, Блока… Мы пройдем это тяжелое для России время незамеченными. Но мы должны, просто обязаны сохранить на нашей земле отечественную и мировую культуру – для идущих за нами. Как сделали это наши братья в огненные революционные годы, в страшные времена сталинских репрессий, в мутное стеклянное время застоя. Они, эти люди любили нас, они надеялись, что и мы будем так же любить следующих…
Я написал эти строки не задумываясь о последствиях, мне тяжело о них думать. Многое утеряно в моей беспокойной жизни, но то, что осталось, хочу предложить на суд читателя. Я написал эти строки честно и наивно, не вдаваясь в наукообразные подробности. И прямо сейчас посылаю их издателю, чтобы я сам ничего не смог бы уже исправить или убрать из них… Это – как пишется настоящее стихотворение – из души, из сердца, на одном дыхании!
Переводы разных лет
РУБИН И АМЕТИСТ
Из Роберта Грейвза
Две женщины: одна как хлеб насущный
До века предана семье,
Две женщины: прекрасная другая
В любви верна самой себе.
Две женщины: одна как хлеб насущный
Не подведет и не предаст,
Две женщины: прекрасная другая
В любви поклясться повода не даст.
Одна из них – рубин почти чистейшей,
А люди принимают за вранье
Ее простые искренние речи,
И не положат глаза на нее…
Две женщины: одна как хлеб насущный
Ценней иных в селенье и важней,
Две женщины: прекрасная другая
Презрела славу, шедшую за ней.
И в аметисте розовые грани
Смешали рай и ад, —
В них пропадают, как на поле брани,
Там нет пути назад.
То женственности тайный ореол,
Сокрытый от мужчины,
Как ласточки полет над головой
Для нас без видимой причины.
Две женщины: одна как хлеб насущный
Сильней в года лихие,
Две женщины: прекрасная другая
В себе таит свои стихии.
ТАЙНАЯ СТРАНА
Из Роберта Грейвза
У каждой женщины-царицы
Загадочное царство есть,
Оно охотнее ей снится,
Чем мир, успевший надоесть.
Когда дома уснут за дымкой,
Оставив книгу и шитье,
Она полночной невидимкой
Скользнет в урочище свое.
Замкнет узорные ворота
На них, глаза свои прикрыв,
Напишет, кто, какого рода,
И выйдет к речке на обрыв.
Явится конь, и это значит,
Ее порыв неукротим —
Бежит, потом летит и скачет
По всем владениям своим.
Велит траве тянуться выше,
Бутонам лилий – расцветать,
Накормит рыбок, чуть колыша
Воды серебряную гладь.
Сажает рощи, строит села,
Чтоб был прекрасен этот вид
Ручьем прекрасным и веселым
Звенящий луг благословит.
И я не спрашивал вовеки,
Какой закон у ней и суд.
Какие горы там и реки
В стране загадочной текут?
Нет, я в ночи за ней не крался,
И не пускался на обман,
И у ворот не отирался,
Смотря сквозь призрачный туман.
И обещала не за то ли
Мне подарить, когда умру
С дворцом, невиданным дотоле,
Соседний дом, чтоб поутру
Там колокольчики звенели,
И было вольно всем цветам…
Что ж, я не против, в самом деле,
Быть может, встретимся мы там.
ВЕДЬМИН КОТЕЛОК
Из Роберта Грейвза
Невесть откуда выползший туман
Вдруг заволок исхоженную местность…
И путник, будто в пролитый дурман,
Шагнул с тропы в немую неизвестность.
Сойдя с пути, наитием одним
Перевалить пытался холм высокий,
Но трижды возникали перед ним
Клубящиеся заросли осоки.
И выходя низиной через лог
К тому же месту, только третьим разом
Узнал: ведь это Ведьмин Котелок,
Ему знакомый больше по рассказам!
И он вокруг загадочно и страстно
Кружит, как муха, в завесях тумана.
Со склона камни круглые летели,
По гиблым мхам сквозь папоротник круто
Текли ручьи к невидимой купели —
Все вниз и вниз…
Кольцо его маршрута
Разорвалось, – он вниз решил спуститься,
Он брел один, озера и болота
Тянулись вдаль, кричала в роще птица…
На валунах замшелого оплота
Упал, скользя, и вновь стремился в дали,
И пот, и кровь с лица его стекали.
И наконец, как дар самой природы,
Безумцу неожиданная милость,
Хибарка на пути его явилась,
Вела к завалам поднятой породы
Размытая в тумане колея…
Он огляделся в стороны немного —
Наезженная, кажется, дорога
Спускалась вниз, туда идти веля.
Он быстро шел в горячечном бреду,
Не зная, где к селенью отворотка,
Усталость одолела, на беду,
Но колея уверенно и ходко
Вела сквозь тьму густую, как во сне,
И вот уклон сворачивает круто,
Неясный указатель на стене:
«Семнадцать миль…» – понятно, но докуда?
Нарочно закодировали словно
Дожди и зной спасительное слово.
Не разобрать годами стертый слог,
Он глянул на табличку с разворота
И обнаружил: «Ведьмин Котелок»,
И дальше «Миля»: – Только и всего-то,
А выбирался добрых два часа!
Здесь приложил из местных кто-то руку,
Поддев на стрелку дохлую гадюку…
Ревело стадо, падала роса.
Гнев одолел его…
КОНЕЦ ПЬЕСЫ
Из Роберта Грейвза
Конец блаженным играм навсегда!
А люди видят (впрочем, не любые),
Марии, словно в прежние года,
Одежды в небе чисто голубые.
Я знаю, наше время не прошло —
Среди цветов, не думая о хлебе,
Беспечно в травах нежится оно,
И вера обретается на небе.
Как будто свыше зеркало и эхо
Для нас судьбу елейно отражали…
А это гласу высшему помеха,
Как плач слепца беспомощный и жалкий.
Уходят грезы… Что же, не пристало
Молочный зуб оплакивать, взрослея,
Но вот уж ропщут многие устало
И ждут с небес привычного елея.
Мы непорочны, значит мало проку
Хранить тревог обманчивую рать,
И больше не считаем, слава Богу,
Что кто-то нас готовится сожрать.
От ханжества душа освободится —
Не закружат в запретном вихре танца
Ни робкие ухаживания принца,
Ни страстные объятья ловеласа.
Но лишь любовь живую с миром этим
И под секирой связывает нить,
Ее в зеркалах памяти заметим,
Спеша главу на плаху преклонить.
«ПРОДЛИТЬ УМЕРШИМ ВЫДЕЛЕННЫЙ СРОК…»
Из Роберта Грейвза
Продлить умершим выделенный срок —
Заслуга чародейства небольшая:
Подул на догоревший уголек,
Дыханием их мертвых воскрешая,
И пламя жажды жизненной разжег.
Из прошлого вернется пилигрим,
Распустятся усохшие надежды —
Его перо послужит и двоим,
Лишь подпишись он, как бывало прежде,
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/stanislav-viktorovich-hromov/zvezdy-mirovoy-poezii-43018338/chitat-onlayn/?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Станислав Хромов
Тип: электронная книга
Жанр: Стихи и поэзия
Язык: на русском языке
Издательство: Издательские решения
Дата публикации: 30.05.2024
Отзывы: Пока нет Добавить отзыв
О книге: Книга «Звезды мировой поэзии» включает переводы стихов известных поэтов Латинской Америки, США, Азии и Европы 20 века, ранее не переводившихся на русский язык.